Часть
1
— А ну-ка, кыш из-под ног….
Митька отскочил от занавески, закрывавшей проход в маленькую
горницу.
Тётя Саша, с большим тазом горячей воды, проскочила мимо
него.
В комнату не пускали. И получив несколько подзатыльников,
да шлепков по заднице, его не убедило, что лучше не лезть….
Любопытство тянуло его туда, не взирая ни на что.
Митька, наконец улучив момент, когда рядом ни кого не было,
вновь подкрался к занавеске.
— Ой! Мамочки, ой-ой-ой… ох.
Доносились изредка крики его матери. Он вздрагивал и просовывал
голову за занавеску, пытаясь рассмотреть, что же там происходит.
— Господи…, боже ж ты мой…, ой не могу….
— Ничего, ничего, уже скоро….
Успокаивала бабушка.
— Ты погоди…, не тужься, погоди….
Митька, почти весь уже пролез в комнату и теперь глядел
на кровать, широко открытыми глазами, где все суетились
вокруг его матери.
Ольга Васильевна, заметила внука.
— Ах ты пострелёнок, сколь я могу тебе говорить, вот счас
ужо вицу возьму…
Дальше Митька уже не расслышал. Он выскочил в коридор,
на улицу, спрыгнул с крыльца там и спрятался.
* * *
Митька, это худенький мальчишка,
с огромными голубыми глазами, чуть вздёрнутым курносым
носиком, с небольшим количеством веснушек, и вечно взъерошенными
выгоревшими от солнца вихрами был третьим ребёнком, в
большой семье.
В конце апреля ему исполнилось 4 годика, а теперь уже кончался
сентябрь. И вот скоро, как ему сказали, у него будет братик
или сестрёнка.
“Интересно…?”, думал он, “а от куда мама его привезёт и
когда поедет?”
Но расспрашивать ни кого не хотелось, а то подумают, что
он маленький и будут смеяться.
Его две старшие сестры вечно его задирали и обижали. Он
их не любил. И теперь иногда думал, о новой сестрёнке,
как об очередной мучительнице.
“Да…, привезёт им на подмогу…,” ворчал он иногда, тихонечко.
* * *
— Батя, батя! Идите скорее….
Наташка старшая дочь, выскочила на крыльцо, позвала отца.
Иван Фёдорович, управлялся с лошадью, подтягивал сбрую,
собирался в лес. Но не торопился.
Обернувшись на голос дочери, чуть помедлив, степенно пошёл
в дом.
Митька, дождавшись, когда он поднимется на крыльцо, выскочил
из своего укрытия и прошмыгнул в след.
— Радость-то какая! Иван Фёдорович…, слава богу. С сыном
вас….
Ему шла на встречу тетя Саша, вытирая руки большим красиво
вышитым полотенцем.
— Богатырь…, прямо слово, богатырь….
— Спасибо тебе Саша…, спасибо, что помогла.
Он прошёл в горницу к жене.
Митька по отстал, боясь вновь получить нагоняй, но как
ни странно, на него никто больше не обращал внимания и
не ругал.
Осмелев, он проскользнул в горницу.
Рядом с матерью стоял отец и что-то держал на руках.
Митька подошёл к нему и прижался.
Отец улыбался, заметив сына, наклонился к нему.
— Вот смотри Митюха, братик твой….
Мальчик приподнявшись на цыпочки уставился на маленький
свёрток.
Из него выглядывало сморщенное красненькое личико.
Он был потрясён.
То смотрел на отца, то на маленькую куколку, пытаясь понять,
шутит отец или это действительно правда….
Иван Фёдорович передал ребёнка матери и наклонившись поцеловал
её.
— Ну, как ты…?
— Ничего…, слава богу.
— Мне надо бы ехать…, но я недолго.
Он ещё раз поцеловал её и вышел.
Митька подошёл к матери и забравшись на стул, у кровати,
пытался рассмотреть завёрнутого ребёнка.
Мать немного распеленав, дала возможность сыну рассмотреть
братика.
* * *
Небольшая деревенька, сорок домов,
расположилась на правом берегу реки Ваги. На другом её
берегу виднелся город.
Точнее, небольшой уездный городишко в Архангельской губернии.
Ближе к лету мужики ставили лавы через реку и до города
дойти было запросто, ну а когда надо было что привезти,
приходилось далеко ехать к мосту.
Вот так и жил тут народ, не особенно обременённые заботами,
без особой роскоши, обходясь в основном своим хозяйством.
Сегодня все были при деле. Суетились с утра. Каждый был
чем-то занят.
Они едут в город.
Крестины.
Две телеги, запряженные, уже стояли готовые тронуться в
путь.
Наконец, Иван Фёдорович устроился на головной телеге, расселись
остальные и они тронулись.
Часа через два подъехали к церкви.
День был хороший солнечный, по летнему тёплый.
Народу было много.
Крестить кроме их, приехали ещё пять семей.
Утренняя служба уже заканчивалась, скоро батюшка их примет.
Иван Фёдорович, вместе с будущим крестным отцом, его
двоюродным братом, прошли в церковь и подойдя к служке,
оформили необходимые
документы.
Рядом с церковью была небольшая пристройка, куда через
минут сорок всех их и позвали.
Посреди комнаты стояла большая купель, рядом столик с принадлежностями
обряда. На против, на стене висели иконы. Одно небольшое
окошечко, едва освещало это помещение.
Крестные родители с детьми на руках прошли и встали полукругом.
Родители же и остальные гости ютились в небольшом пространстве
перед комнаткой, тихонечко перешептываясь.
Дети сидели тихо на руках, никто не плакал.
Отец Фёдор с большим серебряным крестом на груди, совершенно
седой, обрядился и взяв книгу в красном сафьяновом переплёте,
начал читать.
Читал он привычно, очень быстро, зная молитвы наизусть.
Он произносил слова почти шёпотом, еле слышно, хотя некоторые
фразы, он говорил громко и внятно, вкладывая в них видимо
особый смысл, который вряд ли доходил до собравшихся.
Наконец, дочитав до конца всё что требовалось, он повернулся
и обратился к собравшимся.
— Повернитесь ко мне спиной.
Попросил священник.
— А теперь, дуньте и плюньте на пол.
Послышались робкие плевки, затем всё веселее и громче.
Новоявленные родители, не искушённые в подобном, впервые
принимающие на себя такие обязанности усердно выполняли
задание отца Фёдора.
Не переставая читать молитвы, он сказал повернуться к нему.
— Вы в святом месте находитесь….
Приструнил кого-то.
— Не в игрушки пришли играть…. Разденьте детей.
Вновь началась некоторая неразбериха. У некоторых это получалось
не совсем так как надо. Стали раздаваться смешки.
Дети, уставшие в ожидании и теперь не понимавшие действий
новоявленных родителей, потихонечку стали хныкать.
Наконец, все встали держа на руках маленьких голеньких
человечков.
Ну до чего же, все без исключения, малыши красивы и милы.
С разных сторон слышались ласковые слова, успокаивавшие
малышей.
Некоторые всё же продолжали реветь, не обращая внимания
на все старания будущих крестных.
— Ничего…, ничего. Как же без этого…, дети чада не разумные
ещё…, ничего.
Отец Фёдор убедившись, что всё идет как надо, отвернулся
к столику, занялся дальнейшими приготовлениями.
Достав пузырёк с какой-то жидкостью, и взяв маленькую кисточку,
подошёл к первому ребёнку.
Монашка, вся в чёрном, сгорбленная, зажгла свечи и раздала
каждому.
Священник, подходил к ребёнку, узнавал имя.
Произнося быстро, полушепотом какие-то молитвы, он макал
кисточку и мазал крестиком детей: на лобике, на щёчках,
на грудке, на кистях рук и на ножках.
Одни дети смотрели на это спокойно, другие начали вновь
громко реветь, но отца Фёдора, это нисколько не смущало.
Обойдя всех, не переставая читать молитвы, подзывал крестных
с детьми к себе, быстро брал ребёнка, окунал в купель,
затем намочив головку, передавал обратно крестным.
Наконец и это было закончено. Всем вновь раздала старуха
свечи, которые перед этим были у всех собраны.
Священник опять взяв пузырёк снова пошёл по кругу, продолжая
процедуру крещения.
Многие дети теперь орали достаточно громко, напуганные,
водными процедурами.
После этого отец Фёдор с книгой обошел всех, прикладывая
к лобикам младенцев.
И наконец взяв у монашки блюдечко с налитой там святой
водой, он взял тряпочку, макал её в блюдце и подходя к
ребёнку, смывал места, где касалась его кисточка.
Всё что он не делал, сопровождалось негромкими шёпотом,
правда на это теперь и вовсе никто не обращал внимания,
все пытались успокоить, детей.
Обряд крещения подходил к концу.
Пройдя последний раз по кругу, он одевал на ребёнка крестик.
Прочитав видимо заключительную молитву, он отошёл к столику,
снял с себя ненужную теперь амуницию, аккуратно всё сложил.
Старуха же собрала у всех свечи и погасила их.
Крестные кое-как, и кто во что горазд, одели детей и облегчённо
вздохнув, передали их родителям.
Постепенно все вышли на улицу.
Детей привели в порядок, успокоили.
Священник позвал всех к алтарю.
Читая теперь достаточно громко молитвы, он брал детей и
подносил к иконам, в начале к “Спасителю”, а затем к “Божьей
матери”. Потом отдавал обратно матерям, те же неустанно
крестились.
Мальчиков же кроме этого, священник относил ещё и в алтарь
и побыв там немного выходил.
Наконец, Отец Фёдор, сходил за чашей и черпая маленькой
ложечкой вино, стал причащать.
Пожелав всем добра и здоровья, поздравив, священник ушёл.
Все стали постепенно выходить на улицу.
Состояние было радостное, говорили громко, отпускали шуточки,
направились к телегам.
Митька был очень доволен, что его взяли.
Он радостно, проглатывая слова, ко всем лез, пытался что-то
рассказать, поделиться своими впечатлениями.
Его почти никто не слушал.
Все вновь разместились на телегах, поехали домой.
* * *
Прошла долгая и суровая зима,
вновь природа оживала. Земля освобождалась от снега, ещё
немного и река разольётся половодьем, затопляя всё вокруг.
Случались годы, когда деревенька и вовсе оказывалась, на
острове.
Шёл 1902 год, несколько дней назад Митьке исполнилось пять
лет и он этому был очень рад.
В братишке Сашке, он души не чаял. Всё свободное время
был рядом с ним.
То люльку качает, то расположившись на полу, на одеяле,
играет.
Не было случая чтобы он отказался побыть и понянчиться
с ним.
Даже порой деревенские дружки, и те не могли вытащить его
на улицу.
Малыш, порой, капризничая с другими, быстро успокаивался,
как только Митька появлялся рядом.
Дел в деревне по хозяйству всегда много.
Отец, работал в лесу, собирал серу, курил дёготь.
Мать частенько помогала ему, уезжая на долго с ним в лес.
Вот как-то раз, пришлось Митьке одному дома остаться.
Сестры были в гимназии, мать с отцом в лесу, а бабушка
ушла в соседнюю деревню, проведать сестру.
Митька наносил в дом воды, прибрал в поленницу дрова, наколотые
на днях отцом и пошёл в дом. Было тихо. Малыш видимо спал.
Он тихонечко подошёл к люльке и заглянул.
Санька, встрепенулся, заметил его.
Радостно взвизгнул, замахал ручонками.
— Ах ты разбойник…,
Митька покачал головой.
— Я думаю спит…, а он вон что вытворяет…. Доволен…, освободился
от пут…, да?
Голос мальчика смягчился.
— Ну ещё бы…, кому понравится перевязанным лежать…, ну
что…, выспался?
Ребёнок, словно всё понимая, ещё громче взвизгнул, подтверждая
и еще сильнее потянулся к Митьке.
— Ладно уж.
Смилостивился он, вынимая ребёнка.
— О…, да ты ещё и мокрый….
Митька чмокнул малыша в щёчку.
— Ладно, сейчас заменим.
Он не раз видел, как старшие обращались с малышом, заменяли
пеленки, самому же еще ни разу этого делать не приходилось.
Мальчик вновь опустил братишку в люльку. Тот почувствовав
это захныкал, возмущаясь.
Митька прошёл к комоду, достал пелёнку постелил на кровать,
затем склонился над Санькой.
— Ну и что расхныкался….
Он высвободил ножки малыша и взял его на руки.
Попка была влажной.
— Ну, зассанец…, во надул….
Беззлобно проворчал Митька, укладывая братишку на кровать.
— Полежи тут, а я пока сырость твою вытащу.
Он убрал из люльки все сырые пелёнки, обтёр клеёнку.
Санька, радостно махая ножками и ручками, что-то бормотал
на своём, только ему понятном языке, поглядывая на брата.
Митька, наконец, закончил и подошёл к нему.
— Ну вот, теперь кроватка подсохнет и потом постелю сухую
пелёнку. А сейчас давай займёмся тобой.
Он сходил за полотенцем и намочил его. Вернувшись, мальчик
стал обтирать малыша: животик, ножки….
Его руки опустились ниже, он замер, дотронувшись до яичек
и писюнчика.
“Ого! Какие большие…,” подумал Митька.
Небольшое хозяйство малыша было прямо перед глазами.
Он вновь дотронулся полотенцем до промежности ребёнка,
потом отложил полотенце в сторону, потрогал рукой.
“Как странно…?”
Он и раньше видел, и наверное дотрагивался, но до сегодняшнего
дня, он вовсе даже и не задумывался над этим. И совершенно
не обращал внимания. А теперь, тут, вдруг, в нём что-то
изменилось, в голове зашевелились какие-то мысли. И он
совсем по иному увидел тело малыша.
Ему было приятно проводить рукой по упругому и в тоже время
мягкому телу мальчика, касаться писюнчика и яичек.
От всего этого ему стало не по себе. Словно он делал что-то
нехорошее, запретное. Уши у него покраснели, стали горячими.
“Хорошо, что дома ни кого нет.” Подумал он оборачиваясь
и оглядываясь, на всякий случай.
“Ну ладно…, подумаешь…, что я его голенького никогда не
видел…, и чего это я…”.
И всё же, тут было что-то другое, что-то чего он объяснить
себе не мог.
Митьке вновь, захотелось погладить братика, потрогать довольно
большой, как ему казалось, членик ребёнка.
“Ну ни кого же нет…”.
Митька вначале осторожно, потом смелее дотронулся, всё
как следует рассматривая.
И тут он неожиданно понял, что его привлекло и взбудоражило.
Ну конечно же размеры!
У Митьки, пятилетнего мальчика, писька точно такая же,
как и у малыша….
“Не может быть…, нет…, это мне просто кажется”.
Попытался он отмахнуться от своих мыслей.
Но те назойливо подсмеивались.
“Да нет, же…, у меня конечно же больше…, наверное”.
Мальчик не выдержал, благо никто не мог ему помешать.
Он приспустил свои штанишки, посмотрел на свой членик.
Сравнение было не в его пользу. Хотя точно определить так,
было довольно трудно.
“Нет…, так не получится…”.
Мальчик некоторое время колебался раздумывая, потом взял
маленький стульчик и подставив к кровати, встал на него.
Теперь всё было хорошо видно.
Он сбросил штанишки, чтобы они не мешали и склонился над
братиком.
Теперь их письки лежали рядышком, а яички соприкасались.
Митька вздрогнул. Не понятные, новые ощущения, соприкоснувшихся
тел, ему до селе не знакомы и неожиданно приятны.
“Ага!!”
Довольный и удовлетворённый, Митька слез со стульчика,
натягивая свои штанишки.
“У меня больше…, пусть немножко…, но больше”.
Митька склонился над малышом и поцеловал в щёчку.
Сашка махая ручонками ухватился за волосы брата и потянул
к себе.
Мальчик от неожиданности, не удержавшись, повалился, уткнувшись
в мягкий животик.
Наконец, освободившись, он вновь поцеловал братика, только
теперь в выпиравший пупочек.
— Ну силач….
Митька закончил приборку, пора было покормить Сашу.
— Всё…, давай кушать и спать.
Кое-как ему удалось спеленать непослушное, сильное тело
братика, уложить его в люльку, и дать бутылочку с молоком.
* * *
Все, кто жил в деревне, знают,
как быстро летит время весной. Забот много. Весь май маешься.
Ну вот наконец закончили высадку картошки.
Мать с бабушкой с утра натаскали воды в баню, затопили.
Митька за день устал, помогая, но старался не показывать
виду. И его сегодня все хвалили. Ему было очень хорошо
и приятно.
Наверное в первые, он по доброму думал о своих сёстрах.
Как ни как мужик, а не какая-то барышня.
Хотя если честно, он с удовольствием бы растянулся где
нибудь на лавочке и отдохнул.
Но сёстры нахваливали: “какой ты сильный, нам бы так не
сделать”.
И Митька старался изо всех сил.
Наконец, семья собралась за столом на обед. Настроение
было праздничное, много говорили, отпускали всякие шуточки,
даже скинутое Сашкой на пол блюдце с кашей, вызвали только
смех, о том какая мать не уклюжая, оставила Саньку без
обеда.
Потом долго пили чай, не торопясь, наливали в блюдечко,
макая колотый сахар.
Сладостей детям сегодня досталось больше чем всегда.
Бабушка, сходила в баню посмотреть, сообщила, что через
часик можно и начинать мыться.
Митька не особенно любил баню. Он не понимал, и что взрослые
так довольны?
Он ходил с бабушкой последним, после того как все уже помоются.
В бане было тепло, хотя если долго стоять на полу, ногам
становилось прохладно, поэтому он всегда залезал на лавку,
там и мылся, точнее сидел, а мыла его бабушка, довольно
быстро и бесцеремонно.
Пять минут и его она выпроваживала.
Нет Митька баню не любил.
Взрослые ещё немного посидели, отдохнув от обеда и вот
наконец, отец стал собираться.
Мать подала ему чистое бельё и полотенце.
Федор Иванович ушёл, но вскоре вернулся.
— Опять веник забыл взять…, Мить…, ну-ка сползай на поветь,
принеси.
— Счас….
Мальчик выскочил в коридор и быстро поднялся по лестнице
на чердак.
Там было отгорожено две комнатушки, в каждой из которых
помещались кровати и было еще немного места.
Тут летом и спали, а то дома было не выносимо жарко.
Над комнатушками, под самой крышей и висели веники, большие,
и ароматные.
Мальчик приставил лесенку и забрался.
Немного по выбирав, взял самый большой и красивый, как
ему показалось, помчался обратно.
— Спасибо…, во какой славный. Ох и попаримся…. Мать…, собирайся
пошли.
— Нет…, Федя, ты сегодня один сходи…, у меня что-то сегодня
дыхания нет, а ты опять там наплещешь.
Фёдор Иванович, растерянно стоял, обдумывая.
— Да вон, Митьку возьми, пора уж парню и парку попробовать.
— И то верно! Мать, дай парню во что переодеться…, пойдёшь?
Митька радостно взвизгнув, от такого предложения, побежал
за матерью, взять бельё.
“Он будет мыться как взрослый! Первый. А женщины уж после
них”.
— Мама скорее…, папенька же ждёт меня.
Поторапливал он.
— Успеешь, оглашенный. Никуда твой папка не уйдет.
Митька с бельём в руках быстро догнал отца, идущего к бане.
Они зашли в предбанник.
Мальчик, вдохнул горячего воздуха, затаил с непривычки
дыхание.
“Ого! Если тут так жарко…, как же тогда там…?”
Но говорить об этом он не решился. Вдруг ещё отец отправит
его обратно…, вот будет стыдно.
Они разделись и прошли в парилку.
Дыхание у него окончательно перехватило.
Он остановился у порога, боясь идти дальше и стараясь не
дышать.
Пот выступил по всему телу.
“Как же тут мыться? Свариться можно…”.
— Эх! Хорошо! Мать натопила…, ты что там встал? Иди сюда.
Давай залезай на полок грейся.
Мальчик вздохнул, осторожно ступая, прошёл к лавке присел.
— А-а-а-а-а!!
Митька подскочил, растирая ладошкой обожженную попку.
Отец, беззлобно рассмеялся.
— Ах ты боже мой…, Митя, я совсем не подумал…, погоди.
Он почерпнул холодной воды и плеснул на лавку, растёр ее
рукой.
— Ну вот…, полезай. Что жарковато?
Сочувственно спросил отец.
— Может…, потом помоешься…..
Митька замотал головой, опасаясь, что отец выпроводит его.
— Нет, нет. Я ничего. Мне уже и не жарко.
Банька – это небольшое помещение, с маленьким окошком,
вдоль стены поставлены лавки и полок, а посреди большую
часть занимала печь, где был поставлен котёл, в котором
и нагревалась вода, закрывался он большой деревянной крышкой.
Отец налил горячей воды в тазик, замочил веник.
Хотел было плеснуть, поддать пару, но посмотрев на сына
не стал.
Сел рядом с ним.
— Ну как Митюха, жив…?
— Ага.
Стараясь пригнуться пониже, подтвердил мальчик.
— Ну во! Совсем мокрый….
Отец рукой провел по спине мальчика.
— Ну терпимо?
— Да-а-а….
— Тогда может прибавить…, парку?
— Не-е-е! Не надо.
Фёдор Иванович погладил сына, решил попозже наплескать,
когда тот выйдет в предбанник.
Митька всё ниже и ниже опускал голову, ощущая прохладу
идущую от пола, пока наконец не улёгся на колени к отцу,
так было гораздо лучше.
Фёдор Иванович, опёршись о горячую стену, сидел расслабившись,
отдыхая.
Митька же ворочал головой, устраиваясь поудобнее.
“Что же мне всё время мешает…?”
Неожиданно он осознал, что именно.
Прямо перед глазами у него лежала большая колбаска, слегка
касаясь его губ.
Митька замер, рассматривая папкино хозяйство.
Он мельком взглянул на лицо отца и видя что тот, сидит
закрыв глаза, вновь с интересом стал изучать это.
Воспоминания пронеслись у него в голове.
Месяц назад, так же близко он рассматривал маленький Сашкин
писюнчик и вот теперь он видел папкин.
Холмик чёрных волос щекотал уму лицо, но Митька не шевелился.
Ему не хотелось, чтобы отец прогнал его, было так здорово…,
сколько раз он лежал на коленях у отца…, но тогда он бывал
в штанах…, и вот теперь….
Пот, лившийся со лба, всё время мешал смотреть, попадая
в глаза.
Он осторожно, стараясь не потревожить отца, иногда смахивал
бежавшие капельки.
Неожиданно, он почувствовал, как у него между ног что-то
шевелится.
Он вздрогнул и посмотрел.
Раздвинув коленки, он тут же быстро сжал их.
“Ничего себе…”.
Его писюньчик, выскочили и палочкой прижался к животику.
“Ничего себе…”.
Митька поднялся с колен отца и спрыгнув на пол, быстренько
выбежал в предбанник.
Фёдор Иванович очнулся.
— Разморило…?
Крикнул он вдогонку сыну.
— Ну давай отдохни…, остынь маленько. Ну а я ещё прибавлю,
пока ты там.
Митька услышал, как отец, набирая воды плещет её в заслонок
на камни.
Те громко шипели и сквозь щели, мальчик подсматривая, видел
как клубы пара заполняют помещение.
Отец покрякивал от удовольствия, забравшись под самый потолок.
Митька присел на лавку, посмотрел на свою писю, потрогал.
Твёрдая палочка гордо возвышалась, пугая мальчика.
Если бы он не был таким мокрым он бы сейчас вспотел.
“Что со мной? Он что теперь так и будет…”?
Мальчик рукой попробовал опустить его, но пися вырвалась
и хлопнула его по животику.
Он испугался и чуть было не заплакал, хотел уже было кинуться
к отцу.
Но поднявшись остановился. Закрыл глаза и стал молиться,
шепча слова раскаяния.
Он молился горячо, как никогда раньше.
Говоря какой он плохой, что он конечно достоин наказания
и он непременно покается во всём своем грехе отцу и пусть
он его накажет….
Митька уже подошёл к двери и хотел было войти, посмотрел
вниз.
Там было всё как всегда.
Пися свисала небольшим крючочком.
Митька набрал полные лёгкие воздуха и облегчённо выдохнул.
Он про себя ещё раз поблагодарил Господа Бога, за то что
тот, видимо, простил его.
И теперь стоял раздумывая….
“Господь простил с учётом того, что я должен покаяться
перед отцом…, или может он меня и так простил…?”.
Он почувствовал, как уши становятся горячими и наверное
красными, от мысли о том, как он стал бы рассказывать отцу
о своих бесстыдных поступках.
Его размышления прервал отец.
Он вышел и присел на лавку распаренный, раскрасневшийся.
— Может пойдёшь погреешься…?
— Н-е-е-е. Я с тобой потом.
Он присел рядом с отцом. Тот был горячий как печка.
— Ух ты!
Восхищенно воскликнул мальчик, поглаживая ручонкой по телу
отца.
Какой ты горячий….
Наконец отдохнув, вновь пошли в баню.
Отец достал из тазика веник и стряхнул с него лишнюю воду.
— Ну что…, давай-ка ложись на животик.
— Зачем?!
Испуганно воскликнул Митька
— Подставляй-ка зад…, счас драть буду….
Митька открыл рот от испуга, уже было хотел заплакать,
прося прощения, испугавшись, что отец каким-то образом
всё про него знает и теперь намерен наказать его тут, как
увидел, что отец громко рассмеялся.
— Ну, ну…. Ты чего? Испугался что ли? Да я пошутил. Да
ложись ты, не бойся.
Митька еще не совсем веря в такой исход, осторожно прилёг,
закрыл глаза, напрягся.
Фёдор Иванович, вновь намочив веник, снова стряхнул его
и покрутив в верху нагоняя в него пар опустил на спину
сына.
Тот вздрогнул.
Отец, провёл веником вдоль тела.
Вновь набрал пару и хлопнул по спинке. Потом ещё и ещё,
осыпая равномерно всё небольшое тельце ребёнка.
Митька вначале испугавшись, теперь расслабился, чувствуя
большое удовольствие от этих ударов.
“Как приятно…, вот уж никогда бы не подумал, что будет
приятно когда тебя колотят”.
Мальчик улыбался, открыл глаза и повернувшись, смотрел
на отца.
— Ну что нравится?
— Очень….
Потом они поменялись местами.
Митька, что есть сил хлестал по телу батьки, а тот только
похваливал и просил ещё посильнее.
Вскоре он вымотался и обессилел.
Они вновь вышли охладиться, а потом снова зашли, но уже
затем чтобы помыться.
Митька, так устал, что ничего не имел против того, что
отец налив в тазик воды стал его мыть сам.
Пошатываясь, он вошёл домой и плюхнулся на лавку.
Мать с бабушкой, пожелав “лёгкого пара”, смеялись от души,
видя состояние Митьки, подтрунивали над ним.
А он сидел довольный, улыбаясь, совершенно не пытаясь им
возражать.
— Ну давай…, иди ко мне, я тебя на кровать положу.
Мать подхватила на руки сына и отнесла его в горницу.
Часть 2
Прошло пять лет. Митька подрос,
возмужал.
За эти годы бывало всякое, он научился читать, писать,
помогли сёстры, а уж он всё схватывал на лету.
Отец, собирался определить его в гимназию, но так всё откладывал
и откладывал.
Работы по хозяйству было много, да и кроме отца и маленького
Сашки, мужчин больше не было. Так что выбирать не приходилось.
Братья очень любили друг друга и были совершенно неразлучны,
куда один, туда и другой, если гулять то непременно вместе,
если работать то вдвоём.
В деревне ребята наоборот удивлялись, если видели одного
брата без другого.
Они и спали вместе на одной кровати, хотя пожалуй в этом,
была не их вина.
Просто места ещё для одной кровати не было.
Отец, хотя и говорил, что пора бы пристроить ещё комнату,
но так всё дела не позволяли этого сделать.
Ну, а ребята и не возражали.
Так и повелось, как только Санька выполз из люльки, зимой
он спал с Митькой дома, ну а летом на повети, в небольшой
комнатке.
Она была их и только их. И даже сёстры, как им не хотелось,
не смогли их от туда выжить, хотя девки были уже взрослые
и места им двоим в одной комнатке было конечно мало.
И когда Митька взбунтовался, отец, встав на его сторону,
быстро разрешил этот спор, к огромному счастью в его пользу.
Митька становился взрослее, узнавал больше, и всё чаще,
порой вольно, иногда невольно, но обращал больше внимания
своему хозяйству, а так же и своих друзей.
Ну а это было совсем не трудно. Особенно летом, когда они
бегали купаться на речку, голышом.
Трудность была другая, держать себя, не давая своему уже
приличному члену “восстать”, при виде своих “собратьев”.
Зато ночью, когда они с Сашкой оставались одни, ложились
спать и малыш прижимался к нему засыпая, он без стеснения
замечал, как его членик наливался, твердел, прижимаясь
к животику.
Митька всегда обнимал и гладил нежное детское тело, когда
же он забывал это делать, Сашка сам просил и не отставал
от брата, пока тот не приступал к ласкам.
А случалось это редко, если только Митька очень уставал,
от какой-либо тяжелой работы, так что руки наливались свинцом
и он, упав на подушку, почти сразу засыпал.
Саша тоже старался как мог, он обычно располагался на спине
Митьки и своими маленькими ручонками, мял и гладил спину
брату.
Митька мог лежать так вечно, наслаждаясь, но малыш быстро
уставал и тогда приходилось меняться местами…, правда он
не очень от этого расстраивался.
* * *
Прошло уже больше половины июня,
лето обещало быть теплым и ягодным, вот уже скоро можно
будет идти на болото за морошкой, в лесу стали появляться
грибы и ребятишки частенько, утречком бегали за ними.
Думая об этом, и прикидывая, когда же мать выберет время,
что бы пойти в лес, он прижался к совершенно голенькому
телу братика, тоже постепенно засыпая.
Было душно.
“Жарко…, жарко…, жарко….”.
Билась слабая мыслишка, вместе с ударами сердца.
“Ну почему же действительно так жарко…?
Что-то заставило Митьку проснуться, сон улетучился.
Он открыл глаза.
Что-то было не так как всегда.
— Саша…, Саша!
Малыш лежал рядом и тихонечко постанывал, не отзывался.
Его тело пылало, словно после парной.
— Саша…, Сашенька.
Тряс брата Митька.
— Что с тобой? Заболел? Где болит? Где…. Ну что ты молчишь?
— Жа-а-рко…
Едва слышно ответил малыш.
Митька соскочил с кровати, нащупал спички и зажёг маленький
огрызок свечи.
Слабый огонёк осветил ребёнка.
Капельки пота блестели по всему лицу, иногда скатываясь.
Митька испуганно выскочил из комнаты и помчался в дом,
громко крича.
* * *
Наступили тягостные дни. Сашу
перенесли в дом.
Температуру удалось немного сбить, но вскоре она снова
поднималась.
Вот уже несколько дней, никто и ничего не могли сделать.
Мальчик слабел с каждым часом, он всё чаще терял сознание.
Жизнь заметно угасала….
Он почти ничего не ел, иногда только пил.
Ребёнок ни на что не жаловался, ничего у него не болело,
и приехавший земский врач, так ничего и не мог сказать,
что же с мальчиком.
Ему старались дать лекарство, но организм не принимал,
его либо выворачивало, либо в его состоянии ничего не меняло.
За три дня малыш сгорел….
Было ясно, что ребёнку осталось жить немного.
Митька и сам весь извёлся.
Он почти не отходил от братика, на все уговоры, он молча
качал головой. Никто не решался силой заставить Митьку
отойти. Пойти на кровать отдохнуть.
Ночью же, он спал тут на полу, возле него.
Проснувшись, прислушивался, всматривался в крохотное личико,
прикасался к нему губами.
