Данное произведение не основано на исторических фактах и не имеет никакого отношения к реальной истории.

Глава первая

Тимке снились странные .сны. Сны были очень реальные, и Тим с трудом их отличал от настоящей жизни. Во снах Тим видел степи, лошадей, и смуглых людей, которые разговаривали на каркающем языке. И сам Тим во сне разговаривал на этом же гортанном языке, где было очень много раскатистых"р-р"и скакал по степи на мохнатой гнедой кобыле по кличке Арга, что означало звезда.
Для себя Тим делил весь мир на ТАМ и ЗДЕСЬ. Днем он жил ЗДЕСЬ, в небольшой московкой двухкомнотной хрущевке. А ночью Тим переносился ТУДА. ТАМ Тим жил в просторном глинобитном доме, окруженным дувалом. Двор дома был увит виноградом, густая тень которого укрывала в от жаркого южного солнца. Еще ТАМ у Тима был здоровенный пес-волкодав по кличке Ходаг. ЗДЕСЬ Тиму не разрешали держать никаких животных, даже хомячков, так как у бабушки была аллергия на шерсть. ТАМ у Тима было много животных вокруг: лошади, ослики, куры, бараны, собаки и кошки.Тиму нравились котята и цыплята, Тим часто играл с ними ТАМ. Кроме счастливых снов были сны страшные. Тим просыпался, плакал, и тогда приходила мама, ложилась рядом и обнимала Тима. ТАМ у Тима тоже была мама. Еще ТАМ был папа. ЗДЕСЬ у Тима папы не было. ТАМ папа учил Тима ездить на лошади и подарил Тиму нож с красивой ручкой из кости. Нож был хоть и маленький, но настоящий, с очень острым лезвием из твердой боевой стали. Тим в первый же день сильно порезался и залил кровью рубаху. ТА мама сначала заругалась на Тима и хотела отнять нож, но папа не разрешил. ТАМ Тим должен был вырасти воином, поэтому привыкал к оружию, ранам и виду крови. ЗДЕСЬ Тим рос окруженный заботами мамы и бабушки.
Один сон, самый страшный, повторялся несколько раз. Была война, и враги пришли в село.Мужчин не было, они ушли далеко в степи воевать. Враги убили всех, кто не успел спрятаться или убежать и разрушили дома. Они убили друзей Тима - веселого круглоголового малыша Ханыша и его старшего брата - долговязого Халига, и других ребят тоже убили. Тим видел, как враг схватил Ханыша за волосы, приподнял, легким, кошачьм движением чиркнул по тоненькой натянувшейся шее. Враг двигался легко и грациозно, как в танце, меч легко рассек шею, из горла ударили два фонтана очень яркой крови, а враг отбросил голову Ханыша в канаву. Раньше Тим видел, как мама отрубала курицам головы. Она тоже натягивала курице шею, взмахивала ножом и из перерубленной шеи ударяли фантанчики крови. Потом тело курицы без головы дергало ногами некоторое время. Враг убил Ханыша как мама убивала курицу для супа. Тим ожидал, что тело Ханыша тоже будет дергать ногами, но его тело упало и замерло, только из шеи текла кровь на дорогу. Тим подумал, что враг хочет из Ханыша сварить суп, как мама варила суп из курицы, но враг отбросил пинком тело Ханыша в арык. Тим вдруг понял, что Ханыша больше нет, и что сейчас его, Тима, тоже не станет. Это было непонятно и страшно. Страх волной накрыл Тима и от этого небычного страха Тим оцепенел. Он хотел побежать, но не мог пошевелиться. Только смотрел как враг неторопливо подходит. Враг подошел и взял его за подбородок.Тим понял, что врагу весело, ему нравилось отрубать головы и смотреть на бьющую фонтаном кровь. Враг не очень спешил, казалось, он растягивал удовольствие.  Он почти ласково запрокинул Тиму голову, так что шея натянулась. Тим понял, что сейчас умрет. От врага сильно пахло потом, лошадми, дымом и еще чем-то незнакомым. Тим смотрел в желтые, совсем незлые глаза врага и ждал смерти, но враг захрипел, и изо рта  него пошли красные пузыри. Враг отпустил Тима и упал, стараясь зажать разорвнное горло. Тим увидел ТУ маму, в руке нее был нож, которым резали баранов, нож был в крови.Это кровь врага, понял Тим. Взгляд мамы был полон ненависти. Потом ТА мама спрятала Тима в яме с навозом и его не нашли и не убили.
Тим сидел в яме по шею в теплом вонючем навозе и слышал, как кричат, умирая, люди. Враги убивали всех, кроме молодых красивых женщин. Женщин они связали и забрали с собой Враги забрали ТУ маму, а Тимову маленькую сестренку убили. И еще убили пса Ходага, когда он бросился защищать маму. Ходага Тиму было больше жалко, чем сестренку. 
Вечером, когда враги ушли, Тим вылез из навоза, и стал копать яму, чтобы похоронить Ходага и сестренку. Ходаг был большой, больше волка, мохнатый, с обрезанными ушами. А сестренка маленькая и по-младенчески лысая. Земля была твердая, и Тим никак не мог откопать достаточно большую яму. Тим плакал от одиночества и усталости, но продолжал копать. Потом Тим понял, что ему все равно не выкопать такую большую яму и уже подумал, не спрятать ли тела в навозе. Но все-таки яма получилась такая, что сестренку закопать было можно. Когда Тим положил сестренку в яму, он подумал, что ей одной будет страшно лежать в земле. Тогда он принес голову Ханыша из канавы и положил рядом. Тиму было жалко, что он не смог похоронить Ходага. Хотя Ходаг был собакой, он сражался как настоящий воин и заслужил, чтобы его похоронили как воина. Когда он закопал яму с сестренкой и головой Ханыша,  из степи вернулись мужчины.
От этого сна Тим просыпался посреди ночи и долго плакал. ЭТА мама приходила, ложилась рядом и обнимала его. Тим прижимался к маме и   потихоньку успокаивался, он был уверен, что ЭТА мама сильнее любых самых страшных врагов. 
Однажды Тим расказал маме свой самый страшный сон. Когда мама услышала, как кровь фонтаном бьет из горла, она очень испугалась. Раньше мама не обращала внимания ни на диковинные слова, которые Тим иногда говорил, ни на его странные неумелые рассказы про степи, лошадей, высокое южное небо, добела раскаленное днем и угольно-черное с блестками миллинов звезд ночью. Мама считала Тима фантазером и даже немного гордилась им. Но когда вдруг из несвязанных Тимовых рассказов мама почуствовала живое дыхание чужого и жестокого мира, она испугалась и отвела его к доктору. 
Тогда Тиму только что исполнилось семь, он уже два месяца ходил в школу. Учительница у Тима была старая, опытная и очень злая. Тим ей почему-то сильно не понравился и она все время ставила его в угол. Не то, чтобы ему  очень плохо было в углу - пожалуй, ему там даже больше нравилось, чем за партой - но все равно было обидно.
Доктор долго расспрашивал Тима, а потом сказал, маме,что его надо положить в больницу. Тогда Тим впервые услышал слово шизофрения. Это слово показалось Тиму очень красивым, будто название яркой птицы из дальних стран. Но мама долго плакала, и Тим понял, что так называется болезнь, и доктор считает, что Тим этой болезнью болен. Учительница очень обрадовалась, что Тима кладут в больницу. Имено от нее Тима узнал, что эта болезнь психическая, а кладут его в специальную больницу для психических больных.
В больнице Тиму очень не понравилось. Некроторые ребята в палате были намного старше Тима. И Тим узнал от них много нового и неприятного. В больнице Тим узнал тайны жизни - откуда бетутся дети. Старшим ребятам нравилось учить Тима плохим словам. Они говорили матерное слово, а потом заставляли Тима это слово повторять.
Еще Тим узнал от них, что он не русский. До этого Тим как-то не задумывался, какой он национальности. Тим знал, что папа у него татарин, и папа ушел из семьи из-за того, что мама не захотела посвятить Тима татарскому богу - аллаху. Мама покрестила Тима, и папа тогда ушел из семьи и их бросил. Тим знал, что и до его рождения было не все хорошо у папы с мамой.Папины родители - Тимовы бабушка и дедушка - не хотели, чтобы папа женился на русской. Они считали, что татарин должен обязательно жениться на татарке. Тим никогда не видел бабушки с дедушкой. Они не захотели его видеть из-за того, что он наполовину русский. Тиму было даже стыдно из-за этого, он думал, что русские, наверно, люди второго или даже третьего сорта. А татары первого.
Но в больнице Тиму старшие мальчишки дали понять, что все наоборот. Это татары люди третьего сорта, а русские первого или даже высшего. И получалось, что и для русских и для татар он оказался третьесортным. Русские считали его татарином, а татары - русским. Мама иногда ласково его называла "мой татарчонок".Но в больнице он узнал, что татарчонок - это слово ругательное. Он узнал еще много плохих слов, которыми называют неруссих.
Тим знал, что имя ему дал папа - настоящее татарское имя Тимур. Это на татарском значило железный. Тимуром звали великого завоевателя-полководца. Завоеватель Тимур был жестокий и сильный. А Тим рос добрым и слабым.Тим рос настоящим маменькиным сынком.И, если честно, не очень храбрым. Он боялся темноты, собак и оставаться один дома. И еще Тим боялся драться. Он боялся хулиганов, да и просто своих сверстников тоже побаивался. Когда дело доходило до драки, у Тима внутри противно екало под ложечкой. Тим отчаянно трусил. Это все знали и относились к Тиму с легким презрением. Из-за трусости Тиму было стыдно перед великим завоевателем, в честь которого его назвали. Тим думал, может он такой трус, потому что мама не разрешила папе посвятить его татарскому богу. Тим знал, что мальчикам, когда их посвящают татарскому богу, делают маленькую операцию - отрезают кусочек кожи. И мама с папой поссорились из-за того, что мама не разрешила сделать Тиму эту операцию. А в больнице от старших мальчишек Тим узнал, откуда отрезают этот кусочек кожи. Тим очень удивился - зачем татарскому богу кусочек кожи из такого места. Неужели из-за такой мелочи, как кусочек кожи папа перестал его любить?
В больнице Тим понял - про свои сны не надо больше рассказывать, иначе доктора не отпустят его из своих рук. И Тим стрательно врал докторам. Доктора Тима выпустили через месяц из больницы. Мама была страшно рада, доктора ей сказали, что Тим здоров, что никакой шизофрении у него нет.
А Тим принял окончательное решение никому и ниогда про свои сны не говорить. С тех пор Тим остался один на один с ТЕМ миром.

