Ветерок гонял сухие листья, поднимая пыль, норовя запорошить глаза. Бледное оранжевое солнце низко нависало над унылым горизонтом, и его рассеянные лучи не давали тепла, и, казалось, прощаются навсегда с людьми. Осень…
     Сергей медленно брел по парку, разгребая ногами наваленную грудой сухую ломкую листву. Он любил осень - но она всегда наводила его на печальные мысли. Особенно с недавней поры, когда - это было два месяца назад - ему стукнуло девятнадцать лет. В голову настырно, как непрошеные ночные гости, ломились непонятные, а оттого пугающие мысли о том, что детство кончилось, нужно что-то решать. Мысли столь навязчивые, что избавиться от них не было не желания, ни физических сил. И они, эти мысли, вели себя в его мозгу так, словно были там полноправными хозяевами, и в такие минуты на душе становилось неспокойно, тревожно, тоскливо. И когда становилось невыносимо от непонятной, тревожной, рвущей на части душу, боли, Сергей срывался из дома и шел, сам не зная куда. Куда глаза глядят...
     Вновь хотелось стать ребенком. Вольным и свободным ребенком, который в свободное от школы и уроков время бродит в одиночку по городу, открывая каждый раз новые тайны Днепропетровска - города удивительного, родного, бесконечного... Но детство ушло - за далекий горизонт. И город стал очень маленьким, хотя он и рос вместе с Сергеем, осваивая новые территории за старыми городскими границами.
     Сергей вышел на набережную - тихую, уютную, недавно отреставрированную. Как красив все-таки этот город! Вспомнят ли камни, которые лежат у реки, что когда-то, много веков назад, мимо них проходил Сережа, молодой человек лет двадцати, который почему-то потерял интерес к жизни? Конечно, не вспомнят. Мало ли людей прошло мимо этих камней за столько лет...
     Сергей подошел к парапету набережной, облокотился на фигурную металлическую решетку. Влажный метал неприятно холодил ладони, и колкий озноб быстро перебрался с локтей на лопатки. Сергей поежился. Но не убрал ладони с холодного железа. Пусть все будет так, как и есть... Ему не хотелось сейчас никого видеть, не хотелось ни с кем разговаривать. Он хотел только одного - остаться наедине с самим собой.
     - Серый?
     Как всегда - не хотел никого видеть. Но в Днепропетровске живет куча друзей и знакомых. Которых он сейчас совсем не хочет видеть...
     Сергей обернулся. В нескольких шагах от него стоял паренек лет двенадцати. Куртка расстегнута, из-под нее проглядывает неслабый свитерок вертикальной вязки, ярко-красный и по-видимому безумно дорогой. Дорогие шмотки всегда видны, они обращают на себя внимание, даже если "косят" под дикий ширпотреб...
     - Сережка, ты? - переспросил парень. Голос звучал не очень уверенно.
     Сергей внимательно всмотрелся в лицо мальчика и, изумленный, но еще не до конца осознавший, кто перед ним, оторвался от парапета и импульсивно шагнул к нему. Большие зеленые глаза, аккуратная пацанская стрижка черных волос. Задумчивая, чуть грустная улыбка... Это слишком невероятно, чтобы оказаться правдой! Такие совпадения случаются только в «мыльных операх» - пустых, занудных и глупых.
     - Вовка? - неуверенно выдавил из себя Сергей.
     Пацан стояла напротив Сергея, всего в трех шагах от него, спрятав руки в широкие карманы серой курточки, как и свитер, не самой дешевой.
     - Привет, - произнес он тихим голосом, от звуков которого Сергей начал таять, как девочка-снегурочка, пригретая весенним солнцем.
     - Здравствуй, - смущенно проговорил он, чувствуя необъяснимое волнение. - Сколько лет, сколько зим, - зачем-то выдал он эту совсем уж банальную фразу.
     .... А ведь он ничуть не изменился, - мелькнула теплая, нежная мысль. Такой же худенький. Тоненький, как лесная былинка. Только вот ухо проколол. Это, кстати, ему очень идет... Ножки скрыты под в меру широкими штанами-"трубами", на ногах - серо-сине-черные кроссовки. Тридцать восьмой. Мой любимый размер, как говорил один осел...
     Ослом себя сейчас Сергей и чувствовал.
     Сергей почувствовал, как бешено и тревожно застучало сердце - как перед первым поцелуем... Кажется, его громкие удары слышны не только на тихой днепровской набережной, - весь город, все его широкие современные проспекты, проложенные через старые улочки, и все старинные улочки, еще не раскромсанные под натиском современных проспектов; все площади и набережные - кажется, слышат сейчас эти неровные удары. Сергей скрестил руки на груди, чтобы унять обезумевшее сердце. Но руки предательски дрожали. Дрожали мелко, словно после долгой, завершившейся заполночь, пирушки с друзьями. Сергей смущенно убрал руки за спину.
    

