оглавление:
1. Объяснение, пояснение, разъяснение.
2. Эпиграфы.
3. Пролегоменочка.
4. первая рассказка: "Биг Бен".
5. вторая рассказка: "Конец Биг Бена."
6. третья рассказка: "Атаман Бурнаш с Байконура."
7. последняя рассказка: "Ебилог."
Объяснение:
При чтении повести главное не путать "я" - тот кто пересказывает рассказанный рассказ, с "я" - тем кто рассказывает пересказ рассказанного рассказа.
Это просто: он - не я, я - не он.
Разъяснение:
Ну короче, это типа такая предельно навороченная бессюжетно-бестыжая, мистическая-космическая, документально-фантастическая, иносказательно-воспоминательно-гомосексуально-героическая, наставительно-назидательно-моралистическая, противопожарно-учебно-производственная повесть-сказка, честная рассказка, аккуратно записанная, внимательно переписанная, старательно откалиброванная по проверенному пересказу достоверного рассказа одного бывшего бойца байконурского космодромного стройбата, рассказанного одному четырнрнадцатилетнему мальчику (в его постели, против его воли и в самое неподходящее для разговоров время), а самое смешное что всё это так и есть.
Пояснение:
Повесть написана на совесть:
умными эпиграфами начинается,
смелыми замечаниями отличается,
полезными примечаниями продлевается,
надписью на стене сортира завершается,
вслух читать запрещается,
Нафане посвящается.
Эпиграфы:
1. "Палец педагога должен устремляться в небо!"
- первый педагог Каменский.
2. "Мечты детей должны устремляться в космос!"
- первый педагог Ушинский.
3. "А неба в космосе нет."
- первый космонавт Гагарин.
Пролегоменочка:
1.
Это было и случилось тогда, когда, не узнаете никогда.
А на картинках учебника с порванной обложкой мы видим, что давным-давно отсюда небо над страной было в красивую голубую клеточку; учащиеся младших и средних классов все были пионеры, соблазняли алыми галстуками маньяков в Орлёнках и Артеках и учили показывать "будь готов, всегда готов" высунутой из трусов пипиской; у взрослых оба яйца тогда были одинаковые и такой стоял советский социалистический порядок - хоть повесься. Тогда первым в космос запустили Гагарина. Все обрадовались, сунули в трусы руки и стали слушать.
2.
Не надо лыбиться словно мря на именинах - я в те времена ещё не был и ничего того о чём я рассказываю, сам я не видел (мне ведь не "сто лет одиночества" как некоторым), я рассказываю как мне рассказали, только правильнее.
3.
Когда мне (во, это и есть не тот я, который рассказывает, а тот "я", который рассказывал мне - видите как просто, никогда не запутаешься!) было четырнадцать мальчишеских лет, у меня образовался один ё-о-о-чень взрослый Друг. Он и рассказал мне эту историю, а я запомнил тот его рассказ весь как есть, от вдоха до выдоха и промежутками между абзацами, потому что в промежутках он меня ебал (ну вот, видите, разве это могу быть я? У меня он бы не поразговаривал, получились бы одни промежутки).
4.
Он рассказывал и не верить ему было нельзя - он был человек оттуда, он был взрослый, уважаемый, обожаемый, значительный, крутой, богатый, женатый, он курил в моей постели и между его ногами длиннел аргумент в двадцать два сантиметра сплошной убедительности - и поверил я тогда, что от всех болезней, капли Датского Короля всех лекарств полезней... - проглотили слюни, плывём дальше.
Рассказка первая: "Биг Бен".
1.
Я (этот "я" опять он; надеюсь просвещённый читатель уже привык нас различать и освободит меня от утомительной обязанности постоянно указывать где он, а где я, а то мы никогда ни до чего интересного не доедем - дальше меня почти нет, считайте что я вышел поссать.) расскажу сперва о нём, он стоит обедни, а потом расскажу и его рассказ.
Он был... - впрочем кто он тогда был теперь уже никому не интересно. Прикиньте: когда мне было четырнадцать он был уже раза в два старше чем я сейчас. Заинтересованной публике предлагается сорокадолларовый вопрос на засыпку: во сколько разов он взрослее нас с вами теперь!
(примечание: нет, не надо считать загибая пальцы вашего сегодняшнего соседа по постели, тут даже на больших банковских счётах имени банкирского дома Ротшильдов хуй к носу не прикинешь, тут на арифмометре фирмы "Феликс" до блевоты обкрутишься; тут пресловутой экспонентой не отсерешься - лемнискату мы бернулли вокруг хуя обернулли; тут, если судить с точки зрения банальной эрудиции, требуется артиллерийская работа главным калибром дальнобойной бетонобойной математики института имени Стеклова, убей бог, не знаю, кто он и почему ему такая честь преподнесена-с...).
2.
Но на ужасном самом деле, дело было не в том что он был взрослый - в четырнадцать лет все взрослые - дело было в том что он стеснялся меня ебать по-взрослому, а хотелось чтобы он всунул в мои детские кишки двадцать два взрослых сантиметра, до упора и спустил, чтобы я был выебанный как беременная женщина.
3.
Но ебал он меня по настоящему, в раскачку - вагон едет, вагон едет, только когда злился. Он считал это страшным наказанием для любого мальчика, когда ебут в жопу - а мне, когда это наказание снилось, то утром трусы менять приходилось, и я гонялся за этим наказанием по всей школе... Ладно, скажу раз проговорился, только вы никому: - он был директор нашей школы.
4.
Между прочим первым выеб меня не он, а Шуля Комар, мой одноклассник. Так его звали из-за роста, мне он был по плечи, но когда я стянул с него в раздевалке школьного спортзала плавки - то там такой комарюга обнаружился, на весь класс хватило бы! Я сразу стал ему его дрочить - хотел посмотреть как он будет спускать (все мальчишки в нашем классе любили смотреть, кто как спускает), а он завалил меня в польта и выебал в жопу вместо физкультуры. Мы уже кончали когда в раздевалку влетели девчонки, увидели что мы делаем на их драгоценных польтах и подняли такой вселенский визг, что потолок обвалился. Они отвели нас под немецким конвоем в учительскую, но в учительской мы молчали как Зоя Космодемьянская, а училки запинались и не могли правильный вопрос задать, так их эта история разволновала. После гестаповского допроса нам одели трусы и повели к директору. Девочки показывали на нас пальцами как дуры - возмущались что Комар свой башенный кран от них прятал, а мне в действии продемонстрировал.
5.
Директор посмотрел на мои длинные голые ноги и на крепкие голые ноги моего насильника, велел нам сегодня идти по домам - подумать, а завтра он с нами разберётся, и выпер разновозрастную дамскую депутацию из кабинета. А завтра никакого разбирательства не было - как будто до ебушихся в раздевалке шестиклассников ему и дела не было (а на самом деле ещё как было)... Оказывается, меня он сразу заметил, и приметил, и отметил, а Комару решил не доверять, хотя тот беззаветной преданности оказался пацан, молчал тогда, молчал потом, молчит теперь, а его хозяйство в полном моём распоряжении и боевой готовности - проверено, мин нет.
6.
Он был директор и никакие школьные безобразия не приветствовал, но он любил меня больше директорского кабинета, я был первый мальчик в его директорской жизни, меня он хотел и прощал мне все мои четырнадцатилетние выходки, за которые я сам бы себя убил, а эта ходячая башня с часами (он был помешан на часах и его кличка была соответствующая: "Биг Бен") только смеялся и называл мои проделки "штуки капитана Куки" (этого капитана Куки я бы тоже убил).
7.
Разозлить его было сложно, он не считал разбитые мной вещи - разбитыми, испорченное мной настроение - испорченным, истраченные на меня деньги - истраченными. Что бы я не проделывал, вместо того чтобы наказать меня насадив меня так чтобы я кряхтел, корячился и руками махал как ветряная мельница - он зацеловывал и задрачивал меня до обмороков. Да, в тринадцать лет это тоже приятненько, но этим-то я мог заниматься с пацанами с лестничной площадки и одноклассниками, а мне нужно было ощущения влезающего в кишку взрослого полового члена, чтобы в живот давило, чтобы мальчишеское сердце заходилось, иначе зачем мне было его директорское воспитание? Я ебаться хотел, а не в игры играть...
8.
В общем я уже сто раз сказал, что он ебал меня в жопу только если злился - и что я только не выделывал, чтобы его разбесить... Пиком моих гибельных усилий стало забивание гвоздей его любимым суперсверхточным хронометром мистером Фиксом, в его любимый полированный японский столик. Вбитые в твёрдое чёрное дерево плотницкие гвозди навсегда образовали там моё красивое имя, а мистер Фикс перестал жить и все прочие тикающие и пикающие устройства в доме тоже "сломали лук и стрелы".
9.
Когда последнее тиканье в доме прекратилось, я решил что наделал дел достаточно и сам стянул с себя прилипающие от страха трусы, плюхнулся животом на постель и зажав тюбик детского (о, какое точное название!) крема, стал ждать вхождения разъярённого зверя в директорском костюме.
10.
