Более ранние версии двух рассказов из этой книги уже появлялись в других местах: «The Pale Black, the World Servant, and the Voice of God / Бледно-черный, Мировой Слуга и Глас Божий» в «Пантологии четыре» (1984) и «Rodney / Родни» в First Acolyte Reader (1986)

Цикл тематических рассказов и ироничных заметок

 

[Сингулярность — единичность существа, события, явления]

ПРЕДИСЛОВИЕ ОТ АВТОРА

Мы все начинали в Одной Сингулярности, совершенно невозможной реальности, бесконечно плотной тюрьме из материи и света, в которой произошел Большой взрыв, примерно, ну, может быть, примерно 20 000 000 000 лет назад, плюс-минус ещё несколько миллиардов. Именно тогда, в то бесконечно малое мгновение, возникла вся вселенная. Пишут, что другие, меньшие сингулярности были предсказаны уравнениями Эйнштейна. О них свидетельствует рябь вокруг далеких звезд, идентифицирующая неразличимые, невидимые черные дыры в космосе.

И я тоже являюсь Сингулярностью.

Или, по крайней мере, я был ей когда-то, в прошлые годы, и вы, возможно, помните себя таким же - Сингулярностью, ожидающей своего первого Большого Взрыва. Когда мы были юны, все мы были Единицами, желающими быть Множественностями – о, как мы жаждали этого, ты и я, не так ли? Ибо как Множественности (одна Сингулярность плюс ещё одна Сингулярность, и этого было достаточно), и только как Множественности, мы могли вырваться из наших страстных грез.

Как и в тех историях, что я должен вам поведать, когда однажды за вами пришел Освободитель, не так ли? А потом пришли и вы (как мы говорим) [намёк на приход в сексуальном смысле], и с тех пор вы постепенно поняли, что у вас есть своя роль. Ваша роль, как и его тогда, заключалась в том, чтобы быть Освободителем, создателем Множественности. Вы, познав свободу, по-прежнему хотите, даже сейчас, создать Множественность с некоторой ожидающей, обнадеживающей Сингулярностью. Он может быть по соседству, через дорогу или за великим океаном. Где бы вы ни находились, со временем и удачей, вы найдете его.

Эти мои истории о Сингулярностях, и вы должны их осознать. Потому что все эти истории правдивы. Изменилась только официальная форма художественной литературы: изменились имена, места, последовательность событий, время и обстоятельства. Одно, по крайней мере, изменено настолько, чтобы история превратилась в футуристическую аллегорию.

Но в основе всех этих атрибутов лежат Сингулярности.

Я думаю, они делают это искренне. Потому что я смешал хороших и плохих людей, как и все мы. Не ждите, что все мои истории закончатся хорошо; ни в вашей жизни, ни в моей так не бывает. Но мы не должны бояться; мы должны быть настойчивы.

В целом, я настроен оптимистично, и этот оптимизм проявляется в художественной литературе, потому что, как все мы очень хорошо знаем, большинство реальных событий и в самом деле заканчиваются хорошо.

Правда, газеты полнятся подробностями ужасных арестов и вульгарных судебных процессов, но на каждую историю, заканчивающуюся плохо, приходится сто тысяч, которые, на самом деле, заканчиваются очень хорошо, с более чем днём, неделей, месяцем душевной боли после слишком большого счастья.

Да, я оптимист, и более того, я думаю о лучших днях, когда у проповедников, пап и президентов, судов, конгрессов и полицейских пробудится любовь, и тогда загадка СПИДа будет решена (без сомнения, самим доктором Эдипом), и тогда маятник Свободы качнется в нашу сторону. Хотя ситуация снова меняется (а так и будет), она никогда не зайдет так далеко в сторону жестокого фанатизма, как начиналась.

Грядут лучшие дни.

Возможно, вы, воодушевленные этими историями, сможете приблизить эти лучшие дни. Сделайте так, чтобы другая Сингулярность, частью которой мы все являемся, пережила свой Большой Взрыв Свободы в нашем мире.

Роберт Кэмпбелл

 

 

van MILLER Ruth

ПОДРОСТКОВЫЕ ПРОДЕЛКИ

 

Следующие выборки о проблемах мальчиков-подростков и проблемах, которые создают мальчики-подростки, взяты из колонок синдицированного обозревателя Nite-Rider Newservice Рут ван Миллер, ©1985, 1986, 1987. Разрешение на опубликование этой и последующих колонок в качестве руководства для молодежи можно получить через местную газету «Nite-Rider / Ночные налётчики» или у нынешнего редактора. Редактор также сможет пересылать Рут ван Миллер письма читателей, не имеющих доступа к данной газете.

          Роберт Кэмпбелл, редактор

 

Дорогая Рут Ван Миллер,
Мой брат Дон и я влюблены в одного и того же мальчика. Его зовут Джим. Джим говорит, что не женится на мне, потому что ему очень хорошо с Доном. Я думаю, Дон должен отказаться от Джима, потому что я беременна. Кроме того, мне шестнадцать, а Дону всего тринадцать, так что старший должен выбирать первым, верно? Джиму двадцать два года и у него хорошая работа автомеханика. Дон говорит, что я эгоистичная сука, раз хочу забрать у него Джима. Не говорите, что я должна рассказать об этом родителям, потому что папа думает, что его маленький Донни не может делать ничего плохого. Держу пари, что если я расскажу людям в городе, что Джим делал с моим братом, то его точно уволят.
Я не хочу, чтобы его уволили. Дайте мне знат
– ОТЧАЯВШАЯСЯ из Тайлера, Техас

 

Дорогая  презренная,
Вы сошли с ума или что-то в этом роде? Если расскажите кому-нибудь в Тайлере, штат Техас, что происходит между Доном и Джимом, и Джим отправится в тюрьму, или его выгонят из города. Вы хотите этого? Что это вам даст?

Вам нужно встретиться с Джимом и Доном. Скажи им, что вы не эгоистичная сука (мне вы не кажетесь такой). Скажите, что вы готовы заключить сделку. Джим женится на вас, и тогда вы и Донни вдвоём сможете жить с Джимом, или Джим сможет переехать к вам и вашей семье (что, похоже, он уже более или менее сделал). Если вы беременны или кормите ребенка грудью, то вам все равно не захочется заниматься сексом с Джимом. А у Джима будет маленький Донни, с которым он будет играть, и Донни будет счастлив с Джимом. А у вас будет малыш!

Через пару лет Джим тоже будет рад ребенку (возможно, это будет мальчик!), и он захочет, чтобы у вас был еще один. Примерно в то же время, скорее всего, ваш брат начнет интересоваться девушками. И всё устроится просто отлично.

Если возникнут проблемы, попросите отца купить дробовик. Тогда он сможет убедить Джима, что жениться на вас — хорошая идея. И не пытайтесь разлучить Джима и Дона; просто пусть старая добрая мать Природа возьмёт своё!

* * *

Дорогая Рут Ван Миллер,
Мне пятьдесят лет, и я не женился, потому что заботился о своей матери, пока она не умерла, и, кроме того, я никогда этого не хотел, и это просто прекрасно, потому что дамы не беспокоят меня, а я не беспокою их.

Все мои проблемы из-за мальчика, который разносит газеты. Его зовут Кевин. В первый раз, когда он пришел за деньгами, я постарался быть с ним вежливым и угостил его колой. Теперь он приходит почти каждый вечер после своей разноски и хочет колы. И я часто с ней даю ему бутерброд, потому что он живет у приемных родителей и, по моей личной оценке, они его плохо кормят. Я не возражаю против всего этого, я имею в виду, против этой своей проблемы, но, о боже! Началось лето, стоит жаркая погода, и иногда все, что на нем надето, - это очень короткие джинсы. Хотя я и просил его об этом, Кевин просто не надевает трусы, и на то, как он сидит, ужасно смотреть, и я не могу вам это описать, потому что вы все равно не смогли бы это напечатать, но ох! этого достаточно, чтобы свести человека с ума. Так вот, я не собирался вам писать, хотя и думал об этом до вчерашнего дня.

Вчера он расстегнул молнию на своих шортах, обнял меня и сказал, что я «милый». Он очень мускулистый, и, хотя ему всего четырнадцать, он крупнее меня. Он говорит, что, если я не дам ему «головку» в ближайшее время, он «заставит» меня. После того, как он ушел, я бросился к пастору своей церкви и спросил его, что имел в виду Кевин, и знаете, что он мне сказал?! Он сказал, чтобы я отказался от доставки газеты, держал свою дверь закрытой и не пускал его! Я не могу так поступить, потому что это единственная газета в городе, и, кроме того, я так радуюсь, когда Кевин приходит за колой. Если он не придет сегодня, мне будет очень плохо. Что мне делать?
P.S. Ваша колонка публикуется в этой газете, поэтому я не могу отменить её доставку, пока вы не ответите мне.

          СРОЧНО НУЖНА ПОМОЩЬ

 

Уважаемый Торопыга,
Вы принадлежите не к той церкви. Никогда, никогда больше не обсуждайте эту проблему с этим пастором.

Теперь перейдем к вашей проблеме. Почему бы вам не узнать, чего хочет Кевин? Вы ещё даже не знаете, что такое «головка». Попросите его показать вам, что делать, а затем сделайте это. Для начала попробуйте снять с себя одежду. Возможно тогда у вас появятся идеи.

У вашего пастора было одно хорошее предложение: запереть дверь, но сделать это нужно после того, как придет Кевин, а не раньше. Напишите еще раз, чтобы я знал, как у вас прошло.

* * *

Дорогая Рут Ван Миллер,
Я только что узнала, что, когда я уезжаю из города по делам, мой сын спит с моим мужем Томом - отчимом Джонни. Я так часто в отъездах, что мой муж спит с Джонни больше, чем со мной (он ужасно добр ко мне, когда я дома, я имею в виду, по-настоящему добр, так что это не проблема). Я понимаю, что Тому нужно кого-то любить, пока меня нет, но я беспокоюсь, что это может быть нехорошо для Джонни, у которого был очень плохой опыт общения со своим настоящим отцом-алкоголиком, поэтому я не хочу, чтобы у него стало ещё больше плохих переживаний. В газетах много пишут о сексуальном насилии над детьми со стороны их отчимов. Джонни очень расстроился из-за моего развода, но сейчас он хорошо учится в школе. Ему шестнадцать, и он в баскетбольной команде. Том является спонсором команды и проявляет большой интерес ко всем мальчикам.

          БЕСПОКОЯЩАЯСЯ из Денвера.

 

Уважаемая  Б.и.Д.,
Есть много вопросов, на которые ваше письмо не дает ответов. Во-первых, был бы Джонни в баскетбольной команде, если бы Том не стал спонсором? Если ответ отрицательный, то я бы сказал, что Том превратил Джонни в шестнадцатилетнюю шлюху, и вам следует беспокоиться. Спросите у тренера. Если Джонни действительно хороший баскетболист, тогда следующий вопрос: чья была идея о том, что они должны спать вместе? Если это была идея Джонни, или подобное просто «случилось» (и я держу пари, что это более или менее так), и, если его оценки в школе не страдают, тогда будьте спокойны. С Джонни всё в порядке, и если Тома устраивает трехсторонняя договоренность, то она должна устроить и вас.

Убедитесь, что Джонни не водит Тома на школьные танцы в качестве своего кавалера. Это может вызвать сплетни.

* * *

Дорогая Рут Ван Миллер,
Мой сын - грязный, подлый, отвратительный гомосексуалист. Он говорит, что он «гей», но я-то знаю, что это значит, и он не может меня одурачить, даже когда прикидывается дураком и говорит, что ему всего тринадцать и он не понимает, о чем я говорю. У меня большой опыт общения с гомосексуалистами, когда я учился в старшей школе до того, как жениться, и я знаю, какие грязные, подлые, отвратительные вещи они делают, как я ему и говорил, хотя он говорит, что не стал бы делать всего этого, только кое-что. Я хочу выгнать его из дома, потому что считаю, что в приличной христианской семье не должно быть такого человека. Моя жена говорит, что ему всего тринадцать, как он и говорит (и считаю, что это правда, но какая разница?), только она утверждает, что он перерастет подобное. Ну, я думаю, она ошибается, потому что я ходил к педику, которого знал давным-давно, и он проделал со мной такие же отвратительные вещи, как и раньше, и сказал, что ему очень понравилось, и он был рад, что я зашел, и он хочет, чтобы я навещал его как можно чаще, что я и собираюсь делать, чтобы показать ему, насколько он мне противен и как низко заниматься тем, что он занимается. Как для меня, то подобное доказывает, что гомики не меняются. У моего сына также есть два младших брата, не сделает ли он их тоже гомиками? Моя жена сказала, чтобы я спросил у вас. Перерастет ли он это? Не превратит ли он своих братьев в гомосексуалистов?

          ЧУВСТВУЮЩИЙ ОТВРАЩЕНИЕ

 

Уважаемый мистер Отвращение,
Конечно же, он это перерастет. Дайте ему десять лет, и, если он не перерастет это, напишите мне еще раз. И не беспокойся о других своих сыновьях. Просто скажите им, что их брат слишком много болтает.

* * *

Дорогая Рут Ван Миллер,
Долгое время мы с дядей были лучшими друзьями. Мы ходили в походы, ездили в кемпинги, катались на лодке и ловили рыбу почти при каждом удобном случае. Всё было в порядке. Я пишу не об этом. Я рассказал двум своим друзьям о том, как мой дядя делает такое, что, знаете ли, заставляет меня чувствовать себя очень хорошо (или, может быть, вы не знаете, но вам лучше догадаться, потому что я не могу писать об этом, во всяком случае, не вам, потому что вы леди, не так ли?) Ну что ж, может быть, я должен вам рассказать. Сначала он снимает с меня рубашку, очень медленно, вроде как растирает меня, типа массажа, понимаете? А потом он расстегивает мой ремень, чтобы засунуть руку мне в штаны, чтобы почувствовать, стоит ли у меня, если у меня ещё не стоит, как обычно, а затем стягивает с меня штаны и начинает…ну вы поняли? Ну, в любом случае, вам лучше догадаться, потому что один из моих друзей сказал, что мой дядя извращенец, и я должен рассказать об этом отцу. Другой друг сказал, что мой дядя не извращенец, но гей, и он тоже хочет встречаться с моим дядей и ездить с нами в путешествия.

Я не знаю, что мне делать. Если я скажу отцу, он может разозлиться. Не знаю почему, но мы не говорим о таких вещах, и я не думаю, что ему это понравится. И, о да! Я знаю, что разозлюсь, если мой дядя станет проделывать с моим другом то, что он делает со мной, и я думаю, что мой друг как раз этого и хочет. Пожалуйста, помогите мне.

          СОВЕРШЕННО ЗАПУТАВШИЙСЯ

 

Дорогой Шийся,
Кто твой лучший приятель? Твой дядя или те двое так называемых друзей? Спроси дядю, хочет ли он, чтобы ты рассказал отцу. В конце концов, ему есть что сказать по этому поводу, так же, как и тебе. Оставь это на его усмотрение.

О твоём друге, который хочет встречаться с твоим дядей, не позволяй ему это.
И своему дяде о нем тоже не рассказывай.

* * *

Дорогая Рут Ван Миллер,
Откуда у вас столько писем о сексе, сексе, сексе? Я занимался сексом с простикуткой, и это воняло. Я бы лучше предпочел боулинг.
ЛУЧШЕ БОУЛИНГ [вероятно, имелся в виду минет (blowling), а не боулинг (bowling)]

 

Уважаемый Л.Б.,
Сколько тебе лет?

* * *

МАЛЬЧИК С ОСТРОВА

 

Давным-давно, а на самом деле не так уж давно, жил-был мальчик на острове на краю Карибского моря.

Его звали Карлос. Задолго до его рождения остров населяли индейцы, которые, насколько известно, жили там счастливо. По той или иной причине все они исчезли. Тем временем на остров прибыли люди из Испании, а также из Африки. К тому времени, когда начинается история Карлоса, жители острова были в основном темнее испанцев и светлее африканцев, и большинство говорило по-испански. Почему они так выглядели и разговаривали — тайна, понятная только священникам и врачам. Большинство людей, включая Карлоса, подобное не заботило.

Еще одна загадка, неразгаданная ни священниками, ни врачами, заключается в том, что мужчины острова с самого первого момента, когда они оказывались в состоянии этим заниматься, наслаждались сексом с другими мужчинами почти так же сильно, а иногда и больше, чем с женщинами. Незнакомцы, иностранцы, светлокожие мужчины (и женщины), которым нравился секс с мужчинами, имевшими смуглую, но не очень смуглую кожу, в большом количестве прибывали на этот остров.

Поскольку остров был не очень процветающим, у мужчин этого острова вошло в обычай иногда принимать подарки, когда они наслаждались сексом с этими посетителями, большинство из которых прибывали из страны, которая не являлась островом, но была очень процветающей.

Однажды мальчик Карлос с острова решил сбежать из дома. Он был не из тех мальчиков, что сбегают из дома. Совсем нет. Он также не был похож на мальчика, который сбежит из дома. У таких мальчиков обычно плохой цвет лица, угрюмость на лице и враждебные, лживые улыбки. Часто они даже курят сигареты и употребляют марихуану. Карлос с раннего детства был жизнерадостным ребенком, с крепкими зубами, придававшими ему выигрышный вид, и с высокими скулами, намекавшими, что не все индейцы, когда-то жившие на острове, исчезли без потомства (независимо от того, что говорят хранители тайн). У него были карие, блестящие глаза, а волосы представляли собой нечто среднее между мамиными, довольно курчавыми, и отцовскими, прямыми: волосы Карлоса вились свободными локонами, как и следовало ожидать от волос ангела, обрамляя лицо, которое из-за того, что он был мальчиком, нельзя было назвать красивым, хотя, по правде говоря, оно таким и было.

Хотя Карлосу исполнилось всего тринадцать лет, он был очень сильным. Его жестокий отец заставил Карлоса работать на кирпичном складе, таская кирпичи, мешки с землей и другие материалы, которые были тяжелы для столь маленького мальчика. Но он охотно выполнял свою работу, а после долгих часов присоединялся к другим мальчишкам из своего района, играя в футбол и бейсбол, в зависимости от времени года. Это была жизнь Карлоса — тяжелая работа, игра и отсутствие школы — с тех пор, как умерла его мать, что случилось за год до того, как началась эта история. Его добрая мать, любящая и хрупкая, требовала, чтобы ему разрешили ходить в школу, и на смертном одре получила от своего мужа, отца Карлоса, торжественную клятву, что он облегчит мальчику путь для учёбы в старшей школе.

Карлос был счастлив, услышав клятву своего отца, но не стал протестовал, когда отец её нарушил. К тому времени он уже понимал, что клятва была дана только для того, чтобы позволить его матери спокойно умереть.

Отец Карлоса тоже работал на кирпичном заводе. Он забирал деньги, которые зарабатывал Карлос. На эти деньги он покупал пиво и проституток. Каждый вечер отец Карлоса приходил домой пьяным. Каждый вечер он вспоминал всё плохое, что Карлос совершил за несколько недель или месяцев до этого, и бил его.

Иногда он бил его за то, что Карлос не совершал ничего плохого, тем самым доказывая, что мальчик не был мужчиной. А если бы Карлос совершил какую-нибудь маленькую провинность, отец бил бы его еще сильнее, и с большим удовольствием. На самом деле, за последний месяц побои стали настолько сильными, что соседи жаловались, что их будят по ночам. Отец Карлоса сказал мальчику, что станет бить ещё сильнее, если он продолжит беспокоить соседей.

И тогда Карлос решил, что он сбежит. Он не был глуп.

Однажды вечером в пятницу, после того как отец избил его и, довольный, ушел спать, Карлос украл из карманов отца то, что осталось от зарплаты за прошедшую неделю. Он облачился в свою рабочую одежду: рваные джинсовые шорты и свободную толстовку без рукавов, и сложил свои немногочисленные пожитки в коробку, которую перевязал бечовкой. Потом он вынес коробку из дома и пошел с ней на окраину города.

Там он принялся ждать, без сна. Он ждал первого автобуса в столицу. Он боялся, что, если опоздает на первый же автобус, отец проснется, обнаружит, что его деньги пропали, и начнет искать вора — возможность, которая пугала даже такого счастливого от природы ребенка, как Карлос.

В тот момент, когда Карлос воровал деньги, он услышал рев большого реактивного самолета над своим городом. Он не обратил на это особого внимания, потому что, хотя столица и её аэропорт находились на расстоянии многих миль, такие самолеты нередко пролетали над ними по пути туда.

Он не знал того, что в самолете находился роковой пассажир. Пассажир, которого звали Билл, из благополучной страны. Вскоре самолет приземлился, и Билл вышел из него, забрал свой чемодан в зоне выдачи багажа и взял такси до гостиницы. Отель располагался на прекрасном пляже, и Билл выбрал его именно по этой причине. Через полчаса после переезда в свой гостиничный номер Билл совершил короткую прогулку по набережной вдоль пляжа. К своему удовольствию, он встретил очень милого молодого человека лет шестнадцати по имени Рафаэль, который стоял, по его словам, в ожидании друзей у уличного фонаря. Билл на своем довольно плохом испанском предположил, что, возможно, друзья Рафаэля изменили свои планы, и пригласил паренька посетить его гостиничный номер, который — как он совершенно правдиво сказал — был большим и приятным, с видом на море. Так получилось, что пока бедняга Карлос без сна ждал автобус в столицу, Рафаэль наслаждался приятным и мужественным сексом. Билл тоже получил приятное (хотя и менее мужественное) удовольствие, но, когда он спросил Рафаэля, позволит ли тот Биллу получить такое же удовольствие, какое получил Рафаэль, Рафаэль отказался, твердо заявив, что никогда ничего подобного не делал (что было правдой), и что он никогда не сделает ничего подобного (что было неправдой, но это выходит за рамки этой истории).

Позже, когда автобус с Карлосом благополучно ехал в столицу, Рафаэль насладился еще одним половым актом с Биллом. Билл был очень рад, что приехал на этот остров и усердно изучал испанский, потому что он радовался удовольствию, получаемому Рафаэлем.

Рафаэль тоже был рад приезду Билла. И особенно он стал рад после того, как Билл преподнес ему приятный подарок в виде денег и нежного поцелуя. Рафаэль сказал, что ему необходимо пойти домой, и не остался на завтрак, потому что, по его словам, дома его будут скучать по нему, несмотря на то, что настала суббота и занятий в школе не было. Его родители, по словам Рафаэля, были слишком строгими, но что он мог поделать? Он пообещал встретиться с Биллом снова, на том же месте, где они впервые встретились, если отец позволит ему уйти. Он боялся — сказал он, — что его тиран-отец может приказать Рафаэлю, поскольку он отсутствовал всю ночь вопреки воле отца, больше не выходить из дома.

Таковы ужасы жертвы жестокого родителя. Билл не понял всего, что сказал ему Рафаэль, но понял многое: он может снова увидеть Рафаэля, а может и нет. Итак, Рафаэль ушел домой, а Билл остался в одиночестве завтракать.

Карлос прибыл в столицу спустя некоторое время после того, как Рафаэль ушел домой, а Билл позавтракал.

В городе Карлос вспомнил кое-что из того, чему его учили в школе. Он также вспомнил большую часть из того, что мальчики постарше и молодые люди рассказывали ему о городе. Это последнее он вспомнил с волнением и ожиданием. В школе он узнал о красивых и роскошных отелях рядом с пляжем. Ему очень хотелось увидеть это зрелище и потратить свои украденные деньги, живя, как мэр своего города, в подобном отеле. Будучи разумным тринадцатилетним мальчиком, Карлос спросил у незнакомца на автобусной остановке, где находятся отели вдоль пляжа. Незнакомец любезно сказал: «Пойдем, я покажу тебе», — и завел Карлоса в небольшой переулок, ударил его кулаком в живот и отнял все его деньги и коробку, перевязанную бечёвкой.

У Билла не было подобных проблем. В этот момент он с комфортом лежал на пляже и читал книгу.

Он старался сделать свою бледную кожу темной, как у жителей этого острова - этот цвет был модным в процветающей стране. Поскольку у Билла была светлая кожа, голубые глаза и светлые волосы, он не добился большого успеха. Впрочем, это не имело большого значения. Билл был человеком умеренных привычек и спортивного нрава, так что на пляже на него было приятно посмотреть. Прохожие, как мужчины, так и женщины, заметили его, а некоторые даже постарались обратить его внимание на себя. Но Билл был безмятежен, вспоминая Рафаэля и надеясь провести еще один вечер с этим прекрасным молодым человеком, поэтому он не отвечал на подобные взгляды бо́льшим, чем простая вежливость.

Тем временем Карлос получил несколько ударов от незнакомца, пытаясь вернуть деньги и коробку. Карлос был не из тех мальчишек, которые пасуют перед вором, но в конце концов тот человек всё же ушёл с деньгами и коробкой. И тогда Карлос сел в переулке и заплакал. Теперь он не мог жить в отеле на пляже, как мэр. Теперь у него не было одежды, которую он мог бы носить в столице, кроме рваных джинсовых шорт и плохонькой толстовки без рукавов. Потом он еще немного поплакал, потому что был голоден. И ещё поплакал из-за боли в теле там, куда мужчина ударил его. Однако он был достаточно мудр, хотя и неопытен, чтобы понимать, что плач не принесет пользы, поэтому он встал и пошел, не зная, куда идти и что делать.

Теперь столица казалась Карлосу большой и пугающей. Однако по мере того, как он шёл, он забыл о голоде и боли, а спустя какое-то время уменьшился и его страх. Наконец он увидел море. Оно сильно отличалось от моря рядом с его домом, куда он иногда приезжал на автобусе, чтобы поплавать с друзьями.

Это море казалось намного больше того, что находилось рядом с его домом, и вместо морских сосен пляж в столице был окружен улицами, магазинами и, да, отелями.

Для обоих, Карлоса и Билла, стоял ранний полдень, и Билл, зная об опасности слишком долгого пребывания на солнце (хотя он и воспользовался подходящими защитными лосьонами), ушёл с пляжа и зашёл в кинотеатр, чтобы посмотреть фильм. Это был фильм, который он уже видел раньше, за исключением того, что теперь актеры говорили не по-английски, а по-испански. Билл решил, что будет слушать очень внимательно. Он надеялся, что это поможет ему понять то, что говорил ему Рафаэль.

Возможно, так бы и было, но он никогда этого не узнает. В то же самое время Карлос очень проголодался. По любопытному стечению обстоятельств Карлос остановился, чтобы посмотреть на оживленное движение и на море, на том самом месте, именно на том месте, где стоял Рафаэль, когда встретил Билла. Карлос постоял всего пару минут. Он достиг моря. Куда теперь ему пойти? Что теперь ему делать? Как ему теперь питаться?

И как ему избежать встречи с кем-нибудь из его города, кто может сообщить о нём отцу? Он не любил воровать. Он сожалел о том, что украл у отца, хотя вполне можно было сказать, что Карлос просто украл деньги, которые его отец украл у него. Красть у незнакомцев в столице могло быть очень опасно и аморально, однако, подумал Карлос, по мере того как увеличивался его голод, есть ли у него выбор?

И как только он нехотя решил украсть, если представиться такая возможность, с ним заговорил крупный незнакомец. После своего прискорбного опыта у автобусной остановки Карлос, возможно, научился не доверять незнакомцам, и, действительно, если бы у Карлоса всё ещё были деньги отца и коробка, он мог проявить осторожность. Но так как у него нечего было красть, он позволил себе быть тем, кем он был по натуре: дружелюбным, счастливым мальчиком, хотя и голодным. Однако у него была одна проблема. Он не мог понять, что говорит мужчина. Незнакомец был одет в яркую рубашку, короткие штаны и сандалии. Кожа на его ногах была довольно белой, а на лице - довольно красной.

Мужчина продолжал говорить, и, хотя Карлос внимательно слушал, как хороший мальчик должен слушать старших, мужчина просто не сказал ничего такого, что было бы понятно Карлосу.

Затем незнакомец вытащил свой бумажник и показал Карлосу немного денег. Вероятно, он сделал это потому, что одежда на Карлосе свидетельствовала о его бедности. Но также правдой было и то — и Карлос в своей наивности мог этого не знать, — что рваные джинсовые шорты обнажали его прекрасные ноги во всей их гладкой мускулатуре, а старая толстовка без рукавов обнажала его прекрасные молодые руки во всей их силе, а раскрытая рубашка свидетельствовала о хорошем сочленении плечевых и грудных мышц Карлоса, и, если посмотреть под правильным углом, а незнакомец мог это сделать, то можно было углядеть мальчишеский сосок на правой стороне мускулистой груди — захватывающая вещь, которую можно увидеть только мельком.

Когда Карлос увидел деньги, то ему пришла в голову отличная идея. Он взял мужчину за руку — не за ту руку, в которой были деньги, — и подвел его к витрине, за которой была выставлена еда. Незнакомец рассмеялся, зашёл в магазин, купил еды и вручил её Карлосу. Карлос быстро всё съел. Человек, увидев это, снова рассмеялся и вернулся в магазин за добавкой. Карлос быстро съел и её. Он одобрительно улыбнулся и вежливо поблагодарил незнакомца по-испански.

Незнакомец подал знак такси, и оно остановилось. Внутри был только водитель. Мужчина открыл дверь и жестом показал Карлосу, чтобы мальчик садился, что тот и сделал, незнакомец сел за ним. Пока они ехали, водитель не останавливался, как это делали все местные таксисты, чтобы посадить еще пассажиров. Карлосу это показалось странным и экстравагантным. В уединении заднего сиденья незнакомец фамильярно положил руку на ногу Карлоса, а затем скользнул выше. Это очень взволновало Карлоса, так как Роберто Асунта говорил ему, что именно так и случилось с ним в столице, но до этого момента Карлос не ожидал подобного. Роберто также рассказал ему, что он должен делать в такой ситуации, и Карлос надеялся, что он всё правильно запомнил. Он сделал то, что, как он чувствовал, не могло причинить вреда, даже если это было не совсем то, что советовал Роберто Асунта: он широко развёл колени и счастливо улыбнулся незнакомцу.

И действительно, Карлосу показалось, что он поступил правильно, потому что незнакомец прижал руку к твердому пенису Карлоса через ткань его шорт, и, как увидел Карлос, незнакомец тоже счастливо улыбнулся.

Он убрал руку, когда такси подъехало к отелю. Прежде чем выйти из такси, Карлос передвинул свой напряженный пенис в сторону, побуждая его немного потерять свою жесткость, дабы не смущаться среди множества людей. Когда такси было оплачено, незнакомец — который теперь стал менее незнакомцем, потому что положил руку на пенис Карлоса, не так ли? — повёл Карлоса в отель и к лифту, который не казался лифтом — совершенно новый опыт для Карлоса, потому что в здании в его городе был лифт, и Карлос поднимался и спускался в нем. Однако этот лифт состоял сплошь из зеркал, и, глядя на себя и на краснолицего человека, Карлос подумал, что, хотя всё было очень странно, в то же время — это захватывающее приключение. Будучи всего лишь мальчиком, он не сознавал, что причина, по которой он теперь может наслаждаться приключениями, заключается в том, что он уже не такой голодный. В гостиничном номере мужчина быстро снял всю свою одежду и поковырялся с одеждой Карлоса, и Карлос понял, что он тоже должен раздеться. При этом, однако, он вспомнил ещё кое-что из того, что говорил Роберто Асунта и что ему рассказали его друзья Хуан, Хесус, Энрико и многие другие, и решил, что не позволит этому человеку перевернуть его на живот… что, как и предсказывали Роберто и его друзья, этот человек и попытался сделать. Карлос слегка испугался, потому что мужчина действительно был крупным, но тот только рассмеялся и, оставив Карлоса лежать на спине, начал облизывать различные места на теле Карлоса, заставляя мальчика смеяться от сильной щекотки, после чего, к его большому удивлению (хотя его об этом тоже предупреждали), мужчина накрыл своим ртом пенис Карлоса, заставив мальчика испытать то прекрасное чувство, совсем не похожее ни на что из того, что испытывал Карлос прежде, и это чувство привело его к бурному оргазму, к ещё большему удовольствию, чем Карлос мог представить всего час назад.

Карлос, сонный и рассеянный после острых ощущений, почти не замечал рта, всё ещё находящегося на его пенисе, покачивания кровати, вздохов и всхлипов мужчины, но он заметил, как его подтолкнули, заставили встать с кровати, одеться, и выйти за дверь. И вот он в одиночестве спускается в лифте. Но он был не совсем в одиночестве, потому что, выталкивая его, человек положил немного денег в его карман, и когда мальчик пересчитал их, то обнаружил, что там оказалось больше половины того, что он украл у отца. «Да пусть толкается», — подумал Карлос, хотя на самом деле он был обижен.

Карлос снова проголодался и наелся вдоволь. После этого он засунул оставшиеся деньги в шорты и, найдя место в парке, лег и заснул. По стечению обстоятельств, Билл тоже лежал, ожидая, что предвечернее солнце благотворно скажется на его коже, чего, конечно же, не произошло.

Однако вместо того, чтобы уснуть, Билл встал, оделся и пошел ужинать, а Карлос проспал до наступления темноты. Он не знал, что, если бы проспал немного дольше или не выглядел так бедно, то наверняка стал бы объектом воровского интереса. Но ловкие воры обычно не ищут денег у детей, которые спят в парках, поэтому они пренебрегли мальчиком, ища добычу получше. Он встал и обнаружил, что снова проголодался. И купил себе ещё немного еды. Затем, довольный и удовлетворённый, он прошел по аллее, по которой его везло такси, и вернулся к тому месту, где раньше встретил крупного иностранца. Для него это стало чем-то вроде талисмана. Здесь ему повезло.

Когда подошёл Карлос, Билл разговаривал с Рафаэлем. Рафаэль говорил, что ему очень жаль, но его отец действительно, как он и опасался, рассердился на него. Он спросил, может ли мужчина одолжить ему немного денег до следующей ночи, то есть воскресенья, когда его отец наверняка перестанет злиться. Билл сказал «да» по-испански, дал Рафаэлю немного денег, и Рафаэль ушел. Разговаривая с Рафаэлем, Билл старался скрыть свое разочарование, но, когда юноша ушел, Билл смотрел ему вслед, пока тот не свернул за угол и не скрылся из виду.

Билл смотрел себе под ноги, а не на окружающий мир. Его разочарование было очень сильным, сильнее, чем он думал. Он вообще-то не ожидал, что Рафаэль придет, поэтому, когда снова увидел высокого, стройного юношу, одетого в джинсы и майку, обнажавшую жилистую смуглую кожу, он одновременно удивился и обрадовался. А затем… Ну, Билл знал, что лучше не слишком сожалеть, поэтому собрался уйти. Он поднял голову, собираясь вернуться в отель. И в этот момент увидел Карлоса.

Увидел Карлоса, он споткнулся, и его ноги перестали слушались. Мальчик в ожидании смотрел на него широко открытыми глазами. Билл не знал, что этот взгляд был вызван только тем, что он стоял в месте, которое приобрело для Карлоса почти мистическое значение. Все, что видел Билл - это был мальчик, который, казалось, интересовался им. Лицо мальчика не было полностью освещено, но Билл, казалось, смутно узнал черные кудри — теперь, правда, нечесаные, но разве это имело значение? – блестящие глаза, высокие скулы. И он не ошибся, ибо в ответ на пристальный взгляд Билла мальчик улыбнулся, и Билл узнал эту улыбку в тот момент, когда увидел ее. Он произнёс вслух единственное, с чем у него ассоциировался Карлос: «Мальчик моей мечты», — сказал он, не имея возможности удержать свою руку, которая потянулась, чтобы проверить истинность мальчика, мальчика, в чьей мимолетной реальности он никогда не сомневался, но чья действительность была за гранью возможного. Он отдернул руку, но беспомощно повторил: «Мальчик моей мечты», и поправился: «Мальчик из моего сна», но не смог вспомнить, какой ночью ему приснился этот мальчик, который, казалось, не понял этих слова, и улыбался, наполовину озадаченный. Ибо Карлос недоумевал, почему очень красивый мужчина, казалось, говорит с самим собой, когда он не видит ничего, кроме Карлоса.

- Что случилось? - спросил Билл по-испански, думая, что должен как-то выяснить, вышло ли его воображение из-под контроля или это реальность вторглась самым волнующим, чудесным образом. И Карлосу советовали, что говорить в ответ на подобное приветствие человека из богатой страны. И он ответил на испанском: «Это я». И ему так нравилось это говорить, что он громко рассмеялся, потому что ему уже понравился этот незнакомец, гораздо больше, чем тот более крупный мужчина, и он уже был готов к тому, что его повезут в такси, в котором возбудят его пенис, а затем поведут его в гостиницу, и доставят ему удовольствие, а потом дадут ему денег, чтобы у него было даже больше, чем он украл у отца, и, может быть, тогда он, в конце концов, сможет остановиться в отеле, как мэр его городка.

Но этого не произошло. Рука мужчины, которая тянулась к нему, теперь легла мальчику за плечо, немного притянула его к мужчине и развернула к берегу. Светила луна, блестел песок, а море было белым и черным. Пока они шли, Билл по-испански спросил Карлоса, как его зовут, и многое другое. Карлос отвечал и правдиво, и уклончиво — потому что, кто знает? — мужчина может вернуть его отцу. И мужчина расспрашивал его о городе, и от этого Карлосу было неловко, потому что он не знал ответов, но он не смел показать своё невежество, поэтому придумал ответы. И, наконец, мужчина сказал, как будто был фокусником:
- Ты сбежал от отца, и все, что ты можешь продать, находится в этих грязных шортах. И ты даже не знаешь, что ты красив.

Но Билл сказал это по-английски, и Карлос этого не понял.

- Ты спишь в парке? - спросил Билл по-испански.

Карлос не знал, что ответить. Он проспал в парке несколько часов, но глагол, использованный Биллом, будто спрашивал, спит ли он там постоянно. Но где же он будет спать? Не имея хорошего ответа, который мог бы сгодиться в долгосрочной перспективе, Карлос ответил так, как, казалось, диктовала реальность — «да».

- Сегодня ночью ты не будешь спать в парке, - сказал мужчина. - Ты будешь спать в отеле.
Билл поколебался, а затем безрассудно продолжил:
- Сегодня вечером и столько ночей, сколько пожелаешь.

- Как мэр? - удивленно произнёс Карлос.

Не понимая, но угадывая правильный ответ, Билл сказал:
- Как мэр.

Так и случилось, Карлос провел всю ночь, как мэр, в отеле на берегу. И вполне может быть, что его комната была роскошнее, чем у мэра. И, конечно, никакой мэр не мог получить такого развлечения. Билл даже не вызвал у Карлоса ни малейшего беспокойства, не попросив его перевернуться на живот. Вместо этого он только снял одежду с мальчика, прежде чем снять собственную, и повсюду прикасался к нему, целуя его, своим ртом и языком доставляя Карлосу множество замечательных ощущений, и доведя его до такого возбуждения, что всё тело мальчика задрожало. И потом Билл вызвал в нем самое восхитительное чувство, которое он когда-либо испытывал, гораздо большее, чем произвел крупный незнакомец, каким бы неожиданным и удивительным оно ни было; оно было гораздо восхитительней того, чем Карлос, один или со своими друзьями, когда-либо испытывал или ожидал испытать. Он не сознавал причины этого чувства. Возможно, дело было в отеле; может быть, из-за того, что он был на равных с мэром; вероятно, всё дело было в этом, но он не мог этого сказать; у него не хватало слов.

Утром вежливый официант принес много еды, частью необычной — столько яиц, а что это за тонкие, сладкие штучки, похожие на хлеб? Он прислуживал Карлосу так, как если бы тот был мэром. Это так и было, хотя на Карлосе не имелось ничего, кроме пляжного халата, который был ему велик. Позже они с Биллом пошли в большой магазин, и Билл за час накупил Карлосу больше одежды, чем Карлос имел за всю свою жизнь. В последующие дни они купались в море, строили замки из песка, лежали на пляже, вместе читали, ходили в кино, осматривали город и наслаждались сексом ночью и утром. Дни проходили в этой счастливой рутине, и Карлос начал испытывать любовь к Биллу, который не бил его и не крал у него деньги, и не отталкивал его после секса. Действительно, Карлос чувствовал себя счастливым, таким же счастливым, как это было до смерти его матери, когда он каждый день ходил в школу, и не знал, что потом отец будет бить его каждую ночь.

Затем случилось ужасное.

Отчасти это была вина самого Карлоса. Он забылся. Он знал, что никогда не следует переворачиваться на живот для пользования мужчиной. По правде говоря, он перевернулся не для этого. Он перевернулся только потому, что был расслаблен и счастлив после того, как Билл доставил ему большое удовольствие. Именно тогда Билл попытался сделать то, о чём Роберто Асунта, а также Хуан, Хесус, Энрико и другие предупреждали его: что вероломные люди из процветающей страны, а также многие плохие люди с острова попытаются сделать с ним. Это было то, что сам Хуан пытался сделать с Карлосом, тем самым показав свою испорченность.

Карлос был сильно оскорблен и зол. Он вскочил с кровати и обвинил Билла в желании сделать из Карлоса женщину, и что сам Билл как женщина. Билл пытался многими словами – всеми, известными ему испанскими словами — заверить Карлоса, что он любит мальчика таким, какой он есть, и не хочет, чтобы он был другим. Тогда почему, спросил Карлос, Билл так поступил? Только Хуан когда-то пробовал подобное с Карлосом, а Хуан был плохим парнем, курившим много марихуаны.

Билл ответил. Он сказал, что на самом деле хотел забрать Карлоса с собой в процветающую страну. Если бы он не взял Карлоса, то ему пришлось бы оставить его, чего он не хотел. И всё же ему было грустно, что Карлос не позволил ему того особого удовольствия, которое, по его словам, не сделало бы из Карлоса женщины, или даже мужчины, похожего на женщину.

Карлос, конечно, не поверил ему и не вернулся в постель, а проспал ночь в большом кресле.

Ему приснилось, что Билл повёз его обратно в его город, передал отцу и держал, пока отец бил его палкой. Он заплакал и закричал от боли, когда понял, что Билл действительно держит его, но отца рядом не было, а Билл нежно и ласково целовал его. Карлос крепко обнял Билла и не мог перестать плакать, хотя и не чувствовал боли. Он не рассказал Биллу о своём сне, но позволил Биллу отнести себя в кровать, и там он лежал в объятиях Билла, пока не снова не заснул. На следующий день он с ужасом и страхом вспомнил сон и не мог забыть того, что сказал ему Билл — что тот может уехать. Возможно, хотя и маловероятно, что он вернет Карлоса отцу, и тот изобьёт его, но не только страх перед отцом был причиной той печали, которую чувствовал Карлос.

У Билла было обыкновение оставлять Карлоса на несколько часов по утрам, чтобы заняться тем, что он называл «делами».

Карлос выучил несколько английских слов, а также научил Билла испанским словам и исправлял его, когда тот читал из книги. Обычно Карлос был доволен подобным. Он оставался в гостиничном номере и читал книги, которые попросил Билла купить для него, книги, которые, по словам продавца из книжного магазина, были книгами, которые такой мальчик, как Карлос, читал бы, если бы учился в школе. Но в этот день Карлос не остался в отеле.

Нет. Карлос пошел в город, наполовину испуганный, наполовину покорный.

Он спрашивал у незнакомцев (с которыми старался заговаривать только в людном месте), как пройти к улице, на которой, как говорили, жили люди из его города, и со временем он нашел ту улицу. На этой улице он стал расспрашивать, как найти Исидора Сантоса, двоюродного брата своей матери. Исидор Сантос работал где-то далеко в магазине, но Карлос, тщательно продумав направление, решил пойти и найти его, а не ждать на улице, где его могут увидеть друзья отца. На самом деле один человек, знавший его и знавший его отца, действительно заметил его, но был далек от мысли сообщить об этой новости отцу Карлоса, просто подумав, что мальчик, должно быть, либо удачлив, либо мудр, раз сбежал от известного своей жестокостью отца, и к тому же, хорошо приоделся.

В магазине Карлос увиделся с Исидором Сантосом, который сказал ему подождать снаружи, пока Сантос не сможет пообедать и отдохнуть. Карлос знал, что Билл ожидает увидеть его в отеле как раз к обеду. И поэтому Карлос боялся, что Билл рассердится на него. Тем не менее Карлос решил ждать. Пришлось ждать два часа. Затем Исидор Сантос, темноволосый мужчина лет пятидесяти с жесткими волосами, жесткой черной бородой и мрачным взглядом, вышел из магазина и пошел с Карлосом в ресторан, где обедают бедняки. Карлос рассказал Исидору Сантосу обо всём, ничего не упустив, и даже показал деньги, которых было достаточно, чтобы многократно оплатить еду, и, как с благодарностью отметил Исидор Сантос, достаточно, чтобы позволить двоюродному брату матери Карлоса выпить пива за едой.

Исидор Сантос, поощряемый Карлосом, также купил себе рома к кофе и рассказал Карлосу правдивую историю о сыне брата мужа своей сестры. Все началось пятнадцать лет назад, когда Альберто, сын брата мужа сестры Исидора Сантоса, встретил такого человека, как Уильям. И Альберто действительно отправился с таким человеком, как Уильям, в процветающую страну. И там мужчина отправил Альберто в школу. Позже он отправил Альберто в хороший университет. Он часто привозил Альберто навестить свой дом и семью. Однажды Альберто признался ему, Исидору Сантосу, что этот человек, именно такой мужчина, как Уильям, обращался с Альберто как с женщиной или как с мужчиной, который был похож на женщину. Некоторое время спустя, после окончания университета, Альберто женился на Консуэле Мальдонадо, племяннице провинциального магистрата. У него уже было два сына и дочь. И в самом деле, сказал Исидор Сантос Карлосу, очень нехорошо позволять человеку, даже такому человеку, как Уильям, так использовать Карлоса. Но и не так уж плохо. Быть использованным как мужчина, похожий на женщину, не значит стать мужчиной, похожим на женщину. Альберто таким не стал.

Исидор Сантос сделал паузу, глубоко задумавшись. Карлос купил ему еще стакан рома, чтобы подсластить кофе.

Исидор Сантос медленно отпил густой кофе. Затем он сказал, что, когда он сам был еще мальчиком, таким, как Карлос, брат его матери использовал Исидора Сантоса именно таким образом, и разве он, Исидор Сантос, не был мужчиной с женой, любовницей и шестью детьми? Подобная история, та часть, которую Исидор Сантос рассказал о себе и брате своей матери, такая история всего за несколько недель до этого момента заставила бы Карлоса почувствовать глубокий стыд за двоюродного брата его матери, что так опозорил себя. Но сегодня это только заставило Карлоса задуматься. Наконец он спросил у Исидора Сантоса, что он, двоюродный брат матери Карлоса, единственный человек в столице, которому Карлос мог доверять, посоветует делать Карлосу.

