Хуже, чем слепота - это видение чего-то не существующего.
Томас Харди

ПРОЛОГ

   Туда и обратно ведёт одна дорога. Бродчерч не находится где-то по пути, и вы не попадёте туда случайно.
Этот сонный прибрежный город готов просыпаться только на время летнего сезона, но сегодня там нет никакой суеты. Сегодня свежая, чистая ночь, которая следует за жарким, безоблачным днём. На небе полная луна и россыпь звёзд. Волны накатываются и падают – черное как нефть море отступает от пляжа. Юрские скалы сияют сверху янтарным светом, словно все еще излучая тепло, поглощённое ими за день.
На пустынной Хай-стрит несколько магазинов побеспокоились о том, чтобы оставить свет на ночь. Одна газетная страница - вчерашние новости - бесшумно кувыркается посреди дороги. Офис Эха Бродчерча и соседствующего с ним туристического офиса находятся в тени, за исключением периодического мигания компьютеров, находящихся в ожидании. В гавани подпрыгивают лодки - их мачты звякают в тени. С видом на мостовую и причалы располагается современный полицейский участок, его круглая стальная башня в светлых лесах. Снаружи его мерцает синий свет. Даже сонный город держит ночью один глаз открытым.
Церковь на холме не освещена, богатые, драгоценные цвета её окон-витражей сведены до однородного атласно-чёрного. Выгоревший плакат, на котором можно прочесть: ЛЮБИ БЛИЖНЕГО СВОЕГО, КАК САМОГО СЕБЯ, хлопает по приходской доске объявлений.
На другом краю города в такой же ночной темноте стоит дом Латимеров. Их одноквартирный дом в Спринг-Клос подобен другим домам в этом районе. Этот район подобен другим районам страны. Лунный свет падает сквозь полуоткрытое окно спальни одиннадцатилетнего Дэнни на серебрящиеся плакаты, игрушки и пустую кровать. Боковая калитка приоткрыта, и под действием ветра слегка стучит щеколдой, но этот звук не разбудит его родителей, Бет и Марка, спящих спина к спине под пуховым одеялом. У кровати часы тикают раз в секунду. 3:16 утра.
Дэнни в миле от дома, дрожит в своей тонкой серой футболке и черных джинсах. Он в шестидесяти футах [около 18 метров] над морем, его пальцы в дюйме от края скалы. Резкий порыв ветра заставляет его волосы, подобные маленьким иглам, хлестнуть по лицу. Слезы размазывают кровь по его щекам, и ветер срывает крики с его губ. Под ним отвесный обрыв. Он страшится посмотреть вниз. Но ещё больше боится оглянуться назад.
Морской бриз стремится через город к дому Дэнни и ещё сильнее хлопает щеколдой. Бет и Марк спят. Часы у кровати показывают 3:19, затем останавливаются.
На краю обрыва Дэнни закрывает глаза.
Туда и обратно ведёт одна дорога. Сегодня ни один двигатель не разрывает тишину, по дорожной разметке не скользит свет фар. Никто не въезжает в Бродчерч, никто из него не уезжает.

 

ГЛАВА ПЕРВАЯ

1

   Бет Латимер рывком принимает вертикальное положение. Так она просыпалась, когда её дети были маленькими - шестое чувство заливало её вены адреналином и встряхивало ото сна за несколько секунд до того, как они заплачут.
Но её дети уже не младенцы, и больше не плачут. Она может проспать, в этом нет ничего страшного. Место рядом с ней пустует, а часы у кровати мертвы. Она нащупывает свои часы. Уже восемь.
Её домочадцы проснулись: она слышит их снизу. На душ ей хватает минуты. Взгляд из окна говорит, что опять будет жарко, и она натягивает красный сарафан. Не следует носить красное с рыжими волосами, но ей нравится этот сарафан: это круто, удобно, и к тому же стройнит её, демонстрируя (на данный момент, по крайней мере) плоский живот - это одно из небольших преимуществ раннего деторождения. Сарафан всё ещё отдаёт слабым ароматом прошлогоднего солнечного лосьона.
Пройдя в спальню Дэнни, она с потрясением замечает, что он убрал свою постель. Одеяло Манчестер Сити, которое его отец так сильно ненавидит, - он
воспринял внезапное отступничество Дэнни от Борнмута [Известный футбольный клуб из Борнмута, графство Дорсет. Выступает в Премьер-лиге, высшем дивизионе в системе футбольных лиг Англии] как ужасное предательство - разложено и разглажено. Она с трудом может в это поверить; одиннадцать лет
нравоучений наконец-то окупились. Она наивно волнуется насчёт того, что он попросит. Вероятно смартфон, потому что его заработка за разнос газет на него не хватит.
По следам разрушений на кухне она может сказать, что Марк собирает себе завтрак. Дверь холодильника открыта. Молоко без крышки стоит на стойке, а из сливочного масла торчит нож.
- Почему ты не разбудил меня?» - спрашивает она.

- Я пытался, - усмехается он. Он не брит. Она любит его таким, и он знает об этом. - Ты сказала, чтобы я проваливал.

- Я не помню такого, - говорит Бет, хотя это и напоминает её modus operandi. Она бросает пакетик чая  в кружку, понимая, что, даже если он заварится, у нее не будет возможности его выпить. Электрический импульс поражает её внимание; часы на духовке мигают нулями. То же самое и с микроволновкой. Радио тоже застряло на 3:19.
- Все часы остановились, - говорит она. - Во всем доме.

- Наверное, это просто предохранитель или что-то в этом роде, - говорит Марк, заворачивая свой бутерброд. Он ничего не приготовил для Бет, но у нее всё равно не будет времени съесть что-либо.
Хлоя ест хлопья и листает журнал.
- Мама, у меня температура, - произносит она.

- Нет, у тебя её нет, - говорит Бет, не утруждая себя проверкой.

- Я. Не. Пойду, - визжит Хлоя, но ее волосы, безупречно заплетённые в косу, и превосходно наложенный макияж говорят Бет, что та знает - эту битву она проиграет. Нельзя, чтобы вас провёл собственный ребёнок. Она помнит себя в этом возрасте - именно в этом возрасте, почти до дня - она прогуляла школу, повстречав Марка. Она не позволит истории повториться.
Прежде чем Хлоя успевает придумать контраргумент, через черный ход проникает мама Бет, приветствуя и неся чашу, полную яиц. Она ставит её на столешницу рядом с ... - О, ради всего святого, думает Бет - с коробкой для завтрака Дэнни. У него нет привычки забывать дома свой завтрак. Возможно, усилия по уборке постели оказались для Денни слишком велики. Ей придется занести его завтрак по пути на работу. Как будто она уже и так не опаздывает.

- Люблю тебя тысячу раз, детка - говорит Марк, целуя Хлою в макушку. Должно быть, в тысячный - миллионный? - раз Хлоя слышит эту фамильную фразу, и она закатывает глаза, но когда Марк поворачивается, чтобы уйти, и она думает, что её никто не видит, она позволяет себе маленькую, тайную улыбку. Затем она пытается повторить трюк с температурой с бабушкой, которая прикладывает к её лбу свою ладонь, но это просто шоу. Лиз прошла через всё это дважды, и ещё менее склонна потакать подобному, чем Бет.
Марк выходит в дверь, чтобы его, как обычно, подхватил Найджел. Его прощальный поцелуй быстр. Он пробует чай и хлопья.

- Ты видел Дэнни? – кричит ему в спину Бет.

- Он уже ушел! - бросает Марк через плечо. - Я опаздываю!

Он оставляет Бет стоящей на кухне, с ложечкой Дэнни в руке.

   После трех недель в бикини и саронге детектив-сержант Элли Миллер ощущает себя в деловом костюме весьма странно и неуютно, но домой они вернулись, захватив с собой из Флориды солнечную погоду. Хай-стрит Бродчерча блестит в дымке раннего утра, и все пребывают в хорошем настроении. Небо безоблачно, а люди чувствуют себя достаточно храбрыми, чтобы потушить ночные огни и приняться за установку прилавков на улице.
Она рада вернуться, и не только потому, что её ждут хорошие новости. Но и из-за желания вновь оказаться дома. Это улица Элли, это ее старый район, хотя прошло уже довольно много времени с того момента, когда она ещё носила полицейскую форму.
Она заталкивает Фреда в детскую коляску, пакет из дьюти-фри с гостинцами для сослуживцев в её другой руке. В конце улицы она передаст коляску Джо, который пройдёт с Томом остаток пути до школы. Пока же Джо захватил Тома за шею, и оба смеются. Они отражаются, Элли и ее мальчики, в зеркальном стекле окна офиса турфирмы. Ее сыновья такие разные; у Фреда темные кудряшки, в то время как Том выглядит как мальчик-певчий. Светлые волосы Тома похожи на те, что были у Джо до того, как он стал лысеть, и он поступил благородно - стал стричься совсем коротко, под машинку.
Это один из тех редких, незапланированных моментов, когда она видит свою маленькую семью на открытом воздухе и осознаёт счастье, будто схваченное случайным фотографом. Она знает, что удачлива. Она перемещает свой взгляд на окно и кивком здоровается с Бет, но та еще не добралась до своего стола. Марк на другом конце Хай-стрит, с сумкой водопроводчика через плечо, своей соблазняющей походкой идёт по улице. Элли смотрит, как он флиртует с парой девушек в летних платьях, затем с Бекки из отеля, и обменивается шутками с Полом, викарием, который моложе ее. Марк почти натыкается на неряшливую, неулыбчивую женщину, которую Элли не знает - туристка? Не похоже, она с собакой. Кажется, что только она одна невосприимчива к обаянию Латимера.
Том открывает рот, чтобы спросить.
- Нет, - говорит Элли, прежде чем тот сможет озвучить свою обычную просьбу о собаке.

Когда их пути пересекаются, Марк желает Тому удачи в этот спортивный день в школе и лучезарно улыбается.
- Мы должны собрать наших парней вместе, - говорит Джо.

- Хорошая идея, - отвечает Марк, не меняя ритма своего шага. - Я позже пришлю тебе смс-ку.

Элли радует этот небольшой обмен фразами. Она и Джо знают ситуацию с распределением своих обязанностей, создающую для них двоих напряжённость: она является кормильцем, а он остаётся дома с Фредом, но подобное её беспокоит. Беспокоит, что люди могут счесть Джо слабаком. Волнует, что его могут посчитать подкаблучником. Когда другие жены по телефону умоляют своих мужей вернуться домой вовремя, чтобы уложить детей в кровать, она фактически гонит Джо из дома в паб.

- Смотрите, - восклицает Том, указывая через улицу на знакомую фигуру с вишнево-рыжими волосами. - Это тетя Люси!
Он поднимает руку, чтобы помахать, но Элли тянет её вниз за запястье. Трёх недель не хватило на то, чтобы унялась её злость на сестру. Лжи и оправданиям Люси нет места в такое утро как это. Элли оглядывается: Люси их не видела. Она смотрит на тротуар, и тянет за собой свой парикмахерский набор, втиснутый в чемодан на колёсиках, вероятно, чтобы одарить какого-нибудь старичка еженедельной процедурой мытья головы и стрижки.
Элли надеется, что он спрятал свои ценности. Последнее, чего ей хочется, - это арестовать свою сестру.
Том вырывает руку и, обиженный и смущённый, трет ее.
- Извини, дорогой, - говорит Элли. - Мы же не хотим опоздать.

Это правда: им и так хватает волнений, как вовремя забрать Тома из школы. Им не нужна дополнительная головная боль. На синем фургоне, на боку которого белыми буквами написано САНТЕХНИЧЕСКИЕ РАБОТЫ МАРКА ЛАТИМЕРА подъезжает Найджел Картер.
- Ты опоздал! - говорит Марк, садясь на пассажирское сиденье.

Элли по губам читает, что Найдж что-то говорит о пробках, а затем они оба смеются. Хотя следующей фразой Найдж омрачает выражение лица Марка. Тот
осаживает Найджа, стирая с его лица улыбку, словно ставит его на место, хотя Марк совсем не такой босс, чтобы пугать или давить своим положением.
Если Элли кажется странным её костюм, то полицейский участок выглядит ещё необычнее. Полосы резкого неонового света внутри после трёх недель, насыщенных настоящим солнцем вызывают у неё отторжение. Она все еще не может привыкнуть к этому зданию с его изогнутыми коридорами из полированного бетона. Там чисто и уютно, и все такое, но это уже не совсем Бродчерч.
Волф свистит и хлопает, возвещая о ее возвращении, затем переходит к благодарственным вздохам, поскольку понимает, что она пришла с гостинцами. Никто не остается обделённым и, кажется, что все довольны своими сувенирами. Она слишком хорошо знает свою команду. Как только она готовится приобщиться к сплетням, глава полиции суперинтендант Дженкинсон вызывает её на пару слов. Элли, зная, что это означает, не может сдержать улыбку по дороге в её кабинет.
Дженкинсон не улыбается, но только потому, что это не ее стиль. Хотя Элли уже вспотела, и её причёска несколько потеряла форму после прогулки на работу, шеф полиции - в своей обычной нетронутой сущности: ее короткие светлые волосы прилизаны, а рубашка и галстук первозданно свежи. Пузырь ожидания набухает внутри Элли. Но вместо ожидаемого поздравления, Дженкинсон бросает бомбу:
- Мы предоставили эту работу кое-кому другому.

Пузырь лопается, и Элли чувствует, как улыбка соскальзывает с ее лица.

- Ситуация изменилась. Я понимаю, как это досадно.

Разочарование скрыть не получается. Слезы подступают к глазам Элли, но кроме этого у неё появляется злость, возвращающая ей голос.
- Ты сказала, что это подождёт до тех пор, пока я не вернусь из отпуска, - говорит она, её радужное послеотпускное настроение полностью испорчено. - Ты сказала, что я займу это место! Вот почему я взяла три недели отпуска. Кто его получил?

- Детектив-инспектор Алек Харди. Он приступил на прошлой неделе.

Это имя вызывает едва уловимое воспоминание, но что действительно раздражает Элли, так это его пол.
- Мужик! А что случилось с «Этому участку требуется женщина детектив-инспектор», что случилось с «У тебя есть моя поддержка»?

Это воображение Элли или во взгляде Дженкинсон проскальзывает смущение? Оно исчезает прежде, чем Элли может это точно установить.

- У Алека Харди большой опыт...

И тогда Элли понимает, что  знает это имя. Каждый сотрудник полиции страны знает это имя. Боже мой, её обошло, её обошёл мужик, но чтобы её обошёл он?
Она держится до тех пор, пока не оказывается в туалете, где садится на опущенную крышку и задвигает щеколду на двери. Она дрожит от ярости; ее ноги делают что-то вроде краткого танцевального па, чтобы погасить нервную энергию. Она звонит домой, Джо, и плачет горячими сердитыми слезами. Он чувствует такое же огорчение, как и она. Это было и его повышение; они уже мысленно потратили её прибавку на отделку дома.
- Может, мне просто собрать свои вещи и уйти? - спрашивает она у него, хотя они оба знают, что она так не поступит, это только для того, чтобы выпустить пар. Она готовится рассказать ему о соли в ране, - он не поверит, когда услышит, кто получил её работу - когда раздаётся стук в дверь кабинки. Даже здесь ей не скрыться.
- Я здесь! - бросает она, неспособная скрыть всю силу своего недовольства.

- Элли? - Это одна из женщин-операторов. - Тебя зовут.

 

2

   В двух милях от полицейского участка на побережье мужчина смотрит на тающий в синеве горизонт. Его мятый костюм мешком висит на его жилистом теле; верхняя пуговица его рубашки расстёгнута под галстуком. Ограда из колючей проволоки; ряды крошечных острозубых витков, напоминающих рога дьявола, перерезаны между двумя столбами. Это чистый и уверенный разрез, сделанный с помощью (профессионального?) инструмента.
За прорванной оградой нет ничего кроме двадцатифутового обрыва. Он пытается заглянуть за край, но не хочет оказаться слишком близко, опасаясь головокружения.

- Вы взглянете или нет? - говорит фермер.

   Детектив-инспектор Алек Харди неохотно поворачивается к сцене преступления. Хотя она вряд ли оправдывает этот термин.

- Выкачали целиком весь чёртов бак, - говорит фермер, указывая на крышку топливного бака, открыто болтающуюся.

Боб Дэниелс, полицейский констебль, который его вызвал, сочувственно качает головой, а Харди вздыхает про себя. Это лучшее, на что можно бросить детектива-инспектора? Что дальше? Вызов шефа полиции ради кошки, застрявшей на дереве? Он понимал, что хочет изменить свой темп жизни после Сандбрука, но это уже чересчур.
- Мы свяжемся с вами, - говорит Харди, поворачиваясь к машине, как раз когда фермер начинает спрашивать, почему с ними нет судебного эксперта.

- Ты позвонил мне в семь утра ради этого? - выговаривает он Бобу, когда фермер уже не может слышать их диалог.

- Разве это не прекрасно? - усмехается Боб.

Харди не покупается на это. Это не первая маленькая издёвка его новой команды, и не последняя. Их возмущает, что его назначили извне. И, конечно же, его история шагает впереди него. Затем тон Боба меняется.
- Просто позвонили. Береговая охрана сообщила, что нечто спустили на берег.

 

   К тому времени, когда Бет приходит в школу, спортивный день идет полным ходом, и спортплощадка кишит детьми в разноцветной спортивной форме.
Стартовый пистолет даёт сигнал, и начинается Третий ежегодный забег в мешках. Жара - учителя повсюду фланируют со стаканами воды в руках - и яркие цвета  повсюду.
Бет приглядывается, пытаясь отыскать зеленые цвета Дэнни. Обычно она может определить его в толпе за секунды. Её глаза улавливают не его облик, а его движения. Его детская лёгкость движений недавно уступила место подростковой подвижной развязности – почти полная копия Марка. Где же он? Она щурится от солнечного света и узнаёт учительницу Дэнни, мисс Шерез. На скамейке неподалёку, подбадривая выкриками и аплодируя, сидят родители. Бет с коробкой для завтрака в руке марширует к ним.
На мгновение она отвлекается на Олли Стивенса. Он присутствует тут в качестве репортера Эха, убеждая бегунов с яйцами на ложках швырнуть их в  Юсан Болт, которая позирует фотографу. Олли работает уже больше года, и не скрывает своих амбиций стать репортёром, но Бет все еще не может всерьез воспринимать его в качестве журналиста. Возможно, потому, что знает его с тех пор, когда он был ещё подростком, и всегда испытывает шок, замечая его в рубашке с галстуком, а не в форме средней школы Южного Уэссекса. Она наблюдает, как он меняет телефон на старомодный блокнот и ручку, записывая имена и возраст участников соревнования.
Бет едва успевает сесть, когда мисс Шерез произносит:
- Дэнни не участвует?

У Бет вспыхивают щёки. Только бы учительница не сказал, что он сачкует.
- Я думала, что он здесь, - говорит она.

На лице мисс Шерез смущение.
- Нет, мы не видели его со вчерашнего дня.

Перед глазами Бет встают два ярких воспоминания: превосходно застеленная постель и коробка для ланча на столешнице.
Когда появляется первая холодная струйка паники, ее пульс удваивает свой темп. Она велит себе сохранять спокойствие - вероятно, это ещё ни о чём не говорит, но ее пальцы уже скользят по клавиатуре, набирая номер Дэнни на телефоне. Даже когда включается голосовая почта, она решает казаться беззаботной, потому что не хочет, чтобы он подумал, что у него будут проблемы, хотя, если она узнает, что он прогулял школу... Боже, помоги ей ...
- Дэнни, это мама, - говорит она после звукового сигнала. - Так как ты не в школе, просто дай мне знать, где ты сейчас.

Но даже когда она говорит это, ее мысли опережают слова, и ее следующий звонок, спустя секунду после первого, Джеку Маршаллу в его магазин, специализирующийся на продаже периодики - чтобы проверить, заходил ли Дэнни за своей порцией газет этим утром. Джек сообщает, что Дэнни не появлялся. И не звонил. Такого прежде не случалось. Бет не может представить себе ситуацию, заставившую Дэнни пропустить свою разноску почты.
Она делает паузу перед следующим звонком, чтобы освободить линию для Дэнни.
- Марк, это я. Перезвони мне сейчас же.

   А что потом? Ранее она уже переживала более слабый вариант этого всепоглощающего ужаса. Он случается у всех матерей, когда маленькая ручка ускользает из их руки в супермаркете или на ярмарке с фейерверками. Этот ужас поглощает вас, от счастья до ада, со скоростью, равной мгновению между двумя ударами сердца. Дыхание судорожно учащается, а сердцебиение ускоряется до предела,  А затем, спустя несколько мгновений дети появляются, и вы обнимаете их так крепко, что едва не душите в объятиях, а затем держите их на расстоянии вытянутой руки и задаёте им такую словесную выволочку, которую они не скоро забудут. Паника проходит также быстро, как и появилась, но вы всё ещё ощущаете её последствия ещё много часов спустя: внезапные приливы адреналина и ужас «что, если?».
Бет пытается замедлить дыхание. Ей нужно сохранять ясную голову. Она видит лучшего друга Дэнни, Тома Миллера, с пластиковой медалью на шее. Она заставляет себя не подбежать, а подойти к нему и заговорить, не срываясь на крик.
- Дэнни не говорил, куда пойдёт сегодня утром, Том?

Все в порядке. Он не в беде. Том качает головой, а у Бет нет причин не верить ему. Со спокойствием, которого внутри себя она не ощущает, она просит мисс Шерез позвонить ей, если появится Дэнни. Она начинает вспоминать свои действия; она чувствует, как глаза учительницы сверлят её спину.
Боковым зрением она видит, как Олли Стивенс наблюдает за ней, его усики дёргаются. Она ещё раз тщетно обходит по кругу лужайку и дорожки поля, но паника ослепляет её, а интуиция говорит ей, что Дэнни здесь нет. Тогда где он? В городе? На пляже? Она бежит к машине, нащупывая ключ от неё.
Дорога в Бродчерч в мареве. Выхлопные газы смешиваются с дымкой, делая номерные знаки неразличимыми. Телефон Бет лежит на пассажирском сиденье. Она продолжает проверять его - перезагружает, проверяет громкость и наличие сигнала. Ещё не сезон, но движение как в августе, во время пика банковских каникул. Гудят клаксоны. Несколько лет назад шло обсуждение расширения дороги или строительства обходного шоссе. Бет голосовала против, но теперь сожалеет об этом. Пусть закатают в асфальт хоть все окружающие земли, лишь бы она быстрее попала в город.
Никому не нравятся пробки, но Бет по-настоящему их ненавидит. Они вызывают  у неё ужас. Она не могла переносить их в лучшие времена, не говоря уже о нынешней ситуации, когда ей необходимо движение, действие. Ей кажется, что она закрыта в стеклянной коробке, которая быстро заполняется холодной водой. Она не может дышать. Она выдерживает, быть может, не больше пяти секунд, после чего открывает дверь и выскакивает из автомобиля. Она спрашивает женщину в машине впереди, что случилось.
- Кто-то сказал, что на пляже полиция, - говорит она. - Вероятно, они обнаружили тело.

Тело. Полиция. Пляж. Тело. Полиция. Пляж.
Дэнни.
У Бет возникает ощущение, что вся её кровь резко отливает к ногам; одновременно по пальцам пробегает что-то вроде электрического тока. Оставив ключ в замке зажигания и работающее радио, она бежит. Её настигает полицейский фургон, едущий не по своей полосе - тональность его сирены, когда он минует Бет, в соответствии с эффектом Доплера, меняется. У нее есть время, чтобы прочесть надпись на боку фургона: СУДЕБНО-МЕДИЦИНСКАЯ ЭКСПЕРТИЗА
Бет увеличивает скорость своего бега. Ей кажется, что она может обогнать фургон.

 

3

   Харди ненавидит гулять по пляжу. Никогда не знаешь, куда попадёт песок. Тот движется и обманывает, замедляя движение. И этот пляж, как и все остальные, кажется, ненавидит его также сильно, как он ненавидит их все; грубый песок засасывает его ноги.
Люди в форме с трудом теснят растущую толпу утренних зевак; в их сумках свернутые пляжные коврики. Над головами висит вертолёт: его лопасти заглушают все остальные звуки. Харди наблюдает, как констебли разматывают ленту, которая должна оградить место преступления, но это продлится лишь до тех пор, пока он не обойдёт этот мыс по кругу, а там, на берегу...
...Кажется, что сдвинулась земная ось, и Харди тщетно пытается ухватиться за воздух, чтобы не упасть.
Лента образует треугольник, окружающий тело мальчика. Он лежит лицом вниз, уткнувшись в песок, видна лишь одна щека. Он одет в джинсы и
футболку с длинными рукавами, синие кроссовки с желтой прошивкой. Его каштановые волосы мокрые и спутанные.
Харди нащупывает в кармане таблетки - он давным-давно приучился их глотать - и слишком поздно вспоминает, что они остались на прикроватном столике в гостиничном номере. Он дышит ровно, как учили, и приступ паники начинает ослабевать. «Не делай этого со мной», - говорит он своему дыханию. Ему хочется закрыть глаза, лечь и уснуть, но срабатывает его выучка, и он каким-то образом умудряется удержать равновесие.
- Пойдем, - говорит он, заставляя себя охватить каждую деталь со сцены преступления, которое слишком сложно вынести. Он бросает взгляд на скалу, на траву, окаймляющую её вершину, на чистое золотистое лицо и камни, окружающие тело. Он пытается представить себе траекторию падения.

- О, Боже, - говорит женский голос позади него. - Нет, нет, нет...
Там женщина в старомодном костюме с безумно растрёпанными волосами нетвёрдой походкой направляется к нему. Харди машинально становится между ней и телом, пытаясь догадаться, кем она может оказаться. Мать ребёнка? Как, черт возьми, она миновала ленту? За это Бобу не сносить головы.

- Я знаю его, он живет здесь, он пил чай у меня дома, он лучший друг моего мальчика, - выпаливает она.

Мать, но не мать этого мальчика. И она показывает удостоверение личности. Требуется её успокоить, и получить от нее сведения. Харди приказывает ей покинуть пляж, но она трясущимися руками вытаскивает из своей сумочки полицейский жетон. Он узнаёт ее имя и должность, но ему требуется еще мгновение, чтобы осознать, что эта плачущая женщина - его коллега.

- О Боже, Бет, Бет знает?

- Успокойтесь, детектив-сержант Миллер, - говорит Харди, хотя считает, что ее истерика подпитывает его собственное спокойствие. Чем меньше она себя контролирует, тем большим профессионалом он себя ощущает.

- Нет, вы не понимаете, я знаю этого мальчика. О, Боже, это Дэнни.

- Заткнитесь, - выдыхает Харди. - Будьте профессионалом. Вы работаете над делом.

- Заткнуться? - Миллер выглядит пораженной, и он понимает, что его воспримут как хама, но либо так, либо пощечина. Сработало. Она перестает плакать.

- Алек Харди, - он протягивает ей руку.
- Я знаю. Это вы получили мою должность, - говорит она.

- Правда? - говорит Харди. - Хотите занять её прямо сейчас?
Своей грубость он пытается вернуть ей самообладание. По крайней мере, она принимается говорить, как полицейский. Но длится это недолго.

- Вы даже не знаете, кто он, - бросает обвинение Миллер, как будто Харди виноват в том, что не вырос в этом захолустном городишке, как будто он плохо справляется с полицейской работой и спустя неделю всё ещё не на ты со всеми местными жителями.

- Так скажите мне, - он старается перекричать грохот прибоя.

- Дэнни, Дэниел Латимер.
Харди впервые слышит это полное имя и понимает, что спустя несколько часов оно приобретёт жуткую известность.

- Ему одиннадцать лет. Он одноклассник моего сына Тома. Семья живет здесь, его отец - местный водопроводчик.

- На этом месте случались самоубийства?

- Он не делал этого.

Боже, теперь ему придётся с ней работать. Неудивительно, что он получил эту должность, конкурируя с ней.
- Ответьте на вопрос.

- Нет. Есть другие места, одно на три мили западнее, другое в стороне от моря, - она снова в обороне. - Он мальчик не такого склада.

Харди уже достаточно наслушался детектив-сержанта Миллер и говорит ей, чтобы пора выяснить у криминалистов, что там на месте преступления. Есть что-то неестественное в аккуратном падении мальчика, и ему нужны данные экспертов, чтобы понять, что же он видит тут. У его ног валяется сигаретный окурок, который следует упаковать. На этот раз он не позволит пропасть доказательствам, даже если ему придётся перелопатить весь песок этого пляжа.

Пока Миллер куда-то звонит, он задается вопросом, могут ли ее отношения с погибшим мальчиком иметь ценность для расследования или станут помехой.
Приближается прилив.

  Бет занималась бегом, но ещё ни разу в жизни не бегала так, как сейчас. Ее хрупкие лодочки отталкиваются от земли, не амортизируя толчки, но она не замечает, как сотрясаются её суставы. Она в считанные секунды минует Хай-стрит и поворачивает в сторону гавани. Люди сбиваются в кучки по нескольку человек и шепчутся, кивая в сторону пляжа. Только Джек Маршалл сам по себе, стоит печальным часовым снаружи своего магазина.
Бет не замечает этого. Она продолжает свой бег, движимая мощной внутренней силой. Она тяжело дышит, но, кажется, обладает бесконечным запасом энергии. Ее мир сократился до одной вещи: нужно добраться до пляжа и убедиться, что там нашли совсем не Дэнни, и потому она сможет продолжить его поиски. Все это время её затапливает поднимающаяся холодная вода страха, уже достигшая подбородка.

   Легковушки и автобусы объезжают парковку у берега моря. Их, по преимуществу, желто-синий наряд выглядит ярким и несуразным на фоне мягкой голубизны моря и золота песчаного пляжа. Бет вынужденно снижает темп, скользя между маневрирующих машин, расталкивает группу с пляжными вёдрами и лопатками, и оказывается на пляже. Песок грозит замедлить её, поэтому она сбрасывает туфли, подхватывает их и несётся дальше. Песок под её ногами груб и шершав. У подножия скалы на ветру полощется бело-синяя полицейская лента. Дежурные офицеры пытаются убедить зевак в том, что смотреть не на что. Бет легко уворачивается в сторону и проскальзывает за оцепление.

   На полпути к горизонту темная черта разрывает желтизну песка. Если бы ей не сказали, что это тело, разве она бы поняла, что это такое? Ещё несколько шагов в ту сторону, и она видит, что оно слишком мало, чтобы оказаться мужчиной, но может принадлежать женщине. Ужас заставляет её пошатнуться, но она продолжает идти в сторону тела.

   Знакомый силуэт пытается встать между Бет и... этим - это Элли медленно разворачивается к ней. Бет на секунду отступает, потому что с лицом Элли что-то ужасно неправильное. Она выглядит так, словно её ударили. Когда она замечает Бет, её лицо становится ещё хуже.

- Бет! - говорит она, подбегая к ней. - Уйди с пляжа!

- Что это? - спрашивает Бет. - Что вы нашли?
Она дает Элли последний шанс сообщить ей, что все в порядке.

  Элли пытается ее задержать.
- Ты не можешь здесь находиться.

Бет готова рассмеяться. Это ее пляж, как и любого другого человека. Как смеют ей говорить, где она может или не может находиться? Она выставляет одну ногу вперед. Она проворнее Элли, и легко может ускользнуть. Полицейские позади достаточно близко, она видит их длинные тени, преследующие ее по волнистому песку, но продолжает двигаться в сторону центра ее кошмара, вскоре замечая чрезмерно яркие цвета, вновь вспыхивающие перед ней. Синяя замша с желтой прошивкой. Обувь Дэнни, его кроссовки, - которые покупала она сама -  не полностью прикрытые импровизированным саваном. Остатки видимого контроля Бет рушатся до основания.
- Это же кроссовки Дэнни! - Ее крик отражается от скал. - Это кроссовки Дэнни!
Она повторяет эту фразу снова и снова, даже когда полицейские догоняют ее и хватают за плечи. Черно-белая полицейская униформа то появляется, то исчезает из поля её зрения. Звуки и голоса сменяют друг друга. Бет брыкается и пытается вырваться, но у неё не получается. Она не может оставить его там, чтобы у него вот так торчали ноги. Когда он спит, у него холодные ноги. Ей нужно укрыть его должным образом. В последний раз она извивается в тщетной попытке освободиться. Когда её оттаскивают прочь, ее пятки оставляют в песке длинные борозды.

   Растущая волна паники накрывает Бет с головой. Ужас, подобно грязной воде, заполняет ее легкие. Ужас заливает ее сердце. Ей все равно, утонет она или нет. Она только приветствовала бы это.

 

4

 В отделе новостей Эха Бродчерча обычный хаос. Офис без бумаг - это всего лишь мечта, столы погребены под беспорядочными кипами бумажных листов. Новые плоские мониторы на столах соединены со скрипучей компьютерной системой, не модернизировавшейся уже многие годы. Вот идет Мэгги Рэдклифф, редактор: она тоже никогда не обновлялась. Она в местных новостях с тех пор, как термин вырезать-и-вставить означал ножницы и клей, а курение за рабочим столом считалось нормой. Теперь между ее пальцев торчит электронная сигарета, она прищуривается, всматриваясь в электронную таблицу Excel на падение доходов.
Входит Олли Стивенс, последний протеже Мэгги. Его темные волосы взъерошены так, как они могут быть взъерошены у очень молодых людей. Он выглядит довольным собой.
- Ред этого не сделал, - говорит Олли, имея в виду ветерана-фотографа, который ныне проводит больше времени в пабе Красный Лев, чем с фотоаппаратом. Но Мэгги по-прежнему пользуется его услугами; она каждую неделю видится с ним в супермаркете, и они таким вот образом ухаживают друг за другом в Бродчерче. - Поэтому это сделал я, своим телефоном.
Олли с гордостью перебрасывает фотографии Тома Миллера с «золотой» медалью со своего телефона на  компьютер. Материала хватит на две страницы.

- О, посмотри на их миленькие личики! - говорит Мэгги. - У тебя есть глаз.

Она все еще смотрит через плечо Олли, когда на его электронную почту приходит сообщение.

- Боже мой, - говорит он, нависая пальцами над мышью. - Это из Daily Mail. Мое заявление.

- Открывай! - говорит Мэгги.

Он с полсекунды лицезреет экран, затем его лицо сникает:
- Сволочи.

- Ну-у, милый, - успокаивает она. - Есть же и другие газеты.

- Я пытался во все, - мрачно отвечает он.

- Ты молодец, цветочек. Твоё время придёт.

Дальнейшее ободрение прерывается смс-кой на телефоне Мэгги. Она читает её.
- Ивонн говорит, что по какой-то причине закрыли пляж. Ты не спустишься и не посмотришь, что там?

   Харди второй раз за это утро поднимается на вершину скал, на этот раз с детектив-сержантом Миллер. Чтобы добраться сюда, им приходится карабкаться по крутой прибрежной тропинке. Сейчас этот путь от праздношатающихся и любопытствующих охраняет полицейская лента. В данный момент она единственное, что хоть как-то походит на ограду. Харди не может поверить, что людям разрешено ходить здесь без защитного барьера. Все, что связано с этой тропой – смертельно опасно. Отважившись, он приближается к краю. В паре футов от травяной обочины уступ - место, с которого люди прыгнут вниз не раньше, чем дважды подумают.

   Эксперты-криминалисты, нагнувшись, ползают в своих белых костюмах, выискивая кончиками пальцев улики. За ними наблюдает Брайан Янг. Его капюшон откинут с головы, а маска приспущена, подчеркивая его авторитетность; его черные волосы колеблются под дуновением бриза.

- Как дела? - спрашивает у него Харди.

- Похоже, что падение фиктивно, - говорит Брайан. В его голосе вопрос; он не сомневается в доказательствах, а больше спрашивает, зачем. - Угол тела неправильный, слишком уж подстроенный. А здесь нет примятой травы или следов соскальзывания, нет осыпавшихся камней. Никаких волокон, никаких отметин, в траектории падения тела нет смысла.

- Вы хотите сказать, что он не упал? - спрашивает Харди. - Может, он спрыгнул?

- Вряд ли, учитывая, где его нашли, и траекторию со скал, - Брайан показывает обеими руками эту самую траекторию падения. - По мне, так некто пытался имитировать несчастный случай. Я думаю, что он вообще здесь не был.

- Видите? - говорит Миллер. - Это не Дэнни. Он этого не делал.

- Идёмте к патологоанатому, скажем ему, чтобы поторопился, даже если это будет просто предварительное заключение, - отвечает он.

Они спускаются к пляжу. Миллер рассказывает Харди о  различные путях, которые ведут из города на скалы, а он внимательно слушает. Он все еще плохо ориентируется на местности, хотя уже начинает сводить воедино разные части города и разбираться в направлениях, так что это место медленно замещает собой некий застывший образ из его прошлого.

Жилые автоприцепы на парковке для трейлеров сверху выглядят как игрушечный городок, и при приближении к ним это впечатление не исчезает. Снаружи номера 3 неулыбчивая женщина с кружкой в руках склоняется к большой коричневой собаке у своих ног. Харди делает ее мысленный снимок.

Потрёпанный красный Nissan с шумом останавливается позади них. Кареглазый паренёк соскакивает с водительского сиденья и, улыбаясь, направляется к ним. Миллер ускоряет шаг в сторону своей машины.

- Кажется, он вас знает, - говорит Харди за миг до того, как этот переросток кричит:
- Тетя Элли!

Миллер, к удивлению Харди, краснеет. Её нет нужды смущать; она сама способна выглядеть очень глупо.

- Олли Стивенс, из Эха Бродчерча, - представляется паренёк, и это уже не смешно.

- Сейчас никаких комментариев, - отвечает Харди автоматически. Он захлопает дверцу машины перед носом Олли, но голос того проникает через окно.
- Я слышал, что найдено тело. Было ли оно идентифицировано? Ну, пожалуйста? - говорит он хрипловатым тоном мальчика, просящего мороженое.

- Заявление будет, - говорит Миллер.
Она уезжает, оставив Олли в облаке песка.

   Элли не помнит, когда в последний раз ехала по Спринг Клос. Намного быстрее было бы пересечь игровое поле, разделяющее их дома. Она пытается сосредоточиться на зеркалах, сигналах, маневрах своего автомобиля, а не на том, что ожидает её в конце поездки.

Они останавливаются у дома Латимеров, и возвращаются в реальность. Ей знакомо это место почти так же хорошо, как и её собственный дом. Она может видеть его через поле из своего кухонного окна: они провели на этом поле бессчётное количество воскресных пикников. И все же окружающее её тут выглядит странно, незнакомо, как будто она никогда не была здесь раньше. Она ощущает некую двойственность - как друг и как полицейский офицер - именно в таком порядке, и предлагает Харди, когда они выходят из машины, что она поведет разговор, потому что знает эту семью.

- Сколько таких смертей вы расследовали? - спрашивает Харди.

Она чувствует себя маленькой и слабой.
- Это мой первый случай.

- У вас не получится сделать это лучше. Не пытайтесь.

- Вы же не знаете, как я работаю!
Он трактует её силу - находить спокойствие в хаосе - как какую-то ахиллесову пяту.

Харди разъясняет ей по пунктам, его рокочущее шотландское р придаёт его словам ударную силу.
- Вероятная предпосылка - похищение. Если он был похищен, то кто это сделал? Наблюдайте за ними. За каждым движением. Обо всём, что даже не имеет смысла, говорите мне. Чем ближе отношения, тем больше вероятность вины. И не смотрите на меня так.

Она не осознаёт, как поступает.

В доме Латимеры выстраиваются у дивана: Бет и Марк, Хлоя - все еще в школьной форме - и Лиз. Бет трясется, её руки порхают от живота ко рту и обратно. Марк так тих, что, кажется, совсем не дышит.

Харди отодвигает от обеденного стола стул и разворачивается к ним лицом. Элли ощущает жесточайшее защитное побуждение, которое заставляет ее врасплох: она не хочет, чтобы Харди находился рядом с ними.

- На пляже этим утром было обнаружено тело мальчика.

Элли впервые слышит шаблонную фразу со стороны. Эвфемизм, разработанный с такой заботой, ныне служит только для оскорбления и проволочки.

- Это же Дэнни, да? - кричит Бет. - Я видела его кроссовки.

Лиз крестится.

- У множества детей есть такие же кроссовки, - говорит Марк, а затем, обращаясь к Харди. - Извините, продолжайте, пожалуйста.

- Мы считаем, что это тело Дэнни, - говорит Харди.

Элли ждет соболезнований, но нет, это всё, только голый и жестокий факт.

- Это он, Элли? - спрашивает Бет.

Вслед за кивком Элли Бет падает, как будто у неё лопается позвоночник, ее рот открывается в беззвучном крике. Хлоя издаёт звук, словно задыхается, и обращает широко распахнутые испуганные глаза к отцу. Марк успевает поймать и обхватить правой рукой жену, прижимая её к своей груди. Его левая рука описывает круг, пытаясь захватить Хлою и Лиз, и он раз за разом бормочет несчастную, жалкую ложь, что все будет в порядке.

Элли застывает на месте; она беспомощна, наблюдая, как они хватаются друг друга в своём горе - страшный семейный портрет, который уже никогда не будет полным. Она чувствует, как на глазах выступают собственные горячие слёзы. Она понимает, что едва ли сможет сдержать их, и, когда картина перед её глазами размывается, осознаёт, что как профессионал потерпела неудачу.

Чашка чая. Это все, что она может придумать. Элли чувствует себя WPC [женщина-полицейский низшего ранга] из семидесятых, когда рыщет по шкафам Бет в поисках сахара.

Слезы удивительно быстро уступают место безгласному шоку. Бет и Хлоя так крепко держатся за руки, что кончики их пальцев становятся фиолетовыми из-за прилива крови.

- Это был несчастный случай? - спрашивает Бет. - Он упал?

Она обращается с вопросом к Элли, но отвечает Харди.
- Мы еще не знаем, - говорит он. - Вы можете сказать, зачем он мог подняться на скалы прошлой ночью или этим утром?

- Он этого не делал, - говорит Бет.

- Очевидно, сделал, - говорит Марк.

Брови Харди приподнимаются. Элли решается объяснить, что Марк больше говорит, чем делает. Но затем вспоминает, как он кричал на Найджела в фургоне этим утром, и у неё холодеет в животе.
- Каким был Дэнни в последние несколько дней? - спрашивает Харди. - Что-нибудь его беспокоило?

- Он не убивал себя, если это то, что вы предполагаете, - говорит Марк. - Он бы не стал. Он знает, что  может говорить с нами о чем угодно.

- Он был просто... нормальным, - говорит Бет.
Слово «нормальный» звучит нелепо, как будто она понимает, что его никогда уже не употребят применительно к ней.

- А когда вы в последний раз его видели? - нажимает Харди.

- Я видела его около девяти часов вечера, накануне, - говорит Бет. - Он читал в постели. И этим утром...
Бет колеблется, и, видя, как её начинает охватывать самобичевание, Элли чувствует боль в сердце.
- Он поднимался и уходил раньше всех, чтобы разносить почту. Но после этого не возвращался.

Бет смотрит на Харди: Элли читает в её глазах слепую веру, и ее дух еще больше падает. Теперь, очевидно, не время, но в какой-то момент, вскоре, Бет придется узнать о последнем расследовании Харди. Элли ненавидит его за то, что поставил её подругу в такое положение.

Харди заносит что-то карандашом в свою записную книжку.
- Нет ли какие-нибудь признаков чужого проникновения или беспорядка в доме?

- Нет.
Марк отвечает так, словно это был глупый вопрос. Повисает молчание.
- Я хочу увидеть тело.

Пять пар глаз смотрят на него.

- Возможно, вы ошиблись, - он пожимает плечами. - Поэтому я хочу быть уверенным. Я хочу увидеть его.

 

5

 Элли везёт Марка Латимера в местную больницу. Это небольшое каменное здание с блестящими бляшками NHS [Национальная служба здравоохранения Англии] и вывеской, прикрепленными к старому камню. Когда они пересекают небольшую стоянку перед зданием, над их головами шелестят деревья. На лице у Марка нет никакого выражения. Единственный признак того, что он переживает, - это небольшая нерешительность на пороге.
- Сколько раз ты делала это, Эл? - спрашивает он.

- Ни разу, - признается она.
Естественно, она бывала в морге раньше, в связи с ДТП, из-за нескольких утопленников и передозировок. Но никогда по поводу убийства, смерти ребёнка и, Боже, смерти среди друзей. Конечно же, её обучали, как действовать при подобных преступлениях, но это было много лет назад, и в сельском Дорсете [графство Англии, расположенное в юго-западной части страны на побережье пролива Ла-Манш]. Она уже стала считать, что ей никогда не придется иметь дело с чем-либо подобным. Она впадает в панику перед шоком и горем людей. Она едва помнит ту процедуру, не говоря уже о том, как правильно говорить с потерявшими близких.

В комнате для опознаний стоит церковная тишина. Занавес медленно оттягивают назад, демонстрируя по другую сторону окна Дэнни. Его лицо все еще грязно: земля лишает яркости его детское лицо, а зерна песка, прилипшие к нему - как блестки. Он выглядит моложе своих лет. Он выглядит живым. Ей кажется, что он вот-вот вскочит и крикнет «Сюрприз!» Несколько лет назад он и Том играли в прятки, охватывающие оба их дома и игровое поле. Том однажды застрял в мусорном баке Латимеров, а Дэнни вывихнул лодыжку, спрыгнув с дерева, чтобы удивить друга. Память заставляет комнату поплыть перед ней.

Она переводит взгляд на Марка, но это ещё хуже. Это лицо, которое она видела смеющимся и поющим, пьяным и счастливым, искажено горем.
- Все это время я думал, что это не он, - шепчет Марк. - Это мой Дэнни.

Интуиция  или, возможно, родительский инстинкт подсказывает Элли, что последует дальше.

- Могу ли я дотронуться до него? - спрашивает Марк, и ей приходится покачать головой.

- Почему он? - вопрошает Марк, обращая свой гнев на Элли. - Он же маленький. Он всего лишь мой маленький мальчик.
Он становится на коленях у лица Дэнни, и, хотя в задачу Элли входит наблюдение, она чувствует, что может злоупотребить обязанностями.
- Послушай, мальчик. Прости, что меня там не было. Ты мой мальчик, и я тебя подвел. Я подвёл тебя, Дэнни, Прости меня. Я люблю тебя миллион раз, моя суперзвезда. Я всегда буду любить тебя.
Марк срывается на крик, и его слова накатываются друг на друга. Марк и Элли остаются в таком положении тридцать минут. Элли ничего не говорит. Слёзы попадают ей за воротник.

Детектив-инспектор Харди, глядя на латексные перчатки на руках и бахилы на ногах, против своей воли перемещается в спальню ребенка - в еще одно предполагаемое место преступления. Он хочет - по необходимости - прочесать эту комнату, прежде чем тут окажутся эксперты-криминалисты.

Он толкает дверь в комнату Дэнни, детские стикеры отслаиваются под его пальцами в перчатках. Внутри будильник, показывающий неверное время. Окно приоткрыто, ключ по-прежнему в замке. Из окна он видит, как дети играют в футбол на игровом поле. Дети мелькают в садах у домов и за их пределами. Долго ли это будет продолжаться, как только станет известно о случившемся?

Школьный галстук описывает S на верхушке комода. Рядом с потрёпанным компьютером и игровой приставкой стоят телескоп и флип-камера. Спортивные трофеи мостятся на полках и подоконнике, а фотографии Дэнни в бассейне и на футбольном поле наполняют жизнью найденное на пляже тело. Повсюду следы его детства: старый альбом, полный наклеек с покемонами, лежащий на кипе журналов, а на подушке терпеливо ждет симпатичная игрушечная шимпанзе.

С одной стороны от дверного косяка отметки роста Дэнни на протяжении всей его жизни: первая записана в четвертый день его рождения, последняя - около двух месяцев назад. Первые несколько дат и измерений сделаны взрослым почерком, но большинство из них принадлежит самому Дэнни, круглые детские каракули медленно эволюционируют в отчётливый почерк. Линии внезапно останавливаются где-то рядом с локтем Харди. Тяжелая грусть пронзает его профессиональную броню, и он опускается на кровать и позволяет голове упасть на руки. Некоторые люди борются со слезами, потирая глазные яблоки, но когда Харди хочется плакать, он должен сдерживать слёзы, использовав заднюю часть горла. Иногда он чувствует, что это единственная сильная мышца в его теле.

Когда он снова поднимает глаза, то видит на лестнице Бет, смотрящую на него в упор. Он уже видел подобное выражение раньше, у другой матери, и он вынужден отвернуться. Это не горе, с которым он не поможет справиться. Это доверие, неоспоримое доверие, которое она уже чувствует к нему.

Позже, Харди ждет своего босса на набережной. Беседа с главным суперинтендантом Дженкинсон неизбежна, и он может предсказать, что скажет ему она, а что он. Слева от него находится пляж, где был найден Дэнни, поэтому он держит свой взгляд прямо по курсу. Маленькие лодки маневрируют, избегая моторных лодок, рассекающих спокойные воды гавани. Под ним волнорез, сложенный из зазубренных черных камней.

Когда показывается Дженкинсон, она несёт в руке - Боже, на велосипеде - два мороженых с хлопьями. Очевидно, одно из них предназначается ему.
- Учитывая характер этого случая, для вас, вероятно, имеет смысл передать его другому офицеру, - говорит она, передавая ему рожок. Он пытается не допустить, чтобы его босс увидела его отвращение.

- Нет.
Он готовил односложный ответ с момента, как впервые увидел тело.

- Это не вопрос ваших способностей, - говорит она, поднимая свои дорогие солнцезащитные очки на лоб. - Мы просто не хотим, чтобы Сандбрук повторился.

- Я был полностью реабилитирован.
Каждый раз одно и то же, каждый раз он должен повторять это.

Она лизнула своё мороженое
- Алек, ты приехал сюда, чтобы залечь на дно.

Она ошибается.

- Я приехал сюда, чтобы делать то, что потребует моя работа.

- Но с точки зрения общественного восприятия ты можешь оказаться уязвимым. Я даю тебе шанс отступить. Никто не станет тебя винить. Это случилось в двух шагах от твоего участка.

- Я познакомился с твоей командой. Нет никого, кто обладал бы такой же квалификацией как я.

У неё не получается ему возразить. Она не может этого сделать.

- Сандбрук не делает меня уязвимым. Он делает меня лучшим для этой работы. Если хочешь меня остановить, то попробуй.
Он ловит ее взгляд, пытаясь поймать на блефе. Но его нет.
- Спасибо за девяносто девять [сорт мороженного Cadbury].

Он возвращается в участок. Когда он заворачивает угол и пропадает из поля зрения Дженкинсон, то бросает рожок в гавань, где тот со всплеском приводняется, прежде чем начать таять.

 

6

Элли наблюдает, как команда полицейских собирается на совещание, с записными книжками на коленях. В участке никогда не было такой атмосферы, и не было только потому, что никого из детей города ещё не убивали. Прошлое Харди заряжает комнату напряжением. Несмотря на это, в нем есть что-то убедительное, почти вдохновляющее, когда он встаёт перед ними, ведя огонь вопросами.

- Был ли похищен Дэнни Латимер? Если кто-то получил доступ к дому; то как?
Его акцент становится более выраженным, когда он воодушевляется своей темой.
- А если это не взлом, то у кого есть ключи? Нам нужно собрать данные со всех камер видеонаблюдения в радиусе мили от дома. Миллер: семья, где они были в это время?

   Элли в лучшие времена не нравилось обращаться ко всей команде, не говоря уже о том, чтобы оказываться в центре внимания без предупреждения.
- Мать и дочь были дома, смотрели телевизор.
Она слышит заикание в голосе и внутренне сжимается.

Детектив-сержанты Фрэнк Уильямс и Ниш Патель, вдвоём - они ещё несколько месяцев назад носили форму и это их первый такой случай - делают подробные заметки, создавая ей дополнительную напряжённость; Элли чувствует, что каждое сказанное ей слово должно быть точным, полезным, мотивирующим.
- Они говорят, что не покидали дом до утра следующего дня, до школы. Отец выезжал на экстренный вызов - он водопроводчик; вызов он получил около трех. Никто из родителей не заходил в комнату Дэнни. Бабушка живет рядом, она была всю ночь...

Харди смотрит на свою команду.
- Пока мы не готовы, все это остается конфиденциальным, никаких сплетен. Понятно? Хорошо, продолжаем.
Он щелкает рукой, словно разгоняя цыплят.
- Ты, Миллер, со мной.

Они проходят мимо Боба Дэниелса, выходящего из туалета. Боб полицейский старой закалки, большой и тупой. Он играет в мини-футбол в той же команде, что её муж Джо и Марк Латимер, а его мальчик Джейден приятельствует с Томом и Дэнни. Мысль о мальчиках напоминает Элли - она все утро отталкивала от себя это знание – что сегодня вечером, когда она вернётся домой, ей придется рассказать Тому, что его друг мертв. Она никогда ещё так не боялась разговоров.

Глаза у Боба красные, он непроизвольно всхлипывает, как человек, который недавно рыдал. Волны, разошедшиеся от этого события, будут столь же широки, как и глубоки. В Бродчерче существует только одно или две рукопожатия [намёк на теорию шести́ рукопожа́тий - согласно ей, любые два человека на Земле разделены не более чем пятью уровнями общих знакомых, и, соответственно, шестью уровнями связей]. Значит, вечером в Бродчерче будут плакать взрослые дяди.

Им нужно контролировать то, что будут говорить о случившемся. Предположения уже распространяются, но официальное заявление планируется сделать только вечером. Элли твёрдо убеждена, что местные жители, особенно одноклассники Дэнни, должны узнать новости раньше и без двусмысленностей. Ей нужно спросить в пресс-службе, как это лучше сделать. Ведь прецедента нет. Может, нужно позвонить в школу? И если да, тогда что говорить? Срочная информация обычно распространяется среди родителей при помощи смс, но сейчас это стало бы для всех оскорбительным. Если бы могла, она бы постучалась в каждую дверь, чтобы сделать это лицом к лицу, от матери к матери, от семьи к семье. Но она не может. Она нужна здесь.

Короткая прогулка к газетному агентству Джека Маршалла рядом с Харди проходит в глубокой и мрачной тишине. После того, как все ее попытки заговорить оканчивались ничем, Элли сдаётся и погружается в свои мысли.

Она очень сильно пытается убедить себя в том, что это было сделано случайным беспринципным человеком, приезжим, кем-то с психическими отклонениями. Но с этой теорией приходит немедленный контраргумент. Для начала, этому человеку пришлось бы миновать сам Бродчерч. И ночью на пляже Харбор-Клифф-Бич нет света. Нужно очень хорошо знать это место, чтобы добраться туда, не говоря уже о том, чтобы оставить тело и скрыть свои следы.

Тогда кто? Харди, не скрывающий своей неприязни к Бродчерчу, выдвинул версию, что это кто-то из местных. Единственный человек в городе, зарегистрированный в качестве секс-преступника - какой-то озабоченный старпер, который в прошлом году лежал в доме для престарелых. Как и в любом городе, у Бродчерча есть несколько причиняющих беспокойство семей, но кроме распрей и мелкой наркоторговли за ними нет ничего, что дало бы повод предположить их причастность к убийству ребёнка. Это должно означать, что убийство совершил кто-то респектабельный или, по крайней мере, кто-то, у кого нет криминального прошлого.

Элли оглядывается. Солнце высоко над головой, и набережная красива так же, как и всегда, но подозрение - это фильтр, помещённый над яркими коттеджами и раскрашенными лодками, искажающий и затемняющий всё, попадающее в кадр. Убийцей Дэнни может оказаться любой из мужчин в поле её зрения. Это может быть мужчина средних лет, балансирующий с ящиком рыбы на плече; молодой парень, стоящий на стремянке и моющий окна. Смутно знакомый человек в костюме, пьющий кофе из пластикового стаканчика и направляющийся в их сторону. Он выглядит способным задушить маленького мальчика? Он кивает, приветствуя; щеки Элли вспыхивают, словно он может прочесть её мысли, и она уставляется на булыжник под своими ногами. В то время, когда ей больше всего нужно быть наблюдательной, кажется, что она не может никому посмотреть в глаза.

Она осознает, что это, вероятно, может быть тот, кого она знает. Недостаточно хорошо, не по имени, но это может быть кто-то вроде мистера Стиропама; кто-то, кого она видит каждую неделю; кто-то, с кем она здоровается кивком; кто-то, с кем до сих пор у полиции не было никаких проблем. А если она знает убийцу, то его знает и половина города. Жители Бродчерча не так сплочёны, но связаны друг с другом.

Но кто же этот кто-то?

Харди врывается в мыслительный процесс Элли в тот момент, когда тот начинает повторяться.
- Твой сын, Миллер, - говорит он. - Он и Дэнни были друзьями. Мне нужно поговорить с ним.

Мы подумаем над этим, думает Элли, но ничего не говорит. Это должен быть кто-то другой, кто опросит Тома; может быть, одна из женщин-констеблей. Невозможно, чтобы у этого сухого, угрюмого человека - который даже не может снизойти до того, чтобы назвать кого-то по имени, а не по фамилии - получилось бы мягко и продуктивно пообщаться со скорбящим ребенком.

Вот если бы заставить его говорить не как сержанта-майора, это стало бы хорошим началом. Стоит попробовать. Элли собирает нервы в кулак.
- Сэр, вы не будете против, если перестанете звать меня Миллер? Я не люблю эту фамилию. Я предпочитаю имя Элли.
Пауза длится так долго, что она задается вопросом, слышал ли он ее вообще.

- Элли, - Харди произносит имя с осторожностью, как будто это его первое слово на новом языке. - Элли.
Он морщит нос:
- Нет.

Он заставляет ее почувствовать себя стажером. Она до боли прикусывает свой язык.

Джек Маршалл возглавляет Морскую бригаду [Sea Cadets/Морские кадеты - национальная молодежная благотворительная организация, работающая с молодыми людьми в возрасте от 10 до 18 лет по всей Великобритании], а также владеет местными газетными киосками, и хотя он, фактически, является чужаком - он здесь уже столько лет, что может считаться непременным атрибутом Бродчерча. Взрослые находят его мрачным, но детям он нравится: в нём есть какая-то справедливость, которая им по душе. Снаружи его магазина наряду с пляжными вёдрами, лопатками и открытками продаются старомодные сачки для ловли креветок и вертушки. Внутри магазина, за прилавком - от пола до потолка штабели банок со сластями. Джек думает, что самообслуживание «иди-и-бери» - это рассадник бактерий, поэтому сам взвешивает сласти, как это практиковалось в магазинах, когда Элли была маленькой. Он продолжает пользоваться старыми имперскими мерами наряду с метрическими. Том по-прежнему любит приезжать сюда - ему нравится покупать у Джека угощения, выговаривая их названия и слушая стук вареного сахара, падающего на весы.

Их вход посылает бриз через весь магазин, вызывая рябь занавеса из пластиковых радужных лент, отделяющего торговую часть от кладовой. Джек в рубашке, при галстуке и в кардигане, который носит круглый год. Похоже, он ждал их; его отброшенные назад волосы до плеч из семидесятых на этот раз расчёсаны.

- Сегодня Дэнни не появился на разноску, - начинает Элли.

- Я подумал, что он заболел.
Его лицо и голос без какого-либо выражения.

- Он часто пропускал разноску почты?

- Они все так поступают, время от времени.
Он, похоже, решил использовать как можно меньше слов.

Элли за помощью обращает свой взгляд на Харди, но он просматривает журналы, и, похоже, не слушает их.
- Но вы не позвонили, чтобы проверить?

- У меня нет времени, я тут один.

Ей приходит в голову, что Джек еще не спросил, что случилось.
- Каким вчера был Дэнни?

Джек засовывает руки в карманы.
- Ничем необычным не отличался.

- За последнюю пару недель вы не заметили, что его что-то тревожит?

- Для начала, он не задерживался здесь дольше пятнадцати минут. И я не психиатр.
Джек никогда не отличался душевностью, но это что-то новенькое.

Харди поднимает глаза.
- Вы женаты?
На вопрос, который он задаёт таким тоном, нельзя правильно ответить.

Джек возвращает ему взгляд.
- Нет. А вы?

Харди не отвечает. Элли бросает взгляд на его левую руку. У него нет кольца.

- Они привели его сюда, Марк и Бет, - говорит Джек по собственному почину. - Три дня назад, он...
Тон его слов едва изменился, но его взгляд потерял свой фокус. Он уставился вдаль, словно увидел призрак.

 

7

Дэнни лежит на столе в лаборатории патологии, белая простыня закатана до его маленьких округлых плеч. Кажется, он уменьшился с тех пор, как Элли видела его на опознании. Что тому причиной - размер ли стола по отношению к размеру его тела, или тот факт, что он голый, или же он уменьшился из-за смерти - она не может сказать. Теперь нет никакого заблуждения насчёт пробуждения и чувство, появившееся у неё раньше - что он может вскочить и удивить ее - прошло.

Раньше она никогда не встречала патологоанатома Джеймса Лавгуда. В лаборатории присутствует кислый, асептический запах, и она задается вопросом, задержится ли он в её одежде и волосах, когда она вернётся домой. Ей даже кажется, что он просачивается в поры ее кожи.

- У меня оставалось семь недель, - говорит он. – Меня попросили остаться еще на три месяца, пока они ищут нового. Я-то думал, что эти семь недель здесь пройдут хорошо, - он вытирает глаза. - Меня расстраивают дети. Всегда.

- Что у вас есть? - прерывает его Харди.

Происходит соответствующий сдвиг в тональности Лавгуда.
- Поверхностные порезы и синяки на лице. Никаких травм, связанных с падением. Причиной смерти стало удушение. Он был задушен. Синяки вокруг шеи и на трахее, а также на верхней части позвоночника. Узор синяков указывает на большие руки, я бы предложил, что напавший был мужчиной. Это было жестоко. Угол подсказывает, что он находился лицом к нападающему. Он его знал.
Лавгуд глубоко вздыхает.
- Простите. К счастью, сексуального насилия не было.

В облегчении от сказанного мысли Элли начинают свой суматошный бег. Что это означает применительно к другим детям? Ужасное редко происходит в вакууме. Шаблоны, вот что следует искать. Повторяющиеся и параллельные. Что, если сейчас существует еще один мальчик, обладающий знанием, которым Дэнни больше не может поделиться? При мысли о том, что некий ребенок обладает такой большой и мрачной тайной Элли хочется кричать.

- Время смерти? - Харди спрашивает так, словно они обсуждают автобусное расписание.

- Я бы расположил его между 10 часами вечера четверга и 4 часами утра пятницы, - Лавгуд глубоко вздыхает. - Здесь такого ещё не случалось. Обязательно найдите его.

- Мы найдём, - обещает Элли.
Криминалисты прочесывают пляж, все отпуска отменены, и офицеры либо обходят дома, либо сидят на телефонах. Кто знает, что выяснилось, пока она и Харди отсутствовали? Если повезет, они произведут арест ещё до наступления сумерек.

 

Хлоя сменила школьную форму на джинсы и толстовку с капюшоном.
- У нас нет молока, - говорит она, заглядывая в холодильник. - Я схожу в магазин...

Марк оказывается на кухне раньше, чем она успевает закончить фразу.
- Ты никуда не пойдешь.

Вежливый ответ Хлои выражает понимание.
- Пап, со мной ничего не случится. Пожалуйста. Мне нужно на воздух, - она протягивает свой телефон, чтобы показать, что она берет его с собой. - Я не буду слишком долго, обещаю.

Она выскальзывает в заднюю дверь. В переулке у дома она открывает свою сумку и проверяет содержимое. Большой шимпанзе, похищенный из спальни Дэнни, смотрит на нее пуговичными глазами. Проходя мимо магазина, она опускает одну руку в сумку и берется за маленькую лапку игрушки. Улицы сменяются переулками и дорожками, дорожки сменяются тропинками, по мере того, как Хлоя поднимается по пологому склону, ведущему к самой высокой точке города.

Дин ждет ее, прислонившись к перевернутой лодке. Его мотоцикл припаркован рядом, шлем, который он подгонял для неё, свисает со спины. Он открывает рот, чтобы что-то сказать, но ничего не выходит, поэтому взамен он целует ее.

- Я знаю, - говорит она. - Это кажется нереальным.
Некоторое время они стоят там, а город, в котором они оба выросли, простирается перед ними. Дин отбрасывает светлые волосы от глаз Хлои.

- Полиция рыщет?  - спрашивает он, со зловещей ноткой в голосе. - Знают ли они о нас? Тебе ведь нет шестнадцати.

- Никто не знает, - отвечает Хлоя. Она садится на его байк. - Поехали.

- Ты уверена?

Она опускает козырёк шлема на лицо.

Внизу, на пляже, всё выглядит совсем по-другому, и слишком уж реально. Толпа сместилась к краю полицейской ленты. По другую её сторону, у подножия обрыва, там, где было обнаружено тело Дэнни, установлен большой белый тент. Люди в белых костюмах периодически входят и выходят из него.

Хлоя пробирается как можно ближе, стараясь, чтобы её не заметили и останавливается у спасательного круга. Она прислоняет игрушку-шимпанзе к нему и встает на колени. Ее лицо в течение нескольких секунд спокойно, но затем усилий сдержать слезы не хватает. Дин встает на колени рядом. Она оседает на него, и он почти несёт её назад, к мотоциклу. Большой шимпанзе остается, его рот в терпеливой полуулыбке.

Кое-кто замечает их.

Олли Стивенс находится среди толпы, его бейджик Эха Бродчерча свисает с его шеи, болтаясь на шнурке. Его рот в ужасе приоткрывается. Не отрывая взгляда от молодой пары, он достает из кармана телефон и звонит кому-то в полицию Уэссекса. Этот кто-то оказывается сестрой его мамы.

Элли говорит, чтобы он был краток, так как она на дежурстве, поэтому он сразу же переходит на журналистский тон.
- Я только что видел Хлою на пляже, - говорит он. - Это же Дэнни Латимер?

- Я не могу тебе этого сказать. Сейчас не время, Оливер.

Оливер. Не как один профессионал другому, а как тетка, отчитывающая непослушного племянника. Олли сердится.

- Это не подтверждение, я этого не подтверждаю! - говорит она.

Это все, что ему нужно. Он отключается. Через несколько секунд Элли перезванивает ему, но он сбрасывает.

 

Байк Дина ревет, голова Хлои покоится на его плече. Шины на своём пути создают песчаные вихри. Олли смотрит в другую сторону, на тент под скалами. Он качает головой. Некоторое время он смотрит на свой телефон, а затем, медленно, почти крадучись, набирает в Twitter-аккаунте Эха Бродчерча.

@broadchurchecho
предполагает, что тело, обнаруженное на Харбор-Клифф-Бич, - это 11-летний Даниэль Латимер. Причина смерти необъяснима. Продолжение последует.

Его палец с полминуты парит над светящейся кнопкой твита, прежде чем он давит на неё. Его взгляд пересекается с взглядом игрушечного шимпанзе Дэнни, и выражение его лица сменяется с триумфального на виноватое. Штатному репортеру Оливеру Стивенсу досталась первая большая сенсация, но её цена написана на его лице.

Дом Бет - это место преступления, на двери в спальню Дэнни перекрестье полицейских лент. Бет наблюдает как сквозь дымку за криминалистами в белых костюмах, снующими вверх-вниз по лестнице.

Они просят у Бет недавнюю фотографию Дэнни и, просматривая снимки на своем телефоне, она понимает, что миновало довольно много времени с тех пор, как они в последний раз  фотографировали Дэнни. Когда же они перестали документировать каждый шаг своих детей? Даже фотографии полугодовой  давности ненадежны. Он так быстро менялся.
В конце концов, она передает им школьную фотографию. На ней волосы у Дэнни приглажены. Она помнит, как причесывала его тем утром перед снимком, заставив пообещать, что он не взъерошит их до тех пор, пока она не сфотографирует. Ее восторг, что он послушался, оборачивается разочарованием, когда они разглядывают снимок: улыбающийся, аккуратный ребенок на ней не имеет ничего общего с её растрепанным, нахальным Дэнни. Но этому снимку всего лишь месяц, и он самый чёткий и в самом большом разрешении. И кажется самым подходящим. Наверное, криминалистам всегда дают только вот такие школьные фотографии?

Лиз делает чай и тосты, перенаправляя все свои переживания в кормление и материнскую заботу. Они все уже давно перестали просить ее прекратить это. Детектив-инспектор Харди без благодарности принимает от неё чашку, и ставит её рядом с собой. Он перекрещивает пальцы рук и смотрит в глаза Бет и Марка.
- У нас есть предварительные выводы, - говорит он. - Мы относимся к смерти Дэнни как к сомнительной. Мы думаем, что его, возможно, убили.

Это выглядит так, словно Харди читает некий сценарий. Возможно, он, в некотором роде, говорит то, что должен говорит людям в их положении. Бет не знает, как реагировать, поэтому она просто стоит там, где стоит. Она хочет, чтобы кто-нибудь передал ей  её часть роли, тогда она могла бы сказать правильные слова, начать действовать как скорбящая мать, и тогда все оставят ее в покое.

- Мой мальчик, - кричит Марк рядом с ней, и Бет завидует его слезам.

- Что теперь будет? - спрашивает она. Она имеет в виду свою оставшуюся жизнь, но Харди воспринимает её слова буквально.

- Ну, нам скоро придется объявить об этом общественности, но мы не станем делать этого без вашего разрешения, - говорит Харди. Он знает все тонкости, думает Бет. Эта трагедия жизни - обычная для него работа. Мысль как утешительная, так и шокирующая.

- На данный момент нам нужно собрать как можно больше доказательств. Я возвращаюсь в участок, очистив Брайану пространство для работы.
Он жестом показывает что-то одному из мужчин в белых костюмах, который снимает маску и становится обычным человеком.
- Мы скоро свяжемся. Скоро. Обещаю, мы найдем преступника. Даю вам слово.

Бет цепляется за слово детектива-инспектора Харди. Ей почти нравится его холодная, беспристрастная манера общения. Она успокаивающе профессиональна.

Когда Харди уходит, Лиз выливает его нетронутый чай в раковину и сразу же заново наполняет чайник, а затем принимается резать новую буханку хлеба электрическим хлебным ножом. Бет наблюдает за длинным, зазубренным клинком, мелькающим в свете ламп кухни, и думает, сможет ли она использовать его против себя. Она задумывается: сможет ли она вогнать его в себя и почувствовать что-нибудь - на секунду она думает о  животе, но, опомнившись, кладёт нож на колени. Запах поджаренных тостов заполняет комнату. Еще одна тарелка ставится перед Бет и она вежливо её отталкивает.

Брайан Янг спускается с лестницы так тихо, что Бет не замечает его, пока тот не прочищает горло.
- Мы собираемся забрать компьютер Дэнни на экспертизу, - вежливо говорит он. Его руки в перчатках держат потрепанный старенький ноутбук, покрытый наклейками Манчестер Сити.

- Его вернут? - спрашивает Лиз.

- Как только мы закончим его изучать.

Беспокойство охватывает Бет, когда Брайан всовывает ноутбук в чистый пакет для улик. В ее голове вспыхивают обрывки слышанного:  кибер-издевательства, тролли и чаты, непристойные предложения. Она и Марк никогда не заглядывали в компьютеры своих детей, отчасти уважая их конфиденциальность, отчасти потому, что не знают, что и как искать. Дэнни был в семье компьютерным специалистом.

Дэнни.

Денни был...

Боль от постоянно меняющегося напряжения заставляет ее закричать. То первое ощущение оцепенения начинает проходить, и ей вдруг отчаянно хочется вернуть его.

Хлоя врывается в гостиную, со смартфоном в руке и с пылающими глазами.
- Почему вы выложили его имя? - кричит она Брайану, толкая ему экран под нос. - Это на Twitter'е Эха Бродчерча.

Четыре криминалиста окружают Брайана. Он кашляет.
- Вам нужно поговорить с ответственным офицером, - произносит он.

 

8

Офис Daily Herald возвышается на семь этажей над душными тротуарами Лондона. Старший корреспондент Карен Уайт сидит под шумящим кондиционером, вдыхая переработанные зевотные выдохи своих сослуживцев, щиплет булочку и пытается приукрасить пресс-релиз о субсидиях для ветряных ферм.

Она проверяет электронную почту - скорее ради того, чтобы взбодриться, нежели потому, что должно прийти что-то важное - когда оповещение из почтового ящика вызывает взрыв адреналина в её венах. Несколько кликов, и она обнаруживает местную новостную ленту из Дорсета, а там... он. Ее старый знакомый детектив-инспектор Алек Харди, выглядящий, если уж на то пошло, еще суровее, чем в последний раз, когда она его видела.

- Это краткое заявление, подтверждающее, что сегодня утром на пляже Харбор-Клифф-Бич в Бродчерче было обнаружено тело одиннадцатилетнего ребенка, - говорит он в камеру. - Тело было идентифицировано, это Даниэль Латимер, проживавший в городе. Мы относимся к смерти как к подозрительной. Наше расследование продолжается, и сегодня вечером состоится полный брифинг.

Карен пару секунд переваривает весть о том, что после Сандбрука он получил другую должность, а затем, паря пальцами над клавиатурой, прослеживает новость до источника. Самое раннее упоминание о ней - твит местной газеты, но каких-либо дополнительных сведений на их веб-сайте нет, и, похоже, ни один из граждан этой страны не занялся освещением этой истории. Хорошо. Значит, ещё есть время, чтобы этим занялась она. Дверь ее редактора нараспашку: Карен проверяет свое отражение в окне, собирает свои длинные темные волосы в конский хвост и поправляет воротник на специально подобранном пиджаке - деловой облик, даже если он старит её на десяток лет. Она не хочет стучать. Лен Дэнверс точил клыки на задворках Флит-стрит, когда пресса ещё царствовала; он считает, что манеры тормозят сенсации.

- Ты издеваешься? - спрашивает он, когда она вкратце излагает ситуацию. - Пусть агентства дают материал об этом случае, а ты наведёшь глянец позже. Одиннадцатилетние мальчишки все время попадают в неприятности.

- Но это же Алек Харди, - говорит она. - Это он является центром материала.

- Только если снова облажается, - Денверс машет рукой в сторону гроссбуха на его столе. – Ты же знаешь, что такое бюджет в данный момент. Прости, Карен. Ответ - нет.

Она возвращается к своему столу и тяжело садиться в вертлявое кресло. В пресс-релизе о субсидиях для ветряных ферм в ее отсутствие лоска не прибавляется. Она проводит еще десять минут, занимаясь им, затем возвращается к Twitter'у Эха Бродчерча. Имя опубликовавшего твит журналиста - Олли Стивенс, и его биография гласит: «Бесстрашный репортер, продвигающий местную прессу - Эхо Бродчерча». Она гуглит его имя: он опубликовал свое резюме и образцы статей в интернете, заявляя, что его амбиции - стать ведущим репортером национальной прессы. Она набирает его телефонный номер и, представляясь, радуется восхищению в его голосе.
- Я видела твой материал о Денни Латимере, - говорит она. - Я могла бы приехать, чтобы узнать о случившемся больше. Если не против, то я угощаю, а ты рассказываешь, в чём там дело.

Конечно же, он говорит «да». Карен дописывает материал о ветряных мельницах, затем звонит в отдел кадров. Она напряжённо трудилась в этом году, и ещё ни дня не использовала из своего ежегодного отпуска. Теперь он её понадобится.

На улицах знойная дымка: размытый контур чёрного кэба при приближении становится резким. Она окликает его и просит водителя ехать к вокзалу Ватерлоо.

 

Чёртов Twitter. Харди поглощён мыслью о труде, который им предстоит, чтобы восстановить доверие Латимеров. Когда он покидал участок, детектив-сержант Миллер все еще пыталась извиниться за своего племянника. Харди это неинтересно. По крайней мере, он уверен, после утреннего выговора подобное больше не повториться. Что за день. Что за чертов день.

Свежий воздух снаружи не прочищает голову: во всяком случае, он чувствует себя только хуже. Прерывистое дыхание и помутнение зрения предшествуют приступу, и все, чего хочется Харди, - это рухнуть на кровать, прежде чем приступ случиться на публике.

Он пытается открыть толстую дубовую дверь в Traders Hotel. Это был его выбор - остановиться в гостинице. Искать что-либо более-менее постоянное - признать, что он здесь надолго, поэтому он остановился в отеле безымянной гостиничной сети на кольцевой дороге. Здесь очень красиво - все эти оригинальные плиточные полы, современное искусство и цветовая схема Farrow & Ball [английская компания по производству красок] - но ключи от комнат висят на колышках за столом, а это означает, что приходится заговаривать каждый раз, когда уходишь или приходишь.

- Длинный день, да? - спрашивает Бекка Фишер, протягивая руку за ключом. Она очень хороша, её пляжное блондинистое очарование выдаёт в ней австралийку раньше, чем она успевает заговорить. Во всяком случае, ему очень нравится Бекки, нравится смотреть на нее, но он не хочет, чтобы из-за неё его день тянулся дольше, чем следует.

- Настоящая трагедия, - продолжает она, не обращая внимания на нетерпение Харди. - Не могу даже подумать, что пережила эта семья. Мы все в шоке. Вы знаете, Хлоя работает здесь по субботам. Я не думаю, что увижу ее завтра. Не то, чтобы она мне очень нужна. У меня уже было две отмены за сегодня.

Харди мысленно записывает сведения о Хлое, но в ответ только кивает. Одна его нога уже на нижней ступени лестницы, когда он слышит позади свое имя. Он медленно поворачивается, пытаясь сохранить равновесие.

Великолепно. Это племянник-репортер Миллер, стоящий рядом с женщиной-блондинкой средних лет, которая могла бы запросто схватить его за шкирку.
- Мэгги, редактор Эха, - говорит она, протягивая руку. Харди вяло пожимает её.

Вслед за подсказкой Мэгги Олли произносит:
- Я был неправ, что опубликовал эту новость. Простите.

- Мне следовало бы повесить его за яйца на шпиле ратуши, - говорит Мэгги. - Все сообщения о случившемся будут идти только через меня. Эхо сотрудничает с полицией. Я поговорю с семьей Латимеров, принесу им свои извинения.

Харди медленно прикрывает глаза.
- Держись от меня подальше,  - говорит он Олли.

Кажется, имеется еще одно препятствие на пути к свободе. Бекка Фишер следует за ним до подножия лестницы:
- Как думаете, завтра откроют пляж? Только для того, чтобы я знала, что говорить гостям.

- Я иду наверх, - говорит Харди, одной рукой держась за перила, чтобы поддержать себя, а также, чтобы продемонстрировать свои намерения.
Усилия по восхождению на два полета заставляют его вспотеть и дышать изо всех сил.

В своей комнате он, наконец, опустошает пиджак: его бумажник приземляется на тумбочку и раскрывается, демонстрируя фотографию лица, которое продолжает преследовать его. Маленькая девочка, на которую свет падает сзади - её волосы представляют собой белый ореол. На нее больно смотреть. К тому же он видит её всякий раз, когда открывает свой бумажник. Прежде чем Харди успевает ослабить галстук или развязать шнурки, его ноги подкашиваются, и он падает в кресло. Его зрение фокусируется на картинке «Харбор-Клифф» на дальней стене. Даже здесь он не может избежать того проклятого места. Из всех пляжей мира...

Когда на спине выступает холодный пот, он понимает, что его таблетки находятся на другом конце комнаты. Всё, что ему нужно - встать и проглотить их.

 

9

Элли и Бет стоят спиной к скалам и смотрят на воду. Розовое солнце низко висит в золотом небе. Это место почти безлюдно, из-за страха или уважения. Даже море сдержанно, волн почти нет. У Элли, боящейся сказать что-то не то, наступает облегчение, когда первой заговаривает Бет.

- Когда он был маленьким, я приносила его сюда, - произносит она. - Середина дня, только я и он. Я поднимаю его и окунаю в волны, а потом снова поднимаю его, вытянув руки, его маленькие толстенькие ножки мокрые. Боже, как ему это нравилось, он смеялся, как сумасшедший.
Она улыбается, и это самая печальная вещь, которую когда-либо видела Элли. Без предупреждения Бет с силой бьёт себя кулаком в грудь.
- Там ничего нет, Элл. Я знаю, что случилось, но я ничего не чувствую.