Глава вторая

Когда Тим стал старше, он начал размышлять, откуда у него такие странные сны. Он читал умные книги, в которых рассказывали про всякие необычные проишествия в жизни людей. В книжках рассказывали разные случаи, когда люди вспоминали всякое чего на самом деле с ними не было. Авторы строили теории про генетическую память - якобы некоторые люди помнят то, что случилось с их предками.
Кроме того, была теория переления душ. Тим прочел книгу американского писателя Джека Лондона "Смирительная рубашка", где герой проживал во сне свои прошлые жизни. Джек Лондон это объяснял переселением души - человек может помнить свои прежние воплощения. В теорию переселения душ Тим не поверил, но гипотеза про генетическую память ему понравилась. И Тим пытался понять что это за народ, что за страна, в которую он переносился ночами.
Говорить наяву на том языке, на котором он говорил ТАМ, Тим не мог, но отдельные слова запоминал. Тим стал потихоньку записывать слова из своих снов и составлять маленький словарь. Тим даже съездил в исторический музей на Красную площадь и в музей Востока. Некоторые предметы показались Тиму похожими на предметы ТАМ.
Тим думал, что надо бы поговорить с каким-нибудь историком или археологом, но всякий раз вспоминал, как в семь лет его чуть не зачислили в сумасшедшие. Кроме того, Тим был довольно-таки робким мальчиком, и не очень представлял, как он сможет разговаривать с солидным и умным ученым, да и поверит ли ученый ему?...
Жизнь ТАМ наладилась, хотя папы и мамы у Тима теперь не было. Маму увели враги, и никто теперь не знал, где она. А папа погиб в ту страшную ночь от вражеской стрелы. Тим жил у тети - маминой сестры. Тетя и ее муж относились к Тиму не плохо и не хорошо. Никак. Просто выполняли свой родственный долг. Тиму было тоскливо и пусто в чужой семье. Тим вспоминал ТУ маму, которая любила его. Но тетя и ее муж Карсан любили своих детей, а о Тиме заботились просто по обязанности. Не то, чтобы Тима хуже кормили или одевали - наоборот иногда даже лучше, чем родных детей. Тиму казалось, что тете стыдно за то, что она не любит Тима и она хочет себя обмануть. И поэтому заботится о Тиме даже лучше, чем о собственных детях. Его почти никогда не наказывали, дарили подарки, разрешали даже больше, чем собтвенным детям. Но любой человек чувствует, любят его или нет. Тим точно знал, что тете он безразличен. Тетя никогда не беспокоилась о нем, не обнимала его, не говорила ему ласковых слов. Тим тосковал по любви, ему хотелось чувствовать, что он нужен кому-то, что где-то будут волноваться, если он не вернется домой во-время, что будут переживать, если он заболеет или гордиться им если станет первым в ежегодном конном заезде.
Тим был очень хорошим наездником. Он умел объезжать лошадей и никогда не пользовался седлом. Тяжелое боевое седло, если ты падаешь вместе с лошадью, ломает всаднику кости. А так лошадь просто прокатывается спиной по тебе. Тим часто падал, когда объезжал молодых жеребцов, но лишь отелывался легкими ссадинами. Тим даже прославился как объезчик лошадей и многие соседи просили его объездить подросшего жеребенка. У Тима была и своя кобыла - темно-гнедая, с черной гривой и и черным пышным хвостом. Жеребенком она пришла в село в ту ночь, когда Тим остался сиротой. Видно у врагов в походе кобыла ожеребилась и жеребенок отбился от матери. Тим кормил жеребенка из бутылки молоком. Тиму было жаль жеребенка, ведь жеребенок был сирота, так же как и Тим. И также как Тиму, жеребенку хотелось, чтобы кто-нибудь любил его. Жеребенок вырос в изящную тонконогую гнедую кобылу.Тим назвал кобылу Орханга, что значило - сирота.
Кобыла сильно отличалась от местных приземистых мохнатых лошадок и изяществом и резвостью.Тим дважды выигрывал на ней ежегодные весенние конные состязания. Маленький, почти невесомый, он не утомлял лошадь и легко обходил своих тяжелых соперников.
Оджды Орханга спасла Тиму жизнь. Да и не только Тиму. Тим с другими мальчишками ездил в степь пасти лошадей. Один раз ночью они наткнулись на полусотню всадников-кочевников, передовой разъезд кочевого курта. Кочевники хотели в темноте незаметно подобрться к селу, а потом нежиданно напасть. Кочевники не заметили мальчишек, но это мало что меняло. Полусотня зашла между мальчишками и селом, и предупредить своих не было возможности. Если же не предупредить, то кочевники вырежут село раньше, чем мужчины проснутся и изготовятся к бою. И тогда Тим решил отвлечь полусотню на себя, чтобы ребята смогли добраться до села и поднять тревогу. Это было рискованно и Тим надеялся только на резвость Орханги. Как они неслись в эту ночь!
Тим пролетел мимо полустни с шумом, свистом и гиканьем, так, чтобы кочевники заметили его. Кочевники развернулись полумесяцем отрезая Тима от села. Лошади кочевников уступали Орханге в резвости, но Тиму нельзя было далеко отрываться - надо было все время вести полусотню за собой. Тим играл с кочевниками в кошки-мышки. Его развевающаяся белая рубашка хорошо была видна даже ночью и служила отличной мишенью для лучников. Тима спасало то, что точно стрелять по движущейся мишени на всем скаку было трудно. Тим то придерживал кобылу, до тех пор пока передние всадники полусотни не оказывались в каких-нибудь нескольких метрах сзади, то пригнувшись к гриве, летел во весь опор по степи, отрываясь на две длинны полета стрелы.
Через полчаса кобыла начала выдыхаться. Лошади кочевников, не такие резвые, были намного выносливее Тимовой четырехлетки. У Гнилого лога Тим понял, что ему не уйти. Еще удавалось держать расстояние, но он понимал, что Орханга выбивается из последних сил. Расстояние потихоньку сокращалось. Враги не стреляли, видно рассчитывая захватить Тима живым. Когда передовые всадники преследователей поровнялись с Тимом, он понял, что через минуту все будет кончено. В этот момент Тим услышал мерный дробный грохот - по степи от села боевым порядком шла конница. Кочевники развернулись, но было поздно. Их кони были утомлены погоней, сами кочевники плохо годились для открытого боя. Их с налету опрокинули, разметали по степи и через полчаса все было кончено. А к Тиму с того времени стали относиться с уважением, положенным мужчине и воину.

Глава третья

След прошлого нашелся совершенно неожиданно. Как-то Тим делая уроки смотрел одним глазом по телику новости, после политики дикторша стала рассказывать про науку и культуру. Рассказвали что-то про раскопки древних городов в средней азии. На экране мелькали квадратные ямы и люди, копошащиеся в них с совочками.
Камера показала скелет, Тим стал смотреть внимательней, как и большинство людей смерть Тима притягивала, вызывая жутковатое любопытство.Неожиданно камера показала в руках у археолога вещь, которую Тим отлично знал по своим снам - круглая серебрянная подвеска, похожая на монетку, с отчеканенными на ней причудливым узором, напоминавшим двух переплетающихся змей. На серебряном кружочке ясно были видны две выщерблинки по краю.
Этот серебряный кругляшок ТАМ висел у Тима на шее. Кругляшок нзывался Знак, и Тим получил его от отца. В тот день, когда Тим остался сиротой, отец перед отъездом в степь повесил на шею Тиму Знак. Отец велел Тиму никогда Знак не снимать. Отец боялся оставить Тима сиротой, и потому отдал ему Знак - по этому Знаку его должны были найти. Выщерблины появились, когда Тим грохнулся на камни с молодого жеребца, который шарахнулся увидев змею на дороге. Он тогда чудом остался жив. Тим кинулся к телику и врубил звук на полную. Его трясло от возбуждения - одно дело предполагать и строить теории, а совсем другое - убедится в реальности ТОГО мира. На самом-то деле Тим все это время где-то был уверен, что страна его снов - скорее причудливая игра воображения, чем историческая реальность.
Теперь же, когда неопровержимым фактом засиял серебрянный кругляшок на экране, выяснилось, что Тим совершенно не готов к этому. Ему вдруг стало просто-напросто страшно. Мир грез перестал быть призрачным. 
"...могила 13-летнего правнука Гархан-Тимура, считает археолог Андрей Ремезов. -вещал голос,- Это доказывается наличием Серебрянного знака тимуридов на шее мальчика. До сих пор судьба последнего из Тимуридов была неизвестна науке, после гибели его деда Улук-Бека след  юного Тимура терялся. Теперь можно уверенно предположить, что маленький Тимур погиб вместе со своим великим дедом. Пятый шейный позвок мальчика рассечен надвое - возможно, ему отрубили голову в ту же ночь, когда погиб его великий дед Улук-Бек. В могиле нет ни одного педмета, который бы положили ребенку царственного положения. Череп мальчика имеет хорошую сохранность, он будет передан в Инстиут антропологии и этнографии, и вскоре мы сможем увидеть лицо последнего венценосного Тимурида, мальчика Тиура, трагически погибшего более 600 лет назад при осаде Самарканда."
Телик перешел к рассказу о новой постановке Большого театра, и Тим выключил звук. Тиму было почти 13, и это значило, что жить ТАМ ему оставалось не больше года. Его убьют, кинут в яму с другими мертвецами и закопают. Тим не хотел умирать. Интересно, а что будет с ним ЗДЕСЬ?
Тим вспомнил, как было мучительно, когда он в прошлом году заболел ТАМ чем-то тяжким инфекционным. Как он старался не спать, лишь бы не не перенестись в липкую болезненную жуть, в страшные боли, от которых скручивались кишки. Как он просыпался весь мокрый, и его рвало прямо на подушку, и мама не могла понять, что с ним, чем он отравился. Ведь болел он там, а рвало его здесь. Утром его шатало, на уроках он засыпал от слабости, а вечером опять пытался не спать, не выдерживал, и стоило его векам закрыться, как он проваливался в болезненную вязкую муть.
Спокойно, сказал себе Тим, тебе еще 12, еще почти полгода до дня рождения. Да и никакого деда ты не знаешь, может это все бред и совпадение. 
Этой ночью в село, где Тим жил ТАМ приехал темнокожий воин, который по воле властителя Маннерварханна увез Тима в столицу - далекий город Мараканду.

Глава четвертая

Утром Тим принял решение ехать в инситут этнографии. Умирать, пусть даже и во сне, он категорически не хотел.
Институт этнографии оказался серым унылым зданием школьного типа. Как положено, снизу сидел вахтер, призванный никого в святая святых не допускать. Тим потоптался вокруг входа, потом набрался храбрости и спросил у вахтера археолога Андрея Ремезова. Вахтер оказался ничего дядькой, позвонил куда-то, потом сказал:
-Налево, там лестница на четвертый этаж, кабинет 413.
-Спасибо!
Тим взбежал по лестнице, немного помешкал у двери 413 кабинета, набираясь храбрости. Тим совершенно не представлял, как начать разговор. Не про сны же ему рассказывать. 
Наконец решительно нажал ручку. В крохотном кабинете никого не было. Да и кабинетом это помещение назвать было трудно. К малюсенькой комнатке больше всего подходило слово каморка. Каморка была завалена под самый потолок всякими историческими вещами. Треснувшими сосудами причудливых форм, каменными плитами, покрытыми неясными письменами на чужих языках. На стеллаже Тим увидел темный шлем с истлевшим кожанным подшлемником, на столе лежал кривой кинжал в медных ножнах, подковы, какие-то потемневшие обручи, коробки с фотографиями, вторая коробка с медными монетами.
Тим вошел, прикрыл за собой дверь. В углу стола среди огрызков карандашей и измаранных бумаг стояла гипсовая голова на подставке. Гипс еще не просох, на белом затылке темнели влажные пятна.  На голову смотреть было неприятно - не было ни шеи, ни плеч, одна голова, насаженная на металлческий штырь, торчащий из фанерной подставки. Как будто отрубенная, подумал Тим.
Это была голова мальчика, с чуть раскосыми широко посаженными глазами и коротко постриженными волосами. Неожиданно Тим понял, что смотрит на свой собственный портрет в гипсе. Белесые неживые глаза без зрачков, бескровные белые губы. Тиму стало жутко - смотреть на собственную отрубленную голову. Это был он, Тим, из ТОГО мира. Тим понял, что голову восстановили по найденному черепу - о работах лаборатории Герасимова он слышал.
Рядом лежал тот самый серебрянный кругляшок, что показали по телику. Тим почуствовал непреодолимое желание дотронутся до подвески - Игхарго-Та, амулет и знак власти одновременно, - вдруг вспомнилось Тиму. Кружок был очень холодный и гладкий. Тим взял его в ладони и зачем-то подышал на него. Серебро на мгновенье запотело, став из блестящего матого-белым. Лунное серебро, вспомнилось Тиму, лунное серебро, оно не темнеет от времени.
Тим сунул кружок в карман и быстро вышел из комнаты. Почему он так поступил, Тим и сам не понял. Обычно в силу робости он не был способен на быстрые решения и отчаянные поступки.Когда надо было действать решительно на Тима нападал столбняк или выражаясь языком мальчишек, он тормозил. Тем более, украсть из института ценный научный экспонат было для Тима поступком невозможным. Тим всегда завидовал тем, кто был способен действовать без раздумий.
Сейчас же тело Тима двигалось без участия разума. Прежде чем Тим успел опомниться, он уже выскочил из института и быстро шел к метро.
У метро обнаружилась новая проблема, у входа стояли человек пять парней чуть старше Тима. Пристанут, сразу понял Тим. Ноги стали ватными, сердце затрепыхалось и провалилось куда-то к желудку. Тим хотел повернуть назад, но было поздно, его заметили. Один из парней отделился и пошел к Тиму.

