"Твой Малыш растет не по годам,
И уже читает по слогам.
Озорной и добрый мальчуган - твой Малыш.
И когда с ним за руку идешь,
То счастливей в мире не найдешь.
Мог бы на меня он быть похож - Твой Малыш"
Из песни.
(А Вы, небось, подумали, что это я написал, а?)

"Now I'm crazy for your love
I can't believed, I'm crazy for your love"
(Опять не мое. Это, кажется, Рики Мартин).

Только не надо, Господа, поправлять меня, пожалуйста!

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

Я не хуже Вашего знаю, что правильно писать "Малыш и Карлсон, который...", а не наоборот. Но, по крайней мере для меня, все в жизни перемешалось и перевернулось вверх дном. И теперь я не совсем уверен, что Ваш вариант названия всем известной книги тоже правильный...

Я уже говорил, что Карлсоны бывают разные. Так вот, с Малышами дело обстоит точно также, если не хуже. Я на своем веку повидал многих детей возраста от и до. И даже тех детей, которым уже за...

В отличие от них, Карлсоны всегда находятся в возрасте "самого расцвета сил". И различить их можно только по характеру и поведению. У каждого ребенка есть свой Карлсон. Но, вот беда, не у всех Карлсонов есть свой Малыш. Поверьте мне на слово, пожалуйста, что Карлсоны способны страдать из-за этого не менее сильно, чем Вы из-за отсутствия счастья в жизни.

Но, все же, и на улицах Карлсонов случаются праздники...

***

Я остался один. Вот уж пару лет, как умерла моя мать. С отцом знаком только по фотографиям. Его уже тоже нет в живых.

После Чернобыльской аварии на Украине стали закрываться один за другим летние лагеря отдыха для детей. Сначала из-за радиации, после из-за отсутствия денег у предприятий на их восстановление и содержание.

Так я остался без работы, которой отдал почти два десятка лет своей жизни.

Я люблю, нет - обожаю детей. И ко всем ним отношусь с одинаковым уважением, с отцовской любовью, которой мне в жизни не досталось ни капельки.

Теперь я лишился и этого. В оставшихся лагерях хватало своих работников.

И если бы не друзья, то и мне (лишенному возможности общения с детьми) можно было бы отправиться в мир иной, вслед за родителями.

В наследство от матери мне достался небольшой, но достаточно уютный домик на шести сотках земли в дачном поселке, не очень далеко от областного центра, в котором я живу.

Работая в детском оздоровительном лагере, я почти круглый год находился в лесу. Вернувшись в город, понял, что не протяну долго в этом каменном мешке. И, поскольку дачный домик обладал всем необходимым, я с ранней весны до поздней осени жил на даче.

Благо, моя новая работа в небольшой фирме позволяла появляться на ней время от времени, отдавать выполненное задание, получать новое и катиться, ко всем чертям, обратно на свою дачу. Правда, иногда приходилось уезжать в город на несколько дней. Из-за этого я лютой ненавистью ненавидел свою мобилку. И, всякий раз, когда она подавала голос, готов был отдать ее на растерзание соседской собаке, Или со всей силы размочалить ее обо что-нибудь твердое. Но теперь, пожалуй, это был единственный раздражитель, способный довести меня до белого каления. А обойтись без него я не мог - за мою работу, которую я всегда выполнял аккуратно и в срок, мне платили, и хорошо платили.

Мой десктоп был еще одной моей слабостью. Именно он помогал мне выполнять работу. А в минуты досуга, развлекал меня фильмами а, в основном музыкой. играл я на нем редко - мне до ужаса надоели все эти бродилки, стрелялки, плевалки и прочее... А вот музыку... я мог слушать и слушать... Слушал, когда выполнял свою работу, когда копошился по хозяйству, когда готовил еду и, потом, поглощал ее, когда ехал в город и обратно на своем "кабриолете". Не знаю, почему я дал своим стареньким "Жигулям" такое громкое название.

Вообще, к вещам я относился без фанатизма, но с уважением. Ибо они помогали мне, обслуживали меня. Ну, разве что, мобилка... Да ну ее...

Десктоп позволял мне держать много музыки. Я покупал диски, мне друзья записывали болванки. Этого добра у меня было много.

И еще я очень люблю рассматривать картинки, фото. Удобно устраиваюсь перед десктопом, запускаю музыку, запускаю слайд-шоу. И наслаждаюсь, меняющимися передо мною видами моря, гор, лесов, водопадов, островов, подводного мира, звездных галактик, животных, птиц...

Есть много сканированных фото из лагеря, где я работал. Но, в последнее время я гляжу на них все реже и реже. Потому, что как только на экране появляются эти милые и озорные лики будущего, к горлу подкатывается комок и я отворачиваюсь от экрана.

В общем, я все больше и больше ощущал себя одичавшим, заброшенным Карлсоном.

И кто его знает, что бы со мною стало, если бы не мои друзья. Только благодаря им я перенес смерть моей матери. Благодаря им я имел работу, которая давала мне возможность безбедно, и я бы сказал - по человечески жить. И только благодаря им я не дичал окончательно - летом, каждые выходные они приезжали ко мне и устраивали настоящий бедлам. И я был рад этим наездам, более того, я готовился к ним. Каждую пятницу я отправлялся за новым заданием на фирму и завозил домой провизии на приличную компанию. Друзья иногда приезжали ко мне с женами и детьми.

В моем домике была гостевая комната, но там стояло только две кровати, на них спали женщины. Все остальные располагались на полу и на диване в моем кабинете-спальне. Я же в хорошую погоду спал на веранде. А в плохую - в общем "человекоповале".

Еще одно живое существо радовалось приезду моих друзей - соседский бобик. Их приближение он чувствовал за версту, и оглашая окрестности радостным громким лаем, стремглав бросался на встречу приближающимся машинам. Его радость была до безобразия меркантильна. Он предвкушал грандиозное чревоугодие разными благословенными остатками с нашего стола. Или хозяева его не кормили, или он наедался впрок на зиму. Я так и не понял.

Да! Совсем забыл рассказать еще об одной особенности моего домика. Это - чердак. А точнее, то, что в нем находилось.

С самого детства меня манили к себе звезды. Поскольку на космонавта я абсолютно не тянул (хотя всегда мечтал отправиться в далекое космическое путешествие), то решил приблизить к себе звезды с помощью небольшого телескопа и совсем простенько оборудованной "обсерватории" на чердаке.

В этом году мои друзья "убили" меня наповал, подарив мне на день рождения... бассейн!

Я, как мог, отбрыкивался от подарка, мотивируя это тем, что: "это же очень дорогая штуковина". Они не принимали никаких аргументов. И мне стоило больших усилий уговорить их взять хотя бы часть суммы.

- Да, что ты так волнуешься? - Юрка похлопал меня по плечу. - Ты, наивный, думаешь это мы тебе подарили бассейн? Это мы себе подарили бассейн. Сам знаешь, для городской квартиры он немного великоват...

Господи! Благослови моих друзей!

***

Начало июня. Выполняю "домашнее задание" фирмы. Работа не то, чтобы не клеилась, но продвигалась как-то вяло.

Небо добротно "заправлено" взбитыми сливками облаков, между которыми пробивается синева и лучики солнца.

Довожу работу до промежуточного результата, и не выдерживаю. Выключаю компьютер, сладко потягиваюсь... На кухне выпиваю холодненького кваску. Хватаю свою любимую дорожную палку, и отправляюсь в путь.

Лес - еще одно место на Земле, где я чувствую себя в совершеннейшей нирване. Каждый раз, приходя в лес, я здороваюсь с ним и его обитателями. Лес отвечает мне шуршанием сосен и птичьим щебетанием. Это просто чудо какое-то. Осторожно, чтобы не спугнуть лесную живность, занятую своими делами, продвигаюсь по тропинкам. Мысленно или вслух приветствую каждый кустик, каждое деревцо. Разговаривая с соснами, все дальше продвигаюсь на мое заветное место. В глубине леса, среди благородных, несколько высокомерных сосен раскинулся небольшой березовый "зал". Березки побольше напоминали мраморные изящные колонны. Поменьше - красавиц, пришедших на бал.

А в центре, не известно каким чудом попавшая сюда, росла невысокая сосенка. От ствола, ниже сломанной верхушки, почти у самой земли, изгибаясь в разные стороны, вверх тянулось несколько ветвей. Это внешне очень напоминало королевский трон, отчего вся картина становилась еще более сказочной.

Не было случая, чтобы я, придя в лес, не навестил лесных красавиц, и не притронулся рукой к сосновому трону. Под солнечными лучами Березовый зал светился, как самая яркая звезда на небе.

К сожалению, я не обладаю достаточными способностями, чтобы описать всю красоту этого зрелища.

Прямо за березовым "залом" начинались заросли дикой малины. А еще чуть дальше расположилась полянка, обрамленная кустарником, с двумя-тремя "проходами". Тут я, по всем правилам безопасности, оборудовал костровое место. Пару сосновых бревен служили скамейками, а широкий пень - столом.

Хотя все это находилось недалеко от поселка, но я почти никогда не видел, чтобы тут кто - то ходил. Разве, только мы с друзьями иногда устраивали здесь пикник с шашлыками.

И вот, не успев обойти заросли малинника, я обнаруживаю, что на поляне кто-то есть. В одном из проходов к полянке промелькнуло что-то зеленовато-голубое. Сориентировавшись в обстановке, стараясь не шуметь, подкрадываюсь к бреши в зарослях, осторожно заглядываю в нее... Перед столом - пнем стоит совсем юный... эльф... протираю глаза - эльф не исчезает. Светлые, слегка вьющиеся на концах волосы, ниспадая почти скрывали от меня его лицо. Я определил для себя, что ему не больше десяти лет.

Признаться, я мог бы ожидать увидеть здесь кого угодно, но только не этого незнакомого мальчишку, в зеленых шортах и рубашке - "разлетайке" светло - синего цвета.

Я, словно завороженный, смотрю, не в силах оторвать от него глаз. А он, не замечая меня, возится с разными веточками и стебельками, составляя из них букет. Сложит, затем, снова разбросает его на пне, и опять складывает. Видимо, у него не получается то, что хочется.

Что-то меня отвлекло. И, пока я выясняю, что же именно, мальчишка исчезает. Прямо растворяется в воздухе. Покинув свое укрытие, я ошалело оглядываю внезапно опустевшую полянку. Но так и не могу выяснить, куда же он подевался.

Наваждение. Почудилось. Надо сказать, что приходя сюда, я часто вспоминаю пионерский лагерь и туристические походы, которые очень любил. Костер, гитара, печеная картошка, звездное небо над головой всегда манили меня.

Я уже почти смиряюсь с тем, что мальчик мне пригрезился из-за моих воспоминаний, как вдруг, кто-то касается моей руки, и у меня за спиной гремит: "Ага! Попались!!!".

От неожиданности, я чуть не "ухожу" в небо, как у незадачливого футболиста "свечой" уходит в небо мяч.

После секундного замешательства разворачиваюсь, готовый, по крайней мере, искусать того, кому, что скрывать, удалось напугать меня. Но могу только, почти шепотом произнести: "Ты чего кричишь? В лесу кричать нельзя! " Я так тихо говорю это, что сам с трудом разбираю, о чем я его спросил...

Передо мной стоит юный эльф с букетиком в руках. На его лице сияет ослепительная улыбка. Я невольно зажмуриваюсь.

- А за кем вы следили?

Упс! Надо же - вроде с цветочками возится, а сам - все видит, что по сторонам делается...

- За тобой, - честно признаюсь я.

- Зачем? - Удивляется мальчик.

- Просто... Я тебя раньше тут никогда не видел.

- А вы тут часто бываете?

- Да. Это мое самое любимое место в лесу. Тебя как звать-то?

- Леха.

Ишь ты...

- Алексей, значит?

Мальчик Кивнул.

Надо же, малыш! Нет, тут что-то не так! Такого не бывает! Это же к Малышам обычно прилетает Карлсон, а не наоборот... Стоп! Причем здесь Карлсон? А при том, что ты и есть всеми забытый (кроме своих друзей, разумеется) Карлсон. Разве не так?

И вдруг мне стало ясно, что я страшно соскучился по детям.

Господи,неужели это твоих рук дело?

Пока я размышляю над всем этим, Малыш усаживается на одну из бревен-скамеек и снова принимается перебирать свой букетик.

- Леха, откуда же ты тут взялся? - Спрашиваю я, подсаживаясь к нему.

- А мы с мамой приехали на лето отдыхать.

- И этот великолепный букет предназначается для нее? - Я пробую повторить Лешкину улыбку. Подозреваю, что без особого успеха.

Малыш утвердительно кивает и его щеки слегка зарделись.

- Счастливица твоя мама.

Лехино личико омрачается, самую малость. Но я замечаю эту перемену, и спешу перевести разговор на другую тему:

- А ты не боишься один в лесу?

- А кого тут боятся?

Действительно, кого? И, все-таки...

- Меня, например...

- А вы разве злой? - Леха внимательно смотрит мне в глаза.

Действительно... Чего это я? Какой, однако, забавный мальчишка...

- А вас как зовут?

- Карлсон.

- Как?!

Чего уж там, ответ и для меня стал полной неожиданностью.

- Карлсон... - Повторяю уже не так уверенно.

- Карлсон, - ослепительно улыбается Малыш. И лес по-прежнему освещается двумя солнышками. Одним, как и полагается в небе, другим - рядом со мной. - Карлсон, который живет в домике возле бассейна?

У - пы - сы! Да, да! Именно "У - пы - сы!". А не какое-нибудь там "Упс!", "Oops!" или "Вау!"

- Откуда ты знаешь, что с бассейном?

- А я видел вас там несколько раз.

Странно, как же это я тебя не заприметил?

- Следил? - Слегка прищуриваюсь.

- Не-а. Проходил мимо, увидел бассейн... И мне стало интересно.

- Что же не зашел тогда?

Леха пожал плечами. По крайней мере теперь было понятно, почему он меня не боялся.

- Ой! - Спохватывается вдруг мальчик. - Мне пора уже. А то мама будет волноваться.

Мы выходим на тропинку и направляемся в сторону поселка.

- Подожди минуточку, - прошу я мальчика, проходя мимо березового зала. Подойдя к сосне, я легонько касаюсь ее ветки, говорю: "До свиданья." Потом киваю березкам и присоединяюсь к Леше.

- Что это вы там такое делали? - Смотрит на меня с любопытством мальчишка.

Не надо думать, что я решил повыпендриваться перед своим новым знакомым. Ничего подобного! Но наша с ним встреча абсолютно не повод, чтобы нарушать собственный ритуал посещения леса. Мои друзья давно привыкли к этому и не обращали внимания.

- Ничего особенного. Просто попрощался с одной знакомой сосенкой...

Леха внимательно посмотрел на меня, но ничего не сказал. Я же, не изменяя освященной временем традиции, прощаюсь с лесом. Желаю ему и его обитателям благополучия, благодарю его за чистый воздух и щебет птиц, обещаю вскоре снова прийти в гости. Проделываю все это мысленно, чтобы Малыш не подумал, будто бы Карлсон, который живет в домике возле бассейна, слегка тронутый.

Мы входим в лесные ворота поселка и, почти сразу, попрощавшись, Леха исчезает в одном из переулков. И только дома я соображаю, что не спросил, где поселился Леха с мамой.

Наш дачный поселок был достаточно велик. Неширокие улочки пересекаясь между собой, соединяются переулками. Некоторые упираются в тупик. Несколько улиц выходит на трассу, а две - к лесу.

Улица, на которой располагалась моя дача, начиналась у самой трассы и заканчивалась тупиком из заборов дач. Моя дача стояла ближе к тупику. Для того, чтобы попасть в лес, нужно было дойти до тупика, затем, через еле приметную тропинку между двумя дачами перейти на улицу, которая и вела прямиком к лесу.

Опытные дачники - старожилы легко могли пройти в любую часть поселка самым коротким путем, используя лазы, бреши, тропинки.

Хоть я и заметил в какой переулок свернул Лешка, это совсем не означало, что их дом стоял именно в нем.

