Телефон зазвонил, когда я ожидал в приемном отделении. Уже два месяца, как я подвергался химиотерапии, но, казалось, что нет никакого улучшения. Я умирал, и не было ничего, что доктора могли бы сделать с этим.
Можно только удивляться тому, что бы ты ни сделал для того, чтобы избежать неминуемого. И вот как раз здесь и появляется Берт. До настоящего момента я заплатил ему 15 000 долларов и потратил еще шесть на авиабилеты для нас обоих в Венгрию, Египет и Перу. Каждый раз Берт заявлял: «Я нашел это!» То, что Берт «находил», было всего лишь местными поверьями, которые никак не могли помочь мне. Так что я был вполне скептически настроен, когда ответил на звонок сотового телефона и услышал, как Берт закричал еще раз: «Я нашел!».
Вообще-то, я считал, что мои «деловые» отношения с Бертом окончены. Он и так уже выманил у меня пятнадцать тысяч, плюс «расходы на поездки» в вышеобозначенные экзотические места. После поездки в Южную Америку я чувствовал себя полным идиотом, поскольку поверил во всю эту чушь. Сейчас для меня было достаточно подсчитать свои убытки, связанные с отчаянными попытками умирающего избежать неминуемого и тихо уйти в приятное небытие.
«Берт, я в клинике. Я же говорил тебе не звонить мне больше. Я не дам тебе больше ни гроша. Перу был последней каплей. Да и вообще, все это смешно. Ты мошенник, Берт, и я с трудом понимаю, как это я доверился этому твоему веб-сайту. До сих пор не верю, что я послал тебе мейл и впутался во все это твое надувательство».
«Ты что, не слышал, что я сказал? Я нашел это».
«А ты слышал, что сказал я? Все, твое мошенничество закончилось. Точка».
«Послушай, Джек, я не обманываю тебя. Я нашел. Я видел это. Если я вру, можешь ничего мне не платить. Ты потратишься только на билет на самолет, чтобы добраться сюда».
На этот раз Берт привлек мое внимание этим своим заявлением. Никогда до этого, когда он «находил» что-то, он не звонил мне из предполагаемого места, где он как будто бы нашел это. Я огляделся и увидел, что мой разговор привлекает внимание других пациентов, я встал и вышел в холл.
«Ты сказал «прилетай сюда», Берт. Где ты?»
«Гейтор Лик, Луизиана».
«Луизиана? Ты имеешь в виду штат Луизиана? В Соединенных Штатах?”
«Да. Ну как тебе это? Я слышал рассказы про это годами…никогда не думал, что в этом что-то есть. Но я приехал сюда, так как моя сестра во второй раз выходит замуж, свадьба в Новом Орлеане, так что я подумал, что все проверю сам. И клянусь Богом, Джек, я сам видел это. Как скоро ты сможешь добраться сюда?»
Я не мог поверить, что снова попадаюсь на уловку Берта. Но он казался таким уверенным на этот раз. Никогда до сих пор он не заявлял, что сам видел это.
"Я буду в самолете сегодня после полудня», - сказал я. «И, Берт, я клянусь…если это опять окажется одним их твоих трюков, я убью тебя голыми руками. Ты меня понял?»
Берт опять рассмеялся. «На этот раз все реально. Ты только подожди немного. Сам увидишь».
«Хорошо. Позвони Мэри в мой офис и скажи ей, как добраться до этого города…как он называется?»
«Гейтор Лик. Это не особенно большой городишко».
«Мне все равно. Расскажи Мэри, как туда добраться из Нового Орлеана. Я возьму напрокат машину в аэропорту».
«Будет сделано», сказал Берт.
Я выключил телефон.
***
В то время, как я стоял у покрытых ржавчиной ворот старинного и всеми забытого кладбища, искренняя вера Берта в это начала меня нервировать. Была поздняя осень, и воздух был свеж. Яркое сияние Солнца и голубое небо проглядывали сквозь густые кроны разросшихся дубовых ветвей, покрытых испанским бородатым мхом. То ли длинные тени, окруженные смертью, то ли мысль о моей неминуемой кончине, но что-то заставило меня продрогнуть до костей. И яркие лучи, падающие на меня, вовсе меня не согревали.
Мы прошли сквозь открытые ворота и стали с трудом пробираться сквозь по колено выросшие сорняки и траву, направляясь к каменному мавзолею, стоящему примерно в шестидесяти футах от нас, по пути как Берт немного рассказал о том месте, где мы находились.
Это было фамильное кладбище ДеВигоров, на земле которых когда-то была самая большая плантация индиго к югу от Нового Орлеана. В старый дом ударила молния, и он сгорел дотла в 1929 году, после того, как простоял пустым более сорока лет. Все, что осталось от некогда роскошного особняка - это оштукатуренные кирпичные колонны, все еще величественно стоящие среди буйно разросшихся деревьев, похожих на джунгли.
«Первый раз я увидел это за день до того, как позвонил тебе», - сказал Берт. «Оно появилось, когда настали сумерки, и оно ждало чего-то. Оно вышло вот из этого склепа». Он показал на мавзолей.
Я спросил Берта, как он узнал об этом месте и о том существе, которое мы собирались повидать. Он объяснил про легенду, которая ходила по этим местам с конца 1800-х годов. «Рэнсоме» - так называлась плантация ДеВигоров – по легенде был прибежищем призрака. Многие из местных говорили, что видели «ДеВигорское привидение» в самом Гейтор Лик и около него.
«Но я-то думал, что они видели вовсе не приведение», сказал Берт, когда мы стояли уже у самого мавзолея.
Как будто в ответ на эти его слова поднялся ветер, колыша испанский мох и шелестя листвой дубов, окружающих нас. Я поднял воротник своего пиджака, защищаясь от прохладного ветра в то время, как Берт навалился всем своим телом на тяжелую железную дверь. Наконец, она поддалась его весу, и мы ступили в темноту гробницы ДеВогоров.
Постепенно наши глаза привыкли к неясному свету, проходящему сквозь узкие прорези в мраморных стенах, вырезанные в них более полутора веков тому назад. Они предназначались для освещения и вентиляции воздуха для тех, кто приходил сюда оплакивать своих ушедших близких и любимых. Странный запах был в этом месте, почти сладковатый и, конечно, без смрада смерти, который я ожидал почувствовать в таком месте.
Берт достал из кармана фонарик, и только тогда я понял, что это была действительно гробница Старого Мира, в прямом значении этого слова. Самое последнее погребение было датировано 1897 годом, и оно было заключено в саркофаг. Но, по мере продвижения вглубь сооружения, нашему взору представали очертания гробов, появляющиеся из окружающей их тьмы и стоящих на постаментах.