- Я тебе не отвечу, - сказал Сантос. - Мужчина не ответит на такой вопрос. Но всё же скажу тебе вот что. Неудивительно, что ты испытываешь любовь к этому Уильяму, который похож на женщину. Я сам чувствовал такую любовь к Пепито, который, как ты знаешь, из твоего города, и я жил с ним как муж не один год. И неудивительно, что ты желаешь угодить этому Уильяму и отправиться с ним в процветающую страну. Я только скажу тебе вот что. Не отправляйся в процветающую страну, пока он не пообещает тебе, что отправит тебя в школу и в хороший университет, именно в тот университет, в котором учился Альберто. Этот Уильям может не сдержать своё обещание. И ты не сможешь ничего с этим поделать. Это всё, что я могу сказать по этому поводу.

И хотя ему очень хотелось вернуться к Биллу, Карлос не торопил двоюродного брата своей матери и не покидал его до того, как тот был готов уйти из ресторана. И когда пришло время, он поцеловал Исидора Сантоса, и Исидор Сантос подержал его в своих объятиях и также поцеловал его, говоря:
- На то, как скоро я увижу тебя снова, есть Божья воля.

Когда Карлос вернулся, Билл действительно был недоволен. Билл ждал в холле отеля.
- Я был в отчаянии, - сказал Билл по-английски, а затем, как мог, перевел на испанский.

Карлос только попросил разрешения вернуться с Биллом в гостиничный номер. В комнате он снял всю свою одежду, а затем, настояв на том, чтобы ему разрешили, снял и всю одежду Билла. Затем он откинул простыни на кровати и лег на неё, уткнувшись лицом в подушку. Билл подошел и сел на край кровати.

- Ты уверен? - спросил он на испанском.

Карлос ответил: «Да» по-английски.

Билл перевернул Карлоса на спину и заглянул ему в глаза, отбрасывая вьющиеся пряди со щек мальчика. Он нежно поцеловал его в губы, а затем сказал по-английски:
- Не сейчас. Еще нет.
И он проделал кое-что, что, как он знал, Карлосу особенно нравилось — то, что вызывало у Карлоса много смеха и заканчивались великим трепетом, волнением, удовольствием и удовлетворением.

После этого они надели свою красивую одежду и пошли в ресторан, который также нравился Карлосу. И там Карлос рассказал Биллу о своем разговоре с Исидором Сантосом, но, конечно, он ничего не сказал о том, что дядя двоюродного брата его матери использовал Исидора Сантоса, чтобы Билл не подумал, что Исидор Сантос недостоин давать советы Карлосу.

И он рассказал Биллу о своей надежде жить в процветающей стране, поступить в хороший университет и, самое главное, никогда больше не видеть своего отца. Ему не пришло в голову сказать, что он любит Билла, ибо какое это имеет значение? Утром, сказал Билл, он примет все необходимые меры. В тот вечер Карлос заснул, полный приятных снов о процветающей стране.

Карлос был так счастлив утром, что съел свой завтрак обнаженным, как и Билл. Он поступил так, хотя это немного его смутило, но он понял, что это смутило официанта еще больше, и очень позабавило Билла. Билл нежно смотрел на Карлоса, пока звонил по телефону.

И когда Билл заговорил, Карлос понял, что звонок касается его. И хотя он не мог понять, о чем идет речь, кроме отдельных слов тут и там, ему показалось, что этот разговор не понравился Биллу.

Он был прав. Биллу не понравилось то, что он услышал. Начнем с того, что Билл счел выражения оскорбительными. Это было непохоже на его разговоры с Карлосом, но он должен был выслушать (и слова, к сожалению, должны быть написаны здесь), потому что в процветающей стране имелись обычаи и нравы, о которых легко забыть, находясь далеко, но их будет трудно избежать по возвращении, или даже, как сейчас, когда он просто возьмет на себя труд позвонить кому-нибудь туда. То, что он услышал, было действительно недостойным, грубым и гнусным:
- Христа ради, неужели ты не можешь отправиться туда и избавиться от своих комплексов, а потом просто вернуться и вести себя цивилизованно? Тебе обязательно возвращаться вместе с твоими проститутками? Ты можешь попасть в тюрьму, так что давай забудем об этом, ладно?

Его разозлило то, что весь тон его жизни так ужасно изменился в ходе одного короткого разговора, и, кстати говоря, со своим лучшим другом из процветающей страны.
Билл сказал:
- Отец мальчика никогда не узнает.

- Он узнает, как только пацан почует деньги.

У Билла не было на это ответа, хотя он и был уверен, что это не могло оказаться правдой.
- Адвокат, - сказал он, - должен указывать мне, как и что-то сделать, а не удерживать меня от этого.

- Так найми адвоката. Я не знаю тамошних законов. Я вот что скажу тебе. Если ты не усыновишь этого ребенка, а его отец не подпишет итоговый документ, я не возьму на себя ответственность. И если тебя поймают за сексом с приемным сыном, я не смогу тебе помочь.
- И, Билл, - тон адвоката стал почти любезным, как бы ласково предостерегающим, - послушай. Если моя жена не пригласит вас обоих на ужин, как она сделала с тем ирландским малолетним бандитом, на которого ты запал пару лет назад, – что ж, пеняй на себя.

- Ей понравился Брайан.

- Она полюбила его. Он был правильного цвета. Смотри, Билл. Я не могу остановить тебя. Но рассчитай цену и не сглупи.
Голос неприятно рассмеялся.
- Зачем покупать корову — или теленка, ради бога, — когда молоко настолько дёшево?

Несколько минут Билл сидел, с неприязнью глядя на телефон. Цена была высока, слишком высока, чтобы можно было заплатить.

Внутренне он был полон ярости, но не выказывал ничего, кроме печали.

И тут Карлос ошибся. Он почувствовал, что сейчас действие будет лучше слов, поэтому он подвел Билла к кровати и, лежа на кровати, начал делать с Биллом кое-что, что Билл делал с ним. Вскоре Карлос был удивлен переменой, которую это вызвало. Движения Билла стали сердитыми, хотя он по-прежнему ничего не говорил. А потом, впервые за все время их занятий любовью, он причинил боль Карлосу.

Карлос держал пенис Билла, который был очень твердым и, казалось, стал больше, чем когда-либо раньше, но, без сомнения, это было только потому, что Карлос увидел его более внимательно. Билл толкнул Карлоса на живот и начал пользовать мальчика, как мужчина пользует женщину. Безо всякого предупреждения. Поначалу Карлос думал, что это будет легко, потому что Билл выказывал удовольствие, а не боль, когда Карлос проделывал это с ним. Но даже побои отца Карлоса не причиняли такой боли, как пенис Билла. Карлос сначала прикусил подушку, потом почувствовал еще один толчок, и все его мужество не помогло сдержать крик. Но Билл не остановился, и Карлос снова заплакал.
- Нет! Пожалуйста! - сказал мальчик по-испански, затем по-английски:
- Пожалуйста, не надо.
И в этот момент Карлос понял, что Билл не испытывает к нему той любви, которую испытывал он, Карлос. И в тот же миг он решил, что если это правда, то он уйдет от Билла. Он надеялся, что Исидор Сантос найдет для него работу в городе.

И в этот же момент Билл начал понимать, что он делает.

На мгновение он замер, затем оторвался от Карлоса, чтобы посмотреть на него. Он снова увидел мальчика своей мечты, но лучше, чем его мечты, потому что мальчик был реальным, вплоть до светло-смуглых мышц спины, его более темных рук, его почти белых, стройных и мощных ягодиц, его прекрасных светлых бедер, его смуглой кожи.

Он повернул голову мальчика и всмотрелся во влажные и испуганные глаза. По-испански он сказал:
- Теперь я буду нежен.

И он был нежен. Он покрыл свой член тем же самым веществом, которым так часто раньше смазывал член Карлоса, и, уткнувшись лицом в черные кудри мальчика, осторожно, любовно вошел в него, на этот раз вызвав лишь легкое восклицание: «Ох!», а не крик. И это было хорошо, потому что Карлос снова почувствовал себя счастливым, подумав на один ужасный миг, что должен покинуть Билла и навсегда отказаться от защищённости. И теперь, когда он почувствовал пульсацию эякуляции Билла, его любовь стала еще сильнее, потому что он наконец понял, почему Билл так терпеливо, так многократно принимал эякуляцию Карлоса. Дарить радость было почти так же прекрасно, как и получать ее. И для Билла кризис тоже миновал. Положив трубку на рычаг, Билл решил, что должен оставить мальчика здесь. Теперь он понимал, что не сможет этого сделать. Он также не стал бы искать отца Карлоса ради усыновления, поскольку это означало бы риск потери Карлоса.

И в самом деле, сказал себе Билл, подкуп чиновников на острове в любом случае обойдется дешевле. Он живо вспомнил дело, занимавшее его по утрам, и его трудности.

Карлос, увидев, что Билл глубоко задумался, просто провел рукой по телу Билла, тем способом, которому научился от мужчины. Затем, применив новую тактику, он стал бороться с несопротивляющимся мужчиной, пока, не усевшись ему на грудь, Карлос не направил свой эрегированный пенис к подбородку Билла. Это вернуло мужчину к жизни, и светлое чувство овладело мальчиком с острова. И Билл потянулся руками вверх к этому чудесному торсу, к груди мальчика, а затем, обхватив его тело, прижал мальчика к себе и понял, что реальность лучше — хотя она могла оказаться и хуже, и ему придется с этим смириться — лучше, чем его мечты.

 

 

van MILLER Ruth

ПОДРОСТКОВЫЕ ПРОДЕЛКИ - 2

Дорогая Рут Ван Миллер,
Помните меня: «Срочно нужна помощь»? Вы сказали мне сообщить вам, что выйдет. О, я не могу рассказать вам обо всем, что вышло, но всё продолжает выходить, а Кевин все приходит и приходит, вы не поверите! Мой пастор пришел ко мне, и я сказал ему, что сделал то, что он говорил, но он увидел у меня тут номер этой газеты, поэтому я не думаю, что он мне поверил. Кевин хочет, чтобы я усыновил его.
Должен ли я?
ТРЕВОЖАЩИЙСЯ

 

Уважаемый Трев,
А Папа католик?

* * *

Дорогая Рут Ван Миллер, я совершенно нормальный, здоровый сорокапятилетний мужчина с гомосексуальными убеждениями. Меня всегда интересовали мужчины постарше. На самом деле, я так и начинал. Я услышал, как кое-кто из старшеклассников рассказывал о том, что им платят за проделки на автобусной станции, поэтому я пошел туда. В первый раз мне было всего двенадцать, поэтому полицейский сказал мне, что я слишком молод, чтобы там тусоваться. Он отвез меня домой (к себе) и, вау! Он доказал, что мне действительно нравятся парни постарше, как тот полицейский. Я имею в виду, что после этого на автобусной станции всё было действительно здорово, особенно когда я немного подрос. Мы, ребята, которые тусовались там, ну, мы были как клуб, понимаете, о чем я? Ну, всё это было давным-давно, и вы знаете, как это бывает, я перебрался в гей-бары и все такое. Я пишу потому, что в последнее время у меня возникли проблемы со съёмом. Большинство мужчин постарше, моего типа, похоже, предпочитают мужчин помоложе или мальчиков, и они даже спрашивают меня, почему я так не поступаю. Что ж, когда я был моложе, им нравились дети, но сейчас с этим не всё так просто. Что мне делать?
ИЗГОЛОДАВШИЙСЯ ПО СЕКСУ В ЧИКАГО

 

Дорогой Голодный,
Пришло время поискать кого-нибудь из тех самых старшеклассников, которые раньше слонялись по автобусной станции. Держу пари, вы не видели их лет двадцать пять! Вы сможете найти их в старых ежегодниках, если не помните их имён. Чтобы связаться с ними, воспользуйтесь телефоном. Посмотрите, чем они сейчас занимаются. Бьюсь об заклад, они, в основном, женаты, но им скучно, и они готовы к каким-то старым забавам, вроде тех, что они проделывали на той автобусной станции. Вы заставите их снова почувствовать себя подростками!

* * *

Дорогая Рут Ван Миллер, я сказал своей маме, что я гей, и она велела мне рассказать об этом моему отцу. Я так и сделал, а он просто сказал, что это здорово, поэтому я могу остаться со своей матерью. Когда я спросил его, что он имеет в виду, он сказал, что уезжает и собирался взять меня с собой, но теперь он этого не сделает, и моя мать может оставить меня у себя. Я пошел к маме, и она сказала, чтобы я ехал с папой. Мне хочется покончить с собой.
ТРИНАДЦАТЬ, И ЖЕЛАЮ СЕБЕ СДОХНУТЬ

 

Дорогой Тринадцатый,
Прямо сейчас, сию минуту звоните на горячую линию для геев в Вашем городе — полагаю, что это Хьюстон, судя по штемпелю, стоящему на Вашем конверте — и спрашивайте, во-первых, о Группе поддержки юных геев, и если вы не найдёте их, то попробуйте Метропольную общинную церковь, а если они не ответят или не помогут, то позвоните на горячую линию кризисных ситуаций и попросите предотвратить самоубийство.

Когда Вы всё это сделаете, остановитесь и немного подумайте. Как Вы узнали, что Вы гей? Вам кто-нибудь помог в этом? Может ли этот кто-то помочь Вам сейчас?

Кроме того, подумайте вот о чем. Вы можете заставить своих родителей позаботиться о Вас, и, если захотите, Вы можете в определенной степени контролировать их. У вас есть права, а у них - обязанности. Я знаю, что Вам больно, но жизнь - лучшая месть: Вы покажите им, что они не могут Вас сломить. Постойте за себя и за детей-геев всего мира! Если необходимо, обратитесь в Службу защиты детей и пожалуйтесь на своих маму и папу, сделайте так. Это послужит им хорошим уроком, если их арестуют за пренебрежение своими обязанностями.

* * *

Дорогая Рут Ван Миллер,
Мой лучший друг - капитан футбольной команды, и я очень рад, что он мой лучший друг, потому что я только в команде первокурсников и еще недостаточно большой, и проблема в том, что Энди получил триппер от городской шлюхи, а теперь он у меня тоже (и у Тима, еще одного парня из команды первокурсников, и я знаю, что у одной девушки он тоже есть, потому что Энди заразил её этим, если вы понимаете, о чем я, когда показывал мне и Тиму, чтобы мы узнали от него, как это делается, у меня дома). Энди не пойдет к врачу. Что мне делать? Меня вылечили, но теперь Энди снова передал его мне, как мне кажется. А есть ещё девчонки, которым он, наверное, передал, только они об этом ещё не знают. Я не знаю, будет ли им наплевать на это, потому что он такой красивый, у него такое фантастическое тело и большой, как у жеребца.
ФУТБОЛИСТ ИЗ РОАНОКА

 

Дорогой Футболист,
В первую очередь Вы должны гордиться тем, что у Вас есть такой популярный друг! По Вашим словам, он большой весельчак и любитель забав! А теперь подумайте вот о чём. Энди не пойдет к врачу, если его не заставят. Как насчет того, чтобы заставить футбольного тренера потребовать от каждого игрока пройти медосмотр и сдать кровь в местный банк крови? Таким образом возьмут все анализы, даже на СПИД. И с этого момента держите его подальше от своего зада — любите его, но делайте это безопасным способом. Я посылаю вам дюжину экземпляров моей книги «Безопасный секс для горячих подростков». Вам, дети, они точно нужны!

* * *

Дорогая Рут Ван Миллер,
Я был самым счастливым парнем в мире, а теперь я самый несчастный. У меня есть друг, понимаете ли, и каждый день после школы, футбольной тренировки или чего-то еще он приходит ко мне домой, и мы валяем дурака.

Мы приходим ко мне домой, потому что его мать не работает, и ей нравится, когда он со мной, потому что мне шестнадцать, и я ответственный, а ему восемь, и ему нужно на кого-то равняться, и мы не хотим, чтобы она знала, чем мы занимаемся каждый день после обеда.

Но теперь все кончено. Вчера была суббота, и я был на парковке торгового центра, прогуливался со своей школьной компанией. Естественно, они не знают, чем я занимаюсь с Майки каждый день после школы.

Так или иначе, пара взрослых мужиков, может быть, тридцати или сорока лет, ну, вы знаете, старые, тусуются там, и мой друг Томми сказал, что если мы пойдем с ними, то сможем получить по двадцать долларов каждый. Я прикинул, что смогу купить Майки что-нибудь по-настоящему хорошее на такие деньги, поэтому я сел на заднее сиденье того большого Бьюика со стариком, и довольно скоро он принялся меня ощупывать, и я весь так возбудился, и прямо в машине мы начинаем, и тот парень говорит, что этот пацан реально горяч, и нам нужно снова надеть штаны, чтобы подняться в ту квартиру. Так что мы делаем гораздо больше, и я не знал, что можно вытворять такие вещи. И тот парень дал мне двадцать долларов и сказал, что мы встретимся в том торговом центре в следующую субботу.

Итак, сейчас воскресенье, и мне плохо. Завтра понедельник, и я понимаю, что Майки не сможет сделать и половины всего этого. Я имею в виду, что ему только восемь, как я уже говорил, и он мне нравится так же, как и раньше, но что будет, если завтра днем он придет и не сможет делать всё это?
УБИТЫЙ ГОРЕМ РЕБЁНОК

 

Дорогой Убитый,
К настоящему времени ты уже знаешь ответ на свой вопрос, так какого черта ты отправил письмо по почте? И только посмотри, что пришло той же почтой и с того же почтового индекса!
«ДОРОГАЯ РУТ ВАН МИЛЕР, КАКОТО ПЛОХОЙ ЧЕЛОВЕК СДЕЛАЛ ЧТОТА МОЕМУ ДРУГУ, И ОН СКАЗАЛ, ЧТО НИБУДИТ ЗАБАВ ПОСЛЕ ШКОЛЫ СО МНОЙ, И Я ДОЛЖЕН ЖДАТЬ, ПОКА НЕ СТАНУ СТАРШЕ Я НЕ МОГУ ЖДАТЬ».
Так что, детка, пойми: улицы тянутся в обе стороны.

Майки не может заплатить тебе двадцать баксов. Позволь ему делать всё, что в его силах, а ты делай всё, что в твоих силах. Если ты получишь дополнительный перепихон в субботу, это не имеет большого значения. Только не жди его каждый день. Ты жадный, вот и всё. Будь ответственным, как думает о тебе его мать. Будь для Майки идеалом, которому он сможет соответствовать всю оставшуюся жизнь. Если ты так не поступишь, то вперед, стань постоянной шлюхой, пьянчугой, и наркоманом, и катись к черту!

* * *

Дорогая Рут Ван Миллер,
Тринадцать. Что такое массербация? Я не думаю, что это воняет, как простикутка.
ЛУЧШЕ БОУЛИНГ [вероятно, имелся в виду минет (blowling), а не боулинг (bowling)]

 

Уважаемый Л.Б,
Твоё правописание не такое, как должно быть. Не «простикутка», а «проститутка», и это «мастурбация», которая не должна вонять, если ты моешься.
Мой совет: продолжай играть в боулинг, а когда появится подходящий человек, можешь снова заняться сексом.

* * *

Дорогая Рут Ван Миллер, моего сына арестовали за изнасилование. Я предполагаю, что это было изнасилование, потому что полиция так сказала, но мой сын был там не один, он был просто самым старшим, ему шестнадцать, а ей двенадцать. Во всяком случае, пока он находился в той тюрьме для мальчиков, я думаю, он стал гиперсексуальным, как и другие мальчики там, и он делал это с другим мальчиком, и он хочет, чтобы этот мальчик переехал жить к нам, потому что ему 12, и его папа ужасно его бьёт, из-за чего он нюхал клей и был арестован. Думаю, я не стану возражать, потому что мой сын говорит, что, по крайней мере, его больше не арестуют за изнасилование, что хорошо. Мой муж не хочет терпеть подобное в своём доме, но говорит, черт возьми, сделает то, что Вы советуете, он Вам доверяет. И я тоже.
ДОВЕРЯЮЩИЕ ИЗ ПЕОРИИ

 

Дорогая Пео,
Спасибо, что доверяете мне. Вы правы в том, что ваш сын очень сексуален. Вам нужно что-то с этим делать. Пригласить его нового друга пожить с вами — это решение, которому ваш муж должен быть рад. Напомните ему, что мальчики не беременеют. Также Вы спасёте ребенка от жестокого родителя.

Однако не забудьте установить некоторые твердые правила. Нюхание клея и другие виды наркотиков, сигареты и алкоголь ЗАПРЕЩЕНЫ! Они не подходят для детей в любом возрасте. Также Вам следует уговорить родителей маленького друга Вашего сына заплатить что-нибудь за питание его сына, даже если это будет всего лишь десять долларов в неделю. Таким образом, они не смогут сказать, что Вы украли его, дабы Ваш сын использовал его из-за своей гиперсексуальности.

* * *

Дорогая Рут Ван Миллер,
Я был шокирован вашим ответом ФУТБОЛИСТУ! Мне показалось, что его так называемый друг на самом деле помешанный на сексе маньяк. Как вы думаете, у него есть надежда?
ЛЮБОПЫТСТВУЮЩИЙ

Дорогой Любопытствующий,
Надежда? Для кого?

* * *

ДОРОГАЯ РУТ, ТЕПЕРЬ ВСЁ ОК. БРЮС СНОВА РАЗРЕШАЕТ МНЕ ПРИХОДИТЬ К СЕБЕ ДОМОЙ, А ЕЩЁ ПОМОГАЕТ МНЕ С ПРАВОПОПИСАНИЕМ.
С ЛЮБОВЬЮ, МАЙКИ

* * *

Дорогая Рут Ван Миллер,
В течение двух лет у меня были очень счастливые отношения с моей дочерью, которой сейчас шестнадцать. Ее лучшая подруга также близка с отцом. Никого из нас не смущает тот факт, что большинство отцов и дочерей не так уж и близки.

Проблема в моем сыне. Я думаю, он слегка ревнует, потому что его сестра спит со мной, и все, что у него есть — только его плюшевый мишка. К сожалению, я совсем не склонен к педерастии, иначе я бы попытался исправить ситуацию.
Что вы мне посоветуете?
НАСЛАЖДАЮЩИЙСЯ ИНЦЕСТОМ В ИНДИАНЕ

Дорогой инцест,
Во-первых, вы можете ПОПРОБОВАТЬ. Маленькие мальчики не ожидают многого. Но плюшевый мишка? Ну Вы даёте!

 

ЭВАН и САЙМОН

Саймон

В ожидании Эвана Саймону грезилось: он с Эваном возле леса. Осины на склоне. Июнь, и луговые цветы по пояс.
А теперь они в лесу, уже не осинах, а в болиголовах, елях и соснах. Их останавливает огромная, покрытая мхом скала. (Почему они не увидели её раньше?) И он позволяет Эвану залезть на спину, чтобы перелезть через этот огромный камень. Сверху тот протягивает ему руку. Саймон берётся за неё. Сейчас тепло, и рубашка снята. Солнце ярко освещает его тело, его мышцы перекатываются. Волосы у него такие светлые, что блестят, а брови темные; Саймон никогда раньше этого не замечал! Эван намного сильнее его. «Все в порядке», - говорит Эван. Поэтому Саймон знает, что у него получится. Эван тянет Саймона вверх. «Ты сильный, - говорит Эван, - скоро ты станешь таким же сильным, как я». Так и есть; Саймон кладёт свою руку рядом с его рукой; они соприкасаются. Саймон не видит рук. По ту сторону скалы луг, но они остаются на скале. Саймон рассказывает Эвану стихотворение, которое написал.

Эван слушает. Его глаза серые. Ему оно нравится, потому что он знает, что стихотворение о нем.

Они спускаются на луг. Трава и цветы не такие уж высокие. Они лежат бок о бок на траве в Уилсон-парке. Эван просит Саймона попробовать себя в футбольной команде. Он обещает помочь. Саймон говорит «да», потому что уже такой сильный. Саймон же просит Эвана стать бойскаутом. Тот говорит «да», потому что так они будут вместе. Сейчас они снова в лесу. И Саймон видит, где именно. Они в Кэмп-Стэнтоне. Эван и мистер Рэндольф в лесу.

Саймон наблюдает, пока они... Тут сон прерывается. Саймон смотрит на площадку. Эвана там нет. Он уже ушел? Он был бы в раздевалке, если бы…

- Привет, Саймон.
Эван стоит позади.

- Привет. Почему ты всё ещё в школе?
Саймон тут же пожалел, что сказал это. Что, если бы Эван понимает, почему он тут?

- Я разозлил Пэйлинга. Ублюдок заставил меня пробежать лишних десять кругов.

Саймону захотелось сказать «ублюдок» просто так.

Он пошёл вместе с Эваном.
- У меня поздняя тренировка после собрания скаутов. Вот почему я всё ещё здесь.
Теперь он пожалел, что сказал это. Зачем об этом знать Эвану?

- Тебе нравятся скауты, да?
Эван был милым. Он не был похож на других футболистов, называющих Саймона слабаком.

- Конечно. На прошлой неделе я достиг второго класса. Я был Новичком, но сейчас уже нет.

- Думаю, скаутом быть неплохо, если бы у них не было таких глупых прозвищ. Я ни в чем не был бы новичком, да и вторым классом тоже. Либо первый класс, либо ничего.

- Скоро я перейду в первый класс. Просто нужно кое-чему научиться. Что касается жизни в лесу, то это мне нравится. Я люблю лес. И походы.

- Какого черта?

Саймон не мог на это ответить. Он не винил Эвана. Любить лес, может быть, немного глупо. Но Эвану бы понравилось, если бы он пошёл с Саймоном, чтобы посмотреть. Просто глупо было об этом говорить.
- Мистер Рэндольф мне очень помогает.
Это была ложь. Но небольшая.
- Вот почему я продвигаюсь так быстро.

- Кто он?

- Наш скаутмастер. Он был скаутом-Орлом. Он знает всё.

- О лесах.
Смех Эвана был почти кашлем. И тогда он не показался таким уж милым. Саймон больше не упоминал о лесе, так что Эвану не требовалось вдаваться в подробности о лесе. Они дошли по улице туда, откуда Саймону следовало повернуть к своему дому. На углу стоял почтовый ящик, и Саймон остановился возле него. К его удивлению, Эван повернул; он изо всех сил стараться остаться с Саймоном. Саймон какое-то время не мог дышать. Он пытался сказать что-нибудь обычное, но у него ничего не получалось; он даже не сообразил, почему.
- Ты собираешься… собираешься прогуляться со мной?
Это прозвучало так глупо, что Саймон не мог поверить, что сказал это.

- Ты ждал меня, да?

Он не должен был этого заметить. Это должно было стать просто случайностью, просто удачей.
- Нет, я только… - но ложь так и не придумалась. Почему, ведь Саймону удавалось так легко придумывать и врать, ложь просто всплывала у него в голове?

- Перестань, Саймон. Ты ждёшь меня каждый день. Чего ты вообще хочешь?
Он разозлился? Судя по его голосу, нет.
Саймон спросил:
- Ты рад, что я подождал?
О, нет! Это неправильно. Каждый раз. Он как будто признался в том, что ждал.

- Конечно.

Это было отлично, но у Саймона все равно хотелось лучшего прикрытия.
- Но я к тому же опоздал к скаутам.

- Ты опаздываешь каждый день до окончания футбольной тренировки?

«Он смеется надо мной», - беспомощно подумал Саймон.
Это нечестно.
- Нет, я просто…

- Прекрати, Саймон. Ты мой друг, правда? Так что можешь ждать меня, если хочешь.
Он сказал «друг». Саймон скрыл восторг, который испытывал.
- Да.
Затем грубо добавил:
- Могу, если захочу.

- Можешь.

Они шли молча. Было сказано так много, что Саймон пришел в ужас. Что-то новое могло изменить этот момент, превратить нечто идеальное в катастрофу. Какая катастрофа может произойти? Если Саймон был другом Эвана, а Эван ведь так и сказал, то друзьям не нужно извиняться или что-то скрывать.

Возможно, сейчас самое время. Саймон так часто репетировал эти слова, что они должны были легко произнестись. А вдруг? Он сказал «друг». Так что «если» не имело значения. Он мог рискнуть и сказать то, что мечтал сказать. «Мы много чем занимаемся. Ты же понимаешь». Он глубоко вздохнул. «Мы развратничаем». У Саймона снова перехватило дыхание; с языка сорвалось невозможное слово. Вслух.

- Чем занимаетесь?

Где-то что-то пошло не так? Неужели Эван забыл о скаутах? Саймон попробовал еще раз. Если бы он произнес это слово еще раз, в третий раз всё могло бы получиться легко.
- Мы развратничаем в скаутах.

- Да ладно? Как?

Эван выглядел заинтересовавшимся. Теперь Саймон и в самом деле начал.

Теперь отступать нельзя. Ему придется продолжить. И он смог. Деннис Холлоуэй был скаутом первого класса, таким же крепким и сильным, как Эван, и он занимался этим с мистером Рэндольфом. Они были друзьями. Такими, как теперь стали Саймон и Эван, Эван и Саймон.
- Знаешь, что я делал после встречи скаутов? Причина, по которой я так припозднился?

- Дрочил?

Смех Эвана — еще один кашель — был вызовом, и почти обескуражил Саймона.
- Нет. Мне не нужно этого делать.
Саймону пришлось попытаться. Сказать это.
- Дрочить. Уже нет.

- Почему? У тебя есть киска среди скаутов? Я слышал, туда пускают и девчонок. И что?

Нет, нет, нет. Оставим девчонок в покое.
- Нам не нужно, – тут прозвучало одно такое словечко, «киска», и Саймон не смог его произнести. Он замолчал.

- Что тебе не нужно? Как ты собираешься обойтись без киски?

Он не поймет. Девчонки. Всегда девчонки. Тишина, Эван ждет. Саймону придётся ответить.

- Давай же. Как?

- У меня есть мистер Рэндольф. Он… - тут Саймон чуть не задохнулся, - … сосёт у меня.
Это было сказано. Саймон с трудом мог поверить, что сказал это.

- Ни хрена себе!
Эван не разозлился. Просто немного удивлен. Он остановился и посмотрел на Саймона. «Ни хрена себе!». Саймон сказал про этот хрен! Стало легче. Просто общение с Эваном заставляло Саймона чувствовать себя жестче.
- Тебе когда-нибудь… - Саймон быстро сглотнул, - … сосали?

Эван остановился, сорвал с куста лист и сунул себе в рот. Затем он снова зашагал. Однако он не разозлился. Саймон пошел дальше.
- Как насчёт тебя?

- Поимел голову чувака?
Он выплюнул лист.
- Нет.

Пожалуйста, Боже, «нет»; он притворяется, что ли? Какая девочка в школе будет сосать? Эван снова посмотрел на Саймона, как будто хотел, чтобы тот продолжил. Он так и сделал.
- Это весело. Мистер Рэндольф сосёт только у меня и Денниса Холлоуэя. Нам это очень нравится. Тебе стоило бы попробовать.

Эван остановился и сплюнул остатки листа.
- Я не стану скаутом для того, чтобы надрать себе яйца.

Это также прозвучало как вызов.  Саймон пожалел, что Эван сказал «нет». Он не был похож на черных детей. Для него это было неестественно; Саймон знал это. Так почему же он так сказал? У Саймона не было времени обдумывать. Он зашёл уже слишком далеко. Ему придётся рискнуть.
- Тебе не придется это делать.
Он очень глубоко вздохнул, зашагал дальше, и когда Эван пошёл в ногу с ним, сказал:
- Я мог бы показать тебе.

- Ни за что.

Это случилось так быстро, и, хотя Саймон почувствовал предупреждение, он снова заговорил; предупреждение пришло слишком поздно; слова уже закончились.
- Я серьезно.
Слова, отрепетированные, запланированные, не смогли остановиться.
- Я мог бы. Только тебе. Я бы больше никому не показывал.

- Заткнись.

Это было плохо, но в голосе Эвана не было злости, даже если его слова показались злыми.

- Тебе понравится. Я знаю, что тебе понравится.

Эван толкнул Саймона.
- Потеряйся, ублюдок.

- Почему ты злишься, Эван?

Но Эван уже ушел. Он перебежал улицу и зашагал прочь. Через мгновение он уже был за углом, пройдя мимо новых дубов, и скрылся из виду. Саймон, одинокий и пристыженный, хотел бежать за ним, но – что ему делать, если он догонит? Он не сомневался, что стал причиной катастрофы, но каким образом? Как он смог настолько сблизиться? И всё шло хорошо, до самого конца. Если Эван хотел назвать его педиком, у него была такая возможность, но он ею не воспользовался. И всё же он сбежал.
Саймон попытался понять, где он ошибся. Ему надо быть готовым. Завтра. Возможно, Эван не станет с ним разговаривать, не пойдёт с ним. Просто пройдёт мимо. Саймон мог рискнуть. Чем он не мог рисковать, так это не оказаться там.

Заврался. Эван был мил, пока я не начал врать. Он не грубил по-настоящему насчёт леса. Я мог бы поговорить о лесе подробнее. Или насчёт плавания. Почему я не заговорил о плавании? О спасении жизни. Вот что такое скауты. Эван хороший пловец. В следующий раз я расскажу ему о плавании.

Я перестал бояться воды. Я начну нырять. Я смогу. Я просто боюсь нырять с головой первым. Мистеру Рэндольфу придется меня научить. Он захочет, когда увидит, как многому я хочу научиться. Я быстро научусь. Когда я буду плавать и нырять, и у меня это будет хорошо получаться, тогда я смогу попросить Эвана пойти со мной поплавать, и он увидит, насколько я хорошо это делаю.

Выходим из леса к озеру. День жаркий, но с озера дует ветер. После похода приятно. Утки. Большая утка с четырьмя — нет, с пятью утятами — малыши следуют за ней. Мы с Эваном наблюдаем за ними. Есть и шестой утёнок. Мы смеемся над ними. Эван говорит: «Давай переплывем». Как думаешь, ты сможешь это сделать? Конечно. Теперь я силен, как Эван. Мы снимаем с себя всю одежду, и меня пробирает до костей, но меня это не волнует, потому что Эвана тоже. Ныряем в озеро. Мы вместе долго плывём. У Эвана судорога. Он тонет. Я спасаю его, как на картинках в руководстве. Мы голые лежим на траве у озера, и я обнимаю его, и он обнимает меня. Эван любит меня. Это потому, что я сильный, как он и Деннис Холлоуэй.

Реальность в виде его дома - дома, в котором он жил, остановила мечты.

 

Эван

Миссис Уильямс поставила стакан апельсинового сока и положила банан. Ее не было на кухне. Эван проглотил половину сока, проигнорировал банан, лишь наполовину заметив его, уронил книги на пол, забыв, что держал их, и пошёл наверх. Миссис Уильямс, должно быть, услышала его, потому что он услышал её.
- Эван! Спустись и забери свои книги.

Эван не счёл нужным отвечать. Он услышал, как она ещё дважды позвала её, а затем как она поднимается по лестнице. Он сидел на своём столе, пытаясь понять свою реакцию на Саймона. Почему он убежал? Может ли Саймон посчитать его трусом? Но он должен был уйти. Ему необходимо было уйти. Немного сурового достоинства. Чтобы показать Саймону, что он думает о педиках. Возможно, стоило даже ударить его. Но не слишком сильно. Нет смысла причинять боль Саймону. Черт побери этого маленького педика.
- Эван! - позвала она, поднявшись по лестнице.
Она направилась в его комнату и очень резко сказала: «Эван», открывая дверь.
- Эван! - позвала она в миллиардный раз.
Она слишком долго делала это, ее лицо было искажено от ярости, её волосы прикрывала сетка.

- Угу, - отозвался он.

- Сейчас же спустись вниз. Что это значит то, что ты бросил их на кухне?

Эван удивленно поднял глаза. Бросил? Бросил? Что бросил?

- Ты бросил свои книги на кухне. И ты не допил апельсиновый сок и не съел банан.

Банан? Он должен был съесть бананы? Саймон ест бананы. Стоит ли ему сказать ей об этом? Чтобы ошарашить её.
- Черт, - сказал Эван.

- Не чертыхайся при мне!

Некоторые вещи не стоят того, чтобы за них бороться. Эван встал, прошел мимо неё и спустился по лестнице. Он допил остаток сока, сунул банан в рот — в машину для поедания. Поднял свои книги и принёс их в свою комнату. После чего закрыл дверь.

Миссис Уильямс немедленно открыла её.
- Эван! Что это с тобой?

Какого чёрта, сука, шлюха, потаскуха.
- Мне надо подумать.

- Насчёт чего?

- Не ваше дело.

- Не разговаривай со мной таким тоном!

Это бесполезно.

- Если у тебя проблемы, ты можешь рассказать мне о них, и я постараюсь помочь.

- Ещё чего.
Это вырвалось раньше, чем он подумал об этом, но размышления подтвердили это. Он почти ухмыльнулся, увидев, как скривился её рот. Она действительно разозлилась.
- Я собираюсь рассказать об этом твоему отцу. Весь следующий час ты просидишь в своей комнате.
Она захлопнула за собой дверь.

Он думал о ней достаточно долго, чтобы в миллиардный раз пожалеть, что его отец женился на этой шлюхе; достаточно долго, чтобы назвать своего отца похотливым придурком, на которого он никогда не будет похож, ни в коем случае; он был бы верен своим детям, а не морочил им голову. А потом он забыл про неё. Теперь Саймон путал все его мысли, и ему не нравилось, что Саймон портил единственное хорошее, что у него было. Он поискал утешения на своем новом постере с Джимом Келли, карабкающимся, добирающемся до перевала. Утешения не было.

В любом случае ему не следует разговаривать с Саймоном. Он зря потратил время на этого слабака, потому что футбольный тренер – он не был настоящим тренером; Эван знал, что такое настоящий тренер; никто не знал лучшего в средней школе Дженкинса – и вот тут-то и была фишка — Пэйлинг заставлял его сделать десять кругов за его возражение. Эван не возражал. В любом случае, он проделал бы эти круги для себя. Ругаться с Пэйлингом было лишним. Пэлинг думал, что ему хочется уйти вместе с другими игроками, черт возьми этот командный дух, но они просто шли за кока-колой и другим дерьмом, ядом для своих тел.

Поэтому, когда он собирался домой, Саймон оказывался единственным человеком рядом. Черт возьми, почти каждый день. Саймон-бойскаут. Эван ни от кого не терпел дерьма, даже от старшеклассников. А Саймон начал нести дерьмо.

Новичок, второй класс, походы и деревья. Эван сказал ему, что всё это - дерьмо. Почему я не прогнал его? Саймон сказал, что это не дерьмо, а затем - насчёт сосания члена. Он покажет Эвану, как это весело.

Как Пэйлинг, тренер футбол. Что я ему сказал? Отсоси себе. Или трахни. Вот что что он сказал. Ему хотелось сказать «отсоси».

Сучка его отца считала, что всё, что он делает со своим членом - это плохо, но кого волнует, что она думает? Член был для «любви и брака». Она сказала так. А как насчет любви и брака моей матери? У неё был шанс вернуться, пока не появилась эта шлюха: «Любовь и брак». Словно её спрашивали. Как будто она не знала, что член также предназначен для того, чтобы писать. Ему следует спрашивать её: «На что мне поссать, Милли?» Вот дерьмо, что за имя!

И насчёт избавления от сливок. «Нужно ведь выйти замуж, чтобы избавляться от сливок? Верно, Милли?»

Но почему Саймон выбрал именно его? Откуда он мог знать? Может, она была права? И спросить ведь нельзя. В любом случае, она ни в чем не была права. Ничто из того, о чем она говорила, не имело ничего общего с реальной проблемой. Но это должно было проявиться. Рыбак рыбака видит издалека. Но Деннис Холлоуэй? Если ты такой, то должен знать таких, а он не знал, что Деннис был таким, так что… Саймон, может быть, врёт.

 

За ужином она ничего не сказала его отцу. Она была хитрой, с множеством зубов, и добавила какой-то гадости в превосходные свиные отбивные. Он соскреб её, но по-прежнему ощущал привкус, поэтому наелся картошкой фри. Затем он съел отбивные, потому что они содержали белок, а мистер Брэдли говорил, что белок ему нужен для наращивания мышечной массы. Он растёт.

Все, что сказал ему отец, это: «Грустишь?» на что он ответил «да», потому что ни вопрос, ни ответ не имели значение.

После ужина он снял спортивную рубашку, в которой ходил после тренировки, и надел спортивную майку. Затем вниз по лестнице. Он остановился, чтобы глянуть на себя в большом зеркале у входной двери и убедиться, что не походит на школьника. На джинсах не было ремня, поэтому они сползли чуть ниже. Его спортивная майка была коротко обрезана. Кожа демонстрировала, что под джинсами он был голый. Рукава майки отрезаны выше бицепсов. Он растрепал волосы, чтобы они не выглядели так, будто ему нравятся такие кудряшки. Отбеленные на солнце. Он не использовал много перекиси. Он нахмурил темные брови; сегодня вечером ему нужно выглядеть сурово. Мистеру Брэдли это не понравится. Эвану это тоже не нравится. Но он должен так поступить.

Когда он выходил, шлюха его отца попыталась заставить его ответить на вопрос о домашнем задании, но он добрался до своего велосипеда, так что ему не пришлось ни слушать, ни отвечать. Или думать о ней. Ему нужно было подумать, что он скажет мистеру Брэдли. Он всегда был мистером Брэдли «перед людьми», но когда они были одни, то просто «тренером». Это было потому, что легально он ещё не был тренером Эвана. Хотя в действительности был. К чёрту легальность. «Тренер…» Нет. Он не мог начать с «Тренера». «Этот парень, Саймон…» Нет. Не стоит впутывать Саймона в это. Это только между нами. Только мы. Весеннее тепло угасало вместе с солнцем; Эвану следовало надеть куртку. Но нет. Тренеру понравится, как он одет. Меньшее, что он мог сделать - это одеться так, как нравилось мистеру Брэдли.

Когда он подъехал к дому мистера Брэдли, там уже был припаркован новенький крепкий темно-бордовый «Сэвилль». Эван опустил подножку своего велосипеда и пошел посмотреть на «Сэвилль». Он представил себя на скорости восемьдесят, сто миль в час; приборная панель светилась, как на космическом корабле. Окна были открыты; он мог бы забраться внутрь. Но нет. Это слишком серьезно. У него на уме было другое. Дверь в дом не была заперта, поэтому Эван подошел и толкнул её.

Мужчина в костюме и галстуке разговаривал с мистером Брэдли в холле так, словно они почти закончили. Тренер мог видеть Эвана, а мужчина — нет.
- Хорошо, вы получите автобусы на каждую поездку. А «Южный Кадиллак» упоминается в программах и рекламе.

- Привет, Эван, - сказал тренер Брэдли, и мужчина удивленно обернулся. Тренер сказал этому человеку:
- Мы договорились.

Мужчина ещё одно мгновение глазел на Эвана, а Эван уставился на него в ответ, говоря взглядом: «смотри, чтобы никакого дерьма», пока мужчина не отвернулся. 
- А парень Натсонов? - спросил мужчина уже мягче.

Эван знал, что Кен Натсон был полузащитником школьной команды.

- Вы будете часто его видеть, - ответил Брэдли. - Он думает, что вы по-настоящему классный. Он ценит вашу щедрость.

Мужчина рассмеялся.
- О, он может на это рассчитывать!

Эван задавался вопросом, как долго это будет продолжаться. Он поймал взгляд Тренера и нахмурился.
- Помните, — подожди, Эван, — никаких сигарет, спиртного, наркотиков, ничего, даже если он попросит.

- Конечно.
Мужчина снова посмотрел на Эвана.
- А кто это? - мужчина прошептал Брэдли.

Эван был настороже; одна ошибка и...

Но мистер Брэдли покачал головой.

- Ладно, - сказал мужчина. - В любом случае, мне не нравятся настолько юные. Но ты, - обратился он к Эвану, - очень красивый мальчик.

Все было норм. Эван пропустил слова мимо своих ушей. Никакого дерьма.

- Следите, чтобы он не зазнавался, - сказал Тренер. - С ним и так достаточно проблем.

И сегодня вечером их будет больше. Но был и вопрос. Кен Натсон? Почему этот человек часто видится с Кеном Натсоном?

Мужчина ушёл, и тренер Брэдли закрыл дверь на замок.

Оставшись наедине с Эваном, Брэдли заметил:
- Тебя что-то беспокоит.

- Ага.
Эван сделал паузу, передумал и решил повременить. Я не могу вести себя так, будто это у меня на уме.
- Это дерьмо Пэйлинг заставил меня проделать десять кругов за то, что я сказал ему, что квотербеку держать третьего и шестого — глупо.

Брэдли рассмеялся.
- Он был прав. Я бы заставил тебя сделать двадцать. У тебя рот не закрывается.

Обидевшись, Эван к тому же потерял и уверенность. Но этого не показал.
- А когда это не глупо?

Брэдли уселся на диван.
- Когда у тебя остается время на что-то одно. В любом случае, тебя беспокоит не это. Ты собираешься стоять там? Ну, иди сюда.

Нехотя Эван сел рядом с Брэдли, который обнял мальчика за плечи. Эван отстранился. В этом-то и проблема. Он всегда начинает это дерьмо, когда мы здесь одни.

- Что-то действительно не так.

- Ага.

- Ну, рассказывай.

Отложить? Нет. Эвану ничего не оставалось.
- Я решил.

Брэдли ждал.

Слова пришли сами собой.
- Все наши тренировки, ты тренируешь меня, расчет времени, все это, я имею в виду, готовит меня. Я буду очень хорош.

- Для любого колледжа, в который ты захочешь, если достаточно подрастешь и сохранишь свои оценки. А ты неплохо растешь, и твои оценки…
Теперь Тренер говорил верно.

- Я хочу, чтобы ты мной гордился.

- Я буду.

Вот оно. Дерьмо на вентиляторе.
- Тут совсем другое. Я больше не буду этим заниматься. Никогда.

- Это и есть проблема?

Да! Эван ожидал бо́льшей реакции. Глаза тренера всё ещё были голубыми. Он не хмурился. Он выглядел так… как всегда смотрел на Эвана. Всегда, кроме тренировок.
- Я к тому, что это для педиков.

- Кто так говорит?
Теперь Брэдли улыбался. Он не злился. Когда Тренер немного отодвинул руку, Эван решил, что ему следует подвинуться ближе. Это меньшее, что он мог сделать.

- Саймон Келлер.

- Он сказал, что это для педиков?

Тренер знал, что это не так.

- Нет.
Эван ухмыльнулся, глядя на него. Тренер ухмыльнулся в ответ.
- Ты же знаешь. Он бойскаут. Он сказал мне, что делает это с... ну, понимаешь, со скаутмастером.

- Перри Рэндольфом?

- Я не знаю его имени. Я не вожусь с бойскаутами.

- Они не так уж и плохи. Итак, твой друг говорит, что занимается этим со скаутмастером.

Черт возьми, в этом весь смысл.
- Он мне не друг!
Во всяком случае, не сейчас.

- Хорошо. Итак, ты рассказал ему, с кем ты занимаешься этим?