Деньги есть? Нету, - привычно и обреченно сказал Тим Обыщу, найду, по *** получишь, Тим сунул руку в карман, пальцы наткнулись на уворованную кругляшку. Найдут - отнимут, - успел подумать Тим. Очевидно, эта мысль отразилась у Тима на лице. Парень потянулся рукой к Тимову карману. От отчаянья и страха Тим бросился бежать. За ним не погнались, лишь смеялись и кричали вслед обидные слова. Пришлось Тиму тащиться целую остановку метро пешом.
Дома Тим отрезал от старой маминой дубленки кусочек кожи и сделал кожанную веревочку, на которую подвесил серебрянный кружок. Но надевать его на себя Тим побоялся и спрятал в коробку от микроскопа. Коробка закрывалась на ключ и там Тим хранил то, что мама не должна была видеть. В основном это были картинки, где мужчины и женщины занимались сексом, вырванные из какого-то журнала. Тим приобрел их по случаю у одноклассника Вовки, родители которого принадлежали к богеме - были художниками-абстракционистами - имели передовые взгляды на половое воспитание сына и без стеснения держали подобные вещи дома. Тим бывал у Вовки в гостях, и тот показывал ему забавные картины, если это можно было назвать картинами. Одна из них представляла зеркало, на которое была наклеена большая фотография Вовкиного папы. Из фотографии была вырезана полоска, и получилась зеркальная дорожка пересекавшая правый глаз. Там, где вырез заканчивался, был наклеен однораэовый бритвенный станок. Получилось, что кто-то провел по фото станком - пробрил полосу. Другая картина представляла что-то вроде леса из резиновых членов, купленных секс-шопе. Члены были разноцветные и разного размера. Некоторые, особо крупные, поражали Тима - ему не верилось, что у человека может быть член такого размера. Но Вовка утверждал, что у его папы такой же большой. И что у него тоже будет большой, когда он станет взрослым. Тим стеснялся таких разговоров, хотя Вовка рассказывал много нового и любопытного. Поэтому Тим хотя и краснел, но слушал. Вовке Тим был обязан почти всеми своими знаниями на эту тему.
Однажды Вовка предложил поспорить Тиму и Сашке Прохорову, у кого из них член больше. Тиму не хотелось заниматься такими вещами, но Сашка поддержал идею. И Тиму неудобно было отказаться. Ему казалось, что его могут запрезирать, если он откажется. Они спустили штаны и Сашка засмеявшись, сказал:
-Тата импотен, у него не стоит!
Татой Тима звали в школе. От слова татарин. Тиму это прозвище не нравилось, он считал его девчачьим. А Вовка сказал Тиму что надо сделать, чтобы не быть импотеном. Тим это сделал, и у него стало все нормально. И у него оказался больше, чем у Сашки, хотя и меньше, чем у Вовки. Потом неожиданно с Тимом случилось то, от чего он задохнулся от стыда и отвращения к себе. А Вовка похлопал его по плечу и сказал, что Тим уже настоящий мужик, но Тима это мало утешило. С тех пор Тим делал это сам, когда дома никого не было и даже выменял у Вовки на старый театральный бинокль пачку картинок. Когда Тим это делал, ему всегда становилось стыдно и противно, и он всякий раз давал себе слово больше никогда этим не заниматься. Но проходило два-три дня, и Тим не сдерживал слова. Тим страшно стыдился этого своего занятия и проклинал Вовку, который научил его. Но зато теперь у Тима меньше было других неприятностей. 
Он ходил на плавание, и там требовали, чтобы душ принимали без плавок. С этой весны принимать душ без плавок для Тима стало жуткой проблемой. Когда он снимал плавки и становился под горячий душ, у него случалось то, что в умной кижке называлось словом "эррекция". И Тиму приходилось принимать вместо горячего ледяной душ. Тим даже хотел вообще бросить из-за этого плавание. Но мама была против, а объяснить ей свои проблемы Тим, конечно, не мог. После того, как Тим стал заниматься постыдным делом, глядя на выменянные у Вовки картинки, он снова смог принимать спокойно горячий. душ. Постыдное занятие Тим старался делать по понедельникам и четвергам, перед походами в бассейн.

Глава пятая

Но главная проблема осталась нерешенной. Если в этом мире Тим помнил о своей жизни ТАМ, то ТАМ Тим о мире ЗДЕСЬ ровно ничего не знал. Как предупредить самого себя о том страшном, что надвигалось неотвратимо? Протащить бы туда хоть маленькую записочку, но как? Как вспомнить ТАМ то, что Тим знал ЗДЕСЬ? Сколько Тим не ломал голову, ничего придумать не удавалось.
Шли недели. ТАМ жизнь Тима круто изменилась. Мараканда - большой, шумный город - потряс Тима. Только базарная площадь была больше, чем тот поселок, где вырос Тим. Дворец с фонтанами, пышными садами, комнатами в пушистых коврах с вычурными мангалами и вазами, рабы, низко кланящиеся ему -все поражало воображение. Целая конюшня великолепных коней, черных, как деготь и белых, как цветок каштана, соколятня с двумя десятками разнкалиберных птиц от крохотного дербника до степного орла с размахом крыльев больше метра, зверинец с гепардами,антилопами и павлинами, оружейная с мечами, копьями, булавами, луками и доспехами - все это богатство свалилось на Тима неожиданно и неотвратимо.
Поначалу Тим часами бродил по дворцу. Иногда он мог подолгу разглядывать одну какую-нибудь вещь - кинжал, или книгу с кожанными страницами. Читать на древнем языке, которым были написаны книги, Тим не умел, но ему нравились причудливые завитки букв, запах свежей кожи и краски, узоры, богато украшавшие переплет и страницы.
В МаракандуТима привезли по распоряжению деда. Дед, властитель Маннерварханна, страны, между двумя великими пустынями, вел войну где-то на востоке. Тима доставили во дворец и предоставили самому себе. Он бродил по городу в сопровождении мускулистого темнокожего раба, вооруженного плетью, ездил верхом в сопровождении того же раба в недалекие горы, и был совершенно одинок.
Иногда к нему приходил Нгармэнси, евнух, управляющий дворцом, и спрашивал нет ли каких-нибудь пожеланий у Его милости. Пожеланий у Тима не было.
Лишь одна часть дворца была запретной - отделенная от всего остального высокой стеной, она охранялась рослыми рабами, которые склонялись перед Тимом, но несмотря на его настйчивое любопытство, не пропускали его сквозь запретную чугунную дверцу. Тим знал, что за стеной гарем - женщины властителя Маннерварханна. Когда-нибудь заветная дверца откроется для него, когда-нибудь, когда он вырастет и сам станет властителем этой страны.
Совсем недавно Тим открыл, что женщины не просто второсортные существа, которые работают по дому, следят за детьми и скотиной, накрывают столы для мужчин - женщины, оказывется, полны тайной красотой. Их красота манила его воображение, округлые груди, колыхавшиеся под легкой тканью, вызывали странное волнение, от которого сердце трепыхалось и стучалось о ребра, кровь приливала к лицу, и становилось почему-то стыдно. Тиму с некоторых пор нравилось смотреть на девушек. Когда он еще жил в селе, один раз он был пойман подглядывающим за купающимися девушками на речке и нещадно выпорот.
В другой раз Тим с мальчишками смотрел, как в сарае пьяный дядька-сосед валял служанку. Дерганье голой дядькиной задницы между ног служанки показалось Тиму непривлекательным. Неужели ему тоже когда-нибудь придется делать ЭТО? Наверно придется, ведь иначе у него не будет детей. Хорошо, что ему еще не скоро жениться... А вот смотреть на девушек Тиму нравилось, он любовался их ловкими движениями, покчиванием упругой груди, мягкими очертаниями тел. Тиму очень хотелось загянуть за запретную стену, ведь женщин во дворце больше как там не было. Часто из-за стены раздавался веселый переливчатый смех и у Тима начинало трепыхаться сердце. Тим даже думал, не перелезть ли как-нибудь тайком через стену. Но неожиданно вернулся дед, и жизнь Тима опять переменилась.