«Ты бывал здесь раньше?» - спросил я Берта.
«Нет».
«Тогда, как мы узнаем, который из этих?»
«Ну…если их не больше, чем один, тогда будет легко».
«Не больше, чем один чт??» – спросил я.
«Не больше, чем один из вот таких», сказал Берт, направляя луч своего фонарика на гроб слева от нас.
У меня заняло не много времени на то, чтобы понять, что Берт имел в виду. Перед нами был гроб меньших размеров, чем другие.
«О, Господи, Берт…это…это был ребенок?»
«Да, и я думаю, что это он и есть. Я не вижу здесь больше других маленьких гробов».
Не знаю, что именно я представлял себе, но только не это. Ребенок? Существо, которое, как я надеялся, заберет мою жизнь и даст мне новую жизнь – ребенок? И каким существом окажется этот не умирающий, этот Носферату, этот ребенок-вампир? Разумным существом, которого я смогу попросить о помощи? Или беспощадным монстром, который заберет мою жизнь, не думая о том, чтобы дать мне проклятие, которым он (она?) обладало?
Я подошел ближе к Берту, и он осветил медную табличку, прикрепленную к крышке гроба. В полном молчании мы оба прочли имя и даты.
Джерард ДеВигор
Рожден 25 апреля 1845 года
Скончался 2 сентября 1855 года
«Это был мальчик, то, что ты видел?» – спросил я шепотом, сам не знаю почему.
«Да», - ответил Берт, его голос был мрачным тоже.
Я смотрел, как он провел рукой по краю крышки гроба. «Здесь нет никаких петлей. Помоги мне поднять крышку».
Крышка, казалось, была из красного дерева, и так высохла от времени, что была легкой, как перышко. Мы подняли ее, и Берт прислонил ее к стене. Я отошел немного и ждал, когда Берт посветит фонарем в открытый гроб. Когда же он осветил гроб, я был абсолютно не готов увить то, что лежало перед нами.
Он был самым прекрасным ребенком, какого я когда-либо видел. Все тело его, без сомнения, было совершенно при жизни, и это совершенство во сто крат странным образом увеличилось в его, казалось, не поддающемся смерти теле. Он был похоронен в отлично сшитом темно голубом бархатном костюме, которой выглядел таким же свежим, как и в тот день, когда его сшили. Его темно-каштановые волосы, длинные и вьющиеся, ниспадали с исключительным блеском на атласный воротник его камзола. Его алебастровая, белоснежная кожа почти просвечивалась.
Я был ошеломлен. Я смотрел на его руки совершенной формы с довольно длинными пальцами. Нет сомнения в том, что он играл на фортепиано в том огромном доме, что лежал сейчас в руинах в сотне футов от нас. У него были пухлые губы, такие красные по сравнению с его кожей. Его изящные длинные ресницы украшали закрытые глаза, и я подумал, какого цвета были его глаза?
Я увидел, что Берт надел на правую руку хирургическую перчатку из тонкой резины. Большим и указательным пальцем он раздвинул губы мальчика, открывая взору прекрасные белые зубы. И я безошибочно отметил его клыки. Не длинные, торчащие, как у зверя, клыки, которые можно видеть в Голливудских фильмах, но слегка заостренные, которые, тем не менее, могли прокусить человеческую кожу.
Да, это был мальчик. Сто сорокалетний, десятилетний мальчик. Мальчик-вампир.
«Так что все настоящее», сказал Берт, отнимая свою руку от губ мальчика. Он посмотрел на меня. «Ты уверен, что хочешь пройти через все это?»
Я улыбнулся. «А что мне терять? Доктора дают мне максимум год, накачивая меня химикатами, от которых я чувствую себя еще хуже, чем от рака».
Берт посмотрел на часы. «У тебя есть около двух часов до захода солнца».
Я кивнул, но ничего не сказал. Я постепенно начал привыкать к реальности того, что я собирался сделать.
Берт прокашлялся. «Ну, Джек, ты знаешь условия нашей сделки…я имею в виду, если я найду тебе одного».
Я достал из кармана чек. Я выписал его в самолете, и тогда я был твердо убежден в том, что это будет еще одна наколка Берта, и что я разорву этот чек на его глазах так, как я и делал с остальными чеками, выписанными для него. Я развернул чек и вручил ему. «Двадцать пять тысяч долларов», сказал я, передавая чек ему в руки.
Берт посмотрел на чек и улыбнулся. «Оплатить полностью»,- произнес он и положил его в карман пиджака. Он протянул мне фонарь. «Вот, может быть, тебе пригодится».
«Спасибо».
Мы пожали друг другу руки, не говоря ни слова, и он ушел, оставив меня ждать наступления ночи и событий, наступления которых я даже не мог себе представить.
***
После того, как Берт ушел, я попытался занять себя тем, что читал имена и даты на других гробах и саркофагах в мавзолее ДеВигоров. Но я постоянно возвращался к гробу Джерарда, чтобы еще раз взглянуть на его безжизненное тело и его навсегда сохраненную лучезарную красоту.
Я старался припомнить что-нибудь из того, что я читал о том, как появляются эти ночные существа. Но, когда я смотрел на тело, лежащее передо мной, такое невинное в своем вечном сне, я не мог понять, чт? могло сделать его одним из не смертных.
Не смертный! Ха! Как я смеялся, когда я впервые нашел веб-сайт Берта, который был полон разглагольствованиями о вампирах и обещаниями вечной жизни.
При приближении сумерек я сел на одну из каменных скамей для скорбящих и начал думать о том, не было ли это все тщательно подстроенной Бертом мистификацией для того, чтобы наконец-то получить от меня 25 000 долларов. Солнце уже опустилось довольно низко, и едва хватало света для того, чтобы что-нибудь увидеть, и я решил сделать нечто большее, чем просто смотреть на мальчика в гробу. Я собирался проверить, нет ли каких-либо признаков жизни, чтобы определить, не одурачили ли меня еще раз, в последний раз.
Я подошел к гробу Джерарда и включил фонарик. Луч высветил мягкую белую обивку гроба и более ничего.
Его не было.
А затем я услышал его. Чистый и светлый, почти музыкальный…смех мальчика, доносящийся снаружи.
Голова моя закружилась, частично от химикатов, которыми было перенасыщено мое тело, частично от того впечатления, которое на меня произвел этот смех. Я вышел из мавзолея в прохладные сумерки, но смех уже прекратился. Единственными звуками были шум ветра в листьях и мое собственное затрудненное дыхание.
