ЧАСТЬ 1

Генка лежал на кровати, закинув свободную руку за голову, и скучающе смотрел в угол потолка. Там в углу, однако, происходило эпическое мероприятие: в паутине трепыхалась муха, а к ней размеренным шагом подбирался коварный паук. Шаг, пауза, следующий шаг, каждый раз разной лапкой из шести.
Генка зевал. Ему совершенно было пофиг на судьбу мухи, на планы паука и на прочность паутины.
Но больше ничего интересного в палате не происходило, и Генке надо было хоть за что-нибудь ухватиться глазом, чтобы не заснуть в пасмурный послеполуденный отрезок дня.

Наконец, муха сделала свой решающий дёрг, чудом оторвалась от паутины и улетела, оставив паука без обеда.
Генка так же безразлично отвёл взгляд от угла полотка и начал искать себе новый объект для внимания.

«Пожрать бы тоже. Когда уже принесут?»
Генка ждал, когда дойдет до середины обеденный час и ему принесут еду на подносе. Все пацаны из палаты убежали в столовую, а он остался тут один. Потому что не мог позволить себе такую простую вещь как встать с кровати.
Генка уже третий день лежал на «растяжке» с подвешенной перед его глазами сломанной рукой, в которой, у локтя, торчала металлическая конструкция со спицей внутри.

На прошлой неделе он как обычно вышел погулять во двор многоэтажного дома, залез на горку, собрался съехать вниз, но почему-то потерял равновесие и хряпнулся с горки на землю, вывихнув и сломав себе правую руку в локте.
Ничего не понял. В первые секунды после падения просто лежал на земле молча, а в теле пропали все ощущения. А потом в глазах всё потухло.

А когда очнулся, вокруг уже суетились чьи-то мамки, чьи-то дети постарше и помладше него. Дети постарше затем подхватили его – сначала резко, а потом, после Генкиного жалобного вскрика, чуть более аккуратно – и понесли домой. Хорошо хоть на лифте или по ступенькам нести не пришлось. Генка с самого раннего детства жил на первом этаже. Уже легче.

Потом были охи мамы и вздохи папы, потом машина, заднее сиденье, поездка в городскую больницу по разбитой дороге. Скорая не приехала, потому что ждать надо было где-то час, так сказали. Поэтому было решено добираться до больницы своим ходом.
«Вот она, ваша ебаная демократия», - плевался папа, сидя за рулём и стараясь аккуратно объезжать все ямы и кочки на выезде к основной дороге.

Потом медсестра наложит Генке гипс на вывихнутую и сломанную руку. Потом медсестру эту папа пообещает расстрелять при первом удобном случае. Потом Генку отправят болеть домой, и он не будет спать всю ночь из-за дикой боли и ужаса. Потом ему вызовут скорую, и в этот раз она приедет. И уколет ему обезболивающее. И всё, дальше сам - живи, как хочешь.
И вот сейчас он третий день лежит уже в областной больнице, совершенно один в палате отделения детской травматологии, и скучающе ждёт, когда ему наконец-то принесут пожрать.

«Даже книжки нет, чтоб башку занять хоть чем-нибудь», - размышлял Генка в досаде, - «хотя, как я ее листать и вообще держать буду, одной-то рукой?».

Еще минут через пять дверь в палату, как в сказке, тихонько заскрипела, и в «светлицу» вошла дежурная медсестра-практикантка, неся в руках «утку».
Генка легко догадался, для кого эта штука предназначалась. Из «лежачих» в палате был только один он. VIP-пациент, можно сказать.
«Тоже неплохо», - подумал он, следя глазами за приближающейся медсестрой и «уткой», - «но пожрать было б всё-таки важнее».

- Сейчас всё будет! – бодро сказала медсестра, считав с лица Генки все его голодные муки. – Подожди, Ген, еще минут 5-10, я сейчас управлюсь и принесу обед твой.

«Только руки помыть не забудьте», - ответил ей Генка мысленно. А так просто кивнул ей головой и криво улыбнулся.

Медсестру эту все здесь очень полюбили. По рассказам Генкиных соседей по палате, она пришла сюда на стажировку месяц назад. По тем же рассказам, была она дура дурой. Но добрая. В ее смену все вели себя как хотели, могли долго не ложиться по койкам после отбоя. А иногда она сама приходила вечером то к пацанам, то к девчонкам в соседнюю палату, и рассказывала им свои истории из жизни.
Все ее всегда внимательно слушали, раскрыв рты. А некоторые – еще и глядя на широкий бюст, выпирающий из-под ее халата, на котором, как некоторым казалось и хотелось, вскоре лопнут от натуги все пуговицы.
Медсестру звали Елена Тимофеевна. Но так как она стеснялась своего странного отчества, то просила называть ее просто Леной. Пацаны же за глаза называли ее еще проще - Ленкой.

Ленка направилась к Генке, встала у его койки с «уткой» в руках, и вопросительно повела глазами от лица Генки в сторону его тела ниже пояса.
Генка прошептал:
- Не надо.
И добавил:
- Спасибо.

Кивнув, Лена поставила «утку» под кровать и вышла из палаты. В коридоре, за дверью, сказала кому-то:
- Привет! Покушал уже? Быстро ты!

Следом дверь снова тихонько заскрипела, и в палату вошел один из пациентов-соседей.

ЧАСТЬ 2

Это был щуплый и низкорослый четвероклассник, почти сверстник Генки по имени Тоня. «Странная форма имени для мальчика, как будто девчачья, - подумал Генка, когда впервые услышал, как мальчика все окликали. - Почему бы не называть его Тоха или просто Антон, по нормальному?»
Вскоре, однако, Генка узнал, что мальчик предпочитал сам, чтобы его так звали, и представлялся всем при знакомстве именно как «Тоня».

Тоня зашел в палату, догрызая остатки яблока. Одной и той же рукой он исхитрялся держать и яблоко, и пакет, по-видимому, тяжёлый для его комплекции.
Вторая рука у Тони была загипсована от запястья по локоть, согнута и подвешена на бинтовой верёвке через шею.

- Генннннадий! Тебе твой корм уже дали? – со странной, но весёлой интонацией спросил он Генку.
- Еще нет, несут. Минут через 5-10 должны, - ответил Генка, все так же безразлично посмотрев на Тоню, хряпающего свое яблоко. – А что там сегодня было?
- Нууу, тебе не понравится. Суп гороховый, ты ж его не любишь вроде. Гыы, сёдня пердеть будем хором всей палатой!
- Блин… а ещё что?
- А больше ничего! Ахахаха, шутка! Пюрэха была еще с сосисами, аж 2 штуки сёдня ложили, как на праздник!
- Понятно. Ну, картошка еще ниче так.
- БАлованная ваша Галя, бАлованная! – процитировал Тоня анекдот и добавил, - А кто тебя кормить сёдня будет? Эта? А хочешь – я?
- Да, «эта». Нормальная девушка, чего ты?!
- Да пофиг мне, нормальная – ненормальная… дееевушка, что за слово дебильное? Девка тупая, да и всё!
- Чем тебе девки не угодили? – решил вдруг спросить Генка у Тони. Но потом осёкся, потому что догадался следом, какой от Тони, скорее всего, будет ответ.

Репутация у Тони была в этой палате, да и во всём отделении, непростая.
Тоня в целом был мальчик со странностями. Он был всё время гиперактивный: ёрзал, бегал и суетился без повода. Постоянно рассказывал всем какие-то нереальные байки, а шутки все у него были примитивные, на уровне детского сада.

Его ни разу никто не видел грустным или скучающим. Он не обижался ни на одно обзывание или ругательство в его адрес. Складывалось впечатление, что ему вообще было на всё пофиг, кто и что о нём думает или говорит.
При этом сам он никогда не огрызался на обидки, и будто бы старался никого не обидеть или зацепить своей глупой болтовнёй. Но касалось это только мальчишек в его палате. «Девок» из соседней палаты он люто хейтил.

Вот и сейчас в ответ на неосторожный Генкин вопрос из уст Тони полилась очередная порция презрения и хейта:
- А что в них такого интересного? Тупые и всё, только про свою косметику думают, мажутся своим разноцветным гуталином. Нам вот мазаться ничем не надо. И ни про что другое думать не умеют. И сиськами своими меряются, Ленку мечтают догнать по размерам. Нашли чем гордиться!

Тоня фыркнул после последней фразы и поднёс два пальца ко рту в жесте, типа проблеваться. И звук такой издал: «Буээ».

Чтобы чем-то себя занять до приноса ему обеда, Генка решил позадавать Тоне пару наводящих вопросов. Заодно и пацанчика этого поближе узнать. Хотя Генке на него, в общем-то, глубоко фиолетово и наплевать. Навряд ли Тоня что-то интересное расскажет, а еще и сочинит что-нибудь на ходу. Но какая разница? Генке ему с ним, как говорится, будущих детей не крестить. Да и общаться они, скорее всего, дальше не будут, когда Генку наконец отсюда когда-нибудь выпишут.

- Тонь, а чё ты злой такой? Не пофиг те на них и на ихние сиськи с косметикой?
- Геннадий! – тут же возразил ему Тоня с такой интонацией типа «дурачком не прикидывайся!». – Мне батя всегда говорит, что все беды от баб. А батя у меня хуйни не скажет!
- Ладно, ок, - продолжил допытываться Генка, - так значит, ты и семью себе не захочешь, когда вырастешь?
- А зачем? Лишний гемор себе устраивать? Спасибо, у меня и так семейка Адамс уже есть. Мать алкашка и брат-долбоёбушка.
- Ну, не ругайся ты, полегче, Тонь, - оглянулся по сторонам Генка, чтобы точно убедиться, что они в палате одни. Лишние маты в речи Генка не любил и не уважал.
- Да похуй мне, дядя Гена! Шо ты взрослого с себя строишь, мы ж свои! Я думал, мы друзья, а ты как батя со мной щас, морали читаешь.

Показалось, что Тоня даже обиделся. Впервые на памяти Генки. И Генка от неожиданности ляпнул:
- Ну извини, Тонь. Всё норм, проехали. Ок?
- Ок. Но будешь мне должен, значит!
- Ого! – Генка аж приподнялся на своей кровати.
- Ага! – передразнил его Тоня, и шёпотом добавил: - Сосать у меня будешь, в наказание!
И залился хитрым смехом, как колокольчик зазвенел.

- Эээй, Тоня! Ну совсем уже дурак что ли, а?
- А что? Мне вот норм, я сам у пацанов здесь сосу иногда, или просто подрочить мне дают. Хочешь, тебе подрочу тоже?

Тоня расплылся в еще более хитрой улыбке и, воспользовавшись ограниченными возможностями Генки в движении, нагло потянулся рукой к нему под одеяло.

- Фу, да уйди ты, дурак! Совсем с ума сошел, успокойся! - Генка заорал и начал бить свободной рукой по одеялу, куда полез Тоня.

Дверь тихонько заскрипела.

Тоня мгновенно одёрнул руку и состроил лицом покерфейс, как ни в чем не бывало.
Раскрасневшийся Генка тоже одернул руку, перестав лупить по одеялу, и бросил испуганный взгляд на дверь.

В палату зашла медсестра, сосредоточенно глядя на поднос в своих руках, чтобы с него от какого-нибудь неловкого движения ничего не слетело. Что происходило в палате между мальчиками в эти секунды, она заметить не успела.

- Гена, вот я тебе и обед твой дотащила, наконец! Запарилась я с вами, ничего не успеваю.
- Спасибо большое, Лен! – на все еще сбитом дыхании промямлил Генка, наблюдая, как медсестра ставит дрожащий поднос ему на тумбочку.
- Ага, на здоровье! Слушай, а давай пусть тебе Тоник поможет? Мне еще к девочкам надо, у них там кто-то что-то сломал опять. Ладно?

Генка и Тоня переглянулись. Тоня через силу сдерживал расползающуюся по его лицу коварную улыбку:
- Конечно, помогу! Как тут другу не помочь?
- Ну и отлично, я тогда пошла. Приятного аппетита!

Медсестра повернулась к Генке. Тот быстро спрятал под одеялом кулак, которым секунду назад грозил Тоне.

- Если что – позовёшь; или Тоника попросишь, - сказала практикантка и ушла, со скрипом закрыв дверь.

До конца обеденного перерыва, а значит и момента, когда в палату все вернутся, оставалось еще 25 минут.