Я лежал со спущенными трусами, он пришёл, увидел, победил и всё сразу понял, но он не разорвал мне мои половинки пополам, не изнасиловал меня как маньяк в подворотне, не отругал строгим директорским голосом (а я бы униженно спускал под себя) - он рассмеялся (его, видите ли, рассмешило выражение лица моей жопы).
11.
Тогда в злобного зверёнка превратился я сам: я вскочил, натянул - фик вам! - трусы до подбородка и запустил тюбиком "детского" (они ещё и издеваются!) крема в ненавистное лицо. Тюбик полетел стремительным бумерангом и попал в его правый глаз (которым он на уроках смотрел на часы), и он стал одноглазым на всю жизнь, только потом вылечился. Вы думаете что теперь-то он выебал меня во все мои узкие школьные отверстия как врага народа - хуй, штанга.
12.
Нет, сперва и мне показалось что сейчас всё произойдёт - я прыгнул чтобы вцепиться ему в лицо когтями, он поймал меня на лету, опрокинул спиной на колени, разорвал на мне трусы, и в таком немыслимом, положении - перегнутый через его высокие колени, пупком в потолок, макушкой и пятками по разные стороны от директорских ботинок (ими он больно наступил мне на руки), отдрочил мне мой шестнадцатисантиметровый школьный пенал.
13.
Я был самым высоким мальчиком в классе и мой недавно выросший член высовывался из-под спортивных трусов на уроке физкультуры, заставляя хихикать девчонок и мучительно краснеть моего одноклассника, выдавая нашу тайну. Потому что все видели, но никто не знал, что этот мальчишка первым из миллиардов обитателей Земли выебал меня в жопу; выебал не в игру и не из подросткового любопытства, он выебал меня потому что из всех мальчиков и девочек он с первого класса мечтал выебать именно меня; он боролся с желанием, но против воли он онанировал представляя голым меня, а не девочку - это я снился ему опрокинутым на спину, с раздвинутыми ногами, нагнутым перед входящим в меня членом - это было тайной, но ещё большей тайной было, что этот мальчишка больше любил не ебать меня, а тискать и дрочить мой мальчишеский половой член, причём так умел его направить, что член плевал спермой ему в лицо - о, предатель, тебя дрочат, а ты плюёшься!
14.
Вот - в отместку за столик и дорогие как вся моя жизнь часы, директор перегнул меня через колени и отдрочил мне мой мальчишеский пенал - да, в четырнадцать лет это тоже приятно, но я хотел взбесить его, чтобы он мне жопу порвал! Я хотел чтобы он загнал в меня пыточный кол, чтобы я корячился и извивался, а он бы насаживал и ебал меня сколько захочет ...
(Потом всё так и происходило - остановить или оттолкнуть насильно вторгающуюся в моё детское тело залупу я мог и не пытаться - он не замечал сопротивления моих детских рук - но это было потом...)
15.
Я никогда не мог понять из-за чего он злился - на совершенно ровном месте он начинал дышать мне в лицо и шипел тяжёлым шепотом: - "ну тяперь дяржис-ссс-сь... щщща-ас-сс ззз-заказ-зню..." - потом срывал с меня майку и трусы, наваливался на мой живот тяжело как опрокинутая телега и всаживал в меня своё дышло без подготовки, и не заботясь слюной смазать или растянуть дырку начинал даже не ебать меня, а зверски казнить, не слыша мои униженные просьбы простить, пощадить, обождать, вытащить, отдышаться, всунуть глубже, быстрее, сильнее, ещё... Его не интересовало больно - не больно, он ебал меня раскачивая планету, вызывая учащённый пульс биения моего школьного сердца в мальчишеской груди, и спускал в мальчишеский живот океанским прибоем, он раскачивал кровать и казалось мы едем поездом от Гомеля до Бобруйска - я отмечал остановки и по времени сходилось. Съеденная еда начинала лезть из меня, я боялся что он продавит меня твёрдокаменным директорским хуем и спускал под ним от бессилия и унижения, я пытался всунуть ладонь между моим измятым детским животом и его напряжённым как у тигра взрослым мужским телом, нащупывал бугор от тычущей в меня изнутри головки члена и напрягаясь всем насилуемым мальчишеским телом пытался выдавить из себя слишком большой для детской жопы половой член школьного директора. А ему нравилось и он начинал в меня спускать...
16.
Спасало меня то, что моя четырнадцатилетняя жопа самой природой была предназначена чтобы взрослые дяденьки ебали меня своими взрослыми половыми членами, и хорошо для этого приспособлена. Когда его давило в меня пролезало - я сразу спускал, становился внутри мокрым и скользким и член проваливался в меня как в масло - мне переставало быть больно и хотелось чтобы он всовывал не переставая, чтобы ебал меня сутками, слезая пописать, впрочем писать он мог бы прямо в меня - я ждал этой позорной пытки. Если бы не эта мальчишеская физиология, мне разворотило бы прямую кишку его несмазанным членом как охотничьим жаканом.
17.
Я был тогда в принципе не насыщаемым подростком, сколько бы меня ни ебали, сколько бы ни мяли мне мои мальчишеские груди - мне было мало, удовлетворить меня полностью, чтобы я сказал: "остановись мгновенье, ты прекрасно" - не могли бы Гог и Магог, тут могла справиться только большая корабельная дизельная ебательная машина.
18.
А он и был ебательной машиной - читайте, завидуйте: он меня ебал до тёмных кругов в глазах, только когда его член начинал проваливаться в меня как в растопленное масло, он начинал понимать что он со мной сделал. Но тогда не отпускал его я, я насильно под ним расставлялся и снова начинал хлюпать под мощными махами, пока он не спускал в меня ещё несколько раз. Не знаю зачем мне это было нужно, забеременеть от него я не мог и не собирался, и всё равно мне хотелось быть красивым мальчишкой начинённым его взрослой директорской спермой, как атомная бомба атомом.
Сперва он слишком быстро меня разъёбывал, его член переставал ощущать меня внутри и выпадал, потом я научился сильно зажиматься бёдрами, создавая скользкое сопротивление двигающемуся во мне мужскому поршню, это его опять заводило и он ебал меня пока наш кроватный поезд не доезжал до самого Бобруйска. Каждый раз он спускал в меня больше разов, чем за всю предыдущую директорскую жизнь, а мне хотелось чтобы вкус учительской спермы пропитал меня до горла. Просто лежать под ним было бесполезно, он переставал чувствовать членом мою прямую кишку и останавливался, а зажимание отнимало у меня столько сил, что я не мог встать и ползал на четвереньках пугаясь его сумасшедшего взгляда. Я был ученик, а он директор который изнасиловал ученика, и он не мог сделать, чтобы того что было не было; это не укладывалось в его директорских мозгах, сводило с ума, представлялось сном, бредом, галлюцинацией....
19.
Однажды он воткнул в меня раскрытую булавку, ему хотелось убедиться что я ему не кажусь, что я в его постели - голый выебанный четырнадцатилетний мальчик - настоящий. Мне было больно, но я его простил - мне хотелось то же самое сделать, я тоже не верил что это происходит на самом деле, мои глаза были такими же сумасшедшими. Но мне было проще поверить - мне оставалась боль в развороченной членом жопе.
20.
Когда он видел ползающего по комнате на четвереньках выебанного голого мальчика, то ничего человеческого не оставалось в его зрачках, он пристраивался сзади и всаживал член в меня - я тыкался носом в ковёр, но он не помогал подняться, а ещё и пользовался моим положением - полное сумасшествие!!!....
21.
Но это было потом, после того что однажды случилось (и должно было случиться), потом он проёбывал меня до мозга костей не взирая на возраст, продирал меня так что я помнил его тело телом, его бёдра бёдрами, колени - коленями, живот - животом, соски - сосками, губы - губами, язык - языком, единственная проблема была - разозлить. Это было трудно и опасно, он злился непонятно и случалось это не тогда когда это было нужно мне (ебаться мне хотелось постоянно - но не всегда), но когда случалось, то меня никто не спрашивал.
22.
Ну что ещё рассказать о нём интересного?
Его член был толще моей шеи, на него не только садиться - оглядываться было страшно, и я садился не оглядываясь, это и называется "безоглядная любовь" (а "безответная" - это когда ты дрочишь ему изо всех мальчишеских сил, а он - не кончает). Садистом он не был, а постельной скотиной был. Единственно дрочить он умел как никто - они с Шулей дрочильные перегонки могли бы устраивать, и ещё неизвестно кто бы победил. Мне нравилось свешиваться с его колен, мой живот упоительно напрягался, я спускал быстро, гладко, много, сперма летела и попадала мне на лицо, приходилось зажмуривать глаза, а он неправильно понимал - думал что это я наверху блаженства (он многого не понимал в четырнадцатилетних мальчишках, этот взрослый человек, хотя и был директором школы). Впрочем если у тебя двадцать два сантиметра, то много понимать не обязательно - я сказал.
23.
