перевод bl-lit 2024-2025 в процессе перевода

 

Зажигательный рассказ в 135 эпизодах о любовных подвигах одного мужчины с мальчиками

 

От Люка (премиум-стоячка в мире гамбургеров)

- Но почему ты назвал его асбестовым дневником? — спрашивает Люк.

- Потому что в нём я написал всё о тебе и обо мне, среди прочего, и он не сгорел в дыму и пламени.

- Ты что, какой-то космический урод? - стонет мальчик, хватаясь за волосы. - Если кто-нибудь прочтет его, ты сядешь в тюрьму, а я попаду в исправительную школу!

- Я объясню, что это фарсовая сатира, если уж не сатирический фарс, - успокаиваю я его, - батотическая драматургия о капризных половозрелых злодеях, соблазняющих плутоватого героя... тогда каждый сможет его прочесть!

 

ОТКРЫТОЕ ПИСЬМО
Кому: Верховный суд Соединенных Штатов Америки, Вашингтон, округ Колумбия

Господа, Вы оставили дверь открытой...
И я вошел.

 

AMУРАМ НУЖНО НОВОЕ ОПРЕДЕЛЕНИЕ

... Если вы купили эту книгу и хотите получить отдачу от своих денег, вы прочтете её, по крайней мере, частично, и, таким образом, невольно станете пленённой аудиторией; и когда (или если) вы закончите её, то, вероятно, придете к выводу, что можно сказать многое о пользе смертной казни, особенно в отношении автора книги — хотя я хочу решительно заявить, что эта полемика является апостериорной [философский термин; опытный, выведенный из опыта], а не априорно автобиографической. Я попытаюсь на следующих страницах рассмотреть относительно неизвестную область человеческой деятельности, которой пугающе пренебрегали в порнографической и популярной литературе, хотя и не в классической... про обязательно незаконную любовь мальчика к взрослому мужчине. Эти так называемые невыразимо безнравственные отношения существовали sub rosa [латынь; в тайне] и sotto voce [латынь; в полголоса] с тех пор, как появились мальчики, поэтому они заслуживают должного внимания современной терминологии. На нео-хиповом диалекте мужчина, который по любой из множества причин находит определенных мальчиков-подростков сексуально привлекательными, называется «бой-сексуалом»; он относится к общей группе гомосексуалистов, но, по внешнему виду и психической конституции, определенно больше похож на гетеросексуального мужчину, хотя и превосходит среднего гетеросексуала тем, что обычно придерживается принципов Эмерсона — правды и нежности, а также гуманной сексуальной ответственности. Настоящий бой-сексуал — это безумец (не заблуждайтесь на этот счет) — симптомами его безумия являются доверчивый романтизм и непрактичная сентиментальность. Он не сексуальный маньяк, не насильник малолетних и не растлитель маленьких детей. Он никогда не применяет силу, за исключением случаев самообороны. Он не инициирует эксплуатацию детей и обладает необходимым уважением к общественным чувствам, которому могли бы подражать многие гетеросексуалы. Он стремится сохранить институт семьи — или, по крайней мере, институт гетеросексуальных отношений, поскольку тот без него, в конечном итоге, погибнет. Он —  гораздо меньшая угроза для вашего сына-подростка, чем автомобиль или мотоцикл; бой-сексуал обычно общается с малолетними хулиганами или парнями, которые так или иначе являются правонарушителями или авантюристами, и которые легко могли бы найти гораздо менее полезные контакты. Modus operandi любителя мальчиков будет раскрыт ниже...
теперь же давайте рассмотрим мальчика.

Вопреки широко распространенному заблуждению, факт в том, что нет такого понятия, как хороший мальчик — все нормальные, здоровые, мужественные ребята в той или иной степени не плохи и не хороши, и, если вы знаете какого-нибудь мальчугана, на 100% обладающего истинной замечательностью, то этот ребенок либо в высшей степени искусный обманщик, либо нуждается в безотлагательной помощи врача и/или психиатра, не говоря уж о том, что он, вероятно, невыносимо скучный маленький ханжа. Половое созревание, являющееся sine qua non [латынь; обязательным условием] для бой-сексуала, происходит у юных мужчин в возрасте от 12 до 17 лет, обычно в 13 или 14, и некоторое время до полового созревания большинство ребят уже предаются сексуальным играм в одиночку или со сверстниками, или старшими и младшими лицами обоих полов. Едва ли поколение назад довольно много мальчиков 14 и даже 13 лет зарабатывали себе на жизнь, были независимы от взрослых, и им были доступны секс-отдушины (обычно женщины-проститутки); в настоящее время, в основном, дабы избежать перенасыщения на рынке труда, а также из-за слишком затянутого процесса образования, подростки вынуждены находиться в зависимом и искусственном статусе ребенка до тех пор, пока им не исполнится 20 или более лет, что имеет явно пагубные последствия. Наоборот, в большинстве [американских] штатов мальчики могут, с разрешения суда, или без онного, жениться в возрасте 14 лет (в следствие очевидных причин, обычно ради легализации положения беременной девушки). Принимая во внимание всё вышесказанное, можно без особого преувеличения рассматривать этот Дневник как историю сексуальных отношений одного мужчины с юными работающими мужчинами или с будущими мужьями, фактически или in posse [латынь; потенциально]. И, наконец, не думайте, что я хочу обратить кого-либо в свою веру, приобщить к моему образу мыслей или образу жизни — конкуренция и так слишком жестока!

 

ГЭВИН (16 лет)
(сентябрь 1964)

... Та часть мужчины, которая не может лгать, не дублируется в слишком часто притворяющемся, женском двуличном теле (о, заткнись, клитор, ты просто любитель позавидовать пенису!), и откровенное сексуальное желание легко заметно у мужчины или мальчика, но кто может сказать, что происходит внутри той фашистской мухоловки [прозвище Die Glocke, якобы сверхсекретного чудо-оружия Гитлера], которую некоторые женщины имеют между своих неприглядных бедер?

... Эта весёлая вдова — миссис Кэттерволл, урожденная Харридан. Она молода, щедра и похотлива, и мне жаль в этом признаваться, но я соперничаю с ней за руку неуловимого Гэвина, у которого сатурналийские кудри, лицо Пьеро и грация статуи, достойная классических музеев, хотя, если бы он попал в один из них, Венера Милосская отрастила бы себе руки, чтобы задушить его из чистейшего комплекса неполноценности. И пока миссис К и я спорим, как Порция и Шейлок, за этот налитый кровью стояк, являющийся яблоком раздора, и зависящий от пристрастий парня, Гэвин никак не может определиться своим переменчивым разумом между нами... в один день он любит меня ночью, на следующую ночь он предпочитает её днем, и мы вместе этакая троица растерянных детей, из-за чего у меня иногда возникает яркое головокружительное ощущение, что я стою на голове, подняв ноги в аквариум. И, как это обычно бывает, когда я питаюсь мальчиками, которые делятся своей мужской силой с женщинами, я регулярно даю Гэвину огромные дозы Флагила орально [противопротозойный и противомикробный препарат], чтобы ни он, ни я рикошетом не заразились уретритом или простатитом от вероятно размножающихся паразитов трихомонады из влагалища веселой вдовы (невежественные, глупые, беспечные мужчины-гетеросексуалы, получше следите за собой!). И однажды поздно ночью, когда Гэвин должен был кутить с миссис К, он, хныча, припёрся ко мне в постель, и я, не задавая вопросов, с благодарностью потянулся за его очаровательным fascinum [латынь; пенис], но он отшатнулся, демонстрируя холмик марли там, где, как я надеялся, всё ещё находится его леденец. И между причитаниями он простонал, что с миссис К у него все кончено, и что это всё моё, целиком моё, как только заживёт — и на вопрос, что он, она или они делали и сделали, он признался, что вставил себя в просторную пизду вдовы несколько сильнее обычного, его колени поскользнулись на её атласных простынях, и в результате он чертовски порезал своего Попрыгунчика об её сместившийся и свободно плавающий пессарий из нержавеющей стали!

 

КАРОЛУС (14 лет)
(май 1957)

... Худой и гибкий парень — этот Каролус, красивый, как новый флаг, развевающийся на ветру. Он может устроить вам увлекательно старомодные бугро-скачки на содомитском транспорте, которые заставят вас пересчитать пальцы на руках и ногах, но в плане пениса он не может порадовать ни мужчину, ни женщину, ни себя самого, потому что в возрасте 10 лет его крошечный зарождающийся росток непоправимо лягнул задумчивый ломовой конь. Обув сапоги с металлическими носками, я выследил того неправедного коня, решив устроить ему судьбу Каролуса... но все это оказалось пустой тратой времени, поскольку бедное обездоленное животное уже было мерином!

 

ГОГО (3 недели)
(июнь 1948 г.)

... Согласно древним этрускам, существовало 20 любовных поз; позаимствовав их из Азии, классические греки насчитали уже 27; а немецкий зольдатен-учёный «тётка», пишущий из мюнхенского сумасшедшего дома, настаивает на том, что их 69. Все эти цифры, конечно, предполагают гетеросексуальный половой акт с учетом ограничений, налагаемых анатомией позвоночных... что неестественно перефразирует вопрос: а сколько поз реально может быть достигнуто, скажем, с гуттаперчевым мальчиком?

... в маленьком, покрытом розами бунгало по соседству проживает мистер Неемия Снуни, чья репутация — быть шерстяной рубашкой, развлекающей летом моль. Он отсидел в местной каталажке якобы за оскорбление нравственности шлюхи, но мы в своём узком круге заинтересованных лиц знаем, что на самом деле его судили за хулиганство на шоссе и за бросание камней в самолеты; кроме того, это была не шлюха, а мальчик-подросток, и нравственность тут ни при чем, это просто было небольшое недоразумение, связанное с количеством центов в долларе. Среди наиболее отвратительных преступлений Снуни, несомненно, самое примечательное произошло, когда он работал в Goodyear и был уволен за попытку вынести две грузовые шины в карманах жилета — хотя подобное невозможно, но всё же весьма вероятно.

Так вот, Неемия — и он не любит, чтобы его так звали, — такой же непутёвый мальчишка, как и я, если не больше, но он ещё скуп, экономен, бережлив, из-за чего стал национальным героем Шотландии, где ему заочно воздвигли памятник; и чтобы не платить высокую цену живым мальчуганам, Неемия пошел и смастерил себе искусственного — из пластилина и латекса, которого назвал Гого-Сопелька — довольно трогательный пример отцовско-суррогатного патернализма, хотя соседи считают, что этот суррогатный мальчик — приезжий внучатый племянник из Батцтауна, штат Пенсильвания, потому что он настолько похож на настоящего 14-летнего подростка, насколько это вообще возможно: у него каштановые волнистые волосы, кожа, которую приятно гладить, самосмазывающаяся задница и встроенная трубочка, из которой в нужный момент брызжет теплое молочко... также он полон горячего воздуха, который нагнетается в него с требуемыми интервалами, чтобы поддерживать в парнишке надлежащее давление. И я лежу на своем диване в одиночестве, в бесконечной, лишённой любви, ночи, слушая, как Снуни совокупляется и бушует, хрюкает и стонет, хрипит и свистит на Гого, пока и в самом деле не начинаю завидовать, серьезно задумываясь поручить ему изготовить для меня брата-близнеца Гого. Но в последнее время замечаю, что у Неемии мрачный вид, обвисли щёки, он удручен, и я больше слышу звуков совокупления в мои беспокойные часы бессонницы, поэтому я спрашиваю, хорошо ли себя чувствует юный Гого. И Снуни швыряет на землю насос, который несет, и кисло рычит, что это совсем не мое дело, но печальный факт в том, что у Гого развилась неизлечимая хронически медленная утечка!

 

ТИНКЕР (15 лет)
июнь 1956

... Подобно жидкой звездной пыли и дистиллированному лунному свету, мальчишки — это приобретенный вкус, в котором изысканно точная настройка щечной впадины, язычного сталагмита и нёбного сталактита является обязательной, а сердце обязательно должно быть коронарно мальчико-закупоренным — сердечная кровяная плазма качается влево или скорее sinister [налево; лат.], чем колебательно dexter-sinister [направо-налево; лат], как у менее эротичных организмов.

Любители мальчиков не отличаются долголетием... Хотя, из-за их юношеского élan vital [жизнелюбия; фр.] даже после восьмидесяти о большинстве ушедших из жизни можно сказать, что они «умерли молодыми»!

