Единственное украшенье — Ветка цветов мукугэ в волосах. Голый крестьянский мальчик. Мацуо Басё. XVI век
Литература
Живопись Скульптура
Фотография
главная
   
Для чтения в полноэкранном режиме необходимо разрешить JavaScript
ПРОПАСТЬ, В КОТОРОЙ ПОГИБАЮТ ТОЛЬКО ТАКИЕ РОМАНТИЧЕСКИЕ МАЛЬЧИКИ, КАК Я

Смолкли голоса
и утихли шаги,
разбежались кто с кем
коротать вечера,
лишь деревья стоят,
чуть качаясь в тиши,
и молчат чужие
силуэты домов.

Адам Пармет.

В городе, с котором живу я, нет ничего интереснее меня.
Потому что я не такой как вы, они, все!.
Потому что мне шестнадцать лет.
Потому что я умею любить.
потому что я это я.
Постигли?
Усвоили.
Отвяли!

А так город как город - люди, дома, автобусы - почти полуприбалтика на юге, где-то между западом востока и востоком запада... Обычный город блядей, дождей и велосипедов: вокруг горы, равнина, озеро, белые перья дельтапланов в небе, плешка в сквере, даже метро есть - построили и недавно, для экономии подошвочного материала у населения (экономика должна быть экономной). Короче жить можно и здесь, даже если ты не такой как все и тебе шестнадцать лет.
Ехать на плешку в метро - удовольствие особое, для понимающих. Вот, например, я. скромно стою возле двери, и роскошно отражаюсь в ровном стекле двери напротив. Там, в стекле, меня рассматривает мужчина, его отражение лет на двадцать старше моего отражения, но он достаточно симпатичный и интересный, чтобы я этого не заметил, потому что так уверенно рассматривать меня он может только там - мне ещё пока не всё равно, кто на меня смотрит. - "Пхулат кареби катеба" - и мчится метропоезд во тьме тоннеля, сотрясая чугунные тюбинги - "пхулат кереби катеба"... Я выхожу и чей-то безнадёжно-завороженный взгляд повисает в стеклянной пустоте дверного Зазеркалья.
Найди, если хочешь...
Возле сквера "наша" станция (уже наша). На самом деле это плохо, то что она настолько откровенно "наша" из-за этой её нашести, прущей изо всех щелей, там просто пройти нельзя, чтобы тебя не облапали слишком любопытные натуралы или не влезла тебе в штаны ластой саморазваливающаяся старая плешкинская баржа туалетного плавания. Девки ползают по платформе крашенные и разрисованные, похожие на расписные Стеньки Разина челны, макияж наложен стахановским методом и комсомольской лопатой - сколько загребла, столько и вывалила, местами отваливается при поцелуях и вилянии жопой, морда а блиндирована противоатомным слоем крем-балета, глаза нарисованы малярной кистью на длинной палке, самой дешевой малярной краской, предназначенной для окраски не струганных дощатых заборов вокруг стройки (охра, сурик, белила). В обеих ухах насмерть вделаны даже не серёжки, а кошмар пожарного инспектора - жестяные блины размером с баранку от карьерного самосвала. Добавьте в этот педерастический коктейль манеры шизанутой макаки, уволенной из соседнего зоопарка за грязь, отсутствие вкуса и распространение сифилиса среди рабочей молодёжи - и вот вам "гасконский облик без изъяна" среднестатистической плешкинской подруги.