- Я думаю, это из-за шока.

- Обещай мне, Элли, потому что я не знаю твоего босса...

В животе у Элли холодеет, когда она понимает, что Бет еще не знает о связи между Харди и случаем в Сандбруке.

- Но мы с тобой ещё вернемся к этому. Мальчики возвращаются. Я рассчитываю, что вы их поймаете.

- Клянусь, - говорит Элли.
Следует ли ей сейчас рассказать Бет обо всём? Пусть лучше она узнает от Элли, от друга, чем из прессы или от кого-нибудь ещё. Элли глубоко вздыхает, но глаза Бет смотрят на нее и в них мольба:
- Он же знал, правда? Что я люблю его.

Молчание. Как Элли может ответить на такой вопрос правдой о Сандбруке? Она не может ударить свою подругу таким вот образом, пока мысли той так далеки. Она даст Бет еще один день для того, чтобы всё утряслось. Ничего не случиться между этим моментом и брифингом для прессы.
- Конечно, да, - говорит она Бет. - Он был прекрасным мальчиком. Ты такого не заслужила.

Бет отворачивается.
- Я просто чувствую, что я очень далека от себя.

Солнце достигает горизонта и, кажется, задерживается там навсегда.

Элли паркуется возле своего дома на Лайм-авеню. Вместо того чтобы выбраться из машины, она смотрит через лобовое стекло на свой дом. Эти пять минут в машине обычно помогает ей переключиться с работы на домашние хлопоты, но сегодня граница между ними сломана, и она уже не может переключиться. В спальне Тома горит свет: занавески на окне комнаты Фреда задёрнуты - это означает, что он уже спит. Благодарность за то, что ее двое детей по-прежнему с ней уступает место тошнотворной вине. Элли чувствует вину как доверенное лицо выжившего: она задается вопросом, ощущает ли Том вину за то, что остался жив.

Джо, должно быть, услышал, как поворачивается в замке ключ Элли, и ждет её в прихожей, чтобы обнять. Он выглядит опустошённым. Элли прижимается к нему: он пахнет йогуртом и детскими салфетками, а его знакомые формы - именно то, что ей сейчас нужно.
- С тобой все в порядке? - шепчет он ей в волосы. Она лживо кивает ему в плечо.

- Мне нужно в душ, потом вернусь. Том знает?

Джо выпускает её из объятий и качает головой.
- Он наверху. Я ничего ему не сказал, - он прикрывает рот рукой, боясь задать следующий вопрос:
- Должны ли мы волноваться? За других детей?

- Я не знаю, - честно отвечает она. - Я имею в виду, мы то станем наблюдать за Томом как ястребы, но будь то случайность или...
Она не может закончить фразу: предполагаемое может оказаться слишком ужасным для осмысления.

Джо гладит ее по щеке.
- Прости меня за свою работу, - говорит он.

Контраст между утренним счастьем и отчаянием этого вечера - тот спусковой крючок, который может заставить Элли сломаться и заплакать.
- Я видел, как он лежал там, - говорит она. - Я не знаю, смогу ли я это забыть.

Джо шепчет и успокаивает ее.
- Эй, - говорит он спустя некоторое время. – Хотя нет, не имеет значения.

- Что?

Джо качает головой.
- Это может подождать. Тебе нужно заняться своей работой.

Он всегда поступает так, хотя знает, насколько подобное ее бесит.
- Я не смогу сосредоточиться на работе, зная, что ты о чём-то не сказал мне.

- Люси заходила.
Джо приседает в пантомиме страха, которая лишь частично притворна. Он всегда немного боялся Люси, и эта ситуация усугубилась, когда он виделся с ней в последний раз: тогда две сестры - одна напротив другой - орали друг на друга из-за пропавших денег. Кстати, он, вероятно, после этого стал также бояться и Элли. Она не может вспомнить, когда в последний раз была так зла.
- Она громко постучала в дверь, - произносит Джо. - И разбудила Фреда.

Это говорит о том, что она приходила совсем не извиняться, а это единственное, чего Элли ждёт от Люси.
- Это все, в чём я, чёрт побери, нуждалась. Ты ей сказал?

- Я не смог подобрать слов.

Она медленно поднимается по лестнице, почти не надеясь на то, что Том уже спит, и тогда она сможет отложить разговор до утра. Но он не в постели, он играет на своем телефоне, высунув от напряжения язык. Она на миг застывает в дверях, чтобы запомнить и такой образ своего сына, смакуя последние несколько секунд его детства. Затем вежливо, почти крадучись, входит и садится на край его кровати.

- Знаешь, что Дэнни сегодня не было в школе? - говорит она.

Его настроение мгновенно меняется. В его голосе звучит страх.
- Да?

Элли берёт маленькую ладошку сына в свою руку.
- Том, дорогой. Дэнни умер.
Он никак не реагирует.

- Мне жаль.

Он моргает. Элли знает, что он вот-вот заплачет и видит усилия, предпринимаемые им, чтобы удержать слёзы.
- Почему? - в конце концов, он справляется с ними.

- Мы еще не знаем. Сегодня утром его нашли на пляже.

-А его мама и папа знают? – наивность и невинность вопроса, мысль, что она может известить Тома раньше, чем Марка и Бет, разбивает сердце Элли.

- Да. Итак... Понимаешь ... Когда кто-нибудь неожиданно умирает, это оставляет большую рану в сердце. Нормально, когда чувствуешь печаль, или хочется плакать…
Ей кажется, что она читает некий памфлет о тяжелой утрате.

- ОК. А ты... Я имею в виду, захочет ли полиция задать мне вопросы?

- Да. Ты что-то хочешь сказать мне сейчас? - она пытается пройтись по канату от нежности к какой-то неопределённости. - С Дэнни все было в порядке?

- Да. Конечно, - он берется за одеяло. - Я могу сейчас немного побыть один?- спрашивает он.

Элли удивляется, что он стал стыдиться своих слёз перед ней.
- Конечно.

К тому времени, когда она приняла душ и переоделась, Том уснул. На улице стемнело. Как раз, чтобы произвести арест до ночи.

Когда она идёт к двери,  Джо сует в её руку бутерброд. Она съедает его на пути к участку, и запивает чашкой слабого чая за своим рабочим столом, просматривая список вещей, найденных у тела и в спальне Дэнни, который составил для неё один из детектив-сержантов. Что-то - вернее, отсутствие чего-то - цепляет ее, заставляя сердце учащённо биться. Она читает список снова. Нет мобильного телефона. У него определенно имелся. Той же модели, что и у Тома. Она ищет кого-нибудь, чтобы  рассказать об этом, но в офисе она одна.

Она откладывает список в сторону и начинает просматривать кадры с камер видеонаблюдения, сделанные прошлой ночью в центре города. Она делает скрины появившихся фигур. Затем, в 22.47 она видит изображение, от которого у неё перехватывает дыхание. Картинка зернистая, но нет никаких сомнений в том, что мальчик, прокатившийся по Хай-стрит Бродчерча на скейтборде - это Дэнни Латимер. Какого черта он делал там в это время? Она просматривает кадры дважды.

- Посмотрите-ка на это! - восклицает она. На этот раз за её плечом материализуется Харди, в новом костюме. Элли чувствует, какой эффект производит список вещей.

- Его не похитили. Он сам сбежал. Зачем? Куда он шел? С кем встречался?
Он делает паузу, чтобы завязать галстук.

Элли бьет его следующим вопросом.
- А где скейтборд?

 

10

Хлоя плачет в своей спальне тихими девичьими слезами - ее плач почти взрослой девушки периодически прерывается сигналами поступающих на её телефон смс-ок.

- Ты не хочешь обняться? - шепчет Бет сквозь замочную скважину. - Знай, что я здесь, если я тебе понадоблюсь.

Плач на секунду прерывается.
- Я скоро спущусь, - говорит Хлоя.
В следующее мгновение звонит ее телефон, и она, отвечая на звонок, говорит так тихо, что Бет не может понять даже её тон, не говоря уже о словах. С кем она разговаривает? Что она говорит? Бет хочется знать, как друзья Хлои - хорошие девочки, только сами ещё дети - утешают там, куда Бет не допускается. Тем не менее, она уважает закрытую дверь. Больше всего ей хочется обнять свою дочь, получить утешение, дать его, но она не должна позволить Хлое понять это. Ей всего пятнадцать. Ее брат умер. С этим можно справиться, не зная, сколько ответственности она теперь несет за душевное состояние своей матери. Итак, Бет отступает и идет вниз, ее руки тяжело и бесполезно болтаются по бокам; а при себе она имеет невыносимый излишек любви.

Марк стоит в холле и смотрит на свой телефон.
- Каждый раз, когда он звонит, я думаю, что это Дэнни.
Его телефон настроен таким образом, что у каждого номера в его телефонной книге имеются разные звонки. Кляксон для Нага, звон колоколов для Бет. Звонок Дэнни - это одобрительные возгласы толпы. Они больше никогда его не услышат.
- Мне всё время кажется, что он вот-вот вернётся с прогулки, - произносит Марк.

Между ними всё время случается один и тот же зацикливающийся разговор, подача с её стороны и отрицание с его.
- Ты прикасался к нему? Там... - она не может закончить.

Марк качает головой.
- Меня не пустили.

Они не могут остановиться. Теперь, когда один ужасный вопрос уже имеется, следующий произносится почти вопреки её воле:
- Почему ты не зашёл к нему прошлой ночью?

- Бет, - говорит Марк, но она уже завелась.

- Ты же всегда смотрел на него перед тем, как ложился спать.
Когда слова разливаются в воздухе, она осознает, что на самом деле не слышала, как Марк ложился спать. В этом нет ничего необычного; она мчится мимо этой мысли на пути к обвинению:
- Почему ты не увидел, что его нет?

- А почему ты этого не сделала? - вопрошает Марк.
Это бьёт её как ножом.

Ни у одного из них нет ответов. Оба чувствуют свою вину. Этим они собираются заниматься друг с другом? Молча она клянется не допустить, чтобы ее брак разрушился из-за подобных вещей. Они обязаны, в память о Дэнни, быть сильными и оставаться вместе. Ей нужен Марк, он должен быть рядом с ней, если она хочет пережить случившееся.

Карен Уайт стоит на пляже, распускает свой конский хвост, позволяя соленому ветру удалять Лондон из ее волос. Солнце стоит полукругом на горизонте. Как она и предполагала, на месте убийства возникло святилище. Целлофан шелестит вокруг цветов из супермаркета и декоративных свечек в банках из-под варенья. В центре всего этого сидит маленький игрушечный шимпанзе. Пара детей наклеивает открытку на спасательный круг, и уходят, держась за руки, один плачет на плече у другого, затем Карен остаётся в одиночестве. Она подходит к печальному мемориалу и падает на колени, словно в молитве. Взглянув через плечо, чтобы убедиться, что никто на неё не смотрит, она берет шимпанзе и кладет его в сумочку. После чего открывает карту на телефоне, чтобы узнать, как попасть в школьный спортзал, где должен состояться брифинг для прессы.

Зал выглядит очень маленьким – в таких всегда проводятся праймериз. Харди сидит за микрофоном, рядом с ним суперинтендант в форме. За ними стоит доска с эмблемами нового места работы Харди - полиции Уэссекса. За доской в беспорядке валяются различные предметы для физкультуры.

Харди смотрит мимо собравшихся представителей прессы в дальний угол зала, где по стене плывут бумажные рыбы. Зал не полон. Присутствует одна съемочная группа и несколько журналистов из печатных изданий. Похоже, что остальная часть Флит-стрит согласна с Леном Дэнверсом. Отлично, думает Карен. Меньше конкурентов в борьбе за этот материал. Она ему ещё покажет. Она прислоняется к стене в задней части зала, стараясь, чтобы её не заметили.

Карен узнает Олли Стивенса по фотографии с его веб-сайта и догадывается, что высокая, светловолосая женщина рядом с ним с бейджиком Эха Бродчерча, болтающимся на её шее, должно быть, его коллега. Как только Харди представляется, та женщина встает на ноги, стремясь задать вопрос.
- Мэгги Рэдклифф, редактор Эха Бродчерча, - произносит она. Имя кажется знакомым, хотя Карен не может его вспомнить.
- Какой совет вы можете дать горожанам, особенно родителям?

Харди адресует свой ответ камере.
- Уровень преступности в этой области является одним из самых низких в стране. Это ужасная аномалия. Мы находимся на ранней стадии того, что может оказаться сложным расследованием.
Он на несколько секунд прерывает зрительный контакт с объективом и осматривает зал. Харди вздрагивает, когда видит Карен - это не улавливается камерой, но она замечает случившееся с удовлетворением.
Он моргает и продолжает:
- Жизнь Дэнни касалась множества людей. Мы будем изучать все эти связи. Если вы или кто-то, кого вы знаете, обладает какой-либо информацией, заметил что-нибудь необычное, пожалуйста, сообщите нам. Я настоятельно призываю всех: ничего не скрывайте.

Оператор подходит ближе, и лицо Харди заполняет монитор.

- Потому что мы узнаем. Мы поймаем того, кто это сделал.

Наконец, на залив Харбор-Клифф опускается ночь. Дневные цвета исчезают, но тент на пляже подсвечивается изнутри, его белое полотно становится бледно-розовым. Они светятся как медузы - криминалисты, работающие ночью.

Смерть Дэнни - главная тема десятичасовых новостей. Латимеры смотрят телевизор, сидя на диване, на всех трёх лицах одно и то же глупое, ошеломленное выражение.

На ферме коровы пасутся в своём мирном коровьем невежестве, тогда как Дин наблюдает за экраном своего телефона.

Бекка Фишер смотрит новости на компьютере за стойкой регистрации отеля. Она с большим усилием трёт свои аккуратные виски и в третий раз за последние пять минут проверяет смс-ки на телефоне.

Олли Стивенс и Мэгги Радклифф, дорабатывающие макет передней страницы в офисе Эха, смотрят новости в тишине.

Найджел Картер, работающий весь вечер, чтобы скрыть отсутствие Марка, смотрит новости в доме какой-то женщины, которая даже не знала Дэнни. Она плачет, но глаза у Найджа сухие.

Джек Маршалл, в одиночестве слушает радио в пустом магазине, стиснув зубы и засунув руки в карманы кардигана.

Пол Коутс смотрит новости на своём iPad’е в ризнице, где на каменных стенах висят фотографии его сановных предшественников.

Сьюзан Райт смотрит телевизор в своем домике, с головой собаки на коленях и с сигаретой в руке. Она качает головой, затем выдыхает длинную медленную струю дыма.

Джо Миллер, убирающийся в гостиной, застывает перед экраном с игрушками в руках.

Наверху, в своей спальне Том Миллер долго, очень долго смотрит на свой телефон. Обдумывая, он жует губу, затем выражение его лица твердеет. Он проверяет, желая убедиться, что Джо не следит за ним с лестничной площадки. Все чисто. Приняв решение, он действует быстро. Сначала удаляет все смс-ки от Дэнни, летопись их дружбы, начавшейся очень давно. Затем на своем ноутбуке жмёт на клавиши в серии действий, которые предназначаются только для крайних мер. Предупреждающее сообщение заполняет экран: «Вы уверены, что хотите переформатировать жесткий диск? Вы потеряете все свои данные». Том нажимает «да».
И снова оглядывается. На его лице не горе. Это страх.

 

11

С первыми лучами солнца детектив-инспектор Харди идет по маршруту, по которому Дэнни доставлял почту, в качестве своего гида пользуясь картой с метками карандашом. Парень проделывал долгий путь: и по прибрежным пешеходным дорожкам, и по улицам. Харди взбирается на невысокий холм, который выводит его на огромную зеленую лужайку высоко над пляжем - вечнозеленый пейзаж. Коровья петрушка цветет белой пеной на высоте талии. В поросших травой дюнах и бугорках Харди видит только укрытия для тех, кто склонен скрываться. Земля изрыта кроличьими норами, а их какашки, подобно изюму издают хлюпающий звук под его подошвами.

C тропинки утёса, выглядящей, как  дорога в никуда, Харди замечает камеру видеонаблюдения, прикрепленную к телеграфному столбу. Она направлена на одинокую хижину, что-то среднее между трейлером и шале. Хижина тут явно неуместна: её словно забросило сюда тайфуном, как домик из «Волшебника страны Оз». У него создалось впечатление, что хороший шторм просто сдует её с утёса. Он продолжает идти по песчаной тропинке, прорезающей гущу дрока.

Приблизившись, он прикрывает рукой глаза от солнца, пытаясь рассмотреть. Это что-то вроде летнего домика, если судить по внешнему виду: необжитый, но ухоженный, со вкусом оформленный в морском стиле и с хорошей скатертью на столе. Для Харди это представление об аде - свежий воздух, уединение, трава, бесконечное небо - но он понимает, что в мире полно идиотов, любящих подобные вещи.

Ему надо войти.

На траве появляется тень, а за ней та женщина и ее тёмная собака. Она не смотрится попавшей сюда в результате бесцельной прогулки праздношатающегося туриста; она явно знает это место. Харди делает шаг в её сторону, но, завидев его, женщина разворачивается и переходит на рысь, убегая от него прочь. Он слишком устал и слишком далек от своего лекарства, чтобы попытаться преследовать. Но отныне она попадает для него в число подозрительных личностей.

Утром Элли первая спускается по лестнице, на цыпочках обходя в своих тапочках серебристые следы слизней, появляющиеся на их ковре каждую ночь. Джо утверждает, что однажды поймает преступников и вернет их в сад. Он большой сторонник гуманного обращения с животными и спасения ползучих тварей - следствие его прежней жизни в качестве парамедика. Элли соскребает самый мерзкий из следов при помощи тряпичной салфетки. Если она когда-нибудь поймает склизкого маленького ублюдка, то засолит его, но они сообразительны; знают, когда люди спят.

Она неожиданно видит себя как бы со стороны. Разве не жалко, не оскорбительно переживать о следах, оставленных слизнями, когда убит маленький мальчик? Она ощущает, как печаль словно давит на неё сверху: ей нужно немного отдохнуть, опустившись на пол. Элли долго сидит, тихо оплакивая Дэнни, пока шум над её головой не подсказывает, что её мальчики проснулись.

Она наливает апельсиновый сок в стакан и несёт его Тому. Джо ждет ее у постели сына. Он выглядит измученным, будто не спал всю ночь.

- Как дела, милый? - она передает Тому сок. - У тебя были кошмары. Ты кричал во сне.

- Что я говорил?
Его пальцы хватаются за стакан, но он не пьет.

- Мы не смогли разобрать, - произносит Джо. - Слышали, что в какой-то момент ты звал Дэнни.

Том опускает глаза на свои колени. Элли пытается припомнить, каково это - быть одиннадцатилетним, когда невинные секреты принимают гигантские размеры.

- Ты пойдёшь на работу? - спрашивает Том.

- Да. Папа запланировал для вас хороший день дома.

- Мы сходим в DVD-магазин, возьмем все, что захотим, возьмём попкорн, - говорит Джо преувеличенно воодушевлённым тоном. - Закутаемся в одеяла на диване. Как считаешь?

Том ни на секунду не обманывается.
- Мне нужно поговорить с полицией?

- В определённый момент, - говорит Элли. - Думаю, не сегодня. Разве есть что-нибудь, что по твоему мнению, может помочь нам?

- Когда я буду говорить с полицией, это будешь ты?

Элли качает головой. Она прикидывает, кому из полицейских придётся опрашивать Тома. Это должен быть тот, кого он еще не знает, но он заходит в участок ещё с тех пор, как был малышом. Ее сердце сжимается, когда она понимает, что в Бродчерче имеется только один офицер, который идеально подходит для опроса.

 

Радость Карен Уайт, узнавшей, что она живёт в том же отеле, что и Алек Харди, лишь незначительно омрачается, когда она не видит его на завтраке. С половины седьмого она поджидает его возле полицейского участка, сожалея о дважды выпитом кофе за завтраком. Вскоре ей потребуется в туалет, но она не может рисковать и покинуть свой пост. Это может оказаться ее единственным шансом в этот день.

Он появляется в четверть восьмого, в обуви, перепачканной грязью и песком, как после долгой ходьбы по пересечённой местности. Он игнорирует, когда она называет его имя и должность, поэтому она кладёт руку ему на плечо. Он сбрасывает её, словно боится заразиться.

- Карен Уайт, Daily Herald, - произносит она, как будто он мог её забыть. После того, как большая часть прессы потеряла к нему интерес, она по-прежнему требовала от него ответов. Она гордится этим. Харди смотрит на нее, его карие глаза не мигают.

- Я подумала, что могу купить вам чашку чая.
Она улыбается, даже когда он поворачивается к ней спиной: это такой трюк, заставляющий её голос звучать дружелюбно, хотя она вне себя от злости.
- Вы же знаете, что на вас обратят пристальное внимание. Вам нужен кто-то, способный принять вашу сторону. Не исключайте этого. Если я понадоблюсь, я в Traders Hotel. Если что, стучитесь ко мне…

Тогда он обходит ее.
- Вы удивительны, - шипит он, прежде чем войти в дверь участка.
Дверь хлопает перед её лицом.

Все верно, думает Карен. Я удивительна. Ты не знаешь и половины того, на что я способна.

Через несколько минут она уже в офисе Эха. Она задерживается у входной двери, остановившись у фотографии усмехающегося Дэнни Латимера в желтой футболке. Этот снимок отличается от официальной школьной фотографии, которую опубликовала полиция. Он выглядит ребенком, который бы ей понравился. Нахальный. Веселый. Карен впервые приходит на ум, по-настоящему поражает ее, что Бродчерч совсем не продолжение истории, начавшейся в Сандбруке, а, самостоятельная трагедия. Она сглатывает ком в горле.

Внутри люди выстраиваются в очередь, чтобы оставить запись в книге соболезнований, созданную Мэгги Рэдклифф.

Карен вспомнила, с небольшой помощью от Google, откуда она знает имя Мэгги. В колледже журналистики она изучила ее работу в Yorkshire Ripper. Мэгги была одной из первых, кто подверг сомнению полицейскую операцию. Она также была в Гринхэм Коммон  [мирный городок, организованный женщинами в знак протеста против ядерного оружия, располагаемый на базе ВВС Гринхэм Коммон, графство Беркшир, Англия. Мужчинам не разрешалось присоединяться к акции.], принимая участие в работе лагеря и освещая события в прессе. Она из старой школы, она - из поколения Лена Денверса. Карен очень уважает Мэгги и понимает, что ей не будет так легко манипулировать, как Олли Стивенсом.

К счастью, Мэгги глубоко погружена в разговор с парнем, который выглядит слишком юным для воротника, который носит. Карен никогда не видела такого молодого священника. Она пристально разглядывает его; его одежда новая, сообразно тренду, но куплена не здесь, и его светлые волосы с пробором сбоку выглядят также же старомодно, как и круто.

- Это должна была сделать церковь, - говорит он,  паря ручкой над книгой.

- Это не соревнование, - холодно отвечает Мэгги.  - Для всех нас подобное в новинку.

- Я бы хотел писать колонку, - продолжает викарий. - Что-то вроде Размышлений о Дне, как на Радио 4 [Радио BBC 4]. Чтобы напомнить людям, почему церковь важна в такое время, чтобы разъяснить, что она может предложить им.

Мэгги фыркает.
- Я и ваш босс расстались до того, как вы появились здесь. Меня заставили почувствовать себя нежелательной в вашей церкви.

- Не я, - искренне говорит викарий. - Вам и Лиль всегда будут рады в моей церкви.

- Я тоже так думаю, - произносит Мэгги, только слегка успокоившись. - Слушайте, спасибо за предложение, но мне не нужен редактор. Сейчас мне нужны рекламодатели. И это явно не вы.

Викарий барабанит аккуратными пальцами по столешнице
- Хорошо, тогда я куплю место в газете. На свои личные деньги. Я напишу заметку, я заплачу по любым вашим расценкам. Если мне придется заплатить ради слов утешения, то я сделаю это.

- Я предоставлю вам 10-процентную скидку, - вспыхивает Мэгги.

Карен ухмыляется. Всего две минуты, и она уже увидела продажность. Чрезмерную для местных новостей, являющихся последним бастионом хороших старомодных новостных репортажей.

Поблизости стоит Бекка из отеля в платье, демонстрирующим безупречную фигуру. И не скажешь, что она проводит весь день, сидя на заднице перед экраном монитора, думает Карен. Бекка, словно по привычке, поправляет свои волосы рядом с викарием, потом рядом с Мэгги. Некоторые женщины даже не подозревают, что делают, и делают всегда те, кому не нужно этого делать.

- То, что вы напишите, не будет выглядеть несерьёзно? - спрашивает Бекка. Теперь улыбается Мэгги, и Карен проскальзывает мимо нее в офис.

У нее несколько секунд, чтобы приспособиться к полумраку помещения. Как они тут работают? Она привыкла к бледно-серой эргономичной мебели, большим окнам и лампам дневного света. А это место... тут больше дерева, чем в сауне. Форточка в узком окне заклеена малярным скотчем, а на подоконнике стоят сухие цветы в покосившемся глиняном горшке и деревянный кот. Предупреждение о здоровом образе жизни изо всех сил цепляется за стену.

Олли Стивенс горбится перед своим монитором. Он смотрит на нее с искрой узнавания, демонстрируя Карен, что она не единственная, кто побывал в Google. Она садится на край стола. Он симпатичный, этот детеныш-репортер, даже если он на год или два моложе, чем она думала раньше. Подольститься к нему не составит труда.

- Итак, есть ли у тебя свободный стол или уголок в офисе, где я могу обосноваться? В конце концов, мы являемся частью одной газетной группы.

И Олли принялся создавать для Карен рабочее место фактически до того, как Мэгги смогла остановить его.

- Карен Уайт, Daily Herald, - представляется Карен. Мэгги берет предложенную руку, и две женщины обнимаются.

- Нет, - говорит Мэгги, отвечая на вопрос. - Мы тут очень стеснены.

Карен оглядывает пустой офис и держит лицо перед ухмылкой.

- И если я предоставлю вам стол, то ведь могут появиться и другие?

Карен решает вступить в спор, но потом передумывает - так даже лучше. Чем меньше, тем больше. Это то, что отличает ее от остальных, её способность вовремя отступить и дать возможность передумать. Журналистика подобна шоу-бизнесу - всегда нужно оставлять своих зрителей желающими большего. Этот подход позволил ей получить доступ к семьям Сандбрука. Возможно, что однажды он даже сработает с Харди.

Вернувшись на Хай-стрит, она взвешивает свои возможности. Она напоминает себе, что является единственной национальной журналисткой, расследующей эту историю. Уходя, она оглядывается на офис Эха Бродчерча. Эти люди не являются ее конкурентами. Если она сыграет правильно, то они смогут сделать всю работу за нее. Она упорно думает о том, как заполучить Олли Стивенса, не сжигая мостов с Мэгги. Она отправляет ему смс-ку, спрашивая, ни хочет ли он показать ей достопримечательности.

Она открывает сайт Эха на своем телефоне и забивает в поиск слово Сандбрук. Не похоже, что они установили связь с тем случаем. Мэгги Рэдклифф известна тем, что обладает энциклопедическим умом, но кто ныне пользуется энциклопедиями? И не похоже, чтобы кто-то из газеты додумался до подоплёки связанной с полицейским, ведущим ныне расследование. Карен Уайт радуется. Ей нравится обладать преимуществом.

 

12

Запах растворителя от маркеров для доски всегда заставляет Харди чувствовать себя несколько ошалевшим, но, сконцентрировавшись, он устойчивой рукой выводит:

ПОРЯДОК РАБОТЫ:

СС [Старший следователь]: ДИ Алек Харди
Жертва: Дэнни Латимер
Возраст: 11 лет
Рост: 4 фута 8дюймов [142 см]
Место преступления: пляж Харбор-Клифф-Бич, Бродчерч
Время смерти: Чт 18 июля 22.00-04.00 (оценка)

В отделе уголовного розыска - беспорядок. Все одномоментно были вызваны на работу, а это значит, что людей больше, чем столов. Поднимаются панели пола, для доступа к электрическим розеткам и установки новых телефонных линий. Провода во всех направлениях пересекают офис.

Телефонный инженер, плотный парень в очках с позолоченной оправой, постоянно попадает под нервные взгляды Харди. Харди прищурился, чтобы прочитать его бейджик - Стив Коннолли - и смотрит на него со всей враждебностью, которую только может собрать. Чем неудобнее будет чувствовать себя этот Стив Коннолли, тем скорее он выполнит свою работу и покинет оперативный штаб Харди. Харди не доволен тем, что здесь присутствует гражданский, сдвигающий столы и опрокидывающий папки, которые должны находиться под замком. Неужели люди думают, что он проводит политику «чистых столов» только ради собственного удовольствия?

Миллер приносит ему латте. Сливочно-ореховый запах вызывает у него слюнотечение, но даже чашка растворимого кофе может отправить его на больничную койку, а эта кофейная смесь похожа на топливо для ракетного ускорителя. Конечно же, она воспринимает его отказ как выпад против себя.

- В Бриар Клифф есть хижина, - говорит он, игнорируя оскорблённое выражение ее лица. - В миле с половиной вдоль побережья от места, где было найдено тело Дэнни. Узнайте, кто владелец. И автостоянка внизу. Соберите данные с камеры там. Что у нас с подомовыми опросами?

- Нам выделили пять полицейских, двух стажёров, один из них не умеет водить, а другой никогда не брал показания.
Она усмехается.
- Это летний уикэнд. Три фестиваля и два спортивных мероприятия в пределах ста миль, все остальные офицеры прикреплены к ним до понедельника.

Он ненавидит это место. Он ненавидит глупых людей и то, как они работают, он ненавидит  их чертовски улыбающиеся лица. Он снова обращает своё внимание на доску.
- Скейтборд Дэнни, мобильник Дэнни. Приоритеты. Кроме того, основные подозреваемые. Вы знаете этот город - кто это может быть?

Миллер, не понимая, что он только на полпути, пытается прервать его, но он продолжает:
- Если мальчик был убит, прежде чем его доставили на пляж, то где место убийства? Что мы делаем сегодня?

- Нам удалось найти офицера по семейным связям, я отведу его к Латимерам. И звонил Джек Маршалл, владелец магазина. Он сказал, что кое-что вспомнил.

Неожиданно Харди чувствует, как его пальцы начинает покалывать, верный признак того, что приступ не за горами. Голос Миллера звучит словно издалека. Не хватает воздуха, и внезапно перед ним оказываются две Миллер, в тумане и выходящих из фокуса зрения.

- Минутку, - произносит Харди.
Он без происшествий добирается до туалета. Милостиво оставшись в одиночестве, он выталкивает две огромные таблетки из блистерной упаковки, находящейся в его кармане и запивает их водопроводной водой. Он изучает своё бледное вспотевшее лицо в зеркале над раковиной и просит его вернуться в норму.

На обратном пути он почти падает на Стива Коннолли, тянущего длинный белый кабель. У него пепельное лицо, и Харди, после краткого осмотра офиса, понимает почему. На столе детектив-сержанта Фрэнка Уильямса - беспорядок. Список вопросов, по-прежнему нуждающихся в ответе, пришпилен, чёрт возьми, к экрану монитора. А снимок скейтборда Дэнни - жёлтый ламинированный пластик с неровной военно-морской наклейкой - лежит на клавиатуре и из-под него виднеются - о, Боже, фотографии вскрытия, выглядывающие из прозрачного файла. И шокирующая фотография шеи Дэнни - огромные красные отпечатки рук на белой коже. Харди отсылает Коннолли, а затем выдает Уильямсу выговор, погружающий комнату в тишину. Разговоры там возобновляются только тогда, когда он оказывается на середине коридора.

 

В газетном киоске обычные дела. Джек Маршалл поднимает стопку газет на прилавок. Усилие заставляет его слегка запыхаться.
- Я думал о нем всю прошлую ночь, - говорит он. - Я руковожу Морской бригадой. Дэнни ходил туда около полутора месяцев, время от времени. Нахальный паренёк, но добрый сердцем. Это важно, когда сердце доброе.

Вы не это должны мне сказать, думает Харди.
- Вы сказали, что вспомнили что-то о встрече с ним.

Джек коротко кивает, как будто его принуждают говорить.
- Должно быть, в конце прошлого месяца. Около четверти восьмого, в среду утром. Когда шёл мимо дома Джоселина Найта. На дороге, ведущей на утёс, недалеко от Линтон Хилл. Я его видел.

- И что он делал?

- Разговаривал с почтальоном.
Джек острым ярким канцелярским ножом разрезает шпагат, связывающий стопку газет.
- Скорее, не разговаривал. Это было больше похоже на спор. Я был довольно далеко. Но позы и жесты явно говорили об этом. Затем Дэнни сел на свой велосипед и укатил. А после почтальон куда-то позвонил.

- Вы уверены, что это был почтальон? - спрашивает Харди. На Джеке нет очков, и ничто не указывает на то, что он носит линзы.

- Кто еще мог быть там утром в это время? Во всяком случае, у него была сумка. И одна из тех светоотражающих курток.

- Опишите его.

- Он был далеко от меня. Среднего роста, короткие тёмные волосы, как мне кажется. Я вспомнил об этом только вчера. Я должен был сообщить об этом.

Да, думает Харди. Ты должен был. Почему ты этого не сделал?

 

В доме Латимеров несвежий запах, как в спальне, нуждающейся в проветривании. Не то время года, чтобы держать окна закрытыми, но на улице начали появляться журналисты, и им пришлось закрыть их; и если те не тычут своими камерами, то говорят по телефону или шумят.

- Это детектив-сержант Пит Лоусон, - Элли представляет нескладного молодого человек рядом с ней. - Он - ваш офицер по семейным связям, будет держать вас в курсе расследования, отвечать на ваши вопросы, задавать вам любые вопросы, которые могут возникнуть у нас. Это весьма специфичная работа. Пит только что закончил обучение.

- Вы у меня первые! - говорит Пит довольно, но его улыбка угасает, когда он улавливает гнев Элли. Из всех неуместных вещей...

- Но вы нас знаете, - говорит Бет, вторя мыслям Элли.

«Самое лучшее, что я могу сделать для вас, это найти того, кто убил Дэнни, и я это сделаю».
Элли позволяет Питу взять на себя ответственность за отбор отпечатков пальцев, желая, чтобы он не завалил это дело.

Только Марк поднимает шум.
- Неужели это действительно необходимо? - говорит он, когда Лиз прижимает подушечки пальцев к бумаге. Он оскорблен, Элли видит это, и понимает его. Даже жертвы краж с негодованием позволяют снять свои отпечатки пальцев. Это человеческая натура: интуитивно люди понимают, что вносят свой позитивный вклад в расследование, но некоторые начинают считать, что их рассматривают в качестве подозреваемых. Элли не представляла, насколько хуже это может выглядеть  после потери ребенка. Марк дает свои отпечатки, но неохотно, качая при этом головой. После того, как это сделала вся семья, он спрашивает:
- Когда мы можем организовать похороны?
Его голос дрожит на последнем слове.

Знание вопроса не облегчает ответ.
- Нужно подождать, - говорит Элли. - До тех пор, пока мы не поместим под стражу подозреваемого, Дэнни, его тело - это... извините, что я должна говорить о нём таким образом... это самое ценное доказательство, которое у нас есть. Мы не можем позволить ему быть похороненным, пока не убедимся, что у нас есть нужный человек, и доказательства для его осуждения.

- Нам его не вернут? - в ужасе произносит Бет.

- Пока нет. Извините.

- Он не доказательство, - говорит Хлоя. - Он мой брат.

- Я знаю. Правда, - говорит Элли, не зная, что ещё сказать.

Бет поднимает брови в немом вопросе к Марку. Он кивает и достает лист бумаги, который вручает Элли.
- Мы составили список, - говорит он, - людей, которые могли бы это сделать.

Элли разворачивает лист и с тревогой читает. Она знает большинство имен из этого списка. Они включали сюда каждого мало-мальски известного мужчину в округе, и, естественно, существуют некоторые совпадения со списком подозреваемых полиции Уэссекса. А когда у них закончились незнакомцы, Бет и Марк стали смотреть ближе к дому.

- Это же все твои друзья.

Пара смотрит на нее как потерянные дети, как подростки-родители, какими они были. Элли впервые за многие годы вспоминает, что Бет еще только тридцать.

- Мы знаем, - говорят они.

Элли чувствует признательность, когда глава экспертов-криминалистов Брайан вызывает ее из комнаты. Наверху он держит в руках пакет с уликами.
- Пятьсот фунтов наличными. Были привязаны к нижней части рамы кровати в комнате Дэнни.

 

13

Карен попросила Олли показать ей достопримечательности, и он решил показать ей город с высоты птичьего полета. Эта скамья на утёсе - идеальное место для ее замысла. Внизу виднеется привлекательная, туристическая часть города, недалеко от гавани уступающая место группе уродливых муниципальных зданий, которые затем переходят в разрастающиеся предместья. Перед ними простирается море. И, конечно же, отвесные скалы - немые свидетели убийства Дэнни Латимера. Они завораживают своим неземным золотистым цветом. Карен пытается отвести от них глаза и посмотреть на Олли.
- Расскажи мне о Бродчерче, - спрашивает она. - Кто здесь живет?

Он размышляет.
- Многие прожили здесь всю жизнь, поколения; некоторые никогда не бывали дальше пятидесяти миль от города. Есть приезжие. Молодые семьи, покинувшие города, когда у них появились дети, и переехавшие сюда, потому что им понравились школы и море. Летом мы к нам на шесть недель приезжают туристы, но, в основном, мы работаем.

- Преступность?

- По большому счёту, только кражи со взломом, употребление наркотиков, вождение в нетрезвом виде.

Карен не может вовремя скрыть свою ухмылку.

- Шутки в сторону. Я делаю еженедельный отчет в газете о преступлениях, с помощью кое-кого из полицейских. Около тридцати преступлений в неделю, почти все незначительные. У нас никогда не было убийств.
Его выражение становится серьезным.

- И этим ты занимаешься в Эхе?

Он пожимает плечами.
- Клубы, школы, собрания советов. Мэгги говорит, что мы празднуем каждый день.

Карен внутренне вздрагивает. Она не будет работать на региональном уровне даже за сотню тысяч в год. Кстати, Олли повезет, если он заработает десятую часть от этого. Она задается вопросом, живет ли он с мамой. После чего ей становится интересно, как выглядит его спальня.

- А как насчет тебя? - спрашивает она. - Что тебе нужно?

- Работать на национальном уровне. В основном, я хочу быть, как вы, - отвечает Олли после секундной заминки:

- Осторожнее со своими желаниями, - улыбается она.

- Почему вы приехали сюда так быстро?

Еще не время сообщать ему о своей одиночной миссии расследования, кто такой Алек Харди или как он сюда попал. Она придумывает отвлекающий манёвр.
- Если я буду делать репортаж об убийстве, то мне нужно понять город, его население. Если Ты поможешь мне в этом, то я помогу тебе. Что скажешь?

Олли сияет.
- Я согласен.

Карен замечает его белые ровные зубы. Не составит труда провести время с таким, как он.

 

Элли Миллер решает сделать передышку и медленно прогуляться вдоль набережной. Превосходный день, но тут только горстка людей. Набережная выглядит пустой без обычной толпы детей и её не накрывает болтовнёй - чайки и волны кажутся преувеличенно громкими, как будто кто-то повысил уровень громкости саундтрека приморских шумов. Немногочисленные дети рядом с родителями, даже те, что постарше. Она замечает, что никто из местных жителей не оставляет своих детей надолго без присмотра. Прежняя беззаботная жизнь Тома, приходящего и уходящего когда ему заблагорассудится, приостановлена, до той поры, пока этот случай не будет расследован.

Глаз Элли что-то замечает, и она смотрит на скамейку на вершине утёса. Молодая женщина в дорогой одежде и неподходящей обуви спускается по песчаной тропинке. Элли приглядывается и замечает Олли на скамейке, пребывающего в мечтах после ухода женщины. Она поднимается на холм к Олли.

- Это твоя новая подружка? - спрашивает Элли, садясь рядом с ним. Её волосы влажные от пота.

- Это коллега, - говорит Олли. - Репортер из  Herald. Я помогаю ей почувствовать город, даю вкусить местного колорита. Она считает, что этот случай на национальном уровне воспринимают не так, как следует.

Элли истолковывает сказанное как нечто незначительное, хотя она никогда по-настоящему не имела дело с журналистами. Может быть, та женщина - параноик.

Олли ёрзает.
- Разве мама не говорила с тобой, прежде чем уехать?

- Уехать куда? - спрашивает она, предчувствуя беду.

- В Борнмут [Брнмут - город в графстве Дорсет, популярный среди англичан курорт на берегу Ла-Манша]

В Борнмут, где большие казино на набережной встречают людей, подобных Люси, с распростертыми объятиями и фишками, уложенными в штабеля на сукне. Элли не может избавиться от холодка в ее животе, хотя она могла бы и не удивляться. Ей, по правде говоря, давно уже не нужно ждать чего-то хорошего от Люси, но она не может вот так сразу изменить своё к ней отношение. Частично она ещё всё та же маленькая девочка, находящаяся под влиянием своей гламурной старшей сестры.

- Она сказала мне, что осталась без гроша в кармане, - жалобно произносит Олли.
Они оба знают, как Люси может позволить себе поездку к ярким огням. Ее сестра живет от выигрыша к выигрышу, в ожидании каприза удачи, который она будет использовать для оправдания своего поведения оставшиеся 364 дня в году. Элли задается вопросом, сколько тысяч чужих денег растратила Люси, прежде чем выиграть. Ее долг перед Миллерами ныне больше пяти тысяч, и это только то, что она признает. В последний раз Люси приходила к ней за большими деньгами, умоляя Элли заплатить за ее реабилитацию в клинике. В облегчении, что Люси, в конце концов, признала свою зависимость, Элли выписала чек, даже не спросив Джо. Она бы заплатила двойную плату за то, чтобы Люси получила надлежащую профессиональную помощь. Но всё было спущено за три дня в покер в онлайн казино.

- Когда же она поумнеет? - спрашивает Элли, но это риторический вопрос.

- Я считал, что это ты придумала ту реабилитацию, - говорит Олли.

Элли только покачала головой. У нее не хватает духу рассказать ему о последнем случае, ещё более худшем.

- Мне пора - говорит он. - Посмотрю, есть ли чего-нибудь свеженькое в редакции.

Она наблюдает, как он удаляется, поднимая за собой облачка песка. В одной из его туфель дыра - это разжигает глубокую привязанность Элли к своему племяннику. Это благо, что он зарабатывает столь же мало, как и делает; Люси не сможет его обобрать.

Внутри Элли закипает гнев. Прежде всего, ей не следует иметь никаких дел с Люси. Смерть Дэнни Латимера заставляет смотреть на всё под другим углом. Она отправляет сестре саркастическую смс-ку.

Удачного отдыха в Борнмуте! Не знала, что парикмахерам платят так хорошо. Ожидаю, что по возращении вернёшь деньги моим детям.

Ответа нет, но Люси ни до чего нет дела, когда она в загуле. Элли не услышит о ней до тех пор, пока не закончатся деньги, и она униженно не вернётся в Бродчерч.

 

У дома Бет репортёры, а внутри - полицейский. Она не может уйти от людей, и у нее нет того единственного человека, который её нужен. Она отчаянно хочет провести время в комнате Дэнни, свернуться калачиком в его постели и вдохнуть запах его подушки, но полицейская лента, перекрещивающая дверь в его комнату, делает ее в собственном доме не только чужаком, но и пленником. Единственное, что она может -  сортировать белье, которое кучей лежит в ее спальне, и она совершает бессмысленные движения, отгибая воротники на его рубашках, спаривая его носки и складывая его футболки. Одежда Дэнни словно издевается над ней.

Ее мысли заполняет вина - вина за то, что не уберегла его; вина за то, что принимала его как должное, думая, что он навеки принадлежит ей.

Она постоянно плачет. Неизменные красные круги вокруг ее глаз не исчезают – там  раздражённая из-за солёных слёз кожа. Она начинает плакать и как только перестаёт, осознав, что рыдает, слёзы тут же выступают вновь.

Однако у неё во рту постоянно появляется и исчезает металлический привкус, сильный привкус медной монеты, и она не может приписать его слезам. Каждый раз, когда происходит подобное, ей страстно хочется - будь то гормоны или рефлексы Павлова - чипсов с сыром и луком. На самом деле, это единственное, что она может представить себе в качестве еды. Это первое ощущение цели, которое появилось у неё с тех пор, как всё случилось. Она спускается вниз и начинает открывать кухонные шкафы.
- Где чипсы? - спрашивает она у Лиз, разглаживающей складки на джинсах Марка.

- Тебе не нужны чипсы, - говорит Лиз.

Но сейчас стремление к чипсам из сыра и лука становится неотделимым от стремления к свободе. Лиз снова поднимает глаза на Бет и смиряется перед ее решимостью.
- Хорошо, - говорит она, убирая утюг. - Позволь мне пойти с тобой.

- Мама, когда ты прекратишь меня подавлять?

- Извини, - говорит Лиз сквозь облачко пара. - Я хочу помочь тебе.
Ее собственные глаза начинают блестеть от слёз.

- Ты не можешь, - говорит Бет, кладя в карман ключи от машины. Уходя, она не оглядывается.

Он чувствует себя хорошо, вновь оказавшись за рулем, но проблема заключается в том, что рано или поздно ей придётся куда-нибудь приехать.

На парковке у супермаркета Бет замечает нежелательное явление; люди уставляются на неё, а затем отводят глаза в сторону, когда она замечает их взгляды. Взгляды на миг пересекаются и затем отскакивают друг от друга, как два столкнувшихся шарика марбл. А когда она думает, что уже не может этого вытерпеть, это случается еще раз: женщина, защищенная собственным ветровым стеклом, пялится на неё, забывая отвести взгляд, а это плохо. Это намного хуже.

Она пытается вести себя как всегда, нормально. Она ходила в этот супермаркет ещё с тех пор, когда была в возрасте Дэнни. Что может быть более нормальным, более обыденным, чем делать здесь покупки? Она берёт корзинку и ставит одну ногу перед другой. Молодая пара делает некий эквивалент разворота с ручником, резко сворачивая с тележкой в другой проход. Покупатели опускают глаза или внезапно начинают усердно изучать этикетки. А вот это задевает её по-настоящему: мать оттаскивает ребенка с её пути, как будто потеря может быть заразной. Бет словно радиоактивна.

Она находит чипсы и идёт на кассу. Когда она кладёт их в багажник своей машины, появляется старик и берет ее за руку.

- Нам очень жаль, - говорит он.
Бет понимает, что она должна поблагодарить его, но теперь, когда она чувствует себя радиоактивной, его жалость ядовита. Она отдергивает руку и запирается в машине. Ослепнув от слез, она заводит машину и готовится сдать назад.

Удар. Ремень безопасности врезается ей в живот, когда она, резко сдавая назад, въезжает в бетонный столб. Открывается багажник. Она выходит из машины и пинает ее там, где смят металл, не заботясь, что может сломать половину костей ноги. Она снова прозревает, когда начинает кричать и ругаться. Ну, давай, думает она, возьми меня за руку, скажи мне сейчас, что тебе жаль, давай, и я тебя урою. Но её сил хватает ненадолго. Она опускается у машины, тяжело дыша и не зная, что делать.

Кто-то сверху произносит ее имя. «Бет». Это Пол Коутс, викарий из церкви ее мамы, хотя Бет не верующая и знает его только по лиге мини-футбола, в которой играет Марк. Если он скажет ей, что Иисус забирает тех, кого любит, она ударит его.
- С тобой всё в порядке?

Она не хотела говорить это: оно выплёскивается само.
- Я беременна, - произносит она.

Пол помогает ей встать, как будто она должна родить сейчас, а не через несколько недель. Они садятся бок о бок в открытый багажник универсала, чья задранная вверх дверца даёт небольшую тень. Странно говорить о таком.
- Узнала только две недели назад, - говорит она. - Ещё даже не сказала Марку.

- У тебя есть кто-нибудь, с кем ты можешь поговорить?
Есть что-то опытное и профессиональное в понимающем лице Пола, но оно от этого не менее утешительное.
- Может, твоя мама?

- Не сейчас. И ты тоже ей не говори.
Он должен хранить секреты, не так ли, или это у католиков? Её отношения с церковью давно покрылись пылью. Она понимает, что ей придется познакомиться с ней заново. Образ небольшого гроба в свете горящих свечей отпечатываются в её мыслях раньше, чем она может отогнать его.

- Что ты собираешься делать? - спрашивает Пол.

- Может хватит задавать мне эти чёртовы вопросы?

- Извини. Судя по всему, я действительно задавал чёртовы вопросы.

Бет удивленно смотрит на человека с воротником священнослужителя; у неё появляется первая за несколько дней неподдельная улыбка, и он улыбается ей в ответ.
- Я покину тебя, - говорит он. - Но ты можешь прийти ко мне. Если у тебя появится нужда поговорить.

- Я не знаю, верю ли я в Бога.
Её нужно сказать об этом.

- Это не обязательно, - говорит он, будто ожидая чего-то подобного. - Я молюсь за вас. С тех пор, как узнал. И за Дэнни тоже.

- Спасибо, - говорит она, и это искренне.

Ее глаза сухи, когда она ведёт разбитую машину домой. Вернувшись в Спринг Клос, она ожидает, когда её рот заполнит металлический привкус, но он не появляется, и она чувствует себя обманутой. Без всякой причины её кухонный шкаф заполнен чипсами с сыром и луком. Единственным, кто их любил, был Дэнни. Теперь, когда страстное желание к ним утихло, чипсы заставляют ее почувствовать себя больной.
Никто в её доме не обращает на это внимания.

14

Они нашли почтальона, чья смена приходилась на тот день, когда, по  словам Джека Маршалла, он видел Дэнни. Элли и Харди поймали Кевина Грина на его маршруте, на дальнем конце города, где дома новой постройки резко уступают место сельской местности. Его флуоресцентную желтую накидку и алую сумку через плечо трудно не заметить на фоне приглушенной зелени.

- Вы когда-нибудь видели Дэнни Латимера? - спрашивает она.

Вопрос Кевина не удивляет. О чем еще может спрашивать полицейский?

- Да, постоянно. Он доставлял газеты в несколько домов здесь, включая и хижину. Когда я услышал, то подумал, что видел его всего лишь пару дней назад.

Он не первый, кто так реагирует: Элли познаёт - людей удивляет, что кто-то может умереть так скоро после того, как они видели его в последний раз, словно каждая их встреча дает какое-то бессмертие.

- Вы когда-нибудь говорили с ним? Особенно в последнюю неделю в июне.

Кевин задумывается.
- Возможно, я помахал и поздоровался. Я не знал его так, чтобы разговаривать с ним.

- Вы никогда с ним не спорили? – вступает в разговор Харди.

- О чём я могу спорить с парнем, разносящим газеты?

Элли применяет новую броскую фразу.
- Где вы были в четверг вечером?

- В четверг я был с ребятами. У нас проходил чемпионат по гольфу на приставке и выпивка. Нас было шестеро. Мы разошлись только около четырёх утра. Моя жена разбудила меня в семь, я был в отключке.

- Нам понадобятся имена тех, с кем вы были, - говорит Харди.

Кевин выглядит шокированным.
- Уж не думаете ли вы, что я имею к этому какое-нибудь отношение?

- Нам просто необходимо все выяснить, - успокаивает Элли. - Не нужно волноваться.

Они возвращаются в участок.
- Не говорите «не нужно волноваться», - говорит Харди, когда они выходят за пределы слышимости Кевина. - Не успокаивайте людей. Позвольте им высказаться.

Ей достаточно поучений.
- Могу ли я просто сказать вам - не стоит меня поучать и пытаться меня образовывать! Я знаю, как общаться с людьми. Держите свою мудрую чушь при себе, - она помнит, с кем разговаривает. - Сэр.

Элли не знает его достаточно хорошо, чтобы угадать, является ли его молчание следствием того, что он рассердился, или это неподдельное безразличие, но она всё же потрясена. Она никогда раньше не выходила из себя так, ни с коллегами, не говоря уже о начальстве. Когда она возвращается в участок, то вдвойне усерднее работает с телефоном. Четверо друзей подтверждают алиби Кевина: он пробыл с ними всю ночь. Она представляет добытые сведения Харди.
- Так ошибался ли Джек Маршалл? - спрашивает она.

Харди подталкивает захватанные очки обратно на потный нос.
- У нас есть причины не верить этому почтальону? - спрашивает он. - Каково зрение у Маршалла? Есть ли у него основания лгать? И думаем ли мы, что деньги, найденные в доме, как-то связаны со всем этим?

- Вы знаете, что создаёте непрекращающийся список вопросов? Бам-бам-бам, - она рубит воздух руками, - кто-нибудь может на них ответить? Похоже, что вам это по-настоящему нравится.

- Мне? - Харди замолкает на пять секунд и, похоже, перенастраивается.

- Сначала убийство, - говорит он, создавая убедительное впечатление нормального человека. - Каким вы находите его?

- Жестоким.

- Что вы сделали со списком Марка и Бет?

- Мне захотелось заплакать, - признается она. - Их лучшие друзья, учителя Дэнни, няни, соседи. Латимерам плохо. Они не могут трезво думать.

- Или умны. Мы не просили у них этот список. Они могут пытаться направить нас туда, где мы и так смотрим. Отвлечь от своей семьи.

Элли ошеломлена.
- Они не убивали Дэнни.

- Вы должны научиться не доверять.

- Я должна что?
Гнев растекается из ее центра по конечностям, заставляя руки дергаться. На столе имеется большой дырокол, и она обнаруживает, что тот может послужить хорошим оружием.
- Это за тем вас послали сюда, чтобы научить меня этому, не так ли? Извлекать пользу из вашего опыта. Фантастика.

Чем больше эмоций он испытывает, тем меньше их демонстрирует.
- Сейчас вы должны смотреть на свое окружение извне, - говорит он.

- Я не могу быть вне его! Я не хочу быть вне.

Он пропускает её выпад, не реагируя. Почему он не может признать, что сопереживание может принести пользу? Чёрт возьми, они нуждаются в нем больше, чем когда-либо прежде, а тут появляется Харди. Заглаживание последствий после того, как он наломает дров -  это сама по себе полноценная работа.

- Если вы не можете быть объективной, тогда вы не подходите для этой работы, - произносит Харди.

Элли фыркает. Это почти смешно. Как она может не подходить для неё? Это ее место! Он не из тех, кто рисуется, получая должность, предназначенную другим, кто даже чашку с кофе принимает не без глубокого вздоха. Он смотрит ей в глаза.
- Вам нужно понять, Миллер. Любой способен на убийство. При определённых обстоятельствах.

- Нет, - твердо говорит она. - Люди, большинство людей, имеют моральный ориентир.

- Ориентиры ломаются, - произносит он поверх очков. Теперь он покровительствует ей. - И убийство гложет душу. Кто бы это ни сделал, он рано или поздно проявит себя. Каждый убийца рано или поздно может поскользнуться. Вы знаете, каковы эти люди обычно. Ищите необычное. Следуйте своему инстинкту.

Она выпрямляется и гневно произносит:
- Мой инстинкт говорит мне, что Латимеры не убивали своего сына.

Харди медленно поднимает брови - жест, одновременно саркастический, высокомерный и пренебрежительный.

Элли кипит. Он уверен, что всё знает о человеческой природе. Но Элли знает этих людей, эту семью. Харди, может быть, и раскрыл ряд серьезных преступлений, но тут ныне может потребоваться совсем другой опыт, и Элли верит, что ее опыт будет иметь большее значение.

 

Дом на колёсах под номером 3 видел лучшие дни, думает Харди; ржавчина вспучила краску. Ловец снов [индейский талисман, защищающий спящего от злых духов. Плохие сны запутываются в паутине, а хорошие проскальзывают сквозь отверстие в середине] - он знает, как эта штука называется, потому что у Дейзи в спальне пылился подобный - сиротливо висит в окне. Это резиденция некой Сьюзен Райт, держательницы ключа от шале на скале.

Он стучит, внутри лает собака, и Харди узнает фигуру даже через матовое стекло. Это женщина, которую он уже видел выгуливающей собаку на следующее после убийства утро. Женщина, которая убегала от него на утёсе. Попалась, думает он, пока она открывает дверь.

Устойчивый запах сигаретного дыма атакует его ноздри. Он дышит через рот и выставляет напоказ свой жетон.
- Детектив-инспектор Харди, Полиция Уэссекса.

Ее язык тела замечателен; его попросту нет. Она неподвижна и спокойна, как манекен.
- Что вам надо?

- Владелец шале на Браяр Клифф сказал, что вы убираетесь там. Он сказал, что позвонит и сообщит вам, чтобы вы приготовили ключи для меня.

- Мой телефон сдох.
Ее акцент - вялый лондонский выговор, который они называют английским языком. Вне зависимости от того, как долго Харди находился к югу от границы с Шотландией, его выговор всегда будет выдавать уроженца окрестностей Ферт-оф-Форта [залив Северного моря у восточных берегов Шотландии.].
- Мне нужны ключи, - говорит он. - Хотел бы осмотреть то место.

- Это из-за того мальчика?
Она первая из встреченных Харди людей, кто не выражает ни скорби, ни сочувствия.
- Покажите-ка мне снова жетон.

Большинство людей обладают слепой верой в его жетон, но она внимательно изучает его, как будто знает, что искать. Дверь захлопывается перед носом Харди. Она уходит, и спустя время возвращается с ключами, которые неохотно сует ему в руку.
- Я хочу, чтобы вы расписались за них. Я не хочу неприятностей, если вы их не вернете.

Он оставляет ей расписку; ручка всё ещё у него в руке, когда дверь снова захлопывается. Он едва успевает отпрянуть.

Сьюзан Райт остается у окна, положив руку на голову Винса - своего пса. Она наблюдает за тем, как детектив-инспектор Харди отступает назад, уверенный, что она видит, как он садится в свою машину. Когда звук его двигателя затихает вдали, она подходит к шкафу у входной двери и с треском открывает его. Внутри, по диагонали располагается желтый скейтборд с синей морской наклейкой. Она долго смотрит на него, затем закрывает дверцы.

 

15

Это первое воскресенье с момента обнаружения тела Дэнни. В церкви Сент-Эндрюс мертвые на кладбище превосходят численностью живых в церкви в соотношении примерно сто к одному. Сьюзан Райт сквозь прищуренные глаза наблюдает, как друг утешает Лиз Ропер. Джек Маршалл с решительностью смотрит на алтарь, где преподобный Пол Коутс тяжело опирается на свою кафедру.
- Время от времени мы ставим под сомнение нашу веру. Почему великодушный бог позволил такому случиться? Я уверен, что все мы задаем этот вопрос, особенно после случившегося на прошлой неделе.

Рука Лиз поднимается к маленькому золотому крестику на шее. После службы, когда большая часть собравшихся уходит, она остается на своей скамье, склонив голову и закрыв глаза. Она сидит так довольно долго, и когда открывает глаза, преподобный уже сменил свое облачение на простые брюки и кардиган. Он стоит на коленях рядом с ней.

- Как вы справляетесь? - спрашивает он.

- О, вы не обо мне, не так ли? - произносит она в сильном волнении. - Бет и Марк, я беспокоюсь о них.

- Вы его бабушка. Вы не сможете избавится от этого.

- Я знаю, - произносит она тихим голосом. Она вздыхает и смотрит на яркие огни. - Она должна помочь. Хорошая служба. Она очень много значит для меня и для других, кто пришел.

Пол закатывает глаза.
- Девятнадцать человек. В городе живёт пятнадцать тысяч.

- После недавних нескольких дней. Тяжело верить, да?

- Клянусь, я делал всё, - устало произносит он. - Я побывал в каждой школе и больнице, в каждом приюте и центре общины. Я присутствовал на каждом празднике, фестивале или шоу. Три года. И даже сейчас... ничего.

- Люди никогда не знают, что им нужно, пока не получат этого, - говорит Лиз, беря его за руку. - Это то, что нам нужно от вас. Все нам. Я молюсь, что Бог поместил вас сюда. Наши проблемы - ваши проблемы. Помогайте нам.

Пол Коутс берёт руки Лиз в свои. Они остаются в таком положении до тех пор, пока она не отстраняется, и не начинает шарить по одежде.
- Я хочу кое-что спросить у вас. Скорее, показать, - говорит она. - Это там, снаружи.

В дальнем углу кладбища, где все еще сохранились могилы, под развесистым тисом стоит высокий надгробный камень.

GEOFFREY ROPER
1954 - 2007
Любимый муж, папа, дедушка, слишком рано покинувший нас

Нижняя половина камня пуста.

- Мы оставили там место для меня, когда потеряли его, - говорит Лиз. - Все устроено так, что там есть место для другой могилы. Я интересуюсь, можем ли мы похоронить там Дэна? Они были просто «не разлей вода», эта парочка. Я знаю, что это глупо, но мне нравится мысль, что они будут смотреть друг на друга.

- Это совсем не глупо, - говорит Пол. - Я думаю, что это красиво. Вы говорили с Бет об этом? Просьба должна исходить от нее и Марка.

Лиз сморкается и качает головой.
- Мне хотелось сначала поговорить о этом с вами. Я подумала, что это может стать тем, что я смогу сделать для нее, и это хоть немного снимет с неё напряжение. Я знаю, что я - бабушка Дэнни, но я по-прежнему её мама, - она снова начинает плакать. – Но, на самом деле, ведь никто ничего не сможет сделать, чтобы помочь ей, правда? Единственное, чего она хочет – невозможно.

 

Элли и Харди просматривают запись камеры видеонаблюдения с вершины утёса, сделанную в ночь, когда был убит Дэнни. Единственное движение на зернистом экране - временная отметка, мелькающая секундами. Время тянется очень медленно, и они вдвоём чуть не подпрыгивают, когда на отметке 01.23 появляется автомобиль. Запись слишком темна и размыта, чтобы разобрать номерной знак, но невозможно ошибиться в том, кто из него выйдет. Элли узнает его раньше, чем это делает Харди. В конце концов, она знает его уже более десяти лет.

- Он сказал, что уходил по работе, - шепчет Элли.
Что это значит? Либо Бет знает, что он отсутствовал, и лжет, прикрывая Марка. Либо Бет не знала, что его нет, и Марк лжет всем. Адреналин бурлит в крови Элли, но это приводит только к путанице, а не к ясности.

На экране Марк Латимер, закинув руки назад, откидывается на капот своей машины.

- Он кого-то ждет, - говорит Харди. - Держу пари, что я прав.
Он пристально смотрит на экран. Марк начинает шевелиться, словно услышав, как кто-то подходит. Харди потирает руки.

Экран становится черным.
- Где следующий диск?

Элли проверяет пакет для улик и находит только записку.
«По-видимому, у них имелся только один диск, и они перезаписывали на него, экономя деньги».

— Вот же хрень!
Харди бьёт кулаком по столу, этот скаредный маленький городишко съезжает ещё на одну ступеньку лестницы его оценки. Элли стыдится этой неудачи, хотя не имеет к ней никакого отношения.

За ними раздаётся стук в дверь, и Стив Коннолли, тот самый телефонный инженер, который весь день путался у них под ногами, появляется в дверном проеме, на его поясе полно инструментов.

- Стив Коннолли.
Он нервно представляется, как будто его имя может оказаться спусковым крючком. - Вы же занимаетесь делом Дэнни Латимера, да? Оно как-то связано с водой. Мне сказали, что оно связано с водой.

Элли находится достаточно близко от Харди, чтобы почувствовать, как у него повышается температура.
- Кто сказал? - спрашивает она.

- У меня есть ... У меня есть особенность, посредством которой я получаю... получаю сообщения. Телепатические.

- Ах, ради Бога, кто вас впустил сюда? - произносит Харди, отталкиваясь от своего стола. Он, должно быть, весит в два раза меньше Коннолли, но негодование, кажется, придаёт ему вес. Элли открывает дверь, чтобы вывести Коннолли.

- Нет, нет, нет, дело в воде, это важно, - его рука простирается в умиротворяющем жесте. - Я должен сказать, что он был в лодке. Его посадили в лодку. Я не знаю, зачем.

Элли внимательно изучает его. Он не похож на экстрасенса, как она себе это представляет. Нет ни странной причёски, ни яркой одежды или рунических украшений. Он похож на телефонного инженера. Это и его признание, что он не понимает, что движет им, несколько напрягают.
- Кто вам сказал это, откуда вы взяли? - спрашивает она.

Коннолли моргает, глядя на них, словно это должно стать очевидным с первых его слов.
- Дэнни.

Элли не может скрыть своего негодования.

- Я не хочу этого, - возражает он. - Это приходит ко мне само.

- О, да ты экстрасенс по принуждению, - восклицает Харди. Он в своей лучшей язвительности: почти наслаждается собой.

Коннолли оскорбляется.
- Не хотите слушать, ну и ладно, - в раздражении произносит он.

- Ребенок погиб, - кричит Харди, его акцент усиливается пропорционально громкости. - И тут появляешься ты со своей эгоистичной чепухой.

В соседней комнате смолкает гул голосов. В дверь заглядывает Фрэнк, готовый зайти.

- Уберите его, - приказывает Харди, поворачиваясь в кресле так, чтобы оказаться лицом к стене. Фрэнк кладет руку на спину Коннолли и выводит того из кабинета.

Коннолли не сопротивляется, только качает головой. На пороге он бросает через плечо последнюю загадочную фразу:
- Она говорит, что прощает тебя, - произноси он, обращаясь к Харди. - За кулон.

Элли наблюдает, как гнев заставляет бледнеть уже и так бледную кожу Харди, и на мгновение она искренне пугается, что ее шеф вот-вот потеряет самоконтроль.

Он остается неподвижным, словно считает до десяти, дольше, чем это требуется после ухода Коннолли. А когда, наконец, снова оживает, то имеет вид, будто ничего и не случилось.
- Итак, - произносит он. - Вернемся к реальному расследованию. Давайте узнаем, почему Марк Латимер солгал нам, где был той ночью. Что дальше?

У двери появляется Ниш с несколькими листами бумаги.
- Профили Дэнни в соцсетях, - говорит он. - И недавнее с его жесткого диска.

- Третье мая, - читает вслух Элли. - Мне нужно поставить замок на дверь. Чтобы скрывать все это дерьмо. Двенадцатое мая: Дорогой папа, помнишь меня? Я тот, с кем ты играл. Снова двенадцатое мая: я знаю, что он делает.

Элли в недоумении: она никогда не слышала, чтобы Дэнни говорил такое. Что он имел в виду?

Она смотрит на Харди, ожидая его реакции, но он уже схватил пиджак, взмахнув его полами, как крыльями бабочки. Она следует за ним, её ноги отказываются идти. Она не хочет этого делать. Но подозрения уже охватывают её, и только разговор с Марком может их развеять.

 

16

Бет денно и нощно следит за теленовостями, ожидая момента, когда они начинают показывать фотографию Дэнни. Она никогда и никому не признается - что о ней могут подумать? - но почти с нетерпением ждет этого мига. Она ждет этого мига так, как ждала его прихода из школы, когда ее сердцебиение учащалось в ожидании мирского праздника его возвращения домой.

- Как люди, живущие в Бродчерче, справляются с событиями? - спрашивает репортер с телеэкрана.

Бет и Марк вздрагивают, увидев лицо преподобного Пола Коутса.
- Прежде всего, все наши молитвы связаны с семьей Латимеров.

Бет, вспоминая их разговор на парковке супермаркета, ощущает холодок предательства. Зачем Пол делает это? Почему он не спросил сначала у нее?

— Это, безусловно, очень тревожное время, но мы все считаем, что полицейское расследование прольёт свет на случившееся. Мы - сильное сообщество, и надеемся, что люди, живущие здесь, знают, что церковь открыта для них и предлагает любую посильную поддержку в грядущие дни - с верой или без веры. Я хорошо знаю семью Латимеров, и мы сделаем все возможное, чтобы поддержать их в это время.

- Он не имеет права говорить за нас! - орёт Марк.  - Его Бог не помешал моему мальчику погибнуть.
Он бьёт кулаком по своей ладони:
- Я не позволю, чтобы это сошло ему с рук.

Он так сильно хлопает дверью, что та отскакивает и остаётся открытой. Церковь находится через поле от них. Съёмочная группа все еще может быть там. Бет кричит Питу, полицейскому офицеру, прикреплённому к ним, чтобы тот шёл за Марком. Сейчас не время мирно наблюдать, на что способен Марк, готовый потерять самообладание. Нежелательное воспоминание о его последней вспышке, бьёт по ней подобно молнии; нежданная кровь на суставах пальцев; раскаяние секунды спустя и то, как было тихо в доме в течение нескольких дней после случившегося. Они все испугались, но больше всех сам Марк, и с тех пор он вел себя тише травы и ниже воды. Он даже старался не повышать голос, до момента гибели Дэнни.

Бет снова обращается к телевизору, но они уже перешли к следующему сюжету, и она упустила свой шанс увидеть Дэнни.

 

Карен Уайт крадучись, идёт по переулку, опоясывающему поле для игр. Она здесь уже более часа, но ее упорство окупается, когда она видит Хлою Латимер, затягивающуюся сигаретой по дороге домой. Посмотри на нее, думает Карен: она совсем ещё ребёнок. Сигарета заставляет ее выглядеть моложе, а не солиднее и опытнее, как она думает.

Свободная рука Хлои занята телефоном. Она читает, а не отправляет смс-ки. Надеясь на удачу, она проверяет, как освещается в интернете смерть Дэнни, и задается вопросом, почему там ничего нет. Это упрощает задачу Карен. Она достает из своей огромной сумочки пачку «Silk Cut» [марка сигарет английской табачной компанией Gallaher Group], которую всегда носит для подобных случаев. Предложенная сигарета, вспышка зажигалки стоит часа, проведённого у порога.

- Не будет ли огонька?

Хлоя оборачивается, и Карен чувствует её самообольщение, - взрослый человек обращается к ней как к равному. Она передаёт Карен жёлтую зажигалку Bic, и та прикуривает.

- Ты же Хлоя?

Девушка тут же настораживается.

- Мне жаль, что это случилось с твоим братом.
Карен вытаскивает свой второй аргумент из сумочки. Это игрушечный шимпанзе Дэнни, спасенный с пляжа.
- Я предполагаю, что эта игрушка много значила для него, - произносит она.

Хлоя с яростью вырывает игрушку, хотя Карен знает, что так и будет.

- Откуда она у вас?

Карен старается, чтобы её голос звучал мягко.
- Тебе не следовало оставлять её там. Её бы украли, и, в конце концов, всё оказалось бы в газетах, и ты бы никогда не увидела её снова. Слишком много стервятников повсюду.

Глаза Хлои сужаются.
- Откуда вы знаете?

- Я одна из них, - усмехается Карен, с удовлетворением замечая, что ей возвращают улыбку. - Я работаю в Daily Herald.

- Мы не разговариваем с журналистами.

- Я знаю. Правильно, что не делаете этого.
Все они говорят так поначалу. Это подсознательная реакция, и Карен она хорошо знакома, чтобы примерять её персонально к себе. Посмотрите, как это было в Сандбруке: оба семейства поначалу отвергли ее, но, поскольку дело затягивалось, родители Пиппы воспользовались возможностью обратить внимание прессы на их горе, и оказать давление на Харди, в то время как другие родители занимались тем, что разводили мосты. Если подобное нужно Латимерам, Карен будет уважать их мнение, но она должна предоставить им выбор. Ещё слишком рано, чтобы можно было понять, каким образом поступят Латимеры. Они сами еще этого не знают.

Хлоя пристально наблюдает за ней. Внезапно осознав, что сигарета догорела до почти фильтра, Карен делает вид, что затягивается.
- Я пришла только для того, чтобы отдать её тебе, - она жестом указывает игрушку, - и чтобы её не украли другие. Если бы это был мой брат, то я бы не хотела, чтобы обезьянка попала к чужим людям.

- Спасибо, - Хлоя прижимает игрушку к своей груди. Она выглядит ещё младше, чем раньше.

- Могу я одолжить твой телефон?

Хлоя колеблется лишь несколько секунд, после чего передает его: Карен видит, что она заинтригована.

- Я не стану звонить тебе, - говорит она, занося в память свой номер. - Я не приду к вашей двери. Я не стану останавливать тебя на пути в магазин, как будут делать другие. Но если тебе или твоей семье потребуется поговорить с кем-нибудь, или у тебя появится нужда в друге, когда станет невмоготу, позвони мне.
Она сохраняет свой номер как ДРУГ, после чего отдаёт телефон назад.
- Спасибо, что дала прикурить.

Карен прощается. Она знает, когда надо это делать. За углом она с гримасой отвращения отбрасывает сигарету.

 

В наступивших сумерках в саду Марка Латимера появляются комары. Детектив-инспектор Харди, фатально привлекательный для мошек, испытывает соблазн провести беседу внутри, но Бет маячит у окна, а ему нужен только Марк. Статистика указывает на то, что большинство убитых знали своего убийцу: более двух третей убитых детей убивают родители, а отцы убивают чаще, чем матери. Марк Латимер изворачивается как человек, которому есть что скрывать.
- В четверг вечером, в ночь, когда Дэнни пропал без вести, где были вы?

- На вызове? Тот поступит рано вечером, не знаю, может около шести - полетела вся система отопления в доме.

- Как долго вы её чинили?

- Большую часть ночи. Там был кошмарный котел. Я долго с ним провозился.

Глаза Марка падают на блокнот Харди, наблюдая, как заносятся его слова.
Все это время Харди оценивает Марка. Тот высок, с четко выраженной мускулатурой человека, который весь день проводит за физической работой, что-то тянет и поднимает. Он может поднять меня, думает Харди. Он смотрит вниз, на руки и пытается примерить эти большие ладони и длинные пальцы к отпечаткам на шее Дэнни.

- Нет. Не было никакого вызова.

Марк делает все возможное, чтобы выглядеть озадаченным.
- Что вы имеете в виду?

- Мы обнаружили запись с камеры видеонаблюдения на автостоянке в верхней части Бриар-Клифф. Вы были там в 1.23 утра.

Марк оглядывается через плечо. Бет все еще у окна. Он улыбается её мальчишеской улыбкой, которая исчезает к тому времени, когда он поворачивается к Харди.
— Значит, вы шпионите за мной? - шипит он.

- Мы проверяем все камеры в этом районе. Итак, что вы делали той ночью?

- Я, что, подозреваемый?

- Первое, что мы делаем - исключаем людей из расследования. Вы скажите мне, где были, с кем были, и как долго. Я исключаю вас из подозрений. Это такая методика. Пока вы не сообщите мне эти факты, я не могу вас исключить. А если я не могу вас исключить, то вы остаётесь среди подозреваемых.

- Подозреваемого в убийстве собственного сына?

Чёрт побери, если Харди позволит Марку сыграть на этом.
- Я уверен, что всему есть простое объяснение.
Он видит, как Марк взвешивает варианты. Если это не паника в его глазах, то она скоро появится.

- Я встречался с приятелем. Мы были вместе. Затем меня вернули на автостоянку, потом я вернулся домой. В три, может быть, в четыре часа ночи.

 - Как зовут вашего приятеля?

Марк отводит глаза в сторону:
- Не помню.

Иногда убийство заставляет людей поумнеть. Вступает в действие самосохранение, и убийца обнаруживает до сих пор неиспользованные запасы изобретательности и изворотливости. Словно у него увеличивается коэффициент IQ. Харди задается вопросом, всегда ли Марк был таким тупым, или это из-за горя, либо всё это сложный двойной блеф.

- Вы не можете вспомнить имя своего приятеля? Куда вы пошли?

- Я думаю, что мы выпили, перекусили, потом проехались по округе.
Что-то, похожее на улыбку растягивает его губы.

- Вы думаете? - говорит Харди. - Это было три дня назад.

- Да. И с тех пор многое случилось.

Бет по-прежнему пристально смотрит на них, словно пытаясь читать по губам. Харди делает шаг в сторону, так, чтобы скрыться за Марком.
- Есть ли какая-нибудь причина, по которой вы не хотите, чтобы я узнал имя вашего приятеля? Это касается только убийства Дэнни. Ничего больше.

Марк вращает шеей.
- Может и вспомню. Я измотан, я не спал из-за всех этих новостей, я ничего не соображаю.

Харди меняет подход.
- Когда вы пришли, вы отправились прямиком в постель. Может ли ваша жена подтвердить, когда вы вернулись?

- Нет, она спала, - говорит Марк.

Это допущение, и они оба знают об этом. Они ни к чему не пришли. Харди задерживает дыхание для своего следующего вопроса, но звонит его телефон. Он подходит к ограде сада, оставляя Марка в одиночестве.

- Сэр, это Эл Миллер, - говорит она. - Я в хижине на утёсе. У нас есть спичка с отпечатком пальца Дэнни, в крови. Мы думаем, что он был убит здесь, а затем тело перенесли на две мили на побережье.
Харди молчаливо одобряет: Миллер сообщает кратко и по делу.

- Эксперты говорят, что место преступления было тщательно убрано, но они нашли набор отпечатков пальцев у раковины. Я передала их, чтобы сравнили с другими. Они принадлежат Марку Латимеру.

 

17

Элли Миллер давно усовершенствовала искусство утреннего подъёма, не беспокоящего её семью, но сейчас рано даже по ее стандартам. Солнце взошло, но еще холодно, и она натягивает своё большое оранжевое пальто, позволяющее собственным детям узнавать ее за сотню шагов. У Джо есть такое же, только в королевском синем цвете. Мамино и папино пальто, окончательная сдача стиля перед родительскими обязанностями. На кухне она умиляется, увидев - она так устала, что не заметила это прошлой ночью, - что Джо сделал ей сэндвич с беконом на завтрак и два термоса с чаем, для хорошего старта её нового дня.

Теперь хижина на утёсе - место преступления, вокруг колышков натянута полицейская лента, вход опечатан. Харди находится у края скалы, спиной к хижине, ветер расчесывает его волосы в остроконечную чёлку. Он смотрит на море, будто гипнотизируя его; когда он переводит взгляд на Элли, в нём досада, как будто она прерывает некий священный транс. Она вручает ему термос, и он выглядит совершенно озадаченным.

- Охлаждённый чай, - говорит она. - Впереди долгий рабочий уик-энд, длинный день. Думаю, чай должен помочь.

Харди берет термос и, не благодаря, заглядывает в него.

- У вас есть дети? - спрашивает она.

- К чему это?

- У них, должно быть, гадкие манеры.

Он не реагирует. У нее возникает ненависть, за то, что он заставляет её сомневаться, произносила ли она вообще что-нибудь.

Вместо этого он делает внезапное движение, как будто спотыкается обо что-то. Это не первый раз, когда она замечает подобное. Здесь он неловко поскальзывается на травянистом бугорке, и его туфли, потрёпанная пара с потрескавшейся кожей, никак ему не помогают.

- Тебе нужны хорошие ботинки, - она изучает его ноги. - какой у тебя размер? 11?

- Спасибо, не надо, - говорит Харди. Он вытягивает шею, чтобы посмотреть на пляж. - Нет никакого смысла. Зачем переносить тело на Харбор-Клифф? Почему просто не сбросить его сюда? Превосходная скала для того, чтобы скинуть с неё труп.

Элли потрясена.
- Пожалуйста, не говори об этом таким образом.
Мысленно она берёт свои слова назад.

Она решает принять его молчание как извинение. Из далекой гавани выходит группа рыбацких лодок.

- В последнее время лодки не пропали? - спрашивает Харди. - Лодка не оставляет следов.

Это хорошее предположение, и Элли злится, что сама не додумалась до подобного.
- Можно пристать к берегу, чтобы оставить тело, любые доказательства смоются.

Харди кивает.
- Когда должен прийти Марк Латимер?

- В девять.
Элли нужно, чтобы Харди понял, что не прав. Если она не может придумать приемлемого объяснения, это не значит, что его нет. Ее голова идёт кругом, и она устала. Вероятно, имеется что-то по-настоящему очевидное, что она упустила. Она бьёт себя, когда до неё доходит.
- Сэр, но его же нет в кадре.

