часть 1

Сначала поясню. Тинки-Винки - это игрушка для 1-3-летних детишек, имеющая треугольную антенночку на пучеглазой головке. Ныне, уже недели три-четыре как эта игрушка объявлена... гомосексуальной угрозой американскому народу, ибо, по мнению Rev. Falwell'а и его коллег по Христианской коалиции, общаясь с ней, ребенек наивно-созерцательным путем подвергается кабаллическому влиянию символа gay pride - открытой однополой любви, этого самого треугольника... Дело зашло настолько далеко, что Rev. стал публично отказываться от этих своих взглядов (чего за ним ранее не замечали), воинственные гомики в SFr объявили Тинки гей-символом года, а детишки, наконец-то in mass заинтересовались проблемой, поднятой взрослыми - настолько, что по сообщениям прессы во многих штатах начались коллоквиумы педагогов на тему, как популярно объяснять детишкам раннего детсадовского возраста сущность гомосексуализма. (Почти как у вас раньше - про Ленина). Только один Тинки ничего не понимает: отчего это в магазинах для самых маленьких вдруг появились странно одетые, сильно пахнущие "с ног до головы", напомаженные и очень вертлявые люди неопределенного возраста но еще мужского пола, которые, близоруко улыбаясь, покупают этих куколок кошелками... Viva, Tinkey!

Предисловие

Я не знаю, почему мальчик, о котором я собираюсь рассказать, меня заинтересовал. Но заинтересовал. Меня вообще интересуют очень молодые мужчины. Я, понимаете, охотник... на очень, очень молодых мужчин... ну, читатель, что поделать, вздрогни! Я охочусь на мальчиков: только-только начинающих созревать, чуть-чуть познавших половое влечение. Конечно, у меня есть Кристоф и его братия - для крутого, изобретательного секса с привкусом кокаина на слизистых оболочках. Но настоящая, подлинная страсть - подростки 12-14 лет. вот.
Это, скажу я вам, совершенно непонятный мир неповторимых неожиданностей. Самые хорошенькие, но и самые глупые мужчины - именно в этом возрасте. Как папуасы, они покупаются на ничтожную чепуху вроде $50 waterproof Seiko, каких вокруг - несметное количество. И за эту штуковинку с потрескавшимся ремешком, которую я бы выбросил пожалуй, расчищая купальные аксессуары (и которую я вовсе и не собирался ему предлагать, он сам смертельно, до коликов в мошонке захотел ее), за эту пустячную фиговинку он спустит перед вами штаники и даст всласть поиграть своей прекрасной, толстенько-нежной, но мужской уже писунькой, окруженной скобочкой волосиков, писунечкой, вкусно текущей мальчишескими соками. А соки эти такие разные на вкус и на вид: поначалу хрустальные как слеза, потом погуще, резко-пахучие, насыщенные половыми аминами, предвестниками оргазма. А потом, хватая ртом бытрые фонтанчики спермы, вы уловите вкус совсем не детский - вкус оплодотворяющего мужского семени, насыщенного биллиардами сперматозоидов. Я по натуре гурман, и мне нравится вкус именно последних струек. Они полны сперматозоидов, только-только покинувших яички. Ну не прелесть?
Самые красивые половые органы у мужчин именно в этом дивном возрасте, самые прелестные гримасски оргазма, самый неповторимый анальный секс именно в этом возрасте, когда изумление и разливающаяся истома быстро перевешивают неудобства от введения здорового члена в непривычное, но уже по-взрослому относительно легко растягиваемое заднее отверстие. Память об этих прелестях живет в вас и несет, движет - на ватных ногах, но с лихорадочно бьющимся сердцем и вставшим в штанах хуем - ведет прямо на предмет вашей охоты. Самое поразительное, что мне, как и Вам, дорогой читатель, тоже было когда-то (и сравнительно недавно) 12-14 лет, но я вот ничего не помню - что двигало поступками, каковы были мотивы, как бы я поступил, подойди ко мне молодой, симпатичный, улыбающийся и, хм-хм, хорошо сложенный мужчина и предложи иметь секс... Скорее всего, я бы убежал, ибо всё за пределами мальчишеского мира и вне семьи - было непонятно, а потому враждебно. Созревающий 12-летний обольститель понятия не имеет о мужской красоте. И если поставить рядом идеал Праксителя - точеное под Апполона тело молодого мужчины, и пузатого дядьку, он, искуситель, пошлет обоих нахуй. Ну, может герои wrstling'a, какой-нибудь Buddy Ventura, со свирепой рожей и манерами неуправлаемого трактора могут пробудить мальчишеский восторг. Но красавцы-бестии, от одного появления которых начинаются массовые оргазмы и волнения на Castro Street, не могут рассчитывать на индивидуальное внимание пацана. Отсюда, господа, все мы перед ним равны: толстые, тонкие, высокие, короткие. Пацана интересуют только то, что у его родителей попадает под категорию "излишеств": хлам и мусор (от поломанных авторучек до испорченных аккумуляторов), деньги (cash only), катание на дорогих машинах (чертов Порше - the best) или яхте, приключения в загородном доме с бассейном, голые женщины, теория полового акта, электронные игры и игровые автоматы и, наконец, рэп- (punk- и HM-) music. И еще эти ебаные динозавры: американская детвора любит, просто обожает их зубастые скелеты! (Мальчики из стран с низким доходом также интересуются хорошо одетыми иностранцами, у которых они могут получить доступ к компонентам приведенного списка). Предложив пацану что-нибудь из этого меню, вы имеете шанс заполучить доступ к его телу (если вам удастся обойти внимание родителей).
Так что несовместимость интересов - это факт природы. Отсюда, из этой возрастной несовместимости, произрастают все ваши горячечные педофильские мечты - о проникновении в ИХ мир, о - (будем, VAC, называть вещи своими именами!) - о симуляции "доверия", "дружбы" - ха-ха-ха! представляете? дружбы желающего ебаться мужика и юного обладателя по-тря-са-ю-щей попки (такой гладенькой, упругой, туго-податливой вашему хую под жалобное пыхтение глупенького красавчика), "доверия", которое завершается бесконечным сосанием, сосанием, сосанием (черт, ведь оторваться нет сил)... Ах, самих себя хоть не обманывайте, господа "пионервожатые". A тo, насосавшись, невольно начнaeтe верить в пользу от своего "контакта". "Я столько дал этому мальчишке... в духовном плане... Я раскрепостил его, я отвлек его от дурного влияния..." Вот глупости! Да вы просто по-немногу, не спеша (а то ведь убежит), смакуя, научили его ебаться, и не по-народному, то есть с девочкой, а весьма изощренно, с мужчиной, с засовыванием члена в ротик и попку. О какой прогрессивной роли можно здесь твердить? (я ведь не жалую гомосексуализм как абсолют, и не верю в пользу от гей-браков). Так что оставим болтовню о пользе для мальчиков от секса с ними. Но...
Успокойтесь. Не терзайтесь. Охотьтесь на них с чистым сердцем. Они ждут, потея в кроватках от рукоблудия. К тому же они постоянно охотятся друг на дружку, и, уверяю вас, своего момента никогда не пропустят! Когда я был совсем маленьким, лет 8-ми, я с удовольствием играл в "доктора" (я был только доктором!), а если игра не складывалась, я требовал и мне безропотно подчинялись! - все, кого я выбирал. В кустах смородины или в комнате за шкафом мои пациенты терпеливо дожидались своей очереди, с интересом наблюдая за моими действиями. А я, предложив для начала высунуть язык, почему-то вслед за этим приказывал показать писуньку. Я смело брал показываемый мне членик рукой - за прохладную подрагивающую мышцу, за маленькие, хорошо прощупываемые яички. Наслаждаясь сладостным напряжением своего члена в штанах, я щупал эти штуки, пока "пациенту" не делалось больно, и тогда я ставил "диагноз" и начинал делать многочисленные "уколы" остренькой палочкой - в яички, в членик, в кончик головки, даже в дырочку, помнится - не щадил своих пациентов! Но потом я заставлял их поворачиваться спиной, показывать попку, становиться на коленки, и всё смелее и решительнее заставлял их раздвигать попу, растягивать, показывать дырочку. Две дырочки у девочек казались досадным уродством. Когда девчонка Ирка впервые показала мне свою половую дырочку, я не поверил глазам и всё заставлял ее раздвинуть ноги пошире, пока она, наконец, не улеглась на спину и (вот тебе!) не загнула их за голову. Я был о-очень разочарован, просто раздосадован. Мы тогда только приехали в Россию, и я даже было решил, что отсутствие хуя - особенность русских девчонок... Позже мне нравилось смотреть на голые девчачьи щелочки, но досада оставалась, потому что ни одна из них, моих 7-8-летних пациенток не разрешала полечить: засунуть пальчик в свою дырочку. Пацаны, наоборот, слегка охуевали, и давали делать все что хочешь, а некоторые даже требовали, чтоб и им сделали укол именно в яички. Но когда членик у пацанов отвердевал, мне это решительно не нравилось - хуй знает почему...
У меня не было конкурента в этих забавах! Хорошо, может это я такой особый? Тогда почему пацаны показывают друг дружке возбужденные концы в мальчишеском туалете (я, кстати, никогда этого не делал)? И это не я придумал, а кто-то из моих Тарасовских приятелей - делать стриптиз по-очереди, догола, с дрочкой хуя и показыванием анального отверстия. До сих пор летние те дачные Тарасовские беспощадные стриптизы в кустах ивы на Клазьме-реке мне кажутся непревзойденными по непристойности в моей богатой на впечатления и события памяти. (Девочек мы, 10 и 12-летние тогда, единодушно решили не звать - постеснялись). Вот ещё: почему от трети до половины мальчиков не могут скрыть эрекции в школьных душевых (я в их числе был постоянно)? И стОит только немного всколыхнуть это тяжелое, пьянящее, обволакивающее взаимодействие глаз и тел - все внимание будет на вас, сбегутся, будут глазеть на ваш задравшийся хуй, ну прямо как в какой-нибудь амстердамской, берлинской или лозаннской (я люблю Pink Triangle) гей-сауне: стоИте вы в тускло освещенном красными фонарями коридоре, пожирают вас 3 десятка жадных глаз... и вы делаете лишь один жест - распускаете узел полотенца на бедрах, и они, жадные глаза, они даже не замечают, что полотенце-то вы поддерживаете рукой! - они устремляются на ваш жест, на намек, как котенок - на кончик веревочки, на "кис-кис". Так и естественный мальчишеский гомосексуализм: почти повален, легко разжигаем, очень горяч, совершенно неумел и готов на подвиги! Поэтому охотиться на них - сплошное удовольствие, и мне чихать что об этом думают родители! вот.
