Когда я читаю всякие педофильские рассказы в интернете, я каждый раз завидую их героям. Либо это учителя, которым сам Бог вручает юные и послушные детские тела, либо это счастливчики, которых попросили остаться на ночь с детишками (а то сами детишки прямо таки сдохнут без родительского контроля, ага!). А то бывает и так, что взрослый спасает невинную детскую душу (вместе с телом) из какой-нибудь жуткой катастрофы. И, разумеется, детишко ему тут же всё и сразу. Ах, как всё красиво и завлекательно!
Жаль, что в действительности такого не бывает. Не все — учителя в школе, да и там тоже дети не спешат подставлять попки под учительский член. А очень даже активно против этого процесса возражают. И на ночь меня никуда не приглашают. То ли по причине достаточного количества нянек, то ли из-за самостоятельности современных детей.
Тем не менее, бывают в жизни ситуации, когда и обычному, не оделённому Господом Богом человеку, достаётся от щедрот Его. И тут уже хочется задуматься — а подарок это или наказание Господне?

Начну с рекогносцировки. Дом наш старый, пятиэтажный, и сделан из двух подъездов, изогнутых буквой S. То есть, один подъезд, потом со сдвигом — второй. Так что это даже не S, а молния стилизованная. Напротив него стоит ещё одна пятиэтажка. А дальнюю часть получившегося двора перегораживает двенадцатиэтажная новостройка. Выход из двора ведёт на остановку автобуса. В самом же дворе — пародия на детскую площадку, в углу у многоэтажки — несколько гаражей. И под деревьями — доминошный столик. Вот и вся наша инфраструктура. Поскольку дома старые — детей не так, чтобы уж много. Но есть. Может, человек десять. Плюс приезжающие к родственникам мамашки. Я честно признаюсь: я и не задумывался обо всём этаком до этого случая. А началось всё с того, что с балкона пятого этажа упал ковёр. Вы себе это представляете? Иду из магазина, и вдруг такой вопль: «Дядя, берегись!». Я ж сначала обернулся на голос, пока распознал, кто орёт и по какому поводу… и тут рядом — хрясь! Я аж подпрыгнул. Вот честное слово, наверное, если бы он не орал — я бы прошёл спокойно и хлопнуло уже сзади. Тоже удовольствие невеликое, но вот так, рядом… и по ногам хлестнуло. Это я уже потом понял, что хозяйка ковёр на перила вывесила, а тот потихоньку сполз и каааак… А хуже всего, что он стоит и ржёт, засранец!
- Чего смеёшься? - говорю.
А сам ногу потираю и раздумываю, что если бы эта вот херня меня бы по балде… Если бы жив остался — точно по больницам валялся. С переломом шеи. Ну, а тут прибежала хозяйка, вся белая, кидается ко мне — не ушибся ли, голубчик? Может, чего надо? Прости дуру старую, не уследила… Я понимаю, что она уже себе небо в решётку раскрасила. А это мелкий подходит и говорит:
- А давайте мы вам его поможем обратно занести?
И знаете, как-то так сразу и обида куда-то делась. Её и так-то было не шибко, а тут вообще простил эту дуру. Ну, правда, не убила же? Мы его тут же скатали, я его на плечо, она мои пакеты взяла… А мелкий пристроился сзади, типа помогает. Ну, мне не жалко, я чего?
Вот так мы и познакомились с Серым. Хозяйка нас и чаем напоила, и чуть не в ногах валялась. Видно, перенервничала тётка… Выходим, я его и спрашиваю, чего он ржал-то?
- А вы так смешно на этот ковёр пялились. Будто он вас укусить хотел!
- Да не укусить… Тут посерьёзней дело.
- Ага, я знаю. Но всё равно смешно.
Смешно ему. А что? Может, со стороны и смешно. Выходим, а тут его мама.
- Ты куда делся?
- А мы тут помогали ковёр отнести.
- Какой ковёр?
- А он с балкона ёбнулся.
Я, если честно, сам чуть не ёбнулся, когда такой лексикон услышал. Мама тоже в крик, а сынуля так спокойно:
- Мам, ты просто не видела. Он именно ёбнулся. И вот этого дядю чуть не уебал насмерть. Если бы я не крикнул — он бы и не заметил.
Хотя он был полностью прав, но тут уж я не смог не вмешаться:
- Молодой человек, если вы изволите выражать эмоции в гиперболической форме, то для этого вовсе не нужно использовать русский матерный. Особенно при матери. Некультурно это. Ведь для выражения сильных ощущений есть масса культурных аналогов. Могу привести, если хочешь. А ещё раз услышу мат — по губам получишь.
Смотрю — проняло. Глазками моргает, рот приоткрыл…
- Ох, спасибо вам! - говорит мамка. - Совсем от рук отбился. Я для него не авторитет, а отца только осенью увидит, бестолочь белобрысая!
Вот только в этот момент я углядел, что волосы у моего «спасителя» и впрямь светлые. Не рыжие, а такие, будто выгоревшие.
- Ну, бывай, - говорю. - И мамку слушайся. Это дело очень полезное.
Забрал пакеты и уходить собрался. А он мне вслед:
- Ага, а вы маму в детстве слушались?
Я аж остановился.
- Нет, - говорю. - Не слушался.
А он так серьёзно кивнул и говорит:
- Вот и я тоже нормальный пацан. А мне все «слушайся» да «слушайся». А сами?
Мы с мамкой переглянулись, я руками развёл да и пошёл себе.

Сергей для своих лет оказался личностью на редкость самостоятельной. Второй раз мы с ним встретились в булочной. Если обойти наш S-образный дом, то с самого противоположного края (как раз возле двенадцатиэтажки) — булочная. Получается очень обидно: в своём же доме поход в булочную занимает минут десять-пятнадцать. То есть, если бы не эта громадина, то вышел, угол обошёл — и с хлебом. А тут приходится весь дом сначала в одну сторону, потом — в другую… А потом — обратно. А рядом, повторяю, автобусная остановка. И машины во двор въезжают. В общем, я бы своего сына не отпустил бы безнадзорно. Только становлюсь в очередь в кассу, слышу знакомый голос:
- А мне два «Дарницкого» и плетёнку с маком.
Он меня тоже заметил. Кивнул, здороваясь. Я ответил. Выхожу, а он стоит, плетёнку свою уплетает.
- А от мамы не попадёт?
Он так изумлённо на меня вытаращился:
- За что?
- За то, что булку изгрыз.
Посмотрел он на эту плетёнку так, будто у него в руках неожиданно оказался инопланетный пушистик.
- Нет. А за что?
- А, ладно!
Я думал, что махнул рукой, но он прицепился:
- А расскажите, за что мне могло попасть?
Ох, как же здорово, что у меня своих нет! Неужели эти вот приставучие создания целыми днями топчатся по ушам «Расскажи да расскажи»? Ну, попытался я ему втолковать. Так я ему слово — он мне два в ответ!
- Ну, это же еда? Еда. Я её ем? Ем. Что я не так делаю?
- Так надо за столом есть!
- А что, если я её тут кушаю, мне нельзя?
- Да нет, можно…
- Тогда что?
Пока спорили — пришли во двор.
- Ладно, иди.
- Ага, пока!
Я вернулся домой всё ещё под впечатлением. Бедная мамка! С таким чадом одна — это же рехнуться можно!
Поел, посмотрел телевизор… Ну, пора и на работу. Где я работаю — не суть важно, главное, что работа моя… ну, скажем так, позволяет немножко вольно относиться к посещению рабочего места. Вечером возвращаюсь — опять он! Он и трое пацанов вокруг. И явно же не совсем мирно настроенных. Однако, если я мысленно уже собрался спасать своего юного знакомого — оказалось, что спасать надо наших местных. Вот казалось бы: пацаны. Разборки у них — дело обыкновенное. И слишком умных не любят. А совсем слишком умным сразу бьют в башню. А тут дело совсем странное. Вот прицепился он как тот клещ: объясни ему да объясни, почему он не то сделал и не так. И как надо было и почему. То, что этот шпендик мата не стесняется — это я уже усвоил. А нашим немножко в диковинку оказалось. И наездов он не пугается. Тоже необычно. И трое на одного — а он не бежит. Ещё и требует чтобы объяснили, за что наезд-то? Ладно, говорю, идите, ребята. Я ему сам всё объясню. Спас, называется! Теперь он в меня вцепился, мол, чего надо им было? Я объяснил по-простому. Мол, ты здесь новенький, хотели тебя отпиздить. А он:
- А чего ж тогда не отпиздили?
- А ты бы хотел?
- Нет, конечно! Но это я хотя бы понимаю. А тут — чего они? Чего-то требуют и ничего не делают. Я и сам не знаю, бояться их или наоборот?
- Да они тебя сейчас сами будут бояться.
- А, это их дело! Дядь Лёш, а это у вас в городе все так?
- Так — это как?
- Ну, вот вы мне про булку рассказывали. У нас если кто идёт и ест на улице — никто и не заметит. Это ж обычное дело!
- Что, все так едят?
- Не все, но если кто голодный — почему ж нет? Часто. Или вот эти. У нас если нарушил какой закон дворовый — тебе придут и скажут. Если ты не согласен — выставляй встречные условия. А вот так… Я не знаю!
- А где ж это так?
Он смутился немного.
- Это где у меня папа служит. Там… Ну, там с этим строго. Там же урок на поселении тьма.
Ага, понятно. И степень самостоятельности, и абсолютное бесстрашие, и непонимание простых дворовых реалий. Ну, и владение русским матерным безукоризненное.