И только убедившись, что Саша дышит, успокаивался и вновь
засыпал, сном беспокойным, не на долго.
Родители были в отчаянии.
За эти дни они кого только не приводили, что только не
давали ребёнку.
Ничего не помогало.
А сегодня вечером, Митька подслушал, как старая знахарка,
которую привёз отец из далекой деревни, тихо ему сказала.
— Все мы под Богом ходим…, крепись отец. Не долго осталось
мучиться…. Завтра к вечеру видимо кончится….. Прости Фёдор
Иваныч, но тут я ни чем не могу помочь.
Митька впервые за всё время, боясь, что сорвётся, натворит
не известно что, убежал за дом в поле. И затерявшись в
густой траве, лежал и беззвучно плакал.
Жуткий, безжалостный приговор.
“Завтра кончится…, завтра кончится…. Что кончится?”
Ему порой казалось, что он вдруг летит, проваливаясь в
огромную бездну. Потом неожиданно приходил в себя, некоторое
время пытался понять где он и что с ним, и как только это
ему удавалось….
Он кричал от горя, зажимая себе рот рукавом, впиваясь зубами.
Боли он не чувствовал.
И только забытье, вновь успокаивало его.
“Его братика…, его единственного, любимого Сашки больше
не будет!? Этого не может быть….. Нет! Нет! Я не смогу
без тебя жить…”.
Мальчик вновь забылся. Организм пытался защитить мозг.
Он вновь потерял сознание.
Сколько времени прошло он не знал, когда очнулся.
И наверное не стал бы обращать на это внимание, если бы
не огромная яркая вспышка молнии не далеко, да сильнейший
раскат грома, немного его привели в чувства.
Он безразлично смотрел, как приближается гроза.
Стихия быстро захватывала небо, заполняя его страшной чёрнотой,
без единого просвета, если не считать частых вспышек.
Во круг него всё затихло. Даже намёка на ветерок, на какое
либо движение не было. Ни единого звука.
Митька поднялся, и побрёл к дому.
Нет…, не спрятаться от дождя, не укрыться от непогоды и
не от страха.
Он понял, что должен те последние мгновения которые у него
остались, быть рядом со своим братом.
— Ну где же ты ходишь? Иди скорее…, смотри что творится.
Встретила его мать на пороге.
Она закрыла дверь, крестясь и причитая, мягко взяв Митьку
за плечи прошла в дом.
Он не слыша и ни кого не видя, прошёл сразу к братику.
Саша лежал тихо. Ни что не показывало, что он жив. Даже
веки раньше чуть дрожавшие, теперь лежали маленькими брошенными
крылышками.
Мальчик наклонился, прислушался.
Едва различимое дыхание его успокоило и опустившись рядышком,
прижался щекой к холодной крохотной ручонке братика.
Мать, занавесив окна и убрав всё блестящее, накрыв самовар
полотенцем, присела подальше от окна на лавку, смотрела
на сына не решаясь его потревожить.
Ей и самой было тяжело, но горе ребёнка, она это чувствовала
было неизмеримо выше.
Не правда скажет кто-нибудь, нет горя больше горя матери…,
и он ошибётся.
Женщина, закусив плат, тихо плакала, незаметно.
Ливень, долго готовился, приближался, все его ждали и всё
равно, начался он неожиданно.
Вдруг, сразу, сплошной стеной, с сильным грохотом он обрушился
на землю, на дома и деревья.
Почти сразу что-то треснуло, и долбанув по крыше скатилось
на землю.
Одновременно в дверь громко постучали.
— Господи!
Мать вздрогнула, перекрестившись.
— Кого это там несёт не легкая?
Отец нехотя поднялся, пошёл посмотреть.
Он открыл дверь. На крыльце весь мокрый стоял незнакомый
мужчина.
Федор Иванович осмотрел его, одет просто, но не в рванину.
— Что тебе?
— Добрый хозяин, будь милостив, пусти на одну ночку. Сам
видишь мне деться не куда. Промок весь.
Фёдор некоторое время размышлял.
“Может отказать? Где он его положит? А может лихой человек
какой?” Но гроза была такой сильной, что размышлять долго
не приходилось.
Махнув рукой, он посторонился, пропуская гостя.
— Пройди в дом, обсушись. Но не обессудь, ночевать придётся
на повете…, дома места нет.
— Да я не стесню, благодарствуйте.
Фёдор Иванович закрыл дверь и провёл гостя в дом.
Он объяснил жене и та, приняв мокрые вещи странника, отнесла
посушиться на печь.
Все сидели молча.
Грохот и шум всё равно бы не дали поговорить, да собственно
говорить никому и не хотелось.
Град огромный сильный барабанил яростно, ломая ветки, разбивая
всё что только мог, заглушая всё, даже вскрики, рядом сидящей
женщины.
Неожиданно, как началось так всё и прекратилось.
Вдруг сразу. Стало тихо.
— Слава Богу….
Ольга Васильевна облегченно вздохнула. Перекрестилась на
образа.
— Ох и страсть то какая…, страсть то….
Митька поднялся с пола, сходил на двор по нужде, молча
вернулся и сел на лавку.
Незнакомец немного пододвинулся.
Мальчик явно его не замечал.
Он безразлично смотрел на пол, уставившись в одну точку.
— У вас горе какое…?
Незнакомец обратился к хозяину.
В комнате стало уже светлее, можно было рассмотреть гостя.
Не старый мужчина лет тридцати, сидел спокойно, прямо.
Взгляд его был одновременно и строгий и добрый.
Фёдор посмотрел ему в глаза, но долго выдержать такого
взгляда он не мог.
Что-то подсказывало человек не простой, и на нищего не
слишком походит. По голосу и взгляду было видно, что он
не привык, чтобы на него не обращали внимания, или перечили
ему.
Фёдор даже немного испугался, но долго не стал над этим
задумываться.
— Да…, мил человек…, младшенький мой…, вот….
Фёдор развел руками, словно извиняясь, что доставляет беспокойство
гостю.
— Помирает…, не сегодня, завтра….
Мужчина, не говоря ни слова, поднялся и прошёл в комнату
к ребёнку.
Только теперь Митька увидел незнакомца, очень удивился
и соскочив со скамейки, быстро прошмыгнул мимо него, оказался
рядом с братиком раньше.
Незнакомец, заметил, слегка одними уголками губ он улыбнулся,
склонился над больным мальчиком, некоторое время внимательно
что-то рассматривал, потрогал лоб.
Затем взял одну руку, потом другую, рассмотрел их, и бросив
короткий взгляд на Митьку вышел, вновь сел на своё место.
Вечер подобрался быстро, стемнело.
Зажгли лампу, поставили самовар.
Пили чай, почти не разговаривая.
Митька не пошёл, как не звали.
“Как он мог? О чём они говорят…? Какой чай…? Зачем? Сколько
ещё осталось? Час, два, может полдня? Может день…?”
Он вновь перестал обращать внимания на кого-либо.
Незнакомца провели наверх на поветь, показали кровать,
где раньше спали ребята.
Дом затихал, ворота закрыты на засов, свет погашен, все
разбрелись по своим местам.
Митька отрешенный от всего, вдруг встрепенулся.
Лёгкий, едва уловимый вздох умирающего привлек его внимание.
Он мгновенно поднялся и прислонившись щекой к ребёнку почувствовал,
его дыхание.
Слезинки, скатываясь по щеке Митьки, продолжали свой путь
по лицу ребёнка.
Видимо на последок, он очнулся, пришёл в себя, даже узнал
рядом сидящего брата.
— Митичька….
Еле различимый шепот Митька услышал, даже будь он в другом
конце комнаты.
— Сашенька, Саша, я тут. Тут.
— Митичька…, я люблю тебя.
— Я тоже…, я тоже очень тебя люблю.
— Я скоро помру….
— Нет! Нет, нет. Сашенька…, нет не говори так.
Охрипшим голосом зашептал Митька, целуя братика.
— Ты поправишься…, вот увидишь…, ты обязательно поправишься.
Мы с тобой на речку пойдём….
Слёзы душили его, мешая говорить.
Он больше не мог произнести ни слова.
Ходики в полной тишине, мягко отсчитывали, может быть,
последние минуты отведённые им.
Митька вновь прижался к братику, шепча слова любви.
Но он его уже не слышал.
Малыш вновь впал в забытье.
Митька наконец понял это. Отстранился.
Посмотрел на часы, с ненавистью, словно они были виноваты,
что так мало времени осталось жить ребёнку.
Было уже пол девятого. Летом темнеет не скоро. Было еще
хорошо всё видно.
Митька вновь взглянул на ходики и неожиданно вспомнил лицо
незнакомца.
Он, как бы со стороны увидел, как тот посмотрел на него,
и на братика.
Секунду поколебавшись….
Мальчик решительно поднялся, погладил взъерошенные волосики
братика, поцеловал его.
* * *
— Дядечка…, дядечка…, проснитесь.
— Кто тут?
Незнакомец встрепенулся и присел на кровати.
Перед ним стоял Митька. На крохотном столике стояла мигулька,
едва освещая комнатку.
— Это я, дядечка…, Митька.
Незнакомец наконец окончательно проснулся.
— Что тебе…? Зачем разбудил?
Глаза незнакомца блеснули огоньками.
Митька неожиданно упал на колени и ухватился за руку мужчины,
зашептал.
— Я знаю, я знаю…, вы можете…, я прошу вас. Помогите. Помогите
моему братику. Христом Богом прошу. Не дайте ему умереть…,
я всё, всё сделаю. Всё что захотите….
— С чего это ты взял…, что я могу его вылечить?
Не совсем уверенно и удивленно произнес незнакомец, пытаясь
освободиться от прижавшегося к нему мальчика.
— Ничего я не могу. И зря ты меня разбудил. Ступай.
Митька выслушал это, и вдруг, обхватив ноги незнакомца,
прижался к ним стал целовать.
— Нет! Нет, я умоляю вас. Ну хотите…, хотите я умру вместо
него…, только скажите…, хотите? Но спасите братика.
Он уже почти кричал, почти не соображая, продолжая целовать
ноги незнакомца.
Почему он пришёл? Почему просит? Почему так уверен?
Он не знал.
И если бы его и спросили, он и сам бы этому удивился.
Наконец обессилив, он плюхнулся на пол у его ног.
— Вы можете…, можете…, я знаю….Я всё сделаю. Я на всё согласен.
Всё равно если он умрёт…, умру и я.
Прошептал Митька.
— Хорошо.
Мальчик вздрогнул. Словно его ударили кнутом.
Он поднял голову, впился взглядом в лицо незнакомца.
Тот некоторое время смотрел в глаза ребёнку…, и наверное
впервые в своей жизни не выдержал, отвёл взгляд.
— Хорошо.
Он не мог смотреть в глаза ребёнку.
— Жизнь…, за жизнь.
— Я согласен.
Сразу, не задумываясь, произнес мальчик, словно знал и
ждал этих слов.
— Я не знаю…, от куда ты узнал, я не знаю почему соглашаюсь,
но раз уж так получилось….
Мужчина замолчал, вновь всматриваясь в лицо мальчика.
— Значит готов на всё.
Митька кивнул.
— Тогда повторяй за мной. Я добровольно и без принуждения
отдаю своё тело и душу…. Я никогда не помыслю об измене
или побеге. Я буду подчиняться любому приказанию безропотно.
Митька повторял всё слово в слово, тот удовлетворенно улыбнулся.
— Сходи в дом и принеси пол стакана воды и маленькую ложечку.
Митька бросился выполнять поручение.
— Постой! Лампу возьми, а не то в темноте шею себе свернёшь,
да и всех перебудишь.
Вскоре он вновь стоял перед незнакомцем.
Тот достал из своей котомки пузырек и отлив из него не
полную чайную ложечку вылил в стакан.
Затем он накрыл его ладонью, и что-то стал шептать, изредка
бросая на замеревшего, стоявшего рядом мальчишку.
— На, возьми…. Каждый час, ты должен давать по две ложечки
из этого стакана своему брату. Каждый час. И беда тебе,
если ты хоть один раз проспишь и пропустишь.
Митька бережно принял из рук незнакомца драгоценную жидкость.
Пошел к выходу.
— Постой…. Завтра я уйду…. Ты же можешь прожить дома еще
три дня. Но на четвертый рано утром я буду ждать тебя у
развилки дорог, на выезде из деревни. Ни кому ты не должен
говорить обо мне. И помни…, я ничего тебе не обещал. И
я не могу обещать, что твой братик обязательно поправится.
Я просто даю тебе шанс…. Может быть…, может бы…. Но ты…,
ты дал мне слово и должен будешь прийти ко мне всё равно.
Митька спокойно выслушал незнакомца.
Ни один мускул не дрогнул на его лице. Он утвердительно
мотнул головой и вышел.
Как призрак прошёл к братику. Поставил на столик стакан,
склонился над ним.
Бережно приподнял голову ребёнка, поправил подушку.
Саша был без сознания.
Митя набрал в ложечку воды и бережно, стараясь необранить
ни одной капельки, аккуратно влил содержимое в рот ребёнку.
Убедившись, что он проглотил, вновь набрал….
Прислонившись щекой к руке ребёнка, он впился глазами в
ходики.
* * *
— Митичька….
Мальчик встрепенулся, испуганно посмотрел на часы. Было
около семи.
“Боже мой! Проспал! Уснул…!”
Он чуть не потерял сознание.
Взгляд его остановился на пустом стакане.
Вздох облегчения вырвался у него из груди.
Он вспомнил, как последний раз в шесть часов дал последние
две ложечки воды Саше.
— Митичька….
Мальчик посмотрел на братика.
Тот едва поднял ручонку, пытаясь дотронуться до Митьки.
Но был слишком слаб.
Митька обхватил его ладошку и заревев, прижал её к себе.
— Митичька…, что же ты плачешь? Что же ты плачешь….
— Нет, это я так, так ты не бойся это я от радости.
Размазывая по щекам слёзы бормотал Митька.
— Теперь всё будет хорошо. Хорошо. Ты поправишься….
Едва заметный румянец появился на бескровных щёчках ребенка.
— Митичька…., дай мне попить.
— Что? Пить? Счас, счас погоди. Я быстро.
Он выскочил в комнату. Бабушка готовила еду. Топила печь.
— Бабушка! бабушка. Дай мне чего нибудь….
— Оглашенный…, что же тебе дать то?
— Ну…, Сашеньке же, Сашеньке. Ну что же ты?
Он бегал по комнате, не соображая, сам не зная, что нужно.
— Попить, попить просит Сашенька.
Женщина обтирая руки о фартук поспешила в комнату к ребёнку.
— Господи! Счастье-то какое! Господи….
Доносились её громкие возгласы, разносясь по всему дому.
Митька не находя ничего, подставил стул и полез в шкаф.
Святая святых.
Никогда ему не разрешалось туда ползать.
Он достал большой кусок сахара, схватил чашку с молоком
и помчался обратно.
— Вот…, на Сашенька.
Он помочив сахар, поднёс к губам ребёнка.
Саша немного полизал.
Митька вновь и вновь, не обращая ни на кого внимания, мочил
кусок и подносил к губам братика.
На шум постепенно сбежались все, стояли остолбенев от неожиданности,
ожидая совершенно другого.
Мать бросилась к сыну, целуя и гладя ребёнка.
— Как же это…, как же? Господи.
— Мамочка, ну не плачь. Мне уже хорошо.
Митьку оттеснили обрадованные сестры и отец.
Всем хотелось приласкать ребенка, потрогать его.
Митька теперь стоял в стороне растерянно один.
Он не сердился на них.
Потом, что-то вспомнив, он положил сахар и чашку на столик
и поднялся на поветь….
Там уже никого не было.
* * *
Прошло два дня.
Саша удивительно быстро поправлялся.
Взрослые догадывались, что тут что-то не так, но добиться
правды от Митьки никто не мог.
А он вообще ничего не говорил.
Митя ни на секунду не отходил от Саши, даже вымотанный
за эти дни, он и ел и спал тут же рядом, не желая ни кого
слушать.
Отец, однажды прикрикнув на непослушного ребёнка, осёкся,
заглянув ему в глаза. Больше он спорить и требовать от
него ничего не стал.
Кормить Сашу он не позволял никому, целыми днями играл
с ним, был на улице, веселил его, всячески заботился.
Вот и пролетел третий последний день, отведённый ему незнакомцем.
Как быстро летит время.
Вот уже вскоре семья будет собираться спать.
Митя подошёл к отцу и матери, бабушке и сёстрам. Пожелал
всем доброго сна, поцеловал всех и ни слова не говоря взял
Сашу за руку, ушёл с ним спать на поветь.
Странное поведение мальчика все заметили, но не слишком
придали этому значения, приняв это, как переживание последней
недели.
Дети разделись и легли.
Митя обнял братика и прижался к нему.
Саша, крохотным комочком свернулся рядом.
Ему вновь было уютно и покойно.
Одно он не мог видеть.
Он не видел слез брата.
Митька молча разговаривал с Сашей, на сердце у него было
легко и спокойно, хотя и понимал, что вряд ли теперь когда
он с ним увидится.
Он ничего не боялся, ни о чем не жалел, ничего не стыдился.
Жизнь его любимого человечка, его Сашеньки была для него
важнее всего на свете.
Мальчик изредка целовал ребенка, поглаживая его.
Он вдыхал аромат его волос, пытаясь запомнить.
Он не спал, да он и не смог бы уснуть, даже если бы и захотел.
Малыш тихонько посапывал, уткнувшись в него.
Волна воспоминаний их былых игр и баловства нахлынули на
Митьку.
Как он любил ласкать братика, как тот в свою очередь, хитро
заставлял Митьку делать это….
Малыш весело повизгивал, боясь щекотки, когда Митька целуя
его потихонечку спускался понемногу вниз по животику, добирался
до уже поднявшегося, в ожидании ласк писюнчика.
Он игрался с этим маленьким петушком, позволяя и братику
поиграть с его уже изнемогавшим от желания членом.
Они не говорили об этом, не обсуждали плохо это или
хорошо, просто им было это приятно и нужно, и слов ни
каких больше
не требовалось.
Вот и последняя ночь. Он должен запомнить её навсегда.
Митька ласкал братика, стараясь не разбудить его, он сполз
вниз и уткнувшись в промежность вдыхал тонкий аромат нежной
детской кожи.
Целуя и гладя он перевернул малыша прижался к маленькой
попочке, нежно целовал то одну, то другую половиночки,
иногда зарываясь носиком между ними, щекоча крохотную дырочку.
Малыш несколько раз слегка просыпался, но Митька успокаивал
его, продолжая вновь свои ласки, как только Саша засыпал.
Ночь – короткий миг, для двух бесконечно любящих друг друга
людей. И не важно взрослые это или дети.
“Прощай мой любимый, прощай мой родненький…, прощайте мои
родители, простите меня за всё плохое что я делал…, простите
за то что ухожу не простившись, не получив благословения,
прости мой Сашенька, что мне придётся покинуть тебя, но
моя любовь будет всегда оберегать тебя…”.
Начинало светать.
Мальчик осторожно поднялся, последний раз поцеловал спящего
братика, укутал его и одевшись решительно спустился.
Вышел на улицу и не оборачиваясь стал удаляться от родного
дома.
Часть 3
Вот уже почти две недели Митя
шёл с незнакомцем, уходя всё дальше и дальше от дома на
восток.
Бывало всякое, порой им удавалось заночевать в каком либо
селении, но чаще, ночь их заставала в лесу.
За всё это время они вряд ли сказали друг другу два десятка
слов.
Митя мало на что обращал внимание, он просто шёл рядом
или останавливался, когда это было нужно.
Но ни разу не поинтересовался, куда они идут и долго ли
еще им идти.
Ему было всё равно….
Незнакомец тоже не пытался разговорить мальчика, словно
того и не было рядом. Могло показаться, что он порой вообще
забывал о нём.
Так они и существовали, были всё время рядом и в тоже время
бесконечно далеки друг от друга.
Митя видел, незнакомца хорошо знали.
С ним говорили уважительно. А многие его откровенно боялись.
Слух о том, что он идёт, опережал их.
И часто не просто их ждали, а и наоборот приходили за ними
на привал, просили проехать то в одно, то в другое место,
в стороне от того направления, куда они шли.
Не всегда он соглашался, но когда это делал, можно было
быть уверенным, поможет.
Он никогда не брал много продуктов, как его не просили.
Он вообще старался ничего не брать.
Поэтому питались они довольно скверно….
Митька и на это не обращал внимания.
Что давали, то и ел. Где говорили, там и спал.
Когда же его кто-нибудь пытался расспрашивать, Митька или
молчал или отговаривался парой слов.
Ну да к мальчику все относились хорошо, хотя и с опаской.
Никто не знал ничего о Митьке, когда и от куда он взялся.
Незнакомец ни разу не обидел мальчика, но и не приласкал.
Митька его не боялся, хотя и чувствовал в нём огромную
силу, чаще скрытую от всех, но иногда проявляющуюся, когда
он что-то делал, важное.
Он никогда не прогонял от себя мальчика, хотя и не звал
специально, чтобы он не делал.
Середина июля.
Жарища была невыносимая, но порой, неожиданно налетала
гроза, проливала дождём и природа оживала.
Вот и сегодня они шли по лесу, молча, друг за другом.
Как-то быстро стемнело, налетел сильный ветер и большая
черная туча опрокинула на них столько воды, что прятаться
было бесполезно.
Так они и продолжали идти дальше, не обращая внимания на
совершенно мокрую одежду.
Как это бывает летом, ливень прекратился почти сразу.
Выглянуло солнышко, а что толку.
Оно было где-то там уже у горизонта и совершенно не пыталось
согреть промокших и озябших людей.
Подкрался вечер, пора было подумать о ночлеге.
Незнакомец, наконец остановился на небольшой полянке, снял
мешок и положил его на пенёк.
С поваленного березового дерева стал срезать бересту.
Митька некоторое время смотрел на это, слегка дрожа, потом
осмотревшись пошел поискать что-нибудь посуше, что бы могло
гореть.
Вскоре костерок весело потрескивал.
Митя сидел на поваленном бревне, протянув руки к огню.
Незнакомец посмотрел на мальчика, и пошёл в лес.
Через некоторое время он принёс несколько длинных тонких
жердин, и расположил их поближе к костру.
Он снял с себя рубаху, выжал и повесил сушиться.
— Митя….
Мальчик посмотрел на мужчину.
“Это к нему обращаются?
Зачем? Что нужно?”
Он только теперь увидел и понял, что сделал незнакомец.
С трудом стащив с себя мокрую прилипшую к телу рубаху,
стал её выжимать.
Мужчина смотрел на слабые попытки, удалить воду и улыбнувшись
забрал у мальчика рубаху, хорошенько её выжал и повесил
рядом со своей.
— Давай и штаны…, они такие же сырые.
Митя посмотрел на себя, потрогал.
Потом молча снял и протянул их незнакомцу.
“Надо же…, как не удобно…, я и не знал”.
Незнакомец как следует отжал и повесил их, подбросил дровишек
и сел.
Митька сидел рядом, совершенно обнажённый.
Он
уткнулся подбородком в коленки, обняв ноги руками смотрел
на огонь.
Мужчина, же смотрел на мальчика, любуясь красотой юного тела.
Ему вдруг захотелось погладить его, прижать к себе, согреть.
Рука его дрогнула….
Он смутившись, развязал котомку.
Покопался, достал чистую, новую рубаху, аккуратно и надёжно
завернутую.
— Одень…, а то простудишься ещё.
Он помог мальчику.
Митька, слегка улыбнувшись, благодарно кивнул головой.
Рубаха была большой и он полностью поместился в ней, вместе
с коленками.
Мужчина вновь поднялся, прибавил дров, поправил подсыхающую
одежду.
Незнакомец долго размышлял о мальчике.
Он понял, Митька не обычный мальчишка, другой бы давно уже
подчинился его воле, а он…, он никогда.
Да, конечно, мальчик послушен ему во всём.
Но это не то!
Такого подчинения ему не надо…, мало того…, он понял что проиграл.
Он понял, что больше не может, не смеет и не хочет удерживать
этого мальчугана возле себя.
Окончательно решившись.
Незнакомец вновь подсел к Митьке.
Мальчик вновь удивленно посмотрел.
За всё время, что они были в месте, мужчина никогда не садился
рядом с ним, и спать они ложились всегда в разных местах, даже
ели всегда порознь.
Незнакомец, некоторое время сидел, смотрел на пляшущие языки
пламени, думал как начать.
— Я отпускаю тебя мальчик…, да, да…, ты свободен.
Митька ни как не отреагировал на это.
— Завтра, я выведу тебя на дорогу и расскажу, как добраться
до дома.
“Свободен-н-н-н…, свободен-н-н…, свободен-н…”, разносилось
эхом в его голове.
— Митя! Ты меня слышишь?
“О чём он говорит? Я могу уйти? Уйти домой?”
Мужчина заглянул в огромные широко открытые голубые глаза,
увидел приоткрытые губы, в немом вопросе. И поняв его, по своему,
добавил.
— Не волнуйся. Я не шучу.
Митька опустил глаза и спокойно вновь стал смотреть на языки
пламени, словно мужчина с ним и не разговаривал.
Они довольно долго сидели молча.
Один думал о том, что пожелай он только, и перед ним будут
на коленях ползать, целовать ноги, посчитают за счастье выполнить
всё, что только он не пожелает….
Да это будет…, но будет от страха перед ним.
Зачем ему это?
Его и так все боятся и сторонятся.
Ему же порой хотелось бы хоть капельку обычного человеческого
внимания. Обычных добрых слов, любви, но только настоящей,
не надуманной….
Он уже ошибался в своей жизни несколько раз.
И вот теперь…, теперь он вновь ошибся.
Он думал, что приобрел красивого, доброго ребёнка, попутчика
в своей бездомной жизни, который будет скрашивать его одиночество.
Но…!
Но, приобрёл безмолвную, красивую игрушку.
Приобрёл силой. Думал, можно и так получить капельку счастья.
А вот нет оказывается.
Митя несомненно будет верен данной им клятве.
Он ни разу даже не помыслил убежать, хотя было много возможностей.
Он ни разу и ни кому даже не намекнул, кто он и почему идёт
вместе с ним.
Он безропотно и послушно выполнял всё, что требовал от него
незнакомец, и несомненно и дальше будет выполнять всё что только
он не пожелает.
Но большего!!!
Большего, он от мальчика не получит.
Петь соловья в клетке можно заставить, но никогда эти песни
не будут сравнимы с песнями свободы.
Митя же, был смущён, неожиданным предложением.
Он научился владеть своими чувствами.
И теперь, смог не подать виду, что очень взволнован.
То ему хотелось встать и не разбирая дороги умчаться подальше
он этого человека, пока он не передумал, то вдруг накатывала
неясная тоскливая реальность.
Он вдруг представил себя свободным.
Домой.
Да он конечно без особого труда доберётся.
Он вновь будет среди своих родных и любимых.
И что потом…?
Потом…, всё однообразно, изо дня в день.
Труд с утра до вечера и никакого просвета.
Даже в гимназию он наверное не попадёт.
Митя представил своё будущее и невольно сравнил со своей теперешней.
Всего то десять дней как он кочует с незнакомцем, но как много
он уже успел повидать и узнать.
И как не тоскливо ему вдали от дома, в нём уже что-то изменилось,
он стал другим.
Да и незнакомец предстал перед ним совсем по другому.
Митя наконец оторвался от угасающего костра, и внимательно
посмотрел на незнакомца, вгляделся в его лицо.
Вон седые прядки волос на висках, морщинки, каждая из которых
могла бы рассказать, как она появилась от тяжёлых переживаний
и невзгод, обветренная кожа, усталый взгляд, от бесчисленного
хождения по дорогам.
Неожиданно Митька увидел несчастного, уставшего человека.
— Я не уйду….
Тихо, но решительно произнёс Митька.
— Что…? Почему…?
— Ну…, во-первых…, я дал клятву и не нарушу её.
— Ах…, это. Я освобождаю тебя от неё. Ты можешь спокойно идти.
— Это, во-первых, — словно не слыша слов мужчины продолжил
мальчик, — а во-вторых…, я не хочу уходить.
Мужчина внимательно посмотрел на мальчика.
Его глаза вновь блеснули тем огнём, который наводил ужас на
всех, кто его видел.
Митька не моргнув глазом, спокойно смотрел на него.
Незнакомец, молчал.
Он испугался….
Испугался, переспросить, испугался услышать, что мальчик согласен
уйти от него, просто он его боится….
— Я не хочу уходить. И никуда не пойду.
Митя вновь повторил, решительно, не отводя глаз.
Вновь блеснули глаза мужчины.
Но это был уже не тот блеск…, это были слёзы, предательски
вдруг возникшие, выдавая его потаённые чувства.
Он постарался быстро отвернуться, скрывая их.
— Ты…, знаешь? Ты, знаешь…, кто я?
— Знаю. Ты колдун.
— И ты не боишься, что пропадёшь со мной?
Митя подобрав большущую рубаху, чтобы не испачкать, пересел
ближе к незнакомцу. Дотронулся до его руки.
— Ни сколечко.
— Нет! Всё равно…, уходи. Ты мне не нужен.
Колдун резко поднялся и отошёл.
— Уходи. Мне никто не нужен! Никто.
— Хорошо.
Неожиданно спокойно ответил Митя.
Он тоже поднялся и теперь, стоял поёживаясь, переминаясь с
ноги на ногу.
— Я замёрз….
Мужчина обернулся.
Митя стоял босой на холодной земле. Рубаха, немного длиннее
пупка, свисала балахоном с худеньких плеч мальчика.
— Холодно….
Словно оправдываясь, что побеспокоил его таким пустяком, тихо
прошептал он.
— Ну вот, ещё…, не хватает, что бы ты простудился….
Он легко поднял его, посадил к себе на колени. Осторожно, обняв.
Чуть позже, Митька, поджав ноги, как маленький котёнок, свернулся
клубочком и прижался к тёплому телу колдуна.
Костёр, оставленный без присмотра угасал.
Колдун видел это, но то, что было у него на коленках, было
гораздо важнее, нужнее и дороже, чем тепло огня.
* * *
Это была первая ночь, когда они легли
спать вместе.
Что случилось?
Что произошло?
Как всё вдруг изменилось в их отношениях.
Изменилось неожиданно и мгновенно….
Неприязнь исчезла, у мальчика появилось новое, не понятное
состояние.
Митька и не пытался разобраться в своих чувствах.
Но когда рука колдуна нежно обняла его, он понял только одно,
ему хорошо, покойно и даже приятно.
На утро, они вновь отправились в дорогу.
— Ты уверен, что не хочешь вернуться домой?
Не один раз в этот день спрашивал его колдун.
— Я же дал слово…, и не хочу его нарушать. И к тому же…,
я тебе очень благодарен за жизнь моего брата. Для меня ничего
на свете нет дороже этого.
— Тебя только это заставляет остаться со мной?
— Нет…, нет, но и это тоже.
Колдун шел рядом с мальчиком, размышляя о том, что произошло.
И стоит ли в это верить. Может быть это просто сон или благодарность
мальчика, которая скоро пройдёт.
И тогда…, тогда он возненавидит его и свою сломанную жизнь.
Митю тоже мучил один вопрос и давно.
— Можно тебя спросить. Почему ты не стал лечить моего брата
сам, а согласился помочь, лишь тогда когда я пришёл и…, ну
в общем, упросил тебя. Ведь он бы наверное утром умер.
Колдун остановился, посмотрел в глаза мальчику.
Присел на поваленное дерево.
Митя устроился рядом.
— Да, это так. Я быстро понял, чем болен твой братик. Но
и было ясно для меня и другое. Что слишком поздно. Я ни чем
не мог ему помочь.
— Как же так…?
— Погоди, Митя…, не торопись. Я объясню. Хотя я и обладаю
огромной силой, но и она имеет свои границы. Я же не всемогущ.