Родители не имеют никакого права на сексуальную жизнь своего сыночка. Они, как правило, не знают когда и с чего у него начинается половое созревание, когда он начинает онанировать, выделять сперму, и что его возбуждает (big boobs / fat cunts или волосатый хуй). Родители относятся к своему славному сыну как к comodity, как вы, например - к дорогому новому чемодану. Вы знаете, что купили чемодан для поездок, и любоваться на него глупо. Но вы знаете, что взяв его в полет, "в люди", обратно вы получите отнюдь не то же сияющее, хорошо отделанной кожей чудо компании Coach, а слегка потрепанное, потроганное чернокожими грузчиками изделие... Поэтому в ваши наивные уверения о "положительном влиянии" поверят не больше, чем в уверения компании Delta Airlines о бережном обращении с вашими чемоданами. Так что родители будут сопротивляться и держать славное чадо дома. Но в то же время, родители ведь не знают, что их ненаглядное чадо - продукт самопортящийся, и на самом деле - похотливое, постоянно онанирующее - ментально или более прозаически, ручками дрочащее себя существо, которое несмотря на уроки скрипки, танцев или карате ($150 в неделю) более интересуется тем, что у людей находится между ног, чем бездонным миром искусства, религии или спорта. Отсюда следует, что либо вашего 12-летнего избранника соблазнит прыщавый сверстник (реже сверстница), либо он будет дрочить в одиночку, либо его перехватит более энегричный, удачливый и смелый охотник. Я же хочу рассказать о несколько неожиданном обороте в этих раскладах. Я должен предупредить особ чувствительных к чужому сексу (который иным представляется как бесстыдное нахальство), что секса будет много. Лучше оставьте чтение этого монолога, мы ценим вашу брезгливую чувствительность и неприятие чужого огразма. Вы, а также те, кому нет еще 19 лет, но очень хочется почитать, идите-ка лучше спать. Остальные, подозреваю, расстегивают брюки. И правильно делают. Итак...
Я вышел через стеклянную дверь отеля Hayatt на пустынный вечерний Skywalk, соединяющий его с Sheraton и другими строениями, наполняющими центр города. Я заметил трех мальчишек, лет на вид 13, не больше - два чернокожих, а один совсем "наш", вихрастый зеленоглазый зверек, каких немало на Восточном побережье. Вот.
Они самозабвенно шалили, громко хихикали, толкались и иногда обменивались только им понятными междометиями по поводу прохожих. Все трое были в широченных штанах, которые обтепанными краями волочились по мостовой, и в дешевых бесформенных курточках. Эти мальчики преспокойно шалили в чуждом им мире взрослых, и это показалось мне необычным. Я купил здесь же в баре бутылку пива и, выйдя назад наружу обнаружил, что чернокожие убежали, а зеленоглазый остался один.
Я сидел на высоком бортике парапета и неспеша сосал Хайнекен из горлышка бутылки. А он не уходил. Он чувствовал, что я рассматриваю его. Я смотрел и все сильней заводился, физически ощущая его смущение. Я погружался в омут желания, сгорая вместе с румянцем стыда, покрывшим его щеки. Я мысленно раздевал его до трусиков, догола, оценивая прелестную гибкость не слишком худенького тела. Я еще не догадался и ничего про себя не решил, но почему-то уже хотел, чтоб этот мальчик оказался одарен не только большой мошонкой (что я особенно люблю у 13-летних), но и сексуальным любопытством: по всему было видно, что он совсем нетронутый мальчик. Я улыбнулся ему. Он подошел и встал неподалеку, сокрыв глаза под накрывшей лоб челкой.
- Вы здесь живете? - спросил он, кивнув головой на зеркальные стены отеля. Голос у мальчишки был чуть хрипловатый, а это, знаете, вторичный половой признак, сигнал начавшегося созревания. Мой хуй встал в штанах совершенно вертикально, и мне пришлось накрыть его ладонью, успокоить упругого приятеля.
- Ага.
- Там хорошо?
- Ага
- А я из Филадельфии...
- Ну и как?
- Скушно.
- Я там один живу. - Он заметно напрягся! Мы долго молчали.
- Я, знаешь, люблю пацанов! - Он сильно покраснел.
- Я люблю... это... Знаешь? - Он коротко кивнул.
- Ты... пробовал? - Он отрицательно качнул головой.
- А хочешь? - я почти шепчу это, глядя вдаль на мачты яхт. Он молчит. Если меня сейчас взять за хуй, из него тотчас потечет сперма, так крепко я завелся. Я теперь очень хочу этого зеленоглазого мальчика. (Заметьте, я переключаюсь с прошедшего на настоящее время. Так будет вернее для вашего слуха.)
- У меня много денег. - Я делаю спасительный глоток, а он рассматривает свои потертые сникерсы.
- А еще у меня там есть в ТВ игры Найтендо!! - он поднимает горящее лицо и кивает, шкодливо улыбаясь. Хорошо, что никого рядом нет. Я сияю. Когда я доволен, я выгляжу очень открытым и добрым (это во мне ирландская кровь отца). Настольно добрым, что мальчики и девочки (постарше) сами добровольно идут ко мне в постель. Я люблю ебаться с зеленой молодежью! Раскрывать невинные глаза на реалии мужских желаний. Но для этого тигру нужны глазки лани. Вот, какой я на самом деле циничный и плохой!
Мы вошли в мой номер. Я сел хозяином в кресло, а он, бросив курточку на пол у двери, нерешительно переминался с ноги на ногу.
- Итак,- улыбнулся я,- ты решил попробовать подзаработать своим мальчишеским телом!" - я говорю это громко; громкий голос всегда определяет КТО хозяин положения. Мой громкий голос к тому же ободряет его.
Он, потупившись, молчит, красный от стыда, как пойманный воришка.
- А что ты можешь?
- Ну... я могу показать ... - он задумался, потом хрипло продолжил - мои стыдные части, my privаt parts...
Я завожусь, завожусь, изнывая от желания к этому мальчику.
- А еще я могг-гу (он дрожит) .... онанировать...
Я ободряю его, как могу:
- Вот здорово! - а сам жадно смотрю на его пах.- Ну, давай, c'mon, расстегни! - задыхaюсь я. - Покажи!!"
Он нерешительно расстегивает верхнюю пуговицу и замирает. Я достаю из портмоне $20 и кладу на стол. Он молчит. Потом нерешительно расстегивает молнию, я уже почти пускаю слюни... но он вдруг решительно застегивается и говорит: " Я лучше пойду!"
О, мой! Я ласково беру его за талию и, сладко так улыбаясь, спокойно говорю:
- Ну чего ты боишься, глупый! Мы ведь здесь одни! Никто НИЧЕГО не узнает!! Никто сюда не войдет! Ну, вот я запер дверь на три замка! ... Подумаешь, писуньками поиграемся! Тебе понравится!!"- а сам радостно определяю рукой какая тугая у него попка!
- Ну пацан ты или не пацан! - Похоже, что этот аргумент действует лучше всего! Он снисходительно поворачивается, чертенок. Я с облегчением опускаюсь в свое кресло и сам расстегиваю молнию его штанов. Он отталкивает мою руку, а я не убираю. Он твердит свое "Я сам!", а чего там "сам", если я уже тяну его штанишки книзу! Я почти вижу его хуй (как бы назвать ЭТО уменьшительно-ласкательно? ведь как торчит, бесенок!) Вижу са-аамый корень! корешок лианы! (стрела загнута книзу, сильно оттягивая ткань штанов). вот.
Я тяну его к себе - колени мои гостепреимно раздвинуты, мне бы только завести его сюда, в уютную расщелину ног. Из нее еще никто не уходил: ноги готовы схватить, обхватить, как мощные лапы спрута-октопуса - только присосок нет, а то бы я присосался к нему - представляете - к медленно оголяемым местам бы присосался, к губам, и сосочкам (какие алые, ишь, два рубина дла магараджи!), к пупку, и к ягодицам - знаете, в тех нежно-гладких местах, где они только выходят роскошными упругими мышцами из тугого мальчишеского разреза - лезвие не просунешь! Присосался бы к ним, медленно бы, с усилием, оставляя скользащие засосы, раздвинул бы и впился бы самой крепкой, беспощадной присоской, что над хуем бы моим была, прямо в его дырочку, проник губами в сфинктер, развел бы его, облизывая, чтоб тут же не спеша проткнуть хуем и ебать. Эх, хочу быть спрутом-октопусом для милых невинных мальчиков! - Ну а остальные ВСЕ присоски направил бы сами знаете куда, и заиграли бы мальчишкины яички, задвигалась бы шкурка, загорелась бы истомами головка, и потекли бы в этом клубке нежные соки, застонал бы мальчик, забился в оргазмах на моем хуе, упрашивая - "еще! о, еще! глубже! тверже! крепчеее, бля! Уйййй, блллля... fuck meeeeeee!" - Они, когда потеряют голову и первая боль отпустила, такие горячие - прелесть! вот.
А может, женщина-Природа ошиблась? Может лучше бы устроить так, чтоб, загнанный в мальчишескую попку, хуй мужской бы проникал прямо под корешок мальчишкиного членика, расталкивая его подтянутые яички, туда, где в сладкой и неспешной ебле ты, мой взволнованный этой фантазией друг, дроча мальчика, почувствовал бы скольжение корешка его вдавливаемого твоей же! - да, твоей собственной рукой членика о свой же ждущий хуй! Тот, кто ебал молоденькую, испуганную затеей девушку в попку, одновременно засунув пальцы ей во влагалище, поймет, что я имею в виду, сетуя на госпожу Природу. вот.
Ладно. И, стало быть, затягиваю я его, завожу в растор между своих коленок, и все тяну штаники книзу, тяну... А он стоит и уже почти не сопротивляется, и только смотрит в сторону, а передо мной - как из устричной раковины раскрытое, голенькое от пупка до коленок его тельце, и восхитительный, как полураспустившийся бутон тюльпана, его членик толсто и мясисто торчит - точно вверх, как только у мальчиков и бывает. И узловатые вены еще не покрывают его возбужденный столб - такая щедро толстенькая шкурка покрывает прелестный орган, оттягиваясь из действительно большой мошонки. Он находится в той стадии созревания, когда яички уже выросли до взрослых размеров и, раздражаемые его любопытными пальчиками, наверняка уже месяца 2-3 производят первоклассное беленькое семя. Член его обрезан, но неаккуратно, а наполовину, так что шкурка сбилась под широкую, но тупую головку, формой напоминающую северо-итальянские колоколенки. Очень странной формы у него головка. А от дырочки, словно драпировка сброшенной портьеры, тянется уздечкой к яйцам утолщающаяся шкурка - прелесть какая пышная и не растянутая. Через полгода его член вырастет, кожица будет туго обтягивать мускулистый шомпол и это очаровательное мальчишеское устройство окончательно потеряет нежность распускающейся плоти. У мальчиков это состояние половых органов можно наблюдать только полгода, и дрочить их и сосать в это время - не бывает лучше. К тому же им все вновинку, и простое прикосновение к половым органам - неважно, к членику или к яичкам - вызывает не только непременную эрекцию, но порой и неожиданный оргазмик - у-уупс, и потекло, только и слизывать... вот.
Но, знаете, самая прелесть - это его руки, ладошки, которые, кажется, тянутся прикрыть, накрыть половые органы, бесстыдную эту эрекцию, но остановлены мальчишеским разумом на полдороге - ибо, действительно, что может быть глупее чем спустить штаны перед улыбающимся мужчиной, обнажиться за деньги, и прикрываться... В этом стыдливом повороте головы, в отводимых в сторону глазах, в этом пылающем на скулах румянце стыда, в этих висящих над бедрами руках - которые и не прикрывают, но которые тем не менее хочется развести в стороны, заломить - вот в этих мгновеньях для меня вся прелесть секса с мальчиком, не изведавшим еще мужчины! вот.