    
     - Ты чего стоишь тут один такой невеселый?
     И Сергей увидел, что печальные, готовые в очередной раз пролиться потоками слез глаза мальчика засияли нежной улыбкой. И Сергею было очень приятно оттого, что этот паренек, такой потерянный и одинокий, сейчас улыбается ему, а в его зеленых глазах загорается радостный огонек надежды - надежды на то, что все будет хорошо...
     Такой потерянный и одинокий...
     Как он сам.
    

    
     И вот он снова видит эти глаза. Незабываемые глаза. Глаза, которые часто снились ему все это время. И Сергей снова готов утонуть в зеленом омуте этих глаз, захлебнуться в них, пытаясь отыскать в их глубине то новое, прежде незнакомое, что появилось за прожитые дни. Прочитать письмена прожитой жизни, отыскать следы тревог, надежд и сомнений... Но зеленые глаза Вовы глядели на него, как и прежде - доверчиво и нежно. Но уже и задумчиво-печально, как смотрят на старые школьные тетради.
     - Как жизнь? - смущенно спросил Сергей, понимая, что вопрос этот звучит излишне искусственно, если сказать нелепо. И что он должен найти какие-то другие слова. Но в голове царила пустота - как в банковском сейфе, очищенным от банкнот умелым медвежатником.
    
     - Жизнь как жизнь, не слишком хорошая, но и не слишком плохая, - улыбнулся Вовка, цитируя Мопассана. Роман «Жизнь». Да еще и в свое время основная присказка Сергея.
     - Скорее хорошая, чем плохая, - заметил Сергей, скользя по шмоткам взглядом. - Твой купил?
     - У меня нет никаких моих, - спокойно ответил Вовка, опустил голову, но Сергей успел заметить, как по его лицу быстро промелькнула серая тень.
     - Что ж так? Ты же, помнится, уехал в Донецк с этим кадром... Как его...
     Сергей не знал имени этого кадра. Просто нужно было держать спокойный тон, - что было - быльем поросло.
     - Мы давно уже разошлись, - тихо сказал Вовка. Было видно, что эта тема ему неприятна.
     - Не сошлись характерами, стал быть? - спросил Сергей.
     - Не сошлись, - кивнул Вова. - Давай не будем об этом...
     - Давай не будем, - легко согласился Сергей. - Но друг-то крутой у тебя наверняка есть? Или ты сам на это все заработал? Честным ночным трудом...
     Сергей осекся, почувствовав, что помимо воли произнес последнюю фразу пошлым тоном. Словно он имел права на этого парня, и теперь хотел в чем-то обвинить его. Словно именно он был виноват в том, что так быстро и нелепо проносится за спиной жизнь - без пауз и остановок. Жизнь, не слишком хорошая, но и не слишком плохая. Скорее всего - плохая, чем хорошая....
     Сергей испугался, что Вовка сейчас обидится на него. И не просто обидится, а, повернувшись, уйдет. Он такой. Уйдет из его жизни - снова навсегда. Как почти год назад, после той нелепой и глупой ссоры, когда Сергей, не сдержавшись, наговорил Вовке ворох обидных слов, срывая на любимом свое плохое настроение...
    

