Всем тем, кто знает, что Любовь во всех горах во всех Мирах не промахивается, и что она всегда попадает, хоть дважды, хоть трижды, - посвящает автор эту незамысловатую вещицу, наполнив её немудрёными истинами…
***
«Мы играем, во что захотим. Мы упали, и летим, и летим, - а куда, не знаем… До поры, до поры мы слепые по законам игры. Послушай: ветер свистит атональный мотив, ветер назойлив, ветер игрив, - он целует меня, он кусает меня! А тем, кто сам, добровольно падает в ад, добрые ангелы не причинят никакого вреда, - никогда... глупые ангелы… никогда, никогда…» - Глеб Самойлов, « Агата Кристи». «Позорная Звезда», альбом 1994.
***
...Точно, сверху, - сверху и чуть сзади… подпустили, и пропустили… Мда, близко очередь легла… Ну, сука, сказал же козлам горным, - проверьте!.. Уй-й!.. Чуть не зацепило, сука… Блядь, полный рот дряни какой-то, листья, ещё чего-то… хорошо бы, гусеница какая-нибудь, или, там, жучок-паучок, тоже, - ништяк… Сколько ж мы не жрали?.. Ну, нормально мы не жрали, наверное, месяца где-то… два, наверное, а так-то, - так-то, с позавчера… Блядь, да у них там, что, - склад, что ли?! Сука, патронов нихуя не жалко! Эх, у меня два рожка, полных, - это тридцать, да тридцать… шестьдесят, что ли… докатился, блядь, сосчитать не могу… и в «калаше» с треть, примерно, - кстати, надо бы магазин перекинуть… Хуй там. Рожки у меня в «лифчике», - и так мне сейчас удобно на них лежать… А вот гранату в подствольник, это я очень даже запросто…
- Командир, там «гасконцев» трое… - громко шепчет Славка, - и сто процентов я уверен, два хохла этих, что позавчера от нас… Блядь! Камень сечёт, курва, всё в башку летит! У-у…
- Говорил же, - возьми каску… Ты откуда знаешь, что гвардейцев трое?
- Во, затихли… Знаю. Они впереди шли, я ещё вчера про след тебе говорил, - вот, а нас просекли, что мы им в затылок дышим, и ложбинкой на скалу, повыше вышли. И сбоку получилось. Это, командир, называется: «обходной манёвр»…
- Теоретик. И стратег ещё… И ещё, - самая-самая моя Любовь, - последние слова я шепчу совсем тихо, но так, всё же, чтобы Славка услышал, это ему всегда нравится, а сейчас, и подавно…
- Ну. Это всё я. Чему-то Дед учит, чему-то, - ты… Уй! Суки неметкие, голову же не подними… Что делать-то будем, - надоело валяться, ни поссать, ни посрать…
- Чем ты срать собрался, интересно мне, - сквозь зубы ворчу я, ведь эти сверху опять в три ствола заработали, по смене они там, что ли… а сам соображаю, что же нам, и в самом деле, делать-то… - Славка, какого хуя не проверили, ясно же было сказано, чтобы Валид с Артуром поверху прошли, - так нет, спереди попёрлись…
- Ну, как, - авангард ведь… Ладно, чо уж теперь…
- Ну да, теперь-то Валиду с Артуром всё до винта. А ещё теперь, вот что… Гамаев! Щас мы с тобой, так вот, лёжа, две очереди, куда попало! Понял? По команде…
- Понял, - глухо, в лесной мусор и себе в бороду отвечает Гамаев, пожилой аварец, он лежит чуть слева от нас со Славкой.
- Славян, пока те не врубятся, что пальба в белый свет идёт, отползай к Валиду, возьмёшь у него гранатомёт, и шмальни в их сторону…
- Погоди, Ил, у нас же ни одного фугаса, кумулятивные только остались, - ну, шмальну, и хули толку, - сам рассуди, командир…
- Вот мы и вляпались сейчас поэтому! Рассуждают все у меня!.. Каждый суслик, - агроном, блядь…
- Есть ползти к Валиду, и произвести из РПГ-7Д выстрел по…
- Слав, не время, брось… Ты не дуйся, ты слушай: шмальнёшь… постарайся прицел повыше взять, даст Аллах, «гасконцев» мусором накроет… во, опять притихли… камешками, там, посыплешь их, - пока они там то да сё, я… Понял?
- Не понял! Опять, сука, сам… А я?
- А ты! Ты из РПГ лучше всех стреляешь, самородок… Слав, я тебя Христом Богом… Ну, готов?
- Ни хуя я не готов! Так. Погодь, я снайперку тут… Ладно? Ну, так, командуй…
- Переждём… щас они, снова… перезарядятся…
И мы ждём, пока те, наверху, снова смолкнут, - очереди короче стали, - стволы греются, что ли, а может, патронов… хорошо бы. Славка, покопошившись, освобождается от ремней, на которых у него как-то по-особенному подвешена СВД… Самородок, - с привычным восхищением думаю я, - надо же так стрелять, в пятнадцать лет… Блядь, как же мне его, всё-таки, убедить, чтобы он в горы снайперку не брал, толку тут, в лесу от неё, самозарядной… Шишки он сбивает классно, это я, как честный человек… А как заботливый командир… Чёрт, люблю я его, аж… Если что, не допустите, все наши Боги… Хотя, конец сентября, в горах повыше листва уже попадала… Всё равно, лучше бы он с «Калашниковым», так бы мне спокойней…
Пора! Я резко перекатываюсь на спину, резко толкаю Славку коленом, резко выкрикиваю команду на абхазском, - это для тех моих, что лежат ниже и позади нас, - вжавшись узлом банданы на затылке в землю, - в камни, блядь! - и, чтобы не оглохнуть, прижав левое ухо к плечу, выталкиваю автомат поверх себя, плашмя, - ухватив левой рукой затыльник приклада, прижимаю его к животу и даю очередь… Зажмурившись, и тут же открыв глаза, смотрю, как вверх, кувыркаясь и разбрасывая злые золотые закорючки-искорки, летят из моего «калаша» гильзы… Всё. Коротко. Не было у меня нихуя трети магазина, оказывается! Ладно, пальба идёт нормальная, а Славки уже рядом нет, - я отвожу свой автомат в сторону, снова переворачиваюсь на живот, - ебать, что ж такое, так мои мужики все патроны расстреляют! - чо там Славян? - ага! - я вижу, что он уже у тел Валида и Артура… Так… РПГ… Чуть выше, Сладкоежка!..
- Выше чуть, Сладцев! - надеюсь, он меня слышит, сам-то я, оказывается…
Есть, - вижу! Ни черта не слышу, - мне заложило всё-таки уши очередью, которую я дал, - но я вижу! Позади Славкиных ног, - он лежит тоже, как и стреляющий куда-то вверх, лежащий слева от меня Гамаев, на боку, - и позади ног у Славки, вниз по пологому склону, переходящему в овраг, раскалённой струёй, странным горизонтальным смерчем завивая внутри себя тучку пыли, горящей палой листвы и мусора из лесной подстилки, бьёт выхлоп РПГ. Между стволами редколесья вверх по склону пошла, оставляя за собой серо-чёрный след, граната. Славка, умничка мой…
Пошёл! Я ору, чтобы все прекратили огонь, могут ведь меня! - особенно, те из моих, что лежат ниже, - но время! - и я, стиснув зубы, уклоняясь несколько вправо, не особенно пригибаясь, бегу наверх… Граната! Это громко, это я услышал… У меня привычно немеют губы, на скулах натягивается кожа… Так… Автомат в левую руку, палец на спуск подствольника… тяжелый, сука… приклад локтем, к боку… «Стечкина» правой достать… Умничка Славка, как он мне его закрепить посоветовал… предохранитель… Прямо, меж тех двух… осин, что ли… чёрт их… Чо ж меня сверху-то не встречают… Это хорошо, - а вот какая сука, какой горный козёл у меня сзади бьёт? Пули, блядь, по стволам этих осино-буко-вязов… так, если я правильно прикинул… ещё правее… я должен на них справа выскочить, сбоку… слева для них, получается… Вот они! Пятеро, умничка Славка, пятеро… Ага, это тут у них два валуна, как бруствер, они за ними пригнулись, вот меня и… Заметили! Ну-ну…
Я вдруг чувствую, что у меня остановилось сердце, влёгкую, - ну, оно-то мне сейчас и ни к чему, - и я, не чувствуя сердца, перестаю дышать, - а это трудно, но ведь только так я не промажу… Всё происходит очень быстро, настолько быстро, что я и не успеваю подумать, осознать это «быстро», - я каждый раз после боя поражаюсь, как и насколько быстро всё это происходит, какое там, на хуй, «замедленное кино»! Я увожу, - корпусом и прижатым к боку локтём, - ствол «калаша» влево и немного вверх, - выпрямляюсь и раскрываюсь, сука, - но это никак по-другому, - выпрямляю правую, прижатую к груди руку, и, не доводя даже до уровня глаз «Стечкин», жму на спуск, - я должен первыми успокоить двоих ближних ко мне «гасконцев», сначала одного, быстро, - и второго потом, ещё быстрее, пока… Выстрел! Но вместо ожидаемого мною одиночного, глуховатого гавканья, «Стечкин» в моей вытянутой руке, на уровне груди, выдаёт тракторную очередь! Предохранитель, сука! Вместо одиночного, я по запару на «автомат» его… Пистолет в моей руке, слившись бешено мелькающим затвором в размытое пятно, дёргается у меня в руке, потом, отчаявшись вырваться из моей хватки, складывает импульсы отдачи от очереди в один, тягучий, и неспешно, но неудержимо уходит вправо и вверх, я зачарованно смотрю, как сплошной, неразрывной латунной дугой из него из него идут вправо же гильзы… Но я попадаю! Не как хотел, но попадаю, - а эти пятеро очумели совсем, как кролики перед удавом, - да это и понятно, - ха, тоже за латунной дугой, отходами жизнедеятельности моего «Стеча»… Первые дырки на груди ближнего ко мне, - так я и хотел, - вспухают и кровью дымятся, потом на плече… похоже, прав Славка про хохлов, морда у этого вполне славянская, - потом очередь идёт выше и вправо, - бедро и пах лежащего выше и правее… бородатый, какой-то, «казаче»… - и я холодным каким-то, не очень контролируемым мною, в общем-то, усилием, перевожу взбесившийся, дорвавшийся до ГЛАВНОГО, до того, для чего он сделан, до крови, «Стечкин» ниже, на третьего, - тоже борода, - и у него тут же, поверх его чёрной, как грузинская ночь беспросветной бороды, образовывается красная, с белыми осколками костей, с лохмотьями кожи по краям, сухая пока ещё, дырина от слившихся в один двух-трёх последних из двадцати непрерывных рыков «Стечкина»… Блядь, да я слышу, кажись! - ну да, слышу, как на грани ультразвука визжит второй хохол, которому я «Стечкиным» по низу туловища прошёл… Четвёртый! Ожил! Я кидаю в него опустевший, ставший бесполезным пистолет, прыгаю наружу из этой ямки-лощинки, за валуны, и промеж четвёртого и пятого гвардейцев, на лету уже, сажаю из подствольника… Гранату я, конечно, не вижу, а вот газы из подствольника, это прямо оставшимся двоим, в бороды… Мама! Больно как! Блядь, и бок, и пальцы, - только бы не сломал! - и локоть… отдача, сука! Первый раз так, однако… блядь, и бедро! Это как, - это нижним ребром приклада и рукояткой, что ли, или это я так на камни приземлился?.. Задержка, чёрт, «лягушка» же у меня граната… три, чет… Всё. Блядь, перевернуться не успел, щепки какие-то, на меня, камешки… Подальше откатиться, чтобы облачко газов от взрыва, сторонкой меня… фи, вонючий он, гексоген, и в горле жжётся, сука…
Так, ну что, посмотрим… Я, шипя от боли в пальцах левой руки, - фу-ух, целые, не сломал, - достаю из «лифчика» рожок и переменяю, наконец, в автомате пустой. Теперь, - по уму, если, - надо бы слева к ним, в этот импровизированный окоп-блиндаж заглянуть, - да ладно, надоело всё… И я прямо через эти валуны, сквозь щель меж ними, смотрю, - что там… бе-е… Мда, - называется: «когда дым рассеялся»… Бля-адь… а второй-то хохол, жив ещё… точно. Это он зря, это и нам, и ему лишние хлопоты… Цэ ж тэбе, казаче, тильки… Нормально, ему не до оружия, но… Я перепрыгиваю за валуны, стараюсь не перемазаться, - хотя… да по хую… собираю в кучу подальше стволы. Четыре целых, у пятого, - блин, новый какой-то, «Калашников», с рукояткой какой-то снизу на цевье, - м-м, ага, румынский, - у него приклад в щепки… А это что за такое, что за диво в моём саду камней?.. Так-так, - надо же, какие мы продвинутые к концу войны стали… «Заграница нам поможет», - свет западной цивилизации, все дела, сука…
- Командир!.. Илья! Ты живой?! Блин, молчит… айда, что ли, Гамаев, посмотрим…
Славка, разумеется. Так, порядок… надо бы хохла этого… Я критически рассматриваю дёргающиеся мелкой дрожью ноги моего «казаче», - агония, похоже. Ну, тем лучше, - если сам, значит, сам…
- Всё! - ору я вниз своим, высунувшись наружу. - Хана, майне камераден, чисто тут!.. Славка, возьми СВД, и посмотри проход к ручью, Гамаев, с ним, за старшего! Остальные, - ко мне…
Я, свесив наружу ноги, усаживаюсь на валун, жду своих «камераден», слушаю краем уха, как хохол… да, похоже. Ну, и хвала Будде…
- Ого! Ебать-колотить… Жизнь пекова…
Вот ведь! Выпороть его мне, что ли?! Куда там…
- Тебе куда было сказано пойти, поганец? - сил орать у меня на Славку нет, и я стараюсь… прошипеть, да толку от моего гадючьего шипения…
- А чо «поганец» сразу?! Ска-азано, подумаешь… Хрена там делать, у ручья, если кто там и был, удрали уже, - раз сюда, на пальбу, не притыкали… Да и не было там… Ил, ну чо ты, Гамаев же пошёл, он и посмотрит. Ух, ты, - как ты этому… всю башку ты ему, командир… Очередью-то, зачем бил, «Стеч» и одиночными…
- Слава, пусти. Ого, командир… - Дед, отодвинув Славку плечом, рассматривает яму эту. - Да-а… А эти двое точно, не гвардейцы, прав ты был, Слава, УНА-УНСО, не угомонятся никак… Ладно, Илья, что с Валидом и Артуром делать будем? Рыть, что ли?
- Нет, Дед, надо их забрать будет, придумай что-нибудь, носилки там, что ли, какие-нибудь… Мишку возьми, ещё кого-нибудь… Так, мы возвращаемся!.. Тихо все! Наш участок чистый, эти хохлы, похоже, именно те, что съебались, когда мы позавчера с шахтёрами отряд Чошвили…
- Ну! - разумеется, тут же встревает Славка. - Я же и говорил тогда! Что двое из «Чушек» на Кодори потыкали…
- Всё, Сладцев? Я могу продолжать? - я надеваю зеркальные «Феррари», смотрю сквозь них на Славку.
- Да пожалуйста, - фыркает он, изящно дёрнув плечиком…
- Спасибо. Эти трое гвардейцев, - это я не знаю, кто такие, приблудные, наверно, сейчас они все пытаются к себе уйти. Так что, возвращаемся.
- А там что? - спокойно спрашивает Дед.
- А там, что прикажут. Пошлют, что скорее всего, нас на Кодори, я так думаю. Сейчас там горячо, туда же все недобитые от Сухуми, впритир к границе пытаются…
- Да по хую, что там «гасконцы» пытаются! - опять Славян, вот же! - Пытаются они, скажите, пожалуйста! Там сейчас… эти, орлы наши горные из «Союза горцев» стоят, эти никого не пропустят! Достойные бойцы…
- Тебя бы вот к ним! На воспитание сдам им тебя, дождёшься…
- Чечены, - хмуро буркает подошедший Гамаев, он, как и большинство аварцев, и вообще, дагестанцев, к чеченцам относится насторожено.
- Гамаев, что там, у ручья?
- Чисто. Ну, как, - «чисто», - под хворостом «спальники», кострище рядом, а так, - чисто… О, Аллах! Да-а, командир… Пятеро… А «спальников» два, почему-то…
- Это хохлы. Ладно. Пачалия, срежь у гвардейцев эмблемы «Мхедриони», Полковнику их потом… Спускаемся все к ручью, привал два часа, и на хауз, майне герен… геноссен, я имел в виду. Игорь, Вась-Вась, Фазиль, - в охранение. Габдрахманов, хорошо бы у этих в рюкзаках чего похавать было, - будь другом, глянь… О, Слав! «Стечкин» мой, спасибо… Пачалия, в чём дело?
- Илья, этот живой, ебит его Львов мать! Точно, кровь толчками ещё…
- Валид тоже ещё был… когда я к нему подполз… - угрюмо отзывается Славка…
Мы все молчим… У меня дёргается щека, вот же…
- Да ладно, он уже сам на приходе, - цежу я сквозь зубы. - А впрочем, как угодно… Игорёха, Вась-Вась! Кому сидим?! Сказано, - в охранение! Фазиль!.. У-у, блядь, это заебись было бы, - к чеченцам нам встать, - они бы дисциплину вам…
Мы спускаемся к ручью, Славка что-то оживлённо рассказывает… что-то про то, как ему кроссовку выхлопом из РПГ чуть не спалило, все посмеиваются… мне чо-то, как-то… Ладно, проехали.
- Илья, погоди, я сказать должен.
Мы все оборачиваемся на замыкающего, как всегда у нас принято, Деда. Если Дед решил, что он должен сказать, - мы должны его выслушать, все, - это Дед, это у нас так принято…
- Командир, это было… Командир, я такого не видал, ни разу. Ни в Афгане за полгода, ни тут, за два. Командир, это меня… впечатлило. Вот, «Ил-2», я сказал.
Все смотрят на меня, а мне как-то… чо-то, как-то мне до пизды… Но Славка… Он же совсем по-особенному смотрит сейчас, и не столько на меня, сколько на мужиков, - он же мной… гордится… Блядь, комок в горле, - хорошенькое «до пизды»…
- Да, Дед, я услышал… м-м… Дед, спасибо. Пошли. Эх, пожрать бы…
- Семь банок тушёнки, и кило два сулугуни. Неплохо живут «Мхедриони»…
- Это мы, Габдрахманов, живём… Действительно, неплохо! Сыр, надо же…
- Илья, а костёр запалим? Можно?
- Валяй, Слав, можно.
- Командир, погоди, ещё пару слов…
Мы с Дедом останавливаемся, пропускаем мужиков, я смотрю на него, - что ещё?
- Вот, Илюшка… Держи.
Ни хуя себе!
- Дед…
- Держи, держи… Только так Славику, знаешь, чтобы он один съел, а то…
- Да ясное дело…
- …а то он делится сразу же начнёт со всеми, такой он… у нас, - договаривает Дед, он ведь у нас такой… обстоятельный он у нас, - до распада страны капитан-лейтенант морской пехоты Черноморского Флота Олег «Дед» Задирако…
- Спасибо, Дед. Я… Да что там, - спасибо, точка.
- Есть, точка, командир, - кивает мне наш тридцатилетний Дед. - Сейчас порубаем, перекурим, и я носилками займусь…
- Чего пригорюнился? - Славка изящно опускается на одну ногу, делает «пистолетик», потом усаживается рядышком со мной, под… буком, всё-таки, по-моему. - Илюша, а у тебя «макароны» кончились? Для «Стеча»?.. Не ври, не ври, - кончились, кончились, я его когда поднял, затвор на задержке стоял… Держи, я со своего ПМ, восемь штук, правда, только…
- М-м, спасибо… Ох, ты ж! Славян! Я ж чего нашёл… блин, засунул я его… у этих подобрал… вот.
- Ого! А это чо такое? Илюш, а дай позырить, я таких и не… Мне?! Я… Ил… Ну, всё, всё… Спасибо, Илюша… Не, я так, я не шмыгаю… А как читается, Илюш, - Гл… Глоцк, что ли?.. Глок. “Glock-17”. Хм, здоровый, как твой «Стеч» почти, а лёгкий… Как это, пластик?.. А-а, рамка, - понятно… Ил, это американский, что ли… Ого, австрийский… А, вижу. Остеррейх, - это Австрия, да?.. Клёво! Чинная игрушка… Хм, чо, - так и называют, «пистолет XXI-го века»?.. Интересно, откуда «гасконцы» его надыбали… Думаешь? Да уж, «друзья», козлы их нюхали и свиньи облизали, - я бы на месте Запада, этого самого… Ну да, каждый на своём месте. А чо за патрон?.. Ну, этого сейчас и у нас полно, - если когда полно. А сколько сюда «маслят» надо?.. Так… Семнадцать? А в АПС твоём, всё же, двадцать… Ну, да, автомат… Не хуёво… Ха, Илюшка, а прикинь, а мне в двадцать первом веке… так, сейчас 1994-ый… Ебать, - двадцать один год мне будет! Ваще, прикинь… Точно, я и не… Надо же, столько же, сколько и тебе почти щас… Я тогда ПМ свой, на ножик у Фазиля сменяю, - можно, Илюш? - на «хузбач» его… Да ну, мне нравится, национальная штучка… А куда он денется? Я же ему свой бинокль тогда не зажал, когда ты мне новый… Эх, скорей бы на базу, я так хочу… ну-у, ты понимаешь… Да я не краснею, иди ты!.. Ладно, тише. Во-от, неделю же… мы с тобой… не это самое… Да. Это точно. Погодь, командир, а где тут предохранитель?.. Ого! Класс. Умеют, что тут скажешь, придумали, - на спуске, скажите, пожалуйста… Ну-у, может, ты и прав, в бою он и не особо нужен… А-а, вот чего ты очередью… Тетеря. Ой! Ил, гад! Ну, пиздец… Ладно, ладно, - тихо… Не буду я с тобой больше целоваться. Так я решил. Сейчас. Хм… Да? Ладно, буду… А ЭТО обязательно даже буду, - ёлки, Илюшка, я прямо щас готов… хочу… Ну, всё, всё. Смущается он, - скажите, пожалуйста! - «Ил-2» наш смущается…
Как же я люблю поганца! Непереносимо, до физической боли, до ломоты в висках… Славка «Сладкоежка» Сладцев… Никто не решится его назвать «Сладкоежкой» вне боя, - он и за меньшее убить может, был однажды прецедент, все запомнили, - такой он у нас, Славка, а я, - я называю, наедине… совсем когда наедине… Я, улыбнувшись, протягиваю ему плитку шоколада.
- Слав, тут такое мнение у нас с Дедом возникло, - отметить твою призовую стрельбу из РПГ. Вот. Как результат, - прими скромные знаки признательности от твоего непосредственного командования. Моего, в смысле.
- Ха… Ты даёшь, Ил, «знаки». Надо же, - шоколадка… А где взяли, неужто у этих? Надо же, «Бабаевский», какой-то… Хорошо живут «гасконцы».
- Да ты что, Славка, - это Дед. Деда, что ли, не знаешь, - стал бы он… Он же… Военно-морская школа. Выменял, наверно, где-нибудь, или… Для такого случая. Ты что?
- Да нет, я так… Ты не думай, я не плачу, так просто… Люблю я тебя, Ил, даже не знаю как! И всех, конечно, и Деда, - но ты… Ну, всё, всё… Э-хе-хе… «Бабаевский»… держи половинку.
- Вячеслав. Ты что, со мной первый день, что ли? Знаешь ведь, что я сладкое не терплю, - вполне безразличным тоном говорю я, стараясь не сглотнуть, вполне безразлично отвожу глаза… полный ведь рот слюны, сука…
- Да? Ладно… Не, Илюш, знаешь чо, я тогда Фазилю половинку отнесу, - можно? - ну, как премия будет, а то он, и правда, зажмётся ножик менять…
- Пошли вместе, - говорю я, стараясь ни даженьки не улыбнуться, не дайте, все наши Боги, мне щас улыбнуться! - Мне их снять пора, уходим скоро, пусть перекусят, чем осталось, а там, может быть, я и помогу тебе его уговорить.
- Да ну, командир, чего там…
Славка вдруг отчаянно смущается своего, ребяческого, в общем-то, желания выменять у Фазиля его легендарный ножик, - хоть и собрался Славка меняться на очень даже серьёзную вещь, на свой «Макаров», - но ведь, как ни крути, - ребячество это… Боги, все наши Боги, как я люблю этого пацана…
- Пошли, Славян, пора их с охранения снимать, и уходить будем.