Что там - ебаться. Это механическая часть, конечно прелестная по-своему, для меня не самое главное в сексе с пацаном. А вот эти, самые первые мгновенья обладания созерцанием - почти насильного - его оголеным от пупка до коленок телом живут в моей памяти обжигающими сознание эпизодами. А ведь мне предстоит раздеть его донага! прикоснуться к его половым органам!! Взять и сжать всю гроздь, осязать твердость дергающегося его члена, эластичность мошоночки, округлую податливость яичек!!!; Мне, конечно, предстоит ласкать и раздвигать его попку!!! держать во рту и сосать его членик и покусывать яички!!!! просовывать палец в его анус!!!!! гладить его хуем по нежному личику!!!!!! насаживать губками и ротиком на свой хуй!!!!!! лежать с ним валетом и, глотая струйки его семени, кончить ему в ротик (а из меня в первый раз, поверьте, вытекает мноо-ого)!!!!!!! потом установить его, измученного невиданными забавами и потому уже покорного, на коленки, распластать грудкой по простыням, и, подрочив на его вздернутую попку, повставляв в тугую дырочку пальцы, выебать - непреклонно, глубоко, в пяти позах!!!!!!!!!!! А?! (В каком-то смысле я завидую ему. Мне бы хотелось оказаться на его месте!! Я бы сопротивлялся изо всех сил, но дал бы сделать все! Как жаль, что меня не развратил молодой мужчина с воображением. Может быть в следующей жизни найдется некто смелый, крепкий и решительный, после ночи с которым я уйду не только с горящим анусом и членом, но и с сияющими глазами!!!). вот.
- Wow, какой классный парень! - он горит, киснет, вянет, но член, как ракета, торчит вверх. - Какой у тебя хуй, малыш! What a great cock you have! - Я повторяю это "хуй", "cock", "потрясный хуй", я заливаю его слух этими словами "хуй, хуй, хуй", это как раз то, что ему и надо - зафиксироваться на мальчишеском неприличном, на хуе, на главной забаве вне мира взрослых, меня здесь нет, а есть пара горяющих глаз, дрочащих его возбужденный членик, и губы, наполняющие слух бестыдным ободряющим дурманом - "хууууууй, хуй, о, baby, cock, what a cock! show me, show it all, покажи, покажи мне хуй!" - и вот он криво улыбается, уши горят - и коленки чуть раздвигаются, он выгибается на носочках, дескать, вот, смотри, вот мой хуй какой! Да, прелесть, совсем мальчишеский мальчик, ничего девчачьего, грубый кобеленок. Ох, как мы с ним ебаться будем! Обожаю 12-13 летних шалунов, которые плохо учатся, но любят попробовать жизнь на вкус! Щас он у меня попробует!
Stop. Happy reading! -))

часть 2

Я бросаю на стол несколько $20 купюр. (В отличие от советских фильмов про Западную жизнь, у нас здесь деньги считают все, даже те, кто живет в помещениях, в сравнении с которыми Бакингемский Дворец - просто МакДоналдс. Поскольку я много путешествую, то, не надеясь на кредитыные карточки, всегда и при любых обстоятельствах имею при себе $500. К тому же в аэропорте я снял еще сотню со счета, чтобы заплатить за такси наличными деньгами. Так что у меня осталось около $550. Из них-то я и "сыпал").
- Пожалуйста (и какое же это скользкое слово - pleeeaase, однако), pleееase, повернись задом и нагнись! - Я широко улыбаюсь. Видели бы вы как стрельнул он в меня зелеными глазищами! Ухх! - Ну, что? C'mon, c'mon, dude... Ну покажи мне свою потрясную попку, your great butt!" Ах, божественные скромники, нежные девочко-мальчики, эти ваши недоступные дырочки в попе, украшенные веселыми яичками, смущали покой великого Платона - нам ли бороться с искушением! Хотя современный 12-летний мальчик - покажет он вам свой анус, как бы не так! Мой гость ме-едленно поворачивается, не отрывая от меня настороженного взгляда, обратив ко мне беленькую и ровную в нежной глади, но туго-туго сжатую попку, оооо! Я ободряюще улыбаюсь: "Ну?... нууу? Ну нагнись же!" - наверное, я как недобравший наркоман, стону, шепчу, кричу, теряя терпение, хриплю жалобно "Ну, нагнись сильнее! ну..." Он действительно нагибается, и ему стОит огромных мальчишеских усилий сохранять ягодицы плотно сжатыми. Какой прелестник! Через несколько мгновений мышцы у него устают, упругие ямочки по бокам ягодиц опадают и булочки слегка распускаются. Но как только я делаю легкое движение - да какое движение?! - просто мановение, тАк, легенькое колыхание воздуха дрожащей желанием ладонью, - они тотчас вновь железно напрягаются.
"Ну раздвинь, раздвинь попку, дай посмотреть!" - прошу я, и бросаю прями перед ним на пол еще $ бумажки. А он не раздвигает, только лицо налилось кровью под шатром волос. И тогда я кладу ладони на его булочки и начинаю ласкать и поглаживать их прохладную гладь. Я их поглаживаю уж вовсе закрыв глаза, предаваясь искушенному осязанию...
Я вполне разделяю мнение тех парней, которые утверждают, что ебаться лучше всего в совершенной темноте. Когда я ласкаю мальчика в темноте ночи, мои пальцы делают чудеса, поверьте, ввергая нежное его тело в такой трепет и экстаз, какой никогда не достичь, отвлекаясь на созерцание самых потаенных прелестей его тела и собственной ебли: я очень сильно завожусь, когда смотрю как работает мой хуй, я начинаю делать всякие забавные глупости - выгибаться (shit, я делаю это о-очень здорово, хуй движется стальным клинком, плавно пронзая отверстие и все такое), ну... например, загонять член под интересным мне углом (иногда хочется заставить чтоб этот воспаленный еблей сфинктер вдруг обхватил мой хуй посередине - я хорошо-оо знаю как сделать это - чтоб потом с мучительным напором пропороть контрактирующее отверстие...). Одним словом, забав не счесть, и, повторяю, я очень люблю смотреть на свой великолепный, мужественный хуй в настоящем действии, но вот единение, слияние в одно четырехрукое, четырехногое извивающееся в стонах, полубезумно охуевшее и заходящееся сердцем существо о двух мошонках и одном болтающемся членике - это для меня возможно только в кромешней темноте и с закрытыми глазами... К сожалению, я никогда не пробовал иметь секс со слепым мальчиком. Представляете, какие у него должны быть руки - ведь его руки это его глаза! как он стал бы знакомиться с вашим телом, с раскрытыми из одежды гениталиями, как он стал бы вас трогать, познавать, осязать, ощупывать и... Очень интересно! (Я однажды видел как в туалете онанировал глухой мальчик - а он понятия не имел, что я стою совсем рядом и смотрю! Он постанывал и извивался, и не тер себя бесхитростно кулаком, нет! Он ебался! Вытягиваясь на носочках, он просовывал классно вставший свой хуй в совершенно неподвижный кулачок, и лишь когда конец выезжал наружу, он останавливал скольжение поршня, загибая навстречу указательный палец. Прямо в разрез своего хуя. Он так красиво онанировал - словно в медленном танце, упиваясь спазмами желания, что я до сих пор ясно помню восхитительный контур его тела в движении и плавный ритм раскачивания бедер... Лет 5 назад страсть к приключениям занесла меня в скучный летний Дюсселдорф (Germany), где я провел 6 недель неоплачиваемым ассистентом маленькой, но знаменитой студии, производящей юношеское порно. Так вот, я пытался поставить именно эту сцену с очень красивым пареньком из Галиции... Я горел, молил, ПОКАЗЫВАЛ, извивался, стегал его по голому заду - шевелись, бля! - ничего не получилось кроме банальной механической дрочки, на которую после первых 5-ти пассов смотреть совсем скучно... Вот так мои таланты угасают, о-хо-хо-хо!). Вот.
Ладони мои погружаются в мальчишкину расщелинку и ведут свой путь на упругие овалы: ласкать ягодицы у мальчика - все равно, что девственные груди: как бы туги не были, а ладони будут их разводить, раздвигать. По природе своей каждый мужчина любит раздвигать, растягивать, искать наощурь путь в отверстие, в которое он вставит свой натуженный хуй, чтоб ебать, залить спермой и оплодотворить. О, я так хочу оплодотворить этого зеленоглазого мальчишку, и поэтому проникаю все глубже, осторожно потягивая булочки ягодиц в стороны... И они совсем доверчиво раскрылись, обнаружив охраняемое отверстие - совершенно розовенькое и совсем-совсем голенькое, сморщенно-наивное... Из-под ног на меня смотрели настороженные глазки. Вот.
Мальчишка нетерпеливо заерзал. Мне бы зарыться туда лицом - и все пошло бы обычным чередом, но я не люблю иметь секс без предварительного отмывания тела. Я очень чувствителен к запахам, и могу легко охладеть, а мне очень хотелось иметь с этим мальчишкой классный, запоминающийся, охуительный секс. Чтоб он потом, много лет спустя говорил про меня своему самому интимному другу, мечтательно закатывая глаза: "Ох, он ТАК меня ебал, ТАК...".
И вот, даже не поиграв с ним, не потрогав, сказал я ему примирительно - красивый ты мальчик, вон сколько денег я тебе насыпал, собирай! И давай-ка сейчас пировать, здесь прекрасный ресторан с морской едой, закажем себе всё прямо сюда, в номер! Еду - какую хочешь, вон карта, почитаем? Он радостно застегнулся, беспорядочно так, поспешно натянув штаники и неаккуратно заправив рубашку. "Да сними ты эти свои Найки!" - предложил я ему - "Здесь же ковры!". Он с готовностью кивнул, и я тут же уловил резкий запах стоптанной резины - брррр. "И носки, носки тоже сними," - попросил я его, - "и положи вон в шкаф, а то мы тут помрем" (он хихикнул, милый пацаненок). Мне не составило особого труда убедить его, что заказывать куриные крылышки и potato chips в таком ресторане неразумно, что аргентинский медальон-филе под соусом из креветок "значительно более питателен", а запеченные устрицы со спаржей я выбрал бы здесь для горячей закуски... Он жался, говорил "Ну тогда вы там сами чего-нибудь...". В результате из уважения к гостю я все же заказал, сверх всего, и глупые эти крылышки с картошкой. Ему виднее. А еще я заказал бутылку Дом Периньон и легкое Монтраше и небольшую порцию Петросяновской икры: гулять, так гулять! Потом я обнял мальчишку, посмотрел в его глаза и сказал что он ухххх какой классный пацан, и что, если он хочет попробовать - я, так и быть, научу его кое-чему, и что он сегодня заработает такую кучу денег, что эти бумажки, которые он жадно распихал по карманам - мелочь. А пока готовят еду и несут ее сюда, не пойти ли ему принять душ? Здесь прекрасный душ с массажем! И он таращил глазки и, согласный на все, сглатывал слюнку, только кадычок и подпрыгивал. А еще я сказал ему, чтоб он обязательно хорошенько посидел на туалете, и тут мальчик сильно смутился и залился таким румянцем, что я, пожалуй, простил бы ему, если б он и не посидел хорошенько на туалете... Вот.
Он сидел долго. А я думал - и вот о чем. Я, понимаете, оказался здесь на пути из Швейцарии, прервав неудачный из-за небывалых снегопадов лыжный сезон. Я был все еще вдали от дома, намереваясь навестить старенькую маму, и это она заказала для меня шикарный suite, чтоб я передохнул после перелета. Я купил первый открывшийся билет, бросил $$$ лыжи, заказы на отели, лишь бы удрать из Альп, где царила легкая паника, так что мне было не до секса, не до кондомов и не до KY. И вот теперь я бродил по комнатам номера и думал, чем же мне ЕГО смазывать-то? а??? Вот такой, понимаете, простой технический вопрос. Я перебирал шампуни, кремы для бритья, и наконец нащупал редко используемый, но... Lotion M ! Вот он, спаситель!. Я сладострастно размазал немножко желтоватой массы между пальцами... Как жирно! Как скользко! И никакого запаха! Мне стало дико смешно, что седоголовые эксперты в лабораториях мадам Лаудер создавали Нечто То, что я буду на радость Аллаху сегодня намазывать себе ... на хуй, щедро, не смущаясь растекающегося по головке жира, а наоборот, возвращая желтую массу на оживающую в скользящих пальцах и наливающуюся головку, чтоб затем... э-хе-хе, madam Lauder! Вот.