- Посмотри на доказательства перед собой. Прекрати вести себя, как его чёртов адвокат.
Он покидает её на краю обрыва, ветер закручивает её волосы в дреды.

 

Успокаивающее средство, которое дают Бет, и от которого её клонит в сон, не удерживает её там. После каждого пробуждения есть несколько прекрасных секунд нормальности перед тем, как на неё снова накатывает. Она просыпается и снова засыпает по четыре раза за ночь, тем самым предоставляя себе десятисекундную отсрочку перед кошмаром.

Пошатываясь, она тащится в туалет. Дэнни повсюду. В ванной его шампунь - с джинном на бутылке. Никто другой не воспользуется им, но мысль о том, чтобы выбросить его, вызывает отвращение. Она встаёт на весы: она потеряла пять фунтов за столько же дней. Ее ребра и кости бедер обрамляют слегка выступающий живот. Когда Марк пытается открыть дверь, она виновато спрыгивает с весов.

Он идет дальше и запирает за собой дверь. Они никогда не поступали так прежде. Бет слышит клацанье клавиш его телефона и свист отсылаемого сообщения, а затем с рингтоном Найджа приходит ответная смс-ка. Какая польза от этого чёртового безнадежного Найджа? Что может сказать ему Марк, чего он не может сказать своей жене?

Она не хочет спускаться вниз. Там всегда есть кто-нибудь. Но она не хочет оставаться и здесь, рядом со спальней Дэнни, засасывающей её, подобно чёрной дыре. Она на цыпочках спускается по лестнице, чужая в собственном доме.

В гостиной Пит опустошает почтовую сумку на стол. Некоторые из конвертов адресованы просто: семье Латимеров, Бродчерч, но все же они добираются из Ньюкасла, Лондона, Бирмингема, Кардиффа и других городов в этот домик в Дорсете. Кухонная раковина полна цветов, а столешницы завалены едой. Запеканки, пироги, пирожные и печенье. Даже на свадьбе у них не было такого изобилия.

- Что нам делать со всем этим? - говорит она, поднимая банку домашнего варенья.
Забавно, как работает мозг у людей: у этих бедняг убили сына, но я уверен, что немного домашнего ежевичного варенья всё поправит.

- Я возьму немного, - облизывается Пит. -Тут есть удивительные пироги.
И кому было нужно прислать сюда этого парня, который говорит раньше, чем думает? По крайней мере, на этот раз он понимает свою промашку и любезно смущается.

- Что происходит сейчас? - вопрошает Бет, предоставляя ему возможность оказаться полезным. - Мы передали им список подозреваемых. Как далеко они продвинулись?

- Они скажут нам, когда будут готовы, - говорит Пит.
Нам. Как будто это случилось и у него. Словно он внутри.
Он поворачивается к Марку.
- Тебе нужно идти, они ждут тебя.

Хлоя высказывает то, что у них в мыслях.
- Почему они хотят поговорить с тобой, папа?

- Думаю, обычная рутина, - говорит Марк. - Для них, по крайней мере.
Это потому, что он пошел к викарию, из-за этого. Пит добрался туда прежде, чем Марк смог совершить что-то по-настоящему глупое, например, дать в морду, но он слышал угрозы, и теперь они забирают его как психа.

Бет наблюдает за ним, на каком-то уровне завидуя, что у него есть повод покинуть дом. Она ненавидит находиться взаперти. Марк говорит, что она похожа на собаку, ей нужно гулять дважды в день. Вернувшись в ванную комнату, она надевает резиновые перчатки и принимается чистить зубной щеткой затирку между кафельными плитками, очищая ее до тех пор, пока не исчезает влага.

Пит дает ей полчаса, прежде чем появляется в ванной с чашкой чая. Бет будет ждать, пока он не уйдет, а затем опрокинет её в раковину. Но он не уходит, только слоняется вокруг неё, прочищая горло.
- Они спрашивают, - в конце концов произносит он. - В ночь перед тем, как нашли Дэнни, ты и Хлоя были дома, смотрели телевизор...

- Мы смотрели фильм «Небо», комедию с Эштоном Катчером.
Она была совсем не смешной, но сейчас ей хочется расхохотаться во всё горло.

- А где был Марк? - Она понимает, что он пытается сделать, и занимает оборону. Она не собирается помогать им тратить время на Марка, когда они должны искать настоящего убийцу.

- Он уходил.

- И он вернулся...

- Не знаю. Я спала.

- Он работал.

- Он так сказал.

Пит хмурится:

 - А ты не знаешь, у кого?

Зачем всё это? У них было непринято, чтобы Марк информировал Бет о том, где работает. Она не интересовалась. Это совсем не интересно. Она возмущена тем, как они превращают любую маленькую вспышку домашнего очага во что-то зловещее. Она скрещивает руки на груди.
- Нет.

- Хорошо, спасибо.
Бет снова поворачивается спиной к Питу и трёт до тех пор, пока единственной грязью, оставшейся в ванной, не оказывается кольцо засохшей пены под бутылочкой с шампунем Дэнни.

 

Наконец, появились обещанные дополнительные офицеры. Элли никогда раньше не видела такого количества детективов в одном полицейском участке. Незнакомые люди делают кофе в столовой. Им требуется больше чайников, а один из новоприбывших воспользовался особой большой кружкой Фрэнка.

Трудно не чувствовать испуг перед таким наплывом людей. Масштабы увеличиваются. Конечно, Элли удовлетворена тем, что полиция Уэссекса на этот раз вложила свои деньги туда, куда надо: было бы меньше, и она боролась бы за больше. Но разбухание штата привело к тому, что им предстоит проделать большой объем работы. Дело, которое, как она надеялось, окажется простым и коротким, становится все больше, гора растет, даже когда они пытаются карабкаться на нее. Несмотря на тяжелый труд, они всё ещё в предгорьях, а Элли уже выдохлась. Она спит более четырех часов в день, с того момента, как обнаружили тело Дэнни.

Кондиционер в отделе уголовного розыска изо всех сил пытается справиться с теплом, выделяемым добавившимися телами. Ниш вытирает пот со лба, оставляя след на рукаве. Все напряжены, ожидая брифинга Харди.

Элли в кабинете шефа вскидывает голову; он склонился над письмом.
- Скажите, когда будете готовы, сэр.

Харди складывает бумагу в конверт, который засовывает во внутренний карман пиджака.
- Ты сделаешь это, - говорит он, его маленькие и блестящие глаза не мигают. Страх охватывает ее. Он что, издевается? Она никогда не информировала отдел о чем-то большом, и он должен это знать.

- Давай, - говорит он.

Она пересиливает желание спрятаться в туалете и выходит к собравшимся коллегам. Она ненавидит публичные выступления почти так же, как ненавидит детектив-инспектора Алека Харди.

- Доброе утро всем, - звучит в её ушах ее голос. - Я.… я, Элли, детектив-сержант Миллер. Итак, что мы имеем. Нам много всего нужно сделать, мы уже отстаём из-за выходных и из-за того, что не располагали ресурсами, которые сейчас здесь, то есть это вы. Итак…
Её трясёт. Могут ли они сказать, что она трясётся? Она скрещивает руки на груди.
- Итак, зная, что нам нужно, вы будете знать, где рыть землю. Приоритеты на сегодня: опросы домовладельцев, и, да, поиск систем видеонаблюдения, поиск данных с телефонов и последующие наблюдения за ними. Кроме того, поступило много информации, нам требуется просеять её. Ниш будет офисным менеджером, поэтому повидайтесь с ним, он даст вам конкретные указания.

Закончив, она застаёт Харди по собственной инициативе занимающимся чайником.

- Очень вдохновляюще, - говорит он, дотягиваясь до последней кружки на полке.
Она захлопывает дверцу шкафа, печалясь, что не попала ему по пальцам.

- Никогда снова не поступайте так со мной! - произносит она. - Меня бросают львам потому, что я не бегу арестовывать Марка Латимера?

Харди заваривает в кружке нечто подозрительно напоминающее пакетик с травяным чаем.
- Ты не упомянула, как им не принимать в расчёт Марка Латимера и не огласила собственный исчерпывающий список подозреваемых.

Она собирается сказать ему, что думает о его постоянном сарказме, когда он следующей репликой обезоруживает ее.
- Нам нужно опросить твоего сына. Но с ним должен быть взрослый. Не ты, это очевидно. Латимер внизу. Нам пора начинать.

Наружная стена комнаты для допроса в полицейском участке Бродчерча выходит на юг. Она сложена из стеклянных кирпичей, преломляющих солнечный свет, перемещающийся с востока на запад, и превращающий комнату в подобие гигантских солнечных часов. Офицер, пробывший там некоторое время, может по углу солнечного луча определить время суток.

Сейчас неумолимый утренний свет с упорством тренируется на Марке Латимере. У него тёмные круги под глазами. Он плакал. Неудивительно, что у него неуверенные движения. Элли, проверив, не смотрит ли Харди, ободряюще улыбается Марку. Она уверена, что они устранят все недоразумения и он сможет вернуться домой в течение часа.

- Прошу прощения за вчерашний день, - говорит Марк со странной полуулыбкой.

Что-то дергается в подсознании Элли; она видела это выражение раньше, но не может вспомнить, где и когда.

- Я был как в тумане, когда вы задавали мне все те вопросы.

- Более того, вы пытались солгать, - говорит Харди.

- Я был растерян. Все дни слились в один. Этим котлом, о котором я говорил, я занимался в ночь на среду. Знаете, как это бывает.

- А в четверг вечером вы были с приятелем.

- Да.

- Но вчера вы не могли вспомнить имя этого приятеля.

— Это был Найдж. С которым я работаю.

- Окей. Вы не могли вспомнить имя человека, с которым работаете весь день.

- Это всё шок, он сыграл хитрую шутку.
Снова на его лице появляется та странная полуулыбка, и Элли охватывает предчувствие беды, когда она вспоминает, где видела её раньше. На пасхальном барбекю несколько лет назад, у Дэнни, который с шоколадом на губах клялся, что не ел пасхального яйца Хлои. Знание, что Марк лжет, свинцом падает на нее.

Какого черта он что-то скрывает? Приемлемое объяснение оказывается слегка вне досягаемости.

- Мы сверимся с Найджем, - говорит она.

- Давай дальше, Эл, - произносит Марк.

Харди передаёт Марку фотографию хижины на Бриар-Клифф.
- Когда-нибудь бывали там?

Она ожидает, что Марк станет изучать снимок, но тот бросает на него только быстрый взгляд.
- Работал там, неделю или две назад. Разорвало трубу. У Ники, которая делает все документы для нас, у нее будет точная дата в счете-фактуре.

- Если это арендуемая собственность, то кто вас вызвал? - спрашивает Харди.

- Та женщина, не помню ее имени. Я забирал у неё ключи со стоянки трейлеров.

Элли сдаётся и позволяет Харди взять на себя инициативу. Он прав, она ему не ровня.

- Вы были там один или с Найджем?

- Только я. Найдж был в отъезде с мамой.

Харди слишком много времени тратит на то, чтобы перетасовать бумаги в своей папке.

- Марк, у вас есть лодка? - спрашивает он.

- Да.

 

Харди оглашает список всех аргументов, согласно которым это может быть Марк.
- Лодка. отпечаток на месте убийства. И алиби, заготовленное им на ночь.

- Вы не можете этого доказать, сэр, - говорит она, хотя и с меньшей убежденностью, чем раньше. - Мы посмотрим на лодку, поговорим с Найджем и проверим, занимался ли Марк в хижине какой-нибудь работой.

- Спроси у Пита, что Марк говорил Бет в четверг вечером, посмотрим, как это согласуется. И пока мы проверяем, Марк остается здесь.

В животе у Элли появляется холодок. Она надеялась, что они смогут добраться до сути, не вызывая большой тревоги у Бет.
- Ты понимаешь, что будет с этой семьей в этом городе, если это окажется Марк?

- Чего ты ищешь, Миллер? Легких ответов? Меньших страданий? Это не поможет.

- Я знаю, - говорит она несчастно.
Она начинает видеть себя глазами Харди - она упорно пытается сохранить веру в то, что никогда не было правдой.

Капитан порта переправляет их к пристани. Спасательный жилет тяжело давит на грудь Харди, заставляя шелестеть письмо в нагрудном кармане, как будто напоминая о его содержимом.

Миллер хорошо переносит морскую качку - вероятно, с рождения - и изморось стекает по её оранжевому пальто, когда она стоит на носу катера, выискивая лодку Марка Латимера. Харди ненавидит находиться на воде. Болтающиеся взад-вперёд волны - жестокая насмешка над симптомами болезни, терзающей его. Над ним опасно качаются мачты. Миллер вытягивает руку, сбрасывая с себя темно-зеленый брезент. «Старый котел» - ясно, кому принадлежит шутливая идея назвать лодку так, - выкрашен в желтый цвет и, насколько может судить Харди, в хорошем состоянии. Больше, чем множество рядом стоящих яликов, он обладает чем-то вроде застеклённой рубки и рулевой штуковины. Он горд тем, что не знает правильных названий для этих предметов.

Миллер перепрыгивает на борт лодки, и протягивает руку, чтобы Харди последовал за ней. Харди отказывается. Из неоткуда приходит осознание, что он не может вспомнить, когда в последний раз держал женскую руку. Это неожиданно, неудобно и тягостно.
- Там нужен только один из нас, - бодро говорит он. - Сведём к минимуму риск загрязнить место преступления. Знаешь, когда в последний раз забирали лодку?

Миллер не отвечает. Она опускается на колени в передней части лодки.
- Вот дерьмо, - произносит она.

Харди пристально смотрит туда, куда устремлён её взгляд. Капли красной жидкости высохли и приобрели коричневый цвет. Определённо, это кровь.

 

18

- Сегодня кофе за мной, - говорит Олли. - на этот раз угощаю я.

Карен ценит этот жест и, если честно, деньги. Ее вклад в экономику Бродчерча растет с каждым часом, а она до сих пор не знает, оплатит ли Дэнверс её расходы. Ей нужен сюжет, и как можно быстрее.

Олли пересекает дорогу, направляясь к ближайшему автомату, но возвращается с пустыми руками. Карен знакомо это омертвевшее выражение, появляющееся у тех, чью карту не приняли к оплате.

- Аппарат вышел из строя, - говорит он, очевидно, не подозревая, что в настоящее время тот выдаёт пачку чипсов следующему клиенту. - Может быть, завтра.

Карен платит наличными за напитки, кладёт чеки карман, и они вместе они идут к гавани.

- Я посмотрел в Herald, - говорит Олли. - Ты ещё ничего не написала.

У нее было время подготовиться к подобному.
- Не стану, пока у меня не будет полной картины. Я думаю о семье. Я хочу, чтобы все было правильно.

Важно, чтобы Олли не понял, что Карен нуждается в нем также, как он в ней. Она может взывать к гражданам, но ей нужен этот местный репортер, способный открывать для нее двери. А ещё можно воспользоваться его отношениями с детективом-сержантом тетушкой Элли.
- Так ты будешь помогать мне? - настаивает она. - Скажи мне, с кем лучше поговорить.

- Я прикидываю, - Олли смущается. - Я знаю этих людей. У тебя не получится держать их за дураков.

- Ты читал мои заметки. Ты знаешь, что я показываю людей такими, каковы они есть. Я не пользуюсь слухами.

Он все еще не убежден.
- Но... Дэнни погиб.

Естественно, терпеливость не легко даётся Карен, но она пытается.
- Послушай, Олли. То, что ты сделаешь на этой неделе, скажется на всей твоей карьере. Я знаю, ты думаешь, что я очень упёртая, но такие возможности возникают не часто. Неважно, что случилось, или что ты чувствуешь себя неуютно. Никто не сможет подступиться к Латимерам лучше, чем ты.
Она может сказать, что почти достала его:
- Я заплачу тебе. Вознаграждение. Как это принято.

Это заставляет его решиться.
- Окей. Ну, теперь мне нужно пойти в Эхо, но мы сравним заметки за обедом?

День растягивается перед Карен. Где-то тут кроется сюжет. Это повод для гордости, если она распутает всё быстрее, чем Алек Харди.
Ее первый пункт на маршруте - газетный киоск. Она наугад выбирает журнал и берёт с полки батончик Марс. У человек, стоящего за прилавком, отсутствующее выражение, которое не меняется, даже когда она вовсю ему улыбается.
- Вы ведь мистер Маршалл, верно? Вы управляете морской бригадой. Карен Уайт, Daily Herald.
Она прячет покупки и достаёт из портмоне свою визитную карточку.
- Я здесь, чтобы раскрыть смерть Дэнни Латимера.

- Я не разговариваю с прессой, - произносит Джек Маршалл.

Карен улыбается ещё шире.
- Вы газетный агент, и не разговариваете с людьми, которые создают то, что вы продаёте?

- Я их продаю. Но я не хочу оказаться в них.

- Почему?
У неё начинают болеть щёки.

- Не стоит умничать.

- Я только пытаюсь узнать о Дэнни. Он разносил ваши газеты, не так ли?

- Вы красиво уйдёте, или мне стоит позвонить в полицию? Я был вежлив.

Несмотря ни на что, она оставляет свою карточку.
- Если вы передумаете.
Она правильно предсказывает её полёт, заканчивающийся в корзине для мусора. Выходя, она слышит, как Джек Маршалл называет ее паразитом. Она слышала слова похуже.

На улице у нее звонит телефон. Это с работы: седьмой звонок со вчерашнего дня. Она не мешает телефону звонить и удаляет последующую голосовую почту. Что они могут сделать? Они не могут заставить её прекратить расследование этой истории, учитывая, что она здесь на свой страх и риск. Еще один день, и Лен Дэнверс будет молить её по телефону о двухстраничном развороте в ближайшем выпуске.

Она что-нибудь нароет. Ей всегда это удавалось.

 

Британское лето оправдывает свою репутацию: лёгкая изморось обернулась сильным проливным дождём. На детектив-сержанте Миллер нелепое яркое оранжевое пальто, она идёт под зонтом. Харди вымок до нитки, хотя его ноги в новых ботинках, которые дала ему Миллер, остались сухими. Она продолжает оглядываться на лужи и с её лица не сходит самодовольное выражение.

Здесь, на парковке для трейлеров у подножия утёса, несмотря на дождь, несколько решительных семей получают удовольствие, но родители держат своих детей подле себя.

Они направляются к потрёпанному мобильному дому Сьюзен Райт. Улыбка Миллера остается словно приклеенной даже тогда, когда Сьюзен приветствует их предупреждением о проснувшейся собаке.

- Вы её поймали? - говорит она в сторону Харди. - А то тут гуляют дети.

По крайней мере, она не стала медлить, опуская любезности.
- Устранял ли Марк Латимер разрыв трубы в хижине на Бриар-Клифф около недели назад? Он говорит, что получил у вас ключи.

- Нет. У нас там никогда не разрывалась труба.

Миллер деревенеет, и стоящий рядом с ней Харди чувствует еще одну волну разочарования в её позиции всерьез принимать Латимера в качестве подозреваемого. Чем быстрее будут получены результаты экспертизы крови с лодки, тем лучше.

- Когда вы в последний раз убирали там?

- Десять дней назад. С тех пор там никого не было.

- У кого еще есть ключи? Мы рассматриваем хижину как возможное место преступления.

Она смотрит на них так, как будто они тоже под подозрением.
- У меня и владельца. Только.

- Отлично, - Харди закрывает свой блокнот. - Мы отправим кого-нибудь, чтобы взять у вас отпечатки пальцев

Она и глазом не моргнула.
- Вы закончили?

Дверь захлопывается перед их лицами прежде, чем они успевают что-либо ответить.

Им нужно сделать ещё один звонок до того, как они вернутся к Марку. Миллер в машине выкладывает Харди всю подноготную Найджа.
- Найдж приехал с мамой, Фэй, когда несколько лет назад умер его отец. Они очень близки. Он работает на Марка около трех лет. Марк обучает его. Найдж водит фургон. Держит его у своего дома.

Мид-Вью находится в нескольких кварталах от Спринг-Клос, только тут иной масштаб: одноэтажные низкие домики, и тупички рядом с ними, не соответствующие выражению «машина у дома». Фургон Марка припаркован на подъездной дорожке, которая явно для него мала.

Миллер исчезает, чтобы поговорить с Фэй, а Харди разговаривает с Найджем у подъездной дорожки.
Парень нервничает, на его бритой голове блестит пот. Харди находится в полной боевой готовности.
- Да, я был с Марком почти всю ночь, - говорит он. - Мы встретились, прокатились, перекусили.
Он издаёт странное хихиканье: этот бедняга делает Марка похожим на опытного лжеца.

- Вы с ним часто общаетесь?

- Время от времени

- Где вы встретились с ним в ту ночь?

- На автостоянке на Бриар-Клифф, - говорит Найдж, чуть ли не раньше, чем Харди задаёт вопрос. - Это очень удобно.

Харди не видит ничего удобного в парковке на грунтовой дороге где-то у чёрта в заднице.
- В какое время вы вернулись домой?

- Около часа, думаю.

- Чем вы занимались до этого времени?

- Пили, болтали, перекусывали.
Найдж выглядит жалко.

- Где вы ели?

- Паб в Вэйле. Лисица.

- Что вы ели?

Глаза Найджа поднимаются, словно рассматривая меню в пабе.
- Чипсы... и пирог, пирог с мясом.

- И много мест работают в округе до этого времени?

- Мы пробыли там до закрытия, в Лисице.

- Значит, они вспомнят вас, когда мы с ними поговорим.

Миллер выскакивает из дома.
- Найджел, не хочешь ли прекратить валять дурака? Твоя мама говорит, что ты был с ней дома до половины десятого утра. И выходил из дома за последними заказами, а не к Марку.

Солнечные лучи делят комнату для допросов пополам: полдень. Компакт-диск вкладывается в помигивающий цифровой рекордер. Марк Латимер смотрит на свои колени, а детектив-инспектор Харди рассказывает ему, как обстоят дела.
- Как мы и говорили раньше, мы проверили пару вещей. Первое: женщина, у которой есть ключи от хижины на Бриар-Клифф, не помнит, чтобы вы устраняли прорыв трубы.

- Что? Что за чушь! Я забирал у неё ключи. Она живёт в трейлерном парке. У нее ещё есть собака.

- Она сказала, что нет.

- Ну, значит она врет.
Он продолжает смотреть на Миллер, словно она должна спасти его.

- Второе, и самое интересное, ваше алиби фиктивно. Ваш приятель Найдж не очень хорошо лжёт. Давайте не будем оскорблять друг друга. Ваш сын убит, поэтому я не понимаю, почему вы вводите нас в заблуждение. Третье: мы осмотрели вашу лодку. И в ней есть пятна крови.
Харди шмыгает носом, вдохнув спёртого воздуха:
- Чья это кровь в лодке, Марк?

- Дэна, - тот встречает взгляд Харди без мольбы о пощаде. - Мы брали лодку в позапрошлый уикенд, когда было жарко. Я, Дэн и Хлоя ловили рыбу в миле от берега. Поймали трёх окуней и решили их зажарить. Дэнни дурачась, зацепился за леску ногой. Глубоко порезался. Он все прыгал, кричал. Хлоя была там, спросите у нее.

- Спросим.
Миллер скорее успокаивает, чем угрожает.

- Почему вы лжете о том, где были в четверг ночью? - говорит Харди. - Мы не сможем вас отпустить до тех пор, пока вы не скажете нам, где были.

- Как я, находясь здесь, помогу вам найти убийцу Дэнни? Все становится частью этого, и не имеет никакого отношения к этому.
Он роняет руки на стол.

- Сейчас все имеет значение, - произносит Харди. - Кто что делал, кто где был. Всё взаимосвязано и дополняет информацию по делу. Если мы не добьёмся правды, мы не найдем того, кто убил Дэнни. И начинается всё с вас.
Он складывает руки и садится.

Возмущение заставляет голос Марка резко возвыситься.
- Я рассказал вам о хижине, и вы говорите, что я вру, а я не вру!

- Марк, - тихо произносит Харди. - Если бы мой сын погиб, то я рассказал бы полицейскому офицеру все. Я просто был бы обязан это сделать. Зачем вы попросили Найджела предоставить вам ложное алиби?

Марк болезненно дёргает шеей.
- Все, что я говорю, искажается. Я плохо соображаю.

- Марк Латимер, я арестую вас за то, что вы чините препятствия расследованию убийства.

- Сэр, нет, нам действительно нужно... - начинает Миллер.

- Хватит! - рявкает Харди, и она замолкает на половине фразы. - Вы можете ничего не говорить, если это нанесёт вред вашей защите.

- Так вот чем ты занимаешься, Эл? - произносит Марк.

- Не заставляй нас задерживать тебя, - умоляет она. - Скажи нам правду.

- Заберите его вещи, Миллер.

Полицейский в униформе уводит Марка в камеру.

Харди остаётся наедине с Миллер в комнате для допросов. Он достаёт диск из аппарата и наклеивает на него этикетку.

- Ты и сейчас думаешь, что он не виновен? - спрашивает Харди.
Неужели она все еще может отрицать очевидное?

- Он в шоке, - говорит Миллер.

- Его сын погиб. Почему бы ему не сказать правду о том, где он был?

Он ждет ее опровержения, но она не может ему ответить. Харди наслаждается моментом. Он, возможно, медленно продвигается в расследовании, но у него впервые появляется проблеск надежды, что из детектив-сержанта Миллер выйдет хороший полицейский.

 

19

После не принёсшего плодов посещения газетного киоска Джека Маршалла Карен, направляясь к Найджу Картеру, решает прихватить с собой Олли. Это умный ход обеспечивает им тёплый приём.

- Олли, как дела?
Найдж делает паузу в загрузке фургона - он, должно быть, вымотался, пытаясь взять на себя все заявки Марка - для того, чтобы пожать руку Карен. Он улыбается ей милой, слегка глуповатой улыбкой, напоминая щенка эльзасца - занимает слишком много места, стремится угодить, и не особо сообразителен.
- Чтобы мне провалиться! - произносит он. - Никогда не было столько посетителей за день.
- А кто ещё приходил? - спрашивает она.

- Никто, - говорит он, внезапно насторожившись.
Теперь он оглядывает Карен сверху донизу. Она вновь осознает формализм своей рабочей одежды, понимая, что стоило переодеться: снять сшитый на заказ жакет и надеть толстовку с капюшоном или что-то в этом роде.
- Вряд ли мне стоит разговаривать с журналистами.

- С ней все в порядке, - произносит Олли. - Она со мной.

Карен улыбается про себя от этих слов.

- Хорошо, - говорит Найдж. - Понятно.

Она приступает к лести.
- Говорят, что вы можете найти общий язык со всеми в городе. И что вы никого не надуваете.

- Скоро все клиенты разбегутся, если вы об этом, - улыбается Найдж. - Мы приходим, когда говорим и не завышаем цены. Это всё Марк.

- А все они дружат семьями.

- О да, - ухмыляется он. - Всегда кто-нибудь где-нибудь пересекается. Как Бет, которой не сидится дома, таскается повсюду, нравится это Марку или нет.

- Компромисс, вот что значит быть женатым, - произносит Карен, поблагодарив судьбу за то, что одинока.

- Ну да, нет ничего идеального, - говорит Найдж, а потом понимает, как это звучит в сложившихся обстоятельствах. Его усмешка исчезает.

- И вы, конечно, знали Дэнни.

Случается пауза, после которой Надж начинает говорить.
- Иногда он ездил с нами, на каникулах. Ему нравилось это, и клиентам тоже, мы здорово веселились. Также, когда я приглядывал за ним. Я брал Call of Duty, мы садились и стреляли.
Он качает головой в печальном недоумении.
- Занимаешься своими делами, а потом вспоминаешь, что его уже нет. Послушайте, мне пора. Эй, Олли, как твоя мама?

На щеки Олли возвращается румянец.
- Ну, да, хорошо, - бормочет он.

Понятно, что он не хочет говорить об этом, но Найдж толстокож.
- Всё утряслось, правда?

- Почти.
Олли обращается к тротуару, выглядя так, будто ему очень хочется провалиться сквозь него.

Марк всё никак не возвращается, а Бет убрала дом сверху донизу. Покончив с уборкой, неспособная выдержать ни секунды дневного телевидения, она надевает пальто и выходит на улицу, игнорируя вопрос Хлои о том, куда она направляется, и предложение Лиз пойти с ней.

Она сходит с ума, возвращаясь мыслями к той ночи, когда убили Дэнни, надеясь, что не будет спать, когда вернётся Марк, и что полиция, в конце концов, отвяжется от них. Ей кажется, что они пытаются вбить клин между ними. Это не только бессмысленно, но и жестоко. Словно им и так недостаточно воспоминаний. Ей бы хотелось, чтобы полиция была на их стороне.

Прогулка вызывает приятные ощущения. Она решает срезать путь через поле: длинная трава шуршит по обеим сторонам тропы. Навстречу ей идёт коренастый невысокий мужчина примерно её возраста, в тёплом жилете и очках с золотой оправой. Сблизившись с ним, она может сказать, что мужчина смотрит на нее так, как это делали в супермаркете: частично с сочувствием, частично как вуайерист. Что отличается от того, как он держится - он даже пытается улыбнуться ей застенчивой улыбкой. Бет признательна ему за такое узнавание, за такой малый знак уважения, но у нее появляется беспокойство, когда он продолжает смотреть на неё. Она, не оглядываясь, спешит в город, хотя знает, что он по-прежнему наблюдает за ней.

Она находится в полумиле от туристического офиса, места, где работала. Где она все еще работает. Ей приходит в голову, что она не звонила, чтобы объявить о своём отсутствии, и ей интересно, кто сделал это за нее, кто предпринял такие шаги. Машина ее жизни тикает без усилий или согласия с её стороны.

Туристическое агентство делит помещение и входную дверь с редакцией Эха Бродчерча. Бет ничего не знает о книге соболезнований, которую создали в редакции, и её ждёт потрясение, когда у дверей её встречает портрет Дэнни, гигантский снимок с прошлогоднего дня спорта. Это заставляет её почти потерять самообладание, но она все равно заходит внутрь.

Её приход останавливает разговоры, обнажая гул компьютеров и принтера, выбивающего что-то на заднем плане. Ее коллеги пребывают в ужасающей тишине, когда она сбрасывает сумку и усаживается за свой стол.

- Привет, - произносит она. - Могу я кому-нибудь помочь? Нет? Может, мне пополнить лотки для брошюр?

Джанет сглатывает и уставляется на неё, как на какого-то уродца. И Бет чувствует себя как этот самый уродец. Это совсем не то, ради чего она пришла сюда.

Мэгги Рэдклифф оказывается рядом.
- Милая, что ты тут делаешь? - вопрошает она. - Тебя не должно быть здесь. У тебя случилась ужасное горе.

- Я хочу быть полезной, - бросает Бет.

- Позволь мне вернуть тебя домой, - говорит Мэгги.

- Я не пойду домой.
Рвение Бет смущает всех, кроме нее самой.
- Я только что пришла из дома. Я не могу оставаться в этом доме.

- Ох, дорогая, - произносит Мэгги. - Моё сердце болит за тебя.

- Мне не нужно, чтобы из-за меня болели сердца! - говорит Бет.
Она отстраняет Мэгги и направляется к пожарному выходу, ведущему в переулок. Кто-то следует за ней. Она не оглядывается. Еще одна сочувствующая рука, и она отгрызёт ее. Она выходит на Хай-стрит, её щеки горят, она продолжает идти до тех пор, пока не добирается до скамьи на утёсе над городом.

Только оказавшись там, она переводит дыхание. Выход из дома ничего не решил. Дэнни и его потеря следуют за ней повсюду, куда бы она не пошла. А здесь ещё хуже. Небезопасно смотреть куда угодно. Слева пляж, где его нашли. Впереди море, где он плавал и ловил рыбу. Справа от неё, на холме, они запускали воздушного змея. За ней город, школа и дом. Скорбь похожа на осколок, застрявший глубоко в кончике пальца; коснуться чего угодно - пытка.

- Не возражаете, если я присяду рядом? - произносит кто-то.

Это тот самый мужчина, которого она встретила раньше, на поле. Он следил за ней? Бет вздрагивает, затем понимает, что на самом деле её это не заботит. Что плохого он может с ней сделать? Она пожимает плечами, и он мягко усаживается на другой конец скамьи.

- Мне нравится этот вид, - говорит он.

Бет ждет продолжения. Один, два, три...

- Извините, если это грубо, но я знаю, кто вы. Не могу себе представить, каково вам. Но вы справитесь.

- И вы это знаете, не так ли?
Когда она качает головой, он сочувственно склоняет свою.

Он словно повторяет за ней её жест.
- Не поймите неправильно, но у меня есть сообщение для вас. От Дэнни.

Это самая жестокая вещь, которую ей когда-либо говорили, и она усугубляется тем, что у него хватает наглости смотреть ей в глаза.

- Не смейте, - говорит Бет. - Прекрати говорить со мной! Да отвали ты от меня!

- Я не пытаюсь вас расстроить! Я просто должен сказать это вам! Пожалуйста!

Его слова гонят Бет в дом, в котором она не может находиться.

 

20

Том Миллер заносит в полицейский участок свой красный скейтборд, словно щит. Харди ничего не говорит, когда Джо, подходящий взрослый, передает детёныша - Альфи? Джорджи? - Элли на время беседы. Он замечает пятна от еды на джемпере Джо и поспешное, неравномерное бритьё. Честно говоря, он не знает, завидовать ли Джо, что тот проводит столько время со своими детьми, или жалеть его.

Они собираются провести беседу, и Миллер настояла на том, чтобы они поговорили в семейной комнате. Малопривлекательные игрушки, которые не способны развлечь и дошкольника, грудой навалены углу. Венецианские жалюзи опущены.

- Просто отвез его в скейтпарк, - сообщает Джо, пока Харди возится с видеокамерой. - Думал, что это снимет у него напряжение. Но вместо этого другие дети столпились вокруг, мучая его вопросами о Дэнни. Они думают, что у него есть какие-то сведения, раз его мама полицейский.
Он глубоко вздыхает.
- Мне не следовало приводить его туда. Понимаете, я пытался сделать что-нибудь нормальное.

Харди, проверяя, попадает ли Том в кадр, рассеянно кивает. Мальчик нервно моргает в объектив.

- Когда ты в последний раз видел Дэнни? - начинает Харди.

Джо вздрагивает, как будто ожидал какой-то более мягкой подготовки к неприятным вопросам.

- Перед тем, как мы уехали в отпуск, - говорит Том.

- Когда это было?

Джо отвечает за Тома:
- Три с половиной недели назад. Мы уехали в четверг утром.

Харди внутренне закипает. Иногда родитель - не самый подходящий взрослый. Он видел это, когда опрашивал у друзей Пиппы Гиллеспи, видел этот защитный инстинкт родителя, перекрывающий все остальное. В действительности легче разговаривать с ребенком, который находится на попечении: по крайней мере, социальный работник позволил бы ему заниматься своей работой.

- Извините, - произносит Джо, по-видимому, замечая выражение Харди. Он возвращается на свое место.

- Три с половиной недели назад, - повторяет Том за отцом. - Мы уехали в четверг утром. А днем перед этим ходили в бассейн.

- У него был с собой телефон?

- Не знаю.
Том закусывает внутреннюю часть щеки.

- Но у Дэнни был телефон.

Том кивает.

- О чем вы говорили?

- О футболе. об Xbox. Как обычно.

- О чём ещё? О девочках?

- Нет!
Это первый непринужденный ответ Тома.

Джо, ёрзая на своём стуле, не сводит глаз с сына.

- Он говорил, что его что-то беспокоит?

- Нет, - отвечает Том.

- Вы спорили?

- Нет!
Опять ответ приходит слишком быстро.

- Можешь ли ты назвать кого-нибудь, кто мог бы навредить Дэнни?
Том не отвечает, но его глаза блуждают между Харди, камерой и отцом.

- Как он ладил с отцом?

Джо, который хорошо вёл себя в течение нескольких последних вопросов, теперь задыхается, как будто собираясь что-то сказать, но Харди утихомиривает его взглядом. В его голове крутится мысль: как бы Том не сдерживался, Джо тоже об этом знает. Если Том не проболтается, то ему придётся выбить это из Джо, но лучше, чтобы сведения исходили прямо от мальчика.

- Все, что ты скажешь здесь, абсолютно конфиденциально.

В голубых глазах Тома появляются слёзы.
- Он сказал, что отец ударил его, - бормочет он. - Он разбил ему губу.

Внутренне, Харди аплодирует себе. Это сущность работы детектива, которую иногда он ощущает, окрылённый сведениями, что мальчика ударил взрослый. И как раз сейчас именно такой момент.
- Значит, он ударил его не один раз? - спрашивает он у Тома.

Иногда страсти накаляются, и не всегда это происходит постепенно. В медицинских отчетах Дэнни ничего не говорится о разбитой губе, и, если уже Марка обвиняли в подобном, то его бы арестовали в первые пять минут расследования. Но ни Бет, ни Хлоя ничего не говорили о домашнем насилии. Хотя, бывает, что человеку нужен один только раз для того, чтобы сорваться.

- Я не знаю, - говорит Том. - Он просто сказал, что иногда у его отца плохое настроение.

Он сбивается и замолкает.

Харди сознаёт, что свидетель достиг своего предела.

- Окей. Спасибо тебе, Том.

Видеокамера выключена. Миллер ждет снаружи, хваля Тома, прежде чем передать малышку - Чарли? Арчи? - и сплавить свою семью с обещаниями прийти домой на чай, понимая, что она не сможет их сдержать.

Харди не терпится сообщить ей:
- Том сказал, что Марк ударил Дэнни. И мы знаем, что Пит вынужден был оттаскивать Марка от викария в эти выходные.

Миллер с печалью смотрит на распечатку в своей руке.

- Что это?

- Ниш поискал, пока ты беседовал с Томом, - нехотя произносит она.
- У Марка есть привод за драку в пабе около десяти лет назад, - говорит она. - Но...

- Скажи криминалистам, что нужен анализ крови с лодки - посмотрим, какой давности эти пятна. Проверь отчет патологоанатома о любых признаках раны на ноге. На данный момент Марк никуда не денется.

Когда она уходит, он снова вытаскивает письмо. Оно состоит из двух страниц: на одной официальное заключение медицинского специалиста, излагающее диагноз и предлагающее уйти из полиции по состоянию здоровья. Второй - рукописная заметка от доктора, у которого он наблюдался, когда всё полетело к чертям. Послание было оптимистичным, но со строгим предупреждением: никаких стрессов, никакого напряжения, никаких излишних усилий. Без церемоний утверждалось: в его организме бомба, и он бьёт по ней всё сильнее и сильнее.

Харди помещает обе страницы в измельчитель. Если Дженкинсон получит это, все будет кончено. Уничтожение письма не может стереть слова из его памяти. Жестокое заключение: если он добровольно не прекратит свою деятельность, его тело сделает это за него. И он остановится. Как только найдёт убийцу. Он должен Латимерам.

Он также должен Гиллеспи. Мысли о семьях Сандбрука похожи на лезвие в боку. Но это дело - его покаяние, в этом главный посыл наказания. Предполагается, что оно должно быть болезненным.

 

У меня есть сообщение для вас. От Дэнни. Бет всегда была циником, но она никак не может избавиться от этого утреннего потрясения. Её мысли мечутся между возмущением, что кто-то может преследовать скорбящую мать и чем-то еще. Сомнения борются с надеждой. Если есть маленький шанс, что дух Дэнни где-то там и отправляет Бет сообщения, спрашивая, почему она не прислушивается... эта мысль слишком большая и пугающая, чтобы совладать с ней. Она слишком большая и пугающая, чтобы ее игнорировать.

Пит входит в гостиную. Его телефон выключен, но он прижимает к его подбородку, как будто находится в глубоких раздумьях. Впервые Бет видит свидетельства того, что Пит мыслит. Что-то не так.
- Они хотят, чтобы вы знали, что Марк арестован, - произносит он.

Ковер под ногами Бет становится похожим на губку.

- Что? - спрашивает Хлоя. - За что?

- Он не хочет рассказывать о своих передвижениях в ночь перед тем, как нашли Дэнни. Арест не означает обвинения. Это всего лишь шаг от опроса к предосторожности.

- То есть... он подозреваемый?
Бет пытается отыскать противоречие. Ей это не удаётся.

Внезапно трещина отсутствия Марка разрывает плотину, и Бет чувствует, как поднимается наводнение - повторяется паника, которую она испытала, когда впервые осознала, что не может отыскать Дэнни.

- Давайте дождёмся, когда они закончат общение, - говорит Пит. - Я уверен, что все утрясётся.

Хлоя взрывается.
- Утрясётся? Мой брат мертв.

Бет обнаруживает, что тащит Хлою за руку вверх по лестнице и в ванную. Она запирает дверь и берет лицо Хлои в руки.
- С этого момента вы ничего не будете говорить перед Питом, - говорит она, запирая дверь на глазах у дочери. - Он все время следит за нами. Он не наш друг. Он их шпион. Бог знает, что они думают. Я не хочу, чтобы они рылись в наших шкафах, думая о нас плохое. Мы будем держаться вместе. Даже просто ты да я, если это необходимо.

Она понимает, какой эффект производят её слова, когда Хлоя съёживается перед ней.
- Ты же не думаешь, что это сделал папа.

Бет убивает то, что она делает с Хлоей, но она должна быть с ней честной. Это ради блага Хлои, возможно даже, ради ее выживания.

- Ты никогда до конца не узнаешь человека, даже после стольких лет жизни вместе.

Хлоя пытается качать головой, но Бет берёт её за подбородок, задирая его верх.
- Теперь мы должны быть как можно сильнее. Ты должна повзрослеть. Потому что я не знаю, чем всё закончится.

Позже, когда отпечатки пальцев на ее щеках исчезают, Хлоя сидит в своей постели с игрушечным шимпанзе на коленях и телефоном в руке. Она хмурится из-за смс-ки, которую написала полчаса назад.

Если вы знаете, где мой папа был в прошлый четверг, вы должны сообщить полиции. Никто больше не должен знать об этом.

Она глубоко вздыхает и отправляет текст.

 

21

Олли и Карен - единственные люди в баре отеля. На столике между ними мерцают чайные свечи, когда они обсуждают Джека Маршалла.
- Что такое морская бригада? - спрашивает она.
В её представлении — это маленькие мальчики в матросских костюмчиках с синими воротниками.

— Это скорее скауты, к которым добавили лодки... - начинает Олли, затем замолкает. За их столом, подобно призраку, появляется Мэгги Рэдклифф со стаканом в руке.

- Не возражаете, если я присоединюсь? - говорит она, усаживаясь между ними. Она долго смотрит на Карен. - Мне звонил ваш босс. Говорит, что пытался до вас достучаться. Но у него возникла подозрение, что вы можете связаться с местной прессой. Видимо, вы в самоволке.

Карен быстро соображает: если солгать им сейчас — значит потерять их навсегда.
- Хорошо, вы меня загнали в угол, - говорит она, поднимая ладони. - Я взяла отпуск, я тут по собственной инициативе. Вы знаете, что я писала о преступлениях для крупных таблоидов? Я думала, что переход в Herald станет шагом в правильном направлении: там больше читателей, но нет денег на информацию, все урезано, нет никакой специализации, все мы там попросту извергаем пресс-релизы. Зря я туда перешла.

- Но зачем ты приехала сюда? - спрашивает Олли. - В Лондоне не может быть недостатка в преступлениях.

Она отпивает свой напиток. Эх, семь бед - один ответ....
- Из-за Алека Харди. Я слежу за ним, я писала о его последнем деле.

Они выглядят озадаченными.

- Сандбрук.

Мэгги хлопает себя ладонью по лбу.
- Конечно, - произносит она.

- У него была удивительная карьера, и затем он пропал, после суда.
Какое же облегчение, высказать это вслух тому, кто понимает.
- Теперь он внезапно объявился здесь. Я была в суде, когда дело там разваливалось. Он подвёл те семьи. Я видела, как это случилось. И беспокоюсь, что он снова собирается повторить подобное здесь.

Мэгги мрачно кивает. Карен приканчивает свой джин с тоником так быстро, что от льда начинают ныть зубы.

- Снова то же самое?

Бекка Фишер стоит за стойкой, потеряно уставившись в экране своего мобильника. В отсутствие других посетителей Карен приходится дважды обращаться к ней, прежде чем её замечают. При такой незавидной коммерции следовало думать, что она будет спотыкаясь бежать, чтобы обслужить столь немногочисленных клиентов. У Бекки есть что-то более важное, чем ее бизнес?

 

Лиз ушла домой, у Пита наконец-таки закончилась смена, а Хлоя заснула в своей спальне, выпив половину дозы успокаивающего средства своей матери.

Бет впервые в одиночестве с тех пор, как потеряла Дэнни. Её глаза уставились на откупоренную бутылку с красным вином. Она понимает, что не должна пить. Обратная сторона забвения - потеря того хрупкого контроля, который у нее есть. И, конечно же, следует подумать о ребёнке. Она не боится, что кто-то узнает, что кто-то будет её осуждать. Но сейчас стемнело, Марк остается под арестом, а у неё в голове рой вопросов без ответа. Ей необходимо хоть что-то. Она наливает и выпивает. Вино крепкое, но не сладкое: это из-за вины или из-за гормонов, которые кислят виноград?

Когда звонят в дверь, она идёт открывать и берет с собой стакан, а на крыльце под светом стоит преподобный Пол, единственный человек в мире, который знает, что ей не следует пить.

- Я не вовремя? - произносит он.
Его глаза скользят от её живота к её руке со стаканом, скрывая любое осуждение.
- Думал справиться как ты.

Подобное её удивляет.
- Как я? Думаю, поражена.
Она машет ему в сторону гостиной.
- Я тебя так и не поблагодарила. Ты был очень участлив тогда. Хочешь вина?

- Нет, - быстро отвечает он. - Итак. Я думал о Дэнни. Я знаю, что похороны невозможны, пока полиция не закончит расследование. Но мы могли бы провести поминальную службу. За его жизнь. Церковную службу. Для тебя. Для города. Для Дэнни.

Он произносит имя Дэнни и не говорит эвфемизмами; он не боится ее горя, и она это ценит. Но готова ли она к тому, что он предлагает?

- Есть более широкое сообщество, частью которого вы являетесь. И которое любит вас и болеет за вас.

Её слегка тошнит от этого, от мысли, что смерть Дэнни — это трагедия сообщества. Она не знает никого, чей бы ребёнок тоже оказался в морге. Это потеря Латимеров и никого другого. Иногда Бет чувствует, что она одна.

- Общественные поминки могут помочь вам.

Бет приходит к выводу, что поминальная служба может заставить всех отвязаться от них, предоставив им спокойно оплакивать свою потерю.
- Может быть. Позволь мне поговорить с Марком.
Она не уверена, что он простил преподобного Пола за его интервью журналистам на следующий день после случившегося, за упоминание об их трагедии. А кроме того, есть проблема с Богом.
- Какой... веры это должно быть?

- Какой угодно.

Это не тот ответ, которого она ожидала.
- Мы можем спланировать всё так, чтобы учитывалось, какого вероисповедания ты, и какое вероисповедание было у Дэнни.

Использование прошедшего времени как нож, вскрывающий вены.
- Я просто хочу, чтобы он был рядом со мной. Я хочу услышать его голос. Я хочу знать, как он.

- Сейчас он с Богом.

- Скажи Богу, пусть даст мне знак, хоть что-то, пусть даст мне знать, что с ним всё в порядке.
Но она понимает, что это не сработает, если оно вообще работает. Ей хотелось бы, чтобы она могла верить в Бога, а пока есть только гнев на него за то, что он отнял её ребенка.

Когда Пол ушёл, Бет спрашивает у себя, следует ли ей помолиться, но не может заставить себя сделать это. Какой в этом смысл? Есть только одно-единственное, чего она жаждет, но она не думает, что Бог может творить чудеса. Вместо молитвы она проводит час или около того, усевшись перед телевизором и перескакивая с одного новостного канала на другой; ее незавидный транс нарушается только грохотом почтового ящика. Она сверяется со временем в углу экрана телевизора: три минуты одиннадцатого. Ручеёк открыток с соболезнованиями от сочувствующих незнакомцев постоянен, и в последнее время кажется навязчивым. Но вместо ожидаемого белого прямоугольника конверта она находит на коврике сложенный клочок бумаги. Она расправляет его - там аккуратным круглым почерком выведено:

Я не хотел вас пугать. Дэнни хочет связаться с вами. Пожалуйста, позвоните.

СТИВ

На обороте тщательно выписанный номер мобильного телефона. Бет держит записку в дрожащих руках, вспоминая свои слова, сказанные Полу Коутсу: Скажи Богу, пусть даст мне знак.
Она не верит в подобные вещи. Никогда не верила. А вдруг? А что если?

 

22

Вечер, четверть одиннадцатого. Детектив-сержант нарушила свое обещание оказаться дома ко времени чаепития, а затем еще одно - вернуться домой не слишком поздно. Том говорит, что всё понимает, но она не знает, становится ли ей от этого легче. Дети переживают больше, чем мы можем себе представить, а в последнее время Том стал более восприимчивым к эмоциям взрослых, может быть оттого, что сам уже на пороге взросления. Она успокаивает себя тем, что Фред, по крайней мере, не запомнит пропущенных ею его отходов ко сну, и не будет чувствовать их так же остро, как Том в том же возрасте. Когда Фред просыпается ночью, есть Джо, которому он может поплакать.

Она спотыкается, спускаясь по ступенькам к стойке дежурного. Её спрашивала Бекка Фишер. Элли потирает глаза, радуясь, что вокруг нет зеркал. У Бекки всегда безупречный вид, сложившийся облик женщины, у которой нет детей.

- Хлоя Латимер прислала мне смс-ку, - Бекка выглядит огорчённой. - Насчёт Марка. Он был со мной в ту ночь, примерно до часа ночи.

Решится тайна свидания на вершине утёса. Первая реакция Элли - облегчение. Роман на стороне - дело ужасное, но это лучше, чем те сценарии, которые она уже начала себе воображать. Затем всё стремительно сменяется упреждающей жалостью по отношению к Бет. Это доконает ее. А уж из жалости возникает злость, стремительно вспыхивающий гнев. Как они осмелились на подобное?
Элли хочет, чтобы Бекка произнесла это вслух.
- Что вы делали?
Она ограничивает свое презрение насмешкой - её нельзя процитировать и использовать против нее.

- Занимались сексом, - Бекка приподнимает подбородок, но вызов быстро сменяется сожалением. - Я знаю. Худший поступок в моей жизни.

Они возвращают Марка из камеры. После наступления темноты комната для интервью перестает действовать как солнечные часы. Единственный свет, проникающий в неё снаружи, - слабое неподвижное свечение уличных фонарей, и кажется, что время остановилось.

- Почему вы не сказали нам, что в четверг вечером были с Беккой Фишер? - говорит Харди.

- А как вы думаете? Если об этом узнают...

Харди недоверчиво свистит.
- Вы беспокоитесь о сплетнях?

- Не о сплетнях, - отвечает Марк. - О жизни. О моей семье. О бизнесе Бекки. Если вы не живете в Бродчерче, то не поймёте, как это происходит.
Он смотрит на Элли.
- Ты не должна говорить об этом Бет. Это первый раз, когда я был с кем-то еще. У меня выпадали шансы, но я ничего не делал.

Кровь Элли вскипает от жалости к Бет. Чего он хочет, медаль за все те моменты, когда он сопротивлялся?

- Так почему же теперь? - спрашивает Харди.

- Мы устали. Я женат с семнадцати лет. Появился шанс получить что-то другое..., и я им воспользовался.

- Но это же касается убийства Дэнни. Почему бы вам не рассказать нам об этом?

- Потому что... Мне было стыдно. Однажды я принял это как должное, и потерял Дэнни.
Он стал похож на маленького мальчика.
- Пожалуйста, не говорите Бет. Это ее прикончит.

Спустя время они стоят на балконе кабинета Харди и наблюдают, как Марк пропадает в ночи, сунув руки в карманы и пиная камни. Он явно не спешит возвращаться домой.

Плохо, что Элли не раскрыла факты о Харди и Сандбруке - она все еще не нашла подходящего момента рассказать об этом Бет - но вновь открывшееся намного хуже. Нехорошо знать о браке своей подруги то, что она сама не знает. Это нарушает баланс вещей, а Бет так беспомощна. Знание грузом повисает на Элли. Она всегда была оптимистом, но сейчас ей так грустно, что она опасается, что плохая полоса станет постоянной.

От своего стола она звонит Джо. Её требуется несколько раз набрать номер, и когда он подходит, она слышит шум работающей посудомоечной машины.
- Как Том?

Джо вздыхает.
- Он спросил, считаете ли вы, что это он убил Дэнни?

Элли не придаёт этому значения.
- Надеюсь, ты сказал ему, что нет.

- Конечно! Затем он спросил, почему именно ты должна быть тем полицейским, что расследует это дело.

- Ну, мы все задаем себе этот вопрос.
Раздаётся писк, и она рисует себе картину, как Джо, садящийся на софу, приземляется на одну из игрушек Фреда. Ей хочется, всего лишь на секунду, поменяться местами с мужем. Она всё бы отдала прямо сейчас за его домашние обязанности, за спокойную жизнь домохозяйки.

- Как босс? - спрашивает Джо.

- Всё так же, трудностей хватает.

- Подавляй его добротой, Элл. Разве это не обычный способ?
В его голосе звучит ирония, и она улыбается мужу. Почувствовав себя лучше, она возвращается к работе.

За своим столом она открывает видеоролик беседы Харди с Томом. Она наблюдает, как ее мальчик говорит о том, что Марк ударил Дэнни. Она может понять, какой ценой ему даётся предательство доверия Дэнни, даже если это может помочь в поимке его убийцы, и она испытывает гордость за Тома - за его преданность. Она перематывает назад и смотрит еще раз. «Он разбил ему губу». Мысль о том, что Марк может вот так просто наброситься тошнотворно правдоподобна.

- Сегодня Том преуспел, - произносит Харди за её плечом. - Он может поучаствовать в нашей реконструкции в четверг вечером.

- Что? - Элли ошеломлена. – Нет, я не хочу, чтобы он это делал. Он потерял лучшего друга! Это может травмировать его на всю жизнь.

- Может быть, ему разрешат самому принять решение.

- Нет! Я его мама. Решаю я.
Это единственная точка, на которую он не может давить. Никто, даже Джо, и, конечно же, не Алек, черт возьми, Харди, не сможет пойти против её желания.

- Та-ак, значит ваши обязанности в этом расследовании останавливаются перед этими дверями.

У него действительно есть талант обращать положительное в негатив. Элли взрывается.
- При всём моём уважении, сэр, отойдите от меня сейчас, или я помочусь в чашку и швырну её в вас!

Харди пожимает плечами, словно уклоняясь от брошенной чашки.
- Поговорите с… как зовут вашего мужа? Джо. Поговорите с ним об этом. И с Томом.

Упоминание имени Джо успокаивает Элли. Каков был его совет? Подавлять Харди добротой? Почему нет? Они вряд ли смогут продолжать дальше в таком же духе.
- Приглашаю вас на ужин, - говорит она. - У вас не столь уж и много знакомых здесь, и вы питаетесь гостиничной едой.

- Это не очень хорошая мысль.

- Пожалуйста, не становитесь мудаком. Я тоже не хочу этого. Но так поступают все люди. У них есть боссы. И мы не будем говорить о работе.

В последующем молчании Харди, кажется, пытается разобрать фразу «мы не будем говорить о работе» через какое-то внутренне приложение перевода. Очевидно, это мучительный процесс.
- Тогда о чем мы будем говорить? - спрашивает он.

Это очень хороший вопрос. Она понятия не имеет.
- Просто скажите «да», - цедит она сквозь стиснутые зубы.

Харди смотрит в угол.
- Да.

- Спасибо, чёрт возьми, - говорит Элли, а затем, когда он уже вернулся в свой кабинет, - Хер чёртов.

 

Найдж Картер, возвращаясь домой из паба, заходит в переулок, ведущий к дому, буквально на минуту разминувшись с боссом. Он не пьян, но четыре пинты заставляют его переходить то на лёгкий бег, то на прогулочный шаг, поэтому он почти набегает на фигуру, ожидающую его на перекрестке возле его тупика. Останавливаясь, он разводит каблуки, словно находится на роликовых коньках.

Сьюзен Райт блокирует его путь.
- Не пытайся избегать меня, - говорит она. Она кивает на его дом. - Я знаю где ты живешь. Я знаю, как выглядит твой фургон.

- Я сказал, что не хочу тебя видеть.
В голосе Найджа злоба.

- Не всё так просто, правда? - голос Сьюзан монотонен. - Мы сейчас связаны, ты и я. Ты не можешь так просто повернуться ко мне спиной. Возможно, тебе это не понравится, но ничего не изменить. Поэтому нам нужно решить, что делать.

Он наклоняется вперед, обнажая десны в рыке:
- Я не хочу, чтобы ты находилась рядом со мной. Держись от меня подальше!

- Я никуда не денусь, - произносит Сьюзан.
Найдж поворачивается, чтобы пробежать последние несколько ярдов к дому своей мамы.

- Ты не сможешь убежать от этого! Мы вместе, нравится тебе это или нет.
Она выкрикивает финальные слова, но ветер дует в лицо, отбрасывая ее слова назад, к ней самой.

 

23

Стив Коннолли колеблется на пороге Бет.
- Я удивлен, что вы позвонили.

Но он не так удивлён, как сама Бет. Она не узнаёт себя, приглашая его войти и делая ему чашку чая. Кажется смешным пробираться сквозь этот бессодержательный разговор, когда на карту поставлено нечто столь значительное, но они делают это, неловко беседуя о том, как правильно заваривать чай. Обнадеживает, что Стив, кажется, считает все это таким же странным, как и она сама.
- Почему Дэнни говорит с вами? - спрашивает она, готовя чай.

- Нет, нет, он этого не делает, - говорит Стив.

Должно быть, Бет демонстрирует испуг, поэтому он немедленно ударяется в объяснения.
- Я... Я не вижу мертвых людей или ... У меня есть что-то вроде духовного проводника. Она рассказывает мне... о людях, умерших, и за эти годы большая часть из рассказанного оказалось правдой. Поэтому я спросил ее о вас, и она сказала, что был кто-то, кто-то близкий к вам. Родственник с буквой Р или С в имени. Может быть, бабушка или дедушка, или кто-то, кто играл на пианино?

Для неё это ничего не значит. Очевидно, что в Латимере есть буква Р, но это вряд ли является секретом. И никто из их семьи не играет на музыкальных инструментах. Надежда в груди Бет сморщивается и умирает. Это как плохое кабаре в дешевом лагере отдыха. Она качает головой.

- Нет, окей, всё перепуталось, но… не важно.

Она должна выкинуть его вон, но слова - а что, если... что, если - удерживают ее.
- Просто... скажите мне сообщение.
Это нервное расстройство? Выпрашивать сообщение от ее мертвого сына? Она испытывает истерический, безрадостный смех, поднимающийся из её глубин, она сглатывает его как раз вовремя.

- Должен сказать вам, что я не выбираю то, что мне говорят, - произносит Стив. - Дэнни хочет, чтобы вы знали, что у него всё в порядке. За ним сейчас присматривают.

Это не ожидаемое знамение: не имя любимого домашнего питомца, не воспоминание, не шутка, не неоспоримое соединение с ее мальчиком. Но это Дэнни, которого она любит и скучает, маленький человечек, пытающийся ухаживать за мамой. Её начинает сильно трясти при этой мысли, и когда она садится, сложив руки, чтобы успокоиться, вместо этого начинают стучать её колени.

- Он говорит - не ищите человека, который убил его, потому что это не поможет. Это не поможет. Это только расстроит вас. Потому что вы очень хорошо знаете человека, который его убил. И он говорит, что очень сильно любит вас.
Он не отводит от неё глаз.
- Это все.

Ее второй посетитель, второй странный человек этого вечера, уходит. А между тем, Марка все еще нет дома. Бет записывает всё, что сказал Стив. Считается ли это безумием, если вы знаете, что сошли с ума?

Она не утруждает себя и не принимает таблетку успокаивающего перед сном. Ничто, кроме обычного сна, не вырубит ее сегодня ночью. Но она все равно забирается под одеяло и лежит там, глядя на часы и ожидая, когда вернется домой Марк. Она спрашивает себя, стоит ли рассказывать ему, чем она занималась этим вечером. Это же какая-то ирреальность. Осталась в одиночестве на одну ночь, и здесь побывали священник и медиум. Заметил бы Марк смешную сторону событий? Она знает, что всё получилось бы совсем иначе, будь он здесь. Пол не прошел бы дальше входной двери, а у Стива, за его труды, оказался бы сломан нос.

Это длится довольно долго - она обдумывает свой вечер, потому ей нет нужды думать о Марке. Но в ту секунду, когда она слышит скрежет его ключа в двери, всё меняется, и вопросы, которые она отложила, задавая себе их весь вечер, возвращаются. Почему он солгал мне? Почему он солгал полиции? Что он сказал им? Знает ли Элли то, чего не знаю я? И кто расскажет мне? Она лежит неподвижно, слушая, как Марк разувается, навещает Хлою и чистит зубы. Проходит полчаса, прежде чем он садится на кровать рядом с ней. Он пахнет зубной пастой и свежим потом.

- Ты собираешься рассказать мне, где ты был?

- Не сейчас, - говорит он.

Она приподнимается на локте.
- Посмотри на меня, - говорит она, поворачивая прикроватную лампу со своей стороны. Он медленно обращает свои глаза к ней и впервые в их браке Бет не знает, что происходит за ними.

- Ты убил его? - произносит она.
Она даже не знала, что думала об этом, до тех пор, пока не высказала.

- Как ты могла такое сказать? Это то, о чем ты думаешь? Это то, что ты видишь, когда смотришь на меня? Ради Бога, Бет.
Он не стал отрицал этого. Слова Стива Коннолли звучат в ее голове: это тот, кого ты очень хорошо знаешь.

Марк выбегает из спальни, хватая с тумбочки свой телефон. От лестницы она слышит щелчки клавиш и быструю ответную смс-ку, рингтон которой она никогда не слышала от телефона Марка; не персонализированный, а обычный звуковой сигнал заводской настройки. Это невинный слабый электронный сигнал - тревожный звонок для Бет. Она садится в постели, когда Марк сбегает по лестнице. К тому времени, как она встаёт на ноги, входная дверь захлопывается за Марком. Через кухонное окно Бет видит, как он направляется через поле к Хай-стрит. На её ногах оказываются кеды, и она идёт вслед за ним, прежде чем понимает, что делает. У неё лёгкий шаг, а он ни разу не оглядывается назад, даже на хорошо освещенной Хай-стрит, даже когда делает резкий поворот направо, в торговый квартал и начинает спускаться к краю гавани.

Из тени выходит Бекка Фишер.

Бет испытывает ощущение какого-то бесконечного падения вниз, знакомого только из кошмаров. Она прижимается спиной к боковой стене и, пользуясь шумом волн, скрывающим её шаги, подкрадывается ближе. Она окутана тенью, но Марк и Бекка так поглощены друг другом, что не заметили бы, если она пришла в свадебном платье.

- Тебе не нужно было говорить им, - произносит Марк.

- Я вытащила тебя оттуда, - говорит она.
Ее руки оказываются на его воротнике, их бёдра прижимаются друг к другу.
- Послушай, это была ошибка. В прошлый четверг, все это. В такой момент. Возможно, у нас было что-то...

- Мы все еще можем, - говорит Марк.

Бет приседает.

- Нет, - произносит Бекка.

- Я потерял своего мальчика, - его руки опускаются. - Может быть, это какое-то наказание за то, что мы совершили.

Бекка качает головой и гладит его волосы жестом супружеского утешения, вызывающим вспышку ревности у Бет. Становится ещё хуже. Они целуются, и Бет заставляет себя смотреть; наслаждается этим на каком-то запредельно испорченном уровне, понимая это. Это новый вид боли, и её новизна - временное освобождение от боли из-за Дэнни. Перемены так же хороши, как отдых, не так ли?

Они отрываются друг от друга кончиками пальцев, как последней точкой соприкосновения.

- Иди домой, - говорит Бекка.
Она возвращается в отель. Даже в стуке её каблуков по булыжной мостовой есть что-то сексуальное, гламурное, свободное; все, что у Бет никогда больше не будет, даже если и было когда-то прежде.

Марк опускает капюшон и садится на краю гавани, подпирая руками голову. Бет не может заставить себя встать перед ним и заглянуть ему в лицо. Понимая, что она не может сделать это сегодня, она поворачивает к дому: она хочет вернуться в постель, прежде чем он поймёт, что ее там нет.

Она проходит мимо полицейского участка в тот момент, когда его автоматические ворота раздвигаются. Элли Миллер выезжает в своей машине на Хай-стрит. Она бьет по тормозам, когда видит Бет.
- Что ты тут делаешь? - говорит она. - Давай, позволь мне подвести тебя домой.
Внутри машина Элли похожа на мусорный бак. Бет сметает обертки от сластей с сиденья, а пустые банки кладёт в подножие пассажирского кресла.

- Он среди подозреваемых? - спрашивает Бет, пытаясь ногами остановить банки, катающиеся туда-сюда. – Вы точно исключили его оттуда?

Элли дергается из-за своих двух ролей: друга и полицейского.
- Все не так просто...

- Конечно, все очень просто!

В квартале от Спринг-Клос Элли тормозит на красный свет, хотя на улице в поле зрения ее автомобиль - единственный.
- Да? - вздыхает она. - Я не думаю, что он это сделал. Правда, я так не думаю. Но... в его передвижениях есть пробелы, и в ту ночь, когда погиб Дэнни, ему требовалось кое-что объяснить, и мы не могли отпустить его, пока он этого не сделал.

- Я видела его сегодня с Беккой Фишер, - произносит Бет. - Он не знает об этом. Именно это он и рассказал?

- Ты должна поговорить с ним, - произносит Элли, дипломатично подтверждая.

Это довершает унижение Бет. Ее рыдания неистовы и беспорядочны.
- Почему это происходит со мной? - кричит она. - Что я сделала? Я просто хочу быть человеком вне всего этого, наблюдать с другой стороны дороги, проявляя к себе жалость. Я не хочу быть посредине этого. Я не хочу в этом участвовать, Эл.

Элли отщёлкивает свой ремень безопасности и тянется обнять Бет. Слезы Бет скатываются по оранжевому пальто Элли.
- Прости, дорогая, мне очень жаль.

Они долго стоят на пустынной улице, светофоры не раз проходят свой терпеливый цикл на пустом перекрёстке.

 

24

Карен Уайт поджидает Харди в баре отеля.
- И где же ты пропадал все это время?

- Нет.
После того, как она сдала его в последний раз, он больше никогда не скажет ей больше одного слова. Хотя он знает, что она найдет способ извратить даже его.

- Давай, - шепчет она. - Всего пять минут. Пара цитат. Скажи мне, где был, чем занимался.
Она похожа на маленького комарика, гудящий рядом в поисках крови.

Он рубит рукой воздух между собой и ей.
- Я не позволю тебе отвлекать меня от работы.

- Ты подвёл семьи из Сандбрука, - говорит она свысока. - Дело всё ещё не закрыто, из-за тебя. И я не позволю тебе так же поступить и с другими семьями.

У него появляется соблазн оттолкнуть ее в сторону. У него появляется соблазн рассказать ей правду о Сандбруке. Бог знает, ни одному журналисту не захотелось бы большего. Но он бессилен выполнить оба эти пункта, поэтому успокаивается, только с горечью произносит:
- Убирайся с моего пути, - и тащит своё измученное тело вверх по лестнице.

Ему приходится остановиться, чтобы отдышаться на лестничной площадке, но она наблюдает за ним. Преодоление другого полета почти доканывает его, но он считает это необходимым усилием.

В своей комнате он принимает душ и падает между идеальными простынями, где ровно тридцать семь минут проводит в глубоком сне без сновидений, до того момента, как звонит его телефон, заставляя его проснуться. Его сердце пронзает слабым протестом грудную клетку. Просыпаться внезапно - одна из худших вещей для него, наряду с кофеином, курением и… ха! стрессом.

- Харди, - рявкает он в трубку.
Это Боб Дэниелс. Он на пляже. И теперь Харди нужно кое на что посмотреть.

Когда он с трудом натягивает свой костюм, то замечает, что его волосы еще слегка влажные. Он сожалеет о том, что принятый душ украл у него десять минут сна.

На Харбор-Клифф-Бич заброшенное святилище Дэнни. Вертушки вращаются на ветру, их лопасти запачканы. Свечи сгорели. В паре сотен ярдов в море горит, подобно маяку, лодка, пламя разливается жидким золотом по поверхность моря. Куски пылающей древесины откалываются и с шипением падают в воду.

- Никаких признаков, что там кто-то есть, - говорит Боб.

Они не могут позволить себе ждать, пока волны прибьют лодку к берегу.

- Вызовите береговую охрану или кого-нибудь ещё, - говорит Харди. - Сейчас мне понадобятся люди, чтобы собрать каждый кусочек.

 

Бет периодически засыпает, видя сон, как Дэнни возвращается к жизни, а затем, раз за разом просыпаясь, теряет его. Все, о чем думает она - это о возможности поменяться местами с сыном. Снова и снова она предлагает молчаливую сделку: возьми меня вместо него. Позволь мне поглотить его боль и его страх. Она перечисляет все, что готова вытерпеть от имени Дэнни. Пусть её изнасилуют, пусть её отымеет целая банда мужиков, пусть её изобьют до смерти, лишь бы это означало, что он будет в безопасности. Сценарии становятся более суровыми и жестокими. Бет и не подозревала, что у нее такое яркое воображение.

Пока она мучает себя, Марк громко храпит рядом. Она лежит так близко к нему, что у нее зудит кожа. Она встает и распахивает занавески. Бледный свет проникает сквозь разорванную плоть облаков, и не имеет смысла даже пытаться заснуть. Есть только один выход.

Бег.

Ее спортивный бюстгальтер плотно обтягивает нежную грудь, а пояс ее беговых лосин прижимается плотнее, чем обычно, но она наполняет бутылку водой и выскакивает под дождь, сразу срываясь на быстрый бег, без всякой разминки и растяжки. Ее ноги уводят ее от Харбор-Клифф-Бич, вдоль бетонной эспланады с ее уродливыми перилами, где не ходят туристы. Дождь усиливается, и морские брызги охлаждает ее.

Бег нужен, чтобы опорожнить ее разум. Работа, детские проделки, споры с Марком, общий стресс: момент успокоения наступает при любом беге, когда она остаётся наедине со звуком своей поступи. Но сегодня ее тело сдаётся прежде, чем она достигает этого состояния. Это её первый раз за несколько недель. Она не ела, не спала, и ее замедляет беременность. Через пятьдесят минут ее ноги перестают взаимодействовать. К тому времени, когда она, тяжело дыша, заходит в калитку внутреннего дворика, проходит полный час. Элли и детектив-инспектор Харди дожидаются ее на диване.

- Где, черт возьми, ты была? - вопрошает Марк со строгостью в голосе, которой он пользуется с Хлоей.

- Бегала, - отвечает она сварливым голосом, которым Хлоя говорит с Марком. - Мне больше не позволено бегать?
Она поворачивается к полицейским.
- Я не знала, что вы придете.

- Рассказываем, как сейчас обстоят дела, - произносит Элли. - Мы попросили экспертов детально изучить одежду Дэнни. И работаем над данными, которые получили при обходе домов. На сегодня у нас запланировано несколько бесед.

- То есть сейчас вы прекратили возиться со мной, - Марк скрещивает руки.

- Не будь таким идиотом, Марк, - бросает Бет, шокируя его при всеобщем молчании. У Хлои глаза с тарелку; Бет думает, что этим она вызывает одобрение у Элли.

Харди ломает всеобщую неловкость.
- Мы нашли пятьсот фунтов наличными в комнате Дэнни.

- Что он делал с такими деньгами?
Марк смотрит на Бет, и на минуту они снова становится родителями, объединенными недоумением.

- Мы надеялись, что вы скажете нам, - произносит Харди.

Бет вопросительно смотрит на Хлою.

- Он никогда не рассказывал мне о них, - говорит Хлоя.

Лицо детектив-инспектора Харди непроницаемо.
- Сегодня мы проводим публичную встречу в школе, чтобы проинформировать город, как обстоят дела и ответить на любые вопросы, - произносит он. - Вам не обязательно там находиться.

- Пойду я, от лица всех нас, - произносит Лиз раньше, чем появляется ещё один доброволец. Бет признает необходимость оставаться занятой и не бросает ей вызов.

- Почему в газетах нет ничего о Дэнни? - хочет знать Марк. - Где-то на двенадцатой странице всего пара абзацев. Разве это не имеет значения?

Харди хмурится.
- Не судите об расследовании по тому, что появляется в прессе.

- Мы говорили об этом, - продолжает Марк, - если бы в газетах было больше, это могло бы подтолкнуть воспоминания у людей, разве нет? Что, если кто-нибудь что-то такое видел, но не понял? Если бы там было больше...

Харди перебивает его.
- Пожалуйста, позвольте нам вести дела со средствами массовой информации. У нас есть опыт.

Он-то знает, как вести себя со средства массовой информации, но Элли, определённо, нет. Бет чувствует предательский всплеск благодарности, что именно этот человек отвечает за расследование. Потому что прямо сейчас именно у этого человека есть авторитет и опыт, в которых они нуждаются, а Элли выглядит растерявшейся. На самом деле, Элли была бы великолепна на должности Пита, в качестве связующего звена между семьей и детективами. Но она вряд ли расскажет об этом Элли. Что есть, то есть. Но когда дело дойдёт до обнаружения убийцы Дэнни, Бет знает, что всё будет зависеть от детектив-инспектора Алека Харди.

Криминалисты хотят присутствия Харди на пляже Харбор-Клифф-Бич. Прилив закончился, и они добрались до лодки. Миллер долго говорит по телефону, пока они идут по булыжной мостовой.

- Говорят, что мы не можем проследить ни одну банкноту из комнаты Дэнни, - рассказывает она, когда они оказываются у мола. - Все они целую вечность были в обращении, по ним ничего нельзя установить.

Харди поглаживает подбородок.
- Откуда у Дэнни пятьсот фунтов? И что с его телефоном и скейтбордом? Он ехал на нём по улице в последний момент, когда мы его видели. Что с ним случилось?

- Мы по-прежнему ищем любые системы видеонаблюдения на возможных маршрутах, но пока ничего, - говорит она. - Есть бригада, проверяющая учителей и преподавателей в школе. Одноклассники, семейные няни. Найдж.

Микроавтобус криминалистов припаркован у воды. Глава экспертов Брайан и его команда смотрят на обугленные останки лодки.

- Это она? - спрашивает Харди.

Брайан оскорблен.
- Обычно принято говорить доброе утро и как поживаете, - фыркает он.

- Я уже говорила ему, - Миллер закатывает глаза. - Да всё без толку.

- Это связано с смертью Латимера?
Вопрос Харди возвращает Брайана в профессиональное русло.
- Следы катализатора показывают, что лодка была облита бензином. Я обнаружил стеклянные частицы, волокна ткани в древесине. Если бы меня спросили, то я бы сказал, что для того, чтобы поджечь лодку, использовалась горящая тряпка внутри бутылки, - теперь, когда он в своей стихии, его тон его голос становится возбужденно-фанатичным. - Коктейль Молотова. Классика.

Миллер наклоняется, чтобы осмотреть лодку.
- Но, если её вывели, скажем, в 4 утра, чтобы сжечь, как они вернулись? - спрашивает она.

- Задняя секция имеет отметины, говорящие, что там мог быть подвесной мотор, - говорит Брайан. - Они, вероятно, использовали его, чтобы вернуться на другой лодке. Но посмотрите, это может быть уликой.
Он держит фрагмент почерневшей деревяшки.
- Посмотрите на её структуру. Прядь волос.

Харди прищуривается и замечает один темный волосок, зацепившийся за щепку. Он чувствует что-то вроде удовольствия, впервые за несколько месяцев.
- Выдающееся, чертовски стоящее! - произносит он, хлопая Брайана по спине. - О, Миллер, они у нас в руках. Продолжайте, я хочу знать, как только вы получите подтверждение. Пойдем, Миллер, что стоишь, как вкопанная.

Когда они направляются в сторону полицейского участка, Миллер должен бежать рысью, чтобы не отставать от Харди: у Харди должен работать рот, чтобы не отставать от его мозга.
- Готов расстаться со ста фунтами, что это та лодка, которую использовали для того, чтобы перевести тело, и эти волосы принадлежат Дэнни Латимеру. Они паникуют, Миллер. Паника - это превосходно, именно то, что нам нужно. Они начинают проявлять себя. Я скажу вам ещё одно - они любители, они не делали этого раньше. Всё слишком неуклюже - сжигать лодку, и так скоро.

Она не разделяет его эйфорию.
- Вы имеете в виду, что этот некто здесь. Они были здесь вчера вечером. Теперь мы можем пройти мимо них.
Она широко раскрытыми глазами обозревает гавань.

- Теперь я в этом уверен, - говорит он.

Ошибка убийцы - это кислород для Харди. Он наполняет свои легкие воздухом Бродчерча и впервые после его прибытия в этот дерьмовый городок вкус его воздуха не отвратителен.

 

25

При втором появления Харди South Wessex Primary забита до отказа. Они все одинаковые, эти школьные залы: гимнастическая стенка у стены, взрослые, неуклюже усаживающиеся на стулья, рассчитанные на детей. У него внезапно появляется воспоминание о его первой пресс-конференции в Junbrook Juniors, и, прежде чем он успевает остановить себя, лица людей из того времени накладываются на лица тех, кто сейчас находился перед ним. Он встряхивает головой, избавляясь от образов Кейт и Ричарда Гиллеспи, и сосредотачивается вместо этого на жителях Бродчерча.

Он молча отмечает тех, кого знает. Лиз Ропер; Найдж Картер; тот викарий, считающий себя телевизионным экспертом - он будет следить за ним; Бекка из отеля; Олли и Мэгги и эта надоедливая муха Карен Уайт. Невероятно, но этот экстрасенс Стив Коннолли тоже находится здесь. Тут присутствуют и те два человека, которых он не может прочесть: Сьюзен Райт и Джек Маршалл. Знакомы ли они? Они сидят далеко друг от друга, но это может быть для отвода глаз. Там и детектив-сержант Миллер с семьей на буксире. Харди наблюдает за ней, наблюдающей за толпой.

Кто-то выкрикивает вопросы, но он сразу же начинает свою речь. Он здесь не для того, чтобы разговаривать на условиях жителей.
- Вот с чем мы столкнулись. Несколько сложных эпизодов преступления, особенно на пляже. Отсутствие экспертиз в ключевых моментах. Отсутствие свидетелей, видящих Дэнни в ту ночь, когда он тайком выскользнул из дома, - как раз вовремя он вспоминает, что говорила Миллер по поводу расстрельных списков и необходимости успокоить население. - У нас много информации, требующей обработки. Но мы со всем справимся.

Сьюзен Райт представляется.
- Я слышала, что вам не хватает сотрудников.
Похоже, эта мысль её радует.

- У нас имеются необходимые ресурсы для расследования такого масштаба. Следующий вопрос.

- Я только что пришел с пирса, и там припаркован этот чёртов гигантский фургон криминалистов, он припаркован там! - кричит краснолицый человек со светлыми волосами, похожий на одуванчик. Его слова немедленно подхватываются хором заинтересованных владельцев бизнеса.

- Ночью была выявлена ещё одна улика, и нам требуется рассмотреть её без помех, - равнодушно отвечает Харди.

- Это та лодка, что горела прошлой ночью? - эти слова исходят от Стива Коннолли, в его глазах смесь упреков и триумфа.
Харди подавляет вспышку раздражительности. Не составляло особого труда предположить, что в преступлении могла быть задействована лодка.
- Вам следует понимать, какую работу необходимо провести, - говорит Харди. - Требуется просеять весь песок. Необходимо проверить каждый окурок, случайный волосок, осколки пластика, ногти, кусочки кожи и так далее.
Прежде чем у него получается отредактировать изображение перед глазами, перед своим мысленным взором он видит качающийся серебряный кулон.
- Место преступления на пляже - одна из самых сложных вещей, с которыми приходится сталкиваться нашим офицерам.

