Памяти Витеньки Львова (1993-2004);
моего милого Львёнка

Напрасные слова –
Виньетка ложной сути.

А. Малинин
«Напрасные слова»

Виктор – 9-11 лет

1

Расставание.
Неотъемлемая часть в жизни каждого бойлавера. Печаль, грусть – её слуги…
Если есть на свете Бог, такой, как в библии, такой, которому все бойлаверы – грешники, зачем он вообще позволил наше возникновение на этой планете? И для чего созданы такие люди, чья любовь презирается, хотя она гораздо чище и светлее любви всех тех, кто называет себя нормальными, кто думает только о звериной любви…
Наверное, бойловеры созданы для того, чтобы страдать. Ведь есть же, наверное, какой-то незримый закон равновесия. Если много холёных, то значит, в противовес, нужно создать изгоев. Наверное, бойлаверы – одни из таких придатков ненависти. Кто скрывается, прячется и лжёт. Кто с детства становится хищником…

2

Разные бывают окна. То выходящие во двор, то на какой-нибудь завод, то на природу, то на море. Окна моего четвёртого этажа выходят на дорогу. Практически на шоссе, на котором постоянно сновали туда-сюда машины. А через дорогу, прямо напротив моей девятиэтажки стоит другая. Летом можно выключить свет, подойти к окну и взглянуть на неё. Окна горят, и в каждом окне – жизнь. В этой девятиэтажке жил мальчик Львёнок, о существовании которого я не знал до 2002 года. Самый загадочный мальчишка из всех, кого я встречал и самый неадекватный. Полностью его звали Виктор Львов, и друзья называли его Львом, а я – Львёнком.
В то лето я заскучал. Ох, хоть прямо выбегай на улицу и лови первого попавшегося зайца, а потом, когда никто не видит, усердно предлагай ему деньги, хоть пятихатку, хоть три пятихатки, лишь бы он дал хотя бы себя потрогать…
Решил я заняться небольшой охотой.
В этом мне всегда помогал мой лучший друг-сосед, натурал по имени Наиль. Нет, он знает, что я бойлавер, но когда я с ним охочусь, он даже и не подозревает, что он мне помогает.
И вот, летом 2002 иду я с фирмы, он рядом. Рассуждаем, два мужика, об играх. Доходим до моего двора, а там… Куча мальчишек и все классные. Ну как же мне пройти мимо, тем более, что во дворе у меня были несколько знакомых масек, все из них оставшихся в то лето те, с которыми у меня не было никаких приключений, иначе бы голодовку я не чувствовал, а то – все разбежались. Я один.
Конечно, первым делом я решил на это чудо полюбоваться, а заодно и приманку устроить. Сказал Наилю, что подниматься неохота, что сесть надо на лавочку, отдохнуть. Ничего не подозревающий Наиль бухнулся в тенёк дерева на лавочку. А, надо сказать, окна моей квартиры-то выходили на шоссе, а вот двери дома – во двор. Наш общий двор между моим домом и другой девятиэтажкой.
Сидим, болтаем. Недолго так проболтали, как та часть масек, которых я знал, заметили меня и всем скопом к подъезду. Надо сказать, что моя работа на компьютерной фирме (если учесть, что с компьютерами я закончил только курсы) давала мне большой плюс. Сколько этих зайцев ко мне звонило, чтобы узнать какие там новые игры появились.
Зайчата, которых я не знал, а их было БоЛьшинство, сначала весело направились за первыми, но, увидев, что они движутся к подъезду, возле которого сидят два незнакомых мужика, немного засмущались. Вот ещё не хватало отираться возле двух взрослых людей, ведь они же явно не поймут мальчишек, и, скорее всего, прогонят.
Но вот первый зайчики подбежали, поздоровались и принялись строем занимать соседнюю с нами лавочку. Другие тоже посмелели и начали пристраиваться к ним. Всего мальчишек было 8-10 человек в возрасте от 8 до 12 лет. Наиль особо на них не наезжает, знает, что рядом сидит ярый защитник серых длинноухих, который за этих длинноухих может с ним и поссорится. Получается галдёж. Мы с Наилем говорим об играх, но иногда останавливаемся, так как мои знакомые начинают задавать вопросы типа: «А как там это пройти?», «О, а я знаю, как бонус открыть!» и тому подобное. Обычно тут же зайчишки притихают и уже смотрят, раскрыв ротики, на меня. Что я отвечу. Тот белокурый малыш в шортиках, коверкающийся на дереве, замирает, повиснув на ветке и большушими глазами меня буравит. Блин, уже у всех компьютеры, все грамотные. В то время, когда БЛагополучных зайчишек даже каких-то года четыре назад я привлекал именно этой диковиной, сейчас эта диковина уже перестала быть чем-то заветным.
Потом Наиль ушёл. Может, не выдержал этих детей, а может уже устал после работы и решил пообедать. К тому времени часть масек уже разошлись, кто обедать, кто домой к мамам, кто в магазин за чем-то. Знакомые мальчишки мои тоже куда-то смылись, но остались ещё другие. И очень красивые. Нет, думаю, не пойду домой. Назло не пойду.
А эти мальчишки уже со мной разговорились. Про ГТА расспрашивают и тому подобное, где я могу игры достать.
Осталось трое. Вопросы исчерпаны. Они смотрят на часы, один вскакивает, собирает остальных и говорит, что пора ему. Другие тоже встают. Не досвиданьица, как принято у мальчишек. Все трое медленно уходят, огибая мою скамейку и палисадник, и я остаюсь один. БЛин, за что вот так, а? Сидишь, смотришь на них и даже похвалить нельзя их глазки, ушки, носик, фигурку. Мало того, что зайчата сами не поймут, так ещё потом и их мамаши меня, извращенца этакого, будут преследовать.
Поднимаюсь, иду к двери и вдруг сзади голосок тоненький:
- Извините… э…
Я оборачиваюсь. Хвала всем бойлав-ангелам. Стоит один из той тройки – самый младший. Худой, стройный, джинсовые шортики, заканчивающиеся чуть выше колена, и майка, да такая, что всё тело видно. Она спереди большой вырез имеет, что соски мальчика видны, а сзади от рук ещё два огромных выреза, демонстрирующие лопатки малыша. Ох! На ручках уже загар. Стесняется, переступает с ноги на ногу, а на босую ногу: сандалики. И личико. Оно у него такое миленькое, даже почти девчачье. Носик у него был такой кругленький, несколько конопушек пряталось на нём. Глаза чистые-чистые, голубые, прячущиеся под сенью огромных русых ресниц. Волосы русые, крупным ёжиком. На вид малышу лет девять. Краснеет.
- Да-да, - тут же произношу я и отворачиваюсь от двери.
- А вы… это… вы с компьютерами работаете?
Я оглянулся на палисадник. Друзья его ушли, значит он от них отбился. И откуда же здесь у меня такой маська, ведь точно же знаю, что не с этого двора.
- Меня Юрка зовут, - говорю. – Ты садись, садись на лавочку, что ты топчешься тут, - и сам на лавочку приземляюсь. – Да я с компьютерами работаю, а что?
- Ну… у меня тоже компьютер есть… - мнётся масик и на лавочку рядом не садиться. А стоит теперь он так БЛизко ко мне, что я его запах ощущаю. Стоит руку протянуть, и я уже его касаюсь.
- Прекрасно, - киваю я. – Какой?
- Ну… у меня селерон… Я… это… он у меня не работает…
- Ух ты! – я хлопаю в ладоши, потираю их и делаю такое счастливое лицо, что немного шокирую мальчишку. – Давай, садись, рассказывай.
Маська швырнул своё тельце рядом со мной, а у самого глазки как-то загорелись, он лёгким таким стал.
- У меня, когда его загружать начинаешь…
- Стой, давай, сначала ты меня грузить не будешь, и скажешь, как тебя зовут?
Маська слушает меня и почему-то улыбается, а глазами такими на меня смотрит, будто какое-то удивительное представление показывают.
- Витя, - хихикает он, а голос того и гляди лопнет от радости.
- А я Юрка, - протягиваю руку. – Давай знакомиться. – Сколько тебе лет?
- Девять.
- А мне тридцать четыре.
Тут уж мальчишка смеётся. Знаете, кстати, смех у него был такой, какой бывает редко: звонкий и как будто ручей звенел.
- Ну, рассказывай, - говорю.
Витюшка упирается локтями в колени, складывает перед собой ладошки пальчик к пальчику, делает из себя маленького взрослого и говорит:
- У меня он начинает загружаться, грузится, а перед загрузкой виснет, и мышка не двигается.
- Ага, то есть, вот… первоначальные разные буковки и цифры на экране проходят, а когда уже сама система загружается, рабочий стол, у тебя всё зависает, да?
- Да, - согласно кивает маська и на меня щенячьим, полными надеждой глазками смотрит, как будто я сейчас скажу какую-нибудь комбинацию клавиш, которую нужно нажать, чтобы всё это прекратилось. Но я ничего не сказал, а начал, как врач, задавать страшные серьёзные взрослые вопросы.
- А картинка-то сама появляется? – спрашиваю.
- Да.
- А значки папок?
- Нет. Только мышка, и она виснет.
- Ясно, - киваю. – Да. Плохо. Сколько мегагерц на процессоре висит, знаешь?
- Э… - вижу, мася теряется. Не знает.
- А сколько у тебя гигов на жёстком диске?
- Ну… - тоже не знает. – Я знаю, что память у меня двадцать гигабайт.
- Это как раз размер винта, - отвечаю и хмурюсь, прикидывая, что самый лучший выход из любой ситуации – это форматирование винта.
- И чего? – спрашивает.
- Что ж, мне нужно осмотреть твой компьютер.
- А… как? – теряется мальчик. – Вы можете ко мне подойти?
Тут я вовремя спохватываюсь. Адреса его спрашивать ни за что нельзя. Ведь он же обязательно расскажет всё матери, а я не знаю какая она. Может, она в шок придёт от того, что её сына дал адрес какому-то левому мужику. Может, она Витеньку ремнём порет. И какое потом впечатление у него останется обо мне.
- Да, - киваю. – Ты маме сначала всё расскажи, а потом спроси у неё разрешения. У вас на компьютере есть какие-нибудь нужные вам файлы.
- Да, - кивает Витя. – У мамы. И ещё мои игры.
- Ну, насчёт игр не боись, - говорю. – Я тебе все их установить заново смогу, да ещё и новых набросать. В общем, так, Витя, тебе далеко до моего дома идти?
- Не, я в девятиэтажке живу, которая напротив вас стоит через дорогу.
- Ага, - тут же встреваю я, спеша, чтобы мальчишка не назвал своего адреса. – Значит тогда так. Когда ты спросишь у мамы разрешения на то, чтобы я пришёл и посмотрел твой компьютер?
- Да прямо сегодня вечером, когда она с работы придёт.
- Хорошо. Тогда, завтра, в то же время, что и сегодня, я жду тебя возле своего подъезда вот здесь, на лавочке. Договорились.
- Ага, - кивнул Витя.
И ушёл.