Я встаю, сейчас я уже для Славки не любимый его Илюшка, с которым можно всё, что угодно, - ВСЁ! - и о чём угодно, - обо всём, - сейчас я командир отряда, в котором он воюет, а он сейчас Вячеслав «Сладкоежка» Сладцев, снайпер нашего отряда, - и командую нашим отрядом я, Илья «Ил-2» Ласочев, а он ещё и мой, типа, ординарец, но, главное, он снайпер, - ну, пускай и с дурацким позывным, - но пусть вне боя рискнёт кто-нибудь его так… И Славка тут же вскакивает, - пошли, так пошли, сразу бы так и сказал, командир. Я, свистнув, показываю жестами Деду, что мы со Славкой пошли снимать наше охранение, Дед кивает, встаёт, идёт по направлению к нашему месту, сейчас он будет здесь, - порядок, военно-морская школа…
Мы идём след в след, Славка впереди, разумеется. Я ведь так и не привык ни к этим горам, ни к этому лесу, - да, я по жизни горожанин, и хоть рядом с моим, таким странным Городом и есть горы, - но то совсем другие Горы… И очень даже хорошо, что я горожанин, это и в Сухуми было кстати, и до того, в Гагре когда мы… А Славка, - он тут, в этих горах стал взрослым, он в свои пятнадцать лет про другие горы не очень-то и понимает… И про мирные города, большие и не очень. Мой, далёкий такой, странный до миража, - сразу на двух континентах стоящий, мастеровой, стальной город, построенный железными людьми, собравшимися для этого со всей, огромной и бывшей тогда единой страны, у подножия самого большого в Мире куска железа, на месте старой пограничной казачьей крепости, чёрные вороны которой, живущие триста лет, помнят Пугачёва… Какой там, у меня ветер… Особый, горький и свежий, из степи приходящий, со стороны изначальной родины Ариев, приходящий из самого Аркаима, ласкающий в нём могилы, в которых похоронены головы родителей и соплеменников Заратустры, после прокатывающийся над Уралом, бьющийся в Южные отроги спокойных, таких непохожих на здешние, моих гор… Самых богатых в Мире. Рассыпавших свои агаты, малахиты и изумруды далеко в степь на Восток… Запах полыни, все запахи этой степи, пепельными волнами ковыля ткнувшейся с разбегу в подошву самых старых в нашем Мире гор… Скоро всё закончится, и мы со Славкой поедем ко мне в Магнитку. Так мы решили. Давно уже, целую вечность назад мы со Славкой так решили, - полтора года назад. Как только у нас всё началось, - наша Любовь, наша верность, наша жизнь, которая навсегда, - когда началась наша новая жизнь, тогда мы так и решили, - жить будем в странном моём городе, - надо же, Илья, агаты прямо на школьном дворе!.. Когда это всё, война эта, которую я выбрал для себя сам, война, которую Славка со своей погибшей мамой не выбирал, не ждал и не хотел, - когда она закончится, эта священная для нас война, сделавшая нас со Славкой мужчинами,- когда эта проклятущая, принёсшая мне счастье война закончится, - тогда мы со Славкой уедем ко мне, в Магнитку…
Я смотрю в Славкин стриженный, выгоревший за лето почти до бела, - а так-то золотистый, - затылок, и меня топит нежность… На грани выносимости нежность, - больно, и… сладко… Хм, «Сладкоежка»… Интересно, всё-таки, мне: - какие у него станут волосы, когда отрастут? Волнистые, прямые, кудрявые… Сам-то он не помнит, - почти всю жизнь, - да всю свою юную взрослую жизнь! - он живёт так, - коротко стриженым легионером маленькой страны, спокон времён называемой жителями «Страной души», занявшей совсем немного места в горах на берегу Чёрного моря… Блин, помыться бы ему надо, - всем нам надо помыться, - ручей… Одно название… Вот у нас на Урале… Озёра… Ильмень… Ха, как я Славку первый раз купал, когда отбил его у этого выблядка, у Томаза, гори он во всех преисподних… Горит, наверно, я же его… Как тогда удачно вышло, - как он на нас напоролся… Славка, маленький, завшивевший, забитый людьми Томаза, затраханный самим Томазом… Блядь, - ненависть, это сильное чувство. Ну, Любовь посильней, всё же… моя, Славкина… Война. А что, - война?! Можно, разве, на войне стать таким, каким был этот Томаз? Другие же такими не стали… «Сладкоежка» мой вообще, самым лучшим становится, - и какое счастье, что со мной, у меня на глазах… на моей груди… Да, жаль, не часто у нас это с ним, - война… скоро всё закончится, - тогда и… Уедем, учится Славке надо, мне университет заканчивать надо, - много чего нам со Славкой надо, и это всё у нас будет! Мы же так решили… И навсегда. Это тоже так мы решили со Славкой. На всю жизнь, и дальше, - смерти ведь для нас нет вовсе, - это мы со Славкой знаем, - это я сегодня в очередной раз убедился, когда с автоматом, зажатым левым локтём, со «Стечем» в правой… Нет, смерть, - это не для нас…
Славка забирает по этой, непонятно каким зверьём оставленной тропке, - кабаны? - левее, там, на спуске в распадок, которым мы сюда пришли, должен быть Фазиль с мужиками. Славка показывает мне отметку выше по склону, там мы шли, я ему улыбаюсь, он снова идёт вперёд. Это последняя в жизни моя улыбка, которую видел Славка. Это был последний наш взгляд, которым мы с ним в жизни обменялись, - много было всяких взглядов, и даже сорились когда, - злых даже иногда, - но это всё были взгляды… А этот стал ПОСЛЕДНИМ. Сейчас Славка, рассеяно думающий об этой своей, ребяческой мене «пестик на ножик», заденет растяжку, неизвестно кем и неизвестно когда поставленную тут, на этой, непонятно кем проложенной тропке, - козы? - и граната на конце растяжки… проволока, задетая подпаленной Славкиной кроссовкой, выдернет у гранаты чеку, и граната через положенное ей Богом Изобретателем время взорвётся. Славке достанет этого времени… секунд этих, чтобы вернуться из своих мальчишеских мечтаний об этом дурацком, - таком красивом, серебром и рогом тура отделанном ножике, - вернуться сюда, ко мне, в эти проклятые горы… И он успеет меня оттолкнуть, - эх, Сладкоежка, учили мы тебя, учили… уж если задел чего, по запару, ногой, - всё! - вались сейчас же! Падай… А упаду я, упаду от Славкиного толчка, - последнего в жизни нашего прикосновения, - а он левым боком примет всю группу осколков, идущую в наш сектор… почти всю. Мне достанется совсем ничего… в грудь, и в бедро… пустяки, и после худшего выживают…
Славян… зачем… что же ты, мы же вместе… Славка, мы должны вместе, понимаешь, мы же… Славка Сладкоежка, родной…
Часть I
- 1 -
- Пап, ну ты чо, как не родной! Подумаешь, город…
- Спорить будем?
- А чо, - можно!.. Ну, всё, всё, торможу… Скажите, пожалуйста, - и не поспорь с ним уже… Во-он, перед поворотом… Та-ак… Пап, на «паркинг» ставить? Или «нейтраль» с ручником?.. Так, ладно, «паркинг», - вот. Меняемся?
- Хочешь, на коленки тебе сяду…
- М-м, на коленки… Так, погодь, подумаю… Не, не катит, мне не в тему. Ну, всё! Вот же… щипается…
- Щипаюсь, - подтверждаю я. - Хотя, по уму, если, - мне тебя пороть надо. Сечь. Подвергать телесным наказаниям…
Этот глубокомысленный диалог мы продолжаем уже снаружи, поверх капота нашей «Трибеки», потом перед капотом… блядь, вся решётка… в чём-то. Потом усаживаемся в машину, - я на водительское, наконец-то! Так… А, ну да… Я нажимаю на брелке кнопку предустановки положений водительского места… так, сервоприводы… Вот, теперь удобно, теперь можно ехать, но мой сын вдруг тычет пальцем в ветровое стекло:
- Ил, зырь, «Трибека», у-у, расплодилис-сь, - гадюкой шипит он. - Ч-чёрная, куда там…
- Шею не сверни.
- Пап! Ещё раз если! Ущипнёшь, если… Ну, эта, трогай, милай, что ли… Ля-ля, фа-фа, все крутые, куда на хрен, у всех «Трибеки»…
- Поясни. Все, которые «куда на хрен», и у которых, «у всех» «Трибеки», - это мы с тобой?
- Пап, я про то… Да обгони ты этот «Волгарь», что ты ему в… корму дышишь?.. Достижение отечественного автопрома…
- Обогнал, дальше что?
- Дальше. Я про то имел в виду…
- Ты ТО имел в виду…
- …что кругом у всех «Трибеки», - упрямо сдвинув тонкие прямые брови, продолжает мой сын, демонстративно не обращая внимания на мою очередную, юбилейную… миллионную уже, что ли, попытку привить ему вкус к русской грамматике. - Прикинь, Ил, вторую вижу! За неделю. Эксклюзивность утрачиваем… Чёрная, куда там… Ну, как честный человек, признаю, - козырно! Хотя, наша синяя, а это фирменный цвет… Наверно и подешевле, чем наша будет, - как ты сам считаешь? Поторопился ты…
- Странно, что вторую, их у нас с марта 2006-го продавать начали. Да ты не переживай. Насчёт эксклюзивности, я… я про это имею в виду: - Субару «Трибеки» в Россию только в пятиместном варианте поставляет.
- Хм, про это? Ну-ну… Если про это… Да только мы третьим рядом сидений и не пользуемся… практически.
- Да. Практически. Практически регулярно, зимой, когда я у вас в секции в бассейне извозчиком подрядился, блин… Нет, про «подряд» я погорячился, - подряд подразумевает оплату…
- Про оплату: пап, давай, что ли, оттюнингуемся, что ли, как-нибудь так вот, по-жёсткому, что ли… Не так уж и дорого, - зато, вновь эксклюзивность обретём… Обретём своё лицо! А? «Кенгурятник» там, подножки… дуги ещё такие, знаешь, сверху… хромированные… А то у нас щас ничего особенного. То ли дело на Импрезе было, одно антикрыло чего стоило! Спойлера, воздухан… Всё реально по-жёсткому! Не машина была, а…
- «Ласточка»! - совершенно серьёзно подсказываю я сыну, и, чтобы отвязался он от меня с тюннингом этим, добавляю: - Долетался ты, Ласточка, на Импрезе по-жёсткому, и, заметь, без всякого тюннинга. Это чудо, что за столько мы её продали, - Рустам молодчина, снимаю шляпу, - жестянщик от Аллаха!
Зеленоглазый поганец удручённо молчит некоторое время, потом совершенно немотивированно оживляется:
- А что, - тюннинг, - скажите, пожалуйста! Вот бы мне моц… эх, четырнадцать только мне, до шестнадцати с тоски сдохну! Хотя… м-м… скутер, там, например, уже можно… м-м, песня, - Piaggio Beverly 500… С такой, знаешь, хромированной чтобы фарой, под 50-е… И зеркала тоже, в хроме… Как у дядь Жени нашего, и, заметь, Ил, он на нём чаще даже, чем на Мазерати своей, в Милане вообще, непонятно зачем спорткар держать, хотя… ну да, он же по всей Европе мотается, на эти свои “la settimani del moda”, - вырасту, такую же куплю, красную только, Мазерати кр-расная должна быть…
Я, подавив смешок, кошусь краем глаза на сына… Обожаю. Сощурился в предвкушении… Пепельную прядь над тонкой прямой бровью на палец себе накрутил, в пространство из-под пушистых ресниц уставился, - мечтает… обожаю…
- Ласточка «Понтовщик» Ласочев, - даю я суровое, нелицеприятное заключение.
- А при чём здесь понты? - спокойно отзывается «понтовщик». - Не, эт-то не про меня! Скажите, пожалуйста, - понты… Я, может, так за эстетику быта борюсь. По-жёсткому. За эксклюзивную эстетику, которую мы бы обрели, если бы «Трибеку» нашу на тюннинг… Бль!.. Спецом, да? Лужу ты эту, спецом? Отвернуть нельзя было? Всю машину же, грязь же на ветровое даже…
- Сдурел? Куда бы мне отвернуть, - справа «Мерс» этот, слева «сплошная двойная»! Сам так машину уделал, - смотреть страшно, а на меня шипит ещё чего-то! Чистоплотный какой, скажите, пожалуйста… Вот за мойку я из твоих карманных вычту. Вычту, вычту, - учти.
- Да? Вычти, вычти, - учту… Всё учту… Да то… Ладно, проехали… Нет, я не про это имел в виду… Ой, да, пап! Отвяжись! Так просто, ляпнул… Да точно, точно… Мнительный ты какой-то стал… Не-а… Во, блин! Договорился! Ты скажи ещё…
- Нет. Не буду. Прости меня, а? Чо-то я, как-то…
- Простить? Тебя? М-м… Ну, это зависит. От.
- Сколько? И, главное, на что опять?
- Склероз. Таков мой… то есть, твой диагноз. Я ж ещё в пятницу тебе…
- Книга… - вздыхаю я.
- Книга! Пап, был же базар, у меня ж в серии её только не хватает! Ну-у, не только, это я тоже… погорячился… Мда…
- Мда, - соглашаюсь я, а соглашаюсь с тем, что, как ни крути, а на полторы штуки я попал… - Интернета тебе мало… Всё, не начинай, я тебя умоляю! Лучше скажи, - ты сейчас со мной, домой, или, всё-таки…
- Я, пап, наверно, сейчас, или, всё-таки… Ил, ну ты ж сам понимаешь, всё же ты у меня понимаешь, ты же такой у меня…
- Какой? - спрашиваю я, а сам улыбаюсь до ушей, ожидая привычного ответа моего сына…
- Такой. Мой отец.
- Это да, я такой, но вот как меня угораздило, - это для меня…
- Ха-ха. И ещё раз: ха… Во, Ил! Видал?
- Нет… Что там?
- Смотри на дорогу, всё равно уже… Над перекрёстком «растяжку» повесили… Ты чего?
- Ни… кхм, ничего… Какую ещё растяжку?
- Пап, ты нервный какой-то, последнее время у меня.
- «В последнее время», - так правильно говорить. Что за растяжка, мать её?
- Да рекламная! Злится чо-то тут… Нет? А чо тогда?.. Ладно… Ну, реклама, - это же про конкурс этот, в «Орджоникидзе» будет, перед выпускным у одиннадцатых, я же тебе рассказывал. Ха, Ил, прикинь, у нас все девки… Ну, девочки. Все девоч-чки, как… блин, помягче бы как? - ну, будто с ума посходили, - так, наверно, я выражусь, политкорректно. Все такие сразу… эти, как их, - кутюрье? - правильно? - прикол, а этих, как их, моделей на всех не хватает, ясное дело. Причём, не хватает как дево… вчонок, - ну, это понятно, они же все почти кутюрье теперь у нас, - и пацанов не хватает, - а это тоже понятно, - какой пацан согл… Ты куда это?
- Тебе же на Сталеваров надо было? Передумал? Хорошо бы, - к тихой моей радости…
- А, ну да. В смысле, - нет, не передумал. Во-от, ко мне тоже подъезжали, - прикинь! - чтобы, мол, я такой типа, на этот самый, прости господи, на подиум… Прикинь, воще…
- Прикинул… Ну, «воще», криминала я тут не наблюдаю, - подумаешь, в… эксклюзивных? - правильно? - шмотках на сцене пофорсить!
- Пофорсить! Слово-то, какое… Да нет, - ха, пофорсить, надо же! - пофорсить-то я не против, да только видел бы ты этот «эксклюзив»! Мама, роди меня обратно…
- Что, настолько плохо?
- Ну-у… как тебе, понимаешь… Есть и ничо. Да только… Пап, я ведь у всех бы не смог, ну, всем бы не смог… Короче: и так у меня проблем с девчонками в классе куча, - сам знаешь, - а тут с одной бы я… всё, хана бы ей сразу, её бы остальные с говном съели. Девочки остальные.
- Завышенная самооценка. Таков мой тебе диагноз.
- Угу… Диагност, блин, - тебя бы на моё место…
- Каждый мужчина должен находиться на своём месте, - выбирать можно, но уж, коль выбрал, - то это твоё место до конца, а возможно, и дальше…
- Ну да, каждый на своём, но значит, что ты и не суди, пап, со своего места о моём! Мне и так несладко, задолбался я отбиваться, записки эти, слёзы-грёзы… Ёб! «Газель»!.. Ну-у, Ил, ну-у, знаешь… Тетеря…
- Тетеря, - утирая лоб, соглашаюсь я. - Надо было, и впрямь, тебе разрешить за рулём остаться.
- Да-а, это щас жёстко могло быть… Ладно, проехали… Нет, но что с тобой сегодня, а? Давно я тебя таким… нога, что ли? Опять осколок?
- Нет, с ногой всё в порядке. Но ты прав, я тоже себя таким… давно. И ещё ты вот в чём прав, - я тебе должен полторы тысячи. Вовремя ты руль… Нет, не пустяки. Домой придёшь… Блин, да у нас же с собой рублей триста всего! Ну, пятьсот, может… Сам же вчера, с пловцами своими… Ну, и у кого склероз?
- Это замечание я пропускаю мимо ушей… А насчёт денег, - это я обдумываю. Тщательно… Да, обдумал, представь себе. Значит так, - чёрт с ним, с паркуром, поехали домой!.. Во, рад-то как… Радости, блин, полные… Не, я про штаны не думал, я про… карманы, например… Ч-чёрт, неудачно как… Да это ясно, - будет время… Нельзя, представь себе! Уйдёт книга, - я и так себе, - во, зырь! - все локти обкусал… Да ну, это мы вчера, с дедом Иваном, побесились на озере… Да не ковыряю я… Знаешь, куда зелёнку себе? Мне что, десять лет? Зелёнка, - скажите, пожалуйста…
- Пожалуйста, - с готовностью говорю я. - Эх, времечко было, золотое…
- Да уж. Как вспомню, как мы по всему миру мотались… Ну и всё… Времечко… Так. Спокойно, светофор на Завенягина сдох, по ходу… Точно. Ил, я молчу, ты соберись, а то ты сегодня какой-то… тетеристый у меня…. Ну. Именно. Другого бы кого, я бы по-другому бы… Всё, сказал, - молча, папа, блин!
- Я не блин, - отзываюсь я, и заключаю, ведь последнее, заключительное слово должно остаться за мной: - Славка, Славка, всё-таки, надо бы мне тебя выпороть, как ты с отцом разговариваешь…
- 2 -
У дома, как всегда, не приткнуться. Я аккуратно, «на цыпочках», паркуюсь, - да, я уже в норме. Хорошо, что Славка не пошёл на свой паркур, мне паркур вообще… Ладно. Оставим, тем более что я, как честный человек, признаю, - впечатляет. Особенно, когда у исполнителей получается. У Славки очень даже получается, это я тоже, как честн… Их бы таланты, да на пользу Родине! - это я про «пракурщиков», а так-то, да, - впечатляет… Ох, не «впечатлиться» бы мне однажды, как отцу Кирилла, в приёмном покое детской травматологии! Тьфу-тьфу. И ещё раз, - тьфу!
- Ты чего, Ил? Плюётся на меня, - скажите, пожалуйста…
- Славян, если ты на паркуре себе что-нибудь сломаешь, я доломаю у тебя всё остальное!
- О, родил! С чего это ты вдруг?
- Кирилла вашего вспомнил, вдруг.
Славка, обеспокоенный было, - ну, так, во всяком случае, это выглядело, - моим зловещим обещанием, беззаботно смеётся.
- Опомнился, пап! Король Лир уже неделю, как тройное вперёд с парапета осваивает!
Надо же… Тройное, ёб… да ещё с парапета… с какого-то… - понятия не имею, что это значит, но, - надо же… Кевларовые они сейчас, что ли… Славян у меня в прошлом году, - эх, я не видал, убил бы, к чёрту! - та-ак шмякнулся, - и тоже, хоть бы хны! - уже через три дня, снова по этим, до тошноты нелинейным лесенкам-перилам-парапетам, по неэвклидовым стенкам этим, до рвоты отрицательно-вертикальным, скакал горным козлом… Слав, кейс с винтовкой возьми, будь другом, я остальные сумки прихвачу… Да ну, к чёрту, завтра на мойку… Хм, новости, - Вячеслав, и с каких это пор ты у меня таким чистоплотным стал?.. Да я про машину, я не про ванну. Во, Слав, погоди, - это. Я. Про. Машину типа, как бы, имею в виду, - правильно? И пальцами, - так, да? Смешно ему, скажите, пожалуйста… Нет, Славян, всё-таки, что-то надо делать, какой же он консьерж, если его у нас на месте не бывает никогда… Славка, ты не прав, - «жалко», какое-то, - каждый должен выполнять свои обязанности… и исполнять обязательства… Да? Ну, что ж, будем снисходительны к человеческим слабостям. Да вызови ты грузовой, пассажирский не дождёмся… Славка, а интересно, - лифт всегда оказывается на самом верхнем этаже, - это в случае, если я его жду на нижнем, и, соответственно, наоборот… Да ты чо? И у тебя?! Надо же, - семейное это у нас, так выходит… Да, Слав, отошёл, нормально… Да так, вспомнил… Угу… Слава, я в этом над собой не хозяин, я своим воспоминаниям не могу… приказывать… Ага, очень ты моих приказов слушаешься, - уж куда там… Да, о нём… Оставим, я тебя прошу… Массаж? А что, идея, сделай, - погоди, ты ж в магазин собирался, в «Книго-Мир»…
- Да я и сейчас собираюсь, Николе отзвонюсь… А обедать, - не хочу. Пока не хочу. Открывай, я ключи, кажись, куда-то… Фух-х, ничего я не посеял… Вот, Николе отзвонюсь, может, он со мной поедет, - ты же не поедешь?.. Ладно, Ил, не грузись, я с Николой, ты отдыхай, а так, и один могу…
Я пропускаю сына вперёд, перехватываю у него сумку, которую он взял у меня, когда я открывал дверь, и Славка отключает сигнализацию. Хм, «отдыхай», - думаю я, - от каких таких подвигов, интересно… Славка оглядывается на меня, делает мне «глазки», немного краснеет, и прошмыгивает в гостевой санузел. Так, это спрайт. Две бутылки, пока ехали… Что ж такое, - ведь до сих пор Славка стесняется меня, когда хочет в туалет, - подумать только! Стесняется! Ничего, - вообще, по жизни ничего он не передо мной не стесняется, а этой мелочи, - этого он стесняется… Скажите, пож… У-у, бля-а-адь… Осколок, сучий… Память моя… Вырежу я его, на хуй! Зимой, скажем так… о-ох, ты-ж-ж… времени свободного у меня будет… наверно… лягу к Анатолию в клинику, и вырежу… Хм, интересно, рана болит, как не знаю что, а нога распрекрасно слушается… Хоть ГТО сдавай, - да не модно… Паркуром, что ли, мне заняться… М-м, отпустило… кайф, всё-таки, когда отпускает… кайф, однозначно… как тюленя… не, как оленя… Пойти, коньяку… А, чёрт, машину же ещё на стоянку! А что, может смотаться со Славкой в «Книго-Мир»? В центр, на Ленина… час пик скоро… осколок мой, - нет. Пусть сам. А ведь умчится, - с Колькой, без Кольки, - вот тоже, книголюб ещё один, на мою голову, Славки мне мало было, с его архитектурой… Сто пудов Славян сейчас за этим своим… как его… Taschen… Да что он там, утонул, что ли, в самом-то деле… Хм, вышел. Вот же! Бегом к себе, - это он переоденется сейчас, - мда, что-то надо с этим делать… Что же может быть у Славки связано с туалетами? Блядь, да всё что угодно! Досталось ведь мальчишке…
- Слава, к тебе можно? Тук-тук…
- Ну-у… можно, пап…
И что мы тут имеем? Да уж, - вот голышом ему передо мной не стыдно стоять, во все красе… - ведь до чего красив, поганец, это тут и двух мнений быть не может! - очень красив, на грани совершенства. И хвала Богам, что на грани, ведь когда за гранью, - за гранью многое перестаёт восприниматься, это мной проверено… Бесподобен Славка «Ласточка» мой, - бедные, бедные его одноклассницы… Хм, не только одноклассницы, - я бедный, Дэн бедный, - Денис, впрочем, как раз… Да ты одеваться думаешь, поганец, или нет? - блядь, вот же… Мда, а в туалет, и, - главное, - из туалета, ему передо мной стыдно…
- Кхм… Вячеслав. Я бы тебе рекомендовал одеться, прежде чем ты рванёшь в «Книго-Мир». Хотя бы в плавки. Нет, ты не думай, я не против, - я твоей наготой навсегда очарован, но… Куда ты деньги положишь? А так, - в плавки засунул, и порядок, - ты сам рассуди, Слав…
- Па-ап… ха-ха-ха… не могу, бл-ль… Ил, хорош, в натуре, я ж… фух-х, я ж про плавки и думал, куда это я их…
- Вопрос, конечно… Слушай, Славка, а чего ты вдруг надумал переодеваться? Ты извини, конечно, если мой вопрос тебе показался некорректным… а?
Пауза… Как Славка лопатками умеет…
- Да так…
Пауза, ещё длинней… Так, плавки… не торопясь… Не будет разговора, - до поры, если будет она, пора…
- Ну, если так… А вот это как, - шмотки по всем углам раскидал! Где носки, не вижу… А. Славян, так нельзя… И вообще, твоя комната, она перестала походить на жилище цивилизованного человека! Вячеслав, это у тебя не комната, а…
- Ты чего? - удивлённо смотрит на меня сын.
- Я того, что мне пора тебя воспитывать. Дисциплинарные навыки пора тебе прививать… Славка, погоди… Сядем, а?
- Пап…
- Да нет, нога в порядке. Уже в порядке… Слава… Славка мой, я сегодня умер. Не понимаешь? Тогда, в тот день, когда Сладкоежку… я не умер, а сегодня, будто что-то умерло во мне…
- Ил, я не понимаю.
- Я и сам толком не понимаю. Сладкоежка всё это время был со мной, все эти двенадцать лет, восемь месяцев и сколько-то там дней я его чувствовал… внутри, и вокруг, сверху… А сегодня его не стало.
- Зря мы в Магнитку вернулись, надо было до завтра на Банном остаться…
- Да причём здесь…
- Тебе в горах легче, когда ты такой.
- Сейчас я не «такой». А ещё знаешь, что я понял? Что Славка Сладкоежка не просто ушёл, он ушёл, потому что появилась причина, и эта причина во мне, - а когда я закрыл на секунду глаза, я, вдруг, снова увидел, как он улыбнулся мне…
- Мистика, пап… Блин, Ил, мурашки у меня…
- Хм… Славка, когда мы с тобой... когда пять лет тому назад ты в моей жизни появился, у Сладкоежки стала твоя улыбка, а сегодня, уходя, он мне улыбнулся своей. Спокойно улыбнулся. Он ушёл, ушёл спокойный, а я не знаю, что это значит…
- Я знаю, что! Не знает он, скажите, пожалуйста! Меньше тебе «Книгу перемен» читать надо! На ночь, блин… И этого ещё своего, Мусаси, - кончилось ведь всё, Ил. Плохо очень, но… И, потом. Мы же с тобой? Ну-у, пусть и не так у нас всё, как у вас было, со Славкой Сладкоежкой, но… Знаешь, Ил, а это уж не моя вина! Я тебе, когда ещё… Я и щас, если хочешь знать… Ну?! Ты куда?! Ил-2! Сам же начал, ёб, разговор, так дослушай тогда… раз… раз ты са-ам… дура-ар… рк… ес-сли-и ты… Не обнимай меня!.. Дурак, если, со мной, если ты-ы… почему ты со мной н-не хоче-е-ешь…
Я молча обнимаю рыдающего Славку, я люблю этого мальчика, я готов ради него на всё, - на всё, что только не отнимет его у меня, - но того, о чём он, рыдая в моих ласковых по-отцовски руках, просит меня, в который уже раз, - этого я не могу… Смог однажды, тогда, в его двенадцатый день рождения, - но на второй день я уже больше не мог. Тогда встал передо мной жуткий вопрос, - что я хочу? Кого я хочу в этом мальчике для себя? Сына, или любовника, или… кого? Все эти годы любовников у меня было… да нет, не так чтобы… хватало… Но ЛЮБИЛ я все эти годы… Тихо, Слав, тихо, что ты, родной…
- Слава, родной, тише… Всё, всё… Ну? Во, рёва…
- Да сам ты… Пусти…
- Не пущу. Тише, Слав, тише… Хорошо…
- Хорошо ему, гаду… Скажите, пожал… луйста… Дай платок… Ладно, извини, Ил. Блин, накатило, что-то…
- Славян, я тебя люблю. Это я во всём виноват, что не могу дать тебе всего, что ты требуешь у меня. Ты пойми…
- Пап…
- Я скажу, ладно? Ты пойми, Славка, родной, не могу я с тобой… Ты мой сын, ты стал мои сыном, - именно таким, о котором я мечтал всю свою жизнь, даже когда мальчишкой был. Любовь изменчива, - она навсегда, - но она может измениться. А мы с тобой… А тогда, в твой день рождения, когда тебе двенадцать стукнуло… ну, да, было это у нас с тобой, - но на утро я с ужасом представил себе, что я бы… со своим отцом… бр-р-р…
- С дедом Иваном? - улыбается, успокоившийся вдруг, Славка.
