Началось всё в 5 классе на уроке (каком уже не помню). Хотя если взглянуть глубоко, то началось всё гораздо раньше.
Ещё в детском саду меня носили на руках все воспитательницы, повора и нянечки, я был самым красивым ребёнком и всем хотелось меня потискать или поцеловать. За мою фигурку и нежно-бронзовый загар по всему телу, я всё лето бегал голым на даче, меня прозвали Маугли.
Потом я пошёл в школу и там то же не обошлось без "ути-пути". Я чувствовал поблажки от учительницы. Внимания со стороны ребят тогда не было, мы тогда ещё ничего не понимали, а взрослые на протяжении всего детства и юности постоянно, как увидят меня так начинали сопли разводить. Даже помню на призывной медкомиссии врач всклинула: "Ой куда же такого пупсика в армию! ОН же ещё ребёнок совсем!"
По секрету скажу, что я очень отставал от сверстников в половом развитии, у меня первые волосы на лобке тока в 16 лет появились. Ну конечно и выглядел я соответствующе, всегда на 3-5 лет младше. В 10 классе мне не верили, что я старшеклассник и говорили: "не пезди, ты в классе 5-6".
Вобщем подросли мы немного. Стали появлятьс друзья по всей школе, знаете интересный факт- у меня не было в школе ни одного врага или недоброжелателя, только друзья и товарищи. В третьем классе меня впервые отправили в пионерский лагерь и там в старших отрядах оказалось очень много старшеклассников из нашей школы, отгадайте кого они всё время мучали и тискали, и кто таскался всюду за ними как хвостик?
Так у меня появились друзья-старшеклассники! Я очень гордился своими старшими друзьями.
Ну так вот к 5 классу у меня была куча друзей и я был, как говорится любимчиком всей школы.
Шёл один из уроков. Моим соседом по парте был Захаров Володя, полный, высокий и добродушный мальчик, он всегда неровно дышал ко мне, всегда провожал до дома, и докучал излишней опёкой. И вот вдруг к середине урока он кладёт мне на ширинку свою руку и начинает гладить мне между ног, а на меня при этом не смотрит и продолжает что-то писать в тетради.
Меня как током ударило, никогда мне ещё не было так приятно! Я тоже сделал вид, что не замечаю, а в штанишках у меня пися возбудилась, конечно.
Затем Володя взял мою руку и положил к себе между ног, я намёк понял и стал гладить ему. Через некоторое время он растегнул мне пуговички на школьных брюках и залез уже в трусики. Когда я был на верху блаженства, Володя сунул руку мне за спину и пальчем стал теребить дырочку
в попе....
На перемене мы оказались на школьном чердаке. Я никогда раньше не видел такой остервенелой страсти. Я думал, что Вовчик меня сейчас раздавит или съест! Он целовал меня всего, обнимал, прижимал к себе с такой силой, что у меня из глаз искры сыпались! Потом он попросил меня нагнуться и раздвинуть попку, я сразу согласился и он после некоторых мучений, вставил мне по самые помидорки! Я думал, что умру и одновременно обкакаюсь не слезая с его писи! Всё, что я смог вымолвить тогда, а точнее пропищать это:
- Ой!. Володя остановился, но писю свою вынимать из меня не стал, а только спросил:
- Чего не приятно, что-ли?
А я отвечаю:
- Ты не вынимай, а то я щас обкакаюсь!"
Так мы постояли немного, я вроде привык и неприятные ощущения прекратились. Вовчик стал продолжать. Потом он сказал, что кончил в меня и вытащил свою писю.
На следущем уроке я ощущал явный дискомфорт, задница свербила и горела огнём. Но что-то в этом было...
Так произошёл мой первый сексуальный опыт, который повторялся потом не однократно. Ходить на чердак стало хорошей традицией и бывало даже урок прогуливали.
Позже к нам присоединилась ещё двое оноклассников. Окозалось, что они давно вместе с Вовчиком занимаются дрочкой, и давно все вместе на меня дрочили!
...Шло время, летели дни. Я понимал, что меня всё глубже засасывает водоворот событий. В душе творилось, нечто не объяснимое. С одной стороны мне нравилось, что меня опекают и любят, с другой стороны я уже слышал про гомосеков и пидерастов ( в то время это называлось только так), а причислять себя к последним я не собирался!
Появились измены. Однажды на перемене, кто-то из одноклассников крикнул: «Эдик-педик!» и дал лёгкий подзатыльник. У меня всё опустилось внутри. В висках застучал пульс. Дыхание сбилось. Лицо опалило огнём. На миг мне показалось, что я потеряю сознание, мозг отказывался трезво размышлять. В голове тупо застряла и не находила выхода одна мысль: «…они всё знают…это конец…они всё знают…я пропал…» В тот момент мне показалось, что все как-то странно на меня смотрят и возникло желание сбежать из школы и дома навсегда! Но клин, слава богу, стал проходить и начали появляться первые трезвые мысли. Он просто пошутил… просто смешная рифма…
Конечно, вот он уже развернулся ко мне и предлагает сыграть в трясучку ( так у нас называлась игра на деньги, когда складывают мелочь между ладошек , трясут и сбрасывают на любую поверхность, у кого больше орлов или решек, тот и забирает).
Значит, он ничего не знает!!!
Сильно я тогда понервничал, долго ещё в ногах дрожь была. Неделю никого не подпускал к себе. Стал психованным. Чуть что, реветь и орать в истерике, что им только и интересна моя жопа и никакие они не друзья!
Ребята на меня тогда обиделись. Только Володя продолжал провожать меня до дома, но всегда молча и где-то плетясь сзади и пиная попадающиеся под ноги камушки.
Так продолжалось до определённого дня и не случись нижеописанная история, может быть, моя судьба сложилась бы по другому, хотя если положить руку на сердце, я очень сильно сомневаюсь.
В тот вечер я сидел дома и смотрел телевизор. Половину уроков я уже сделал, а остальное собирался перекатать у кого-нибудь завтра на перемене перед уроками.
Жизнь была прекрасна и остаток вечера я планировал провести перед телеком. Но не судьба, как говорится…надо же было именно в этот сраный вечер закончиться чаю.
Кто идёт за чаем? Сегодня самый молодой! Мама даёт мне деньги и ставит на плиту кипятить чайник, что бы к моему приходу он как раз вскипел. Ха, знала бы она, что не скоро ей придётся чаёк заваривать!
На улице моросил мелкий, противный дождик и прохожих почти не было. Булочная находилась недалеко, через проходные дворы на соседней улице, 20 минут туда и обратно.
Но в этот раз был не мой день и до булочной я не дошёл.
Ну почему в такую погоду каким-то местным гопникам вздумалось гулять и именно в тех дворах, через которые мне пришлось идти?!!
Я опускаю подробности моей экзекуции, думаю. все знают на себе, как это происходит.
Вобщем домой я вернулся без денег, с подбитым глазом, распухшей губой, порванной курткой, со слезами и в соплях…
На следующий день в школе все молча охуели и только тогда и в тот день я понял, что меня окружают действительно друзья. Первым ко мне подскочил Димон, он провёл тихонько большим пальцем по моей разбитой губе, придерживая второй рукой меня за подбородок и тихо, но жёстко спросил, кто это сделал. А позади него стояли Володя, Серёжа и Санёк.
Я думал, что Вовчик сожрёт свои зубы, с такой яростью у него ходили желваки на щеках!
Я сказал, что это Борман со своей кодлой и опять разревелся. Дима посмотрел на меня и сказал:
- Ладно не реви, чего как баба-то, иди в туалет умойся.
А я бы и рад не реветь, но так меня разные противоположные чувства захлестнули! И обида за вчерашнее, и стыд перед друзьями, которых ни за что на хуй посылал и всю неделю оскорблял по всякому, и детская жалость к себе несчастному…
Пока я умывался холодной водичкой, перемена кончилась и заверещал мерзкий, ненавистный звонок. Весь день Димон бегал куда-то по школе, и плёл какие-то, только ему ведомые, интриги и заговоры.
В общем к концу урока меня на улице поджидали Вовчик, Димон, Серый с Саньком и двое здоровенных старшеклассников.
В общем, когда Бормана ёбнули затылком об стену, я испытал почти что оргазм.
Потом этот мудила стоял передо мной на коленях и просил прощения.
Больше ни одна сука меня в моём районе в жизни не тронула!
После разборок с Борманом и его кодлой мы зарулили в мороженицу на Большом проспекте! Я тогда сожрал двойную порцию и не прерывно тараторил какие-то глупости, анекдоты и всё время хохотал до слёз, как сумасшедший.
Пацаны тоже, чуть ли не катались по полу, давясь от смеха! Я вот сейчас вспоминаю то время и понимаю, что многое отдал бы, чтобы оказаться там. Мы в те минуты были самыми счастливыми мальчишками на свете!
У Серого в тот день родители уехали на дачу и мы завалились к нему. Слушали пластинки, делали молочный коктейли, с помощью страшно дефицитного в те времена прибалтийского миксера, и пожирали запасы соломки и сгущёнки.
А потом была жуткая оргия. Меня измазали сгущёнкой и облизывали, а я вырывался, умирая от щекотки и орал, чтоб меня отпустили мудилы, а не то я щас обоссусь прямо на кровати!
Так закончилась моя первая в жизни депрессия и дни потекли привычным порядком.
Я был снова счастлив, меня любили и мне больше от жизни было ничего не надо.
Со временем у меня стала появляться потребность к сексу, попа всё больше требовала присутствия в ней чей ни будь тёплой и ласковой писи. Бывало, не возможно уседеть на месте, сзади так и свербило. Начался период гиперсексуальности. Причём свербила не только попа, требуя своего, но и передняя часть тела. Состояние эрекции было постоянным. Начал заглядываться на девочек. И на мальчиков, но из младших классов.
Была у нас в классе девочка Надя, очень красивая и вся такая аккуратненькая и положительная.
Не знаю как, но я в неё втюрился по самое некуда!
Очень долго я не знал как к ней подъехать, всё ходил вокруг да около. И наконец решился.
