Единственное украшенье — Ветка цветов мукугэ в волосах. Голый крестьянский мальчик. Мацуо Басё. XVI век
Литература
Живопись Скульптура
Фотография
главная
   
Для чтения в полноэкранном режиме необходимо разрешить JavaScript

СВОЛОЧИ

Маленькая повесть в духе экзистенционализма


"Есть в воспоминаниях всякого человека
такие вещи, которые он открывает не всем,
а только друзьям. Есть и такие, которые он
и друзьям не откроет, а разве только себе,
да и то под секретом. Но есть, наконец,
и такие, которые даже и себе человек
открыть боится, и таких вещей у всякого
порядочного человека довольно-таки
накопится. То есть, даже так: чем более
он порядочный, тем более у него их и есть".

Ф. Достоевский.

Пролог. Intro.
Бойлав, говорите?

Ну, давайте я вам наваляю про этот бойлав. Я долго языком трепать могу. Или пальцами стучать по клавишам - в данном случае это одно и то же.

Только учтите, я не какой-нибудь там Достоевский, а просто обычный мужик, который время от времени ебёт мальчиков. И я написал всё как было. Однако лучше уж по порядку, что ли…


Глава 1. Мальчик хочет…

Жил-был мальчик…

Да, я понимаю, начало не оригинальное, но что делать, если мальчик действительно жил и действительно был?.. А ничего не делать. Такова суровая правда и ничего тут не сделаешь.

Потому, что мальчик действительно жил и действительно был, и папа у него был поляк, поэтому назвали мальчика - Януш.

Родился мальчик где-то в Карелии, в поселке городского типа. Именно так, и ни в коем случае не “в деревне”: мальчик обижался, если кто-то говорил, что он из деревни.

Были у него светлые льняные волосы и синие, как купорос глаза. Любил он купаться в речке летом, а ещё любил сидеть на спине своей лошади Джины (мама очень любила Санта-Барбару), да не просто сидеть, а нагнуться к холке, так, чтобы грива защекотала шею и губы и шептать ей в самое ухо всякие слова. Джина слушала и почти не дёргала ушами, только фыркала иногда тихонько, будто соглашалась.

Зимой, когда студёные карельские ночи так вымораживали деревеньку, что на улицу трудно было высунуть даже нос, Януш залезал на печку и оттуда, сверху смотрел, как мать хлопочет по хозяйству, а младший брат ползает со своими игрушками и путается у неё под ногами.

Папу своего (это который поляк), мальчик не помнил и не любил. Даже ненавидел.

- Я такой светлый, - любил говорить он, - потому что папаша у меня поляк… х... его знает, где он сейчас… Сьебался куда-то. Найти бы его, пидараса, пизды ему надавать.

В общем, долго ли коротко, но стал мальчик расти. И стало ему десять лет. И понял он (в первый раз в жизни понял) что жизнь-то - она говно, в принципе, если провести её не вылезая из родного Поселка Городского Типа

А хотелось мальчику многого. Хотелось ему, чтобы были у него штаны-трубы модные, чтобы болтался на них плеер понавороченнее, чтобы ездил он в крутой машине…

До жути, до дрожи в пальцах хотелось заказывать в крутых барах текилу (это он по видику в таррантиновском фильме видел, в деревне был видик у одного), откусывать корешок дорогой сигары специальной штучкой, и лениво бросать сквозь зубы бармену: “Сдачи не надо”.

Много чего хотелось Янушу, и пришла в его белокурую головёшку мысль, что всё это можно получить в одном месте - в центре цивилизации, а именно в Питере, про который все в деревне говорили, что это самый большой и хороший город.

Как всего этого добиться он не знал, да и не думал об этом. Главное свойство белокурых мальчиковых головёшек заключается как раз в том, что если уж какая мысль туда заскочила, так она мало того, что обратно не вылазит, но и все другие наружу выпихивает.

Но все-таки Януш не был злым мальчиком и оставил маме записку, что, дескать, он не пропал, не угодил под поезд, а просто хочет пожить в Питере и уезжает туда учится. А жить будет у прабабушки. Кстати, прабабка в Питере действительно имелась и была одной из главных частей стратегического плана, разработанного мальчиком для покорения города. Пока план работал.


Глава вторая. В этом городе живёт небо

Всё шло как по маслу.

И билет на электричку удалось купить без труда (кассирша, тетя Нина поверила, что мамка его сама к родственникам отправила). И менты по дороге не задержали, хотя и должны были по всем понятиям.

И на большом вокзале на ребёнка с рюкзачком никто внимания не обратил: принесло человека откуда-то и слава Богу. Януш постоял немного, привыкая к городскому шуму и суете, а потом двинулся к выходу в город.

Город покорил мальчишку с первого взгляда.

Описывать Питер бесполезно. Кто бывал там хоть раз, поймет, о чем я говорю, а кто не был, тому и объяснять не стоит.

Януш сразу понял, что город живой. Не злой и не добрый, а просто живой - этот огромный каменный осьминог. Он притягивал к себе. Он хватал людей в свои щупальца и высасывал из них всю жизнь. Медленно - по одному дню в день…

Он никуда уже отсюда не уедет, чего бы это ему не стоило.

Мальчик сказал это тихонько самому себе, стоя на площади у Зимнего, под самым Александрийским столбом. Никто его не услышал, только неподвижный каменный ангел молча смотрел сверху.