Когда шторки куртэйн задернулись и послышался шум воды, я, гонимый любопытством, вошел в ванную комнату. Я закрыл унитаз крышкой, сел на него и отдернул занавеску: люблю смотреть как парни моются, как играют мышцы в неожиданных поворотах тела, как стекает по члену вода, как блестят покрытые водой ягодицы... Но то, что я увидел! Мальчишка сидел в трусиках, совершенно сухой, на дальнем бортике ванной, и на его вытянутые ноги хлестала импульсами дымящаяся жаром вода. Он беспомощно смотрел на меня: "А она... жжется и пуляет!" (филадельфийский жаргон). Я давно так не хохотал. Насмеявшись, я, наконец, убавил горячую воду, затем протянул руку и повернул регулятор на ободке, наполнив мирным шумом утопающее в клубах пара уютное царство Хайятовской ванной. Мальчик поднялся и, не снимая трусиков, встал под воду...
Матушки-Светы, этот высокий, хорошо сбитый в ди-иивно гибком, но слабоватом, еще детском теле паренек - он стеснялся! Любой мальчишка-проститутка стал бы сейчас дрочить мне на забаву, знаете, вилять попкой и все такое... А этот! Он стоял, подняв голову к щетке струек, закинув руки за голову, ослепительно изящный в простоте этой позы, вода щедро омывала его тело и сделала его трусики, дешевые беленькие Jockey, почти прозрачными. Он даже не замечал, что намокшая хлопчатая ткань отчетливо обрисовывает его прелести - каждую половинку ягодиц, загнутый набок членик... (Я никогда не мог носить свой член загнутым набок или кверху. Только вниз, а там пусть поднимается, опускается, живет как хочет - хуй с ним, лишь бы не мешал заниматься делами, когда его не просят. Я совершенно не понимаю как парни могут ходить целый день с загнутым кверху членом - он же трется! Это же непрерывный онанизм, отсюда и до лимоновского эдичкиного "хуем о песок" недалеко! Понимаете, в 9:30 поутру он у вас неожиданно встанет на секретаршу... или на мальчишку-рассыльного, шкурка с него сползет, конечно, и все - конец покою. А если он загнут книзу, то почему-то шкурка совсем и не съезжает, да и поправить всю эту сложную конструкцию можно легко. В известном смысле, стоило бы образовать клуб парней - обладателей загнутого вниз хуя, чтоб потом играть в футбол с клубом обладателей загнутого кверху - и как правило более короткого! члена. Вот потеха была бы! Надо предложить друзьям. Одна только проблема - я не люблю мужчин, мне наплевать что у них и куда загнуто в их волосатом паху; мне интересно как ЭТО у мальчиков-тинейджеров!). Вот.
Стало быть, хлещет на него вода, летят в стороны брызги, и тут начинает он себя намыливать: вертит в руках флакончики шампуней, разворачивает брикетики Хайятовского мыла. А трусики не снимает. Но, понимаете, оттягивает их на себе и шевелит там, внутри, все-все свое добро, и я просто охуеваю от этих шевелений, да так, что вот-вот брызнет из меня! А он, чертенок, повернулся ко мне попкой и эдак чуть-чуть приспустил резинку, раскрыл разрезик, и ладонь его скользнула прямо и точно в серединку между ягодиц. Попку мыть! Я нетерпеливо расстегиваю штаны, а он непринужденно-грациозно поворачивается, хитрец. Вот.
Ткань трусиков совершенно прилипла к его члену, очертив его формы - знаете, внушительный гарпунчик и даже отчасти яички. Только и любоваться! И вот эта конструкция, которуя я поедаю глазами, наслаждаясь угадыванием, каков он, этот мальчишка, на самом деле в мужском, возбужденном своем обличии, эта полупрозрачная слепленность вдруг начинает растворяться и исчезать на глазах - и в глубине мокрых трусиков вдруг напрягается, оттягивая их наружу, крепкий молодой хуй. И смотреть через трусы на это теперь глупо и совсем не интересно, и я, как зачарованный мышь на кобру - тянусь к нему, прамо так, в одежде, в расстегнутых джинсах и рубахе, лишь скинув тапочки, я перебрасываю тело прямо под струи воды.
И вот сижу я на бордюре ванной, прямо под брызгами и струями, и глажу его ноги: вроде крепкие уже ноги созревшего как бы парня, но нет на них волос, а так, легкий пух, превращенный водой и мылом в налипшую паутинку... И тянутся руки на его животик, а с другой стороны - прямо снизу, под трусики, под булочки, въезжает ладонь в его промежность, и вижу я что шалеет он тоже, глазища свои зеленые прикрыл, и членик его торчит вовсю. И тогда, не в силах побороть себя, потянуть еще немного, одним онанирующим движением - точно как шкурку с хуя, стягиваю я с него эти мешающие мне теперь трусики. Мои ладони стекают по его тонким узким бедрам, ощущая вытянутыми пальцами изумительный изгиб ягодиц, а большими пальцами, обращенными внутрь, я почти касаюсь восхитительной мальчишеский пушки, направленной мне прямо в лицо. Пушки, недвусмысленно качнувшейся мне в лицо! Ах, какой пацан!
Я беру его членик губами и сладко так втягиваю в рот, и тут же мой палец входит в его попку - я мгновенно нащупал и попробовал дырочку мизинцем! Легонько сосу я его и палец свой в тугой его попке покручиваю - а он смотрит на меня, открыв рот, и говорит-шепчет словно в полудреме, томно, будто у него живот разболелся: "Оххххххх... Не надо в попу! Не надо в попу.. ой, не на-ааааадо в попу!", а когда вас тАк просят, то самое время начинать ебать... Но не через штаны же! Мне же их снять с себя надо... А он норовит улизнуть! И здесь начинается полная неразбериха.
Я завожу его руки за спину - дескать, не мешай, не мешай мне, я тебя сейчас за хуй сосать буду! - а он, он, чертенок, выпячивает эту свою пушку прямо мне в губы, и, понимаете, головка его хуя стремительно наливается и темнеет, словно её кто-то поджал под уздечкой, закрыв выход крови, накачиваемой бешенным мальчишеским сердечком! О, бля... Я ловлю её ртом, а он тут же увиливает, я ловлю - а он не дает! И вдруг вырывается и дрочит, прямо мне в лицо, в губы мои дрочит. Я снова заламываю ему руки, хватаю скользкую от моей слюны и его выделений головку и уж вроде как (чмок-чмок) сосу, а он - выскальзывает, и снова норовит дрочиться (дескать, нет, Я буду, Я буду дрочить свою писуньку, ух какая классная, вот, гляди!), и на скулах у него проступают алые пятна, как у любого пацана, который онанирует на виду... И тут до меня доходит, по пьянящим движениям таза, по мутным глазам его доходит, что мальчика этого вообще никогда не сосали! что никто не брал его вздрагивающий хуй в рот, не обволакивал губами, не лизал по головке, не запускал глубоко в горло, чтоб, задыхаясь, дать поебаться туда... Зеленоглазый мальчик мой... был совершенно девственный, он только и умел, что потирать себе ТАМ ладошкой!
Я оставляю борьбу и даю ему поонанировать всласть. И ведь есть на что посмотреть! В сущности, каждый парень дрочится по-своему - равно как каждый и блаженствует по-своему. Я лично не люблю скучного для разглядывания механического онанизма, когда член натирают, натирают, чтоб затем, выставив подальше вперед, вылить сперму. Мне нравится смотреть, как парни онанируют не спеша, например, лежа, наслаждаясь им одним понятными, излюбленными движениями рук, и ты разгадываешь значение каждого такого движения, мысленно примеряя к себе. И чтобы в расторе щедро раскинутых ног было отчетливо видно маслянистое отверстие ануса. Здесь в предельной откровенности можно видеть как плывут в мошонке яички, как подпрыгивают они кверху, повинуясь оргастическим позывам возбужденного хуя. Как змейкой, буквой "Z", расколотым разрезом сжимается дырочка в попке, повинуясь выпирающим член сокращениям мышц - и как она расслабляется до раскрытого колечка, когда мышцы втягивают член назад. В принципе, хуй должен бы осиным жалом сидеть внутри нас, твердеть - внутри нас, наливаться и напрягаться - внутри нас, как торпеда (самый мужской орган в корабле): только кончик грозно высовывается. Вот это был бы запал - прижаться в нежном порыве, обняв милого друга за плечи, жарко дыша в затылок, и - выпустить свой хуй, как лук стрелу, только тетива дрожит, во-от, выстрелить, и потом, пронзив, выпускать и втягивать, выпускать и втягивать... Тогда ваш член радостно терся бы грозной муреной не только о любимую вами дырочку вашего любимого, но и там, внутри вашего собственного тела, задевая тетиву, проникая и протыкая все преграды: вот это был бы секс! а какие оргазмы...
Ладно, прощаю вам вращение глаз к потолку и снисходительную улыбку! (Что-то повело меня... Хотя траву не курю, но вот допиваю бутылку незамысловатого калифорнийского Пино Нуар). Итак, этот парнишка оказался очень самостоятельным в деле дрочки члена. Дррррррррочки. И в общем, знаете, мы с ним как-то приладились. Он дрочил мне прямо в рот, все азартней и азартней - а я успевал где лизнуть, где даже ОБлизнуть, где даже всосаться на мгновение. И мне это очень даже понравилось, так что завелся я очень сильно, хуй мой вылез в проем штанов, вернее я их всё стягивал, но они туго сидели, tight fit, бля, вроде как чертовы Guess USA. Не покупайте себе Guess - их трудно стягивать мокрыми, особенно когда хуй стоит, и вас к тому же неумело ебут в рот. Но я как-то обреченно продолжал их стягивать - пятками! ибо руки у меня заняты более важными делами. Одной рукой я придерживаю мальчишку за попку - ну не то чтоб не дать ему удрать, а просто люблю я это колыхание бедер, волнообразный круговорот ягодиц. А другой рукой - о, нет, мне не дают нарушить диалог хуя с ладошкой, что вы! - но права чуть-чуть шевелить пальцем яички меня не лишают. И вот чмокаю я (в основном воздух), держу его то за одно, то за другое яичко, не выпускаю, и пальцами в попке дырочку у него ищу. Одним словом, самые невинные забавы...
И вдруг в середине этого хоровода он тормозит! Полный стоп делает - а я по инерции сосу, сосу, и решительно втягиваю весь его опрометчиво оставленный членик к себе в рот, и тут чувствую - что-то не так. Открываю я глаза, и вижу, что пацан-то уставился на мой хуй. И рот открыл. Теперь мы оба смотрим туда. Мне удалось спустить штаны на бедра, и хуй свободно торчал гордым шомполом; крайняя плоть съехала под головку, образовав бархатистую оборочку, которая всем своим видом просится, чтоб ее стянули вниз, чтоб головка почувствовала натяжение, чтоб оттянутый уздечкой, разрезик болезненно разъехался, разделив мясистые дольки головки (в этом месте маленькие мальчики обычно начинают скулить, и больше играться не дают - не то, что мой дружок Кристоф...) Я совершенно равнодушен к размерам, поверьте. Мой член, многократно перемерянный многими моими парнями, упорно показывает 8 1/4 " в состоянии эрекции. У мальчишки этого был - ну от силы 6". Усмехнулся я на это его изумление и прижался своей аккуратно-небитой щекой в мокрый его пах.
