К 99-летию со дня рождения Л.Лагина.

"В семь тридцать две утра веселый зайчик проскользнул сквозь дырку в шторе и сел на нос ученика шестого класса Вольки ибн Алеши. Волька чихнул и вдруг проснулся."
Старик Хоттабыч. Лазарь Лагин. 


*
"В улетающие дали, улетая, улетай"... не то. 
Иногдаты не мог ни о чем думать. Улетавль Хлебникова - было. И был ночной поход на кладбище с метущими асфальт крылами. И было так и не написанное корыто Летателя с какой-то озверелой мордой рубящего щербатым топором крыло американского истребителя мужчины, и двое странно любящих друг друга человека под одной фуфайкой - все было, было, было... 7.30, вылет на Минводы. Вибрирующий, как электробритва Бердск, "Ан-24" уныло свесил крылья, лететь для нас ему наверно было неохота.
"Нет, - думал Иногдаты - ничего, чего бы не было и раньше..." 
*
То было время, когда экзамены и дембель заканчивались многими в рабочих общежитиях растущих против воли власти городов. Лимит затягивал как ожидание автобуса на остановке. Кто был слабее - уходил так ничего и не дождавшись, и оставались те, которым это нужно, и те которым некуда деваться.
Мы вместе с ним втащили чемоданы в квартиру на литовском и время двинулось вперед. Все радости лимитчика не описать словами: встал - на работу, на работу - встал. Пришел - уснул, проснулся - на работу. Старинные часы - сказала Пугачева - еще идут. Режим установился сам собой, вдруг год прошел и на - путевки в санаторий. Летим вдвоем, но врозь. 
*
Вино и море! Море и вино! Антошка еле отпустил, с условием вернуться под фанфары, но - ОДНОМУ. Он эмпирически мне это доказал, разбив очки (и выдав запасные) - он был негостеприимный мальчик. Меня увидев с кем-нибудь юней его под мышкой, обоих бы убил одним ударом недослушав! А Иногдаты был свободен словно ветер и он искал в Анапе сказку, но сказка не хотела сочиняться. Сюжета подходящего не находилось (по возрасту чтобы убитым быть Антошкой).
*
"Откуда же берутся сказки?" - думал Иногдаты. 
Волна катила под ноги медуз и пробуждала в памяти обрывки, но все не то. Мир рушился и был на грани отчаянья. Потом он пнул ногой какую-то жестянку - и случилось. Чиновники вдруг стали исполнять ноктюрн, ударили литавры, зазвучали трубы, мир озарился яростно зеленым, пропущенный как будто кем-то через изумруд, его сорвало, понесло, обрушилось и завертело. Напрасно он приказывал себе: "Прочь руки от мальчишки, Иногдаты!" 
Да, "руки прочь" - предмета не бывает непослушней...
*
Иногдаты шел по улице и смотрел на свои истрепанные тротуарами чужих и диких городов кроссовки, помнящие шаги подошв других мальчишеских кроссовок пропахшего как солнцем ленью лета шестиклассника на древних берегах, и пенопластовые корабли с надежнейшими парусами на палочках, которые весь май наверно наводили ужас на грубошерстных антолийских турок покорно молча обитавших с той стороны морского горизонта.
*
Иногдаты понимал, что мальчик, который загонял его по пояс в моря капустного салата водорослей за замеченным ропаном, давно стал взрослым, но время навсегда остановилось для него в том лете и он старался думать что и сам он, Иногдаты, остался навсегда для шестиклассника сидящим на берегу анапского бульвара, на той скамейке, где остался он сидеть и ждать захода солнца в Анапском Море, и подошли дельфины к пляжу чтобы смотреть как мальчик будет с ним прощаться и показать животики за это, и он остался там сидеть и ждать заката, хотя в тот день и не было Зеленого Луча, как и тогда, когда к нему прижалось продутое насквозь через рубашку, дрожавшее мальчишеское тело, и руки взрослого обняли мальчика стараясь как-то защитить ладонями от ветра - и не было Зеленого Луча в тот вечер, для этого ведь надо чтобы совсем особенным там было небо над древним как весь мир Анапским Морем.