    
     Лето пролетело незаметно. Сергей даже не почувствовал его. То есть, конечно, в памяти остались жаркие деньки, и выезды на игры, и многое другое - но сентябрь подкрался незаметно, и лето кончилось. Что показалось Сергею очень странным - раньше, в детстве, лето длилось гораздо дольше. Правда, и тогда лето имело странную особенность - кончаться неожиданно. Но трех летних месяцев с лихвой хватало на кучу самых разнообразных дел - на игры с друзьями, на чтение книг, на поездку с родителями к бабушке. А в этот раз хватило времени только на то, чтобы закончить не очень объемную повесть... Повесть, кстати, вышла неплохой. Так, по крайней мере, показалось Сергею... Однако его мучила тревога: что же, теперь так будет всегда - детство, когда дни тянулись бесконечно, ушло, и теперь время, словно желая оправдаться за прежнюю медлительность, начало убыстрять свой ежедневный бег, и когда-нибудь Сергей с ужасом поймет, что уже не замечает не только, как прошло лето, но и как пролетел очередной - который по счету? - короткий год...
     Потому что 365 дней - на самом деле это так мало.. Мало для жизни. Короткое мгновенье, если сравнивать с вечностью. С той вечностью, которая ждет всех нас в конце пути...
     .... Он очень хотел его увидеть, но понимал, что за это время он мог забыть его - ведь между ними не было ничего серьезного. Ну, утешил после приема, чаем напоил, - но это совсем не означает, что Вовка должен влюбиться в него с первого взгляда. Или даже со второго...
     Сергей увидел его. В классических джинсах и белой футболке, которые подчеркивали в солнечных лучах его невысокую худенькую фигурку, он, казалось, светился, казался агнелом, спустившимся с облаков, нанесенных нежными мазками кисти художника на синем холсте небосвода.
     - Привет, - сказал Вовка, поравнявшись с Сергеем.
     - Привет, - ответил он.
     Они обменялись приветствиями, как и десятки других знакомых друг другу людей. Но теперь Сергей, увидев взгляд зеленых глаз Вовки, уже знал, что он не забыл его слов. И что сейчас не только он, но и Вова, - вложили в это короткое, но очень емкое слово - «Привет!» - гораздо больше смысла, чем могло показаться на первый взгляд. И поэтому теперь между ними все будет иначе...
     Он смотрел на него снизу вверх, чуть запрокинув голову. Зеленые глаза сияли радостным блеском, на губах блуждала приятная, возбуждающая желание нежно прикоснуться к ним своими губами, улыбка. Сердце Сергея забилось еще быстрее - словно курьерский поезд промчался по рельсам, погромыхивая на неплотных стыках, и Сергей почувствовал себя смущенным. С минуту они стояли напротив, глядя друг другу в глаза, и мимо них втекали в дверь подъезда волны людей. А Сергей ничего не замечал вокруг себя. Кроме Вовки...
     - Ну, пошли, что ли, - наконец сказал малыш, продолжая улыбаться. - Типа, это... Чаю хочешь?
     - Пошли, - улыбнулся в ответ Сергей. - Хочу! - запоздало ответил он. Мозг не хотел работать, а хотел просто наслаждаться видом парнишки, такого дорогого...
    

    
     ...Ничего у него с Вовкой еще не было, и он не хотел признаваться никому из знакомых "в теме", что не может вот так запросто, как другие, затащить понравившегося ему мальчика в постель. Тем более, такого... Местные бомжата утверждали, что Вовка - мальчик весьма свободного поведения и умудрился переспать чуть ли не со всем городом. Сергей понимал, что в их словах есть доля правды - если не вся правда. Он знал, насколько свободны нравы, царящие в том мире, однако его не интересовали сплетни и пересуды. Он любил Вовку. И тот любил его... Так ему тогда казалось...
    

    
     ... Он помнил их первый поцелуй. Поцелуй горячий и нежный. Заставляющий возбужденно, с сухими перебоями, стучать сердце. Обещающий нечто ранее неизвестное, но тем не менее страстно желаемое - то, о чем начинают грезить еще подростком, в один упоительно странный миг осознав, что ...
     Осознав, что не все то, что не принято - неправильно.
    