Черт возьми! Как он может спрашивать меня о таком? Сукин сын! Эван в ярости отстранился.
- Нет! Я знаю правила. А Саймон нет.

- Ты прав, что злишься.

Не в этом дело! Слова, возмущение вылились наружу.
- Я имею в виду, что он все рассказал.
Он прервал ответ Тренера.
- И потом, знаешь, что этот придурок у меня спросил?
Он сидел лицом к Брэдли. Они вообще не соприкасались.

- Скажи мне.

- Он собирался показать мне, чем они занимались. Знаешь, что он имел в виду? Я знаю. Я сказал ему, что не сунул бы ему в рот свой член, даже если бы он мне за это заплатил. Я сказал, чтобы он сосал сам себе.
Он сказал это, и всё было правдой. Он рассмеялся и снова устроился под рукой Брэдли. Провел рукой по бедру тренера. Слова продолжали выходить, не совсем так, как он планировал, но теперь всё стало окей.
- Так что это последний раз, когда я собираюсь этим заняться. Ещё.

- Я думал, ты сказал… - Голос тренера прозвучал встревоженно, - …что ты не собирался делать это снова. Никогда.

- Нет, я этого не говорил.
Это не имело значения. Он ухмыльнулся Брэдли.
- Может быть, я так и сказал. В любом случае, я хочу, чтобы ты сделал это ещё раз.

- Как можно не делать это снова, если ты никогда не делал этого впервые?

Это было несправедливо!
- Я проворачивал это с тобой, много раз.

- Все в порядке. Я не спорю.

Эван сжал свой член сквозь джинсы.
- Смотри. Я готов.

- Нет, - сказал тренер. - Лучше не сейчас.
Он отпустил Эвана и сел.

- Окей. Так когда же? Ты хочешь сделать это завтра или отложить до следующей недели или, может быть, до следующего месяца?

Он сошел с ума.
- Отложить это?

- Конечно. Если это последний раз, тебе нужно заглянуть в будущее. Как ты будешь чувствовать себя послезавтра?

- Со мной всё будет окей. Мне это нужно не завтра.
Он притянул руку Тренера к своей промежности.

Тренер немного уступил.
- О, - сказал он. - Ты имеешь в виду «абсолютно, определённо, сейчас»?

Эван потянул тренера за средний палец.
- Сейчас.
Он ухмыльнулся.

Тренер Брэдли откинулся назад и на пару мгновений лизнул пушок на задней части шеи Эвана.
- Я даже не знаю, - произнёс он наконец. - Мне не понравились последние разы. Может быть, пусть прошлый раз будет последним, окей?

Как этот сукин сын может тянуть!
- Нет!
Эван был наполовину зол, хотя и считал, что Тренер несерьезен. Он не мог быть таким.
- Ты бы не возбуждал меня, если бы не собирался пойти дальше и сделать это.

- Тебе уже невтерпёж?

Эван расстегнул молнию на джинсах.
- Видел?
Над крохотным темным пучком неподвижно стоял обрезанный стерженёк. Эван потянул руку Тренера, чтобы та схватилась за него; он провел этой руку вверх и вниз и сказал:
- Да.
Нежно.

- Как я буду заставлять тебя трудиться, если ты не получишь это за то, что был хорошим?

Эван потрепал волосы на руке Тренера.
- Ты что-нибудь придумаешь.

- Хорошо, - сказал Брэдли. - В последний раз. Мы будем делать это очень медленно.
Он высвободился, толкнул Эвана вперед и стянул майку с его вытянутых рук. Затем снял свою рубашку и откинулся, снова обняв Эвана за плечи, но теперь кожей к коже.
- Думаю, на этот раз ты захочешь всего.

- Ага. Всего.
Эван сбросил обувь и носки, а за ними скинул джинсы.
- Ноги тоже.
Эван отпрянул от Тренера и упёрся своими ступнями в его грудь.
- Нужно отсосать десять пальцев на ногах, прежде чем получишь член.

Тренер попробовал на вкус большой палец ноги, а затем сказал:
- Я не против учить тебя футболу, но вот это работа.
Он опустил ноги мальчика, скинул с себя обувь, встал и сбросил свои брюки и трусы. Лобковый куст густо вздымался над мощной эрекцией, чтобы затем сузится к животу и снова распространиться растительностью на животе и широкой груди.
- Давай пойдём в спальню и там растянемся.
Он привлек Эвана к себе, затем толкнул голову мальчика в сторону холла.
- Ты обещаешь, что мне больше не придется это делать? Никогда?

Эван не ответил. Он вспомнил, как в последний раз они занимались этим на кровати. Он встал в дверях, ожидая и ухмыляясь.

- Хорошо? Мы договорились? Ты не получишь всего, если это не станет последним, финалом, концом.

- Договорились, сукин ты сын, - сказал Эван.

- Отлично, крутой парень. Я знаю, как ты выглядишь.

Эван намеренно напустил на себя похотливый вид.
- Ты разогрел для меня свой язычок?
Он развернулся и раздвинул ягодицы, продемонстрировав аккуратный безволосый анус. Он принял удар, которого ожидал, и который позволил ему перевернуться в сально и оказаться в спальне, на огромной кровати, где он снова кувыркнулся, а затем лег на спину, раздвинув в ожидании колени.

- Последний раз, - сказал Тренер, - так что ты запомнишь его до конца жизни.

Для них обоих это был особенный случай.

Позже, сияя свободой, которую он ощущал каждый раз, уезжая на велосипеде от Тренера, Эван легко покатил домой. Да, конечно, Тренер сказал: «Последний раз», но он не станет этого придерживаться. Эван знал, что Тренеру нравится этим заниматься; это была не работа, а просто пинок для Эвана, чтобы тот усерднее тренировался, как он всегда это говорил. Он никогда не говорил, что любит меня, но я думаю, что любит. Не то что мой придурок-отец, который говорит это, но не любит.

Затем он скользнул с велика, задумавшись. Но что, если он действительно имел это в виду? Никогда больше не почувствовать ничего подобного? Эван почти остановился, готовый вернуться; затем покатил дальше, под уклон.

Ну, был ещё и Саймон. Слабак, который слишком много говорит. Если он узнает, то я разобью ему морду, если он расскажет - а он не расскажет. Эван рассмеялся. Ему хотелось увидеть лицо Саймона, когда он увидит твердый член. Член, хуй, что там ещё, пенис. Твердый пенис в левой ноздре. Он не будет таким крутым, как Тренер. Но Саймон любит меня.

Забавно. Он моя поклонник. Забавный придурок.

А скаутмастер, как его там? Мир полон возможностей. И ещё Деннис Холлоуэй.

И Натсон. И Кэдди Сэвилл. Но пока Тренер. Эван глубоко вздохнул. Он чувствовал себя свободным.

 

Саймон

Саймон разложил сделанные им фотографии. Деннис Холлоуэй и мистер Рэндольф. В скаутской форме.
Эван (нерезкий) в шортах на футбольной тренировке. Эван с Энид Гласс, Эван в обрезанной майке, обнажающей живот и руки. Эта фотография была ценой, которую Саймону пришлось заплатить, чтобы сфотографировать Эвана в одиночестве. Вот она: Эван позирует без майки, с напряженными бицепсами. Саймон поцеловал Эвана в пупок. Деннис Холлоуэй в плавках, демонстрирующий очертания своей штуковины. Саймон забраковал фотографию.

Эван был не таким. Никаких грязных вещей с Эваном. Никакого минета; ему это не нравилось так, как Деннису Холлоуэю.

- Хватит пялиться на картинки, Саймон.
Она стояла в дверном проеме, зависнув там. Саймон перетасовал фотографии, слишком ценные для её глаз.
- Принимайся за домашнее задание. А то ты до вечера вынесешь себе весь мозг этими пробирками.

- Нет, Элси.
Если она не выйдет, то может застукать его.

- Принимайся, а то тебя не волнует, какая дрянь попадёт в тебя. По крайней мере, ты потратишь пару часов на мозговую работу, прежде чем снова начнешь возиться с этим дерьмом.
Когда она произнесла это слово, его чуть стошнило. Его мать никогда бы так не поступила. Моя мать. Ее платье струилось белым. А в волосах золотой круг. Картина менялась вместе с его настроением. Она была где-то там. И его отец. Но он был темной угрозой. Забытой. Это было верное слово. Она по-прежнему маячила там, в дверном проеме. Элси.

- Куда ты идешь, Элси?

- Будь я проклята, если знаю, Саймон.
Она закурила сигарету, и Саймон еще раз поклялся, что никогда не будет курить.
- Твой дядя Эдди сумасшедший. Так что не спрашивай, куда.

- Он не мой дядя.
Саймон сказал это тихо, но достаточно громко, чтобы она услышала, и достаточно тихо, чтобы она могла проигнорировать.

- Что такое?

- Он мне не нравится.

- Что ж, тебе лучше начать его любить. Он заплатил за твои бойскаутские вещи. Я чертовски уверена, что не смогла бы этого.

Саймон мог бы отказаться от скаутов, но чем бы он занимался во время футбольных тренировок?

- Так что займись книгами, сынок.

- Я Саймон.

- Что?

- Я не сынок. Кто такой сынок? Почему ты называешь меня так?

- О Боже, ты, чопорный маленький сукин сын. Иди к черту.

Я НЕНАВИЖУ ЕЕ!
- Иди… туда сама…
Он сказал Эвану «черт возьми»; почему он не может сказать ей «к чёрту»?

Он тренировался: к черту, к черту, к черту, к черту, произнося это слово до тех пор, пока оно постепенно не стало слышимым: «К черту, к черту, к черту, К ЧЁРТУ…»

- Что?
Она вернулась.

- Иди к черту, - почти крикнул Саймон; на самом деле это было просто громко, но ему показалось криком.

- Хорошо.
Она затянулась сигаретой.
- Звучит так, будто у тебя все-таки есть яйца.
Она подняла глаза.
- Мне бы понравился милый маленький педик – с яйцами.
Она сделала паузу.
- Образованный милый педик с яйцами. Так что учись.

Саймон глянул в ответ с ненавистью и стыдом. Педик. А как насчет «шлюхи»? Он не мог не сказать:
- Я буду учиться, - сказал он, - но не для того, чтобы понравиться тебе.

- Мне плевать.
Она повернулась и прошла половину коридора, прежде чем развернуться и вернуться в дверной проем.
- Саймон. Чего бы это ни стоило. Ты мне нравишься.

«Хорошо», - подумал Саймон. Я её сделал. И теперь могу игнорировать её. Через минуту она уйдет.

Она так и сделала.

Много позже Саймон закончил читать историю. На странице был изображен великолепный старый дом с подписью «Чарльстон». Саймон какое-то время сосредотачивался на нём, а затем все расплылось.

Эван и Саймон находились в старом особняке Фрименов в Дэниэлс-Коув. Весь дом был в их распоряжении. Они бегали из комнаты в комнату, вниз, через гостиную – теперь там стояла мебель, как это было давным-давно – и столовую с люстрой и огромным столом, через который (что это было?) или мимо которого они проходили, а затем наверх; иногда преследовал Эван, иногда преследовал Саймон, но так и не догоняли. Казалось, они остановились над кроватью, огромной кроватью с шелковыми простынями, и Саймон на мгновение удержал там Эвана, так не поймав его – он и не пытался его поймать – просто удерживал. Обнаженные, они словно плыли на спине, один за другим, с торчащими, как флагштоки, пенисами; вверх и вниз по главной лестнице, а затем помчались по лужайке, теперь взлетели над водой - пенисы опустились вниз, разрезая воздух, настолько жесткие, что причиняли боль. Всё вперед и вперед, к кораблю, который по мере их приближения становился меньше, а не больше. Это была маленькая яхта, двигавшаяся под всеми парусами так быстро, что Эван и Саймон за мгновение осталось позади. Но затем всё стало легко. Их тела соединились, стали одним целым, и они заглянули в каюту яхты и увидели там мистера Рэндольфа и Денниса Холлоуэя. Те тоже были обнажены, и их пенисы тоже болели.

Саймон и Эван, как одно тело, сознавали, что все их пенисы болят, но боль была божественно сладкой, как никогда раньше. Деннис стоял, а мистер Рэндольф на коленях сосал член Денниса.

А Деннис был высоким и светловолосым, и его мускулы блестели. И он ерошил волосы мистера Рэндольфа так, что Саймон и Эван, по-прежнему бывшие одним телом, тоже смогли это почувствовать, и это тоже была сладкая боль. И пока Саймон и Эван смотрели, на их глазах Деннис изменился, и это были уже не его длинные стройные мускулы. А там был Эван, коренастый и налившийся силой, улыбающийся мистеру Рэндольфу. И Саймон почувствовал, как всё его тело затряслось во внезапном экстазе, когда его член начал извергаться, и извергался, и не мог остановиться. Саймон, в эйфории, ощутил влагу в своих шортах. Как же это объяснить? Он чувствовал, что это продолжается, как будто он писает себе в штаны. Это было ужасно.
И почему, ох, почему Эван отдался мистеру Рэндольфу?

Саймон встряхнулся. Было ли это наяву? Здесь никого не было. Ни Эвана. Ни Дениса. Ни даже мистера Рэндольфа.

Саймон расстегнул штаны и посмотрел, затем пощупал. Он был один, в мокрых, запачканных шортах. Он мог бы ополоснуть их под душем. А Эван – это был не он, с мистером Рэндольфом. Саймон почувствовал облегчение. Это было не наяву! Или пока не наяву.

Всё ещё. Сны реальны, реальны как предупреждения. И этот сон был самым реальным из всех снов. Его глаза наполнились слезами.

Я могу поделиться. Сказал Саймон.

 

van MILLER Ruth

ПОДРОСТКОВЫЕ ПРОДЕЛКИ - 3

 

Дорогая Рут Ван Миллер,
Мы, четыре девочки, состоим в действительно клевом клубе веревочных защёлок, потому что все наши родители работают. Это не совсем клуб, потому что мы вроде как используем любой дом, какой захотим, и приходить могут любые дети, мальчики и девочки, за исключением зверей, и мы потрясающе веселимся, играем в видеоигры, готовим печенье и дурачимся. Ну, есть ещё те грязные мальчишки, которые просто заставят вас заткнуться, я имею в виду, полностью, потому что всё, чего им хочется - это целоваться, раздеться и устроить в секс-клуб. Ну, ни за что!

Теперь те космические кадеты говорят, что если мы, девчонки, не будем стараться ради них, то они сделают друг друга, тот отстойник точно.

И буквально вчера у меня дома трое из них сделали это по кругу на новом мамином коврике. Не то, чтобы их вырвало на ковер, но они говорят, что это потому, что мы няшки, и, если они геи, то они будут тусоваться со ВЗРОСЛЫМИ МУЖИКАМИ, а не с нами — вы слышали о чем-нибудь более отвратительном?

Ну, мы, девочки, выкладываемся по максимуму, и мы не геи, и мы не занимаемся этим перед мальчишками на ковре в доме какого-то мальчика, ни в коем случае, поэтому я говорю, что всё это отвратительно. Ну, одна из нас, девчонок, на моей стороне, а двое других, типа, завсегдатаи, тупицы, которые хотят помочь тем космическим кадетам, которым место только на Луне. Так что у нас полное несогласие.
– ЧЕТВЕРО В ДОЛИНЕ

 

Уважаемая Четверов,
Проблема в том, что вы наверняка не видите самой проблемы. Вы думаете, что это сплошной секс, и не видите, что у вас очень крутая ситуация. Вы все делаете то, что хотите, и столько, сколько хотите, — я имею в виду, что и мальчишки тоже, и если они делают друг дружке минеты на ковре вашей мамы, так какая разница, от кого они бы их получили? Ну, знаете, помимо них. Говорю вам!

А если вы всё ещё не знаете, что делать, просто пришлите двадцать пять долларов за мою образовательную брошюру «Подростковый секс и как им заниматься»; она целиком иллюстрирована фотографиями.

* * *

Дорогая Рут ван Миллер,
Моя мама проститутка и неплохо зарабатывает, и я тоже хочу стать таким, я имею в виду хастлером, но она говорит, что я слишком молод и что мальчикам всё равно не следует этим заниматься. Я могу получить по двести долларов за всю ночь, а она просто не хочет, чтобы я делал это лучше, чем она.
– ХОЧУ РАБОТАТЬ

 

Уважаемый Хочу,
Я согласна с твоей мамой. Ты не написал, сколько тебе лет, но держу пари, что тебе ещё нет и пятнадцати.

Некоторые из тех больших транжир думают, что ты должен мириться со всем, что они предлагают, и это хорошо понимает твоя мать! Вместо этого займись учёбой в школе и ищи человека, который действительно будет любить тебя и заботиться о тебе.

* * *

Дорогая Рут Ван Миллер,
Я последовала вашему совету и договорилась со своим парнем Джимом, что он и мой брат смогут продолжать заниматься делами между собой, пока я буду рожать ребёнка. Это был мальчик, и мы назвали его Гарольдом, в честь моего отца. Сейчас, кстати, я снова беременна.

Ну, теперь Дон (мой брат, помните?) заинтересовался девушками, как вы и обещали, и поскольку большую часть времени у него не хватает денег, он торгует своей... (вы понимаете, о чем я), чтобы сильно тратиться на женщин. А Джим так разозлился, что называет Донни потаскухой и развратником, и хочет рассказать об этом моему отцу и вызвать полицию. Я должна согласиться с Джимом, потому что никто не может одобрить, как ведет себя Донни, но, в конце концов, он мой брат, и я не хочу, чтобы у него были неприятности.

Джим говорит, что он подумал бы об отставке Донни, если бы мы переименовали малыша Гарольда в Дона. Он действительно любит Гарольда, обнимает его и целует, и не возражает, если тот плачет, и просто заботится о нем, чтобы понять, что не так, но он говорит, что не сможет жить дальше без Дона в семье. Но мой отец был бы расстроен, мягко говоря.
– ВСЁ ЕЩЕ НАХОЖУСЬ В ТАЙЛЕРЕ, штат ТЕХАС

 

Дорогая Всёещё,

Поздравляю со свадьбой и сыночком! Похоже, что вы с этим уже справились.
Иногда в браке приходится принимать трудные решения. Старое правило гласит, что жена бросает отца и уходит к мужу, и, хотя времена изменились, иногда старые правила работают.

Идите дальше и делайте то, что хочет Джим, но я пока не вижу необходимости менять имя маленькому Гарольду (хотя, честно говоря, мне все равно никогда не нравилось имя Гарольд). Попросите врача проверить пол будущего ребенка. Если это мальчик, почему бы вам не назвать его Дон? Если родится девочка, проведите церемонию двойного наречения, переименуйте Гарольда в Дона и позвольте отцу выбрать имя девочке, чтобы он не чувствовал себя обделенным. Кроме того, вы говорили (я это нашла), что Дон был любимцем вашего отца.

Так в чем же дело?

В этом мире нет замены любви. Судя по словам Джима, в нем много любви, и если он хочет излить немного любви на Дона, не позволяйте ей пропадать даром! Только не забудьте напомнить ему, чтобы он не переусердствовал с малышом Доном и не пренебрегал малышом Гарольдом! Меняйте старые подгузники и кормите по заведенному порядку, чтобы Джим мог продолжать обнимать и целовать Гарольда.

P.S. Спросите у Донни, слышал ли он когда-нибудь о СПИДе. Люди, которые торгуют... подвергаются большому риску! Я могу прислать ему мою книгу «Безопасный секс для сексуальных подростков».

* * *

Дорогая Рут Ван Миллер,
С тех пор, как мне исполнилось десять, я начал жить так, как мой кумир Майкл Джексон, по возможности. Даже когда другие дети перестали носить одну перчатку, я не бросил этого, потому что он по-прежнему мой кумир, и мне все равно. Некоторые из старших мальчиков сказали мне, что Майкл Джексон — гей, и я сказал им, окей, я тоже буду геем, но беда в том, что они иногда причиняют мне боль, и я не думаю, что Майкл Джексон хотел бы, чтобы ему причиняли такую боль. Я знаю, что один из учителей в моей школе гей и я ему нравлюсь, но я не знаю, понравится ли он Майклу Джексону. Можете ли вы узнать, потому что мне очень нравится этот учитель, и я не люблю, когда меня обижают подлые мальчишки, которые обращаются со мной так, будто я мясо, а вовсе не Майкл Джексон.
– НЕ МАЙКЛ ДЖЕКСОН, НО ДЕЛАЮ ВСЁ ВОЗМОЖНОЕ

Дорогой Можное,
Я ничего не знаю о сексуальной жизни твоего кумира, но уверена в одном: он верит в любовь!
Могу поспорить, ты уже знаешь, что те мальчики, которые относятся к тебе как к мясу, тебя не любят. И я не знаю, любит тебя твой учитель или нет, но есть только один способ узнать это. Так что дерзай!

* * *

Дорогая Рут Ван Миллер,
Зачем мне мыться самому? Мои приятели делают это.
– ЛУЧШЕ БОУЛИНГ

Дорогой ЛБ,
Кто? И все равно мойся.

* * *

Дорогая Рут Ван Миллер,
Как мне получить работу модели в «Плейгерл», «Блубой» или в каком-нибудь другом подобном журнале? Мой папа говорит, что я слишком молод, хотя мне пятнадцать, и секс развивается с волосами, и я сильнее, чем он, и я занимаюсь со штангой, и у меня отличное тело. Почему все дискриминируют детей?
– ХОЧУ ПОКАЗАТЬ ЭТО В СЕНТ-ЛУИСЕ

 

Уважаемый Демонстратор,
Вы — еще одна жертва эйджистского фанатизма, и вы пока ничего не можете сделать, чтобы проникнуть в крупные журналы, а «Плейгерл» все равно мертв (однако продолжайте работать над своим телом; только убедитесь, что вы не становитесь слишком мускулистым, иначе будете годны только для журналов о мышцах). На данный момент вокруг должно быть много фотографов, которые позволят вам немного позировать им перед тем, как вы снова оденетесь. От этого у вас появится опыт, а им доставит хорошее и здоровое развлечение. Если сейчас вы не знаете никого, кто мог бы вас сфотографировать, просто наденьте майку, чтобы подчеркнуть свои мышцы, носите с собой копию «Блубоя» и будьте дружелюбны.

К тому времени, когда вам исполнится восемнадцать и вы будете готовы к новым достижениям, вы станете хорошо известны и получите работу.
Модели.

* * *

Дорогая Рут ван Миллер,
У меня ужасная проблема. Если бы я знал, где мой отец, я бы попросил его приехать и убить этого парня ради меня, но у меня нет никого, кто мог бы мне помочь, кроме тебя. В любом случае, у моей мамы здесь живет Эл, и это было нормально, потому что он меня не беспокоил, пока не появился Гарольд. Гарольд — сын Эла, ему 23 года, и он только и делает, что смотрит телевизор, ест и шпионит за мной. Он заглянул в окно по соседству и увидел меня на кровати с моим другом, который очень хороший парень и живет один, поэтому я ему нравлюсь. Теперь Гарольд говорит, что расскажет маме и Элу о том, что видел, если я, как он говорит, не «позабочусь» и о нём тоже. Возможно, я не слишком умен (но мне кажется, что для одиннадцати у меня с этим все в порядке), так что я думаю, что не занимаешься ничем подобным, если не любишь кого-то, например, я люблю своего друга, а он любит меня, вот почему мы целуемся. В любом случае, я сделал это дважды, то есть позаботился о Гарольде, и я ненавижу это и ненавижу его. И я не скажу своему соседскому другу, потому что это причинит ему ужасное страдание. Как мне поступить?
– ОБИЖЕННЫЙ И НЕНАВИДЯЩИЙ

 

Дорогой Обиж,
Сообщи о Гарольде в полицию. Он РАСТЛИТЕЛЬ МАЛОЛЕТНИХ и должен сидеть в тюрьме! Твоя мама и Эл должны знать всё, кроме твоего друга по соседству, и, если Гарольд будет утверждать, что видел тебя через окно, и ты занимался чем-то плохим, назови его лжецом. Это просто его слово против твоего. Расскажи, что он заставлял тебя сделать что бы то ни было, и это правда, потому что то, что он сделал, было ИЗНАСИЛОВАНИЕМ.

Прости, что я вынуждена это добавить, но, прежде всего, ты должен рассказать об этом своему другу по соседству. Я имею в виду ВСЁ, включая тот факт, что ты собираешься донести на Гарольда. Если он любит тебя, он ни в коем случае не будет винить тебя и не почувствует себя страдающим. Но вам обоим нужно по-честному рассказать свои истории. Полиция проверит обвинение Гарольда, и вы с другом должны быть готовы к подобному.

* * *

Дорогая Рут ван Миллер,
Все на меня злятся, потому что я панк. У меня розово-фиолетовый ирокез и наклейки с изображением сумасшедшего секса (парни и девушки, парни и парнишки, девушки и девушки, собачки и всё, что угодно). Я ношу их на груди и на спине, поэтому рубашка мне не нужна, она все равно их прикроет. Вместо наклеек я бы сделал татуировки, но мне всего четырнадцать, и меня даже в тату-салон не пускают. Поэтому я не могу пойти в школу, пока не надену рубашку и не состригу волосы, хотя получаю хорошие оценки и протестую только против всего зла в мире вроде ядерных бомб и сексуальных репрессий.

Моя мама поддерживает меня на 100%, за исключением того, что говорит, будто мне нужно пойти на компромисс. Я же говорю, что именно компромисс привел мир к тому злу, в котором он сейчас находится. Мы с мамой согласились последовать твоему совету, и я полагаю, что ты на моей стороне.
– ПАНК В ФИЛАДЕЛЬФИИ

 

Дорогой Панк,
Да, я на твоей стороне, все верно. НО – и пойми – я также и на стороне твоей матери. Прежде всего, зайди в магазин рубашек, который занимается дизайном, и размести на рубашке все свои сексуальные наклейки. Таким образом, ты сможешь протестовать против сексуальных репрессий и носить рубашку в школе. Во-вторых, постриги волосы и по мере их отрастания покрась ТОЛЬКО полоску ирокеза в розовый и фиолетовый цвета. Это будет заявлением против ядерных бомб и позволит тебе остаться в школе.

Но я хочу добавить еще одну вещь. ДЕЛАЙ ТО, ВО ЧТО ВЕРИШЬ, а не просто протестуй. Объединись с несколькими девушками и парнями, которые также против ядерной войны и протестуют против подавления сексуальности, и вы все займитесь любовью (а не войной), как мы говорили поколение назад. У нас была правильная идея, и мы все должны продолжать эти попытки.

* * *

Дорогая Рут ван Миллер,
мы с моей девушкой целуемся как сумасшедшие, за исключением полного отсутствия настоящего секса. Но я думаю, что мы к этому придем. Проблема в том парне, которого я встретил в бассейне в парке, и он хочет, чтобы я прошёл с ним весь этот путь. Я имею в виду, я мог бы сказать ему, чтобы он слинял, но факт в том, что я предпочитаю целоваться с ним, а не со своей девушкой. Мне любопытно. Могу ли я оказаться бисексуалом?
– МОЖЕТ БИ В ОРЕГОНЕ

Уважаемый Би,
Почему нет? Большинство мальчиков таковы, и пока вы не пройдете «до конца» с ОБОИМИ: и со своей девушкой, и с этим парнем, то как вы узнаете, кто вам больше нравится? Просто имейте в виду, что вы тот, кто это решает.

Вы не говорите, сколько вам лет, но судя по вашему письму, вы достаточно молоды и умны, чтобы иметь возможность выбора. Но будьте осторожны! Хороший способ быстро закрыть все свои возможности и разрушить свою жизнь — это если ваша девушка забеременеет или вы подхватите болезнь от парня (я думаю, он существует достаточно долго, чтобы представлять собой опасность!) Так что ПОДСТРАХУЙТЕСЬ и наслаждайтесь!

* * *

Дорогая Рут ван Миллер,
Мой муж недавно рассказал мне, что у него был гомосексуальный опыт, когда он был моложе, и думаю, что я довольно резко отреагировала. В любом случае, он и два моих старших брата ополчились на меня и сказали, что они все делали тоже самое в этом возрасте, который, по их словам, длился с 13 до 18 лет. Теперь я боюсь, что мой собственный брат, которому 17 лет, и мой сын, которому 12 лет, могут попасть в ту же ловушку. Что мне делать, чтобы защитить их от подобного?
– РАССЕРЖЕННАЯ И СБИТАЯ С ТОЛКУ

 

Дорогой Сбит,
Остыньте. Если бы вы написали, что ваш муж сексуально недееспособен, и что причиной подобного были гомосексуальные шалости его детства, я бы поняла ваше волнение (каким бы необоснованным оно ни было). Но поскольку вы не утверждаете, что он и ваши братья, похоже, стали хуже из-за подобного опыта, то вам стоит проявить благоразумие и прийти к выводу, что некоторые юношеские эксперименты могут оказаться полезными для мальчиков. А то, что вы не в восторге из-за этого – тут уж ничего не поделать.

Что касается вашего 17-летнего брата, я предполагаю, что он уже занимается подобным. Независимо от того, так это или нет, вы не причините никакого вреда, если попросите мужа поговорить с ним. Но ничего не делайте сами.

И ради всего святого, не вызывайте у своего сына чувство вины! Его отец может рассказать ему всё, что ему нужно знать, исходя из своего опыта. А если вы все-таки узнаете, что мальчик сексуально активен, то покажите ему, что вы это одобряете. Какая польза от того, что ты злитесь или дуетесь? Прочтите следующее письмо от одного из ведущих мировых авторитетов в вопросах о детях и сексе.

* * *

Дорогая г-жа Ван Миллер,
Я хочу выразить вам свою признательность за мудрые слова, которые вы сказали столь многим молодым людям и их родителям. Одна из странностей воспоминаний взрослых заключается в том, что мы забываем, каково быть детьми. Мы ненавидели глупую тиранию «не делай», которая изначально к нам не относилась, и нас тогда делало несчастными ощущение, что мы плохие только потому, что мы хотели выразить любовь своими телами (не говоря уже о том, чтобы просто повеселиться!)

Никому и никогда не причиняется вред приятным сексом по обоюдному согласию. Единственным исключением являются люди, в чьих семьях всё сексуальное кажется грязным, с разговорами о «хороших прикосновениях», «плохих прикосновениях», «интимных местах» и тому подобной чуши. Все нежные «прикосновения» хороши, и никакие «места» не являются интимными для влюбленных; они предназначены для совместного использования. Матери должны учить этому своих детей с самого раннего детства. Если бы они это делали, то люди моей специальности остались бы без работы и были бы этому только рады!
– Доктор Эмилио ван Рейн, доктор медицинских наук, директор психиатрической клиники Детской больницы Бостонского метрополитена.

* * *

Дорогая Рут Ван Миллер,
Ну, когда я писал тебе в последний раз, только себя. А теперь, ну, просто подпиши мне,
- ЛУЧШЕ.

 

Дорогой Ше,
Только не бросай боулинг.

* * *

Дорогая Рут ван Миллер,
В прошлом году наш сын Томми, которому тогда было 14 лет, связался с Милли — 19-летней девушкой. Милли пришла к нам домой после школы, пока мы были на работе, и легла с ним в постель. Ее родители знали, что она соблазняет нашего сына, но проигнорировали это, несмотря на все наши просьбы. Мы пытались получить помощь от Агентства по защите детей, но нам сказали, что, согласно закону штата Техас, Милли может быть привлечена к ответственности ТОЛЬКО если она мужчина! У мальчика нет защиты от похотливых, хищных самок. Со слезами на глазах мы рассказали об этом сыну, и, к нашему изумлению, он сказал: «Я могу это исправить!», и довольно скоро он сообщил нам, что собирается переспать с тридцатилетним мужчиной! Что ж, мы вернулись в Агентство защиты детей, и они сказали, что нам придется выяснить, кто этот мужчина, и добавили, что, если мы не сможем контролировать правонарушения нашего сына, его следует отдать в приемную семью.
Ну так вот, Рут, мы были хорошими родителями. Мы без колебаний лупили Томми и заставляли его часами молиться, стоя голыми коленями на наждачной бумаге, но теперь он стал настолько большим, что отец боится его бить. Мы проповедовали ему до посинения, говоря, что он попадет в ад к чертям. Мы на пределе.
– УДРУЧЁННЫЕ В ТЕХАСЕ

 

Дорогие Удру,
Что же, я, конечно, согласна, что у вас имеется проблема. Желаю удачи. И крепко поцелуйте Томми. Скажите ему, что у него есть поклонница!

* * *

Дорогая Рут ван Миллер,
Я знаю пятнадцатилетнего мальчика, чья мать трудная - реально запутавшаяся, - а отца давно нет. Я встретил его в подростковом клубе, куда поехал забирать племянника. Этого мальчика, которого я назову Джо, не было в клубе, но он слонялся снаружи, и когда я попросил его пойти поискать моего племянника и сказать ему, что я жду, Джо сказал, что его выгнали оттуда, когда он назвал ответственную даму сукой. Мне вроде как понравился его внешний вид, и он не выглядел злым или что-то в этом роде, поэтому я дал ему свой номер телефона, и когда мой племянник вышел, мы ушли, и я решил, что на этом всё закончилось. Это не так, потому что он позвонил прямо в тот же вечер и спросил, могу ли я прийти к нему домой, потому что его мать была… ну, она кричала прямо тогда, когда он звонил мне. Ну и дела, мне лучше было прервать это. В любом случае, я успокоил её и сказал Джо, что в любое время, когда ему понадобится, он может прийти ко мне. И он начал часто так поступать, и в постели одно влекло за собой другое, знаете ли.

Проблема началась, когда мой племянник рассказал моей матери, что Джо практически живёт у меня дома, и я пообещал матери, что не буду мутить с детьми, как делал это раньше, и она узнала об этом, когда я жил дома. Поэтому я сказал Джо, что не могу с ним видеться, потому что, должно быть, оказываю на него плохое влияние, как все это говорят.

Итак, Джо пошел своим путем, но он не хотел снова жить всё время дома, его мать слишком большую часть времени была сумасшедшей, так что вы можете догадаться, что произошло. Он пошёл на улицу и нашел другого мужчину, так что то, что я бросил его, не принесло никакой пользы, а на самом деле только ухудшило ситуацию, потому что парень, с которым он связался, выгнал его, и Джо плакал, когда позвонил мне, хотя он обещал, что не будет, и я поехал и забрал его, и отвез его домой к матери, которая, как оказалось, принимала лекарства и была в норме.

Не думаете ли вы, что мне следует сказать матери и племяннику, чтобы они заткнулись насчёт этого? Джо нуждается во мне, иначе у него ничего не получается, как я понимаю. Теперь у меня есть работа, и мне не нужна помощь матери. Но я всё равно не хочу, чтобы она отшивала меня. Я не имею в виду деньги, но я люблю свою мать. Она читает вашу колонку, так что, если вы сможете помочь, она, возможно, поймет, но не записывайте мое имя.
– НУЖНЫЙ В ПАСАДЕНЕ

 

Дорогой Нужный,
Я думаю, вам нужно придать хоть какую-то надежду и прочность жизни Джо. Если то, что вы говорите, правда, то он останется на улице на всю жизнь, если его не спасут сейчас. Вы не думаете, что ваша мать может это понять? Возможно, её можно было бы оправдать, если бы вы подбирали маленьких мальчиков и выбрасывали их после того, как попользовались ими — и я знаю, что есть люди, которые так поступают — но если у вас с Джо настоящие, длительные отношения, то ваша мать должна сделать всё возможное, чтобы подбодрить вас.

Ваша задача заставить её понять. Она встречалась с Джо? Может быть, ей стоит это сделать, потому что, похоже, он часто будет рядом, если он тот мальчик, которым вы его считаете.

* * *

Дорогая Рут ван Миллер,
В прошлом месяце полиция арестовала двух моих знакомых парней за организацию «секс-группы», в которой участвовало около дюжины мальчиков, действующей в торговом центре. Ну, так или иначе, это была не какая-то «шайка», просто ребята хорошо проводили время вместе, и ничего бы не случилось, но один из мальчиков рассказал об этом своей подружке, а та рассказала своей матери, а её мать рассказала тому сумасшедшему баптистскому священнику, а ОН рассказал полиции. Так вот, я планировал поучаствовать, вы понимаете, о чем я, как будто меня пригласили, потому что мальчикам там около 14, 15, 16 лет, что для меня просто идеально, но я не осмеливаюсь даже приближаться к тому торговому центру. В любом случае, я схожу с ума, думая об этих мальчиках.
– ОЖИДАЮЩИЙ ПОУЧАСТВОВАТЬ В ТОРГОВОМ ЦЕНТРЕ СЕНТ-ЛУИСА

 

Уважаемый Торг,
Хотите поучаствовать? Выходите и начинайте действовать. Как думаете, чем занимаются эти дети, пока вы сидите дома и у вас едет крыша? У НИХ ТОЖЕ ЕДЕТ КРЫША! Дайте им передышку. Если все испугаются, как вы, я опасаюсь за счастье будущих поколений.

* * *

Дорогая Рут ван Миллер,
Как нам найти взрослых спонсоров для нашего школьного секс-клуба?
– СОБИРАЮЩИЕСЯ ВМЕСТЕ В ГРАНД-РАПИДС

 

Дорогой Собирающийся,
Вам нужно сесть и решить, каковы ваши цели. Допустим, например, вы хотите, чтобы в ваших оргиях участвовали взрослые. Но вам не хочется простого «спонсорства» со стороны одного взрослого, тогда вам нужно подружиться с несколькими свингерами. Если вам нужна финансовая помощь, одного «папика» или «мамочки» будет достаточно, если вы сможете удовлетворить его или её. Возможно, вам нужно место для вечеринок. Размер места будет зависеть от того, сколько вас там и насколько регулярно вы посещаете оргии.

Видите ли, дело не только в желании иметь «спонсора», вы должны знать, чего вы хотите от спонсора и какие преимущества вы собираетесь предоставить спонсору. Удачи.

* * *

Дорогая Рут ван Миллер,
Мой отец ввинтил моему лучшему другу. Я не имею в виду ничего, кроме того, что он ему ввинтил, вставил ему, понимаете? Я не думаю, что ему следует поступать так с моим лучшим другом. А что думаете вы?
– РАЗОЗЛИВШИЙСЯ СЫН В САЛЕМЕ, штат ОРЕГОН

 

Уважаемый Р.С.В.С,
А что думает твой друг?

* * *

Дорогая Рут Ван Миллер,
Мы делали это в мужском, в боулинге. Нас теперь четверо парней, в кругу. Мой приятель говорит, что нам следует позволить педику посмотреть. Тот говорит, что заплатит нам.
– СТАНОВИТСЯ ЛУЧШЕ

 

Дорогой Ше,
Не делай этого только потому, что так этого хочет твой приятель, но если тебе нравится эта идея, почему бы и нет? А как насчет других ребят?

* * *

Дорогая Рут ван Миллер,
Месяца три назад этот очень красивый парень (полагаю, ему около 30) переехал в соседний дом. Это четырехквартирный дом, и у него квартира прямо напротив моей спальни. Этот парень приходит с работы около десяти часов вечера, раздевается догола, около часа делает зарядку и всё это время ни разу не опускает штору на своем окне. А мне пора спать, потому что до тринадцатилетия я должен ложиться спать в 10:00, и, хотя мне разрешено читать некоторое время после десяти, с тех пор как этот парень переехал сюда, всё, что я делаю, это выключаю свет и смотрю, и всё время такое ощущение, будто у меня появляется лишняя кость, а иногда всё так напряжено, что больно.
Я не осмеливаюсь рассказывать об этом маме и папе. Они подумают, что я педик или вроде того, потому что я мальчик и наблюдаю за голым мужчиной, и они могут сказать ему, чтобы он опустил штору. Тогда я бы реально пошёл ко дну.

Я не знаю, знает ли он, что я наблюдаю за ним. Он очень приветлив со мной, когда видит меня утром, и пару недель назад я помахал ему рукой из окна, когда он был за домом, и он помахал в ответ. Значит, он знает, где мое окно. Иногда после обеда, когда у него выходной, я знаю, что могу пойти к нему домой так, чтобы мои родители об этом не узнали. Как мне дать ему знать? Я имею в виду, знать, что я наблюдаю за ним, не рискуя, что он опустит штору. И знать, что, если бы он захотел, я бы мог помочь ему позаниматься спортом или что-то в этом роде. Думаю, я бы сделал всё, о чем бы он меня не попросил. Как мне заставить его попросить меня?
– НАБЛЮДАЮЩИЙ И НАПРЯЖЁННЫЙ

 

Дорогой Напряжённый,
Думаю, он знает, что ты наблюдаешь за ним. Итак, предлагаю тебе начать небольшую игру. Включи свет в своей комнате и сними одежду. Сделай несколько упражнений. Оставайся возле окна. Не слишком бросаясь в глаза, посмотри, наблюдает ли он за тобой. Если да, и если он (как ты говоришь) «напряжённый», то в первый же день, когда он придёт с работы, просто проберись к нему в квартиру и пригласи себя войти.

* * *

Дорогая Рут ван Миллер,
Он был всего лишь мальчиком-скаутом второго класса, когда впервые забрался ко мне в спальный мешок, но во всех остальных отношениях он был абсолютно первоклассным. Сейчас он почти Орел и по-прежнему великолепен в мешке – но уже не так часто. У меня такое чувство, будто он улетает от меня, и я очень завидую, когда вижу, как он хлопочет вокруг какой-то глупой, но красивой девушки, потому что знаю, что она может то, чего не могу я. Я всё ещё его скаутмастер, поэтому у меня вопрос: стоит ли мне усложнять ему жизнь, если он не станет жить со мной?
– ВОЗБУЖДЁННЫЙ РАДИ ОРЛА

Уважаемый Возбуждённый,
Охладитесь. Эти крылья унесут его далеко-далеко, если вы попытаетесь их подрезать.

* * *

Дорогая Рут ван Миллер,
У моего сына есть коллекция плакатов с полуголыми мужчинами (а некоторые и с более чем полуобнаженными), например, с футболистами и рок-звездами. Они развешаны по всем стенам его комнаты. Это нормально?
– МАТЬ ИЗ МЭДИСОНА

 

Уважаемая Сходящая с ума, [тут игра слов: Madison >> Mad (сходящая с ума)]
Большинство матерей беспокоятся насчёт плакатов с обнаженными женщинами.

 

БЛЕДНО-ЧЁРНЫЙ, МИРОВОЙ СЛУГА И ГОЛОС БОГА

Картер воспринимал баобабы как монстров — огромные тучные столбы плоти, увенчанные ветвями, настолько похожими на корни, что они оскверняли воздух. Фермеры в Зимбабве говорили ему, что молодых баобабов не бывает. И Картер действительно не видел ни одного. Он не видел баобабов любого возраста уже больше суток, когда на севере Замбии, неподалеку от Мпики, сломалась ось его «Лендровера», но потом один из них появился, словно предзнаменование, менее чем в двадцати ярдах от изрытой воронками дороги. Картер представил себе, что корни огромного выжившего растения расцвели под землей яркими синими, пурпурными и желтыми цветами среди желчно-зеленых листьев. Присмотревшись, пока его водитель оценивал повреждения (Картер знал, что поломка не подлежит ремонту), он увидел, что это было не дерево, а кровосмесительное слияние дюжины стволов, плоть к плоти — акт медленной гигантской похоти, отвечающий его собственному нетерпежу (называемому срочностью миссии). Картер покинул своего водителя с кредитным письмом, в котором был указан сомнительный телефон полуразрушенного отеля «Крестообразный Журавль». Автобус к тому времени уже опаздывал на шесть часов, но обещал доставить его до границы с Танзанией. Так оно и случилось, но впечатления оказались не из приятных. Танзанийский таможенник усмехнулся, увидев паспорт Картера и забрал его, заметив мимоходом, что американец, едущий в автобусе и выдающий себя за сотрудника ООН, очевидно, является агентом ЦРУ. Он приказал Картеру ждать в автобусе до утра — до открытия таможенного поста.

Картер плохо спал, проснулся через три часа, прошел таможенный контроль и стал ждать, чтобы сесть на следующий автобус. Шесть часов спустя – без еды – он по-прежнему ждал. Бог, подумал он, часто наказывает его. И не всегда по понятной причине. Возможно, за грехи его отца. Но почему в такой форме? В конце концов. автобус тронулся вместе с Картером. Картера тошнило от голода, жары и обезвоживания, он также был озлоблен и подавлен неудачами последних двух дней. В детстве Картер находил особую Божью несправедливость утешающей. Такая капризность, известная и ожидаемая, смягчала реакцию ребенка на обиды и разочарования. Картер уже не был ребенком, и чувствовал, что впадает в грех гнева и расизма, виня в своих страданиях черноту своих мучителей, а также грехи гнева и расизма. Это был теологический парадокс, который делал его ещё более раздражённым, всё более впавшим в расизм и уставшим. Эти чувства сделали его равнодушным к великолепию замечательно голых холмов, которые автобус проезжал по краю Великого Африканского Разлома.

Но когда дорога возле Мбеи выровнялась, он начал замечать, что в Танзании всё-таки растут молодые баобабы. Он мог видеть их по обоим сторонам автобуса: уже не огромные груды плоти, а каждый по отдельности, стройный и тонкий, сначала десять, двадцать, затем десятки, а возможно, и сотни, хаотично разбросанных, каждый как столб с волосами на лунном пейзаже темно-зеленого сыра. Когда автобус высадил его всего в двадцати ярдах от входа в отель, он уже чувствовал себя почти беззаботным, увидев эти маленькие деревца.

Улучшение его настроения оказался кратковременным. Служащий отеля был хладнокровен, опрятен и с подозрением отнёсся к Картеру, покрытому потом и пылью. Он поднял руку – ладонь цвета охры контрастировала с почти иссиня-чёрной остальной видимой кожей – и сказал: «Нет». Десятью минутами спустя, утомленный и чувствующий злость Картер, чтобы хоть как-то примириться и в надежде на ночлег, оплатил полную стоимость номера, чья бронь была ошибочно указана 6-м июля, десятью днями ранее. Умиротворенный клерк (вероятно, присвоивший себе деньги) пообещал позвонить и попросить о какой-нибудь помощи – когда телефон «снова заработает».

Настроение Картера было самым мрачным, когда, послушавшись единственного полезного совета портье, он удалился в холл отеля. Его уже предупредили, что столовая закрыта до семи, а он был страшно голоден. Картер мрачно прищурив глаза, осматривал европейцев, азиатов и африканцев, сидевших за столами отдельными группами и деливших полуденную скуку в тускло освещенном белом зале. С чувством вины он возмутился расизмом, весьма наглядным и очевидным. Слева, скрытый от гостиной, но видимый Картеру в дверном проеме, находился небольшой темный бар. На барных стульях сидели два человека. От этого зрелища глаза Картера сузились ещё больше, а эмоции ещё более омрачились. Один — толстый азиат — нежно ласкал попку другого человека, поменьше. В подавленном сознании Картера возник образ плотского союза огромного баобаба с юным деревцом, не сопротивляющимся неодолимому.

