1

Я изредка поглядывал в окно электрички, стремительно уносящей меня в неизвестность. Из всех чувств, только страх и надежда жили сейчас во мне. Всё — несбывшиеся мечты и неисполненные желания, предательское одиночество, которое исподтишка подкрадывалось каждый вечер в моём загородном домике, и дурацкие мысли о бренности бытия, — всё это отошло сейчас на второй план.

Выходя вечером покурить и устраиваясь поудобнее на садовой скамейке, не хотел я уже и не мог видеть пустым и безжизненным этот дом. Так уж получилось, что жены из моей Софьи хорошей не вышло, или это я оказался никудышным мужем. Значит, правда, так бывает, что люди, до этого несколько лет знавшие друг друга и любившие, расписавшись, как-то небрежно начинают относиться друг к другу, не ценят самое близкое и дорогое, что у них есть, свою семью. А может, мы с ней привыкли к самостоятельности и какая-то, даже самая лёгкая опека со стороны близкого человека уже начинала тяготить? Или прошла любовь, перегорела за эти годы, как та лампочка на крыльце. Надо бы ввернуть, наконец, новую. Сколько можно в темноте шарить ключом в поисках замка.

Знал я, однако, всё. Знал наверняка. И к чему теперь устраивать представление тут перед самим собой-то. Всё я знал о себе, только старался поглубже, понадёжнее укрыть это знание куда-нибудь в самый потайной уголок своей души и забыть о нём, как о детских игрушках, пылящихся зачем-то на чердаке. Окажешься там, в поисках так вдруг понадобившейся по хозяйству мелочи, откроешь невзначай старый с позеленевшими полосами меди сундук и аккуратно, чтобы, не дай бог, не поломать, вытянешь на свет машинки с давно потерянными колёсами, какие-то старые конструкторные наборы и совсем уж древнего резинового утёнка с потемневшим от времени когда-то красным клювом. Разложишь перед собой бережно, осматривая эти сокровища. Можно даже попробовать запустить волчок, и раза с третьего получится, и засверкает он, как прежде, огнями своими радуя такого уже взрослого ребёнка.

И так же теперь вынул я из чердачного сундука души своей это знание и, ощупывая мысленно, осматривая его со всех сторон, догадывался с далёким ещё ужасом, что лишил себя самого важного в этой жизни — согласия с самим собой.

Не торопясь, я отхлёбывал сухое вино из высокого стакана. Эти стаканы всегда не нравились Соне. Догадываюсь теперь, что их просто неудобно было мыть, наверное. И сейчас, сидя на открытой веранде в старом плетёном кресле, под вечернее шуршание ветра в листве и далёкий лай дворняжки, я размышлял, но как-то ничего толкового не приходило в голову. Впрочем, была одна мысль, которую я сразу отбросил, как нелепую. Только, теперь она мне такой уже не казалась. Ладно, пора спать. Однако и уснуть не получалось. Ночью в голову приходят самые фантастические варианты, и все они кажутся так легко выполнимыми. Забыться беспокойным сном удалось только под утро, когда уже рассвело.

Проснулся от телефонного звонка, нашарил очки и, нацепив их поскорее, разглядел время. О, боги. Второй час! Проспал до самого обеда. Меня это не особенно беспокоило. Я недавно оформил, наконец, отцовское наследство и уволился с работы, решив немного отдохнуть и прийти в себя от этой безумной гонки.

Звонил Марков, мой давний друг. Что-то ему было нужно, и он рассчитывал приехать ко мне сегодня, обещая привезти уже замаринованное мясо для шашлыков. Ага. А с меня, значит, вино с водкой. Только бы погода не подвела. В августе она так непредсказуема. Работая охранником, Саша за последние два года сменил, наверное, шесть разных охранных контор — по причине неуважительного отношения к начальству, долго на одном месте не задерживался. А сейчас, по протекции знакомого адвоката, устраивался участковым где-то в районе продуктового рынка. Вторую неделю уже собирал многочисленные справки и всё такое.