- Это образ, который вы пытаетесь преподнести! - кричит одуванчик. - У нас упали продаже на 40 процентов этим летом. Никто сюда не идет. Мы не хотим, чтобы Бродчерч из-за убийства стал притчей во языцех, как это случилось в Сандбруке.

Харди ждет взрыва, но тот не случается. На лице Миллер вспыхивает тревога, и трое журналистов ёрзают на своих местах. Карен Уайт с безмятежностью смотрит на него, но он не сомневается, что его участие в искажённой версии случившегося в Сандбруке станет новостью первой страницы Эха, а, возможно, даже и национальной прессы, до конца этой недели. Что бы они не повесили на него, он надеется, что это не помешает расследованию.

После встречи Харди не дают спокойно дойти до машины.

- Я говорил, что была лодка.

- О, отлично, тебя здесь и не хватало, - Харди обходит возмущенного Стива Коннолли. - Их здесь сотни, тебе повезло.

- Вы искали её? А? Бет знает, что вы за ней не уследили?

Харди нежно упирается своим указательным пальцем в грудь Коннолли.
- Как насчет того, чтобы прислушаться к моему очень настоятельному совету, - говорит он почти шепотом. - Держитесь от нее подальше. И не вмешивайтесь.

Коннолли качает головой и медленно уходит. Харди опирается на автомобиль. Это тот этап, которого он боялся: когда подобное расследование затягивается, люди становятся беспокойными. Все лезут со своими замечаниями, развивают свои собственные излюбленные теории. Везде, кроме отдела уголовного розыска, мнение начинает довлеть над фактами. И вот тут пресса может оказаться хуже всего, думает он, поскольку такие как Олли Стивенс и Мэгги Рэдклифф целенаправленно рвутся вперёд. Он отрывает руку от дверцы машины, смирившись с ещё одним длинным разговором.

- Ну вот и снова вы, - приветствует он.

Олли выглядит очень довольным собой.

- Оливер хочет кое-что сказать вам, - говорит Мэгги.

- Мы всегда любим послушать Оливера, - произносит Харди.
К его ужасу, парень лучезарно улыбается; к сожалению, сарказм до таких людей не доходит.

- Я накопал это на Джека Маршалла, - говорит Олли, извлекая конверт из своей сумки. Внутри находится фотокопия газетной страницы с давней фотографией владельца магазина. - Он был в тюрьме, прежде чем приехал сюда. У него судимость за секс с несовершеннолетним.

Карен Уайт смотрит на Олли и Мэгги издали, наслаждаясь выражением детектив-инспектора Харди, когда тот понимает, что пресса оказывается на шаг впереди. Пришло время снова преподнести эту историю Лену Дэнверсу.

Телефонный разговор не предвещает хорошего начала.
- У нас под завязку бытовых преступлений, - говорит он. - И я специально сказал, чтобы вы туда не ездили.

- Я в отпуске, - напоминает она. - Лен, это душещипательная история. И у полиции трудности. Я не думаю, что они справятся через день или два.

- Почему это должно заинтересовать наших читателей? - спрашивает он.

Она знает, что он хочет услышать, и на этот раз преподносит ему на тарелке.

- Образцовая семья, двое детей. Папа водопроводчик, тихая усадьба, тихий участок, идиллический курортный городок - определение нормальности. Мама очень фотогеничная. Английская Роза. Но... с браком что-то не то.

- Трагедия в раю? - произносит Лен, и она знает, что, когда он начинает говорить заголовками, то уже принял решение. - Тогда продолжай. Получи мне эксклюзив с мамой, хорошую фотографию, и я посмотрю на нее. Но ты сама оплатишь свой счёт за отель.

Она идёт через школьный зал к выходу. Теперь он пуст, тут только одна женщина, уставившаяся в корзину, полную футбольных мячей. Карен листает алфавитный указатель в своём мозгу, пока не определяет, кто это: Лиз Ропер, бабушка Дэнни, хотя она выглядит недостаточно пожилой для подобного.
- Как вы справляетесь? - спрашивает Карен.

Лиз поднимает глаза: ясно, что она уже привыкла к незнакомым людям, знающим, кто она есть.
- Я? Я крепка, как старые ботинки. Я беспокоюсь о других.

Озвучивая свою силу, Лиз разоблачает свою ахиллесову пяту: никто о ней не думает.

- Вы, должно быть, сильно скучаете по нему, - произносит Карен, и Лиз принимает вызов.

- Мой Джефф научил его бить по одному из них, - говорит она, указывая на футбольные мячи. - В два года он мог выбить мяч с одного конца сада на другой. Он был маленькой звездой.
Она вытирает глаза ладонью.
- Я пообещала себе, что не буду этого делать. Я сильнее этого. Я просто хочу, чтобы поймали того гада, кто убил Дэнни.
Она улыбается Карен бледной улыбкой.
- Извините, я не помню вашего имени.
Это вежливое прикрытие для тех, кто за последние несколько дней встречал новых людей больше, чем в предыдущем десятилетии.

- Я Карен. Работаю в Herald.

Лиз отшатывается, как и предполагала Карен.
- Мы не разговариваем с журналистами.

- Я понимаю. Но могу ли я сказать кое-что? Просто будьте внимательны, выбирая советчиков. Мне бы не хотелось, чтобы гибелью Дэнни пренебрегли.

Она позволяет своей руке кратко коснуться руки Лиз, а затем оставляет ее плачущей над кучей потертых футбольных мячей.

 

Бет развешивает постиранное бельё по верёвкам на заднем дворе. Мальчики из класса Дэнни играют на поле. Она борется с желанием перемахнуть через забор, ворваться в свалку мальчишек, схватить одного - любого - и прижать к себе так крепко, чтобы ощутить, как бьётся его сердце. Обычно футбольное поле является зоной только для детей, но сегодня горстка родителей нервными стражами маячит в сторонке.

Стив Коннолли, беседующий с Бет у ее забора, привлекает к себе заинтересованные взгляды. Один из отцов скрытно фотографирует его на телефон. Теперь все становятся свидетелями. Стив не замечает этого; его внимание, вежливое, но настойчивое, сосредоточено на Бет.
- Несколько дней назад я рассказал полиции о доказательствах, которые они должны были искать, - говорит он. - Но они не стали слушать, и это доказательство сожгли до того, как они до него добрались; теперь у них трудности с тем, чтобы надлежащим образом его проанализировать.

Должно быть, он говорит о лодке, которую нашли сгоревшей. Все знают о ней.
- Зачем вы говорите об этом мне?

- Потому что я могу помочь! Могу помочь.
Стив жреческим жестом прижимает обе руки к груди.
- Но для этого нужно воспринимать меня всерьез, и это не случится прямо сейчас.

Бет не знает, что думать. Она опускает глаза. В корзине для белья - красное платье, которое было на ней в тот день, когда она увидела Дэнни, лежащего на пляже. Она вешает его на верёвку несмотря на то, что знает, что никогда не наденет его снова.
- Что, если вы ошибаетесь?

Стив качает головой.
- У меня нет причин лгать вам. Бет, мне жаль, что у нас никогда не было возможности встретиться. Но то, что я рассказал вам, является истиной. И вам нужно убедить в этом полицию.

Внутри Бет борются сомнение и надежда. То, что делает Стив, слишком велико для ее понимания, так же как велико её горе, с которым невозможно справится. Дело не в том, что она не верит ему. Это то, о чём она до сих пор никогда не думала. В ее старой, прекрасной жизни не было места философии, и не было призраков.

Ее жизнь внезапно оказалась связанной с людьми, вселяющими доверие, но которых она не знает. Секреты она доверила викарию. Расследование - детектив-инспектору Харди. И вот этот странный, серьезный человек, который говорит, что у него есть линия связи с Дэнни. Она смотрит ему в глаза. Его ответный взгляд непоколебим.

- Окей, - произносит она.
После веры в предавшего её мужа, Бет теперь верит этим странным людям.

 

26

Харди в ярости, а Элли подавлена. Пресса вытащила на свет прошлое Джека Маршалла, в то время как отдел уголовного розыска все еще пробирается через завал действий и проверок, даже не подумав расставить приоритеты. Ей плохо - физически плохо - она не может закончить обед при мысли, что это мог быть Джек. Этот человек был наставником её сына, он водил всю морскую бригаду в поход, застёгивал их в спальных мешках и наблюдал, как они переодеваются.

Джек жил в Бродчерче так долго, что считается почётным жителем города, но, конечно же, он не всегда был тут: он приобрёл магазин, когда Элли было около семи. Она помнит, как будто это случилось сейчас.

В комнате для допросов тепло, но Джек даже не снял пальто. Если он виновен, то по его лицу этого не видно.
- Это насчёт почтальона, который спорил с Дэнни? - спрашивает он.

- Нет, - говорит Элли. - Хотя мы разговаривали с ним. Он утверждает, что в тот день у него не было никакого спора с Дэнни.

- Чушь. Я знаю, о чём говорю.

Возникает пауза пока Элли ждет, когда Харди начнёт беседу. Он откашливается, прежде чем заговорить.
- Расскажите нам о своей судимости за секс с несовершеннолетним, Джек.

Не следует никакого отрицания или удивления, он по-прежнему держит себя в руках.
- Значит, принялись копаться в грязном белье?

- Требуется установить факты, - говорит Харди. - Вы не упоминали об этом, когда мы разговаривали.

- Это не имеет никакого отношения к Дэнни.

- Вы руководите морской бригадой. Для этого требуются пройти проверку на отсутствие судимости, с учётом регистра секс-преступников.

Джэк с презрением замечает:
- Я не сексуальный преступник! Это осуждение было фарсом. Меня нет ни в каких регистрах.

- Только потому, что это случилось до того, как возникла регистрация, - говорит Харди. - Вы должны были об этом упомянуть.

- Что, когда я переехал в город? Сделать небольшую вывеску, да? Здесь живёт бывший осуждённый. Я переехал сюда, чтобы уйти от этого. И я не то, на что вы намекаете.

Харди перетасовывает бумаги перед собой.
- Когда вы в последний раз видели Дэнни Латимера?

- Я уже говорил вам, он делал свою разноску за день до того, как его нашли.

- Как насчет ночи гибели Дэнни, где вы были тогда?

- Дома. Читал книгу.

- Кто-то может подтвердить это? - спрашивает Харди с лёгкой насмешкой над одиночеством старика.

- Только книга.
Джек поджимает губы.
- Джуд Незаметный [Джуд Незаметный — последний роман Томаса Харди, опубликованный в США в 1895 году]. Вам может не понравиться: там не так много картинок.

Несмотря на сложившуюся ситуацию, Элли замечает, что улыбается.

- Нам сказали, что вы заядлый фотограф-любитель, Джек, - говорит Харди. - Вы часто фотографируете мальчиков из Морской бригады.

Элли больше не улыбается. И Джек тоже.

- Мне действительно жаль вас, - говорит он. - Видеть порочность в совершенно нормальном поведении. Не хотелось бы побывать у вас в голове. А теперь желаю выслушать ваше обвинение, или предъявите улики, если они у вас есть. В противном случае позвольте мне вернуться к своей работе.

Он поднимается со своего места. Они должны отпустить его.

 

Карен заинтригована: Мэгги вызвала ее во внутреннее святилище редакции Эха Бродчерча. Это скопище пыльных растений в горшках и деревянных кошек очень далеко от кожи и алюминия во владениях Лена Дэнверса.

- По-прежнему нужен стол? - спрашивает она.

- Вы поменяли тон.

Мэгги выливает остатки из своей кружки в цветущую клеому [Клеома — род однолетних или двулетних растений семейства Клеомовые].
- Олли никогда бы не посмотрел на Джека Маршалла, если бы не ты, - говорит она. - И, полагаю, будет лучше иметь тебя внутри, поливающую всех из палатки, чем, когда ты окажешься снаружи, поливая тех, кто внутри. Но тут мы все равны. Мы можем начать с чаепития. Зелёный, без сахара, для меня.

У Карен нет иного выбора, кроме смириться. К тому времени, когда она возвращается с чаем, Мэгги уходит на один из перекуров, она настойчиво делает их вне стен офиса, сильно затягиваясь электронной сигаретой: старые привычки умирают с трудом. Карен ставит парящую кружку на стол и автоматически начинает перебирать распечатки, с которыми работает Мэгги. Самая последняя из них - это статья Эха трёхмесячной давности о сборе средств для Морской бригады: там Джек Маршалл с маленькой группой мальчиков в форме. На фото присутствует кое-кто ещё. Это та несчастная женщина с собакой, хотя Карен узнает ее лишь через несколько секунд, потому что на снимке та улыбается. И это, по-видимому, направление расследования Мэгги. Она обвела имя Элен Джонс в заголовке красной ручкой и нацарапала с краю: Зачем менять имя? На брифинге она назвалась Сьюзен Райт. Что-то скрывает?

Карен делает мысленный снимок страницы. Она позволит Мэгги разобраться с этим, а затем, если направление окажется актуальным, займётся этим сама. Это интересное ответвление. Но ещё не история. Что-то - опыт в сочетании со старой доброй интуицией - подсказывает ей, что они должны искать вокруг Джека Маршалла.

Вернувшийся Олли устанавливает для неё компьютер.
- Так ты разговаривал с Джеком Маршаллом? - спрашивает Карен, пока он что-то делает с Control-Alt-Delete.

- Я подумал, что лучше предоставить это дело полиции.

Карен вздыхает про себя: при всех амбициях Олли его всё ещё нужно кормить с ложки.
- Но это твоя работа, Олли. И у тебя есть связи. Ты был в Морской бригаде. Разве ты не хочешь заниматься этим делом? Что, если он окажется этим убийцей, а ты прохлопал эту историю?

У Олли широко раскрываются глаза.
- Не думаю, что Мэгги даст приблизиться к этому.

Карен борется с желанием опрокинуть стол.

 

Стив Коннолли, нервозно сидящий на краю дивана Бет в своём комбинезоне, едва ли может оказаться спасательным кругом, но она должна предложить полиции второй шанс ухватиться за его слова. Пит Лоусон строит гримасы за спиной Стива. Боже, Бет понимает его цинизм, но они не могут позволить себе рисковать. Они не могут доказать, что Стив действительно получает сообщения от Дэнни, но они также не могут и опровергнуть это. Поэтому должно что-то учитываться. Даже он сознаётся, что не знает, почему и как это работает, Бет не утрачивает оптимизма. Она под впечатлением вещей, которых не понимала всё это время. Даже врачи не всегда знают, как работают определенные наркотики, только что они делают. Почему тут должно быть иначе? Она не сможет назвать себя матерью, если не обратит внимание на слова Коннолли, а окажется, что он прав. Детектив-инспектор Харди пообещал, что не пожалеет усилий для этого расследования. Разве подобное не должно учитываться?

Она знает, что, как только Харди увидит её гостя, им придётся тяжело. Он уже всё решил до того, как Коннолли открывает рот.

- Это то, о чем вы нас просили? - спрашивает он у Бет, а затем, обращаясь к Питу:
- А ты, чёртов идиот, позволил ему войти.

- Просто выслушайте его, - просит Бет.

Харди хмурится, но замолкает.

Стив обращается ко всей комнате.
- Дэнни хочет, чтобы люди знали, что его убил кто-то, кого он знал.

Харди не выдерживает.
- Это оскорбительно, я требую немедленно прекратить.

- Я сказал вам о лодке, - кричит Стив. - Вы не слушали. Но теперь вы нашли лодку.

- Удачная догадка, - пренебрежительно произносит Харди. Он кивает головой в направлении Элли. - Скажи ей.

Элли берёт Бет за руки.
- Бет, мы проверили данные по Стиву.
Атмосфера в комнате уже знакомым образом начинает сгущаться перед потрясением.
- Он банкрот, ему предъявлялись обвинения в угоне транспортного средства, мелких кражах и мошенничестве.

Стив вскакивает.
- Это не имеет никакого отношения к делу!

Инстинктивно Бет отступает от него, а Харди придвигается.
- Я не знаю, болен ли ты психически, или ты лжец, или из те, кто считает, что говорит одну только истину, - шипит он в лицо Стива. - Но я должен найти убийцу и доказать обвинение в суде. Я разбираюсь в фактах, а все, что вы ей дали - это фантазии. Теперь вы уедете очень далеко от этого дома. Это последнее предупреждение. Если я снова увижу вас, то посажу в тюрьму.

Пит берет Коннолли за руку и выводит его из дома. Тот все время протестует, утверждая, что невиновен и искренен. Бет кладет руку на стену, чтобы успокоиться.

- Что он должен был получить? - спрашивает у неё Элли.

- Я ему не платила.

- Через две недели он станет говорить с прессой, - произносит Элли, через полгода напишет книгу: «Как я разгадал убийство в Бродчерче». Сходишь в книжный магазин в городе, посмотришь, книга там точно будет.

Это задевает за живое. Бет видела подобные книги, просматривая полки в те дни, когда всё не имело такого значения; она видела их красно-черную бумажную обложку - книги бывших детективов и психологов с убийцей на обложке, а жертв там не было видно совсем. Холодея, она понимает, что ей не было нужды давать Коннолли наличные, он заработал бы на ней другим образом. Ее горе - товар, а он акула. Как можно быть таким циничным? Как она могла быть такой глупой?

За окном слышится шум, когда Пит начинает заталкивать Коннолли на водительское место его фургона, одной рукой за голову, как будто сажает арестованного в полицейскую машину. Женщины видят сквозь стекло, как Коннолли садится за руль и впадает в то, что можно назвать только истерикой: раскачиваясь, он кричит и бьёт по приборной панели кулаками.

Бет с гудением в пустой голове отворачивается от окна.

 

27

Харди и Миллер пробираются через кладбище церкви Сент-Эндрюс, где огромные тисы нависают над покосившимися надгробиями. Преподобный Пол Коутс при подомовом обходе оказался одним из немногих, не имеющих алиби на ночь, когда был убит Дэнни. Миллер, волнуясь, вспоминает о своем предстоящем званом обеде, восхваляя достоинства своего мужа - хранителя домашнего очага. Харди, все еще кипящий от встречи со Стивом Коннолли, думает о своём.
- Хорошо знаете этого нового викария? - спрашивает он.
Земля между могилами неровная, и он почти что растягивает лодыжку на одной из рытвин.

- Нет, он здесь всего пару лет. А мы не очень хорошие прихожане. Всенощная месса... Пасха, если вспоминаем.

- И христианство тоже потерпело неудачу.

- А как насчет вас, сэр? Вы религиозны?

- Да, я молюсь каждую ночь, чтобы вы перестали задавать мне вопросы.

Коутс ждет их на скамейке в верхней части кладбища с  iPad'ом на коленях. Колоратка [воротничок католического священника] в стороне, он словно одет для игры в бильярд в пабе. Харди понимает, что Коутс получает удовольствие от того, что выглядит более современным, чем ожидают от него люди, и жаждет, чтобы они заметили iPad, поэтому решает игнорировать его. У Харди нет претензий в отношении духовенства, но нет ничего хуже модного викария. Вероятно, у него даже имеются электрогитара, висящая где-то на стене, и синтезатор на алтаре.

- Как хорошо вы знаете семью Латимеров?

Коутс откладывает свой iPad.
- Лучше всех я знаю его бабушку, Лиз. Она одна из наших сторонниц. Но я преподавал в компьютерном клубе в школе Дэнни. Он быстро всё схватывал, так же, как и Том.

Миллер сияет улыбкой.
- Они просто инстинктивно воспринимают это. Мне же приходится стараться не отставать от них.

У Харди появляется мысль: теперь, когда больше нет мальчиков из хора, когда все дети поклоняются алтарям Apple и Microsoft, как же лучше всего подступиться к маленьким мальчикам?
- Почему вы занимались компьютерным клубом? - спрашивает он.

Коутс складывает руки, прежде чем ответить.
- Я пытаюсь связаться с местным сообществом любым доступным мне способом. Кроме того, меня попросили. Думаю, что у последнего учитель, который действительно понимал в компьютерах, случился нервный срыв.

- О да, это мистер Бротон! - произносит Миллер. - Он сидел себе и хихикал.

- Да. От меня было больше пользы, чем от человека, который просто сидел и хихикал.

- Где вы были в ночь смерти Дэнни? - говорит Харди, чтобы пресечь поток этой чуши.

- Я уже говорил на эту тему с офицерами в форме... дома, один. Я живу в доме у подножия холма. Я засиделся допоздна, пытаясь написать проповедь. «Попытка» - ключевое слово. У меня ужасная бессонница. В течение последних шести или семи лет. Не могу ничего найти, чтобы излечиться от неё. Перепробовал всё что можно. Поэтому, бывает, я часто гуляю по ночам. Это лучше всего помогает справиться с ней.

Взгляд Харди блуждает, пока он слушает. Он отмечает, что с кладбища видно поле позади дома Латимеров. Миллер тоже замечает это.

- Но вы не гуляли в ту ночь, в четверг?

- Я этого не помню, - говорит Коутс. - Я имею в виду, что в какой-то момент я мог выходить на свежий воздух - я часто так поступаю. Но я этого не помню.

Харди и Миллер возвращаются через кладбище в мрачной тишине.

- Я ненавижу то, чем я становлюсь, - произносит она.

- Хорошим детективом?

- Ожесточившимся.

Ей еще предстоит понять, что они одинаковы.

 

Надувная лодка для получения туристами острых ощущений закреплена у края пристани. Сьюзен Райт стоит у причала, раздавая листовки прохожим.
- Бродчерч Бластер! Получасовая прогулка по морю!
Она вкладывает листок в руку прогуливающейся матери.
- Вот, держите, дорогая. Следующие четверть часа, если вы поедете, станут лучшими пятнадцатью фунтами, которые вы когда-либо тратили. Дети за полцены, всё совершенно безопасно.

Женщина изучает лицо Сьюзен и хватается за руку дочери чуточку крепче. Она выбрасывает листовку в первую же урну, мимо которой проходит.

Следующим человеком, который берёт листовку, оказывается Мэгги Рэдклифф.

- Выглядит неплохо, - говорит она, глядя на Сьюзен. Я - Мэгги, редактор Эха.

- Да, я видела вас на собрании.

- Вы Сьюзен. Или Элейн?

Взгляд Сьюзен становится холоднее, когда она понимает, куда клонит Мэгги.

- Только у меня есть ваша фотография с мальчиками из морской бригады, где у вас другое имя.

Мэгги торжествует, вот только Сьюзен не выглядит встревоженной.

- Ваши сотрудники, должно быть, ошиблись.

- Есть одна вещь, которую я требую от своей команды - чтобы они правильно записывали имена и не ошибались в их произношении.

Две женщины оказываются в патовой ситуации; тем временем отдыхающие начинают скапливаться возле них.

- Я не знаю, чего вы хотите, но я на работе, - в конце концов произносит Сьюзен.

Мэгги ничего не говоря и не отводя пристального взгляда, уходит по набережной со скрученной и зажатой в кулаке листовкой.

 

28

Карен Уайт осторожно переступает через сумку с не распакованной почтой, подобно мешку с песком загораживающей входную дверь Латимеров.
- Спасибо за то, что решились поговорить со мной.

Бет кивает. Она все еще не уверена. Это идея Лиз, которая решил, что они должны поговорить с прессой.

- Я здесь не для того, чтобы докучать, - говорит Карен, точно зная, что думает Бет. - Я нахожусь здесь с первого дня, и не нарушала ваш покой.

- Это правда, - произносит Хлоя. - Я оставила Большого шимпанзе на пляже. Она вернула его мне, сохранила, чтобы его не украли.

- Думаю, что ваша история должна стать более известной публике, - говорит Карен. - Но это какое-то безумное лето, и повсюду огромное количество происшествий.

Бет не нравится это слово. Браконьерская добыча фазанов, парковочные штрафы и сплетни о знаменитостях – вот это происшествия. А это история о жизни и смерти. Происшествие - это звучит оскорбительно. Это даже хуже, чем просто случай.

- Так что же нам делать? - спрашивает Марк.

Следуя жесту Бет, Карен садится на софу, на краешек диванной подушки. Она подтягивает рукава и наклоняется вперед.
- Итак, вам не понравится это, но одной из причин, по которой смерть Дэнни не получает внимания, которого заслуживает, - это не правильное освещение прессой. Если бы Дэнни был девочкой, блондинкой, и на несколько лет моложе, это место ныне кишело бы репортерами.
Она замечает брезгливый взгляд Бет.
- Простите, - произносит она, и её взгляд говорит, что она понимает взгляд Бет. – Увы, так всё устроено. Одиннадцатилетние мальчики все время убегают из дома. Я знаю, что это жестоко, но пресса отражает только то, на чём зацикливается публика. Если вы действительно хотите, чтобы пресса проявила больше внимания к этому случаю, то подобное зависит от вас, Бет. Расскажите свою историю, которая тронет любую мать. Вот если бы у меня оказалась фотография вас с Дэнни, чтобы поместить её в статью, то у нас получилось бы две страницы.

Внутри Бет борются два инстинкта: желание сделать все, чтобы добиться гласности, и ощущение, что она таким образом позволит покопаться в своём грязном белье. Чего она достигнет, заострив на себе внимание, раскрыв свою душу журналистке, которую только что встретила? Бет ищет ответа у своих домашних, но обнаруживает на их лицах только собственную растерянность, отражённую трижды. Это должно стать ее решением: они просто ждут его.

- Это Herald, я читаю Herald, - говорит Лиз, как будто газета должна ей что-то за сорок с лишним лет читательской преданности. Бет практически ничего не знает о прессе, даже не понимает, как это должно сработать. Она с силой крутит кайму своего платья.

- Что, если она покажет нам то, что написала, перед тем как отправит это? - спрашивает Хлоя.

- Обычно я так не поступаю, но, возможно, на этот раз...
Это звучит так, будто она делает им одолжение. Возможно, так оно и есть.

- Это то, что нам нужно? - размышляет Бет вслух. - Разве мы не должны выяснить это у полиции?

- Это можно организовать, - произносит Карен, но язык ее тела - она откинулась на диване, скрестив руки - говорит совсем о другом.
- Могу сказать, что они будут очень осторожны, в частности, Левенсон, и детектив-инспектор Харди, особенно после случая в Сандбруке.

В горле Бет появляется ощущение чего-то холодного, словно она проглотила кусок льда. Сандбрук стал знаменит только благодаря одному случаю. Даже не пытаясь, она вспоминает лица девочек из Сандбрука.

- А какое отношение он имеет к Сандбруку? - спрашивает Марк.

- Потому что он... вы не знали?
На мгновение показывается хладнокровие Карен.
- Алек Харди был офицером полиции, ответственным за расследование. Я была там. Я освещала ход этого процесса. Это его вина, что оно распалось в суде.

Холод внутри Бет доходит до ее сердцевины. Эта резкость, которую она принимала за безжалостную эффективность, сейчас выглядит совсем по-другому. А ведь они доверяли ему. Они доверили ему самую важную работу в мире. Разве он не был обязан официально объявить об этом, или нет? Она открывает рот, чтобы сказать что-то, но во рту пересохло. Сказать не получается.

- Как он смог получить другую должность? - спрашивает Марк.

- Я не знаю, - говорит Карен. - Но это одна из причин, почему я здесь - убедиться, что он не повторит этого снова.

Что-то происходит с Бет, и она обретает голос.
- Элли бы сказала мне.

- Я предполагала, что кто-то в курсе, - говорит Карен. - Простите. Я бы не выпалила, если бы знала.

Холод распространяется по коже Бет. Как Элли могла так поступить с ней? На чьей она стороне?

В комнате ожидают ответа Бет. Она больше не доверяет своим суждениям, в этом-то вся проблема. Посмотрите, как она доверяла Стиву Коннолли и Алеку Харди, Элли, всем этим людям. Кто может сказать, что Карен Уайт окажется другой? Опять же, какая есть альтернатива? Выставить ее вон, отказаться давать интервью? Звучит треск, Бет смотрит вниз, и понимает, что разорвала свою юбку.

Карен склоняет голову набок.
- Я понимаю, что я предвзята, но раз теперь вы всё знаете, тем больше оснований использовать прессу. Потому что, извините, Бет, но Алеку Харди ведь до сих пор не удалось определить подозреваемых, не так ли? Чем больше будет освещаться этот случай в печати, тем больше будут давить на него.

Если смотреть с этой точки зрения, то всё становится ясно. Желание Бет видеть Дэнни не уменьшилось с его смертью. Во всяком случае, сейчас оно сильнее, чем когда-либо прежде.

Есть фотография, сделанная прошлой зимой, Бет и Дэнни на пляже, он обнимает её за шею. Доставая её из рамки, она не понимает, как будет жить, если это окажется неправильным выбором. Но она не сможет жить, если ничего не сделает.

 

Заходящее солнце раскрашивает в маслянисто-жёлтый цвет сарай морской бригады. Во дворе перевернутая лодка загромождена спасательными жилетами детского размера. Джек Маршалл в форме руководителя бригады с украшенным гербом военно-морским галстуком на небесно-голубой рубашке, наблюдает за своими маленькими подопечными, воздвигающими ещё одну святыню погибшему мальчику. Только у этой морская тематика: раковины вместо цветов и ламинированные фотографии: Дэнни на пляже; Дэнни в форме морской бригады; Дэнни, выбирающий мусор из песка; Дэнни с рыбой; Дэнни, завязывающий узлы.

Олли Стивенс останавливается на мгновение перед этими портретами. Он медленно качает головой и трет глаза. Затем сжимает челюсти, включает на своём телефоне диктофон и кладёт его в карман.

- Привет, мистер Маршалл, - беспечно произносит он.

- Оливер! - говорит Джек. - Пришёл, чтобы помочь?

- Как думаете, может быть, мы могли бы поговорить внутри?

Джек настораживается.
- Нет, мы можем поговорить и здесь. Разве ты не видишь, что я занят? Чего ты хочешь?

- Я наткнулся на кое-какую информацию и... - Олли осторожно отводит Джека от мальчиков. - Так как мы знаем друг друга, я подумал, что должен прийти к вам, прежде чем это напечатают.
Он глубоко вздыхает.
- Мне очень жаль, нет хорошего способа спросить об этом. Правда ли, что вас судили за секс с несовершеннолетним?

Страх и ярость в глазах Джека.
- Ты маленький ублюдок!

- Я не пытаюсь подставить вас, - начинает Олли.
Он не успевает закончить. Джек, со скоростью человека в полтора раза более юного хватает Олли за шиворот и толкает его к перилам. Мальчики из морской бригады, маленькие и не понимающие происходящего, отступают.

- Кто тебе это сказал? - рычит Джек. - Полиция? Вы все стоите друг друга, сплетничаете и обвиняете.

- Думаю, вам стоит отпустить меня! - говорит полупридушенный Олли. Джек отпускает, и внезапно снова становится хрупким стариком.

- Ты же меня долго знаешь? - умоляюще произносит он. - Когда-нибудь я поступал как-то неподобающее с детьми?

- Если бы мы могли поговорить внутри... - пыхтит Олли.

- То есть ты сможешь сказать про меня нечто компрометирующее?

- Как я могу обвинить вас, если вы не виновны?

- Ох, тебя научили быть умной лаской, да? Убирайся! Вон!

Олли понимает, что его могут начать бить. Он покидает территорию Морской бригады в темпе между прогулочным шагом и пробежкой трусцой. Погружённый в мысли, он не замечает, что поблизости припарковался Найдж Картер, поедающий чипсы в кабине своего фургона. Благодаря опущенному стеклу и ветру, дующему в его сторону, он услышал каждое слово.

 

29

Харди приходит на ужин в том же костюме. С собой у него цветы, бутылка вина, коробка шоколадных матсмайкеров [удлинённый шоколадный кондитерский продукт, изготовленный Nestle] и выражение лица как у висельника.

О чём, черт возьми, думает Элли, расспрашивать его у себя дома? Ей и так приходится мириться с ним весь день на работе, а тут она пригласила его в свой дом добровольно. Она бросает грозный взгляд на Джо. Это его чёртова ошибка, это он сказал, что она должна быть добрее. Посмотрим, чем всё закончится.

- Вам стоит приходить почаще! - произносит Джо, освобождая Харди от его ноши.

- Я могу сегодня называть тебя Алек, да? - Элли принимает его пиджак. - Я едва ли с могу обращаться к тебе «сэр»! Вот ваш обед, сэр!
Она чувствует себя последней дурой. И это, безусловно, вина Джо.

- Я не люблю своё имя, - говорит Харди, следуя за ними на кухню. - Никогда не любил этого имени. Алек.
Даже его собственное имя скисает, когда он произносит его.
- Почему все стремятся называть друг друга по именам? Разве все мы работаем в маркетинге или чём-то подобном? Я имею в виду, если вы смотрите на человека, если я смотрю на вас, - и он делает паузу для эффекта, его глаза проникают в душу Элли и выходят с другой её стороны, - вы понимаете, что я говорю именно с вами, и мне не нужно произносить ваше имя трижды, только для того, чтобы я поздравил себя, что помню его, дабы создать эту, как её... ложную близость.

Элли получает угрюмое удовлетворение, наблюдая, как Джо понимает, что она не преувеличивала.

- Я покажу вам столовую.
Она чувствует гордость за Джо: комната усеяна свечами, чтобы скрыть пыль, в качестве угощения -  лучшие мексиканские блюда по эту сторону Гвадалахары. Всё остаётся незамеченным.

- Как вы познакомились? - спрашивает Харди тем же тоном, которым ведёт беседу в комнате для допросов. Он прав, думает Элли, он не Алек.

- Через работу, - отвечает она. - Джо был парамедиком.

- А поподробнее? - спрашивает он, и она готовится к приговору.

- Я ушёл с работы, когда появился Фред, - говорит Джо. - Я все равно был слегка измучен. Слишком много волокиты, мешающей нам помогать людям, маскирующейся под охрану здоровья и безопасности.

Джо быстро выпивает; даже если бы не его стремительно опустевший стакан, Элли, к слову, смогла бы узнать проскользнувший у него акцент.

- А сами вы откуда? - вопрошает Харди.

- Из Кардиффа. Приехал сюда тринадцать лет назад ради работы. Здесь я встретил Элли, а остальное уже история. Вы женаты?

Харди глотает вопрос.
- Отличная еда. Сами готовили?

- Сам, - говорит Джо. - Специализируюсь на мексиканской кухне. Нам следует выпить по маргарите.

- Нет, - произносит Харди.

- Нет маргарите?

- Не женат. Больше нет.

Элли впервые слышит о его жене.
- Мне жаль это слышать, - говорит Джо. - Почему это случилось, из-за работы?

- Что-то вроде того. Такое у этой работы влияние.

- Не для нас! - вспыхивает Элли.
Будь она проклята, если окажется в таком же положении, как Харди.

- А дети? - спрашивает Джо.
Красное вино на его губах нарисовало преувеличенную улыбку.

- У меня есть дочь, - произносит Харди к удивлению Элли. Джо за пять укусов чумичанги [популярное среди простого населения Мексики острое блюдо мексиканской кухни] получает от Харди больше сведений, чем она за неделю работы с ним. - Ей пятнадцать. Она живет с матерью.

Она пытается представить Харди в качестве отца. «Папа» подходит ему не больше, чем «Алек». А уж в отношении «папочки» ... лучше забыть об этом.

Харди делает большой глоток вина. Она надеется, что Джо будет достаточно деликатен, чтобы избавить Харди от рассказа о его семейных невзгодах, и она испытывает прилив любви к мужу, когда он меняет тему.
- Вы думаете, что раскроете это дело?

Харди, похоже, получает облегчение от возможности вернуться на безопасную нейтральную почву к убитым детям.
- Определённо.

- Отлично, - произносит Джо.
Он разливает вино по бокалам.

Харди кладет руку на свой.
- Мне не следует...

- Замолчите и выпейте.

Они уже прикончили первую бутылку - нервы - и к тому времени, как Элли возвращается с кухни со второй, они смеются. Ясно, что за те десять секунд, которые она потратила на то, чтобы откупорить Pinot [сорт вина] они обменялись какой-то шуточкой на её счёт. Теперь она раздражена Джо. Она хотела, чтобы у него появилась какая-нибудь связь с Харди, но только не за её счет.

Позже, когда Харди уходит, она пытается вызвать ему такси, но он отказывается.
- Лучше прогуляюсь, - говорит он. - Увидимся утром. Всё было очень мило. Спасибо, Миллер.

Им с Джо удаётся не рассмеяться до тех пор, пока он не покидает пределы их слышимости.

- Я люблю тебя, Миллер, - иронизирует Джо.

- Даже не начинай, - говорит она. - Ты и твой новый чертов дружок.

 

Мэгги подходит к своему компьютеру с бокалом вина в руке, ее электронная сигарета покоится на коврике для мышки. Олли, в конце концов, признался, что устал, и ушёл домой, оставив после себя абсолютную тишину. У Олли имеется свой небольшой репертуар шумов. Он всегда постукивает карандашом на краю стола, пальцами по клавиатуре или, чаще всего, по экрану своего телефона. Он подскакивает на своем стуле, заставляя его поскрипывать. Мэгги всегда узнаёт о его присутствии своим периферийным слухом. Иногда эти шумы раздражают, но чаще всего создают комфортное ощущение, и их отсутствие заставляет нервничать.

Обычные звуки августовского вечера тоже отсутствуют. На улице никого нет - нет пьяных споров, успокаивающих ее, что жизнь снаружи все еще продолжается как обычно; не слышно даже одиночных шагов. Мэгги вздрагивает. Тишина всегда пугает её. Ей требуется не тишина, а шум и суета. Когда тихо, ей кажется, что должно случиться нечто плохое.

Она поднимается из-за стола, переплетает пальцы и вытягивает руки над головой. Затем обозревает погружённую в темноту комнату редакции. Ее владения не вызывают у неё обычного ощущения комфорта. Эта история произвела на неё впечатление, как никакая другая. Конечно, убийство ребёнка - дело хуже некуда, но у Мэгги нет детей, так почему же она испытывает такой острый страх? Почему она воспринимает это так лично? Даже история Йоркширского Потрошителя, над которой она работала тридцать с лишним лет назад, даже самые дикие и ужасные преступления, которые она когда-либо освещала, так её не потрясали. Она по-прежнему погружена в работу, но Лил знает, как сильно задела её эта история.

Отчасти потому, что это случилось с Бет, милой Бет, которую она видела каждый день на работе. Но более того, потому что это случилось там, где она живёт. Потому что - чтобы ни случилось, поймают ли убийцу или нет - Бродчерч никогда не останется таким, каким был прежде. Он уже изменился. Пострадали все: и владельцы малого бизнеса, которые не переживут этого вялого лета; и родители, которые не спят с тех пор, как это случилось; и неженатые парни, которые внезапно обнаруживают себя выпивающими в одиночестве в пабе. А кроме того, есть дети. Кто знает, как эта история повлияет на них?

Тишина вокруг Мэгги сгущается и концентрируется.

Она справляется с лихорадкой размышлений, когда звонит телефон на её столе. Мэгги торопиться взять трубку, она кончиками пальцев ощущает свой участившийся пульс. Это Лил, спрашивающая, когда она будет дома. Лил не может скрыть своего разочарования, когда Мэгги говорит ей, что снова задержится допоздна. В последнее время она часто делают намеки на то, что Мэгги пора уходить на пенсию. Она проработала в одной газетной группе более тридцати лет, и ее ждет чертовски хорошая пенсия. Мэгги всегда настаивала на том, что её придётся вытаскивать из Эха Бродчерча пинками и криком (в действительности в последнее время подобное случалось с некоторыми из ее коллег в провинциальной прессе - даже щедрого выходного пособия недостаточно, чтобы смягчить удар из-за закрывающейся газеты). Но ныне, находясь в одиночестве в темной редакции, Мэгги впервые серьезно относится к отставке. Она устала, и она в постоянной тревоге.

Может быть. Но не сейчас. Она досмотрит эту историю до конца. Она делает глоток вина и берется за свою сигарету; погладив свои сухие глаза, она возвращается к экрану. Громкий звук, словно захлопнулась дверь или что-то упало, заставляет её подпрыгнуть на месте. Она выходит из кабинета; ее глаза ещё не привыкли к относительной темноте, и она с напряжением осматривается. Включив основной свет, убеждается, что она одна. Она с облегчением улыбается про себя. Гасит свет и возвращается к своему компьютеру.

- Почему ты так беспокоишься насчёт меня?

Мэгги оборачивается и видит Сьюзен Райт, стоящую в углу её кабинета. Маленькие глазки опасно блестят на безразличном лице. Сердце Мэгги готово выпрыгнуть из груди.
- Как ты сюда попала? - спрашивает Мэгги, хотя знает ответ.
У нее всегда была политика открытых дверей в Эхо - лучшие истории об обществе, в конце концов, исходят от самого общества - и слишком поздно она замечает в этом глупость. Ради Бога, ведь в городе убийца. Почему бы не закрыть здесь всё сверху донизу? Прижимаясь к дальней стене, она проклинает свою наивность.

Сьюзен делает шаг в её сторону.
- Ты должна перестать задавать вопросы обо мне.

- Почему я должна так поступить? - испуг в голосе Мэгги ослабляет её слова.

Сьюзен кривит губы.
- Я знаю о тебе.

Мэгги, возможно, и боится, но её не беспокоит эта универсальная угроза. Ей практически нечего скрывать, и там нет ничего постыдного. Это все, что у тебя есть? думает она, и собирается произнести это вслух, когда Сьюзен наклоняется вперед. Инстинктивно Мэгги отшатывается от застоявшейся табачной вони. Теперь дыхание Сьюзен жаром бьёт в ухо Мэгги.
- Я знаю людей, которые изнасилуют тебя.

Она угрожает Мэгги - столь же убедительно, сколь и неожиданно, - и угроза на долгое время повисает в воздухе между ними. Фотографии из дела Потрошителя, всё это время не слишком далекого от ее подсознания, всплывают в памяти Мэгги, и заставляют её неровно дышать.
Сьюзен не моргает.
- И, если ты начнешь задавать вопросы или пойдёшь в полицию, они придут и к твоей приятельнице.

Без единого слова Сьюзен исчезает в темноте. По мере того, как она пересекает газетный зал, её тяжелые шаги отдаются эхом. Затем хлопает входная дверь.

Мэгги дрожит, оставшись в одиночестве. Она берет трубку, чтобы позвонить Элли Миллер. В быстром наборе у неё есть номер полицейского участка Бродчерча. Ей нужно нажать только одну кнопку, но ее указательный палец почти минуту дрожит над ней, и в конце концов она вынуждена признать, что не может этого сделать. Она не может рисковать. Когда они решили жить вместе, Лил знала, что задержки допоздна, отмененные праздники и большой винный счет будут частью сделки, но вот о подобном она не просила.

Она бросает трубку обратно, и из её глаза стекает слеза. Мэгги плачет от стыда, и, одновременно, страха. Она не узнает себя. Всё эта проклятая история. Она изменила ее на более глубоком уровне, чем можно было предположить.

Никто и ничто здесь никогда не будут прежними.

 

Вино было ошибкой. Все, что получается у Харди, так это ставить одну ногу впереди другой. На Хай-стрит из офиса Эха Бродчерча появляется одинокая фигура, но в его глазах всё размывается, прежде чем у него получается установить, мужчина это или женщина. Каким-то образом он умудряется незамеченным пройти через рецепшн в отеле и подняться по лестнице. К тому моменту, когда он попадает в свой номер, а затем в ванную комнату, где находится его лекарство, он уже взмок от пота.

Головокружение превращает маленькую ванную комнату в зеркальный зал, стены кажутся кривыми, а поверхности отклоняются на сумасшедшие углы. Зрение отказывает, он нащупывает блистерную упаковку с таблетками, но она пуста. Где запасная? Где, черт возьми, его запасные таблетки? Последняя мысль Харди, когда он подпадает под земное притяжение, имеет отношение к пакету в ящике его стола на работе. Падая в ванной, он разбивает затылок. Мгновенно наступает полная тьма.

 

30

Над Харди появляется белая чистая полоса света. Перед ним появляется ангел с ослепительным ореолом, обрамляющим золотистые волосы. Затем ангел начинает говорить с австралийским акцентом.
- Все в порядке, - произносит Бекка Фишер. - Мы везём вас в больницу.
Белый свет внезапно превращается в неоновую полосу на потолке машины скорой помощи, и Харди пытается протестовать. Как только его доставят в больницу, все кончено. Они прочитают его диагноз, и уже не выпустят. Но сказать не получается, и он снова отключается.

Когда он приходит в себя, в его голове сильно пульсирует, а в руке острая боль из-за капельницы. У его постели Бекка Фишер: Харди внезапно осознает, что под больничным халатом он голый.

- Девять стежков, - произносит она, откладывая газету. - Там была трещина. Как вы себя чувствуете?

- Что я здесь делаю? - хрипит он. - Что вы здесь делаете?

- Ты потерял собрание. Я нашла тебя на полу в ванной. Человек в комнате под тобой услышал шум. К счастью.
Она держит его кошелек, и его сердце сжимается от боли: она открыла его на снимке маленькой девочки. Внезапно нагота кажется предпочтительным вариантом.
- Это твоя дочь? Она симпатичная, - Бекка не дает ему возможности ответить. - Я искала твоих ближайших родственников. Я не смогла найти ни одного, поэтому сказала, что я твоя жена. Слушай, я рада, что ты в порядке и очнулся, но мне нужно вернуться в отель.

Харди быстро соображает. Если всё ещё думают, что она его жена, то, возможно, его отпустят с ней. Он пытается встать с постели. Это намного сложнее, чем он себе представлял. Боль в голове удваивается, как будто он оставил часть своего черепа на подушке. Он слегка спотыкается и пытается схватить ее за руку.
- Вы не должны никому говорить об этом. Это личное, - умоляет он. - Обещайте. Они не выпустят меня. А мне нужно закончить это дело, Бекка.

Он почти удивлен, увидев, что она придает этому значение. Она смотрит на газету на кровати, и то, что она видит там, похоже, заставляет её принять решение.
- При одном условии: ты получишь нужную медицинскую помощь. Потому что в следующий раз тебя могут не найти.

- Спасибо, - кивает он.
Прямо сейчас он согласен на всё.

Бекка встает, чтобы уйти.

- Ты можешь оставить газету?

По пути к двери она вручает ему свою Daily Herald.

МОЙ ДЭННИ, кричит первая страница. ЭКСКЛЮЗИВНОЕ ИНТЕРВЬЮ С МАТЕРЬЮ О ТРАГЕДИИ МАЛЬЧИКА ИЗ ДОРСЕТА. Лицо Дэнни лучится улыбкой. Карен Уайт сопроводила её своей подписью, священным Граалем наёмного писаки. Он надеется, что она довольна собой.

Харди разворачивает газету, обнаруживая, что на развороте доминирует не фотография Дэнни, а снимок Бет, махнувшей ресницами в объектив. КТО ЗАБРАЛ У МЕНЯ МОЕГО ПРЕКРАСНОГО МАЛЬЧИКА? умоляет она большими буквами.

Его взгляд привлекает выделенный текст на правой странице, и он ощущает, словно его треснувший череп распадается, открывая мозг.

ДЭННИ: СВЯЗЬ С САНДБРУКОМ

В десяти строках рассказывается о том, что произошло на суде, и присутствует фотография Пиппы, на случай если читатели нуждаются в напоминании.

Вот то, чего так жаждала Карен Уайт: сохранить все для одной большой сенсации. Перчатки сброшены, слова напечатаны. В извращённом виде всё это приносит почти облегчение. Он нехотя восхищается преданностью Карен Уайт по отношениям к семьям Сандбрука. Она шило в его заднице, но нельзя сказать, что ей все равно. Вероятно, она могла бы стать хорошим полицейским.

 

Иногда история складывается прекрасно. Телефон Карена вибрирует от смс-ок с поздравлениями от коллег, быстро последовавшими за плохо скрываемыми попытками вызнать о её связях и контактах. Она вдвойне рада, что добралась до Олли Стивенса первой. Его голову мог вскружить любой из репортеров, прибывших в 8.03 с Ватерлоо. Чтобы убедиться в этом, она приглашает его на завтрак к себе в отель.

- Это здорово, - сообщает он над своими яйцами бенедикт. - Фото Бет в самый раз. Но, знаешь, Мэгги очень расстроится.

Карен совсем в этом не уверена. Мэгги, как и она, в глубине души всем сердцем за Бет Латимер и прекрасно понимает, что одна строка в национальной прессе, такой как Herald, стоит двадцать страниц в Эхе.

- Я поговорю с ней, - говорит Карен. - Бет и Марк были в отчаянии; нужно, чтобы люди узнали об этом деле. Подумай о свидетелях, которые могут появиться. Тебе придется обратиться к Элли, посмотри, сможешь ли ты получить представление о том, насколько будут заняты их телефоны сегодня.

Возникает обычное стеснённое молчание, возникающее, когда Карен предлагает Олли использовать свои отношения с детектив-сержантом в отношении этого дела.
- Что ж, - произносит он в конце концов, - Харди, определённо, сейчас с нами не станет говорить.
Но он улыбается.
- Так значит, ты ныне - принцесса в своей газете?

- Босс формально доволен, - говорит Карен.
На самом деле Денверс сообщил ей, что должно оказаться в следующей хорошей статье.
- Остальные газеты будут стремиться догнать нас в более поздних выпусках. Но Herald должна владеть этой историей. Спрашивается, что последует? Кто окажется в кадре? Нам следует рассказать о Джеке Маршалле.

Их телефоны одновременно издают сигналы пришедших смс-ок. Олли смотрит на свой, его лицо бледнеет.
- Мне нужно идти, - говорит он, откидывая стул и оставляя большую часть своего завтрака нетронутой.

Карен не успевает спросить его, чем он будет заниматься: она отвлекается на смс-ку на своём телефоне. Она от Кейт Гиллеспи:
Видела сегодняшнюю газету. Я плакала от всего сердца из-за этой бедной матери. Спасибо, что упомянула Пиппу, это поможет сохранить о ней память. Так приятно знать, что ты все еще борешься за нас. Будем держать связь. К г

 

Олли едет домой так быстро, что проходит поворот на свою улицу почти на двух колесах. Он припарковывается за несколько дверей от своего дома, потому что пространство перед ним заблокировано огромным фургоном - грузовиком для вывоза изъятых вещей. Два гиганта в черном, похожих на вышибал из ночного клуба, выносят телевизор и кладут его в фургон. Он смотрит поверх их плеч и в ужасе плачет, увидев, что его велосипед и его скутер конфискованы вместе со всей его библиотекой DVD. Он оглядывается в машине на ноутбук, лежащий на заднем сиденье. Он знает по прошлому разу, и по предыдущем до него, что им запрещено конфисковывать что-либо, нужное ему для работы. У них нет его принтера.

- Не геройствуй, сынок, - говорит более высокий из двух судебных приставов, как будто Олли собирается наброситься на него с кулаками. Олли не собирается геройствовать; не в этом смысле, ни в любом другом. Но для того, чтобы позвонить единственному человеку, который мог бы им помочь, требуется храбрость.
- Они снова здесь, - говорит он, когда Элли берёт трубку. - На этот раз они забрали мою Веспу [марка скутера].

- Ох, Оливер, - говорит она. - Она все еще в Борнмуте?

Он смотрит на тюлевые занавески, замечая за ними тонкую фигуру.
- Она здесь, - произносит он. - Элли, я ненавижу спрашивать об этом, но есть ли какой-нибудь способ...

- Нет, - обрывает она.

- Очень жаль, - говорит он экспромтом.

- Это всё её заскоки, - произносит Элли. - Извините, это жестокая любовь. Мне жаль твои вещи, но я не могу сдержать ее. Не после того, как она...
Она останавливается на середине фразы.

- Я надеялся, что поговоришь с ней. Ты прежде никогда так с ней не сорилась.

Тон Элли непривычно суровый.
- Оливер, я занята расследованием убийства, и у меня нет денег. Прости, мне нужно идти.
Она отключается.

Олли следует за меньшим судебным приставом в дом. Люси сжимает руки в сейчас уже пустой комнате. Со стены, откуда был снят телевизор, свисают провода. Она выглядит беспомощной, когда они забирают Скайбокс, но, когда они отключают роутер, она возвращается к жизни.
- Не забирайте его! - говорит она, пытаясь выхватить его у судебного пристава. - Он ничего не стоит! Что вы получите за него, пару фунтов на eBay?

Олли вытаскивает роутер из её пальцев и передаёт приставу.
- Заберите его, - произносит он, - чёрт возьми, просто заберите его.

Как только приставы уходят, он начинает ругаться с Люси.
- Ради бога! - говорит он. - Ты же говорила, что исправишься!

- Что-то напутали, - говорит Люси. - Они ошиблись... о, не делай такого лица, ты выглядишь как твой чёртов отец, когда ты так делаешь.

На мгновение Олли выглядит так, как будто готов ударить её. Но затем его злость отступает.
- Мама, когда это прекратиться? - спрашивает он. - Почему ты не хочешь понять, в чём проблема?

 

31

Элли Миллер лежит в темноте, наблюдая, как ее цифровой будильник отсчитывает часы. Субботняя ночь превращается в воскресное утро. Час, два, три, четыре - часы сменяют друг друга. Она измучена, но непривычное чувство вины не дает ей заснуть. Она плохо поступила с двумя самыми близкими ей людьми.

Один из них ещё не совсем взрослый - нет, скорее, взбалмошный. Олли застиг её врасплох, но она не должна позволить Люси разрушать их отношения. А с Бет получилось ещё хуже. Непростительно, что та узнала об истории Харди от журналистов. И теперь Элли безжалостно корит себя за то, что утаила эту информацию. Неужели она действительно ждала подходящего момента, или просто боялась увидеть лицо Бет, когда будет рассказывать ей об этом? Это была либо наивность, либо трусость: и то, и другое непростительно. Она понимает, что не заснёт, пока не разберётся со всем этим. Она приподнимается на локте и достает с тумбочки свой телефон. Джо шевелится и бормочет рядом с ней, поэтому она отключает звуки клавиатуры и снижает яркость экрана. Сначала она пишет Олли.

Это не означает, что получится быстро. Потому что занята расследованием. Надеюсь, ты понимаешь, что для тебя я всегда рядом, независимо от того, что происходит между мной и твоей мамой. Тётушка Э. Xx

Бет писать сложнее.

Это я должна была рассказать тебе о деле в Сандбруке, прости меня.
Я поступила неправильно из-за благих намерений; я пыталась защитить тебя, но должна была быть откровенной.
Скоро поговорим. Звони, когда захочешь. Элл. Xx

Как только она получает удовлетворение от сделанного, на её совести становится легче, а веки тяжелеют. Она убирает телефон; сообщения терпеливо ждут, чтобы их отправили утром. В последний раз, когда она смотрит на часы, уже 5:14 утра.

Она просыпается в 9:10. На улице жара, и мир уже проснулся. Нежные воскресные звуки проникают через открытое окно спальни: пение птиц, дети в саду, далекие газонокосилки. Но это не значит, что сегодня Элли может расслабиться. Она должна быть в участке в десять: Бет и Марк принимают участие в пресс-конференции этим вечером, и Харди хочет, чтобы все были на работе. Аврал! Элли отправляет набранные ночью смс-ки, а затем, стоя под душем, пытается проснуться.

Джо сидит на коленях в гостиной, стирая следы от слизней с ковра. Она проводит рукой по его голове, и он протягивает руку, чтобы схватить ее ладонь и на мгновение задержать ее там.

- Эй, я подумал, почему бы Тому не сходить в церковь сегодня утром, - произносит он.

- В церковь? -  они ведь совсем не религиозны. - Зачем?

Он смотрит почти застенчиво.
- Я не знаю. Просто... почувствовал... что так нужно. Понимаешь, что я имею в виду?

Это смешно, но она понимает.
- Ты бери мальчиков, - говорит она. - А я посмотрю, предоставит ли Харди особое разрешение для меня.

Она привыкла к тому, что босс выглядит не очень опрятно, но сегодня утром он достиг нового уровня. Она медленно обходит Харди и замирает, увидев его затылок. Его волосы покрыты кровью, да ещё эти швы? Ведь он не был сильно пьян прошлой ночью?
- Боже, что с тобой случилось? Ты выглядишь ужасно, если не против, чтобы я это сказала.

- Поскользнулся в душе вчера вечером, - произносит он тоном, который закрывает эту тему. - Видела Herald?

- Да, - говорит она. - Я и не знала, что Латимеры это сделали.  Пит был на инструктаже, должно быть, тогда это и случилось.

- Они открыли шлюзы, - говорит Харди.
Там, где она ожидала ярости, ныне смирение, словно он предвидел нечто подобное.
- Пресс-секретари завалены звонками. Как ты знаешь, мы назначили на этот вечер пресс-конференцию по заявлению семьи. Постарайся как можно дольше держать всё под контролем. Тем временем, мне нужна полная проверка алиби Джека Маршалла, Стива Коннолли и Пола Коутса. Любой, кто не имеет алиби, попадает в наш список подозреваемых.

- Я поручу это Нишу и Фрэнку, - говорит Элли.
- Могу я попросить об одолжении? - добавляет она, готовясь к отпору Харди. - Я решила сходить в церковь...

- Хорошая идея. Все вместе. Шанс проверить, кто ведет себя нормально.

Мысли были не об этом, но неважно.

Элли подбирает Джо и мальчиков на пути к церкви Сент-Эндрюс. Это утро прекрасно; жаркое и в дымке. Звонят колокола, а буддлеи по обочинам дорог усыпаны бабочками. Она в шаге позади Латимеров, которые пристально уставились вперед.

Там стена из фотографов, как это бывает у зала суда. Они все приветствуют Бет, как принцессу Диану.
- Бет! Бет! Сюда!

Бет - словно кролик, попавший в свет фар. Марк делает все возможное - «Пропустите нас, парни?» - но они не воспринимают его призыв. Бет не может это принять, она этого не заслуживает. Элли подходит на автопилоте: она действует одновременно как полицейский, и как друг.

- Сейчас же в сторону, или я всех вас арестую.
Она толкает своё полицейское удостоверение в ближайший объектив.

- Мы не нарушаем закон, - произносит застенчивый человечек за камерой.

- Чёрт побери, имейте хоть чуточку приличия - говорит она.
Она встаёт между семьей и фотографами. Пусть они сфотографируют её, другую сердитую мамочку, ей все равно. Это не ее семья разорвана на части. Она позволяет Латимерам прокрасться за её спиной. Один фотограф поднимает свою камеру.

- Линзы вниз. Или я ударю тебя по яйцам. Каждого из вас.
Она поворачивается к Тому.
- Ты не слышал, как я это сказала.
Она поворачивается к фотографам.
- Но я действительно сделаю это.

- Твоя мама потрясающая, - произносит Хлоя позади нее.

- Я знаю, - отвечает Том.

Бет с благодарностью смотрит на Элли.
- Приходите сегодня на обед, - говорит она, когда входят в неф церкви. - Будет готовить Найдж.

Оливковая ветка желанная, но неожиданная.
- Ты уверена?

- Как и всегда, - твердо говорит Марк.

Элли соглашается, хотя её ждёт работа. Харди не может заставить ее делать больше сверхурочных - хотя, она знает его  он может заставить её следить за своими друзьями во время воскресного обеда.

Она никогда не видела, что церковь была так полна, даже во время свадеб или похорон. Когда Пол Коутс выходит из ризы в рясе, Элли вздрагивает; она привыкла видеть колоратку, но не цельного Гэндальфа. Он выглядит нервничающим и возбужденным, как певец, которая внезапно оказался на стадионе Уэмбли.

Бекка Фишер цокает каблуками по каменным плитам; после того, как Бет бросает на неё взгляд, она осторожно скрывается в углу.

Джек Маршалл встаёт на колени перед тем, как сесть на место, откуда хорошо виден алтарь. Найдж, в ряду перед Латимерами, оборачивается, чтобы поймать взгляд Марка, а затем выразительно смотрит на Джека. Они что-то знают, или думают, что знают. Элли решает поговорить с ними за обедом. С темпераментом Марка и отсутствием контроля у Найджа, всё это может закончиться плохим. Она помнит о разбитой губе и драке в пабе. Сейчас ей припомнилась и ссора на футбольном поле, которые превратились бы в драку, если бы Джо и Боб не бросились успокаивать Марка, а теперь этот момент в свете того, что она с тех пор узнала о Марке, предстаёт перед ней совсем другой стороной. Если он может потерять контроль над собой из-за пустяков, на что он способен в горе?

Все головы поворачиваются, когда входит Харди, выглядящий как нечто, вылезшее с кладбища. Это его первое публичное появление после статьи Карен Уайт в Herald. Кто-то громко выражает неодобрение, и старуха на соседней скамье буквально шипит.

- Не знал, что он религиозен, - произносит Джо.

- Не знала, что мы тоже, - вспыхивает Элли.

Она ожидала, что служба начнётся с гимна или молитвы, с каждения или чего-либо подобного, но преподобный Пол, похоже, отступает от обычного сценария.
- Спасибо, что пришли, - говорит он, начав проповедь.
Электрические свечи мягко освещают его по бокам.
- Я думал, как начать. Я нашел это в Коринфянах [Второе послание к Коринфянам]: «Нас теснят со всех сторон, но мы не стеснены; мы в отчаянных обстоятельствах, но не в отчаянии; мы гонимы, но не оставлены; низлагаемы, но не погибаем. Всегда носим в теле мертвость Господа Иисуса, чтобы и жизнь Иисусова открылась в теле нашем». Как сообществу, самое сложное для нас - помнить, мы не были оставлены Богом. Мы не уничтожены. И не будем.

Мобильный телефон Элли вибрирует в кармане. Она знает, что это очень плохо - пользоваться телефоном в церкви, но она делает это как можно более скрытно. Это смс-ка от Харди. В последние несколько минут криминалисты подтвердили, что волосы в лодке принадлежат Дэнни.

 

32

Это самая подходящая погода для барбекю, но Найдж хочет приготовить воскресное жаркое, так что это будет жаркое. Печь заставлена кастрюлями, а вокруг неё курится пар. Марк растягивает обеденный стол до самого большого размера и выносит в патио стулья. В саду при помощи шланга он ополаскивает старый детский стульчик, на который они всегда сажают Фреда Миллера.

Бет накрывает стол с тяжестью на душе. Сегодня вечером она и Марк должны обратиться за помощью к телевидению. Что они думают, все вокруг, набивая свои рты и напиваясь вином - притворяются, что все нормально? Ей не стоит в это углубляться. В доме полно людей и ей нет нужды сталкиваться с Марком из-за Бекки Фишер. Всякий раз, когда она думает об этом, крик рвётся из ее души, но пока ей удаётся его подавить. Теперь она ощущает как он замер в основании ее горла, как тигр, ожидающий возможности наброситься.

- Довольно тянуть это, Найдж! - произносит Лиз. - В один прекрасный день ты сделаешься чьим-то прекрасным мужем.

- Им всем придется сначала поймать меня, Лиз, - говорит Найдж, словно отгоняя от себя палкой девушек.

Миллеры обычно вламывались через калитку в патио, размахивая бутылками, но сегодня они звонят в дверь с улицы. Это ясный жест раскаяния со стороны Элли, из-за того, что скрывала от Бет связь детектив-инспектора Харди с Сандбруком. Бет медленно склоняется к ее объяснению, что это было сделано ради её блага, и после того, как она обратилась к папарацци, их дружба возвращается в старую безопасную колею. Бет обнимает Элли и держит ее в объятиях на секунду дольше обычного, чтобы подчеркнуть своё прощение. Это утешение позволяет её гневу уйти.

После того, как падает пара кастрюль, и после сдержанных ругательств Найдж готов подавать обед. Латимеры и Миллеры столпились у стола в пародии на обычное состояние. У Бет чувство, что она словно наблюдает за происходящим со стороны - Найдж садится во главе стола и разрезает ягненка, смущенно улыбаясь хору благодарящих его. Все говорят преувеличенно громко, но для Бет отсутствие голоса Дэнни подобно гулкой тишине, столь же заметной, как и его пустой стул. Её ушам становится больно, когда начинает говорить Том, болтающий о своей новой игре для Xbox, в которую никогда не сможет поиграть Дэнни.

Каждый раз, когда она поднимает глаза, Марк смотрит на нее, и если это не он, то это ее мама или Элли. Она чувствует их взгляды, это хуже, чем объективы фоторепортёров. Ей овладевает желание исчезнуть. Не умереть - один взгляд на Хлою возвращает эту мысль в тот же мрак, из которого она и появилась, - а уйти на некоторое время. Из этой жизни в чью-то другую.

Тем не менее, она ест. Ее аппетит возвращается таким образом, словно не имеет к ней никакого отношения. Она нападает на ягненка и картошку: она хочет мяса, жира, железа и углеводов. Нахлебник заставляет почувствовать о своём присутствии.

Еда на тарелке Марка практически не тронута. Джо, допивая бокал, кладет руку на плечо друга, а Хлоя дотягивается до руки папы и сжимает ее. Бет мгновенно проникается собственным горем и печалью Марка. Но тут же гнев затмевает ее сочувствие, и крик передвигается поближе к ее губам.

Тарелки убирают - никто не позволил ей и пальцем шевельнуть - и Том исчезает в туалете, прежде подадут яблочный пирог и заварной крем. Бет ускользает, пока другие расставляют чашки и раскладывают ложки. Она ждет, когда Том выйдет из туалета у лестницы.
- Всё хорошо, милый? - произносит она. Его глаза скользят по сторонам, ища подмоги. Он, возможно, ощущает, что внутри Бет: потребность, которая валит из нее, как дым из печи.

- Да, - говорит он. - А как вы?

- Можно вопрос? Ты можешь сказать «нет».

Том выглядит недоверчиво, даже напугано, но в её просьбе нет ничего особенного, она проста и безобидна:
- Могу я обнять тебя?

Милый, вежливый маленький Том; она видит, как он переступает через свои неловкость и смущение в своем желании осчастливить её. Она крепко обнимает его. Он неправильно пахнет, не тот кондиционер и шампунь, не те волосы и кожа, но он правильного размера и такой теплый.
- Я скучаю по его объятиям, - говорит она.

Том, похоже, пытается вывернуться, но даже это напоминает ей о Дэнни. И в тот же момент, когда Том обнимает ее спину, раздаётся звон дверного колокольчика и он выпрыгивает из ее рук.

- Мне легче от этого, - говорит она.

Том не сразу возвращается к обеденному столу. Бет не может решить, чувствует ли она себя лучше или хуже.

В дверях Джек Маршалл, неожиданно, но теперь все так и случается. Она зовёт его в гостиную, интересуясь, будет ли он есть. Он совсем не из их компании, но грубо не пригласить его к столу - осталось много еды, и они могут ужаться за столом ради ещё одного места. Она собирается пригласить Джека, но что-то в том, как он держится - как-то слишком натянуто - говорит, что это совсем не визит вежливости.

Когда Бет отходит в сторону, чтобы показать своего гостя, Марк вскакивает со стула, чуть не сбрасывая свою тарелку со стола.
- Все в порядке? - спрашивает он.
Его холодная манера говорит об обратном. Бет смотрит на Элли; та становится мертвенно-бледной.

- Я нашел вот это, - отвечает Джек, раскрывая ладонь, чтобы продемонстрировать маленькую черную вещицу. Бет наклоняется, а затем отскакивает назад. Это телефон. Старая потрёпанная Nokia Дэнни.
- Я услышал звук из одной сумки для доставки почты. Я нашел это в ней. Он, должно быть, оставил его на своей последней разноске. Батарея садилась, вот и начала пикать.

Элли в спешке летит через комнату, чтобы успеть добраться до телефона первой, но уже слишком поздно: он переходит из рук Джека в руки Марка. Она почти отнимает его у Марка: он держит его слишком долго, прежде чем отпустить. Она тщательно обертывает в бумажную салфетку.

Голос Марка меняется, слишком меняется.
- Почему он у тебя, Джек?

Старик смотрит на каждого из них по очереди.
- Марк, Бет, они собираются рассказать обо мне. И всё это совсем не так.

В животе у Бет спазмы вокруг только что съеденного. Что, черт возьми, происходит? Элли не выглядит удивленной, и Марк тоже не удивляется. Она чувствует, как к её горлу поднимается тошнота.

- Проводите его, - приказывает Элли Лиз, которая явно не в курсе, как и Бет. Тем не менее, она делает то, что ей говорят, мягко направляя Джека к входной двери.

- Кое-что случилось до того, как я переехал сюда, - бросает он через плечо. - И они скажут, что я это сделал. Я смотрю вам в глаза, потому что он был вашим мальчиком, и я говорю вам, что я не такой человек.

Внезапно снаружи слышится шум, и теперь уже знакомые щелчки фотокамеры. Джо Миллер задёргивает шторой окно в гостиной.

- Пожалуйста, верьте мне, - умоляет Джек Маршалл, когда он вступает под шквал вопросов от журналистов. - Бет. Марк. Вы должны верить мне.

Прежде чем Бет может осмыслить только что происшедшее, раздаётся еще один щелчок и вспышка с противоположного направления. Все головы поворачиваются в сторону патио, где сверкает вспышка фотографа, стоящего на лестнице за забором. Через несколько секунд рядом с ним появляется ещё одна голова. Их дом окружен.

- Ублюдки, - рычит Марк, пробираясь в задний сад, Джо и Найдж следуют за ним по пятам.
- Убирайтесь! - рявкает он. - Вон! Прежде, чем я разобью вам все это!

У него нет шанса подкрепить свои угрозы делом. Джо у ограды вооружается садовым шлангом. Он позволяет струе воды пролетать над забором, заливая фотографов. Настроение внезапно меняется; мужчины смеются: улыбается даже маленький Фред.

- Гениально! - говорит Марк, хлопая Джо по спине.

Легкомыслие недолговечно.
- Что же мы сделали с собой, а? - произносит Марк.
Это, как понимает Бет, является следствием общения с прессой. Это шлюзы, которые, как предупреждала Элли, не стоило открывать. Они сами собственноручно выдали им приглашение.

Но шлюзы работают в обоих направлениях. Наконец, через одиннадцать дней после того, как Дэнни находят на пляже, собирается нужная пресс-конференция.

Это первый раз, когда Бет снова возвращается в школу. Игровое поле, куда она принесла его ланч-бокс, и где закончились ее последние несколько секунд покоя, теперь залито солнце и пусто. Бет не может смотреть на него, но внутри здания ей ещё хуже: этот школьный зал, где она бывала на собраниях, рождественских постановках, и новогодних концертах. Она привыкла громоздиться на этих низкорослых стульях, с телефоном в руках, записывая нескладное пение Дэнни. Теперь она находится на сцене в качестве, которое не должно быть ни одного родителя, сидя в траурной одежде между мужем и дочерью, а Пит прилаживает микрофоны к их воротникам. Карен Уайт находится в первом ряду. Бет произносит благодарность в её адрес и получает в ответ теплую, обнадеживающую улыбку.

- Зачем они нужны всем нам? - спрашивает Хлоя. Она бледная от нервов: ее веснушки выделяются даже под толстым слоем макияжа.

- Чтобы люди поняли, как потеря Дэнни сказалась на нас, - говорит Марк. - И насколько наша семья сильна.

Его лицемерие больше, чем может принять Бет. Тигр, затаившийся в горле, не выдерживает этого, но сейчас не время освобождать крик. Вместо этого Бет наклоняется к мужу и шепчет так тихо, чтобы услышать смог только он:
- Я знаю о тебе и Бекке Фишер.

От её слов у него вытягивается лицо, принося ей поспешное нездоровое удовлетворение. Затем звучит зуммер, когда включаются микрофоны, следует буря вспышек, и они начинают пресс-конференцию.

 

В скромном дворе дома Джека Маршалла у края пляжа не так много растительности. Замощённая территория захламлена лодочными принадлежностями, старыми канатами и деталями отслуживших своё механизмов. Старое металлическое ведро служит в качестве жаровни. Джек смотрит, как пламя лижет воздух.

Мятая картонная коробка стоит на покоробленном деревянном столе. Из неё Джек берет кучу фотографий и медленно просматривает их. Мальчики в плавках. Дэнни, снимающий гидрокостюм. Джек, обнимающий Тома Миллера. Эти фото не добрались до мемориальной стены Дэнни у барака морской бригады.

Среди них есть одно фото, которое заставляет Джека затаить дыхание: он прикладывает к губам и целует этот снимок, надолго закрыв глаза. Когда, наконец, он открывает их, то еще раз смотрит на фотографию, как бы решая, что с ней делать. Наконец он прячет её в карман.

Остальные фотографии он бросает в дымящее ведро. Сначала глянцевая бумага горит медленно, а затем всё быстрее и быстрее. Хлопья пепла вьются вокруг Джека и садятся на его воротник, оставляя следы сажи. Снимок Дэнни с голым торсом, - последний, он скручивается перед тем, как уйти в никуда.

 

33

Одиннадцать вечера, но Бродчерч в это время - город-призрак. Нет проезжающих машин. Из пабов не вываливаются пьяные. Рестораны стоят пустыми. Белые волшебные огни мерцают на вечнозелёных деревьях у отеля Traders/, но на его террасе ни души.

Одинокий ребенок стоит на Хай-стрит со скейтбордом под мышкой. На нем тонкая серая футболка, черные джинсы и синие кеды с желтой прошивкой. Он опускает свой скейтборд, шагает на него и скользит по центру пустынной улицы. Единственный звук - громыхание пластиковых колес по асфальту.

Но у него светлые волосы, а не каштановые. Это Том Миллер, а не Дэнни Латимер. И, не смотря на поздний час, он не одинок.

За ним следуют процессия взрослых. Элли Миллер возглавляет печальный маленький парад, ее глаза ни на миг не покидают Тома. Алек Харди и несколько офицеров смотрят на все, кроме Тома.

Там и Латимеры, обезумевшие, но сдерживающиеся,  в солидарности взявшись за руки.

Найдж следует по пятам за Марком.

Недалеко позади них преподобный Пол Коутс с профессионально мрачным лицом.

Джо Миллер толкает коляску со спящим Фредом.

Карен Уайт идет в одиночестве.

Когда Том проезжает мимо, люди выходят из дверей домов, чтобы понаблюдать за ним. Олли Стивенс и Мэгги Рэдклифф стоят бок о бок у дверей Эха Бродчерча, затем присоединяются к остальным, следующим за Томом.

Из дверей отеля появляется Бекка. Она ловит взгляд Марка, и они с печалью смотря друг на друга, прежде чем у них получается отвести глаза. Бет замечает это и бросает руку Марка. Бекка опускает глаза и возвращается в тень.

Сьюзан Райт и Винс смотрят с расстояния, словно ведьма и ее компаньон.

Бет поворачивается к Элли.
- Скажи мне, что это изменит ситуацию, - умоляет она.

Элли берёт руку Бет в свою.
- Я уверена, что так и будет.

Том поворачивает к гавани. Флаги и флажки трепещут на ветру, конкурируя с шумом моря. Том едет по булыжной мостовой, и стук его колес заглушает все остальное. Команда репортёров, чья камера балансирует на операторской тележке, начинает катиться за ним, когда он минует кафе.

Бет щурится от слёз.
- Мне невыносимо думать о нем, здесь, в одиночестве, в это время ночи.

Том делает крюк, объезжая вокруг газетного магазина. Джек Маршалл стоит снаружи, его волосы развеваются на ветру, ниспадая на плечи и стирая следы сажи с его воротника. Он глухо произносит молитву Господню.
- И не введи нас в искушение, - бормочет он, - но избавь нас от лукавого.

Марк Латимер догоняет Харди.
- Как думаете, это он?

- Я ни о ком не думаю, - произносит Харди, не отрывая глаз от старика.

- Может быть, вы и не думаете, но все остальные думают, - говорит Марк. - Они успокоятся только когда вы кого-нибудь арестуете.

У пристани Том делает остановку. Сейчас они находятся на территории, которую не покрывает система видеонаблюдения, и таким образом заканчивается последнее из известных передвижений Дэнни. Он спрыгивает со скейтборда и поворачивается, чтобы посмотреть на своих родителей, которые кивают с гордостью и одобрением. Том слабо улыбается.

Руки Джека Маршалла так крепко сжаты в молитве, что кости проступают сквозь его кожу.
- Ибо Твое есть Царство, - говорит он, - сила и слава, теперь и вовеки. Аминь.

 

Одиннадцать тридцать и в отделе уголовного розыска суета после реконструкции. Детектив-сержант Элли Миллер бодрствует. Пока она отсутствовала, Фрэнк составил список лодок, пропавших без вести в прошлом месяце. Нет совпадений; нет ничего даже близкого к этому.

Она просматривает следующий файл. Много замечаний от криминалистов, и она с трудом их. воспринимает Она не в том состоянии: она слишком на взводе, чтобы сконцентрироваться. Вот если бы у нее был некий запасной жесткий диск, то она могла бы подключить его к своему мозгу. Она беспокоится, что просто не сможет воспринять этот поток информации, и некие важные ключи останутся незамеченными. Она делает глубокий вдох и снова возвращается к началу.

У них есть отпечатки с телефона, который отдал им Джек. Что-то в этом телефоне беспокоит Элли с тех пор, как она увидела его в руке Джека Маршалла, и теперь она понимает что - поняла, когда увидела Тома с его телефоном. Она озадачена, хотя Марк подтвердил, что это действительно телефон Дэнни, но она всегда видела Дэнни со смартфоном, таким же как у Тома.
У них даже были разные чехлы, чтобы они не путались.

Нет данных, которые можно получить с помощью стандартных приёмов. Нет смс-ок, контактов или журнала вызовов. Телефон настроен на пересылку всех вызовов и сообщений на другой номер - SIM-карту с оплатой по мере необходимости, выключенную, и поэтому не подающую сигнала. В любом случае, она устанавливает слежение за той симкой. Если она включится, то им придётся действовать как можно быстрее. Она поспешно пересекает офис на своем стуле, чтобы донести эти сведения до Харди. Рана на затылке теперь чистая, но в остальном у него по-прежнему беспорядок. Его рубашка вытянулась на локтях, а подмышками желтеют потные пятна.

- Отпечатки Марка есть на телефоне, но он оставил их, я видела, как он это сделал, он забрал телефон у Джека. И ДНК Дэнни тоже есть. И Джека Маршалла тоже. Хотя это может говорить о том, что он нашел его.

Она почти видит, как над головой Харди зажигается лампочка.
- Или же Джек заявил, что нашел его, потому что знал, что его ДНК уже имелось на телефоне, - говорит он.  - Почему у ребенка его возраста два телефона? Как он мог себе такое позволить?

- А деньги, что мы нашли в его комнате? - делает предположение Элли.

- Могли ли эти деньги исходить от Джека Маршалла? - спрашивает Харди. - Ты его знаешь, что думаешь?

У Элли появляется ощущение, что она не знает никого за пределами входной двери своего дома.
- У него был постоянный контакт с Дэнни, - рассуждает она, - но какой у него мотив? Во всяком случае, Дэнни был удушен. Джек хилый. Я не понимаю, как он смог бы протащить тело на две мили по берегу.

- А сообщники? - Харди возвращает подачу. - Мы не знаем, был ли убийца один. Ты говорила со своим сыном сегодня вечером?

Последнее, что хочет Элли, - это обсуждать с Харди эмоциональное состояние Тома.
- Немного, - сообщает она. - Ему хотелось побыстрее домой.

- Он хороший парень, - говорит Харди, бросая папку на стол. - Передай ему от меня: он поступил правильно ради Дэнни.

К стыду Элли на её глазах выступаю слёзы. Она может справиться с его безжалостным сарказмом и нетерпимостью. Но доброта от детектив-инспектора Харди? Это больше, чем она может вынести.

 

34

В отличие от отдела уголовного розыска Алека Харди, в Эхе Бродчерча нет политики «чистых столов». Карен и Олли, со всей серьёзностью нацелившиеся на Джека Маршалла, тонут в документах. Повсюду стикеры, распечатки, газеты и заметки, которые достаются из коробок с папками. Кажется, что те множатся, но они не замечают этого, как и то, что вокруг них накапливаются грязные кружки.