3

Я начал мучатся. Почему-то я всегда начинаю испытывать некое стеснение, когда расстаюсь с зайцами после первой встречи и назначаю снова им встречу. Ну не могу я, всё время кажется, что я был какой-то необаятельный, и они забыли про меня сразу же, как только убежали по своим заячьим делам.
БЛиже к ночи, когда уже стемнело, я подошёл к окну, свет я выключил, и взглянул на девятиэтажку, что покоится по ту сторону от шоссе, что ещё гремела проезжающими мимо автомобилями и автобусами. Она россыпью горящих окон глядела на меня, и я думал, что, возможно, за одним окном там прячется Витенька. Сегодня на ночь он – плод моих эротических фантазий. Но, так же быстро, как я влюБЛяюсь, я и потухаю. Если бы на следующий день он не пришёл бы к моему подъезду, я бы испытал лишь двадцатиминутное разочарование и нашёл бы себе кого-нибудь другого.
Но на следующий день, возвращаясь один с работы, я увидел именно его стриженный русый затылок. Витя сидел один на лавочке, поджав под неё ножки и держась за край, и усердно осматривал дорогу, но только не с той стороны, с какой нужно было. Моё сердце ёкнуло в груди от радости. Я улыбнулся. Мальчик со своими чистыми открытыми глазками и подвижными губами, любящими строиться в разные геометрические фигуры, начинал мне очень нравится.
- Кого ты там выглядываешь? – спросил я, делая сосредоточенный взгляд и наБЛюдая за дорожкой.
- Ой, это вы! – радостно воскликнул Витя.
- Да, - хмурюсь я и снова на дорогу. – А там ты кого ждёшь?
- Так я же вас жду! – засмеялся мальчик. О, да! Ещё он очень заразительно звонко смеялся.
- А я всегда оттудова хожу. Я только вчера с другой стороны шёл, потому что в ларёк заходил. Ну, как дела?
Я сел на скамейку. Пиджак висел на моей руке; утром было холодновато, а сейчас уже разогрелось.
- Мама сказала, что обязательно вы должны прийти и посмотреть. Сегодня, через два часа. Она как раз с работы придёт.
- Ты такой восторженный, - улыбаюсь я. – Очень хочется за компьютером посидеть? Сколько ты уже без монтора?
- Почти месяц, - огорчённо ответил мальчик, и этому огорчению я поверил. Да что там говорить, я понял интересную истину: я верю каждой эмоции и мимике Вити. Он настолько глубоко изображал каждый штрих радости, огорчения, печали, обиды, что мог бы стать замечательным актёром. Макалей Калкин – это лишь таракан по сравнению с ним. В Калкине есть немного обаяния, а уж актёрского мастерства и того меньше.
- Ну хорошо. Дома я пообедаю и подойду через два часа, хорошо?
- Ладно! – восторженно крикнул мальчик, вставая. – Спасибо, - и побежал.
- Эй, Витя!
- Да, - обернулся он.
- А расспрашивать, где ты живёшь, я у бабулек у подъезда должен?!
- Ой, - хихикнул мальчишка. – У меня *** квартира!
- Ладно, беги, - улыбнулся я.
И это восхищённое девятилетнее чудо убежало.
Вам нравится свой запах, когда вы приходите с улицы? Мне свой, лично, нет. Готов убить себя за него, а ведь так пахнут все мужчины после гулянья. Ужас. Дезодорантами разными я не пользуюсь, так как запах ландышей вперемежку с вонью мужика – это вообще убийственная смесь, и как только бабы на такое покупаются? Мне всё время хотелось пахнуть, как мальчик. Дома я покидал свою одежду на диван, вымылся в душе и надел новый костюм. Потом поел. Время тянулось долго. Чтобы разогреть себя, я начал переворачивать все фоты с зайчиками, гладил вновь взглядом их гладкие тельца, представляя вместо их мордашек личико Витеньки.
Наконец, время подошло и я пошёл.
Дверь на звонок мне открыла женщина младше меня. В переднике, накрашенная. Я уже готовлюсь, как с ней разговаривать. Вдруг это окажется фригидная стерва, которая и говорить не захочет, а может печальная вечно ноющая о низкой зарплате женщина, или хохотушка…
Последние легче, и БЛиже к ним Львова Наталья Петровна, как она мне представилась сразу с двери, и оказалась. Женщина начала БоЛтать о том, что у неё на компьютере все документы, что у неё там ничего не открывается и тому подобное. Хотите психо-педагогическую ремарку? Всё равно скажу. Если вы хотите понравится мамам ваших зайчиков, то тут смотря какая мама. Но я говорю о простых доверчивых мамах, которые думают, что дяденьке нравится её сыночек только потому, что он на него похож маленького. Доверчивые женщины бывают разные: печальные и молчаливые, говорящие по существу добрым голосом, какой же вы хороший. С этими легко. С самого начала нужно просто часто улыбаться, рассказать о том, как вы утомлены работой, сказать, что у неё невообразимо красивые глаза, рассказать какой-нибудь пустяковый случай из своей жизни, часто произносить фразы типа: «А вот у моего друга…», «А вот коллега по работе однажды…», «А мой брат вот…», и всё это должно сопровождаться улыбкой, доверчивым БЛеском глаз, жестикуляцией (но не в коем случае не фамильярными дотрагиваниями) и добродушным тоном. Тогда мама будет сразу ваша, и она тут же подумает: этому человеку стоит доверять. Но есть ещё и другие мамы из этой категории. Не печальные и говорящие только по существу, а болтушки, как жена Беримора из русского Шерлока Холмса. Вот с такими придётся повозиться. Это только кажется, что с ними легко. В реальности вы должны уметь говорить в минуту БоЛьше слов, чем произносит она, или хотя бы наравне с ней, а то может случиться ситуация, когда её зайчик на следующий день восторженно объявит, что вы пригласили его за новой игрой к себе, а она ответит: «Ну, я не знаю, что-то он молчаливый какой-то». Ага, а раз молчаливый, значит что-то скрывает, а если что-то скрывает, то – недобрый типчик.
Мама Вити была разговорчивой в меру, немного ветряной, и с ней проБЛем не оказалось. Я сразу с двери всучил ей свою визитку, чтобы она знала, где меня искать, чтобы она сразу же доверяла вам, тут же опустил фразу:
- Уф, сложно к вам подниматься, так высоко вы живёте!
- А на лифте, что! – сразу восклицает она, и я вижу в этих восклицательных мимиках Витю: те же штрихи, которые заставляют тебя ей сразу поверить. – Лифт же у нас работает!
- Так, я же квартиру знаю, а этаж - нет! – отвечаю.
- А вам Витя не сказал!? – неподдельное удивление. – Ну надо же! Ну вечно он что-нибудь да забудет.
- Он и квартиру мне почти забыл сказать, - открыто улыбаюсь и разуваюсь.
Она проводит меня в другую комнату и тут…
Он стоит в коротких шортиках и зелёной маечке, босой, обнимает косяк, мусолит губками костяшки своих пальчиков и влюБЛённо смотрит на меня исподлобья. Из-под своих русых бровей. Ещё бы. Сегодня он чувствует себя важной фигурой. Королём БаЛа, который познакомился с очень важным и нужным человеком и познакомил с ним свою маму. Он не какой-то девятилетний малыш, а - человек!
Ох, если б ты знал, какой ты красивый сейчас, мальчик мой.
Я прохожу мимо него, любовно скользя взглядом по его откровенно открытой загорелой шее, смуглой в том месте кожи, такой гладкой, как бархат и БЛестящей. И я доверчиво ерошу на его голове волосы. Он тут же перехватывает мою руку своей ладошкой и убирает её в сторону. Наверное, стесняется показать себя маленьким. Мальчик мой, не стесняйся, я бы всё отдал за то, чтобы стать таким, как ты.
Ну а потом всё шло банально и просто. Я сел перед компьютером и начал его загружать. Наталья Петровна засуетилась, а Витенька тут же прилип ко мне, наблюдая за монитором.
- Витя! Не мешай дяде Юре! – прикрикнула его мать.
- Да не, он не мешает, - отзываюсь я.
Надо же. Она и вправду, наверное, думала, что мне может мешать такое чудо. Да дайте мне только возможность, и я прямо здесь обвил бы это нежное хрупкое чудо, сотканное из воздуха и снов, и припал бы губами к его горячей мальчишеской шее, к его горячим мальчишеским губам, и я бы сказал ему, что очень люБЛю его. И это было бы правдой. Неправда – это когда говорят, что любовь, она одна – ни выстрела, ни вздоха. Это общество и мораль родили в человеке ревность.
Сначала мать крутилась рядом, а я, увидев теперь проБЛему в реале, колдовал над биосом. Потом Наталья куда-то скрылась, и тогда я заговорил с мальчиком.
- Так значит, ты у нас Львов.
- Ага, - кивнул малыш.
- Львов. Я буду звать тебя Львёнок, ладно! – обычно я придумывал какие-то прозвища мальчикам, но придумывал их только тем, кто мне по-настоящему нравился, и с которым я хочу развивать дальнейшие отношения. - А папа у тебя где? Работает?
- Не, он не с нами живёт, - беззаботно отвечает он.
- Логические носители переставить не получается, - тут же я загрузил непонятной фразой мальчика, чтобы тот забыл о вопросе про отца, а сам подумал, что с его мамашей нужно быть поосторожней. Не хватало ещё мне тут любовного треугольника с ней и её сыном.
- А это чё? – растерянно спрашивает он.
- Это задница большая, - улыбаюсь я, и Львёнок тоже хихикает.
Тут возвращается мама, приносит мне чашку с чаем. Вот те на, прямо в постель, только поздно уже. Я с компьютером понял к тому времени всё.
- У вас тут есть важная информация? – спрашиваю я.
- Да, там мои документы, которые ещё нужны, - отвечает Наталья.
- Плохо. Я бы мог вам всё уничтожить и переустановить систему заново, но тогда придётся действовать страшным мазохистским путём, я могу предложить только одно: извлечь из вашего компьютера жёсткий диск и отнести к себе домой на несколько часов, и через несколько часов я верну вам его в целости и сохранности с вашими документами. Вон, пусть, Витенька со мной сгоняет, посмотрит, как всё дело будет делаться.
Если вы такое скажете матери зайчика при первой встрече и не успеете до этого войти к ней в доверие – вы покойник. Ну, покойник – не покойник, а зайчика добиваться будет сложно. Наталья мне поверила, и Витю со мной отпустила. Тот собирался чуть ли не в режиме экстренной атаки.
У меня дома он принялся оглядываться, рассматривать всё, словно диковину. Но потом его изучающие глазки впились в мой компьютер, а именно в сам процесс подключения винта к моему голому каркасу с проводами и материнским платом. Он уже и так наизусть изучил процесс съёма панели у себя дома, и был несказанно удивлён, когда впервые увидел, что находится внутри его компьютера: какие-то микросхемы, провода, вон даже пропеллер маленький крутится.
Я уже понимал, что если сейчас перекину себе на комп все его файлы, отформатирую его диск, а потом начну заново установку системы – это пять часов – не меньше, особенно, когда начинаешь офис этот гемморный устанавливать. Я как представлю, что всё это время малыш будет у меня, так сразу становится на душе классно.
Пока антивирусник проверял локальный диск, я пару раз пощекотал Львёнка, начал объяснять ему, где жёсткий диск, где память, как это всё подключается. Он ловил всё на лету. А я уже придумывал приключения а БЛижайшие часы.
Но меня оБЛомал мой антивирусник, чтоб ему, да и я сглупил. Антивирусник нашёл у него на винте вирус, который я осторожно извлёк и удалил к чертям, а потом у меня возникла гениальная на тот момент и идиотская, как я считаю сейчас, мысль: загрузиться с его жёсткого диска. Оказалось, что – грузится.
Львёнок вопил от радости и чуть не плакал, он обнимал меня, чуть не повалил со стула. А потом мы вернулись к нему домой, и вернули жёсткий диск на место.
Уходя, я сказал ему невзначай, пока мама не слышала, что если ему что понадобиться, он может приходить ко мне.
И только когда его дверь закрылась за мной, я понял, что потерял Львёнка, который теперь будет всё время прятаться за компьютером, тем БоЛее летом. С каким-то горьким как хинин чувством я направился домой.

