Единственное украшенье — Ветка цветов мукугэ в волосах. Голый крестьянский мальчик. Мацуо Басё. XVI век
Литература
Живопись Скульптура
Фотография
главная
   
Для чтения в полноэкранном режиме необходимо разрешить JavaScript
WHEN I WAS A YOUNG BOY

ю н ы е   д е й с т в у ю щ и е   л и ц а:
Юрий – 7-12 лет;
Дима – 7-12 лет;
Миша – 12-17 лет.


Посвящается самому наглому
зайцу в мире. Юрка, тёзка,
это я тебе.

Стою я у окна на лестнице моего подъезда и слёзы по глазам текут. Не, ну надо же такому случиться, козёл какой. Увидел, что мне 12 лет, что худенький я и маленький и решил, что за себя постоять не смогу. Ну, сука, подожди, отомщу я тебе, ух отомщу, педрила ты трахнутый.
           Тем БоЛее, я знал, как его зовут. Это Макс с соседнего подъезда и лет ему сейчас то ли 16, то ли 17. Сидит на лавочке, возле моей девятиэтажки, а я со школы иду, с ранцем. Ну он в подъезд вместе со мной и заходит. А у нас на первом этаже под лестницей пролом был прямо в подвал. Вот он меня прямо там схватил, рукой рот зажал и шипит на ухо:
           - Сука! Если дёрнешься, я тебе этот нож в задницу засуну.
           Чувствую лезвие холодное на шее. Страшно стало, честно, думал, что он меня убить хочет, чуть не заплакал. А он меня к пролому повёл и в тёмный подвал, значит, заводит. Там в одной из комнат с заколоченным окном ставит на колени и рот отпускает.
           - Орать будешь, прирежу, - заявляет.
           Я на коленях перед ним стою, а у самого глаза БЛестят от слёз. Сам не знаю, что он со мной делать будет. А он, тем временем, ширинку расстегнул, достал свой шомпол стоячий наружу и говорит:
           - Соси, а если кусать будешь, я этот ножик тебе прямо в макушку засуну.
           Что? Сосать? Да запросто! А без ножа можно было?
           Ну я вперёд нагнулся и давай Максу насасывать как умел, а умел-то я это делать уже тогда неслабо. Он меня за уши схватил и давай натягивать, даже про нож забыл. Пару раз я давился, но это как-то меня и не пугало. Чую, он кончает. Ага. Полилось.
           - Глотай! Глотай давай, вафлёр!
           И не зачем мне объяснять, что с этим делать, да ещё и так грубо, я и так знаю, что с этим делать. Сглотнул я всё, а он меня от себя оттолкнул и штаны одел.
           - Если скажешь кому-нибудь об этом, я всем пацанам расскажу, что ты пидор, понял? А потом я тебя всё равно подкороулю, в лесопосадку отведу и там тебя прирежу, понял? Помнишь ту машину сгоревшую. Где семью убили и сожгли. Это я с пацанами сделал, понял меня. Тебя я также убью, усёк?
           Я покорно кивнул. И он меня отпустил.
           Я поехал к себе на шестой этаж, а всю дорогу обидно было до слёз, что я всё-таки заплакал. А на шестом этаже я звонить к себе не стал, чтоб мама не видела, поднялся на седьмой, встал у окна и плачу, а сам обдумываю план моей мести.
           Что меня во всём произошедшем настораживало и что мне не нравилось. В общем, не то, что меня заставили сосать, а именно то, что меня ЗАСТАВИЛИ! В свои двенадцать я уже был наученный сам пересосавший массу и тот, кому уже пересосали столько, что со счёта собьёшься.
           В семь лет я стал замечать, что если массировать у себя между ног, то твой членик твердеет, наливается и становится очень приятно. Тогда я игрался с ним неумело, ни разу не доводя себя до оргазма, да я даже головку не раскрывал, когда он у меня стоял. Наверное, боялся, что на меня небеса упадут. А потом вот так и заигрался в школе во время урока. То есть, я сначала в туалет отпросился, а потом там, пописал, и он у меня, ещё когда я не закончил, начал вставать. У меня даже капля потекла вниз, когда он встал. Я смотрел на свой вставший членик, а он влажным бутончиком смотрел на меня. Я тогда дверь на крючок не закрыл, а просто прикрыл, а сам в кабинке стою, нагнув голову, и свой писюлёк за кончик трогаю. Чувствую, что от каждого прикосновения тепло разливается. А я тогда в костюме в октябрятском. Тогда самый последний год был, когда все эти октябрята и пионеры держались. И вот я в таком тёмно синеньком костюмчике стою с расстёгнутой ширинкой и членик свой трогаю. И вдруг сверху так голос раздаётся:
           - Ты его ещё снизу потрогай.
           Я вздрогнул, чуть импотентом не стал. А это какой-то пацан сверху, лёг на барьер перегородки между кабинками и на меня смотрит. Чёрноволосый, кудрявый, красивый. Но это я сейчас говорю, что красивый, а тогда-то я вообще испугался не на шутку, чуть не расплакался. Думал, что теперь он всё всем расскажет, а учительница позвонит мне домой, а потом меня к директору поведут. В общем, нафантазировал я такое, что чуть себя до смерти не довёл. А мальчишка увидел, что я сейчас в обморок от страха упаду, вдруг тепло так говорит:
           - Да ты не бойся. Это хорошо. Подожди.
           Слышу: два прыжка, и он уже в моей кабинке. Дверь закрыл и меня обнял.
           - Это же хорошо, - шепчет мне на ухо, а его рука берётся за мой членик, который уже ослаб. Он выше меня на полторы головы был, и я вдруг сразу ему доверился. Часто я ещё тогда в первом классе думал о том, чтобы иметь друга, который будет знать об этом и который мне доверит посмотреть на его писюлёк. Но я боялся с кем-то говорить. А тут вдруг мальчик, старше меня, конечно, наверное, на много, но который меня понимает.
           Он раз так и начинает мой членик подрачивать. Тот у меня тут же колом. А он меня обнимает, я буквально утопаю в его объятьях. Такой большой и сильный, а ещё – тёплый, я даже перестал бояться.
           - Видишь, как хорошо, - шепчет мальчишка. – Тебя как зовут?
           - Юра, - ответил я заворожено, так как рука мальчишки вытворяла в моей промежности нечто суперклассное.
           - А я Мишка, - ответил он. – А тебе сколько лет?
           - Семь.
           - А мне – двенадцать. Нравится?
           - Угу, - замычал я, и он остановился. Я взмолился, чтоб он не останавливался.
           - Давай дружить, - сказал он.
           - Давай, - ответил я.
           - Пойдём сегодня домой вместе со школы, давай!?
           - Давай, - я забыл про свой член.
           - Встретимся в вестибюле после уроков. Тебя мама не встречает?
           - Нет.
           - Ну тогда давай!
           Ну а потом мы с ним встретились. Не хочу описывать подробно, как мы с ним шли домой, общались, скажу только, что этот худой кудрявый Мишка оказался классным товарищем. Мы с ним обо всём говорили, и мне нравилось, что он любил меня и не считал меня малышом. А я гордился тем, что у меня такой старший друг. В тот раз, самый первый, когда мы шли к нему домой, я пришёл к нему в гости. Он завлёк меня электронной игрой. Тогда такие только-только появлялись. Маленькие пластинки с двумя кнопками, как тетрис. Мне мама разрешала гулять сколько хочу, только чтоб уроки успевал сделать. И тогда, я почувствовал у него в гостях, что хочу в туалет, и я пошёл.
           Дверцу я закрывать не привык, поэтому Мишка зашёл ко мне, когда я писал. Прямо там я захихикал и у меня начал вставать. В моей голове крутились те воспоминания в туалете. Но я ещё не закончил. Струя лилась, а Мишка присел и, улыбаясь, снял с меня штаны. Я закончил писать, и у меня встал. Мишка начал его гладить пальцами, размазывая капельку моей мочи. По мне тут же прошла волна наслаждения. Тогда Мишка приказал мне сесть на пол, и я повиновался. На мраморе было немножко холодно. Он полностью снял с меня штаны, потом рубашку, оставив в одно майке. Потом улыбнулся, лёг на пол и принялся подрачивать. Мне стало очень хорошо.
           - Тебе нравится? – спросил он.
           Я отчаянно закивал головой. И тут Мишка потянул вниз и снял кожу с моей головки. Я вздрогнул и застонал скорее от испуга, чем от наслаждения, хотя и от наслаждения тоже.
           - Раздвинь немножко ножки, - попросил он.
           Я выполнил, и Мишка нагнулся и начал у меня сосать. Я даже опешил, когда почувствовал. Откуда тогда, в посткоммунистической стране Миша узнал об этом, я не знаю. Наверное, это в фантазии у всех мальчишек.
           Так я узнал, что такое оральный секс. Я никогда не забуду этого момента. Когда я буквально летал от наслаждения на полу туалета Мишки, стоная иногда. Он снял с меня майку, и начал вылизывать меня голенького. Я вспоминаю, как это было тогда и как это было потом, много раз. Когда я своими ручками зарывался в его тёмные вихры на затылке, а мои руки двигались в такт его головы. Когда я спускался и держал его за ушки – такие аккуратные и маленькие. От всего этого была невообразимая гамма наслаждения. Я начал стонать слишком тихо, и Миша испугался соседей снизу, и потом, когда вернулся к минету, вытянул одну руку и зажал мне рот. Я начал стонать носом, а его ладошку принялся полизывать, как щенок. Незабываемые ощущения, когда что-то мокрое и тёплое щекочет твою головку, делает незабываемый эротический массаж, а пах обдаёт волна горячего воздуха из носа Мишки… Когда я первый раз кончил, то вскрикнул и ударился в конвульсиях головой о кафельную стенку.