- А можно я к вам в гости?
- А мама волноваться не будет?
- Так я же ей скажу! - и в голосе такое удивление, мол, ты чё, дядя? Не понимаешь таких простых вещей? - Вы мне скажите, где вы живёте, я сбегаю и приду.
- А зачем?
- А посмотреть, как вы тут живёте.
Вот до сих пор не понимаю, как я согласился? Есть в Серёге нечто такое. Вроде бы он не настаивает, ничего даже особенного не делает. Но оно как-то само у него получается. Захожу домой, а сам думаю: во что я ввязался? Ну, что делать восьмилетнему пацану у меня дома? Игрушек у меня нету. Телевизором никого не удивишь. Что мы с ним тут будем делать? Ну, хоть чай поставить, что ли… Он, конечно, не жрать пришёл, но я как-то совсем уже растерялся. Стук в дверь. Ага, вопрос на засыпку: отрок восьми лет от роду входит в чужую квартиру. Куда он первым делом направится? Не расстраивайтесь, я бы тоже на этом вопросе засыпался. Он вошёл, сандалики снял, и первым делом, прямо бегом — к книжной полке! И прилип.
- Ой, а «История авиации» как у нас дома. И у вас такая богатая коллекция Крапивина!
- Ты читал Крапивина?
- Конечно. Не всё, только «Оруженосец Кашка» и «Та сторона, где ветер». А у вас вон сколько. А это что? А можно посмотреть?
Он уцепил Фенимора Купера чуть не раньше, чем я разрешил. Посмотрел, полистал, аккуратно вставил томик обратно.
- А это тот самый Купер?
- Какой «тот самый»?
- Ну, который про индейцев пишет?
- Писал. Он умер давно.
- А, ну, да. Я только видел по телевизору, но не читал.
- По телевизору? - удивился я. Какую передачу по телевизору про Фенимора Купера можно было смотреть?
- А, там был фильм, где девочка, ну, там, играла как будто инопланетянина. И называлась она Фенимор. А вожатый подумал, что это Фенимор Купер.
- Ага, - и тут прояснилось, хотя и немного. Такое имя запомнить, действительно, просто. - Да, тот самый. А что, ты читать любишь?
- Ага, ужасно! У папы в части есть библиотека, меня туда уже за так пускают, без пропуска.
Охотно верю. То есть — запросто!
- Ой, а у вас и «Оцеола» есть? А я его не дочитал. А можно я возьму почитать?
«Оцеола — вождь семинолов» - не так чтобы совсем уж детская книга. Я её прочитал лет в двадцать… И то не уверен, что всё понял. Хотя она позиционируется как подростковая.
- Ладно. Когда вернёшь?
- Да завтра и верну.
Вы думаете, я просто так дал книжку из своей библиотеки первому попавшемуся пацану? Вы просто не видели, как он их берёт! Я был поражён, сразу признаю! Первый раз вижу мальчишку, который вытаскивает книжку за корешок сверху, потом осторожно кладёт на всю свою малюсенькую ладошку и открывает на восемьдесят градусов. Не на сто восемьдесят, не на двести семьдесят, разрывая корешок насмерть, а меньше, чем прямой угол! И не мусолит пальцами страницы, стараясь перевернуть!
Такому я готов было доверить «Оцеолу». Которого, в общем-то, не очень и жалко.
Вот так он впервые попал ко мне в гости. И вы закономерно спросите, причём тут педофилия и как у меня на это юное дарование рука… хм… ну, в общем, поднялось? А вы не спешите!
Утром оказалось, что живут они вовсе даже не в этом дворе! А чуть ли не на другом конце города. А сюда приезжают к маминой знакомой. И пока взрослые занимаются своими взрослыми делами — пацанёнку закономерно нечего делать. Поскольку во дворе с ним никто водиться не хочет — то скучища у парня невероятная. А тут — цельная библиотека.
- Мама на меня опять ругалась, - спокойно рассказывал Серёга, слегка подпрыгивая на моей тахте. - А чего она? Ну, взял книжку, я ж не без спросу? Вы ж сами разрешили, да, дядь Лёш? Ну, и что, что поздно, я ж утром встал? Вот чего она ругается?
Поскольку я был всецело на маминой стороне, но ничего поделать не мог, я дипломатично ушёл в сторону.
- Ну, понравился тебе «Оцеола»?
- Не особенно. Майн Рид круче. Но я хотел дочитать, что у них там будет.
- Дочитал?
- Ага. Уже когда сюда доехали. Дома у тёти Нины, то есть. А можно я возьму у вас Купера? Я осторожно буду! - он заметил, как я разглядывал томик на сохранность.
- А когда вернёшь?
- Через неделю.
- Ого! Так долго читать будешь?
- А мы просто больше неделю сюда приезжать не будем!
Так я и выяснил, где он живёт и что тут делает.
- А вдруг вы совсем не приедете?
- Не, вы что? Мы ж тут надолго. Вот мне делать нечего!
Он был абсолютно прав. Глядя на него, я не преминул заметить:
- Я слышал, что дети любят прыгать на кровати. Но не думал, что это и вправду так.
Пока он сидел, амплитуда движений мальчишеской жопы дошла до такой, что тахта начала поскрипывать. Он, видимо, не замечал сам, потому что на миг застыл, а потом… Нахал эдакий… Запрыгнул на диванчик с ногами и начал прыгать!
- Ты мне тахту сломаешь!
- Неа! Я лёгкий!
И спрыгнул на пол. С таким грохотом!
- Слон! - только и сказал я.
- А можно я в туалет схожу?
- Конечно, - удивился я вопросу. - Разумеется, иди!
Он убежал и через минуту вернулся. Уселся на тахту.
- Забирай Купера и выметайся.
- А я вам мешаю?
- Ну, а ты как думаешь?
- Думаю, что нет. Я посижу тут тихонько в углу, хорошо?
- А почему именно у меня?
- А где? Во дворе мухи летают и ветер. У тёти Нины вечно то кричат, то надо что-то сделать. А у вас хорошо и тихо.
- Мне скоро на работу.
- Вот когда будете уходить, тогда и выгоните. Я уйду!
Я уже говорил, что ему с лёгкостью удаётся уговорить окружающих делать то, что ему надо? Вот и сейчас он слился с диваном и не отсвечивал, только сопел иногда. Но вы попробуйте сделать что-нибудь по дому, когда у вас на диване читает гость! Это сплошное мучение. Почему-то совершенно неожиданно гость мешает буквально всему! То мне надо пройти мимо, то я стесняюсь включить звук громко… В общем, через полчаса мучений я собрался и выгнал Серого из дому. А сам уехал на работу.
А вечером вдруг поймал себя на мысли, что без него скучно. Мысль была мимолётная. Я сам удивился этому, когда расстилал тахту на ночь. Хорошо жить холостяку — свернул постель, сунул в шкаф, и готово! Вечером за двадцать секунд расстелил, завалился с книжкой в кровати — и наслаждайся. Одна беда — готовить надо самому. Ну, этому я уже научился.
И вот прошло четыре дня. Надо всё-таки делать скидку, что у детей «неделя» - это пять дней. В общем, поздно уже вечером — стук в дверь.
- Ой… Привет. Что тебе?
- Я книжку принёс! - и протягивает мне… Боже! Он обернул его газетой! Вот это да!
- Давай, - забираю у него книжку. - Что-нибудь ещё будешь брать?
- Да! - с некоторой поспешностью заявляет он.
Ну, впускаю, хоть я и в одних трусах. Он бежит сразу к полке, быстро и аккуратно снимает обёртку, ставит на место… Нет, я в восторге! Какой читатель! Что выберет?
- А можно вот эту?
Ох, надо же! Я и забыл совершенно про «Приключения кузнечика Кузи».
- Бери. Ты опять на неделю?
- Не, мы ж завтра приедем опять. Тогда и верну.
Я отвернулся от него, упаковывающего книжку в газету… и вдруг на меня напрыгнули сзади и крепко обхватили руками и ногами. Чуть трусы не съехали!
- Ты чего?
- Спасибо, дядь Лёш! Что бы я без вас делал?
- В библиотеку бы ходил.
- Ага, а когда? Мы то здесь, то там… И туда же записываться надо!
Он отлип, подхватил книжку и умчался. Я только головой покачал.
Ну, а утром, разумеется, это чудо уже примчалось. Поставило «Кузю» и замерло у стеллажа.
- Крапивина возьми.
- Что?
- Да вон, хоть «Голубятня на жёлтой поляне».
- Не, я её в понедельник возьму, вон какая толстая. А сейчас вот про себя можно?
- Про себя?
- Ага! «Самолёт по имени Серёжка»!
Я засмеялся и взлохматил ему волосы. А он поймал мою руку и на миг прижался к ней. Очень короткое и мимолётное движение, но внутри вдруг стало так тепло… Нет, дети — это особая радость.
- Бери. Хорошая вещь.
- Я посижу, да?
- Нет. Сегодня я ухожу пораньше. Зато и вернусь рано. Молоко будешь?
- Давайте. А что-нибудь поесть есть? Я могу в магазин сбегать.
- Есть рогалики.
- Ауууу! - вождь краснокожих ломанулся на кухню, проскальзывая на поворотах. - Рогалики!
- А у вас что, и нету?
- Неа! Их только тут можно купить!
- Ну, прям таки! - я посмотрел, как он вынимает из холодильника молоко, как хватает кружку — бесцеремонность или самостоятельность? И достал из хлебницы пакет. - Неужели только у нас?