 

ЧАСТЬ 3

- Не надо, я сам, - Генка огрызнулся, когда Тоня, усевшись на стуле поудобнее, зачерпнул с тарелки и собрался подносить ложку к его лицу.
- Ты мне должен! Если дрочку не хочешь, то давай я хоть со жрачкой тебе помогу. Так и расплатишься мне за обидки, понял?

Генка начинал успокаиваться. Он понимал, что без посторонней помощи ему нормально не поесть. В прошлый раз он попробовал самостоятельно, но первая же ложка на пути ко рту беспощадно расплескалась своим содержимым ему на постель.

Организм у Генки все еще был ослабленным. Почти без движения уже три дня. Повернуться можно только на один бок, да и приподняться на локте – тоже через силу. От медикаментов у него периодически кружилась голова, а еще бегали мурашки перед глазами.
Как бы Генка ни старался, управиться даже с туалетом он без постороннего вмешательства не мог.

Деваться было некуда. Врачи пророчили ему как минимум две недели коечного режима. А потом, после снятия с него всей этой жуткой металлический конструкции, ему, как обещали, еще и заново учиться ходить предстоит. Потому что от долгого бездействия при лежании мышцы на ногах атрофируются.

Шумно выдохнув в расстроенных чувствах, Генка всё же позволил Тоне помочь ему с обеденными процедурами.

Тоня, на удивление, выкобениваться перестал. Наоборот, весь ритуал кормления самоназванного своего друга Тоня соблюдал со всем спокойствием и осторожностью.
Он аккуратно черпал, обдувал горячее, и медленно подносил ложку ко рту Генки, следя внимательно глазами, чтобы не пролилось. И даже один раз бережно вытер большим пальцем капельку с уголка Генкиных губ.

С толчёной картошкой и сосисками было уже проще. И все равно Тоня старался изо всех сил угодить своему новому другу в каждом своем движении.
Генка это конечно же заметил. Удивился поначалу такой разительной смене настроения и отношения со стороны этого неказистого и одновременно проворного мальчишки.
И в благодарность поделился Частью обеда, оставив вторую сосиску ему.

Тоня даже учтиво сказал «спасибо»! Но долго такая учтивость продолжаться не могла, и в следующий же момент Тоня снова продемонстрировал Генке всю свою наглую сущность: взял подаренную сосиску, засунул ее в рот и начал двигать ею вперед-назад, причмокивать и облизывать ее кончик губами. Улыбаться и картинно строить Генке глазки.

- Тоня, ну хорош уже! Ну чё ты такой озабоченный?
- А тебе чего, не нравится? Какие мы нежные-белоснежные!
- Да ну, ты просто достал меня своими приколами. И байками своими выдуманными, озабоченными тоже.
- Не выдуманными! – Тоня снова чуть не обиделся, что друг ему не верит. Почему-то сейчас ему это было важно. – Я доказать могу! Или Ваньку спроси, когда вернётся. Он мне сам и предложил. Тебя тут еще не было.
- Стой, это какой Ванька? Что возле окна лежит? Или тот второй?
- Возле окна, старший. Я ему четыре раза сосал уже, и один раз при всех после отбоя.

Генке снова показалось, что Тоня рассказывает свою очередную байку с какой-то даже гордостью. Как будто тут реально было чем похвастаться.
Генка так не считал, ему это всё казалось каким-то позором.

При этом всём сам Генка может быть и не расценивал такие истории Тони как что-то необычное. Дикое и нелицеприятное – да. Но ничего особо необычного в этой тяге у Тони Генка не видел.

 

ЧАСТЬ 4

У Генки был один друг детства, еще со времён садика, которого звали редким для их местности именем Семён. Генка называл его по-доброму, Семечка.
С Семечкой Генка дружил честно и искренне, и сам в обиду не давал, и от других пацанов защищал, если надо было. А приходилось это делать ему нередко.

Семечка был от природы болезным, вечно ходил с синяками под глазами. У него был врожденный порок сердца, поэтому обращаться с ним надо было очень осторожно, и даже порой поддерживать его за руку при прогулках.

Однажды увидев, как два мальчика идут по лесопарку, держась за руки, какие-то незнакомые ребята обозвали их педиками. Генка может быть и не обратил бы на это внимания, но, краем глаза посмотрев на Семечку, он увидел тогда, что у того задрожали губы.

- Сем, что такое?
- Они обзываются, а я не виноват. Ты ж мне помогаешь просто.
- Так, присядь пока на лавку, я пойду разберусь.
- Не надо! – Семечка резко вскрикнул и сжал Генкину ладонь еще крепче, как смог. Те незнакомые пацаны даже обернулись. И заржали как кони.
Заметив это, Генка еще пуще убедился в необходимости пойти к пацанам и всё им объяснить. Так, как он сможет. И как получится.

Генка посадил Семёна на лавку, положил ему на колени рюкзак, будто придавив его, чтоб тот точно не встал от его тяжести. А сам решительно двинулся в сторону ржущих коней.

Семечка сидел и большими испуганными глазами наблюдал за перепалкой вдалеке.
Слов он не слышал, а только видел, как Генка машет рукой в его сторону, попутно объясняя что-то пацанам, весь на эмоциях.

На удивление, пацаны ржать понемногу перестали, а в конце разговора один из них даже похлопал Генку по плечу. Потом повернулся в сторону Семечки и, подняв руку, чтобы было видно издалека, показал ему большой палец вверх.

Генка вернулся, не стал ничего рассказывать, и на немой вопрос Семёна ответил:
- Всё нормально.
- Чё ты им такого высказал, что они тебя бить не стали?
- Какая разница? Не стали – и всё. Пойдём домой потихоньку.

И они пошли, и Генка всё так же держал Семечку под руку.

Уже в подъезде дома, возле Семкиной квартиры на четвертом этаже пятиэтажки без лифта, Генка его руку отпустил, и собирался уже убегать по ступенькам вниз. Но Семечка его окликнул.
Генка вернулся обратно.
- Что, Сем? Забыл что-то?
- Нет, просто подойди.

Генка подошёл, встал в полуобороте. А Семечка кинулся ему на шею и тихо захлюпал носом.
- Воу-воу, Семечка, полегче! Ты чего?
- Ничего. Спасибо, Генчик, - прошелестел он Генке на ухо.
И прижался к нему сильнее, а хлюпать носом перестал.

Именно тогда Генке в первый раз показалось, что Семечкины чувства к нему стали больше, чем просто дружескими.
Генке показалось, что у Семечки внизу что-то слегка затвердело и прижалось к его, Генкиной, ноге.

Генка не стал отскакивать, хоть и удивился, и может быть чутка испугался Семкиной реакции. И ничего ему говорить не стал. А просто решил, что раз оно так – то пусть так всё и будет.

 

ЧАСТЬ 5

Сейчас же Генка пытался поудобнее разместиться на койке в почти пустой палате детской травматологии и размышлял о том, что ему заливает сейчас в уши незнакомый странный парнишка, решивший вдруг с куста, что Генка ему теперь чуть ли не лучший друг.

«Так, ну допустим», - рассуждал Генка про себя в то время, пока Тоня, красочно жестикулируя, описывал ему весь процесс отсасывания у Ваньки в деталях. «Допустим, что Тоня тут стал для всех больничной проституткой. С кем не бывает, конечно! Но странно это всё. И что мне с ним теперь делать? Дружить как-то западло. Смеяться будут, обзываться наверняка тоже. Так-то пофиг. Но вдруг медсестре кто-то расскажет, а та заведующему, а тот главврачихе. А та – родителям. И моим, и Тонькиным.
Пацан-то вроде, если присмотреться, неплохой. Только житухой помотанный. Попробовать перевоспитать его, что ли? Вырвать его, как муху из паутины, чтобы спасти. А зачем оно мне? Жалко? Ну, жалко, реально. Только вот горбатого лишь могила исправит».

-… и прямо в рот! Прикинь! Я выплюнуть хотел, а он мне рот затыкает и говорит: «Глотай, а то всем расскажу». Ну я и заглотил. Ничё так, солёная какая-то. Вот! Теперь поверил??
- Тоник, - Генка решил, что лучше называть его по-другому, вспомнив, как мальчика назвала медсестра, - я тебе конечно верю, только это всё какой-то лютый трэш ты мне щас рассказываешь.
- А чё?
- А ничё. Не, я всё понимаю…
- Правда?
- Помолчи. Я может быть это всё понимаю, но! Тебе не кажется, что тут что-то не так?
- Что не так?
- Думай. Соображай, ну…
- Ммм… Непонятно.
- Да что тебе, блин, непонятно! – воскликнул Генка, затем резко перешёл на шёпот. – Ты брал в рот у пацана при всех, все это видели, смотрели, ржали, наверное. Тебе как, нормально?

Тоня сидел на соседней кровати и усиленно соображал, морща лоб, почему всё только что описанное казалось его другу ненормальным.
- Ген, я не понял нихуя. Ты можешь попроще что-нибудь спросить?

Генка, еще больше офигевая от этой ситуации, всё же попробовал переформулировать свой ключевой вопрос, зайдя издалека:
- Тоник… Ладно я тебя так буду звать, кстати?
- Хоть горшком назови, только дай пососать! – Тоня подумал, что удачно пошутил. Сам засмеялся от собственной шутки.

«Да уж, странностей у этого пацана выше крыши», - еще раз убедился Генка. И продолжил:
- Тоник, а ты раньше тоже кому-то еще… эмм… ну, сосал? Фу!
- Между прочим, это называется «миньет»!
- Да пофиг. Ну, так что?
- Ну да. Брательнику своему, долбозавру конченому.

Картина начала проясняться. Вот оно что. Пацана совратил его старший брат, да еще так надурил, что Тоник этот свой скилл и хвастовство теперь как само собой разумеющееся воспринимает.
Генка решил копнуть еще глубже. Глянул на часы на тумбочке – до конца обеда еще оставалось 10 минут.

- Ок, я понял. А он как это тебе объяснял? Что это нормально, что все так делают, что это какая-то крутая штука? Или как?
- Бля, Геннадий, ты такие странные вопросы задаешь, я прям в шоке с тебя!
- Не, ну попробуй объяснить, я может быть тупой, - Генка решил поддразнить Тоника, чтобы тот своим длинным языком всё ему выложил без ограничений.
- Ладно, слушай тогда. Только чур не ржать!
- Ага, и никому не рассказывать…
- Не, на это мне рил пох. Короче…

Дверь в палату раскрылась нараспашку, не успев даже скрипнуть.
Сквозь нее начали по одному, потом по двое и по трое, периодически борясь и матюкаясь, заваливаться накормленные «сокамерники».

Прервавшись на полуслове, Тоня встал с соседней кровати, подошёл к Генке, нагнулся над его ухом и прошептал:
- Ладно, за ужином расскажу. Когда кормить тебя буду.
Отходя от кровати, не оглядываясь, провёл пальцами по одеялу, от груди до живота Генки, и сделал мягкий щелбан по бугорку чуть ниже.

 

ЧАСТЬ 6

Под вечер, как обычно, Генка созвонился с родителями. Мама рассказывала, какая у них сейчас хорошая погода, лето в самом разгаре, они бы даже съездили на речку, но без Генки ехать не хотели. Будут ждать, когда Генку выпишут.

Генка ответил, что ради бога, чего ждать, пусть едут, заодно развеются и будут меньше думать о неприятностях. И с легкой завистью сказал, что у них тут, в областном центре, пасмурно и походу собирается дождь.
Вроде бы расстояние не такое большое между ним и родителями, а такая разная погода. Это он с мамой тоже обсудил.

Под конец разговора мама на полуслове замолчала, а потом сказала осторожно:
- Кстати, твоего Семёна снова в больницу положили. Вчера ему опять плохо стало, сознание потерял. Ох, бедные Серёжка с Танькой, всю жизнь с ним мучаются. Не приведи господь!
- Мам, погоди! С ним всё нормально? Как обычно, или что-то похуже?
- Я не знаю, сыночка. Тётя Таня только это и сказала. А, да, между прочим! Его тоже в областную больницу повезли, вроде даже в одном корпусе с тобой лежит.
- Маам, ну чего ты мне сразу не сказала-то?
- Да не хотела тебя расстраивать.

После разговора с мамой Генка больше ни о чём другом думать не мог. Его друг детства, родной Семечка, сейчас лежит и мучается где-то здесь совсем рядом с ним. А он даже сходить и проведать его не может. Чёртова «растяжка» и вся эта металлическая конструкция! Ну почему именно сейчас ему так не повезло грохнуться с горки, да так неудачно, что теперь он как минимум ещё на 2 недели будет прикован к постели?