Она стояла в школьном коридоре с учебником английского и зубрила предстоящий урок. Я достал из портфеля учебник и встал не далеко от неё, делая вид глубокой погружённости в мир лингвистики. Вот так и стоял как придурок почти всю перемену, тупо уставясь в одну страницу и только перед самым звонком подошёл к ней и попросил объяснить какую то пургу из области «презент континиусов». Она на удивление живо и с пониманием стала мне объяснять. А я стою и думаю, как же тебя родимая зацепить. И вдруг набравши полную грудь воздуха, выпаливаю скороговоркой:
- Слушай, Надь, не хочешь после уроков в мороженицу сходить?
Я думал, что сейчас провалюсь сквозь пол, прямо в школьный подвал. Время замерло и перестало существовать. Хотелось закрыть глаза и убежать поскорее к чёртовой матери. И наконец до моих ушей донеслось:
- В честь какого это праздника?
- Да никакого, - ответил я,- просто одному скучно, ну не хочешь как хочешь…
Какой облом!
Я знал, что это всё, второй попытки я не переживу и умру от стеснения.
- Ладно, - сказал я, - давай сюда «инглиш», на урок идти пора.
Весь день я проходил, как обосранный олень. Вовчик весь урок пытался приставать ко мне со своими глупостями, а мне было не до него.
- Ты, чего, заболел что ли, чё случилось-то, - допекали меня на переменах дружки, а я чуть не плачу, так обидно.
Уроки закончились и я поплёлся в раздевалку за курткой. В раздевалке меня нагнала вся наша компашка и было предложено ехать в ЦПКиО на аттракционы. Ну какие в жопу аттракционы, когда у меня вся любовь разбита к еб… матери!
- Не хочу, голова болит, домой пойду, - сказал я, набычившись. После долгих, бесполезных уговоров меня оставили в покое, и я отправился домой, а ребцы помчали в свой долбанный ЦПКиО.
От школы я успел отойти, буквално пару шагов, когда почувствовал увесистый хлопок по спине.
Я обернулся и не поверил своим глазам! Передо мной стояла ОНА и улыбалась такой светлой и милой улыбкой!
- Ну чего уставился-то, в мороженицу ведёшь или как?
В душе я произнёс благодарность всем богам и идолам существующем на свете. Бля, бывает же такое чудо!
Наш роман длился недолго, меньше месяца. За ней приударил парнишка из старших классов, и в один прекрасный день мне было сказано:
- Ну что ты бегаешь за мной, позоришь на всю школу! Подрости сначала, а то от горшка два вершка и всё туда же.
Это был серьёзный удар ниже пояса.
Да, конечно, я был самым маленьким в классе, но разве нельзя было быть просто хорошими друзьями или хотя бы как-то поделикатнее меня отшить.
Так произошло моё первое сильное разочарование в женщинах, которое со временем укрепилось и направило меня по тому пути, который мне предстояло пройти...
Весна набирала ход и долгожданное лето всё больше брало поводья в свои руки. Все мы жили предвкушением грядущих летних каникул. Учёба уже мало кого интересовала, хотя на сколько я помню наш класс, она, т.е. учёба, и в остальное время года мало кого интересовала, а теперь и совсем еле теплилась. Как хочется снова оказаться за партой в своём любимом классе! Положить голову на локоть школьного пиджачка, нагретого через окошко ярким весенним солнышком, вдохнуть тот, ни с чем не сравнимый запах нагретой на солнце школьной формы!
Кто-нибудь понимает, о чём я говорю? Вы помните, те кому сегодня за 30 лет, помните этот запах? И лёжа так, в тихой дрёме, сквозь закрытые глаза слушать доносящийся откуда то издалека голос учителя. Какой кайф! И всё впереди, и плевать, кем ты будешь в будущем, ведь детство навсегда, кто угодно может стать взрослым, но только не ты! Как это взрослый? Так не бывает. Это что-то очень далёкое и абстрактное… Это в какой-то другой жизни… А в этой есть ты, твои друзья и Мама с Папой, которые любят тебя! Я люблю тебя, жизнь!
Извините за лирические отступления по ходу моего повествования, но я не могу писать о своей жизни, замыкая её на один только задний проход.
Так вот, лето было не за горами.
В 4 Б классе учился мальчик, которого звали Витя. Он был такой весь живенький, шубутной и очень, очень очаровательный.
Меня как-то нехорошо тянуло к нему; видя его на переменах, я начинал испытывать волнение и желание заговорить с ним, всё равно о чём.
Я мог всю перемену незаметно ходить за ним по школьным коридорам и любоваться им.
А когда я представлял себе его без трусиков, то у меня предобморочное состояние начиналось.
Частенько придя домой после школы, я закрывался, надолго, в туалете и вспоминал там Витю и его кругленькую, аккуратненькую попочку. А выходя долго не мог отдышаться.
Так и не подошёл я к нему ни разу. Но на протяжении всей школьной жизни я вздыхал по его очаровательной моське и конечно по попке, к которой так и никогда не прикоснулся.
Таких мальчиков, в которых я без ума влюблялся, было в моей жизни немало, но ни разу я не осмелился на большее.
Странный факт, правда? Я сам иногда пытаюсь понять причину, почему я с лёгкостью ложился под старших и никогда не осмеливался подойти к тому, кто младше? Наверно боялся… Одно дело когда тебя и совсем другое когда ты…
Вот так, поздней весной, ворвалась в мою жизнь первая любовь к мальчику, и было мне уже 12 лет…
Лето наступило очень быстро и мы устроили прощальную вечеринку, по поводу нашей разлуки на время каникул. Почти всех родители отправляли по деревням, дачам и пионерским лагерям.
Мне первый месяц лета корячилось провести в пионерском лагере, куда меня отправляли ещё в третьем классе, а остальные два месяца на даче с бабушкой.
Поскольку в лагере я планировал повстречать многих своих друзей и знакомых, то по этому поводу я особо не обламывался, хотя конечно расстраивал тот факт, что на три месяца моя любимая попка останется без внимания, любви и ласки.
Вечеринка получилась скучной, мы напились лимонада, нажрались сладостей и сидели в зелёной тоске. Серый пытался затеить бой подушками, который заканчивался, обычно общей кучей-малой, с неизменным лапаньем меня за разные интимные места, а иногда раздеванием до гола и щекотанием. Этим придуркам очень нравилось, как я извиваясь, умирал от смеха. Им было весело, а я был готов убить их в такие минуты, так как мне было не до смеха.
Иногда они действительно доводили меня до слёз, однажды я из-за них обмочился, так они даже не остановились, а только стали орать на перебой: -пись-пись-пись…! Ну разве не придурки?!
Короче, в этот раз Серёгу никто не поддержал, так ёбнули пару раз с Саней друг другу по башке и успокоились, чему я был не сказано рад, хоть штаны сегодня будут сухими!
Так мы просидели пару часов и решили сделать вылазку на крыши родной Петроградской стороны. Господи, до чего же без башни мы тогда жили! Сейчас меня на эти крыши пулемётом не загонишь, а тогда чувство страха и самосохранения были почти на нуле, я мог легко спрыгнуть с такой высоты, с которой сегодня и вниз побоюсь смотреть. Где мы только не лазали, что мы только не вытворяли!
Я люблю вас, мальчики, за вашу отчаянную, безмозглую голову!
Начали мы своё путешествие с любимой Петропавловки. В те времена там было гораздо интереснее, чем в наше время, менты не охраняли крыши, не было никакой охраны и постовых.
Особенно мы любили ходить туда поздно вечером. В те годы около главного собора было перекопанное вдоль и поперёк кладбище со старинными могилами! Ого, вот это да! Класс!
Какой там к чёрту Эдгар По, настоящее перекопанное старинное кладбище, где-то здесь наверняка зарыто золото или другой клад! Только ведь очень страшно! А потому, ну его на хер, это кладбище и ай-да на крыши бастионов! Вот и пушка, которая хуячит каждый день в 12 часов так, что в нашем доме, на Пушкарской, стёкла дрожат.
А когда салют, то можно потом ходить и собирать, так называемые «ушки», в которые играла вся Петроградская сторона ( металлические кружочки, размером с 5 копеечную монету тех лет, покрашенные с одной стороны краской разного цвета каждый, назначения этих кружочков в снарядах я так и не познал).
Нагулявшись по Петропавловке, мы отправились к местной больнице (1-й Мединститут) на набережной реки Карповки. Мы любили там гулять. Рядом была речка с пристанью, где было много настоящих катеров! Там же находился довольно большой парк или точнее зелёная зона.
Полазав вдоволь по катерам, мы пошли через парк. Где-то в глубине наткнулись на старую, списанную машину скорой помощи.
Димчик, тут же хватанул какой-то булыжник и с воплями:
- Ложись, граната!- швырнул его в лобовое стекло. Тут же в несчастную машину полетел град камней и булыжников. Парк огласили
дикие, мальчишеские вопли:
- Батарея к бою! Тигры с флангов! Саня прикрой! Бей фашистов!...
У больных в больнице наверно волосы на голове тогда шевелились от ужаса, такой вопль мы подняли!
Вобщем, довопились мы до приезда наряда милиции, коими и были успешно сопровождены до родного 43-го отделения милиции.
Мы все жидко обосрались, конечно. На учёт в детскую комнату милиции, сообщение в школу, исключение из пионеров, огромные штрафы с родителей за нанесённый материальный ущерб государственному имуществу и на сладкое - детская колония. Вот такая милая перспектива за разгром фашисткого танка.
Но всё, слава богу, сошло с рук, всё таки в милиции в то время ещё попадались нормальные, умные люди.
Так закончился тот знаменательный учебный год, который перевернул всю мою последующую жизнь и направил её по пути, имя которому Бойлав…
На следующий день утром я уехал в пионерский лагерь, на встречу новым приключениям!
В лагерь мы уезжали рано утром на заводском автобусе. Помню скопище провожающих родителей, детей и горы чемоданов.
Ехали долго с остановками на пописать, мальчики налево, девочки направо. На душе было как-то не понятно, полное отсутствие каких-либо эмоций по поводу отъезда.
Но во время поездки время даром не терял, наметил пару симпотных парнишек и раздевал их мысленно всю дорогу, держа правую руку глубоко в кармане.
