ЧАСТЬ 1. СВИДЕТЕЛЬ ОБВИНЕНИЯ

Глава 1. Двадцать долларов

Я проснулся в одиночестве. В девяностых годах двадцатого века, быть возлюбленным мальчика почти невозможно. Тридцатью годами ранее я бы, возможно, мог скрыть свою воспалённую жажду к сексуально-незрелым мальчикам, оказывая поддержку мальчишке, нуждающемуся во взрослом мужчине в его жизни. А если бы я желал только товарищеских отношений, достаточно было поехать инструктором в скаутский лагерь и взять страдающего от недостатка внимания мальчика под своё крыло. Сейчас люди подозрительно смотрят на одиноких мужчин, бродящих вокруг молодых мальчиков. В большинстве случаев, награда не оправдывает риск. Конечно же, бывают исключения.

Когда это произошло? Прошло, наверное, две недели, как повстречался мне в аллее красивый мальчик, но до сих пор я помнил его высокий голос и очень длинные для современного мальчика волосы. Этому красавцу с тёмноволосой головой я дал бы лет десять или одиннадцать. Вьющиеся густые локоны, спадающие ниже спины, поначалу удивили меня, но вскоре случай убедил, что их владелец имеет полное право находиться в мужском туалете.

Во время демонстрации себя незнакомцу он был возбуждён и вместе с тем очень напуган. Без слов было видно, что это его первый раз. Этому свидетельствовали его возраст и неуверенность в движениях. Он отчётливо дрожал, когда его пальцы открепляли железную застёжку на его шортах. Его великолепный сексуальный столбик мальчишечьего размера предстал перед мною лишь на несколько секунд, прежде чем снова скрылся в шортах. Это короткое время, когда доказательство принадлежности к мужчинам было на виду, стоило каждого цента в десяти долларах.

Малыш очень отличался от тех мексиканских мальчишек, с которыми я встречался каждой зимой на разных курортах. В моих утомлённых ожиданием глазах он был воплощением невинного молодого человека. За десять долларов мексиканские мальчики шли намного дальше… до того момента, когда приходило время покинуть мои покои и направится на пляж за новым «клиентом».

Он не сказал своего имени. Про себя, я назвал его Джоном и всё время думал о нём. Я воображал в своём сознании дом среднего класса, спальню, усеянную старыми игрушками и прочими мальчишечьими драгоценностями... стол, за которым он учит уроки…

Однако, более всего, я никак не мог забыть ослепительно белую ткань трусиков, показавшуюся между разъезжающимися половинками разреза на шортах...

Мгновение спустя появилась голая плоть. На ней лежал великолепный загар, заканчивающийся в двух дюймах от начала лобка. Ниже шла более бледная кожа, нетронутая солнцем; тем не менее здоровый загар плавно сливался с коротким розоватым членом, и более тёмной, очень морщинистой мошонкой.

* * *

Утреннее солнце ворвалось в окно моей спальни. Я проснулся, но двигаться не хотелось. Растянувшись под простыню я лениво наслаждался утренней истомой. Тихий всплеск воды в атриуме пригласил поплавать перед работой. Привлекательно, но ненастолько, чтобы завлечь мои ноги. Рука небрежно потянулась вниз и почесала «утреннее дерево». Оно было во всёй свой красе. Два дюйма в толщину и восемь дюймов в высоту. Впрочем, таким огромным оно было каждое утро с той встречи. Интересно, вспоминаю ли я Джона, перед тем как проснуться?

Я вообразил его лежащим на спине, с задранными ногами так, что пятки оказались за головой. Как и мексиканские мальчики, он нетерпеливо широко распахивал попкины щёчки, показывая морщинистую дверку в его сокровищницу.

Я видел его симпатичное лицо, и завитушки волос топорщихся между колен. Видел как смягчается и падает его членик, когда мой «ствол» погружается в него. Как и у мексиканских мальчиков, его глаза широко распахнулись от удивления и болезненного удовольствия, когда я медленно наполнял его. По мере продвижения, его тело приспосабливалось к неизбежным нарушениям. Вот, наконец, мой член пронзил тугой но эластичный туннель толстой кишки я начал двигаться.

...он сначала несколько раз вскрикнул, потом лишь тихо хныкал от боли. А когда мой член затёрся о его простату, размером с горошину, стал желать меня в себе. Сцепив зубы, он расслабил все свои мышцы, чтобы я мог наиграться им вдоволь. Спустя минуту все его мускульные сокращения прекратились. Он освободился, чтобы очень скоро корчатся в муках удовольствия бушевавших в его глубинах.

Я начал мастурбировать, смешивая свободно плавающие изображения — голого темнокожего тела, которыми я уже обладал с гладким, бронзовым телом мальчика-бога, которого только предстояло тронуть. Я вообразил мягкие крики радости, когда он держал пленником мой член в своей тугой прямой кишке. Они становились более и более громкими, когда он дергался в унисон со мной в муках экстаза. Затем они перешли в стоны, когда он изнемогал от своего второго оргазма, более интенсивного, чем первый выход невидимой спермы…

Когда я встал с кровати, восьмой час был на исходе. Простыни пропитались моим потом.

* * *

В тридцати милях, на другой стороне города, Филипп приближался к школе. Мысли, необычные для обычного десятилетнего мальчика, наполняли его голову. Он уже начал осознавать, кем он был, и позорные желания одолевали его.

Весь путь, от Вайдвуд-трейлер-парк до школы глубоко запечатлелся в сознание мальчика. Казалось, он мог проехать его на своём велосипеде, не глядя. Аллея, она же Лафайетт-Мал – огромный торговый центр, стоял на пути, всего в полумиле от школы.

Почти каждый день, в течении последних нескольких недель после уроков, он приходил сюда, в надежде встретить того человека. Ожидания всякий раз не оправдывались, но он продолжал приходить. После того события его жизнь перевернулась. Он всё ещё дрожал, думая о том, что произошло. Волнение было так велико, что его гладкая кожа становилась «гусиной».

По дороге в школу мальчик снова и снова думал о том человеке, мужчине... Вспоминал его нежную восхитительную улыбку, и пронизывающий взгляд, во время всплеска голой кожи перед ним...

...Он тогда поспешно натянул шорты. Сердце запрыгало и застучало очень быстро. Лицо покраснело от вины... Он трясся от мысли, что будет, если их обнаружили. Даже дома его переполняло беспокойство, что кто-то видел, как он отдался незнакомцу... Десятидолларовые банкноты он спрятал в самом далёком углу трейлера, за панелью под своей кроватью. Теперь это была их тайна, но он не мог понять, почему мужчина заключил с ним такое пари. Ещё удивительнее... после всего, в его руках оказалась две бумажки... и не последовало никаких объяснений. Неужели мужчине так понравился его пенис, что ставка удвоилась?

* * *

Ноги Филиппа крутили педали с механической точностью. Всякий, кто бы бросил на него внимательный взгляд, определил, что мальчик вовсе не здесь. Он в самом деле жил сейчас в своём придуманном мире, сбежав в него от теперешней унылой жизни. Этот мир не походил на обычные воображаемые миры его сверстников, где они проявляли чудеса храбрости. В нём не было ни чудовищ, ни фантастических животных, ни легионов ниндзя... Мальчику вспоминались ощущения того дня и последующих ночей... а плодотворное воображение делало всё остальное.

Теперь Филипп знал, и совсем не удивлялся, что он тот, кем никогда не хотел бы быть ни один мальчик. Несмотря на ненависть к самому себе, и стремлению сопротивляться этим чувствам, воспоминания заставляли его хвататься за членик, чтобы вновь и вновь получить удовольствие. Новые чувства, поселившиеся в его молодом теле, больше не были ему чужды… только было мало места для личной жизни в его доме. Даже в туалете любая задержка быстро замечалась. Частое его посещение вызывало вопросы у матери. Но он должен был мастурбировать всё чаще и чаще. При этом его фантазии всегда были только о седом мужчине в туалете аллеи. И не было никого, кто мог ответить на вопросы, вспыхивающие в его сознании, когда он был уверен, что находится один и его не одёрнут. Он уступал своим желанием с виноватым беспокойствам, зная, что отличается от своих сверстников, но только не знал – почему.

Он снова и снова проигрывал сцену встречи, пока не въехал на школьный двор. Казалось, он не мог думать ни о чём другом. Даже ранним утром, первые мысли были про то, что они сделали с этим мужчиной. Он тогда до исступления натирал себя, пока его членик не краснел и не делался болезненным для касания, тем не менее, мальчик уже успевал получать точку своего пика. При этом бёдра яростно взбрыкивали, в ответ на прохождение сухих выбросов.

Всё его знания о сексе, были почерпнуты на детской площадке. Он знал достаточно грязных слов, чтоб исписать ими целую тетрадную страницу. Слышал он и обсуждения женской анатомии. Однако эти киски-влагалища его не вдохновляли, а занимали выпуклости на шортах и джинсах у мальчиков…

Однажды в гостях у своего друга он вдруг почувствовал себя странно. Отец того мальчика бросал на него оценивающие взгляды и вообще проявлял к нему интерес. Все эти игривые объятия, щекотка, ласки, взъерошивание волос, говорили мальчику, что он нравиться мужчине. Он купался в этом знании, и даже не думал, почему его пенис от всего этого становиться жёстким. Эти касания были невинными. Мальчик отлично знал – могут быть и другие. Их мог бы дать тот мужчина… если бы была возможность…

Ставя велосипед в стойку, Филипп знал: после уроков он опять пойдёт в торговый центр, как и во все остальные дни на прошлой неделе.

Глава 2. Телефонный звонок

Телефон зазвонил, когда я начал третью чашку кофе за утро. Минуло десять часов. К этому времени я уже нуждался в таком количестве кофеина. Всю долгую ночь, с перспективой ещё одной, я провёл в подготовке дела к судебному разбирательству.

— Да, — проворчал я. – Что такое?

— Мистер Юнг, у меня Дэн Дэвис на линии. Он из «Чэйс энд Пэйдж».

— Я знаю, откуда он. Что ему нужно?

Я сделал мысленную заметку, вынести выговор секретарю — её обязанность принимать звонки, а не перенаправлять их мне — и тут вспомнил, что мисс Верни в краткосрочном отпуске. Что ж, эта временно замещающая её особа, посмевшая прервать мои мысли, не в состоянии быть юридическим секретарём. Очень скоро её придётся искать работу в другом месте.

— Он желает говорить только с вами, мистер Юнг.

— Конечно, потому и звонит! – я в сердцах швырнул ручку о стол. – А хочет чего?

— Он не говорит, поэтому я и сообщила вам. Но что-то очень срочное.

О, чёрт! Ну почему эти молодые девки такие безмозглые? Им только макияж носить, а толку никакого! Старые женщины намного компетентнее, но у них никакого вида... А вид – ключевой аспект современного секретаря-регистратора. Неужели так сложно? Сиди, да отвечай на все общие телефонные звонки… — Давайте его.

Раздался щелчок, потом потянулась пауза. Я успел сделать два больших глотка кофе, прежде чем подключился Дэвис.

— Да, сказал я, — Чем я могу помочь «Чэйс энд Пэйдж» этим утром?

Саркастический тон моего голоса не остался незамеченным младшим партнером крупнейшей фирмы уголовного права города. В отличие от фирм коммерческого права, с их огромными налоговыми и корпоративными отделами, фирмы уголовного права обычно имели не более десяти адвокатов. В «Си энд Пи» их было тридцать, хотя большинство из них было младшими, с маленьким стажем работы. У Дэна Дэвиса была репутация прохиндея, выигрывающего дела, пока он не столкнулся с несколькими хорошими государственными обвинителями. Я не ревновал к размеру «Си энд Пи». Моя собственная фирма побеждала в намного больших случаях. Размер наш составлял приблизительно четверть от стандартного. Качество, а не количество было ключом для успешной практики.

— У вас найдётся несколько минут? – спросил он.

— Для «Си энд Пи» или Дэна Дэвиса?

— Для обоих! У меня есть случай, направляющийся в суд в пятницу, и мне нужна небольшая помощь. Билл Чэйс рекомендовал вас .

— Ещё бы! – хихикнул я. — Но я не беру скоропостижных дел. Их обычно проваливают. А я не люблю проигрывать.

— Никто не любит. Но я не прошу вас принять участие в этом деле напрямую. Там возник связанный вопрос. С ним и нужна ваша помощь. Есть… вы бы сказали… гм… конфликт интересов.

— Валяте, — вздохнул я.

Избавиться от Дэна я не мог, ведь я не мог отказать Чейзу. Уж не помню кто кому был должен. Мы сотрудничали в некоторых случаях, начиная с дела банкротства Лавсона. Вся заваруха с его недвижимостью могла иметь печальный конец. Жена подала на развод, чтобы получить акции того, что могло остаться. В основу легли её показания что её муж оттрахал тринадцатилетнюю девочку. Вот так моя фирма ввязалась в это дело и объединилась с «Чэйс энд Пэйдж». Вместе мы вытащили нашего клиента. Обвинение в сексе с несовершеннолетней с Лавсона сняли раньше, чем присяжные защитили большую часть его богатства от стервятников.

— Я буду кратким. «Чэйс энд Пэйдж» представляет доктора… педиатра… Он был арестован в Лафайетт-Мал. Это в Эмерсоне.

— Да, я знаю, где Лафайетт-Мал, мистер Дэнис, — улыбнулся я.

Разве мог я забыть этот торговый центр и великолепного мальчика с темноволосой головой в мужском туалете. Я не смел возвращаться туда после третьего раза, хотя каждый день между пятнадцатью тридцатью и шестнадцатью, у меня была такая возможность.

— Арестовали за что? – спросил я с растущим интересом.

— Он обвиняется в грубом сексуальном домогательстве… к… к…

— К несовершеннолетнему? – воскликнул я, уже зная ответ. – Мальчик или девочка?

— Мальчик. Десять лет. К счастью не его пациент. Но и это пагубно для педиатра.

Я ухмыльнулся. Мой молодой друг через шесть недель опять посетил туалет? Я был уверен что это он. Шесть недель назад он был абсолютно невинен, неопытен, но очень интересующийся. Некоторые мальчики именно такие, даже в десять лет. За шесть недель могло изменится много чего. Что же они сделали с педиатром, чтобы того обвинили в «грубом сексуальном домогательстве? Закон подразумевал много чего. Я уже завидовал тому незнакомому мужчине. В глубине души я желал быть на месте педиатра и обладать тем восхитительным телом, которое он очевидно попробовал.

— Пагубно для педиатра, или нет… Но вы подумали что у доктора должно было хватить ума, взять мальчика в безопасном месте. Где это произошло? В туалете или на автостоянке?

— В туалете. Там производилась тайная полицейская операция. У Лафайетт-Мал, оказывается есть проблема с туалетами и околачивающимися там мальчиками. Особенно летом, когда они на каникулах. Полицейские произведшие арест сказали мне, что это место быстро превращается в бордель. Сюда приезжают клиенты даже из Нью-Йорка.

— И это по всей видимости мешает бизнесу? – пошутил я, вспомнив, что аллея входит в недвижимость Лавсона. Он держался за неё во время банкротства. Как такой кусок оказался вне опасности, когда всё остальное терзали кредиторы, для меня осталось загадкой.

— Их обнаружили в инвалидной кабинке. Лучше бы он его отвёл в автомобиль. Полицейские нашли мальчика со спущенными до колен штанами и оголённой попкой.

— Похоже на просьбу, без насилия, — отозвался я. По моему мнению, именно мальчик спустил с себя штаны. Если это тот самый мальчик, он сделал большой шаг вперёд от того, чтобы мелькнуть перед мужчиной членом.

Я ждал несколько секунд, пока Дэвис с кем-то переговаривался. За это время я в деталях вспомнил туалетную комнату: кремовые плиты до середины стены, над ними красная полоса, белые писсуары без сепараторов, голубые двери кабинок… Инвалидная кабинка была в самом конце.

— Мы тоже так решили. Но это ничего не меняет. Так практику ему не спасти. Можно просить судью наложит штраф с испытательным сроком, поскольку это первое его преступление. Но мы намерены добиться полного оправдания. Этого хочет наш клиент.

Я задумался, рассматривая варианты. Суд присяжных был самым последним в списке. Присяжные не благосклонны к «детским хулиганам».

— А что, собственно, я должен делать?

— Защищать мальчика. Ему тоже требуется адвокат.

— Мальчику? Почему?

Мальчик сейчас в Pierce Hall. «Охрана детства» предписала содержать его там, пока всё не кончится. Мы думаем, что прокурор, это Тернер, кстати, надавил на кого-то в «Охране детства», чтобы получить такое решение. Уверен, есть признаки, что мать малыша не способна содержать мальчика в нормальных условиях.