Генка снова взял телефон, поклацал по менюшке и нажал кнопку вызова. В ответ в трубке прозвучала стандартная запись робота, что вызываемый абонент находится вне сети.

Пролетающий мимо Тоня, убегая от другого мальчика в игре в догонялки, споткнулся и упал прямо возле Генкиной кровати. Почти у самого пола успел схватиться за стойку кровати, поэтому ушибся не сильно. Но все равно на его лице скривилась гримаса в готовности заплакать.
Однако Тоня такую позорную для настоящего пацика вещь делать передумал, собрался весь, приподнялся, держась за Генкину кровать, и перевесился через неё половиной тела, чуть не уткнувшись носом Генке в ноги.

Генка отвлёкся от своих досадных мыслей, приподнялся на кровати, посмотрел на незваного инвейдора в его личное пространство.

- Ген, а как ты ногти на ногах стричь собираешься?
- Что?
- Говорю, ногти отросли у тебя, хоть наждачкой их стачивай!

Генка убрал голые ступни под одеяло, откинул голову на подушку обратно и закрыл глаза.
«Ещё его мне тут не хватало, зажужжит теперь всего, как назойливая муха».

- Ген, ты чего смурной такой? Суп гороховый не понравился что ли? Может, тебя распучило? Так ты не стесняйся, тут все свои!
- Тонь, отстань уже, а! Не до тебя сейчас.
- Ой, а что у нас случилось-приключилось? – не унимался Тоня, скрипя и раскачиваясь на спинке кровати.
- Да ничего, - Генка повернулся набок и закрылся с головой под одеялом.

Тоня качаться перестал, слез, подошёл к самому началу Генки с головы. Сел на табуретку.
- Рассказывай!
- Уйди!
- Я не отстану. Кто тебя обидел? Я ему пизды дам.
Генка высунул голову из-под одеяла:
- Не матюкайся.
- Ладно, дядя Гена. Так что? Колись, давай!

Генка понял, что от наглого Тони он просто так не отвяжется. Но рассказывать ему ничего не хотелось.
И тут Генку осенило!

- Слушай, Тоник, а ты давно тут вообще лежишь?
- Две недели почти.
- А ты знаешь, где тут отделение кардиологии?
- Прямо над нами, на третьем этаже. А что?

Генка оживился, приподнялся на кровати и повернулся к Тоне:
- Слушай, можно тебя попросить кое-что? Я тебе по гроб жизни буду обязан!
- Хех, тогда дорого заплатить придётся! Я с тебя все соки высосу, потом год еще восстанавливаться будешь! О, и приедешь, значит, снова сюда! А я тебя тут ждать буду!

Генка поморщил лоб и отмахнулся от гадких фантазий Тоника. Как же ему влом было всё это слушать! Но надо потерпеть, потому что Тоник ему реально может помочь.

- Тонь, у меня тут вчера или сегодня друга положили лечиться. А я, ты видишь сам, сходить к нему не могу. Может, ты сбегаешь? Передашь ему привет от меня.

Тоня сразу посерьёзнел от такой ответственной просьбы со стороны нового друга. Как тут не помочь?
Тем более что Генка к нему по-доброму относится, не обзывается, и не особо сильно прогоняет.

- Ладно, уговорил. Схожу к твоему другу. Бесплатно!
- Спасибо, Тоник! Ты настоящий… - Генка запнулся, сам не ожидая, что вот такое скажет.
- Кто?
- Друг… Только не болтай никому, лады?
- Обижаешь! Я вообще могила! Будто ты сам не в курсах?

Последняя фраза Тони прозвучала для Генки иронично.

 

ЧАСТЬ 7

Примерно за полчаса до ужина Тоня сбегал на третий этаж, чтобы передать весточку другу своего друга.
Всё сделал по плану, разработанному ими вместе: захватил с собой бахилы, зашёл в отделение кардиологии, направился к комнате дежурной медсестры. Вежливо поздоровался. Попросился «проведать друга», заодно спросив, в какой палате такой-то лежит. И предусмотрительно передал медсестре выдуманный привет от Елены Тимофеевны. Медсестра, услышав про привет, загадочно изменилась в лице, опустив взгляд и усмехнувшись сама себе, и разрешила Тоне зайти во вторую палату.
«Всё-таки бабы такие тупые! Так легко их надурить!», - снова убедился в своей правоте Тоня, выбегая из комнаты дежурной.

- Ну, и как он там? – нетерпеливо перебирал пальцами по одеялу Генка, ожидая от Тони подробного рассказа.
- Да нормально вроде. Бледный только, как поганка. И под глазами синее всё. А так ничо, симпатичный.
- Ну, он хоть с кровати вставать может?
- Я хз, не спросил, если честно. У него рядом капельница стояла, трубки эти всякие, жуть! Я спрошу, когда потом снова пойду.

Генка чуть удивился готовности Тоника проведать Семечку ещё раз. Как само собой разумеющееся.

- Ну, если тебе не влом будет, завтра сходишь тогда? И спросишь еще, почему телефон у него выключен. Я пробовал дозвониться, а там «абонент не может».
- Ладно. Он кстати про тебя много расспрашивал, как ты тут корячишься. Он за тебя тоже переживает, ещё как! Аж щёки красные у него стали. Я заметил, когда про тебя рассказывал.

Генка, слушая это, тоже раскраснелся.

- Любишь его, да?
- В смысле? – Генка отвлёкся от своих раздумий о Семечке.
- Да чё, я не вижу что ли? – засмеялся Тоня, – я такое легко прохавать умею. У меня радар есть, моментально срабатывает. И уши, видишь – как локаторы!
Тоня потрепал пальцами свои торчащие в стороны уши.

- Тоня, не гони, какой радар? Мы давно дружим просто, с садика.
- Да я понял, конечно! Ну, не знаю, не знаю. Он-то точно в тебя влюблённый. По уши! – снова засмеялся Тоня, быстро протянул руку и цепанул Генку за ухо.

Генка отмахнулся по инерции, метко схватив Тоню за пальцы. Сжал их. Через секунду перевёл пальцы в кривоватое рукопожатие:
- Я это… Спасибо еще раз, Тоник, - сказал он серьёзно, - за мною долг. Но не такой, как ты думаешь! Про это даже и думать забудь, понял?
- Ну, это мы ещё посмотрим! Ладно, я побёг, а то на ужин опоздаю.

Тоник выдернул свою руку из влажной руки Генки, вытер о футболку. И убежал в столовую.

* * *

Генкин ужин Лена принесла в этот раз пораньше, минут через 15. Спросила, помочь ли ему покормиться.
Генка долго не думал, отказался.
- Не, Лен, мне Тоник сказал, что поможет.
- Ой, ну хорошо. А то я и правда забегалась сегодня. – Лена обрадовалась, что у неё теперь будет побольше времени потрещать с подруженькой с верхнего этажа. Но планы свои Генке, понятно, не озвучила.

Ещё через пять минут в палату залетел Тоня. Подбежал, гудя как самолёт и расставив руки, к Генкиной кровати и продекламировал:
- Командир, посадку разрешаете? Ну, не тормози, давай быстрей уже!
- А? Да, разрешаю. Чёрт те что, Тонь!

Тоня плюхнулся на табуретку:
- Какой ты скучный, Геннадий! Приколы не понимаешь совсем. Эт ж весело!
- Наверное. Ты чего так быстро-то? Нормально не поел небось?
- То уже мои проблемы, хай тя не колышат. Поел – не поел. Мне тебя кормить гораздо интересней. Так, открывай ротешник!

Тоня принялся нанизывать ужин на вилку, и подносить ее ко рту Генки, издавая звуки то ли летящего самолёта, то ли падающей ракеты. Иногда вилка пролетала мимо – это Тоня так дурачился. Вымазал Генке обе щёки. Но следом всё вытер пальцем.

- Тонь, я в следующий раз позову Лену обратно. У ней ума побольше, таких приколов не будет.
- Как у бабы может быть ума больше? Это ж… как его… парадокс! Теорема… Пифагора, вот!
- Ты какой-то бабофоб, Тоня. Откуда в тебе это?.. Ты кстати рассказать обещал.

Тоня моментально успокоился, задумался с зависшей в руке вилкой:
- Да, точно. Ну, тогда слушай…

 

ЧАСТЬ 8

Тоня сбивчиво, перепрыгивая с мысли на мысль, отвлекаясь и матюкаясь, рассказывал Генке краткую историю своей жизни. Тот слушал, не перебивая и даже не ругая Тоню за отборный мат через слово.

История эта для Генки была полна ужаса и беспросвета. То, что рассказывал ему щуплый почти пятиклассник, просто не налазило Генке на голову. Он никогда с таким в собственной жизни не сталкивался. Тоня будто рассказывал ему какую-то сказку про параллельный мир и чудищ, в нём обитающих. Только в данный момент – Генка чувствовал это – в словах Тоника не было ни капли выдумки.

Тоня рассказывал, что, когда ему было 5 лет, его брат, которому было 13, однажды прилез к нему на кровать, накурившись до этого со старшими пацанами во дворе. И стал тыкать спящему Тоне своим членом в рот. Тоня проснулся от толчков в лицо и не сразу понял, что происходит. А брат, мыча и лыбясь, зажал ему пальцами щёки, чтобы у Тони челюсть открылась, и засунул в него залупленный свой член, и следом два пальца сбоку, чтобы Тоня случайно ему ничего не прикусил.

Тоня тогда подумал, что это какая-то новая игра, которую изобрёл для него братик. Который вообще был очень изобретательным фантазёром.

Но начиналась вся Тонькина история очень лайтово.

Тоня с трепетом в голосе рассказывал, как в тот же день, чуть ранее, они с братом купались в их сельском ставке одни в поздний вечер, и братик играючи сорвал с него под водой трусы и выкинул их на берег. Тоня тогда не понял прикола, собрался выйти из воды и надеть трусы обратно. Но брат его притормозил и сказал:
- Слышь, Тоня, а хочешь, я тебе фокус покажу?
- Интересный? – наивно поинтересовался тогда Тоня.
- А ты посмотришь и сам узнаешь!
- Ну ладно, давай, показывай.

После этого брат подошёл к краю воды у берега, лёг спиной на песок, оставив бултыхаться ноги в воде, снял с себя трусы тоже, взял свой писюн и начал его мять и дёргать. Позвал Тоню лечь с ним рядом и смотреть на «фокус».

Тоня послушно лёг. Поначалу с любопытством наблюдал, что его братик вытворяет со своей писькой. Но никак не мог понять суть фокуса. Через минуту заскучал. Брат, заметив это, решил взбодрить Тоню и вернуть к себе внимание – взял рукой его писюнчик и тоже начал мять и дёргать.

Тоня оживился. Раньше братик редко к нему прикасался, даже купал его в ванной нечасто и недолго. И говорил всегда, чтобы Тоня себе письку и попу всегда сам мыл, как получится. Брезговал.

А тут вдруг сам полез и взял рукой. И что-то там мутит с его писюхой, непонятно что.
Тоне это польстило. Значит, братик его всё-таки любит! Несмотря на то, что ругает и бьёт время от времени.

Тоня снова внимательно наблюдал за жестикуляциями братика, переводя взгляд то на свою, то на его пипиську. Его собственная в какой-то момент чутка затвердела и выпрямилась, а яички поджались еще сильнее и почти спрятались внутри Тонькиного тела.
Тоню эта картина поразила до глубины души. Оказывается, так бывает? Да еще и внизу живота стало как-то по-странному томно и щекотно одновременно.

Тоня перевёл взгляд на лицо брата. Тот корчился и шипел, и трусился, как будто его били током. Но ни тени боли или мучений на лице братика Тоня не заметил. Еще одно новое впечатление. Теперь Тоня с интересом ждал, чем же весь этот концерт закончится.