    
     Сергей и Вовка медленно шли по тусклому дворику, Сергей даже уже и не помнил куда. Шли рядом, слегка касаясь друг друга локтями. Как всегда, о чем-то разговаривали... Сергей смотрел на Вовку, любуясь его лицом, на которое мягко падали солнечные блики, и его зеленые глаза нежно светились неземным, волшебным сиянием.
     - Ты очень быстро идешь, - вдруг сказал Вовка. Сергей удивился - он шел не очень быстро, скорее - наоборот, очень медленно. Зачем ему куда-то спешить, если рядом с ним идет мальчик, о котором мечтал всю жизнь? Который любит его? Но тем не менее он замедлил шаг. Остановился.
     Остановился и мальчик. На нем были штаны-милитари, защитного зеленого цвета. Но Сергею почему-то казалось, что на Вовке сейчас его любимые шорты черного цвета с логотипом "МЮ", которые открывают ноги выше колен. А колени у Вовки маленькие, круглые, гладкие. Так и хочется коснуться... И провести ладонью чуть дальше. Выше по ноге...
     ...Штаны чуть оттопыривалось в том месте, где скрывались от постороннего взгляда мальчишеские гениталии. А Сергей, стоя рядом с ним у лавочки в углу темного двора, не мог оторвать взгляда от этой невидимой за покровом одежды детали, которые влекли его, заставляя терять голову.
     ...Они стояли и молча смотрели друг на друга. И понимали друг друга без слов. Сергей даже не заметил, как ладони Вовки сомкнулись у него за спиной. А его ладони оказались у мальчика на плечах. И как впервые встретились их губы... Первый поцелуй получился жарким, страстным, испепеляющим. Сергей на всю жизнь запомнил его терпкий, но такой сладкий вкус. Запомнил он и то, что вскоре последовало за поцелуем. Два дня спустя.
    