— Ну конечно! Быть полуголым в общественном туалете, едва ли нормальное поведение для десятилетнего мальчика! Нормально, если стоять со спущенными штанами в кабинке одному… Что такое с прокурором? Что ему нужно от мальчика?

— Он доказательство для государства. Полицейские облажалась при аресте; опоздали минут на пять. Прокурор собирается привести мальчика к присяге и получить доказательства вины нашего клиента.

— Технически это то, сработает, — сказал я.

— Завтра утром слушание в суде по делам несовершеннолетних. Мальчика ни в чём не обвиняют, кроме нарушения общественного порядка. Но по сути, это слушание о пригодности матери быть его официальным опекуном.

Как же я поздно осознал опасность… Мальчика держат заложником!

— Ага, — сказал я. — Я беру это дело, возвращаю мальчика в цельности и сохранности его матери, он не появляется в суде и не даёт показаний против вашего клиента.

Я услышал как Дэвис коротко засмеялся.

— Совершенно верно. Доктор заявит о своей невиновности. Он по сути выполнял свой долг. Производил осмотр, поскольку мальчик был травмирован. Старший мальчик врезал ему ногой под яйца. Когда наш клиент вошёл, мальчик лежал на полу, корчась от боли.

— Любой доктор бы так поступил. Ха, клятва Гиппократа! – рассмеялся я. – Забавная история. Он пойман с его рукой между ногами ребенка, а он просто исследовал раненные гениталии. Интересно, купятся ли на это присяжные?

— Возможно, если мальчик расскажет ту же самую историю, но с места свидетеля. Между прочим, его зовут Филипп. Филипп Брэдли.

Я обмер.

Филипп… Неужели Филипп – мой Джон? Неужели тот самый невинный мальчик, поднявший моё кровяное давление до опасного уровня, через несколько недель вошёл в туалет для секса?

И тут меня дёрнуло, словно разрядом тока. Вопрос не в неделях, а нескольких днях! Ведь его заключили в тюрьму после ареста!

— Сколько времени Брэдли в тюрьме?

— О... давненько. Несколько недель, по крайней мере. Это тоже часть проблемы. Я слышал, он до смерти напуган.

— Напуган? И как же его таким представлять в суде? – спросил я.

— Да, сейчас он напуган. Но с вами, на свободе, он быстро успокоится. Он умный мальчик. Необычайно красивый. Длинные тёмные волосы, большие невинные глаза. Вы знаете… средиземноморский взгляд. Присяжные влюбятся в него. Он очень симпатичный. Вы бы сказали, слишком симпатичный для мальчика…

— И все, что он должен сделать, сказать, что его пнули в яйца? – улыбнулся я.

Да, Филипп Бредли — мой Джон. Сколько женоподобных тёмнодинноволосых мальчиков в Эмерсоне?

— Это ваша работа. Государство намеревается сделать Брэдли свидетелем обвинения в пятницу. Мы хотим его на своей стороне.

— А я не поощряю своих клиентов давать ложные показания в суде. Если мальчик сам скажет что это так, я поверю. Но я не намереваюсь навязывать ему эти показания. И давайте будем откровенны. Это всё довольно неправдоподобно, так ведь? Что видели полицейские?

— Десятилетнего с штанами на лодыжках, это — всё. Возможно, у него была эрекция, но они не видели. Так или иначе, член поник довольно быстро, когда они ворвались.

Дэвис сделал паузу и затем продолжил.

— Нет ничего, что противоречит этой истории. Один из чиновников даже признаётся, что видел, как старший мальчик покинул туалет, прежде чем мой клиент вошёл. Мальчик был с ним больше десяти минут после этого. У них было предостаточно времени.

— Предостаточно, для чего? — спросил я с намеком. Было трудно вообразить моего мальчика с темными волосами и лицом ангела, делающего что-либо развращенное, однако, бесхитростная улыбка, которой он наградил меня, беря двадцать долларов, только подтверждала подобную возможность.

Дэвис рассмеялся в трубку.

— Для чего? Например, он высосал моего клиента. Я не удивлюсь, если он готовился получить тоже самое в ответ, когда полиция вышибла дверь.

Я не хотел слышать о Филиппе, делающем подобные вещи. Я хотел, чтобы он остался таким, каким я его встретил – невинным, нетронутым, любопытным.

— Ладно, ладно, – сказал я нетерпеливо. — Дайте моему секретарю все данные на него. Имя, телефонный номер его матери. И вообще всё, что у вас есть. Я загляну к нему сегодня, как покончу с делами.

— У нас есть соглашение доктора о вашем счете. Ваш счет не будет включен в наш. Уже дан предварительный гонорар в размере пяти тысяч баксов. Только для вас. Этого должно быть достаточно, чтобы покрыть любые ваши расходы. И, кроме того, вы можете использовать остаток на мальчика и его мать, если хотите.

Я положил трубку и растянулся в своём кресле. Предварительный гонорар в пять тысяч был взяткой. Чистой и простой. Моя ставка за час или два в суде, плюс «тренинг» мальчика, составляла, максимум, тысячу Но… действительно ли правда имеет значение? Если у меня были какие-либо сомнения раньше, процесс по делу О'Джея Симпсона положил им конец. Работа адвоката состояла в том, чтобы выиграть дело клиента, а это означало, убедить десятилетнего «членососа» лгать под присягой.

Глава 3. Наша первая встреча, уже почти два месяца назад

Выложенные кремовой плиткой стены. Симпатичный мальчик, стоит рядом со мной у писсуара.

Мой пульс ускорился. Мой взгляд застрял на его бронзовых голых ногах. Он стряхнул последнюю капельку с маленького члена, скрытого между пальцами, и уже собирался закрыть застежку-молнию.

Я не выдержал.

— Ставлю десять баксов, что загар не полностью покрывает твои ноги, — сказал я.

Его голова повернулась, и я увидел на лице испуг; ведь к нему обратились в таком интимном месте, и предложили что-то неразрешённое. Потом он застенчиво улыбнулся. Старенькая одежда и потёртые кроссовки подсказывали, что десять долларов для него целое состояние. Хотя… кто знает нынешних ребятишек?

Секунду он молчал, очевидно обдумывая предложение. Потом заговорил мягким, дрожащим от волнения голосом.

— Десять долларов? – спросил он с сомнением.

— Да.

— За то чтобы вы увидели, весь ли я загорел?

Я кивнул.

Он густо покраснел и глубоко вздохнул, готовясь обратиться в бегство, только вот десять долларов были для него большими деньгами.

— А я не весь загорелый, — сказал мальчик с нарастающей тревогой.

Я насмешливо приподнял бровь, давая понять, что нужны доказательства.

— Я ношу купальный костюм на пляже, — добавил он.

Я усмехнулся.

— Покажи.

Он огляделся, сглотнул и часто задышал. Пальцы на правой руке сжались в кулак — возможно он собирался меня ударить или звать на помощь. Его язык нервно прошёлся по нижней губе.

Знакомый жест. Так делают многие мои клиенты, прежде чем соврать. Я улыбнулся, чтобы снять с него напряжение и пожал плечами. Мол не хочешь, как хочешь. Он потупился, но всё ещё не делал попыток застегнуть молнию. В этот момент я понял: он действительно не понимает, почему я хочу увидеть его, даже после того, как он признал, что не весь покрыт загаром.

Это был тупик. Мне бы следовало отступиться. Я чувствовал, что использую в своих интересах его невинность, однако обстоятельства были сильнее. Я не мог сопротивляться им.

— Никто не узнает, — вкрадчиво сказал я, повернув к нему, мой собственный член, теперь благополучно скрытый в брюках. Опять пожав плечами, открыл бумажник и извлёк свежую десятидолларовую банкноту.

— Десять долларов, — повторил шёпотом.

Я ощущал его страх. Он не уходил, и я знал почему. Он очень хотел того же, чего и я, но сильно боялся.

Поглядев вокруг, мальчик завозился с застёжкой. Пальцы работали быстро, несмотря на нервозность. Передок шорт разошелся, и я увидел белые чистые трусики. Взглянув на меня — смотрю ли я – малыш правой рукой дернул упругий пояс вниз. Тот остановил несколькими дюймами ниже маленькой пухлой мошонки, и я очарованно уставился на его интимное хозяйство.

Его членик был обрезан, как и у меня. С розовой головкой-мячиком. Он покоился на подушке яичного мешочка. От волнения он стал растягиваться… но прежде чем успел расшириться и подняться кверху, вновь утонул в трусиках. В конце десятой секунды съехалась молния.

Моё сердце ухнуло в пропасть. Я достал вторую десятидолларовую банкноту из своего бумажника.

Два бакса за секунду! Филипп Бредли заработал мою ставку.

Неплохо для пятиклассника...

* * *

Секретарша вернула меня к действительности, хлопнув дверью. Я дал ей задание позвонить матери мальчика и принять меры, чтобы меня не беспокоили до окончания этого дела. Когда она ушла, я попытался собрать рассеянные мысли. И никак не мог успокоиться.

Уже сегодня, я вновь встречу Филиппа!

Глава 4. Наша вторая встреча

Почти в пять пополудни, я подъехал к Pierce Hall (Пирс — холл), – довольно необычному для детской тюрьмы месту. В недалёком прошлом это была начальная школа. «Бегство белых» привело этот район к упадку, и чтобы спасти относительно новые здания от вандализма, государство забрало их у города для своих нужд.

Судя по дюжине автомобилей, автостоянка намного превышала требуемый размер. Я припарковался, вошёл в здание, и объявил о моём желании встретиться с Филиппом Брэдли. У меня не было сомнений, что я самый высокооплачиваемый адвокат когда либо переступившим порог этого учреждения. Сюда в основном попадали дети из бедных семей.

Из своего кабинета вышел директор и с фальшивой улыбкой протянул мне руку. Это был человек округлой формы, с чрезвычайно неприятным запахом несущемся изо рта, и с плохими манерами. Типичный для такой работы. Одним словом – мерзавец. Он задал серию вопросов, чтобы узнать кто я, и почему представляю маленького нищего. Очевидно это были инструкции прокурора. Сам он был непроходимо туп, чтобы додуматься до этого. Чтобы избежать стёба, я зло зыркнул на него и напомнил, что иметь адвоката, законное право моего клиента. Он быстро сдался и повёл меня по длинному коридору, щёлкая подошвами своих ботинок.

Что ни говори, Pierce Hall оказался довольно приятным местом по сравнению с другими тюрьмами, в которых сидели мои клиенты. Жилые помещения и зоны развлечений – бывшие классные комнаты. Но… теперешний мой клиент был необычным. Необычным не только для меня но и для кого-то ещё. Его не определили ни в одну из этих комнат, а закрыли в комнатушке без окон — наверное, бывшем чулане.

Я поёжился. На стенах следы плесени. Тусклая лампочка в проволочной сетке над дверями. В углу раскладушка.

Филип лежал на боку, лицом к грязно-серой стене. Он казался намного меньше и худее, чем я помнил его. Его засаленные волосы тускло поблёскивали; они слились бы со тьмой, если были бы чистыми.

Когда двухдюймовая дверь распахнулась, он, помедлив, повернулся на спину.

…Узнавание произошло мгновенно. Я, стоя за спиной директора, стремительно на миг прижал палец к губам и помотал головой.

— Это Филипп, — сказал директор. – Филипп, это твой адвокат. Его зовут мистер Юнг.

— Привет, Филипп, — тут же вмешался я, повелевая жестом не вставать. – Рад встрече с тобой.

Лицо Мальчика преобразилось. Его осветила радостная улыбка. В неё светилась надежда. Унынье как рукой сняло. Дэн был прав на это счёт.

И он чертовски был прав… Филипп действительно слишком красив, чтоб быть мальчиком… Хотя.. кто это сказал, что мальчик не может быть красивым? Для меня они все были по-своемому красивы. И потом, в отличии от женщин им не нужно краситься и проводить кучу времени в салонах, чтобы быть красивыми.

Но… Филипп был особенным… Не увидев его, невозможно этого понять…

Пришло время употребить свою власть.

— Почему мальчик в карцере? Он что-то натворил?

Директор дрогнул. По лицу пробежала тень испуга.

— Мистер... Юнг. Его сюда определили. Так было велено. Для его же безопасности... Он не признан виновным. Небезопасно для него быть с другими мальчиками. Мм... они могут причинить ему боль... или ещё что...

— Я знаю, — перебил я. Да, он ни в чем не был обвинен, разве тот случай... Он виноват лишь в том, что у государства есть некие проблемы из-за своей же некомпетентности. Другими словами мальчика вообще не должно быть здесь. У него есть мать, способная позаботиться о нём.

— Его мать... Мне сказали, что она... наркоманка или алкоголичка... Ему здесь намного безопасней...

— Нет! Враньё! – воскликнул Филипп, приподнявшись на локтях — Его глаза, налитые гневом, сверкнули в полумраке.

Я улыбнулся ему и успокоительно кивнул головой. Мальчик сразу понял и опять лёг. Он действительно был умным мальчиком.

— Я хочу, чтобы ты знал. Я как можно скорее, заберу тебя отсюда, — сказал я мальчику.

— Что касается вас, — повернулся к директору, — тут дело сложнее. Я подам иск по поводу издевательства над несовершеннолетним. Вы знаете, как сейчас любят такие дела. Думаю, — очень скоро адвокат понадобится вам лично. Только уж поверьте,. я постараюсь, чтобы вам не удалось найти даже самого посредственного новичка.

Лицо директора пошло пятнами.

— Я могу подыскать другую комнату, — быстро сказал он. – Это зачтётся?

— Хм... Так просто вы не отделаетесь. Я мог бы потребовать оплатить каждую секунду пребывания мальчика здесь. По личному своему тарифу...

Я сделал паузу. Директора мелко затрясло. На него было жалко смотреть.

— Но я не зверь. Надеюсь мы поладим, если вы проявите уважение к моему клиенту. Филип, ты потерпишь до завтра?

Мальчик кивнул.

— Благодарите мальчика. Комнаты хватит и этой. Вы дадите ему помыться и выстираете ему одежду. Чтоб она была готова до завтра. Но не дай бог прикоснуться к нему хоть пальцем... или даже глазом... Вы понимаете о чём я. Не забудьте про мыло и шампунь. Ароматное. Я проверю. Это раз. Ужин и завтрак за ваш счёт. Принесёте ему всё, что он вам скажет. Побольше свежих фруктов и не забудьте про мороженое. Никаких контактов с другими мальчиками. А пока он будет в душе, выскребите здесь всё до блеска.

Пока я говорил, директор быстро кивал. Мальчик улыбался. Было видно. Что он с трудом сдерживает смех.

— Ну а теперь, с вашего позволения, я бы хотел побеседовать со своим клиентом, мистером Бредли, конфиденциально.

— У нас есть комната для переговоров, — с готовностью сказал директор.

— Нет, нет, благодарю. Я разговариваю с клиентами в среде их обитания. Принцип такой. И это не займёт много времени.

Он поспешно отбыл, сказав позвать охранника в коридоре, когда закончу, и запер дверь.

Я и мальчик уставились друг на друга. Мы молчали, и вспоминали. По крайней мере, я отчётливо видел его, стоящего перед писсуаром с оттянутой резинкой трусиков, поддерживающей его незрелый членик, — выигрывающего пари.

Я медленно пошёл к его раскладушке. Он тут же сел, повернулся и поставил ноги на пол, освобождая мне место.

— Я приходил. Я искал вас, — пробормотал он, когда я устроился рядом с ним. – Я приходил каждый день. Я так хотел, чтобы вы пришли в аллею.

Я застонал внутри. Как я мог быть таким жестоким?! Я захотел подхватить его на руки, покрыть его лицо поцелуями, просить у него прощения. Но я теперь был его адвокатом. Случай в туалете ушёл в прошлое.

— Я знаю что произошло, — приступил я к делу. – Но есть несколько больших пробелов. Я бы хотел их заполнить с твоей помощью, если не возражаешь.

Он неопределённо кивнул.

— Я... — начал он сильно нервничая, — Я не хотел делать ничего плохого.

В его голосе сквозило отчаянье. Он был в секунде от потока слёз.

— Я пошёл туда. Потому что думал встретить вас.

Рыдания подкатили ближе.

— Филип, послушай, — сказал я тихо, обвив рукой его плечи. – Я не думаю, что ты сделал что-то плохое. Я приходил потом. Два дня приходил. Я тоже тебя искал.

В моём горле вдруг стало сухо.

— Я приходил бы чаще, но я не могу просто так покинуть свой кабинет до шести часов.

Я глубоко вздохнул, зная что напропалую раскрываюсь перед маленьким мальчиком.

— А пока доберусь до аллеи, будет семь. А так поздно тебя там не бывает, так ведь? Прости меня малыш. Прости.

Он кивнул, громко всхлипнул, склонившись вперёд, закрыл лицо руками.

Он беззвучно плакал.

Мои пальцы ласково защекотали его плечо.