- Ага! Я больше нигде не видел. Только здесь. А я и забыл, какая это вкуснотень!
И откусил сразу половину.
Я смотрел на эту счастливую мордашку, уплетающую мои рогалики с моим молоком и думал, что за это счастье можно и простить некоторую вольность. Учитывая, в каких условиях мальчишка воспитывается…

Стук в дверь был ожидаем. А я это понял только после того, как он раздался. Оказывается, я всё утро к нему прислушивался. Ну, не к нему, конечно же, а просто ожидал. И когда он прозвучал — внутри аж облегчение какое-то! Точно, он стоит.
- Дядь Лёш!
- Что случилось?
- Ничего не случилось… - смотрю, как будто лампочка погасла. А то такой сияющий был.
- А чего ты такой смурной?
- А! - и снова улыбается. - Так я к вам залетел!
Руки в стороны расставил, и по комнате «Ууууу!».
- Прочитал, что ли?
- Ага!
- Слушай, как ты быстро читаешь! Тебе сколько лет?
- Восемь. А читаю я с шести. Родителям было некогда, они научили меня читать самого и теперь я сам себе читал книжки на ночь. Особенно когда никого не было дома.
- И что, тебя в шесть лет оставляли дома одного?
- А что тут такого? Папа на службе, мама на смене. А я поем, почитаю и спать ложусь.
Вот после такого и задумаешься, как у этих иностранцев дети в десять лет требуют присмотра? Да такого, что родители, прежде чем из дому выйти, ждут няню и платят ей нехилые бабки? А этот вообще не понимал, что в этом такого? Никого нет дома — и не нужно! Самолёт закончил летать по комнате и плюхнулся на тахту.
- Вот бы мне такого друга!
- А какого? - подначил я. - Который самолёт, или который инвалид на кресле?
Он на секунду задумался.
- Не, ну, будь я самолётом — я бы тоже был не против… А может, и против. Но сейчас я хотел бы самолёта. Да нет, что вы! - он вдруг засмеялся. - Я бы просто друга хотел! Даже если не самолёт.
- А что, у тебя друзей нет?
- Таких? - он показал на книжную полку. - Нету. Я думаю, такие друзья вообще в жизни не встречаются.
- Почему? - мне было правда интересно узнать мысли восьмилетнего философа.
- Это же сказки!
- И что? Ты знаешь, что нельзя придумать такое, чего на свете не бывает?
- Можно! - он азартно сверкнул глазами. - Вот Змея Горыныча не бывает! А его придумали!
- Ну, динозавры же были? Добавить две головы — и получится твой Змей Горыныч.
- Ну, и друзья бывают. Добавить верности и… - он замялся, - ласки… И получится вот такой Серёжка.
Выбор слова меня озадачил. «Серёжка» - одна из моих любимых крапивинских вещей, но я как-то не обращал внимания на ласку. А ведь правда, Серёжка относится к другу именно с лаской. Но воспринимается это совершенно нормально, дружба она и есть дружба. Гораздо больше меня волновали необычность свойств, приключения и то, что Серёжка этим делится, щедро и без корысти. А то, что к Ромке он относится именно так — не мудрено, ведь инвалид же!
- А вообще друзья есть?
Я сказал это, и сам почувствовал, что сделал глупость. Не потому, что задал этот вопрос. А потому, что не сделал чего-то, что следовало бы. Это было очень тонкое и мимолётное ощущение. Как-то не так Серёжка сел, смотрел куда-то в сторону. Он ответил, да, но ждал он совершенно другого! А я не мог понять… Или поверить в это.
- Вообще есть. Я же в школу хожу. Там есть друзья.
Но эта ошибка была слишком мелкой, чтобы на что-то повлиять. Мы продолжили обсуждать всякую ерунду, вроде количества учеников в их школе, любимые и нелюбимые предметы… В общем, стандартные вопросы, которые взрослые очень любят задавать чужим детям, а те ненавидят на них отвечать. Вот почему я об этом тогда не задумался? Не знаю. Ну, и ладно, что было, то было. В общем, мы болтали, а я потихоньку убирался в комнате. Хоть и живу один, а бардак — явление перманентное.
- А давайте я вам помогу? - вдруг подорвался он.
- Да не надо, лежи, отдыхай.
- Я уже устал лежать! - пожаловался он. - Только и слышу «Лежи, отдыхай». Я ж не зе-ка гонял, с чего бы мне уставать?
- А что, когда ЗК гоняют — устают?
- Папа так говорит. «Устал, как будто зе-ка гонял». А меня ж туда не пускают, я даже не знаю, как их гоняют.
- Ну… помоги.
Помощь мне совершенно не требовалась, более того! Пацан в квартире реально мешался. Но я не мог его выгнать. Как-то оно было… неудобно, что ли? Так что пришлось организовывать его усилия, которые как-то незаметно переросли в генеральную уборку моего жилья. Включая смену постельного белья. А я ещё заметил, что он его обнюхал, да ещё несколько раз для верности. Но промолчал. Он утащил бельё в машинку, я добавил туда скопившееся грязное за неделю, которое он тоже без всякого смущения отволок стираться. Я показал, как включаются программы на моей «Аурике» и мы занялись ванной. Я перебирал скопившиеся баночки и обмылки, а он взялся отдраивать унитаз. На мой взгляд, драить там было нечего, но парень засучил рукава и как взялся за дело! Признаю, в плане порядка мне до него далеко! Через полчаса унитаз блестел! Он был как новенький. Мне кажется, я его в таком состоянии никогда и не видел.
- Ну, что, по стаканчику? - подмигнул я ему.
И вдруг Серёжка зарумянился… И так вежливо, можно сказать, даже стыдливо:
- Я маленький… Мне нельзя!
Долгую секунду мне пришлось догадываться, что он решил, будто я ему водки предлагаю!
- Дурачок! По молоку!
Я налил два стакана, мы торжественно чокнулись.
- Ничто так не сближает мужчин, как совместная уборка!
- Ага, точно!
Мы доели вчерашние рогалики и я подумал, что надо будет ещё купить.
После чего я завалился на кровать. А Серёга завалился на меня. Гхм. А он устроился у меня на пузе поудобнее, поёрзал, и говорит:
- А у тёти Нины сиськи больше.
- Чего? - у меня натурально вылезли глаза. - Ты чего, и на тёте Нине вот так лежишь?
А сам украдкой рассматривал собственную грудь. Неужели у меня сиськи большие? Настолько, что хоть чем-то напоминают женские? Вроде нет…
- Нет, конечно. Кто ж мне даст?
- Ну, тогда и ты с меня слезай, - я его спихнул, но эта маленькая зараза захихикала и полезла обратно! Тут я уже возмутился и начал всерьёз его спихивать. А эта мелкая сопля вцепилась мне в рубашку тоже со всей силы, наш совместный рывок… «Дрррр» - посыпались на пол пуговицы. Вы знаете, я с трудом удержался, чтобы не засмеяться. У него было такое лицо! Рот приоткрыт, уши сразу малиновыми стали, прям как будто его за эти уши таскают! И взгляд так медленно поднимается на меня. Ну, нашкодивший кот! Ругаться на такого совершенно невозможно! А он, видимо, понял, что ругать я его не буду, заулыбался… И залез под рубашку, обхватив меня за талию и прижавшись ко мне носом.
- Ты чего?
- Ничего!
Он тут же прекратил обниматься и слез с меня. А я снял рубашку, вручил ему.
- Вот и займёшься делом. Будешь пуговицы обратно пришивать.
Мальчишка, сидящий по-турецки и старательно тыкающий иголкой в мою рубашку выглядит уморительно и очень по-домашнему. Но когда я заметил это в третий раз, то не удержался и спросил:
- Что, такая грязная?
- Нет, - он удивлённо поднял глаза. - Просто тобой пахнет.
Я даже засмущался. Никогда не задумывался, что как-то особенно пахну. А он уже не скрываясь подтащил ткань к носу и втянул воздух. И продолжил пришивать. Блин, пойти искупаться что ли? Лето же…
- Пойду, искупаюсь.
- Да не надо.
- В смысле?
- Ну, не надо.
- Вот знаешь, это я сам решу!
- Хорошо, - тут же согласился он. Не отрывая взгляда от рубашки.
Я залез в ванную, принял душ. Вытерся и понял, что как всегда забыл взять трусы. Обычно это не вызывало никаких проблем, а тут гость…  Пришлось заматываться в полотенце и идти к шкафу.
- Так тоже ничего, - оценил Серёжка.
- В смысле? - я даже обернулся.
- У тебя шампунь приятный.
- Ты что, чувствуешь мой запах?
- Конечно, - как само собой разумеющееся ответил он.
Когда я вернулся из ванной в трусах — рубашка была красиво развешена на спинке стула.
- А зачем ты одеваешься?
- Не понял? Мне что, раздетым ходить?
- Ну, ты же в трусах? И что такого?
- Ты-то одетый! - какого-то чёрта ляпнул я.
- Я — в гостях. А ты-то — дома!
Но я оделся. Вот ещё.
- Забирай книжку и выметайся.
- Хорошо, - ну, прямо сама послушность. Кабы я не видел этого упрямого чертёнка в другой обстановке — я бы даже поверил бы. Только когда он ушёл, я осознал, что не посмотрел, что именно он взял на этот раз?