... Тинкер — вонючка, но я люблю играть с ним сиреневыми ночами и жимолостными днями, ибо я целиком в его руках, а он постоянно сжимает кулак. У него темные глаза гури[я], нежный рот, нарушающий все приличия, и шелковистый торс, сужающийся к атласной внутренней стороне бедер и бархатистым гениталиям — торговому центру мокро-сухих товаров, специализирующемуся в мальчиково-трении; однако всё-таки должен существовать закон против таких парней-сатиров с раздвинутыми ногами, как он, ибо жертвы, потерявшие его любовь постоянно бьются о его скалу Святого Петра или терпят моральное крушение на рифе между Харибдой и Сциллой его попки. Он с гордостью хвастается, что соблазнил собственного отца, что вполне объяснимо, поскольку Тинкер гораздо красивее своей матери, считающей Гигиену делом чести и распространяющий рыбий запах на всё, к чему прикасается, обладая ужасающую способность менструировать 24 дня в месяц. Этот парень — совершеннейший либерал-демократ, потому что он демонстрирует уважение ко всем... кого его ирисковая жопка и выносливая тычинка не госпитализировали?    и бывают моменты, когда мне приходится затыкать Тампаксом его вместительный, переполненный овраг (который уже не помешало бы аккуратно подшить), чтобы сперматозоиды его отца или кого-то другого не просочились на мои узорные простыни... потому что мальчик иногда впускает птиц, слишком больших для его гнезда. Ах, я! Я могу, глянув на семена дикого овса [wild oat seeds; на сленге означает иметь множество сексуальных отношений, особенно в юном возрасте] Времени, смело предсказать плохой конец этому слишком извращенному груму похоти, и охотно поставлю пятую часть анальной мази доктора Брауна, что через десять лет Тинкер либо станет физическим несчастьем, поддерживающим рукой свой незакрывающийся анус, с изодранной в лохмотья крайней плотью, превратившейся в кружевную занавеску из разорванной плоти, и с зияющим в головке отверстием, как у умирающего кита... либо он превратится в чопорного, благопристойного, напыщенного баптистского дьякона, известного далеко и широко своими зажигательными речами перед Национальной лигой чистоты, речами о гомициде — оправданном убийстве гомосексуалистов!

 

O TEMPORA! O MORES! ЧТО ЗА ЧУШЬ!
август 1963

... Безнравственность и суровый тюремный срок начинаются с филантропического жеста! Недавно в суверенном штате Миннесота мужчина был приговорен к десяти годам заключения на каторжных работах за то, что научил 14-летнего мальчика мастурбировать. (Вы, законодатели штата, озабоченные судьи и/или присяжные: пожалуйста, когда вам будет удобно, когда у вас будет минутка — сдохните!). И я горячо надеюсь, что этот бедолага никогда не прочтет и не услышит авторитетных заявлений многих современных, продвинутых, просвещенных психиатров, психологов, врачей, педиатров и т. д. о том, что 14-летний мальчик, который инстинктивно или с помощью своих сверстников не научился играть с собой, лишен нормальной смекалки и предприимчивости, и может считаться несколько отсталым!

 

МИССИС ФОРТБВОЙНЕР
январь 1950

... Даже о богах, согласно истории, обычно судят неправильно! На всем Олимпе привередливый Зевс не нашел ни одной богини, достойной любви, поэтому он благоразумно изнасиловал мальчика с Земли.

... Обладающая доминантным характером, властная миссис Фортбуойнер (D.A.R. [Дочери американской революции], W.C.T.U. [Женский христианский союз трезвости] и S.O.B. – [Сын суки]- женское подразделение) считает своего кроткого, как кролика, мужа образцом нравственности, потому что никогда не находит ни помады на его рубашке, ни длинных и шелковистых светлых, темных или рыжих волос на его пальто. Но скажите мне, пожалуйста, дорогая миссис Фортбуойнер, что эти короткие светлые лобковые волоски делают на усах вашего мужа?

 

БИЛЛИ (16 лет)
август 1961

... Любовь к мальчикам — это эксклюзивный институт, который по понятным причинам вынужден действовать, в основном, подпольно, но сегодня он процветает даже сильнее, чем почти двадцать пять столетий назад, когда ему был присвоен почетный статус. Возмущенный или любопытный гетеросексуал может задастся вопросом, почему так привлекателен подобный тип эмоциональной привязанности: проще говоря, зачем любить мальчиков, когда существует такой переизбыток незамужних девушек и женщин? Одна из очень важных причин заключается в том, что, в отличие от женщины, которая физически и психически ограничена тем, что может только давать, паренёк может и давать, и отдавать... вызывая чувство омолаживающего дежавю уже испытанного вами раньше, и вы с трепетом вспомните блаженство, узнавая в его юном облике то, что когда-то было вашим. Какой зрелый мужчина не вздыхал вместе с Байроном: «Ах, снова стать мальчиком!» Конечно, вы не можете вернуться назад, но можете позаимствовать иллюзию, настолько убедительную, что она порой подавляет реальность. Если вы достаточно восприимчивы, мальчик поделится с вами весной своего детства и, благодаря своего рода осмосу [самопроизвольный перенос (диффузия) растворителя через полупроницаемую мембрану, не пропускающую растворённое], привьет вам свою жизнерадостную юность, которая укоренится, вырастет и расцветет. Ибо юноша и мужчина — анатомические союзники; география тела юноши — его собственная, его родина, тогда как женщина — это странная чужая страна, в которой мужчина не знает ни языка, ни обычаев, ни топографии, слишком часто въезжая с поддельным паспортом и неподходящим багажом и всегда действуя на свой страх и риск. В «Грозовом перевале» бедная, обезумевшая от страсти Кэти кричит: «Я — Хитклифф!» но она женщина, так что это было лишь печальное наваждение из иллюзий... Насколько же подлиннее может утверждать мужчина: «Я — тот парень! Я такой же умом, плотью и духом, в возрожденных надеждах, мечтах, амбициях и больших ожиданиях!» Мальчик и в самом деле отец мужчины!

… У Билли пикантное лицо Ренуара и тело, которое вернуло бы домой тысячу кораблей, спущенных на воду Троянской Еленой; он юный хастлер, который хорош в лучшем смысле этого слова, будучи аморальным, безнравственным, бесчестным и распутным ... а также добрым к своей матери, которой отдает большую часть своих доходов, внимательным к животным, законопослушным, когда закон не противоречит его сексуальной свободе, хотя и несколько склонным терять голову из-за девушек.

Высокоинтеллектуальный, он не верит, что гомосексуалисты виновны по определению, и что гомосексуальность является болезнью в большей степени, чем гениальность, и он с горячностью заявляет, что я его лучший друг, имея в виду, что я свободно распоряжаюсь своими деньгами и всегда готов помочь кубиками льда, чтобы остудить горячую воду, в которой он зачастую оказывается. У Билли есть странная привычка чихать, когда приближается его кризис таяния, что является чрезвычайно удобной сексуальной системой предупреждения, поскольку у него такой неистощимый и непредсказуемый запас спермы, что иногда он тает именно тогда, когда я думаю, что у него не более чем разминка; и сегодня днем, обходясь без преамбулы к конституции мальчика и устраиваясь в теплой счастливой долине его бедер, я подтягиваюсь на его турнике и без усилий поднимаю обе его штанги одним мизинцем, когда он спрашивает: «Герцог, а почему тебе нравятся мальчики?» (Я могу только предполагать, что большинство парней называют меня «Герцогом» в знак признания благородства моего характера [на самом деле это сокращение фамилии Dukahz – Duk, что звучит как Duc — герцог].) И я лежу и медленно перевариваю «манну небесную» Билли, пытаясь определить общую предпочтительность мальчиков по сравнению с девочками, насколько мне это известно из собственного опыта  — с тех пор, как у меня была девочка и до сегодняшнего времени, когда у меня есть мальчик; и после соответствующего рассудительного размышления я отвечаю:
- Мальчики мне нравятся, потому что они не девочки; кроме того, мальчики — это сладость и пряность, и все такое милое, с хвостиком, как у щенка, в качестве дополнительной привлекательности!»

Билли возражает:
- Ты там как будто поменял пол, не так ли?
и я говорю, что даже ему должно быть очевидно, что мальчики более привлекательны, чем девочки, потому что у женщин однообразно впалые формы с обеих сторон, в то время как у мальчиков возбуждающе впалые формы с одной стороны и выпуклые с другой, что делает сексуальные игры гораздо более разнообразными и интригующими. Билли признает, что моя точка зрения выглядит весьма правдоподобной, и позволяет мне хорошенько облизать своим кошачьим языком-девятихвосткой его горизонтальную планку, которая постепенно становится вертикальной, в то время как он умоляет меня быть с ним помягче и делать это как можно дольше, потому что он хочет, чтобы у него кое-что осталось, когда он повезет свою новую девушку Линду сегодня вечером на «фольксвагене» её отца, так как он думает, что она из тех, кого можно уговорить на это, если он правильно сыграет пальцами. Я предупреждаю его, чтобы он был осторожен, убедился, что она согласна, и надел надежную резинку (но Билли презирает презервативы как притупляющие ощущения), был нежным, если это ее первый раз и т. д. и т. п., но сомневаюсь, что парень услышит все или хоть что-нибудь из этого, потому что он готовится к очередному оглушительному чиху. Затем он занимает еще 5 долларов, обещая рассказать мне завтра, как у него прошло свидание. В тот вечер я как раз собирался уйти на покой с Элси Динсмор (книгой), когда Рэндалл, мой бывший парень, которому сейчас 19, напился в стельку, и я, достаточно его отрезвив, отвожу домой и тайно пропихиваю в окно его спальни, а по возвращении обнаруживаю на пороге моего дома Билли, выглядящего так, будто он последовательно пережил пожар, наводнение, революцию и тяжелые роды на спор.

Пара глотков «Ссанины старой пантеры» [Old Panther Piss; винтажный виски] оживляют его, и он прислоняется своим крепким молодым плечом к моему дряблому старческому, рыдает, говоря, что пригласил Линду на танцы, а позже, на аллее влюбленных, она говорит «да»! и они втискиваются на заднее сиденье «фольксвагена», где он вскоре находит ее довольно большой вход, который становится еще больше, когда он трет его пальцами, а затем своим членом, который, несмотря на длину, чрезвычайно тонкий, с маленькой заостренной головкой, похожей на кончик ментолового ингалятора. И он направляет свое оружие в отверстие, но, возможно, из-за их стесненного положения он держит его под неправильным углом, потому что, когда он входит в нее, он попадает не во влагалище, а мимо совершенно ошарашенного клитора в мочеиспускательный канал, и когда Линда начинает кричать, Билли выходит, покрытый кровью и пузырьками мочи. И пока я с благодарностью размышляю о том, что если бы не грация и несложный сексуальный механизм мальчиков, я бы... Билли рассказывает, что отвез Линду в ближайшую больницу, где ее отправили в отделение неотложной помощи и уведомили её родителей, а вскоре врач-интерн отвёл его в сторону и сообщил плохие вести о том, что у девочки разорван мочеиспускательный канал с перфорацией стенки мочевого пузыря; и когда разгневанный отец Линды с подозрительной выпуклостью в кармане появляется у входной двери больницы, Билли выскальзывает через заднюю дверь и идет ко мне домой.

Покорно звоню своему адвокату, знакомлю его с грязными подробностями, прошу его приехать в больницу и сделать всё необходимое; затем достаю пижаму для Билли, который с благодарностью сжимает мою руку и говорит, что отплатит мне в десять раз больше и горестно спрашивает:
- Герцог, почему мне нравятся девочки?

 

МИССУС МАРАЗМУС
июнь 1963

... Я в «Сайфуэй Пиггли-Виггли», ищу «бойфингерс», но у них есть только плоские, безвкусные «ледифингерс» [Савоярди (Ladyfinger) - неаполитанское печенье], поэтому я довольствуюсь кокосовыми макнамарами [Роберт Макнамара, 1916-2009,  министр обороны США в 1961-1968 годах], которые очень приятно грызть, когда находишься в оборонительном настроении, а также дюжиной рассыпчатых макджордж-банглов [Макджордж Банди, 1919-1996, американский государственный и политический деятель, советник президента США по национальной безопасности при президентах Джоне Кеннеди и Линдоне Джонсоне] и фунтом маслянистых дин-расков [Дин Раск, 1909-1994, американский государственный деятель, занимавший пост государственного секретаря США при президентах Джоне Кеннеди и Линдоне Джонсоне; поддерживал эскалацию войны в Южном Вьетнаме, вследствие чего стал объектом резкой критики со стороны граждан США] — идеальный вариант для тех случаев, когда вы совершенно растеряны. А затем миссис Маразмус, у которой характер сенатора Маккарти и внешность скунса, направляющегося на север, сбивает меня своей огромной проволочной корзиной на колесиках. Когда я прихожу в себя, за исключением одного хрящеватого кусочка, навсегда затерявшегося в бочке с кошерными свиными ножками, миссис М. кладет мне на руку коготь с алым ноготком, говоря, что я как раз тот человек, который может дать ей крайне необходимый совет; и кажется, эта сука встревожена тем, что мистер М. любит играть с их трехлетним сыном по паре часов каждый вечер, а миссис М., опасаясь, что такого рода «столь раскованная свободная ассоциация заставит ребенка стать гомосексуалистом», хочет знать, как, по-моему, ей следует поступить. Я смотрю на нее и на мгновение задумываюсь о том, чтобы открыть морозильник с упакованной рыбой позади нее, засунуть её туда, закрыть крышку и зацементировать...

... но я киваю головой как священник и отвечаю, что, несомненно, ее тревога обоснована, и она должна держать своего мужа-дьявола подальше от мальчика при помощи судебного запрета или смертоносного оружия, либо любым другим честным или нечестным способом, чтобы у бедного ребенка был шанс вырасти счастливым гетеросексуалом, как и все мы. Но! Я торжественно добавляю, ударяя ее по левой обвисшей груди огромной банкой маринованной легкой сельди, что если в будущем у них родится девочка, то она не должна прикасаться к крохе, а в момент рождения должна сразу же передать её мистеру Маразмусу, чтобы тот обнимал, кормил и заботился о ней... потому что если миссис М. хотя бы покачает девочку на своем костлявом колене, этому ребенку будет грозить серьезная опасность превратиться в мужеподобную лесбиянку!

