Эпизод 2. Типа треугольник, мать его

Фильм закончился, и по экрану побежали титры. Я встал с кресла в полупустом зале и по подсвеченным ступенькам направился к выходу. После такого кино я обычно чувствую себя как проститутка: вроде и нескучно было, но как только все закончилось, «встал, отряхнулся и пошел», ни чувств, ни впечатлений, да и вообще через полчаса уже с трудом вспоминаешь сюжет… Только вот деньги за то, что меня негрубо и аккуратно, но в то же время холодно и невозмутимо поимели, почему-то плачу я.
Выйдя из зала, я посмотрел на часы – до поезда еще три часа. Вот когда начинаешь жалеть, что в некоторых городах партнеры ненавязчивы, и не тащат тебя в обязательном порядке ужинать и играть в бильярд или боулинг, а предоставляют самому себе. Я вообще-то не имею ничего против того, чтобы быть себе самому предоставленным, но иногда, когда надо убить время, скажем, до поезда, какая-никакая компания все же не помешала бы.
Вздохнув, я спустился в ресторан тут же в кинокомплексе. Ничего себе так, кстати, ресторан: интерьер под модерновое кафе первой половины прошлого века, на стенах корявые экспрессионистско-импрессионистские гравюры а ля «Прощай, Берлин!» (никогда не понимал, чем эти два стиля отличаются, типа «а по-моему, они одинаковые»), слегка приглушенный свет, стилизованные вентиляторы, медленно вращающиеся под потолком – короче уютно. Оглядевшись, я выбрал столик у колонны.
Официантка подошла с меню и предупредила, что если я буду заказывать горячее, то готовиться будет минимум сорок минут. Какая досада!!! Я же так тороплюсь!!! Так что я тут же заказал свинину и спагетти.
Потягивая через трубочку сок, я расположился так, чтобы удобнее было скучать, и закурил. От нечего делать я начал рассматривать остальных посетителей ресторана – так, ничего особо интересного: девушка, перед ней десерт, к которому она не притронулась, нервно курит – явно кого-то ждет; мама внушительных размеров с дочкой посубтильнее, но явно стремящейся к той же весовой категории, обе разглядывают меня, мама оценивающе, дочка заинтересовано (no, thanx, sorry); четверо молодых ребят, три парня и девушка, в рэпперских штанах, с вызывающими прическами и со скейт-бордами, засунутыми под стол – это уже поинтереснее…
В это время сзади раздались шаги, и кто-то сел за угловой столик справа от меня. Я уже собрался было обратить свое внимание на вновьпришедших в завершении экскурса по лицам нашего ресторана, но боковым зрением… То, что я увидел боковым зрением моментально заставило меня бросить свои рассеянные наблюдения и сконцентрироваться в едином, так сказать, ракурсе.
Их было двое, мужчина лет сорока и… (угадайте с трех раз) мальчик. Оба уже сосредоточенно изучали меню, что дало мне возможность их беспрепятственно рассмотреть. Я сказал их? Ой ли…
Ему было лет четырнадцать, может даже пятнадцать, довольно высокий, мне повыше плеча будет, длинные руки и ноги. Волосы шапочкой, темные у корней, светло-русые на концах с неконтрастным ненавязчивым мелированием. Черты лица можно было бы назвать кукольными, если бы не… улыбка. Казалось, она была совершенно обязательным атрибутом – естественная и ненавязчивая, обращенная не к кому-либо, а просто… улыбка… И глаза… Вы когда-нибудь видели синие глаза? Нет, не голубые, а именно синие, которые при ярком освещении становятся черными…
Мужчина, что-то говорил ему почти на ухо, мальчик улыбался и отрицательно качал головой. Неужели это его отец? Обычный, с залысинами и незапоминающимся лицом. Или…
Мне принесли свинину и спагетти, что, уже сорок минут прошло?!?!
В ресторан вошла женщина и села за столик, являвшийся объектом моего пристального внимания. А вот это определенно мама, сходство очевидно. Видимо, заходила в дамскую комнату или покупала билеты в кассе.
Всем троим принесли одинаковый десерт в высоких рюмках. Мужчина с женщиной разговаривали довольно оживленно, мальчик только изредка кивал, вставлял слово и улыбался…
Я, похоже, под шумок умял горячее за две секунды вместе с киндзой, которую вообще-то на дух не переношу, и снова закурил. Тут вдруг я отчетливо ощутил на себе пристальный взгляд и посмотрел в сторону исходящего импульса.
О-о-о… Эта песня нам знакома. За столиком напротив расположился э-э-э… господин лет пятидесяти, полуседая челка, кокетливым точно рассчитанным завиточком спадающая на лоб, молодящееся из последних сил лицо, морщинистая шея, перстень и серые, беззастенчиво обволакивающие тебя (в данном конкретном случае, меня) глаза. Почему у стареющих педиков вечно этот дурацкий перстень и мутно-серые глаза?! Да, ну и хрен с тобой, смотри уже – я сегодня добрый, точнее я сейчас слишком занят, чтобы на тебя реагировать…
Мальчик, знай себе, ел свой десерт. Длинные тонкие пальцы с аккуратными продолговатыми ногтями рассеянно перебирали какой-то аккорд на ножке вазочки, а припухшие, как будто после сна губы лениво приоткрывались пропуская очередную порцию фруктового микста.
Подошла официантка с моим капучино. Я мельком взглянул на «перстня» - этот все смотрел, не отрываясь, то ли запоминает для вечерней мастурбации, то ли сто баксов сейчас предложит.
За угловым столиком засобирались, и я с сожалением посмотрел на мальчика в последний раз. За моей спиной раздались шаги удаляющегося семейства. И вдруг… кто-то похлопал меня по плечу…
Я обернулся… Ох, черт, ну нельзя же так… Так же можно и захлебнуться от неожиданности, разом утонув в этой бездонной синеве! А мне-то казалось, он меня вообще не заметил… У мальчика в глазах бегали озорные искорки. На мой немой (и, боюсь, испуганный) вопрос, он молча показал мне взглядом на господина с перстнем. Я посмотрел туда же, и не мог не присоединиться к тихому заразительному смеху, который раздался над моим плечом: бедняга весь пошел красными пятнами. Может кончил, или его удар сейчас хватит?!?! Успокойтесь дяденька, все будет хорошо, и жизнь прекрасна!
Мальчик заторопился догонять своих родителей. Я подозвал официантку, попросил счет и вызвать такси.