Наконец, брат воскликнул:
- Смотри!
Отнял руку от Тонькиной пиписьки, взял Тоню за голову, и притянул ее поближе к животу. Тот в переливах вечернего солнца увидел, как из писюна братишки выпрыгнула пара капелек и, пролетев прямо перед носом Тони, ляпнулась тому на живот. Писюн брата пульсировал, из него продолжило что-то вытекать, уже не выстреливая, а сам братик полностью лёг на песок, откинув голову и сбивчиво дыша.
- Гляяя, ты описялся, что ли? Вот это фокус, конечно!
- Да ты дурак, Тоня, нихуя не понял! Вот, попробуй сам, что это такое, - озлобился брат и ухватил Тоню за руку. И разжав ему пальцы, припечатал ладошку к животу.
- Оой, липкая! А чё так?
- То шо я не описялся, а кончил.
- Чего?
- Кончил, говорю. А это конча из меня вытекла. Знаешь, кайф какой?!
- А я так тоже могу? Научи!
- Нет, ты еще мелкий пиздюк. Вырастешь как я – тогда и у тебя такое будет.
- Нууу, это ещё долго ждать придётся, - разочарованно протянул Тоня. – А ты прикольно пыхтел и корёжился! Не больно было?
- Не, ты чё, наоборот! Я как будто в космос слетал и обратно.

Тоню тогда поглотили любопытство и зависть к братику. Он тоже так захотел в космос слетать. Но раз брат ему сказал, что еще рано, то… Тоне пришла в голову идея:
- Слушай, а можно я в следующий раз тоже посмотрю, как ты в космос улетаешь?
- Да не вопрос. Я еще столько фокусов знаю, ты в ахуе будешь, когда покажу тебе все.
- Ура!! Давай! А что еще ты умеешь?
- А я тебе дома покажу потом. Пойдём, холодно уже.

Брат пошёл к воде ополоснуть себе живот и руки. А Тоня не пошёл. Оставил липкую частичку братика себе в ладошке. А потом брат взял Тоню за другую руку и держал ее так всю дорогу до самого их сельского дома. В полутьме после захода солнца.

И Тоня тогда кайфовал от качающихся внутри него волн любви к своему братику.

Не подозревая еще, что очень скоро от этой любви не останется ни следа.

 

ЧАСТЬ 9

- Тебе дальше продолжать рассказывать? – прервал своё повествование Тоня и внимательно посмотрел Генке в глаза.

Генка пока не знал, что ему ответить. Оба первых события из биографии 10-летнего мальчика, происходившие его полжизни назад, вроде как звучали для Генки еще терпимо.
Он внутри себя принял, что Тоня растёт гейчиком. Так бывает! Все люди разные, у каждого свой путь в жизни. Этот вот мальчишка себя, видимо, вполне уже осознал, и совершенно на счет своего гейства не парился.

Но Генке было одновременно и страшно, и любопытно узнать, почему же Тоня стал таким раскрепощенным похуистом, для которого отсосать у кого-то в окружении толпы зевак было ни капли не стрёмно, а наоборот, даже прикольно и кайфово.

С другой стороны, Генка догадывался, что никакие «нормальные» - в его мировоззрении - события к такому похуизму и озабоченности у Тони привести не могли.
И он боялся, что Тоня, рассказывая ему свою историю дальше, может как минимум испортить себе и ему настроение.

- Тоник, послушай. Ты как сам думаешь, стоит ли продолжать этот рассказ? Тебе как вообще, всё это вспоминать?
- Да норм, не парься ты. Я-то уже сто раз рассказывал всем: и бате с мамкой, и паре друзей тоже. Всем похуй было. Ну раз так, то и мне похуй. Кому я вообще сдался? Сдохну – закопают и забудут. Так что и я не парюсь, и ты не вздумай. Ты другой. Еще переживать начнёшь, слёзки лить. Мне такой хуйни не надо. Понял?
- Понял, - чуть поникнув, только и смог сказать Генка в ответ на пламенный предупреждающий спич Тоника.

До конца ужина оставалось совсем не много времени. Оба мальчика, посмотрев на часы на тумбочке, это поняли. И Тоня сказал:
- Я тогда по-быстрому расскажу, ладно?
- Ну, как хочешь.

И Тоню прорвало:

- Короче… Брательник мой потом меня жестко наебал, когда мы домой вернулись. Ничего не показал мне, никакие фокусы. Закрыл меня в комнате, а сам съебался гулять с пацанами. А когда вернулся, я уже спал, а он мне хуй свой грязный в рот совать начал. Я охуел тогда, не понял, с чего такие приколы новые. Он мне в рот потом кончил немного, я выплюнул, а он одеялом вытер. И сказал, что если расскажу кому-то, то буду пизженный.
Я тогда обиделся реально. Ну нахуя так обламывать, скажи? Я пошёл утром к бате, нажаловался на него. Батя с утра уже пьяный был на кухне, а мамка в спальне дрыхла после вечера, тоже такая же.
И батя мне сказал: «Не неси хуйни! Ты что, брата подставить хочешь?». Ну, я и заткнулся.

А потом брат всё пронюхал, и в отместку меня отпиздил. И потом ненавидеть стал еще больше. И поёбывал меня потом то в рот, то в жопу, изо дня в день и из года в год. А шо? Никто не наказывает, все выгораживают. А я сопля малая, выдумщик и пиздабол.
Оно, конечно, иногда кайфово мне было. Я чё-то прям фанат его хуй сосать был. Он у него прям хороший! Единственное что хорошего есть в этом ебанате конченом.

Ну вот так и пошло-поехало. С тех пор хуй сосать я люблю. Только мне пока мой никто не сосал. Его друзья говорят, что я малой еще и ничё там у меня не выросло, чтоб нормально сосалось. А я прям мечтаю! Потому что это наверняка такой каеф охуенный!

Вот у девок такого нет. И им не понять, насколько хуй иметь классно! Так им и надо, пёзды свои пусть трут до самых мозолей. Меня одна такая заёбывала в школе: «Тоня, хочешь, я тебе свою киску покажу? А ты мне - своего петушка!» Чё это за разговор такой, блядь? Мы что – в зоопарке, что ли? Ну пойди у слона посмотри, у него побольше будет.
Конченая... Я развернулся и пошёл. Ну она все равно не отстала, догнала меня, за руку схватила, юбку свою задрала и моей рукой туда… Фу, блядь! Бррр… Меня аж передёрнуло тогда. Я смотрю – а у нее там нету ничего. НихуЯ, ни хУя, ахаха! Ну и в чём прикол так жить? Ущербные они все. Вот шо могу сказать. Писюн хоть спрятать можно, если палево, и вообще. А сиськи эти, дойки как у коровы, постоянно перед глазами всю жизнь телепаются. И не спрячешь, и спать неудобно, наверное.

Короче, вот... Ген, ау? Тебе там уши заложило, я не понял?

…Генка лежал на кровати, упёршись глазами в потолок. И тихо офигевал от услышанного.

Время ужина почти подошло к концу. Дверь скрипнула, и в палату заглянула светло-русая кучерявая голова Ваньки:
- Тоня, пссс... а пойдем, погуляем немножко!
И исчезла, закрыв дверь обратно.

Генка, услышав эти слова, бросил взгляд на Тоню. Тот с готовностью встал с табуретки и собрался к выходу.

- Тонь, а мож не надо? Не иди, а!
- Не боись, Ванька меня пиздить не будет. Он хороший.

И Тоня вприпрыжку свалил.

ЧАСТЬ 10

Прошло еще три дня. Закончилась первая из двух запланированных недель пребывания Генки в больнице.
Он всё так же лежал на кровати почти без движения, сломанная рука у него практически онемела, но временами чесалась под гипсом. Это, кажется, было самое бесячее из всего, что с ним тут происходило.

Генка то и дело тянулся чесать больную руку, чисто на рефлексах. И каждый раз спохватывался, что почесать-то нормально не получится. Но все же даже от поглаживания здоровой рукой по гипсу ему вроде как становилось легче. Самовнушение, наверное.

На седьмой день с начала его лечения всеобщий утренний обход проводила целая делегация вместе с зав.отделением, главврачихой и еще какими-то престарелыми профессорами и молодыми практикантами.
Когда очередь дошла до него, врачи обступили Генкину кровать и металлическую конструкцию рядом с ней, и с любопытством ее рассматривали, держа наготове блокноты и ручки.

- Скажите, коллега – каковы Ваши прогнозы насчет этого милого молодого человека? – обратилась предпенсионная докторша к зав.отделением, поправляя у себя на носу роговые очки.
- Вы знаете, коллега, - в том же вычурном тоне отвечал ей Владимир Петрович, - крайние показатели анализов этого юноши показывают, что данный аппарат, установленный на его руке, всячески оправдывает все положительные отзывы наших и иностранных коллег!
- О, коллега! Это весьма интересно!
- Соглашусь с Вами, коллега! Более того, я не премину поделиться с Вами интереснейшим заключением по данному анамнезу на нашем сегодняшнем консилиуме. Попридержу интригу, но могу сказать Вам уже сейчас – вместо запланированных ранее двух или более недель полное восстановление после чрезмыщелкового перелома правого локтя со смещением займёт у данного, как Вы прекрасно подметили, милого пациента срок в полтора раза меньше прогнозируемого… Коллега?
- Коллега! Пройдёмте же дальше! Да уж, весьма, весьма интересный случай…

Все «коллеги» ушли. Генка проводил их глазами размером по 7 копеек.

«Как? В полтора раза быстрее?! Это что, получается, с меня эту хрень снимут уже через пару дней?»

Генка откинулся на подушку и заулыбался. Наконец-то он сможет совсем скоро избавиться от этой железяки на руке. А то как Терминатор. Соседи по палате его так и прозвали. И дразнили: «Скажи - албибэк! Ну, скажи - албибэк!».

I’ll be back. «Я еще вернусь».
Ну уж нет!

 

ЧАСТЬ 11

Генке скорее хотелось вырваться отсюда, забыть всё как долгий кошмарный сон. И поскорее побежать из этой палаты туда, наверх, на третий этаж, к своему родному Семечке. Который, кстати, лежит всё это время на кровати прямёхонько над ним.

Это ему Тоня рассказал. После того, как сходил проведать Семечку во второй раз.

- Ты офигеешь, но я только щас заметил – твоя кровать стоит ровно под кроватью твоего «любимого», - Тоня лежал пузом на табуретке и махал ногами, а руками упёрся в краешек Генкиной постели. - Если настанет конец света и всё наебнётся, то Сёма прям на тебя с потолка свалится и тебя раздавит. Прикол?!

Тоня со второго дня их знакомства уже осмелел, и немного принаглел даже. Он сам, без спроса разрешения от Генки, сходил к Лене и забил у ней за собою право ухаживать за Генкой: кормить его, принося из столовой поднос, бегать в киоск за вкусняшками для себя и друга, и даже подсовывать Генке «утку».

С этим в самый первый раз у обоих мальчиков возникли сложности. Генка никак не уговаривался на то, чтобы сходить в туалет в присутствии постороннего. Он и до этого всегда терпел, пока не начнется завтрак, обед или ужин, и пока все из палаты не уйдут.

Лена уже была в курсе этой стеснительности Генки и передала своим «коллегам» в другие смены, что, мол, вот этот пациент стесняется, упрямится и спорит. Поэтому лучше поберечь себе нервы, и перед тем, как принести ему еду из столовой, всегда стоит поинтересоваться, надо ли ему «что-то еще».

А в этот раз, на третий день, медсестра (другая уже) во время обеда всё не шла и не шла. Генка терпел. Но выпитая с утра большая кружка чая уже час как настойчиво просилась из Генки наружу.

И тут забегает Тоня с подносом!
«Блин, не успел!»

- Геннннадий! Я тебе покушать принёс.
- Тоня! А где… эта?
- А эта – всё! Уволилась! Говорит: «Не могу больше терпеть этого душного Геннадия из второй палаты. Сил моих больше нету». Хлопнула дверью и ушла! Я сам видел.
- Что ты брешешь мне? Ничего она не уволилась. Позови ее, плиз… Мне надо.
- Ааа, поссать захотел? Так давай я тебя это – выдою быстренько.
- Да иди нафиг, Тоник. Не смешно. Зови давай.
- Ген, она реально ушла. Ну, не уволилась, это я тебе спиздел. Но на этаже ее нету. Она в столовой ела вместе с нами прям сейчас.
- Блиин…
- Да ну чё ты ерепенишься, Ген? Я шо, хуй чужой в жизни не видел? Или тебе это… Посерь… По-серьёзному надо?

Кажется, Тоня сам чуть испугался этой мысли. На «большие» дела он пойти был не готов. К его сЧАСТЬю и облегчению, Генка признался, что ему надо просто пописять.

Тоня залез рукой под кровать, нащупал «утку», достал и стал держать ее на вытянутых руках, как призовой кубок.
Потом нагнулся над Генкой:
- Ну шо, доставай уже свою несчастную писюлину!
- Нет!
- ПрИдурка ответ! Еще раз повторять не буду!