 

ЛЮК (13 лет)
январь 1965

... Люк (рифмуется с Удачей [Luc - Luck] — фамилия неизвестна, потому что он отказывается её разглашать) ростом в пять футов, весом в 98 фунтов [44,5 кг] является самым вежливым, самым оскорбительным мальчишкой из тех, что я когда-либо встречал. Он намеренно коверкает «Казимир Дакахз» в непочтительное «Кашемировый придурок» [Dukahz - Duckass], но обращается ко мне, добавляя «сэр» — рефлекторное соблюдение этикета, неискоренимо вбитое в него в нежном возрасте приемными родителями-садистами. Я усыновил Люка (неофициально), тем самым нарушив собственное правило ненужности покупки бычка, когда сливки так дешевы, но этот бычок чистокровен во всем, что я ценю, и я не упускаю возможностей связать его судьбу со своей. Он пришел ко мне с исчезающими следами от цепей на запястьях и лодыжках, и спиной, покрытой заживающими рубцами, сбежав из какого-то неандертальско-готического чистилища Глубокого Юга, ибо у него было несчастное детство, похлеще чем у Оливера Твиста... рука, которая правит колыбелью, качает мир! Исключительная красота мальчика принесла ему только унижение и плохое обращение, и он невысокого мнения как о мужчинах, так и о женщинах: его отчим использовал его в качестве заместителя жены во время болезни его матери, заковывал в цепи и хлестал кнутом, когда тот яростно сопротивлялся, а затем «сдал» в аренду богатому горожанину-бисексуалу, из-за чего парень потерял свою переднюю девственность и сбежал, когда жена его нового поклонника оказалась еще более жестокой, чем его отчим. Люк заявляет, что он на три четверти белый бедняк и на одну четверть индеец-команч: презирая первое, он гордится вторым. Вопрос о том, что больше способствовало его свирепой соколиной красоте, спорен: его примитивные инстинкты, несомненно, индейские, а вот его золотистая кожа подобна отраженному свечению огня, но бедный белый превращается в настоящего аристократа в своём юном высокомерии естественного превосходства. Иногда Судьба бывает благосклонной, хотя всегда коварна: когда однажды утром в начале января потрепанный, дрожащий Люк впервые постучал в мою заднюю дверь, спрашивая, не сможет ли он сделать что-нибудь за еду, я, по-прежнему терзаемый чувством вины за составление крайне неправдоподобной декларации предполагаемого дохода, торопливо предложил пять баксов и слишком маленькую меховую куртку и собрался отправить его в Дом для несовершеннолетних или в Общество помощи детям...

а затем он поднял глаза, и на удушающую минуту я забыл о врожденном рефлексе дыхания из-за того, что влечёт меня к парням, сияющим, как пламя, вроде этого. Ошеломленный, я отступил, и он вошёл, не смелый и не застенчивый, и с сетчаткой, затуманенной остаточным изображением этого захватывающего лица, я готовлю еду, которую он поглощает со сдержанной свирепостью волчонка, обученного хорошим манерам за столом.

Он благодарит меня тихим хриплым протяжным голосом с заслуженным послесловием: «Вы не очень-то хороший повар, правда, сэр?!» и спрашивает, где я держу лопату для снега, поскольку после ночного снегопада мои дорожки всё ещё не расчищены. И пока он, одевшись потеплее, убирает снег, я в маниакальном светофорном дальтонизме еду в центр города и покупаю полный гардероб для мальчика, с точно подобранными размерами и в полном комплекте, за исключением пижам — ночные рубашки у меня уже есть (они гораздо удобнее в постели и в ванной), сшитые на заказ из какой-то прозрачной, как дым, ткани, годами ожидающей подходящего обладателя. За ужином сине-зеленые глаза паренька между невероятными ресницами мрачно устремлены на меня, пока он расспрашивает, женат ли я, живу ли я один, и еще несколько проницательных вопросов, раскрывающих осведомлённость, твёрдое практическое знание, которое сейчас судит меня. Я не могу определить, удовлетворяют ли его мои ответы, и показывая ему одежду, которую купил, бросаю её на весы, чтобы она перевесила в мою пользу, поскольку, пытаясь скрыть блеск в моих глазах, я небрежно осведомляюсь, нет у него нет других планов, и я был бы признателен, если бы он остался на некоторое время, чтобы помочь мне по дому. Он окидывает меня непостижимым взглядом, пока молча выбирает комбинезон, рабочую рубашку, трусы, обувь, носки и направляется в ванную, отказываясь с внезапным румянцем, придающим его красоте властность, от моего предложения потереть ему спинку или помочь в мытье других привлекательных личных местечек (ах, а волосики там есть?); затем возвращается, благоухая слоновой костью и сдержанностью, грубо расчесывает блестящие каштановые волосы, которые осмелились завиться; смотрит телевизор, пока я тайно любуюсь спокойно-незыблемой чистотой его профиля, вознося безмолвные молитвы какому-нибудь сочувствующему божеству, чтобы оно позволило мне разделить секрет этого необычного мальчика.

Позже я веду его в гостевую спальню, вручаю ему ночную рубашку, вызывающую короткий наглый смешок, указываю на ключ на внутренней стороне двери, и он снова бросает на меня взгляд, значение которого я не могу понять (удивлённое невежество или умудрённость опытом?), после чего пожимает плечами, отворачивается и начинает раздеваться. В моей собственной комнате одиночество, кажется, обретает форму и содержание; кровать в своем монашеском убранстве насмехается надо мной, а под диванчиком на двоих пыль! Зная, что сон невозможен, я завершаю отчет о своих доходах, мое расстроенное состояние делает меня неспособным к фальсификации или даже к двусмысленности, затем я пытаюсь читать «Ощупью» Мэри Маккарти, но книга только навевает мне идеи, и, движимый силой, которой не могу противиться, я возвращаюсь в другую комнату, незапертая дверь впускает меня; пол, одалживая мне скрытность, не скрипит, когда я подкрадываюсь к спящему мальчику, вдыхаю его выдох, сладкий и теплый, как парное молоко. Он отбросил одеяло в натопленной комнате, и мои парализованные пальцы стягивают простыню, расправляют ночную рубашку, пока ракеты похоти описывают дугу и траекторию сквозь меня: там есть / волоски там! — венчик для тонкого рано созревшего мальчишеского головонка, не тронутого символическим кастрационным обрезанием, устроившегося на раздутых двойных ульях-близнецах, неутомимо сохраняющих нектар для какой-нибудь счастливой пчелки. Но эта глупая пчелка не жалит цветок, который может дать ей мед, и я лишь слегка прижимаюсь губами к пульсирующей жилке на его лодыжке, накрываю его и крадусь прочь, одурманенный сиянием его миловидности, с тревожным ощущением, что за мной наблюдают. Горячая ванна, пять порций бренди и слишком большая доза снотворного вгоняют меня в полудрему, которую внезапно прерывает мозолистая ладонь на моей руке и юный голос, который, кажется... произносит, безусловно, самые бессмысленные слова, когда-либо сказанные: «Подвиньтесь, сэр, — или я вам не нужен?!» Уверенный, что сплю или умер и послан на небеса, я завороженно смотрю, как он срывает с себя ночную рубашку, засовывает ее под подушку, забирается ко мне и смиренно-презрительные глаза прожигает меня, выдавая, что он всё знает, и чёткими фразами подробно описывает, как он узнал, также узнав, кто я и чего хочу ... и готовый спеть за ужин, за одежду, которую я ему купил, он предлагает себя мне.

Когда, едва веря своим ушам, я колеблюсь, он истолковывает это другой причиной, язвительно вопрошая, уж не думаю ли я, что у него есть болезнь, и демонстрирует с всеобъемлющей тщательностью, что у него нет ни триппера, ни сифилиса, ни какой-либо другой из слабостей полового влечения. И хотя страсть грызет меня, как голодная лиса, я не хочу усугублять те унижения, уже вызванные его красотой, и говорю ему, что не хочу ничего из того, что он не готов дать, что одежда принадлежит ему без каких-либо обязательств, и утром я отвезу его в Центр помощи детям или подобное ему, но более респектабельное учреждение. Отводя глаза из-за боязни смотреть на него, дабы мои добрые намерения не ослабли, я встаю и ложусь в комнате, которую он освободил, зарываюсь лицом в подушку, всё ещё хранящую свежий аромат его волос, и размышляю остаток ночи о полной глупости жертвоприношений на алтаре чести. И встаю ни свет ни заря, укладываю вчерашние покупки в два больших чемодана, готовлю завтрак и иду будить своего странного гостя... который, как ни странно, встречает меня доверчивой улыбкой такой детской невинности, что я отчасти утешаюсь тем, что следовал курсу скучной порядочности, а не любовной целесообразности. С покрасневшим лицом этот неописуемый паренёк притягивает меня к себе, запинаясь, бормочет извинения за поведение прошлым вечером, пылко заявляет, что ошибался на мой счет и будет рад остаться так долго, как я этого захочу; затем он откидывает простыню, чтобы продемонстрировать, что желание превратило его в яркий маяк, и так горячо шепчет мне на ухо о своей настоятельной потребности, что я растворяюсь в первобытном стремлении, судорожно сжимаю его нетерпеливое маленькое тельце, и пока его руки ласкают мою голову, я принимаю его превосходный дар, не обращая внимания на завтрак, дымно обугливающийся на плите. В блаженной оцепенелости после-паузы он смотрит на меня с тревожным вопросом: «Все ли было в порядке? Тебе понравилось?» Не нахожу подходящих слов, только киваю, и мой правильный любовник сияет, как раскалённое солнце... и, подхватив подол ночной рубашки, мальчик делает это мне, ухмыляясь, и добавляет: «Вытрите рот, сэр!»

 

РОЛЬФ (13 лет)
август 1946

... Необъяснимая загадка, которая доводит меня до истерики — загадка вроде этой: если максимальный срок за нарушение Закона Манна [Закон Манна, ранее называвшийся Законом о торговле белыми рабами 1910 года, в своей первоначальной форме считал уголовным преступлением участие в межгосударственной или международной коммерческой перевозке «любой женщины или девочки в целях проституции или разврата, или в любых других безнравственных целях». Его основной заявленной целью было бороться с проституцией, безнравственностью и торговлей людьми, особенно когда торговля людьми осуществлялась в целях проституции] составляет пять лет, каким будет ваш (мой) минимальный срок, если вы (я) нарушите Закон мальчиков?

... Если бы мальчики были праздниками, то юноглазый Рольф был бы Четвертым июля, Рождеством, Днём украшений, Днём благодарения и Пасхой, а я был бы Днём платы! Хотя у него ещё не может быть крема, его тело — насыщенного цвета кремово-слоновой кости, покрытой золотой пылью, приглушаемого сиянием его растрепанных светлых кудрей. Он — Мальчик по соседству, и мы заключили дружеское соглашение, потому что он любит деньги, а я люблю его. Я никогда не вижу его папу, что, возможно, и к лучшему, но я слишком часто сталкиваюсь с его мамой, толстой сорокалетней баптисткой из «Будвайзера», которая обычно носит слишком обтягивающие домашние платья, напоминая большую корову в маленьком передничке. Однако в ней есть некое смутное достоинство — возможно, увядшей королевы на троне в ванной, когда она время от времени сидит на своем заднем крыльце, тупо уставившись в бесконечность небытия, и наслаждается светской жизнью в своей скромной манере. Рольф регулярно заглядывает ко мне по пути на пляж или с пляжа, очаровательный в своем маленьком голубом купальнике с красными подтяжками, которые я отщелкиваю, чтобы исследовать тайные лощинки его возбуждающего тела, достаю пару влажно-теплых украшенных драгоценными камнями предметов, кусаю их, чтобы определить, не поддельные ли они, и, повинуясь нетерпеливому приглашению, пробую на вкус самое вкусное, пока Рольф не сжимает мои плечи и, задыхаясь, не обвисает на мне в сухом спазме (мастурбация открыла Рольфа, когда ему было 8, и сделала его своим, но с тех пор, как он встретил меня, он очень редко стимулирует себя — говоря, что мой способ ему нравится больше!).

Затем мы играем в карты. Он получает прибыль, если я проигрываю, а я получаю короткие, застенчивые, дразнящие поцелуи-конфеты (ириски с соленой водой), если он проигрывает, но я веду себя как старая дева, не ведающая, что очаровательный Рольф жульничает! Я вижу, как карты невероятным образом левитируют в его маленьких ручках... он садится на королей, прячет тузы в подмышечные впадины, заталкивает валетов под колени, дам между бедер и засовывает нечетные карты в волосы; и после ухода Рольфа я обнаруживаю, что картонки так остро пахнут его интимными местами, что беру колоду с собой в постель и мусолю её.

Но всегда есть ложка в лютне, трещина в дегте — в этот вечер мать Рольфа налетает, как буря в пивной банке, потрясает перед моим носом большущим кулаком и кричит, что она в курсе того, что происходит между мной и её сыном! Я вяло роюсь в поисках несуществующей нюхательной соли, неуверенно сажусь, забыв пододвинуть стул, и тяну время, импровизируя, прикидываясь и отчаянно ссылаясь на безумие и другие умиротворяющие банальности, слишком унизительные, чтобы упоминать их. Но даже когда я предлагаю ей оплетенную бутыль импортного Пильзенского пива, она отказывается слушать и уходит в рейнгольдской неистовости, подпрыгивая от ярости и крича, что она скорее увидит своего сына мертвым, чем позволит ему связаться с человеком, который играет в карты!