    
     Этот сумеречный ноябрьский вечер принадлежал только им двоим. Они пили чай с клубничным вареньем. За чаем разговаривали. О чем угодно, но только не о том, что вскоре должно было между ними случиться. Они беседовали о новых книгах, фильмах, обсуждали политические темы, войны, и Вовка никак не мог понять, почему так произошло. Он боялся, что мир будет распадаться и дальше, и когда-нибудь война придет и в Украину. И тогда будет совсем страшно...
     С плакатов на стене на них смотрели футболисты "МЮ". Шорты с аналогичным логотипом соблазнительно открывали стройные худенькие ножки и круглые коленки. Вовка сидел на стуле, усевшись на согнутую в колене левую ногу, и Сергей все смотрел и смотрел на его маленькое колено, никак не решаясь дотронуться до него. Когда допили чай, Вовка включил магнитофон, легко вспорхнув со стула. Он старательно выбрал в плей-листе ВинАмпа песню "Нау" "Тихие игры" и откинулся в кресле. Он прикрыл глаза, на губах заиграла улыбка, и Вовка начал тихо подпевать Бутусову, отбивая ногой ритм.
     - Вовчик, - позвал Сергей и сел на подлокотник кресла. Но он поднес к его губам ладонь и тихо сказал:
     - Погоди...
     Сергей понял, что сейчас Вовка захвачен в плен песней. Он сидел рядом с ним, видел его одухотворенное лицо, его глаза сияли внутренним светом, а улыбка была зовущей, чарующей... Сергей понимал, что его малыш совсем не рисуется перед ним, не старается казаться чистым и романтичным - потому что он такой и есть.
     - Почему тебе так нравится эта песня? - спросил Сергей.
     Вовка серьезно посмотрел на Сергея, слегка нахмурил брови и спросил:
     - А тебе разве не нравится?
     - Ну, нравится, - отчего-то стушевался Сергей, - но не так, как тебе...
     Зеленые глаза мальчика потеплели:
     - Я с детства эту песню люблю, - сказал он. С детства, надо же... - У нас в Дружковке друг один мой любил ее тоже. У него я ее и услышал.
     - Ты вернешься домой? - вдруг спросил Сергей.
     - Вернусь? - Вова ненадолго задумался. - Не знаю. Я не люблю город. У нас суеты меньше как-то...
     Бутусов допел песню. Малыш побежал к компьютеру, выбирать еще чего-то, а Сергей сел в освободившееся кресло, нагретое таким родным и желанным телом. Зазвучали "Прогулки по воде".
     Вова подошел к нему и положил на плечи ладони, опершись почти всей массой тела. Сергей понял, что сейчас растает от его прикосновения, и, боясь встретиться с Вовкой взглядом, приобнял и посадил на правую ногу лицом к себе. Щеки Вовки горели бордовым румянцем, волновался и Сергей, понимая, что это не просто так, как всегда, а прелюдия к тому неизбежному, что непременно должно произойти между ними через несколько мгновений.
     Сергей не знал, что у них получится и как, и сможет ли он не убить ту любовь. Любовь нежную и страстную.
     - Что ты на меня так смотришь? - весело спросил Вовка, наклоняя голову голову. - Ты меня смущаешь...
     - Еще не известно, кто кого смущает, - проговорил Сергей, понимая, что эта словесная пикировка - продолжение прелюдии.
     Он почувствовал легкое прикосновение к груди - малыш слегка прижался к нему. Сергей непроизвольно крепко сжал объятия, чтобы сильнее ощутить его тепло, и услышал:
     - Ты чего прижимаешься?
     Сергей испуганно прекратил сжимать объятия. Он чувствовал, что его щеки горят ярким пламенем.
     - Я не прижимаюсь, - пробурчал он, пугаясь, что сказка закончилась, так и не успев начаться...
     Но когда он поднял глаза на Вовку, то по его теплому взгляду понял: малыш будет совсем не против, если он еще раз прижмется к нему. Совсем не против. Наоборот...
     ....А потом все случилось как в сказке - само собой. Сначала они робко целовались. Вовка сидел у Сергея на коленях, прижимаясь к нему всем своим маленьким, почти невесомым телом, и Сергей чувствовал маленькие бугорки вовкиной попы, упругий член, которые еще были скрыты беленькими трусиками... А под трусиками, разумеется, ничего не было - кроме самого Вовки. Сергей видел свое отражение в больших - как небо - глазах малыша, чувствовал за своей спиной его ладони... Он нежно касается губами его тоненькой шеи.... Крепко-крепко сжимает его в своих объятиях... чувствует на своей ноге бугорки его попы.... На Вовке уже нет трусиков... когда он успел их снять?.. когда сам Сергей успел снять футболку?.. У Вовки член тоненький, как он сам, подростковый... но такой горячий, обжигающий... как огонь, если не успеть вовремя отдернуть руку...
     А потом Сергей почувствовал себя парящим над облаками. Он летел над землей, и ему не хотелось опускаться с заоблачных высот... А когда он все-таки спустился на землю и осознал себя лежащим рядом с мальчиком, который только что помог ему воспарить над грешной землей, когда увидел его нежный взгляд - то понял, что станет самым счастливым человеком на свете, если эта секунда будет длиться вечно. А пока он лежал рядом с Вовой, утомленный, но ничуть не уставший, и его рука гладила грудь малыша. Он ласкал Вовку, а тот прижался к нему губами, щекотно касаясь губами шеи. И Сергей не сдержался - закрыл сладким и горячим поцелуем его мягкие губы, с готовностью раскрывшиеся ему навстречу. Еще несколько мгновений они упоительно целовались, и правая рука Сергея гладила попку Вовы, проникая между двух половинок, нежно и робко, а руки Вовы ласкали его чуть пониже живота, порождая ощущение не высказываемого блаженства.
     Но поцелуи и ласки, даже самые долгие и страстные, не могут длиться вечно. Когда их губы разъединились, и Вовка накрыл своей маленькой ладонью руку Сергея, ласкавшего его грудь, - Сергей впервые услышал, как гулко, жадно и обнадеживающе бьется под его смелыми пальцами маленькое любящее сердце...
    

    
    
     Уже потом, когда Сергей вспоминал Вовку, он пытался понять: а было ли это в действительности? Был ли их первый поцелуй во дворе? Было ли все остальное? Или он придумал все - в горькие минуты невыносимого одиночества, когда накатывала ядовито-желтая тоска, и хотелось стать волком и выть на луну... Сергей не понимал, почему ему в голову лезут такие мысли. Было - не было... Ведь если следовать нормальной логике, то в памяти остается только то, что случилось на самом деле. А так называемая «ложная память» - и не память вовсе, а так - фантазии. Сергей помнил в мельчайших подробностях тот вечер. Помнил сладкое ощущение поднебесного полета. И помнил, что верил, - теперь так будет всегда - потому что теперь с ним всегда будет Вовка.
     Его Вовка. Его малыш...
    