*
Иногдаты был гомосексуалистом и не умел зарабатывать деньги, и его кроссовки разваливались на глазах, но он носил их год за годом, все не решаясь заменить другими, они ведь помнили подошвы тех мальчишеских кроссовок шагавших рядом с ними по песку анапских улиц...
*
Случилось так, что Иногдаты после сауны сказал мальчишке, который отошел к противоположной стенке и там стоял закутавшись как в тогу в простыню: "иди ко мне". 
- Зачем? - спросил мальчишка.
- Я буду обнимать тебя. - ответил Иногдаты и показался сам себе Нероном. Не вздумайте вы это в сауне сказать мальчишке, если конечно вы не император, но мальчик опустил руками простыню и ткнулся в грудь ему торчащим как бушпритик членом. Потом он сладострастно выгибаясь смотрел как губы Иногдаты сосут его соски с мальчишеским секретным уплотнением внизу, и он смущался плотности под ними и даже он на всякий случай тронул пальцем под соском у взрослого и шепотом сказал: "а у тебя их нет"...
И Иногдаты подрочил. В его руках мальчик выгибался и весь дрожал, послушно сев на член ("вот так?") и не замечал, чем занята там взрослая рука, где у его зажатых бедрами колен, дрочил ему пиписку Иногдаты. Потом он повернулся подставив полушария поцеловать и долго так торчал бушпритиком вперед меж пальцами, и не хотел заметить как долго изливался и спускал сам взрослый. Ах, мальчик, мальчик, откуда у тебя талант не замечать когда не надо?!
*
Но по дороге он был мрачен, и о чем-то думал. А Иногдаты вдруг его поцеловал и сказал ему какой он сладкий, ну чтобы он его простил. 
Поднялись брови удивленно, мелькнул навстречу чисто женский взгляд, и поцелованный решил поверить поцелуям и его улыбка открыла им дальнейшие ворота жизни.
*
"Я отличаю женщин по руке." - сказал мальчишка, проглотив вторую трубочку с фруктовой начинкой. Они пили кофе в кафетерии который был за бассейном. Там были вкусные фруктовые начинки и кофе, которое волшебно возбуждало (а не такое как теперь - из мусора и копоти от пережженных семечек, наверно).
- "Покажи руку." - и Иногдаты протянул ему ее ладонью.
- "Нет," - оттолкнул ее мальчишка - "ты старый."
Он прав был и не прав, но он не то хотел сказать. Он имел в виду мальчишек и девчонок из своего шестого класса, которых кроме "по руке", не отличишь - задача Соломона. А он умел их отличать, но Иногдаты оказался "старый". (На самом деле Иногдаты было тридцать шесть и мальчик с удовольствием бы на него "забрался", когда бы он лежал лицом в песок на берегу анапского залива, где никого кроме них нет, и не сопротивлялся, как в том постыдном сне после которого пришлось дрочиться отвернувшись к стенке). У него замирало дыхание, когда они играли "в дельфина" там в бассейне, но Иногдаты выпуклости прятал и не давал мальчишке к ним прижаться чем хотелось. Но Иногдаты этого ему не мог позволить, и вовсе не по поведению морали, а кое-что другое. На это у него была досадная причина, которую бы следовало устранить задолго до Анапы, но он не устранил и вот - мальчишка хочет, а вот ему приходится ужом почти что выползать из-под шестиклашки, который так любил массаж поделать, усевшись на него со спущенными плавками на бедрах! Бежать от невозможнейшей мечты своих гомосексуальных снов...
А мама мальчика спрашивала, правда ли что у Адылова был мальчишеский гарем? 
О женщины! Кто знает что было у Адылова. 
Я не могу позволить мальчику толкнуть меня пипиской в то место, которое он хочет! Из-за ... (мы знаем почему). О, Гиппократ! О, Медицина! зачем я не подумал раньше! А мальчик слушал и смеялся. "Гарем" к себе не относил, а вот "мальчишеский"... - глаза открыты шире чем обычно.
*
Пионербол. 
Когда им надоело перекидываться мячом Иногдаты повис на перекладине и позвал мальчишку: "Давай подтягиваться вместе." Алешка прыгнул ему на шею и повис прижавшись неожиданно упругим бугорком к упругости у взрослого на плавках, он так и рассчитал. У мальчика было совершенно невозможное выраженье глаз. 