 

 

 

КУРТ (16 лет)
март 1960

… Эй, ты там! Ты с переливчатыми глазами, ухмылкой «пошли со мной» и коротко стриженными светлыми волосами — почему ты отказал старику? Я знаю его: он чистоплотен, здоров, хорошо платит, и то, что у него слегка трясутся руки, не причина его унижать. В любом случае, с чего это ты вдруг стал таким разборчивым? Ты не мальчик на содержании, а всего лишь общеизвестный садово-вариантный хастлер, которого Дан и Брэдстрит оценили бы на D-5, если уж на то пошло. Ты не же не подвывающий неудачник...

Я всё о тебе слышал: я знаю, что твой Джонни-попрыгунчик, конечно, не из лучших, и мне говорили, что ты не так уж и крут в постели, ибо половину времени твои яйца бастуют, и парни гораздо более головокружительные, чем ты, берут меньше. Ты не такой уж и особенный, ничего особенного вообще — но старик думает, что ты такой, он видит, как из твоего грязного маленького пупка сияют небеса!

Так что иди за ним и успокой его, или я разнесу слух по всему Скорсвиллю, сколько то, что выпирает из штанов — твоё…
а сколько — поролоновое!

 

ECCE PUER! [Это мальчик! лат.]
май 1959

... Вокруг нас повсюду символы, образы, фантазии, связанные с мальчиками, они нарушают все приличия, незаметно превращая неосознанное в осознанное...
вот скучающий банкир-гетеросексуал, угрюмо читающий Wall Street Journal, пока его итальянские туфли ручной работы натираются до блеска, внезапно замечает симпатичного чистильщика обуви! А там много раз женатый/ещё больше разведенный бизнес-магнат на поле для гольфа потрясен и возбужденно осознаёт того, что его 16-летний кэдди бесконечно более желанен, чем 18-ти летняя пташка! Невероятно? Невозможно? Тогда послушайте: год за годом вот уже несколько лет подряд самым популярным изображением на календарях в стране являются не щенки, не котята, не лошади и другие животные; не пейзажи, не море; не купающиеся красавицы, не полуобнаженные модели, не полностью обнаженные «Сентябрьские утра» ... ни даже изящные маленькие девочки в дирндле (а теперь сядьте и соберитесь с силами! Хотите выпить воды?). Самое популярное изображение на календарях с севера до юга и с востока на запад — это бойскауты в форме!

 

ЛЮК (13 лет)
январь 1965

... Диллер, доллар, десятичасовой школяр... раньше ты мог прийти в любое время, но теперь ты приходишь слишком рано! Хотя Люк от природы умен, как кнут бичевателя, его формальному образованию, к сожалению, не уделялось должного внимания, и в поисках подходящего учебного заведения я посматривал на школу Браунинг для мальчиков, но у них был слишком длинный список ожидания. Мне порекомендовали семинарию Св. Петра (печально известную своими семинарами о единстве в целом), а также Академию доктора Пиммела для избранных молодых джентльменов; также имеется государственная школа № 69 всего в двух кварталах отсюда и в четырех кварталах от того места, где мы живем... но все они слишком попахивали dégagé [лёгкостью; фр.]. После тщательного исследования я, в конце концов, выбрал частную дневную школу, где преподавательский состав безупречен (учителя-гомосексуалисты даже для меня немного перебор: неспортивно, как ловля рыбы в бочке!) и, хотя невозможно морально отсеять учеников, я уверен в способности Люка позаботиться о себе в среде своих сверстников, и также благодарен, что он в значительной степени не осознает этого и/или скромничает относительно силы своей красоты, ибо, как Алкивиад, он соблазнил бы всех и вся. Так что теперь мальчик — усердный искатель знаний, пока я учусь в аспирантуре по антропологической извращенности, не покладая рук изучая его с кропотливым усердием старого фальшивомонетчика, воспроизводящего 1000-долларовую купюру на стальной пластине, и изучил большинство его настроений и нюансов поведения, хотя иногда он всё ещё сбивает меня с толку, будучи парнем, которого невозможно полностью классифицировать. И вскоре я начинаю распознавать иногда скрытые, но чаще очевидные признаки, указывающие на приближение к течке, потому что у Люка благородная кровь, и я могу с уверенностью поклясться на стопке грязных инкунабул [книги, изданные в Европе от начала книгопечатания и до 1 января 1501 года], что, если в нём и есть что-то взрослое, так это его сперматозоиды, которые, как я надеюсь, состоят в профсоюзе, поскольку в последнее время они много работают сверхурочно и заслуживают компенсации. И в данный момент мой сдержанный и ревностный ученый и его, вероятно, яркая башня из слоновой кости глубоко погружены в алгебру, но вот он отбросил карандаш в сторону, его глаза темнеют, он дергает каштановую прядь волос, начинает проводить розовым язычком по верхней губе — всё это элегические признаки того, что моя маленькая любовь впадает в приятное состояние крайнего возбуждения, вызванного изысканным ужином с высоким содержанием белка, который мы съели в кипрском афродизиак-кафе, и который начался с устриц Рокфеллер (Джона Д., а не Нельсона), и от устричного паштета мы перешли к устрицам на половинке раковины с десертом huîtres fraise de la crème — я надеялся, что заказ на прием пищи будет способствовать послеобеденному emissio nocturne in accelerando [ускорению ночных поллюций], неотложно восхитительные последствия которых я теперь могу ощущать на себе. И, порывисто вздыхая, я широко раскидываю руки, заявляя, что я немного устал, и был тяжелый день, давай отправимся спать; но, конечно же, Люк неизбежно демонстрирует фальшивое нежелание, и говорит: «Боже, сэр, мне еще столько домашних заданий нужно закончить!» Я напоминаю ему, что он сможет сделать это на своем первом уроке в школе завтра утром, весело добавляя, что хороший ночной сон не повредит нам обоим; и, хотя я вижу, что он так сильно этого хочет, что ёрзает на своём стуле, этот маленький трахальщик стаккато двигает брови и читает мораль: «Разве не было бы здорово, сэр, хоть раз лечь в постель и просто поспать!» И чтобы продемонстрировать, насколько он не горит желанием, он берет карандаш и пишет одно слово, которое, несомненно, является нелестной ссылкой на меня, затем швыряет карандаш через всю комнату и встает, демонстрируя моему самодовольному взгляду, что он уже сбросил обувь и носки, и, хотя он упорствует в своем притворстве безразличия, поворачиваясь, чтобы заглянуть в словарь на своей полке (в поисках синонима к слову S.O.B. [son of a bitch, сукин сын; англ.], без сомнения); и этот 13-летка и чудесная сумма его частей сводят меня с ума математической мономанией [состояние, при котором кто-то чрезвычайно заинтересован в чем-то одном, что не является нормальным], и я подхожу к нему сзади, просовываю нетвердую руку между его бедер, чтобы обхватить магнит с его лицевой стороны. Грозно нахмурив брови, он поворачивается, но мои пальцы крепко смыкаются вокруг его пульсирующего самозарядного стартёра, и он, твердый как игла, стоит в пределах моей другой руки, когда я склоняюсь и переплетаю его ресницы со своими в ласке, от которой он угрюмо пытается уклониться, а затем принимает, закрыв глаза и медленно открывая рот. Мои губы устремляются вверх, чтобы прижать дрожащие веки, возвращаются к его рту, который становится влажным от крепнущих объятий, и он вздыхает, стонет, пытается укусить, плюнуть, вырваться, а затем внезапно прижимается ко мне и сдавленно произносит: «Если вы не отпустите меня, сэр, я сейчас кончу!» Моя рука поспешно отступает в нейтральный угол, и нагло, дерзко мальчик зевает мне в лицо, когда я целую его горячий изогнутый язычок; опьяненный пуншем страсти, я следую за ним вверх по лестнице, его легкие тихие шаги отдаются эхом в лунном свете, и я с сожалением размышляю о том, что если его очаровательно розовые копытца-пятки круглы, то почему мои тогда так безупречно квадратны?

 

 

ВОЗРОДИВШИЙСЯ ГОГО
сентябрь 1948

... Природа никогда ничего не прощает: сегодняшний синяк становится завтра раком; Природа, подвергшаяся подделке, возмущена, и её месть не за горами.

Почувствовав себя безутешным после смерти Гого от обратного удушья, мистер Снуни —  но с помощью займа от Финансовой корпорации реконструкции — кропотливо восстановил своего возлюбленного, и чтобы продолжать выплачивать свои платежи правительству, он выставил мальчика на всеобщее обозрение за разумную плату, и в мгновение ока от коттеджа Снуни мимо моего дома и до автобусной остановки в трех кварталах отсюда выстроилась длиннющая очередь из мужчин и трех женщин. Любопытство и стояк побуждают меня нанести вежливый визит восстановленному пареньку, и я обнаруживаю, что теперь у него трехслойная точечная сварка, глаза цвета васильков и черные ресницы, а также вьющиеся волосы на лобке и расширяющаяся попка, которая туго адаптируется к любому размеру её посетителей; в дополнение ко всему есть съемное устройство в прямой кишке, которое может освобождаться от дневных страстных отложений, и ловушка, предотвращающая срыгивание, когда Гого лежит на спине. И имеет место всеобщее ликование, что снова можно получить хороший старый трах за 2 доллара, даже если он будет с резиновым мальчиком, ибо он или оно создает такую ​​сильную иллюзию траха с настоящим Маккоем, что обнаруживаешь, будто разговариваешь с ним и говоришь что-то вроде этого: «Как такой милый, аккуратный мальчик, как ты, вообще мог начать заниматься таким грязным делом?» или «Перевернись сейчас же, детка, и, если я слишком тяжел, дай мне знать, и мы сделаем это по-другому!» Однако имеется ещё несколько мелких проблем, которые нужно устранить, например, нужно держать Гого мертвой хваткой, иначе он может выскользнуть из-под вас и начать порхать по комнате, а однажды, когда я как раз добрался до «Э» в слове «Эякуляция», он каким-то образом увернулся от меня, и после десяти минут преследования мне пришлось залезать на комод и тащить его с потолка; и то тут, то там имеется парочка воздушных карманов, так что когда лежишь на спине парня, предаваясь вулканизированному беспорядочному извержению, у него появляется неприятная привычка пукать, как это делает страдающий запором мул, но, конечно же, без запаха, так что, возможно, я излишне придирчив. Но Снуни и в самом деле следует чаще менять молоко у мальчика, потому что то, что я извлек из него, определенно было маслом, хотя постоянные манипуляции с маслобойкой, так сказать, делают это явление понятным.

Если не считать этих небольших недостатков, Гого - это самый удовлетворительный вариант, который можно найти где угодно; несомненно, это лучшее соотношение цены и качества с тех пор, как был изобретен анальный секс, но вряд ли мне стоит говорить вам, что Гого настолько хорош, что он слишком хорош, чтобы долго продержаться, и случилось так, что какая-то недовольная клиентка, у которой, возможно, имелась аллергия на латекс, обратилась в Объединенный профсоюз шлюх (женская вспомогательная организация), и они навели шороху на Снуни. Но арестовали ли Снуни за торальную мерзость и содержание колышкового дома? Нет! Зато занимающийся хастлерством бедный голый невинный Гого, позорно сочащийся из обоих интимных отверстий, отправился в полицейский участок, где сбитому с толку пареньку не позволили позвонить адвокату (даже если бы он это мог), и незамедлительно предъявили обвинения в непристойном обнажении, бродяжничестве, антифизическом домогательстве и безнравственном подражании собой мальчику.

 

 

AVE ATQUE VALE! [Здравствуй и прощай! лат.]
август 1954

... На прошлой неделе, по какой-то путанице межпланетной сизигии [выравнивание трёх или более астрономических тел в пределах Солнечной системы], я назначил встречу с двумя 14-летними рецидивистами на три часа дня, и, хотя очень юные мужчины обычно приходят на свидания с неловким отсутствием осознания времени — либо на несколько часов раньше, либо на несколько дней позже — эти два очаровательных эзотерика прибыли в мою обитель одновременно. Каким-то инстинктом распутного хастлера каждый из них понял, что другой не замышляет ничего хорошего.

