Свет. Ян никогда не видел света. Никто из его немногих знакомых не понимал, что значит не видеть света. А он не мог этого рассказать, ведь невозможно рассказать о том, что никогда не видел. Он был слеп всегда, родился без глаз и был обречен на вечную тьму. Тьму, о которой не мог рассказать. Стена непонимания окружала Яна так же плотно, как и тьма.
Ян любил гулять по своему маленькому городу один. Он выучил его улицы наизусть и не нуждался ни в поводыре или трости и носил ее только для того, чтобы люди видели, что он слеп, и давали ему пройти. Он любил отдыхать на скамейке в городском парке. Ему нравилось это место. Летом там не было слышно шум города – все перекрывал шелест листьев, пение птиц, голоса проходящих и отдыхающих в парке. Яну нравилось слушать – он больше ничего не умел, кроме как слушать и он это любил. Он слышал разговоры влюбленных – они были теплыми и, как он считал, светлыми. Деловые разговоры людей, отдыхающих после рабочей недели, Яну казались нейтральными с цветом от желтого до коричневого. Разговоры домохозяек он считал сиреневыми и синими. Но больше всего он любил хаос ярких, сумасшедших цветов, перемешивающихся в бешеном ритме – детский смех. Когда он его слышал, через него проходил разряд в тысячи вольт, его подбрасывало на скамейке, переворачивало душу. И он смеялся сам, смеялся как ребенок. Его считали умалишенным, но ему было все равно - ведь он не видел этих взглядов как не видел детей, которые смеются, но он радовался. Он приходил сюда каждый день и слушал.
Но однажды, весной что-то изменилось, что-то было не так, как раньше, как многие годы до этого. Ян так же сидел на скамейке, так же слушал, но что-то было не так, как всегда, что-то должно было произойти. И это произошло….
– Мужик, у тебя закурить не будет?
– Что?
– Ты что, тупой? Курить, говорю есть?
– Извини, я не тупой, а слепой. И я не курю и тебе не советую, молодой человек.
– Ой, пардон, я не заметил трость. Извини, я не хотел тебя обидеть.
– Ты меня не обидел. Я привык.
– А вы давно ослепли?
– Так, когда это мы перешли на “вы”? Сам начал на “ты”, теперь уже нельзя перескакивать – смешно выглядит. А ослеп я давно, еще до рождения.
– Кошмар, значит, вы … ты всегда был слепым?
– Да, всегда.
– Как это – никогда не видеть свет? Наверное ужасно?
– Хм… Ты не первый у меня это спрашиваешь. Не знаю, я же никогда его не видел. Кстати, мы с тобой так еще и не познакомились – это не прилично. Меня зовут Ян, а тебя?
Он протянул руку.
– Дем.
Ян сжал руку Дема. Ладошка была маленькой, совсем мальчишеской. По голосу не скажешь – подумал он.
– Извини за не тактичный вопрос, сколько тебе лет?
– Двенадцать, а что? Нравоучения сейчас читать будешь?
– Нет, не буду. Просто по голосу ты старше кажешься.
– Да я знаю, но мне действительно двенадцать. Я не стал бы тебе врать – зачем?
– Верю, верю. Не волнуйся ты так! Это, видимо из-за курева – бросай это дело, пока не поздно.
– И ты туда же! Брошу, не боись. Слушай, а пойдем погуляем, чего здесь сидеть – весь зад отсидишь, пошли давай!
– А куда? Я же слепой, забыл? Мне без разницы – сидеть или ходить – никакого смысла.
– Да, хреново. Ну, ничего, пошли – я буду рассказывать, а ты будешь слушать и получится, как будто ты все видишь.
– Хм, ну пошли, коли так.
Они пошли, ходили до темна. Дем рассказывал, а Ян слушал и “смотрел” своими новыми глазами - глазами Дема. Дем “показал” ему музей, центральную площадь, кинотеатр, художественную галерею – все, что сам знал в этом городке. Когда стемнело, Дем заметил, что ему пора домой. Они дошли до дома Яна.
– Знаешь, Дем, мне никогда еще не было так хорошо. Я еще не встречал такого человека, как ты. Спасибо, спасибо за все. Я не знаю, зачем ты столько для меня сделал, потратил на меня, слепого инвалида целый день….
Вдруг он почувствовал прикосновение к своим губам чего-то мягкого и теплого…
– Что это было?
– Я тебя поцеловал.
– В губы?
– Видимо да. – Засмеялся Дем.
– Зачем?
– Просто. Подумал, что тебе будет приятно. Что, не понравилось?
– Понравилось, кажется, даже не знаю, меня никто никогда не целовал.
– А я никогда никого не целовал…
И Дем поцеловал его еще раз, уже по настоящему – глубоко, до головокружения. Ян перестал что-либо понимать в происходящем, у него закружилась голова, земля ушла из-под ног. Вкус мальчишечьих губ, их мягкость, странная, неповторимая сладость. Весь мир перевернулся, все стало ничтожным, не нужным, существовали только Ян и Дем. Они были одни в этом мире. Наконец их губы разомкнулись. Ян отдышался, пришел немного в себя.
– Никогда не целовался с мальчиками. Это же не правильно?
– Ха! Ты ни с кем никогда не целовался! Сам же только что сказал. И чего в этом неправильного? Не все умеют играть на пианино, но никто же не осуждает тех, кто умеет - не говорит, что это не правильно?
– Но это же совсем другое? Это же … любовь?
– Ну вот ты сам и ответил, ведь любовь не бывает неправильной, разве не так?
– Вот, меня уже учит жизни двенадцатилетний мальчишка! Докатился! – Засмеялся Ян.
– Разве возраст – это признак ума? По-моему взрослых дураков ничуть не меньше, чем детей. Ну ладно, давай до завтра, придешь в парк?
– Конечно, мой юный любовник!
– Не подкалывай! Пока!
– Пока, до завтра!
– До завтра!
И они расстались… Расстались на всегда.
Ночью привыкшее к одиночеству сердце Яна не выдержало неожиданной большой любви к маленькому человечку и выпустило зрячую душу из слепого тела.
В то же время в другом доме, на другой улице проснулся двенадцатилетний мальчик. Он подошел к окну и посмотрел на мерцающий свет равнодушных звезд….

– Теперь ты видишь меня, Ян прощай! Я буду скучать по тебе! Самый зрячий человек на земле…

2002©xBs (BsDaemon)