Адрес был записан на бумажке. Януш ещё дома втихаря перекатал его со старого конверта. Люди подсказали, как добраться до канала Грибоедова и найти нужный дом в Фонарном переулке. Вскоре Януш уже давил на кнопку полуоторванного дверного звонка.

Прабабка оказалась жутко старой. Выглядела она лет на девяносто. Была она крепкой, суховатой, высокой, с могучим, крючковатым носом и горделивой осанкой.

Гость был встречен прохладно.

Мария Войцеховна (в миру баба Маша) считала себя потомственной аристократкой, кажется, из польских шляхтичей и с деревенской ветвью своего генеалогического древа никаких связей не поддерживала. Но, всё же, родная кровь есть родная кровь. Внук был без лишних упреков накормлен и отмыт с дороги в большой чугунной ванне.

Газовый водогрей под потолком шипел, и его окошко загадочно светилось лиловым.

Перед тем как позвонить маме, бабушка выставила Януша на кухню, он не слышал их разговора, но кончилось тем, что мальчик всё-таки остался в Питере.

У бабы Маши было полно старых связей, и она смогла устроить Януша в приличную школу, но до начала занятий оставалась еще куча времени.

Януш гулял по городу, а иногда по старой памяти ловил вместе с городскими мальчишками разную мелкую рыбёшку с питерских мостов. Просто так, для интереса. Потом они отпускали мальков обратно и шли в компьютерный клуб. Януш никогда раньше не играл в игры, но он быстро учился. Бабка не слишком донимала внука воспитанием, он мог возвращаться домой когда захочет. И это было здорово.

Однажды Януш пришёл позже, чем обычно: загулялся во дворе.

В квартире было полутемно, и в этой полутьме уютно моргал черно-белый “Рекорд”. Мария Войцеховна по своему обыкновению дремала в кресле с высокой спинкой, которую было видно даже из прихожей.

Бабушкина рука свесилась с подлокотника почти до пола.

Замок предательски щелкнул. Януш аккуратненько на цыпочках прокрался в комнату, чтобы выключить телевизор. От его ноги, откатилась, звеня и рассыпая таблетки гильзочка с нитроглицерином. И тут в мерцающем свете экрана, увиделась страшная вещь.

По лицу бабушки полз таракан.

Мальчик захрипел и попятился. Споткнулся обо что-то, вскочил и кинулся прочь из квартиры, по лестнице, и дальше, дальше, куда угодно, только чтобы не видеть этого неправильного, ползущего по щеке таракана, и этих страшных, стеклянных, широко открытых глаз.

Януш ни разу еще не видел, как умирают люди.

Только через два дня, когда он набрался смелости и, прокравшись в свой подъезд, уткнулся взглядом в бумажную полоску с синими печатями, к нему пришло понимание того, что бабы Маши больше нет.


Глава третья. Покажи мне любовь

Мальчик не вернулся обратно. Он стал жить в городе. Один.

Почему, он и сам не знал. Может быть боялся, а может не захотел нарушать клятву, которую дал тогда самому себе на площади. А может от всего этого развинтились у него в голове какие-то винтики. Даже наверняка развинтились.

Оказалось, что в городе можно жить буквально где угодно: на вокзалах, в подъездах старых домов, на чердаках и в заброшенных котельных... Все эти места Януш очень быстро облазил и изучил с другими, такими же, как он. Это было даже приятно, забраться в какое-нибудь такое место и подымить стрельнутой накануне сигареткой, поедая с ребятами спизженную накануне разнокалиберную еду.

Маленький человек особенно быстро ко всему привыкает. Януш не был исключением. Он привык. Город заполучил в свои каменные лапы ещё одного волчонка. Хоть с виду он и был похож на херувимчика, правда, замызганного и потрёпанного. Может именно из-за этой дурацкой смазливости и подошел к нему тот парень, из-за которого Януш попал “в тему”.

Как правило, днём в компьютерном клубе “Канонерка”, полно свободных мест. Однако в тот раз денег не было, и Януш довольствовался тем, что просто наблюдал за битвой из-за спин играющих. А в это время чужие глаза наблюдали за ним.

Мальчик обернулся.

Чуть поотдаль, метрах в трёх, стоял невысокий кудрявый тип в тонких очках. Стоял и молча смотрел на Януша. Вернее, казалось, что он смотрит именно на него, хотя глаза у парня были прикрыты. Непонятно...

Януш повернулся и медленно подошёл.

Стоило ему приблизиться, парень открыл глаза.

У него был очень странный взгляд.

Затягивающий, как омут в деревенском пруду… Януш уже тонул в нём, сам не не понимая что с ним происходит. Вдруг стало казаться, что этот человек знает про него абсолютно всё, даже то, о чем он сам и не догадывался. И когда человек негромко сказал: “Поедем со мной, я выебу тебя три… или нет, четыре раза”, Януш не услыхал этих слов, а просто пошел за ним, не раздумывая, как во сне.

Человека звали Юрик и жил он в районе Литейного моста.

У него была большая трехкомнатная квартира и навороченный комп с семнадцатидюймовым монитором. Но не это было главное. Главным кайфом была наконец возможность вымыться в нормальной ванной и постирать бог знает сколько уже не знавшее порошка белье.

А ещё были руки Юрика, которые вымыли Януша снова, уже как следует, завернули в огромное, с зубастым крокодилом пляжное полотеце, вытерли и отнесли на большущую кровать. Какой-то миг мальчишке казалось, что если закрыть глаза, можно представить, будто это руки его отца, ведь все равно он его не помнил, так какая теперь разница?

