(1936) перевод bl-lit 2023-2024

рисунки: JOUBERT Pierre

Лето 1936 года. Кристиан готовится отправиться в скаутский лагерь в Эльзасе со своим патрулём Волков. Там он встретит Эрика, скаута, приглашенного в лагерь. Этот застенчивый мальчик носит браслет из киновари со странной надписью. Кристиан быстро подружится с этим довольно загадочным новым знакомым. И обнаружит, что последний — не кто-нибудь иной... а скандинавский принц, которому предстоит выполнить миссию из прошлого...

ПРОЛОГ

Одиннадцатый день восьмого месяца тысяча четыреста тридцать шестого года был четвергом. Именно в этот день Робера-Жан-Мари д'Анкура охватила сильная дрожь, как только он попробовал несколько итальянских слив, случайно найденных в своей конфетнице.

Робер-Жан-Мари находился при дофине Людовике. Принц, не желающий, чтобы его паж болел, послал к нему лекаря.
Несмотря на это, ночью молодой человек скончался.

Король, находившийся в Лоше, соблаговолил объявить о своём сожалении.
И еще один паж, приехавший из Клери, был допущен выразить своё почтение дофину Людовику.

*

Шарль-Мари-Клод, лорд Крей и маркиз Анкур страстно любил охоту. Это стоило ему жизни.
Он был найден однажды утром в тысяча пятьсот тридцать шестом году ровно в одиннадцатый день августа — его голова была разбита о дерево, а лошадь тихо паслась рядом.
На его шпорах, однако, ни было никаких следов крови. Также, как и на коре дуба.

*

Когда Его Высокопреосвященство кардинал-герцог повелевал Францией, люди иногда забывали о службе королю до такой степени, что обнажали шпагу только ради своих интересов.
Иногда это стоило им головы, если они были дворянами...

Таким образом погиб Пьер-Луи-Мари д'Анкур, виновный в том, что однажды утром, веселясь в Сен-Клу, он несколько подпортил кожу, к тому же очень черную и некрасивую, наглецу, приехавшему специально ради того, чтобы спеть ему Апулию [ругать в оскорбительной форме] в поисках ссоры.

Казнь состоялась в 1636 году 11 августа, около трех часов пополудни, на ней присутствовал господин де Ту.

*

В 1736 году у маршала д'Анкура, генерал-лейтенанта армий Его Величества, родился сын по имени Рене-Мари-Ксавье.
И пока маршал скакал по дорогам Германии, Ксавье пошёл тринадцатый год.
Его отец, всё ещё находясь на войне, не преминул поздравить его.
Его дядя, дававший бал, поспешил пригласить его.
Когда пришло время ложиться спать, все тщетно искали Рене-Мари-Ксавье.
Возможно, не очень обдуманно, это развлечение было дано во вторник, одиннадцатого августа.
Но потом будет достаточно времени поразмыслить об этом. Рене так и не нашли.

*

Мари-Жорж д'Анкур был смелым наездником. Однако 1836 год не предвещал ему ничего хорошего.
И посмотрите, как то событие доказало свою правоту! Он был очень аккуратно убит 11 августа того же года, и никто так и не узнал виновника этого необъяснимого преступления.

*

В благодатном 1936 году последнего д'Анкура звали Кристианом, а именно Кристиан-Мари-Франсуа Льевен де Крей д'Анкур.
Ему ещё не было и четырнадцати.

 

1

Б.К.11.8.36.

Старшего звали Луи. Второго Филипп. Третьего - Кристиан. Двадцать двух, пятнадцати и тринадцати лет. Скауты. И довольные этим.
- Жизнь прекрасна, - сказал Филипп.

- Да, - подтвердил Кристиан.

- Давайте споем, - добавил Луи.

Смех взлетел вместе с ветром, подхватившим песню.

Часы пробили семь раз. Машина остановилась.

- Увидимся завтра, Филипп.

- До завтра.

Люксембург, набережная Орсе, авеню де Терн.

- Доброго вечера, Кристиан!

- Доброго вечера, Шеф [командир Отряда]!

С самого начала скаутский Суд чести принял приглашение мадам де Лиенвиль, большого друга отряда: посетить Эльзас, разместив лагерь в замке, которым она там владела. А по просьбе старшего скаута они были должны захватить с собой приехавшего неизвестно откуда скаута.

- Завтра… - подумал Луи.

Он потянулся за прошлогодним альбомом, и воспоминания хлынули с его страниц. В сотый раз изображения ожили. Здесь Филипп катается по снегу, а там Кристиан, еще более растрепанный, чем всегда, с большими черными глазами и иссиня-черными волосами.

Везде радость жизни и счастье дружбы.

Звонок прервал его задумчивость.

- Луи, телефон!

- Кто это может быть в такой час?..

- Скаут.

- Хорошо, я подойду. Алло?

- Алло, это Кристиан д’Анкур. Это ты, Шеф? Послушай, ты завтра обязательно должен заехать ко мне домой. Понимаешь, папа уже несколько дней немного не в себе. Сегодня вечером он больше не захотел отпускать меня в Биркенвальд.

- Почему?

- Не знаю, сколько я ни настаивал, ни умолял, ни говорил, что ты абсолютно полагаешься на меня, ни напоминал о нашей сегодняшней вылазке, ничего не помогло. Так что ты должен прийти. Скажи, Луи, ты не против?

- Да, я обещаю. Но в любом случае, ты дал своему отцу какой-то повод! Мы не принимаем подобные решения без причины. По крайней мере, ты не сделал ничего глупого?

- Нет, уверяю тебя, я ничего не понимаю...

- Так что увидимся завтра. Спи спокойно, братишка!..
Вот и ещё одно! Доктор д'Анкур, определенно, не поступает легкомысленно. А Кристиан слишком откровенен, чтобы что-то скрывать от меня. Что же могло случиться?

 

Кристиан, однако, не мог сказать ему больше. Вернувшись домой, он застал отца еще более мрачным, чем в предыдущие дни. И чтобы подбодрить его, Кристиан завел разговор о своем скором отъезде.

- Нет, Кристиан, - заявил отец. - Ты не поедешь в лагерь, ты не можешь туда ехать.

Без каких-либо объяснений.

- ...Ты поймешь это позже, - только и добавил г-н д'Анкур, - поверь, мой дорогой, что у нас - у твоей матери и у меня, есть серьезные причины поступить таким образом.

Именно тогда Кристиан обратился за помощью к своему старшему скауту - Шефу.

Теперь он старался сохранить спокойствие, но его светлые глаза задержались на несобранной сумке, болезненно вглядываясь в последние предметы, разбросанные на ковре.

Вечная улыбка, озарявшая его лицо, осталась только воспоминанием, и каштановая прядь, обычно ниспадающая на один глаз, ныне просто уныло свисала.

Он столкнулся с неизвестным препятствием, оставившим его в замешательстве - того, кто привык преодолевать встречающиеся трудности.

У него был вкус к практическим и сиюминутным достижениям, дух авантюризма, доведенный до крайности, и бьющее через край воображение.

Сказать, что Кристиан мечтал только о шишках и болячках, было бы преувеличением, но несомненно, что его самая большая жертва, когда он присоединился к Отряду, заключалась в том, что он больше не держался тряпкой в своих отношениях с одноклассниками.

Не слишком высокий, но хорошо развитый физически, он отличался какой-то мягкостью, что странным образом противоречило всей его мужественности. При этом очень колоритный и обходительный, как принц. У него имелась манера одалживать свой велосипед или предлагать карамельку тому, кого он только что поколотил, так что его нельзя было не любить.

Он хотел драться, но ненавидел причинять боль. Можно было почувствовать себя счастливым, просто увидев его улыбку и услышав, как он поет.

В данный момент он не мог понять внезапного решения своих родителей и возлагал последнюю надежду на приезд Шефа.

Не зная истинной причины подобного отношения отца, он не мог предположить, что непредвиденное событие изменит ситуацию до такой степени, что вмешательство скаутмастера станет почти бесполезным.

- Ты считаешь более благоразумным держать Кристиана рядом с нами, - в этот самый момент говорила маркиза д'Анкур своему мужу. - А я так не считаю. Если что-то и случиться, то здесь, а не на расстоянии. Поведение этого человека доказывает подобное. Кто знает, не обретается ли он где-то поблизости в данный момент?

Инстинктивно мадам д'Анкур подошла к окну. У неё вырвался испуганный крик: за домом явно наблюдал какой-то человек.

- Ах! - воскликнула она, - я же тебе говорила!

*

На следующий день Шефа ждал небольшой триумф. Но по выражению его лица, когда он прощался с доктором, можно было понять, что ему только что сообщили об особенно серьезной ситуации.

Как бы то ни было, одно было достигнуто: Кристиан поедет в лагерь; на этот раз окончательно. До момента отъезда он не покидал дом, и в сопровождении родителей, сияя улыбкой, прибыл на Восточный вокзал.

Большая часть Отряда уже была там. В шуме большого зала Кристиан присоединился к своему патрулю [В патруле обычно бывает от пяти до восьми мальчиков. Один отряд— это три или четыре патруля], приветствуя друзей.

Он не мог пожать всем руки, потому что они шли по перрону. Его сумка была оставлена ​​в купе, он вернулся к родителям, где и наткнулся на скаута, которого ещё не видел и который повернулся к нему спиной.

- Ах, это ты, Мишель, - воскликнул он, - где же ты был?

Другой мальчик обернулся. Это был не Мишель. И даже не скаут из их отряда.

- Ой! Извини, я принял тебя за кого-то из моего патруля...

Он не стал продолжать; взгляд мальчика был устремлен на него, и Кристиан почувствовал, как его охватывает непреодолимое беспокойство. Чтобы сохранить самообладание, он попытался улыбнуться, но не смог, и именно Филипп, его КП [командир патруля] предусмотрительно пришёл ему на помощь, представив.

- Кристиан, это Эрик Янсен, скаут, который едет с нами, твой хозяин на сегодняшний вечер, и, - добавил он, повернувшись к новенькому, который, как и Кристиан, казалось, чувствовал себя не в своей тарелке, - это Кристиан. д'Анкур, третий из Волков [в то время патрули брали имена в честь животных, а скауты пожимали друг другу левые руки].

Скаутское приветствие, рукопожатие левой рукой; ничего не заметивший Филипп снова пришел им на помощь.

- Кристиан, у тебя есть время только на то, чтобы поцеловать своих родителей. А ты, Эрик, не мог бы ты помочь мне убрать наше купе?

Полночь. С уходящего поезда скауты машут, прощаясь, перроны растворяются в ночи.

Затем решают, как разместиться. Отец-капеллан, Шеф и интендант занимают одно купе, а каждый из трех патрулей — следующие.

Филипп Ивен командует Волками, Пьер Лоран — Лисами, Клод Аманс — Рысями. Волки поют во всё горло, без сомнения, чтобы как можно лучше выразить радость из-за отъезда. Филипп запел:

Скауты, разбивая лагерь во глубине великого леса,
Разве мы не будем счастливы там, как короли!
В тени буков,
Мы почувствуем себя заново рожденными...

Les scouts, quand nous camp’rons au fond des grands bois,
N’y serons-nous pas heureux comm’ des rois!
À l’ombre des hêtres,
On se sent renaître…

Вот они, эти Волки. Вот Ален, Второй, - Лело для близких - такой необычайно худой и нервный, что возникают мысли о сильфах [в средневековом фольклоре духи воздуха. Существо впервые описано алхимиком Парацельсом в качестве элементаля Воздуха]; вот Кристиан, а за ним Патрик с лазурными глазами, поэт группы; вот Мишель, чья изумленная душа, кажется, каждый день открывает вселенную; и, наконец, Даниэль и Франсуа, всегда готовые к самым необыкновенным приключениям.

И Филипп руководит своим Патрулем со всем престижем своего белого шнура [Белый шнур был одним из отличительных знаков начальника патруля, или КП], всем пламенем своих пятнадцати лет, всем своим сердцем КП.

Постепенно воцаряется тишина. После всплеска шумного энтузиазма из-за отъезда пробуждаются счастливые воспоминания о прошлых лагерях, соединяя в одной судьбе прошедшие и грядущие часы.

Идёт подготовка к ночи, развязываются верёвки, распаковываются сумки, хотя никто не хочет спать. Шеф позволяет пободрствовать еще несколько минут, и некоторые предпочитают коридор вагона купе. Среди них Эрик и Кристиан. Все окна опущены, Эрик вдыхает прохладный ночной воздух. И луна играет в его волосах, развевающихся на ветру.

Кристиан рассматривает мальчика. Потому что до сих пор едва его видел. Эрик блондин, даже очень блондин, почти пепельный, и весь кудрявый.
«Мы, должно быть, одного возраста, - думает Кристиан, - но он худее меня».

Когда проходит встречный поезд, Эрик отбрасывает назад. Их взгляды встречаются. Оба, внезапно охваченные смущением, отворачиваются.

«Ах! Ах, как это глупо! Он такой же, как все, этот мальчик! И он меня волнует!»

И все же в Эрике нет ничего экстраординарного. Ни в его лице, ни в его одежде: его форма строго регламентирована, и ничто не отличает его от любого другого скаута. Ничего, кроме, может быть, его глаз, огромных зеленых глаз, иногда с искорками, из-за которых они кажутся серыми. За исключением этого, Эрик выгляди как любой другой мальчик. Тогда почему возникает эта странная неловкость? Однако Кристиан не из робких. Ой! А вот он запел! Старая иностранная баллада, слов которой Кристиан не понимает. Однако это не имеет большого значения, потому что голос прекрасный, восхитительно, кристально чистый.

Покорённый Кристиан, поддается очарованию, исходящему от другого мальчика: когда он был маленьким, мать усыпляла его таким же голосом, сладость которого очаровывала.

Эрик молчит. Их взгляды снова встречаются. Но на этот раз Кристиан, который любит ясные и откровенные ситуации, собирает все свое мужество.
- У тебя потрясающий голос, - начинает он. - Но что ты пел?

Эрик краснеет до корней волос.
- Норвежскую песню.

- Норвежскую? Как же так?

- Да... моя мать не была француженкой...

- В любом случае, песня была чертовски красивой, да, чертовски красивой.

Кристиан отчаянно пытается завязать разговор. Но Эрик не разговорчив.
«…Он мог бы сделать что-то и сам», - думает Кристиан, в свою очередь отдаваясь дыханию ночи.

Перед двумя молчаливыми мальчиками расстилается сельская местность. Пронзив голубоватое серебро ручья, одним махом осветив темную зелень леса, лунный луч заставил на миг искриться изгиб пути, чтобы через минуту лениво растянуться через поле.

Париж остался далеко. Бонди и Гурне давно пройдены, поезд катится в сторону Шато-Тьерри.

Глядя вдаль, Эрик продолжал молчать, а Кристиан собрался вернуться в купе Волков, когда движение поезда столкнуло их друг с другом. Эрик, пытавшийся ухватиться за поручень, идущий вдоль коридора, вытянул руки и, к своему удивлению, Кристиан заметил на нем браслет. Не простую цепочку с именем, а искусно выделанный браслет из позолоченного серебра, плотно охватывающий его левое запястье. И, кстати, очень сдержанный.

Удивление Кристиана не ускользнуло от Эрика. Покраснев, он поспешно отдернул руку и снова погрузился в созерцание ночи. Вероятно, он остался бы там до утра, если бы вмешательство Помощника [заместителя командира отряда], вернувшего мальчиков по своим купе.
- Вы должны лечь спать, иначе завтра не сможешь встать!

- О, Бернар! Останься с нами, посмотри, как тут красиво. У нас будет достаточно времени, чтобы отдохнуть в лагере.

- Я надеюсь на это, но будьте благоразумны: Эрик, должно быть, хочет спать.
- Филипп, - добавил он, открывая дверь купе, - пусть через четверть часа будет тихо. Доброго вечера.

Поезд прибыл в Мо. Эрик ушёл в купе. Потом ушёл Кристиан. Они устроились на остаток ночи, первый на скамье, другой на полу, на расстеленных мешках.

Тишина наступила почти сразу. Все были готовы к молитве:
- Господи Иисусе [начало скаутской молитвы]... - начал Филипп...

И восемь разведчиков поблагодарили Бога за лагерь, который обещал быть очень хорошим.

*

И снова наступила тишина, нарушаемая только непрерывным шумом поезда. Было слышно дыхание спящих мальчиков. Кристиан, удобно устроившийся на импровизированном матрасе, попытался уснуть. Но сон упорно избегал его. События недели завладели его разумом и плясали в голове неистовую сарабанду. Как ни старался, он не мог избавиться от образа, обычно спокойного, очень уравновешенного, отца, каким он явился ему вчера вечером, с тем странным видом и с той интонацией голоса, которые были ему совсем не присущи. В ушах звенели его слова:
«Нет, Кристиан, ты не поедешь в лагерь, ты не поедешь...»

Что же такое случилось, что заставило доктора так быстро прийти к решению, которого ничто не предвещало, и которое казалось совершенно невозможным? Да, а что случилось? Кристиан не мог понять: после того, как его родители заявили о своем официальном намерении оставить его рядом с собой, они, казалось, резко передумали, и захотели, чтобы он уехал, сильнее, чем он сам. Один только Бог знает!..

Он обнаружил, что от мыслей об отце его отвлекает только мысль о встрече с Эриком. Почему он так встревожился при виде этого мальчика? Другие, казалось, не испытывали подобных чувств, и Филипп относился к нему без тени смущения.

Затем его охватило непреодолимое желание. Он захотел увидеть Эрика снова, чтобы понять, исчезло ли впечатление. Поскольку Эрик спал, он не смотрел ему в глаза, и Кристиан мог спокойно его разглядывать. Он приподнял занавеску, и луна осветила спящих. Взглядом Кристиан окинул всё купе. Он не мог видеть скаутов, спящих над ним, но ясно различал лицо Филиппа слева и лицо Эрика справа. В падавшем на них бледном свете оба казались необычайно спокойными.

Кристиан наклонился. Эрик выглядел хрупким и нежным. Ничто не отличало его от других мальчишек. И всё же то чувство, которое только что так крепко охватывало его, начало вновь возникать в нем, хотя и очень ослабленное.

Кристиан напрягся: впечатление полностью исчезло. Удовлетворенный, он опустил занавеску и впал в полудремоту, которая вскоре перешла в тяжелый и беспокойный сон. Его разум не спал вместе с телом. Он находился в том особом бодрствующем состоянии, когда воспринимаешь материальность окружающих предметов, не осознавая их истинной сущности. Словно выделившись на светлом фоне купе, рука Эрика приобретала в глазах Кристиана все более и более фантастические очертания, приближаясь к ему. Внезапно у него появилось мучительное ощущение пустоты. Которое и разбудило его: поезд только что прибыл в Шалон. Равнодушные и грустные огни вокзала наполнили своим бездушным светом купе. Всё еще находясь под впечатлением сна, Кристиан взглядом поискал руку Эрика. И в тот же миг, очнувшись от сна, он вспомнил о едва мелькнувшем браслете, который так его заинтриговал. И в этот же момент Эрик слегка пошевельнулся, и браслет показался в ярком свете.

Кристиан различал знаки, глубоко выгравированные в металле, и попытался их расшифровать. Без особого труда ему удалось прочитать: Б.К.11.8.36.

И всё.

Напрасно он искал смысл в этом загадочном наборе букв и цифр. Несмотря на самые тонкие умозаключения, он не смог добиться успеха, и грохот поезда на этот раз погрузил его в глубокий сон.

Только шум тяжелого состава продолжал нарушать ночную тишину. Часы шли один за другим, и наступил рассвет. Пурпурный рассвет восхитительной яркости. А затем и день. Солнце, выйдя из шлейфа красных облаков, неожиданно осветило округу и дороги.

Приближался Нанси. Скауты ещё спали.

 

2

АРОМАТНЫЙ ЗАМОК

В Саверне они вышли из экспресса и пересели на небольшой поезд с новыми вагонами, шедший в Мармутье. Быстрая поездка. От железной дороги до Биркенвальда было всего пять километров. Луи ожидал, что они доберутся до места около девяти часов утра. Но едва отряд собрался перед железнодорожной станцией, как появился автобус.

- Я должен отвезти вас в замок, - объявил шофёр. - Меня послала мадам де Лиенвиль...

Автобус, предоставленный только для них: какая роскошь! Но также какое же поражение!

Скауты изводили Шефа, разрываясь между желанием ответить на столь вежливое внимание и страхом перед прибытием, которое, по мнению мальчиков, вышло бы слишком прозаическим.

- На автобусе, да никогда в жизни! - воскликнул Кристиан. - Мы потеряем всё очарование путешествия, и ничего не увидим с дороги. Пойдемте пешком!

- Пешком, пешком! - завыли Волки.

- Пешком! - поддержал их Отряд.

Необходимо было принять решение. Водитель ждал.

- Ну, - сказал Луи, - есть ли добровольцы ехать в машине?

Никто не ответил. Прозвучало несколько уничижительных «Оу».

- Хорошо, — продолжил он. Итак, мешки на землю. Каждый Патруль погрузит их в машину, а мы пойдем пешком…

- Ура!!!

- … кроме Шефа…

- …Оу! Оу!

-... который проследит за багажом и доложит о нас госпоже де Лиенвиль. - Бернар, а ты не хотел бы позаботиться об этом?

- С удовольствием, - ответил помощник, сглатывая слюну, - с удовольствием!

 

Дорога, соединяющая Мармутье с Биркенвальдом, очень красива. Но поначалу у ней ужасный подъём. И скауты вспотели. К счастью, после Димбсталя начинается спуск. Мальчики двигались вперёд, высматривая на каждом повороте силуэт деревни. После того, как они, наконец, миновали большого каменного Христа, она, наконец, появилась, собравшись на дне долины, словно очень миниатюрная модель, приютившаяся у подножия окружающих её холмов и гор.

Ясно виднелась церковная колокольня. Что касается замка, то он почти полностью был скрыт елями.

Еще несколько минут, и отряд достиг Биркенвальда. Они остановились перед церковью, посреди толпы подбежавших детей. Шеф как раз собирался спросить дорогу к исчезнувшему с глаз замку, когда Дани воскликнул:

- О, вон он!

- Где же?

- Замок там!

- Э? Где там?

- Здесь!

Даниэль указал пальцем на одну из сторон площади, а деревенские дети засмеялись. Это действительно был замок, но так далеко внизу от дороги, что были видны только крыши. Вполне можно было пройти мимо и не заметить.

Скауты были поражены появлением Бернара, пришедшего показать им путь. Они спустились по широкой лестнице, пересекли парадный двор, миновали несколько низких дверей и вошли в Караульную - огромное сводчатое помещение - которая сразу перенесла их в средневековье.

Дневной свет проникал в комнату через освинцованные витражи, и поначалу были различимы только две огромные колонны, поддерживающие здание. От их фронтона расходились стрельчатые арки потолка. Большой деревянный стол занимал центр зала, а все места располагались в высоких кафедрах.

Около пятнадцати доспехов, в основном немецких или итальянских, придавали обстановке странный привкус прошлого. Только огромный букет роз, вылезающий из стоящего на столе жестяного горшка, добавлял свежести этому воинскому ансамблю.

Постепенно прояснялись детали: на стенах висели старые гобелены, чередующиеся со щитами или рапирами. Доспехи обрамляли штандарты и флаги.

Кристиан осматривал кафедру, когда вошла госпожа де Лиенвиль

Скауты знали её, поскольку часто видели её в Париже. Внутри этого замка в Эльзасе она показалась им совсем другой, настолько, что при своей изысканной простоте и приветливости в обращении виделась великосветской дамой.

- Я рада вас видеть, - начала она, и мальчики поклонились, - но, поскольку вы предпочли поэзию дороги комфорту автомобиля, вы, должно быть, очень устали. Идите и быстрее переоденьтесь. Помните, что вы здесь как дома. Я с радостью увижу вас снова, как только вы отдохнете.

Услышав это, отряд бросился в лес...

*

День прошел, и никто не заметил, как он пробежал. Настолько плодотворны для всякого рода работ первые часы лагеря!

После хорошего душа скауты восстановили силы, и к вечеру основные работы были завершены. В лесу за замком были установлены палатки.

Шеф собрал командиров Патрулей, и Совет принял процедуру чрезвычайной ситуации. В частности, требовалось разрешить ситуацию Эрика. Останется ли он у Волков или его примет другой Патруль?

Филипп стремился удержать Эрика, мотивируя это тем, что тот уже провел под эгидой его вымпела двадцать четыре часа. Пьер и Клод не возражали, и было решено, что Эрик будет вверен Волкам на время пребывания в лагере.

Перед ужином Филипп самым спокойным образом сообщил эту новость и официально поприветствовал его. Явно довольный, Эрик захотел узнать, разделяют ли остальные его радость. Осмотр лиц успокоил его. Но ему не хватало Кристиана. Что скажет он? Не вызовет ли это его раздражение? Вот он как раз возвращается из замка:

- Кристиан, - просто сказал Филипп, - мы оставляем Эрика. - Не хочешь ли помочь ему разложить его вещи в нашей палатке?

- Прекрасно, - ответил Кристиан, сверкая своей самой доброжелательной улыбкой в ​​адрес Эрика, чьё смущение не ускользнуло от него, - это отличная идея.

В глубине души — хотя он и не признавался себе в этом и не знал почему — ему было бы жаль, если бы Эрик ушел. Что-то таинственное влекло его к этому незнакомому мальчику, и в то же время он испытывал настоящее отвращение, совершенно сбивающее с толку.

Привыкнув не слушать себя, он попытался порассуждать сам с собой:
«Я такой глупец! Филипп бы посмеялся бы надо мной, если бы я рассказал ему об этом…»

И когда Эрик увидел, как мальчик подходит к нему, чтобы помочь занести сумку, он и не подозревал, что сердце Кристиана забилось быстрее обычного.
- Ты не против, если я останусь с вами?

- Заскучал? Почему? Это, возможно, оттого, что ты захандрил.

- Вы меня так хорошо приняли, что мне кажется, будто я из вашего Отряда

- Я не знаю, из какого ты Отряда, но я точно знаю, что ты теперь часть Волков. А Волки – это тебе не ерунда! Кстати, как тебе удалось попасть в наш лагерь, а не поехать с друзьями?

- О! Это целая история! Я расскажу об этом на днях.

- Когда захочешь. Знаешь, тебе не обязательно. Я не хочу быть бестактным.

- Конечно, нет. Но у нас сейчас мало времени.

- А у твоего браслета тоже есть история?

Едва задав вопрос, Кристиан пожалел, что тот вырвался у него. Он покраснел, увидев, как зеленые глаза повлажнели.

- Ой! Извини, - продолжил он, - я не специально, не отвечай. Боже, какой я глупый! Скажи, ты не злишься на меня?

- Нет, ты не мог знать... Этот браслет достался мне от отца, и поэтому я очень дорожу им. Я знаю, это звучит странно для мальчика, но это так необычно, если бы ты только знал…

Голос Алена, зовущего к столу, прервал их разговор. Обрадованный этим, Кристиан взял Эрика под руку и в полном смятении отправился с ним на обед.

- В чем дело? Ты плакал? - спросил Мишель, подходя к Эрику, и заглядывая ему в лицо.

- Разве у тебя спросили носовой платок? - взревел покрасневший Кристиан.

- Слёзы, как капли росы, - продекламировал Патрик.

- Вы оставите его в покое? - вмешался Филипп, наконец-то уловивший сигналы Кристиана. - Разве вы не видите, что его ветка по глазам хлестнула? Передай свою тарелку, Эрик. Вот увидишь, суп Алена заставит тебя забыть все злоключения твоего рода.

- Мои что?

- Злоключения твоего рода. Это совет... на случай, если ты изучал латынь.

- А! Хорошо!

За супом последовал омлет, за омлетом - манка, за манкой - чернослив, а за черносливом - мытьё посуды. После чего Патруль отправился на молитву и очень рано лег спать. Эрик и Кристиан заснули первыми, а Филипп, бросив последний взгляд на своих дремлющих мальчиков, подумал:
«Что это за история? Они же не собираются поссориться...»

*

- Да, - признался ему на следующий день Кристиан, сам не зная почему, - он заплакал, когда я спросил о его браслете. Он только сказал мне, что это семейная реликвия. Так что тебе лучше поговорить об этом с Луи и предупредить остальных, чтобы они не допустили оплошности.

- Ясно. Поскольку вы, кажется, ладите, позаботься о нем. В общем, он никого не знает, и я хочу, чтобы у него остались хорошие воспоминания о Волках. Тем не менее, мы собираемся собрать Совет патрулей по вопросам лагерных объектов. В одиннадцать часов заседание совета: нельзя приходить туда, ничего не подготовив. Зови скаутов.

Вой Волков эхом разнесся по лесу; мальчики прибежали. Покрытые грязью и пылью — район Патруля в перчатках не обустроишь — они с достоинством уселись на стволе дерева, готовые к обсуждению.

- Все здесь?

- Да…

- Нет, Эрик отсутствует…

- Где он?

- Мастерит скамейку.

- Почему?

- Он сказал, что пока это Совет патруля, ему не обязательно приходить...

- А!.. Для него, конечно, большой шик выглядеть сдержанным, но это не выход. Ваше мнение?

- Пусть он придет! - ответили они в один голос.

- Кристиан, сходи и позови его!

Время галопом скакать сквозь папоротники…

- …Эрик, садись: ты, конечно, не Волк, но ты гость Патруля. Поэтому поступай точно так, как, например, Мишель или Франсуа, и избавься от всех сомнений, которые, конечно, делают тебе честь, но заставляют относиться к себе как к чужому. Отныне считай себя одним из нас.

- О! Филипп, а что, если мы отдадим ему скальп Патруля [скальп состоит из четырех лент цветов Патруля. Скаут получал его в день своего Обета, или в день официального вступления в Патруль, и носил на левом плече]?

- Пока нет. Во-первых, пусть он это заслужит!

И КП перечислил вопросы повестки дня.

- ... Чудеса, - воскликнул он через час, - мы приняли все наши планы! Лисы выдвинули поразительное предложение на совершенно иную тему: они предложили учредить журнал, в котором будут освещаться основные события в лагере, с рассказами, новостями, репортажами, рисунками и прочим…

- Журнал? Напечатанный?

- Да нет же, чтобы смотреть, в единственном экземпляре, в тетради.

- А мы сможем публиковать стихи?

- А кто будет редактором, директором?