Еще бы! Он обнимал взрослого, который перед тем ему дрочил, и возбуждал его толстун своим бушпритом, а этого никто не замечал! Они смеялись вместе с ним над слепотой стотысячного пляжа и губы были их так близко... Но дольше продолжаться не могло, природа властно требует свое, и скоро станет невозможно скрывать смысл истинный игры, и им придется прошагать с натянутыми плавками в секретный душ через весь пляж, а делать этого не стоит - мама рядом, отнюдь не обязательно что спит. И Иногдаты спрыгнул на песок, убрал висящего на нем мальчишку, его колени со своих боков, и руки с шеи - по одной, остались губы - губы он поцеловал. Мальчик смотрел ему в глаза и улыбался такой вот обстоятельной уборке себя с него. 
Невозможное выражение было в его мальчишеских глазах!
*
А Преступление, произошло в секретном душе, о котором старательно не знает вся Анапа, и заключалось в том, что мальчик с Иногдаты там оставались вместе столько, сколько надо, ну что бы поебаться. И после душа Иногдаты можно посадить на сколько надо, если бы мальчишка рассказал, но он не рассказал, ну и его не посадили. Они шли с преступленья рядом, шли жертва и преступник, касаясь бедрами, сплетая пальцы, о чем-то говорили невпопад и за руки держались, даже и не замечая что держатся за руки... И как вы думаете, кто первый должен был не говорить, и не рассказывать все маме?
*
Нет, мама не была слепой, наоборот, пожалуй. Ревнуя, видела она что мальчик любит дядьку и дядька любит мальчика, она доверилась любви и в этом не ошиблась. А чем же могут заниматься они в походах за таинственный свинарник - по интересности наверно там было как на космодроме у инопланетян - предположить она конечно не могла. Свинарник это ведь такое место, куда все ходят в самые обычные походы - за городом: и далеко, и близко. А что о остальном... ну матери об "остальном" конечно думать не должны. Есть вещи, которые мальчишки определяют сами для себя. И если посмотреть, она ведь тоже полюбила Иногдаты. И даже может... - нет, не может! Там было все не просто, и кончилось бы неизвестно чем. Все до конца знал только мальчик, а Иногдаты весь ему принадлежал. Есть вещи, которые вот Есть, но не укладываются в разум. Разъять троих на части было невозможно, кровь потекла бы не у кого надо. Зато Алеша бы не стал терпеть секунды когда бы отношения дядька и мамы вдруг вышли бы за установленные им пределы. За этим он СЛЕДИЛ. И если бы в мальчишеском гареме Адылова был он, гарема у Адылова бы не было, а был бы там один Алеша...
И все таки бывали и проколы, ну, типа, как у Штирлица в кино. Мальчишка забывался, взрослый упускал - и приходилось извращаться чтобы не разоблачили.
*
Они сидели за столом и ели рыбу. 
(Они сидели за одним столом в столовой санатория - обед по расписанию, бесплатно - совок прелестный, как много неожиданного счастья!) Мальчишке не хотелось есть, он поковырял, съел где вкуснее, и пододвинул Иногдаты: "доешь, я не хочу." Ну Иногдаты стал конечно есть не думая, и вдруг увидел отпрянувший взгляд мамы мальчика: "вы доедаете?!" 
Как громом шлепнуло. Пришлось спешить на выручку друг другу, и наводить тень на плетень, чтобы отринуть подозренья. Мальчишка помогал как мог, сообразив что приоткрыл завесу, продемонстрировав ей уровень их дружбы. Для мамы Иногдаты был чужой, с чего бы стал он доедать за сыном. О, что они несли там как по нотам! Но завалили Мюллера лапшой по уши. Притом мальчишка с Иногдаты был настолько счастлив, что маме оставалось лишь молчать и верить. И все же что-то там в душе осталось... 
*
Игровые Автоматы.
О, игровые автоматы...! Они уже ведь были и деньги таяли как снег. Пришлось просить пригнать добавку, но и добавку съели автоматы. К концу сезона Иногдаты не мог купить себе и газировки.