Они одни в офисе. Мэгги больна или что-то в этом роде: она была в странном настроении весь день, мгновенно и расплывчато отказавшись от своей обычной долгой прогулки домой, и заставив Лил приехать на машине и забрать ее. Это создало некое беспокойство, но Карен почувствовала себя свободной; раз Мэгги нет, то она может делать все по-своему.
- Что-нибудь интересное? - спрашивает она. Олли шумно копается в бумагах, пока не находит фотографию Джека, обнимающего мальчика из Морской бригады.

- Я собираюсь докопаться до оригинала, - говорит он, передавая снимок Карен, и берёт другой, который вручает ему она. Это фотография Джека, который злобно глядит на порог дома Латимеров.

- Вау, - свистит он. - Где ты это взяла?
Карен удовлетворена его реакцией. Она получила эксклюзивную фотографию, пригласив фотографа в свой отель и сделав предложение от имени Herald. Когда история появилась в News At Ten, Дэнверс чуть не вручил ей пустую чековую книжку.

- Зачем он ходил к ним домой? - спрашивает Олли.

- Вот именно, - говорит Карен. - Окей. Четыреста слов о реконструкции картины преступления, а затем главная статья, эксклюзив - все, что ты накопал на Джека, особенно про прошлую судимость. Пиши.

- Я? - Олли выглядит в равной степени восторженным и испуганным. - Я никогда не писал для национальных газет.

- Посмотри на свое миленькое личико! Конечно, ты. Ты сделал работу, ты и пишешь статью. Они могут запустить её под моим именем, это будет наш секрет.

Она периодически заправляет Олли чаем с печеньем, незаметно наблюдая из-за его плеча, что он набирает на экране. Он допускает несколько ошибок, характерных для новичка - не упоминает о возрасте Маршалла до конца статьи, не говоря уже о том, насколько близко расположен его дом к пляжу, - но он изложил все факты, задал нужные вопросы, очертил четкую точку зрения, и никаких сенсаций. Карен нежно вспоминает собственное ученичество - она училась на работе, когда опытные писаки с Флит-стрит по очереди учили ее, как быть репортером. Большинство новичков, попадающих в новостные редакции, не знают ныне, как правильно написать статью. Приятно передавать старые навыки, даже если они и не потребуются в дальнейшем.

Она движется к Олли, чтобы подтянуть его стул к себе. Она ощущает его дыхание на своей щеке, когда усердно редактирует написанную им статью. Поначалу он падает духом, но она объясняет ему причину каждой своей правки, и к концу редактуры он восторженно улыбается от того, что она сделала с его статьёй.
- Это блестяще, так намного лучше. Ты здорово разделалась с этим, - произносит он.

- Мы можем отправлять?

Он сам нажимает кнопку, вне себя от счастья как ребенок, которому мама разрешил поиграть на компьютере.

Карен более сдержана. Это хорошая статья. Но нет никаких гарантий, что она попадёт в завтрашний номер. Они по-прежнему находятся во власти прихоти Лена Дэнверса и, конечно же, других новостей, которые не чтят ее приверженности к этой истории. Кто знает, какие другие истории могут воспрепятствовать появлению этой статьи? Карен теряет контроль над тем, что происходит во внешнем мире.

Она так задумывается, что едва замечает небольшое движение в её сторону. Когда Олли целует её, она отшатывается от неожиданности, а не отвращения.

- Извини.
Олли в ужасе.
- Это просто... Я хотел сделать это с тех пор, как ты появилась.
Его смуглую кожу заливает румянец.

- Ты нахальный ублюдок! - произносит Карен, чтобы скрыть, насколько она польщена. - Мы здесь работаем.

- Прости. Это было неуместно.
Но нельзя отрицать, что его губы побывали на ее губах.

- Да, - говорит Карен. - Так оно и было.
Но через секунду уже она целует его.

 

Через четыре часа после пресс-конференции Бет уже привыкла видеть свое лицо, осунувшееся и заплаканное, в телевизоре. О Дэнни повторяют в новостях каждые полчаса. Странно, насколько быстро это перестает быть странным. Так оно и должно было быть: это то, чего он заслуживает.

Когда наступает полночь, и зевки мешают смотреть на экран, Бет и Марк идут спать. Автоматически она включает телевизор в спальне, приглушив звук, чтобы не разбудить Хлою. Если он погаснет, то им, возможно, придется завершить разговор, который был прерван пресс-конференцией. Бет задумывается о том, зачем она завела его. Марк забирает из её руки пульт и мягко убирает звук до нуля.

- Мы собираемся поговорить о том, что случилось?
Он ерзает, шаркает ногами и приглаживает волосы. Уже очень давно - годы - Бет не видела, как Марк нервничает. Несмотря на весь ее гнев, у неё появляется рефлексивное желание успокоить его. Она вызывает в мыслях образ его и Бекки в гавани, и это желание утихает.

Она разворачивается так, что оказывается сидящей на краю кровати спиной к нему. Если они собираются продолжать этот разговор, то она не уверена, что сможет смотреть ему в глаза. Это единственный способ оставаться достаточно сильной и не сломаться.

- Ты имеешь в виду, о том, что ты сделал?

- Да.

Раздражение у неё доходит до своего предела, вызывая взрыв.
- Хорошо, - начинает она осторожно. - Ты эгоистичный... не повзрослевший... эгоистичный... самовлюблённый ублюдок.
Каждое их этих слов позволяет выпустить немного пара.

- Да, - соглашается он.

Это все, что он может? Снова поднимается ярость. У нее неограниченные запасы.
- Двое детей. Два. Ребёнка.
Она начинает дрожать.
- Пятнадцать лет собирала все дерьмо, стирала, чистила и складывала, наводила порядок и вернулась к началу, как будто я на каком-то чёртовом колесе. Знаешь, у меня тоже были другие возможности. Для начала, я могла бы работать в King’s Arms.

- Я уверен в этом.

- Но я не сделала этого. Потому что я... Я человек, а не какое-то чёртово животное. Пятнадцать. Пятнадцать лет я была с тобой, потому что...
Он не защищается, и в наступившую тишину проскальзывает оскорбительный, но существенный вопрос, которого она боится:
- Ты все еще любишь меня?

- Конечно, да! - возмущается он.

Это ещё оскорбительнее, чем «нет», которого она ожидала.

- Нет, конечно же, нет! Ты занимался сексом с другой! Зачем? Чего ты от меня не получил? Только честно.
Она уставляется вперёд. Следует долгая пауза: кажется, что она слышит, как Марк взвешивает плюсы и минусы правды и лжи. Она не может видеть его лица, но ей этого и не нужно. Она очень хорошо его знает, чтобы представить себе, как он скривил рот, как постоянно меняет позу.

- Неожиданно, - отвечает он.

- Вау, - произносит Бет, тщетно пытаясь скрыть сарказм. - Потому что я не такая изобретательная? Чего тебе надо, садо-мазо? Ролевых игр? Секса втроем? Ну, извини, но я так скучна только потому, что я никогда не спала ни с кем, кроме тебя.

- Это случилось не из-за тебя, Бет.
Сквозь его слова прорывается раздражение.

- Конечно, из-за Бекки, - она выплёвывает это имя. - Что в ней такого хорошего?

- Она другая, - пожимает плечами Марк. - Она не сексуальнее, не красивее. Просто... другая, новая.
Он обводит руками комнату.
- Этот дом, этот город, эта моя работа, это вся моя жизнь, и я знаю её каждую секунду, и буду знать её каждую секунду вперед. Я просто ощутил себя в ловушке, Бет. Вот почему я так поступил. И желаю перед Богом, чтобы этого не было.
Его голос прерывается.
- Я желал бы вернуть нашу старую, предсказуемую, прекрасную жизнь, потому что сейчас я бы так не поступил. Но подобное невозможно, не так ли?
Он ждет ответа, но она чертовски устала.
- Я не хочу тебя потерять, Бет. Но, думаю, что уже потерял.

- Я беременна, - произносит она, к собственному шоку, и к потрясению Марка. Он не может подавить улыбки, и она злится на себя.

- Почему молчала?

Она закатывает глаза. Подобное заставляет подумать, что их сексуальная жизнь настолько регулярна, что все сливается воедино.
- Узо [греческая анисовая водка] ночью. Первый трах за месяцы.

- Ты должна сохранить его.

- Мне нет нужды делать всё, что ты говоришь сейчас.
Наконец-то хоть что-нибудь приятное. Момент триумфа быстро сменяется отвратительным осознанием того, что она только сказала мужу о ребенке со злобным удовольствием от угрозы отнять его.

 

Сегодня утром погода самая что ни на есть наилучшая. Слабый ветерок, при котором солнце не сможет сильно печь, а море и небо соревнуются за самый яркий оттенок синего.

Поднимаясь по тропинке на утёс, Бет выглядит пятном черно-красной лайкры. Она бежит слишком быстро для зрительного контакта или соболезнования, слишком быстро, чтобы кто-нибудь мог заметить небольшую выпуклость ее живота. Если бы она смогла заставить себя взглянуть на Харбор-Клифф-Бич, то увидела бы, что тент на месте преступления демонтируется, а оцепление снимается, восстанавливая береговую линию в её открыточной красоте.

Преподобный Пол Коутс с пристани смотрит на Бекку Фишер, которая заканчивает интервью для местного радио. Репортер привел ее к морю ради звуковых эффектов, но волны и чайки составляют ей жесткую конкуренцию, и она вынуждена наклониться как можно ближе к микрофону, который явно её пугает.
- Как вы можете видеть, - говорит она, - нет полицейской ленты, пляжи полностью открыты, они - прекрасная часть мира, и мы надеемся, что людей не отпугнёт это трагический, но единичный случай.

Репортер стаскивает наушники, чтобы сообщить, что интервью закончено, и Бекка облегчённо выдыхает. Она поворачивается к Полу.
- Я выглядела как абсолютная дура?

- Совсем, - улыбается он. - Я стоял рядом, так что у тебя будет конкурент.

- Я ненавижу это, - признается она. - Я никогда раньше этого не делала.

- Я делаю подобное все время. Просто всем наплевать, кроме моей мамы. Только она единственная считает, что я настоящий священник.

- Так всегда, потому что родители за нас, - сообщает Бекка.
Она складывает руки и пинает воображаемую гальку у своих ног, пока репортер прослушивает записанное интервью.

- Ваша семья здесь? - спрашивает Пол.

- Нет, в Мельбурне. Беспокоятся обо мне. Я надеялась, что никогда не скажу им, что у моего бизнеса проблемы.

Пол хмурится, как будто только сейчас что-то вспомнил.
- Вроде был какой-то парень, который раньше вместе с тобой управлял гостиницей?

- Мой партнер, - произносит она с гримасой. - Экс-партнер. Всё плохо закончилось. Началось плохо, плохо продолжалось, плохо закончилось. Вот что я узнала: никогда не покупайте отель на пару с мудаком.

Пол улыбается.
- Хороший совет. Послание Павла к Коринфянам говорит то же самое.

Бекка смеется в удивлении.
- Ты забавный. Никогда раньше не встречал забавного викария.

Репортёр зовёт Пола к скамейке. А тот, прежде чем подойти к микрофону, потирает в предвкушении руки.

 

Кровати в отеле очень удобные. Олли Стивенс и Карен Уайт, задержавшиеся допоздна, просыпают завтрак.

Он просыпается первым, выпрыгивая из постели, как чёртик из коробки, поняв, который уже час. Карен шевелится, но ее голова всё ещё лежит на подушке - она мысленно отматывает события предыдущего вечера. За собой она слышит звуки борьбы - это Олли сражается со своей одеждой. Как бы то ни было, она хочет, чтобы об этом никто не узнал больше, чем чтобы он повторил вчерашнее.

- Ты воспользуешься задним входом, не так ли? - спрашивает она.

- Ты по-настоящему дрянная девчонка, - начинает Олли, а затем краснеет, понимая, что она имеет в виду выход из здания.
- А... Как пожелаешь.
Он расстёгивает рубашку, у которой пуговицы не в надлежащих петлях, чтобы заново застегнуть её.
- Но у нас был... хороший, я имею в виду, это было хорошо? Все в порядке, да?

Карен потягивается под одеялом как кошка.
- Олли, ты и правда, как попрошайка, всегда нуждаешься в подтверждении?

- Всегда благодарен за отзывы. С удовольствием готов ещё раз.

- Может быть, - говорит она.
Ей нужно, чтобы они расстались на профессиональной ноте.
- Эй, мне интересно, полиция обнаружила ту лодку? Как вы уходите в море так далеко? Нельзя же грести всё время, разве для этого не нужен мотор?

Он поднимает пиджак с того места, где бросил его, войдя в номер, затем кладет ладонь на дверную ручку.
- Я расскажу об этом, если ты позвонишь мне позже, - усмехается он, затем выходит.
Прежде чем она успевает напомнить ему, чтобы он воспользовался задним выходом, он возвращается без улыбки и с номером Herald в руках.
- Это не то, что мы написали, - говорит он.

Карен все равно, кто видит их вместе, когда они бегут в офис Эха. Она хочет сделать этот звонок по громкой связи, чтобы Олли и Мэгги стали свидетелями этого.
- Это не моя статья! - говорит она, когда Лен Дэнверс берет трубку. - Ты переписал всё, направив против него.

- Теперь надо бить, - говорит он.
Маску тревоги на лице Мэгги на мгновение заслоняет что-то, похожее на веселье.

- Но все тут подумают, что это написала я!
Карен слышит вопль и едва осознает, что он - её собственный. Что с ней не так? Эти люди достали её. Она превратится в одного из них, если задержится здесь дольше. Возможно, менталитет маленького городка передается половым путем.

- Не подходи слишком близко к пламени, - голос Денверса с треском вещает по громкой связи. - Ты впереди. Продолжай.

Когда он отключается, Карен поворачивается к Мэгги.
- Прежде чем ты выгонишь меня, прочитай статью, которую я отправила. Она совершенно о другом. Она удивлена, насколько важно для нее уважение Мэгги. Она нуждается в чём-то более существенном, чем лесть Олли.

Мэгги фыркает.
- У тебя была история на одну страницу, но они бросили тебя на растерзание, - говорит она.
Очевидно, она предвидела подобное с самого первого дня.
- Чем больше меняется всё вокруг, тем больше они остаются прежними. Не вижу смысла жалеть себя. Возвращайся и напиши что-нибудь настолько блестящее, настолько правдивое, что он не сможет изменить ни слова. Ты нам должна.

Эти слова задевают за живое. Карен не привыкла сомневаться в собственных суждениях, и это неприятно. Дело не в том, что она думает, что Джек Маршалл невиновен - далеко не так, - но она нехотя признаётся себе, что, стремясь побольнее уколоть Алека Харди, она, возможно, слишком поторопилась. Ей следовало подождать, пока у нее не будет какого-то более надёжного, лучшего источника, и лишь после того она сама должна была написать ту статью. Даже с самой жёсткой правкой статья Олли была все еще достаточно рыхлой, чтобы у них не появился соблазн подправить её, приправив каким-то сенсационным дерьмом.

С пылающими щеками она с трудом садится за стол и впервые за тот день проверяет свою электронную почту. В ее почтовых ящиках сорок пять непрочитанных сообщений. Даже с первого взгляда она видит, что большинство из них - старые контакты - люди, с которыми она не разговаривала годами, - желают знать подноготную случившегося в Бродчерче. У Карена испаряется предчувствие чего-то плохого. Поиск убийцы Дэнни Латимера - самая читаемая новость в стране. Она поступила правильно в отношении семьи жертвы. Остальное не важно.

 

В газетном магазине нет клиентов. Единственное движение тут - шевеление лёгкой пластиковой радужной завесы.

Джек Маршалл стоит за прилавком с номером Daily Herald перед собой, уставясь на первую страницу газеты, как в какое-то ужасное зеркало.

Я НЕ УБИВАЛ ВАШЕГО СЫНА
Эксклюзив: заявление бывшего заключённого и владельца магазина родителям Дэнни

На его лице нет никакого выражения.

 

35

Марк напивался в King’s Arms с четырнадцати лет, но сегодня вечером, когда он заходит туда, там становится тихо, как в салуне на Диком Западе, когда в город приезжает незнакомец. Только на секунду нет ни звука, кроме шума игровых автоматов, а затем снова раздаётся низкий гул голосов. Не желая подходить к барной стойке, Марк отправляет Наджа за пивом. Тот возвращается с пинтой в каждой руке и номером Herald под мышкой. Он бросает газету на стол: со страницы на них смотрит Джек Маршалл.

- Его судили за приставание к детям, а они разрешают ему подавать мороженое, - говорит он. - Приятель, кто мы? Мы сами заботимся обо всём. Если что-то не так, мы сами разбираемся с этим. Как с тем Нейлом из Лиона, когда мы услышали, что он таскает велики из садов.

Марк разворачивает газету и складывает ее пополам, так что остаётся видна только небольшая колонка футбольных новостей и кроссворд.
- Это не воровство велосипедов, - произносит он. - И пока у нас нет доказательств...

- А что, если пока мы будем ждать доказательств, окажется слишком поздно? - требовательно вопрошает Найдж. - Что, если это будет ещё один ребенок? Скажем, что он имел к этому отношение, а мы просто позволили ему продолжать. Как мы будем себя чувствовать?

- Хватит! - рявкает Марк. Головы всех посетителей одновременно поворачиваются в их направлении, а затем как можно быстрее отворачиваются. Марк говорит быстрым шепотом:
- Хватит давить на меня! Думаешь, меня это не съедает? Ты же знаешь, что я ничего не могу поделать! Если ты хочешь что-то сделать - отлично.

Найдж позволяет газете упасть на его колени, и поднимает руки, показывая, что сдаётся.
- Прости, дружище, - говорит он. - Конечно. Я понимаю.

- У меня нет такой жажды, - говорит Марк, отталкивая свою пинту. - Я домой.

- Не беспокойся, - говорит Найдж. - Подброшу тебя до дома.

На пассажирском сиденье автомобиля Найджа стоит огромная сумка. Когда Марк наклоняется, чтобы переставить её, Найдж в спешке перехватывает.

- Что у тебя там? - спрашивает Марк, когда сумка повисает в руках у Найджа. - Кухонная мойка? Ты бы не брал металлолом без разрешения, приятель, не стоит этого делать. Ты же знаешь, что мы не можем позволить себе раздражать наших клиентов.

- Нет, нет, - говорит Найдж, забрасывая сумку в багажный отсек. - Это всего лишь инструменты. Не волнуйся. Твой бизнес в моих руках вне опасности.
Он поднимает руки, словно в подтверждение сказанного: они большие, слегка грязноватые и мозолистые.

Марк усмехается.
- Будет лучше, чтобы я как можно скорее вернулся к работе.

Вернувшись домой, Найдж заносит свою сумку в гараж, расстегивает ее и на мгновение останавливается, чтобы взглянуть на грязное одеяло внутри. Медленно, почти почтительно, он поднимает одеяло и разворачивает его, открывая арбалет.

Оружие большое и тяжелое. Несмотря на современное исполнение из матовой черной стали, в нём есть что-то средневековое. В отличие от ружья, где смертельный механизм скрыт внутри, арбалет с его открыто расположенным приводным механизмом совершенно откровенно демонстрирует своё предназначение. Нет такой вещи, как скорострельный арбалет. Его требуется перезаряжать перед каждым преднамеренным выстрелом. Вам определённо нужно знать, что вы собираетесь делать с арбалетом, и самообладание при этом жизненно необходимо. Вряд ли кому-либо захочется, чтобы арбалет попал в чужие руки.

В тот вечер Хлоя и Дин, прижавшиеся к забору, находятся в переулке, опоясывающем её дом. Она уткнулась лицом в его майку: его подбородок покоится на ее голове. По другую сторону забора хлопает дверца автомобиля; она этого не слышит.

- Ближе к твоему дому я ещё не был, - произносит Дин. - С такой скоростью я попаду туда примерно через шесть месяцев. Твой отец не такой страшный, правда?

- Давай просто скажем: это не совпадение, что мои последние два приятеля стали моими бывшими в течение примерно двух часов после того, как мой папа узнал о них.
Она слегка улыбается в грудь Дина и спрашивает:
- Ты поговорил с остальными о Джеке?

- Да. Я не могу в это поверить. Это вызвало у меня... - Он по-театральному пожимает плечами.

- Я сообщу всем, скажу, чтобы они бойкотировали магазин, - говорит Хлоя.

Дин благоразумно кивает.
- Слушай, я лучше пойду, - произносит он.

Они разъединяются, чтобы вновь объединиться в долгом поцелуе. Светлые волосы Хлои развеваются на ветру. Дин приглаживает их, убирая за уши. Она наблюдает за тем, как он идет по переулку к улице, где припаркован его байк, и посылает ему воздушный поцелуй прежде, чем он опускает козырёк своего шлема. Затем она оборачивается и сталкивается со своим отцом.
- Домой, - говорит Марк. - Сейчас же.

Хлоя немедленно подчиняется, но ее рот сжимается в мятежном бутоне. В гостиной она садится с телефоном в руке, ради безопасности, рассеянно скользя пальцами по экрану. Марк шагает взад-вперёд, явно пытаясь успокоиться.
- Кто это был? - спрашивает он. - И не пытайся меня запутать, потому что это мы уже проходили.

Хлоя выбирает между гневом и правдой.
- Его зовут Дин.
Она встречает взгляд Марка, когда тот упирается кулаками в бёдра.

- Сколько ему?

- Семнадцать.
Хлоя выпрямляет спину, готовясь встретить вспышку гнева.

- И он встречается с пятнадцатилетней!

- Да, - отвечает она. - Как и ты с мамой.

- Не умничай со мной! - кричит Марк, но у него нет никаких разумных возражений, и они оба это понимают. Он начинает вышагивать быстрее, его дыхание медленное, размеренное и контролируемое. Это не позволяет ему продолжить разговор, и, в конце концов, Хлоя сама продолжает его.

- Просто спроси меня, папа, - произносит она нараспев, - я знаю, тебе не терпится.
Она поворачивается к нему лицом, ничего не скрывая. Марк на секунду запинается. Его дочь примерно в два раза меньше его возраста и размера, но она ближе всего к тому, чтобы оказаться его спарринг-партнером.
- Ты с ним трахалась?

- Да, - произносит Хлоя.
Она не может скрыть свей гордости. Марк смотрит на стену, будто хочет пробить ее. Он поднимает руку, словно для удара, но вместо этого с кропотливым самоконтролем гладит свой затылок.
- И мы пользуемся презервативами, в отличие от тебя с мамой.

Марк поворачивается.
- Я не хочу, чтобы ты так разговаривала со мной, Хлоя.

Хлоя тут же встаёт, становясь напротив него. Она упирается пальцем в его грудь.
- Это я вытащила тебя из полицейской камеры, - говорит она.

Марк в замешательстве хмурится.

- Потому что я видела, как ты и Бекка Фишер смотрели друг на друга. А теперь ты хочешь поговорить ещё и об этом?

Шок от сказанного обрушивает Марка в кресло. Он не способен возразить каким-нибудь высокоморальным призывом. Он утыкается головой в ладони.

После этого короткого разговора их отношения приобретают новую форму. Хлоя, ощущая хрупкость нового порядка, временно отступает в режим маленькой девочки.
- Ты расскажешь маме обо мне и Дине? - спрашивает она слабым голоском.

Марк глубоко вздыхает.
- Было бы лучше, если бы ты сделала это сама, - произносит он. - Ей понравится, что ей ты доверяешь.

Хлоя качает головой.
- Скажу, но не сегодня. Сейчас ей достаточно и того, что она узнала о тебе и Бекке.

Унижение Майка усугубляется.
- Откуда ты знаешь, что она знает?

- О, ладно, пап. Я не глухая. Давайте дадим ей немного времени для этого, чтобы она отошла перед тем, как сбросим ещё бомб.
Она оглядывается, впервые замечая отсутствие Бет.
- Но где же она?

 

36

Вывеска ЕСТЬ СВОБОДНЫЕ НОМЕРА висит в окне отеля Traders. Это неслыханное дело для августа. Бет колеблется у его входа, затем медленно идет к стойке регистрации. Почти все ключи от комнат висят на своих крючках. В вестибюле нет гостей, и за стойкой никого нет.

Из бара доносятся голоса. Бет подходит к дверному проёму и видит Бекку, делящую стол с преподобным Полом Коутсом. Они вместе смотрят в раскрытые книги, их склоненные головы так близки, что почти соприкасаются друг с другом. Бекка недолго искала новую цель. Бет, которая последние несколько дней считала Пола человеком, которому может доверять, ныне ощущает уже знакомый удар предательства. Она задерживает дыхание, чтобы подслушать.

- Итак, в основном вы на год отстаете от прогнозов, без признаков подъема, - произносит Пол. - И банк требует погашения десяти тысяч фунтов в течение сорока двух дней, или они вступят во владение.

Бекка отводит от глаз завиток светлых волос.
- Сначала погода, а потом это...

Это, думает Бет. Смерть моего сына. Как она смеет? Она издаёт слабый звук, и Бекка поднимает глаза. Её лицо темнеет от стыда.

- Бет! Не ожидала тебя увидеть... - начинает она.

«Бьюсь об заклад, что, черт возьми, ты не ожидала этого», думает Бет, пока держит свой путь к барной стойке. В первом порыве в её руке появляется пустой пинтовый стакан, еще теплый после посудомоечной машины. Бет швыряет его на пол, где он разбивается на бриллиантовые осколки. Это потрясающее чувство. На уровне глаз виднеется ряд высоких бокалов. Бет быстро входит в ритм: схватить, разбить, схватить, разбить, схватить, разбить... Фужеры для шампанского, с их кристальным звоном в момент разлома, вызывают наибольшее удовлетворение. Она открывает краны на пивных насосах так, что напиток свободно льется, переполняет поддоны и заливает пол. Пусть прибыль Бекки истощится до нуля. Чем скорее она покинет Бродчерч, тем лучше.

- Ради всего святого! - взрывается Бекки, когда Бет тянется к полке со спиртным. - Достаточно!

Бет подавляет маниакальный смех.
- Достаточно?! Я разобью тебе окна.
Осколок стекла, длинный как кинжал, лежит на барной стойке. Бет могла бы взять его сейчас и перерезать Бекке шею. Легко отнять у неё жизнь, очень легко.

- Бет, - произносит Бекка, закрывая кран с сидром. - Мне очень жаль, это была моя ошибка.

- Да, так оно и было! - говорит Бет, снова открывая кран. - Мой муж. Я пригвозжу тебя к полу, прежде чем позволю тебе пустить пятнадцать лет моей жизни под откос!

Бекка беспомощно смотрит на Пола.
- Если бы мы знали, что случится такое...

- Не смей! - кричит Бет. - Не смей этого касаться. Только подойди к моей семье, и я изувечу твоё чёртово лицо.
Она теряет контроль, как будто выпила всю ту выпивку, которую разлила. Она не соображает, что говорит.

Она чувствует чьи-то руки на своих плечах и пытается вырваться на свободу, но руки Пола большие, и его хватка сильна.
- Всё хорошо, - говорит он, уводя Бет от бара. - Нам нужно глотнуть немного воздуха.

- Знаешь, что она сделала? - произносит Бет.

- Я понял суть, - отвечает он.

Боевой настрой покидает Бет так же внезапно, как и появился, и она позволяет Полу вести себя через промокший ковер под хруст стеклянных осколков под ногами. Они уходят из Traders: он ведет её домой. Бет задается вопросом: ради её защиты, или же, для того чтобы защитить Бекку?

На Хай-стрит дует отрезвляющий ветерок, и Бет начинает приходить в себя.

- Извини. Извинение не для неё, а для тебя.
Её хочется засмеяться, но ее крошечная отдельная частица, которую по-прежнему волнует подобное, понимает, как выглядит всё только что случившееся, и отрезвляет её.
- По правде говоря, это было очень приятно делать. Думаешь, мне придется заплатить? Я не стану платить ей, она может забыть об этом.

- Бет... - Пол останавливает ее. - Ты думала о том, чтобы поговорить с психологом?

И он туда же. Они попали в какой-то список рассылки. «Поддержка жертв» и разные психотерапевты продолжают присылать им предложения обсудить случившееся. До сих пор ей удавалось засовывать эти письма и листовки на книжные полки, куда Марк никогда не заглядывает.
- Я не хочу говорить с психологом, - отвечает она. - Тот захочет, чтобы я перестала сердиться. А мне нужен мой гнев. Это все, что у меня сейчас есть.

Пол не отступает, просто кивает, чтобы показать свое понимание. Он поддерживает её темп, когда они сворачивают с Хай-стрит направо. Не в первый раз Бет хочется знать, что на самом деле твориться у него в душе. Действительно ли он непредвзято честен и прощает всё, как христианин до мозга костей, каким представляется? Или в его мыслях неустанный поток подавляемой критики? Она находит, что ей все равно, пока он слушает. Этот священник, фактически незнакомый ей всего лишь нескольких недель назад, оказался одной из немногих констант в ее жизни, и в некотором роде она более близка с ним, чем с мужем. Мысли об этом побуждают её к другим конфиденциальным сообщениям.
- Марк знает, - выпаливает она. - О ребенке. Он сказал, что я должна сохранить его.

Он выдаёт то единственный ответ, который позволителен священнику.
- Думаю, он прав.

- О, хорошо, если люди думают, что это лучше всего, давай так и поступим.
Бет делает невозмутимое лицо, а затем внезапно пронзительно вопит:
- Я ненавижу его!

В глаза Пола отражается ее собственный шок. Это впервые, когда она произносит подобное вслух, но, начав, она не может остановиться.
- То, что растёт внутри меня. Я не хочу его. Это неправильно. Должен был расти Дэнни, я еще не закончила с Дэнни, я не закончила свою работу. Я хочу его.
Её голос соскакивает на визг. Ей все равно, что её кто-то может услышать.
- У меня была одна работа - работа его мамой. Подготовить его к миру, вырастить его, чтобы он мог встретиться с миром и стать лучшим, каким он мог быть. И я подвела его. Я отпустила его.

- Нет. Ты этого не делала. Его забрали.

Она перебивает его.
- Зачем? Почему твой Бог создал его, а затем забрал?

- Я не знаю. Некоторые люди думают, что Он берет тех, кого любит больше всего.

- Довольно эгоистичен, этот чёртов Бог. Почему я была наказана?

- Я не знаю. Мне бы хотелось это знать.
По крайней мере, у него есть милосердие, чтобы выглядеть извиняющимся, когда он произносит подобное. Пол прочищает горло.
- Вы уже думали о поминальной службе для Дэнни? Это был бы благодарственный молебен за его жизнь. Его форма полностью зависит от вас. У нас может быть музыка, которую он любил, люди смогут сказать что-нибудь о нем.

То, что Бет действительно хочет, - это похороны. Гроб. Прощание. Но импульс двигаться, действовать, делать что-то ради сына, остается неодолимым. Дремлющее в ней начинает просыпаться, когда она понимает, что не должна позволять его смерти омрачить его жизнь.
- Хорошо, - произносит она. - Я хочу этого. Марк тоже будет согласен.

Пол выглядит довольным, а потом почти застенчивым.
- Мы должны подумать, как это объявить. Я имею в виду, что буду очень рад выйти на местные новости, дать им несколько цитат, избавив тем самым вас от беспокойства.
Бет не может удержаться от улыбки. Он не обычный викарий, а понимающий в компьютерах, и теперь ещё горячая линия для West Country News.
- У меня такое чувство, что эта служба может оказаться довольно большой. Будет освещение в средствах массовой информации, и люди захотят прийти. Мы можем не поместиться в церкви. Ты как к этому относишься?

- Как можно больше, - говорит Бет.
Энтузиазм Пола заразителен. Она пригласила бы весь мир, если бы могла.

Он покидает ее в начале Спринг-Клос, словно не хочет, чтобы Марк увидел их вместе. Уходя, он не повторяет свой маршрут по тротуарам, а пересекает поле. Бет не может сказать, возвращается ли он в свою церковь или обратно к Бекке Фишер.

 

37

Карен Уайт уже не единственный журналист национальной прессы в Бродчерче. Теперь город полон ими, из газет и с телевидения. Многих она знает издавна - они годами освещают судебные процессы, но пока большая их часть наверстывает упущенную выпивку в Traders, она находится во внутреннем святилище Эха - редакции, ревниво охраняя свой эксклюзив. Сегодня днем она получила наводку на кое-что, что будет держать её впереди всех, но с того времени, как она ответила на звонок, прошло довольно много времени, и она начинает нервничать.

Олли подъезжает на кресле к столу Карен так, что практически оказывается сидящим на её коленях.
- Уже поздно, - говорит он, положив руку на её колени. - Как насчет того, чтобы мы вернулись...

- Нет, - отвечает Карен, твёрдо отводя его руку. - Мы ждем кое-кого.
Она не доверяет своим опасениям, не давая им изменить своё направление.

- О, - произносит Олли. Его восклицание пронизано явным разочарованием и ожиданием интриги.

- Угу. На самом деле, двух.

И как по заказу, дверь распахивается, и пара подростков рука об руку заходят в темную комнату редакции, в их свободных руках болтаются мотоциклетные шлемы. Олли узнаёт их и его глаза округляются.

- У Дина есть кое-что рассказать вам, - произносит Хлоя Латимер, кивая в сторону высокого, красивый юноши рядом с собой. - Расскажи ей, что ты мне рассказывал.

Карен оглядывает Дина с головы до ног. Впервые она услышала о его существовании из телефонного звонка Хлои. Он на пару лет старше её. Ему, по крайней мере, семнадцать, если он уже ездит на мотоцикле. Краем глаза она замечает поднятые брови Олли и молча заставляет его остановиться. Ему нужно учиться сохранять беспристрастное выражение.

- Я был в Морской бригаде, - начинает Дин. У него сильный местный акцент. - Джек Маршалл выгнал меня.

- Продолжай, - говорит Карен.

- Ему всегда нравилось обнимать мальчиков, - говорит Дин. - И нравилось наблюдать за нами, без маек, когда было жарко. Он всегда ходил вокруг нас, клал руки на плечи. Я подумал тогда: «Нет, спасибо, приятель. Никаких объятий».
Его слегка передёргивает от отвращения.
- И тогда он меня не взлюбил. Я спросил его, что со мной не так.

Карен подавляет возглас. Ей нужно прояснить сказанное.
- Это случалось не раз, Дин? - спрашивает она.

- Часто.
Дин поворачивается к Олли. - Ты, должно быть, видел это, в свое время.

Олли чувствует себя неуютно.
- Может быть. Иногда, - признается он. - Я совсем об этом не думал.

- Мне нужно подтверждение этого, я не могу просто поверить на слово, - говорит Карен, но Хлоя, уже имеющая опыт общения с прессой, сейчас на шаг впереди. Она сделала список имен и номеров телефонов мальчиков, которые были в бригаде одновременно с Дином. Некоторые имена в списке особо отмечены.

- Это те, кто сказал, что согласны с Дином, и они станут говорить с вами, - сообщает Хлоя. Карен на мгновение теряет дар речи. - Все знают, что он поступал так. Ну, все, кроме моей бабушки, и это только потому, что он такой же верующий, как и она. Полиция забирала моего папу, когда на свободе есть такие педики. Мы все знаем, кто он такой, но полиция ничего не делает.

- Вы были в полиции с этим? - спрашивает Карен.

Хлоя качает головой.
- Ты собираешься использовать это?

Карен смотрит на часы, а затем снова в список. Если она и Олли быстро сработают, это окажется завтра на первой странице газеты. Это нанесет удар по семье Латимеров и по Алеку Харди. При мысли о последнем решение приходит неожиданно легко.
- Хорошо, давайте сделаем это, - говорит Карен. - Люди должны узнать. Когда мы закончим, вы передадите это в полицию, хорошо?

Как только Хлоя и Дин уходят, они садятся на телефоны. Мальчики, один за другим, подтверждают заявление Дина. Их цитаты идеально вписываются в статью, и Карен знает, как написать, чтобы в Herald не изменили ни единого слова. Некоторые истории сенсационны.

Она отправляет статью вовремя, чтобы та попала в первое издание завтрашнего дня. Статья в течение часа окажется в типографии, фургоны развезут газету по киоскам во второй половине ночи, а вскоре после этого она окажется и в Интернете. Другие журналисты проведут ночь, играя в догонялки с ней.

Элли идет по своей садовой дорожке, одна её рука копается в сумке в поисках ключей от дома. Когда она добирается до крыльца, включается освещение.

- Чёрт возьми, ты работаешь допоздна.

Если бы Элли не узнала голос, то закричала бы. Как бы то ни было, ее сердечный ритм удваивается. Из-за куста выходит Люси, словно Элли опоздала на давно назначенное свидание в темном саду после полуночи. Тени несутся, чтобы заполнить впадины ее щек.

- Ты вернулась? - спрашивает Элли. Она находит нужный ключ и вставляет его в замок.

- Тебя интересует, что я должна сказать?

- Говори потише, - вздыхает Элли. Они прямо под спальней Фреда.
Она скучает по нему, но это не значит, что ей хочется провести с ним оставшиеся часы до утра.
- Это зависит от многого, - говорит она. - Ты готова вернуть мне деньги, которые украла у моих детей? Ты готова обратиться за помощью?

- Сколько раз об одном и том же? - произносит Люси. - Не брала я твои чёртовы отпускные.

Элли вскрикивает от разочарования: неоднократные отказы хуже первоначального воровства.

- И никакая помощь мне не нужна.

Она лжёт в обоих случаях, но с такой убежденностью, что Элли не в первый раз задается вопросом: действительно ли она так верит себе? Люси наклоняется и говорит грубым шепотом:
- Я кое-что видела, Эл. Думаю, тебе захочется узнать об этом. В ту ночь, когда убили Дэнни Латимера.

Элли застывает, поставив одну ногу на крыльцо, и в ней растет надежда. Но перед Люси не стоит демонстрировать отчаянное желание узнать, поэтому она только выжидательно поднимает брови.

- Мне нужно лишь немного денег, чтобы снова встать на ноги, - сообщает Люси. - Только девятьсот фунтов. Тысяча. Дашь их, и я расскажу тебе.

Элли чувствует слишком большое отвращение, чтобы ответить. Она захлопывает дверь перед носом Люси. Ничего не меняется. Несмотря на происходящее, Люси заботится только о себе. Даже смерть мальчика она пытается использовать в своих целях. Элли стыдно за то, что у неё такая сестра.

 

38

Дурная слава о Джеке Маршалле распространяется. Его фотография на первых полосах всех газет - не только Herald - хотя статья Карен Уайт с заголовком ОБЪЯТИЯ С МАЛЬЧИКАМИ является единственной, кто имеет право на слово эксклюзив. Папарацци окружили его магазин.

Элли и Харди стоят в магазине, моргая от кратких вспышек фотоаппаратов. Силуэты фотографов на рулонных шторах витрин - их камеры превращают их в силуэты каких-то инопланетных теневых марионеток. Они неоднократно зовут Джека по имени, самыми разными тонами, как и тогда, когда они пытались обратить на себя внимание Бет на панихиде Дэнни. «Вот что такое охота на ведьм», думает Элли.

- Мне нужна защита, - заявляет Джек. - Я в осаде!

Она задает вопросы, которые требуют от неё протокол.
- Кто-нибудь угрожал вам или физически запугивал вас? - спрашивает она, даже когда в окнах дребезжат стёкла.

- Оставайтесь внутри, - произносит Харди, словно у Маршалла есть выбор. Он тоже не может оторвать глаз от окна, вздрагивая при каждой вспышке.
- Немного удачи и все скоро утихнет.
В его голосе нет убеждённости.

- Вы делаете это намеренно, чтобы посмотреть, не сломаюсь ли я. Вы взяли меня на заметку и ничто это не изменит.

Харди восстанавливает самообладание.
- Сотрудничайте с нами чуть больше, тогда мы сможем очистить вас от подозрений.

- Думаешь, я этого раньше не слышал! - фыркает старик. - Сотрудничайте, и все будет в порядке. А дальше мне предъявляют обвинение.

Харди вздыхает.
- Все, что я хочу - узнать правду о смерти Дэнни Латимера. Если вы не причастны...

- Я не причастен! Я же говорил, я был всю ночь дома. Если бы я отсутствовал, это было бы на моих камерах видеонаблюдения.

Харди и Элли в недоумении смотрят друг на друга, потом снова на Джека.
- На чём? - переспрашивает Харди.

- Камеры безопасности, спереди и сзади. Они были установлены после взлома. Стоили мне целое состояние. Но там моя передняя и задняя двери. Если бы я выходил, это было бы там.
Джек начинает свою фразу с презрением, словно повторяет очевидное, но запинается, когда продолжает. Такое часто наблюдается: люди пропускают что-то жизненно важное, потому что они считают, что полиция видит их крошечные мирки под тем же углом, что и они сами. Иногда буквально, как в этом случае.

- Почему вы не упомянули о них раньше? - Харди не скрывает своего раздражения.

- Я забыл, - признается Джек. - Я был зол. Вы совершенно сбили меня с толку.

Его защитная реакция обнажает его уязвимость. Элли видит в этом возможность снова расспросить его о его прошлом.
- Почему бы вам не рассказать нам, что случилось, Джек? - начинает она, ее мягкость преднамеренно контрастирует с серьезностью Харди. Лицо Джека остается бесстрастным, но в его позе происходит крошечный сдвиг, незначительное движение плеч, и он начинает говорить с явным облегчением.

- Я был учителем музыки. Ровена была моим учеником. Девушка. Мальчиков не было. Я уверен, что вы сможете заполнить пробелы. Это было взаимно.

- И у вас был секс, сколько раз? - спрашивает Харди.

Джек с отвращением морщится.
- Вы думаете, что я делал зарубки на кроватном столбике?

Харди складывает руки.
- Кто сообщил полиции?

- Ее отец.
Невозмутимый взгляд Джека внезапно теряет свою фокусировку; Элли переступает так, чтобы вновь оказаться в поле его зрения, но никак не может заставить его глаза встретиться с её взглядом.
- Я был чем-то вроде примера. Отбыл год. Мне повезло, что я выбрался живым. Ей было пятнадцать лет и одиннадцать месяцев. Еще четыре недели и один день - и все было бы в порядке вещей. Я отсидел свой срок.

- Вы когда-нибудь общались с этой девушкой после того, как вас выпустили? - спрашивает Элли.

- Я женился на ней.
Это застает Элли врасплох, и она сознательно настраивает себя против того, что может оказаться слезливой историей.

- Через неделю после того, как я вышел из тюрьмы. Ей было семнадцать, мне - сорок.

 

Преподобный Пол Коутс, не побоявшись толпы возле газетного магазина, дожидается полицейских.
- Вам нужно защитить его, - говорит он, когда Элли и Харди пробираются сквозь скопище людей. - Он мой прихожанин. Он напуган.

Харди разглядывает пола с головы до ног. Его глаза задерживаются на колоратке, как будто это пятно.
- Вы уверены, что он невиновен, не так ли?

Пола подобное не сбивает.
- Вы же уверены, что это не так?

- Мы учтём ваше мнение.

Элли вслед за Харди возвращается в участок под градом его отрывистых изречений.
- То, что он сказал, не меняет факты, - говорит он. - У Джека Маршалла есть судимость. Он все еще под подозрением. Мы не можем отвлекаться на его убедительную слезливую историю или на эту прессу. Мы продолжаем упорно искать доказательства. Как мы говорили, Уильямс пусть просмотрит записи камер видеонаблюдения.

Как по заказу, криминалист Брайан ожидает их на лестнице.
- В следующий раз, когда у вас случится преступления на пляже, зовите кому-нибудь еще, - говорит он. - Это какой-то кошмар. Слои движущиеся, перемещающиеся, это невозможно. Мы уничтожили около четырехсот отдельных доказательств в качестве элементов, не имеющих значения.

- Я предпочёл бы что-нибудь актуальное, - хмурится Харди.

Брайан держит прозрачный пакет с четырьмя окурками.
- Все в трех футах друг от друга. В четырех футах от того места, где было обнаружено тело.

- И что в них особенного? - спрашивает Элли.

- Время. Если бы они оказались там на пару часов раньше, их бы смыло приливом. Но на них нет следов прилива, поэтому их, должно быть, оставили там утром. Примерно в то же время, как и тело. Это сигареты с высоким содержанием смол, что в наши дни довольно необычно. Если они были куплены в округе, то вы можете найти людей, помнящих покупателя.

Харди высказывает то, что они все подумали:
- То есть они сначала сбросили тело, а затем встали и закурили. Это бессмыслица.

Когда Брайан заканчивает, Харди отступает в свой кабинет. Он закрывает венецианские жалюзи, а затем выключает освещение, так что между планками извне проникают только узкие полосы света. В одном углу стоит диван, и он неуклюже ложится на него, его длинные ноги свисают с края.

Он закрывает глаза, и его подозреваемые выстраиваются в воображаемый парад личностей. Это такой технический приём, которым он пользуется с первого дня работы, когда появляется больше информации, чем можно охватить. Этот приём хорошо послужил ему на ранних стадиях дела в Сандбруке, и он надеется, что и сейчас тот поможет ему внести ясность.

Марк Латимер, естественно, остается в кадре. Согласно аксиоме: чем ближе к дому, тем больше вероятность вины, и поэтому он - главный подозреваемый. Даже с показаниями Бекки Фишер в его алиби остаётся двухчасовой пробел. Однажды он ударил Дэнни. Исправление: они знают только об одном случае, когда он ударил Дэнни.

Джек Маршалл также в списке, хотя и по другим причинам. Иногородний холостяк, осужденный за секс с несовершеннолетней, которая позже вышла за него замуж - это предполагает, что Маршалл - опытный ловкач. То, что на теле Дэнни нет признаков сексуального насилия, не означает, что оно не имело места. Опытные педофилы знают, что существует не один способ, как пристать к ребенку. Опытные преступники любого направления знают, как осуществить контакт, не оставив следов. Как у вожака Морской бригады, у Джека Маршалла всегда под рукой маленькие мальчики. Каждое утро Дэнни оставался наедине с ним в его магазине, а телефон мальчика его после смерти оказался в его распоряжении. Его дом находится в двух шагах от места сброса тела. Он препятствовал расследованию при каждой возможности: чем дольше Харди думает о забывчивости Маршалла, тем удобнее та выглядит.

Преподобный Пол Коутс занимает свое место рядом с Джеком. Его отсутствующее алиби - красный флаг, а церковь находится в нескольких минутах ходьбы через поле от дома Латимеров. У него были отношения с Дэнни и десятком других мальчиков посредством компьютерного клуба. Но это его желание получить голос в эфире и запечатлеть лицо на камеру действительно беспокоит Харди. Он видел подобное раньше - желание преступников оказаться в СМИ. Это своего рода болезненная гордость за то, что они сделали, неспособность признать, что их причастность останется непризнанной, независимо от того, насколько это косвенно.

Найдж Картер - пограничный подозреваемый. В конце концов, он одинок, по всей видимости, живет со своей мамой и цепляется за семью Латимеров, как липучка. Наряду с Марком, Найдж, вероятно, самый заметный взрослый мужчина в жизни Дэнни. Он уже солгал полиции, якобы защищая Марка, и Харди не может избавиться чувства, что он по-прежнему что-то скрывает, нечто большое. Конечно, у Найджа есть алиби, но Харди склонен отвергнуть его; он уже давно считает, что алиби, предоставленное чьей-то матерью, не стоит той бумаги, на которой оно записано.

И наконец, Харди надолго задумывается о Стиве Коннолли. Это дело о лодке было либо счастливой догадкой, либо свидетельским заявлением, что означает - Коннолли является либо шарлатаном, либо скрывает улики. Не имея подтверждения последнего, Харди должен сделать вывод, что он шарлатан, и выкинуть его из списка подозреваемых. И он сделает это, как только определит, как Коннолли узнал о подвеске Пиппы Гиллеспи. Поздно вечером, находясь в офисе в одиночестве, Харди интенсивно искал связь между Коннолли и Сандбруком и ничего не нашел, ни по делу, ни по месту. До тех пор, пока это не произойдет, Коннолли останется в списке, если не официально подозреваемым, то глубоко подозрительным.

Сейчас, когда все остальные разошлись по домам, он скучает по Тесс больше всего. Он пропустил неофициальный брифинг в конце дня, финальный поток идей и теорий. Потому что ещё не встретил копа, который бы так соответствовал ему. Даже под конец они работали единым фронтом. Это стало последним делом перед его уходом.

Жалость к себе не позволит поймать убийцу. Харди снимает очки и закрывает глаза. Марк Латимер, Джек Маршалл, Пол Коутс, Найджел Картер и Стив Коннолли стоят плечом к плечу в воображении Харди. Он мысленно проходит вдоль их шеренги, и его глаза всегда останавливаются на одном и том же человеке. Он массирует свои виски, желая, чтобы что-нибудь случилось. Это не должно быть чем-то драматическим. Достаточно одного зерна, элемента, доказательства. И скорее. Тотчас. Этот случай ускользает от него.

 

39

Фрэнк наконец добирается до последнего кадра записи с камер Джека Маршалла. В тот вечер, когда был убит Дэнни, не имеется никаких признаков того, что Джек покидал или входил в свой дом. Они изучили каждый угол, но не смогли найти невидимой зоны. Элли поворачивается к Фрэнку.

- Он невиновен, - произносит она с изумлением.

Пока она пишет о результатах на электронную почту Харди, звонит Боб Дэниелс. Происходящее он описывает как «беспорядки» у барака Морской бригады. Элли забрасывает электронную почту и выбегает из участка, Фрэнк следует за ней по пятам.

Мужчины собрались на малоиспользуемой дороге за пределами барака. Разгневанная толпа вооружена мобильными телефонами с камерами - эквивалентом вил 21-го века - и пылающими факелами. Элли признает толпу мужчин как отдельных лиц - это школьные папы, владельцы небольших магазинчиков, парни из лиги мини-футбола - но в совокупности они - наводящая ужас, дышащая насилием толпа с искаженными ненавистью лицами. Ранее она никогда не видела в Бродчерче ничего подобного. Боб, необычайно неловкий в своей униформе, похоже, хочет присоединиться к своим товарищам по другую сторону противостояния.

Сегодня вечером, как обычно, должна была собраться Морская бригада, и, хотя Джек надел форму и открыл двери, ни один из мальчиков не пришёл. И всё в результате неверного истолкования событий. То, что теперь на взгляд Элли, позволяет вывести Джона, как невиновного, из круга подозреваемых, интерпретируется толпой как вызов. Мужчины бросаются обвинениями, как камнями. Пресса, естественно, в восторге от подобного. Чем сердитее становятся мужчины, тем чаще щелкают камеры. Неряшливый фотограф практически тычет своим объективом в нос Найджу Картеру, когда тот выкрикивает угрозы.

Элли звонит, вызывая подкрепление, но первым появившимся автомобилем оказывается не полицейский, а ее собственная потрёпанная семейная машина с её мужем за рулем.

- Что ты здесь делаешь? - спрашивает она у Джо. Со стороны пассажира появляется Марк Латимер. Вена пульсировала у него на лбу, как червь, заползший ему под кожу.

- Я не смог остановить его, - говорит Джо. - А затем не мог позволить ему прийти самостоятельно.
Но он беспомощен, когда Марк пробирается через толпу. Пульс Элли учащается. Где, черт возьми, подкрепление?

Если Марк потеряет самообладание, эта толпа бросится на Джека, как собаки на лису.

- Сегодня не будет собрания, Джек, - кричит Найдж Картер. Плевок вылетает из его рта, попадая на ноги Джека. - Мальчики не придут. Мы не чувствуем, что тут они в безопасности.

- У тебя же нет детей, Найджел, - говорит Джек. В его тоне - усталость, почти скука. Этим он себе не поможет. Элли жаждет, чтобы он продемонстрировал и другие эмоции, а не только высокомерие. - Ты даже не получил значка за узлы.

- Я говорю за тех, у кого они есть, - отвечает Найдж.

- На самом деле нет, Найдж, - произносит Марк Латимер с тихим самоконтролем, удивляющим Элли.
- Ребята, - обращается он к толпе. - Остановитесь.

Люди если не замолкают, то, по крайней мере, начинают бормотать свои угрозы, а не выкрикивать их.

- Тебе не нужно в этом участвовать, приятель! - говорит Найдж. - Мы сделаем это за тебя!

- А ну назад! - голос Марка возвышается в предупреждающем крике, и на этот раз все подчиняются. Джо складывает ладони в умиротворяющем жесте.

- О вас много говорят, Джек.
Марк произносит это ровно, но мышца у его губ дёргается, а его лицо говорит об усталости и скрываемых эмоциях.

- Я совсем не такой, каким меня пытаются выставить, - говорит Джек. - И я никогда не трогал твоего мальчика.

- У тебя оказался телефон Дэна.
Ударение в конце заявления Марка превращает его в вопрос.

- Он оставил его в сумке для доставки. Клянусь.

- Ты был в тюрьме, правда? Да? - вопрошает Марк.

Джек выпрямляет спину.
- Это была девушка. У нас было взаимно. Ей было пятнадцать, почти шестнадцать. В том же возрасте, что и Бет, когда вы встретились.
У Марка занимает несколько секунд, чтобы проглотить и переварить сказанное.

- Марк, мы поженились, у нас был сын.

Марк снова подозрителен.
- Да, и где он сейчас? Почему они не с тобой?

- Он погиб, на следующий день после своего шестого дня рождения.
Джек понижает голос, и это слышат только те, кто находится близко.
- Дорожная авария. Она была за рулём. Они оба вылетели через ветровое стекло. Она выжила; он нет. Горе развело нас. Поэтому я переехал сюда. Чтобы начать сначала.
Его взгляд уходит куда-то вдаль - это так раздражало на протяжении всего расследования, но если раньше Элли видела в этом попытку уклонения или нежелание говорить, то теперь ей кажется, что мужчина заглядывает в свое прошлое.
- Они говорят, что мне нравилось обнимать мальчиков, потому что я педофил. Но это совсем не так. Я скучаю по моему мальчику. Я не могу прикоснуться к нему, обнять его. Я скучаю по своему мальчику каждый день. Что это за мир, Марк, где считается грехом любая привязанность? Я бы никогда не навредил Дэнни. Мы в одном положении, Марк. Ни один из родителей не должен переживать своего ребенка. Твой мальчик - он был хорошим мальчиком.

Марк сражается со своим лицом. Все молчат. Волны бьются о стену гавани. Даже камеры прекращают на несколько секунд свои вспышки. Наконец, молчание нарушается Джо, который делает неуверенный шаг в логово льва.

- Марк, с тобой всё нормально?

Марк смахивает слезу, но затем отвечает рыком.
- По домам, ребята! - кричит он так громко, что чайка по соседству в панике взлетает. - Вас слишком много. Сейчас же.

Они отступают, а затем расходятся, но угрозы продолжаются, сердитые голоса звучат в наступающем вечере. Очевидно, что временное прекращение огня - заслуга Марка. Двое мужчин смотрят друг на друга, став членами клуба, к которому боится присоединиться любой родитель.

- Тебе здесь небезопасно, Джек. Ты покойник, приятель.
Слова Марка суровы, но тон его мягок. Он передает угрозу, а не высказывает её.

Джек стоит на своем.
- Сейчас это мой дом.

- Люди так решили, - говорит Марк. - Ты хочешь безопасности? Убирайся так далеко, как можешь.

Он оставляет Джека, гордого, но жалкого выглядящего в форме лидера Морской бригады, у барака, который, как понимает Элли, больше никогда не заполнится мальчиками. Джек тоже должен это понимать, но он слишком горд, чтобы показать это. В его поведение есть что-то военное: негнущийся позвоночник, прямой взгляд, плечи слегка оттянуты назад.

Фотографы делают его последние снимки, затем опускают камеры и идут в паб.

Сумерки и моросящий дождь отправляют линчевателей по домам. Только Найдж Картер всё ещё вне дома, двигатель его фургона, стоящего на краю стоянки для трейлеров, работает на холостом ходу. Довольно долго он наблюдает за тем, как дождь затушёвывает трейлер под номером 3, прежде чем стеклоочистители снова делают его видимым. Затем что-то внутри него гонит его из фургона. Он тремя большими шагами достигает прицепа и колотит в его дверь кулаками.

Сьюзен Райт не удивляется, увидев его, хотя ее приветствие прохладно: она складывает руки и блокирует дверной проем.
- Не можешь жить без меня?
Она хмурится.

- Я не задержусь.
Найдж практически бежит на месте в своем нетерпении уйти.
- Мне нужно кое с чем разобраться. Поэтому я хочу, чтобы ты взяла это и уехала.
Он протягивает толстый конверт формата А4.
- Тут пятьсот фунтов.

- Это то, чего я стою? Тебе повезло, что у меня есть чувство юмора, - произносит она без улыбки. Она продолжает смотреть на него так же спокойно, как он волнуется. Если ее план состоит в том, чтобы подвести его краю, то он срабатывает. Его руки начинают сжиматься.

- Видишь тот фургон? - кричит он. - У меня там есть арбалет. Я не шучу.

Сьюзен равнодушно смотрит на него.
- Не думаю, что ты должен говорить мне такие вещи, Найджел. Нам нужно найти способ разобраться со всем.

Найдж понимает, что его побили. Он возвращается к фургону и хлопает дверью, бросая конверт на пассажирское сиденье. Он в три приёма разворачивается, поднимая тучу грязного песка и уезжает. Сьюзен стоит в дверях до тех пор, пока Винс не прерывает её транс, начав крутиться у её ног.

 

40

Оливер ожидает у стойки регистрации. Элли внутренне готовится к схватке. Либо ему нужны какие-то сведения, либо Люси послала его сделать за неё грязную работу. Она не уверена, что у неё хватит сил бороться с ним. У нее даже нет энергии, чтобы просто спуститься по лестнице. В ожидании лифта её тело внезапно даёт о себе знать: грызущий голод в ее животе и кислотная отрыжка от слишком большого количества выпитого кофе. Пока она спускается на первый этаж, у неё появляется мысль прямо сейчас дать Олли информацию об алиби Джека Маршалла, чтобы позволить прессе оправдать его. У них еще есть время, чтобы это ушло в печать. Понятно, что люди обратят больше внимания на Эхо или Herald, чем на любое заявление полиции Уэссекса. Но она не убеждена в том, что они будут об этом писать: невиновность Джека Маршалла опровергает ложь их клеветнической кампании, поэтому они, вероятно, просто похоронят эту историю. Грязные старички продают газеты; а их престарелые жертвы - нет. Более того, она еще не сообщила Харди о результатах с камер видеонаблюдения, и хочет сделать это по всем правилам. Когда двери лифта открываются, Элли принимает решение. Сегодня вечером она все правильно оформит, и, если Харди одобрит, утром скормит это прессе.

У Оливера нет его обычного плаксивого выражения «пожалуйста-расскажи-мне», так что это, должно быть, Люси. Сердце Элли резко замирает.

- Твоя мама сама может прийти ко мне, если захочет, - сообщает она. - Я немного занята, если ты не заметил.

Олли щелкает языком.
- Это не имеет к ней никакого отношения. Это насчёт Дэнни. Ну, может быть. Вы еще не определили ту сгоревшую лодку?

Значит, он всё-таки хочет сведений.
- Оливер, разве я говорила о том, что у тебя есть какие-то преимущества в получении информации? - она слегка перегибает палку, потому что частенько поступает так. - Мы созовём пресс-конференцию, когда у нас будет, что сказать.

Он поднимает руки.
- Не могла бы ты просто выслушать меня, прежде чем обвинять? Это лодка моего отца. Она пропала.

Разговор разворачивается на 180 градусов, когда Элли понимает его последствия.
- Почему ты не сказал мне об этом раньше? - спрашивает она, желая удостовериться. Половина Бродчерча знает об этой лодке. Половина Бродчерча брала её.

- Я вроде как забросил её, когда папа уехал. Я не выходил на воду около недели до тех дней.

- Не думаю, что у тебя есть её фотография, да? - спрашивает Элли.

Олли достаёт телефон и находит фотографию себя и Тома в маленькой лодке, в окружении снастей для ловли рыбы.
- Переслать тебе?
Он открывает новое ммс-сообщение и ставит имя Элли в поле получателя, но не отправляет его, а машет телефоном, словно морковкой перед носом. - Если вы узнаете, что это лодка папы, то могу ли я рассказать об этом? Не объявляйте об этом. Дай это сделать мне.

- Ты невероятен, - произносит она.

Укор срабатывает. Олли жмёт на клавишу, а через несколько секунд жужжание в кармане Элли предвещает появление фотографии в ее собственном телефоне.

Наверху, в отделе она направляет фотографию криминалистам и завершает промежуточное редактирование документа для пресс-службы о ситуации с Джеком Маршаллом. Она отправляет его по электронной почте, зная, что тот не будет прочитан до утра, но удовлетворяется тем, что еще одно дело выполнено.

Брайан собственной персоной приходит в отдел уголовного розыска, чтобы лично сообщить ей новость. Она никогда раньше не видела его без его спецодежды: он выглядит странно в обычном костюме.

- Да, это та самая лодка, - говорит он. - Готов поспорить на мою ипотеку.
Это первый положительный результат, который они получили за несколько дней. Элли одновременно ощущает слабость и облегчение. Она откидывается в своем кресле и ловит своё отражение в окне, чтобы понять, как выглядит. Боже, выглядит она дерьмово: матовые волосы и без макияжа. Она запишется на стрижку на завтра. Не к Люси. В какое-нибудь шикарное место. Где одновременно приводят в порядок и ногти. Брайан врывается в её мечты о макияже.
- Послушай, не хочешь ли выпить как-нибудь вечером?

- Извини, что? - через миг смысл его слов доходит до неё. - Я замужем, Брайан.
Она склоняет голову к фотографии на своем столе: все четыре Миллера ухмыляются в камеру.

- Это проблема?
Он примостился на краю её стола.

- Счастливо замужем, Брайан.

- О, хорошо. Ладно!
Он соскальзывает со её стола и отступает от грани сексуального домогательства.
- Ну, проехали. Хочешь чего-нибудь, чашку чая, например?..
Где-то под возмущением Элли случается нелепая вспышка обиды, что он так легко отступает.

- Нет, - произносит она. - Я в норме.
Брайан возвращается в свою лабораторию, а Элли утыкается лицом в руки, пытаясь вникнуть в только что случившуюся небольшую сюрреалистическую интерлюдию. Она быстро сдаётся. Теперь ее приоритет - рассказать Харди о лодке.

- Нечто странное, - она сует голову в дверь кабинета Харди. - Мы идентифицировали сгоревшую лодку. Раньше она принадлежала отцу Олли.

Харди таращится на нее.
- Лодка, которая использовалась для транспортировки тела Дэнни Латимера, принадлежала твоему зятю?
В его словах уйма осуждения: её слабых навыков расследования, её семьи, её дома. Элли пытается сделать вид, что не заметила.

- Она была брошена недалеко от пляжа, с подвесным мотором, - говорит она. - Олли почти не пользовался ей - плохие ассоциации, поэтому ему потребовалось столько времени, чтобы сообщить, что она пропала без вести.

- Кто знает, что она находилась там?

- Уйма народу. Это ни для кого не было тайной.

- Посмотри, смогут ли эксперты получить любую другую ДНК или отпечатки с обломков, и сопоставить их с другими отпечатками. А сейчас позвони Брайану, и скажи, что это приоритетно. Имя вызывает у Элли рефлекторное хихиканье.
- Что смешного?

Она должна рассказать кому-нибудь о случившемся, понимая, что Джо - не самый подходящий для этого объект.
- Просто он пригласил меня на свидание, - признаётся она.

- Брайан? -  Харди принимает выражение робота, пытающегося вникнуть в человеческие эмоции. - Зачем ему это делать?

- Огромное спасибо!

- Ты же замужем. Однако, это лестно.

- Я тоже так подумала. Но криминалисты... У них свои руки повсюду.
Элли морщит нос и грозит пальцем.

- Ох уж этот подлый Брайан, - произносит Харди с игривым рокотом шотландского акцента и редкой улыбкой.
Элли не может вспомнить ни единого момента по-настоящему хорошего юмора между ними: естественно, она цепляется за него и всё разрушает.

- Сэр, что, если мы не найдём убийцу?

Улыбка пропадает с его лица, шутки отменяются.
- Мы найдём.

Она делает глубокий вдох, чтобы придать себе сил.
- В Сандбруке ты не поймал.

Харди буквально замерзает: не мигает, и не дышит. Затем берёт в руку ручку.
- Как долго ты ждала, чтобы выдать это?

«С того самого дня, как Дженкинсон впервые произнесла твоё имя», думает она, но позволяет отмахнуться от неё ответом.
- Там было всё по-другому, - говорит Харди.

- Как? Ведь дело развалилось.

- Я этого не хотел, - тихо произносит он, хотя их никто не может подслушать. - Произошла ошибка. Большая ошибка.

- Твоя?

Кажется, что Харди отступает перед ней, как будто теряет всю свою властность.
- Я не хочу говорить об этом.

Но Элли понимает, что ещё одного шанса она может не получить.
- Сэр, это мои друзья, люди, которых я знаю всю свою жизнь. Мы не можем их подвести.

- И не подведём, - сообщает Харди. Он смотрит прямо на нее, но в его очках отражается экран компьютера, стоящий перед ним - белые окна слов и цифр - и Элли не может видеть его глаз.

 

Почти час ночи. Перед тем, как выключить компьютер, Элли отправляет Олли копию пресс-релиза о Джеке Маршалле. Уже слишком поздно, чтобы он попал в печать, но может оказаться эксклюзивом в онлайне. Это ее способ отблагодарить Олли за сообщение о лодке, и за то, что сдержался, не поставив её в неловкое положение. Он хороший мальчик.

 

41

Марк и Бет лежат в постели в кампании с радио.

- Можем ли мы не слушать новости? - спрашивает Марк. Бет находит станцию с музыкой, затем ложится на спину, и, закинув одну руку за голову, уставляется в потолок. Они лежат бок о бок на спине.

- Знаешь, я люблю тебя, - произносит он.

- Знаю, ты уже говорил это. Когда тебя поймали.

Бет слушает рекламу, как колыбельную. Когда он пытается обнять ее, она коченеет. Она истощена гневом, но не может освободится от него. Она боится того, что находится за ним.

- Бет, пожалуйста, - она чувствует, как он прилагает массу усилий, чтобы оставаться спокойным. - Теперь друг у друга есть только мы. Почему бы нам не прийти к согласию. Сегодня. Без пререканий. Без молчания. Прямо сейчас... найти что-то еще.

- Что именно? - спрашивает она.
Он не знает.

Бессмысленный перезвон уступает место мягким аккордам фортепьяно, начинающего песню, которая пронзает их сердца одной стрелой. Она звучала повсюду в год, когда родился Дэнни. Она заиграла в первый раз, когда Бет почувствовала, как Дэнни ударился внутри неё; она звучала из радио в автомобиле, когда они выезжали из больницы с ним, спавшем в автомобильном кресле.

И на этот раз, когда Марк пытается обнять её, Бет позволяет это. Они остаются в объятиях на протяжении всей песни, медленно раскачиваясь в такт с ней. Когда песня заканчивается, Марк достает сувенирную шкатулку, которая в течение многих лет собирала пыль на вершине их гардероба.

Радио и свет притушены, а Марк и Бет сидят на полу в белье, разглядывая памятные вещицы ранних дней своих детей.

Марк держит в руках ее потускневший серебряный медальон в форме сердца с двумя прядями мягких детских волос: светлой, принадлежащей Хлое, и темной - Дэнни.
- О, посмотри, - произносит Бет. Она осторожно берет в руки больничную бирку Дэнни: «Младенец мужского пола Элизабет Латимер, 8 фунтов 2 унции». И его фото, когда ему исполнилось два часа. Вот его первая одежда: сине-белый полосатый комбинезон, который он, кажется, перерос за ночь. Трикотажные детские пинетки. Маленькие красные сапожки, которые он носил на пляже зимой. Его первые футбольные бутсы. Раньше она ненавидела процедуру очистки шипов этих бутс от грязи. Теперь, понимая, что больше никогда не будет делать подобного, она скучает по этому занятию.

Она достаёт пустую втулку от туалетной бумаги и задается вопросом, почему они ее сохранили. Марк показывает на маленький бумажный конус и берёт его за один конец.
- Он сходил с ума по ракетам, помнишь?
И Бет понимает сейчас, что это модель космического корабля, который Дэнни сделал в детском саду. Она берет её в руки. И удивляется, почему они не выставляли её на всеобщее обозрение.

Они двигаются дальше. Обувная коробка заполнена фотографиями их первого отпуска за границей: Испания, 2005 год. Дэнни понравилось летать на самолёте, даже несмотря на турбулентность.

- Боже мой, Марк! - смеется Бет, когда находит фотографию всей семьи - всех четырёх - торжественно сидящих за столом под открытым небом в тапас-ресторане.
- Ты помнишь тот вечер?
Он тоже смеётся. Как он может забыть об этом? Они заказали паэлью [Паэлья — национальное испанское блюдо из риса, подкрашенного шафраном, с добавлением оливкового масла. Кроме этого, в паэлью могут добавляться морепродукты, овощи, курица.], чтобы проникнуться местным колоритом, и узнали, что у креветок остались не только раковины, но и глаза, и чёртовы щупальца: у всех четверых при виде этого началась истерика. Они оставили паэлью нетронутой, после чего отправились в соседний ресторан, где заказали пиццу.

Они откапывают сертификат по плаванию, детские рисунки, поздравительные открытки, школьные табели. У нее вызывает горькую радость даже клочок выцветшей открытки с засохшей фиалкой, сохранившейся с тех пор, как семилетний Дэнни вырвал половину цветов в саду престарелого соседа в качестве подарка для Бет. Она заставила его пойти и извиниться, но цветы сохранила. Она дотрагивается до лепестков, и те осыпаются пылью под ее прикосновением. Ее плечи вздрагивают.

- Я лежу по ночам и думаю, что нам делать с его комнатой? Нам нужно будет убрать её, ведь появится ребенок и...

Он отвечает сквозь слезы.
- Я не хочу этого. Каждый раз, когда я думаю, что боль становится меньше, что есть что-то, чем стоит заняться...

Это первое понимание происходящего на соседней подушке, которое посещает Бет. Она слишком поглощена собственной виной, чтобы реагировать на подробности и глубину горя Марка. Она смотрит в его полные слёз глаз, и мгновенно оттаивает, увидев в них её собственное отражение. Впервые она понимает, что они оплакивают Дэнни по-разному - две волнистые линии на графике, которые входят и выходят за пределы диапазона, но редко касаются друг друга, чередуя силу, гнев, печаль, безмолвие, как будто двойная доза одной и той же эмоции окажется больше, чем сможет принять их семья. Но теперь, на полу спальни Дэнни, среди обрывков воспоминаний о его маленькой жизни, их отдельные линии печали соединяются и искрят, как два противоположных полюса тока. Бет погружается в истинную близость впервые с тех пор, как это случилось, и утешение от знания, что муж понимает её чувства, согревает ее кожу подобно солнечному свету.

- Я словно тону, - говорит он, давая волю слезам.

- Это не твоя вина, - произносит она.
Одна её рука покоится на Марке, и она снова обращает свое внимание на засохшую фиалку и смотрит сквозь нее до тех пор, пока ей не начинает казаться, что она видит покрытые землёй руки маленького мальчика, кладущие украденные цветы на ее колени, и грустная улыбка растягивает ее губы. Бет еще далека от того, чтобы благодарить за жизнь Дэнни. Его смерть по-прежнему слишком велика для этого и слишком близка. Но эти нескольких минут - передышка от настоящего в прошлом.

 

Джек Маршалл просыпается от звука разбитого стекла. Его ноги находят в темноте тапочки, и он дотягивается до своего халата. Он спускается вниз и обнаруживает, что в его окно бросили кирпич. Повсюду битое стекло. Он открывает переднюю дверь; вандалы сбежали, но перед этим краской из баллончика написали слово PAEDO на борту его лодки. Они пытались добраться и до его машины - трещины расходятся вокруг дыры в центре ветрового стекла.

К тому времени, как он заканчивает собирать битое стекло со своей мебели и ковров, наступает два часа утра. В любой момент может подъехать фургон с газетами завтрашнего дня. Возвращаться в кровать нет смысла. Он садится в кресло, ожидая знакомого удара бумажной кипы по асфальту у дверей газетного магазина.

ПЕРВЫЕ ФОТОГРАФИИ: НЕВЕСТА И БЫШАЯ ЖЕРТВА ДЖЕКА ИЗ БРОДЧЕРЧА - возвещает Mirror, в то время как Mail сообщает о СЕМЕЙНЫХ ФОТО, СКРЫВАЮЩИХ МРАЧНЫЙ СЕКРЕТ.

На сопровождающей статью фотографии волосы Джека еще темные: у Ровены они длинные и светлые, а ее лицо пока безупречно. Между ними Саймон, надувший щеки, готовится задуть свечи на праздничном, по случаю его дня рождения, торте. Свечек шесть, по одной за каждый год его жизни.

Звучит странный, сдержанный стон, похожий на скрип двери, которая не открывалась десятилетиями - старик начинает плакать.

Он медленно бредёт в темноте по направлению к Харбор-Клифф-Бич. Восковая луна - единственный свидетель его шествия; он сбрасывает тапочки рядом со святилищем Дэнни, а затем идёт босиком по песку. Он останавливается у подножия скал.

Море ласкает его босые ноги; волны швыряют крошечные камни в пальцы его ног, а затем оттаскивают из-под них песок. Из своего кармана он достаёт фотографию, ту, которую он не смог сжечь, и которая попала в лапы прессы. Прижимая её к губам, он целует свою жену и ребенка на прощание и в последний раз читает Отче Наш.

Через два часа наступает рассвет, обнаруживающий Джека Маршалла, лежащего на спине, его руки широко разметались подобно крыльям. Морские водоросли охватили пояс его халата и окаймляют его волосы. Волны омывают его тело, затем отступают. Белая пена очерчивает контуры его трупа.

 

ЧПСТЬ ВТОРАЯ

42

Прошло десять дней после того, как Харбор-Клифф-Бич отметился вторым телом за лето. Газетный магазин уже заколочен; на двери объявление агента по недвижимости, предлагающее помещение в аренду. Несмотря на свое превосходное расположение между гаванью и пляжем, интереса эта недвижимость не вызывает. Повсюду песок и мусор.

Единственное публичное оправдание Джека Маршалла – газетный лист, прикрепленный к окну. На фотографии, снятой в последний вечер его жизни, Джек в форме морской бригады. В сопроводительной статье, написанной Оливером Стивенсом, в заголовке есть только одно слово: НЕВИНОВЕН.

Половина десятого утра, а Карен Уайт на ногах уже пять часов. Ее путешествие началось в Лондоне на рассвете в чёрном кебе, затем последовала длинная поездка на поезде, и теперь она снова в такси с полностью опущенными стёклами, движется по единственной дороге в Бродчерч. Они не отстают от другого такси, серого Vauxhall, который покинул станцию Тонтон одновременно с ними. Его пассажирка - худая женщина средних лет в черной шляпе со старомодной кружевной вуалью. Она слишком формально одета, чтобы оказаться журналисткой. Похоже, что Карен - единственная из газетчиков, потрудившихся совершить путешествие.

Она проверяет свой смартфон и думает о том, чтобы позвонить Олли. Их последний разговор состоялся в момент его панического посещения в предрассветные часы её номера в отеле. Он находился на грани слез, заявив ей, что они всё испортили, что неожиданно у Джека Маршалла оказалось прочное алиби, и, хотя, прекрасно понимая, что подобное невозможно, он умолял остановить статью, которая уже пошла в печать. Она больше не заснула, а на следующее утро сбежала из города, заставив себя игнорировать шквал смс-ок и звонков от Олли, а затем, несколько дней спустя, пришедшую по электронной почте его чрезмерно эмоциональную статью, написанную для Эха, о том, как Джека Маршалла довели до самоубийства. Карен попыталась заставить Herald напечатать более сдержанную версию этой статьи. Дэнверс, вне себя от её промаха, разрешил ей только один абзац на тринадцатой странице. Она понимала, что ей очень повезло получить хотя бы это. История умерла.

В течение полутора недель у Харди не появилось никаких новых инициатив. Это означает, что ни один репортер не коснется этой истории снова, пока, по крайней мере, не случится ареста, вероятнее, до тех пор, пока кому-нибудь не предъявят обвинение.

Ее последним контактом с кем-либо из Бродчерча оказалось короткое письмо от Мэгги Рэдклифф, в котором говорилось: она надеется, что Карен довольна содеянным. Карен не удосужилась ответить. За всем этим ханжеским дерьмом она что-то не заметила никаких попыток Мэгги вступиться за Джека, когда все это только начиналось. Ее драгоценный Бродчерч отвернулся от него радостно и страстно, как кучка Елизаветинцев [условное название английских писателей, творивших в конце XVI — начале XVII вв., в последние 20 лет царствования королевы Елизаветы I и первое десятилетие царствования Якова I], ликующих на публичном повешении. Суть в том, что убийца по-прежнему на свободе, и за месяц расследования Алек Харди к нему не ближе, чем был на следующий день после смерти Дэнни.

Естественно, что она сожалеет: в конце концов, человек мертв. Ей очень жаль, что, сделав ставку на историю в Бродчерче, она открыла шлюзы таблоидам и неизбежным гадостям. Она недовольна тем, как таблоиды обошлись с Джеком. Но она сделала то, что должна была сделать - привлекла внимание общественности к делу Дэнни Латимера, и не чувствует себя виноватой за содеянное. Уж Мэгги то должна это понимать; когда Олли немного подрастёт, то тоже поймёт случившееся. Но она не позволит считать, что у неё на руках чья-то кровь. Она, точнее они написали отличную статью по тем материалам, который смогли получить из имевшихся у них источников. В то время Карен нисколько не сомневалась в виновности Маршалла. Все указывало в этом направлении, и полиция не нашли ничего противоречащего, пока не стало слишком поздно. Если бы Харди и его команда были хотя бы наполовину компетентны, они бы в первый раз проверили дом Маршалла должным образом, предупредили бы его, и он был бы исключён из круга подозреваемых даже раньше, чем у них появилась возможность включить его туда. Как можно было пропустить при проверке камеры видеонаблюдения, черт возьми? А когда полиция реабилитировала его, то должна была оповестить об этом повсюду. Там знали, что за ним охотятся линчеватели. Карен отвратительно то, что Харди, похоже, сработал в Бродчерче ещё хуже, чем в Сандбруке. Его нужно снять с этого расследования и заменить кем-то более компетентным.

Пока этого не случится, Латимеры не получат должного правосудия. У Карен в контактах по-прежнему находится Бет - так же, как и Кейт Гиллеспи - и она обещала Бет ещё одну - последнюю - попытку держать Дэнни в центре внимания общественности. Сегодня она нанесла удар тем единственным оружием, которым умеет владеть. Она поглядывает на Herald на своих коленях – номер из первого тиража, купленный в киоске на вокзале Ватерлоо. С первой страницы газеты на неё смотрят налитые кровью глаза Харди. Она довольна заголовком.

Такси сворачивает на дорогу, ведущую к церкви. Поток скорбящих в чёрном стремится к церкви Сент-Эндрюс. Колокола снова и снова повторяют одну и ту же ноту настойчивого и печального погребального перезвона. Серый Vauxhall перед ними останавливается у обочины. Пассажирка медленно выходит из машины и смотрит на церковный шпиль сквозь вуаль.

Карен Уайт сбрасывает газету с колен и лезет за кошельком, чтобы оплатить проезд. Все здесь собрались, чтобы похоронить Джека Маршалла. Она здесь, чтобы похоронить Алека Харди.

 

43

Когда в Сент-Эндрюс заполняются скамьи, Харди плюхается за свой стол - перед ним номер Daily Herald. Он так долго всматривается в него, что слова над его фотографией размываются, а затем снова проявляются в ужасающим фокусе.

ДВА ПРОВАЛЬНЫХ ДЕЛА

ДЕТОУБИЙЦА НА СВОБОДЕ

НЕВИНОВНЫЙ МУЖЧИНА МЁРТВ

ЭТО ХУДШИЙ КОП В БРИТАНИИ?