Как же, всё-таки, у пацанов всё это быстро! Ведь вот только что, кажется, умереть он был готов от обиды на меня, от жалости к себе, а сейчас вспомнил деда Ивана, и лыбится во всю свою рекламную… у меня сердце схватывает от блеска его белых зубов, от ямочек этих вот его, на щеках, от света, майскими зелёными осколками брызнувшего из его прищуренных, совсем-совсем уже весёлых глаз, от его пепельных волнистых вихров, - полгимназии готовы за это вот… обожаю… Все его любят, пацаны даже многие… очень даже не прочь, а уж девчонки… А вот повезло одному Денису, а Славке повезло с Денисом, а я… я его отец, а он, получается, мой сын, - точка.
- С дедом Иваном? М-м… Что-то про других своих отцов я не знаю ничего. Ладно, ладно… Славян, ты бы оделся, и правда… А что договаривать? Я всё сказал, а ты всё понял. Нет, ещё одно вспомнил! Скажи, если уж пошёл у нас такой разговор, - эх, Славка, знал бы ты, как мне эти разговоры нервы изматывают! - погоди! - вот… я не понимаю, на кой чёрт тебе это всё, со мной, я имею в виду, - у тебя же Дэн есть, и мне совершенно очевидно, какого свойства и качества у вас отношения, вы друг друга ЛЮБИТЕ…
- Ну да, у меня-то, как раз, есть Дэн, и мы любим, а у тебя…
- Ах, ты!.. Дрянь зеленоглазая! Поганец белобрысый! Ты что, из жалости? Убью. Где… блядь, отскочи щас же!.. Куда ты кейс с Лаццерони сунул, пристрелю, к чертям собачьим… Сл… Славк… Славка, задушишь, поганец зеленоглазый… Вали, давай, в «Книго-Мир» свой, ныряй с трамплина нашего семейного бюджета в эту Чёрную Дыру моего кошелька… Да, ещё одно: - с тебя три… м-м, четыре даже, массажа.
- Да? Тогда я лучше пошёл, щас, где мобильник… Да знаю я, где мне посмотреть лучше, - вот ведь, с советами тут! - ты скажи, - лучше! - шорты сами где?.. А чо, может, мне и в натуре, так вот, в плавках лучше… Пап, а я красивый? Ты чо, Ил! Кидается, блин, носками, блин, кидается, грязными… Нет, ну, так, - ничо я так, или как, - скажи… Врёшь, сам урод…
- 3 -
Ну, вот, можно чем-нибудь заняться, - Славка умотал в магазин за книгой, - а вот тут засада меня ждала: оказывается, не полторы, а две с половиной тысячи эта rara avis стоит! - «Трибеку» я на стоянку поставил, - можно чем-нибудь теперь заняться… Чем? Какие у меня могут быть занятия, когда Славки нет дома, дед Иван на Банном, и я остаюсь один? Да нет, так-то много чего я могу… да и должен даже делать. Дом есть дом, работа есть работа, - жизнь есть жизнь… Глупость есть глупость! Это я про себя… Недоволен чем-то, скажите, пожалуйста! У меня, со мной растёт сын, на которого лишь молиться! Мой младший брат, Женя, в Милане, но наезжает к нам достаточно регулярно, - по его меркам. А по нашему мнению, - моему, Славкиному и батиному, - это набеги иррегулярной конницы, - но таков уж мой младший брат, и я балдею, тащусь, прусь и ещё не знаю, как сказать, что мой сын Славка, который мне сын по закону, а не по крови, всё больше и больше делается похожим на моего младшего брата, а сам Женька, осуществляя очередной набег с древних Апеннин на Седой Урал, не оставляет попыток, - тщетных, к моему счастью, - стырить у меня и деда Ивана племянника Славку себе, - мы с батей отбиваемся, как можем, под радостное хихиканье Славяна… А мой отец живёт в тридцати километрах от меня, в нашем загородном доме, рядом с чудным, самим ещё Емельяном Пугачёвым по достоинству оцененным горным озером… Работа? Да ну, к чёрту, - не упахался же я, тоже мне, работа, скажите, пожалуйста, - немцам да итальянцам наше железо впаривать… Не гневи Богов, «Ил-2», однажды они уже продемонстрировали тебе всю свою, всё и вся превосходящую, всем и всеми пренебрегающую вздорность своей силы, - мало?.. Сладкоежка ты мой… как больно… Почему же ты ушёл сегодня, что же это означает? Спокойный ушёл… Что-то это значит, а что, - я не понимаю… Странно, но пустоты я не чувствую. Ни внутри, ни снаружи… Странно…
Займусь винтовкой. Запах оружия отлично регулирует настроение, - значит, лучше всего мне сейчас заняться своей Lazzeroni, это меня отвлечёт. В кабинете? А где же ещё, - ну, мне, выросшему в коммуналке, кухня очень даже нравится, - в качестве места для занятий всякими грязными делишками, - но Славка, трансцендентально и внечувственно, нечувствительно и беспредельно, беспризорно-безнадзорно доведший собственную комнату до состояния бендеровского схрона на утро после Дня Незалежности, - он же мгновенно впадает в состояние священной ярости, если на кухне… ну, допустим, кружку я, там, например, какую-нибудь… А раз как-то, - вспоминать даже не хочу! - я посуду в моечную машину сложил, да и забыл её там, на ночь, немытую… бр-р…
Так. Значит, настрел у меня за эти выходные… в сумме с прежними, получается 237. Запишем, Ласочев, ведь склероз, таков твой диагноз… Собственно, 237, - 23 июля, мой день рождения, - но запишу… Да-а, калибр… Песня, а ствол-то… Интересно, Мак-Милланы на неё тысячу выстрелов живучести дали, а сам Лаццерони на форуме мне ответил, что если восемь сотен ствол продержится, это заебись будет… Так, вишеры, шомпол… да, Dewey самый-самый всё-таки, это и двух мнений… Втулки на ствол, и так он… И всё-таки, бесподобная машина! Потому и бесподобная, что ни сам Лаццерони, ни братья Мак-Миллан, ни Шнайдер на технологические компромиссы в жизни не шли, - а что цена… так потому и цена. А вот тоже, кстати, - решил я, было, сам патроны снаряжать, обжимной станок у R.C.B.S. заказал, - и дело даже не в том, что упаковка 7.82 Warbird для моей L2000SA сто девять баксов стоит, - двадцать патронов в упаковке, между прочим, не полста, - а с растоможкой… Нет, дело не в этом, - я по привычке думал, что моего снаряжения патрон… где у меня та насадка на шомпол, для затворной группы… а оказалось, что… м-м, чо-то мне канал не нравится… нет, показалось… вот, а у фирменных патронов кучность оказалась даже лучше, чем у самоснаряжённых… Нет, надо мне всё же для удаления меди что-то помягче купить, что-нибудь слабо-щелочное, а то аммиачная эта… Да, в порядке канал, - и поля, и нарезы, - пока в порядке… Кучность, - 0,32 у фирменных патронов, это по паспорту, а у моих, в лучшей серии, - 0,38 MOA… Хотя, тоже, - я же в станок не зажимал винтовку… Блядь, и всё равно, - фантастика, запредельное что-то! Наш ведь, российский ГОСТ, - если «тысячные дистанции» в импортные угловые минуты перевести, - 4,1. Жопа, что тут скажешь…
Покурить, что ли? Можно, - пока Славян притыкает, всё выветрится. Да нет, унюхает, конечно, - это у него психологическое, экстрасенсорное даже, можно сказать, - это он не своим, удивляющим меня до сих пор совершенством формы носом учует, - это он просто будет знать, что я курил, и всё. Хм, губы подожмёт укоризненно… потом надует их капризно, так ещё красивей они у него… обожаю… Блин, на шейку приклада масло попало… вот, порядок. Классный пластик, масла не боится, - а всё же, не стоит… Не понял, - у меня что, ментоловый Нэт Шерман кончился, что ли? Странно… Тетеря, я же на Банном его забыл! Ладно, «классику» покурим… Батя пускай ментолом травится, - да нет, конечно, он же… Хм, вот интересно, двое очень важных людей в моей жизни, - мой отец и Олег «Дед» Задирако, - курят трубки, и вот против этого Славка не то, что возражает, ему это очень нравится! Особенно, когда дед Иван, - батя же у меня такой, он же всё это… сопровождает, так скажем, - а Славян в восторге, ясное дело. Да и Олег… Хм, Олег, - он от нашего Славки без ума, когда в прошлый раз приезжал, «апсуа хузба» Славяну привёз, особенный, девятнадцатый век… И у Олега тоже, трубка какая-то… Да, нравится Славке, когда курят трубку… Даже запах трубочного табака нравится. Нет, я понимаю, - у Славки неприятие табака связано именно с сигаретами, и я распрекрасно знаю, почему, - сам же я три пачки Мальборо, - я их после того на дух не переношу, марку эту легендарную, - этому выблядку, уфимскому этому хозяину мальчишек скормил, после того, как Славку у него… Хм, сожрал ведь. А куда ему было деваться, под стволом-то… Ну, докурю, и можно убирать всё… Мда, а вот трубку я терпеть не могу, - хлюпанье это, пакостное, чистить её, тоже, постоянно… Эх, а вот чего я не знаю про Славку, - это того, почему он так стесняется туалета… Можно, конечно, строить догадки, и они будут, по-видимому, довольно близки к действительности… Грустно всё это…
Стоило всё-таки, мне этого выродка пристрелить в Уфе! Не при Славке, разумеется, - потом как-нибудь, вернутся в Уфу, и закончить всё там по уму… Закрутился, Славку в нормальное состояние приводить надо было, по стране мотались с ним, за бугор ездили… В Японию… На Архипелаг, - хм, вот только на Миконос я Славяна не решился… В Италию, к Женьке, мой младший брат там уже десять лет в модельном бизнесе, и даже на Кубе были мы со Славкой, - хм, а в Южную Африку так и не собрались, - очень, почему-то Славку носороги тогда интересовали, - тоже вот, интересно, - почему?.. Блядь, да хорош, Ласочев, - тоже мне, Фрейд нашёлся… Нет, в самом деле, надо завязывать! Славян уже не орёт даже, так, - шипит… Эх, но и меня ведь понять можно, - я же пылинки с мальчишки до сих пор сдуваю, - а надо завязывать, парню через две недели четырнадцать… В четырнадцать Сладкоежка у меня лучшим снайпером фронта стал… Нет, это не довод, разумеется, но, по-любому, надо мне завязывать с попытками психоанализа относительно Славки.
Мда, а в Уфе-то, как раз, тем временем всё без меня закончилось. Может быть, так и лучше, что без меня. Ну, что, - ну, пристрелил бы я этого… как бы мне его… А так, - в камере его задавили. Не сразу, как я справедливо полагаю…
Ну, всё, порядок, - можно теперь мне и коньяку выпить. Да, а это уж совсем по другим причинам я предпочитаю делать втихаря от Славяна, - нет! - никогда и ничего у нас на замки не запирается! - ещё чего! - кроме оружия, разумеется, - но если зеленоглазая дрянь увидит, что я с бокалом в руке замечтался, - всё, хана, не отвяжется! И тогда мне от белобрысого поганца шампанским, каким-нибудь, не отделаться… - да?! - сам, значит, Отард хлещет! - а я?! - знаешь, что, «Ил-2»! - это вовсе не по-командирски! - помоями младших поить! - мне тоже! - Отарда… ну, па-ап, ну-у, ка-апельку, ну-у, И-ил… Ну, примерно, так, - за точность не ручаюсь, - я же от злости в такие моменты готов… вот, но примерно, - так. Конечно же, капелькой всё и ограничивается, это для Славки символ, - но не дело. Я же отец? А поганцу сколько лет? То-то. Дед Иван ещё… Хорош. Какой-то своей… настойкой, что ли, - не знаю, я потом попробовал, гадость несусветная, даром, что какой-то редчайший корень, - напробовались они со Славкой на прошлых выходных, - блядь! Ну, вот как мне?.. Нет, конечно же, не то, чтобы «напробовались», попробовали просто… но ведь что! - ведь если я сказал, что нельзя! - батя, батя… Разлагающий фактор. И, причём, совершенно неодолимый… Люблю я их… старый да малый…
Ещё, что ли? Ну, «Ил-2», за тех, кто в море!.. Да, любимый тост Олега. Ёб… Лимон-то у меня весь ушёл, и в холодильнике нету. Плохо. Эх, с горя, ещё одну… за сельское хозяйство вообще, и за цитрусоводство в частности… Какие в ТЕХ горах мандарины, в долинах, - лучшие в Мире… Славке позвонить, что ли, пусть по дороге лимонов прихватит… Да, как же, прихватит, - у него же денег, - впритык на книжку, да на такси. Блядь, Ласочев, так нельзя! Нужны же парню лишние деньги, что такое, в самом деле, - себя вспомни в четырнадцать лет! Мда. Что-то я… Скаредный, - вот слово! Нет, только не это, бр-р, - а что, может, и в самом деле, сделать Славке кредитку? Ну, особенно много на счёт не переводить, - так, на всякие мелочи, - вот, как сейчас, например… Завтра же! Решено, - завтра понедельник, с фирмы смоюсь, пусть денёк без меня посидят, с немцами пусть посидят, я уже не могу, я уже думать начал по-немецки, Himmeldonnerwetter, - всё решено уже у нас, один чёрт, делать мне там завтра нечего, подписание в среду, и так герр Мюке все кишки мне… der Teufel soll den Kerl buserieren… интересно, он и на самом деле “von”?..
Так, Ласочев! Про фирму, - ни-ни! А то, точно, напьюсь. Достали, сука, в горах было спокойней… в ТЕХ горах… Ладно, про это тоже… Эх, Сладкоежка ты мой, как же так всё получилось-то у нас с тобой… больно как… Всё, хорош, убираю бутылку. Ну-у… Вот, а теперь убираю. Пойти, что ли, послушать что-нибудь, в гостиную?.. Блин, надо бы мне как-нибудь, всё-таки, в кабинет моноблоки Cary перетащить, не катит этот усилитель с той акустикой, хоть и Танной… А в кабинете Жадисы у меня… м-м… Сергей вот говорит, что дело может быть в приводе… Да причём здесь… Как раз проигрыватели я туда-сюда уже таскал, что с тем, что с другим, что с третьим, - не катит… Славяна надо было мне слушать, а не Сергея, - блядь, слух ведь у мальчишки… Так. Всё. Лопнуло моё терпение, - где мобильник мой… Блядь, до чего же я скучаю, два часа парня дома нет… Да куда я мобильник-то… Ёб! Точно, в «Трибеке» оставил. Ну да, - склероз. Тетеря… ладно, с городского… Так, номер, номер… м-м, вот, в памяти… так… странно… «С вызываемым абонентом в настоящее время…», - что за дела? На моё понимание они надеются, скажите, пож… Ещё раз… Ничего не понимаю…
Сука, если что-нибудь… если хоть что-нибудь… я же… Я же, блядь, этого никогда себе… мне же только тогда… застрелюсь ведь я тогда…
- 4 -
- Ты!.. Ты что себе позволяешь?! А?! Славян, я ж тут уже стреляться думал, блядь! Ну, с-сука…
- Пап, я прошу тебя, я щас тебя по-настоящему прошу, - тише. Я, понимаешь, не один.
- Это что ещё значит?! С кем это ты, на хуй, «не один»… погоди, снимай футболку, у-у, сука, вся в кровищи… Вячеслав, если ты мне всё это сейчас же не объяснишь…
- Да погоди ты! С футболкой этой… Отцепись, сказал! Потом сниму… Вот. Ну, чего ты там? - тихо говорит Славка в прихожую. - Входи, давай уже… Да не надо разуваться… Хм…
Трухлявая вата в моих коленях, наконец-то, вновь заменяется суставами, и я торопливо, стараясь унять дрожь в левой части лица, прохожу из гостиной в холл и выглядываю в неосвещённую, - сто пудов, спецом! - Славкой прихожую… А там, - Здрас-сь, - я автоматически киваю в ответ, - стоит этот парень. «Этот», - это значит тот, которого имел в виду мой, израненный чуть не до смерти, - с разбитым носом, всего лишь, и с загорающимся фонарём слева, - сын, когда сказал мне, обалдевшему, с трясущимися коленями, чуть не теряющему сознание от счастья, что Славка всего лишь подрался, - что он, видите ли, «не один», - блядь, нос разбит и фонарь, - пустяки, пустяки, «Ил-2», ты ж профи, блядь, да приди ты уже в себя, командир…
- На свет. Сейчас же, оба, - эти мои интонации и Славян-то раза два всего слышал, а парень… да пацан, в общем-то, на год-полтора постарше моего поганца, он-то, вообще, впервые такие интонации слышит, где бы он это мог слыхать, ха, вот они… einzelabfallen, - оба-два, - тандем-пулей в гостиную и перемещаются, ветерок лишь приятно овевает моё разгорячённое, покрытое липким потом чело…
Я стою ещё пару секунд в холе, смотрю в пустую прихожую, потом крепко тру себе ладонью левую сторону лица, выпускаю со свистом сквозь зубы воздух, круто, на одной ноге разворачиваюсь, и захожу в гостиную. Так, ладно…
- Так. Что всё это значит?
- Ну-у…
- Внятно, Славян!
- Я подрался, Ил, - внятно?!
Я цежу, сплёвываю, даже, в ответ: - Вполне, - и перевожу взгляд на пацана, появившегося в нашей со Славкой жизни. И чувствую, сука, что мой взгляд физически, материально просто, тяжелеет до ТОЙ, - непереносимой даже моими, через столь многое прошедшими со мной в ТЕХ горах мужиками, - степени тяжести… Ведь у этого, впервые мной сейчас увиденного пацана, очень технично посечён лоб над правой бровью, а слева на скуле, из-под глаза кровавой полосой уходит к виску ссадина… Это что же? Этот… не знаю я кто, с моим Славяном? Это он Славку моего?! Да я же его щас… А пацан, которого я вижу впервые в жизни, и которому я уже вынес приговор, не удержав тяжести моего взгляда, медленно опускается в огромное наше со Славкой кресло, которое мы с сыном делим всю дорогу, и, так и не поделив, всю дорогу вместе в нём, вдвоём в нашем любимом кресле, часами пред нашим домашним кинотеатром… А Славка мой, добрейшее на свете существо, по природному своему благородству, к нам его притащил, раны зализывать!.. Что вот мне делать сейчас? Да-а, это не ТЕ у нас горы, - куда как нет… А покруче этому… не знаю, как его, досталось, чем поганцу моему…
- С ним подрался? - на удивление спокойно спрашиваю я Славку, не отводя взгляда от русой макушки, - а-а, и голову опустил! - пацана, сидящего с устало как-то опущенными плечами на краешке нашего со Славкой, такого любимого обоими кресла…
- Ну. То есть… Пап, да ты чо? Погоди, я объясню…
- А нужно?
- Да ты дай мне хоть слово-то! Воще! Что ты вообще подумал-то? Ну, да, подрались. Вместе. Плечом к плечу, жёстко, как положено…
Ни-чер-та я не-по-ни-маю!.. Воще.
- Ты можешь нормально изъясняться?! Ёб, я ведь ни черта не п…
- Так вот ты же орёшь, как же я тебе… орёт ещё тут такой, скажите, пожалуйста… Ладно, не шипи, - короче: я книгу купил, дай, думаю, полистаю, в скверике там, на Металлургов, - знаешь? Во-от…
В общем, всё проще простого. И обыденно, до мерзости. Сидит себе на лавочке, - в чудном, с фонтанами, с неохватными, остро и волнующе пахнущими свежайшим липким листом клёнами и тополями скверике, - пацан, и, не утерпев до дому, толстенную какую-то книжку листает, - в милой, так мною в Славке обожаемой, рассеянной своей задумчивой мечтательности себя по коленке похлопывает явно дорогим, навороченным мобильником, увлёкся, а тут, как и положено в таких чудных сквериках, - с фонтанами, - таинственно-романтически затенённых огромными тополями и клёнами, полупустых в жаркий послеполуденный час чудного майского воскресного дня, - трое. Ну, сначала, пап, их трое было, ну, не знаю, может лет по семнадцать, ну, с виду так, не гопники, чёрт их… а потом-то, когда уже понеслась бага у меня с ними, тут ещё два, откуда-то, я и не понял такой, а тут они меня… одному-то я технично так, реально жёстко, классно так, с ноги… ну, как, мешались они там, друг другу, но как бы пинать, вроде, начали, я плохо помню, ёб, во-от… да я не тороплюсь, я спокоен, вот, а тут вот… он. Ну-у, пап, супер, воще! Не по-детски. Двое уродов сразу ушли! Низом ушли, прикинь, Ил! Сирень там такая… мохнатая… ха-ха-ха… туда, суки, и улетели! Не, пап, я спокоен, нормально. Прикинь, да… Это что у тебя, - каратэ? А что?.. Ладно, пусть «просто так», - мне бы так, «просто так», супер, Ил, воще жёстко… Ну, он меня, типа, поднимать, - я ж сижу, башкой трясу! - тут и ему в голову пришло. Ну, тут бабульки какие-то, ну, в крик, - типа, ментов щас, ну, мы и ноги… Да на хрен надо! - менты бы всех бы и приняли, по-взрослому, будут они там, разбирать, типа кто за красных, кто… Прикинь, пап, а я про книгу забыл, а он прихватил, хотя тоже, в голову ему, видишь, покруче, чем даже мне пришло… Да вон она, в прихожей, так только, суперобложка… пустяки, я её в такси в пакет… мобильник мой там тоже, ха, Ил, вдребезги он у меня, прикинь… Ну да, мы такие в такси напротив Универа прыганули, и к нам… он не хотел, прикинь, да я его особо и не слушал, эти же за нами, суки, вроде как бы увязались, а мы в такси, и ручкой им такие, - сайонара, козлины…
- Козлины, тут двух мнений быть не может… Погоди, Слав, я всё понял. Наконец. Да-а, дела… Значит так, оба два в ванную, потом я вас посмотрю, посечение надо обработать, а там уже и поговорим. И я прошу, - не надо споров, - лады? И без того, на нервах тут все…
И Славка, гордо на меня глянув, - Во, Ил, не облажался я! - это же бой у меня был? - вот я в бою и не облажался, - хм, Славян, кто бы сомневался, только не я, - и осторожно взяв пацана, сидящего с устало опущенными плечами на самом краешке огромного нашего кресла, за рукав футболки, Славка тянет его умываться…
Вот так вот, Ласочев. Учит тебя жизнь, учит… Какого х-х… Какого чёрта ты выводы свои сделал, какое право ты имел всё рассудить, - и уже даже суд решив устроить… судилище… всё для себя уяснить, ни хуя не выяснив! Командир, чтоб тебя…
А пацаны уходят в ванную. Этот, новый, - как же зовут его, всё-таки? - вдруг тоже на меня… как-то так глядит… И гордо распрямляет плечи, и идёт, пружинно идёт за Славкой, и никакой усталости уже в нём нет. Ладный парнишка… хоть и невысокий. Широченные уже почти по-мужски плечи, гибкий, мальчишеский почти ещё… да, стан, так принято говорить про таких… ладный паренёк… Идёт за Славкой, пружинно идёт… босиком, отчего-то, без носков даже… пятки грязные из-под истрёпанной джинсовой бахромы…
Славка оборачивается в арочном проёме гостиной и холла, но не на меня, а на этого пацана, чуть склоняется, - да, они одного роста, хоть этот пацан и постарше, на год так, ну, может, на полтора… - и Славка, чуть склонив пепельные свои вихры к плечу этого пацана, шепчет ему: - это… ты извини, я ж, тетеря, не спросил… тебя как зовут, а? Запарился, понимаешь… И этот пацан, почему-то оглянувшись на меня, - а глаза-то серые, - шепчет что-то Славке в ответ, - я не слышу, чёрт… Да? А это как, если полностью?.. И снова короткий взгляд, - быстрым стальным, в серебряном приборе клинком выпад, - в мою сторону, и снова шёпот в подставленное Славкино ухо… О-о, ничо так, красиво даже, можно сказать… пошли, пошли, а так даже похоже, если… бу-бу-бу… Всё. Пацаны ушли в большую ванную комнату. Как же его зовут, интересно?.. Ладно.
Ладно-то ладно, - но перепугался я сегодня, как редко когда пугался! Даже со Сладкоежкой я так не пугался. А чего мне с ним было пугаться? У нас же впереди была Вечность, и бессмертие, и Любовь… А в ту секунду, когда я, повалившись от его последнего в нашей жизни прикосновения, от его, последнего, полного любви и боли толчка, поняв, в эту последнюю в нашей со Славкой «Сладкоежкой» Сладцевым жизни секунду, что он погиб, я тут же отключился, - и я до сих пор не знаю, от чего, - от непереносимой боли этого понимания, или от осколков, - один в бедро, в грудь другой, - которые я… А испугаться я не успел…
Я снова сильно тру левую половину лица, потом решительно встаю с дивана, и иду в прихожую. Так, пакет Славкин. Блядь, драный какой-то… Хм, реклама “LM” на пакете… Говорил, - возьми рюкзак… Мда, - КНИГА. М-м, к свету… Какой-то… M. Dezzi-Bardeschi… да уж, имечко… “Frank Lloyd Wright - Architecture of Genius. Art, life, destiny.”… Да-а, Ласочев, только ведь молиться на Славку, - какой ещё пацан в его возрасте… Но что ж Славян ей не стал отбиваться? Такую ведь, даже если просто, на ногу, например… Надо же… Да, а мобильнику-то, - хана. Второй за учебный год у поганца, - Нокию ту, музыкальную, 9-го Мая в озере с дедом Иваном потопили, как броненосец «Петропавловск», самураи… Купить ему коммуникатор, что ли, подороже, чтобы поответственней Славка как-нибудь… Кроссовки. Свет включить… Это нового пацана… мама… Ведь одно название, - «кроссовки»! Это сколько же нужно протопать, сколько футбольных таймов… Ну, если ему их и купили года три назад, - то они тогда были сильно «на вырост». Славяну на сезон как раз три пары, не меньше, - с его паркуром и скейтом, это не считая… Как так можно, что же родители… Отца у парня нет, - безоговорочно решаю я. Во всех смыслах, - даже если у него и есть отец, то это не отец! Какой отец допустит, чтобы сын в таких кроссовках… Так, - опять судишь, «Ил-2»? Не ТЕ у нас горы, уймись, наконец… Но, в общем-то, не удивительно теперь мне, что парнишка даже без носков, и что у него грязные пятки, - в таких-то, с позволения сказать, «кроссовках»…
В кабинете я кладу Славкину книгу на стол и, матерясь под нос, лезу за своей аптечкой… Ну, это у нормальных людей в кабинетах, - а может, ещё где, не знаю, в ванной, например, - аптечки, а у меня… Такая… типа, как бы… Мобильно-полевая медсанчасть МЧС. На дому. В смысле, в кабинете, - я про это имею в виду… А как иначе, - у меня же Славян, паркурщик-бордер-маунтбайкер, в апреле подтвердивший в нашем бассейне первый взрослый разряд по прыжкам с трёхметрового трамплина! - Славка Ласочев, мой четырнадцатилетний сын, широко известный в кругах таких же, как и он, безбашенных паркурщиков-роллеров-скейтеров, как Славка «Ласточка» Ласочев, - иначе мне никак, без такой аптечки…
- 5 -
- В больницу! Да на хрен!