— Я не приходил сначала, — прошептал он. – Я боялся.

— Да, понимаю. Мы оба боялись.

Он опять кивнул и вдруг вскрикнул:

— Я не могу! Я стараюсь! Но не могу! Я думаю о плохих вещах, и не могу остановиться!

Я перенёс руку на его голову и мягко провёл ладонью по волосам.

— Видишь ли, малыш. В этом мире, по многим причинам, не только мужчины но и мальчики, бывают геями, вернее это так называют, но не на самом деле. В мире много чего называют, но не самом деле. О том, что плохо или хорошо, судят люди а не бог. А чтобы доказать свою правоту и оправдать жестокое отношение к тому, чего не понимают, некотрые люди ссылаются на высшие силы. Они даже дописывают в библию то, чего в ней никогда не было. Но это огромная тема. Я очень надеюсь, у нас будет время подробней поговорить об этом. Только знай. Ты боишься всего этого не потому что это на самом деле плохо, а потому что тебя пугают этим. Ты чистый, светлый. И то, чего тебе хочется, это не грязь. Ты ведь не называешь грязью конфету, от того, что она вкусная?

Филип начал успокаиваться.

— А вы... тоже гей?

Я кивнул.

— В некотором смысле.

Он посмотрел мне в лицо. В его взгляде пылало любопытство. Я стёр пальцами слезы с его щёк.

— Но мне нравятся не мужчины, а мальчики, – закончил я.

В нём уже был неподдельный интерес ко мне.

— Вот так, малыш. Может это и называется «гей», но я не ощущаю себя им.

— Мальчики? А почему вам нравятся мальчики?

Я был очарован его любопытным пристальным взглядом.

— Наверное потому, что все мальчики самые замечательные существа на земле.

И потому, что, возможно, я не вырос. Можно быть взрослым на вид, но в душе оставаться мальчиком. Иногда я думаю, что все еще хочу быть настоящим мальчиком.

— А я, — прошептал Филипп, — я... Вы знаете как мне страшно? Я ненавижу себя! Ненавижу!

Он опять заплакал.

Отчаяние в его детском голосе было очень тревожным. Я растерялся. Ему действительно было очень плохо. Запуганный насмерть правилами, он разрывался от того что не мог найти выхода. Быть геем для современного мальчика – самое наихудшее. Ох, неправильное твориться в обществе. Мальчик, у которого не началось созревание, уже презирает себя за сексуальную ориентацию, опять же кем-то придуманную, которая даже не начала ещё проявляться! Его нельзя было назвать геем в полной мере. Он пробовал себя, но все мальчишки пробуют себя. Его тянет к мальчикам? Ну и что? Он сам ещё мальчик. Ему хочется делать всякие вещи, считающиеся плохими, но кто назвал их плохими? Да, интерес в нём лишь зарождался, и именно я пробудил его. Я нажал кнопку своей похотью и запустил процесс. Но если не я, это сделал бы кто-то другой. И что бы тогда было? Высшие силы отдали его в мои руки. И что же? Вот он, в беде! Только из-за меня! Это не он должен себя проклинать, а я себя! Я тот, кто должен был накрыть его своим крылом. Но страх... Проклятый страх... Я потерял его. Почти... Теперь я в долгу перед секретаршей, которая, рискуя карьерой, направила звонок ко мне, доктором, который спас мальчика от боли, но сам поплатился за это, Биллом, рекомендовавшем меня Дэну, самим Дэну, и даже... перед полицией и всякими подонками.

Что ж. Мне предстоит исправить ошибку. Мне предстоит взять на себя ответственность за судьбу мальчика. И тогда... я стану настоящим Бойлавером, в полном смысле этого слова.

— Филипп, — сказал я сурово. Мне нужно было подавить истерику. – Ты мужчина. Я знаю, у тебя трудности. Их надо все решить. Для этого я здесь сейчас, и останусь с тобой потом, если ты захочешь. Если ты не хочешь меня, скажи. Я пойму. Ты поступишь честно. Сейчас перед тобой стоит выбор. Он очень сложный. Если ты скажешь нет, я уйду. Если скажешь да – ты должен выполнять всё что я тебе скажу. Ты понял?

Мальчик поднял лицо.

— Да, тихо сказал он.

— Хорошо. Тогда слушай что я тебе скажу. Здесь не школа и все мои слова ты должен запоминать крепко-накрепко. Навсегда и с одного раза.

Он кивнул.

— Ты должен ответить.

— Да.

— Хорошо. Тогда слушай. Первое и самое главное. Никогда не впадай в панику. Выбери из всех проблем самую важную. Если она сложная, расщепи её на меленькие части. И решай по отдельности каждую. Если проблема только намечается, а ты умный мальчик, и можешь распознать её, я знаю это, решай её по мере поступления событий. Импровизируй. Играй как артист в кино. Для этого конечно нужен опыт. Наблюдай, анализируй. На это есть голова. А она у тебя отличная. Кстати, геи отличаются умом. Главное, научится им пользоваться. Я буду помогать тебе. И у нас всё обязательно получиться.

Усвой этот урок.

— Да.

— Второе. Враги не так сильны как кажется. Они часто используют силу чужих, играя на их слабостях. Эту слабость можешь использовать и ты, в своих целях. Отбей их у врага. Припугни. Но будь честным с друзьями. Врать врагу можно и нужно. Но уличённая ложь, нанесёт вред друзьям. Если лжёшь, то лги так, чтоб тебе поверили. А для этого нужны знания. Ты видел сегодня директора. Ты видел как он испугался. И ты увидишь, как он в точности исполнит всё, что я ему сказал.

Филипп молчал. Он был на перепутье. Ему трудно было уйти от себя и доверится другому, тому, кого он видел во второй раз.

— Филипп. У нас не так много времени. Завтра всё решится, а мне нужно успеть подготовиться. Чем быстрее мы закончим, тем больше у меня останется времени на обдумывание. Сейчас мы приступим к работе. Отвечай честно. Не бойся говорить что думаешь. Начали?

— Да.

— Хорошо. Итак. Ты мог что-то слышать. Обрывки разговоров. Или тебе что-то могли сказать. Почему тебя поместили в одиночную камеру?

Мальчик опустил голову. Кончики пальцев впились в коленки и задрожали.

— Он сказал. Что я странный. Что я отвратительный!

Я прижал его к себе. Его лихорадило. Крупная дрожь передавалась мне.

— Он не хотел чтоб я был с другими мальчиками здесь, потому что... Он сказал, я могу сделать им отвратительные вещи!

Я стал поглаживать его спину. Он вжался в меня. Дрожь пошла на убыль.

— Кто это сказал? Директор?

— Нет! Тот! Другой! Он сказал мистеру Бромли не сажать меня с другими мальчиками из-за этого.

— Теперь главное, малыш. Это был высокий человек моего возраста? У него седые, как у меня волосы, но только коротко подстриженные?

— Да, это он, — выдохнул мальчик.

— Такс... понятно...

Это был главный обвинитель.

— Ну вот, малыш. Одного врага мы опознали. Будем бить его. Что он ещё сказал?

— Он... Ну, он задавал вопросы. Что в аллее было. И не верил мне. Говорил что я вру.

— А ещё?

Филипп инстинктивно облизал нижнюю губу. Опять этот жест, означающий сильное волнение, или то, что он боялся сказать мне.

— Мы договорились не боятся врагов. Я должен спасти тебя. А для этого я должен знать каждую мелочь.

— Он... он сказал, что я не уйду отсюда, пока не скажу, что там было. И что я вернусь к своей маме, если я скажу то, что он скажет мне.

— Это он так сказал?

— Да.

— Ну а что произошло на самом деле? Ты хочешь мне рассказать?

Мальчик кивнул.

— Я говорил. Я пошёл туда, чтобы увидеть тебя. Я думал – ты там будешь.

Я сглотнул. Я не решился подталкивать его.

Глава 5. Признание

Я не был в восторге из-за перспективы участия маленького клиента в суде. Я решил вообще отвадить его от процесса, кроме его собственного, разумеется. История Филиппа была неприятна и подтвердила мои худшие страхи. Да… Он пошел в аллею, чтобы встретить мужчину, давшему ему двадцать долларов, вместо десяти… однако надежда на возобновление знакомства не оправдалась. А когда возникла возможность сделать это с другим мужчиной, он не упустил её… Но были и положительные стороны. Это был не убийца, не садист. И всё ж… первым, кто дотронулся до него, был, увы, не я.

- Пппросииии, - кричал он во всесь голос. - Простиииииии… Я не мог! Я хотел. Я не мог!

Его опять трясло. Он забрался на меня с коленями. Он вымаливал у меня прощение. Вот ведь как… Я его видел один раз… а он считал себя моим. Он ясно осознавал, что предал меня, и именно это терзало его. Он ненавидел себя за свою похоть, с которой не сумел справиться. Но в этом виноват был я. Всецело. Я был зол на этого доктора. Я страшно ревновал. Я впервые познал это чувство в полной мере. Всё же у меня хватило ума не встать на путь мести. В конце-концов он спас мою драгоценность от страшной боли. И это действительно было так.

Я гладил его и гладил. Меня распирало от желания тут же овладеть им. Я держался. Я понимал, что могу подвергнуться опасности сам, и подвергнуть опасности его. Злорадство обвинителя и прочих подлецов, это не то чего я добивался. Я знал – нас могут подслушивать. А если нет, крики мальчика случайно могут услышать. Если ворвутся в момент нашей страсти – будет страшный унизительный конец. Всё что я мог позволить себе – поглаживать его ягодицы сквозь ткань шорт и трусиков.

Понемногу он вновь успокоился, а мне пора было уходить. Но я не мог просто так с ним расстаться. Я позволил себе задержаться ещё на несколько минут. Я ощущал ещё одну проблему. Пожалуй, самую главную. Филипп нуждался в отце. Он был в том возрасте, когда любому мальчику нужен мужчина – образец для подражания. Я был тем, кого называют извращенцем, растлителем малолетних. Но именно во мне он нашёл того, кто был ему нужен. И я расколоться надвое. Одна половина действительно хотела стать его отцом, другая – затащить его в постель.

Другая беда, - дурное общество с её моралью мешало нам. В нём Филипп был одиноким мальчиком с позорным желанием, которое медленно формировалось в пределах него, росло, пока не выплеснулось наружу. Что он мог сделать, чтобы победить искушение, когда ему предложили то, чего он желал в глубине души? Сорок долларов, предложенные незнакомцем, были лишь мелким ненужным орешком на огромной глазури облившей пирог. Я без признания отлично знал: он вошёл бы в кабинку, если бы деньги и не предлагались.

Хорошей новостью было подтверждение показаний доктора. Он подоспел вовремя. Задыхаясь от боли, не в силах даже вскрикнуть, Филипп лежал на полу, хватая ртом воздух. Старший мальчик, видимо с промытыми мозгами, от души врезал ему ногой под яички. Проветривание, облизывание, обсасывание… произвели положительное действие…

* * *

- Филипп, - как можно мягче сказал я. Чтоб не вызвать очередную волну эмоций. – Давай забудем о том что было, и будем помнить о том, что должно было быть. Тебе сделали больно. Очень больно. А тот дядя тебе помог. Ты теперь всегда и везде должен помнить только это. Ты не обидел меня. Наоборот. Это ведь был такой метод лечения. А деньги… что деньги? Тебе ведь они нужны, правда? Ты ни в коем случае не продал себя. Ты получил награду за свою красоту, за то, что ты есть. Скажу по-честному. Я злюсь на доктора, конечно злюсь. Но ты сведёшь с ума ещё не одного мужчину… И даже мальчиков, девочек, женщин… То, что ты сейчас пошёл по особому пути, вовсе не означает, что так будет всегда. Ты может и останешься таким, действительно будешь геем, а может станешь таким как я, и будешь любить красивых мальчиков. И не только красивых. Ведь и некрасивые тоже нуждаются в ласке и тепле. И это не значит что ты не женишься и у тебя не будет сына. Главное, ты должен быть счастливым. Я сделаю всё, чтобы ты им был. Даже если ты полюбишь другого… другую… знай, ты всегда сможешь ко мне вернуться. Двери моего дома всегда будут раскрыты для тебя. Отныне ты не будешь ни в чём нуждаться. И твоя мама тоже. Я, к сожалению, не могу жениться на ней. Но я не позволю отнять тебя у неё. Завтра тяжёлый день. И тебе и мне и маме придётся нелегко. Тебя накормят. Ты хорошенько вымойся. И хорошенько выспись. Это приказ. Ты должен быть завтра свежим и весёлым. Назло нашим врагам. Они пьют наши страхи, как вампиры кровь, а наша радость делает их бессильными. Рассмейся врагу в лицо, и ты наполовину повергнешь его. Ты сможешь. Я в тебя верю. Ты - мой маленький герой.

Глава 6. Слушание

Его слушание, или скорее слушание его матери, чтобы опять водворить его в темницу, началось в одиннадцать часов следующим утром. В ювенальных судах значительно меньше всяких ненужных формальностей, чем в верховных. Это было моё второе или третье слушание за много лет, проходящее в столь непринуждённой и расслабленной манере.

После вступительного краткого обзора государственного обвинителя, возвестившего, что Кэтлин Брэдли непригодна быть законным опекуном Филиппа, судья повернулся в мою сторону, подняв брови в невысказанном вопросе. Я встал, и, пройдя боком к сидящему мальчику, сел рядом, заняв место защитника. С мамой, сидящей с другой стороны, он почувствовал себя в полной безопасности. Он посмотрел на меня, встретил мои глаза и радостно, непреднамеренно, от всей души улыбнулся. Я невольно загордился им. Независимо от того, как пойдёт суд, он никогда не вернётся в Прайс Холл!

- Ваша Честь, я здесь, чтобы закрыть дело и освободить клиента. Есть достаточно доказательств, что мать этого мальчика способна обеспечить соответствующую заботу и поддержку сына, как того требуют правила опекунства.

Я разжёг интерес судьи. Он наклонился вперед, положил локти на большой стол из красного дерева и изучил меня с шутливым взглядом.

- Может быть вы можете предоставить эти доказательства, советник?

- Буду рад. Департамент Охраны Детей утверждает, что Кэтлин безработная и не имеет средств, чтобы соответственно поддерживать её несовершеннолетнего ребенка. Ее статус занятости не важен. Кори против Пенсильвании, Ла Флёр против Пенсильвании...

- Да. Я знаю прецеденты. А по данным прецедентам даже написал несколько статей. Однако этот случай идет вне финансового положения. Есть другие вопросы, с которыми должен иметь дело суд?

- Да, Ваша Честь. Также предполагается, что у Кэтлин Брэдли есть три осуждения за владение незаконными веществами. Есть много решений от этого суда, чтобы показать, что это не является, чтобы считаться негодным родителем.

- Да, советник. Я знаю о них тоже. Однако, если я могу говорить открыто, есть факт, что мальчик был арестован в туалете аллеи, и это предполагает, что проблема стоящая перед нами — проблема его морального воспитания, а не его физического питания.

Я глубоко вздохнул.

- И это не проблема для данного дела, Ваша Честь. Однако, коль Вы упомянули о ней, возможно я мог бы подробно остановиться на предмете.

Судья быстро кивнул. Я мельком взглянул на Филиппа. Не было никакой угрозы проигрыша. Но поддержит ли мальчик мою ложь? Что вообще знает его мать? Поверит ли судья?

- Третьего апреля сего года, Филипп вошёл в мужской туалет в Лафейет Аллее. Там он подвергся физическому насилию со стороны мальчика, старшего по возрасту. Филиппу полагает, что этому мальчику приблизительно пятнадцать лет. Тот мальчик обвинил его в том, что он проститутка. Когда мой клиент отрицал это, и сказал что пришёл по естественной причине, то есть использовать по назначению писсуар, мальчик старшего возраста напал на него, произведя удар ногой в пах. Мой клиент упал на пол, и находился в состоянии страшной боли, в тот момент, когда вошёл взрослый мужчина.

Я сделал паузу и ждал протеста. Я успокоительно положил руку на плечо Филиппа, ограничивая его возможные движения. Мгновение спустя прокурор, вскочил на ноги.

- Ваша Честь, я возражаю! Если Суд не против, я удалю это заявление из отчёта. Филипп Брэдли не был обвинен в этом инциденте.

- Нет, Ваша Честь, он не был обвинен, – ухмыльнулся я, - однако, его держали под арестом, так как намерены сделать его свидетелем обвинения, на суде, намеченного на этой неделе позже. Обвинение, что его мать негодна к опекунству, является фарсом, и предназначено, чтобы держать мальчика в Прайс Холле, чтобы заставить его свидетельствовать против доктора Леона Чалмерса.

- Ваша Честь, ничто из того случая не релевантно на этом слушании.