Они проявились с женой Оксаной ближе к вечеру. Мы классно посидели и порешили почти все вопросы. Конечно, никуда я их, на ночь глядя, не отпустил и оставил ночевать у себя, благо, места хватало.

Утро началось с пива. Оксана уехала на работу рано, оставив Сашку отдыхать. Ну разве можно оставлять мужиков одних после столь бурно проведённого вечера?

— Кир, неправильно выбранный режим похмелья приводит к пьянству, — наставительно изрёк Шурик. И понеслась. Вечером позвонили Оксанке, чтоб не волновалась.

А на утро я всё же посадил друга на электричку, а то это могло плохо кончиться. По дороге домой взял пару бутылок сухого, исключительно для лечения.

За день, отложенные с приездом товарища мысли, приняли более-менее чёткие очертания. И, пока не прошла решимость после выпитого вина, я побрёл на станцию и сел в поезд на Москву.

Чувствовал я себя, мягко говоря, на троечку. Опасение перед неизведанным забивало всё. Я даже чуть не вышел на полпути, чтобы поехать назад.

Вокзал. Не люблю вокзалы. Да кто их любит? Неизбежная азартная сутолока, вечно снующие тёмные личности, обделывающие неясные свои делишки. Знакомо это каждому. Если давно не были, побывайте непременно — получите набор незабываемых по омерзительности впечатлений.

Только мне спешить было не куда. Я обошёл вокзальную площадь, потолкался у палаток, торгующих всякой мишурой, снова обошёл площадь, уворачиваясь от чемоданов, сумок и прочей ручной клади. Как-то мне было не по себе. И что это я сюда приехал? Ведь бессмысленно всё. Вот так проболтаюсь здесь, как оно самое в проруби, бестолку, и уеду ни с чем. По привычке, было жалко потерянного зря времени. Поднявшийся вдруг ветер гонял мусор в облаках пыли. Местные пенсионерки, выстроившись длинной шеренгой, наперебой предлагали отъезжающим всякую снедь домашнего приготовления. Некоторые приговаривали при этом:

— Водка, водка, водка, водка, водка…

И так до бесконечности. Меня уже мутило от окружающей мерзости. Да и двухдневный загул снова заставил про себя вспомнить. Купив четвертинку и баночку пепси, оглядывался в поисках тихого уголка, чтобы принять в качестве лекарства немного.

Я увидел его! Мальчик стоял у ряда продуктовых палаток. Просто стоял и никуда не торопился. Как же он отличался от пронырливых чумазых детей, которые попадались на площади, но никаких чувств, кроме жалости не вызывали. Он же… Мне хотелось только подхватить это чудо на руки и бежать, бежать с ним из этого грязного, заплёванного вокзального мирка, унести его из этой клоаки. Ведь нельзя же, нельзя! Ни минуты ему нельзя здесь быть!

Однако я взял себя в руки. Вспомнил, что водки хотел выпить глоток где-нибудь, и сделал это прямо тут же, у палатки, первой по счёту. Он стоял у шестой. Я отошёл немного в сторону и встал в отдалении почти напротив него. Нужен был только предлог, чтобы к нему подойти.

Рядом с мальчонкой нарисовался серенький такой невзрачный субъект, и что-то ему втолковывал теперь. Парень отвернулся от него и отошел на шаг. Мужичок был настойчив, но вскоре исчез, так же неожиданно, как и появился. Просто растворился в очередном потоке пассажиров.

Заморосил мелкий дождик. Я поглядывал на цифровое табло со временем отправления поездов, потом, нетерпеливо — на свои часы. Словно, жду кого-то. Долго так продолжаться не могло. Чувствовалось, что мальчишка в любой момент может просто ускакать куда-нибудь по беспризорничьим своим делам. Но заставить себя подойти к нему я не мог. "Вот же он, перед тобой, что же ты смотришь, идиот, придумай же что-нибудь!" — крутилось у меня в голове. Но чем больше я об этом думал, тем деревяннее становились мои ноги.