Он складывает газету и беспомощно оглядывает свой кабинет. Толстые папки, коробки с документами и разбухшие прозрачные файлы занимают каждую его поверхность. Черный галстук, который он в последний раз одевал на похоронах Пиппы Гиллеспи, плывет по бумажному морю.

Операция Когден [от названия местности в графстве Дорсет, Великобритания] достигла своего бюджетного потолка. На следующей неделе Дженкинсон снимает дополнительный персонал и ограничивает заявки криминалистам. Так и случается, когда дело затягивается. Начальство теряет уверенность и в панике объясняет это бухгалтерам. Что касается Харди, то ему остается выжать как можно больше из своей команды в ближайшие несколько дней. Он побьет рекорды сверхурочных, пока еще может это.

Он смотрит на свой список невыполненных задач и старается расставить приоритеты. Миллер может следить за судебной экспертизой лодки. Им нужно схватить тех, кто разбил машину Маршалла, и дважды проверить алиби каждого в этой команды линчевателей.

Нехотя, Харди завязывает на шее траурный галстук. Сегодняшний Herald привлечет к нему ненужное внимание. Но он должен выказать своё уважение, и, кроме того, если убийца Дэнни окажется в церкви, эта другая смерть будет на их совести. Он хочет увидеть того, кто проявит хоть какое-нибудь беспокойство.

Мальчики из морской бригады образуют почетный караул, весла торчат над головами собравшихся в церкви. Харди выше, чем большинство присутствующих, и должен преклонить голову, чтобы попасть в импровизированный туннель. Несколько мальчиков плачут, но Том Миллер нет.

В церкви прохладно. Слабый запах ладана. Солнце через стёкла освещает святых, а темные скамьи из палисандра почти полностью заполнены.

Когда Харди идет по проходу, Бет Латимер поворачивается, будто предупреждая его о своем присутствии. Она фиксирует на нём долгий взгляд, в котором есть ирония, демонстрирующая, что она присутствует на похоронах этого старика, но все еще не может похоронить своего мальчика. Харди не нужно напоминать об этом. Он чувствует эту иронию. Он живет ею.

Он выбирает скамью с хорошим обзором и берет книгу записей. Та женщина с ярко-красными волосами, стоящая рядом с Олли Стивенсом, должно быть, блудная сестра Миллер. У нее застывший взгляд наркомана. Харди ищет в её лице семейное сходство и не обнаруживает ни единой черты, но ее личность наглядно подтверждается, когда Миллер демонстративно выбирает скамью в противоположной стороне церкви.

Многие из собравшихся, явно непривыкшие находиться внутри церкви, перемещаются с неловкостью. Другие чувствуют себя как дома: Лиз Ропер даже имеет что-то вроде собственного места на скамье. Мэгги Рэдклифф, рука в руке, прибывает со своей компаньонкой Лил. Они ведут себя надлежащим образом; не восхищаются с любопытством туристов, как многие другие, хотя на своём пути обмениваются взглядами, наполненные смыслом, который Харди не может интерпретировать. Некоторые церкви по-прежнему консервативны в отношении однополых пар, но детектив-инспектор полагает, что они апеллируют к высокоразвитому чувству толерантности Пола Коутса. Мэгги сворачивает налево, к передней скамье, а затем так быстро разворачивается, что врезается в Лил, которая почти теряет равновесие. Лил что-то шепчет ей на ухо; Мэгги качает головой, затем кивает, словно говоря, что с ней все в порядке. Две женщины в конце концов усаживаются в углу правой стороны церкви.

Харди вытягивает шею, чтобы увидеть, что напугало обычно невозмутимую Мэгги. Прямо под кафедрой с хмурым выражением горгульи сидит Сьюзен Райт.

Когда гроб выносят к алтарю, конгрегация поёт «Для тех, кто в опасности в море». На его верхней крышке покоится корабль в бутылке и фотография Джека, которая сопровождала некролог Олли Стивенса в Эхе. Лиз Ропер плачет громче всех; ей удаётся совладать с шумными безутешными рыданиями к окончанию гимна.

Харди складывает руки, когда преподобный Пол Коутс начинает свою проповедь - его белые облачения вздымаются вокруг него. Харди не знает, какой реакции ждёт от священника: признаков беспокойства, вины или какого-либо уклонения - то, что бывает обычно - но только видит, как этот человек буквально оживает перед своей аудиторией.
- Мы собрались здесь сегодня, чтобы разделить наше горе и почтить память Джека Джеральда Маршалла, - говорит Коутс. - Блаженны плачущие, потому что они будут утешены.

«Чёрта с два», думает Харди.

- Джек Маршалл был хорошим человеком. Как стало ясно после его смерти, он невиновен. Местный газетный киоскёр и лидер Морской бригады, который обеспечивал безопасность детей на суше и защищал их на море. Как же случилось, что мы здесь? Мы позволили ему оказаться запятнанным клеветой и подверженным запугиванию. Нас не было рядом, когда он нуждался в нас. Поэтому сегодня, почитая память Джека, мы также должны признать: некоторые из нас подвели его.
Он пристально смотрит на Харди, так явно, что головы поворачиваются в его сторону.
- Так же, как мы потерпели неудачу с Дэнни Латимером. Вторая заповедь говорит нам: «Возлюби ближнего своего, как самого себя». В самые темные времена мы должны быть лучше. Если мы не сообщество близких, то мы - ничто.

Харди надеется, что его гнев не проявился у него на лице. Коутс прекрасно знает, что он был одиноким голосом в поддержку Маршалла, но, повторяя слово «мы», священник встает на сторону тех, кто указывал пальцем на Джека и бросал камни, создавая альянс там, где его на самом деле нет. Коварный ублюдок. Он задумывается, как проверить всю подноготную Коутса, и делает мысленные заметки, определяя приоритетность.

По завершении службы происходит небольшая задержка на конгрегационном «Аминь», так как язычники поспешно следуют своими молитвами вслед тем, кто знает протокол.

Миллер присоединяется к Харди во время краткой прогулки на поминки в Traders Hotel.
- Итак, - начинает он, смущенный румянами на её щеках, - смотреть...

- ... за всеми, и сказать, если я увижу что-нибудь необычное. Я всё помню, - произносит она.

Харди внутренне выходит из себя: если бы она только слушала, ему бы не пришлось повторяться.

В битком набитом баре он в состоянии повышенной готовности. И замечает, что Пол Коутс, похоже, единственный человек, у которого в руке нет алкогольного напитка. Поддерживает контроль, пока все вокруг его теряют?

Священник, безусловно, упивается новым вниманием к себе, пожимая руку незнакомцам, которые благодарят его за прекрасную проповедь.
- Отличные поминки для Джека, - говорит Коутс Бекке Фишер, когда та забирает у него пустой стакан. - Всё очень по-христиански.

- Что смешно, потому что я полная язычница, - произносит она, подмигивая. Их общий смех предполагает более глубокие отношения, чем об этом знает Харди. Если бы он был в курсе, что планка настолько опустилась, то, возможно, сделал бы ход первым. Но, у каждого разные приёмы.

В разговорах возникает затишье; неуловимый сдвиг в атмосфере, постоянно появляющийся, когда в комнату входят Латимеры. На этот раз добавляется некий трепет, ощутимый, как полагает Харди, только тем, кто знает о романе Марка и Бекки. Бет, подходя к бару, высоко держит голову.
- Мне белое вино и пиво для моего мужа, - произносит она.
Бекка только кивает. Марк выглядит так, будто хочет испариться.

Плавное продвижение через толпу выводит Коутса из бара в холл отеля. Харди находит его на полпути вверх по лестнице, в серьезной беседе с Томом Миллером, который сидит на её вершине. В голове Харди звучит сигнал тревоги, и он направляется в их сторону.

Он успевает сделать только первый шаг, когда образ викария и мальчика начинает расплываться перед его глазами. «Не сейчас, не здесь», думает он. За исключением телевизионной пресс-конференции, это самое худшее место для приступа. Он пытается заставить разум властвовать над телом, но в его глазах двоится, а ноги подворачиваются. Он падает на стол с напитками, увлекая их на пол. Все разговоры смолкают: звучит чей-то саркастический возглас, и кто-то говорит об излишне выпитом. Харди, с которого капает чьё-то пиво, с огромным усилием самостоятельно поднимается. К тому времени, когда его внимание возвращается к лестнице, Пола Коутса там уже нет. Он оглядывается, выискивая Миллер: ее нигде не видно; он поднимается по лестнице и садится рядом с Томом. Если удастся уловить то, что его беспокоит, то всё будет как надо, по правилам.

- Ты хорошо знаком с Полом? - спрашивает он.

- Полагаю.
Том выглядит нервничающим.

- А Дэнни ладил с ним? Они когда-нибудь разговаривали наедине? Или встречались за пределами компьютерного клуба?

Том открывает рот, чтобы ответить, но тут к ним присоединяется Джо Миллер, с лицом родителя-защитника: что бы Том не собирался сказать, он не скажет этого сейчас.

- Просто разговариваем, - произносит Харди.

- Надеюсь, что так, - говорит Джо, - Он только что потерял своего лучшего друга.

Том вскакивает на ноги
- Как бы я хотел, чтобы все перестали так говорить! Он не был моим лучшим другом. Я его ненавидел. И если вы действительно хотите знать, я рад, что он умер.

Том взрывается в слезах и убегает из холла, проталкиваясь мимо хрупкой женщины в черной шляпке с вуалью. Гнев Джо сменяется огорчением, на его щеках появляются красные пятна. Через секунду он начинает спускаться по лестнице так же быстро, как это позволяет толпа, следуя за Томом на улицу. Харди слишком разбит, чтобы преследовать их. Он не должен был подходить к Тому. Но вряд ли мог спровоцировать эту вспышку у мальчика. Он снова мысленно устраивает парад подозреваемых. Теперь в ряду четверо мужчин, затем рядом появляется фигурка маленького мальчика.

Вероятно, на Тома так повлияло случившееся. Ведь он потерял друга и целыми неделями практически не видит мать. Или нет? В этом деле Харди не может себе позволить упустить чего-нибудь из виду.

Он обращает внимание на Пола Коутса.

Журналисты наблюдают, как Харди наблюдает за толпой. Карен Уайт особенно интересен его интерес к Полю Коутсу. Он буквально не сводит глаз со священника.

- Посмотрите-ка на это, - бросает Карен в сторону Мэгги. - Думаю, что наша собака нашла себе новую кость.

- Пол Коутс? - говорит Мэгги. - Нет...

- А вы понаблюдайте, - произносит Карен. - Он пойдет за викарием, виновен тот или нет. Просто Алеку Харди пришла в голову новая идея, только и всего. Он настолько одержим одним аспектом дела, что у него возникает туннельное видение. Он не может видеть две стороны дела, вот в чём его проблема.

- Хм, - усмехается Мэгги. - На самом деле, я знаю еще одного такого же.

Карен оглядывает собравшихся, она не знает, кого имеет в виду Мэгги. Пока она оглядывалась, Пол Коутс исчез.

По пути к церкви Сент-Эндрюс она проходит мимо женщины с вуалью, вероятно, ожидающей на автобусной остановке такси до Тонтона. У неё возникает досада: они могли бы вместе отправиться на такси обратно в Тонтон, разделив расходы. Женщина своими тонкими ногами делает шаг по направлению к ней.

- Карен Уайт? - спрашивает она.
Может быть, она тоже из прессы.

У Карен широкая улыбка.
- Мы знакомы?

Женщина в ответ откидывает вуаль. Карен издаёт непроизвольный вздох. Волосы женщины - гладкий светловолосый шиньон, но вся её кожа изрыта бесчисленными крапинами блестящей розовой рубцовой ткани, алеющими на белесой плоти. Черты ее лица знакомы, но мимолётно, словно Карен смотрит на чью-то сестру или мать, на кого-то, с кем она встречалась только раз. Трудно что-то сказать; словно нечто прояснилось, а затем растаяло. Всё это в доли секунды мелькает в мыслях Карен, и только затем она замечает ярость, вспыхнувшую в глазах женщины. Та делает шаг назад. К тому времени, когда Карен понимает происходящее, уже слишком поздно: на ее щеке приземляется теплый комок слюны.

- Вы мне отвратительны, - произносит женщина. Она вся дрожит. Серый Vauxhall подъезжает к автобусной остановке. Водитель открывает пассажирскую дверь, и Ровена Маршалл без промедления садится внутрь.

 

44

Люди продолжают говорить Бет, что время исцеляет. Но что делать, если время сломалось? Некоторые часы пролетают в мгновение ока: некоторые минуты тянутся бесконечно. Бет ощущает себя словно попавшей на одну из картин Сальвадора Дали, где все часы растаяли. С тех пор, как от неё оторвали Дэнни, время потеряло свой смысл. Хлоя сама отвечает за собственную подростковую жизнь. Даже в горе она живет долгими лениво-бессистемными днями летних каникул. Когда Марк вернётся к своей работе, в его жизни будет своеобразная спонтанность, быстрое реагирование на экстренные вызовы. Но Дэнни - его жизнь была и её жизнью, именно она формировала её собственную. Суточный ритм школы, футбола, плавания. Завтрака, обеда, чая. Всё это определяло ее день намного больше, чем работа.

Ребенок решит эту проблему. Ребенок снова придаст форму времени, определив её в её опухшем животе, а затем поработит Бет своей рутиной. Это даст ей повод вставать по утрам. Это придаст смысл постоянному пробуждению ночью.

 

Элли поздно просыпается и обнаруживает дом пустым; записка от Джо гласит, что он повел мальчиков в парк. Похоже, Том бодрствовал с шести часов. Что-то тут не так. Обычно Фред просыпается с рассветом, но Тома всегда требовалось встряхнуть, сбросив с него покрывало. Он до сих пор отказывается от встречи с психологом, но это предложение по-прежнему обязательно для всех одноклассников Дэнни, и Элли задается вопросом, когда его снова попросят привести. На данный момент она в течение дня практически не видит Тома. Она проверяет часы: она будет готова через полчаса. Через пять минут она идёт в душ, затем одевается. Спустя ещё десять минут она в скейтпарке, со стаканчиком кофе в руке.

Джо невозможно не обнаружить в его Папином пальто.
- Еще девять! - кричит он, когда Том съезжает по халфпайпу [специально сооружённый склон для катания на скейтбордах]. - Ничья! Начинаем следующий раунд.

Его голос звучит восторженно, но под его глазами фиолетовые тени. Элли была настолько поглощена собственным истощением и заботой о Томе, что забыла, что всё также сказывается и на Джо. С тех пор, как началось это расследование, ему приходится быть обоими родителями одновременно. Она рада, что, несмотря на всё происходящее, его лицо по-прежнему загорается, когда он видит ее.

- Как дела? - спрашивает он, заключая Элли в свои объятия. - Ты была немного... далекой, вчера.

Она утыкается лицом в ярко-синий нейлон.
- На поминках я все время оглядывала людей в баре и думала: этот кто-то здесь. Почему я не вижу его? Чем дольше это длиться, тем больше я начинаю подозревать всех вокруг.

- Эй! - Джо симулирует обиду.

- Когда говоришь всех, - усмехается Элли, – это означает почти всех.

- Это позор, потому что каждый вечер я предлагаю провести тщательный опрос в нашей спальне.
Он протягивает ей свои запястья.
- И ты сможешь воспользоваться своими наручниками, потому что я могу оказаться довольно строптивым заключенным.

- Надеюсь, у тебя окажется хорошее алиби.

- Моя жена, как ни странно, в постели рядом со мной всю ночь. Боюсь, будешь храпеть.

- Я не храплю. Я выдыхаю.
У них этот разговор с первой ночи, проведенной вместе. В этом старом знакомом сценарии имеется своё глубокое утешение.

- Я запишу тебя однажды ночью, тогда ты поймёшь.

Джо, к отвращению Тома, наклоняется, чтобы поцеловать Элли.
- Папа! Делайте это, когда вы одни! Ты должен подсчитывать очки.

Элли улыбается. Она на прощание целует Джо, затем Фреда, но щадит Тома перед его друзьями, и с улыбкой и перезагруженным настроением держит курс на работу.

 

Харди за своим столом бросает сердитые взгляды на травяной чай и тосты.
- Ты знаешь, что я сделал прошлой ночью, Миллер?

- Оделся как Леди Гага? - спрашивает она.
Он игнорирует ее высказывание, и она чувствует медленный прилив удовольствия, которое всегда испытывает в компании своего босса.

- Я последовал за нашим молодым викарием. Я вспомнил, что ему нравится ходить по ночам. Мне было интересно, куда он пойдет. Ну а вчера вечером он не ходил, он ездил. В Йовиль. На границу самого темного Сомерсета. И весь этот путь ради собрания анонимных алкоголиков.

- Выздоравливающего алкоголика, если он ходит на собрания, - поправляет Элли. - Если мы начнём подозревать алкоголиков, то туда попадёт половина этого участка.
За сарказмом стоит её инстинкт отрицания. Пол Коутс не может оказаться убийцей. Но она замечает, что делает, и вовремя себя останавливает. Она учится работать на каждой линии дознания, вне зависимости от того, удобно ей или нет.
- Это имеет отношение к делу? - спрашивает она.

- Ну, он не упомянул об этом.
Харди щёлкает ручкой, чтобы сделать упор на свою точку зрения.
- Давайте удвоим наши усилия на его персоне, пока у нас все еще есть ресурсы. Я хочу, чтобы все сосредоточились на нем. Последний приход, старые подруги, не сданные в библиотеку книги и происходящее в том компьютерном классе.
Он роется среди файлов на своем столе, прежде чем продемонстрировать то, что искал.
- Судебная экспертиза с лодки, - говорит он. - Что можешь сказать?

В глазах Харди трудно что-либо прочитать, и Элли чувствует, что находится под подозрением из-за связи её семьи с лодкой. Тем не менее, она пытается прервать Харди и переварить текст отчета. Криминалисты обнаружили на остатках лодки кровь Дэнни, его волосы и отпечатки рук, частицы краски, соответствующей окраске его скейтборда, а также следы чистящего средства, которое было использовано на его теле. Харди по-прежнему смотрит на нее, и её приходится быстро думать.
- Итак... пока они транспортировали тело Дэнни на берег, убийца пытался очистить все следы, которые они могли оставить на нем. Чистящее средство, вероятно, из имеющихся в хижине, что означает, что все это не планировалось. Они паниковали.

Харди одобрительно кивает: в этот раз они на одной волне.
- Что они делали с скейтбордом Дэнни в лодке? - Он барабанит пальцами по столу. - У кого был доступ к лодке? Думаю, пришло время опросить вашего маленького племянничка.

В Эхе Элли чувствует себя неловко и неуютно: рядом с Оливером невозможно не быть тетей Элли, и она рада, что Харди берет опрос в свои руки.

- Кто знал, что лодка пришвартована там и когда её брали в последний раз? - спрашивает он.

- Все знали, - говорит Олли. - Во всяком случае, все, кто гулял по этой части пляжа. А брали мы её в последний раз в очень тёплые выходные в марте; мы в тот раз играли с Томом и Дэнни в пейнтбол на берегу.
У Элли запоздалая реакция: Том никогда не играл в пейнтбол.
Олли слегка краснеет.
- Хм, Марк спросил у Джо, потому что знал, что ты откажешь Тому из-за оружия. Там был я, Том, Дэнни, Найдж и Марк. Легендарный день. Вероятно, это был последний день, который я провел с Дэнни.

Элли все еще не может оправится от открывшегося знания, что Джо за ее спиной занимался чем-то подобным. Она временно теряет дар речи.

- Значит, все эти люди знали, где хранится лодка, как ее открыть, и как запустить двигатель? - вопрошает Харди. - Кто еще?

- Куча людей. Мама позволяла за наличные все это время людям заимствовать ее. У каждого был свой день. Ну... Кев, почтальон. По крайней мере, три учителя Тома. Это отличная лодка для рыбалки.
Он бросается новыми именами.
- О, да. И Пол Коутс.

Наконец Харди выглядит удовлетворенным.

 

45

Это первый день, когда Марк возвращается на работу. Найдж не может постоянно тащить этот груз на себе, а, кроме того, им нужны деньги. Бет упаковывает для него обед: бутерброды с ветчиной и горчицей, бананы, те чипсы, к которым почувствовала отвращение сразу, как только привезла их из супермаркета, и банки с Колой. Захлопывая контейнер, она задумывается о том, что случилось с коробкой для завтрака Дэнни. Последнее, что помнит Бет - как несла её через школьное поле в тот день, когда они потеряли его. В ее памяти сейчас много таких крошечных прорех, тривиальных вещиц, которые, тем не менее, не мешало бы помнить.

- С тобой будет всё в порядке, на работе? - спрашивает она у Марка.

- Со мной всегда все в порядке, - отвечает он.
Затем следует пауза.
- Когда мы поговорим о ребенке?

Она прерывает его.
- Не сегодня.

- Ты говоришь это уже несколько недель. Нам нужно спланировать. Так или иначе.

Она не хочет этого. Не сейчас.
- Удачного дня на работе. Передавай от меня привет Найджу.

Она отмахивается от него, посылая на целый день в чужие дома к людям, которые будут напрягаться от его имени. Они не будут знать, как обращаться к нему. Они будут растерянны, смущены из-за своих тривиальных проблем, таких, как забитый коленный слив или не работающий котел, когда его собственная жизнь разорвана на части, и будут пытаться скомпенсировать это печеньем и бессмысленной болтовней.

Бет завидует Марку за его побег. Она принесла своим старым работодателям из туристического агентства несчастье и уволилась. Да и как она смогла бы вернуться на свою старую работу? Бродчерч стал синонимом детского убийства. Те несколько счастливых семей, не отменивших свои летние каникулы здесь, не захотят, чтобы мама убитого мальчика предоставляла бы им информацию насчёт катания по морю на надувных лодках.

Словно восприняв дух новых начинаний, Хлоя со своими друзьями отправляется на однодневную поездку в Эксетер - эпическую эстафету автобуса и поезда, которую проделывает с четырнадцати лет, но сегодня она кажется длительнее и дальше, чем обычно. Когда Бет высаживает Хлою на автобусной остановке, девушки нервируют Бет, также, как и желание Хлои выбраться из Бродчерча.
- Мы позаботимся о ней, я обещаю, - говорит Лара, переплетая свою руку с рукой Хлои. Лара - старшая дочь Боба Дэниелса, и росла вместе с Хлоей.

У Бет по-прежнему имеется её номер в телефоне, с тех пор, когда она забирала двух девочек с их уроков балета.

Беспокойство проистекает в обоих направлениях.
- С тобой будет всё в порядке в пустом доме? - спрашивает Хлоя. Бет кивает, потому что у ней нет нужды лгать напрямую. Она не вернётся в пустой дом. Она петляет вокруг квартала, заметая следы, а затем выезжает из города, направляясь на встречу, на которой настаивала Карен Уайт, торопясь и убегая от своих сомнений.

Спустя два часа поездки на машине Бет обнаруживает себя открывающей дверь кафе Little Chef на тихой дороге А в той части страны, где она никогда не бывала раньше. Здесь она первый посетитель. Ещё есть время отступить, но она заказывает дорогущий кофе, которого в действительности не хочет, следя за тем, как снаружи кафе шины автомобилей брызгают изморосью на дороге.

Кофеин попадает в ее кровь, и она жалеет, что заказала кофе с кофеином. Она нервничает. Когда открывается дверь кафе, у неё случается потрясение, словно она увидела кого-то знаменитого. Лицо Кейт Гиллеспи говорит ей, что признание взаимно, и Бет осознает, что теперь она точно такая же гротескная знаменитость, которая может заставить замолчать всех присутствующих в помещении.

- Боже, это ведь странно, верно? - произносит Бет, когда Кейт садится на противоположное место.

- Да, - мрачно отвечает Кейт. - Слушай, прости за то, через что ты проходишь.

Она заказывает себе чай. Вблизи, их различия ещё очевиднее. Кейт на несколько лет старше Бет и лучше говорит, словно училась в университете. Если честно, то она напоминает Бет тех матерей из среднего класса, переехавших в Бродчерч из Лондона или откуда-то ещё - кто смотрел на неё свысока в детских группах, когда Хлоя была ещё маленькой. Несмотря на это, их связь быстра, глубока и правдива.
- Я понимаю твою боль.

- Ты первый человек, сказавший это так, что я поверила.

Кейт изображает что-то вроде сочувственной улыбки. На её лице имеются остатки привлекательности, говорящие о том, что она была красива, прежде чем это случилось. Она по-прежнему миловидна - об этом говорят все её черты, и ее глаза всё ещё ярко-зеленые, а волосы - глянцевитые, но от нее исходит обезображивающая печаль.
- Ты сторонишься людей, - говорит Кейт, - которые так отчаянно хотят сообщить вам, насколько глубоко они чувствуют вашу боль, а сама в это время думаешь «Отвали, ты понятия об этом не имеешь», ведь так?

- Да! - отвечает Бет, с головокружением от облегчения, что это так сформулировано. - И похоже на то, что они липнут к вам, и не оставят вас в покое, потому что они отчаянно нуждаются, чтобы вы их поблагодарили.

- И у них нет понятия о горе, о настоящем горе, таком, как это...
Кейт неопределённо машет рукой в сторону Бет.
- Раньше я предполагала, что горе - это то, что внутри, и с ним можно бороться и победить. Но это не так. Это что-то внешнее, как тень. Нельзя этого избежать, с этим приходится жить. И оно никогда не станет меньше, просто приходится согласиться с тем, что оно есть. Спустя некоторое время я даже вроде как полюбила его.
Бет понятия не имеет, что написано на её лице, но Кейт неожиданно выпаливает:
- Это безумие? Я слишком мрачная, слишком резкая?

- Ты первый человек, которого я встречаю, говорящий что-то разумное, - произносит Бет.
Даже Марк не понимает ее так, как эта женщина. Она чувствует, что она и Кейт могут что-то сказать друг другу. Забыт Пол Коутс, забыт Марк, Элли, даже ее мать и Хлоя. Это те отношения, которых она искала.

- Это случилось пять недель назад? - спрашивает Кейт. - Брак еще в порядке?

Внезапно Бет понимает, что ничего не сможет рассказать Кейт. Проступок Марка слишком грязный, слишком отвратительный для этого разговора - это неуважительно по отношению к Дэнни и Пиппе. Она с трудом сглатывает, а затем решается:
- Падает и поднимается. А у тебя?

Лицо Кейт все объясняет.
- В разводе. Большинство пар, у которых погиб ребёнок, разводятся, ты же знаешь это, верно? Полагаю, ты уже погуглила насчёт подобного. Так же, как я.
Она приносит свою чашку к губам, но не делает ни глотка.
- Карен сказала, что ваше дело ведёт детектив-инспектор Харди.
Она наклоняется ближе.
- Слушай, Бет, этот человек - неудачник. Он умудрился потерять доказательства, он проиграл суд. Человек, убивший мою дочь, по-прежнему на свободе из-за него. Не верьте тому, что он говорит.

Бет чувствует внутри себя боль. У нее нет иного выбора, кроме как доверять Алеку Харди. И в Сандбруке было всё по-другому - разве не так все говорят ей?
- Да, но...

- Боже, я так много хочу тебе рассказать, - говорит Кейт, и впервые Бет приходит к выводу, что это своего рода сеанс терапии и для нее тоже. Эта мысль вызывает беспокойство: она понимает, что в каком-то извращённом смысле хочет, чтобы Кейт продолжала играть здесь роль авторитета в случившемся.
- Но у тебя, наверное, есть вопросы.

- Да, есть, - отвечает Бет, размышляя, с чего начать. - Мой муж вернулся на работу.

- Вау, он не теряет времени, - саркастично произносит Кейт. - Вот тебе человек, который должен чем-то заниматься, потому что бежит от мыслей.

- И моя дочь, она вернется в школу через пару недель. Но я не хочу возвращаться на работу, это не кажется правильным.

- Конечно же, нет, - говорит Кейт.

Бет становится легче. Может быть, у нее имеются нужные и правильные ответы.
- У меня просто такое ощущение - мне жаль, что для этого не существует путеводителя, - продолжает Бет. - Поминутного, о том, что мне делать. А чем ты занимаешься?

Кейт кажется опустошенной, и Бет чувствует соответствующую пустоту где глубоко внутри себя.
- Я немного поработала, - безапелляционно высказывается она. - Но у меня появились ужасные головные боли, и я не могу сосредоточиться, не говоря уже о счетах людей. И к этому вопиющее чувство бессмысленности. Какое имеет значение, если я не закончу эту работу? Худшее уже случилось.

Это не то, что хочется услышать Бет.
- Так чем же ты занимаешься в течении дня?

- Честно?
Бет кивает, хотя знает, что ей это не понравится.
- Я ложусь в кровать. Я засыпаю. Затем я просыпаюсь, и по-прежнему всё тоже самое, поэтому я выпиваю. А затем выпиваю ещё. Потом я плачу. Может, пару часов. А затем смотрю телевизор, если только он не напоминает мне о моей маленькой девочке, что он делает почти все время, самыми безумными способами. Поэтому я принимаю снотворное.
Она наконец-то улавливает страдание Бет.
- Прости. Вероятно, ты искала ответы. У меня их нет. В тот день мою жизнь украли. Убили лучшую мою часть. И я не смогла вернуться после этого. Может быть, у тебя получится лучше, чем у меня.

Разговор выдыхается. Желание Бет уйти от Кейт внезапно становится настолько сильным, как и ее потребность быть с ней несколькими минутами раньше. Между ними происходит половинчатая схватка из-за того, кто будет платить за напитки, разрешаемая только тогда, когда официантка сообщает им, что о счете уже позаботились, и он за счет заведения. Поначалу Бет не понимает, но под её повторным взглядом официантка хлопает мокрыми ресницами, а на её щеках следы от слёз, и всё становится ясно.

- Пожалуйста, - произносит Бет, держась за свой кошелек. - Я не могу позволить вам, я не могу...
Ее голос срывается. Она пытается сказать, что считает неприличным воспользоваться этим гостеприимством, потому что ей кажется, что она таким образом что-то выигрывает от смерти Дэнни, но не может заставить себя произнести слова, поэтому пытается заплатить. Ее пальцы дрожат, когда она шарит среди монет, до тех пор, пока Кейт слегка не прижимает её руку своей.

- Позволь им так поступить, - мягко говорит она, и кивает на официантку, которая благодарно смущается, как будто ей оказали великую милость. Бет понимает, что подобное случалось с Кейт и раньше, возможно, десятки раз, и это не последний раз, когда такое случится и с ней.

Они расходятся с обещаниями встретиться вновь. Бет понятия не имеет, что Кейт имеет в виду: она понятия не имеет, что имеет в виду сама. Дождь льёт сплошной стеной, и она садится за руль, будучи неспособной вести машину. Она наблюдает, как Кейт выруливает с автостоянки, с чувством, что вся надежда на нормальную жизнь уезжает вместе с ней. Она думала, что ничто не может сравниться с ужасом прошлого. Теперь она боится будущего.

Прежде чем вернуться в Бродчерч, она проверяет свой телефон. Пропущенных звонков нет, но есть одна смс-ка, которая заставляет её сердце замереть. Она от Лары.

Поговори Хло, мы надеемся, что она окей. Лара xx

Сначала она звонит Хлое, чтобы узнать, что происходит. Её телефон выключен. «Держись спокойно, держись», думает Бет, когда вызывает номер Лары. Жизнь не может быть такой жестокой. Ей удается удержать свою панику под контролем, пока Лара рассказывает ей, как Хлоя была очень спокойна всю дорогу до Тонтона и спрыгнула с поезда за несколько секунд до того, как тот тронулся, прежде чем другие девушки смогли остановить ее, и не сообщила им, почему.

Этого не может быть.

Это не может повториться снова.

Одна на странной автостоянке, в нескольких милях от дома, Бет вызывает Марка.

 

46

Мэгги Рэдклифф и Лил Райан бок о бок стоят перед Элли.
- Привет, Мэгги, - произносит Элли. - Тебе лучше? Олли сказал, что тебе нездоровится.

Тут нужно сказать, что у этой пары случился хорошо заметный неуловимый сдвиг. Дело не в том, что изменился их внешний вид. Лил по-прежнему мягка и угрюма, а Мэгги сурова и брутальна, но сейчас Мэгги подавлена, а во взгляде Лил ощущается сталь.

Мэгги открывает рот, но ничего не может сказать. Она смотрит на Лил, которая говорит:
- Я скажу ей, если ты не можешь.
Две женщины протягивают друг к другу руки, и Мэгги, похоже, набирается сил от прикосновения Лил.

- Ко мне приходила... - начинает она. - Мне угрожала в офисе Сьюзен Райт.
Мэгги и Лил с явным облегчением выдыхают после того, как это имя произнесено.

- Та, с собакой, которая работает с надувными лодками?

- Я узнала, что она воспользовалась вымышленным именем, Элейн Джонс, и сообщила ей об этом. Она зашла ко мне в кабинет, когда я была одна, и сказала... - Мэгги передёргивает. - Она сказала, что знает людей, которые изнасилуют меня. Нас.
Она опускает глаза; очевидно, что угроза сама по себе была насилием над ними.

- Боже мой! - Элли в ужасе. Она записывает имя ЭЛЕЙН ДЖОНС на страницу своего блокнота. - Мэгги, извини. Я скажу патрульным, чтобы они поговорили с ней.

- Только патрульным? - вопрошает Лил.
Она весьма агрессивна, когда сражается за Мэгги; Элли не может вспомнить, чтобы видела её сражающейся за свои интересы.
- Она угрожала изнасилованием. Она пользуется вымышленным именем.

В любое другое лето подобное дело стало бы для Элли приоритетным. Для начала нужно пометить его как потенциальное преступление на почве ненависти. Но сейчас...
- Я занята расследованием убийства.
Эти слова вылетают быстрее, чем предполагалось.
- Мне жаль. Но вы должны понимать, что приоритетным для нас является дело Дэнни Латимера. А визит патрульных может оказаться довольно мощным средством. Я пошлю их сегодня же.

От этого сообщения Мэгги выглядит слегка успокоившейся. Элли держит в себе ироничную мысль, что в настоящее время обычное посещение полицейского патруля имеет больше шансов на успех, чем еще одна улика, брошенная в засасывающую черную дыру, которой является операция Когден.
- Ты сама можешь поучаствовать в этом.
Только после того, как Элли делает это предложение, она слышит его как бы со стороны. Оно звучит так, будто она перепоручает свою работу прессе. Возможно, так оно и есть. Возможно, именно это и случилось.

- Спасибо, - саркастически произносит Мэгги, но что-то внутри нее сдвинулось, и проявились следы старой Мэгги. Она уходит, за ней по пятам следует Лил. Элли звонит патрульным, говоря им, чтобы они чутко отнеслись к возможности гомофобного нападения. Она откидывается на стуле и некоторое время смотрит на белое небо за окном. Женщины среднего возраста, угрожающие изнасиловать друг друга. Что, черт возьми, происходит с этим городом?

Мэгги впервые за несколько дней возвращается в Эхо целеустремлённой. Если даже Элли Миллер не очень-то серьезно отнеслась к подобной угрозе, то у нее совсем нет шансов с этим несчастным шотландцем. У него нет ни чутья, ни чего-либо подобного. Но вот если она сможет представить ему доказательства...

Мэгги боялась начинать разработку Сьюзен Райт; хотя, конечно, она сомневается в том, что женщина, живущая в трейлере и готовая на насилие, имеет возможность прослушивать её офис, но что-то близкое к суеверию останавливало ее, мешало ей заняться этим делом. Но не сейчас. Мэгги больше не запугать.

Она выстраивает перед собой всё, что ей нужно: ее верный старый Ролодекс [Rolodex - вращающийся каталог с карточками, используемыми для хранения контактной бизнес-информации], бокал красного вина, электронную сигарету и телефон. У её рта имеется определенный набор.

Она перелистывает Ролодекс, чтобы возродить в памяти старые имена. Он нуждается в обновлении: некоторые люди вышли из игры, а еще пара уже умерла. Но есть еще много контактов, к которым она может обратиться. Мысленно она переставляет их в порядке полезности и решает позвонить Мику Оксфорду, блестящему исследователю, которого на Флит-стрит называли Ходячей Энциклопедией.
- Я не умерла, просто переехала в Дорсет, - говорит она, когда звук ее голоса на линии встречают с недоверием. - Я ищу что-нибудь на Сьюзен Райт, или на Элейн Джонс. Где-то 1985, плюс-минус год. Тебе бутылка Джеймсона [бренд традиционного ирландского виски], лапа. Я отправлю тебе на почту свои данные. Привет семье.

Он чувствует, как с каждым новым звонком к ней возвращаются силы. Она уже сделала с десяток звонков и остаётся ещё пара дюжин, когда приходит Олли.

- Ты вернулась! - восклицает он с радостной улыбкой.
Он прав больше, чем может себе представить.

- Да, и в самом деле, - произносит она. - Следовало давно это сделать. Бросай свою сумку и постарайся быть полезным. Позвони по этим номерам, скажи им, что я ищу все, что они смогут накопать на Сьюзен Райт.

Брови Олли поднимаются.
- Та женщина с собакой? Какое она имеет отношение ко всему этому?

Она задается вопросом, стоит ли рассказывать Олли об угрозе. И обнаруживает, что не может, хотя сейчас совсем по иной причине. Раньше страх оставлял ее безмолвной. Теперь гордость. Ей стыдно, что потребовалось так много времени, чтобы она пришла в себя.
- Это нам и нужно выяснить, - говорит Мэгги. - Если полиция не станет обращать на неё внимания, это сделаем мы.

Олли поднимает трубку, чтобы сделать первый звонок, но отвлекается, когда позади него оживает факс. Он оборачивается и смотрит на него с удивлением.
- Кто-то ещё пользуется факсом?

- Отлично, дитя будущего. Мои старые контакты воспользовались бы чернильницами, если им позволить.
Она срывает страницы и читает их.
- Но могу сказать, что Мик Оксфорд знает, как найти все, что требуется. Тебе не придётся проходить через весь мой Ролодекс.

Ее улыбка дрожит, когда она читает зернистый факс. Текст перед ней заставляет поверить угрозе Сьюзен Райт. Теперь у Мэгги нет сомнений в том, что та знает людей, которые могли бы не только изнасиловать, но и сделать кое-что хуже. Но она так же знает как не только писать строки, но и как читать между ними, и у этой истории есть подтекст – уязвимость - которую Мэгги не постесняется использовать.

- Это золото, Олли, - произносит она. - Золото.
Она заставляет Олли отвезти ее в трейлерный парк. Но тут её новоприобретённая удаль сходит на нет. Оставив Олли ожидать в машине, Мэгги с силой стучит по стеклу двери вагончика номер 3. Не дождавшись ответа, она кое-что приклеивает к стеклу на двери: конверт с именем Сьюзен, в правом нижнем углу которого адрес Эха Бродчерча.

Тем же вечером, когда Лил заезжает, чтобы забрать ее, Мэгги не может перестать усмехаться.
- От чего ты так счастлива? - спрашивает Лил, как Мэгги садится на пассажирское сиденье.

- Она попалась, - сообщает Мэгги с широкой улыбкой и наклоняется, чтобы поцеловать ее в щеку. - Давай домой.

 

Харди устроил небольшой разнос детективам, ищущим сведения на Пола Коутса. Миллер просматривает всё, что они нарыли.
- Помощник викария в Дорчестере в течение трех лет до Бродчерча. Все хорошо. До этого маленькая деревня в Уилтшире. Сведения из тамошнего прихода - тоже всё прекрасно, но потом я напала на след родителей молодежной группы. По их словам, однажды вечером он слегка напился и бросил Библию в голову мальчика. Мальчику вызвали скорую. Пола же бережно убрали оттуда.

- Я думаю, пришло время пригласить нашу духовную особу сюда, чтобы немного поболтать, - решает Харди.

Поначалу они придают беседе неофициальный вид, оставляя дверь допросной открытой, подводя разговор к вопросу, когда Коутс пользовался лодкой Олли Стивенса.

- Я воспользовался ею только один раз, возможно, более года назад. Подумал... знаете, раз уж я тут, надо как-то попробовать порыбачить. Поэтому я взял лодку и удочку, но ничего не поймал. Зато обгорел на солнце.
У него улыбка святого; Харди готовится стереть её с его лица.

- Как долго вы ходите к Анонимным алкоголикам?

Это срабатывает: Коутс тут же огрызается.
- Понятно. Я подал жалобу из-за вашего прокола с Джеком Маршаллом, и вы взялись за меня.

Харди не реагирует на укус.
- Совсем нет. Почему Йовиль?

- Чтобы сохранить конфиденциальность и не столкнуться с прихожанами.
Коутс с каждой секундой теряет самообладание.
- Почему это так важно?

- Вы пили в ночь смерти Дэнни?

- Я не пил в течение четырехсот семидесяти трех дней.
Он поворачивается к Элли.
- Неужели он всегда такой неприятный?

- Сегодня он превзошёл себя.

Как бы Харди не хотелось думать, что Миллер на его стороне и пытается успокоить подозреваемого ложным чувством безопасности, он сомневается в этом. Он сверяется с бумагами перед собой.
- На вашей последней работе вы напали на ребенка после того, как выпили.

У Коутса смиренная интонация человека, раз за разом вынужденного оправдываться.
- Я не нападал на него, это была неудачная шутка, но он в два раза больше меня.

- У вас нет алиби на ночь смерти Дэнни.

- Зачем мне его убивать? Какой возможный мотив вы можете придумать для меня, чтобы я мог убить одиннадцатилетнего мальчика?

Харди нет нужды придумывать мотивы. Мотивов также много, как и убийц.
- Вы не будете возражать и дадите образец ДНК, не так ли? - спрашивает он. - Буду обязан, если вы подождёте здесь.

Выходя, Харди слышит, как Коутс говорит Миллер:
- Извините, но он мудак.

- Я знаю, - отвечает она.
К удивлению Харди, на этот раз это его задевает.

Натягивая латексные перчатки, он создаёт небольшое облачко порошка, оседающего сугробами на черной рубашке Коутса. Викарий, как было сказано, открывает рот для мазка. Харди сознательно задает вопрос, вертя ватной палочкой за щекой священника.
- Так что, религия заменила собой выпивку? Сменили одну зависимость на другую?

Коутс сохраняет достоинство, ожидая, пока сможет снова заговорить.
- Вам нравится пытать меня, не так ли? Что вы имеете против меня?

- Честно? - спрашивает Харди. - Вы беспокоите меня. Вы так стремились попасть под камеры, как только это началось. Как будто хотели овладеть этим для Церкви. И вьётесь рядом с Латимерами, как муха над дерьмом. Я наблюдаю это всякий раз, когда случается убийство. Случается что-то ужасное, и тут же с ликованием влезает церковь, потому что внезапно люди обращают на вас внимание. Когда в остальное время вы всего лишь здание, в которое никто не ходит.

- У вас нет понятия веры, не так ли? - говорит Коутс. - Я не влезал. Люди обратились ко мне. Сразу. Люди, которые обычно не думают о религии. Они попросили меня выступить. Они попросили меня выслушать. Они нуждались во мне. И вы знаете, почему? Потому что появился страх, который вы не смогли подавить, дыра, которую вы не смогли заполнить. Потому что все, что у вас имеется, - только подозрения и желание обвинить любого, кто находится в непосредственной близости.

Харди в ответ на тираду молча складывает руки.

- Послушайте, вы можете обвинять меня, можете брать образцы, можете ковыряться в моём прошлом. Но вы не можете преуменьшить мою веру просто потому, что у вас ее нет. Теперь людям нужна надежда, и они, конечно же, не получат её от вас.

Он ждет реакции Харди, как будто ожидает какого-то преобразования. Харди держит руки сложенные и его рот закрыт. Он не даст Коутсу никакого ответа, понимая, насколько тот будет потрясен.

Эти слова Коутса крутятся голове Харди до конца дня. Неверно, что у него нет понятия веры. Он всегда верил в доказательства и процедуры. Но куда идти, если на этот раз они подвели его? Что делать после этого?
Если бы Харди был другим человеком, он молился бы о чуде.

 

47

Бет на двадцать минут улучшает время возвращения в Бродчерч, предсказанное навигатором. Объяснение Марка, призванное ее успокоить, только всё ухудшает. Парень! У Хлои появился бойфренд, и она не сказала? Марк знает об этом и рассказал ей?

Вина была постоянным её спутником с тех пор, как они потеряли Дэнни, но теперь ее душит новый источник тех же эмоций. Она была так поглощена своим маленьким мальчиком, что забыла о своей маленькой девочке. Она понимает, почему Хлоя прятала этого парня, Дина, от Марка - кто хочет рассказать своему защитнику - сердитому папе - что с кем-то встречается? - но почему от неё? Она думала, что они рассказываю друг другу обо всём.

Марк ждет ее на дороге, двигатель работает, пассажирская дверь открыта.
- Он живет на ферме за Бреди Хилл, - говорит он, когда она пристёгивается ремнём безопасности.

- Когда ты собирался мне рассказать об этом?
Она опускает стекло вниз до упора.

- Она сама хотела тебе рассказать, - отвечает Марк.
Он оторвал взгляд от дороги, чтобы посмотреть на нее, и должен резко вывернуть влево, чтобы не наехать на велосипедиста. Он едет слишком быстро, мчась прямо по выбоинам на дороге. Он форсирует их на скорости; машина трясется. Инстинктивно Бет кладет руку на свой живот. Они сворачивают на извилистую узкую дорогу, зажатую между высокими изгородями. Бет кусает свой язык, боясь снова потерять концентрацию.

- Что это за Дин? - спрашивает она, когда дорога расширяется и распрямляется. - Она встретилась с ним в школе?

Марк кривит лицо.
- Он не ходит в школу. Хм, ему семнадцать.

Бет позволяет себе рявкнуть.
- Прекрасно. Прекрасно. С тобой все в порядке?

- Конечно, я чертовски не прав! - ревет в ответ Марк, по-прежнему не замедляясь. Наконец он давит ногой на тормоз, и Бет наблюдает, как стрелка на спидометре опускается ниже шестидесяти.
- Но я не собираюсь отталкивать ее сейчас, - произносит Марк. - Послушай, я уверен, что она с ним. Я уверен, что с ней все в порядке.

- Как ты можешь говорить это сейчас? - восклицает Бет. Она поворачивает лицо к окну, когда фургон минует Бреди Хилл. Раннее вечернее солнце бросает свет сквозь золотой фильтр на открыточный пейзаж. Бет едва его замечает.

После небольшого указателя Марк сворачивает на заброшенный двор фермы, заваленный старыми молотильными агрегатами и ржавым желтым трактором. Жалко выглядящие коровы жуют сено в огромном ржавом амбаре. Единственная новая вещь здесь - блестящий мотоцикл с двумя шлемами, лежащими на седле.

- У него чёртов мотоцикл! - произносит Бет, но Марк заставляет её умолкнуть, тронув рукой её предплечье. Она следит за его взглядом на маленький флигель в углу фермы; внутри есть какое-то движение. Марк сохраняет спокойствие на короткой прогулке до флигеля, а затем в последний момент теряет самообладание, выкрикивая имя Хлои и наваливаясь плечом на дверь, а Бет вспоминает то, что она и Марк вставали посреди дня, когда были молоды, и думает, что было бы неплохо сначала постучать.

Но чего ожидала Бет, нет. Интерьер лачуги напоминает молодежный клуб. Там имеются бескаркасные кресла, пара потрёпанных стульев, световые гирлянды на стропилах, и телевизор с плоским экраном, демонстрирующий какую-то видеоигру. В центре комнаты стоит Хлоя в наушниках. Ее глаза закрыты, и она осторожно покачивается. Дин - красавчик, Бет замечает это даже в своём шоке - застыл с игровым контроллером в руке. После того, что кажется вечностью, он вытягивает шнур из наушников Хлои. Ее глаза округляются, когда она видит своих родителей.

- Мама! Папа!

Бет не знает, шлёпать Хлою или обнимать.
- Что, черт возьми, ты делаешь?

- Танцуем, - говорит Хлоя. - Дин поставил для меня Счастливую комнату [видеоигра].

Дин встает, чтобы взять Хлою за руку.
- Место, где она может попросту укрыться, - объясняет он. - Наслаждаться, и не чувствовать себя виноватой.

Хлоя с благодарностью улыбается ему. Бет смотрит на Марка и понимает, что думает то же самое: это они, пятнадцать лет назад. Она поглощена множеством сладко-горьких чувств, подобных долгожданному поцелую на содранной коже.

- А как твой день с подружками? - спрашивает Бет. Ее гнев растаял.

- Они были слишком добры ко мне, - отвечает Хлоя. - Достали, расспрашивая, всё ли у меня окей. Надоело наблюдать за тем, как они говорят друг с другом. Как будто я урод. Я позвонила Дину. Он приехал и забрал меня со станции.
Бет старается не вздрагивать при мысли о Хлои, сидящей в седле мотоцикла Дина, несущегося по полям.
- Я просто хотела отдохнуть от грусти. Я любила Дэнни, ты же знаешь, что я его любила, но мне нужно отдохнуть от роли сестры мертвого мальчика. Она душит. И я знаю, что ты не понимаешь этого.

Бет борется с слезами: она не хочет смущать Хлою, расплакавшись перед Дином. Она благодарна, когда Марк отвечает за нее.
- Нет, - говорит Марк. - Мы понимаем. Не так ли?
Бет кивает, сглатывая комок в горле.

- Вы оставите ребенка? - спрашивает Хлоя.
Бет смотрит на Марка: если он сказал Хлое, то она убьет его, но он качает головой.
- Я слышал, как вы ругались между собой, - терпеливо поясняет Хлоя, словно это она родительница. - Что вы собираетесь делать?

Бет решает отплатить Хлое честностью.
- Мы не знаем.
Она оглядывает гирлянды, оборудование, софу, и стыдится, а также благодарна за то, что Дин сделал это для её дочери.
- Но сначала нам нужно сделать счастливую комнату для тебя, дома.

 

Дверь церкви Сент-Эндрюс всегда открыта, но Стив Коннолли пробирается сквозь нее на цыпочках, с беспокойством злоумышленника. Он не знает, что делать со своими руками: они слишком большие для карманов на его овчинной дохе, поэтому терзает свою молнию, затем разглаживает волосы. Он оглядывается, изучая каждое окно с витражами, двигает губами, читая надписи. В трансепте стоит большая каменная статуя Христа: Стив касается его облачения, а затем неловко совершает поклон. Он зажигает свечу, но не находит у себя в карманах денег, поэтому задувает ее и помещает обратно на полку. Он, похоже, очень старается угодить, хотя церковь пуста. Сделав два круга по нефу, он устраивается на полпути на скамье и склоняет голову в молитве. Именно в этом положении преподобный Пол Коутс находит его через полчаса.

От звука шагов глаза Стива Коннолли распахиваются, как будто его транс нарушается.
- Вы не против, чтобы я тут, правда? - вопрошает он.
Его поза - извиняющаяся: он почти в поклоне.
- Я не совсем обычный

- Конечно, нет, - говорит Пол. Он держит кучу книг с гимнами, не отводя взгляда от Стива.

- Могу я вас кое о чем спросить?
Стив в своей искренности наклоняется вперед.
- Я знаю, это звучит глупо, но... с Богом ... вы слышите его глас? Говорит ли с вами Бог?

- Нет. Не напрямую. Я просто верю, что он укажет мне дорогу.

- Такое же происходит и со мной, и я все еще пытаюсь в этом разобраться. Я слышу голос в голове. И он передаёт мне послания. У меня было послание от Дэнни, я должен был передать его Бет Латимер.
Он коротко и горько усмехается.
- Смотрите, когда произносишь подобное вслух, это звучит как бредни. Но Библия полна говорящих ангелов, не так ли?

- Есть немного, вы правы.

Стив, похоже, не замечает усилий, которые требуются Полу, чтобы сохранять лицо невозмутимым.
- Но меня интересует, что, если я ошибаюсь? Что, если сообщение было не от Дэнни Латимера. Что, если оно было от Бога? Или... Что, если оно не от них, ни от Дэнни или Бога, а это просто голоса в моей голове?

Пол садится рядом с ним.
- С кем вы об этом говорили?

- В полиции. С Бет. Теперь с вами.

- А как насчет медицинской консультации?

Коннолли закатывает глаза.
- Я думаю, мы оба знаем, где бы я оказался, если бы пошел к врачу поговорить об этом. Я думал вы поймете.
Его явное разочарование пронизано упрёком.
- Я думал, что мы оба люди, слышащие голоса, которые не принадлежат живым.

- Извините, что подвел вас, - терпеливо говорит Коутс. - Вы здесь из-за этого?

- Нет. Я пришел, чтобы помолиться. Голоса прекратились. Поэтому я молюсь, чтобы они опять вернулись. Потому что они нуждаются во мне: семья, полиция. Если бы я мог получить другое послание, то убедил бы их. Я помог бы им решить эту проблему.
Его глаза тускнеют.
- Но я ничего не получаю. И это пугает меня. Что, если я вообразил себе это? Что, если я ошибаюсь? Что, если я лжец? И если я не услышу голос снова, то как мне быть?

Преподобный непривычно не смог подобрать слова.

 

48

Офисные часы в кабинете Харди показывают шесть, и на этот раз отдел уголовного розыска пустеет вовремя. Какой-то счастливчик - один из тихих детектив-сержантов, чье имя Харди никогда не может вспомнить, - уезжает сегодня, и они отправляются поднять тост за его будущее после Бродчерча.

Время расследования на исходе, и Харди задержал бы на службе многих, но Миллер настояла на том, что вечер в пабе придаст команде моральный импульс, в котором они так отчаянно нуждаются для последних нескольких дней сверхурочных. С коллективным духом, который на рекордно низком уровне, у него нет выбора, кроме как принять это. Тем не менее, он не присоединяется к ним. Вместо этого, когда Миллер заскакивает к нему в кабинет, он дает ей сорок фунтов на гулянку и со смесью облегчения и отчаяния наблюдает, как они уходят в паб.

Когда он уверяется, что все ушли, то вытаскивает свой мобильный телефон и кладёт его на стол перед собой. В некотором смысле ему легче известить о смерти или опросить убийцу, чем сделать этот звонок. Он обескуражен своим желанием услышать Дейзи, ее настоящий голос, а не приветственное сообщение голосовой почты. Он смотрит на телефон, желая, чтобы тот зазвонил, высветив её номер, и тем самым избавил бы его от необходимости звонить самому. Он рассматривает ее фотографию, вспыхнувшую на экране, почувствовав себя глупо от подобной мысли. Она не звонила ему полгода, зачем ей делать это сейчас? Если бы желание срабатывало, он говорил бы с ней каждый день.

Он быстро набирает ее номер, опережая желание остановить себя, и, с быстро угасающими надеждами отсчитывает двадцать гудков, прежде чем включается автоответчик голосовой почты.

- Эй, это я, - начинает он.
Даже для его собственных ушей эта попытка выглядеть оживлённым неубедительна, но он упорствует.
- Проверяй свою голосовую почту, как обычно. Послушай, если у тебя есть возможность, перезвони мне, на этот раз и в самом деле прошло очень много времени. Я имею в виду, что знаю, что ты занята, дом и школа, и... все, чем ты занимаешься. Но... Я думаю о тебе. Каждый день. Извини, не становись сентиментальной, помни моё предупреждение об этом.
Он отчаянно нащупывает правильные слова.
- Мы могли бы сделать видеозвонок, правда? Я хотел бы этого. Ты могла бы стать моим первым видеособеседником. Прежде, чем забудешь, как я выгляжу. Это папа, отключаюсь. Дорогая, я люблю тебя. Пожалуйста, - слово переламывается на полпути - перезвони мне.

Он кладёт телефон на стол, чувствуя себя совершенно несчастным. Не способный усидеть на месте, он совершает экскурсию по офису, выключает принтеры, надевает колпачки на ручки и выравнивает папки. Закончив свой обход, он подходит к белой доске операции Когден. Школьная фотография Дэнни начала скручиваться с одного краю. Неизменяемые непреложные факты - время, дата, местоположение - располагаются под этой фотографией, но остальная часть доски - это грязно нацарапанные записи о исключенных подозреваемых и о внеочередных версиях.

- Я не могу этого сделать, - слышит он самого себя, и за этими словами следует мучительная боль - огромный кулак, сжимающий его сердце до разрыва. Он отшатывается назад, пока не ударяется о стену, а затем беспомощно скользит по ней. Харди принимает удобное положение своего детства, подтягивая колени к груди, так близко, что он может расположить на них подбородок. Опыт подсказывает, что он может держать эту позу часами. Он остается неподвижным среди обломков своего расследования, пока его сердечный ритм не приходит в норму. К тому времени, когда он, хрипя, встает с щелчком суставов, на улице уже темно.

 

49

Том Миллер, в одиночестве своей спальни слоняется без дела. Он уже забросил свою книгу в журнале, прекратил листать журнал для своей Nintendo DS, но ничто не может удержать его внимание. Это середина дня - раздражающее время, когда уже слишком поздно присоединяться к чьим-то дневным планам и слишком рано, чтобы понять, с кем можно встретиться после чая, на который, в любом случае, не позволено никому опаздывать.

Снизу слышны звуки телеканала CBeebies [британский бесплатный телеканал, принадлежащий и управляемый Британской вещательной корпорацией, и ориентированный на широковещательные программы для юной аудитории] и загруженной посудомоечной машины, говорящие ему, что там Фред и Джо. С выражением смирения он проверяет, на месте ли машина его матери. Её нет, но он видит что-то другое, заставляющее его ожить. Он скользит по лестнице быстрее, чем скейтбордер по уклону, и через несколько секунд выскакивает наружу. Джо, вытирающий стул на кухне, не замечает, как выходит Том. Только Фред видит его.

- Пол! - кричит он человеку, идущему к церкви. - Мне нужно кое-что спросить!

Лицо Пола Коутса кривится, но на нём улыбка, когда он оборачивается к Тому.
- Конечно. Давай. Если только не сложное, а то я попросту убегу от тебя.

Том улыбается.
- Если кто-то удалит что-то с жесткого диска, это навсегда?
Он чешет свой нос.
- Мой папа случайно кое-что удалил.

Коутс некоторое время рассматривает Тома.
- Нет, - говорит он. - Есть программы восстановления. Если это не сработает, то грамотный специалист, возможно, вернет удалённое. Так что нет, не всё пропало.

- Окей. Спасибо, - благодарит Том, но он не удовлетворен ответом.

Вернувшись в свою комнату, он проводит пять минут, роясь в корзине своего ноутбука, качая головой экрану и иногда оглядываясь через плечо. Шум посудомоечной машины может обеспечить прикрытие подкрадывающемуся родителю. В конце концов он захлопывает крышку и засовывает компьютер в свой камуфляжный рюкзак, не утруждая себя упаковкой кабеля или мыши.

На этот раз он позволяет Джо узнать о своём уходе.
- Джейден собирается пройтись по магазинам, - говорит он. - Он ждет в конце переулка.

Это первый раз, когда Том может оказаться где-то в одиночестве с тех пор, как пропал Дэнни.
- Скажи ему, что я и Фред прогуляемся с тобой до переулка, - хмурится Джо.
Чрезмерная опека - этим, по умолчанию, занимаются все родители в Бродчерче, даже те, кто раньше гордился предоставлением своим детям старомодной свободы.

Пока Джо натягивает свое пальто, Том быстро и намеренно опрокидывает стакан апельсинового сока на Фреда, заливая его волосы, одежду и остальное. Фред вопит, больше в недоумении, чем от неудобства.
- Я не успел его остановить, - произносит Том, когда Джо обвиняет его.
Фреду необходима помывка в ванне и полная смена одежды.

- Я не могу оставить Джейдена одного, - сообщает Том.

Джо переводит взгляд от сына к сыну. Фред кричит громче.
- Окей, хорошо, - говорит он, выглядя при этом совершенно несчастным.

В конце поля Том уходит в сторону Харбор-Клифф-Бич, отклоняясь от направления к магазинам. Время от времени он проверяет свой рюкзак, успокаивая себя, что ноутбук находится внутри. Он часто оглядывается через плечо, но всякий раз, когда видит кого-нибудь - гуляющую собаку, другого мальчика на велосипеде, бормочущую друг с другом парочку - он опускает голову и идет дальше. Понятно, что он хочет остаться в одиночестве.

Он находится по другую сторону трейлерного парка, на пути к Бриар-Клиффу, и обнаруживает, что к этому времени он совершенно один на этой травянистой дюне. Он стаскивает свой рюкзак и опускает его вниз. Медленно поворачивается по кругу, чтобы удостовериться, что он определенно в одиночестве. Затем достает из кармана маленький молоток. Он аккуратно постукивает им по ладони и наклоняется, чтобы расстегнуть рюкзак.

Громкое пыхтенье ошеломляет Тома, и он роняет молоток; тот промахивается на дюйм от его ноги и сразу же погружается в песок. Страх Тома превращается в восторг, когда большой коричневый пёс оказывается на гребне дюны и облизывает ему руку. Том смеется и обнимает собаку за шею.

В поле зрения Тома с поводком в руке появляется Сьюзен Райт.
- Он любит тебя.

У Тома широчайшая улыбка, когда он обнимает Винса за шею.
- Он такой хороший, - говорит Том. - А мне нельзя собаку. У моего младшего брата аллергия.

- Ты должен быть осторожным, - произносит Сьюзен. - Тут недалеко до того места, где умер этот мальчик.

Том утыкается своим лицом ещё глубже в шерсть собаки.
- Он был моим другом.

- Мне жаль это слышать, - говорит Сьюзен Райт.
Она оглядывается, проверяя, есть ли ещё зрители. Побережье абсолютно пусто; женщина, мальчик и собака - единственные тут живые существа. Она, кажется, пытается что-то решить.
- Хочешь пойти со мной и покормить Винса?
Она кивает на третий вагончик от пляжа.
- Он будет любить тебя вечно.

Том колеблется, разглядывая Сьюзен сверху вниз, но его убеждает Винс, который тычется носом ему в щеку и хватает за одежду. Том кивает. Кажется, он забыл, что из песка торчит молоток, и, если Сьюзен замечает это, то не подаёт вида. Улыбка, с которой она смотрит на Тома, не касается её глаз.

Высоко над ними вырисовываются скалы, облака быстро наскакивают на них сзади, создавая впечатление, что скалы вот-вот рухнут, но они никогда не падают вниз на землю. Когда Том и Сьюзен подходят к трейлеру, они обнаруживают конверт, прикрепленный к стеклу входной двери. Сьюзен срывает и одним движением открывает его, прочитывая содержимое буквально за считанные секунды. Она морщит нос, но выражение её лица никак не меняется.

Она манит Тома, чтобы тот зашёл в дверь, и еще раз осматривается, прежде чем закрыть её. Никто не видит, как он заходит в вагончик. Занавески задёрнуты. Внутри дешёвые шкафы из сосны, грязный стол и ни одной фотографии. Не похоже, что у Сьюзен и Винса бывает много гостей: ей приходится очистить пространство от хлама на банкетке, чтобы Том мог сесть. Она показывает Тому, где хранится корм для собаки: в большой пластиковой коробке под огнетушителем. Когда Винс заканчивает есть, то вовлекает Тома в игру с перетягиванием старой веревки. Она наблюдает за ними в тишине, прежде чем принести тарелку с печеньем.

- Ты можешь водить его на прогулку в любое удобное для тебя время, теперь ты знаешь, где мы живём.
Она подталкивает печенье к Тому, оставляя пальцы на краю тарелки, пока он не берет её.
- Ты действительно знал этого мальчика, который умер? - спрашивает она. - Для тебя это, должно быть, не очень приятно.

Том кивает между укусами печенья с заварным кремом.
- Моя мама работает в полиции. Она детектив и расследует это дело.

- И сейчас?
Сьюзен встает. Кажется, что она заполняет собой крошечное свободное пространство; она стоит перед окном, и её тень заслоняет почти всё в вагончике.
- Подойди сюда, Том. Я хочу показать тебе кое-что. Давай, не стесняйся.

Нехотя Том заканчивает свою игру с собакой и позволяет Сьюзен положил руку ему на плечо, направляя его к шкафчику у входной двери, блестящему новым замком. Она вставляет в замок ключ и распахивает дверцы. Там, прислонившись к стенке шкафчика, находится скейтборд.

- Это Дэнни, - сообщает Том.
Он озадачен, но не испытывает страха.

- Верно, - Сьюзен стоит вплотную за его спиной.
- Я присматриваю за ним. Но если ты был его другом, то, я думаю, было бы правильно, чтобы он был у тебя. Как считаешь?

 

- Верно, у меня кое-что есть - говорит Марк. - Мы уходим.

Бет и Хлоя отрывают взгляды от дневного телешоу, которое они смотрят на протяжении двух последних часов, хотя Бет не смогла бы описать то, что там происходило.
- Куда мы идем? - спрашивает Хлоя.

- Это сюрприз, - говорит Марк.
В его глазах вспыхивают искры, которых Бет давно не видела. Он что-то замышляет, в хорошем смысле. Он хранит тайну, пока ведёт их к набережной. Мальчик на скейтборде проносится мимо противоположного тротуара.

Дэнни! Надежда исступлённо бьётся в груди Бет. Она бросается, чтобы поймать мальчика, но это Том Миллер, - она узнает его камуфляжный рюкзак - несущийся вдоль тротуара. Рефлекс Дэнни по-прежнему силен в ее жестоком подсознании. Она чувствует, как выступают слёзы. После этого она едва смотрит на окружающее её, поэтому с приводящим в ужас удивлением понимает, куда ведёт их Марк.

- Вот, пожалуйста! - говорит он перед ярким входом в пассаж с развлечениями.

- Ты серьезно? - Спрашивает Хлоя.

- Доверься мне.
Марк хорошо подготовился, и достаёт фунтовые монеты из маленького кошелька.
- Пятёрка каждому. Не тратьте все сразу. Вы получите максимальную отдачу на игровых автоматах.

Бет открывает рот, чтобы выразить протест.
- Доверься мне, - повторяет он.

Ей хочется этого, но в наши дни она не может доверять своим суждениям, не говоря уж о других. Это уместно? Или это глубоко аморально? Что подумают люди? Но Марк и Хлоя уже внутри, и она предпочитает оказаться рядом с ними, чем снаружи и в одиночестве, пытаясь увидеть маленького мальчика с копной темно-каштановых волос, просящего свою маму пойти еще раз, чтобы покататься на дельфинах. Она заставляет себя зайти внутрь.

Как и остальные туристические места этим летом, аркада развлечений полупуста, и Бет благодарна за это. Тут мало людей, и никто их не знает. Она начинает подшучивать над Хлоей, которая, в свою очередь, подшучивает над Марком. Бет включается в действие: опускает медяки в игровые автоматы и наблюдает за их падением. Но поскольку Хлоя и Марк разбегаются к различным автоматам, делая ставки, кто из них проиграется первым, происходит небольшое чудо. Хлоя начинает веселиться, и это заразительно. Она теряет свой последний фунт на турнире по воздушному хоккею. Бет выбирает момент, замечая, как ей весело, и именно тогда Хлоя пропускает шайбу в свои ворота. Смеясь, она прикладывает пальцы ко лбу в виде буквы L / Лузер. Бет забыла, как красива Хлоя, когда смеется. Она ловит взгляд Марка и посылает ему улыбку в качестве молчаливой благодарности. Еще слишком рано для счастливой комнаты дома, но он сделал все возможное, чтобы создать для Хлои новое пространство.

Он обнимает их своим медвежьим объятием и произносит бессмертное слово «Чипсы». Несколько минут спустя они втроём сидят бок о бок на дамбе, с обедом на коленях.

- Было ли это хорошо, или хорошо ли это было? - спрашивает Марк.

-Это было хорошо, - признается Хлоя.

- Мы все время делали это, когда ты была маленькой, - говорит Марк. - Когда начинались проливные дожди. Все мы, вчетвером.
Он, не думая, называют их старое число, и словно бы утихает ветер. Они молча сидят в течение нескольких минут.

- Дэнни потратил бы все деньги на автомат-захватчик, - говорит Хлоя.
- И проиграл бы, - произносит Марк.

Бет приходит к решению внезапно и с такой сильной уверенностью, что удивляется, как могла недавно сомневаться в этом.
- Мы будем брать с собой ребёнка сюда, когда он родится, - говорит она сквозь свои чипсы. - Ему понравятся весь этот шум и вспыхивающие огни.
Своим периферийным зрением она замечает улыбки, которыми обмениваются Хлоя и Марк.

- Да, - отвечает Марк. - Мы будем его брать с собой.

 

50

Входная дверь хлопает, возвещая о возвращении Тома.
- Папа, иди и посмотри на это! - кричит он с крыльца.

Элли укрепляет себя перед ужасной находкой; вкус Тома и навыки пляжного поиска еще не достигли зрелости. Весной он приволок домой крабовую ракушку с гнилыми внутренностями. Она подхватывает на руки Фреда, так что, если это что-то мерзкое, с этим придётся разбираться Джо.

Но то, что она видит, превращает ее кровь в лед. У её мальчика, явно довольного собой, под его рукой имеется то, что Элли мгновенно узнаёт:  фотографии с его сине-жёлтой раскраской повсюду в оперативном штабе отдела уголовного розыска. Она, наверное, смогла бы нарисовать этот узор по памяти.

- Это скейтборд Дэнни, - говорит Том, триумфальный взгляд медленно исчезает с его лица в ответ на выражение его матери.

Джо появляется рядом с Элли.
- Приятель, какого черта ты делаешь с этим? - спрашивает он.
Он протягивает руки, чтобы взять Фреда: Элли передает его, а затем подходит к Тому так осторожно, словно идёт на цыпочках.

- Положи его, Том. Положи его аккуратно, никто другой не коснется его.

Том медленно опускает скейтборд на ковер.

- У тебя не будет проблем, если ты скажешь правду. Где ты его взял?

- У той женщины из трейлерного парка. Она хорошая.
Заикание ослабляет его протест.
- Она сказала, что я могу кормить ее собаку.

Ноги Элли почти подкашиваются. Ее руки дрожат, когда она набирает номер Харди. Она выдает ему факты без уточнения, даже когда мысленно кричит на себя. Она не может поверить, насколько глупа оказалась. Как она могла проигнорировать предупреждающие знаки? Почему она не выдвинула на первый план жалобу Мэгги? Конечно же, они предупреждали Тома о том, чтобы тот не разговаривал с незнакомыми людьми, но с первого же дня вы предупреждаете своих детей, что это будет плохой мужчина. Когда они теряются, вы говорите им, чтобы они искали маму, и если они не видят маму, то тогда, в качестве крайней мере, могут обратиться к женщине. Но женщины тоже могут вредить детям. А Сьюзен Райт пугает ее больше, чем любая другая женщина, которую она когда-либо встречала.

- Ты-то чем вообще занимался? - задает она вопрос Джо.
Она ещё схватит его за яйца за это.

- Он сказал, что встретил Джейдена, - отвечает Джо, когда Том вешает рюкзак на колышек, а затем поверх него свою куртку.
- Я собирался приглядеть за ним, но тут повсюду был апельсиновый сок.

Апельсиновый сок? Боже. Элли выстраивает в ряд приоритеты на сегодняшний вечер. Прямо сейчас ей нужно разобраться с этим скейтбордом.
- Ты нёс его или катился на нём? - спрашивает она у Тома.

- Катился.
Чудовищность того, что он совершил, наконец начинает доходить до него.
- Мне не стоило его забирать?

Она борется с желанием обнять сына, а вместо этого просто качает головой. Снаружи к дому подъезжает полицейская машина, и как только скейтборд упаковывается в мешок и укладывается в багажник, они включают мигалку и едут в трейлерный парк. Вагончик Сьюзен окружен.

Дэнни пришел сюда в ту ночь, когда погиб? Мысль о том, что Том находится в этом месте, вызывает у неё содрогание.

Харди зовёт Сьюзен по имени и, когда ответа нет, дает полицейскому в униформе добро. Дверь легко поддаётся, и офицеры вваливаются внутрь. Сьюзен нет, и нет собаки, но холодильник и гардероб полны, и её кошелек лежит на буфете, а в углу стоит полупустая миска с собачьим кормом.

- Давайте сюда криминалистов, - кричит Харди. - Мы должны найти ее. Она не может быть далеко.

Когда они направляются в полицейский участок, сидя сзади в полицейской машине, ио обмениваются все более дикими теориями о том, куда она могла пойти. На Хай-стрит они проезжает мимо коричневой собаки, привязанной за пределами офиса Эха. Элли почти не реагирует на неё, а затем - «Вот дерьмо» - давит на отсутствующую педаль тормоза, хотя и не ведёт машину.
- Стоп! Я знаю, где она.

- Зачем ей... - начинает Харди, но она выходит из машины и заставляет его догонять. Дверь Эха приоткрыта. Элли колеблется, опасаясь того, что может найти там. Если Сьюзен подкрепила свою угрозу Мэгги делом, она никогда не простит себя.

Харди дергается рядом с ней, но следует её тихому возгласу не шуметь, и на цыпочках следует за ней через редакционную комнату. В темном грязном углу Мэгги, Олли и Сьюзен Райт сидят за столом для собраний, ведя неприятный для каждого разговор. Элли может уловить застарелый табачный запах даже на расстоянии.

- Спасибо, что заглянула, Сьюзен, - говорит Мэгги. Это звучит по-старому, уверенно. - Я слегка покопалась насчёт тебя. Понимаешь, у меня повсюду есть друзья. Половиной местных газет в стране управляют мои друзья. Поэтому я знаю о твоём муже. И о твоих детях. И что говорилось о тебе, но никогда не было доказано.

Олли передаёт Сьюзен через стол лист бумаги. С того места, где стоит Элли, можно сказать, что это газетный лист, но это ни о чём ей не говорит.

- Что ты хочешь от меня? - механически спрашивает Сьюзен.

- Ты угрожала мне, и я почти позволила тебе с этим справиться.
Гнев Мэгги направлен как на Сьюзен, так и на себя.
- Я собираюсь рассказать полиции об этом.

- Нет нужды, - говорит Харди.

Олли удивляется, увидев детективов. Мэгги выглядит так, словно меньшего и не ожидала. Сьюзен остается непоколебимой.

- Сьюзен Райт. Вы можете ничего не говорить, но это может нанести ущерб вашей защите, если вы не упомянете при допросе то, на что позже будете ссылаться в суде. Все, что вы скажете, может быть использовано в качестве доказательств.

Он вызывает по рации полицейскую машину. На улице хлопают дверцы.

- Вам может потребоваться это, - сообщает Мэгги. - Я сделала копии.

- Спасибо, - произносит Элли.

Это газета из Эссекса, почти двадцатилетней давности, но Сьюзен Райт совершенно узнаваема. Над ее полицейским снимком есть однословный заголовок: МОНСТР. Десяток отвратительных слов вываливаются из текста на Элли. Как они могли пропустить такое?

Сьюзен не сопротивляется аресту, смиренно принимая наручники.

Однако на улице она ведёт себя совсем по-другому.
- Где моя собака? - кричит она. - Кто взял мою собаку?

Элли смотрит на фонарный столб. Винс исчез вместе со своим ошейником и поводком. Она спрашивает у полицейского в форме, знает ли тот что-нибудь об этом и встречается с озадаченным взглядом. Сьюзен Райт бьется и кричит, требуя сказать, что случилось с ее собакой.

Вернувшись в участок, они помещают Сьюзен Райт в камеру, пока сводят все концы воедино. Сьюзен Райт из второстепенной проблемы становится самой приоритетной. Они должны дождаться, пока ее алиби проверят, что означает обход и опрос вагончиков в трейлерном парке. Им также необходимо получить файлы из полиции Эссекса, подтверждающие газетный заголовки. Ниш снова в деле.

И даже когда у них будут полицейское досье, Элли по-своему опыту с Джеком Маршалом понимает, что даже факты обладают ограниченным применением, если подозреваемый не станет ничего говорить.

Все это время Сьюзен Райт остается немой, за исключением вопросов по поводу своей собаки, Винса. Она не расскажет им, как у нее оказался скейтборд. Им нужно найти собаку. Куда же она исчезла? Кому это было надо?

 

Поздно ночью детская площадка пуста. Листья на деревьях потрескивают как статические помехи на радио. Время от времени сильный порыв ветра раскачивает пустые качели, скрипящие цепями.

На прилегающей к площадке автостоянке появляется фургон Марка Латимера. Выходит фигура в капюшоне, хрустя обувью по гравию. Человек берет арбалет с пассажирского сиденья. Он открывает заднюю дверь. Внутри Винс вопросительно смотрит на своего нового хозяина.

Найдж сбрасывает капюшон с головы и нацеливает свой арбалет в голову собаки.
- Что мы будем с тобой делать, мальчик? - вопрошает он.

 

Марк Латимер покидает Бет и Хлою спящими. Пивные бутылки сложены, как солдаты, готовые к переработке. Он вытаскивает ещё одну из холодильника. Смотрит на мерцающий экран телевизора. Потом внутри него что-то щелкает. Он набрасывает против холодной ночи капюшон, просовывает ноги в ботинки и направляется через поле. По зелёной траве скользит его чёрный силуэт. Вскоре Марка поглощает ночь.

По другую сторону поля Пол Коутс отталкивает стакан апельсинового сока и смотрит на него, как будто ему хочется чего-то более сильного. Он позволяет своей голове упасть на руки. Затем, словно приняв решение, он встаёт. Действуя быстро, как будто хочет сделать это, прежде чем сможет передумать, он застёгивает свой воротник-колоратку и натягивает обувь. Он без единого промаха пробирается между неосвещенными надгробными камнями. Это человек оживает после наступления темноты.

 

51

Монстр. Если Сьюзен Райт виновна в вещах, в которых ее обвиняла пресса, для нее нет другого слова. Неудивительно, что она дала ложное имя фотографу из Эха. Элли смотрит на досье, которое ей передала Мэгги Рэдклифф, понимая, что это просто материал, предназначенный для печати. Бог знает, что пресса скрыла. Она не узнает этого до тех пор, пока не поступят полицейское досье, но архивы закрыты до завтрашнего утра, а компьютерная система на далёком участке зависла, оставив цифровые данные в ловушке сбоя. Заработает с минуты на минуту, говорит задёрганный сержант в Эссексе. Она говорила это два часа назад. В десять часов вечера Элли звонит Джо и говорит ему, чтобы они ужинали без нее, и ложились спать без нее. Он говорит, что не против, чтобы передать противоположное. Все, кто участвует в этом деле, говорят сейчас подобным образом, говорят правильные вещи, но позволяют подтексту просачиваться в их тон и язык тела, на который нельзя сослаться. Она жалеет бедного Боба, совершающего обход и опрос, и ищущего Винса, а Линдси и его дети сидят дома, забывая, как он выглядит.

Она коротает время, изучая алиби Сьюзен Райт. Несколько долговременных обитателей трейлерного парка сообщили, что встречали её в день убийства Дэнни и снова на следующий день, хотя никто из них не знает ее имени. «Женщина с собакой», говорят все. Элли приходит в голову, что, если Сьюзен покинет дом без Винса, то этого никто не заметит. В тот вечер на площадке парка была вечеринка, и несмотря на это, никто не обратил внимание на трейлер под номером 3. Элли смотрит на перечень потенциальных свидетелей алиби: все, кроме двух имен, вычеркнуты, как ничего не видевшие.

Когда звонит ее рабочий телефон, она на секунду задумывается, о чём сообщат в первую очередь: о алиби, полицейском досье или собаке. Новость не об одной из этих вещей, но дежурный сержант, позвонив с ресепшен, совершает сдвиг в расследовании.

Кто-то сообщил о свете на месте преступления в хижине на утёсе. Элли срывается с места так быстро, что газетные вырезки на её столе почти поднимаются в воздух. Харди, глянув на её лицо, понимает: случилось что-то из ряда вон, и когда она сообщает ему, что произошло, он на секунду застывает, прежде чем схватить пиджак и приступить к активным действиям.
- Кончайте болтать, Миллер, - говорит он. - Идём.