- Каждый патруль по очереди. Один день Волки, день Лисы, день Рыси. Мы будем передавать тетрадь каждый вечер, и каждый сможет прочесть её во время отдыха.

- А он будет большим, этот журнал?

- Довольно растяжимым: это будет зависеть от программы дня и от вдохновения момента.

- Мне, я буду специализироваться на маленьких объявлениях, - заявил Дэни.

- А я - на репортажах, - вставил Лело.

- А я буду призывать к ответу руководство, - заявил Кристиан. - Правду и только правду!

- А ты, Эрик?

- Я? Я положу стихи Патрика на музыку...

- Как насчет того, чтобы начать прямо сейчас? - предложил Франсуа.

- Минутку! Прежде всего, создание журналистских уток должно стать само собой разумеющимся, но не забывайте при этом и о программе дня! Мы вполне могли бы поговорить об этом сегодня вечером, на вечерних посиделках. Тем более, что я вам ещё не всё рассказал. Сегодня днем ​​мы собираемся посетить замок, и мадам де Лиенвиль приглашает нас на полдник. Пожалуйста, оденьтесь опрятно!

- Кто это сказал?

- Шеф.

*

Отряд собрался в Караульной в три часа. Мадам де Лиенвиль, по ее словам, с самого первого дня хотела провести небольшую домашнюю экскурсию для них: дабы в замке скауты почувствовали себя как дома и узнали бы домочадцев. Караульная, в которую можно было попасть прямо из лагеря, стала штабом Шефа и библиотекой для мальчиков, которые могли зайти в неё в любое время.

Они бродили по комнатам, и каждая из них имела свою историю, почти легенду. Сам замок был наполнен древними воспоминаниями.

Это было очень старое строение, старинный средневековый замок, несколько раз реставрированный. Он нес на себе неизгладимый отпечаток веков, и скульптуры эпохи Возрождения, стоявшие у стен, не могли рассеять волнующую меланхолию, пронизывающую его башни.

На юге, то есть на стороне, противоположной подъездной дороге, цвел огромный сад, целиком усыпанный розами. Великолепные, они предприняли штурм террасы, которая на востоке противостояла башням на западе. Это было странное зрелище – видеть старые забальзамированные камни, омоложенные тысячами цветов и их теплыми красками...

- Ароматный замок, - произнёс Патрик, вдыхая аромат роз…

По пути мадам де Лиенвиль рассказывала историю Биркенвальда.

Деревня и замок принадлежали к древнейшей истории Эльзаса, а колонны, поддерживающие знаменитую Караульную, с уверенностью датируются примерно 800-ми годами. Согласно письму из Аахена, датированному 17 февраля 843 года, Святая Рихарда, жена Карла Толстого и основательница аббатства Андлау, передала этому аббатству различные наследственные владения, имевшиеся у неё в Вогезах, и, в частности, Биркенвальд, или, вернее, Бюрквальд, как тогда писали. Аббатисы Андлау передали Бюрквальд в феодальное владение местным лордам, и именно Николя-Жак д'Ингерсхайм перестроил этот замок в 1562 году в тот вид, в каком он и пребывает сегодня. Дату реконструкции до сих пор можно четко видеть на одной из дверей северного фасада.

Затем замок много раз переходил из рук в руки, в том числе был владением французских сеньоров, добавивших имя Биркенвальд к своим титулам, задолго до того, как Эльзас официально стал французским.

По наследству поместье в свою очередь перешло к Лиенвиллям. Отец де Фуко [Святой Шарль Эжен де Фуко, 1858 - 1916, монах-траппист, отшельник, исследователь Африки], приходившийся им родственником, часто останавливался там, и скауты, конечно, не ожидали найти в Биркенвальде деревянную лошадку, радовавшую его раннее детство. Бедную лошадку, грустную, выцветшую, отправили на чердак в вечное одиночество, откуда её вытаскивали только для того, чтобы показать именитым гостям. От её гривы ничего не осталось; после смерти отца Шарля лошадка считалась чуть ли не реликвией. Не имея возможности присвоить её целиком, все выдергивали из гривы по пучку конского волоса.

Мальчики, тронутые этим возрожденным перед ними прошлым, на мгновение замолкли перед вышедшей из своего уединения игрушкой. Радостный крик Алена, взгляд которого только что остановился на стене, отвлек их от её созерцания.

- Наша программа!

- Что-что?

- Программа зимнего праздника Отряда этой зимой, вот она, в рамке!

И в самом деле, хозяйка не побоялась разместить это мимолётное воспоминание о том дне рядом со старинными картинами, украшавшими большой коридор второго этажа. Восклицания узнавания заставил задрожать стены.

Потом они любовались лестницей, в один пролёт соединяющей этаж с этажом. На её камнях стоял знак архитекторов, построивших Страсбургский собор.

Элегантные комнаты и парадные залы следовали один за другим. Эрик в восторге замер перед клавесином, на котором лежала Имитация, полностью украшенная вручную. Он не уставал любоваться страницами, ни одна иллюстрация на которых не походила на другую.

- Вы предпочли бы полдник сейчас, или хотите осмотреть Эмигрантскую башню? - спросила мадам де Лиенвиль, когда они проходили мимо столовой.

- Посмотреть башню! - это был единодушный ответ. - Почему её называют Эмигрантской?

- Потому что там во время революции укрывался аристократ. Тайник вы поищите сами. Но предупреждаю вас, что санкюлоты [название революционно настроенных представителей городского и отчасти сельского простонародья во время Великой Французской революции] Мармутье его не нашли.

Миновав длинную вереницу комнат, они достигли западной части замка, образованной тремя башнями, примыкающими одна к другой и соединенными между собой узким проходом. Госпожа де Лиенвиль остановилась посреди Центральной башни.
- Вот вы и в Эмигрантской башне. Ну, где тайник?

Отряд находился в круглом помещении, превращенном в спальню. Кроме ее формы, обязательно совпадающей с формой башни, ничто не указывало на то, что они оказались в хоть сколько-нибудь загадочном месте. Сколько бы скауты ни сдвигали картины, ни осматривали стены, ни снимали ковры, чтобы прощупать пол, они ничего не обнаружили. Спустя десять минут им пришлось признать своё поражение.

- Но это ясно как день; это очевидно, - улыбнулась мадам де Лиенвиль. - Ну же, поднимите головы!

- Ах! - произнёс Кристиан, выглянув в соседнее помещение, такое же, как и в этой башне, - я нашел его! Тайник в потолке: посмотрите, какой он низкий по сравнению с другими!

Мальчики бросились измерять разницу в уровнях и вопросительно уставились на мадам де Лиенвиль.

- Правильно, - признала она. - Определённо, у скаутов больше чутья, чем у революционеров. Но откуда к нему может быть доступ?

Новые исследования. На этот раз скаутам захотелось проявить проницательность. Они начали с ещё большим рвением.

- Кристиан, - позвал Филипп, - у тебя есть идеи?

- Никаких. А у тебя?

- В самой стене места мало, а о проходе, соединяющем башни, ты подумал? Я заметил трещину в деревянной конструкции. Должно быть, он там.

- Пойдем посмотрим. Здесь?

— Да... Ох!

Кристиан только что открыл дверцу чулана в одной из стен коридора: за ней оказалась ванная комната! Разочарованный, он закрывал дверь, когда Филипп взял его за руку.

- Глянь-ка туда.

- Да, ну и что?

- Та доска, которая служит потолком? Это не естественно. Это должен быть камень. Заберись мне на плечи. Ты там? Попробуй снять доску...

Отряд столпился в узком проходе, внимательно наблюдая за ними. Кристиан поначалу попытался притянуть доску к себе, но она не поддавалась. Тогда ему пришла в голову идея толкнуть её вверх. После двух-трех рывков она, наконец, поднялась, открыв первые ступеньки крошечной лестницы.

Кристиан издал торжествующий вопль. Он продолжил бы свое расследование, если бы мадам де Лиенвиль не остановила его.

- Сегодня лучше не продолжать. Я не очень уверена насчет лестницы, а в тайнике ужасно пахнет плесенью. Если вам будет угодно, я сначала попрошу сторожа осмотреть его, и потом вы все подниметесь. На данный момент эти эмоции, должно быть, заставили вас проголодаться; определенно пора перекусить. Перейдем в столовую. Там нас не побеспокоит Белая Дама.

- Белая Дама? Какая Белая Дама?

- Как? Вы не знаете историю Белой Дамы! Это же есть во всех путеводителях!

- О, мадам, расскажите нам о ней!

- Чего бы вы хотели? - спросила мадам де Лиенвиль. - Чай, кофе, шоколад, пиво или сироп?

- Сначала легенда о Белой Даме!

- Это не легенда, это чистая правда! Белая Дама возвращается в замок каждый ненастный вечер и ходит по коридору, который мы только что посетили. Чтобы быть уверенным в её приходе, лучше позвонить ей. Все, что нужно сделать, это позвонить в этот колокольчик за минуту до полуночи.

- Этого не может быть!

- Вам решать, стоит ли пробовать.

- А кто эта Белая Дама?

- Хозяйка Биркенвальда, убитая своим врачом.

- Ох!

- Видите, это мешает вам дегустировать! Я не начну его рассказ, пока вы не сядете.

Какая спешка за стульями! И какая тишина!

- Вы видели, что во время революции в замке скрывался изгнанник. Об этом стало известно. Госпоже де Бюрквальд пришлось бежать в Австрию вместе с дочерью. Поместье, находящееся под арестом, стало национальной собственностью, а мадам де Бюрквальд умерла при Венском дворе. Наполеон, которому представили её дочь, вернул замок семье, выдав её замуж за одного из своих адъютантов, маркиза де Гримальди-Монако.

- К сожалению, муж практически сразу оставил ее вдовой и бездетной. Несмотря на то, что её очень любили в стране, ей пришлось уехать в Италию из-за своего здоровья, которое в то время было очень хрупким. Вокруг неё толпились женихи, но они все были отвергнуты, включая и врача из Флоренции...

- Того, кто его убил?

- Того самого. Не сумев справиться с её отказом, он преподнёс ей букет фиалок, оставившей её бескровной и безжизненной. Это она, дама Биркенвальда, возвращается каждый вечер в полночь...

- Вы видели ее, мадам?

- Не лично. Признаюсь, я никогда не пыталась с ней встретиться. Но спросите у жителей деревни. Большинство из них видели её хотя бы раз в жизни.

- Мы можем её увидеть, да?

- Я не знаю, разрешит ли вам ваш Шеф.

- Луи, ты согласен, да?

- Ни за что! Видите ли, снова объявится доктор из Флоренции и на этот раз предложит букет роз вам!

- Ах! Я бы многое отдал, чтобы увидеть это, - заявил Кристиан с набитым ртом. - А что насчет тебя, Эрик? Честное слово, ты позеленел… Что-то не так?

- Мне немного жарко...

- Бедняга! Хочешь мой сироп? Уверяю, я предпочитаю чай... И это все, мадам? Неужели больше нет историй о Биркенвальде?

- Да, есть ещё одна. Вы видели террасу, которая выходит на две восточные башни, в которые вы не заходили? Говорят, что там заживо замуровали ведьму.

- Замуровали заживо?! Она также приходит, как Белая Дама?

- Нет, будьте уверены... Одно можно сказать наверняка: даже сегодня мы не можем найти в регионе никого, кто согласился бы провести там раскопки.

- Как?! Вы сами, мадам, не знаете, что находится в этих башнях?

- Я сама не знаю, что можно там найти, если попасть туда.

- И туда не ведет секретный ход?

- Я ничего не знаю насчёт этого. Когда-то здесь существовал подземный ход, по которому обитатели замка могли спастись в случае осады. Вход находился в комнате под Караульной; он выходил где-то за вашим лагерем, далеко в лесу. Несколько лет назад его замуровали. Ужасные владельцы населяли Биркенвальд. Некоторых подозревали в том, что они держали там своих пленников...

 

Время шло. Скауты с неохотой покинули гостеприимную хозяйку и направились обратно в сторону леса. Обойдя хозяйственные постройки, они на минуту остановились перед конюшней: Диана, сторожевая собака, в окружении своих малышей, тявкающих возле лошадей, приветствовала мальчишек.

Кристиан очень любил животных. Он бросился вперед со своим обычным энтузиазмом и дружески принялся ласкать стаю.
- Эй, Филипп! Возьмем их?

- Ты бы так и поступил! В конечном итоге, ты бы предпочёл собак своему Патрулю. Тебе лучше позаботиться об Эрике, который, как мне кажется, не в своей тарелке...

- Да, похоже, дела сегодня идут не очень хорошо. Кстати, это по-прежнему актуально для журнала?

- Как никогда. За исключением того, что мы не можем найти ему название!

- Выставьте его на конкурс с премией счастливому победителю. Эрик, у тебя нет идей по поводу названия журнала? Но что с тобой? Ты не заболел?

- Ничего, не волнуйтесь...

И когда Филипп, присоединившись к Алену, оставил их одних, он добавил:

- Не смейся надо мной; все эти истории о подземных ходах, о Белой Даме, о замурованной ведьме; от них моё сердце разрывается...

- А мне они нравятся! Посмотрим, не шутка ли они!

- Мы когда-нибудь узнаем! А сейчас давай поговорим о чем-нибудь другом, ладно?

Бедняга Эрик! Он не мог читать журнал на следующий день, так как тот был полон ужасных подробностей о замке с привидениями! Лисы, которым пришла в голову эта идея, открыли журнал под временным названием «Эхо Караульной». Они сделали все на отлично: более восьми страниц каллиграфического почерка с тремя рисунками, пугающе реалистичными.

С другой стороны, весьма объективное описание замка — вторая работа — была ориентирована на скаутов, «не успевших уложить план в голове».

Герб Биркенвальда завершал первый выпуск журнала. Как пояснил редактор, владельцы замка носили «лазурный, с серебряным шевроном, в верхней части щита - две золотые сосновые шишки с одинаковыми зубцами, наклоненными в обе стороны, а в нижней - золотой ходячий медведь».

- Ах! - произнёс Кристиан, откладывая журнал. - Если бы я только мог попасть в Башню Ведьмы.

 

3

ЛАГЕРЬ РОЗ

- Эрик, Эрик, где ты? Дэни, ты его не видел?

- Честное слово, нет. Впрочем, мы никогда не знаем, где он: его всегда нет.

- Как, мы никогда не знаем, где он?! Я же нахожу его, когда мне это нужно.

- Да, потому что это ты, а для других всё совсем по-другому. Ты единственный, с кем он разговаривает более или менее свободно. При нас он молчит и только смотрит на нас. Хорошо, что он хоть не оставляет всю работу нам!

- Вот ты преувеличиваешь! Ты же видишь, что его что-то беспокоит. Во-первых, он ни разу не написал родителям с начала лагеря; он едва нацарапал три строчки на открытке кому-то, кажется, в Осло... Ты заметили креп на его шляпе? Должно быть, он в трауре. Так что мы не должны его винить.

- Он постоянно витает в облаках!

- Возможно, он думает о слишком многом и у него мрачные мысли. И потом, он никого в Отряде не знает. Несмотря ни на что, для него всё не так уж радостно, как для нас.

- Он и в самом деле выглядит довольно грустным. Всегда одна и та же небольшая застывшая улыбка. Только ты умеешь его подбодрить...

- И Луи. Но уверяю тебя, даже если ты скажешь, что я единственный, кому это удается, он меня пугает. Я нахожу его классным, мне хотелось бы с ним подружиться, но я не решаюсь. А ты разве не чувствуешь ничего такого?

- Нет, совсем нет. Если бы он не был таким замкнутым, он был бы таким же, как все.

- Да... а пока я не знаю, где он может быть. Эй, это Филипп… Филипп, ты знаешь, где Эрик? Я ищу его уже десять минут и не могу найти.

- Это доказывает, что у тебя плохая память, - сказал КП, ты прекрасно знаешь, что он пошел составить компанию Франсуа и рассказать ему о нашем походе в Вангенбург.

- Ой, и правда! А я об этом и не подумал. Ты не против, если я поднимусь туда?

- Хм! В конце концов, на сегодня ты сделал достаточно. Постарайтесь вернуться вовремя: сегодня вечером будет костер.

- Услышал!

 

Натянув свитер, Кристиан галопом поскакал к замку. Из лагеря тот казался огромным, и громада его башен врезалась в крыши деревни, скрывая их из виду. Чтобы добраться туда, нужно было выйти из леса, миновать овчарню, оставив её справа, пройти по полю, потом мимо ручья, в котором они купались каждый день, и, наконец, пересечь полосу тополей, последний этап перед розарием. Пройдя через сад, попадаешь на тот же уровень, что и в Караульной, откуда уже легко попасть на верхние этажи.

Вскоре после прибытия, когда у Франсуа случился сильный приступ лихорадки, мадам де Лиенвиль воспользовалась своим авторитетом, чтобы вылечить его в замке. Этот приступ, по правде говоря, легкий, осложнился расстройством желудка, который, не заставляя его слишком сильно страдать, тем не менее проявился такой сыпью, что обрек бедного мальчика, покрытого мазью и марлевыми повязками, на абсолютную неподвижность.

Днем его переносили на террасу первого этажа с видом на две восточные башни, откуда был виден лагерь. Что касается ночей, то он проводил их в одной из комнат на втором этаже.

Кристиан уже подходил к террасе, когда до его слуха донеслось пение. Он узнал голос Эрика и остановился, чтобы прислушаться получше. Гармоничная и медленная, это была песня чрезвычайной нежности. Теплый голос продолжал петь. Кристиан не двигался с места. Но чувство смущения, которое, как он думал, уже окончательно исчезло, вдруг появилось вновь.

- О, нет! - сказал он. - Такое больше не повторится!
И решительно распахнув дверь, он появился на террасе. Но замер на пороге, онемев от изумления.

Больной удобно растянулся на шезлонге. Эрик же не нашел ничего лучшего для развлечения Франсуа, и облачился в великолепные черные доспехи, и пел в них посреди цветов, прислонившись к балюстраде, с непокрытой головой и со шлемом с плюмажем под мышкой. Он казался таким прекрасным, таким юным, таким хрупким под этими стальными доспехами, что нельзя было не вспомнить одного из пажей прошлого, которые, с самого нежного возраста владея копьем и мечом, умели отлично беседовать с дамами и декламировать истории, услышанные между поездками от трубадуров...

Видя изумление Кристиана, Эрик не смог сдержать улыбки: его одеяние произвело потрясающий эффект!

- Вот, Кристиан, помоги мне выбраться из этой скорлупы: я там задыхаюсь!

Один за другим упали латы, и словно улетели годы — на месте милого пажа появился скаут.

- Эрик, - попросил Франсуа, - сыграй нам что-нибудь… Пожалуйста, это доставило бы мне такое удовольствие…

- Эге! Болезнь сделала тебя требовательным! Мне пришлось переодеться благородным рыцарем, спеть тебе романс, а как только я освободился от доспехов, то меня призывают сесть за рояль?

Большая гостиная находилась очень близко к террасе. Там стоял красивый «Эрар» [рояль, изготовленный французским мастером Себастьяном Эраром]. Госпожа де Лиенвиль разрешила скаутам, умеющим играть, пользоваться им. Кристиан, большой любитель музыки, но никогда это не слышавший, был весьма удивлен, когда Эрик, объявив «Mort d’Aase» [одна из сюит из музыки к драме Генрика Ибсена «Пер Гюнт» Эдварда Грига] заиграл. Определённо, он был артистом. Под его ловкими пальцами мимолетные ноты обретали душу, а окружающее растворялось в вызывающей воспоминания дымке скандинавских пейзажей.

Никогда прежде Кристиан не чувствовал такую степень меланхолии «Пер Гюнта». Закинув голову назад, Эрик словно потерялся в далеком сне. Кристиан увидел на его лице выражение отчаяния, до крайности поразившее его. Ему хотелось заговорить, сказать что-нибудь, но он оставался безмолвным до того момента, когда, сыграв последний аккорд, его друг улыбнулся обоим скаутам и спросил об их мнении.

И тогда, вернувшись на землю, Кристиан смог только посмотреть на него своими большими черными глазами и сказать:
- Как это было красиво! Кто научил тебя так хорошо играть?

- Мама, - ответил Эрик и медленно отвернулся; лепестки распустившейся розы упали на клавиши из слоновой кости…

 

Франсуа отвели в его комнату, и мальчики поспешили в сторону лагеря. Из леса валил серый дым. Цвета всё ещё реяли над вершиной мачты. Они прошли перед большим крестом, воздвигнутым в первый день, постамент которого скрывался под розами.

Розы росли тут повсюду: на территории каждого Патруля, у Интенданта, у подножия лагерной мачты и даже на кухнях — в старых банках, покрытых мхом и наполовину врытых в землю.

Подойдя к территории Рысей, они были удивлены крайне суматохой, царившей там. Жан Линьер, Второй, обычно такой спокойный, говорил с широкими жестами, и Патруль, задыхаясь, образовал вокруг него круг.

- Что случилось? - крикнул Кристиан, таща за собой Эрика. - Что случилось?

- Представьте себе, - ответил Клод, - что Жан услышал звуки, доносящиеся из замурованного подземелья.

- Того, что в Караульной?

- Да.

- Когда?

- Минуту назад: он пришел сообщить нам.

- Я писал, - объяснил Жан, - когда вдруг услышал за стеной глухие стуки. Они шли как раз из того места, которое мадам де Лиенвиль обозначила как место у входа в подземелье. Сначала я подумал, что кто-то рядом: позвал, но никто не ответил. Тем временем шум продолжался через равные промежутки времени, как будто кто-то сильно стучал в стену. Потом это прекратилось...

- Ты абсолютно уверен, что там никого не было?

- Абсолютно! Можете себе представить: если бы там кто-то был, меня бы услышали: я достаточно пошумел! Во-первых, там не могло быть никого, поскольку там нет ни входа, ни выхода. Нам об этом довольно порассказали!

- Ну, это необыкновенно! Хотя бы что-нибудь случилось!

- Неужели тебе так сильно хочется, чтобы случилось что-то плохое?

- Совсем нет, посмотрим, просто ради смеха! - заверил Кристиан, заметивший тот самый странный блеск в глазах Эрика, который уже видел раньше. - Вот, скорее назад, а то Филипп нам задаст…

 

Вечер у Волков выдался почти такой же беспокойный, как и у Рысей. Даниэль слышал об этой истории и постоянно возвращался к ней, несмотря на все попытки Кристиана сменить тему. Эрику было явно не по себе.

- По мне, - сказал Мишель, - там есть что-то подозрительное. До того, когда я пошел искать капеллана в пресвитерии, я увидел человека явно чужого для деревни, и он пытался выяснить, что происходит в замке. На меня он не произвело хорошего впечатления, совсем! Мне совсем не хотелось бы встретиться с ним в лесу.

- Ты говорил об этом с Луи? - спросил Филипп.

- Да, он даже спросил меня, уверен ли я в том, что говорю; а на мое неоднократное утверждение сказал, что позаботится об этом… О! Филипп, смотрите, Франсуа!..

- Что, Франсуа?

- Окно!

Все взгляды обратились на замок, массивный силуэт которого странно выделялся на фоне бледного неба. Его чёрный силуэт выглядел поистине зловещим. Светилось только одно окно — у Франсуа. Свет прерывался: с помощью фонарика набиралась азбука Морзе.

- Говорю вам, он послал S.O.S.!..

- Ты уверен? Посмотри снова. Ах! Он неверно сигналит! Похоже, он спешит, расстроен, и больше не контролирует себя… Но да, честное слово, он зовёт на помощь: это S.O.S... Волки, в замок, немедленно! Ален, предупреди Шефа и потом присоединяйся к нам. В замок! В замок!

Это была безумная пробежка через лес, по полю и клумбам. Волки ворвались в низкую дверь Караульной, промчались вверх по лестнице, по коридорам и ворвались в комнату Франсуа, своим яростным натиском почти вынеся дверь.

- Как это мило с вашей стороны, что вы пришли ко мне… - начала предполагаемая жертва.
- Боже милосердный, - продолжила она после секундного испуга, - что с вами случилось? Что-то сломалось?

- Но это же ты, это ты…

- Я? Совсем нет! Так что же у вас случилось?

- Это ты позвал нас на помощь!

- Да нет же: я посигналил вам «добрый вечер» …

- Как, добрый вечер?! Мы все прочитали S.O.S.!

- Это невозможно, мы бы все не ошиблись!

- Что происходит, что случилось? - вмешался Скаутмастер, который тоже прибежал. - Что-то случилось с Франсуа?

Когда первые эмоции улеглись, всё прояснилось. Франсуа рассказал, что пожелал доброго вечера, а Волки прочитали S.O.S.!

Получив неожиданное сообщение, они уловили только последние четыре буквы. Они правильно поняли «s» и «o» из «вечера» [soir], но из-за скорости ошиблись, и буквы «i» и «r» в конце изменились на «s». Отсюда и ошибка, вызвавшая великолепный взрыв хохота, несмотря на рассудительное замечание Шефа:

- И это скауты с аттестатом сигнальщиков!

Спуск проходил более спокойно, мальчики задавались вопросом, что подумают о их экспедиции в замок его обитатели, наверняка услышавшие, как они поднимаются. В караульной, Даниэль, озабоченный дневным приключением и историей Второго из Рысей, прислушался и заставил всех замолчать. Но гнетущую тишину нарушало только тиканье часов. Не стал ли Жан Линьер жертвой галлюцинации?

Они уже начали подшучивать над Дэни, когда прямо в том самом подозрительном месте раздался сильный стук, за которым почти сразу последовал глухой и невнятный шум.

- Слушайте, слушайте! - прошептал Патрик, поднимая руку.

Шум продолжался. Казалось, что это шаги, приближающиеся всё ближе и ближе. Когда они уже собирались коснуться стены, раздался второй стук, и шум затих.

- Вот это да!..

Почти в тот же момент дверь, ведущая в сад, открылась, и появился сторож. Рассчитывая отправиться с ним на разведку, скауты поспешили сообщить ему о том, что только что услышали.

К их великому удивлению, сторож разразился громким смехом, который долго разносился под сводами.

- Ха-ха-ха! Шум в подземелье! А ведь это я, господа мои, рубил дрова в соседнем погребе, о котором мы, наверное, забыли вам рассказать. То, что вы приняли за подземный ход, — это всего лишь коридор, идущий вдоль той стены и выходящий наружу. Только двери не видно, она скрыта за клумбами.

Бедные Волки! Вот уж действительно не повезло! Они вернулись в лагерь, опустив головы. Тем не менее, все могли ошибиться. Не говоря уже о человеке, о котором рассказал Мишо... Все это выглядело туманно, и они пообещали друг другу быть начеку.

Эрик почти не принимал участия в общем разговоре. Он не был боязливым, но происходящее явно было ему очень неприятно.

- Видишь ли, - сказал он Кристиану, - это сильнее меня, этот замок меня пугает...

- Но, в конце концов, ты же не веришь в эти истории о подземных ходах и привидениях?

- Конечно, нет, и все же это впечатляет меня до тошноты. Я хочу драться, сражаться с кем угодно, но купаться в тайне мне противно.

- Ну, я бы многое отдал, чтобы разобраться с тем, что есть в этом замке... если, конечно, есть. К тому же я не уеду отсюда, не повидав Белую Даму... Странно, что ты не любишь приключений!

- Увы! Мне за это не платят!

 

Кристиан не осмелился настаивать. Конечно, ему хотелось бы узнать мысли Эрика, но его природная деликатность возражала против того, что он считал бестактностью и неосмотрительностью. С того дня, как он так невпопад спросил Эрика о браслете, ему часто хотелось поговорить с ним открыто, но каждый раз его застенчивость брала верх.

Со своей стороны, Эрик прекрасно понимал, что Кристиан является его лучшим другом в отряде и пытается сгладить множество мелких трудностей в его отношениях с другими мальчиками. Его замкнутый характер не располагал к близости. С ним играли, охотно с ним разговаривали, особенно им нравилось слушать, как он поет, короче, к нему относились к нему совершенно как к члену их Патруля, но никому из Волков и в голову не приходило устанавливать более близкие отношения с этим мальчиком, избегавшим лишних слов, но, по правде говоря, довольно учтиво. Не упрекая его и даже не выражая этого в открытую, младшие члены Патруля сочли его слегка отстраненным и слишком погруженным в себя. Причем, чем дальше продвигался лагерь, тем более невнимательным и мечтательным он казался. Его внезапно возвращали на землю, и на мгновение в его глазах отражалось такое горе, а иногда и такое страдание, отчего все жалели, что заставили его слишком резко вернуться к реальности.

Но не всегда всё проходило гладко. Зачастую он совсем ни на что не обращал внимания. Свидетельством тому день, когда Волки не прошли осмотр из-за его халатности. Ах! Ужасные клочки бумажек, валяющиеся вокруг палаток!.. В то утро понадобилось все хорошее настроение Филиппа и сила убеждения Кристиана, чтобы помешать остальным довольно резко выразить Эрику свое недовольство.

Эрик знал, что может положиться на Кристиана, к которому с каждым днем привязывался все больше и больше, и эта мысль утешала его. Эрик изо всех сил старался угодить ему и часто пел ради его единственного удовольствия, стараясь таким образом дать понять, насколько он отзывчив к братской заботе Кристиана. Это особенно проявилось однажды вечером, когда дежурили Волки, и Эрик, ответственный за доставку чего-то в замок, совершенно забыл об этом. Тогда кто-то из Рысей сделал намек, столь же глупый, сколь и неудачный:
- Э! Человек с браслетом, поэтому так трудно думается о маленьких, неинтересных делишках...

Эрик, вдруг сильно побледнев, отвернулся, не сказав ни слова, но Кристиан уже вскочил:
- Этот браслет никого не касается, слышишь, никого! И потом, тебя о чём-то спрашивали?..

Рысь, сознавая свою глупость и уже сожалея об случившемся, убежал, не дожидаясь окончания, а Кристиан поспешил загладить его промах:
- Так что не волнуйся! Он ещё получит!

С тех пор, воодушевляемые Филиппом и довольные этим хорошим взаимопониманием, они не могли обходиться их друг без друга.

Время текло. Июль исчез, таял в свою очередь август: еще несколько дней, и лагерь закончится. Кристиан начал строить планы, как застать врасплох Белую Даму из замка, вопреки частым письмам от родителей, в которых его всеми тонами просили не совершать неосторожностей и, особенно, не отходить далеко от лагеря без вожатых.