Уже потом, в постели, эти же руки ласкали Януша нежными касаниями. Они гладили и легонько, как ветерок, ворошили его волосы, Они прошлись по его лопаткам, погладили живот. Потом прикоснулись к хую.

Конечно, Януш давно уже знал, откуда берутся маленькие детишки, да и дрочить ему приходилось и в деревне с друзьями, и в Питере, но тут было что-то необычное. Может из-за того, что вот так вот его не трогал еще никто, мальчик дико возбудился. Так возбудился, что дрочка в компании друзей ни шла ни в какое сравнение. Тогда это было просто приятно, а теперь его буквально трясло от кайфа. Волны какого-то выворачивающего восторга пробегали по его телу и заканчивались в кистях рук, отчего те хищно выгибалсь назад.

А Юрик всё шептал и шептал что-то, слова были непонятны, хотелось закрыть глаза и слушать их журчание.

Но слова умолкли, и руки, ласкающие мальчишку, уступили место губам. Это было… необыкновенно, это… было сладко… Бухало сердце, словно гулкий тамтам… Он опускался всё ниже и ниже, ещё чуть-чуть и он доберётся Туда… Нет!.. Не на-адо…

Руки Януша метнулись под одеяло, чтобы прикрыть, защитить… Метнулись и… остановились на пол-пути... Безвольно ослабли.

И, через пару секунд, снова поползли под одеяло, но уже совсем с другой целью.


Глава четвертая. Попробуй “джага-джага”

Они жили вместе уже долго. Целую зиму и кусочек весны. Юрик оказался хорошим, но нервным. Иногда он был ласковый, как котяра, а иногда мог наорать и послать, но Януш не очень обижался на него. Он прощал Юрика, как всегда прощают близким их маленькие слабости.

Зато было неплохо снова жить как все, ходить за продуктами (в основном за пиццей), играть в компьютерные игрушки и чувствовать что тебя любят круглые сутки, и днем и ночью.

Та любовь, что происходила ночью, была штукой необычной. Вроде бы, мальчик понимал, что это нехорошо и неправильно, и весь предыдущий мальчишеский опыт говорил ему об этом. Но…

Трудно обьяснить, однако, всё чаще и чаще, через боль (а Юрик, сами понимаете, недолго ограничивался одними ласками), прорывалось мучительное, ни с чем несравнимое наслаждение. И Януш понимал, что теперь ему будет очень нелегко от него отказаться.

Да и вообще, в том мире, куда он попал, такие отношения считались нормой. Мир назывался “темой”. Януш, и такие как он, на языке темы назывались “зайцами”. А заключалась тема в том, что взрослые дяди (они называли себя бойлаверами, а иногда, шутя, педофилами) любили “зайцев”.

По-разному любили. Некоторые в попу, как Юрик, а были и те, которые никак не могли честно признаться, что же именно им от тебя надо. С ними, кстати, было удобнее всего: можно было весь день провести в парке на атрракционах, поиметь кучу мороженного и пива, а взамен – только милая улыбка, ну в крайнем случае поцелуйчик в щечку и не более того. Чайники, одно слово.

Вокруг “зайцев” вертелись в теме почти все разговоры и дела.

Януш так и не понял, кто в теме считался главным – зайцы или бойлаверы. С одной стороны, зайцам приходилось несладко: их выгоняли на улицу, им устраивали сцены ревности и всякие разборки, ими менялись, их снимали в порно (впрочим, об этом отдельно), некоторые бойлаверы даже заставляли их готовить и ходить в магазин.

Но с другой стороны, бывало и такое, что зайцев действительно любили. Януш видел, как плакал один из бойлаверов, когда его мальчишка смотался на море с неким Фабрисом, то-ли французом, то ли канадцем, и называл секс-туриста “гнусной волосатой черножопой обезьяной” (наивный, как он не понял до сих пор, что мальчшки не бывают чьи-то, они, как кошки бывают только свои собственные).

Вообще, зайцы были двух типов. Персональные и общего пользования.

Персональные зайцы жили постоянно у какого-нибудь из бойлаверов. Как раз из-за них проливались слезы счастья и раздавались страшные клятвы мести.

А были и другие, которых пускали поиграть за компом на ночь-на две, а заодно и потрахаться. Так они и жили, переходя с одной хаты на другую, от одного компа к другому, пересаживаясь с члена на член.

Вроде бы, Януш попадал в первую категорию. Юрик его любил и мальчик это чувстововал. Что-то было особенное в его словах, в том, как он смотрел на него, и в том, что он шептал ему на ухо перед тем как уснуть. Любил ли Януш Юрика? Сложный вопрос. Наверное, все-таки любил… Да. Точно любил. Во всяком случае, он боялся его потерять. Особенно после той майской вылазки.

Как-то раз, бойлаверы и зайцы большой компанией выехали в лес. Было много выпивки, шашлыки роняли сок на шипящие угли, и всем было весело, и все как-то удивительно быстро нажрались, и сладкоголосая блядина мурлыкала из магнитофона: “попробуй джага-джага", и никто её не слушал, потому что все уже давно попробовали не только “джага-джага”, но и кое-чего покруче.

Януш не отставал от общего веселья.

Он тяпнул пару рюмочек “Бостона” и ему стало хорошо. Может от водки, а может от того, что лежал он на траве, положив голову Юрику на грудь и глядел вверх. Льняные волосы красиво рассыпались, Юрик лениво перебирал их.