- Ваша Честь, Филипп содержался в одиночной камере, со дня его ареста. Он видел свою мать только два раза, почти через месяц.

- Ваша Честь, это грубое преувеличение. Только три недели и два дня. И факт, что мать не пыталась видеть его в течение того времени.

- Ваша Честь, Кэтлин Брэдли отчаянно пыталась получить работу в вере, что это вернёт ей сына. Ей так сказали сделать Государственный Прокурор по делу доктора Чалмерса. – сказал я с акцентом, и повернувшись, бросил взгляд на дальний ряд, - Я считаю очень интересным, факт присутствия здесь ассистента окружного прокурора.

- Хватит! - сказал судья с раздражением. Его глаза метнулись в дальнюю часть зала. - Сядьте оба! В моём суде не будет юридических выходок! Филипп, пожалуйста, расскажите нам что было в туалете, и о докторе Чалмерсе.

Я вздохнул. Дело было за Филиппом.

Мальчик встал.

- Мне был очень больно, сэр, мм, Ваша Честь, сэр. Правда. У меня там было как в огне. Меня пнули туда однажды, когда я играл в футбол, но тогда не было так больно. Это было ужасно!

Судья кивнул.

- Когда доктор Чалмерс вошёл, Вы всё еще лежали на полу, Филипп?

Филипп поглядел на меня, и я отвернулся. Это должна была быть его ложь. Он медленно кивнул.

- Мне казалось, что он разбил их, сэр. Мои яйца, Ваша Честь. Я думал, что сейчас умру. А он меня спросил, что со мной. Я не мог говорить.... потому что я плакал, сэр.

Судья опять кивнул. Я понял, что он всё больше и больше сочувствует красивому мальчику с потрясающе большими глазами, излучающими невинность.

- Возражение, Ваша Честь! – прокурор чуть не кипел, - Я возражаю! Он... он... он... не под присягой!

- Мальчик не под следствием! – вмешался я. - Но правда в том, Ваша Честь, что это всё очевидно очень труднопереносимо для моего клиента.

- Согласен, советник. Пора заканчивать. Филипп, скажи мне, что произошло потом.

- Мм... Он помог мне встать. Я помню, что стал падать снова, а он поддержал меня. Но я не мог стоять, сэр. Мои яйца горели, как в аду, сэр… эээ… Ваша Честь.

Преимущество было за Филиппом. Чтобы закрепить положение, ему нужна была моя поддержка. Я мягко сжал его плечо. Он должен был сделать это один

- Тогда, он осмотрел меня, сэр.

Мальчик глубоко вздохнул.

- Я думал у меня там кровь.

Судья строго кивнул, и я улыбнулся внутри. Филипп был очень правдоподобен, но при, даже небольшом, перекрестном допросе он сломается.

- Продолжай.

- Он сказал мне, что он детский доктор и спросил, может ли он посмотреть, что причиняет мне боль. А мне было так больно… так больно… я согласился, сэр.

- Могу вообразить, как это больно, когда туда пинают, - поддержал его судья, гневным взглядам приказывая прокурору молчать.

- Он отнёс меня в кабинку, сэр. Мне стало намного лучше, когда он снял мои шорты и трусики, сэр… Ваша Честь. Я видел, что там нет крови, сэр. Он сказал. Что воздух поможет мне.

Филипп глубоко вздохнул.

- И тогда полицейские вышибли дверь… Я не делал ничего плохого. И Доктор, всё, что он сделал - пытался заставить меня чувствовать себя лучше и посмотрел как я ранен, сэр

Судья кивнул.

- А дальше?

- Гм. Они отвели меня в ту комнату наверху, и спрашивали меня.

- О чём спрашивали? – осторожно спросил судья.

- Мм… ну… они спросили меня, высосал ли он мою штуку, - Филипп покраснел. - Это было грубо. Они хотели знать, высосал ли я его штуку тоже.

- Ваша Честь, - прервал его я. – Я думаю, вы хотите спросить, был ли юный мистер Брэдли должным образом предупрежден о его правах прежде, чем начались вопросы.

- Я возражаю!

- Держу пари, что нет, – сказал я громко. - Есть ясное нарушение должного процесса! И даже если они действительно зачитывали ему положения Миранды во время допроса, я сомневаюсь, понял ли он, в чём его права заключаются, поскольку был сильно напуган.

Я сделал паузу для эффекта.

- Есть достаточно доказательств, что ребенок был напуган. Полицейский отчет даже упоминает его нервное состояние и потребность несколько раз посетить туалет, во время так называемой «беседы».

Выражение судьи стало серьезным.

- Советник, вы могли бы вспомнить о случае Хекли против Пенна. Я сказал почти тоже самое. Лечение предоставленное несовершеннолетнему, было чрезмерно эффективно, что предотвратило полное понимание его прав. Мне кажется, случай с Филиппом равносилен.

Я улыбнулся. Это был случай, который мой лучший младший партнер поднял во время последних приготовлений в полночь. Не было ничего лучше, чем столкнуть судью с одним из его собственных случаев. Я даже не упомянул его.

- Плюс факт, что до помещения Филиппа в Пирс Холл ему не разрешали встретиться с его матерью в течение почти десяти часов. И в результате мы имеем травмированного ребёнка, на которого оказывает давление государство, чтобы он свидетельствовал так, чтобы обвинитель мог легко осудить за растление малолетних, доброго самаритянина.

- Иисусе, это смешно! Как смеешь, ты, чёртов адвакатишко, связывать эти случаи! – взревел прокурор. Он был ещё молод, да и из третьесортной юридической школы. Он бросился к ассистенту окружного прокурора. Лицо его пылало гневом. Он был одурачен. Его дело испарялось быстрее, чем вода сбегает в унитаз. Они шептались в течение почти минуты, а судья их нетерпеливо ждал. Это создавало плохое впечатление. Я улыбался, когда секунды проносились одна за другой.

Наконец, прокурор повернулся к судье лицом. Он становился все более и более возбужденным.

- Независимо от того, было ли некоторое незначительное нарушение должного процесса, всё еще остаётся вопрос физической формы мисс Брэдли, чтобы быть опекуном мальчика. Она в настоящее время безработная, Ваша Честь и...

- Я уже решил, что статус занятости мисс Брэдли не относится к её способности быть юридически ответственной за ее сына, - перебил судья. - У Вас есть что-либо еще для Суда, чтобы рассмотреть вопрос о ее физической форме?

- Хорошо, Ваша Честь, мне сообщили, что существует уведомление о выселения… за неуплату арены… Аренды текущего места для жилья. Срок кончается завтра, если не ошибаюсь.

Я воспользовался случаем, представленным мне.

- Ваша Честь, Кэтлин Брэдли не безработная. У неё есть работа в качестве уборщицы в моём доме и повара, - солгал я. Я уставал играть в игры. - По обоюдному согласию, она приступила только вчера, но у неё теперь есть работа.

- Я могу, позаботиться о проблеме выселения, как только уйду отсюда, - добавил я.

- Иисус Христос! Я не верю этому! – забрюзжал прокурор, - Я протестую!

- Его взгляд с ненавистью метнулся в Филиппа.

- Протестуете? Чему?

- Чему протестую? Есть проблема… десятилетнего мальчика, бродящего по туалетам в аллее.

Судья улыбнулся.

- Это относительно морального воспитания Филиппа? Может к нему приклеить хранение его матерью запрещённых веществ?

- Прецедентное право говорит и об этом, Ваша Честь. Можно?

Судья улыбнулся, уголки его глаз смеялись.

- Из-за всего услышанного здесь, - произнес я твёрдо, - я должен сказать следующее. Каждый мальчик нуждается в крепкой руке, дисциплинирующей его. Такой мальчик как Филипп, нуждается в большем внимании и такте при общении с ним, пока он растёт. Предупредительные знаки довольно ясны. У меня нет сомнений, что юный мистер Брэдли оказался перед большой проблемой. Вовсе не женофобия, что я скажу. Всякому мальчику, на определённом этапе, нужно то, что ему не может дать женщина. Это образец для подражания. Это может дать только мужчина. Без отца, отвечающего ему на его вопросы, и следящего за ним, эту проблему решить невозможно.

Я мельком взглянул на тёмную макушку Филиппа. Ничего я так не хотел, как быть этим образцом для подражания. Но тут решать мог только судья.

- Я согласен следить за ним, - сказал я и сглотнул от волнения.

Судья кивнул, как бы ожидания, что я соглашусь быть нечто большим, чем «образцом для подражания».

- Теоретически, адвокат может быть таким «образцом», - В комнате засмеялись. Я подождал и заговорил опять. – Я мог бы обеспечить необходимую ему поддержку и дисциплину, если суд решит, что этого достаточно, чтобы не отправлять его в Пирс Холл. Однако я должен узнать возможную степень своей юридической ответственности, прежде чем принять окончательное решение.

И снова судья улыбнулся, на сей раз мальчику, сидящему рядом со мной. У меня было безошибочное чувство, что они уже сговорились на счёт меня.

- У меня есть репутация необычных решений, мистер Юнг. То, что я имею в виду, является временной соопекой Филиппа, пока он не достигнет шестнадцатилетнего возраста. Вы будете отвечать за него, в течение, по крайней мере, следующих шести лет.

- Я считаю, это подразумевает и финансовую ответственность, Ваша Честь?

Судья подался вперед.

- Это уж на Ваше усмотрение. Юридическая ответственность - это опекунство, подразумевающее эмоциональную и моральную поддержки. Что касается физических аспектов, если вы не решите иначе, они остаются на его матери.

- Единственная проблема, Ваша Честь, состоит в том, что Брэдли живут в другом конце города. Это, по крайней мере, в тридцати милях от моего дома. Было бы очень трудно обеспечить все виды поддержки, предложенные вами, по телефону.

Он улыбнулся и пожал плечами.

- Суд вряд ли может просить, чтобы Вы приняли семью Брэдли, в качестве поселенцев. Но тридцать миль это далековато.

Я кивнул. Если я не очень ошибался, судья сам был бойлавером! Наши глаза встретились, и я увидел в них признание. Я не сомневался в этом. Я видел как его глаза, время от времени, уходя к мальчику, смотрели на него с тихим интересом, словно раздевая его.

- У меня есть квартирка. Она неподалёку от моего гаража. Там одна спальня и небольшая гостиная, но есть кухонька и ванная. Я могу оставить их там, пока будет решаться этот вопрос о внезапном выселении. Я уж думаю, а не заговор ли это, чтобы вынудить Филиппа дать выгодные показания в деле доктора Чалмерса?

- А вы знали о выселении, советник? – спросил судья.

- Пока не сообщили – нет. Но не лучше ли спросить. Когда было принято решение о выселении?

- Позвольте задавать вопросы мне, мистер Юнг. Итак, прокурор, я жду ответа.

- Мм... Я полагаю, что это было подано несколько дней назад.... мм... нет... Я, гм... думаю, что это было вчера.

- Ага, как только пронюхали, что у мальчика есть адвокат, - нахмурился я.

- Вы предполагаете, что государство приняло меры, чтобы вынудить этот суд решить, что опекунство Филиппа его матерью было незаконным?

Повисла длинная пауза. Уже начали выключатся выключатели.

- … и заключить мальчика в Пирс Холл до суда?

Я пожал плечами. Мною было сказано всё. Судья должен был решать.

- Государство не обвиняет Филиппа Брэдли в отношении ареста Чалмерса?

- Нет, Ваша честь!”

- Почему? Разве, не был доказан факт проституции?

- Судья наклонился вперед на своем дубовом кресле и смотрел прямо на мнущегося прокурора.

- Мм... действия мальчика… очевидно обозначенные... чтоб была причина ему верить...»

- Отвечайте на вопрос, чёрт побери!

Судья снова откинулся на спинку кресла. Он все больше и больше сердился.

- Нет, не изводите время! Я уже вижу, что нет никаких доказательств, что Филипп был в туалете, для неприличного акта. Он уже сказал мне почему он был там, и у меня нет причин не верить ему. Он не находится под следствием за это, потому что он не был обвинен. Это звучит так: государство использует тактику давления на младшего, чтобы вынудить его принять точку зрения прокурора.

- Я не собираюсь терпеть подобных выходок! Вы меня поняли? – взревел он под конец.

Он полузакрыл глаза и покачал головой. Несколько секунд его слова, отдаваемые эхом, звенели у всех в ушах.

- Никогда прежде... в течение моих десяти лет в ювенальном суде, меня так никто не поимел, - сказал он тише. - Но я не буду трепать свои нервы читая лекции, и налагая санкции. Я сделаю то, чего вы заслужили.

Его голос усилился и окреп.

- Выношу решение. Филип Бредли незамедлительно отпускается под совместную опеку его матери и мистера Юнга!

Меня душил смех. Он угрожал разорвать моё горло. Мы, два бойлавера, объединились с общей целью, освободить Филиппа и сделать его счастливым!

- Я вас лишаю право на апелляцию. Вы понимаете?

Он сделал паузу.

- Если я услышу, что он вызван в суд, то я выдвину против вас в обвинение. Мало того, что вы нарушили этот должностной процесс, но и права младшего, были отвратительно нарушены. Я не был бы удивлен, если бы мистер Юнг подал иск в защиту своего клиента и даже предъявил вам обвинения в нарушении этики! Я очень горю желанием наложить санкции сам!

Повисла тишина. Плечо Филиппа дрожало. Он волновался, приписывая гнев судьи себе. Он не понял что произошло. Это я объяснил ему позже.

- Дело закрыто, все свободны, – возвестил судья. -Мистер Юнг, я хочу видеть вас в своей палате немедленно! Жду вас через две минуты.

Он поднялся. Его чёрная одежда, стекая распрямлялась, когда он шёл к двери, ведущей в его святилище.

Я взглянул на Филиппа. Он дрожал, готовый брызнуть слезами. Я удивился. Мне казалось – он должен быть невероятно счастливым…

Я склонился к нему.

- Мне нужно поговорить с судьёй. Всего несколько минут. А ты подожди меня здесь, с мамой.

- Меня повезут туда?

- Нет, - рассмеялся я. Судья решил, что ты с мамой будешь жить в моём домике, пока будет решаться вопрос с вашим жильём. А потом ты уедешь, если не понравится у меня.

Слезы сменились на сияющую улыбку. Он расцветал. Впервые я увидел его искрящиеся белизной зубы. Он мог бы сняться в рекламе зубной пасты.

Дрожь волнения пробежала, по мне, поскольку я захотел вжать свой язык между его полными губами и коснуться его влажного языка прежде, чем нырнуть в пещеру его рта. Я надеялся, что ему понравится целоваться; его губы были просто предназначены для поцелуев. Мне хотелось сказать ему, насколько он сексуален…

Но присутствие его матери заставило меня согласиться лишь на быстрый нежный перебор его локонов скрывающих шею.

Ещё вчера я не подозревал, что после встречи с моим маленьком клиентом, я стану его благотворителем, законным опекуном и… возлюбленным.

Я, торжествующе, шагнул из зала суда в палату судьи.

Глава 7. Судья

Я постучал в дубовую дверь.

- Войдите.

Его глаза следили за мной, пока я шёл через комнату. Подойдя к стулу перед массивным столом, я оказался очень близко от судьи. Мы смотрели друг другу в глаза с минуту. Что-то знакомое было в нём. Но где я его мог видеть? Когда?

- Он адски симпатичный мальчик, - сказал судья, и отведя взгляд ухмыльнулся. – У него великолепный рот. Я был бы счастлив наверняка, если бы его губы обхватили мой член. Вы везунчик, мистер Юнг.

Мой рот на мгновение раскрылся, прежде чем я, придя в себя от ошеломления, торопливо закрыл его.

- Ммм... мой клиент…

- Ой, да ради бога! Он весь исписан словом «педик». Вы сделаете его счастливым. А как только затащите в свою постель, он вас тоже сделает счастливым. Помяните моё слово.

- Филипп красивый мальчик, да, - признал я, старательно стараясь скрыть свои сексуальные предпочтения. – Но в остальном я не уверен.

- Он слишком красив, для мальчика. А эти огромные сексуальные глаза! Они буквально расплавили мое сердце.

Судья рассмеялся.

- Если я не очень ошибаюсь, в ближайшее время, по его милости, вы будете очень заняты, и не только простым минетом.

- Ммм, Ваша Честь... Я не уверен...

Он продолжал смеяться.

- Гарантирую, он высосет вас насухо. А потом повернётся и опять выдоит, как только привыкнет к наличию вашей соски в его попке. Конечно, учитывая его возраст, на это привыкание может уйти несколько недель.

Он сделал паузу и плотоядно усмехнулся, очевидно воображая акт общения с десятилетним мальчиком.

- Знаете, в следующий раз, когда вы остановитесь в Камилло, будьте более осмотрительными с мальчиками, которых ведёте в свою спальню. Я знаю по крайней мере одного двенадцатилетнего, побывавшего с вами год назад, способного доставить вам некие неприятности.