*
Парадик. 
Май, труд, в Анапе холодно (апрель был жарким). А праздник, Первомай, оркестры дальние слышны, в цветных флажках трамвай... Мы подошли желая окунуться в атмосферу счастья. Парад анапский впечатлял: мы подошли под самые трибуны, но рядом никого. По улице идут "колонны", человек по двадцать - колхозный праздник, партизаны. А впереди шагал какой-то роботенок - одетый в латы из картона мальчик - и наступил на хвост Алешке. Алеша показал ему язык (а может хуй), знай наших! - латы не спасли. Роботенок драться. Разняли, увели, парад закрыли. К счастью без последствий, подрались дети. А могли и прицепиться - Сорвали Первомай. Да, вот тебе и юный ангел.
*
Горгиппия! как чуждо все советское тебе. Как был нелеп парад анапский... но как прекрасны анапских мальчиков спортивные коленки! Как все бы их перецеловал! И Иногдаты получил затрещину за эти гимны, и целый день глядел в обиженный подстриженный затылок. Шутить ведь надо в меру. 
*
Недорассказанный рассказ. 
Анапский городской бульвар был перекопан словно огород. Там есть (была) беседка - деревянная ротонда. В беседке надписи, конечно про любовь и философские: "шути любя, но не люби шутя", "не трудно умереть за друга, трудно найти друга за которого стоит умереть", "любовь не картошка не бросишь в окошко", и в том же духе. Но было и такое: "сосу у мальчиков" и с описаньем. Вокруг ведь частные дома, дворы и огороды - кто это написал такой отважный? А почерк школьный и наверняка известный... Бульвар заканчивался туалетом, там снова надписи, но видно что приезжих. За ним - маяк.
А эта - навсегда записана в анапские анналы, записка на вокзале: "хочу ебаться, мне двенадцать лет!" и подпись "Сашка-шкет". Оттуда шла тропа на Бэжэтэ, где занимают весь песок пионерлагеря, и в каждом туалет у выхода на берег. И в каждом та же надпись - на тридцать километров берег расписал, расставил сети и не поленился. А Вдруг?! Промышленная детская любовь...
*
Я стал читать в ротонде - Алешка стал читать за мною, и начал ждать чего-то от меня. Зачем-то я его сюда привел, ну так давай - исполни... А холодно и ветер, по городу и не побродишь. Прочли, присели и прижались. Я стал рассказывать. Когда-то я работал в интернате, меня оставили дежурить ночью в спальнях. Зашел в последнюю - мальчишки все застыли напряженно. Смотрю я почему, и вижу - двое, возраста Алешки, в одной постели, обнялись и смотрят на меня. 
"Вам холодно?" - молчат, а сзади предают: "нет, им не холодно - они ебутся!" 
Я запретил им материться и ушел.
Потом, глубокой ночью, я вернулся.
По-прежнему в одной постели, ну руки правые друг другу в плавки, а левыми обнялись, очень так умело - но спали, крепко, без притворства, во сне друг друга ни за что не отпуская! Зашел под утро: все в порядке, в своей постели, никаких следов. Обычные мальчишки, лет двенадцать. Возможно стало просто одиноко. Потребность в ласке. Хотя конечно может и ебались - детдомовские дети начинают рано.
*
Я кончил говорить и замолчал - ротонду ветер продувал насквозь, а мы оделись как на солнце. И тут молчавший слушая меня Алешка, вдруг ежась, видя что молчу, спросил срывающимся голосом, как будто избегая слов: "А ты... - ты там потом не стал работать?"
Подробности! но было холодно придумывать вранье (ведь что там было дальше я не знал, я ведь недолго там работал), и я его спросил - а в лагере мальчишки спали вместе? И он сказал: "Нет! Спать вместе нам не разрешали!" - о, о-ля-ля, кто это запретить посмел мальчишкам! Найти и наказать. Сейчас. Немедля.
*
Рыцарское Отношение к девочкам.