А Леха, похоже, шустрый парень. Наверное, уже весь поселок обследовал?

Вернувшись домой, я занялся своей работой и встреча в лесу осталась в моей памяти просто ярким событием дня.

***

Я сижу, развалившись в шезлонге, возле своего бассейна. Из окна дачи доносятся "старания" WinAmpa. Из крана журчит вода, наполняя бассейн. А я сижу с закрытыми глазами, вслушиваюсь во все эти звуки и представляю себя на пляже фешенебельного курорта.

Должен заметить, если у вас развито воображение, то это, пожалуй, самый дешевый способ отдохнуть с шиком.

Увлеченный своими фантазиями, я не сразу обращаю внимание на движение за сеткой забора, вдоль которого росли кусты крыжовника и черной смородины. Приглядевшись, узнаю зеленые шорты и синюю рубашку моего вчерашнего знакомца.

- Внимание! Внимание! Возле дачи обнаружен неопознанный субъект! Всем системам безопасности перейти на особый режим!

И откуда только мне в голову пришел весь этот бред? Я опускаю сложенные рупором руки и жду дальнейших событий...

Мелькание за забором прекратились. Я уже было подумал, что пацаненок убежал, когда в просвете между двух кустов смородины появилась его мордашка с широко раскрытыми глазами, обрамленная слегка вьющимися волосами. Я еле сдерживаюсь от смеха.

- Ты кого там караулишь? - Весело спрашиваю я. - Заходи в гости, чего за забором торчать? - Я искренне радуюсь его приходу.

Малыш открывает калитку и с опаской входит во двор. Я опять еле удерживаюсь от смеха.

- Не такой он уже и смелый, - думаю я и тут же сам себя одергиваю. - Дурак! Напугал мальчишку и радуешься! А если бы он и в самом деле убежал? Карлсон хренов!

Малыш тем временем заглядывает в окно, привлеченный музыкой.

- Нравится?

Малыш утвердительно кивает головой. Я улыбаюсь. Леха садится на скамейку против меня. Мы рассматриваем друг друга. Ни он, ни я не знаем, что же дальше.

Мне хочется спросить его, где он живет. Но, наверное, это сейчас не очень к месту. Похоже, он тоже хочет что-то сказать, но не решается... Мы опять сидим, любуясь друг другом... Я не уверен, любуется ли мною Леха, зато я им - точно. Причем, чем дальше, тем больше... До неприличия. Видимо, это его совсем не смущает. Пользуясь этим, я внаглую рассматриваю его и понимаю, что раньше ничего подобного не видел.

Я вряд ли сумею описать его внешность простыми, доходчивыми словами. Сложными - тем более ничего не получится. Про слегка вьющиеся светлые волосы я уже говорил. Про его необыкновенную улыбку - тоже... Лицо широкое, но не луноподобное. Овальность ему придает подбородок, подчеркнутый скулами. Уши чуть-чуть, ну самую малость, оттопыренные. Нос прямой, чуть приплюснутый, со слегка вздернутым кончиком. Глаза карие, почти все время улыбающиеся. Правильной формы рот, с тонкими губами, и ослепительно белыми, красивыми зубами. Фигура... Так... Тут без ассоциаций, пожалуй, не обойтись. Вы видели Шварца или Сталлонэ? Так вот Малыш - они в миниатюре. Грубо говоря - заготовка Шварца или Сталлонэ. Между полами расстегнутой разлетайки виднеются четко очерченная грудь и ровные ряды "грядок" пресса. Грядок... Что за идиотское сравнение? Дачник - что с меня взять?

Неожиданно, меня охватывает желание прикоснуться к нему. Я, изо всех сил, противлюсь ему. Откуда это? Никогда раньше такого не бывало.

Леха поднимает с земли веточку и теребит ее пальцами. Слава Богу, тема для разговора найдена.

- А что, понравился твоей маме букет? - Спрашиваю.

Леха утвердительно кивает головой. Я забрасываю его вопрос за вопросом. А какие цветы нравятся его маме? А какие цветы любит он? А часто ли они с мамой бывают в лесу? Вопросы сыплются из меня, как из рога изобилия. Я постепенно успокаиваюсь, что меня несказанно радует.

А вот Леха, похоже, слегка очумел от этого "допроса"...

- Карлсон! - Останавливает он мое словоизлияние. - А можно мне в твоем бассейне поплавать немного?

Очередной вопрос зависает на моем языке. Я смотрю на почти заполненный бассейн, потом на Малыша. Я опасаюсь, что перспектива увидеть Леху в одних трусах уже не сдержит меня от...

- Так вода же еще не прогрелась. Простудишься, не дай Бог. Твоя мама меня отшлепает за это.

- Да, нет же! - Малыш заливается жизнерадостным смехом. - Не простужусь - я закаленный.

Я неприклонен в "борьбе" за его здоровье. На самом же деле, причина совсем в другом...

Малыш заметно разочарован. И тут меня посещает мысль. Просто гениальная идея.

- Вот что! Приходи-ка ты завтра сюда часиков в десять.

В глазах Лехи загораются искорки любопытства.

- А что будет?

- Приходи, увидишь!

***

- Ну, я так не играю! - Карлсон сидит в шезлонге, с надутыми от обиды губами. - Выходит, что Малышу нужен мой бассейн, а не я сам... Я так не играю! - Его брови еще больше насупились, а подбородок предательский подрагивает.

- Да ладно тебе, - утешаю Карлсона. - Чего ты ожидал? Что он бросится тебе на шею и станет целовать твои пухленькие щечки...

О, мой Бог! Что это я опять? Никак - заболел. Температуры вроде бы нет...

- А ты, жадина такая, - не унимался Карлсон, - мог бы разрешить ему разок окунуться.

- Никакая я не жадина...

Только, разве Карлсон поймет меня...

- Ладно! Хватит валяться в шезлонге. Пора готовиться к завтрашнему дураковалянию, а уже темнеет.

Что-что, а дураковаляние - любимое занятие Карлсона. Обида моментально исчезает с его физиономии, а глаза сверкают озорством и лукавством.

Я тружусь до поздней ночи. Вырезаю, клею, крашу. Карлсон носится вокруг меня и больше отвлекает, чем помогает. То ножницы куда-то заденет, то наставит клякс, где не надо. Но я мало обращаю на это внимания - во мне самом бурлит желание перевернуть все вверх дном.

Я вспоминаю свою работу в детском лагере отдыха, Мне всегда хотелось чем - нибудь удивить ребят, но не всегда это удавалось. А завтра я не имел права ударить в грязь лицом. Поэтому продумываю сценарий завтрашнего действа до мельчайших подробностей.

***

Да! Да!! Да!!! Я смог!!! Я доказал Малышу, что на моей даче, кроме бассейна, есть еще что-то, вернее - кто-то, заслуживающий его внимания! И пусть это не были крутые разборки с бандитами, и я никого не спасал, рискуя собственной жизнью, не перекатывал супербицепсы с одной руки на другую - в глазах Малыша я видел восторг и удивление, растекающиеся бальзамом в моей душе.

Он пришел в десять.

- Карлсон! Я пришел! - Кричит Малыш у калитки.

- Иди к бассейну и подожди меня там, - отвечаю ему из окна.

А сам, сделав погромче музыку, направляюсь в комнату для гостей. Через окошко выбираюсь из дома. За кустами малинника, росшего вдоль границы участка, пробираюсь с другой стороны к бассейну.

Через несколько минут перед изумленным Лешкой предстает не кто иной, как сам Карлсон собственной персоной, с большой пуговицей на штанах, с пропеллером за спиной. Правда, это был не простой Карлсон, а Карлсон с большим трезубцем. Ибо сейчас он, дуракаваляя, изображал из себя владыку морей и океанов - Нептуна.

Ну и попотел Малыш, выполняя различные задания Карлсона - Нептуна. Сами понимаете, иной раз от одного Карлсона спасу нет, а тут еще и Нептун.

Наконец, Карлсон "ухайдокался" от собственного дураковаляния и, еле переводя дыхание, милостиво разрешает Малышу забраться в бассейн.

Соседский пес просто заходится от лая, изнывая от любопытства. Но ему так и не удается попасть на этот чудесный праздник. Некому было открыть калитку - все же были заняты.

Карлсон плюхается в шезлонг, чтобы немного отдохнуть. А Малыш "бушует" в бассейне, поднимая фонтаны брызг и окатывая ими с ног до головы уставшего Карлсона. Вымокший до нитки, с размокшей пуговицей и помятым пропеллером, Карлсон вываливается из шезлонга и отправляется в дом переодеваться.

Тут я вспоминаю, что на чердаке-обсерватории у меня лежит цифровой аппарат, который я одолжил у приятеля, чтобы сделать несколько снимков звездного неба. По лестнице в коридоре взбираюсь на чердак. В ящике стола нахожу аппарат. Смотрю в окошко. Крона яблони перекрывает бассейн, в котором плещется Малыш. Меня это совсем не устраивает. Я спускаюсь с чердака. Осторожно выглядываю из дверей домика. Обзор с этой точки значительно лучше. Я делаю несколько снимков. Мне удается заснять Малыша в полный рост. Он настолько увлечен, что не замечает меня.

- Карлсон! Ты где?

Я, как ужаленный, отскакиваю от дверей и вбегаю в комнату.

- Иду! Сейчас иду! - Кричу я оттуда. Прячу фотоаппарат в рабочий стол. Стаскиваю с себя мокрую одежду, надеваю шорты и выхожу во двор.

Теперь Малыш лежит в шезлонге, а я сижу напротив на скамейке. Малыш жмурится на солнце, а я исподтишка рассматриваю его и очень жалею, что не взял сюда фотоаппарат.

Впоследствии я страшно ругал себя за это. Подумаешь - ну сделал пару снимков. Что тут такого? Но так я думал потом. А в тот момент мне не хотелось чтобы Малыш знал, что я его фотографировал. Меня и так снедали доселе неведомые ощущения.

- Теперь я знаю - ты настоящий Карлсон! - Сказал Малыш, прощаясь у калитки. - Спасибо тебе! Большое спасибо!

- Спокойствие, только спокойствие! - Отвечает Карлсон, стараясь подольше задержать в своей руке ладошку Малыша. - Дураковаляние - дело житейское. А я самый лучший дураковалятель в мире! Ты же знаешь.

- Карлсон, а можно я еще к тебе приду в гости?

- Господи! Да хоть живи здесь! - Чуть не вырывается у Карлсона, но он спокойно отвечает. - Конечно же! Дело-то житейское! Только, завтра меня не будет. Я должен в город съездить.

Он делает неимоверное усилие над собой, чтобы не поцеловать Малыша, но Малыш сам приближается к Карлсону, чмокает его в щеку и, не оборачиваясь, торопливым шагом идет прочь.

Я сижу в кресле и рассматриваю фотографии Малыша на экране своего десктопа.

- Ну что, доволен сегодняшним днем?

- О! У! - Карлсон носится вокруг меня, все время держась одной рукой за щеку в которую его поцеловали.

А я смотрю на монитор и все яснее понимаю, что со мной происходит...

***

Через день произошло событие, причину которого я понял значительно позже.

Накануне ездил в город сдавать работу на фирму. Затем закупил продуктов. В субботу мои друзья собирались наведаться ко мне. У нас намечалось "официальное" открытие купального сезона.

И вот, слышу радостный заливистый лай соседского барбоса - верный признак приближения моих гостей.

Подкинув немного угля в мангал, выхожу на улицу, встречать, как добропорядочный хозяин, колонну из двух машин, эскортируемую соседским псом, готовым из шкуры выскочить от переполняемых его чувств.

Беру под козырек. Машины проносятся мимо меня. Они едут в конец улицы чтобы там, в тупике развернуться в обратную сторону.

Вот машины останавливаются возле моего дома. Барбос, по инерции, какое - то время еще бежит, наматывая круги возле машин. Наконец, замирает, словно вкопанный, но его хвост продолжает вилять с такой скоростью, что я опасаюсь, как бы он не взлетел.

Гости покидают свои транспортные средства. Начинаются "целовалки-обнималки". Барбос срывается с места. Подпрыгивая, старается и свою "небритую" щеку подставить для поцелуя.

Весь этот клубок, переполненный радостными эмоциями, вваливается во двор дачи и направляется к бассейну.

Стол с напитками и наедками помещен в центре бассейна. Вокруг него рассаживается вся честная компания и церемония открытия сезона начинается.

В самый разгар веселья ко мне подходит Юрка.

- Там тебя ждут.

- Где там? - Поднимаю на друга посоловевший от двух литров пива
взгляд.

- У калитки

- У... У ка...

- У калитки. Ну, чего расселся - ждут ведь!

- А кто?

- Пацан какой-то...

- Пацан?.. Какой пацан?!

- А я откуда знаю? Не хочешь - не иди.

- Хочу...

Юрка помогает мне "выковыряться" из бассейна. Я направляюсь к калитке, слегка покачиваясь, словно на волнах.

Возле Юркиной машины стоит... Господи, как я мог забыть?

- Малыш! - Споткнувшись, чуть не падаю под ноги Малыша. - Ой! Извини! Заходи в гости. - Поднимаюсь с колен, и вижу на его лице такое выражение, что моментально трезвею. - Ты чего? Заходи...

Не говоря ни слова, Малыш разворачивается и стремглав бросается прочь.

Настроение у меня портится, но я весь вечер симулирую беззаботность и все такое подобное...

О происшедшем вспоминаю только на следующий день вечером, когда гости, эскортируемые бессменным соседским псом, отправляются домой.

Сижу за компьютером. Из колонок доносится слезоточивая, чуть ли не траурная, музыка. А я смотрю на фото Малыша и пытаюсь разгадать ребус. Что вчера произошло? Вроде бы я ничего не делал и не говорил такого, что могло бы обидеть Леху. Может он кого - то увидал среди моих гостей? Не Юрку - это точно! Иначе, он бы сразу удрал, не дожидаясь меня. Тогда, кого? Детей в бассейне? Но бассейн плохо просматривается от калитки. Да еще с улицы. Но причем тут дети в бассейне? Выходило, что причиной его бегства был, все-таки, я. Чем я мог его обидеть? Тем, что грохнулся на землю, когда споткнулся? Но, в таком случае, обижаться должен был бы я. Нет, странно все это?

Я так и не осилил этот ребус.

***

Лешка не пришел ни на следующий день, ни через день... Я регулярно ходил в лес, на место нашей первой встречи, тайно надеясь увидеть его - безрезультатно.

Прошла неделя. Снова приезжали друзья. Глазастый Юрка заметил перемену в моем настроении. Отговорился какой - то чепухой.

Я уже отчаялся его увидеть когда-либо вообще, как вдруг, он появился снова. Я наводил порядок на чердаке и, случайно выглянув в окно, заприметил его.

Леха вышагивает вдоль ограды. Останавливается. Старается что-то разглядеть сквозь щели кустарника. Снова дефилирует по дороге. Подходит к калитке, но зайти не решается.

Я смотрю на весь этот кордебалет из своего укрытия. Выжидаю не известно чего. Карлсон во мне давно уже готов спуститься к Малышу, прямо из чердачного окна. Я же сдерживаю его и себя.

По опыту (да и читал не раз) знаю, что обижаться на детей - пустое дело. Они не всегда могут объяснить причину своих поступков. Потому, что эти причины иной раз для них самих загадка. И если произошло нечто подобное, то взрослый должен не обижаться на ребенка, а помочь ему разобраться в этих причинах.

Когда я понял, что совсем не обижаюсь на Леху, то дал полную свободу действий Карлсону. Он кубарем слетает с чердака.

- Малыш! - Захлебываясь кричит Карлсон, выскакивая из калитки. - Ты что там стоишь? Почему не заходишь в гости?

Леха, немного опешив от неожиданности, через мгновение широко улыбается. Все вокруг озаряется солнечным светом.

Как и ожидалось, Малыш не сказал мне настоящей причины своего поступка. Однако, я понял, что причина была и весьма серьезная для него. Понял это по тому, как он всячески избегал ее называть.

Из опыта. Не всегда нужно требовать от ребенка откровенности. Разве, что у вас есть опасение за его здоровье и благополучие.