Элли перекидывает свою сумку через плечо по диагонали, и вызывает подкрепление по дороге к машине. Пока она ведёт автомобиль, Харди по телефону приказывает отследить звонок. Ладони Элли потеют на рулевом колесе. Некоторое время назад у неё появилось предчувствие, что решение должно появиться из ниоткуда, и, возможно, сейчас происходит подобное. Но если в этом не окажется смысла, тогда случившееся вряд ли поможет расследованию.

На месте они оказываются первыми. В последнюю минуту она принимает мгновенное решение потушить фары и выключить двигатель, и они вкатываются на автостоянку невидимыми и в почти полной тишине. Отсюда хижина кажется находящейся в абсолютной темноте. Нетронутая полицейская лента трепещет на ветру. Пожалуйста, лучше не говорите, что это был звонок-розыгрыш.

Луна падает за облако, и они полагаются на фонарик, чтобы не сбиться с пути. Харди предлагает ей взять на себя переднюю часть хижины, пока он будет осматривать её сзади. Элли подходит к двери. Окна хижины как черные зеркала. Внутри нет никаких признаков жизни, и она уже смирилась с тем, что в лучшем случае это были дети, пошутившие таким образом, а в худшем случае тут был убийца, и они упустили его.

Она подносит к стеклу свой фонарик, чтобы убедиться, что внутри пусто.

Дверь распахивается и бьет ее по лицу. Удар приходится по её носу, и она на несколько секунд теряет ориентацию. Зрение возвращается к ней, и она замечает фигуру в капюшоне. Она отмечает только основное - белый, слишком высокий, чтобы быть женщиной, не тонкий и ни толстый, и фигура скрывается.

Шум заставляет Харди появиться из-за хижины. Он задерживается всего на секунду, чтобы проверить, всё ли с ней все в порядке, и затем они вдвоём мчатся за злоумышленником. Свет их фонарей - белые шары, прыгающие по неровной земле. Бугры с травой уступают место грубому песку, затем грунтовой дороге, ведущей только к одному месту.

- Подозреваемый направляется к верфи! - кричит Элли в свою рацию. Хриплый ответ сообщает ей, что подкрепление в нескольких минутах от них. Харди не так быстр, как предполагают его длинные ноги, он ненамного быстрее, чем она. Подозреваемый преодолевает проволочную ограду верфи с легкостью гимнаста. К тому времени, когда Харди и Элли завершают свой бег неловким карабканьем на ограду, человек исчезает в лабиринте блестящих судовых корпусов.

Тут они теряются. Звуки отскакивают от лодок, вызывая у Элли ощущение искажения пространства.

- Я знаю, что вы здесь, - кричит она. - Это место окружено. Вы не сможете выбраться.
Она напрягается, пытаясь услышать приближающиеся сирены, которые сделают ее блеф правдой, но ничего не слышит. Единственный звук - тяжелое дыхание Харди где-то позади нее. Она выключает свой фонарь и делает глубокий вдох носом, словно пытается вынюхать подозреваемого. Он, должно быть, где-то рядом. Она делает небольшие лёгкие шаги, чтобы свести к минимуму хруст гальки под ее ногами.

В эту самую минуту, разрывая тишину, звонит её телефон, выдавая её местоположение.
- Ублюдки! - выдыхает Элли.
Перед тем, как сбросить вызов, она бросает взгляд, чтобы зафиксировать номер звонящего. Это по поводу полицейского досье на Сьюзен Райт. Как раз вовремя...

Она падает на землю раньше, чем осознаёт, что происходит. Она вытягивает руку, чтобы остановить падение, но откуда-то раздался громкий треск и какой-то удар. В её ладонь впиваются десятки крошечных камней, разрывающих кожу. Она неловко приземляется на другое плечо, перекатившись так, что царапается и ее щека, она буквально пробует гравий на вкус. На этот раз она не восстанавливается мгновенно; ее сознание временно отключается, и окружающее дико вертится вокруг неё. Когда она приходит в себя, боль проносится от ее запястья куда-то глубоко к позвоночнику. Наконец появляются синие мигалки. Теперь дело Харди удержать человека до прибытия подкрепления.
- Сэр! - говорит она, выбрасывая неповреждённую руку в нужном направлении. - Сюда!

На расстоянии слышны только одни удаляющиеся шаги. Она натыкается на сходни между лодками и подтягивается по ним, обнаруживая Харди лежащим на спине, его горящий фонарик лежит рядом с ним, а костистые руки отчаянно цепляются за грудь, когда он изо всех сил пытается вдохнуть.

Раздаются хлопки дверей автомобилей, по мере того как территория верфи заполняется полицейскими в форме. Элли зажигает фонарь, указывая направление движения подозреваемого.
- Давайте за ним! - кричит она.

Она падает рядом с Харди. Его глаза выпучены, на лбу пульсирует вена, как червь под кожей, а между серыми губами бесполезно свисает язык.

Позади нее кто-то вызывает по рации скорую.
- Не вздумай, мудак, - говорит она, ослабляя воротник Харди.
Пара сержантов приступает к искусственному дыханию, ударяя его по груди. Элли держит руку Харди в ожидании, когда прибудут парамедики. Она держит свой большой палец на его пульсе: разрыв между биениями увеличивается, всё больше замедляется, пока не остаётся ничего, что можно было бы почувствовать.

 

52

Ритмы тока крови Алека Харди подобны саундтреку в его забытье. Образы мелькают беспрестанно, как фильм, который он обречен смотреть постоянно. Лицо Пиппы Гиллеспи превращается в лицо Дэнни Латимера. На нём её кулон, она несёт его скейтборд. Он видит Дейзи в таком же возрасте, одетую в школьную форму, бегущую в его объятия после школы. Это видение уступает место другому, в котором маленький мальчик, никогда не виденный им раньше, оказывается стоящим на коленях на его груди, когда волны отступают от Харбор-Клифф-Бич. Затем все становится белым.

Чувства возвращаются одно за другим. Осязание приходит сначала в виде боли, резко жалящей в заднюю часть правой руки. Затем восстанавливается обоняние, возвращая безошибочный запах больничной палаты. В левом ухе что-то звучит. Он начинает ощущать кислую среду своего рта.

Первое, что он видит, когда к нему возвращается зрение, - вертикальные жалюзи окна, которые висят подобно снятым бинтам. Трубка в его носу посвистывает кислородом, и из капельницы что-то капает в заднюю часть его правой руки. И, словно с пронзительным ударом по середине его видения - детектив-сержант Миллер, размахивающая гроздью винограда.

- Я надеюсь, что вы подавитесь семенами, - говорит она, сбрасывая их где-то вне пределов его видимости.

- Я чувствую, что ты злишься на меня.
Предлагаемый им сарказм разрушается: его слова звучат заторможено и медленно.

- Ты чуть не умер на мне! Они рассказали мне, что ты бывал здесь и раньше, и выписался, не вняв их советам. Сердечная аритмия.
Что случилось с конфиденциальностью пациента? Харди вынет чьи-то потроха на подвязки за это нарушение.
- Они сказали, что ты уже восемнадцать месяцев знаешь об этом. Ты должен был рассказать мне.
Миллер заметно расслабляется, когда заканчивает изрекать всё это, возвращаясь к своему обычному состоянию.
- Разве они не могут тебя вылечить?

Теперь нет смысла лгать.
- Они хотят ввести кардиостимулятор, но не знают, выживу ли я в этой операции. Это не повлияет на ситуацию. Я не позволю.

Миллер так не считает.
- Уже повлияло! Мы преследовали подозреваемых! Мы потеряли их, потому что ты свалился! Ты полицейский на службе, который отключился. Ты приехал сюда, ты взялся за это дело, взялся за эту работу, зная, что ты не справишься с ней.

Она всё еще не понимает. Это дело важнее всех, что он вёл.
- Миллер, мы где-то близко. Это был убийца прошлой ночью, я в этом уверен.
Он просыпается, становится сильнее с каждой секундой.
- Мужчина, достаточно молодой, чтобы быть таким проворным, возрастом где-то между поздними подростками и пятьюдесятью годами. Мы его почти достали. Я уже думал, кто это мог быть. Его сложение подходит и Марку, и его помощнику-сантехнику, и викарию. И где был Стив Коннолли - с голосами от мертвого малого - в те дни? Криминалисты уже побывали в хижине?

Миллер слушает вопреки себе, но её это не убеждает.
- Мы можем обойтись без тебя.

Это бьёт в основу самого худшего опасения Харди.
- Я должен закончить это дело. Я не могу подвести семью.
При упоминании Латимеров она заметно смягчается. Он эксплуатирует её слабое место: его попрошайничество лишь частично является притворством.
- Пожалуйста, Миллер. Пожалуйста. Не говори суперинтенданту. Я приду в себя. Дай мне полчаса.

- Я возвращаюсь на работе.
Выходя, Миллер хлопает дверью палаты. Харди позволяет себе надеяться. Она не очень-то довольна от общения с ним. Но она не сказала «нет».

Когда Элли оказывается перед отделом уголовного розыска, она вспоминает последний брифинг, который вела, слегка вздрагивает от своего непрофессионализма, и заходит. Сейчас у нее нет времени на нервы.

- Как вы уже знаете, босс заболел прошлой ночью во время преследования. Я не знаю, когда он вернется, - произносит она.
Среди команды возникают перешептывания; она говорит громче:
- Но мы просто продолжаем дело, не отвлекайтесь. После прошлой ночи криминалисты вернулись в хижину. Фрэнк, ознакомьтесь с нашим списком людей, представляющих интерес, сравните тех, кто без алиби или с сомнительным алиби на ночь смерти Дэнни, навестите их, узнайте об их передвижениях прошлой ночью. Вероятно, что вчера вечером там мог быть убийца. Мы очень близки к ним. Они напуганы и сделают еще больше ошибок. Окей. Итак. У нас есть Сьюзен Райт под стражей.
Она хватает маркер доски и морщится от боли. Ее руки жалят порезы и ссадины от вчерашнего падения. Когда она, наконец, добралась прошлой ночью домой, Джо повытаскивал гравий из её кожи с помощью стерилизованного пинцета и обработал порез на локте. Осторожно держа маркер кончиками пальцев, она пишет на доске СЬЮЗЕН РАЙТ и дважды подчеркивает.
- Мы привязали её к месту, где было обнаружено тело Дэнни; сигареты, которые она курит, совпадают с найденными на месте происшествия.
Она дважды сверяется с записями, оставшимися на ее столе.
- Но ее алиби проверяется. Владелец трейлерного парка видел через окно, как она со своей собакой смотрела телевизор, когда он уходил около часа ночи. У нас есть совпадение с её отпечатками пальцев и ДНК в хижине на Бриар Клифф, но владельцы уже подтвердили, что она там убирает. Никаких совпадений с ДНК, обнаруженном на теле Дэнни. Поэтому она не убивала его. Но она что-то знает. Я уверена. И большинство из вас знают о ее муже. Те, кто этого не знает, подойдите к столу Ниша. Это будет не очень-то приятное чтение.
В своей речи она слышит ритмы Алека Харди: она вряд ли бы удивилась, услышав у себя шотландский акцент.
- Мы... Я продолжу допрашивать ее, но время на исходе, и нам придётся обратится за продлением. Я знаю, это может показаться глупым, но нам следует найти ее собаку, Винса. Это шоколадный лабрадор. У Ниша есть его фотография. Собака является приоритетом - она очень привязана к собаке, это может помочь её разговорить. Патрульные пока её не обнаружили.
Она пытается сплотить их единственным способом, который знает:
- У нас по-прежнему есть долг перед семьей Латимеров, и это самое главное. Хорошо, вот и все, спасибо.

Элли приходится дважды поддергивать брюки в короткой прогулке до допросной; они стали ей свободны. Она не была такой тощей с тех пор, как родился Фред. Это дает ей возможность скупо порадоваться, что она наконец-таки похудела после родов. Энергия, на которой она сейчас живёт, происходит откуда-то вне пищи и сна. Неужели Харди заболел таким вот образом?

Рядом с Сьюзен Райт сидит дежурный адвокат. Элли откашливается и приступает к делу. В отсутствие Харди она должна переключаться между ролями хорошего и плохого полицейского самостоятельно.
- Четыре окурка сигарет с вашей ДНК были обнаружены недалеко от места, где был найден Дэнни Латимер. И у вас был скейтборд Дэнни. Вы отдали его местному мальчику.

- Это то, что он сказал? - произносит Сьюзен своим обычным монотонным голосом. - Он где-то достал его и показал мне, попросил меня сохранить для него. Он лживое маленькое дерьмо.

Ярость, вспыхнувшая внутри Элли, не имеет выхода, поэтому она проглатывает ее целиком.
- В вашем шкафу есть следы от скейтборда. Ваши отпечатки пальцев есть на доске, как и на Дэнни. Вы солгали нам о том, где Марк Латимер достал ключи от хижины. А теперь, что вы делали на этом пляже рядом с телом Дэнни? Почему у вас оказался скейтборд Дэнни? Почему мы нашли окурки от ваших сигарет возле его тела? Почему вы не принесли скейтборд нам?

- Мой пёс, - произносит Сьюзен. - Винс, где Винс?

Элли хватается за это.
- Сьюзен, я давно занимаюсь этим делом, - говорит она, больше не стараясь скрывать острые нотки в её голосе. - И я теряю терпение. А теперь вы расскажите мне, как к вам попал скейтборд. Потому что иначе я предъявлю обвинение вам, и вы окажетесь под стражей. А если это произойдет, кто знает, что станет с Винсом. Если его поймают, то могут усыпить.

Зрачки Сьюзен расширяются от страха, и Элли понимает, что это срабатывает.
- Расскажите мне, что случилось.
Плечи Сьюзен опускаются на дюйм. Ее сопротивление ещё не пало, но уже на пути к этому.

- Я гуляла среди ночи, - говорит она. - Я и Винс, нам нравится ходить ночью, когда никого нет. Мы гуляем часами. И как раз собирались возвращаться. Мы спим после обеда, и выходим в три, может быть, четыре часа утра. Здесь прекрасно ночью. Из моего вагончика вверх по холму на вершину утёса. Когда мы поднялись, я глянула вниз, на пляж. Мальчик. Мы вернулись. Он был весь распластанный. Скейтборд лежал рядом. У меня было несколько сигарет. Я стояла там некоторое время. Смотрела на него. Он был красив.
Элли вздрагивает при мысли о том, что кто-то видит красоту в мертвом ребенке, и Сьюзен это улавливает.
- Я имею в виду, что его конечности были вывернуты. Но лицо его было спокойно.
Она слишком долго держит это слово «спокойно», как будто оно слишком ценно и редко, и е го нельзя так легко отпускать

- Я не понимаю, - говорит Элли, - как вы могли стоять над телом Дэнни и курить, а затем продолжить гулять со своей собакой?

- Я понимала, что его найдут, - пожимает плечами Сьюзен, словно они говорят о выброшенном матраце. - Я не хотела вмешиваться. Вы, люди, уничтожили мою семью.

- Расскажите мне об этом.
Затем почти шепотом.
- Помогите мне понять.
Она пытается раздразнить этим: она надеется, что честное признание в отношении её семьи может побудить Сьюзен рассказать правду и о Дэнни. Когда она получит правду, ей не понадобятся газетные заметки, чтобы свериться: это дело навсегда останется в ее памяти.

Сьюзен медленным бессознательным движением начинает кивать головой, скорее в качестве успокоения, чем в утверждение правды.
- У нас были две девочки. Мой муж был электриком. Раньше он занимался сексом со старшей, но я не знала.
Нотка неповиновения усиливает её ровный голос, как будто она повторяет это отрицание в сотый раз. Может так оно и есть.
- Затем он попробовал это с младшей. Но её сестра не хотела этого, она стремилась защитить свою маленькую сестренку. Поэтому он её убил. И сказал мне, что она уехала путешествовать. Она никогда ничего мне не рассказывала. Через некоторое время люди стали задавать вопросы. Потом пришли вы. Забрали младшую. Арестовали его. Он сказал им, что я всё знала, что я в этом участвовала. Я не знала. Я ничего не знала. Посмотри на себя - такое же выражение было и у них.

Ее муж, ее ребенок, ее дом. Как она могла не знать? Элли как никогда раньше старается сохранить лицо беспристрастным.
- Я всего лишь слушаю, - говорит она.

- В конце концов обнаружили, что ее тело захоронено в лесу, в трех милях от нас. Я была беременна. Опека забрала ребенка, сообщили, что я не подходящая мать. Все, что я сказала полиции, исказили и обернули против меня. Он был осужден. Получил пожизненное. Через десять месяцев он повесился у себя в камере.
Она клацает зубами и смотрит в потолок.
- Смерть. Как только у неё есть в кого вонзить свои когти, она никогда не отпустит.
Наконец, пустые глаза Сьюзен мутнеют, и её губы начинает дрожать.
- Когда я стояла на этом пляже, глядя на тело этого мальчика, я спрашивала себя, выглядела ли моя девочка такой спокойной после того, как он убил ее. Я не думаю, что она была такой.

Что-то тут не так. Сьюзен открылась насчёт своей семьи, но по-прежнему вводит их в заблуждение относительно Тома - он не маленькое лживое дерьмо, неважно, насколько это удобно для нее - но у Элли есть ощущение, что даже сейчас она что-то скрывает. Что-то огромное. Но она не может себе представить, что это может быть.

Она солгала насчёт Тома. О чем еще она лжет?

 

Том Миллер снова покидает дом под предлогом встречи с друзьями. На этот раз он находится под деревом на кладбище у церкви Сент-Эндрюс. Проверяя, что никто его не видит, он снимает свой камуфляжный рюкзак с плеч и вынимает ноутбук. Двумя руками он поднимает его над головой и с размаху бьёт им по углу надгробной плиты. Тот гнётся, но не ломается. Том повторяет этот процесс три, четыре, пять раз. Экран разбивается и буквы сыплются с клавиатуры, разбрасывая алфавит по траве. Том покраснел и запыхался к тому моменту, когда корпус окончательно разбился, открывая микросхемы внутри. Жесткий диск извлекается на свет: Том не может сломать его руками или ногами, поэтому он царапает его о камни, покрытые мхом. Он погружён в процесс уничтожения, и лишь спустя время замечает, как преподобный Пол Коутс наблюдает за ним из-за гранитного ангела.

Том застывает, затем прижимает остатки своего ноутбука к груди. Пол делает шаг к нему.

- Что там, Том?
Он ласков, и старается сохранить контроль над ситуацией.
- Это из-за Дэнни? Если на этом компьютере что-то есть, то ты должен рассказать своей маме.

- Не суй свой нос! - Том держит диск на расстоянии вытянутой руки, словно щит. - Или я скажу, что видел, как ты трогал Дэнни после компьютерного урока, и это было плохо, и он сказал мне, что просил тебя не делать этого, а ты это делал.

Пол шагает по разбитому корпусу компьютера к Тому.
- Я очень тщательно обдумаю то, что ты только что произнёс.

- В чем дело? - пронзительно кричит Том. - Разве Бог не защитит вас?
Это не похоже на него, так дерзить старшим, и он понимает, что зашел слишком далеко.

Он поворачивается, чтобы убежать, но Пол лучше знает местность, и, кроме того, Тому всего одиннадцать, и ему никак не опередить взрослого.

53

Харди толкает дверь полицейского участка; тыльная сторона его левой руки все еще липкая после перевязки и слегка влажная там, откуда он вытащил катетер капельницы. Голоса медиков, умоляющих не уходить, эхом отзываются в его голове. Они позвонят Дженкинсон, а это значит, что до того, как его отстранят от дела, не дни, а часы, или даже минуты. Больничная бирка все еще болтается на его правом запястье. Он перекусывает её и выплёвывает в урну в коридоре.

Когда он заходит, гул голосов в отделе уголовного розыска утихает, и все телефоны затыкаются. Усилия по пересечению притихшей комнаты отнимают всю энергию. Ему остаётся только медленно, очень медленно дышать. Он не позволит себе сломаться.

Дженкинсон появляется в дверях его кабинета прежде, чем он успевает снять пиджак. Она входит без стука. Ее лицо приближается и выпадает из фокуса.
- Я доложила о тебе старшему офицеру медслужбы, завтра первым делом встретишься с ним.

Это лучшее, на что он рассчитывал - однодневная отсрочка.
- Я не уйду, пока не доведу это дело до конца.

- У тебя нет выбора. Как только он увидит тебя, всё закончится, Алек.
Она качает головой.
- И зачем ты взялся за работу, если знал, что болен?

- Я все еще могу завершить дело, иначе...  иначе почему я все еще здесь?
Он имеет в виду не только полицейский участок. Он должен завершить это дело, даже если оно убьет его. Он частенько замечает, что для него эта фраза больше не является просто фигурой речи.

Дженкинсон покидает его сидящим за столом, где потраченные человеко-часы операции «Когден» отражаются в кипах бесполезных документов. Доказательства и процедуры подвели его. Он в отчаянии. В одиночестве своего кабинета у детектив-инспектор Харди наступает кризис веры; он отказывается от неё.

 

Они встречаются у каменной стены с видом на Харбор-Клифф-Бич. Сейчас отлив, и вода обнажает черные камни. Они выглядят как гнилые зубы огромного морского зверя, лежащего в ожидании. Облака над головой грозят дождем и сильным ветром. Погода больше напоминает октябрь, чем август. Теперь, когда курортный сезон не удался и уже вряд ли восстановится, похоже, что солнце решило не растрачиваться впустую на Бродчерч. Куртка Харди вздымается как парус, и он чувствует, как сильный порыв ветра буквально прижимает его к земле.

Стив Коннолли, с ногами, плотно прижатыми друг к другу, и с руками, спрятанными глубоко в карманах, выглядит так, как будто даже ураган не сможет сдвинуть его. У Харди появляется внезапное видение того, как глупо он будет выглядеть, если кто-нибудь заметит их вместе. Любой из полицейского участка. Кто-нибудь из Латимеров. Господи, а если появится Карен Уайт? Не стоит даже думать о подобном.

- Вы были последним человеком, от которого я ожидал звонка, - говорит Стив.

- Наверняка вас нельзя ничем удивить, - произносит Харди.
Сарказм - это рефлекс, который не может ему помочь.

- Очень забавно, - продолжает Стив. - Никогда не слышал подобного раньше. Что вам нужно?

- Дело Латимера, - говорит Харди, и где-то глубоко внутри себя чувствует тяжелый глухой стук человека, ударяющегося о дно. - У меня заканчивается время. Если у вас есть что-нибудь, дайте мне это сейчас.

Коннолли даже не трудится скрыть свое удивление.
- Что ж, спасибо. Пришло время.
К его чести, он не злорадствует. Он смотрит Харди в глаза.
- Послушайте, то сообщение от Дэнни, что это близко к дому. Оно ощущалось сильнее всего.

Харди старается перекричать порыв ветер.
- Что это значит? Близко географически? Семья, друзья, что?

- Не знаю, - признается Коннолли. - Только не игнорируйте это.

- Докажите мне, что это не просто болтовня.

Теперь искренность Коннолли уступает место возмущению.
- Я дал вам кое-что. Я сказал, она простит вас за кулон.

Харди борется с тем, чтобы не отмахнуться от образа, который вызывает у него слово «кулон»: лицо Пиппы Гиллеспи на фотографии в газете.

- Я сказал вам, а вы притворились, что не поняли.

Харди на секунду пугается, но затем его система убеждений начинает своё опровержение. Мошенники изучают язык тела, вот как они работают. Но Коннолли не должен понять, что задел за живое.
- И что это значит? - бросает Харди вызов.

- Вы уже поняли, - говорит Коннолли. - Я вижу это. Я же понятия не имею, что это значит, все, что я получаю - это фрагменты. И вот ещё что я могу сказать вам... что вы были здесь раньше.
Это случайно брошенный дротик попадает в цель, и Харди не может вовремя скрыть своё потрясение. Ни одна живая душа не знала о его первом визите в Бродчерч.
- Так и есть! - Коннолли в восторге и гневе одновременно. - Вы были здесь раньше. Я прав, не так ли?

Харди, больше не доверяющий себе, не осмеливается заговорить и смотрит на море. Сегодня нет тепла, и оно в оттенках от синего до серого. Даже солнце бело-ледяное. Внезапно взгляд Коннолли становится непереносим, и Харди поворачивается, чтобы уйти, пока еще может ходить, оставив торжествующего Коннолли у гавани.

Когда Харди видит Олли Стивенса, стоящего у полицейского участка, у него холодеет в животе. Сейчас он не может иметь дело с прессой. Чувство явно не взаимно, и как только Олли замечает Харди, он выпрямляется и вытаскивает из нагрудного кармана карандаш.

- Нет, - произносит Харди.
Он не может придумать вопрос, на который мог бы дать Олли другой ответ.

- Вам должно быть лучше, раз вы не в больнице.

Как, черт возьми, он узнал?.. Для города с таким количеством секретов, тут ни хрена нет никакой приватности. Харди хватает Олли за руку и оттаскивает его от дверей участка.

- Послушайте, я не хочу вам мешать. Правда, - говорит Олли.
Свободной рукой он машет своим репортёрским блокнотом, словно белым флагом. Харди не отпускает, но его хватка слабеет с каждой секундой, и, должно быть, удивление или скрытое уважение к закону мешает Олли освободиться.

- Так чего ты хочешь? - спрашивает Харди.

- Эксклюзива.

 

54

В показаниях Сьюзен Райт по-прежнему имеются дыры, и Элли может задержать ее еще на несколько часов, прежде предъявит обвинение. Это еще не конец света: она может выбирать из целого списка обвинений, но предпочла бы получить от неё факты с минимальным принуждением. Солнце освещает только одну сторону стеклянной стены: примерно около полудня.

- Так вот в чём я сомневаюсь.
Ее слова прикрывают ворчание в её животе.
- Я знаю эти скалы. Если вы гуляли там со своей собакой, то не могли заглянуть вниз, даже будь вы на самом краю, и вы не могли увидеть тело Дэнни. Угол не тот. То, что вы нам говорите, неправда. Теперь подумайте, иначе я собираюсь обвинить вас в создании помех расследованию убийства.

Сьюзен закрывается.
- Я ничего не видела.

- Так же, как и в случае со своим мужем?
Удар ниже пояса попадает в цель. Сьюзен медленно отворачивает голову. Элли вытягивает шею, чтобы поймать ее взгляд. На этот раз она не позволяет Сьюзен уйти в себя.
- Вы гуляли в то время, когда тело Дэнни находилось на пляже. Что вы видели?

Сьюзен поднимает глаза к потолку, словно в молитве, хотя ее губы не двигаются. Она, кажется, находит ответ, и когда опускает лицо, на нём уже нет неповиновения.
- Я не была на скале, я была на пляже.
Затухающая модуляция её голоса говорит о том, что Сьюзен испытывает облегчение. Наконец-то появляется ощущение признания, которого до сих пор не было.
- Я видела, как пристала лодка. Маленькая. Похожа на ялик, только с мотором сзади.

Сердце Элли болезненно стучит в грудной клетке.
- Сколько людей там было?

- Один. Один мужчина. В черной шерстяной шапке.

- Что он сделал?
У Элли крутится мысль: зачем, почему это произошло? Она отвлекается, пытаясь понять подтекст слов Сьюзен, но это угрожает потерей нити её повествования.

- Он вынес тело мальчика из лодки. Положил его на пляж. Затем вернулся в лодку и уплыл на запад.

- Вы узнали человека, который оставил тело Дэнни на пляже?

Сьюзен снова кивнула. Долгое время это было единственным движением в комнате.
- Да, - произносит она наконец. - Он называет себя Найджелом. Работает с отцом мальчика.

Он называет себя Найджелом. Звучит странно, но у Элли нет времени анализировать это. Она отматывает назад события лета, пытаясь вспомнить, видела ли когда-либо Сьюзен и Найджела в одном месте, не говоря уже о разговоре.

- Вы хорошо знаете Найджела, если узнали его ночью на расстоянии. Когда вы в последний раз видели его?

- Несколько недель назад.
Ее голос становится хриплым.
- Он подходил к моему вагончику. У него был арбалет. Он пригрозил убить меня.

Элли задаётся вопросом, как выглядит ее лицо, потому что она не ожидала подобного. Она бы знала, если у Найджа имелся бы арбалет. Теперь она задумывается над тем, что Сьюзен могла выбрать Найджа, чтобы отвлечь их от чего-то другого. Не секрет, что он был близок к Дэнни, и его уже допрашивали в участке раньше.
- Окей. Почему он так поступил?

- Ему не понравилось то, что я сказала.

- А что вы сказали?

- Не помню.

Элли снова теряет её. Приходится сдерживаться, чтобы не перейти на крик. Если Сьюзен осознает масштабы её отчаяния, им придётся сдаться.
- Вы не помните, что сказали, заставив человека угрожать вам арбалетом?

- Совершенно не помню.

- Итак, Найджел угрожал вам по какой-то неизвестной причине, и вы выставляете его убийцей.

Сьюзен тяжело смотрит на Элли и говорит с твердой убежденностью:
- Это он перенёс тело.

Элли снова сверяется с часами. Если Найджа быстро доставят, у них останется чуть более двух часов на допрос обоих. Может быть, он сможет пролить свет на это дело. Стоит только задуматься о том, кто она, и что она якобы сделала, то чего стоит слово Сьюзен Райт? Элли оставляет свою подозреваемую под равнодушной опекой дежурного адвоката и выходит из допросной, хлопнув дверью. Тоненькая трещина в алиби Найджа - быстрая прогулка в паб - теперь кажется ей потенциальной пропастью. Он не выходил из дома на достаточно большой срок, чтобы иметь возможность убить Дэнни, очистить его тело, украсть лодку и бросить тело на берегу, но он был в отлучке достаточно долго, чтобы совершить убийство, а затем, как только Фей уснула, снова выйти и замести следы. Им следовало сильнее наседать на него. Элли трёт пространство между бровями, где скопилось напряжение. Ее кожа вокруг черепа обвисла.

Она задумывается, кому первому сказать о том, что босса теперь нет, когда, свернув за угол, в отделе уголовного розыска сталкивается с приведением в лице детектив-инспектора Харди. Он тоньше, чем когда-либо, и, кажется, что в бледно-зеленом макияже.
- Сэр, что вы...

Он отбрасывает её беспокойство тыльной стороной пораненной руки.
- Утром я увижусь с доктором, Миллер.
Она не должна спрашивать его, что это означает. Итак, все кончено. Но что это означает для нее? Держать его в курсе или продолжать заниматься делом без него? Слова вылетают раньше, чем она принимает решение.
- Есть кое-какое продвижение. Получены показания. Найдж Картер доставил тело Дэнни на лодке и положил его на пляже. Я не знаю, насколько это надежно, но...

Новость привносит в лицо Харди розовое сияние. Он вызывает патрульных, чтобы те привезли Найджа Картера, и в его голосе появляется соответствующая энергия.

- Напомни-ка мне, что мы знаем о Найдже Картере, - спрашивает он у Элли, пока они ждут.

- Он вернулся к своей маме, когда умер его отец, пять или шесть лет назад, - говорит она. - Предмет обстановки Латимеров, постоянно тусуется в их доме... но я не верю, что он способен на убийство Дэнни.

- Все, с кем мы беседовали, способны, - говорит Харди. - Только при соответствующих обстоятельствах.

- И это ваше мнение о мире. Я не знаю, как вы спите.

- Кто говорит, что я сплю?

Ворота снаружи скрипят, когда полицейский фургон и патрульная машина заезжают во двор участка. Элли и Харди выглядывают из окна. Найдж в наручниках остаётся в фургоне. Даже с этого расстояния Элли видит, что он плачет. Детектив-сержант, первым вышедший из машины, держит в руках пакет для улик так, чтобы они могли видеть его содержимое: у Элли перехватывает дыхание, когда она замечает внутри арбалет, но она совсем затихает, когда открывается вторая дверь автомобиля, и за женщиной-сержантом следует Винс на веревке.

- Ты возьми Сьюзен, а я возьму Найджела, - говорит Харди. - Посмотрим, что он скажет, где был той ночью. И какого черта у него оказалась её собака.

Ей интересно, знает ли Харди, как сильно он потеет. Все его лицо покрыто каплями пота.
- Вы уверены, что готовы к допросу, сэр? Как вы себя чувствуете?

- Впечатляюще, - произносит он.

Элли молча обзывает его всевозможными именами, которые только может придумать.

Детективы ждут в конце коридора, в то время как Найдж совершает положенный ему телефонный звонок. Он, не глядя, набирает номер.
- Марк, приятель.
Эхо в участке еще больше искажает его срывающийся голос.
- Я хочу, чтобы ты услышал это от меня. Меня забрали в полицию. Они думают, что я как-то связан с Дэнни. Это все неправда. Ты знаешь это.
По лицу Найджа нельзя понять, грозит ли ему Марк или утешает.

Харди изучает Найджа Картера через стол. Он впервые замечает, как молод Найдж. Бритая голова добавляет ему возраст, но в нем есть что-то детское, с его рвением угодить и его неуклюжими конечностями. Харди вспоминает о маленьком арсенале, который был изъят из гаража Найджа, и задается вопросом, способен ли этот счастливый идиот на убийство. Он пинает себя за то, что должным образом не стал копаться в несостыковках в первоначальных показаниях Найджа. Свидетельство Сьюзен Райт вкупе с арбалетом все меняет.

С часами, действующими против него, нет времени на прелюдии.
- Расскажи в двух словах, где ты был ночью, когда был убит Дэнни Латимер

У Найджа появляется вялая, нервная улыбка.
- Мы уже проходили это, несколько недель назад. Когда у вас был Марк. Я был дома, с мамой, смотрел телевизор.

- Что ты смотрел?

- Что-то насчёт выпечки. Маме нравится.

Харди передвигает через стол фотографию Сьюзен Райт.
- Ты знаешь эту женщину, Найджел?

Найдж едва смотрит на снимок.
- Не думаю.

- У тебя есть собака?

- Иногда бывает.
На щеке Найджа дёргается мышца.

- Иногда бывает? - Харди насмешлив. - Это как, «иногда бывает»? Собака, что, приходит на полдня?

Найдж улыбается.
- Нет.

- Тебе это забавно?

Улыбка выключается, как свет.
- У меня нет собаки.

- Почему у тебя на заднем дворе оказалась собака?

Найдж ёрзает.
- Кое-кто попросил меня присмотреть за ней.

- Хозяйка. Та женщина. Сьюзен Райт. Про которую ты сказал, что не знаешь.

Найдж смотрит куда угодно, только не на фотографию.

Харди вздыхает.
- Если ты собираешься лгать, то должен быть последовательным. Потому что есть ещё алиби на ночь смерти Дэнни Латимера. То, о котором ты сообщил нам, когда мы беседовали с Марком. Тогда оно было хорошее. Но не сейчас. Твоя мама уже сказала, что тебя не было всю ночь. Ты вышел в половине десятого за последними заказами. Так где же ты был, Найджел?

Рот Найджа открывается, но слова наружу не выходят. Харди решает зайти с другой стороны. Он вытаскивает арбалет, запечатанный в прозрачный пакет.
- Это твой?

У Найджа бегают глаза, но он не отрицает.
- Ага. Я держу его в гараже.

- Ты играл в видеоигры с Дэнни.

Смена темы смущает его.
- В Call of Duty, да. Иногда с ним, иногда с его приятелем Томом тоже.

- Как часто вы бывали вместе?

Глаза Найджа расширяются.
- Не знаю. Никогда не думал об этом. Он был просто мальчиком Марка и Бет. Я всегда виделся с ним, когда был рядом.

Харди притворяется, что заглядывает в папку перед собой.
- Как ты познакомился с Сьюзен Райт? - спрашивает он.

- Я не хочу говорить о ней!
Ярость Найджа, должно быть, находится очень близко, раз так быстро проявляется.
- Вы должны арестовать ее, она преследует меня. Она преследует меня с того момента, как приехала. Должно быть, месяцев пять. Я не могу больше этого терпеть! Я сказал ей, оставь меня в покое, но она продолжает. Не интересуетесь этим?

- Почему она тебя преследует?
Найджел, очевидно, растративший весь запас слов на вспышку, замолкает.

- Сьюзен Райт сказала нам, что считает, что это ты убил Дэнни Латимера. Она говорит, что видела тебя на пляже, у лодки, и это ты вытащил тело Дэнни на берег.

- Она лжет!
Между губами Найджа образуется пузырь.
- Он сын моего лучшего приятеля, зачем мне это делать?

- Тогда почему Сьюзен Райт говорит иначе? Почему она преследует тебя?

Найдж почти незаметно пожимает плечами, как бы спокойно признавая свое поражение. Его губы что-то тихо шепчут. Харди видел подобное множество раз, и понимает, что признание вот-вот случится, но даже он ошеломлен, когда Найдж произносит:
- Она считает, что она моя мама

 

55

Бет и Марк в тишине едут в больницу, обмениваясь половинчатыми утешениями, что случившееся с Найджем - ошибка, еще один пример неумелости полиции, еще одной черной меткой детектив-инспектору Харди. Они говорят друг другу, что Найджа выпустят к тому моменту, когда они вернутся в Бродчерч. Но у них не получается убедить друг друга. Разве это может случиться, когда они не могут убедить себя? Подозрение сейчас первое прибежище для них обоих.

Когда на горизонте появляется больница, для Бет наступает момент, которого она больше всего боялась. Подобного не было с тех пор, как родился Дэнни. Её буквально парализует.
- Я чувствую, что предаю, - говорит она, приложив руку к замку ремня безопасности. - И я не знаю, хочу ли я этого. Я хочу этого, но не знаю. Мое сердце заполняет Дэнни. Для другого ребенка там нет места.

- Там должно быть... - начинает Марк.

- Марк, перестань рассказывать мне, как следует себя чувствовать, - говорит она. - Потому что ты понятия не имеешь и не понимаешь. Закрыться от этого не вариант для меня. Я не могу так боксировать, как ты. Я должна нести в себе ещё одну жизнь. Еще шесть месяцев. Он будет питаться со мной, дышать с моей помощью, делить со мной кровь. А я не могу позволить Дэнни уйти.

Марк дотрагивается пальцем до её скулы.
- Не погружайся во всё это. Пусть всё идёт как идёт.

Она кивает, что он прав. Она понимает, что он прав, но ее сердце еще не догнало разум. Чем дольше подобное происходит, тем больше она боится, что это никогда не случится.

Белый свет пульсирует в темной комнате; гудит монитор. УЗИ ярок, когда оператор водит по холодному пятну геля на животе Бет. Она щупает и зондирует подозрительно долго. Бет неожиданно охватывает убеждение, что что тут что-то не так, и столь же внезапное и определенное знание, что она не сможет пережить потерю этого ребенка.

- Все хорошо, - говорит оператор УЗИ. - Все там, где должно быть. Вы хотите посмотреть на экран?

Бет инстинктивно хочет сказать «нет», но Марк говорит «да» за них обоих, и монитор медленно поворачивается. Она боится взглянуть на экран, но Марк держит ее за руку, и они вместе замечают, как монохромный вихрь пикселей сливается в первую картину их будущего ребенка. Остальная часть мира - все дерьмо, все горе, постоянное недоверие - тает. Бет смеется, восхищённо разглядывая тонкий полумесяц черепа, молнию позвоночника. Сердце ребенка - это курсор, моргающий быстро и сильно.

- Он настоящий воин, - говорит оператор.

Что-то из ниоткуда начинает разбухать внутри Бет, согревая ее сердце. Не счастье: что-то слишком сложное и слишком скорое для этого. Но знакомая и странная жажда любить угадывается безошибочно.

 

Элли подпрыгивает от стука в дверь, нарушающего напряжение, стоящее в комнате для допросов. Харди манит ее в коридор.

- Сьюзен Райт говорит, что Найджел Картер - ее сын? - повторяет она. - И она обвиняет его в убийстве? Что, черт возьми, происходит между ними?
Но теперь образовывается связь между двумя никак несовмещающимися кусочками головоломки, которые идеально подходят, когда оказываются перевернутыми вверх ногами.

Они возвращаются к своим допрашиваемым.

Когда Сьюзен узнает о том, что Найджел выдал свой секрет, Элли замечает у неё нечто, похожее на счастье.

- Он впервые это признал.
Наконец-то лицо Сьюзен смягчается, и ее плечи опускаются.
- Его отняли у меня, когда все случилось. Двадцать пять лет назад. Затем закон изменился. Теперь можно потребовать установить связь. Мне понадобилось восемнадцать месяцев, чтобы отыскать его. Женщина, принявшая его, никогда не сообщала ему об этом. Она прятала письма для него. Поэтому я попробовала выследить его другими способами. Он ничего не знал об усыновлении, пока я не сказала ему. Это было неправильно. Если бы я знала, я бы не поступила таким образом. Он плохо отреагировал. Он не хотел иметь ничего общего со мной. Он оттолкнул меня, избегал меня. Пытался заплатить мне. Когда это не сработало, он угрожал мне этим арбалетом.
Элли ранее интерпретировала монотонность Сьюзен как некую отстраненность: теперь она услышала в этом безграничное терпение матери.
- Он опомнится. Я могу подождать. Чего бы это не стоило. Он мой мальчик.

- Он знает о вашей семье? - спрашивает Элли.

Сьюзен прищуривается.
- Не говорите ему.
Ее голос низкий и хриплый - как нож у горла Элли - если бы они находились наедине, Элли пришла бы в ужасе. Теперь она понимает, почему Мэгги не усомнилась в угрозе Сьюзен.

Она трёт глаза. Теперь она близка к пониманию действий Сьюзен, но одно неверное слово, и та снова замолчит.
- Сьюзен, я вот что не могу понять: если вы его мать, и хотите помириться с ним, зачем говорить, что вы видели его на пляже той ночью? Я ведь тоже мать, и чем бы ни занимался мой ребенок, я бы всё равно постаралась защитить его.

- Я защищаю его. Я сказал вам, потому что... боюсь. За него. Потому что он в этом не виноват.
Сьюзен начинает бить дрожь.
- Что, если он сын своего отца, что, если он способен на такое? Что, если он мог сделать это? Я просто не могу позволить этому случиться. Только не снова.

 

56

Найдж Картер прошёл путь от немногословности до человека с полным эмоциональным недержанием. Харди изо всех сил старался разобрать, что тот выпаливает, где уж тут говорить об отборе нужной информации.
- Как будто всё, что вы знали о себе - неправда, - рыдает Найдж. - Глупо было угрожать ей арбалетом, но со всем иногда такое случается... Ей здесь не место.

Харди подобное не трогает. Пострадавший не означает невиновный. Но, во всяком случае, это выдает глубину и сложность Найджа, о которых они никогда бы не догадались.
- Найджел, ты должен ответить мне. Где ты был ночью, когда умер Дэнни?

Найдж вытирает нос рукавом.
- В ту ночь я уходил всего на несколько часов. До поместья за Дубовой фермой. Где разводят фазанов. Я просто пошел и достал парочку, вот и все. У него их десятки, он даже не поймёт.

- Ты ловил фазанов? - Харди едва может поверить своим ушам.
Лгать полиции, находясь под подозрением в совершении убийства из-за небольшого браконьерства? Из всей провинциальной чуши, с которой он столкнулся здесь, эта занимает первое место.

- Мясник в городе отрывает их у меня с руками. Не похоже, что я заработаю состояние у Марка. Разумеется, я забыл заправить фургон, поэтому слил немного солярки с трактора. А затем я... разрезал колючую проволоку, чтобы было похоже на взлом.
Харди вспоминает свой первый вызов в Бродчерче, рассвет на вершине утеса, сердитого фермера и разрез в изгороди. Воспоминание не приносит ему радости, потому что это единственное преступление, которое он раскрыл с тех пор, как приехал сюда.
- Я не был поблизости от этого пляжа, - настаивает Найдж. - Что бы она ни думала, что видела, она не могла этого видеть.

Харди больше не имеет ни малейшего представления, кто из них говорит правду. С железным самоконтролем он произносит:
- Значит, она лжет?

- Приятель, я даже не знаю, кто она.

Стрелка на часах прыгает, завершая ещё один час.

Харди нужно сыграть хорошо, а также быстро, чтобы разобраться, что связано с Дэнни, а что нет. Если это означает сломать Найджела, чтобы увидеть, осталось ли в нем что-то еще, пусть будет так. Он растопыривает пальцы на папке с досье Сьюзен Райт. Полиция Эссекса, наконец, сделала то, что нужно, и теперь у них имеются фотографии с места преступления, а также сообщения прессы. Это душераздирающий материал, даже для самого отстраненного читателя. Совесть Харди затихает; у неё голос Миллер. Некоторое время он колеблется; движение секундной стрелки перекрывает его сомнения. Найдж является подозреваемым. Его видели рядом с телом. Информация в этой папке имеет отношение к свидетелю, обвиняющему его.

- Хочешь кое-что узнать, Найджел? Тут есть газетные статьи. О ней. О ее муже. О твоей семье. Харди мягко передвигает папку через стол.
- Беседа приостановлена в 3:02.

Он осторожно прикрывает за собой дверь, оставив Найджа наедине со своим ужасным наследством. Найдж не кажется Харди быстрым читателем, но фотографии скажут сами за себя. Длинный, полузадушенный вой нагоняет Харди в изогнутом бетонном коридоре.

В отделе уголовного розыска шумно. Что-то изменилось, пока Харди был с Найджем. Это так же очевидно, как стены, окрашенные в новый цвет. Миллер у белой доски, команда вокруг нее. Она оборачивается, и почти рада видеть его.
- Шеф, - говорит она. - Ты должен это услышать. Мы проследили звонок прошлой ночи, тот, который сказал нам, что в хижине на холме появился свет. Звонили с мобильника Дэнни. С пропавшего смартфона. Звонил убийца Дэнни!

- Зачем они это сделали? - удивляется Харди. - Зачем говорить нам, где они находятся, а потом бежать? Это бессмысленно.
Он начинает выдавать распоряжения.
- Устройте так, чтобы Найдж и Сьюзен были выпущены под залог. Попросите их оставить паспорта здесь и сообщать о себе каждый день. И чтобы не покидали город.

У Миллер отвисает челюсть.
- Ты собираешься отпустить их вместе?

- Я соберу воедино некоторые наблюдения, используя часть той чуши, что они наплели, пока были у нас. Возможно, Найдж и Сьюзен оба лгут. Посмотрим, что они сделают, когда их выпустят.

Миллер с неодобрением скрещивает руки.
- Заварить всю кашу и потом выйти из игры?

Харди переводит дыхание, чтобы потратить его, напоминая Элли, как мало времени у них осталось, но в этот момент его усилия прерывается звонком телефона на его столе.

- Я рад, что это вы, - говорит Пол Коутс, когда Харди поднимает трубку. - Можете ли вы прийти в церковь? Один?

Выход Харди - это совсем не то, на что он надеялся: он с ужасом наблюдает, как его правая рука отказывается ухватиться за ручку двери. Похоже, что он попросту гладит её, а не хватается за металл. Он пытается снова: словно чужая рука привита к его плечу, и тело её не узнает. Такое впервые. Он осознает, что все наблюдают за ним, когда он поворачивается другим боком; его левая рука лишь ненамного сильнее, но этого хватает, и с огромным усилием он открывает дверь. Снаружи он берет паузу, чтобы запечатлеть ползучий ужас происходящего с ним, после чего отбрасывает это прочь.

На своём пути к церкви Сэнт-Эндрюс Харди заталкивает руки в карманы, больше не доверяя им. Его ноги, по крайней мере, послушны, и он попадает в церковь без происшествий.

Кладбище наполнено пением птиц. Пол Коутс, в колоратке и джинсах, ждет в нефе. Они довольно часто перекрещивали мечи, и поэтому обходятся без любезностей, за что Харди благодарен.

- Это ноутбук Тома Миллера.
Коутс кивает на обломки черного пластика у себя на коленях.
- Я застукал его, когда он разбивал ноутбук на кладбище.

Харди пытается понять.
- Почему он пытался избавиться от ноутбука? Почему он делает это после того, как его лучший друг умер?

- Неужели они были так близки? - спрашивает Коутс, как будто подобное только сейчас пришло ему в голову. - Я никогда не видел доказательств этому. Мне пришлось разнимать драку между ними за пару месяцев до смерти Дэнни. Том по-настоящему набросился на Дэнни.
Харди вспоминает вспышку Тома на поминках Джека Маршалла и пересказывает ее в свете этой новой информации.

Коутс хмурится.
- Я сообщил о драке обоим родителям. Я думал, Элли рассказала вам.

Харди качает головой: он удивлен и одновременно не удивлен. Если Миллер не может заставить себя всерьез признать кого-то вроде Найджа Картера подозреваемым, то она не сможет быть объективной в отношении своего драгоценного Тома.

- Должен сказать вам, - произносит Коутс, слегка покраснев. - Том знает, что ноутбук у меня. Он пригрозил сказать, что я приставал к Дэнни, если я передам его вам.

- А вы приставали?

Коутс, не раздумывая, отвечает:
- Нет.

Харди берет пакет, ощущая беспорядок острых краев внутри.
- Как давно это случилось?

Коутс смотрит на часы.
- Чуть более семи часов назад.

- Что-то вы слишком долго держали у себя улики. Полагаю, кто-то вроде вас мог бы просмотреть и удалить все, что вас не устраивало.

Коутс попросту закатывает глаза в ответ на эту инсинуацию. Харди разочарован тем, что, похоже, больше не может вывести его из себя. Он решает уйти, пока слово остаётся за ним. Он не разбирается в компьютерах так, как Пол Коутс, но знает, что на жестком диске ничего не спрячешь. Он поворачивается, чтобы уйти, но с его губ слетает последний вопрос:
- Как вы поддерживаете свою веру, после всех сомнений?

Это прямолинейный вопрос, лишенный сарказма или подстрекательства, и Коутс отвечает так, как предполагалось:
- Я сомневаюсь в происходящем.
Он демонстрирует руки.
- Но верю в Бога, что он разрешит это. Полагаю, именно поэтому он послал вас сюда.

- Не хочу вас расстраивать, но он меня сюда не посылал.

Коутс возвращает Харди сардоническую улыбку.
- Он хочет, чтобы вы думали так.

Пакет шелестит в руке Харди, когда тот ступает по траве кладбища. Свободной рукой он звонит Рут Кларксон, ИТ-специалисту, которую знает с давних времён.
- Мне нужна услуга, под большим секретом, - говорит он. - Здесь все сложно. Мне нужно, чтобы ты кое-что сделала для меня с одним жестким диском. Отправь все, что найдёшь на мой личный адрес электронной почты. И это должно быть быстро.
Он физически страдает от этого недолгого разговора до тех пор, пока может его выносить, после чего обрывает Рут посреди фразы:
- Слушай, мне пора. Люди ждут. Я ценю это.

 

57

За обедом Дин продолжает называть Бет миссис Латимер, что заставляет ее чувствовать себя мамой Марка. Все происходящее этим вечером имеет странный формат: свечи посреди обеденного стола; и, то, что они вообще за обеденным столом. Бет, похоже, стремится произвести впечатление на Дина, поскольку он тоже старается произвести на нее впечатление, и она не понимает, зачем они все так стараются, потому что он просто нормальный мальчик. Не превосходный, не грубый. Просто нормальный. Как они. Она сознает, что он старается ради Хлои, и она ценит это. Он симпатичный, а потом, у него есть мотоцикл. Вероятно, она была бы не против того, чтобы он приударил за ней, будь она в возрасте Хлои.

После обеда Дэн застенчиво передает Бет подарок.
- Это для всех вас. За то, что приняли меня и на будущее, - произносит он.
Она снимает оберточную бумагу, под которой оказывается милый кролик.
- Это для новорожденного.
Она ничего не может с этим поделать: её переполняют слезы.

Дин замирает.
- Прошу прощения, - он спотыкаются в извинениях. - Я не хотел вас огорчить.

Марк отвечает за всех.
- Все в порядке, приятель. Все немного перепуталось вместе.

- Да, - говорит Дин.
Он водит вилкой по уже пустой тарелке.

- Он был хорошим парнем, Дэн.
Бет улыбается. Иногда, вот так просто, кто-то, кто знал Дэнни, вспоминает о нём должным образом. Это стоит больше, чем все неуклюжие попытки соболезнования вроде «Я сожалею о вашей потере».

- Что слышно о Найдже? - спрашивает Бет у Марка.

- Я спрашивал у Пита, но он сказал, что новостей нет.

- Это не Найдж, папа, - говорит Хлоя. - Не думай об этом. Всё не так.

- Вот что происходит, - печально говорит Марк. - Не только из-за Дэнни, но и потому, что нас заставляют смотреть друг на друга, не доверяя никому. Я не знаю, как мы избавимся от этого, даже когда все будет закончено.

«Когда все будет закончено», думает Бет. Не похоже, что тут имеется какой-то прогресс; на самом деле, кажется, что они пятятся назад. Как скоро они начнут мыслить другими категориями?

- Хлоя права, - говорит Дин. - Это не может быть Найдж. Они с Дэном хорошо ладили. Я видел это каждый раз, когда мы выходили на охоту за животными.
Бросив взгляд на Марка, Бет понимает, что для него это тоже является новостью. Дин улавливает их потрясение.
- Они приезжали на ферму, и мы отправились оттуда поздно вечером. Дэнни говорил, что все в порядке. Найдж говорил, что вы знаете. Они оба говорили, что вы знаете.

Лицо Марка застывает.
- Нет, - говорит он. - Мы не знали.

 

Найдж Картер медленно бредёт по Хай-стрит с видом невиновного человека. Или, быть может, это медленная, целенаправленная походка того, кто знает, что за ним следят, потому что он без предупреждения бросается в находящейся тени переулок и бежит. Он петляет по пешеходным дорожкам, связывающим город, и, наконец, появляется возле трейлерного парка. Накинув капюшон, он крадётся позади вагончиков, мимо бормочущих телевизоров и кипящих кастрюль.

Когда Сьюзен Райт возвращается домой с пинтой молока в руках, она находит Найджа сидящим на диване и обнимающим Винса за шею.

- У меня здесь своя жизнь, - кричит он ей. - У меня есть семья.

- Продолжай, мальчик. Выпусти пар. Боже, ты такой же, как и твой отец.

- Я не хочу ничего слышать о нем.
Найдж шипит эти слова сквозь стиснутые зубы.

- Он всё неправильно понял, - Сьюзен пытается успокоить его. - Он запутался. Но в глубине души он был хорошим человеком. Как и ты хорошим мальчиком. Найджел, у тебя проблемы, я всё понимаю.

- Ты ничего не понимаешь. Как ты могла сказать им, что это я?

- Потому что так оно и было.

Найдж достаёт нож.
- Если ты в течение часа не уедешь, я выпотрошу эту собаку, пока ты спишь.
Он мужественно усмехается сквозь слезы.

Сьюзен изучает его.
- Если я уеду, то не вернусь. Мы больше никогда не увидимся. Я могу это сделать. Я делала это много раз.

Найдж встаёт.
- Ты свяжешься с полицией и скажешь, что совершила ошибку. Что ничего этого не видела. И тогда ты уедешь.

Они заходят в тупик.

- Ты такой же, как и твой отец, Найджел, - печально говорит Сьюзен. - Ты весь в него. И это был ты, я видела.

После того, как Найдж бросил нож и ушел, Сьюзен некоторое время сидит в пустом трейлере, прежде чем встать на ноги. Твёрдой рукой она снимает одежду с вешалок и достаёт обувь из шкафа. Она собирает все, что ей нужно: сумку, обувь, корм для собаки. Она двигается быстро и механически, только застыв на секунду над потрёпанным кожаным фотоальбомом, который бросает в чемодан так и не открыв. Она упаковала так мало вещей в чемодан, что там остаётся ещё много места, когда она застегивает молнию. Винс смотрит на нее. Кажется, мы снова уезжаем - написано на его морде.

- Пойдем, - говорит она, пристёгивая поводок к его ошейнику. Они поднимаются на утес раньше, чем кто-нибудь видит их.

Двумя минутами спустя патрульные, в чью обязанность входило следить за ней, появляются у трейлера под номером три, чтобы обнаружить шкафы пустыми, а дверь с матовым стеклом - распахнутой.

К этому времени Найдж Картер добирается почти до дома. Он держится переулка и, чтобы не оказаться замеченным, перелезает через забор в свой задний двор. Фэй дремлет на диване перед Эммердейлом [Эммердейл — британская мыльная опера, выходящая на телеканале ITV с 16 сентября 1972 года. На данный момент снято более 8300 серий]. Найдж берет одеяло и с большой нежностью укрывает мать. Приподнимает угол тюлевой занавески и окидывает взглядом улицу в поисках полиции. Ничего не увидев, он осторожно открывает переднюю дверь. Никто не останавливает его, когда он забирается в кабину фургона Марка Латимера и едет прямиком в сторону выезда из Бродчерча.

 

58

В надвигающемся вечере Алек Харди направляется в офис Эха Бродчерча. После того, как ему остаётся еще одна ночь быть служащим полиции, он чувствует себя обязанным дать обещанное интервью сейчас, пока его полицейский жетон все еще в кармане. Он хочет поговорить, пока еще чего-то стоит.

Никто в отделе не будет по нему скучать: каждый свободный офицер участвует в поисках Сьюзен Райт и Найджа Картера, которые, похоже, покинули город. Вместе? Поодиночке? Харди понятия не имеет.

У отеля он получает смс-ку от Рут Кларксон, но её содержание не утешительно. Она уверена, что сможет извлечь данные с жесткого диска Тома Миллера, но не раньше раннего утра завтра.

Мэгги Рэдклифф ждет его у двери. Она ведет его через темный кабинет в заднюю комнату, где высокие полки, заполненные архивными коробками, образуют коракл [(валл. cwrwgl, англ. Coracle) - небольшая традиционная лодка, используемая в основном на реках Уэльса, но также местами в западной и юго-западной Англии, Ирландии и Шотландии] размером с допросную полицейского участка Бродчерча. Мэгги садится рядом с Олли Стивенсом, Харди занимает место через стол. Старая лампа бросает на него вопросительный свет.

- Почему вы оказались в больнице? - спрашивает Мэгги.
Когда она не пишет, она держит ручку как сигарету.

- Я преследовал подозреваемого, - отвечает Харди. - Произошел инцидент. Я был ранен.

- Вы можете назвать подозреваемого?

Если бы я только мог, думает Харди, меня бы здесь не было. Я бы уже стучал в чью-то дверь с фургоном, ожидающим снаружи.
Нет. Мне жаль, - говорит он. - Это все, что я могу дать вам прямо сейчас. Я знаю, что это не то, на что вы надеялись. Я обещаю, что вы услышите об этом первыми.

Кажется, Мэгги удовлетворена.

Олли прочищает горло.
- Дело Сандбрука развалилось на судебном процессе.
Харди вынужден перемещаться из одного дела в другое. Он все еще не научился замечать приближение слова на букву С, хотя оно скрывается за каждым углом.
- Расскажите мне, что пошло не так.

- Вслед вашей подружки Карен Уайт? - произносит Харди, скорее, чтобы выгадать себе время, чем что-либо еще.

- Нет. Я не она, - твердо говорит Олли.
Угодливый малыш зарабатывает себе тихий авторитет.

- Мы видели вас здесь. Мы знаем, что вы делаете все возможное для семьи, для города. И я не думаю, что в Сандбруке все было иначе. Так что же случилось? Что пошло не так? Вы не сможете постоянно держать это в секрете.

На самом деле Харди намеревался держать это в секрете постоянно. Но в момент, когда его карьера находится на грани краха, он слышит сигнал сирены надвигающегося облегчения.

- Ах, может быть, ты прав, - слышит он себя. - Возможно, что пришло время.
Мэгги и Олли, которые, как правило, постоянно общаются друг с другом с помощью нацарапанных записок и взглядов украдкой, не смотрят друг на друга с тех пор, как он начал свой рассказ. К событиям в Сандбруке все журналисты относятся с нескрываемым интересом.

- У нас имелся главный подозреваемый, но все доказательства были косвенными.
Он снимает очки, чтобы сосредоточиться на лицах напротив.
- Затем, во время обыска автомобиля, который тот только что продал, один из моих детектив-сержантов нашел кулон, принадлежащий одной из девочек. На нем имелись четкие отпечатки. Он был словно дымящийся пистолет. Мой детектив-сержант поместила его в пакет для улик и отправилась в участок. И...
Неожиданно, даже для себя, он делает паузу. Он часто переживает эту историю, но различие между мыслями о ней и изложением её вслух, поразительно. Он прочищает горло.
- ... она остановилась в гостинице по дороге, чтобы выпить. И... ее машина была взломана.
Он до сих пор помнит внутреннюю часть этой машины лучше, чем салон той, которую водит сейчас.
- Были украдены автомобильная магнитола, кое-какие ценные вещи и пакет с уликой. Вероятно, местные дети разбили окно и быстро схватили то, что лежало на виду.

- И кулон, - догадывается Мэгги.

- Да уж. После этого мы не смогли довести дело до конца. И он по-прежнему на свободе.

И неважно, сколько времени и сил они затратили. Один прокол, и все сводится к последним четырем словам [Идиоматическое английское выражение, означающее последние четыре слова в жизни - отсылка к последним словам Иисуса на кресте].

- Зачем она остановилась в гостинице? - спрашивает Олли.
Этот вопрос буквально до костей царапает Харди, доставая даже до костного мозга. Он смотрит на потертую офисную мебель, словно пытается отыскать там путь к отступлению, и всерьёз думает, что если у него должен случиться смертельный сердечный приступ, то сейчас самый подходящий момент. Но полки не раздвигаются, чтобы он мог уйти, а его сердце по-прежнему вяло бьется.

- У нее был роман с одним членов команды расследования, - произносит он. - Она решила отпраздновать.

Мэгги напускается на эту полуправду, как ищейка.
- Но об этом уже писали. В Herald была статья об этом, и там было сказано, что это были вы. Ваша машина. Вы взяли на себя вину.

- Это случилось в моей команде.

- Но она подвела вас.
Мэгги не смогла выбрать более подходящую фразу. Они так близки к тому, чтобы прояснить всё для себя, а он хочет, чтобы они догадались сами и избавили бы его от испытания. Харди стискивает зубы.

- Этот детектив-сержант. Была моей женой. У нас есть дочь. Я не хочу, чтобы она узнала подобное о своей матери.

Он ожидал увидеть триумф на их лицах. Теперь их сенсационная новость имеет сексуальный подтекст. Самый худший полицейский в Британии - рогоносец. Но на лице Мэгги сочуствующее выражение.
- Итак, вы взяли на себя вину. На годы. Семья винит вас, но это не ваша вина. Это то, что заставило вас заболеть, не так ли?

Фокус взгляда Харди опять размывается, на этот раз от слез. Он задирает подбородок, словно собирается заставить жидкость вернуться обратно в глаза, и удерживает голову так, пока потолок не обретает необходимую резкость.
- Окажите мне услугу. Скажите семье Гиллеспи перед вашей публикацией, а? Скажите им, что я не отказался от Сандбрука и что дело все еще открыто. А потом делайте, всё, что хотите. При одном условии. Вы не назовёте. Имени. Того. Детектив-сержанта.

Он указывает на стол указательным пальцем, сопровождая этим жестом каждое своё слово.

 

59

- Миллер!

Элли вскакивает на ноги, понукаемая мышечной памятью послушания. Единственное, что она не пропустит - быть вызванной как солдат. Она прищуривает глаза в направлении его кабинета. Еще есть время пописать в чашку.

- Результаты экспертизы из хижины, - говорит он, ручкой тыкая в монитор. - Отпечаток в грязи на холме соответствует отпечатку, найденному внутри. Мужской, размер десять.
Он поворачивает экран.
- А какой размер обуви Найджа Картера?

Элли проверяет заметки на своем столе.
- Десять, - произносит она, содрогнувшись. - Так как, Сьюзен увиделась с Найджем?

Папка с делом снова распахивается.

- Может мы что-то упускаем? - говорит Харди. - Что, если участвовало больше людей?
Они задавали друг другу этот вопрос раз сто. И, в конце концов, возвращаются на круги своя. Харди поднимает свою кружку, глотает холодный чай и морщится.
- Кстати, твой мальчик и Дэнни. Ссорились ли они?

Элли сбита с толку: к чему это, чёрт возьми?
- Нет...

- Пол Коутс, викарий, говорит, что ссорились. До драки. Он говорил об этом тебе.
- Что? Нет, не говорил!
Харди, когда в невыгодном положении, всегда набрасывается на неё, а ей надоело быть его грушей для битья.
- Подожди, ты хочешь сказать, что думаешь, будто я прикрываю сына?

- Когда Дэнни в последний раз заходил к вам домой?

- Два часа ночи! Я не знаю!
Она уже едва помнит своё собственное имя. Поскольку она изо всех сил пытается вспомнить, то медленно начинает понимать, что визиты Дэнни происходили всё реже и реже. Она решает оставить это в себе, пока не успеет изучить.

- Можем ли мы на время изъять компьютер Тома? - спрашивает он. - Не могла бы ты привезти его завтра?

Все, что угодно, лишь бы его заткнуть. Вероятно, завтра его уже не будет.
- Хорошо, - говорит она. - Доброй ночи.

А затем, по дороге домой, это бьёт её с такой силой, что она словно до упора нажала на тормоза. Точно, было такое, когда Том и Дэнни поссорились в компьютерном клубе. Она забыла об этой драке, потому что сочла невинной потасовкой. Она останавливает машину, злясь, что яд Харди заразил ее. Это то, что это дело делает со всеми ними. Делает из мальчишеской драки то, чем она не является. Чем раньше они заберут компьютер Тома, тем лучше. Она не техник, но, может быть, сможет быстро разобраться в его документах и истории, посмотреть, есть ли там какие-нибудь причины для беспокойства, прежде чем передаст его криминалистам.

Когда Элли добирается до дома, Том уже давно спит под своим полосатым одеялом. Его волосы влажные от пота, а губы слегка раскрыты. Сейчас он для неё маленький мальчик, которого она больше не увидит, когда он проснётся. Как долго он будет выглядеть так? Через пару недель он пойдёт в среднюю школу. Скоро станет подростком. Она наклоняется, чтобы поцеловать его в лоб, после чего начинает тихий обыск его спальни.

На столе, где она ожидала его увидеть, ноутбука нет. Нет его ни под кроватью, ни в его сумке. Она говорит себе, что панический холодок, распространяющейся по ее позвоночнику, является всего лишь симптомом усталости.

В ящике стола Тома она находит мышь и кабель питания к ноутбуку. Она держит их в руке и задается вопросом, имеет ли это какое-то значение, когда свет с лестницы что-то заслоняет. Джо, в пижаме, с сонными глазами, стоит в дверях.
- Эл, половина третьего ночи, - шепчет он. - Что ты делаешь?

- Где его компьютер?

Как у бывшего парамедика, у Джо никогда не было особого понятия срочности.
- Извини, я не знаю, где он. Если мы начнём шарить в его комнате, мы разбудим его.

Нехотя Элли следует за ним в спальню и падает на кровать. Всё ещё находясь в поисковом режиме, она замечает отставшие обои и непокрашенную штукатурку – она не замечала этого на протяжении нескольких месяцев. Джо пытается прижаться к ней.
- Сделаем это завтра, - бормочет он ей в шею.

Элли отталкивает его так сильно, что он чуть не падает с кровати.
- Это твой ответ на все! Сделаем это завтра!

- Что я сделал?

- Да, что ты сделал? Ты даже не можешь привести в порядок эту комнату! Шесть месяцев!

Болезнь Джо обращается в гнев.
- Ради бога. Ложись спать, Эл.
Он выключает свет.

Элли никогда ещё так не уставала, но сон не приходит. Где компьютер Тома? Где, черт возьми, он может быть?

 

Три часа ночи. Харди в своем кабинете ежеминутно проверяет свой почтовый ящик, как будто это заставит послание от Рут Кларксон прибыть раньше. Перед ним в темноте пустой отдел уголовного розыска. Нет смысла возвращаться в отель. Нет даже смысла пытаться подремать на диване в углу. Всё, что у него есть - это семь часов, пока его не отстранят от дела – уволят из полиции - навсегда.

Наконец, в 3:14 утра в папку «Входящие» электронной почты Харди попадает письмо, озаглавленное «Расшифровка электронной почты Тома Миллера».

Харди открывает и читает его. Он сравнивает его с данными с ноутбука Дэнни. Связь между ними установлена, и настолько очевидна, что он в ярости на себя за то, что не увидел этого раньше. Следует краткий и яркий взрыв эйфории, быстро сменяемый страхом. Это разобьет столько же сердец, сколько вылечит. Впервые в своей карьере детектив-инспектор Алек Харди отчаянно надеется, что ошибается.

 

60

Рост, вес, глаза, уши, нос. Пульс, температура, духание. Харди пассивно сидит в кабинете старшего офицера медслужбы, безучастно глядя на анатомические плакаты на противоположной стене. Стетоскоп скользит по его груди. Его медицинский файл такой же толщины, как русский роман. Дорогой ручкой доктор напишет там последнюю главу.

Просто потому, что ему больше некуда идти, Харди возвращается в полицейский участок и недоумевает, когда его карточка-пропуск все еще позволяет ему войти. В отделе уголовного розыска как обычно деловито; команда проверяет размер обуви всех, кого затронуло, даже мимолетно, расследование. Список мужчин с десятым размером небольшой, но растет. Пол Коутс. Найдж Картер. Стив Коннолли. Осталось всего два человека, которые они не учитывали.

Он работает над поступившими телефонными звонками, когда Дженкинсон вызывает его в свой кабинет.
- Заканчивай, - говорит она. - Пожалуйста, очисть свой кабинет до конца дня.

Харди подсчитывает: еще восемь часов. Он все еще может успеть.

 

Джо Миллер лежит на животе по полу в спальне Тома, и, сдувая клочки пыли, рыщет под кроватью. Он извлекает полусобранную модель самолета, порванные журналы, сморщенный огрызок яблока и непарное количество носков, но компьютера нет.

Когда Том замечает торчащие из-под кровати ноги отца, он не может скрыть своего ужаса.
- Папа, вылазь! - кричит он.

Джо, извиваясь, лезет назад и опирается на локоть.
- Приятель, где твой ноутбук? Он нужен маме для расследования.

- Я потерял его, -Том съёживается, когда взъерошенный Джо поднимается на ноги. - С неделю назад, может, ещё раньше.

Джо заглядывает ему в глаза.
- Почему ты не сказал нам?

- У вас обоих много проблем.
В качестве оправдания это звучит слабовато.

- Не лги мне, Том.
Джо кладет руку на плечо Тома и исследует его лицо. Это выглядит угрожающе, и его голос звучит грозно:
- Где компьютер?

Элли притаскивается в участок, как зомби. Она всю ночь не могла заснуть от ощущения, что Том что-то скрывает от них. Описание Тома, которое сделала Сьюзен Райт, эхом отзывается в голове Элли: лживое маленькое дерьмо. Несмотря на это, она уверена, что Том виноват в чем-то совершенно невинном. Вероятно, он потерял ноутбук или обменял его, или обошел родительский контроль и зашёл на какой-то веб-сайт, на который не должен заходить. Элли горько усмехается про себя: может быть, это как раз тот момент, когда ты успокоишься, узнав, что твой ребёнок всего лишь насмотрелся порнографии в интернете.

Предположение, что Том каким-то образом связан со смертью Дэнни, явно смехотворно. Харди вконец потерял голову: от нехватки времени он изобретает соломинку с явной целью ухватиться за неё. Найдж в бегах, как и Сьюзен Райт - единственный человек, который мог видеть его на месте преступления, и Харди запаниковал, пытаясь связать разрозненные концы вместе. Она бросает взгляд на его кабинет: жалюзи открыты, но свет не горит, значит, он все ещё у доктора. Элли жаждет сыграть ведущую роль в его расследовании, хотя бы показать ему, насколько он глуп, но она исчерпала себя. Она прокручивает файлы дела на своем компьютере, чтобы удостовериться: там нет ни одного неотмеченного пункта. Она перематывает дело в своём воображении, ища вдохновения.

Она приходит к выводу, что одни показания всё-таки не были занесены в файлы дела.

Элли долго размышляет, стоит ли заниматься этим сейчас, затем что-то внутри нее побуждает ее к действию. Если это поможет отвести удар от Тома, пока они не разберутся с тем, что он скрывает, то стоит попробовать. Она выписывает чек, который съедает все её сверхурочные и кладет его в сумочку.

Впервые за несколько месяцев Элли в доме Люси, и она в шоке. Тут голо и пусто, словно в каком-то временном пристанище. Люси выглядит ненамного лучше. Она вновь перекрасила волосы в ярко-красный автобусный цвет, что, предположительно, должно заставить ее выглядеть более молодо и шибко модно. Это прибавляет ей ещё с десяток лет, но ее лицо загорается, когда Элли передает деньги.
- О, моя маленькая сестричка, ты никогда меня не подводишь.
Она обнимает Элли, которая застывает, сунув руки в карманы.

- Послушай, у нас заканчивается время, - говорит Элли. - Мой шеф уходит, и я до смерти боюсь, что может пострадать ещё один ребёнок, поэтому ты просто скажи мне, что ты видела.

Люси засовывает чек в карман, словно боится, что Элли вырвет его посреди фразы.
- В ночь, когда погиб Дэнни, я сильно засиделась. Я сделала перерыв около четырёх, - говорит она.
Ей нет нужды объяснять, перерыв в чём она сделала: вопрос только в том, были ли это онлайн-игровые автоматы, покер или бинго, но Элли абсолютно всё равно. Все, чего она хочет – услышать, что видела Люси.
- Я выглянула в окно на дорогу, и увидела в отдалении человека в темной одежде, лысого под маленькой черной шапочкой, и он пихал что-то похоже на сумку, полную одежды, в чей-то мусорный ящик. Грузовик с мусором как раз появился на улице.

Описание соответствует показаниям Сьюзен Райт. Оно соответствует Найджу. Элли опирается рукой об стену, чтобы успокоиться. Отказ от показаний Люси был непростительной оплошностью, и, возможно, станет концом её карьеры. Если Люси говорит правду, - а Элли чувствует, что она говорит правду... тогда Элли подвела Дэнни и его семью самым ужасным образом. Огромным усилием воли Элли сохраняет хладнокровие. Она говорит Люси, чтобы та зашла в участок, когда приведёт себя в порядок, оформила всё официально и дала надлежащее описание человека.

Фрэнк останавливает Элли по дороге в отдел уголовного розыска и говорит ей, что Харди дан срок до конца дня. Она находит начальника в его кабинете; он все еще там, но это только вопрос времени. Цвет его лица меняет разнообразные минеральные тона: если вчера это был мел, то сегодня гранит.

- Сэр, - произносит она, переминаясь с ноги на ногу. - Я разговаривала со своей сестрой. В ночь убийства Дэнни она видела мужчину, выбрасывающего сумку с одеждой в мусорный бак. Она дала мне его описание: рост, строение, короткие волосы, возможно лысый. Это соответствует описанию Найджа.

Харди взволнован.
- Почему она надумала сделать это сейчас?

Элли не может встретиться с его взглядом.
- Думаю, что нечто подстегнуло ее память.

Харди совсем не так возбужден этим заявлением Люси, как она рассчитывала. Он уже сложил оружие; она удивлена, затем разочарована.

- Ты нашла компьютер своего мальчика? - спрашивает он.

Ну почему, после всего того, что она только что ему сказала, он по-прежнему об этом?
- Он говорит, что его украли.

- Ты ему веришь?

Ее сердце разрывается, когда она говорит «нет».

- Я вызвал Тома и Джо, - говорит Харди. - Они пришли.

Элли вздыхает.
- Когда ты собирался мне сказать?

Прежде чем Харди успевает оправдаться, в дверь стучат.
- Элли? - спрашивает одна из женщин-сержантов. - Снаружи имеется желающий поговорить.

Кевин Грин бросает на гавань любовные взгляды. Если бы не его красная футболка с логотипом Королевской почты, Элли ни за что не узнала бы его. Даже сейчас ей требуется некоторое время, чтобы определить в нём почтальона, которого, как считал Джек Маршалл, он видел спорящим с Дэнни в начале лета. С тех пор много воды утекло. Его внешность тоже изменилась: он похудел, а его ранее чисто выбритое лицо покрыто неровной бородкой. Что он хочет сейчас?

- Я лгал, - выпаливает Кевин. - У меня была ссора с Дэнни за несколько недель до его смерти. Кто-то поцарапал мой фургон, оставил большую длинную полосу. И он был единственным в то время утром. Я подумал, что это сделал он.

Последствия этой лжи кричат Элли: для начала, основываясь именно на словах Кевина, они сочли лжецом Джека Маршалла. Стали бы они так сильно давить на него, если бы не поверили этим словам?

- Почему вы солгали нам?
Она слишком устала, чтобы злиться.

- Я слегка запаниковал, - говорит Кевин, теплея от своей исповеди. - Парень умирает, а тебя видели ссорящимся с ним. Я подумал, что лучше сказать, что его не было рядом. Я не спал неделями. Это был сущий ад. Поэтому я решил, что должен рассказать вам. У меня будут неприятности?

Элли сопротивляется желанию столкнуть Кевина в гавань.
- Какой у вас размер обуви? - безропотно спрашивает она.

- Одиннадцать с половиной.
Кевин - ходячая иллюстрация выражению «кролик в свете фар».
- Почему вы спрашиваете?

 

Харди в семейной комнате с Томом и Джо Миллером. Видеокамера закреплена на штативе, и Том нервно моргает в объектив. Джо более сдержан, чем на своей последней беседе, хотя усилия по сохранению молчания выдаёт его тело: левая нога неудержимо дергается.

- Мой компьютер стащили, - говорит Том в ответ на первый вопрос.  - В школе. Я оставил его в сумке, а потом он исчез.

Харди наклоняется вперед, упирает локти в колени, и соединяет ладони перед собой.
- Ты не должен лгать мне, Том.

Том в панике смотрит Джо, которому удается закусить губу. Харди кладёт сумку с разбитыми компьютерными компонентами перед краснеющим Томом.

- Пол Коутс сказал, что ты пригрозил обвинить его в разного рода махинациях, если он отдаст это нам.

Джо недоверчиво спрашивает:
- Ты угрожал викарию?

Том становится пунцовым.

- Я думаю, ты разбил его потому, что на нем были ваши письма с Дэнни, - говорит Харди.
- Это ваши письма?
Он вытаскивает распечатку из своей папки. Том отталкивает бумаги, когда Джо наклоняется, чтобы прочитать.

- Как вы их получили?
От страха голос Тома становиться тонким.

- Они хранились на твоём компьютере. Мы не видели их раньше, потому что Дэнни пользовался другим адресом электронной почты, не на своём домашнем компьютере. И ты единственный, кому он писал с того адреса. Нет, на самом деле, тебе и еще одному человеку. Думаем, Дэнни писал письма со своего смартфона.
При упоминании телефона Том с облегчением оживает. Для него становится на одну тайну меньше.
- Откуда он взял смартфон?

- Он сказал, что накопил доставкой почты, - говорит Том.

- В этих письмах Дэнни просит тебя держаться подальше от него. Он говорит, что больше не хочет тебя видеть, и вы больше не друзья. Почему?

- Он сказал, что у него появился новый друг, - отвечает Том. - Кто-то, кто понимает его лучше меня.

Харди отмечает формулировку фразы; это странное определение для подростка. Тут имеет место механическое повторение за кем-то из взрослых.
- Твоё ответное письмо: «Я могу убить тебя, если захочу».

Джо больше не может подавлять свой родительский инстинкт защитника.
- Ради всего святого, это же просто дети! - подпрыгивает он. - Просто мальчики поссорились.

- Я разговариваю с вашим сыном, Джо. Не с вами.

Джо неохотно садится в кресло, но его вспышка раздражает Тома. Харди давит так сильно, как может, прежде чем мальчик полностью замкнётся.
- Ты убил Дэнни, Том?

- Нет!!! - Том трясёт головой.

- Если ты лжёшь мне, то будут серьёзные последствия. Если ты хочешь сказать мне, что участвовал в смерти Дэнни...

Теперь Джо действительно теряет контроль.
- Достаточно! Если вы его хотите расспросить насчёт этого, то нам нужен адвокат.