Эрик, которому он доверился, умолял его отказаться от этой идеи, присовокупив, что в любом случае, если он решится на эту авантюру, то будет действовать в одиночку и против его воли.

Опасаясь, что тот может помешать ему, Кристиан не доверился своему КП, но пообещал себе пролить свет на загадочную личность Белой Дамы, прежде чем вернётся в Париж. Надо признать, это было предосудительным делом. Но если бы он мог заподозрить, что однажды вечером, во время игры в лесу, прошел в двух метрах от выхода из замурованного подземелья, выхода, скрытого густым лесом, то что бы он сделал?

*

Спустя несколько дней произошло событие, ещё больше сблизившее двух друзей.

Поскольку Франсуа полностью выздоровел, Волки решили пригласить Рысей на ужин, вернув тем самым старое приглашение из предыдущего лагеря.

В этот день после полудня весь Патруль приступил к работе. Им хотелось не только предложить Рысям вкусную еду, но и украсить «Столовую» так, чтобы оставить неизгладимые воспоминания о её изысканности…

Они удлинили стол, сделали новые скамейки, установили второй светильник, отрепетировали церемонию открытия.

Мишель, хорошо рисовавший, украсил меню, которое Патрик оформил стихами. Эрик сделал покупки, а Кристиан, которому поручили менее деликатную работу, обливался потом и намочил все, что осталось от его рубашки, размахивая топором и киркой. Франсуа, Даниэль и Лело озаботились приготовлением пищи, а Филипп присматривал за всем.

К назначенному времени всё было готово, и скауты, разодетые в пух и прах, ждали своих гостей. Вид, несомненно, был восхитительным. Освещённый светильниками стол приобрел царственный вид. Перед каждым местом лежали меню с разным дизайном; изобилие цветов, настоящая скатерть из салфеток, подогнанных вплотную друг к другу, и гирлянды из листвы, скрывающие стыки. Над всем этим мерцание свечей, освещающих стол, придающее мельчайшим предметам нереальные очертания и фантастические тени, падающие на деревья, заставляющие сверкать листья, распугивающие маленьких зверьков, и ниспадающие каскадом бриллиантов по синеве сосен. Издалека это выглядело как светящееся волшебство из сказки братьев Гримм.

Дэни остался на кухне во избежание неприятностей, а остальные ждали Рысей, которые вскоре пожаловали. Им впервые представили приветственную песню, сочиненную Патриком и аранжированную Эриком. Потом все сели за стол. Еда была великолепна, обслуживание безупречно, и обед продолжался в атмосфере самого дружеского веселья. Франсуа рассчитывал на следующий день получить внушительную статью в «L’Echo de la Salle des Gardes» (именно такое название в конечном итоге было принято для журнала).

Эрик вызвался присматривать за кухней во время еды, считая вполне нормальным, что эта работа досталась ему, а не кому-то другому.

Филипп согласился, поблагодарив его за деликатную заботу. Ужин подходил к концу, и уже собирались переходить к десерту, Королевскому крему - триумфу Алена, отдавшему ему всю свою душу. Эрик просто машинально поставил загустевший крем на очень слабый огонь, чтобы он не загустел.

Он зажег свечу, прилепленную на один из камней очага, и ждал, когда кто-нибудь подаст ему знак перелить десерт в блюдо. Его глаза были устремлены на угли, но его сердце было далеко от этого вечера, ради которого он, тем не менее, так усердно трудился. Он не заметил, что свеча, несомненно, плохого качества, в конце концов согнулась и капля за каплей роняла в крем. Поскольку тот был горячим, жир не твердел и хорошо смешивался с кремом.

Эрик испуганно вскрикнул, заметив это. Он схватил ложку в попытке исправить это несчастье, но, едва проглотив крем, пришел в смятение: тот стал абсолютно несъедобным. Вкус свечи в сочетании со вкусом ванили придал смеси одновременно кислый и пресный вкус, самый неприятный из всех.

- Боже мой! - воскликнул он, понимая, что катастрофа непоправима.

В этот же момент раздался голос Кристиана, который пришёл за кремом. Он замер, ошеломлённый испуганным взглядом Эрика.

- Что случилось?

- Ой! Кристиан, если бы ты знал, если бы ты знал!..

- Что? Ты поранился?

- Если бы! Попробуй это, Кристиан, попробуй это!

И он протянул ему ложку.

- Но он же отвратителен! Что с ним случилось?

- Увы, всё я. Я позволил свече накапать в него.

- О!

Его взгляд, в свою очередь, оказался прикованным к навсегда утерянному крему; Кристиан просто не мог оторвать от него взгляд.

- Ты не поторопишься? - позвал Патрик.

Кристиан поднял голову и увидел две большие слезы, скатившиеся по щекам Эрика, который не шевелился. Он отчаянно ждал невозможного. Что делать? Ничто на свете не превратит эту липкую массу в аппетитный десерт.

- Кристиан, что делать?

- Сейчас, сейчас…

Он издал возглас радости, и его глаза засияли.

- Не волнуйся, детка, никто ничего не заметит.

- Это невозможно! Как ты это сделаешь?

- Ты пообещаешь ничего не говорить?

- Что ты собираешься делать?

- Эрик, даю тебе слово. Только хорошее. Так что успокойся. Они увидят там только огонь. Передайте мне блюдо, быстрее!

И Кристиан, налив крем в блюдо, как ни в чем не бывало, торжественно понёс его в столовую. Все запели. Веселье достигло своего апогея.

- А вот и крем, - сказал Клод…

- А вот и крем, - повторили все в унисон.

- А вот и креееем, - промурлыкал Кристиан, жонглируя блюдом.

Он попытался переложить его из одной руки в другую и поймать на лету. Но промахнулся, попытался удержаться, потерял равновесие и упал так неудачно, что опрокинул блюдо, чудом оставшееся целым.

Крем растёкся по земле.

Ветерок огорчения пронесся над собранием.

- Боже мой, как ты глуп, - не смог не сказать Филипп, - как ты глуп!

- Идиот! - процедил сквозь зубы Ален.

- Я прошу у вас прощения, - заикаясь, пробормотал Кристиан, вставая, - мои извинения, мне очень жаль, извините...

Падая, он оцарапал колени и руки. Он выглядел настолько жалким — крем запачкал его разорванную рубашку и шорты, перемешавшись с грязью, закапала кровь, — что Рыси начали смеяться, дабы спасти ситуацию.

Клод поспешил к Филиппу.

- Всё было слишком официально, понимаешь, и это могло принести нам несчастье! По крайней мере, это удача, и она представляет собой еще одно звено в цепи дружбы, объединяющей два наших Патруля…

Вслед за своим КП каждый из Рысей бросился к Волкам, чтобы поздравить их и уверить, «что так было намного лучше».

Короче говоря, барометр веселья поднимался. Но Эрик, последовавший за Кристианом и бросившийся на звук его падения, открыл было рот, чтобы внести ясность:
- Это не он, это я... он упал нарочно... - когда Кристиан, быстрый как молния, схватил его за плечи с едва сдерживаемой яростью:

- Я запрещаю тебе говорить хоть слово, слышишь, я запрещаю тебе! Ты обещал молчать, а если ты что-нибудь скажешь, между нами все кончено!

Филипп потерял терпение.

- Хватит на сегодня, вы двое! Вы же не собираетесь начать…

Рыси прервали его, чтобы произнести импровизированное объявление об этом печальном мероприятии. Улыбки вновь заиграли на губах. Лело подал свежие фрукты, и никто больше не беспокоился о креме.

 

Обед продлился еще некоторое время, и Отряд оказался на бдении. После вмешательства Кристиана Эрик больше не открывал рта. Он был поражен добросердечным и дружелюбным отношением. Он давно не чувствовал себя окруженным такой заботой. Он больше не осмеливался смотреть на Кристиана, который, веселый как зяблик, с душой нараспашку, беззаботно болтал.

Бдение вышло коротким. Поскольку ночь была на редкость прекрасной, скаутам было разрешено до сна совершить прогулку при лунном свете.

Небольшими группами Волки молча шли по дороге в Васлон, взволнованные ночным великолепием.

Кристиан, шедший впереди в одиночестве, отдавался легкому ветерку и приятному запаху елей, когда почувствовал, что кто-то приближается к нему сзади. Обернувшись, он увидел Эрика, поприветствовав его своей самой тёплой улыбкой.
- А! Это ты!

- Как ты был добр, Кристиан…

- Это все, что ты хотел мне сказать?

Молчание. Только звуки шагов по асфальту, шепот ветра в деревьях. И дорога, прямая, бесконечная, окаймлённая золотом лунных лучей.

- Кристиан? Ты спрашивал у меня... Я бы хотел... Я должен тебе в кое в чём признаться.

Мальчики остановились. И уставились друг другу в глаза, на этот раз не поворачивая голов. Кристиан понял: если он его не остановит, Эрик доверит ему всё. Не желая воспользоваться его минутой слабостью, он попытался остановить Эрика:
- Нет, не сегодня вечером, завтра... а то ты не сможешь заснуть, братец.

 

Он и не смог. Кристиан, которому удовлетворение от исполненного долга предоставило глубокий покой, не слышал и не видел волнения Эрика, заснувшего только глубокой ночью.

И следующий день был подобен тем, что ему предшествовали.

 

4

ДАБО

- Скажи, Филипп, ты знаешь, что завтра у Эрика день рождения?

- Да, и что?

- И мы не поздравим его?

- Но... да.

- И мы ему ничего не купим?

- Хочешь что-нибудь подарить ему?

- Не я лично, Патруль…

- Что именно?

- Я не знаю…

- Ну, возвращайся, когда у тебя появится идея. Только если это завтра, то тебе лучше поторопиться.

Кристиан все утро ломал голову, но безрезультатно. Он, в свою очередь, задавал вопросы небу, которое ему не отвечало, Диане, которая не преминула дать ему хороший совет, но на собачьем языке, и Филиппу, который вежливо отослал его, добавив, что всё было бы упущено, если бы он вовремя не вспомнил.

Начало дня было посвящено скульптуре. Нахмурив брови и поджав губы, Кристиан без энтузиазма месил глину.

- О чем ты думаешь? - забеспокоился Лело.

- Ни о чём.

Филипп насмешливо настаивал:
- Привет! Подними голову, а то мы видим только твои волосы!

Время тянулось. Глина закончилась.

- Кристиан, принеси, пожалуйста, немного из замка: она еще оставалась на столе в Караульной.

Кристиан встал и направился в сторону деревни. Его воображение, обычно богатое на всевозможные изобретения, покинуло его. Он уже был готов разочароваться, когда остановился перед тигровой розой, которую с восторгом понюхал.

И идея пришла в голову!

Со свойственной ему поспешностью он незамедлительно принял её, и рванул к замку, поднялся по парадной лестнице, перепрыгивая по четыре ступеньки за раз, и спросил испуганного слугу, пробормотав:
- Может ли мадам принять меня?

Его привели в маленькую гостиную; ожидание заставило его потерять часть своей самоуверенности, и когда мадам де Лиенвиль с улыбкой осведомилась о цели его визита, он довольно обеспокоенным голосом изложил. Желая поздравить с днем ​​рождения одного из своих друзей, он подумал, что, возможно, она не откажет ему в помощи.

- Ну конечно! Чем я могу быть полезна?

- Мадам, он очень любит цветы, и мы хотели бы подарить ему большой букет. Только вы уже так много дали нам для украшения лагеря, что мы никогда бы не позволили себе собрать больше без вашего разрешения.

- Пожалуйста, берите то, что доставит вам удовольствие. Когда это должно произойти?

- Завтра, мадам, завтра утром.

- В таком случае я дам тебе секатор. Розы ты выберешь сам, в тот момент, когда будешь дарить, чтобы они не успели завянуть.

 

И именно поэтому на следующий день, встав на рассвете, Кристиан бродил по саду с секатором в руке.

Ночная прохлада пронизывала всё вокруг, и мерцание звезд ещё сохранялось в лазурной бледности утра. Это был час, когда так хорошо пробежаться, запыхавшись, по обильной росе; час, когда кажется, что вся земля принадлежит тебе; час, самый чистый среди всех — тот, который не омрачает ни одна тень дня. Долгое время Кристиан жаждал подобного всем своим телом и душой.

Церковный колокол, прозвенев Ангелус [Angelus - молитва, возносимая три раза в день в память об извечной тайне Боговоплощения: в 6 часов утра, в полдень и вечером около 18 часов], поприветствовал первое солнечное тепло. Кристиан тихо вошел в палатку, искусно разложил розы рядом с Эриком и встряхнул спящих.

- Вы понимаете, - объяснил он им, - в сущности, мы не можем предложить ему ничего путного; и потом, мы знаем его не слишком долго. Этих цветов будет достаточно, чтобы показать ему, что с ним обращаются так, будто он действительно из нашего Патруля, и эта мысль наверняка его обрадует.

Эрику не потребовалось много времени, чтобы проснуться. Это было прекрасное зрелище: Филипп, Патрик, Кристиан, Мишель, Франсуа, Лело и Дэни бросились к нему, наполовину задушив, и захлестнув его своими пожеланиями.

Поначалу ошеломленное, его лицо осветилось лучезарной улыбкой, как только он понял причину столь необычного проявления дружбы. Схватив обеими руками букет, на котором ещё блестели сверкающие капли росы, он просто сказал:
- Мы отнесём его к лагерному Кресту, чтобы принести особое благословение Волкам, которые добры ко мне настолько, насколько это возможно, словно это мой собственный Патруль...

Утро пролетело быстро, озаренное очаровательным вниманием хозяйки. Она прислала большую корзину эльзасского вина, чтобы, по ее словам, ей было разрешено принять участие во всеобщем веселье, поскольку она была рада, что кто-то из скаутов встретит свой день рождения в Биркенвальде.

*

Некоторое время в воздухе витал ветерок тайны. В отряде ходили туманные разговоры о многодневном походе; это явствовало из четырех-пяти слов, подслушанных за палаткой; но Скаутмастеры отвечали на вопросы мальчиков с таким явно нарочитым равнодушием и спокойствием, что разжигали этим ещё большее любопытство. Скауты отходили от сна, несколько взволнованные ожиданием будущих событий — разве Бернар трижды за это утро не ходил в Мармутье? — когда Робер, первый помощник, с таким самодовольным видом принялся обходить все Патрули, что Кристиан воскликнул:
- Осторожно, Волки, будет жарко!

- И больше, чем ты думаешь!
Робер продолжил свой вояж, направляясь к лагерному столбу.

- Поднимайтесь! - воскликнул Филипп. - Давайте набросимся на него и не отпустим до тех пор, пока он нам не объяснит всё! Наконец-то мы узнаем, что происходит! Вперёд!

Этот благородный энтузиазм в мгновение ока был сдержан звуком рожка, возвестившим о начале общего собрания. Со всех концов леса появились скауты, ускоряющие шаг, когда замечали Волка, лежащего животом на земле и издавшего дикий рев.

- Поздравляю, - воскликнул Робер, осматривая запыхавшихся мальчиков, - поздравляю! Если бы вы всегда так приходили на собрания, это было бы идеально. А пока, пожалуйста, потрудитесь сесть. А вы там? Хорошо.
- Ну что ж, - продолжил он как можно более беспечно, - у нас есть к вам предложение.

- Предложение?

- Да. Представьте, что при обсуждении с Бернаром ваших качеств, у нас возникло небольшое разногласие.

- Разногласие? Объясни, объясни!

- Ага. Бернар утверждал, что вы не способны покинуть лагерь за шестьдесят минут...

- Оу, оу, оу!..

- …поэтому я запротестовал…

- А, а, а!..

- ... сказав, что я, со своей стороны, не считаю, что вы будете готовы отправиться в путь и через два часа!

Это была опасная игра с мальчишками, которым хороший сон, помимо отдыха для тела и ума, придал храбрости и смелости. Итак, вой начался снова. Соединив действия со словами, Лисы уже готовились наброситься на помощника, мирно жевавшего веточку папоротника, когда он вскочил, оттолкнув мстительную руку, уже готовую дотянуться до него, и зашипел, добиваясь тишины. Затаив дыхание, готовые ко второй атаке, скауты застыли в ожидании.

- Все в порядке, в ваших жилах течет кровь, - продолжил Робер, на этот раз с теплотой в голосе, явно более дружелюбной, чем его спокойствие ранее. - А вот мы посмотрим. Вы готовы?

- Да!

- Ко всему?

- Да!!

- К самым необыкновенным, самым страшным, самым ужасным, самым головокружительным приключениям?

- Да!!!

- Идти лье за лье [французская мера длины, равная 4,5 км] без питья, без еды, спать в канавах, ожидая помощи только от самих себя?

- Да!!!

-  Короче говоря, вы готовы взять посох путешественника и отправиться в путь прямо сейчас?

- Да, да, сейчас же!

- Итак, вот вам предложение: покинуть лагерь на три дня, отправившись к руинам Верхнего Барра и к скале Дабо.

- Ура!!!

- Но при одном условии: отправиться в путешествие смогут только те Патрули, которые гарантируют полный порядок. Никаких отставаний и беспорядка! У вас будет всего один час, чтобы подготовить и раздать необходимое снаряжение. Каждый скаут должен быть безупречен, и каждый угол Патруля должен быть безупречен. Любой Патруль, который не будет готов вовремя, останется здесь. Время начнет отсчитываться через несколько минут, сигнал будет подан рожком. А теперь исчезните! А КП, останетесь-ка на минутку!

Совет был недолгим. Как только Филипп вернулся, он собрал свой Патруль, разбиравший палатку, и дал свои инструкции.

- Кристиан, собери все грязное снаряжение и инструменты, которые сможешь найти, и почисти. Патрик, поступаешь в распоряжение Алена. Франсуа, начни с того, что пойди и умойся, ты совершенно отвратителен; Мишо, сходи за припасами к интенданту. Даниэль, отнеси в Караульную всё, что боится дождя и что мы не берем. Что касается тебя, Эрик, собери свой рюкзак сейчас, а когда закончишь — помоги остальным.

И, обратившись к своему Второму:
- Раздели снаряжение между мальчиками, проследи, чтобы ничего не забылось и всё было идеально уложено.

В тот же миг среди деревьев раздался звук рожка. Было ровно без десяти три.

Филипп, справедливо рассчитывая на несколько лишних минут, дал своему Патрулю всего пятьдесят минут на сборы и полную готовность. И у него получилось!

Стоило пройтись по лагерю, восхищаясь реакцией ребят, тем жаром, с которым каждый КП подстёгивал своих патрульных!

К сожалению, пришлось бы слишком долго описывать происходящее, поэтому у небольших картин, последующих ниже, по крайней мере, будет преимущество в том, что они отразят прогресс сборов Волков за каждую четверть часа.

КАРТИНА ПЕРВАЯ: Пять минут четвертого.

ФИЛИПП
Собрал рюкзак за пять секунд и предложил другим сделать то же самое. Когда он взглянул на часы в четвертый раз за минуту, стекло упало и разбилось. Такое случается…

АЛЕН
Начал с того, что принялся делить, что возьмёт с собой, и что оставит в лагере. Разделил оставшееся ещё на несколько небольших куч для распределения. Кажется, он не верит в неминуемость землетрясения.

КРИСТИАН
Связался с двумя боннамо [чаша для скаутов, изобретённая Анри Эмилем Боннамо, пионером скаутского движения во Франции], марху [горшок определённого вида, скаутское имущество] и треугольным фонарём. Металлическая губка, которая ещё никогда так тесно не участвовала в подобных операциях, протестующе подвывает.

ПАТРИК
По совету Алена сначала собрал свой рюкзак, а затем бросился оказывать ему великодушную помощь. На данный момент, кажется, со всей страстью заинтересованно созерцает какое-то зверя, с Божьей помощью. Не стоит его винить. В принципе, подобное даже рекомендуется…

МИШЕЛЬ
Согласно указанию, отправился к интенданту, и ещё не вернулся.

ДАНИЭЛЬ
По шею в ручье; есть надежда, что когда-нибудь выберется из него.

ФРАНСУА
Разбирается с Аленом, что брать с собой, а что оставлять в замке. Кажется, мало интересуется этим вопросом.

ЭРИК
Заканчивает со своим рюкзаком. Больше сообщать не о чем.

 

КАРТИНА ВТОРАЯ: Двадцать минут четвертого.

ФИЛИПП
С радостью бы вырвал оставшиеся волосы, если бы в его распоряжении их было больше. Понимая неуместность и катастрофические последствия такого жеста, каким бы символичным он ни был, он предпочел петь за четверых и работать за десятерых. Может стоит отметить, что было ровно 15:18 – официальное время лагеря – когда оба шнурка на его ботинках лопнули одновременно и трогательно своевременно. Это событие было встречено гнетущим молчанием — тем самым, что, по мнению историков, предшествует революциям.

АЛЕН
Скачет по лагерю, как газель, боясь опоздать, полный желания уложиться вовремя, и сожаления о том, что всё ещё обнаруживается много беспорядка, полный решимости сделать выговор Патрику, превратившемуся в исполнителя великих дел.

КРИСТИАН
Благочестиво извлёк последний звук из металлической губки и только что окончательно вытер кухонным полотенцем последний из боннамо. Увидев его пыл, созерцая его лицо, руки и низ его трусиков, сердобольный прохожий непременно пожертвовал бы ему пятьдесят сантимов.

ПАТРИК
Передал всю инициативу в руки Алена. Собирая ненужные клочки бумаги, которые, не украшая, обогащают землю своим присутствием, думает о том, чтобы сочинить эпическую поэму под названием «Патруль в безумии».

МИШЕЛЬ
Похоже, ему понравилось курсировать между интендантской и Патрулём. Эти частые походы вызвали у него жажду, и он колеблется: собирать ли ему рюкзак или наполнить водой флягу. Размышление нарушено приходом Филиппа, который явно отдает предпочтение сбору рюкзака, предпочитая подобное любому иному занятию.

ДАНИЭЛЬ
Наконец-то выбрался из ручья. Причесался, создав идеальный пробор, но, глубоко обеспокоенный состоянием своего галстука, счел необходимым посоветоваться на этот счет с Эриком. После этого он уже было взялся за свой рюкзак, но счел необходимым сменить и чулки, потому что те, что на нем сейчас, выглядели не очень элегантно.

ФРАНСУА
Отнеся в Караульную то, что должно остаться в замке, он занял выжидающую позицию перед своим рюкзаком, созерцая Филиппа с очень трогательным и нежным видом.

ЭРИК
Заверив Дени о надлежащем состоянии его пробора и закрепив концы его галстука должным образом, он обратил внимание на то, что мусорные ямы ещё не закопаны. Делает это спокойно и с достоинством.

 

КАРТИНА ТРЕТЬЯ: Три тридцать пять.

ФИЛИПП
В конце концов принял мудрое решение положиться на Господа в отношении того, как будут развиваться события. Строго следует пословице: Помоги себе, и небо поможет тебе. На первый взгляд сильно похудел и мучим жаждой.

АЛЕН
Пунктуально выполняет свои разноплановые обязанности. После того, как отнёс розы от угла Патруля до подножия лагерного Креста, он полностью сосредоточился на складывании одеял.

КРИСТИАН
Пришёл в свою очередь нырять в ручей. Едва вытершись, он с такой поспешностью бросился к своему рюкзаку, что забыл про зубную щетку, индивидуальный бинт, запасную рубашку и прочее. К счастью, рядом находился Эрик!

ПАТРИК
Отпущенный Аленом на свободу и завершивший собственные сборы, он дал волю поэтическому вдохновению, которое, как он чувствовал, вторгается в него. Прислонившись к дереву и закутавшись в плащ, он чем-то напоминает Нерона, созерцающего пылающий Рим. Но Филипп, попросил Патрика-Нерона посвятить себя делу более важному, хотя и менее поэтическому, и последний отправился за тележкой Патруля:
- Жан с Луны! - возмутился КП, - разве ты не знаешь, что снаряжение понесут в рюкзаках?

МИШЕЛЬ
Сбор рюкзака завершен. Но, преследуемый недавними воспоминаниями о своих походах к интенданту, Мишу решил, что должен расспросить Эрика о военном продовольствии и пакетах с пайками, о которых идет речь в «Скаутинге для мальчиков». Потом любезно поблагодарил Эрика за его вежливые, хотя и не совсем ясные ответы. И, в конце концов, поступил в распоряжение Филиппа…

ДАНИЭЛЬ
Закончив с помощью Эрика собирать рюкзак, он долго смазывал обувь. Затем, хотя ему и хотелось написать небольшую записку семье, он все же решил смотать арканы, о которых никто не позаботился.

ФРАНСУА
Был явно сражен абсолютной необходимостью немедленно укоротить колышек палатки. К сожалению, он не смог убедить своего КП в необходимости данной идеи, но зато во время этой операции довольно сильно порезал себе палец. И поэтому отправился на поиски Эрика…

ЭРИК
Ненавязчиво помог Даниэлю и Лело пересобрать их рюкзаки. Он пытался адекватно отвечать на злободневные вопросы Мишеля, но был вынужден прервать свои объяснения, чтобы перевязать палец Франсуа. После чего бросился на помощь Кристиану и сунул всё, что тот забыл, в его рюкзак.

 

Именно такой была ситуация в три тридцать пять, то есть за пять минут до срока, указанного Филиппом, и на четверть часа ранее срока, объявленного Шефом. Несмотря ни на что, без двадцати минут четыре ситуация выглядела заметно прояснившейся, и Филипп снова начал надеяться, когда Эрик, внимательно наблюдавший за Кристианом, воскликнул:

- Вот же напасть! Ты забыл переодеться!

И точно! Выйдя из ручья, ещё мокрый и в мыле, Кристиан натянул свои старые походные штаны, совершенно забыв надеть форму. А самое главное, что никто этого не заметил, и без вмешательства Эрика он бы в таком виде появился на финальном собрании. Тогда и случилось одно из тех одновременно сплоченных и спонтанных движений толпы, которые впоследствии тщетно пытаются проанализировать. В мгновение ока Кристиан был раздет, переодет, обут, экипирован и причёсан. Он всё ещё пребывал в совершенном ошеломлении, не понимая, кто надел ему чулки или галстук, когда, в свою очередь, Франсуа обратил внимание на себя:

- Купальные костюмы! Мы о них не подумали!

Оставалось всего три минуты! Лело бросился к сушилкам, прижал купальники к груди и на лету раздал их. Один, Кристиана, пропал.
- Куда я мог его засунуть, - сокрушался тот, когда Патруль, следуя за Филиппом, бросился к лагерной мачте, - куда я мог его засунуть?

Он оказался совсем недалеко. Но найти его удалось только вечером, когда, ложась спать, Кристиан со восторженной радостью заметил, что купальник был на нём самом!

 

Но в данный момент он сосредоточил свое внимание на пояснениях, которые Шеф давал командирам трех Патрулей насчёт маршрута движения. Первый этап являлся довольно продолжительным, и до места ночёвки можно было добраться только поздним вечером.

Уход не был лишен величия. Если бы не лай собак, видящих, как уходят их друзья, можно было бы радостью подумать о триумфальном марше на какую-нибудь воображаемую столицу. Деревенские мальчишки образовали гордый эскорт доблестных паладинов, проводив их далеко вниз по дороге. А Патрик, хотя и вытирал первые капли пота, выступившие на висках, воспевал в пламенных стихах дорожную пыль и летнюю жару. Но мошка, попавшая в глаз, прервала его.

Их энтузиазм не иссяк и спустя несколько часов, когда внезапно полил дождь, раздосадованный тем, что оказался нежеланным. Он проявил себя в виде сильной грозы, разразившись молниями, и насквозь промочил мальчиков. Когда крупные капли закончились, он продолжил моросить, не спеша, без ярости, вкрадчивый и холодный, липнувший к коже и пробирающий до костей...

Мальчики храбро подставили свои загорелые лица под его вероломную ласку. Обливаясь водой, Эрик пропел стихотворение Ришпена:

Дождь, дождь с синими ногами,
Играй на коже опавшими листьями
Своей весёлой мелодией бубна.
Дождь, дождь с зелеными пальцами,
В своём кружащемся танце
Создающий круги в пыли...

Но, прибыв в место, назначенное для лагеря первого этапа, они услышали, как Бернар, посланный вперёд, заявил о невозможности разбить лагерь на такой размокшей почве, и нашли смелость улыбнуться и выкрикнуть свое презрение серому небу.

Им пришлось снова отправиться в путь, чтобы отыскать ферму и попросить гостеприимства в сарае. Скауты жаждали приключений: в первый же вечер они ими насытились! По-настоящему устав, они старались не признаваться в этом. У Волков Даниэль стиснул зубы, буквально падая на колени, а Кристиан вцепился в руку Эрика, который, ко всеобщему удивлению, казалось, не чувствовал усталости. Именно он помог Филиппу затащить Патруль в конце концов обнаруженный и столь желанный сарай, и разжег большой костёр во дворе фермы, у которого можно было согреться перед тем, как залезть в сено.

 

На следующий день солнце светило как никогда ярко. Пока сохла форма, мальчики блаженно подставляли себя под солнечные лучи, даже признавая это слишком смелым в момент ухода. К счастью, днём им повстречался небольшой источник, полный прохлады, предоставивший им, еще до достижения Верхнего Барра — первой цели экспедиции, — наслаждение заветного купания. Однако, когда они достигли площадки, с которой открывался вид на Эльзасскую равнину и на Рейн до самого Шварцвальда, они заявили, что за их мучения им щедро воздалось. В старом городе находилось достаточно нетронутых участков стен и великолепия, чтобы можно было представить себя в качестве принцев Рохана [Рохан — в легендариуме Дж. Р. Р. Толкина государство у северных границ Гондора, его союзник], возвращающихся в свой дворец в Саверне через подземный переход, соединяющий его с крепостью. Часовня, ухоженная и отреставрированная, напоминала о страсбургских епископах, которые, если верить хронике, любили в подобной обстановке отдохнуть от тягот своего епископства.

На следующий день скауты проснулись на рассвете: каждый Патруль должен был самостоятельно добраться до Дабо, следуя разными маршрутами, уже проложенными Робером на планах согласно карте, выданной им при уходе.

Прошедший накануне дождь и вчерашнее солнце закалили мальчиков, которые резво карабкались под соснами. Местом встречи была выбрана скала, возвышающаяся над деревней, и Волки ожидали ее появления в любую минуту. Но время шло, а горизонт ничто не заслоняло.