4

Я быстро остываю, но что значит быстро? Львёнка я бы заБыЛ через три дня, но что было за эти три дня! Я искал среди фотосессий обнажённых мальчиков с похожим телосложением, я представлял, какое тело у моего Львёнка, я фантазировал, как мы с ним катаемся в парке аттракционов. Я хотел Львёнка.
А вечером через три дня он сам ко мне пришёл.

5

Не знаю, можете ли вы понять моё удивление, но оно, уверяю, было неслабым. Стоит на пороге маська, мнётся, не решается.
- Львёнок! – радостно воскликнул я. – Привет, малыш, ты что-то хотел?!
- Да там… - он снова замялся. – Мама за компьютером сидит, сидит уже весь день и мне не даёт, а я поиграть хотел, я вот… гулять пошёл и… мимо проходил… думал зайти…
Я улыбнулся. Не верилось мне что-то, что он ненароком ко мне заглянул.
- Ну заходи, если не стесняешься! – воскликнул я и пропустил мальчика. Он зашёл. - Хочешь, можешь у меня поиграть. У меня комп висит без дела.
Это я врал. У БойЛавера всегда на компе дела есть, если не по работе, так по сети.
И тут началась весёлая жизнь. Естественно, мы сразу же начали с Львёнком и шутить, и играть вместе, сидя рядом, прижимаясь друг к другу, и кормил я его, когда тому нужно было. Ну и, естественно, я позволял себе большего, ничего личного, но и не просто разговоры. Я гладил его по волосами, обнимал играющего, когда заходил в комнату, клал руки на плечо. Я не буду в подробностях рассказывать мои первые ухаживания, так как вдруг случилось нечто.
Когда вчера я лежал и не спал очень долго, думая о том, что Львёнка было бы легко очень развести, даже уже придумывал, как я это сделал бы, я даже не подозревал как это будет в реальности. Оказалось, что этот мальчик был ханжески закрыт. Он отстранялся от всех видов ласки, ну, может, кроме дружеского похлопывания по плечу. Да, вот я и упёрся в тупик.
С тех пор Львёнок стал приходить ко мне часто очень, мы играли в разные игры на компьютере, в разные игры не только на компьютере. Он сразу же научился называть меня на ты. В первую неделю я спросил: знает ли мама, что он ко мне приходит? И он ответил, что знает, и что она сказала, чтобы он дал мне свой номер телефона на тот случай, если Львёнок будет мне надоедать.
- Но ты не дал, - хитро прищурился я.
- А разве я тебе надоел? – отвечает тот.
Нда, дружба была великой, но никаких интимных ласок. Всё скромно и очень даже сковано. Видимо, в мальчике были какие-то свои комплексы.
И что же я тогда сделал. Я решил, что пусть всё так и будет. Зачем что-то менять: Витя может быть моим другом. Мне достаточно было видеть его эмоции, которые вдохновляли меня.
Что я могу о нём сказать.
Он был своего рода принцем среди мальчиков. С виду – обычный мальчишка, который также любит барахтаться в грязи, бегать, валяться, но его рассуждения были очень красивыми, какими-то аристократическими. Тон его голоса всегда был на высоте, каким-то наполненным энергией, как у Буратино из нашего фильма. Любил его губы. Тонкие и подвижные. Когда я ему что-то рассказывал, Львёнок смотрел прямо на меня, а его ротик был приоткрыт и каждый раз, когда я взрывался новыми эмоциями при рассказе, они двигались, будто он старался повторить какой-то сложный звук. Это было так мило. И частокол его зубиков очаровательно выглядывал из-под верхней губы.
Я понял, как его можно ласкать, не боясь: во время борьбы. Как и всякий мальчишка, Львёнок люБиЛ бороться и во время этого мог тебя и за промежность хватить и чуть ли не в рот тебе засунуть от переизбытка той энергии, которая в нём была. А он уже понял, что я один из тех взрослых, на которых можно бросаться и бить его, и тот не будет ворчать и говорить, что мальчик совсем от рук отбился.
Помню, такой случай был. Осень стояла. Это, по-моему, была осень того года нашего знакомства. Сидит он у меня и играет. Уже и игру-то не помню, но было там какое-то место, куда Львёнок не мог никогда запрыгнуть. И вот я ему, значит, и говорю:
- А кстати, зря ты туда не запрыгиваешь. Там лежит сумка с жизнями, которая тебе в два раза больше жизни делает. Ну знаешь, да.
- Что, правда? – удивляется он.
- Ну а чего б я шутить стал, - говорю.
А если честно, там вообще только оружие ненужное лежало. И вот Львёнок зарядил: пытается туда допрыгнуть, а, надо сказать, что творители этого закоулка 3D арены постарались на славу. Там такой поворот, что в реальности человек явно поломал бы ноги. Короче, через два года, Львёнок таки запрыгнул туда. А там ему фиг с маслом показали.
- Но тут нет жизней! – возмутился он.
- Я знаю, - киваю.
- Так значит, ты меня жестоко обманула, да!?
- Ага, - соглашаюсь, а Львёнок сам на монитор смотрит, глазки загорелись, губки игриво поджал.
- Навешал мне на уши БПшку!
- Ага, - снова киваю.
- А ну на колени! Ща наказывать буду.
Я покорно опустился на колени, а у самого глаза горят не хуже мальчика. Он вскакивает и напротив меня становится. Ведь если я сейчас наклонюсь к нему, то уткнусь носом прямо в обалденно пахнущую промежность мальчика. А сам смотрю в его глубокие серые глаза, а он в мои. А в них огонёк.
Ну же, думаю, давай, сделай всего небольшой жест: приспусти шортики и трусики, вытащи наружу свой маленький хвостик, подойди ко мне и проведи его кончиком по моим губам, а потом скажи: «Открой рот, вождь краснокожих будет тебя наказывать». Да я был бы очень рад, если бы ты каждый день меня так наказывал и даже не раз.
Конечно же, Львёнок ничего этого не делает, а лишь прыгает на меня и валит на пол.
- Я тебя задушу, - хихикает он и вдруг садиться своей промежностью прямо на шею. А этот запах он такой упоительный. И он щёлкает меня по носу, а я будто бы пытаюсь освободиться.
Постепенно Львёнок привыкал к моим объятиям и ласкам, но я этого добивался в течение года.
И всё равно поначалу отстранялся. Самый лучший способ потискаться с ним была – борьба. Чем я и занимался.
Однажды летом, ему десять тогда было, раздаётся в дверь звонок. На пороге стоит он в каких-то шмотках грязных, которые ему велики, и плачет. У меня сердце оторвалось. Львёнок, мой Львёнок плакал, в этом дерьмовом мире, который не стоит ни одной его слезинки.
- Львёнок! – восклицаю я и к себе завожу. – Что такое!? Что случилось??
А от него запах не очень-то и хороший идёт. Шмотки пропахли свалкой и мусоркой какой-то.
Когда Львёнок предстал передо мной в таком видео, он лишь беззвучно лил слёзы, а когда я уже начал восклицать, он заревел в голос и протянул ко мне руки. Я обнял его нежно, закрыл дверь, прижал, в волосы носом нырнул, а у самого на сердце неспокойно. Что же случилось?
Усадив всхлипывающего мальчика в кресло, я прошептал:
- Тише, тише. Что случилось?
- Они… они… с ножами были… - сбивчиво начал говорить мальчик. – И говорили, чтобы я одежду снимал…
- Подожди, кто? – начал спрашивать я.
- Пацаны большие.
- Где?
- В лесопосадке.
- Какие большие?
- 12, наверное.
- А почему же ты домой не пошёл к маме, рассказал бы всё.
- Она меня убьёт за то, что я одежду отдал… - последние слова малыш произносил еле сдерживаясь. А потом вновь разразился плачем.
- Тихо, прошептал я, обнял его и поцеловал в носик. Он обнял меня в ответ. Это был первый раз, когда он меня обнял. – Я сейчас позвоню твоей маме, - зашептал я ему в его божественное мокрое личико. – И поговорю с ней. А потом мы пойдём к тебе домой.
- Юра, а она будет ругаться… - тихо зашептал мальчик. Я почувствовал на щеке его горячее дыхание.
- На меня не будет, - ответил я и направился к телефону.
Телефонная станция ещё не успела меня соединить, как в проёме двери появился мой растрёпанный зайчишка. Красненький от слёз, жалкий, поникший. Одной рукой он поддерживал спадающие то и дело казённые штаны и, шмыгая носом, щенячьими глазами глядел на меня через стекло двери. Какой же он был прекрасный…
Уладить с Натальей, конечно же, этот вопрос было нетрудно. Она даже и не собиралась ругать сына, с чего только Львёнок это взял.
А потом я повёл его домой мимо этих долбанных старух, через толпу, которая оглядывалась на него и ничего не понимала, думая, что этот взрослый дядя непонятно куда ведёт заплаканного беспризорника. А Львёнок держался за меня и стыдливо озирался на них.
Мы миновали шоссе, через которое мой Львёнок проходил, когда шёл ко мне. И ведь додумался же прийти. Дом БЛиже, лесопосадка на его стороне.
Уже в доме Львёнка я узнал одну мелочь, что он был в лесопосадке не один, а с Димой. Со своим другом. Ну а потом приехал коробок, и как только зелёные человечки проникли в квартиру, я спешно покинул жилище Львёнка. Не хотел я в этом участвовать, нет, не потому, что боялся закона, с ним проБЛем у меня никогда не было, а потому, что какими бы тварями не были нападавшие, они были всё же мальчиками, и я часто упирался в тупик в разборках, где обе стороны были мальчишками. Моему крику и гневу мальчишки не верят, так как он слишком халтурный. А бить я их не смогу.
Я не видел его весь тот день, а потом и следующий, потом он пришёл ко мне как-то и сказал, что заглянул часика на два, что потом поедет в прокуратуру. Мальчик был уже успокоившийся, вернувшийся в своё прежнее состояние. И я посадил его перед собой и спросил, что же случилось. История повергла меня в какое-то подобие шока, и после неё я чуть ли не боготворил Львёнка.
Когда трое мальчишек окружили их, достали нож и велели снимать одежду, они попытались бежать. Но Львёнок оторвался, а Димку поймали. И Львёнок вернулся. Понимаете, он не поБежаЛ дальше, не БросиЛ друга, а вернулся и вместе с ним отдал свою одежду, которую они потом заменили на свою.
Я тогда улыбнулся и сказал:
- Львёнок, а знаешь что?
- Что? – нахмурился он, уставившись на меня серьёзными глазами, не свойственными детям.
- Ты у меня очень-очень БЛагородный.
А потом я положил ему руку на плечо и придвинулся, чтобы поцеловать в щёчку. Львёнок немного отстранился, но я всё-таки задержал его голову и чмокнул его. Он закусил нижнюю губу и лукаво искоса сверкнул на меня глазами.
История закончилась хорошо. Наши менты умеют работать, когда захотят. Мальчишек нашли, правда одежду уже возвращать было поздно…