Такой сорт онанизма, который мы с ним практиковали, он именовал "малым монгольским наказанием" - я думаю что монголы врагам хуи дрочили не слезая с лошади - он мне всю историю исказил, он был учитель истории. Но если мой хуй он дрочил как Ван Клиберн на пианино, то ебал бездарно как гипсовую статую. Он опрокидывал меня на спину, рвал на мне майку и трусы (потом покупал новые - такие же, чтобы мои папуасы не вычислили), наваливался на мой живот как телега с сеном и ехал на мне, пока не спустит. Он не думал, что мальчик в его постели может иметь свои представления, чего-то хотеть и ощущать. И ещё он опасался что про нас узнают в милиции и каждый раз, выебав меня в стельку, учил что и как говорить. Я повторял последние слова каждой фразы и он был во мне уверен, но на самом деле я был первым, кто подписался бы под приговором, потому что он не делал со мной и малой части того что хотел я, а следовало делать это каждый раз! Он меня измучивал не сбывающимися ожиданиями, он вызывал непреодолимые и неисполнимые желания, их дополняли немыслимые сексуальные фантазии выебанного четырнадцатилетнего подростка - он должен был знать, он всё видел в моих глазах, но он ничего не делал.
24.
Вот мой счёт, я перечислю не всё чего я хотел, но всё что я перечислю он со мной не делал, пусть ему станет совестно: итак он
- а. ни разу не связал мне коленки полотенцем (я любил дрочиться со связанными коленками).
- б. ни разу не связал мне руки за спиной и не привязал к спинке кровати мои растянутые в стороны, мальчишеские ноги - чтобы изнасиловать привязанного ребёнка.
- в. не шлёпнул меня по половинкам, чтобы писун вспрыгнул как Валерий Брумель.
- г. не защемил мои детские мальчишеские сиськи больненько пальцами спуская в меня директорским хуем.
- д. не приставил вытащив из жопы к моему рту спускающий член - а этого стыда мне хотелось больше чем ебаться.
Просить его о таком я не мог (зато однокласснику в таких красках расписывал, что тот бежал не различая заборов и автобусов), чтобы мы ни делали в постели и что бы не снилось мне в стыдных снах, у нас всегда сохранялись отношения взрослого и подростка - о чём-то не мог говорить со мной он, о чём-то не мог говорить с ним я. Мы удовлетворяли друг друга, но мы не были близкими, если бы один умер, другой бы не заплакал.
- е. он торопился вытереть меня моими (обязательно моими) трусами, а мне хотелось лежать залитым как проститутка спермой, пойти в школу и сидеть на уроке со спермой под рубашкой, и чтобы никто в классе не понял почему я улыбаюсь и на вопросы не отвечаю.
Вот о чём мечтал самый рослый и красивый мальчик в классе - отличник, физкультурник, общественник, - надежда учителей, гордость школы!
25.
Я мог рассказать ему о моих сексуальных изобретениях и просить воплотить их в реальность, но рассказать и просить о таком я мог только когда сидел голый, с его членом в жопе, а он тогда переставал меня слышать. Я мог орать так что соседи выпадали из окон, мог сказать что едет комиссия из Гор.ОНО (где носы отрезают), крикнуть что началась атомная война - он ничего не слышал. А в других ситуациях просить его о таком я не мог, горло схватывало спазмом, я начинал говорить шепотом и сам потом не знал - я тихо сказал или громко подумал.
26.
А самое опасное обвинение, которое невозможно опровергнуть, это вот: - он ебал меня слишком редко для моего возраста. Не знаю какой был смысл в таком монашеском воздержании, я с его члена вообще бы не слезал так и уехал бы на хую на каникулы. Всё равно для всех мы числились любовниками, девочки шептались, пацаны по-блатному руки не подавали, а выеб он меня всего семь-девять раз (смотря с какого конца считать) - всего семь-девять раз за тот бесконечный учебный год он заставил меня отбиваться, унижаться, просить, кричать, стонать, задыхаться под волосатой грудью - а считался моим любовником весь год! До конца наших отношений он ебал меня только когда злился, а злился редко, правда потом стал злиться чаще, но уже всё было на излёте. Мне ни разу не удалось вызвать его желание когда это было нужно мне, что бы я не делал он был дурак и всё мне прощал. Единственный раз произошло не так, но это был последний раз, а мы не знали и неделю провалялись в постели просто так, время теряли. Вот почему я подписался бы под приговором - десять лет расстрела, пусть не издевается над маленькими.
27.
Впрочем его так никогда и не посадили, после у него было много мальчишек, были неприятности, пришлось уйти из школы, но - все мальчики были только из шестого "б"- !!!.
28.
А в первый раз всё получилось случайно.
У него была квартира за театром, такая просторная - мы там в футбол играли. Но там водилась его жена, она могла появиться из-за угла и он боялся там ко мне приставать. Зато когда мои папуасы уматывали за город на огород, то мы ехали ко мне на трёх такси триумфально - на первом ехали мы, на втором ехал кейс с тюбиком детского крема для меня, на третьем ехал никто, третья машина шла для солидности.
Мы вообще тогда роскошествовали, мы завтракали перед школой мы в Праге. Мы подъезжали на машине и задрав подбородки топали на второй этаж, плюя на халдейский гнев и вавилонское выражение лиц будили стадо высокопоставленных пражских официантов и заказывали по одному хрустальному напёрстку кофе. И ещё сдачу с сотни пересчитывали...
29.
Так вот, в тот раз я умудрился вылезти из трусов ещё в лифте, и - смерть шпионам! - стоял на площадке перед дверью со стоячим. Наверно это было красиво, особенно если смотреть глазами нашего школьного директора, потому что он втолкнул меня в комнату так, что я перекувыркнулся через спинку кровати как Саша Расулов - первый голубой чемпион Европы по акробатике - и шлёпнулся на постель как коровья лепёшка. Мой взрослый друг влетел за мной так треснув дверью что с соседнего дома обвалилась сталинская лепнина. Он был бледный, синий и красный одновременно, он обрушился на меня и - о-ооо! - к-ка-аак он мне засадилллл...!!! Он рвал меня за член с такой неистовой силой, что если бы мы ебались в Лукоморье - вырвал бы дуб зелёный с корнями. Он ебал меня словно асфальт долбил, тогда я понял что он сумасшедший и спустил от страха, это спасло мне жизнь, я стал мокрым и скользким внутри и хлюпал под ним как растопленное масло.
30.
Нет, если его посадят из-за этих незнакомых мне мальчиков незнакомого шестого "б", то пожалуйста не надолго! (Чтобы обдрочиться не успел, мне жалко каждой капли его спермы, которая попадёт не в меня!) Я был максималист шестого "б" мне снился толстый волосатый член впирающийся мне в жопу и я спускал во сне в трусы, мать меняла мне трусы каждое утро, но думала на другое и её стрелы летели мимо цели. Я дрочил несколько раз в день - я спускал утром во сне, в школе мне делал это мой одноклассник на большой перемене, после школы я непредсказуемое количество раз дрочился со своим взрослым Другом, вечером обязательные два раза подряд - тайком от родителей и догадливого любопытства младшей сестры. И всё равно мне снова снился дежурный сон с директорским членом толсто влезающим в мою жопу и я спускал. Я даже просыпаться не хотел когда мне этот сон снился, я хотел умереть насаженный на хуй как турок на колу. Я словом и делом убеждал его что мне нет прощения и меня надо выебать самым безжалостным способом как сидорову козу, а он находил смягчающие вину предлоги и уклонялся от назначенной мне казни.
31.
И вот сбывалась моя детская мечта - взрослый ебал меня в жопу, а за что? Ну разделся, всё равно раздеваться пришлось бы, а он меня изнасиловал - кошмар.
Я ждал и смотрел ему в лопатки пока он курил, потом врубил телепиздер - просто так, для шума - и это была моя ошибка. Показывали передачу про первых космонавтов и эта скромная в техническом смысле передача вдруг так его разозлила, что если бы их показывали не по телепиздеру, он всех бы выеб, а мне остались бы одни слёзы. Но он это сделать не мог и телепиздер улетел с десятого этажа, хотя мы жили на девятом, а он выпрямился как спинка от учительского стула, зажал мои щиколотки подмышками и - рассказал...
32.
Прикиньте ситуацию - мне четырнадцать лет, меня ебут второй раз в жизни, я стал третьим мальчиком из класса, которого выеб взрослый дяденька. Впрочем, неважно сколько одноклассников имели взрослых любовников, мне это было нужно самому, я хотел ходить в школу выебанным как проститутка. И вот я лежу между его взрослыми ногами, я жду, я готов, я впущу член в себя не ахнув, мне не будет больно! А он зажал мои щиколотки подмышками - не вывернешься, курит и рассказывает...
Сперва я только слушал, потом стал подрачивать и раза два спустил, потом дотянулся и до его стартового ключа, и поворачивал его и на страт и на тангаж - увы, банкрот - ракета в тот день так больше и не взлетела, он кончил мне в кулак нестоячим, не удивительно что я запомнил его рассказ от вдоха до выдоха...
рассказка вторая: "Конец Биг Бена".
1.
Он рассказывал, потом достал из кейса (в котором лежал и плакал тюбик детского крема) старую серую фотографию одиннадцатилетнего мальчишки, улыбающегося всеми улыбками мира, и показал на расстоянии - он опасался что я вырву эту драгоценную фотографию из его рук и изорву в клочья. И напрасно опасался, я это попытался сделать сразу - тот мальчишка был так нечестно младше меня на два года и отнял его у меня сегодня, в лучший день моей жизни - если бы я разорвал его фотку, это было бы справедливо.
2.