Генка уже изнемог весь, настолько его придавило. Спорить совсем не хотелось.
- Ладно! Только, Тонь, без приколов, ок?!

Тоник откинул с Генки одеяло. Не краешек, а полностью. Одеяло слетело на пол. Хорошо, что пол был чистый, помытый недавно. Иначе Генка взвыл бы от досады.

Генка, конечно же, лежал абсолютно голый.
Смысла надевать на себя что-либо у него не было. Всё время укрытый под одеялом, он привык, что его нигде никто не видит. Да и спать в любой одежде, даже в майке, в эту пору года было бы уже жарко.

Тоня аж замер, оглядывая Генку с головы до ног своими похабными глазюками.
- Геннннадииииий!.. – пропел Тоня, поднимая тональность голоса снизу кверху. – Ты, канеш, красавчик!

Генка молчал. Смотрел в потолок и нетерпеливо ждал, когда этот позор закончится.
От напряжения из-за хотения писять плюс от прочего стресса у Генки даже немного привстал. «Ничего особенного, просто реакция организма», - так он себя успокаивал.

Тоня склонился над животом Генки, посмотрел внимательно. Изучающе. Почесал себе шевелюру.
Генка повернулся набок и выгнулся в бёдрах. Посмотрел на Тоника:
- Ну?

Тоник взял Генкину полутвёрдую «писюлину» и засунул ее в боковое сопло «утки». Развернул «утку» так, чтобы Генкин стояк ни за что внутри не зацепился.
- На старт! Внимание! Марш!!

Генка закрыл глаза. На его лице проплыла сладкая истома облегчения.
Чувства стыда и стеснения из него также улетучились.

ЧАСТЬ 12

Утром восьмого дня своего пребывания в больнице, в воскресенье, Генка решил подольше отоспаться. Ночью всё время ворочался, то открывал глаза в темноте, то снова впадал в короткую спячку. Генку волновали мысли о совсем скорой свободе – врач после консилиума приходил к нему вчера отдельно и сообщил, что в понедельник с него наконец-то снимут все «кандалы».

Но Генка рано радовался. После того, как с него снимут металлический аппарат и гипс, его, как сказал Владимир Петрович, всё равно не выпишут. Предстоит еще долгая реабилитация: всякие процедуры, массажи и прочие грязевые ванны. Лекарства принимать он продолжит, а значит, умопомрачения и мурашки перед глазами так быстро не исчезнут. Но Генка вроде бы к ним уже привык.

Солнечным летним утром, примерно в 10 часов, сразу после завтрака, почти все ребята убежали резвиться в больничный двор. В палате остались только Генка и еще трое мальчишек: Тоня, Ванька и Дэн. Они сидели на Ванькиной кровати у окна и играли в карты.

Тоня всё время у всех выигрывал. На вопрос Дэна, где он так ловко научился играть в подкидного дурака, Тоня гордо, но самокритично отвечал:
- Ха! Мне ли не знать, как с дураками обращаться! Я ж-опытный!

Ванька и Дэн рассмеялись с такого удачного каламбура. Тоня следом рассмеялся громче всех, услышав такую реакцию от своих дорогих товарищей.

Генка, лёжа на боку, почти кунял носом, погружаясь в накатывающую на него дрёму. Смех ребят его не беспокоил – к такому фоновому шуму он уже давно привык. Организм имеет свойство приспосабливаться к любым обстоятельствам. Генка когда-то умудрялся засыпать даже под звуки дрели у соседей за стенкой.

Но сейчас вдруг в палате раздался новый, непривычный звук. Генка встрепенулся, поморщил лоб недовольно, но глаза открывать не стал.
Новый скрипящий звук, проникший в палату следом за привычным скрипом двери, приближался все сильнее. Как будто тележка на колёсиках катится.

«Ну кого там еще принесло, блин? Медсестра уборку что ли решила затеять? Чего ей в выходной день неймётся?»

Скрипящий монотонный звук приблизился почти вплотную, потом затих. Следом прозвучал привычный звук от ножек пододвигаемой табуретки.

Со стороны окна донёсся голос Ваньки:
- Так, пацаны, пойдём-ка погуляем, чтобы не мешать.

И пацаны убежали, захлопнув скрипящую дверь.
Генка шумно вздохнул и открыл один глаз.
Перед ним на стуле сидел Семечка.
Склонил голову набок и сложил руки на коленках.

- Привет, Генчик.

Шёпот мальчика отразился в голове у Генки мощным эхом. Генка вытаращил глаз, потом открыл второй. Зажмурился – не сон ли это? – открыл глаза снова и вперился в тонкие пальцы друга, беспокойно перебегающие по коленкам.

- Семечка!!! Ты-то откуда здесь взялся??
- А мне наконец-то разрешили, вот… Я им все мОзги прополоскал, чтобы меня гулять отпустили. Надоело лежать под капельницами. Никуда не денешься от них. Вон, видишь, я и с собой притарабанил.

Генка бросил взгляд на высокую металлическую трубу рядом с Семечкой. Так вот от чего доносился этот скрипящий звук?! Капельница на колёсиках.

- Я, наверное, всю жизнь от этой штуки не избавлюсь. Такой себе аксессуар. Можно ее в какой-нибудь цвет красивый покрасить, всякие фенечки нацепить. Весело будет!

Генка слушал Семечкины фантазии и почти ничего из его слов не воспринимал. Для него всё происходящее до сих пор было как во сне.

- Сем!
- Мм?
- А ущипни меня за руку, пожалуйста. Если ты настоящий вообще.

Семечка тихо хикнул, протянул свою тонкую лапку и положил ее на Генкину ладонь. Погладил и сжал.
Генка проворным движением, по инерции, взмахнул кистью и переплёл пальцами. Сцепил свои и Семечкины в общий узелок.

- Ну как ты? Давай рассказывай!
- Нет, давай лучше ты первый!

 

ЧАСТЬ 13

- Вань, ну пусти!
- Тонь, ну чё ты лезешь туда?
- Ваань, ну дай позырить хоть краем глаза. Мне интересно, что у них там происходит!

Ванька и Тоня стояли в коридоре, и старший подросток держал младшего за лямку на поясе штанов, а тот всё дёргался и изворачивался, чтобы забежать в палату и «позырить».

- Тоня, ну ты как маленький! Вечно суёшь свой нос, куда не надо.
- А вдруг они там щас сосутся лежат? Как мы с тобой вчера. Ну Ваааань!
- Тоня! – Ванька посерьёзнел. – У нас с тобой совсем другое. По приколу. Тебе в кайф и мне в кайф. Да? А у них любовь настоящая, стопудово. Они друг друга видят и уже кончают с порога. Понимаешь? Так что – не лезь.
- Вань…
- Ну что?
- А у нас с тобой будет такая любовь? Я тоже хочу.
- Посмотрим! Как вести себя будешь. Непослушных я не люблю. И наказываю.
- Я буду слушаться…

Ванька огляделся по сторонам. В коридоре никого не было. Дэн убежал ко всем остальным во двор, а медсестра пошла прибираться в одну из палат.

Ванька присел перед Тоней на корточки, продолжив держать его за лямку пояса:
- Тоня, послушай сюда. Я те ничего не обещаю, и наябывать тоже не хочу. Слушаешь? Ты пацик хороший вроде. Ебанутый на всю голову, конечно. Но мне такие нравятся. Только пойми: у меня таких как ты уже штук пять было. Я долго не могу. Ну… я еще не пробовал, чтоб долго.
- Вань… - Тоня тоже оглянулся по сторонам, потом кончиками пальцев дотронулся до светло-русых кудряшек Ваньки. – Не бросай меня, пожалуйста!
У Тони по щеке потекла прозрачная солёная капелька. Мальчик шмыгнул носом, потом вытер лицо рукавом.

Ванька встал с корточек, положил Тоне руку на плечо. Второй рукой продолжал держать его за пояс. Снова оглянулся по сторонам.
- Тихо, дурашка. Харош, ну чё ты?! Я со всеми своими бывшими дружу, чтоб ты знал. Даже когда… если разбежимся, я те помогать буду, не ссы. Не пропадёшь! Я те отвечаю.

Ванька сделал жест: ногтем большого пальца цокнул по своим верхним зубам, потом тем же пальцем провёл себе горизонтально по шее. Потом потрепал Тоню по гладким тёмно-русым волосам и чмокнул сверху в макушку.

- Всё, давай в киоск сбегаем, я те какой-нибудь Чупа-Чупс куплю. Тренироваться будешь!
- Чё мне тренироваться? Я и так всё пиздато умею! – огрызнулся Тоня, просияв кривозубой улыбкой.

***

Пару дней назад у Ваньки с Генкой был короткий, но серьёзный разговор.
Ванька первым подошёл к Генкиной кровати, пока в палате никого не было.
- Слышь, Ген. А шо у тебя за мутки с моим Тонькой?
- Не понял, Вань. Какие-то проблемы?
- Шо он с тобой возится? Жрать приносит, туалет относит. Он тебе что-то должен? Я отплачу за него, если так.
- Вань, успокойся. Ничего он мне не должен и не обязан. Он просто сам так хочет. И я его не прогоняю. Не обзываю и не угрожаю.
На этих словах Генка внимательно посмотрел Ваньке в глаза.
Тот отвёл взгляд.

- Знаешь… Мне наплевать, что там у вас происходит. Он мне особо не рассказывает, но я и сам не дурак. Я вижу, как он на тебя смотрит, Вань, и как бегает за тобой хвостиком. Не обижай пацана, а! Ему и так херово в семье у ебанутых. Житуху ему уже поломали, ты-то не добавляй!
- Гена! То шо он со мной «гуляет», то нам обоим в кайф, чтоб ты знал. А то, что я ему пригрозил один раз, то я по привычке, потому что у меня уже случаи были…
- Так ты не будешь больше? Точно?
- Ген, ну ты совсем меня за долбоёба принимаешь? Я своих пацанов не ломаю. И помогаю им, даже когда подрастут. Я сам из детдома, так шо…
- Я понял, Вань. Всё, тогда проехали. Извини, если что.
- Да забей.

Ваня повернулся, чтобы уйти, но тут же замер и развернулся обратно. Протянул Генке руку. Генка её пожал и следом отвёл взгляд.

 

ЧАСТЬ 14

Два мальчика, одни в пустой палате, разговаривали друг с другом не умолкая.
Оба – друзья по несчастью, закованные каждый в свои кандалы: один – с металлической «растяжкой» на руке над головой, другой – с трубками и проводками на руке и теле от стойки с капельницей.
И оба – друзья по счастью, прикованные обоюдными взглядами, словами и движениями пальцев в прочном узелке.

- Ты так и не сказал, почему у тебя телефон был выключен всё это время. Я тебя каждый день набирал!
- Да представляешь, прямо перед тем, как я бякнулся в обморок, я в телефоне сидел и фанфики читал, меня повело, и я телефон уронил. И он разбился. А другого нету. Мне мама свой старый отдала, с кнопками, а я в такой древности не разбираюсь. Всё время пальцами в экран тыкаю. А надо на кнопки. Вообще неудобно! Как раньше люди так жили?
- Понял тебя. Так теперь у тебя новый номер? Чего Тонику не передал?
- Генчик, ну я ступил, извини. Я с этими всеми болячками как зомби лежу, ничегошеньки не соображаю. Веришь?
- Верю.

Генка смотрел на Семечку и следил за каждым его движением.
Считал, сколько раз тот моргнул.
Если Семечка, что-то говоря, поводил плечом и наклонялся вбок, то и Генка неосознанно тоже дергал плечом и тоже слегка двигался в сторону.
Семечка приподнимал брови – и Генкины брови также подпрыгивали вверх.
Генка следил за движениями его тонких губ. Разглядывал еле заметные точечки веснушек на его носу. Заглядывал в бездонные зелёные глазюки своего друга.

На секунду Генка задумался. А могут ли два человека настолько дружить между собой? Особенно мальчишки. Вот так просто пялиться друг на друга и держаться за руки при общении – между другими пацанами ведь такое не принято!

Генка это осознавал. И всё внимательнее прислушивался к своему разуму и телу. Пытался понять, что с ним происходило. Прощупывал свои ощущения. Ведь раньше ничего такого за собою он не замечал. Так ему казалось. Да может быть, что-то и было такое, но он не обращал внимания? Ведь вся их с Семечкой дружба с самого раннего детства была для него естественной.