6

Моему Львёнку, день рождение которого было 2 января, исполнилось 11. Я был у него на празднике. Всё БыЛо скромно, ещё трое друзей. Я подарил ему дорогой подарок, что Наталья сказала потом тет-а-тет на кухне, что ей как-то неудобно, но я лишь махнул рукой.
И тут начало что-то меняться. Каждый раз, когда Львёнок уходил от меня я чувствовал какую-то пустоту. Как будто кто-то отрывал кусочек моего сердца. И каждый раз, когда я смотрел в окно, а я всегда смотрел в окно, когда Львёнок уходил, я видел, как он оборачивается и, смеясь, махает мне рукой. Это был наш своеобразный ритуал. А потом понимал, что люБЛю его. Иной раз я плакал ночью. Почему? Не знаю. Очень мне хотелось полюбить его дальше, по-бойлаверски со всеми вытекающими последствиями. Но мой горький опыт подсказывал мне, что зайчики бывают в основном двух типов: которые сами лезут к тебе в трусы, и которые стесняются и комплексуют. А ещё есть единички, почти нет, - это те, кто комплексует, но однажды раскалывается и отдаёт себя вам. Я таких ещё не встречал и не думал, что Львёнок будет исключением.
Но я не мог жить так рядом с ним, стесняясь дотронуться, и я решил, что обязательно пойду дальше, чего бы мне это не стоило. Что же я за такой бойлавер, если не могу мальчишку два года развести. Ой, а я разве хоть раз пытался? Нет. Однозначно. Пора.