Глава шестая

Тим как-то примирился с течением событий ТАМ. Все было так спокойно и благополучно, что сама мысль о страшной смерти казалось дикой и неуместной.
ЗДЕСЬ у Тима в гимназии надвигались экзамены, уроков задавали много, времени почти не оставалось.А еще он первый раз в жизни влюбился. Рассчитывать на взаимность не приходилось, вряд ли первая красавица класса обратит внимание на невзрачного татарчонка, ни силой, ни храбрастью не выделявшегося среди одноклассников.
Тим позволял себе тайком на уроках рассматривать профиль объекта своих вздыканий - длинноногую, с пышными каштановыми волосами красавицу Лену Егорову. Лена гуляла с мальчиками из старших классов, худосочные одноклассники ее не интересовали. Каждый день после урков ее уже ждали - высокие, сильные парни года на два-три статрше. Она королевой выплывала из школы, и парни робко ждали, на кого упадет ее благосклонный взор и кому доверят нести до дома объемистую сумку с учебниками.
Жизнь ЗДЕЬ текла серо и нудно. Тиму мечталось о верных друзьях, про которых так часто пишут в книгах - но в жизни у него было лишь пара приятелей, которые, если Тима били, скромно стояли в стороне.Надо признаться, когда били его приятелей, Тим поступал также. Но произошел случай, перевернувши нормальное течение Тимовой жизни ЗДЕСЬ.
Тим сидел за партой с Иришкой Афанасьевой, девчонкой глупой и легкомысленной. В последнее время Ирка активно заигрывала с пришпаненной компанией из параллельного класса. Компания Тиму не нравилась. Параллельный класс в отличие от Тимова был не гимназическим, там училась обычная дворовая шпана. Как-то без всякой задней мысли Тим спросил, зачем Ирка как дура общается со всякими дебилами. Назавтра спокойная жизнь для Тима кончилась, глупая Ирка передала его слова своим приятелям.
После уроков Тим должен был убирать кабинет биологии. Там-то Тима подвергли позору, разрушившему всю его жизнь. Если бы его просто побили, полбеды. Но заводила ашек, Кныра, придумал садистскую экзекуцию. После пары фраз с обычными матерными мальчишескими угрозами Тима заставили встать на четвереньки, Кныра снял кросовок и сказал: - В позе рака бьют по сраке. И сильно ударил кроссовком Тима по заду. А когдаТим встал, Кныра оттянул джинсы на его животе и плеснул туда чернил. На джинсах высупили темные влажные пятна, будто Тим описался. Экзекуция была окончена. Тим почувствовал, как по лицу у него катятся горячие капли и понял, что плачет от обиды и бессилия. При Тимовом позоре присутствовала Ирка и две девченки из класса ашек. Тим понимал, что завтра над ним будет смеяться вся школа.
Дома Тим залез в ванну и долго отмывал перепачканные места. С живота и ног чернила отмылись, но остальное у Тима было синее. Пемзой, как живот не потрешь. Тим был противен сам себе, и от отвращения опять заплакал. Тим сидел в ванной и ревел в голос, как маленький, включив на всю мощность воду, которая заглушала всхлипы.
Выплакавшись, опустошенный, обесчуственный, Тим лег в постель и свернулся калакачиком под одеялом.  
ТАМ Тимкино безделье уже две недели как закончилось. Дед был человек серьезный, строгий. Тим учился. Его обучали всему - технике боя на мечах, стрельбе из лука, борьбе, наукам - геометрии, письму, корану...
Еще Тима учили убивать. Раб, который раньше был у Тима телохранителем, учил Тима искусству убивать голыми руками.Убивать можно было множеством разных способов. Сила была не обязательна, нужны были ловкость, решительность и знания.
Раба звали аль-Гасанга, у него был отрезан язык и он принадлежал к курту ночных убийц. Ночные убийцы врывались в стан ничего не подозревающего врага ночью и почти без оружия и наносили страшный урон. Каждый день приводили молодых сильных рабов, и Гасанга половину из них убивал, показывая, как это надо делать. Остальных рабов должен был убить Тим. Рабам давали дубины, они бросались на Тима, а Тим должен был их убивать по всей науке. Тиму было рабов немного жалко, поэтому он иногда оставлял их в живых, только лишал сознания. Гасанга тогда сокрушенно качал голвой. Раньше Тим много дрался с мальчишками из села. Но то, чему учил его Гасанга, не было похоже на обычную драку. Иногда рабы бросались на Тима всей кучей.
Основным в искусстве Харасанги - дождевых капель - .была техника ускользания. Когда тебя хватают, надо было расслабить тело и почувствовать себя каплей воды.  Если ты превращаешься в каплю, враг не сможет тебя ухватить или ударить. Попробуйте схватить дождевую кплю - она все равно выскользнет из пальцев. А потом надо было бить. Бить можно было любыми частями тела - локтями, коленями, головой. Важна была не сила, а ловкость и точность. Поэтому маленький мальчик с помощью искусства Дождевых капель мог победить здоровенного воина.
Днем был перерыв, пока жара не спадет, а дальше снова занятия до темноты. По темноте Тим изучал астрономию. Астронмии Тима учил лично дед. Они уходили в обсерваторию - каменное сооружение в самом дальнем конце дворцового сада. Дед был строг и требователен. Тиму трудно давалось заучивание названий звезд и созвездий, но дед не отпускал Тима, пока тот не запоминал странные, трудновыгавариваемые слова из чуждого яыка, которыми именовались яркие точки на черном куполе. Сначала Тим учился находить звезды на карте, потом искал их на небе. Тим порой думал, зачем ему знать тонкости движения небесных светил. Не то, чтобы ему это было не интересно - Тим был довольно любознательный. Но если необходимость науки убийства была понятна, то геометрия и астрономия Тиму казалась бесполезной, хотя занимательной и забавой. 
Тим проснулся под вечер. Ничего не хотелось. Мама сразу почувствовала, что с Тимом что-то не то и стала приставать с вопросами. Но Тим меньше всего хотел что-нибудь рассказывать маме. Дальнейшя жизнь представлялась Тиму сплошным кошмаром. Униженный единожды будет унижен многократно.
Тим опять заплакал, на этот раз бесшумно. Слезы текли на подушку и скоро она стала совсем мокрая. Хорошо бы умереть, просто заснуть и не проснуться. Навсегда отаться ТАМ, в солнечном городе Мараканда, столице страны Манервархан.
Тим не заметил как заснул и еще во сне продолжал всхлипывать. И оказавшись ТАМ Тим продолжал плакать.
Слезы текли от едкого запаха, удушливой волной накрывшего Мараканду. Низкое, пузатое и красное, как помидор, утреннее солнце повисло над городом
Он стоял на крепостной стене Мараканды и смотрел на лагерь вражеского войска. Осада длилась уже более месяца. Из лагеря врагов доносился запах дыма, кала и жаренного  мяса. Из города пахло мочой, тухлятиной и смертью. Тим понимал, что со дня на день город падет, и тогда он умрет.
В лагере кочевников началось движение, замелькали коричневые шапки обшитые серым волчьим мехом. Вскоре под стеной построили в шеренгу пленных - захваченных в соседних селах женщин и детей. Дети и женщины были голые. Потом их стали убивать. Их убивали по-очереди, вспарывали им живот, а потом еще живых швыряли в одну кучу. Абу аль-Джагар объявил, что будет казнить в день 100 человек, пока город не сдастся. Под стенами лежали кучи гниющего человеческого мяса, воняло нестерпимо. Тучи зеленых мух гудели под стенами. Стаи ворон расклевывали требуху еще живых людей. Некоторые пытались ползти, и кишки тянулись за ними как бурые грязные веревки. К середине дня куча затихала.Тим понимал, что скоро он тоже будет валяться с распоротым животом, а его вывалившиеся кишки будут клевать вороны.
Абу аль-Джагар был родным дядей Тима. И Тим знал, что дядя его не пощадит. Тим должен был умереть, иначе дядя всегда будет опасаться переворота. Таков закон.
В городе свирепствовали болезни. Кочевники засыпали источники воды мертвыми телами, вода стала нехорошей, пить ее было нельзя. Но высхшие от жажды люди пили и началась эпидемия. Мертвые тела скидывали со стен вниз - хоронить в городе было негде и нельзя.
Дед болел тяжело, от жара лицо его превратилось в желтую маску, губы ратрескались и покрылись белыми пленками. Осажденный город остался без власти, если конечно не считать Тима. Тим понимал, что в городе назревает бунт, рано или поздно измученные осадой люди не выдержат и откроют ворота. Дядя обещал всем сохранить жизнь, если жители откорют ворота добровольно. Еще дядя обещал не отдавать город на разграбление кочевникам, если горожане выдадут ему Тима и назначил награду за его голову. Два антеля золота за мертвого и десять антелей за живого. Тим понимал, что если он живым попадет в дядины руки, смерть его не будет легкой. Про деда дядя ничего не говорил, потому что был уверен - дед умрет со дня на день от болезни.
Единственный, кто был по-настоящему верен Тиму - темнокожий аль-Гасанг. Раб тенью следовал за Тимом, даже если ему надо было в туалет. Когда Тим болел, Гасанг не отходил от кровати Тима. И в руках Гасанга Тиму почудилась любовь, забытая с той поры, как враги забрали маму. Тим удивлялся, ведь Гасанг был одним из самых жестоких убийц, которых Тиму довелось видеть.
В верности Гасанга Тим убедился вскоре еще раз. Однажды, когда Тим шел из дворца к Южным воротам, на него напало 15 человек в узком проходе между домами. Тим увернулся от первого удара и этим спас себе жизнь.Потом Гасанг убил всех голыми руками. После этого Гасанга стали считать демоном подземелий Арвварры и так боялись, что Тим под его охраной чувствовал себя в большй безопастности, чем окруженный полусотней дворцовой стражи.
Сегодняшнее рассветное солнце было особенно красным - день должен быть жарким. Тим хотел пройти по стене, осмотреть посты. Смысла в этом особого не было - кочевники штурмовать город не собирались. Зачем, если месяц-другой и граждане сами откроют ворота. Или перемрут. Гасанг тронул Тима за плечо. Надо идти к деду, понял Тим. Знаки Гасанга Тим давно уже понимал не хуже слов.
Тим шел по улицам некогда прекрасного города. Людей на улицах было много - в основном беженцы, укрывшиеся от жестоких кочевников за крепостными стенами. Больные, иссохшиеся лица, воспаленные глаза... Остро пахло мочой и гнилью. Тиму навстречу шли матери, несшие своих мертвых детей к восточной стене - туда, где их сбросят вниз, за пределы города, чтобы их разлагающиеся тела не погубили живых. Дети умирали первые, им труднее давались тяготы жизни в осажденном городе. Тиму кзалось, что матери смотрят на него с упреком - их дети погибли, а он, Тимур, почему-то жив.
Тиму было стыдно. Стыдно, что он жив, сыт и здоров. Ему казалось, что он должен нести те же тяготы, что и весь народ. И даже больше. Еще ему почему-то было стыдно за то, что его родители погибли - ведь он никому не нужен на этом свете, никто по нему не заплачет.Зачем тогда он, никому не нужный, жив, а эти дети умерли, несмотря на то, что их так любят?
Еще Тим думал, что мог бы спасти этих людей, если бы добровольно пошел и сдался врагам. Его бы убили, но зато тысячи людей остались бы жить.
Тим, наверно, согласился бы умереть красиво. Жаль, подумал Тим, что мама спасла его, когда враг хотел отрубить ему голову. Это была бы красивая смерть. Но умирать медленной смертью, голым, униженным, с распоротым животом,  Тим не хотел.
Деду стало хуже. Черты лица заострились, под глазами залегли черные круги. Он лежал неподвижно, лишь воздух со свистом и хрипом выходил из груди. Тим не знал любил ли он деда. Тем более Тим сомневался в том, что дед любил его. Его водворение во дворец скорее всего произошло по политическим соображениям. 
Утром Тим стал властителем Маннервархана, а деда похоронили в фамильной усыпальнице под длинной плитой из горного известняка, покрытой вязью старинных букв.
Вечером, когда Тим шел на военный совет, его схватили, сорвали с него дорогие одежды и кинули в яму. Это сделал аль-Гасанг, темнокожий ночной убийца и верный Тимов телохранитель. В яме было холодно. Прежде, чем Тима бросить в яму, аль-Гасанг его связал. Тим лежал в яме и мучился - ему надо было в туалет. К утру Тим обмочился - терпеть больше сил не было. Теперь он лежал в мокрых штанах в луже мочи.
К вечеру аль-Гасанг отнес Тима в стан аль-Джагара, получил десять антелей золота и свободу. Аль-Джагар снял рабский ошйник с горла Гасанга, и тот растворился в темноте.
Тим ожидал мучительной и позорной смерти, но аль-Джагар придумал для него более страшную участь. Аль-Джагар решил сохранить Тиму жизнь, но при этом изуродовать его - кастрировать и продать в рабство. Евнух уже никогда не сможет быть соперником аль-Джагара в борьбе за власть в Маннервархане. Об этом аль-Джагар договорился с сирийским работогоцем. Тим слышал весь разговор, очевидно, дядя специально говорил при Тиме, чтобы тот осознал весь ужас своего будущего. Поговорив, аль-Джагар ногой перевернул Тима на спину. Тоска, беспросветная, безнадежная навалилась на Тима. Тим был гордый мальчик, и то, что хотел сделать дядя было хуже смерти. Дядя это прекрасно понимал. Только развяжите, думал Тим, и я найду способ умереть.

Тима трясло от холода и нервного напряжения. Он валялся недалеко от дядиного шатра. Кто-то плюнул на него, его пинали, так, несильно, вечером, мальчишки, которых в стане кочевников было много, кидали в него грязью и мочились на него.Наконец кто-то сильно пнул Тима ногой по голове и он провалился в спасительный мрак.
Мама зашла ночью проведать Тима. Тим метался, стонал во сне. Мама наклонилась и поцеловала лоб мальчика. Тим перестал стонать, его дыхание успкоилось. Кошмары перестали мучать его и до утра он спал сладким, младенчиским сном, положив, как маленький, ладошку под щеку.

Тим понимал, что его жизнь кончилась. Кнырина компания будет мучить и унижать Тима по поводу и без повода, всегда и везде. Единственным выходом было драться, а драться Тим не умел и боялся. Тим ненавидел Кныру, а еще больше ненавидел себя. Тим шел в школу, словно на казнь. Шел, выбирая самую дальнюю дорогу. Очень хотелось прогулять, но Тим знал - если сегодня он не придет, завтра это будет еще труднее. И еще все поймут, что Тим не пришел, потому что испугался Кныры. На улице было зябко, день был ясный, но по осеннему холодный. Тим продрог, его колотила дрожь. Интересно, от страха или холода, подумал Тим.

