Шшш-шик, шшш-шик, - тихо шуршали щетки по зеркальному,
наборному - в ромбах и цветах - паркету. -Шшш-шик, шшш-шик...
Гаврюшка, темноволосый мальчик
лет двенадцати, натирал ромбы и цветы, но уже не так старательно:
он не мог сосредоточиться. В дальней комнате анфилады,
освещенный предзакатным солнцем, появился барин. Слуга
Ванька, мелькая туда-назад, расторопно доставил барину
кофей, графинчик конъяку и сигары, и теперь стоял в ожидании
приказаний.
Барин был сердит, что повздорил
с Карениным в Сенате по поводу его Положения, и настолько
от этого разгорячился, что решил вместо Оперы остаться
дома один.
- Пшел вон,- бросил он Ваньке
("хорош, однако, бестия!" - подумал Роман Леонидович) и, усевшись в кресла, отхлебнул из наперстка, поморщился
и потянулся к дорогой, Е.и.в. фарфорового завода чашечке.
И тут заметил устремленные на него из полумрака дальних
комнат глаза мальчика-служки. Два огонька тут же погасли,
а короткие тени ритмично заиграли, отражая в блеске втертого
воска старательные движения гибкого юного тела.
-Шшш-шик, шшш-шик...
Роман Леонидович вспомнил его.
Кровь немного ударила в голову и застучала в висках. Он
припомнил, как они с Ванькой, прогуливаясь верхом минувшей
весной, услышали звонкие голоса, доносившиеся из-за кустов,
окружающих небольшое лесное озеро в его Новгородском имении,
как он осадил подскочившего было в стремнах Ваньку, и как
они, оставив лошадей, углубились в кусты ольшанника и за
покрытыми юной июньской листвой ветками увидели пятерых
голеньких мальчиков. Давясь от хохота, те с разбегу вбегали
в воду, и, вызвав фонтан брызг, задрав вихрастые головы
и раздув щеки, падали всем телом в нее, тут же, захлебываясь
радостью, выбегали назад, настигая и шлепая друг дружку
по голым вертящимся попам, и еще! вот тебе! ах, ты меня?!
ща-ас я! Я тебя!!.
Осаживая ретивого Ваньку, Роман
Леонидович какое-то время любовался ими, и внезапно почувствовал,
что возбуждение и сладкая, давно неведанная истома охватывает
его все сильней и сильней от этого хоровода быстрых увиливающих
мальчишеских попок.
И вдруг оттуда, из искрящегося
брызгами и весельем пристранства на него - глаза в глаза
- взглянул тот мальчик, которым он любовался больше всех.
Андрей Леонидович вгляделся в темные глазища этого мальчика
и завороженно опустил взгляд туда, где щедро распустилась
налитой лозой его гроздь. Мальчик смутился, повернулся
и, никак не выдав замешательство, кинулся за первым пробегающим
мимо приятелем.
(Шшш-шик, шшш-шик...)
Сделав знак Ваньке, Роман Леонидович
осторожно, стараясь не выдать свое присутствие, попятился,
ветки ольшанника сомкнулись, и они вернулись к лошадям.
Отъехав с полверсты, он наконец спросил Ваньку: "Кто такие?"
- Да местные, с Озерок-маленьких, - проворно ответил тот.
- А хороши, барин! В самый раз!
- Молчи, дурак. - спокойно осадил его Роман Леонидович.
Сладкая истома заливала его. Он остановил лошадь, соскочил
и подозвал Ваньку. Смурно краснея, тот подошел. Увидел,
что барин рассегивает галифе, и опустился на колени, подняв
лицо навстречу шомполу.
- "Соси." -
коротко приказал Роман Леонидович и расставил ноги пошире.
Вспоминая, Роман Леонидович даже
улыбнулся: Ванька жуть как страстен в этих делах.
А через два дня черноглазый мальчик
появился в усадьбе и стал натирать паркет в покоях Роман
Леонидовича.
Шшш-шик, шшш-шик, - слышится из
дальней комнаты. Антрацитовый блеск глаз настигает Роман
Леонидовича его и тотчас угасает. И вновь ловит, и - убегает.
Тишина.
Мальчик смотрит на барина в далекой
комнате. Он уже не отводит глаз. Мальчик бережно поднимает
тяжелую швабру, ставит рядом с собой и, помедлив мгновенье,
отталкивает. Раздается громкий, как выстрел, удар от падения.
Аххххххххххххх!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!
В мертвой тишине кажется слышно,
как идут часы в каждой из комнат, как, нарастая, сливается
в истерический стук ритм их механизмов, как в заряженном
ужасом пространстве рождается убивающая мощь кары: "Ванька!!!"
- Здесь, Барин!
- Розги!
- Сеймомент-с! - фаххххххх, и нет его.