Картер не был пуританином, каким его воспитали родители, но он сохранил их предрассудки. Он терпеть не мог, и это было как нельзя кстати, публичные проявления сексуальности. Учение его отца особенно осуждало проявления противоестественного порока. Это отвращение возникло именно в этот момент, потому что невысокий человек за стойкой, смуглый, с черными волосами в блестящих завитках, почти наверняка был таким же мужчиной, как и азиат.

Теперь ярость Картера получила цель. Он больше не находился в ловушке беспомощного гнева, он обладал моральным оправданием и обязанностью действовать. Когда он приехал сюда, у него хватило присутствия духа понять, что в Восточной Африке ни один американец, каким бы праведным он ни был, не имеет права нападать на кого-либо вроде пакистанских или индийских извращенцев, когда он сам не является объектом их внимания. Однако он мог вторгнуться в непристойную частную жизнь в баре и своим присутствием предать огласке и пресечь насилие извращенца над ребенком.

Несколько громче, чем намеревался, Картер, подойдя к бару, потребовал: «Виски!» а затем глянул, не убрались ли толстые ласкающие пальцы с ягодиц мальчика. Они не тронулись с места. Вместо этого зашевелилась нижняя часть, когда её владелец повернулся и глянул на Картера. Пальцы теперь ещё более непристойно, чем ранее, покоились на его бедре. Картер снова пришёл в ужас; казалось, ребенка подобное не волновало.
- У них нет виски, - произнёс мальчишеский голос — и это был именно мальчишеский голос; мальчик был там, мальчик смотрел на Картера снизу вверх — мальчик, не сопротивляющийся пальцам, и акцент этого мальчика был американским выговором Среднего Запада. Картер снова посмотрел на мальчика и на мгновение почувствовал (от голода, жажды?) головокружение с ощущением, что его вот-вот стошнит. Картер не мог, да и не было времени осмысливать свою реакцию. Мальчик оказался самым красивым ребенком, которого он когда-либо видел.

- Вы можете купить пиво. Это все, что у них есть.
Карие глаза, широко расставленные под черными бровями, были нахмурены, выражая беспокойство.
- Ты в порядке? Ты весь в пыли!

Картер кивнул, отчасти чтобы стряхнуть с себя неприятное ощущение.
- Мне нужно умыться, и да, я выпью пива.

Мерзкие пальцы наконец-то убрались, махнув бармену.
- Сэмпсон! Пиво этому мастеру. Очень холодное!

Мальчик заулыбался.
- Ты не можешь мыться. Воды нет. Ты американец?
Под по-прежнему блестящими кудрями прямой нос имел слегка раздутые ноздри; затем шли полные губы и белые зубы в улыбке на коже цвета имбирных пряников.
- Спорю, что ты американец.

- Как и ты.
Картер пытался ухватиться за свою ярость, недовольство и праведность, но они ускользали от него.

- Я там не живу. Я живу в Танжере. А где живешь ты?

Картер едва не лишился дара речи, но у него не было выбора.
- Я тоже не живу в Штатах.
Он остановился, чтобы перевести дыхание.
- Я живу в Женеве.
Он в изнеможении рухнул на барный стул и обнаружил, что его собственные глаза находятся почти на одном уровне с глазами мальчика, сосредоточенными и блестящими. Взгляд был настолько гипнотическим, что Картер с облегчением отвернулся, когда стюард поставил на стойку зеленую бутылку емкостью в 600 мл, на этикетке которой был изображен разъяренный слон. «Счастливый слон», - подумал Картер, не зная почему.

Он собрался с силами, чтобы увидеть, как азиат расплачивается за пиво. Картер поднял свой бумажник в бесполезном жесте, в то время как толстяк радостно заулыбался и сказал:
- Незнакомец — гость в Мбее.

Потерпев поражение, Картер начал искать способ выразить свое неодобрение; но так и не нашёл.

Азиат сказал:
- Зовите меня Пенджаби.

Вместо того, чтобы грубить другу мальчика, Картер выбрал вежливость (произнеся: «Картер; Картер Сьюард»).

Мальчик передразнил азиата:
- Зови меня Томми.
После чего он держал руку Картера слишком долго и коснулся его ладони кончиками пальцев.

Томми? Картер покраснел. Летний лагерь. Поездка на каноэ и купание голышом. После этого на траве что-то тайное, счастливое и виноватое. Но почему именно это воспоминание? Ведь его звали не Томми. Глаза этого мальчика снова были обращены к нему, и Картер пришлось бы снова краснеть, если бы добрая заботливость Пенджаби не прерывала его нежными вопросами, заставившими Картера рассказать, почему он такой пыльный, и почему у него нет места.

- Воспользуйтесь моей комнатой, - сказал азиат, подыскивая какой-нибудь широкий жест. - Отдохните там.
- Я бы отдал её вам, но моему компаньону, - он на мгновение задержался на этом слове, словно опечаленный им, - она понадобится позже.
Его взгляд был задумчивым, он не видел Картера, а вместо этого сосредоточился на кудрях Томми.
- У меня осталось всего несколько часов для личного пользования.
Азиат приносил жертву. Картер одержал победу. Мальчика удалось спасти. Вместо восторга Картер почувствовал сочувствие к человеку, который так изящно принял поражение.

- Попробуй у миссис Хендерсон, - сказал Томми. - Мы можем сходить. Это недалеко.

Пенджаби рассмеялся.
- Почти два километра. Ты будешь нести багаж на голове, как африканец?
Он положил руку на кудри, заставляя руку Картера судорожно дернуться, словно пытаясь оказать сопротивление.
- Я отвезу вас на своей машине. Вас и нашего друга. Я благодарю вас за то, что вы заехали так далеко, чтобы навестить меня здесь.

Томми улыбнулся, и его голос был нежным, что противоречило его словам:
- Я пришёл к тебе не в гости. Я не знал тебя. Я нашёл тебя.

- Так было предрешено.
Пенджаби разговаривал только с Томми, но его послание было адресовано и Картеру.
- Ты, ах, интуитивно догадался, что я буду здесь. В моей стране для этого есть другое слово.
Он вздохнул и отпустил мальчика.
- Теперь у тебя есть ещё один друг, с которым тебе суждено было встретиться. Он американец, как и ты. Если не считать тёмной кожи. У тебя самая смуглая кожа в гостевом доме миссис Хендерсон.

- Нет, это не так, - не обидевшись, сказал Томми. - Стюарды — африканцы.

 

Миссис Хендерсон перемещалась по просторной гостиной, словно хозяйка на большой вечеринке. Она подплыла к стулу возле дивана, где Томми и Картер сидели бок о бок. Картер принял ванну и был в свежей куртке для буша.
- Как мило с вашей стороны, - произнесла она, - что вернули Тома к нам. Мы бы с ума сошли, если бы в Мбейе у мальчика возникли какие-нибудь неприятности.
Она опустила глаза в ответ на улыбку Томми.
- Я не сомневаюсь, что ты искал приключений, но вместо этого нашёл мистера Сьюарда.
Она снова сосредоточила своё внимание на Картере.
- Отель отклонил ваше бронирование?

Картер был благодарен за ее европейскую учтивость и британскую вежливость.
- Ошибка в Хараре, возможно, - сказал он. - Но кто знает?

- Действительно, кто? Я думаю, что ошибок было меньше, когда мы называли этот город Солсбери, но в подобном говорит колониальное прошлое. Простите меня. Мы все сейчас на стороне правления черных, не так ли? Особенно вы. Это ваша работа. И моя тоже.
У нее был английский дар насмехаться над собой.
- Значит, завтра вы отправитесь в Ирингу.
Это было утверждение, а не вопрос.

- Мой «Лендровер» всё ещё находится в Замбии. Где-то там. Сомневаюсь, что увижу его снова.

Она тяжело вздохнула.
- Вам лучше выпить.
Она позвала стюарда:
- Комо.

Когда стюард вытянулся в ожидании, Картер спросил:
- У вас есть виски?

- Двойное виски для этого мастера. Том?

- Пиво.

- Конечно, дорогой. Двойной виски и апельсиновый сквош, Комо.
Она повернулась к Картеру с доброй улыбкой.
- У вас были тяжелые времена. Завтра вам надо в Ирингу. Потому что в отеле нет мест, а ваш номер уже занят.

- Нет транспорта, - сказал Картер, - хотя сюда я, конечно, добрался на автобусе.

- В этом нет необходимости. Я разведаю обстановку. У кого-нибудь найдется свободное место в машине.
Она доверительно наклонилась к Картеру.
- У нас здесь чуткие антенны. Никаких секретов. Это ад на земле Занджа.
Она снова отстранилась и вздохнула.
- Во времена бедного доктора Ливингстона это была чесотка.

- Очень хорошо, Комо.
Она сказала это напиткам, а не стюарду, затем снова посмотрела на Картера.
- Я узнаю, кто поедет на север.
Она поднялась со стула.
- Ужин в половине седьмого. Вы можете воспользоваться клубом через дорогу. Но должна вас предупредить.
Она начала уплывать.
- В клубе нет виски. У меня единственный запас в Мбее. Ах, мистер Смоллчерч!
Она ушла.

Картер покосился на напиток Томми.
- Апельсиновое пиво?

- Она не дает нам пить пиво, мне и моему брату. На самом деле ей все равно. Мой отец устроил бы скандал, если бы она позволила.

- Твой брат здесь?

- И мой отец. У меня нет матери.

Картер решил не просить его объяснить это. Более насущной проблемой было то, что Пенджаби оказался прав: ни у кого в гостях у миссис Хендерсон не было такой темной кожи, за исключением стюардов. Насторожившись, Картер спросил:
- А твой брат и отец, где они?

- За бильярдным столом.

Картер увидел рыжеволосого мужчину и мальчика с песочными волосами, ставившими кии на стойку.

- Думаю, они закончили, - произнёс Томми. - А вот и Донни.

Картер глянул ещё раз. У мужчины было обветренное лицо, а взгляд, который он вернул Картеру, показался усталым.

«Он моложе меня, - подумал Картер, - и выглядит лет на десять старше». Когда Картер отвернулся, он отчетливо услышал слово «Педик». Мимо прошёл мальчик с песочными волосами.
Томми ответил:
- Пустоголовый.
Слова не звучали враждебно. Они были словно паролями.

Картер представил себе деда своей матери, майора армии Конфедерации, чей личный слуга погиб вместе с ним в Энтитеме; они были «грудными братьями» по отношению к одной черной груди и, по легенде, имели одного и того же отца. Картер уставился на черноту Томми с новым удивлением, но теперь он заметил кое-что ещё: все тело мальчика напряглось при приближении его «отца». Голос, произнесший: «Папа идет», был сдавленным, почти испуганным. Возник новый образ: газетная история об осужденном педерасте, усыновившем одного мальчика, которого обнаружили только тогда, когда он усыновлял другого. Картер снова почувствовал потребность защитить ребёнка.

Первой опасностью был пенджабец, теперь этот американский извращенец стал ещё большей угрозой. Картеру хотелось дотронуться до Томми, успокоить его. Вместо этого он поднялся, повернувшись лицом к педерасту.

Педераст, улыбаясь, протянул руку.
- Лемюэль Толливер, отец Томаса.
Его акцент был знаком, образованный деревенщина. Он крикнул стюарду:
- Комо! Да, вот, принеси, как этому мастеру – это же виски, да? – двойной виски со льдом. Лед сейчас, Комо. Не похоже, что ты клал его раньше. Для кого ты его приберегаешь?

Комо улыбнулся.
- Я не приберегаю его, сэр. Хорошо, я принесу лёд.

- Для меня апельсиновый сквош. И тоже со льдом. Иди, но принеси и Сонни немного льда.
Толливер сел, Томми оказался между ними.
- Миссис Хендерсон рассказала мне, кто вы, мистер Сьюард. Я надеюсь, что вы посетите нашу строительную площадку. Это не ваша задача — доставлять воду к посевам, но я хочу, чтобы ваши люди в Женеве знали, что мы добиваемся прогресса.

- Завтра мне нужно ехать в Ирингу.
Как ни странно, учитывая слова Картера, Толливер, казалось, почувствовал облегчение.

- Вы реструктурируете водоснабжение? - добавил Картер профессиональным тоном.

Толливер сразу обрадовался, заговорив о плотине и водопроводе для орошения. Картеру не было нужды говорить. Томми, переживший какой-то невидимый кризис, сидел, безмятежно сияя в тусклом свете керосиновых фонарей. Картер изучал Толливера. «Ненамного больше шансов соблазнить мальчиков, чем у меня», - подумал Картер. Возможно, даже меньше. Эта мысль его позабавила.

Ужин был накрыт на четверых. Когда они сели, Толливер тихо попросил:
- Пожалуйста, присоединитесь к нам в молитве.
Он взял гладкую левую руку Картера в свою мозолистую правую, что показалось удивительно интимным, и взял руку Дональда в свою левую. Картер потянулся, чтобы взять Томми за руку. На протяжении всей молитвы Томми был не спокоен. Картер мельком взглянул на него и поймал на себе взгляд полуприкрытых глаз Томми и внезапную улыбку удовлетворения.

У Дональда, сидевшего напротив Картера, были такие же широко расставленные глаза и прямой нос, как у Томми. Его брови располагались ниже, а рот был грубее - как у Толливера. Плечи Дональда были широкими, словно он являлся линейным игроком, а Томми - более компактным и быстрым защитником. Пара была настолько странной, что Картер не удержался и поинтересовался их возрастом.

- В ноябре исполнится четырнадцать, - внёс ясность Дональд.

- Близнецы, - дополнил Толливер.
Тон его голоса был ровным. Затем он улыбнулся. Это было отрепетировано. Он именно это говорил и улыбался много раз до этого момента. И среагировал на недоверие также заученно, когда Картер переспросил:
- Близнецы? - сказав с тем же смехом, что и сейчас:
- Разве я сказал «идентичные»?

Мальчики тоже посмеялись над старой шуткой и над Картером.
- Мы выиграли утешительный приз на конкурсе близнецов, - пояснил Дональд. - Судьи подсуживали.

Голос Толливера был мягким, заученно-успокаивающим.
- Это было давно. В первый год начальной школы.

- Это был наш единственный год учёбы в Штатах, - пояснил Дональд, ухмыляясь Томми. - Папе пришлось его тащить.

Картер посмотрел на Томми. Его отсутствие реакции, казалось, тоже было делом привычным. «Что это?» – спросил себя Картер. Скрытый ген? Почти невероятно, почти невозможно – но утешительнее, чем правда.

Утешительнее для Толливера, но что знал Томми? Картер почувствовал, что его молчание тяготит собеседников.
- Понятно, - произнёс он и уверенно улыбнулся Толливеру. Этого было достаточно.

После десерта Томми обратился к отцу:
- Можно, я отведу мистера Сьюарда, чтобы показать ему мой камень?
Прежде чем Толливер успел ответить, Томми решительно добавил:
- Только и всего.

- Я не думаю, что мистер Сьюард захочет на него посмотреть, Сонни, - сказал Толливер. - Он устал.

Картеру не нравилось, когда за него принимали решения.
- Я люблю прогуляться после ужина, - возразил он.
Он постарался, чтобы это не прозвучало настойчиво; он не хотел, чтобы Толливер подумал — тут разум Картера поколебался: чего именно он не хотел, чтобы подумал Толливер?

Толливер принял встревоженный вид.
- Не позволяйте ему беспокоить вас. Вы можешь пойти и без него.

Томми поднялся, подразумевая, что разрешение получено.
- Может быть, - сказал он Картеру, - мы сможем увидеть Разлом.

- Слишком темно, - произнёс Дональд с непонятным смешком.

- Луна, Пустоголовый. Полная Луна.

- Не отвечай ему, Дональд, - быстро сказал Толливер. Томми он добавил:
- Не задерживай его допоздна своими сказками и звёздами. Или чем-нибудь вроде этого.
Последнее предложение являлось явным предупреждением.

Дональд одними губами произнес в адрес Томми слово «Педик», позволив Картеру заметить это, затем с подчеркнутой вежливостью сказал: «Извините, сэр», и последовал за отцом.

 

Луна, полная и насмешливая, низко висела на северо-востоке неба. Она освещала дорогу, оставляя белесый след на черном гудроне, и приглушало красноту скалы, на которую вскочил Томми и где теперь стоял в ожидании, залитый лунным светом.

Картер медленно осмотрелся, прежде чем последовать за ним.

- Они называют это «Концом света», - сказал Томми.

Они вместе посмотрели на запад, на бесплодные земли.

Несмотря на то, что скала находилась всего в тысяче ярдов от гостевого дома, она возвышалась на вершине холма за последними домами городка, и в этой тишине казалось, — возможно, что так и было, — они совершенно одни. Великий Разлом, если он вообще существовал, находился где-то за пределами далекой тьмы.

- Вы можете посмотреть на него днем, когда в Разломе есть тени.
Голос Томми был тихим, словно он рассказывал о чём-то таинственном:
- И сможете увидеть, увидеть на самом деле, как Африку разрывает на части.
Он ждал ответа.

- Хотел бы я на это взглянуть, - искренне произнёс Картер, заразившись некоторым благоговением Томми.

Получив поддержку, Томми теперь был полон энтузиазма.
- Там с краю есть дорога — в сторону Чуньи. Завтра мы могли бы поехать туда на машине. Почему бы не остаться? Это самая большая штуковина, что происходит на всей земле.
Томми пристально всмотрелся в залитую лунным светом даль, затем обратил взгляд на Картера. Будто ему не с кем было поделиться этим открытием.

- У меня миссия, - сказал Картер. - Меня ждет работа в Иринге, и мне нужно приступить к ней завтра, чтобы уложиться в график.

- Я знаю, - продолжил Томми, - То есть, я так и думал.
Голос Томми был на грани гнева.
- Просто, это ничего не изменит, но мне хотелось бы знать.
Томми казался раздраженным, возможно, из-за неуверенности в том, как действовать дальше.
- Разлом… ну, понимаешь… папа говорит, что он такой, каким его создал Бог, так говорится в Библии, но мне кажется, что он становится шире, даже если мы этого не видим. Дональд говорит, что папа прав.

Картер был осторожен.
- Твой отец — образованный человек, Томми.

- Чушь.

Картер обиделся. Дело было не в самом слове. Это была всего лишь первая непристойность, которую он услышал более чем за неделю – если только не считать пассажиров, пользующихся африканской нецензурной лексикой в автобусе в Мпике. Они были не в счет. Чувствуя себя неловко из-за своей чопорности, он спросил:
- Откуда ты узнал о Разломе?

- В школе, в американской школе, ну, знаешь, в Танжере. Мой учитель естествознания дал мне книгу, когда я рассказал ему, где находится папин проект. Это довольно простая книга. Но я ещё кое-что прочитал в «Британнике».
Все это было сказано быстро, почти как предисловие к его извинениям:
- Извини, что сказал «чушь».

Мальчик оказался сообразительным и более восприимчивым, чем поначалу показалось Картеру.
- Я не особо принял это всерьёз, - произнёс Картер, протягивая руку, чтобы коснуться плеча Томми. - Это было просто неожиданно.

Томми нетерпеливо стряхнул его руку.
- Ты не собирался отвечать на мой вопрос.

Картеру стало обидно, что его прикосновение было отвергнуто. Он почувствовал холод в собственном голосе, когда сказал:
- А это имеет значение?

- Да.
Теперь Томми глянул на него слегка вызывающе, как будто и в самом деле многое зависело от ответа Картера; словно, услышав неправильный ответ, он был готов больше не иметь ничего общего с незнакомцем, который так торопился добраться до Иринги.

Луна сотворила странные вещи с лицом Томми, когда он повернул его к Картеру. Она осветлила кожу на фоне черных бровей и волос. Картеру захотелось бы, чтобы мальчик не был таким красивым и не был так озабочен геологией.
- Ты спрашиваешь, очень ли стар мир. Я думаю, что так и есть.
Картер тщательно сформулировал свой ответ, будто читал лекцию.
- Ты спрашиваешь, сдвигались ли тектонические плиты Земли в течение миллионов, а возможно, и миллиардов лет, и продолжают ли они двигаться до сих пор. Так было, так и есть.
Картер ждал каких-то изменений в Томми, но так и не дождался.

Томми осторожно произнёс:
- А Библия — полная чушь.

Картер не был к этому готов; это вызвало у него раздражение. Но он улыбнулся.
- Ты собираешься через минуту извиниться за то, что сказал «чушь»?

- Нет.
Мальчик бросал ему вызов.

В качестве испытания воли это было абсурдно. Единственным чувством Картера к некогда Священному Писанию было благоговение — пережиток преподавания воскресной школы и родительского благочестия. Культурное уважение, благоговейный трепет. Но сказать то, что просит Томми? Нет.
- История сотворения мира — это басня, - холодно сообщил Картер. - В каждом примитивном сообществе есть подобная.

- Они все такие, как я сказал.

Это становилось утомительным.
- Но не для людей, которые верят в это.

- Давай вернемся, - сказал Томми и отвернулся от скалы.

Картер почувствовал, что что-то заканчивается, и заканчивается потому, что он не захотел сказать какую-то простую истину так, как этого хотелось тринадцатилетнему мальчику, более умному, чем большинство других. Не двигаясь, он сказал:
- Если я должен выбирать, почему бы не позволить мне сделать это до того, как ты уйдешь?

Томми повернулся.
- Я думаю, что ты только что это сделал. Ты сделал это, не так ли?

Картер кивнул, воодушевленный.

- Папа нормальный, - продолжил мальчик, - но он взваливает на меня всю эту библейскую чепуху и… - тут он сделал неуверенную паузу.

Картер помог.
- И тебе просто хотелось знать.

- Да.
Томми улыбнулся, выражая новую надежду. Он снова приблизился к Картеру.
- Ты знаешь южные звезды? Это то, ради чего я на самом деле прихожу сюда.

- Нет. Покажешь мне?

- Если найти Южный Крест, то там, над ним... Подожди. Я покажу тебе Центавра и Альфу, это ближайшая звезда. Может быть, у неё тоже есть мир, как у Солнца?

Позже, когда они шли обратно, Картер ощутил странное недовольство. Все прошло как-то странно; на карту было поставлено гораздо большее, чем возраст мира — как для Томми, так и для него самого. Это было то нечто большее — то, чего не стоило делать. Он подавил желание снова положить руку мальчику на плечо. На этот раз подобное было бы весьма кстати. Но сейчас он не мог спонтанно прикоснуться к Томми, как делал это раньше. Теперь он стал бы дураком, нарывающимся на неприятности.

 

Картер уступил, да, будучи пьяным, да, он был тогда пьян, на своей пятой встрече выпускников Йеля, уступил студенту, одному из парней рабочей бригады. Он забывал об этом, за исключением случаев, когда оказывался в опасности, как сейчас. Он не рассказал Маргарет и не стал объяснять ей, почему ему не нравятся встречи выпускников. Она винила себя, свои недостатки, свои выкидыши, хотя это не имело к ней никакого отношения.
А кроме того, сейчас он был абсолютно трезв.

Если бы он не оказался в комфортабельном холле гостевого дома миссис Хендерсон, ситуация Картера могла стать такой же, как и накануне, в Тундуме. Он был готов в семь, собрал вещи и попрощался с Толливером и его сыновьями, положив конец мимолетной дружбе мужчины и мальчика. В памяти остался образ Томми, смотрящего из удаляющегося «Лендровера».

Картер зашёл посидеть в одиночестве, философствуя о бессмысленной душевной боли, которую подобные расставания причиняют в современном мире, и противопоставляя себя, гражданина всей мировой диаспоры, с простым деревенским жителем Африки, который расстаётся с друзьями только после смерти. Он был склонен к подобным рассуждениям и, несомненно, вчера был занят подобными мыслями (хотя и не мог вспомнить, о чём именно он тогда думал), пока, как и сейчас, не стало слишком поздно. Его электронные часы показали 9:18.

Миссис Хендерсон колебалась в глубоком отчаянии.
- Нам придется как-то удвоить ваши расходы. Если кто-нибудь согласится.

Картер поднялся, ожидая продолжения.

- О, мистер Сьюард, это всецело моя вина. Вы должны были ехать с мистером Сингхом. Он путешествует один, и с его стороны это было очень мило. Он хотел встретиться с вами.
Она села и жестом пригласила его сесть.
- Стоять бесполезно, деваться некуда. Он сказал мне, что у него сел аккумулятор и его не зарядишь. Он мог бы поехать, но это слишком большой риск.

Картер сидел, потрясенный, но в приподнятом настроении. Он чувствовал необходимость прикинуться обеспокоенным, поэтому пробормотал:
- Что мы можем сделать?

- Ничего, пока из Иринги не привезут новую батарею. Если они там есть.
Что, как подразумевал ее тон, было весьма маловероятно.
- Завтра всё наладится. Кто-нибудь отправится в путешествие. Сегодня вам понадобится кровать. Вопрос в том, чья?

Картер уж было задумался, не собирается ли она предложить собственную, но отказался от этой идеи, сочтя её слишком странной. Он позволил молчанию сказать о его беспомощности.

- Толливеры, - продолжила она. - У них две двухместные кровати. Если вы согласны разделить с ними постель, то я ожидаю, что их христианское милосердие потребует, чтобы он позволил это вам.
Она вздохнула.
- Знаете, он большой христианин. Не из тех, кого мы часто встречаем, но и не злой.

- Он надеялся, что я посещу его проект.
Это будет своеобразной платой.

- Тогда давайте навестим его! Вы, американцы, можете сами во всем разобраться, не так ли?
Миссис Хендерсон поднялась и позвала Комо.
- Оставьте свой чемодан здесь. Я отвезу вас. Мистер Толливер будет посещён, и вы получите свою постель.

Проект находился в получасе езды от дороги на Тукую, примерно в одиннадцати милях. Толливер приветствовал их в своем «офисе», — под жестяной крышей на четырех столбах. Он отклонил извинения миссис Хендерсон как не имеющие значения и немедленно начал демонстрировать то, о чём рассказывал Картеру накануне вечером. Дональд, который зашёл к ним в тень, в одних только шортах и кроссовках, крикнул Томми:
- Эй! Он не уехал!

Томми, в ещё более коротких шортах, но выглядя менее обнаженным, задержался и пришёл только в тот момент, когда миссис Хендерсон произнесла:
- Могу ли я оставить мистера Сьюарда здесь? Кажется, это то, чего желаете вы и он.

- Да, конечно, - ответил Толливер, потирая руки и наслаждаясь публикой.

- В какой комнате мне следует оставить вещи мистера Сьюарда?

Томми сразу же сказал:
- Он мой друг.

Толливер нахмурился в сторону мальчика, затем окинул оценивающим взглядом Картера.
- Мистер Сьюард наш гость. А мы не играем в искателей-хранителей.

Картер вмешался, улыбаясь, с оттенком почти сознательного лукавства.
- Это не имеет значения. Я буду признателен любому пространству – полу, если кровати заняты.

- У меня ему будет просторнее, а Донни все равно любит спать с тобой.

Толливер с сомнением на мгновение уставился в землю. Картер почувствовал себя неловко и глянул на миссис Хендерсон с невысказанным вопросом, на который та не ответила.

В разговор встрял Дональд:
- Не волнуйся, папа. Это всего лишь на одну ночь.

Толливер кивнул и повернулся к миссис Хендерсон со словами, которые прозвучали скорее извинением, чем обвинением:
- Для вас, англичан, ваши кровати могут считаться и двуспальными, но я не вижу двух взрослых мужчин размером со меня и мистера Сьюарда в одной из них. Поместите его в комнате для мальчиков.

Картеру не нужно было смотреть на Томми, чтобы понять, что он запутался в своего рода головоломке. Однако миссис Хендерсон, похоже, сочла подобное размещение вполне разумным, и, когда Картер все-таки глянул на Томми, он не заметил ничего необычного. Когда миссис Хендерсон уезжала, Толливер уже водил Картера по площадке, демонстрируя взаимосвязь плана, сложностей и структуры.

Спустя час Картер был глубоко впечатлен инженерными навыками и изобретательностью Толливера. Его оценка этого человека выросла, как и его признание того, что проект серьезно недофинансирован. Толливер был осторожен, тактичен, и не переоценивал своих возможностей. Хороший отчет в Женеве мог бы помочь, даже от Картера, и Картер решил сделать это. Когда Толливер изложил свою точку зрения, он попросил ребят взять служебный «Лендровер» и показать Картеру Разлом.
- Здесь его называют «Концом Света», и вы поймете, почему; это конец света для этих африканцев, - он махнул рукой в сторону своих рабочих, - и это то, на что стоит тут посмотреть.

- Разве он вам не понадобится? – спросил Картер, имея в виду «Лендровер».

- Я смогу вернуться на «лорри»; так тут называют грузовик.

Томми заговорил всего лишь во второй раз с момента прибытия Картера.
- А можно нам сходить в клуб?

- Все, что захочет мистер Сьюард, Сонни, а не то, что хочешь ты. Он наш гость. Помни об этом.
Он повернулся к Картеру.
- Вы играете в теннис? Сонни постоянно ищет себе партнёров.
Когда Картер кивнул, Толливер сказал Дональду с явным облегчением:
- Ты можешь остаться; трое — это слишком много для тенниса.

Казалось, дружба Томми получила родительское благословение. Картер нашел причину как для беспокойства, так и для определенной радости. День вместе, а потом и ночь. Если бы Толливер мог бы прочитать страхи Картера, он наверняка не позволил бы Томми добиться своего. Но, конечно, страхи Картера подогревались лишь его собственным воображением; Томми был тут не при чём. Он был всего лишь мальчиком, по-своему не похожим на других, и одиноким в своей непохожести. Затем в мысли Картера вернулся обжигающий образ руки Пенджаби, а вместе с ним и тревога насчёт Маргарет - на случай, если бы она узнала, что её муж питает подобные мысли.

Через час они достигли Края Света.
Новый мир, лежащий за его пределами, был зеленее и прекраснее, он находился глубоко в каньоне, широком, как Эдем. Картер, как когда-то в детстве, представил себе население более чистое, не запятнанное грехом и торговлей, и укрывающееся под пологом леса. Томми стоял на самом краю грандиозного по своей опасности обрыва.

Швыряя камни и видя, как они падают в невидимость, Картер подошел к Томми и остановился, вдохновленный. Он почувствовал ломоту в пояснице, удовольствие и смерть, и дикое желание положить конец этой глупости насчет мальчика и Маргарет. Потребовался бы ещё лишь один шаг, шаг, который на мгновение показался бы несомненным, правильным и неизбежным. Высота производила такое впечатление, что ребенок в нём захотел стать свободным, желая великолепия ужасного поступка, который бросил бы вызов всем остальным. Картер шагнул не вперед, а назад.
- Я обещал тебе сыграть в теннис, - пояснил он Томми.

Томми кивнул, ничего не подозревая.

 

- В следующий раз я выиграю.
Томми снимал шорты в раздевалке клуба. Банщик набирал воду. Гниющие планки пола, предназначенные для защиты ног при высыхании мокрых тел, подтверждали упадок, который старый колониальный клуб проявлял повсюду, даже на теннисных кортах — песчаными деформациями того, что когда-то было бесконечно мелкой глиной с термитников. На местном корте с его своеобразными отскоками, Томми проиграл один сет 2:6, затем во втором сете отыгрался со счетом 1:4, и проиграл на тайм-брейке. Теперь мальчик, излучая уверенность, сбросил носки — остатки своей одежды, на пол и стоял в ожидании. Примерно в середине его тела, от безволосого лобка с полувозбуждением до благопристойного темного пупка тянулась бледная полоса, не опалённая солнцем — непристойный признак цивилизации. Несмотря на это, Картер воображал, что видит перед собой бога обновления, заставившего обветшалые шкафчики свидетельствовать о прошлом, которое когда-то тоже был молодым.

Служитель принес в душевую кабину два ведра воды. Картер сидел неподвижно, всё ещё одетым для корта. Он отвернулся от бога, притворяясь утомленным.
- Ты идешь первым, - произнёс он.

Томми не пошевелился, но глянул на Картера с чем-то вроде нетерпения, с мелким раздражением, продемонстрированным им накануне вечером на скале. После чего вошёл в кабинку. Через мгновение он закричал:
- Ой! Вода холодная!

«Хорошо», - подумал Картер. Когда ему было тринадцать, он тоже мылся холодной водой под холодным душем в Чоате. Это было необходимо в том чувственном мире подростковой враждебности. Когда Томми вышел, в кабинку отправился Картер и облился, ощутив тот же шок, то же подавление эмоций. Затем он невольно прошептал: «Черт!» Мальчик всплыл в его памяти и чреслах, мальчик, которого звали не Томми. Холодной воды не всегда хватало.

Нет. Этого было недостаточно для вида Томми, по-прежнему обнаженного, позирующего: одна нога на скамейке, с напряжёнными в верхней части тела мышцами.
- Какой я был бы моделью?

«Что сказал Пенджаби?» - спросил Картер про себя. Мы делаем то, что предсказано, что мы будем делать? Нет. Но что-то в этом смысле. Сейчас где-то боги автомобилей и отелей разыгрывают мою душу. Если есть боги, то это они.
- Хорошей! - сказал Картер, быстро вытираясь полотенцем. - Слишком хорошей. Нужно одеться. Что подумает банщик?

Томми расслабился и потер руками грудь и живот. Он выглядел серьезным, когда сказал:
- Он думает, что все белые сумасшедшие. Даже я.

 

«Нет ничего неизбежного», - подумал Картер за обеденным столом. Он ощутил иронию в том, что держался за руки Толливера и Томми во время молитвы. Между ними что-то есть, и я часть этого.

Позже он слишком долго оставался за бильярдным столом, наблюдая, а не играя, и задержался с отходом ко сну, допоздна попивая виски с миссис Хендерсон. Но даже она покинула его, напомнив о том, что рано утром нужно отправляться в Ирингу, и Картер отправился смотреть — или не смотреть — на спящего Томми.

Войдя, Картер понял, что уже видел эту комнату раньше, но он не был готов к желтому свету керосиновой лампы у кровати. Четыре стены в колониальном стиле, на которых облупилась голубая краска, были прежде совершенно обычными, а теперь превратились в обрамление, создающее нимб, освещающий черные волосы Томми и затеняющий его смуглое лицо, но почему-то не его глаза — бодрствующие, наблюдающие — свет освещал его правое плечо, сильное и мягкое. Томми вытянул правую руку вперед, к Картеру и двери, словно хотел коснуться их через восемь футов пространства, а затем отдёрнул её и, нетерпеливо махнув, сказал:
- Долго же ты.

Всё в руках богов, с благословения Пенджаби. Картер сказал себе, что сопротивление бесполезно. Он молча разделся и скользнул под простыню с одеялом. Но я не буду делать за них работу богов. Пусть они делают всё, что в их силах. Он даже не взглянул на Томми. Они не прикасались друг к другу.

Казалось, откуда-то издалека он услышал слова Томми:
- Я рад, что ты увел меня от Пенджаби.

Картер не хотел отвечать, но его молчание настолько затянулось, что напугало его.
- Он положил руку, - Картер был уверен в истинности его намерений, - на твою задницу.

- Он хотел мою жопу.
Слово, как нож, повисло над кроватью. Картер перестал дышать.

- Должен же быть первый раз.

Это оказалось хуже, чем опасался Картер. Если это было правдой? Картер растерялся.

- Так в чём же дело?
Томми злился на молчание и неопределённость, и Картер понимал это, но не мог ничего не изменить.
- В Танжере этим занимаются дети поменьше меня. Постоянно. Они идут искать туристов, и все об этом знают. Так в чем же дело?

Томми приподнялся на локте. Он яростно прошептал:
- Скажи что-нибудь!

Картер знал, что на возмутительную концепцию мальчика имеется ответ.
- Да, - начал он, но потерпел неудачу.
Он попробовал еще раз.
- Томми, с ними все по-другому. Они уличные мальчики…
Так каков ответ? Он беспомощно смотрел на Томми.

Томми позволил себе отступить, а затем отвернулся.
- Они другие. Они негры, да, мистер Сьюард?
Он снова повернулся к Картеру.
- Ну я тоже негр, так в чем разница?

- Не зови меня мистер Сьюард.
Картер знал, что говорить это было неправильно.

- Черт, мистер Сьюард, я знаю своё место. Я просто думал, что вы этого не знаете.

- Томми, Томми.
Теперь Картер умолял. Нет, я не откажусь от любви.
- Это будет первый раз и для меня тоже.
Эта совершенно ненужная ложь была почти правдой. Такая ложь, сказал он себе, легко проходит у дипломатов.

В тусклой тени керосиновой лампы Томми нахмурился, но его голос был мягким.
- Вы хотите?

«Да. Боже мой, да», - подумал Картер.
- Я попробую, - это все, что он сказал. Он сунул руки под одеяло. И потерпел неудачу. Они потерпели неудачу. Картера тошнило от гнева. Они были подобны машинам или шлюхам. Женщины могли хоть притвориться. Картер искал утешения. В затылок Томми, в локоны, оттенённые желтым светом керосиновой лампы Картер сказал:
- Ты не тот, кем ты себя считал.

Томми выдавил одно слово из скрываемых им рыданий:
- Чушь собачья.

Картер попробовал еще раз.
- Разве ты не видишь?

- Я такой, какой есть. Ниггер-педик, и ты не можешь сделать это ради ниггера-педика.

- Томми, посмотри на меня.

- Ты даже не хотел.

По крайней мере, это было неправдой. «Нет, Томми. Я хотел. Я хотел этого».

Томми обернулся, заплаканный и хмурый.
- Почему? Почему ты хотел? Если ты хотел этого.

Эти слова душили дипломата. Иногда мы не можем говорить правду. Даже наши романтические глупости. Прости меня, Маргарет. И тогда он сказал это:
- Ты мне понравился. Очень. Слишком.

Угрюмый вид Томми сменился озадаченным.
- А я подумал, что нет.

Конечно, он понравился; он должен был.
- Когда?

- С самого начала. С Пенджаби. Как только ты сел. И когда ты держал меня за руку. Во время молитвы. И у скалы. Все время. Ты даже не принял со мной душ, ты был таким трусом. Но я знал, что я прав насчёт тебя.

Молодой баобаб. Картер не мог говорить, но знал, что мальчик прав. Это было с самого начала.

- Разве ты не хочешь знать…

Картер прервал его:
- Я знаю.
«Я не могу рисковать, встречаясь с ним. Я не могу рисковать еще одним провалом».
Однако потребность в Томми была вне его контроля. «Мы рискуем задохнуться насмерть. Я могу сойти с Края Света».
Картер повернул голову и обнаружил, что губы Томми почти касаются его губ.

Стюард у двери произнёс:
- Машина для мастера уже здесь.

- Не уезжай сегодня.
Томми пресёк попытку Картера открыть дверь. Они боролись, замёрзшие и голые, в утреннем воздухе.
- Скажи, что заболел. Только до завтра.

- Я болен, - сказал Картер через закрытую дверь. - Не могу поехать. Скажите спасибо, но я не могу поехать. Вы поняли?

- Мастер не может поехать. Он болен. Мастер говорит благодарить.

- Всё верно.

Борьба закончилась, два тела по-прежнему касались друг друга.
- Иринга может упасть в Разлом, - прошептал Картер. - Что скажет твой отец?

- Не слушай его.

Комната слабо освещалась единственным занавешенным окном. Свет заставил Картера остро осознать свою наготу и возбуждение. Он попытался отстраниться от Томми, но его прикосновение был слишком слабым, и Томми прижал его к себе только одной рукой. Другой рукой он держал обе их эрекции и прижимал их друг к другу, измеряя.
- Моя будет больше, - произнёс он. - Давай, возвращайся в кровать. Мы должны это исправить. Ну давай. Сейчас же.

Они оказались последними на завтраке. Миссис Хендерсон подсела к ним.
- Если вы собирались заболеть, просиживая часами с виски, что, я полагаю, вы и сделали после того, как я торжественно призвала вас быть готовым сегодня утром, то вы вообще никогда не попадёте в Ирингу. И, несомненно, вы побеспокоили ребенка, когда, шатаясь, пьяным, забрели в спальню.
Томми нашел её версию смешной; Картер был смущен.
- Твой отец, - сказала она Томми, - и твой брат уже проснулись. Они хотели попрощаться с мистером Сьюардом. Я предположила, что вы оба больны, возможно, гастритом, хотя не думаю, что на твоего отца это произвело впечатление, и я знаю, что и на твоего брата тоже.

И это также показалось Томми забавным. Картер начал понимать, что миссис Хендерсон была в курсе еще не объясненной шутки.

Она продолжила, обращаясь на этот раз к Картеру.
- Я пришлю за вами завтра в семь. Вы не откажетесь от майора Уиллоубенда и его «Мерседеса». Я скорее спасаю его. Напишите мне, если захотите знать, как это у него получилось. Если вы захотите поехать. Возможно, ночной воздух Мбеи имеет для вас фатальное притяжение.

- В семь, - произнёс Картер, а Томми настойчиво сказал:
- Нет, Базз, возьми меня с собой.

Картер глянул на миссис Хендерсон, демонстрируя, по его мнению, беспомощность.

Миссис Хендерсон поднялась и неожиданно сказала.
- Вам следует это сделать, вы же понимаете. Ему здесь до чертиков скучно.
Она ушла, оставив Картера ошеломленным.

- Пока не начнется школа, Базз.

- Не называй меня так.
Картер попытался вспомнить, почему в посткоитальном разговоре в течение последнего часа он был настолько глуп, что назвал Томми это имя.
- Даже моя жена им не пользуется. Так меня называют только люди, которые знают меня двадцать лет.

- И я, Базз. Пока я не буду знать тебя двадцать лет. Тогда я стану достаточно взрослым, чтобы называть тебя Картер.

- Идёт.

- Ты возьмешь меня?

Это был абсурд, мечта, а не возможность.
- Нет. Зови меня Базз, если хочешь. Господи, у меня же есть жена.

- Я был бы к ней добр.
Томми совершенно не осознавал невозможность подобного.

- Она не глупа. Она бы поняла.

- Тогда до тех пор, пока ты не вернешься к ней, чтобы ей не пришлось понимать. Когда это?

Картер решил отправиться в ад.
- В сентябре.

- Это ещё полтора месяца, Базз.

Всё равно подобное абсурдно. Картер отвернулся.

- Ты думаешь, что это неправильно.

- Конечно же, это неправильно.
Подобная картина шокировала Картера.
- Мужчина моего возраста путешествует с тринадцатилетним ребенком. И с паспортами, которые показывают, что мы не родственники.
Скандал разразился бы в каждом отеле.

- Ты думаешь, что мы, черт возьми, делаем плохое.

- Да. Я не знаю.
Это было правдой.
- Во всяком случае, твой отец не позволит.
Но если Бог не справедлив, какое это имеет значение?

- Мне все равно.

- Я не могу похитить тебя и устроить педерастическую прогулку, только потому, что тебе этого хочется.

- Без похищения.
Томми, казалось, был уверен.
- Он отпустит меня.

- Я не верю. Он самый квироненавистник-христианин-фундаменталист из тех, что я когда-либо видел.

- Типа того; но он не ненавидит меня. В любом случае я свободен выбирать. Спроси у него.

- Я не знаю, как это сделать.

- Мне спросить?

Все происходило слишком быстро. Он уже был занят до сентября.

Картер кивнул. Томми поцеловал его, а в комнате всё ещё были стюарды.

- Нет! - произнёс Картер, донельзя потрясённый. - Больше не делай этого на публике. Никогда.

- Тебе же понравилось.

*

- Вы выглядите потерянным без своей тени, - произнесла миссис Хендерсон, опускаясь рядом с Картером. - Комо. Ты знаешь, что нужно этому мастеру.

- Почему мы до сих пор пользуемся этим словом?

- Комо считает это более низким титулом, чем титул вождя. Он совершенно непочтителен.

Картер рассмеялся.
- Я не заслуживаю почтения.

- Вы отбросили всякое притворство.
Она ждала, но Картеру нечего было ответить.
- У вас будет интересный вечер. Я знала, что вы скажете да. Вот ваш напиток. Дьявол здесь очень активен. Он у себя дома. Он дружелюбный и всё мне рассказывает. Знаете, я на его стороне. Это, похоже, ставит меня на вашу сторону. Она вздохнула.
- Бедный мистер Толливер. Бог не может сильно помочь ему здесь. Бог живет в Америке.

Молитва Толливера за ужином показалась ещё более гротескной; его мозолистая рука и сладкая, оскверненная плоть Томми соединяли настолько невероятное, что Картер на мгновение усомнился в том, что Томми посмел спросить. Томми развеял сомнения, улыбнувшись во время молитвы.

Толливер тоже успокоил его, по-своему.
- Томми спросил у меня, может ли он поехать с вами завтра на шесть недель, до школы. Вы хотите его взять, или он на вас надавил?

«Могу ли я сказать «да» дважды?»
- Я хочу, чтобы он поехал со мной, если для вас это не будет проблемой.

- Если вы имеете в виду практический подход, нет, это не будет проблемой.

- Тогда все в порядке, - сказал Томми.

- Помолчи, Томми. Ты выскажешься позже. Видите ли, некоторые проблемы не столь практичны. То, что я собираюсь сказать, не так уж и приятно.

Дональд хихикнул.

- Ты тоже молчи, Донни, или останешься без ужина. Вот что меня беспокоит. Томми дает вам какое-то особое удовольствие, не так ли, которое заставляет вас хотеть его общества?

Дальше он назовет вещи своими именами. Я не стану.
- Мне нравится его ум, мистер Толливер, его интерес к звездам – и он составляет хорошую конкуренцию на теннисном корте. Мне нужны подобные упражнения.

- Вы можете бегать по утрам со значительно меньшими затратами.

Картер рассмеялся, но это его не очень развеселило.
- Это правда.

- Я думаю, вы хотите, чтобы мой сын был вашей шлюхой.
Он произнес это как «хо-уах»[whore - шлюха; с англ.], поэтому Картер не сразу уловил смысл. В то же время Дональда затрясло.
- Дональд. Я больше не стану предупреждать тебя.

Стюард подал суп. Жест отказа Картера не увенчался успехом. Суп выглядел оранжевым.

Толливер продолжил.
- Вы меня понимаете, не так ли?

- Толливер, если вы отказываете…
Одновременно Картер и Толливер уловили отчаянный сигнал Томми Картеру. Картер замолчал.

Толливер пристально уставился на Томми.
- Вы оба покинете этот стол, если ещё раз вмешаетесь в разговор. Ешьте свой суп.
Толливер снова повернулся к Картеру.
- Сонни тринадцать. Он слишком молод для того, что вы задумали.

Картер почувствовал себя пойманным в ловушку успокаивающим тоном, которым Толливер произнёс эту фразу.
- Да. Я имею в виду нет.

- Да. И ты, женатый мужчина, содомизировал его.

Картер почувствовал ужас этого слова.
- Толливер!

- Это не так? Я не люблю много говорить об этом. Я не знаю, как вы это называете.

Тут вмешался Томми:
- Я не говорил ему, что ты женат.