Кнырину компанию он увидел еще издали - они смолили за углом от школьного входа. Тима увидели тоже, приготовились к развлечению. Ноги Тима стали ватные, сердце трепыхнулось, замерло и застучало как отбойный молоток. На него смотрели насмешливо и с пониманием.

- Эй, Татарин, шевели булками,- крикнул Кныра и что-то тихо добавил, отчего вся компания залилась гнусным смехом.

Какя-то струна порвалась внутри у Тима, страх ушел, Тим ощущал только злость. Он еще сам этого не понял, но стеснительный и домашний мальчик Тим перестал существовать. В груди Тима ровно билось гордое сердце Тимура - внука властителя Маннервархана, потомка жесткого и сильного завоевателя. Внутри Тима звенел боевой азарт. Я -средневековая машина для убийства, сказал себе Тим.

Кныра почувствовал неладное. Почему этот зашуганный хлюпик так спокоен? Как вожак, Кныра умел чувствовать людей. Но чего ему было бояться? Тимур был на голову ниже любого из них. Что мог сделать этот тощенький татарчонок против четырех здоровых парней? Сам Кныра не отличался особой физической силой, но с ним были "телохранители" - не шибко сообразительные, но весьма сильные и спортивные. Поэтому Кныра не поверил своей интуиции, а зря. Тимур не стал тратить время на обычные мальчишеские перепалки, он ударил сходу Кныру головой в грудь. В область сердца. Вожака надо убить первым, таков закон войны. Удар должен был проломить ребра, но от смерти Кныру спасло то же чутье - он успел дернуться назад, что смягчио удар. Не издав ни звука Кныра упал. Остальные парни еще ничего не успели понять. Потап попытался ухватить Тима за шиворот. Потап был борцом, одним из самых сильных ребят в школе. Говорили, что у него 1-й разряд по Дзю-до. Тимур по всей науке "дождевых капель" расслабил мышцы и каплей скользнул вниз. Пальцы Потапа разжились, и через секунду он свалился на Кныру от удара локтем. Тимур бил в низ живота - по мочевому пузырю. Потапа спас накачанный пресс - мочевой пузырь не лопнул, Потап всего лишь обмочился.

Оставались двое, бессмысленно таращившиеся на происходящее. Тимур прыгнул на Лося - самого длинного из компании, ухватил его за уши и потянул вниз всем весом тела, а когда Лось стал сгибаться, нос его встретился со стремительно летевшим навстречу Тимуровым коленом, Тим почувствовал, как нос врага сминается. Лось присел, прижав руки к лицу, из под пальцев густо сочилась кровь. Весь "бой" занял не более 10 секунд. Толстый Карась тяжело побежал. Тим не стал его догонять, победа и так была полной.

Прямо с урока Тима вызвали к директору. Там был милиционер, Потап и Карась. Тим понял, что сейчас начнется...

- Вот он, - лошадиное лицо директриссы скривилось как от зубной боли.

- Кто, этот?! Тот самый Рембо? - в глазах милиционера стали веселыми.

Все замолчали и уставились на Тима.

-За что ты избил ребят, Рамбаев?-голос директриссы дрожал от показного негодования.

- Я? Каких ребят? - не очень натурально удивился Тим.

-Кныркова и Лосева отвезли в травмпункт, - директрисса будто прочла мысли Тима.

- Смеетесь, - сказал милиционер. -Этот молокосос уделал того бугая?

На молокососа Тим обиделся.

- Он нас приемами бил, - сказа Карась тонким голосом.

-Тебя-то я вообще не трогал,- сказал Тим.

-Сколько тебе лет? - спросил милиционер у Тима

- 13... скоро.

-Уголовная ответственность начинается с 14, - обрадовался милиционер. Ему явно не хотелось разбираться с этим делом.

-Что же, ему все сойдет с рук? - спросила директрисса, -  А если он убьет кого-нибудь?

-Воспитывайте, - предложил милиционер. - а мы поехали, нам еще на два адреса надо...

-Рамбаев, завтра в школу с родителями.

- Мама работает, а папы нет.

- Рамбаев, а если ты поломал ребятам кости? Поедешь в колонию... Если научился каратэ, это не значит, что можно всех бить налево и направо,- директрисса явно ругалась больше для порядку.

Дома Тим открыл свой ящик от микроскопа и достал серебряный кругляшок на кожаном ремешке. Серебро захолодило руку. Тим решительно надел ремешок на шею. Теперь он не стыдился предка-завоевателя и был уверен, что предок тоже гордится им.

На другое утро Тима в школе ждал триумф. Те, кто раньше над ним смеялся, испуганно замолкали при встрече. Многие из тех, кто раньше не замечал его существования, теперь ловили его взгляд и пытались сказать что-нибудь лестное. На переменах подходили целые групки старшеклассников и рассматривали его. Идя по коридору, он слышал шепот: "Вон он пошел! Который? Вон тот, маленький!" Олег Козаков, по прозвищу Казак, на большой перемене подошел к Тиму и спросил, где он тренируется. Тим ляпнул, что он занимается древним татарским боевым искусством.

-Покажешь приемчики? - спросил Олег. Тим обещал. А суперкрасавица Ленка пригласила его в субботу покататься на лошадях. Тим было подумал, не проводить ли Ленку домой после школы, но представив со стороны, как это будет выглядеть - Тим едва доставал высокой Ленке до уха - отказался от этой идеи. Впрочем, съездить покататься верхом Тим согласился.

 В субботу на авто Ленкиного папана поехали за город, на конную базу. Авто было шикарное, с музоном, баром и видео, тонированными стеклами и личным шофером. Тим мягко покачивался на заднем сиденье, слушал Ленкино щебетанье и скупо ронял редкие слова. Тиму хотелось выглядеть этаким суровым мачо. По видео показывали "Одиночку", Тим боевики не любил и смотрел вполглаза

Богатая жизнь Тиму положительно нравилась. На базе Тим критически осмотрел двух престарелых ленивых лошадок и у мужеподобной девицы-распорядительницы поинтересовался, нет ли чего-нибудь поприличнее. Девица кинула на Тима взгляд, полный презрения - богатый выпендривающийся барчук ей явно не нравился. Оседлать сам сможешь?- в голосе мужеподобной девицы слышался подвох.

Девица вывела из стойла черного красавца коня явно разбойничьего нрава. Тим подошел. Конь косил глазом на незнакомого мальчишку с неодобрением. У Тима внутри все обмирало - он боялся коров, лошадей и больших собак.

Тимур похлопал коня по шее, перехватил уздечку и протянул на ладони сахар. Конь его нормально схрупал.

-Не надо седла, - сказал Тимур и вскочил на коня. Вид у девицы стал обалделый. Конь встал на дыбы, потом вскину задом. На лице девицы появилось злорадное выражение - сейчас этот барчук шлепнется в осеннюю слякоть. Тим резко осадил коня, тот поплясал на месте, попрыгал немного и успокоился.

-Как его зовут?

-Норд. Ты из конной школы? - в голосе девицы послышалось уважение.

-Я не из школы. Вообще первый раз в жизни верхом!, - Тим радостно подмигнул девице и проехался по кругу. Ленка наконец забралась на свою лошадку. Они проехали шагом по осеннему лесу, потом Тим пустил Норда в галоп. Ленкина лошадка припустила в след. Ездить галопом Ленка явно боялась. Когда лошади перепрыгивали через канавы или приходилось пригибаться, чтобы не получить веткой по голове, она смешно взвизгивала и вцеплялась в гриву. На поляне они остановились.

 -Я устала. Давай пешком погуляем?

Тим спрыгнул с Норда и помог спуститься Ленке. Потом привязал лошадей.

-Что это у тебя? - Ленка дотронулась до серебряного кружочка на груди Тима. От быстрой скачки подвеска выскочила из под рубашки.

-Знак власти,- сказал Тим Ленкины глаза зажглись любопытством.

-А у тебя он откуда?

-По наследству достался,-сказал Тимур, - от отца. Я прямой потомок Тимура-завоевателя!

Ленка провела пальцем по голубым камешкам.

-Это сапфиры?

-Ага,- соврал Тим. - Он стоит как сто твоих мерседесов.

На самом-то деле Тим понятия не имел, что за камни украшают Знак и сколько может стоить этот серебряный кругляшок. Тим убрал подвеску под рубашку. Ленка взяла его за руку. Она явно чего-то ждала. Интересно чего? Вдруг Ленка притянула Тима за плечи и поцеловала его в губы. Это было неожиданно. Тим целовался впервые в жизни. Первый мимолетный поцелуй был почти сестринским, но потом Ленка умело раздвинула ему губы и протолкнула язык внутрь. "Ни фига себе" подумал Тим. Тим боялся ударить в грязь лицом, но вроде все было в порядке. Ленка старательно пыхтела. "Полапать ее, что ли", - подумал Тим. Хрупкий, воздушный образ, в который Тим был влюблен, исчез. Перед Тимом была самка, тело которой даже через одежду жгло жаром желания. Тим потрогал Ленкину грудь. Интересно, как далеко можно зайти?" - подумал Тим.

Он шарил по Ленкиному телу, не встречая какого-либо сопротивления. Зайти, судя по всему, можно было далеко, но Тиму почему-то расхотелось. Ему было жаль своей разрушенной любви.

"Может, мне еще рано" - подумалось Тиму. Хотя прикольно было бы потом рассказывать пацанам, как он трахнул Лену Егорову.

Рука Ленки зашарила по Тиму. Ему стало щекотно. Ленка расстегнула ему джинсы. Желание прошло, стало стыдно и противно. Рука Ленки полезла к нему в трусы, пальцы были холодные и цепкие. Тиму хотелось, чтобы это побыстрее кончилось. Тело его жило отдельно от разума. Ленкины руки что-то делали, мышцы Тима послушно напрягались в такт ее движениям, а Тим думал о серебристой степи, раскаленном южном солнце, далеком городе Мараканде с голубами куполами мечетей, шумной базарной площадью и огромными древними чинарами над темными арыками.

Обратно ехали молча. На Ленку смотреть не хотелось. Ленка все поняла и к Тиму с разговорами не приставала. Тиму было противно во влажных и липких трусах, и Тим мечтал поскорее добраться до дома, залезть в горячую ванну и смыть с себя воспоминания о сегодняшнем дне. Если это и есть секс, то лучше его вовсе не надо, подумал Тим. С Ленкой расстались холодно, Тим чувствовал, что задел ее женское самолюбие. "А, наплевать",- подумал Тим.

Когда Тим очнулся второй раз, он ощутил на шее металлический ошейник. От ошейника шла цепь. Было темно, отчаянно воняло немытыми человеческими телами, кто-то сопел и шевелился в темноте, гремя цепью. Невольники, подумал Тим. Я раб, и меня будут продавать на рынке как лошадь или корову.

Жутко хотелось пить. Утром их вывели из подвала и повели по дороге. Все невольники были прикованы к общей цепи. Ошейник давил и резал плечи. Они шли через села, и мальчишки кидали в них грязью, крича обидные и презрительные слова. Днем их осмотрел тощий длинный мужик в темном сирийском хитоне. Он смазал Тиму раны на шее сильно пахнущей мазью, потом обернул ошейник кожей, чтобы железо не так резало на ходу Тиму плечи.

 Их накормили какой-то жуткой похлебкой из тухлого мяса и червивой крупы. Многие из рабов были вовсе голые. Всем было наплевать на наготу, мужчины и женщины валялись вперемешку. Кроме Тима был еще совсем маленький мальчик, он не был прикован, мать несла его на руках. Мальчик умер через три дня пути, но женщина продолжала нести его тело еще несколько дней, пока его насильно не отобрали.