- Ты уверен, что мы следуем плану? - в десятый раз спрашивал Филиппа Лело. - Если это так, то мы давно уже должны были прийти!

- Я ничего не понимаю, - парировал КП, - но отвечаю за пройденный маршрут. Посмотри сам.

И Ален тоже был вынужден признать очевидное.
- Если бы мы хотя бы знали направление деревни, - вздохнул он, - мы бы сориентировались по компасу и, в конце концов, нашли бы ее… Почему нам нельзя пользоваться картой?

- Да, до восьми часов вечера; а пока у нас еще достаточно времени, чтобы собраться. А с картой было бы не так интересно!

Разговаривая, они дошли до большого перекрестка. Филипп по-прежнему пребывал в недоумении. План вряд ли был точным: глядя на него, создалось впечатление, что они уже достигли цели, а между тем они оказались посреди леса, вдали от какой-либо заселённой территории.

Наступали сумерки: потоки света, просачивавшиеся под покров леса, медленно угасали, и солнце теперь освещало только верхушки деревьев.

Необходимо было принять решение. Филипп приказал снять сумки, и созвал Совет. Последовавшая за этим дискуссия прояснила вопрос, но не ответила на него. В какую сторону следует идти? Не лучше ли подождать, пока не пробьет восемь часов, чтобы сориентироваться с помощью карты и компаса? Мальчики с самого начала отвергли это последнее решение, сочтя его недостойным, но не нашли никакого иного.

За бурными речами последовало мрачное молчание, каждый пытался найти выход из тупика. Неожиданно раздался голос Эрика, совершенно спокойный:
- Ты сказал, Филипп, что на этом план заканчивается?

- Да…

- Поэтому одно из двух: либо мы прибыли на место встречи, и нам остаётся только расположиться, либо нас там нет, и надо продолжать идти. Ведь так?

- Если это шутка…

- Дайте мне договорить: я не закончил. Однако до места встречи мы не дошли, так как это не что иное, как скала Дабо, на которой мы явно не находимся. Итак, мы должны продолжить наш путь. Но если на этом план закончился и если у нас нет права воспользоваться картой, то мы сможем обойтись своими силами; в противном случае маршрут довёл бы нас до Дабо.

- Ну, собственно…

- Сейчас речь идет об изучении ближайших окрестностей перекрестка; было бы очень удивительно не наткнуться на какую-нибудь подсказку, которая могла бы прояснить ситуацию.

Филипп был поражен: рассуждения казались по-детски простыми, но над ними стоило задуматься.

«Определенно, - подумал он, - этот мальчик не перестаёт нас изумлять: он похож на дыхание, и он сильнее каждого из остальных; позавчера он смеялся над дождем, а сегодня вечером он один открывает рот!»

Он уставился на Эрика с таким изумлением, что Кристиан расхохотался ему в лицо. Филипп тут же взял себя в руки и отдал приказ:
- Рассредоточьтесь в радиусе пятидесяти метров вокруг перекрестка. Сбор через четверть часа. Если кто-нибудь что-то обнаружит, пусть даст знать свистом.

Восьмеро прыгнули в заросли, прошли минуты, и, наконец, раздался голос Даниэля:
- Сюда, я нашёл!
- Вот, - продолжил он, обращаясь к подошедшим, - смотрите!

Он указал пальцем на три пучка свежескошенной травы, разбросанных на небольшом расстоянии друг от друга по правой стороне тропы.

- Кто-то оставил метку. Нам остается только следовать по ней.

- Хорошо, - кивнул Филипп, поблагодарив Дэни улыбкой.
Между тем, Патруль в большом долгу перед Эриком. Вот так! Так где же он? Эрик! Эрик! Но он же был здесь всего секунду назад! Эрик! Эрик!! Эрик!!!

Напрасные усилия. Эрик исчез.

- Если это розыгрыш, ты выиграл! - вторично выкрикнул Филипп. - А теперь ответь, пожалуйста, это серьёзно. Где ты?

По-прежнему тишина. Филиппу вдруг стало холодно.

- Но нет, посмотрим, он где-то здесь, он хочет посмеяться над нами…

- Нет, это невозможно, - перебил его бледный Кристиан, - с ним что-то случилось; он бы никогда так не поступил. Надо срочно искать!

- Конечно, без него мы не уйдём, не волнуйся! Ах! Его рюкзак! Его здесь тоже больше нет!

- О!

- Эрик! Эрик!! Эрик!!!

По-прежнему ничего. Опустились сумерки. Ребята были потрясены. На Кристиана было жалко смотреть, а Патрик, по-видимому, самый спокойный из всех, уже собирался открыть рот, чтобы нарушить гнетущую тишину, когда в нескольких метрах от них послышался крик Волка. Скауты побежали в сторону шума и не смогли сдержать крики радости, когда обнаружили за кустами Эрика. Но в каком состоянии! Растрепанный, с галстуком во рту, который служил кляпом, в расстегнутой одеждой и надежно привязанный к дереву огромным арканом, он казался жертвой, готовой к пыткам.

- Мой бедный старина, - повторял Кристиан, развязывая его, - мой бедный старина, что случилось? Скажи, тебе хотя бы не больно? Но ты же не мог нас позвать! Кто же тогда?

- Конечно, те, кто его сюда привёл! - заявил Филипп. - Ах! Я бы многое отдал, чтобы узнать кто это!

Это заявление было встречено насмешливым смехом. И похитители объявились. Каково же было изумление Волков, когда они узнали Робера и интенданта, оба громко смеющиеся над их ошеломлёнными лицами!

- Хорошее места для духа Патруля! - начал первый бандит. - Приятно было наблюдать. Но я никогда бы не подумал, что Волки способны позволить себе такой сюрприз!

- Трусы, - яростно кричал Кристиан, развязывая Эрика, - трусы! Ах! Вы можете этим гордиться! Когда нападаешь на людей сзади и нападаешь на кого-то слабее себя, определенно есть чем похвастаться!

- Эй, эй, успокойтесь, молодой человек! Это наша вина, что вы заблудились?

- Заблудились! Что значит, заблудились?

- Ну это же игра, вот! Филипп, покажи мне план, который я дал тебе сегодня утром. Не умеете читать?

Филипп развернул лист; и, протягивая его Роберу, впервые увидел эти три слова, написанные, однако, очень разборчиво в правом верхнем конце листа: Остерегайтесь засады!

Как такая важная деталь могла ускользнуть от Филиппа и всех тех, кто, как и он, ознакомился с планом, они не могли понять. Но вслед за Эриком, который, будучи, по сути, главным заинтересованным лицом в этом деле, и первым, пришедшим в себя, Патруль решил посмеяться над авантюрой, поскольку явно потерпел поражение.

Был заключен мир, мистификаторы и мистифицированные возобновили свой поход на Дабо. Вскоре появилась скала, загадочная и суровая, бросающая вызов долинам, сходившимся у ее подножия. Вздымаясь к небу, древняя часовня причудливо рассекала светящийся горизонт, доминируя над окружающими хребтами. В самом низу в поднимающемся тумане деревенские крыши добавляли единственную нотку жизни к этому пейзажу войны и разрушения. Графы Дагсбурга [феодальное княжество в средневековой Германии (Верхний Эльзас)], которым принадлежал Дабо, были суровыми лордами, гораздо более склонными обнажать мечи и грабить окрестности, чем погружаться в молитвы. Лишь часовня низвергла с трона логово, построенное на этом орлином гнезде, после того, как один из них, тогдашний епископ Тульский, был провозглашен Папой под именем Льва IX...

Вблизи от неё исходило суровое очарование, и Волки, пришедшие первыми, пошли на штурм башни, которой заканчивалась колокольня.

Кристиан подошёл к Алену и не отходил от него. Филипп заметил это и подошёл посмотреть, что происходит.

- Кристиан хочет, чтобы мы отдали Эрику скальп Патруля. Я думаю, что он это заслужил. А каково твоё мнение?

- Со своей стороны, я не могу желать ничего лучшего. Думаю, остальные члены Патруля не станут возражать. Волки!
- Ален предлагает, - объявил он, когда все собрались вокруг него, - Ален предлагает подарить Эрику цвета Патруля, в память о хороших днях, проведенных вместе, и в благодарность за услугу, которую он оказал нам сегодня днем. Кто-нибудь возражает?

- Как раз наоборот!

- Кристиан, - продолжал Филипп, - у нас здесь нет скальпа, но я думаю, ты был бы рад отдать другу свой…

Он не успел договорить: Кристиан сорвал узел с плеча и завязал его на рубашке Эрика.

- Вот, - сказал он, - он очень грязный, потертый, но это мое Обещание, и я к нему очень стремился.

Эрик поблагодарил. Почти счастливая улыбка осветила его лицо: и в самом деле, он был тронут, и всё его сердце перетекло в рукопожатия левой руки, которые он раздавал по кругу.

 

Наступала ночь. Яркая ночь, усеянная звездами. Палатка была установлена ​​среди елей. Вскоре на опушке леса появился свет: это были Рыси, потом Лисы.

Волки, не решаясь заснуть, вдыхали ароматы леса и молчали перед его пронзительным величием.

… Эрик и Кристиан шли бок о бок. Только еловая хвоя, тихонько шурша под ногами, нарушала ночную тишину. Они поднялись к часовне и сели у её подножия. Кристиан, который привёл Эрика с разрешения Филиппа, больше не чувствовал себя вправе отвергать его откровения. Уважая его молчание, он ждал, пока тот заговорит.

- Не кажется ли тебе, - начал Эрик, - что пора рассказать историю моего браслета?

- Достаточно ли ты мне доверяешь?

- Да, ты мой единственный друг, и я не хочу с от тебя что-то скрывалось. Я всё тебе расскажу, и, может быть, когда ты узнаешь, ты сможешь мне посоветовать и помочь. Я так одинок, если бы ты знал, так одинок...

- Нет, не говори так: нас теперь двое, и не я тебя брошу… Да что с тобой? Неужели я снова причинил бы тебе боль, сам того не желая?

- Нет, нет Кристиан; напротив, ты так добр, почти как брат... Я должен сказать тебе: у меня больше нет родителей...

Он произнес эти простые слова с таким выражением смиренной боли, что Кристиан, обняв его за шею, попытался утешить. Наконец Эрик поднял голову, которую уронил на плечо друга. И бледная улыбка тронула зеленоглазое лицо.

- Мама умерла в прошлом году, папа — всего два месяца назад, почти внезапно. Дядя, который является моим опекуном, очень добр ко мне, но я просто не знал его раньше! И потом, мне предстоит выполнить миссию, которой руководил мой отец, а я даже не знаю, что это такое. Единственное, что у меня есть, вот этот браслет. Папа подарил его мне незадолго до своей смерти и заставил меня дать клятву, что я буду хранить его до тех пор, пока моя миссия не окажется выполненной. Ты теперь понял, почему я так забочусь о нем и не могу с ним расстаться?

- Да, понимаю. Но в любом случае, ты же не знаешь, какая задача стоит перед тобой? Твой отец никогда не говорил об этом?

- Да, часто, но всегда в загадочных и очень туманных выражениях. Он тоже не знал всего. Он говорил о факеле, который нужно передать по очереди, факеле, который достиг его после долгих остановок на протяжении веков. Единственное, что я помню точно — это то, что эта миссия должна стать символическим актом справедливости, возобновляемым периодически, через очень длительные промежутки времени. И теперь, когда он умер, не имея возможности мне ничего объяснить, как я смогу занять его место и доказать, что достоин его? Если бы ты знал, Кристиан, каким слабым и беспомощным я чувствую себя из-за этого долга, от которого я не могу уйти и о котором ничего не могу узнать!

- А ты расспрашивал кого-нибудь вокруг себя? Кого-нибудь из вашей семьи, из тех, кого часто посещал твой отец — никто не смог тебе что-нибудь сообщить? Никто не дал тебе никаких разъяснений?

- Нет, никто. Говорю тебе, единственное указание, которое у меня есть, и опять же, если это можно назвать указанием — его дает браслет. Вот, смотри.

- Б.К. 11.8.36., - прочитал Кристиан во второй раз, не менее заинтригованный, чем при отъезде из Парижа. - А ты знаешь значение этой надписи?

- Увы, нет! И это меня печалит. Потому что, если бы я знал, что это значит, я бы обязательно узнал, что произойдёт дальше.

- Впрочем, догадаться, кажется, нетрудно. Покажи ещё. Б.К.11.8.36. Давайте пока оставим буквы, и займемся цифрами. Мне кажется, это дата...

- Я уже думал об этом: 11 августа… 36. но какого года? 1436, 1536… 1836, 1936, какой? И опять же, если предположить, что у нас есть точная дата, сможем ли мы продвинуться дальше?

Кристиан оставался задумчивым.

- А если это 1936 год? - наконец произнёс он. - 11 августа 1936 года? Это ведь на следующей неделе. Может быть, что-то должно произойти в этот день?

Эрик вздрогнул.
- Поскольку действовать должен я, то чего следует ждать, что должно произойти?

- Разумеется, я не знаю, но не волнуйся, в конце концов мы разгадаем эту загадку. В любом случае обещаю помочь тебе всем, чем смогу. Теперь моя очередь сказать тебе кое-что...

- О чём?

- Представь себе, что ты меня ужасно впечатлил: поначалу я едва осмелился с тобой заговорить! Я тебя, конечно, не особо боялся, но каждый раз, когда мне хотелось сказать тебе хоть слово или обратиться к тебе, как ко всем остальным, что-то меня останавливало… Не волнуйся, всё закончилось!

- Невероятно, - пробормотал Эрик, - я собирался сказать тебе то же самое! Поэтому, когда Филипп сообщил мне, что я буду среди Волков, я одновременно разволновался и обрадовался.

- Хорошо! Оставим всё это в покое: это древняя история. Посмотрим, как восходит луна...

Подняв головы, они уставились на мертвое небесное светило, пронзающее светом ясную ночь.

 

5

БЕЛАЯ ЛЕДИ

Хотя возвращение вышло менее насыщенным приключениями, оно было таким же радостным, как и само путешествие. Волки стремились вернуть своему Патрулю новый блеск — блеск, слегка потускневший, как им казалось, из-за поражения, понесенного в лесу. Дело дошло до того, что кому-то пришла в голову самая гениальная мысль заявить миру, что, если Волка случайно когда-то обманули, то он будет знать, как блестяще отомстить.

- Нам обязательно нужно что-то придумать, - заявил Лело, - иначе всё не имеет смысла…

Остальные зааплодировали. Но все должны оставаться честными при выборе средств.

- Может быть, мы могли бы подготовить сенсационный номер для следующего костра, - рискнул Даниэль.

- У тебя есть идея?

- Мы придумаем что-нибудь…

- Ах! Конечно! Только ждать вдохновения можно очень долго!.. И потом, номер, номер, мы же не в цирке!

- Маловеры! - вмешался Патрик, который до этого ничего не говорил. - Люди, бездумно ищущие не пойми что, когда у вас под рукой есть все средства, чтобы покрыть себя славой!..

- О чем ты говоришь?

- Воистину! Слушайте: нам предстоит написать очередной номер «Эха Караульной». Мы сообщим об экспедиции, превосходящей всё, что можно себе представить!

- А мы воспользуемся случаем и вставим туда куплеты из «Песни о Биркенвальде»! - добавил Филипп. - Потому что есть «Песнь о Биркенвальде».

- Это хотя бы от Патрика?

- Мишу, от тебя ничего невозможно скрыть!

- Тогда научи нас. На какую мелодию она поется?

- На ту, что в «Юной Лягушке». Там уже тридцать куплетов, и каждый день мы будем добавлять новые!

- Трижды салютую Патрику! Слава и бессмертие наши! Итак, возвращаясь к этому сенсационному выпуску, что мы решаем?

Дискуссия возобновилась вновь. Соглашение было достигнуто с прицелом на Биркенвальд. Мальчики прибавили шаг, пересекая деревню, а Кристиан то тут, то там раздавал улыбки и дружеские похлопывания самым маленьким её жителям. Таким образом, он делал шаг к возможным дружеским отношениям, которые могли бы привести его к Белой Леди, потому что идея прояснить ее тайну всё сильнее укоренялась в нем.

Патруль на мгновение остановился у дома сторожа, чтобы забрать почту, собравшуюся за три дня их отсутствия. Хотя Кристиан был занят, лаская собак, тем не менее, он заметил выражение уважения и восхищения, с которым охранник смотрел на Эрика, спокойно открывающего длинный серый конверт, усыпанный разноцветными штемпелями.

- Шикарно! Иностранные марки! Ты отдаешь их мне?

- Если это сделает тебя счастливым…

- Я верю тебе! Спасибо! Ты очень добр. Я не видел таких… Ха! Нет, но… скажи, это твое имя?

- Эрик?

- Да?

- Ты заметил, что погода портится?

- Это очень скучно!

- Я так не считаю...

- Это почему?

- Не можешь догадаться? Так ты не хочешь пожелать Белой Леди спокойной ночи?

- Ты опять?!

- Но, старина, я никогда не был так серьёзен!

- В таком случае ты пойдешь один. Потому что для меня это вообще ничего не значит.

- А твоя миссия? Ты больше об этом не думаешь?

- Это тут ни при чем, чёрт побери! Ты, должно быть, злишься! Когда Луи узнает — а в конце концов он узнает — поднимется настоящий переполох! И все это ради бредовой истории!

— Как же, бредовая история! Может быть, ты думаете, что я не разузнал? Что я кинулся общаться со всеми в деревне только ради удовольствия познакомиться с туземцами? Ну, подумай-ка еще разок! Я расспросил множество людей: бакалейщика, булочника, сыновей мельника, даже учителя, не забыл и о служанке священника. И все, слышишь, все без исключения подтвердили мне существование Белой Дамы!

- Мне было бы любопытно узнать мнение Жозефа...

- Сторожа? О, хорошо! Он самый напористый из всех. Он клялся мне, что видел её собственными глазами, но что тогда называть зрением! Если тебе кажется, что этого недостаточно, дай мне знать, что тебе нужно!

- Даже если бы мадам де Лиенвиль лично заверила бы меня в её существовании, я всё равно сказал бы: Кристиан, туда не ходи!..

*

Наступила ночь. Бурная. Без звезд. С дождём, полившим крупными теплыми каплями.

В лагере все спали. Кроме Кристиана. Он больше не говорил с Эриком о своей задумке и, как обычно, отправился спать. Никто не мог его заподозрить. Даже Филипп, который крепко уснул. Широко раскрыв глаза, Кристиан слушал, как дождь барабанит по палатке. Время от времени он поглядывал на свои часы, светящиеся стрелки которых все глубже и глубже впивались в ночь. В одиннадцать часов он включил фонарик и направил луч света на каждого из спящих. Сначала на ноги. Потом на лица. Глаза были закрыты, все спали.

Он выключил фонарик; ощупью, остерегаясь малейшего столкновения, осторожными движениями, он оделся. Никакого причёсывания, только непромокаемая накидка.

Очень медленно, стараясь не задеть Эрика или Филиппа, он хотел выйти из палатки. Вода затянула узлы, и, поскольку он был без помощника, то не спешил их развязывать. Наконец вход открылся, но слишком внезапно. Полотно хлопнуло и хлестнуло по Филиппу.

Кристиан попытался оттолкнуть полог и наклонился вперед. И потерял равновесие, упав на Эрика и Филиппа, по-прежнему спящих. Двинув бёдрами, он замер в неподвижности, ожидая их пробуждения. Но ничего не случилось. Успокоившись, он рассчитал свой рывок и выскочил наружу. Прислушался еще раз, снова замерев на месте, боясь увидеть перед собой шефа. Он слышал только тихий звук дождя, падающего на землю. Его волосы уже намокли.

Он открыл рот, чтобы поймать несколько капель, глубоко вдохнул запах мокрой травы и медленными шагами пошел по тропинке к замку.

В саду он позволил себе минутную передышку, принюхиваясь к аромату роз, более пленительному, чем когда-либо, в теплой влажности этой ненастной ночи. Яростный лай вернул ему чувство реальности, к нему устремилась темная масса.

- Диана, моя собачка, молчи, просто замолчи! Да ладно, старушка, успокойся, это я! Милая, хорошая... Вот тебе! Если тебя услышали, мне конец!

Он еще раз прислушался: ни в одном окне не появилось света, ни один голос не добавил своей ноты к концерту этой ночи.

Кристиан выдохнул. Он отпихнул собаку, пересек Караульную, поднялся по ступеням парадной лестницы, тихо открыл дверь на второй этаж, дошел до коридора: он оказался в самом центре помещения. Ему просто требовалось подождать.

Без семи минут полночь. Она придет? Кристиан присел в углу, не сводя глаз с часов. Минус четыре… ​​минус две… минус одна минута… Полночь! Первыми прозвенели часы в соседней комнате. Потом на церкви. Потом кукушка из коридора. И снова наступила тишина. Она не появилась.

«…Колокола, - вдруг подумал Кристиан, - колокола, чтобы позвонить ей!»

Недолго думая, он бросился вперед. В тени он схватил цепь и яростно потряс её. Резкие, громкие, захлёбывающиеся звуки заполнили огромное жилище. Кристиан всё тряс и тряс цепь. И только когда он остановился, выбившись из сил, и наступила тишина, он понял, что натворил. Белая Дама не придет, это невозможно, но весь замок проснется. И все прибегут сюда. А что ему говорить?

Прижавшись к стене, он ждал, эхо тысячи колоколов звучали в его ушах, сердце билось, глаза всматривались в тени. Прошли секунды – или минуты: Кристиан не знал. Он начал приходить в себя, когда в конце коридора открылась дверь, впустив луч света.

Кристиан замер. Какая-то неодолимая сила прижимала его к стене, его взгляд был прикован к двери. К нему приближалась белая фигура...

Зажглось электричество. Мадам де Лиенвиль в длинном домашнем платье в спешке приближалась к нему.
- Кто-то из твоих друзей заболел? Могу ли я быть вам чем-нибудь полезна?

- Мадам, о мадам!..

- Боже мой! Надеюсь, ничего серьезного?

- Нет, мадам, никто не заболел. Это я…

- Но ты мокрый! Сначала тебе надо обсохнуть. А потом всё расскажешь.

- Неважно... Мадам, прошу прощения, это моя вина. Я хотел увидеть Белую Даму, я ждал до полуночи, и она не пришла; не знаю, что на меня нашло, я вспомнил о колоколе и звонил, пока вы не пришли.

- Только и всего? Ты меня успокоил! Я испугалась, что произошёл несчастный случай. Тебе надо вытереться: к твоему огорчению я расскажу правдивую историю Белой Дамы. Историю, которую будешь знать только ты... Садитесь. Выпей вот это. Ты будешь меня слушаться?! Что ж, знай, Белой Дамы никогда не существовало.

- Но все утверждают, что видели её! Сам Жозеф...

Мадам де Лиенвиль улыбнулась.

- Они видели Белую Даму — которая не была Белой Дамой… И Белая Дама, она перед тобой.

- Как это возможно? Вы, мадам, вы?

- Да, я. Несколько лет назад я лечила очень дорогого пациента в Биркенвальде. Это меня видели идущей, как и сегодня вечером, по освещенным коридорам. Большего и не потребовалось, чтобы воскресить старую легенду. Легенда, в которую ты теперь не поверишь, поскольку знаешь её секрет ... который я обязательно должна сохранить!

- Мадам, я обещаю! Я еще раз прошу у вас прощения за мою неосмотрительность.

- Не извиняйся. Быстро возвращайся в лагерь. Завтра тебе трудно будет вставать. Не волнуйся: никто ничего не скажет...

Смущенный и одновременно удовлетворенный, Кристиан простился с мадам де Лиенвиль и спустился по лестнице. Он подходил к Караульной, когда его внимание привлек звук торопливых шагов. Без сомнения, кто-то шёл позади него. Наверное, сторож, которого разбудил шум.

Кристиан не хотел сообщать живущим в замке о своем приключении. Поэтому он пересёк зал и спрятался возле двери в сад. Скрывшись за доспехами в углу зала, он стал ждать.

Он не ошибся. Едва он устроился поудобнее, как зал осветился и появился Жозеф. Не заметив ничего подозрительного, тот пересек комнату и вышел в сад. Кристиан услышал лай в отдалении. Он вздрогнул: неужели собака ушла так далеко?!

Через несколько минут сторож вернулся, тщательно закрыл дверь и ушёл так же, как и пришёл. Кристиан с облегчением заставил себя выйти из своего укрытия. Выбираясь из угла, где прятался, он рукой опёрся на стену, нажав на один из узоров, высеченных на камне. Каково же было его изумление, когда он почувствовал, что стена под его рукой движется! Он ловко нажал на кнопку фонарика: Часть стены повернулась сама по себе, открыв зияющий проход.

Оцепенев, Кристиан уставился на черную дыру, открывшуюся перед ним.
«…Однако это не то подземелье, о котором нам рассказывали, поскольку оно замуровано. А если не то, то какое? О другом я не знаю...»

Ему пришла в голову мысль вернуться и рассказать мадам де Лиенвиль о своем открытии. Страх показаться смешным остановил его.
«Ну, так тому и быть. Я достаточно взрослый, чтобы постоять за себя. Если я найду какой-нибудь клад, все почести достанутся мне!»

Он направил луч света в проем, увидев там только винтовую лестницу с черными липкими стенами и высокими ступенями, уходящими в землю.

Кристиан сдвинул доспехи поперек прохода, чтобы стена не могла закрыться, и начал спускаться.

Его часы показывали без десяти час.

 

 

6

ОТКРЫТИЕ

На следующий день, пять часов вечера, среди сосен.
Отрядная игра: разрозненные разведчики должны пересечь определенную линию, не оказавшись разоблачёнными. Разрешена любая маскировка, но лицо должно быть открыто.
Между двумя бросками Кристиан рассказал Эрику о своем ночном приключении.

 

- … Ну и что?

- Итак, когда я это увидел, я вот что сделал. Я подпер дверь доспехами, чтобы не оказаться в ловушке в проходе, и начал спускаться вниз. Это так шикарно, ты себе не представляешь! На мгновение я едва удержал себя в руках. Я хотел остановить себя, но меня буквально заталкивало внутрь: на стенах слой паутины, пыль и грязь, это пугает...

- Это долго длилось?

- Ровно шестьдесят две ступени. Оказавшись внизу... будь осторожен, опусти голову, быстрее, а то тебя поймают! Чёрт возьми, вот и всё!

- Мишу, увидел!

- Без ошибок! Ты счастливчик! Я думал, что это всё. Будь осторожен! В следующий раз у тебя это не пройдёт! Тем более, что я тебе ещё ничего не рассказал: если бы ты знал, что будет дальше! Ах! Он заметил Франсуа… давай двигаться вперед, осторожно, осторожнее… стоп! Нет, ты не знаешь главного, а когда узнаешь, надеюсь, ты меня поздравишь! Итак, я спустился по лестнице и попал в своего рода подземный переход, который идет прямо вперед. Я, естественно, продолжаю идти... Но на этот раз это длилось недолго, едва ли две-три минуты, ровно столько, чтобы запнуться и упасть, и потерять погасший от удара фонарь. Думаешь, меня это смутило? Я встал на четвереньки, и принялся искать, повсюду! Наконец натыкаюсь на него рукой, включаю, работает. Я продолжаю свой путь и почти сразу же упираюсь в еще одну стену, перегораживающую проход на всю ширину. Что бы ты сделал на моем месте?

- Я? Я бы отправился спать!

- Если ты будешь меня всё время перебивать, никогда не узнаешь всего остального.

- !!!

- Совершенно верно! Так что ты бы пошел спать. У меня нет такого рефлекса. К счастью для остальных событий... Я сказал себе, что в этом подземном ходе нет смысла, если он никуда не ведёт, и шансов, что он замурован, мало, так как механизм в Караульной работает. Итак, я искал и нашел. Просто как доброе утро: проводишь рукой по стене, пока не нащупаешь небольшую впадину. Нажимаешь, и стена отодвигается, позволяя пройти. Самое обидное, что она сразу закрывается. У меня едва хватило времени броситься назад и начать все сначала. Я увидел большую комнату и хотел рассмотреть её поближе. А у меня не было ничего, что могло бы подпереть дверь. Не было возможности подняться наверх за ещё одним доспехом: это заняло бы слишком много времени, а мой фонарь постепенно тух. На всякий случай я снял накидку, сложил её, запустил механизм и этого оказалось достаточно, чтобы помешать ему закрыться. Поняв это, я снял эту накидку, проскользнул в комнату и сунул её в щель. Система сработала успешно, и я смог побродить по этому месту. Во всяком случае, не слишком долго, потому что света у меня почти не осталось, но его хватило, чтобы вернуться назад... ну, старина... угадай...

- Что именно?..

- Самое удивительное, самое поразительное, самое чудесное, самое замечательное, самое триумфальное...

- Ой, поторопись! Все знают, что ты любитель описывать! Что это?

- …самый триумфальное, говорю я, самый потрясающее, самый невероятное, самый необычное, самый необыкновенное…

- Кристиан, пожалуйста!

- … самое невероятное, самое неожиданное… ой! На этот раз точно всё!

- Кристиан, замечен! Один раз!

- Ты же это не украл?! Если это твоя самая неожиданная, самая триумфальная и прочее, вещь, то ты попал в самую точку!

- О ля, ля! Ну, я теперь серьезно. Что мне показалось необычным и что заставит тебя подпрыгнуть, так это выгравированные на стенах комнаты, куда я попал, цифры с твоего браслета!

- А-а! Что ты сказал?

Эрик, полувыпрямившись, тряс Кристиана.

- Тише! пригнись, давай, пригнись! Это пустая круглая комната, в которой есть только старые часы и девять роз, вырезанных с интервалами на камне. Каждый цветок должен соответствовать отдельному коридору, потому что один из них находится на той части стены, которая перегораживает проход, по которому пришел я. А на верхней части часов огромными римскими цифрами были выгравированы, на этот раз полностью, цифры с твоего браслета: XI-VIII-MCDXXXVI. Видишь ли, я был прав, когда говорил о дате: 36, это 1436 год, 11 августа 1436 года. Что касается букв... ох! Как мы не подумали об этом раньше? Б.К., но это же просто сокращение от БИРКЕНВАЛЬД, это же очевидно! Что дает: БИРКЕНВАЛЬД, 11 августа 1436 года.

- Ты уверен?

- Чёрт! Что ещё это может означать?

- Там, на браслете 36, а не 1436. Помнишь, что я говорил тебе в Дабо: почему именно 1436 год, а не 1636, 1836 или 1936 год?