Он был странно красив тот байконурский мальчик с серой фотки, в обычной жизни таких мальчишек я не встречал - он был похож на мальчика с картины "Аполлон, Гиацинт и Кипарис" А. Иванова.
3.
Кончилось в тот раз тем что он спустил нестоячим в мои пальцы, вытер моими трусами (а я хотел облизать!), оделся и ушел покупать новый телепиздер, такой же как старый, чтобы папуасы не заметили. Я оделся и поплёлся в школу, в жопе что-то болело приятной тянущей болью, сперма вытекла из меня и стекала по ногами, как мёд из перевёрнутого кувшина, колени дрожали и подгибались, я шёл держась за забор, наверное со стороны казалось что я иду как в жопу выебанный (почему "как"!).
4.
Урок - "частицы "не" и "ни" нам объясняют" - я не слушал, прикрывал глаза, вспоминал, плыл и не мог остановиться... Домой пришёл в совершенно мокрых трусах, сразу снял, бросил под шкаф (там они и валяются), и завалился в постель - дрочить и мечтать. Во сне мне снилась моя сексуальная "казнь" и меня настигал оргазм - она мне и теперь ещё иногда это снится и я спускаю как в детстве, а вот частицы "не" и "ни" я так никогда и не выучил.
5.
У него был первый гомосексуальный опыт в нежном возрасте, он сделал попытку поиметь ровесника и уже тогда он был в этом смысле скотиной, потому что вопреки всем мальчишеским законам и правилам его ровесник нажаловался родителям. В результате наш директор был уличён матерью, выпорот отцом, насмерть задразнен братьями и на долгих сорок лет запретил себе подобное. Я был первым мальчишкой, которому удалось проломить линию Маннергейма, которую он укреплял сорок лет, я её взломал, как Красная Армия, за три зимних месяца, а тот байконурский мальчик об неё только ударился. Поэтому он мне и прощал всё - я стоил ему сорока лет жизни.
6.
Я не был опытным и умелым, моя победа была случайностью, но эта случайность не была случайной.
Докажем эту теорему: - допустим, я не разделся в лифте и мы остались суходрочкиными товарищами до конца света. Но в наступлении конца света был бы виноват я, и за это он бы меня выеб, но как долго пришлось бы ждать! Давайте посчитаем как кроты: - ему пятьдесят, сто восемьдесят шесть на восемьдесят шесть, умножить на двадцать два между ногами, и он был Директор; мне было четырнадцать - сто шестьдесят на пятьдесят умножить на мои подростковые шестнадцать сантиметров между ногами, я был школьник, в дневник заглядывать не будем - государственная тайна. Т.о., чтобы барка не перевернулась её надо рулить хуем, я и рулил. Да, всё случилось случайно, но такая случайность у тринадцатилетних мальчишек не случайна. Теорема доказана - садись пять.
7.
Он так никогда и не поверил что мне нужен был он, именно он и только он. Да, у меня был веснушчатый одноклассник и взрослому казалось невозможным чтобы он в свои пятьдесят лет, был мне нужнее преданного моим школьным коленям ровесника, но это было так. Он в это не верил и убежал от меня, как триста спартанцев от армии царя Дария под Фермопилами, следы спартанских пяток до сих пор на камнях видно - убежал, потому что если не веришь в своё счастье, остается только убежать.
8.
В конце учебного года он уговорил папуасов отправить меня в дом отдыха и объявился там согласно заранее разработанному плану. Для всех мы были сын и папа, мы были похожи и вели себя осторожно, целовались только когда оставались одни и никто в нашей версии происходящего не сомневался. Казалось комар носа не подточит, но нос нам подточил именно Комар.
9.
Неделю мы не вылезали из постели и даже не одевались, он мне дрочил бесконечно, и вот - настало - он стал ебать меня не потому что злился, а потому что ему хотелось меня выебать - я победил, эй-е!!!....
10.
А утром приехал Комар.
Биг Бен отсутствовал и мы ушли на озеро.
Мы проболтались там до полудня, купались, жгли костёр и удили рыбу - чем ещё можно заниматься на лесном озере? Вечеру, мы стали расставаться на повороте просёлка - Шуля запрыгнул мне на шею и стал целовать меня ртом в рот. А Биг Бен оказывается пошел меня встречать и всё увидел - у-у, какой он стал мрачный... - я не успел ничего объяснить - он изнасиловал меня на мокром после дождя асфальте просёлочной дороги.
11.
Мы пришли в коттедж в темноте легли и это была самая страшная ночь в моей жизни. Он меня ебал, ебал и ебал, это было бесконечно, последнее что я помнил - я посмотрел из-под него на часы и было три часа ночи, пытка никогда не кончится, я умру под нашим директором школы ебущим меня как паровой каток - о, какая славная была бы смерть!
12.
Он хотел наебаться на всю жизнь, я уже даже стонать не мог, дыра в жопе зияла разверстым кратером, в меня можно было даже не воткнуть а опустить нестоячий член, и ни за что внутри меня он не задел бы, как у Винни Пуха - "входит и выходит"...
13.
Я уснул под ним с первыми лучами золотого солнца, я был счастлив - я думал всё началось, а на самом деле всё кончилось. Когда я проснулся то никаких следов пребывания Биг Бена в комнате не осталось, ни костюма, ни парфюма, ни диплома, ни дипломата, ничего кроме моей жопы развороченной его ненасытным директорским хуем. Я сел голый на постели и ощутил что в мою жопу попала простынь.
14.
На соседней койке сидел Комар и улыбался мне синяком под глазом. Оказывается на автостанции на него напали местные пацаны, избили и отняли деньги, уехать он не может и останется у меня. Он врал, денег у него не было, глаз он сам себе подбил, а правдой было то что он хотел остаться со мной. Но это были напрасные надежды, мой член распух, две недели я не только дрочить - писать не мог без отчаянного вопля, в разинутой как пасть у бегемота жопе сквозило, и вдобавок меня беспокоило куда девался Биг Бен. Я не понимал почему он сбежал не оставив записки и что это означает. Комар сказал что видел как Биг Бен шагал в сторону озера и вид у него был не очень. Я решил что он утопился и мы излазали всё озеро, нашли сапог, коровий череп и ржавую гранату-лимонку, попытались выдернуть чеку, но она не вылезла. Вечером нас в коттедж не пустили, он не был оплачен. Мы сунули гранату в печку вахтёра и выходя из стальной калитки в заборе услышали разрыв. Что там случилось и кто это сделал мы с Комаром не знали и решили не связываться с автостанцией, а идти в город пешком. Попёрлись через лес, заблудились и переночевали у костра, причём первые полночи я ещё отпихивался от Шули и вынимал ему руки из моих трусов. Ему хотелось подрочить мой член, мы были одни в лесу и он лез, но мне, после многочасового изнасилования ничего не хотелось. Я ему это сказал, он не понимал и пришлось пнуть приставалу коленом, чтобы он обиделся, спустил и мы уснули. Утром мы вышли на дорогу и доехали до города на тракторе.
15.
В выигрыше остался только Комар - теперь он имел меня когда хотел, куда хотел и перестал рисовать в учебнике Истории СССР нашего директора повешенным на построенной из хуя виселице. Биг Бен не утопился, но лучше бы утопился, потому что теперь его не стало дома, а когда был, то был "занят", его голос с каждым моим звонком становился холоднее, это продолжалось пока у меня уши замёрзли и я перестал ему звонить. А когда начался новый учебный год нас с Комаром перевели в разные школы. Ничего разумного в этом не было - Комар жил в моём подъезде - это была акция возмездия...
16.
Теперь я знаю - мы с ним были созданы друг для друга, но не сумели подружиться, я у него был первым, и у меня он был первым, он был взрослый директор, я был красивый шестиклассник, каждый это о себе знал и считал что обязан другой и что другой обязан, но это ведь никогда не так. Теперь я это знаю - потому что ни с кем, кто заходил потом в мою Белокурую Люську (их хватило бы заселить Бирюлёво-Товарное), мне ни разу не было как с ним. Ну и потом, когда у него были неприятности из-за мальчишек, я узнал - все его последующие юные любовники были из шестого "б" - ...
рассказка третья: "Атаман Бурнаш с Байконура."
1.
Вот что рассказал мне Биг Бен в тот день.
Оказывается он не всегда был директором школы - когда в космос запустили Гагарина, он был обычным долговязым солдатом космодромного стройбата - и с в руке одной лопатой заменял он экскаватор (а с двумя лопатами - два экскаватора). Я перескажу его рассказ как был и если приводимые факты не совпадают с Большой Космической Энциклопедией - и исправляйте в энциклопедии.
2.
Первым космонавтом должен был быть не Гагарин, а Фёдор Комиссаров, но он утонул на старте. На сороковой секунде обратного отсчёта нештатно сработала система подачи воды в скафандр, струйка холодной воды залила лицо космонавта и обрушила его психическое равновесие. Он зажмурил глаза, рванул забрало гермошлема вверх, пошарил перчаткой по пульту и нажал единственную функциональную клавишу в кабинах того времени - кнопку включения системы аварийного пожаротушения.