Через неделю они пришли в город, где вместо домов были круглые кожаные шатры. Город кочевников, подумал Тим. Тим слышал о таких городах, выраставших на пару месяцев в степи, а потом так же исчезавших, чтобы появиться в другом месте. Утром их выставили на продажу. В кочевом стане была базарная площадь даже больше, чем в Мараканде. Торговали в основном невольниками и оружием. Покупатели подходили к рабам, осматривали их мускулы и зубы, щупали грудь женщинам, смотрели на предмет кожных болезней. Тим понял, что их компания относилась к самой низкой категории - плохо или вовсе не одетые, с язвами на теле, со сбитыми от дальней дороги ногами, они стоили очень дешево. Цена также определялась и возрастом, Тим стоил дешевле остальных. Тима сириец хотел кастрировать, цена евнуха была примерно в пять-шесть раз выше. Тим твердо решил, что если до этого дойдет, он умрет. Тонкий длинный гвоздь Тим нашел на дороге, когда их гнали из Мараканды в кочевой стан. С тех пор прятал его под одеждой. Его не обыскивали ни разу - сириец брезговал. Тим его хорошо понимал. Вонючий, обгаженный, с волосами и одеждой, кишащей паразитами, с язвами по телу он вызывал отвращение. Перед продажей их прямо в одежде загнали в мутную реку. Это называлось мытьем. Тим был счастлив и такому - хоть мочой от одежды нести перестало. Тим собирался воткнуть гвоздь себе в горло, если дело дойдет до постыдной операции. Но ему повезло - в кочевом стане не оказалось специалиста. Самостоятельно сириец сделать операцию делать боялся, а то Тим мог умереть от потери крови или заражения. Тем более Тим, заподозривший неладное, когда сириец снял с него штаны и стал осматривать, морщась от отвращения, не дал к себе притронуться и даже обещал сирийца убить, если тот не оставит свою затею. Сириец хотел побыстрее избавиться от некачественной партии невольников и принял решение продать Тима так как есть. Тима даже не наказали за сопротивление - не захотели портить товарный вид.

На рынкеТима несколько раз осматривали, но покупать никто не захотел. Прикованный рядом с ним пожилой раб постоянно болтал: Плохой хозяин. Кто так с товаром делает - ты отмой, одень, откорми, а потом продавай... И цена другая будет, и нам хорошо. Жадный! Вот зачем ты ему? Мальчишки сейчас не в цене, тебя купят или чтобы сделать евнухом в гареме, или для представлений со зверьми. Так сначала кастрируй, а потом продавай. Больше ты ни для чего не годишься. Если евнухом, считай ты счастлив. Будешь вкусно есть и мягко спать. А это дело, оно зачем? Одна морока от женщин. Поверь мне. А иначе выкинут тебя на арену и сожрет тебя тигр, или лев. А вот меня могут купить поваром, я работал раньше поваром в одном доме. Когда купят, тебя здорово отходят хлыстом. Чтобы дурь выбить, чтоб боялся....

Шли дни. Тим жил как во сне - ел вонючее пойло, стоял день на рынке, спал вповалку в пропахшем мочой шатре. Болезненная усталость овладевала Тимом все сильнее, притупляя волю и желания, лишая мыслей чувств. Он превратился в измученное животное. 

К концу второй недели от партии рабов остался один Тим. Тима жутко донимали паразиты - все тело горело и чесалось. Он стал сильно кашлять, исхудал и ослабел. На рынке Тим все больше сидел, привалившись к столбу, на который пристегивали его цепь.

На 11 день торговли хозяин сказал, что если Тима сегодня не купят, он его прирежет. Тим немного обрадовался, что наконец кончатся его мучения. Но в этот день торговля пошла оживлённее. Его осмотрели несколько раз, беззастенчиво задирая грязную рубашонку, стягивая штаны, ощупывая тощенькое тело, заглядывая в рот. Тим ощущал себя куклой, механически поворачивался перед покупателями, раздевался, приседал, открывал рот. 

Хозяину настолько надоело торговать Тимом, что он готов был отдать его почти задаром. Но покупатели не хотели брать - боялись, что он помрет. Другие торговцы смеялись над жадностью сирийца. К вечеру насмешки хозяина достали. Хозяин вытер о штаны нож, которым только что ел дыню, сорвал с Тима рубаху. На груди сверкнул Итхарго-Та, чудом сохранившийся Знак из лунного серебра. Но жадность оказалась сильнее, и хозяин, отбросив нож, сорвал свою злость с помощью хлыста. Хлыст рванул кожу на спине, но Тим от слабости не кричал, даже чувство боли притупилось.

Краснобородый всадник в волчьей шапке на крупном коне сказал что-то на незнакомом Тиму языке, хозяин повернулся, уронил хлыст и лицо его стало белым.

-Сколько стоит этот доходяга?

Хозяин ответил по-сирийски.

-Такой полудохлый? Ты жаден! Этого хватит. - краснобородый не торговался - приказывал.

Монета сверкнула в воздухе и упала к ногам сирийца. Пока сириец под гогот толпы ползал в пыли, краснобородый соскочл с коня, подошел к Тиму и сильным рывком разорвал железное кольцо на его шее. По толпе пролетел вздох восхищения необыкновенной силой краснобородого. Взяв Тима под мышками он посадил его на лошадь и вскочил сам следом. Как ему не противно, подумал Тим, представляю, как от меня воняет.

Глава третья.

Тима пригласили на тусу. У Влада Могилева родаки свалили на выходные и хата была свободна. Раньше Тима никогда не приглашали на такие мероприятия, и Тим, еще до конца не привыкший в своему резко выросшему авторитету, был очень горд. Тем более, что из шестаков почти никого не позвали. .Влад был на три года старше Тима, и на тусе должны были быть в основном авторитетные люди из 8-9 классов. Труднее всего было утрясти вопрос с мамой. Тим пустил все способы уговаривания - просьбы, требования, высказывания типа "Всех отпустили, а ты хочешь, чтобы надо мной смеялись". Тим умел добиться от мамы всего, чего захочет. Мама слишком его любила и была не способна отказать в том, чего он по-настоящему хотел.

В субботу Тим прибыл к Владу Могиле, стащив из холодильника коньяк, который мама держала для дяди Коли. Дядя Коля часто захаживал. С некоторых пор Тим заподозрил, что отношения между мамой и дядей Колей выходят за рамки дружеских. Тим даже подумал, что мама так легко отпустила Тима рассчитывая провести с дядей Колей выходные без помех. Помехой был он, Тим.

На тусе все довольно быстро нажрались. Было 9 пацанов и 4 девчонки. Хотя Тим был самым маленьким, женским вниманием он обделен не был. Тима это не радовало - воспоминание о конной прогулке сразу вставало в памяти, и повторения ему не хотелось. Тим пил и очень быстро сильно опьянел. По неопытности он перепробовал все напитки - от пива и вермута до коньяка и текилы.

Играли в карты на раздевание, Тим как в тумане видел полуголые тела. Потом очевидно он проиграл, так как почувствовал, что его раздевают. Ему было почти все равно. Нагота неожиданно его не стесняла, от выпитого было необыкновенно весело и легко. Рядом с ним оказалась Светка, девочка из 8-го класса. Вокруг был смех, и Тим тоже засмеялся непонятно чему.  У него сильно кружилась голова. Его немного мутило. Тела на диване кружились как карусель. Света поцеловала Тима, ее тело придвинулось вплотную, Тим ощутил на себе ее руки. Под общий смех Света делала с ним что-то постыдно-приятное. Тим почувствовал влажную горячую волну, поднимавшуюся изнутри, волна залила Тима и выплеснулась наружу. Это было наверно смешно, потому что все засмеялись и Тим тоже засмеялся. Неожиданно Тим увидел глаза Влада, в них не было смеха, они были темные и сердитые, и Тим удивился, почему Владу не смешно вместе с другими. Влад вынес на руках голого Тим в другую комнату, положил на диван, Тим ощутил, как его одевают и отрубился.

Когда Тим очнулся, было темно.  Опьянение не прошло, мир по-прежнему кружился вокруг Тима. Кто-то гладил его по ногам. Скосив глаза, Тим обнаружил рядом Влада. Тим почувствовал Владову руку у себя между ног и его губы у себя на лице. Тим был настолько пьян, что не смог испугаться. Влад потянул молнию на джинсах Тима. Тим вспомнил конную прогулку и Лену Егорову. Что им там медом намазано, мелькнуло в пьяной карусели Тимовых мыслей. От продолжения Тима спасло то, что его вырвало. Это было кошмаром похуже Владовых домогательств. Вся грудь у Тима была в рвоте. Его вырвало еще раз. Тогда Влад на руках отнес Тима в ванну, раздел и погрузил в горячую воду.

-Не утонешь?

Тим помотал головой. Пока Тим отмокал, Влад постирал его испачканные вещи. Тим немного протрезвел, ему стало легче. Влад вымыл Тима, вытер его большим махровым полотенцем, завернул в халат и отнес на кровать. Тим боялся, что Влад опять станет приставать к нему, но ничего не было. Впрочем, Тим почти сразу отключился.

Тим проснулся с головной болью. Обнаружив, что спит раздетый, Тим вспомнил, что произошло ночью. Кое-как задрапировавшись в простыню, Тим пробрался в ванну и влез в еще сырую одежду. Тима пробрала дрожь. В ванну заглянул Влад:

-Пошли кофейку глотнем.

Они молча выпили кофе и съели яичницу, приготовленную Владом. Тиму было неуютно, он не знал как после всего себя вести. С одной стороны он был благодарен Владу за вчерашнюю ванну. Влад спас его от постыдного пробуждения в луже рвоты. С другой стороны Тим был потрясен, что Влад оказался пидор. Интересно, кто-нибудь еще об этом знает? Вряд ли, Влад был одним из самых авторитетных пацанов в школе, да и роман у него был с одной из первых школьных красавиц, Анькой Соколовой из 9-го А. Влад тоже не смотрел Тиму в глаза, похоже он понял, что его ночные шалости не прошли незамеченными.

-Ну пока...

-Пока,- Влад протянул ему руку и Тим пожал ее. - Заходи если что...

Через некоторое время Тим узнал, что у него скоро родится маленький братик. И что дядя Коля и мама скоро поженятся. Тим, конечно, давно чувствовал неладное, но не думал, что все зашло так далеко. Маминого бойфренда Тим не любил. Во-первых, ревновал его к маме. Во-вторых, дядя Коля любил выпить, а Тим пьяных не переносил. В-третьих, Тим чувствовал, что дядя Коля к нему, Тиму, относится без всякой симпатии. Отношения своего дядя Коля не проявлял, даже пытался воспитывать Тима, и Тима это бесило. Тим настолько привык за всю свою жизнь быть у мамы единственным светом в окошке, что не мог себе представить, что окажется в семье на вторых ролях. Если не на третьих после рождения братика. Тиму стало совсем грустно.

Тим ждал, что его посекут бичом, как говорил старый невольник. Но краснобородый приказал налить бочку теплой воды и вымыл Тима. Руки краснобородого намыливали Тима бережно и даже ласково. Тим очень удивился неожиданной доброте рук краснобородого. По понятию Тима мужчина должен быть жесткий, резкий, грубый. А ласка, доброта - это удел женщин. Тим закрыл глаза и ощутил блаженное спокойствие. Тиму вдруг вспомнилось, как мама его маленького мыла в корыте. На секунду он снова ощутил себя малышом. Потом реальность навалилась на Тима. Кранобородый намазал Тиму голову чем-то вонючим от вшей, обработал мазью язвы на шее и раны от хлыста на спине, уложил  в постель. Девочка принесла поесть, конский сыр, манты и лепешку. После еды живот Тима выпятился как барабан. Тим выпил горячего соленого чая и отрубился. Он проспал больше суток. Во сне Тим чувствовал как усталость этого месяца медленно выходит из него.