Ну, и что вы думаете? Только он ушёл — мне тут же захотелось, чтобы это дитя вернулось обратно. Без него стало скучно! Включил телевизор. Посмотрел «Кинопанораму». Пошли какие-то новости, и вот там… Там показали школьников, занимающихся авиамоделированием! В этот момент у меня ничего не шевельнулось, но вот когда я зашёл в «Детский мир» (просто так, кстати, без цели!) и увидел «Сборную модель Б-52» - тут же достал 3.50 и пробил чек. Даже не задумавшись, как Серёга отнесётся к моему подарку. Кстати, они с мамой во дворе гуляли. Тут я и увидел соседку тётю Нину. Поздоровался со всеми, тут мама ко мне кинулась с извинениями. Мол, ах, простите, наш непоседа вас достаёт, мы всё понимаем и очень-очень извиняемся.
- А он у вас и дома книжки так же запоем читает?
- Ой, вы знаете, да. От отца научился. Тот тоже читатель. На улицу не выгонишь!
- А что там на той улице делать? - хмуро вмешался мальчишка. - С урками по буеракам шастать?
- А тут тоже! - мама даже не обратила никакого внимания. - Здесь ни урок нету, ни буераков. Вон, мальчики бегают. Так нет же! Нашёл себе библиотеку бесплатную и засел. Не выгонишь.
- И не выгоняй, - так же хмуро сказал Серёга.
Мне не нравится, когда ругаются близкие люди. Поэтому я вручил ему коробку.
- На. На память.
Ох, как он на меня посмотрел! С такой… даже не знаю, злобой или ненавистью? В общем, я такого не ожидал, честно! Ненависть в исполнении мальчугана получилась особенно… яркой.
- Что случилось?
Но когда мама взглянула на сына, у того уже было вполне обыкновенное и даже слегка обиженное лицо.
- Что, всё? К тебе больше не приходить?
- Почему? Приходи, пожалуйста.
- Он вам не надоел? - всё волновалась мама.
- Надоест — я его сам выгоню.
- Тогда на! - он вручил мне обратно коробку. - Я её у тебя буду собирать!
- Ладно.
В общем, очень неудобно получилось.
Ну, а через полчаса он завалился. С пакетом. В пакете оказались молоко, рогалики, сыр, масло.
- Это что?
- Это мне мама передачу собрала. Раз уж я у тебя всё равно ем.
Тут до меня дошло, что мы как-то незаметно прешли на «ты».
- Поскольку ты у меня и правда ешь — то и будешь всё это жрать.
- И буду!
- И будешь!
Не знаю, насколько это правильно, «быковать» с мальчишкой, но я с удовольствием опустился на его уровень. Тот оценил и через секунду мы смеялись. А потом он опять на меня набросился, обхватив руками и ногами.
- Отцепись, обезьяна!
- Я не обезьяна! Я мангуст!
- А почему «мангуст»?
- Гррррр!
- А я что, наг?
- Нет, ты панда!
- Кто?
- Панда! Большой чёрно-белый медведь!
- Ах, так? Ну, тогда ты — коала!
Я подхватил его под пузо и закинул на плечо. Он визжал и брыкался, но улетел на тахту. Лежит и ржёт!
- Чего ржёшь?
- А ты классный!
- Сам такой!
Он тут же ракетой с дивана — прямо на меня. Пришлось ловить.
- А если бы я тебя не поймал бы?
- Я б грохнулся.
- Ну, и зачем?
- Чтобы ты меня поймал!
Ощущение в руках живого хрупкого тела было очень непривычным и… волнительным? Не знаю, видимо, вот в этот момент у меня и возникло… Не желание, нет! Просто… ощущение. Того, что в моих руках тёплое, хрупкое и достаточно сильное мальчишеское тело. А оно ещё в подмышку носом упёрлось.
- Опять нюхаешь?
- Ага! - даже не оторвался, гад! - Мне нравится.
- Тебе нравится? - я растерялся настолько, что даже не не нашёлся, что сказать. Потому что вот тут организм без всякого моего на то соизволения вдруг решил вспомнить, что я — мужик. И эту мою мужественность продемонстрировать. Хорошо, что штаны плотные, не особенно заметно. Но тушку я немедленно сгрузил на пол.
И снова — явное, чуть не демонстративное послушание. 
- А мы ещё сегодня убираться будем?
- Зачем? Вроде только вчера убирали!
- Ну, а что тогда делать будем?
- Может, поиграем во что-нибудь?
- В карты?
- А ты и в карты умеешь играть?
- Конечно! - с лёгкой обидой ответил Сергей.
Ах, ну, да, о чём я? Дитя лагерного окружения не умеющее играть в карты — это нонсенс. Впрочем, давай поглядим.
- А во что играть будем?
- Ну, в «секу» ты не умеешь…
- Я? Я умею играть вообще во всё! Но играть с детьми на деньги…
- Почему «на деньги»?
- А на что тогда?
Он хитренько там на меня посмотрел.
- Давай на раздевание?
- Иди ты! Буду я ещё с тобой на раздевание играть… А вдруг проиграю?
Он захихикал.
- А во что тогда?
- Давай в «дурака»?
- Давай.
И вот сидим мы на тахте, шлёпаем картами, я то выигрываю, то проигрываю… Ну, бывает же, что даже мне «не в масть»? И думаю вроде бы о картах. И лишь слегка морщусь, когда у проигравшего оппонента проскальзывает «блядь». Как-то уже и неловко его поучать, видно же, что и так изо всех сил старается. А ещё вот этот переход «на ты», это заявление про «раздевание», это его постоянное тискание… То есть, мне оказано некоторое доверие, которое очень не хотелось бы потерять или нарушить. Но… до какой степени? И вот тут, понимаете ли, возникает основной вопрос. Мой организм показал очень чёткую и недвусмысленную реакцию на мальчишку. Я и сейчас на него поглядываю, а у самого… ну, не шевелится, но зудит. Но ведь маленький мальчик не может всерьёз думать о таком, правда? И если он ведёт себя как та самая упомянутая развратная блядь — так это просто потому, что он не знает, что он так себя ведёт! И надо бы сказать ему об этом…. Но… Но вы ж понимаете, что если я сейчас ему об этом скажу, то мне придётся рассказывать любознательному малышу о том, что именно я увидел в его поведении и почему так вести себя не следует? И ведь не отстанет. А то и к мамке побежит узнавать.  Так я и запутался в вопросах, ответах, домыслах и предположениях. А тут ещё и в дверь постучали.
- Как мы вовремя, - обронил я.
- Почему?
- А представляешь, если мы тут на раздевание играли?
Он смутился. А я пошёл открывать. Да, это его мама.
- А можно я Серёжу заберу?
- Конечно, забирайте!
- Пока! Ой, мам, подожди! Я книжку забыл!
- Какую?
- Про голубятню.
И всё. И снова в квартире пусто и тихо. И можно ходить без трусов, пердеть, делать что угодно!
Только не хочется.

И снова быт входит в свою привычную колею. Да тут ещё на работе неожиданная запарка,  и благодаря ей я напрочь забыл о своём неожиданном знакомце. А, нет, один раз вспомнил — когда переложил коробку с его самолётом со стола на подоконник. И всё. Остальное время было что делать и о чём думать. И вдруг — стук в дверь.
- Лёша, привет!
- Привет! - меня коробило от такого панибратского обращения, а он вообще не обратил внимание. Поставил «Голубятню» на полку и полез в холодильник.
- Ты что, голодный заявился?
- Ага! А чё я там ждать буду, когда меня ты покормишь? А я тебе пирожков принёс. Давай разогрею?
И все мои уже готовые вырываться нехорошие слова застряли. Только так глупо:
- Пирожков?
- Ага, мы с мамой купили на рынке пирожков с картошкой. Вкусные!
Он достал сковородку, зажёг газ, вытащил из-за пазухи пакет. Выложил пирожки.
- Руки об себя не вытирай!
- Ты прям как моя мама!
- Дело не в маме, а потом же твою рубашку ей стирать!
- Так ей же, а не тебе!
- Но я же о ней забочусь!
Он накрыл сковороду крышкой и развернулся ко мне.
- А почему?
Я закатил глаза.
- Что «почему»?
- Почему ты заботишься о незнакомом тебе человеке? Ты же её даже не знаешь!
- Зато я знаю тебя! И мне её заранее жалко.
- Ага, - он сделал какие-то выводы и вернулся к холодильнику. Достал молоко, две кружки….
- Садись!
И это — восемь лет, напоминаю! А я уже сижу за столом с вымытыми руками и ем пирожки. С молоком. Правда вкусные.
- Мне на работу.
- Вот и прекрасно! Значит, рано сегодня вернёшься?
- Не знаю, как получится.
-  А можешь мне ключи оставить?
- Зачем?
- Я у тебя тут посижу, почитаю.
- Извини, но — нет.
- А, ну, ладно.
И, как по волшебству, сегодня на работе умудрились всё сдать, подписать, принять… И даже получить заявку на следующий проект.
Заявился домой, разложил тахту, улёгся и начал просматривать бумаги. Тут — стук в дверь.
- Лёш, к тебе можно? Я ненадолго.
- Ох… Ну, заходи.
Он посмотрел на постель, заваленную бумагами…
- Ты работай, работай. Я просто рядом посижу.
- Рассказывай уже давай!
- Да чего рассказывать. Сегодня полдня закатывали помидоры. Мне дали самое нудное занятие: крутить ручку у мясорубки. Оно несложно, но просто очень долго и скучно.
- Странный ты.
- Почему?
- Потому что самое скучное дело — это уборка. А ты вон как у меня убирался. И даже ещё хотел!
- Ну… - он повозил пальцем по одеялу. - То у тебя. У тебя интересно.