Два сержанта, помахивая дубинками, неспешно прошествовали мимо в сторону BMW-ухи с табличкой на стекле "Куплю всё!" и скрылись из виду за углом.

"Эх, ма! Один раз живём!" Ещё не успев подумать, я уже двигался к палатке, рядом с которой он топтался. Я не знал, что буду делать, но не мог уже не делать ничего. Просто потерял бы всякое самоуважение. Купив пластиковый стаканчик, что-нибудь запить и сосиску в тесте, я достал початую чекушку и расположился за высоким столиком тут же. Потом обратил внимание на мальчика, кивнул, как давнему знакомому, подвинул к нему сосиску на салфетке:

— Ты будешь?

Он взял её молча. Просто протянул руку и взял испачканной ладошкой. А я уже покупал вторую такую же и ещё банку пепси. Потом набулькал себе полстаканчика, выпил в два глотка.

— Бери лимонад, — пригласил его к столику. — Товарища ждал, а он что-то не появился. Хотели на дачу вместе поехать. — Объяснил ему и тоже принялся за свою сосиску.

— Может, придёт ещё, — попробовал он меня успокоить с набитым ртом.

— Теперь уж, вряд ли, — я посмотрел на часы.

— Я видел. Вы давно тут стоите.

— А ты давно здесь? Ну, вообще, на вокзале. — Спросил я, закуривая.

— Можно и мне сигарету?

Я пододвинул пачку. Он ловко вытянул одну, щёлкнул пальчиком по картонке, закрыв её, прикурил от своей зажигалки.

— С весны. Я привык уже, — хрипло сказал, сплёвывая.

— Трудно, наверное, было привыкнуть.

Погода явно испортилась. Дождь пошёл сильнее. А зонта у меня с собой, конечно, не оказалось. Легко одетый народ торопился поскорее к своим электричкам. Из толпы вывалился отвратительно пьяный бородатый бомж в грязнущем облачении. Рухнул рядом.

Мальчишка сорвался с места. Нагнулся над ним.

— Михал, твою мать, ты что. Михал! Вставай, на хуй. Вставай! Нельзя здесь.

Он опустился на коленки и попробовал его приподнять. Куда там! Бомж только рычал что-то невразумительное. Однако парню удалось усадить его спиной к палатке. Из неё тут же показалась голова продавщицы:

— Давай убирай его на хрен отседа! Эй ты, маленький говнюк, я тебе говорю!

Мальчишка деловито послал её и оглядывался по сторонам, отыскивая кого-то взглядом. Заметил троих пацанов у метро, кинулся к ним. Такие же бомжики, только постарше его. Уже какие-то дела свои здесь крутят. Не пошли они с ним. Он растерянно оглянулся снова по сторонам. Медленно подошёл обратно. Пнул Михала в бок от души:

— Вот же дурак какой.

Посмотрел на меня искоса. Ничего не сказал, отвернулся.

Я шагнул к зловонной туше.

— Куда его?

— Да, хоть бы, вон, в переход, пока. Там ремонт щас.

— Бери с той руки.

Мы подняли мужика на ноги и кое-как довели до подземного перехода, кинули там, в угол со строительным мусором.

— Так, парень, пойдём в туалет, мне умыться нужно. Да и почиститься, — сказал я, критически себя осматривая. — Какой-то он грязный совсем Михал. А кто он тебе?

— Да, вообще-то, никто. Здорово помог мне в первое время, научил, как надо. Его здесь все давно знают. Он ничего, добрый. Только, пьёт сильно.

Наверху зашумел настоящий ливень. В переход прибежали, со смехом отряхиваясь, два пацана его возраста. Остановились у обшарпанной колонны, неподалёку.

— День, греби к нам!

Мальчик посмотрел на меня, пожал плечами.