Ощетинившись друг на друга, как незнакомые псы или бойцовые петухи, со вздыбленной шерстью на загривке, чьи милые угрюмые рты изрыгали непристойности, они вскоре обмениваются ударами, и, хотя я обычно питаю отвращение к насилию во всех его формах, дрожа даже при виде двух бабочек, сражающихся на кулачках, всё же зрелище пары парней из каденции, сражающихся из-за «незначительного меня», согревает мое сердце, хотя я слишком хорошо понимаю, что их препирательство на самом деле касается грязных денег. В этой гладиаторской схватке на ринге я сижу в своей ложе, выглядывая из окна эркера, горя желанием бросить свою перчатку, шарф или изящную кружевную салфетку победителю, для которого я уже запасся мягкими бинтами, щиплющим йодом; приготовил музыку покруче, мадеру — не слишком заботясь о том, кто победит, ибо один мальчик с щегольским лицом — блондин и, хотя медленно запрягает, фонтанирует по-голкондийски; другой — смугл, с эллинским телом и быстр на спуск, но испускает очень уж скудно. И по мере того, как хаос усиливается, я замечаю, что силы парнишек равны, но неожиданно они резкими двойными ударами сбивают друг друга с ног и лежат в синяках на моей лужайке перед домом, а какой-то любопытствующий сосед уже вызвал легавых, которые только что подъехали в своей истеричной патрульной машине, и по радио вызывают скорую помощь, которая запоздало прибывает на место происшествия и увозит теперь уже пришедших в сознание протестующих детей... а меня, самого безобидного стороннего наблюдателя, наблюдающего за спортивным состязанием, везут в тюрьму за подстрекательство к массовым беспорядкам, нарушение общественного порядка (перед домом) и проведение состязания по боксу на открытом воздухе в жилом районе без лицензии!

 

TINKER (15 лет)
июль 1956

- О, никогда, абсолютно никогда в воскресенье!

- Что?!

- Ну, раз в столетие воскресений, может быть.

- Что?!!

- Ну, почти никогда в воскресенье — на самом деле это просто пережиток субботнего вечера.

- Что?!!!

- Уже лучше! Всё же в воскресенье — да ещё и днем!

... Милая моя любовь любимая, которая всегда бьет неспортивным ударом ниже пояса, не уважает часы или календарь — но какой же день недели более эротичен, чем тот, в который это происходит?

... У Тинкера не больше такта, чем у лисы в курятнике — он знает, что я стараюсь блюсти мораль по воскресеньям, когда смиренно хожу в Высокую Церковь ослепляться призматическими канделябрами алтаря, позолоченными лилиями и драгоценными изысканностями; и без конца впечатляться прихожанами в летних соболях и тосковать по отчаянным мальчишкам из церковного хора, удовлетворяющим свои горячие, скрытые под рясами, торчки за растрёпанными сборниками гимнов. И я кладу десятку в тарелку для пожертвований, пою аллилуйи с униженным пылом, сижу на многочасовой проповеди, задумчиво размышляя о грехах, которые хотел бы совершить. Но когда я возвращаюсь домой, Тинкер уже стоит на моем пороге, ухмыляясь с сатанинской насмешкой, и даже Бог не знает, какая сегодня анархия мучает его мозг; и он опережает меня в моей входной двери, пожирает грудку и ножки моего цыплёнка на ужин, и говорит, что у него имеется густой сливочный соус, который улучшит пудинг из тапиоки! Затем он заталкивает меня в кровать, из которой наша одежда разлетается в стремительной спешке, беспорядочно и торопливо, и Тинкер заявляет, что у него есть неудержимое желание поиграть со мной в мужа, по возможности способом входа-выхода.

Меня не оставляет равнодушной мысль о том, что у меня в гостях маленький незнакомец, и я принимаю указанную позицию, хотя и не ожидаю никакого сейсмографического возбуждения, поскольку, посмотрим правде в глаза, Тинкер, хотя и талантлив в плане количества спермы, не очень одарен — он не выиграл бы ни одного приза на благотворительном вечере в поддержку женщин. Тем не менее, его дьявольские намерения благи, и он сам себе KY, взбирается на меня, падает, возвращается на свое место и торжественно с сосредоточенностью тычется в попытке попасть в яблочко, язвительно рекомендует в качестве объяснения собственных недостатков, чтобы я использовал квасцы или устроился на другую работу.

В конце концов мне приходится вставить его вместо него, вывихнув при этом руку, после чего я испытываю легкое анальное щекотание, словно муравей трепещет ресницами; затем он снова выскальзывает, и ещё раз мне приходится играть роль поводыря, наполовину сломав себе другую руку, но, в конце концов, навершие полностью входит в седло, и под пронзительные крики жеребца, полные нескрываемого восторга и необузданного блаженства, молодой ковбой пришпоривает своего скакуна. В течение пяти минут ударной волны Тинкер горбится, пыхтит и отдувался, забивая свою, в основном, совершенно не чувствительную пробочку, как будто я являюсь неустойчивой бутылью какого-то сомнительного шампанского, — и чтобы польстить его мальчишескому тщеславию, я притворяюсь, что шиплю от перебродившего безумия, наблюдая в зеркале на другом конце комнаты, как поднимается и опускается его твердый розовый огузок, похожий на стройный барк в бушующем море. И постепенно дыхание мальчика у меня на плече ускоряется, он начинает любовно покусывать мое левое ухо, его руки становятся крепче медвежьих объятий — а затем, подражая каким-то мемуарам о курсе Первой помощи YMCA или Руководству бойскаута либо мнемоническому колену матери, он останавливается в своей дикой неподвижной скачке, чтобы нежно спросить: «Я причиняю тебе боль, дорогой?»

 

КОММЕНТИРУЙТЕ MOLTO VOCE [громко; лат]!

... Если вы гетеросексуал и женщины вам по душе, то я вас полностью понимаю, искренне сочувствую и желаю вам удачи, счастливой охоты, и пусть ваше мужское достоинство никогда не будет проткнуто вагинальной или уретральной шпилькой для мастурбации. Но, полагаю, было бы преувеличением ожидать, что вы проявите хотя бы толику тех же понимания и терпимости к моим собратьям, которые на протяжении веков и в так называемых христианских странах были разновариантно:

презираемы

 высмеиваемы

  упрекаемы

   оскорбляемы

    опозорены

     оклеветаны

      опорочены

       изобличены

        очернены

          принижаемы

           критикуемы

            ненавидимы

               пренебрегаемы

                 избегаемы

                  шантажируемы

                    вымогаемы

                      изгоняемы

                        наказываемы

                          заключаемы в тюрьму

                           пленены

                            исправляемы

                              томимы в темницах

                                заклеймены

                                  преданы

                                      сосланы

                                       загублены

                                        разорены

                                          избиты

                                            истязаемы

                                               повешены

                                                  сварены в масле

                                                     похоронены заживо

                                                        четвертованы...

и это ещё не все проявления неуважения. И если вы придерживаетесь таких же осуждающих взглядов и считаете всех без исключения гомосексуалистов в лучшем случае чудовищами, то всё, что я могу вам сказать, сэр или мадам: сношайтесь, пожалуйста!

 

ХЕЙВЕН (15 лет)

апрель 1964

...Весь этот мрачный вечер привел к тому, что я превратился из аутсайдера сравнительно высокого статуса в трусливую дворнягу! Сначала я включил телевизор и целую вечность наблюдал за птицами... там был искусный Уииндонбёрд, богатая Уиедибёрд, ватуси Уииндабёрд, фрагивая Оиюсибёрд среди хора потомакских кукушек, в котором я не смог различить ни клюва, ни хвоста [дикая игра слов на именах президента США Линдона Бейнса Джонсона, его жены, известной как «Леди Берд», и его двух дочерей Линды Берд и Люси Бейнс. Ватуси и Фраг были двумя танцами, популярными среди подростков в то время]. Затем объявился Хэйвен, керубино с глазами цвета лазури, который мог бы оказаться младшим братом Бриджит Бардо, и если у него есть какие-то моральные принципы, то он не ударит ими вас по голове; но политически он всегда и крайне прав, будучи младшим Минитменом [активистом], и когда он раздевается до своего тутти-фрутти, прикрытого cache-sexe [предмет одежды, прикрывающий только гениталии], ещё до того, как я успеваю уложить его на свои новые бежево-перкалевые простыни, он исхаживает мой экзотический бруклинско-персидский ковер, разгуливая взад-вперед, и разглагольствуя о чрезмерной слабэкслаксти [игра слов, сочетающая слабость и Ex-Lax® - известный бренд слабительного в США] в высоких сферах и ​​тупости в низких. Ныне я мало интересуюсь политикой, хотя пытаюсь быть демократичным при республиканской администрации и скромно сдержанным при демократической, но по секрету: я фанатичный мальчикократ, — и мне не нужно вам говорить, — который осуждается как более подрывной и опасный для яблочных пирогов, мам и половозрелых мужчин, чем марксист Джон Бирчер. И когда я, наконец, убеждаю Хейвена лечь на Вамсутту [бренд предметов домашнего декора, в частности простыней и наволочек], он обличающе обнимает меня, целует в соответствии с Законом о антиамериканской деятельности [намёк на Комитет Палаты представителей по расследованию антиамериканской деятельности, следственной организации Конгресса США, которая была в первую очередь известна своей правой повесткой дня], затем согласно Пятой поправке переворачивается и позволяет пикантную, пронизанную лжесвидетельством педикацию, откатываясь назад и раздвигая бедра со вздохом вины по ассоциации. И вы знаете, я редко жалуюсь — потому что, в конечном счёте, мальчишки трудноуправляемы и склонны к капризам, и это часть их привлекательности — но подобное сбивает с толку и крайне нелестно, когда Хейвен в середине обильного семяизвержения выскакивает из моих лихорадочных объятий и заглядывает под кровать в поисках коммунистов!

 

ЭТО БЫЛ ЧЕЛОВЕК, КОТОРЫЙ

май 1964

... Кто-то написал (я бы узнал, кто это был, но единственный Бартлетт [энциклопедический словарь], который я могу найти здесь, — это груша [Барлетт - основной сорт груш, выращиваемый в США]): «Легкий спуск в Ад», что, хотя и соответствует действительности, не производит на меня впечатления опьяняюще блестящего замечания.

... Легко спустится во всё, что находится под вами, будь то кратер вулкана или главная улица на два дюйма ниже тротуара. Теперь, когда для большинства из нас рискованно, если вообще невозможно подняться на Небеса, я полностью за то, чтобы расположить Божественные Регионы внизу, чтобы вы могли практически упасть в них, в то время как Ад должен быть вознесён На Высоту, чтобы вам пришлось потрудиться и попотеть по всем этим образным ступеням, чтобы достичь его. И в качестве примера того, как легко Добропорядочному гражданину скатиться с Благих высот в Никуда, позвольте мне привести случай с Нежным Насильником. Он был крепким молодым парнем с узкими усиками и широкой личностью, который начал жизнь как обычный заурядный Насильник —  призвание, которое он принял инстинктивно, по склонности или по наследству так же естественно, как простые смертные становятся продавцами щеток или растратчиками, но он привнёс в этот процесс невиданную ранее степень деликатности и такта; он никогда не прибегал к силе или насилию, его гуманный метод заключался в том, чтобы подойти к женщине сзади, крепко схватить ее за плечи и нежно потянуть назад, но с властностью, одновременно нанося удар правым ботинком в заднюю часть её левого колена, тем самым заставляя свою счастливую жертву ложиться на спину и принимать позу, восприимчивую к его ласкам...  хотя попадались и бесчувственные исключения, которые упорно сопротивлялись ему, пока не осознавали преимуществ его агрессивного метода. И вскоре он начал приносить радость непорочным зажатым девушкам, тем самым превращая фригидных кобылок в нервные помидорки, годящиеся и жаждущие замужества или случайного знакомства; и он даровал почтенное откровение кислым морщинистым старым девам, оживляя их насекомое существование и заставляя их чувствовать себя глубоко погруженными в бочки счастливого меда, и с этого момента они заглядывали под кровать или за занавеску для душа с трепетным предвкушением, а не с предчувствием ужаса; и он избавлял от вагинальных расстройств и менструальных пробок вдов, несчастных жен и иных служанок с овуляторной жаждой, побуждая их вступать в ряды проституток-непрофессионалок. Короче говоря, он был в целом необыкновенным Благодетелем женского рода, счастливым, пока длится день, хотя и несколько измотанным к закату. А затем он попал в плохую компанию, которую можно обнаружить вокруг любой YMCA [молодёжная волонтёрская организация, известна благодаря организации детских лагерей] или YWCA [ассоциация молодых христианских женщин], и постепенно отказался от своей терапевтической алчности, заменив её такими низменными практиками, как поцелуи, ласки, тисканья в объятиях, которые, как всем известно, только возбуждают без всякой пользы и вызывают напряжение, невроз, сублиматицию и Фрейд знает что ещё. Но этот заблудший молодой человек был настолько порочен, что в конце концов из Доброжелательного насильника превратился в Злобного Дразнилку, Возбудителя на грани, но не дальше, и это был ещё не конец его Саги о Деградации... окончательно потеряв всякое чувство моральной сдержанности и этической целостности, он опустился до самой низшей точки гнусного дьяволизма, и теперь стал бесстыдным и бессовестным практиком этого совершенно отвратительного скотства, известного как Я ХОЧУ ПОДЕРЖАТЬ ТЕБЯ ЗА РУКУ! [намёк на хит группы The Beatles, выпущенный в США именно в это время]

 

ЛЮК (13 лет)