Система АВП сработала штатно - кабина заполнилась пеной. Космонавт закрылся и попытался промыть гермошлем изнутри водой, но система подачи воды пиздила по-прежнему и гермошлем залило - воды оказалось достаточно чтобы космонавт утонул. В ЦУПе ситуацию отследили, сообщили на Старт, на Старте пытались связаться с космонавтом по радио и услышали бульканье, прекратили отсчёт, провели совещание, приняли решение, побежали к ракете, поднялись по подъёмнику, разгерметизировали люк, вытащили космонавта, открыли забрало, слили воду, стали делать искусственное дыхание - поздно, мёртв. За это кого надо посадили, а систему аварийного пожаротушения решили заглушить и потом наши космические аппараты летали с заглушенной противопожарной системой - пока не сгорели на старте американцы. Пожар тушить полагалось рукавицей, плевать кипятком или поссать: "после пожара хуй насос".
3.
Первым, кто облетел вокруг Земли на спускаемом (клянусь, не я это слово придумал!) аппарате, и не утонул, не сгорел, не разбился в тонкую ляпу, а вернулся из космоса живой - был вообще не космонавт, а некий разъебай малярной команды космодромного стройбата.
Все его звали "Чёрный" - а звать его приходилось, обычно он где-то спал и не слышал команды. Ещё он имел привычку приручать пацанят помельче, и вовсю пользовался их сопливой благосклонностью в определённых целях. Плевать было на это местному начальству - всё равно сгорит под ракетой - был байконурский лозунг, очень уж хорошо горели эти фантастические машины будущего, насилуемые им пацанята не жаловались а просто так напрягаться моральными проблемами будущей обгорелой головешки никому из местного чучмекского начальства в голову не приходило. Что касается высокого русского начальства, то оно на космодроме появлялось редко и таких "чёрных" в упор не видело, не посторонишься, растопчут как муравья-кумурску.
4.
Атаман Бурнаш (это его смазливую мордашку продемонстрировал мне Биг Бен) был Чёрному друг, товарищ, брат, (эмансипэ, эгалитэ, фратирнетэ), соратник по дынно-арбузным набегам на корейские гектары и постоянный сексуальный партнер.
5.
Бурнаш был детдомовский мальчишка. Подозревали что у него есть отец и мать, братья и сёстры, дяди и тёти, но он им был совершенно не нужен, на Байконуре и тени их никогда не видели. В детдоме он скучал и постоянно сбегал невзирая на избиения резиновым шлангом от детдомовской стиральной машины, которая ни для чего другого не применялась - детдомовские пацаны бельё не стирали, а создавали видимость стирки. Удрав из детдома Бурнаш курил на платформе Тюра-там, проникал в закрытый космический город Ленинск, оттуда просачивался на космодром и зависал как стратостат над пассатами.
6.
Бродячая закваска в нём была силы непредставимой, удержать его под крышей или направить миллионы эрг его детской энергии на учёбу было труднее чем изменить орбиту крупного астероида. Он был "неуничтожимый" - спал под дюзами вывезенной на старт космической ракеты и никакой гептиламин на него не воздействовал, а в посёлках казахи и собаки дохли после каждого старта. Он собирал оплавленные ракетным огнём камни и продавал на станции проезжающим; солдаты в сплошной химзащите после каждой чистки стартовой площадки становились инвалидами и попадали в госпиталя - а с мальчишкой в рваных кроссовках ничего не происходило, как будто он был родной ракетам мальчик космической породы.
7.
Он был красив свободной красотой свободного мальчишки, таинственная алхимия смешения национальностей сделала из обычного тюратамского пацана улучшенное и дополненное издание самого Гиацинта, мальчика-любовника вечно юного древнегреческого бога Аполлона. Улучшения в основном касались его мальчишеского орудия, пипиской такую межконтинентальную баллистическую ракету не назовёшь! Я думаю что Аполлону ещё повезло - его подстилкой был послушный древнегреческий мальчик, а не неукротимый атаман Бурнаш, иначе ещё неизвестно кто бы первым в цветы превратился. Зато в сексуальных отношениях со взрослыми дяденьками оба мальчика были совершенно идентичными (с точностью до пятого знака), один мог заменить другого в объятиях голого Аполлона, ещё и драться бы стали и никакие олимпийские боги не сумели бы их разнять.
8.
(Апология Гиацинта.)
Давайте всмотримся в картину, ведь у нас нет ничего кроме картины: Аполлон прижал знакомо привалившегося к нему голого мальчишку, член мальчика лежит, сперва спустили, теперь поют. У взрослого бога глаза в небо, ничего не видит. Второй мальчик (мальчики по одному не существуют) - тоже совершенно голенький (подсматривал, разделся чтобы смотреть было интереснее - потом та ещё блядь выросла) дует в дудку, а сам вцепился глазами в сосок груди любовника его друга (подленький). Встаёт вопрос (и не только вопрос) - КУДА смотрит Гиацинт? Проследим за взглядом, скрытым лесом мальчишеских ресниц - он смотрит (и как смотрит!) на ПАЛЬЦЫ вечно юного совратителя мальчиков, а ПАЛЬЦЫ тянутся к голым коленкам МЛАДШЕГО мальчишки с дудкой во рту. Мальчишка (пока ещё) НЕЖНО держится за обнимающую его руку, но... ой, неосторожен Аполлон! - сейчас произойдёт касание и идиллия Иванова сменится ужасом гибели Помпеи Брюллова, а мольберт господина Иванова будет надет на голову господина Иванова, чтобы блядей не рисовал. Вот куда смотрит Гиацинт.
9.
Не коситесь в сторону умеренного в мальчишеских размерах полового члена Гиацинта, во-первых это вкус художника, а не любовника, во-вторых удовлетворять олимпийского бога - "справа не для кожного" - тем более бога вечно юного, вот кто на эрекцию не жаловался! А древнегреческий пацанёнок справлялся, ещё как справлялся - история кого попало не помнит. Кто там был инициатором - вопрос тоже не к археологам, в тюратамском детдоме вы это узнаете точнее и знать будете прочнее. Ох уж эти мне древнегреческие мальчики, всегда от них до греха было рукой подать - они если и отличаются от современных мальчишек, то не этим.
10.
Бурнаш считал себя музеем - за "посмотреть" деньги брал. У космодромной мелюзги особенно невероятный интерес вызывала жила, которая шла по его члену как у верблюда на животе. Когда мальчик "кончал" она пульсировала так, что становилось страшно смотреть, казалось она лопнет, малыши думали что ему больно, но он ничего не чувствовал, дрочил и вовсю спускал на мальчишечью мордашку благодарного зрителя с зажмуренными глазами. Это было его обязательное условие, которое устраивало и малышей на чьи лица он спускал сперму. На этом платный сеанс заканчивался, Бурнаш собирал деньги, уходил в малярку где бесплатно отдавался Чёрному.
11.
Да, такой вот казус-мистерикус - показывал мальчик за деньги, а отдавался бесплатно. Это была и есть самая секретная космическая тайна, все участники секретного семинара по этой секретной теме секретно отбывают секретные сроки на секретной зоне в секретной Бушмановке и следовательно являются секретно набушмаченными. (Таким образом в нашей повести должным образом обеспечены вопросы секретности.)
Не все стройбатовцы относились к мальчику-проститутке одинаково. Был там такой Дубовик, красивый качок, если он заставал Бурнаша в малярке - бил не сдерживая кулака. Он свою ненависть не объяснял, бил и всё. Кончилось тем, что он застал Бурнаша в бытовке когда тот копался в его вещмешке. Качок запер дверь бытовки на гвоздь и стал убивать мальчишку насмерть. Поняв что ногами он отсюда не выйдет мальчик чиркнул спичкой и кинул в ведро с нитрокраской. Ведро рвануло, но вместо того чтобы убежать быстро и далеко качок ударил пацана так, что мальчишка вылетел из помещения вместе с дверью, и стал тушить ведро шинелью. Следом за ведром рванула стапятидесятилитровая бочка с нитрой и качок сгорел вместе с бытовкой. Мальчишка был без сознания, у него было разбито лицо, сломаны рёбра, выбиты зубы. Обвинить избитого и изнасилованного ребёнка в умышленном поджоге, начальственного ума не достало, но солдаты одно с другим связали, сделали соответствующие выводы и Бурнаш задышал свободнее.
12.
У мальчика были странные глаза, иногда казалось что на вас смотрит утреннее небо, иногда - чёрный космос с диким лохматым солнцем, а в остальном это был обычный пацан без наград, диплома, паспорта, претензий и имущества, но с изрядным запасом мстительного достоинства. На космодроме он имел соперника-завистника - Владика-блядика из роты связи (кто не любит пыли грязи поступайте в роту связи), это был сын заведующего антенным хозяйством, старшины Будникова, почти ровесник Бурнаша он постоянно ошивался на дежурных радиостанциях с теми же целями. Такой вот альянс - отец солдатами командовал, а сын солдатам жопу подставлял. Прямо как в песне римских легионеров: - Цезарь галлов поимел, Никомед поимел Цезаря...
13.