Зовут это чудо в перьях тоже не фунт изюма, а "Эдита Станиславна», "Алла Борисовна", "Клавдия Ивановна Шульженко", "Мадонна", "Пизда Ляляйкина", иди - на бросовый конец - "Ольга Пиздановская", полный оборот часовой стрелки» от Кабинды до Кюнене. Утекай...
И всё это совершенно не обо мне!
Потому что я выгляжу как натуральный парень.
Во-первых моя серёжка (золотая капля - подарок моего первого любовника) продета в левой мочке моего уха - это есть широко известный всем нашим самый неоспоримый признак натурализма серьгоносителя (правда сами натуралы знают об этом не всегда. - дикий народ, дети гор...). Ресницы я умею подкрашивать настолько незаметно для постороннего глаза, что об этом не знает даже моя мать. Зато когда таинственная темнота, сгущает мои зрачки, то никто не может ничего понять. Кроме всего на плешке я ношу спортивные штаны покроя-"бен ган" - а девки берегут свои лакированные борта и огибают скамейку, на которой сижу я по особой траектории, удалённой от меня на расстояние одного пинка.
Единственное, что мне досадно, это поднадоевший вопрос, который с настырностью идиота задаёт каждый, кто рассматривает мои фотографии: "а что это за девочка? " - !!! Ладно, у каждого свои недостатки, не правда ли, Сальери:
Главное не это, главное то, что
Сегодня
на улице
дождь,
и мне
грустно,..
Я борюсь с дождём и грустью одним средством - раскрываю огромный валлийский зонтик, его привезли мне прямо из Южного Уэльса (это родина короля зонтиков - Ричарда Львиное Сердце) Примечание для слишком умных.), это птекрасный зонтик, покрывающий площадь равную территории самого Южного Уэльса» Итак начинаем посадку: ключ на тангаж, ключ на старт! включаем тормозные двигатели и садимся на скамейку не самую мокрую на плешке и не самую близкую к туалету. Двигатели отработали ресурс, посадка прошла успешно.
Нет, я не "занял боевой пост"! - закрой рот, дура, плыви мимо! - я просто сел на скамейку. В мои шестнадцать лет нет необходимости "занимать пост", если вам когда-нибудь снова будет шестнадцать лет - сами узнаете! Пристают все, везде, всегда. Водители в автобусах пристают, тигры в зоопарке пристают, учителя в школе пристают. Хоть табличку на штаны повесь: "по газонам не ходить!" - бесполезно, пристают...
Один симпатичный на лицо шизик залез на крышу соседнего дома, и стал стрелять в моё окно записками из духового ружья. Типа он - Мориарти,.. Это ещё была сверхсекретная система оружия, которая стоит на вооружении только у самых иностранных шпионов, мне было интересно узнать где её раздобыл этот раздолбай, и я с ним встретился. В общем я зря потерял время, а он эту духовку оказывается просто купил. Зато теперь я знаю почему Холмс не любил Мориарти. Это был кошмар...
Так вот! Повторяю: я не "занял боевой пост", я просто сижу здесь, в этом старом сквере, в городе, в котором нет ничего интереснее меня, сижу посередине между западом и востоком, просто потому что дождь и у меня плохое настроение. Потому что мне плохо...


