Сборник во многом переломный. Во-первых, в нем нет ни одного стихотворения, написанного ранее 29 сентября 2002 года (когда Димка был рядом). Во-вторых, он весь (за исключением 2-х стихотворений) был написан уже в Питере. В третьих, возможно, он будет последним. У меня нет ни времени, ни желания поддерживать сайт. К тому же, у меня вновь появилось «мое солнышко», которое требует к себе уйму внимания, и я не собираюсь повторять прошлых ошибок.
Читайте и постарайтесь понять меня.
* * *
Смотри: простоволосый и босой,
не мудрствую я тебя любя.
Я - это все, что ты забрал с собой,
что от меня осталось у тебя.
И знай: пока земная наша плоть
живет, земным покорная законам,
я буду рядом, и босой, и голый,
но ты мне - господин, а не господь.
* * *
Как хорошо в пригоршни зачерпнуть
вернувшийся на землю первый снег.
Зима – великий белоснежный путь.
Широкий, долгий санный путь - к весне.
Иди. Ни в чем не знать тебе преград.
Всему свой срок. Не торопите срока.
Любимые уходят на закат, -
и, стало быть, встречать тебя - с востока.
* * *
Взгляд – как расстрел.
Милые очи!
Ах ты, пострел
мой непорочный.
Гений ночей,
ангел победы.
Только – ничей
после рассвета.
Не отрезвлю
лезвием в спину.
Сколько «люблю!»
в глазах-глубинах!
Шепот – как шелк.
Шелест (крылатый!)…
Мой – никогда – не – виноватый!
Нынче – расстрел.
Прямо смотрю
в очи твои –
в память свою.
* * *
Время года мое –
когда пробуют землю морозы,
ветры в вольном восторге
гуляют по тундре, трубя.
А в промерзших высотах
рождаются мудрые звезды.
... Приходи – я сегодня весь день
вспоминаю тебя.
Приближается ночь
черноокою ведьмой лукавой.
Что-то сделает с нами
поземка грядущей зимой?
... Позовет тебя – твой:
неизменный, святой, православный.
А меня по кусочкам растащит
языческий мой.
* * *
Есть жизнь,
в которой я дышу,
душа, в которой я брожу
безвыходно –
как в поезде,
без остановок мчащем.
Есть незабвенные глаза,
в которых прячется слеза
не пролитая обо мне,
поскольку – настоящая.
На свете все наоборот –
есть жизнь. Она во мне живет.
А остальное все – не в счет,
на самом деле.
* * *
За то, что звук
натянутой струны
был чист,
за то,
что ты извлек без фальши
стремительным движением руки
чудесный звук,
и - через сердце – дальше,
во все пределы
и за все черты
ушел от нас
небесной красоты
чистейший звук, -
тебе я говорю:
- благодарю.
* * *
Классных комнат объем –
вот пространство для мировоззренья.
Даже дети родятся в казенных родильных домах.
Кто-то станет на паперть,
кому-то судьба – на панели,
ну а все ж большинство
обретет себя
в очередях.
Стань и ты,
и простой от конца до начала,
уверяю, там жизнь
бьет ключом – страсти, братство, вражда…
Не горюй, если вдруг,
достоявши почти до финала,
роковое услышишь –
что кончилась нынче еда.
Наберись. Стань, как айсберг,
устойчив, коварен,
подтяни свой живот,
протолкайся в другую с хвоста.
Стой и жди. И судьба тебя чем-то одарит.
Стой везде. Стой за всем. Стой всегда.
* * *
Людей с трибуны поучали,
как жить.
Все празднично молчали.
Аплодисменты раздались.
И лишь Господь пожал плечами
* * *
Мой старый,
мой новый,
мой славный,
мой – словно
не мой!
Прости мне -
за слово,
за право больного
нарушенное –
на боль.
Прости мне, что видел –
спорил и лгал! –
лишь то, что увидеть смог.
Прости, что кипел –
и паром –
не выпить! –
горячим –
весь в небо ушел.
Я каплею стану,
я ливнем,
потоком,
потопом –
на кудри твои!
Я бурей,
цунами –
услышь меня только,
услышь меня только -
прости!
* * *
Мокрый парус горяч на пощечины!
Ветер свистнет в лицо на лету.
А поймать его – ох, как хочется,
раз написано так на роду.