- Ты пытался скрыть это от меня. Тебе лучше сейчас помолчать.
Он снова повернулся к Картеру.
- Похоже, вас не особо волнует брачная клятва.

Это было несправедливо.
- Мой брак имеет для меня значение.

- Тогда вам нужно разрешение вашей жены. Сонни, ешь свой суп.

- Я слишком возбуждён, чтобы есть, - произнёс Томми. - Кроме того, тут морковь.
Он поводил ложкой по миске.

- Я думаю.

Картер вставил:
- Я не понимаю вас, Толливер.

- Я хочу сказать, что он может поехать с вами.

Картер этого не ожидал, не без боя.
- Но тогда я полагаю…

- Вы думали, что я захочу от него избавиться.
Он пристально уставился на Картера и произнёс очень чётко:
- Чёрный ублюдок-педик.

Картер взглядом обратился к Томми. Томми сказал:
- Я же тебе говорил. Не слушай.

- Если ты не ешь, то лучше извинись.

- Нет, папа; мне просто не нравится этот суп.

- Тогда можешь помолчать.

Картер не мог удержаться.
- Как вы можете его так называть?

- Я перед вами не отчитываюсь.

Картер глянул на Томми, который пожал плечами с забавной ухмылкой на лице.
- Хорошо, - сказал Картер. - Неужели этот разговор ни к чему не приведет?

- Сонни, ты рассказал мистеру Сьюарду, что ты сделал до того, как приехал он?

Картер надеялся, что секрет вот-вот раскроется. Но Томми сказал только:
- До того я ничего не делал.

Дональд сказал:
- Ты пытался.

Томми выказал свое раздражение.
- Пытался? Я пытался, когда Базз впервые увидел меня. Он видел, как я пытаюсь. Ты должен поблагодарить его, пап. Он спас меня. Не думаю, что тебе бы понравился Пенджаби.

Толливер позволил себе горькую ухмылку.
- Сонни бросает мне вызов. Он сказал Дональду, что собирается совершить содомию, как только сможет. Шесть недель назад. Вчера вечером он это сделал. Судя по тому, как он себя ведет, вы будете не последним.

- Он педик, - сообщил Дональд.

Взгляд Толливера успокоил Дональда.
- Я не могу заставить его вести себя хорошо. Я считаю, что он может быть проклят за свое решение. Я молился за него и буду молиться за вас обоих, и я надеюсь, что молитва спасет вас от ада.

Картер сказал:
- Я не верю в ад.

- Сонни тоже. Рай и ад не нуждаются в вашей вере в них.

- Опять куриное рагу, - заявил Дональд; ему подали основное блюдо. - И там всегда не хватает курятины.

- Бери больше риса. Я думал, вы разочаруете Сонни. Я понял, что был неправ, когда вы не встали сегодня утром. Поэтому я подумал, что вы, должно быть, мошенник. Такой мужчина, как вы, и мальчик? Нет. Я проверил вас.

Как он мог это сделать?
- Телефоны ведь не работают.

- В проекте мы пользуемся радио. Через Ирингу осуществляется ретрансляция в Дар. Это происходит очень медленно. Я потратил целый день, чтобы проверить вас.

- Что вы спрашивали? - Картер был встревожен.

- Я не дал им повода. Я не клеветник и не злопыхатель. Вы клевещите сами на себя. Сонни оклеветал себя сначала перед Донни, а затем ещё перед одним человеком здесь.

Дональд ухмыльнулся.
- Как его звали, Сонни? О да, Джек, Джек Отис. Он действовал очень решительно; всё говорило о том, что ему сильно нравятся мальчики. Мы решили, что это так. Но Сонни облажался, и парень рассказал об этом миссис Хендерсон.

Томми быстро вмешался:
- Она сказала ему забыть об этом, но этот сукин сын все равно рассказал папе.

Толливер быстро его осадил.
- Не за столом, Сонни. Говори то, что сатана вкладывает тебе в уста, но не в моём присутствии!

Единственным ответом Томми стал стук вилкой по тарелке.

- Я рассказал об обвинении мистера Отиса Дональду, чтобы проверить, может ли оно оказаться правдой.

Картер почувствовал, что настала его очередь усмехнуться.
- Но не Томми?

- Нет.

К удивлению Картера, его вопрос, казалось, обидел Томми.
- Это была не вина Дональда или папы.
Он сделал паузу.
- Но, папа, если бы ты спросил меня, я бы всё тебе рассказал.

- Я знаю это, Сонни. Но я боялся, что ты солжешь.
Эмоции Толливера были смешанными: извинение и сожаление:
- Не похоже, что ты гордишься тем, что сделал.

- Я не горжусь. Я всё ещё думаю, что у него бы все получилось с Донни.

Донни сказал:
- Я ни в коем случае не стал бы первым.

Толливер проигнорировал обоих сыновей.
- Я был не прав, мистер Сьюард. Я забываю молиться. Бог никогда меня не подводил, но я подвёл Бога.
Он сделал паузу и поднял руку, чтобы его не прерывали.
- Я должен рассказать вам кое-что. Более тринадцати лет назад я едва не совершил ужасный поступок. Их мать решила кормить только Донни, но не Сонни. Прежде чем помолиться, я решил отдать его. Бог остановил меня. Если она не собирается его кормить, что ж, я ведь мог готовить молочную смесь и стерилизовать бутылочки не хуже любой женщины. Сонни, видите ли, он для меня больше сын, чем Дональд. Я был матерью Сонни, но не его отцом.

Картер почувствовал что-то вроде благоговейного трепета. Томми ответил на вопросительный взгляд Картера циничным кивком, а затем уставился в свою тарелку. Его порция по-прежнему была нетронутой.

- Где, - спросил Картер, колеблясь в опасении бестактности, - где она сейчас?

- Моя церковь, мой отец, моя мать — все они хотели Дональда. Бог сказал мне отвести их туда, где они никогда не услышат слова «ниггер».

- Однако мы его услышали, - произнёс Томми. - В первую же неделю в школе.

- Ист-Лансинг был недостаточно далеко. Я не успел закончить всё до того, как они пошли в школу. С тех пор Бог позволил мне работать среди язычников, в Эр-Рияде, Триполи, здесь. Вы не едите. Никто из вас.

Дональд сказал:
- Я съел почти весь рис. Только бы хватило курицы.

Томми добавил:
- Ты тоже не ешь.

Картер, хотя и был подавлен, ощутил необходимость вернуться к главному вопросу.
- Вы сказали, что Томми может поехать.

- Он поедет добровольно и без каких-либо затрат для вас.

- Я легко могу…

- Я не хочу, чтобы он был шлюхой. Он знает вас всего пятьдесят часов, поэтому, в свои тринадцать говорит, что любит вас. Я не могу остановить его, и если он останется здесь, то будет ещё один Джек Отис, еще один Картер Сьюард. Он учился, он знает их — мальчиков-шлюх Танжера, и это моих рук дело; это я отправил его к ним. Но если он захочет освободиться от вас, если он захочет спасти себя, вы не станете оплачивать его путь в ад вместе с вами.

Картер не смог удержаться от улыбки, услышав предложение Толливера о значительной экономии денег.
- Я приму это.

- Хорошо. И ещё кое-что. Я напишу вашей жене и расскажу ей всю эту историю.

Это было чудовищно. Картер лишь мгновение глянул на него, а затем сказал:
- Толливер, это абсурд. Во имя вашего собственного Бога, и я не имею в виду богохульство, ради Христа, зачем?

- Вы были обвенчаны перед Богом в церкви. Она имеет право знать, что у неё есть соперник.

Картер в ярости взорвался.
- Нет! Дальше вы напишете Генеральному секретарю. Уважаемый сэр! Картер Сьюард спит с моим сыном. Можете написать и моей матери. И тому ханже, тому сукину сыну, такому же, как вы — моему отцу. Черт, опубликуйте это в «Геральд Трибюн». Нет, Толливер. Я не согласен.

- Ну что ж, - произнёс Толливер, - тогда всё. Хотите кофе с десертом?

Безмолвные проклятия в адрес Толливера пронеслись в голове Картера, но, словно оглушенный, он просто неподвижно сидел.

Затем Томми встал рядом с ним, толкнув его за руку.
- Скажи хоть что-нибудь!

Когда Картер глянул на него и слегка покачал головой, Томми отвернулся. Картер потянулся, чтобы удержать его, но Томми, обернувшись, отмахнулся от его руки, грубо сказав: «Уволен!» и вышел из комнаты.

Это развязало язык Картера.
- Толливер. Будьте благоразумны. Дело не только в Маргарет. Есть мир, частью которого мы являемся. Вы разрушите наш брак.

- Такое может случиться. Грех иногда наказывается в этом мире.

Картер поднялся и, возвышаясь над Толливером, выругался:
- Будь ты проклят!

- Бог может, - мягко ответил Толливер, - но это произойдет не потому, что ты просил.

 

Картер сидел на кровати, на кровати Томми, их кровати, размышляя о Маргарет. Он всё ещё любил её. Сможет ли она принять... как там Толливер назвал Томми? «Соперник»? Её готовность оправдывать его была велика, но она не выдержала бы подобного испытания. Картеру пришлось грустно улыбнуться, потому что пятьдесят часов назад — пятьдесят, как подсчитал Толливер, — он тоже находил подобные отношения чудовищными.

Нет, не пятьдесят. Пятьдесят один час. Где Томми? Его охватило отчаяние. Поедет ли он с Пенджаби? Картер понимал, что он никогда не сможет последовать за мальчиком туда. А тот больше не вернётся сюда. Картер решил, что ему нужно попытаться.

На веранде Картер с удивлением обнаружил Дональда, сидящего на перилах.
- Где Томми? – спросил Картер.

- Не знаю. Думаю, вам придется от него отказаться. В любом случае, сегодня моя очередь.
Он слез с перил.
- Нам нужно сделать это быстро, пока не пришёл папа.

Картер обнаружил, что подобное его уже не удивляет. Он вышел на дорогу. Справа отель. Вероятное направление. Слева — скала. Картер пошел налево, вверх по холму, навстречу сиянию звезд и низко висящей луне справа от него.

Он сидел на камне, обхватив колени руками, и смотрел на луну, почти не изменившуюся с прошлой ночи.
И это вызвало слезы. Луна, а не на Томми. Это не имело значения. Всё это не имело значения. Я всё это уже прошёл. Если бы я взял его с собой, то возникли бы и другие Пенджаби. Подобный человек, более щедрый, чем я, возможно, заслуживает мальчика, заслуживает всего хорошего больше, чем я.

Затем какой-то звук, чьё-то дыхание, подсказали ему, что он не один. Это мог быть только Томми, и тело Картера согрелось при мысли о его присутствии. Он не пошевелился — неосознанно, — но ещё один звук, изданный Томми. подсказал, что они осведомлены друг о друге: но ни один из них не двигался и не говорил. Затем мальчик, как менее терпеливый, сел рядом с Картером и уставился на него.
- Ты плакал, - сказал он. - А я — нет. Я знал, что ты откажешься.

- Мы поженились в год твоего рождения.
Картер знал, что Томми это ничего не объяснит; он сказал это только ради того, чтобы доставить удовольствие самому себе.

- Какая она?
Это прозвучало фальшиво, как и любой вежливый разговор.

- Она — моя кузина. Мы выросли одинаково. Мы изучали одно и то же. У нас одинаковые идеалы.

- Вы похожи друг на друга. Конечно.
Голос мальчика был полон безразличия.
- Там нет места ниггерам.

Это было больно. И это было правдой. Но Картеру пришлось солгать.
- Нет, Томми. Это не так.

- Держу пари, - это снова вернулся вежливый разговор, - ты и твоя жена целиком за гражданские права. Вы. типа, либералы. Верно?

Конечно, это было верно.
- В твоих устах это звучит глупо.

- Это не глупо.
Картер почувствовал враждебность еще до того, как услышал эти слова.
- Это фигня. Ты — полная фигня. Ты был ею, есть и всегда будешь. Вот почему я не плачу. Я ни черта не потерял.

«Но у меня есть, - подумал Картер, - его вера и его любовь». Возможно, ещё нет. Он был рациональным человеком, умевшим хорошо рассчитывать; это было одним из его замечательных качеств, и он это знал. Теперь он понял, что он намного сильнее и, вероятно, резвее, чем мальчик, сидевший рядом с ним.
- Ты прав, - сказал он, - потому что я еще не закончил с тобой.
Он надеялся, что Томми примет его, но Томми почувствовал приближение объятий и вырвался. Они сцепились и покатились, пока вес Картера не прижал Томми к земле.

- Только не кусай меня, когда я тебя поцелую, - произнёс Картер.

Томми не укусил. Он сплюнул.

 

Толливер сидел в пижаме на краю кровати с письмом в руке и угрюмо слушал. Дональд раздраженно зевал поодаль. Томми сидел на полу, наблюдая за Картером с настороженным любопытством.
- Я рассказал Маргарет главное. Я запечатаю письмо. Вы сами отправите его по почте, чтобы убедиться, что оно отправлено.

- Наши имена не обязательны.

- И есть еще одно условие, Толливер. Он пойдёт в школу в Женеве.

Дональд сел, настороженный и понимающий быстрее, чем его отец.

Толливер ответил:
- Ни в коем случае, - после чего сделал паузу.
- Вы ожидаете, - выдохнул он в изумлении, - что будете иметь и его, и вашу жену, обоих?

- Если она захочет. Во всяком случае, как говорит Томми, арабы делают так.

Приняв на себя обязательства, Картер больше не волновался, что подумает Толливер.

- И снова, нет!

- Я поеду, папа, - сказал Томми. - Я уже отдал Баззу свой паспорт.

- Я остановлю тебя.

- Утром, может быть, и сможете, - сказал Картер, - но к полудню он уже поймает попутный «лорри».

- И, может быть, его убьют, папа, как это обычно делают водители грузовиков.

Томми было весело. Он растянулся на полу.
- Смерть или бесчестие, папа. Выбирай.

- Он несовершеннолетний. Полиция вас остановит.

Картер засмеялся; он пребывал в эйфории.
- Танзанийская полиция? Вам лучше знать. Итак, вы связываетесь по радио с Даром и Интерполом. А я спасаю ребенка от жестокого отца. Я имел дело с Интерполом, Толливер, и Европа — моя территория. У вас не будет ни шанса.

- Ответ прежний: нет!

Картер забрал письмо из дрожащей руки Толливера.
- Я разберусь с Маргарет по-своему. И заберу Томми. Уже слишком поздно что-то менять. Я дал ему слово.
Томми поднялся и встал рядом с Картером.
- Я оплачу все его расходы.
Картер положил руку на плечо мальчика.
- Он будет моим маленьким «хо-уах» [искаженное английское слово «шлюха»].

Этот образ, казалось, захватил Толливера. Открыв рот, он уставился на них. Затем очень медленно у края кровати опустился на колени спиной к своим мучителям.
- Господи, - произнёс он тихо. - Боже милостивый. Поговори со мной. Утешь меня. Мой сын бросает мне вызов, Господи. Скажи мне, пожалуйста, Господи.

Дональд широко улыбнулся Томми, а затем плюхнулся рядом с отцом.
- Послушай его, Господи, - сказал Дональд, - скажи ему.

Толливер произнёс нараспев.
- Услышь наши молитвы, Господи.

- Услышь нас, Господи, - вторил Дональд, улавливая ритм. - Услышь отца моего. Вложи в него свой дух, Господи, вложи в него свой дух, чтобы отпустить этих педиков. Отпусти их, Господи.

- Тише, мальчик. Послушай Бога.

Картер прижал Томми к себе. В мире Картера Толливер, очевидно, был сумасшедшим, задавшим Богу непристойный вопрос. И все же Толливер был умным инженером и преданным отцом. Наблюдая за происходящим, Картер с некоторым удивлением подумал, что Бог Толливера, возможно, обладает здравым смыслом. Он, должно быть, по крайней мере, такой же умный, как Толливер. И намного умнее, чем многие другие версии этого Бога в округе.

Толливер поднялся на ноги и пробормотал:
- Спасибо, Господи. Да будет воля Твоя.
Он похлопал Дональда по плечу.
- Это была хорошая молитва. Бог прощает слово, каким бы мерзким оно ни было, если оно произнесено с верой и милосердием. Но больше не употребляй его.

Томми бросился к Толливеру, обнимая его.
- Все нормально?!

Толливер обнял Томми.
- Да, Сонни. Пути Бога неисповедимы, и он не давал мне обещаний.
Отпустив мальчика, он тяжело задвигался, словно не зная, куда пойти.
- Это меньшее из зол.
Он повернулся к Картеру.
- Поклянитесь мне, что будете к нему добры.
Картер увидел, что на глазах мужчины выступили слёзы.
- Всем своим светом.
Он взял Картера за руку, затем пошел за листом бумаги к столику у кровати.
- Я составил этот список расходов перед ужином.
Он вздохнул.
- Я молился, чтобы не воспользоваться им. Он не завершен, и школа будет другая. Можно сэкономить, если он не будет учиться в интернате.

- Не станешь возражать против того, чтобы я назвал вас педиками? - спросил Дональд у Томми. - Я имею в виду, это сработало.

Томми с силой хлопнул Дональда по плечу.
- Да, Пустоголовый.

- Не отвечай, Дональд, - машинально произнёс Толливер.

- Но папа, он же и в самом деле педик! Я имею в виду, теперь это даже не оскорбление.

Толливер проигнорировал это замечание.

- А как насчет Дня Благодарения, папа, нашего дня рождения и Рождества?

- Томми должен провести с нами неделю в ноябре и хотя бы одну на Рождество.
Он покачал головой.
- Вам придется оплатить эти поездки.
Он поднял глаза.
- Теперь мне следует называть вас по имени, не так ли?

- Картер.

- Да. Картер. Мы сможем покрыть расходы в конце года.
Он устало опустился на стул.
- Если он останется с тобой на такой срок. Ты его ещё не знаешь, Картер. Он не так разумен, как ты думаешь.
Он еще раз покачал головой.
- Возможно, это кровь его отца. Я не знаю.

Картер подумал, что ему следует с этим смириться.

- Вы, мальчики, теперь ложитесь спать. Машина выедет очень рано, и мы все устали. Донни.

- Ой, папа, мне не хочется спать. Я хочу побыть с Сонни.

- Давай, - сказал Томми. - Поможешь мне собраться. Твои вещи перемешаны с моими.

- Не ссориться, Сонни, - предостерёг Толливер. - Бери только то, что тебе потребуется.

- Хорошо, папа.
Томми последовал за Дональдом и потащил за собой Картера.
- Давай, Базз. Я же говорил тебе, что он меня отпустит.

- Точно, - сказал Дональд тихо, так, чтобы Толливер не мог его услышать. - Просто с ним нужно правильно обращаться. И всё сложится.

Мальчики зашли в свою комнату и зажгли лампу. Картер едва мог представить, что все закончилось, что всё только начинается. И у него снова возникло тревожное подозрение, что он стал участником заговора, слишком сложного для него, чтобы в него можно было проникнуть. Мальчики вывалили из ящиков на кровать одежду и принялись её сортировать. Чей этот свитер? Разгорелся спор, и Томми принялся разбрасывать вещи по кучкам, казалось, наугад; Дональд протестовал.

Картер, в конце концов потерявший веру, помолился.
- О боги автомобилей и отелей, - пробормотал он, - вы отдали его мне. Не оставляйте меня, когда мы заживем среди домов и школ.

 

 

van MILLER Ruth

ПОДРОСТКОВЫЕ ПРОДЕЛКИ

Дорогая Рут Ван Миллер,

Я не согласен со всем, что вы говорите молодым людям, но думаю, что вы в глубине души заботитесь об их интересах.
Поэтому я пишу, чтобы попросить вас: пожалуйста, призовите родителей научить каждого ребенка, что они должны ВСЕГДА говорить НЕТ, когда взрослые пытаются прикоснуться к их интимным местам. Любая попытка должна быть немедленно доведена до сведения полиции! Ужасных последствий не избежать, но извращенца хотя бы посадят за решетку.
ЧЕЛОВЕК, ЗАЩИТНИК ДЕТЕЙ

 

Дорогой человек,
Я немного запуталась, кто к кому прикасается. Если бы мой ребенок сказал: «НЕТ», когда кто-то касался МОИХ интимных мест, я бы остановила этого назойливого типа.
А если вы хотите, чтобы мой ребенок говорил: «НЕТ» всякий раз, когда я мою его маленький пенис или её маленькую вагину, я бы сказала вам: извини, друг, но я думаю, что вы несёте бред (и я имею в виду именно БРЕД). А что касается того, чтобы говорить: «НЕТ», когда мой ребенок ищет дружеских отношений, то зачем? Что произойдет, когда ребенок подрастет и захочет любви? Собираетесь продолжать говорить: «НЕТ»?
Будете ли вы чувствовать себя виноватым, если он/она этого не сделает? Если вы защитник детей, дай мне немного любителей детей, вместо таких, как вы. И свалите.

* * *

Дорогая Рут ван Миллер,

У меня проблема, в которую вы не поверите. У меня большой член. Девять дюймов [22.8cm], честное слово. И он стал таким, когда мне исполнилось одиннадцать. Тогда меня это очень смущало. У всех остальных детей были маленькие фаготики, а у меня был вот такой кларнет. И тогда тренер по плаванию в Y отвел меня в угол – вы же знаете, что в бассейне Y такое не спрячешь – и сказал мне: не пытайся это скрывать. Если он у тебя такой, выставляй его напоказ, размахивай им, и смотри, кто захочет в него поиграть. И вы не поверите, кто оказался первым в очереди! Тренер! И с тех пор мне кажется, что стоит мне захотеть кончить, как всё, что мне нужно сделать — это сказать «окей», и кто-нибудь начинает охать и ахать по поводу моего большого члена.

Так в чем проблема? Все было нормально, я имею в виду великолепно, пока я не встретил того парня, который по-настоящему крут. Ну, типа того. Я с ним толком не встречался, его приписали ко мне. Я был слегка необузданным, поэтому моя мама подумала, что мне нужно то, что она называла мужским влиянием на мою жизнь, поэтому она записала меня в «Старшие Братья». А там этот парень. Ему около 40, он где только не бывал, я имею в виду, повсюду. Но ему не нравится мой член. Он говорит, что тот слишком большой. Клянусь. Вот что он говорит. Слишком большой. О, конечно, он немного обслюнявит, как и всё остальное во мне, пока не кончит, а потом максимум, что он сделает - это позволит мне потереться между его ног, пока он обнимает и целует меня. Он такой замечательный парень, что ради него я бы оторвал три дюйма, и я ему так и сказал, но он просто говорит: забудь об этом. Он говорит, что я ему всё равно нравлюсь. Я действительно восхищаюсь им, я имею в виду, как другом, но меня ранит, что он так себя чувствует. Я имею в виду, я горжусь тем, что у меня есть, но почему он не отдает мне должное?

Стоит ли мне бросить этого парня? И сказать ему, чтобы он стал Старшим Братом для кого-то другого? Как я уже написал, он крутой, и меня расстроит, если он окажется с каким-нибудь другим ребенком.
– СЛИШКОМ БОЛЬШОЙ РАЗМЕР В МЯСНОМ ОТДЕЛЕ

 

Дорогое мясо,
Твой Старший Брат, похоже, усвоил то, чего не усвоил ты, – что в этой жизни мы редко находим себе идеальную пару. Друзей покупают не так, как обувь: сначала примеряют, а потом выбрасывают ту, которая немного жмет. Нет, за дружбу нужно платить привязанностью и принятием. Ты не говоришь, сколько тебе лет, но, по-моему, лет тринадцать-четырнадцать, верно?

Ты был, по сути, супер-жеребцом, а теперь с подозрением относишься к тому, кто любит тебя таким, каков ты есть, а не за твою экипировку. Подумай вот о чем: он нравится тебе, и тебя не заботит, какого размера у него член; почему ты не должен нравиться ему вне зависимости от того, каков у тебя размер?

И знаешь что? Могу поспорить, что твоя проблема в том, что ты по-прежнему смущаешься своего размера. Ты хочешь, чтобы он обратил на тебя внимание и убедил тебя, что ты всего лишь один из парней, только лучше. Расслабься. Ему не обязательно охать и ахать, чтобы продемонстрировать свои чувства к тебе, как и к любому другому парню.

Оставайся с ним. Судя по всему, он настолько подходит к тебе, насколько это возможно. Как говорит он: «забудь об этом» – и наслаждайся удачей в поиске человека, которому ты нравишься повсюду, а не только между ног.

* * *

Дорогая Рут ван Миллер,

Я не понял вашего ответа на мое последнее письмо, но Кевин показал мне его в «Всемирном альманахе», что Папа был католиком, и поэтому мне следует его усыновить. Ну, с этим, конечно же, было много хлопот, и, если бы Кевин не заботился обо мне после всех тех хлопот с опекой, я никогда бы не смог этого сделать. Итак, случилось вот что, и именно поэтому я пишу вам снова. В моем доме только две спальни, моя и мамина, поэтому я хочу сохранить её комнату такой, какой она была, в память о ней, но Кевин говорит, что у ребенка должна быть своя комната и немного уединения, поэтому, если я так хочу, то могу воспользоваться маминой комнатой, а он - моей. Мисс Ван Миллер (Кевин говорит, что мне следует писать именно так: «Мисс», так что я надеюсь, что с этим всё в порядке), у него никогда раньше не было собственной комнаты, поэтому я не могу понять, почему ему так сложно спать со мной? Он говорит, что проблема не в том, где он спит, но он ходит по магазинам и покупает плакаты и всякую всячину, чтобы развесить это на стенах и похвастаться перед друзьями.
Я не хочу, чтобы эти плакаты висели в моей комнате, как и его магнитола, которую я только что купил для него, потому что он захотел этого, и к тому же она слишком громкая. И обязательно ли мне разрешать ему приглашать к себе друзей? Я пытаюсь быть с ним твердым и говорю ему: «НЕТ», но он начинает меня щекотать, и довольно скоро я просто теряю над собой контроль. Итак, мы решили позволить вам как-то уладить это дело, но я не представляю, как.
– ВСЕ ЕЩЕ НУЖДАЮСЬ В СРОЧНОЙ ПОМОЩИ (только не такой уж большой)

 

Дорогой  Нетакой,
Вы задали только один вопрос, и ответ на него: «да».
Но у меня есть совет. Перенесите всё из комнаты вашей матери, из дома, в хранилище. Купите мебель, которая подходит Кевину, и предоставьте ему эту комнату, и пусть он развешивает плакаты и прочее. Зачем вам это нужно? Позвольте мне рассказать вам. Придет время, когда Кевин вырастет и уедет. Может быть, в колледж, может быть, на работу. Сейчас вы об этом не думаете, и он тоже. Но это случится. И потом, когда он уедет, вы сможете восстановить храм своей матери. Но я уверен, что когда придет время, вы оставите всё так, как устроил Кевин, чтобы он мог вернуться.

 

РЕАЛЬНО ПРИЯТНАЯ НЕДЕЛЯ

Хонтер — не более чем бормотание Божьего разума. Однако, Его хрипы и смешки — это смерть и жизнь в Хонтере, а само Его бормотание — это хаос, содомия и, без сомнения, ещё худшие преступления. Если бы Бог потрудился взглянуть на Хонтер прямо сейчас, Он увидел бы банк в центре грязной полугородской пустыни, мотель, кафе, пивную, шесть магазинов, из которых один (ныне закрытый) был Montgomery Ward, и несколько пикапов.

Сегодня вечером шериф увидел (шериф — заместитель Бога в Хонтере и видит то, чего не видит Бог), помимо обычного, до блеска натёртый бирюзовый двухлетний Chevy Nova, принадлежащий Гарольду Гловеру, которому Бог, в свое время, побормочет. Так же, как он бормотал маленькому пятнистому серо-белому коту и маленькой девочке с ужасно большой головой. Возможно, будущее и прошедшее время не подходят для последнего предложения, поскольку Бог не знает времени и бормочет по собственному графику. В наше время шериф узнал о содомии Гарольда до того, как узнал об убийстве кота, но мы можем стать свидетелями жалкой смерти кота первыми и увидеть её глазами Уилли Тома, которому есть на что посмотреть, и он это знает.

 Уилли Том прицеливался, пока мушка на присевшем трехцветном котенке не оказалась идеально выровненной. Между ушами, на затылке, где желтое пятно разделяло белое и черное. Он медленно нажал на курок. Почти до того, как он услышал звук, голова котенка взорвалась.
- Что ты делаешь, Уилли Том?

Его мать ушла на выгон. Должно быть, она вернулась.

- Практикуюсь.
Это не произвело желаемого эффекта, что разозлило его, сделав раздражительным.

- Практикуешься на этом маленьком котёнке?  Уилли Том, ты знаешь, что Мэри.Лили сделала для этого маленького кота. Зачем ты его убил?

- Заткнись, ма, - произнёс он достаточно громко, чтобы она услышала, но достаточно тихо, чтобы она могла притвориться, что не слышит.

 Уилли Том воткнул ствол винтовки в землю и ушел. Он услышал её: «О, господи, помилуй. Твой отец, увидев эту винтовку, точно тебя убьет».
Это только подтвердило его раздражительность по отношению к ней и ко всем остальным.

Она всё вычистит. И теперь отец его не пугал. Он выполнил все свои обязанности.  Уилли снял обувь и джинсы, бросив их в шкаф в прихожей, затем потянулся и почесался. Освободившись от одежды, он вышел через боковую дверь и встал на деревянную решетку под душем в боковой части дома. Он облился водой, тщательно намылился, пока его твердый член не встал, а затем ополоснулся. Он надеялся, что за ним кто-нибудь наблюдает, но кто бы мог это делать? В этом-то и была проблема этой фермы. И единственное хорошее в школе. Он вышел, пройдя через полу-дверь, которую не закрыл, на полуденный солнечный свет, вытирая тело обеими руками. Повернулся спиной к солнцу, наслаждаясь теплом. Когда он почувствовал себя достаточно сухим, он вернулся в дом, в комнату Дейзи. У нее было зеркало. Он посмотрел на себя. Прямые, густые черные волосы, карие глаза, румяная кожа, широкие плечи, округлая и твердая грудь. Он взял масло Мэри Лили Johnson's Baby Oil и нанёс немного на лицо, плечи, руки, грудь и живот. С легкой усмешкой он потянулся и помазал свой теперь уже вялый, необрезанный член. Он сиял. Удовлетворившись, он отправился на кухню. Остановившись в раздражении. Он подошел к шкафу, поднял джинсы и снова надел их. На кухне хозяйствовала толстуха тетя Энни.

Он услышал ее еще до того, как дошел до двери.
«Он застрелит кого-нибудь из нас, если мы за ним не уследим».
Может быть, подумал Уилли Том, мне стоит начать с тети Энни.
Он заглянул на кухню.

- Тише, - сказала его мать.

 Уилли Том понаблюдал за реакцией тети Энни. Она сжала маленькие свиные глазки и сказала:
- Ты скоро станешь мужчиной, Уилли Том. Посмотри на себя. Тебе ведь пятнадцать, не так ли?

- Не раньше сентября, - подсказала его мать. - Он просто большой.

Его мать была маленькой. Она могла пройти под его рукой, когда он стоял, держась правой рукой за дверной проем. Как и его отец. И это доказывало, что его ма — шлюха. Как и тетя Энни. Она была готова трахнуть Уилли Тома в ту ночь в прошлом месяце, когда напилась, и сделала бы это, если бы его ма не вошла.

- Он самый красивый мальчик, которого я когда-либо видела, - воскликнула тетя Энни с визгливым смехом. - Почему ты не надел рубашку?

- Жарко, - бросил он и левой рукой потер свою блестящую от масла грудь, остановив руку на соске и теребя его. Он посмотрел на тетю Энни с легкой усмешкой и потеребил сосок сильнее. Он почувствовал небольшое давление в джинсах и опустил взгляд, чтобы показать ей, что он готов, когда она будет готова.

Руки тети Энни задрожали, и она сказала, не глядя на него:
- Ты застрелил кота Мэри Лили.

Это был не вопрос, поэтому Уилли Том вошел на кухню, взял лепешку с тарелки на плите и разломил ее, разбросав крошки.

- Я только что подмела пол, - сказала его мать своим обычным голосом, которым она всегда пользовалась, слегка плаксивым. Она была худой и краснолицей. Временами Уилли Том думал, что мог бы трахнуть и её, и, если бы он это сделал, она бы знала, что лучше не ныть рядом с ним.

- Ты доставляешь людям много хлопот, - продолжила тетя Энни, нахмурившись. - Красавец — как есть красавец.

Он сел и положил босую ногу на край стола. Его джинсы сидели низко на бедрах, и он наблюдал, как его указательный палец щекочет его пупок, пока он жевал кекс.

- Убери ногу с моего стола, - сказала мать.
Она мгновение уставилась на него, чтобы увидеть, сделает ли он это. Когда он не убрал ногу, она отвернулась. Она всегда так поступала.

- Красавец — как есть красавец, - повторила тетя Энни.
- Я заявляю, — добавила она, снова рассмеявшись по-поросячьи, - вылитый красавчик.

*

Он закончил доить. Он без эмоций подумал о лучших фермах и доильных аппаратах. Сжимание коровьих титек доставляло ему удовольствие; так было всегда. Он вылил остатки молока. Затем понес большие бидоны, по одному за раз, к платформе, давно некрашеной, гниющей, подпертой доской, которую он украл вместе со своим отцом, и поднял их. Закончив, он провел каждой рукой по другой руке и верхней части груди, чтобы почувствовать набухшие мышцы. Он провел руками вниз, под джинсы. А затем остановился. Он увидел Мэри Лили.

Со вчерашнего дня она забыла о котенке. Она мало что помнила. Голова у нее была слишком большой для всего остального, а рот всегда был приоткрыт. Она пускала слюни. Может быть, она собиралась пойти на выгон. Солнце светило ярко, и, да, она распахнула серую калитку забора и пошла дальше, забыв закрыть её.  Уилли Том на мгновение задумался, стоит ли ему закрывать калитку, а потом решил сделать это по пути на пастбище, спустя минуту.

Он пошел в гостиную и взял винтовку. Прошел с ней через кухню.

- Куда ты это идешь? - спросила его мать, не пытаясь остановить его.

- Практикуюсь.
Его член постепенно твердел.

Одной рукой она схватилась за свои волосы и заскулила:
- Ты же больше не будешь стрелять в кошек, правда, Уилли Том?

Он не остановился, но это был вопрос, поэтому он сказал:
- Нет, ма.

Он пересек двор, усеянный механизмами неработающего комбайна (в его памяти те всегда находились там, и он никогда не замечал их, просто перешагивая через них). Всё, что он знал — это то, что он живет на самой плохо ухоженной ферме из всех, и все это знали, потому что у его предков не было никакой гордости, в отличие от него, Уилли Тома. За калиткой, всё ещё открытой, трава была высокой после позднего весеннего дождя. Он прошел через калитку и обмотал старую проволоку вокруг столба, чтобы она оставалась открытой.

На пастбище он позволил Мэри Лили пройти около пятидесяти ярдов, потому что она была крупной. Он был терпелив. Он хотел, чтобы она оказалась на расстоянии, и никаких коров позади нее. Нет смысла стрелять в корову. Большеголовая маленькая девочка переместилась за старый дуб на пастбище и уселась в его тени. Он расслабился и ждал, чтобы посмотреть, каким будет её образ действий. Она всегда придерживалась чего-то, раз уж начала. Теперь она качалась, наклонялась вперед, потом назад. Вперед-назад. Эта большая голова с выпирающим лбом, слишком тяжелым, заставляла её почти склониться, но она останавливалась, восстанавливалась, потом откидывалась назад. Вперед, остановка, восстановление, назад. Когда она наклонялась вперёд, он мог спокойно прицелиться. Ее тонкие светлые волосы поймали небольшой ветерок, когда она задержалась при наклоне вперёд в течение идеального момента. Ещё до того, как он поднял винтовку, его член начал болеть, упираясь в грубые джинсы. Он занял позицию и рассчитывал: вперед, пауза, восстановление, назад. Его член стал каменным. Отвлекшись, он нажал на курок слишком поздно.

Он прошептал: «Блядь», а затем отошел на десять ярдов влево, чтобы лучше видеть её. Она заметила его. Помахала ему. Он расстегнул джинсы и выпустил свой стояк, погладил его мгновение, а затем помахал в ответ. И снова прицелился. Она по-прежнему смотрела на него, не двигаясь. Он выстрелил ей в левый глаз. На мгновение он подумал, не промахнулся ли, но затем она упала вперед, и он увидел, что её затылок разбит. Он опустил винтовку и правой рукой коснулся своего члена. Он наблюдал, как из него толчками вырывается сперма, снова и снова. Затем он услышал, как кто-то бежит. Это, вероятно, был его отец.  Уилли Том спрятал свой член и снова застегнул молнию на джинсах.

Его отец остановился рядом, тяжело дыша, слишком запыхавшийся, чтобы говорить. Затем он выпалил:
- О, Боже, Уилли Том. О, Боже!

Глядя на седого коротышку, Уилли Том задавался вопросом, кто его настоящий отец, тот, что трахнул его мать и уехал. И он задавался вопросом, насколько суровым должен быть этот мужчина —мужчина, способный стать отцом Уилли Тома, — чтобы трахнуть его мать. Даже четырнадцать лет назад. Или десять лет назад, когда кто-то трахнул Мэри Лили.
Он сам трахнул Мэри Лили почти год назад, и это не стоило того, чтобы трудиться.

*

Шериф пребывал в бешенстве. Он был достаточно крупным, чтобы быть отцом Уилли Тома, но у него было красное лицо, а его волосы были рыжеватыми. Уилли Том знал: кем бы ни был его настоящий отец, у него были черные волосы; иначе почему Уилли Том был так не похож на него? Шериф стоял, высокий и могучий, на кухне, глядя сверху вниз на Уилли Тома, который почистил свои ботинки и надел рубашку — из уважения, хотя на рубашке не было пуговиц.
- Зачем ты это сделал, парень?

- Я тренировался, сэр. Я не знал, что она там была.

- Ты не знал.
Шериф был шерифом, потому что он был крупным мужчиной, а не потому, что он был жестоким.

Он был фермером, по-прежнему в комбинезоне, вызванным из дома, а не из своего маленького офиса. Его ботинки были грязными, следы от них тянулись по кухне, но ма волновало только, когда пол пачкал Уилли Том. Ну, он позволял ей поволноваться.

Ма не переставала плакать.
- Она не могла говорить, шериф Тоу. Она была доброй. Она привязывалась к людям.
Она помолчала, затем заскулила, как всегда, когда говорила о сыне.
- Уилли Том не хотел её обидеть. Он не видел её, как говорит.

Шериф кашлянул; это мог быть смех, но он не улыбнулся.
- Ты ведь тоже не видел свинью Энсона Хилла в прошлом месяце, не так ли, парень?

- Нет, сэр.
Уилли Том вспомнил этот момент, поэтому чуть не улыбнулся.

- Так или иначе, ты убил её, не так ли?

- Да, сэр.
Все будет хорошо. Мальчик чувствовал себя в такой безопасности, что почесал живот, глядя прямо на шерифа. В любом случае, стрельба по Мэри Лили была всего лишь проверкой; никого это не слишком озаботит.

Забавно, однако. Он ухмыльнулся при этой мысли: он не планировал эту проверку, но все равно узнал.

Шериф снова глянул на Уилли Тома. Намазанная маслом грудь мальчика сияла; он старался выглядеть как можно лучше.

Он наблюдал, как глаза шерифа рассматривают его. Он ощущал, как его член набухает; это заставило его ухмыльнуться ещё больше. Он знал, что выглядит хорошо, когда ухмыляется; он практиковался в зеркале. Он увидел, как взгляд шерифа задержался на его промежности, что ещё больше возбудило его. Он поправил джинсы перед шерифом, словно чтобы его члену было удобнее.

Шериф повернулся к отцу Уилли Тома. Рядом с большим мужчиной па выглядел еще более измождённым, хотя ему было всего сорок. Тот посмотрел на шерифа сквозь толстые очки, помутневшие от пыли и пота за недели забвения.
Том, - сказал шериф, - выйди, нам надо поговорить.

Мальчик проводил их взглядом, затем сбросил ботинки и стянул рубашку. Он глянул на свою маму, старую шлюху, которая по-прежнему шмыгала носом. Он похлопал ее по заду, ощупывая одно из немногих мягких мест на её теле.
- Не плачь, Ма.
Он слегка сжал руку; иногда ей это нравилось, если только он не сжимал слишком сильно, и она не вскрикивала.

- Мэри Лили отправилась на небеса, не так ли?
Он потянулся, потираясь об неё, чувствуя всё свое тело, легкое, свободное.
- Разве ты не говорила, что Бог — влюблённый? Теперь Он такой.

Его мама заплакала еще сильнее, что было довольно забавно.

Люди много лгут. Это не имело значения. Он знал, что всё то дерьмо с Богом тоже было ложью.

Ну, то, что Уилли Том называл Бога дерьмом или нет, конечно же, не для нашего случая; Бог, по крайней мере, дал маху, иначе Уилли Том не смог бы наделать свою часть дел. Но хватит о Уилли Томе. Его разум, его способ видеть мир вполне ясен. Шериф имеет кое-что на уме для этого прекрасного мальчика, и разум, который видит, что это так видит, и трогает, ах, да, конечно же, трогает Уилли Тома – это разум Клайда.

Клайд Аллен из Drummer's Inn (ЧИСТЫЕ КОМНАТЫ/ВСЕ СОВРЕМЕННЫЕ УДОБСТВА/ НА ДЕНЬ ИЛИ НЕДЕЛЮ) не был рад видеть шерифа. Во-первых, Клайд нянчился со своей разбитой губой и ушибленной щекой.

Хуже того, он нянчил собственную глупость. Он встретил этого молодого парня Барта в Joy's Tavern (ПИВО) в свою первую ночь в этом городе. Барт не выказал никакого удивления, когда его пригласили выпить виски в комнате Клайда. Он был, конечно, удивлен тем, как дружелюбно Клайд отнесся к ширинке на его джинсах, но не стал возражать. Он никогда раньше не делал этого с мужчиной, но разделся и попробовал дважды и еще раз утром. Его жена беременна, пояснил он. Он вернулся в мотель без приглашения позапрошлым вечером.

Проблема наметилась в Joy's Tavern вчера вечером. Барт опоздал, и Клайд уже собирался уйти с парнем по имени Гарольд; мотель находился всего в нескольких ярдах от дороги. Барт подъехал, вылез из своего грузовика, схватил Клайда и хорошенько ему врезал. Он сказал Гарольду, что Клайд — дерьмовый маленький хуесос и его следует выгнать из города. Небольшая толпа вывалилась из пивной и кричала Барту, чтобы тот убил хуесоса, когда подъехал шериф, который велел парням продолжать пить своё пиво, а Клайду — вернуться в свой номер мотеля и остаться там. Теперь шериф вернулся к Клайду в мотель, чтобы поговорить. Это не предвещало ничего хорошего.

Клайд бы уехал, если бы мог, но это могло стоить его работы по продаже за тридцать тысяч долларов фермы Минтера, а старик Минтер и его сын всё никак не решались. Тем не менее, большой человек не выглядел так, будто хотел доставить неприятности. Может, он хотел получить то, что уже получил Барт. Здесь, на фермах, никогда не знаешь наверняка. Подобное уже случалось, и Клайд сказал себе, что если это то, что нужно, он сделает это, чтобы остаться на стороне закона.

- Мистер Аллен, - сказал шериф дружелюбно, озабоченно нахмурившись, но не угрожающе, - Мне правда жаль, что вы пострадали вчера вечером. Хотите подать жалобу на Барта?
Он сделал достаточно долгую паузу, чтобы покачать головой.
- Я не думаю, что это принесет много пользы, вам или ему.

- Нет, нет, - заверил его Клайд, настороженно, но с облегчением. Он поймал свое отражение в зеркале позади шерифа.
По-прежнему маленькое детское личико в тридцать пять, которое уже начало полнеть — ему нужно следить за своим весом. Эти проклятые бокалы пива, когда отправляешься снимать…

- Не понимаю, почему ты не мог дождаться Барта, - сказал шериф. Он подмигнул. - Барту понравилось, что ты оказался здесь, в городе; его жена ждёт ребёнка и все такое.

Да, шериф тоже этого хочет. Это будет не очень забавно, но, может быть, после этой небольшой услуги он снова получит Барта сегодня вечером.
Клайд сказал:
- Ну, я думаю, что мы с Бартом поладим.

- Этот Гарольд Ньют, он и вполовину не такой парень, как Барт. Ты бы это понял, если бы Барт дал тебе шанс. Держу пари, ты был слегка пьян?

Клайд рассмеялся.
- Может, и был. Садитесь, шериф.
Может, лучше покончить с этим?

- Спасибо, но я не задержусь надолго. Знаешь, что? Тебе нужно держаться подальше от пивных. Тебе повезло, правда, что я оказался рядом, а то ты бы влип, понимаешь? Знаешь, что я думаю?
Он не стал дожидаться, пока Клайд скажет то, что, по его мнению, думает шериф.
- Тебе следует завести собственного мальчика. Он будет тебе как сын. И все такое.
Шериф снова подмигнул.

- Может быть, - сказал Клайд.
О чём это он? Не имеет же он в виду Барта?

Шериф подошел ближе и дружески приобнял Клайда за плечо. Его голос стал тихим и проникновенным.
- Ты можешь в это поверить? Прямо здесь, в Хонтере, есть прекрасный мальчик, у которого больше нет семьи. Очень грустно. О, я думаю, что здесь для него нашлось бы пристанище — он хороший работник — но после вчерашней ночи я подумал о тебе. Ты прекрасный человек, мистер Аллен.

Клайд уставился на шерифа. У этого сукина сына, должно быть, есть собака на продажу.
- Спасибо, шериф.

- Подойди-ка сюда. Могу я называть тебя Клайдом? Ты называй меня Джексоном. Подойди сюда, Клайд.
Он раздвинул шторы и поднял жалюзи в номере мотеля.
- Проклятье, если он не снял рубашку, а мне бы хотелось, чтобы он хорошо выглядел.

Клайд увидел мальчика, прислонившегося к сильно проржавевшему серому «Понтиаку» шерифа. Тело Уилли Тома сияло в лучах раннего полуденного солнца. Его джинсы были намного ниже пупка. Мышцы живота выглядели как стиральная доска. А лицо было как у смуглого ангела.
- Это... э...

- Сирота? Да, сэр Клайд.
Шериф покачал головой, опечаленный несчастьем мальчика.
- Хочешь познакомиться?

Вожделение и страх скрутили внутренности Клайда. Этого не может быть.
- Ну…

Но шериф не ждал ответа. Он подошел к двери, открыл её и крикнул:
-  Уилли Том, иди сюда, парень. И захвати свою рубашку, живо. Вот так.

Когда мальчик приблизился, возясь с рубашкой, шериф взглянул на него и рассмеялся.
- Тебе не обязательно надевать рубашку, парень. Тебе просто не стоит её оставлять. Мистер Аллен не против такого, не так ли, Клайд?