Старых знакомых в автобусе было мало, человек 5-6, но мы не общались, так кивнули друг другу при посадке и расселись по разным местам.
Лагерь! Большие ворота, будка для дежурных, дежурные отдают пионерский салют, оба в белых пионерских рубашках с золотыми пуговочками и в коротких серо-синих шортиках фирмы «Салют»; из громкоговорителей надрываетя Яна Поплавская: « А-а-а-а-а…. и зелёный попугай!....» Господи, пяздато-то как! И солнышко яркое!
В отряде меня встретили дикими воплями, сразу начались заламывания рук, прыганье на спину, в общем бурное приветствие сторон. Настроение как говорится, счастья полные штаны!
После небольшого перерыва, вновь прибывших повели в столовую. Вечером открытие первой смены, танцы и пионерский костёр!
Набив в столовке своё голодное брюхо, я пошёл, так сказать, разведывать обстановку. Конечно, первым делом я отправился в старшие отряды. Ну, что хотел - получил, посидел у всех девчёнок и пацанов на коленях, получил пару конфет, пачку печенья и жёвку «Ну погоди!» (контрабандный товар, между прочим, жёвки в лагере были запрещены и шли на вес золота). Вот так!
Жёвку я схомячил сразу, конфеты положил в карман школьной курточки про запас, а печенье мы с пацанами нашего отряда оставили на тихий час. Не всё ж хлеб с солью из столовки жрать!
Танцы - это супер! Да вы сами знаете. Всем известен международный знак «victory» (свобода) - два пальца в виде латинской буквы V, поднятые к верху. Так вот, в наши дикие советские времена мы почему-то считали, что этот знак означает ни что иное как - «свободу сексу»! А кока-колу вообще считали чем-то алкогольно-наркотическим!
Суть в том, что высшим кайфом было поднять кверху два пальца где-то в середине толпы, чтоб вожатые не засекли кто! Я, по-моему вообще рук не отпускал, вертя попой из стороны в сторону.
Весело было! Очень нравилось придуриваться во время медленных танцев. Меня, как самого мелкого и вечно хохочущего, обязательно «приглашал» на танец кто-нибудь из наших, и мы начинали, корча всякие смешные моськи, выделываться перед всеми. Вожатые говорили, чтоб не мешали танцевать остальным, а сами-то же смеялись, особенно Наташа, вожатая из 2-го отряда, мы с ней сильно дружили. «Ой, Эдька, ты меня уморишь когда нибудь!» - её любимая фраза…
Наташа одна из немногих женщин встретившихся на моём пути и оставивших глубокий, добрый след в моей душе. Я очень любил эту весёлую, добрую девушку и она отвечала мне взаимностью.
Есть, что вспомнить хорошего! И напрасно говорят, что мы жили в плохое время! Прекрасное было время!
После танцев мы направились на поле, где традиционно зажигали пионерский костёр в честь торжественных событий.
Костерок был уже заложен, кстати, не ахти какой, бывало и покруче, особенно на закрытие последней смены, но и этот был не маленький.
Физрук дал команду и четверо пацанов из старших отрядов с помощью факелов запалили гигантскую кучу дров и хвороста. Воздух вздрогнул от выстрела ракетницы, и окрестности огласил мощный рёв сотни детских «УРА!».
Я не знаю, какое шило попало в жопу Шишкину, мальчику из 3-го отряда. Все сидели и пели хором пионерские песни под аккордеон, как вдруг Шишкин с воплями «Лечуууу!» влетел с разбегу в местный бассейн! Это было ЧП! Смешно, да? Но тогда было такое время, была дисциплина, и всё, что выходило за рамки дозволенного, называлось страшным словом ЧП и непременно разбиралось на утренней линейке. Но тогда во власти праздничной эйфории об этом никто не подумал. Все зашумели и столпились вокруг бассейна, смотреть, как там бултыхается Шишкин. Кто-то кого-то толкнул в спину, и понеслось, поехало! А мы, младшие, рыжие что-ли?! Старшие отряды купаются, да ещё и в одежде, значит и нам надо!!! Я не помню, кто меня спихнул вниз, но спихнули меня очень неудачно, так как сверху на меня плюхнулось ещё несколько тел… а дальше я ничего не помню. Очнулся я на коленях нашего вожатого Серёжи, меня рвало. Вокруг столпились ребята.
Рядом на коленях сидела Наташа и выла с нечеловеческим лицом. Врач прыгала вокруг с какими-то шприцами и ватками… Принесли носилки… Серёжа сказал, что сам меня понесёт… Наташа увидела, что я открыл глаза, и с рёвом бросилась целовать меня, но врач отстранила её и сказала, что мне нужен покой.
В изоляторе я пролежал четыре дня, навещать меня приходил весь лагерь. Палата постоянно была забита гостями. Врач первый день ещё всех гоняла половой тряпкой, а потом махнула рукой и разрешила всем ко мне ходить.
Так в первый же день приезда мы с Шишкиным прославились на весь лагерь.
Позже я узнал, что Серёжу чуть не уволили из-за меня. Глупо… А что он мог тогда сделать, когда толпа детей стала не управляема, да и случилось всё в доли секунд.
Случай этот потом вошёл в легенду лагеря и спустя годы пересказывался «стариками».
В школе, конечно, тоже об этом потом узнали, поскольку треть лагеря была из нашей школы.
Я так и не понял, на хрен меня столько держали в изоляторе, когда уже на следующий день я чувствовал себя на все сто!
Несмотря на то, что мои друзья и товарищи каждый день просиживали у меня всё время, встретитили меня после выписки как героя-космонавта.
Было очень приятно видеть, как тебе радуются. Было ощущение вседозволенности, что-ли…
Не знаю, как лучше объяснить. Это когда ты можешь вытворять что угодно, а тебе это спустят с рук, потому что ты один такой…
Я всегда чувствовал волну особого тепла по отношению к себе от нашего вожатого Сергея, но не предпологал, что он, как мы это сейчас называем, был бойлвером! Уже позже, когда наши с ним отношения были далеко позади, я вспоминал детали, которые явно указывали на это.
Мы часто собирались всем отрядом в беседке, где Серёжа рассказывал нам разные истории, или читал интересные книги, и почти всегда он сажал к себе на колени кого-нибудь из пацанов, и ни разу не посадил к себе девчонку!
Меня он брал чаще других потому, что у других пацанов, в отличие от меня, был комплекс «уже большого мальчика». А меня, один хуй, все воспринимали как малыша, я к этому привык и умело пользовался этим обстоятельством.
Даже не знаю, как описать начало наших отношений с Серёжей. История довольно пикантная…
Но из песни, как говорится, слов не выкинешь. Ребёнок есть ребёнок и с ним случается всякое…
Первая половина смены подходила к концу и часть из тех ребят, кого отправили только на пол-смены, уже упаковывала чемоданы.
По традиции был устроен футбольный матч между всеми отрядами нашего лагеря. Мы очень любили подобные массовые мероприятия, поскольку они вносили существенное разнообразие в нашу относительно однообразную жизнь.
Наш отряд играл тогда против отряда на год старше и мы собирались хорошенько надрать им задницу! Такая вот воля к победе!
Я обожал играть в футбик! Помню носился как сумасшедший по полю с деловым видом и качал всюду права! Но носился я недолго. Ко второй половине матча у меня неожиданно прихватило живот. Сначала не сильно, но ближе к концу матча я уже обливался холодным потом и молил судьбу, что бы этот долбанный матч уже наконец закончился. Бегать я уже не мог, а только ходил еле-еле из одной стороны поля к другой.
Ребята не понимали, что со мной, и постоянно орали на меня, хули ты, мол, еле плетёшься, давай активнее. Я, дико мучаясь от резей в животе, посылал всех на хуй и говорил, что устал.
Наконец этот ёбаный матч закончился, мы проиграли, но мне всё было всё равно. Главное, что я мог наконец бежать в туалет, благо он находился рядом с полем. Вот оно счастье!
Но счастье мне в тот день так и не улыбнулось.
Я уже был на пол-пути к заветному деревянному домику, когда меня сзади окликнул наш вожатый Сергей.
- Эдик, погоди не уходи, возьми с собой в корпус мою форму!
Блядь! Серёжа...
Всё! Этого моя задница вынести уже не смогла!
Попа издала какой-то непонятный звук и добрых полкило её содержимого плавно, но уверенно перекочевало мне в трусы…
Серёжа приближался со своей дурацкой формой в руках, а я стоял и желал либо умереть, либо растаять в воздухе вместе с содержимым своих спортивных шортиков.
Я сразу понял, что он тоже всё понял, когда приблизился ко мне.
Он внимательно посмотрел на меня и вполголоса спросил:
- Эдик, с тобой всё в порядке?
Я чувствовал, что ноги сейчас подкосятся подо мной, уши горели огнём.
- Уху, - произнёс я охрипшим голосом, глядя куда-то под ноги.
Земля под ногами расплывалась, слёзы были готовы брызнуть в любой момент.
Я чувствовал его замешательство… Мы стояли друг против друга, пауза явно затянулась…
Наконец он присел на корточки и положив мне руку на затылок, напрямую спросил:
- Ты, что… обкакался?
Я промычал что-то нечленораздельное и тихонько захныкал, не поднимая головы.
-Так, давай-ка, дружок, пошли скорее, пока никто не увидел, - сказал скороговоркой Серёжа и взяв меня за руку, повёл в сторону котельной, где располагалась душевая.
Не доходя до душевой, Серёжа завёл меня в кусты, которые росли по всему периметру нашего лагеря, снял с меня трусы, вытряхнул их содержимое на землю, вытер ими же как мог мне задницу, и выкинул за забор лагеря.
- Ну, вот, следы преступления почти уничтожены, теперь помоемся и порядок в танковых войсках!- сказал он с улыбкой и потрепал меня по голове.
Вода в душе была холодная, так как был не банный день и котельную не топили.
Но ради избавления от позорных следов я был готов терпеть, к тому же и ледяной её то же нельзя было назвать.
Мы оба разделись, я совсем, а Серёжа до плавок и пошли под душ.
То, что произошло дальше, меня удивляет до сих пор. Никогда ранее я не предпологал, что моё тело может быть настолько не контролируемым мною.