Бездонное, синее небо тихонько покачивалось, и мальчику уже казалось, что он и не уезжал из своего посёлка, что рядом знакомо фыркают лошади и стелется дым от костра…

Но это были не лошади. Это был Кирька (Януш слегка знал его) и Смэш – бритоголовый татуированный дядька с ногой в гипсе, приехавший поразвлечся аж с Украины. Они лежали обнявшись, и кто-то из них похрапывал.

Послышались голоса. Они принадлежали некоему Уинстону и мужику с пивной кликухой Гиннес, известным в тусовке людям, перед которыми слегка робел даже пофигист Юрик.

Фишка заклчалась в том, что Кирька был зайцем Гиннеса, и его присутствие в обьятьях приезжего, мягко говоря, наводило на определённые мысли, которые Гиннес не замедлил высказать:

- Интересно, ебались или нет?

- Да нет, вряд ли. Смотри, Смэш уже лыка не вяжет, - возразил Уинстон.

- Ты Кирьку плохо знаешь. Если он захочет, то и мёртвый его выебет. Ну-ка…

- Тут Гиннес приспустил с Кирьки плавки и сунул палец ему в жопу. Потом вынул и стал нюхать.

- Блядь! Так я и думал! Крем! Ну всё, свободен Киря. Как проснётся Смэш, пусть забирает его на хер, в
свою хохляндию!

Янушу стало по-настоящему плохо. Он как-то сразу и вдруг понял, что всё может кончиться. Что однажды его вот так же выкинут, как использованный презераватив. И не будет больше ни дыма от костра, ни вечеров у компьютера, а уютный и тёплый Юрик будет шептать свои слова на ухо кому-то другому.

Небо падало на Януша.

Он прижался к Юрику и обнял его изо всех сил.


Глава пятая. Кто-то в кусты, а кто-то в меня

Мальчик долго думал.

Думал-думал и решил, что не позволит себя использовать, а будет крутить людьми сам, потому что так гораздо удобнее. Эту науку он уже начал мало-помалу осваивать на Юрике. Было даже время, когда он мог заставить Юрика сделать почти всё, что угодно, а тот и не замечал, как хитро им командуют. Или замечал, но ничего не мог с собой сделать.

Януш стал готовится. Прикидывать, наблюдать, просчитывать варианты, отсеивать те, которые ему не подходит. Он успел убедиться в том, что “завтра” наступает неизбежно, что это лишь вопрос времени, и когда увидел первые признаки надвигающейся беды, то был во всеоружии. Юрик сам еще ни о чем не догадывался, а Януш уже знал, что дни их совместной жизни отмерены и сосчитаны.

И перешёл к решительным действиям.

Недалеко от театрального проезда, в одном старом-старом доме c королевским, но засранным парадным подьездом, огромными квартирами, имеющими высокие потолки и широкие двустворчатые двери, словом, в типичном питерском доме, собиралась не совсем типичная компания.

На двери одной из квартир висела табличка с полустертыми буквами: “Здесь живет участник ВОВ”. Никакой участник там уже не жил, он давно умер и квартиру родственники сдавли, а кому – неизвестно.

Однако, бдящие у подьездных скамеечек и дверных глазков старушки замечали маленькую странность: в “номер тридцать девять” часто заходили и выходили мальчишки разного возраста, и было их соверщенно ненормальное количество. Иногда в ту же дверь стучались и мужчины. Женщин среди гостей не было вовсе. Временами из окон доносилась приглушённая музыка и взрывы смеха.

Соседи выдвигали различные версии того, что происходит за толстыми стенами, но милицию пока не вызывали, так как вели себя загадочные квартиранты довольно пристойно. Однако, выросшие в те времена, когда секса в СССР еще не было старушки и помыслить не могли, что хата скоропостижно завернувшего ласты пенсионера-орденоносца используется теперь в качестве мальчикотраходрома и места проведения чемпионатов по литроболу.

А между тем, так оно и было. В квартире регулярно собирались товарищи по теме, местные и приезжие, в наличии имелись три комнаты, ванна, куча компов, туалет, несколько широких кроватей, в общем, всё что нужно для души и тела, и не было, пожалуй, в теме ни одного зайца, пальцы которого не крутанули бы ручку допотопного звонка с надписью: “прошу вертеть”.

Януш и Юрик бывали на “еблехате”, (так называл ее народ), регулярно. Юрик любил выпить в компании единомышленников, благо тусовалось там буквально полстраны, а Януш – поболтать с другими ребятами и сразиться на пару с кем-нибудь в “контру”. В одной из комнат стояло раздолбанное пианино, и Януш подойдя к нему, нажимал клавиши…

Но в этот раз, мальчуган явился на еблехату один, и целью его было не пианино и не “Контра”. Целью был “Арамис”.

Это прозвище ему не подходило.

Уж скорее, он смахивал на Дон Киота. Был у него длинный нос, брови с клоунским изломом и огромные передние зубы. Людей незнакомых этот нескладный парень иногда с непривычки отпугивал.

Однако, среди людей знающих, об Арамисе ходили легенды.

Он занимался детской порнухой и делал на ней огромные деньжищи. Многие из знакомых Янушу зайцев прошли через руки Арамиса и его подчиненных, а потом рассказывали такие сказки, что в них трудно было бы поверить, если бы не новенькая, с иголочки одежда мальчишек и баксы, которыми с ними щедро расплачивались. Платили по десять долларов за один раз.