— Я пойду? Спасибо вам.

И ждал только, чтобы я кивнул на прощанье.

— День? – тихо спросил я, растерявшись.

— Денис, вообще-то. До свидания!

Всё решали мгновения.

— Денис!

Он оглянулся.

— Слушай. Бросай ты на хрен свой вокзал. Поехали ко мне. Поживёшь недельку в чистоте. Понравится — останешься, не понравится — уйдёшь. А?

Теперь он беспомощно оглянулся на своих друзей. Подошёл к ним. О чём-то они совещались, поглядывая на меня. Потом вернулся.

— Я согласен, вообще-то. Только, я Андрюхе, — он кивнул на одного из пацанов, — две сотни должен. Вы мне можете сейчас дать?

Я отсчитал бумажки, и через минуту мы поднялись на улицу под ливень.

— Слушай, умыться-то надо, — вспомнил я.

— Так вон же воды сколько!

— Хотелось с мылом.

— А у меня есть немножко, — обрадовался Денис и извлек откуда-то вкусно пахнущий кусочек земляничного мыла в фольге от шоколадки.

Вы давно умывались проливным дождём?

Народ попрятался, а редким прохожим под зонтами было не до нас. Смеркалось уже, похолодало заметно. Мне, в летней рубашке, и ему, в футболке, было уже совсем неуютно. Но в туалет всё же пришлось зайти, на дорожку.

— Ты пойдёшь?

— Не, я тут подожду.

Эту ночь я запомню.

Вышел на улицу, умывшись. Вздохнул с облегчением. Уже почти совсем стемнело. Только Денька не было.

Я простоял там достаточно долго, в надежде, что сейчас он придёт и улыбнётся мне, наконец. Даже ливень затих, а он так и не появился.

Электрички мои все уже ушли. Обманутые надежды казнились неисповедимой болью. Что делать? Насквозь мокрый побрёл в вокзал. Устроившись в зале ожидания среди таких же бестолковых пассажиров, попробовал уснуть на пару часов. Куда там! Давно уже не спал я в походных условиях, да и холодно. Выбрался на улицу, взял у бабулек водки, курочку с рисом, устроился за тем же столиком. Денёк! Никак я не мог забыть этого мальчишку! Напился здорово с каким-то мужиком непонятным. На автопилоте сел в поезд ранним уже утром. Потом основательно проспал свою остановку. Пришлось километров шесть идти обратно, вдоль путей. Внешне я сейчас, наверное, мало, чем отличался от того Михала. Добрёл, наконец, до ставшего уже родным полустанка. Пьяно плетясь к дому по раскисшей после вчерашнего ливня дороге, ревел в голос, жалея себя, жалея его. Денёк!

2

Вот и кончилось лето. Отпело, отзвенело детскими голосами. Схлынули беспечные дачники, жившие по соседству. Но было ещё тепло в середине сентября. А пустые дни множились, как одинаковые бутылки в деревянном ящике во дворе. Я ложился спать и просыпался только с мыслями об этом мальчике. Я рвал зубами подушку от безнадёги и целовал её же в порывах отчаянной нежности. Денис жил теперь в этом доме вместе с паранойей. И я вместе с ними, изредка пытаясь вставить слово, привлечь его внимание.

Скрипит что-то. Так это же Денис пошёл на кухню, — наверное, вскипятить чайник! Хлопнула калитка, — поехал гонять с ребятами на старом велике! Успею допить эту гадость до его возвращения. Куда же стакан-то подевался? "Денис! Ты не видел такой высокий стакан?" — Вот, чёрт. Неужели, последний разбился. — "Ну, так, давай чашку какую-нибудь, что ли!" А, он же укатил. Опять всё сам.

Лёгкие шаги на крыльце. Стучат! Срываюсь с места, опрокинув журнальный столик. Распахиваю дверь:

— Денис!

Молоденькая почтальонша отпрянула от меня испуганно.