Я сглотнул.

- Я… я… я не знаю то, о чем вы говорите.

- Не припомню имени, но у него задница, похожа, как если бы им пользовались не переставая всю ночь. Всё время широко открыта, с тех пор как ему исполнилось восемь. Теперь дайте вспомнить… Хуан. Его так зовут, так ведь? Он рогатый маленький распутник к тому же. Между нами, я удивлён как он вообще может ходить. Его задница растянута так что, сперма после каждой ночи ещё долго сбегает по его ногам.

Судья хитро подмигнул.

- Он очень ценный кувшин, и мы оба его наполняли, правда?

Я отлично помнил Хуана. Тёмная кожа, тёмные волосы. Печальный мальчик, взявший мой огромный член в свою прямую кишку без жалоб и особой радости. Он делал это потому, что так надо. Это была его работа, средство существования без матери и отца, способ жить, который ценят немногие людей. Для бойлавера, которому отказали в выходе его страсти в собственной стране, это было и удачей и финансовой выгодой. Он не отличался от многих сотен других мальчиков, часто посещающих комнаты американских туристов в южных мексиканских отелях.

Я улыбнулся

- А причём тут я?

- Однажды Хуан мне сказал… впрочем не важно что он сказал… Но один взгляд на ДНК добытого из его попки, может стать главным доказательством обвинения.

Моя улыбка расширилась.

- Я не играю в «Русскую рулетку».

- О да, конечно! Вы пользуетесь резиной! – засмеялся судья. — Очень хорошая идея, с этими мальчиками… Только...

- Только, что?

- В первый раз, когда он лёг в мою постель, ну, в общем... – судья ухмыльнулся. – Он был всё ещё до краёв наполнен. И я почти уверен, что видел, его с вами, в тот же день раньше.

- Это было определенно не моё, - я развёл руками. – Юный Хуан довольно занятой человек. А я всегда считаю обязательным для себя взять с собой туда несколько коробок презервативов.

- Пусть так. Но вам не нужно этого делать с юным Брэдли.

- Ммм... – растерялся я. Он высказал вслух мои мысли. - Не думаю, что это произойдет. Я не думаю, что он такой.

- Тогда он будет у меня уже через месяц, – уверенно заявил судья. – Они все появляются здесь, как только их арестовывают за проституцию. Вы удивитесь, но все странные мальчики начинают свой путь с высасывания мужских петухов в туалетах. Как только мальчик выходит из туалета где был мужчина, его можно спокойно брать. Они начинают с этого, а в конце-концов неизбежно теряют невинность. Для Филиппа это вопрос, очень короткого времени.

Я кивнул. Я был полностью с ним согласен. То, что случилось с Филиппом, мало чем отличалось от судьбы мексиканских мальчиков. Но в их распоряжении были не туалеты, а отели, хотя и захудалые. Хотя… в некоторых случаях и приличные.

- Вот что я вам скажу. Это первый раз, когда я был в состоянии дать странному мальчику то, что он действительно хочет... и в чём нуждается. Повторюсь - вы везунчик мистер Юнг. Вы обладаете сокровищем, в лице этого мальчика, и не ошибусь, говоря, что он прикипел к вам. У вас должно быть несколько хороших лет с ним прежде, чем он вырастет. Я подозреваю, что вы во многом походите на меня. Мне действительно не нравится, когда у моих мальчиков большой волосатый пипи.

- Да. Спасибо. Я даже не знаю как мне вас благодарить.

Я сомневался в искренности слов, вылетевших из меня. Это трудно - быть в долгу у судьи из-за мальчика. Рано или поздно этот долг придётся возвращать…

- Не надо этого. Просто любите его. Это — всё. Я видел очень много гомосексуальных мальчиков, проходящих через мой суд, и у меня никогда не было шанса помочь им. Я хочу, чтобы следующие несколько лет жизни Филиппа были счастливыми. Воспаленная попка — маленькая цена за то, что вы можете предложить ему. Ну, он ждет вас. Почему вы ещё здесь?

Глава 8. Дорога к новой жизни

Филипп и его мать уже покинули зал суда и ждали меня в вестибюле. Счастье было очевидным на радостном лице мальчика. Он полулежал-полусидел, на дубовой скамье свободно разведя ноги, словно собираясь сползти на пол. Я, подойдя, улыбнулся ему и вдруг понял, что это поза отражает неожиданно обретённую свободу. Он сбросил напряжение, размяк, и больше не выглядел тем чувствительным нервным мальчиком из туалета и Пирс Холла. Он сиял. Слова судьи или дошли до него или были объяснены матерью.

- Привет! – воскликнул он.

- И тебе привет, – ответил я.

Я улыбнулся его матери. Она бросила на меня подозрительный взгляд. То, что она услышала на суде, подтвердило её ожидания в виновности сына. Он больше не был целомудренным маленьким мальчиком. Он, без сомнения, был сексуально активен со взрослым мужчиной.

- Я не вернусь в тюрьму и не пойду на суд? – полуутвердительно-полувопросительно сказал Филипп.

- Никаких Пирс холлов, никаких судов, - весело подтвердил я.

- Мама сказала, - начал он и замолк, бросая на неё косой взгляд. Как и сын, она была худой и стройной, с почти мальчишечьим телом. Но её несомненная красота, блекла перед красотой Филиппа.

- Вы сказали, - продолжила она за мальчика, - что-то про уборку дома. – Её голос дрогнул. – Вы имели в виду его?

- Что касается его, он будет продолжать учиться, как и полагается. А работа – ваша, если пожелаете. Я не жду от вас согласия. Но мне правда нужен кто-то, чтобы разобрать моё бардак.

- Вы ещё сказали, что мы будем жить с вами.

Я подмигнул Филиппу. Он весь напрягся, ожидая ответа.

- Да, - засмеялся я, смотря в широко-распахнутые от нетерпения глаза мальчика.

- Но… - сказала его мама. – Видите ли… Спать с ним и с вами в одной комнате как-то неловко...

- Ну это не проблема. Вообще я бываю там наездами. Если бы не работа, я бы поселился в нём. Но он далековато от моей конторы. Домик небольшой и очень уютный. Места хватит всем, я думаю. Давайте отложим спальные вопросы, а поедем и глянем на него.

- Поедем, мам? – жалобно спросил Филипп.

- Придётся, - пожала она плечами. – Надо же нам где-то жить, пока не найдём другое место.

Я пыжился, чтобы не лопнуть от смеха, наблюдая за нарастающим в Филиппе нетерпении. Минуту спустя, оно пузырилось в взволнованном мальчике, как пена в лимонаде. Большие голубые глаза искрились, рот растянулся. Было замечательно видеть, что мучение и печаль испаряются, в ожидании чего-то потрясающе-интересного. В то же время у меня был специфический дежавю, что у быстрых взглядов, которыми они оба обменивались, было скрытое значение, так или иначе касающееся меня.

* * *

Мы вышли вместе. Филипп шёл между мной и мамой, держа нас за руки. Совсем недалеко от входа в здание, стоял мой «забавный» автомобиль. Это был Jaguar XK150 1960 года с 3.8-литровым двигателем с двумя верхними распредвалами и с шестью цилиндрами.

Мальчик, поняв что мы идём к нему, тут же позабыл обо всём на свете и бросился к стоянке.

- Вотэтодаааа! – протянул он, с восторгом изучая красный открытый двухместный спортивный автомобиль.

Морда XK150 была на несколько футов шире, чем требовал двигатель. Несмотря на избыточную мощность, которую он мог выдать, едва ли этот автомобиль по современным меркам, можно назвать быстрым. Это был «классик», в полном значении этого слова. Спицы и ободы его колёс искрились точно так же, как и в день, когда они покинули фабрику в Ковентри. Это был автомобиль для автомобильного поклонника.

- Потрясно… Я никогда таких не видел. А какая у него скорость?

Он любовно поглаживал пальцем декоративную металлическую накладку, боясь прикоснуться к лакированной металлической поверхности.

- А бог её знает. Было 100, только при наполовину нажатой педали.

Здорово… О! На спидометре! Ничего себе!

Я поглядел на его мать. Она тоже любовалась темноволосым ангелом, танцующим у моего автомобиля.

- Может разрешите поехать ему со мной? – спросил я.

- Он сойдёт с ума от счастья.

- От этого сходят с ума?

- Я пойду заберу свою, - она махнула в сторону стоянки через дорогу. – И поеду за вами.

***

Я открыл низкую дверь, Филипп осторожно залез, и, устроившись за рулём, стал изображать гонщика. Ему не хватало только матерчатой кепки, шарфа и перчаток, чтобы выглядеть молодым английским лордом, едущим на крикет или регби. Он, вцепившись в руль, издавал машинные звуки, напоминающие то крик вороны, то мурлыкание котёнка. Я уже жалел, что не прихватил с собой фотоаппарат.

- Эй, гонщик, - подначил я, - путь неблизкий. Писять не хочешь?

- А я уже писял. Я ходил в… - он покосился на стоящего неподалеку полицейского и вдруг, прикрыв рот ладонью, громко фыркнул.

Я облокотился на дверь и вставил ключ в замок зажигания. Моя рука скользнула по его голому колену, когда я потянулся к рычагу переключения передач, чтобы убедится что он в нейтральном положении. Стартовать без сцепления не очень хорошая идея.

- Ну, давай, стартуй.

- Ты хочешь, чтобы я поехал? – удивлённо спросил он.

- Ну не поехал, а прогрел мотор. Только не нажимай педалей, а то этот самый полицай отвезет тебя в Пирс холл за угон.

Он весело улыбнулся шутке.

- А что я должен сделать?

- Поверни ключ и слушай. Как только мотор заведётся, отпусти его.

Я стал ждать звука трения стартера о маховик. Филипп коснулся ключа и тут же отдёрнул пальцы. Потом обхватил ими ключ и глянул на меня чтоб получить знак, что он всё делает правильно. Я кивнул и тут же услышал как стартер провернулся и мотор булькнул; он слишком быстро отпустил. Я кивнул, на этот раз успокаивающе. Ему нужна была поддержка. Он попробовал ещё раз, но руки его дрожали. Поворот ключа, и стартер рванулся. Он опять отпустил рановато, однако на сей раз времени хватило. Двигатель кашлянул, затрещал и равномерно заурчал.

- Поддай газу, - сказал я.

Филипп, сияя, попытался нащупать педаль ногой.

- Я едва достаю до неё, - пожаловался он и сполз по коричневой коже кресла вниз. Как только подошва его башмака утвердилась на педали, мотор взревел.

Он тут же выправился на место и схватился за руль побелевшими суставами. Я начал смеяться, взглянув вниз на стройного симпатичного мальчика.

- Что смешного? – требовательно нахмурился он.

- Ты.

Я был удивлён. Его внутренняя борьба с собой вылилась в возбуждение. Эффект перетекания эго в либидо выразился в виде острой выпуклости на его шортах. Он этого явно не замечал. Но мой пенис дал намёк на пробуждение.

- Да что смешного то? – уже сердито.

Она затвердела, – сказал я как можно спокойней, и видя, что он не понял, добавил. - Твоя штучка.

Я понизил голос.

- Твои шорты вздулись.

Его глаза бросились вниз. Он тут же покраснел.

-О!

Он снова поглядел вниз. Его эрекция была ясно видна, поскольку ткань шорт не могла противостоять внутреннему натиску.

- Да он всегда так, - признался мальчик себе, а заодно и мне.

- Надеюсь что так, - подмигнул я ему заговорщически.

Но насколько его пенис большой, когда жёсткий? В том моменте мгновенного видения, он помнился сравнительно коротким, непропорционально толстым, даже пухлым, совершенно противоречащим стройности остальных частей тела. В своих видениях я видел его стройным, пухлым. Небольшим, чтобы удовлетворить девочку, но идеальным для бойлавера. Конечно он мог оказаться тем самым пенисом, которые втягиваются в пах. когда мягкие. А возможно, он в самом деле больше чем я его представлял. Судя по теперешней выпуклости, я всё больше склонялся к тому, что нужно не гадать, а это дело уточнить.

Мои мысли грубо прервал звук рожка. Я быстро оглянулся, с сожалением отрывая глаза от скрытого объекта моего желания. Автомобиль Кэтлин переехав улицу, остановился позади моего.

- Тебе лучше передвинутся, Филипп. – окликнул я его. - Трудно двигаться с таким холмом в шортах. А когда он станет больше, ты через него ничего не увидишь.

Он засмеялся, потирая правой рукой выпуклость.

- Не настолько он большой, – ухмыльнулся он. – Но вы правы. Я не умею ездить.

- Скоро научишься. А чтоб сейчас не было скучно, можешь играть со своим юниором.

Он, бессовестно хихикая, перекатился на соседнее сидение, а я, водрузившись за руль, вывел машину на дорогу, и потом открыл заслонку дросселя.

Почти сорокалетний, как и его владелец, красный кот прыгнул вперёд, кипя бензиновой кровью и ревя от избытка адреналина.

Проехав сотню футов я скинул скорость, чтобы Кэтлин нагнала нас. Моя забава только началась, но не было никакого смысла злоупотреблять автомобилем; спицы на колесах не были рассчитаны на такую мощность. Дальше я поехал степенно, более похожий на пенсионера, едущего в аллею, чем на свихнувшегося от радости сексуально-озабоченного бойлавера, впервые везущего в свой дом десятилетнего мальчика.

После нескольких минут, как раз то время, за которое пенис упал, Филипп расслабился и уже болтал без умолку, пока мы катили по улицам с оживлённым, как обычно в дневное время, движением. Наконец мы выехали на шоссе и направились прочь из города. Я «поддал газу» и ветер рванул наши волосы. Стрелка спидометра прошла отметку семьдесят миль в час и замерла неподалеку от следующей. Полетели минуты и мили. Говорить можно было лишь перекрикивая рёв мотора и шум ветра. Я стал чаще поглядывать на мальчика. Он, пылая от счастья, наслаждался каждой драгоценной секундой поездки, как будто был на американских горках в луна-парке.

И тут я опять заметил выпуклость на его шортах, однако выражение его лица изменилось. Только что весёлое беззаботное лицо мальчишка, стало угрюмым, а большие глаза, сузившись, придали ему капризный вид.

- Что такое? – крикнул я.

Он пожал плечами и отвернулся. Я вздрогнул, обеспокоенный тем, что сейчас могло творится в его голове. Физически он был ещё маленьким мальчиком. Только, хотя до наступления половой зрелости оставалось два – три года, в его теле начали просыпаться запрограммированные в нём желания, а вместе с тем, эмоциональное развитие, как у всех мальчиков, отставало от физиологического. Возможно сейчас, он испытывал сильное потрясение. Всё время проведённое в Пирс Холле не шло ни в какое сравнение с пройденным в последний час опытом, способным травмировать гораздо старшего и более мирского мальчика.

Те недавние события, какими неприятными они ни были, бледнели против внутреннего конфликта, которому он подвергся прежде, чем принял свой гомосексуализм. Он нуждался в моем заверении. Ему было важно знать, что он любим и что моя любовь намного сильнее обычной любви, потому что он гей. Он должен был знать, что внезапное изменение, которое ворвалось в его жизнь, будет постоянным если, именно этого он действительно хочет. Он должен был знать, что инстинктивное желания, вспыхнувшее в мужском туалете аллеи, не было чем-то тем, чего нужно стыдиться.

Его самоненависть не должна одолевать его снова, если у меня найдётся что сказать об этом.

Я небрежно двинул свою руку в сторону Филиппа. Я коснулся его ноги чуть выше его голого колена, в дюйме от кромки шорт. Мои кончики пальцев задели коричневую кожу его немного травмированного колена. Моя рука медленно пошла вверх, заезжая на шорты. Он лишь тяжело вздохнул, когда я слегка задел бугорок. Я сбросил скорость. Стрелка отошла к шестидесяти. Шум ветра стал мягче и тише.

- Всё хорошо! – сказал я. – Со всем кончено и покончено.

Филипп повернулся. Несмотря на продолжающийся шум он услышал каждое слово. Он медленно делал выдохнул, и губы согнулись в слабой улыбке.

- Вы обещаете? – спросил он.

- Ты слышал судью. Он сказал, что я должен стать твоим опекуном, пока тебе не будет шестнадцать.

- Я слышал. Но... - он колебался. - Это не означает…

- Что не означает?

- Ничего не означает. Все что ты должен делать - держать меня подальше от неприятностей.

- Например, от туалетов аллеи?

- И ты не удержишь меня. Я буду ходить куда хочу, – пригрозил он. – Ты не сможешь смотреть за мной каждую минуту.

- Конечно нет, - я посмотрел в зеркало. Его мать была в нескольких сотнях ярдов позади нас. – Ну а если некий мальчик будет счастлив, ему нужно будет ходить в аллею?