Это были не снасти, а нервы -
на волне, на прозрачной мечте, -
рев – и песня. И пена. И первым
аплодировал парус тебе.
* * *
Мох да полумрак –
только б не упасть.
Ох, светла же масть!
(О корягу – хрясь).
А прозрачен как
сквозь листвы напасть
берендеев зрак.
Берендея власть!
Стеблем обовьюсь,
сдвинусь головой.
Не того боюсь,
что еще живой,
а того боюсь,
что – и сам не рад –
что дороги-то
нет тебе назад.
И сурово бровь
хмурит в облаках
твой пресветлый бог,
чей ты вечный раб.
Но ликует лес,
и - в который раз –
прячет от небес
нас.
* * *
Ну спасу нету! Всяк бы рад
прорваться к Богу. Все бы рады!
Но поперек висит плакат
с призывом делать все, как надо.
* * *
Ну, можно тапком запустить в луну,
гитару взять, подергать за струну,
налить и выпить чашку молока…
Дела стоят, часы идут. Века
Все – не в строку, и плуг – из борозды,
тропа пропала в кочки да кусты,
мой нервный конь дорвался до степей,
а я – в кустах, и в волосах – репей.
А в небесах, свирепа и сильна,
сияет разъяренная луна.
* * *
Оставь, не стоит беспокойства,
что жизнь исчезнет в никуда,
хоть каждый миг имеет свойство –
не повторяться никогда.
Но свойство есть одно у нас –
на свойства ихние плевать.
Здесь каждый миг имеет шанс
Навеки в памяти остаться,
и никогда не опускаться,
снежинкой в вечности порхать.
* * *
Пески
и пылили, и пели,
в барханах покоя
кувшины и глину,
богов и золу очагов,
и все сохранили.
И время прошло.
И другое,
и наше настало.
Обломок, как в чаше весов,
качнулся в ладони живой.
Черепушка из глины,
изящно расписанной
смуглой и умной рукой.
Здесь только пески,
а в обломке цветут апельсины.
И наша эпоха
качается в чаше другой,
как горстка песка…
* * *
Снова потянет, как боль,
жадно сосущая даль.
Это случилось с тобой?
- Да, но зеркальности – жаль.
Жди. Лучших времен – будет
ласточка, – крылья остры.
Жги
памятных крови племен –
жарко! – костры.
Нет тебе нынче сестры.
Кем-то клеймен,
конь твой до лучшей поры –
пленник попон.
Страшною волей вольна –
в вольны опять.
Власть – забывать имена,
чтоб не терять.
Волосы – травы – листва –
– ветви – снега.
Сносит их, вечно права,
вечно – река.
Власть – несказавшихся слов
славить покой.
Память прошедших оков
правит рукой.
* * *
Станет пеплом то, что было белым.
Только шорох крыльев и плаща.
Плод запретный – молодое тело
в ночь закинул дьявол, хохоча.
Ночь – в глазах,
и ночь – в кудрях,
и в ласках –
тоже ночь.
Дыхание пустынь.
Так пуста, беспомощна, напрасна
белизна простынь.
Этот пульс горячий
будет биться
в сердце
много вечеров, и утр,
и всей
ночи будет мало,
чтоб напиться
беспределом дьявольских очей.
* * *
Ты хочешь сон?
Спи.
И нимб твой угаснет.
Спим.
Только луна –
толстая сплетница
в створках окна:
- Спишь?
- С ним?
* * *
Чем жарче торг – тем больше куш в конце.
Смотри, какие тени на лице!
Но дело – не во мне и не во вкусе.
Торгуйся!
Что дашь взамен надкушенной судьбы?
А вместо клейких листиков мольбы?
А вместо этих потускневших бусин?
Торгуйся!
Что дам взамен оставленных надежд
и вороха изодранных одежд
в безгрешности, которой – не отпустят?
Торгуйся!
* * *
Жизнь перечерчена ветвями,
опавших листьев бахрома.
Мой дом, наполненный друзьями,
вокруг шум, гам и суета.
А я – как лист в водовороте,
как позабытый адресат –
мечусь и рвусь, забыв о броде.
И вроде жаль, и вроде рад.
Мне жаль забытых обещаний,
которых не забрать назад.
Я рад, что в море окончаний –
есть начинанья, как я рад!
2003©xBs (BsDaemon)