Малыш практически уже умер, было даже удивительно видеть,
что он как-то ещё борется.
— Но…! Но ведь, ты дал мне лекарство и он поправился….
Удивленно возразил мальчик.
Колдун улыбнулся, обнял за плечи Митю и прижал к себе.
— Ты можешь мне не верить, но спас его ни столько я…, сколько
ты.
Митя очень внимательно вгляделся в глаза колдуна.
“Он смеётся над ним? Шутит?”
Мужчина очень серьёзно смотрел на мальчика.
— Твоя огромная любовь, твоя вера спасли его, вместе с моим
лекарством.
Когда ты вечером пришёл ко мне, я неожиданно понял это…,
и прости меня…, прости. Я решил завладеть тобой.
Колдун, замялся и некоторое время молчал, но видимо решился
высказать всё до конца.
— Я поступил не честно, взяв с тебя клятву…, но! Но…, ты
мне очень понравился. И мне захотелось, чтобы ты всегда был
бы со мной.
Если хочешь, то ты можешь уйти прямо сейчас, я всё пойму.
Я не могу удерживать тебя.
Теперь ты знаешь всё…..
И если…, ты пожелаешь уйти…, то я…, мне….
Митька прижался к нему.
— Не надо. Я всё понял. Не вини себя.
— И я…, я тебе не противен.
— Давай больше не будем говорить об этом.
— Но…, но я полюбил тебя, и мне не безразлично, как сложится
твоя судьба. А со мной в дороге всякое может случиться и
ты останешься один неизвестно где. Для меня это….
Митька поднялся и ладошкой закрыл рот колдуну.
— Ну тебя…, я же сказал…, мне с тобой хорошо. Давай больше
не будем говорить об этом.
Ну а если ты за меня волнуешься…, то тогда лучше научи меня
тоже своему…, ну…, этому…, ну ты понимаешь, что я хочу сказать.
Колдун поцеловал ладошку у рта. И посадив мальчика к себе
на колени, покачал головой.
— Не надо тебе это знать…, страшное это занятие. Слишком
тяжёл этот крест. Даже для меня. Я не хочу, что бы ты страдал
всю свою жизнь.
Митька не стал спорить и упрашивать. Но про себя он уже точно
знал, что своего добьётся.
Одно он пока не понимал, для чего это всё ему нужно.
* * *
Они шли весь день, не останавливаясь.
На небе ни облачка, жара невыносимая.
Неожиданно, лес кончился. Они оказались на высоком берегу
реки.
Красота, завораживала, заставив их некоторое время замерев
смотреть.
Сплошной стеной, по обе стороны реки стоял сосновый лес.
Достаточно широкая река, не торопясь текла между ним, глядя
на воду, можно было подумать что она замерла. Так спокойно
было на воде.
Они спустились с крутого берега, вниз.
Небольшой, песчаный пляжик их вполне устраивал.
— Ну вот, хорошо. Заодно и искупаемся и помоемся. Согласен?
Колдун достал из котомки большой кусок мыла, аккуратно завернутый
в тряпочку.
— Ага, но сначала давай купаться.
Митька быстро разделся и вошёл в воду.
— Ух, ты!
Воскликнул он.
— Теплая какая. Прямо совсем не чувствуешь.
Колдун, не торопясь тоже разделся и немного вошёл в воду.
Митька стукнул рукой по воде, направляя кучу брызг в сторону
мужчины.
— Ну погоди!
Он, увернувшись от брызг, плюхнулся в воду и через секунду
был уже рядом с мальчиком.
Митька взвизгнул и что есть сил стал улепётывать.
Колдун не торопился.
Еще несколько взмахов сильных рук и он оказался рядом.
— Попался?
Он легонько, чуть-чуть, потопил мальчика.
Митька ловко увернувшись, поднырнул и оказавшись позади,
напал, обхватив руками за шею.
— Ах какой хитрый…!
Он опустился под воду вместе с ребёнком.
Митька вовсе не ожидал такого подвоха, отпустил его и вынырнул,
отдуваясь.
Они долго веселились, плавали, гонялись друг за дружкой,
наконец, уставшие выбрались и развалились на песке, тяжело
дыша от усталости.
Митька, рукой загородившись от солнца, лежал, подставив грудь.
Ему было очень хорошо. Он вспомнил дом, ребят, свою речку,
где они так же весело проводили время.
Мальчик повернул голову.
Рядом с ним так же заслонившись от солнышка, лежал колдун.
Митька, пробежал глазками по телу мужчины и неожиданно споткнулся,
остановившись на видневшемся кустике волос внизу тела.
Митька смутился и быстро отвел взгляд.
Но мысли, воспоминания далекого детства мгновенно ожили в
его мозгу.
Он вспомнил тот злополучный день в бане с отцом, оставшийся
у него в памяти во всех подробностях на всегда.
Как он тогда растерялся и испугался….
Митька какое-то время боролся с собой, потом взглянув на
колдуна и видя, что тот не обращает на него внимания, вновь
опустил глаза.
Он лежал, чуть выше мужчины и поэтому ему было всё хорошо
видно.
Ну что это…, ему стало неловко между ног. Мальчик почувствовал,
что его членик поднимается, наливаясь.
Он не дожидаясь окончания процесса, поскорее перевернулся
на живот, отвернувшись.
Совершенно отвердев писюнчик врезался в песок, стараясь выпрямится,
преодолевая все старания мальчика успокоиться.
Митька попытался подумать о чем нибудь, но это ещё больше
почему-то его распаляло.
Мальчик, поднялся и быстро кинулся в воду охладиться и успокоиться.
Вскоре это ему удалось, к тому времени и колдун поднялся.
— Что ж, пора помыться и в дорогу.
Он не торопясь, вошёл в воду почти по пояс. Митька был рядом.
Намочив голову, он намылил её и передал мыло мальчику.
— Держи, намыливай себе.
Митька взял мыло, продолжая стоять рядом.
Он украдкой подглядывал, ему почему то это хотелось, и он
воспользовавшись, что глаза у него закрыты, смотрел.
Но вот колдун вымыл голову, взглянул на мальчика.
— Ты что не моешься…? О…, да ты весь в песке. Давай-ка я
смою.
Он стал набирать воды в ладошку и поливая на спину протирать,
смывая песчинки.
“Ну что за несчастье такое…”
Митька смотрел на воду, а там…, там он отчетливо увидел то,
от чего недавно убежал.
Он даже не успел сообразить что происходит, как его членик
быстро поднялся, выскочив из воды.
Что либо уже скрыть было просто невозможно.
Колдун, продолжал мыть.
И увидев вставшее чудо, на секунду остановился, непроизвольно
рассматривая его.
И как только он понял, что случилось с мальчиком, к его стыду,
у него тоже начал вставать….
Митька решил, что это ужасно и закрыл глаза.
“Но что это…, почему колдун перестал его мыть…?
Он открыл глаза, непроизвольно немного повернувшись.
И тут он увидел вставшее хозяйство мужчины.
Член его, напряженно покачиваясь, поднялся и был буквально
в сантиметре от Митьки.
Какое то время они молча стояли и смотрели друг на друга.
Никто из них не решался как-то изменить происходящее.
И всё же…, колдун, видимо решившись, провел ладонью по волосам
мальчика, их приглаживая.
Потом осторожно провёл по груди и опустил руку на членик
мальчика, осторожно обхватив его.
Митька ойкнул и непроизвольно стал опускаться в воду, словно
ноги перестали держать его.
Колдун, тоже стал опускаться и вскоре он уже сидел.
Легко удерживая мальчика, посадил его к себе на колени.
Митька прижался к нему.
Колдун, одной рукой обняв, другой стал ласкать яички и членик
мальчишки, время от времени немного его подрачивая, заворачивая
немного шкурку.
Митька же, сел так, что теперь он чувствовал большой напряженный
член мужчины у себя между половинок попки.
Ему было непривычно…, но очень приятно….
Через некоторое время мальчик уже полностью отдавшись потоку
наслаждения, закрыл глазки и положил голову на плечо колдуна.
Вскоре, он непроизвольно стал сжимать и разжимать попку,
одновременно этим доставляя колдуну тоже приятные ощущения.
Они еще долго наслаждались близостью и ласками…, но наступил
момент, Митька весь напрягся, сильно обняв колдуна, это видимо
подхлестнуло его чувства, он тоже вздрогнул, понимая, что
происходит и с мальчиком и с ним….
Они ещё долго сидели просто так, обнявшись, охлаждая своё
возбуждение…, потом поднялись, молча помылись, оделись.
И так же молча пошли дальше.
До самого вечера они почти не разговаривали, смущенно, отводя
взгляд друг от друга….
* * *
Впервые в жизни колдуна мучила совесть.
А может и не совесть это вовсе?
Просто люди привыкли к тому, что если они что-то сделали
и не знают хорошо это или плохо, ссылаются на мифическую
совесть.
Она во всём виновата.
Мешает нормально жить и поступать, как тебе хочется не задумываясь.
Но мы стараемся редко думать об этом.
Порой вообще не замечая её робкие попытки что-то нам сказать,
намекнуть, остановить, поправить.
Чаще её просто не замечаем, а порой и вовсе прячем её так
далеко, что и захочешь…, не найдёшь.
Митька шёл всё время немного позади, стараясь не встречаться
с колдуном взглядами.
Колдун же попытавшись несколько раз завязать разговор и наткнувшись
на “стенку”, непонятную холодность мальчика, который еще
несколько минут назад был так близок с ним, шёл ругая себя
всеми возможными словами.
“Теперь он уйдёт! Уйдёт…. Что я натворил! Идиот! Дурак…!”.
Он не задумываясь над словами ругал себя повторяясь много
раз и всё не находя подходящего проклятия.
“Что же я наделал…, собственными руками разрушил своё счастье….
Теперь он уйдет! И правильно сделает. И пусть и поскорее….
Но…. Но, я полюбил его. Нет не надо! Ты врешь! Ты ни кого
не любишь!”
Ветка не замеченная, хлестнула его по лицу.
“Ах, ты…, так тебе и надо…, мало сильнее надо было…. Ладно,
можно врать кому другому, а не себе…. Да я люблю его, он
уйдёт…, и мне опять будет тяжело. Но ты же сильный. Ты привык
терять. Чушь!!! Глупости. Какой дурак так может говорить.
Как можно привыкнуть терять то, что уходит вместе с кусочком
твоего сердца.
Глупцы, говорящие о времени, которое лечит. Время не может
лечить, оно лишь даёт возможность ранам немного затянуться….”.
Колдун хотел было сегодня дойти до села там и переночевать,
но было еще далеко и он решил сделать привал в лесу.
Они привычно развели огонь, нашли воды и заварили чай.
Митька обернув ручку кружки кусочком тряпицы, чтобы не было
так горячо, дул, иногда в перерывах немного отхлёбывая.
Небольшой кусочек чёрного хлеба, на сегодня весь ужин.
Колдун временами пытался взглянуть в глаза мальчика, поговорить
с ним, но тот быстро отводил взгляд, словно чего-то боясь,
и он ни как не мог решиться.
Он видел, сколь скудное у них сегодня застолье, и от этого
ему было еще хуже.
“Что же это я?!” Внезапная мысль пронеслась у него в голове.
Он быстро достал котомку и покопавшись, достал большой кусок
колотого сахара.
Робко протянул его мальчику….
“Если он откажется…, я не знаю что с собой сделаю…”.
Митька, удивленно взирал на протянутый ему кусок, потом взглянув
в лицо мужчине, осторожно взял.
— Спасибо.
Едва слышно произнес он.
Колдун незаметно облегчённо вздохнул.
Словно, огромная глыба лежавшая на его плечах вдруг исчезла….
Вот и всё съедено, пора было укладываться спать.
Они легли рядом.
Не решаясь прижаться к мальчику, тем не менее ощущал тепло
его тела, он наверняка смог бы сказать сколько миллиметров
разделяет их.
Он долго лежал, не решаясь ни заговорить, ни пошевельнуться.
Митька, тоже не спал, затаился.
О чём он думал? Знать бы это. И колдун был готов сейчас отдать
всё, всё, даже жизнь в обмен за это.
Наконец, решившись, он заговорил.
— Митя…, Митя ты не спишь?
Он скорее просто почувствовал, как мальчик в ответ покачал
головой, чем услышал ответ.
— Знаешь…, прости меня…, за то…, за то что случилось днём.
Я не хотел тебя обидеть. Правда не хотел. Всё случилось как-то
само собой…. Прости. Но, мне так захотелось…, захотелось…,
ну…, я ничего не мог с собой поделать. Прости…, нет…, не
верно я говорю…. Я мог…, но я не хотел ничего с собой поделать.
Колдун прислушался к дыханию Митьки, пытаясь уловить, может
быть какие нибудь слова в ответ.
— Ну вот и ладно. Я теперь тебе и вовсе неприятен. И можешь
теперь спокойно завтра уйти. Не волнуйся. Завтра в селе я
найду, кто тебя проводит до дома.
Митька что-то пытался сказать, но Колдун перебил его.
— Нет, нет не надо. Не говори ничего. Пожалуйста, не ругай
меня. Мы завтра расстанемся, и ты всё забудешь. У тебя всё
будет в порядке….
Митька развернулся, и неожиданно сильно обняв колдуна, прижался
к нему.
Тот вздрогнул.
— Расскажи мне…, что это…, было. Я не понимаю что со мной.
Почему тогда…, ну тогда, мне было очень хорошо. Я даже не
могу сказать словами. И если честно…, когда я спал с братиком
в одной кровати, мне тоже бывало очень приятно…. Это плохо!?
Я не понимаю….
Шептал Митька сознаваясь, это было для него сделать очень
трудно, но после слов колдуна он тоже решился.
* * *
Вот уже и середина сентября на дворе,
а они всё идут и идут. И не знает мальчик, когда же они остановятся
и где? Да в общем то ему это и не особенно интересно знать.
Ему было очень хорошо с колдуном, как впрочем и ему с мальчиком.
Каждый день он настойчиво убеждал колдуна, чтобы тот начал
учить, что он и так уже многое увидел и хотел бы теперь понимать
и знать всё это.
Колдун же настойчиво каждый раз отказывал, ссылаясь на то,
что не хочет губить его жизнь.
Митька не мог понять, как можно этими знаниями погубить его
жизнь, а колдун ни как не мог объяснить ему этого. Они порой
долго спорили, даже дулись друг на друга…, но не долго. И
мир довольно скоро вновь объединял два любящих сердца.
Колдун был человеком очень образованным. Он разбирался наверное
почти во всём, и мальчик с удовольствием впитывал в себя,
как пересохшая губка, “капельки” знаний, порой удивляя колдуна,
логикой суждений и знаний, не понятно как взявшихся у мальчика.
Он быстро научил его писать читать. Арифметике и многому
другому.
Целыми днями до хрипоты он рассказывал ему, прося пощады,
хотя бы во время их перерывов на обед.
И вечерами, когда малыш забирался к нему на коленки, и как
маленький котенок, располагался у него там, почти мурлыкая
от ласк колдуна – он был счастлив.
Теперь они шли уже по бескрайней Сибирской земле.
Мальчик обратил внимание, что тут колдуна знают очень хорошо
и почти везде, где бы они не останавливались, у него всегда
находились знакомые.
И вот однажды, в одной деревне, куда они попали, была свадьба.
Нет, не подумайте что это единственная свадьба за всё их
время в пути, их было много, но эта…, эта Митьке запомнилась
на всю жизнь.
Хозяева заметив их, не пропустили, настойчиво попросили принять
участие в торжестве.
Их посадили на почётное место, стали ухаживать, словно они,
а не молодожёны тут были главными лицами.
Ну а уж Митька и вовсе смущался, он был практически один
пацан сидящий за столом наравне со старшими.
У хозяев и в мыслях не было не посадить мальчика, боясь тем
самым обидеть важного гостя. И Митьке тоже досталось изрядное
количество внимания и любопытства гостей.
Колдун же всё это принимал как должное.
Мальчик только успевал благодарить и отнекиваться от предложений
сыпавшихся со всех сторон.
Гости были уже “хороши”.
Свадьба шла давно, и всё же была в самом разгаре.
Гармошки звонко играли плясовые, стаканы и тарелки на столах
вздрагивали жалобно бренча, иногда порой всё же слышался
звон разбитой посуды, на который, впрочем, никто не обращал
внимания, всё тряслось от лихого топота ног.
Изба была большой, вместительной. Было где развернуться народу.
Молодые, скромно сидели недалеко от них, иногда украдкой
рассматривая. Видимо из всех только они были трезвые.
Даже ребятишки умудрялись выпить кружку другую бражки, и
безрассудно попадались под руку взрослых, впрочем, не сильно
видимо от этого страдая.
Было действительно здорово.
Митька даже расслабился, немного забывшись, где он. Ему тоже
пришлось немного выпить за молодых, и хорошо ему стало довольно
быстро.
Напротив за столом сидел бородатый мужик и без стеснения
их рассматривал.
Митька почувствовав его злой взгляд, посмотрел.
Рот слегка приоткрыт в насмешливой ухмылке.
Мальчик теперь уже внимательно стал его рассматривать.
Мужик посмотрел на Митьку, потом взгляды колдуна и мужика
встретились и в образовавшейся секундной тишине, громко прозвучал
его голос.
— Ну и чего припёрлись? Гости незваные.
После этих слов, почему то не стали вновь играть и плясать,
как подумал было Митька, как должно было бы быть. Наоборот,
все замерли напряженно.
— Говорят ты не плохой знахарь…?
Рассмеялся он, видимо, пытаясь поддеть колдуна.
— Ну что же…, коров да овец тоже надо кому-то лечить.
Мальчик ни как не мог понять, что тут происходит. Чего это
он тут говорит? И почему все замолчали и притихли?
— Дяденька…, у вас что, корова заболела?
Сердобольно и простодушно вмешался в разговор Митька.
Мужик, аж поперхнулся от такой наглости, а близ сидящие,
по-моему враз протрезвели.
Хозяин дома, подсел к ним, попытался уладить намечавшуюся
ссору. Но видимо опоздал.
— Гостюшки дорогие…, будьте милостивы, не ругайтесь…, не
портите веселье….
Мужик наконец обрёл дар речи.
— Что-о-о-о…!?
Несчастный хозяин попятившись, поскорее постарался скрыться
с глаз долой.
— Кто тут мне собрался указывать? А ты щенок…, у меня всю
жизнь будешь сапоги лизать….
— Довольно.
Колдун спокойно поднялся, в упор рассматривая нахала, он
может и простил бы ему всё…, но только не выпад в сторону
его любимого мальчика.
— Довольно. Ты кто такой? Чтобы портить людям праздник?
Очень тихо и ласково произнес колдун.
Митька по этому доброму и вкрадчивому голосу понял, что будет
что-то ужасное.
Он два раза слышал такой голос у колдуна и вздрогнул, вспомнив,
что после этого было.
— Кто… я… такой…!?
Захохотал он.
— Ты ещё смеешь интересоваться? Лучше забирай своего поводыря
и топайте от сюда поскорее, пока я добрый….
Митька от страха съёжился и как мог подальше отодвинулся
в сторону.
Люди, видя это, поняли по-своему, испугавшись за мальчика.
Он же испугался за бородача.
Нашла коса на камень.
Колдун мельком взглянул на Митьку, на долю секунды усмехнувшись,
обвел глазами комнату и заметив наконец хозяйку, подозвал
её.
— Принеси-ка хозяюшка мне чёрную редьку…, да поскорее.
Та, довольно быстро сообразив, что от неё хотят, умчалась.
Мужик с шумом поднялся.
Здоровый, на голову выше и шире в плечах, он казался исполином
рядом с колдуном.
Пока хозяйки не было, они стояли и молча рассматривали друг
друга.
Вот она подбежала к столу и положила большую круглую редьку.
Тишина была такой, что муху упавшую где-то в дальнем углу
комнаты, услышали все. Никто не решался не то что сказать,
а даже дышать старались не чаще, чем это было нужно.
Колдун не торопясь, взял овощ, нож, и быстро разрезал её
на две части.
В руках у него оказались две половинки белоснежной плоти.
Чуть помедлив, он протянул руку, отдавая одну из половинок.
— Бери.
Когда мужик взял, не совсем уверенно. Колдун накрыл свою
половинку рукой, что-то стал шептать.
Ничего не было слышно, только губы выдавали его в этом занятии.
Через минуту…, он убрал ладонь.
Народ стоящий вокруг, не сдерживаясь, ахнул.
Минуту назад белоснежная редька, почернела, словно гнила
уже много времени.
— Ну!
Не громко, но властно произнёс колдун, в упор глядя на старика.
Тот не очень решительно, но тоже начал ворожить.
Вскоре, он тоже убрал руку.
Его половинка тоже была чёрной.
Народ вновь ахнул, но теперь уже потише. Сдерживаясь.
Искорки блеснули в глазах колдуна, он слегка улыбнулся.
И накрыл свою половину редьки ладонью….
И вновь гости затаив дыхание ждали что будет.
Пришлось ждать подольше, чем в первый раз.
Но когда же он показ половинку, народ уже не стесняясь громко
вскрикнул.
Она опять была точно такой же белоснежной, как будто её только
что порезали.
Он положил плод на стол и уставился на мужика.
Тот держал в руках свою гнилую половинку, явно не пытаясь
даже что-либо изменить.
Было видно, как затряслись у него руки. Он положил испорченный
овощ на стол и отодвинув лавку и стол, оказался прямо напротив
колдуна.
Никто не решился помешать ему в этом.
И тут, он неожиданно опустился перед колдуном на колени.
Его голова склонилась к самому полу так, что волосы, рассыпавшись,
лежали на сапогах колдуна.
— Прости меня, не достойного и покарай. Я милостиво жду твоего
наказания.
Колдун стоял не шелохнувшись, не глядя на упавшего перед
ним, словно это и не к нему обращались.
“Он был чрезвычайно зол, что этот знахарь вывел его из себя,
посмел оскорбить его. Да, он должен понести наказание, и
он понесёт его. Вот только подберет что-нибудь поужаснее”.
Но никто не знал, о чем думал спокойно стоящий и вроде бы
даже ни на что не сердившийся колдун, мило уже всем улыбавшийся.
Гости стали потихонечку перешёптываться, считая, что скандал
благополучно завершился.
О…, как они ошибались.
Митька, наконец придя в себя, и видя в каком состоянии сейчас
его друг, понял всё. Он уже не плохо знал, что может последовать
за этой милой улыбкой.
В прошлый раз, противно говорить даже, мужик вначале стал
вонять, а потом чернеть и кусочки тела постепенно стали от
него отваливаться, наводя ужас на всех, кто там был.
Через час он лежал большой зловонной кучей.
Митька тогда был в шоке. И не мог говорить несколько дней.
Колдун после долго извинялся, говорил, что тогда забыл про
него, если бы он понимал тогда, что Митька рядом он бы конечно
не стал этого делать.
Но тогда…, тогда оскорбление вообще то было смехотворным
по сравнению с сегодняшним.
Митька подошёл к колдуну и взяв в свои ладошки его руку прижался
к ней щекой.
Мужчина дернулся, пытаясь освободиться, недовольно, посмотрел
вниз.
Мальчик смело смотрел на него.
Колдун словно вспомнил что-то, его брови удивленно взметнулись,
будто бы он вдруг проснулся, не ожидая такое увидеть.
И правда, в его сознании буря как-то быстро утихла, хотя
раскиданное сознание продолжало метаться в поисках чего-то.
— Пожалуйста…, прости его…, прости.
Старик, услышав слова мальчика, приподнял голову.
Колдун смотрел на милое своё голубоглазое, улыбающееся чудо
и смягчился.
— Ступай…. Моли бога, что у тебя нашёлся такой защитник.
Иди же…, и что б я больше о тебе даже и не слышал. Второй
раз уже не помилую.
Тихо произнёс он последние слова, не глядя на старика.
Тот не поднимаясь, быстро дотянувшись до ног мальчика, поцеловал
их и задом быстро пополз к выходу.
Вскоре его уже не было. Он быстро удалялся, ни разу не оглянувшись:
из этого дома, из этой деревни, из этой жизни….
Такого никогда ещё не было, чтобы обидчик ушёл безнаказанно…
и видимо никогда не будет.
Постепенно происшествие постарались замять, как бы забыть.
Праздник продолжился с новой силой.
Сибирская свадьба…, да не важно, на Руси свадьба это всегда
гулянка для всех кто может, и сколько может. И спать обычно
не уходят, а падают там же где и гуляют, пока не очнутся
для продолжения.
Уже под утро, Митьке кое-как удалось улизнуть, спрятаться,
найти местечко, чтобы поспать.
* * *
Только через день им удалось покинуть
гостеприимных хозяев.
С хорошим настроением, они шли целый день. Вечер подкрался
быстро, и застал их в лесу, они стали располагаться.
Сентябрь в этом году выдался замечательным, по-летнему тёплый.
Поэтому особых хлопот с ночёвками у них и не возникало.
Спасть не хотелось.
Митька отдохнувший, на былом веселье, был еще под впечатлением
праздника, он ворочался, глазки сами собой открывались, и
наконец перестав бороться с этим, он просто уставился в бездонное
звёздное небо.
Как это всегда бывает, как только перестаешь думать о том,
что надо непременно уснуть, тут-то сон и застаёт тебя, забирая
в свою волшебную, каждый раз новую и непознанную страну….
Мальчик так и не понял, спал он или нет.
Открыл глаза.
По-прежнему было ещё темно, хотя и не так как ночью… и тихо.
Но что-то же его потревожило….
Он прислушался.
Рядом с ним лежал колдун…, он не громко стонал.
Митька приподнялся, посмотреть.
Колдун лежал напряженно вытянувшись.
Глаза закрыты, губы плотно сжаты, капельки пота блестели,
покрывая всё лицо.
“Может сон плохой снится”. Подумал мальчик, тормоша и пытаясь
разбудить колдуна.
Но тот ни на что не реагировал.
Митька испугался и стал его трясти сильнее, громко зовя.
Не помогало.
Он сбегал к ручью и намочив платок стал обтирать ему лицо,
не переставая звать.
— Миленький…, что с тобой? Ну открой глазки…. Не пугай меня.
Ни чего не помогало.
Он стал громко реветь не стесняясь, и выбившись из сил, теперь
лежал у него на груди.
Не известно, сколько прошло времени, но вдруг мальчик почувствовал,
что грудь колдуна опала, тело расслабилось, он глубоко вздохнул,
открыл глаза.
Митька, поднял голову, растёр по лицу слёзы.
— Ну что с тобой? Ты меня так напугал…. Миленький мой….
И он вновь заревел, уткнувшись в его грудь.
Колдун с трудом поднял руку, обнял мальчика.
Говорить он не мог.
Медленно силы возвращались к нему.
До обеда, он лежал, даже не пытаясь подняться.
Иногда он смотрел на Митьку, но встретившись с ним взглядом
быстро отводил глаза, закрывал.
Мальчик не мешал, не лез с расспросами.
Позже, развёл костёр, заварил чай.
Помог ему приподняться, опереться спиной о дерево.
Налил в кружку и подсев к колдуну, постарался его напоить.
Мужчина маленькими глотками отпивал, не торопясь.
Митька внимательно следил за ним, стараясь помочь во всём.
Вдруг что-то вспомнив, взял свою курточку и покопавшись в
кармане, достал большой кусок сахара.
Протянул ему, и не успокоился пока колдун не взял.
Чаепитие закончилось.
Мальчик сходил помыл кружки, поправил костёр, угольки не
громко потрескивали.
— Митя…, иди ко мне.
Колдун прижался к мальчику, обнял.
— Ты…, ты точно решил, что хочешь получить мои знания?
— Да! Конечно. Я очень хочу.
Колдун вздохнул.
— А знаешь ли ты на что соглашаешься?
Он провел рукой по волосам мальчика, стряхивая застрявшие
хвоинки.
Как он любил гладить эти мягкие не послушные вихры, вдыхать
их аромат, прижавшись щекой, ощущать какие они шелковистые,
нежные.
— Вся твоя жизнь малыш, станет одним большим одиночеством.
Знания эти…, тяжкий груз. Не каждый сможет его нести. Тебя
будут сторониться, бояться…. Ты…, вряд ли сможешь завести
семью. Будешь либо вечным странником, либо отшельником, живущим
вдалеке от людей. Рядом с ними тебе они жить не дадут, хотя
и без тебя обойтись не смогут….
— Но…, ведь ты же не одинок. У тебя есть я.
Колдун улыбнулся.
— Конечно…, конечно ты пока есть. Но скоро…, очень скоро…,
ты вырастешь и пойдёшь своей дорогой…. А я…, я вновь останусь
один.
Мальчик хотел было возразить, но колдун пальчиком прикрыл
ему рот.
— Не будем спорить…. Просто поверь мне на слово. Были у меня
до тебя мальчики, двое…, и вот теперь…, уже больше не будет.
— Конечно не будет, потому что я никогда тебя не покину….
— Это верно…, но поверь мне. Я не осуждаю их. Это нормально.
Это называется жизнь. Так должно быть. И так будет всегда….
Только я сейчас не об этом. На этот раз всё будет наоборот….
Уйду я, а не ты…, и боюсь что очень скоро.
— Ты хочешь меня бросить?
— Нет, малыш, нет конечно…, но я болен. Болен сильно и скоро
умру.
— Но ведь ты же можешь лечить!
— Бывает и такое что не все болезни можно вылечить. Вот одна
из них у меня. Если бы не она…, я не согласился бы учить
тебя своему ремеслу. Но видимо выхода у меня другого нет.
Они некоторое время сидели молча. Лес затаившись, ни чем
им не мешал, иногда только ветерок пробежит где-то там по
верху, прошуршит листьями, и вновь умчится куда-то.
— Ты знаешь сказки?
Неожиданно нарушил молчание колдун.
— Какие?
Удивился Митька, разворачиваясь к нему лицом.
— А всякие…, ну там про Кощея бессмертного, про всякую силу
не чистую, про домовых, лесных жителей…. Ну вот и скажи…,
разве хоть один из них был женат? Некоторые хоть и пытались,
да только ни чего у них не вышло.
— Ага…, точно.
— Ну вот и мы такие же, одни плохие, другие не очень…, но
одиноки мы все…. А вот еще скажи, сколько мы с тобой народу
повидали, пока ходим, чем они все похожи друг на друга…?
Митька задумался…, какой странный вопрос. Как это – похожи?
Да все они разные. Даже лохмотья не одинаковые…, да и….
И тут вдруг он понял, о чём говорит колдун.
— Знаю…, они все или шли одни…, или с каким нибудь мальчиком….
Митька выдавил из себя последние слова и покраснел, поняв…,
что значит с мальчиком.
— Да не смущайся…, так оно и есть. Ты правильно всё сказал.
И заметь, не с девочками шли, а с мальчиками. И сколько вот
таких странников по России ходит, одному богу известно. Так
было в глубоком прошлом…, так есть и сейчас…, так наверное
будет и в будущем.
— И что… все они такие же, как и мы….?
— Да нет…, нет конечно, хотя утверждать это я тоже не могу.
Но точно могу сказать о том, кого знаю, что это так и есть.
— И почему это так?
— А тут в общем природа виновата в основном. Человек он ведь
рожден что бы жить, ему конечно же хочется, чтобы жизнь была
в радость. Чтобы хоть иногда получать какое то удовольствие.
И вот одно из них это близость с женщиной…, но не всегда
это возможно, а сам себе удовольствия много не доставишь…,
вот и получается, что лучше пары мужчины и мальчика и не
подберёшь. Только бывает плохо одно, когда это не как у нас
с тобой…, когда мы любим друг друга, а насильно и зло. Когда
бывает ребёнку деться не куда, приходится ему просто терпеть
всё это. Что ж и такого сколько хочешь.