    
     А потом наступил тот черный день. Восемнадцатое ноября... День, расколовший на две части жизнь Сергея. И если до этого дня Сергей жил надеждой и верой, то после не осталось ничего. Только пустота в душе. И саднящая боль, перемешанная с горечью от потери...
     Вовка и Сергей поругались. Виноват был Сергей. Не сумел сдержаться и сорвал на малыше свое плохое настроение и поганое состояние. Обложил - при всех друзьях... И малыш перестал с ним разговаривать. Перестал замечать его. А Сергей, силя на работе, все вспоминал его зеленые глаза, маленький курносый носик, мягкие бледно-алые губы... Особенно отчетливо память рисовала ему картины того вечера, когда они стали близки....
     Сергей понимал, что между ними все кончено. В тот самый день, в первый день в больнице, когда он дал задание другу по имени Игорь отправить Вовку обратно в Дружковку. Тот закапризничал, а может просто не так понял. Не отправляю я тебя, дурашка, не спихиваю! Где ты жить будешь, пока я тут? Как ты жить будешь, пока я тут? И Сергей не сдержался.
     Вова отвернулся, пряча слезы, и Сергей долго пялился ему в темноволосый, аккуратно коротко стриженый затылок. Темные волосы, которых он уже никогда не коснется ладонью. Такое гнусное предчувствие шевельнулось в душе Сергея.
     Следующие три дня Сергей провел под капельницами, почти не приходя в сознание.
    

    
     На душе и так было тошно. И тоскливо...
     Нет его. Забрал какой-то новый кумир. И все. А Сергей остался только с фотографией. Как назло, на этой фотке Вовка получился просто как в жизни - снимал друг, профессиональный фотограф. Если б кто знал, как это - умирать от того, что его рядом нет, и никогда уже, наверное, не будет.
    

    
     - Он же тебя, дурака, любит...
     Игорь развернулся, отвернувшись, быстро пошел по коридору. Наверное, чтобы не услышать, что ему ответит Сергей. Чтобы оставить за собой последнее слово...
     - Это не мои проблемы, - крикнул Сергей вслед Игорю, ощущая себя предателем, который сжег последний мост, по которому он еще мог вернуться и смыть позор. Игорь, не оборачиваясь, на мгновенье застыл на месте, повел плечами. И быстро скрылся за углом дома. А Сергей остался сидеть на прежнем месте, не понимая, почему фраза Игоря его совершенно не взволновала. Оставила равнодушным...
     Наверное он уже принял решение - забыть Вовку. Похоронить его образ в своей душе. Вычеркнуть из сердца любовь к нему. Забыть о нему...
     Он принял это решение, но еще не сформулировал его, потому что оно вызревало медленно, как бы исподволь, однако уже достигло той ступени своего развития, когда сердце может спокойно выдержать брошенные в лицо убийственные слова: «Он же тебя, дурака, любит...»
     Выдержало сердце. Не разбилось...
    

    
     ...Но почему ему так больно сейчас, спустя почти год, вспоминать эти презрительно брошенные в лицо слова: «Он же тебя, дурака, любит...»
     Почему на сердце наваливается такая безысходная, невыносимая тоска? Ведь прошло столько времени, у Сергея было немало мальчиков за этот год, пора бы обо всем забыть... Но - не забывается...
     «Он же тебя, дурака, любит...»
    