Не могу знать, почему старшина эти дела терпел, может сам был грешен, достоверно это неизвестно, но что-то такое там как бы неявно присутствовало. Человек он был угрюмый и суровый, а его жена для всего рядового космического воинства была самым непонятным существом в космосе, если бы прилетели инопланетяне то их бы повели на неё посмотреть. Она одевала туфли на сапоги, разговаривала матом, ходила писать в солдатский сортир и вела себя как слегка переодетый мужик. Отношения сына с солдатами, унижающие его воинскую честь и достоинство, старшина терпел молча и не пряча глаз давал увольнительную тому, кого сын приводил за руку, хотя прекрасно знал, чем тот такую милость у мальчика заслужить мог. Зато по другим поводам к нему лучше было не обращаться - тр-ринар-ррядавнеочереди!!! - ... Командовать мальчишкой он не пытался, на любые отцовские пожелания немедленно следовала такая истерика, что в посёлке думали что на космодроме немецкого шпиона поймали.
14.
Космодромное пространство мальчишки поделили пополам - Бурнаш объявил атаманской территорией стройбатовские бараки, Владику достались антенное поле и кабины радиомашин. Солдаты разделение территории знали и во избежание неприятностей, на которые оба мальчика были одинаково горазды, четко соблюдали предложенную пацанами субординацию - с кем водился Бурнаш не лазали на радиостанции, кто ебал Владика не совались в малярку. Казалось делить пацанам больше было нечего - солдат и там и там обоим за глаза хватало, но была одна проблема, которая ежечасно порождала их взаимную ненависть, как частная собственность на землю, согласно марксистско-ленинскому учению ежечасно порождает капитализм. Дело в том, что при равенстве возраста половой член Бурнаша спускал много и сильно, мальчишку прямо трясло от наслаждения, тогда как "дудулька" Владика торчала, не давая никаких особо приятных ощущений. По-настоящему он "балдел" только когда его ебали, жопа у него была чувствительная как пися у девочек, проверить это он предлагал всем. Но если ему дрочили, думая что доставляют мальчику удовольствие, ему приходилось прикидываться спускающим, на самом деле он не спускал и почти ничего не чувствовал. Вот почему Владик жутко завидовал спускательной способности второго мальчишки и уговаривал всех кто под рукой оказывался схватить-связать Бурнаша и запаять ротик ему в писуне паяльничком, но этот коварный НАТОвский план не был принят в войсках к исполнению, несмотря на его разработанность и обещанные исполнителю обильные мальчишеские дары.
15.
Надо быть мальчишками, чтобы понять как из-за такой вещи можно завидовать и ненавидеть, но там вражда была непримиримого размера. Впрочем мальчишки есть мальчишки, вражда не мешала им дружить, трогать друг друга за писуны и ловить разговаривающую по-казахски рыбу в камышах на солоноватом озёре. На этом взаимный секс и заканчивался, они ни разу не попробовали выебать друг друга - оба оставляли это солдатам.
16.
Дрочить Владик не любил принципиально - он хотел быть девочкой, а девочкам не дрочат. Конечно в этом он заблуждался, ему объясняли но его это не интересовало, ему хотелось так думать - он так и думал. Все знали что он прячет на Р-118той девчоночье платье и лифчик - и когда радионачальство уходило пить в город, мальчишка переодевался в платье, стягивал свои груди лифчиком и сидел на металлических ступеньках радиостанции болтая ногами в туфельках. В таких случаях его звали Ирина, и сомневаться в том что она девочка солдатам не полагалось, за это можно было получить камнем в спину, ну никто и не сомневался.
17.
В каптёрке левой рукой выдавали Чёрному мыло, одеяло и бельё для Бурнаша, все знали что они не просто дружат, а ебутся, и никого это по большому счёту не ебло, таких "чёрных дурды" на космодроме было хоть жопу ешь, они нарушали все существующие правила и инструкции работы с космической техникой, горели, болели, блевали, воровали, бегали, вешались - их ловили, ебли, били, судили, отправляли в дисбат, но воспитание не помогало - чурки так и оставались чурками, и страна их - чуркестан. Возвращать перманентного детдомовского беглеца начальство настолько утомилось что он был официально занесен в вещевой список караульного помещения. При смене караула его полагалось отыскать и предъявить наличностью и в шесть вечера со ступенек караулки орали на весь космодром: - "Бурна-аааа-ш".......
Мальчишка не возражал, ему нравилось быть важным и нужным в этой героической космической воинской части.
18.
Первого апреля был произведён последний после гибели Фёдора Комиссарова пробный старт ракеты-носителя со спускаемым аппаратом с пустой заглушенной системой аварийного пожаротушения. В полёт должен был отправиться войлочный космонавт Иван Иваныч, с всунутой в его брюхо особо точной аппаратурой: термометром, маленковским стаканом и бутылкой жидкого как ссаки "джезказган пивосы". Чёрный бродил вокруг старта и высматривал, где бы ему клопа придавить минуток шестьсот на каждый глаз. В это время разнёсся слух что едет комиссия и все кинулись растаскивать бочки, мести плац, мыть трибуну, пидорасить полы в бункерах. Кто-то из начальства обнаружил что подъёмник не окрашен и после последнего запуска ржавый как хуй знает что, и поднял соответствующий крик. Старшина поймал Бурнаша, дал в зубы кисть, ведро краски и задание: отыскать Чёрного, объяснить задачу, чтобы волосами на жопе ощущал и чтобы быстро с подъёмником было "абгемахт" (малярный старшина был не Вернер фон Браун, но тоже немец, только он дал честное немецкое слово не шпионить и его взяли в космическую армию).
19.
Бурнаш понёсся по бетонке так что подошвы задымились. Чёрный спал как красавица за ящиком с песком, мальчик его как сказочный принц распинал и сообщил, что старшина сказал "абгемахт". "Абгемахт" понимали как превосходную степень слова "быстро", мальчишка перегнулся через ящик и солдат спустил ему в жопу за несколько минут. Бурнаш зажался и подержал его член в себе пока дрочил и спускал, это заняло больше времени чем сама ебля, но наконец и мальчишеская сперма смешалась с противопожарным песком в ящике и осталась там вечным памятником любви русского мальчика и нерусского солдата. Потом они занялись армейским делом - добавили лёгости (налили солярку), чтобы красить было как по маслу, то что разведённая солярой краска не просохнет никогда их не волновало, работать Чёрный не любил, а краска обгорит при старте. Закончив приготовления солдат поплёлся к ракете, а мальчишка понёсся докладывать старшине.
20.
Тем временем автобус с войлочным космонавтом на борту наехал на что-то острое, пшикнул, юзнул и встал. При осмотре выяснилось что запаска оказалась спущенной, все колёса Байконура отказывались везти дорогого Ивана Ивановича на огненную погибель. Рации в автобусе не было, сообщить о поломке они не могли, офицеры остались "ждать попутку", рядовые вышли и понесли Иван Иваныча на себе, никаких попуток в день старта быть не могло. Идти было далеко, в космическом скафандре, при полной зарядке системы жизнеобеспечения, и с бутылкой пива в войлочном брюхе он был тяжёл и неудобен для переноски. Солдаты отошли от автобуса и сели на обочине играть в карты - проигравший тащит войлочное чудо на себе.
21.
Чёрный красил подъёмник за собой, вползая на тридцатиметровую высоту. Таким образом вниз спуститься не измазавшись в краске он не мог, да не очень-то и хотел. О том что намечается старт каждой космодромной чурке доложить забыли, поэтому он влез в кабину и уснул. Собственно таким и был его план, он был уверен что по свежеокрашенному подъёмнику специально из-за него подниматься никто не станет. Но через какое-то время на подъёмник вползли измазанные от сапог до звёздочки на пилотке матерящиеся технари. Апрельское солнце било в залитые краской глаза, спавший в аппарате чучмек умом и силуэтом не отличался от войлочной куклы, всматриваться была не их задача, их задача была завернуть люк. Люк они завернули и поползли вниз по жидкой краске матерясь страшнее прежнего, доложились начальнику и отправились оттираться керосином. Если Черный Дурды и проснулся, то понимая кто виноват в неукротимой ярости этих космодромных людей предпочёл смолчать.
22.
Никакая комиссия не приехала, это был понт начальственный. "Главный" этот испытательный запуск тоже не удостоил присутствием, он вообще не любил зря торчать на космодроме в момент старта, аварии ракет его раздражали. Младший помощник старшего дворника отсчитал обратный отсчёт и на "двадцать семь" прошла команда "пуск". Дальше чудесным образом всё стало идти штатно. Ракета пёрнула в отводную шахту облаком ядовитого дыма, встала на огонь и пошла в небо. Обгорелые старожилы глаза тёрли - на ракете работали даже те системы, которые вроде бы не успели подключить. Когда на орбиту прошла команда на разделение, на горизонте дороги показался ишак с положенным на его заслуженный космический хребет войлочным космонавтом, за ним шли проигравшиеся солдаты пиная его под жопу для ускорения скорости движения. Ишак был приверженцем манихейства, удары сапогами воспринимал как неотвратимую абсолютность основной мировой составляющей и экономил копытный ресурс; из-за этого они опоздали и полёт войлочного героя не состоялся.
23.
Ишака разгрузили и прогнали в казахстанскую степь до возникновения следующей технической надобности, солдат посадили на губу с указанием гноить, и стали думать: - если Иван Иванович остался на Земле, то кто полетел? Стали считать кто был на старте в тот день - все были на местах, но в кабине-то кто-то сидел!