- А если на стенах написано 1436?

- Именно! Если бы это был 1436 год, то поставили бы дату на браслете полностью, тогда как с другими датами всё объясняется. Помни, что это не разовое действие, а повторяющееся периодически через очень большие промежутки времени...

- Тогда это БИРКЕНВАЛЬД, 11 августа 1936 года.

- Завтра?

- Да, завтра... Посмотри, как всё хорошо сошлось: еще месяц назад ты даже не знал название Биркенвальд!

- Завтра, это будет завтра… - повторил Эрик, которого снова начало трясти.

- Так что не волнуйся! Я же здесь. Кто знает? Может, это просто день рождения? В любом случае тебе обязательно придется пойти со мной; решение проблемы лежит под землей. Сегодня вечером мы пойдем вместе, и будет чёрт знает что, если нам не удастся всё прояснить. Ну, что такое?

Эрик опустил голову и не ответил. Кристиан настаивал.

- Говорю тебе, это кончится плохо! - вздохнул Эрик. - Лучше не начинать это снова. Уже хорошо, что ты вернулся…

- Ты отказываешься от своей миссии?

- Я хочу попросить совета у Луи.

- Почему бы не сообщить всему отряду о своих семейных делах, пока ты тут?

- Это не отряд, это Шеф. Это естественно – доверять ему!

- Больше, чем мне? Если так, то не было смысла называть меня своим другом!

- Кристиан, ты несправедлив!

- Почему ты не хочешь пойти? С тех пор, как я тебя знаю, ты был одержим идеей найти свою миссию, о которой ты не знаешь, и когда ты собираешься ее найти, потому что нет никаких сомнений: если что-то должно произойти — то, что мы найдём в подземелье, поможет нам понять – ты отрекаешься от этого под предлогами, которых нет, и заявляешь, что боишься! Как будто мы встретимся там с призраками! Ты случайно не трус?

- Я - трус?! Трус?!

Бледное лицо Эрика покраснело. Зелень его глаз стала серой, взгляд ледяным.

- Я - трус?! - повторил он изменившимся голосом. - Ах, тебе повезло, что ты мой друг! Ты меня не знаешь! Трус! Я слышал это слово всего два раза в жизни. И ты оказался тем, кто сказал это мне!

Он встал, и в нем не осталось ничего от той мягкости, которая обычно окутывала его. Откинутые назад волосы, жесткий рот - это был уже не тот паж, который однажды вечером появился на террасе, это был Зигфрид, это был разъяренный Роланд…

Внезапно он опустился на колени и протянул одну ногу к Кристиану:

- Ты часто спрашивал меня, откуда этот шрам: я просто улыбался, так и не ответив тебе. Вот объяснение. Однажды, когда мне было девять, моему отцу подарили молодую лошадь, которую он хотел тренировать самостоятельно. Чистокровный жеребец с Нью-Маркет, которого путешествие сделало непослушным. К нему едва можно было подойти: он лягался и брыкался во все стороны. Я побежал в конюшню, чтобы посмотреть на него, держался на расстоянии. Приведший его лакей начал смеяться, высмеивая то, что он назвал моим страхом. Услышав это, я заставил его обуздать лошадь, вывести её и посадить меня на неё. Это был отличный забег! Меня подобрали со сломанной ногой и разбитой головой. Но с тех пор никто не называл меня трусом. Никто... кроме тебя! Неужели ты не понимаешь, что если я откажусь сопровождать тебя в этот подземный ход, то только потому, что знаю - с тобой случится что-то плохое? У меня есть такое предчувствие, я в этом уверен. Ты показал мне путь, я благодарен тебя. Я пойду один. Ты не пойдешь со мной. Так ты больше не будешь меня упрекать в трусости, и мне не придется больше дрожать за единственного друга. Пренебрегать своим долгом я не могу и не хочу: я раскрою тайну подземелья!

Кристиан не нашелся, что ответить. Он обидел Эрика и злился на себя за то, что снова поддался своей импульсивной натуре. Он задумался над тем, как исправить свою ошибку, когда два мальчика обнаружили себя окруженными остальными членами Патруля.

- Что вы здесь делаете? - взревел Филипп. - Разве вы не слышали свисток об окончании игры? Нет? Мы снова проиграли из-за тебя! Кристиан, если ты болен, ты должен сказать об этом! Ты все утро не переставал спать и вместо того, чтобы уделять внимание игре, рассказываешь истории вместе с Эриком. Право, старина, ты перебарщиваешь... Давайте, мы возвращаемся!

*

День угасал, тоскливый и тихий. Эрик больше не открывал рта. Кристиан работал молча, размышляя над ошибками, допущенными после полудня. Он не осмелился снова поговорить со своим другом о том, что их беспокоило. Тревога Эрика не прошла для него бесследно: больше, чем когда-либо, ему хотелось разгадать тайну браслета, тайну, ключ к которой, как он думал, дадут глубины замка.

Затачивая стрелы для своего лука, он искал способ привлечь Эрика на свою сторону, но не ставя скаутмастера в известность о своих намерениях. Во-первых, потому что это было их делом; во-вторых, потому что чрезмерно осторожный Луи принял бы такие меры предосторожности при исследовании недр таинственного особняка, что все очарование открытия улетучилось бы как дым.

«Да, - повторил себе Кристиан, понимая, что Эрик настроен более решительно, чем казалось сначала, - я не должен отпускать его одного. Как мне убедить его пойти со мной? Я обещаю помочь ему, быть его другом, его братом, и начинаю с того, что оскорбляю его... Лучше всего было бы пойти туда самому раньше него. Нужно торопиться: 11-е через несколько часов, мы будем там…»

*

До наступления темноты часы следовали друг за другим, тяжелые, бесконечные. Начало сумерек, легкий ветерок, колеблющийся ореол первых огней вернул Волкам, несколько обезумевшим от дневного происшествия, легкость сердца и ума.

Потом программа гласила: «Костер». Это слово разрядило атмосферу и скрасило день.

В этот вечер это была не простое и спокойное собрание Патрулей, пришедших посидеть у костра - костра, пламя которого привлекает тех, в чьих мальчишеских сердцах: свободных, нежных, беззащитных —горит огонь, в котором, кажется, укрылись все тепло, весь свет и вся жизнь.

Сегодня вечером было и меньшее, и большее.

Меньшее, потому что, возможно, не было той чудесной спонтанности песен, срывающихся с уст каждого в одно и то же мгновение, той великолепной самоотдачи сердец, тающих и сливающихся в невыразимом содружестве.

Кроме того, из окон, открывающихся в неизведанное душ, таинственная поэзия слов впервые взлетает над пурпуром углей, и новые танцы в новых одеждах, путешествия в страну грез...

Мерцающие струйки пламени, возносящие к небу этот мир явившихся желаний, принятых решений, грандиозных путешествий – странная внутренняя музыка, гармонирующая со стоном дубов или простым ударом трех пальцев по коже бубна — а, под конец, божественное умиротворение, когда на смену гордому высокому пламени следуют последнее свечение умирающего леса, уносящее с собой, как прилив уносит выброшенные на берег водоросли в глубины волн, все разочарования, мелочи, ошибки прошедшего дня.

Торжественно, все как один с одеялами на плечах, все как один с повязками на лбу, скауты ждали, когда возглас Шефа, перекрывающий потрескивание горящей смолы, объявит костер открытым, приглашая их сесть. И когда это было сделано, прокатилась огромная волна, гимн любви и радости.

Рыси вели программу, за песнями последовали танцы.

Таким образом, в акции принял участие весь отряд. Красочные маски и по-разному сложенные накидки создавали то юного короля, то бандита или рыцаря.

Когда огонь в очаге начал угасать, Эрик запел. Его очень чистый голос очаровал собравшихся. Но он по-прежнему оставался бесстрастным и отстраненным.

- Норвежскую песню, - попросил кто-то…

Он уже был готов отказаться, но не посмел, поклонился. К вершинам вознеслась колыбельная, которая однажды в поезде взволновала Кристиана. И когда Эрик, закончив, повернулся к нему, Кристиан понял по его улыбке, что прощен. Истинная радость воссоединилась с умиротворённостью, уже наполнявшей его.

У костра теперь не было ничего, кроме великого созерцания. Последние минуты истекали в агонии тлеющих углей. Луи открыл «Притвор Тайны Второй Добродетели» [«Le Porche du Mystère de la deuxième vertu» — поэтическое произведение Шарля Пеги (1873–1914), написанное в 1911- 1912 годах]:

«…Ночь, ты свята. Ночь, ты прекрасна», — написал Пеги.
Ночь в большом плаще,
Ночь, я люблю, приветствую и прославляю тебя, ты моя большая дочь и мое создание...
Ночь, моё самое прекрасное изобретение,
Это ты успокаиваешь, умиротворяешь, даешь отдых,
Ты единственная, кто врачует раны;
Больные сердца, рассечённые, расчлененные.
О, моя черноокая дочь...
Ты, несущая покой и забвение. Ты, изливающая бальзам, тишину и тени...
Ты, ежевечерне укладывающая Младенца Иисуса спать
На руки Пресвятой и Непорочной,
О сладкая, о великая, о святая, о прекрасная ночь, возможно, самая святая из моих дочерей, ночь в большом звездном платье...»

 

Так высказался наш Господь. Вскоре после этого пятящиеся скауты растворились в тумане. Некоторое время было слышно очень нежное пение, бывшее молитвой. Оно угасло, когда розовые угли облачились в серую шубку.

*

Свернувшись калачиком под одеялами, Кристиан не мог заснуть. Усталость предыдущих часов исчезла, он с тревогой думал, больше не надеясь, что Эрик изменит свое решение.

Ни за что на свете он не позволил бы Эрику отправиться в подземелье одному; он не боялся за себя, он боялся за того, чье дыхание ощущал рядом с собой. По правде говоря, желание избавить друга от открытий, которые, как он знал, были тому особенно неприятны, перевешивая любопытство, мучило его. Даже если бы Эрик забыл о дневной ссоре, решив пойти в одиночестве, он так и поступит.

На мгновение Кристиан подумал о том, чтобы рассказать все Луи. Если бы речь шла только о нем, он, без сомнения, смирился бы в конце концов с этим; но он не признавал за собой права раскрывать чужую тайну.

Как когда-то в вагоне, сон упорно ускользал от него. Внезапно он принял решение. Выйдя из палатки, он мгновение колебался, не зная, предупредить Эрика или нет. Страх увидеть, как Эрик воспротивится его замыслу, помешал ему поступить так. Однако он хотел предупредить Эрика на тот маловероятный случай, что, проснувшись до рассвета, тот заметит его отсутствие.

Он вырвал страницу из блокнота, нацарапал несколько строк на колене, прикрепил послание к спальному мешку Эрика и теми же жестами, что и накануне, приготовился открыть брезентовую дверь. Он не успел: снаружи послышались шаги...

Кристиан снова бросился в одеяла, которые натянул до самого носа. И вовремя: шаги остановились перед палаткой, и ему в лицо ударил свет электрического фонаря.

Кристиан не дрогнул: он умел «застывать».

Свет погас, шаги удалились.

- Я вывернулся, - пробормотал он…

Он ждал ещё почти четверть часа. Ни вздоха. Ему везло: всё прошло хорошо и до замка он добрался без происшествий. Но Диана не выскочила ему навстречу; застывшая у собачьей будки, собака без видимой причины была мертва.

 

7

ПУТЕШЕСТВИЕ ПЕРВЫМ КЛАССОМ

Эрик проснулся поздно и заметил отсутствие Кристиана только тогда, когда начал умываться. Филипп тоже пропал. Он предположил, что они вместе, и, больше не беспокоясь, принял душ.

Вернувшись в палатку, он увидел, что одеяла у всех уже разложены на солнце. Он быстро оделся и направился к алтарю. Как сказал капеллан, Месса началась. Он погрузился в свою книгу. К Евангелию он машинально пересчитал глазами Волков: Филипп был там, а Кристиана по-прежнему не было. Конечно же, сейчас было не время расспрашивать о нем; однако до последнего благословения Эрика преследовала своим навязчивым лейтмотивом одна-единственная мысль: «Где Кристиан?»

Ему показалось, что Филипп оставался погруженным в медитацию дольше обычного. Он с нетерпением ждал, пока тот встанет. И потерял дар речи, услышав эту новость, которую после небольшого колебания огласил КП.

- Кристиан? Разве он тебе не сказал?.. Но он путешествует первым классом... [Разведывательное испытание, которое должен был пройти скаут перед получением сертификата 1-го класса. Последовательно становятся послушником, мичманом, скаутом 2-го класса, затем 1-го класса]

*

- …Он путешествует первым классом!.. Ничего не сказав мне, хотя мы должны были поехать вместе… Я рассердил его, это точно…

Так думал Эрик. В его кружке, незаметно для него, остывал шоколад.

- Привет! Что не ешь, Эрик?

- Прости?

- Что ты не ешь?

- Спасибо, я не голоден. Ты хочешь?

- Очевидно, Кристиан поступил не слишком шикарно, поехав без тебя…

- Он волен делать, что хочет!

- Нет, есть Патруль. А что ты думаешь, Филипп?

- Видно, ты говоришь как бог, а на самом деле рассуждаешь как пирожок, Дэни! Если Кристиан не счёл, что должен сообщить нам о своих намерениях, то, вероятно, у него была причина. Поступай, как я: подожди, и ты поймешь, почему.

- Тут есть какая-то тайна? И всё же ты искал его вместе с нами сегодня утром!

- Мишо!

- Филипп?

- Ешь хлеб, соси большой палец и молчи. Что касается объяснений столь поспешного отъезда, то ты узнаешь об этом позже, после осмотра. А пока отдохни-ка от этой темы!

*

- Филипп!

- Отец?

- Ваши ребята что-то подозревают?

- Нет. Просто удивлены. При небольшом умении всё получится. Нужно действовать быстро. Не давая им времени на размышление. Где Луи?

- Он звонит в жандармерию Саверна. Надеюсь, мы найдем его до сегодняшнего вечера. В противном случае предупредим его родителей. Странно, я не верю, что это был побег.

- И я не верю. Конечно, Кристиан молод, импульсивен, легкомыслен — что угодно, но не до такой степени, чтобы покинуть лагерь без разрешения. В лучшем случае он хотел полюбоваться восходом и получил травму; тогда мы не пропустим его... Скажите мне, отец капеллан, тот человек, что на прошлой неделе гулял по деревне, что с ним стало?

- Исчез. Ах! А вот и Шеф!

*

- Итак, Волки, Лисы и Рыси, вы выглядите очень сдержанными!

- ?

- Если только вы недостаточно информированы. Кстати, вы заметили, что Кристиана здесь нет? Да... Вы даже не знаете, что он путешествует первым классом... И для вас это не важно?! Вы считаете, что это нормально — уйти вот так по-английски?

- Это довольно отвратительно...

- Как трогательно!.. Разве что, по приглашению скаутмастера дадим немного работы господам скаутам, которые от безделья в лагере жиреют на глазах и становятся ужасно облагороженным. Позвольте мне подвести итог: если Кристиана здесь нет, то это потому, что он где-то в другом месте. Если он где-то ещё...

- Это потому, что его тут нет…

- Разумно! А если его нет...

- То надо поискать!

- О, самый проницательный из мальчиков, ты сказал это. Ваша задача найти его. Кристиан ушел на рассвете. На пять часов раньше. Вы отправитесь в путь, как только будете готовы. Вернётесь сегодня вечером в пять часов. Победит патруль, который первым найдёт его. Сверьте ваши часы, у всех. Если ваши поиски окажутся успешными, как можно скорее сообщите об этом в замок. Используйте для этого все возможные средства: телефон, телеграф, радио, если потребуется. Посмотрим на вашу находчивость. Конечно, уставшими лагерь не покидают. Как только вы будете экипированы, КП дадут указания. У вас есть вопросы?

- А что, если мы его не найдём?

- Мы поставим свечку святому Антонию!

*

Скаутмастер склонился над картой.

- Вот район, который стоит обследовать. Чтобы не мешать друг другу, он разбит на три зоны, на три маршрута, если хотите. Каждый патруль будет тянуть жребий. Тот, у кого будет самый длинный путь — по дорогам, возьмет велосипеды в замке: нам их одолжат.
- На обед разогрейте то, что раздал интендант. Последняя рекомендация: в каждом патруле держитесь вместе; абсолютный запрет на удаление друг от друга. Вернётесь к 17:00. Что касается остального, повидайте нас, Бернарда и меня…

- Можем ли мы расспрашивать местных жителей?

- Все средства информации разрешены. Однако не спешите задавать вопросы туземцам. Что-нибудь ещё? Нет каких-либо вопросов? Пьер? Клод? А ты, Филипп?

- Эрик хочет остаться в лагере, шеф.

- Заболел?

- Нервничает. Я думаю, он немного расстроен оттого, что Кристиан его не предупредил.

- Твоё мнение?

- Не заставлять.

- Тогда оставим его. Теперь жребий.

*

Полдень в Биркенвальде.

Никаких новостей от патрулей не поступало почти три часа. Мадам де Лиенвиль, предупреждённая, предоставила в распоряжение шефов все ресурсы замка: автомобиль, лошадей, экипажи. Капеллан совещался в Саверне с прокурором и командующим жандармерией. Бернар ездил по дорогам на своем мотоцикле; Робер под руководством сторожа обыскивал окрестности лагеря.

Луи оставался в замке, дожидаясь возвращения капеллана. Прислушиваясь к телефону, он перебирал тысячи предположений, сделанных с утра. Однако мальчик так просто не пропадает: его надо найти, он найдется.

Какая же миссия, если сегодня вечером его здесь не найдут, придётся предупредить его родителей! А родители отпустили его только потому, что сочли, что в лагере ему безопаснее, чем где-либо ещё! Они, кто так боялся сегодняшней даты, опасались, что с их ребенком случится нечто плохое...

«…Я видел его вчера вечером, в его палатке, после костра…» И бедный Филипп, у которого хватило смелости играть свою роль перед Патрулём!

«А если его похитили? Если он не вернётся домой сегодня вечером, завтра, послезавтра, то нам ведь придется рассказать мальчикам…»

В сотый раз Луи сверяется с картой, следуя за своими патрулями по разным маршрутам. Смогут ли они найти след, улику? Ах! Телефон!

- Да, это я, отец. Есть новости?

- Пока ничего. Но будьте спокойны: полиция предупреждена; с десяти часов ведется наблюдение за дорогами и станциями. Его описание передано повсюду. Мы закрыли четырехугольник между Нанси, Страсбургом, Битчем и Кольмаром. Мне гарантировали, что будь на машине или на поезде — его не пропустят. Это вопрос двадцати четырех часов, возможно, тридцати шести, максимум сорока восьми. Во всяком случае, в Мармутье его никто не видел. Ни на вокзале, ни в деревне — я остановился там по дороге. Я также сообщил о человеке, бродившем в окрестностях лагеря; ищут и его. Я буду в Биркенвальде через час, немедленно возвращаюсь. Увидимся позже.

- Спасибо...

Луи листает расписание: не мог ли Кристиан сесть на поезд до того, как начали следить за железной дорогой? Нет, этим утром в Мармутье был только один поезд, и никто его не видел.

Стук в дверь — это Эрик.

- Вас ждет обед, шеф.

- Обед?

- Сейчас час.

- Ты голоден?

- Не очень.

- И я нет. Лучше я останусь здесь и буду ждать новостей.

- От Кристиана? Значит игра настолько увлекательна? Это заставит меня пожалеть, что я не ушёл сегодня утром.

Игра! Луи далек от этого. Он по-прежнему не собирался раскрывать Эрику секрет. И обед проходит грустно и томно.

- Шеф?

- Да?

- А будет ли нескромно спросить у вас, где именно находится Кристиан?

- Почему?

- Из чистого любопытства... Поскольку я не участвую в поисках...

- В самом деле?

- В самом деле!

Три молчаливых вздоха…

- Эрик?

- Да, шеф?

- Почему ты не с Волками?

- Во-первых, сегодня утром я немного устал…

- Бедный старик!

- …и потом, боюсь, я разочаровал Кристиана. Вчера мы поссорились...

- Он довольно миролюбив.

- У меня не всегда хорошее настроение!

- А если бы он предпочел пойти один, чтобы ты не утомился?

- Я такой же выносливый, как он! Но это же неправда, он ничем не рискует, ведь так?

- Нет, конечно…

- Можете ли вы меня заверить в этом?

- Ну, не больше, чем любой из нас, кто сегодня ночью отправится на разведку.

- То есть «да»?

- Очевидно, он может встретиться в лесу с кабаном или с машиной на дороге.

- Когда он должен вернуться?

- Как только мы его найдём.

- Этим вечером?

- Да... если у Патрулей есть хоть немного здравого смысла. В противном случае…

- В противном случае?

- Завтра, наверное, самое позднее послезавтра.

- Как! Разве это не точно? Я думал, что это будет двадцать четыре часа, поездка первым классом!

- В целом да, иногда больше.

Эрик пристально посмотрел на скаутмастера, который с трудом выдержал его взгляд. Вдруг скаут встал и произнёс изменившимся голосом:

- Шеф! Почему бы вам не сказать мне правду?

- А понравится?

- Шеф! Я прошу вашего разрешения присоединиться к Патрулю!

- Сегодня утром тебе было нехорошо.

- Больше нет.

- Знаешь, Волки уехали на велосипедах. В замке больше нет ни одного велосипеда.

- Я поеду верхом!

- Верхом? Ты умеешь?

- Умею. Вы позволяете мне поехать?

- Ты точно этого хочешь?

- Абсолютно!

- Тогда езжай! Не пропадай и вернись к пяти, несмотря ни на что. Не забудь взять карту. Ты знаешь, где найти остальных?

— Да, между Оберштайгеном и Вангенбургом.

- Ну, удачи!

- Спасибо, шеф!

*

Без десяти три на повороте дороги, где-то недалеко от Энгенталя.

Волки растянулись в траве у канавы. Невыносимая жара. Ни информации, ни подсказки: Кристиан где-то в другом месте. Им попалась не та зона, вот и всё. Остается только проверить две-три дороги – на совесть – и возвращаться.

Еще пять минут передышки, глаза закрыты, рот открыт, по спине струится пот... Ни дуновения ветерка, охлаждающего потную кожу, просачивающегося сквозь полу расстёгнутую рубашку.

- Я бы три стихотворения отдал за душ, - простонал Патрик.

- А я целый час мыл бы посуды! - добавил Дэниел.

Филипп поднялся.
- Давайте по сёдлам, - сказал он.

Это его первое слово за час.

Снова пыль и солнце. Пот заливает глаза.

Один, два, три километра. Тсс! Течёт ручей: слышно, как журчит вода. Да, в трёхстах метрах, вон за той изгородью. Отлично: можно освежить лица! И там... там кто-то... О! Серый шарф с белой окантовкой! Наконец-то, это он, они его нашли, как это хорошо!

- Кристиан! Кристиан!! Кристиан!!!

Скаут приближается. Это не Кристиан, это Эрик поил свою лошадь.

*

Волки его не нашли. И Рыси не нашли. И Лисы.

Он будет спать под звездами и вернется завтра. Или послезавтра.

Или не вообще не вернётся.

Шесть часов. Как свежа была вода и как сладки сливы мирабель…

*

- Алло, Биркенвальд, мистер Луис Вилльерс?

- Он самый.

- Это капитан, командующий жандармерией, из Саверна. Мне сообщили из Мюлуза, что человек, о котором вы нам говорили, был арестован при въезде в Базель-Рапидс. Это человек по фамилии Кальщниев, болгарский подданный, хорошо известный нашим службам и уже несколько раз выдворявшийся. Он делает вид, что не знает вашего мальчика, вроде как был занят своей работой, что легко проверяемо. На мой взгляд, это не то, на что нам следует ориентироваться.

- И что вы планируете делать, капитан?

- Продолжать поиски. Ничего не потеряно, повторяю. Соседние бригады подняты по тревоге, и, говорю вам, что в одиночку или в сопровождении кого-либо он не сможет остаться незамеченным. Естественно, если только…

- Что?

- Я имею в виду, если не случилось нечто плохое. Но мне подобное не кажется вероятным. Для меня это всего лишь простой побег, и ваш скаут скоро объявится. Однако было бы лучше предупредить семью.

- Таково мое намерение.

- Идеально. Со своей стороны, я обязательно передам вам, по мере поступления, любую информацию, которая окажется у меня.

- Спасибо, капитан... Алло, мадемуазель, не перебивайте, дайте мне Париж, Этуаль 08-93, да, от двух до четырёх, №8, Биркенвальд.

*

Ален посмотрел своему КП в глаза.

- Филипп, ты случайно не забыл, что я твой заместитель?

- В чем дело?

- Почему ты мне больше не доверяешь?

- Что за вопрос! Какая муха тебя укусила?

- Дело не в мухе. Речь идет о том, что ты попал в беду и держишь это в себе.

- Нет никакой беды, уверяю тебя.

- Это для остальных!

- Я уже сказал тебе!

- Ты принимаешь меня за слепого или за ребенка? Думаешь, я не заметил взгляд, который ты и Шефы переглядывались сегодня утром? Что я не могу купиться на историю о путешествии первым классом, когда так называемый путешественник оставляет в лагере свою сумку, пальто, шляпу и одеяла? Хочешь, я скажу тебе, что случилось? Кристиан действительно ушел, и никто не знает, где он. Я начал подозревать это после того, как к нам присоединился Эрик. Должно быть, он тоже что-то заподозрил. Вернувшись домой, я убедился: достаточно было услышать вопросы, заданные КП. Мы не играли, мы работали. Если бы это была игра, о телефоне не было бы и речи, и Бернара мы бы не встречали так часто по дороге. Понимаешь, нет смысла скрывать от меня то, что я знаю.

Филипп какое-то время молчал.

- Луи не хочет, чтобы вы это узнали, - наконец ответил он. - Вот почему я тебе ничего не сказал.

- Будь спокоен, я оставлю свои мысли при себе. Остальные ничего не подозревают. Только лучше быть отравленными вдвоем... если речь идет о КП и его заместителе!

*

- Алло, Биркенвальд, номер 8? Не отходите, к вам Париж, Этуаль 08-93. ... Мсье Вилльерс?.. Нет, это не господин д'Анкур: он только что улетел на самолете в Алжир... Да, срочная телеграмма: его брат очень болен... Его сопровождает госпожа д'Анкур... Вот адрес, по которому они будут…

*

Совет скаутмастеров. Покрытый пылью и царапинами Робер бросился в кресло в Караульной.
- Результат отрицательный по всем направлениям, - признался он, - абсолютно ничего, ни малейшего намёка. Но ещё есть часть леса, которую нужно обыскать. Если он упал в овраг, если он ранен, то, возможно, не может сообщить нам об этом, потому что его свисток остался здесь. Пока имеется хоть дюйм необследованной территории — есть надежда. Но действовать требуется быстро: подумайте, что приходится переживать этому несчастному малышу, если он не может позвать нас на помощь! Кстати, мы изменили сегодняшнее расписание?

- Ночная вылазка?

- Да. Почему бы не использовать её и сразу же приступить к делу? По крайней мере, если мы никого не найдём, то будем знать, чего придерживаться.

- Боюсь, что малыши утомились: они весь день гуляли.

- Мы возьмём только тех, кто постарше, - вмешался капеллан. - У Робера отличная идея, которая имеет то достоинство, что укладывается в рамки игры, предложенной мальчикам. Разве это не ваше мнение, шеф?

Луи поклонился.

- Принято, - сказал он, - поскольку все согласны. Ты тоже, Бернар? Да? Осталось организовать работу. Робер, не хочешь ли ты точно отметить на карте ту часть земли, которую вы обследовали... Уже сделал? Отлично! Так, остается область, которую я отметил синим карандашом.
- Вот как мы будем действовать: сформируем три колонны, направление движения каждой будет примерно совпадать с лесной тропинкой. Первый пункт назначения каждой команды: противоположный край леса. На этом участке пути не отклоняйтесь от ранее установленного каждой группе маршрута.
- В пункте первого назначения необходимо будет собраться и сообщить полученные результаты, при необходимости либо оптическим, либо акустическим способом. Я считаю, что практически применим оптический. Есть несколько курганов, на которых можно легко передавать и принимать сообщения. Как только контакт будет установлен, каждая колонна вернется в лагерь, на этот раз развернувшись веером. Ширина прикрываемого фронта — тысяча двести метров; следовательно, на обратном пути между каждым из мальчиков должно быть около пятидесяти метров.

- С этого момента у всех только одна миссия: обыскать участок земли, на котором мы действуем, направляясь к замку. Прежде чем разойтись, внимательно определите своё местоположение с помощью компаса. Однако необходимо всегда оставаться на связи. Каждую четверть часа звучит сигнал трубы от каждого командира колонны, который таким образом обозначает свою позицию. Внутри команд общайтесь свистками, когда скаут или руководитель группы сочтет это нужным. Любому сообщению, световому или звуковому, будет предшествовать код передающего. Если прозвучит сигнал SOS, немедленно остановитесь и не двигайтесь дальше, пока не будут получены дальнейшие инструкции.
- Что касается командования группами, то я пойду с Волками, Бернар возьмет Лис, Робер — Рысей, а вы, отец, присоединитесь к нам?

- Конечно! Я буду сопровождать Бернара, если он не видит в этом никаких неудобств.

- Напротив! Вот инструкции для каждой группы.

ГРУППА I. – ВОЛКИ.
КОМАНДИР: КО [Распространенное сокращение от «Командир отряда»]
Первая точка назначения: высота 403.
ПОЗЫВНЫЕ: Свет: зеленый. Звук: ЛЛЛ.

ГРУППА II. - ЛИСЫ.
КОМАНДИР: ЗамКО Бернар
Первая точка назначения: высота 412.
ПОЗЫВНЫЕ: Свет: красный. Звук: РРР.

ГРУППА III. – РЫСИ.
КОМАНДИР: ЗамКО Робер
Первая точка назначения: высота 430.
ПОЗЫВНЫЕ: Свет: желтый. Звук: ГГГ.