7

Тем летом выдалась череда холодных дней. Львёнок сидел у меня в квартире в тёмно-синих джинсах и красном свитере. Он заметил во мне изменения за последнее время. Потому что я решил пойти напрямую. Я сначала сказал ему, что люБЛю его, без его любви я просто не смогу жить. Этот мир для меня просто умрёт. Он всегда слушал это молча, сопя, не комментируя. Львёнок был почти что отличником, очень умным и умел ясно выражать мысли, но сейчас просто молчал. Потом я ему сказал, что я бойлавер и что меня не интересуют девушки. Помниться Львёнок задал тогда один-единственный вопрос: как мне нравятся мальчики? Я ему оБъясниЛ, что люблю их как мальчишек, и очень люблю их тело, люблю целовать их во все места. И всё. Кажется, Львёнка это удовлетворило, но он ничего больше не сказал. Что. Что творилось в душе у этого мальчишки?
Компьютер был выключен, за окнами только что прошёл дождь, всё небо было затянуто настолько тугими тучами, что у нас на полу горел ночник. Мы играли в карты и болтали о том, о сём. Я заводил разговоры в сторону секса, он похихикивал и крыл валеты дамами. Играли в простого дурачка. И тут я говорю:
- Давай на желания!
- Давай, - согласился тот.
Желания поначалу были плёвыми и очень простыми. Детскими. Зато потом…
Начал, естественно, я. Я сказал, что, если я проиграю в следующем кону, то я должен защупать его письку через джинсы так, чтобы она встала. Львёнок хихикнул, а я напрягся. Он же мог просто бросить играть, и тогда приехали бы. Смотрю, нет, он карты тасует и раздаёт. Назвал своё желание. Конечно же детское, и понеслась игра. Проиграл, естественно, я, но какими трудами мне дался этот проигрыш!!! Ага, с тремя тузами-то в конце, один из которых козырной. Карта несомненно не шла Львёнку.
Но, к моему наигранному сожалению, я проиграл.
Львёнок ликовал моему проигрышу и принялся, как ни в чём ни бывало, тасовать колоду.
- А желание, - тихо произнёс я.
- Не… - тихо потянул Львёнок, опустив глазки на колоду. И я отчётливо видел, что мальчик не стеснялся. Возможно, он просто немного пугался чего-то нового.
- Так нечестно, - запротестовал я. – Если был уговор, то его надо выполнять.
Львёнок молчит, глазки играют, чуть улыбается и просто карты тасует.
- Я вот возьму и обижусь, - буркнул я.
- Ну давай, - будто бы нехотя согласился он и отложил в сторону колоду и сделал… ох, я попытаюсь словами как нельзя более реально зафиксировать это…
Он вытянул свои ножки в джинсиках, немного откинулся назад, упёрся руками в пол и, чуть нагнув голову, на меня смотрит своими огромными мальчишескими глазищами. В них какой-то БЛеск. На губах незримая улыбочка. Не отрывая своих глаз от его, я медленно кладу ладонь на промежность мальчика, нажимаю и… ох, а мне там и работать уже нечего. У него там всё колом. Но я сквозь джинсы начинаю поглаживать и щупать его палочку. А какая она у него твёрдая!
При этом сами мы друг другу в глаза смотрим, как, бля, Бонни и Клайд. У него глазки такие глубокие стали, отрешённые, но смотрят всё-таки на меня. Несмотря на то, что уговор был: просто раздрочить мальчика, а потом отпустить, я уже реально ему надрачивал, а он не сопротивлялся. Но потом я всё-таки остановился. Не могу же я вот так постоянно ему надрачивать.
- Давай дальше! – воскликнул мальчик, скомплектовался и начал карты тасовать. – Твоё желание.
- Если я выиграю, я тебя поцелую. И прямо в губы. – Заявил я без тени смущения.
- Ну нет, - смутился мальчишка. – Чёт ты такие желания загадываешь!
- Какие? – нахмурился я.
- Ну… как будто мы с тобою педики.
- А мы с тобой не педики, а значит – целоваться можно. Ну не знаю как ты, а я вот не педик.
- Я тоже, - ответил мальчик.
- Ну что, ты решаешь прекратить игру?
- Нет, - Львёнок замотал головой, и снова на его лице появилась улыбка. – Я тебя сейчас в этом кону натяну по полной! А ты, если проиграешь, снимешь с себя штаны!
- Чего?????? – у меня глаза на лоб полезли.
- Вместе с трусами! – в ответ кидает Львёнок восхищённо, а глаза прямо две звезды на небе. – По самые уши! – наконец весело кидает он напоследок. - Ну и как! Ты ещё не хочешь прекратить игру!?
- Да ни в коем случае! – воскликнул я, потирая ладоши. – Играем!
Это заявление его смутило. Он думал, что я сейчас откажусь от такого страшного желания, а я согласился!
И пошло!
И весь кон я думал: что лучше: проиграть или выиграть? Но потом решил довериться игре. А в игре я проиграл. На сей раз по-настоящему с позорными двумя некозырными шестёрками в конце.
Короче, побил меня этот маленький изверг тузами, а потом лукаво уставился, закусив зубками нижнюю губу. Я молчу и на него смотрю.
- Ну что, - говорю. – Как целоваться будем?
Взгляд у мальчишки стал каким-то жалобным и щенячьим.
- Ну Юрка, ну может не надо? Я стесняюсь.
- Стесняешься? – воскликнул я. – А мы вот так сделаем.
Я щёлкнул выключателем ночника и погрузил комнату в густой сумрак.
- Пойдём со мной, - я схватил мальчишку за руку и потащил к дивану.
- Куда… - запнулся он.
Я посадил Львёнка на диван и сказал:
- Ложись.
- И чё ты будешь делать? – хихикнул зайчик.
- Поцелую, - и я силком уложил мальчика на диван. Он не сопротивлялся, а просто устроился на нём, удобно распрямившись.
- Мы с тобой точно пидарасы, - произнёс он.
- Да прекращай уже, - ответил я. – Никакие мы не пидарасы. Обычные пацаны. Закрой глаза.
Я положил ладонь на его глаза.
- Пацаны не целуются, - поспешно заявил Львёнок.
- А ты представь, что я – девчонка.
- Хи. На девчонку ты похож меньше всего.
И я, нагнувшись, коснулся своими губами его губ. Мальчишка притих и замер. Никакого ответа. Просто слабые губки, которые я усердно ласкал. Потом я провёл рукой по его свитеру, остановился на ширинке и принялся поглаживать его твёрдый столбик. Мальчишка глубоко дышал, словно спал. Такой тихий, спокойный, невозможно не восхититься им: маленьким, замершим, тёплым, маленькой жизнью, которая сейчас пульсировала в нём, находясь на границе полёта.
Я медленно расстегнул замочек его ширинки и остановился. Львёнок, похоже, этого не заметил.
Тогда я перестал целоваться и убрал руку с его глаз. Он приоткрыл их, и я увидел в них тот самый странный взгляд, который видел в Львёнке последнее время очень часто. Он смотрел на меня так нежно, будто я сделан из какого-то фантастически хрупкого материала и могу рассыпаться от одного только взгляда.
- Надо идти дальше играть, - прошептал он отрешённо. - А то мы так с тобою тут…
Он не договорил, потому что по мере произношения этой фразы, я приближался к нему и уже слово «тут» утонуло где-то в недрах моего рта.
- Что? – спросил я Львёнка, который уже вновь закрыл глаза.
- Мы тут с тобой так и будем целоваться до завтрашнего дня, - наивно произнёс он, но… он говорил, касаясь моих губ. И я чувствовал, как под ними шевелятся мальчишеские губки, его дыхание произносит слова. И когда он закончил фразу, я уже целовал его в открытый рот. Львёнок только сопел.
Я провёл пальцем по его столбику, скрывающемуся за тоненькой тканью плавок, и мальчик шумно выдохнул. Я помассировал ему членик, и медленно, расстегнув пуговицу джинсов, приспустил трусики. И вот я уже дотронулся до его обнажённого членика.
- Не открывай глаза, - прошептал я, отрываясь от губ и тут же перемещаясь в область его промежности.
Эх, два года. Представьте, что человек бессмертен. Представьте, как он смотрит на стакан воды, если скитается день по пустыне. А теперь представьте такого жаждущего, который хотел пить два года и не мог утолить эту жажду. И вот перед ним стакан воды… Так я смотрел на богатство моего Львёнка. Ровненький, аккуратный, без фимоза, беленький. Такой красивый, как и сам Львёнок, стройный, о котором я мечтал два года. Пожалуй, в Львёнке всё гармонировало.
Я тут же оголил головку и взял в рот его членик. Наверное, я тогда чуть не скончался от инфаркта. С каким упоением и с какой нежностью я наслаждался этими движениями, поглаживая одним пальцем его мошонку. Я делал ему такой массаж недолго, чтобы не вызвать у мальчика преждевременный оргазм. Я оставил его членик и вернулся к мордашке моего Львёнка, и тут меня поразило словно молнией. Это было один-единственный раз в моей жизни, никогда раньше такого не случалось. Львёнок плакал…

8

Я тут же растерялся.
- Львёнок, Львёночек, - произнёс я. – Тебе не понравилось, да? Ты испугался??? Извини, малыш, извини, родной мой, я больше не буду. Только не плач, хорошо? Ладно?
Маська всхлипнул и вытер слёзы. Он плакал беззвучно, по-мальчишески. У меня, естественно, всё упало. А на природе мало того, что тучи затянули небосклон, так ещё и вечер был, становилось темновато.
- Я БоЛьше не буду, родной мой. Не буду, - шептал я.
- Дурак, - тихо вдруг произнёс мальчишка.
- Что? Да я дурак. Я знаю. Не бойся, это было в первый и в последний раз.
- Дурак, - снова повторил Львёнок. А потом на его лице отразилось напряжение, и он быстро-быстро произнёс: - Люблю я тебя.
А потом отвернул от меня голову, демонстрируя часть затылка, и закрыл глаза. Во мне прошла какая-то горячая волна и я подумал, что всё происходящее какое-то нереальное, что не может вот так вот лежать у меня на диване маська и плакать от любви. Хотя, от любви ли он плакал? Но он сказал, что любит меня, а это такой плюс.
Я улыбнулся и обнял своего масика.
- Дурачок, а почему же ты плачешь? Ну скажи, не молчи, я ведь так тебя люБЛю, малыш. Скажи.
- Вдруг ты подумаешь, что я педик, - произнёс он.
Ну вот те здрасте. Какие они, эти мальчишки. Я ему уже столько твердил, что люблю его, а он «педик».
- Ну дурачок, ну какой же ты педик, - улыбнулся я и зарылся в горячую шею Львёнка. – Ты ещё мальчик. А мальчики не бывают ни педиками, ни гомиками.
Гы, весомый аргумент привёл, старый извращенец.
- Ты скажи, тебе понравилось же то, что я сейчас сделал?
Он молчал.
- Если нет, то будем любить друг друга как раньше. Ага?
Львёнок повернул ко мне голову, и наши лица оказались напротив. Я глядел в его красноватые заплаканные глаза, а он был в таком состоянии: разрывался на части.
- Нет, мне очень понравилось, - тут же произнёс он. – Очень.
- И признайся, ты же хочешь ещё?
- Да.
- Но ты чего-то боишься.
- Да.
- Того, что это неправильно?
- Да.
- Того, что все подумает, будто ты педик?
- Ну да.
- Так вот, никто так не подумает. Ты же хочешь любить по-настоящему, не так, как эти дураки с улицы сказали, эти полоумные гопники. Хочешь уметь летать!?
- Наверное, - пискнул Витя.
- Тогда я покажу тебе сейчас, как это хорошо, и никто о тебе ничего не подумает и не скажет, потому что они не узнают, как сильно мы с тобой друг друга любим, а они всё равно так не смогут. Мы с тобой отдельные. Мы с тобой индивидуумы.
Я прильнул к губам Львёнка, и он, БЛаженно закрыв глаза, тоже начал шевелить ими в ответ.
- Львёночек, мальчик мой, садись. Садись, малыш.
Львёнок послушно сел и посмотрел на меня своими огромными уже высыхающими глазами. Ширинка была расстёгнута, пенёк, минутой назад опавший, торчал боевой ракетой. Естественно, мальчик был девственником и даже не дрочил.
- Львёночек, обними меня. Обними, так, как ты меня любишь. И теперь ничего не бойся, делай со мной что хочешь. Мы же любим друг друга.
И Львёнок обнял меня. Обнял как-то прекрасно. Не схватил грубо за шею, а просто положил руки на плечи и нежно легонько сомкнул их за моим затылком. Я обнял его в ответ и принялся гладить. Мы молчали, и каждый из нас наслаждался этими минутами. Минутами истинной любви.
Затем я подхватил его свитер и потянул вверх, он послушно поднял руки. Свитер полетел в сторону, мальчик остался в рубашке с коротким рукавом. Он снова меня обнял. Взъерошенный, красивый, раскрасневшийся. Я целовал его. Целовал страстно в шею, в лицо, в губы. Он лишь закрыл глаза и ровно дышал, отвечая моим поцелуям. Если я прикасался к губам. Потом я велел ему встать. Я расстегнул ему рубашку, снял её. И почему-то странные слёзы подступили. Именно слёзы любви. Наверное, я бы такое не испытывал, если бы Витя не плакал минутой назад. А сейчас он такой стройненький предстал передо мной в тёмном сумраке, выделяясь жёлтым пятнышком гладкой дурманящей мальчишеской кожи. Я тут же стянул рубашку с себя и усадил Львёнка на колени. Я снял её специально, чтобы почувствовать прикосновение его горячего тела.
И я почувствовал его и прикосновением, и запахом, и вкусом. Я целовал его, а он уже не боясь обнимал меня, малыш. Я ласкал ладонями его спинку, его бока. Потом приказал встать на ноги. Он поднялся надо мной, и я потянул вниз его джинсы, затем трусики. С горем пополам мы избавились от них, и Львёночек сел на меня голышом. И теперь я начал смаковать его тело.
Я целовал его в губы, потом начал опускаться, целовал грудь, соски, затем отстранил от себя и принялся вылизывать пупочек, а потом и столбик. Так, немного поигравшись с ним, я снова усадил его на колени, - левая нога справа, правая – слева. Я прижимал его к себе, он обнимал меня.
- Ну? – шепнул я.
- Классно, - прошептал он в ответ. – Хорошо. Юрик?
- Чего?
- А я кончил?
- Чего?
- Ну, мальчишки, говорят же, что когда этим занимаешься, то кончаешь. Я уже кончил?
- Нет, - улыбнулся я. – Думаю, ты сам поймёшь, когда кончишь.
- Сперма потечёт? – немного смущённо спросил он.
- Нет. Сперма не потечёт. Это она только у меня может течь, а ты ещё маленький для неё. Но ты определённо почувствуешь, что кончил. Ты столько про это всё знаешь.
- Мальчишки говорили, а я всё запоминал.
- И неужели не дрочил даже?
- Нет.
- А почему? Не хотелось?
- Хотелось.
- А что тогда?…
Львёнок выдержал неБоЛьшую паузу, а затем произнёс:
- Я боялся.
- А это так классно, - ответил я и начал целовать его шею.
Потом уложил его на спину, в итоге оказавшись между его раздвинутых ножек, опустился вниз и попросил его закинуть ноги мне на плечи. Львёнок улыбнулся и помог мне в том. И вот, когда его бёдра сжимали меня слева и справа, я, обхватив ладонями грудь Львёнка, начал делать ему минет. После чего одной рукой принялся ласкать его мошонку и анус.
Львёнок напрягся, бедра сжали мою шею, и с тихим всхлипом он кончил. Кончил степенно, нежно.
Я освободил его маленький кончик, подхватил его подмышки, повалился на спину и уложил мальчика на себя. Я ничего не спрашивал, он ничего не говорил, находясь в каком-то вялом сонном состоянии. Львёнок аккуратно уложил свою голову мне на голую грудь, будто слушал моё сердце. А я обнимал его, наслаждаясь тем, что этот малыш, которого я сегодня сломал, находился в моих объятиях. Мой истекающий член в джинсах подпирал живот мальчика. Поначалу ничего не происходило, но потом Львёнок произнёс:
- Он у тебя такой большой.
Я молчал. Мальчишка подсунул ручку под себя, проник пальчиками мне в джинсы, в трусы и ухватился за член.
- Львёнок, - возбуждённо выдохнул я. – Я тебя люБЛю больше всех в мире. Больше всех в жизни.
Мальчик чуть-чуть сжал мою головку. Ему доставляло неудобства наше положение, но вставать с меня он не хотел, поэтому просто начал поглаживать мой член. Я вцепился в Львёнка мёртвой хваткой и через несколько секунд кончил. Горячая струя брызнула меду нами мне на живот. И где-то сквозь звон наслаждения в ушах я услышал, как мальчик произнёс тихо:
- Сперма.
Затем вытащил из-под меня мокрую руку и, не отрывая голову от груди, посмотрел на руку. Затем поднёс к лицу, понюхал, сжал в кулачок и опустил на диван. Так мы лежали с ним друг на друге долго, перемазанные моей спермой, расслаБЛенные. Я в тот вечер люБиЛ его больше жизни.
Когда он ушёл, я провожал его взглядом с окна. Смотрел, как он выбегает из угла дома, оборачивается, улыбается своей обворожительной улыбкой и махает мне приветливо рукой. Потом он перебегает шоссе на автобусной остановке, пересекает свой двор и исчезает в своём подъезде.
Итак. Это для меня был знаменательный день. Сломался мальчик, которого я разводил аж целых два года.