Клайд колебался слишком долго. Пока он говорил:
- О, нет. Все в порядке, - мальчик уже просунул руки в рукава рубашки.
Клайд жаждал снова увидеть эти мускулистые руки. Расстегнутая рубашка прилипла к потному телу мальчика. Может, это пот, заставил мальчика так сиять, задавался вопросом Клайд.

Надев рубашку, мальчик вошел в комнату.

- Пожми руку мистеру Аллену, Уилли Том. Что нужно сказать?

- Рад познакомиться с вами, сэр, - произнёс Уилли Том.
Его улыбка была застенчивой, обнажив идеально белые зубы. Он был как раз одного роста с Клайдом, и его черные ресницы были длинными. Затем мальчик глянул на Клайда своими карими глазами, и колени Клайда подкосились.

- Ну, - сказал Клайд, смущенный, беспомощный и еще не принявший того, что ему предлагают мальчика. - Я рад познакомиться с тобой, Уилли Том.
Его рука дрожала, когда он схватился за вялые пальцы Уилли Тома.

Шериф опустил жалюзи и задернул шторы.
- А теперь я оставлю вас двоих, чтобы вы могли познакомиться поближе. Я вернусь через пару часов. Надень цепочку, Клайд, чтобы вы с Уилли Томом могли без помех познакомиться.
И снова своим доверительным тоном шериф сказал, будто не хотел, чтобы его услышал мальчик, хотя тот находился так же близко, как Клайд:
- Он сказал мне, что хотел бы, чтобы ты так же хорошо провел время, как с Бартом, если у тебя будет такое желание.
Затем своим обычным добродушным голосом добавил:
- Или вы двое можете просто, как я сказал, познакомиться.
И вышел.

Клайд, пребывая в нерешительности, дрожал так, что едва смог запереть дверь и надеть цепочку. Когда он повернулся, чтобы взглянуть на Уилли Тома, мальчик уже сидел на единственном в комнате стуле, от его ботинок на покрывале остались пыльные следы, которые Клайд заметил, и это ещё больше смутило его.
- Почему бы тебе не снять ботинки, Уилли Том?

Мальчик молча сбросил их и снова закинул ноги на кровать.

Клайд был потрясён красотой мальчика. Ему никогда так не везло — если это можно назвать везением.
- Здесь жарко, да? Думаю, я сниму рубашку. Ты тоже можешь, если хочешь.
Клайд стянул рубашку, не переставая рассматривать мальчика, который, лениво двигаясь, встал, сбросил рубашку, затем уставился на Клайда.

- Если хочешь, - сказал Уилли Том, - то я мог бы снять и джинсы.

- Устраивайся как тебе удобнее, - произнёс Клайд, расстегивая свой ремень. - С голой задницей тебе будет удобнее, не так ли?

- Конечно.
Бедра Уилли Тома были такими стройными, что ему стоило только расстегнуть одну пуговицу на талии, чтобы снять джинсы.

- Ты без трусов, - заметил Клайд, скорее для поддержания разговора, чем для чего-либо ещё.

Сначала показалась крошечная щеточка лобковых волос Уилли Тома, затем медленно обнажился твердеющий загорелый пенис. Он также, как и всё остальное в мальчике привлекало внимание. Его длина заставила глаза Клайда расшириться. Клайд споткнулся о собственные брюки, сосредоточив всё своё внимание только на мальчике. Он нетерпеливо сбросил туфли, стянул брюки и трусы и оставил их на полу. В носках он подошел к всё ещё стоящему мальчику.
- Он такой большой, Уилли Том.

- Так и есть, - сказал мальчик, беря член в руку.

- Намного больше моего.
Клайд надеялся на улыбку, но мальчик, казалось, не увидел в этом ничего смешного.

- У меня самый большой член, - произнес он вместо того, чтобы улыбнуться, - в «Юнион Консолидейтед».
Мальчик был совершенно серьезен.
- Мы их измеряли. Билли Блур сказал, что его член больше, но это не так.

- Не возражаешь, если я его пощупаю?

Мальчик не мог сказать «нет», не сейчас. И убрал руку.
- Давай.

Клайд зачарованно повиновался. Он осторожно поманипулировал пенисом, обнажив головку, краснеющую на фоне загорелой крайней плоти.

Но мальчик, казалось, был заинтересован лишь наполовину. Он спросил:
- Как тебя зовут?

- Клайд. Зови меня просто Клайдом.

Пенис теперь был полностью эрегированным, как и у Клайда. Клайд ощупал толщину, и теперь коснулся головки, полностью выдвинувшейся из крайней плоти. Клайд приблизился достаточно близко, чтобы прижать свой пенис к бедру мальчика. Он ждал реакции. Так и не дождавшись её, он начал гладить свободной рукой грудь и плечи Уилли Тома.

- Ты довольно тяжело дышишь, Клайд, - заметил Уилли Том, наконец-то улыбнувшись.

Мальчик был прав, но Клайд не осознавал этого.
- Я хочу его пососать, - сказал он.

- Пососи его хорошенько, - разрешил Уилли Том, - так, словно это титька твоей мамы.

Клайд упал на колени, чтобы поклониться этому богу, хотя он чувствовал, что не должен был так скоро унизиться. Он целовал и облизывал, но не сосал.
- Ложись на кровать, - сказал он, затаив дыхание. - Так будет проще.

Мальчик повиновался. Оставив пенис лишь на мгновение, Клайд начал с колен мальчика, облизывая, и медленно поднялся к внутренней стороне бедер, которая была намного светлее загорелой кожи, которую ласкали его руки, и он прижался носом к напряженным яичкам, прежде чем, в предельном наслаждении, облизать, поцеловать, а затем прикоснуться губами к идеальному пенису.

*

Когда вернулся шериф, Клайд был уже одет, а Уилли Том по-прежнему лежал на кровати. Шериф усмехнулся.
- Уилли Том просто не любит одежду. Думаю, он выглядит слишком хорошо без неё. Вот это у тебя и член, а?

- Он довольно хорош, - произнёс Уилли Том. - Спросите у Клайда.

- Только не говори такое, - сказал шериф.
Он улыбался.

Клайд сказал:
- Уилли Том говорит, что хотел бы уехать со мной.

- О, Уилли Том! Это правда?

- Да, сэр.

- И, думаю, я был бы рад, если бы он поехал со мной, - заключил Клайд.

- Клайд, ты хороший человек.
Шериф выглядел очень серьезно.
- Взять этого бездомного мальчика и позаботиться о нем. Да благословит тебя Бог, Клайд. Да благословит тебя Бог.
Его взгляд, обращённый на Клайда, был почти ласковым. Затем его голос стал резким.
- Уилли Том, я поставил твою коробку на заднее сиденье машины. Сходи за ней.

Уилли Том собрался сделать то, что ему сказали.

- Надень штаны. Ты не дома.

Клайду шериф сказал:
- Он простой деревенский паренёк. Тебе нужно научить его городским манерам. Его родители были очень бедны, но ты видишь, каким уважительным они его воспитали. Он тихий и хороший. Тебе просто нужно научить его городским манерам.

- Я сделаю все, что смогу.

- Бог благословит тебя, Клайд. Я знаю, что ты сделаешь это.
Он колебался.
- Клайд, ты носишь с собой оружие? Это не официальный вопрос. Например, ты держишь его для обороны, когда путешествуешь или дома?

- Нет. Как думаете, мне стоит?
Клайд на мгновение встревожился.

- О, нет. Вовсе нет. Я бы сказал, что это нормально. Пусть так и будет. Это нормально. Тебе вообще не нужно оружие, как я вижу. Люди с оружием только вредят себе, я всегда это говорю.

Уилли Том вернулся с коробкой и поставил ее на пол.
- Шериф Тоу, - обратился он.

Шериф подождал.

- Можно мне снова снять джинсы?

Шериф рассмеялся.
- Теперь, парень, ты больше не станешь задавать мне таких вопросов. Ты будешь спрашивать у Клайда. Теперь ты должен делать то, что он тебе скажет.

- Можно, Клайд?

Клайд подмигнул шерифу.
- Просто подожди, пока шериф не уйдет, и тогда мы оба сможем раздеться. Нехорошо ходить голышом перед гостями.

- Вот видишь, Уилли Том, - произнёс шериф, - Клайд сейчас научит тебя своим манерам. Слушай внимательно и делай так, как он говорит. До свидания, Уилли Том. И да благословит тебя Бог, Клайд, за твою доброту к этому бездомному мальчику.

Клайд запер дверь на цепочку, а затем разделся. Мальчик уже лежал голым на кровати, его член начинал поднимался. Клайд подошел и встал над кроватью, его собственный член был направлен в лицо Уилли Тома.

Мальчик ухмыльнулся.
- Кто-нибудь когда-нибудь трахал тебя, Клайд?
Клайд подумал, что было бы неплохо получить это «мясо», но отказался от своего плана, как от слишком поспешного.
Сегодня он не будет сосать у меня, подумал Клайд, но он это сделает. У нас есть время.
Он подошел к своему чемодану и достал вазелин. Он сел рядом с мальчиком и, после нескольких облизываний и одного долгого посасывания, густо намазал мазь. Мальчик что-то одобрительно пробормотал.

Клайд лег лицом вниз рядом с ним, и мальчик подполз поближе.

- Будь осторожен, - попросил Клайд, внезапно испугавшись.

- Осторожнее, черт. Это будет нечто, Клайд. Билли Блур никогда не забудет тот день, когда он проиграл. Я думаю, ты тоже не забудешь.

*

Пожертвовав более чем половиной своих комиссионных, Клайд закрыл сделку с фермой Минтеров тем же вечером. Он не был готов к долгому торгу, когда ему было слишком некомфортно сидеть или стоять. Он дважды подумает, прежде чем снова смажет вазелином член Уилли Тома. И все же — это был безопасный секс, одна из причин, по которой Клайду нравилось работать в фермерских городках. Что ж, теперь все будет зависеть от Уилли Тома.

Утром Клайд уехал с Уилли Томом в Хантингтон.

Второй удар по счастью Клайда был нанесен в тот же вечер в ресторане. Уилли Том ел стейк и запеченный картофель пальцами. Буквально. Он схватил весь стейк, как будто это был гамбургер, который он ел на обед, двумя руками. Хуже того, он выплюнул хрящи, и не обратно на тарелку, а на пол ресторана. К счастью, зал был переполнен, и официантка поначалу не заметила произошедшего. Проблемы начались, когда Клайд показал ему, как резать стейк и намазывать картофель маслом, но Уилли Том просто сказал:
- Не беспокойся. Так вкуснее.
После чего выплюнул ещё хрящи, и тут уж официантка углядела. Клайд оставил большие чаевые, что вызвало у него недовольство.

Утешающим фактом оказалось то, что он мог оставить Уилли Тома с четкими телевизионными изображениями.
– Прямо как в школе, – пояснил мальчик.

С примерно девяти утра и до полудня, когда Клайд вернулся в мотель на ланч, Уилли Том, казалось, не двигался с места. Клайд решил, что, насколько это будет возможно, он станет брать еду на улице и приносить её Уилли Тому, пока мальчик не научится есть ножом и вилкой. После ланча – гамбургерами, которые мальчик мог есть руками – Клайд отсосал у него. Секс оказался интереснее телевизора.

- Ты делаешь это лучше, чем мистер Кроуфорд, - объявил Уилли Том, включая телевизор.

- Кто такой мистер Кроуфорд? - спросил Клайд, обескураженный тем, что кто-то опередил его. Впрочем, он должен был догадаться, судя по тому, как Уилли Том к этому отнёсся.

- Учитель музыки.
Мальчик пукнул и хихикнул.
- А как это?

- Никак, - обиделся Клайд.

- Какашка давит, - сказал мальчик, что прозвучало для Клайда намеренным оскорблением.
- Мистеру Кроуфорду это бы понравилось. Он бы ткнулся носом тебе в жопу.

Клайд сдержал свой гнев.
- Тебе это нравилось, да?
Он нащупывал возможности.
- Я имею в виду, он что-нибудь ещё туда толкал?

- Никто меня не трахал, Клайд.
Этот тон был полной наглостью, подумал Клайд, но он не мог бросить вызов мальчику. Это была не та тема. Он решил оставить всё как есть и дождаться своего часа.

*

Он ждал, а время шло. По мере того, как шло время, Клайд начал понимать, что значит быть отцом четырнадцатилетнего парня, и кое-что из этого ему не нравилось. Скоро наступит осень, и мальчику придется пойти в школу. Что ж, было бы неплохо, если бы школа поверила ему на слово, что (он был почти в этом уверен) вряд ли случиться. Кроме того, было похоже, что Уилли Том не умеет читать. Вообще. Это может привести к множеству проблем.

Другие проблемы были ещё более насущными. Уилли Том, казалось, никогда ничего не скрывал, как бы плохо это ни было. Он лапал Клайда за задницу и говорил: «Когда ты меня туда пустишь?» в очереди в кафе, чтобы люди могли слышать, что он горд тем, что трахается.

Конечно, была и другая сторона. Другая сторона заключалась в том, что Клайд впервые в жизни чувствовал себя сексуально удовлетворенным.  И это было странно, потому что самое большее, что он сам получал, происходило в моменты, когда Уилли Тома клонило в сон, и тот становился совершенно незаинтересованным, безразличным, позволяя Клайду залезть на него и трахнуть его бедра (Клайд не знал, как это называется), целуя сомкнутые губы мальчика, за исключением случаев, когда мальчик лениво высовывал язык, чтобы Клайд мог его пососать. Для Клайда это равнодушие являлось афродизиаком, как и то, что Уилли Тому, казалось, было все равно, сосали у него или нет, потому что, как говорил он сам: ему нравится только «жарить булки». Клайд сдерживался, как в целях самообороны, так и на случай, если станет нечем удивлять мальчика, и он станет беспокойным.

Клайд и Уилли Том оказались в Питтсбурге. Питтсбург — это больше, чем бормотание; раньше это был хрип, но теперь это вздох. Бог разумен и, как следствие, совершенно не беспокоится, что убийство в Питтсбурге так же вероятно, как и в Самарканде, или — как называлось то другое место? Бог вздохнул, и оно случилось— но теперь он забыл об этом и помнит только бульканье, в котором было убито более ста тысяч человек; кто-то из них действительно был весьма грешен, а большинство нет. Начинается на «С» [Содом]. О, боже. Бог знает, что произойдет, на самом деле, это уже произошло, но Клайд и Уилли Том ещё не знают об этом.

Они закончили обедать и шли обратно к машине. Бог сейчас не знает о них, как и они о нём. Жаль. Бедный Клайд. По-настоящему бедный Уилли Том. Но каждый получит немного радости, и разве не в этом всё дело?

Клайд был раздражен. Уилли Том плюнул на пол, хотя торжественно обещал, что не будет этого делать, и на него нажаловалась официантка. Уилли Том на самом деле не ссорился и даже не огрызался; он просто тихо наглел. В последнее время каждый раз, когда Клайд жаловался, Уилли Том отвечал: «Крутое дерьмо». Казалось, он так ничему и не научился. После всего — это занимало Клайда все последние дни, — шериф Тоу так и не ответил на его письмо о школьной успеваемости Уилли Тома. Спустя месяц Клайд серьезно задумался о том, чтобы вернуть мальчика в Хонтер.

Клайд понял, что Уилли Том остановился.

- Уилли Том? - нетерпеливо позвал он.

Уилли Том оглянулся в ответ, затем снова уставился на витрину магазина. Клайд вернулся к нему.
- Уилли Том, пошли.

- Вот по этому я скучаю, Клайд, - произнёс Уилли Том.
Это был магазин спортивных товаров.

- Что это? Футбол? Ну, конечно. Я же говорил тебе, что хочу, чтобы ты ходил в школу.

- Да ладно. Это не футбол. Охота.

- Ну, конечно. В провинции. Думаю, ты много охотился.

- У меня была винтовка. Не моя. Но я ей пользовался.

- Винтовка — это довольно дорого. Лучше пойдем.

- Я бы многое сделал ради винтовки.

- Разве что научился бы манерам. Я знаю тебя, Уилли Том.

Уилли Том посмотрел на Клайда. Глаза у мальчика были карими, а смазанное маслом лицо сияло.
- Если я буду есть так, как ты говоришь, ты купишь мне винтовку?

Стоит ли пробовать? Мотивация. Мальчик никогда и ничего не просил до сей поры. Может, это станет толчком? Клайд внезапно полюбил его так же сильно — как в ту первую неделю. Вернуть его обратно в Хонтер без малейших усилий? Нет, конечно же, нет.
- Ты согласишься, Уилли Том?

- Да, Клайд.

- Ты уже говорил это раньше.

- Я, конечно же, не шучу.

- Не просто правильно есть. Я имею в виду, что ты должен поднимать сиденье унитаза, когда писаешь. И смывать после. Каждый раз. Сможешь это?

- Да, сэр.

- Я имею в виду всё-всё. Вешать одежду. Собирать вещи, когда пора уезжать.

- Я буду всё это делать!

- Тогда делай!
Клайд почувствовал страсть и нетерпение.

- Ты купишь мне винтовку?

- Если ты будешь всё делать правильно, я куплю тебе винтовку.

Уилли Том не ответил, но пошёл дальше. Он почувствовал, как у него встаёт.
- Пошли, - сказал он. - Давай вернемся в мотель. У меня есть кое-что для тебя.

- Снова?

- А потом ты покажешь мне, как правильно есть.

Переполненный любовью, Клайд был бы рад провести остаток дня. Но нет.
- Теперь дай мне время, чтобы заняться делами. Когда я вернусь.

- Если я сегодня правильно поем, ты купишь мне винтовку завтра?

Клайд был суров, с любовью или без любви.
- Нет. Нет, сэр Боб! Неделя. Целую неделю ты должен вести себя прилично. Так, чтобы у тебя всё получалось хорошо. И чтобы это продолжилось в дальнейшем.

Эрекция Уилли Тома ослабла.
- Неделя, - протянул он.
Он был три, нет, четыре недели вдали от Хонтера.

Он мог подождать неделю. Его член снова напрягся. Он улыбнулся Клайду.
- У тебя будет действительно хорошая неделя.

- Не думай, что будешь хорошо себя вести неделю, потом получишь винтовку и вернешься к старым привычкам.

- Я так не думаю, Клайд.

- Я знаю. Я заберу у тебя винтовку, если ты будешь плохо себя вести.

- Да, Клайд. Пошли в мотель. Начнём неделю правильно.

- Ладно, Уилли Том. Сделаешь, как говоришь, и я буду тебя очень любить.

Уилли Том улыбнулся Клайду.
- Пошли в мотель. Пойдем. Я знаю, что тебе понравится.

Что важнее? Работа? Или любовь? Клайд кивнул, улыбаясь. Все-таки всё должно получиться.
«Любовь - забавная штука», - напомнил он себе. Никогда не знаешь, какую форму она примет. А Уилли Том мог предложить что-то новое; возможно, он знал, что понравится Клайду. Он ускорил шаг к машине.
Дела могли подождать.

- Я собираюсь кое-что пососать, Клайд, - произнёс Уилли Том. - Я...

 

 

van MILLER Ruth

ПОДРОСТКОВЫЕ ПРОДЕЛКИ

 

Дорогая Рут ван Миллер,
Какашки и в самом деле попали на вентилятор! Помнишь того педика? Того, который хотел посмотреть? Ну, он начал давать нам по десять баксов за бов [отсос, искаженнное blow], что было нормально – как ты и сказала, я делал только то, что хотел, а десятка была как раз то, что мне хотелось, и мне нравилось, как я это получал, потому что у этого педика милая голова. Но у одного из парней нашего круга была подозрительная мама, и она захотела узнать, откуда взялась вся эта добыча, и я не могу в это поверить, но он рассказал ей, я имею в виду всё, и она позвонила в полицию, не говоря уже о моей маме. И мой приятель сказал мне не признаваться ни в чем, и я не признавался, но копы поймали меня и сказали, что мой приятель сказал им, что это была моя идея, и это я подсадил его, и это я привёл того педика, так что я сказал им правду, и вы знаете что? Мой приятель ничего не говорил! Мне так плохо, что я не могу ни с кем встречаться, хотя это неважно, потому что всем нашим парням запретили ходить в аллею, где был бовлинг. Так что, думаю, мне было ЛУЧШЕ ИГРАТЬ В БОУЛИНГ

 

Дорогой БОБ,
Наберись смелости. Когда твой приятель узнает, как поступила полиция, он не будет тебя винить. Вы с ним нужны друг другу, так что не позволяй чему-то подобному навредить вашей дружбе.
Пожалуйста, пиши. Мне не всё равно.

* * *

Дорогая Рут ван Миллер,
Мне четырнадцать лет, и я хочу набрать вес, но не знаю, как это сделать. Я ем столько, сколько могу.
– ТОЩ

 

Дорогой ТОЩ,
Ты мальчик или девочка?

* * *

Дорогая Рут ван Миллер,
Мой друг не хочет со мной об этом говорить, но, когда мой отец приходит домой, а он здесь, они потом уходят вместе, и я знаю, что они там кончают.
– ПО-ПРЕЖНЕМУ БЕЗУМНЫЙ СЫН В САЛЕМЕ

 

Дорогой П.Б.С.В.С.
Так в чём твоя проблема?

* * *

Дорогая Рут ван Миллер,
Мы провели собрание после прочтения вашего ответа на наше письмо (мы писали вам о том, что нам нужен спонсор). Нас шестеро мальчиков и две девочки, что кажется довольно неравным, но двое из мальчиков, в основном, геи, так что в целом всё получается довольно равномерно, потому что мы часто меняемся. У нас хорошая посещаемость наших собраний (в «Бургер Кинг»), но мы не можем встречаться так, как хотим, всей группой, для того, что вы называете «оргиями» (мы навели справки, и, думаю, это то, что нам нужно), но нам приходится разбиваться на пары на заднем сиденье машины (мы пробовали на кладбище, но нас прогнали). Кроме того, без места мы не можем увеличить количество членов. И, конечно, нам бы хотелось, чтобы были и взрослые. У одной из нас, Марши, есть дядя, который реально свингует, но он живет в Детройте. Нам бы хотелось побольше таких, как он. Что касается «сахара», ну, это тоже было бы неплохо.
– ПО-ПРЕЖНЕМУ ПЫТАЮЩИЕСЯ В ГРАНД-РАПИДСЕ

 

Дорогой Прежний,
Я не печатал это, но ты указал номер телефона вашего «Бургер Кинг» в постскриптуме к своему письму. К настоящему времени мои знакомые в Гранд-Рапидс уже поговорили с вами, и кое-что придумали.

* * *

Дорогая Рут ван Миллер,
Около трех лет назад я встретила совершенно замечательного мужчину. Он старше меня: мне сейчас 31, а ему 45 — он был невероятно красив и одним из тех редких людей со старомодной вежливостью. Он и в самом деле оказался мужчиной моей мечты. Вы сможете лучше понять мои чувства, если узнаете, что у меня был ужасный брак, который начался и закончился в подростковом возрасте, и я решила, что больше никогда не выйду замуж. Я растила своего драгоценного сына и со всем справлялась в одиночку, и, честно говоря, проделала чертовски хорошую работу! Я могу хорошо содержать себя, работая секретарём-администратором топ-менеджера.

Затем в моей жизни появился Альберт. Я не скажу, что мы страстно влюбились; он не такой, да и я тоже. На самом деле, это одна из причин, по которой он оказался моим идеалом: теплый, заботливый, щедрый, и, что лучше всего, он и мой сын Джек прекрасно поладили. Я верила, несмотря на мой ужасный брак, что мальчику нужно мужское влияние.

Теперь я полна ужаса. Как мне выразить свои чувства? Кажется, Альберт сексуально насиловал Джека. Этот факт всплыл во время ссоры Джека с другим мальчиком по имени Пит (им обоим по 13 лет), которого я считала лучшим другом Джека. К моему удивлению, Пит назвал Джека «педиком», и добавил два ещё более ужасных слова перед этим ужасным словом. Когда я пригрозила рассказать об этом матери Пита, Пит сказал, что это правда, потому что он застукал Джека и дядю Альберта за этим. А потом — я не могла поверить своим ушам! — Джек тут же вернулся и сказал, что Пит просто ревнует, потому что они с Альбертом не позволяли Питу делать тоже самое!

Это случилось неделю назад. И я держала всё это в себе, не зная, что сказать Альберту или Джеку.

Ну, я сразу же спросил Джека, сказал ли Пит что-нибудь подобное кому-нибудь ещё, и Джек сказал, что нет, и, может быть, это правильно, потому что Пит снова общается с Джеком, как будто ничего не случилось. Что мне сказать Альберту? Что мне сказать Джеку? Может, обратиться в полицию? Альберт не знает об этом, если только Джек ещё ему не рассказал, и Альберт определенно не ведет себя так, будто он виновен. Может, ничего и не происходило.

Что вы думаете? Я чувствую, что я
– НЕПРАВИЛЬНЫЙ УГОЛ В ТРЕУГОЛЬНИКЕ

 

Дорогой Угол,
Последнее, чего Вам хочется — это разрушить свою жизнь и жизнь Джека, и я предполагаю, что Вам не захочется разрушать жизнь Альберта. Теперь, если смотреть правде в глаза, у Вас нет повода обращаться в полицию. И я думаю, Вам также не хочется создавать проблемы Альберту. Один мудрый человек сказал: если ничего не сломалось, не чини. Так что оставьте Джека, Пита и Альберта в покое.

Ваше чувства — это другое дело. Вы женщина исключительной зрелости для своего возраста. Тот факт, что Вы молчали целую неделю и решились написать мне только после тщательного обдумывания, доказывает это. Вам нужна уверенность в том, что Вы поступаете правильно, ради себя и мужчин своей жизни, и позволь мне заверить Вас, что это так и есть!

Если Вы сомневаетесь, то вот лакмусовая бумажка: спросите себя, как себя чувствует Джек. С ним всё хорошо? Он выполняет свои обязанности по дому? Как у него с учёбой? Он кажется счастливым? Если ответ «да», то Вы поступили правильно.

Кстати, если хотите пример неправильного типа мужчины-зануды, полной противоположности Вашему доброму Альберту, то прочтите следующее письмо.

* * *

Дорогая Рут ван Миллер,
Я хотел бы жениться на приятной женщине, которая за свободу в сексе, и не требует многого, и у которой есть несколько привлекательных, совсем маленьких сыновей. Где я могу найти такую женщину?
– ИЩУЩИЙ

 

Дорогая Ищущий.
В приюте для собак.

* * *

Дорогая Рут ван Миллер,
Было очень трудно написать это письмо. Вы помните письмо, подписанное УДРУЧЁННЫЕ В ТЕХАСЕ? Ну, мы были в ярости от вашего ответа. И поместили Томми в психиатрическую больницу для несовершеннолетних правонарушителей. И я даже не знаю, как продолжить. Врачи проверили Томми всеми способами, а затем имели наглость сказать нам, что он «НОРМАЛЬНЫЙ»! Мы не могли в это поверить! Поэтому мы поместили его в клинику, но это продлилось всего два дня, потому что наша страховая компания заявила, что не будет платить, если результаты первоначальных анализов не будут противоречить выводам другого учреждения. Ну, вы, возможно, догадались, что к этому времени вмешалась Служба защиты детей (мы подозреваем, что из-за страховой компании) и захотела забрать Томми у нас. Ну, короче говоря, Томми сказал, что не хочет уезжать. Он сказал, что всё, что он хочет —  чтобы мы подарили ему ПОЦЕЛУЙ, который, как вы сказали, мы должны ему подарить, — и оставили его сексуальную жизнь в покое.

Ну, если бы это была только я, я бы поцеловала его, по крайней мере, один раз. Но он хотел, чтобы его поцеловал и отец, а это ИСКЛЮЧЕНО! Отец Томми - настоящий мужчина, выросший на ферме, в лучших американских традициях мужественности. Он даже меня не целовал с тех пор, как мы были помолвлены! Поэтому Томми сказал: хорошо, я отправлюсь туда, куда меня пошлет Опека. Ну, и мы только что узнали, что его отправили прямиком в дом того самого мужчины, с которым, как он сказал, он собирался лечь в постель, и который, как оказалось, является помощником директора средней школы (не той, в которой учится Томми). В Службе защиты детей говорят, что он не будет спать с мужчиной в одной постели, но мы-то знаем, что он собирается. И хотя вы не очень-то мне сочувствуете, вы, конечно же, не одобряете того, что сделала Служба защиты детей. Скажите, пожалуйста, как мы можем вернуть Томми?
Мы решили, что он может навещать Милли каждые две недели, но Томми говорит, что, как ни странно, Милли не согласится. Что не так с этой женщиной?
– ПО-ПРЕЖНЕМУ УДРУЧЕННЫЕ

 

Дорогая Удрученная (в чем я сомневаюсь, это же касается и вашего мужа),
Во-первых, нет ничего плохого в том, что женщина хочет видеть (или чего-то еще) своего любовника чаще, чем каждые две недели. Во-вторых, если бы я была в Службе защиты детей, вы бы никак не смогли вернуть Томми, не ограничив свой контроль над ним наблюдением за тем, как он выполняет школьные задания (его друг, помощник директора школы, сможет вам в этом помочь), и за тем, чтобы он достаточно высыпался – когда он спит дома.

И – не будем шутить – отец Томми должен его поцеловать, и не только поцеловать, но и обнять. ОН НЕ НАСТОЛЬКО ВЗРОСЛЫЙ! И делать это нужно каждый день. И вам тоже придется.
В противном случае забудьте его и заведите себе корову. И отдайте ее своему мужу. Бедному сукиному сыну нужна ласка!

* * *

Дорогая Рут ван Миллер,
Я мальчик.
– ТОЩИЙ

 

Дорогой Тощий,
Зачем тебе набирать вес? (Смотри следующее письмо)

* * *

Дорогая Рут ван Миллер,
Я тринадцатилетний гомик, и я толстый. Хотел бы я умереть.
– ПЕДИК

 

Дорогой красивый гей-молодой человек,
Где ты выучил эти слова – гомик и педик? Ты даже не толстый, если честно.

Ты позволил тому, что говорят другие, описывать тебя самого. У тебя то, что психологи называют «заниженной самооценкой», и это то, что люди, которые тебе небезразличны, приписывают тебе. Почтовый штемпель на твоем письме говорит, что ты живешь — не волнуйся, я тебя не выдам — в городе, где, как я знаю, есть отделение Гей-наблюдателей за весом. Поищи в телефонной книге, позвони им и приступай. Напиши мне еще раз через несколько месяцев. Мне не всё равно!

* * *

Дорогая Рут ван Миллер,
Педик признал себя виновным, поэтому нам не пришлось давать показания. Он получил два года, что в среднем составляет около месяца за минет. Ты была права насчет моего приятеля. Он был рад, когда я ему позвонил, потому что решил, что должен был на меня злиться, поэтому не мог позвонить мне первым. Мы снова занимаемся сексом, но это не так весело, как было с педиком.
– ЛУЧШЕ ПОЛУЧИТЬ ПО БАШКЕ

 

Дорогой ЛППБ,
Я уверена, что еще один «педик», как ты говоришь, появится со временем. А пока тебе и твоему приятелю придется делать все возможное, дабы помочь друг другу. Мне что, нарисовать картинку? (Судя по твоим последним письмам, ты не только не хочешь, чтобы я отказывалась от советов по сексу, но и сам научился многому за последние полгода.)
Может, уже стоит вернуться в проулок к бовлингу?

* * *

Дорогая Рут ван Миллер,
Мой муж — бывший педофил. Он перестал заниматься сексом с мальчиками, когда женился на мне, и я полностью доверяю ему в этом отношении. Меня беспокоит то, что бывшие парни Дэна продолжают приходить к нему! Одному из них почти сорок лет, и прошло около двадцати пяти лет с тех пор, как у них был роман. Мужчина — я назову его Боб — был женат на никчемной женщине, которая сбежала и оставила его с двумя детьми. Так что теперь он приходит к Дону за советом, словно Дон какой-то социальный работник или психолог! И сыновья Боба, очень привлекательные подростки, тоже часто навещают его, и я понимаю, что это создает некоторое напряжение для эмоций бедного Дона. Несколько других его старых друзей приглашают себя на ужин, с разрешения Дона, и, хотя я не против поставить ещё одну тарелку - всё это затрудняет планирование, потому что мне всегда нужно иметь некоторый запас еды на плите, как мне кажется.

Я думаю, что все эти мужчины должны ходить за едой и советом в свои семьи, но Дон говорит, что, если бы у них были хорошие семьи, куда стоило пойти, они бы никогда не стали его сексуальными партнерами. Я думаю, что у нас есть право на нашу личную жизнь, не так ли?
– ГОТОВИМ НА ГАЗУ В БЬЮТТЕ

 

Дорогая повар,
Мы? Кажется, возражения довольно односторонние. Однако я думаю, что у вас есть законные основания для недовольства: все эти гости, зашедшие на ужин. Скажите Дону, чтобы он сказал своим приятелям, что без предварительного уведомления единственный ужин, который они получат, — это пицца, которую вы закажете. И больше не нужно готовить дополнительную порцию для гостей, которые могут появиться или не появиться!

* * *

Дорогая Рут ван Миллер,
Что я должен был делать, пока они кончали? Дрочить?
– НЕ ТАКОЙ ЗЛОЙ, НО ПО-ПРЕЖНЕМУ ВЗБЕШЕННЫЙ В САЛЕМЕ

 

Дорогой Н.Т.З.Н.П.В.В.С.,
Да.

* * *

Дорогая Рут ван Миллер,
Мы с братом никогда не носим нижнего белья (звучит смешно, не правда ли?) Мы думаем, что это глупая традиция, и люди, по крайней мере, мальчики, носят нижнее белье только потому, что раньше одежда была колючей, но мы носим крутые джинсы, которые облегают и не колются. Наша мама говорит, что не носить трусы вредно для здоровья – по причине, которую она не может нам объяснить. Мы говорим, что свобода там внизу подобна свежему ветерку, и не пропитана потом и всем остальным. Наш отец говорит (можете в это поверить?), что мы не носим нижнее белье только потому, чтобы выставить напоказ свои причиндалы! Он не говорит об этом, но наш дядя (его брат) сказал нам, что папа думает, будто мы пытаемся возбудить геев, как это делал он сам в детстве. Ну, у нас есть новости для него – наш дядя гей, и мы водимся с ним уже много лет. Поэтому мы не понимаем, как ношение нижнего белья (всё это звучит смешно) может что-то изменить, кроме того, что нам станем менее удобно, более потно и – давайте посмотрим правде в глаза – менее рельефно.
– БРАТЬЯ ИЗ ОКРУГА КОЛУМБИЯ

 

Дорогие A.C. / D.C.
Пусть дует легкий ветерок [на англ. тут игра слов: breezes blow (дует ветерок) и blow (отсосать)]! Не говоря уже о вашем дяде.

 

БОККАЧЧО: ДЕНЬ ПЯТЫЙ, ИСТОРИЯ ДЕСЯТАЯ
или о том, как красивый еврей совратил солдата-христианина, к большому огорчению его жены, которая, однако, нашла утешение в объятиях честолюбивого юноши

Многое было не так с Военной академией Кертиса (ВАК), не только в отношении гомосексуальности. Брошюра ВАК для родителей конкретно указывала: «В отличие от других военных учебных заведений, ВАК не поощряет и не допускает непристойного поведения среди кадетов» [Левит 18:22 Не ложись с мужчиною, как с женщиною].

Этого заверения не хватало, чтобы обеспечить школе семьдесят пять новых мальчиков ежегодно, а также пополнить ряды старшеклассников, бросивших учиться. Полковник Хаггис Битти, военнослужащий армии США в отставке, в какой-то момент подумывал о том, чтобы исключить это предложение из брошюры. Он обнаружил, что капитан Ричард Темз, военнослужащий армии США в отставке, директор военной подготовки, футбольный тренер, преподаватель военной морали и библейских знаний, имел плотские отношения по крайней мере с семью кадетами за один семестр. Однако, поразмыслив, полковник пришел к выводу, что подобное, по сути, неприемлемо. Он также подумывал об исключении студентов, но увидел в этом два недостатка. Во-первых, родители будут ожидать возврата денег, а во-вторых, они будут настаивать на увольнении капитана Темза [Левит 18:29 ибо если кто будет делать все эти мерзости, то души делающих это истреблены будут из народа своего] — как раз тогда, когда полковник Битти заполучил его там, где хотел. Вместо этого он выдвинул ультиматум: Темз может сесть в тюрьму или жениться на Энн Битти, тридцатишестилетней девственнице и одновременно племяннице полковника [1 Послание Коринфянам 7:9 Лучше вступить в брак, чем гореть в огне...]. Энн жила с Хаггисом и его женой Мартой, и они оба её ненавидели.

Темз, понимая, что академия не сможет пережить скандал, сделал предложение. В то время ему было двадцать восемь, и Энн сочла его симпатичным. Темз согласился; он нашел свое собственное отражение в зеркале духовно возвышающим [Песни Песней 5:16 уста его - сладость, и весь он - любезность]. Четыре года спустя самый юный кадет, соблазненный Темзом, поступил в Салемский баптистский семинарский колледж в Соквенте, штат Алабама, и скандал был почти забыт, как и всегда. Темз всё ещё был более или менее таким же симпатичным, как когда-то. Энн исполнилось сорок, и, хотя она уже не была девственницей, она ощущала, что не испытывает должного сексуального удовлетворения. Она была разочарована; она считала, что женщины в сорок лет прекращают заниматься сексом. Это убеждение основывалось на совместном мнении её матери — которая на самом деле устала от секса в тридцать пять и попросту умерла в сорок — и Марты Битти, которая, поправляя букет на свадьбе, поздравила Энн с обретением мужа-христианина, от которого можно ожидать, что он оставит ее в покое [1-е Послание Коринфянам 7:1 Но, во избежание блуда, каждый имей свою жену].

Энн была единственным человеком, кто проживал в Академии и не знал о капитане и кадетах. Она считала, что его отсутствие страсти было связано с его необычной преданностью Иисусу и армии США. Настоящая проблема, сказал ей Темз, кроется в её собственных грязных мыслях [Послание к Титу 1:15 Вся убо чиста чистым: осквернённым же и неверным ничтоже чисто, но осквернися их и ум и совесть]. Ей было трудно — практически невозможно — затащить его в свою постель после того, как он проводил целых полчаса на коленях у своей кровати, обсуждая с Богом Красную угрозу [Откровение 12:3 И другое знамение явилось на небе: вот, большой красный дракон с семью головами и десятью рогами, и на головах его семь диадим]. Она могла бы сказать, что Бог был очень отзывчивым и терпеливым слушателем, но Рик (как она ласково называла его, «Дик» было бы оскорбительно, если не сказать, что вдохновляюще) надоел ей до чертиков.

Так что Энн, замужняя и избавленная от постоянного общества Марты Битти, открыла для себя феминизм и прочитала роман о лесбиянках. В течение шести месяцев она посвятила себя тому, чтобы стать одной из них, несмотря на ограниченное количество таковых в Академии и в близлежащем таунхаусе Грюнвальд [Pop. 8732 (1980)]. Ей удалось завести короткий роман с Милдред, городской проституткой — на самом деле бывшей проституткой, потому что в свои пятьдесят пять она была довольно состоятельной: с тремя, сдаваемыми в аренду домами и акциями IBM — но Милдред быстро надоедала, а Энн так и не смогла увидеть каких-нибудь улучшений по сравнению с объятиями Рика. Эти редкие, но приятные объятия случались только тогда, когда Рик представлял себя раввином, наслаждающимся длительным вниманием мальчика Иисуса в Иерусалиме [От Луки 2:46 Через три дня они нашли Мальчика в храме. Он сидел среди учителей, слушал их и задавал вопросы]. Спустя год после неудачи с Мейбл Энн заметила кадет-лейтенанта Вирджила де Кальба. Было довольно трудно не заметить де Кальба, однако ей более месяца удавалось уклоняться от его попыток заинтересовать её. Он тщательно изучил её привычки и неоднократно устраивал засады, в костюмах и позах, которые она едва ли могла не заметить. И она заметила. Её первое знакомство с ним было необычным; несмотря на все его усилия, он не просочился в её сознание. Когда она впервые обратила на него внимание, она увидела его, в буквальном смысле, впервые. Это и примечательно, и неудивительно. Примечательно, потому что де Кальб, едва успев стать пятнадцатилетним, был ростом в пять футов десять дюймов, весил очень эффективные сто сорок фунтов и был, по мнению Рика Темза, безумно красивым [Песни Песней 5:10 Светел, как солнце, желанный мой и румян - краше десяти тысяч других], но тогда около четверти студентов находилось, по его мнению, в этой категории или где-то рядом (по одному за раз, конечно же). Неудивительно, потому что Энн вообще никогда не замечала кадетов.

Де Кальб, изучая свое собственное отражение в зеркале общей ванной (он не осмеливался смотреть слишком долго, потому что вид его обнаженного тела мог вызвать у него эрекцию), волновался из-за того, что Энн его не замечает. В какой-то момент, вопреки нескольким правилам Академии, он околачивался у двери библиотеки, надев одолженные шорты для бега, которые были слишком малы для него, выставляя напоказ его выпирающие, слишком выпирающие органы деторождения. Энн прошла мимо него так, словно он был фонарным столбом. Де Кальба — или Вирджила, как следует называть его из уважения к его юности, — Вирджила не особенно привлекали сорокалетние дамы с толстыми икрами и вечно презрительным выражением лица, как можно было бы ожидать от его молчаливых домогательств.

Нет. Он точно знал, кто она, и знал также, что, если он не станет кадет-капитаном в следующем списке на повышение, он никогда (за исключением непредвиденных исключений и смертей) не станет кадет-полковником. Его главный конкурент, кадет-лейтенант Джером Грегори, скромный герой этой истории, был смуглым пареньком хрупкой красоты [1 Книга Царств 16:12 Он был белокур, с красивыми глазами и приятным лицом]. Его отец, спустя десятилетие после своего обращения, стал национальным лидером «Евреев за Иисуса» [1-ое послание к Коринфянам 7:18 Призван ли кто обрезанным, не скрывайся; призван ли кто необрезанным, не обрезывайся]. Вирджил, сын генерала армии, который (как часто это случается) был христианином только по официальным причинам, и не мог конкурировать с Джерри Грегори в деле с Иисусом; будучи христианином всего один раз, он не обладал достаточным словарным запасом.

Они с Джерри были равны в армии и с Красной угрозой, и в том, чтобы первыми сбросить атомную бомбу и во всём подобном [Исход 15:3 Господь – это воин; Господь – имя Ему], но капитан Темз находил Джерри более вдохновляющим, чем Вирджила. Поэтому Вирджил решил (как сказал бы его отец) «обойти жида с фланга».

Энн была настолько невнимательна к привлекательности Вирджила, что Вирджил усомнился бы в своей привлекательности, если бы не внимание нескольких кадет-рядовых, сурово отвергнутое, но постоянное и настойчивое, и лишь подтверждающее его тщеславие. Он даже не мог помастурбировать, не оказавшись окруженным толпой мелких доброжелателей, жаждущих помочь любым способом, который он выберет, в душевых или в общежитии, или за кустами к западу от плаца. Преимуществом кустарников, довольно буйно разросшихся во времена жесткой экономии ВАК, заключалось не в уединении, а просто в уверенности, что там все были по более или менее одной и той же причине. Но нет. Хотя было практически невозможно, в разгар этих событий, избежать мыльной руки здесь или грязной руки там, Вирджил оставался исключительно гетеросексуальным, будучи подроченным Элис Масгрейв 26 июля прошлого года; подробности этого события не представляют для нас интереса.

Интересно то, как Вирджил попал в постель к Энн Темз. А вот как: Энн ненавидела кошек. Не то, чтобы она не любила домашних животных, но жизнь с Мартой Битти и с её пятью или двенадцатью кошками в течение двадцати лет привела к тому, что она стала испытывать отвращение ко всем кошкам сразу. Одна кошка, Барвинк Снаффлс, будучи котенком среднего возраста, несколько лет назад прониклась симпатией к Энн. Марта ничего не могла доказать, но Барвинк Снаффлс исчез после трех недель ухаживаний за Энн. Дело было явно нечисто. Случилось это почти за десять лет до замужества Энн, и с тех пор ни один кот не осмеливался к ней приблизиться. Но слухи об этом распространились.

Вирджил был в восторге от подобного открытия. Информацию об этом он получил из подслушанного разговора на чаепитии для офицер-кадетов, которое ежемесячно устраивала Марта Битти. Все преподаватели и их жены были обязаны присутствовать. Издавна предполагалось, что преподаватели и кадеты будут вести взаимные беседы, но притворство не удавалось. Никто не получал удовольствия от этих чаепитий, за исключением Марты Битти, использовавшей их для распространения лжи и правды, которые, по её мнению, могли нанести наибольший вред определенным лицам. Она и рассказала Элейн Эрдман, страстной вегетарианке и антививисекционистке, об ужасной судьбе Барвинка Снаффлса. Вирджил всё это услышал.

Пару недель спустя, когда капитан Темз посещал курс военной подготовки по военной электронике (для которого ВАК не могла позволить себе купить даже симуляторы), Вирджил воспользовался помощью двух своими самыми восхищенных рядовых, пообещав им немного баловства в душе той же ночью, чтобы они поймали полудикого кота, терпимого на кухне ВАК из-за его универсального пристрастия к грызунам. Убедившись, что Энн дома одна, Вирджил принес кота, рычащего и царапающегося в коробке, к задней части дома Темза, открыл в темноте окно, выпустил туда кота из коробки и снова закрыл. Затем он прошёл к передней части дома и стал ждать. Ожидание оказалось неожиданно долгим, но в конце концов раздался сигнал. Яростный вопль Энн и атакующий вой кота прозвучали почти одновременно. Вирджил бросился к входной двери, распахнул её и прокричал: «Что случилось? Могу ли я помочь?» Крик возымел свое действие — Энн заметила Вирджила — но уже не нуждалась в нём. Кот был мертв.
- Ты можешь вынести это, - сказала Энн. - Что ты здесь делаешь?
- Я проходил мимо...
- Убери его отсюда, потом вернись и скажи мне, какого черта ты проходил мимо во время занятий.

Вирджил сделал, как ему было сказано.
- Тяжело учиться три часа подряд, миссис Темз. Приятно подышать свежим воздухом и, может быть, даже поговорить с кем-то. С кем-то, с кем приятно поговорить.

Энн уныло смотрела на него. Однако ей было скучно.
- Хочешь какао? - негостеприимно предложила она.

- Боже мой, это было бы здорово.
Вирджил попытался изобразить радость, и ему это более или менее удалось.

В резком свете кухни Энн выглядела не только суровой, но и изможденной, так что Вирджилу пришлось возбудить себя.
- миссис Темз, не возражаете, если я сниму пиджак? Здесь очень тепло.
Он начал расстегивать пуговицы, и на лице Энн отразилось легкое любопытство, когда Вирджил разделся до обтягивающей футболки и брюк. Сознательным движением, который не выглядело вполне уж естественным, он напряг мышцы, развешивая пиджак на стуле.