Во-первых: нет никакой гарантии, что вы получите эту откровенность. Во-вторых: он, как и любой взрослый, имеет право на свои тайны. В-третьих: если вы его уважаете и любите.

Я не допытывался. Я несказанно радовался тому, что он снова рядом, что я могу с ним говорить, дураковалять... Мы гуляли в лесу, плескались в бассейне, играли с компьютером и т.д. и т.п.

Так мы и проводили лето с Малышом. Он прибегал ко мне утром, после завтрака. Если я был занят работой, он хлюпался в бассейне или возился с чем-нибудь во дворе. Иногда (в плохую погоду) садился и что-то рисовал или читал. Затем бежал домой обедать. После обеда мы идем с ним в лес. Там мы наблюдаем за муравьями, птицами. Играем в игру "Что изменилось?" Выбирается объект. И приходя в лес, пытаемся увидеть, что в нем изменилось с прошлого раза. О чем только мы с Лехой не говорили.

Малыш, в свои (как я выяснил) неполные десять лет, был не погодам рассудителен. Некоторые его суждения ставили меня в тупик. Иногда его взгляд становился задумчивым и грустным. Но, через мгновение, Малыш опять улыбался, как ни в чем не бывало. Я чувствовал - Лешку что-то тревожит. Но расспрашивать не решался.

Середина августа.

Обычно, когда в пятницу я отправлялся в город, Малыш ждал моего возвращения. Он появлялся у калитки в тот самый момент, когда я ставил машину в гараж...

В этот раз меня ожидала молодая женщина. Не знаю почему, но я сразу догадался, кто она.

- Здравствуйте! Вы мама Алеши! - Радостно констатировал я.

- А вы - Карлсон? - Смущенно улыбнулась она.

- Да! Вообще-то, друзья меня зовут Виктором. Но, для Малы... Алеша называет меня Карлсоном. Я совсем не обижаюсь на него, если вы это имеете ввиду.

- Нет, нет! Я хотела бы поговорить с вами, если у вас есть время?

- Конечно же, есть! Проходите, пожалуйста!

Мы заходим в дом. Я провожу ее в комнату.

- Присаживайтесь. Чаю не желаете? Я сейчас, одну секундочку, чайник только поставлю.

Выскакиваю на кухню. Мне очень нужна эта "секундочка". Я почему-то нервничаю. С чего бы это? Зачем она пришла? Познакомиться? Что же тут такого страшного? А, если она пришла сказать, чтобы я отвязался от ее сына? Это - смерть! Лютая и безжалостная. И все же... Господи! Почему мы так страшимся самых простых вещей? Двое: мужчина и мальчишка дружат... Что в этом плохого? Да, это же не ваш мальчишка! Зачем вы его приваживаете к себе? Вон - и бассейн, и компьютер... Да, кто его приваживает? Он сам приходит! Гнать его в зашей что ли? А что вам от него надо? Мне?! Побойтесь Бога! Ничего мне от него не нужно! Так не бывает! Никто ничего просто так не делает! Ну же! Смелее! Отвечайте, что вам нужно от мальчика?! НИЧЕГО!

ВРУ! Сам себе безбожно вру!!! Мне НУЖЕН он, его голос, улыбка, ставящие в тупик, не совсем детские рассуждения. За время общения с ним я снова почувствовал вкус к жизни. Второе дыхание! До этого я существовал потому, что другого выхода у меня не было. Я и работал только для того, чтобы существовать.

Я наливаю в чашки ароматный чай, ставлю на поднос сахарницу, накрываю все это салфеткой, и направляюсь в комнату. Сажусь напротив Лешкиной мамы и жду... Жду приговора.

Она, видимо, тоже волнуется.

- Что-нибудь случилось с Лешей? - Спохватываюсь я.

- Что вы, что вы! - Машет она головой. - С Лешенькой все в порядке!

Я терпеливо жду продолжения.

- Видите ли... Не знаю, прямо, удобно ли?

У меня от волнения начинают подрагивать руки, я даже не решаюсь взять чашку, чтобы не расплескать чай.

- Да вы угощайтесь, пожалуйста. - Я даю ей время собраться с мыслями.

Она благодарно подносит чашку к губам, делает маленький глоток и ставит ее на место.

- Дело в том, что мы с Лешенькой... - Вот оно! Сейчас гильотина опустится на мою грешную голову и... - никого тут не знаем, кроме вас. А у меня складываются обстоятельства так, что я... мне нужно завтра на несколько дней уехать в город. А сына не с кем оставить... Я хотела бы вас попросить... Если это, конечно, вас не стеснит! Нельзя ли, чтобы эти несколько дней Лешенька побыл у вас?

Нет, она не могла увидеть, как двадцати пятитонная глыба соскальзывает с моей души и, проламывая пол, исчезает под домом. В моем теле "легкость образовалась", что, если бы я не держался за стол, то взлетел бы вверх и, чего доброго, мог бы проломать потолок, а там и крышу. Мне и пола с дырой вполне хватает.

- Ради Бога! - Чуть ли не кричу, как иерихонская труба. - Конечно же, можно!

- Я вам деньги оставлю...

- Какие еще деньги?

- Ну... на еду...

- Да у меня этой еды столько, что для нас троих хватит на всю неделю.

Мы выходим во двор. Я провожаю ее до калитки. У дачи стоит Малыш и пристально вглядывается в наши лица, пытаясь определить результаты переговоров.

- Знаете что? - Говорю ей. - Я мог бы вас подбросить до города. Рейсовые автобусы ходят неважно. А мне это совсем нетрудно.

Когда Лешка понял, что остается у меня, он бросился на шею маме.

- Мамулечка! Любимая! Спасибо тебе! Спасибо большое!

Впоследствии я узнал, что именно Малыш был инициатором своего переселения ко мне на эту неделю.

Эти дни я вспоминаю до сих пор. Именно тогда я понял окончательно и бесповоротно, что люблю этого "несносного мальчишку".

На моем... Нет, теперь на нашем любимом месте - на поляне, недалеко от Березового зала, мы с Малышом возвели шикарный шалаш.

Во что мы там только не играли. И в Робинзона Крузо (Пятницей, почему-то, был я), и в, затерявшихся на неведомой планете, астронавтов (командиром корабля, почему-то, был Леха), и в индейцев (а как же без них?) Я, который много времени проработал с детьми, никогда бы не подумал, что способен на такое дураковаляние. Склонен думать, что все это во мне открыл Леха.

Вымотанные "скачками" по лесу, мы возвращались, он к себе, я к себе домой.

После отъезда Лешкиной матери в нашем распорядке дня ничего не поменялось. Разве что Малыш не бегал домой обедать или, вечером, спать. Правда, я еще перенес часть своей работы на "ночную смену". Это давало мне возможность больше времени проводить с Малышом.

На третий день нашего с Малышом "холостякования" произошел забавный случай. Просыпаюсь утром и, разглядывая над головой синее небо, пытаюсь сообразить, когда же это я успел развалить крышу собственной дачи? А, завидя сизоватые струйки дыма, поднимающиеся почти у самых ног, я чуть не вскакиваю с диким воплем "ПОЖАР!".

И только в этот момент до меня доходит, что никто не сносил крышу моей дачи, и никакого пожара нет! Я проснулся в лесу! В бок что-то упирается и нещадно давит под ребра. Я поворачиваю голову...

Рядом, свернувшись калачиком и упираясь в меня головой, спит Малыш. Я обомлеваю! Еще не хватало, что бы он простудился! Августовские ночи это вам не пустыня Сахара в полдень. Чуть отодвигаюсь в сторонку, легонько тормошу Леху за плечо... Он "мычит", но не просыпается. Вспоминаю, что в шалаше лежит старое пикейное одеяло. Беру его и осторожно укрываю Малыша. Он спит. До меня доносится его равномерное дыхание. Я, словно завороженный, вслушиваюсь в него. Потом соображаю, что с низу то Малышу по-прежнему холодно: от земли тянет и трава покрыта росой.

Осторожно, чтобы не потревожить спящее чудо Земли, приподнимаю Малыша, одновременно засовывая под него углы покрывала. Получается неуклюже. Однако, крепко спит. Я, уже решительно, поднимаю Леху на руки и заворачиваю его в покрывало, словно в кокон. Его лицо оказывается напротив моего... Я невольно замираю. Мои глаза буквально "захлебываются", представшим пред ними, видением. Мои руки ощущают упругий, стройный стан. Губы, не поддаваясь никаким уговорам, тянутся, тянутся к прекрасному лику... Малыш просыпается, я замираю. Нет - я просто холодею! Господи, что он может подумать? "Зачем это дядя взял меня на руки? Что ему от меня надо? Целоваться захотел? Вот расскажу маме... Она ему доверила, а он?.."

На протяжении всего монолога Малыш удивленно (мне показалось - подозрительно) осматривается. Наши взгляды встречаются. На лице Малыша расплывается его ослепительная улыбка. "Карлсон" тихо шепчет Леха. Его свободная рука охватывает мою шею, голова опускается на мое плечо.

Я не могу... Нет, я не хочу двигаться! Я хочу стоять так целую вечность, невзирая на дождь, ветер, пургу...

- Карлсон, я хочу есть.

- Да, Малыш, сейчас! - Шепчу, с трудом выходя из оцепенения. Затем, разворачиваюсь на 180 градусов и стремительным шагом направляюсь к поселку.

Я покидаю лес, неся на руках самое ценное, что есть у меня в жизни. Покидаю лес, впервые позабыв попрощаться с ним... Лес, пойми и прости меня!

Я страшно боялся, что Малыш заболеет. Когда мы добрались домой, я заставил Леху забраться под горячий душ, и сидеть там, пока будет готовиться завтрак.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

А на следующий день Малыш вообще поразил меня до крайности... Я, даже, чуть не остался "калекой".

Понятное дело, что, вернувшись из лесу ранним утром, в этот день мы туда больше не ходили.

После завтрака каждый занялся своими делами: Леха что - то мастерит у сарая из подручного материала; я - берусь за свою работу - пятница не за горами. Время от времени, отрываясь от компьютера, подхожу к Малышу и трогаю лоб - нет ли температуры.

- Да, что ты все волнуешься? - Слышу от Малыша, при очередном "измерении температуры". - Не заболею я!

Мол чего привязался? Иди, откуда пришел! Меня это задевает (больно задевает, прошу заметить) и я прекращаю свою "врачебную практику".

До конца дня мы перебрасываемся несколькими незначительными фразами.

Малыш, словно не замечает моего настроения, хоть я его не скрываю, но и не афиширую. Вообще я очень плохой актер. Я могу быть Карлсоном, Пятницей, индейцем, еще, Бог его знает кем. Но в быту у меня плохо получается скрывать свои чувства. Они просто "прут" из меня без моего на то согласия. Иной раз это доставляет мне хлопоты и я старательно учусь скрывать свои эмоции.

Обычно, когда Малыш ложится спать, я захожу к нему в комнату, мы говорим о чем-нибудь минут пять. Потом, как это принято в добропорядочных семьях, желаю Малышу спокойной ночи, и ухожу на "ночную смену".

В этот раз я только пожелал ему спокойной ночи, и, "соорудив" на лице озабоченное выражение, удаляюсь к себе.

Малыш ничего не сказал, не позвал. Не знаю, ждал ли я этого? А может моя мнительность снова сыграла со мной плохую шутку. Может Малыш сегодня днем и не думал меня обидеть. Интересно, понравилось ли мне, если бы кто-то бегал и, через каждые пять минут, хватаясь за мой лоб, проверял, нет ли у меня жара?

Если бы этим "кто-то" был Малыш, то понравилось бы, - честно признаюсь себе.

Я злюсь. Теперь уже на себя. Появляется чувство вины и жгучее желание извиниться перед Лехой за столь холодный тон, с каким я пожелал ему "Спокойной ночи".

Не выдерживаю. Встаю из-за компьютера. Буквально крадусь к дверям комнаты, в которой спит Малыш. Дверь приоткрыта. Я ее закрывал, когда уходил вечером. Это сквозняк из-за открытой форточки в комнате. У меня тоже форточка открыта.

Замираю. Малыш спит - умаялся за день. Прислонившись к дверному проему, смотрю на него. Луч света от уличного фонаря, отскакивая от стены, как бы подсвечивает, покоящуюся на подушке, голову Малыша.

Я не в силах оторвать взгляда от этого, мастерски выполненного матушкой Природой, портрета. Меня охватывают сентиментальность и такая мощная волна нежности, что я просто вынужден сесть на край кровати, стоящей рядом.

Пожалуй, никогда раньше мне не доводилось испытывать такого ощущения, как в ту ночь. Я, поначалу, даже испугался немного.

Малыш заворочался, подсунул под щечку ладошку и продолжал безмятежно спать. И хотя сюжет на картине немного изменился, она не стала от этого менее прекрасной. И я, по-прежнему, не мог оторвать от нее глаз.

- Интересно, как ему со мной? - Неожиданно подумалось мне.

То, что я рядом с ним чувствовал себя на седьмом небе - это бесспорно (дневной "конфликт" - не в счет, я уже и забыл про него).

К еде я не прихотлив, и не изобретателен по этой части. Но, впервые готовя завтрак для нас с Малышом - старался во всю. Я священнодействовал над самым простым блюдом из картошки ,и это доставляло мне истинное удовольствие.

О другом и говорить не приходится. Все это время я парил на крыльях неизведанных доселе ощущений. И если, по каким-то причинам, Малыш не приходил, я считал такой день пропавшим "ни за грош".

А вот, что чувствует по отношению ко мне Малыш - это оставалось для меня загадкой. Мне очень не хотелось думать, что приходит он ко мне только из-за возможности побрызгаться в искусственной луже и поиграться на компьютере. А это для мальчишки, без малого десяти лет отроду, весомые аргументы, поверьте мне на слово...

Я смотрю на спящего Лешку, на мерно колышущееся от Лешкиного дыхания покрывало, скрывающее от меня его, точеную первоклассным ювелиром, грудь. а в голову лезут всякие мысли.

Например: где его отец? Сам-то я своего совсем не знаю. Мне, по словам бабушки, всегда говорили, что он в длительной командировке, что скоро вернется. Судя по моему возрасту, он давно уже должен был бы быть на пенсии, а из командировки так и не вернулся. Позже мама проговорилась, что они развелись, когда мне и годика не было. Подозреваю, что слово "папа" я научился говорить от других детей, а не от родителей. С трудом мне давалась эта безотцовщина в жизни...

Но у Малыша-то должен быть отец! Я не могу себе представить его без отца! Даже не знаю почему. Может, мне просто не хотелось, чтобы Лешка пережил то, что довелось пережить мне?

Я был твердо (опять же не знаю почему) уверен, что такое неземное дитя не может быть безотцовщиной! Скоро уже и лето кончается, а я его так и не видел в поселке. Понятно, что это не мое дело, но от города до поселка не так уж и далеко, чтобы ни разу не приехать к своему сыну. По мне, так я бы каждый день на работу отсюда ездил, только для того, чтобы быть рядом с сынишкой.

Вот и новая мысль: скоро кончается лето! В определенном смысле на меня надвигается трагедия! (Забегая вперед: я еще и не догадывался, какая). Надо будет обязательно дознаться, где он живет. Или, хотя бы узнать телефон - если не видеться, то, по крайней мере - поговорить.

Только, пробовал я осторожно узнать это все у Лехи. А он все время, странным образом уходит от ответа. Чем, не скрою, сильно озадачивает меня.

У его матери спросить, что ли? Скажет ли? А почему бы и нет? Зачем? Ну, вот дачу же снимают у чужих людей. А я, вроде бы, и не чужой уже, раз мне доверили такое сокровище! И комната есть. Друзья? Друзья потеснятся. На чердаке переночуют. Там почти такая же комната, как и внизу. Да я сам готов поселиться в этой комнатке, а им с Лешкой отдать мою большую. Их же трое, как-никак...

Комок к горлу подкатывается от предчувствия скорой разлуки. Чтобы не заплакать и не напугать Малыша, тихонько выметаюсь из комнаты...

