Давно уже одной ногой в ладье Хорона,
Не чая больше воскрешенья прежних чувств,
Под пеленою мертвого, непляжного сезона
Тебя однажды, вдруг, я неожиданно дождусь.

А ты придешь, не зная, что последний,
Что ставки будут высоки, как никогда.
Босой прошлепаешь, кроссовки сняв в передней,
В судьбу мою привычно, будто был всегда.

Ну, а пока ты только что родился,
А может загулил, или уже пошел...
Эх, сколько же тебе еще расти, учиться,
А мне - молиться, чтобы случай не подвел.

И вот, когда я все молитвы позабуду,
И четки в изголовьи трижды оплетет паук,
Открыть глаза и вновь поверить чуду
Меня заставить сможет твой негромкий стук.

Зажатый в крепко стиснутой ладошке,
Ты принесешь его, последний амулет,
К дверям моим. И постучав, в окошке
Сумеешь разглядеть почти угасший свет.

Открыть, впустить и обогреть совсем не сложно,
И прежде я купался в блеске благодарных глаз.
Но никогда еще я так пытливо и тревожно
Не вглядывался в них, как буду в этот раз.

Кого же мне послал Господь к финалу пьесы,
Чтоб эстафету чувств моих запретных передать?
Пока не сдвинулись кроваво-красные кулисы,
Кого я должен прозапас любовью напитать?

Да, снова будет все! И заново и ново:
Слияние теней и непослушных рук игра.
И к мой смерти будет все почти готово,
Но будет все еще немножко не пора...

Успеешь ты понять, как славно быть любимым,
Что в жизни есть не только черствость и обман.
И ясно ощутишь, что быть необходимым
Важней, чем насладиться и набить карман.

Теперь предать и разлюбить уже ты не сумеешь.
И сам однажды, будто в память обо мне,
Вселенски-одинокого мальчишку обогреешь,
Вот так же увидав его в своем пустом окне.

И лишь тогда познаешь чувство высшей пробы,
Когда он, слушая рассказ о Старом Носаче,
Вдруг позабудет, сколько в жизни злобы
И разомлеет сладко, засыпая на твоем плече.

Ну, а пока - финал. Оплаканный тобою
Уйду я, зная, что и Бог меня простит.
На мертвенной щеке, под крышкой гробовою.
Слеза мальчишкина живая все блестит...