А потом я увидел его. Он сидел на большом обнаженном корне живого древнего дуба, стоящего прямо за воротами кладбища. Он прижал колени к груди и его подбородок был на них. У него в руках была небольшая ветка, и он чертил ею что-то в пыли перед собой. Если бы не голубой бархатный костюм, то он выглядел бы просто обыкновенным мальчиком, скучающим и думающим о том, чем бы еще заняться.
Так же, как и тогда, когда я видел его покоящимся в гробу, его вид очень привлекал меня, и я направился к воротам, не сводя с него глаз. Он не заметил меня, по крайней мере, сделал вид, что не заметил, пока я не встал прямо перед ним. Я пытался заговорить, просто сказать: «Привет», но не получалось выговорить ни слова. Было уже почти полностью темно, и я застыл, смотря, как Джерард гоняет желудь в пыли своей веточкой.
А затем мальчик поднял голову и посмотрел на меня. Я надеялся увидеть улыбку на его лице, но лицо его не выражало ни каких эмоций, кроме единственной слезинки, катящийся по его щеке. Я посмотрел ему в глаза, страстно желая определить, какого они цвета. Не думая, я включил фонарик, который был у меня в руке. В то же мгновение, как луч фонарика коснулся мальчика, он исчез, и я упал на корень дуба, где он сидел. Я ударился лбом о ствол дерева и почти что потерял сознание. Я перевернулся на спину, осторожно ощупал свое лицо и почувствовал, что оно в крови.
Я смог достать носовой платок из кармана и приложил его к ране, лежа и всматриваясь в быстро наступающую темноту. А затем, так же быстро, как и исчез, Джерард оказался стоящим надо мной. И опять лицо его не выражало никаких эмоций – ни улыбки, ни выражения неодобрения. Он смотрел прямо на меня, а я на него. Я почувствовал, что голова моя снова закружилась.
Я отвел глаза от взгляда мальчика для того, чтобы приподняться и сесть, а затем, я снова услышал смех. Джерард бежал вприпрыжку, звук его смеха был словно музыка, льющаяся по ветру. Он остановился на свободной от деревьев полянке прямо перед руинами особняка, повернулся и помахал мне рукой, зовя меня следовать за ним.
Химикаты, которые ранее этим днем были введены мне, начали играть со мной плохую шутку. Я почувствовал боль в желудке, и ноги мои двигались с трудом. Но я смог подняться и пошел за Джерардом. Как только я подходил ближе, чем на десять футов к нему, он смеялся и убегал, направляя меня то сюда, то туда, вокруг развалин, вниз к старому пруду, который остался от того, что раньше было местом, где был амбар, затем опять к руинам, к кладбищу и опять назад к развалинам особняка. Это продолжалось примерно минут пять до того момента, как мои ноги отказались повиноваться мне, и я упал на каменные ступени, которые вели когда-то к портику огромного дома.
Я уже практически не мог дышать, дважды падая и поднимаясь, еле сдерживаясь от ого, чтобы меня не вырвало.
«Я не могу больше играть в эту игру, Джерард», сказал я между отчаянными попытками вдохнуть как следует воздух в мои опустошенные легкие.
«Почему ты думаешь, что я красивый?» – произнес его голос
Я повернулся и увидел, что Джерард сидит на ступеньках немного выше меня. Его голос был такой же чистый и привлекательный, как и его смех.
«Потому, что ты такой и есть», ответил я, взбираясь по ступеням, чтобы сесть рядом с ним. Я не был уверен, как близко он позволит мне приблизится к нему, не исчезнет ли он, как исчез, когда я пытался осветить его фонариком. Но он не сдвинулся с места, только повернулся и посмотрел на меня, когда я сел возле него.
Мне еле-еле хватало света, чтобы различить его черты, в то время как он изучал мое лицо. Еще до того, как я смог прореагировать, он протянул руку и мягко дотронулся до моей руки своими пальцами. И, когда он сделал это, короткая вспышка света как будто осветила темноту. На долю секунды дом сзади нас перестал быть заросшими руинами, но стал таким, как он был когда-то, освещенный сотнями свечей и масляными лампами, ожившим, со звуками голосов и музыкой.
Так же быстро, как он дотронулся до меня, Джерард убрал свои пальцы, и мы опять оказались окутанными тьмой. А потом он начал плакать. Сначала потихоньку, затем сильнее, всхлипывая из глубины своего древнего, но все такого же юного сердца. Я потянулся к нему, и он положил мне голову на грудь. Я погладил его шелковые волосы и ощутил сладкий запах лаванды, исходивший от него.
Я почувствовал смущение от того, что мог подумать, что этот мальчик мог быть каким-то монстром, как я представлял себе их. Неважно, кем он был, он был просто маленьким мальчиком.
***
Я закрыл глаза, обнимая Джерарда, и дал ему поплакать вволю. Когда я открыл глаза, мы опять оказались освещенные светом, и воздух наполнился звуками смеха и музыкой. Я повернулся и посмотрел на особняк ДеВигоров во всем его великолепии, тогда Джерард отстранился от меня. В тот же миг темнота окружила нас, и все стихло, кроме шелеста ветра и шороха насекомых.
«Почему ты грустишь?» – спросил я.
Я видел Джерарда сидящим рядом со мной, закинув ногу за ногу, но не мог отчетливо видеть черты его лица. Звезды уже были яркими, и на западе был слабый отблеск, последние остатки уходящего солнца.
«Я больше не грущу», сказал он, его голос был мягким, словно шепот.
Он протянул ко мне руку, как будто собираясь взять мою, я протянул свою руку ладонью вверх, навстречу его руке. Джерард нежно взял протянутую мной руку, кожа его была гладкой и прохладной. Я думал, что опять увижу яркий свет и услышу музыку, но ничего этого не произошло. Мы просто сидели там же, держась за руки, слушая звуки ночи и смотря на звезды. Я почувствовал покой, которого я уже не знал с прошлой осени, когда мой доктор сказал мне, что у меня рак. Ничего не имело значения сейчас. Мой спаситель сидел рядом со мной.
И тогда я вспомнил, кем был Джерард. Ни разу с тех пор, как я увидел его, я не боялся общения с ним. Не было страха и сейчас. Но мои опасения возрастали вместе с впечатлениями от фильмов с участием вампиров, которые всплывали у меня в памяти. Сколько же «жертв» было у Джерарда? И сейчас, когда он держал мою руку с невинностью десятилетнего мальчика, не был ли я его очередной жертвой?
«Я никогда не делал этого», сказал Джерард, прерывая мои мысли.