Ну девочки конечно не дают, а мальчики хотят. "У нас есть один мальчик," - сказал Алешка, подбирая выраженья - "а у него есть дядька - работает на кладбище, ну он его... ну это... тоже учит. Как ты меня! Так вот он дал ему однажды конский возбудитель и мы его девчонкам подмешали, когда ходили с ними в турпоход. Ты думаешь подействовало? Нет!" - да, девочки предмет особый. На лошадь действует, а девочкам шестого класса - хоть бы хны! Наверно надо было дозу увеличить...
*
Маньяк. 
Автобусом до Бэжэтэ. Автобус переполнен, давка. Ну я прикрыл собой Алешку и прижался, он у стекла, стоит и млеет. Едем. Вдруг ощущаю - что-то давит в жопу. Оглядываюсь: там стоит нерусский, мне в жопу хуем прется и молчит. А хуй с полено! жопу надвое порвет, и как зовут не спросит! И видит же что я с мальчишкой - все равно. Терплю. Он на Партизанах вышел. Не знаю - кончил или потерял надежду. Алешке рассказал - от смеха мальчик чуть не лопнул! О если б смех был серебром, я стал бы навсегда богатым человеком.
Потом я этого маньяка в городе увидел, но он ко мне не подошел, наверно постеснялся. Анапские маньяки такие скромные... застенчивые, я бы так сказал - на улице ну ни за что не подойдут. В автобусе - другое дело.
*
Видеосалоны. 
Салонов мальчик избегал, как минимум был равнодушен. А в целом это ведь была картина, жаль что они недолго просуществовали. Обычно небольшое помещение. Там телевизор, обыкновенный. Диван и стулья в три-четыре ряда. На диване располагались мальчики - все в шортах, на подбор. Соревнование коленок. Гарем, цветник и рай для педофила. Дрочи на каждого, один другого лучше! Жаль только свет тушили на кино. 
Быть может это и не нравилось Алешке. Его роскошные коленки терялись там среди таких же точно! Мальчишки никому себя не запрещали трогать - хотя в программу не входило. Ну и особо не повадишься, заметят. 
*
Анархисты. 
Анапа не без анархистов. Морской погранотряд наверно просыпался поздно, мы там уже во всю гуляли, а они почесываясь к шлюпкам шли толпой в бушлатах, садились покурить и ели булки, потом уж двое раздевались до гола (до невидимых плавок) и начинали что-то там смолить и чистить. А остальные все на них смотрели. Театр. Ведь этим можно заниматься вечность! Представьте - сотни две матросов на две-три опрокинутые шлюпки и двое голые, смолят. Ну анархисты, что возьмешь, им не хватало лишь гармошки. По улицам однако не гуляли. Котовского боялись. О, Котовский....!
*
Новороссийск. 
Мать не смогла поехать - мы поехали вдвоем, зато с фотоаппаратом. Фотографировались как сумасшедшие везде! Дорога классная - сидели на переднем перед стеклом от потолка до пола - считай висели над дорогой, а там обрывы, скалы, повороты, леса, засады - страшно. Мы за хуи держались, положив одежду на колени, чтобы не видно было что не за свои, а перекрестно. У мальчика стоял, как будто там отвертка... не знаю сколько раз он кончил. Казалось дергается не переставая. Я сам семь раз промок.
*
В порту гуляли возле кораблей и выбирали те которые побольше. Для мальчиков естественное место, но местных почему-то не заметно, видать следят. А в туалете надписи сияли: "ебу-сосу", "хочу отдаться в жопу", "сюда в субботу приходи", "тринадцать лет, даю", "а мне - четырнадцать!", "мне мама показывает и сама мне дрочит!", "дурак!", "ты сам дурак!" - кошмарики, бардак, соперничество, подрастает смена. 
Кассеты с пленкой мы истратили на пушки (но пленка засветилась при проявке). Тем временем начался дождь. Прикрылись зонтом и Алеша положил ладонь на руку. По-взрослому: прикрыл мою ладонь ладонью. И взял меня под руку! В глазах восторг: я - дама. Идем вдвоем.... со стороны не видно, дождь. Как будто ждал весь день момента. Целовались.
*
Проблема детская. 
"КОГДА МОЙ БУДЕТ ОТКРЫВАТЬСЯ?!" 