До самого утра вожусь с работой. Осталось немного и я хочу поскорее закончить ее.

С трудом встаю, пора готовить завтрак. Ничего не клеится. Чуть не порезался... Чуть не разбил тарелку... И, в довершение всего, чуть не рассыпал соль. А это очень плохая примета.

Малыш спит. Меня это вполне устраивает. Я не хочу, чтобы он видел меня таким...

В очередной, какой уже, раз ложка выскальзывает из рук и со звоном падает под стол. Я наклоняюсь за ней...

Страшной силы ураган с воем наваливается на меня, и сквозь его рев доносится: "Ага! Попался! " Сердце, метаясь из стороны в сторону, не в состоянии решить, что лучше: "грохнуться в пятки" или "выскочить через горло "? Но, поняв, что не успеет ни туда, ни туда, замирает на обычном месте.

Если это была месть Малыша за вчерашнее "измерение температуры", то она ему блестяще удалась!

Довольно неуклюже разворачиваюсь. Мой нос с размаху "втыкается" в аккуратный Лешкин пупок. Чувствуя, что Малыш сейчас может упасть, обхватываю его руками за талию... И, со всей ясностью понимаю, что он абсолютной голый. Мои глаза предпринимают неимоверные попытки выбраться из своих орбит, обойти с двух сторон, "торчащий" в животе Малыша нос, и, свесившись с подбородка, посмотреть, что же там, внизу такое...

Я поражен этим до крайности. Во-первых: никогда раньше у меня не было такого желания; во-вторых: я и так прекрасно знаю, что там такое и в-третьих: я еще никогда в жизни не обнимал обнаженного мальчишку...

Мозг из последних сил старается призвать бесстыжие глаза к порядку... Если Малыш (о, ужас! ) заметит, что с ними происходит, то может подумать обо мне Бог знает что! И это означало бы - конец всему!

Весомый аргумент помогает мозгу, наконец, справиться с непослушным телом. Чуть ли не прикрывая глаза руками, я встаю, поворачиваюсь к столу и, с трудом перевожу дух.

- Ты чего это нагишом по дому бегаешь, людей пугаешь, а? - Вопрос задаю так, словно ничего не произошло.

- А я и сплю так!

Я и сам... того... этого... Но это же совсем не повод, так и по дому бегать...

Леха обхватывает меня сзади руками.

- Предупреждать же надо! - "Сержусь". - А то, я чуть не умер со страху. Думаю, что это за чертенок голый бегает? Еще, утащит куда-нибудь!

- Я и дома так хожу, - заливается смехом Малыш, все сильнее прижимаясь всем телом. Мне кажется, что я чувствую каждую впадинку, каждую "выпуклинку" на его точеном торсе.

У меня появляется желание, от которого становится страшно...

- Так то дома, - говорю я, еле сдерживаясь от того, чтобы не развернуться, не схватить Малыша и не зацеловать его до одури. - А при чужих, вроде, не принято.

Внезапно смех Малыша обрывается, словно он почувствовал, что сейчас может произойти... После короткой паузы до меня доносится удивленный шепот Лешки:

- А ты разве чужой?

- Хотя бы трусы надел, что ли? - Хриплю пересохшим горлом.

- Только душ приму...

Слышится топот босых ног по коридору и задорный крик: "Осторожно! Голые! Голые! Осторожно! "

Я изнеможенно опускаюсь на табурет...

***

Пятница. Мы с Малышом едем в город. Я обещал его маме, что встречу ее. Заехав по работе на фирму, отправляюсь в условленное место. Лешкина мама уже ожидает нас. Мы возвращаемся в поселок.

До конца августа остается дней десять. Это означает неизбежную разлуку с Малышом. Время от времени я поглядываю на него в зеркало заднего вида, и мое сердце каждый раз сжимается.

Леха сидит, прижавшись к маме и щебечет, щебечет... Как счастлива эта женщина! Дай ей, Бог, здоровья!

Я мысленно благодарю ее за то, что она подарила мне эти несколько волшебных дней общения с ее сыном. Я благодарен ей за то, что она родила на свет этого, замечательного во всех отношениях, мальчугана. Благодарю Леху за то, что это лето, за последние три-четыре года, у меня было самым ярким и наполненным. За те, доселе неизведанные, чувства и ощущения, что я пережил этим летом, благодаря ему.

И жутко завидую его отцу, хоть и не знаю его...

Всю дорогу меня мучит одна мысль - имею ли я право влезать в семью Малыша? Это к тому, что я все время порываюсь спросить Лешкину маму, где они живут. И, подъезжая к поселку, твердо решаю, что не буду об этом спрашивать. То, что он все лето, большую часть времени, провел у меня на даче - в бассейне и за компьютером; то, что я оказал небольшую услугу, приютив у себя Малыша, не давало мне никаких прав в отношении Лешки. Я не имел права навязываться им в качестве друга семьи...

Было еще одно обстоятельство. Если бы они хотели этого, то, думаю, сами сказали бы мне свой адрес, по крайней мере, Малыш.

Так оно даже лучше, если я не буду знать его, иначе я за себя не ручаюсь.

Это я потом понял, какую несусветную глупость совершил, но было поздно.

Наконец, тягостная поездка окончилась. Выйдя из машины, Лешкина мама протягивает мне деньги.

- Ни в коем случае! - Энергично отмахиваюсь. - Что вы? Я ни за что не возьму с вас деньги.

- Может, хоть чайку попьете?

Понимаю, что это крайне невежливо, но отказываюсь, ссылаясь на какие-то дела, ИДИОТ!

Видели бы вы глаза Малыша, когда мы прощались с ним...

Я поспешно ретируюсь на свою дачу... КРЕТИН!!!

***

С Малышом я вижусь еще раз, на следующий день. Он прибегает ко мне раньше обычного. И по его поведению заметно, что он взволнован.

- Карлсон! Мы через два дня уезжаем! - Он прижимается, обхватив ручонками мою шею.

Я стою, подхватив его на руки, не в силах промолвить и слова. Это должно было произойти. Я давно уже готовил себя к этому. Но такое всегда происходит внезапно, заставая тебя врасплох... Я не могу ничего с собой поделать - слезы градом катятся из глаз... Господи! Хоть бы Малыш не заметил. Карлсоны не должны плакать... Поздно...

- Ну, что ты, Карлсон? - Малыш размазывает ладошкой слезы по моим щекам. - Не надо, я прошу тебя. Не надо!

- Это ничего... Все в порядке, Малыш. - Стараюсь успокоиться. - Просто, мне что-то в глаз попало.

- В оба? - Лукаво спрашивает Малыш, и небо над головой немного проясняется.

Я тоже улыбаюсь.

Мы идем с ним на наше место в лесу. Заходим в Березовый зал, в гости к сосновому трону. Потом направляемся на поляну к шалашу...

***

Я собираюсь помочь Малышу и его маме выехать с дачи. Не знаю, почему, но на отца Лешки я не рассчитываю. Если он столько времени не приезжал к Малышу, то, где гарантия, что он приедет послезавтра? Ну, не может человек - занят! Вот я и возьмусь за это дело...

Не тут-то было! Эта сволочь, гадина ползучая, погибель на мою голову, глаза б мои не видели, уши мои б не слышали, зазвонила рано утром следующего дня.

- Привет! - Раздался в мобилке бодрый голос моего шефа. - Как ты там? Нужно срочно выехать к заказчику. У них там какая-то проблема возникла, нужно помочь. Наши все в отпуске - на тебя надежда. Денька два-три придется повозиться. Так что, рули в офис. Я жду.

- ...

По большой дуге, на крейсерской скорости, мобильник летит через всю комнату и, с глухим шлепком, ударяется о диванную подушку - это спасает ему жизнь.

Собираюсь в дорогу, попутно "благословляя" "отборными" словами всех: заказчика с его проблемами, шефа, сослуживцев в отпуску, создателей мобилок и мобильной связи, ее провайдеров, себя (за компанию).

***

В поселке я появился только через четыре дня.

Еду прямиком к дому, где жил Малыш, прекрасно зная, что там никого нет. Но тайно надеюсь, что, может быть... Огромный увесистый замок на калитке безжалостно убивает последнюю надежду...

Ставлю в гараж машину. Иду к бассейну. На воде плавают листики, веточки, какой-то мусор... Я машинально открываю кран для спуска воды из бассейна.

Наконец, направляюсь к дому. В дверях торчит листок бумаги. Дрожащими руками разворачиваю его. По-детски размашистый, слегка угловатый почерк. Я ничего не могу прочесть.

Что такое? Почему так темно. Где свет? Где солнце? Кто его отнял у меня?

"Дорогой Карлсон! Мы уезжаем. Спасибо тебе за все! Я рад, что мы встретились! Жаль, что ты не мой отец! Но не грусти, может еще когда-нибудь увидимся! Твой Малыш! "

Минут пять не могу попасть ключом в замок...

***

Как пишется в некоторых книгах: "Потянулись серые будни..."

В начале сентября, раньше обычного, я переехал в город. Мне трудно было оставаться на даче. При каждом звуке или крике я вздрагивал, прислушиваясь - не Малыш ли это. В общем - не выдержали нервы.

Дома я чувствовал себя не намного лучше. И, все же, в городской квартире, было не так много вещей, которые напоминали бы мне о Лешке.

Нет, я не собирался совсем забывать о моем Малыше - это просто было невозможным. Но я должен был примириться с мыслью о том, что вряд ли увижу его еще раз.

На обои десктопа я поместил самую лучшую, из сделанных мною, фотографий Малыша. Леха стоит на бортике бассейна и смотрит куда-то, в сторону соседней дачи. Каждый раз, включая компьютер, я здороваюсь с ним. Мне кажется, что сейчас он повернет голову и улыбнется своей волшебной улыбкой. И хотя, понятное дело, этого никогда не происходит, я улыбаюсь ему, спрашиваю, как у него дела и внимательно "выслушиваю" ответ. Короче говоря, самый рядовой дурдом.

***

Так проходит больше двух месяцев. Месяцев борьбы с самим собой, со своими чувствами. И, чем дольше эта борьба продолжается, тем больше я понимаю, что не смогу победить в этом бою. Что мои силы на исходе и, что это может закончиться для меня весьма плачевно.

Дело доходит до того, что я убираю фотографию Малыша с обоев десктопа и даже, перехожу на какое-то время работать в офис. Но это ничего не дает. Малыш все больше занимает мои мысли, даже ночью, приходя в мои сны.

Я окончательно осознаю, что, если ничего не предпринять - мое место в психушке. И я решаюсь на, поистине, сумасшедшую затею - отыскать Малыша.

У меня нет ни малейшего представления, как это сделать, зная только имя Малыша - Алексей.

Алексей, Алеша, Лешка, Леша, Леха, Малыш - Божественная музыка!

Вот когда я жалею, что не спросил у Малыша его адреса и, вообще, вел себя, как идиот.

Я не могу обратиться ни в "Горсправку", ни по "09". Поиск по Интернету - стадия, после которой не помогает даже психиатрия.

Я ни к кому не могу обратиться, опасаясь, что обо мне подумают Бог весть что. Даже к друзьям! Я в тупике! Я на самом краю пропасти!

Стоп! "Спокойствие, только спокойствие!"

Бросаю все на свете и, как угорелый мчу в поселок. Мой старенький "Жигуль" давно уже так не гарцевал, да еще зимой. Дорогой придумывают какую - то несусветную историю - только бы мне дали адрес моего сокровища.

На калитке дачи все тот же увесистый замок. Я стою некоторое время, вглядываясь, в закрытые ставнями, окна. Молю Бога, пусть сделает так, чтобы дверь дома открылась и на его пороге появился Малыш. Опять душат слезы. Господи, разве может обыкновенный десятилетний пацан довести до такого состояния взрослого мужика?!

Может! МОЖЕТ! Если этот пацан - МАЛЫШ!

Я сажусь в машину, достаю бумагу и ручку.

Уважаемый хозяин! Этим летом на Вашей даче останавливалась женщина с мальчиком Алексеем. Я потерял их адрес. Если он Вам известен, умоляю, сообщите мне. Позвоните по мобильному № # - ### - #######, или напишите по адресу......... Ради всего святого, помогите мне! Я готов заплатить Вам, сколько скажете!
С уважением,
Подпись

Аккуратно складываю записку, заворачиваю в целлофановый кулечек и закрепляю ее под замком на калитке.

Настроение заметно улучшается. Я подмигиваю воображаемому Малышу на заднем сидении. И, даже, пробую насвистывать какой - то популярный мотив.

Говорят: "От любви до ненависти - один шаг". Бывает и наоборот.

Я теперь ни на минуту не расстаюсь со своим мобильником. Он всегда при мне, даже в туалете и ванной. Я сплю с ним чуть ли не в обнимку.

***

Я всматриваюсь во всех, встречающихся мне на улице, мальчишек, Лешкиного возраста и роста. Откуда мне знать, как Леха одевается зимой.

Холодно. Зима в этому году, как назло - "ядреная". Но я упорно продолжаю все свободное время бродить по улицам. Мотаюсь от школы к школе. Выстаиваю у школьных оград, пристально вглядываясь в лица школьников.

Иногда, замечаю на себе подозрительные взгляды и тут же ухожу прочь. Мой внешний вид все больше делает меня похожим на бомжа. Я не оставляю себе времени даже на бритье.

Под всякими предлогами избегаю встреч с моими друзьями. Несколько раз звонил Юрка. Но я, ссылаясь на загруженность, отказываюсь встречаться. У меня действительно нет времени - я должен найти Малыша.

Это просто стало навязчивой идеей.

Проклятая мобилка не звонит. А если и звонит - то для того, чтобы у меня появилось давно знакомое желание - размозжить ей "череп"!

***

Пятница. С большим трудом открываю глаза. Нужно привести себя в порядок. А то, в прошлый раз, когда я пришел в офис, секретарша шефа очень странно посмотрела на меня. Хорошо, что еще шефа на месте не было.

Смотрю в зеркало. Оттуда на меня смотрит Фредди Крюгер! .. Я теперь понимаю секретаршу. Щетина, как у ребят из "ZZ - top". Мой облик пугает меня самого. Принимаюсь "косить" щетину. Попутно размышляю над тем, до чего я докатился. Приходит мысль: "Может, пора смириться с тем, что мне уже никогда не увидеть Малыша". Помнится, он говорил, или писал даже, не помню где, что, может, мы еще увидимся с ним..." Тут же гоню от себя эту мысль. Нельзя сдаваться - я еще не все сделал для того, чтобы найти моего Малыша. Просто мне необходимо продумать стратегию поисков, а не шататься по улицам, словно я медведь-шатун. Зимой я почти не езжу на машине. И в таком состоянии - недалеко до аварии. Со мной-то - черт с ним, а вот другие...

Ем безо всякого аппетита. Включаю компьютер. До обеда нужно закончить работу.

- Шеф просил чтобы ты дождался его.

Я сижу в офисе. Люся, секретарь шефа, по обыкновению, готовит мне чашку кофе.

- Не знаешь, зачем?

Люся пожимает плечами.

- Ты какой-то... взъерошенный...

Я неопределенно хмыкаю. А сам думаю: "Странно, я же побрился сегодня. Чего это она?"

Люся занимается своими делами. Я пью кофе и пытаюсь составить план поисков Малыша. Ничего путного...

- Ты, в последнее время, какой-то не такой. У тебя случилось что-нибудь?

Секретарь моего шефа не из тех секретарш-ветрениц, которые хватают за горло своих начальников ногами от плечевого сустава. Но и не из тех, которые "скрепляют" детали своего лица, с помощью пластов косметической "штукатурки".

Люся серьезный, ответственный человек. Всегда опрятна, не то, что я. Внимательна, общительна, не прочь посмеяться над остроумной шуткой или побеседовать на отвлеченные темы за чашечкой кофе.

Шефу она нравиться, как работник, мне - как хороший человек.

И я чувствую, что сейчас выложу ей, как на духу, все о своих мытарствах и горестях...

- Ага! Попался!

Меня чуть не подбрасывает в кресле, я вовремя хватаюсь за подлокотники.