           Потом Мишка спросил, не хочу ли я сделать то же самое у него. Я ответил, что с удовольствием. Тогда он тоже разделся догола, и я вылавливал каждый момент, каждый изгиб его тела. Такой гладкий, бархатный, впадина пупочка, пики сосочков. И у меня тут же опять встал, стоило только мне подумать о том, что я буду сосать у него. А его членик, тоже пока безволосый, БыЛ БоЛьше моего в полтора раза. Миша освободил головку, и я нагнулся. Наверное, я уже в семь лет стал бойлавером, так как снова чуть не кончил от одного только запаха. И когда я ещё не приник губами к его божественному органу, я почувствовал на своей голове его руки. И тогда я, застонав, обхватил губами его головку. Я двигался вверх-вниз и, наверное, двигался бы вечность, смакуя этот стволик, похожий на большой палец, у себя во рту. Но потом Мишка, степенно застонав, кончил. И я даже не заметил маленькую солёную капельку у меня на языке, настолько я был увлечён этим занятием. Потом Мишка усадил меня перед собой, и я тогда ещё понял, что он будет моим самым лучшим другом.
           - Юрик, закрой глаза, - попросил он, и я выполнил. Тогда он сел, закинув за меня ноги, и принялся целовать меня в губы. Я старался всё делать страстно, потому что мой членик решил вообще лопнуть от возбуждения по средствам таких ласок, а потом я почувствовал, как что-то касается моего писюлька. Это был кончик членика Машки. Я застонал и принялся обнимать Мишку, целовать так страстно, что тот даже улыбнулся…
           В тот день я кончил ещё раз, потому что Мишка мне подрочил и научил дрочить меня. Матери у него дома не было, потому что она всегда работала до вечера, а больше, кроме мамы, у Мишки никого не было.
           Вот так и началась наша дружба. Я описал подробно эту встречу потому, что другие были такими же, чтобы вы знали это, и чтобы вы поняли, что мы втроём (сейчас объясню почему втроём) люБиЛи. Сколько было в наших жестах, в наших ласках. Мишка что только не придумывал. Он сосал мой членик, покусывал его, покусывал сосочки, что однажды оставил там засос, и я долго не показывался маме голеньким выше пояса, чтоб она не заметила. Он сосал у меня сидящего, лежащего, на корточках, однажды даже попробовал на голове. Мы лежали голыми друг на друге. Только анального секса мы не попробовали, но это всё-таки, наверное, сказалось наше коммунистическое детство. Я привык к вкусу спермы. Мне она очень нравилась.
           Осенью первого класса, я привлёк в наши игры соседского мальчишку Димку, который, вдобавок, был моим одноклассником. Мы любили друг друга втроём. Сначала минету его научил я. Потом привёл к Мишке. Так у нас и продолжалось, и продолжается до сих пор.
           Я просто хочу сказать, что это была любовь. В этом было много волшебного, романтичного и красивого. А тут, эта быдла схватила меня у подъезда, приставила нож к горлу и давай меня насиловать в рот. Неужто нельзя было просто попросить. Ну ничего, Максимчик, ничего, педрила ты говённый, ты у меня ещё попляшешь.
           В общем, рассказал я обо всём маме, и та просто заявила в милицию. Максима забрали. Я же знал, что его угрозы пусты.
           Потом я всё рассказал Мишке и Димке. Димка смеялся и восхищался, а Мишка нахмурился.
           - Ну ты чего? – спрашиваю я.
           - Да так, - хмурится.
           - Ну что?
           - Ну… я это… побоялся… вдруг ты и про меня вот так в милицию расскажешь. Тебе ж только двенадцать, а мне уже семнадцать, а я до сих пор с тобою…
           - Дурачок! – воскликнул я и улыбнулся, а потом сел к нему на колени и обвил руки вокруг шеи. – Ну и что, что тебе семнадцать. Я же на Макса заявил не потому, что ему семнадцать, а потому, что не здраво он поступил, а тебя я люБЛю, Мишенька. Очень люблю! И никому тебя в обиду не дам, никому о тебе не расскажу.
           А Миша просто обнял меня в ответ и БЛагодарно зарылся лицом в мои волосы. Вот такой вот случай был, когда я был молоденьким мальчиком.
           ПОСТСКРИПТУМ: Ах да, кстати, Макса б всё равно не посадили, так как вина не была бы доказана, ведь не было же никаких улик. И тогда, может, он и прирезал бы меня. Но я же передал всё, что он мне говорил. Потом вызвали его дружков, и кто-то раскололся. Оказывается – убитая семья в лесопосадке, сожжённая в машине – это и правда его рук дело. Его, и ещё трёх его товарищей. А тем самым автоматически докозалось и то, что он в подвале меня в рот сношал. В общем, загудел наш Максимка на зону надолго. Вот такой вот я мстительный.

©Юрий БЛоК

© COPYRIGHT 2008 ALL RIGHT RESERVED BL-LIT

 

 
   
   
   
   
   
   
   
   
   
   
   

 

гостевая
ссылки
обратная связь
блог