Тим стал рабом хана кочевого курта. Вместо грязного ржавого обруча Тиму на шею одели кожаный ошейник. Обязанностей у Тима особо не было. Но положение раба было унизительным для его гордой натуры. У сирийца было физически настолько тяжело, что ни на что другое Тима не хватало. Теперь же он ел досыта, его не донимали паразиты и он стал особо остро ощущать унизительность своего положения. Любой самый паршивый мальчишка мог ударить его - Тим не имел права поднять руку на свободного человека. Тиму сильно доставалось от местных ребят - стоило ему отойти от шатра хозяина, как местные мальчишки словно стая волчат набрасывались на него. Его унижали, плевали на него, мочились, бросали в грязь, стреляли тупыми стрелами. Мальчишки были младше Тима, и он мог бы разделаться с ними. Но он был рабом. Однажды его повалили, стянули штаны и достав нож, показали, что сейчас его охолостят. И тогда Тим стал драться. Он дрался не как человек, а как загнанное в угол животное - царапался, кусался, лягался. Мальчишки отступили. Одному из мальчишек Тим откусил ухо.

Тим высекли, хотя должны были бы убить. Секли широким мягким ремнем, который не рассекал кожу. Было не очень больно, и Тиму показалось, что хозяин остался доволен Тимовым поведением. Мальчишки с тех пор отстали от Тима, лишь кричали вслед что-то обидное. Тим никак не мог понять, зачем он нужен краснобородому. Тот забавлялся с Тимом как с живой игрушкой. Иногда Тим обедал вместе с хозяином и тот заставлял Тима рассказывать о своей жизни. Краснобородого очень заинтересовали рассказы Тима о звездном небе. Иногда он брал Тима с собой на конные ночные прогулки и Тим показывал ему созвездия и звезды с трудновыговариваемыми названиями на чуждом им обоим греческом языке. За полгода жизни в Мараканде Тим впитал довольно много знаний, и был неплохим собеседником. Тим тоже испытывал к краснобородому что-то вроде привязанности. Несмотря на то, что краснобородый не умел ни читать, ни писать, он отличался отменным умом и любознательностью. Иногда краснобородый рассказывал Тиму об обычаях своего народа. У краснобородого было несколько женщин, но из детей были только дочки. Дочек было много, но краснобородый очень хотел сына. Тиму казалось, что именно из-за того, что краснобоодому хотелось иметь сына, он и купил Тима.

Однажды ночью Тим с краснобородым уехали далеко от стана и наткнулись на всадников. Всадники говорили на родном наречии Тима. Всадников было много. Тима с краснобородым всадники не заметили. Тим мог крикнуть, и тогда наверно краснобородого бы взяли в плен или убили, а Тим бы перестал быть рабом. Но Тим этого не сделал. Тим и сам не понял, почему он не выдал краснобородого.

  Тим не ждал, что Кныра оставит без последствий то, что произошло. Не такой он был человек. Всякий раз, когда Тим встречался с ним в коридоре, легкий холодок пробегал у него по спине. Но ничего не происходило. Кныра, казалось, вовсе не замечал Тимого существования. И постепенно Тим расслабился. А зря. Его подстерегли в туалете. Потап неожиданно подошел сзади и надежно завернул Тиму руки за спину. Шансов вырваться не было. Вместе с Кнырой был Жека Шинай, дважды второгодник, успевший отсидеть полгода за хулиганку. Шиная боялась вся школа - слава настоящего уголовника плюс любовь издеваться над слабыми сделали Шиная личностью весьма авторитетной. В тубрике было еще несколько пацанов, в том числе и из Тимова класса. Тим понимал, что помочь они не помогут, а вот свидетелями его унижения будут. Потап повернул Тима, наклонил, эажал его голову ногами, дернул вверх за вывернутые руки, так что Тим выгнулся и застыл в дурацкой позе. Было больно, но страшнее боли было сознание полной беспомощности перед перед чужой злой волей. Тим понял, что Кныра задумал нечто ужасное, и спасения не было. Тиму стало страшно по-настоящему, он был готов орать, звать на помощь, но голову так сильно сжали, что из горла вырвался лишь хрип.

- Ща закукарекает,- страшно сказал Шинай, неторопливо расстегнул на Тиме штаны, опустил их до щиколоток. Стянул с Тима трусы. Тим забился, но Потап слегка дернул вверх его вывернутые назад руки, и Тим опять выгнулся и замер от боли.

-Не трепыхайся. Лучше расслабься и получай удовольствие,-загоготал Шинай.

Неожиданно Тима отпустили и он осел на пол.  Сзади подошел Влад и сильным ударом свалил Потапа.

-Че, рамсы попутал?, растягивя слова по-блатному, сказал Шинай.

-Слышь, ты, блатной, - Влад говорил спокойно. - Кто его тронет - убью. Запомнили?

И так он это сказал, что стало понятно - вправду убьет. Влада в школе уважали и боялись - он был футбольным фаном. Ездил с друзьями на матчи в другие города, участвовал в таких побоищах, что Шинаю и не снились.

-Не слышу ответа, - Владов голос звенел металлом, - Поняли?

- Поняли, поняли,- сказал Шинай, - не гони волну.

- Одевай штаны, пойдем, - Влад протянул Тиму руку. Когда вышли из из туалета, Влад сказал: .

- Ходи теперь осторожно... Тим и сам это понимал.

Влад проводил Тима до дома. Шли молча, лишь у подъезда Влад сказал "пока" и протянул Тиму руку. Рука была теплая и твердая. "Может мне почудилось тогда ночью? " подумал Тим.

Мама родила в декабре, и нормальная жизнь закончилась. С мамой что-то произошло. Тиму она казалась другим человеком. Вся ее любовь досталась маленькому крикливому созданию. Не то чтобы мама совсем перестала Тима любить - просто на него теперь не было времени. Ее любовь к Тиму, раньше ясная и свежая, теперь увяла и покрылась пылью. Будто цветок, уже давно стоящий в вазе, еще он источает запах, но лепестки уже пожухли, и близится то время, когда засохшего красавца отправят в мусорное ведро. В новой семейной жизни Тим чувствовал себя лишним. Тима выселили из его комнаты в проходную. В его комнате теперь жила мама, братик Сашка и дядя Коля. Тим никакой привязанности к крикливому червячку не испытывал. Скорее даже испытывал отвращение, особенно его раздражало сюсюканье родственников и знакомых вокруг младенца. Тимова жизнь, казалось, перестала интересовать маму, которая старательно строила новую семью. Тиму пришлось самому по утрам готовить себе завтрак, никто не интересовался его уроками и оценками. Он чувствовал, что никому не нужен. Тим не хотел ничего делать в этом, ставшим чужим, доме. Это злило дядю Колю, и дяди Колина бессильная злость доставляла Тиму удовольствие. Тим иногда специально вел себя так, чтобы вызвать у него раздражение. Тим понимал, что рано или поздно все кончится нехорошо, но ничего не мог с собой поделать. Некурящий Тим таскал в кармане сигареты и специально набирал в рот дым, прежде чем придти домой. Дядя Коля, не переносивший табачного запаха, сразу чуял, что от Тима воняет куревом.

За неделю до своего тринадцатилетия Тим притащил домой в кармане спичечный коробок анаши. Тим как-то подслушал разговор между мамой и дядей Колей о том, что он, Тим, может стать наркоманом. Точнее, говорил дядя Коля, а мама слушала. Дядя Коля очень этого боялся, даже проверял руки Тима на предмет следов от уколов. У него был бзик на наркотики. Поэтому-то Тим и купил этот злополучный коробок. Тим знал, что дядя Коля устраивает шмон по его карманам и заранее представлял дяди Колину физиономию, когда тот обнаружит травку. Взрыв должен был произойти и он произошел. Дядя Коля кричал на Тима, а Тим ухмылялся, стараясь своими ответами разозлить его еще больше. Мама в их "беседу" не вмешивалась. В конце концов Тим заявил, что будет делать что хочет - захочет, будет траву курить, а захочет - так и колоться. А дядя Коля, если ему это не навится, может валить отсюда нафиг. На самом деле Тим выразился грубее. И дядя Коля тогда врезал Тиму так, что он отлетел к стене и больно ударился плечом об угол шкафа. А потом дядя Коля сказал, что, очевидно, с Тимом надо разговаривать по другому. Мама при этом была и молчала. Даже когда Тим получил оплеуху. Даже когда дядя Коля сходил в комнату за ремнем.

-Только тронь меня, гнида очкастая...,- яростно крикнул Тим. Вторая оплеуха чуть не свалила Тима на пол. Тим почувствовал, как в глазах закипают слезы. Не от оплеух - плевать он хотел на дядю Колю. Но мама, мама которая была для него самым близким человеком, молчала. Это было предательством. Ему вдруг стало почти все равно, что с ним сделает сейчас дядя Коля. Чем хуже, тем лучше. Злость ушла. Вместо злости вдесятеро сильней в Тиме бились обида и отчаянье от маминого предательства.

- Пойдем-ка,- дядя Коля взял Тима за шиворот. Его молчание дядя Коля принял за страх. Он отвел не сопротивлявшегося Тима в комнату, зажал его голову ногами, аккуратно расстегнул и стянул с Тима джинсы. Как Кныра с Шинаем, подумал Тим.

- Коля, не надо,-услышал он мамин голос.

- Катя, не вмешивайся, выйди, - Тимову неожиданную покорность дядя принял за свою педагогическую победу. И мама вышла. ЗДЕСЬ Тима никогда не пороли. Надо сказать, он переоценил свои силы. Первые несколько ударов Тим выдержал, но с каждым следующим вспышки боли становились сильнее. Тим вдруг понял, что бить его будут, пока он не запросит пощады. Не начнет умолять дядю Колю остановиться. Потому, что дяде Коле надо его сломать. Чтобы потом боялся, чтобы можно было грозить ремнем, и от такой угрозы Тим бледнел бы и становился покорным. Этого хотел дядя Коля. И поэтому Тим терпел, сколько мог, молча, а потом, когда терпеть не было мочи, мычал от боли, и все равно терпел.

Когда вспышки ослепляющей боли стали уж совсем невыносимыми, все прекратилось. Тим лежал на полу, приходя в себя. Не было сил натянуть штаны, его мутило, на лбу выступил холодный пот. Потом Тима вырвало прямо на ковер, стало легче. Пусть  подотрут, -.злорадно подумал Тим.

Пошатываясь, Тим пошел в ванну, умылся холодной водой. Оделся и ушел. Перед уходом Тим оставил свои ключи от квартиры в коридоре на подставке для обуви.

На лестнице Тим разревелся. До этого Тим так плакал лишь раз - когда пять лет назад хоронили бабушку. Тогда его все жалели и утешали, но от утешений Тим плакал еще сильнее. Точнее, рыдал, задыхаясь и захлебываясь слезами. И ему удалось тогда выплакать горе. Конечно, он все раво тосковал по бабушке, но тоска эта была ровной и спокойной. С ней можно было жить. Сейчас Тим не мог жить с маминым предательством. И Тим выплакивал ее, сидя на чердачном пролете лестницы. Ему не хотелось, что бы кто-нибудь его видел.

Пока Тим плакал, у него созрел план действий. Вернуться домой было невозможно, а становиться бомжом и жить на вокзале Тим не хотел. Однако у Тим не было друзей, к которым Тим мог вписаться даже на ночь, не то что надолго. Был только один человек, который, уверен был Тим, пустит его жить к себе. Но за это Тиму надо было заплатить слишком высокую цену. Выплакавшись, Тим пошел к Владу.

На звонок открыл сам Влад, посмотрел на Тима удивленно.

- Пустишь?

- Заходи. Случилось что?

-Ага. Из дома ушел.

-Понятно. Кроссовки сними, тапочки возьми, вон те, зеленые.

Сели на кухне, Тим взял у Влада сигарету. Выговорить то, с чем он пришел к Владу, было непросто.