— Ты не такой…, мне с тобой очень хорошо…, и так здорово,
когда ты ласкаешь меня. Ведь это же не плохо, когда один
человек просто делает приятно другому…? Правда?
— Правда малыш, правда. Говорить об этом не принято. А если
разобраться, этим занимаются и в деревнях и в городах…, и
ничего. Просто одни люди придумали правила, и пытаются заставить
их выполнять остальных.
— Да ну их…, сколько всяких вон законов по написано, а только
почему то бедные должны их выполнять, в богатым не обязательно.
— Вот и ждёт тебя такая жизнь, и ты когда нибудь встретишь
мальчика и тут уж ничего не поделаешь. И как мне хотелось
огородить тебя от этого, хотелось что бы ты вырос, выучился.
Обзавёлся семьей…, но видимо не судьба….
* * *
Колдун оправился, и следующие два
дня они шли довольно быстро, почти не останавливаясь, даже
ночлег был сведён до минимума.
Митя привык следовать за колдуном, не удивляясь, не задавая
вопросов, ни на что не ропща.
Вот и теперь он просто шёл, немного отстав, притомившись.
Стемнело, но колдун останавливаться видимо не собирался.
“И куда мы несёмся?” думал уставший мальчик, “вон уже
и дороги то не видно…”.
Тут он споткнулся и растянувшись на земле, высказал всё что
думал.
— Потерпи…, ещё немного.
Мужчина вернулся и помог Митьке подняться.
И правда, был слышен недалеко лай собак, ещё немного и они
вышли на край леса. Невдалеке виднелись огоньки окон, там
была деревня.
Митька успокоился, представляя, что наконец-то за последние
несколько дней, он сможет как следует отдохнуть, даже прибавил
шагу.
Так они прошли ещё минут десять, и неожиданно, колдун свернул
в сторону.
Мальчик разочарованно открыл было рот, чтобы возмутиться
этому, как заметил недалеко, размытые очертания в сумерках
небольшой избушки. К ней то и направлялся теперь колдун.
Мальчик почти догнал колдуна, как вдруг что-то огромное и
лохматое, выскочило из кустов и без единого звука кинулось
на мужчину. Он пошатнулся, но устоял на ногах, послышалось
не громкое рычание, потом животное взвизгнуло и разразилось
неистовым лаем.
Митька от страха плюхнулся на землю, совсем растерявшись.
Что-то больно стукнуло его по коленке, он охнул, это была
небольшая палка, лежавшая тут.
Мальчик ещё секунду раздумывал, потом поднявшись и схватив
это “оружие“, с криком бросился на выручку.
Добежав, размахивая палкой, он в растерянности остановился….
Огромная собака, положив свои лапищи на плечи колдуна, с
трудом стоявшего от её тяжести, усердно лизала его лицо,
слегка, то рыча, то повизгивая.
Колдун же, с трудом увертываясь от этих нежностей, пытался
успокоить собаку.
— Ах ты Малыш, пес ты мой дорогой…, узнал! Как же ты тут
жил то один. А вымахал-то, вымахал…, ну здоров….
Наконец ему удалось снять лапы со своих плеч. Он опустился
без сил на землю. Собака легла рядом, положив голову ему
на колени.
Митька зачарованно стоявший, пошевелился.
Пёс посмотрел в его сторону, увидел палку, зарычал.
— Митя…, да брось ты палку…, не бойся. Иди сюда…, иди я вас
познакомлю.
Мальчик не особенно спеша, всё же медленно подошёл.
Пёс сунул свой нос в него, хорошенько обнюхал, потом как-то,
по человечески глаза его округлились удивленно, и он посмотрел
на хозяина, словно пытаясь что-то сказать.
— Ну всё правильно…! А ты думал чем должно от него пахнуть?
Это мой мальчик, понимаешь, мой. И теперь и твой хозяин…,
ладно дай лапу…, и будьте друзьями.
Собака, словно обдумывая слова человека, не торопилась выполнить
приказ.
— Ну-у-у…!
Уже строгим, и не терпящим возражения голосом произнёс он.
Митька протянул руку и пёс положил огромную лапу, заодно
на всякий случай еще и лизнув его в щёку, благо она была
тут же у него перед носом.
— Ну вот и молодцы. Ну что же, Митя мы и пришли. Тут я живу…,
точнее жил…, а всё равно. Это мой дом. Заходи…, теперь это
и твой тоже.
Вошли.
Было уже довольно темно и Митька ничего не видя остановился
у порога. Колдун же, хорошо ориентируясь, прошёл.
Было слышно, как он что-то достает громыхая, и вот через
минуту, чиркнула спичка и фитилёк в лампе, разгорелся, освещая
помещение.
Колдун прошёл к столу и поставил на него лампу.
Небольшая комната, стол длинная лавка вдоль окна, в углу
кровать и печь, занимавшая большую часть избы, это всё что
увидел Митька.
Два небольших окошка сиротливо были завешаны двумя тряпицами,
подобием занавесок, да на полу лежала большая домотканая
дорожка.
— Давненько я тут не был…. Поносило меня…, почитай больше
года, а ведь думал месяц другой…. А ты что там стоишь? Проходи
Митенька, вот теперь, однако…, и твоим он станет.
Мальчик робко прошёл, присел на лавку всё еще осматриваясь.
Было очевидно, что тут ни кого не было, пока колдун отсутствовал.
Пыль лежала везде ровненько, перекрасив всё в серые цвета
заброшенности.
— Ничего…, завтра наведём тут порядок.
Он посмотрел на уставшего Митьку. Тот сидел, отрешённо улыбаясь,
облокотившись о стенку. Было видно, как его глазки порой
закрываются, притомился.
— Погоди…, замотал я тебя за эти дни…, сейчас затоплю печь…,
хоть чай согрею.
Он прошёл к печи, заглянул.
Митька сполз с лавки и подойдя к колдуну прислонился к нему
обняв за руку.
— Да ну её…, завтра истопим…, и чай…, давай завтра.
Колдун взлохматил волосы мальчика.
— Ну и ладно…, тогда вон бери подушку, пошли на улицу, тряхнём
пыль немного.
Он сгрёб в охапку одеяло и тонкий матрас и пошёл за Митькой.
— Наверно под утро приморозит. Вон как выяснило. Прохладно
стало.
Они, не слишком долго задерживаясь тут, сделали своё дело
и прошли в дом застелили постель.
“Перина” набитая сеном, зашуршала, возмущаясь что её потревожили.
Митька скинул рубаху и забрался к стеночке.
Колдун тоже разделся, погасил лампу лёг рядом.
Митька сразу же прижался к тёплому телу, обняв его.
Постепенно они согрелись. Митька уже было засыпавший, неожиданно
понял что спать уже и не хочется.
Словно усталость уснула одна, забыв его прихватить с собой.
Большая добрая рука колдуна гладила мальчика по спинке.
Как ему нравилось, когда колдун это делал, слегка пощипывая,
перебирая пальчиками по коже.
Вот рука опустилась к пояснице…, наткнулась на ткань штанишек…,
и вновь побежала, не торопясь вверх.
Всё бы не плохо…, но Митьке, разомлевшему и согревшемуся,
хотелось, чтобы рука не останавливалась, а пробежала бы и
дальше….
Он даже прижавшись к колдуну сам стал не произвольно поглаживать
его.
Членик затвердел, ему уже было тесновато между зажатых ног,
он всё время пытался от туда выбраться.
На конец ему это удалось.
И прижавшись к пупочку, он теперь не терпеливо ждал когда
же до него доберутся.
Митька осторожно закинул свою ногу на ноги колдуна, устраиваясь
поудобнее.
Колдун почувствовал желание мальчика….
Похлопал его по попке и нежно поцеловал.
Потом снова и снова….
Лобик…, носик…, щёчки.
Колдун прикоснулся к нежным горячим губам ребёнка…, затем
опять, но уже дольше не в силах противостоять своему желанию.
Он и раньше целовал Митьку, но как-то не так…, почему-то
сегодня всё было иначе.
“Но что…?”
Колдун пытался понять….
“Да вот же…, в чём дело….”.
Митька отвечал ему. Отвечал так же нежно и долго.
Маленький его язычок вначале робко, потом всё смелее, пробегал
у него во рту.
По телу мальчика прокатывались волны неги и блаженства.
Он уже совершенно не задумывался, что и как делает.
Какая то внутренняя не подвластная разуму сила управляла
им.
И когда колдун отстранился от него, Митька сам приблизился
и поцеловал колдуна в губы.
Руки же их жили своей жизнью, проникая во все места, куда
могли дотянуться.
Вот колдун нащупал пуговку, и через мгновение, штанишки с
мальчика легко съехали, больше не мешая….
Митька уже и вовсе перестал стесняться.
Ему тоже мешали штаны на друге.
Он быстро убрал это препятствие, с ловкостью маленького котёнка,
поднырнул и просто стащил с него их, колдун же только и успел
приподняться, чтобы было легче ему это сделать, и они вновь
переплелись.
Одеяло уже давно слетело на пол, не мешая им больше.
Они этого даже и не заметили.
Митька забрался на колдуна, извиваясь на нём маленьким ужиком.
Им обоим было несказанно приятно.
Неожиданно…, Митька перестал ласкаться отстранился и сидя
на колдуне, смотрел в размытые в темноте очертания лица.
Ему вдруг вспомнилось…, и захотелось…, чтобы колдун проник
в него….
Один раз как-то давно, колдун попытался…, но тогда мальчику
стало очень больно и неприятно, и он больше не позволял этого.
Да и колдун не настаивал. Ему и так было несказанно хорошо
с этим ребёнком.
— Что с тобой? Митя. Тебе не хорошо…?
В голосе колдуна чувствовалось беспокойство и волнение.
— Н-н-ет….
И вот теперь, что-то в нём произошло. Он сам почему-то захотел
ещё раз попробовать, он был готов даже стерпеть боль, которая
должна была быть. Она ему сейчас показалась бы мелкой и не
существенной.
Он не говоря ни слова, опустился ниже и взяв рукой крепкий
член колдуна направил его к себе в попку….
Не торопясь, он стал опускаться, насаживаясь на него.
Он каждое мгновение ожидал боли…, но её не было….
Не было той большой режущей дикой, которая ему показалась
в первый раз.
Ещё мгновение, и он упёрся попкой в тело колдуна.
Он вздрогнул от неожиданности, и только теперь ощутил, как
что то заполнило его внутри, не создавая впрочем ни какого
неудобства.
Митька улыбнулся, своим мыслям, и немного привстал, прислушиваясь
внимательно к своим ощущениям.
Он стал подниматься и опускаться…, шлёпаясь попкой о пузу
колдуна, он порой даже взвизгивал, ему было смешно и приятно,
и он плюхался на него ударяясь яичками о его тело.
Мальчик не мог объяснить, что происходит, но ему эта игра
нравилась, было необычно и как-то странно и приятно и не
приятно одновременно….
Колдун, вначале совершенно растерялся, таким поворотом дел,
потом стал подыгрывать, помогая мальчику, заодно добравшись
до его писюнчика, стал нежно его подрачивать.
Вскоре их движения стали порывистыми, быстрее стали двигаться
руки колдуна….
И блаженство, видимо, одновременно пришедшее к ним охватило
изможденные тела.
Мальчик обессилено прижался к колдуну, он же прижав его к
себе, тихонько постанывал.
Даже с ним такое было впервые.
Он не мог припомнить, чтобы ему хоть раз было так хорошо.
Они долго лежали просто обнявшись.
Наконец Митька зашевелился, вытягиваясь.
Член колдуна, уже опавший, всё еще был у мальчика в попке,
теперь выскользнул.
Мужчина поцеловал Митьку, и аккуратно сняв с себя, положил
рядом на кровать.
— Полежи маленько, тут на животике.
Шепнул мальчику, поднимаясь с кровати.
Митьке сейчас было всё равно.
Он слышал, как колдун встал, покопался в углу, что-то достал,
вышел на улицу.
Через минуту, он уже подходил к нему.
Влажная холодная тряпочка прижалась к его попке.
Колдун стал протирать его.
Митька захихикал.
“Словно маленькому…”, подумал он…, и вспомнил как, он сам
вот так же протирал попку своему братику.
“Но тогда…, тогда тот был мокренький…, а я что…?”
Митька вздрогнул и неожиданно весь сжался.
“А я что…, может обкакался…? Вот стыдно то как…”.
Он замер.
— Митя ты что, так напрягся…? Тебе больно?
Он помотал головой.
— А что тогда….
— Мне стыдно….
— Стыдно…? Из-за чего…?
Колдун и сам мгновенно покраснел, и вспотел от этих слов.
— Ну как чего…, ты же меня там тряпочкой моешь….
— Ну и что…?
Всё еще ничего не понимая, допытывался мужчина.
— Ну так только маленьких трут…, когда они описаются…, ну
или обкакаются.
Последние слова он произнёс очень тихо.
Наконец до колдуна дошло, почему мальчику так не ловко. Он
рассмеялся.
— Ну вот…, ты еще и смеёшься теперь надо мной. А я уже большой.
— Да нет…, малыш. Ну что ты я не над тобой смеюсь. Да и не
обкакался ты вовсе….
Колдун объяснил ему, что произошло. И что он виновен в том,
что сейчас делает.
Ну вот, и все недоразумения позади.
Они вновь обнялись, забравшись под одеяло, и сладкий сон
быстро забрал их в свою страну покоя и грёз.
* * *
Митька очнулся от негромкого, шелестящего
шума.
Он постепенно просыпался, но открывать глаза не хотелось.
И всё же, в комнате было уже довольно светло.
Весело потрескивая, в печи горел огонь. Он метался во все
стороны словно ему было тесно пытаясь выбраться от туда,
впрочем, иногда это удавалось и тогда язычок пламени исчезал
в трубе.
Колдун вошёл, принёс ведро воды.
Взглянул на Митьку.
Мальчик потянулся.
“Как здорово…, ни надо ни куда идти, спешить, неизвестно
где и как ночевать…”.
Митька продолжал нежиться, понимая, что сейчас помощи от
него ни какой не надо.
“Дома…, теперь он дома. Как это здорово звучит…”.
Мальчик повернулся на бочёк, наблюдая за работой колдуна.
“Как там интересно, дома? Как Сашенька мой там? Не болеет?
А бабушка сейчас наверное печёт оладушки…”.
Митька вздохнул, помотал головой, стараясь прогнать грустные
воспоминания.
Нет, он совсем не жалел, о том что ушёл с колдуном, но порой
ему конечно же хотелось прижаться к маме, погладить грубую,
но добрую руку отца, ну и конечно же, обнять своего братика.
О нём он вспоминал чаще всего.
Как ему хотелось порой оказаться дома, в своей кровати….
Мальчик уткнулся в матрас, запах сена, ну всё именно так
как и у него дама на повети.
Проснуться в своей кровати рядом с маленьким тельцем братика,
всегда уткнувшегося в Митьку
Малыш постоянно притеснял его так что у Митьки на большой
кровати всегда было мало места.
“Ладно…, довольно воспоминаний”.
Митька решительно откинул одеяло, встал.
Он с трудом разыскал свои штанишки.
Колдун, видя голенькую задницу торчащую из под кровати, улыбнулся.
Мальчик сбегал на улицу, сделал все свои дела и стал помогать
колдуну по хозяйству.
Полдня они мыли всё кругом и убирали.
После обеда, пошли в село.
Большая собака гордо, не спеша, бежала впереди, иногда оглядываясь.
Народу попадалось много, все кланялись и здоровались и тихонечко
перешёптывались.
Многие приглашали колдуна в гости, но он побывал только у
четверых, пообещав остальным побывать у них потом.
Домой они возвратились опять за темно, таща еле-еле всё то,
что им дали. Но еще больше они просто не взяли.
Митька понял, голодать им не придётся.
* * *
Как и обещал, колдун стал учить Митю.
Он всю осень и долгую лютую зиму, почти каждый день обучал
мальчика.
Порой приходилось туго Митьке. Колдун заставлял учить его
некоторые заклинания наизусть, да так, что порой разбудит
его ночью и спрашивает.
И получалась неприятность, когда он ошибался.
Колдун был не преклонен.
Он брал берёзовый гибкий прут и молча подходил к нему.
Митька же вздохнув, скидывал штаны и молча принимал наказание.
Потом, не ложась спать, он зажигал лампу и вновь принимался
за учёбу.
У них установились удивительные отношения.
Они могли наслаждаться друг другом, любить и нежить, так
что если бы кто видел их, уверенно сказал бы что более чем
они любящих людей нет на свете.
Но через минуту, всё могло измениться, и мальчик получал
очередную порцию “берёзовой каши”.
Что касалось “профессиональной подготовки”, колдун был жесток
и не преклонен.
Поначалу Митька удивлялся такому порой резкому изменению
отношений между ними.
И всегда это было неожиданно.
Он даже часто сомневался, правду ли говорит колдун, что
любит его. Любит так, как ни кого и никогда не любил.
Первое
время колдун после порки спрашивал, не закончить ли им учёбу?
Митька, слегка всхлипывая и растирая слёзки по лицу, упрямо
качал головой.
Наступило рождество.
И неожиданно, колдун принёс две большие книги.
Они были довольно ветхие, потрёпанные, переплёт весь измусолен,
но тем не менее, было видно, что их берегут и стараются следить
за ними.
Митька осторожно и бережно перелистывал страницы, рассматривая
их.
Колдун не мешал.
— По ним теперь ты будешь учиться. Это две их трёх главных
книг. Если ты сможешь изучить их понять, то тогда ты будешь
как я….
— Я должен буду всё выучить наизусть?
Митька слегка испугался, за свой зад…, “ох и достанется же
ему”.
— Нет, Митя…, тут гораздо всё сложнее. И освоить их полностью
еще никому не удавалось…, да, да…, ты правильно подумал. Даже
я не знаю и не могу полностью ими пользоваться.
— Поэтому ты не можешь себя вылечить?
— Что…? Ах вылечить…, нет, нет, даже поднявшись до второго
уровня, то есть полностью зная обе книги, я бы не смог побороть
свою болезнь.
— Ты говоришь второго…, значит есть и третьего?
— Есть…, но высшей силой обладает колдун первого уровня. Таких
было всего три человека.
— Я буду четвёртым…. Я познаю всё.
Митька решительно посмотрел на колдуна.
Тот не посмеялся, не отвёл глаз, не стал спорить. Он просто
видел перед собой мальчика, для которого кажется всё возможным.
И не всегда надо разочаровывать, пускай мечта хотя бы не на
долго, будет казаться явью.
В этот вечер, колдун не тревожил Митьку, он просто занялся
своими делами, давая возможность ему просмотреть эти книги.
Мальчик очень долго и внимательно их пытался прочитать и хоть
что-то понять. Но на удивление, ему ничего не удавалось сделать.
Вроде бы и письмо понятно, и слова, но дочитав абзац до конца,
он неожиданно для себя понимал что ничего не понял и не помнит
из того что прочитал.
Он пробовал по-разному, даже пытался заучивать, но книги насмехались
над ним.
Всё что он мог воспроизвести было просто какой-то несуразицей.
Наконец он прекратил свои попытки и обратился к колдуну.
— Ну что это такое…, я ничего не понимаю. Ты правда думаешь
что я смогу тут что-то понять?
Чуть не плача, он огорчённо подсел к мужчине.
Тот улыбнулся.
— Не волнуйся, малыш…, в том то и секрет этих книг, что попади
они к не сведущему человеку, ничего не получится и он ничего
не поймёт, вот как и ты.
— Что же мне теперь делать?
— А ничего…, просто когда ты будешь посвящён, то узнаешь секрет
чтения этих книг и всё у тебя получится.
— А когда я буду посвящён?
— Скоро…, очень скоро….
* * *
Прошло еще полтора месяца, колдуну
становилось всё хуже и хуже, болезнь быстро прогрессировала.
Всё чаще, и подолгу он лежал в забвении.
И вот однажды, после очередного приступа, он подозвал Митю.
— Я всю жизнь стремился…, стремился познать всё и я почти
был уже у цели, но видимо болезнь сломит меня раньше чем
я успею….
Он замолчал набираясь сил, и отдохнув продолжил.
— Есть еще одна книга, третья и главная…. Познав её человек
становится почти богом…, ну или дьяволом, называй как хочешь…,
и вот мне не суждено её увидеть…. Жаль…. Но ты! Ты сможешь,
я теперь уверен в тебе.
Колдун вновь закрыл глаза, замолчал, набираясь сил.
— Ты уже сейчас знаешь почти всё, что знаю я. Уже сейчас
ты можешь творить такое, что у людей волосы дыбом будут вставать
от страха…, ну или от восхищения.
Колдун тяжело дышал. На этот раз он долго не открывал глаз.
Митька терпеливо сидел и ждал. Он научился быть выдержанным,
и внешне спокойным, ни один мускул не вздрогнул на его лице,
нельзя было понять как он переживает за колдуна, и только
заглянув в душу мальчика можно было бы увидеть, как разрывается
сердце его, видя страдания любимого человека.
Он открыл глаза, удивленно посмотрел на Митьку, нахмурился,
видимо вспоминая что-то.
— У меня мало осталось времени…. И ты еще очень мал для наших
дел…. Дай мне слово, что выполнишь всё, что я сейчас попрошу.
Митька мотнул головой.
Колдун секунду подумал, видимо этого было для него достаточно.
— Ты не должен воспользоваться ни разу своими знаниями, пока
тебе не исполнится 14 лет….
Мальчик вновь кивнул.
— Обещай, что знания третьей книги ты ни когда не будешь
использовать во вред.
Митька качнул головой.
— Хорошо, тогда слушай…. Один раз в пятьдесят лет, можно
взять книгу и почерпнуть из неё знания. Забрать её с собой
нельзя, оставаться дольше пяти дней тоже нельзя и когда ты
её найдёшь, помни это.
Митька, проглотил комок в горле и прошептал.
— Я запомню…, всё запомню.
— Это время скоро наступит…, через год, на следующее лето,
2 августа на Ильин день, ты сможешь взять её…, как я тебе
завидую…, нет пожалуй не то, я очень рад за тебя, и уверен
что мои знания попали в хорошие руки, а главное доброе сердце.
Слушай его, оно не подведёт, но после этого не забудь выслушать
и разум, он подскажет, как поступить правильно.
— Отдохни немного, ты же совсем обессилел.
— Нет…, не перебивай. Может я потом и вовсе не смогу всё
рассказать что хочется.
Колдун слегка улыбнулся.
— Я ни о чём не жалею, хотя конечно я молод и мог бы прожить
еще очень долго, но поверь, ты малыш подарил мне за такой
малый срок столько радости, счастья и большой любви….
Митя, хотел было возразить, но колдун остановил его, слегка
приподняв руку.
— Не надо Митя…, я ведь говорю это не столько для тебя, сколько
для себя. Я благодарен судьбе, что она свела меня с тобой.
Колдун с большим трудом взял руку мальчика и поднес её к
своим губам, прижался к ней.
— Я узнал любовь, и хотя я умираю…, но, не брошенный, не
голодный и грязный, обессиленный, а окружен заботой моего
любимого мальчика, которого я люблю больше жизни.
Потеряв много сил, он вновь закрыл глаза.
Митька смахнул слезинку, поднялся и пошёл заваривать укрепляющий
чай что бы поддержать его силы.
* * *
Колдун, почти перестал есть и практически
уже не вставал.
Он, даже пытался запретить Мите спать с ним, боясь испугать
его. Но мальчик, наотрез отказался и неизменно ложился рядышком,
обнимая похудевшее, и совершенно истощённое болезнью, тело.
Они всячески старались скрыть болезнь от людей, и те видимо
не догадывались.
К тому же, колдун разнес слух, что скоро вновь покинет эти
места и вновь уйдёт странствовать, а в его доме всё это время
будет жить мальчик.
Когда колдуну становилось совсем плохо, Митька выходил к
просителям и говорил, что колдуна нет и просил приехать в
следующий раз.
Но бывало поняв в чём недуг, Митька рассказывал колдуну и
тот совершив наговор на воду или вещь отдавал просящим.
Вот наконец и май вступил в свои права, снег почти сошёл,
было уже тепло и с каждым днём чувствовалось, как природа
оживает, чего нельзя было сказать про колдуна.
Порой он почти сутки бывал без сознания, не надолго приходя
в себя, с трудом понимал, где он и что с ним.
Митька стойко держался, ухаживая за любимым умирающим человеком.
Он понимал, что это произойдёт неизбежно, и смирился с этим
ожиданием.
Колдун ещё раньше подробно объяснил, как и когда следует
похоронить его и что нужно будет сделать.
Мальчик сидел возле окна и задумавшись смотрел на резвившихся
в песке птах. Он не зразу услышал, что его кто-то зовёт.
— Митя…. Митя.
Он соскочил с лавки и подбежал.
Лицо колдуна слегка порозовело, в глазах вновь промелькнул
знакомый блеск.
— Митя, ты знаешь…, мне, что-то очень захотелось молочка…,
ты не сбегаешь в деревню.
— У нас есть! Я могу принести….
— Да нет…, нет. Я хотел бы…, свеженького.
— Я счас, я быстро….
Он рванулся к двери, что бы бежать за молоком. Но колдун
удержал его.
— Погоди…, какой ты у меня славный, дай я тебя поцелую.
Мальчик прижался к колдуну, тот долго не отпускал ребёнка
и прижавшись к нему горячими губами нежно целовал.
— Ну ладно…, ступай…, скорее.
Митька схватил крынку, и что есть духу, побежал в деревню.
“Только бы поскорее принести”.
Домчался он быстро, налили ему молока и теперь он торопился
обратно, но уже не так быстро, боясь всё расплескать.
Его лицо светилось от радости.
“За последнее время это пожалуй первая просьба…”.
Он бежал в отличном настроении.
Вон уже и дом виден.
Мальчик боялся споткнуться и разлить молоко, старался идти
внимательно смотря себе под ноги.
“Что это…?”
Он остановился, на секунду. Сделал несколько шагов, прислушиваясь.
Вновь пошёл, но опять что-то заставило его замереть.
Негромкий вой собаки, донёс до него ветер.
“Нет…. Нет…! Только не это…. Этого не может быть”.
Кувшин выскользнул из его рук, и покатился по дорожке, расплёскивая
содержимое.
Митька сорвался с места и помчался к дому.
Влетев в комнату, он бросился к кровати.
Упав на колени перед колдуном, широко открытыми глазами,
полными слёз и ужаса смотрел на него, надеясь…, надеясь,
что он ошибается.
Колдун, лежал так спокойно с едва уловимой улыбкой, словно
спал….
Но собака не ошиблась….
Он был мёртв.
Как и должен был, умер он без свидетелей, даже такого родного
и любимого, каким являлся для него Митька.
Мальчик больше не в силах сдерживаться, упал на его грудь
и не стесняясь плакал навзрыд, освобождая скопившееся в нем
горе.
Колдун всё-таки сумел проститься с ним.
А Митька, глупый Митька совершенно не догадался об этом,
пошёл за этим дурацким молоком, которое ни кому не было нужно….
Он бился в истерике, кричал, ругал его, просил прощение,
то успокаивался, то вновь начинать рыдать.
Вконец обессилев, он так и забылся прямо тут рядом с кроватью
на полу.
Весь день мальчик то кидался к колдуну, прижимаясь к его
груди, ему вдруг казалось, что тот дышит, то вновь бился
в истерике и терял сознание.
Но постепенно к ночи, он пришёл в себя. Рядом с ним почему
то лежал пёс, положив на его колени огромную голову.
Митька только теперь это заметил, сколько они так сидели,
он не знал.
Мальчик погладил собаку. Она, посмотрела ему в глаза.
— Всё…, остались мы теперь с тобой одни….
Собака лизнула его по лицу и поднялась.
Она не отходила от него, пока он не сделал всё, что было
нужно.
Никто, кроме него не знает и не узнает, где похоронен колдун
и эта тайна никогда и ни кому не будет известна.
Несколько дней Митька приходил в себя, нужно было начинать
жить одному, совершенно одному.
Часть 4
Как не велико было горе мальчика,
но надо было жить.
Недели пролетали почти незаметно и однообразно.
Он почти целыми днями сидели за книгами, изучая их. Пытаясь
хоть таким образом сохранять память о колдуне, забываясь
иногда, о том что его уже нет.
Кое что при изучении приходилось и пробовать, хотя и дал
слово колдуну не пользоваться силой, но рассудив, что при
учёбе можно, и ни как это не может отразиться на других,
он успокоился.
Довольно редко он ходил в деревню.
По началу его замечали, звали в дом, кормили, давали продукты,
но постепенно, народ привык к одинокому мальчику, иногда
появлявшемуся в их селе. И уже всё реже и реже его замечали,
а тем более звали в дом.
Ушлые мужики смекнули, что видимо бояться колдуна не стоит
и не чего кормить “колдовское отродье” так за глаза, а
позже уже и в открытую некоторые называли Митьку.
Он видел, как меняется к нему отношение селян, но что-либо
изменить он не пытался, да и не хотел.
Он никогда и ничего не просил и порой возвращался домой без
единой крошки хлеба.
Лес как-то ещё помогал ему выжить, он бывало уходил на день,
два с Малышом и потом собака волокла на себе собранную добычу.
За лето, он насобирал и заготовил грибов и ягод, благо их
в этот год было огромное количество. А впереди была еще и
осень которая по всем приметам тоже не должна была быть плохой.
Различные коренья сушились на чердаке, он запасся лесными
травами для чая, порой удавалось разжиться и зайчатиной,
попавшемся в силки. Тогда у них с Малышом был пир.
Митька за лето вытянулся и совсем похудел. Только огромные
голубые глаза светились добрыми огоньками.
Он ни когда ни на кого не злился и не держал обиды, даже
когда его обижали.
Он был далек от них, не по возрасту умный и мудрый, Митька
жил в другом мире, мире подаренном ему колдуном, куда никто
не мог просто так войти или выйти.
Но, что его порой сильно угнетало, он был в этом мире одинок,
как впрочем и предупреждал его колдун.
Митька, порой вечерами забирался на кровать, снимал старую
котомку, принадлежавшую колдуну, висевшую на гвоздике, и
прижавшись к ней беззвучно плакал, вдыхая сохранившийся запах
любимого человека, так быстро оставившего его одного.
А бывало, проснувшись ночью, шарил рукой по пустой кровати…,
и ни кого не найдя, очнувшись, вновь забывался в беспокойном,
безрадостном сне.
Середина августа, а жара как в июле. Еще немного и лето закончится.
А там осень и долгая лютая зима, длинная и нудная.
Как он будет жить, он не знал, но особенно думать об этом
не хотелось.
* * *
Митька, шёл из леса домой, почти на
легке.
“Ого…?” присвистнул он.
“Как это меня помотало…”.
Он вышел к селу совершенно с другой стороны.
Мальчик улыбнулся, удивившись, но совсем не расстроившись.
Не спеша, пошёл по тропинке к деревне, но через минуту передумав
свернул, и решил обойти ее стороной. Не было у него желания
с кем-либо встречаться.
— Привет….
Митька резко остановился от того, что чуть не споткнулся
о мальчишку, сидящим на земле у него на пути.
В густой траве он его и не увидел бы если бы не наткнулся,
вот так случайно, прошёл бы мимо.
— Ты что тут от кого прячешься?
Осматриваясь вокруг, но ни кого не видя, поинтересовался
Митька.
— Ни кого же не….
Он посмотрел на мальчика, замолчал.
На него смотрели большие карие глаза, лобик, с маленькими
двумя складочками, выдавал напряжение малыша. Ротик слегка
приоткрыт, словно хочет что-то сказать, но не решается.
Тонкие пушистые волосы свободно колыхались от слабенького
ветерка, то спадая на глазки, то вновь открывая его милое
беззащитное испуганное личико.