- Ты чего шугаешься? - Шеф открывает дверь своего кабинета. - А ну, пойдем, пообщаемся!

Ощущаю дрожь в коленках, как нашкодивший ученик у дверей в кабинет директора.

Люся подбадривает меня взглядом. Я уже догадываюсь, что разговор предстоит не очень приятный, скорее - очень неприятный. И, словно бычок на бойню, направляюсь в кабинет шефа.

Вхожу. Шеф кивает на стул. Сажусь. Оглядываю кабинет в поисках орудий пыток. Странно, ничего подобного не обнаруживается.

Замечаю - шеф внимательно наблюдает за мной... Я сконфуженно откашливаюсь и устремляю взгляд на шефа. Он поправляет на носу роговые очки и устремляет на меня ответный взгляд. Ничего нового в его облике я не нахожу. А вот он, похоже, находит во мне, что - то такое, что его заинтересовывает.

- Что с тобой происходит? А?

Мне очень не хочется врать шефу. Но и правду сказать я не решаюсь. Он, ведь, не Люся.

- Ничего, вроде, не происходит. Все в порядке, вроде...

- А мне кажется, что не все... - Он выжидающе смотрит на меня, я - на него. - Видишь ли, если бы у тебя все было в порядке, то, зная твою исполнительность и аккуратность в работе, думаю, что для совершения ошибок, которые ты допустил в последнем задании, тебе понадобилось, по крайней мере, лет пять, а то и больше... Так что - сам понимаешь...

Конечно же, понимаю. А, что тут непонятного? Интересно, какая формулировка будет фигурировать в приказе: "Уволить без выходного пособия за развал работы...", или он сжалиться, и разрешит "по собственному желанию"? Впрочем, второй вариант - не лучше. У меня, как раз, нет желания уходить с работы. Да, черт с ним, с этим увольнением! По крайней мере, у меня появится больше времени на поиски Малыша.

- Не хочешь поделиться своими проблемами? - Шеф протягивает портсигар, хотя прекрасно знает, что я не курю. Я, естественно, отказываюсь.

- Просто... устал, наверное, немного... - бормочу невнятно. - Я могу все исправить...

А сам думаю: "Скорее бы это все кончилось!"

Шеф закуривает.

- Ну, не хочешь делиться - не надо. - Он затягивается. Потом, медленно - медленно выпускает струйку дыма, что-то обдумывая. - Значит, не хочешь...

Господи! Ну добивай! Добивай же!

Шеф гасит, гасит, гасит, гасит окурок. Его рука тянется, тянется, тянется, тянется к телефону, палец опускается, опускается, опускается, опускается на кнопку вызова: "Люся, зайдите ко мне."

Наконец, сжалился! Слава Богу - сейчас все закончится!

- Вызывали?

- Да. Пишите приказ...

Да, да, Люсенька, запишите все в точности - буковка в буковку... Со мной сейчас случится истерика...

- "... предоставить отпуск с такого-то по такое-то число, с сохранением оплаты, согласно штатному расписанию". Идите, напечатайте. А мы вас подождем тут... Что же вы стоите?

У Люси от природы глаза не маленькие, а тут... Представляю собственное выражение... Жаль, в кабинете шефа зеркала нет.

Шеф, не обращая внимания на метаморфозы, происходящие с нашими лицами, открывает сейф, достает из него две долларовые купюры и протягивает их мне.

Я ошарашенно смотрю на них.

- Зачем это? Не надо?

- Вот что, дорогой! Бери и выматывайся отсюда. Приведи себя в порядок и, чтобы до, указанной в приказе даты, я тебя здесь не видел.

Совершенно обалдевший, я покидаю кабинет шефа. Люся встречает меня удивленным и восхищенным взглядом.

Получить отпуск с сохранением заработка, да еще по инициативе самого шефа (да плюс две сотенных) - на нашей фирме вещь, прямо скажем, небывалая.

Морозный воздух приводит меня немного в чувство. Мысленно прокручиваю события в кабинете шефа. Не могу сделать ни одного логического вывода, кроме того, что я очень плохо думал о шефе, там, в кабинете...

Эх, закурить бы сейчас - вспоминаю портсигар шефа.

***

Маленькими глотками пью чай, наслаждаясь его ароматом. Ко мне возвращается способность мыслить и я незамедлительно приступаю к составлению плана поисков Малыша. Как ни крути, а я до сих пор остался на том, с чего начинал свои поиски. Да и что можно было сделать при наличии, точнее, при полном отсутствии исходных данных.

Мальчиков по имени Алеша, десяти лет от роду в нашем городе может быть мало, а может быть очень много. Обратиться в паспортный стол? Сомневаюсь, что мне там дадут такую информацию. И, что я скажу, если меня спросят (а спросят обязательно), зачем мне это нужно? Да нет, даже спрашивать не будут, а потребуют официальный запрос. А, где я его возьму? И кто может дать гарантию, что там тоже не потребуют, например, Устав ООН? Нет, надо действовать по-другому.

Интересно, сколько школ в нашем городе? Сто, двести? Сколько б ни было, надо пройти их все, по одной-две школы в день. И не стоять на улице, вызывая подозрения, а идти прямиком к директору школы и умолять его, чтобы он разрешил пройти все классы с десятилетками. Сколько же на это понадобиться времени? Какая тебе разница? Другого выхода, все равно, нет! Мобилка, по-прежнему, молчит. И ничего более путного в голову не приходит.

***

Беру с полки телефонный справочник. Так, школы... Ага, вот! Одна, две, три, четыре... сто сорок пять! Всего-то? Если по две школы в день, то получается около двух с половиной месяцев. А, если по три - то и того меньше. Значит, постараюсь охватывать по четыре... Как они разбросаны по городу, однако.

Ближе всего от моего дома школа, в которой учился я. У меня даже дух перехватывает от мысли, что Малыш мог учиться в моей школе... Но, к сожалению, это нереально. Иначе бы я его уже давно заметил. Уж очень он примечательная личность - мой Малыш!

Я составляю список школ, сортируя их по районам. Против каждой школы указываю адрес и дату посещения. Необходимо, чтобы в один день можно было посетить ближайшие друг от друга школы. Это занятие захватывает меня с головой, возвращает к жизни. Перед глазами стоит улыбающееся лицо Малыша и я улыбаюсь ему в ответ.

***

Это просто кошмар какой-то! Весь мой план летит в тартарары, к черту, к дьяволу... Я понял этот, как только подошел к дверям своей школы... Начались школьные каникулы. Через пару дней - Новый год!

Господи, за что же ты так караешь меня? За что?! За то, что в моей жизни появился человек, которого я люблю до безумия, до беспамятства? За то, что этот человек - десятилетний мальчуган, а не какая-нибудь там "фифа" с напудренными щеками и напомаженными губами?

Может это грех! Может! Я и сам не раз думал об этом. Именно боязнь того, что кто-нибудь узнает о моих чувствах, не давала мне возможности обратиться к другим за помощью, даже к моим друзьям.

Если бы они только знали, сколько всего я пережил за это время. Сколько раз мне приходила в голову мысль о... Если бы они только знали!

Да! Я слабый человек, я не могу подавить в себе эти чувства, я не могу переделать себя! Я НЕ МОГУ ОТКАЗАТЬСЯ ОТ МАЛЫША!

Но, от тебя, Господи, ничего нельзя скрыть. Так, неужели же ты не можешь, хоть немного, сжалиться надо мной? Неужели же ты не можешь подарить мне, хоть мгновение встречи с Малышом. Хоть весточку... Чтобы я знал, что у него все в порядке. Чтобы душа моя хоть немного успокоилась.

***

Он идет с противоположной стороны улицы. На нем синяя зимняя куртка с откинутым капюшоном. На голове вязанная шапочка. На спине рюкзачок. Я не вижу его лица.

- Малыш! - Ору на всю улицу.

Он не оборачивается.

- Алешка!!!

Он не оборачивается. Не слышит!

Я "перелетаю" проезжую часть. Вот он, впереди меня. Догоняю его. Трогаю за плече. Он оборачивается... Рыжие вихри выбиваются из под шапки. В глазах легкий испуг.

- Извини, ты, случайно, не видел тут такую маленькую собачку?

Мальчик отрицательно качает головой.

- Извини, пожалуйста... Тобик! Тобик! - "Кричу" охрипшим голосом.

Мальчик поспешно удаляется.

Неуместна и жестока твоя шутка, Господи!

***

Я бесцельно плетусь по улице. Почти в автоматическом режиме. Прохожие торопливо проскакивают мимо меня. Может спешат, а может - их пугает мой вид.

У дверей в кафе сидит пес. Его, некогда белая, шерсть теперь больше напоминает тряпку для протирки рук автослесаря шестого разряда. Он дрожит от холода.

Я останавливаюсь. Пес приподнимается, виляя хвостом. Он мне кого-то напоминает. Этот "кто-то" - я.

Вхожу в кафе. Бармен никак не может понять, что я от него хочу. Всовываю ему полтора червонца и он моментально скрывается в дверях кухни. Через пару минут он выносит сверток и, с виноватым видом, сообщает, что бифштексов нет, есть только шницеля. Я беру пакет, благодарю и удаляюсь.

Пес, переминаясь с лапы на лапу, все также сидит у дверей. Я отзываю его в сторонку. Почуяв запах мяса, псина бежит следом за мной. Я кидаю ему шницель. Пес жадно набрасывается на еду.

- Слушай! Тебя не Тобик часом зовут? Нет? Жаль. Что, потерял хозяина? Вот и я своего тоже потерял. Так что мы с тобой - друзья по несчастью. Ну, что ты смотришь? Бери, бери. Я же для тебя покупал, глупая ты псина.

Я бросаю ему второй шницель. Пес хватает его зубами и растворяется в темноте.

Все, хватит! Я не могу так больше! Не могу и не хочу! Я не нужен никому в этом мире. Даже этому, продрогшему на холоде, псу. По всей вероятности, я не нужен даже Малышу!

***

Я направляюсь к своему дому, чтобы уже никогда не выйти из него. Я иду домой умирать!

В последний раз открываю двери квартиры, в последний раз снимаю с себя одежду, в последний раз принимаю душ.

В последний раз ложусь в кровать. Я не чувствую холода постельного белья. Я уже ничего не ощущаю. В голове пустота. Глаза застилает пелена, переходящая в кромешную тьму. Я засыпаю... в последний раз.

***

Непонятные видения мелькают перед глазами. Доносятся обрывки фраз, стоны... Незнакомые улицы, дома. Меня кто-то зовет. Я озираюсь по сторонам, в поисках зовущего. Незнакомые лица, с выражением страдания, боли и страха... Я не понимаю, что происходит, где я? Что им всем от меня надо? А они проходят мимо меня, сквозь меня...

Догадываюсь - я в аду... Но, что тут делает этот мальчишка, как он сюда попал? Я пытаюсь пробраться к нему. Он оборачивается...

Господи! А Малыша-то, за что? Чем он провинился пред тобой?! Тебе мало меня? Мало моих мук?

Лицо Малыша в слезах! Я никогда его таким не видел! Малыш шевелит губами, я не могу, из-за стонов и криков, расслышать, что он говорит? А Малыш протягивает ко мне руки. И в его глазах тоска и боль.

***

Срываюсь с кровати. Лихорадочно напяливаю одежду. Хватаю куртку, и выскакиваю в ночной мрак.

- Я иду к тебе, Малыш! Я сейчас, потерпи немного!

Иду, глядя прямо перед собой, не разбирая дороги, перебираясь через заборы, заборчики, живую изгородь, огибая строения... Я совсем не задумываюсь над тем, куда я иду. Что-то мне подсказывает, что я на правильном пути. Слезы Малыша подстегивают, заставляя бежать...

Вскоре я оказываюсь на окраине города, но это меня не останавливает. Двигаюсь по трассе. Вокруг тишина, ни души.

Неведомая сила уводит меня с трассы в лес. Не сбавляя шага, продираюсь сквозь заросли... Я не обращаю внимания на одежу, рвущуюся о ветки, на кровоточащие царапины на лице и руках. Для меня сейчас важно только одно - Малыш попал в беду! Он просит о помощи! И я тороплюсь изо всех сил, удаляясь вглубь леса. Моя путеводная звезда - заплаканное лицо Малыша...

Снег. Вокруг белый снег. Даже над головой. Он обволакивает всего меня. Странно, я совсем не чувствую холода. Снег мягкий и... теплый. Но меня больше удивляет то, что вокруг нет ни зарослей, ни деревьев... Куда они все подевались? Ах, да - я в поле!

Я не могу пошевелиться - снег привалил меня. Только глаза способны двигаться, оглядывая все вокруг... Небо затянуто белой пеленой, сквозь нее пробивается солнце странного, необычного цвета...

Слева от меня возвышается опора высоковольтных передач. Оборванный провод тянется ко мне... Надо же, как все просто объясняется - я попал под напряжение. Только, почему провод впивается мне в руку, а я не чувствую боли? И, почему он белый? И опора странная - на ней нет других проводов, кроме оборванного?

Я перевожу взгляд с опоры на... лицо... Оно склоняется надо мной... Где-то я его уже видел...

- Очухался, слава Богу! - Улыбается лицо и я невольно улыбаюсь ему в ответ. - Hе двигайся, я сейчас сестричку позову.

Какую сестричку? У меня нет сестричек... Hо лицо уже исчезло. Да, видать, хорошо долбануло током - мерещится всякое...

Лицо появляется снова. Теперь с ним еще одно лицо. Оно подходит к опоре высоковольтных передач, осторожно вынимает из моей руки провод и поправляет на ней... снег!?

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

За окном темнеет. Я лежу на кровати. Слева от меня капельница, которую я принял за опору высоковольтных передач. Справа - на стуле дремлет Юрка. Это его лицо склонялось надо мной, когда я начал приходить в себя.

Мне страшно неудобно перед ним за то, что доставил ему столько хлопот. Вот и сейчас - он сидит на стуле, уставший, дремлющий... А я развалился на кровати, как царственная особа... Мне все время хочется уступить ему свое место. Но, когда я предложил ему это, он только покрутил пальцем у виска.

Час назад ушли двое других моих друзей. Юрка остался, как он сказал, чтобы я снова не отправился на зимнюю охоту.

Меня нашел мужик, везший из лесу дрова на своей лошаденке. Он обнаружил в моей, изрядно порванной, одежде записную книжку, и принялся обзванивать по всем телефонам. Так он попал на Юрку.

Юрка примчался на машине в тот же день, и поздним вечером "упек" меня в больницу. Диагноз: "Переохлаждение. Нервное и физическое истощение".

Восстанавливая события, выясняю, что в лесу я "провалялся" около семи часов. И, если бы мужику не понадобились дрова, то неизвестно, сколько бы я там еще пробыл, и чем бы это все закончилось.

По словам Юрки, обнаружили меня в километрах пяти от города, не считая расстояния от трассы, до того места, где я в лесу "обнимал" сосенку.

По мнению врача, я еще легко отделался, но полежать в больнице мне все же придется.

После того, как лечащий врач сказал Юрке, что, возможно у меня "не все дома", Юрка забил тревогу и позвал двух наших друзей на "совет". На "Совете" было решено, что каждую ночь, кто-нибудь из приятелей будет дежурить около меня. С этого момента возле моей кровати стояла раскладушка.

Господи, благослови моих друзей!

На мой вопрос, как я оказался в больнице, Юрка ответил:

- Как ты оказался в больнице я знаю. Куда более интересно, как ты оказался в лесу?

Я честно признался, что не знаю. Я действительно ничего не помнил. Я не мог понять, какая причина "затащила" меня так далеко от дома, да еще в лес.

Юрка испытующе смотрит на меня.

- На психа ты, вроде, не похож, - выносит вердикт мой друг. - Тогда скажи, пожалуйста, кого это ты порывался спасти? Кто такой "Малыш"?

Господи, Малыш!

- Спокойно, спокойно! - Юрка укладывает меня в кровать. - Ладно! Поговорим об этом позже. Лежи спокойно. - И, неожиданно, добавляет - А то, дам в ухо!