Когда я почувствовал его ладонь между своих ягодичек, спина предательски изогнулась и попа заёрзала у него под рукой! Это произошло настолько не предсказуемо, что я сам мгновение спустя охуел, но было уже поздно, он уловил это движение…
По его лицу я понял, что он охуел не меньше моего! Он развернул меня за плечи и тупо уставился на мой торчащий к верху писюн.
- Тебе, что так очень нравится? - спросил он и стал гладить меня по попке. Я видел, что его колотит и прекрасно понимал, что с ним происходит, поскольку имел уже за плечами богатый опыт в таких делах.
Я молча кивнул в ответ и прижавшись к нему стал двигать попкой в такт его поглаживаниям.
Мгновение спустя его палец оказался у меня в заднем проходе и я, запрокинув голову назад, издал стон блаженства.
Снова это ни с чем не сравнимое ощущение в попке! Как мне его не хватало всё это время!
А вот Серёжа, похоже опять охуел и пожалуй сильнее первого раза.
- Эдинька, ты меня пугаешь. У тебя, что, раньше что-то было?.. - спросил он с охуевшей улыбкой на лице. Я всё рассказал.
Он стоял передо мной на коленях в воде, стекающей по кафельному полу и целовал меня в живот, в лобок, в ладошки и щёки.
- Эдичка, мальчик мой, как долго я тебя искал! Маленький!
Я подумал, что у него крыша поехала окончательно! Его реально било в лихорадке! Он поднимал в потолок лицо с закрытыми глазами и продолжая гладить меня по всему телу, шептал одно и то же:
- Б-о-ж-е…..б-о-ж-е….б-о-ж-е…
В конце концов, мне это надоело и я цинично попросил его сунуть мне в попу…
Зря я его тогда попросил об этом, он, кажись в тот момент окончательно умом тронулся.
Так у меня появился первый в жизни настоящий взрослый бойлавер.
Нет худа без добра.
Он был всё! Он был отец. Он был старший брат. Он был Бог…
Сейчас спустя много лет я представляю себе состояние молодого парня, обожающего всей душой мальчишек и получившего вдруг то, о чём он мог только мечтать.
Он буквально, сходил с ума!
Каждый день он уводил меня к себе в комнату, которая помещалась в нашем же корпусе и, дрожа от волнения, ласкал и ласкал меня, у меня не было места на теле, где не прикоснулись бы его милые, ласковые губы.
С ним я познал, что такое ЛЮБОВЬ, а не просто мальчишеская возня. Он каждый день жизни отдавал мне всю свою душу. Вся любовь, которая билась в его большом сердце была отдана мне до последней капли!
Милый, любимый Серёжа, где ты сейчас? Может ты тоже читаешь эти строки и плачешь вместе со мной… Если ты узнал меня, умоляю, ОТЗОВИСЬ! У меня никогда больше не было такого любимого и верного товарища! СЕРЁЖА!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!
Мне не хватало тебя потом всю жизнь. Я искал тебя! Почему ты тогда не пришёл к автобусам?
Я так ждал тебя, чтобы попрощаться с тобой! Если б я знал тогда, что никогда тебя больше не увижу!
У нас было много ярких дней. Я не могу писать об этом потому, что меня начинает колотить дрожь. Мне тяжело.
Всё-таки попытаюсь…
Наша первая ночь состоялась на третий день после вышеописанных событий. Два дня он ходил несколько контуженный. Всё время улыбался беспричинно, если можно так выразиться, а если кто-то спрашивал его о чём-то, он встряхивался как от сна и рассеяно переспрашивал, чего нужно.
Наташа как-то сказала:
- Ну, ребятки, что-то ваш вожатый совсем где-то витает, не иначе, влюбился наверно…
В шутку сказала, конечно, но в точку!
Отбой был самый обычный. Серёжа, как всегда, почитал нам книжку. «Тарантул», как сейчас помню, всё до мелочей. Потом ещё несколько раз заходил к нам, чтобы навести порядок, так как уложить нас было непросто, анекдотики, поедание того, что удолось прихватить после ужина из столовки, и просто возня.
Посреди ночи я проснулся в туалет, одел сандалики и как был в одних трусиках и майке пошёл отлить. Все уже давно храпели без задних ног.
На обратном пути я столкнулся в дверях с Серёжей.
- Ты чего бегаешь, солнышко моё? - спросил он, оглянулся по сторонам, обнял меня и поцеловал в макушку.
- В туалет ходил, - сказал я охрипшим спросонья голосом, и прижался к его тёплому телу.
Так мы стояли прижавшись друг к другу и слегка покачиваясь из стороны в сторону, может минуту, может пять, а может вечность…Всё исчезло вокруг, были только он и я.
Потом он ещё раз поцеловал меня, и, обняв за плечи, повёл в корпус, в свою комнатку.
В комнате стояла кровать, тумбочка и маленький стол. На столе приёмник и стакан с кипятильником. Вот и весь быт вожатого Серёжи.
Мы так же молча сели на край кровати. Он прижал меня к себе и зарылся лицом в моих волосах.
Его руки скользили по моей спине. Я, как маленький котёнок, нежился в его ласках и тихонько постанывал. Он явно хотел большего, но не решался, я чувствовал это… Мне тоже хотелось большего… тихонечко взяв его руку в свою я положил её себе на письку, которая уже стояла к этому времени как кол. Он стал ласкать… Ну, что за дурень? Откуда такая нерешительность? Разве не было у нас ничего три дня назад? Я снова взял его руку и пихнул её себе под трусики.
Его опять колотило…
Дальше он уже был по-смелее. Трусики с меня слетели очень быстро и мы оказались в кровати в жарких объятиях друг друга.
Потом он отстранил меня и, хрипло сказав, тяжело дыша, встал с кровати подошёл к двери и закрыл её на задвижку…
Он лежал и, тупо уставившись в потолок, курил сигарету, а я лежал на нём, попой к верху и положив голову ему на плечо. Начинало светать, за окном проснулись первые птицы.
Я хорошо помню то ни с чем не сравнимое блаженство летнего утра, когда мы отдали друг другу все частицы самих себя и теперь просто лежали и наслаждались моментом тишины и покоя.
- Всё, Эдинька, тебе надо идти к себе в спальню, - сказал он, не отрывая взгляда от потолка.
-Только вытрись сначала полотенцем, - он снял со спинки кровати полотенце и, не вставая с кровати, протянул мне, потом передумал и сказал, - я сам вытру.
Вытерев с моей попы остатки сливочного масла и спермы, надел мне трусики и, шлёпнув на последок по ягодичке, закрыл за мной дверь.
Лагерь спал, в спальню идти не хотелось, и я пошёл бродить по лагерю. Ещё прохладно, но скоро встанет солнышко и будет опять жарко.
Я добрёл до плаца, где проходили линейки и сел на ступеньки трибуны. Мне было хорошо.
Я сидел и думал о том, почему я не такой как все. Снова не давали покоя мысли об ужасных гомосеках. Но я точно знал, что мы с Серёжей не они, мы просто любим друг друга и нам хорошо.
Почему мы должны скрываться?.. Я не находил ответов, просто сидел и эти мысли путались в моей детской голове.
Так сидел я, потеряв ощущение времени и пространства, пока в динамиках не раздался звук пионерского горна. Подъём. Пора идти в отряд…
В тот день Серёжа обходил меня стороной, а если встречался, то отводил взгляд…
Наверно ему было очень тяжело в то время нести такое бремя, как любовь к мальчику из своего отряда… Нам и сейчас то бывает нелегко справится со своими мыслями, а в то далёкое советское время…
Я знал, что он меня любит и понимал, что значит так ему сейчас лучше, поэтому не приставал к нему и не навязывался…
Вторая половина смены прошла без особых приключений. По ночам я часто ходил к Серёже.
Бывало мы просто сидели всю ночь на его кровати и говорили о жизни. Он научил меня любить книги, он дал мне любовь и понимание музыки, научил рисовать. Он знал кучу интересных историй про великих путешественников. Я мог всю ночь сидеть и слушать его…
Многим из того, что помогает мне сегодня в реальной жизни, я обязан ему.
Смена подходила к концу. Это была последняя наша ночь… Он целовал меня и плакал…
Я тоже плакал… Я умолял его уговорить моих родителей, что бы они оставили меня на вторую и третью смену, а он говорил, что я глупенький ещё и не понимаю, что он не может этого сделать, так как это может их насторожить. Говорил, что я должен сам поговорить со своими родителями об этом.
Так мы сидели полночи, он дал мне свой домашний телефон в городе.
- Всё, зайка, надо спать, завтра у меня тяжёлый день, надо всех вас, охламонов подготовить к отъезду.
Я впился в него как пиявка и окончательно разревелся.
- Я не поеду никуда, - ревел я в голос.
- Эдинька, маленький…ну что ты мой хороший… перестань, - его голос дрожал, и по щекам текли слёзы, - в сентябре позвонишь мне, встретимся, будем гулять, пойдём в зоопарк, в Эрмитаж… А следующим летом опять приедем сюда.
Он гладил меня и, улыбаясь со слезами, заглядывал в моё заплаканное лицо.
Наконец он оторвал меня от себя и сказал, что мы должны быть сильными.
- Как в нашей строевой песне поётся? – спросил он, трепля меня по макушке, - «ничем орлят не испугать, орлята учатся летать…»…
С утра я выглядел как после хорошего бодуна.
После столовой нас, отъезжающих, построили строем, и Серёжа повёл нас к автобусам.
Я шёл и еле сдерживал слёзы. Мне хотелось послать всех к чёрту и, не боясь больше никого, бросится ЕМУ на шею. Но было нельзя…
Мы сели в автобус. Я сидел, прижавшись лбом к стеклу, и заплаканными глазами смотрел на Серёжу, до отъезда оставалось ещё полчаса. Слёзы уже не могли больше сдерживаться…
Он, как мог отводил взгляд, а потом всё-таки повернулся ко мне, и я увидел, как задрожал у него подбородок. Серёжа резко отвернулся, крикнул старшей вожатой, что сейчас придёт, и, уходя, повернулся ещё раз в мою сторону, показывая мне жестами, что сейчас вернётся…
Он не вернулся.