Голова Филиппа дернулась.

- Ты хочешь сказать…

- Именно это я хочу сказать, глупыш, – ухмыльнулся я. - Я не только твой законный опекун. Я твой телохранитель.

Моя ладонь накрыла бугорок и игриво надавила на него.

- Если хочешь, мы можем быть вместе отныне. Обещаю, тебе не нужно будет ходить в тот туалет. Если не будет другой причины, конечно.

Он мигнул от удивления. Его глаза увлажнились. Он закрыл их, и слёзы просочившись на ресницы, повисли на их кончиках жемчужными шариками.

- Ты мне так нравишься, - заговорил он всхлипывая. -Я... не хотите идти туда. Я пошел, чтобы найти тебя. Но там был другой. Я хотел, чтобы он был тобой. Я почти забыл, на что ты похож. Только знал, что ты был старше. И я притворился...

Он погрузился в свои мысли вряд ли понимая. Что моя рука продолжает ласкать передок его шорт.

- Ты мне тоже нравишься, Филипп, - прервал я его печальный покой. – Очень-очень нравишься. Я рад, что наконец встретил тебя снова. Я думал о тебе всё время. Когда судья сказал, что я могу быть твоим опекуном, я чуть бы не прошёл колесом по проходу.

Филипп с сомнением глянул на меня.

- Вы стары, для колеса.

- Старый только на вид. А так я молод. И потому моя фамилия – Юнг. И ещё. Мужчины, которым нравятся мальчики, молоды в глубине души. Они делают вещи, которые не сделало бы большинство взрослых. Например…

Я сжал его член через его шорты, пощекотал пальцем там, где была головка - самое чувствительное место.

Филипп подскочил и сжал коленки, пока был в воздухе. А оказавшись на месте, развёл их намного шире, и обмяк, - ясный признак готовности к продолжению.

Он огляделся вокруг, решая, есть ли достаточно интима и застенчиво улыбнулся.

- Ты можешь... если ты хочешь… - мельком взглянул на мою руку, нарушившую границу. - Что-нибудь, что ты хочешь, - закончил он.

- Я могу... сделать что-то, что я хочу?

Он кивнул, быстро задышал, а потом его высохшие губы приоткрылись, из-за них вылез розовый язычок и облизал их, увлажняя. Это очень простое действие, выглядело необычайно эротично.

- Ага, пока не попадём в аварию, - хихикнул он.

- Ну, значит я не могу всё что хочу. Мне нужно следить за дорогой. Потом крутить руль…

- Хватит одной руки, - мальчик продолжал хихикать.. Его глаза ярко искрились, когда он наслаждался своей первой сексуальной инсинуацией, – чтобы играть…

- Правильно!

Я любовно надавил на холмик.

Под матерчатым покрытием форма члена была едва различимой. Отчётливо пропечатывался лишь шарик головки. И оттуда дышало теплом.

Я предпринял массированную атаку на это место. Довольно громкий стон вырвался из его груди.

- Нравиться?

- Ммммммм… - выдал он снова и бесстыдно заявил, - Ты заставляешь его стать большим.

- Надеюсь что так. Мне нравится, когда мальчик наслаждается. А особенно хорошо, когда у него есть большая вещь.

Я сжал нежный маленький орган. Он налился и начал свой путь к эрекции. Он принял размеры моего большого пальца, как по длине, так и по толщине. Я приложил палец для сравнения.

- Загар идёт по всей ноге? - спросил я игриво.

Филипп хмыкнул.

- Какая ставка, чтоб узнать наверняка?

- Десятка. Но не для быстрого взгляда.

Филипп поднял брови.

- Ты в прошлый раз дал мне двадцать, даже при том, что ставка была десять. Можешь доставать баксы. Мне снять штаны прямо здесь, в машине?

Я рассеяно пожал плечами.

- Никто тебя не увидит.... кроме меня. А я плачу.

На несколько секунд Филипп задумался, наверное обдумывая моё предложение. Но интересовался ли он деньгами? Мысль, что он и вправду маленькая проститутка, приходила ко мне не один раз. И тогда, при первой встрече, и снова, когда я услышал, что он был арестован в уборной при совершении непристойных действий.

- Я не хочу десять долларов, ладно? Я и тогда не хотел, - он как будто прочитал мои тайные мысли.

Руки Филиппа двинулись к его талии и ловко открепили металлический зажим. Он протащил за язычок медный ползунок молнии вниз несколькими толчками, затем, приподнявшись, потянул за края плотного синего денима, и в мгновение шорты сползли к коленям.

Он оказался не столь смуглым, как я помнил. Но он провел прошлые три недели не на солнце. Покрытие было неравномерным. Кожа стала приобретать нездоровой оттенок.

На нём оставались трусы – простые белые жокейки. Смотрелись они отвратительно, и я принял решение как можно скорее сменить эту часть одеяния.

Мальчик не заставил меня ждать. Белое покрытие уехало к шортам. Моим глазам предстало потрясающее красивое зрелище…

И я мог беспрепятственно любоваться им на протяжении шестидесяти миль!

Кто бы ни придумал выражения «сокровище», и «фамильные драгоценности» для гениталий юного мальчика, никто больше не мог найти более точного описания для шоу, которое сейчас восторгало меня.

Какая красота! Сексуальные органы десятилетнего мальчика — истинное совершенство в полном значении этих слов. Пах Филиппа был даже без следа мягкого пушистого пуха. Его яички оставались всё ещё очень маленькими, лишенными признаков роста, который предсказывает половую зрелость. Они висели близко к его телу несмотря на то, что мошонка была полностью расслабленной. Её полупрозрачная шелковистая кожа шла тонкими деликатными складками, а пронизывающие её мелкие вены придавали всему этому вид полированного мрамора.

Мои первые впечатления в аллее, оказались точны, и это, несмотря на то, что тогда всё произошло очень быстро. Вообще мои первые впечатления всегда точны. Филипп был обрезан, но оставался небольшой кусочек плоти, наползающий на холмик головки. Он плотно обнимал её, заставляя распухать. А когда эрекция спадала, столбик становился тоньше. Кожица натягивалась на головку, но она продолжала быть пухлой. Член Филиппа напоминал леденец на палочке с названием «соси-хоть-целый-день»

- Можно? – спросил я с нервной дрожью в голосе.

Филипп хихикая развёл колени ещё шире, делая слова ненужными. Он провёл много долгих ночей, мечтая об этом моменте, как только обнаружил важную роль вздувания члена у мальчиков. Теперь он собирался воплотить это наяву, расслабленным, без страха и оглядки, отлично зная, сколько удовольствия может доставить его тело другому человеку. Мужчине.

Кончики моих пальцев пробежали через его живот. Они приблизились к священной и более бледной области – паху. Указательный палец коснулся сырой жаркой границы члена с лобком. Мягкий выдох слетел с его губ, и мои пальцы соблазнились на горячий короткий ствол. Снова, протяжный выдох. Член всё ещё противостоял моими трём жадными бродячими пальцам. Его жар перетекал в мою руку. Вся энергия тела мальчика сосредоточилась в трёх дюймах пульсирующей живой плоти.

Мммммм… - простонал Филипп. Его глаза были полузакрыты.

- Как же я тебя хотел, - выдохнул он.

- Я здесь. Теперь я с тобой.

Моё сердце начало биться быстрее от острых ощущений касания его священной плоти и знания, что он даёт себя мне.

Мои пальцы сползли с столбика и занялись мошонкой. Его яички чувствовались меньшими, чем выглядели. Они разбегались в стороны, пока я решительно не окружил их и послал туда, где мог осуществить игривое нажатие, вызвавшее громкий вскрик.

- Хххххх…. оооооооооо! – последовало после продолжительного стона.

- Просто здорово! - отдышавшись заявил Филипп.

- Я могу так хоть весь день, – замурлыкал он.

- Мне никогда так не будет, когда я буду делать себе сам, - добавил застенчиво.

- Ты ещё не достигал климакса? – спросил я.

- Ха?

- Ну… это когда из тебя выходит белый сок.

Он покачал головой.

- Тот человек, доктор, он сказал, что я, вероятно, созрею через несколько лет. Большинство мальчиков моего возраста не могут так сделать.

- Нужно быть зрелым, чтобы стрелять спермой, - заключил он после короткой паузы тоном опытного специалиста.

- О! не стоит торопиться! Я люблю тебя таким, какой ты есть! – воскликнул я.

* * *

Слова… мои слова признания маленькому мальчику. Мальчику, сидящему в нескольких дюймах от меня. Счастливому мальчику, спрятавшему свой член под моей ласковой рукой. Они не нужны ему. Слова – это пыль. Слова – это тлен. Нежность… ласка… удовольствие друг для друга. Только это наполняло смысл его жизни.

* * *

Четыре минуты. Четыре мили. Мы съехали с автострады и повернули на юг, на двухполосный Хайлэнд-Бульвар, с встречным транспортом. Ласкать Филиппа стало невозможно. Его богатство опять исчезло в шортах, но молния осталась открытой на случай возможного вторжения. Несколько раз появлялся шанс дотронуться до мальчика, но в этом не было необходимости. Он с завидной ловкостью представлял всё что было нужно, на короткое безопасное время.

* * *

Наконец настал последний участок пути. Следующие две мили шли по извилистой дороге через леса и открытые луга. Мы ехали медленно. Ветер охлаждал наши лица и открытый, дышащий влажным жаром, пах Филиппа.

Солнечные блики затанцевали на его бледной коже, когда над нами понеслись кроны деревьев.

Это был прекрасный день с ярко-синим небом, возвещавшим о хорошей погоде. Приближался тёплый фронт, угоняющий облака на восток.

Мы подъехали к повороту. Я ещё сбросил скорость и убрал руку от своего маленького друга, чтобы перейти на вторую передачу. Его маленький орган был жёстким, как тогда, на автостраде, тем не менее, крошечный разрез на головке оставался абсолютно сухим, в отличие от моего. Мой собственный твёрдый член, обильно выделял предоригинальную жидкость в мои трусы.

- Тебе лучше убрать своего юниора сейчас, - сказал я.

Он развязно усмехнулся, собираясь спросить почему, но передумал. Я улыбнулся ему, видя как его маленькие руки натягивают передок трусиков на «леденец». Когда последний кусок белого хлопка исчез под синим денимом шорт, я сосредоточился на дороге, положив вторую руку на руль.

Он откинулся на спинку кресла, и занялся созерцанием окружающего мира. Я представил на мгновение Уайлдвуд-трейлер-парк, который он называл своим домом. Конечно не было никакого дикого настоящего леса в той части города, по крайней мере такого, как этот, тянущийся сейчас по обоим сторонам дороги. Бесконечные ряды прицепных фургонов, не шире автомобиля, - печальное место для любого мальчика, и особенно для мальчика с шармом и красотой Филиппа.

Глава 9. Серьёзный разговор

Его невозможно было увидеть с дороги, а редкие посетители вряд ли могли заметить тщательно спрятанную камеру, записывающую всех кто входит или въезжает в дом 10450 по Сэнфорд-Лейн.

Ведущая к нему дорога сначала делала защитный зигзаг. Нужно было ехать прямо, потом повернуть, ехать назад, повернуть и ехать вперёд. Теперь в проблесках между деревьями можно было заметить оштукатуренные белые стены. Дорога делала заключительное завихрение шла через мостик над ручьём, и заканчивалась за гаражом большим кольцом, опоясывающим фонтан с системой плеска воды. В его центре на горке камней стоял абсолютно голый Эрот. Как я знал, архитектор привёз его из Италии.

- Па… тряс… но… - выдохнул Филипп. Он волновался при подъезде, но совершенно не был готов к тому, что его ожидало.

- Ты здесь живёшь?

- Ага, - признался я с гордостью.

Да, дом был великолепен, но была проблема. Я жил в нём один. Но этот дом был тем домом, который нужно было с кем-то разделять. В идеале, по крайней мере в моих мечтах, - с таким мальчиком, как Филипп. Без мальчиков вообще и без Филиппа в частности он смахивал на частный музей. Он явно нуждался в энергии Филиппа.

- Но это же здорово!

Мальчик бросал взгляд то на лес, то на двор, то на сам дом

- Нет… Он правда твой? – спросил он в недоверии.

Я пожал плечами и, повернувшись, увидел подходящую к нам Кэтлин.

- Красивый дом. Я не верила глазам, когда ехала за вами. У меня было такое ощущение, что я заехала в один из федеральных парков в Смоки

Я улыбнулся.

- Я купил его несколько лет назад у застройщика с финансовыми проблемами. По сути говоря - украл. Ну, входите, смотрите.

* * *

Я шёл впереди, с Филиппом буквально наступающим мне на пятки. В этой части дома стоял слегка заплесневший запах. Она не открывалась в течении четырёх лет. Жилую часть приходила убирать раз неделю одна девица. Я напомнил себе отказаться от неё, если Кэтлин действительно согласиться остаться и заняться всем домом.

По поводу Филиппа у меня не было сомнений. Всё зависело только от меня. Но его мать…

- Филипп, что скажешь? Это конечно прекрасно, но если мы переедем сюда, это означает, что ты должен сменить школу. И ты не сможешь видеться со своими друзьями.

- Это ничего, мам, - ответил он, смотря на неё, - Мне здесь очень нравится, и я хочу здесь жить с мистером Юнгом.

- О! – сказала она ухмыляясь, и закатывая глаза к потолку.

- Что случилось, мама? – испугался Филипп.

- У тебя шорты расстёгнуты.

Филипп посмотрел вниз и покраснел. Багрянцем запылала даже вся шея.

- Не представляю почему. – Кэтлин засмеялась над замешательством своего сына. – Может ты забыл про них в туалете?

Опозоренный Филипп совсем растерялся. Краснота дошла до кончиков ушей.

- Мальчики есть мальчики, не так ли мистер Юнг? – продолжала она поддразнивать нас обоих. – Нет никаких причин чтобы не рекламировать свой товар.

Я слабо улыбнулся. Было ясно - туалет в суде был не при чём. Я ощутил, что она знает точно, почему молния у Филиппа была открытой.

- Я даже не знаю что вам сказать, - ответил я с опаской.

- Филипп. Почему бы тебе не освоиться? Осмотрелся бы во дворе, – сказала Кэтлин уже серьёзно. – Мне нужно поговорить с мистером Юнгом кое о чём.

- Ну, мам.

Он на мгновение встретил взгляд матери и понял, что это не предложение, а прямой намёк, что его присутствие в ближайшее время нежелательно.

* * *

Кэтлин подождала, пока за ним закроется дверь.

- Он так быстро растёт, мистер Юнг. Боже, он может быть таким строптивым… Я даже иногда не знаю что с ним делать. Он не от мира сего. И тем не менее я хочу чтобы у него было то, чего не было у меня.

Я кивнул.

- Мальчик как Филипп заслуживает лучшего.

- Лучшего? Я согласилась бы на что-то лучшее, чем жизнь в проклятом трейлере! Я разрушила свою жизнь, но я не хочу разрушать его!

- Да, я не думаю, чтобы родители желали для своих детей таких вещей, как те случаи в туалете, – кивнул я, отлично понимая к чему всё идёт. – У каждого ребёнка есть ошибки роста.

Она покачала головой.

- Что я могу поделать? Он не виноват в своих склонностях. Может быть это предначертано свыше, зарабатывать себе на жизнь таким вот путём. Может потому бог и сделал его таким красивым? В Эмерсоне нет других возможностей. А если появляется именно такая, её обычно упускают из-за нетерпения общества к этому. А если возникает другая возможность, охотников хоть отбавляй.

- Это для всех мест. Везде надо уметь рисковать. Но вопрос даже не в риске. Часто не знаешь какой будет награда.

Кэтлин отвернулась и стала смотреть в окно. За ним стоял великолепный лес.

- Мистер Юнг. Филипп правда странный?

- Гм… - сказал я. – Пока это неизвестно.

- Но обязательно будет, – сказала она решительно, словно знала ответ.

- Возможно. Трудно сказать в его возрасте, - подстраховался я. - Все мальчики проходит стадию, когда они интересуются своим собственным полом. Это называется скрытый гомосексуализм. Я не думаю, что вы можете точно сказать, кто ему будет нравиться лет через пять.

- Десятилетний мальчик входит в общественный туалет, ища мужчин. Разве это не прямое указание на его предпочтение? – ответила Кэтлин сердито.

- Филипп не может разобраться в своих чувствах и тем боле управлять ими! Никто не может этого в его возрасте! А когда мы вырастаем, мы не можем ничего изменить! Мы всё осознаём! Мы пытаемся жить в обществе, которое отторгает нас! И это счастье, если такой мальчик находит родственную душу! Он не ожесточится, не станет подлецом и убийцей! Не сядет на наркотики! Не покончит с собой в конце-концов!