- На хрен? Ты не дёргайся, на хрен. Лексика у вас, у молодых… Никто же… тихо, сейчас глаз закрой, я аэрозолью… никто тебя в больницу и не… Так. Подождём немного, потом ещё раз, и скобы я поставлю.
- А что это за аэрозоль… хи, щекотно… Не понял…
- Заморозка. Можно укол, вообще-то…
- Не, так ничо… хи-хи… глаз, такой, у меня… хи-хи…
- Хи-хи… Ой… хи-хи… пап, прикол, зырь, глаз какой… хи-хи…
- Цыц, вы! Оба два… На «хи-хи» их пробило, скажите, пожалуйста… Славян! Отскочи от… Так, а это совсем несложно, шить ничего не придётся, это такое, я вам скажу, достижение… неоценённое до конца, никаких игл, всё эта машинка сама… Три скобки, я думаю, хватит… Два… Три. Всё. Швы снимать не надо будет, это кетгут, они сами разойдутся… Ну? Не больно?
- Не, вроде не больно… Точно, не больно! Супер…
- А теперь ссадину… Чем это? Вскользь будто.
- Так и есть, вскользь. Ногой… Я среагировал, но не до конца успел башку…
- Мда… Всё.
- Как? А чо, разве без этой… без заморозки?
- Обойдёшься, я опасаюсь эффекта привыкания… Блин, вот же… Пустяшная ссадина у тебя, я её мазью, и пластырь сверху. Славка, можно дышать.
- Фу-ух-х… Понял, да? По теме, да? Это ж отец мой! Он и не такое делал, не такие раны, - вот прикинь, вот однажды, одному своему…
- Заткнулся щас же, поганец! - кротко, с мягкой укоризной прошу я Славку… - Славян, я тебя предупреждал?
- Ладно, Ил, я ж так, я ж похвастаться хотел…
- Собой хвастайся, деятель…
- Ну и всё…
Надулся. Самое лучшее сейчас, это престать обращать на Славку внимание. Это самый лучший способ, - а вот что пришлось мне пережить, пока я этот, элементарный, в общем-то, способ открыл… Хотя, как сказать, - «элементарный», - это для тех элементарно, кто к своим… Славкам, Егоркам, Димкам… Славкам, в общем, - кто к своим сыновьям, и к своим… не только сыновьям, относится… равнодушно, так я выражусь, политкорректно. Я знаю, - не понимаю ни хуя! - но знаю, есть такие, - я не такой! Но. Надулся Славян, а способ это преодолеть у меня есть, я его открыл, пусть это мне и далось… - не будем о грустном! - и я переключаю всё внимание на нового пацана, - тем более что это вовсе несложно. Симпатичный. Очень. Красивый даже. В чём-то даже ярче Славки… моментами, когда вот так вот, чуть склонив к левому плечу голову, он на меня… на Славку… насмешливо чуть… а вот как его зовут, я так и не узнал до сих пор…
- Мда… Что ж, - шрам над бровью я тебе гарантирую, боец.
- Суп-пер!
- Хм, «боец»…
- Вот, а ссадина… - я полностью игнорирую Славкино хмыканье, делаю маленькую паузу, лёгким прикосновением, кончиками пальцев чуть поворачиваю вбок мальчишкину голову, у меня схватывает сердце… профиль…. Кожа на скуле, под подушечками моих пальцев… как знакомо всё, как всё… но я совершенно нормальным голосом заканчиваю: - От ссадины и следа не останется. Тихо, чего ты, - я, разумеется, понимаю твоё разочарование, - но не разделяю его. То, что «мужчину украшают шрамы», - это слабое, детское совсем утешение для тех, кто не успевает вовремя убрать голову. Уж ты поверь мне, парень…
- Точно! Уж ты ему поверь! - тут же, разумеется, встревает совершенно отошедший Славка, ему же до чесотки хочется похвастаться мною перед этим спокойным, сильным, крутым явно пареньком, выручившим Славку из пакостной, крутой, в общем-то, истории… - Ил знает, что говорит.
- Слава, подай мне, пожалуйста… м-м, ну, хоть вон те бинты, я их уберу, не нужны они.
- Эх, пап… Ладно. Держи бинты свои.
Дошло, наконец-то. Нет, Славка у меня далеко не дурачок, - куда как нет, вот и дошло до него, что я вовсе не намерен позволять ему мной сейчас хвастать, - нет, он у меня не дурачок, просто он пацан, а какому пацану не хочется похвастать перед другим пацаном, тем более, перед таким, новым совсем, и явно сильным, и постарше ведь, и вообще так… ничо пацан… симпотный, по ходу… - ну? И кто же из пацанов упустит возможность похвастаться в такой ситуации своим отцом, - это, разумеется, если отец подходит для того, чтобы им можно было искренне, без хвастовства, похвастаться… Славка, Славка… пацаны…
Я снимаю и выкидываю перчатки, убираю аптечку, прибамбасы все, а сам втихаря наблюдаю за пацанами. Незаметно для них. Это мне нетрудно, - навыки, мать их… Ладно. Вот, новый паренёк, - как же его зовут, всё-таки? - с независимым видом… приняв подходящий, по мнению каждого настоящего пацана в таких случаях, независимый вид, оглядывает мой кабинет. Что ж, посмотри, тут много на что есть посмотреть, - особенно пацану в тринадцать-четырнадцать лет, - этот кабинет я обустраивал не без оглядки на Славяна и его друзей, но и парню в твоём возрасте… лет так… да, похоже, что пятнадцать, чуть больше, может быть, - есть тут у меня, на что посмотреть. А Славка, - хм… Он довольно откровенно, - но из-под своих пушистых ресниц, всё же, - рассматривает нового паренька. Да, Слав, - я, как честный человек, признаю: здесь тоже есть на что посмотреть. Красивый мальчик, очень. Стрижен чуть короче, чем мне нравится… красивой формы голова… красивый парень.
А за Славку я спокоен. В смысле, я спокоен за Дениса со Славкой, - ну, посмотреть-то… А так-то… У Ласточки с Дэном всё… совсем по-настоящему. Мне… я иногда даже пугаюсь всей настоящей глубины отношений Дениса «Дэна» Байкова и Славки «Ласточки» моего, а ведь в самую глубину, в самую-самую, мне к ним и не заглянуть… Так что, - я спокоен. А посмотреть-то… подумаешь… тем более, есть на что. Красивый паренёк, и чем дольше я на него смотрю, тем труднее мне отвести взгляд, тем труднее мне сделать свой взгляд… нет, конечно, не равнодушным! Я не лицемер, тем более с людьми в возрасте Славки и этого нового мальчика. Но ведь это совсем новый мальчик… Да, и ладный какой, подкачанный… а может, от природы такой… скорее всего, так и есть, слишком много в нём природного изящества, непринуждённости, совсем не старается этот новый паренёк принять позу поэффектней, или ещё чего такого… ведь каждый, кто хоть раз перед зеркалом тягал железо… Мда, что ж они оба в ванной футболки поскидывали, - бедный я, бедный… Хм, а вот сейчас он совершенно осознанно пресс напряг, и грудную мышцу старается бицепсом оттенить… Славкин взгляд почувствовал… Нет, но как же, всё-таки парня зовут?.. Славка, поганец, засмотрелся! Нет, чтобы разговором парня занять, про винтовки что-нибудь ему, - ведь тот… мда, всё, готов новенький: приклеился взглядом к пуленепробиваемому стеклу витрины моего стилизованного под портал дорического храма сейфа, - а Славян молчит, пальчиками по подлокотнику весело постукивает, вместо того, чтобы заговорить с парнем, по имени к нему обратиться, наконец… Что ж, раз гора не собирается к…
- Что ж, запахи госпиталя выветриваются, пришла пора знакомится, - решительно заявляю я, успев показать сбоку, исподтишка, Славке кулак. - Меня зовут…
- Илья Иванович Ласочев, - и серый стремительный взгляд…
Пауза. А-а, это Славка, конечно же, успел сообщить новому мальчишке моё имя, - ну да, откуда же ему ещё…
- А-а… - а Славян и сам рот раскрыл!
- А ты, - Славка «Ласточка» Ласочев. Да ладно, вы не грузитесь, я вас обоих знаю… ну, случайно. На «Тыл - Фронту», когда. Ну, в пятницу, когда сезон экстремальщики открывали, я вас там и видел. Вы ещё призы давали, а ты, - Славка «Ласточка», - тебя так объявили, ты же выступал, как бы…
Ясно…
- Как бы, это сто пудов, реально «как бы», - с горечью, но, всё же соглашается, будучи реально честным человеком, Славка «Ласточка» Ласочев. - Выступал я «как бы», а вот лажанулся по-реальному, жёстко… Ясно. А ты там… чо-то я тебя там, - ты извини, конечно… Севка.
Севка? Севка… Сева, - Всеволод, должно быть… Мода сейчас на такие имена… А сам обладатель красивого, старого как Киевская Русь имени печально улыбается, и отвечает Славке:
- Да ладно… Откуда бы ты меня знать мог, я же там, так, в сторонке… ну, смотрел, как бы…
- А чо в сторонке-то? Надо было… В сторонке, скажите, пожалуйста…
- Пожалуйста, и, - Слав, погоди. Тебя зовут Сева? Всеволод? Ну, вот, познакомились…
Севка, Славка… Славка, Севка, - дела… Не оговориться бы…
- Ну! Теперь бы! А, пап? Типа, как бы вспрыснуть надо! Севка, ты как?
- Славян, я тебя… А впрочем, прочему бы нам всем и не… «вспрыснуть»… это дядя Олег, да? Я так и подумал. Минут через десять пойдём кушать, - все вместе, - а там видно будет…
Славка теряется, - на секунду лишь! - хм, не ожидал, поганец зеленоглазый, что я на его шуточку так среагирую. А Сева реагирует очень даже спокойно на мои слова о том, что мы все пойдём кушать, - не смущается, домой не торопится собираться, - я доволен, достойное поведение, - да, только совсем уж независимый вид у него, это реакция на Дедово военно-морское словечко «вспрыснуть». А я всерьёз намерен вспрыснуть, - шампанское у меня ТАКОЕ есть, - что ты!
- А чего ждать-то? Ил, кому сидим?
- Да так… - я демонстративно поглаживаю себе пальцем лоб, над бровью, там, куда я Севке только что положил… наложил три кетгутовые скобки.
- А-а… Ну да. Десять минут сидим, пошло время, Ил. А то жрать, чо-то… Кушать!
И Славка смотрит на Севку, - Славка, Севка, да, не оговориться бы, - и молча предлагает: - ну, мол, спрашивай, если есть вопросы, спрашивай, мы ответим, видишь ведь, какие мы, мы нормальные, мы не…
- Славка, а это ты не по приколу, ну, что у вас сауна?
- Да я ж показал тебе! Ты чо, думаешь, я гнать буду?
- Да нет. Просто я ни разу дома сауну не видел. Славян, ты не обижайся, я поверил, - необычно просто, вот и спросил. Хм, сауна, паровая кабина, - Илья Иваныч, вы тоже, не думайте ничего…
- Не буду. Это непросто, если совсем ничего, но я попытаюсь.
Пауза. Недолгая, совсем не тревожная, - просто пауза. Я развлекаюсь во всю, а Славян, так вообще, - в немом восторге…
- Круто. Вообще, у вас круто, - сауна… Слав, бассейн бы вам ещё… для сауны.
Далась Севке эта сауна!.. А-а, это ирония. Тоже, простая, незатейливая, и совсем необидная, - для Славки, - а мне, так и вообще, типа как бы по приколу даже, я же развлекаюсь…
- Бассейн? Ну, бассейн-то, Севка… - я вижу, что Славян хочет, было, рассказать про наш дом на Банном, но передумывает, почему-то… хм, почему-то… - Я от бассейна только вот неделю отдыхаю, на Доменщиков ремонт, кафель меняют, трибуны чего-то… Трамплины и вышку, наконец-то! Я прыгаю типа.
- Реально занимаешься? - снова быстрый серый взгляд на меня… - Ну, по-серьёзному?
А сейчас у Севки живейший интерес, и… да нет, не зависть, но где-то рядом. Ну-ну, Ласточка, прошу, можно полетать, вспарывая тугое марево воздуха над водой стремительными острыми крылышками…
- А я по-другому не умею! Вон, его школа, - и кивок в мою сторону, ах, Славка, ах, поганец! - «Ил-2», с ним по-другому нельзя, Севка. Никому.
Снова, - пауза, снова серым лучом в мою сторону. Без комментариев… А впрочем: развлекаюсь я щас, - до самозабвения!..
- Ил-2? Славка, а почему ты так… Это… я так просто спросил, извините, если что.
- Пустяки, Сева, пустяки…
- «Ил-2». Это такой позывной у моего отца был, - всё-таки не удерживается Славка, и хоть пытается он смолкнуть, но ведь прёт из него, и он, опасливо косясь на меня сквозь ресницы сломанной зелёной искоркой, бесподобно изломав прямую бровь, торопливым ломким шепотком заканчивает: - В горах, на войне…
Вздохнуть мне, разве что, тягостно? Пацаны…
- На вой-не-е? Чечня, да? Горы…
- Ну, гор у нас в стране хватает, хвала Аллаху, не только в Чечне горы есть… а тогда, - тогда и войн хватало. Хотя, там рядом я был. Относительно рядом, - Кавказ большой… Так, ну что, пойдёмте кушать, - Славян, а тебе язык прищепкой надо прищемить… пошли, пошли. Такие исключительно эксклюзивные прищепки я у вас в бассейне видел, у девочек на носу, в синхронном плавании, вот такую бы тебе на язык…
- А тебе бы, тогда… знаешь, тебе куда, тогда? И знаешь, какую?.. Проходи, Севка… Прищепки, скажите, пожалуйста… Это, пап, вы идите, - ладно, Севка? - на кухню идите, я щас, - ладно, Ил?.. Ну-у, надо мне…
- 6 -
- Пап… - беспомощно оглядывается на меня Славка.
А я и сам ничегошеньки не понимаю! Что за такое, в самом деле! Всё ведь только что нормально было… Что-то уже, казалось мне, я начал понимать, и даже… даже надеяться я начал, что мне понемногу становится понятно, почему сегодня ушёл, спокойным ушёл Сладкоежка, и… да нет! Нет, конечно, - ну, может быть, самый краешек надежды… Паренёк ведь какой, - чудный парень, очевидно мне это, - каков из себя Севка… А вот сейчас я растерянно стою в холле, совершенно растерянно наблюдая, как не мене чем я растерянный Славян стоит в прихожей над согнувшимся, натягивающим свои «кроссовки» Севкой!
- Ну, ладно, всё…
- Ладно, - вдруг соглашаюсь я, а что ещё мне остаётся, ладно, хотя нихрена тут, в нашем холле не «ладно»! - Объяснений, по поводу того, что вдруг изменилось в твоём к нам со Славкой отношении, ты давать нам не намерен, так что, Сева, - ладно. Одно только, напоследок…
Я, проклиная всю свою… всё своё… а-а, лезу, короче, в задний карман за бумажником, достаю стольник, протягиваю его Севке.
- Это на дорогу. И я прошу тебя, - напоследок! - возьми такси, как раз этих ста рублей, чтобы на такси до Металлургов доехать. Не спорь. Ладно? Ведь «ладно», так что, - не спорь… Спасибо, что взял. Ладно, - до свиданья.
И я ухожу в кухню, - не видно из кухни у нас ни холла, ни прихожей… Бу-бу-бу там, какое-то, - Славян… Да ладно, сказал, всё! - Севка… Дверь. Я выхожу к Славке, он включил экранчик интеркома, нетерпеливо постукивает по нему… появляется площадка перед нашей входной дверью, - там пусто, - это мне видно, это я шею даже вытянул, чтобы увидеть, что там пусто, - по лестнице Севка поскакал, - ну да, вечно же лифтов у нас не дождёшься…
- Пойдём обедать, Слав…
Мы с сыном проходим в кухню, - на обеденном столе всё готово… три тарелки… мда. Славка задумчиво убирает… мда, лишнюю, ставит её на разделочный стол.
- Пап, что случилось-то? Вообще? Нич-чо не понял, - сидели, нормально всё было, разговаривали… Может я чего вякнул? Как обычно у меня…
- Я не заметил, чтобы ты чего «вякнул», Слав. И я ничего не вякал, - обычный разговор был. Ладно… - я подхожу к Славке, треплю его по плечу, потом мягко отстраняю его от разделочного стола, убираю, - э-хе-хе, - лишнюю тарелку в ящик. - Славян, ну что ты свой мобильник тут бросил? Сам же орёшь на меня вечно…
- Да выкинуть его…
- Ты ведь говорил, что файлы там у тебя какие-то, - дяде Серёже отдадим, пусть вытащит их. Хм, если получится у него, вдребезги ведь… Жёстко! Как ты его, об асфальт?
- Ну. Вроде, типа об асфальт. Ой, да не помню я, Ил, не до того было…
- Фигня! - бодро, до собственного отвращения «бодро» говорю я. - Фигня и шорох лесных орехов. Слав, прикинь, а ведь мы с тобой сейчас совсем без мобильной связи…
- В смысле? - хмуро спрашивает Славка, до пизды ему сейчас наша мобильная связь, он сейчас губы кусает…
- В смысле, я склеротик! - всё тем же бодрячком продолжаю я дурацкий этот, неуместный разговор, мне делается совсем уж противна эта моя фальшивая, полная наигрыша бодрость, и я уже хоть и упавшим, но своим голосом заключаю: - Я свой Эриксон в машине забыл, тетеря, понимаешь…
- Могу на стоянку сгонять… - равнодушно, было, отзывается Славка, и вдруг загорается: - Точно, Ил! Давай, а? Слётаю! Я по-быстрому, ласточкой!
Я некоторое время смотрю в его распахнутые зелёные глаза, потом уже сам хмуро отвечаю:
- Брось, Слав, ушёл он.
- Кто? Мобильник твой? Как это он, интересно… - Славка сам уже понимает, что теперь фальшивит он, а ведь этого Славка Ласточка и от других не переносит, а чтобы уж сам… и Славка, стиснув на секунду зубы, совсем по-моему дёрнув щекой, своим уже тоном договаривает: - Пап, я слётаю, ну, так, на всякий, посмотрю типа…
- Славян, кушать же! - это я уже в опустевшее без Славки пространство нашей кухни…
- Кушать, кушать… с-с… да где ж кроссовка-то, вторая, вечно они у меня… разбегаются… так, всё, ключи, пап, от «Трибеки»… Ага… Где там он у тебя?
- Кто? Мобильник? - дурак я, что ли, ладно, я же сам, не лучше Славяна, бестолково мечусь по холлу, в кабинет за ключами, обратно, в прихожую… - Да чёрт его… на панели, наверно, где ж ему… а может, в ящике, на тоннеле… наверно… Славка, погодь, жетон! Там сторож новый, какой-то… Славян!
- Да прорву-ус-с-сь… - это «ус-сь» я слышу уже эхом, из-за входной двери, - Славка, не пытаясь даже вызвать ни один из наших лифтов, слетает по лестнице… Ласточка...
Пустое это всё! И не надо Славке бежать, - лететь, - не надо моему Ласточке лететь за Севкой. Ясно, ушёл он, неясно нихуя почему, но ушёл… Блядь, что за день-то… Чего же он удрал? Севка, - почему, я не понимаю. Денёк… А Славка, добрейшая душа, думает, что из-за него, места себе не найдёт, вот и полетел за Севкой… Да только это впустую, ушёл он, - а вернётся Славян, ещё глупее и непонятней, хуже ещё всё будет… Что же могло случиться? Не из-за Славки, - это очевидно, - из-за меня? А что я сказал? О чём, вообще, мы говорили? Славка решил «в лицах» показать, как там, в скверике том, бага эта у него началась, как гопники эти подвалили к нему, - Севка комментировал, - кстати, отличное чувство юмора у Севки, - ну, посмеялись, так ведь втроём же и посмеялись! - и что? - про этих гадов Славян… что, мол, гопота… что, мол, вот если бы на Ласточкиной территории, хоть на квартале, хоть и на паркуре, да ни в жизнь бы… Я более радикально изволил выразиться, - я же блатату ещё в ТЕХ горах… хоть и пришлось мне позже, после ТЕХ гор со всякими «дела» иметь… Севка хмуро как-то согласился, а потом… А что потом, - потом я за шампанским пошёл, а Славка стал про гимназию чего-то… про бассейн… Севка уже молчал… Мда, а лишь я за шампанское взялся, - Славка даже бокалы не успел ещё… Ни черта не понимаю! При чём здесь гопота? После моего высказывания о месте, наиболее подходящем для гопников, Севка и замолчал… смех из глаз ушёл… Он, что… да какое там! Обычный парнишка, - ну, запущенный немного, это я про «кроссовки», а так-то… Хотя, может, кто из близких у него, - но сам-то он… И с чувством юмора, несколько неожиданным, необычным, но явным чувством юмора… и дружелюбный, - хотя, пока он не начал что-то раздумывать про себя, ситуация у нас располагала к дружелюбию, - всех троих располагала, более даже чем…
Убрать шампанское со стола, глаза б мои… Я и есть не хочу… Придётся, - Славка вернётся, придётся есть. Он же тоже… Интересно, в его возрасте я, - ну, не то, чтобы вечно жрать хотел, - не вечно, а… постоянно. Мда… Севка определённо хотел именно жрать, - в самом лучшем смысле, - голодный парень, попросту голодный, набегался за день, потому и «жрать». Такой возраст, что можно внечувственно и нечувствительно именно сожрать всё, что мы со Славкой достали из нашего холодильника и из микроволновки. Как он на стол… Знаю я такой взгляд, помню я его, распрекрасно я его и помню и знаю, - и по Ласточке моему знаю, давно ли… пять лет прошло, помню… Да и не забывал. Как же, забудешь, - Сладкоежка ведь… м-м, больно как… с-с-с… Что, вообще, всеблагие мои Боги, происходит здесь?! В моей жизни, в нашем со Славкой доме!
Нет, зря. Даже если и догонит вдруг Славян Севку, - это тоже будет зря. Ведь Славка, он же… Он же потребовать может, он такой у нас, он через столькое прошёл до меня в этой сучей мирной жизни, он же на любой спрос имеет право, внутреннее право, а уж на то, чтобы спросить, почему с нами, - со мной и со Славкой, - Севка так поступил, это мой Славян даже обязательно… Блядь, схлестнутся ведь пацаны! Блядь, какого хуя, спрашивается, я сейчас Славку… Звонок! Славян, тетеря, ключи от квартиры забыл…
- Вот, держи Эр… риксон свой, - Славка приводит дыхание в норму, - что, неужто и на девятый к нам по лестнице? - и спокойно, деланно спокойно говорит: - Ил, прикинь, он там… Фу-ух, погодь… Там, у «Пионера». Ни на каком такси он не уехал, пивасика себе прикупил такой, сиську-полторашку, прикинь, попивает такой, на лавочке… Какого, какого, - «Балтика» по ходу, я толком не видал, со спины… фу-ух… расслабляется, такой… Дай морсу, что ли, а? Есть у нас?
- Есть, клюквенный даже… Тебе со льдом? - растерянно говорю я, и тут же спохватываюсь: - Так, я гоню, какой тебе сейчас, к бесам, лёд, простынешь ведь… Слав… это…
- Ну?
- Гну, блин, ты чего к нему не подошёл-то? Держи…
- Не подошёл… м-м, кисленький, самое то… м-м…
- Вячеслав!
- Ой, да, Ил! Ну, не подошёл, потому что за себя не ручаюсь!.. Нет, вру. Ну, это-то тоже, а так-то… не знаю я, как мне с ним… Пап. Я прошу тебя, по-настоящему прошу, - ты сходи, а? Что-то с ним… с Севкой, в смысле… блин, пап, я не понял ни черта, но, по-моему, что-то у него нехорошо как-то всё. Ну, по жизни, я имею в виду. Кроссы видал его?
- Угу. Жопа.
- Ну. Ты сходи, а? Ты ж такой у меня, ты же всё можешь… Сходишь?
- А что, у меня есть выбор?.. Дай сюда телефон уже… Всё можешь, - что, «всё»?.. Пошёл… Блядь! Славян, я ни хуя не понимаю! Что, вообще, тут происходит?! Сейчас, с нами! А?
- Нашёл, кого спросить…
- Садись вон, ешь…
- Ладно, дождусь…
- Всё, пошёл…
Так, у «Пионера», значит. Ну, во всяком случае, Севка направился к остановке, - но, собственно, у нас из квартала, от нашего со Славяном элитного дома так удобней всего выйти, - это если нужно из квартала выйти… Ладно. Так… да. Сидит. Пивасик, как Славян выражается… Что-то я особенной расслабленности в Севкеной позе не наблюдаю… Нахохлился… Ну, что, надо идти к нему. Надо-то надо… Надо. Сам знаешь, Ласочев, что надо, и, в общем-то, знаешь, почему надо… Остаётся надеяться, что это надо и Севке… Но что сказать-то? Ладно…
- 7 -
- И где ты тогда… Тебе пойти-то есть к кому? Вообще? Что же друзья твои, ведь друзья же! У-у…
- Славян, тарелку грохнешь. Севка, не отвечай ему, это у него… эмоции. Нет, но, в самом деле, где же ты ночуешь?
- Да нормально, сейчас тепло, в подъезде у нас раза два, - а зимой он нечасто меня выгонял, - ну, зимой он и квасил меньше… А сейчас матушка на смены вышла, так что, как она в ночь, у него всю дорогу братва, девки… А в прошлом году поспокойней было, батя ещё был…
- А с ним что случилось? - угрюмо спрашивает Славка.