- Командиры групп общаются друг с другом и со своими мальчиками посредством трубы.
- Скауты общаются только со своим руководителем группы и только посредством свистков. Любому сообщению от них должен предшествовать код группы, за которым следует их имя.
- Сигналы связи должны передаваться каждую четверть часа.
- Сейчас десять минут шестого. Выход без четверти девять. Группы, скорее всего, прибудут в свои первые пункты назначения между 21:40 и 22:00. Они немедленно установят свой позывной и, если сообщать не о чем, выставят рядом с цветным стационарный белый свет. После этого я отдам приказ о запуске второго этапа. До тех пор не делайте ничего без моего разрешения.

*

СУТЬ И ТЕКСТ СООБЩЕНИЙ, ПРОИЗВЕДЁННЫХ В НОЧЬ С 11 НА 12 АВГУСТА 1936 ГОДА

22:10. Появление красного и белого света на высоте 412.

22:12. Появление желтого и белого света на высоте 430.

22:17. Появление зеленого света на высоте 403.

22:30. Зеленый свет от КО командирам II и III групп.
Разместите каждого скаута индивидуально на их старте. Точка. Выключите свет группы после завершения операции. Точка. Выход назначен на 23:00 без дальнейших указаний.

22:50. Зеленый свет от КО командирам II и III групп.
Обязательно поддерживайте постоянный контакт. Точка. Остановить движение всей группы, если скаут не отвечает.

23:15-23:30. Сигналы связи.

23:40. ГГГ от Линьера.
Разбил фонарь, когда упал. Точка. Невозможно продолжать поиски. Что делать?

23:44. ГГГ. ЗамКО к Линьеру.
Присоединяйся к первому скауту справа и оставайся с ним. Точка. Дай мне знать, когда найдешь.

23:45. Сигналы связи.

23:52. ГГГ от Линьера.
Присоединился.

24:00. Сигналы связи.

0:09. ЛЛЛ от Мишеля Эрмана.
Свежие кабаньи следы идут в том же направлении, что и я. Точка. Что делать?

В то же время. РРР от Пьера Лорана.
Обнаружен вход в пещеру или подземный выход. Могу ли я исследовать в одиночку?

0:13. ЛЛЛ. КО к Мишелю.
Подожди меня.

0:15. РРР. КО к Пьеру.
Отец присоединится к тебе. Точка. Свист каждую минуту.

В то же время. Сигналы связи.

0:25. ЛЛЛ. От Мишеля.
Угроза от дикого кабан. Я на дереве. Осторожно.

0:29. ЛЛЛ. КО всем группам.
Немедленно остановитесь и ждите дальнейших указаний. Точка. Мишу, не бойся, я иду.

0:34. SOS. Мишель – SOS. Мишель – SOS. Мишель – SOS. Мишель – SOS. Мишель…

*

Эрик, сосед Мишеля по ночной вылазке, шел параллельно ему, метрах в пятидесяти. Он услышал сообщение, извещавшее о следах кабана, а через несколько минут услышал приглушенный топот животного, проталкивающегося сквозь заросли и кусты.

Эрик испугался за Мишеля, который, по его ощущениям, оказался в опасности. Дикий кабан не нападает на человека; потревоженный, он обычно убегает. Но если случайно его настроение становится воинственным, нужно опасаться всего. Без сомнения, повторяющиеся звуки трубы заставили его покинуть логово.

Какое-то время больше ничего не было слышно. Вдалеке ночь пронзали бесчисленные огни скаутов.

Вдруг громкий крик – без сомнения, Мишеля – наполнил лес. Несколько секунд слышался звук бешеного галопа, потом всё стихло.

Дрожа от напряжения, Эрик бросился бежать, перепрыгивая через стволы деревьев, карабкаясь по насыпям, спотыкаясь о спутанные лианы, его электрический фонарик давал ровно столько света, чтобы позволить ему избежать слишком больших препятствий. Правой рукой он нащупал нож — единственное оружие, которое было в его распоряжении. Даже не аркан. Не останавливаясь, он принял второе сообщение от Мишеля. И, почувствовав некоторое облегчение от того, что Мишель находится на дереве в относительной безопасности, Эрик замедлил шаг, чтобы отдышаться.

Шум, на время прекратившийся, возобновился. Эрик бросился вперед. Затем Луи послал приказ, предписывающий всеобщую остановку. Эрик принял его, как и другие сообщения, во время бега. Он не задавался вопросом, подчинится ли он или продолжит бежать на помощь Мишелю: он уже слышал рычание разъяренного зверя. Еще несколько прыжков, и он в испуге отпрянул, погасив фонарь. Цепляясь за главную ветку молодого дуба, Мишель наблюдал, как кабан яростно бил тонкое деревце, на котором он укрылся. Зверь всей своей массой бросался на дерево, которое с каждым разом стонало и наклонялось все сильнее. Иногда животное останавливалось, чтобы обшарить землю, выкапывая корни молодого дуба и делая тем самым единственное убежище Мишеля всё более ненадёжным. Вскоре дерево уступит. Мишо будет сброшен на землю, и даже если он сможет подняться, его разорвёт на куски обезумевший зверь.

Вы скажите, что должен был подойти Луи... Слишком поздно: через несколько мгновений дерево рухнет, и мальчик погибнет. Эрик понял это: поднес к губам свисток и, устремив вдаль взгляд в тщетной надежде найти спасительный огонь, направляющийся к нему, послал три отчаянных трели.

Эрик был храбрым. Но игра была неравной. Он устал от бега и имел при себе только нож, чтобы атаковать и защищаться. И в этот момент дуб треснул. Мишель вскрикнул. Дерево всё ещё стояло.

И тогда Эрик принял решение.

«Ему еще нет тринадцати, - думал он, - а мне почти пятнадцать. Я должен вытащить его оттуда. Боже, защити меня!»
- Мишу, я здесь, - крикнул он, - не двигайся!

На эти звуки зверь обернулся. Его глаза пылали. Секунду он колебалась между почти поваленным деревом и неподвижным мальчиком в десяти шагах от него. Затем с невероятной скоростью он бросился к новой, предложенной ему, добыче. Эрик уже видел себя растоптанным, без всякой надежды. Отчаянным прыжком он бросился в сторону, сумев увернуться. Зверь же собирался атаковать снова.

Эрик прыгнул во второй раз. Но его рука, протянутая к точке опоры, не встретила ничего, кроме пустоты. Он потерял равновесие и упал.

Он не мог встать: зверь уже был на нем. Игра закончилась, и он проиграл.

Однако во время падения он сохранил нож в руке. Именно это его и спасло. Онемевший от ужаса, он изо всех сил ударил по ужасной массе, которая собиралась разорвать его на части. Его левая рука защищала лицо, а правая беспощадно наносила удары... Он почувствовал, как на него обрушились твердые копыта, и закрыл глаза. Но его ребра не были сломаны, его грудь не была изранена острыми клыками. У кабана был выколот глаз, из ужасной раны вытекали мозги, он умирал.

С огромным усилием Эрик поднялся. Шатаясь, как пьяный, он сделал несколько шагов, увидел, как в тумане, Мишеля, протягивающего к нему руки, и упал на землю.

*

0:50. ЛЛЛ. КО всем группам.
Мишель вне опасности. Точка. Просьба Бернару и Роберу сообщить, все ли их скауты на местах. Точка. Просьба отцу принять общее командование. Филипп становится командиром группы I. Точка. Я возвращаюсь в лагерь с Эриком и Мишелем.

0:59. РРР. Отец к КО.
Я принимаю командование, можете уходить. Точка. Группа II вся в сборе. Точка. Пьер нашел зацепку, при необходимости сообщит вам.

01:05. ГГГ. Командир группы II к КО.
Группа III в сборе. Точка. Жду инструкций.

01:09. ЛЛЛ. КО всем группам.
ОТЕЦ, руководитель операции, даст новые указания. Точка. По возвращении вас ждет горячий напиток.

01:15. РРР. ОТЕЦ всем группам.
Продолжайте идти, кроме Пьера, к которому иду я.

*

Эрик вернулся в лагерь в сопровождении Луи и при поддержке Мишеля. Он лежал в палатке, и его сердце снова наполнилось горечью, когда он подумал о Кристиане. Ах, если бы Кристиан увидел его вчера вечером, он бы уж точно не назвал его трусом! Увы! Никто не знает, где его искать...

- … Боже мой! - внезапно сказал Мишель, опустошая карманы, прежде чем надеть пижаму.

- Что такое?

- Ой, извини! Сегодня утром, убирая твои вещи, я обнаружил письмо, прикрепленное к твоему спальному мешку. Я взял, чтобы отдать тебе, и только что нашел его в кармане. Прости... Со всей сегодняшней суетой я совсем про него забыл...

- Письмо? Покажи! Боже, это его почерк!

Он принялся лихорадочно расшифровывать неразборчивые строчки:

Не сердись за сегодняшний день, я не хотел тебя обидеть и никогда не сомневался в твоей смелости. Но так как ты больше не хочешь, чтобы я сопровождал тебя, а это последняя ночь перед 11-м, и я иду в подземелье: я слишком боюсь, что ты окажешься один.
Если я не вернусь завтра утром, иди ко мне, но ничего не говори Луи. Я оставлю следы мелом. А пока спи спокойно и будь здоров.

КРИСТИАН

 

Эрик перечитал сообщение во второй раз, в третий. Слова плясали перед его глазами. У него перехватило горло. С Кристианом случилось что-то ужасное!

Он хотел встать. Собрав последние силы, охваченный единственным желанием спасти друга, он сумел встать.

Прошло более двадцати четырех часов с тех пор, как было написано это письмо, и более пятнадцати часов, как Кристиан ждёт его!

 

8

КОНЕЦ ПУТЕШЕСТВИЯ

- Проклятие! - выпалил Кристиан; все начиналось плохо...

Торопясь спуститься в подземелье, он забыл заблокировать выход в Караульную, и часть стены закрылась за ним.

- Ба! - воскликнул он, - Тут нет ничего ужасного, непременно должно открываться изнутри...

Он воспарил духом: его умелые руки нащупали механизм, и тот повернулся. Успокоившись, он снова позволил ему повернуться и повторил путь, пройденный двадцать четыре часа назад.

Как и накануне, он остановился посреди большого круглого зала, украшенного только часами и девятью каменными розами. Таинственная дата, казалось, являлась смыслом всего окружающего: требовалось двигаться вперед.

Как открываются другие проходы, ведущие в этот зал? Кристиан поначалу подумал о резных узорах на стенах. Вопреки его предположению, не сработал ни один механизм. Терпеливо он снова принялся за поиски, нажимая на каждый лепесток. Напрасные усилия: серые цветы не раскрыли свою тайну. За час своего труда он никуда не продвинулся.

Он не осмелился закрыть коридор, что привёл его в Круглую комнату, опасаясь, что не сможет открыть его снова. Затем ему пришла в голову идея исследовать пол, вместо того чтобы ограничиваться осмотром стен. Тут была не глина, а почти обычная брусчатка. Под толстым слоем грязи и пыли, покрывавшим её, в центре комнаты виднелась грубая мозаика.

Кристиан решительно очистил один участок принесенным в жертву носовым платком. Задача оказалась не из простых, он исцарапал руки. Но вскоре проявился рисунок, местами неразборчивый, местами чёткий.

Изумленному Кристиану показался букет из девяти цветущих роз, перевязанных каменной лентой. В перевязи вилась тонкая мозаичная надпись, выцветшая от влажности и на три четверти стершаяся от времени.

С усилием мальчик скорее догадался, чем прочитал: Б.К. 11.8.36. ...

Есть ли связь между розами в букете на полу и розами на стенах? Он был убеждён в этом. Но напрасно поранил руки о мозаику, как и о не сдвигающиеся лепестки — в зале ничего не переместилось.

Кристиан был обескуражен. Неужели всё пойдёт прахом из-за того, что он не сможет подобрать подход для механизма, на который, он, возможно, смотрит в упор? Он ещё раз провел лучом фонаря по стенам, и старые часы отозвались бликами. Странное предчувствие охватило его: случайно ли это?..

Он подошел к футляру, тщетно поискал несуществующий ключ и дрожащим пальцем, ожидая, что часы рассыпятся в прах, коснулся стрелок.

Те отметили половину первого ночи. Медленно, осторожно, с деликатностью мастера, заканчивающего свой шедевр, он принялся отсчитывать часы.

И это случилось, когда он проходил девятый круг. Послышался глухой шум, какой-то приглушенный вздох, и одновременно, с жутким скрипом открылись все двери. Девять часов, девять дверей, девять роз...

Кристиан надолго замер в неподвижности: и в самом деле, это оказалось слишком прекрасно. Он не осмеливался сделать шаг, коснуться стены, опасаясь увидеть закрывшимися навсегда открывшиеся подземные ходы. Подобно статуе, внезапно ожившей, он жестом стряхнул с себя покров молчания, тяготивший его плечи.

- Сезам, откройся! - улыбнулся он, и ему хотелось узнать всё и сразу.

Он выбрал наугад один из коридоров справа от себя, но очень быстро увидел конец пути: путь преграждали двустворчатые железные двери. Между ними было всего лишь несколько метров - второй коридор, хотя и был поначалу прямолинейным, изогнулся почти перпендикулярно первому направлению.

Кристиан вернулся и начал снова. Ещё дважды он натыкался на такие же железные двери, более прочные, чем самые толстые стены...

После четвёртого коридора всё изменилось. Сначала он шёл дольше, и вместо железных ворот его остановила кожаная занавесь. Без труда он отодвинул её и вошел в помещение, контуры которого не мог различить. Его фонарь умирал. Он двинулся вперед, но удар по лицу отбросил его назад, заставив вскрикнув от удивления и ужаса. Его сердце заколотилось в груди. Звуки крыльев успокоили его.

- Это ничего, лишь летучая мышь… чего и следовало ожидать, ведь тут можно дышать. Где-то есть отверстия для воздуха...

Он рискнул сделать три шага и снова вскрикнул. На этот раз от радости: подняв фонарь, он увидел факел. Он сунул руку в карман и чиркнул спичкой. Сопротивляясь, затрещала смола, затем задымила, зашипела и вспыхнула. Круг теней отступил большими шагами. Вскоре Кристиан смог осмотреть всё помещение. Длинная комната, которая могла бы показаться обитаемой, если бы не невероятный слой пыли, покрывавший мебель, и пары летучих мышей, круживших под потолком. Пахло катакомбами и заплесневелыми цитрусами.

На стенах висели гигантские гобелены из ткани и кожи. На полу вперемежку с темными мехами были расстелены шерстяные ковры. Кресла, сундуки, рукописи, разбросанные по столу, ещё факелы…

Кристиан зажег все. Его гигантская тень затанцевала на гобелене. Секунду он с удовольствием созерцал её, прежде чем заметил, как раз в том направлении, откуда он пришёл, висит ещё одна кожаная занавесь, похожая на ту, что он отдёрнул. Оставив свой факел горящим, он потушил остальные и продолжил своё путешествие.

Почти сразу обстановка изменилась. Не то чтобы новая комната оказалась меньше предыдущей. Возможно, она даже показалось более привлекательной, потому что была обставлена по-другому. Но она неизбежно вызывала ужас. Невозможно было ошибиться ни в роли кожаной кровати, занимавшей один из углов, ни в роли молотков, шкивов, печей, воронок, клиньев, колес и ремней, сводивших окружающую обстановку в одно целое. Кристиану показалось, что он слышит крики несчастных, подвергаемых допросу. Под углом к ​​кровати стоял приземистый черный стол, окруженный тремя табуретами. Перья, рассыпавшиеся в прах при прикосновении Кристиана, воск, печати, два-три свитка, огромный том, закрытый медной застежкой.

Без особых проблем Кристиан открыл его и пролистал страницы. Пожелтевшие чернила были так бледны, а буквы так неразборчивы, что он закрыл книгу, так и не заглянув в последние страницы, даже не подозревая, что держит в своих руках тайну Эрика и тайну своей судьбы...

Это помещение оказалось не последним. Кристиан, возобновив свой путь, достиг часовни, которая была совершенно пуста, если не считать шести полусгоревших свечей. За алтарем виднелись первые ступени лестницы, опускавшейся под него; шелковая занавеска, почти истлевшая, тщетно пыталась её скрыть. Кристиан, однако, позволил занавеси упасть: сквозь парчовый гобелен, на котором плакали золотые розы, в стене виднелся узкий проход. Внезапно он перестал думать о ступеньках, ведущих под алтарь. Он двинулся вперед так стремительно, как позволял чадящий факел. Ему показалось, что прошло много времени, прежде чем его остановила кованая решётка с вплетённой в её узоры датой – всегда одной и той же – и розами.

Отказываясь поверить, что препятствие непреодолимо, Кристиан уперся в решётку и изо всех сил толкнул её. Сколько он ни тряс её во все стороны и ни давил, решётка не поддалась. Но когда его пальцы схватились за одну из цифр, решетка, вместо того чтобы повернуться, поднялась и бесшумно ушла в потолок.

Ничего не подозревающий Кристиан продолжил своё путешествие, когда земля ушла из-под его ног. Он почувствовал, что проваливается в пустоту. Инстинктивно вытянув руки, он попытался удержаться при падении. Его руки соскользнули с камня, не сумев зацепиться на нём, и он упал.

Одиннадцать метров бездны и тьмы, жесткое падение... Ему показалось, что он в эпицентре солнечного света, обжигающего его лицо, в то время как смертельный холод проник ему в сердце. Его уши наполнились гудящим шумом моря; он не услышал, как закрылся люк над его головой, и потерял сознание.

*

Это длилось недолго. Кровать, на которую он упал, не позволила ему что-либо сломать. Он понял это и возблагодарил Бога. Во тьме он пытался прийти в себя. Он выпустил из рук свой факел. Без сомнения, тот погас, поскольку его окружала полная темнота. Его фонарь ещё работал, спички не потерялись. Из-за чего он почувствовал себя почти счастливым. Ведомый тонкой нитью света, он начал исследовать место, куда упал, в поисках выхода.

Он быстро убедился в тщетности своих усилий: в помещении не было дверей. Свод, хотя и плохо освещаемый фонарём, был достаточно виден, и на нём не удалось обнаружить никаких следов проема, в который он упал. Его единственной находкой стал факел, подобранный возле кровати.

Кристиан не терял мужества: до сих пор стены давали ему пройти; в конечном итоге они раскроют механизм, который вернёт ему свободу.

В отличие от уже посещенных помещений, это было очень ограниченным по размеру. Если оно и казалось невероятно высоким, то, с другой стороны, его размеры составляли всего четыре на шесть метров. Помимо кровати, стол и колченогий табурет являли собой всю мебель.

Кристиан заметил в углу клочок гобелена, прикрывающий бесформенную массу. Он поднял ткань. Лязгнувший металлический звук заставил его вздрогнуть: он увидел груду кинжалов, стилетов и мечей. Пистолет с перламутровой отделкой свалил старую рапиру, заставив другие клинки с грохотом покатиться.

Машинально Кристиан поднял кинжал; ему показалось, что он узнал знакомый рисунок на точеной рукоятке. С любопытством мальчик внимательно осмотрел его. Каково же было изумление мальчика, когда он увидел свой фамильный герб, выгравированный на плоской поверхности рукояти!

- Это невозможно, нужно рассмотреть, мне это кажется…

То была не галлюцинация. Оружие, которое он держал в руках, было украшено тремя золотыми звездами, которые Анкуры когда-то с гордостью носили на лазурном поле — на границах христианского мира. Он взял второй, третий клинок: большинство из них имели очертания его особняка.

- Откуда они взялись?.. И как тут оказались?

Он начал подозревать ужасную тайну, с которой были связаны его предки. И, осматривая стены этого чулана, которому суждено стать самой страшной из тюрем, и прочитав роковую дату, он не смог заглушить свою тревогу.
- 11 августа 1936 года! Сегодня!.. Боже мой, могу ли я иметь какое-то отношение к миссии Эрика?

Он напрасно ждал невероятного ответа. Его фонарь в последний раз мигнул и погас. Ему не хватило смелости зажечь найденный факел...

Снаружи пропели первые петухи.

 

9

МАНУСКРИПТ

Скаутмастер вскочил. Эрик, которого он считал спящим, стоял перед ним.
- Шеф, я знаю, где Кристиан!

- Это невозможно, да ну, ты же вернулся с нами!

- Уверяю вас, что знаю. Я сейчас уйду и верну его.

- Где он? Как ты узнал?

- Этого я не могу сказать, не имею права. Мы вернемся через несколько часов, обещаю. «Путешествие первым классом», вы же знаете, что это неправда. Итак, разрешите мне сделать это...

- Но мой бедный малыш, ты едва держишься на ногах. Тебе нужен сопровождающий.

- Нет, это невозможно, пожалуйста, не расспрашивайте меня; завтра вы всё узнаете, сейчас я ничего не могу рассказать...

- В конце концов, это какое-то безумие! Эрик, не забывай, что я Шеф!

- Я помню это, потому и прошу вашего разрешения. Усталость не имеет значения. Даю вам слово, слово разведчика, что иначе я поступить не могу. Если я не уйду, мы никогда не найдём Кристиана.

Луи не знал, что ответить. Отказать? Если Эрик говорит правду, что может случиться с Кристианом? Разрешить, выпустить в неизвестность скаута, полуживого от усталости и изнеможения?
Прошла минута тяжёлого гнетущего молчания.

- Так как? - спросил Эрик.

- Так... иди. И храни тебя Бог!

*

Несмотря на то, что в предыдущие дни он чувствовал себя слабым и нерешительным, сейчас Эрик выглядел спокойным и целеустремлённым. Внутри него происходила необъяснимая трансформация. Раньше, отказываясь объясниться и не позволяя себя сопровождать, он не знал, какому таинственному инстинкту, идущему из глубины самого себя, он подчинился. Со временем его тело и душа застыли и кристаллизовались. Когда перед ним открылась первая дверь, по ступенькам спустился настоящий робот. Жребий был брошен. Начиналась драма, о которой он ещё не подозревал.

Казалось, он читал свой путь по камням: ему не требовались указатели и ориентиры. Те же драпировки были отодвинуты, были зажжены те же факелы. Каждый предмет был ему знаком. Словно он уже бывал там.

Он остановился перед столом со свитками, просмотрел их и почти сразу же схватил книгу, которую небрежно пролистал Кристиан. Некая неодолимая сила овладела им. Он опустился на почерневший дубовый табурет и принялся читать, как будто пришёл только за этим.

Он пролистал первые, почти неразборчивые страницы, вчитываясь в последние листы, покрытые более свежими чернилами. Видя его, можно было задаться вопросом, жив ли он. Ни слова, ни жеста, ни движения век. И когда манускрипт выскользнул из его рук, он так и остался неподвижно замершим на месте. Лишь непроизвольное подергивание плечами свидетельствовало о том, что он задумался.

Однако он встал. Его тело, казалось, вновь обрело гибкость, а разум — ясность. Затем, сам того не ожидая, он в ярости сорвал свой браслет — так яростно, что из-за содранной кожи брызнуло немного крови — и разбил его о стену, после чего растоптал. Затем, больше не беспокоясь о Кристиане, он бегом отправился назад. Снаружи его окатило солнцем. Ещё не было и восьми часов.

Он вернулся к Волкам весь в пыли и паутине и с окровавленной рукой. Мальчишки окружили его, но он, казалось, их не видел. И когда Луи спустя несколько мгновений спросил его тихим голосом, бледный от едва сдерживаемого волнения:
- Ну, Эрик, ну?

- …Нет, шеф, - ответил он, - я не нашел.

*

Непостижимое поведение Эрика, отправившегося на поиски Кристиана и вернувшегося, так и не предприняв попытки отыскать его, было поистине необъяснимым, но перед его глазами стояло содержание страниц, разорвавшее для него таинственную завесу. Вот, точно переписанные, последние листы сего манускрипта:

 

… Единственный и истинный отчет о допросах, осуждении и приговоре, вынесенном в Бюрквальде во время Чрезвычайного судебного заседания, состоявшегося в допросной в тысяча восемьсот тридцать шестом году в одиннадцатый день августа месяца.

Господин Председатель отдал приказ допросить обвиняемого, и обвиняемый, которого попросили покинуть его квартиру, немедленно предстал перед судом. Он отказался занять место на указанном ему стуле и заявил, что хочет отвечать на вопросы, которые ему будут заданы, стоя. После чего господин Председатель немедленно начал.

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ. - Месье, пожалуйста, напомните нам свое имя.

ОБВИНЯЕМЫЙ. - Не хотите ли прежде назвать своё?

ПР. - Для вашей семьи было неправильным забыть его.

ОБ. - Что?! Я ваш пленник?

ПР. - Ни коим образом! Пока вы только мой гость.

ОБ. - Мне не нравится подобное гостеприимство.

ПР. - Ваше пребывание здесь будет недолгим. Однако поверьте мне: вы бы предпочли, чтобы оно продолжилось и дальше.

ОБ. - А! Вы бы так не говорили, будь у меня мои пистолеты!

ПР. - Мы позаботимся о том, чтобы пополнить свои ядра. В последний раз, месье, ваше имя?

ОБ. - А ваше?

ПР. - Подобное вынуждает меня задавать вам этот вопрос. Эй! Пусть господин д'Анкур полежит на той кровати! Ведь вас зовут Мари-Жорж Льевен де Крей д’Анкур, верно?

ОБ. – Требую объясниться!

ПР. - Боюсь, что нет. Послушайте меня, ибо ваши часы сочтены. Разве вы не знаете, почему вы здесь? Вы понятия не имеете, какая судьба вас ждет?

ОБ. - Мне никогда не предсказывали, что я попаду в руки разбойника.

ПР. - Жаль это слышать. Потому что в то же время мы защитим вас от несчастий, которые иногда случаются в августе. Помните среди своих предков маршала, чей сын исчез в этот день столетие назад? Вы побледнели, монсеньор? Память возвращается к вам! И Пьер, и Шарль, и Робер-Жан-Мари; думаю, вы помните их всех?!

ОБ. - Кто вы такой, черт возьми? О! Я знаю, какое дать имя этой персоне из ада!

ПР. - Я сын тех, кто осуждал ваших отцов, и сын тех, кого убили ваши родственники.

ОБ. - Ты лжёшь!

ПР. - Вам нравится это говорить. Итак, я расскажу вам очень старую историю. Давным-давно, кажется, в 1420 году...

ОБ. - Эй! Какое мне дело до того!

ПР. - Для вас это важно, монсеньор, уверяю вас! Поверьте мне! Я очень рад, что могу указать вам причины! Боже правый, вы и не подозревали о таком?!! Ворую, грабя, сажая в тюрьмы, умертвляя, убивая, и когда приходит время за всё это платить, история вас не интересует!

ОБ. - На этот раз признаюсь, что я ничего не понимаю!

ПР. - Ах, вы не понимаете! А ваши предки знали больше? И когда вы узнали, что ваши предки грабили моих, крали у них, убивали их и вымогали у них, сожгли имение, от которого не осталось и камня на камне, распяли тех. кто мог держать оружие, и из плодородной земли сотворили долину слез, когда вы всё это узнаете, поверите ли вы, что избежите смерти?

ОБ. - Вы, кажется, спятили?

ПР. - Если вам нужны какие-либо доказательства, письма, признания, документы или воспоминания, так вот они! Мы прочитаем их вам вслух!

 

Председатель поручает зачитать обвиняемому определенное количество документов, предназначенных для хранения в настоящем регистре. Обвиняемый проверяет печати, штампы и подписи, обнаруживает, что они принадлежат его семье, и признает их доказательствами краж, грабежей, массовых убийств и других злодеяний, совершенных его предками. Допрос, прерванный на время, возобновляется.

ПР. - Мы пришли к согласию в этом вопросе?

ОБ. - Жду следующего.

ПР. - Ты вы не правы: дальше будет только суд.

ОБ. - Убийство?

ПР. - Нет. Казнь.

ОБ. - Вы думаете, что я позволю вам перерезать мне горло?

ПР. - Видимо, что вы ничего не поняли. Ужасная клятва связывает мою семью с вашей лучше, чем любые иные узы. Видите этот браслет, который я ношу на запястье, прочтите надпись на нём! Нет, вы не ошибаетесь, все верно: Б. К. 11.8.36, Биркенвальд, одиннадцать августа тридцать шестого. Правда, дата неполная, потому что каждый раз приходится перемещаться на столетие. Это единственное наказание, которое выпадает на долю вашей семьи: одна голова каждые сто лет — это немного, согласитесь. Но мы дали клятву: вы нас губили, мучили, грабили. Пока существует наш род, ваш будет страдать. Четыреста лет назад, в годовщину наших бед, началось искупление. Мы посеяли среди вас страх и ужас. Вы трепещете, господа Анкуры, перед сей роковой датой, вы трепещете перед этой, неизвестной вам опасностью, но вам не уйти от нас! Будь ты лучшим из братьев, самым дорогим из моих друзей, я бы выполнил свою миссию без пощады! Мои сыновья получат из моих уст эту миссию, которую передал мне мой отец, и через сто лет на этом браслете будет указана та же дата, что и сегодня. Итак! Есть ли у вас желание, воля, обет, который нужно сформулировать?

ОБ. - Тот, что свернёт тебе шею!

ПР. - Я могу предложить вам кое-что получше. Хотели бы вы умереть и забрать мою жизнь одновременно? У меня имеются несколько хороших клинков, и ваши пистолеты здесь.

ОБ. - Что?! Он готов сражаться?

ПР. - Если вам хочется, то да. Ради Бога, не суетитесь! Вы всё равно уйдёте из этого мира ещё до наступления темноты. Если вы победите меня, эти люди займут мое место, а если случайно вы окажетесь в своём праве, то останетесь в этом доме единственным. Мы, мой дорогой, находимся в подземельях очень старого замка в Эльзасе, полного забытых темниц и потайных дверей. Из которых так просто не выбраться. Короче говоря, я играю только своей жизню. Вы это принимаете?

ОБ. - Конечно, да!

ПР. - Итак, нам осталось только поужинать. У меня имеется отличное вино, майнцская ветчина, курица на любой вкус...

 

Ужин состоялся в соседней комнате. Во время трапезы месье д'Анкуру открылись тайны Биркенвальда, который был очень удивлен, встретив тут оружие, принадлежавшее его роду, и узнав, что подземные ходы, построенные при короле Карле, были устроены специально для его семьи, причем никто в замке об этом не знал: настолько тщательно были скрыты входные механизмы.