Как оказалось, по ночам, я в бреду, все время вспоминал про какого-то Малыша (именно - Малыша, а не Лешку) и требовал, чтобы меня отпустили, что я обязан спасти Малыша, что, кроме меня, этого никто не сделает. Я доставлял немало хлопот сестричкам, дежурившим около меня. Пару раз меня заставали, когда я полз к дверям палаты. В общем, вел себя, как "профессиональный", с большим стажем, псих.

Потому-то лечащий врач и высказал Юрке свои сомнения по части здравости моего ума.

***

Меня выписали в середине апреля. Я тут же уехал на дачу. Юрка сопротивлялся этому, я настаивал. Он согласился, но теперь, чуть ли не каждый день наведывался ко мне и уезжал, только убедившись, что со мной все в порядке и я не собираюсь опять куда-нибудь бежать. Я не собирался. Некуда.

Но Малыш, по-прежнему, оставался в моей израненной душе. Забыть его - выше моих сил.

На второй день после приезда, пока не было Юрки, я побывал на даче Малыша. Замок висел на своем месте. А вот записка - исчезла бесследно...

Я свыкся с мыслью, что больше не увижу его. На столе, в небольшой рамке, стоит та самая, с моего десктопа, фотография Малыша, распечатанная на цветном принтере. Я прячу ее от посторонних глаз, даже от Юркиных, ставя ее за компьютером, лицом к стенке.

А, хочется мне жить, или не хочется - значения не имеет. Я обязан жить. Ради друзей. А им я многим обязан. Я задолжал им свою жизнь.

***

Друзья приезжали ко мне на майские.

Весна в этом году, не то чтобы поздняя, скорее - прохладная. И все вместе на даче мы снова собираемся только в конце мая. Мы ходили в лес. На НАШЕ место... Готовили шашлыки... Веселились, как могли... Дети почти не вылезали из НАШЕГО шалаша...

- Что ты, все время вертишься? - Спросил Юрка, когда все разбрелись по лесу, а мы с ним остались у костра. - Ждешь кого-нибудь?

Не знаю, то ли от того, что пиво ударило мне в голову, то ли - из благодарности Юрке за его неподдельное беспокойство обо мне, а, может потому, что я больше не в силах удерживать этого в себе, но я рассказываю ему почти все. Я не боюсь, что Юрка расскажет это всем. Он не из болтунов. И, если не рассказал ему этого раньше, то только потому, что не знал, как Юрка отнесется ко всему этому.

Юрка долго молчит. Затем открывает бутылку пива, протягивает мне.

- Придурок! - Говорит Юрка, открывая вторую бутылку для себя. - Ты что, не мог мне раньше рассказать?

Господи, благослови Юрку.

***

Я продолжаю работать на фирме. Шеф продлил мой отпуск, в связи с больничным. Подозреваю, что без Юрки тут не обошлось. Это он меня, в свое время пристроил туда.

С утра моросит. Все небо в обложных тучах. Не холодно, но и не жарко.

Сижу на веранде в шезлонге. На столе чашка с чаем. В комнате "резвится" WinAmp, наигрывая очередную композицию, которых в него "заряжено" немалое количество.

Вчера получил новое задание. Но сегодня суббота. я, попивая ароматный чай из огромной чашки, наслаждаюсь музыкой.

И не сразу улавливаю, что, к ее переливам присоединяется еще один звук... Я решил, что мне почудилось. Но звук повторялся все настойчивее. И вот, в перерыве между двумя композициями, я четко слышу:

- Карлсон...

Я вскакиваю. Шезлонг отлетает в сторону. Сердце бьется так, что мешает мне прислушаться...

- Карлсон, ты где?

У меня мороз по коже пошел. Я еще какое-то мгновение стою и выскакиваю на крыльцо веранды. Во дворе никого...

- Опять начинается. - Мелькнула в голове тревожная мысль. Собираюсь вернуться на веранду. Поворачиваюсь... Господи, не надо! Умоляю!..

У калитки, в синей рубашке и белоснежном джинсовом костюме стоит... Малыш. Он стоит, улыбаясь мне своей ослепительной улыбкой...

Я не могу пошевелиться. Нет, я боюсь шевельнуться. Мне кажется, что, сделай я сейчас малейшее движение - Малыш растает, исчезнет без следа...

Медленно-медленно спускаюсь с крыльца.

- Малыш... - беззвучно, только губами.

Делаю шаг. Глаза затуманиваются. Ноги отказываются повиноваться. я спотыкаюсь и падаю на колени. Малыш распахивает калитку, подбегает и не дает мне упасть лицом на дорожку.

- Что с тобой, Карлсон? - Слышу испуганный голос Малыша. - Тебе плохо?

Мне страшно!

- Умоляю тебя, ради Бога, - шепчу я. - Не надо! Умоляю! Если ты видение... Если ты сейчас исчезнешь, я не переживу этого...

- Ты что, Карлсон? Ты не узнал меня? Это же я - Малыш! Лешка! Я не привидение. На, потрогай, я самый настоящий... Что же ты плачешь?

Лешка размазывает слезы по моим щекам. А я, обезумев от счастья, целую его ладошки и реву, как малое дитя.

- Не плачь, пожалуйста, - уговаривает Малыш, обнимая меня за шею. - Карлсоны же не плачут.

Я, наконец, осознаю, что рядом со мной самый настоящий Малыш. Обхватив Лешку за талию, зарываюсь носом в его живот. Малыш ерошит мои волосы. Мы застываем на некоторое время.

Я мысленно провожу инвентаризацию моего дачного хозяйства. Мне крайне необходима небольшая... нет, как раз, большая... просто длиннющая, толстенная веревка... Канат! Сейчас, пока Малыш рядом со мной, пока не поздно, нужно крепко-крепко обвязать этим канатом себя и Малыша, навязать на канате сто, нет - тысячу, нет - миллион громадных узлов...

- Карлсон, ты задушишь меня! - Он ладошками приподнимает мою голову...

Наши взгляды встретились. Его - встревоженный, проникающий в самую глубину души. Мой - захлебывающийся любовью, готовый целиком поглотить Малыша...

- Прости, Малыш... - Я чуть ослабляю хватку, но не могу расцепить руки, их заклинило...

Его личико расцветает ослепительно яркой, неповторимой улыбкой. Я прижимаюсь к нему и слышу, как стучит его сердечко - гулко, как индейский там-там, на всю округу.

Мое же сердце, давно уже, птицей бьется о "прутья" грудной клетки, рвется на волю, к Малышу.

***

- Карлсон, послушай... Мне нужно сходить домой. Мы только приехали и я сразу пришел к тебе... мне нужно помочь маме. Я вернусь. Я скоро вернусь! - Поспешно добавляет Малыш, видя выражение на моем лице. - Вот увидишь, я помогу маме и сразу же прийду к тебе!

Нет, канат это полная чепуха! Мне нужно что - то покрепче, понадежнее... Цепь! Стальная цепь и огромный замок... Где же я такой видел?

С большим трудом разнимаю руки... И Малыш "растворяется"...

Я смотрю на распахнутую калитку... Что это - видение, галлюцинация, бред? Или мои глаза действительно видели его, мои руки действительно касались его, мои уши действительно слышали его голос, мое лицо действительно ощущало прикосновения его ладошек?

- Excuse me, may I interrupt you? (Прошу прощения! Я могу прервать вас?)

Я схватываюсь на ровные ноги и бегу в дом.

- There 's something I must tell you (Я должен кое - что сообщить вам). - Доносится из колонок голос Скэтмэна Джона (SCATMAN JOНN).

- Да, да! - Кричу я с порога. - Слушаю вас!

- There's someone special in there waiting, Who wants to meet you... (Кто-то, особенный, хочет встретиться с вами...)

- Я здесь! Зови его!

- They have a message (they got a message) For you. (У них есть сообщение. Они получили сообщение для вас)

- Кто они? Где мое сообщение?! Немедленно отдайте его мне!

Видимо, я орал так, что соседский барбос зашелся неистовым лаем, а в соседском курятнике начался "вселенский" переполох. Подозреваю, что куры с испугу снесли годовую норму яиц.

Я хватаю со стола первый, попавшийся под руку, листок и начинаю кружить с ним по комнате, то рассматривая его, то прижимая к сердцу.

Где вы, величайшие светила современной медицины? Где вы, великие психиатры мира? Такой экземпляр пропадает зазря...

- Somebody like you... (Кто-то любит тебя...) - не унимается Скэтмэн. - Where both of us knew we could see with closed eyes (И вы оба знаете, что способны видеть закрытыми глазами).

Я бросаю клочок бумаги, хватаю со стола фотографию Малыша и продолжаю кружится в такт музыки.

- Where neither of us had the need to tell each other lies (Вам нет необходимости лгать друг другу), - вторю я Скэтмэну, натыкаясь на все, что попадается на пути моего "безумного" танца.

- Nothing really mattered much as long as we're together (И ничего
не имеет значения, пока мы вместе).

- Откуда Скэтмэну известно об этом? - Удивляюсь я.

We can change with the seasons, no matter what the weather

Where we could be in harmony, together every day

(Мы способны менять времена года, невзирая на погоду,

В которых мы могли бы быть в гармонии каждый день.)

Knowing when we're young and old that we could always say...

(Зная, что мы "стар и млад", мы могли бы всегда говорить...)

I'll always want you by my side.

(Я всегда буду хотеть видеть тебя рядом со мной).

I need you to know I want you (Ты нужен мне, чтобы я знал...)

I can feel you (Я могу чувствовать тебя)

I can see you (Я могу видеть тебя)

I will let you (Я могу позволить тебе)

Touch me (Коснуться меня)

When you call me (Когда ты зовешь меня)

When you say you (Когда ты говоришь, что)

Love me (Любишь меня).

(Простите мне, пожалуйста, мой вольный перевод.)

Я не выдерживаю шквала, обрушившихся на меня, как водопад Ниагара, эмоций и, прижимая к сердцу фотографию Малыша, валюсь на диван...

***

Не знаю, сколько прошло времени с момента моего танцевального марафона. Очнулся я от того, что кто-то теребит мое ухо. Возле меня на диване сидит Лешка и держит в руке собственную фотографию.

Завидя, что я открыл глаза, он откладывает фотографию в сторону и, наклоняясь ко мне, шепчет:

- Ты уже выспался?

Я улыбаюсь ему и целую в нос. Он кладет мне на грудь голову и запускает в мои волосы руки.

Люди! Не допытывайте меня. Я не знаю слов, способных передать те, ощущения, которые я сейчас испытываю. Их просто нет в природе, не существует!

- Карлсон. - Шепчет Лешка.

- Что, Малыш?

- Мы с мамой... Я хочу, чтобы ты пришел сегодня к нам в гости. - Он поднимает голову и пристально смотрит мне в глаза.

- Хорошо. А когда?

- Часов в пять, - подумав, отвечает Малыш.

- Хорошо.

Малыш неожиданно, я даже не успел среагировать, вскакивает и выбегает из дома.

- В пять часов! - Доносится с улицы его звонкий голос.

Начало четвертого, значит, мне хватит времени, чтобы собраться и привести себя в порядок.

Я лежу и впитываю в себя тепло Малыша, оставшееся на моей груди...

***

Мексиканская мыльная лапша - вот, что это такое! Да нет! Мексиканская мыльная лапша - отдыхает на Майами! А это - индийское кино с танцами, песнями, слезами, влюбленными... Нет! С влюбленным..,

А на что ты рассчитывал? Нет! Поставь стакан на стол и ответь - на что ты рассчитывал? На то, что сможешь войти в его жизнь так, как он вошел в твою? Зачем ты ему нужен? Кто ты такой, чтоб он прожить без тебя не смог?

Погоди! Он же сожалел в записке, что я не его отец? Сам прочти, вот она...

Какой же ты наивный! Да может его родной отец работает в поте лица (не то, что ты) и держит пацана в ежовых рукавицах, чтобы из него человек вырос. А ты? Работаешь - не напрягаешься... Задурил мальчишке голову бассейнами, компьютером и всякими шалашиками... Вот он и написал...

- Пошел к черту! - Со всей силы, наотмашь, бью рукой перед собой. Со стола падают бутылки. Вместе с бутылками на пол "падает" отражение моего визави. Я вскакиваю...

Нет, это не галлюцинации. Я действительно пьян! Я - чертовский пьян! Я давно так не напивался. Лет пятнадцать, по крайней мере. Если бы Юрка видел эту картину - шансов остаться живым или, хотя бы не покалеченным, у меня бы не имелось... После одной истории, мы дали друг другу клятву, кроме пива в рот ни-ни...

И вот, я ее нарушил...

***

В тот день, когда Малыш вновь появился у моей калитки и пригласил меня к ним на дачу, я решил, что судьба, наконец, смилостивилась надо мной, что теперь я уже точно не расстанусь с Малышом, чего бы мне этого ни стоило... Боже мой! Как я жестоко ошибался...

Ровно в пять часов вечера я стою возле дачи Малыша и, с колотящимся от волнения сердцем, стучу в калитку. Почти тот час, Малыш выбегает из дому и вспорхнув с крыльца, как воробышек с ветки дерева, бросается мне навстречу. Я не сдерживаюсь и подхватываю его одной рукой, чуть не роняя другой, принесенные с собой гостинцы.

Он втаскивает меня в дом. В комнате на столе уже стоит самовар. Лешкина мама принимает у меня гостинцы и, улыбаясь, приглашает за стол.

Поначалу мы говорим на всякие "дежурные" темы. И я не сразу замечаю, искусно спрятанный за улыбку, изучающий взгляд Лешкиной матери...

Настораживаюсь, обнаружив, что Малыш исчез из комнаты. Само по себе, это нормально - разговоры взрослых мало интересны детям. Но меня это немного задело. Я продолжаю разговор, как ни в чем не бывало.

Вскоре я улавливаю, что разговор с мамой Малыша все время вращается вокруг моей скромной персоны. То есть, она задает вопросы, я - отвечаю на них. И в этом тоже нет ничего странного. Она ведь имеет право знать, с кем общается ее сын. Во всяком случае, меня бы это волновало... Но я, вряд ли бы стал так подробно расспрашивать своего собеседника, встречаясь с ним третий раз в жизни... На мои же вопросы она отвечала более, чем скромно. Почти односложно.

Малыш несколько раз появляется в комнате, подсаживается к столу, с тем, чтобы съесть кусочек пирога или отхлебнуть чаю. Но я замечаю, что наша беседа не так уж и безразлична ему, как это могло показаться на первый взгляд. Судя по напряженному выражению лица, которое Малыш и не пытается скрыть, неловких движениях (Лешка чуть не разлил чай), становится понятным, что мальчик волнуется, и моя беседа с его мамой имеет для него немаловажное значение.

Меня же мучает неясное ощущение чего-то нехорошего...

Пора идти домой. Я благодарю хозяйку за угощение и гостеприимство.

Выпросив у мамы разрешение, провести меня, Малыш хватает меня за руку и мы направляемся к калитке.

- Только недалеко и сразу возвращайся, слышишь?

- Ладно, мама!

На небе "аншлаг". Такое впечатление, что звезды со всей Вселенной устремились в эту точку небосвода только для того, чтобы посмотреть, кто это там прогуливается в ночной тишине...

Малыш держит меня за руку так, словно боится, что я сбегу. Я показываю ему созвездия и рассказываю все, что мне о них известно.

Мы спохватываемся у калитки моей дачи.

- Ну, что? Теперь, давай, я тебя буду провожать.

Малыш улыбается. Мы отправляемся в обратный путь.

Ощущение неясной тревоги не покидает меня.

- Малыш, послушай, - не выдерживаю я. - Мне кажется, ты чем-то встревожен. Что-нибудь случилось?

- Нет... - замирает Лешка. В темноте я не могу разглядеть выражения его лица.

- Ты уверен?

- Да! - Не очень уверенно отвечает Малыш.

Мы подходим к его дому.

- Ну, давай прощаться, - вздыхаю я и протягиваю Малышу руку.

Малыш внезапно бросается к калитке, подбегает к матери, стоящей на крыльце и о чем-то говорит с ней. Мне не слышно о чем.

Мать уходит в дом, а Малыш "летит" ко мне.