- Вячеслав, горе моё…
- Да ладно, Ил, ничего. Умер. Хм, а может, сдох… Наверное, правильно сказать: сдох. Ты, Славочка, на меня так не смотри, я от твоего взгляда не загорюсь, это у тебя вот такой отец, а у меня… Он флянчик взял с хаты там у нас одной, торгует там одна… Палёнка, ясное дело, а он там постоянный клиент был, у Шурочки этой, в долг там, и за шмотки… Из дома же всё пропил… Хм, а палёнка на этот раз, оказалась совсем уж палённой, не по-детски, а может, и пора пахану моему пришла, у него ж не мотор, а тряпка к концу был уже. Сердце, в смысле. Вот, так он, - прикиньте, Ил! - даже до дому не дотерпел, - хм, Славка, как ты сегодня, с книжкой, - прям в подъезде её и… Там и нашли его на утро. Всё. Ил, а тарелки в раковину?
- Слав…
- Давай-давай, я сюда их, погоди… Да ладно, в раковину я их! Согласен, пап, неохота с посудомойкой…
Мы все трое замолкаем… Славка с Севкой, - тот мешает Славяну больше, чем помогает, - убирают посуду, а я, встав из-за стола и отойдя к окну, присаживаюсь на подоконник, и в открытую разглядываю обоих. Если бы я не был я, то только взвыть! Что ж такое, сука? Что с Миром? А? Почему этим вот, и тысячам… миллионам таких вот, как эти двое, суетящиеся у раковины, мешающие друг другу, забыв про гадости с ними происходившие, - Славка, - и происходящие, - Севка, - хихикают, толкаются, чуть ли водой не брызгаются… почему к ним Мир так вот, такой своей, самой сучьей стороной…
Севку я просто-напросто притащил обратно. А что было мне ему говорить? Да ещё ведь… «Ил-2» сегодня весь день внутри у меня греет мотор, пробует закрылки, рули, гашетки пушек, - ну, стрельбы не будет, не ТЕ у нас горы, но… Мотор горяч, на валу максимальная мощность, пропеллер, с выставленным на взлёт шагом, гонит поток, а скованная, выделанная в стальной моей Магнитке железными отцами и дедами моими броня, - нерушима… И верный задний сын-стрелок, - Славка Ласточка…
Ладно, без лирики-романтики, - рыкнул я на Севку, понуро сидящего на лавочке у «Пионера» с пивасиком своим, - «Балтика», все дела, полторашка, - уркнул я что-то вполне нечленораздельно-грозное и совершенно Славкой ни разу в жизни не слыханное, брезгливо выкинул в чахлые кустики в палисаднике его пиво, - а выпил-то! - глоток, наверно, - тошно было Севке пить это пиво, - глянул ему в серую сталь его, вскинутых, было, на меня глаз, - ГЛЯНУЛ, - и притащил обратно. Без сопротивления, - какое там, я ж… Ладно.
А потом мы обедали. Славка, - лучший! Ни вопросов, ни суеты… О шампанском никто не вспоминал, разумеется, - хм, сдаётся мне, шампанское у нас троих, когда мы втроём, любимым напитком не станет, - Севка сам заговорил, - нет, объяснений не стал давать, он стал рассказывать про своего брата, - на восемь лет старше Севки, - «откинувшегося» прошлой весной, - «хату, Славка, они там, одну подняли, с братвой», - и про… про отца тоже рассказывать начал. Ну, не знаю. Отец… Мать, тоже… Вот, говорят, - гены. Не в таких, как Севка, как Славка. В Славяне вообще, - мои гены. Это я не знаю, как, я даже не могу это и ненаучно объяснить, ведь вообще, даже не представлял я себе о существовании Ласточки, до того, как пять лет тому назад… неважно, - но гены в Славке мои. И в Севке мне совершенно очевидно неприятие матери и дурацки, недостойно сдохнувшего отца, - про брата его мне лучше и не думать, я, когда о таких думаю, я социально опасен тогда становлюсь, - не только для «таких», это по умолчанию, но ведь я могу запросто и правоохранителя какого-нибудь зацепить, приди ему в пустоту под фуражкой вздорная мысль помешать мне с «таким» пообщаться так, как положено было в ТЕХ горах…
Я могу решить Севкину проблему, связанную с его братом. И не могу. Решение тут одно, - но могу ли я лишить Севку брата? Севка его… любит? - привык? - брат, всё-таки, - компьютер этот брат где-то надыбал, - думать даже не хочу, где, - Славк… тьфу ты! - Севке поиграть дал разик, а потом, напившись, Севку же и отметелил, вытащив прямо из-за этого компа, - предполагать даже не хочу, за что, - ни за что ведь, - за что может старший брат отметелить младшего, - на восемь лет младшего, - так, что в больнице обнаружили затемнение в лёгких у здорового до того, спортивного, в общем-то, парнишки… Это вот, как если бы я… Женьку нашего?! Б-р-р…
А может, посадят снова этого… брата Эдика. Погоди, Ил… А что? Это, в общем-то, технически очень даже решаемо… Я и не таких подставлял, и в душе даже ничегошеньки не шевелилось у меня, - удовлетворение даже, я… Убивать врагов в честном бою, а в мирной жизни давить крыс, подставлять и сдавать сук, - это ли не занятия для мужчины?.. Нет. То есть, всё будет только так, как решит Севка. Ну, а самого Севку его брат пальцем больше даже не тронет! К нему завтра же съездит… да, пусть Ногай съездит, - он мне должен, вот он и съездит, - а то сам я… да и Никита не удержится, - пусть Ногай, он умеет, он сам такой, терплю его только для таких вот дел…
Но это всё… В чувство Севкиного брата я приведу, Ногай умеет, но это… Он всё так же будет попрекать Севку неизвестно кем, - матерью, всё-таки, наверно, - заработанным куском, не давать мальчишке спать, шпынять, отравлять Севке жизнь, - всячески, всё изощрённей со временем, они, - «такие», - это умеют, - но бить не будет больше, - просыпаясь среди ночи, он, брат Эдик, будет с ужасом вспоминать искусственные мертвенно-фарфоровые зубы и вовсе уж дохлые и тухлые глаза Ногая… Как мне хочется самому, Боги… Ладно. А там я его посажу, суку. А если Севка мне этого не позволит, то… Что ж, время. Севка растёт, и вырастет, - уже при мне, при нас со Славкой, это не обсуждается, - а там, тогда, глядишь…
- Хорош, пацаны! Славка, я тебя не узнаю, такой бардак развёл, вытирайте всё тут, я курить пойду.
- Да кури тут, Ил, чо уж…
Я, в изумлении и восторге, воздев руки к Небесам, скачу на одной ноге! - мысленно… Да, Славян, дела… А если так:
- Севка, ты куришь? Только без балды.
- Ну-у, Ил, как вам сказать…
- А вот никак! У нас ты курить не будешь. Я не считаю, как многие вокруг, что это грех, я и сам курю, но у нас, при нас ты курить не будешь. Это… установка такая. А так, кури, что уж, - сам знаю, когда хочется… Блин, я однажды…
Я, закурив, рассказываю пацанам только что, на ходу мною выдуманную, прикольную, - на их вкус, - историю, пустую и забавную, - на мой вкус, - а сам думаю. Я всё готов сделать, чтобы Мир изменился к этим двоим, и миллионам других, таких же, как эти двое. Лучших чуть, худших немного, разных. Есть, конечно, с самого раннего детства есть такие, которых только в… Не знаю, так-то я не против абортов, и не против эвтаназии, - не знаю. Но «таких», - единицы из тысяч и миллионов ТАКИХ, как Славка, как Севка… Вырастают, - да. Всякие. Наша вина, моя и Мира, - но на что я готов? И что Мир примет, и, - главное, - позволит мне сделать?
Блядь, всё-таки, неужели… Севка… Какие глаза, - серые, цвет распространённый, но это мой любимый цвет, это цвет глаз Сладкоежки… уходит боль… И взгляд. Я вижу в Севкином взгляде наше с ним будущее, - и я, старше ставший, познавший столь многое, убедившийся во вздорной всесильности Богов, понявший, что главное не только в ТЕХ горах, главное всегда впереди, - я никому не позволю, чтобы с Севкой, со Славкой Ласточкой, со мной произошло хоть что-то подобное тому, что произошло тогда со мной и Славкой Сладкоежкой в ТЕХ горах, после того, как растяжка с гранатой на конце убила Сладкоежку, и, оставляя незаживающие шрамы на ясной глади Вечности, распорола мою жизнь надвое…
Севка смотрит на меня, смеётся, шевелит губами вслед за мной, повторяет про себя понравившиеся словечки, старается запомнить смешные фразы, - он в меня влюбляется. А я его люблю. И я готов сломать Мир, перевернуть его, я готов жечь, убивать, предавать и давить всё, что только мешает мне, Славке, Севке, миллионам таких, как они. Что их мучает, бьёт, насилует… Кто достоин Любви? А кто её получает? Не всегда, - Боги справедливы, при всей своей вздорности, - но кто получает Любовь сплошь и рядом? А Севка достоин Любви, и Славка достоин, - а я? Ласточка мой считает, что я достоин. Сладкоежка ни о чём таком не думал, он меня любил, и всё. Как это много, это «всё»! А Севка, он… Я не хочу, чтобы он думал и рассуждал, я не хочу получить Любовь в благодарность, - за что бы там ни было, - я на многое готов для Севки, - оказывается, давно готов, - но я хочу, чтобы Севка сам, и только сам решил… полюбил… Ну, да. Благодарность. Это важно, но я… Я запутался. Но я понял, почему сегодня ушёл Славка Сладкоежка, почему он ушёл спокойным, - и я вижу, что Севка в меня влюбляется…
Славка «Сладкоежка» Сладцев. Ты ушёл, теперь ушёл, но ты, конечно же, навсегда остался со мной. Я не смогу, - а вдруг, всё-таки? - теперь, наверное, разговаривать с тобой, как ещё говорили мы с тобой до сегодняшнего утра, вслух почти, напрямую, но ты со мной навсегда. И я. Я тоже с тобой, что бы ни случилось, что бы как не повернулось. Но… Да, будет ещё жизнь, очередная в бесконечной череде, надо достойно к ней, следующей жизни подойти, - и тогда… Только я не хочу, чтобы в следующей жизни были взрывы поставленных по-подлому кем-то на растяжку на звериных тропах гранат. Пусть как угодно, пусть будут бои, честные, - бои всегда честные, пусть будут пули и взрывы, но пусть всё будет по-честному. И пусть даже будут попадания… даже и в нас, но пусть чаще попадаем мы, - это правильно, - пусть мы попадаем в «тех», которые против нас потому, что они неправы! Только так. А Любовь, это тоже попадание, попадание в нас. Говорят, - те, кому не пришлось этого испытать, - что в одну воронку снаряд дважды не попадает, - это я даже не хочу и… Ещё как попадает! - это я им говорю, не бывавшим под огнём, - ещё как попадает, всё ведь зависит от плотности огня. И Любовь не промахивается, никогда! - им говорю, не любившим… Поэтому и нужно стрелять. Часто, с отвагой, не особенно размышляя головой, надо стрелять сердцем, и попадать, - Любовь не любит нерешительных и неметких…
И, наконец… Да ну! Какой же это конец!
Нет, это не конец. Я хочу знать, и хочу рассказать, что будет дальше, поэтому… Нет, я в большей степени хочу знать, нежели рассказывать, - пусть, в таком случае…
Славян. Ласточка, прошу, - можно полетать, можно покувыркаться, опираясь на упругий батут воздуха над гладью голубого озера, можно на резких чётких виражах чертить по этой бездонной, - там живёт ясная Вечность, - глади горного озера острым стремительным крылышком… Только, знаешь, так: - чтобы без шрамов… Не надо оставлять шрамов на глади глубин голубых горных озёр, - нельзя пытаться исказить ясность, сынок…
Да? Новости. Знаешь, Вячеслав, я совершенно оставлю, пожалуй, как бессмысленные, попытки уловить смысл и мотивацию твоих… Мда, то тебе рот не закроешь, - прищепкой, разве что, какой-нибудь, - а то…
А-а, вот «про что ты имеешь в виду»! А что… Молодчина, Ласточка, умничка! Пусть, - я согласен, я думаю, что ему есть, что сказать, - пусть Севка. Всем есть, что сказать, - а Севка теперь с нами, у него право на это появилось. Я думаю, он нас удивит, я у него в глазах разглядел то, что может изменить Мир, - пока лишь наш с тобой, Славка Ласточка, - но Севка растёт, и он вырастет, я не позволю ему не вырасти, как Сладкоежке, оставшемуся пятнадцатилетним навсегда в ТЕХ горах, Севка теперь с нами, он вырастет с нами, - и тогда, глядишь…
Часть II
- 1 -
- Понял? Хуй с тобой, петушок, я тебя пальцем не трону, живи, но, блядь… Понял? Да вали, вообще, сука, чтобы на глаза мне не попадался больше! И сумку эту свою забрал! А если возле моего компьютера я тебя увижу… Чушок ебанный! Крышу он нашёл, пидарёнок… сук.. ка…
Я не смотрю в расквашенную, только начавшую подживать Эдькину харю, мне и смотреть не надо, чтобы почувствовать, что он сейчас чуть не ревёт! Мало… Но валить надо, а то, не дай бог, и точно, разревётся, по-всякому тогда может выйти. Боится он, крыса, но и со страху, с тоскливого страху, и ещё оттого, что разревётся передо мной, - крутой, ведь, братан, куда там! - может и кинуться. И я, прихватив с утра приготовленную сумку, выскакиваю, - ну, не выскакиваю, - быстро так, за дверь, да ну, нахуй… И, радостно улыбаясь… ну, не радостно, но довольно, так правильней, я сбегаю по лестнице, - у меня на первом этаже, за почтовыми ящиками сигареты припрятаны… Во, ещё чего-то гаду надо! Не всё сказал, козёл…
- И чтобы сёдня домой не совался! Убью! И чтобы в подъезде я тебя не видел, хоть в канализации ночуй, где хочешь…
И тут меня прорывает!
- Да пошёл ты! Не волнуйся, не приду, сука! Завтра приду, - учти, не один приду! А вот тогда, тебе же лучше, чтобы самого тебя нихуя дома не оказалось! Каз-зёл…
- ЧО-О?!! Да за «козла» на зоне топчут! Ну, с-сука-а…
- Давай, давай! Иди сюда, - что, сконил? Ты, козлина, учти, ты живой пока, только потому, что я не захотел, чтобы мать ревела снова у нас! Но я и передумать могу!
- Убьюу-у…
А я уже на улице, хуй ты меня догонишь, козёл! На прямой, по-честному, - хуй тебе со мной гоняться, а если бы совсем по-честному, так и вообще… Ага, из подъезда-то и не выскочил! Воет он, - скажите, пожалуйста… Хм, «скажите, пожалуйста», - это я совсем как Ласочевы! Да уж, Ласочевы… Блин, надо же так чтобы повезло мне! А вот, - повезло… Ах, ты ж! Сигареты… Падла, Эдька! Да и хуй с ней, с «Балканкой» этой, кислушка… Вон, парень какой-то… Рискнуть?.. А извините, а у вас сигаретки не будет? Пожалуйста, если можно… Да нет… О, спасибо большое!.. Угу… Спасибо, ещё раз!.. О-о, «Винстон»… Есть ведь нормальные, почему у меня такой братан? Козлина… А может, прав Ил, - нельзя решать такие дела наполовину? Прав, наверное, кому про это знать, как такие дела решаются, как не Илу… Эх… Брат, - что тут сделать, некуда мне деваться. Да ну! Некуда! Как раз сейчас-то мне очень даже есть куда деваться! Ла-соч! Че-вы! Ласточка!.. Ил-два! На краю! Мы кач-чаемся, Ты и Я… Ты и Я… фью… фью… На краю… Ноги свесили, чу-де-са… Чудеса, - Агата Кристи. Моя любимая команда. Славян обещал все альбомы в MP3 пережать мне, - говорит, что на сборнике… этот, как его, - да, битрейд отстойный, а он мне качественно пережмёт… Вообще, Ласточка, - это…
Так, ну что, сколько щас там, посмотрим… 16:38. Это будет, - без двадцати пять. Ил сказал в пять позвонить… А интересно, у Славки Последний звонок кончился? Так. Записная книжка… Ласточка, - вызов… Если ответят, что абонент недоступен, или там, вне… Ага, правильно, гудки, - Ил же запрещает ему телефон просто так отключать, только на уроках. И мне тоже запрети… Славка!.. Ну… Славян, чо делаешь?.. Вау, самый остроумный! - со мной он разговаривает, скажите, пожалуйс… Если я не вовремя позвонил, так и скажи, и не хер мне… Всё, пока! Псих, блядь. Зря я ему позвонил. Ну, и ладно, я тогда и Илу звонить не буду, подумаешь… Во, звонит. Точно. Не буду отвечать, на хрен… Да… Ну, а чо ты, я ж нормально позвонил, а если тебе некогда… Ну и всё… Да я не дуюсь… Да с квартала… Да пошёл он! Славян, прикинь, я ему всё сказал, козлу! Типа, кто он по жизни. Когда уходил… Ну, мать спит, ей сегодня в ночную… Да ну, Слав… Да? А когда он звонил?.. А у тебя уже этот Звонок твой кончился?.. А-а, с пацанами… Я слушаю, Славян, слушаю… Славка, да мне типа как бы неуд… Ты не ори, - да? Орёт! Знаешь, на кого… Да нет, давай знаешь тогда как замутим, ты отцу сам позвони, чтобы он тебя забрал, а потом мне позвоните, вместе уже, и подъезжайте… Ну… Не знаю, давай на Ленинградской я буду, на перекрёстке… Возле «Спортивного»? Ладно… Да понял, понял… Ага, отбой…
Йе-ес-с! Я сегодня у Ласочевых! А никто и не сомневался, - но. Приятно, аж… А Илу я всё-таки… так… Алло, Илья Иваныч?.. Ил, это вы, что ли? Что-то я вас не узнал, - это вы богатым… Ладно, без ерунды, (занятые все, скажите, пожалуйста! - ну, щас я тебя, «Ил-2»!) - на вызове Всеволод Тверских! Звоню, согласно приказа, жду дальнейших… Ха… Ха-ха-ха, И-ил… Да ну… Да, Славка уже сказал… Ну, звонил… Есть… Есть, говорю! А это, Ил, прикиньте, я Эдьке сегодня высказал!.. Ну, почти в лицо… Да я не нарываюсь, достал он меня, гад… Нет, я в школу заходил… Ну, потом поговорим, Ил, - хорошо?.. Угу… Отбой…
Блин, подпортил настроение, всё-таки! Незначительно. Школа… Херня.
Так, «Мир связи». Зайду, уже три дня собираюсь, надо же узнать, сколько Нокия моя… интересно же… Здрасьте. Девушка, а спросить можно, а где у вас Нокии лежат?.. В тех витринах? Спасибо… М-м, да я посмотреть, у меня есть N73, вот, я такие же хочу посмотреть, и карты памяти, скажите где… Всё, вижу, спасибо… А обязательно сумку в камеру хранения?.. Так, слева Нокии, аксессуары в витринах на входе… Так… мама… них-х… девятнадцать штук, мамочка моя… Ил чо там, ох… обалдел? Это Славяна замут, сто пудов… Ну, да: «Во, Севка, такая Нокия у меня была, жёсткий мобильник! Я, упырь, его в Банном утопил, прикинь, так чуть сам не утопился, следом! И утопился бы, если бы не плавал так, исключительно из-зю-юмительно!.. В натуре говорю, реально жёсткий аппарат, и карты памяти, не то что у отцова Эриксона, - там же у него только «соньковские» MS подходят, а тут…» и т.д., и т.п., и Нокию эту, - охуеть, девятнадцать штук! - мне с Илом и подарили… Знал бы, - не взял! Да уж, не взял бы, а куда бы я делся, - Ил же подарил, - ну, от Славяна я бы… может быть… если бы повезло… очень, если бы повезло, - то и отбился бы, а когда Ил… Ёб, тут ведь ещё круче есть, - 9600-ая… Скоко?! Бр-р… Пошли отсюда, Тверских, по-тихому, пока крыша не слетела… Девушка, спасибо!.. И в поисках крыши летает душа и в самый низ, и в самые верха-али-гали-Кришна, хали-гали… «Опиум», 95-ый год. Супер. Как там… - люди тычут в спину, их пальцы горят, а в ботинки стекает дерьмо. Да только мне плевать, ведь это их дерьмо… Эх, Нокию я не подзарядил… И задравши хвост, я лечу за тобой, я ужасно тупой, очень тупой.. мда?.. хорошая крыша летает сама и в самый низ, и в самые верха… Да, слети моя, и без того… крыша, и стану я, как Славка тогда, - уподоблюсь, - и тогда, мне только один путь, на паркур, - а Ил тогда нас с Ласточкой… Ой, извините… Да есть у меня глаза, - вот. Два. Спереди, а на затылке нету… Угу, разговариваю…
Есть же такие, - сама же, блин, чуть ногу мне не… чуть меня левой нижней конечности не лишила, - и причём здесь мои глаза, скажите, пожалуйста?.. Надо было ей сказать: - разговариваю, и этим отличаюсь от вас, вы же… Нет, вот так: - и этим в самую лучшую сторону отличаюсь от вас! И добавить: мадам. Ну, вот почему так, всегда же я придумываю, что можно ответить, - но после… А поезда уходят… Хм, а вот как раз с Ласочевыми, - ну, со Славкой, это ясно, с ним же слова не вставишь! - а вот с Илом я всегда, - ну, почти, - всё к месту и вовремя говорю. Да, в общем-то, всё мне ясно, почему…
Так, я хочу курить. Категорически. Катастрофически. К… как ещё? Каком кверху. Что там, Винстон! Супер лайтс, - будто и не курил. Ну, что, двадцатка есть у меня, - ларёк есть передо мной… Последняя двацаха, между прочим… Та-ак… чо бы… Вот, ничо так, с виду… Кинг Дж… Джордж, - так, наверно. Ничо так, с виду, красивая пачка… А Пэл-Мэл дайте?.. Лайтс. Спасибо… Ну его, Кинга этого, - купишь неизвестно что… Пацан, огоньку дай… Спасибо… Время? Ща-ас… 17:33. Не за что, - ты мне, я тебе… В смысле! В смысле ты мне прикурить, я тебе время… Хм, пока… Ничо парнишка, прикольный, и вообще так, ничо… Надо было ему так сказать, например: - взаимовыручка в самую выгодную сторону отличает нас от…
Нет. Не надо было, - симпотный пацан, а потому и не надо было… Севка, что ты слушаешь? «Второй фронт», - «Агата», разумеется? Севка, Славка, вопрос: - почему Германия всегда проигрывала большие войны?.. Не знаю, Ил, - а, правда, почему, крутые же бойцы они?.. Ответ: - потому, что все большие, самые главные войны Германия вела на два фронта, - это упрощённо, - но это так. Смысл вопроса?.. Да, Ил, же! Славян, скажи отцу, чтобы… Пап, ну… Смысл, бойцы, следующий: - не распыляйтесь. Не раскидывайтесь, - в большом, в главном, непременно! - но и в мелочах не стоит, - это упрощённо, но это так…
Ну, не знаю, смысл очень даже понятен мне тогда стал, - что имел в виду Ил-2. Вообще, про жизнь, наверно, и про бой, и так, про всё остальное, - это ясно, но мне особенно понятен стал смысл его слов. Ведь… Блядь, я его люблю. Как я его… По-настоящему. Реально серьёзно, - а с ним, с Илом, по-другому нельзя! Это мне Ласточка в первый же день сказал, а я запомнил, и понимаю, что Ласточка был прав… И хули?! Хули мне с этого понимания?! Он же… Как так можно-то, вообще… Блядь, пристрелит ведь… хорошо бы… Раз, и… Угу, размечтался, будет Ил-2 на такого… на… будет он на голубого! - да, на голубого! - пулю тратить, - так убьёт, презрением… наверно… А то, - прогонит просто, - так ещё хуже… с-с… больно как… Что же за Мир такой… Любишь человека так, что… больно…
Всё равно. Буду, всё равно. Тишком, сбоку, - а буду! И похую! А если узнает Ил, - пусть хоть что делает… м-м… Тихо, Тверских, тихо, люди же оглядываются… Всё. Я спокоен. Как всегда, - по-другому тоже мне нельзя, только так, - внешне спокойно… Сучий Мир…
Хм, а Славке по барабану, - это я про тот разговор, - ну, про «два фронта». Как горох об стенку! Суперный пацан, - вообще, по жизни суперный! За всё сразу хватается, всем увлекается, - главное дело, что всё получается! Почти. Ну-у, это если он себе шею не свернёт, - тогда всё получится. И все у него друзья. И все, кого он знает, все самые классные! - его слова. Славян, говорю, как же так, что же, козлов вокруг мало, что ли? Что ж ты всех… радуешься всем?.. А он, - не, ну такого ответа я не ожидал, по-любому! - мне такой: Севка, вокруг не просто козлов много, вокруг есть такие, для которых и названия в человеческих языках не придумано. Но я их не вижу, в упор. Ну, это пока эта мразь не вздумает у меня… у нас на дороге встать. Вот тогда, - другой базар тогда! - а со мной только те, кто со мной. Говна со мной быть не может, я говно в упор не вижу! И больше, - теперь, - я никогда в жизни в говно не вляпаюсь, - это про всех, кто со мной. Ты, Севка, самый-самый! И ты со мной в любом деле рядом встанешь, как тогда, в скверике, и я с тобой тоже встану, - только так, и все рядом со мной такие, - вот потому все, кто со мной… всем я и рад. Внятно?.. Вполне, говорю. А у самого… И гордость. Ну, много чего, но гордость, - это впервые…
Эх, аккумулятор у меня подсажен… С Эдькой, с козлом, даже подзарядить не смог. У Славки заряжу, от его зарядника, что после утопленной Нокии остался. Так, «Позорная Звезда»… Суперальбом, - у Самойловых говна по жизни нету, но этот… «Айлавью»… Знамёна нашей армии-и… ещё дрожат за горизон-нтом… Супер, воще… Но те, кто видят впе-ре-ди, на кожу ловят алый отб-леск… А Ил этот альбом не очень. Да он вообще, «Агату» не очень, он Вэйтса своего, - я, как честный человек, признаю, конечно, но… Хотя, может, я не дорос. А так-то Ил признаёт, что «Агата» самая, - это уже он, как честный человек… В России. Но он «Декаданс» больше у Самойловых уважает, - а я не понимаю, - нравится альбом, конечно, но тревожно что-то, как даже и от «Майн кайф» не тревожно… А «Позорная Звезда»… сколько здесь… про меня… Нас родила непонятная звезда, в нас оставил след холодный свет. Ночью луна, потаённая война, запрещённая мечта. Наша красота, подлая судьба, нас ещё погубит навсегда, - это не беда, не твоя вина, ты веди нас за собой, Позорная Звезда… одинокие воины… мы?.. я… Дети красоты, одинокие воины… Как красиво, и…
- 2 -
- Да вот же, я ж музыку слушаю, блин, Славка, ты наушники-то видишь? Как же я…
- Так же, - надо видеть, если не слышишь! Всё! Не хочу я спорить, пошли в машину. Сигналим ему такие, сигналим… Всё! Сказал, всё, - Севка, а чо у тебя такое… квадратное в сумке?