Малыш сидел не шевелясь.
Как пойманный маленький зайчик, он притаился, в надежде,
что его не заметили и сейчас пройдут мимо, не потревожат
не обидят.
— Ты….
Митька опустился рядом на землю.
А глаза малыша… всё еще искали его там в вышине.
— Не бойся меня…, я не обижу тебя.
Митька осторожно погладил раскрытую ладошку мальчика.
— Я не боюсь….
Услышал наконец Митька, голос ребёнка.
Словно звук серебряных колокольчиков, донёс до него ветерок.
— Ты кто…?
— Я Митька….
— Митька? А где ты живёшь?
— Я…, я…, ну тут не далеко на другом конце села.
— А я тебя знаю…. Ты сын колдуна?
Как-то очень просто и ласково спросил мальчик.
— Да…, Тоесть…, нет…, не сын я ему, но он мне был как отец.
— А я знаю про тебя…, взрослые много говорят, меня не замечают,
что взять с убогого, а я просто слушаю, не вмешиваюсь, да
со мной всё равно никто не играет и почти не разговаривает.
Неожиданно, на одном дыхании проговорил малыш, словно боясь
что его не дослушают.
— И что же? Ты тут один целый день сидишь? Но тебя же кто
нибудь тут может обидеть, да и зверь какой из леса прийти.
— Какая разница…, всё равно меня скоро отдадут в богадельню….
Митька хотел было подбодрить малыша, убедить его в обратном,
сказать, что такого не может быть, что он ошибается и всё
будет хорошо…, но слова все эти застряли у него в горле.
Неожиданно он понял, что малыш говорит совершенно серьёзно,
правду и ни кому он не нужен, а только обуза, от которой
решили избавиться.
— Я слышал…, они говорили тихо, думали, что я сплю….
Он неожиданно весело улыбнулся, вспомнив про это. И чуть
наигранно продолжал.
— Я слышал, после лета меня отвезут…, там будет мне хорошо…,
за мной будут ухаживать, будут играть со мной….
Митька слушал, как маленький мальчик рассказывает ему “сказку”
про будущую свою счастливую жизнь.
Он не пытался прервать его, не перебивал.
И только слезинки сами по себе, незаметно пробегали, падая
на рубаху.
Митька не пытался их убрать, ему не кого было стесняться.
Жалость к этому маленькому человечку, беззащитному и обреченному,
больно сдавило его сердце, неожиданно сравнивая его с Сашкой….
— А зато маме и папе полегче будет…, мы ведь не богато живём.
Продолжал грустно малыш.
Митька непроизвольно сжал ладошку ребёнка, тот вздрогнул.
Капельки горячими ядрышками попали на мальчика.
— Ой…, капает…, неужели дождик будет?
— Нет, нет…, не беспокойся, это так просто у меня с куртки
слетело, это я пока по лесу пробирался наверное….
Пытался врать Митька, с трудом сдерживая свой голос.
— Как зовут то тебя?
— Вася.
— Вася…, Василёк.
Малыш видимо решившись осторожно нащупал руку Митьки потрогал
её, потом постепенно добрался до лица.
Мягкие нежные пальчики ребёнка едва касались его. Митька
не противился.
— Ты плакал…?
Мальчик удивленно спросил, усаживаясь обратно на землю.
— Ах это…, ерунда. Соринка попала в глаз, когда шёл сюда,
да теперь всё уже прошло. Ты мне лучше скажи…, ты меня разве
не боишься?
Мальчик совершенно мило удивился, заморгав глазёнками.
— Не-е-т…. А почему я тебя должен бояться?
— Ну…, да я это так просто…, ты же знаешь кто я, со мной
никто почти и не разговаривает.
— А…, ерунда. Взрослые говорят, что ты сглазишь, пугают и
не разрешают с тобой играть, и подходить к тебе.
— Ну а ты…, что же? Не боишься что сглажу…, или превращу
в…, ну…, в кого ты хотел бы превратиться?
Митька рассмеялся, не найдя подходящих слов.
— Ты добрый…, врут они всё.
Просто ответил ребёнок, смотря мимо Митьки в даль.
У него вновь ком подкатил к горлу, перехватив дыхание, глаза
набухли, готовые излиться вновь. Он еле сдержал себя.
“Чёрт возьми…, что это со мной…, едва познакомился…”.
Митька постарался успокоиться.
— Спасибо….
Единственное что смог сказать, стараясь не выдать своего
волнения.
Они некоторое время молча сидели.
— А у меня есть друг…, моя собака, его Малыш зовут.
Пес, услышав, что вспомнили о нём, поднялся и подошёл к ним,
лёг рядом.
— Вот он можешь погладить….
Митька помог мальчику найти рукой тело собаки. Малыш совершенно
не был против дополнительных ласк, позволяя себя везде гладить
и трогать.
— Ух ты…, какой большой и лохматый…, наверное красивый….
Собака, уж не ведомо как, поняла что про неё говорит новый
знакомый и в знак благодарности лизнула его по щеке.
— Ой…!
Малыш рассмеялся. Серебряный звон колокольчиков вновь пронёсся
по полю.
— Ты ему понравился.
Сказал Митька, видя, как радуется ребёнок.
Они еще долго сидели и разговаривали, незаметно малыш перебрался
поближе к Митьке и прислонившись к нему, расспрашивал.
О чем…?
Обо всём.
Но пора было собираться домой.
— Ты уже уходишь…?
— Мне пора домой…, да и за тобой кажется уже кто-то идёт…,
я не хочу, чтобы тебя из-за меня ругали.
— А ты еще придёшь?!
— Приду…, завтра.
— Правда!? Не обманешь? Я хотел сказать…, я тебя очень буду
ждать.
Митька взъерошил волосы малышу и повернув его в том направлении
куда он пойдёт, стал удаляться.
Мальчик поднялся.
Сколько мог видеть Митька, он всё время смотрел в его сторону,
изредка махая рукой….
* * *
Дни стали пролетать для Митьки ещё
быстрее и не заметнее.
Он просыпался, и быстро перекусив чего нибудь шёл к Васильку,
и как уже повелось, из далека видел стоящую маленькую фигурку.
Ребёнок каждый раз ждал Митьку, всматриваясь в даль не видящим
взором.
И каждый раз безошибочно узнавал о приближении друга. Начинал
радостно махать рукой.
“Удивительно”, — поражался Митька его способности угадывать,
когда он шёл.
Малыш не видел ничего, даже света.
Хотя раньше, лет пять назад всё было иначе. Он был совершено
здоровым ребёнком. И зрение у него было отличное.
“Но как-то раз, он проснулся утром” - рассказал малыш Митьке,
- “и ничего не увидел. Он тогда так испугался, что даже
не смог кричать и говорить. И молчал несколько дней”.
Конечно, его возили и к докторам и бабок приглашали, даже
к колдуну обращались, но ни кто не мог помочь.
И позже с этим смирились. Так он теперь и жил. Сам по себе
никому не нужный и всем мешающий.
В семье было 9 человек, и лишний рот, был уже для них обузой,
от которой решено было избавиться….
Вот так и было принято решение свезти его в богадельню в
городе.
И это должно было скоро произойти.
Митька старался не говорить о предстоящей разлуке, они вместе
жили одним прекрасным сегодняшним днём.
Митькино сердце, до этого постепенно превращавшееся в камень
от горя и одиночества, постепенно оттаивало рядом с этим
ребёнком.
Он даже порой ловил себя на том, что сам заливисто хохочет
вместе с Васильком, хотя раньше и улыбку то его увидеть было
почти невозможно.
Они частенько стали вместе гулять, ходить то в лес то в поле,
на озеро. И дня им всегда было мало.
Митька отвечая на бесчисленные вопросы любознательного ребёнка,
удивлялся и сам, тому что он оказывается так много знает.
И каждый раз он добрым словом вспоминал колдуна, передавшего
ему свои знания.
Не один раз они бывали и у Митьки дома, малыш совершенно
не испугался, а был даже очень рад, когда Митька предложил
ему зайти к нему.
Проклятое и нечистое это было место — дом колдуна, так считалось
в селении, и без особой необходимости, старались и близко
к нему не походить, а не то что зайти в дом.
Пробежал август, половина сентября, пролетела незаметно,
а погода по летнему великолепная, если не считать утренних
заморозков.
Митька на кануне за полночь вернулся из леса, он здорово
устал и даже утреннее яркое солнышко заглядывавшее в окошко
не смогло его разбудить.
“Скрипнула дверь…, показалось…, а может я еще сплю…?”
Митька почти проснулся, но глаза открывать не хотелось.
“Почему бы еще немного не побыть в сладкой стране грёз, помечтать,
как это было приятно…”.
“И все же…? Странно…, похоже кто-то посторонний в доме…”.
Он чувствовал это, хотя разум подсказывал, что этого не может
быть.
“Не может такого быть…, кто осмелится…, да и Малыш бы не
пропустил ни кого…, так бы гавкнул…, но черт побери…”.
Митька решительно открыл глаза и через секунду подскочил
на кровати, радостно ойкнув соскочил.
Скромненько, едва касаясь лавки на самом краешке, сидел Василёк,
он едва водил головой по сторонам, пытаясь видимо угадать,
где его друг.
Митька подлетел к нему, подхватил на руки, прижал к себе.
— Бог мой…, Васька…, ну ты…, ну как же ты? Как ты пришёл
то сюда?
Василек узнав друга прижался, крепко обхватив его своими
ручонками, чмокнул в шеку.
— Ты не сердишься…, что я пришёл…?
— Глупенький…, я наоборот безумно счастлив…, но как ты добрался
то?
Зайчонок улыбнулся лукаво, поудобнее устраиваясь на руках
у Митьки.
— Я ждал, ждал, а тебя все нет и нет…, потом слышу, Малыш
прибежал. Я обрадовался тебя зову, а ты не отзываешься, ну
я и попросил Малыша, что бы он отвел меня к тебе…, он и привел.
— Ну и здорово…, ну и молодец…, сейчас будем чай пить.
Митька посадил за стол мальчика, а сам быстренько умывшись,
набил углём самовар растопил.
Вскоре на столе уже были кружки, ароматный чай из лесных
трав, мягкий хлеб, масло. Митька достал пол горсти конфет,
которые ему удалось раздобыть, конечно же для Василька.
Они стали пить, понемножку, дуя на кипяток.
Василек, перебравшись на колени к Митьке уверил его что ему
так гораздо удобнее, хотя было видно что это вовсе и не так,
но спорить ему не хотелось.
Даже более…, он готов был выпить весь самовар вот так сидя
и не вставая.
Они делились последними новостями. Митька рассказал, где
он был что принёс. Василёк же, о том что происходит в деревне,
о чём говорят.
Впервые, неожиданно, малыш спросил Митьку о колдуне.
Ему непременно хотелось узнать, был ли он такой уж страшный
и злой, как о нем говорят в деревне. Не обижал ли он Митьку?
И совершенно не таясь, Митька стал рассказывать малышу об
этом человеке, и о том, как ему было с ним хорошо, и что
люди совершенно зря на него наговаривают худое.
Василёк глубоко вздохнул и печально произнёс.
— Ну и хорошо…, вот вернётся колдун, и тебе опять будет хорошо…,
вдвоем с ним.
Тут он неожиданно спрыгнул на пол и весело рассмеялся.
— Ой…, я совсем забыл…, мне же сегодня домой надо прийти
пораньше…, Митя…, ты меня проводишь?
Взявшись за руки, ребята не пошли к деревне. Они и в этот
раз, обошли её стороной, стараясь ни с кем не встречаться.
О их встречах знали все, но не мешали.
Хотя не раз родители Василька остерегали его, говорили что
бы он перестал встречаться, но что они могли предложить ему
в замен…, ничего.
И они перестали обращать на это внимание, хотя злые языки
не раз нашёптывали.
“Вон глядите…, нечистая ребенка вашего охмуряет…, накликаете
беду…”.
“Да ладно…, какая уж теперь беда…, чего уже хуже”. Махали
рукой на это в ответ.
“Да и уже скоро уедет, чего уж теперь…”.
И наступил этот день.
С утра Васю мать помыла, обрядила в чистую почти новую рубаху,
залатанные, но еще крепкие штанишки.
Целовала и обнимала, постоянно крестилась, слёзы на глазах
у неё не исчезали.
Тяжело было ей расставаться. Но….
— Ну что ты мамочка…, успокойся…, мне же там будет хорошо…,
там другие дети тоже есть, я буду играть с ними….
Успокаивал её Василек, стараясь ладошкой лишний раз коснуться
любимого лица, запомнить каждую складочку каждую морщинку,
хотя и знал их все на перечёт.
“Какие оказывается у меня добрые братья и сёстры…, все они
сегодня такие внимательные, заботливые, ласковые…”.
Каждый из них пытался что-то сделать для Василька, или хотя
бы просто сидели с ним рядышком, разговаривали….
* * *
Телега, поскрипывая, выехала со двора.
Никто ничего больше не говорил. Все стояли молча, как на
похоронах, провожая её взглядами.
Василёк же, словно пытаясь что-то рассмотреть приподнялся
повыше и водя головой по сторонам махал рукой, ни кому конкретно,
а просто так, прощаясь, не надеясь более уже попасть сюда,
и не зная отвечают ли ему.
Они долго ехали молча.
Вася сидел на телеге, отец шёл рядом, не громко разговаривая
со своим сватом Терентием, которого уговорил поехать.
День выдался тихий без ветра. Было тепло. Припекало.
Мальчик задремал.
Вскоре въехали в лес.
Дорога не слишком ровная, и время от времени, телега подскакивала
на ухабах и рытвинах.
Василёк проснулся, но лежал с закрытыми глазами.
“Хорошо, что я вчера ни чего не сказал Мите…”.
Думал про себя мальчик.
“Он конечно сильно бы расстроился, да и мне было бы тяжело
с ним прощаться, а так всё же легче…”.
Но легче совсем и не было. Он просто уговаривал себя.
“Какое счастье, что у меня был такой хороший друг. Он один
обо мне заботился…, как…, как родной брат…, нет, даже лучше…”.
Мальчик незаметно смахнул набежавшие слезинки. Притворяясь
спящим. Ему не хотелось ни с кем говорить, даже с отцом.
Наконец, мужчины забрались на повозку, но быстрее погонять
лошадь отец не стал.
Он любил своих детей, и Васю тоже, но за суровостью прятал
от всех свою доброту, боясь лишний раз показаться мягким.
Он глава семьи.
Его должны были слушаться без прикословно. Так и было. И
никто не подозревал, как тяжело порой ему бывало. И особенно
сейчас, когда он увозил, навсегда, своего ребёнка, ни в чем
не виноватого.
Но что ему было делать…, они и так еле сводили концы с концами…,
а тут жена опять уже на сносях, вот-вот вскоре родит, и кормить
и растить больного, никому не нужного калеку, для семьи было
трудно.
“Они должны были бы всё равно расстаться…, так уж пусть лучше
это будет раньше”.
Думал про себя отец.
* * *
Митька, не торопясь, шёл на знакомое
местечко, где они всегда встречались.
“Что-то не видно…, никого…”.
Грустно подумал он, всматриваясь в даль.
“Может в травке прилёг, спрятался, поиграть решил…, а может
еще не привели его…”.
“Ты завтра… наверное не приходи…”, неожиданно вспомнил он
последние слова Василька, когда они прощались.
“Почему? Я тебя обидел?”
“Нет что ты…! Просто я завтра…, я наверное завтра, не смогу
прийти…, ну может после обеда…, вот я и подумал что не стоит
тебе из-за меня приходить…, у тебя и так сейчас много дел
по дому”.
“Да ну тебя…, право…, я даже испугался, а он просто решил
поспать подольше…”. Рассмеялся Митька вчера.
В ответ Василёк тоже звонко смеялся, но сейчас Митька, вспоминая,
понял, что смех был не совсем естественный, какой-то, не
как всегда…, да и целовал он его крепко прижимаясь, порой
попадал не в шёку…, а в губы….
Это было вчера….
Сегодня Митька пришёл, и ни кого не встретил.
Не добрые мысли пронеслись у него в голове, он старательно,
как мог, гнал их.
“Подожду…”.
Мальчик присел в траву, примятую на столько, что она и не
пыталась подняться.
Внутри, голосок робко нашёптывал ему, “что-то тут не так…”.
Он осмотрелся…, но что он ищет? Он и сам не знал.
Шарик!
Клонившееся уже к горизонту солнышко, блеснуло искоркой в
стеклянном шарике, аккуратно положенном на листик.
Митька поднял его.
“Как же так…? Вася, оставил свой любимый шарик… и ушёл домой?”
Такого никогда не было.
Нет.
Ошибки быть не могло.
“Вася специально оставил его тут, и так чтобы я непременно
смог его найти”.
Это простое стёклышко, когда-то искусно огранённое мастером,
на солнышке переливалось всеми цветами радуги.
Василек не мог видеть, но он говорил что чувствует.
А раньше… давно, когда он видел, солнышко играло в этих гранях,
он помнит.
Он ни кому не давал его, кроме Митьки.
И вот эта бесценная для него вещь лежит сейчас тут.
“Зачем? Почему?”
Митька растерянно стоял всё еще боясь поверить в то что случилось,
а что случилось, он уже мог сказать с уверенностью.
Василька больше нет. Его увезли.
А это…, это его подарок….
— Малыш…, ищи Василька.
Охрипшим, не своим голосом, приказал собаке.
Она словно уже давно ждавшая этой команды сразу, не раздумывая,
рванулась в сторону домов.
Митька взглянул ей вслед, не двигаясь с места.
Пес обернулся.
Удивлённо, видя что хозяин стоит на месте, громко гавкнул.
— Ты что-то хочешь сказать…? Да, да конечно…, пошли скорее.
Умный пес мотнул головой и быстро побежал.
И Митька, больше ни секунды не раздумывая, помчался за ним.
Он запыхавшись подбежал к воротам. Они не были закрыты.
Он вошёл. Его заметили.
— Где…? Где Василёк?
Старшая дочь, Полина, завидев его, растрепанного с горящими
глазами, перекрестилась, отшатнувшись.
— Я спрашиваю, где Василёк.
Спокойнее, но и настойчивее вновь обратился он к ней.
— Увезли…, увезли родимого.
Только и смогла ответить девушка, опускаясь на лавку испугавшись.
— Увезли…? Когда? Когда увезли….
Тормошил он её….
И вновь, мгновенно пронеслись события вчерашнего дня, такого
странного и совершенно понятного сегодня.
Василек прощался с ним. Он знал, что сегодня они расстанутся…,
и расстанутся навсегда.
“Но как ты мог…! Почему ты так поступил малыш…, ты предал
нашу дружбу. Ты не сказал мне…”.
Мысли Митьки метались из стороны в сторону, то обвиняя Василька,
то неожиданно прощая, приходя к выводу, что иначе было бы
трудно мальчику расстаться с ним.
“А может быть ему еще труднее было молчать, чем сказать правду”.
Митька стоял растерянно посреди двора не обращая внимания
на всех, кто там собрался. Его никто не окликал, никто не
решался с ним заговорить или подойти.
Мгновенна злость улеглась. Он спокойно осмыслил всё.
“Боже мой…, какой же я дурак…, обвинить ребёнка…, он же оберегал
меня, он… покинутый всеми, думал обо мне, и сейчас думает…,
что я останусь…, не один и вскоре вернётся колдун…, и чтобы
не огорчать меня он молчал”.
Митька разжал кулак.
На красной от напряжения ладошке лежал шарик.
“Мало того…, он отдал мне самое дорогое, что у него было…”.
Митька не торопясь вышел на улицу.
Собака ждала его. Пес подошёл и потёрся о его ноги.
— Увезли…, Василька увезли….
Жалобно со слезами в голосе обратился он к собаке.
Он медленно побрёл домой ни на кого не обращая внимания,
изредка шепча только.
— Увезли…, Василька моего увезли….
Он едва дошёл до дома и без сил опустился на кровать.
— Ну вот…, теперь то уж я точно один…, ну почему же жизнь
такая жестокая, почему? Почему она только и делает что разлучает.
Митька уткнулся мокрыми глазами в подушку.
Закричал.
Пес на улице вздрогнул.
— Зачем он вам! Зачем! Он же вам совсем не нужен…! Отдайте!
Отдайте его мне….
“Что?”
“Что…, я сейчас сказал?”
Мальчик присел на кровати.
“Ну конечно же…, пусть они мне его отдадут…, мне, а не в
приют какой-то, где он никому будет опять же не нужен”.
Он вскочил, как ошпаренный, выбежал на улицу.
Собака, не ожидавшая ничего подобного, с испуга шарахнулась
из-под ног, удивленно взирая на хозяина.
— Ну конечно же…, я их догоню…, я попрошу…, пусть они мне
его отдадут…, я буду о нём заботиться.
Шептал мальчик.
Его глаза лихорадочно сверкали, он почти не понимал что делает
и что надо делать.
— Малыш! Малыш…, ищи! Ищи, куда увезли Василька.
Пес взвизгнул, даже как-то радостно, услышав знакомое имя,
помчался к лесу.
За ним, не разбирая дороги и не задумываясь мчался Митька.
* * *
Переночевав у знакомых, они вновь
отправились в путь, намереваясь после обеда попасть в город.
Лошадь отдохнув весело бежала рысцой, не слишком обременённая
повозкой.
Мужчины сидели впереди, не громко переговариваясь.
Ну вот еще час другой и они будут на месте.
Неожиданно телега резко остановилась, так что все кто там
был повалились.
Лошадь, переступив еще раз, замерла.
— Что за чёрт…!? Ну…, пошла….
Прикрикнул на кобылу Терентий, поднимаясь с сена, для порядка
шлёпнул её вожжами.
Лошадь фыркнула, но с места не сдвинулась.
— Да что ты будешь делать…, мать твою…, прости господи.
Отец Василька спрыгнул с телеги подошёл к лошади.
И только теперь он увидел мальчика и большую лохматую собаку,
загораживавших дорогу.
Солнце немного слепило, и он не сразу рассмотрел….
— Чур меня…, чур….
Перекрестился он, отходя обратно к повозке.
— Ты что?
Удивился сват.
— Там…, этот…, ну мальчишка.
— Кто еще там? Какой мальчишка.
Заворчал, спускаясь с телеги, мужик.
— Сейчас разберёмся.
Митька подошёл к телеге, поздоровался. Стараясь быть учтивым.
Василёк вскрикнул, и притих.
Не только горе, но и огромная невозможная радость, порой
лишает человека чувств.
Все его думы эти два дня были только о Митьке, и тут вдруг
он слышит знакомый голос.
— Ты кто такой.
Зло и грозно спросил Терентий.
Митька, не обращая внимания на это, обратился к отцу Василька.
— Павел Игнатьевич, вы меня знаете…, я Митя. Не надо отдавать
Васю в приют…, вы же знаете, что там ему будет плохо…, никто
не станет за ним смотреть и ухаживать.
— Н-н-у-у и что из того…, обвыкнется…, а тебе то какое до
этого дело.
— Павел Игнатьевич…, я с Васей подружился…, и…, и…, в общем…,
отдайте его мне…, я сам позабочусь…, правда…, поверьте…,
мы будем жить у меня, и вам он ни как не будет мешать.
— Вот еще…! И что надумал…, да я его лучше своими руками
загублю, чем тебе нехристю отдам. Ишь…, отдай ему, сгинь
выродок.
Не слишком уверенно, но закончил свою речь Павел, взглядом
ища поддержки у свата.
— Да кто это такой…! Что ты с ним еще разговариваешь….
Терентий взял в руку кнут.
— Кто, кто…, ну это тот…, ну приемыш колдуна.
— Так, так…, вот оно что.
Несколько не ловко вдруг почувствовал Терентий.
Никто не решался первым что-то сказать, и как бы нарушить
хлипкий нейтралитет.
Сват, наконец осознал услышанное…, связываться ему не хотелось.
Павел же, не решаясь показаться слабым и трусливым, в внутри
весь дрожал от страха.
Митька спокойно выжидал, не зная стоит ли говорить самому
или подождать пока они начнут.
Наконец первым решился Терентий.
— Ладно…, иди от сель…, ступай по хорошему…, у тебя своя
дорога у нас своя. Ступай…, не гневи Бога…, а не то…, рука
у меня тяжёлая…, не ровён час…, рассердишь.
Митька не шелохнулся, словно не к нему обращались.
— Вы же его умирать везёте…, своего родного сына…, отдайте
его мне…, зачем он вам теперь…, я ему как брат буду, прошу
вас.
Митька медленно опустился на колени в пыль дороги, склонил
голову.
— Т-т-ы…, что? Что лиходей удумал…, и не проси.
Терентий дотянувшись, хлыстом, не сильно пихнул мальчика.
— Пошёл…, пошёл от сюдова…, пока я кнутом не…. Эх мать…,
застоялась!
Он с силой хлестнул лошадь, заорал на неё, пытаясь заставить
идти.
Та от неожиданности испуганно оглянулась, переступила с ноги
на ногу, но с места не сдвинулась.
— Мать честная…, Пресвятая Богородица, спаси и помилуй.
Вжавшись прошептал Павел видя это.
Терентий растерялся, однако ещё раз бить лошадь не стал.
— Я по хорошему прошу….
Уже злясь, почти шепотом, произнёс Митька.
Глаза его сверкнули огоньком…, или может, это солнышко блеснуло
так.
Мурашки пробежали по телу Терентия, холодный пот мгновенно
появился на лбу, он не на шутку испугался, заметив перемены
в мальчике.
— Я вам ни чего плохого не сделаю….
Еле сдерживаясь, продолжал Митька.
Терентий, обернувшись к перепуганному не меньше его Павлу,
зашептал.
— Всё Паша…, кончай…, отдай ты ему парня и дело с концом.
Ну в самом деле не всё равно то тебе теперь, где он будет…,
ты что…? Онемел. Нам домой живыми не добраться будет….
Павел, наконец, обрёл дар речи, за одно представив что будет
если всё таки колдун вернётся.
— За-за-забирай т-ты его…, Господи… отвяжись только.
Митька подошёл к телеге, нежно подхватил мальчика на руки
отошёл к обочине, вместе с ним присел.
Неожиданно лошадь заржала и дёрнулась…, словно её кто огрел
плетью, сама пошла.
— Т-р-р-р-р…, стой.
Терентий соскочил и взяв кобылу под уздцы, стал её разворачивать
в обратную сторону.
— Давай же иди…, — бил её рукой подгоняя.
Добившись, он вскочил на телегу и они быстро помчались не
оборачиваясь от этого места, где была, по их мнению, не чистая
сила.
Митька сорвал мягкие прохладные листики и приложил к вискам
малыша.
Через минуту, веки задрожали.
Вася открыл глаза.
Он еще ни чего не понимал. Где он, что с ним.
Сознание медленно возвращало ему то, что произошло, но что
это было…?
— Папа…, папочка…, это ты?
Не слишком уверенно спросил мальчик, чувствуя теплоту тела
рядом.
Его нежно прижимали.
Он полулежал на коленках….
“Нет! Не может этого быть…”.
До чего знакомое ощущение теплоты и добра были в этих объятиях.
Он не смел поверить.
Впервые в жизни он отказывался верить своим ощущениям.
“Этого не может быть…, я наверное сплю…, или может умер и
теперь на небе…, но почему я и там тогда ничего не вижу…,
нет я наверное сплю…”.
— Васенька….
Губы дотронулись до его горячего лба.
— Вася…, братик ты мой названный, друг мой единственный,
ну очнись…, всё хорошо…, я с тобой.
— Митя??
Едва различимый возглас слетел с губ ребёнка.
И уже через секунду, осознав, и не в силах сдерживаться он
сильно обхватил ручонками друга, что есть сил прижимаясь
к нему, боясь что его сейчас отнимут, отберут.
Нет…, этого бы он уже не перенёс.
— Митя…, Митя…, я сплю? Да? Нет? Не может быть…, ты меня
обманываешь…, конечно я сплю….
Малыш не слушая, что говорит ему Митька, всё шептал, прижавшись
к его уху.
Он ни на миг не ослабил своих объятий, боясь, что сейчас
его вновь разлучат.
— Я не отдам тебя ни кому…, не бойся…, всё теперь будет хорошо.
— Правда…?
Не слишком уверенно переспросил Василёк, немного отпуская.
— А где мы? А где папа?
— Меня не повезут?
— Нет! Нет, не бойся. Мы одни. Вот тут дорога…, отец…, ну
в общем, он разрешил мне взять тебя с собой. Мы теперь будем
жить у меня…, если ты согласен.
Глаза Василька мгновенно набухли и поток слёз, вырвался,
выплёскивая накопившееся страдания, он не мог говорить, он
плакал взахлёб, и смеялся тут же.
Плакал и смеялся. Не в силах ни остановиться, ни сказать
ничего.
— Ну вот еще…, ну вот….
Митька растерялся немного. Он пытался рукой утирать катившиеся
по щекам слёзы и только развёл невообразимую грязь, своими
не мытыми руками.
— Ах ты, Боже мой…, что же я наделал….
Он выдернул подол своей рубахи.
Постепенно мальчик успокоился.
— Всё малыш, всё отлично…, мы сейчас пойдём домой. Не волнуйся.
Теперь тебя никто не посмеет обидеть. Я тебе это обещаю….
Часть 5
Митька открыл глаза.
“Ого…, как светло. Надо же так было проспать…, эх пора
вставать”.
Подумал он, но не шелохнулся. Подниматься не хотелось.
Да и Василёк, уткнувшись в его бок носиком, посапывал
удивительно свернувшись, как всегда съехав с подушки
обнимал его, да еще и умудрился запихать свою ногу
под Митьку.
“Ой…, ой, ой…, как бы мне не отлежать ему её”.
Он осторожно приподнялся, тихонечко передвинувшись.
Ласково посмотрел, пригладил взъерошенные волосы, провел рукой по спине,
пересчитывая каждый позвонок.
Наконец рука опустилась ниже, на упругие половинки.
Митька вздохнул.
Вновь воспоминания мгновенно пронеслись у него в голове, воспоминания о тех
минутах с колдуном, когда им вдвоем было так хорошо.
От этого, неожиданно, его член стал расти распрямился, уткнувшись в тело
мальчика.
“Ох…, ты…, как тебя…”.
Митька просунул руку, чтобы поправить его, раз такое дело получилось и неожиданно
наткнулся на довольно большой крепкий “столбик” Василька.
Он отдёрнул руку.
Но огромное желание еще раз дотронуться — не показалось ли, заставило его
вновь потрогать.
Нет…, всё правильно.
У Василька членик налился и почти прижимался толстенькой палочкой к животику.
Митька погладил его.
Тот чуть вздрогнул, откликнувшись.
Митька смелее, провел рукой, слегка снимая кожицу, оголил головку.
Вверх вниз, вверх вниз….
Он почти перестал дышать.
“Что ты делаешь…? Перестань…, вдруг малыш проснётся…”.
Говорило сознание, но он, понимая это не мог…, нет…, не хотел останавливаться.
Митька чувствовал, как откликается на его ласки членик малыша, как слегка
сжимается попка, и иногда тело мальчика чуть вздрагивает, словно от озноба.
“Только бы не проснулся…”.
Думал про себя Митька, прислушиваясь к дыханию ребёнка.
Он уже не мог себя контролировать, страсть охватила его на столько, что он
и сам стал дрожать мелкой дрожью, чувствуя как и его член сильно возбужденный,
так долго не имевший ласки, пытается наверстать упущенное.
Василёк вздрогнул почти одновременно с Митькой, их тела на мгновение окаменели,
напряглись.
И волна блаженства захлестнула Митьку…, он кончил сильно и много, едва только
успев повернуться от тела Василька.
Малыш же, всё еще продолжая лежать с закрытыми глазами, крепко их сжав, постепенно
расслаблялся, чуть дрожа.