Разбираться пришлось долго, вольнонаёмных, технарей-сверхсрочников и солдат на космодроме было много, кто-то стоял в строю, а кто-то был в увольнительной, самоволке, болел, умер, пахал луковые гектары в Кызыл Орде на офицерских огородах, собирал взорванную толом рыбу на Казалинских озёрах или настолько забурел что забыл про сапоги и шеренги; поэтому всех строили по многу раз и пересчитывали, выясняя месторасположение каждого отсутствующего. Постепенно до начальства стало доходить, что отсутствующего в строю малярной команды рядового чучмека Овезнепесова Дурдыгылыча (по кличке Чёрный) не счикала жирная космодромная моль, что он не отправился совершать хаджж в Мекку и не провалился с утра в толчёк, а вторые сутки болтается на орбите в орбитальном космическом аппарате, в обнимку с ведром разведённой соляркой малярной краски, без сортира, скафандра, еды, воды и воздуха. Это было бы позором советской космонавтики, если бы согласно знаниям космической науки Чёрный Дурды не был бы мёртв, выжить без кислорода, в аэрозольных парах охры, человеческое существо не могло никаким образом. Слегка поспорили, можно ли рядового чучмека считать человеческим существом, увидели что спор беспредметен и выдали команду на разделение спускаемого аппарата.
24.
Тем временем волшебная точность работы техники продолжалась. Спуск прошёл планово, промахнулись только с местом приземления, спускаемый аппарат приземлился не в тайге за Оймяконом, где его содержимое навсегда осталось бы тайной для всех кому положено, а шлёпнулся в солдатский сортир на окраине первого военгородка, расплескав солдатское гавно на весь Ленинск. Обгорелый шар вытянули из ямы трактором, плюясь и матерясь космическим матом обстучали по периметру кувалдометром, отбили люк и извлекли из недр чучмека, который пытался оправдываться под градом приветственных ударов, тумаков, пинков и затрещин. С места приземления его увезли в автозаке и на допросе выяснили обстоятельства попадания на орбиту и почему он вернулся на Землю не мёртвым. Оказалось что ведро он выбросил не докрасив подъёмник, оно "соскользнуло" на землю, поэтому люковая команда не увидела его на подъёмнике. Система жизнеобеспечения функционировала исправно, её забыли отключить после наземных телеметрических испытаний. В общем государственной измены в его действиях не нашли, дали два года дисбата и очень не рекомендовали рассказывать, где был и что видел.
25.
Дисбат он честно отмотал садчиком на кирпичном заводе, потом кое-как отслужил оставшиеся полгода срочной - полгода с губы не вылазил (пометочка была в личном деле), демобилизовался и самым медленным поездом поехал в Фараб: - "за пылью дорожной исчезнет Фараб, окончилась служба моя". В поезде Чёрный попался: "украли вы кошелёк у впереди стоявшего мужчины" - был снят с поезда и осуждён на два года общего режима. На зоне заболел туберкулёзом, потом попал под амнистию и доехал наконец из армии домой через семь лет после дня призыва. Первое время он молчал как амударьинский жерих на сковородке, потом стал проговариваться и рассказывать возле пивной о своём космическом приключении. Пивники не верили, крутили пальцем и советовали "анашу меньше курить надо". Больше всех не верил, крутил и советовал сосед Чёрного, "борзой" Витёк Ишунькин, мелкий вор и крупный алкоголик, но человек в общем-то симпатичный, единственно что он когда кого-то ебал, то был любитель членом "не в туда" тыкать, да так больно как будто новую дырку в тебе продавить хотел. Ночью приехали на чёрной "Волге" и обоих забрали - сосед был опаснее для советского строя, потому что не мог пуговицы на рукавах рубашки застегнуть - руки тряслись. Чёрный вернулся, держась за печень, лёг и умер от туберкулёза - на фарабском кладбище есть его могила, всё-таки герой космоса, а от Ишунькина даже ведра, в которое он писал, не осталось.
26.
Бурнаша в космическом происшествии не винили - для космодромного начальства он не существовал - он продолжал обитать в малярке и рассказал что произошло за ящиком с песком перед стартом. Какое-то время подойти к нему с предложениями было трудно, потом всё разошлось как круги на воде и пошло по-старому, но этому предшествовали события всемирно-исторического значения.
27.
Через десять дней после случайного орбитального полёта на старт вывезли ракету Первого настоящего Космонавта Мира - Юрия Гагарина. Собственно он тогда был не Юрием Гагариным, а капитаном Семёном Чулипиным, но Королёву (или тому, кто ему через плечо заглядывал) фамилия не занравилась и решили переменить. Сказано-сделано, рапорт Правительственной Комиссии отдавал капитан Чулипин, а пока автобус доехал до старта все документы переделали и целую область под Смоленском, чтобы всё сошлось, фамилиями переименовали, так что в ракету поднимался уже не плебейский на слух капитан Чулипин, а благородный Лейтенант Юрий Гагарин. А про мелкие фокусы с воинскими званиями (улетел лейтенант Гагарин, прилетел майор Гагарин) - все знают. Там много разных чудес случилось - событие мирового значения, и всё всему должно соответствовать.
28.
Гагарин-Чулипин ехал на старт на автобусе, на котором в прошлый раз не довезли войлочного космонавта - это был специально оборудованный космодромный автобус, там были белые занавесочки на окнах и кресла были приварены по другому. Ехать было долго - в автобусе Гагарин вопреки запретам сопровождающих выпил бутылку "джезказган пивосы". Впрочем ничего они ему не запрещали - только считалось, что запрещают - что можно запретить едущему на костёр человеку? А надо вам знать, что "джезказган пивосы" напиток суровый - поссать надо сразу и Чулипин-Гагарин высказал такое пожелание. "Вожатый удивился, вагон остановился", первый космонавт вышел на дорогу. Это было случайное совпадение - на дороге стоял Бурнаш, и у него торчал высунутый космический шлагбаум. Бурнаша знали и помнили историю с удачным пуском ракеты, а космодромные люди суеверные.... Произошла заминка, которой мальчишка воспользовался и взял космонавта за ссущий член. Член отреагировал штатно - за эту деталь космического корабля волноваться не приходилось, разрабатывавший её конструктор знал дело глухо, как в танке. В смятении души разинув рты смотрели приготовившие ладони для подзатыльников сопровождающие на эту картину Репина, и не знали как отреагировать. Отреагировали по-байконурски: - "всё равно сгорит" - и полезли обратно в автобус почёсывая ладони, огонь спишет. Влезли, занавесились и стали ждать, подсмотреть ни у кого башня не повернулась. Ждать пришлось эйнштейновскую вечность. Капитан-лейтенант Чулипин-Гагарин вернулся, сел и сказал по казахски - "сюрюн"; может потому что водитель был нерусский, а может сказать "поехали" по-русски хотел когда ракета ввысь пойдёт.
29.
Дальше знаете - был полёт и была слава, а что произошло на обочине дороги, пусть будет тайной-тайн. Бурнаш сам на эту тему не распространялся, а выдавить из него признание можно было только инквизиторскими клещами, и то он бы соврал, потому что никто не видел, проверить нечем, но он стал талисманом космодромной дороги. "Потрогать" мальчишку по пути на старт стало одним из самых секретных ритуалов космодрома.
30.
Бурнаш был мальчик вороватый, постоянно что-то тащил, ему самому не нужное, и ещё у него была дурная привычка разъединять разъёмы кабелей которые попадались под его рваные кроссовки - короче занимался космодромным хулиганством. От другого и перьев за воротами уже не осталось бы, а Бурнаша космодромщики терпели -суеверие возвышалось на космодроме выше небес ракетных. А мальчишка суеверия оправдывал, возможно он был истинной реинкарнацией неведомого Великого Конструктора Будущего, занесённого флуктуациями информационного поля в начало космической эры, чтобы научить нас обращаться с космическими аппаратами. Действительно, кто ещё бы мог, не имея схемы и описания, разъединять неведомо куда и зачем подающие набор напряжений стожильные кабели, отворачивать гайки с оборудования, снимать никелевые крепления - и ни разу ничего не отвалилось на старте и не закоротило насмерть? У технарей было негласное правило - никогда не соединять и не привинчивать обратно то, что рассоединил или отвернул Бурнаш.
31.
Однажды произошел совершенно невероятный на разумный взгляд случай: приезжий конструктор за полчаса до старта увидел разъединённый силовой кабель и посчитал это вредительством, хотел немедленно соединить и передать дело в суд - технари кинулись на него впятером и прижали к земле: - "не чапай, твою мать!!! - это Бурнаш разъединил..." Объяснять кто такой Бурнаш было некогда, да он и слушать не стал бы, они отнесли извивающегося в истерике ракетного конструктора в бункер и держали пока не прошла команда на запуск. Ракета громыхнула раскатами огненной мощи и вошла в небо точно как нож - аварий на космодроме в эпоху Бурнаша не случалось. Конструктор после ударился в религию.
32.