9

Август 2004. С того самого вечера прошло около месяца и с тех пор я ещё частенько проделывал с Львёнком такое. В тот день я сидел на кухне и ел, а он скучал рядом. Сидел на стуле голенький, так как я тогда захотел именно таким его видеть, подпирал ручкой голову и скучно таращился на нож, который он вертел на столе другой рукой.
- Юрчик, а как это, когда ты в рот берёшь? – спросил он.
- Клёво, - отвечаю. – Всё равно, что палец, только… не знаю… член, он какой-то вкусный. Так хорошо на душе становится. А что?
- Юр, а давай я у тебя пососу.
Я поперхнулся.
- Львёнок, ты правда это хочешь? – спрашиваю.
- Ну да. Можно же попробовать, а если вдруг не смогу или не понравится, ты же на меня не обидишься.
- Нет, конечно. Ну… я не знаю. У меня сейчас нет настроения как-то. Он у меня лежит и спит, а подниматься не хочет, - врал я.
- Правда? – глаза у Львёнка сверкнули, и на лице появилась лукавая улыбка.
Он отодвинул от стола стул, демонстративно выставив его посреди кухни, а потом уселся на него, закинул ногу на ногу, закинул руки за голову и кокетливо уставился на меня исподлобья. Боже, извини меня конечно, но твои райские сады – фуфло по сравнению с этой красотой.
- А так у тебя он всё ещё спит? – спросил мальчишка.
- Э… кхм, да.
Всё, что последовало дальше можно представить только в самом эротическом бойлов сне. Львёнок кокетливо начал гладить себя по колену, затем поднялся пальчиками выше и принялся поглаживать свой писюлёк. Тот принялся подрагивать, наливаясь. Затем малыш расставил ноги, сел на корточки на стуле и запсочил свою руку куда-то под мошонку. Там повозился, а потом пробежал пальчиками к своей мошонке, покоящейся под уже стоячим колом писюлёчком. Он принялся мять свою мошонку, а другой рукой гладить себя по груди, заостряя внимание на сосках, покручивая их. При этом он постоянно исподлобья поглядывал на меня. Я уже давным-давно оставил свой остывающий обед, ощущая БЛаженную волну, поднимающуюся откуда-то с паха.
Львёнок тем временем пробежался пальчиками по своему твёрдому столбику и остановился на его кончике, поглаживая. Во мне заныла сладкая истома, особенно, когда я увидел, как этот бутончик кожицы открывается навстречу его пальцам, как Витя тихо всхлипывает. Держаться больше я не мог.
- Давай я тебе помогу, - прохрипел я и тут же подскочил к мальчику.
Я присел, а Львёнок послушно убрал от членика ручку, выставив его мне напоказ. Я лизнул его писюлёк в кончик, потом принялся вылизывать, как собака руку хозяина. Малыш замер, затаившись. В свои 11 лет он был каким-то хрупким, худеньким, маленьким, ласковым и привлекал отсюда ещё больше. Будто вся нежность мира концентрировалась именно в его тельце.
Потом я почувствовал его упрямые ладошки на лице, которые меня отталкивали.
- Теперь давай я у тебя, - прошептал он.
- Давай, - тут же согласился я.
Я сел на стул, и мальчик опустился передо мной на колени. Он принялся расстёгивать мою ширинку, пуговицу на джинсах. Затем я ему немного помог. Когда я снимал плавки, я специально вытер их обратной стороной все соки, чтобы мой член выглядел сухим. Однако запашок от него небольшой всё же исходил. Я подумал, что этот запах отпугнёт мальчика. Но нет. Львёнок суровым внимательным взглядом принялся изучать мой орган, поглаживая своими пальчиками, а затем стянул сверху кожицу. Я ждал, что он сейчас скажет что-то типа: «Большой он у тебя». Но он молчал, играя кончиком пальца с головкой.
Потом Львёнок приБЛизился к нему и…
Знаете как это. Это необычно. Сначала чувствуешь его горячее дыхание, а потом оно: ласковое, нежное, теплое, влажное. Оно обволакивает твой орган, чувствуешь зубки мальчика, отчего по коже бегут мурашки. Сзади на головке его язычок. Львёнок начал двигаться вверх-вниз, как это делал ему я. Мне было просто настолько, что я готов был вот-вот расплакаться.
- Львёнок, Львёночек, - шептал я. – Я так сильно тебя люБЛю. Очень-очень!
Малыш оставил мой член, взобрался на руки, обнял меня, положил голову на плечо и сказал:
- Да, ты прав, как палец, только вкуснее.
Эту фразу помню дословно наизусть…