- Да так… Славян, я не понял, куда Ил-то делся?
- Вон он, за спрайтом я его…
- Сам не мог?
- Ё, Севка, ты мне слово сказать дашь? Отца пока нет! Слово не могу сказать!
- Новости…
- Ты. Я тебя по-хорошему щас прошу, я тебя реально уговариваю, - глохни! Вот. Так, главное, - ты с этим кексом побазарил? Не хочу говорить о чём.
- Я… Погодь, почему это не хочешь?
- Чтоб не сглазить! Ты не тупи, - да? Ты говори уже, - да?
- Ну. Побазарил.
- Ты… Всеволод. Я чо из тебя, клещами должен…
- Ласточка, да всё по мазе, типа согласен он…
- Типа? Севыч, в смысле?
- Согласен. Но…
- Бабки?
- Угу…
- Порешаем…
- Ил идёт…
- Угу, вижу… Севка, я с тобой, на заднее, - договорим…
- До дому не дотерпишь?
- Можно подумать, там нам с тобой… Ну, поздоровались? Вольно, Севка, хи-хи… Пап! Он музыку слушал! «Агату» свою, не иначе, - а чо ты спрайту не купил? - ладно, фанта покатит, - Севка, я с тобой, на заднее, - Ил, береги затылок! - блин, пап, чо у тебя тута… ящик этот свой, - Севка, в багажное его, и сумку свою, туда же, - ну, как хочешь, только если ты мне по коленке… - Ил, кому сидим, трогай, милай! - я так думаю, что «Серебряный Дождь» свой, мог бы на «Авто-Радио» переключить, тогда… - только не это! - Вэйтс! - интересно мне, Севка, ты как считаешь, сколько человек выпить за всю жизнь должен, - и выкурить! - чтобы ТАКОЙ голос у человека стал… - где?! - в натуре, Севыч, RX! - RX-восьмая, надо же… кр-расная… - ля-ля, фа-фа, все крутые, куда там, все как в «Ночном Дозоре»… - пап, ты Вэйтса слушай, и от дороги не отвлекайся! - ох, ты ж! - приехали, - вечно на Гагарина пробка! - ну, кранты, постоим теперь… - во, пап, правильно, на Советскую вверх выедем, - а прикиньте, у Мазды у этой, RX-8, у неё же ротор! - обороты… м-м, песня… м-м, Мазерати, конечно… - Ил, а как ротор устроен, я по схеме не понял ни шиша, треугольники, какие-то… - не, на пальцах не надо, ты руль держи… ля-ля, фа-фа, крепче за баранку держись шофёр… - Севыч, прикинь, в разы мощность на объём, у ротора, чем у обычных… жрёт, подумаешь, пап, зато… а всё-таки, - обороты! - как у спортбайка… Севка, скоко он просит? - ох-х, ё-о… хотя, конечно… ну… это да… не… да порешаем… да, не по-детски… чо, в натуре?.. это жёстко, это он красавец, кекс этот… ну, если и цепь, и звёздочки в упаковке… да ты говорил, что он из стока его в супер переделал… но дорого… «Ёлинс», Севка, это такая фирмочка специальная, это всё равно, что… не знаю с чем сравнить, - лучшие они, я тебе дома почитать дам, есть у меня сайт их… там и английский и итальянский разделы есть, переведу… техническую байду Ила попросим, или Промт подгрузим… - и задний амортизатор, что ли?.. знаешь, Севка, что я скажу? - я скажу, что ни х… ни шиша не дорого выходит, это даже мы с тобой его, как бы кидаем, получается, если у него все «Ёлинсы» стоят, да ещё и демпфер, - так это правильно называется, Севка, - на руле, - а это чтобы руль… Что?
- Через то! О чём шушукаетесь, спрашиваю. Если не секрет.
- А если секрет?
- Если секрет, то не говорите, переживу. Хотя, как сказать, - если у вас секреты завелись, - это мне…
- Это тебе хана, - слышали уже, пап, ты скажи лучше, мы сегодня сауну запарим?
- Двух мнений быть не может.
- Йе-ес-с!
- Вячеслав, я тебе просил? Терпеть я этого не могу.
- А ты моги! Севка, я т-те толканусь, бль…
- Ласточка, не маши перед носом! Крылышками.
- Убью, на хрен…
- Ой!..
- Ой! Пап, у него в сумке… нечто! Блин, Севыч, у тебя там что за… предмет, синяк ведь… ос-с-стан… нется, ё-о… с-с-с… убь… ха-ха… Севка, гад здоровый… ха-ха-ха… ой-ёй-ёй… с-с-с…
- А ну! По башке мне сзади! Я разбирать не стану, кто, - обоих выпорю!
- Севыч, ты… потом, - да? У-у…
- Блин, Славка… смотри, футболку…
- Ой… Севка… Блин, Сев, я ж не хотел…
- Что там у вас?
- Пустяки, Ил…
- Пап, я футболку Севычу…
- Поганец! Не напасёшься на тебя. Порвал, что ли?
- Типа…
- Пороть поганца…
- Да, Ил, да фигня…
- Севка, извини, а? Домой приедем, я тебе новую дам, - извини, а?
- Славян, ты чо как олень, какое «извини»? Зашить, и покатит. Вообще, её выкинуть давно пора… блин, на горле…
- Так я ж и говорю! Севыч! Выкинем! А дома я тебе новую, - у меня такая, знаешь, есть, бериковская, с нахмуренным взглядом, - супер тебе будет! - я её и не одевал… Не надевал! Чтоб тебя, Ил, с правилами твоими, только каникулы начинаются, а уже… Блин, Севыч, футболочка, - супер, тебе воще по теме будет, серенькая, как раз тебе под цвет глаз, а горло и рукава синие, и на груди взгляд бериковский, прикинь, Мото-Джи-Пи! Эх, футболки есть, куртка даже у меня есть, Спиди, а моца нету у меня, лохом живу, куда на хрен…
- Куртка тебе большая, тебе её дядь Женя на вырост подарил.
- Да-а, пап, на вырост… Воще такие, Севка, прикинь, - подрастёшь, мол, тогда… А у самого, - у дядь Жени, - модельное агентство, и в производство он залез, - а? - и не мог племяннику! - по размеру курт… бу-бу-бу… зу… зу-зу… и на Пьяджо на своём… д-д… Беверли… за руль не пус… зу-зу…
- Ты что там, сзади, буркаешь? За руль тебя! Там Италия, не Россия, ты вспомни, на чём там менты рассекают! А карабинеры, дорожный спецотряд?
- Это да! Это в натуре, жёстко у них, прикинь, Севка: Дукати Мультистрады, а тачки, - даже Феррари! Ч-чёрные! С мигалками, правда, а так, - мигалки снять, и тема! 612-е, Скальенти, две штуки, говорят, карабинерам на Милан дали…
- Кто говорит-то? Женька? Феррари 612, надо же…
- Ванька говорит, представь себе!
- Кто?
- Ванька Джинори! Кто, кто…
- «Ванька»! Мама… Чемпион Италии по стенду! Это ты его так, что ли?
- Дядь Женя его так! А чо, ему по теме, Джованни, - Ванька… Он и русский учит, но дядь Женя мне не разрешил с ним, чтобы типа русский я ему, как бы запретил даже, можно сказать, - а Ванька ржёт, прикиньте… Севка, а футболку, ну, Берик, я и не одевал, у меня упаковка, три штуки! Точно! Сёдня и оденем.
- Слав, да я…
- Да ты глохни, - да? Чо в сумке-то?! Молчит, гад!
- Приедем, увидишь.
- Ля-ля, фа-фа, какие все… таинственные, куда на хрь… куда там. М-м… па-ап…
- Что, Сла-ав?
- У меня днюха первого…
- М-м… у кого? У тебя? Врёшь, поди…
- Ил!
- М-м… точно, первого… склероз, - мой диагноз…
- Смешно. Укатайка. Короче, сегодня пятница, 25-е. Последний Звонок. Через неделю пятница, 1 Июня, День защиты детей, мой день рожденья. Я так думаю, - ну, вроде как бы четырнадцать мне, и ты бы… Нет.
- Славка, да ты толком говори.
- Нет, пап, проехали. Потом, может быть…
- Ну, смотри…
- Да. Потом. Дэну позвонить, что ли? Ё! Он же со своими на приёме, - прикиньте, у мэра!
- Гордишься?
- Ил, я…
- Я бы гордился, Слав.
- Так я… Горжусь, Ил. А что? Лучшие выпускники! Дэн лучший, - горжусь. Пап, он сегодня к нам… Тоже, на ночь, по ходу… грм…
- Общий сбор, значит. Слав, только не как в прошлый раз, чтобы мама его не искала! Молчать! Habaht! Я сказал, вы исполнили, - субординация… Ruht, Славка, сам я ей позвоню, так вернее будет… Кстати, о школе. Сева?
- А? Что?
- Ой, не могу… Севка такой…
- Вячеслав, не можешь, - не делай! Хихоньки ему! Сева тебе друг? Дальше объяснять?
- Зу-зу… бу… зу…
- Вот и чудно. Итак, Всеволод?
- Да был я там, вчера и сходил…
- И?
- Пап, он такой, из него клещами всё…
- Славка, да хорош… Ну, сходил. Я не знаю, Ил, чо вы ей говорили, - но она… вежливая. И не орёт, - а это вообще, чтобы директриса наша… Короче, - сочинение перепишу, по английскому досдам, - физику не надо, физичка ко мне ничего не предъявила, оказывается, - и порядок. Ну, в смысле, в девятый меня переводят. Спасибо вам, Ил, я не знаю, что бы… Нет, не пустяки! Я не считаю, что пустяки. Славян! Не трогай ты сумку, сказал же… Ну и всё… Так вот, Ил, - не пустяки. Спасибо.
- Мгр-р…
- Да, пап, это ты… Ладно, молчу. Севка, ну, ладно, обошлось всё, ты хоть теперь-то скажи, что ты там написал, в сочинении этом?
- Да ну… Славка, это же шутка была… А они… Ладно. Короче: свободная тема. Совсем свободная, - прикинь, Ласточка, - эксперимент, что ли, - ну, а я утром анекдот услыхал, - дурацкий анекдот, конечно, но прикольный как бы. Дай, думаю… Нет, раз совсем свободно можно писать, - можно же и пошутить как бы, - это я не проникся такой, это я с ними попал тупо, можно сказать… Дальше, пишу, а самому смешно, блин… Да, собственно, ничего особенного, - сидит, значит, наш трудовик дома, - да, сказать же надо, у него птички, канарейки там, попугайчики, так мы весь год одни клетки на трудах делали! Эх, зря я про него, хороший мужик, - но ведь клетки эти… На кой чёрт столько? Это же, Ил, точно говорю: - в эти клетки, что мы ему наделали, можно ведь всё поголовье, не сражённое птичьим гриппом, безвременно, - всех туда можно, стаями… Славка, да не щипайся ты, вот же, смешно ему… Ну, и мне тоже было смешно, - пока писал. Ну, вот, сидит, значит, наш трудовик, - Иваныч тоже, кстати, - сидит он такой, дома, вечереет, сгущаются сумерки, на город спускается чёрная-чёрная ночь… бьёт полночь! Канарейки все в голос: - Ку-ка-ре-ку! Из каждой клетки… Славян! Я тебя последний раз!.. От восторга он, скажите, пожалуйста… Ну, вот, - и тут… ШАГИ… и в дверь… СТУК! Я так и написал, большими буквами. Ну, Иваныч наш, он мужик не трусливый, он человек напильника, станка и металла, идёт такой, дверь такой открывает… Славка!.. Вот, а там… Смерть. Ил! Велосипед! Блин, что он, идиот, поперёк дороги… Так и не надо мне тогда рассказывать, а то… Да? Ладно. Вот, значит, Смерть. Ну, Иваныч, такой: - Шо? Ты хто? До мэнэ? - ну, он хохол у нас, ничо мужик такой, с юморком, - кстати, сам-то он моё сочинение очень даже оценил… Да, дальше. Шо? До мэнэ? А тут видит, что Смерть какая-то… ма-аленькая, лохастая, только что коса настоящая, она, - Смерть, - её к косяку прислонила, а сама такая, на рукоятке сидит. Маленькая, короче. И клювик, - прикиньте! - из-под капюшона… Ил, я не буду дальше, мы так точно… приедем. В столб. Ну, вот, другое дело, покурите, я дальше тогда. Славка, у меня рука вспотела… Да? Ну, ладно, держись, раз у тебя тоже… Ну, вот, Ил, дальше не интересно! Догадались ведь… Славян, ты не гони, тоже ведь догадался… Да я не ломаюсь! Слушайте. Короче, всё правильно, Смерть к Иванычу за канарейками-попугайчиками пришла. Ну, он такой, - проходь, будь ласкова, - а куда деваться, Смерть, всё-таки! А Смерть, - ну, тут я, можно сказать, горжусь собой, как литератором! - она такая: - мол, типа косу мою прихвати в помещение, замудохалась… ой… Ну, ладно, это же не матерное… Вот, умоталась я, говорит, Иваныч, косу прихвати… А он: - чо, мол, коса такая, не по росту? Ага! - Смерть ему отвечает, - Поголовье же у тебя! По размеру поголовья и косу выдали… Погодь, Слав, дальше вот ещё: - это чо, говорит Смерть, вот одна коллега моя, вот у неё коса! Ей сегодня в Южный Китай на птицеферму очередь выпала, смена там у неё сёдня… Ил! Сгорим! Славка, да вон он, справа, вот же… Что ж бычки-то ронять… Ласточка, дай отцу фанты глотнуть… Ну, вот, в комнату они заходят, Иваныч косу тащит, а Смерть такая, зашла и офигела как бы! Иваныч, говорит! Предупреждать надо! Тут сколько этажей у тебя? Небоскрёбы, блин, канарейкины, мне, говорит, на альпинистское снаряжение средств не выделяли, снимай, говорит, все клетки, на пол ставь, рядами. Готовь, говорит, мне фронт работ. Ну, Иванычу, как-то так… А можэ, говорит, таво? А Смерть: Каково, - таво? Снимай, сказала, а я пока косу поточу, выдают, блин, неточёные, а тут, понимаешь, - поголовье! Приплыли, думает Иваныч, но за клетками полез, чтобы снять их… А Смерть такая, - погодь, погодь, Иваныч, это что у тебя за такая вещь, эксклюзивная? Ну-кась, ну-кась, закажи, я заценю… Та-а, - Иваныч говорит, - цэ ж у мэнэ такий Севка Тверских, цэ вин зробил. Смерть: - Отличник, разумеется? Иваныч: - Та куды… Мда? - Смерть говорит, - Тверских, Тверских… не помню. А знаешь, Иваныч, ты мне эти… апартаменты продай, - из красного дерева, конечно? - ну, или махнём. А на шо? Ну-у, я у тебя тут дезинфекцию проведу, ну, пару канареек прихвачу, ну, попугайчика вон того, розовенького, гламурненького, для отчёта, - и всё. Остальных не трону. Забились, типа? В смысле, - по рукам? И учти, Иваныч, это сегодня на фирме специальное такое предложение, это у меня акция такая, это ты учти, это у меня редко, это я в последний раз… дай Чёрт памяти… лет шестьдесят назад, что ли… в бункере каком-то… в Берлине, что ли… - склероз у меня, Иваныч, - а, точно! - попугай там был, «хайль» всё кричал! Так я с его хозяином… как его, с усиками такой… на пистолет забилась, с розочками золотыми… где он тут у меня, ща-а, покажу… тоже я тебе скажу, гламурная вещь, - зырь. «Вальтер», «Шмальтер», - склероз… Иваныч, такой: - Ой, ё! Цэ ж… Смерть: - Ну. Он. Да хрен с ним, дай сюда, всё равно патроны кончились. Так что, тебе сегодня повезло, можно сказать!.. И-ил, я ж сам так смеяться начну, а тут серьёзно надо… Аж до слёз, надо же… Ну, вот: - По рукам? Базар! Ну, всё, - Смерть прихватила, на что забилась, на дохлых канареек косу погрузила, усопшего розового попугайчика под ручку, и такая, пистолетиком машет на прощанье: - Покеда, Иваныч, спи спокойно, дорогой товарищ, - ну, это так Смерть «до свиданья» говорит обычно, - дела у меня ещё есть, ночь началась только, а за этой клеткой, - ты смотри, чтобы ни царапинки! - попозже братана подошлю, он у меня размером побольше… Что? Ну-у, да, Славка, Смерть, - «она»… Блин, точно, надо было «сестра» написать… М-м? Да перебил, понимаешь… Да. Ну, вот, короче, - мол, за ней, за клеткой этой, к тебе завтра ночью придут. Соразмерная Смерть придёт, а так, покеда, спи спокойно, дорогой товарищ, и Севке своему, Тверских, привет передавай, а то мне с ним ещё не скоро стрелка забита… Всё. А шуму было…
Ил вытирает последние слезинки, качает головой, мы трогаемся, Славка держит меня за руку, завидует, что не он такое сочинение написал, так бы и ему в гимназии допуск на годовые тесты подрезали, - а мне… Мне ещё никогда так не было! Много слов можно сказать про то, как мне сейчас, - но я скажу так: - мне никогда ещё ТАК не было. И рассказал я сейчас всё гораздо смешнее, чем писал. Это потому, что Ил сидел, обернувшись ко мне, слушал, хохотал, радовался… Ну, и Славка тоже, - и ему я тоже рассказывал от души, это же Ласточка… Но Ил...
Как всё… почему всё так, а? Мир сучий, - любишь человека, счастлив, когда он смеётся, крылья растут, когда он на тебя с удовольствием смотрит, смеётся твоим шуткам, а сучий Мир…
Блядь, курить охота, аж…
- 3 -
- Ласточка, а чего сегодня Ил такой? Задумчивый, молчит почти всю дорогу…
Славка поворачивает меня лицом к себе, критически рассматривает футболку, довольно кивает, срезает леску с этикеткой, убирает свой ножик, - тема! - классный ножик, называется «хузба», национальный абхазский нож, реально тема, - потом задумчиво теребит себя за пепельную прядь, - манера у него такая, и отвечает:
- Сев… Он уже неделю такой. Но я… Ты бы с ним поговорил, а?
- Про что? - удивляюсь я. - Про мотоцикл этот, который ты задумал? Нет, Славян, это ты сам должен, это я права не имею, да и вообще…
- Вообще-е! - злится чего-то Славка. - Два тупореза, вообще, ходят, блядь, об гантели в моей комнате спотыкаются, задумываются, вздыхают… Дети.
- Кто? - ещё больше удивляюсь я.
- Я с Дэном! Бль… Ладно, проехали. До вечера, Дэн придёт, будет тогда разговор, - не, Севка, это я так. Просто. Про моц разговор будет. Ты чего в сумке припёр? Тверских, если ты не скажешь, что ты в сумке припёр, у-у-у…
Ласточка трясёт сжатыми кулаками у себя перед носом, сожмурился от злости… блин, обожаю… я посмеиваюсь, а сам решаю, что, пожалуй, можно показать, всё равно, до первого июня, до Ласточкиной днюхи секрета не получилось, - Ладно, Ласточка, тащи сумку, только не подглядывай, я сам покажу! - вот, значит, сюрприза не вышло, с Эдькой моим, дома же не оставишь, сто пудов выкинет, если найдёт, а у Ласочевых, и подавно секрета не будет, Славка залезет, узнает… хотя…
- Дай сюда, я сам, - хотя, можно с него слово было взять, но мне и самому… - Щас, Славян, целлофан снимем…
- Севка, погодь, отец пришёл со стоянки! Вот все и посмотрим, ты доставай, я…
И Славка мчится… м-м, «мчится», хорошее слово… мчится встречать своего отца… моего Ила… «моего», как же, размечтался… сука, что ж так больно-то… Ладно, пока они там, так даже лучше, надо же мне мою… композицию… Блядь, и бардак же у Славяна на столе! Куда бы… Только сюда, больше некуда… Вообще, кругом бардак, как так можно… и, главное дело, в комнате своей чёрти что творит, а на кухне! Ни-ни! Чтобы, не дай бог, крошку со стола уронить, или, там, полотенце не туда повесить… пена из ушей… дым, то есть… всё, покатит, только надо вот так, загородить, Славкины шорты сойдут…
- Севка, ты что тут один, в этом… дворце Ужасов? Славка, как тебе не совестно друзей у себя в… этом Храме Хаоса, одних бросать?
- Не смешно, между прочим! - рассеяно отзывается Ласточка, а сам пытается мне за спину заглянуть, а я согласен, да, Ил, что-то как-то… не очень, и вид какой-то у него, у Ила, грустный… сердце щемит…
- Не смешно, - грустно соглашается Ил-2 со Славкой… и со мной, я же тоже… хоть так с ним поговорить, без слов…
- Кхм… Славка, пара слов сперва. Короче. Я тебе подарок приготовил, на день рождения…
- Зря! Севка, был же базар, чтобы ты не тратился, пап, он же, наверно…
- Слава, дай Севе сказать… Сева, Слава…
Да что с Илом? Вообще? Не понимаю…
- Да. Вот… Я и не тратился ничего…
Ну-у… В общем, я ожидал. Ну, что вот так, примерно… Нет, всё-таки, не так, - я думал, что Славян попрыгает, повосхищается, Ила потормошит, меня потискает, - и успокоится. Он ведь загорается как порох, и горит ярко, и свету от него много, и шуму, и стенки даже рушатся, и броня в щепки, а потом… - нет, он, конечно, Ласточка, всё до конца делает, с Илом по-другому нельзя, но мой подарок, - да ну… Сунет потом, думал я, куда-нибудь, завалит постепенно всяким… всяким, одним словом, - тут у него, в его комнате, именно «всякого» полно, - и забудет… А Славка сейчас… он молчит. А по глазам его видно, КАК он молчит, и понятно, что подарок мой он никуда совать не будет, и не завалит его своим «всяким», - всё по его зелёным глазам видно, и у меня ещё сильней щемит сердце, - Ласточку я обожаю! А Ила я люблю… Он сейчас к Славке подошёл, руку ему на плечо положил… Почему Ласточка не мой брат? А вот чтобы Ил был моим отцом, я не хочу! Я его по-другому люблю… по-другому… по-плохому? Разве Любовь может быть плохой? Сучий Мир…
- Сева…
- Севыч… Я и не знаю, что сказать даже… Я эту вещь на стол себе.
- Сева, я теперь не знаю, что мне Славке на день рождения дарить.
Самое время Славке! Чтобы про моц, насчёт которого я с Арканом договорился. Молчит чо-то… Ладно, его дело…
- Папа, зырь… Мастерок, и на кирпиче… Севка, ты где взял-то его, вообще? Надо же… как ты его к кирпичу так… супер… А рамка?
- Вот с рамкой труднее всего было, но, Славка, я тебе скажу, но только если ты… я уйду, - понял?
- Ну. Уйдёшь. Чо за рамка-то?
- Слав, короче дерева у меня не было ни фига, одна сосна, - это шняга, отвечаю. Вот, а тут смотрю, кто-то стул выкинул, ну-у, такой, гнутый весь, ну, старинный типа, только покрашенный, старый, Ил, сто пудов! Гнутый весь, хитро как-то, и не фанера, а массив, дерево! Прикиньте… Я его по-быстрому в зубы, и домой, вот эта рамка из него, у него на спинке типа рейки такие, - ну, я их… А стул Эдька выкинул, козлина…
- Пап…
- Нет, Слав, всё в порядке. Насколько может быть тут порядок…
- Да ладно, Ил, я привык, как бы… Стул жалко, конечно. С него бы краску содрать, аккуратненько, шкуркой мелкой, например, - супер! Гнутый такой… массив… Вот только, что за дерево, - я не знаю.
- Дай-ка, Слав. Бук. Это бук, Севка. Прочная, твёрдая древесина, под паром и на огне гнётся, не ломается, выдерживает большие нагрузки. Бук часто в хорошую мебель идёт, а стул этот, по-видимому, был «венским»… Австрия, Остеррейх… там придумали, затейники…
- В тему подарочек…
- Ну, Слав! Я ж подумал такой, ты же на своей архитектуре… короче, она тебя по-настоящему зацепила, архитектура, а с мастерка всё начинается, строят ведь, кирпичи там, кладут, например, ведь мастерком.
- Подарок со смыслом, Севка.
- Севыч, смысл в том, что архитектура начинается с карандаша, а заканчивается строительством. Так что, в этом больше смысла, чем ты даже подумал. Да, пап?
- Пацаны… Севка, Славка… Нет, ничего… погоди, Слав, я сяду… всё, всё… Славка, да куда ты… Севка, куда он… Да какие таблетки, это нога… какие тут таблетки, резать надо… зимой, в клинику лягу, осколок этот… О, Славка, коньяк! Чо-то ты мне много… Угу…
- Ил, - шепчу я, а самому страшно, ведь если что, если… то мне только с крыши спрыгнуть! - Ил, а может вам лечь, а? Славян, скажи ты отцу, а…
- Пап…
- Нет, пацаны, не надо. Это у меня… Блин, я и не знаю даже, что это у меня. Анатолий даже не знает, а уж он-то… Вообще, доктора чего-то… Осколок закапсулировался давно, не шевелится, он часть меня уже, можно сказать, а временами… Ни с того, ни с сего, - нервное что-то. Память, наверное…
- Ой, пап, мобильник мой, - я возьму, да? Дэн это, по ходу…
- По ходу… Так, я в кабинете побуду, мне нужно. Вы тут не резвитесь особо, Севка, что-то у меня…
- Какое, Ил! Мы тихо…
- Да я не про «тихо», я про мебель, её можно и по-тихому, Славян спец у нас… Не смешно? Форму теряю. Ладно, я недолго.