Он стиснул сильнее мою руку, и в тоже время ночь стала светлеть, мы опять оказались сидящими на ступенях того особняка, каким он был более века тому назад. Свет лился сквозь высокие окна, выходящие на портик, теперь я мог отчетливо разглядеть Джерарда.
«Ты никогда не делал чт??» – спросил я.
«То, о чем ты думал. Я никогда не делал это ни с кем».
«Но…как…»
Джерард остановил мой вопрос улыбкой, которая растопила мое сердце, а потом, а потом коротко рассмеялся, заставив меня почувствовать, как душа моя воспарила вверх от радости. Он встал и потянул меня за собой. Все еще держа меня за руку, он провел меня через огромную входную дверь дома. Когда он открыл ее, и мы прошли через порог, звуки голосов и музыки пропали.
Дом был так прекрасно обставлен, как я и представлял себе. Я прошел с Джерардом по прекрасному, начищенному до блеска, сосновому паркету в большое фойе перед величественной лестницей, которая, изгибаясь, вела наверх и прошли направо сквозь высокие плавно открывающиеся двери.
Мы оказались в комнате, которая показалось мне гостиной. В камине горел огонь, и запах дыма, воска от горящих свечей и свежих цветов наполнял воздух.
Дюжину вопросов, которые кружились в моей голове, я хотел бы задать Джерарду. Мне теперь было понятно, что он может читать мои мысли, и что я каким-то образом могу входить в его сознание, когда он касается меня.
«Это случилось перед вечерним приемом»,- сказал Джерард, проводя меня через открытую дверь у камина в столовую.
«Что за прием?» – спросил я.
Джерард рассмеялся. Он отпустил мою руку и начал бегать вокруг сервировочного стола, на котором стоял прекрасно украшенный торт.
А затем я очутился стоящим в темноте холодной ночи.
«Джерард!» – позвал я, моргая глазами, чтобы они привыкли к темноте. Я шагнул вперед, потерял равновесие и опять упал. Я смог смягчить свое падение, выставив правую руку и содрогнулся от боли, когда мое запястье ударилось о что-то твердое.
Мои глаза привыкли к темноте, и я понял, что лежу среди руин огромного когда-то дома. Я позвал опять Джерарда, но ответа не последовало.
Я не знаю, как долго я лежал там. Прохлада ночи заставила меня почти окоченеть. Джерард пропал, и мне показалось, что он был лишь иллюзией, вызванной введенными в меня лекарствами.
Я слега трясся от холода, лежа и смотря на яркие звезды в безоблачном небе. Я был бы рад умереть вот так. Я не хотел уже возвращаться обратно. Я закончу свою жизнь здесь.
Я закрыл глаза, и образ мальчика, который, как я надеялся, спасет меня, был ярким и свежим в моем воображении. Я окунулся во тьму, которая, как я надеялся, будет моим последним пристанищем.
***
Сначала я подумал, что я брежу. Или, возможно, что это был ветер, шелестящий в высокой траве, окружающей меня. Но я смог очнуться от бессознательного состояния, в котором я был, и звук стал более четким.
Это был Джерард. И он опять плакал.
Я попытался подняться, но не смог. «Джерард!»,- позвал я.
Джерард продолжал плакать, а затем я услышал, как он произнес по-французски. «Нет, Клод!» – вскричал он. «Нет! Нет!».
«Джерард!» – позвал я опять. «Я здесь! Я не могу добраться до тебя!»
И только тогда я почувствовал, что он облокотился на меня, и понял, что он рядом со мной. Я протянул руку и коснулся рукава его камзола, мягкий бархат его был прохладным и податливым. Я мог видеть его всего, как нарисованную картину, в темноте. Я протянул свою руку к его лицу и дотронулся до щеки. Она была мокрой от слез.
«Джерард»,- сказал я, мой голос был резким от того, что я кричал, зовя его, и от прохлады ночного воздуха. «Я умираю. У меня болезнь, от которой нет лекарств. Ты понимаешь это?»
Я потратил все оставшиеся силы для того, чтобы коснуться лица мальчика, теперь сил уже больше не оставалось. Рука моя упала, и я просто лежал там, смотря на Джерарда, который утих, и был спокоен сейчас. Я подумал о том, а знает ли он, что я ожидаю от него. Знает ли он, кто он есть на самом деле? Знает ли он, почему он такой?
Как только последний вопрос пришел мне в голову, Джерард взял мою руку в свою. Он протянул ее к своему лицу и погладил мягко ею по своим губам. Затем он взял обеими руками мою руку, взял мой указательный палец и провел им по своей брови. Когда мой палец оказался у его правого виска, он начал делать им круговые движения, как будто пытаясь нащупать что-то.
Как только я почувствовал пальцем небольшое углубление у его виска, ослепительная вспышка разорвала окружающую нас темноту, и острая боль, такая, которой я еще никогда не чувствовал, охватила мое тело. Все это длилось лишь секунду, а затем Джерард и я вновь оказались не среди руин, а в большом доме во всем его великолепии. Мы сидели на полу в столовой, и мой взгляд остановился на торте, который еще раньше привлек внимание Джерарда.
Джерард поднялся и потянул меня за руку за собой. Не знаю как, но я смог подняться на ноги. А затем, как будто в сцене из Диккенсовой Рождественской Песни, я увидел, как очень давно Джерард вбегает в эту комнату. Он вспотел, и волосы его растрепались. На нем была простая рубашка, коричневые штаны до колен и высокие ботинки. Блеск его глаз и выражение лица говорили о том, что он собирается как-нибудь набедокурить; он подбежал к сервировочному столу и стоящему на нем торту, так и просящему, казалось, чтобы его сочную сахарную глазурь зачерпнули пальцем.
«Что ты делаешь?» – донесся голос справа. Я посмотрел в ту сторону и увидел стоящего в дверях мальчика, примерно одного возраста с Джерардом, его кожа цвета жженого сахара блестела от пота. Он был бос, и на нем не было рубашки. Он, без сомнения, был ребенком одной из рабынь на плантации, и также очевидно было, что его отец был белым.
Мальчик усмехнулся, когда Джерард запустил палец в глазировку. Джерард протянул палец, мальчик подошел и высунул язык. Как будто намазывая масло на кусочек хлеба, Джерард провел пальцем по языку мальчика и сказал ему что-то по-французски.
Мальчик также ответил по-французски, и я сжал руку Джерарда, который был рядом со мной. «Я не понимаю, что они говорят», прошептал я.
Джерард пристально посмотрел на меня и внезапно я начал понимать все, о чем говорили мальчики, как будто бы они говорили по-английски. Они хихикали и болтали о Клоде, и в то самое мгновение, как я подумал о том, кто бы это мог быть, я понял, что Клод был старшим братом Джерарда. Прием был устроен в его честь. Он вернулся домой после окончания обучения в Вест Пойнте. Этим вечером должно было состояться грандиозное празднование по этому поводу.