Наконец Тим собрался с духом:

-Пустишь к себе жить?,-Тим запнулся и все-таки выговорил, - можешь со мной делать то, что тогда ночью... хотел.

-Это в качестве платы за квартиру, что ли?,- с непроницаемым лицом спросил Влад.

-Ну... да.

Тим не мог поднять на Влада глаза, ждал ответа, рассматривая узор на клеенке.

-Ну ты и дебил,-сказал Влад. Тима чувствовал, что лицо его пылает. Влад спокойно сказал:

- Живи у меня сколько надо. А собой не торгуй. А то ведь покупатели найдутся.

Тогда Тим задал тот вопрос, который его мучил все эти месяцы:

- Влад, а ты.. гей?- Тим хотел сказать пидор, но в последний момент заменил на более приличное - гей.

- Нет, - после паузы сказал Влад.

-А я?

-Это у тебя надо спросить.

-Я не в том смысле. Я про ту ночь...

- Выпил много. Все, проехали.

Краснобородый снял с Тима ошейник. Стан к тому времени перекочевал к подножию гор. Во время движения стан производил внушительное впечатление. Длинная процессия навъюченнх лошадей, двухколесные телеги, набитые скарбом растянулись на сотню полетов стрелы по степи. По краям процессии двигались всадники в волчьих шапках и с короткими луками. Тим за время пребывания в кочевье научился неплохо стрелять из конного лука - тетива натягивалась специальным нефритовым кольцом, одетым на большой палец. Такие кольца носили как взрослые воины так и мальчишки. Искусству  стрелять из лука мальчишку начинали учить как только он научится ходить. Любой пятилетний малыш здесь стрелял лучше Тима. Взрослый лук Тим натянуть не мог, но краснобородый подарил ему красивый подростковый, отделанный резной костью и серебряными накладками. Зато в искусстве владения мечом с Тимом не могли сравниться даже взрослые воины. Их кривые мечи, более приспособленные для конной атаки, не могли соперничать с прямым классическим мечом, к которому привык Тим. Поэтому Тим давал уроки мечевого боя, на которые ходили не только юноши, но и пожилые воины. Мальчишкам больше в голову не приходило травить Тима, да и теперь он уже не был рабом. Тим не совсем понимал своего положения среди кочевников. Порой ему казалось, что он заменил краснобородому неродившегося сына.

У Влада жилось хорошо. Родаки его отъехали за бугор, причем надолго. Два раза в неделю приезжала Владова тетя, убирала, готовила. В их дела тетя не лезла. Тимова мама поартачилась для виду сначала, но Тим жестко сказал, что с дядей Колей под одной крышей жить не будет. И мама дала согласие, как показалось, с облегчением. Тим забрал из дома вещи и комп и даже получал деньги на жизнь. Влад, к Тимову великому удивлению, частично заменил ему родителей. Ненавязчиво следил, чтобы Тим делал уроки, стирал ему вещи, будил в школу, готовил еду.

У Влада часто собирались тусовки старшеклассников. Пили, курили травку, баловались колесами, занимались сексом. Тиму понравилось курить траву.   От травы он не начинал бессмысленно хихикать, как делали девчонки, не впадал в мрачность, как Влад, его охватывало чувство необыкновенного покоя, не хотелось шевелиться, мысли текли медленно-медленно. Наверно, это и есть таинственная нирвана, о которой Тим читал в книжке.

Однажды, когда Тим лежал накуренный, рядом лег Влад. Влад. был пьян, по пьяни он иногда бывал агрессивен. Влад обнял его за плечи, прижал к себе, провел рукой по ногам и животу, потом приподнялся на локте и заглянул в глаза. Глаза у Влада были темные, с широкими зрачками почти во всю радужку, и Тим подумал, что Влад пил не только спиртное. Тим вдруг ощутил во Владе тот самый жар желания, какой исходил от Ленки Егоровой на конной прогулке. Будь Тим не накуренный, может ничего бы и не случилось, но сейчас Тим не был способен пошевелиться. Рука Влада властно подчинила себе его тело. Тим не сопротивлялся, он внутренне давно ждал, что это должно произойти. Поэтому даже не очень удивился. За квартиру все- таки придется заплатить, подумал Тим. Тим ждал, когда начнется самое унизительное, то, что если узнают, опустит его в глазах мальчишеского общества ниже некуда. Но этого не случилось. Его тело было послушно Владовым рукам и губам, а сознание существовало отдельно и никак не влияло на события. Тим почувствовал приближение горячей постыдной волны, через мгновение волна накатила на Тима, и отхлынула, оставив его пустым и несчастным. Все закончилось, лишь колотилось сердца да тяжко и быстро сокращалась грудная клетка. Тиму стало мучительно стыдно. Влад аккуратно натянул на него штаны, застегнул ему пуговицы на рубашке. Но не ушел. Тим лежал замерев в темноте и слушал неровное дыхание Влада. Потом Тим уснул.

Утром, когда пили кофе на кухне, Тим спросил:

-Что, опять был сильно пьяный?

.-Был. Плохо?

-Да.- Тим сидел уткнувшись носом в кружку и на Влада не смотрел. - у тебя же Анька есть...

-Это разное, - Влад тоже на Тима не смотрел. - Она - это она, а ты это ты.

Влад подошел к окну и смотрел на редкие белые хлопья первого снега. Помолчав, по-прежнему глядя в окно, сказал:

- Кто-то, помнится, сам предложил - в качестве платы за квартиру.

- А ты отказался...

- Все меняется.

Тим вдруг понял - надо выбирать. Либо уходить от Влада - только куда? - либо...

Тим пошел в ванну, принял душ, вытерся, обернулся в полотенце и снова пошел на кухню. Влад был там, мыл посуду.

- Убери продукт в холодильник, - сказал Влад не поворачиваясь.

-Я готов, - тихо сказал Тим.

- Что?

- Я готов, - громче и настойчивее повторил Тим.

Влад наконец оторвался от посуды и посмотрел на Тима. Глаза его удивленно и весело округлились.

- Ого! Быстро это ты...

- Не люблю быть должным.

Влад взял Тима за голые плечи, посмотрел ему в глаза. Тим ответил упрямым взглядом из-подлобья. После душа на кухне было холодно, голая кожа пошла пупырышками. Полотенца собралось узлом на Тимовом боку, Влад дернул узел и полотенца упало.

- Одевайся, - сказал Влад. -не дури.

- Мне лечь или как? - упрямо и с вызовом спросил Тим. Сейчас ему двже хотелось, чтобы Влад с ним сделал это.

- Ладно, прости - сказал Влад, - Больше я тебя не трону...

Он сказал это так, что Тим понял - этого больше не будет никогда...

Приближались весенние каникулы. Влад собирался в Питер - там его любимый ЦСКА должен был играть с "Зенитом". Тим попросился с ним, но Влад сказал - мал еще. Тебя просто затопчут. Тим знал, что Влад ездит не столько болеть, сколько подраться.

Письмо пришло на четвертый день каникул. Тим проверял ящик, иначе его забивали рекламными проспектами и класть нормальную почту уже становилось некуда. Тим привычно выкинул кучу рекламных бумажек, оставил счета и письмо. Он уже хотел положить письмо вместе со счетами под зеркало, как вдруг заметил крупно написанное в графе кому единственное слово Тимуру. Тим вскрыл конверт. Письмо было коротеньким, от Влада.

"Тимка! Пишу, так как не знаю, встретимся ли еще. Если не встретимся, чтобы ты знал - для меня дороже тебя на свете никого не было. И я не знаю как с этим жить. Родакам написал, чтобы если что, они тебя не выгоняли."

Тим вдруг понял, что он больше не увидит Влада. И еще подумал, что он, Тим, никому, кроме Влада по-настоящему не нужен. Тиму вдруг стало страшно. Тим набрал Владу на мобильный, номер не отвечал. Тогда Тим подошел к секретеру, стал вытряхивать бумаги и книги, ища Владову записную. Пролистав, нашел мобильный Сереги, парня, который уехал на матч вместе с Владом. Набрал номер. Спросил у Сереги, где Влад.

- А кто это?

Тим назвался. Серега помолчал. Потом сказал:

- Он в больнице, избили сильно. Может, до утра не доживет. Он... в общем один полез на толпу "Зенитовцев" ну и... куча переломов, еще ему черепушку бутылкой проломили. Чего полез, прямо будто жизнь надоела...

- В какой он больнице?

- Клиника ВМА, кажись так... подожди, сча посмотрю... Нейрохирургическая клиника ВМА, Серебристый 12.

Тим собрал все деньги, которые нашел в доме - получилось немного, меньше полутора тысяч. Тогда Тим пошел домой, вытащил мамины золотые колечки и сережки. На вокзале Тим сдал золото грузину. Он понимал, что ему дали пятую часть цены, но выхода не было. Затем позвонил Вовке и предложил ему за недорого свой комп. Вовка давно подкатывался, комп Тима был очень продвинутый. Вечером Тим за полторы тысячи вписался в скорый Москва - Петербург.

В клинике Тима пускать к Владу категорически не хотели. В свои 13 Тим выглядел много моложе - невысокий, худенький, он не производил серьезного впечатления. Но настойчивость взяла свое, и в конце концов к Тиму вышел врач из реанимации, бородатый дядька в очках. Дядька тоже сначала заартачился, но тогда Тим заплакал, и через десять минут рыданий Тиму выдали белый халат и бахилы. Перед тем, как пустить Тима в палату, врач предупредил:

- Он тебя даже не узнает. У него кома.

Влад лежал, обвитый трубками и проводами, присоединенными к каким-то внушительным приборам. Голова у него была забинтована, под глазами черно-багровые круги. Лицо было неживое, такое же лицо было у бабушки когда ее хоронили. Тим стало страшно и жалость к Владу и себе опять подступила к самому горлу, вырвавшись наружу отчаянными слезами. Слезы катились по щекам, срывались серебристыми звездочками на пол.  Тим подошел и взял Влада за руку. Он сидел, плакала от безысходного отчаянья.

- Только живи,- шептал Тим, - только живи. Господи, сделай чтобы он выжил, ну пожалуйста, пожалуйста Господи, сделай, чтобы он не умер... Я обещаю, Господи, я обещаю, обещаю... Тим не знал, что именно он обещает, но горячая молитва шла от самого его сердца. Будем надеяться, что Господь услышал его...

Ночью в стан кочевого курта ворвались всадники. Как им удалось незаметно подойти к стану - загадка. Тим проснулся от криков и ржания лошадей, выскочил из шатра. Метались языки пламени, бегали обезумевшие люди. Тенями проносились всадники, в багровом свете пылающих шатров взлетали мечи и кричали люди последним предсмертным криком... Тим увидел прямо перед собой конника, сверкнул багровым отсветом меч. Тим понял, что сейчас он умрет. Как красиво, успел подумать Тим, прежде чем меч рассек тоненькую шею мальчишки, разрезав как бритвой на две части пятый шейный позвонок...

Тим долго бродил по Питеру, шел снег вперемежку с дождем. Чтобы согреться зашел в историческую галерею восковых фигур. Вокруг были великие люди прошлого - Петр I, Наполеон, Суворов, Чингис-Хан.

В одном из залов Тим остановился перед восковой фигуркой мальчика в волчьей шапке, кожаных штанах и курточке, с луком за спиной. "Тимур, 17 век" гласила табличка. Чуть ниже было написано "Был убит во время  междуусобных войн между кочевыми и оседлыми племенами Манервархана. По преданию - один из Тимуридов, правивших в Мараканде. Восстановлен в лаборатории академика Герасимова по черепу из захоронения".

Тим не заметил, как люди вокруг удивленно замолкают, видя двух совершенно одинаковых, хотя так по-разному одетых мальчишек. Одного воскового, с гордой и немного надменной улыбкой, а другого живого - с усталыми заплаканными глазами...

 

©Сатаров Борис (А.Блантер)