Так вот, трусь я об него лицом, задевая членик, и яички, и опять членик, и опять яички, и уже не могу оторваться, а только ласкаю его возбужденную плоть и скользкую от воды и мыла попку, и зарываюсь носом в мягкий живот, захлебываюсь водой, и ищу, ищу в слепом угаре мальчишкин хуй, словно и не замечая, что он тычется им мне в лицо... И тут его развезло: глазки-то закатывает, а сам все жарче, все настойчивее втыкает мне в рот свой членик, и понимаю я, что - сейчас! мальчик ведь, скОры они на это дело! - беру его за яички, чуть сжимаю и поворачиваю - и тут мальчишка вырывает свой членик, словно втягивает в себя, в свой пах - и оттуда уже, выставив, брызжет мне в лицо обильной спермой - а я (о, черт, это всегда - восторг и изумление!) улыбаюсь ему и ловлю, ловлю мелькающий кончик...
Вот. Очень интересно, что, выпустив все эти струйки, он полностью уступил мне свои игрушки, но уже через минутку-другую как-то вяло осел на ватных ногах и уселся на дно ванной, а его опавшая гроздь растеклась ртутью между раздвинутых коленок. И тогда... Тогда я встаю перед ним, быстро стягиваю штаны и кидаю их подальше под раковины умывальника. (Утром терпеливые горнишные соберут все это и отправят в стирку, и к полудню мы оденемся, как будто ничего и не было). Мальчик грустно смотрит то на мой раскачивающийся хуй, то мне в глаза. Я беру его за подбородок, чуть надавливаю на скулы и вдвигаю в раскрывшиеся рубиновые губы свой истомившийся в снегопадах и метелях Давоса, переходах зюрихского аэропорта, мерном гудении самолета, суматохе американской таможни - свой по-настоящему истомившийся член, и легонько так наступаю ногой на его расплывшуюся между худеньких ягодиц гроздь. Время шуток прошло. Не надо вывертываться, малыш. Не давись, ничего, сейчас дыхание восстановится! Ха, не кусайся, иначе яичкам станет неприятно... То-то! Ну, соси, соси его. А не то я буду вставлять все глубже и глубже, а без тренировки и понимания это сложно... Смотри-ка, членик стал подниматься, между пальцами ноги!.. Еще, еще пасс, ах, какой колющй у него язычок: ощущение, будто вы дали пососать палец щенку. Я беру его за затылок, вгоняю поглубже, и начинаю ебать, а он смешно легонько давится, давится, давится - пока не захлебывается моей спермой. Мой хуй выскальзывает, мальчик жадно целует его сбоку, словно благодарит за избавление, и из уголков его рта сочится мое семя. Выпустив последние струи на его лицо, я растираю по нему свою собственную сперму - как 5-летний простуженный мальчишка - сопли. Сумасшествие проходит, я легко выпрыгиваю из ванной, оставив его, голого, изумленного, облитого спермой, выебанного в рот - под струями душа, и, завернувшись в огромное толстое полотенце, выхожу. Через минуту я, конечно же, слышу как он громко давится. Обычное дело, увы. Мужская сперма - не крем-брюле, к ней привыкнуть надо.

часть 3

Чертовски физиологично. Представляете, как он там лежит в ванной, залитый спермой, отплевывается и страстно онанирует: что бОльше может завести паренька как только сознание, что тебя только что выебали. Как лихорадочно работает его умишко "бля-бля-бля-бля-бля! в рот!! тьфу, бээээээээээээ... А какой хуй у него (у меня то есть) здоровый... бээээээ, тьфу, тьфу, бля... ну и вкус, бэээээээээ... оййй, уфффф... хи-хи-хи!". Я почти слышу это "хи-хи-хи", восторг избавления (хей, пацаны, па-адумаешь хуй сосать, всякий может, то-очняк!"). Мне легко и весело, как давно не было. В самом деле, чего бы стоила жизнь, если бы не эти ее странные повороты, неожиданные знакомства, непредвиденные развлечения! (Вы вот не знали, что я вам это все тут расскажу - а теперь развлеклись! А сейчас перейдем к более "горячим" событиям того вечера. No vot tebe, Толик, дальше читать не следует! ты еще маленький. Дальше - для взрослых мужчин написано, для таких мужчин, которые о тебе, Толик, и таких как ты мальчиках мечтают, страдают, вожделеют. Подрастешь, Толик, узнаешь, что такое мужское вожделение, когда многое изведано и хочется только бриллиантов...)
Было уже без четверти 8. Я начал одеваться к обеду.
Время, когда я утолял голод бутылкой пива и дешевым хамбургером как-то незаметно прошло. Семейные традиции (увы, на уровне муштры) взяли верх. Мама всегда требовала, чтобы семейство собиралось к обеду правильно одетым: мужчины в такседо, женщины в вечерние удлиненные платья - такие вот у нас в чем-то британские традиции, хотя мамА у меня русская. Философия здесь элементарна и вдохновляюща: жить надо красиво. Есть надо красиво. (я добавлю - ебаться тоже). Цветы в доме обязательны. Посуда должна сиять чистотой, равно как скатерти и салфетки. Микки Джаггера (в том виде, как мы его знаем) она бы попросту не велела принимать. Вот так. В этом смысл и незамысловатая философия жизни. И, знаете, это стало моим правилом. Я с удовольствием одеваюсь к обеду даже если имею его в одиночестве. А здесь у меня будет гость!
Я застегиваю накрахмаленную, почти хрустящую рубашку, пристегиваю запонки (очень дорогие, Cartier, подаренные тетушкой на совершеннолетие с пожеланиями любви... - вот, стараюсь), бордовый галстук-бабочку. Раздается стук официантов, я накидываю пиджак и выхожу в гостиную комнату, затворив за собой дверь. Их двое. Один пожилой и очень чопорный, словно мэтр в дорогом ресторане. Он сервирует и раскладывает. Второй - совсем мальчишка, розовощекий и сильно смущенный обстановкой, моим нарядом и тем обстоятельством, что сервируют на двоих, а я в комнате один. А ему, юноше-разносчику, страшно любопытно кто же будет моим vis-a-vis сегодня вечером. (Я не очень склонен "смешивать напитки", поэтому только вскользь замечу вам - чтоб добавить к палитре нравов - что назавтра, когда вечером эта же пара пришла меня обслуживать, я выбрал именно паренька прислуживать за столом. Вот. И когда он принялся неумело разделывать рыбу и стало понятно, что он полный профан, я успокоил его и пожаловался, что салат все-таки как-то суховат. Это было сущей клеветой. Упругие молодые листья, казалось, хранили на себе утреннюю росу и сияли первозданной изумрудной свежестью. Когда он спросил (с отчетливым итальянским акцентом) какой соус я хотел бы чтоб он принес, я ответил: "I wouldn't mind to have your boy juice". Он сильно покраснел - а очень часто как раз именно такой румянец поразительно красит молодых ребят. Мне было интересно, что же он станет делать. Я даже достал две довольно крупные купюры и как бы невзначай положил рядом со своей тарелкой, на которой вопиющим укором остывала искромсанная им Mahi mahi. Он поклонился, повернулся и продолжил свои манипуляции. Я уже закончил свою трапезу, а салат все ждал его, призывно зеленея с краю стола, а он все ходил, ходил, двигался, двигался вокруг, а потом подошел и расстегнул брюки. Ну а я? Я улыбнулся, подал ему тарелку с салатом и принялся распускать галстук... Вот так.)
Я утвердил принесенное мне шампанское, но попросил не ставить в лед Монтраше. Охлаждая белое вино ниже 15 градусов, вы лишаете его существенной доли букета, а вино было аж градусов 10. (Да, кажется именно здесь этот юноша как-то неожиданно приглянулся мне: он решительно ринулся было за другой бутылкой, но в этот момент я уже понял (согрев глоточек во рту), что Монтраше прекрасно и было бы несправедливо возвращать такое славное вино - но вот поворот его тела, когда короткий пиджак фрака слегка приподнялся, открыв великолепную талию... и еще этот совсем детский его румянец... и длинные ресницы... и тонкие пальцы - ах да, пальцы! Он ими, оказывается, многое умел! Ну да это было потом, в другой жизни...) А теперь я не хотел, чтобы мне мешали, и без лишних слов отпустил их.
Я с удовольствием выпил полный бокал Периньон, чтобы хмель слегка ударил в голову - и открыл дверь в спальную комнату. Мой юный гость лежал совершенно голенький на огромной кровати, поглощенный своей забавой. Немудреной забавой. Он лежал лицом вниз, широко раскинув ноги и руки - но они не доставали до краев. Он тянулся, а они не доставали. Но он все-таки тянулся, словно распятый для экспериментов лягушонок, потешно стараясь коснуться кончиками пальцев ног краев кровати. Потом он конечно почувствовал, что я смотрю, и сжался. А я присел рядом и провел ладонью по волнам изгибов его тела. Он перевернулся на спину, прикрыв пах ладошкой, а я прильнул губами к его набухшему созреванием соску. Ах, как он вздохнул! Я легко взял его на руки, целуя животик, и понес...
В гостиной комнате лился струями лирический Моцарт: аккорд - волны, аккорд - волны. Я кружился с зеленоглазым голеньким мальчиком на руках, и это вот ощущение обнаженной тяжести его еще незнакомого мне в тонкостях тела в изысканных флюидах 21-го кончиерто веселило и кружило мне голову лучше шампанского. Мальчик уже расслабился, он теперь обнимал меня за шею рукой, прикрыв в детском восторге глаза- как делают все дети на карусели, а я нес, нес, нес его в уверенном круговороте движений, вот такой бесподобный балет с голеньким мальчишеским телом на руках, когда ладони скользят о нежный бархат кожи, перехватывая в круговерти худенькие плечики, бедра, попку, попку, попку... а лицо зарывается под хриплое щекотное хихикаье в животик, в размякшую гроздь плоти. С последними аккордами бессмертного анданте мы упали в кресло у стола. Он удобнее устроился на моих коленях и потянулся к горячим кастрюлькам.
- А как насчет закусок? - спросил я.
- Appetizers! - хищно повторил он, щелкнув зубами.
- Appetizers! - похвалил я, и протянул ему бокал с шампанским.
Прекрасное вино, рожденное гением монахов (или монашек) из Периньон, легкое как роса, кружащее голову как быстрая мальчишеская эрекция, вздувающая маленькие их фитюльки в налитые упругим желанием стержни! Он выпил бокал одним махом, словно это Sprite или чертов Coke, а не $120 вино, и протянул мне - "еще".
- Хмм. Ты опьянеешь, смотри!
- Я!!??? Ха! Да я Vodka пробовал! (он сказал "ватка", как говорят здесь в Америке; так что ЭТО он уже успел попробовать, и нечего меня корить, подумаешь, пара бокалов шампанского начинающему проституту, для храбрости...)
- Погоди! хочешь икры? black beluga!
- beluga? это что, такой крокодил? ха-хах-ха...