Всё, ребята, не могу я больше об этом писать.
Ещё у меня до сих пор хранится его маленький приёмничек.
Его телефон пропал… мама постирала его вместе с моими шортами... А потом, когда я орал в истерике, что там был телефон моего друга, сказала, - ну надо же, какая потеря…!
Потеря…взрослые считают, что только у них бывают потери…
В лагерь меня, как я сильно не умолял, меня отправили только через два года.
Серёжи там не было…И никогда больше его не было у меня…
Это стихотворение мне когда-то прочитал Серёжа:
А ты, входя вдома любые
И синие, и голубые...
В квартиры солнцем залитые
И на вопрос даря ответ
Скажи какой ты след оставил?
След, что бы вытерли паркет
И посмотрели строго в след?
Или другой не зримый след
В чужой душе на много лет...
А город жил Олимпиадой-80… куча иностранцев… в магазинах в свободной продаже дефицит.
Все ходят счастливые и взбудораженные… асфальт плавится от жары….
Я бреду по Большому Проспекту и ничего меня не радует. Все друзья разъехались… а меня послезавтра отправляют на дачу к бабушке…
Боль и тяжесть… и больше ничего… Почему всё так погано? Преследует мысль сбежать обратно в лагерь к моему самому лучшему, самому близкому и дорогому другу… Но я даже не знаю как туда добираться… и снова щипет в глазах, но вокруг люди, а я уже большой мальчик.
На даче хорошо, друзья-соседские мальчишки, лес, запахи травы и костров… любимая бабушка.
Скоро всё это побороло мои страдания, и я потихоньку начал приходить в себя, но Серёжу я не забывал ни на один день моей жизни.
К концу лета я уже был обычным весёлым мальчишкой с кучей друзей и новых впечатлений от прошедшего на даче времени.
Чего стоили одни только рыбалки с ночёвками! Это сказка! Одни без взрослых ночью на речке!
Костёр, купания без трусов, коллективные дрочки, конечно, как же без них родимых!
В это лето я держал себя в руках, а может не держал, а просто не было момента такого…
Но был эпизод, который сказался на следующий год…
Мы купались своей компашкой в местном карьере. Вдоволь набарахтавшись, мы сели вокруг разведённого нами костерка и болтали о разной мальчишеской ерунде. Потом пошли в кусты выжимать плавки, я тоже пошёл. Вокруг был лес и все разбрелись по разным участкам… Смешно, как дрочить вместе или купаться голыми ночью - так нормально, а как плавки отжимать или переодеваться - так сразу стеснения.
Как-то получилось, что с Игорем мы не застеснялись друг друга, а мне вообще всё было по барабану, сами понимаете… Мы сняли трусы и стали выжимать их «по матроски», это когда один держит за один край, а второй за другой и, с силой закручивая их, растягивают затем в разные стороны, плавки становятся практически сухими.
Игорю было 14 лет и скоро должно было исполнится 15. Он всегда мне нравился. Не как объект секса, а просто как приятный и хороший товарищ.
Я ничего не планировал, когда он спросил потрогать. Конечно я не отказал. Он гладил мне, а я ему, потом совместили это дело с мастурбацией, но в самый пик блаженства, нас начали звать друзья. Обломс… Всё. Больше ничего с ним этим летом не было.
В город меня привезли за неделю до начала учёбы. Парикмахерские, покупки всякой ерунды к школе, новая школьная форма и так далее.
В городе меня уже ждали мои любимые придурки.
И конечно всё началось с этой ёбаной щекотки и тисканья!
Но в этот раз я был действительно счастлив! Я так соскучился по ним, моим любимым друзьям!
Мороженица, Петропавловка, Зоопарк!!! Всё по полной программе! Куча впечатлений, интересных историй: а я был там, а я был здесь, а у нас в лагере один придурок был…! И так далее целый день нескончаемый поток слов!
Димон выменял у кого-то в лагере какие-то жуткого качества сто раз переснятые порнофотки,
Мы сидели у него в комнате и хохотали над ними, Димон злился и говорил, что мы просто ещё не доросли! Мы сидели на диване, согнувшись пополам и корчась от смеха, а Вовчик, давясь от смеха, показывал на Димона пальцем и кричал:
- Посмотрите-ка на него! У него дорос! - и новый взрыв хохота!
А Димон, покрасневший, не-то от смущения, не-то от злобы, но всё же улыбаясь при этом, пытался отнять у Санька с Серым свою раритетную коллекцию толстожопых голых тёток.
Скажите разве можно променять эти воспоминания на что-то?!
Потом мы опять тискали друг друга, что-то рассказывали, а Вовчик всё время пытался незаметно для других залезть мне сзади в трусы. А я специально вертелся всё время, и он обламывался, а потом опять начинал. Меня это так веселило, не поверите!
По мои летние приключения в лагере я им не рассказал, никто из них так никогда и не узнал, что у меня был Серёжа. Думаю, что это правильно…
Каждый день мы гуляли по нашей любимой Петроградке или тусовались у кого-нибудь дома.
Как нас обламывала мысль, что скоро в школу! Хотелось, чтоб каникулы длились вечно!
А как бесили взрослые со своим вечным уёбищным вопросом: « ну что, скоро в школу?»
Блядь, неужели не найти для ребёнка более приятные слова! На хуй это всё время напоминать, когда остались считанные дни, когда можно не думать об этом!
Ни когда в жизни я не задал этот более чем дебильный вопрос ни одному ребёнку!
Скоро в школу…
Подходил к концу восьмой класс, многие уходили из нашего класса, кто в ПТУ, кто в другие школы. Из нашей компашки переходили в девятый только я, Вовчик и Димон, Серый шёл в ПТУ, а Саня переезжал жить в другой район.
Такой дружбы как была когда-то, уже не было, у Санька появилась девчонка и он вообще почти не гулял с нами, а остальные уже как-то повзрослели что-ли, вобщем мы дружили так же крепко, но что-то было уже не то. Единственным, кто оставался таким же близким мне как и раньше, так это Вовчик.
Димон всё время проводил со старшеклассниками, у него стали водиться деньги и мы догадывались в чём дело. Однажды Саня на прямую в лоб его спросил:
- Ты чего, им в попу даёшь?
Димон как-то смутился и сказал:
- Да нет, просто так, балуемся, а чё нельзя что ли?
Саня сказал, что ему похуй, просто интересно, да и к тому же, что, мы не видим, что ли, что он всё время при деньгах и как его иногда недвумысленно по попе похлопывают.
- Ну и что, а чего таково-то, Эдику можно, а мне нельзя, что ли? Сами-то друг друга тоже поёбывали не раз, а они ещё и денег дают. А потом мы ещё в буру и очко на деньги играем.
Димон явно разгорячился и стал агрессивен.
- Чего ты в залупу-то сразу лезешь? – спросил Санёк, - мне вообще похуй, твоё дело, просто как бы тебе плакать потом не пришлось.
- Без учёных обойдёмся, - сказал Димон, - вон, Эдика учите, а я разберусь как-нибудь.
Мне был не очень приятен этот разговор; честно говоря, я тогда даже обиделся немного на Диму, но потом быстро забыл. Забыл, а зря, вскоре этот разговор аукнулся и очень сильно.
Санёк как в воду глядел, гром грянул неожиданно.
Я сидел дома и делал уроки когда зазвонил телефон. Мама позвала меня к трубке. Это был Дима.
- Слушай, Эдя, надо срочно встретиться поговорить, - голос у Димона был встревоженным и задыхающимся, я понял, что что-то очень важное.
- Давай, через двадцать минут у школы, - ответил я.
- Только никому не говори, ни Вовчику, ни кому, один приходи, - сказал Димон и повесил трубку.
Я весь прямо, как на иголках, побежал одевать кеды.
- Ты куда это собрался? – спросила мама, - а уроки когда будешь делать?!
- Да я ща быстро, я в школе учебник забыл, - соврал я.
Димон уже был у школы, когда я подошёл. Я сразу понял по его виду, что у него какие-то неприятности. У него дрожал голос, он глупо улыбался, да и ручонки тряслись.
- Курить будешь? - спросил он дрожащим голосом и достал пачку «Стюардессы».
- Нет, не хочу, - ответил я, - что случилось?
- Слушай, Эдя… - он уставился куда-то вниз и замолчал.
- Ну чего? Говори, - не выдержал я.
- Слушай, Эдь, я в карты много проиграл, Кузе из десятого класса.
Про Кузю знали все, с ним лучше было не связываться, это был первый авторитет среди гопников нашей школы.
- Сколько? – спросил я.
- Сто восемьдесят рублей, - сказал Димон и заревел.
Я никогда не видел, чтоб Димон когда-нибудь плакал, а тем более ревел.
- Мне не найти таких денег, они запиздят меня! – ревел Дима.
- Так у меня тоже нет, Димон, - сказал я, - двадцать рублей вот есть в копилке, а родители мне не дадут столько!
Мне было очень неловко смотреть как он ревёт, и мне было очень жалко его.
- Помнишь, что тебе Саня говорил, ещё недавно? - спросил я и пожалел тут же, что спросил.
- Помню, но это как-то случайно вышло, - он старался вытереть слёзы и успокоиться, но голос у него продолжал трястись вместе с телом, было ощущение, что он сильно замёрз, хотя на улице было тепло.
Я стоял, не зная чем ему помочь, а он явно что-то хотел спросить, но не решался.
- Эдька, выручи меня, а? – спросил он и обнял меня.
- Да чё я могу сделать-то? – уже с раздражением спросил я, высвобождаясь из его объятий.
- Эдь, короче, я им рассказывал, что мы тебя… ну вобщем… они знают всё про нашу компашку.
Я прямо взбесился!
– А на хуй ты им всё рассказал то!? Блядь! Сука, ты Димон, после этого!
Он опять заревел и мне его снова стало жалко.
- Слушай, Эдь, они говорят, что если ты им дашь, то они мне простят долг…
Вот после этих слов я охуел окончательно. Мне показалось, что я ослышался.
- В смысле? - переспросил я.