- Это чем же?
Он молча уставился куда-то в окно. Я пожал плечами и вернулся к бумажкам.
- Я полежу тут рядом?
- Полежи.
И опять эта странная двойственность. Вот вроде бы работаю, сам разбираюсь с ТЗ, весь мыслями в цифрах и терминах… А сам отслеживаю: лежит вдоль ног, рука на коленках. Поперёк моих коленок! То есть, обнимает почти! И внутри тоже очень странно: ничего не встало, а вот ощущение такое, что не передать! Ну, так приятно, что аж стыдно! Потому что я же понимаю, что испытывать такое к маленькому пацану — это ж не дело! Вот Серёга бы сейчас спросил бы: а почему? А я откуда знаю? Вот не принято и всё! Я и сам боюсь. Но не того, что  мальчик Серёжа вдруг чего-то обо мне узнает, а того, как он к этому отнесётся! Вот это было куда страшнее всяких там «развратных действий» и угрозы, что кто-то узнает. Достаточно одного его разочарованного или обиженного взгляда. И — всё. И дружбу уже не вернуть.
А самое обидное, пока я всё это обдумывал и формировал сам себе единственно верное мнение, эта зараза — ррраз! - и нырнула под одеяло. Я аж ноги сжал. А он оттуда хихикает! И пока я колебался, выгонять или не выгонять, устроился поудобнее…. Я же говорил: зараза! Прямо напротив трусов и устроился!
- Вылезай!
- Неа.
- Вылезай, говорю! Задохнёшься же!
- Неа!
Ну, и ладно. Как бы это ни было тяжело, я просто устроился поудобнее и… Есть такое выражение: глядит в книгу, а видит фигу. Вот это у меня и было. Я смотрел в бумажку и даже не очень понимал, что там написано. Всё внимание было там, под одеялом. Что он делает? Опять нюхает? Там же… И он вот это самое и нюхает?  Такой раздрай в душе — это просто кошмар какой-то! И хочется его выгнать, и оставить и посмотреть, что выйдет, и убежать самому, и обругать, и наслаждаться…. И даже мелькнула на грани сознания мысль, что если он меня за трусы сейчас ухватит…
Он просто откинул одеяло. И мордаха довольная-довольная!
- Ну, всё! Я побежал!
Вот чертёнок…
Дверь открыл, помахал из темноты, захлопнул. Ну, и опять я один остался. Одному же можно, правильно? Я ж не каменный! Ух, как я оторвался! Хоть в воображении. Но легче не стало! Теперь я принялся мучить себя вопросами «А пристало ли взрослому мужику дрочить на малолетнего пацана?». Глупо, но что поделать? Оно в голову лезет независимо от меня. Пошёл на кухню, заварил чаю. Открыл ТЗ. Вот паршивец! Ведь ничего ж не делал, в принципе. А теперь все мысли — о нём.
И с огромным трудом удалось переключить мозги на работу. С трудом, но удалось.

Утром опять стук в дверь. Да рано-то как!
- Чего тебя в такую рань понесло?
- На! Я тебе продуктов принёс.
- Да иди ты…
- Это ты маме моей скажи. Она велела передать!
Аргумент. Женщина искренне переживает, что её сын мне надоедает. Ладно, заберём. А это, я так понимаю, те самые помидоры…
- Помидоры твоего изготовления?
- А? Наверное да, - он почесал ногой об ногу. - Я не помню.
Пока я распаковывал пакет, он вдруг подошёл ко мне и прижался.
- Ты чего? - я погладил жесткие и немытые волосы, уткнувшиеся носом мне в живот.
- Ты хороший! - вдруг сказал он. - Ну, до вечера!
- До вечера… Эй, а книжку-то возьмёшь?
- Да зачем мне? Не надо!
И убежал.
Пятница — почти выходной, я закончил работать часа в четыре. Добрался до дому, изнывая от жары. В четыре часа дня — самое пекло ещё! Первым делом — в душ. Ох, как же хорошо после работы и душного транспорта залезть под прохладную воду. Лучше всего было бы в речку или озеро, но и в ванной тоже сойдёт. А теперь — с новыми силами за бытовуху. Нарезать салат. Побольше, а вдруг гость тоже будет? Что ещё есть в холодильнике? Пельмени? Ну, подождут. Курица… Можно бульон поставить. Завтра суп сварю. А, если творческий запал не иссякнет — то и сегодня!
У меня сварился бульон, потом — суп. А Серёги нет и нет. Может, он сегодня и не придёт? Уже семь вечера! Солнце садится за крыши домов, отражаясь от стёкол напротив. Блин, надоело! Сажусь жрать. Поел, чаю заварил, сижу перед теликом… Стук в дверь!
- Серёга, ты чего…
- Привет! - забежал, скинул сандалии и кинулся к окну. Окно у меня на площадь выходит. Постоял, посмотрел, кому-то помахал. Повернулся ко мне, радостный!
- А я у тебя ночевать остаюсь!
- Нет.
- То есть, как?
- А вот так.
Он насупился, и я попытался достучаться до его разума:
- У меня тут не гостиница и не постоялый двор. И вообще. Мог бы у меня хотя бы спросить. Хотя бы для приличия.
- Но я же не в гостиницу! Я же к тебе!
- А вдруг я против?
- А чего ты против?
- Не, ну, наглость! А может, у меня девушка на ночь осталась! А тут ты!
- А к тебе сегодня девушка придёт? - я впервые увидел трещину в этой непробиваемой уверенности, что весь мир принадлежит ему.
- Нет. Но вдруг!
- Но сегодня же не придёт! Сегодня здесь ночую я.
- Нет.
Он всплеснул руками, пытаясь достучаться до моего разума.
- Но у меня мама уже уехала!
- А я причём? Это ты со своей мамой сам договаривайся!
- Но куда я пойду? - он уже был на грани истерики.
- К тёте Нине своей.
- Ага, чтобы она потом со мной тащилась к маме, мама мне устраивала скандал, чтобы потом вспоминала всю жизнь, какой я наглый, себялюбивый и этот… как его… эгоист? Ну тебя! Я тогда лучше у тебя перед дверью буду ночевать!
Он развернулся и вышел. Но дверью не хлопнул. Как только в квартире стало пусто — мне сразу стало стыдно. За свою глупую вспышку, за эту жестокость бессмысленную. Потому что я же на самом деле был совсем не против того, чтобы он остался. Но то, что он решил за меня — это ж… Я смотрел в дверь и сам себе поражался. Неужели моё желание выглядеть, только выглядеть(!) взрослым и самостоятельным — оказало такое влияние на поступки? Ведь я бы никогда в жизни не рискнул бы даже подумать о том, чтобы оставить его у себя ночевать. Это не смотря на мои недавние фантазии. Я же понимаю, что фантазии — это одно, а реальность — совсем другое! И, кстати, именно поэтому я тоже бы никогда в жизни не оставил бы его на ночь. Потому что фантазии хотя бы теоретически могут сбыться! Нет, я себя контролирую, но всё таки… А вдруг кто узнает и подумает про меня такое? И вот — пожалуйста! За тебя всё решили. Решили, сделали. Почему же я так резко и агрессивно против? Я смотрел на закрытую дверь и не мог разобраться в самом себе. А ещё мне очень мешал стыд. Потому что я выгнал маленького мальчика в ночь, одного, когда мама уехала… К какой-то тётке. И этим, скорее всего, действительно создал ему проблем. Пусть я даже сто раз прав и он действительно сам виноват в этом… Но… Будем честными — разве с нами самими не бывало так, что мы влезаем в какую-то жопу и молимся внутри «Господи, я всё понял, я больше не буду, да минует меня чаша сия?». И я дрогнул. В конце концов, не так велик мой убыток от того, что у меня переночует мальчишка, который мне нравится. Нет, в смысле, просто нравится, без всяких там! Как друг. Как интересный маленький человек. Начитанный, аккуратный, внимательный.
Я открыл дверь — он сидел на ступеньках лестницы. Нахохлившийся белобрысый воробей. Взъерошенный, но не сдавшийся. Даже отсюда было видно, что он полон решимости защищать свой насест всю ночь или сколько потребуется. Увы, я помнил, что эта решимость через десять минут куда-то девается, а через двенадцать сменяется глухим отчаянием. У меня тоже были подобные моменты в жизни.
-  Суп будешь?
Он вскинул глаза… И тут же выкинул нафиг все обиды (если они вообще были).
- Буду!
Сидит за моим столом, уплетает суп. Чавкает. И хочется сказать «Не чавкай», но кто я ему, чтобы замечания делать? Итак уже на одних замечаниях.
- А ты чего не кушаешь?
- Я уже поел. Тебя не дождался.
- А ты меня ждал?!
- Осторожно, свалишься. Я тебя раньше ждал. Не думал, что ты тут ночёвку задумал. Как отпросился-то?
- Я сказал маме, что мы ту модель будем собирать.
- Бедная мама… Ну, значит, будем.
- Конечно, будем! А как же!
И столько было в этом голосе удовольствия сытого кота, поймавшего мышь…
Посуду мыли вместе. Казалось бы, что там той посуды? А Серёга настоял. Ну, и ладно, и так недолго, а так — вдвое быстрее. Ещё и брызгается, зараза. Ну, я его тоже обрызгал. В общем, заодно и кухню помыли.
- Я в ванную, ладно?
- Да ладно, что ж ты спрашиваешь!
- Так чужая ж квартира!
Ага, а как ночевать в чужой квартире — так это тебя не волновало.