- Смотри, - говорю я ему - знаешь как ее едят на светских раутах? Лакей ходит между гостей и намазывает ее маленькой серебряной ложечкой на... сожми кулачок! - на верхушку горкой! - Я кладу небольшую горку икры на его кулачок, как раз на то место, где в ладошке выпирает последняя, скрытая фаланга большого пальца - и быстро слизываю ее, запивая шампанским... Мой гость недоверчиво смотрит на мокрое пятнышко, оставшееся на месте горки. Я кладу новую горку - теперь на свой кулак и протягиваю ему: "Попробуй, try it!" Влажные прохладные губки касаются мой руки, так что мне делается щекотно где-то под яйцами. Его голая попка влажно греет мое колено. Я ласкаю его сосок, прелестный, набухший отрицающей мужские гормоны молочной железой, совсем растерявшейся в круговерти мальчишеского полового созревания. Он наклоняется и брезгливо берет икру тонкими влажными губками, и тут же лицо его расплывается в брезгливой гримасске. Но запивает он Периньоном жадно. Ох, опьянеет мальчишка!
- Гадость какая, - бормочет он, вкусив белужьих зародышей.
- Тыща доллаpов за полфунта - парируя я и кладу ложечкой горку на его голенькое плечико. И накрываю губами. Мой язык тщательно облизывает нежную кожу, и движется в ложбинку у шейки. Его окатывает волна дрожи. Я впиваюсь в ямку за ключицей, а он дышит тяжело и с легкой хрипотцой (связки меняются). Я тянусь за бокалом, покручивая его за сосок, и, отпив глоток, снова погружаюсь в ямку за ложбинкой ключицы. Теперь я насилую его сосочек, больно и крепко, чтоб проняло, чтобы он, вздувшийся, вставший - распух... и потом отпускаю, и, погладив по животику, снова берусь мучать сосочек, такой он тугой, как маленький хуй, только без яичек. Мальчишку проняло. Он постанывает и тянется губами целоваться. Прелесть! Ну давай, давай мне язычок, дай пососу его. Нет-нет, весь! весь язычок давай... Моя ладонь опускаеся на его половые органы, на вставший колом его мальчишеский хуй, ишь какой вырос здоровый! Я осторожно двигаю кожицу на твердом колышке, перебираю пальцами... А он трется, ему дрочиться, дрррочиться надо - а я не даю, просто перебираю кожицу на его звенящем от половой натуги членике. И так вот мы сидим, забавляемся, забыв о еде..
- Погоди! погоди, постой!
- А-аа... што...?
- Щас... дай-ка я тебя посажу... - я пересаживаю его на стол перед собой.
- Налей мне вина... нет, не шампанское, а вон то, Шассань.. да не в этот бокал, а в ... ох, чему вас в школе учат?
- Хи-хи, я в школу не хожу...
- Это и видно.... так, дай-ка мне сюда икру!
Он протягивает мне баночку, и я раздвигаю его коленки. Приоткрыв ротик (Сержик, ну совсем как ты на ТОМ фото, с виноградом!) он смотрит - что же я такое буду делать. Я беру его за сжавшуюся в спелый гранат мошонку, за толстые яички. Я беру их и отгибаю его торчащий кверху членик. Отгибаю за тугой корень, уходящий закрученным змеем под дырочку голенького, раскрытого ануса. Рука соскальзывает по подвижной шкурке, я загибаю к себе головку и маленькой серебряной ложечкой кладу горку черной, блестящей антрацитовыми гранулами икры прямо на слезящийся половыми соками разрезик его хуя. Он мгновенно задыхается, а я втягиваю всю эту чудную пирамидку в рот и слизываю икру одним лизком от венчика - прямо в разрез. - Аххххх... - издает он вздох и выгибается своим хуем мне в рот. Я облизываю головку и выпускаю членик, натягивая длинную, толстую шкурку крайней плоти на самый конец. Вот. Глоток Монтраше, снова ложечка с горкой икры... Не надо спешить, господа! Сосать мальчиков можно и без икры, но вот спешить не надо! Я держу его членик, скрытый в избыточной шкурке, аккуратно стягиваю ее на пол-головки, одновременно, поджимая, вернее ВЫжимая из членика жирную каплю полового сока, и прямо в нее кладу, намазываю икру. И он сам несет это сооружение мне в рот. Если вас ебали в рот, то вы знаете это потрясающее ощущение, когда вот он приближает, приближает, приближает хуй к вашим губам, еще не касаясь их, оставляя последнее движение вам, вот, вот он, хуй, дрожащий, упругий, дымящийся возбуждением, остается только взять его в рот, упасть в нирвану, губы размыкаются, язык готов прильнуть, облизать в первом порыве сладкий стержень, юркнуть под головку, лизнуть жадно под уздечкой, и слиться с налитой поверхностью головки, прежде чем дать хую войти в раскрытую гортань...
У меня был недавно случай, когда я, скучая, зашел ночью в стрип-шоу в райони Bush Street, и оказалось что там - никого. Я один был. И вот сел я в кресло в маленьком полутемном зальчике - мест всего на 20. Усталый, вялый, безразличный. Через минуту осветилась сцена, и на нее вышел парень лет 20-22. Знаете, крепкий hunk, широкая грудь, насмешливое лицо. Довольно высокий. Длинные трусы. Он не извивался, не пританцовывал... Наверное, видел, что мне все это, как у вас говорят, похуй. Но музыка заиграла, и в записи призвучала традиционная фраза, что "актеров" трогать за член нельзя". Вот. Он подошел ко мне, встал прямо передо мной и молча спустил до колен трусы. У него был здоровенный обрезанный хуй молодого парня, который висел толстой плетью. Он поставил одну ногу на соседнее сидение, и я, почему-то заинтересовавшись, вложил ему в носок аж полусотенную купюру (надо вам сказать, что обычно дают $5 и тут же берут за яйца и дрочат). И здесь произошло нечто необычное. Его хуй медленно встал. Он взял его за основание и начал ме-еедленно-медленно онанировать прямо перед моим лицом. Я положил руку на его ягодицу и прикрыл глаза. Он молчал. И ме-еедленно-медленно онанировал, производя легкое хлюпанье членом о ладонь, покрытую вазелином. Дрочил прямо перед моим лицом. И вот этот хуй, здоровенный хуй молодого созревшего простого парня, который не иначе как ебет подружек 2-3 раза в ночь и - за $$ - молча дрочится в гей-баре, этот хуй в инче, в сантиметре, в пол-сантиметр от моих губ - обдавая их жаром натираемой плоти, разъехавшейся в возбуждении головке, здоровенной головке хуя, к которой "запрещено" прикоснуться (да я никогда бы и не сделал этого), головке хуя, источающего дикий аромат текущего спермой, недавно помочившегося парня - дико, кошмар, животный, понимаете, такой запах самца, и эта молчаливая дрочка... И я... я кончил! Я, размякнув, сидел, и из меня, прямо в штаны, лилось мое неожиданное семя, стекало по ногам, а я, слепо жмурясь, обонял эту похоть во плоти...... он выдвигает ко мне свой членик с горкой икры на нем, я с готовностью беру его в рот и, чуть-чуть пососав текущую соками головочку, тянусь за вином. А мальчик, понимаете, берет себя за хуй, сам намазывает на головку икру, и про этом дрочит, дрочит - но осторожно, шкурка только чуть-чуть наезжает на кромку венчика. А потом, проказник, растягивает шкурку пальцами, она у него широкая, большая, как у взрослого, выросшая уже для большого толстого хуя, - и накрывает ею гору икры: на, соси. Я беру это в рот, обнажаю языком, губами головку, слизываю икру, ищу раздавленные икринки в складках кромочки крайней плоти, такое вот бесподобное сосание, лизание, а он быстро-быстро, как кролик, ебется в мой рот, жадно так, тычется короткими толчками... - Уммм, вкусно! - говорю я ему. Он разрумянился. Завелся. Возбудился. Его подстегивает мальчишеский оргазм, ему сильно хочется - это видно. Его попка выгнуто раскрыта прямо передо мной. Отверстие открывается и закрывается в дрочке. И пока он намазывает для меня новую горку икры на свой членик, я беру вилку для мяса и облизываю ее белую костяную ручку.
Он, конечно, видит. Он дрочит свой хуй, размазывая икру, и смотрит как я приставляю эту ручку прямо в его попу - с интересом смотрит, словно это не его попка, он выгибает ее пошире, как вылизывающий себя котенок, дрочит и смотрит. И я, понимаете, медленно ввожу эту вилку, а он хрипит, тяжело дыша, ему страшно, его захлестывает огразм, он начинает дрожать, дергается, и я только успеваю схватить губами его брызжущий из-под икры членик, и загоняю вилку туда-обратно, туда-обратно, и ну ее нахуй эту вилку в его попке, она уже и не нужна, я ласкаю его за яички, и пью семя, замешанное на икре, но захлебываюсь - очень много из мальчишек иногда течет, и неосторочно опрокидываю на столе бокал с шампанским, но нащупываю вино, и жадно пью, промывая горло от его семени. А из него все еще течет - на мое лицо, на лацканы пиджака, и я снова сосу, запивая вином. Жаркий хуй. Сладкий хуй. Мальчишеский хуй. Когда все кончается, он с изумлением смотрит на меня. В этом взгляде вся смешная мальчишеская гордость - что вот он сделал мужское дело и набрызгал спермой из по-взрослому торчащего хуя. Вот. А еще что вон этот здоровый (и нестарый еще, если сравнить со старшеклассниками в его школе) дядька сосал ему хуй, а это, бля, позорно. Если парень говорит парню "suck my dick" (эй, пососи мне хуй) то это такая обидная грубость, за это положено дать в ухо. А дядька САМ сосал (охуел вовсе, конечно) и еще всякой дрянью при этом намазывал. Вообще этих ебаных педов не поймешь! То задницу показать заставляют, то САМИ добровольно хуй сосут!.. Конечно, потерпеть можно, раз такие деньги сыпятся - ни в одном сне не придумаешь!.. А в рот ебаться - так вообще кайф и очень приятно, не то что давать себя ебать... бээээээ... и как он глотать всю эту сперму только может! Вон, облитый весь... Костюм вон обрызгал ему... Моя стерма! А здОрово текло! Так сам никогда не надрочишься. Аж в жопе больно... Уй, бля, да он вилку в задницу вставил!.. (повинуясь напору его сфинктера, вилка начинает медленно выходить из его попы, но я в прекрасном настроении, для меня все только началось, и я уверенно вставляю ее назад. А он выдавливает. А я вставляю. Ужасно развратное зрелище: голенький мальчик с совершенно безволосой попкой сидит, развалившись, передо мной на столе, а я ввожу ему в анус костяную ручку вилки. И осторожно ебу его этой вилкой, любуясь как гладкая ручка входит и выходит. А он кривит губы, поняв, что мой забавы не кончились, и терпит, как и положено юному проституту. Но сексуальный интерес у него угасает на глазах вместе с эрекцией.) ...
Наконец, повинуясь его упорному выжиманию, вилка выходит из его попы целиком и падает на ковер мне под ноги. Миленькое дилдо!