А ещё у Арамиса были три иномарки и маленький спортивный самолёт. Самолёта, правда, Януш не видел, а иномарки видел, и не раз. Как раз, когда одна из них – серебристая “Бэха” притормозила у подъезда, он первым обратил на неё внимание, потому что специально сидел на подоконнике и выжидал.

Почти никто не заметил прихода нового гостя. А может, сделали вид, что не заметили, в этой тусовке было не принято выражать свои чувства прямо. Вновь вошедшему придвинули к столу что-то, на чём можно было сидеть и налили что-то, что можно было выпить. И скоро в общем гомоне уже слышался его дребезжащий тенорок.

Нёс он по обыкновению всякую чушь:

- Мальчики толпятся возле меня, как мотыльки вокруг огня, - говорил он, - И если их крылышки горят, это
не моя вина!

Его ласково трепали по плечу и подливали ещё. Хоть Арамис и слыл страшным пошляком, его словесные понты не принимались всерьез. Всем давно было известно, что в “ебическом” плане крупнейший порноделец безобиднее черепахи. Да, вот такой вот парадокс.

При всей своей крутизне Арамис до сих пор был “девственником”. То ли из-за своей внешности, то ли из-за бог знает каких ещё древних комплексов, а может быть из-за размеров своего члена, которые внушали ужас даже опытным “товарищам”.

Поэтому, когда он пошел в ванную (совмещенную с туалетом) отлить, и Януш тихонько скользнул за ним, никто не мог и предположить ничего экстраординарного.

Когда через полчаса назад никто не вернулся, народ забеспокоился. Еще больше все удивились, никого в ней не обнаружив. Дверь во вторую комнату была заперта, но стальная ножка табуретки, просунутая в дверные ручки – хреновый запор. Особенно, когда из-за двери все слышно.

Пара рывков, и перед глазами восхищенной тусовки предстало уникальное зрелище. Арамис не просто трахал Януша. Он его буквально казнил вот этим своим “отбойным молотком”, вкладывая в озверелые движения всю силу, скопившуюся в нем за годы воздержания.

Уж неизвестно, как удалось Янушу раскрутить Арамиса на такое дело, но теперь ему оставалось только отдаться на волю рока, разметав длинные пряди по подушке и сжав в зубах невесть как туда попавший носок, чтобы не орать.

Телефонный звонок раздался в квартире Юрика на Литейном, как раз, когда он выпил уже третью кружку черного кофе. Юрик вздрогнул, рванулся к телефону…

Он слушал долго, минут восемь. Потом, когда ухо закололи короткие гудки, аккуратно положил трубку на рычаг, сел за стол. Опустил голову на руки и задумался.

Одной проблемой стало меньше.


Глава шестая. И врут календари…

Ну какой мальчик в свои четырнадцать может похвастаться, что у него есть собственная гоночная яхта класса “ОК-Динги”? А Януш теперь мог!

Впрочем, у него было не только это. Были безумные ночи в дорогущих ночных клубах, были хитро разрезанные ананасы, суши и сашими, были рослые, накачанные так, что каждую мышцу видно, мужики, танцующие на сцене (хотя они его как раз интересовали меньше всего). Была поездка на подпольный порнокинофестиваль в Монтекатини, куда Арамиса пригласили как знатока жанра.

Сигары курить Януш так и не научился, слишком уж они оказались крепкие, зато коронная фраза “сдачи не надо” вылетала из его рта почти как родная. Однажды он с этими словами протянул бармену сто долларовую купюру, но Арамис не рассердился, только улыбнулся.

Вообще это было здорово: понимать, что ты свободен, абсолютно свободен от всех рамок и предрассудков. Можно было делать всё, что угодно: целоваться с Арамисом в метро (специально туда спустившись для этой цели), сидеть у него на коленях и хабально кричать на весь вагон: “Милые ма-аи, целку все равно не вернуть”! Можно было уволить официанта из ресторана, привести домой менеджера “макДональдса” и заставить его голым танцевать на столе – все было возможно, деньги Арамиса буквально творили чудеса.

Но это было ничто по сравнению с тем кайфом, который доставляла Янушу власть. Он – худющий мальчуган без роду-племени делал с владельцем многомиллионного состояния все, что захочет, а Арамис ничем не мог ему ответить. Частенько Януш проводил ночь, развлекаясь с тремя-четырьмя друзьями, перед этим не дав своему “господину” даже прикоснуться к себе.

Арамис кипел от злости, но всё прощал, стоило только мальчику прыгнуть к нему на колени. Он это делал довольно часто. Но всегда - только тогда, когда было нужно, ни раньше ни позже. Януш многому научился к этому времени. Он умел теперь становится нежным или капризным, в зависимости от того, как складывалась ситуация, мог делать вид, что ему приятно, в то время как на самом деле его тошнило. Он стал единственным и весьма неплохим актёром собственного театра.

У каждого мальчишки есть свой возраст. Неповторимое время, когда он становится действительно потрясающим. Дело не только во внешней красоте, но и в труднообъяснимым её сочетании с теми струнами души, которые делают мальчишку мальчишкой.

Даже самые отъявленные натуралы не пройдут спокойно мимо такого пацана. Натуралы ведь тоже помнят о том, что когда-то и они были тонконогими, пухлогубыми, стремительными в движениях и до неприличия счастливыми.

Этот возраст наступает обязательно. У кого-то в десять лет, у кого-то в пятнадцать… У Януша он наступил сейчас. Надолго ли – он не задумывался. Он не собирался думать о всяких глупостях. Да и вообще, у человека нет времени на философию, когда ему кажется, что он схватил мир за яйца.