Отпинался от подруги, подсевшей с гнусными намерениями.
Отпинался от двух подруг с гнусными намерениями.
Отпинался от трёх... вообще это безобразие. Не дадут получить удовольствие от собственного плохого Настроения. Ползают по асфальту как дождевые черви.
0. что за день...
Смотрите все: никаких условий для любви и дружбы: дождь мелкий, грязь грязная, подруги глупые, черви дождевые, подушка душная, одеяло кусачее... -разве это климат для Настоящего, Единственного, Преданного Друга? - !!!. Один древнегреческий философ в аналогичной ситуации сказал: "Платон мне друг, но зонтики дороже." - и не продал Платону зонтик подешовке, а Платон думал что он ему друг и рассчитывал, но не получилось. В общем в этой истории виноваты не Платон и не его друг, а древнегреческий климат.
Зато в Тот День должна, будет быть просто изумительная на просвет погода. И у меня снова будет Плохое Настроение. Он сам подойдёт ко мне и ему будет мои шестнадцать лет - (это ведь обязательно?) - он протянет мне руку и скажет: - Привет! это я и мне тоже плохо, как и тебе... Я больше не хочу быть один ни вчера, ни сегодня, ни завтра! - и я не удивлюсь его словам, я протя­ну свою руку ему и мы уйдём вместе с ним от всего ненужного и мешающего, мы уйдём в пустыню городских переулков, где редкими осколками бродят одинокие люди, усталые и напрасные в повседневной жизни, потерявшие вкус радости среди стен исписанных понизу таинственными ничего не значащими письменами последних учеников клинописной школы Ашшура, мы будем рассекать простор улиц как две каравеллы в океане, мы будем скользить мимо унылых людей, всовывающих бесчувственные к чужим жопам жопы в затлелые жерла троллейбусов, мы станем следовать за остывающим Солнцем к неведомому нам, вам, всем, континенту мальчишеской любви, где расположилась и ждёт золотая страна наших обнажённых тел. Её нет на картах взрослых конкистадоров, нам предстоит открыть тепло и бархат наших колен, ног, рук, губ, узнать напряжённую сладость страсти наших мальчишеских членов - это будет только наш с ним континет, взрослым конкистадорам туда входа нет!!!
И сверкающие птицы океанских просторов станут чертить небо над нами голубыми мониями, сверяя свой путь со звёздными картами нашей судьбы.
А потом мы придём, и поднимемся к нему по хрустальной лестнице с серебряными колокольчиками и войдя мы будем замирая слушать музыку наших сердец в тиши его комнаты, под пьяное бормотание его отца в одиночку пьющего сладкую водку на кухне за туалетом.
Мы замрём обнявшись, прикасаясь щекой к щеке - бархат к бархату - когда его отец пропустит первую-"развесёлую" рюмку водки и "радуясь успехам сына-педика" крепким мужским шагом войдёт в комнату и начнёт шутить предлагая "поучаствовать" в нашей любви.
Мы не разнимем рук и когда его отец проникнется душой в сокровенную суть второй- "правоохранительной" рюмки водки и подступит к нашим стенам и станет грозить в дверь кулаком, тюрьмой и парашей.
Мы не станем застёгивать дрожащими пальцами наши рубашки и когда он станет таранить дверь, ревя раненным бизоном, что это Его Дом, что он "не понимает таких людей" и что он -(во, паразиты!!)- "и никогда не поймёт!!!" - !!!
Мы натягивая трусы не встанем друг с друга и когда он падёт нам под двери, под натиском водки и закуски, выронив из ослабевшей длани свою стекляно-посуд ное оружие победы, подобно тристам спартанцам, павшим под натиском мужей мидийских, и уснёт сном крепким как стены египетских гробниц.
И тогда - (когда мы уже вот-вот...) - наступит час матери моего друга и любовника, оттерев блевоту мужа и заботливо подложив ему под голову свёрнутое одеяло она. потребует через дверь, суровым голосом сталинского прокурора, требующего смертельного наказания троцкистско-бухаринским Фашистам, чтобы "подонки нашего советского общества" немедленно покинули её квартиру!
Но мой Друг не подчинится прокурорскому требованию и продолжая удерживать меня на постели за мой рвущийся из его рук член, он станет одновременно дрочить и хамить матери грубым искажённым страстью голосом, который она, не узнает.
Да ведь это же так просто: он сделает сегодня всё возможное и невозможное чтобы только не отпустить меня из своей постели, потому что он только сейчас меня Нашёл... Да, он нашёл меня впервые в своей долгой, длинной и бестолковой шестнадцатилетней жизни, жизни обычного школьника полной проказ и отказов, ночных фантазий и дневных неудач, в жизни-мечте продавленной сверху татарскими задами учителей и поставленной на якорь снизу отцовско-материнс-кими запретами, и вот он наконец нашёл меня - меня, которого он искал всегда до и после - и не мог найти больше никогда, потому что других просто нет. И вот в Тот День он нашёл меня, загадил, завладел, овладел мной до самых гланд, отстоял в борьбе с превосходящими силами противника, пользовался моим телом как хотел - и потом предал свою любовь, обманул сам себя и потерял меня навсегда... но, тссс... об этом после, после. А тогда напрасны были стуки, пинки и угрозы в его дверь и пусть идут Марцелла корабли - он умрёт на мне, он расстанется с жизнью подо мной, он захлебнётся и задохнется с моим членом во рту - но он не откроет и не пустит. Так надо!