После чего месье д’Анкур попросил минутку на то, чтобы собраться, которая была немедленно предоставлена ему. Принесли клинки. Выбор оставался за ним. Он бросился на своего противника, как человек, который не оставляет свою судьбу на произвол. Тем не менее. спустя несколько мгновений он проиграл — с тремя дюймами железа в сердце. Рану промыли, и этого месье отнесли к тому самому месту, где он попал в плен. Один человек предупредил маршалессу…

 

… И вот, настал тот день, когда Эрик узнал историю своей миссии и тайну браслета. Кристиан оказался прав: и с датой, и с Биркенвальдом.

Теперь всё встало на свои места, от странного очарования, которое они испытывали друг к другу, состоящего из взаимного притяжения и необъяснимого отвращения, до настоящей тоски Эрика при виде замка. В прошлом предки Кристиана убивали и грабили предков Эрика, а те задумали ужасную месть. Она осуществлялась пять столетий: в шестой раз д'Анкур должен был исчезнуть сегодня. Как его отец, такой снисходительный и добрый, мог хотеть, чтобы Эрик стал орудием подобного наказания? Он этого не понимал.

Неподвижно сидя на месте, уставившись в одну точку, он чувствовал, как внутри него всё колеблется. Ладно, он возьмёт себя в руки, разберётся со всем, а затем спасёт Кристиана.

Спасёт Кристиана?! О, ирония! Спасти Кристиана? Напротив, тот должен пропасть, потеряться навсегда, чтобы миссия Эрика оказалась выполненной.

Итак, очевидно: предначертанным ему д’Анкуром был Кристиан. Иначе зачем судьба свела их вместе? Зачем она привела Эрика к тому манускрипту? Отказавшись от помощи Луи, придя прямо сюда, теперь он знал, какой силе подчинился.

Согласно какому року Кристиан оказался единственным существом в мире, которого, помимо родителей, Эрик по-настоящему полюбил? Разве он не стал почти что братом, разве он не отдал бы всё, что имел — даже свою жизнь — ради спасения Эрика, если бы узнал, что тому грозит опасность? Кристиан, чью жизнь он собирался отнять! И если он не отправится на его поиски, если он не найдёт его, Кристиан никогда больше не увидит дневного света. Он останется замурованным в подземелье непостижимого замка, и никто не узнает, каким ужасным был его конец. Нелепый рок! Он отчаянно искал это, и вот — перед ним возникла стена...

Он чувствовал, что борется с ужасным кошмаром. Недавний автоматизм покидал его, но он по-прежнему не двигался, мрачно уставившись в шкуру, разложенную подле его ног. Проблема была ясна. Он уже не мог ни о чем думать, даже не помнил, что вокруг него были другие люди, он жаждал броситься на помощь Кристиану и вернуть его в лагерь. Именно это подсказывало ему его сердце.

Увы! А как быть с клятвой, данной умирающему отцу? Ах! Если бы он всё ещё был жив, как бы молил его сын, вынуждая отказаться от подобного отвратительного замысла! Но его отец умер, и Эрик остался один на один со своей клятвой. Спасти своего друга и отречься от представителей его рода; найти Кристиана и нарушить свою клятву – или бросить его на произвол судьбы и вернуться, не раскрывая того, что узнал?

Бросить Кристиана? Разве не ради того, чтобы помочь ему, избавить его от усталости и опасностей, Кристиан отправился в это осиное гнездо? Да... но если бы ему пришлось пытаться избежать своей судьбы, стал бы он сдаваться вот так, связанным по рукам и ногам?

Эрик знал, как молиться. Однако он не думал, что Господь сможет указать ему путь. Он мог бы признался, что опозорил себя, но не мог согласиться предать данное слово. И после ужасных внутренних дебатов понял, что собирается заглушить голос своего сердца. Он выбрал то, что считал своим долгом, хотя и ненавидел всей своей душой: отдать Кристиана на суд Божий. Если его освободят другие, тем лучше. Но если он не вернется, Эрик, вероятно, этого не переживёт... Жертва была принесена. Он предпочёл отца другу. У него не было права выбора. Если бы имелась возможность выкупить жизнь Кристиана ценой своей жизни, он бы ни минуты не колебался. Он встал, сорвал с руки причинивший ему столько боли браслет, пытаясь разорвать его на части. Его обуревала лютая ненависть против тех, чьим невольным наследником он оказался.

Он снова сел. Впервые в жизни он солгал. И, когда на него посыпались вопросы, он упал, не выдержав натиска той ужасной ночи.

*

Его отнесли в палатку и, незаметно для него, вымыли, уложили и укрыли. Он проспал почти весь день — тяжелым, беспокойным сном, наполненном кошмарами. Филипп присматривал за ним. Отряд, уставший после вчерашней вылазки, оставался в лагере. Было объявлено, что три патруля проиграли, и остается только ждать возвращения Кристиана. Мальчики, какими бы проницательными они ни были, позволили себе поддаться спокойствию скаутмастера. Но те, кто знал – Филипп и его заместитель – разделяли тревогу Шефов.

Поиски продолжались. Тропа, указанная Пьером Лораном, была заброшена. В густом кустарнике обнаружилось что-то вроде раскопанного выхода из замурованного подземелья, мимо которого, сам того не подозревая, десять дней назад прошел Кристиан. Очевидно, что его там не было: густая паутина загораживала вход, а пол был настолько влажным, что на нём бы отпечатался даже самый маленький след. Однако там не было видно ни одного следа, ни старого и не свежего, кроме отметин мелких лесных животных.

 

Филипп, лежавший рядом с Эриком, достал из кармана блокнот. Час за часом он фиксировал события, а затем записывал в блокнот решения, приходившие ему в голову. Действуя методом исключения, он остановился на двух предположениях: либо Кристиана похитили посреди ночи, чем и объяснялся провал предпринятых утром поисков, либо он томился в непосредственной близости от замка: раненый, пленённый, или, во всех этих случаях, не имеющий возможности сообщить о своём местонахождении.

«… А если он провалился в какое-нибудь неизвестное подземелье?»

Ему понравилась эта идея. В этот момент Эрик открыл глаза.

- Ну, наконец-то! - вздохнул Филипп. - Мне было интересно, проснешься ли ты когда-нибудь!

- Кристиан не вернулся?

- Нет, пока нет. Не начинай волноваться. Ты очень устал. Если бы ты только видел выражение своего лица!

- Если бы ты знал, какое мне до этого дело!

- Хочешь, чтобы я позвал Мишеля? Он не хотел уходить от тебя. Он жив только благодаря тебе. Как будет гордиться Кристиан, когда узнает! Я поищу Мишу и вернусь. Тебе ничего не нужно?

- Нет, пожалуйста, оставьте меня одного, совсем одного, я не хочу никого видеть.

- Луи сказал мне сообщить ему, как только ты проснешься. Мне надо сходить туда.

- Шеф? Почему он?

- Я не знаю! Несомненно, чтобы поздравить тебя... Ты, кажется, даже не осознаешь, какой ты потрясающий скаут.

- Замолчи, Филипп, замолчи, помолчи... если бы ты только знал! А потом… я не хочу, я больше не могу быть Волком!

Он схватил свою рубашку, сложенную позади него, и попытался сорвать узел с плеча, который он был так рад получить. Он дрожал, как лист на ветру, и его пальцы никак не могли распустить красно-черную тесьму.

- Да ладно, старина, - вмешался КП, - без глупостей! Ты устал, только и всего. Постарайся спокойно заснуть, а завтра тебя разбудит Кристиан...

 

Эрик упал на свой коврик и внезапно успокоился.
- Это правда, Филипп, я нервничаю, извини. У меня небольшой жар. Дай мне аспирин, и я засну.

Он сделал вид, что отдыхает. Образы следовали один за другим в его голове, устроив бешеную гонку. И внезапно появился Кристиан.
«Эрик, Эрик, был ли у тебя когда-нибудь друг лучше, чем я? Неужели тебе хватит духа бросить меня вот так? Что я сделал тебе, Боже мой, что я сделал тебе, желая только помочь?»

«…Мужайся, Эрик! Ты выполнил свой долг! Остальное не имеет значения!..»

«Ты предатель, трус! Да, трус! Ах, как я был прав на днях!» - продолжал Кристиан.

И эта битва началась заново. Всё было поставлено под сомнение. Эрик задавался вопросом, прав ли он. Но он замкнулся в таком молчании, что ему некому было довериться. Священнику, Шефу, Филиппу? А зачем? Они не поймут... К тому же он не имел права ничего говорить. Он погружался в глубокое море с камнем на шее, совсем не желая возвращаться на поверхность.

После смерти отца у Эрика не осталось никого, кто мог бы дать ему совет. Он был маленьким принцем с Севера, скорее норвежцем, чем французом. Он не побоялся рискнуть своей жизнью, чтобы помочь Мишелю – он был готов отдать её, чтобы выкупить жизнь Кристиана, но в его глазах клятва оставалась клятвой.

…Что, если он вернется в подземелье, расскажет обо всём Кристиану и умрет вместе с ним? Таким образом, он, по крайней мере, не предаст своего друга так подло...

Голос Шефа потряс его.

- Филипп сказал мне, что ты всё ещё очень уставший?

- Да нет, ничего…

- Тем лучше! Я не хотел тебя беспокоить, просто решил посмотреть, как у тебя дела. Когда ты полностью придёшь в себя, я вернусь. И у нас будет достаточно времени, чтобы немного поговорить... если ты захочешь.

 

10

ШЕСТОЙ

Хотя, обнаружив в своих руках кинжал со звездами, Кристиан и испытал на мгновение жуткую тревогу, он, однако, быстро взял себя в руки.

Сначала ему пришло в голову детально осмотреть закуток, в котором он очутился, чтобы как можно быстрее выбраться из этого тупика. Он снова ощупал пол и стены. Везде всё тот же глухой звук, та же слегка влажная глина. Никаких выступов, никаких шероховатостей, никаких скрытых механизмов в пределах досягаемости.

Он посмотрел на свои часы. Было двадцать пять минут второго. Внезапно он ощутил огромную усталость.

- Ах! Лучше поспать. В лагере проснутся только в шесть часов. Нужно время на то, чтобы начать мои поиски, позвонить ко мне домой, найти записку, который я оставил Эрику; пройдёт не менее семи часов. Если он побоится сообщить об этом другим, Эрик придет не сразу. В любом случае, он может быть здесь не раньше полудня. Итак, впереди у меня девять часов сна. Не говоря уже о том, что нужно экономить свет.

И он лег на кровать и вскоре уснул, как и планировал.

Проснувшись, он первым делом взглянул на часы на запястье. Без десяти час: он отдыхал дольше, чем ему хотелось. Никто за ним ещё не пришёл. По крайней мере, он никого не слышал. Его сразу охватила паника при мысли, что кто-то мог звать его, пока он спал.

Однако он рассудил про себя: «Я бы непременно проснулся. Эрик обязательно придет, мне просто нужно его дождаться. Кстати, мне следовало захватить с собой свисток!»

Он понял, что проголодался. В его карманах нашёлся кусочек шоколада. Он откусывал от него малыми порциями, посасывая, чтобы растянуть процесс и создать иллюзию, будто съел больше. Но, в конце концов, кусочек закончился. И Кристиан не нашел ничего иного, чтобы завершить трапезу.

Он не стал зажигать факел. Необходимо, подумал он, экономить свет, который может понадобиться на обратном пути. Он пересчитал свои спички. У него оказалось меньше, чем он надеялся: всего семь штук, но сейчас они ему были не нужны; так что это открытие не слишком его тронуло.

Он не осмеливался снова заснуть, боясь пропустить зов Эрика. Лежа на шкуре, разложенной на кровати, подтянув колени к подбородку, он думал о том, как его возвращение встретят в лагере. Он поступил очень плохо, уйдя без разрешения Шефов, и планировал серьезную головомойку.
- … В конце концов, - заключил он, — я ничего не украл! Пройдут несколько неприятных минут, и мы больше не будем об этом говорить. По крайней мере, урок пойдет мне на пользу!

Загадка, которую он поклялся разгадать, беспокоила его больше. Она оставалась неразгаданной. К уже известным данным добавился новый факт: Кристиан не только по-прежнему не знал о том, что должно произойти сегодня, одиннадцатого августа, но и отказался от попыток понять, в результате каких обстоятельств здесь появилось оружие, которое, без всякого сомнения, принадлежало его роду.

Ему захотелось снова посмотреть на него, и он зажег спичку. Подсчет был сделан быстро: два меча, два стилета, кинжал и огромный пистолет, отделанный перламутром. На всём оружии имелся герб д’Анкуров.

Кристиан не уставал созерцать это оружие. Однако настал момент, когда ему пришлось покинуть его и снова погрузиться во тьму. Было почти полвторого. Эрик придёт во время послеобеденного отдыха в лагере. Кристиана больше не тревожила задержка Эрика. Помогало то, что он лежал; он снова заснул…

Он не открывал глаз до пяти часов. Внезапно его охватил страх. Он был голоден и, прежде всего, ему хотелось пить. Он со страхом задавался вопросом, не приходил ли уже кто-нибудь, чтобы освободить его, не прошёл ли кто-нибудь напрасно мимо него, так и не получив отклика на свои призывы. В остальном не имелось никакой правдоподобной причины для задержки Эрика: самым благоприятным часом являлся час послеобеденного отдыха, когда каждый занимался тем, чем хотел, лишь бы не беспокоить остальных, и этот час прошёл.

Что, если он не заметил записки Кристиана? Что, если он встал, как только проснулся, не заметив бумажки, прикрепленной к его спальному мешку? Но это невозможно: он бы нашел её, убирая свои вещи или вытряхивая одеяло. Да... если только не дождь. В данном случае все объяснимо: мешки не выносились из палатки, а записка могла обнаружиться только ночью, когда все станут готовиться ко сну. Ждать, снова ждать...

Кристиан внезапно вспомнил о нежелании Эрика идти в подземелье; но, если он сам не хотел рисковать, он бы все равно кого-нибудь предупредил. Должно быть, все в растерянности после того, как день прошёл, а он не появился в лагере! А его родители, которые советовали ему не совершать опрометчивых поступков, его родители, которым он обещал ничего не делать, никуда не ходить, не получив разрешения от командира отряда?!

Чтобы отогнать эти неуместные мысли и понять местоположение своей тюрьмы, Кристиан попытался набросать в блокноте предполагаемый план пути, по которому он прошёл из Караульной. Он пришёл к выводу, что находится почти на опушке леса и на довольно большой глубине под землей.

Одно его удивляло: никакого вентиляционного отверстия не было видно, но он дышал без особого труда, несмотря на спёртую и затхлую атмосферу.

Голод и жажда начали ужасно мучить его. Он чувствовал настоящую боль в животе, у него были спазмы, со временем становящиеся всё более болезненными и многочисленными.

Нужно было ждать не менее шести часов: скауты лягут спать не раньше одиннадцати, а Эрика не будет до полуночи. Все, что нужно сделать, это смириться.

У него болела голова. Его затылок налился свинцом. Он начал задыхаться. Поэтому снял шарф и расстегнул рубашку: немного прохладного воздуха коснулось его покрытой потом кожи.

Он ворочался по кровати в поисках удобного положения, но не мог его найти. Он лег плашмя, скрестив руки на груди, но его охватил озноб, заставившая свернуться в клубок, калачиком, как маленькая собачка в конуре. Он больше не спал и каждую минуту сверялся с часами, светящиеся стрелки которых жили своей жизнью рядом с ним. Он решил посчитать, чтобы отсрочить ожидание, но вскоре ему пришлось остановиться, настолько это его утомило. Его бил озноб. Он задыхался все больше и больше, и воздух, ласкавший его грудь, теперь был бессилен охладить его.

Он снял рубашку и глубоко вздохнул; после нескольких минут относительного благополучия он снова впал в лихорадочную прострацию.

Ему хотелось больше ни о чем не думать и дожить до полуночи, погруженным в небытие. Вместо желаемого спокойствия образы все быстрее сменяли друг друга в его отяжелевшей голове.

Ещё больше, чем тревога ожидания, его мучило отсутствие преданности родителям и Шефам. Он ослушался своих родителей, и не спросил совета у Шефов. В глубине души он сознавал, что не поставил их в известность не столько для того, чтобы сохранить тайну Эрика, сколько ради того, чтобы не оказаться лишенным приключений.
«Я был неправ, - повторял он про себя, - совершенно неправ. Благодаря Луи я попал в лагерь. Возможно, он меня простит, но больше никогда не поверит...»

Предстоящие упреки стали ему безразличны. Кристиан впал в отчаяние при мысли о том, что потеряет уважение всего отряда. Ему привиделся Шеф, отказывающийся подать ему руку, его патруль повернулся к нему спиной, и если Филипп поприветствовал его, то остальные осыпали его сарказмом. Только Эрик всё понимал.

Часы тянулись медленно, тревожно, не спасая его от ни образов, ни от воспоминаний, ни бесполезных подробностей минувших лет, ни от событий предыдущих дней. Он разговаривал с теми, кого тут не было.

Его озноб становился всё больше. Чего бы он только не отдал за несколько капель воды! Ничто не могло успокоить его пересохший рот, горло...

Он вдруг издал крик отчаяния: он не оставил никаких следов для Эрика! Как его друг собирался его отыскать? Если двери Круглой комнаты закрылись, Эрик никогда не подумает о часах! Кроме того, механизм мог больше не работать.

А его носовой платок? Где он его оставил? На мозаике в Круглом зале или дальше? Возможно, платок направит того, кто придёт его искать...

Он не спускал глаз с часов. Его глаза попеременно смотрели на стрелки и цифру 12. Но те так плясали в его глазах, что он уже не мог разобрать знаков на циферблате.

 

Наступила полночь. Кошмар заканчивался, вот-вот должен был появиться Эрик. Кристиан был в этом уверен, этого не могло не быть. Он сел, прижав ухо к стене, прислушиваясь к каждому звуку. Он ничего не слышал, кроме биения своего сердца и равномерного тиканья часов.

Он оставался в таком положении почти полчаса, застывший и напряжённый. У него пульсировало в висках. Затем, одним прыжком, несмотря на гудящую голову, он вскочил и бросился на стены, нанося им удары руками и ногами. Его голос раздавался под сводом, словно в соборе.
- Эрик! Эрик!! Эрик!!! Ты придешь, придешь ли ты? Разве ты не слышишь, как я тебя зову?..

Когда у него уже не было сил кричать, не было сил бить, он бросился на кровать и разразился отчаянными рыданиями. Ему было так больно, что он уже не сознал, остался ли он ещё самим собой...

Когда он немного успокоился, у него осталось только одно желание — оставаться таким же опустошённым, пока кто-нибудь не придет.

Ничто не могло избавить его от этого страшного жжения в горле, ни от тисков, сжимавших его затылок, ни от этого железного шлема, сводившего его с ума. А потом…

А потом его охватил бред. Живые и мертвые склонились над его кроватью. Первым он узнал Эрика.
- … Наконец-то это ты! Как ты медлил, как я тебя ждал! Но это не беда, все кончено, забыто, ведь ты здесь, а я собираюсь сбежать из этой адской дыры. Потому что ты пришел за мной, мой дорогой, чтобы вытащить меня отсюда, ведь так? Эрик! Почему ты не отвечаешь? Почему ты так смотришь на меня? Говори, говори же! Разве ты не видишь, что я больше не могу, что я задыхаюсь... Дай мне пить, каплю, одну только каплю, и ты получишь всё, что захочешь... Ох! Почему вы уходите? Эрик! Что я тебе сделал? Не уходи... О, не уходи! Какой туман! Я едва тебя вижу… Будь осторожен! Эрик! Не отступай: позади тебя пропасть, ты упадешь... Откуда эта кровь? Она повсюду — на мебели, на стенах… Эрик! Эрик! Где ты, я тебя больше не вижу, я вижу только эту кровь, что меня окружает... Кто этот человек, которого я не знаю? Почему ты позволяешь ему обращаться к тебе? Кто это? Так кто это? Почему он хочет меня убить? Что я сделал ему? Не можешь ли ты вырваться и прийти мне на помощь?.. Не ешь эти сливы, они отравлены, посмотри на мои прекрасные мечи, мои прекрасные мечи, что я нашёл…

*

Лихорадка внезапно спала. Бред прекратился. Призраки улетучились. Кристиан снова находился в одиночестве в своей тюрьме.

Его часы, которые он не завел, остановились на половине шестого. Как долго он тут? Часы, дни? Давно, без сомнения, иначе бы он настолько не ослабел.

Голод больше его не мучил. Он больше не чувствовал ударов молотка по голове. Он был слаб, только и всего. Настолько слаб, что не мог подняться, настолько слаб, что больше не бунтовал при мысли, что никогда не выберется оттуда.

Теперь все кончено, он это сознавал. Его, конечно, искали, но подземелье хранит свои тайны. Он собирался умереть в полном одиночестве в этом темном месте, пока солнце светило несколькими метрами выше.

Если бы он знал, он бы боролся с самого начала, рыл землю, вырубал в камне лестницу: возможно, ему удалось бы поднять люк: но сегодня уже слишком поздно.

В глубине души, как же это было легко! Он будет ждать спокойно, терпеливо, без бунта, и это произойдет незаметно для него. Он нашел в себе силы снова надеть рубашку и поправить шарф. Он хотел встать на колени, но упал. Ему удалось вернуться на кровать, лечь и скрестить руки на груди.

Он был так хорош, на самом деле, так хорош. Он только сожалел о том огромном горе, которое собирался причинить своему отцу, своей матери, своему патрулю. Он забывал о себе, думая о тех, кто любил его и кого больше не узнает. Он снова переживал день своего обета, тот день, когда он получил свой первый патент; тот, что предшествовал его первой ночи в лагере.

Доносившийся издалека, словно приглушенный камнем, голос органа убаюкивал его бесконечно нежным тихим звуком. Теперь в его память всплыли обрывки фраз. Где он слышал эти стихи, исходящие из неизвестно какой таинственной глубины?

 

Луна светловолосая, как паж
Скользит, как светлячок
По розовому боку облака,
Что разрывается, маня её.
Ветер, бродящий, как ему заблагорассудится
Снова ласкает траву,
И солнце, словно с сожалением,
Уходит в далекий горизонт...

Да, где он их слышал? Почему сегодня они смешивались с теми, которые он так часто повторял, не думая о том дне, когда они станут реальностью?

 

Заставь нас покинуть существование
Радостно и самоотрешено.
Как скаут, что после праздников,
Вернувшийся домой...

В нем всё ещё звенела та, другая песня радости, что так часто пели подле догорающего костра:

 

Должны ли мы уйти без надежды,
Без надежды на возвращение,
Должны ли мы уйти без надежды,
Чтобы однажды увидеться вновь?..

Это всего лишь прощание, братья мои,
Это всего прощание,
Да, мы встретимся снова, братья мои,
Это всего лишь прощание.

Ибо Бог, видящий нас всех вместе,
Будет знать, как собрать нас снова...

Пение стихло. Орган замолчал. Кристиан чувствовал необычайную ясность ума. Он перекрестился, призвал Богоматерь Волков — покровительницу патруля, сложил руки, улыбнулся и не больше не двигался.

*

Таким образом, удивительное событие случилось в шестой раз: Кристиан-Мари-Франсуа Лиевен исчез в тот же день, в какой нашли свою судьбу Роберт, Шарль, Пьер, Мари-Жорж и Рене, все лорды Крей и маркиз д'Анкур.

 

11

ЭРИК

Луи вздрогнул: кто-то вошёл в его палатку. Скаутмастер встал, к нему проскользнул скаут.

- … Это ты, Филипп? Есть новости?

- Пустяки... Я решил, что лучше предупредить тебя. Я только боюсь, что побеспокоил тебя.

- Я, наоборот, благодарен. Я так мало спал в течение двух дней, что прошлой ночью мне пришлось прилечь на несколько часов. Если не случится чего-то непредвиденного, доктор д'Анкур будет здесь завтра. Видишь ли, он предчувствовал, что с Кристианом что-то случится. Но я слушаю тебя: почему ты встал так рано?

- Так вот. Вчера днем, ухаживая за Эриком, я размышлял о событиях, произошедших с того момента, как я заметил исчезновение Кристиана, то есть с утра позавчера. Я рассмотрел все возможные решения. Если я не рассказал тебе о своих подозрениях, то только потому, что они показались мне слишком необоснованными. Но некоторые особенно тревожные открытия заставляют меня поверить...

- Что его похитили?

- Совсем нет! Что он стал жертвой своей любви к приключениям! Боюсь, он очень близко к нам и не может позвать на помощь.

- О чем ты говоришь?

- Послушай! Ты же знаешь, как его волновали все эти истории о подземельях и подземных ходах. Интересно, не забрел ли он в какой-нибудь неизвестный тайник, в какое-то место, откуда уже не может вернуться?

- Все доступное было уже посещено! Остальное уже много лет как замуровано…

- Может быть! Вот почему я тебе ничего не сказал. И всё же! Как объяснить, что об этом нигде не сообщалось? Что никто этого не видел? Не имеет значения, что мы не собрали никакой информации, которая могла бы выявить зацепку, хорошую или плохую?
- И есть кое-что ещё. Я проснулся сегодня утром около трёх часов. И не смог снова заснуть. Поэтому я попробовал провести эксперимент. Я вытащил из сумки одну из его пижам и отправился к конуре. Помнишь, за ним всегда гонялись собаки. Вышла Диана. Я дал ей понюхать пижаму. Она не колебалась: после того, как я повернул в сторону лагеря, она направилась прямиком к Караульной и остановилась прямо у стены, от которой ведет тот подземный ход, который, как уверяет мадам де Лиенвиль, был замурован... Нет, не надо меня прерывать! У меня тоже был такой рефлекс: совпадение, всего лишь простое совпадение... И вот я запер собаку и начал это же с её щенками. И все семеро, слышишь, все семеро, отвели меня в одно и то же место и понюхали там стену. Естественно, я не смог заставить стену пошевелиться. Но это ничего не доказывает: если Кристиан обнаружил секретную дверь, нам тоже придётся её найти.

- Если ты говоришь правду, он взаперти уже три дня — без воздуха, без еды. Бог знает, на что можно наткнуться в этих древних строениях! Нам следует немедленно проверить твою гипотезу, даже если для этого придется долбить стену киркой!

- Подожди, я ещё не закончил. Я убежден, что скаут, узнав о его выходке, попытался с ним связаться.

- Эрик? Он этого не скрывал.

- А знаешь, что произошло вчера вечером, за несколько минут до того, как он пришел и предложил вернуть Кристиана? Мишель рассказал мне об этом. Кристиан оставил ему записку, приколотую к его спальному мешку. Эрик её не видел, но её нашел Мишель, который забыл её на весь день в своём кармане. Он вспомнил о ней только тогда, когда ложился спать. Он передал записку Эрику с извинениями. Так вот, Эрик краснеет, бледнеет, зеленеет, встает и просит у тебя разрешение отправиться на поиски пропавшего, не сообщая, где он. Ведь так?

- Да…

- Я продолжаю. Если Эрик не хотел тебе ничего говорить или тем более позволять сопровождать себя, то, вероятно, только потому, что Кристиан проделал большой розыгрыш, и Эрик хотел избавить его от последствий. Тем не менее, Эрик отсутствовал почти всю ночь. Однако он не покидал замка.

- Что?

- Я это докажу! И всё благодаря Мишелю. Эрик, как он сам мне рассказал, направился в замок без шляпы и накидки. Заметив это, Мишо бросился за ним. Ворота в парк были широко открыты, а ворота, ведущие в деревню, заперты. Сторож, думая, что он может нам понадобиться, не ложился спать. Он поклялся всеми великими богами, что никто не выходил из поместья, так как ключи были только у него.

- Это не доказательство: Эрик мог перелезть через забор!

- Нет, потому что той ночью шёл дождь. Если бы он побывал снаружи, то вернулся бы с грязными ботинками, мокрой рубашкой и платком. А на его ботинках была только пыль; что касается его рубашки и платка, то они даже не влажные. А с одной стороны, они были покрыты паутиной. К тому же, у него не хватило бы сил лазить по стенам: он едва тащился. Я делаю вывод, что он не покидал территории замка. Сравни это с упрямством собак: Кристиан здесь, я готов поклясться...

- Предположим, что всё это верно. Ситуация не менее трагична, поскольку Эрик не смог его вернуть. Возможно, он знал о планах Кристиана, но, тем не менее, не смог с ним встретиться.

Филипп опустил голову, осознавая чудовищность того, что собирался произнести.

- А что, если он всё-таки нашел его? - прошептал он.

- Невозможно! Он бы сказал! Ты понимаешь, что говоришь?

- Да… и я не совсем разделяю твой взгляд на вещи…

- Думаешь, Эрик знает и сознательно ничего не сказал? Кристиан - его лучший друг!

- Я ничего не утверждаю. Наоборот, признаюсь, что не понимаю его отношения. Но я уверен, что он что-то от нас скрывает. Ни ты, ни я не знаем, что он делал на ночь. Испугался? Не уверен? Итак, поехали! Он больше не носит браслета, заметил? Лело учтиво указал ему на это, и знаете, что он ответил? «Радуйся, старина! Никто больше не будет критиковать меня за то, что я похож на девчонку!» Думаете, Ален не расспрашивал? Тем не менее, верно, что браслет исчез той ночью. Видит Бог, он хотел этого! И эта потеря, кажется, ему совершенно безразлична. Во сне он раз двадцать повторил имя Кристиана: «Клянусь, это не моя вина, - сказал он, - я связан, понимаешь, Кристиан, связан…» Он помолчал какое-то время, а затем продолжил: «О! Ты мне не веришь, ты не хочешь меня понять! Но ты знаешь, что я сделал бы это, если бы мог…» Он проснулся через несколько минут. Я попытался его немного подбодрить, отправив к нему Мишеля, который теперь его боготворит. Ведь он спас жизнь этому парню! И что же?! Он отказался его видеть и устроил настоящую истерику, отдав мне свой плечевой узел и заявив, что недостоин быть Волком и всё такое. Когда остальные легли спать, он притворился спящим, чтобы не отвечать на их пожелания спокойной ночи. Его больше не заботит твоё присутствие. Конечно, я мог бы обыскать его карманы и взять записку Кристиана; я уверен, что она по-прежнему у него. Только мне противно... Я всё думал, предупредить ли тебя, но поведение собак помогло принять решение.

- Итак, по-твоему, нам следует заставить Эрика рассказать?

- Да, конечно. Но успеем ли мы? С его-то манерой держаться, он же упрямец. А что касается мальчиков, Кристиан возвращается сегодня вечером.