— Кирилл Андреевич! Что ж вы людей-то пугаете?

— А, Светочка. Простите, бога ради. Давно уж не видел вас. Чем обязан?

— Повестка вам из милиции, распишитесь в получении вот здесь.

— Да, да, конечно. Вот.

Странный, все-таки, юмор в этих органах. Марков просит меня приехать к нему послезавтра. Вот и телефон свой рабочий написал. Мой-то, сотовый, давно уж отключился. Хорошо он это придумал, очень кстати. Заодно, заеду к жильцу своему, получу деньги за этот месяц — я сдавал отцову квартиру одному прибалту, чтоб на поесть хватало и на попить. Дошёл до автомата вечером, позвонил Илмару, и договорились встретиться на том самом марковском рынке. Он там торгует чем-то.

Полтора месяца уж не садился за руль. Открыв гараж, обнаружил на машине слой пыли. Соскучилась, трахомка. Приехав, поставил её во дворе дома напротив — у рынка стоянка запрещена.

Моросил мелкий дождик. Я ждал Илмара на входе в рынок. Рядом палатка с кассетами эротического содержания. Успел все названия изучить от нечего делать — и чего только люди не вытворяют! Вот и он. Отдал мне деньги. Я тут же накупил всякой всячины и уже выходил из рынка, когда увидел нескольких пацанов, которые понуро брели меж двух милиционеров. Кто-то мне показался неуловимо знакомым в этой группе. Да это ж Марков в лейтенантских погонах! Подождал их. И чуть не выронил свои пакеты, когда увидел среди мальчишек Дениса. Я даже глазам своим не поверил сначала: он был во всём новеньком – кроссовки, джинсы, яркая курточка. Домашний такой мальчик.

Мы поздоровались с Сашей, и я накинулся на мальчишку:

— Ты что здесь делаешь, Денис! Родители с ума сходят, а он тут болтается. — Потом повернулся к Маркову:

— Что он натворил?

— Подворовывают тут по-мелочи. Ты что, знаешь его?

— Как не знать! И родителей его хорошо знаю. Давай его мне, я его доставлю в лучшем виде. — Вот тебе предки всыплют, когда приедем!

Денис тихо стоял, опустив голову.

— Забирай, нам возни меньше, — решил Саша. — А этих будем сейчас в приёмник определять. Макс, доставишь их сам? Мне тут с другом надо поговорить.

— Не вопрос, — кивнул сержант и повёл малолеток за собой на улицу.

— Кир, ну, ты где пропал-то? — накинулся на меня Марков. — Дозвониться тебе невозможно совсем. Просто исчез человек, был — и растворился. Я уж думал — разбогател, теперь поехал путешествовать.

— Какое там, к чёрту, разбогател! С деньгами были проблемы. Сегодня включу телефон. Мы двинулись неспеша к моей машине.

— А я тебе работу нашёл, кстати. Очень, даже, ничего. По твоей специальности. Тут неподалёку, в одной конторе. Платят нормально.

— Дай подумать, ладно? Я тебе позвоню через пару дней.

— Давай. Только не тяни.

— О’k. Вообще, заехали бы как-нибудь с Оксанкой. А то, всё — на скаку.

Я давил на акселератор и не мог поверить в случившееся. Мы летели по загородному шоссе, деревня за деревней, всё ближе к моему дому. Дениска сидел рядом и сопел, вцепившись в коленки так, что пальчики побелели. Кем я был сейчас для него? Всемогущим ангелом-спасителем, так легко избавившим его от неприятностей с милицией, или демоном-маньяком, который неизвестно, куда сейчас увезёт и непонятно, что сделает?

— Да, не бойся ты. — Попробовал я ему улыбнуться по-дружески. Достал из пакета пару мандаринок. — На, вот, съешь. Сегодня вечером устроим пир. Ты что любишь больше всего? Я плов люблю и ещё курицу жареную, тоже люблю, и рыбу жареную. Вообще, много чего. Вкусно поесть люблю, в общем. А ещё грибы обожаю в любом виде. Ну, только, не сырые, конечно. Ты когда-нибудь собирал грибы?..