О, будет, будет, скоро ты его себе раздрочишь... Дрочить он позволял - приятно, но не спускал: "ну все, уже мне больно". Но как до этого не долго оставалось! Зато старался жопу мне залапать сам. Спокойно руки в плавки запускал и щупал. А другие... я как-то съездил в Геленджик.
*
Зашел "помыться" в душ, устройство, понимаешь... Пустая комната, рожки без загородок - и дальше вход в "отдельный кабинет" - в конце всей этой душевой квартиры. А там мне слышно баловство подростков и мальчик на пороге, лет десяти, кому-то докладает что "там пришел какой-то". А как туда заглянешь, под каким предлогом? Я так и сяк, но вижу - я мешаю. Там - водопад, возня и шепот. И вышли, видимо не кончив - четыре мальчика как ангелы в кино, лет по четырнадцать, а артиллерия что надо, стволами вверх! По мне бы дали залп, но как им скажешь? 
А младшего, который был на страже, повели ебать. Так и сказали (старший, лет пятнадцать), толкнув его легонько хуем в жопу (и на меня косясь смешливо): "тебя мы выебем у нас на чердаке, здесь дяденьки противные мешают." 
*
Меня как хуем зачеркнули. Заметили КАК я смотрел, ну и... без "дяденек". Довольно нагло. А младший вдруг разволновался! Споткнулся даже! Смотрел на их хуи во все глаза! Казалось что сейчас за члены схватит и все в себя воткнет одновременно! Казалось что уже во рту хуй держит... я первый раз такое нетерпенье видел. 
Я в "кабинет" зашел. Дверей конечно нет, окно и табуретка, парит рожок и пахнет спермой. ЧЕМ, спрашивается, занимались там мальчишки целый час? 
Загадка жизни. Непонятно.
*
Знакомая. 
За близлежащим к нам столом образовалась дама. Иногдаты ей до аппендицита. Знакомая, с работы матери Алешки. Она конечно же все видела иначе... Мираж грозил свои развеять чары. Но главное - как вел себя Алешка - он был не против и ее включить в орбиту! - тринадцать лет мальчишке... Четко: и она. К ней в гости заходил, играли в теннис, куда-то уходили (ненадолго).
И Иногдаты видел КАК смотрел мальчишка на ее жопу.
Но нам уже недолго оставалось бродить по мостовым Анапы, а то бы дама перебила у него мальчишку. Облизывалась на него как кот на сало. И, кстати, у нее отказывать ему в массаже причины не было, и за писюн его подергать ей хотелось, и жопа у нее была в два раза больше, сказка про Лолиту грозила повториться там в нелепом варианте. Как женщина общается с мальчишкой ведь это видно без бинокля. Она любила мальчиков "потрогать".
*
Но время шло, конец путевки приближался и Иногдаты стал считать. Он собирался возвращаться поездом, а лучше самолетом, но заглянув при этом кой-куда. И получалось что уехать надо было раньше дня на два. И раньше чем Алешке с мамой. Алешку это не устроило как даже гипотеза: "Тогда бы ты уже уехал?! НЕТТТ!!!" - крик раненной души. И больше Иногдаты не считал. Какие счеты раз любовь...
*
Лифты и зеркала. 
Они ходили в санаторий, обследовались, принимали процедуры, конечно вместе, одному ведь скучно. А там лифты и зеркала. Шесть этажей и море счастья. Лифты сверкают и не обниматься в них нельзя. Алешка с этим был согласен, он даже был не против чтобы его там изнасиловали - в жопу. Но сложно, всего шесть этажей. Вот если б двести! - о, что тогда...
*
Зато в другой раз - на камнях, за городом, на уединенном берегу, где обрыв навис над морем, где были мы одни, он отказался раздеваться. Закутался в рубашку и сидел, пока пришли и начали нырять на дно резиновые водолазы. Потом сказал что он испытывал на прочность Иногдаты. Он видел как взрослый хочет там его "потрогать", ну и решил не раздеваться. Хотелось посмотреть что взрослый будет делать если он, мальчик, вдруг ему откажет. Потом они поднялись по трубе почти что стометровой вышины и вышли за свинарник - и это был кошмар для Иногдаты и радость для спортивных ног Алешки. Вот высоты он не боялся совершенно. Смешно было смотреть как там елозил Иногдаты.