- Эй! Ты!! Да, ты!!!
-......
- Поди сюда!
Сухая слюна не проходит в сжавшееся горло. Сняв с ног щетки,
босой мальчик направляется в дальнюю комнату анфилады,
где его ждет Ужас.
- Вот-с, вашество- вбегает Ванька
с веником розг. - Прям счас с конюшни, барин!
- Свечей сюда! Много. - обрывает его суетливую радость
Роман Леонидович
- Есть свечей-с!
Мальчик стоит бледной трепещущей
тенью, покуда барин расстегивает сюртук.. Стараясь не замечать
мальчика, Ванька проворно бегает по комнате, зажигая свечи
в канделябрах на каминах, на стенах, на столиках. Затем
он подбегает к барину, помогает ему стянуть сапоги и верхнюю
одежду и подает просторный шелковый халат. - "Барин,..." - силится сказать он что-то, но Роман Леонидович указывает ему на тяжелые многослойные
портьеры: "Шторы!" и манит мальчика пальцем, украшенным большим эсмеральдовым перстнем:
- Как звать?
- Г... г... ггггаврюшка.
- Ванька! Вина бургундского. Постарее!!
- отвлекается на мгновенье Роман Леонидович
- Есть, барин - летит стрелой расторопный Ванька. Теперь
он горит, штаны топорщатся.
- ГаврЮшка, - повторяет Роман
Леонидович, упирая на "Ю", будто это "Ю" виновата в ужасном проступке мальчика. Он обходит вокруг него, как бы любуясь,
но просто разглядывает. - Боишься?
- Д..д..дддаа, барин, вашесиятсво... боюсь - голос у мальчика
угасает.
Вбегает Ванька: "Вот-с!
Вино-с! Шатоляфит-сс! Трицатьлет-с!" - и замирает, радостно глядя на мальчика.
- Иди, Ваня, - говорит ему Роман Леонидович. - Оставь нас.
Я позвоню, коль что..."
Уходя, Ванька ухмыляется на мальчика.
- Снимай портки, Гаврюшка. - говорит
мальчику Роман Леонидович.
Тот дрожащими руками развязывает холщевую веревочку, подвязывающую
легкие худые портишки. Они падают к ногам, обнажая стройные
ноги и не по-мальчишески большой, запомнившийся барину
хуй. Роман Леонидович подходит близко-близко к мальчику.
Ноздри раздуваются, словно обнюхивая шею жертвы в поиске
места, куда укусить. Крепкая, унизанная перстнями рука
скользит под холщевую рубаху мальчика и, нащупав вздувшийся
сосок, безжалостно сжимает его, выкручивая. Мальчик тихо
стонет. "Терпи!" -
свирепым шепотом приказывает ему барин. Он отходит к столику,
наливает полный бокал вина цвета бычачьей крови, только
почерней, жадно выпивает до дна и, словно преодолев какую-то
до сего неведомую преграду, возвращается к полуобнаженному
мальчику и берет его за торчащий хуй, подгребая в горсть
ладонью и мясистую мошонку, и начинает крепко щупать. Он
смотрит в широко раскрытые глаза мальчика и шепчет, оскаливая
клыки: "Терпи, щенок!"
Гаврюшка извивается, пытаясь поддаться
впивающимся в плоть пальцам, которые выкручивают ему яички,
отделяя один за другим семенные канатики, тянут кожицу
с хуя, безжалостно выдрачивая налившуюся головку - "Терпи, сучонок!" - и сильно сдавливает его яичко. -" Ммммммм"...- мычит Гаврюшка.
Натешившись, барин отпускает мальчика,
и, наливая себе вина, с радостью наблюдает его эрекцию.
Вернувшись, он берет мальчика
за хуй, дрочит и говорит ему:
- Послать тебя к конюхам, чтоб выдрали?
- Нет, - шепчет Гаврюшка, выгибаясь передом в терзающую
его руку, и трясет головой - не-еет.
- Сладенький какой! - кривится Роман Леонидович от восхищения.
- Ладно, я сам тебя учить уму-разуму буду.- И, с силой
покрутив за выдавленную из шкурок головку хуя, говорит: "Видишь
отоманку? Ложись животом!"
Неся вздернутый к потолку, качающийся
из стороны в сторону хуй, мальчик покорно опускается на
огромную, обитую толстым шелком отоманку перед каминным
креслом барина. Тугие выпуклые ягодицы слегка подрагивают
и замирают. Распластавшись грудью и раскинув руки, мальчик
тревожно затих, лишь его ладони шевелятся в поисках кромки,
чтоб ухватиться.