10

Сентябрь 2004.
Моросили дождики. Да-да, именно моросили. Земля была не мокрой, а какой-то влажной – не более. Даже ботики не пачкались, если на улицу ходишь.
Львёнок лежит на мне, мы смотрим «Звёздные Войны». Он смотрит как-то нехотя, я тоже. Ну действительно, когда ты сидишь в кресле, а на тебе такой маленький симпатичный масик в одних джинсах и носочках. Развалился на тебе, как на диване и поедает колядочки огурцов, которые нарезаны на блюдце, стоят на столе рядом с нами.
Сначала я сидел и говорил ему ошибки, какие допускает Джордж Лукас в фильме, когда снимает эпизоды в космосе. Рассказывал про гравитацию и внутреннее давление. Кажется, моему Львёнку это очень нравилось. Но потом мои знания в области астрономии иссякли, и мы смотрели этот дурдом вместе. Не люблю я такие фильмы, но детям нравится.
- Дай огурчик, - говорю.
Львёнок берёт одну колядочку, засовывает в рот, зажимает зубами и ко мне поворачивает голову. Я обхватываю кусочек ртом, получается смачный огуречный поцелуй.
- У тебя мягкие губы, - в который раз говорю я мальчику.
Тот молчит, только медленно огурчиком хрустит и на экран смотрит. Ножки свесил. В те дни у меня вертелась в голове мысля одна, устроить какой-нибудь красивый ужин вдвоём, только как это сделать, чтоб от мамки-то его отпросить. Ведь, я хоть и друг семьи, но если Львёнок отпросится ко мне до двух ночи, тут уже ничего не поможет. А вообще-то окна Львёнка тоже выходили на шоссе нас разлучающее. Иногда я стоял у окна и смотрел, как напротив в доме в известном только мне месте горит одно-единственное окошко на шестом этаже. А я смотрю на него со своего четвёртого, и знаю, что за ним прячется мой Львёнок. Потом свет гаснет. Сейчас он снимает с себя одежду и ложиться спать…
Иногда возникали дурные мысли, что я сейчас у себя раздеваю Львёнка, целую его в разные интересные места, он просит меня делать это интенсивнее… а в соседнем доме у окна стоит его мама с биноклем и за всем этим наБЛюдает. Интересная и смешная картинка. Но вот никак не мог выбросить её из головы.
- Чё улыбаешься? – тихо спрашивает Львёнок и на меня смотрит.
- Шутку вспомнил, - говорю.
- Какую?
- Да так, ты не поймёшь.
- Ну-ка говори, какую.
- Да не.
Львёнок обволакивает мой палец и говорит:
- Я те ща его оторву.
- Здоровья не хватит, - отвечаю я.
- Тогда откушу.
- Кусай.
Львёнок хватает мой палец, засовывает его наполовину в рот и несильно так кусает. Щекотно и приятно, как будто котёнок. Я улыбаюсь.
Кино кончилось, он отправился домой. В прихожей маська объявил, что завтра придёт за диском с одной игрой, и чтобы я приготовил всё, как нужно. Я тут же отчеканил, что усё будет! И когда за ним захлопнулась дверь, я тут же подбежал к окну и принялся ждать его, смотря на автобусную остановку. Вот и его маленькая фигурка в красном свитере и джинсах. Он оборачивается на ходу, подпрыгивает, улыбается и махает мне рукой так, что она у него чуть ли не отрывается.
Я улыбаюсь и махаю в ответ. Совершив такой своеобразный ритуал прощанья, который стал для нас уже просто необходимым, он направился к остановке, светофору и зебре.
Тут это произошло. Кто-то взял и просто остановил мою пластинку жизни…

11

Уже неделю я пишу этот рассказ и не могу его закончить, так как все эти воспоминания кидают меня в тот хмурый осенний вечер и хочется от них спрятаться и убежать, сесть и написать что-нибудь обычное и весёлое, наподобие «Дня Рождения». Но нет, сегодня я доживу до конца. И если дальше будет немного скомкано, прошу прощения у читателя.
Беда приходит не сразу. Есть страшное время перед бедой, когда ты понимаешь, что она свершится, но сделать ничего не можешь. Это самое поганое. Хорошо, когда это время маленькое – меньше, секунды, но когда оно длится днями – это мука. У меня оно длилось секунд пять. Но это были те самые секунд пять, которые не просто бьют твой замок по окошкам-бойницам, а ударяют критическим ударом сразу по фундаменту и валят на хрен всё твое понимание этого мира.
Конечно же, вы поняли, что произошло, но я хочу написать как именно это произошло. Потому что те пять секунд…
Частные ГАЗели выстроились у остановки как обычно вереницей. Зелёная – самая последняя выехала с ряда, обогнула его и, набирая скорость, рванулась вперёд. Трасса, кроме ГАЗелей, была совершенно пуста. Именно, видимо, на это и купился Львёнок, рванувшись на другой конец дороги. А вот и эти пять секунд. Сначала тревога, когда я увидел ещё мерно шагающую мальчишескую фигурку. Потом его рывок. А потом оставшиеся несколько секунд, когда ты разрываешься. Ты не можешь ему крикнуть, потому что пока ты откроешь форточку, всё произойдёт, ты не можешь выбежать за дверь и остановить его, потому что, пока ты это будешь делать, всё произойдёт, ты даже не можешь попытаться крикнуть с кухни, потому что он тебя не услышит. Единственный выход – это разбить окно и завопить. Но и тут ты потерпишь фиаско, так как на улице много шума, и тебя услышит кто угодно, кроме Львёнка, который уже задался целью перебежать дорогу. Поэтому тебе остаётся самое страшное! Стоять и СМОТРЕТЬ НЕ В СИЛАХ НИЧЕГО СДЕЛАТЬ!
Водитель затормозил реально только тогда, КОГДА ЛЬВЁНОК УЖЕ БИЛСЯ ПОД ЕГО МАШИНОЙ! Да-да. Здесь не было такого, что мальчик попадает под колёса, его отталкивает ГАЗель и тут же тормозит. Нет. Витя успел её заметить. Он даже затормозил, и машина наехала на его бедро. Он как-то странно кувырнулся на спину, а потом ГАЗель тормознула, где-то уже на уровне его груди. Кто-то завизжал, а я уже в одних тапочках мчался на улицу. Думать о происходящем я не мог.
Когда я швырял в стороны женщин и мужчин из толпы, зелёная ГАЗель уже стояла метрах в двух от мальчика. Водила трогал мальчика. Я присел с другого конца, и меня тут же поразило лицо Львёнка. Он как будто спал. Безмятежно и легко. Его тело приняло какое-то нереальное положение. Можно было сказать, что Львёнок лежал на спине. Но он ДЫШАЛ! Хвала богам! ОН ДЫШАЛ!!!!! ЕГО РЕСНИЦЫ ДРОЖАЛИ!!!!!
- Он сам вывернулся, - тут же принялся объяснять бледный водила лет тридцати с трёхдневной щетиной.
- Звони в скорую! – завопил я.
Он вскочил и вытащил сотик, а сам вдруг мне говорит:
- Голову не поднимайте, шея может…
- Да я знаю! Звони в скорую, мудак!
Водила тут же отошёл к кабине и принялся набирать номер скорой.
Что делать? Что делать? В голове носились несвязанные мысли. Рядом ворковали что-то люди, они мне мешали. Я хотел всех расстрелять и первым делом задушить водилу, который на заднем фоне где-то рассказывает о случившемуся диспетчеру.
Я смотрел на Львёнка. Его красный свитер. Такой поношенный и пахнущий моим любимым мальчиком. Он был испачкан. Испачканы и его русые, немного всё-таки светлые, волосы, стоящие крупным ёжиком и постоянно взлохмаченные, отчего Львёнок становился БоЛее обаятельным. Рука. БЛя, на ней отпечаток колеса. Я запечатлел это.
Наверное, было бы лучше, если бы до приезда скорой Львёнок так и лежал, но не судьба. Когда водила закончил говорить со скорой, он принялся курить, нервно вертясь на месте.
- Звони его матери! – прикрикнул я ему.
- А номер? – тут же спросил водила.
И тут Львёнок всхлипнул и затем кашлянул. Знаете, может, он меня увидел, а может и нет. Мне бы хотелось, чтобы бы было второе, но первое, что он сказал было:
- Юрчик! – из глаз тут же потекли слёзы. – Ай… Юр…
- Львёнок. Да, здесь я, - тут же я коснулся его лба, а сам быстро крикнул водиле номер телефона мальчика и снова вернулся к плачущему мальчику, который пытался подняться. Я первым делом пришпилил его к асфальту и сказал, что ему не надо вставать.
- Юр… больно… - стонал он.
- Сейчас приедет скорая, - говорил я. – Ты просто ушибся. Ты полежишь немного в больнице. Потом мы с тобой снова будем гонять.
- Меня машина сбила, - сказал он. – Зелёная.
- Да-да. Я знаю, - шептал я, нагибаясь к его уху.
- Где мама? - тут же вспомнил он.
- Она сейчас придёт. Я буду здесь.
Мальчик не отреагировал. Ушёл. Но я тут же встряхнул его так, чтобы не задеть ни позвоночник, ни шею. Можно сказать, просто повёл его плечами.
- Львёнок. Не спать. Львёнок. Я здесь.
- Юрчик, - опять застонал мальчик. – Мне больно…
- Знаю.
- Не уходи, ладно! Не уходи. Держи меня…
- Я держу. – Тогда я плакал первый раз. – Я держу и не отпущу тебя. Я люблю тебя, - это я уже шептал ему на ухо. – Я люБЛю! ЛЮБЛЮ! ТЫ мой Львёнок.
- И я… не уходи… больно…
И мальчик снова ушёл. Сколько не пытался я привести его в сознание – не получалось.
Потом прибежала Наташа. Увидев сына, она завизжала, сначала села перед ним, потом накинулась на водилу. В общем, до приезда скорой Львёнок так и не пришёл в себя…

12

Я думаю, что экзамен я выдержал более стойко, чем Наташа.
Львёнка сразу поместили в реанимацию. Я сидел там всегда. И днём и ночью. Возле моего стула, который я так и назвал «Мой стул», находился невысокий столик. На нём я спал, положив на поверхность голову, ночью. Коридор реанимации всегда БурЛит своей жизнью. Никто на меня не обращал внимания, зато я вздрагивал каждый раз, когда открывалась дверь реанимации. Но мне никто ничего не говорил, говорили кому-то другому.
Наташа была в больнице два дня. Потом сказала, чтобы я шёл домой и что ей надо съездить домой и уладить кое-какие дела по этому поводу, что через несколько часов она вернётся. Вернулась она лишь на следующий день и сразу же спросила, как у Львёнка дела. А я что могу сказать. Врач отмалчивается, говорит, что состояние нестаБиЛьное.
Наташа побыла в реанимации весь день, потом уехала улаживать дела с судом. Это было на четвёртый день, вечером которого врач вышел из реанимации и поискал глазами кого-то. Затем спросил у меня:
- Вы же здесь по поводу Вити Львова?
- Да, - я вскочил.
- Вы ему отец, брат, родственник?
- Нет. Я просто друг семьи.
- О, это хорошо. Думаю, вы лучше сможете сказать матери о потере сына. Витя умер семь минут назад.
«Семь». Да, он сказал «семь».
И знаете, я не мог почувствовать тогда реальность этих слов. Была какая-то пустота, а потом врач ушёл, а я направился к телефону. Я быстро дрожащей рукой набирал номер сотового Наташи, поглядывая на дверь реанимации. Я не успел объяснить и это даже плюс. Не умею я приносить плохие известия. Я сказал, что ей срочно нужно приехать в больницу. Она не поняла, зачем и спросила, как там Витя. Я знал, что ей нужно сказать, но тут из реанимации вывезли его.
Я швырнул трубку на рычаг и рванулся за каталкой.
Я провожал врачей до самого морга, а там попросил разрешения посмотреть на мальчика. Мне разрешили.
Я стоял у откинутой простыни и смотрел на бледное маленькое личико моего Львёнка. И я не слышал галдёжа работников морга. Я думал, что Львёнок будто бы спит…