    
     Сергей смотрел на Вовку. Он увидел его на остановке в Днепропетровске через месяц, когда шел покупать сигареты в круглосуточный супермаркет. В полчетвертого утра. Вовка сидел с грустным видом в такой одежде, которую Сергей себе позволить не мог, а соответственно - и ему купить был не в состоянии; дорогие кроссовки, модная черная курточка с каким-то замысловатым узором на спине, красная вязанная шапочка с логотипом "NY" . Сергей сел рядом. Вовка поднял глаза...
     Сергей увидел в его зеленых глазах ожидание. И понимал, что он тоже не забыл их сказочный вечер, когда они стали близки. Когда Сергей был счастлив, и когда был счастлив Вова... Сергей только теперь понял, что в течение этого долгого, как вся жизнь, месяца, Вовка пытался сохранить в глубинах поникшей и опустевшей души светлые воспоминания о том вечере. Сергей смотрел прямо в глаза Вовке, и видел в черных зрачках свое отражение, и понимал, что мальчик прямо сейчас готов броситься ему в объятия. И в то же время он чувствовал, что малыш ждет от него первого шага навстречу. Он ждет, когда Сергей первый обнимет его, нежно прижмет к груди и поцелует в горячие губы, готовые раскрыться в ожидании нежнейшего из поцелуев. Но какое-то странное, неосознанное чувство останавливало Сергея. Никто не смог бы им сейчас помешать, никто не стал бы невольным свидетелем их примиряющего поцелуя. Поцелуя, который наверняка стал бы прологом к новым отношениям - отношениям пылким, нежным и страстным, одинаково возвышающим тела и души. Но Сергей вдруг со страхом осознал, что никогда больше не сможет обнять и поцеловать этого мальчика. За месяц что-то надломилось в его душе, и он уже стал привыкать к другому мальчику, Ярославке. А еще вспоминались слова "Его здесь нет, он уехал. - С кем? - Откуда я знаю? Кто-то богатый, на иномарке прикатил". А еще Сергей понял, что он устал. Устал ждать и надеяться. Устал верить и помнить. Устал любить....
     Сергей видел, как Вовка придвигается ближе - о Господи, неужели это его он нежно касался ладонями целую вечность назад?! Еще мгновенье - и Сергей почувствует - сквозь свитер и куртку - легкое, возбуждающее, будоражащее прикосновение. То нежное прикосновение, которое заставит Сергея забыть обо всем на свете, и ярким костром разгорится в памяти только одно воспоминание - как они лежали рядом в серой полутьме, касаясь друг друга горячими обнаженными телами, чувствуя, как им сейчас хорошо и приятно вместе...
     - Нет, - прошептал Сергей, понимая, что этим коротким, как взмах меча, словом он обрубает гордиев узел неразрешимых проблем. Не нужно сложностей с Ярославкой. Не надо думать о том кадре, которому Вовка продался.
     И вместе с тем это слово обрубает все нити, которые до сих пор связывали его и Вову.
     Услышав короткое, но хлесткое - как удар бича - слово "нет", случайно сорвавшееся с уст Сергея, Вова сразу как-то сник. Яркая улыбка серой тенью слетела с плотно сжавшихся губ. И хотя в глазах еще блестели живые искорки надежды, но и они начали медленно гаснуть, тускнея.
     Сергей и сам не понял, как у него вырвалось это короткое, но жестокое слово - «Нет».. Скорее всего, он не произносил его. Вместо Сергея это сказал кто-то другой. Тот неведомый, но всесильный, кто с недавних пор поселился в его душе и не хотел ничего менять в жизни Сергея. Как бы то ни было, но за месяц Сергей свыкся с положением вещей и уже не хотел ничего менять. Пустота в душе становилась его естественным состоянием. Его образом жизни...
     Он встал и пошел домой. Обернувшись на мгновение, он увидел, как его малыш, сдерживая слезы, бросает пару слов в мобильник - обычный 3310, телефон школьников, нервно встает и идет параллельно дороге. Внезапно подъехал "БМВ". Вовка запрыгнул туда.
     Сергей даже не смотрел на номер.
     И только дома он понял, что так и не купил сигарет...
    