Затем в комнату вошла девушка-служанка и сказала Джерарду, что настало время идти принимать ванну и переодеваться к приему, это были распоряжения матери Джерарда. Девушка была негритянкой, ее кожа была намного темнее кожи дружка Джерарда.
Джерард прошептал что-то на ухо мальчику, и они оба захихикали.
«Ну, давайте же», - сказала служанка, - «я не шучу. Ваша мама приказала вам помыться перед приемом в честь Мастера Клода. Я уже приготовила новый костюм, который вы наденете».
Джерард взял своего друга за руку, и они вышли вслед за девушкой из комнаты.
Джерард и я подошли к двери в тот момент, когда служанка повернулась и, показывая пальцем на дружка Джерарда, сказала: «А ты ступай вон туда, где и положено находиться рабам».
На лице Джерарда появилось вызывающее выражение. «Нет», - сказал он.- «Филипп пойдет на прием вместе со мной».
«Нет, не пойдет!» – вскричала девушка. «Ваших маму и папу хватит удар, если вы приведете его с собой на прием!»
Они еще немного поспорили, но служанка знала, что последнее слово на плантации все равно остается за «молодым господином». Джерард и я последовали за ними вверх по величественной лестнице, через главный холл на второй этаж в спальню Джерарда.
Его комната была выдержана в ярко-золотых тонах с тяжелыми парчовыми шторами и таким же покрывалом на кровати, окруженной четырьмя маленькими колоннами. Обюсоновские голубые с золотом ковры покрывали сосновый паркет пола. На кровати были разложены четыре бархатных костюма: голубой, зеленый, черный и темно-бордовый. Я узнал голубой костюм, тот самый, в котором Джерард был похоронен.
Слуги уже поставили в комнате продолговатую металлическую ванну, и один из них выливал в нее последнее ведро горячей воды в тот момент, когда мы входили в комнату.
Джерард начал расстегивать рубашку, служанка взяла со столика, стоящего у ванны, бутылку и вылила часть ее содержимого в воду. Внезапно воздух наполнился запахом лаванды.
«Ну, а теперь поторопитесь»,- сказала она.
Я смотрел, как Джерард закончил раздеваться. Сейчас он стоял голый и смотрел на своего друга Филиппа. «Ты тоже должен помыться»,- сказал он.
Филипп усмехнулся, показывая отличные белые зубы. По-своему, он был таким же прекрасным ребенком, как и Джерард. Его кожа была цвета прожаренного кофе, хорошо разбавленного сливками. Он быстро расстегнул свои рваные штаны, и они упали к его ногам. Он не носил нижнего белья.
«Вашим маме и папе это не понравиться, Мастер Джерард», - сказала служанка, все еще пытаясь протестовать.
Но Джерард и Филипп уже вместе забирались в ванну. Они плескались друг в друга водой и хихикали. Затем Джерард окунулся в воду с головой. Когда он вынырнул, он взял бутылку с лавандовым мылом и намылил себе голову. Филипп посмотрел на него, а затем тоже намылил свои короткие курчавые африканские волосы. После того, как они смыли пену, Джерард встал и подал знак Филиппу, чтобы тот тоже поднялся. Затем он взял кусок мыла и как следует взбил мыльную пену в руках. Медленно он начал намыливать Филиппа. С головы до ног изящная коричневая кожа мальчика была покрыта густой мыльной пеной. Затем Джерард передал мыло Филиппу, и тот без слов понял, чт? надо делать.
Джерард потянул меня за руку и подвел ближе к мальчикам. Служанка также наблюдала за ними с непроницаемым выражением лица.
Филипп взял мыло и начал намыливать своего молодого друга. Когда он намыливал самые сокровенные части тела Джерарда, то возникшая у Джерарда эрекция вызвала у обоих похотливые смешки. А затем они оба окунулись в воду, смывая мыло, перекатываясь друг через друга и расплескивая воду через край ванны. Служанка взяла полотенце из рук одного из слуг и быстро вытерла пролившуюся воду. Она расстелила полотенце на полу возле ванны, и Джерард с Филиппом встали на него. Теперь уже у обоих мальчиков была эрекция, но служанка ничего не сказала, она только взяла свежее полотенце и начала вытирать Джерарда.
«Филиппа тоже»,- сказал Джерард, облокотясь на ванну и поднимая ноги для того, чтобы она могла вытереть их.
Девушка взяла полотенце и начала вытирать Филиппа, но гораздо быстрее и грубее, чем Джерарда. Тогда я начал понимать, что, она, видимо, не любила этого мальчика за то, что тот может вот так принимать ароматную ванну в этом большом господском доме.
Джерард сжал мою руку, и я повернулся к нему. «Да»,- сказал он, не глядя на меня, взгляд его был устремлен на Филиппа. «Они все ревновали к Филиппу и не только потому, что он был моим другом».
Я хотел было спросить почему, но понял, что Джерард сам мне скоро все расскажет.
Филипп и Джерард прошли по коврам к кровати, Джерард показал на четыре разложенных костюма и сказал: «Выбирай какой-нибудь, чтобы одеть на прием».
До сих пор в глазах Филиппа я видел только мальчишеское обожание и любовь к Джерарду. Теперь же я увидел вспышку беспокойства, даже страха, так как он без сомнения впервые осознал, что Джерард действительно хочет, чтобы он присутствовал на приеме в качестве гостя, одетым не как раб или слуга, а как молодой господин, наравне с ним.
Чувствуя сдержанность Филиппа, Джерард взял костюм темно-зеленого цвета. «Думаю, что вот этот», сказал он и оглянулся на служанку. «Как ты думаешь, Мари?» – спросил он.
Девушка покачала головой. «Я думаю, что ваши мама и папа страшно рассердятся, если вы сделаете это, Мастер Джерард. Вот чт? я думаю».
Джерард проигнорировал ее ответ и повернулся к Филиппу. «Зеленый – самый лучший, он подходит к цвету твоих глаз, Филипп», сказал он. «А я надену вот этот», Джерард показал на темно-бордовый костюм.
И тут я в первый раз заметил, что глаза у Филиппа были действительно зелеными, и это привносило экзотический оттенок в красоту его смешанного происхождения.
Джерард достал из гардероба нижнее белье, чулки и туфли. Потом он показал мальчику, как надевать отдельные части туалета, к которым тот, конечно же, не был привычен.