январь 1965

... Никогда не люби незнакомца: если ты встретил его две минуты назад, он уже не чужой; и никогда не люби парня с индейской кровью, потому что он подарит тебе яркие кошмары (о, как проявляется эта кроваво-красная кровь!) со скальпирующими ножами, метательными копьями, внезапными дикими атаками в ночи, Последним Оплотом Кастера (вот бедняга!) [Битва при Литл-Бигхорне — сражение между индейским союзом лакота-северные шайенны и Седьмым кавалерийским полком армии США, произошедшее 25-26 июня 1876 года у реки Литл-Бигхорн в Монтане, и закончившееся уничтожением пяти рот американского полка и гибелью его знаменитого командира Джорджа Кастера], резней, предательством в вигвамах и сомнениями по поводу всего происходящего в целом. И всё же, я всегда буду любить и лелеять парня с индейской кровью, потому что его аборигенская страсть затмевает всех остальных парней в туманном призрачном дыму всепожирающего костра. Поскольку Люк гордится своим родом команчей (у него есть на то причина: команчи были искусны в войне, побеждая даже свирепых апачей), то я искал подходящее для него племенное прозвище, и поскольку он всегда готов быть жеребцом, скакуном, кобылкой и жеребячьим пони... хотя и упрямым во время дня равноденствия лошадей, когда он взбрыкивает при упоминании кобылы; я называю его «Маленькая Лошадка», что, по его мнению, частично возрождает некоторые из исчезнувших обычаев, если уж не величие его предков; также оно более достойно, чем «Сидящая Милая Жопка» или «Стоящая Попка», которые также соответствуют, и очень метки. И в эту субботу днем ​​мы так усердно обсуждали конкретную политику любви, что мой юный храбрец и Ло, бедный любовник индейца [намёк на мультик Lo, the Poor Buffal (1948)], развалившись в объятиях друг друга, задремали, пока грубый большой палец мальчика, ткнувший в мой глаз, не разбудил меня. Заново очарованный каждым кубическим дюймом лобка маленького вождя, я потянулся к его жесткой курительной трубке, чтобы еще раз раскурить её, но он парализует мой кадык ударом ребра ладони, чихает в мой разинутый от боли рот, говорит, что ему нужно покакать, и приказывает мне нести его в туалет. Впечатленный его изысканной старосветской вежливостью, я беру его на руки, шатаясь, переступаю порог, сажаю его на унитаз, сажусь на край ванны, восхищаясь качеством Буше-распутства [намёк на идиллический и сладострастный стиль художника Франсуа Буше] этого уникального юноши - плотского воплощения всех моих надежд, мечтаний, стремлений; чувственного идеала юношеской эротики.

Нагнувшись, я просовываю руку между его бедер, чтобы погладить его фронтальные механизмы, и он сонно наклоняется, чтобы накрыть мой рот поцелуем, вызывающим искривление губ, смачивает мои пальцы, приглашает меня удостоиться королевской чести заняться с ним этим на троне, но когда я лихорадочно пытаюсь сделать это, он быстро отгораживается бедренным барьером, решив, что кровать — более удобная площадка для подобного... если он когда-нибудь вернется туда, ибо он устает быстрее на том предмете мебели, предназначенном для отдыха, чем вне его, сурово говорит он мне. Я с тревогой спрашиваю: «Ты собираешься меня обидеть, Маленькая Лошадка? Разве из своего горшка с золотом ты не видишь радугу нашей любви? Мы качаемся на ней — мы на пути к спасению!» Люк резонно спрашивает: «Но вернемся ли мы когда-нибудь?», тянется к рулону туалетной бумаги, который так и не был взят [намек на христианский гимн «When the Roll is Called Up Yonder»], моментально передумывает, встает и поворачивается ко мне задом. «Вытрите меня, пожалуйста, сэр!» - просит он — требует, прислонившись к моему распадающемуся на осколки телу, пока мои покалывающие пальцы путаются в розовых лохмотьях, отрывают, опускаются к его тугой звёздочке и нежно промакивают непристойную маленькую, сочную букву О... ах, как нежно! ох, тканью из юных летних облачков и лебединого пуха! И я убираю смятый пергамент, всё ещё свежий, незапятнанный, но я протираю снова, чтобы где-нибудь не было упущено что-то маленькое, с тем же результатом, и пантомимой выражая свою благодарность, Люк показывает мне нос!

Стремясь к более интенсивным радостям, я поднимаю его, чтобы отхлебнуть росистый елей из его фарфоровых подмышек, редкого апокринового [из апокриновых потовых желёз] вина из мальчишеских пиерийских источников, а затем щиплю твердый розовый кончик ближайшего соска; влажно-горячо потираясь своим непреклонным мальчишеским стоячком о мой живот, он говорит без всякого предупреждения:
- Сэр, новая семья только что переехала на нашу улицу, и у них есть девочка примерно моего возраста по имени Анджела...

...и внезапно мой череп трескается от удара о потолок, и из-за какого-то зловещего предчувствия в моем мозгу моя измученная гортань хрипит:
- Девочка... переехала... ну и что?!

Маленькая Лошадка накрывает мой рот своим, запечатлевает медленный сладкий поцелуй на моих губах, душит меня любящими руками и шепчет в мое сжимающееся ухо:
- Вы не против, сэр, если завтра днем ​​я попрошу Анджелу прийти сюда и поиграть со мной?

 

НЕОПЛАКАННЫЙ, НЕУВАЖЕННЫЙ И НЕПОВЕШЕННЫЙ

ноябрь 1961

... Все, кто стал жертвой этого невыносимого маленького гермафродита-Купидона и его плохо нацеленных стрел с наконечниками из кураре, познают тот скверный час, когда этот ожидаемый должен, но не может прийти, или, что чаще всего, не приходит в обещанное время, а вы ждёте его часами, даже днями, боясь выйти из дома, на случай, если он явиться, опоздав, или позвонит... а вы тем временем заболеваете, умираете, вас кладут в гроб, хоронят, и вы читаете свой собственный некролог! Мой последний опыт этой нечеловеческой пытки связан с Таффи, с которым я познакомился вчера вечером на Таймс-сквер, сразу же попав в его пубертатную ловушку, настолько суперсильным было потенциальное обещание его юной наглости и генитальной нескромности, и я уговаривал его пойти со мной домой прямо тогда, но он сослался на важные обязанности, хотя и назначил свидание на следующий день в два. Сейчас семь, и Таффи только что пришел, набивает себе рот сэндвичами, кексами и кока-колой, которые я заранее приготовил, уверенный, что он наполнит меня в ответ... но он бросает на меня косой взгляд, говоря, что я неправильно его понял, потому что у него непреклонный сексуальный кодекс, и он окунает свой фитиль исключительно в девушек, добавляя, что ему больно и стыдно от того, что я, должно быть, принял его за хастлера, поскольку его занятие - розничная торговля, и именно она является причиной его визита ко мне. Я спрашиваю, что у него может быть на продажу такого, что хотя бы на десятую долю ценнее его собственных телесных товаров, и мальчик отвечает, вытаскивая из дюжины карманов всевозможного рода щегольские штучки, безделушки, побрякушки, безделицы и всевозможные небольшие вещицы, на которых всё ещё имеются ценники Macy, Gimbel, Bloomingdale [американские сети люксовых универмагов], и он утверждает, что в некотором роде является освободителем от всякой всячины лучших универмагов и готов предоставить мне специальную цену на всё, что мне понравится; и я угрюмо осознаю, что, хотя Таффи не валлиец, Таффи - вор! Я говорю ему, что сейчас у меня переизбыток подобных предметов, а он предлагает: если я захочу барыжить для него, то мы скоро схватим мир за хвост, поскольку он амбициозен и стремится к более крупным вещам, вроде избавления от цветных телевизионных консолей и детских роялей. Когда я отказываюсь, он уговаривает меня заплатить доллар за галстук ценой в 50 центов, собирает свою добычу и уходит; и пока упаковываю галстук, чтобы анонимно вернуть его в Macy's, я с горечью размышляю о том, что слишком часто играю роль Того, Кто Ничего Не Получает За Нечто, что приводит к дальнейшему анализу Общество vs Я, и вскоре я начинаю ощущать себя определенно ущемлённым, не говоря уже о вездесущем антиамериканском духе. Теперь, конечно же, должно стать очевидно даже для самых предубеждённых, что я внёс гораздо больший вклад в остановку демографического взрыва, чем большинство гетеросексуалов, и в то время, пока бесчисленное множество толстосумов, нацеленных на получение прибыли или на рекламу, безостановочно делали всё возможное для борьбы с подростковой преступностью, за исключением прямого контакта с малолетними правонарушителями, я находился прямо в эпицентре, облегчая ситуацию, даруя неуверенным, рассеянным, изголодавшимся по привязанности пацанам (а ведь у некоторых опасно низкий порог стресса и низкая переносимость разочарования) немного нежной любящей заботы и понимания. И если я откачивал у них проблемную идентификационную жидкость, которая в противном случае могла бы пагубно расходоваться на изнасилования, беременности, аборты и возможные смерти от того же, то взамен я своими щедрыми гонорарами этим пацанам предотвращал неисчислимое множество краж кошельков, грабежей и мелкого воровства... не говоря уже о том, что пока я нежно удерживал мальчишек в своей постели, они — и это очевидно — не могли заниматься вандализмом и другими правонарушениями. И когда я думаю о том, какой я позитивно настроенный общественный благодетель-активист — этакая смесь сублимативного отца-исповедника, утешающего материнского колена, доброго дяди, любящей тети, банка для мелких кредитов, общества юридической помощи, станции первой помощи и советчика-для-измученных-влюблённых — для начинающихся и закоренелых неисправленцев... то, суммируя все свои добрые дела, я не понимаю, что удерживает меня от похода в мэрию, стука в дверь мэра и требования ключей от города!

 

ДОНАЛ (13 лет)

май 1963

... Соблазнение — это всегда улица с двусторонним движением: сексуально привлекательные парни неизменно соблазняют вас прежде, чем вы задумаетесь хотя бы об основных механизмах этого процесса. Под принуждением я должен признать, что никогда не занимался сексуальной «порчей» нежелающего мальчика — большинство уже давно сделали это либо своими собственными горячими маленькими ручонками, либо при помощи иногда чрезмерно восторженного сотрудничества своих сверстников обоих полов. Если бы родители знали сексуальные склонности невинных товарищей по играм юного Джонни или маленькой Сьюзи, они, вероятно, со вздохом облегчения обратились бы к любителю мальчиков... уж он-то, по крайней мере, платит, и тем самым значительно уменьшает нагрузку на обычно обремененный семейный бюджет. Мудрый отец или мать не будут слишком пристально расспрашивать, где Джонни достал этот давно желанный футбольный шлем за 6,95 долларов или новые шины, чехол для седла, фару и трехцветный гудок для своего велосипеда, — они могут быть уверены, что он не работал ради них — и как возможный несущественный побочный эффект: его простыни будут чище!

... Слишком редко вы наткнетесь, споткнётесь, влюбитесь в гиперборейского юнца, который считает грех чем-то вроде пустяковой грязи под ногтями, а целомудрие — болезнью, и готов в сексе на всё. Такой человек — Донал с херувимскими щеками — моя весна, весенняя сирень, странные пятна на простынях нашей кровати! У него легкое нервное заикание, вызванное, возможно, его авторитарным, склонным к дисциплинированию отцом, который, как и Жиль де Ре [французский барон, маршал Франции, алхимик, участник Столетней войны, сподвижник Жанны д’Арк; арестован и казнён по обвинению в серийных убийствах детей, хотя достоверность этих обвинений в настоящее время оспаривается. Послужил прототипом для фольклорного персонажа Синяя Борода], имеет собственные идеи о том, как бороться с детской преступностью ещё до того, как она проявится, что в данном случае причиняет значительно больше боли Сынку, чем Папочке. Во время прошлых летних каникул Донал и соседский мальчик испытали прелести фелляции-педикации на берегу какого-то старого мельничного ручья, поэтому моё предложение побездельничать вместе воспринимаются с энтузиазмом и без особого удивления, тем более, что я плачу! Донал живет прямо за углом, так что часто он проводит со мной час после школы, и сегодня, затаив дыхание, демонстрирует Аристотелевский постулат о том, что всё, что поднимается, должно кончить(ся) (за исключением открытого космоса и предпубертатного периода) — стройное тело мальчугана извивается, как натянутый лук, звеня горячими ищущими стрелами у моего нёба — маленький Робин Гуд, крадущий у себя, чтобы отдать мне! И когда я полностью опустошаю его всё ещё дрожащий колчан залётных стрел или иного безумного снаряжения, Донал подкрепляется крекерами с малиновым джемом в постели — я ублажаю его этим липким лакомством, ибо никакая иная пища так быстро не наполняет его молодой резервуар, чтобы он снова переполнился (афродизиак, патент уже подан!).

На моей голой безволосой груди он выстраивает крекеры, около двух дюжин, и деловито погружает нож в банку. «В следующий раз берите Кросс и Блэквелл», — увещевает он, — «он м-м-малиновый!» Я мысленно запоминаю этот аппетитный приказ, пока он намазывает каждый хрустящий квадратик алгебраически равным количеством джема, вытирает нож о наволочку (мою! не его) и скармливает мне один крекер, пока сам поглощает пять, хотя время от времени склоняет голову, чтобы нанести пектиновый поцелуй на мои губы и сдуть крошки мне в лицо. И приберегая лучшее напоследок — икру после капусты, торт после хлеба — он смазывает джемом свой оживающий петушок, с некоторым трудом укладывает его между двумя крекерами, хихикая, подносит его к моим губам и говорит: «Десерт с-с-сейчас будет!»

 

CAVE CANEM ET AL! [ОСТЕРЕГАЙТЕСЬ СОБАК И ИНЫХ, лат.]