Эпизод 3. Часть 1

Джип несся по заснеженной улице под сотню, через худо-бедно очищенное лобовое стекло не было видно практически ничего кроме расплывчатых пучков света фар встречных машин, шипованные колеса неуверенно «гуляли» по колее, музыка орала так, как будто мы участвовали в каком-то долбаном чемпионате мира по автозвуку, как минимум.

- Никита, - рявкнул я, убавляя звук, - какого хрена мы так несемся? Мы никуда не опаздываем!
- Не боись, - усмехнулся мне с места водителя устрашающего вида амбал. Поотвык в своих заграницах от экстремальной езды? Поди, как снег выпадает, и на работу не ездишь?
- Заткнитесь, господин великий знаток географии, - засмеялся я, - у нас снег лежит четыре месяца в году, да сбрось ты скорость, пенек, до отхода поезда еще пятьдесят минут - состав еще не подали. Чего мы будем сейчас по вокзалу тусовать?

«Устрашающего вида амбал», в отличие от его манеры вождения автомобиля, меня совершенно не пугал, я помнил его еще хорошеньким, чуть пухловатым мальчишкой на четыре года младше меня, который жил со мной в одном подъезде на этаж выше. Когда мы встречались на лестнице, он, как правило, выкрикивал в мой адрес какое-либо страшное мальчишеское ругательство, и, получив добродушный пинок под задницу, стремительно со звонким смехом уносился от меня прочь. Со временем, впрочем, я стал все чаще заменять пинок, на беглый щипок пониже спины, а то и пониже живота, что по-прежнему вызывало у Никитки безудержный приступ веселья и придавало недюжинное ускорение в направлении исходного движения. Вскоре я заметил, однако, что частотность наших случайных встреч существенно увеличилась. И как-то, когда ему уже было лет одиннадцать, моя рука, повинуясь подсознательному инстинкту, скользнула под резинку хэбэшных треников, а потом, не останавливаясь на достигнутом, и под тонкую ткань плавок. Никитос замолчал на полуслове, напрягся стрункой, но не сделал ни малейшей попытки высвободиться. Мы находились напротив моей двери, которую я уже успел открыть. Я подтолкнул мальчика в квартиру, а потом и в свою комнату – слава богу, дома никого не было – и в полном молчании сдернул с него всю одежду, причем он послушно поднял руки, когда я стягивал с него футболку, и помог мне со штанами, которые «застряли» в выправленных поверх носках. Затем, пока мои руки исследовали все его мальчишеские секреты, Никитка смешно, как ежик, сопел.
С тех пор наши встречи почти всегда заканчивались одинаково, пока через года полтора-два этот «подъездный роман» сам по себе не сошел на нет.