А сейчас его тело явно необычно реагировало на присутствие друга и разговор с ним. Генка это почувствовал и, спохватившись в какой-то момент, поджал под одеялом ноги и повернул их в сторону.

А Семечка заметил. Он как раз пересказывал ему сюжет того фанфика, который читал перед тем, как разбить свой телефон.
Он на секунду запнулся, посмотрел на ноги Генки, отвёл взгляд обратно, и продолжил рассказывать. Но уже улыбался. И стал смотреть не на Генку, а в сторону.

А Генка раздосадовался, что, наверное, смутил Семечку, а теперь и потерял с ним зрительный контакт. Это надо было срочно исправлять.

- Сем! – Генка специально окликнул друга и не стал продолжать, ожидая, когда тот на него опять посмотрит.
Семечка посмотрел.
- Да, Генчик?
- Сем… а что врачи тебе говорят? – Генка стал смотреть в глаза Семечки еще внимательнее.

Семечка развернулся на месте, убрав коленки от кровати, и придвинул табуретку вплотную к ней. Стал так на пару сантиметров ближе к Генке. Провода и трубки на капельнице натянулись. Он подвинул стойку к себе поближе.
Теперь он мог видеть лежащего Генку не перпендикулярно, а параллельно к себе.

- Да что говорят, Генчик… Говорят, что без операции не обойтись, – Семечка поджал нижнюю губу. – Говорят, что можно почти бесплатно полететь в Израиль, там по какой-то международной программе делают такие операции, которые не делают больше нигде.
- И тогда ты выздоровеешь?
- Говорят, что да. Но Генчик… Я боюсь!! - Семечка поджал губу еще сильнее… и расплакался навзрыд.
- Тише, тише, Семечка, ну чего ты! Иди сюда, иди ко мне.

Генка обнял Семечку одной рукой и притянул к себе. Положил его голову себе на грудь. Погладил его светлые волосы.
Семечка поднял голову, всхлипывая, посмотрел на Генку.
- Мне страшно, Генчик! Знаешь, как? А вдруг меня там усыпят, и я не проснусь. И не увижу больше этот мир. Не увижу маму с папой. Не увижу тебя.
- Эй, не думай так! Не надо! Сам посуди: если такие операции делают только там, значит там настоящие профи, и они знают своё дело, и умеют лечить на все сто! Я думаю, они такие операции делают каждый день, для них это как два пальца об асфальт.
- Ну я не знаю… а вдруг!
- Сем, как ведь говорят: «волков бояться – кобыле легче!» Или как там, погоди?..

Семечка хикнул, услышав Генкину то ли оговорку, то ли шутку. Глаза его всё ещё блестели, но губы уже заулыбались.
Генка это увидел. Посмотрел в его глаза, вытер мокрое пальцем сначала под одним его глазом, потом под другим. Приподнял голову, потянулся, насколько смог, и поцеловал Семечку в губы.
И оба закрыли глаза. И замерли в бесконечности времени.

 

ЧАСТЬ 15

На следующий день, сразу после обхода, с Генки наконец сняли все «кандалы».
Генка радостно наблюдал, как сам Владимир Петрович лично, вместе с Ленкой, раскручивал все болты и шурупы на металлической «виселице», и оба снимали ненавистную «растяжку», аккуратно придерживая его зажившую руку. Потом Генку так же аккуратно переложили на каталку, отвезли в операционную, попросили отвернуться и начали вынимать из его локтя 2 тонкие металлические спицы с обеих сторон.

Генка послушно отвернулся и терпеливо ждал. Лена, однако, все равно на всякий случай придерживала ему голову, всячески подбадривала и улыбалась:

- Скоро всё закончим, Ген, потерпи еще пару минут. Зато потом сможешь вставать, ходить и даже бегать! В столовую нашу сходишь, во дворе погуляешь с ребятами...

Голос Лены действовал успокаивающе, Генка чуть не заснул. Пока слушал ее, подумал:
«Хорошая все-таки девушка наша Ленка! Каринке с третьего этажа, конечно, повезло с такой подругой».
Про Ленку и Каринку в больнице ходили разные слухи. Никто, однако, ничего точно не знал. Да и никто особо не интересовался. Медицинская сфера в этом плане, как считал Генка, более прогрессивна во взглядах. Потому что все гипотезы и выводы о тех или иных явлениях должны основываться на науке, а не на стереотипах или «понятиях».

Наконец, Генку отвезли обратно в палату. Пацаны встречали его всей толпою у входа, кто-то даже единолично зааплодировал.
Потом к его кровати подбежал Тоня и затараторил:
- Албибэк вернулся! Шо ты, как, Геннадий? Почуял уже запах свободы? Не обольщайся, тебе еще ходить заново учиться. А я тебя за руку водить буду, ну или поджопники давать. Так и так не отмажешься!
- Тонь, да ради бога! Если осилишь, конечно.
- Напрашиваешься, Геннадий! А ну давай вставай тогда, раз такой смелый!
- Да ладно, что там сложного? – захрабрился Генка. – Встал и пошёл. Легкотня! Вот, смотри.

Он откинул одеяло, приподнялся с постели и сел. Облокотился о спинку кровати здоровой рукой. Сделал усилие, вскочил, удержался на подкосившихся ногах. Замахнулся на первый шаг – и рухнул на кровать обратно. Тоня подскочил и успел немного придержать, смягчив Генкино позорное падение.
Всё-таки за почти две недели лежания мышцы на ногах успели атрофироваться и потерять тонус.

Генка озадачился. И даже расстроился. Но не потому что таким слабым стал. И не потому что своих «сокамерников» застыдился.

«Как же я теперь к Семечке пойду?»

Тоня в это время убежал, а минут через пять вернулся в палату вместе с Леной, катящей перед собой инвалидное кресло.
- Гена, а я так и знала, что ты на месте не усидишь. Вот, подготовила для тебя заранее. Тут даже скорость переключать можно, глянь-ка!

Лена с Тоней подхватили расстроенного Генку за подмышки и пересадили на кресло. И покатили его дружно из палаты в коридор, а затем Тоня сам повёз его в сторону выхода на улицу. Генка спохватился:
- Тонь, может не надо так далеко? Ну, или сбегай, пож, в палату за майкой и шортами?
- Гена, кому ты тут сдался в своих шикарных белых труселях? Всем насрать, это ж больница! Да и на улице жарища, запотеешь моментально в своей майке с шортами! Я б ваще с тебя и труселя тоже снял и выкинул.
- Тонь, ну всё равно принеси, а?
- Короче, Геннадий! Пиздеть команды не было. Стартуем!

Тоня напряг руки и покатил кресло с Генкой по пандусу. Зажужжал мотор. Генка вцепился в подлокотники, будто полетел с американских горок.
Весь следующий час Тоня катал Генку по дорожкам и траве вокруг двора больницы. А Генка всё не знал, то ли хвататься за подлокотники, то ли прикрывать себе трусы от чьих-нибудь любопытных или осуждающих взглядов. Пусть даже и отметил для себя, что всем вокруг реально абсолютно пофиг.

Вернувшись в палату, Генка увидел на телефоне пропущенный вызов. Это ему Семечка звонил. Генка быстро поклацал по менюшке и поднёс телефон к уху:
- Сем, привет! Я пропустил, извини!
- Привет, Генчик. А я тебя в окно видел, как ты катался. Ура!
- Ура, Семечка! Да, теперь - свобода! Я так рад, не представляешь!
- Не представляю, но тоже очень за тебя рад. Как твоя рука?
- Рука норм, а вот ноги подвели. Я и не думал, что такой нежный стану.
- Хи, нежным у нас могу быть только я, это да! А ты мой бравый рыцарь!
- Всегда на страже твоего спокойствия – служить готов! – отчеканил Генка и засмеялся. Впервые за последние несколько дней.
- Слушай, Сем, а хочешь, я к тебе сейчас прикачу? Кресло у меня реактивное, хоть через 5 минут у тебя могу быть.
- Прикатывай, Генчик! Уже жду и скучаю.

Генке не надо было ни слова больше, чтобы решительно сорваться с места и покатиться на инвалидном кресле на максимальной скорости.
У самого выхода из палаты его окликнул Тоня:
- Эй, привет передавай там! И поцелуй от меня!
- Хорошо! – не оглядываясь, воскликнул Генка. И в шутку добавил через плечо: - Не, ну что за язык у тебя похабный!

 

ЧАСТЬ 16

Следующие две недели у Генки и Семечки пролетели как два дня. Генка ездил, а потом и ходил к Семечке в палату ежедневно, и засиживался у него допоздна.
Поводов для встреч искать им было не нужно. Главный повод у них обоих заключался в одном: друг без друга им было плохо, а друг с другом хорошо. Вот и всё, так просто.

По прошествии первой из двух оставшихся недель до Генкиной выписки, в первый на неделе выходной день, к только что проснувшемуся Генке подошёл Тоня и решительно приземлился попой на стоящий рядом стул:
- Так, Геннадий, разговор есть!
- И тебе доброе утро, Тоник! Что случилось?
- Фефе-фефе, - передразнил его Тоня, - а то ты сам до сих пор не понял?
- Не понял, Тонь! Чего ты раскипелся с утра пораньше?
- Ген, тебе конечно будет похуй, но я всё-таки скажу, - Тоня почему-то перешёл на полушёпот, хотя в палате больше никого не было, кроме Ваньки, отвернувшегося на своей кровати и слушающего музыку в наушниках.
- Тоня, не пугай! Говори уже скорее.
- Ген... вот ты по-любому скажешь, что это пиздёж. Но знаешь - я соскучился! – Тоня посмотрел на Генку так пристально, что у него задёргался один глаз. И защипало во втором.
- Тооонь, ну ты чего такое говоришь? Погоди... Ты реально... соскучился?? Как это?
- Гена, ты каждый день теперь пропадаешь у своего любимого по полдня. Ты сам теперь ходишь пожрать да посрать, когда тебе вздумается. «Утка» твоя уже заржавела под кроватью от скуки. А я тоже, знаешь ли, как эта твоя «утка-брошенка»... Ты не охуел?

Генка смотрел на Тоника и не знал, что ему ответить.
Во-первых, Генка не знал и даже не мог себе представить, что Тоня настолько к нему привяжется за эти считанные недели.
Во-вторых, самому Генке вдруг стало действительно стыдно за то, что, как только у него всё стало хорошо и прекрасно, он тут же забыл обо всей той помощи, которую ему Тоня оказывал. И даже поблагодарить его забыл после всего.
И в-третьих, Генка понял прямо сейчас, что Тоня на поверку оказался действительно хорошим другом. И если задуматься, то такого, пусть и своеобразного друга, не похожего на него настолько, что в любой другой ситуации в жизни они ни за что общаться бы не стали – терять сейчас Генке совершенно не хотелось.

Тоня сидел и сверлил Генку своими большими карими глазюками. В них Генка не заметил ни тени привычного ехидства или похабства. Единственное, что разглядел сейчас Генка в Тонькиных глазюках – это надежда. Простая и наивная пацанская надежда на то, что настоящая верная дружба в этом обманчивом мире все-таки существует.

- Тоник, слушай, я реально дико извиняюсь, - начал криво оправдываться Генка, но затем поразмыслил и резко сменил тон: - То есть... Тоня, извини меня, пожалуйста, что я такой дебил! Я и не думал... Ну, то есть думал... Блин, я не знаю, как тебе оправдаться. Я действительно улетел в облака с Семечкой, и на всё остальное забил. Я лох, вот. Ну прости...
- То, шо ты лох – то я давно уже понял! А теперь вот и пруфы подъехали, ахаха, – Тоня перестал быть серьёзным, засмеялся своим привычно громким смехом, и мягко стукнул Генку кулачком по плечу. – Ладно, проехали, Геннадий! Так уж и быть, прощаю тебя! Но все равно за тобой должок остаётся, ты ж помнишь!
- А, да. Ну кстати, мож ты сам мне скажешь, как бы тебе хотелось, чтоб я рассчитался?
- Ну, денег твоих мне не надо, я и сам заработать умею. А вот чисто по-дружески ты мне одну услугу оказать-таки можешь.

Тоня снова пристально посмотрел на Генку и подёргал бровями.

- Нет, Тонь, только не это! Забудь вообще, я ж сказал!
- Геннадий! То ж чисто по дружбе, между нами, пацанами. Хорош уже париться, - Тоня снова начинал закипать. - Вот реально – попустись уже, а, со своими комплексами!