сентябрь 1955

... Ныне в Соединенных Штатах любовь к мальчикам растет семимильными шагами, во многом благодаря нашему сверхцивилизованному матриархальному обществу с его чрезмерной заботой о женщинах. Любовь к мальчикам часто является протестом против женщин и прав, которые они узурпировали или присвоили себе сами, и, если среднестатистическому интеллигентному мужчине хватит смелости задуматься о подобном, он сможет быстро разглядеть превосходство мальчиков над женщинами в качестве сексуальных партнеров. С парнями не встанет вопрос о браке, поэтому они не могут подать на вас в суд за нарушение обещания или из-за алиментов, и не разведутся с вами из-за моральной жестокости или чего-нибудь ещё, чтобы потребовать огромную финансовую компенсацию или общее имущество; мальчики не могут забеременеть, они доступны для любовных утех каждый день месяца, и с ними приятно находиться, потому что они не требуют, чтобы им вечно говорили, какие они красивые или что вы их любите. Конечно, какой-нибудь случайный парень может шантажировать, искалечить или убить вас, но подруги и жены часто совершают то же самое, и их любимый метод убийства — медленная и мучительная смерть от яда! Вы платите свои деньги, и вы делаете свой выбор.

... Одно из самых ошибочных и лживых проявлений пропаганды, распространяемой веками — это старая избитая фраза о том, что лучший друг человека — его собака, в то время как некоторые философы, знатоки и бывшие выпускники наших лучших тюрем знают, что именно мальчик — лучший друг мужчины и т. д. Аргументов в поддержку этой истины слишком много, чтобы их все приводить, но я оглашу наиболее очевидные, например: любой юнец, как только он приучен к дому, знает, что нужно самостоятельно ходить в туалет; если вы возьмете его на прогулку, он не опозорит вас перед старушками и благовоспитанными джентльменами, задрав ногу и пописав на дерево или фонарный столб, или обосрав весь тротуар, и он не станет пытаться совокупляться с каждой проходящей мимо сучкой; подросткам не нужны лицензия, поводок или намордник, и от вас не требуется расчесывать ему волосы, вычесывать блох или купать его (разве что ради забавы), а также непременно стерилизовать; кроме того, мальчики пасут овец гораздо дольше, чем любая собака, а в придачу они могут возбуждать овец, что делает ягнят более крепкими а отбивные — более сладкими, или я, возможно, недостаточно информирован. И, чтобы подвести итог моим аргументам, можете ли вы представить себе, как вы ложитесь спать с чихуахуа, страдающим астмой, или с пекинесом с заплаканными глазами?

 

ЛЮК (13 лет)

январь 1965

... Если число 69 вызывает в наших умах игривый портрет... означает ли тогда число 96 размолвку любовников? Когда в момент досады не по годам развитый генитально Маленькая лошадка называет меня Большим Членом, я воспринимаю подобное как любезный комплимент, поскольку он и так уже на самую малость превосходит меня в отделе спортивных товаров — его бита для хоумрана — для Высшей лиги, а софтбол — совсем не для него!  Прошлой ночью я вызвал его на конференцию на высшем уровне и при помощи рулетки с истекающим сроком годности попытался измерить его позолоченную головку и фанфаронадные прелести, но после сеанса сладострастно-чувственного сантиметрирования я пришел к поразительному выводу: то, что днем ​​кажется помпезными шестью дюймами, ночью составляет всего лишь полфута! [полфута как раз и есть 6 дюймов]

 

НА ОБЩЕСТВЕННЫХ НАЧАЛАХ

октябрь 1963

... Всё более подавляющее чувство абсолютной непригодности происходящего, испытываемое на прошлой неделе, вчера вечером достигло кульминации, когда мне приснилось, что я был выбран организацией «Незамужние матери Америки без границ» Отцом года, и поэтому сегодня утром я собрал все свои галлюцинации и эмоциональную деградацию и отправился в Вашингтон, округ Колумбия, полный решимости исправить некоторые вопиющие ошибки; поначалу я остановился в Министерстве обороны, но банды Макнамары там и след простыл, поэтому я помчался в Государственный департамент, где меня встретил щебечущий, завидующий пиздам пиздобол, запястья которого могли изгибаться в разные стороны, и я вложил в его наманикюренные деликатесы мой стратегический обзор, в котором изложил, как США могли бы уладить тот блуд, получившийся во Вьетнаме, самым простым способом:
(a) вернуть домой всех американцев и нанять Вьетконг, чтобы они воевали за нас,
или
(b) отправить туда господ Раска и Макнамару, которые в одиночку вскоре положат конец военным действиям, просто запутав врага до смерти.
Затем я отправился в Палату, которая не является Палатой представителей, и вручил Мастеру по оружию [представитель правоохранительной структуры Военно-морских сил США] краткий Биль о правах, излагающий мои убедительные доводы в пользу того, что мальчики-подростки должны быть объявлены законными и легитимными сексуальными объектами; но он бросил мой документ в мусорную корзину так небрежно, что я сразу понял, что он просто ещё один бюрократ, который является объектом, занимающим место и получающим регулярную оплату, поэтому я подсунул ему десять баксов, и он переложил мою бумагу из мусорной корзины в контейнер, выглядящий удивительно похожим на большую мусорную корзину, но на котором красными буквами высотой в фут написано: КОНФИДЕНЦИАЛЬНО! - СОВЕРШЕННО СЕКРЕТНО! - ВЫСОКИЙ ПРИОРИТЕТ! - ТОЛЬКО ДЛЯ ПРОСМОТРА! — ОГРАНИЧЕННО! — НЕ КУРИТЬ!!!! И я ухожу не совсем удовлетворенным, и следую в Налоговое управление, где объясняю, что хотел бы вычесть расходы, которые я понес, развлекая раздетых юнцов, которые в этом году составляют ровно 4987,67 долларов и которые я считаю чисто деловыми расходами, вроде износа или амортизационных отчислений, но со мной расправляются так быстро, что я оказываюсь на улице без шляпы и перчаток, и за такое унижение я телеграфирую в свой рупор, что подам в суд на Налоговое управление на каждый цент, который они получили с меня.

Затем я мчусь в Белый дом, чтобы увидеть Линдона, но он пуст, за исключением двух вальсирующих белых мышей в Красной комнате [мыши, у которых есть генетический дефект, заставляющий их кружиться в погоне за собственным хвостом], и я замечаю две горящие лампы в женском туалете на втором этаже, но не поднимаю шума по этому поводу, потому что Президент всё ещё немного нервный, как Билли Сол Эстес [скандальный финансист из Техаса, наиболее известным своей связью с президентом США Линдоном Б. Джонсоном]. Я заблудился, но, наконец, нашел офис этого, как его там ... сенатора от Массачусетса или Нью-Йорка?.. ах да, Джимми Рузвельта, и я передаю его секретарю мой законопроект «О помощи политикам», который содержит теоретическую и практическую информацию о том, что право голоса должно быть предоставлено всем детям дошкольного возраста и старше, с дополнением, рекомендующим, чтобы лицензированным собакам также была предоставлена такая же привилегия, а отдавать свой голос они смогут простым способом: наступая на рычаг с запахом рыбы для кандидатов от Демократической партии, и на рычаг со вкусом говядины для республиканцев, и так далее — ибо, почему бы не признать: если люди — животные (а они таковыми являются), то собаки должны быть людьми! И я возвращаюсь домой, чувствуя, что я всячески пропагандировал Жизнь, Свободу и стремление к Роскоши, но вечером, когда я иду на ужин, за мной следуют два ухоженных, молодых человека студенческого типа, а позже, когда я забираю свое, вероятно, без пуговиц, белье из прачечной, я замечаю двух других типов, которые, похоже, следят за мной, и они также несут на себе несомненную печать чиновничества, что ставит меня в тупик, поскольку нигде в Вашингтоне я не называл своего настоящего имени, даже нацепил фальшивые усы, чтобы скрыть свою личность — очевидно, все это бесполезно, и я просто недооценил сообразительность Центрального бюро недоразведки.
Или, может быть, эти застенчивые, скромные, осмотрительные сторожевые псы, которые сейчас преследуют меня, из Федерального бюро расследований? Но, ха! Ха!.. кто же боится ФБР?!
(((я!)))

 

ПАРРИС (14 лет)

июнь 1958

... В Париже, столице грязных открыток и французского метода любви, возвышается Эйфелева башня — монолитное сооружение, которое наверняка преследует сны старых дев, извиняющихся по пути через Европу за то, что они американцы и у них есть доллары, которые они могут тратить. Я тоже иногда совершаю длительные поездки по стране, обделывая тёмные делишки, и мне нравится брать с собой бравурного мальчика для утешительных развлечений, в соответствии с чем в Чикаго моя смертная рука и глаз создали пугающего симметрией Парриса — не парижанина, но милого, как четырехзначная сумма налогового возврата, когда он без рубашки, в обрезанных джинсах до колен и в синих кроссовках с оранжевыми шнурками. Он —беженец-ragazzo из Арканзаса, выглядит и пахнет как вкусное яблоко, и от его стебелька, цветущего как хорошо удобренное зеленое лавровое дерево, также невозможно отмахнуться. И в конце каждого дня путешествия мы двусмысленно заезжаем в гостиницу/мотель, где я регистрирую его как своего сына/племянника/подопечного/пасынка, представляя, как отреагировал бы портье, если бы я честно зарегистрировался: К. Дукащ и подобранный/юный хастлер/мальчик-проститутка/garçon prostitué... но клерки подобных каравансериев, похоже, относятся к тому типу людей, кто не преминет постучать в мою дверь около двух часов ночи и прошептать, что, если я закончил с мальчиком, не одолжу ли я его на остаток ночи?! И поэтому я цепляюсь за свою обычную маску благоразумия. И во время нашего первого исполнения обрядов языческого поклонения мальчикам периода полового созревания, юный Паррис показывает себя превосходным Мастером Четырех или Пяти Раз на матрасе, но, впадая в экстаз, он издает несколько блаженных криков такой пронзительной силы, что от них рушатся надгробия и мавзолеи, а возмущенные мертвецы выскакивают из своих могил в посмертном протесте. В первую ночь, которую я провожу с мальчиком, нам к счастью, отводят уединенную хижину в мотеле, и единственная рыба, тело или птица, которую он напугал — это глупая сова на дереве за нашим окном, чья запись речи застряла на идиотском вопросе: УУУУ? УУУУ? но с таким властным, напыщенным тоном и акцентом, что я, встревоженный, сглатываю не так, как надо, и почти теряю голову в расцвете сил, тут же понимая, что заниматься любовью с Паррисом в любом густонаселенном месте самоубийственно, потому что его экстатические спазматические вопли звучат так отвратительно, словно я неторопливо распиливаю его надвое стеклорезом. Пытаясь смягчить его похотливый крик до колыбельного, я подумываю заткнуть ему рот, но это не кажется романтичным или даже эстетичным жестом, поэтому я беру выходной на следующий день и пытаюсь превратить крики мальчика в более социально приемлемые звуки; и после шести или семи репетиций ноктюрна, оставляющих меня в полубессознательном состоянии, а Парриса с вяло падающим на полшестого  и съёжившимся колышком для палатки, как у ай-раба [араба], молча и раздражённо прячущимся среди зарослей на лобке, я с удовлетворением отмечаю, что мальчик теперь достаточно приучен к дому, поэтому, когда его охватывает оргазм, он уже оглушительно не вопит и даже не повышает голос, а вместо этого тихо насвистывает первые четыре такта «Comin' Through the Rye» [стихотворение британского поэта Роберта Бёрнса, написанное в 1782 году, в сочетании с мелодией «Common' Frae The Town» из сборника «Шотландский менестрель» известно как детская песенка].

 

ЧЕНСИО (13 лет)

май 1948

... Я не жду, что ты мне его отдашь, Ченсио, но ты и не продашь его, и не сдашь его в аренду, и даже не позволишь мне взглянуть на него, хотя ты достаточно взрослый, чтобы пригласить меня на обед в твое маленькое кафе. Для чего же ты его хранишь... для какой-то девчонки? Ну, он твой наглый юный смутьян, ты можешь делать с ним всё, что захочешь; но не будь как твой брат, который сохранил его нетронутым для одной девицы, чья добродетель была строго sotto voce [для голоса] ... он тебе рассказал об этом? Он отдал его ей в покалеченном гамаке одной лунной ночью, а взамен она подарила ему придушенный триппер и иск об установлении отцовства!