А так оно и было, по сути дела. Януш был красавчиком, он был обаятельным, и не существовало на свете ничего (и никого) такого, чего он не мог бы поиметь.

Арамис, который и раньше был слегка “с приветом”, теперь совсем потерял голову. Он творил невероятные вещи.

Как-то раз, исключительно чтобы позабавить Януша, он зарегистрировал один из главных порносайтов своего бизнеса на главу питерского ФСБ, во всех регистрационных документах указал его имя, фамилию и домашний адрес. А когда Янушу эта шутка понравилась, когорту владельцев “грязных” ресурсов пополнили начальник городского УВД, какая-то шишка из ОМОНА, и еще несколько чиновников помельче. Вообще-то, ребята хотели осчастливить и Президента, как-никак земляк, но решили что не стоит рисковать.

Однако и тем, над кем они прикололись, такое дело пришлось совсем не по душе. Они так взбесились, что Арамис оказался во всероссийском розыске, не успев моргнуть глазом.

Но даже это не могло испортить ему настроения. Они с Янушем продолжали веселиться, только сменили квартиру и документы, с этим проблем не возникало никогда, были бы деньги, а они, как известно, были.


Глава седьмая. Тихие игры

Наверно, все-таки Арамис был мазохистом. Во всяком случае, любовь у него была какая-то странная. Например, он любил время от времени предлагать Януша всем своим приятелям, говоря, что он ему ну нисколечко не нужен, что он его уже задолбал и что он, Арамис, не желает его видеть.

А потом, если не дай Бог, кто-нибудь из приятелей осмеливался, допустим, пригласить ребенка в кино, Арамис жутко ревновал, расстраивался и пару раз даже доводил дело до мордобоя.

В общем, все люди по теме в Питере уже просекли эту фишку, и на нее велись только приезжие. Постепенно, это стало своего рода приколом – когда приезжал какой-нибудь гость, народ уже знал, что будет дальше и с нетерпением ждал развития событий.

Можно понять бедного гостя, глядя на Януша, крыше действительно было отчего поехать. Тем более, что его развязно-хамоватая манера общения, его обаяние и тот гламурный лоск, который он приобрел в последнее время, производили на неподготовленного человека действие, аналогичное приему внутрь серьёзной дозы виагры: гость охуевал.

А потом, обломавшись, он охуевал еще больше, и этот переход из состояния запредельного кайфа в состояние жесточайшего облома необычайно веселил тусовку, ибо ничто так не прикалывает людей, как несчастья ближних.

Нет, конечно, чуть позже гостю обьясняли, в чем дело, отпаивали его текилой или коньяком, и поезд уносил его обратно в родной Долбопропащенск, зато с той поры он, как после профилактической прививки, приобретал толику знаменитого питерского цинизма, бескрайнего и холодного, как воды Финского залива. А это, согласитесь, достаточно полезное в жизни качество.

Януш относился к таким приколам по-философски. Тем более, что его врождённая (или приобретённая, кто знает) блядовитость, требовала хоть какого-то выхода. Зная характер Арамиса, он принял правила игры. А игры этот мальчик любил. Очень.

Николай приехал из Рязани.

Он был телевизионщиком. Он носил кожанную куртку, с какими-то невообразимыми хлястиками, такие же кожанные штаны, и вообще, он весь был крутой.

Гостю, конечно, тут же устроили “Смотрины”.

Дальше всё должно было пойти по обычному сценарию и пошло бы, если бы Януш не понял одну вещь. Николай, в отличии от других, не старался ему нравится. Просто смотрел на него своим немного усталым взглядом, в котором не было особого тепла или похоти, а молчаливое и слегка равнодушное понимание.

Возникало такое ощущение, что Николай видит его насквозь и знает заранее все его выкрутасы.

Это было так неожиданно, что мальчик растерялся. Отголоском давно забытого прошлого встрепенулась в нём тоска по чему-то настоящему. Тем более, что сам он давно уже смутно ощущал себя частью дорогой и красивой декорации.

Может, было задето самолюбие Януша, а может он хотел, наконец, хоть чем-нибудь пронять этого странного человека, но он стал рассказывать Николаю про себя такие вещи, которые он никогда и никому не говорил. Он стал говорить ему правду, чего с ним не случалось уже давно.


- Я так устроен, - философствоал Януш, хрустя попкорном. - Для меня главное это взять всё и не дать
ничего. И вообще, не наебёшь, не заработаешь.

Николай молчал. Он явно умел слушать.

- Знаешь, что я люблю больше всего на свете? Деньги.

Николай кивнул.

- А знаешь, что я люблю больше денег?

- Знаю, - сказал Николай. – Очень большие деньги.

- Хм. Угадал.


Глава восьмая. Между мной и тобой только…

Вращение карусели… Надсадный рёв движка маленького карта… Брызги воды и скрип уключин… Смех… Липкие нити сладкой ваты на губах… “Невское”… Ещё одно “Невское”… Человек-паук, карабкающийся по стене-экрану кинотеатра… Усмешка официанта в “Метрополе”… Оленина на вертеле – фирменное блюдо… Жир по подбородку… Салфетка… Смех…

- Ты весь измазался.

- х...!

Долька лимона… Соль на ободке рюмки… Текила растекается по венам, класс!… Кильватерный след рвется из под кормы… Обертку от мороженного - за борт… Экология?… Хрен с ней!… Канал Грибоедова, ха, знакомое место… мосты проносятся над головой… Пригнитесь!… Тачка-кабриолет?… У друга?… Ничего, прикольно, но видали и покруче… поехали… Ветер в лицо…

- Коль, а быстрее слабо?!