- Просто подышать воздухом, да?
Энн вновь прониклась скептицизмом.

- Ну, не только ради того, чтобы подышать свежим воздухом. На самом деле, я часто здесь хожу.

- Какого черта?
Молоко нагревалось.

Вирджил безуспешно попытался изобразить смущение. Однако ему удалось мельком взглянуть на Энн, опустить глаза, снова посмотреть и так далее.

- Что с тобой такое?

- Это очень любезно, дать мне какао.

- Я его ещё тебе не дала.

- Ну, когда вы сделаете это, это будет очень мило.
Вирджил рассчитывал на то, что его смекалка не подведёт. К счастью, у него имелись и другие активы.

- Ну, вот и оно.
Она налила какао в чашку.

- Очень приятно быть здесь с вами. Отдыхая, без пиджака и всё такое.

- Без пиджака, - расхохоталась Энн. - Полагаю, тебе было бы ещё лучше без футболки?

- Конечно, - сказал он и начал её стягивать.
Он стянул её через голову, а затем аккуратно сложил и повесил на пиджак.

Энн произнесла:
- Будь я проклята. А как насчет твоих брюк?

- Да, мэм. Но сначала мне придется снять обувь.
Он опустился на колени, чтобы расшнуровать ботинки.

- Кухня — неподходящее место для этого, сынок.
Его выгнутая спина была намного симпатичнее, чем у Рика — не говоря уже о Милдред, — единственное сравнение, которое сразу пришло ей на ум.
Итак, полчаса спустя, задыхающийся, возбуждённый юноша совершал прелюбодеяние [Левит 18:20 И с женою ближнего твоего не ложись, чтобы излить семя и оскверниться с нею] с почтенной дамой, которая сожалела, что это не продлилось дольше, но в целом чувствовала себя довольно хорошо. Действительно, пока истощенный юноша лежал на её груди (так это и было), она оказалась опасно близка к тому, чтобы почувствовать привязанность, и поцеловала его в потную шею. После довольно долгого молчания, чуть не скатившегося в скуку, Энн с наслаждением осознала, что юноша, как бы его ни звали, ещё не кончил.

Возвращаясь в казармы, Вирджил считал, что уже получил звание кадет-капитана, и сомневался в этом не больше, чем в обещанной небольшой акции в душе [Екклесиаст 11:9 Веселись, юноша, в юности твоей]. Джерри Грегори сидел за своим рабочим столом, когда вернулся Вирджил, и с удивлением посмотрел на него, а то похлопал его по спине и сказал:
- Как дела, Джерри? Ты знал, что это евреи стоят за ядерной заморозкой? Христианские евреи. Я только что об этом услышал.

Джером чувствовал, что Вирджил что-то задумал. Он не знал, что именно.

На первой тренировке после своего возвращения Рик был немного удивлен, увидев, что Энн пришла посмотреть. Энн солгала:
- Марта Битти давит на меня, чтобы я проявляла больше интереса к кадетам. Может быть, нам даже стоит пригласить их к себе. Как ты считаешь?

Рик оцепенел. Какое-то время он не мог прийти в себя. Затем мысль о гостеприимстве, которое приведет к приходам офицер-кадетов и, возможно, вечеринкам для сержантов и встречам с рядовыми [1-ое послание ап. Петра 4: 9 Будьте страннолюбивы друг ко другу без ропота] ослепила его и заставила забыть о невероятности утверждения, что Марта Битти могла иметь какое-либо влияние на поведение Энн.
- Да, угу, - только и смог он сказать.

Энн не была столь дальновидна. Будучи по натуре моногамной, она искала только Вирджила (она узнала его имя перед тем, как он ушёл).
Она сидела на скамейке, когда наконец заметила его, почти голого и золотистого под солнцем.

Если бы Рик привык смотреть на свою жену, он бы заметил странное спокойствие, скрытое под её хмурым взглядом. Как бы то ни было, он уже планировал вечеринку и размышлял, сможет ли он затащить кадет-лейтенанта Грегори в спальню, чтобы обсудить с ним Давида и Ионофана [1-я Книга Царств 19:1 …Но Ионафан очень любил Давида].

По вторникам Рик играл в покер, а значит, и Вирджил тоже. Вирджил больше не беспокоился о долгах и мог лучше обслуживать Энн. Его визиты стали более продолжительными, а учёба по средам - хуже. Он не возражал, потому что Энн полностью разделяла его амбиции.

Тем временем, чтобы держать в тайне визиты своего возлюбленного, Энн развлекала кадет-офицеров. Долгий опыт чаепитий Марты Битти научил Энн, что кола и печенье, и отсутствие бремени учёбы могут подойти ей больше, чем чай, сэндвичи с огурцами и сплетни. По совпадению, гости получали облегчение и удовлетворение. Приглашения, впервые полученные, и от которых нельзя было отказаться, внушили ужас. Единственным признаком того, что всё может оказаться лучше, чем на чаепитиях Битти, было время: с пяти до шести, что, к счастью, было лучше, чем начинать в четыре.

По предварительной договоренности, Вирджил был внимателен к капитану Темзу, который предпочитал Джерома, когда оба мальчика оказывались в поле зрения. Джером и один кадет-полковник, среди прочего, были вынуждены ухаживать за Энн. Она же оказалась не на высоте положения. Она сразу поняла, что кадет-лейтенант Грегори был евреем [Бытие 17:13 И рожденный в твоем доме, и купленный за деньги должен быть обрезан].
После этого Энн могла сказать и сказала совершенно искренне:
- Тот ужасный еврейский мальчик. Интересно, как он стал кадет-лейтенантом?

Вирджил, хотя и сам был богат на антисемитские штампы, не представлял, что кто-то может воспринимать их всерьез. Он и представить себе не мог, что, если бы ему удалось предупредить её о Джерри раньше, она бы исключила его из числа конкурентов Вирджила, не приглашая по вторникам.

- Он не еврей, - заявил Рик. - Он христианин.

- Он еврей, - парировала Энн, - и он тебя обманул.

Рик рассердился.
- Он часть великого движения «Евреи за Иисуса». Они — сильная защита от еврейского имперского коммунизма.

- Он еврей, и должен быть рядовым.

За три недели до публикации списка кандидатов на повышение, кадет-лейтенант Грегори был прекрасно осведомлен о том, что кадет-лейтенант де Кальб опережает его. Джерри просто не знал, почему так случилось. После физподготовки, остановившись только для того, чтобы взять Библию, в спортивных шортах и футболке, он постучал в дверь кабинета капитана Темза. Темз был его кумиром. Он даже видел его во сне, однажды, в очень неловком сне, за который он хотел бы извиниться, если бы нашёл повод. Его пригласили войти. После формальностей он облизнул губы и начал:
- Мне интересно, могу ли я поговорить с вами, сэр, о проблеме, которая у меня возникла с Первым посланием к Коринфянам, глава шестая.

Это была глава, которую капитан Темз не помнил. Перед ним лежал блокнот, на котором он рисовал стрелки, указывающие на стрелки.
- Э-э, я очень занят сегодня днем [1 Книга Царств 17:42 Присмотревшись к Давиду, филистимлянин увидел, что тот молод, румян и красив, и отнесся к нему с презрением]. 

По-настоящему обиженный, кадет прошел мимо стола капитана к окну. Он выглянул, потому что почувствовал, как на его глазах выступили слёзы. Такое с ним иногда случалось. Он не знал, что когда его глаза становились влажными, его темно-коричневые радужки светлели. Он также не знал, что его слегка оливковая кожа, загоревшая под солнцем, была именно такого оттенка, какой особенно нравился капитану. Он также не осознавал, что его мускулистое правое бедро и полумесяц его незагорелой правой ягодицы были слегка видны именно там, куда были направлены глаза капитана Темза.

- Братская любовь [Послание к евреям 13:1 Братолюбие между вами да пребывает], - сказал капитан.

- Сэр, - спросил Грегори, прекрасно расслышав, но уверенный, что ослышался.

- Армия, - сказал Темз, не сводя глаз с цели. - Нашей национальной обороне нужны преданные солдаты. Благочестие, сочетающееся с братской любовью.  Второе Послание Петра; один-семь.

- О, - Грегори пока не улавливал связи.

- Да. Как Иисус и Иоанн [Евангелие от Иоанна 13: 23 Один из учеников возлежал прямо у груди Иисуса — тот, кого Он особенно любил], Давид и Ионафан. Все взаимосвязаны. Лидер и ведомый. Мужественная любовь.

Грегори повернулся к капитану. Капитан посмотрел в прекрасные глаза мальчика, затем опустил взгляд на свои шорты. Он больше не мог видеть этот полумесяц. Но теперь левое бедро Грегори пребывало всего в нескольких дюймах от правой руки капитана.
Он потянулся к нему.

Через полчаса Джерри — он думал о себе просто как о Джерри — перестал рыдать. Он находился примерно в миле от кампуса, в дубовой роще. Это было ближайшее место, где можно было побыть в совершенном одиночестве. Он не сомневался, что Вирджил де Кальб в какой-то недавний момент ощутил прикосновение той же руки, и поприветствовал её. Может быть, подумал Джерри, в другое время и в другом месте, например, во сне, он тоже мог бы её поприветствовать.

На самом деле именно подобные угрызения совести мотивировали его изучать Священное Писание до того, как капитан проявил безразличие. Почти забытая память о старом скандале вернулась к нему сейчас, и он знал, что никогда не забывал об этом. Гнев снова вызвал слезы. Он хотел кадетского капитанства так же, как и де Кальб. Он хотел его больше. Он заслужил его. Нельзя хотеть того, чего ты не заслужил, так же сильно, как хотеть того, что заслужил. Джерри это не убедило, но, неискушенный логикой, он не обратил на подобное внимания. Он доверял —раньше доверял — капитану. Он поклонялся — нет, это было бы кощунством, — но ему нравился капитан Темз, конечно же также, как Иоанн любил Иисуса. Именно так. Теперь он никогда не станет кадет-капитаном.

А может быть, де Кальб и не приветствовал. Может быть, только от евреев требуется что-то особенное. Евреям всегда приходится делать больше. Бытие христианином только усугубляло ситуацию. Джерри взял Библию, которую положил рядом с собой. Начав с Откровений, с последней страницы, он начал вырывать их из Нового Завета, страницу за страницей [Послание к евреям 7:14 Ибо очевидно, что наш Господь произошёл из рода Иуды, а Моисей не упоминал о священниках из этого племени]. Темз сошел бы с ума от желания, если бы увидел мокрые глаза Джерри, оплакивающего его предательство, плачущего от того, что он удовлетворит свои мечты актом не любви, а мести.

На следующий день Грегори, снова в спортивных шортах, но без рубашки, опять постучал в дверь кабинета капитана. Внутри он сказал:
- Я хочу извиниться за свое вчерашнее поведение, сэр.
Он обошел стол и вернулся в то же место, откуда сбежал накануне. Большими пальцами он спустил шорты спереди на пару дюймов.
- Я хочу, чтобы меня повысили до кадет-капитана, сэр.

- Запри дверь, - произнёс Темз, расстегивая ремень.

Только в понедельник Темз осознал всю безнадежность своего положения. Если де Кальба повысят, предательство Грегори, по меньшей мере, лишит капитана того единственного, кроме Иисуса и Стратегической оборонной инициативы, ради чего стоит жить. Если же он попытается внести Грегори в список кандидатов на повышение, Энн заблокирует это через Марту Битти, которой она уже объяснила, что ВАК никогда не выживет, если станет известной как школа для евреев.

Во вторник вечером Темз провел четыре приватных сеанса с Грегори, четыре пира, прервав свой четырехлетний пост. Проигрыш мальчика, которого так недавно (пусть и цинично) выиграл, был единственным, о чем он мог думать. Его игра в покер стала катастрофой. После трех идиотских ставок и крупного проигрыша он начал делать ставки, а затем пасовать. Это было, по крайней мере, дешевле, чем продолжать играть.

Полковник Битти решил, что Темз не здоров.
- Иди домой, - сказал он. - Тебе здесь ни хрена не светит.

Темз пошел домой, угрюмый, тише обычного из-за своего настроения. Он налил себе большую порцию виски из аптечки в кладовой; и только когда начал его пить, он услышал странные голоса наверху. Один голос принадлежал Энн. Он был необычным, потому что она хихикала. Другой голос он не сразу узнал. Он выпил ещё виски, вздрогнул, а затем очень тихо поднялся наверх.

Энн увидела его первой. Она сидела так, что её голова была обращена к двери. Лицо Вирджила было скрыто ягодицами Энн у изголовья кровати. Подозрения Рика подтвердились, что не сильно его обеспокоило. Что ему действительно было интересно, так это кому принадлежат видимые мужские органы [Песни Песней 5:15 Ноги его — мраморные столбы, установленные на подножиях из чистого золота]. Они не могли принадлежать ни Энн, ни ему самому, и член был заметно больше, чем у Джерри. И тут он вспомнил, что видел именно такой член в душевой спортзал в тот редкий случай, когда он баловал себя, зная, что полковник уехал просить денежные пожертвования.
- Слава молодых людей в их — о, да — силе [Притчи 20:29 Слава юношей - сила их, а украшение стариков - седина], - пробормотал он, подходя к комоду в спальне и открывая нижний ящик.

- О боже, - произнесла Энн. - Он собирается достать пистолет [Левит 20:10 ...да будут преданы смерти и прелюбодей и прелюбодейка]!

Вирджил не пошевелился, он не мог понять смысла этой реплики. Однако отчаянный тон встревожил его, и он развёл (мускулистый парень!) нижние конечности Энн по сторонам, чтобы посмотреть, в чем там дело.

Он увидел, как капитан Темз делает снимок Полароидом; полыхнула вспышка. Энн была встревожена, хватаясь за простыню, на которой они лежали, но без особого толку. Де Кальб делал всё, что мог, за исключением улыбки, чтобы следующий снимок вышел как можно лучше. Капитан, пока Энн повторяла «Рик, Рик», вышел из комнаты и спустился по лестнице.

- Одевайся, - воскликнула Энн.

- Зачем? - озадаченно спросил Вирджил, глядя на свой, по-прежнему возбужденный член. - Ты уже упустила мой шанс на повышение.

Энн накинула халат и схватила одежду Вирджила со стула, чтобы бросить ему.

Встревоженный Вирджил сказал:
- Ты помнёшь её!

- О боже, - в отчаянии воскликнула Энн.
Она швырнула форму, вышла из комнаты и поспешила спуститься по лестнице. Там она встретила Рика, поднимающегося обратно.
- Что ты собираешься делать? - закричала она.

Рик был очень спокоен.
- Я спрятал фотографии, Иезавель. Чтобы ты не могла их порвать.

Она сбежала по лестнице.

Рик вошел в спальню, где Вирджил, по-прежнему голый, но уже не возбужденный, повесив свою одежду на стул, собирался натянуть трусы.

- Тебе не нужно одеваться, де Кальб, - произнёс капитан. - Тебе и так будет хорошо.

- Сэр?
Вирджил замер, размышляя, стоит ли ему встать по стойке смирно, как это принято, когда обращается офицер. Он попытался щелкнуть босыми пятками и почувствовал себя глупо, потому что без всякой причины у него снова вставал член.

- Вот так. Просто положи трусы обратно на стул.

Рик снял трусы.

- Ты собираешься воздать кесарю то, что принадлежит ему [Лука 20:25 отдавайте кесарево кесарю, а Божие Богу].

- А? - спросил Вирджил, резко обернувшись.

- Вольно, - скомандовал Рик с легкой усмешкой.

Эрекция мальчика дернулась, когда он двинулся, затем успокоилась, перпендикулярная, прямая, как стержень.

Сняв брюки, Рик закрыл и запер дверь спальни.
- Просто вернись в постель, де Кальб, или тебя выгонят за безнравственное поведение.

Вирджил заколебался, увидев орган капитана, указывающий на него в эрекции, и задумался, что тот собирается с ним сделать. Затем на мгновение у него мелькнула мысль о том, что подумает его отец о его исключении [Притчи 23:13-14 Не оставляй юноши без наказания... ты накажешь его розгою и спасешь душу его от преисподней]. После чего принял мудрое решение. Он вернулся в кровать, ошеломленный мыслью, что он все-таки сможет стать кадет-полковником [Притчи 11:27 Кто стремится к добру, тот ищет благоволения].
Полчаса спустя, отперев и открыв дверь, Рик столкнулся с рассвирепевшей, но испуганной Энн.
- Ты — извращенец! - взвизгнула она.

- А ты развращаешь юнцов, - вежливо ответил Рик. - И я могу это доказать.

- Только не мной, сэр, - сказал Вирджил, слегка хихикая.
Он ухмыльнулся Энн с кровати.

- Вирджил, - сказала Энн. - Что делал с тобой капитан?

- Полагаю, мы закончили то, что начала ты.

Энн поняла это «мы». Она была раздавлена.
- Чертовы мужчины, - сказала она. - Черт бы побрал каждого из вас.

Рано утром на следующий день капитан Темз решил укрепить свои позиции. Чтобы держал ситуацию, так сказать, за яйца. Он повозился с рекомендациями, успокаивал миссис Битти и ждал результатов, не пренебрегая ни одним из своих достижений. Никогда ещё он не был в таком надежном положении. Пять дней спустя полковник Битти вывесил список повышений. Темз с удовлетворением ознакомился с ним. В нём был кадет-капитан Джером Грегори; кадет-лейтенант де Кальб там не значился.

Теперь мог возникнуть новый этап в развитии отношений. Любовь, освобожденная от ограничений и амбиций. Любовь реализовавшаяся. Темз слегка дрожал в ожидании дневного визита нового кадет-капитана. День был теплый, поэтому Джерри войдёт в дверь легко одетым, как в ту первую, бредовую пору. Его кожа будет темной, но слегка розоватой от занятий спортом на солнце. Его плечи немного уже, чтобы их счесть идеальными, но с рельефными мышцами. А его грудь... ах, эти прекрасные грудные мышцы, округлые, и не столь резко очерченные, как у де Кальба, с большими сосками, которые было так легко возбудить. И Темз возбудился, пока ждал.
И он ждал десять минут, двадцать; возбуждение угасало. Он ждал. Нетерпеливое ожидание уступило место страху. А страх — несомненному факту.

Мальчик не пришел.
Ни в тот день, ни в последующий. Он пришел, в обоих смыслах этого слова, трижды после стратегической ошибки де Кальба. Прошёл всего день, прежде чем Темз начал остро осознавать: Грегори считает, что заплатил за своё повышение. Заплатил полностью и заранее.

К середине недели Темз был почти болен острой тревогой.
Неужели мальчик не удержал это при себе? Каждый час усиливал тревогу. И, наконец, Темз больше не мог это выносить. В среду на утреннем смотре он приказал кадет-капитану явиться после физподготовки. Голос Темза был резким, скрывая душивший его страх.

Он прождал весь день, почти безразличный к преподаванию, которое он должен был проводить. Озадаченные кадеты к обеду утратили свой дисциплинированный порядок, но Темз едва ли это заметил. Час приближался; час настал. Темз ждал, его мечты о плоти оживали.

Джерри явился с небольшим опозданием. Он был одет по всей форме.
- Зачем ты так оделся, Грегори? - встревоженно спросил Темз.

Глаза Джерри смотрели куда-то поверх головы Темза.
- Вы приказали мне явиться, сэр.
Он не отступил ни на дюйм.

Темз напомнил себе, что он командир Грегори.
- Ну, черт возьми, чего ты ожидал? Где, черт возьми, ты был?

- Простите, сэр, но разве сквернословие необходимо?

Темз, обезумевший от беспокойства, приподнялся со своего места.
- Что за хрень ты несёшь!

Кадет по-прежнему стоял по стойке смирно.
- Вы христианин, сэр, не я.
Его тон был презрительным, как он и отрепетировал, но Джерри чувствовал, что на глаза наворачиваются неудержимые слёзы. О, это было несправедливо, быть преданным сначала своим любовником, а затем и собственной болью. Но он отказался рыдать, позволив слезе скатиться.

Темз увидел слезу и отпрянул назад. Он никогда не поймет мальчишек. После долгого молчания и еще одной слезы он произнёс: «Вы свободны, капитан». Оставшись в одиночестве, он тоже заплакал.

Его надежда базировалась на отчаянии. Каждый день, пренебрегая срочными делами, он ждал стука Грегори после физподготовки. Спустя час он плакал, успокаивался и (если это был четверг) готовился к чувственному вечеру с де Кальбом (который по-прежнему был занят с Энн сексом по вторникам, что было их общим занятием, за исключением того, что скорпионы в его сознании портили ему игру в покер). Переживания четверга были подобны праху и пеплу [Иов 30:19 ...и я стал, как прах и пепел], потому что холодные голубые глаза Вирджила и его расчетливая страсть (ещё один раунд повышений мог сделать его кадет-майором) не могли сравниться с деликатностью взгляда и прикосновений Джерри Грегори.

Требовалось найти ответ. Страдания были достаточно тяжелы сами по себе, но подозрения Энн, что он недоволен своим успехом — почему де Кальба не повысили? Почему повысили Грегори? — раздражали его. Он восстал против собственной добродетели и даже начал сомневаться, хотя лишь на мгновение, что коммунисты контролируют Государственный департамент.

Каждый день, во время парада, во время футбольной тренировки, во время урока Библии, глаза Грегори встречались с глазами Темзы, говоря ему, да, я люблю тебя, но не могу простить. Вот что говорили его глаза. Рот же говорил ужасные вещи. Иисус, должно быть, был бастардом Иосифа, или, может быть, Гавриил был соседским пацаном? В любом случае Иисус никогда не проповедовал никому, кроме евреев, а Павел был просто... Но хуже всего было то, что Грегори приходил на занятия в ермолке.

- Избавься от этой штуковины, пока её не увидел полковник Битти, - выкрикнул Темз, слишком поздно, потому что полковник уже шёл, увидев, как эта мерзость пересекает плац.

- Я разнесу тебя в пух и прах, капитан, тупой ты сукин сын, - вопил старик, и по сей день Темз не знает, к какому именно капитану тот обращался, - если я когда-нибудь снова увижу эту штуку!

Но почему? Справедливо ли отказывать мальчику в священном долге его веры?
Месяц назад защита прав еврея показалась бы Темзу абсурдной, но сейчас в его голову лезли самые разные идеи, ставившие его в тупик. О, он сознал, что это слабость влюбленности, но ощущал себя более рациональным, чем когда-либо прежде.

А затем он снова смотрел в глаза, влажные от ненависти и любви, и Темз спрашивал себя, в чем разница? Он издавна знал, что ненависть и любовь - противоположности, но тут была ещё одна тайна, о которой он раньше и не подозревал.

Именно в подобном еретическом настроении в отчаявшийся разум доброго капитана закралась ужасная идея. Идея, которая, однажды возникнув, отказывалась уходить. Он задавался вопросом, всего лишь задавался вопросом, можно ли, возможно ли произвести впечатление на Грегори обращением — как же это называется? —  в иудейство. Эта мысль вызывала легкий трепет ужаса. Разве мальчик не начал с самопожертвования, отдав сокровище, дар, не имеющий цены?  А в чём могла заключаться жертва Темза? Разве любовь, влюблённость — не была превыше всего, всего материального и даже плотского — не была самой драгоценной? Разве не к этому призывал сам Иисус? Разве кадет-капитан Джером Грегори не был ближним капитана Ричарда Темза [От Матфея 22:39 ...возлюби ближнего твоего, как самого себя]?  Фиолетовая головка стоящего мужества Джерри стала в памяти Темзы ещё прекраснее, вроде идеального носового обтекателя MX [ракеты], в отличие от его собственной бледной формы с мясистым концом.

В конце концов, в пятницу, Темз, снова испытывая жажду после лихорадочной ночной попойки из обильного колодца Вирджила [От Иоанна 4:13 Иисус сказал ей в ответ: всякий, пьющий воду сию, возжаждет опять], позвонил доктору Рэндольфу Девилье, заведующему клиникой в Уинфилде.
- Рэнди, - спросил он, - вы делаете, э-э ... ну, знаете, обрезание — острым ножом? [Иисус Навин 5:3 Иисус сделал кремнёвые ножи и совершил обрезание израильтян у холма Аралот]

Пауза была слишком долгой.

- Ну? - спросил Темз.

- Нет, - сказал Девилье, - попробуйте спросить у Мориса Бёрда. Он акушер. Если только это не один из ваших студентов. Тогда может быть, меня это заинтересует. Кому оно требуется?

Темз решил не развивать эту тему. Девилье был персоной нон грата в ВАК в течение многих лет.
- Я скажу той леди с ребенком, чтобы она поговорила к Бёрдом, Рэнди. Большое спасибо.

Темс решил не проигрывать так быстро. После получасового раздумья он сообразил, что Джерри, должно быть, раздобыл ту маленькую шапочку где-то поблизости. Такое возможно? Он схватил телефонную книгу. Конечно же, в Уинфилде есть синагога. А там, где синагога, само собой разумеется, есть и раввин. Он вежливо справится о нём кадет-капитана Грегори. Да. Он составит записку. Официальную просьбу. Не приказ. Нет, нет. Не приказ. «Дорогой капитан Грегори», — начал он. И скомкал листок. «Дорогой Грегори», — начал он после долгих раздумий и остановился. Он взялся за третий лист. Глубокий вздох. «Дорогой Джерри». Его рука почти не могла выводить буквы. Ему пришлось остановиться, набираясь мужества. О, не для «Джерри», а для того, что шло дальше. И было обязательством.

«Нет, дорогой Джерри, я не христианин. Ты помнишь, что сказал это? Больше нет. Кто я? Я еврей. Так что мне нужна твоя помощь. Видишь ли, я не...»

Он остановился, держа ручку в воздухе. Ему вспомнился его детский кошмар: большеносый еврей, темноволосый и чернобородый, в ермолке, с грязными чёрными локонами, ниспадающими на плечи, поднимает огромный нож над жалкой белой крайней плотью Темза...

 

van MILLER Ruth

ПОДРОСТКОВЫЕ ПРОДЕЛКИ

Дорогая Рут ван Миллер,
Я пишу, потому что вы не поверите, какая ужасная ссора только что случилась у меня с отцом. Его жена, моя мачеха, имела наглость назвать моего лучшего друга словом, за которое, если бы его так назвал мужчина, даже если бы это было правдой (а это не так), он бы её ударил. Она была пьяна, как и мой отец, который не заступился за меня, но сказал, что я тоже «педик». Они оба напиваются, так что после 17:00 любого друга, которого я привожу домой, встречают таким обращением. Обычно это просто шутки, например, когда она говорит: «Не хочешь поделиться? Я не против тройничка в постели». Или он кричит: «У меня есть банан для твоего приятеля, и он не на кухне». Это само по себе плохо, но иногда они подслушивают у двери моей комнаты, и, хихикая, делают замечания. Я держу дверь запертой, но некоторые из моих друзей просто больше не приходят ко мне в гости, потому что всё так неловко. В любом случае, когда он назвал меня педиком прямо в лицо, я обозвал его, и он ударил меня, а я ударил его, и он вызвал полицию и отправил меня в колонию для несовершеннолетних за нападение.
Я бы ушел из дома, но мне всего 16, и мне еще два года учиться в школе. Не говорите мне, что лучше уйти на улицу, потому что я уже пробовал это, и я предпочитаю своих друзей.
– ГРЕБУЩИЙ ПО... РУЧЬЮ

 

Дорогой Гре,
Я далека от того, чтобы предлагать уйти на улицу; пусть живут так, как им хочется. Мой совет - перестань бить отца и воспользуйся воображением, чтобы уязвить свою мачеху, например, скажи ей, что она может съесть твой банан. У тебя не будет проблем, если она не согласится.

* * *

Дорогая Рут ван Миллер,
Мой отчим постоянно пристает ко мне, и на прошлой неделе он ударил меня так сильно, что у меня появился синяк под глазом, и было ужасно объясняться насчёт него в школе, поэтому я попросил своего хорошего друга Джоуи, чтобы он сказал, что у нас была своего рода дружеская потасовка, и он ударил меня, а я забыл пригнуться, понимаете? В любом случае, у Джоуи тоже отчим, только они как приятели, и много играют, и у них есть такая игра в голые попы, и они позволяют мне играть тоже, и Джоуи и его отец с голыми попами, и лижутся, и целуются и всё такое, пока его отчим не получит кончу, а затем он обнимает и целует нас очень хорошо и говорит, что не может дождаться, когда мы сами тоже сможем кончать, и он ведёт нас с собой поесть морожено, а иногда и на шоу. Так что у меня возникла мысль, почему бы мне не поиграть в голые попы со своим отчимом? Иногда я вижу, как он спит и у него стоит, поэтому я думаю, может быть, он кончит, обнимет и поцелует меня тоже и не будет так сильно приставать ко мне. Отец Джоуи говорит, что это ужасная идея, но я сделаю все, чтобы меня больше не били, так что вы думаете?
– С СИНЯКОМ В БУФФАЛО

 

Дорогой Буфф,
Есть два «ЗА» и два «НЕ». 1. НЕ играй голышом с отчимом. Ничего хорошего из этого не выйдет. 2. ОбяЗАтельно поговори с отцом Джоуи и узнай, может быть, он согласится взять тебя на воспитание. Если он согласится, то 3. ОбяЗАтельно расскажи психологу в твоей школе, как ты получил этот синяк, и что тебе нужна помощь, чтобы навсегда уйти из дома. Психолог может получить помощь от агентства по защите детей, чтобы поместить тебя в приемную семью – а именно, в приемную семью Джоуи. 4. НЕ говори никому об игре голышом. Это отличная игра, но некоторые люди ее не понимают.

* * *

Дорогая Рут ван Миллер,
Спортивный директор клуба мальчиков в Дженкинс-парке —милый человек, который мне очень нравится. Некоторым моим друзьям он не нравится, потому что он чёрный, но ему, похоже, все равно, и мне, конечно, тоже. Есть только одна проблема. Иногда он позволяет мне приходить к нему в тот трейлер, в котором он живет, когда у него нет какой-нибудь девушки, которая приходит к нему в гости, а это бывает почти всегда. Так вот в чем дело. Когда я прихожу к нему, он называет меня своим «маленьким хонки-панком». Во-первых, я не такой уж и маленький, даже если мне всего четырнадцать. Моя мама говорит, что «хонки» — это как «ниггер», только это так они называют нас, а не мы называем их, понимаете? И ещё она говорит, что «панк» — это тюремный жаргон, так называют парня, который получает в зад, понимаете, о чем я? Я хочу сказать, что это не совсем правда, по крайней мере, я не маленький, и что заставляет его так меня называть? Это ранит мои чувства, и моя мама говорит, что я не должен с таким мириться.
– БОЛЬШОЙ ХОНКИ-ПАНК

 

Дорогой Панк,
Тебе нужно узнать кое-что о привязанности. Очень часто мы называем людей или предметы «маленькими», потому что любим их. Ты уверен, что твоя мама не ревнует?

* * *

Дорогая Рут ван Миллер,
Недавние судебные решения позволяют нам создавать собственные школы, независимые от государственных школьных систем. Я пишу от имени группы из двадцати семей, которые полны решимости помочь нашим детям освободиться от уз фанатизма и промывания мозгов, развращающих наше общество. Мы ждем, что вы поможете нам найти наилучшие материалы для обучения детей идеалам раскрепощённого сексуального поведения.
Что вы порекомендуете?
– ОЗАБОЧЕННЫЕ РОДИТЕЛИ ИЗ ДАЛЛАСА

 

Дорогие Из,
Поздравляю с мудрым решением! К счастью, я могу сообщить вам, что Фонд сексуального образования Уолтера Дженкинса недавно начал подготовку серии учебников под общим названием «Креативный секс». Она будет состоять из четырёх серии: для 1-3, 4-6, 7-9 и 10-12 классов. Планируется также серия для детского сада и дошкольных учреждений. Каждая серия, даже более продвинутая, будет иметь полную программу игр, хотя в продвинутой будет акцент на темах вроде профилактики половых заболеваний и беременности наряду с альтернативным ролевым моделированием и секс-играми в свободной форме. Участие родителей и помощь взрослых гостей очень важна для «Креативного секса», но только с сильным уклоном против кровосмесительной деятельности: в целом Фонд считает, что родители должны подавать пример и демонстрировать, а также позволять своим детям экспериментировать вне дома. «Обмены», конечно же, только приветствуются!

* * *

Дорогая Рут ван Миллер,
Она согласилась, и теперь я снова в колонии для несовершеннолетних. Что теперь?
– ВЕРХ ПО... РУЧЬЮ

 

Дорогаой Ручей,
У ТЕБЯ получилось дело о растлении! Прижми её. (Это правильный глагол?)

* * *

Дорогая Рут ван Миллер,
Нет. Мы забросили бовлинг. Мы с приятелем пробовались в юниорскую футбольную команду, и у нас получилось. Они устроили круговую дрочку в душевой, и тренер узнал об этом, и знаете, что? Он сделал отсос! Он ещё и хороший тренер. Мой приятель и я заставили всех в команде поклясться, что мы никому не скажем, так что, может быть, моему приятелю и мне не придется обслуживать друг друга, как мы это делали, когда всё ещё пытались играть в бовлинг.
Думаете, пора мне снова попробовать секс? Я имею в виду, что все те вещи, которыми мы занимались, это ведь не совсем секс, да?
– ЛУЧШЕ ИГРАТЬ В ФУТБОЛ

 

Дорогой ЛИВФ,
Теперь я впервые поняла твоё первое письмо. Конечно, если ты в настроении, и знаешь милую девушку, которая тоже хочет попробовать с тобой. Но не возвращайся к «шлюхе».

* * *

Дорогая Рут Ван Миллер,
Я не знаю, как вы сможете мне помочь, но я читаю вашу колонку уже четыре года (с десяти лет, так что вы понимаете, что я не дурак), и я в отчаянии. Это по-настоящему трудно рассказывать, так что уберите это, если это окажется слишком грязным для газеты. В общем, я отсосал старшекласснику в клубе мальчиков, и меня поймали за этим. Ну, не совсем поймали, я имею в виду, что это был не учитель или директор, это были несколько парней, футболисты, не меньше. И теперь они не оставляют меня в покое. Они называют меня педиком и пидарасом и заставляют меня сосать у них, я имею в виду, всё время, даже во время уроков. И мне приходится просить учителей отпустить меня, чтобы я мог сходить пописать или что-то в этом роде, но на самом деле потому, что один из тех парней сказал мне, что он кончит мне в зад, если я не сделаю ему минет ровно, скажем, в 10:20 утра, когда он будет ждать меня на втором этаже клуба мальчиков. Хуже всего то, что я действительно люблю Дэна – на самом деле его зовут не так, и вы понимаете, почему я не могу написать про него в газету, но он выпускник, с которым я занимался, когда всё это началось – и теперь я так устал от членов у меня во рту целый день, что не могу заняться с Дэном хорошим сексом. Ответьте мне (если газета не против)
– УСТАВШИЙ ОТ ЧЛЕНОВ В БЬЮТТЕ

 

Дорогой Уставший,
Я искренне сочувствую тебе.  То, что для некоторых парней было бы воплощением мечты, в твоем случае превратилось в кошмар. Я бы посоветовала расслабиться и наслаждаться этим, потому что юным бываешь только раз, но это не отвечает твоей насущной потребности. Я думаю, что ты довольно мал, иначе ты бы противостоял тем парням, поэтому тебе нужно заручиться чьей-то помощью. Ты пробовала обратиться к футбольному тренеру? Поскольку ты уже вышел из тени, это не повредит твоей репутации, и он, возможно, отнесётся с пониманием. Ему лично это даже может понравиться! Но не предлагай ему этого до тех пор, пока он не согласится вытащить футбольную команду из твоего рта, чтобы ты мог вернуться к урокам. А что касается Дэна, ему обязательно пользоваться только «передним крыльцом»? Разве он не может получать удовольствие и сзади?

* * *

Дорогая Рут ван Миллер,
Мальчики, с которыми мне нравится валять дурака, реальные красавчики.
– ТОЩИЙ

 

Дорогой Тощий,
И что?

 

 

НЕУДАЧА

- Я могу сказать.
- Что?
- Ты выглядишь, выглядишь… Ты выглядишь таким...
- Не говори этого.
- Ты выглядишь как старик.
- Сказали, что хотят кого-то постарше.
- Ты должен выглядел моложе. Беззаботнее.
- Давай. Скажи это.
- Геем.
- Неважно, что я говорил тебе.
- Неважно?
- Говорил я это или нет.
- Естественно. Я сильный. Ты — нет. Вот в чем настоящая причина.
- Да.
- Вовсе не в этом причина.
- Нет, конечно же, нет.
- Всё ради твоей пользы.
- Правда.
- Твоя внешность, твой возраст, твой интеллект, твоя ученость, твоя начитанность.
- Я мало читаю. Пока.
- Ты бы много читал. Они знали об этом.
- Они знали о тебе.
- Что у тебя есть четырнадцатилетний любовник.
- Тебе не четырнадцать. Тебе сорок.
- Одному из нас четырнадцать. Это одно и то же.
- Арабы.
- Не говори так. А-рабы.
- Всё равно.
Это вопрос денег, не так ли?
- Разве не всегда так? Мне нужен новый покровитель.
- Богаче?
- И красивее.
- Это будет сложно.
- Для меня?
- Помнишь мистера Фьюмефреддо?
- Человека из мафии.
- Если бы он был из мафии, он бы победил.
- Ты победил.
- Значит, он не был из мафии.
- Вопросы и ответы
- Всё равно.
- Я помню.
- Чертовски верно.
- Почему он стрелял в тебя?
- Почему кто-то стреляет? Зачем они все это делают?
- Из-за меня. Я твой крест.
- Я привязан к тебе.
- По крайней мере, раз в день. И часто ночью.
- Он все равно промахнулся.
- Как и все они.
- Он был богаче?
- Он определенно был красивее.
- Только когда был одет. Розовая рубашка. Черный галстук. Оранжевый смокинг.
- Мило. Очаровательно.
- Я бы одолжил ему свой вишневый галстук-бабочку. Тот, что мягонький.
- Идеальный штрих. Он был бы идеален. Неотразим.
- Этот галстук был слишком дорог для него.
- Я знаю об этом.
- Я не выставляю его напоказ.
- Да, это так. Ты никогда его не носишь.
- Я бы делал это, но они отказали тебе.
- Как закладку для книги.
- Ты не читаешь.
- Как огонь под рагу.
- Я все знаю об этом.
- Или рис.
- Рис?
- Я в отчаянии.
- В твоем возрасте это смешно.
- Мы страдаем больше, чем могут показать наши милые личики.
- Ты слишком красив, чтобы я воспринимал тебя всерьез.
- Ты был в ярости от ревности, когда я пошёл купаться голышом с мистером Скалбанией.
- Я бы не возражал, если бы у него было разумное имя.
- Ты бы не возражал, если бы я купался голышом с Биллом Смитом?
- Кто это?
- Так ты бы возражал?
- Я требую ответа. Когда это было?
- Помнишь, как тебя арестовали вместе с береговой охраной во Фрипорте?
- Это было в марте. В марте нельзя купаться голышом.
- В крытом бассейне с подогревом можно.
- Подожди.
- Не доставай свой пистолет. Ты не знаешь, где он живет.
- Телефонный справочник.
- Нелепо.
- Правда.
- Почему ты в ярости?
- Представил тебя в крытом бассейне с подогревом вместе с англосаксонским извращенцем.
- Он был греком. Он сменил имя. В деловых целях.
- Ты спрятал пистолет.
- Ради твоей безопасности.
- Предположим, придёт грабитель.
- У тебя нет самообладания.
- У меня отличное самообладание. Я мастер самоконтроля.
- А что, если грабитель окажется ростом в пять футов десять дюймов, весом сто сорок фунтов, блондин и симпатичный?
- Грабители никогда не бывают такими. Они толстые, потому что пьют пиво и смотря футбол по украденному цветному телевизору.
- Это идеально описывает Билла Смита.
- Ты мне противен.
- De gustabus non, или что-то в этом роде.
- Резвиться с толстым грабителем, пока меня насиловали несколько негров в тандеме с береговым охранником в тюрьме Фрипорта.
- Как только что я сказал, каждому свое.
- В моем-то возрасте?
- У тебя расовые предубеждения?
- Я просто констатировал факт.
- Один негр, один факт.
- Тогда факты. Человек не предвзят просто потому, что не хочет быть изнасилованным. Это не самоочевидно.
- Прости меня, если у меня есть сомнения.
- А у меня свои.
Пауза.
- Будет ли когда-нибудь так, как было?
- Конечно. Сейчас так.
- Хотя я и потерпел неудачу.
- Ты не потерпел неудачу. Тебя только проверяли.
- Я провалил тест.
- Позвони каждому домой. В соблазнительный час. В десять часов вечера.
- Что будет означать пять ночей вдали от тебя.
- Я найду себе занятие. Да.
- Снова береговая охрана. Неужели ты никогда не научишься?
- Да. Я найду книгу или что-то в этом роде в библиотеке.
- Ты нашёл меня в библиотеке.
- Вот почему у меня возникла абсурдная идея, что ты можешь читать. В библиотеке могут быть и другие дела.
- Я знаю. Ты.
- И мне удалось?
- Ты не можешь потерпеть неудачу. Да.
- Каждый будет подозревать другого.
- Никто не посмеет сказать. Никто. О, никто.
- Что ты будешь делать долгими одинокими ночами?
- Пить какао и погружаться в глубокий сон.
- Я куплю какао, прежде чем пойду к мистеру Фогу. Он первый в списке.
- Какао закончилось?
- Полгода назад. Мы израсходовали его, отмечая мой день рождения.
- Приехала мама.
- Она выпила всё какао и бренди.
- Она спала под нашей скрипучей кроватью.
- Ты выпендривался.
- Это не имело никакого эффекта.
- Так не бывает.
- Поэтому я потерпел неудачу?
- Нет. Это потому, что знают, что ты никогда не зайдёшь домой к каждому в десять часов.
- У меня не хватает смелости.
- Возможно, когда ты станешь старше.
- Это то, чего они хотят. Они называют меня малолеткой.
- Ты их пугаешь. И возбуждаешь.
- Пусть они приходят к тебе.
- А ты?
- Я сниму на видео их соитие с моей невинной куколкой.
- Фото было бы лучше.
- Неужели последнее слово всегда должно оставаться за тобой?
- Нет.

 

van MILLER Ruth

ПОДРОСТКОВЫЕ ПРОДЕЛКИ

Дорогая Рут ван Миллер,
Мой брат Перри был осужден за растление малолетних. На суде было сказано, что он напал на целых тридцать или сорок мальчиков, и что он продолжал бы нападать на подобные невинные жертвы, если бы один из них не похвастался своим опытом подружке, которая рассказала своему отцу-полицейскому. Я полна ужаса и боюсь, потому что его выпускают из тюрьмы, а мои сыновья скоро будут ровесниками его жертв — юных бойскаутов. Ведь он был их скаутмастером! Моим мальчикам Кенту и Даниэлю 10 и 12 лет, и единственный известный мне способ защитить их от этого монстра — держать его подальше от них.
Но наша мама, которая живет всего в нескольких кварталах от меня, просто боготворит Перри и продолжает говорить, что он не сделал нет ничего плохого. Можете себе представить! Она даже говорит, что эти бедные невинные деточки вовсе не были жертвами, а если Перри и нападет на моих сыновей, то только потому, что они захотят этого сами! Что еще хуже, мой муж Пол с ней согласен!
Я серьезно подумываю о разводе с Полом и о переезде в другой город. У меня нет никаких профессиональных навыков – я всегда была всего лишь домохозяйкой – поэтому меня это беспокоит. Что ещё хуже, Пол говорит, что если я брошу его, то он получит опеку над детьми. А это значит, что он намерен просто предложить Кента и Даниэля Перри на серебряном блюде, чтобы он проделал все те ужасные вещи, которые он делает с мальчиками.
Я думаю, что смогу доказать, что Пол тоже растлитель малолетних. Он не ходит в церковь (он даже не был спасён!), и он всегда обнимает, целует и гладит Кента и Даниэля. Я не думаю, что это нормально в любом виде, форме и манере! Как вы думаете, смогу ли я получить опеку, если докажу, что Пол слишком часто обнимает и целует сыновей? Я вообще редко прикасаюсь к ним, за исключением тех случаев, когда они нуждаются в наказании, потому что я твёрдо решила, что они не станут неженками. Они обижаются на меня за это, но я должна выполнять свой долг! Если я не смогу добиться опеки потому что Пол не будет мешать Перри видеться с ними, как вы думаете, смогу ли я убедить судью, что Пол сам их растлевает? Что я могу сделать, чтобы защитить своих невинных, ненаглядных, любимых деток от зла, которое может поджидать их в любой момент, прямо в их собственном доме? Ответьте мне.
– БОРЮЩАЯСЯ СО ЗЛОМ В АТЛАНТЕ

 

Дорогое Зло,
Позвольте мне прояснить несколько вещей. Вы говорите, что он «напал» на 30 или 40 мальчиков, и ни один из них не пожаловался? Чем он их атаковал, пуховками для пудры? Вы говорите, что один из них «похвастался» тем, что он его «жертва»? Похоже, ваш брат Перри доставил удовольствие по крайней мере одному ребенку! Мальчик, возможно, был слегка вульгарен, выпендриваясь подобным образом, и, возможно, он был глуп, рассказав об этом дочери полицейского, но я не понимаю, как вы можете винить Перри. Это не он целовал и рассказал, а мальчик!
Что ж, теперь вода утекла за пределы плотины. Вы хотите получить мой совет по поводу развода и защиты ваших невинных и милых от зла? Хорошо. Если вы не возражаете против того, чтобы время от времени голодать, собирайтесь и уезжайте. Летите самолетом или едьте поездом, но в одиночку. Честно говоря, непохоже, что по вам будут скучать. Просто убедитесь, что вы уезжаете далеко, и оставайтесь там. Я слышала, что в Орегоне есть вакансии. А как насчет Аляски? Или Саудовской Аравии?

* * *

Дорогая Рут ван Миллер,
Сейчас я злой на вас. Вы мне ничем не помогли, и по-любому, я всё равно не собирался дрочить только ради вас, поэтому я около пяти раз ждал, когда папа и Деймон приступят к этому, а потом мне надоело, и я просто пошёл туда и  застал их врасплох, и папа вел себя так, словно он не знал, что я знаю, чем они занимаются, но я-то точно знал, конечно, да, и Дэймон пытался меня заткнуть, но я не стал, пока он не начал меня лапать, и я сказал, что если они позволят мне тоже кончить, то всё будет в порядке, и папа сказал, что мне следовало сказать об этом ещё месяц назад. Так почему вы мне этого не сказали?
ответьте мне
– ЗЛОЙ НА ВАС СЕЙЧАС (СЫН В САЛЕМЕ)

 

Дорогой З.Н.В.С.С.В.С,,
Мне жаль. Я догадалась, что ты уже вломился к ним, и именно так ты узнал. Как же ты обнаружил это?