Потому что зачем нужно светить Солнцу, если оно не светит вам вместе?
Зачем нужен воздух, если рядом с тобой не дышит им твой любимый мальчик?
Зачем ступать кроссовками по асфальту города, если рядом с твоими кроссовками не ступают его кроссовки?
Нет!!!
И остаются за дверью тезы и антитезы матери подкрепляемые только ритмически-силлогическим храпом отца спящего под дверью, и пусть кто-то нервный крутит диск телефона, вызывая отряд милиции и срывающимся голосом сообщает что её сын заперся в комнате с мальчиком и делает с ним безобразия! В трубке прилив интереса, пониже пояса: "сколько лет сыну и сколько лет мальчику, с которым он занимается безобразиями?'" - и после честного ответа совет и предложение приехать и улучшить обстановку своим вазелином.
Хамы!
Грубияне!
Лимита рязанская... - последнее оскорбление в трубке не расслышали, иначе вазелином всё бы не устроилось, но мать уже отбомбилась и подводной лодкой уходит в глубины квартиры, выпуская из цистерн остатки злобы на сына и его незванного гостя и гремит там остатками уцелевшей в битве при Фермопилах посуды. Мальчишки прижались как в сказке: коленками, животами, грудью к соскам груди друга (они удивительно совпали расстояниями!) всем вообще чем один мальчик может прижаться к другому, в которого он влюбился сразу, с разбега, не думая и не рассчитывая будущие радости и беды, и оба уснули незаметно и одновременно, даже не сняв с себя мокрые плавки, хотя после всего это наверное было уже не стыдно сделать?... и они приснились друг другу во сне и не просыпаясь слились в объятиях ответной мальчишеской ненасытности.
Открыв глаза, мы оба не знали и не могли сообразить, что из приснившегося нам только приснилось, а что мы сделали на самом деле. У обоих были ужасно мокрые и липкие наощупь трусы, наверное мы снова спустили во сне и - похоже - оба. Это тогда стало проблемой дня - как решиться впервые снять с себя трусы при другом мальчишке? Мы оба. одинаково краснели думая об этом - каждый из нас знал что другой видел как ты дрочил, чувствовал как ты берёшь его член в руку и в рот и нам было стыдно смотреть друг на друга. Мы оба делали весь день такие стыдные вещи!...
И ещё конечно нам вовсе и не хотелось просыпаться а разлеплять наши тела, разбирать и разъединять наши сплетённые руки и ноги, но нужно было вставать, наверно его мать уже вызвала себе подкрепление, пьяная египетская гробница тоже уже не так сильно храпела под нашей дверью, видимо готовясь к мутному и похмельному вскрытию своего саркофага: нет, продолжения домашнего сражения мы бы не выдержали в тот день, и мы отступили от стен Агры.
Мы встали не глядя друг на друга, смущаясь и краснея при каждом слове и прикосновении мы переодели трусы - у него были чистые в шкафу -а эти мы бросили на кровати, там где мы лишили вчера Друг друга девственности, и они остались там лежать навсегда, смятые, мокрые, порванные, лучшим доказательством нашей вины и любви. И небо было чистым и была прекрасная погода...
Самое смешное, что всё случилось и произошло именно так, как было задумано под прикрытием валлийского зонтика, который сам был больше любой грозы, всё, включая и наличие отца, который "и никогда не поймёт!". И именно в силу последнего обстоятельства Миша (да, это был ты) и стал ночевать у меня. Ну и не только "ночевать" - что ещё там мы с ним делали, это пусть умные педагогические академики и прочие профессоре кислых щей определяют при помощи таблиц Брадиса и логарифмической линейки, мальчишкам-старшеклассникам это объяснять не требуется. Мы были бесконечно безоглядно счастливы в те долгие дни и ночи, но эта наша любовная бесконечность так быстро истлела и истаяла, как маленькая свечка на рассвете и Миша "погиб".
Его разорвали на руки-ноги тигры в нашем сквере. Он свалился с памятника Ленина на башню с часами - усом в мусорную кучу,расстрелять и крышка.
Его захватили банно-прачечные террористы из местной бани и совершили с ним ужасный террористический акт без мыла и мочалки. Они приковали его к тазику в женском отделении бани и он умер от страха перед голыми моющимися бабами, перед смертью потел, пердел и плакал. Придумайте сами что-нибудь страшнее этого, а я стараться для него не собираюсь!
Вот... я же говорил - мы живём в человеческой пустыне - а любой уважающей себя пустыне должны быть миражи. Таким вот миражом и оказался Миша - миражом любви...