Сборка модели заняла полтора часа. А что там собирать-то было? Инструкция есть, все детальки отломать от креплений, смазать клеем и на место посадить. Вдвоём — нефиг делать. А я поглядывал на него: самый обычный пацанёнок. Плечи узкие, локти острые, и неуклюжий. Постоянно детальки роняет на газету. А вот, надо  же? Так умудрился привязаться ко мне. Вот мы сидим в моей квартире на кухне и клеим самолёт. Хорошо! И вот американский бомбардировщик Б-52 занимает место на подоконнике.
- Классно! - Серёга обнимает меня и прижимается, похоже, уже не стесняясь. - А давай он у тебя останется?
- Зачем?
- На память. Обо мне. Я ж скоро уезжаю.
- Когда?
- Ну, наверное, на следующей неделе. Или через неделю. Но я ж всё равно уеду.
- А ты думаешь, мне нужна о тебе память?
- Не знаю, - и объятия тут же разжались.
Сердце кольнуло. Да что ж я сегодня за сволочь-то? Пришлось обнять мальчишку. Он тут же прилип ко мне, повиснув на шее.
- Ну, отцепляйся!
- Неа! Я что, тяжёлый?
- Знаешь, да! - пришлось соврать мне. Ну, не объяснять же, что от тепла его тела у меня совсем уж дурацкие мысли?
- Ура! - он и не подумал меня отпускать. - А то мама вечно жалуется, что я худой! Гоп-ля-ля!
И он полез на меня. Пришлось ему немного помочь. Серёга взобрался на шею и обхватил меня коленками.
- Покатай меня! Покатай, лошадка!
- Игого… Ну, слезай!
- Неси меня в комнату!
- Тогда пригибайся.
Я сел на тахту и он съехал по спине.
- Ну, давай спать укладываться? - и побежал к шкафу с моей постелью.
- Давай. Тебе постелю на тахте, а сам на полу лягу.
- Лёш? Ты что? Нет, я с тобой сплю.
- Нет.
- Ну, Лёш! - он подошёл ко мне и обнял, положив подбородок мне на живот. И в глазах его плескалось откровенное «Не выёбывайся, всё равно будет по-моему».
- Что «Лёш»?
- Если ты на полу ляжешь, я к тебе на пол переберусь.
Я сдался. Потому что он был прав. Потому что не смотря на то, что я был взрослым, а он — ребёнком, он мог всё, а я не мог ничего! Поэтому я вздохнул, раздвинул тахту и развернул простыню на всю. Надел наволочку на пуфик.
- Ложись, я сейчас!
И умчался в туалет. А я лёг, устроился поудобнее и задумался о том, что происходит. Потому что если подумать, то происходило то самое, что я бы устроил на его месте, если бы мог себе это позволить. Но мне-то не восемь лет! Такого просто не может быть! Поэтому происходит что-то другое. Ну, может ему просто хочется модель самолёта собрать? Правда, напомнил я себе, он оставил её мне. Но сам-то процесс сборки? В туалете зашумела вода… Потом открылся кран. Какой чистоплотный мальчишка, а? За собой руки моет. Вот я не всегда об этом вспоминаю, если честно…
- Лежишь? - он забежал в комнату, оглядел меня и выключил свет.
- Лежу.
В городе не бывает абсолютно темно. Поэтому даже в комнате с погашенным светом достаточно светло, чтобы я увидел, как он быстрым движением стащил трусы и только после этого залез ко мне под одеяло.
Господи, тут и так лето, жарко, а ощущать рядом горячее детское тело и осознавать, что оно голое! Меня бросило в жар, аж захотелось раскрыться. А Серёга закинул на меня одну ногу, обхватил рукой и прижался к боку.
- Ты такой горячий…
- Убрать одеяло?
- Не! Спи давай!
Какой «спи»! Когда в трусах такой стояк… И не поправишь же. Ниже трусов — коленка мальчика. Выше — рука. Я обхватил его левой рукой и он довольно потёрся об меня.
Тишина. Только за окном проезжают машины, а по потолку бегают квадраты огней от их фар. Мы лежим тесно обнявшись, я даже вспотел немного. Серёга сопит мне в бок. Минута. Другая. Фффух, кажется, стояк начал опадать. Ага, как же! Это чудо чуть задрало ногу, уперевшись мне в яйца. От чего стояк тут же воспрял. Блин, что делать? Лежу! И вдруг в голову приходит дурацкая мысль: притвориться, что сплю. Ну, а что будет? Так, что там надо? Сопеть по-другому. Так, слегка похрапываю. Не перестараться бы! Расслабиться. Полностью, кроме того, что в трусах. Рука отвалилась, больше не удерживая мальчишку. О! Кажется, добился нужного эффекта. Теперь не уснуть бы на самом деле… Лежим. Минута, другая… Нет, я явно перегрелся на солнце. Ну, что за бред мне в голову лезет? Конечно, ничего такого, что я тут себе уже понапридумывал. Это же маленький мальчик. Ну, а что обнимается — так детям свойственна некоторая непосредственность. Ладно, извращенец, наслаждайся уже хотя бы тем, что он лежит рядом и даже не подозревает, что именно ты о нём думаешь! И что он сам к тебе пришёл. И тесно прижимается к боку. И за пузо тебя обни… мает.
Потому что рука в этот момент чуть сдвинулась вниз. Совсем чуть-чуть! Вроде бы почти незаметно. Так, дышим ровно, не дёргаемся. Точно. Ещё немного. И все мои только что выстроенные размышления и оправдание испарились бесследно. Если честно, у меня в тот момент вообще мыслей не осталось. Только щемящее желание того, чтобы он продолжил… И просто невероятный, неземной восторг от того, что продолжает. Но в тот момент, когда он коснулся моего торчащего колом члена, я не выдержал — вздрогнул. Он тут же замер. Я просто глубоко вздохнул, как во сне, и чуть повернулся к нему. И снова лежу. Только теперь я как бы немного на боку, голову повернул, глаза закрыты. Лежу, жду. Есть касание! Вот это осторожность! Всё как бы незаметно происходит… Неужели мои подозрения имеют под собой хоть какую-то почву? Ой, что ж теперь делать-то? Точно! Осторожно провёл рукой, как бы соскользнул по члену. И снова ждёт. Не дождёшься, голубчик. Давай, делай, что ты там хочешь.
А он… Вот как это называется, а? Повторяю, в комнате и так не холодно, потому что лето. Мы укрыты пусть и лёгким, но одеялом. А он медленно и как бы незаметно заползает под одеяло. Я даже глаза открыл. Да, точно. Весь скрылся, обтёк мою согнутую коленку и руку положил прямо на член. Как бы во сне. Лежу, старательно соплю. Ой, что же это он там делает? Я понимаю, что там под одеялом что-то происходит, но что? Так, мне показалось, что трусы у меня стали мокрыми? Чёрт, в такой ситуации все чувства перепутались. Я приподнимаю одеяло и громким шёпотом спрашиваю:
- Может, мне тоже снять трусы?
Вот он дёрнулся! А мне смешно стало. Неужели он всё это время думал, что суперосторожный ниндзя? И что я ничего не чувствую? Наивный бедняга. Но через пару секунд из-под одеяла донеслось:
- Давай.
Как всё просто! Я откинул одеяло, снял трусы, бросил их на пол. И снова укрыл его с головой. Если ему нравится — мне что, жалко, что ли?
Вот теперь всё гораздо проще. Хотя, признаюсь, этот момент, когда он осторожно нащупывал мои причиндалы — тоже имел свой кайф. А сейчас он уже безбоязненно, но всё ещё осторожно поглаживает член по всей длине. Я вытянулся во весь рост, чтобы ему было удобнее и он пощупал и яйца, и живот. Опять взялся за член, оттянул его… Ой. Это то, что я думаю? Неужели? Вот это горячее ощущение — это… рот? Ох, ты, Боже ты мой… Он что, правда мне сосёт? А маленькая ладошка при этом ещё и гладит меня по бедру, по заднице… Приятно, чёрт побери! Ох, приятно! Засовываю руку под одеяло и нащупываю голову. Точно, именно там, где я и предполагал. Погладил его растрёпанные волосы, почесал затылок. И убрал руку. Он подождал ещё пару секунд и тоже выскочил, тяжело дыша.
- Ффух.. Не могу больше! - и улыбка от уха до уха.
- А кто ж тебя заставлял?
- Никто! Мне просто нравится.
- Нравится вот так вот обливаться потом и лежать под душным одеялом, когда дышать нечем?
- Ага! Только мне нравится, когда потом обливаешься ты.
Я только плечами пожал.
- Я и обливаюсь.
- Ага. Так здорово. Ну, я пошёл дальше?
- Давай.
И он опять нырнул под одеяло. Снова нащупал член и присосался. А я лежал в блаженной неге и размышлял о том, что мог бы своими руками выгнать это чудо спать к тётке. Или уйти спать на пол. И вообще, если бы он оказался не столь настойчив — то лежал бы сейчас в злых мечтах об вот этом самом. А в «злых» - от того, что подобное, конечно же, невозможно. Внутри от движений Серёжки было очень приятно, я сначала думал, что тут же и кончу, но вот эта пауза как бы ослабила напряжение, и теперь я просто лежал и тащился. Он снова выскочил отдышаться. Улёгся мне щекой на руку.
- Тебе нравится?
- Очень! - я снова погладил жётские вихры.
- А можно… А можно я тебе сиську пососу?
- Хм. Неужели ты ожидаешь, что я скажу тебе «нет»?