Ил выходит… нет, останавливается на пороге Славкиной комнаты, смотрит на меня, улыбается, - мне! - я улыбаюсь… Вышел. Я устало опускаюсь на Славкину огроменную то ли кровать, то ли тахту, то ли я не знаю что… что ж так больно-то… Почему я полюбил этого сильного, очень-очень сильного, красивого очень, молодого, - моложе моего братца выглядит, да так и есть, дело не в годах, - очень красивого и верного человека, отца моего Ласточки, которого я обожаю, который должен быть моим братом, а не урод этот, Эдька, и Ласточка становится моим братом, моим лучшим другом уже стал, - за неделю! - а я люблю его отца, самого лучшего на свете, во всём этом сучьем Мире человека, и никому, особенно Славке, а особенно…
Ласточка подходит ко мне, садится рядом, в руке мобильник, - поговорил с Дэном, пошептались о чём-то, а чего шептаться, я ж и не слушаю, я слушаю, как у меня в груди тоска воет, - Славка откладывает мобильник в сторону, вздыхает что-то…
- Севка, ты… Что ты такой, ты бы… Блядь, Дэн! Через час сказал, а я без него…
- Славка, а как вы с ним подружились? С Дэном? Он же старше…
- И по хую! Старше! Я, может, и постарше его даже, ты же всего… Бль… язык мой. Нет, я так. На паркуре, где ж ещё. Он мне там показал кое-что, я ему тоже… Разговорились, то-сё… Ты ж его видел, какой он!.. Ну, пусть и мельком, а всё-таки?.. Ну, это ты точно, - Дэн супер! Вот. Потом, на другой день, мы уже с паркура вместе пошли, по дороге… там… Ну, о всяком поболтали, такие. А потом он на скейте! У-у, Севыч, это он жёстко! Жалко, у меня всё видео на том мобильнике накрылось… А там у нас один мудак есть… был, короче его не видать больше чо-то, так он Дэну такой, - чо, мол, на хрен ты с малолеткой гоношишься, мол, в мастера вышел, учениками обзаводишься, или из-за бати, что ли, Ласточкиного? Подмазываешься, мол? Призы, мол, и если чо, с соревнованиями, мол…
- А ты? Славка?
- Да меня не было, в том-то и фишка! Ну, Дэн с ним поговорил, пацаны говорят, ни драки, ничего, - но что-то мы больше этого Щедрого не видим! Его так звали, Щедрый, - а почему, не знаю. Мудак, короче. Но он такой у нас один был, все ж пацаны у нас… Блин, зря вот ты не хочешь к нам, такие ведь пацаны! Да если хочешь знать, Севка… Чо ты?
Я молча вытаскиваю у себя из-под задницы, - и как сидел-то! - какую-то… не знаю. Острая, короче. Славка, гад, ржать сразу! Поганец, правильно Ил говорит… Что это такое, вообще, Славян, что за байда?.. А Славян: - сам, мол, я виноват, не хрен садится, куда ни попадя, в его комнате особенно! А тут у тебя, поганец белобр… нет, это я беру свои слова назад, не в настроении я с тобой биться! У тебя, Вячеслав, тут, в комнате, кругом «куда ни попадя», какого, спрашивается, ты шмотки кучей на эту свою… вообще, что это у тебя, давно спросить хотел, кровать, тахта, - что? Ложе. Ах, ложе… А это? На что я сел? Это, Севка… И Славян рассказывает мне, что такое пантограф, и почему он у него хреново юзал, и почему Славка его разобрал, - а вот эту хрень потерял вчера, прикинь, Севыч, а ты нашёл, это респект тебе мой, и… И пойдём к отцу, Севка, его, когда он в таком состоянии, тормошить надо, дёргать, веселить, а он сам тогда так прикалывать начнёт, - держись! Да ты сам знаешь, какой он, вот я когда первый раз… Ты чо, Славян? Ничо. Так. Пошли, а? Пошли, Славка, тебе лучше знать… Так я ж и говорю! Что я всегда всё лучше знаю!.. Это вы, два тупореза, что один, что другой… Да блядь, - кто, кто, - я с Дэном, ёб…
- 4 -
- Илья Иванович, но ведь Фрэнк Ллойд Райт был гений, - вступается за Славку Дэн. - Ласточка же мне все уши прожужжал, - Славка, так ведь?
- Что? Так ведь, - как ведь? Про уши, или про то, что Райт гений? Уши я ему, скажите, пожалуйста… Дэн, ты за базаром-то следи, да?
- Тихо, Ласточка, я серьёзно.
И, - о, чудо! - Славка смолкает, и даже не обижается на Дэна, и всё так же в рот ему смотрит, - а правда, есть на что посмотреть, если бы не Ил мой… «мой»… А «мой» Ил, по ходу, во всю развлекается! Но он всё-таки откладывает вилку, чокается с Денисом, выпивает глоток вина, - эх, нам со Славкой только по полбокала налили! - и говорит Дэну:
- Хорошо, Денис, серьёзно. Я ни уха, ни рыла в архитектуре. У меня другие… преференции. Но в искусстве, смею надеяться, я…
- Пап! Надеется он! Скажите…
- Пожалуйста! - хором говорим Славке мы с Дэном, а Ил улыбается графину с клюквенным морсом, - развлекается ведь человек…
- Вот. Пожалуйста. Я не берусь судить, хотя одно произведение Райта… мы со Славкой не знали, что это Райт, а в отеле не сказали, - Токио. Двадцатые годы, как я из этой книги узнал. Я, было, думал, что это явным японцем построено, очень по-японски переосмыслена европейская архитектура, и к Японии адаптирована, - но, повторяю, не мне судить, да я и не об архитектуре говорю сейчас. Райт был плохой человек. Без оговорок. Погоди, Слав! Мне плевать на условности, - nihil nisi bene, - а я не считаю, что о мёртвых можно «только хорошее». Эта книга, ты мне сам её подсунул, там ведь жизнь Райта увязана с творчеством, - так что… И вообще, книга эта, - это триллер, какой-то! На ночь хорошо идёт, - бр-р… Служанка эта его, с топором, - бр-р, ещё раз! Ведь Кинг отдыхает! Как она там, - стояла, ждала, а гости… по одному, из столовой, - тут ведь только «бр-р» и скажешь… А Райт? Одна забота, - после пожара всё восстановить с удручающей меня доскональностью…
- Это был шедевр, пап, потому и… дос… тональность эта. Ты что, думаешь, легче всем было бы, если бы дом пропал? Совсем? Ясно же всем, что шедевр!
Славка всех нас оглядывает с… ясностью во взгляде. Ему всё ясно. И мне. Я не очень понимаю, про что сейчас, я, понятное дело, книжку эту не читал, - по-английски она, - Славку обязательно спрошу, - но мне всё ясно, - Ил прав. Нам со Славкой всё ясно, Славке ясно, что прав он, Славян, - каждый при своём, - мы друзья. А становимся, - всё сильней, - братьями. А вот ни Дэну, ни Илу, по ходу, ни черта не ясно, но видно, что ни Ил, ни Дэн спорить не хотят, - Ил-то с самого начала не хотел, - это Славян всё! - а сейчас и Дэну расхотелось… почему, - не знаю. Потому, что он сначала за Славку был, а сейчас он Ила послушал… Не знаю, - расхотелось, короче. Умный парень Дэн, это я, как честный человек… И красивый. Яркий только очень, - Славке подстать… На мой вкус, - яркий очень… Ил вот… а я урод, блядь, скотина и выродок…
- Ой…
- Севка…
- Севыч, ты чо?! Надо же…
- Сева! Дай-ка руку… пустяки, ничего… Ты что это? Хм, вилку в штопор превратил…
- Извините, Ил…
- М-м, пустяки, Сева… Брата вспомнил?
- …
- Славка, подай мне ещё бутылку, пуста эта. Нет, вон ту, с белой этикеткой… Штопор где? А. Так… Бокалы…
Я сейчас только на Дэна могу посмотреть, и то, вполглаза. А Дэн смотрит на меня… я бы сказал «нормально», если бы он смотрел нормально, - у него в глазах понимание, я даже дышать забываю, и жалость, - но не жалость типа, как уродов жалеют, у которых братья тоже уроды, - нет, человеку жалко, что другому человеку плохо, - ай, да Дэ-эн… А Ил, Славка, и Дэн постепенно, они втроём начинают оживлённо обсуждать, как мы все поедем на следующей неделе на Банное, к деду Ивану, - я его ещё ни разу не видал, но Славка про него… Дэн расстраивается, что у него выпускные, 29-го во вторник у него ЕГЭ по русскому, он на денёк сможет, и то… все трое на меня исподтишка… да нормально я, вот же… Люди. Эти трое, - люди, а не уроды. Урод, - я. Голубой урод, с серыми глазами… Вот Славка. Зеленоглазый. А каким ему быть, - Ил же его отец, вот у Славки такие же, как у Ила глаза. Зелёные, самые-самые у Ила они…
Я уже не хочу есть, но я ем. Я… Пусть, - я ем, Илу нравится, когда мы со Славкой едим, и я ем. Вкусно, наверно, - не знаю. Наверное, вкусно. У Ласочевых всё вкусно, всё так, как должно быть у настоящих людей… Есть же семьи… И даже если без матери! Вот что? - нужна Славке такая мать, например, как моя?.. Плохо так говорить, думать даже так плохо, - но. Нужна? Двух мнений быть тут не может. А отец… Отец, это Ил. Всё, точка. Илья Иванович, - Дэн только так к нему обращается, и мне приятно, что я к нему обращаюсь так, как он мне сам с самого начала сказал, - Ил. Илья «Ил-2» Ласочев. «Мой» Ил. Такой отец, какой только и должен быть. У Ласточки. Я не хочу, мне даже страшно думать, чтобы Ил был бы моим отцом! Я хочу совсем-совсем другого от этого красивого, самого на свете сильного… Ясно, в общем, какой этот, широкоплечий, с тёмными волнистыми волосами, и зелёными, Славкиными, глазами, человек. А я урод, голубой, педик, и моя любовь грязная, она пачкает этого светлого человека… КАК больно… Тихо, Тверских, тихо, ты же за столом… Но как, как же может быть любовь грязной, когда она Любовь?..
Вокруг Ила все настоящие. Он сам такой, потому и вокруг все такие же, - я не знаю, наверное, мне надо уходить. Не сейчас прямо, но надо. Ещё ведь отец Ила, Славкин дед Иван… Совсем всё будет плохо… Вон Дэн. Умный, яркий очень, совсем Славке подстать, Илу нравится, хотя Ил как-то с Дэном… с уважением, как с равным, но… А Славка, он с Дэна глаз не спускает… А я урод, я хочу с Илом… Ладно. Я не знаю. Видно будет, - я не уверен, хватит ли у меня сил уйти… от Ила, от Ласточки, от Дэна тоже, Дэн ведь так смотрит на меня, Дэн, по ходу, именно настоящий, такие всегда с такими, как Ласочевы… «Такие, с такими», - заговорился, «литератор», сочинитель дурацких сочинений…
- Всё, Славян, ты что хочешь, можешь делать, а я это уже не съем…
- Да? Ну… Ладно, торт ведь ещё.
- Торт…
- Севка, а почему ты не хочешь к нам? - Дэн говорит про свою команду, паркурщики-райдеры-скейтеры… - Ласточка говорит, что ты дерёшься классно…
- А при чём здесь?.. - удивляюсь я.
- Координация, Севыч! Чувак, координация. Да, Дэн? Эх, у меня… а вообще-то ничо, покатит. Я два с половиной Авербах делаю. В группировке. Правда, с вышки, - с трамплина не делаю. Да и вообще, есть мнение, что я неперспективный.
Славка расстраивается, видно, что это у него больное. А Ил смотрит на него так, что я бы на месте Славяна насрал три кучи на эту перспективу! А Дэну, вообще, по приколу это, по ходу. Он, стараясь не смеяться, объясняет мне, - я же удивился, типа, как это так, неперспективный ты, Ласточка? - Дэн говорит, что Ласточка рослый. В смысле, длинный. Высокий. Короче, для своего возраста, для прыжков в воду, Славке хорошо бы пониже быть. Ил развлекается, во всю! И, по ходу, только я вижу, как ему это всё по приколу, ведь Славка на Дэна злится, что тот ему не сочувствует ни хрена, Дэн огрызается, что, мол, «жалость унижает», и чо тебя жалеть, если ты лучше всех сальто делаешь, а вот он, Дэн, вчера сделал! Чуть, блин… Координация. Ну. Да к чёрту! Вот я. На вышке, - ну, не супер, - нормально, прикиньте… А на трамплине, - жопа. Вячеслав. Задница, пап, пусть будет задница. Но ведь, - жопа! Уходи в плавание, там рост в бонус. Ага, плавание, - от стенки до стенки тупо, целый день… Севка, а ты занимался?
- Биатлоном, Денис, немного, пару лет…
- Да? - оживляется Ил. - Как стрелял? Ну, как бегал, не спрашиваю, уверен, что хорошо, а как стрелял?
Приятно мне! Не знаю, даже как! Уверен Ил, что я бегал хорошо, - так и есть, кстати, - и это мне так приятно, что я чуть не мурлыкаю. Нельзя…
- Да какое «стрелял», Ил! Мы винтовок и не видали, так, для груза на плечи вешали… такие, не знаю, как сказать, для веса…
- Муляжи. Хм, хороший биатлон…
- А чего щас, Севыч?
- Секцию прикрыли, Дэн. Кому-то подвал наш понадобился… бомжи теперь там, тихие такие, каждую неделю зимой по жмурику вытаскивали… Ничего смешного, Славян, между прочим. А бегал я… нормально бегал, и «классикой», и коньковым…
- У нас собаки на Банном! - не к селу, не к городу выдаёт Славка.
- В смысле? - инере-есно, про собак я первый раз…
- В прямом. Севка, мы с тобой зимой на лыжах на них! Шлейка одна, чёрт… Буксировка, называется. А то Дэн собак… опасается. Ля-ля, фа-фа, такие все…
- Ласточка, ты лучше глохни…
- Ил! Правда, собаки? Славян, гад, молчал!
- Две. Два, то есть, - кобели, доберман и среднеазиат, добермана зовут Торнадо, а среднеазиата, - Топуш. Прикинь, Севка, оба! - ростом! - во! - и не дерутся, Топуш у нас старший, а Торик, как бы его за вожака…
- Погоди, а почему там, Славка? Чего вы их там держите, Ил? Вот бы здесь! Да, Дэн?
Дэн только с сомнением поджимает губы, нейтрально пожимает плечами, Славка смотрит на него, прикалывается…
- Сева, Торнадо мы на зиму сюда, в город забираем, а Топуш… Ну, не городской он пёс. А летом они там, с дедом Иваном всё время.
- Ясно… - собаки, надо же, это ж…
Дэну весь этот разговор про собак явно не в тему! Что-то тут… какая-то тайна… кровавая… это надо выяснить… собаки, Дэн, ночь… полная луна, зубы… клыки такие…
- Севка, чо? Скажи, чо тебе смешно? Блин, Дэн, он сёдня нам с отцом про своё сочинение рассказал! Пересказал, в смысле! Улёт! Только, Севка! Севыч, я тебя как друга, я тебя по-настоящему прошу, - можно я? Я Дэну расскажу, можно? На ноч-ч-ч… Чёр-рной ноч-чью-у…
- Не доживёш-шь до ноч-ч-чи… - Дэн к Славкиному горлу тянется…
Кто тут дети, а?.. Мы с Илом развлекаемся, - до… самозабвения, - да, Ил? Правильно?..
- 5 -
- Почему это ты думаешь, что я бы впрягся? Скорее всего, Ласточка, я бы мимо прошёл, большинство бы мимо прошли. И ты бы прошёл, - трое сначала, пятеро потом, на одного, - хреново, конечно, очень хреново, но вот именно поэтому, что очень хреново, все бы мимо и прошли. Слав, по-честному, а? Эх-хе-хе, жизнь…
- Пекова, - хмуро договариваю я за Дениса. - Славка, по-честному: я бы тоже прошёл мимо…
- Не прошёл же! - Славка злится, а чо тут злиться… - Ты помолчи, - да? С тобой ясно всё, Севыч, я Дэна спрашиваю, - Дэн, в натуре? Мимо бы прошёл?
- Я не знаю! Понял? Не знаю!
- Не ори…
- А ты не тупи! Он меня спрашивает! Я отвечаю, - не знаю. Ты себя спроси, Ласточка, и ответь, по-честному, - ты бы сам? Ну? Славка, ты только помни, ты нам сейчас отвечаешь, - мне. И Севке. Ну?
Хочется, ах, как же хочется сейчас Славке… но ведь… Да не при чём здесь, что, мол, ему нам с Дэном надо ответить, - Славка честный человек. Без шуток, типа «как честный человек», - просто, честный. Но хочется Славке… но ведь… Славка, Славка, - обожаю…
- Ты-то чо лыбишься? - шипит он на меня. - Лыбится, скажите, пожалуйста! Дэн! Тоже, бль… Не знаю, - довольны? Жизнь пекова…
Расстроился Ласточка! А как ты хотел, - всё так, брат, жизнь пекова… Сказать, что ли? По-честному.
- Сла-ав, - Славка всё ещё сердито на меня хмурит свои прямые брови, - Славка, брось ты, в натуре. Вот послушай, вот я тогда… - или не говорить? Нет уж, раз начал, да ведь по-честному, и я продолжаю: - Во-первых. Любой бы за друга впрягся, так что Дэн за тебя бы… Видишь? Вот, во-вторых, - я… блин, как сказать-то, - короче, я тебя узнал тогда. Ну, я тебе уже говорил, что видал вас с Илом на «Тыл - Фронту», так что, узнал. И я не за незнакомого впрягся, получается. И знаешь, как получилось? Ты же книгу эту ещё на ходу листал, а я навстречу шёл, и сразу узнал… Точно, Денис, его не спутаешь! Вот, а потом, думаю такой, - подойти, что ли? Типа, познакомиться. Но, как-то ведь… точно, не принято. Вот, ты, значит, такой на лавочку сел, ну, а я покурить, тоже… Там, напротив. Тут эти козлы, а тут уж я и не понял, как сам в байде этой оказался, - ну, в махаче, в смысле. Вот. Всё просто, как видишь. Ха, прикинь, и познакомились! А чо? Тоже повод…
- Ну-у, Севыч… - Славка лыбится мне, и так лыбится, что… ясно, в общем. - Я-асно… Молодчина! А ты…
Славка встает на Дениса в стойку, - ну, я, как честный человек, признаю: техничная у Славяна стойка, вообще, техничный пацан, и ногами чётко у него выходит, мне позавчера конкретно по башке… ну, чуть не попал, - вовремя я… Если бы Ласточка тогда с ними, с раклами этими, - ну, по одному, если, - то очень даже может быть, что и… впрячься, что ли?.. а у меня руки лучше… блядь, Славян вообще ни хрена не соображает, как он Дэну щас… не, не буду впрягаться, ещё мне… за Дэна надо, он чо-то… а-а, понеслась…
- Herstelt! Halt! Славка, поганец! Herstelt, сказал! Abtreten! Блин, на секунду стоит выйти… Ну?
- Э-эх, не вовремя… ф-фух…
- Вячеслав!
- Ну, всё, всё. Это, как его… Zum Befochl, mein Kommandeur… ф-у-ух-х… Воще! Любимое моё! Фух… по теме…
- Ну-у, Ласточка, знаешь…
- Знаю! Через… годик, скажем, я вас обоих… м-м… Да раньше… Ладно. Пап, чо там сауна?
- Греется… Так, я тебя предупреждал, чтобы ты в своей комнате это устраивал, битвы эти? Пацаны, всех касается, там у вас полигон, ей, комнате Славкиной, это уже не повредит, хуже там не станет, а в гостиной, в столовой, или в кабинете, того хлеще… В спальне моей тоже нель… Славян! Ну что за такое! Пуговицы у Дениса! Вот же…
- Супер! Дэн! Всё, так, - теперь все втроём в одинаковых футболках будем! Ща-ас… где там… - и Славка растворяется в воздухе, это он к себе, за футболкой для Дениса… не, не помчался, говорю же, в воздухе растворился… м-м, а может, это он сквозь стену… ага, уже тут, ну точно, сквозь стены он перемещается… - Вот. После сауны, да? Супер, только все цветом разные. А так бы, - отряд. Спец. М-м, “Sonderkommando”, - хреноватое словечко, но звучит!
- Вячеслав, горе моё…
- Так ведь твоё же! Па-ап, ну чо там сауна?
- Да говорю же, - греется. Тесновато будет всем…
- А я говорил! Говорил, пап? Говорил. Кто у нас архитектурой увлекается? Сразу же говорил, маленькая сауна, - а ты…
- Славка, отвяжись! Одно и тоже, каждый раз. Говорил, говорил, - нормальная сауна, домашняя, на троих, вчетвером можно…
- Тесно.
- Ну, идите втроём, я после.
- Да? Ну, и так можно, конечно… - Славка задумчиво смотрит на меня, я это ухом чувствую, я же очень внимательно рассматриваю журнал какой-то… автомобильный, что ли… меня же этот разговор не касается, я же… м-м, какая тачка, и впрямь, автомобильный журнал…
Я вообще, против. И втроём против, и вчетвером, а если Славка предложит… не дай бог… я же с Илом не смогу, я же… Зачем, вообще, сауна эта?
- Ладно, Ил, иди, включай там всё, решится как-нибудь.
- А вот теперь я тебя… как отец, как старший, как друг, - я тебя, Слава, прошу, я приказываю, - ничего. Никаких решений. И никаких… ты меня понял? Как отца?
- Как друга?
- Так. Я… Мне надо съездить в одно место. Денис, Сева, вы тут сами, Славка знает, как сауну приготовить, вы только потом всё… И спать ложитесь, не ждите, я поздно вернусь.
- Ил! - к чертям журнал!
- Пап!
- Илья Иванович…
- Славка, я не могу с тобой сейчас по-другому справиться. Всё, я пошёл в кабинет, такси вызову.
- Пап... Ил, я скотина. Я не буду больше. Всё, как ты скажешь. Или не скажешь. Па-ап…
- И-ил, ну, пожалуйста, ну вы чо, что же я… что же мы тут, одни… Блин, Славян, я не пойму ничего, что ты тут затеял, знаешь… Знаешь, лучше я уйду. Вообще, так лучше будет.
- Ласточка! Я тебе говорил, - не смей? Что ты лезешь?
- Дэ-эн…
- Денис, Ил, пока. Славка, Славка…
- Севыч…
- Сева, сядь. Всё. Успокоились все. Никто никуда… Всё, сказал!.. Ох, Славка…
- Я скоть… тина…
- Сла-ав…
- Славка, ты чо…
- Не, я в порядке… я скотина. Я права не имею, а лезу, я скотина.
Да что тут происходит?! Вообще?! Почему Славка чуть не ревёт? Почему Денис чернее тучи? Почему Ил, «мой» Ил стоит растерянный, как первоклашка? Я почему ещё здесь?.. Я же им мешаю, это же яснее ясного…
- Хорошо, Ил. Успокоились. Но выйди, а? Мне сказать надо кое-что. Севке. Денис пусть, он знает, а ты выйди, я при тебе не… А хотя, стой, слушай… ПАПА. Ты же папа? Севка, мы с Илом не родные. Понял? Он меня… сначала подобрал, чуть ли не просто из-за имени. А потом усыновил. Из-за меня самого…
Ил бессильно опускается на огромное кресло перед их домашним кинотеатром, - это их со Славкой любимое кресло, одно на двоих любимое… Что Славка говорит? Я не слышу. Кресло ведь… Ил в нём… Дэн чего-то из гостиной вышел… я сижу, что ли… что Славка говорит… Ил никогда не плачет, интересно, как можно не плакать никогда… Славка… Какая ещё Уфа?.. Уфа, какая-то… Славка Сладкоежка? Горы… Сладкоежка, - прикольно… интересно, как это, когда осколок становится частью тебя… Ил смотрит… на меня… на Славку… Дэн пришёл, ко мне садится… Мучали Славку, покупали-продавали, это как можно, вообще… Славка… А Дэн плачет… это настоящие могут, они могут ничего не стесняться… Ил… я плачу, что ли… Ил ушёл… Славка, Ласточка наш… почему же Ил не пристрелил этого… таких ведь только стрелять… из-за Славки не пристрелил, чтобы он не видел, наверно… Дэн, ты знал? С самого начала, как только мы с Ласточкой… Славян, ты… нет, это не про тебя, ты же Ласочев.
- Славка, ты Ласочев! Это я не знаю даже как! ЧТО это значит. Это самые лучшие, вот что это значит. Ласочевы. Дэн, скажи. Видишь, Славян, Дэн так же считает... Позови отца, Слав… Нет! Я к нему сам пойду, можно, Ласточка? Ты Славка «Ласточка» Ласочев… Не знаю, я, наверное, и не подумал бы, вы ведь так похожи… Может, это тебе так заслужить надо было, чтобы стать Ласочевым? Ты заслужил, Славка, - но почему? Почему не ты мой… а этот, Эдька… Я к отцу твоему пошёл, Славка. Мне ему сказать надо. Важное. Для меня важное, но я не заню, что потом будет, но так, на всякий, - я вас всех… Вы такие, какие все должны быть… Жизнь, сука, пекова…
…
- 6 -
- Илюша, а вот прикол бы был, если бы я новое сочинение, которое мне переписывать придётся в понедельник, про нас написал. Про всех. Про эту вот неделю, про то, как мне было сначала хорошо у вас, потом больно, сразу же в первый вечер, ведь в первый же вечер я в тебя и влюбился! Вот, а потом больно, и как тебе всю неделю больно было, - и про то, какой Славка гад и молодец, - так бы мы с тобой…
- И дальше…
- Вот, дальше. Мы бы… да ну. Я не смогу, и не потому, что… не смогу, а потому, что всё рухнет, а я не… я целоваться хочу…
- Сам же болтае… м-м… Севка…
- Ка-айф… Илюша, кайф какой, я и не представлял себе, какой это кайф, целоваться. Ещё давай.
И мы с Илюшкой целуемся… Всю ночь будем! И не только целоваться, мы уже два раза… Нет. Не трахнулись. Во-первых: словечко пакостное; во-вторых: дело не в словечках, можно и так говорить, дело ведь в том, как относиться! И главное: когда говорят «трахаться», имеют в виду… Блядь… Меня же Ил не трахнул. Я не против… м-м-м, какой это кайф, целоваться… не против, но он говорит, что это успеется, первый же раз у меня… Да. И целуюсь я впервые. С Катькой не считается, - я и не хотел тогда… Всё у меня впервые сейчас, и это так… Нет, так то я как бы… Блядь, да я уже два года «как бы»! Дрочил, - и что, все же дрочат. Последнюю неделю я, когда дрочил, думал только об Илюше. А когда я впервые увидал Славку, я пару раз, когда дрочил, то я о нём… Потом, когда познакомились, - ни разу. Он брат. Точка. А сейчас я целуюсь, - ну, два раза-то мы уже… как же сказать-то… любили друг друга по-настоящему, я Илюшу и в рот, и в попу он мне дал, а я отсосал у него, - тоже ведь я впервые, - а, оказывается, будто для меня придумано! Но это с ним. Ведь это Илюша. Теперь Илюша. Илюшка. Можно Илюха, - наверно, можно, - когда-нибудь, когда поругаемся. Это обязательно. Во-первых… Да к чёрту счёты эти! Просто, - это обязательно, потом ведь можно помириться… А это так, наверное, здорово, - мириться, после того, как из-за какого-нибудь пустяка поругаемся до скандала… И всегда будем оба правы, и оба виноваты, - здорово, это и есть Любовь… Вот. Илья. Это когда что-нибудь серьёзное, типа как со школой моей. Ну, ещё как-нибудь можно, - Илюшенька мне не нравится, какой же Ил «Илюшенька»! - ну, я придумаю как-нибудь. Ил-2, - это я, наверное, права не имею. Пока. Потом я заслужу. М-м, класс… А интересно всё-таки…
- Ил, а интересно, а как можно сказать, вместо «трахаться»? Трах…
- Боги! И ты об этом вот сейчас думаешь?