Генка задумался. Попробовал порассуждать в логике Тоника, чисто технически. Расширить рамки своего сознания, так сказать:
«Если Тонику прям так хочется, что он не отстаёт никак с этой своей странной идеей. Если ему норм и даже по приколу такое. Я ведь этим не обижу его? Наоборот даже. Тогда, может все-таки...».

Генка легонько махнул рукой, подзывая Тоню наклониться к своему лицу. Прошептал ему на ухо:
- В общем, Тонь, если ты реально хочешь... Я в шоке, конечно, но – ладно! Только я Семечке буду должен сказать. Я по-другому не могу, извини.

Тоня послушал, поднял голову и подмигнул Генке:
- Ну лааадно, спроси уж разрешения у своего Семечки. Надеюсь, он у тя пацан понимающий.

Вечером Генка шел к Семечке с некоторым волнением и опаской. Он рассуждал, что Семечка навряд ли мог бы сейчас согласиться с тем, чтобы самому попробовать что-нибудь с Генкой за рамками их чистой детской любви и дружбы.

А Генку уже который день терзал зов природы. Генка, конечно, не раз пробовал и сам этот зов успокаивать. Но в нынешних непривычных и дико неудобных обстоятельствах это ему давалось крайне сложно: правая рука его всё ещё была слабой и плохо слушалась, а левой рукой ему ну вообще никак ничего не было удобно, даже ложку ко рту подносить.

Генка шёл к Семечке «на поклон» и вспоминал:
В тот день, когда Семечка в первый раз пришел к нему в палату, проделав нелёгкий путь с верхнего этажа с катящейся стойкой с капельницей. В тот день, когда они после вынужденного долгого перерыва увиделись здесь, в необычной для Генки, но в привычной для Семечки обстановке. В тот день, когда они впервые поцеловались, а потом признались друг дружке в своих новых чувствах. В тот день Семечка ему сказал:

- Генчик, пообещай мне: что бы ни случилось, по каким бы тропинкам мы ни пошли с тобой вместе или отдельно дальше – в конце мы вернёмся и останемся снова друг с другом на одном пути.

И Генка тогда пообещал. И скрепил своё обещание уверенным поцелуем. Сцепил пальцы Семечки в еще более крепкий узелок и не отпускал его, пока Семечка не ушёл.

 

ЧАСТЬ 17

В подсобке с больничным инвентарём, среди коробок, ящиков, лопат и старых стоек с капельницами, на одном из старых офисных стульев сидел Генка и натужно сопел. Перед ним на корточках, уткнувшись одной коленкой в пол, сидел Тоник и привычно, с натренированными движениями, работал рукой у Генки между ног. Время от времени поднимал свои карие глазюки и с улыбкой наблюдал за Генкиным лицом.

Генка час назад получил от Семечки свое «благословение». Ему даже ничего особо объяснять не пришлось – Семечка с первых неловких слов его сразу понял.
- Генчик, если ты хочешь и если тебе надо, то я вообще не против.
- Ты точно уверен, Сем? Ты не будешь обижаться, реально?
- Генчик, я же не консерва какая-нибудь, чтобы на такие штуки обижаться. Я вон фанфики те свои читаю, и такооое в них пишут, что у меня вся фантазия фейерверками взрывается. Ты наверно про многое и не слышал даже, что там описывают. Так что... Иди и не заморачивайся. Тоник значит хороший друг, раз такую «помощь» тебе предложил.
- Семечка, я даже не знаю. Тоник мне все уши прожужжал уже. А я бы и сам мог себе... Но, блин, сейчас это так сложно, и выхода никакого. А тут... Раз ты говоришь, что тебе норм...
- Мне норм, Генчик, даже не думай. Это ж он так дружбу для себя понимает! Ну и вот. А я потом выздоровлю, наберусь сил побольше, и сам тебе такую «скорую помощь» оказывать буду, по дружбе и... Если захочешь, конечно.
- Семечка, конечно, захочу! – просиял Генка, у которого только что в мозгах произошла революция. – И я тоже тебе «помогать» буду, всегда, когда захочешь. А Тоник меня, значит, научит.
- Во, точно! Расскажешь мне потом, что он знает и умеет?
- Во всех подробностях, Сем! – Генка засиял, собрался уже идти, но на секунду остановился: – Сем, ты же знаешь, что у меня есть только ты?! И всегда так и будешь!
- Да знаю, Генчик! Ты тоже у меня только один и есть. И был им всегда, и будешь, надеюсь. Беги давай уже, а то лопнешь сейчас от напряжения.

Семечка лёжа протянул руку и погладил Генкины шорты спереди. Генку затрясло от приближающейся волны, но Семечка вовремя убрал руку, чтобы не дать Генке выплеснуться раньше времени.

И сейчас Генка сидел и вспоминал весь этот разговор с Семечкой почти слово в слово. И от каждого Семечкиного слова в его памяти Генка ощущал всё новые и новые приливы нежности и балдежа.
«Сем, ты же знаешь, что у меня есть только ты»
На Генку начала накатывать самая большая волна.
«Ты тоже у меня только один и есть».

Опытная Тонькина рука остановилась.
Генка зажмурился. И почувствовал, как внизу его что-то обхватило, как колечком сжалось.
Генка открыл глаза и опустил взгляд к себе вниз. И увидел макушку Тонькиной головы у себя между ног. Генка не успел сообразить и среагировать, мышцы в его теле напряглись все на максимуме. Тонькина голова привычно задвигалась вверх-вниз, а сам Тоник начал медленно поглаживать голые Генкины бёдра.

«Кажется, мне реально будет что рассказать Семечке во всех подробностях», - успел подумать Генка за секунду до того, как по всему его телу побежали яркие вспышки фейерверков.

После того как все вспышки утихли, Тоник облизнулся, как кот, объевшийся сметаны, и сказал Генке:
- Слушай, Геннадий, а у тебя прям вкусная такая. Калорийная! Только ты это Ваньке не рассказывай, ладно?

Тоня подмигнул Генке, а потом вынудил его дать обещание, что ещё через день у них всё повторится. А потом и ещё, если успеют до Генкиной выписки.

ЧАСТЬ 18

Генку выписали ещё через неделю. Первый день первой недели августа стал последним днём его пребывания в больнице.

Вечером воскресенья Генка в последний раз зашёл к Семечке в палату в качестве пациента. И пообещал ему, что приедет навестить уже через несколько дней, а звонить будет каждый вечер после ужина.

А Семечка ему сказал, что вроде бы медицинский центр в Израиле дал добро на запрос его родителей насчет операции за средства международного благотворительного фонда. Оплатить надо будет только перелёт туда и обратно, а пожить они смогут бесплатно у друга детства Семечкиного папы.

Всё складывалось как нельзя удачно. Но Семечка все равно очень сильно переживал, и с каждым приближающимся к отлёту днём – всё больше.

- Генчик, если что, пароль на моём телефоне – твой день и месяц рождения. На скрытую папку – то же самое, только наоборот. А историю я чищу.
- Семечка, прекрати паниковать, я тебя умоляю. Всё будет нормально! Я читал отзывы про тот центр, там всё только хорошее пишут.
- Да, потому что плохое модерят и удаляют. Генчик, ну ты как «здрасьте»! Наивный ещё больше, чем я.
- Сем, я не наивный. Если бы у них когда-то что-то плохое случилось, уже бы весь интернет на ушах стоял.
- Ну, я не знаю...
- Ты сам себя накручиваешь, Семечка. Но я тебя понимаю, что страшно – я б тоже весь трусился, поверь мне! И трушусь за тебя, но только совсем немножко.
- Генчик, я верю. Знаешь, я тогда всё время буду думать только о тебе. И тогда будет не так страшно. Но пароль ты всё равно запомни, ладно?
- Ладно. Иди сюда, успокаивать тебя буду.

Генка и Семечка сидели на кровати в обнимку и листали картинки на починенном Семечкином смартфоне. Обсуждали, какие нарисованные мальчики из темных японских комиксов кому больше нравятся.

- Ой, а ты видел комиксы автора Митсу Юна? Там такая прорисовка обалденная, и сюжеты прикольные. Прям мимимишные!
- Нет, Сем, не видел. Покажешь?
- Да, в секретке у меня лежат. На, вводи пароль. Ты же его запомнил?
- Запомнил, не переживай.

ЧАСТЬ 19

Тоню выписали ещё через два дня после Генки.
Накануне вечером у Ваньки с Тоней состоялась очень важная встреча в подсобке.

Они по привычке пошли туда вечером – ключи им, как и всегда, выдала Лена. За что получила свою дежурную шоколадку с орешками и изюмом.
- РаскОрмите вы меня, мальчики, что я раскабанею, как Машка с первого этажа.
- Лен, ты всегда будешь прекрасна в любом виде, – подмигнул ей Тоня, втихаря протягивая шоколадку. Хоть он по-прежнему относился к любой представительнице женского пола с предубеждением, для Ленки всё-таки решил сделать исключение. Но только потому, что Ленка оказалась «своя». Да ещё настолько!

Пять минут спустя он уже влюблённо отсасывал Ваньке, сидящему на том же самом офисном кресле. Ванька по просьбе Тони разделся полностью догола, оставшись в одних только тапочках. Откинул голову на спинку кресла, закрыл глаза и думал:
«Чёрт, как же быстро пролетели эти полтора месяца! Малого уже выписывают, а мне ещё хер знает сколько тут торчать со своей корявой ногой. Ммм, надо будет Пашку не забыть набрать, кстати».

Тоня в этот раз старался как никогда. Как будто это был не просто его последний отсос у Ваньки, а вообще последний отсос в его жизни. Тоня подумал даже, что после Ваньки ему может быть стоит бросить всё это дело и уйти на «пенсию». Тем более что стаж свой уже наработал!

Ну а пока что он ещё бережнее обнимал Ванькину головку губами, ещё аккуратнее водил языком по стволу, а когда вынимал писюн изо рта, то внимательно разглядывал, занося в память каждый его сантиметр, целовал то с одной, то с другой стороны от уздечки, и снова налегал на Ваньку самозабвенно.

Когда Ванькины солоноватые струйки начали прилетать ему в нёбо и стекать дальше по горлу, Тоня не выдержал, и у него потекли слёзы. Но не от какого-то рефлекса во рту – он умел его избегать и подавлять при случае – а от осознания того, что это был его последний глоток Ванькиного сока, к которому он привык, и вкус которого полюбил. Как привык и полюбил он Ванькин красивый писюн – в сто раз лучший, чем у брата. Как привык и полюбил чувствовать сильные руки Ваньки на своих плечах. Утопать в таких же карих, как у него самого, глазах. Шерудить рукою в его светлых кучеряшках. Любоваться его стройным и гладким телом с головы до тапочек. Да и просто видеть Ваньку рядом с собой каждый день.

Тоня понимал, что такое счастье вечно длиться, конечно же, не может. Ванька завидный жених для любой бабы, и охуенный старший друг для любого пацана типа него.
И Тоня почти смирился. Лишь одну надежду он не хотел ни за что терять – что Ванька сдержит свое обещание и не забудет его после того, как их пути разойдутся. 

 

ЧАСТЬ 20

Генка стоял в зале ожидания аэропорта, прислонившись лбом к огромному стеклу, и внимательно наблюдал, как самолёт международных авиалиний трогается с места, потом катится вдаль, набирая скорость все больше и больше.

В кармане прозвенело оповещение. Генка достал телефон и открыл мессенджер. Нажал на новое сообщение:
«Генчик, вот я и улетел! Тут удобно, сидушки мягкие, а проход широкий. Я со своими капельницами никому не мешаю вроде. Попробую поспать, а когда прилечу, то сразу включу тел и напишу тебе – Шалом! Ну а пока – Пока! Надеюсь, скоро увидимся снова».
В конце сообщения стояли три алых сердечка и один радужный флажок.

У Генки задрожали руки. Он поднял глаза и снова посмотрел в окно. Самолёт уже пропал из виду.
«Блин, это ж их заставят телефоны выключить! Надо успеть!»

Генка начал быстро печатать ответное сообщение, не обращая внимания на ошибки:
«Конечно же увиимдся! Принятного полёта, Сем! Я тя лю!»

Отправил. Посмотрел, появится ли первая галочка, что сообщение доставлено. Появилась!
Долго ждал, когда же появится вторая галочка, что сообщение прочитано. Не появляется!
Прошла одна минута, заканчивалась вторая...