 

РОЙ (14 лет)

август 1948

... Мальчики могут даровать вам возможность побывать на Небесах, увидеть Олимп с высоты орлиного полета, ощутить вкус Элизиума; они также могут подарить вам ощущение сидения на краю кратера извергающегося вулкана — и столкнуть вас в него! Ухаживание за мальчиком обычно возносит вас прямо туда, к античным богам, если не сбрасывает вас вниз, к маленьким пресмыкающимся тварям, которых топчут — но слабонервный никогда не завоюет ни светлого мальчика, ни темного. Рой — половина/наполовину, тёмно-светлый блондин с лицом абецедарианца [античным], которое заставило бы Адриана бросить Антиноя, и абракадабрианским тело, которое, кажется, изгибисто вздыхает: Оргия, где же ты?
Много лет назад мать Роя сбежала с магнатом, производящим гигиенические салфетки, а его бездарный интеллектуал-отец — туповатый яйцеголовый профессор, посвящает академический период написанию полемических статей, призванных доказать, что не Маркс, а Фрейд поставит на колени Западный мир, если Эйнштейн оставит ему хоть что-нибудь для работы. В муках своего вдохновенного или глупого творчества отцу Роя иногда приходится напоминать, что у него есть сын, так сильно он им пренебрегает — и вот тут вмешиваюсь я. Впервые навестив этого паренька, я принёс ему голубые букетики, подходящие к его лазурным глазам, надеясь, что необычность моего подношения выведет его из равновесия, и он падёт на мою вспотевшую грудь, но он только разбрасывает букетики по всем углам комнаты, хрипя, что я опять возбудил у него сенную лихорадку — и винит в этом меня! Раскаявшись, я веду его в кино, под конец которого Камилла протягивает ноги, что расстраивает Роя, ввергая его в меланхоличное настроение — и он винит меня! Полный раскаяния, я веду его на бейсбольный матч, где отбитый мяч, перелетая центр поля, залетает на трибуну, слегка задевая непослушные локоны мальчика — и он винит меня! Покаявшись, я приглашаю его покататься, и мы посещаем все живописные места в округе, хотя Переулок влюблённых закрыт в интересах общественности, а Прыжок влюблённых имеет новую остановку, подаренную похоронным бюро, но Рой не склонен ни любить, ни прыгать, его укачивает — и он винит меня! В качестве искупления я приношу ему импортный парижский шоколад, и он съедает большую часть двухфунтовой коробки, повторяет, вместе с дополнениями — и обвиняет меня! Мучимый угрызениями совести, я устраиваю ему день на пляже, он наглатывается океанской воды, учась плавать, — и винит меня! Поэтому, в конце концов, я говорю Рою, что, похоже, нет особого смысла продолжать наши невосторженные неотношения, потому что всё, что я делаю, неправильно. Он лаконично отвечает:
- Оставайся, мужик; ты заставил меня привыкнуть к тебе!

Но я неправильно играю все 88 нот на клавиатуре страсти, потому что не могу достичь более тесных взаимоотношений с этим безмятежным парнем, удивляясь, почему уложить девочку на спину в три раза легче, чем мальчика... хотя, конечно, последнее является более строгим пунктом, и подтверждается тем фактом, что сексуальные преступления с участием мальчиков наказываются гораздо суровее, чем с девочками, не смотря на факт беременности. Наконец, в отчаянии я решаю бросить все двусмысленности, и следовать, куда дует ветер, пытаясь ухватиться за возможности и Роя, и посему тем вечером подстрекаемый, если не вдохновленный нежной подражательной монодией линяющих пересмешников — и пока его отец печатает двумя пальцами в своем отдаленном кабинете — я осторожно поднимаюсь по шаткой решетке для роз к окну мальчика, царапая руки и лицо о шипы, и раздирая костюм за 100 долларов. Из-за отсутствия каких-либо инструментов я вынужден продырявить оконный экран зубами и ногтями, но сохраняю лунное молчание, чтобы не потревожить спящего внутри красавца, и просачиваюсь в комнату, к его кровати, на которой покоятся его дульциановы [дульциан - деревянный духовой музыкальный инструмент эпохи Возрождения] конечности, окутанные только сине-белым звездным светом и непрошенными тенями. Я прижимаюсь щекой к его теплому животу, выдыхаю через пучки лобковых волосков, инвагинирую определенную неотъемлемую часть, и, с упором на всасывание, пытаюсь оказать максимальное воздействие... и как раз в тот момент, когда его предохранитель перегорает от электродинамического шока, Рой просыпается. И он в таком восторге от новизны и столь необычного внимания, что сразу же требует повторения, затем повторного повторения, и поскольку я таким образом не изнасиловал его утром, днем, вечером, или ночью того дня, когда впервые встретил его, он начинает яростно обвинять меня!

 

КАРР (16 лет)

сентябрь 1961

... Твой момент истины — моя вопиющая ложь, ярлыки никогда не расскажут всю историю, а победить — значит надеяться и не проиграть слишком рано. Я оплакиваю дни, которые иногда бывали, и плачу еще сильнее из-за того, что плачу: изящная кошачья срамота Карра в моей постели, должно быть, заставила бесчисленные тысячи мужчин скорбеть о том, что они не смогли разделить его со мной; а затем, из-за необъяснимого сбоя во времени и пространстве парень влюбился в мымру вдвое старше его и более некрасивую, чем холодная свиная подливка... но у нее есть Thunderbird [Ford Thunderbird, стильный автомобиль, пользовавшийся большой популярностью, особенно среди мальчиков и молодых людей]. И теперь у меня — скорбные воспоминания, у Карра есть Thunderbird, а она имеет тигра в своём сливном бачке!

 

ЛЮК (13 лет)

январь 1965

- Сэр, какая она на вкус? - выдохнул всё ещё содрогающийся мальчик.

- Как перец, дым и детоубийство, - блаженно отвечаю я спустя некоторое время.

 

ДЖЕЙСОН (14 лет)

октябрь 1946

... Это ночь, когда черные кошки скачут с грохотом на ведьминой метле, летучие мыши хеллоуинничают при оранжевой луне, а мальчики-василиски опрокидывают туалеты WPA [Works Progress Administration, программа создания рабочих мест в эпоху Великой депрессии, запущенная президентом Франклином Д. Рузвельтом, в рамках которой было создано и улучшено множество общественных зон отдыха], и я бы делал то же самое, если бы у меня не было свидания с Джейсоном, обладающим темно-бархатными глазами и безумным мозгом, настолько погруженным в волшебство, что он дьяволит мои чувства, как яйца. Он воображает себя волшебником, может доставать из беретов кроликов в перьях и пушистых птиц, и ловко достает из моего уха одолженные четвертаки (которые никогда не возвращает). Также мистически потусторонним является его декоративное отсутствие совести: можно легко представить его в Эдемском саду, крадущим яблоко у змеи, съедающим его, искушающим Еву сердцевиной и наставляющим рога Адаму за ближайшим тамариндовым деревом. Джейсон клянется, что я его единственная любовь, хотя я время от времени нахожу пятна помады на его шортах, которые он вежливо объясняет красной краской или вишневым леденцом. Я всегда ложусь с ним в постель, ощущая смутное беспокойство, но оно вскоре рассеивается, когда он прижимается своим стройным Содомским телом к моему и засовывает свой горячий язык так глубоко в
мое левое ухо, что я слышу отголоски несуществующих звуков, и когда я, изголодавшись перед половым актом, начинаю облизывать его твердое юное плечо, грудь и живот, пока его мальчишеское желание не превращается в милый острый угол, он откидывается на спину со вспышкой смеха в двух сардонических нотах гаммы, а я трансмутирую в пульсирующую вибрацию его твердые философские камни [жизненный элексир] и превращаю из твердого в мягкое жезл этого очаровательного ученика чародея. И сегодня вечером, нахмурив брови под воздействием гравитации, он осторожно настраивает лампу у кровати так, чтобы она полностью освещала золотой медальон Святого Себастьяна [долгое время считался неофициальным «святым покровителем» гомосексуалистов, и в девятнадцатом веке существовал явно гомосексуальный культ Святого Себастьяна], который он всегда носит на шее и который теперь болтается перед моими глазами, побуждая меня сосредоточиться на нем, и он демонстрирует новый фокус; но я быстро понимаю, что он пытается меня загипнотизировать, потому что он медленно качает сияющим предметом вперед и назад и тихо напевает: «Ты устал, Дюк... так устал... утомился... хочешь спать... засыпаешь... почти спишь... совсем заснул!» Мне любопытно узнать, что он затевает, я притворяюсь, что испытываю непреодолимую сонливость и моргаю, зеваю, затем закрываю глаза и начинаю дышать в глубоко-размеренном ритме сна. Через минуту Джейсон поднимает мое правое веко, и я вспоминаю, что нужно закатить глаза как можно дальше, изображая транс, и, очевидно, представляю настолько правдоподобную картину готового к закланию ягненка, что мальчик чувствует, что может вытянуть из меня свое Золотое Руно. И его настойчивый шепот выдает его намерения, поскольку он произносит, приглушенно повторяя: «Дюк, когда ты проснешься, ты отдашь мне все свои деньги... когда ты проснешься, отдай мне свои деньги... когда проснешься, отдай деньги... деньги... деньги!» Затем я слышу резкий щелчок пальцев и, поняв, что это сигнал мне, мои глаза распахиваются, я ошеломленно озираюсь, сажусь, кладу руку на колено широко раскрывшего глаза и затаившего дыхание мальчика, и говорю: «Джейсон, дорогой мой мальчик, пока мой следующий чек не придет послезавтра, не мог бы ты одолжить мне 5 долларов?!»

 

ДОНАЛ (13 лет)

май 1963

... Ранее в этом году у меня был бездомный бродячий кот, которого я подобрал и которого назвал Бессемером [Бессемер Генри — английский изобретатель, разработавший процесс выплавки стали] за его серо-стальную шерсть, и я называю кастрированного стерилизованным — как это устроил его предыдущий владелец — и, возможно, поэтому он даровал мне больше привязанности, чем обычно проявляют эти животные. И вот уже в течение нескольких месяцев я щедро кормлю этого фальшивого котяру, покупаю ему мышей с кошачьей мятой, когтеточки и удобные подушки для его тушки... но с той минуты, как он увидел Донала, он был навсегда потерян для меня! Всякий раз, когда приходит мальчик, Бессемер стремится завладеть им, шипя и царапая меня, стоит только мне протянуть пареньку любящую руку, и приходилось выставлять кота на улицу, пока мы занимаемся любовью, а этот глупый вуайерист заглядывает в окна и воет, заставляя Донала краснеть и говорить: «Сейчас ничего не делай — кот с-с-смотрит!» Но, в конце концов, всё разрешилось к удовлетворению почти всех заинтересованных сторон: Бессемер поселился на постоянной основе у мальчика, который давно хотел завести домашнее животное, хотя мне пришлось снова приучать себя к тому, что осмелевшие мыши пробуют мой импортный сыр раньше, чем я сам!

... Сегодня незадолго до полудня ко мне приходит загоревший, пахнущий каштанами Донал, удрученный, с печальными глазами, и скорбно рассказывает, что, отбиваясь от мух (я-то сам пользуюсь мухобойкой), он разбил окно в гостиной мистера Кляйна, и если тот расскажет об этом отцу, то мальчик получит сокрушительную взбучку, так что не мог бы я уладить дело с этим брюзгой Кляйном, а он, Донал, уладит дело со мной этой ночью? Я быстро соглашаюсь, потому что выручил бы очаровательного Донала практически из любых передряг, кроме возможности завести себе нового любовника. И парень дарит мне такой страстный поцелуй, обещающий последующую нежность, что это деэластизирует мои боксерские шорты, которые спадают на мои бёдра, становясь эластичными, затем он позволяет мне поцеловать его в место, которое не здесь и не там, и идет домой обедать. Я навещаю апоплексичного мистера Кляйна, уже мучительно страдающего простатой, успокаиваю его 5 долларами и восхитительной банальностью типа: «мальчишки всегда будут мальчишками» [Boys will be boys], затем останавливаюсь на мгновение из сострадания к мистеру К., который так излишне женат, что боится курить в доме или читать любимую бульварную газету, ибо его звероподобная жена является одной из тех женщин-фашисток, убеждающих вас в восхитительной эффективности убийств в ванной — и если, в конечном итоге, мистер К. сможет набраться смелости, чтобы избавиться от неё подобным образом, у него едва ли хватит сил затащить её в ванну. Я возвращаюсь домой и тем же вечером засыпаю за просмотром захватывающей драмы по телевизору, просыпаясь от термитов, землетрясений или ожидания обнаружить предусмотрительно плотно задернутые шторы, и юного Донала, сидящего в кресле и уткнувшегося взглядом в последний комикс о Бэтмене и Робине, с предусмотрительно снятыми трусиками и шортами. Бормоча что-то в дремотном вожделении, я опускаюсь перед ним на колени, снимаю немного ворса с его непослушного штырька, а мальчик бормочет, что он не должен быть грязным, потому что он хорошенько вымыл его перед тем, как прийти, а я отвечаю, что надеюсь, что он не отмыл весь естественный вкус, и глажу мокрыми от желания руками по его гладким теплым бокам, когда он приподнимается, чтобы позволить мне обхватить его преступную задницу, закидывает ноги мне на плечи — и переворачивает страницу.

Как изголодавшийся человек перед банкетом, я пробую это, смакую то, откусываю другое, затем принимаюсь за аккуратный кусочек вырезки, который, как хлеба́ и рыбы, увеличивается в размерах — и Донал переворачивает страницу. А я так жадно поглощаю пищу, что слишком неожиданно, вопреки всем диетическим законам, ем молочные продукты вместе с мясом, пока мальчик громко вздыхает, крепко сжимаят мою шею своими бёдрами — и переворачивает две страницы за раз. Я выбираю отборный кабачок, впитываю последний глоток, затем нехотя готовлюсь к поглощению — но чудесным образом мальчик удерживает меня, переворачивает ещё страницу и говорит: «Продолжай, Дюк, не т-т-торопись, потому что я разбил ещё одно окно!»

 

ПРОДОЛЖЕНИЕ ВОЗМОЖНО...

©1966