История получилась пошлая и банальная - этот "мираж" тайком от меня взял телефон у одного моего друга и успел переспать с ним раньше чем успел это сделать я. А когда мой друг стал ставить ему прямые вопросы о наших с ним отношениях, потому что такие отношения у двух шестнадцатилетних мальчиков оставаться тайной для их друзей-ровесников не могут, то этот засратый мираж ответил что я не устраиваю его в оральном сексе (в смысле делаю неумело, задеваю зубами) и вообще... - оратор хуев. Поэтому любой способ смерти для него будет мал. Все резко согласились с этим моим шестнадцатилетним постулатом.
Но так умно я рассуждать научился после. А в Тот День я опять сидел на мокрой от моих слез скамейке, скрываясь ото всего мира валлийским зонтиком, и откровенно плакал. Я любил этот предательский мираж и хотел умереть вместе с его любовью ко мне. Подруги двигались по асфальту аллей взад и вперёд с равномерностью хорошо смазанного плунжера и только раздражали. Я сложил зонтик в пять и в восемь раз, сунул его под рубашку, встал, ушёл в тёмное ухо метрополитена и поехал в сторону вокзала. Пхулат кареби катеба.
За городом, возле поселка Дидилило есть такие высокие каменные уступы, они нависают над водой озера, большого как маленький океан - дальний край еле виден летним днём даже с высоты. Туда долго подниматься босыми ступнями по прохладным камням, но зато оттуда видна вся глубокая синь пространства озера, а далеко внизу, у подножья этих каменных исполинов расположился секретный мальчишеский пляж - царство плохих и испорченных мальчиков. Дело в том, что туда, "просто так" мальчишки не ходят, ну во первых все пацаны города знают что это за место и тебе никто не поверит что ты там кому-нибудь не дрочил писун, во-вторых просто купаться можно и ближе, не тратя два-три часа на дорогу. Не известно когда это началось, но есть старое школьное правило, раздеваться до гола, бросая одежду не камни ещё на пороге пляжа - за сто метров до воды на каменном перекате, который называется жопа-камень, наверное за гладкую форму и заметную раздвоенность половинок, как будто голый великан выставил зачем-то свою жопу изподземли. Подростки ходят туда и приводят туда своих товарищей специально чтобы заниматься там "нехорошими" играми и однополым сексом. Кто этого не хочет, то просто купается ближе.,.
Мальчишки там не только дрочат себе, товарищам, и даже вообще незнакомым мальчикам у которых не принято даже спрашивать имя и возраст, главное что бы писун торчал в положении "хочет", но и полноценно ебут друг друга и даже целуются!
Я сам однажды видел там как шесть или семь подростков, лет по одиннадцать-двенадцать играли там голые в "кисс" и при каждом "кисс"" сжимали делуемому и целующему торчащий писун - в нарушении правил игры поцеловавшиеся на время выбывали из игры, отходили в сторону, ложились на, подстилку и серьёзно ряздрачивали писуны пока не начинали оба дрожать и вскрикивать - до "спуска" никто в целующейся взасос компании не дорос, такой ощущение было что это пятый или шестой класс на прогулке.
В большинстве мальчишки до тринадцати лет там только обнимаются, лижутся, причём лижут всё: и соски и живот и член и ягодицы, но иногда там можно было застать и настоящую еблю в жопу.
Прошлым летом я спрятался там за камнями и видел как один красивый и стройный мальчик лет тринадцати с необычно большим мальчишеским орудием выебал подряд четверых (!) малышей лет по шесть-семь. Очередной малыш совершенно спокойно укладывался животом на плоский камень свесив ноги по сторонам и клал ладони под голову. Старший раздвигал ему попку и вталкивал свой ствол как в резиновое колечко, потом ебал мальчика держа его за плечи - видели бы вы какая была. довольная мордашка у казалось бы насилуемого ребёнка! Пока тринадцатилетний любитель малышей старался над одним, остальные сидели рядом на камне, сжимали свои пиписьки между ногами прижав их обеими ладонями и смотрели на получающего удовольствие завороженным взглядом. Старший не обманывал их надежды - он кончал каждый раз полноценно, тяжело дыша, напрягаясь изо всех сил вдавливая свой член поглубже в прямую кишку малыша и когда. это случалось остальных детей казалось начинал тоже бить оргазм, их тела Начинала бить дрожь, руки