Позже, когда я уже учился на хореографическом отделении, а Никитос в своем техникуме, я зачастую пользовался, тем, что он, а точнее его папа, был обладателем супернавороченной аудиоаппаратуры, и постоянно компелировал у них дома музыку для своих курсовых и прочих композиций. Как-то, когда я был занят этим нервным делом, Никита, помогавший мне, вдруг спросил:
- День, а правда, что у вас в академии полно педиков учится?
- Полно-неполно, - пробурчал я, раздраженный, что меня отрывают, - но есть, как и везде.
- Слушай, а ты… ну, эта… пробовал с кем-нибудь из них?
Этот вопрос меня так рассмешил, что я выключил недозаписанную кассету.
- Ну, что ты, Никитос, - я тщетно пытался говорить серьезно. – Ты моя единственная гомосексуальная любовь, из всех мальчиков, которые мне встречались, я трахал только тебя!
- Ну уж… - Никита, кровь с молоком и уже почти на голову выше меня, весь пошел красными пятнами и смущенно улыбнулся, - уж не трахал… так…


С тех пор прошло много лет. За время моего отсутствия в стране Никитос вырос в здорового добродушного мужика с обманчиво бандитской физиономией, женился, родил двоих детей и стал директором и совладельцем крупной торговой компании, которая по иронии судьбы (мир тесен) стала нашим партнером в регионе. И вот теперь он подвозил меня на вокзал «не в службу (мне на время пребывания в городе выделяли служебную машину с водителем), а в дружбу».


Джип резко затормозил на стоянке перед вокзалом.

- Давай, Никита, пока, в конце следующего месяца опять подтянусь.
- Приезжай побыстрее, еще в кабак сходим.
- Угу, я еще после вчерашнего не отошел…
- Слабак, давай сумку тебе до вагона донесу!
- Заткнись, сопляк, - засмеялся я.

Тем не менее Никита поперся со мной до поезда, где я достал из сумки негнущимися от холода пальцами билет и пожал «провожающему» руку, причем моя ладонь утонула в его лапище. С облегчением я ступил с перрона в натопленный вагон и… офигел…

Эпизод 3. Часть 2

С облегчением я ступил с перрона в натопленный вагон и… офигел…
В узком коридоре, выстроившись в ряд, прижавшись к перилам и, тем не менее, мешая пробирающимся к своим купе пассажирам, стояла… красота…
Красоту, собственно, воплощали собой человек двадцать мальчишек лет 11-13, загромоздившие проход своими сумками и чем-то вроде шестов и обручей в чехлах. Ко всему прочему они еще и пытались перемещаться от окна к окну, раздавали друг другу тычки и подзатыльники и беспорядочно галдели вопреки отчаянным призывам какой-то женщины из другого конца вагона, видимо, руководителя, стоять смирно и не кричать.

У меня был билет в третье купе, в связи с чем я добрался до места почти без потерь (основные баррикады начинались дальше), если не считать того, что пацан, стоявший напротив моей двери, при моем приближении резко дернулся от пытавшегося дать ему сдачи приятеля, запнулся о свою сумку и рухнул прямо на меня. Я, правда, успел среагировать и, уронив свою сумку, поймал его, предотвратив тяжелые телесные повреждения. Но, как оказалось, расслабился я рано, т.к. сразу вслед за пацаном прямо мне наголову свалился шест, который тот, видимо, типа должен был держать. Металлический, - определил я автоматически, - хорошо, что не сильно, да и чехол смягчил удар. Вернувшись к реальности, я обнаружил, что вся гоп-компания замерла, наблюдая за нашими акробатическими трюками, а мальчишка, которого я держал практически на весу, смотрит на меня своими светло-карими глазами испуганно-отчаянно.