Харди переводит взгляд от сына к отцу и выносит приговор.
- На данный момент мы закончили. Нам нужен образец ДНК. После чего вы сможете уйти.

Они встают, чтобы уйти.

- О, Том? Какой у тебя размер обуви?

Том мигает от очевидной нелогичности вопроса.
- Пятый.

Харди записывает.
- А как насчет вас, Джо?

- Э-э... - произносит Джо, как будто ему нужно подумать об этом. - Десятый.

61

Детектив-сержант Элли Миллер больше не ходит. Она тащится. Она перетаскивает свои обессилевшие ноги с одного места на другое, и её надежда тускнеет с каждым шагом. Она не торопится добраться до Харбор-Клифф-Бич. Она понятия не имеет, почему детектив-инспектор Харди вызвал ее туда. Этот пляж уже несколько недель не является местом преступления.

Она слушает, как шепчет море. Песчаная волнистость скал тянется от нее к точке схода. Она щурится на солнце, выискивая фигуру Харди. Только бросив взгляд вниз, с утёса, она находит его. Он сидит на песке, подтянув колени к груди, на полпути к морю. Солнце освещает его, вдыхая жизнь; его кожа золотистая, волосы почти каштановые. Может быть, он надеется на что-то лучшее после службы в полиции.

- Задержали Найджа Картера, - сообщает она.

Харди вскакивает на ноги, отряхивая песок со своего костюма. Он смотрит на Элли, как будто та заговорила на иностранном языке.

- Найдж Картер, - повторяет она. - Обнаружили его прячущимся среди холмов в фургоне Марка Латимера. Он арестован.
- У него десятый размер, - напоминает она.

Эти слова не производят ожидаемого впечатления. Он сдался, думает она. С него хватит. Несмотря на то, что он явно сломлен, она ему завидует. По крайней мере, для Харди неизбежна свобода. Она же не может представить себе время, когда это дело уже не будет частью ее жизни. Она едва может вспомнить ту эпоху, когда всё было иначе.

- Я бывал здесь раньше, на этом пляже, - говорит он. - Я приезжал сюда в детстве. У нас была палатка в кемпинге возле скал. Я попробовал найти это место, когда приехал сюда.

Элли не знает, что больше всего ее удивляет; то, что он был здесь раньше или то, что он был маленьким мальчиком. Она пытается представить его сегодняшнего, в костюме, угрюмого и небритого, восьмилетним.
- Вы приезжали отдыхать в Бродчерч?

Он кивает.
- Не вспоминал об этом до того дня, как вернулся сюда. И испугался. Эти чёртовы скалы всё такие же. Я сидел под ними, убежав от родителей, когда они ссорились.
Его взгляд обращается к горизонту.
- Они проводили дни, ругаясь и крича. На третий день я просидел здесь, на этом пляже, весь день, до самой ночи. Думал, что скоро у меня не будет семьи. Когда я вернулся, они были в ярости. Они искали меня. Разумеется, им не пришло в голову осмотреть этот чёртов пляж.

- Твои родители, в конце концов, разошлись?

- Нет, - Харди пинает песок. - Хотя они продолжали препираться до того дня, когда умерла моя мама. Последнее, что она сказала мне: Бог пошлёт тебя в нужное место. Даже если ты и не поймёшь этого сначала.

Оба детектива обращаются лицом к горизонту, слушая как волны перебирают и перемещают гальку. Этот непрерывающийся гипнотический звук вызывает жутковатое ощущение глубоко внутри Элли. Бродчерч всегда был центром её мира. А прямо сейчас Харбор-Клифф-Бич ощущается окраиной этого мира.

Тишину разрывает звонок её телефона. Это Ниш. Элли слушает, затем отключается. Сейчас она возбуждена также, как была спокойна десять секунд назад.
- Ожил телефон Дэнни, - сообщает она Харди. - Опять. Они отслеживают сигнал.

Харди не разделяет ее волнения, но решительно кивает.
- Я хочу, чтобы координаты сигнала отправлялись на мой телефон. А вы возвращайтесь и допросите Найджа Картера, вытащите из него правду.

Жалюзи снова опустились, и трудно поверить, что это тот же самый человек, который только что раскрывал перед ней свою душу.
- Ну, давай. Иди! - рявкает он.

На своём обратном пути в участок, после долгой и утомительной прогулки, она обретает новый импульс. Если Найдж находится под стражей, то у кого может быть телефон Дэнни? В дело замешано двое? Впервые за несколько недель она ощущает, что ответы на ее вопросы могут оказаться совсем рядом.

- Миллер!

А сейчас-то что? Она поворачивается и щурится, чтобы увидеть его. Они разделены полосой песка, и снова дует лёгкий бриз. Харди приходится повысить голос:
- Ты хорошо поработала над этим, Миллер. Отлично поработала.

Это первая похвала, которую она услышала от него. Элли вздрагивает, словно по её телу пробегают мурашки.

Солнце, подобно старой бронзовой монете, висит низко в небе.

 

Харди идет по Хай-стрит, не отрывая взгляда от экрана телефона. Его положение отслеживается красным значком: телефон Дэнни - синим. Ещё слишком рано, чтобы можно было точно определить местоположение. Это произойдет, когда Харди приблизится к нему. Пока что синий значок является точкой триангуляции между тремя возможными местоположениями. Он ускоряется, замечая, как обостряется его зрение, а ноги становятся крепкими и послушными. Словно его болезнь, признавая серьезность момента, решила временно отступить.
Хай-стрит внезапно обрывается невзрачным пригородом. Харди увеличивает карту. Он поднимает голову, делая привязку к местности, затем сворачивает налево в переулок. Это впервые, когда он вступает в скрытую сеть пешеходных дорожек и, не имея ни одного из ориентиров, на которые полагался ранее, теряет ориентацию и опять временно становится незнакомцем в Бродчерче. Взгляд на телефон позволяет ему снова обрести уверенность. Благодаря технологиям в качестве гида он через пятьдесят шагов достигает тропинки, которая выводит его к игровому полю. Красный значок почти перекрывает синий. Харди стоит на равном расстоянии от церкви Сент-Эндрюс, маячащей впереди, домом Латимера справа, и, находящимся слева...

Он кладет телефон в карман и поворачивает налево, через поле. Преодолев ещё один переулок, Харди снова сверяется с телефоном. Здесь, на Лайм-авеню, два значка на экране сходятся вместе.

Дорожка в саду Миллер, наверное, с милю длинной. Входная дверь не заперта. Том и Фред сидят в гостиной, смеясь над мультфильмом. Внимание Харди притягивается к черному устройству в руке Тома, но это пульт от телевизора, а не телефон. Он прочищает горло, и мальчики смотрят на него, но их внимание от экрана отвлекается лишь на мгновение. Они привыкли видеть полицейских у себя дома. Харди возвращается в холл и продолжает движение через кухню. Он ощущает холодок в животе, когда проходит через неопрятный задний сад. Дверь сарая приоткрыта. Харди делает паузу. Его раздражительность поднимается по причинам, которые не имеют никакого отношения к его болезни.

В сарае темно, и глазам требуется время для адаптации. Он медленно поворачивается и замечает сушащиеся брёвна, скейтборды двух разных размеров, велосипеды и снаряжение для кемпинга. Посреди этого в джинсах и рубашке в клетку стоит Джо Миллер; его левая рука обхватывает тело, а правая держит телефон Дэнни у губ - он целует его.
- Мне надоело прятаться, - произносит он.

 

62

Четверг, 18 июля, за полночь. Семья Миллер вернулась в Бродчерч после трех блаженных недель отдыха во Флориде. Они прибыли домой четыре часа назад - к куче почты и коврам, которые сверкают следами слизней.

Трое членов семьи уже спят. Это был тяжелый перелет, и усилия, которые потребовалось, чтобы дети не заснули по дороге из аэропорта домой, теперь, кажется, увенчались успехом; они рухнули в свои кровати, не выкупавшись и не почистив зубы. Элли также спит, пломба на флаконе таблеток мелатонина, купленного в аэропорту Орландо, сломана.

Джо Миллер бодрствует, несмотря на смену часовых поясов. То болезненно будоражащее ощущение у него в животе, отсутствовавшее в течение трех блаженных недель, снова вернулось. Он сказал себе, пока был в отъезде, что он... он ненавидит слово «излечился», так как оно предполагает, что он делал что-то плохое, а это не так. Вернее, они. Ведь их, в конечном счёте, двое. Но это единственное слово, которое действительно соответствует тому, что он почувствовал в отпуске. Впервые с тех пор, как это началось, он почувствовал себя совершенно «излечившимся». Ему хватало его мальчиков. Ему хватало Элли. Они занимались сексом почти каждую ночь, впервые со времени зачатия Фреда. Во Флориде Джо сказал себе, что его вылечили, но вот он вернулся, и вокруг снова вьётся вожделение вместе со стыдом. Оно вернулось по дороге в Бродчерч. Оно вернулось ещё более сильным, чем когда-либо прежде. Последний раз он ел шесть часов назад в самолёте, но его аппетит исчез. Он буквально болен Дэнни.

Джо Миллер некоторое время стоит на лестнице, наблюдая, как спят его жена и дети, а затем, после звука пришедшей смс-ки, спускается вниз, нащупывая в темном холле ключи от машины. На этой узкой грунтовой дороге его автомобиль единственный. Время от времени, когда он приближается к краю обрыва, вдали мигает краешек луны. Джо едет медленно, пытаясь упорядочить свои мысли. После первоначального облегчения от того, что он снова увидит Дэнни, возникают сомнения. Дэнни хочет, чтобы это было в последний раз. Он сказал это предельно ясно. Джо задумывается. У него больше нет возможностей достать деньги - Люси не была у них дома нескольких месяцев, и он не может снова сделать ее козлом отпущения, поэтому, если он хочет убедить Дэнни продолжать встречаться, это следует сделать словами. А если нет... мысль о том, что эта встреча станет последней, вызывает у Джо желание заплакать, но если это всё-таки должно закончиться, то пусть это будет их последний раз.

Он припарковал машину у обычного места их встреч - у грунтовой дороги, окруженной высокими живыми изгородями, пышными от обильной летней листвы. Это место обладает какой-то непорочностью, находясь вдали от городского движения и видеонаблюдения. При виде Дэнни, балансирующего на скейтборде посреди дороги, Джо ощущает холодок в животе. Луна освещает мальчика. За последние несколько недель его волосы подросли. Это главная новость. Джо слишком подавлен, чтобы заговорить, но Дэнни проделывает трюк на своем скейтборде, перевернувшись так, как научил его Джо. Они оба смеются: напряжение разрушено, и Джо знает, что все будет хорошо.

- Привет, - произносит Дэнни.
Безвредное слово поражает Джо подобно пуле: голос Дэнни сломался, пока он был в отъезде. Это крючок, воткнувшийся в сердце Джо, и он не знает, как избавиться от него.

Последние пятьдесят ярдов до хижины на утёсе они идут пешком. Дэнни сдвигает камень, чтобы вытащить ключ, и они попадают в место, которое Джо считает своим убежищем. На миг он застывает, оценивая запах чистоты, роспись в стиле морской раковины, чья цветовая схема, выполнена со вкусом так, что вы ее даже не замечаете. Как что-либо происходящее здесь, может быть безвкусным?

Джо садится на стул и позволяет Дэнни сесть к нему на колени. Мальчик идеального веса, идеального размера. Когда тот размещается на его коленях, Джо ловит свое отражение в окне и слегка замирает. Разница между тем, как это выглядит снаружи и как ощущается внутри, огромна, слишком велика, чтобы объяснить даже самому себе. Он закрывает глаза и попросту вздыхает. Но что-то не так. Денни не обнимает его в ответ. Он на коленях Джо, но ускользает от объятий.
- Мы не должны останавливаться на этом, - бормочет Джо.
Слова приводят к обратному результату: Дэнни отодвигается.

- Нам не следует этим заниматься.

- Я знаю, я сказал, что сегодня последняя ночь, но ... мы же не делаем ничего плохого.

- Тогда почему это должно быть секретом?

Джо вздрагивает. Ему совсем не нравится этот новый грубый голос мальчика.
- Люди не поймут.
Даже когда он это говорит, он понимает, что проблема не в том, что люди не поймут, а в том, чем они собираются заниматься. Дэнни тоже сознаёт это.

 

- Я больше не буду встречаться с тобой.
Джо не узнает эту новую грань характера мальчика. За последние несколько недель Дэнни стал каким-то грубым. Джо кажется, что поездка во Флориду была миллион лет назад, и он жалеет, что поехал туда. Ему не следовало покидать мальчика надолго. Три недели - очень большой срок, когда тебе всего одиннадцать.

- Я ухожу. Попробуй только остановить меня.

Джо сердится. Зачем было проделывать весь этот путь, чтобы только отвергнуть его? У Дэнни появилась какая-то жестокость, которую Джо только что открыл для себя.

- Я всё расскажу отцу.

Появившаяся паника заставляет действовать рефлекторно. Марк убьет его. Джо блокирует путь Дэнни, чтобы выгадать себе немного времени.
- Давай не будем глупить, а? И что ты расскажешь, что мы встречались и обнимались? Ну и что?
Джо репетировал эти аргументы целую вечность.
- Ты расскажешь своему отцу, но он не поймет. А это означает, что для наших семей не будет никаких воскресных обедов, никаких игр.

Дэнни эти слова не трогают.
Джо копает глубже, хватаясь за то, что свело их вместе.
- И ещё это означает, что в следующий раз, когда твой папа ударит тебя - или что-нибудь похуже, то ты будешь сам по себе. Потому что я был рядом, когда ты нуждался во мне. Если ты расскажешь людям, чем мы занимались, никто не поймет. Они подумают, что это неправильно и плохо, а это не так.
Он не знает, кого больше старается убедить.
- И все сгорит. Весь наш мир, вся наша жизнь. И твоя тоже. Это то, что тебе надо?

Выражение Дэнни меняется.
- Конечно нет, - произносит он.

Слава Богу. Он достучался до мальчика. Джо опускается на стул, снова распахивая объятия. Но Дэнни бежит не к нему, а из хижины, дверь хлопает за ним.

- Вот дерьмо. Дэнни!

Дэнни бежит сквозь темноту, бежит панически, затаив дыхание, неровно. У ограды он цепляется рукой за колючую проволоку. Порез неглубокий, но сильно кровит.

- Дэнни. Дэн!

Джо натыкается на скейтборд. Он поднимает его. Дэнни не сможет далеко уйти без скейтборда. Когда Джо замечает Дэнни, тот уже на краю обрыва.
- Мы не должны были этим заниматься.

В его огромных синих глазах слезы и обвинение: он вытирает их тыльной стороной окровавленной руки. Джо не может видеть его плачущим. Он может все исправить, если только Дэнни позволит ему.

Дэнни зажмуривает глаза.
- Если я прыгну, все будет в порядке.

Даже в самых параноидальных фантазиях Джо ничто не бывало таким тёмным, таким быстрым.
- Нет, дружище.
Он затаивает дыхание, чтобы голос стал ровным; это старый трюк спасателей, способ избежать волнения жертв несчастных случаев, даже когда внутри себя полно паники.
- Не делай этого. Ну же, извини, мне не стоило говорить об этом.

Дэнни делает шаг вперед. Он встаёт на самом краю обрыва. Кровь стекает по его руке и капает с пальцев.

- Пожалуйста, Дэн, пожалуйста. Не глупи.
Джо протягивает руку.
- Давай. Все нормально. Мы сможем разобраться в этом. Извини меня. Мы вернемся вместе.

Их руки в пятнах от кровоточащей ладони Дэнни, и Джо крепко прижимает мальчика к себе. Облегчение подобно наркотику.
- Теперь мы пойдём. Все нормально. Все нормально.

Вернувшись в хижину, Джо бесшумно поворачивает ключ за спиной Дэнни. Он никогда не запирался раньше, но на этот раз все по-другому, и только до тех пор, пока они не придут к пониманию. Ему почти удаётся сделать это тихо, но в последний момент раздаётся громкий щелчок замка. Дэнни вздрагивает от страха. Джо видит как доверие между ними рушится, и понимает, что все кончено. Ему хочется плакать, но он не может этого сделать, потому весь лимит на восприятие плохого у него закончился.

- Пообещай мне, что всё останется между нами. Потом можешь уходить.

- И что, или ты ударишь меня? - произносит Дэнни.
Он расправляет плечи - жест самоуверенности, который Джо замечал у Марка, бушующего в пабе или на футбольном поле.
- Я знаю, чего ты хочешь от меня. Ты слишком боишься, чтобы попросить. Почему бы тебе не заняться этим с Томом?

Граница, которую Джо так старательно оберегал, была пересечена. Пачкать то, что было между ними - это одно, но зачем втягивать сюда Тома? Джо не такой человек.

То, что он чувствует, слишком велико, чтобы удержать себя в руках. Когда он отшвыривает Дэнни к стене, то у него появляется ощущение, что он наблюдает за собой со стороны.
- Тебе не следует говорить такие вещи, Дэн.

 

Дэнни, наконец, вспоминает о манерах.
- Пожалуйста, отпусти меня, пожалуйста! - умоляет он.
Так-то лучше.

Конечно, Джо отпустит его, но только после того, как выскажется. Дэнни борется, теряя самообладание, и уже никогда не услышит то, что Джо должен был сказать, пока не выговорится.
- Я не хочу, чтобы ты говорил подобное мне! Я помогал тебе!

Дэнни начинает судорожно цепляться за Джо. Джо дважды бьёт его головой о стену, чтобы заставить замолчать.
- Между нами тут что-то было! И ты не испортишь этого! Ты ничего не испортишь!

Наконец отповедь доходит до адресата: Дэнни перестает бороться и начинает слушать. Он совершенно неподвижен.
Он слишком неподвижен.

Джо в ужасе замечает, что его руки, которые, по его мнению, были на плечах Дэнни, сомкнулись вокруг его горла. Он замирает с задушенным мальчиком. Красивые голубые глаза Дэнни в лабиринте красных нитей. Петехиальное кровотечение. Джо обучен спасать жизни, но единственным навыком, которым он может воспользоваться ныне, является диагностика. Он узнает смерть, когда видит её. Если он ослабит хватку, то это будет признанием того, что он совершил. Его руки расслабляются сами по себе. Дэнни сползает вниз по стене, и Джо подхватывает его тело.

Он подхватывает тело мальчика на руки и начинает расхаживать по полу их святилища.
- Прости, прости, - кричит он ему в шею. - Дэн, прости меня.
Объятия, которые мальчик отвергал в жизни, становятся все более тесными после его смерти.

Джо замолкает, но слово «прости», многократно произнесённое, продолжает вертеться в его голове - хор, который становится оглушительным в его ушах. У него одновременно ни одной мысли и целый рой. Какого черта он натворил? Как это могло случиться?

Он несколько минут без усилий носит тело Дэнни. Затем, когда нечувствительность от шока проходит, руки Джо начинают болеть, и он осознаёт реальность, за которой следует первичный инстинкт самосохранения. Он осторожно кладет тело Дэнни на пол, и закрывает налившиеся кровью глаза мальчика.

Не похоже, чтобы Джо принимает осознанное решение скрыть содеянное; скорее, он обнаруживает это во время своих действий, когда вытирает ручку двери рукавом и проверяет шкаф под раковиной. Там имеется большая коробка с чистящими средствами и пакет латексных перчаток. Он, не задумываясь натягивает их, и только тогда, когда смотрит вниз на свои руки в белых перчатках злого волшебника, понимает, что намеревается скрыть все свои следы.

Жизнь Дэнни закончилась, также, как во всех отношениях закончилась и его жизнь, но разве Элли и мальчики заслуживают того, чтобы пройти через ад? Он полагает, что это не его выбор, а его обязанность.

То, что у него осталось сейчас, - это сто незначительных альтернатив, и каждая из них может оказаться верной. Он озирается в ночи, раздумывая, в каком направлении пойти. Он ищет у моря озарения и оно даёт его. Внизу на пляже имеется несколько небольших лодок. Об одной он знает наверняка.

Он надевает на ботинки полиэтиленовые пакеты. Кладет в карман тряпку и бытовой очиститель. После короткой прогулки к своей машине он инвентаризирует хлам в багажнике. Ныне он рад, что не убрал в машине перед поездкой во Флориду, хотя Элли столько раз подталкивала его к этому. Он роется в беспорядке семейной жизни - среди резиновых сапог Фреда, разорванной багажной бирки, велосипедного насоса - чтобы найти то, что ищет. Его старая спортивная сумка пылится под раскладушкой Фреда. Она понадобится, но позже. Он шарит в темноте до тех пор, пока, наконец, в углу его пальцы не смыкаются на холодной стали клещей, находящихся тут с того момента, когда Том забыл комбинацию на своем замке для велосипеда, и Джо пришлось перекусывать трос.

Тонкие облака плывут по полной луне, когда Джо наполовину падает, наполовину сбегает с утёса, со скейтбордом Дэнни под мышкой. Он разрезает цепь, которой привязана лодка Олли и тянет ее вдоль пляжа, как можно ближе к береговой линии.

Следующая ходка на пляж - с Дэнни, ещё теплым и безвольно свисающим с его рук, - тяжела. Вес Дэнни грозит нарушить равновесие Джо, ведь, шагая, тот не может смотреть себе под ноги. К тому времени, как он добирается до лодки, он мокрый от пота, а его мышцы схватывает судорога. Его руки жаждут уронить Дэнни, но Джо кладет его тело в лодку так нежно, словно мальчик спит. Кровоточащая рука Дэнни прижимается к борту лодки: Джо очищает это место чистящим средством. Затем приходит очередь скейтборда. Джо сталкивает лодку в воду, и та отплывает, подвесной мотор взбалтывает черное море пеной.

Он ждет, пока они не окажутся в миле от берега, и только потом смотрит в лодку. Он говорит себе, что Дэнни умер. Что это необходимо сделать. Что это уже не Дэнни. Уже нет. В его животе всё сжимается, когда он начинает операцию по очистке, распыляя по коже Дэнни чистящее средство, а затем вытирая его. После того, как он вычистил каждый дюйм кожи Дэнни, он перетаскивает тело через борт лодки. Он отпускает его, готовится к всплеску, но всплеска всё нет, и он понимает, что по-прежнему держит Дэнни. Как будто его руки прикованы к мальчику.

Он не может этого сделать. Он не может так поступить. Он не может так поступить с Дэнни. Мальчик заслуживает лучшей участи, чем быть брошенным в море. Марк и Бет заслуживают лучшего. Джо опускает тело на дно лодки. Он поднимает глаза - море отнесло лодку на милю или около того вдоль побережья: огни города и янтарные скалы зовут их домой.

Джо снова запускает двигатель и направляется к Харбор-Клифф-Бич. Там он осторожно, почтительно укладывает Дэнни на спину посреди пляжа. Он кладет скейтборд параллельно телу, надеясь, что в один прекрасный день Марк и Бет поймут, что этот последний жест был жестом любви.

Ему некогда плакать над телом, но вернувшись в лодку и отплывая от берега, он поражается тому, как уязвимо выглядит Дэнни. Он признает мысль иррациональной, гротескной, но не может не надеяться, что прилив будет сильным. Он пристально смотрит на пляж до тех пор, пока контур тела Дэнни не погружается в обволакивающую его темноту.

По прошествии часа Джо возвращается в хижину, и следующий час проходит в затуманенной активности. Он надевает новые перчатки, надевает новые пакеты на свои ботинки и очищает хижину сверху донизу, вытирает каждую поверхность, пылесосит стулья, на которых они сидели, диван, на котором лежал Дэнни, моет стены и пол. Заклинание «прости, прости, прости» сменяется рефреном «дерьмо, дерьмо, дерьмо». Джо работает маниакально, его цель - стерильная чистота как в операционной.

Когда он добивается удовлетворительных результатов, он раздевается догола, вздрагивая в лунном свете, после чего складывает всю свою одежду в пакет для мусора вместе с латексными перчатками и ботинками. В его сумке есть спортивный костюм: он мягок и нежно касается его кожи - прикосновение, которого он не заслуживает. Там же находится и черная шерстяная шапка, засунутая в боковой карман, завалявшаяся там, должно быть, с прошлой зимы. Он натягивает её как можно ниже. Предстоит ещё многое сделать.

На обратном пути в Бродчерч на пассажирском сиденье шуршит компрометирующий мешок для мусора. Джо знает, что сбор мусора начинается с того конца города, где живёт Люси, за час до рассвета, и выбрасывает все в общий мусорный бак за гаражами.

Джо возвращается на Лайм-авеню в четыре часа утра. И только тут понимает, насколько измотан. Гравитация удваивает силу, и ему хочется лечь как можно быстрее. Но сначала он должен принять душ, чтобы избавиться от следов Дэнни – ещё и потому, что чувствует себя ядовитым, способным отравить весь дом. Он устанавливает воду такой горячей, какую только может выдержать, а затем и ещё горячее. После десяти минут под водой он все еще чувствует себя грязным, поэтому стоит перед зеркалом в ванной и проходит по лицу и рукам щеткой для ногтей.
- Ну, - говорит он своему отражению. - Ты можешь сделать это, ты можешь сделать это, ты должен сделать это. Все будет в порядке.

Когда он заползает в постель, Элли придвигается, но не просыпается. За ее спиной Джо принимает позу зародыша. Его крик беззвучен - бессловесный вопль, который никак не утихает. Когда это происходит, небольшая отрешенная часть его сознания наблюдает и диагностирует полный нервный срыв. Он ощущает жгучие лапы армии дьяволов, которые безвозвратно тащат его в ад.

 

63

Харди изучает своего подозреваемого через стол. Одежда у него изъята, и Джо в полицейском белом бумажном костюме, шелестящем, когда он двигается. На левой руке имеется белая незагорелая полоса в том месте, где находилось обручальное кольцо. Он не похож на убийцу ребенка. Они все не похожи.

- Я был влюблен в него, - говорит Джо.
В его тоне растерянность и извинение, и еще что-то, раздражающее Харди - беспомощность, как будто то, что случилось с ним - не из-за преступления, которое он совершил.

- Когда это началось? - спрашивает Харди.

- Около девяти месяцев назад, - говорит Джо. - Марк разбил Дэнни губу. У них был большой скандал. Дэнни пришёл к нам, чтобы повидаться с Томом, он просто не знал, куда еще пойти. Я утешил его. Мы поговорили.

- Что затем?

- Он приходил играть с Томом, и всегда находил меня. Мы разговаривали. Он сказал мне, что не может так разговаривать со своим отцом. Затем он принёс скейтборд, и попросил меня поучить его, как я учил Тома. Вот тогда мы и начали встречаться, вдвоём, раз в неделю или около того. В скейт-парке, когда там было пусто. На дорожках за городом, которые были хороши для скейтбординга. Это были только уроки.

- Ты рассказывал об этом Элли? - Харди затаивает дыхание перед ответом.
Остальная часть этого расследования зависит от того, что знала детектив-сержант Миллер.

Джо издаёт печальный смешок и качает головой.
- Я хотел чего-то, что было бы только моим, - говорит он. - Я бросил свою работу, чтобы ухаживать за Фредом. У Элли есть работа, у Тома свои дела, но Дэнни ... Я почувствовал, что он нуждается во мне.

- А где находились вы, по её мнению?

- В гимнастическом зале. Бегал. Катался на велосипеде. Сидел в пабе.
Ложь Джо - это удар по рассудительности Миллер, но, в конечном счете, в ее пользу.

- Ты когда-нибудь прикасался к нему?

- Я некогда не домогался его, - Джо почти выташнивает этим словом. - Это не то, чем мы занимались. Я всегда просил его обнять меня. И только. Не было никаких домогательств. Никогда.

Нет, думает Харди. Ты убил его до того, как это успело случиться.
Он держит эту мысль при себе и следует своему списку вопросов.

- Стоя, сидя? Одетого, голого?

- На стуле, - говорит Джо, приходя в ужас. - Одетого.

- Как долго длились объятия?

- Какое это имеет значение?

- Всё имеет значение. Мне нужны факты, Джо. Мне нужно понять.

- Если я сам не могу это понять, зачем вам? - вздыхает Джо.
Признание кажется подлинным, но Харди ничего не принимает за чистую монету. У Джо было много времени, чтобы переиграть это убийство, столько, что он мог переосмыслить свои намерения даже для самого себя.

- Ты дарил подарки Дэнни?

Лицо Джо морщится от вопроса.
- Мобильный телефон в начале года. Я сказал ему, чтобы он не показывал телефон Марку и Бет. И дал ему пятьсот фунтов наличными за день до того, как мы отправились во Флориду. Это часть наших накоплений.
- Элли предположила, что Люси взяла их, и... - на его щеках появляются пятна от стыда, - я ее не поправил. Она была в ярости.

- Зачем ты дал Дэнни деньги, Джо?

- Мне хотелось, чтобы он полюбил меня, - парирует Джо. - Я знал, что он хочет прекратить всё, но подумал, что это изменит ситуацию.

- Если он хотел прекратить всё, то почему он оказался в хижине той ночью?

Джо с трудом выдавливает слова.
- Я сказал, что это будет в последний раз.

Харди приводит в порядок свои мысли. Каждый ответ вызывает с десяток новых вопросов, и трудно расставить приоритеты. Пока что он не должен  упустить из виду основное. Детали придут позже.
- Лодка, - начинает он. - Почему она загорелась намного позже?

- У меня не было времени по ночам, - говорит он. - Но я знал, что вы найдете её, если всё оставить таким образом. Мне пришлось улизнуть, пока Элли была на дежурстве, а дети спали. Я должен был оставить их одних. Я боялся, что с ними может что-нибудь случится...
Джо замолкает, когда до него доходит ирония сказанного.

Харди движется дальше.
- Итак, сегодня ты включил телефон намеренно. Но две ночи назад, зачем было звонить из хижины?

- Я больше так не мог, - глаза Джо молят о понимании. – А тут ещё смерть Джека. Я знал, что вы отслеживаете номер. И думал, это будешь именно ты. Чтобы признаться. Элли сказала, что всю ночь будет сидеть за столом.
После второго упоминания имени своей жены Джо, наконец, ломается.
- Она знает?

- Нет, - отвечает Харди.

- Я не могу сказать ей, - говорит сквозь слёзы Джо. - Ты должен ей сказать.

Харди больше не может скрыть своего презрения. Оно пузырится под его кожей, и он очень близок к тому, чтобы потерять своё хладнокровие, когда раздаётся стук в дверь.

- Алек?

Это суперинтендант. Харди приостанавливает допрос.

Они горестно смотрят друг на друга, их последняя встреча забыта. Покрасневшие глаза и нос Дженкинсон лишают ее чина, делая обычной женщиной без полицейского жетона.
- Дети с Питом Лоусоном, - говорит она. - Элли все еще в допросной с Найджем Картером. Она ходит кругами. Мы не можем долго оставлять её в неведении. Хочешь, я сообщу ей новости?

- Нет, - говорит Харди. - Он мой подозреваемый. Она заслуживает того, чтобы услышать это от меня.
Он ждет, пока шаги Дженкинсон не начинают отзываться эхом в коридоре, а затем без стука прерывает допрос Миллер. Она неодобрительно вздыхает.

- Сэр, вы не возражаете? - хрипит она. - Я как раз посредине - для записи, детектив Харди...

- Допрос окончен в час тридцать три минуты, - произносит Харди, выключая запись. - Уведите его, - говорит он дежурному сержанту.
Найдж смотрит скорее подозрительно, чем с облегчением, словно это уловка, призванная запутать его ещё больше.

- Он мой подозреваемый! - говорит Миллер, когда Найджа увели.

Харди садится в кресло, которое освободил Найдж. Оно неприятно тёплое.
- Это не он, - произносит детектив-инспектор.

Миллер с сомнением сдвигает брови.
- Откуда ты знаешь?

Харди опирается на свой двадцатилетний опыт работы в качестве полицейского: каждого допроса, каждого противоборства, всей полицейской подготовки. Но этого явно недостаточно.
- Я должен задать вам пару вопросов. Где вы были в ночь смерти Дэнни?

- Что? - она почти весела.

- Просто... я объясню - просто... нам не нужно ничего усложнять.
Он успокаивающим жестом кладёт ладони на стол - этот жест должен успокоить не только её, но и его.
- Я задам вопросы, вы дадите мне ответы.

Она громко смеется.
- Что, ты думаешь, это я?

Он не может смягчить удар, но должен подготовить ее к этому.
- Пожалуйста, Элли.

Смех внезапно сменяется тревогой. Ее зрачки черны и огромны.
- Не называй меня Элли, - произносит она.

- Скажи мне, где ты была ночью, когда умер Дэнни Латимер.

Он видит, как она неистово размышляет. Она на правильном пути, или думает о Томе?
- Дома. Мы только что вернулись из Флориды.
Нетерпение ненадолго побеждает ее страх; она уже говорила это раньше.

- Итак, в ту ночь, чем ты занималась? Распаковкой? Приготовлениями к работе?

- Я пошла спать. Я плохо чувствовала себя из-за смены часовых поясов, поэтому выпила таблетки, и они вырубили меня.

Харди нужно прервать преследование: ещё немного, и он начнет сочувствовать ей, а это последнее, чего он хочет.

- Ты заметила, когда Джо лёг спать?

- Нет.
От страха у неё приопускается нижняя губа: она дрожит, как у ребенка.
- Скажи мне, что случилось?

Харди встает и переносит свой стул вокруг стола, чтобы сесть рядом.

- Что ты делаешь, зачем ты идешь сюда?

Он следит за тем, чтобы не потерять контакт с её глазами.
- Это был Джо.

Миллер трясёт головой из стороны в сторону, как будто хочет оттряхнуть его слова.

- Джо убил Дэнни Латимера.

- Нет, он этого не делал. Что за хрень?
Она откидывается назад, ее стул скребёт по полу.
- Нет, он этого не делал. Не делал.

Харди в ужасе замечает, как её лицо буквально разрушается. Морщины, которых он никогда не замечал, разбегаются по её щекам и лбу.

Ему нужно противопоставить факты её эмоциям: беспощадный эквивалент пощечины человеку, впавшему в истерику.
- Мы его арестовали.

- А с кем мальчики? - спрашивает она в панике.

- с Питом, - отвечает Харди.

Она поднимается на ноги только для того, чтобы согнуться. Шатаясь, она достигает угла комнаты, где её тошнит. Харди неосознанно регистрирует содержимое ее желудка: сэндвич с тунцом, запеченные бобы, когда они идут обратным ходом через её горло. Всё это забрызгивает его туфли и брюки, но он наклоняется, чтобы успокоить ее, его рука бесполезно покоится на ее руке. Элли Миллер падает вниз, в бездонную дыру, и ни он, ни кто-либо другой, не могут ее поймать. Ему хочется помочь ей, но он никогда не умел произносить нужные слова. На мгновение Харди задумывается о том, чтобы рассказать Миллер о Тесс, чтобы та поняла - он знает, что значит быть преданным. Как только эта мысль формируется в его голове, он понимает, что не сможет оскорбить ее подобным сравнением. Спустя пару минут сдавленные звуки тошноты сменяются безудержными рыданиями.

- Прости, - произносит Харди.
Это слово имеет бесконечное множество смыслов. Прости, что так долго. Прости, что это он. Прости за это.

- Но... нет... Сьюзен Райт.
Миллер воспламеняется надеждой.
- Люси. Они видели Найджа.

- Они видели Джо, - равнодушно произносит Харди. - То же телосложение, похожее лицо, лысина под шапкой. Они думали, что это Найдж, но это был Джо.

- Нет. Не Джо. Нет. Это не Джо. Пожалуйста. Ты ошибаешься.
Она прижимается щекой к гладкой бетонной стене комнаты. Пористая поверхность впитывает её слезы, как губка.

- Не ошибаюсь, - говорит Харди.

- Лодка, - говорит она,  надежда пробиваться сквозь отчаяние. - Я работала, когда загорелась лодка. Он не оставил бы детей.

- Он уже признался в этом.

Слезы Миллер прекратились, словно закрылся какой-то кран. Она вытирает сопли тыльной стороной ладони.
- Я хочу его увидеть.

 

64

Между допросными 1 и 2 в полицейском участке Бродчерча всего двадцать шагов. Элли идет на негнущихся ногах, отсчитывая свой каждый шаг. Слишком быстро она подходит к двери, которую открывала миллион раз. Теперь та похожа на портал в другой мир. Она позволяет кончикам пальцев на миг замереть на её деревянном покрытии.

- Ты его не трогаешь, - предупреждает Харди из-за ее плеча. - Ты не делаешь ничего, что могло бы поставить под угрозу обвинение.

- Что я могу сделать? Он больше меня, везде камеры.

Джо, забавно выглядящий в белом костюме и туфлях, вскакивает на ноги. При виде его внутри Элли просыпается зверь; она - волк в обличии женщины.

- Садись, - рявкает она.
Он подчиняется.
- Это правда?
Его неспособность ответить - подтверждение, в котором она нуждается. Только гнев удерживает ее на ногах. Только шум камеры видеонаблюдения в углу и присутствие Харди удерживают ее от нападения на мужа.

- Я никогда не прикасался к Тому или Фреду, - говорит Джо. - Я никогда не прикасался к Дэнни. Эл, я всегда любил тебя...

- Ему было одиннадцать!
Ее крик резко обрывает Джо.

- Я не могу этого объяснить... - рыдает он, склонив лицо к ней, как один из мальчиков.
Он действительно ожидает, что она его успокоит.
- Могу я увидеться с Томом?

После этого глупого требования волк вырывается на поверхность. Элли бросается на Джо, сбивая его со стула. Он падает на пол. Ее первый удар приходится по его яйцам, затем она чередует пинки между его головой и ребрами. Последствия каждого избиения, которое она когда-либо видела, возвращаются к ней воспоминаниями, чтобы она точно знала, куда стремиться, чтобы причинить максимальную боль. Она не узнаёт звуки, которые вырываются из тех мест внутри, о существовании которых она не догадывалась. Это длится всего несколько секунд: Харди зовёт на помощь, и два полицейских сержанта врываются в допросную, чтобы оттащить ее от её никчемного больного ублюдка-мужа. Их ладони оказываются на её руках, когда она с силой бьёт его по почкам. Харди выводит ее в коридор и закрывает дверь. Ярость утихает так же быстро, как накатила ранее. К тому времени, как она возвращается в кабинет Харди, на неё снисходит странное, глубокое спокойствие, и ныне её занимают сугубо практические вопросы.
- Если тебе нужно, чтобы я что-то сделала с бумагами или чем-то еще, за чем я слежу, мой стол в полном беспорядке.

- Не беспокойся, - успокаивает Харди тоном отца, читающего сказку перед сном. Его чуткость – это не то, что может вынести Элли. Она жаждет старого миропорядка - сарказма, препирательств и знаний - который со всем его рабочим дерьмом она могла выносить, потому что у нее дома всегда была своя семья.

- Мы заказали вам семейную комнату в отеле на кольцевой развязке, - продолжает он тихо. - Пит встретит тебя там с Томом и Фредом. По пути ты сможешь захватить кое-что нужное. Ни с кем не разговаривай. Закрой занавески, запри дверь, никому не отвечай на телефон, кроме меня. Ты поняла?
Она может только кивнуть.
- Твоя машина снаружи. Скоро увидимся.

Элли нужно пройти через отдел уголовного розыска, чтобы забрать своё пальто и сумку. Она отваживается бросить взгляд на офис и на лицах своих коллег-офицеров, своих друзей видит не обвинение, а боль. Семейная фотография в рамке на ее столе пропитана ложью. Она переворачивает её лицом вниз. Когда детектив-сержант Элли Миллер покидает отдел уголовного розыска, там раздаются звуки плачущей женщины.

Полицейский кордон изолировал дом Миллеров от остальной Лайм-авеню. Патрульные машины, припаркованные поперёк улицы, создают блокпост. Ее соседи смотрят на неё со страхом и упрёком. Элли с волнением вспоминает, насколько была уверена, что Сьюзан Райт определённо знала, что замышляет её муж. Теперь же ей кажется, что эта странная, несчастная женщина - единственный человек в мире, который способен понять, что она переживает сейчас.

В холле Брайан в защитном комбинезоне, с маской, опущенной на шею. В руках у него голубое Папино пальто Джо в пакете для улик. В трансе, Элли надевает на обувь бахилы, а на руки перчатки.

- Я буду сопровождать вас, пока вы собираете свои вещи, - говорит Брайан. - Мне очень жаль, Элли.

В гостиной она забирает пару DVD-дисков. Жирный черный слизень сидит в центре ковра. Она с силой давит его ногой; сверкающие белые внутренности вырываются из слизня, как мазь из тюбика. Наверху она аккуратно отбирает одежду для мальчиков, но предметы из собственного гардероба бросает в чемодан наугад.

На крыльце она оглядывается на свой облезлый дом: наполовину покрашенные стены, детские игрушки, книги, музыка и фотографии. Она пытается запомнить его таким, каким оставила этим утром, когда он ещё был убежищем, местом счастья, но теперь уже слишком поздно.

 

В Лондоне Карен Уайт едет в такси на север через мост Блэкфрайерс, когда детектив-инспектор Харди звонит ей на мобильный. Связь плохая, и искажения заставляют его голос походить на голос робота больше, чем когда-либо прежде.

- А, привет, ублюдок, - здоровается она. - Мне звонил Олли Стивенс. Ты ему рассказал историю Сандбрука.

- Мы поймали убийцу Дэнни Латимера.

Карен мгновенно забывает об истории, о которой заговорила.
- Кто он?

- Мы сделаем официальное заявление через три часа. Никого заранее предупреждать не будем. Если ты окажешься здесь, то узнаешь об этом первой.

- Спасибо, - произносит она. - Но почему ты позвонил мне?
Телефон отключается. Карен заглядывает в сумочку: там нераспечатанная пачка Marlboro Lights, полностью заряженный iPad и кошелек. Этого достаточно. Она стучит в стеклянную перегородку такси.
- На Ватерлоо, пожалуйста.

Такси разворачивается, нарушая правила, и снова пересекает реку.

 

65

Харди собирает команду операции «Когден» перед доской. Он по-прежнему не знает их по именам: раньше он пользовался помощью Миллер.

- В пять я сообщу семье Латимеров, - говорит он. - Затем сделаю короткое заявление для СМИ. И тогда вы все должны быть под рукой, после того, как информация будет доведена до местного сообщества. У Ниша список обязанностей для отдельных лиц и групп. Вы все знаете о детектив-сержанте Миллер. Она отстранена от дела и отправлена в оплачиваемый отпуск. Здесь не должно быть каких-нибудь предположений, что она что-то знала.
Он грозит пальцем.

- Никаких предположений, что она что-то скрывала. Вы ее коллеги и друзья. Для нее это немыслимо. Она нуждается в вас. Она нуждается во всех нас.

Никто не приподнимает брови, никто не намекает, что подозревает в случившемся вину Миллер или её соучастие. Но следующую речь Харди будет держать перед совсем иной аудиторией.

 

Марк Латимер пускает его в дом безо всяких вопросов. Посещения полиции сейчас настолько рутинны, что семья относится к ним, как к чему-то привычному, наподобие старой одежды. Они так долго ждут результата, что уже потеряли всякую готовность к нему. Когда он просит их сесть, они делают это, не ожидая чего-либо нового, усевшись на диване в том же порядке, что и в тот день, когда он и Миллер принесли весть о смерти Дэнни: Бет, Марк, Хлоя, Лиз. Харди присаживается на край обеденного кресла.

- Мы предъявили обвинение в убийстве Дэнни, - говорит он.

- Боже, - вскрикивает Бет.
Ее руки обнимают её живот, а затем перемещаются к губам.
- Я не хочу этого знать, - говорит она, отвернувшись.

 - Нет, нет, это хорошо, - говорит Марк.

- Этот кто-то, кого мы знаем? - спрашивает Бет.

- Это Джо Миллер.
На всех четырех лицах ошеломленное выражение; на несколько секунд они застывают в шоке.

- Боже мой.
Хлоя смотрит на своих родителей.

- Этого не может быть, - говорит Лиз. - Они живут всего лишь через поле.

Бет начинает раскачиваться. Марк опустил голову к коленям, обхватив руками шею.

- Он признался, - говорит Харди. - Он и Дэнни тайно встречались в течение нескольких месяцев.

Марк подскакивает. Женщины на диване отодвигаются назад, когда он бьет по журнальному столику. Весь дом дрожит, когда он бросает стул в стену. Бет, Хлоя и Лиз кричат ему, чтобы он остановился, но он уходит через переднюю дверь, которая хлопает с такой силой, что портрет Дэнни падает со стены. Бет подскакивает, чтобы поднять его: кончики её пальцев следуют контурам его лица, прежде чем она снова вешает портрет на стену. Она медленно поворачивается.

- Элли.
Это обвинение.

- Она не знала, - говорит Харди, но видит, что она ему не верит.

 

Отель на окраине города является частью гостиничной сети; простой, функциональный, анонимный. Элли кладёт спящего Фреда на одну из двух двуспальных кроватей. У нее внезапно возникает картина того, как Джо носит крошечного Фреда на перевязи, и на мгновение появляется убеждение, что она на 110% уверена и готова поставить свою жизнь на то, что Джо невиновен. Её хороший, добрый мужчина, её любящий папа, он не способен убить ребенка. Затем она представляет себе его лицо, увиденное в последний раз, и понимает, что это правда. Она прячет Фреда под блестящее покрывало и надеется, что он ещё достаточно юн, чтобы забыть, что он и Джо когда-то кое-что значили друг для друга.

- Здесь чудесно, - говорит она Тому, раздвигающему шторы из дешёвого материала на окне с видом на автостоянку. - Это приключение. Ты голоден? У нас есть чипсы. Садись на кровать, смотри телевизор, ешь чипсы...

Том даже на секунду не покупается на это.

- Есть кое-что, что тебе нужно знать.
Элли гладит рукой кровать, и Том садится рядом. Она чувствует себя хирургом, оперирующим без наркоза.

- Они... мы... узнали, кто убил Дэнни. И... - Она впивается ногтями в ладонь. - Милый, это был твой отец.

- Нет.
Она наблюдает, как Том повторяет процесс, который она начала в полицейском участке.
- Он не делал этого. Он этого не делал.
Его отрицание разрывает ей сердце.

- Он сделал.
Она уже плачет.
- И я не знаю, почему, и тут мы не можем ничего поделать - я не могу объяснить это, и мне очень жаль, что тебе приходится проходить через подобное. Но я здесь, рядом, и никогда не покину вас. Мне очень жаль. Том, но я должна спросить у тебя.
Желчь наполняет ее рот; она сглатывает её.
- Твой папа когда-либо прикасался к тебе или делал что-то, от чего тебе было неудобно?

- Нет! Мам, он не такой.
Отрицание Тома неподдельно.
- Обещаю, я бы тебе сказал. Он никогда ничего такого не делал.

- Окей. Спасибо тебе.
Она прижимается к нему: их слезы смешиваются.
- Том, почему ты отправлял Дэнни эти угрожающие письма?

- Он сказал, что больше не хочет быть моим другом. Сказал, что у него новый друг. Я рассердился.
Он морщит лицо, когда обретает понимание.
- Это был папа, да?

Внутри Элли вспыхивает буря гнева. Они так сильно старались сделать Тома счастливым, независимым и полным энергии. А теперь, одним ударом, Джо разрушил все. Все эти чёртовы флешки и домашняя кулинария, сборники рассказов и спокойный сон не могут застраховать от чего-то подобного.
- Да, любовь моя.
Она целует его голову.
- Ты знаешь, что я люблю тебя.

- Больше, чем шоколад?
Если она не может дать правильный ответ на его вызов, то он, по крайней мере, будет нормальным. Она заставляет себя улыбнуться.
- Больше, чем шоколад.

- Я не понимаю. Почему он убил Дэнни?

Заставь его остановиться, думает Элли, пожалуйста, остановись.
- Не знаю, дорогой. Я тоже этого не понимаю, и действительно хочу понять.

Том плачет ей в плечо, пока Элли качает его. На другой кровати Фред переворачивается во сне. Нож уже вошел: ей нужно постараться, чтобы рубец от этого события остался как можно меньше. Безмолвно, она решает посвятить остаток своей жизни тому, чтобы помочь своим мальчикам пережить это. Сейчас они втроём каждый сам по себе.

На Хай-стрит Бродчерча словно ночь перед Рождеством. Жалюзи и ставни закрываются и опускаются, а в витринах магазинов появляются таблички закрыто.

Местные СМИ уже готовы для брифинга; они расположились у ступеней полицейского участка, проверяют световые показания своих камер и батареи телефонов. Карен Уайт - единственный журналист из центральных СМИ. Когда она видит Харди, то её берёт оторопь: его кости просвечивают сквозь кожу, а глаза глубоко запали.

- Сегодня тридцати восьмилетнему мужчине из Бродчерча предъявлено обвинение в убийстве Даниэля Латимера, - обращается он к камере. - Семья Дэнни была проинформирована и попросила их не беспокоить. Я бы просил всех представителей средств массовой информации не делать ничего, что могло бы нанести ущерб праву подозреваемого на справедливое судебное разбирательство. Это расследование повлияло на всю местную общину. Мало кто оказался незатронутым. Будучи руководителем следственной группы, я со всевозможным уважением прошу ныне оставить этот город в покое, чтобы он смог свыкнуться с тем, что тут произошло. Необходимо соблюдать конфиденциальность всех заинтересованных сторон. Дальнейших заявлений не будет. Мы не ищем никого другого в связи с этим преступлением. Это было деликатное и сложное расследование, и оно оставило свой след в этом сплоченном городе. Сейчас настало время для Бродчерча скорбеть и исцелиться, оставаясь в тени.

Он не отвечает на вопросы.

На обратном пути к Эху Карен Уайт старается идти в ногу с Мэгги Рэдклифф.
- Кто-то из местных? - спрашивает Карен. - Есть идеи, кто это может быть?

- Я тоже хочу знать, но в то же время понимаю, что не вынесу этого, - отвечает Мэгги.

В редакции Эха Олли наблюдает за компоновкой первой страницы, перемещая текст по экрану, увеличивая размер заголовка - ПОЙМАН УБИЙЦА ДЭННИ - и помещает фотографию Дэнни в центр страницы. В Олли появилась какая-то уверенность и решительность, которая разжигает в Карен нечто гораздо более близкое к материнской гордости, чем к вожделению. Она подходит поближе, чтобы прочитать. Под подзаголовком ОБВИНЯЕТСЯ МЕСТНЫЙ ЖИТЕЛЬ - четыре идеальных абзаца краткой, объективной информации. Она хочет поздравить его, но он уже на другой стороне комнаты. В дверях его мать, ее лицо выглядит бледным из-за ярких волос. Они находятся слишком далеко, чтобы Карен могла что-то услышать или прочитать по губам, но Олли на несколько секунд возвращается к своему столу, чтобы забрать кошелек, ключи и телефон.

- Семейная чрезвычайная ситуация, - бормочет он.
Набрасывает куртку и уходит.

Карен и Мэгги обмениваются озадаченными взглядами. Какая чрезвычайная семейная ситуация могла оторвать Олли от самой большой сенсации в его карьере? Люси выглядела потрясённой, но не больной. Что-то связанное с его отцом?

Догадка приходит к ним одновременно.

Был арестован тридцать восьмилетний мужчина. Дядя Джо.

Мэгги тяжело садится на свое место.
- Боже мой, - произносит она.
Карен открывает неначатую пачку сигарет и предлагает ее Мэгги. После некоторого колебания та берет одну для себя.

Карен слышит голос Денверса так же четко, словно тот стоит рядом с ней. Жена - вот сенсация. Найди жену и поговори с ней.

 

66

Марк Латимер бежит так, словно преследует или преследуем. Это не размеренный, целенаправленный бег Бет, а вертлявый, бесцельный бег вприпрыжку. Только добравшись до Харбор-Клифф-Бич, он понимает, что это и есть его пункт назначения. Он находит пустынный участок среди скалистых бассейнов и останавливается.

Апельсиновое небо покрыто черными как сажа облаками, огненный шар растянулся по небу. Марк бушует, грозя кулаком уродливому закату.
«Почему?» —снова и снова спрашивает он, хотя, если бы кто-нибудь слышал его, это слово не стало бы понятным. Оно вырывается вместе с животным воем. Он бросает камень за камнем в изменчивое море, до тех пор, пока его рука не начинает болеть. Гнев вытекает из него обильно и быстро, нисколько не уменьшаясь. Когда камни накрывает водой, и остаются только галька и песок, Марк опускается на колени и плачет. Соленая вода впитывается в джинсы и обувь.

Он должен вернуться домой, к Бет. Она нуждается в нем. Хлоя нуждается в нем. Но мысль о возвращении в этот женский мир разговоров и утешений ему отвратительна. Ему нужно действие. Он звонит Бобу Дэниэлсу, единственному знакомому, который есть у него в полиции, и говорит, что приедет в участок. Он заканчивает вызов, прежде чем Боб успевает спросить зачем. Это теплый вечер, и его джинсы быстро высыхают, оставляя соленую мокрую отметку вокруг его икр.

На пристани, где он останавливается на некотором расстоянии от входа в участок, его абстрактный кошмар обретает форму; Убийца Дэнни находится где-то в этом круглом здании.

Боб встречает его у входа. Похлопывание по плечу заменяет объятия.
- Боже, Марк, - говорит он. - Джо. Я до сих пор не могу в это поверить.

Он в гневе трясет головой и дальше, в таком же духе - подтекст ясен: я не думал, что он на такое способен. Марк знает, что оба думают об одном и том же.

- Я должен увидеть его, - говорит Марк. - Мне нужно, чтобы он посмотрел мне в глаза.

То, что он просит, означает немедленное увольнение, а у Боба семья, которую нужно содержать. Марк это понимает. Но ничего не может с собой поделать.

- Приятель.
В это слово включена двадцатилетняя история их отношений: каждая пинта, которую они делили между собой, каждая игра в футбол. Дети, жены, жизни.
- Ради Дэнни.

Боб бросает быстрый взгляд за его спину.
- Иди за спиной, - говорит он, недоумённо качая головой из-за своего поступка. - Я могу впустить тебя через боковую дверь. Никто не должен знать об этом, иначе мне пиздец.

Это величайшая вещь, которую кто-либо когда-либо делал для Марка. Он надеется, что его лицо отражает его благодарность, потому что не доверяет себе произнести её вслух. Дверь, которую открывает Боб, ведет через длинный бледно-желтый коридор с кислым антисептическим запахом прямиком к камерам. Марк кратко обдумывает логистику его доставки сюда. Как Боб сделал это? Выключил камеры? Нейтрализовал систему сигнализации?

- Он в третьей, - говорит Боб, распахивая калитку. - Две минуты.

Это единственная занятая камера. Марк с резким металлическим звуком открывает панель окошка в камеру.

Джо Миллер сидит на узкой кровати в белом костюме. Он выглядит каким-то крошечным. Отчасти это уловка перспективы, обрамленной окошком, но и сам он тоже как-то уменьшился. Он намного меньше, чем думал Марк - этот жалкий маленький евнух.

Лицо Марка в проёме окна - физиономия темно-рыжего рычащего монстра.
- Ты был нашим другом, - говорит он. - Ты был в нашем доме.

- Мне очень жаль.
Джо поднимает ладони. Воспоминание опознания тела возвращаются к Марку: Дэнни был лицом к напавшему. Этот ублюдок был последним, кого видел в своей жизни его мальчик. От этой мысли Марк чуть не падает на пол.
- Мне очень жаль, - блеет Джо.

Щеки Марка орошаются слезами.
- Тебе не хватило мужества убить собственного мальчика? Ты должен был забрать моего.

- Это был несчастный случай, - говорит Джо. - Я положил его на пляже, чтобы вы узнали. Я мог бы оставить его в море.

Эти слова находятся на пределе того, что Марк может принять.
- Ты слышишь себя?

- Для начала, он пришёл ко мне потому, что ты не был для него отцом. Потому что ты его ударил.

- Разве ты не пользуешься мной, как гребаным оправданием!
Марк ощущает, как у него в горле что-то разрывается от силы его слов.
- Это случилось только однажды. И я буду страдать за это всю свою жизнь.

Джо тоже плачет. Как он смеет?

- Ты что-то делал с ним, да? Я знаю, они говорят, что нет, но ты делал это.

- Клянусь, я никогда этого не делал, - говорит Джо. - Я только заботился о нем. Ты должен этому верить.

Марк прижимает своё лицо к двери так, что его плоть врезается в металл.
- Я думал, что ненавижу тебя, Джо.
Он плюется словами.
- Но теперь я вижу тебя здесь, и ты не стоишь даже этого. Мне жаль тебя. Потому что ты ничто.

Марк захлопывает окно прежде, чем Джо может заметить его ложь. Он ненавидит Джо; ненависть не является достаточно сильным словом для того сгустка темной энергии в груди, стреляющего импульсами ярости по всему его телу. Он рад толстой двери камеры, и не ради Джо, а ради Бет, Хлои и нового ребенка. Будь у него шанс, он бы забил до смерти Джо Миллера.

 

Стемнело и идёт дождь. Элли и Том гоняют каплю по оконному стеклу, пока она ждет звонка от Харди. Она не знает, имеет ли она еще право знать, что происходит. Кто она теперь, свидетель?

Стук в дверь заставляет их подпрыгнуть, а Фред бормочет во сне.

Это Люси. Элли открывает замок и впускает ее. Все уходит в сторону: все споры, деньги и ложь, потому что семья - это то место, куда идёшь, когда ничего не осталось и некуда больше идти. Они долго обнимаются, а затем, не сказав ни слова, Люси понимает, что Элли нужно уйти.

- Буду здесь столько, сколько тебе нужно, - говорит она, помогая Элли, словно ребёнку, надеть ее оранжевое пальто.

Когда она достигает края города, то понимает, что следовало надеть что-то менее узнаваемое. Мамино пальто делает ее заметной, как буй в гавани. Она опускает голову и идёт переулками. Тем не менее, кое-кто замечает, как она пересекает дорогу возле Эха, и это последний человек в мире, которого она хотела видеть сейчас.

- Детектив-сержант Миллер, - возвещает Карен Уайт.
Ноги Элли подгибаются, и она оглядывается в поисках фотографа, но похоже, что Карен одна.
- Извините, - продолжает она, и Элли не может понять, выражает ли та сочувствие или извиняется за засаду. - Они все появятся, как только узнают о вашей роли в случившемся.
Это больше похоже на правду. Элли готовится к едва скрываемому шантажу: дай мне эксклюзив, и я позабочусь о тебе. Из-за того, что дальше говорит Карен, у Элли перехватывает дыхание:
- Не разговаривайте ни с кем.
Она возвращается в тень прежде, чем Элли успевает полностью оценить совет, не говоря уже о том, чтобы поблагодарить за него.

Она продолжает свой путь, придерживаясь переулков и второстепенных улиц. Ее глаза опущены. Потому что нет необходимости смотреть по сторонам. Она могла бы ходить по городу с завязанными глазами. Она может нарисовать карту по памяти и назвать каждую улицу.

На краю игрового поля она останавливается. Церковь находится в темноте, но в каждой комнате её дома горит свет: она может разглядеть нечеткие фигуры криминалистов и испытывает ужас, представляя, как они прочёсывают ее кухню, её гардероб, её жизнь.

Медленно, Элли поворачивает голову к Спринг-Клос. Там всё неподвижно: только Бет в окне своей спальни опирается руками на подоконник. Элли обхватывает голову руками, и когда снова поднимает глаза, Бет в окне уже нет. Световая щель расширяется и сжимается, демонстрируя как открывается и закрывается задняя дверь дома Бет. Элли идёт ей навстречу. Две старые подруги медленно сближаются друг с другом. Элли хочет заговорить с ней, но предоставляет первое слово Бет. Она готовится к слезам, ярости, насилию.

Но Бет хранит молчание. Они довольно долго стоят друг против друга. Наконец Бет качает головой из стороны в сторону: медленно, хладнокровно, почти саркастически.
- Как ты могла не знать об этом?

Когда Элли поворачивает к своему дому, она внутренне воет изо всех сил. Реакция Бет - барометр настроений остальной части местных жителей. Это почти облегчение - понимание, что она должна уехать отсюда. Чудесным образом, ее голос не срывается во время быстрого разговора по телефону с шепчущей Люси. Том наконец-то уснул, его рука покровительственно обнимает Фреда. Она повторяет свой путь назад по переулкам, пересекает Хай-стрит у Traders и поднимается по лестнице в комнату Харди, её никто не замечает.

Он сидит на кровати, она, не снимая своё оранжевое пальто, шлепается напротив него в мягкое кресло.

- Я хочу его убить.
Она не стыдится своего признания; почти гордится им.
- Помоги мне понять, - говорит она, полагаясь на опыт Харди. - Потому что я не могу. Ты веришь ему? Ты думаешь это возможно? Он говорит, что был влюблен. Как он мог, как мог любой взрослый быть влюбленным в одиннадцатилетнего мальчика? Он педофил? Патологоанатом не нашел никаких доказательств сексуальных контактов у Дэнни, я спрашивала у Тома, и он сказал, что Джо никогда не прикасался к нему. Так что же двигало им?

Харди снимает очки.
- То, что он не воспользовался мальчиком, не означает, что он не стал бы этого делать в дальнейшем, - говорит он своим новым, мягким тоном доброго полицейского.

- Но и не означает, что он сделал бы это.
Она слышит в своём голосе отчаяние.

- Мы никогда этого не узнаем.
Его голос полон печали.
- Возможно, он романтизировал свои чувства, желая оправдаться. Или, может быть, так оно и было. У меня ответов. Люди непознаваемы.
- И... ты никогда не узнаешь, что в чужом сердце.

- Я должна была заметить.

- Каким образом?

- Я, чёрт побери, детектив! Миллер, такой блестящий коп, а убийца лежал рядом с ней.

И впервые её поражает, что Харди понял всё раньше неё. Как долго она делала из себя дуру?
- Когда ты начал подозревать?

- Где-то в последний день или около того, - говорит он. - Это всегда тот, кто рядом. Есть же описание. Кто, если не Найдж? И то, как Джо вел себя, когда беседовали с Томом… А затем почтовый аккаунт Дэнни на отсутствующем телефоне. У него было только два контакта. Том... и Джо.

Это полное унижение для Элли.
- Ты всё время говорил никому не доверять.

Харди выпускает весь воздух из легких.
- Я действительно хотел ошибиться.

 

67

Бет позволили похоронить своего мальчика в первую неделю сентября. Дэнни должен был начать 7-й год обучения в South Wessex Secondary в блейзере на вырост. Вместо него гробовщику возле церкви Сент-Эндрюс Бет принесла комплект его футбольной формы Манчестер Сити.

Они возвращаются сюда на следующий день: Бет, Марк, Хлоя и Дэнни, семья из четырех человек, собирающаяся вместе в последний раз. За пределами Часовни отдыха Бет хватается за руку Марка так крепко, что тот вздрагивает от боли. Она уже видела мертвое тело - она была у постели своего отца, когда тот скончался, но это была свежая смерть и с тех пор прошло много времени. Тут же совсем другое.

Но как только они заходят в дверь, нервозность исчезает, сменяясь странным чувством восторга. Дэнни! Они сделали для него что-то разумное, чтобы заставить его хорошо выглядеть - если не спящим, то, по крайней мере, не трупом из фильма ужасов её воображения. Светло-голубой футбольный верх когда-то оттенял его глаза, но теперь они закрыты, и его ресницы, густые и темные, лежат на скулах. Словно предварительно договорившись, каждый из них проводит минуту наедине с Дэнни, что-то шепча в его холодное ухо. Марк идет первым, затем Хлоя; Бет не подслушивает чужие личные прощания. Хлоя принесла в сумке большого игрушечного шимпанзе. Она держит себя в руках, пока вкладывает потертую игрушку в объятия Дэнни.
- Ночь-ночь, Дэн-Дэн, - говорит она со взрослой нежностью, которая рвёт душу Бет. Затем Хлоя оборачивается и почти падает в руки Марка.
- Я не могу оставить его одного, папа. Я не могу этого сделать.
Марк плачет, когда выводит ее на свежий воздух, а Бет и Дэнни остаются вместе наедине.

Она приподнимает одеяло и считает его пальцы, как делала это, когда он был новорожденным, и держится за его правую руку, опускаясь к нему лицом.
- Я люблю тебя, детка, - говорит она. Его кожа ощущается мрамором на её губах.
- Мне так жаль. Я люблю тебя, и очень скучаю по тебе.

Она остаётся в таком положении, рыдая над гробом и извиняясь, целый час. Марк отводит Хлою домой к Лиз и Дину и возвращается снова, деликатно приподнимая её, говорит ей, что пришло время закрывать зал. Прежде чем уйти, Бет пробегает пальцами по волосам Дэнни и взъерошивает ему волосы, чтобы он был похож на самого себя. Это последнее, что она может сделать для него, и этого трагически мало.

Утром на похороны она надевает новое платье и аккуратно укладывает волосы и макияж. У неё сдержанные надежды на службу в церкви. Все продолжают говорить, что сегодня ей будет больно, но это на пользу. Они используют такие слова, как «лечебно» и «очистительно». Этот день, давно воображаемый, ныне не ощущается чем-то реальным. Марк в черном костюме выглядит как актер, исполняющий роль. А человек в цилиндре, торжественно стоящий у двери, будто из какой-то исторической книги.

Бет беспощадно втягивается в настоящее, когда видит катафалк. Слишком много места вокруг небольшого гроба. Имя Дэнни написано белыми хризантемами, и есть крошечный венок из цветов в форме футбольного мяча, белого с голубым. Ее макияж исчезает к тому моменту, когда она занимает свое место рядом с Марком в похоронной машине.

Кортеж медленно катится по Хай-стрит: ребенок на скейтборде запросто сможет опередить его. Они минуют отель Traders, туристический офис и редакцию Эха. Пит предупредил их, что на маршруте может оказаться несколько десятков зрителей - интерес прессы таков, что они могут попасть на церковную службу только по приглашениями - но Латимеры совсем не готовы к тому, что видят. Сотни людей выстроились на тротуарах, чтобы проводить Дэнни в последний путь. Есть люди, которых Бет знала всю свою жизнь и лица, которых она никогда раньше не видела. Пенсионеры, подростки и мамаши с колясками прервали свои занятия, чтобы постоять в безмолвии. Впервые с тех, как это случилось, Бет может утешиться поддержкой незнакомцев.

На углу Сэнт-Эндрюс-Лейн стоит в своём комбинезоне, сложив перед собой руки, Стив Коннолли. Он не боится встретиться взглядом с Бет. То, как он смотрит на нее - печально, огорчённо, искренне, - заставляет что-то дёрнуться в её груди. Ее вера восстанавливается, если не в психические силы Стива Коннолли, то, по крайней мере, в его искренность. Он сумасшедший? Она завидует ему, если это так. Она завидует ему - его миру духов, голосов и знаков. За все то время, что они провели в церкви, она не увидела даже солнечного луча через окно, чтобы предположить, что дух Дэнни жив. Она поворачивает голову, чтобы лучше изучить Стива, но его голова опускается в знак уважения, а затем машина поворачивает, и он скрывается из виду.

Кажется, что все, кто мог, отправили цветы. Лилии возвещают о прибытии к воротам церкви, и тошнотворно сладкий аромат возвращает сентябрь в лето. В темном углу кладбища открытая могила отца Бет, ожидающая Дэнни. Это не дает утешения, а лишь накладывает одну потерю на другую.

Внутри церкви - море содрогающихся плеч.

Гроб к алтарю несут Найдж Картер, Боб Дэниэлс, Пит Лоусон и Дин. Мисс Шерез, старая учительница Дэнни, зажигает единственную свечу и помещает ее рядом со школьной фотографией Дэнни.

Том Миллер в нескольких рядах позади, зажат между Олли и Люси Стивенс. Сознательным усилием воли Бет принуждает себя не смотреть на него. Она не хочет, чтобы Том находился тут, но в отличие от Элли он не может и не должен нести ответственность за то, что совершил Джо. Она находит место в уголке своего сердца для этого мальчика, друга Дэнни, потому что он, должно быть, переживает.

На Поле Коутсе фиолетовая епитрахиль над белыми облачениями. У него единственного сухие глаза.
- Библия гласит: «Избавьтесь от всякой горечи в душе, гнева, ярости, крика, злословия и всякого рода злобы; но будьте друг ко другу добры, сострадательны, прощайте друг друга, как и Бог во Христе простил вас».[Послание к Ефесянам 4:31-4:32]
Сомнение морщит его лоб.
- Это возможно для нас, здесь, после того, что мы прошли? Я не знаю. Но мы несем ответственность перед собой и перед нашим Богом, и должны попытаться.

На первой скамье Бет громко и сильно рыдает. Ее кожу жалят слезы, которые льются не переставая, словно из какой-то бездонной скважины. Здесь нет ничего лечебного. Нет утешительного. Только ужасное зарождение знания о том, что она ныне также не готова проститься с Дэнни, как и тем утром, когда увидела его на пляже. Она никогда не будет готова проститься с ним.

 

Карен Уайт глотает белое вино из пластикового стаканчика и оглядывается по сторонам. Марк и Бет устроили поминки Дэнни. В заднем саду есть беседка, и они открыли заднюю калитку, чтобы вечеринка выплеснулась на игровое поле. Дети бегают взад-вперёд без присмотра, давая Карен представление о том, как было в Бродчерче до убийства. Как будто Гамельнский дудочник [персонаж средневековой немецкой легенды] вернул городу его детей.

Всех детей, кроме одного. Карен промакивает просачивающиеся слезы бумажной салфеткой. Сегодня люди говорят о жизни Дэнни, а не о его смерти. Она чувствует, что наконец-таки узнала его.

В передней комнате Марк и Найдж загипнотизировано смотрят зацикленное видео его игры в футбол.

- Ты же никогда не думал, что это я, приятель? - спрашивает Найдж. - Совсем нисколько?

- Как я мог подумать такое? - Марк отвечает слишком быстро.

Карен понимает, что Найдж не совсем верит этим словам. Конечно же, Марк подозревал Найджа, точно так же, как Бет подозревала Марка, так же, как все подозревали всех, кроме Джо Миллера.

Элли заметна своим отсутствием. Каждый журналист в городе охотится за ней, но пока до нее никто не добрался. Олли защищает её так, что даже не обсуждает это: полиция хорошо ее спрятала. Карен понимает, что Денверс уволит её, если узнает, что она поймала рыбу на крючок, но дала уйти. Но ей эта история уже неинтересна. Она здесь из-за Бет: чтобы оказать поддержку, а не получить что-то от неё. Карен намеревалась уйти после того, как произнесёт несколько слов соболезнования, но Бет утягивает её с бледной улыбкой за тарелку с запечёнными колбасками. Люди стоят в очереди, чтобы поговорить с ней.

Карен пополняет свой стакан уже нагревшимся вином из коробки, и встаёт подле беседки, где тихо беседуют Олли и Мэгги, чьё самообладание восстановилось после беспорядочных потоков слез, которыми они обе плакали в церкви.

- Для тебя будет странно после этого вернуться к освещению заседаний приходского совета, - говорит Карен Олли. Тот неловко шаркает ногами.

- На самом деле мне предложили работу в Herald, - сообщает он.

Мэгги почти удаётся скрыть своё разочарование за поздравлениями. Карен не склонна смягчать свои слова.
- Ты сошёл с ума? - говорит она. - Ты будешь зарабатывать - сколько? штук десять? - переписывая новости других агентств? Если ты хочешь научиться ремеслу, то тебе лучше остаться здесь. От Мэгги ты за неделю узнаешь больше, чем за год в Herald.

- Это то, что я сказал Лену Дэнверсу, - усмехается Олли. - Хотя это было не очень-то приятно. Решил задержаться здесь немного подольше.

Мэгги в восторге обнимает Олли. Карен считает, что она избежала пули. Жизнь долгая, и кто знает, пересекутся ли их пути в будущем, но сейчас она не уверена: стоит ли переносить их рабочие отношения, не говоря уже о плотских, в Лондон.

Она делает еще один глоток. Над краем стакана она подглядывает за тем, кого так долго ждала.

Алек Харди находится в бессрочном отпуске, ожидая, когда полиция Уэссекса решит его профессиональную судьбу. Жизнь в праздности ему не подходит. Он выглядит немного лучше, как будто находится у врат сада смерти, а не за ними, но в социальном плане он не в своей тарелке. Стоя в углу сада в одиночестве, он ни с кем не ведёт беседу. Он по-прежнему одет как детектив - в синем костюме при сером галстуке - и всё также наблюдает за комнатой, пристально оглядывая всех. Он никак не может помочь себе: не только потому, что это многолетняя практика, ставшая рутиной, но и потому, что он не знает иного способа вести себя. Карен оказывается в невообразимом положении, чувствуя к нему жалость. Но жалость не настолько большую, чтобы снять его с крючка.

- Почему ты не рассказал мне о деле Сандбрука?

- Из-за тебя я жил, словно в аду, - говорит он.

- Ты не сказал правду, - бросает она в ответ.

- Я не мог. Тебе нужны легкие ответы, козлы отпущения и призраки. Мир стал более серым.

Карен оскорблена и сбита с толку.
- Тогда зачем предупредил меня о своём заявлении?

- Потому что ты сражалась за семьи в Сандбруке, - говорит Харди. - И это было правильно.

Он кладет пустую чашку и подходит к Питу. Карен кипит от возмущения. Он всегда хочет оставить за собой последнее слово. Но она с ним еще не закончила.

- Карен.
За её плечом Бет. Ее лицо начинает пухнуть и светиться от беременности, но кожа вокруг глаз покрыта солью от слёз, осевшей в тонких морщинках и подчеркивающей их. Она выглядит очень молодой и очень старой одновременно.
- Будем поддерживать связь, да?

Карен хочется плакать, словно она ни разу не покидала знакомые ей семьи. Она жаждет обнять Бет, но та выглядит хрупкой, как будто еще одно объятие может сломать ее, и Карен отваживается только на краткое прикосновение к её руке.
- Конечно, будем, - говорит она. - И я надеюсь, ты знаешь, что можешь звонить, если тебе когда-нибудь понадобится... совет или кто-то, с кем можно просто поговорить.

Бет кивает. Она не должна благодарить.
- Придешь сегодня вечером? Мы зажигаем маяк для Дэнни.

Глаза Карен снова наполняются слезами.
- Я приду.

Становится холодно, когда солнце заходит за крыши. Она оглядывается в поисках Алека Харди, но тот уже ушёл.

 

ЭПИЛОГ

Ночь после похорон Дэнни Латимера. Отлив, пляж и скалы освещены тусклым лунным светом. Харди и Миллер, отстранённые от расследования подобно грузу, смытому с корабля волнами, выброшены у волнореза бухты на противоположной стороне гавани. Они сидят на скамье спиной к пляжу, скрестив руки.

- Что ты будешь делать? - спрашивает он у нее.

- Перееду куда-нибудь, - говорит женщина, которая не жила нигде, кроме Бродчерча. - Дам детям новое начало. Как я могу сейчас пройти по Хай-стрит? Как насчет тебя?

Харди надувает изможденные щеки.
- Я всё. Отстранен по медицинским показаниям.

- Посмотри на нас, - изрекает Элли с жалкой улыбкой. - Клуб бывших детективов.

Они остаются сидеть бок о бок и ни на что не смотрят. Позади них, вспыхивая, пробуждается к жизни одинокий свет, медленно движущийся вдоль набережной.

Началось.

На вершине утёса Харбор-Клифф есть маяк: старинная металлическая корзина на мачте. Это реликвия тех дней, когда зажигали огни, предупреждая о начале нашествия или вторжения. Долгое время она служила ориентиром для бродяг и предметом, по которому любили лазить местные дети, но сегодня вечером лучина для растопки и дрова заполняют её пустое гнездо. Семья Дэнни собирается вокруг шеста: Марк и Бет, Лиз и Хлоя, и Дин, в левой руке которого пылающий факел.

Пол Коутс возглавляет группу жителей Бродчерча, шествующих к Харбор-Клифф-Бич. Бекка Фишер, Найдж и Фэй Картер, Мэгги Рэдклифф и Лил, Карен Уайт, Олли Стивенс и Том Миллер следуют за холодным синим лучом фонарика Пола по песку. Они собирают пирамиды для костра там, где находилось тело Дэнни. Один за другим они погружают вощеные палочки в костер и дают пламени овладеть ими.

Когда все факелы зажжены, Пол Коутс мигает своим электрическим фонариком в сторону вершины утёса, давая Латимерам сигнал. Затем он поворачивается и мигает светом в сторону противоположного берега.

- Неправильное направление, - говорит Бекка Фишер, указывая на вершину утёса, где стоят Латимеры.  - В первый раз было верное.

У Пола загадочная, довольная улыбка.
- Подожди и наблюдай, - говорит он.

После холодного подмигивания фонарика Дин вручает пылающий факел Марку, который осторожно касается им основания маяка. Семья слушает уханье и треск разгорающегося пламени, загипнотизированная его танцующим золотом.

Дым разъедает сухие глаза Бет. Адреналин дня начинает отступать, медленно уступая своё место измученному разочарованию. Долгожданное чувство освобождения остается неуловимым, а завтрашний день грозит надвигающейся пустотой. На пляже внизу каждую секунду вспыхивает по факелу: с этой высоты они выглядят как множество зажжённых спичек. Бет прижимается к груди Марка: её щека ощущает, как работают его лёгкие.

- Смотрите! - произносит Хлоя, указывая на другую сторону гавани.
На противоположном утесе возникает еще один костер. Секундой позже появляется еще один за изгибом залива. А потом еще один. Все огни зажигаются для Дэнни. Семья - все как один - следит за древней эстафетой пламени.

- Они повсюду, - шепчет Лиз с трепетом. - Как они узнали?

Огни продолжают множиться. Десятки костров полыхают янтарем, повсюду, куда только может достать глаз. Внизу на пристани зажигаются, одна от другой, загораются свечи. Мелкие белые огоньки принимают форму бетонной дорожки, выдающейся в море. А в море рыбаки зажигают огни на своих лодках. Словно в воду попадали звёзды.

Бет медленно поворачивается, глядя на огромную колыбель, которую община сделала для них. Порыв ветра дует из ниоткуда, посылая каскад оранжевых искр в темноту. Когда те улетучиваются, она видит Дэнни, стоящего на утёсе. Они смотрят друг на друга сквозь пламя. Дэнни возвращает Бет взволнованную улыбку, и у нее появляется ощущение чего-то сладкого, подобного теплому меду, вливающемуся в неё, и успокаивающему её изнутри.

Она моргает, и Дэнни пропадает раньше, чем она успевает подойти к нему, но это ничего. Она поняла это сейчас. Уловка не позволит Дэнни пропасть. Уловка заключается в том, чтобы держать его подле себя, в себе. Бой еще не закончен, и она не позволит Джо Миллеру победить. Ее работа в качестве матери Дэнни еще не закончена.

Некоторые огни никогда не погаснуть. И этот сияет сквозь нее. Будет сиять.

 

ВОПРОСЫ ДЛЯ ПРОЧИТАВШИХ

Учитывая драматические откровения в романе, думаете ли вы, что возможно когда-нибудь по-настоящему узнать своего супруга?

Сообщите о разнице между просмотром телесериала с акцентом на присутствующие там эмоции, и чтением о тех же самых внутренних мыслительных процессах в романе. Изменилось ли каким-нибудь образом ваше восприятие каких-либо персонажей?

Должна ли была пресса более сдержанно отнестись к Джеку Маршаллу, или они попросту действовали согласно информации, доступной им в то время?

Считаете ли вы, что детектив-инспектор Алек Харди должен был взять на себя ответственность за случившееся в Сандбруке, учитывая негативное влияние этого на его здоровье?

В романе Том Миллер хранит самый большой секрет своей жизни от взрослых. Считаете ли вы, что дети, как правило, хорошо разбираются в секретах?

Кто были ваши любимые и нелюбимые персонажи в романе, и отличалось ли это от сериала?

Вы догадались, кто был убийцей Дэнни (в сериале или в романе)? Какой-нибудь из других поворотов сюжета застал вас врасплох?

Как думаете, что произойдет во втором сезоне телесериала Бродчерч?

 

©2014