Раскрыв халат, Роман Леонидович
развязывает увлажнившиеся в паху панталоны и стягивает
их, жадно глядя на вздымающиеся ягодицы мальчишки. Придерживая
себя за толстый напрягшийся хуй, он садится в кресло напротив
Гаврюшки, любуясь фигурной резьбой плотных мальчишеских
ягодиц. Натешившись, он поднялся, выбрал гибкую розгу,
подошел к мальчику и провел ладонью по вздрогнувшей ягодице.
Мальчик оглянулся, и в тот же момент розга со свистом пересекла
ягодицу поперек, оставив красный след. Гаврюшка охнул.
- Терпи!- Роман Леонидович принялся стегать мальчика, наблюдая
как извивается его тело. Затем он подошел, чтобы задрать
на мальчике рубашку, тот приподнял горящее заплаканное
лицо и, увидев хуй наклонившегося барина, вдруг поцеловал
его в налившийся гарпун. Роман Леонидович замер от неожиданности,
потом посмотрел на пухлые губы мальчика и ткнулся в них
хуем. Гаврюшка приподнялся и обхватив губами головку хуя
Роман Леонидовича принялся, чмокая, неуклюже сосать ее.
Роман Леонидович стоял перед мальчиком,
чуть вращая бедрами, и мальчик тянулся следом, стараясь
не выпустить изо рта оргомную тяжелую мышцу, но начинал
тут же давиться, когда Роман Леонидович пытался вставить
поглубже.
- Ничтожество, сморчок - Роман
Леонидович смотрит на обхватывающие его губы, и внимает
движению язычка, подбирающегося на самый конец раздувшегося
купола. - Крепче соси, - стонет он, берет мальчика за подбородок
и принимается с силой насаживать на хуй...
Он отпускает мальчика лишь когда
видит, что тот начинает судорожно давиться.
Тогда барин вытягивает из пучка
новую розгу, с размаха стегает и оглаживает ладонью горящие
ягодицы мальчика. И снова стегает. "Терпи!" - требует он. Стегает и оглаживает. Стегает, еще, еще и, отбросив розги, тычется
хуем в податливые губы мальчика.
И снова, снова, снова возвращается
к жестокой экзекуции.
Конечно, Роман Леонидович не мог
не заметить, что Гаврюшка при порке трется пахом о шелковую
обивку отоманки, и хуй его отвердел так, что мальчик, чтоб
дать ему места, стал выгибать попку навстречу свистящим
розгам, выше, выгибая кверху, так что ягодицы наконец разошлись.
И увидев его вдруг открывшуюся дырочку, Роман Леонидович
отбросил розги и потянулся к масленке. Он захватил пригоршню
масла, обтер им хуй, а остатки шлепнул его в раскрытую
промежность мальчика и воткнул в него палец, украшенный
эсмеральдовым перстнем. Мальчик выгнулся еще сильней, и
вихрастая голова его взвилась кверху. И тогда Роман Леонидович
крепко растянул его ягодицы, вставил Гаврюшке в попу хуй
и загнав по самые яйца, потянул взвывшего мальчика на себя.
Он схватил его за хуй, сжав в кулак, и впился в нежную
шею. Он дрочил мальчика и крепко и ритмично ебал, разглядывая
страдающее лицо. "Ты нарочно захотел порки?" - рычал Роман Леонидович на мальчика и когда тот повернул страдающее лицо и
промолвил: "ДА!!", Роман Леонидович впился в его губы, втянул Гаврюшкин язык себе в рот и принялся
сосать.
.............
Наутро Роман Леонидович написал записку. "Алексей
Александрович, твой Проэкт я поддержу. Послабления, конечно,
нужно давать. Но порку розгами следует оставить как назидательный
способ воспитания и наставления юношества. Роман"
Эпилог
- А-ааа!,- орет Ванька, когда Герасим, присев, засовывает в него толчками свой
здоровенный хуй. Два других парня, улыбаясь, дрочат свои поленья: ждут очереди.
Через открытые ворота конюшни видны любопытные лица дворовых мальчишек.
- Видишь, Гаврюша, какие у меня конюхи! - ласково говорит Роман Леонидович
мальчику, облаченному в гусарский венгерский костюм.
Тот тянется и шепчет что-то полными, цвета черной вишни, губами.
- Конечно, можно - великодушно говорит ему барин.
Мальчик кидает стек, подбегает к оседлавшему Ваньку парню, запускает руку в
его зажатую между ягодиц мошонку и безжалостно впивается в шары мужских переполненных
яиц. Конюх безумно оглядывается на мальчика и, всадив в Ваньку хуй поглубже,
с ревом и вытаращенными глазами - кончает...
- Ё-моё - шепчет пораженный второй конюх.
- Въебал! - подтверждает другой парень.
- Пойдем, Гаврюша! Завалимся! - тихо говорит Роман Леонидович.
©Foxtrot