— Дядя Кирилл, отпустите меня, пожалуйста, — прошептал он, и по его щекам покатились крупные слёзы. — Пожалуйста!

Я притормозил, свернул на обочину и, остановив машину, заглушил двигатель. Взял в свои руки его маленькую ладошку, не удержался, приблизил к лицу, ощутив запах мандарина.

— Почему ты плачешь, малыш? Ты боишься? Меня!? Не бойся, ладно? Не бойся, Денёк. Я никогда не сделаю тебе плохо. Ты веришь мне? Скажи, веришь?

Он повернулся ко мне. В глазах его таился страх загнанного в угол зверька. Осторожно покачал головой. Нет.

Я с трудом отпустил его руку. О, боги! Как же я люблю этого мальчишку!

— Вот, возьми платок и вытрись, пожалуйста. И не реви больше, ты же мужчина, в конце концов.

— Помнишь, тогда, на вокзале? Я прождал тебя целый час. Опоздал на все электрички, домой добрался только утром. И ревел тогда, так же, как ты сейчас, между прочим. Это жестоко, Денис. Я же тебя не обманывал.

— Обманывал. Тогда — про друга своего. А сегодня и друга обманул.

Я так и сидел, придавленный его словами. Как легко свыкаешься с мелкой ложью, даже не придавая ей значения. Играешь фальшивыми фразами, стремясь упростить ситуацию, чтобы не объяснять всего, порой, от нехватки времени, а порой, из-за невозможности объяснить всё до конца, или просто, потому, что так — проще.

— Я не хотел, чтобы они отвели тебя в милицию. Прости.

Дома были к обеду. Денис помог мне разобрать пакеты с едой. Потом вышли на улицу. Я с наслаждением вдыхал свежий воздух. Отвык я уже от Москвы. Покурили, и Дениска помчался осматривать мои скромные владения. Тучи ушли, и теперь сквозь мокрую листву пробиралось мягкими лучами осеннее солнце. Я отправился на кухню, готовить. Успел сварить пельмени, как он примчался, запыхавшись, в мокрых по колено джинсах.

— И это всё ваше?

— Ну, да, — пожал я плечами.

— А зачем вам тот железный катер у забора?

— Да сам не знаю. Остался от кого-то. Я в детстве по нему лазил. Выбросить — лень. Он мне не мешает. Сейчас есть будем. А ты, друг, давай-ка переоденься. Смотри — весь мокрый. Пойдём, найду тебе чего-нибудь. И сними ты эту куртку — жарко же!

Я откопал в сундуке для него старенькие шорты, в которых сам ещё скакал когда-то. И маленькие кеды нашёл, почти новые. И тапочки. На кеды он уставился с удивлением:

— Что это?

— Ну, это, когда ещё кроссовки не придумали, были вот эти. Кеды называются. Давай переодевайся и приходи есть.

Не прошло и минуты, как он появился в дверях. Увидел свою тарелку с плавающими в масле пельменями. Плюхнулся за стол, ухватил кусок хлеба и стал обстоятельно, не торопясь поедать их. Я уж не стал напоминать, что неплохо бы и руки вымыть. Я любовался Дениской. Неспроста же я выдал ему эти шорты! Он поел, откинулся на спинку стула, отдуваясь. Похлопал себя по пузу:

— Уф-ф! С-спасибо. Дай сигаретку.

Он курил, отхлёбывая горячий ароматный чай с мелиссой из большого бокала. А я пожалел о том времени, когда мальчишки носили простые сатиновые трусики.