- Привет, - все, что я нашелся сказать, водружая его на ноги и вручая обратно злополучный шест.
- Здрасьте, извините, - промямлил пацан.
- Ничего, только когда в следующий раз будешь на меня прыгать, предупреди заранее, а шест постарайся уронить на любую другую часть тела, только не на голову…
- Извините, - повторил мальчик, смущенно улыбаясь, и тут же поморщился – на губе у него была ранка, которая от улыбки лопнула и оттуда начала сочиться кровь. Из остального «собрания красоты» послышались облегченные смешки.

Я подобрал свою сумку и вошел в купе. На нижней полке уже расположился какой-то дедулька, который, пока я устраивался и переодевался, просветил меня, что это «безобразие» в коридоре (вот она, теория относительности в действии) – детская акробатическая группа. Билеты покупали в последний момент, поэтому у них у всех верхние полки, так что они ждут, пока все рассядутся, а потом их распределят по купе «со всеми их железяками». Затем дед перешел к подробному изложению цели и перспектив своей поездки периодически прерываясь, чтобы выразить свое возмущение «орущими засранцами» (тишина после ЧП с шестом и с моей головой продержалась максимум секунд сорок), что меня совершенно не заинтересовало, и я, дождавшись паузы в монологе, схватил сигареты и зажигалку и отправился покурить в нерабочий тамбур.

«Мой» акробат встретил меня в коридоре робкой улыбкой, как старого знакомого. Я подмигнул ему и отправился по направлению к тамбуру, опасливо косясь на шесты и успокаивая себя тем, что «пушка два раза в одно место не стреляет». Впрочем, и остальные пацаны при моем приближении старались вести себя поспокойнее, считая, видимо, что я свой сегодняшний лимит ударов металлическими предметами по голове уже выбрал.

Пока я курил, поезд, наконец, тронулся, и на обратном пути я застал в коридоре вавилонское столпотворение. Бедная руководительница распределяла мальчишек по купе, а они спорили, переругивались, хаотично менялись, причем все передвижения осуществлялись с сумками, обручами и злополучными шестами. Пройти на место в этом дурдоме не было ни малейшей возможности, и мне ничего не оставалось, как стоять в конце коридора и наблюдать. Вскоре я заметил, что мой новый знакомый (он к этому времени стянул шапку и оказался светло-рыжим и взъерошенным) оставался несколько в стороне от всей этой суматохи. Можно было бы сказать, что он спокойно ждал, когда и его «определят», если бы он при этом не поддразнивал и не подпинывал своих товарищей. В результате, когда у меня, наконец, появилась возможность вернуться в купе, он и еще пара-тройка пацанов все еще оставались в коридоре.

Одновременно со мной в купе вошла проводница, которая быстро проверила у нас с дедом билеты, «вручила» постельное белье и со вздохом отправилась дальше. Привычный уже к поездам, я быстро постелил себе, помог кряхтящему соседу, и только бухнулся на полку с книжкой, как дверь распахнулась, и … в наше купе гордо вступил «рыжий» с шестом (боже ж ты мой!) наперевес. Причем, что он собирался делать дальше, было совершенно непонятно, т.к. в одной руке у него была сумка, которую он никуда не мог поставить, в другой шест, который не позволял ему даже повернуться.

- Давай помогу, - я встал с полки, сжалившись над мальчишкой с одной стороны, и во избежание дальнейшего членовредительства с другой.

Забрав у него сумку, я засунул ее в верхнее багажное отделение и взялся за шест. А вот с этой дурой у меня ничего не выходило, я пытался пристроить его наверху и так, и так, но гадский снаряд все равно норовил упасть. Наконец, когда пацан уже снял и повесил куртку, нам худо бедно удалось засунуть долбанный атрибут под мою полку.

- Вообще-то он почти в два раза длиннее, это он просто сложенный, - гордо заявил рыжий.
- Это, безусловно, успокаивает, - заверил его я.
- Как тебя зовут-то? – промямлил вдруг со своего места наполовину заснувший уже дед.
- Ярррик, - прорычал мальчишка и ловко сиганул на верхнюю полку (акробат, млин!).

Я вторично принял горизонтальное положение с книжкой, но почитать в эту поездку мне, определенно, было не суждено.

Эпизод 3. Часть 3