- Ну, вдруг это стыдно…
- Ага, а то, что ты делал — не стыдно? Делай уж… что хочешь!
- Точно? - он вдруг посмотрел на меня так, что я заподозрил подвох. И тут же нырнул в этот подвох с головой:
- Точно.
- Ну, смотри! - он прижался ко мне и взял сосок губами.
Ох, какое же это восхитительное ощущение! Само по себе приятно, когда сосут сосок, а когда это делает маленький и неумелый мальчишка… Да ещё делает это искренне и с желанием!
- Ты чего? Больно?
- Знаешь, как приятно?
- Ух, ты! Аж настолько? Давай тогда ещё!
Но я выдержал только десять секунд.
- Серёга, хватит! Фффух, не могу больше!
- Почему?
- СЛИШКОМ приятно!
Он усмехнулся и опять полез под одеяло. Но как-то очень долго лезет. И что там происходит? Он куда-то не туда полез. А когда я попытался повернуться — упёрся мне в зад рукой, мол, лежи. И вытянулся вдоль ног… но внизу. И сзади. Боже, какая же у человека низкая чувствительность! Я совершенно не понимаю, что он делает! Лижет? Ой лижет… зад? Ох, меня аж передёрнуло. Но… Но в этот момент критическое восприятие отключается напрочь. Хочет? Да на здоровье! Я только ноги согнул, чтобы ему удобнее было. А вот ощущения… Я честно скажу — никаких. То есть, что-то там происходит, что-то мокрое и горячее. И всё. Понял только, что он лизнул пару раз яйца, и тот момент, когда до дырочки добрался. Но никакого удовольствия от этого у меня не было вообще. А он вылез такой взъерошенный, и дышит часто-часто.
- Живой?
- Ага. Так классно… Я… Я не ожидал.
- Что так классно будет?
- Ага. Что я вообще на это решусь.
- Так ты первый раз? - изумился я.
- Ага. А с кем я ещё так попробую?
- Ну, а с кем ты до этого пробовал?
Он лёг рядом со мной и провёл пальцами по груди. Скользнувший по потолку свет от машины на миг высветил его голову.
- С ними так было нельзя. Да и неинтересно.
Я молча провёл ладонью по его плечу, по спине. Добрался до ягодиц. Какая у детей всё-таки классная кожа! Гладкая, приятная.
- Хочешь я ещё пососу?
- Конечно.
- А хочешь… сделать со мной ещё что-нибудь?
- Ты имеешь ввиду — трахнуть тебя?
Он кивнул, боднув меня в плечо.
- Ладно.
Юркий мальчишка тут же скрылся под одеялом.
- Тебе там не жарко? Может, откинуть?
- Не! Укрой обратно.
Я только пожал плечами. Ну, нравится — на здоровье, мне не жалко. Сам я раскрылся посильнее, оставив под одеялом только одну ногу и Серёгу. И снова нежное и тёплое удовольствие охватило меня. Я лежал и тащился: вот же свезло дураку! Так классно, так здорово! А он полежал там ещё немного, вылез и лёг рядом. Вытянулся во весь свой невеликий рост, подложил кулачки под щёки и замер. Тут я понял, что от меня чего-то ждут. И даже понял, чего. И ещё понял, что я — не готов! Трахнуть, извините, в жопу восьмилетнего пацана? Гхм… Ну, у него башка не варит — это понятно, но все проблемы потом мне решать?
- Ты уверен?
Он только кивнул. И так тихонечко говорит:
- Лёш… Только ты это… если я даже кричать буду… Не обращай внимания, хорошо? Только продолжай, не вынимая. Пусть я покричу немножко, ты дальше давай.
Ничего себе! Вот это заявление. Всё страннее и страннее. Но член торчит и настоятельно требует его куда-нибудь сунуть. А тут рядом такое доступное тело, которое и не против. Я устраиваюсь у него на ногах — Боже! Он такой маленький! И в темноте ярко выделяется белая жопа. А я его не порву? Эх…
- Давай я тебе хотя бы смажу.
- Смажешь? - он повернул голову и тут же лёг обратно. - Ну… давай. А как?
- Да как? Слюной!
- Ну, давай.
Я раздвигаю ему задницу — это невероятные ощущения. Неужели сейчас мои дурацкие фантазии реализуются? Плюю на пальцы, нащупываю дырочку.
- Ой! - хихикает он и ягодицы напрягаются. - Щекотно!
- Терпи, - смазываю ещё и ещё раз.
Но как только касаюсь едва видимой в полутьме дырочки — сразу расслабляется.
- Готов?
- Да!
И прижимает к себе пуфик покрепче.
В этом деле и так найти нужный путь непросто, а тут темно, руки дрожат то ли от возбуждения, то ли от страха… Сначала ничего не получалось. А потом вроде бы что-то нащупал. Не лезет!
- Сейчас, Лёш, подожди… Давай!
Я правда это услышал? То есть, вот эта мелочь подо мной уверяет, что могу в неё вставить свою дубину? Ну, попробуем. Толчок, другой. Оооой, проваливаюсь!
- Лёшааааааааа! Аааай, оу…
- Всё, всё, уже попал.
- Ага, - и всхлипывает. - Я чувствую. Только не вынимаааай…
- Я не вынимаю, хороший ты мой, - я прижался к нему, поглаживая по голове. Однако, ощущение было, что член попал в хорошие такие тиски, зажато было очень крепко. - Больно?
- Дааа… Ты не обращай внимания, ты продолжай.
- Что, ебать тебя?
- Да, Лёшенька, да, еби меня дальше, пожалуйста.
Ну, что ж… Ну, как хочешь.
Это просто невероятные ощущения! Это такой кайф, с которым не сравниться ничто! Ну, или мне просто не попадалось. Кожа у Серёжки гладенькая, тело отзывчивое, жопа узкая до боли. И каждое движение внутри так здорово чувствуется! Прямо кажется, что чувствую каждый бугорок, каждую складочку внутри этой маленькой попки! Так здорово! Даже слишком! Не успел начать — кончил. И кончил-то как-то слишком… поспешно. Лежу на нём, а у самого мысль — не раздавлю ли? Но он не возражает. Он вообще не возражает. Вот напряг мышцы — и у меня выскочил. А он хихикает.
- Ты чего?
- Сбежал, предатель!
- Ффффух…
- Что с тобой?
- Да что… Хорошо!
- А… Это хорошо. Спасибо. Так приятно было.
- Ничего себе «приятно». А кто орал?
- Так больно! Знаешь, как?
- Не знаю. Но догадываюсь. А ты «приятно».
- Это сейчас приятно. Жопа аж горит. Если напрячь — как будто чувствую тебя внутри. Эх… Подольше бы..
- Что?
- Ну, ты бы меня поебал. Если подольше поебать — потом ещё внутри болит. Так здорово!
- Тебе нравится, когда больно?
- Ага. Ты не против?
- Господи, Серёг, что ты говоришь? Как я могу быть против? Это же тебе приятно!
Он протянул руку и погладил меня по груди, по плечу. Сама по себе ласка от мальчишки невероятно приятна. А в такой обстановке…
- Я так боялся, ты не представляешь!
- Это я боялся!
- Ага, я знаю. Все боятся.
Я только недоумённо поднял брови. Но он продолжил:
- Ну, как же, маленький мальчик, читать любит, умненький, родителей слушается. Разве он может думать о чём-то ещё, кроме как об учёбе и своих книжках? Никто не верит. Все думают «Ой, я ему сейчас скажу, а он как побежит жаловаться папке! А папка у него….». Тем более, что папка этот одного таки убил.
- Убил? Расскажи.
- Меня первый раз изнасиловали в пять лет.
- Ого!
- Ага. Было очень больно и противно. Я не люблю вспоминать этот момент. Папа его убил и хорошо сделал. Мне кажется, он и сам это понимал.
- А тебе рассказали?
- Да. Папа вернулся и прямо мне так и сказал: «Можешь спать спокойно, я эту сволочь лично убил». Ну, особенно спокойнее я спать не стал, я и так-то не очень переживал.
- Не переживал?
- Ну, конечно! Пока он мне в жопу свой хуй совал — было больно и страшно. А как перестал — ну, я поплакал и всё. Дядька ушёл, оставил меня в покое, чего дальше переживать? Но немного благодарности я к нему испытываю.
- Благодарность?
- Ага. Он же мне показал, что для чего у мужика. Я же тогда не понял, что он делал. А главное — зачем? А второй раз ко мне пристали два года назад. Ну, полтора. Но там я знал, что будет, поэтому не особенно сопротивлялся. Только сразу сказал, что в жопу — не дам. Ох, видел бы ты его глаза!
Серёжка захихикал.
- Ну, он там такую операцию по соблазнению маленького мальчика планировал, аккуратно, чтобы тот ничего не понял. А мальчик ему сразу же «В жопу не дам!».
- И как? Дал?
- Ну, в конце концов дал. И он уговаривал, и мне было интересно.
- А родители не узнали?
- Узнали, - вздохнул Серёжка. - Я не говорил, честно! Но они сами догадались. Наверное, следили после того случая.
- И тоже убили?
- Нет. Я же уже большой был. Отец меня позвал и так серьёзно спрашивает, мол, что он мне обещал, как угрожал. Ох, Лёш… Не люблю я это вспоминать. В общем, когда узнали, что он мне не угрожал… Отец с ним поговорил. Тот всё понял, и завидев меня на другую сторону улицы переходил.
- А ты?