* * *

Дорогая Рут ван Миллер,
Мы с Элис счастливы в браке, но случилась довольно удивительная вещь. Я сидел дома с простудой — мы с Элис оба работаем, поэтому дома я был один и отправился в кафе пообедать. Вы не поверите, какой красивый мальчик принес мне сэндвич! Ему пятнадцать, у него темные волосы и глаза, и у него самая милая улыбка, которую я когда-либо видел. Он говорит, что он нелегальный иммигрант и поэтому не ходит в школу.

Ну, я был в пижаме, и прежде, чем я осознал это, мы оказались в плену какого-то дикого секса. И более того, Луис сказал мне, что он хочет продолжения. По крайней мере, я думаю, что он это сказал. Я не совсем уверен, потому что мой испанский не слишком хорош. Ну, мы с Элис очень откровенны, поэтому я рассказал ей о том, что произошло. Она всё правильно поняла, как и всегда.
Проблема в том, что она считает, что это должно быть частью нашего секса, и мне очень неловко спрашивать об этом Луиса, не возражает ли он против секса втроем. Предположим, он скажет «нет» и больше не придет ко мне?
– БЕСПОКОЮЩИЙСЯ НАСЧЁТ СЕКСА В КОЛОРАДО-СПРИНГС

 

Дорогой Спрингс,
Страх быть отвергнутым, вероятно, мешает больше, чем любой другой фактор. Я думаю, что желание Элис поделиться Луисом прекрасно! Однако я уверен, что она может немного подождать, потому что вовлечение Луиса до того, как он будет готов к подобному, может нанести травму. Займитесь сексом с Луисом как можно скорее, а после, когда будете расслабляться, покажите Луису фотографию Элис. Если он начнет давиться или его вырвет, то вам лучше сказать Элис, что ничего не получится.
Но если его устроит, что вы женаты, скажите ему, что Элис хотела бы с ним встретиться. Если всё пройдёт нормально, скажите ему, что она хотела бы сделать «это», а затем сделайте с Луисом что-нибудь такое, что могла бы сделать с ним Элис. Держу пари, он будет заинтригован, и ваша проблема разрешится.

* * *

Дорогая Рут ван Миллер,
Ух ты! Я сбросил тридцать фунтов. И знаете, что? В «Наблюдателях за весом» я встретил отличного
«друга», чьё имя я не буду открывать, просто назову его Джоном. Ему около двадцати пяти, и он играет в американский футбол.
Сейчас он занимается бизнесом, и ему пришлось учиться правильно питаться, как и мне. Он говорит, что я могу использовать свой вес (он говорит, что быть полным - это нормально) как и он, в футболе. Не удивится ли мой папа, когда его сын-педик попадет в школьную команду? Джон учит меня футболу (и некоторым другим вещам! Например, тому, почему никто, даже мой отец, не посмеет назвать его педиком!)
– КРАСИВЫЙ ГЕЙ МОЛОДОЙ ЧЕЛОВЕК

 

Дорогой ГМЧ,
Поздравляем тебя и Джона! Когда ночь темнее всего, ты ближе всего к рассвету. И скажи своему отцу, чтобы он запрыгнул туда, где никогда не светит солнце.

 

 

РОДНИ

- Ты, определённо, был пьян вчера вечером, - сказал мальчик.
Его стройное черное тело колыхалось при каждом движении. Он вернулся из туалета и снова лег рядом с белым человеком. Для белого человека, страдавшего от ужасной головной боли и похмелья, его тело и улыбка были совершенно незнакомы. Он совсем не помнил мальчика. Мальчик поцеловал его.
- Как тебя зовут?

- Гэри.

Мальчик был ещё ребенком. Как он сюда попал? Гэри покачал головой, чтобы прочистить ее.
- А кто ты такой?

- Я же говорил тебе вчера вечером.
Он снова поцеловал белого человека, на этот раз дольше.
- Эй. Теперь мы начнём действовать. У тебя ничего не получилось прошлой ночью.

Поцелуй переместился со рта Гэри на ухо, затем на шею, затем на плечо, задержавшись на груди, затем резко сместился ниже, пока Гэри изо всех сил пытался сдержать свое возбуждение — а затем, беспомощный, ответил взаимностью. «Действие» длилось довольно долго, прерываясь смехом и звериным рычанием мальчика. Единственным звуком Гэри стал возглас удивления.
Расслабившись и сменив позу, Гэри снова спросил имя мальчика.

- Бастер. Но ты называй меня Родни. Это моё настоящее имя. Люди, которых я не хочу знать, называют меня Бастером.

- Хочешь узнать моё?

- Я знаю тебя. Вот так хорошо.
Он показал, насколько хорошо.

Гэри снова приподнял голову Родни так, чтобы она оказалась достаточно близко для поцелуя, поцеловал, посмотрел, обдумал и, немного опасаясь, что это станет неудачным вопросом, всё-таки спросил:
- В каком ты классе, Родни?

- Я ухожу. Но я вернусь. Не беспокойся о Родни. Я скоро получу аттестат зрелости.

- Ты не можешь получить его, пока тебе не исполнится восемнадцать.

- Я могу подождать. Я никуда не тороплюсь. Ты определённо был пьян вчера вечером.

- Я знаю. Я тебя не помню.
Даже не смутно.

- Я спас тебя. Я видел тебя возле «Времен года». Тот большой чёрный чувак держал руку у тебя в кармане. Я сказал, не делай этого, посмотри, что он делает, а ты толкнул его и сказал, что я твой друг, и я, конечно, симпатичный. А я симпатичный?

Теперь Гэри вспомнил ту улицу. Бар был закрыт. Толпились люди. Алкогольный туман. Он не помнил, чтобы говорил что-то такое, но это могло быть правдой, ему нравились чёрные.
- Лучше, чем Шугар Рэй Леонард [американский боксёр-профессионал, один из лучших боксёров в истории], - сказал Гэри. - У него неправильный нос. Симпатичнее, чем его маленький сын.

- Малыш Рэй? Тебе нравится, что я молод. Сколько тебе лет? Сорок?

- Пятьдесят.

Мальчик присвистнул.
- Ты самый старый мужчина, с которым я когда-либо имел дело.

Гэри провел рукой по груди и плечу Родни, затем взялся за руку мальчика, чтобы посмотреть на его мускул. Тот был восхитителен.
- Как ты накачал свои мышцы?

- Кое-какая тренировка. Игра в мяч. Ещё бокс. Но я не Шугар Родни. Я сохраню свой нос красивым. Для тебя. Я не хочу кривого носа, как у Шугара Рэя.

Гэри поцеловал нос Родни, а Родни рассмеялся и поцеловал Гэри.
- Интересно, что тот чувак украл у тебя? Его рука была в твоем кармане.

Гэри потянулся и проверил свои брюки.
- О, черт, - сказал он.
Он смирился с тем фактом, что мальчик оказался вором.

- Он что-то взял?

- Деньги. Кредитные карты.
Зажим для денег оказался плохой идеей. Гэри заглянул под телефон и набрал номер 800. Он сообщил о краже и повесил трубку.

Родни задержал его.
- Сколько денег?

Гэри попытался расслабить свое тело; от неприязни оно напряглось. Он не смог. Всё, что у него получилось, это сохранить свой голос ровным.
- Много. Я начал вечер с почти двухсот.

- В гей-барах? Ты сошел с ума, чувак.

- Да. Я был глуп.

- А ещё ты был пьян. О-о-ох.
Он приблизил свое лицо к лицу белого человека и очень серьезно сказал:
- Ты же не думаешь, что я ничего не взял? Обыщи мою одежду. Я ничего у тебя не брал.

Конечно. Взял и передал дальше.
- Хорошо. Я и не думал, что ты это сделал.

- Обыщи мою одежду. Я не хочу, чтобы ты думал, что я что-то взял.

- Я тебя не подозреваю.
Может быть, потому что, если мальчик передал деньги вчера вечером, почему он остался с Гэри? К своему удивлению, Гэри обнаружил, что ему хочется в это верить. Он отстранился и притянул мальчика к себе. Мышцы, которые он ощутил, были шелковистыми.

- Я не хочу, чтобы ты подозревал меня. Я хочу дружить с тобой.

Черный мальчик? Негр? Друзья? Это же абсурдно.
Лицо мальчика находилось слишком близко, и Гэри не смог найти в нем ничего, что могло бы не понравиться.
- Ты можешь вернуться. В любое время. Позвони мне, и я приеду за тобой.

- Ты это сделаешь?
Мальчик потянулся, чтобы полностью соприкоснуться с Гэри. Мужчина почувствовал себя очень хорошо.
Медленно, нехотя, он отстранился.

Когда они одевались, мальчик спросил:
- Тебе нравятся с большими членами? У меня есть друг с самым большим, какой ты когда-нибудь видел.
Он указал на свой, натягивая шорты.
- Не то, что у меня.

- Мне нравится то, что у тебя есть.
Гэри чувствовал, что его язык немного заплетается. Это было нормально.

- Тебе нужно его увидеть. Десять дюймов, чувак. Хочешь, я его приведу?

- Хорошо. Но сначала позвони.

- Я дам тебе свой номер телефона, Гэри. Но ты мне не звони, слышишь? Мои родители не знают, что я занимаюсь таким.

- Хорошо. Ты позвонишь мне.

- Обыщи меня, - сказал он, одеваясь. - У меня нет твоих денег, Гэри.

- Нет.
Что-то подсказывало: обыщи!
- Я не хочу тебя обыскивать. Я лучше поцелую тебя.

Родни поцеловал его.

Гэри отвез Родни туда, где, как настаивал мальчик, он сядет на автобус.
- Это слишком далеко, Гэри. У тебя есть мелочь? Этот чувак не хочет давать сдачу. Одолжи мне семьдесят пять, мне хватит.
Когда Гэри уезжал, он улыбался, думая: «Я больше никогда так поступлю. Он не позвонит, но это было хорошее утро, и я совсем не жалею. Напиться так — так, чтобы даже не увидеть, что парень чёрный, и что он настолько молод — это было безумием». Весело, но дорого и опасно. Никогда больше такого не повторять.
«Он знал, - дошло сейчас до Гэри, - он знал, что у меня есть семьдесят пять центов».

 

Родни вернулся через два дня, не позвонив. С ним был крупный, угрюмый мускулистый юноша в рубашке и джинсах. Тело парня выглядело впечатляюще, но лицо с отвисшей челюстью было уродливым.
- Это Зак, - пояснил Родни. - У него десятидюймовый член, который ты хотел, чтобы я тебе показал.

Гэри был удивлен, удивлен тем, что парень вернулся, и изумлён внезапным счастьем. Его радость была недолгой, сменившись раздражением из-за того, что мальчик привёл этот «десятидюймовый член». Зак, это было слишком очевидно, представлял собой угрозу.
- Я не хотел. Ты хотел.
Гэри пожал руку Заку.
- Извини, Зак. Я действительно не хочу на него смотреть.
Придатки, как таковые, в любом случае, не интересовали Гэри. Выражение лица Зака не изменилось.
Может, это не более чем проявление дружбы со стороны Родни? Подношение своего рода?

Родни некоторым образом ответил:
- Гэри, можешь одолжить мне десять долларов? Я верну тебе в пятницу.
Это все объясняло; он должен был заплатить Заку за член. Родни продолжил говорить, не дожидаясь ответа.
- Мы куда-нибудь пойдём в пятницу?

Гэри не хотел отвечать перед Заком. Либо боялся свидетеля развращения ребенка, либо — просто потому, что не хотел, чтобы Зак был частью Родни? Зак подтверждал черноту Родни, и свою опасность.

Гэри протянул десятидолларовую купюру. Родни ответил поцелуем, от которого Гэри пришлось отстраниться. Зак, вне всякого сомнения, являлся проблемой. Родни, казалось, ничего не замечал.
- Я позвоню тебе в пятницу, откуда меня забрать?

Здравый смысл кричал: нет, нет, нет.
- После пяти тридцати.

- Окей.
Зак ушел, а затем Родни оказался у двери, чтобы тоже уйти. Он остановился.
- Гэри. Хочешь немного дури? Мне достать для тебя? Дешево.

- Нет. Никакой дури.
Марихуана. Гэри надеялся, что именно её имел в виду Родни.

Быстрый поцелуй, который Гэри не смог предотвратить — дверь была полуоткрыта — и Родни ушёл.

Гэри прислонился к закрытой двери, чтобы дать своей панике утихнуть. Ему не нравились чёрные парни. И торговцы наркотиками. Особенно не настоящие чёрные, типа Родни. Медный мулат, может быть, мог быть красавцем. Но он был всего лишь симпатичным.

Не симпатичным, как девушка, а как более чёрный, как малыш Кассиус Клей [Мухаммед Али — американский боксёр-профессионал, один из самых известных боксёров в истории мирового бокса]. Гэри рассмеялся. Кассиус Клей. Это говорило о его поколении. Поцелуй Родни, его щека, были как чёрный атлас. И Зак, со своим большим членом. Гэри представил себя ограбленным и изнасилованным, с разорванным анусом. Теперь, когда у Родни появились деньги, может, он не станет звонить. Так было бы лучше.

 

Пятничный телефонный разговор вышел какофоническим. Родни пытался шепотом назвать адрес, в то время как женский голос с явным негритянским акцентом и яростью кричал ему, чтобы он чем-то занялся, пошел в школу, вынес мусор, повесил трубку. Когда Гэри наконец сказал: «Понял», Родни повесил трубку, не попрощавшись.

Значит, у Родни был дом. Ужасный, может, но дом. Была ли та женщина его матерью? Неудивительно, что Родни не учился, не ночевал дома, и всё такое. Был ли он геем? Или просто полисексуалом? Секс ради свободы? Или наркотиков. Или денег.

Гэри позвонил, чтобы заказать два билета на баскетбольный матч. В городе были «76ers». Родни это наверняка понравится. Гэри не смог придумать ничего другого, что могло бы заинтересовать чернокожего, бросившего учебу. И которому было не больше четырнадцати. Слишком опытный, чтобы быть моложе – но откуда Гэри об этом знать? Многие удивились бы, что Гэри будет там с Родни. Возраст или одиночество вели Гэри к безумию. Публичному безумию.

 

Да, но было слишком поздно. Лучшей надеждой являлась ненадежность юности: что Родни не появится. Пришедший, кого едва можно было разобрать по телефону, оказался тем, кем надо — Родни, великолепно выглядящим в чистых джинсах и очень белой футболке с надписью витиеватым шрифтом: «Если ты добился своего, ПОБЕЖДАЙ!».

Родни был просто ласков, пока не увидел билеты на игру. Затем его поведение стало мешать вести машину.
- Старина Моисей и Доктор там, чувак. Я никогда не видел никого из них, только по телевизору. Дай мне поцеловать тебя.

Гэри удержал его и предупредил.

- Я не против, если мы с тобой попадем в аварию. Я сделаю с тобой всё, что угодно. Ты мой мужчина. Ты не только самый главный мужчина в моей жизни. Ты мой единственный мужчина.

Возбужденный, но не верящий, Гэри был тверд:
- Я тоже тебя люблю, но позволь мне вести машину.

- Ты любишь меня, Гэри? Ты это сказал?
Родни не отпускал Гэри.

В голосе Гэри послышалось раздражение.
- Да. Но я, конечно же, против аварий. Они дорого стоят. Отпусти меня, пока я не разбил машину.

Родни, раскаиваясь, отстранился.
- Я должен сэкономить тебе деньги. Ты много потерял из-за этого здоровенного чувака, когда был пьян.

Гэри почувствовал, что парень слишком уж отстранился. Он глянул на Родни, ставшего неулыбчивым, и потерявшего жизнерадостность.
- Чем ты занимался всю неделю?
Завязать разговор, было хотя и трудно, но возможно.
- Груши околачивал, - безразлично ответил Родни. - Ни с кем не тусил. Ни с кем.
В голосе Родни снова зазвучала жизнь, как будто он не мог подавить в себе энергию
- Эй! Сегодня ночью в постели я буду гореть, как чертова хлопушка. Что думаешь? Я собираюсь языком поиграть твоими баскетбольными мячами. Ты будешь готов к такому?

- Буду.
Гэри обнаружил, что готов к подобному. Рука Родни тоже это обнаружила.
- Осторожнее, Родни! Дай мне вести машину, черт возьми.

 

Высадив Родни в субботу утром, Гэри поехал в парк и немного погулял. Родни захватил собой все его мысли. В постели он был просто взрывоопасен. Этот паренёк был по-своему — нет, не по-своему, а во всех отношениях, которые Гэри только мог себе представить, — самым возбуждающим за всю его тридцатилетнюю сексуальную жизнь. Чем-то животным? Нет. Без каких-либо запретов? Не только этим. Родни нравилось всё, что они делали. Тотальное участие. Такое, что Гэри мог забыть о себе. Вот так. Он отдался Родни. Он не был уступчивым человеком, но уступил. Как и много лет назад, когда его брак распадался, и он поддался своей страсти и подчинился разврату. И каким-то образом с Родни это даже не казалось развратным.

 

Он смог всё повторить в среду. В то же время. И там же.
«Мы никуда не выходим и не тратим деньги, Гэри. Просто смотрим телевизор и бездельничаем».

Возможно, это новая реальность. Он отбросил эту мысль. Он не может открыть реальность в ребенке. Среда, если она вообще случится, будет последней.

 

Гэри проиграл. Не так, как надеялся. Во вторник Мария нашла кредитные карты. Она убиралась у него по вторникам и пятницам. Во вторник она надумала стереть пыль с книг на полке у стола Гэри в спальне. Кредитные карты, сказала она, позвонив ему в офис, оказались под стопкой книг. Да, зажим для денег тоже был там. Гэри поблагодарил ее и повесил трубку. Он пошел в мужской туалет и на некоторое время заперся в кабинке. Это было абсурдно. Хотя он знал, что в среду всё закончится, он все равно думал о том, чтобы забрать Родни от той орущей матери; о том, чтобы Родни снова пошёл в школу; о маленьком чёрном Родни, живущем в белоснежных Западных Соснах. Это было абсурдно. И в этом абсурде не было ничего удивительного. Он ополоснул лицо и вернулся в свой кабинет. Его секретарша, казалось, не заметила ничего необычного.

 

В среду он ушёл из дома. Он не пошел во «Времена года», возле которого его нашел Родни. Он знал один бар для натуралов и без свингеров. Место с небольшими достоинствами. «Даниэль» имел шикарный, но относительно строгий вид. Там играла старая музыка. Усталая, такая же, как и сам Гэри. Он заказал скотч и заглушил свою тоску под мелодичный голос Синатры — что-то забытое и знакомое.

- С твоей стороны было довольно мило захватить того чёрного пацана на баскетбольный матч.
Мюррей Андерсон, человек, которого Гэри не знал слишком хорошо, подошел и уселся рядом с ним. Он был лыс и с животом. Тем не менее, одежда на нём была вычурнее, чем Гэри: шарф, завязанный под открытым воротником.

- Я не знал, что ты настолько либерален.
Голос Мюррея звучал искренне.

Гэри не хотел лгать и даже говорить, но всё же ответил уклончиво:
- Один друг попросил меня сделать это. Не хотел разочаровывать мальчика.

- Надеюсь, он не слышал, как ты назвал его «мальчиком», - усмехнулся Мюррей. - Им это не нравится.

- Я не помню, называл ли я его так, - сказал Гэри с раздражением в голосе. Это было правдой.
- Мне не приходило это в голову.

- О, - произнёс Мюррей с ободряющим смехом, - ты не мог сделать ничего такого, что могло бы его сильно побеспокоить. Я сидел всего в нескольких рядах позади тебя. Ты так понравился этому парню, что он никак не мог от тебя оторваться.

Гэри на мгновение почувствовал угрозу, но тон Мюррея показался восхищенным, а не враждебным.
- Знаешь, я был заместителем директора — полагаю, ты не знаешь, но я учился в средней школе Вашингтона Т. Букера, не Джорджа [Средняя школа Букера Т. Вашингтона — это несколько школ в Соединенных Штатах, названных в честь пионера афроамериканского образования Букера Т. Вашингтона], - тут он снова рассмеялся, - и я никогда не видел настоящей симпатии между белыми и чёрными.
Он понизил голос до очевидной искренности.
- Знаешь, мне действительно было приятно видеть вас двоих. Новое поколение чёрных детей. Может быть, есть надежда, что они смогут вырасти без ненависти, с нами, а не против нас или
используя нас. Понимаешь, о чем я?

«Ты просто тупой, либеральный сукин сын», - подумал Гэри. Это расовая война; только правила немного изменились. Стратегическая передислокация.
Он был настолько вежлив, насколько это позволяло скрывать свои чувства. Вскоре он покинул бар; то, что он искал, там не оказалось.

Он поехал во «Дворец цыплят». Это было такое место, которое подобный милый вор, как Родни, будет часто посещать, когда станет достаточно взрослым. Рик, здоровенный вышибала, с которым Гэри несколько раз встречался за вполне разумную цену, был приветлив. Но не Рик интересовал Гэри сегодня вечером. А толпа чрезмерно восторженных, переутомленных «цыплят» — некоторые в женских платьях, — и их клиентов, в которых Гэри слишком ясно увидел себя, и это его обескуражило. Он оставил заказанный напиток нетронутым и закончил вечер поздним киносеансом. В ту ночь, лежа в постели, он пытался вспомнить, о чем был фильм. Но всё заслонял Родни.

 

Гэри сбегал по вечерам из дома и в четверг и пятницу. Так что Родни смог его найти только в субботу. Когда Гэри открыл дверь, Родни воскликнул:
- Где ты был, чувак? Я звонил и звонил, так что моя мама решила, что я сошёл с ума.
Он замолчал.
- Ты не пустишь меня?

Гэри заговорил ровным тихим голосом.
- Я нашел кредитные карты. Я знаю, что это ты украл деньги.

Родни не колебался. Он развернулся, не сказав ни слова, пошёл по дорожке к улице. Гэри закрыл дверь. Можно сказать, что он был «крут». Он был рад, что не проявил никаких эмоций. Родни не пытался ничего отрицать. Это было легко. Это закончилось легко.

И всё же Гэри прокрутил случившуюся сцену в голове. Он хотел бы, чтобы мальчик его обнял, спросил, почему. Или чтобы Родни запротестовал, даже устроил драку. Шанс узнать о чувствах Родни. Нет, это было бы бесполезно.

Гэри прокручивал эту сцену ещё несколько раз, всегда заканчивая мыслью, тревожившей его с самого начала. Родни просто готовился для ещё одной кражи, вероятно, для ограбления. Он и Зак с десятидюймовым членом. Воспользовавшись сексом для входа, доступа. Страховка не заменит то, что было дорого Гэри.

Со стороны Родни было глупо оставлять кредитные карточки. Гэри думал, что Родни попытается всё объяснить, поэтому он отложил вопрос о том, почему юный вор совершил ошибку, ошибку, которая должна была в конечном итоге его разоблачить. Может быть, он сунул деньги в один из тех поясов с прорезями для купюр. «Обыщи мою одежду». А кредитные карты спрятать было негде. А потом, сбежав с наличными, он забыл про карты.

Может, он хотел, чтобы Гэри их нашёл? Вздор.

Как гражданин, Гэри был обязан сообщить о мошенничестве Родни/Зака в полицию. Но он не мог вынести их презрения. Чего он ожидал, приводя в постель мальчика? Хуже того, из-за его собственной жалобы его могли обвинить в сексуальном насилии над ребёнком. Никто не будет настолько глуп, чтобы поверить ему, если он заявит, что мальчику, по его мнению, восемнадцать лет.

В любом случае, чёрт бы побрал эту Марию. Так или иначе, всё закончилось бы плохо, но случилась бы ночь среды, если бы она подождала до пятницы. Могла бы быть ночь среды – похоть затуманила Гэри разум. Он старался держаться как можно спокойнее, думая: «Я ещё дешево отделался». Через несколько дней он забудет о нем.

 

Вечером вторника, десятью днями спустя, Гэри так ничего и не забыл. Но к тому времени порыв ожидания, когда он слышал телефонный звонок или стук в дверь, ослаб. Тем не менее, он, открыв дверь, снова, хотя уже и не так сильно, почувствовал, как бьется его сердце.

Это был Зак. А если это Зак, то Родни, должно быть, обретался где-то рядом.
Гэри произнёс простое:
- Привет, Зак, - недружелюбно и невраждебно.
Почти как с незнакомцем. Он даже не посмотрел, где может быть Родни.

- Бастер сказал отдать тебе это.
Зак протянул две грязные десятидолларовые купюры.
- Все, что он смог занять. Он устроился на работу в «Джек-ин-бокс». Он заплатит тебе остальное. Он хочет знать, может ли он прийти к тебе.

Гэри взял деньги и посмотрел на них. Если бы купюры захрустели, они бы так на него не подействовали. На мгновение он потерял дар речи. Затем он сказал:
- Нет, Зак. Скажи ему «нет».

Зак повернулся, равнодушно, не сказав больше ни слова, и Гэри закрыл дверь. Прислонился к ней. Затем он вспомнил, что всё ещё держит в руке две грязные купюры, не желая с ними расставаться. Он снова открыл дверь. И позвал:
- Зак!

Машина, огромный потрепанный старый «Понтиак», окрашенный в синий цвет, заводилась. Он не стал бежать, но сошёл на дорожку, снова позвав: «Зак!».

Дверь с другой стороны машины открылась. Это был Родни.
- Ты передумал, Гэри?

Всё это было слишком громко для улицы, обсаженной деревьями, для соседей. Для яркого солнечного света. Гэри просто стоял, как вкопанный.
Родни хлопнул дверью. Он сказал слишком громко:
- Езжай, Зак. Гэри отвезет меня домой.

Зак уехал, оставив Родни стоять на улице. Гэри наблюдал, ничего не говоря. Он развернулся и зашагал обратно в дом. За дверью он подождал, пока войдет Родни. Но он не посмотрел на него и не протянул ему деньги, теперь уже смятые, скомканные в ладони.

- Зак дал тебе двадцатку? Он не оставил её себе?

- Нет. Он отдал её мне.
Гэри посмотрел на неё, теперь озадаченный собственным ответом.
- Вот. Мне она не нужна.

Родни притянул Гэри к себе и попытался поцеловать его.
- Это не мои деньги, - сказал он и попытался снова.

Ему не удалось преодолеть пассивность Гэри. Родни был слишком мал, чтобы дотянуться до губ Гэри.
- Ты всё ещё злишься, да?

- Да.

- Это бесполезно.
Голос Родни повысился.
- Злость бесполезна.

Какое это имеет значение?
- Я знаю.

- Зак рассказал тебе о «Джек-ин-бокс»?

- Да.

Энтузиазм возрос.
- Три семьдесят пять в час. Я верну тебе в кратчайшие сроки. Мама не увидит этих денег.

Этого не следовало говорить. Гэри, самодовольный и сердитый, отвернулся.

- Это будет неправильно.
Голос мальчика снова возвысился, настойчиво, как будто повторяя очевидное.
- Я дам ей немного. Я должен тебе сто двадцать восемь. Я отдам тебе свою первую зарплату за неделю. После этого я отдам ей немного.
Он уставился на Гэри и, не найдя улыбки, позволил проявиться своему гневу.
- Ты всё ещё злишься.
Это было обвинение.

- Дело не в деньгах.

Голос Родни стал пронзительным, нетерпеливым, как у женщины, ругавшей Родни в телефоне.
- Знал ли я тебя тогда? Кем ты был для меня? Ответь мне на это.

Гэри чувствовал, что поддаётся, хотя и сопротивляется этому голосу, и понятия не имеет, куда подобное падение может завести.

- Мужик на улице. Пьяный.

Не таким он видел себя, не таким его видел мир, а таким его увидел этот чернокожий мальчик.

- Вот! Видишь?
Родни схватил голову Гэри и потянул её вниз, а Гэри позволил своим рукам коснуться спины мальчика.
- Так-то лучше. Теперь сделай это по-настоящему

После следующего поцелуя Родни прошептал:
- Ты мой мужчина, Гэри. Ты мой единственный мужчина.

Это была ложь. Отрепетированная. Гэри очень переживал, что это ложь. Но есть вещи и похуже.

Будущее начинается сейчас. Потребовалось ужасное усилие, но Гэри выдавил из себя подтверждение, свою собственную ложь.
- Ты тоже мой мужчина, Родни, - произнёс он.

- Нет, не так.
Теперь голос Родни стал презрительным.
- Я твой мальчик. Тебе не нужен никакой мужчина. И у тебя нет другого мальчика, кроме меня. Хватит терять время. У нас много дел. Дел на целую неделю.
Он снял рубашку.

- Ты бросил меня в прошлую среду, - сказал с горечью Родни, продолжая раздеваться. - Я ждал, чувак. Ждал целый час. Гэри не из таких, говорил я. Ты же говорил, что любишь меня.
Родни поднял глаза, чтобы посмотреть в глаза Гэри. Его голос стал настойчивым.
- Я помню, что ты говорил. Теперь я тебя знаю. Я тоже тебе звонил. Я думал, что ты заболел.

Будущее, казалось, начиналось заново. Что он сделает, если я попытаюсь заставить его вернуться в школу? Он не глупый.
Гэри медленно стянул с себя рубашку, его глаза, неохотно, ласкали плечо и грудь Родни, затем его живот и возбуждённый член, когда мальчик снимал джинсы. Мошенник и вор.

- Ты зря тратишь время, Гэри. Дай мне это сделать.
Родни дернул Гэри за ремень.
- Я не знал. Нехорошо так волновать меня. Ты мог бы сказать мне. Не важно, что ты был зол. Ты мог бы сказать это мне, слышишь? Давай!

«Да, - согласился Гэри, - я мог бы ему сказать». Все возможно — только бы это не продолжалось, и я не слышал бы этот будоражащий голос. Да, Гэри не должен был волновать Родни, это было неправильно. Гэри тоже не должен волноваться. Он ощутил, как рука Родни стаскивает с него трусы; он прижался щекой к плечу мальчика, гладкому, как у младенца.

- А вот и твой! Я знал, что ты влюблен в старину Родни.

Мошенник, вор и Бог знает кто еще. А что насчет Зака? Он еще опаснее.
И потом, что, если Родни захочет здесь жить? Это невозможно. Но руки Родни уже обхватили Гэри, а руки Гэри уже на Родни, и два их тела оказались, на данный момент, всем, что там было.

 

van MILLER Ruth

ПОДРОСТКОВЫЕ ПРОДЕЛКИ

Дорогая Рут ван Миллер,
Мы просто ужасно играли две недели подряд, проиграли всё, что только можно, и тренер здорово над нами поработал: дополнительные приседания, гусиный шаг, бег кругами, всё что хотите. Поэтому мы все решили отомстить и оставить его без пирожных! Так что вместо этого только та девушка, она учится в старшей школе, и она не очень красивая, но у нее большие сиськи, и мы все загоняли шары в неё. Ну, теперь она говорит, что беременна, и вся команда — отец. Такое может быть?
Мы закончили футбольный сезон четыре и два для тренера, просто чтобы показать, что нам жаль, а теперь вот это. Тренер говорит забыть об этом.
– ВОН

 

Дорогой Вон,
Вся команда? Обычно я бы сказала, что у вас есть обязательства перед девушкой, но если то, что ты говоришь, правда, я подозреваю, что ты и твои товарищи по команде были у неё не первыми. Скорее всего, не будет никакой возможности найти, кто отец, поэтому я предлагаю вам пока залечь на дно.

* * *

Дорогая Рут ван Миллер,
Чуть больше года назад я вышла замуж за замечательного человека. Мы были очень счастливы, за исключением того, что его 14-летний сын Нил обижался на меня. Он отказывался называть меня мамой или матерью и говорил, что меня зовут Джилл, и этого достаточно. Однажды, около двух месяцев назад, я заглянула в комнату Нила (дверь была широко открыта, и он знал, что я наверху, так что это не моя вина), а он был голым и мастурбировал. Я подумала, что должна немедленно остановить его, но мне было ужасно неловко, потому что я поняла, что он выпендривается передо мной. И я была права, потому что он сказал: «Не стой там просто так, мам. Помоги мне».
Рут, я не знаю, что на меня нашло. Я подумала, что, может быть, это способ заставить его примириться со мной. И я была в восторге от того, что он назвал меня мамой! И вы должны принять во внимание, что он очень привлекательный мальчик, с прекрасными каштановыми волосами и глазами, и, знаете, такого атлетического телосложения. Так что одно последовало за другим, и теперь факт в том, что я беременна, и почти уверена, что Нил - отец ребёнка. Как так получилось? Ну, мой муж не занимался со мной сексом на той неделе, и, кроме того, у него очень мало сперматозоидов, и изначально он не очень страстный мужчина, и, если мои расчеты верны, то так оно и есть.
Что еще хуже, Нил приходит из школы раньше своего отца, и одну неделю мы с ним занимались сексом каждый день! Он становится собственником, и я боюсь, что его отец уже догадывается, что происходит. Пожалуйста, скажите, как мне выбраться из этой неразберихи?
– ЛЮБЯЩАЯ МАТЬ ИЗ ГЭРИ

 

Дорогая любящая мать,
Из какой такой неразберихи?

* * *

Дорогая Рут ван Миллер,
И что? Что вы имеете в виду под «И что?» Я тоже хочу быть накаченным, чтобы они позволили мне валять дурака с ними.
– ТОЩИЙ
P.S. Я начал поднимать тяжести.

 

Дорогой Тощий,
Окей. Теперь у нас уже есть кое-что. У меня для тебя хорошие новости. Внутри каждого накачанного подростка сидит страстный поклонник КРАСАВЧИКОВ. Он также сильно хочет, чтобы ты качал железо, как ты хочешь валять дурака с ним. Занимайся тяжелой атлетикой в школе или где-нибудь ещё, где тренируются качки, которые тебе нравятся.
В течение недели парочка этих качков будут помогать тебе тренироваться и просить тебя помочь им. Тебе просто нужно усердно качаться, а затем ты дашь им знать, как сильно ты ценишь их помощь. Спустя некоторое время – я имею в виду, в кратчайшие сроки – ты будешь «валять дурака» в свое удовольствие, потому что после тренировок качкам нравится трахаться.

* * *

Дорогая Рут ван Миллер,
Спасибо за ваши уверения (я писала вам о том, что, казалось, было треугольником, в который входили я, Альберт и мой сын Джек). Джек на все ваши вопросы отвечает «да», и я понимаю, что это Альберт, а не я, держу его в узде. Теперь я подозреваю, что Пит, на самом деле, ревновал. Я узнала про его семью, и их положение действительно печально. Его отец безработный и жестокий, поэтому Пит приходит сюда, где дружба Джека и товарищество Альберта помогают сделать жизнь ребёнка терпимой. Благодаря вам я избежала ужасной ошибки, а также помогаю проблемному ребенку.
– ТЕПЕРЬ В ПРАВИЛЬНОМ УГЛЕ

Дорогая Угле,
Ваше письмо сделало мой день лучше! Спасибо.

* * *

Дорогая Рут ван Миллер,
Пожалуйста, разрешите спор. Мой маленький сын говорит, что может делать со своими «интимными частями», все, что хочет, потому что, по его словам, он — «согласный ребёнок». Я говорю, что такого животного нет: есть только «согласный взрослый» (вроде меня).
– НЕСОГЛАСНЫЙ ВЗРОСЛЫЙ

 

Дорогой взрослый?
Мне нечего вам сказать. Вашему же сыну я скажу следующее: сейчас у тебя нет прав, но ты можешь с этим что-то сделать. Подростки (я полагаю, что он подросток, но если он ещё моложе, то подобное не имеет значения) имеют политическое влияние, которого они не понимают и поэтому не используют. Так что обратите внимание: почти каждый представитель и сенатор в Конгрессе США или законодательном собрании вашего штата хочет либо остаться на своей работе, либо перейти на более высокую. Даже президент хочет быть переизбранным хотя бы
раз. Это означает, что, если вам сейчас пятнадцать, то вы, вероятно, будете голосовать за или против кого-то, кто сейчас у власти – примерно через три года. Поэтому вам нужно организоваться. Каждый мальчик и девочка в возрасте от десяти (или девяти или сколько угодно) лет должны объединиться, чтобы сказать этим политикам: «Вы хотите наши голоса, но вы их не получите, когда они вам будут нужны больше всего, если вы не начнете действовать прямо СЕЙЧАС, чтобы освободить нас!» За освобождение детей! Действуйте!

* * *

Дорогая Рут ван Миллер,
Я подслушивал у двери, подглядывал в замочную скважину, смотрел снаружи, там, где жалюзи были перекошены, вот как.
– СЫН ИЗ САЛЕМА

 

Дорогой СИЗ,
Если твой отец ещё не починил эти жалюзи, сделай это как можно БЫСТРЕЕ.

* * *

Дорогая Рут ван Миллер,
Я не могу в это поверить! Она родила ребенка и говорит, что он мой! Просто потому, что я был первым. И единственная причина, по которой я оказался первым, заключалась в том, что я проиграл в подбрасывании монеты. Я даже не мог это сделать, пока мой приятель не пощекотал меня за яйца. Мой приятель говорит, что когда мы делали друг другу минет, это был секс, как с девушкой. Так ли это?
Если так, то я навсегда зарекаюсь от девушек.
Как мне избавиться от девушки?
– СОШЕДШИЙ С СЕКСУАЛЬНОЙ ТРАССЫ

 

Дорогой СССТ,
Вот тут-то и пригодятся отцы. У вас есть такой? Если нет, то попросите своего тренера порекомендовать вам юриста через «юридическую помощь», и заставьте своих товарищей по команде поклясться в том, что вы рассказали мне – о девушке, а не о тренере или вашем приятеле.
И не «отрекайтесь» от девушек «навсегда». Это слишком долго, и так же глупо, как отрекаться от тренеров и приятелей.

* * *

Дорогая Рут ван Миллер,
Моему сыну Лэнсу десять, и у него есть друг, с которым он, похоже, проводит почти всё своё свободное время. Мой муж очень расстраивается из-за этого и решил всё прекратить, отправив Лэнса в летний лагерь. Мне кажется, что он слишком бурно реагирует, но мне нужен ваш совет. Лэнс говорит, что скорее сбежит, чем поедет в лагерь, но его отец говорит, что он всё-таки рискнет. Прав ли мой муж?
– МАМА

 

Дорогая мама,
Одним словом, нет. Я предполагаю, что у вашего мужа осталось чувство вины с той поры, когда ему было десять лет и он экспериментировал с сексом, и он боится, что Лэнс может делать то же самое, и он, вероятно, прав. Но ради бога, не разбивайте этот дуэт. Как мальчики найдут границы любви, которые подготовят их к дальнейшей жизни? Они не могут найти их у своих родителей — это запретная территория. И ваш муж, вероятно, сойдет с ума, если Лэнс станет экспериментировать со взрослым, не так ли?
И поймите это! Вероятность того, что он, уехав в летний лагерь, всё равно будет экспериментировать с каким-нибудь незнакомым ребенком, или с консультантом по работе с подростками, или, может быть, с директором лагеря, довольно высока!
Я хочу сказать, что бесполезно пытаться мешать Лэнсу заниматься этим с кем-то. Но есть кое-что ещё более важное. Разлучите Лэнса с другом, и я могу гарантировать, что он проведёт большую часть своей дальнейшей жизни в поисках друга, того, кого сможет полюбить снова.
Такие обиды не проходят, а тоска, с ними связанная, длится всю жизнь. Если он не сбежит этим летом, то можете быть уверены, что он это сделает позже — если вы разобьете ему сердце сейчас.

* * *

Дорогие читатели:
Я полностью перепечатываю следующее письмо:

Дорогая Рут ван Миллер,
Я консультирую мальчиков и девочек уже сорок лет, и недавняя тенденция меня очень обеспокоила. Я ярый сторонник прав женщин. Однако я не согласна с теми, кто считает мужчин и женщин одинаковыми. Я видела реальный ущерб, нанесенный детям из-за предположения, что нет никакой разницы между мальчиками и девочками. Этот ущерб наиболее остро проявляется в случаях предполагаемого сексуального насилия над детьми со стороны взрослых. Простой факт заключается в том, что дети по-разному реагируют на сексуальную активность. Ни мальчиков, ни девочек никогда не следует принуждать, поэтому мне нечего сказать, кроме как осудить несогласованные акты вагинального или анального изнасилования. Но мальчики часто более чем охотно соглашаются в первый раз на оральную стимуляцию, в то время как девочкам редко предлагают оральную стимуляцию, и они могут быть глубоко оскорблены или физически поранены проникновением мужского пениса в ее девственную природу, даже если это случилось по её согласию. Тем не менее, эти две совершенно разные формы секса рассматриваются так, словно они эквивалентны, особенно женщинами, которые утверждают, что являются специалистами по «жестокому обращению с детьми». Кажется, они хотят, чтобы общественность не заметила никакой разницы, будто подобная слепота необходима для дела феминизма. Результатом является то, что законы, призванные защитить женщин от изнасилования (под которым я подразумеваю все формы принуждения), используются для того, чтобы предоставить мальчикам «защиту», которой они не хотят. Ухудшает ситуацию давление родителей и полиции на пострадавших мальчиков, и оно может нанести серьезный ущерб, в то время как с лучившееся «растление» не нанесло никакого заметного вреда. Интересно, не хотели бы вы, как женщина, помочь прояснить ситуацию?
– Харви Меткалф, доктор философии, «Клиника общего психического здоровья Топики».

 

Уважаемый доктор Меткалф,
Вы хотите сказать, что, независимо от пола, люди возражают против нежелательного вторжения в их тела. Самое распространенное «растление» девочек подразумевает вторжение в их тела посредством их половых органов. Это, как вы говорите, сильно отличается от простой оральной стимуляции тел мальчиков — особенно их половых органов. Я думаю, что большинство специалистов, мужчин и женщин, согласятся с вами.
Именно поэтому большинство «растлений» девочек происходит в семье, а большинство «растлений» мальчиков происходит вне дома.
Действительно, мои консультанты говорят, что подавляющее большинство сексуальных «событий» (используя более нейтральное слово) в среде мальчиков на самом деле инициируются самими мальчиками, как только они знакомятся с подобной идеей (посредством информации от сверстников) или с самим действием (от дружелюбно настроенного взрослого). С другой стороны, лишь незначительная часть девочек охотно выходит за рамки семьи ради секса между поколениями. Чем скорее определенные публицисты исправятся, обратившись к реальности, тем лучше будет для всех заинтересованных сторон.

* * *

Дорогая Рут ван Миллер,
И это снова я. У меня родился ребенок, девочка. Я сказала отцу, что он сможет дать ей имя, если позволит нам переименовать Гарольда, а он сказал, что нет. Поэтому мы назвали её Элис, так зовут мать Джима.
Тем временем Дон уехал в Даллас с крупным нефтяником, сначала сказав папе, что он гей, и папа просто в ярости. Я не понимаю, почему Дон не мог продолжать встречаться с девочками и не расстраивать папу так образом. Джим хотел поехать за Доном и вернуть его, но я настояла на своём, потому что кое-что заметила, а заметила я то, что одна большая шишка также положила глаз на Джима, и Джим стал оглядываться. Я сейчас принимаю таблетки и задаюсь вопросом, стоит ли мне ещё раз попробовать завести мальчика, чтобы назвать его Доном, хотя мы не можем позволить себе еще одного ребёнка.
Джим сейчас организует отряд бойскаутов в нашей церкви, «Вечнозеленая церковь Бога во Христе», и наш пастор очень высокого мнения о нём, потому что он очень хорошо ладит с мальчиками. Но, честно говоря, я с некоторым подозрением отношусь к этому.
– БЕСПОКОЮСЬ ЗА ТАЙЛЕРА
P.S. Я действительно люблю Джима, и он добр ко мне и к детям.

 

Дорогая Б.З.Т,
Никогда не ищи неприятностей. Пастор будет присматривать за Джимом, так что ты можешь быть уверена, что его работа со скаутами пойдет на пользу всем, кого это касается.
Ты права, сомневаясь, что заводить еще одного ребенка - хорошая идея. Ни один ребенок не должен появляться на свет только для того, чтобы доставить кому-то удовольствие, особенно если этот кто-то об этом не просит. На самом деле всё уже изложено в вашем постскриптуме. Большинству жен так не повезло.

* * *

Дорогая Рут ван Миллер,
Может быть, вы сможете помочь, потому что вы уже делали это раньше, только писал вам не я, а мой отец. Он тот, кто не был моим отцом, пока ты не спросила его, является ли Папа римский католиком. Помните? В любом случае, он лучший отец, который только может быть, и я люблю его, а он любит меня, и он делает всё, что ему говоришь, например, он даже отдал мне комнату своей мамы, как мне этого хотелось.
Так что, я думаю, вам интересно, в чем проблема? Ну, просто ему не нравится, когда я встречаюсь с девушками; я имею в виду, что это нормально - встречаться, но если я в два не сижу у себя на жопе, это не значит, что я ему изменял, потому что мне всё равно не очень нравятся девушки, но я ведь должен ладить с парнями, верно? А что еще хуже — если он спит, он всё равно хочет, чтобы я лег в постель, только это его будит, и он хочет знать, который час, а если я не ложусь к нему в постель, он будит меня утром и говорит, что я, должно быть, гулял с девушкой, что в большинстве случаев неправда, потому что я делаю это только тогда, когда не могу отказаться. Может, если вы скажете ему, чтобы он не совался в мои дела, он так и сделает. В конце концов, мне сейчас шестнадцать, и все парни занимаются таким, если могут, и по какой-то причине я нравлюсь девушкам, но это не значит, что я путаюсь с каким-то другим парнем. Он говорит, что знает это, но говорит, что это неправильно, и что я должен спросить у вас. Это не моё имя, но это имя, которым он всегда называл меня, когда писал вам, так что ответьте мне.
– КЕВИН

 

Дорогой Кевин и отец Кевина,
Я посмотрел ваше предпоследнее письмо, и то, о чём я писала, должно быть, начало происходить. Папа, у тебя осталось всего несколько лет, прежде чем Кевин станет самостоятельным человеком. Мне не кажется, что он когда-либо бросит вас, но вы должны оставить в его жизни место и для других. Так что, как он говорит, отвяжись от него и позвольте ему иногда поспать подольше.
Но, Кевин, я кое-что также должна сказать и тебе. Твоему отцу нравится просыпаться рядом с тобой, так что как насчет того, чтобы заключить сделку: ты как можно тихо пробираешься в постель, и, вы, папа, не просыпаетесь! Притворитесь спящим, если нужно, а затем, если не уснете первым, дождитесь, пока Кевин уснет, и, вместо того, чтобы жаловаться, обнимите его и поблагодарите свою звезду за то, что он у вас есть. Вы никогда не поймёте, как вам повезло, пока он не уйдет.
И Кевин, ты не узнаешь, как тебе везло последние два года, пока ты не уйдешь.
Вам обоим: пусть это длится дольше!