Когда мне было лет 13-14 и я узнал, что в половом акте между собой мужчины зачастую совокупляются через анус, я невольно начал примерять себя к этой возможности. У нашей кухарки в Москве был замечательный набор ножей разных размеров с деревянными, разукрашенными, словно матрешки, ручками. И однажды утром во время завтрака меня осенила идея, что я мог бы, пожалуй, попробовать ЭТО с помощью такой вот ручки: она гладкая, по толщине вполне соответствует моему размеру, а также моему представлению о том, что может войти мне в зад... Так! Оставалось спереть подходящий нож - не острый тесак для мяса, разумеется, а вот ЭТОТ, с волнистым лезвием для резки хлеба, которым никто никогда и не пользовался по той простой причине, что заточить его не удавалось. Когда Маруся ушла за овощами на рынок, и я остался один, я бросился на кухню, дрожащими руками извлек из ящика этот замечательный нож и тут же на кухне, спустив до колен штаны, и дроча одной рукой мгновенно вставший член, начал "примерять" деревянную ручку к своему отверстию. Ручка не входила. Она не только не входила, она не могла никак найти само отверстие!! Придерживая руками болтающийся хуй, я помчался в родительскую спальную, где в шкафах были огромные зеркала. Повернув попу, выгнув ее кверху, раскорячив сверх всякой меры свое гибкое, натренированное плаваньем тело, я, конечно, воочию обнаружил анус, позорно краснеющий в белой, гладкой и славной такой попке. Вижу, начинаю, понимаете, втыкать, а ОНО не входит, только царапает, и больно как-то делается... Ага, думаю, ага, бля, ссукка (дрочу себя, конечно, как полоумный), ага! мазь нужна! Щас, бля, влезет! И вот рыщу по маминому будуарчику, наполненному всякими баночками, шанелями, бля, гуэрланами, и ничего-то найти не могу, чтоб НАМАЗАТЬ - все только есть, чтоб ПОмазать... И ничего мне не оставалось как, сдернув штаны вместе с трусами и бросив их посреди родительской спальной, ринуться с ножом в одной руке и хуем в другой, ринуться назад на кухню, хищником - в холодильник, ага! вот оно, масло! сливочное масло! желтый брикет! Я пальцем сковыриваю толику и намазываю на палехской черноты ручку ножа! Вот оно, скользкое! класс! я настругиваю масла, еще, еще, оно начинает плавится в горячих ладонях, попеременно онанирующих хуем, пахнет только несоответственно, но скользит превосходно! Теперь в зад, в зад, в зад, напихать его в жопу! (Я не люблю слово "жопа", оно конфликтует с моим французским, но применяю его здесь чтоб показать, что действовал грубо и быстро, пока Мауся не вернулась; масло у нас избегали, как продукт вредный, а объяснить честно, что нужно оно мне чтоб попробовать выебать себя в попу ручкой ее ножа для резки хлеба - она бы от хохота не оправилась.) Итак, перемазанный маслом, а ножом, хуем и грязными намерениями, я лечу по коридору, вбегаю в комнату к зеркалам и, развернув промежность к любимому предмету моих юношеских забав, к прекрасному венецианскому, из Мурано, зеркалу, смело ввожу деревяшку себе в зад. Больно. Конечно, больно. Но не то, чтобы очень - а непривычно. Первая же мысль - а ну все это нахуй. Это не для меня. Всовываю поглубже - резь вроде отпускает, но потом хватает назад. Выдергиваю. Снова вставляю... хуй стоит струной и слезится... м-ммм. Вид дикий - выгнувшийся змейкой высокий подросток, из тугой и узкой попы которого торчит волнообразным лезвием нож для резки хлеба! Нет уж, так легко не сдамся! И вот с ножом, вставленным ручкой в зад, подхватив штаны и трусы, неистово надрачивая хуй, я поплелся в свою комнату, в нору, в пещеру - наслаждаться неизведанным... Плетусь, а анус выдавивает деревяшку, вот-вот выскользнит. Останавливаюсь, вставляю ее поглубже, выгибая попу, ловя отражение своих горящих глаз в стеклах картин. Неуклюже так иду, осторожно, и дрочу, конечно. Захожу к себе в комнату, запираю дверь на ключ (full privacy, понимаете) и тут же опускаюсь на коленки, вздернув попу кверху - и тычу в нее, тычу - что в моем детском понимании должно было означать секс, еблю хуем. Больно и неприятно. Анус уже не рвет, но и кайфа нет никакого. Хотя дрочить было приятно, особенно если распрямиться. Встаю, вытягиваюсь во весь рост - вроде как стало еще лучше, главное не вводить глубоко, а вот осторожно и чуть-чуть вниз... Словно в температурном, простуженном сне слышу как вернулась с рунка Маруся, что-то бормочет на кухне... стучит в дверь... fuck off, "я сплю!" (ну спи, деточка, спи). Я действительно ложусь на живот. Распластываюсь. Ручка ножа безжалостно вставлена в попу. Хуй загнулся кверху, вжатый телом в простыни, и я осторожно трусь им... Мне жалко себя до слез. Мне хочется ебаться, и жалко себя - зачем я затеял это, засунул эту штуку в зад, позорно, глупо, неприятно, ГРЯЗНО... бррр... Поправляю нож, осторожно ебу им себя, потираясь о простыни, и вдруг... неожиданно вдруг волна наслаждения разливается по телу, бесподобного, сладкого, нет - горького как хина, нет, сладкого как сироп, тягучего как латекс, горячего как свинец... Я выгибаюсь буквой "U", ебу, ебу, ебу свою распаленную попу, и трусь, трусь, трусь хуем о простыни, вжимаю его в упругую поверхность матраца, извиваюсь и впадаю в жуткой силы оргазм... Самое поразительное, что никогда больше мне не удалось воспроизвести это бесподобное ощущение. Я покупал самые изощренные дилдо и вскоре выбрасывал в раздражении или дарил знакомым (некоторые устройства стоят до 3-4 сотен $). Я мужестенно отдавался очень умелым и, главное, нежно любящим меня парням, но по-напрасну расходовал терпение и изливал досаду... Никакой тайский массаж, никакая прямая стимуляция простаты не дали мне то потрясающее ощущение которое я испытал однажды, 14-летним любопытным подростком! Увы, я не создан для пассивного секса, хотя дружбы или любопытства ради иногда, пару раз в год, накурившись травы, отдаюсь кому-то одному, неожиданно избранному, который долго потом не может забыть, и все звонит, смешной... Во всем бесконечном замкнутом мире есть только один человек, весьма немолодой, кому я позволяю это, но не его восхитительный орган мне награда, а горячее сердце, которое бьется вблизи моего...
Итак, вилка упала на пол. И начался пир. Он лежал на столе и жадно ел свою картошку, обмакивая в кетчап. Потом он голенький ползал по столу и носом (!) пододвигал ко мне блюда, но лучшим моим блюдом в тот вечер был он. Он уже совершенно не стеснялся своей наготы. Он не ускльзал от моих прикосновений. Он азартно крутил своей попкой, а я ласкал его ягодицы, сначала одну булочку, потом другую, и снова, и снова, и еще, еще... Потом... Потом я перетащил его к себе на колени, и он провалился в мои объятия.
Он посидел минуту-другую, разглядывая мое лицо, а потом, будто почувствовав нелепость ситуации (голый совсем паренек сидит на коленях одетого сильного мужчины) начал крениться, крениться и - соскользнул на пол, но я удержал его, мне хотелось. чтоб он сидел у меня на коленях, а я бы кормил его всякими вкусными десертами с рук... Но он тянулся ускользнуть - перегнувшись через мое колено, упав руками на пол, и смешно там барахтался, как неуклюжий щенок, потому что одна его нога застряла между моих коленей. А я, понимаете, как загипнотизированный глазел на его внезапно раскрывшееся в промежности, в разрезе ягодиц отверстие входа. Нежное, невероятно реальное, чуть раскрывшееся в потугах вырваться, восхитительно розовенькое, призывно бесстыдное отверстие - просто бери и загоняй туда хуй, обжигаясь сладостными муками мальчишеского тела. Я на мгновение замер и прильнул лицом в бархатистый разрез, по-настоящему наслаждаясь прикосновением щек, носа, губ, глаз к упругой плоти ягодиц. Мальчик недоверчиво замер, и вдруг, поддаваясь невиданным-немыслимым ощущениям, выгнулся всей своей шелковой попкой навстречу моим губам! Но как только мой язык коснулся его отверстия, он в панике дернулся и словно нырнул вперед, переворачиваясь через голову прямо на большой ковер гостиной комнаты. Такой зверек.
Я недолго думал и кинулся за ним. Он, потешно перебирая коленками и виляя своей восхитительной попкой, двигался рысью на четвереньках в направлении большого трехсекционного дивана, а я, как игривый дог с болонкой - следовал за ним, уткнувшись носом в его испуганный разрез, и тяжелые мальчишеские яички шлепались о мое лицо! У дивана я его настиг, прижал, зажал, вжал в бархатистую поверхность. Мне нужна была его попка. Я хотел посмотреть и потрогать его. Я настиг и зажал. И нихуя, baby, не дергайся, ббля, не зарррежжжу...
Он, конечно, понимает, что бесполезно вырваться. Дог и болонка. Болонка добровольно распласталась и выгнула попку. Теперь мне совсем хорошо. Я решительно растягиваю его ягодицы, сильно растягиваю, не до треска, но "круто", как говорят ваши мафиози и панки. Дог обнюхивает болонку. Я хочу полюбоваться на то, что мне досталось, я хочу разглядеть дырочку, в которую я буду ебаться с этим мальчишкой. Я хочу прикоснуться пальцем-хуем к отверстию, почувствовать кончиком пальца упругость нетронутого сфинктера. Но как, однако, дрожит его тельце, как он покряхтывает, стараясь повернуться, взглянуть на меня...Не мешай, малыш: я беру его за вставший членик, отгибаю и жадно хватаю губами дергающуюся упругую половую плоть. Затем мой язык соскальзывает с разбухшего мальчишескохо хуя и, тщательно облизав яички, устремляется в разъеме промежности прямо к темнеющей первозданной чистотой и нежностью дырочке в его попе...
Когда я отрываюсь от него, словно насытившийся вампир, оказывается, что мой указательный палец целиком вставлен в его попу и мальчишка, постанывая и покряхтывая, сам насаживает зад на мой палец: ебется. Понравилось. Я, не вынимая пальца, легко переворачиваю его на спину, и он, горящий лихорадочным румянцем, застывает, с ногами, поднятыми в воздух. Я ложусь на него телом, легкое сукно моего такседо чуть раздражает нежную его кожу, его тело горит, он трется об меня, а я беру ртом его алые тонкие губы... да-да, baby, чтоб чуть задохнулся, чтоб голова пошла кругом, а палец в попе, растягивающий непривычный сфинктер и разжигающий простату, стал слаже наркотика...
- Тебе нравится мой палец там, up your ass? (я намеренно выбираю грубое слово, в жопе, baby, в жопе - чтоб оно хлестануло его, встряхнуло...)
-Да.... fuck, fuccccck, yeahhhh, да-аа,- доверчиво шепчет он, тараща зеленые глазища. Ах, какие ресницы!
- На, пососи его! - Я вынимаю палец из его попки и он жадно берет его в рот и сосет, сосет, сосет... как маленький щенок... Я отодвигаюсь от него, чтоб видно было и ему, и мне, и снова ввожу палец в его попку. И попка его накручивается, наворачивается, как покорная пробка на штопор, а губки кривятся от боли и истомы, а ладошка дрочит, дрочит разбухший членик...
- На, пососи. Вкусно?
- Умм. да..
- Хочешь, я буду ебать тебя в жопу хуем, baby?
- Up my ass?..
- Yeah, baby, yeah.
- В жопу!? up my ass, - ярится он
- Да, малыш! У меня здоровый крепкий хуй, и я -да, да, baby, буду ебать тебя в твою нежную сладкую попку, up your sweet butt, baby, oh!! - мой палец входит и выходит из его дырочки, входит и выходит; теперь он сам тянется чтоб пососать его, жадно тянется, словно слепой котенок в поисках соска.