- А я что? Со мной же тоже… поговорили. Отец постарался объяснить мне, что подобные игры мужикам стыдно. В общем, просветил он меня что для чего предназначено природой. Так что я — ничего. Я терпел… Только мечтал, что кто-нибудь наплюёт на запрет отца и меня опять изнасилует.
- А почему именно «изнасилует»?
- Ну, я ж не знал, как это приятно, когда вот так, с тобой. У меня ж только два раза было. Ну, то есть, со вторым не два, но всё равно. Он приходил, нагибал или сосать заставлял.
- А ты и сосал.
- Ну… да. Лёш! Вот что я неправильно делаю, скажи? Тебе же приятно было?
- Приятно, - не стал отпираться я.
- Ну! И мне приятно. И ему было приятно. Что тут такого? Почему нельзя?
- Как тебе сказать… Серёж, вот тебе приятно было у меня жопу лизать?
Он уткнул нос в подушку. Я погладил его по спине — дёрнул плечом. Но и всё.
- Я тебя не ругаю, я просто пытаюсь объяснить. А другим не только неприятно, но и прямо тошнит от этого. Видишь, тебе — нравится. А я подумать не мог всего этого! И никто подумать не может. Поэтому и запрещают.
- Так что, - подорвался он. - Если они узнают…
- … тебя зачморят, - не стал я юлить. - Люди очень не любят, когда идут против законов общества. А у тебя с этим, как я заметил, не очень.
- Я сам знаю. Вот я и хочу понять, почему они такие? Ну, ладно, если им не нравится — я ж не заставляю? А мне почему нельзя?
- Потому что «нельзя», Серёж. Прими это за данность и всё. Может быть потом, когда вырастешь — поймёшь.
- Все так говорят. Потом. А мне-то уже сейчас хочется!
- Тогда делай так же, как со мной. Найдёшь себе друга, такого, чтобы ему нравилось. И тихо-тихо, чтобы никто не знал. Потому что сам понимаешь, если узнают — ему будет хуже всех. И подожди хотя бы ещё пару лет, чтобы успокоились.
- Я понимаю, - он снова подвинулся ко мне и обнял. - Спасибо. За всё.
И вдруг захихикал.
- Ты чего?
- Попа болит. Знаешь, как классно!
- Не знаю, - я тоже улыбнулся и прижал его к себе.
- Это очень классно! - повторил он. - Пока ты втыкаешь — прямо больно-больно! А потом таааак здорово! Может, ещё так сделаешь?
- Спи, хитрюга. Забрался ко мне в постель, изнасиловал…
- Я?!
- Ты, ты. Спи!
Летом сна нужно меньше. Поэтому я проснулся с рассветом. А рядом посапывал Серёжка. В неярком утреннем свете его лицо было особенно детским. Я лежал, глядел на него,  спокойно сопящим рядом со мной, и вспоминал вчерашнюю ночь. Неужели это его я трахал? И он мне рассказывал историю своей жизни и своего позора? А он это позором не считает. И даже в чём-то благодарен тому насильнику, который внёс в его жизнь столько проблем. Нет, очень странный ребёнок. Но этот странный ребёнок в моей постели. Причём, добровольно и… да, чуть не с песней. А у меня нежность сливается с… да, с утра стоит'с! Ну, а собственно, чего я теряюсь?
Я осторожно снял с его плеч одеяло. Голый мальчишка раскинулся вольготно. Маленький писюн тоже торчал. Под ним коричневым морщинистым бугорком выступали яички. Незагорелая часть ярко выделялась на фоне остальной кожи. На верхушке писюна кожа собралась в такой милый «клювик». А коленки сбиты! Ха! Книжный парень, а где-то всё-таки носится!
- Ммм! - Серёжка потянул на себя одеяло. А я не дал! Он дёрнул сильнее и повернулся на бок. Как раз ко мне. Я накрыл его одеялом с головой  и нагло подвинул к себе. Под одеялом раздался звучный зевок и… Да, опять этот кайф. Горячий и ласковый рот мальчишки безропотно обхватил головку, сбив напряжение. Сейчас мне было просто хорошо, без того надрывного желания немедленно кончить, которое возникло, когда я бесстыдно разглядывал нагое тело. Я лежал, глядя в потолок, и наслаждался. Минуты текли, а ничего не менялось. Серёжка сосал под одеялом (чем он там дышит, интересно?), мне было хорошо, но… и всё. С одной стороны, было не похоже, чтобы он возражал. С другой было интересно, сколько же он сможет? А вдруг час? А с третьей… Мне слегка поднадоело уже. Ну, что же… Он хотел?
Я откинул одеяло и он тут же оторвался от своей соски, глянув на меня. С надеждой и волнением. Я потянул его к себе.
- С добрым утром, Серёжка.
Ох, дети, как же вы улыбаетесь! Почему взрослые так не могут? Он вытянулся во весь рост, устроившись на животе, но я перевернул его.
- Нет. Я хочу при этом смотреть тебе в лицо.
Морда сразу такая изумлённая. Но послушно лёг на спину. Я поплевал на пальцы, развёл ноги в разные стороны.
- Ты же хотел побольнее?
Он часто-часто закивал.  Господи, что за ребёнок? Восемь лет, а тут уже и садо-мазо, и вот это тоже… Я приподнял его за попку, направив в него член. Оказалось — неудобно.
- Приподнимись.
Он упёрся ногами сбоку от моих коленок и приподнял зад. Но так тоже было неудобно.
- Ладно, переворачивайся обратно.
- Нет, погоди. Я сейчас!
Он задрал ноги вверх, согнувшись пополам. И обеспечив мне полный и прекрасный доступ. О, эта поза особенно интересна! В сравнении с моим его стручок вообще незаметен… Но торчит же! А мой выглядит такой дубиной по сравнению с этой попкой… Но помещается, я вчера пробовал. Когда я надавил, он закусил губу, но я не стал вталкивать сразу, а потихоньку качал, в какой-то момент провалившись в горячую и тесную глубину. У него в глазах такое удивление!
- Ой… А сейчас не больно!
- Ну, тогда продолжаем?
- Ага!
Серёжка опустил ноги, обхватив меня за бёдра. Устроился поудобнее. А я навалился сверху, потихоньку проталкиваясь внутрь. Да, эффект от позы «лицо-в-лицо» оказался правильным. У него сначала глаза бегали туда-сюда, видно: прислушивается к ощущениям. А потом расслабился, успокоился, задышал. Рот приоткрылся, глаза то откроются, то закроются. Потом начал меня поглаживать по руке. Ещё и ногами обнимает. А я ухватил его за кончик и начал поддрачивать. Он застонал, а по животу аж волны побежали: то напряжёт, то расслабит. И внутри тоже волны пошли, я прямо чувствую, как он меня там внутри за член обхватывает.
- Ну, держись, - говорю. - Вот сейчас я буду тебя ебать.
- Давай, - говорит он загробным голосом, не открывая глаз. И ухватился обоими руками за простыню.
И я начал его ебать. Сильно, мощно, не стесняясь. А он расслабился и бултыхается от моих движений. И стонет уже так громко… Чёрт, приятно! Я кончил где-то глубоко-глубоко внутри, постаравшись вогнать уж так, чтобы его до печёнок проняло. И опять ухватил и дрочить начал. А он выгнулся, голову запрокинул и внутри опять сжало. Мне чуть-чуть не хватило, чтобы второй раз кончить! Но всё равно так здорово стало…
Подрочил я ему минут пять (у меня уже выскочил) и устал.
- Всё, - говорю. - Не могу больше.
Он глаза открыл, сел. Меня обхватил и к груди прижался.
- Лёш! - говорит. - Я и не ожидал, что это будет так здоровски! Вот спасибо тебе!
- Это тебе спасибо, чудо. Я ж правда даже подумать про тебя такое не мог.
Он вскочил и в туалет побежал. Даже не одеваясь. Ох, а я ему тут надрачиваю, а он ссать хочет! Кстати. Тоже надо бы.
Справлять малую нужду в присутствии заинтересованного пацана — стыдновато. Вот не знаю, почему. Это не смотря на то, что упомянутый пацан только что в рот брал и на этом самом сидел. А вот писать — стыдно. Странно мы устроены. Но я справился. Потом почистили зубы, умылись, искупались даже.
- Так, и что делать дальше? - спросил я, когда все следы и последствия ночного (и утреннего) разгула были убраны.
- Можно я книжку почитаю?
- Конечно, читай. Сидеть как?
- Приятно.
Я так понял, что жопа ещё болит. Ну, и ладно.
Часам к девяти он одолел «Эмиля из Лённеберги», обнял меня, чмокнул и убежал.
А я остался в лёгком таком ахуе. Гляжу на модель самолёта и хочется её погладить. Вот уж не ожидал такой памяти!
Он заходил ко мне ещё два раза. Первый раз получилось как-то очень сумбурно, я был не готов, он тоже торопился. В общем, тупо и быстро трахнул на диване, он встал, демонстративно потёр задницу, надел штаны и побежал. Второй раз он потребовал сделать с ним это в туалете. Так сказать — в память о прошлом. Ну, и в результате у нас можно сказать вообще ничего не получилось.  Потому что темнота, теснота туалета, мальчишеский рот… Я кончил. Прямо в рот. Он закашлялся, отплевался… Не знаю, по этой ли причине, или по какой другой — он больше никогда не появился. Ни в этот год, ни на следующий, ни через год…
Серёжка! Если ты читаешь сейчас эти строки, помни: я безумно благодарен тебе за те дни.

 

©Aaz