13

- Так, - говорит Львёнок. Его глаза, как обычно, БЛестят. Значит, он что-то задумал. Это сто процентов! – Помнишь, ты проспорил мне одно желание?!
- Помню, - отвечаю я, перекрикивая гам детишек.
- Так. Вот такое моё желание! мы сейчас пойдём кататься на «Сюрпризе»! И ты тоже!
- ААААААА, - я делаю страшное лицо. – Я ж тебе говорил, что меня тошнит на этой чёртовой карусели!
Глаза мальчишки БЛестят уже каким-то неземным оттенком, он предельно счастлив. На нём классная бело-синяя футболка и новые белые джинсы, которые я ему купил. Только что мы съели по сладкой вате и по мороженому.
- А мы посмотрим.
- Тады давай вон сначала сфотаемся! – говорю я.
- Нет, - канючит Львёнок. – Давай сначала скатнёмся, а потом сфоткаемся.
- Ты хочешь, всю жизнь видеть меня на этой фотке позеленевшим с закатившимися глазами? – смешно хмурюсь я.
Львёнок закатывается своим диким радостным мальчишеским смехом.
- Да! Да! Да! – вопит он. – Юрчик - ЗОМБИ! Пошли фоткаться.
Бородатый хмурый дядька установил нас на фон ив. Я не любил никогда фотографироваться, и сейчас тоже был каким-то хмурым. Зато Львёнок, обнимающий мою руку, излучал веселье за обоих. Тогда этот мрачный бородач сказал:
- Я фотографирую, но вы, молодой человек, как на похоронах.
- Это потому, что меня сейчас на «Сюрпризе» будут пытать, - отвечаю я.
Львёнок опять хохочет.
- Мы его сейчас развеселим!
И тут он прыгает на мраморный бордюр, а потом сзади обвивает меня ручками за шею и прижимает к себе, а сам выглядывает из-за левого плеча и улыбается. Настолько его беззаботность развеселила меня, что я тоже засмеялся. Так нас фотограф и запечатлел.
Потом этот маленький гестаповец повёл меня к карусели, и я сказал, что мы встанем на диаметрально противоположных расстояниях. Он спросил: почему? Я ответил:
- А это, когда «Сюрприз» вертикально встанет, я сверху БЛевану, а ты внизу поймаешь.
Видели бы вы, что творилось от этой шутки с мальчиком. Ну, вы представляете.
Кстати, перелёт на «Сюрпризе» я перенёс нормально, а вот как раз Львёнку было не очень хорошо. Потом я повёз мальчика домой. Мы зашли в прохладный мрачный подъезд, и я тут же увлёк мальчика за лестничную клетку, а там обнял и прилип к его губам. Он только всхлипнул и закрыл глаза. У себя на боках я почувствовал нежные руки моего Львёнка.
- Тебе понравилось сегодня? – прошептал я.
- Да, Юрчик. Да. Очень.

14

Реальное осознание смерти Львёнка пришло дома. Я подумал о том, что больше не будут мои апартаменты наполняться его смехом, его запахом, больше не будем мы сидеть на кресле и смотреть «Звёздные войны», больше не будет он целовать меня на этом диване. И тогда пришла истерика. Истерика длилась очень долго, сопровождаемая завываниями, какими-то понятными только мне молитвами… а потом я уснул.

15

Я любил Львёнка больше всех, но не верьте мне, не верьте этим моим словам, потому что мы всегда так думаем про тех, кого безвозвратно теряем.
Я не буду описывать похороны Львёнка и его поминки. Наташа приходила ко мне потом, уже после похорон и поминок. Мы молча с ней пили чай на кухне. Она сказала лишь, что больше всего в жизни Львёнок люБиЛ меня. Да. Я знаю.
Я уволился со всех работ, кроме главной: фирмы, где я работаю. Там я взял отпуск на месяц. Думал – пройдёт. Не прошло. Я не пил, так как пить не умею, но выпивал. Я всегда сидел дома и думал о нём. Наверное, я пытался воспоминаниями воскресить его.
Я вышел на работу и стало немного лучше, но всё равно по этим жутким вечерам, я гладил его фотографию и думал о нём…

16

Март 2005.
Мальчика я заметил сразу, как только заметил свою дверь. Мальчишка лет двенадцати сидел на корточках перед дверью в синей курточке, без шапки, в кепке, с длинноватыми коричневыми волосами. Металлическая дверь подъезда была закрыта. Лицо мальчика показалось мне знакомым, как будто я раньше уже видел его здесь.
- Ты к кому здесь ходишь? – улыбнулся я.
- К Эрику, - ответил он.
Внезапно мне вспомнился Руся, которого я поймал также у двери подъезда своего друга.
- Вот это ничё себе! – восклицаю. – Эрику только девять лет. Тебе, разве, тоже?
- Нет, - серьёзно произносит мальчик. – Мне двенадцать.
- Круто вы с ним!
Я достаю ключ и открываю дверь. Мне кажется, что я разучился разговаривать с мальчиками после Львёнка. У меня даже не было какого-то стремления пригласить его куда-то, хотя мальчишка был до безумия красив.
- У него компьютер есть, - вдруг произнёс мальчишка.
- А, - я улыбнулся. – Так компьютер и у меня есть. Значит, ты приходишь просто играть.
Мальчишка молчал. Он был каким-то серьёзным и даже хмурым.
- Нет, - вдруг сказал он, подходя к лифту. – Эрик ещё прикольный пацан.
- А игры у него хорошие? – лукаво сверкнул я глазами.
- Лучшие, которые я видел у других, - тут же отозвался малыш с энтузиазмом.
- Гы. А у меня лучше. Потому что я ему даю эти игры. А я работаю в фирме, где продают эти игры пачками. У меня дома два стеллажа этих игр.
- Правда? – глазки мальчика заБЛестели. Мы вошли в лифт.
- Правда, - кивнул я. – А у тебя есть комп?
- Нет.
- А, теперь понятно.
- А ГТА Васити у вас есть? – спрашивает.
- Естественно, скажу даже маленький секрет.
- Какой?
- Вскоре обещают новую ГТА. И она, естественно, будет у меня.
- Ух ты! А вы Эрику дадите???
- Может, дам, - пожал плечами я. Конечно же, как только появилась через несколько месяцев ГТА Санандерс, она была уже у меня.
- А я у него поиграю, - ответил мальчик.
- Ну да. – Я вышел из лифта и принялся открывать дверь своей квартиры. Мальчишка вышел за мной.
- Эрик живёт двумя этажами выше, - улыбнулся я.
- Знаю, - закивал мальчишка. – Я сейчас пешком дойду. Вы скажите, у вас есть Хитман?
- И Хитман, и Мафия, и Халф Лайф, и многое другое.
- Ух ты! – воскликнул мальчишка и помчался наверх.
Я вошёл в мрачную прихожую и запер дверь. На душе было хорошо. Хорошо просто от того, что со мною пообщался мальчик. И наконец я испытал какое-то оБЛегчение после ухода Львёнка.
Я принялся готовить обед, но за этим занятием меня прервал звонок.
На пороге стоял тот самый мальчишка.
- Эрика нет дома, - грустно вздохнул он. – Если я вам мешаю, то… вы можете сказать, чтоб я ушёл.
Мальчишка был смущён. А я подумал, что жизнь написала одинаковый сценарий для всех нас и просто миксует его туда-сюда. А ещё я тогда подумал, почему мальчик так смело идёт на квартиру незнакомца? Тогда я ещё не знал положение его семьи, поэтому и задавался этим вопросом.
Дальше было легко. Я усадил его за компьютер, он оказался разговорчивым и даже нагловатым. Мне это нравилось, и ощущение рядом мальчишки, ощущение того, что моя комната опять наполняется этим прекрасным запахом, прекрасным голосом, заставило меня забыть об обеде.
Я пошёл к бару, оставив мальчика играющим в Хитмана. Там, возле бара, я взглянул на лицо другого мальчика, который умер меньше полгода назад. Эта фотография стоит у меня на шкафу в рамочке. Его весёлая улыбающаяся мордашка рядом со смеющейся моей, тогда в парке аттракционов на фоне плакучих ив.
Наливая вино, я думал, что если есть Бог и есть то, что все называют Раем, что мой Львёночек сейчас где-то там, смотрит сверху на меня, он БыЛ бы счастлив, увидев меня с новым любимым мальчиком, увидев меня счастливым. Ведь я же его не заБыЛ. Я всегда буду помнить его.
С БокаЛом вина я вернулся к себе в комнату и приземлился на диван. Я смотрел на красивого мальчика с мягкими волосами, в серой толстовке, который играет у меня на компьютере, и во мне проснулись те самые старые чувства.
- Как тебя зовут? – спросил я.
- Коля, - тут же ответил мальчик.
- Коля, - я отпил вина. – Замечательно. Я буду называть тебя Локки…

ПОСЛЕСЛОВИЕ АВТОРА

В рассказе описана история, произошедшая с моим знакомым мальчишкой, образ которого я здесь описал и которого назвал в рассказе Виктор Львов. Этот мальчик был просто моим хорошим другом, виделись мы редко, но он был настолько обаятельнвм, что трагедия, случившаяся с ним, сильно повлияла на меня. Думаю, мы, бойлаверы, всегда слишком чувствительны к любому мальчишескому горю, а уж смерть...

©Юрий БЛоk