Членик, всё еще находящийся в руке у Митьки слегка вздрагивая, немного обмяк.
Митька осторожно убрал руку. Глубоко вздохнул, словно не дышал минуту, сердце
бешено колотилось в груди, пытаясь выскочить.
Игра, молчаливая продолжалась.
Василёк делал вид, что спит, Митька — что верит.
Он осторожно поднялся с кровати, стараясь не касаться той лужицы которую
наделал, и откинув немного одеяло, тряпкой вытер простыню.
С минуту посидел, приходя в себя, оделся, пошёл умываться.
Выглянул в окно.
— Снег!
Первый снег покрывал всё кругом.
“Вот оно что? Вот почему так светло…”.
Митька посмотрел на кровать.
Василёк открыл глазки.
— Ты что-то сказал?
Зевая спросил он.
— Снег, Васька, снег. Всё кругом такое белое и пушистое…. Ой прости….
— Ну что ты! Я тоже очень рад…, я люблю снег.
Малыш рукой нащупал свои штанишки и рубаху, там где их вчера положил, стал
одеваться.
— А ты меня покатаешь на санках?
— Конечно…, обязательно. Вот сейчас перекусим, печь затоплю и пойдём на
улицу.
Митька быстро управился по хозяйству. И тут вдруг до него дошло.
— А во что же мне тебя одеть то….
Он растерялся, совершенно забыл, что у мальчишки нет почти ничего для зимы.
“Чёрт…, какой же я старший брат…, заботиться взялся…, а об одежде и не подумал…”.
Обругал он себя.
— Погоди…, я сейчас…, только на чердак сползаю.
Митьке, удалось найти всё что нужно и для себя и для Василька.
Удивительно…, но там в сундуке, аккуратно сложено, пересыпанное махрой, лежали
разные зимние вещи, и совершенно было очевидно, что приготовлено для двоих….
“Колдун! Любимый мой…, ты всё предусмотрел…, всё предвидел”.
Митька прижался к холодной одежде, мысленно его благодаря.
Вскоре, ребята уже были на улице.
Они резвились, играли в снежки как могли, потом Митька долго катал Василька
на санках, в общем домой они пришли довольные и совершенно мокрые.
Можно было подумать, что они впервые увидели снег, столько у них было радости
и впечатлений.
В комнате было тепло и сухо. Ребята разделись, сняли с себя всё мокрое.
Митька пополз на печь расстилать вещи, чтобы поскорее просохло.
Василёк стоял внизу на полу и подавал.
— Ну что всё?
Осматриваясь, спросил Митька, хотя и видел, что в руках и Василька больше
ничего нет.
— Ага…, всё…, может…, погоди. У меня нижние штанишки тоже мокрые…, давай
и их посушим.
Василёк последнюю фразу проговорил скороговоркой, и стянув с себя подштанники
протянул.
Митька чуть замешкался от неожиданности, видя перед собой абсолютно голенького
мальчишку.
— Ну что же ты…, Митя…, возьми.
— Ой…, прости…, ну конечно же, давай.
Василёк стоял внизу, смотрел куда-то в дальний угол и улыбался.
Ждал когда Митька всё постелит и спустится.
Митя, справившись с волнением, охватившем его, спустился на пол.
— Ну что же ты тут стоишь, весь раздетый…, вот простынешь? Что же я тогда
буду делать.
— Н-е-е-а-а…, не простыну…, я закалённый.
— Ну вот еще…, нашёлся…, а ну живо под одеяло….
Митька легко подхватил ребёнка на руки, прижал к себе.
Не торопясь пошёл к постели.
Васька хихикнул и обвился ручонками вокруг его шеи, прижимаясь еще плотнее
к голому до пояса телу друга.
“Хорошо хоть никто не видит…”.
Подумал Митька, ощущая, как впереди у него сильно оттопырились штанишки.
Он опустил мальчика на кровать.
— Приехали…, конечная станция….
— Ага…, хитренький, совсем и не конечная…, покатай еще.
Василёк и не думал разжимать ручонки, а наоборот постарался устроиться на
руках у Митьки поудобнее.
— Поехали…!
Митька рассмеялся стиснутый в объятиях.
— Куда изволите барин…, сегодня? К цыганам, может, махнём…, или на заимку
в баньку….
— Куда хочешь….
— Тогда…, тогда…, поскакали на ярмарку…, а там карусель, сладости.
— Ой…, ой….
Василёк взвизгнул, от удовольствия, когда Митька рванулся вдруг и вихрем
понёсся по комнате, да еще и закружился потом на месте, так что ноги мальчика
оторвались
от его тела, пролетая по воздуху.
— Ага…, вот мы уже и на карусели катаемся.
Василёк не мог говорить от смеха он только чуть взвизгивал, в перерывах,
иногда пытаясь что-то сказать.
— Эй…, ой…, ну тпр-р-у…, тпр-р-у….
Он пытался остановить бешенную скачку, оба смеялись и носились по комнате,
пока наконец Митька не выдохся и не плюхнулся на кровать.
— Всё…, кони загнаны и других больше нет…, приехали….
Только и смог он сказать, отдуваясь лёжа на спине.
Василёк сидел на нём, поднимаясь и опускаясь, в такт с движениями живота.
— Ах, ты моя лошадка миленькая….
Ручки ребёнка нежно гладили мокрую грудь мальчика.
— Совсем этот кучер противный загнал тебя…, моя хорошая….
Он наконец, добрался до лица Митьки, забравшись в его волосы перебирал их,
сам же разлёгся на нём, положив голову на грудь.
Митька чувствовал на себе лёгкий груз и лежал блаженно думая только о том,
чтобы Василёк подольше бы не убегал.
Воспользовавшись тем, что обе руки свободны, он стал гладить его вдоль всего
тела, почему-то совсем не стесняясь, спокойно проводил рукой и по попке и
опускался ниже лаская тело между ног мальчика…, проводил рукой вдоль расщелинки.
Пару раз Василёк сжимался и Митька чувствовал, как напряжена попочка, когда
он проводил там рукой, но возражений от малыша не поступало, и было видно,
что он и не собирается слезать с Митьки.
Наконец и слабого сопротивления Митька уже не почувствовал, провалившись
пальчиком чуть-чуть, в святая — святых….
И тут только он ощутил, как что-то упирается ему в живот.
Малыш явно возбудился, дыхание его участилось, порой он чуть сильнее впивался
руками в волосы Митьки, но рук не убирал, продолжая свою игру.
Митьке тоже уже давно хотелось поправить свой вставший член, которому не
было возможности распрямиться, и он отчаянно пытался сделать это самостоятельно
причиняя Митьке неудобства….
Мальчик, наконец решившись, приподнял голову и дотянувшись поцеловал малыша
в щёчку, потом еще.
Его рука наконец добралась и помогла выпрямиться, налившемуся и теперь лежащему
вдоль тела члену, заодно как бы гладя бок малыша, он углубился под него,
стараясь добраться ближе к животику….
Василёк слегка приподнялся, позволяя Митьке это сделать, и вот уже его рука
касается упругой плоти мальчика, вот и два крохотных яичка, нежно погладил
он и вновь попробовал подрочить Васильку.
Он не возражал, слегка повернувшись на бок.
Митька любовался телом ребёнка, его нежной кожей, слегка блестевшей, его
ещё детским, но таким красивым, ровненьким с чуть приоткрытой от плоти головкой,
“петушком”.
Малыш закрыл глазки, словно спал.
Игра продолжалась. Митька это понял. И игра эта малышу нравилась.
Он не стал больше останавливать себя от желания ласкать ребёнка, получая
и сам от этого большое удовольствие.
Митька, одной рукой стал ласкать попочку, забираясь от возбуждения, иногда
довольно глубоко, от чего малыш вздрагивал, другой его писюнчик.
Кожица, так легко ходила вдоль этого столбика, как если бы он был смазан
маслом, оголяя красивую тёмно розовую плоть, такой аккуратненький шарик с
крохотной
еле заметной дырочкой, иногда вздрагивающий от прикосновения к нему.
Митька время от времени опускался чуть ниже, лаская яички и промежность.
“Боже мой, какие крохотные…, хоть бы не раздавить…”.
Порой думал он, сжимая их в руке, но не долго…, чувствуя, что надо побольше
внимания уделять “столбику”.
Он взмок, рука устала.
Митька прибавил темпа…, тело ребёнка откликалось, помогая ему….
И вот он этот миг настал…, когда окаменев и вытянувшись в струнку на какое
то время тело мальчика, расслабилось, и он обмяк.
Митька убрал руку, нежно поцеловал в щёчку.
Дети лежали молча.
Ни кто не хотел начинать разговора. Это молчаливое соглашение их вполне устраивало.
Наконец Митька выбрался из-под ребёнка.
Василёк, раскинув руки лежал поперёк кровати, разглядывая что-то там высоко-высоко,
одному ему только видимое….
Митька полюбовался им, и достав большое полотенце, стал его обтирать. Василек
не возражал, иногда только хитринка пробегала у него по лицу, быстренько
куда-то прячась.
Потом он достал чистое бельё и одел его на мальчика, затем только вытерся
сам и переоделся.
Молчание затягивалось…, надо было что-то сказать…, Митька не знал что. Почему-то
он вдруг испугался, словно вот стоит ему только заговорить и всё…, всё пропадёт,
исчезнет, нарушится этот сказочный мир, их мир.
— Митя, дай мне попить молочка.
— Что?
Митька не сразу понял, вернувшись в реальность из своих дум.
— Бог мой…, ну конечно…, сейчас. Тебе холодненького или….
— Ага…, холодного.
Митька выскочил на мост, там было довольно темно, и поэтому не сразу он нашёл
крынку с молоком.
— Держи…, только не пей сразу много…, горло еще перехватит….
Василёк мотнул головой и стал небольшими глотками пить.
— Может хлеба дать…?
Малыш помотал головой.
— Ну как хочешь….
Он прошёл к печи открыл заслонок. Пахнуло жаром.
Взяв ухват, подтащил чугунок. Коричневатая корочка покрывала кашу.
Он вдохнул аромат. Закрыл крышкой, чтоб не пересохла, задвинул обратно.
Василёк напился и теперь сидел, прислушиваюсь к тому, что делал Митька.
— Мить…,иди сюда.
Митька сглотнул комочек, появившийся в горле.
Он вдруг испугался, что придётся что-то сейчас объяснять, что было между
ними, а что было у него с колдуном и потом что и как….
Он тихонько вздохнул прошёл, и сел рядом.
Василёк склонил голову, прислонился к плечу друга.
— Митя…, скажи…, когда колдун вернётся…, ты мог бы его попросить чтобы он…,
ну может…, хоть капельку…, если можно….
Митька напрягся. Не совсем понимая еще, что хочет малыш.
— Ну может он сможет сделать чтобы я видел…, ну капельку, я так хочу увидеть
тебя…, а то вот помру и так и не узнаю как ты выглядишь….
Митька слушал ребёнка, и постепенно до него дошло, о чём тот говорит.
— Ты что такое говоришь…? Да…, что это у тебя мысли то какие….
— Прости…, правда…, прости. Я больше не буду. Просто мне так хочется тебя
увидеть…. Ты веришь…, я иногда вижу тебя во сне…, правда…, всё ни как лица
твоего не
могу только разглядеть…. А мне очень хочется.
Василёк глубоко вздохнул обречённо, понимая на сколько эта мечта несбыточна.
— Ничего…, я понимаю…, нельзя всё просить у колдуна…, ты…, ты только…, ты
не бросишь меня…?
— Я тебе сейчас уши надеру….
Митька еле сдерживаясь в голосе, смахнул слёзинку
— Еще раз только скажи такое…, бросишь…, а колдун…, он обязательно тебя вылечит.
Слышишь обязательно. Можешь мне поверить. Вот придёт и вылечит.
—
Правда!
— И даже и не сомневайся. Ты будешь видеть…, я тебе клянусь.
Дети обнялись.
— Я тебе верю….
Прошептал Василёк едва слышно Митьке на ухо.
* * *
Никто не мешал детям жить.
Продуктов было много.
Дрова заготовлены.
В доме тепло и уютно.
Изредка только, не знающие еще люди заходили проведать колдуна
со своими просьбами, и вздохнув уходили, в надежде что потом
когда-нибудь попозже он придёт.
Митька порой понимал что может помочь, но слово данное колдуну
не вмешиваться до срока, сдерживало его, не смел он нарушить,
даже и на благо.
По вечерам, когда Василёк засыпал, он зажигал лампу и вникал
в колдовские книги, постигая сложную науку добра и зла.
Он поклялся себе, что вылечит малыша, чтобы ему это не стоило.
Но чем больше узнавал, тем понимал на сколько он слаб перед
его болезнью, и что ни сейчас ни потом, не сможет ничего
сделать, ничего с этими знаниями которые у него есть.
“Вот почему и колдун не смог тогда, когда его просили…”.
Думал Митька.
Зима постепенно, но уверенно занимала свои позиции.
Митька сидел возле окна, блаженно размышляя… ни о чем, после
сытного обеда. Василёк прилёг и теперь посапывал, свернувшись
калачиком на кровати.
Лай собаки, отвлек Митьку от размышлений.
Он удивленно всмотрелся в окно, так редко Малыш лаял последнее
время.
Кто-то вдалеке стоял, и видимо, совершенно не собираясь уходить.
Митька некоторое время ждал.
“Ладно. Пойду. И чего так далеко…, могли бы и поближе подойти”.
Улыбнулся он своим мыслям.
Накинув на себя шубейку, мальчик вышел из дома.
Малыш увидев хозяина, гавкнул еще раз для порядка и забрался
в конуру.
Митька шёл по узкой утоптанной дорожке, смотря себе в основном
под ноги.
И подойдя ближе, растерянно остановился.
— Это вы…!?
Перед ним стояла женщина в тёплом платке, слегка согнувшись,
словно в поклоне, черный зипун обтягивал её грудь, валенки
серые большие, не уклюже смотрелись на ней.
— Здравствуй Митя…, прости, что побеспокоила.
— Что вам нужно?
Чуть грубовато ответил он, сам еще не понимая почему злится.
— Может пришли забрать Василька обратно…, так я вам его не
отдам.
Женщина вздрогнула, как от удара. Пригнулась еще ниже.
— Митя, извини…, я просто повидать бы…, хоть минуточку….
Женщина кончиком платка быстро утерла лицо, всматриваясь
с надеждой в лицо мальчика.
— Сделай милость…, не откажи…, извелась я…, как отправили,
места себе найти не могу…, вот знаю что и рядом…, а всё равно
вроде как бросили, выгнали…, а уже несколько раз хотела прийти,
да отец запретил…, боится он чего-то…, я вот сегодня ушла,
никто и не знает….
Митька выслушал женщину, немного подумал и не отвечая, махнул
в знак согласия головой, пошёл к дому.
Он шёл медленно не оглядываясь, спиной чувствуя напряженный
взгляд.
Через пять минут одетые ребята подошли к ней.
— Вот…, ну я пока….
Митька махнул рукой и отошёл в сторону по дороге, присел
прямо на сугроб, исподтишка наблюдая за ними.
Мать обняла сына, прижалась к нему, опустившись на снег.
Они долго о чём-то говорили, совсем не было слышно.
Митька уже стал замерзать.
Неожиданно, звонкий голос Василька позвал его.
Он встрепенулся, не показалось ли?
Василёк громче крикнул.
Митька соскочил и мгновенно был рядом.
— Я тут.
— Пойдём Митя, холодно…, домой пойдём. Досвидания мама….
Василёк нащупал руку Митьки, крепко сжал её, пошёл.
Они шли гуськом держась за руки, впереди Митька за ним Василёк.
Он несколько раз оборачивался. Женщина всё еще стояла на
том же месте и только платок чуть шевелился под порывами
не сильного ветра.
Когда она ушла он так и не заметил, хотя несколько раз выглядывал
потом в окно, видя её одинокую фигурку, чернеющую вдалеке
на фоне снега.
Он не стал спрашивать, а Василёк видимо не хотел говорить
о чём они разговаривали, это осталось тайной, но больше она
к ним не приходила никогда….
* * *
Зима — долгий и нудный период в году,
особенно в деревнях.
Ребята жили своей обычной жизнью, в основном конечно проводя
время дома.
Морозы установились такие, что особенно и не погуляешь, избушку
завалило, Митька только и делал что немного расчищал и протаптывал
узенькую тропинку на дорогу.
Всё равно ни кто к ним не ходил.
Порой, раз в месяц, он шёл к тётке Маше, доброй женщине жившей
почти на окраине, прося её воспользоваться банькой, не ахти
какой хорошей, но и выбирать не приходилось.
Кроме неё их никто не пускал.
Ну а для неё, это было и подспорье, всё не самой таскать
воды, да топить полдня печь. И заодно и она помоется.
Так у них и повелось.
Новый Год подбирался, народ готовился к праздникам, весёлым,
шумным, озорным, с играми наряженными ёлками, подарками.
Вся деревня в это время напоминала растревоженный улей.
Многие уже съездили в город, кто то еще только собирался,
но праздничная обстановка ни кого не оставляла равнодушным.
Митька вместе с Васей тоже выбрались в лес, присмотрели небольшую,
но как описал её Васильку, очень красивую ёлочку, срубили
и вдвоём дотащили до дома.
Аромат хвои заполнил избу.
Митька закрепил её в старой кадке, в ней и до этого колдун
тоже устанавливал ёлку, достал не хитрые украшения, вместе
с Васильком их развесил, рассказывая ему, как выглядит их
красавица.
И всё подготовив, пошёл топить баньку.
Василёк увязался за ним, уговорив, что не будет мешать и
что он совсем и не замёрзнет.
Воды приходилось носить из далека, Митька приспособил санки
и возил на них вёдра, малыш помогал ему, очень стараясь.
Правда по неровной, ухабистой дорожке особенно не наездишься,
так что часть воды выплёскивалась, да и вдвоём было не слишком
удобно, но Митька не мешал другу помогать, хотя сам видимо,
один сделал бы эту работу быстрее.
Наконец с этим было покончено, затопили печь под котлом с
водой и каменку.
Домой идти не имело смысла.
Ребята сидели тут же не далеко на брёвнах, время от времени
заглядывая как там топится, и мечтая, как они будут справлять
праздник, что приготовит Митька.
— Э-э-й…, в-вы, дармоеды…, что н-н-адо…? И-и-ш расселись
тут, в-ворк-куют.
Пьяный громкий голос заставил ребят обернуться.
— Н-н-ну чего в-в-ылупился…, отродье…, кто тебе р-р-азрешил
в деревню п-прийти. Сидишь там… в конуре, и сиди…, не в-высовывайся.
Д-д-обрым людям…, н-на глаза н-не показывайся….
Митька отвернулся. Не стоит связываться. Только еще больше
его разозлишь, и всё равно никто не заступится. Сам же и
останешься виноватым.
Он сидел молча вынося все реплики пьяного громилы. Тот частенько,
как видел Митьку, заедался с ним, пытаясь как можно сильнее
обидеть, а бывало и стукнуть.
— Ой!!
Василёк вскрикнул и свалился с бревна.
Огромный кусок плотного снега сшиб ребёнка.
Митька соскочил к другу, помогая ему подняться.
— Он тебя не зашиб!?
Было заметно, что мальчику больно, но он терпел.
— Нет…, Митя…, не волнуйся. Ничего….
— Что тебе нужно!
Распаляясь крикнул Митька мужику.
— Напился и иди своей дорогой…, мы тебе не мешаем.
— Ах, ах…, к-какой-то недоносок мне еще будет указывать.
Я т-тебя в бараний рог скручу…, ч-чтоб и д-дух-х-ом твоим
т-тут больше не пахло в-выродок.
— Ты…, лучше отстань от меня….
Еле слышно сквозь сжатые зубы произнёс Митька, он пытался
себя сдержать.
Был бы он один…, а то с Васильком.
Мужик вошёл в раж.
Появились и зрители, все молча смотрели, посмеиваясь украдкой
о чем-то шепчась.
Встревать никто не собирался.
На глаза пьяному попалась здоровая палка. Он выдернул её
из снега и направился к ребятам.
Василёк всё еще продолжал сидеть на снегу, не понимая что
происходит.
Митька, видя такой оборот дела, постарался поскорее поднять
мальчика, чтобы увести его.
— Отстань от нас!
Уже громко крикнул он подходившему мужику.
Тот как медведь…, огромный…, шёл тупо глядя на них.
— Вася пойдём…, пошли от сюда.
— Убью! Поганое отродье….
Он довольно быстро приблизился к ребятам, поднимая палку
для удара.
Она со вистом пролетела рядом с ними.
Митька, пытаясь защитить себя и друга, схватил полено, и
вовремя.
Следующий удар попал как раз по нему.
Он с трудом удержал его в руках, стараясь одновременно вместе
с Васильком выбраться из этой западни.
Еще несколько ударов он смог отбить, разъяренного тупого
мужика.
Никто не пробовал даже остановить его.
Митька смотрел по сторонам, ища сочувствия.
Не для себя…, для малыша.
И не видел.
Он старался подтолкнуть Василька на кучу снега помогая забраться,
чтобы тот оказался подальше от него, и не успел увернуться.
Палка больно содрала кожу на ноге, порвав штанину.
Он едва удержался.
— Ой! Да что же это…! Люди… остановите его. Убьёт ведь изверг….
Услышал он голос тётки Маши, вышедшей из дома.
— Отстань от ребят…, иди от сюда….
Попыталась она остановить его, подходя ближе, громко крича.
На мгновение это ей удалось.
Он повернул голову, удивлённо высматривая, кто это еще посмел
ему перечить.
Василёк был уже на верху и еще мгновение и он скатится с
другой стороны огромной кучи снега, а от туда, они смогут
поскорее убежать, подумал Митька, тоже забираясь на верх.
Полено пролетело мимо него.
“Не попал…”.
Подумал он, скатываясь с другой стороны кучи.
— Вася…, пошли.
Он подскочил к мальчику, помогая подняться.
Обмякшее тело ребёнка повисло у него на руках.
— Вася…, пойдём…, пойдём. Васенька…, что с тобой?
И тут он заметил, как тонкой струйкой по лицу течёт кровь.
— Вася!! Вася! Очнись…, миленький, очнись.
Он тряс ребёнка, всматриваясь. Малыш не шелохнулся.
— Убью!!!
Громкий крик разнёсся по всей деревне.
Митька опустил мальчика на снег, положил под голову ему свою
шапку, и плохо соображая, пошёл к мужику.
Его взгляд был полон ненависти.
Вряд ли поздоровилось кому либо окажись он у него на пути.
Митька сейчас уже не был мальчиком, не был человеком, он
был рукой смерти, безжалостной жестокой.
Он медленно шёл, не торопился.
Как тигр он спокойно подходил к своей добыче, зная на перёд,
что она от него ни куда не денется. У него в голове было
только одно. Как пострашнее отомстить, только это его сейчас
занимало. Он перестал обращать внимание на окружающих. Для
него больше никто не существовал. Только он и жертва.
А мужик, покачиваясь, стоял ухмыляясь, наблюдая как к нему
медленно приближается, еще минуту назад улепётывающий мальчишка.
Он даже бросил на землю палку, поплёвывая на ладонь, прикидывая
видимо, как он будет лупить его.
К Васильку тем временем подбежали женщины, подняли, закопошились
с ним. Приложили комочек снега к голове, кто-то достал кусок
тряпицы, перевязывали ему голову.
Малыш застонал и пришёл в себя.
— Митя….
Позвал он друга, едва разжимая губы.
Женщины обрадовано крикнули. Что всё в порядке. Жив малец
слава Богу. Народ до селе притихший, зашумел, заговорил.
Подошёл и староста, извещённый о событиях.
— Прекратить….
Громко и властно прокричал он.
— В кутузку захотели! Эй…, вы… живо…, уведите этого домой.
Несколько здоровых мужиков кинулись выполнять приказ, ни
у кого не было желания спорить со старостой.
Они быстро скрутили пьяного, едва упиравшегося мужика, всё
же дав ему немного для порядка, чтобы слишком не рыпался,
и поволокли.
Митька остановился в растерянности.
У него прямо из-под носа уволокли обидчика. Он обернулся
назад, ища глазами Василька, увидел его. Тот сидел в окружении
женщин, смотрел в его сторону.
Белая повязка выглядывала из-под шапки.
Малыш что-то шептал. Митька пригляделся.
Он звал его.
Едва повернув голову, мальчик посмотрел вслед мужикам, и
улыбка на мгновение появилась у него на губах. Он опустил
глаза и пошёл к Васильку.
Народ расступился, перед ним пропуская.
Подошёл и староста.
— Ну! Что тут происходит. Будешь безобразничать…, выселим.
Обратился он к Митьке.
Кто-то робко попытался заступиться. Но быстро замолк, увидев
грозный взгляд старосты.
Митька даже и ухом не повёл, он обнял Василька, присаживаясь
рядом.
Староста потоптался, и видимо, решив больше не накалять обстановку,
уже на селян гаркнул, вымещая злость.
— Ну что собрались…, заняться не чем…, расходись…, быстро.
И вы…, тоже…, тут не чего сидеть идите…, идите отсель.
Место боя опустело. Староста почти последним ушёл.
Только тётка Маша не послушалась, осталась тут и помогла
Митьке увести Василька. Они зашли к ней в дом.
Рана к счастью была не серьёзной, спасла шапка на голове.
И вскоре, Василёк уже почти был в норме.
Митька потом сбегал растопить погасшую печь, и поэтому пришлось
в баню им идти уже поздно вечером.
* * *
Ребята зашли в предбанник разделись.
Митька затащил ведро холодной воды.
Усадил Василька на полок греться, забрался сам.
Помещение едва освещалось небольшой керосиновой лампой,
создавая причудливые переходы между светом и тенью.
Митя спрыгнул на пол, загремел ковшиком.
Зашипели камни, отдавая накопленное тепло.
Он плесканул несколько раз.
Камни едва отозвались слабым ворчанием.
“Ну и чего ему от них нужно? Ну нет жара…, нет… и не
чего поливать то бес толку…”.
“Да…, сегодня пожалуй и не попаришься…, надо мыться
поскорее и идти домой”.
Митя вновь забрался рядом с другом.
Откинулся уперевшись спиной в стенку.
События этого дня не торопливо проплывали у него в
голове, и теперь спокойно он пытался понять, что произошло.
Всё что было, пока он не увидел Василька без сознания,
Митька помнил, но потом…, он не знал, что было потом,
и только склонившись над другом и видя его перевязанную
голову,
он вновь осознал действительность.
“Спрашивать у Василька, или может у тетки Маши, что
он мог сделать за это время…, не хотелось? Да нет…,
ладно…,
видимо ничего не успел…”.
Успокоил он себя.
“А не то, уже сейчас был бы переполох…”.
Митька одновременно был и рад этому и зол, что обидчику
удалось уйти безнаказанно. Но всё это до поры времени.
Знал он это наверняка….
Василёк прислонился к нему.
И чуть помедлив съехал, заворочал головой, устраиваясь
на Митькиных коленях.
Его горячие волосы на голове, слегка обожгли пах прерывая
размышления.
Митька напрягся….
Нет конечно…, много раз Василёк лежал у него на коленках,
но вот так, когда ничто их не прикрывало…, такого еще
не было.
Митька чувствовал своим телом, как прижимается мальчик
к нему щекой, и не успев подумать как ему поступить,
почувствовал, как там внизу плоть начинает просыпаться,
пытаясь выбраться
из-под щеки малыша.
— Ой….
Тихонечко произнёс малыш и отодвинулся немного, освобождая
путь поднимавшемуся члену.
А тот, почти мгновенно окаменев и быстро приняв вертикальную
стойку, упёрся в носик мальчишки.
Василёк, не ожидая такого, не произвольно, рукой взял
его стал ощупывать.
Рука, привыкшая вместо глаз всё исследовать, нежно
побежала сверху вниз, добралась до яичек, задержалась
на секунду
и исчезла.
Митька не шевелился.
Он закрыл глаза и от стыда готов был провалиться сквозь
землю.
“Ну всё, сейчас Василёк встанет и отодвинется, попросив
его поскорее помыть. Он и спать то теперь со мной на
одной кровати не захочет…”.
Секунды напряжения расплаты за столь дерзкое поведение,
ударами колокола отзывались у него в голове.
“Сейчас…, сейчас…, ну вот же…, сейчас”.
Но ничего не происходило.
Василек опять устроился на коленках, правда, перебравшись
немного повыше, и видимо не собирался подниматься.
— Митя….
Мальчик проглотил огромный ком, образовавшийся в пересохшем
горле и едва смог ответить.
— Что?
— Митя…, а можно…, можно мне еще разик потрогать….
— Что?
Он не слишком хорошо понимал, что хочет от него малыш.
— Ну это…, я быстренько…, можно?
А “это”…, совершенно обнаглев, даже и не пыталось опуститься,
а наоборот у Митьки появилось впечатление, что он стал
ещё больше.
“Что он хочет…? Не понимаю…, да нет же…, ну как это…,
ну он же не видит…, как это…, вот и просит еще раз
потрогать,
чтобы понять…”.
— Митя…, ну я быстренько… можно?
— Н-ну, конечно…, если тебе хочется…, пожалуйста. Конечно
можно.
И вновь Митька ощутил нежное прикосновение детской
ручонки, которая, не торопясь теперь, стала обследовать.
Член отзывался на это, мальчик закрыл глаза. Истома
блаженства наполнила всё его существо.
“Будь что будет…”.
Он перестал думать и казнить себя, отдаваясь одному
все поглощающему чувству наслаждения.
Впервые к его члену прикасалась детская рука, да ещё
нежно его ощупывала, пусть даже в познавательных целях.
Для организма истомленного, это не имело большого значения.
И он теперь молился только об одном, чтобы это продолжалось
подольше….
И это продолжилось….
Вскоре он понял - что-то было не так.
Митька открыл глаза, посмотрел.
Там внизу склонившись над ним, Василёк вначале осторожно
язычком трогал напряжённую плоть, открывшуюся головку,
вздрагивающую почти при каждом прикосновении, затем,
Митька скорее почувствовал, чем увидел, как маленький
ротик, скорее
от любопытства, чем по какой то необходимости, поглощает
его член.
Митька сам, не раз, таким образом, наслаждался прелестным
небольшим члеником Василька, доводя малыша, да и себя
порой до высшей степени возбуждения, но они ни разу
не говорили
об этом, и до сегодняшнего дня Василёк никогда не трогал
“там” у Митьки.
Это была их молчаливая игра. В которой слова не имели
ни какого значения.
И неожиданно сегодня, впервые Василёк, нарушил их правила.
Он видимо пытался делать так же, как делал ему Митька.
Его ротик, всё более уверенно стал скользить вдоль
члена Митьки, порой поглощая его довольно глубоко.
Рука опустилась на мошонку перебирая яички, слегка
щекоча их.
Ещё немного и Митька разрядился бы.
Как же ему этого хотелось, хотелось, чтобы малыш не
останавливался.
Но всё же, так было нельзя…, он приподнял голову Василька
и дотянувшись поцеловал его.
— Спасибо малыш…, погоди минутку…, а то я тебя забрызгаю.
Еще пару движения рукой и тело напряглось, освобождая
накопившуюся энергию.
Митька слегка застонал от пережитого.
Вновь прижался к Васильку. Объяснил.
“Что он не писал…, нет…, просто когда ему очень хорошо,
ну как сейчас, то потом появляется такое молочко….
Ну, а почему нет его у Василька…, так просто он еще
маленький
вот подрастёт немного и тоже будет…”.
Они впервые говорили открыто обо всём, что было с ними,
стена в их взаимоотношениях исчезла сама собой.
Оказывается, сознался Василёк, ему тоже всегда очень
и очень приятно, когда Митька его ласкает, но он раньше
всё
время стеснялся.