- Так какого чёрта, хренов ты бойлавер! Почему ты не хочешь признать этого в Филиппе! Я вижу как он прилип к вам! А вы сами! Почему бы нам не ходить кругами а расставить все точки над i? Вы тоже без ума от него! Я это вижу по вашему лицу! Мне не нужно быть супер-сыщиком чтобы знать, что вы делали ему в автомобиле! Я ещё удивляюсь, что его петушок не торчит из той щели!

Повисла звенящая тишина. Я не знал что сказать. Я не мог и не хотел всего этого отрицать.

- Простите, Кэтлин. Мне очень жаль… - заговорил я наконец. - Я понимаю, что вы тоже ищите выход. Вы правы, но я не знаю что ответить…

Она покачала головой и глубоко вздохнула

- Я лишь хочу сказать, что Филипп очень нуждается в вас. Вы можете дать ему вещи, которые он мог видеть только во сне. Если цена, которую он заплатит за это… спать с вами… это не высокая цена. Но я не могу перенести мысль о его боли… Физической… душевной…. Если он станет геем, я действительно не беспокоюсь об этом. Из того, что я до сих пор видела, встреча с вами лучшее, что случилось с ним.

- Я понимаю, - сказал я. - За прошлые два дня я очень привязался к Филиппу. Я никогда не причиню ему никакой боли.

- Но вы действительно хотите спать с моим сыном, мистер Юнг?

Она задала вопрос без презрения, и это застало меня врасплох.

- Он — красивый мальчик. И у меня есть место для него в моем сердце.

Я не мог сказать его матери, что люблю его. Я глубоко вздохнул.

- Но если такая возможность возникнет, я не смогу отказаться.

Где-то в глубине дома зазвонил телефон. Я продолжал смотреть на Кэтлин. Она опять смотрела на лес. В ней просматривалась нерешительность. Она явно хотела в чём-то признаться.

- Это не первый раз, когда я была здесь, мистер Юнг. – начала она негромко но внятно. - Я приехала в этот дом одиннадцать лет назад, когда он был только что закончен.

Я сглотнул. Мой мозг встряхнулся. Факты и мысли, столкнулись и смешались.

- Я была чуть старше Филиппа. Боже, мне не было даже пятнадцати!

- Вы знали Чака Лоусона? - спросил я напрямую.

- Знала ли его? Вы могли бы сами догадаться. Он был первым человеком, с которым я спала. Я потеряла свою девственность в его спальне, той, выходящей на бассейн.

Я кивнул. Я хорошо знал ту спальню. Это в ней я мечтал о сексе с её десятилетним сыном.

- Он привёз меня сюда, когда его жена была на Карибском море. Бог знает, почему я приехала. В то время, я думала, что мы любили друг друга. Он был красив, с деньгами. Я действительно думала, что любила его.

Она громко вздохнула и кашлянула, чтобы прочистить горло.

- Он не был хорош в постели, возможно потому он и брал девочек. Его проклятый инструмент не был даже большим. Он напоил меня шампанским и затем трахнул.

Ее волосы блестели на солнце. Они не были столь темными, как у Филиппа. Тогда она, конечно, была потрясающе красивой девочкой, как её сын сейчас. Вероятно выглядела моложе. Если бы у меня не было склонности к мальчикам, она бы была мне интересна. И в двадцать пять она не утратила своей красоты.

- Лоусон — лицемер самого высокого пошиба, - сказал я, смотря на Филиппа идущего за деревьями к ручью. В течение нескольких секунд я фантазировал, воображая его голым. Он, мало чем отличался от индийского мальчика. С его последним весенним загаром кожа как раз была подходящего цвета.

Здесь было более чем достаточно условий для частной жизни. Он мог бы ходить без одежды всякий раз, если хочет. Я с нетерпением ждал жаркого лета, когда он станет восхитительно золотисто-коричневым с головы до пят.

- Лицемер? О, да! Он был справедливым, чтобы запретить сделать аборт, но недостаточно морален, чтобы трахнуть малолетнюю девчонку!

Она сердито тряхнула головой.

- Он заплатил мне, чтобы я родила его ребенка. По крайней мере, он заплатил моей матери. Конечно, когда его жена вернулась, я не могла его видеть часто. К тому времени, как она опять уехала, я больше не была симпатичным ребенком. У меня был огромный живот, и этот ублюдок потерял ко мне интерес.

Я думал о Филиппе. Он был сыном Лоусона. Он даже был зачат в моей спальне. Кто-то на небе решил повеселиться.

- Некоторые мужчины могут быть свиньями, - согласился я. - Мы не все одинаковые. Филипп важен для меня, Кэтлин. Я хочу, чтобы вы знали это. Я беру ответственность за него.

- Лоусон даже платил Филиппу, до развода, – сказала она тихо. - Ну и потом тоже… А потом… Филиппу было приблизительно четыре, когда мы должны были переехать в трейлерный парк. У меня были такие замечательные планы относительно его. Я всегда хотела, чтобы он стал доктором или адвокатом…

- Не всё потеряно, Кэтлин. Вы должны доверить мне заботу о нём. Бойлавер, это намного больше, чем просто секс. И если вы волнуетесь по поводу его будущего, это не проблема. Я отдам Филиппа в Академию Вильтона. Это частная школа в нескольких милях отсюда. Я слышал, она хорошая.

- Это католическая школа? - спросила она быстро.

Я отрицательно покачал головой.

- Отлично! А знаете что?

Она не стала дожидаться ответа.

- Я не удивлена, что Филипп – гей, а Лаусон – би. Он сказал мне однажды. Когда он был мальчиком один из священников домогался его. Потом он мне сказал, что делает это и с мальчиками. Так ему и надо, что его собственный сын странный.

- Вы так сильно его ненавидите?

- Вы не знаете и половины о нем. Прежде, чем я стала беременной, я был ученицей А-уровня. Я хотела быть доктором, а закончила в трейлере. Мне удалось получить свидетельство об окончании средней школы, но это — все. Возможно, я неправа, но я обвиняю Лоусона в том, какой оказалась моя жизнь. Мне было четырнадцать лет, когда он вставил в меня своего петуха. Я не знала ничего лучшего!

- Филипп знает, кто его отец? – спросил я, чувствуя что завожусь. Это была неприятная мысль, после всего случившегося.

- Едва ли! И, между прочим, я буду совершенно счастливой, если он никогда не узнает об этом ублюдке!

Она нервно засмеялась.

- Получается, что ублюдок, это Филипп а не он?

Замечание было едким. Она в явной форме озвучила социальное клеймо своего сына.

- Вам лучше ответить на звонок, - поспешила она смягчить ситуацию. – Кто-то пытается добраться до вас. Он звонит с тех пор, как мы приехали.

Я кивнул. Я сам слышал отдалённый звонок телефона. Кто-то хотел услышать меня, а не передать сообщение через автоответчик.

- Я скоро вернусь. Мы должны будем решить, где Филипп будет спать, пока не оборудуем его собственную комнату.

Кэтлин улыбнулась.

- Я думала, это предрешено. Он будет, вероятно, спать с вами. Я не должна возражать, если он того хочет. Вам будет нелегко трахать его, если он будет здесь со мной, правда?

- Если и так, мы должны подумать о другом. У него могут появиться друзья или… друг… За моей спальной, есть ещё одна. Из неё есть выход в душевую и туалет…

На самом деле весь мой энтузиазм был в принятии мер безопасности. Общественное мнение, немаловажный фактор в современном пуританском мире. Даже несмотря на доверие матери, этот мир не примет открытого сосуществование мужчины с мальчиком и мальчика с мужчиной.

- Вы правы, - рассмеялся я. - Если я не возьму трубку, телефон взорвётся!

Глава 10. Предупреждение

Я ответил на звонок в зале, наблюдая за Филиппом, прыгающим между деревьями и в невинной свободе исследующим свой новый мир. Он быстро соединился с ним, с непринужденностью и адаптироемостью, свойственной лишь детям. Он только что с интересом рассматривал какой-то валун, а теперь бежал дальше, к следующей привлекательности.

Я поднял трубку.

- О чёрт, подойдите к телефону! – сказали сердито. – Только не это чёртово сообщение!

- Это не чёрт, это я.

- Юнг? Это вы?

- Да! Кто это?

- Роджер Ларкин! Судья Ларкин! Вы были в моем зале суда.

- Да, Ваша честь.

- К чёрту честь! Слушайте, это важно. Я звоню с автомата. Весь ад вот-вот вырвется на свободу! Обвинитель добрался до судьи апелляционного суда. Он был в моем офисе с ордером на арест малыша и приказом от апелляционного судьи. Это заказ на получение мальчика в суде на следующей неделе. Он заставил меня дать приказ на возвращение Филиппа в Пирс, пока суд не закончится. У меня не было выбора, я должен был подчиниться! Я ничего теперь не могу сделать! Я могу попробовать санкции, но это было бы пустой тратой времени!

- Боже!

- Дело за вами, Юнг. Вы должны вытащить Филиппа из города на нескольких недель. Как только суд закончится, он будет в безопасности. Они действительно не интересуются преследованием его по суду.

Я вздохнул. Филипп добрался до ручья и бросал гальку в совершенно чистую воду. Даже отсюда я видел, как солнце играет бликами на его темных волосах. Он был воплощением детства, невинного и радужного. Я не мог допустить его возвращения в ту тускло-серую конуру в Пирс холле, где я беседовал с ним.

- Считайте, что его больше не существует, – сказал я.. – И… огромное спасибо, Роджер! Я должен вам дважды.

- Это хорошо! Я всё думаю, был ли он уже у вас в постели? – засмеялся судья. - Я подсчитал, что вам, вероятно, потребуются приблизительно десять минут прежде, чем вы посетите его попку.

- Э, нет. Дайте время на смазку, - я тоже засмеялся, несмотря на свои испуганные мысли. - Он не Хуан. По крайней мере - ещё. Слушайте, ещё раз спасибо! Я лучше поскорее перенесу свою задницу в автомобиль, и вытащу Филиппа хотя бы подальше от дома.

Я положил трубку и попытался придумать план действий. Вытаскивание Филиппа из города было первым шагом, но то, что я действительно должен был сделать – увезти его из страны. Мой мозг перебирал возможности. Авиакомпании были вне рассмотрения. Автомобиль тоже опасен. Мои оба транспортных средства легко прослеживаемы и распознаваемы. Я усмехнулся. Я знал кого-то, кто был мне должен. И не только мне.

Я вернулся в комнату к Кэтлин, и рассказал ей тревожные новости. О решении пока умолчал.

Она кивнула.

- Всегда одно и тоже. Как только я вижу свет в конце туннеля, он снова гаснет.

Я засмеялся.

- Не настолько дело плохо.

- Вы не знаете что это значит, быть матерью-одиночкой и бедными.

- Филипп расскажет, что произошло. Доктор будет, признан виновным. В худшем случае он получит несколько лет, если это его первое преступление, – сказал я осторожно.

- А как же мой сын?! - застонала Кэтлин. - Он уже плохо себя чувствует в этом дерьме! И он должен рассказывать этим мразям о подробностях членососания?

- Есть только один выход, - предложил я осторожно. - Филипп должен исчезнуть, до конца суда.

- Я могу отвезти его к его тёте. Она живет в Джорджии! Он будет там в безопасности!

- Там они и будут искать, Кэтлин. Я знаю эту бестию. У него шило в заднице!

- Я могу увезти его куда-то ещё, где они не смогут найти его!

Я покачал головой.

- Если бы вы знали прокурора, вы бы поняли. Все, что он должен сделать, связаться с ФБР и сообщить о Филиппе, как о важном свидетеле, который был похищен. И будет национальная тревога.

- А что делать?

- У меня есть идея, - я самодовольно хмыкнул. - Однако вы должны довериться мне. Я не могу сказать вам, что и как. Через две или три недели я возвращу Филиппа. До тех пор вы не будете знать, где он.

Кэтлин резко мотнула головой

- Нет! Вы мне нравитесь, и, думаю, вы будете добры к Филиппу. То, что вы будете его трахать, меня не беспокоит. Но чтобы вы с ним одни… несколько недель. Может я действительно доверяю вам, но не настолько… Почему я не могу пойти с вами?

Я пожал плечами.

- Можете. Но я нуждаюсь в ком-то здесь, чтобы следить за вещами и за домом. Я буду очень осторожен с ним и не буду спускать с него глаз, и, по возможности, не отпущу его руку. Если это причина ваших страхов у вас моё обещание. Я верну его в таком же состоянии, в каком и возьму.

- Я не волнуюсь за это. Я жду, что вы займетесь с ним сексом. Филипп может потерять невинность здесь или где-то ещё. Я не так наивна! Если вы играли с его петухом в машине, уверена, последует остальное.

- Всё верно. Но есть одна вещь. Я говорил. Вы забываете об этом или не можете поверить. Бойлавер, это не только секс. Это нечто большее.

Конечно. Она боялась, что всё произойдёт вдали от неё, и если что, она не сможет приди на помощь. Нетронутый клад скрывающийся между маленькими ягодицами Филиппа, ждал разграбления, и мы знали, кто будет пиратом.

- Просто будьте нежны с ним, - сказала она. – Я вынуждена доверить его вам. У меня нет выхода.

- Нет, не вынуждены. Вы доверяете по своей воле.

- Он растёт так быстро, - она помотала головой, как будто отрицая, что уже знала. - Он собирается стать геем. Да, я знаю. Это будет ваш медовый месяц. Он и вы. Один на один.

- Я не думал про это в таком виде. Думаю, что дело дойдёт до секса… Но…

- Я же сказала, ваш взаимный обмен жидкостями, меня не беспокоит.

- Я не знаю, что по-вашему было в машине… Но из того, что видел я… Обмен будет односторонним, ещё очень много лет…

- Мм? Что? Односторонний? - она хихикнула. - Вы имеете в виду... это… сексуальное созревание?

Я покачал головой.

- Я серьезно сомневаюсь относительно его. Его яички еще не опустились.

Она ухмыльнулась

- Мой сын - маленький сексуальный маньяк! Я нашла пятна на его простыни. Когда он спал с другом однажды.

- Мальчики есть мальчики, - засмеялся я. - Они экспериментируют вместе. Если один мальчик может стрелять, будьте уверены, он продемонстрирует свое умение друзьям. В возрасте Филиппа, если один мальчик может произвести сперму, это станет главным поводом неофициальной встречи.

- Но если Филипп незрел, он же не будет хотеть заниматься сексом.

Я беспечно пожал плечами

- Наличие спермы и занятие сексом не обязательно связано. Но если он играет с друзьями, это хороший признак, что он готов пойти дальше.

- Тогда он захочет пойти дальше с вами, - сказала Кэтлин. - Лично я не могу обвинить его. Я спала бы с вами сама, если бы вам было интересно. Жаль, что я не мальчик.

Я счастливо кивнул. У меня были и её доверие и одобрение стать возлюбленным её сына. Дело было за малым. Оправдать доверие и не обмануть одобрение.
Я вышел из дома. Филипп всё ещё стоял у ручья. Я собирался стать фокусником, а он моим исчезающим ассистентом. За секунду он понял проблему и был готов ехать со мной.
Ещё несколько минут ушло на наставления и прощание. Я передал Кэтлин все ключи и дал денег на месяц. Сели мы в её машину. Перед отъездом я дал наказ загнать Ягуар в гараж, и позвонить в фирму по прокату автомобилей, чтобы получить замену.

Глава 11. Бегство

Автомобиль его матери был рухлядью. Плимут, давненько видавший лучшие дни, нуждался в капитальном ремонте двигателя, если собирался увидеть ещё тысячу миль. Вся эта куча металлолома грохотала, скрипела и оставляла за собой хвост туманного синего дыма.

Я взял с собой три тысячи долларов наличными. Это был мой НЗ из надёжно скрытого в туалете сейфа. Эти деньги шли на необходимые в моей работе «финансовые аргументы», проще говоря, - взятки. На заднем сидении стоял мой несессер, наполненный предметами первой необходимости. Что касается остального, Филиппу придётся довольствоваться тем, что на нём было, пока не будет возможности заглянуть в магазин.

Мы ехали той же дорогой, что и двадцатью минутами раньше. Филипп молчал, погружённый в свои мысли. И у меня, и у него не возникало даже намёка на желание затеять сексуальную игру. Он сопротивлялся злой судьбе, стремившейся разрушить его счастье и заставляющей его бежать, чтобы остаться свободным.

Не прошло и минуты, как мы катили по автостраде, мимо промчалась патрульная машина, сверкая синей мигалкой. У меня не было сомнений, куда она торопилась. Мы ехали на юг, удаляясь от города и его аэропорта.

Филипп не проронил ни слова. Он сгорбился, стараясь спрятаться от всего мира. Я мысленно сочувствовал ему, но ничего не мог поделать. Он должен был справиться с собой сам. Я знал, что пока я рядом, ему это будет не трудно.