- Что?!

- Быстрее!!!

- Не вопрос!…

- Вау! Заебись! А еще быстрее?!

Педаль газа – в пол!.. Yo! Вжимает в спинку кресла так, что булькает в животе… Ночь… Блёклый полусвет-полусумрак… Толпы людей на набережных… Ждут… Время!.. Пошли мосты… Красиво, как будто руки кто-то поднимает… Корабли – и откуда их столько… Всё, теперь до утра с Васильевского фиг куда добрешься…

- Питер, это город где можно развести даже мосты.

- Между прочим, не смешно!

Темнота… Подьезд… Щелчок зажигалки… Ну и лестницы тут!... Ключ в замке, два поворота… Опять темно… Где тут выключатель… Ага… Нормальная квартирка… Мебель старинная – супер… Пакеты на кухню… Посуду помыть?!.. Блин… ну только ради тебя!...

Лапма красивая… Похожа на люстру со свечами… Омары?… Ни хрена себе! Их же только в ресторанах едят?… Тёмная зелень бутылочного стекла…

“Пино-фран”… М-да-а, пойло для лохов… Ой, извини, не хотел обидеть… Блеск бокалов.. Звон… За встречу… Ну, можно и за встречу… Можно и повторить… Сумрак липкими чернилами выползает из углов… Страшно… Еще винца? Да, пожалуй… Однако, пойло-пойлом, а в голову дало неслабо… Комната слегка плывет перед глазами… И страшно… опять страшно…

Что? Нет… У тебя на коленях не так страшно… Наоборот… Вот так здорово… И голову откинуть на плечо. И глаза закрыть… И шёпотом…

- Ты похож на волны….

- Тогда ты – лодка...

… И губы уже полуоткрыты… И уже ждётся, когда же… Тёплый воздух чужого дыхания на щеке, значит сейчас… Вот так… и руками обхватить изо всех сил и пятернёй своей ерошить волосы…

Джинсы – на пол, на пол быстрее… И ноги за спину крест-накрест…

- Мммм, не отпущу теперь…

Ладошками по плавкам… супер.. и тихо-о-онько лезут руки под лайкру…. Заводит не по-детски…. И все тело уже одна сплошная эрогенная зона… А он умело этим пользуется, вот ведь гад… Ой-я-а-а-а…

- Ну ты, блин, заводной! Не стучи ногами в стену, соседей разбудишь.

Какое там!.. К ебеням соседей, когда собственное тело на белых простынях кажется шоколадным, и его губы не оставляют на нем не одного неизученного кусочка…

И ты уже сам хочешь, чтобы он вошел поскорее, и тебя от возбуждения колотит крупной дрожью, и ты как кошка прогибаешь спину, и орешь-мяучишь нечленораздельное:

- Даавайййблянахуйбыстреееее!!!

И привычная конструкция а ля плунжерный насос выполняет свою до боли знакомую работу…

Ты давно не маленький: во время ебли ты не проваливаешься ни в какие бездны и не возносишься ни на какие небеса… Ты просто отключаешься и ловишь свой маленький кайф, а деревянное лицо толстожопого амурчика на резной спинке кровати проносится мимо твоих невидящих глаз вверх и вниз с астрономической быстротой.

А когда уже не остается сил, только тяжелое дыхание и струящийся пот, вы лежите рядом… Тикают часы… Белёсая ночь за окном… Скоро она превратится в утро…

- Беги в ванну…

- Нет … Пусть лучше во мне всё булькает.

Вот так вот.. Шёпотом… Сплетясь руками и ногами… Перемазав друг друга спермой… Но ты уже понимаешь, что вы стремительно теряете друг друга. А почему-то не хочется… Забавно, правда?

- Коль?

- Что?

- Я тебя люблю.

- За идиота меня не держи

- Нет, ну честно…

- Да ладно тебе, честно… Скольким ты это говорил до меня?.. Любить ты не умеешь. Потому что тебя никто
и никогда не любил.

- Неправда!

- Правда, правда. То, что с тобой делали, это не любовь. Тебя приводили домой, кормили, говорили
хорошие слова, а потом ебали и выкидывали на улицу. Ты думаешь, что и я такой же.

- Нет!

- Да! Вот сейчас я лежу такой размякший и добренький, и если ты мне скажешь что-нибудь приятное, то
сможешь больше с меня поиметь. Так?

Хлещут колкие слова. Вгрызаются в душу, словно капли раскалённого железа… Пусть это почти правда, но нельзя же так!

- … Не знаю… Наверно.

- Ну и молчи тогда. Я всё равно знаю, что ты скажешь и сделаешь.

- Да?! А если я тебя удивлю?

-Попробуй.

Вот как? Ну, можно и попробовать… Первое, что пришло в голову, это… Да нет, бред полный… хотя… Может рискнуть, и пусть охреневает, раз такой умный… Таак., где же эти чёртовы штаны?..

Блин, опять молния заедает… Хуев Версаче…Вот так, теперь водолазку и куртку… Его стремительный взгляд…

- Не бойся, я скоро…

Треск шагов по лестнице – автоматная очередь… Тяжелая дверь, зябкий утренний воздух в лёгкие… И бегом, бегом, бегом мимо периферийных многоэтажных громад, мимо недостроенных коттеджей, мимо дремлющих киосков… Финский залив – серый и равнодушный, а в спину дышит холодом огромная Смоленская набережная, и если повернутся – даже отсюда видна точка телефона-автомата, что висит на доме, где ювелирный… Вперёд!..