- Слушай, ну какая тебе разница, ну, сунут разочек, ну что тебе стоит-то?! – он был похож на сумасшедшего, грязь размазана со слезами по лицу, глаза красные, весь дрожит…
- Иди ты на хуй! – сказал я, развернулся и пошёл домой.
Уходя я слышал как он опять заревел. и мне стало не по себе; я шёл и в голове у меня был полный кавардак, было ощущение, как будто это я проиграл и меня будут пиздить. И ещё, я не знал, что теперь делать дальше, по школе могли поползти слухи про меня, раз он рассказал про ЭТО Кузе и его дружкам.
Придя домой, я сел за уроки, до конца года оставалось четыре дня, а у меня двойка по русскому корячилась, и надо было до среды её исправить. Но никакие правила мне выучить не удавалось.
В голове все мысли были о Димоне и о том, что теперь будет. Димон меня просто взбесил своим признанием, но мне всё равно было его очень жаль, я вспомнил, как он защищал меня всегда, как он смотрел на меня, когда я пришёл в школу с разбитой губой, и как он организовал расправу над Борманом, который мне эту губу разбил.
Я понял, что не могу бросить Димона в такой ситуации.
К телефону долго никто не подходил, наконец в трубке раздался хриплый голос Димы.
- Аллё…
- Дим, это Эдик, я согласен, - не дождавшись ответа, я положил трубку.
На следующий день, на перемене, ко мне подошли Димон с Кузей. Дима стоял как опущенный.
- Эдя, скажи ему, что ты согласен,- не то с просьбой, не то вопросительно сказал Дима.
- Ладно, - говорю Кузе, - согласен, но вы его не трогаете и он вам ничего не должен.
Кузя потрепал меня по голове и сказал:
- Не бзди, котёнок, никто его не тронет, после уроков встречаемся у меня дома.
И уходя добавил:
- А ты, Димуля, без денег больше не играй! А то в следующий раз никакой попкой не расплатишься.
Димон, пробурчал что-то под нос и махнул рукой.
- Эдька, спасибо большое, выручил.
- Знаешь что, Димуля, - передразнил я Кузю, - иди ты на хуй! - сказал я с раздражением и пошёл в класс. Димон засеменил за мной и стал нести какой то бред, чтобы я его простил, что он теперь всё понял и т.д.
Я его не простил…
Кузя жил без отца с мамашой алкоголичкой, в квартире воняло какой-то блевотой и дешёвым вином. В комнате стояла одна железная не заправленная кровать, круглый грязный стол посередине и на полу валялось ещё два матраца с жёлтыми пятнами и прожжённые где только можно хабариками. Стёкла на окнах были мутно жёлтого цвета. Главным украшением комнаты были старинный буфет, действительно очень красивый, трюмо с треснувшим зеркалом и чёрно-белый телевизор, кинескоп которого покрылся каким-то грязным налётом.
Маманя как всегда где-то бухала и дома её не было.
Когда мы зашли с Димоном в комнату, там сидели ещё два парня; я их видел впервые, а Димон, как я понял, был уже с ними знаком и довольно близко. На столе лежали карты. Кузя подтолкнул нас в комнату шлепками под зад.
- Оооо! Какие люди! – мерзко, с блатным говорком, произнёс один из парней.
Второй достал из под стола бутылку портвейна, отпил из горлышка и предложил нам с Димоном выпить. Меня чуть не вырвало, настолько поганая была обстановка в комнате.
- Чего приуныли то?! - спросил Кузя.
- Че, мы не приуныли ничего, - ответил Димон.
- Вот и правильно, - сказал один из парней, поперхнувшись при этом вином.
Как мне хотелось послать всё к чёрту и убежать оттуда сломя голову! Зря я тогда этого не сделал, а может и не зря. До сих пор не решил, то ли я друга спасал, то ли приговор себе подписывал…
- Ну чего, так и будете стоять? – спросил парень, который предлагал нам портвейн, - давайте, раздевайтесь, петушки.
- Голубь, кончай детей пугать, - сказал второй, - пацаны, не обращайте на него внимания, он уже заебал всех со своими зоновскими прихватами, три года в колонии, сами понимаете, почикает и не задумается, если что, - пояснил второй урод, подмигнул нам и похлопал Голубя по плечу.
- Ты за базаром следи, - сказал недовольно Голубь своему дружку.
Голубь у них был главным, как я понял, и я его боялся.
- Ну, чего, давайте раздевайтесь быстренько, - скомандовал Кузя, - не слышали, что ли, что вам сказано было?!
Димон пихнул меня локтём в бок и вполголоса сказал:
- Давай, Эдь, раздевайся, - и стал расстёгивать школьную курточку.
Мне совсем не хотелось раздеваться, но было действительно очень страшно и напряжённо.
Я пару секунд помялся и решил снять только штаны, трусы снимать не стал.
- Давай, давай,- сказал Кузя, похлопав меня по заду, - трусики тоже снимай, уговор был, и смотрите, не кривляйтесь, а то вместе должок отдавать будете.
Я нехотя снял трусы и остался стоять только в школьной куртке, а Димон разделся целиком.
- А чего не до конца разделся-то? – спросил дружок Голубя.
- Да ладно, - сказал Голубь, - меня так даже больше возбуждает, пионер без трусиков, - он похотливо улыбнулся и подошёл ко мне.
- Ну что, пионер, попку то мыть не надо? – противно-ласково спросил Голубь, - а то я смотрю, обосрались оба с испугу. Ладно, малютки, не ссыте, ничего мы вам не сделаем, потрахаемся и отпустим.
Он взял меня на руки и понёс на кровать…
Димона уже во всю пользовали на матрасе Кузя и тот второй, я успел увидеть как Димон стоял на четвереньках и отсасывал у Кузи, а второй пристроился сзади. Я никогда не видел Димона в такой роли, и мне стало неприятно.
Голубь положил меня на кровать и стал торопливо расстёгивать ремень на джинсах; сняв штаны, он вытащил из них ремень с большой металлической пряжкой, намотал его на руку и сказал:
- Будешь плохо себя вести, получишь по попке.
Я промолчал, мне было страшно и противно.
Никогда ещё я не испытывал такого отвращения от секса, как в тот раз. Я стоял на четвереньках, опустив голову на подушку, а сзади в меня входила мразь, без чувства любви и нежности, впервые в жизни меня насиловали. Мне захотелось плакать, и я заплакал. Слёзы мочили подушку, а сзади в меня впивался Голубь…
Минеты я делать отказался, как не пытались они совать мне в лицо свои поганые члены.
Не мог я этого сделать, хоть убей! На столько велико было к ним отвращение. Нас с Димой передавали друг другу по эстафете. Это был какой-то ад! Напоследок нам сказали, чтоб мы трахнули с Димоном друг друга и можем проваливать. У меня ни разу не встал за всё время и вставать не собирался, так что Димона мне трахать не пришлось.
Димон был четвёртым за последний час и мне уже, честно говоря было плохо, внутри всё горело. И при каждом движении Димы мне было уже больно, все это видели, но всё равно заставили Димона довести дело до конца…
Когда мы вышли на улицу и я увидел людей, траву и солнце, то было такое ощущение, что я вырвался из какого-то ужасного подземелья и оказался в раю! Мне козалось, что я провёл там вечность, хотя на самом деле прошло всего два часа.
Мы шли, не останавливаясь и ничего не говоря, до самой школы. Около школы мы остановились, Димон достал сигареты, мы закурили. Курили молча, потом Димон первым нарушил тяжёлое молчание:
- Эдь, ты как?
- Никак,- сказал я, - жопа болит.
- Эдь, я не хотел, ты же сам видел, меня заставили.
Я опять заплакал и, ничего не говоря, бросил окурок и пошёл домой, а Димон остался стоять около школы и переваривать происшедшее.
В меня ещё никогда не кончали столько раз и в таком количестве, на полпути домой у меня начался сперменный понос, я никак не мог его удержать, в трусах было настоящее болото из спермы. Сперма разъедала задний проход и было очень больно. Войдя во дворы, я оглянулся, не смотрит ли кто, и потрогал сзади штаны. Они были мокрыми. Трусы и школьные брюки, всё промокло насквозь. Я не знал как идти в таком виде домой. Надо было срочно, что-то придумать.
Я нашёл какой-то подвал, забрался в него, ушёл в самый дальний закоулок, и снял с себя штаны и трусы. Когда я увидел, насколько крупное мокрое пятно у меня расплылось сзади на штанах - мне стало не по себе. Интересно, подумал я, видели прохожие, когда я шёл по улице или нет?!
Что же делать? Спасительная мысль всё же пришла. Я подошёл к трубе, из которой тонкой струйкой текла вода, вытер как мог трусами ягодицы, к самой дырочке было вообще больно притрагиваться, и как смог, постирал их под этой струйкой. Потом взял штаны и стал их ещё сильнее мочить, так, чтобы мокрое пятно было не только на попе, а чтобы казалось, что я просто упал где-то в воду; потом я извалял все мокрые места в подвальной грязи, испачкал для достоверности школьную курточку с одного бока, оделся, и в таком виде пошёл домой.
Теперь мне надо было найти объяснение для родителей, где я так извозился. Решил сказать, что лазали с ребятами по подвалу, оступился и упал в грязь.
Дома всё прошло как нельзя лучше, мама сразу отправила меня в ванну мыться, там я нормально, с мылом постирал трусы и брюки, а потом замочил их в тазу, как будто и не стирал.
Я долго мылся под душем, хотелось потщательней смыть с себя всю гадость, все места, где меня касались мерзкие руки, тела и члены Голубя и его дружков…
На следующий день, придя в школу я прошёл мимо Димы, даже не поздаровавшись с ним. Мне он стал противен, он стал ассоциироваться у меня с Кузей, Голубем и их дружком.
На первой перемене Димон сам подошёл ко мне.
- Привет, Эдик, ты чего обиделся на меня?
- Дим, - говорю ему, - я не хочу с тобой больше дружить, Кузе ты больше ничего не должен и отъебись теперь от меня навсегда.
- Да и хуй с тобой, - сказал Димон, - тебя никто не заставлял, подумаешь принц хуевый!
- Вот и заебись, - говорю я, начиная реветь, - и пиздуй к своему Кузе!
- Придурок истеричный,- сказал Димон и ушёл.