Филипп был, возможно, на несколько фунтов тяжелее Джерарда и немного выше, но костюм сидел на нем хорошо. Было очевидно, однако, что костюмы были сшиты специально для Джерарда, так как он чудесно выглядел в темно-бордовом костюме, который он выбрал. Он прекрасно обтекал все его тело.
Джерард остановился перед зеркалом и расчесал свои прекрасные блестящие волосы. А затем Филипп сделал то, что немного удивило меня. Он встал позади Джерарда, протянул руку и погладил, почти лаская, волосы своего друга. Не произнеся ни слова, он склонил голову на плечо Джерарда. Я мог видеть в зеркале, что Джерард улыбается, но на лице у Филиппа, отражавшееся в серебристом зеркале, было такое выражение, словно он смотрит куда-то очень далеко. Это был невинный и прекрасный момент между двумя друзьями, которые явно очень любили друг друга.
Вдалеке слышались звуки фортепиано, а также шум прибывающих гостей. Джерард сжал мою руку, и мы очутились стоящими возле дома, наблюдая подъезжающие кареты, прекрасно одетых мужчин и женщин. Джерард и Филипп пробежали за дом, взявшись за руки. Думаю, что они проскользнули через задний выход, чтобы так же, как и мы понаблюдать за прибывающими. Они заняли свой наблюдательный пост на корнях огромного дуба и, все еще держась за руки, наблюдали за нескончаемым потоком прибывающих и отъезжающих карет, из которых выходили гости.
Я почувствовал, как Джерард снова сжал мою руку, и мы тут же снова оказались в доме. Мы были в фойе у самого подножья величественной лестницы. Вокруг толпились гости, разговаривая, переходя из комнаты в комнату.
Затем открылась входная дверь, и вошли Джерард и Филипп. Джерард немного нерешительно ввел Филиппа в дом. Казалось, что никто не замечал двух мальчиков, прошедших в гостиную.
Джерард потянул меня за руку, и мы последовали за ними в самую гущу гостей.
Первым Джерарда и Филиппа заметил молодой слуга, и выражение крайнего изумления сменилось на его лице на выражение отчаянного страха. Комната, наполовину заполненная, по крайней мере, тридцатью гостями, погружалась в молчание по мере того, как все обращали внимание на этих двух прекрасно одетых мальчиков; на одного смотрели приветливо, на другого с неприветливым изумлением. Последним их заметил мужчина, игравший на фортепиано, и, когда он отнял руки от клавиш, комната погрузилась в мертвую тишину.
Я услышал смех молодого человека, доносящийся из фойе, и, повернувшись, увидел, как он вошел в комнату. Это был Клод, брат Джерарда. Он выглядел блестяще в своей форме и с саблей на боку. Он вел под руку молодую леди, и они были так заняты своим разговором, что они не поняли всего происходящего в комнате, пока не оказались в середине ее.
В глазах Клода загорелась настоящая ненависть, когда он увидел Филиппа. Он посмотрел на Джерарда, хотел сказать что-то, но вместо этого схватил Филиппа. Он подтолкнул мальчика к двери с такой силой, что тот почти упал на колени. Прежде чем кто-либо смог вымолвить слово, Клод вытащил Филиппа из комнаты.
«Нет, Клод!» – вскричал Джерард и побежал за ними.
К этому времени я и Джерард были снова в фойе, Клод открыл переднюю дверь и вытащил Филиппа по парадной лестнице во двор. Джерард по-прежнему продолжал кричать Клоду, чтобы тот остановился. Последнее, что я помню, было выражение ужаса в глазах Филиппа. Джерард отпустил мою руку и оставил меня снова погруженного в темноту.
***
Еще до того, как глаза мои привыкли к окружающей темноте, я почувствовал, что Джерард взял меня за руку. Он вывел меня из дома на окружающую дом галерею. К тому времени Клод и Филипп уже исчезли из поля зрения. Джерард тянул меня за руку, но у меня едва хватало сил, чтобы стоять на ногах, не говоря уже о том, чтобы бежать за ним, как, без сомнения, бежал Джерард сто сорок лет тому назад.
Джерард сжал мою руку, и мы уже не стояли на ступеньках главного здания. Огромный костер пылал справа от нас, я огляделся и понял, что мы находились в самой середине той части плантации, которая была определена для проживания рабов.
По поводу приема в большом доме здесь также было празднование. Но сейчас шумное веселье было прервано Клодом, который швырнул Филиппа к краю костра.
Несколько рабов наблюдали за происходящим с непроницаемыми выражениями на их лицах, остальные разбежались по своим хижинам.
Тот, другой Джерард вбежал во двор, запыхавшийся и вспотевший. «Клод, пожалуйста, не надо!» - умолял он.
Филипп начал подниматься с земли, но Клод ногой пнул его обратно. «Я не приказывал тебе встать, парень»,- сказал он. Затем он взглянул на Джерарда.- «Знаешь ли ты, почему все наши рабы ненавидят его, дорогой братец?» – спросил он, указывая на Филиппа, в широко открытых глазах которого застыл ужас.
Джерард не ничего ответил.
«Ты думаешь, это потому, что ты научил его читать? Или говорить по-французски? Или играть на фортепиано? Ты думаешь, они вообще ненавидят его из-за тебя?»
Джерард продолжал молчать.
Клод посмотрел на Филиппа. «Ты знаешь, кто твой отец, парень?» – спросил он усмехаясь.
Клод повернулся и посмотрел на Джерарда. «Видишь ли, дорогой братец, Филипп делит с тобой не только твою одежду, твой язык, твою ванну. Он делит с тобой твою кровь, твое наследство. Твой отец зачал этого ублюдка в то время, когда ты был еще в утробе твоей матери».
«Пожалуйста, не бей его, Клод»,- просил Джерард.
«Я не причиню ему боли, братец. Не более, чем необходимо. Настало время, чтобы он понял, где его настоящее место в Рэнсоме. И настало время, чтобы ты, наконец, вспомнил, кто ты. Сегодня вечером ты опозорил свое имя и всю нашу семью. И ты оскорбил меня». Клод снова взглянул на мальчика-раба, съежившегося на земле перед ним. «Встань!» – вскричал он. Филипп медленно поднялся на ноги, и я видел, что он дрожит от страха.
«Снимай эту одежду»,- скомандовал Клод.
Я смотрел, как Филипп неповинующимися руками расстегивал многочисленные застежки и медленно раздевался до тех пор, пока он не остался стоять голым, слезы текли по его лицу.
Скрежет металла разорвал ночной воздух. Клод вытащил свою саблю, ее клинок блестел в свете костра. Джерард сжал мою руку в то время, как его брат подошел к Филиппу, голому и дрожащему с валяющимся у его ног бархатным костюмом.