*
Мать кстати их размолвку ощутила и вдруг спросила - чем они там нынче занимались. Мальчишка промолчал и предоставил решать проблему отношений взрослым, а Иногдаты что-то ляпнул, но в целом все сошло на тормозах. Да, женские инстинкты не подводят - а вот расшифровать их им не удается. Размолвка-то была, а вот из-за чего, осталось тайной.
*
Предупредил. В последний день он предложил: "ты завтра уезжаешь, давай в последний раз мы сходим в баню". Но мальчик в баню не хотел и предложил другое: "давай ты сделаешь со мной что хочешь, и я тебе что захочу". Зашли в таинственное место, разделись и прижались. Ладони взрослого скользнули в плавки и пальцы сжали твердый детский ствол. А руки мальчика сейчас же оказались во взрослых плавках, но с обратной стороны. Мальчишка взял его за жопу и сжал что было силы. Стояли так пока мальчишка чуть не кончил (он не спускал, но было близко). Весь день на эту тему они не говорили, но вечером, входя домой, мальчишка вдруг сказал негромко (щеки пылали как огонь): "я ночью подрочу на твою жопу" - и отвернулся, и закрыл калитку. 
*
А завтра наступил день расставанья. Они старались словно бы не знать об этом пока не дошли до той скамейки на бульваре, где надо расходиться. Еще был шанс остаться вместе на ночь, но Иногдаты не пошел на это - зачем им лишней боли! Потом пришли дельфины и мальчик побежал к ним попрощаться тоже и им животики погладить. Дельфины поласкались, потом ушли и стали наблюдать за нами с моря. И плакали и слезки вытирали плавниками. Платочками махали вслед...
*
Иногдаты их провожать на автостанцию, украшенную громадным туалетом на улице, не пошел, а уезжали они утром, сказал что здесь останется и станет на закат смотреть. Мальчишка руку протянул как через силу, он вообще с ним не хотел прощаться. Как будто нежелание прощаться могло хоть что-то изменить. И если рядом не было бы мамы пожалуй закатил истерику (умел конечно), и Иногдаты бы пришлось уехать с ним в Саратов. Но при маме это было странно. И так она наверно удивилась - с чего он плачет? Какой-то дядька, посторонний - что за дела? Из дома уезжал не плакал? - ну и потом сомнения, вопросы... 
*
Они ушли, мальчишка плакал, а Иногдаты остался там сидеть и пялиться на Солнце. Оно никак не заходило - наверно зацепилось там за гвоздь, ну и висело в небе как дурак... Дельфины кувыркнулись и ушли в глубины моря. Им было хорошо. Им не было причины расставаться.
*
Чем сердце успокоилось. Мираж 
В Саратов Иногдаты все-таки заехал, но через пару лет. Бродил по городу, болтался в бане, пугая там подруг своим унылым видом, и слушал как мальчишки спорят кто кому дрочил в соседнем душе - но разве так мальчишку встретишь? город-то огромный... и столько времени прошло. Анапа опустела, туда и ездить глупо, там нет Алешки. Да и как они могли узнать друг друга? 
И Иногдаты выбросил кроссовки в Волгу. Предатели. Не привели его к Алешке. 
Они печально булькнули о воду, пустив круги, и вскорости исчезли, а он побрел по берегу и пнул жестянку. И запели трубы! Сверкнул Зеленый Луч и кто-то засмеялся, на плечи прыгнул и закрыл ему глаза руками! Что было дальше мы не знаем. В Москву он больше не вернулся, забрал в общаге чемодан по телефону - прощай московская прописка, лимита!
*
Хотя однажды мы потом с Антошкой шли (кожух нашли) на Павелецком, и видели его с парнишкой, но что он - не точно. Они там ждали поезд на Саратов, сидели на ограде вокруг перрона и незаметно целовались. Хотя возможно это лишь мираж. Мечта.
Ну папа с сыном, например, приехали в Москву, удачно съездили, ну вот и целовались - от радости что все купили! Да, думаю что так. Нет, несомненно!

©Аляскин Алексей младший, 4 дек. 2002г.