Дети смеялись над своими тайнами друг от друга, раскрывая
их сейчас.
Радостное возбуждение, было у них, и холодная баня
уже не могла испортить хорошего настроения, и даже
мужик возникший
на мгновение в голове Митьки, уже не вызвал столь уж
большого гнева….
Часть 6
Прошла зима, пробежала весна, почти
пронеслось лето.
Скоро вновь наступит август и то долгожданное время, когда
можно будет заглянуть в священную книгу доступную лишь
избранным.
Митька желал этого и боялся.
Порой, осознавая, сколь это опасно и не предсказуемо уговаривал
себя не ходить, забыть про неё.
Он и так был уже знахарь сильный, и не стоило бы рисковать.
Но…, но одна мысль о том, что Василёк останется тогда, навсегда
слеп, сразу прекращало спор с собой.
Ради него он готов был сделать что угодно.
Дети жили душа в душу, куда один туда и другой, по возможности.
Их, после того случая, почти никто не донимал и ребята и
по селу стали ходить свободно, правда не часто.
Казалось, всё наладилось…, и вот теперь придётся расстаться
и на долго…, недели на две не меньше.
Митя договорился с бабой Машей, чтобы она приютила Васю у
себя, пока его не будет, но всё же тревога оставалась.
А вдруг он не вернётся…, или может еще что случится….
Он и сам не понимал почему, но оставлять его не хотелось,
и взять с собой не мог.
Митя хорошо подготовился к своему походу.
Он не раз ходил в том направлении, разведывая дорогу, чтобы
когда придёт время не плутать, ну а заодно и вдоль пути припрятал
припасы, чтобы с собой меньше тащить.
Но путь был не близкий и больше чем на два дня он не решался
уходить, но зато эти два дня он уже мог идти с закрытыми
глазами.
Ну вот и последняя ночь, завтра поутру Митька должен будет
уйти.
Они легли пораньше.
Малыш прижался к другу, положил ему на грудь голову.
- Митя…, не волнуйся…, я буду ждать тебя сколько надо.
Ты только поосторожнее…, там.
- Я буду очень осторожен. Ты тоже не волнуйся…. Да и ничего
там особенного и не будет…, подумаешь сходить и почитать
немного.
Василёк, вроде как удовлетворившись ответом, помотал головой.
Его рука лежавшая на животе Митьки, стала медленно опускаться,
остановилась….
Митька почувствовал, как его ладошка, забравшись под штанишки
гладит.
Он уткнулся лицом в затылок ребёнка, и глубоко вдохнул, вбирая
в себя запах его волос, рука сползла на попку, и гладила
упругие половиночки, проводя иногда пальчиком между ними.
Дети ласкались.
Их нежность друг к другу, постепенно нарастала и вот уже
малыш поцеловав грудь друга добрался до лица.
Они прижались, едва касаясь, губ друг друга.
Облизав язычком они вновь и вновь касались пока, нараставшее
возбуждение не соединила их в долгом поцелуе, приоткрывшиеся
губы пропустили язычки, и те как маленькие змейки, извиваясь
проникали в ротик щекоча и играя друг с другом.
Митя стянул с ребёнка штанишки мешавшие ему гладить и теперь
полностью чувствуя тело мальчика прижимал к себе, словно
хотел слиться с ним еще сильнее.
Неожиданно малыш перестал целоваться, и пополз по нему опускаясь
к ногам.
Член уже сильно напряженный, выпрямился, дёрнулся, освобождаясь
от прижимавшего его, тела Василька.
Мальчик опустился. Погладил его рукой, как всегда, слегка
ощупывая.
И вот чуть шершавый язычок, лизнул его головку, потом еще
и ещё.
Малыш не торопился.
Он стал играть с пенисом Митьки.
То лизнёт головку, то проведёт язычком вдоль пощекотав яички,
то поглотит его, сколько возможно, плотно сжимая губки, водя
по члену.
Митька лежал закрыв глаза, наслаждаясь неожиданной игрой
ребёнка с ним. Такого еще не было.
Малыш изобретал всё новые и новые ласки, комбинируя их неожиданным
образом.
- Вася…, Васенька…, погоди…, погоди малыш…, я больше не
могу, сейчас кончу…, отодвинься….
- Не хочу….
Едва прошептал ребёнок, продолжая еще плотнее сжимать губы,
не выпуская дрожащую плоть Митьки.
Мальчик затрясся, тело напряглось, и больше не в силах сдерживаться
он разрядился потоком спермы.
Василёк, почувствовав это, машинально стал глотать, и еще
быстрее водить губами вдоль члена….
Митька обмяк…, глубоко вздохнул, ещё ни разу у них с Васильком
такого не было.
- Спасибо малыш…, мне так было хорошо….
Мальчик отстранился, глядя куда то поверх Митьки.
Он ладошкой вытер губы.
Улыбнулся.
- Иди ко мне….
Митька привстал и прижал к себе друга, потом нежно поцеловал
его в губы.
- Не надо было так делать….
- Тебе было не приятно?
- Что ты! Конечно приятно… и даже очень. Но тебе….
- Я так хотел сам. Я люблю тебя. И мне очень, очень хотелось
чтобы тебе было хорошо. Ты не сердишься?
- Дурачок, я тоже тебя люблю…, и буду очень скучать, пока
мы не будем видеться.
- Я тоже….
- Это еще что…?
На глазах Василька появились слёзы.
Он попытался смахнуть, скрыть, но их становилось всё больше.
И не в силах видимо сдерживаться, малыш громко и сильно разревелся.
- Ну вот…, ну что ты…, я ухожу не на долго…, и скоро вернусь.
- Я боюсь…, мне кажется…, мне кажется, что я тебя больше
не увижу. Митя не уходи. Пускай я навсегда останусь слепым.
Я согласен. Только не уходи.
Мальчик крепко обнял друга, стал целовать его лицо, куда
только мог попасть.
- Вася…, Вася…, ну что ты, перестань. Что за глупые мысли
тебе пришли в голову. Всё будет в порядке. Я вернусь и
мы будем жить еще лучше. Поверь мне….
- Прости…, прости. Я понимаю…, это я глупенький, выдумываю
всякое. Не волнуйся…, иди спокойно. Это я и сам не знаю
почему….
Василёк успокоился, всхлипывая, размазал слёзы по лицу, улыбнулся.
- Ну вот…, и ладно….
Митя дотянулся до полотенца, стал вытирать мокрое личико.
- Будет тебе, всякие страхи себе выдумывать…, давай ложись,
будем спать…, а то мне рано выходить, что бы поскорее вернуться
обратно.
Дети поправили сбившееся одеяло, обнялись и вскоре, Митька
услышал ровное посапывание Василька.
* * *
Вот уже третий день подходил к концу,
как Митька ушёл из дома, передав своего друга на попечение
бабки Маши.
Места уже шли не знакомые, приходилось идти почти наугад,
выбирая дорогу.
Пёс, как мальчик не гнал, не отстал от него и Митька был
рад этому, всё чувствуешь не один.
Пора было где то переночевать, скоро стемнеет.
Мальчик остановился, выбирая подходящее место.
Подбежал Малыш, гавкнул, показывая всем видом, что зовёт
с собой.
“Ну что там еще? ” Подумал он устало, но пошёл.
Собака бежала не быстро, иногда оглядываясь.
Скоро совсем уже будет темно.
Неожиданно, что-то блеснуло между деревьев…, еще.
Через минуту Митька вышел на небольшую поляну.
Возле костра сидел охотник, собака его, лежащая рядом подняла
голову, осматривая не званных гостей.
Его заметили.
Он подошёл ближе, поздоровался.
Охотник удивлённо осмотрел мальчика, предложил присесть.
- Ты что же один тут?
- Да, дяденька.
Мужик некоторое время размышлял.
- Как же это ты тут очутился…, вроде как поблизости никто
и не живёт, насколько я знаю. Заблудился что ли?
- Н-неет, я одно место ищу…, вы тут наверное всё вокруг
знаете, может подскажете?
- Что за место-то?
- Называют его, “Сухое болото”.
- Эво, как…, и зачем же тебе это гиблое место понадобилось?
Удивлённо спросил, перестал даже помешивать кашу в котелке.
- Там даже, птицы стороной это место облетают, зверь и
тот близко не подходит, не токмо человек.
- А далеко это место от сюда?
Заинтересованно спросил Митька, не обращая внимания на предостережения.
Мужик перекрестился.
- Ей Богу…, ты малый спятил что ли?
- Да нет дядечка…, вы не волнуйтесь, ну мне правда надо
найти это место, подскажите.
Охотник ещё внимательнее посмотрел на мальчика, обдумывая
его слова. Что-то не заметил он в нём ни какого страха. Необычно
как-то.
- Ну что же…, показать не трудно, но ты всё-таки подумай…,
нечистая сила правит там.
Мальчик не ответил, внимательно смотрел на мужика ждал, когда
тот решит ему показать где это место.
- Ну ладно…, смотри сам….
Он показал направление, куда следует идти и как ориентироваться,
чтобы не сбиться.
После, разговор пошёл обычный, кто да откуда, есть ли родители.
Угостил кашей, потом попили чайку, стали укладываться на
ночлег.
Митька с удовольствием принял предложение охотника и лёг
рядом с ним, на подготовленное удобное ложе из хвои, покрытое
плащом.
Бояться было не чего. Умные собаки будут охранять их сон.
Ещё поболтав немного, путники быстро задремали.
На утро, предложив передумать, и идти лучше вместе с ним,
охотник пошёл своей дорогой, Митька своей.
Сухое болото совсем таковым не являлось, и почему его
так назвали никто, видимо, уже и не помнил.
Митька вышел к нему ближе к вечеру, точнее скорее почувствовал,
что это именно оно.
Болотистая пустота открылась перед ним, впереди не далеко,
виднелась возвышенность поросшая лесом, в общем, таких небольших
болотистых мест, можно встретить по лесу огромное количество.
Мальчик осмотрелся.
Можно подумать впереди был остров.
Солнышко слегка припекало. Было тихо.
Слишком тихо.
Митька прислушался….
И впрямь ни что не нарушало этой тишины.
Казалось, даже листья перестали шелестеть.
Митька с каждой минутой чувствовал, как страх подбирается
к нему.
Не понятный, ни как не осознанный, и от этого еще ужаснее.
Он знал куда идёт и куда пришёл.
И всё же порой озноб пробегал по телу.
Ощущение, что за ним кто-то внимательно смотрит, оценивая,
словно облизываясь глядя на лакомый кусочек, неожиданно появилось.
Мальчик осмотрелся.
“Так…, спокойно…, не трусить. Ну-ка не чистая, отцепись”.
Собака жалобно заскулила, поджав хвост, прижалась к хозяину.
Митька от неожиданности вздрогнул.
- Ну, Малыш…, еще не хватает чтобы ты меня пугал, не бойся.
Я же говорил тебе, оставайся дома…, не послушался.
Мальчик улыбнулся, потом почти не задумываясь, прошептал
заклинание.
Вынул заветное кольцо, бережно хранимое, данное ему колдуном,
одел на палец.
Пора.
Надо перебираться на остров, пока светло.
Митька вновь стал шептать заклинание и когда закончил, увидел,
словно сама собой появилась едва заметная тропинка, а может
и не тропинка вовсе…, чуть помедлив, он сделал первый шаг.
Почва хотя и хлюпала и проминалась, но он не проваливался.
Так шёл он какое то время.
Оглянулся.
Собака стояла, смотрела на него, даже не пытаясь пойти за
ним.
“Вот и ладно…, и хорошо”.
Митька смахнул пот со лба, внимательно всматриваясь, пошёл
дальше.
Наконец, почувствовал твёрдую почву под ногами.
Поднял глаза.
Перешёл.
Вдалеке виднелась фигурка пса, сидящего там, где он его оставил.
Мальчик пошёл дальше.
Он вспоминал, что говорил ему колдун, что надо делать и как
себя вести. Вот должен был появиться….
Митька раздвинул ветки. На небольшой полянке стояла избушка,
старенькая покосившаяся.
- Вот она…. Я нашёл, всё как ты и говорил. Теперь остаётся
подождать.
Мальчик опустился на землю под дерево.
Сейчас идти было нельзя, только завтра после полуночи можно
будет зайти в дом и находиться там пять дней и ни дольше.
Он снял котомку, развязал, достал не хитрые припасы, поел.
Усталость и напряжение последних дней измотали его, а впереди
его ждало ещё большее испытание.
Митька расслабился и уснул.
Следующий день он также провёл отдыхая.
Никто и ни что его не тревожило.
Похоже, что тут даже насекомых не было.
Вот и вечер, стемнело.
Звёздочки в небе едва перемигивались.
Время так медленно тянулось, что порой ему казалось, полночь
уже прошла и скоро наступит утро, и он совсем зря тут сидит
и ждёт.
Или может, он пришёл слишком рано или может слишком поздно,
возможно колдун перепутал и указал не точную дату.
Сомнения проносились в его разгорячённом мозгу.
“Что это?! Что там такое…?”.
Окошко избушки осветилось, словно там кто-то зажёг лампу.
Митька вздрогнул.
Он ждал этого…, и всё же растерялся от неожиданности.
- Всё правильно…, пора.
Мальчик поднялся и осторожно стал подходить к домику.
Вот и дверь.
Он без труда открыл её, вошёл.
На ощупь, держась за стенку, прошёл по коридору и наткнулся
на вторую дверь, открыл её.
Свет показался таким ярким, что мальчик на мгновение зажмурился.
Лавка, стол, небольшая деревянная кровать, печь.
Всё как полагается.
На столе стояла лампа, рядом с ней лежала большая толстая
книга, поблескивая золотым окладом.
Сердце мальчика забилось чаще.
“Вот она…, я тут…, колдун родной мой, всё как ты говорил…,
я постараюсь, не подведу тебя. Ты так мечтал об этом, как
тебе хотелось побывать тут, познать её…, ну что же…, видимо,
это должен буду сделать я”.
Как хотелось ему броситься к книге, открыть и поскорее начать
читать, но…, но пока горит лампа, этого было делать нельзя.
Митя присел на лавку.
Нужно было ждать утра.
Он боялся уснуть и проспать когда лампа погаснет.
Слишком дороги были для него каждая минутка.
Вот и рассвет…, всё светлее становилось в комнате, но лампа
продолжала гореть.
“Что же это такое…, почему она не гаснет…”.
И вдруг, словно услышав его просьбу, огонёк стал слабеть
и неожиданно погас вовсе.
Митька, дрожа от волнения, поднялся и подошёл к книге, открыл.
Он с трудом стал различать символы, и тайные знаки, хитрое
письмо которому обучил его колдун.
Действительно было ещё не очень светло.
Мальчик не обращал внимания на такие неудобства, он полностью
поглотился изучением, его мозг был сейчас подчинён только
одному - получению тайных знаний.
Как прошёл день, он не заметил.
Просто буквы перестали различаться, и едва загорелся фитилёк
в лампе.
Митька мгновенно закрыл книгу и отскочил, упав обессилено
на лавку.
Лампа вновь разгорелась ярко.
И только теперь он ощутил, что ноги и руки его болят и трясутся,
он видимо целый день так и простоял над книгой в неудобной
позе.
Напряжение постепенно спадало, он расслабился, мысли пришли
в порядок, даже живот напомнил о себе лёгким урчанием.
Мальчик улыбнулся этому.
Достал запасы, поел.
Развернул платочек, там лежало пять камешков.
Он достал один и положил его на стол.
“Ты обязательно так делай, чтобы не сбиться со счёта дней…,
а иначе ты погибнешь, если останешься там дольше, чем это
положено”.
Вспомнил он наставления колдуна.
Убрал остальные камешки обратно и прошёл к кровати, осторожно
прилёг на неё, словно боясь помять покрывало.
* * *
Дни пролетали не заметно и однообразно
- днём чтение, ночь отдых.
Но каждый следующий вечер, он чувствовал что устал безмерно
и было не понятно как он сможет подняться следующим утром….
Митька закрыл книгу, посмотрел на лампу.
Голова его, казалось, сейчас расколется пополам, нет, скорее
просто разлетится на мелкие кусочки…. Ему чудилось, что она
как минимум стала в два раза больше.
Он мало что соображал, и вообще перестал понимать, что делал
всё это время? Он совершенно не помнил ни единого слова из
этой книги.
Митька чуть брезгливо посмотрел на золочёный оклад, встал
с лавки, которую он каждое утро пододвигал теперь.
Лампа, как всегда вначале, едва загорелась, но через минуту
уже освещала всё вокруг.
Мальчик стоял пошатываясь, словно пьяный.
“И что я тут делаю? Как я устал…, спать”.
Его взгляд остановился на кровати, дойдя едва до неё, повалился
и мгновенно уснул.* * *“- Митя-я-я где ты…? Ну зачем ты от
меня прячешься….
Звонкий смех неожиданно услышал мальчик, Василёк раздвинув
руки ходил по комнате ища его.
- Ну какой же ты…, отзовись…, ну Митя…, я так соскучился
по тебе…, где ты?
- Да тут я, тут.
Радостно воскликнул Митя, пытаясь подняться с лавки и пойти
к своему любимому человечку.
- Мне плохо Митя…, помоги-и-и…, где же ты?
Мальчик уже не улыбался, в голосе чувствовалась грусть и
тревога.
Митя видел это, пытался встать, броситься к нему и не мог.
Он стал кричать и не слышал своего голоса, только жалобные
мольбы друга разрывали его сердце.
Митька, собрав все силы, рванулся…”.
И неожиданно стукнувшись обо что-то, проснулся.
Он лежал на полу.
“Где я…? Где Василёк…?”
Сознание возвращалось к нему, он осмотрелся ища взглядом
друга.
В комнате было уже довольно светло.
“Лампа…!!!”
Она постепенно угасала.
А на краю стола лежали пять камешков.
“Не больше пяти дней смертный может там находиться…”.
Митька вскочил, словно кто ткнул его чем острым, и быстро
выскочил из комнаты, из дома.
Добежав до деревьев он свалился, дрожа от страха.
Не сразу силы вернулись к нему, он долго лежал, приходя в
себя.
Наконец, мальчик поднялся, и бросив последний взгляд на покосившуюся
избушку, пошёл от этого места.
А вон и собака, увидев его поднялась, забегала, не громко
донёсся лай.
- Малыш…, я иду…, иду.
Митька не сразу вспомнил заклинание на тропинку, и с большим
трудом перешёл, пару раз оступившись, по колено.
Наконец ноги его почувствовали твёрдую почву, он с облегчением
повалился.
Пёс радостно ласкался повизгивая.
Он лизал лицо руки, от возбуждения даже слегка покусывая
его ладошку, которой мальчик пытался защититься от радостной
собаки.
- Ну перестань…, Малыш…, перестань. У меня и так сил нет….
И всё же ему было приятно, что пёс дождался его и так его
встретил.
Отдохнув, они отправились обратно.
Всё бы не плохо…, но вот есть было не чего.
Котомка с едой осталась в доме.
Правда, особенно горевать Митька не стал.
В лесу полно было ягод, и грибов они немного утоляли голод
и счастье, что коробок со спичками оказался в кармане.
Ну, а вскоре пойдут родные места…, а там у него припрятаны
запасы.* * *- Нет Малыш…, не домой…, ну конечно
к Васильку…, куда же ещё.
Он едва передвигая ноги шёл второй день без отдыха, стараясь
поскорее попасть в деревню.
Ещё немного и покажется дом бабки Маши.
- Только бы дойти, не свалиться….
Он ни кого и ничего не замечал, вот наконец и крыльцо.
“На улице никого не видно…, ну наверное все дома”.
Митька с трудом преодолел последние ступеньки и без стука,
открыв дверь, ввалился в комнату.
- Здравствуйте….
Что-то где-то брякнуло, стукнувшись о пол.
Мальчик присел на лавку. Глаза сами собой закрылись, от усталости.
- Господи…, кто там…, Митя…?! Это ты?!
Кто-то прикоснулся к его лбу.
“Баба Маша…”.
Рука была прохладной, это было приятно. Но открывать глаза
не хотелось.
- Боже мой…, встретила на улице, не узнала бы. Как исхудал…,
лицо серое…, одежонка и вовсе…, на нищих лучше.
Баба Маша всё причитала и причитала, едва касаясь мальчика,
не зная что и сделать.
Митька открыл глаза. С трудом улыбнулся.
- Всё хорошо…, теперь всё в порядке…, где…? Где же Василёк?
Он обвёл взглядом пустую горницу.
- Гуляет…?
Баба Маша, прижала плат к губам, капельки слёз блеснули у
неё на глазах.
- Ой…, Митя…, прости…, не уберегла я Васю, нет его….
Митька всё еще улыбаясь смотрел на старушку.
“О чём это она…, не уберегла…, не уберегла…’.
- Ну что я могла поделать…, дня три прошло, как ты ушёл….
- Так Васи нет?
Перебил он её.
Она покачала головой.
- Уж…, думала пойду…, да где там. Ноги Митя так ноют, так
ноют, мочи нет ни какой…, по избе то хожу и то с трудом.
Будто кто иголок на втыкал в подошвы.
Баба Маша кряхтя присела рядом на лавку.
- Ой, да что же это я…, тебя покормить надо.
Она поднялась.
- Нет…, я сейчас не хочу, водички…, попить бы.
- Ну да конечно…, погоди.
Она принесла полный ковшик воды.
- На вот…, холодненькая ключевая…, по утру принесла…, испей
батюшка.
Пересохшие губы с благодарностью приняли приятную влагу.
Он почти не останавливаясь с удовольствием всё выпил.
Отдал пустой ковшик, баба Маша, сходила и принесла еще.
Митька смотрел как она медленно с большим трудом идёт морщась
от боли…, как она осторожно ступает, словно выбирая место.
Он отпил немного, поставил ковшик на стол.
- Я тут прилягу…, устал сильно.
- Да что же тут то…, пойдём я тебя на кровать положу.
- Нет…, не надо…, грязный я весь.
Он еще раз взглянул на ноги бабки.
Не осознанно подумал, “пустяковая болезнь то…”, прилёг, глаза
закрылись, губы сами собой прошептали что-то.
- Что ты говоришь Митя?
Баба Маша склонилась над ним.
- Оботри ноги то из ковшика себе…, оботри.
“Ох милый мой…, уснул…, как умаялся то”.
Она едва поднялась, побрела в соседнюю комнатку, принесла
подушку, одеяльце тонкое.
Кое-как всё устроив, постояла немного, взяла ковшик, понесла
выплеснуть в рукомойник.
* * *
Митька дёрнулся и стукнувшись лбом,
открыл глаза.
Перед ним было бревно.
Он отстранился и повернул голову, приподнялся.
“Ох ты…, как светло то уже…, а где же лампа…? Почему её нет…,
и книги на столе…, ну всё…, погоди…”.
Он сел. Сознание постепенно возвращало его в реальный мир.
Облегчённо вздохнул.
Солнце хорошо освещало комнату, в оба окошка.
Дверь скрипнула и вошла баба Маша.
- Проснулся, батюшка…, ну слава Богу. Почитай сутки спишь
не шевелясь…, я уж думала не заболел ли.
- Сутки…, в животе заурчало, ох бабуль, как кушать охота…,
нет ли чего у тебя?
- Да как нет…, мой исцелитель, счас мигом, присаживайся
к столу.
Мальчик встал, посмотрел на себя на свои руки, прошёл к умывальнику.
Он долго и с удовольствием умывался, тем временем бабушка
собрала на стол, щец, огурчиков, горячей картошки….
Митька жадно стал поглощать еду, казалось, он ни когда не
наестся, всё куда то проваливалось, не принося сытости.
Бабушка присела рядом, пододвигая то одно то другое, то вновь
быстренько бежала к печи подлить или наложить еще.
Наконец, неожиданно он понял что всё. Больше он ничего не
хочет и не сможет съесть.
Митька отвалился, опёршись о стену спиной.
- Спасибо.
- На здоровье, на здоровье Митя…, может еще что?
Он покачал головой.
Ему вспомнились слова бабки, “…не уберегла я Васю…, нет его”.
- Как это случилось…?
- Что батюшка?
- От чего умер Вася?
- Господи…, когда?
- Как когда? Ты же сама сказала…, нет его больше….
- Так нет…, нет, но не помер он, прости Господи, ты меня
тогда и не слушал, как пришёл.
- Так он жив!!!
- Так…, наверно….
- Почему наверно? Давай бабуль рассказывай всё поскорее.
- Так что и рассказывать то. Как ушёл ты…, дня через три
приходят ко мне отец его, староста, да сват его. Ты что
это бабка мальца чужого тут держишь. Я говорить пытаюсь.
А они
и не слушают. Забрали насильно Василька, как уж он тогда
кричал, и вырывался, а куда же денешься, малой да слепой.
Он и просил, уговаривал, уволокли его. Я за порог…, а на
меня староста как рыкнет, чтоб не совалась. Да и ноги мои
тогда ходить отказывались, а не то пошла бы…, не побоялась.
- Так где он…? Дома?
- Да нет…, милой, кабы дома…, я бы и не печалилась. Увезли
его. А куда и не знаю. Уж старалась я выведать. Ничего.
Знаю что сват его увёз.
Митька закрыл глаза, под столом сжал кулаки, постарался взять
себя в руки.
- Спасибо баб Маш, пойду я.
- Ой, Митя…, ну погляди… куда ты. Грязный, да рваный. Что
теперь день то… ничего уж не решит. Вечер скоро уже. Я
вон и баньку истопила. Пойди помойся. Да переоденься, так
потом
и решай.
Мальчик осмотрел себя. “Верно говорит бабушка”.
Банька была истоплена хорошо.
Жар охватывал тело пронизывая его иголочками приятно покалывая,
когда Митька поддавал.
Как всё было знакомо. Вот тут любил сидеть Василёк, он не
сильно любил жары, но и не торопился никогда из баньки.
Как они часто дурачились, играли, как он мыл его. Постепенно
не торопясь.
“Василёк, кажется, никогда не брал в руки мочалки”.
Неожиданно подумал Митька, всегда прося помыть его.
Да Митя и не был против….
Он встряхнул головой, прогоняя воспоминания.
Они слишком разбередили душу. Одновременно и радуя и тяжеленным
камнем придавливая его.
Он на скоро помылся, оделся.
Домой не пошёл решив переночевать тут, уж очень баба Маша
его уговаривала, да и всё равно дома есть было не чего, а
топить печь и смысла не было ни какого.
Не забыт был и Малыш.
Она не только накормила его всем что было, а еще и у соседей
пошла собрала всё для собаки.
Пес теперь лежал возле крыльца, растянувшись.
“Ну ладно, думал Митя, куда они его могли увезти…, в приют,
я пойду в город и найду его. Заберу и будем тогда снова вместе”.
Утром, едва проснувшись, он на скоро перекусил и пошёл в
дом к Васильку.
О его появлении в деревне все уже знали. Ждали его и там.
- Куда это ты идёшь?
Грозным голосом остановил его почти у ворот староста.
- Ну! Что глаза выпучил…, тебя спрашиваю. Что тебе от добрых
людей надо? Давай топай от сель, пока я не осерчал…, а
то смотри живо у меня в каталажку попадёшь.
Митька остановился и спокойно, даже как-то безразлично, слушал
старосту.
Он чувствовал, как тот грозно рыча…, боится его.
Митька улыбнулся, поняв это.
- Ты что это лыбишься? Ступай, тебе говорят.
- Уйди.
Не громко сказал мальчик.
Он почему то даже и не рассердился на старосту, просто пожалел
что столько времени потерял, его тут слушая.
Тот хотел видимо еще что-то сказать и поперхнувшись Митькиным
“уйди”, замолчал.
Мальчик обошёл его и прошёл к воротам, только теперь заметив,
сколько народа с разных сторон наблюдало за ним.
“Вот цирк устроили…”.
Он вошёл во двор. Подошёл к отцу Василька.
- Здравствуйте Павел Игнатьевич. Не ждали?
- У-у-бирайся из моего дома.
- Уйду…, вы только скажите где Вася, я и уйду.
- Ничего я тебе не скажу. И знать тебе нечего.
- Вы лучше не злите меня.
Лилейным голоском произнёс Митя, стараясь быть спокойным.
- Т-ты, щенок, пугать меня еще будешь? А ну спусти брат
собак.
Кто-то побежал в сторону к сарайкам.
- Я последний раз прошу вас, Павел Игнатьевич…, нет у меня
желания приносить вам несчастье. Одумайтесь.
- Паша…, господи…, скажи ты ему, не ровён час…, что сделает
и правда.
Жена зашептала мужу, ухватив за руку.
Тот резко дёрнул, огрызнулся.
- Спускай….
Махнул он рукой.
Грозный лай донёсся до мальчика со стороны…, и неожиданно
стих.
Жалобно заскулили собаки.
Митька, не шелохнувшись, посмотрел в сторону.
Малыш стоял между ним и псами, едва оскалив свои клыки.
Те, поджав хвосты, мялись возле досок.
- Ату его, ату….
Кричал на них брат Павла, пытаясь натравить на Митьку.
Не добрым огоньком блеснули глаза у мальчика.
- А ну пошё….
Павел не успел договорить что хотел, поперхнулся и опустился
на землю.
Руки его затряслись и после, всё тело стало дёргаться, словно
его лупили нещадно.
Жена вскрикнув, попыталась было кинуться к нему, но взгляд
брошенный на неё, остановил.
Мальчик склонился над дёргающимся телом мужика.
- Где Вася?
Павел перестал трястись.
- Господи…, господи… н-не знаю.
Митька выпрямился, и вновь мужик задёргался на земле, вскрикивая
от не понятной боли.
- Пощади….
Жена упала на колени.
Мальчик вновь склонился.
- Я…, я… правда не знаю…, сват увёз его и я больше не видел
ни его ни Васю.
- А куда он его увёз?
- В приют сказал отдаст, в городе. Правда…, господи прости.
Пощади. Я навеки буду за тебя Богу молиться, всем накажу
почитать тебя, сам, если хочешь поеду и привезу Васю обратно….
- Живи.
Митька не обращая внимания на собравшихся, пошёл к себе домой.
Перед ним все кто был на пути, поскорее расступались.
Через минуту и Малыш догнал его.
Не долгие были сборы.
Мальчик собрал себе котомку покушать, пару белья и наказав
псу оставаться дома и ждать его пошёл в город.
* * *
- Да что ты привязался то ко мне…,
иди ради бога, не знаю я ничего. Завтра приходи, завтра…,
дохтур будет у него и спрашивай.
Митька отошёл от ворот, прикидывая, где бы провести ночь.
- Дяденька…, а где тут можно переночевать…?
- Иди вниз по дороге там будет трактир…, спросишь…, они
пускают…, иногда.
Митька поклонился сторожу.
Трактирщик разрешил переночевать, покормил взяв однако
пятак.
Богадельня располагалась на самом краю города на горке.
Три не высоких здания, довольно поношенного вида виднелись
за забором.
Был вечер, когда он добрался туда, его не пустил сторож.
И вот на следующее утро он вновь стоял возле проходной, уговаривая
его.
- Братик говоришь…? Ох…, попадёт мне из-за тебя…, ну ладно…,
вон по тропинке к тому зданию беги, сядь на лавочку и жди,
как увидишь мужчину такого видного с бородкой и пенсне…,
так ты к нему и попробуй…, он пожалуй и поговорит с тобой.
Митька так и сделал.
Он сидел смирно, бросая взгляд на проходящих.
Время шло…, в животе заурчало, напоминая, что там давно уже
ничего нет. Но тут уж ничего не поделаешь…, Митька не уйдет
от сюда, даже если придётся сидеть сутки….
“Вот он!”
Мальчик сразу узнал его. Мужчина в белом халате вышел из
здания в окружении медсестёр.
Он им что то говорил, снимая на ходу халат, отдал его одной
из них и попрощавшись пошёл к воротам.