- Не только. И об этом, - а ты о чём?
- Вообще ни о чём, - счастье. О чём можно думать, когда снова счастье…
- Так, понятно. А кто говорил, что не думать ему сложно? Если совсем не думать?
- Так ведь… М-м, разве я такое говорил? Выходит, что именно тогда я… м-м… блин, как впервые… м-м, Сев… хорошо как…
- Да… и, оказывается, ничего сложного… Трах, трах… Трах-трах-тиби-диби-дах! Дибидах! Дибидахаться мы будем. Нормально?
- Вот уж как раз… дибидахаться? - это как раз ненормально… Севка, не смей, то есть, я хотел сказать… погоди, мне же не пятнадцать, мне же надо…
- Передохнуть?
- Ну-у… и передохнуть, и осмыслить, и… Дибидахнемся? Давай?
- Базар. Дибидахнемся.
- Это ж надо, - «дибидахнемся», всякое я слыхал…
- Это из «Агаты Кристи», - трах, трах-тиби-диби-дах. «Опиум»… м-м… Здор… м-м… фух!
Я выдуваю Илюшке в рот, - хорошо целоваться, но дибидахаться, это… это слов нет. Это как дибидахаться. Та-ак, - не пятнадцать лет Илье, это точно! - это побольше у него, чем в пятнадцать у меня, по-любому… Хотя, у меня, наверное, вообще, не очень большой… не заню, откуда бы мне знать… только ведь в порнухе и видал… тьфу, вспоминать не хочу. Красивый он у Ильи. А что у него некрасивое? Как бы мне так… вот, так удобно… м-м, а вкус-то я и не пойму… да нет особого вкуса, вкус не во рту, вкус в голове… ха, не пятнадцать лет ему! Вон как выгибает его… колотит. Это я так умею, - и, оказывается, всегда умел я так сосать. Илье. Только он не всегда был со мной. А теперь всегда, и навсегда… м-м, здорово… и бёдра его, и не волосатый Илюшка совсем… в меру… а на груди вообще нет волос… Самая красивая грудь, которую я видел. И я могу эту грудь целовать, гладить… шрам этот, его даже Сладкоежка не мог целовать и гладить, после Сладкоежки этот шрам… память… а я могу. Нет, так я не могу, так не удобно мне… Ему удобно… ещё бы, на спине лежит, в плечо мне одной рукой вцепился, другой волосы мне перебирает… тянет… пусть тянет, не больно ведь… Пореже буду стричься, - ему так больше нравится, чтобы подлиней волосы… Нет, мне так…
- Фух, Илья, давай ты сам? Давай так, я вот так… погоди… на подушку, повыше, а ты…
- Погоди, Севка… так?
- Ну.
- Хорошо. Севка, я глубоко не буду… постараюсь… Чтобы ты не поперх… о-о…
Ну, так-то лучше, Илья качает сам, я держу ладонью его бедро, правой, сзади, я так ритмом управляю, - а левой… да, по животу… он у него то как каменный, а то… классно, короче, и до груди я могу дотянуться… Да уж, ритм. Куда там, какой там ритм, вон как Илюшку… А ведь он кончит сейчас. Нет, так ему не удобно будет, - вот, вот так, легонько на бок его, и чтобы ритм не терять, теперь-то я сам могу по-настоящему ритм… вот так, головой, и хорошо, и ему лучше, ведь на руки ему не надо опираться, и он меня… по плечам, по волосам, руки мне вверх поднимает… ух ты, ладонь мне целует… бля… и ещё… ага, не пятнад… ничо себе, три раза глотать пришлось! Здорово… Блин, опять вкуса не понял… Говорят, - полезно очень…
- Илюш, а правда, что ли, что сперма полезная?
- Глупости… погоди, я отдышусь… Севка… Если бы ты не зашёл ко мне, если бы не разревелся, если бы ты не решился, - я ведь трус, оказывается…
- Ты дурак, просто, как и положено взрослому, а так-то ты не трус…
- И на том спасибо.
- И что? Нет, я про «спасибо» понял, я не понял, что бы случилось, если бы я не зашёл к тебе, если бы я не разревелся… в грудь тебе вот в эту вот, самую-самую… Зашибись, Илья, - ты качался, да?
- Нет… То есть… Севка, дрянь, отпусти сосок мой, я ж… Аж мороз по коже, надо же так, у меня так и не было никогда, надо же, думал всё знаю… Умер бы я, если бы ты не зашёл. Севка, я умирал, - всю эту неделю я был на грани. Это Смерть болела, - никакой не осколок, - я умирал, и понимал это, я же очень близко с ней знаком, со смертью, - просто не узнал её на этот раз…
- А со Сладкоежкой? Я не про смерть, - мне плакать снова хочется, когда я о нём думаю, о вас с ним, - нет, я про то… Неужели тебе так с ним не было? Вот как щас со мной?
- Так не было. Всё по-другому было. Ярче, - это оттого, что рядом была Смерть, - легче, - потому что не приходилось ни на кого оглядываться, - труднее, - потому что Сладкоежка мой…
- Что?
- Он был… С ним всегда у нас было как в бою. Он… Не знаю я, как объяснить. Он ничего не боялся, - смерти ведь не было для нас с ним, - она стояла за плечами, впереди, вокруг, дышала нам в губы, - а Сладкоежка улыбался ей в губы, - он любил, но не в этом дело. Он должен был умереть, - это я сейчас понимаю, - то, что он задержался со мной, - это была просто задержка, Смерть любит помешкать иногда, и ещё… Он должен был умереть вот так, как он умер, - ради меня, рядом со мной… И ради вас, - ради Ласточки, ради тебя… Блядь, я больше не хочу об этом. Я хочу, чтобы ты меня… как это, диби…
- Дибидахнул! Что сложного, не понимаю! Такое слово простое, ясное, - главное, что моё слово, и твоё, конечно тоже. Дибидахнуть. Я тебя дибидахну. А как?
- А как тебе хочется?
- А тебе?
- А мне хочется, так как тебе. Бль… Севка! Ну что такое, в самом деле… Ой!.. Дрянь ты, сероглазая…
- Ну, может и дрянь, это пережить можно, если я для тебя дрянь, - но только если я сероглазая дрянь… Погоди, всё-о-о… ха-ха-ха… всё-о-о, И-ил… Кто дрянь-то ещё… зеленоглазая. Так. Погодь, я думаю. Так. Да. Я хочу… дибидахнуть хочу тебя… В попу хочу.
- Вперёд. Хм, вперёд…
- Вот-вот, кто ещё дрянь-то… Ой, ну, всё… Погоди, Илья, а давай так, давай я тебя сперва…
- Дибидахнешь!
- Да. Во-от, а потом ты меня, всё-таки. Тоже в попу. Ну, не сразу там, перекурим… Кстати, я курить хочу…
- Да кури, чёрт с тобой, можешь и при мне курить.
- Вот. Ещё одна маленькая победа, - я победитель. Твой. Тебя, в смысле… В смысле, я над тобой… ржёт, дрянь зеленоглазая… Ну, Илья, я серьёзно, - давай ты меня тоже потом, в попу…
- Больно будет Севка. Первое время всегда больно.
- Очень?
- Не знаю, у всех по-разному, у меня в первый раз… Да нет, кстати, мне первый раз не очень больно было. Но всё же, больно. Терпимо, в общем…
- Ну, вот видишь… Я вообще, не понимаю, ты что, не хочешь?.. Ну и всё. Потом, значит, и сделаем. Сделаешь, в смысле, - Илья, не спорь, а! Ты пойми, у меня же с тобой сейчас всё впервые, и так вот сразу, всё по-настоящему. Я хочу, понимаешь…
- Хорошо… Всё как ты хочешь, - таков закон.
- Вот. Умный мальчик. Погодь, отстань, я же… ну хорош, Ил! Вот же… Погоди, я ещё спрошу, а потом дибидахну тебя, потом перекурим, а потом ты меня…
- Дибидахну.
- Ну. Так, вопрос, Ил Ласочев: - я красивый?
- Боги! Вы что, сговорились со Славкой? Тоже вечно пристаёт…
- Ну, правильно, надо же знать! Ты ответь, да? Красивый?
- Ну, хорошо, поднимись-ка… вот так, выпрямись… чуть боком… Урод. Страшный, самый-самый мой…
Илья хватает меня в охапку, - мне смешно, он же так хватает, пальцами, гад, ещё по рёбрам! - тянет к себе, я ему в грудь лицом вжимаюсь, хихикаю, голову в плечи втягиваю, локтями его ладони себе к бокам прижимаю, сам щипаю эту широченную, самую красивую на свете грудь, - вот у Славки такая же будет, ведь он сын Ильи, по-любому сын! - и у меня встаёт, надо же… Удивительно, почему бы это…
- Илюш, погоди, у меня встал…
- Да ну? Как это так?
- Сам удивляюсь! Но ведь вот.
- Чувствую, как такое не почувствовать. Так, погоди, я… давай вот так, я на спине, я тебя видеть хочу, ты же самый некрасивый, я же не могу от такого зрелища…
- Илюха, блин! Помолчи, да? Так? Так, что ли, сверху я, да?
- Молчу.
- Ну, Илю-уш…
- Вот ведь… Так, постой, я немного слюны… всё-таки, у тебя приличный размер, Севка, а у меня уже давненько, года три, наверно, ни с кем этого…
- Зашибись! Ил! Классно, что давненько, но ты учти, больше у тебя вообще ни с кем не будет. Только со мной. Такой закон. Постой, а что, у меня, правда, что ли, не маленький! Член?
- Вру, конечно, для твоего удовольствия.
Я, нависнув над Ильёй, - моим уже Ильёй! - поджав губы, со всем возможным сомнением, смотрю в его глаза. Врёт. Или, не врёт. Дрянь… И я не выдерживаю, я хихикаю, а потом вдруг замираю, у меня в груди что-то… нет, не взрывается, не рвётся, не ломается, - просто в груди у меня вдруг поднимается волна, которая меня будет теперь всю жизнь нести на своём гребне, - это я понимаю. Это навсегда. Илюшины глаза, его такой, полный любви взгляд, его плечи, грудь, его руки, на которые я сейчас опираюсь своей грудью… Ладно. Дибидах. Так… Так, Ил?.. Во-от… Я упираюсь головкой Илье в его… ну, пусть дырочку, - слова, слова, - замираю, снова возвращаюсь взглядом к глазам Ильи, и… нет, не резко, не плавно, - я не знаю, как. Я сейчас ничего не заню, не понимаю, - я сейчас люблю Илью. Не медленно, не быстро, - так, как надо. Ритм. Блин, не могу больше я ему в глаза смотреть… кончу ведь… подольше хочется… Надо же, ведь первый раз у меня, и всё так по-настоящему, - и с кем? С Ильёй. С самым любим на свете человеком, - Сладкоежка, спасибо тебе. Это ты ради меня ушёл, и я уверен, что ты ушёл не в пустоту, тебя встречают там, куда ты ушёл, и я даже знаю, кто. Илья «Ил-2» Ласочев. Ты имеешь право его так называть, «Ил-2», ведь через столь многое вы с ним прошли в ТЕХ горах. У вас там, куда ты ушёл, Сладкоежка, новая жизнь, и кто знает, - лишь Боги, - я тоже там вас встречу, я же теперь с вами…
Нет, и на грудь Илье я не могу смотреть, - могу, то есть, но такая она у него… даже когда лежит Илья, она у него рельефная, и твёрдая, и мягкая, и капельки пота… в глаза ему… сейчас… нет, медленней… Да по фигу, всё равно… а-а… м-м… А-а-а… О-ох-х-х, И-ил… вау… нет, Илюха не любит, когда «вау», или «йес», - ух, ты-ы… ух, ты… ха, а интересно как, мой член сам выскользнул, прикольно так, и приятно… Вау! - всё-таки, вау!
- Илюша, кайф, вау…
- Вау. Вай мэ, вау…
- Ну, а что? Ведь если «вау»!
- Тогда «вау». Но я терпеть не…
- Илья, а вот скажи, ты как вот думаешь, мы ругаться будем? Мы с тобой?
- Вау! Ещё как! Вау и вау! До самозабвения, до драки, а Славян встревать будет всю дорогу, разнимать нас, и получать при этом по запару, а потом мириться будем, раны друг дружке, все втроём, зашивать будем, хм, дырки штопать, - но ткань любви эти заплатки только украшают… хм, снова: love patchwork…
- Ля-ля, фа-фа, все такие полиглоты, я погляжу, все такие… За-ши-бись… Воще, супер, это такой кайф, это же супертема… Знаешь, Ил, я ведь так человеком выросту, не уродом, каким-нибудь, зашуганым, потому что Любовь в себе задавил, как грязное что-то, как крысу, - я с тобой вырасту человеком, Ил… А вот ещё скажи, а вот если покурить мне, - тоже до драки? А ты чем меня тогда будешь бить, шомполом? Я за то, чтобы подушки использовать…
- Ха-ха. И ещё раз: ха. Шомпол, надо же! Курить хочешь?.. Давай, пусти меня, я сигареты достану. Вместе и покурим…
- Так! Первая моя победа! И, заметь, Илюшка, без шомполов обошлось, без подушек даж… Это кто, а?
- Ох, ты ж! Славка, не иначе…
Ну, а кто ж ещё! Скребётся в дверь к нам в спальню, поганец. Так, одеяло, ч-чёрт… так, и голову под него засуну… вот поганец ведь, неймётся ему… Илья открывает дверь спальни, шипит чего-то на Славяна в щелочку, - я сам из-под одеяла, в щелочку… И смешно мне, - не могу! Вот ведь Ласточка, вот неугомонный! А всё-таки, - неудобно. Поганец, одно слово…
***
Пацаны, - Славка и Севка, - на цыпочках, похихикивая шёпотком, пружинно подскакивая на длинных прямых, стройных, точно у чистокровных жеребят ножках, оглядываясь в полусумраке холла, толкаясь и щиплясь, мимо гостиной и столовой, лёгкими тенями древних Богов Удовольствия и Шкодливости скользят в кухню, - почему же на цыпочках, почему шёпотом они хихикают, никто же им не мешает, - Ил сидит у себя в спальне, дым у него из ушей идёт от злости на сына, который стырил у Ила Севку, - убить, поганца! - Дэн, которому завтра рано вставать на консультацию по русскому, спит, умаявшись с неугомонным Ласточкой, кончив с ним дважды, и дав кончить дважды Славке, больше в доме никого, - чего же шёпотом и на цыпочках? Ну, во-первых: ночь, всё-таки. Дэн дрыхнет, всё-таки, - это во-вторых. Ну, а в-третьих… Они пацаны, - это в-третьих, в-пятых, десятых… Одному вот-вот, через неделю, будет четырнадцать, другому, - он значительно старше! - месяц назад исполнилось пятнадцать, - пацаны, короче. Пацаны… Вот и на цыпочках, и шёпотком, оттого и хихикают, и толкаются, и щипаются, и Севке прикольно больше, нежели жаль, что Ласточка оторвал его от Ильи, - пусть тот позлится, полезно, - но! Недолго, - и позлится пусть недолго, и сам Севка тоже с Ласточкой долго не намерен вошкаться, - и вообще, что за дела такие у поганца? На кухне, среди ночи? Интересно… Вот, а Илья пусть позлится, - полезно, полезно! И кайф ведь, - Славян скажет, чего хотел, и сразу обратно Севка! К своему навсегда, - злому, шипящему, с дымом из ушей, - к Илье, и под одеяло, - и, хихикая, - жарко ведь! - тут же наружу, и… И они дибидахнуться! Теперь уж совсем до конца, чтобы Илья Севку тоже…
И ведь как красивы эти два пацана, Славка и Севка… Оба тонкие, в меру рослые, - пока одного роста, но ясно, что скоро совсем Славка Севку перегонит, - длинноногие, резкие, тонкие, гибкие… Славка ярче, всё-таки. Севкина красота помягче, это красота лёгкого майского дня в горах, - в ЭТИХ горах, мирных, спокойных, древних, не очень любящих яркость, и ещё это красота степи, седого ковыля, качающегося волнами по степи под мудрым древним ветром, напитавшимся мудрости над могилами родителей и соплеменников самого Заратустры… А Славка… Его красота, - резкая, яркая, броская, - до боли в глазах, - красота зари в ТЕХ горах, сильных, молодых, с вечными снегами на своих вершинах. С запахами молодого вина, цитрусовых в долинах, с громом своих лавин, треском камнепадов, с ливнями и грозами, повидав которые, не забыть… И вспоминать лишь, с ясной, яркой радостью, что это всё есть в ТЕХ горах, и очень многое там осталось, очень, - но главное всегда впереди…
Но вот они на кухне, оба два, Севке уже не терпится назад, в спальню к Илу, а Славка почему-то вдруг делается тихим-тихим, и смотрит на Севку… так младшие братья, обожающие своих старших, смотрят на них, - младший брат обожающе и просяще смотрит на обожаемого старшего брата, которого сейчас будет просить о важ… о ВАЖНОМ…
- Ну? Славян, только я тебя предупреждаю, я тебя совсем по-настоящему, совсем серьёзно предупреждаю! Если ты какую-нибудь байду замутил, если тебе просто делать нехуй, например!..
- Смолк? Дашь мне сказать? Или в челюсть тебе?
- Так. Вячеслав…
- Севка, я тебя… Севочка-а… Вот, помолчи, это ты у меня… у нас, то есть, - это ты умничка… Севка. Вот ты сказал, что почему, мол, не мы… блядь, заговариваюсь. Короче, Севыч, ты в натуре жалеешь, что мы не братья? Без гонева?
- Больной, да? Славян, я же не дешёвка, стал бы я гнать тебе, да я, вообще, такие слова просто так в жизни бы не сказал! Я же…
- Вот! Я ж и не сомневался!
- Всё? Можно мне в спальню к Илье… к отцу твоему? Теперь?
- Да успеешь! Всё вы с ним успеете. Смотри.
Славка отходит в сторону от обеденного стола, а там, на красивом, древнем, наверное… - да нет, Славка, просто старое, но и, правда, очень красивое блюдо, Ил его на другом конце света купил, тоже, кстати, в горах, те горы помнят слонов Ганнибала, но про это в другой раз… - на нём, на этом красивом, старом и, в общем-то, редком серебряном блюде, лежит Ласточкин нож-хузба, тоже старый, совсем уж редкий, - в ТЕХ горах очень ценился булат, и сломанные шашки и сабли-шамширы, - ведь не сваришь наново, - расходились на ножи… И это именно такой, не дамассковый даже, а настоящего серого булата нож, выделанный из шамшира, сломанного в яростном горячем бою в Ущелье, которое потом, после того, - случившегося давным-давно и памятного доныне и навсегда в ТЕХ горах, - боя, переименовали даже, в память о павших там воинах за свободу «Страны души»…
- Это его мне дядя Олег подарил, этот ножик. Олег «Дед» Задирако. Он вместе с отцом воевал, плечо к плечу, он же Ила и вынес на базу, после… После, короче. Из-за такого ножика Славка Сладкоежка умер. Погиб. И дядя Олег Сладкоежку похоронил, а отца вынес, а этот пацан, Славка, в ТЕХ горах навсегда остался… Замечтался пацан, гранату не заметил на растяжке… о таком вот ноже Сладкоежка мечтал… Красивый ножик, правда?
- Правда… Старый…
- Ну. И серебро, и это вот, рукоять, это рог тура… Быки такие, в лесах они на Кавказе… Вот, Сева, я хочу…
- Что, Слав? Всё, что хочешь. Только я нож не возьму, ладно? А так, - всё, что хочешь.
- Правильно. Я вот что. Мы братья? У меня-то и родителей не было, - теперь и отец есть, и дед Иван, и дядя Женя, и его ещё девушка, ну, я думаю, что они поженятся всё-таки, значит, тётя будет. И племянники будут тогда у меня, - здорово, да?.. А вот брата…
- А мы станем. Славка, я тоже ведь хочу, чтобы мы братьями стали, - вот и станем!
- Да я так думаю, что мы уже… Но надо нам… я не знаю, - знак, какой-то, действие какое-то, чтобы навсегда закрепить… Понял?
- По-онял… Побрататься, да? Суп-пер, Ласточка… Супер, воще, - этим ножом, да? Суп-пер… Славян, ты гений. Гениальный у меня брат. Вау, - что тут скажешь, только «вау» и скажешь!
- Бль… Может тебя просто, замочить тут, - ножом этим? Расчленить, и в холодильник. Я ж серьёзно, гад ты!
- Славка! Да ты чо? Вот же, обиделся! Я же тоже серьёзно… погоди, вот. Я тебя… видишь, как серьёзно. Я тебя люблю, как брата обожаю, и поцеловал, как брата. Давай. Погоди… А Ил? Он же ругаться будет, наверное…
- Наверное! Знаешь, как разорётся! Хоть из дому беги! Прикинь, - да?.. Эт-то такой кайф, тема такая, - это он, может, даже, и выпорет, наконец, - хотя, конечно, вряд ли… м-м, дождёшься, как же… хи-хи… Кайф, короче, - да? А потом остынет, конечно… Ха, Севыч, а ведь, знаешь, ему ведь точно, - хана. Это же если мы с тобой, вдвоём, два брата, - один сын, это я, значит, и он меня любит, ну, как сына, больше всего на свете, а у сына брат, - это вот ты теперь, и тебя он ЛЮБИТ… ну, не как сына, - это ему кранты.
- Ни хрена не понял, - понял, что за-ши-бись! Но. Ласточ… Вячеслав. Я тебе как старший брат говорю, я тебе по-настоящему говорю, - ты бы русским языком занялся бы, что ли, плотнее, вон у Дэна… Всё! Вот же, слова ему… Ля-ля, фа-фа, какие нервные все, все критики не переносят… Молчу, сказал, тише ты, Дэна разбудишь, или Ил примчится, на вопли твои, боевые… Ладно, ладно, никто не вопил. Так. Славка… Погодь, а как? Руку типа? Ну, резать?..
- Ну, типа руку… Севыч, по-моему, руку… Нет! Севка, давай, знаешь, как? Так давай, на груди, ты слева, и я слева, где сердце типа, и прижмёмся… хи-хи, росту одного мы…
- Хи-хи… типа, да… хи-хи, пока одного…Так, Славян, всё, серьёзно давай, это по натуре серьёзное дело… Ты только не тыкай, понял, а то глубоко будет, у тебя и так шрамы вон… от тех сучар… Лезвием так, аккуратненько… Дай я первый, что ли, Вячеслав, горе моё…
- Твоё, твоё… Ваше… Сева-а, но ты всё же… ну, чтобы шрамик остался, это же навсегда, чтобы… понимаешь?.. Ну?..
- С-с-с…
- Больно, что ли?
- Дурак, что ли? Фигня, Славян… Да, чтобы навсегда… это у нас у всех навсегда, я так понимаю… Держи.
- Давай… та-ак… тут, типа… так… с-с… нормально! Ну, нормально, когда любишь кого, то и не больно ни шиша…
- Сто пудов! Я так же думаю, Славка!..
- Севка…
- Давай… прижимайся ко мне…
- Сердце к сердцу… брат…
- Брат…
Всё. Оставим всех этих настоящих людей. Оставим этих двух стоящих ну кухне мальчиков, прямо посредине спокойной кухонной стерильности, которую так бережёт разгильдяй во всём остальном Славка, двух мальчиков, волею Богов ставших братьями, прижавшихся сейчас своими сердцами друг к другу… Оставим Илью Ласочева, за тридцать три года своей жизни столько повидавшего и навидавшегося, понявшего, что не остаётся, никогда не остаётся в горах самое главное в жизни, даже если это и ТЕ горы… Оставим его, нетерпеливо дожидающегося в своей спальне Севку, - и ведь как заявили Славка с Севкой, поганцы: мол, не лезь к нам на кухню, дело у нас, важное, мы, мол, по-быстрому! - вот Ил и не лезет к ним, и нетерпеливо ждёт, и думает, что пора, наконец, уже Славку выпороть всё-таки, что ли, - да куда там, - и раньше не собрался, - нет, всё-таки надо было! - а теперь Севка за Славку горой, а на Банном дед Иван, который за Славку горой был всегда, изначально, и какое тут «выпороть», ладно бы самого не выпороли, пацаны мои, любимые, зелено-сероглазые… И Дениса оставим, спящего в Славкиной комнате, на этом самом… а, да, - ложе, - ведь ему снится тоже, про важное, - что это он спасает маленького Ласточку от тех уродов, которые его в Уфе… Пока лишь снится, но если придёт его черёд, - нет, конечно, Боги не допустят, - но если! Он тогда… и не будет, как Илья Иванович, - не будет рассуждать, что, мол, нехорошо при мальчишке убивать людей, даже если эти… люди? - нелюди! - даже если они, нелюди эти, этого мальчишку мучили, - Денис рассуждать не станет, ведь это будут ЕГО горы, это его мальчишки, - Денис готов за Ласточку, за всех Ласточек, Сладкоежек, тысяч других, чуть лучших, худших самую малость, - за них… чтобы их никто не мучил, готов семнадцатилетний Денис «Дэн» Байков на куски рвать всяких… «всяких», - и при чём здесь, смотрит ли на это мальчишка? - ведь именно мальчишки всё понимают, и они судят, и пусть их суд тяжёл, - но только суд Ласточек и Сладкоежек справедлив…
Оставим этих настоящих людей, им хорошо сейчас… Создать свой Мир, - это ли не дело для настоящих людей? Это ли не… Мир… Да. У каждого свой Мир, и каждый при очередном переходе, именуемом смертью, попадает в тот Мир, который выбрал. Или в который поверил. Или… разумеется, - и это не ново, как и сами Миры, - и тот, кто создал свой Мир, свой, подходящий для тысяч и миллионов… Севок, Славок, Денисок, Егорок, Пашек, - для всех, кто рад такому Миру, кто сочтёт его справедливым… для Илюшек, конечно же… Но это потом. А здесь и сейчас? Что делать вот с этим Миром? А это уж здесь и сейчас и решать, - Илье Ласочеву, Денису Байкову, Севке, Славке… И нам, если мы с этими людьми. Я с ними. Вы?
©Илья Игнатьев (Ил-Geers), 19 - 31 мая 2007, Магнитогорск