тряслись, колени дёргались, щёки пылали... Как только подросток кончал и вываливал свою елдину из жопы младшего, остальные вскакивали и кидались ему на шею - "теперь меня! меня!" - подросток отбирал следующего, отводил его в сторону и пока курил малыш старательно мыл ему писун из банки, потом ложился на то же места зажмуривал глаза пока в него влезало, потом начинал блаженно улыбаться крепко сжатой улыбкой. Самое интересное случилось когда последний из этой детской компании был выебан как следует - старший побежал размахивая огромным распухшим от такого упражнения членом купаться в озеро и стал там нырять за ракушками и раками, а младшие почти не договариваясь дружно улеглись на подстилке прямоугольником, одинаково обхватили голову нижнего бёдрами и стали старательно сосать друг у друга пиписьки. Довольно скоро вся четвёрка почти одновременно задёргалась непроизвольно отдавливая руками голову сосущего от слишком ощутимо щекотного ощущения в пипиське, но сосущие настойчиво досасывали до "спуска" -потому что в таком возрасте не спускают и слишком грамотно для малышей всовывали пальцы в мокрую жопу обсасываемого товарища. Минут через десять после этого они закончили купаться и все оделись и ушли в город - на автобусную остановку возле Дидилидо. Потом через несколько дней я случайно встретил эту развратную четвёрку на вокзале, они то-ли попрошайничали, то ли воровали, но когда кто-то из взрослых стал им навязываться, они быстро слиняли. Это было им нужно только от того тринадцатилетнего их любовника. Старшего я так ни разу больше и не встретил, хотя вот на чужака он похож не был, это был всё-таки местный мальчишка и где-то болтается в его простых штанах спрятанный клад капитана Флинта, но карта этого острова сокровищ у тех четырёх маленьких пиратов и думаю что они её никому не выдадут...
Теперь этого пляжа нет, там построили свинарник. А тогда там некого было стесняться, там не было завсегдатаев - поход туда это был языческий праздник папуасов, может быть там кого-нибудь и съедали выебанного, не видел. Добраться туда можно было только пешком, на танке, или на военном корабле приплыть с другого берега, и все эти виды транспорта хорошо видны и слышны издалека. три раза можно успеть одеться, как бы далеко ты не закинул одежду вступая на пляж. А всего-то и надо что быстро найти на камнях и одеть трусы лёгкого и привлекательного покроя иди плавочки. Разумеется что в такой "одежде" любой подросток смотрится сексуальнее совсем голого мальчика, но так положено, взрослым пялиться куда-попало не следует - глаза сломают. Особенно если писун мальчика ищет свою звезду в небе... В общем это было такое место - без взрослых, изредка туда забредали маньяки и рыбаки, но их полагалось закидывать камнями и сразу удирать. Но самая главная причина состояла в том что туда невозможно было пробраться на машине с бабой, а без бабы что же за купание для взрослого мужчины? Вот куда пришёл я в тот день.
Я поднимался по камням легко и бездумно, полной грудью вдыхая простор выси, я шёл и шёл вверх не останавливаясь, чтобы не передумать, я шёл пока не оказался один на один с пустотой у моих ног, высоко над озером. Я стоял на ровном словно отрезанном краю пропасти, далеко внизу было опрокинутое в озеро небо, песок пляжа и одинокая палатка в стороне от детского рая, больше там не было никого кто мог испугаться. Я стоял на краю и километр пустоты и свободы было под моими ногами. Я вдохнул и сделал шаг. Стремительными кругами понеслась мне в лицо земля, вспыхнуло в глазах и пропал этот мир»
Ты был там давно и видел как подросток поднимается на вершину. Что-то в его неотвратимом движении вверх насторожило тебя и ты стал ждать.