- Ба! Я попробую его уговорить... Возвращайся в постель, как ни в чем не бывало. Кстати, рассказал ли Мишель кому-нибудь про историю с запиской?

- Нет, никому. Я рекомендовал ему молчать. Чтобы объяснить отсутствие Эрика прошлой ночью, я сказал, что тот переночевал в замке.

- Хорошо. Увидимся позже. Поскорее уходи. Не закрывай палатку.

*

- Эрик, старина, нет смысла вставать, если ты устал. Лежи.

- Нет, Филипп, уверяю тебя…

Он надел майку и вылез из-под одеяла. Волки уже беспокоились, видя его страдания. Он поблагодарил каждого, доброжелательно, без нетерпения. Меньше всего он желал показать, что с ним что-то не так. Ночь вышла ужасной. Он не только не ощущал, что выполнил свой долг, он был охвачен сомнениями и тревогами. Не упрекая отца, он проклинал свою клятву.

Одевался он медленно, механически, стараясь делать только необходимые движения, чтобы ни о чём не думать.

Месса возобновила его мучения. Он не мог не слушать капеллана. Он стоял, скрестив руки, неподвижно; слова Отца легко пронзали его притворное безразличие. Говорили о завтрашнем празднике – Успении! – приглашая всех еще раз выразить свою любовь, свою веру к Матери Спасителя. Для них она была Богоматерью Волков, Богоматерью Лисиц, Богоматерью Рысей.

- …Завтра вы все соберетесь перед этим алтарем, и это будет самый красивый праздник в лагере, если вы сумеете его подготовить. Запомните эту фразу, прочитайте и перечитайте её перед своим Обетом: «Поскольку где-то есть бойскаут — в школе, в мастерской, — что-то должно измениться…» Настоящий бойскаут, братцы, действует лучше всех. Именно об этом я прошу вас, чтобы вы достигли подобного с любовью и милосердием... Есть среди вас, к сожалению, такие, у кого на земле уже нет матери. Они должны отпраздновать этот день вдвойне. Матери Небесной вы доверите свои мысли, свои заботы, свои печали. Именно к Ней надо взывать, именно у Неё надо просить совета. Мы можем просить Её о чём угодно, рассказать Ей о чём угодно. Разве Её не называли Богоматерью Доброго Совета, Богоматерью вечной помощи? Потому что Она всегда отвечает…
«…Мы должны доверять Ей всё, рассказывать Ей обо всём… ведь Она всегда отвечает…» Эрик закусил губу. О, если бы это было правдой, если бы только это могло быть правдой! Он собирался встать на колени и поговорить с Ней, как маленький ребёнок. Она, должно быть, знала, что в мире нет другого человека, более несчастного, чем он, что, если бы он мог выкупить жизнь Кристиана своей собственной, он бы уже это сделал. Если его возвращение всё ещё возможно по этой цене, он был готов.

Прежде всего, прежде всего, чтобы Она его одобрила или что-то посоветовала! Он уже не мог выносить это в одиночку: это было слишком тяжело для его плеч, а перед ним не было ничего, кроме большой черной дыры.

*

Ален подавал кашу, когда дежурный скаут патруля принес письмо КП Волков. Скаутмастер приглашал Эрика и Мишеля разделить завтрак с Шефами, если Филипп не станет возражать.

- У меня нет никакого желания идти, - начал Эрик. - Во-первых, мне ничего не надо.

- Да ладно, - возразил Мишель, - это доставило бы мне такое удовольствие!

Эрик не двинулся с места.

- Вряд ли ты можешь отказаться, - вмешался Филипп. - Мишель не пойдет без тебя.

- Тогда я подчиняюсь. Куда делась моя шляпа? Ах, она у тебя, Мишу?

Их приветствовали с такой любезностью и дружелюбием, что Эрику пришлось заставить себя улыбнуться. Он участвовал в разговоре только односложно. Ему было противно видеть Луи таким спокойным и умиротворенным, в то время как Кристиан умирал в тридцати футах под землей. Отец говорил мало, но его добрый взгляд нёс в себе утешение. Мишель в десятый раз рассказал, как благодаря Эрику избежал нападения кабана. Скаутмастер поздравил их обоих.

- Я предупредил родителей, - признался Мишель, - и мама обязательно захочет, чтобы ты побывал у меня дома, когда мы вернемся из лагеря.

- За такую ​​малость… оно того не стоило…

- Ты придешь?

- Старина, я уже почти ничего не планирую...

- Другими словами, ты полагаешься на Господа, - улыбнулся Отец. - Если бы все подражали тебе, жизнь была бы не столь сложной.

- Говоря о планах, - продолжил Луи, - я, у которого нет отрешённости Эрика, очень хочу реализовать один из них сегодня утром. Я мечтаю о небольшой поездке на лошадях. Кстати, если ты чувствуешь себя получше, то, может быть, поедешь со мной?

Удар был прямым. За легкомысленным тоном сквозил приказ. Эрик был слишком проницателен, чтобы не понимать этого. Он склонил голову.

- Я полностью оправился, Шеф.

- Идеально. Хочешь, чтобы лошадь оседлали сразу после осмотра? Я предупрежу конюшню.

*

Они верхом, шагом приблизились к зелёной лощине, делившей за замком лес напополам. Эрик ждал нападения, не имея смелости подыскать басню, которую пришлось бы выдумывать. О, наконец-то он освободится! Расскажет Луи, заставить того осудить свои действия, клятву, данную своему отцу! Он задал вопрос сегодня утром: Она не ответила.

Шеф не торопился: если он совершит ошибку, то потеряет всякую надежду завоевать доверие мальчика.

Таким образом, они достигли недавно взрыхлённой дорожки. Луи натянул поводья.

- Рысью? - спросил он.

По сигналу Эрика он подтянул ноги и упёрся в стремена.

Его спутник первым увидел живую изгородь, которую было легко обойти. Он, не задумываясь, пришпорил лошадь, чтобы перепрыгнуть через препятствие. Луи, перепоясывающий свою лошадь, увидел препятствие слишком поздно, и едва успел среагировать. Затем обе лошади инстинктивно перешли на галоп. Эрик не пытался удержать своего скакуна; Луи следовал за ним по пятам.

Они молчали. Мягкая земля заглушала равномерный стук копыт. Эрик снял шляпу и прикрепил её к задней луке седла. Луи сделал тоже самое. В другое время он бы безоговорочно восхитился хрупким подростком, сидящим в седле как влитым — единым целым со своим скакуном. Эрик и в самом деле был замечательным наездником.

Он получил некоторое удовольствие от скачки и в последнюю секунду пригнулся, когда на его пути угрожающе появилась ветка. Его рука погладила великолепную гриву лошади.

- Ты храбрый наездник...

Но перед глазами Эрика промелькнул образ Кристиана, более тягостно, чем когда-либо. Он счёл преступлением то, что испытал незначительную радость, в то время как его брат взывал без надежды. Он отпустил поводья и откинулся назад.

Луи, удивленный такой переменой, отступил в сторону.

- Что-то не так? Ты устал?

- Совсем нет!

- Мы можем остановиться, если хочешь.

- Нет, нет, пожалуйста...

Их лошади перешли на шаг, они двигались сапог к сапогу. Эрик позволил лошади вести самой, он больше не правил. Луи украдкой наблюдал за ним. Он вдруг увидел, как нежное лицо мальчика ожесточилось, зеленые глаза потеряли свой цвет, челюсти сжались.

- Эрик!

Как раз в этот момент мальчик хлестнул свою лошадь, которая взвилась на дыбы.

- Эрик! Эрик! Давай по-хорошему, я должен был догадаться… Эрик!

Его спутник не обернулся. Стоя в стременах, держа одну руку на шее, он по-прежнему хлестал животное.

- Это безумие! Надеюсь, она не понесёт…

Луи отправился в погоню. Его лошадь была не так сильна.
- Ах, Бальзан — обыкновенный конь! Господи, как это верно! Ах, если бы у меня были шпоры!

Да! Как говорится в пословице, только третий бальзан [конь с белыми отметинами] — королевский конь. Эрик скакал на чистокровном восьмилетнем скакуне, и по-прежнему нахлёстывал его.

Он сделал выбор: он не переживет Кристиана. Он уклонится от вопросов Луи, он больше не станет лгать. Он собирался умереть, но Бог простит его, потому что он был слишком несчастен. У него не осталось ни отца, ни матери; он убил своего единственного друга. Вести ненавистную жизнь, наполненную ужасом и сожалениями? Лучше положить этому конец. Он знал способ, как упасть, который никогда не подведёт. И, натянув правый повод, он завел ногу за подпругу: чистокровный жеребец мчался вперёд, с каждым мгновением все больше отдаляясь от Луи.

Таким образом Эрик рассчитывал избавиться от внутреннего голоса, который два дня без передышки не давал ему покоя. И вот он снова прорезался, порывистый, властный.
«… Трус, трус, ты — трус! Трус по отношению к другу, которого бросил, к Шефу, которого обманул, к самому себе, потому что не хочешь искупить свою вину. У тебя не больше прав быть собственным линчевателем, чем было прав осудить Кристиана…»

Эрик закрыл глаза. Отступить, когда через десять минут всё будет кончено?

- Ох, папа, - простонал он, - поговори со мной, скажи, правильно ли я поступил, раз это было ради тебя! А ты, мама, тоже меня бросила? Разве ты не хочешь, чтобы я нашёл всех вас?

Он больше не хлестал свою лошадь, мчащуюся как ветер — он уже попал в круговорот своих давних воспоминаний: Норвегии с её белыми лесами и сверкающими фьордами…

Когда он уже искал дерево, на которое собирался броситься, голос вновь вернулся, на этот раз вкрадчивый, воздушный, упрямо повторяющий фразу, услышанную на мессе:
«Поскольку где-то есть бойскаут, — что-то должно измениться…»

Измениться к лучшему

«Тебе выпала честь стать бойскаутом», - добавил голос.

Ты был избран,

Ты среди других,

Потому что ты должен был что-то сделать,

Красивый,

Благородный,

Лучший,

Потому что не следует судить общей мерой

людей,

И ты согрешил,

Из-за гордости, из-за недостатка смирения,

И ты не доверяешь Тому, Кто может всё,

Тому, Кто знает всё; ты не спрашивал Его, каким Путём идти,

А когда ты обратился к своей Матери на Небесах, было уже очень поздно,

Очень поздно,

Но никогда не бывает слишком поздно.

Ты сразу испытал отчаяние,

Потому что ответ пришел не сразу...

Теперь ты хочешь убить себя,

Потому что боишься жить,

Потому что ты не доверяешь Мне.

Я дал тебе друга не для того, чтобы потерять, а для того, чтобы спасти.

Запомни, братишка, запомни: раз где-то есть бойскаут, значит надо что-то менять.

Я могу освободить тебя от твоей клятвы.

Твой отец не знал,

О чём просил тебя,

И я знаю, что он одобрил бы тебя.

Ибо, повторяю тебе: Я дал тебе друга не для того, чтобы потерять, а для того, чтобы спасти...

Эрик больше не смотрел на дорогу, больше не направлял лошадь: имел значение только этот свет, заливавший его. Он собрался рассказать всё Луи, через несколько часов Кристиан будет свободен. Как могла правда не открыться ему раньше? Если бы он не попал в Отряд, всё было бы иначе?

Нужно было остановиться, повернуть назад. Поскольку он находился в седле, то автоматически следил за движениями лошади. Он снова схватил поводья, когда дорожка повернула под прямым углом. У лошади была слишком большая инерция. Она поскользнулась и упала. Инстинктивно, Эрик отпустил стремена. Это было хорошо, потому что иначе он неизбежно был бы раздавлен. Но скорость оказалась слишком велика: его подбросило в воздух. С невероятной силой он ударился головой о дерево. Он не вскрикнул. И на дорожке не осталось ничего, кроме серой лошади, дергающей всеми членами, и мальчика, чьи светлые волосы были обагрены кровью.

 

12

ПРИ СВЕТЕ ФАКЕЛОВ

Стоя на коленях в траве, Луи обнял и приподнял его. Эрик едва слышно заговорил.
- …Простите меня, Шеф, я хотел покончить с собой; а потом, когда я попыталась остановиться, было уже слишком поздно...

- Не разговаривай, помолчи. Всё образуется, не надо себя утомлять. Откинься…

- Сначала выслушайте меня, я должен сказать. Я солгал: я знаю, где Кристиан, но клянусь, я не мог предупредить...

- Будь уверен, еще ничего не потеряно. Он в замке, да?

- Да. Бросьте меня, идите и спасите его, скорее... Если я вернусь, вы всё узнаете; сейчас я не могу вам объяснять — слишком долго. Идите в Караульную, нажмите на лепнину за доспехами, что возле выхода в парк, справа, если идти в лагерь, и там есть секретный проход. Вы увидите большую круглую комнату, в которую ведет множество коридоров. Смотреть надо там, я уверен, что он там. Кроме того, он оставил след, я не стер его. Идите скорее!

- Я не могу бросить тебя вот так!

- Да-да, оставь меня. Пожалуйста, думайте о Кристиане. Остальное не имеет значения. Пока вы его не найдёте, остальное для меня не имеет значения. Всегда найдется время забрать меня.

- Не волнуйся, Кристиана найдут, и сегодня ты будешь спать рядом с ним. Главная дорога очень близко. Я остановлю машину, которая отвезет тебя в замок, где о тебе позаботятся. Два шва, и никаких следов не останется. Я оставлю тебе записки для Отца и Филиппа. Ты сразу их отдашь, не так ли? А я вернусь с лошадьми.

*

СКАУТМАСТЕР - КАПЕЛЛАНУ:

1) Эрик случайно травмировался. Можете вызвать врача из Саверна?

2) След Кристиана найден. Филипп сообщит вам до моего приезда.

 

СКАУТМАСТЕР - КОМАНДИРУ ПАТРУЛЯ ВОЛКОВ

След Кристиана найден. Ты угадал. Сообщи Отцу, предупредите мадам де Лиенвиль о существовании подземелья. Держи свой патруль наготове, приготовьте верёвки, фонари, аптечку и т. д. Ничего не говорите Отряду.

*

Он находился в той же комнате, которую несколько недель назад занимал Франсуа. Пришел врач. Ставни были закрыты; тонкая полоска дневного света освещала его белую повязку.

Врач говорит спокойным голосом, очень свежим и ясным, голосом маленького мальчика, у которого утихло недавно случившееся большое горе. Рядом с ним Отец ободрял и утешал.
- …Твой бедный папа не знал, в чем состоит миссия, которую тебе поручил. Если бы он знал, он бы никогда на подобное не согласился. Ты был очень храбр, желая выполнить свой долг, но, будь уверен, ты сделал это, открыв нам то, что знал.

- Когда Кристиан узнает, как думаете, он простит меня когда-нибудь?

- Без сомнения. Это только укрепит вашу дружбу. Он хотел помочь тебе раскрыть тайну браслета, защитить тебя от опасностей твоей же миссии. Ты будешь тем, кто расскажет ему это. Ты разорвал ужасную цепь. Благодари Того, Кто, избрав тебя, дал тебе друга. Мы скоро вернем его обратно. Смотри: его ждет кровать.

- А что, если будет слишком поздно?

- Тс! Помолчи!

*

Волкам было разъяснено, что Кристиан должен был совершить «поездку первым классом», но сначала он захотел исследовать подземные ходы, о которых случайно узнал. Он рассказал о своём замысле Эрику, порекомендовав никому об этом не рассказывать. Эрик должен был сообщить Шефам только в том случае, если по истечении определенного промежутка времени Кристиан не вернется в лагерь. Эрик, опасаясь, что тот застрял в подземелье, решил рассказать, видя, что отсутствие Кристиана затянулось сверх всякой меры.

Мишо не дрогнул. Остальные приняли объяснение, как несколькими часами спустя должен был принять его Отряд, с удивлением и добросовестностью.

Волки вошли в подземелье вслед за Шефом, сторожем и Помощником. Они шли молча, ошеломленные тем, что обнаружили, охваченные неописуемой тоской при мысли, что Кристиан ждёт их уже три дня.

Филипп вёл собак и шёл первым, ему постоянно приходилось их сдерживать. В Круглой комнате они мгновение колебались. Часы по-прежнему показывали девять часов, все девять проходов в стенах были открыты. У одного Мишель нашёл нарисованную мелом стрелу — неоспоримое свидетельство прохождения Кристиана.

- Сюда, сюда, смотрите!

Они дошли до первой комнаты. Как это сделал Эрик, а до него Кристиан, были зажжены факелы. Пыль, местами менее плотная, хранила свежие следы рук. Но на этом след, по которому они шли, оборвался.

К счастью, собаки не смутились и привели мальчиков к часовне, где начались трудности: животные тянули в разные стороны, рвались в противоположных направлениях.

- Давайте развяжем их, - предложил Ален, - посмотрим, что они сделают.

- А что, если они сбегут?

- Без нас они далеко не уйдут, поверьте мне.

- Давайте попробуем - сказал Луи. - Филипп, ты освободишь их?

Предоставленные самим себе, они сначала разбежались во все стороны, обнюхивая пол и стены, затем разделились на две группы: одна скрылась под алтарем, другая грызла парчу старого гобелена, висевшего на стене. Бойскауты не знали, что делать, когда вновь появились те, кто бросился под алтарь, и, присоединившись к остальным, сорвали гобелен.

В ту же минуту Даниэль издал торжествующий крик: он обнаружил небольшой клочок грязного, скомканного, разорванного батиста, на котором ясно виднелись инициалы С. А.

- Ура! Кристиан был тут! Вот его платок!

Они скорее бросились, чем побежали по коридору, и вскоре достигли ворот, перегораживающих проход. Попытались открыть их, но не смогли, искали замок и не нашли. За препятствие посветили фонарём: подземный ход пропадал во тьме. Под аркой лаяли собаки, тщетно пытаясь просунуть свои тела сквозь решетку.

По приказу скаутмастера мальчики сделали вид, что уходят: прижавшись к воротам, издавали жалобные стоны; собаки отказались следовать за ними.

- Нам надо суметь открыть эту дверь, черт возьми!

Они исследовали стены, провели руками по каждому камню: ничего не сдвинулось с места.

- А что, если мы навалимся?

- Чем?

- Нашими плечами! Навалимся все вместе…

Они попробовали, но безуспешно: только причинили боль себе.

- Может, нам попросить паяльную лампу?

- Вскрыть её?

- Сходить за бревном?

Вопросы и ответы переплетались перед закрытой дверью. Луи потребовал тишины:

- Прежде чем прибегать к крайним мерам, я хочу знать, где заканчивается лестница, ведущая к алтарю часовни. С согласия Филиппа Ален останется здесь на тот маловероятный случай, если что-нибудь случится; Жозеф будет сопровождать меня, а остальные останутся ждать неподалеку.

Они с сожалением ушли, вынужденные тащить собак, отказывающихся возвращаться. Луи отсутствовал уже несколько минут, и мальчики заканчивали зажигать свечи на алтаре, когда жуткий крик, донесшийся из подземелья, из которого они только что вышли, наполнил их ужасом.

- Боже мой, - воскликнул Помощник, - это Ален! Что с ним случилось? Оставайтесь на месте! Филипп, за мной, старина, галопом!

Они подскочили туда, где оставили Лело: железные ворота по-прежнему были там, но Ален исчез, не оставив ни малейшего следа.

*

- Отец, который час? Почему они не возвращаются? Мне страшно, страшно... Мы так долго ждём!

- Успокойся, Эрик, не волнуйся, они скоро вернутся…

*

Филипп мог только догадываться, что Ален разделил судьбу Кристиана. Оставшись в одиночестве, он любовался рисунком ворот, небрежно водя рукой по великолепной железной конструкции. Когда он нажал цифру, скрывающую механизм, решетка поднялась, снова уйдя в потолок.

Упав вперед, Ален увидел вокруг себя пустоту. Он едва смог издать крик, слышимый даже в часовне, а затем люк снова закрылся, ворота опустились.

Он упал на кровать, на мгновение оставшись ошеломленным. Когда он пришел в себя, у него не оказалось никакого источника света. Он ощупью поискал точку опоры. Его нерешительные руки вскоре натолкнулись на тело, лежащее рядом.

Обезумевший, он отступил к краю кровати. Почти сразу ему в голову пришла мысль:

- Это может быть Кристиан!..

Он вытянул руку: пальцы нащупали прохладную, почти мягкую ткань, нащупали кожаный ремень, остановившись на металлической пряжке.

- Боже мой, Боже мой, это он! Ах! Если бы только можно было видеть! Крис! Кристиан, очнись: это я, Ален!

Он лихорадочно тряс его, тщетно пытаясь заставить инертное тело сесть.

- Что с ним?.. О нет, это невозможно!

Он приложил ухо к груди мальчика. У нее вырвался вздох облегчения: было слышно сердцебиение.

- Он жив! Подумать только, у меня нет ничего, чтобы вернуть его в чувство! Аптечка у Патрика! Ну! Это к лучшему: мы ещё не выбрались отсюда, а он, должно быть, ужасно страдал...

Он снова потормошил Кристиана, затем попытался встать. И споткнулся об нечто, покатившееся по полу. Он схватил это — это оказался факел, принесенный Кристианом.

- Что это? Факел? Но у меня нет спичек... Кстати, возможно, у него они есть...

Он нашел их в кармане рубашки Кристиана и поспешно зажег свет. Его первый взгляд упал на Кристиана. Ален едва узнал его: лицо было цвета воска, ноздри втянуты, под глазами огромные фиолетовые круги.

- Бедный старина…

Ален закрепил факел на столе. Теперь, когда Кристиан был найден, требовалось уйти как можно быстрее, чтобы избежать непоправимого. А чтобы выйти отсюда, нужно было заявить о своем присутствии. Да, но как? Свисток? Но могут не услышать! Нужно сильно шуметь, даже очень сильно. Потому что, если его исчезновение заметили, то принялись бы звать, а он, Лело, ничего не слышал. Он поискал что-то достаточно тяжелое и в то же время достаточно маневренное. И заметил стремянку и стал с удвоенной силой бить ей по стене. Комната резонировала, как барабан. Вскоре пот намочил ему всю спину, рубашка прилипла к коже.

*

Спускаясь по лестнице под алтарь, сторож и Луи насчитали двадцать восемь ступеней, прежде чем достигли коридора, уходящего прямо. Они следовали по нему уже несколько минут, начиная сомневаться в успехе своего предприятия, когда достигли второго прохода, идущего выше и примерно параллельно. Они без колебаний поднялись туда. Вдруг их остановил глухой, прерывистый, едва уловимый шум.

- Ты слышал, Жозеф?

- Да, месье Луи. Наверняка там кто-то есть!

Они двинулись в путь, двигаясь настолько быстро, насколько позволял скудный свет их фонарей. Но Луи, шедший первым, резко остановился: коридор оборвался. В нескольких метрах от них отчетливо слышались удары по стене. Увы! Подземелье было замуровано.

- Прежде всего, надо узнать, кто там, - сказал Луи.  - А потом посмотрим.

Не имея более прочного инструмента, он снял ботинок и, воспользовавшись моментом затишья, послал серию букв «н», что согласно азбуке Морзе означает приглашение к передаче. Затем он стал ждать.

Удары возобновились с большей силой: стук был услышан, ему отвечали. Подавив свои эмоции, он достал из кармана блокнот и принялся записывать. Буквы на листе сложились следующим образом:

«Это Ален, Кристиан жив, рядом со мной. Мы заперты в комнате…»

Внезапно сообщение прекратилось. На всякий случай Луи передал сигнал «Понято». Ответа не последовало. Скаутмастер продолжал передавать. Наконец ответные удары возобновились, гораздо слабее и гораздо дальше. Ален сломал стремянку. Но Луи даже не подозревал об этом.

Обмен сообщениями возобновился:

«…в комнате без видимого выхода. Стоп. Кто слушает?»

«КО».

«…Нажмите одну из цифр, украшающих ворота, что остановили нас, они откроются. Не проходите через них: там люк, в который я упал... Старайтесь держать ворота и люк открытыми, чтобы бросить веревку».

«Понял. Я поднимаюсь. Как Кристиан?

«… в обмороке…»

Луи узнал достаточно. Он едва сдерживал радость. Филипп не ошибся: они нашли Кристиана.

Он повторил путь, по которому уже прошёл со сторожем. Поднимаясь по лестнице, они столкнулись с Помощником, спускавшимся к ним.

- Луи, Алена больше нет там, где мы его оставили! Он закричал, я бросился туда, а когда пришёл...

- … там никого?! Верно? Да? Смирись с этим, Бернар; он присоединился к Кристиану. Они оба упали в одну и ту же подземную тюрьму.

- Э?

- Тот коридор ведет к месту, где они заперты. Мне удалось с ними связаться, стуком. Кристиан без сознания.

- Серьезно?

- Я не знаю. Но я знаю, как работает механизм решётки. Нам нужно немедленно вернуться назад...
- Ален и Кристиан найдены, - объявил он через несколько мгновений. - За работу!

Остановившись перед препятствием, Луи нажал на каждую цифру. На цифре 8 ворота начали подниматься. Мишель едва сдерживал свои порывы. Шеф успел схватить его за шиворот и отбросить назад: люк открылся...

Они услышали крик, доносившийся откуда-то снизу. И проблески света. Но не успели они двинуться с места, как решетчатые ворота уже снова опустились. Они безуспешно пытались воспрепятствовать их движению: они оказались менее сильны, чем решётка.

- Если бы у нас было что-то достаточно прочное, чтобы остановить её, - заметил Патрик, - люк бы не закрылся.

В Комнате пыток они нашли огромный бронзовый треножник, который с трудом вытащили в коридор. Затем снова заставили ворота подняться, и поместили треножник под них. Металлический треножник легко справился. Послышался зловещий треск, но люк остался открытым.

Филипп подскочил к люку.

- Ален, ты там? - крикнул он, ложась на живот у проёма.

- Да, я тут. Спуститесь по веревке, чтобы вытащить Кристиана; один я не смогу.

- Иду я! Шеф, ты не против?

- Это твой Патруль…

Филипп позволил себе соскользнуть по веревке, прикрепленной к решетке. Снизу приближался свет. Наконец он оказался на земле лицом к Лело.

- Кристиан, где Кристиан?

- Там, на кровати, по-прежнему в отключке. Ты возьмешь его на плечи, и мы тебя поднимем. Не забудь прислать лифт обратно!

- Хорошо. Эй, там, наверху, отпустите веревку! - крикнул Филипп. - Будьте осторожны и тяните по моей команде. Нас двое… Готовы? Ну, давайте, не торопясь...

Ален наблюдал, как двое мальчиков поднимаются вверх. Когда подошла его очередь, он не спеша ухватился за веревочный узел и погасил факел.

*

Наступил вечер. В спальню донёсся сильный шум, дверь внезапно распахнулась, и появился Мишель.

- Эрик! Эрик! Он спасён! Мы заставили его вдохнуть полбутылки нашатырного спирта, и несём его сюда!

Шаги на лестнице, появление Волков, капеллана, Филиппа, Алена – Кристиан на руках Филиппа.

- Не двигайся, Эрик! Тсс, тише, он спит! Смотрите, с ним сейчас все в порядке.

А для улучшения вида были сорваны три розы, и поставлены в жестяной горшок.

 

ЭПИЛОГ

Они задержались ещё на несколько дней, бегая, играя, загорелые и счастливые. Затем палатки были сложены, сумки упакованы, очаги засыпаны. Та, которая была и останется для них — навечно — Дамой Биркенвальда, стала не более чем черной точкой на дороге. Три цвета Франции больше не развевались над лагерем.

Поезд миновал Лютцельбург. Более загорелые, более красивые, более радостные, чем вначале, они знали, что прожили чудесные часы, ушедшие навсегда. Они оставили что-то от себя в том замке, как отдают частичку своего сердца каждому лагерю, который разбивают.

Думают ли они о подземной обители, тайну которой открыли, о Магнификате, прозвучавшем утром 15 августа, о днях празднования, последовавших за возвращением Кристиана — или мечтают о тех летних вечерах, когда ничто не отделяет вас от небес, кроме сияния звезд и стрекотания сверчков? Мы этого не знаем... Они думают, и все.

- Эрик! Ты видел розы, что мадам де Лиенвиль подарила мне для моей матери?

- Да…

- Итак, всё понятно? Ты возвращаешься домой... Ах, да! Ты обещал! Я договорился с Мишелем… Не рассказывай об этой истории! То, что произошло, — это наше дело; это не дело родителей. Пока я вернусь к ним, а остальное не имеет значения. Сколько раз мне придется повторять тебе, что на твоем месте я бы поступил так же?

*

Вайрес, Ланьи, Торси, Помпон… Париж. На выход! Еще несколько минут, и все будет кончено...

Ах! Кто этот человек в черном, который их ждет, и чего он хочет? Он приближается к Эрику и очень низко кланяется ему.
- Простите, Ваше Высочество, если я вас обеспокою: принц в тяжелом положении.

- Мой дядя?

- Увы! Он очень просит вас вернуться в Норвегию сегодня вечером.

- Сегодня вечером?

- Да, сегодня вечером, монсеньор…

*

Он ушёл навстречу своей новой судьбе. Он надеялся провести долгие недели на море, с Кристианом и Мишелем. Напрасно.

Они все приехали в Ле Бурже, чтобы попрощаться с ним, пожать ему руку, умоляя вернуться.

Все, действительно все: Филипп, Ален, Патрик, Мишель, Даниэль, Франсуа. С Лисами и Рысями.

Луи, Бернар и Роберт.

Отец.

И Кристиан…

Все они ему что-то предлагали. Он улыбался своей такой же очень милой улыбкой и говорил им:
- До скорой встречи!
Его зеленые глаза заставляли сиять локоны его золотистых волос.

Время пришло. Перед выходом к самолету они взялись за руки и исполнили «Песню прощания». Он не сделал ни одного жеста, не пролил слезы. Но он не спал всю ночь...

*

- Не трогайте мою сумку, - сказал Кристиан, - я сам ее распакую.

Высыпав её содержимое на кровать, он обнаружил небольшой сверток, который, как был уверен,  туда не клал. Удивленный, он открыл его. Три куска металла, которые он тут же узнал, высыпались из свертка: браслет из киновари!..

Это был последний подарок Эрика. От Эрика, с которым он снова встретится ещё до зимы.

Но он этого ещё не знает. И сердце его сжалось при мысли о том, как далеко его брат.

Нэнси, 1933 год.
Страсбург, 1936 год.