«Думаю, что неблагоразумие нашего отца не должно простираться далее тебя»,- сказал Клод, проводя острием сабли по обнаженной руке Филиппа.
Он быстро обернулся и посмотрел на Джерарда. «Скажи мне, братец, ты знаешь, что такое евнух? Показать тебе?» До того, как Клод успел убрать клинок от Филиппа, Джерард кинулся вперед и схватил брата за руку. Движение его казалось легким, но этого было достаточно. Я услышал приглушенный крик Филиппа еще до того, как понял, что холодная сталь вошла ему между ребер. Филипп опустился на колени, и, когда Клод вытащил клинок, кровь хлынула из раны на землю, и мальчик упал.
Клод рассмеялся и вытер клинок о ягодицы Филиппа, оставляя на них алые полосы. Вложив саблю в ножны, он повернулся и ушел.
«Филипп!» - закричал Джерард и бросился на колени перед другом. Он дважды пытался перевернуть Филиппа лицом вверх, наконец, ему удалось это сделать. Окровавленное лицо мальчика было измазано в грязи. Джерард обнял голову друга, положил ее на свои колени и начал всхлипывать.
«Прости меня, Филипп»,- повторял он снова и снова.
Я посмотрел на Джерарда, держащего меня за руку. Слезы катились по его лицу. «Ты не виноват в том, что произошло»,- сказал я.
Он сжал мою руку, и мы снова оказались в доме, в комнате, в которой еще не были. Я мог слышать звуки бала, доносящиеся из холла.
Я оглядел комнату с массивными книжными шкафами, огонь потрескивал в камине, рядом стоял дубовый письменный стол, на столе лежали книги и тетради для записей, я понял, что это был кабинет отца Джерарда, где он вел дела по управлению огромной плантацией. Мое внимание привлек скрип открывающейся двери.
Джерард вошел в комнату и осторожно прикрыл за собой дверь. Когда я повернулся, я увидел, как Джерард рукой отирает кровь, размазанную по его лицу. У него было отсутствующее выражение лица, и глаза его были пустыми. Вся та радость жизни, которую я видел в них до того, исчезла, и я понял, что там, у костра, погибло гораздо большее, чем просто мальчик – сын рабыни и ее хозяина.
Джерард ненадолго остановился у камина, затем выражение решимости появилось на его лице. Медленно он подошел к письменному столу и выдвинул один из ящиков. Он вынул оттуда изящно украшенную коробку, которую я вначале принял за ящик для сигар. Мой Джерард потянул меня за руку, и мы подошли к письменному столу в то время, как Джерард открыл коробку.
Внутри на ярко-красном бархате лежали два совершенно одинаковых кремневых дуэльных пистолета.
С ужасом я смотрел, как Джерард проверил зажимной патрон, удерживающий кремень и взвел курок пистолета. Он подошел к камину и посмотрел на огонь.
На глазах моих были слезы, я стоял и смотрел на прекрасного мальчика, который поднял дуло пистолета и приставил его к своему правому виску.
«Не делай этого!» - хотел закричать я, но слова прозвучали лишь хриплым шепотом, словно молитва.
Я вздрогнул, когда грохот выстрела разорвал тишину комнаты, и безжизненное тело Джерарда упало к моим ногам.
Последнее, что я помню, до того, как я потерял сознание, было тело Джерарда и кровь, кровь повсюду.
Потерял ли я сознание от того, чему я был свидетелем или просто оттого, что я был очень слаб – я сам находился на пороге смерти – я не знаю. Когда я пришел в себя, то обнаружил, что лежу в высокой траве перед развалинами дома, и голова моя покоится на коленях Джерарда.
Я почувствовал нежное прикосновение Джерарда. Он очень тихо проводил пальцами по моему лбу. И тогда я понял, что я умираю. Желание выжить охватило меня, я попытался поднять голову, но не смог.
«Джерард», - сказал я хрипло, - «ты должен помочь мне. Ты должен сделать меня… сделать меня таким же, как ты сам».
Зная, что Джерард может читать мои мысли, я усилием воли вызвал в голове образ. Я представил себе, как Джерард наклоняется надо мной, открывает рот и затем смыкает губы на моей шее. Не знаю, как много из того, что я видел и читал о вампирах, является правдой. Я решил, что эти ночные существа питаются кровью, и поэтому знают, как забирать человеческую жизнь, но Джерард сказал мне, что никогда еще этого не делал. Тогда, возможно, проклятие не умирающих не является неотъемлемой частью каждого их представителя. Возможно, что «поцелуй смерти», который может спасти меня, вообще не существует.
Джерард рассмеялся, и я посмотрел на его силуэт на фоне ярких звезд в ночном небе.
«Ты хочешь, чтобы я поцеловал тебя?» – спросил он с ребяческим смехом. «Я однажды так целовался с Филиппом».
До того, как я смог мысленно объяснить Джерарду, что то был не тот «поцелуй», которого я ждал, он опять перенес меня в Рэнсом своего детства. День был ярким, и запах свежескошенного сена заполнял все вокруг. Мы находились на сеновале амбара, купаясь в солнечных лучах, проходящих сквозь щели в досках.
Джерард и Филипп лежали на животах, наблюдая за чем-то через край амбара. Оба были босыми и без рубашек, хотя потертые и обтрепанные штаны Филиппа резко контрастировали с короткими, до колен, чистыми брюками Джерарда.
Джерард пододвинулся, и я перевернулся на бок, чтобы тоже заглянуть через край амбара. То, за чем с таким интересом наблюдали мальчики, был брат Джерарда, Клод, который занимался сексом с молодой девочкой-рабыней. Клод все ближе и ближе приближался, шумно сопя, к оргазму, и мальчики, поглядывая друг на друга, пытались сдержать свой смех.
Ритмичные движения Клода все усиливались, девочка притянула его голову к своей еще только еле формирующейся груди, он начал лизать и сосать ее груди, затем перешел на ее шею, целуя, облизывая и сося ее. Несколько раз девочка пыталась прижать губы Клода к своим губам, но каждый раз он уклонялся от этого, возвращаясь к ее груди и шее.
Стоны Клода и его подергивание вовсе не забавляли меня, чего нельзя сказать о мальчиках, наблюдавших за ним, я закрыл глаза и попытался еще раз представить себе, как мысленно объяснить Джерарду, чт? я хочу от него, чт? мне необходимо, чтобы он сделал.
Он потянул меня за руку, и я открыл глаза и огляделся. Клод кончил и теперь стоял над девочкой, которую он только изнасиловал. Он застегнул брюки и накинул подтяжки на плечи, затем, не говоря ни слова, повернулся и вышел из амбара.