Раздосадованный Генка засунул телефон обратно в карман и направился к выходу из зала.
Проходя через дверь, услышал долгожданный «дзинь!».
Достал телефон. Новое сообщение. Генка открыл и прочитал:
«И я тя лю тож!»

 

ЧАСТЬ 21

Тоня вылез из машины, расцепив перед этим быстрое объятие, и побежал по городскому тротуару с рюкзаком за плечами. Бежать было легко: подошва с протектором на ботинках хорошо смягчала нагрузку на косолапые ступни. Черные брючки топорщились внизу ног свободно, а сверху аккуратно облегали всё спереди и сзади. Светлая рубашка в тонкую синюю полосочку, застёгнутая на 3 пуговицы, тоже топорщилась краями на ветру.

Тоня на секунду остановился, застегнул на рубашке остальные пуговицы. Поправил на шее бабочку. Осмотрел себя всего. И побежал дальше. А пока добегал – подумал:
«Всё-таки классный мне Ванька прикид замутил! Я б самого себя такого трахнул, честное слово!»

Наконец – добежал! Остановился отдышаться, пригладил рубашку, оттянул левой рукою часть штанины, которую съела попа. Поправил ремень спереди и сзади. Проверил еще раз, точно ли не забыл застегнуть молнию на брючках. Подпрыгнул на месте пару раз, чтобы в рюкзаке всё уложилось равномерно.

Зашёл через ворота. Спокойным шагом добрался до входных ступенек.
Достал бумажку из кармана брюк. Посмотрел внимательно на схему, начерченную красной ручкой. Огляделся. До отмеченного крестиком места вроде бы оставалось пройти совсем не много.

Наконец, на первом этаже подошёл и встал перед одной из дверей. Сверил номер, постучался. Еще раз поправил на шее бабочку. Зашёл:
- Здрасьте! Извините! Можно войти?
- Здравствуй! Ты, наверное, наш новый ученик?
- Наверное. Извините - я опоздал!
- Ничего страшного, проходи. Ребята, познакомьтесь с новым учеником нашей гимназии – это Антон…
- Тихомолов. Можно просто Тоня.

В классе раздался смешок. Тоня окинул всех будущих одноклассников серьёзным прищуренным взглядом. Остановился на самой наглой морде пацана со второй парты в левом ряду. Смешок тут же затих.

- Присаживайся, Тоня. Вон, за четвёртой партой слева как раз есть свободное место.

Тоня снял рюкзак с плеч, направился к своей будущей парте. Проходя мимо наглого пацана-переростка со второй парты, незаметно для учителя тыкнул в уже не очень наглую морду «фак».

Подошёл к четвёртой парте. Одно место, с краю, было свободно, а на втором… сидел пацанчик просто нереальной для Тони красоты и нежности.
«Божечки! Ну всё, я попал».
А мальчик взглянул на него на 2 секунды – и скромно потупил взгляд в тетрадку.

- Антон. Можно «Тоня», – прошептал Тоня, садясь и протягивая руку.
- Шура. Можно «Александр». Ой, наоборот! - прошептал в ответ мальчик, посмотрел на Тоню и покраснел. И скромно пожал руку в ответ.

 

ЧАСТЬ 22

Семечка лежал в ослепительно светлой комнате и видел сон:

Первый день в подготовительной группе нового, очередного за последние 2 года детского садика. Мальчик сидит на игровой площадке и задумчиво ковыряется лопаткой в песке. Воспитательница вместе с еще одной женщиной в белом халате стоит у забора, обе курят и поглядывают на него, шепотом что-то обсуждая.

К мальчику подходит один из его новых одногруппников с машинкой в руке.
- Привет! Я Генка. Будешь дружить?
- Привет. Я Семён. Буду… наверное.
- Семён – а по-нашему как?
- А? Не знаю. Ты – Генка, значит я – Семка, получается.
- А-ха-ха, ты смешной. Не, «Семка» – как-то не очень. Буду звать тебя «Семечка».
- Ну, можно. Как хочешь…

(«Бип, бип, бип»)

Первый звонок в школе. Все дети стоят на «линейке» по парам, мальчик+девочка, а Семечке пары не хватило. Нечётное количество в новом учебном году получилось, когда одна из одноклассниц переехала жить в другой город.

«Ну и ладно, ну и один постою», - думал Семечка и жмурился от всё ещё жаркого солнца на безоблачном небе первого дня осени.
В раздумьях посмотрел на солнце – и на мгновение ослеп. И подкосились ноги.
Стоящий рядом Генка, почуяв беду, повернулся к Семечке, выдернул свою руку из руки Маринки, и в последний момент успел подхватить падающего Семечку за подмышки.

(«Бип, бип»)

- Фу, педики! Пососитесь ещё тут, буээ! – проходящие мимо пацаны презрительно оглядели двух мальчиков, держащихся за руки на прогулке в лесопарке.
Семечку торкнуло.
«Зачем они так?»
Хотя… может, они не просто так обозвались? Может, они «реально» всё поняли, глядя на него?

- Сем, что такое?

Семечка отогнал от себя дурные мысли. Мозг ухватился за другую, более «рациональную» идею. И он сам себя успокоил и убедил, что его вины ни в чём нет.

- Они обзываются, а я не виноват. Ты ж мне помогаешь просто.

(«Бип, бип, бип»)

Семечка лежал на длинном столе. Вокруг него стояли люди, с головы до ног облачённые кто в голубую, кто в белую одежду. О чем-то переговаривались на немного знакомом ему иностранном языке, передавали друг другу различные металлические предметы.

Но Семечка их не видел.
Перед ним сейчас стоял только один тёмный силуэт на белом фоне. У которого были видны только голубые глаза, прищуренные в доброй усмешке.
И измученное Семечкино сердце зашлось в исступлении от тоски по этим глазам. Любимым двум озеркам, досконально изученным за много лет – до самого их основания.

(«Бип, бип, бииииииииии…»)

- Генчик! Что это? Я опять падаю? Дай руку скорее!

Прищуренные голубые глаза закрылись и исчезли. Остался только белый фон, который становился всё ярче и ярче.

- Генчииик!!!

Семечка всё летел и летел спиной вниз, и полёту этому не было конца.
Но в какой-то момент бесконечности ощутил мягкое прикосновение к спине и ногам. А следом некая сила с невероятной мощью накатила на всё тело и отпружинила его вверх, как на батуте.

На своём теле он почувствовал привычные - и такие тёплые - объятия. Ему показалось, что эти руки обхватывали всё его тело целиком.

- Семечка! Всё нормально, я тебя поймал. Я тебя держу!
- Генчик, пожалуйста, только не отпускай!
- Не отпущу, всё хорошо. Никуда ты от меня просто так не денешься!

 («Бииииии… бип, бип, бип»)

Сквозь улетающий сон Семечка услышал:
- Ну что же, коллеги! Поздравляю всех вас. Операция по коронарному шунтированию завершена успешно!

На свой родной язык Семечка, вроде бы, всё правильно перевёл.

 

ЧАСТЬ 23

Генка взбегал по ступенькам на четвертый этаж пятиэтажки без лифта. Запыхался. Потому что бежал уже долго, почти от самого выхода из собственной квартиры.

Десять минут назад его родители стояли в прихожей и с любопытством наблюдали, как Генка впопыхах собирается, только что закончив разговаривать по телефону. В телефоне мягкий голос сообщил ему радостную весть: из дому все уехали до завтра, так что теперь можно прийти в гости.

- Ген, ничего не забыл? – сложив руки и прислонившись плечом к стене, спросил папа.
- Да не спеши ты так! Никуда он от тебя не денется. Он же только что приехал, - сквозь улыбку сказала мама и протянула Генке рюкзак.
- Мам, пап, можно я с ночёвкой останусь? – Генка замер и с надеждой посмотрел на каждого из родителей по очереди.
- А его родители разрешили?
- Разрешат! Я точно знаю.
- Ну, я все равно Татьяну наберу. Кстати, я один рецепт у нее спросить хотела, - мама взмахнула пальцем, задумалась и пошла на кухню за телефоном.

Генка перевёл взгляд:
- Паап?!
Папа оглянулся на кухню в полуобороте, не расцепляя рук на груди, затем обернулся и подмигнул Генке:
- Да ради бога, оставайся. Тем более, завтра выходные. Иди быстрей уже, я с мамой за тебя поговорю.
- Спасибо!! – подпрыгнул Генка на месте. Подумал подойти и обнять папу, но разуваться не хотелось, а шнурки уже завязал.
- Да брось! За что «спасибо»-то?
- За понимание!

Генка развернулся, открыл дверь и убежал.
Папа расцепил руки, подошел и закрыл дверь, оставленную сыном настежь. Снова сцепил руки на груди и задумался. Загадочно хмыкнул от какой-то пришедшей ему в голову мысли.

- Оль, я разрешил ему! Пусть гуляют.

* * *

Генка нажал на звонок. Стал переминаться с ноги на ногу.
«Чего он так долго? Может, заснул?»
У Генки появилась минутка, чтобы отдышаться.
Наконец, дверь открылась.

Семечка стоял на пороге в халате, завязанном на поясе. Весь лохматый. И румяный!
- Быстро ты! На самолёте сюда летел, что ли?
- Нет, на самолёте сюда летел ты! А я пешком бежал!

Генка зашёл, разулся, снял рюкзак, и остался неловко стоять в прихожей.
- Проходи, Генчик! А то стоишь, как в гостях. Чай будешь?
- Буду! Ой, а я тебе впопыхах ничего к чаю не принёс. Вот дурак!
- Всё нормально, у нас холодильник весь тортами и пирожными забит. Мама с папой уже успели затариться.

Семечка зазывающе махнул рукой в сторону кухни и развернулся, чтобы идти.
Генка тронулся с места, сделал два шага, догнал Семечку.
И обнял его со спины.

- Сем! Я соскучился!

Семечка взял Генку за руки, обнимающие его талию, и крепко их сжал в своих.
Генка поразился: такого крепкого пожатия у Семечки раньше не наблюдалось. К нему явно начали стремительно возвращаться все силы.

Семечка поднял свои руки, прочно сцепленные в узелках с Генкиными пальцами. Притянул их обе к своим губам, поцеловал костяшки его пальцев на обеих руках по очереди.

- А я соскучился еще больше!

Отпустил Генкины руки. Тот положил их на плечи Семечки. Пояс на халате развязался. Генка осторожно снял халат с плеч.
Обнял полностью обнаженное тело Семечки. Тот поднял руки и сладко потянулся.
Генка прижался носом к его шее. Затем тоже потянулся вслед за Семечкой, погладил ладошками его поднятые руки сверху вниз. Провёл их ему до плеч, затем до подмышек. Пробежался по ним пальцами, погладил тоже. Семечка хикнул от щекотки. Генка наклонил голову и шумно вдохнул аромат от Семечкиной кожи.

- Генчик, там торты сами себя не съедят. Пойдём на кухню уже, может?
- Давай. Только ты не одевайся, нафиг этот халат. Так хочется мне смотреть на тебя вот такого бесконечно!
- Ну, раз хочется тебе, тогда ладно. Я все равно потом купаться собирался. А халат в стирку закинуть.
- А знаешь, Семечка – я че-то такой вонючий стал после пробежки! И весь чешуся к тому же. Может, и я с тобой вместе, это…?
- Ну, вместе мы «это» – навряд ли, потому что душевая кабинка у нас, ты знаешь ведь, небольшая. А по очереди – можно! И я тебе, кстати, спину потереть могу, а то твоя рука не вся зажила еще, наверное. Неудобно самому тереть будет. Правда?
- Правда! Ты у меня такой догадливый, Сем! Как будто мысли мои читаешь.
- Ну, так я тебя столько лет уже знаю! Наизусть уже всего выучил. Ну, почти всего.
- Учиться никогда не поздно, Семечка!
- Ну, так давай и начнем прямо сейчас…

А далее – бонус!
Приятный для меня и, думаю, таким он станет и для тебя, дорогой читатель, тоже.

Иллюстрации Кира (Кирилла), любезно и инициативно взявшегося при помощи AI сочинить портреты Генки, Семечки, Ваньки и Тоника.

Получилось круто и здорово!

Спасибо тебе огромное, дорогой Кир!

Генка

Семечка

Тоник

Тоник

Тоник

Ванька

Ванька

 

Cachorro©2023