Но видимо по пути в наше время душа ракетного гения подверглась вредоносному воздействию энтропических информационных вихрей из древнеримского лупанария с древнеримскими мальчиками для легионеров (этого всегда следует опасаться, путешествуя по пространствам информационных полей), потому что мальчик видеть не мог солдатский член спокойно, в обморок падал от избытка эмоциональных ощущений. И погиб он из-за солдата, но как Великий Конструктор - сгорел под ракетой.
33.
После ареста друга для него мало что изменилось, опять кто-то его регулярно ебал, а все кому делать нечего - воспитывали на правах армейской мамы, били не больно, за кражи и для просто порядка.
И всё-таки арест друга на мальчишке сказался, он стал чувствовать себя одиноким, но потом эту проблему он решил по-мальчишески гениально - он удалился в степь и пропадал там, питаясь ковылями, пия росу и спя под колючкой. Так он отшельничал пока не нашёл нового Друга. Им оказался большой, как собаки из сказок Андерсена пёс, по имени Сагн-бек ("здоровяк"). Между прочим он сам себя так назвал, он умел немного разговаривать по-человечески, не так чтобы на партсобрании выступать, но лучше местных казахов. Голова у него была как котёл, на спине брёвна можно было возить, Бурнаш ездил на нём на стрельбище с ящиком патронов, а Сагн-бек топал и не замечал мальчишеской хитрости.
34.
Сагн-бек взял воспитание пацана в свои крепкие лапы, ходил следом за ним везде и всюду, предлагая другу лучшие куски, ел с ним из одной чашки, заставлял мыть руки перед едой - тащил зубами за штаны к умывальнику. Он тоже видимо был реинкарнацией собаки Великого Конструктора, которая отправилась в путешествие по информационным пространствам за своим хозяином, и отыскала его по ракетному запаху, или это был ракетный пёс, потому что видели как он принёс в зубах прибор, который искали, и подал технику. Кроме всего он всегда спал на куче реферативных журналов по ядерной физике и читал местные газеты на казахском языке - так что Сагн-бек всегда был в курсе научных исследований, решений партии и правительства и других интересных ему событий. Всё это прекрасно, но для мальчика стало проблемой уединиться с понравившимся солдатом, бдительный пёс везде его отыскивал моментально, демонстрировал солдату клыки и отбивал охоту ебать ребёнка. Объяснять ему было бесполезно, он слушал и голову клал на лапы в знак согласия, но поступал по-своему.
35.
Потом случилось так что сын старшины Бундикова влюбился в одного солдата с большим и красивым плугом, а солдат облизывался на баб из медсанбата и на пацанов под ногами не обращал внимания. В отчаянии Владик пригрозил отцу что залезет в отводную шахту перед пуском, если тот не предоставит ему этого солдата в постель. Старшина привык и только рукой махнул, но Владик не шутил - он хотел чтобы плуг молодого Геракла пропахал ему целину больше жизни. Он стал ездить за солдатом на велосипеде и не давал ему прохода, пока тот не ударил его в лицо. На следующий день Владик обдумывал планы зловещей мести, причём в планах солдат погибал мучительной смертью, а его член оставался во владении влюблённого в него мальчика. Мечтая Владик объехал барак и увидел: - там голый Бурнаш смеясь поливал солнечной водой из ведра шлагбаум его любви и шлагбаум поднялся пропуская мальчишку в солдатские сны. Всё стало на место: - Бурнаш! - ...
36.
План многоступенчатой мести мгновенно созрел в голове мальчишки, в подлостях сын антенного старшины толк знал. Он заставил себя успокоиться выкурив портсигар отцовских папирос и его стошнило. После этой медицинской процедуры он мог разговаривать с соперником не подавая вида и подарил ему свой великолепный велик - в обмен на подробности. Подробности оказались вопиющими: солдат любил мальчишку - Бурнаша.
37.
Устранить соперника надо было любым способом, а способ был. Оба космодромных пацана любили купаться в дыме, огне и рёве ракетного старта. Это был их тайный священный ритуал: когда ракету поднимали на старт мальчишки разыскивали своих любовников и торжественно им отдавались, они делали это не сговариваясь и не рассказывая друг другу, потом подбирались к спуску в отводную шахту (шахтой это только называется, там охуенный котлован), там оцепление не ставили, немецкому шпиону не пришло бы в голову туда сунуться, даже если бы он был из чугуна. Там был бетонный зуб, укрывшись за ним пацаны погружались в дым, огонь и грохот старта, и недёлю потом отходили от этого ужасного наркотика.
38.
Пуск должен был состояться через два дня после разговора. Бурнаш приехал туда на велике Владика; Сагн-бек приплёлся волоча в зубах кошму для сохранения своей драгоценной шкуры - ему эти развлечения не нравились, но бросать хозяина в огне и дыме он не собирался; Владик затаился там с ночи. Лунная ракета стояла на старте и репродукторы начали обратный отсчёт. На сороковой секунде Владик схватил велик, всунул специально изготовленную на радиостанции скобу для зажима руля и что есть силы катнул велик по наклону под ракету. Несколько секунд смотрел Бурнаш как уезжает под ракетные сопла мечта его жизни, потом вскочил и не помня себя бросился в догон. Сагн-бек укрылся кошмой и дремал сжимая зубами невкусный конец, он тоже не сразу сообразил что произошло, а когда сообразил было поздно, набирая скорость мчался Бурнаш навстречу смерти. У пса не было времени загрызть подлого Владика, он со всех ног бросился за мальчиком, настиг, сбил, завалил на плечо как волк овечку и рванулся назад к зубу.
39.
Они успели бы, если бы запуск прошёл штатно, но на двадцать седьмой секунде начался пожар на ракете и из сопел рванулся огонь. Владик увидел как свернулись в огненный клубок мальчик и собака, инстинктивно натянул на уши войлочный шлем, вжался в землю и его ослепила вспышка. Следом грохнул не представимой мощи взрыв - лунная ракета взорвалась на старте. Взрывной волной мальчика оторвало от земли, унесло далеко от старта, и швырнуло в песок пустыни за посёлком.
40.
Он упал на скат склона и остался живым хотя основательно обгорел. Сказочный хуеносец, из-за которого всё получилось пытался приходить в больницу, приносил конфеты, говорил о дружбе и пытался залезть руками в трусы, но мальчику становилось противно и страшно, он плакал и просил не приходить, а потом начиналась истерика. Солдат считал Владика другом Бурнаша и ничего не понимал, он тоже плакал и просил рассказать как погиб Бурнаш. Кончилось тем что Владик рассказал и солдат стал писать рапорты о переводе на Камчатку.
41.
Владик вылечился, только шрамы ожогов на лице остались, но это не мешало пользоваться солдатской благосклонностью по-прежнему. Он стал старше и в больнице научился спускать, наверное лекарства помогли. Когда ему было пятнадцать это уже был не мальчик-девочка, а блядь мальчишеского пола. Ничего он не стыдился и ни о чём потом не вспоминал, на солдат это действовало ободряюще - его ебли и фамилию не спрашивали. Ревность к Бурнашу в нём осталась, он пытался что-то открутить от ракеты, но его так шибануло, что он отлетел в сторону и больше не совался. Потом попытался встать на подъездной дороге, но его прогнали пинками. Талисман из него не получился, в гибели Бурнаша его не винили, но гибель Бурнаша ему не простили, дальше роты связи ему ходить не рекомендовалось, били.
42.
До отъезда в новую часть солдат успел побеседовать с Владиком, на уровне разговоров об этом - он так и не решился тогда переступить запретную черту своей жизни (зная как трудно было ему со мной, я в это верю). Владик рассказал, что у них с Бурнашом был полноценный подростковый секс, но рассказ произвёл впечатление придуманного. Солдата перевели, он отслужил полтора года на Камчатке, демобилизовался, вернулся в Москву, поступил учиться в 1-ый МГПИ и после стал директором школы.
43.
Потом погиб Гагарин, единственный кто иногда упоминал космический полёт Чёрного Дурды - как выдающийся пример образцового советского разъебайства - в нём самом от капитана Чулипина к тому времени ни имени, ни звания не оставалось. Потом на космодроме было много разных талисманов, взрывов, гибелей, чучмеков, людей, космонавтов; о некоторых могут знать все кто хочет, о других не знает никто кроме тех кто погиб, но из этих последних только одному мальчишке есть памятник на Байконуре - к нему не зарастёт народная тропа...
44.
Там на стене солдатского сортира уверенным почерком написано карандашом: "Мне мало лет. Сосу, даю. А. Бурнаш. " - и дата - "май 1961". - в казахстанской полупустыне сухо и дерево не гниёт, а карандаш на дереве это вообще вечная память героям космоса.
5. Ебилог.
Книгу переворошив, намотай на ус - все солдаты хороши, выбирай на вкус. Нет, я не скажу придумал я это, вспомнив надпись на стене байконурского туалета, или это всё правда, но в любом случае я честно выполнил всё что обещал в предисловии, мистика, фантастика и прочее. Но главное то, что даже малолетний атаман байконурских разбойников не сумел сломить сопротивление моего помешанного на часах любовника, который сам любил его по-настоящему, иначе не стал бы тридцать лет таскать его фото в директорском кейсе, несмотря на то что тот украл его тогда единственные часы "Слава". Это получилось только у меня, потому что он сразу был моим! А все остальные - воры.
©Аляскин Алексей младший, 7 марта 2000г, ночь