Я смотрел на счастливое лицо девочки. Ей было не больше двенадцати или тринадцати лет, и ее кожа была такого же цвета, как и кожа Филиппа, это указывало на то, что она также была с примесью белой крови. И было очевидно, что она была влюблена в Клода. Мне стало больно от мысли о том, какое страдание ждет ее, когда холодная реальность этой кастовой системы разрушит все ее иллюзии.
Так как представление с Клодом закончилось, мальчики обратили все свое внимание друг на друга. Они разыгрывали с преувеличенными телодвижениями все то, чему только что были свидетелями. Когда девочка услышала их передразнивающие стоны и всхлипывания, а затем их смех, она быстро оделась и выбежала из амбара.
Джерард и Филипп посмотрели, как она убежала, а затем вернулись к имитированию занятия любовью, Джерард лежал сверху между поднятых и широко расставленных ног Филиппа, быстро двигая задом, повторяя все телодвижения своего старшего брата.
Устав от этого, Джерард остановился и перевернулся на спину. Оба мальчика вспотели, и соломинки прилипли к их лоснящейся коже и волосам. Издалека донесся женский голос, принадлежащий, видимо, одной из рабынь, она выкрикивала имя Филиппа.
Филипп сел. «Я должен идти», сказал он.
Джерард тоже сел, выражение игривости исчезло с его лица, его заменило так знакомое мне грустное выражение.
Женщина опять позвала Филиппа, но взгляд Джерарда продолжал удерживать мальчика. Джерард протянул руку и снял соломинку с волос Филиппа, затем наклонился и нежно поцеловал мальчика в щеку.
«Я должен идти», прошептал Филипп. «Они будут…» – Джерард прервал его, мягко поцеловав в губы.
Без преувеличения можно сказать, что я был очарован этим проявлением чувств Джерарда. Было ясно, что эти поцелуи не имели ничего общего с той игрой, в которую они играли несколько минут тому назад.
Филипп закрыл глаза и мягко вздохнул в то время, как Джерард наклонился ниже и полизал сначала один, а потом другой шоколадно-коричневый сосок. Он заметно содрогнулся от удовольствия, когда Джерард начал сосать.
Голос опять позвал Филиппа, на этот раз голос был ближе. Джерард поднял голову, оставляя струйку слюны, соединяющую его подбородок с распухшим и напряженным соском Филиппа. Филипп ничего не сказал, но его просящий взгляд говорил о многом.
Джерард, не замечая его взгляда, подался вперед и обнял Филиппа, прислонив свою голову к груди мальчика. Так нежно, как может только настоящий любовник, Филипп в ответ обнял Джерарда и погладил его волосы.
«Мне нужно идти»,- опять прошептал он.
«Да»,- ответил Джерард. Он высвободился из объятий Филиппа, два раза быстро поцеловал его в грудь, долгим поцелуем задержался на его шее, затем взял руками его голову и еще раз мягко поцеловал его в губы.
Мои собственные думы о том, как Джерард заберет мою жизнь, прервали эти нежные мальчишеские воспоминания. Он думал, что я хочу его так же, как он хотел Филиппа; что я хочу, чтобы он поцеловал меня так, как целовал Филиппа. Как мог я объяснить ему, чт? действительно я хочу?
Я пододвинулся и посмотрел на Джерарда, сидящего рядом со мной на сене. Я протянул руку и дотронулся до рукава его жакета. «Джерард, послушай меня. Я умираю, и только ты можешь спасти меня. Тебе надо…».
«Я знаю, чт? ты хочешь», сказал он, приложив палец к моим губам.
Он склонился надо мной, и я почувствовал его сладкое дыхание, когда он приблизил свое лицо к моему лицу. Я закрыл глаза, а он наклонялся все ближе и ближе, пока, наконец, его губы не коснулись моих в легком, нежном поцелуе, в поцелуе, сладость которого я никогда прежде не испытывал.
Сердце мое бешено билось, пах мой свело от желания, которое было одновременно странным и вполне нормальным.
Джерард отнял свои губы от моих, но я не открывал глаз, надеясь, нет – молясь, чтобы инстинкт подсказал ему сделать то, что являлось для него естественным.
Я уверен, что прошло всего несколько секунд, но они показались для меня целой вечностью, и я почувствовал свежее дыхание Джерарда на моей шее. Кожа моя напряглась в ожидании, я протянул руку и погладил его шелковистые волосы, чтобы подбодрить его.
«Пожалуйста… сделай это», прошептал я.
Я вздрогнул от прикосновения его губ к моей шее. Я затаил дыхание и ждал, а затем почувствовал прикосновение его зубов и его укус.
Я был полностью не готов к ощущениям, охватившим меня. Никогда еще, даже в самые интимнейшие моменты занятия любовью, никогда не был я охвачен такой страстью, никогда еще не чувствовал я такого единения с другой душой, как в этот момент. Ни один оргазм не доставил мне такого удовольствия, которое я испытал, когда почувствовал, как Джерард забирает мою жизнь, удовольствие все нарастало, и почувствовал, словно я отделяюсь от своего тела, и я действительно отделился от него.
Наконец-то смерть нашла меня, но ее хватка была очень короткой. Я открыл глаза и увидел склонившегося Джерарда, моя кровь капала с его губ. Темнота окружала нас, но я мог отчетливо видеть, как он вытер губы тыльной стороной ладони. Глаза его были полны слез.
«Ты уйдешь от меня теперь?» – спросил он, сдерживая всхлипывание.
Ощущение освобождения от болезни, которая так долго мучила меня, сначала помешало мне ощутить важность вопроса Джерарда. Я протянул руку и дотронулся пальцем до его губ.
«Ш-ш»,- сказал я.- «Ты никогда больше не останешься один. Никогда».
Джерард улыбнулся, и я заметил выражение облегчения на его лице. Он встал и взял меня за руку, было странно ощущать ту легкость и силу, с которой я поднялся.
Джерард показал на небо, становящееся светлее на востоке. Держась за руки, мы пошли к гробнице, где впервые мы будем отдыхать вместе.
Когда мы подошли к входу, я остановился. Джерард повернулся и посмотрел на меня.
«Что случилось?» – спросил он с улыбкой.
«Я все время думаю об одной вещи с тех пор, как встретил тебя»,- сказал я.
«Да?»
«Какого цвета твои глаза?»
Джерард рассмеялся своим звонким серебристым смехом и вступил в темноту гробницы.
Повернувшись ко мне, он спросил: «А какого цвета ты хочешь, чтобы они были?»
©Grand