... “Вызывается бесплатно”… ну, спасибо, что напомнили… От чего-то пальцы задеревенели… всего две цифры, и одна из них – ноль… Теперь воротник куртки на трубку и негромко, сдавленным и отфильтрованным тканью голосом:

- Алексей Абоимов, известный под кличкой “Арамис”, находящийся во всероссийском розыске в данный
момент находится в Санкт-Петербурге по адресу Приморский Бульвар, дом сто сорок семь, квартира…
триста десять.


Эпилог. Exodus.

Взяли Арамиса красиво, по полной программе.

Леерный спуск спецгруппы, с криками и дождем осколков синхронно выбиваемых окон – фееричное зрелище. Но когда это происходит у тебя дома – приятного всё же мало, в чём лично убедился Арамис, через пять минут после того, как вернулся домой с пачкой баксов, добытых из ближайшего банкомата.

В квартире задержанного обнаружилась пара перепуганных мальчишек, хуева туча компьютеров, серверная стойка и еще много всякой всячины, которая по совокупности имеющейся внутри неё порнухи хоть не тянула на внушительный срок, но все же могла сильно подпортить жизнь.

Однако, люди из органов проявили удивительную гуманность, разрешив отформатировать несколько винтов на конфискуемых компах и “потерять” сим-карту из мобильного. Надо полагать, тут не обошлось без массивного денежного вливания самого Арамиса или его родителя (который по слухам сидел очень высоко).

От новых грехов удалось откреститься, но глупо было бы надеяться, что Арамису сойдет с рук то хулиганство, которое он учинил над “отцами города”. И он ни капельки не удивился, когда пожилой следак, оставшись с ним наедине сказал:

- Вам предьявляется обвинение в изнасиловании малолетнего. – И тихо добавил, уже от себя. - С
пострадавшим познакомишься на суде, су...

На воле тем временем творилось что-то невероятное. Весть о том, что Арамиса “взяли” разлеталась с невероятной бысторотой. Тусовка злорадствовала и бурлила слухами, тусовка тряслась в панике, тусовка задавалась традиционными российскими вопросами “Что делать” и “кто виноват”.

C первым вопросом всё было, в общем, ясно. Многие приняли решение “лечь на дно”, сократив количество траха до жизненно необходимого минимума. Бойлаверы стали под разными предлогами избавляться от своих зайцев. Кто-то даже подался в бега.

Касательно вопроса номер два, им оставалось только строить догадки, чем они, собственно, и занимались.

А виновник всей этой суматохи сидел на одной из скамеек “Катькиного сада” и ничего не понимал. Зачем он сделал то, что сделал? Ведь с самого начала ему хотелось назвать совсем другой адрес и другое имя. Хотелось просто отомстить Николаю, но в нужный момент из горла вырвались не те слова.

Почему? Кому и что он пытался этим доказать? Хрен его знает. В тот день Янушу удалось удивить не только Николая и всех остальных.

Он удивил даже самого себя.

Николай, кстати, был единственным, кто узнал правду о доносе. Выслушав сбивчивый рассказ мальчишки, телевизионщик помолчал, кивнул головой и принялся бегать по комнате, запихивая в сумку вещи.

Он вдруг стал суетлив и невнятен. Он всё время прятал глаза и словно через силу выдавливал из себя объяснения.

Выяснилось, что он очень, ну, просто очень ценит такое к нему отношение, но, учитывая “сложившиеся обстоятельства”, в Питере больше оставаться не может. Он бы, конечно, с удовольствием забрал Януша с собой, но, увы, в Рязани у него нету даже своей квартиры, а живёт он в общежитской комнате, которую выделил ему телеканал и там такие порядки, что страшно и подумать провести внутрь кого-то постороннего, ну и, конечно, куда же без этого, обязательно пойдут разговоры, так что…

Януш не слушал…

Тот Николай, который был раньше, исчез без следа. Вместо него появился другой - мелко трясущийся и напуганный, почти до обсёра штанов. И с таким Николаем не о чем было больше говорить.

Януш проводил его до вокзала. Всё равно идти было некуда.

До того самого вокзала, через который и он когда-то попал в этот город.

Перед тем, как зайти в вагон, Николай сказал:

- Ну, ты это… не обижайся, в общем... Сволочью быть легче. Ты поймёшь.

Мелькнули в последний раз кожанные хлястики, сверкнули на солнце серебристые застёжки. Поезд двинулся, плавно набирая скорость.

- Уже понял, - буркнул себе под нос Януш.

Он постоял немного, и снова, как четыре года назад, двинулся к выходу в город, искать своё непонятное мальчишеское счастье.

В этот раз ему было труднее.

©Demosfen™, Москва, 2003-2004гг.

Все герои этой повести и события, описанные в ней - вымышлены. Любое их сходство с людьми и событиями, имевшими место в действительности является случайным и не может служить основанием для предъявления каких-либо претензий.

В повести использованы тексты песен группы “ночные снайперы”, “Тату”, “Наутилус-помпилиус”, “Сплин”, Оскара, Мурата Насырова, и Кати Лель.

© COPYRIGHT 2008 ALL RIGHT RESERVED BL-LIT

 

 
   
   
   
   
   
   
   
   
   
   
   

 

гостевая
ссылки
обратная связь
блог