Когда стройная фигура подростка вытянулась на самом краю пропасти ты вдруг понял что он сейчас сделает шаг. Ты вцепился в управляющую перекладину дельтаплана. и бросился в бездну первым. Ты не рассчитывал полёт, ты просто стремился вперёд всем телом как огромная птица, любым способом ты хотел оказаться между землёй и падающим телом, больше ты ничего не мог сделать для прыгнувшего в пропасть мальчика. Ты успел набрать скорость и стать на крыло прежде чем тело мальчишки рухнуло на полотно твоего дельтаплана проломав алюминиевый каркас, почти сложив его вдовое, и дальше вы падали вместе. Но скорость всё же стала ниже смертельной и падали вы теперь не на камни а по касательной на мелководье пляжа. Удар был очень сильным ты потерял сознание, но острая боль в спине заставила тебя очнуться и вовремя, прежде чем ты захлебнулся насмерть. Как-то ты выплыл и вытянул за собой остатки крыла, которое погружалось в воду вместе с неподвижным телом подростка. Ты вытянул их на берег, поднял мальчишку на руки и понёс в палатку. Позвоночник отвечал немыслимой болью на каждый твой шаг, но ты как-то дошёл, ты положил мальчика на постилку и свалился рядом. Потом вы оба лежали без движения, пока боль постепенно отошла и утихла, позвоночник был цел...
Ты не сразу понял что мальчик просто спит. Может быть перед тем как шагнуть в пропасть он наглотался каких-то таблеток, а может быть это была какая-то, неизвестная науке о шестнадцатилетних мальчиках, физиологическая защитная реакция организма на вдруг полетевшую ему в лицо неотвратимую смерть. Да, разумеется, ты не должен был его трогать ни руками, ни губами, ни чем, ты должен был, обязан был, вызвать милицию, сообщить родителям и в школу, и ждать пока они все приедут и заберут у тебя ненужного им подростка Ты знал это, но ты не понимал, какое всё это может иметь отношение к тебе и свалившемуся на тебя с неба красивому мальчишке? И ты поступил неправильно, Тебе стало казаться что моё тело принадлежит тебе, как если бы ты нашел на дороге рубль или вытащил из воды забытый кем-то велосипед, что-то, что ты не обязан возвращать утратившему свои права владельцу... Вот почему ты так неправильно поступил.., Но я бы убил тебя, если бы ты поступил иначе!
Ты раздел спящего мальчика думая что ты хочешь осмотреть его тело на предмет повреждений и кровотечений, но делал ты это уже не поэтому и не для этого - ты его захотел. Иначе почему ты стал раздевать меня с трусов... Ты уложил пострадавшего на живот и стал выкачивать воду, но наглотался воды больше ты сам... Ты стал делать искусственное дыхание "рот в рот" но скоро ты просто меня целовал жадно словно голодный, потому что я дышал ровнее тебя.. Ты растирал и гладил мою голое тело, и ничего не мог придумать хуже, я не просыпался, а ты терял рассудок от желания... В общем там некому было остановить твои руки, а сам ты обманывал себя лживыми обоснованиями своих действий. Кончилось это тем что ты просто кончил в меня.
Мы потом долго объясняли друг другу твои тогдашние поступки и пришли к выводу, что раз ты спас меня, то моё тело было твоим, ты мог делать с ним всё что ты хотел, а что ты мог хотеть? Никому в мире не было дела до моего тела в тот день, я принадлежал твоим желаниям и желание излиться в меня бесстыдным способом, навсегда привязать меня к тебе (потому что потом я никаким образом не мог бы сделать так, чтобы того что со мной случилось со мной не случилось), безграничное можно заколдованного пляжа сломало твои устои, и ты ринулся на моё послушное тебе тело, ты изнасиловал меня спящего, ты получил удовольствие от моей мальчишеской жопы, ты выебал меня и излился в мои внутренности. Я стал твоим удовольствием...
Потом ты рассказал мне, что старался сдержаться - и сразу поплыл, как только твой член глубоко вошёл в мою прямую кишку и вместо того чтобы вынуть ты наоборот сильнее меня насаживал... думаю-что это правда, ведь это было так и потом, когда я уже не спал.
Потом ты немного полежал в стороне положив руки под голову и курил, желание снова одолело тебя и ты уже не борясь с собой три раза овладел моим телом. Потом тебе показалось что я стал шевелиться и вдруг звериный гнев овладел тобой, не соображая что ты делаешь, ты потащил меня к воде, бросил на песок и пошёл к камням ища чем бы меня убить. И ты бы убил меня, но вторая случайность навсегда изменила обе наши жизни - ты споткнулся задев ногой за мои трусы, которые ты выбросил из палатки когда меня ебал, желая привести в чувство. Ты механически снял их с ноги, взял в руку и вдруг твой компас снова вспрыгнул указывая в зенит неба - ты снова меня захотел. Ты вернулся к тому месту где ты меня бросил на песок и не заботясь о том что кто-то мог тебя видеть ты согнул мои ноги с непонятным удовольствием придавил мой живот и снова вплыл в меня, это было теперь просто я внутри давно уже был весь мокрый и скользкий...