Так я расстался с Димоном. Он окончательно откололся от нашей тусовки и, по сути. у меня остались только Вовчик и Серый, но Серый тоже уже был в мыслях не с нами.
Была последняя перемена, я стоял в туалете и отливал в унитаз, когда сзади раздался голос Кузи:
- Писаем?
Я оглянулся, кивнул и ничего не сказал.
- Как попочка, не болит? – произнёс он с усмешкой.
- Не болит, - сказал я, на ходу застёгивая ширинку и собираясь уйти.
- Погодь, что ты такой торопливый, - Кузя удержал меня за рукав школьной куртки.
Я всем своим видом показывал ему, что желания разговаривать с ним у меня не было и попытался высвободить рукав.
- Пусти, мне в класс надо! - попытался я отмазаться от него.
- Да я не держу, - сказал он с противной улыбкой, - Голубь хочет, чтоб ты сегодня снова пришёл.
- Ага, - говорю, - сейчас, разбежался!
- Ты, котёнок, не пизди, а то щас по ебальничку всхлопочешь и будешь сразу вежливым.
- Да чё тебе надо-то, мы же договаривались! – голос у меня предательски задрожал.
- Мне, - говорит,- ничего не надо, что договаривались, то в силе, Димуля твой нам ничего не должен, а вот Голубю ты очень понравился, и он хочет, чтоб ты при нём теперь был, а не захочешь, так вся школа будет знать, что ты петушок! После уроков чтобы у меня был, а не придёшь, я тебе сказал, что будет, - произнёс как приговор Кузя, и вышел из туалета.
Я буквально сполз по стенке спиной на корточки. Всё! Я пропал! Всё Димон, сука! Пусть бы его лучше отпиздили хорошенько! Что же делать…?!!!
Надо рассказать Вовчику, он что ни будь придумает! Нет, нельзя… Ничего он не придумает, а дров наломает и сам пропадёт, и мне потом после этого не жить… Блиииинннн!!!!
Уже прозвонил звонок, урок давно начался, а я всё сидел в туалете, плакал и не знал, что придумать!
Урок я прогулял; к концу последнего урока я подошёл к Кузиному классу и стал дожидаться окончания уроков.
Время тянулось и тянулось, и наконец звонок задребезжал, за дверями классов, зашумели возбуждённые голоса, двери распахнулись и народ ломанулся в коридор. Я увидел, как из класса выходит Кузя, закидывая сумку за плечо, сердце у меня лихорадочно колотилось, но я сделал шаг ему навстречу и уверенно подошёл.
- О, молодец какой! – сказал Кузя,- так не терпится, что под дверями уже ждёшь?!
- Слушай, Кузя, я тебя очень прошу, скажи Голубю, что я сейчас не могу, у меня кровь идёт сзади, - соврал я.
Кузя явно напрягся:
- Чего, серьёзно, что-ли? - он как изменился сразу.
- Да, - говорю, - вы мне там порвали что-то внутри.
- Бля, скажешь кому-нибудь, тебе пиздец, понял! - Кузя явно приссал.
- Ладно, пиздуй и учти, если что, вдруг к врачу идти придётся, скажешь, что кровь сама пошла, а если не поверит, тогда скажи, что огурец какой-нибудь сам себе в попу пихал.
- Ладно, не выдам, не бойтесь, - сказал я с чувством обиженного благородства.
- Всё, пиздуй домой к маме,- сказал Кузя и побежал вниз по лестнице.
Как я был счастлив, как я радовался своей сообразительности! ОТМАЗАЛСЯ!!!!
Но я понимал, что отмазка надолго не пройдёт, в этом году учиться оставалось, слава богу, два дня, а в следующем году они меня обязательно достанут. И тогда я решил, что надо валить из школы, завтра экзамен по русскому завалю и в девятый меня, с парашой, никто не возьмёт!
Да здравствует ПТУ! А там пускай в школе узнают, мне туда больше не ходить, да к тому же вряд ли Кузя станет такой хуйнёй страдать, ему тоже светиться лишний раз в этой истории не в кайф.
Я всё окончательно решил для себя. Экзамен я завалил, из школы меня отчислили, родители орали, конечно. Вовчик расстроился, но мы были соседи и жили в одном дворе, поэтому его обламывало только то, что мы больше не будем видеться в школе. Я ему ничего не рассказал.
Так нелепо закончилась для меня школа и я уехал на всё лето на дачу.
Дача…
Дача это отдельная история. В позапрошлом году у меня завязались интимные отношения с дачными ребятами Виталом, Андреем и Игорем, тогда ему было 15 лет, хотя первые посылки к нашей близости сложились ещё за год до этого, я рассказывал об этом выше.
Игорь был на три года старше меня и очень мне нравился, во-первых он был очень красивым, а во-вторых, очень добрым и ласковым. Я был без ума от него.
Началось всё у Андрея на чердаке, когда я переходил из шестого класса в седьмой, только не путайте с городскими чердаками, это была вполне уютная и обставленная комната с двумя кроватями и телевизором. Мы часто тусовались у Андрея на чердаке, смотрели телек, играли в карты и иногда все вместе дрочили.
Нас было пятеро: я, Андрей, Игорь, Юра и Виталик, Мы с Юрой были почти ровестники, он был всего на год младше меня, а остальные ребята были все старше на три или четыре года.
С Юрой мы не очень дружили потому, что он завидовал мне. Причина завести была в том, что меня старшие ребята принимали за своего и везде с собой брали, а к нему относились довольно прохладно. Он вообще был довольно закомплексован, так как носил очки и был маленького роста, я тоже был мелким, но мне это не мешало. Общаться с ним было тяжело, он не воспринимал юмор и был очень обидчивый, и к тому же, довольно вредный и жадный.
С Игорем у меня были самые близкие отношения, не в плане секса, а вообще. Секса у нас тогда ещё не было. Остальные ребята, тоже очень тепло ко мне относились. Им нравилось, что я такой живчик и хохотун. Без меня, как они сами говорили, было скучно.
Мы сидели на чердаке и смотрели фильм. Смотреть фильмы всей компанией нам очень нравилось. Фильм был не очень интересный и мы переодически переговаривались на разные темы. Было довольно скучно, когда Андрей вдруг спросил:
- Ну, чё, хотите развлечься?
- А что? - спросил Виталик
- Сейчас покажу вам кое что, - заговорщицки сказал Андрей и полез под крышу.
Он долго там рылся и наконец вылез к нам, весь в каких-то прилипших к нему опилках и с тоненьким красивым журналом с грудастой тёткой на обложке.
- Ого! - сказал Виталик, - импортный журнальчик?
- Сам ты журнальчик, - блаженно протянул Андрей, - порнография! За полтинник у пацана одного знакомого купил.
Про телек все, конечно, сразу забыли и столпились вокруг Андрея.
Журнал начал ходить из одних рук в другие, каждый пытался вырвать у другого, а Андрей только успевал покрывать всех матом и повторять, чтоб не порвали!
Потом первая агония стихла и все уже спокойно уселись на одну кровать и молча, сопя, стали внимательно просматривать каждую страницу, отпуская иногда комментарии…
Журнал перелистали три раза и уже пролистовали в четвёртый раз, когда Виталик засунул руку в треники и стал там дрочить.
Все как по команде тут же стали делать тоже самое, сопение нарастало…
Мы с Юрой сидели на коленях сзади и заглядывали в журнал через плечи старших ребят.
Когда они начали дрочку не снимая штанов, Юрик пихнул меня в бок и, улыбаясь, кивнул на ребят.
- Ты чего, больной что-ли? – спросил я и одарил его презрительным взглядом, после чего демонстративно приспустил шорты с трусами и стал в открытую дрочить.
Юра попытался захихикать. Игорь развернулся, посмотрел на него не понимающим взглядом и сказал, чтоб заткнулся или проваливал.
- Ты чего, не дрочил никогда, что-ли?- спросил Юру Андрей.
- Чё я больной, что ли, на фиг надо, - ответил Юра.
Зря он так сказал.
- Бля, на хуй пошёл тогда отсюда, подростёшь, приходи обратно,- сказал раздражённо Андрей и взяв его за шкирку, стал выпихивать вниз по лестнице. Юра упирался и говорил, что да ладно, типа, чего я сделал-то и вообще, чего посидеть просто нельзя?!
- Вот иди и с малышнёй в песочнице сиди, - ответил Андрей и коленом выпихнул-таки его с чердака, закрыв за ним люк в полу на задвижку. Юра ещё какое-то время обиженно буянил, стучал, чтоб открыли, но мы только прикалывались и посылали его на хер. В конце концов, он сдался и ушёл.
Ребята спустили штаны и стали мастурбировать, периодически заглядывая в журнал. Удобно устроившись на кровати, я снял до конца трусы и шорты, лёг на спину и, раздвинув согнутые в коленях ноги, стал дрочить, не отставая от старших друзей.
Постепенно я начал ловить пристальный взгляд Игоря. направленный мне между ног. Меня это очень возбуждало.
- Блин, ебаться хочу, - сказал вдруг Виталик.
- А кто не хочет-то, - ответил Андрей, - а вы ебались когда-нибудь?
- У нас во дворе тёлка одна живёт, так я однажды чуть не потрахался с ней, - сообщил нам Виталик, - она пьяная была и стала приставать ко мне, а потом сама же разоралась, что я её изнасиловать хочу, ёбнутая…
Мы все вместе посочувствовали Виталику, а меж тем явно завелись на тему поебаться.
- А давайте как будто мы одни парни, а другие бабы… - неуверенно предложил Андрей.
Все замялись, но и откровенного отказа не последовало. Появилась какая-то неловкость и смущение.
- Чур, я буду тёткой! – засмеялся я.
- А я тогда твоим любовником, - сказал Игорь и лёг на меня сверху, явно дурачась и превращая всё в шутку.
Виталик и Андрей сидели на соседней кровати и явно не могли переступить барьер.
- Не, - сказал Виталик,- я бабой не буду, я тоже буду любовником Эдика.
А Игорь меж тем уже завёлся не на шутку, он лежал на мне и страстно лапал меня. Виталик скромно сел на край нашей кровати, и я почувствовал, как ещё одна рука начала скользить по моему телу.