- Мама разрешила...

- Что разрешила?

- Проводить тебя...

- Малыш, поздно уже...

Он не дает договорить, хватает за руку и тащит меня...

- Еще заблудишься... - Слышу я его шепот.
Я смеюсь, Малыш - тоже и мы отправляемся в новый маршрут. Я представляю себе, как небольшой уютный автобус, с двумя пассажирами в салоне, совершает очередной рейс по маршруту "Дача Малыша" - "Дача Карлсона".

Когда я об этом говорю Малышу, он моментально включается в игру. Теперь мы останавливаемся у каждого столба (их у нас, в поселке, не так уж и много) и Малыш объявляет остановку, выказывая недюжинные способности в изобретении названий.

Эта бесхитростная игра захватывает нас с головой. Я и не припомню, сколько рейсов проделал наш "автобус".

Когда мы, в очередной раз, приближаемся к остановке "Дача Малыша", мои наручные часы показывают - два часа ночи.

- Лешенька! Сынок, поздно уже! - Тон Лешкиной мамы не оставляет сомнений в том, что "автобусу" пора в "гараж". - Пора спать. Завтра же рано вставать.

Увлеченный игрой, я не обращаю внимания на последнюю фразу - а жаль!

- Ну, что ж, Малыш, давай прощаться...

Малыш молча прижимается ко мне.

- Не надо огорчать маму. Она у тебя замечательный человек.

- Я знаю, - тяжело вздыхает Малыш, крепко сжимая мою руку.

- Ты же придешь ко мне завтра?

Я чувствую, что он хочет сказать что-то, но только, неопределенно кивает головой, разворачивается и, как мне кажется, несколько порывисто, направляется к дому. Машет рукой у порога и скрывается за дверью.

- Прощай, Карлсон... - Доносится, как шелест листвы, его шепот.

***

Утром следующего дня я просыпаюсь с улыбкой на лице. В окно светит солнце. У меня отличное настроение! Скоро я снова увижу свое сокровище. Мы опять затеем какую-нибудь возню.

Я вскакиваю с кровати, хватаю со стула трусы и, с криком: "Осторожно! Голые!", направляюсь в душ.

До прихода Малыша я должен позавтракать и хоть немного поработать...

На часах - полдень. Малыша до сих пор нет.

- Спит, наверное. Умаялся сегодня ночью! Пусть поспит мое сокровище, мое солнышко, мой Малыш!

Три часа дня - Малыша все еще нет. Я начинаю волноваться - не случилось ли чего, не заболел ли...

Закрываю дом и отправляюсь по маршруту "Дача Карлсона" - "Дача Малыша".

Вот и конечная остановка. Я останавливаюсь, как вкопанный. Не может быть! Неужели я, случайно, "заехал" не на ту улицу. Странно, мне казалось, что уж этот маршрут я выучил вчерашней ночью "назубок".

Да нет, вроде. И дом тот же, и забор, и замок... И замок!!!

Сердце начинает бешено колотится в груди. Я беспомощно озираюсь по сторонам. Крепко зажмуриваюсь... Ничего не меняется. Все остается, как прежде, на своих местах. И замок тоже...

Что же реальность: вчерашнее возвращение Малыша и "поездки" на "автобусе" или я, стоящий перед Лешкиным домом, и этот проклятый ненавистный замок..?

***

Еще там, у дачи Малыша, я решил - напьюсь в смерть, гори оно все синим пламенем! Раз я не нужен Малышу, то и мне теперь ничего не нужно... Мне все равно! Я не хочу ничего никому объяснять! Я не хочу ничего больше делать! Я жить не хочу!

Вот и сижу теперь на кухне, в окружении пустых бутылок, споря с собственным отражением в одной из них...

Натыкаясь, на бутылки, валяющиеся на полу, иду в погреб за новой партией, благо у меня этого добра навалом. Мы-то с Юркой не пьем. А Сашка с Генкой не всегда могут осилить, привезенное с собой вино. Но в следующий раз снова привозятся бутылки... Так и набрался в погребе приличный запасец непочатого вина...

Беру сразу штук пять. Медленно выбираюсь из погреба, с трудом удерживая в руках ношу. В доме гробовая тишина.

- Если Лехе наплевать на меня, то и мне наплевать на него! - Сообщаю я, только что откупоренной бутылке. Сжимаю ее, как будто собираюсь задушить, и прикладываюсь к горлышку...

Меня, как заправского забулдыгу, тянет петь. Я вваливаюсь в комнату, становлюсь в центре и, как мне кажется, запеваю... Но из моей глотки вырывается вой дикого, раненного, загнанного в угол зверя.

- Ле-е-е-е-ха!!! Ле-е-е-е-ха!!! Ле-е-е-е-ха!!!

***

Я не знаю, сколько времени прошло с начала моей "вакханалии" до момента, когда я снова смог открыть глаза. Голова невыносимо трещала. Я не мог понять, почему перед моими глазами торчит ножка моего рабочего кресла? Почему я, вообще лежу на полу?

Ага! Видимо, вчера был какой-то праздник, день рождения, например. Сейчас у нас что? Лето! А у кого летом день рождения? Ни у кого! Я - весенний. Может сейчас - зима? Тогда, почему я на даче? И где все остальные? Где Юрка? Почему он дал мне напиться до такого состояния и не убил?

Я с трудом поворачиваю голову... Боже мой, что они сделали с моей комнатой? Не менее двадцати минут, с присядками, поклонами, хватанием за все, что попадется под руку, я сражаюсь со своим телом, пытаясь перевести его из горизонтального положения в вертикальное. Огромными усилиями я, наконец, добиваюсь оптимальной, в моем состоянии, вертикали и, ориентируясь на "тропинку", выстеленную "трупиками" бутылок, минут через десять, добираюсь до кухни. Там - "бутылочный морг" и ни одной живой души. Видимо, "сражение" было не шуточным.

Что-то не так! Мои друзья никогда бы не оставили после себя такого безобразия. Но, судя по количеству бутылок, для их "умерщвления" надо было, не менее шести - семи человек. Ну, и где эти человеки? Где эти истребители бутылок? Только не надо уверять меня, будто бы я один лишил жизни целый бутылочный батальон.

Внезапно раздался стук, отозвавшийся в моей голове барабанным боем... О! Труба зовет! Опять в атаку? Я еще от предыдущей не отошел...

- Давай! Братцы, налетай! Очистим поле брани от останков врага!

Я "вползаю" с табурета на собственные ноги и мелкими, в один-два шага, перебежками, направляюсь к входной двери.

Стук повторяется. Уже сильнее и настойчивее.

- Пт-тп? Пто-пта? - На, только мне известном, диалекте эта фраза означала (дословно): "Ты кто? Кто там?".

В ответ снова раздался стук. Я снова повторил свое замечательное выражение, очевидно, решив поупражняться в его произношении.

Стук повторился. При этом, до меня донесся еще какой-то звук, подозреваю даже, что это был голос. Но, не получив внятного ответа, я не хотел открывать дверь! Мало ли, кто там может быть, а я один, а на дворе смеркается. И, вообще, меня обуял дух противоречия - вот не открою и все тут.

Я стоял у дверей, упражняясь в "красноречии", повторяя, как галчонок из Простоквашино, одну и ту же фразу. Стук давно прекратился, а я все стоял и тренировался...

Внезапно, мои занятия были беспардонно прерваны. Кто-то налетел на меня сзади, и резко рванул за руку. Разворачиваясь, я чуть не падаю. Но незнакомец, толкает меня в грудь, тем самым придавая моему, все еще плохо управляемому, телу более устойчивое положение. Как это у него мастерски получилось. Я поднимаю глаза и чувствую, что начинаю трезветь...

Первая, более менее стройная по своей логике, мысль испугала меня: "Господи! Неужели весь этот бардак в доме учинили мы с Лешкой?!"

Не обращая внимания на мой немой вопрос, безжалостно тормоша меня обеими руками, Лешка закричал на весь дом:

- Ты же обещал! Ты же клялся матери, что не будешь больше пить!

Эта новость в высшей степени поразила меня. Я клялся? Когда? Кому?

- Что же ты делаешь, папка? Как же ты мог?

- Малыш! Ты что? - Вырвались из меня вполне осмысленные слова, впервые за последнее время, произнесенные почти без запинки.

- Как ты в глаза мамке смотреть будешь? - Лешка тащит меня по коридору в комнату.

И, прежде, чем я успел подумать, откуда у него столько силы, валит меня на кровать. Быстрыми движениями срывает с меня почти всю одежду. Я чувствую себя ощипанной курицей.

Не обращая на мои вялые, из-за сильного похмелья, попытки сопротивления, Малыш хватает меня двумя руками и, буквально, взвалив себе на спину, тащит меня обратно в коридор.

Потрясенный, я теряю способность к какому-либо действию, и полностью отдаюсь во власть, невесть откуда, взявшегося Малыша.

Лешка втаскивает меня в душевую, опускает, как тяжелый мешок, на пол. Я вскрикиваю от потоков холодной воды, и пытаюсь встать. Лешка толкает меня обратно под воду.

- Отмокай! Я не хочу, чтобы мама увидела тебя таким!

Он стоит в дверях, готовый моментально среагировать, если я вновь попытаюсь выбраться из-под душа. Его глаза пылают ненавистью и презрением. Мне становится страшно.

- Малыш...

- Не смей! - Обрывает меня истошный крик Лехи. - Слышишь? Не смей меня так называть! Только Карлсон имеет право так меня называть... Я ненавижу тебя!

Из его глаз катятся слезы. Он выбегает из душевой. Слышится хлопанье входной двери и наступает тишина, нарушаемая льющейся водой...

Ну, алкаш паршивый, ты хоть представляешь себе, что натворил? Что, жалко себя стало? Надо же, маленького бросили! Да, с чего ты взял, что Лешка бросил тебя? Да тебя не бросить надо, а швырнуть об стенку так, чтобы голова твоя пониже спины застряла! Замка на калитке испугался? А ты свой дом не закрываешь, когда в город едешь? Дачный слюнтяй! Потому Лехе и вставать рано надо было, что они с матерью в город собирались! А ты, вместо того, чтобы разобраться - в бутылку лезешь? Мозги свои, и без того дурные, пропиваешь! До чего пацана довел! Он даже заговариваться начал! Папкой тебя, идиота, назвал!

Ну, что? Что ты развалился, как белье в стирке? А если он сейчас сделает что-нибудь с собой ?

Меня "выкидывает" из душевой, словно из пращи. На ходу хватаю халат и набрасывая его на мокрое тело, пулей вылетаю во двор.

Темнеет.

- Лешка!!! - Ору не своим голосом. - Лешка! Вернись! Прости меня, Лешка!

Выскакиваю на улицу. Осматриваюсь. Никого.

- Господи! Только бы он ничего не натворил! Господи, не допусти этого! - Я трезвый, будто и не было этой жуткой попойки.

Я бегом направляюсь в сторону Лешкиной дачи. Через две усадьбы останавливаюсь. Откуда-то, слева слышаться глухие рыдания.

Лешка лежит у березки, уткнувшись лицом в траву. Я наклоняюсь над ним. Его плечи вздрагивают. Присев рядом, касаюсь рукой его плеча.

- Уйди! Не трогай меня! - Отталкивает он мою руку. - Я не хочу видеть тебя! Я ненавижу тебя!

Никуда я не ухожу, а сажусь рядом с ним и прислоняюсь спиной к березке.

Постепенно Лешкины рыдания утихают. Он, все также лежит лицом в траве и тихонько шмыгает носом...

- Эх, Лешка, Лешка... Если бы ты знал...

Голова все еще побаливает, но я уже не могу остановиться... Я исповедуюсь Лешке. Я рассказываю Лешке все...

Переживая заново, произошедшие со мной события, я не замечаю, как Лешка садится возле меня, как берет мою руку, как прижимается к ней щекой... Как, наконец, он взбирается ко мне на колени.

И только, дойдя в рассказе до того места, где я попадаю в больницу, чувствую на своих устах ладошку Малыша.

- Мне жаль... - срывающимся голосом говорит Малыш. - Мне очень жаль...

- Чего тебе жаль, Леша?

- Мне жаль, что так получилось! Что ты попал в больницу из-за меня. Что ты напрасно искал меня.

- Почему напрасно?

- Потому что мы с мамой живем в другом городе...

Я смотрю на Лешку, пытаясь переварить то, что услышал...

- Я же не знал. А ты мне не говорил...

- Я хотел... Но не мог, из-за мамы... Я так надеялся, что она сама тебе скажет... когда ты пил у нас чай. Я так надеялся, что вы подружитесь...

По лицу Малыша опять катились слезы. Я никак не мог прийти в себя от этих признаний. Я не знал что делать, что говорить. Я только целовал заплаканное лицо Малыша, стараясь, хоть как-то, успокоить его...

Малыш затих. Его голова лежала на моем плече. Левой рукой он обнимал меня за шею. Мне показалось, что Лешка уснул. Но, неожиданно, он заговорил.

Теперь была моя очередь слушать Малыша...

ЧАСТЬ ЧЕТВЁРТАЯ

Городок, в котором жил Малыш со своей семьей, был значительно меньше того, в котором жил я. Это был обыкновенный, ничем не примечательный город, каких много располагается невдалеке от областных центров.

Правда, мама рассказывала ему, что они когда-то жили в большом городе, а, когда Лешке исполнилось семь лет, переехали в этот. Причина переезда была драматичной - Лешкиного отца посадили. За что, Лешка не знал. Мама неохотно говорила на эту тему. А Лешка любил отца и сильно по нему скучал.

Природа наделила Леху и фигурой, и силой. Он был не из робких и мог постоять за себя. (То, что он обладает недюжинной для своего возраста силой, я испытал на себе).

Но отсутствие отца сказывалось. Знаете, как мальчишки любят хвастаться своими папами, когда хотят показать свою значимость и доказать право на лидерство (пусть даже за счет отцов).

Не чуждый озорству, и охочий попроказничать, Лешка, вместе с тем обладал романтической, если хотите, лирической душой. (Думаю, что именно все это и "влюбило" меня в Малыша.)

Ко всему прочему, в его поведении чувствовалась совсем не детская серьезность, а иногда он становился "ершистым" и даже агрессивным. Причину этого я понял позже.

Короче говоря, Лешка, имея все, как говорится, данные для того, чтобы стать лидером, никогда не стремился к этому. Но его мучило то, что он не мог похвастаться перед одноклассниками своим отцом, хотя и считал его самым лучшим на свете.

А через год, Лешке уже исполнилось восемь лет, отец вышел на свободу, вернулся домой и это стало настоящей трагедией для Лешки и его матери.

Первое время все складывалось, как нельзя лучше. Лешка, словно приклеенный, ходил везде за отцом. Отец же, видимо, желая наверстать упущенное, старался, как можно больше общаться со своим сыном. Лешка был "на седьмом небе" от счастья.

Теперь Лешка не отмалчивался, пряча в глубине души зависть, когда, в очередной раз, его одноклассники заводили разговор о своих отцах. Ведь теперь и он мог рассказать о своем отце. О том, как они ездят рыбачить, о том, какие поделки умеет мастерить его отец. Но для Лешки самым главным было то, что отец рядом.

Настоящие испытания для Лешки только начинались.

Нечасто можно встретить семью, в которой бы не ссорились. В этом смысле, Лешкины родители тоже не были исключением. В их семье и раньше случались скандалы. Но, то ли они были незначительные, то ли Лешка, по малолетству, не очень обращал на них внимания.

Ту ночь Лешка запомнил надолго. Это произошло через пол года после возвращения отца из тюрьмы.

Отец в сильном опьянении поздно пришел с работы. Лешка не мог заснуть всю ночь, со страхом вслушиваясь, как на кухне гремит посуда и мама с папой говорят на повышенных тонах.

Отец все чаще появлялся дома поздно и в нетрезвом состоянии. Он все меньше уделял времени сыну и Лешка никак не мог понять, почему так происходит. Мать ничего не объясняла, а спрашивать отца Леха боялся. Случалось, Лешке крепко доставалось, когда он попадал под горячую руку отца.