    
     А сейчас они стояли на набережной. Пауза затягивалась, Сергей слишком углубился в воспоминания.
     - Этого кадра уже давно нет, - вдруг сказал Вова, - есть один хороший друг, мы уже четыре месяца живем вместе. И нам хорошо...
     - Крутой, наверное, - усмехнулся Сергей.
     - Просто бизнесмен, - ответил Вова.
     Дыхнул холодный осенний ветерок, срывая с ветвей деревьев сырую листву, поднимая пыль. В глаз Сергею угодила соринка, и он часто заморгал, чтобы убрать ее. «Еще не хватало прослезиться, - зло подумал Сергей.
     - Ну а ты как живешь? - спросил Вовка. Его голос звучал тихо.
     - Как все, кто не ездит на импортных тачках, - отчего-то зло ответил Сергей. - Ни шатко, ни валко...
     Вова нахмурился. Сергей понял, что только что сказал глупость.
     - Да ладно, чего там... Я тебя ни в чем не обвиняю. Ты живешь свою жизнь, я живу свою. И наши жизни не должны пересекаться.
     - Но мы же пересеклись, - удивился Вовка.
     - Да, - кивнул Сергей, - пересеклись. И в прошлом пересекались. И если бы я тогда не наговорил тебе гадостей... Если бы на следующий день не приехал этот хрен с мотором... Если бы... Сплошные "если бы", - Сергей обречено махнул рукой.
     Вовка просто стал рядом и приобнял Сергея левой рукой. Сергей хотел было убрать руку, но вдруг понял, что ему приятно это прикосновение. Он положил свою руку мальчику на плечо.
     Помолчали.
     - Вся наша жизнь состоит из сотен «если», - мягко сказал Сергей. - Из сотен и тысяч случайностей. А может, и не случайностей. Есть же, наверное, кто-то, я не знаю, как его назвать - Богом ли, провидением... И этот кто-то пишет книгу человеческих судеб. И что он напишет, то и происходит. А нам кажется, что жизнью движут случайности.
     - Знаешь, я случайно познакомился с Виктором.
     - Новым твоим?
     - Нет. Тем, как ты сказал, хреном с мотором, - он улыбнулся. - Хрен с мотором... Он просто... Ну, он снимает видео, пацанов подкладывает, но меня просто...
     - Угу, - Сергею не хотелось ни о чем говорить. Ему просто хотелось, чтобы это продолжалось как можно дольше, и чтобы не лопнуло сердце. Нельзя дважды входить в одну и ту же реку. Во-первых, река все равно уже будет другой. Во-вторых, нельзя возвращаться туда, где тебе когда-то было очень хорошо. Как и не надо пытаться найти старых друзей, чтобы при общении с ними не болело сердце от гнетущей ностальгии.
     - Ну, как мы с тобой.
     - Как вы сейчас.
     Вовка кивнул, не заметив сдавленности голоса Сергея.
     Он убрал руку, - Сергей дрогнул, - и посмотрел на часы, тоже не самые дешевые. Не с Озерки.
     - Извини, Сережка. Мне пора. Еще увидимся.
     - Конечно, - ответил Сергей. - Лет через десять. Я буду старым и лысым, а ты - молодым и красивым.
     Вовка засмеялся, обнажив ослепительные неестественно белые зубы. Хорошо быть мальчиком бизнесмена. Сергей готов был провалиться сквозь землю, только бы не видеть счастливых глаз и жизнерадостного смеха малыша, которого он когда-то любил. Потому что любит его до сих пор, а зрелище смеющегося Вовки было прекраснее всего, что видел Сергей в жизни.
     - Зачем десять? - Вовка, улыбаясь, смотрел на Сергея. - У тебя мобила сейчас есть?
     - Ну да.
     - Номер тот же?
     - Пока да.
     Вовка достал свою "трубу". Серега не помнил, как называется эта модель "Сименса", но по рекламе помнил, что там дисплей на 13 квадратов. Плюс камера, фотик, полифония... Только что холодильника нет и пивзавода.
     Заиграл монофонический "Linkin Park". Потом музыка утихла - Вовка прервал связь.
     - Теперь у тебя мой есть. Созвонимся, мы с Владиком в Днепропетровске еще с неделю будем, он тут бизнес расширяет. Пока, Сережка!
     Он убежал. Быстро поймал маршрутку и уехал в сторону Паруса.
    

    
     Сергей шел по набережной, пиная листья. Теперь между ними пролегла непреодолимая пропасть, которой не было даже почти год назад, когда они перестали разговаривать друг с другом. Возможно, эта пропасть никогда бы не пролегла между ними, если бы год назад Сережка нашел в себе силы удержать Вовчика. Но он сам виноват в том, что не захотел быть с ним рядом. Рядом всегда - и в радости, и в печали.. Когда променял приятные хлопоты на комфортное, но такое тоскливое одиночество...
    

    
     Он достал телефон.
     "Непринятые вызовы 1"
     Сергей снял батарею, вытащил СИМ-карту и бросил ее в Днепр. Кусочек пластика, подхваченный порывом легкого ветерка, покружился немного в воздухе, а затем опустился на серую воду и медленно поплыл вниз, увлекаемый ленивым течением…
    
©2A(AaRON)