До вечера мы успели объехать все окрестности на стареньких велосипедах. Я уж и забыл, когда последний раз крутил педали. А потом смотрели какой-то боевик по телеку. Денис валялся на диване, я расположился в кресле. Ноги гудели с непривычки. На том же диване я ему и постелил, и он отключился тут же, пробормотав в полусне "спасибо", умаялся за день. Сам я ушёл в спальню. Только, какой уж тут сон. Вернулся назад, сел рядом, в то же кресло, и смотрел на Дениса не отрываясь, угадывая линии его тела под одеялом, утопая в волнах бесконечной нежности к этому человечку. Не заметил, как заснул, уже глубокой ночью.

Проснулся в полдень в своей кровати. Видно, добрёл до неё в полудрёме среди ночи. На кухонном столе обнаружил яичную скорлупу, окурок в пепельнице и записку большими каракулями: "Ушёл кататца". Позавтракал и решил позвонить Маркову насчёт работы. Надо было соглашаться, надоело уже вести растительный образ жизни.

Странно. Последний исходящий звонок был сегодня утром по незнакомому номеру. Повторяю вызов. Мужской голос:

— Алло! Алло, Денис? Это ты? Ты чего молчишь-то?

Потом он, похоже, всё понял и дал отбой.

В голове пустота. Я растерян и подавлен. Ох, Денёк, Денёчек.

Хлопнула калитка. Задребезжало развинченное велосипедное крыло. Он, довольный, появился в дверях, отдуваясь. Увидел меня и телефон на столе. Радостное выражение сползло с лица, как грим. Скулы напряглись. Лицо стало некрасиво жёстким.

— А ты что хотел? — выкрикнул. — Что бы я тут был с тобой, как кукла, как игрушка заводная? Да? Хватит! Насмотрелся я на таких, как ты. Поиграть и выбросить. А я не хочу так! Сейчас приедет Антон и заберёт меня отсюда. И ничего ты нам не сделаешь!

Развернулся и хлопнул дверью.

Ну вот и всё.

Подъехала машина. Снова хлопнула калитка. Я поднялся и вышел на террасу. Денис висел на нём, обхватив руками за шею. Антон посмотрел на меня. Наши взгляды встретились. Я повернулся и ушёл в дом. На вешалке одиноко висела его светлая курточка. Снял её машинально. Повалился с ней на диван, прижимая к себе, угадывая далёкий запах. Быстрые шаги на лестнице. Денис ворвался, приблизился ко мне. На мгновение остановился, опустился рядом на колени. Высвободил куртку осторожно, погладил меня по голове. Потом сорвался с места и выбежал на улицу. Завёлся двигатель, хлопнули двери, и скоро последний звук затих, растворился в окружающей тишине.

В пыльном сумраке чердака с надеждой смотрят на меня мои идолы. Буратино с оторванной в давнем бою ногой укоризненно подмигивает, и утёнок всё так же хищно вытягивает плоский клюв, и сквозь облупившуюся краску недобро улыбается Ванька-встанька. Со скрипом крутится, бегает по полу старенький волчок. Только не приносит радости игра его фальшивых огней.

©Антик, март 2002

КОММЕНТАРИИ

IRBIS

Хочу поблагодарить автора Антик за отличный рассказ Денёк. Так случилось, что я лично побывал в обоих ипостасях главных героев. И мальцом из рассказа был и взрослым. Нет, ну я не обмежевал, просто у меня в детстве была не ограниченная свобода. Мы с моим другом, Лысым, шли в два часа ночи на остановку служебного автобуса, который собирает рабочих по городу, садились на него и ехали на жд. вокзал. И хоть бы раз, хоть кто-то спросил, а что собственно делают в автобусе эти дети. Не разу. Так что всю вокзальную кухню знаю изнутри. И сам был знаком, с такими персонажами, которых описывает автор. И в образе сложившегося человека, который просто хочет поменять жизнь мальцу я тоже был. Все очень правдоподобно, фактически, читаешь и чествуешь, все так и было. Автору отлично удалось передать и атмосферу, и чувства, и стремления героев. Большое спасибо Антику за прекрасны рассказ!

28.02.19 17:18 (+3)