Митька кинулся его догонять.
- Дяденька…, постойте….
- Тебе что надо мальчик?
Он на секунду остановился.
- Извини…, мне не когда…, я тороплюсь.
- Простите пожалуйста…, у меня один вопрос к вам…, если
можно.
- Н-ну, давай скорее, что там у тебя?
- Скажите, как я могу повидать своего братика…, он тут
у вас.
- Повидать…, приходи в приёмные дни.
- А когда эти дни.
- Когда…, через три дня.
- Так долго…? А можно сейчас?
- Нет…, есть порядок….
- Пожалуйста…, мне не где эти дни жить, я из далека….
Доктор, внимательнее посмотрел на просящего. Остановился.
- Повидать? Можно конечно. Ладно иди в главное здание,
скажешь Михаил Николаевич разрешил, это я.
- Спасибо вам…, спасибо.
- Ну, ну ступай.
Доктор вышел из проходной, увидел пролётку, быстро прошёл
к ней и уехал.
- Ну что?
Поинтересовался сторож.
- Разрешил повидать.
- Ага…, я говорил…, он у нас добрый. Ну так ступай теперь.
Митька чуть запыхавшись обратился в небольшое окошечко.
Пожилая женщина, строгим голосом, поинтересовалась, что ему
тут нужно. Посещений сейчас нет, пусть приходит через три
дня.
Мальчик растерялся, видя строгую женщину.
- А мне доктор сказал, что я могу сейчас….
- Доктор…, доктор…. Какой это доктор тебе сказал?
- Михаил Николаевич…, он мне сказал что я могу повидать
своего братика.
Женщина, недовольно сморщилась, видимо обдумывая что-то.
Но спорить и обсуждать решение доктора, видимо не захотела.
“Раз разрешил, что ж…”.
- Ладно уж…, давай…, как его фамилия имя, от куда он.
Митька назвал.
- Вон там посиди. Подожди.
Мальчик облегчённо вздохнул, присел на лавочку.
“Как всё хорошо получилось…, а доктор то какой хороший у
них…, только вот видимо горе у него какое-то, что то мне
почудилось…, ладно…, сейчас я наконец то увижу Василька…,
ну а уж уговорить чтобы его отпустили…, это я сделаю…’.
Он сидел и мечтал о том, как он сейчас обнимет своего Василёчка,
как тот радостно удивится и обрадуется, и как они потом вновь
будут жить счастливо…, и даже лучше….
- Мальчик…, эй…, подойди.
Митька подскочил и кинулся к окошу.
- Ты тут ничего не перепутал? У нас нет таких.
Он открыл рот, не зная что сказать, таращился на строгое
лицо женщины.
Она ещё раз прочитала вслух записанные на бумажке данные.
Митька утвердительно покачал головой.
- Ну не знаю…, к нам не поступал.
- Он слепой.
- Слепой? Ну и что? Да хоть и слепой…, ну а когда его привезли
ты хоть знаешь?
- Недели две назад…, должны были привезти.
- Ну нет…, я еще думала может не успели оформить…, а если
две недели…. Нет…. Нет у нас такого.
- А где он?
- Я, не знаю мальчик.
Женщина смотрела на совершенно изменившегося в лице Митьку
и видимо пожалев, добавила.
- Может быть…, он в больнице? Или его отвезли в другой
приют.
Полные слёз глаза смотрели на женщину. Митька был не в состоянии
говорить. Горло перехватило.
- Больница тут не далеко…, я тебе покажу. Ну а приют есть
еще один, но он в другом городе….
В больнице тоже не было Василька, не было его и в другом
приюте в соседнем городишке, в который Митька добрался через
несколько дней.
Отчаяние овладело им.
Он не знал больше где искать, у кого спрашивать.
Жизнь для него стала пустой и ни к чёмной….
Вот уже сутки он ничего не ел.
Старый развалившийся сарай служил ему пристанищем.
Чувство голода притупилось, он лежал на старой охапке соломы,
искрошенной мышами, и вспоминал о тех последних минутах,
когда они были вместе….
Часть
7
Митька
очнулся, от того, что кто-то гладил его по голове.
Его веки дрогнули.
С трудом открыл глаза. Затуманенным ещё взором осмотрелся.
Кругом всё белое.
Белый потолок, стены, даже люди стоявшие рядом с ним тоже были белые.
“Где я?”
Разум медленно просыпался, нехотя….
“Я наверное умер…, и это что? Может быть рай…, а это ангелы…”.
Митька вновь закрыл глаза, несколько удовлетворившись таким объяснением.
“Рай…, рай…? рай?! Какой для меня может быть рай…?”
Проснувшееся сознание, ехидно подсказывало.
“Да я же с нечистой…, связан. Таких как я…, в рай уж точно не пустят…, господи…,
так где же я? Что со мной?”
Он открыл глаза, наводя резкость.
- Ну вот и славненько…, очнулся наконец то. Как мы себя чувствуем?
Ласковый и довольно знакомый голос спрашивал его.
Над ним склонился какой то мужчина, поправляя пенсне.
- Как тебя зовут…? Где-то я тебя видел мальчик….
Митька тоже всмотрелся в лицо.
- Ты как себя чувствуешь…, говорить можешь?
- Да…, спасибо…, хорошо. Меня Митей звать, Михаил Николаевич.
- Вот здорово….
Удивился доктор.
- Да ты знаешь, как меня звать…. Правда…, где-то я тебя тоже видел.
- Я просил у вас разрешения повидать братика.
- Ну правильно! Точно. Ну и что же…, и что же случилось?
Михаил Николаевич присел на край кровати, сунул стетоскоп в кармашек халата.
Мальчику неожиданно захотелось рассказать всё, выплеснуть своё горе, поделиться
хоть с кем нибудь, о том что с ним произошло, как он расстался с названным
братиком, и как отчаявшись найти, уже и не знает что было дальше….
А дальше, рассказал доктор.
“Тебя случайно нашли без сознания, и привезли к нам. И вот ты тут уже у нас
почти пять дней…, и только сегодня очнулся”.
- А лучше бы и не находили.
Прошептал Митька.
Но доктор всё же услышал.
- Ну, ну, ты это перестань…, найдём твоего братика…. Сестра, займитесь…, ну
давай поправляйся, мы ещё непременно увидимся.
*
* *
Прошло несколько дней, Митька быстро поправился, набираясь
сил. Правда, радости у него от этого не прибавилось.
Он ни разу не улыбнулся, почти не разговаривал, просто делал, что говорили
и всё.
Михаил Николаевич чем-то озабоченный, порой отвечал не впопад был рассеянным
и это замечали все.
Сёстры иногда шушукались про него, но до Митьки долетали отдельные слова,
а расспрашивать не хотелось.
И вот наступил последний день пребывания в больнице.
Его выписывали.
- Куда же ты теперь?
Митька пожал плечами, обдумывая.
- Домой…, наверное.
- И далеко это? Твой дом.
Мальчик рассказал Михаилу Николаевичу, как он добирался сюда.
Доктор некоторое время задумавшись молчал.
- А знаешь что…, пойдём ко мне домой, покушаем…, соберём тебя в дорогу, хоть
немного еды возьмёшь.
- Да ну…, что вы…, спасибо, я доберусь как нибудь.
- Перестань…, ты меня ни сколько не стеснишь. Пошли.
В двух этажном доме доктор занимал весь второй этаж.
Они поднялись по лестнице, горничная открыла дверь взяла у Михаила Николаевича
пальто и шляпу.
Митька растерялся.
Он еще никогда не видел таких больших и красивых комнат, таких нарядных дорожек.
Он замялся, боясь пройти дальше.
- Ну что ты…, проходи.
Митька снял свои поношенные ботинки, одел тапочки, которые ему подали, и
осторожно ступая прошёл.
Как он слабо гармонировал в своей одежонке с такой роскошью.
- Да будет тебе…, Танюша…, принеси нам что нибудь покушать.
Девушка, улыбнувшись ушла.
- Ты тут посиди немного, я скоро приду. Только навещу дочку.
Митька мотнул головой, присел на краешек стула.
Таня тем временем стала накрывать на стол.
У Митьки от приятного запаха заурчало в животе.
Он только сейчас понял, что хочет есть.
Вскоре доктор вернулся.
Его лицо словно еще больше побледнело и посерело. На глазах поблескивали
капельки слёз.
Татьяна посмотрела на него, глубоко вздохнув, ушла.
- Ну что же ты? Садись кушай.
Доктор не сразу заметил Митьку и вспомнил про него.
- А вы как же?
- Что…? Ах…, нет спасибо…, я не хочу…, потом.
Он сел на стул достал папиросы, закурил.
Митя не торопясь стал кушать.
Борщ был замечательный. Потом еще и картошка с большим куском мяса. Компот.
Всё это время, доктор молча сидел, папиросы он курил не замечая одну за другой.
Позже несколько успокоившись, взглянул на мальчика, внимательно его рассматривающего.
- Ты удивлён? Да у меня горе…, дочка больна, и что делать не знаю.
Он слабо улыбнулся.
- Вот тебе и доктор…, а вылечить не могу…. Умирает.
- Я знаю.
Неожиданно для себя вдруг сказал мальчик.
- А можно…, разрешите посмотреть на неё.
- Да, в общем можно…, только она без сознания.
- Всё равно.
- Пойдём.
Они прошли через комнату и вошли в полутёмное помещение.
Шторы были занавешены.
У стены стояла небольшая кровать, рядом маленький столик, стакан воды, какие-то
лекарства.
Митя подошёл к девочке, внимательно вглядываясь в белое лицо контрастно выделяющееся
на подушке безжизненное лицо.
Он чувствовал что-то, но не до конца.
Митька склонился над ней, приложил ладошку ко лбу.
Закрыв глаза, он словно стал слушать, как внутренний голос говорил ему, что
надо сделать.
“Ещё можно помочь…, но времени осталось слишком мало, день или чуть больше…,
но для этого ему надо попасть к себе домой!”.
- Вот видишь….
Михаил Николаевич достал платок, утирая слёзы.
Митька посмотрел на него.
- Вы можете мне просто поверить, ничего не спрашивая.
- Что? В чём поверить?
- Надо как можно быстрее отвезти её ко мне домой. Там у меня есть лекарство,
которое возможно ей поможет.
- Лекарство? У тебя? Митя…, ну…, не надо…, это же не шутки.
- Я не могу вам доказать это…, но вы должны мне просто поверить, иначе она
проживёт еще сутки, и тогда уже ничем нельзя будет ей помочь. Это последняя
ваша надежда, поверьте я хочу вам помочь.
- Ну как же так? Я право не знаю…, а если съездить и привезти….
- Мы не успеем, туда и обратно. Оденьте её и поехали скорее, пока не поздно.
Доктор ещё минуту раздумывал, но взглянув в глаза мальчика, смотревшие на
него, решился.
- Ну что же…, хотя бы ты прав в одном это точно….
*
* *
Пролётка неслась не особенно заботясь о неровностях
дороги, доктор распорядился, чтобы ехали не останавливаясь.
Вот и дом.
Михаил Николаевич взяв на руки ребёнка, так и не пришедшего в себя за всю
дорогу, прошёл за мальчиком в дом.
Малыш, исхудавший, радостно подбежал к Митьке, показывая, как он рад.
- Извините…, у меня тут не слишком чисто. Вон положите на кровать дочку.
Митька был немного смущён своим запустением, контрастом богатого и совершенно
бедного дома.
- Не смущайся…, я видел дома и хуже.
Понял доктор неловкость мальчика.
Митька вновь дотронулся до лба девочки, как бы проверяя не напрасно ли он
обнадёжил человека.
- Я счас….
Сбегал за водой, затем принёс заветный пузырёк колдуна.
Он теперь и сам знал, что это за зелье и как его приготовить, и знал как
можно помочь умирающей девочке….
Они не спали всю ночь, давая лекарство нельзя было и не опоздать и не поторопиться.
“Почти как в тот раз…, только я точно знаю что делать…, а тогда…”.
Рассвело.
Больше давать было нечего.
- Пойдёмте на улицу…, теперь надо только ждать. Мы больше ничего не сможем
сделать.
Предложил он доктору, понимая что сейчас лучше побыть на свежем воздухе.
- Митя…, я ничего не понимаю…, скажи, неужели это поможет?
- А вы постарайтесь об этом не думать. Вон пока дров нарубите, а я схожу
в деревню поесть принесу.
- А…, может….
Митька выпроводил доктора и показал где топор, а где дрова, сам же отправился
к бабе Маше взять что нибудь покушать, а то они поехали даже куска хлеба
не взяли.
Уходя, Митька наказал Малышу, чтобы он не пускал доктора в дом.
И мило улыбнувшись мужчине, убежал.
Вскоре он принёс еды. Доктор сидел рядом с собакой что-то ей рассказывая,
гладил по скомкавшейся шерсти.
Заметил подошедшего Митьку.
- Это твой пёс? Умный и ласковый.
- Да…, это верно. Ну пойдёмте, затопим печь пора и еды приготовить.
Доктор набрал полную охапку дров, прошли в дом.
Отец кинулся к девочке.
Она лежала на большой кровати, как маленькая куколка, лицо её было белоснежно-спокойным.
Он медленно склонился над ней, страшась обнаружить безжизненное тело дочери.
- Она жива…? Митя она дышит.
Мужчина повернулся к Мите, удивлённо щурясь.
- Я не сплю? Ущипни меня. Митя…, она поправится?
Мальчик занимался печью, тайком улыбаясь.
*
* *
Ближе
к вечеру, девочка очнулась, доктор радовался как ребёнок.
Было странно видеть взрослого человека, постоянно отпускавшего шуточки, рассказывающего
интересные истории.
Решили переночевать ещё тут одну ночку.
Михаил Николаевич уговорил Митю поехать вместе с ним.
Выехали рано, как только рассвело.
Ехали они теперь не так быстро, как сюда и только уже поздно ночью подъехали
к дому доктора.
Их ждали. Мать выбежала к пролётке, не надеясь на чудо.
Сказать о том, что Митя был самым дорогим гостем - ничего не сказать.
Он был так смущён таким вниманием к себе, что обрадовался когда лёг спать и
остался один.
Несколько дней прожил у них Митя, как не старался уйти, его не отпускали. Доктор
купил для него ботинки и костюмчик.
Он в нём выглядел прямо таки барчуком, из состоятельной семьи.
Тем временем Михаил Николаевич навёл справки в ближайших больницах и приютах
о Васильке.
Нигде его не было.
“Как же так? Думал порой Митя, куда же он мог пропасть? И куда же отвёз Васю
этот Терёнтий…, погоди…, что же это я…, надо поехать и спросить у него самого”.
Митька кинулся к доктору, обрадовавшись появившейся надежде.
- Михаил Николаевич, я знаю что надо делать…, спасибо вам за всё…, я пойду….
- Куда ты? На ночь глядя? Что вдруг такое случилось?
- Я знаю! Надо съездить к Терентию и спросить, куда он его отдал.
- Ну правильно! Как же мне то в голову это не пришло, когда ты мне рассказывал
о его судьбе. Ну так погоди…, ты что одеваешься…, давай завтра с утра и поедем.
- Ну что вы…, вы и так для меня столько сделали…, я один схожу.
- Перестань считаться…, а то я тогда начну говорить сколько сделал ты.
На том и порешили, тем более, конечно же со взрослым говорить будет проще.
*
* *
Пришлось
вновь съездить к Митьке в деревню, чтобы узнать где живёт
сват и уже после этого ехать к нему.
Он встретил не званных гостей настороженно.
Пришлось Митьке напомнить ему, что было с Павлом, о чём он уже видимо был наслышан,
и Терентий, в конце концов сознался, что отдал мальчика бродячим нищим, проходившим,
когда он ехал, так что и в город ехать не пришлось.
Больше он ничего сказать не мог.
Митька был так зол, что с трудом сдержался, и только присутствие Михаила Николаевича,
спасло его.
- Видимо они пошли на юг, предположил доктор, скоро зима, да и особенного у
них выбора нет. Деревень не так уж и много. Я завтра возьму отпуск, и мы отправимся
с тобой на поиски….
- Нет, нет…, спасибо. Вы и так уже потеряли столько времени из-за меня. А вас
больные ждут…, и дочку надо еще подлечить.
- Митя ну как же ты один то?
- Не беспокойтесь…, я привык уже. Я давно один…, а потом я ничего не боюсь.
Доктор с большим трудом уговорил его взять немного денег, на всякий случай
и они попрощались.
Расспрашивать о проходящих нищих было бесполезно, их каждый день проходило
столько, что вряд ли кто смог бы их всех запомнить.
И всё же было не большое отличие, среди них должен был быть слепой мальчик.
Мите повезло, его подвезли до Омска мужики на подводах.
Но куда идти и что делать дальше он не знал.
Мальчик впервые попал в большой город.
Они даже с колдуном не заходили в них, стараясь обходить стороной.
Митька шёл по деревянному тротуару, глазея по сторонам.
“Что делать…, куда идти…, как мне казалось всё просто…, пойду и найду…, ну
вот пришёл и что дальше? Куда идти у кого спрашивать”.
Мальчик шёл, совершенно без разбора, пока не устал и не присел на какую то
скамейку.
“Что дальше?”
В животе заурчало, да пора бы немного перекусить.
Он развязал котомку и покопавшись достал немного хлеба, огурцов, луку, небольшой
кусочек сала.
Митька вспомнил Малыша, как он его уговаривал не ходить с ним.
И как собака не хотела подчиниться, Митя даже разревелся, упрашивая вернуться
и ждать его.
И вот сейчас, глядя на подбежавшую собачонку, Митька не мог не кинуть ей немного
хлебушка.
Скоро вечер, становилось прохладно, на дворе сентябрь, днём тепло, ночью же
уже бывало и холодно.
Он порой спрашивал у прохожих, не встречали ли они нищих со слепым мальчиком,
но на него либо не обращали внимания, либо отвечали что нет.
В одной харчевне подсказали где можно переночевать, и Митька зашёл в ночлежку
когда уже стемнело.
Народу было много, но не слишком тесно, многие еще пока ночевали на улицах.
Митька отдал плату и пошёл устраиваться, заодно расспрашивая о Васильке.
- Давай малыш устраивайся рядышком.
Ласковый голос мужчины, пригласил его, указывая на место рядом с собой.
Митька секунду подумал и прошёл. Ему было всё равно.
Он присел, рядом с бородачом.
Мужчина оказался совсем ещё не старым.
Весёлый и разговорчивый, постоянно отпускал шуточки на право и на лево, веселя
собравшийся народ.
Пара керосиновых ламп едва освещали помещение.
Митька немного поведал о своём горе, внимательному собеседнику, мужик обещал
завтра пораспрашивать знающих людей.
“Непременно найдём убеждал он его”.
Под сладкие и добрые речи мальчик уснул, устав от трудных дней проведённых
в поисках.
Мужика звали Александр и поутру, когда ночлежка стала расходиться, он ушёл,
пообещав вечером прийти всё разузнав.
Митьке делать было совершенно нечего и он бесцельно бродил по городу, иногда
расспрашивая прохожих.
Одна надежда была на Александра.
Вот наконец и вечер.
Митька сидел на улице ожидая, когда он придёт.
Вот уже скоро будет совсем темно, а мужика всё не было.
“Эх…, может он забыл про меня? Или вовсе зря я тут сижу, может он и не придёт
совсем?”
Неожиданно, кто-то хлопнул его по плечу.
Мальчик вздрогнул и обернулся.
- Ты что же тут сидишь то? Холодно уже…, пошли в дом.
- А я думал ты уже и не придёшь.
Обрадовался Митька.
- Ну что? Узнал про Васю то?
- Ух какой не терпеливый…, ну пошли там расскажу…, а то устал я однако.
Они зашли и вновь устроились рядышком.
Митька сгорал от нетерпения.
Александр явно тянул, исподтишка наблюдая за мальчиком.
- Ну что же…, ох и помучился я пока по всем то знакомым походил поспрашивал,
все то ноженьки мои ноют….
Он явно тянул с ответом.
- Видели они его…, и не просто видели…, а живёт он пока у одного нашего хорошего
человечка.
- Правда?! Как здорово…, пойдём скорее.
Митька вскочил.
- Ну-ну…, погоди…, дорога то далёкая…, завтра утром и пойдём.
Он потрепал Митьку по вихрастой копне волос, погладил по плечу.
Мальчик, так обрадовался, что прижался к мужику, крепко обняв его.
Тот не протестовал, в свою очередь похлопывая и гладя Митьку по спине.
- Сколько ж тебе годков то будет…?
- Четырнадцать уж.
- Ты уж совсем взрослый, почитай. Да…, и совсем один одинёшенек….
- Да…, можно сказать…, что никого нету.
- Ох, ох, ох…, как же много народу то страдают безвинно.
Мужик поцеловал в лобик мальчика.
- Помогать надо-ть нам всем друг дружке…, ну давай отдыхать.
*
* *
Александр с Митькой шли уже пол дня, вначале по городу,
после, вышли в лес.
Он всю дорогу веселил Митьку разными байками, да рассказами.
Обещал, что уже скоро придут, живёт Васька в одной
небольшой деревеньке, рассказал он.
Какими-то тропками пробираясь по лесу, они наконец вышли на поляну.
Небольшой домик, занимал большую часть её.
- Ох ты…, ну вот и славненько…, счас зайдём, передохнём маленько.
- Да я и не устал вовсе….
- Ну ты то молодой, сильный…, а я слабый совсем. Пойдём.
Они зашли в избушку.
- Будь благословен дом ваш, добрые хозяева…, позвольте отдохнуть.
Пропел Александр, входя.
Митька вошёл следом.
- Присаживайтесь, отдохните.
Ответил ему чей то голос.
- Нам бы водички испить…, и даст бог снова в дорогу.
- Отчего ж, вот откушайте…, холодненькой ключевой.
Митьке подали ковшик, он с удовольствием попил, вода даже показалась ему
какой-то сладкой.
- Вкусная у вас вода….
Поблагодарил он.
Александр не торопился уходить, негромко разговаривал с хозяином. Митька
теперь хорошо его рассмотрел.
Это был мужчина лет 25 с небольшими едва видимыми усиками, с пышными светлыми
волосами и огромными, казалось, на небольшом лице глазами.
Он всё время украдкой бросал взгляд на мальчика, словно ощупывая его.
Митька, сначала поторапливал Александра, но потом, его что-то разморило,
он с трудом стал различать разговоры взрослых и уснул.
Сон у него был не спокойный.
Ему снилось: то ласковые и нежные прикосновения, то грубые шлепки, было даже
странно ощущать их во сне, то неожиданно ему становилось трудно дышать, словно
кляп был во рту, то неожиданно немного резкая боль в пояснице, то опять какие
то нежности….
От того, что ему трудно стало дышать, Митька пришёл в себя, чихнул и приподняв
голову глубоко вдохнул, он лежал лицом уткнувшись в подушку.
- Ай!
Снова что-то причинило ему боль.
Сознание возвращалось. Это уже был явно не сон.
Он не удержавшись под чьим то натиском сзади вновь уткнулся лицом в подушку.
И тут мальчик вдруг осознал, что лежит на кровати совершенно голый и что-то,
сзади причиняет ему периодически боль.
Митька всё понял…, что происходит.
Но как…, почему? Где он?
“Домик! Где они остановились…, ну всё верно…, то-то меня вдруг в сон потянуло”.
Мальчик решил не показывать, что он очнулся, дотерпел до конца, и когда всё
закончилось, и его оставили в покое, украдкой осмотрелся.
- Хорош мальчонка…, эх давненько ты не приводил таких.
Мужики сидели за столом. Горела лампа.
Восхищался видимо тот, что отошёл от Митьки, и сейчас сидел спиной.
- Да уж…, хе-хе…, плёвое дело было его привести сюда. Сам нёсся…, хе-хе…,
я еле поспевал за ним.
- Ну ладно…, счас и я попробую.
- Да ну, Ерофеюшка…, после нас двоих, он весь мокрый да грязный, погоди и
твоя очередь дойдёт.
- Ну смотри Алексашка…, чтоб больше вы его не трогали. Пока.
- Твой он…, завтра и займешься…, у медведь, ты пацана только не ломай быстро
то, дай хоть немного нам поиграться…, уж больно он мне понравился.
Восхищался Александр.
- Да верно, и мордашка у него что надо…, ну а попочка и вовсе вне всяких
похвал.
Звонко по девичьи рассмеялся светловолосый.
Митька узнал теперь в нём встретившего их хозяина.
Злость от этих слов всё больше распаляла его, он уже хотел было встать…,
но потом неожиданно переменил решение, затаился.
“Так…, ладно…, пока побуду лучше без сознания…, всё равно решили меня больше
пока не трогать…, а послушать их не мешает…, может что интересное всплывёт?”
Светловолосый поднялся, подошёл к Митьке, накрыл его одеялом.
- Во дрыхнет…, что-то я видно в этот раз много порошка сонного бухнул, ну
и ладно…, хоть ночь пройдёт спокойно. А то как очнутся бывало…, рёв стоит,
а
я не люблю этого.
- Ха-ха…, во неженка…, а попки рвать любишь, когда они повизгивают.
- Хе-хе…, ну что ж грешен…, люблю.
Мужики ржали над своими шуточками, попивая хмельное.
Митьке было неудобно лежать, но он решил не ворочаться, чтобы не привлекать
к себе внимания. И был вознаграждён.
Часа два они еще сидели попивая, болтали.
- А что же Алексашка, ты говорил что легко его приволок…, как это?
- А-а-а…, приметил я его в ночлежке, ну и разговорился, он водители своего
названного братишку ищет слепого, увели его какие-то нищие. Ну вот и всё…,
я пообещал что найду его и вот нашёл….
Они все вместе вновь громко рассмеялись.
- Ох…, ну и повезло тебе. А сколько лет то этому названному…, и может он
тоже такой же хорошенький…, а что слепой так это еще и лучше, не смоется
никуда….
- Да говорил вроде как 11 годков…, я не очень помню, светленький говорит,
Васькой, кажись называл.
- Ха…! А я вроде бы видел такого.
Здоровый мужик сидевший у окна и занимавший пол лавки, смачно икнул и продолжил.
- Да верно…, он. Уж и не знаю…, да верно дней 20 уже прошло. Был я на ярмарке,
там четверо побирались, знаю я их Тамбовские…, и был с ними пацан…, ну точно…,
говорю ему - чей будешь? А он головкой вертит…, ну Прохор и сказал мне, слепой
он, с нами теперь…, недавно…, не обучен ещё.
- Ага точно…, я их тоже видел они у нас тут в городе пока была ярмарка неделю
побирались, а потом к себе подались.
Согласился с дружком светловолосый.
- Ладно мужики…, вы как хотите…, а я пошёл спать.
- Да уж…, верно…, пора.
Вскоре Митьку подняли и отнесли в угол, положили на охапку соломы, накрыли
какой-то тряпицей.
Ещё немного и вся троица угомонилась улеглась по разным местам.
Дверь закрыли на засов, повесили замок.
Чтобы спать спокойно им было.
Правда, Митька и не собирался пока уходить, даже если бы его и отпустили….
Спать не хотелось…, он выспался, ну а услышанная история про слепого мальчика
его здорово обрадовала.
Он даже не слишком злился на то, что его сюда затащили обманом и так его
использовали…, слышал он про такие дела…, много такого везде…, вот только
никому нет до этого
дела.
Он сейчас лежал устроившись поудобнее и улыбался.
“Наконец-то нашлась реальная ниточка где и как искать”.
*
* *
На
завтра он узнал всё подробно, и куда ушли нищие.
Узнал сколько невинных ребятишек загубили, врать было ему бесполезно, ну а
потом…, он ушёл.
Сказал им на прощание, что будут гнить они телом и так быстро, как только пойдут
к людям, в город или в деревню какую.
И если не хотят они сгнить где нибудь под забором, жить им тут предстоит три
года, в молитвах и покаянии за грехи свои, и только после этого, им позволено
будет вернуться к людям….
Митька шёл как мог быстро, стараясь ни где не задерживаться, он почернел от
пыли, одежда здорово истрепалась, но он не обращал на это ни какого внимания.
“Да проходили…, не давно вчера кажись…?”
Сказали ему в одной деревне.
И вот уже и звёздочки заполнили всё небо, слегка перемигиваясь, а он всё не
останавливался, надеясь нагнать их.
“Странно, пропустить я не мог, до ближайшего села далеко, не пойдут они…, должны
бы в лесу заночевать…, а всё их нет…”.
Неожиданно свернув по дороге он заметил огонёк костра.
Митька ускорил шаг и вскоре подошёл к устраивающимся на ночлег “калекам”.
Он жадными глазами осмотрелся, разглядывая их, но искал он только одного, Василька.
- Здравствуйте люди добрые, не позволите ли мне с вами переночевать?
Осипшим голосом от усталости попросил Митька.
На него посмотрели, подумали…, пошептались…, разрешили остаться.
- Присаживайся к костру поближе, покушаем, чем Бог послал.
Пригласил, видимо, старший у них.
Василька нигде не было видно.
Вскоре все расселись возле костра, каша варившаяся в котелке поспела и опять
же старший раскладывал её по мискам, подавая и по ломтю хлеба.
Подали и Митьке.
“Неужели ошибся и это не эти…,” мучительно думал мальчик, дуя на ложку с кашей,
“ну как же так…”.
- Макарушка…, пойди мальцу отнеси немного, может поест.
Митька чуть не выронил миску из рук. Закашлялся.
Низенький сгорбленный мужичёк взял еще одну миску и пошёл к шалашику.
- Эх-эх, да не ест он…, помереть хочет малец…, эх-эх не буду говорит жить без
брата своего…, оставьте меня хоть тут хоть где….
Едва бормоча себе под нос, прошёл старичок, ни к кому не обращаясь.
Митька отложил свою еду и бросился к шалашу, опережая его, едва не сбив с ног.
- Ох…, оглашенный…, куда ты?
Митька поднял полог и заглянул во внутрь.
Огонь костра едва освещал.
Он пролез, рукой нащупывая, шепча, едва слышно.
- Вася…, Васенька…, ты тут? Ты тут Василёчек мой…, отзовись…, где ты?
Он на кого-то наткнулся.
Рукой погладил, пытаясь определить что это?
Под ладонью Митька ощутил мягкое тело.
Он вновь зашептал что-то и подхватив почти невесомое тельце вынес его на воздух,
ближе к костру.
Все сидели глядя на них не шевелясь.
Митька всмотрелся в бледное, знакомое лицо.
- Васька…!
Едва прошептал пропавшим голосом мальчик, обнимая и целуя ребёнка.
- Митя…, Митичька….
Малыш поднял ручонки. И быстро, быстро стал ощупывать лицо.
Он не мог поверить своему счастью.
- Митичька…, какое счастье…, ты нашёл меня.
Слезинки текли из широко открытых глаз ребёнка, он обнял Митю.
Дети не замечая ни кого, переговаривались говоря друг другу ласковые слова,
плакали, смеялись целовались и обнимались.
Мужики смотрели на детей не шевелясь, завороженные их счастьем.
Они только переглядывались между собой, не решаясь заговорить.
Любые слова сейчас казались неуместными, не нужными, пустыми и лишними.
Взрослые, видавшие виды люди удивлялись, видя эту радость у двух маленьких
еще по сути человечков.
И ни кто из сидящих не мог понять что происходит, они только подсознательно
догадывались, ощущая тот мир любви, до которого им довелось сейчас случайно
прикоснуться.
Не всё в мире покупается и продается.
Не всё можно сохранить и многое можно потерять в этой жизни.
Но если кто-то еще осмелится сказать, что нет настоящей любви и что всё, что
было рассказано вам, это не любовь….
Ну что же….
В таком случае я могу точно про вас сказать.
Читать вы умеете и только…
©Капитан Ник
|