Почти через полчаса я съехал с автострады. Филипп конечно же был голоден, как и я. В придорожном Макдональде я заказал в окне на вынос две порции комплексного обеда и прикупил колы. Мы пообедали. Потом я согнал Филиппа с кресла, на него водрузил несессер, а мальчика перенёс на заднее сидение. Укрыв его одеялом, я сел за руль, выкатил автомобиль на стоянку и припарковался в небросающемся в глаза месте. Перегнувшись через спинку сидения, я погладил плечо мальчика, вылез из салона, и пошёл через дорогу к телефонному автомату. Пора было сделать звонок Роджеру Лоусону.

* * *

Лоусон держал свой самолет в муниципальном аэропорту. Это был двух турбиновинтовой Learjet 31А, способный запросто пересечь США со своей гарантированной дальностью полёта в полторы тысячи миль. Ни одной остановки на заправку по пути в Техас, где я запланировал переход границы западнее Галвестона. Скоро мы понесёмся туда со скоростью 480 миль в час.

Он, явно сердитый, что его оторвали от его занятий, грубо указав на открытую дверь, похожую на распахнутую пасть чудовища, приглашающего войти в его чрево, велел подняться на борт. Я проигнорировал эту грубость, представив что он станет делать, узнав что сопровождающий меня красивый мальчик, его собственный сын.

Вопросов не последовало. Он, наверное, принял Филиппа за яблоко раздора между разводящимися супругами. То, что я не занимаюсь бракоразводными делами, он не знал. Хотя… дело скорее всего в счёте. Он сравнялся и долг аннулирован.

Я согласен: спасение Филиппа, достойная плата за уничтожение фотографий… с Роджером и двенадцатилетней девочки в непристойных сексуальных сценах.

* * *

Первой радостью полета в частном самолете из муниципального аэропорта было то, что мы оказались в воздухе менее чем за пять минут. Разрешение на взлёт – пустая формальность, если нет других самолетов на взлетно-посадочной полосе. Вторая радость, пилоту не нужно отчитываться, кто и зачем на борту. Все эти радости с лихвой окупились хорошей тряской, когда началось наше путешествие на юг.

* * *

Мысли о правильности и неправильности преследовали меня. Филипп был десятилетним мальчиком, возможно более опытным, чем допускали его годы, но конечно все еще ребенком. Он сидел через проход от меня, улыбался как Чеширский кот как только наши глаза встречались, но чаще всего, упёршись лбом в стекло, рассматривал землю, раскинувшуюся под нами тридцатью пятью тысячами футов ниже. Через два места от него, была кабина. Через щель приоткрытой двери доносились тихие голоса; Лоусон с пилотом обсуждали высоту и расход топлива. Филипп вряд ли догадывался, что седой человек с темным Флоридским загаром, его отец. Кроме несколько особенностей, характерных для них обоих, на первом месте стояла наследованная непринужденность, с которой мальчик загорел. Я улыбнулся, вспоминая его, стоящего передо мной в туалете, с руками и ногами отливающими сочным золотисто-коричневым оттенком, хотя до лета оставался месяц.

Филипп был счастлив, как только может быть счастлив мальчик, в начале наступившего праздника. Хотелось бы надеяться, «медовый месяц» - точное описание предстоящих событий, и наших взаимоотношений, до возвращения домой.

Мне грёзилось как он подбегает ко мне, и бросившись в мои объятия, прижимается крепко к моей груди. Я ласкаю шелковистые волосы позади его ушей, поглаживаю его маленькие уши и мягкие щеки. Он в моей власти и чего-то ждёт. Я знаю чего. Он начинает хихикать от щекочущих поцелуев. Его губы впиваются в мои, наши языки сплетаются. Я укладываю его на наше мягкое прохладное ложе, и мы начинаем праздновать нашу любовь.

Несмотря на злобу и маразм, охватывающий общество от союза мужчины и мальчика, я инстинктивно знал, что это будет совершенно правильно для нас обоих. Я займусь с ним любовью. Я буду вести неопытного мальчика к открытию естественных функций его тела, пока он не станет опытным любовником. Его невинное любопытство, окрашенное жаждой, сначала игры, будет более и более пробуждаться, переходя в прелюдию. Я научу его оральному сексу. Полученное этой забавой наслаждение не станет хуже, от отсутствия у него спермы. Достаточно будет напоить его, чтобы продемонстрировать свою любовь.

Заключительный акт, соединяющий мужчину и мальчика, я представлял с трепетом. Для входа в его невинное тело, требовалось собрать всё имеющееся у меня умение и терпение, чтобы причинить как можно меньше неизбежных страданий. Он, конечно, будет напряжён. Его нетронутый задний проход, значительно уже и туже, чем у осчастливленных мною мексиканских мальчиков. И все же, я знал: его маленькое тело приспособится под мой член, хотя это будет постепенный и болезненный процесс.

* * *

Лоусон вышел из кабины и сел в кресло рядом с креслом Филиппа

- Мы сядем за пределами Мобил Алабама для заправки, - сказал он. - Полагаю, твой план, утащить мальчика в Мексику. Значит Техас, где-нибудь около границы, где легче перевезти мальчика без вопросов о нём.

- Я не ожидал, что ты выдернешь нас Штатов. Что ты говорил про план полёта?

- От Мобил мы направимся на юго-запад в Браунсвилл, но мы можем легко пойти внутрь страны на Дель Рио или Коталле. Я слышал, это довольно спокойные пограничные города. Мы можем полететь над водой. В любом случае нет проблем.

Я поглядел на Филиппа, снова думая о том, что его отец сидит прямо перед ним. Филипп отвернулся от окошка и улыбнулся мне. Настало время для тщательного обдумывания планов. Мой первый план состоял в том, чтобы добраться до Мексики. Второго плана не было вообще.

- Что, если мы полетим на юг? - спросил я невзначай.

- На юг от Мобил? В конечном счёте окажемся на Юкатане.

- А юго-восток?

- Мм... Флорида, где-то между Тампа и Сент Питерсберга.

- А Ки-Вэст? Это дальше Браунсвилла?»

- Я считаю, от Мобил почти одинаково, потому что мы должны бы следовать вдоль побережья… А ты не только в юриспруденции рубишь, оказывается.

Я улыбнулся и пожал плечами.

- Хорошо. Значит Ки-Вэст! – Лоусон прищурил левый глаз и слегка склонил голову направо. - Вы убегаете от кого-то? Кто этот малыш?

- Друг, - ответил я, игриво хлопнув ладонью по колену Филиппа.

- Друг моего адвоката — мой друг, - сказал Лоусон. – Что скажешь, если ты сейчас пройдёшь вон в ту дверь и раздраконишь безумного Макса на урок вождения самолёта?

Филипп впился в меня нетерпеливым просящим взглядом. Я не стал его дразнить. Коротко кивнул. Он поспешно вскочил, не забыв пригнуться. Нагнулся ещё ниже, чёмкнул меня в щеку и поспешил к кабине. Этого я явно не ожидал. Мальчик чувствовал себя в полной безопасности и был раскован. Это, конечно, хорошо… но судя по его лёгкой развязности, он безошибочно распознал в Лоусоне «своего».

Дверь за ним захлопнулась и Лоусон пересел на его место.

-У него самая симпатичная задница, которую я когда-либо видел, - заявил он тоном не терпящим возражений. – Неужели это мальчик?

- Самый настоящий.

- Кто он?

- Очень хороший друг. Фактически — свидетель в деле, не слишком отличающемся от твоего. Он должен исчезнуть некоторое время, иначе некий педиатр, проведёт несколько лет за решёткой за досаждение малолетке.

Лоусон захохотал.

- Он проститутка? – спросил отдышавшись. – Я бы не отказался!

- Нет! – сказал я твёрдо. - Он ошибся в туалете - это — все.

- Какая жалость… Я редко трахаю мальчиков, но наверняка не потратил был времени впустую, входя в его попку. Если бы это была девочка... - он хихикнул, - я бы взял её прямо сейчас, на твоих глазах. Он — настоящий милашка! Милее не бывает! Жаль, у него нет киски меж ногами.

Я засмеялся вместе с ним.

- Нет ничего неправильного в киске мальчика, - поддел я его, - если не возражаешь против некоторого количества некого вещества на своём петухе.

- Я никогда не увлекался тугими попками. – парировал Лоусон. – Даже самая жёсткая киска девочки изнашивается быстрее. Конечно, коридор за задней дверью, способен к растяжке. А с растянутой киской – другой разговор.

- С тобой недолго будешь тугим. Надеюсь мальчик в безопасности рядом с тобой, пока он мой?

- В безопасности? Юнг, ты должен знать. Ты уже вытащил меня из одной передряги. С такой попкой, как у него… держу пари, кто-то будет её пахать в самое ближайшее время. На нём ярлык. Ты знаешь о чём я. Я называю таких «странный на 99».

- А последний процент?

Лоусон ухмылялся.

- Оставлю для тебя.

Я покачал головой.

- Как только член размером с мужской засядет глубоко в его кишках, - поучительно сказал Лоусон, - он использует любой шанс как следует «вытрахаться». И ты не в состоянии помешать этому. И уж точно, он никогда не вставит свой инструмент в девочку.

- Далеко не все мальчики такие. Это на генетическом уровне а не приобретённом.

- Я знаю этот тип. Признаю, главным образом я с девочками, но мальчики, которых я имел, именно такие. Готов держать пари: твой мальчик — тот же самый.

Я не ответил. Я надеялся, что сексуальная жизнь Филиппа пойдёт обычным путём, а не путём, предсказанным его отцом.

- Ты хочешь взять мальчика на остров и обжарить его на солнце со всех сторон? Потому и Ки-Вэст? – спросил вдруг Лоусон. Это был не праздный вопрос. За ним что-то стояло.

- Не знаю. Несколько недель на Багамах… Нет, я хочу уйти с ним в Мексику.

Лоусон загадочно улыбнулся.

- Знаешь… В Карибском море есть островов. Частый и очень тихий. Я знаю его владельца. Ты бы сказал… он бывший деловой партнёр. У него с полдюжины домиков для его друзей–геев. Есть нудисткий пляж с полным интимом. Не нужно уходить в джунгли. Можно сделать свои дела прямо на песке. Если не возражаешь… ха-ха… против некоторого количества песка на петухе…

- Неплохо, конечно. Не думаю что я хочу отвезти Филиппа на гейский курорт.

- Вовсе не гейский. Не думай. Средний возраст гостей от четырнадцати до сорока, если я поручусь за тебя. И тому, кто не приезжает с кем-то… особенно хорошо. Там довольно бедно, и гаитянским ребятишкам надо работать. Чтобы кормить семью. Ну ты знаешь о чём я. В прошлый раз, я подобрал там двенадцатилетнего с десятилетним братом. Меньший был невинным, но я позаботился об этом в первую же ночь. Потом они оба от меня вообще не отходили.

Самое замечательное - ты можешь взять мальчика, когда хочешь, и никто не обратит не это внимание.

- Я думал, мальчики не твой формат.

Лоусон покачал головой.

- Я никогда не упускаю возможность потрахаться. Без разницы, спереди или сзади. Но Вы не неправы на счёт мальчиков. Я не люблю того самого вещества на своём дряхлом петухе. Для мальчиков, я всегда с резиной. Кроме того, они иногда кровоточат, и я не хочу заработать проклятую чуму, потому что зашёл в заражённый зад.

Я посмотрел на дверь, за которой Филипп восторгался возможностью посидеть за настоящим штурвалом настоящего самолёта. Из всего, что о нём знал, было ясно - его невинность полностью сохранилась, несмотря на происшествия в туалете. Вероятность получит от него СПИД, ничтожна, можно сказать, сведена к нулю. Но смогу ли я «украсть» моё желанное сокровище? Хватит ли на это отведённого мне времени? И… захочет ли он этого сам? Может быть, почувствовав свободу, он воспротивится моим желаниям? В таком случае я не буду давить… Я буду его любить платонически и продолжать заботиться о нём. Бойлавер – это большее, чем секс.

- Расскажи подробнее об этом месте, – во мне вырастал интерес.

— Он приблизительно в двадцати милях от Гаити, - сказал Лоусон просто. Он - точка на карте, и хорошо держится в секрете. Доступ только по приглашению, для членов клуба

- И я могу стать его членом?

- Ну, как я сказал, им управляет мой друг, живущий там. Он — доктор. Сейчас его зовут Де Кунинг. В отличие от твоего педиатра, бедняга Карл должен был покинуть Штаты. Возможно, он нуждался в лучшем адвокате. Лоусон хохотнул.

- Конечно факты были довольно плохими. Мать мальчика застукала его со спущенными штанами в смотровой комнате.

- Даааа. Но я бы попытался помочь. И с приличным шансом.

Лоусон веселился вовсю.

- Да, но не со слизью на мальчике. Притом, что он слишком молод, чтобы произвести её сам!

- Ладно, - сказал он утихнув. – В общем… домики на юге острова. Это место от материка полёте среднего по параметрам самолёта.

- И туда можно приезжать одному?

- Конечно. Там нет нехватки в мальчиках. Я думаю, туземцы ценят деньги и постоянно пытаются принести своих сыновей к нему, - Лоусон опять захохотал. – Старине Карлу никогда не был так хорошо в Штатах. Одно плохо. Мальчики простаивают, если нет туристов или они приезжают туда не одни… не всем нравится вкус чёрного тела. Я тоже не люблю его… Они цвета тёмного шоколада. Но боже мой… как они трахаются!

- А Де Кунгу они нравятся? – поинтересовался я.

- О! Да у него там очередь! Один уходит, другой приходит. Один красивее другого. А задницы! Ты бы видел! Размером с рот, без зубов… Впрочем без разницы куда входить. Сверху-спереди или снизу-сзади. Как он их такими делает, ума не приложу. Это ж надо только одному с неделю ввинчивать в «режиме нон стоп».

Я опять вспомнил мексиканских мальчиков. Действительно. Их разработанные анусы не походили на «жертвы» случайного секса.

- По твоему рассказу, он прямо бог для них. И вообще удивительный человек.

- Он потрясающий человек! Ты влюбишься в него, как только встретишь! Я не в том смысле, конечно. И там красивейшее место. Уверяю, твой любимец будет на небе всё время пребывания там! И у Карла есть особый домик для лучших друзей. Тебе даже не надо будет встречаться с другими туристами. И есть вы будете отдельно. Там отличная кухня. Малышу пойдёт на пользу. И развлечения вам обеспечены, помимо ваших собственных. Там и кони есть, можно ездить верхом. И яхта, и снаряжение для глубоководного ныряния. И много ещё чего. И главное – всё анонимно и абсолютно частно. Ты даже не должен показывать паспорт и называть настоящего имени! Если я за тебя поручусь - ты в раю!

Если этот рассказ правда, Лоусон откупился с лихвой. Я помнил, как это приводить мальчика в отель на ночь. Портье пристально разглядывал мужчину, сопровождаемого ребёнком, конечно, не его собственным. По моемому опыту это ни к чему не приводило, однако чувствовалось напряжение. Возможно, был большой риск. Это вопрос времени, попасться в лапы полиции. Мало ли кому взбредёт в голову устроить облаву.

- А политические проблемы Гаити? Разве там не происходят беспорядки?

Лоусон кивнул.

- Это другая причина пойти туда. Копы слишком заняты преследованием недовольных, чтобы волноваться по поводу нас, извращенцев. И есть орды голодных детей, готовых трахнутся за кусок хлеба, прямо на улице. И… - Лоусон хитро подмигнул, – у полёта вдоль берега есть преимущество… никто не узнает, где ты. Мы можем зайти с юга прямо на землю Де Кунга. И никто не узнает, что самолёт сел. До того, как Аристид вступил во владение, через остров тоннами шли наркотики. Я думаю, многие гости, если не сам Карл, работают на ЦРУ!

Я кивнул. Мы продолжали лететь к Мобил и у меня было время подумать.

* * *

Мы не ушли в Мексику, не пошли на Ки-Вэст, хотя идея провести две недели с Филиппом на зафрактованной на Багамах лодке, была очень заманчива. От Мобил мы направились на юго-запад по запланированному курсу, а как только ушли с радарного круга, тут же повернули на юг. Более чем в ста милях от берега Гаити, самолёт быстро упал с тридцати тысяч футов к пятистам. Волны оказались почти под нами. На низкой высоте нужно было поддерживать высокую скорость. Она превысила 480 узлов. Следующие пятнадцать минут мы провели в напряжённом ожидании и тревоге, пока не пересекли узкую полоску пляжа и не спустились ещё ниже. Теперь под самым фюзеляжем проносилась листва джунглей маленького острова. Самолёт сел на дорогу с ноздреватой прочной поверхностью, служащей взлётно-посадочной полосой. Филипп и я исчезли для всего остального мира, так же как самолёт исчез с радаров.