- Да, - выдыхает он - дааа... мы сейчас будем ебаться...
- В твою попку, - шепчу я сладкие заклинания, играясь его члеником, его яичками. А попка... Он сам теперь втыкает в себя мой палец, сам сосет его, щедро облизывает и снова втыкает...
- Раздень меня! - прошу я. Я по-прежнему стою на коленях, а он бегает вокруг, сдергивая мне через голову и пиджак, и рубашку - почти рвет в нетерпении! И вот, раздетый до пояса, я поднимаюсь, здоровенный возбужденный парень перед хрупким задроченным, пьяненьким мальчиком, и он дрожащими пальчиками расстегивает мои брюки, резко сдергивает их вниз и подхватывает обоими руками - прямо под яйца - мой вывалившийся наружу хуй.
Славный мальчик, прелесть, просто класс! Знаете, что он сделал? Нет, он не ахал озабоченно, не дрочил меня за член. Он просто сразу же прильнул к самому кончику губами и застыл, облизывая язычком дырочку в моем хуе. Такой вот милый оригинал! Это я отлично запомнил, так поразило меня это страстное сосание. Раздевание в сексе всегда суматошно. (Долой одёжу, бля, ребята! Мы щас тут ебаться будем...). Так и я:
- Ну соси, соси мне хуй, малыш, соси, соси... - а сам ему один... два... нет, три уже пальца в попу засовываю, а он постанывает, елозит попкой, насаживает ее на мои пальцы, и сосет, сосет, сосет... И шарит вслепую руками по моим ногам, все штаны с меня стягивает, срывает нахуй, чтоб не мешали, долой их! Исцарапал, право, чертенок...
И вот отрываю я его от своего хуя, только губы чмокнули жадно, отрываю и кладу на широкий, словно специально созданный для секса с мальчиками, гладкий и покатый боковой валик дивана. Кладу бесценной, дрожащей попкой вверх, раскрытой прямо перед моим хуем. Он опасливо оглядывается, а я ему улыбаюсь и загибаю любопытную его головешку вниз, на подушки дивана. Но он не дается, он выгибается, вырывается, ему нужно видеть!
- You gonna fuck me? Вы будете меня ебать, да?? да?? - спрашвает он, в ужасе глядя как я размазываю Lotion M по здоровенному хую.
- Да, baby, да, не бойся! Смотри, какой он скользкий! Он войдет в твою попку легко и быстро, и тебе будет так хорошо, oh, baby, look at this big dick!
- Ой, какой здоровый! Он здоровенный! Он меня разорвет наверно!
- Ну, поверни, поверни ко мне попку! Ну не бойся, я сейчас здесь хорошенько все смажу, ну... - Он только отрицательно качает головой...
- Тебе пацаны говорили?
- Да...
- Эти, черныe... их это... м-мм... ебали?
- угу... одного.. Чарли
- Ну и?
- Он говорит, сначала больно, а потом привыкаешь...
- Baby, если тебе будет больно, я вытащу... только ты это...
- Что... ??
- Ты тужься!
- а....?!!
- Тужься изо всех сил, как на туалете, как если у тебя запор, тужься что бы ни произошло!
- fuck...
- Да, baby!.. И еще: расслабь попу, не давай ей сжиматься... Ну? повернись-ка, ну...
Гибкая, тонкая, резная, тугая как неспелое яблоко попка поворачивается ко мне. Так! Горячая волна крови охлестывает меня. Show Time! Сорвем запретный плод! Я вкладываю ладони, покрытые кремом мадам Lauder, в промежность юного начинающего проститута, легко ввожу палец в отверстие и смазываю, смазываю, смазываю... А он извивается, извивается, извивается...
Я нажимаю на его плечики, заставляя выгнуть попку, он там трепещет, под моей рукой, я громко говорю: " Ну, потужься! Push, baby, push!" Дырочка раскрывается.
- Еще, еще, бля! - он начинает покряхтывать. Я с интересом смотрю.
- Ну-ка, сам, сам растяни попу! - он послушно начинает раздвигать ягодицы. Я тру-потираю о дырочку хуем, а дырочка трется о него в юркой попке, и когда она оказывается прямо напротив, я слегка обжигаю его шлепком и быстрым толчком пробиваю отверстие.
- Аххххххххххххххххххх
- Расслабь, раслабь, раслабь! - а сфинктер впивается в мой хуй. Ох, тугая у него попка!
- Ыыыыыыыыыыыыыыххххххххххххххх, - стонет он
- push! - стегаю я его по прохладной скользкой ягодице.
- Неееееееееттт! - вырывается он, - Боооооольно!
- Вот дурачок!,- говорю я и выдергиваю из него хуй. - Я же говорю, расслабь!- Он, раскрыв рот, смотрит на меня испуганно.
- Ну, давай еще попробуем? - Действительно, всех пацанов ебут, и ничего страшного...
Теперь он сам устраивается на диванном валике. Я приставляю хуй прямо в его отверстие и говорю: "Чувствуешь? Как будешь готов - скажи, я вставлю...
- Ммм... - (тужится) - Ммм... хххххх... okay! - Вот она, мальчишеская девственность! Я отчетливо вижу как мой хуй довольно легко прорезает его сфинктер. Главное - головка прошла целиком, она у меня довольно крупная. Теперь надо побыстрее вставить поглубже. Терпит, тужится... ("Расслабь, раслабь, раслабь, baby!"). В какой-то момент я замечаю, что он начинает судоржно раздирать промежность. Oh, baby! Я легко выдергиваю член. Он безжизненно лежит, перевесившись через валик. Я вожу хуем по его промежности, яичкам...
- О, бля! - ошеломленно шепчет он. И через мгновение требует: "ЕЩЕ!"
- Тебе не больно, baby?
- Нет... еще, давай еще попробуем! - Ах, вот такого пацана ебать - одно сплошное удовольствие! Люблю энтузиастов!
Он тревожно выгибается, голова закинута кверху, глаза прикрыты - весь ожидание. Попа призывно раскрыта. Я усмехаюсь ей, как новой подружке, легко так вставляю туда свой хуй и тут же начинаю осторожно, нежно, без напора и усилий ебать, просто двигая член туда-назад на какой-нибудь инч, но с каждым толчком все глубже и глубже. И вот тут-то боль начала его по-немногу отпускать, а попка начала двигаться навстречу моему хую. И тогда, раздвинув колени и выставив свое устройство подальше вперед, я начал повышать амплитуду. Мы теперь ебались по-настоящему. Все глубже и глубже. Все жарче и жарче. Yeas, baby, yeah! Fuck, fuck, fuck, fuck... Дикий, животный танец плоти. Стоны и кряхтение. Боль и наслаждение. Насилие и покорность. Мальчик и мужчина. Слезы и сперма, смешанная с кровью надорванной попки. Я выебал его по-настоящему. Крепко. И когда он оставил всякое сопротивление, покорно выставив навстречу свой зад, я влил в него полный заряд семени - ему хватило до ушей. И оставил, ошеломленного, обессиленного, истекать моей спермой, она сочилась из его расслабленного ануса, а я сидел по-турецки на полу и курил пот. Вот такие страсти...
...обессиленного, истекать моей спермой, она сочилась из его расслабленного ануса, а я сидел по-турецки на полу и курил пот. Вот такие страсти...
Вытирая салфетками зад, он приполз ко мне на коленках. Покорный котенок. Я поцеловал его в губы... Вот так-с. Хмм-ммм. И какой, собстенно, еще вам романтики надо, господа? Что, скажите мне, может быть прекраснее чем облитые вашей спермой юноша или девушка, романтичнее, чем восхитительная прелесть новизны секса с мальчиком или девочкой? Секса настоящего, полноценного, здорового, крепкого, оплодотворяющего, если не чрево, то сознание и память! Что может быть романтичнее мимолетной встречи молодого мужчины и мальчика, который топтался у дверей дорогого отеля, нерешительно предлагая себя, и смело отдался, подарив жаркие минуты памяти - а я уверен, что и он запомнил меня сильным, добрым, щедрым и очень энергичным "антерпренером". Вы полагаете, что романтичнее может быть -ах, да, аналогичная встреча, но в Монмартре... Или Palais-Royal, где, знаете, на лавочках сидят не только мамаши с детишками, но и чрезчур самостоятельные юноши, такие вот Tinkey-winkey "с антенночками", заметными в их оттянутых спереди штаниках, мальчики, поглядывающие из-под длинных ресниц, сквозь струи фонтанов на одиноких молодых мужчин в широкополых ковбойских шляпах, раскинувших ноги напротив. И хоть это уже совсем другая история, и другой мальчик, припозднившийся посетитель Comedie Francaise, замечу недоверчивым моим критикам, что романтика - она в нас, а не вокруг нас. И поэтому неважно, Пале Рояль ли это или Парк культуры пионеров и школьников замоскворецкого квасного завода Рассвет Коммунизма имени Серго Пролеташвили, главное - есть ли в вашем сердце еще место тюльпанам...
Потирая выебаную попку и покряхтывая, Он принесет со стола вино, остатки еды, и мы будем пировать, я - сидя, а он лежа у меня на коленях, на ковре под большими уютными торшерами. Потом он будет голенький играть в Найтендо, дергаясь и причмокивая, а я буду сидеть рядом и ласкать его. Ласкать и возбуждаться - знаете, как всегда будет с вами, если вы умеете ласкать. Потом я буду его снова ебать, но медленно, медленно, ощущая себя в нем... а он - лежать, расплавленный, в моих объятиях и терпеть, терпеть часть моего тела - мой хуй в себе. Потом он будет рассматривать свою попку в зеркало - цела ли, драгоценная, а я со стыдом увижу, что моя сперма вытекает из его дырочки, и ему это неприятно, и он побежит сидеть на унитазе. Потом он ляжет ко мне и скажет мне на ухо, что "все же ебаться приятно" и "it is soooooo cooooool", и поцелует, а я буду поигрывать его яичками, как четками, просто так - перебирать... Потом мы уснем, и утром, рассовывая деньги в карманы, он оденет на себя одежду. Подойдет попрощаться, но я жалобно покажу ему свой вставший член, и он, одарив меня таким осуждающим взглядом, вспоминая который я до сих пор заливаюсь хохотом, но терпеливо приспустит штаны, и я снова сделаю с ним секс... Я посажу его себе на хуй, он смешно выпучит глаза, но потом его поведёт, поведёт, и он станет поднимать и опускать попку, и будет так делать пока я не кончу, но тогда он деловито соскочит, и будет держать меня за член и смотреть как я беззащитно и по-детски постанывая теку семенем и испуганно целовать мне яйца. Всю эту чепуху я вам описывать не буду. Секс - процесс примитивный, его приятнее делать, чем о нем рассказывать. Скажу лишь, что он убежит, мой маленький Тинки, не пожелавший пойти со мной в магазины, чтоб я накупил ему одежды, новые баскетбольные Nike, о которых он мне мечтательно сказал, все-все-все чего ему хочется. Он убежит, мимо сильно покрасневшей горничной, у него свои планы, свое богатство в карманах, своя жизнь, свои приключения, а я буду стоять в дверном проеме, обмотанный вокруг бедер полотенцем, и смотреть ему вслед... Зеленоглазому зверьку, которому повезло побывать в гостях у Спрута!
"Не ходите, дети, в Африку гулять!"

"Осьминоги (спруты) живут в теплых морях, по-одному в расщелинах на дне среди камней, питаются крабами и мелкими моллюсками, нападая на них, обхватывая щупальцами и впиваясь острым клювом в тело..."

©Foxtrot