Андрей оставался сторонним наблюдателем. При этом он снова начал дрочить.
У меня как всегда загорелось, я уже не мог сдерживаться и думал, как бы поделикатнее подвести их под настоящий трах.
В голову ничего не лезло и я пошёл на пролом.
- А давайте попробуем, как на самом деле? – спросил я, задыхаясь под Игорем.
- В смысле? - спросил, сопя, Игорь, не переставая елозить по мне. Рука Виталика уже прочно прописалась у меня между ног на постоянное место жительство, и я понял, что всё будет хорошо.
- Ну, жопа же похожа на пизду,- сказал я невинно, - наверно такие же ощущения будут…
- А что, давайте попробуем? - неуверенно подал голос с соседней кровати Андрей.
Игорь деловито слез с меня и, взяв с подоконника сигареты, закурил.
– И чё, мы как гомосеки, что-ли будем? – спросил Игорь, а у самого, вижу, ручки дрожат. Хочет значит, но стремается. Уж я в этих делах толк к тому времени знал.
Настаивать дальше уже было опасно с моей стороны, так как на даче про мою городскую жизнь никто не знал и я ждал дальнейшей реакции.
- Так мы ж не гомосеки, - сказал Виталик, - просто попробовать, ебаться-то хочется. Гомосеки - это кто всегда и женщин они не любят, а мы же как будто бы с женщиной.
- Ну и кто будет женщиной? - спросил Андрей.
- Так давайте по очереди, - предложил Виталик
- А кто первый будет?
- Ну, давайте на спичках тянуть,- сказал Андрей,- у кого короткая, тот и первый.
Всё, пора было принимать решительные меры и я пошёл на пролом.
- Хотите, я буду?- как бы с безразличием спросил я.
Сердце колотилось, как сумасшедшее; я старался, как только можно сохранять вид невозмутимости и ленного безразличия.
- Ну, давайте, а кто первый? - опять спросил Игорь.
Я видел, что все они очень возбуждены, но всем видом пытаются показать друг другу некую неохоту и равнодушие к предстоящему делу.
- Мне всё равно, - сказал я, - давай ты начинай
Мне очень давно хотелось с ним потрахаться и. наконец, появился шикарный повод к началу близких с ним отношений, и ради этого я готов был дать попробовать всем троим. Но, конечно же, я делал вид, что никогда этим раньше не занимался.
- Давай, Игорюха, начинай,- повторил за мной Андрей.
Я лёг на спину, задрал ноги и раздвинул руками попу, как бы приглашая Игоря.
- Смотри, - сказал Виталик неизвестно кому, - между ног на женскую пизду похоже!
Андрей опять начал подрачивать, не отрывая взгляда от моей промежности, Виталик тоже присоединился к нему. Игорь встал на колени и попробовал всунутся в меня.
Я знал, что без крема у него ничего не получится, но не хотел показывать свои познания.
Так и вышло.
- Бля, никак не впихивается,- пожаловался Игорь с явным обломом, после некоторых потуг.
- Надо смазать чем-нибудь, наверно, - робко предположил я, - может кремом каким-нибудь?
- Ща, погодите, - сказал Андрей, - у бабки там есть какой-то крем.
Андрей надел штаны и пошёл вниз. Игорь с Виталиком возбуждённо сопели, потихоньку возбуждая себя медленным подрачиванием.
Наконец появился Андрей с тюбиком крема для кожи.
Игорь помазал себе член и стал пальцем мазать мне дырочку, по телу прошла конвульсия, но все приняли это нормально.
На этот раз он легко вошёл в меня с первого раза и я в блаженстве закрыл глаза.
Через некоторое время Игорь обявил со стоном, что сейчас кончит и резко вынув из меня член обканчал мне весь живот до подбородка.
- Блин, ты чего. на пол не мог кончить? – недовольно спросил Андрей, - сейчас вату принесу, погодите.
Он опять спустился вниз и вернулся с рулоном ваты. Я вытерся и бросил вату на подоконник.
- Давай, я теперь,- с нетерпением сказал Виталик и стал пристраиваться ко мне.
- Ну как? – спросил Андрей у Игоря.
- Блин, воще, такой ништяк! - сказал Игорь, закуривая сигарету; у него был такой вид - как у бывалого ёбаря, который только что действительно трахнул бабу.
Виталик в это время уже смазал своё достоинство и начал входить в меня.
У него явно не получалось, член постоянно выскакивал или входил слишком глубоко, причиняя мне боль.
Немного помучавшись, я сказал, что устал и не хочу больше.
Андрей начал зудить, чтоб я ему дал хоть разочек попробовать.
- Чё за хуйня-то?! - распылялся Андрей, - бля, Эдя, ну чего ты как говно-то!? Ну дай хоть разочек-то попробовать! Блядь, все умные такие! Обканчали мне весь чердак, а я, типа, на хуй пошёл!
Игорь с Виталом явно прикалывались, а Андрей совсем разобиделся.
- Да, ладно, Эдь, дай ты ему попробовать-то, а то сейчас в осадок весь выпадет, - попросил Игорь.
После недолгих уговоров я нехотя согласился и лёг в прежнюю позу.
Андрей неожиданно грамотно вошёл и, не разу не причинив боли, довёл дело до конца.
Секс с Андреем оказался самым приятным для меня, но Игорь всё равно мне нравился больше…
С тех пор прошло уже два года, и за это время наши дачные отношения превратились в настоящий мексиканский сериал. Дело в том, что ребята постепенно подсели на меня, как наркоманы на иглу, и если сначала ещё наблюдалось какое то равноправие в наших отношениях, то со временем началась ревность и постоянный срач за право быть ко мне ближе, чем остальные.
Меня, честно говоря, всё это раздражало. Неприятно было видеть, как они постоянно ссорятся из-за меня. Я постоянно мирил их. Но проходило время и опять начинались перепалки.
Причиной таких ссор обычно являлись мои ночёвки у кого-нибудь из них дома.
Я периодически отпрашивался у бабушки на рыбалку с ночёвкой, брал удочки, а сам бежал с радостной вестью к ребятам. Вот тут и начинались все срачи.
Часто я отпрашиваться не мог, раз или два в неделю, а взять меня с собой в постель на всю ночь было для них высшем из всех благ. Поэтому, когда появлялась возможность, ребята превращались в кричащих бабуинов. И смех и грех…
В то лето, когда я ушёл из школы и уехал на дачу отдыхать погиб мой любимый друг Вовчик. Он разбился на мотоцикле в деревне...
С Димоном мы больше не общались. Санёк позвонил один раз, поговорили, встретились-погуляли, он совсем вырос и стал похож на мужика, так что вот, поговорили погуляли, поцеловал он меня на прощанье и сказал, звони если что... Серёга звонил иногда, тоже своя жизнь, свои проблемы...
Мне было очень одиноко, я поступил в ПТУ, там другие люди, другой круг общения, никому ничего не раскажешь... Всё время жил ожиданием лета: там дача, там я ещё кому-то нужен, там я думал, что меня любят, но я ошибался, никто меня не любил, просто как оказалось, я заменял на тот момент то, чего у них не было. А потом стали появляться какие-то местные шлюхи, которые потихонечку вытесняли меня из жизни моих друзей.
Я продолжал бегать за всеми и цепляться как мог за ту старую жизнь, которая уходила с каждым годом всё быстрее.
Как то я шёл один с карьера и встретил Игоря, обрадовался, прыгнул на него, обхватив за шею. Раньше он обнимал меня в такой ситуации и я переползал к нему на плечи, а в этот раз он снял меня и сказал, что люди же смотрят... Я чувствовал, что это уже всё, но не сдавался, продолжая сам себя обманывать, снова прижался к нему, обняв за живот.
- Знаешь, Эдь, давай, поговорим...
- Давай, - отвечаю, - а что?
- Пойдём на полянку, посидим и спокойно всё обсудим, - сказал он и пошёл в лес напролом через кусты. Я пошёл следом, понимая, что ничего хорошего он мне сейчас не скажет.
Так и вышло...
- Ты ведь уже не маленький, Эдик, и умненький мальчик, пойми, что было, то было, мы уже выросли и у нас теперь есть девушки, в конце концов. Неужели ты не видишь, что никто уже не собирается играть в эти старые детские игры?
- Почему игры? Ты же сам говорил, что любишь меня! - в глазах у меня появилось знакомое пощипывание, всё вокруг стало нерезким и размывчатым.
- Ну, Эдик, ну что, ты не понимаешь, что-ли, что это были детские опыты и так далее, просто интересно же было тогда попробовать, и потом я действительно тебя люблю, ну не всю же жизнь нам с тобой трахаться, тебе и самому пора уже девчёнку какую-нибудь завести. Хочешь, мы вас с Катькой сведём?! А чего, симпотная девчёнка и тебе по росту как раз подходит!
Всё, я поплыл и уже ничего не хотел слышать, слёзы таки потекли по щекам, а в голове стучало: детские опыты!
- Ну чё ты ревёшь-то всё время! Бля, тебе слова сказать нельзя! Вот чего ты плачешь? Чего, у тебя интересов других нет как только...
- Ничего!- сказал я резко вскакивая, - значит опыты, да!? Опыты!?
- Эдя, ну успокойся ты...
Дальше я ничего не слышал, я бежал в слезах через лес, споткнулся об какую то корягу и в кровь разбил себе локоть. Долго сидел прислонившись спиной к какому-то дереву; слёзы то успокаивались, то накатывали с новой силой, кровь не останавливалась...
Шрам на локте остался до сих пор, в сердце тоже шрам и не один, а душа располосована как бритвой...
Потом много лет одиночества и воспоминаний... Желание быстрой смерти... Но ничего, жизнь идёт и надо жить...
Вот и вся моя поганая жизнь, пускай у ваших мальчишек такого не будет никогда! Не бросайте их! Они ведь искренне любят вас...
Я до сих пор жду чуда... Всю жизнь жду...
©Эдик
КОММЕНТАРИИ
Пимыч 10.11.2004
Как-то очень гадко стало на душе после прочтения.
История о человеке, который очень хотел, чтоб его любили, а потом так пристрастился к любви, что остался без нее...