Потом ты понял что разбудить меня так просто не получится, ты втащил меня снова в палатку, обнял и неосторожно уснул на мне. Рядом с палаткой валялись мои трусы под твоими трусами и куча разломанного дельтаплана выдавала нашу палатку любому прохожему с головой. А с того берега уже мчались видевшие наше падение спасатели, на танке, на тракторе, на корабле они мчались сюда. А я спал. И ты спал. Мы спали...
Ты спал пока в палатку не стали заглядывать какие-то люди и задавать вопро­сы и тебе пришлось давать какие-то обморочные объяснения им ещё не отличая сна от яви. Пришедшие люди не верили твоим словам, наши голые тела и принесенные ими на палке наши трусы были убедительнее твоих слов, и тебе пришлось грузить меня, спящего, в какую-то машину, оказавшуюся здесь неведомым способом, грузиться самому и ехать в ночь навстречу неприятностям, которыми ты должен был заплатить по счёту за мой непрошенное спасение и за твоё незваное удовольствие. Машина пробиралась среди ночи по бездорожью, тебя мотало и ты вспомнил забытые сны себя тринадцатилетнего, когда во сне ты вот также, как сегодня со мной вплывал против своей воли в роскошное тело четырнадцатилетнего мальчишки из соседнего дома, к которому ты наяву и подойти не мог, но пристраивался сзади и ниже в автобусе чтобы дальше было видно его ноги под шортами... как же ты забыл об этом потом?!! И это воспоминание наверное и спасло тебя, изнасилованный тобой мальчик наконец проснулся.
Я проснулся в едущей в темноте ночи машине. Рядом лежала какая-то куча тряпья из которой торчали алюминиевые палки и дальше сидел красивый голый парень и его юношеское орудие длиннело в полутьме машины и болталось от качки, Я не знал точно на том я свете или на этом, но если это был конец, то небесные милицейские везли нас в рай - не могло быть, чтобы такой красивый юноша мог заслужить иное, Я лежал перед голым голый и чувствовал что он имеет ко мне какое-то отношение, и что это друг а не враг. Мы стали шептаться и делать Друг другу немые знаки и договорились позади жирных милицейских затылков в отделении мы прочно держались договоренного и нас наконец отпустили, Помогло то что его знали - залетал на дельтаплане в колхозную теплицу и виноградники, у него действительно был младший брат, младше меня, но я за него сошел, и ему вернули обрывки его дельтаплана, почистив об них свои сапоги. А мне всё-таки посоветовали одеть трусы покрепче, чтобы меня снизу не продуло - ворота-то открыты... знатоки. Когда мы вышли на улицу и за нами закрылась дверь, я бросился к нему на шею и стал целовать, Это была почти истерика, но он отвечал мне почти такой же истерикой... если бы двери открылись снова мы бы недалеко оттуда ушли. Но обошлось. Мы целовались целый час. Я был его, он был мой. Мы оба знали это теперь.
Его звали странно и красиво - Ратмир.
Весь следующий месяц я занимался тем, что сепарировал его друзей и подруг, пока не сломался сепаратор. Но в результате партийной чистки я в нём теперь уверен - он только мой. Этой болезненной процедуры не избежал даже его пес - Гаврош, он правда сопротивлялся, выл и кусялся, но сдался, и признал мои права на его хозяина первее своих, собачьих прав. Ратмир тоже смирился с моими пристрастиями, так что делать то, что делать со мной хотел он - я ему позволял, а сам всегда делал то, что хотел делать я. И получилась небесная гармония сфер - он всегда хочет меня, а я всегда доволен им, Когда мы проезжаем на его ржавом роджере мимо сквера, я заставляю его пригнуть голову за щеток - чтобы его тоже не схрямкали наши плешкинские тигрицы. Да и отмывать его потом каждый раз от грязи взглядов наших подруг - не хочется,
-А что же Мишка? - спросите вы.
Что, что - Мишка, ведь был миражом любви, а миражи имеют свойство рассеиваться без следа!
И вообще - вам выходить, а нам с Ратмиром дальше, Пхулат Кареби катеба! (осторожно, двери закрываются).

Ред. 4 декабря. 1998 г.

©Аляскин Алексей

ПРИМЕЧАНИЕ: на самом деле, последняя фраза в транскрипции с грузинского на русский звучит примерно так: ртхилат, кареби икэтеба - стандартная фраза тбилисского метрополитена. Для меня загадка - какое же озеро имел в виду автор? Тбилисское море? Лиси? Скорее всего, Тбилисское море...

bl-lit

© COPYRIGHT 2015 ALL RIGHT RESERVED BL-LIT

 

 
   
   
   
   
   
   
   
   
   
   
   

 

гостевая
ссылки
обратная связь
блог