У меня заныло сердце, когда я это услышал. Я никогда в жизни не поднимал руку на детей, как бы они (а такое случалось в моей практике) не выводили меня из себя.

Лешка невыносимо страдал, тихонько плакал по ночам, уткнувшись в подушку, начал плохо учиться. Мать видела, что происходит с сыном, но ничего поделать не могла.

Не могла она справиться и с распоясавшимся мужем. В моменты "просветления" пыталась уговорить его обратиться к врачам. Это только ухудшало ситуацию. Муж соглашался, просил прощения у жены и сына, обещал, что покончит со всем этим. Но ничего не менялось.

События развивались с драматической скоростью. Скандалы следовали один за другим. Лешкин отец бросил работу, стал тащить из дому (и без того не утопающем в роскоши), все, что попадалось под руку.

Лешкина мать работала на заводе. Зарплата позволяла кое-как сводить концы с концами, но теперь ее практически не хватало.

Внезапно отец исчез. Как ни любил Лешка отца, но он радовался этому. По крайней мере, мать стала менее раздражительной, даже улыбаться стала, как прежде. Лешка делает для себя вывод, что им с мамой лучше быть одним, как тогда, когда отец сидел...

Когда он об этом сказал матери, она плакала, обнимала сына и приговаривала: "Лешенька, разве так можно? Он же твой отец."

Но судьба заставила Лешку поднять руку на отца.

Отец из отлучки вернулся страшнее прежнего. Оборванный, с синяками под глазами. Кошмар возобновился.

Во время очередной ругани, отец потребовал от жены деньги. Она отказала ему, Лешка и так голодный спать ложится... Муж заявил, что ему наплевать на то, как там ложится ЕЕ сын, и, если она сейчас же не даст денег, он ее отлупит и, все равно заберет их. Она упорствовала, и, когда отец занес руку, чтобы ударить, Лешка с ревом накинулся на него, нанося удары куда попало. Отец жестоко избил сына, и той же ночью мальчик бежал из дому...

А Лешкин отец пригрозил его матери, что если она кому-нибудь скажет хоть слово, он забьет мальца до смерти...

Погодите немного... У меня мороз по коже... и спазмы в горле... даже сейчас... Тогда же, когда я слушал рассказ Малыша, у меня кулаки сжимались все сильнее и сильнее. Я тогда подумал, что, если бы мне встретился его отец, то я сидел бы уже в тюрьме...

Лешка, все также сидя у меня на коленях, продолжает говорить, без эмоций, отрешенным голосом, словно рассказывает о ком-то другом.

Измученного, голодного Лешку нашли через два дня в сарае, недалеко от его дома. Он сидел там, забившись в угол. Хозяин сарая и сообщил о своей "находке" в милицию.

Этот случай сильно напугал Лешкину мать. Она поняла, что может потерять сына и стала прятать Лешку от отца. Она просила знакомых на время приютить Лешку, пока у них дома "не закончится ремонт". А потом ей и самой пришлось уходить из дома к чужим людям.

Лешкин же отец, "рыскал" по всему городу в поисках жены - ему нужны были деньги. Сын его волновал в меньшей степени, а точнее, не волновал вообще - откуда у малолетки могут быть деньги. И матери с сыном приходилось переезжать с места на место.

Мать собиралась отдать сына в интернат, но побоялась. Она подумала, что там ее муж быстрее доберется до сына.

И вот, в прошлом году судьба решила дать им передохнуть. Знакомая Лешкиной мамы сказала, что есть возможность снять, за символическую плату, дачный домик на лето. Предложение было очень выгодно тем, что, во-первых: об этом знают только три человека: знакомая и мать с сыном; во-вторых: (вытекающее из "во-первых") им не нужно будет прятаться, они смогут свободнее себя чувствовать. Особенно это касалось Лешки, который почти все время сидел дома из опасения быть обнаруженным своим папашкой (слово Малыша). Он и в школу ходил каждый раз другим путем. Прямо шпионский ужастик какой-то. Но Лешка ни разу не видел отца возле школы.

В тот день, когда я впервые встретил в лесу Малыша, он, привыкший все время быть на чеку, первым заметил меня. Как уже известно, меня он не испугался, потому что знал, где я живу и, похоже, успел изучить, что я из себя представляю. Он почти каждый день наведывался на мою дачу. Ему очень хотелось побрызгаться в бассейне, но он не решался попросить меня об этом. А встреча в лесу показалась ему подходящим предлогом.

Первое время Малыша интересовали только бассейн и компьютер. Но, чем больше мы с ним общались, тем больше Лешка сожалел, что его отец не такой, как я.

Поверьте, я не хвастаюсь. Более того, думаю, что Малыш, соскучившись по нормальному общению со взрослым, завышает мне оценку, как личности. Но, не скрою, слышать об этом из уст Малыша, мне было очень приятно.

Когда его матери понадобилось уехать на несколько дней, она собиралась взять с собой и Лешку. Но он уговорил мать оставить его со мной, уверяя ее, что у меня ему будет хорошо. Но главным аргументом, который убедил ее прийти ко мне, стало то обстоятельство, что у меня Лешке не грозило встретиться с отцом, чего не скажешь о поездке в их родной город.

Я же не знал тогда, что мать Лешки едет в другой город. Вообще, в то время наши взаимоотношения с Лешкиной матерью можно охарактеризовать одним словом - никакие. Нет, она знала, где и с кем целыми днями пропадает ее сын. Но о каком-то серьезном знакомстве она и не помышляла. Насколько мне известно, женщины, перенесшие то, что перенесла мать Малыша, надолго теряют желание общаться с мужским полом. И я подозреваю, что ко мне она относилась, как бы это сказать, терпимо только из-за Малыша. Я нисколько не сомневаюсь, что Малыш рассказывал ей о всех, или почти всех, наших с ним проделках. А она, видя, что Лешке хорошо со мной, не мешала нашему общению.

Я тоже не навязывался к ней в друзья, то ли подспудно чувствуя ее состояние, то ли, скорее всего, из-за того, что меня полностью "поглотила" личность Малыша.

Теперь мне понятно также и то, что узнать о том, где они живут, я тогда не смог бы. Мать Малыша не сказала бы мне, а Малыш не мог пойти против матери.

А когда пришла пора уезжать в родной город, Малыш сказал маме, что было бы очень хорошо, если бы он мог остаться у меня. Уж очень ему не хотелось снова "скитаться" по чужим квартирам, озираться на улицах и все время прятаться. Но, самое главное, Малыш не хотел расставаться со мной...

Понятное дело, что уехать ему, все-таки, пришлось. Но он, почти сразу, стал просить маму поездке ко мне на осенние, а потом и на зимние каникулы. Мать не соглашалась, мотивируя это, вполне резонно, тем, что неизвестно, буду ли я в это время на даче.

Малыш не сдавался. И даже задумался о побеге...

Долгое время отец Малыша не давал о себе знать. Лешка в тайне надеялся, что отец уехал из города. Он настолько уверился в этом, что "потерял бдительность".

Они столкнулись случайно на улице. Алешка не сразу узнал отца, такой у него был страшный вид. Зато отец, несмотря на то, что был, как обычно, пьян, сразу узнал своего отпрыска. Он налетел на Лешку, скрутил и потащил его, не обращая внимание ни на его крик, ни на его отчаянные попытки вырваться.

- Теперь твоя мамка будет сговорчивее, - сказал он, закрывая Малыша в какой-то полуразрушенной лачуге.

Это случилось, как раз в тот день, когда мне ночью приснился плачущий Малыш.

Лешка замолчал и посмотрел мне в глаза... Мы думали с ним об одном и том же...

Малышу удалось бежать. И он решил ехать ко мне. Не заходя домой, он направился прямо на вокзал. Денег у него не было, так, какая-то мелочь, которой явно не хватало на билет.

Дождавшись поезда и, воспользовавшись замешательством проводника, Лешка пробрался в общий вагон. Он не знал, что мать к тому времени забила тревогу. Его сняли с поезда на следующей станции.

Лешка все настойчивее стал уговаривать мать, хотя бы связаться со мной. Но, как известно, этого не произошло. Хотя мать Малыша знала номер моей мобилки. Я давал ей на всякий случай, когда, прошлым летом, Малыш оставался у меня.

Впрочем, я же тогда был в больнице, а мобилка к тому времени могла разрядиться. Короче говоря, никаких сообщений я не получал.

Малышу, все же, удалось уговорить мать и она ему пообещала, что они летом обязательно приедут сюда на несколько дней. И он начал готовиться к поездке. Лешка стал придумывать разные способы чтобы подружить меня с матерью, надеясь, что мать, наконец, согласится на... переезд ко мне...

Господи! И это одиннадцатилетний мальчуган!

И вот, я пью у них чай... Бог его знает чем, но, видимо, я не понравился ей. А, может, была какая-то другая причина, но, на следующее утро они уехали. Малыш даже не успел забежать ко мне, попрощаться.

Придя сегодня ко мне на дачу, Малыш увидел свет в кухонном окне. Он позвал меня. Я, естественно, не отозвался. Тогда он стал стучать в дверь. Лешка слышал возню за дверью. Но, когда он снова постучал, а я не открыл, он испугался, что со мной что-то случилось. Тогда он решил обойти дом, надеясь найти какой-нибудь другой вход, и случайно наткнулся на открытую форточку в комнате, в которой жил прошлым летом. Не раздумывая, Малыш полез в нее.

Увидев, представшую перед ним картину, Лешка... Впрочем, это уже известно...

***

Темно. Захваченный рассказом Малыша, я потерял счет времени. Я пытаюсь осмыслить все, только что услышанное мною...

- Малыш... - я запнулся, вспомнив, что Лешка запретил мне так себя называть.

- Что, Карлсон? - слышу шепот Малыша.

- Малыш... я люблю тебя!

Лешка прижимается губами к моей щеке...

- Я тебя тоже, Карлсон!

***

Я беру Малыша за руку. Ему давно уже пора домой. Когда я направляюсь в сторону его дачи, Малыш останавливает меня.

- Я не пойду туда...

- Почему, Малыш? Там же мама, наверное, уже волнуется...

- Неужели ты не понял? - Удивляется Малыш. - Там нет никакой мамы!

- Погоди, как это нет?

- Карлсон! - Малыш прижимается ко мне. - Я же сбежал к тебе...

Тысяча и одна ночь... то есть, я хотел сказать, тысяча и одна мысль завертелась в моей голове. Звонки, милиция, розыскные собаки, обыск, обвинение в похищении ребенка, суд, тюрьма...

Малыш не успевает опомниться, как я хватаю его на руки и, буквально, крадусь на собственную дачу, прижимая Лешку к груди. Почти за каждым кустом или деревом мне мерещится засада... Малыш, держась за мою шею, крутит во все стороны головой, не понимая, что это за новую игру затеял Карлсон...

Мне было совсем не до игры... Меня охватил страх. Я испугался, что у меня снова отнимут Малыша.

Почему свет в окнах моей дачи? Засада... Я ныряю между двух кустов сирени...

- Карлсон, что случилось?

- Тихо, Малыш, - шепчу я, закрывая ему рот рукой. - Там кто-то есть.

Малыш выглядывает из-за куста сирени.

- Карлсон, нет там никого, - он подозрительно смотрит на меня. - Карлсон, что с тобой? - В его голосе слышится тревога.

Я вспоминаю, что сам же и включил свет. Это меня несколько успокоило. Я говорю Малышу, чтобы он сидел тут и не выглядывал, пока я не вернусь.

- Ты куда?

- Сейчас, только посмотрю, все ли в порядке.

Подкрадываюсь к дому, прислушиваюсь... Тишина. Осторожно захожу в дом... Там никого. Только в душевой хлещет вода и в комнате разрывается мобилка. Я зову Малыша, а сам хватаю мобилку.

- Да это я, - даю знак Малышу, чтобы он закрыл кран в душевой. - Ради Бога, не волнуйтесь! Нет, с ним все в порядке... Ну, что вы? Для меня это было полной неожиданностью... Разумеется, я его никуда не отпущу. - Эту фразу я сказал очень искренне. - Вы только не волнуйтесь - Леша жив и здоров... Да, он сейчас возле меня...

Я передаю трубку Малышу. По его рукам вижу, что он сильно волнуется.

- Мама, прости! Прости меня, пожалуйста!

Я иду на кухню что-нибудь приготовить поесть. Во - первых, я почувствовал, что голоден. Малыш, думаю, тоже. А, во - вторых, не хотел мешать разговору...

Едим молча. Малыш ковыряется в тарелке, низко опустив голову. Мне очень хочется знать, чем закончился его разговор с матерью.

- Малыш, что сказала мама?

- Послезавтра приедет. - Помолчав, проговорил Малыш.

- Сильно ругалась?

Малыш не ответил. Встал, еле слышно пробормотал: "Спасибо", понес в мойку посуду.

Малыш мыл свою тарелку. Скорее, возил по ней мочалкой. Какая у него красивая форма спины. Впрочем, как и всего остального.

Лешка ставит тарелку на стол. Смотрит на меня исподлобья.

- Бить будешь? - Лешка поворачивается ко мне спиной и резко стягивает с себя штаны. - На! Бей!

Я чуть не подавился хлебом.

- Надень!

Малыш не шелохнулся.

- Слышишь?! Надень! - Повторил я настойчивее.

Малыш медленно натянул штаны и опять замер, стоя спиной ко мне.

- Я никогда в жизни не поднимал руки на ребенка, - сказал я совершенно спокойным голосом. - На тебя, тем более, никогда не подниму.

Лешка резко повернулся, какое-то мгновение смотрел на меня, затем бросился ко мне.

- Я буду делать все, что ты скажешь, - горячо шепчет Малыш, обнимая меня за шею. - Все, что ты захочешь, только, ты не бей меня никогда, пожалуйста.

- Глупышек мой, мой Малыш. - Прижимаю к себе Лешку. А у самого сердце сжимается. Бедный пацаненок. Его уже налупили на две-три жизни вперед. И не физической боли он боится. Он боится унижения.

***

Малыш спит в своей комнате. А я не могу уснуть, вспоминая его рассказ.

- Карлсон! - слышится Лешкин шепот. Я притворяюсь спящим.

В тишине слышны осторожные шаги босых ног.

- Карлсон... - шепчет Малыш мне в самое ухо. Я - "сплю".

Чувствую, как Малыш, стараясь не задеть, перебирается через меня к стенке. У меня появляется желание загавкать, мяукнуть или, хотя бы закукарекать. Я еле сдерживаюсь, опасаясь напугать Лешку.

Простыня приподнимается и...

- Ой! - тихонько вскрикивает Малыш и замирает в моих объятиях.

Ничего, Малыш, не дрейфь! Прорвемся! Теперь тебя будет трудно отнять у меня! Даже маме! А папашку своего не бойся - он тебя больше не тронет... Думаю даже, что и не увидит больше, я-то уж постараюсь!

Я ощущаю Лешкино дыхание, ощущаю ритмичные удары его сердца, ощущаю его руку на моей груди и от всех этих ощущений проваливаюсь в нирвану.

I need you to know I want you
I can feel you
I can see you
I will let you
Touch me

When you call me
When you say you
Love me

***

- Лешка! Куда ты опять запропастился? Леха! Опаздываем же!

- Ага! Попался!

Я подхватываю Малыша и мы оба смеемся.

- Я так не играю! - "обижается" Карлсон. - Ты оставил меня одного посреди улицы, я чуть не потерялся.

- Да нет же! Я маме покупал букет. Это ее любимые цветы.

Мы идем с Малышом, держась за руки. Нас ждет мама. У нее сегодня день рождения. И я веду их с Малышом в то самое кафе...

Я надеюсь там встретить того пса и сказать ему, что нашел своего хозяина. И еще сказать, чтобы он не расстраивался и не терял надежды...

P.S. Где-нибудь вам может встретится мальчишка с ослепительной улыбкой, держащий за руку взрослого мужчину. Они весело переговариваясь, спешат по улице. Я не буду утверждать, что это именно мы с Лешкой. Hо то, что это один из Малышей ведет за руку своего Карлсона - точно на все 100%

©Karlson, 2003г.