Заснеженный декабрьский Санкт-Петербург в этот вечер казался совершенно пустынным. Впечатление было обманчивым - то здесь, то там слышался лай собак, громкий хохот, перезвон колокольцев на сбруе мчавшейся пролетки... Впечатление дополняла холодная манная крупа, щедро сыпавшаяся с белесого неба. Звезды скрылись за облаками, лишь луна подглядывала хитрым желтым глазом за копошащимися в мелкой рождественской суете людишками. Наступавший одна тысяча девятьсот пятый год казался полным надежд и счастливых предчувствий.
Я поднялся по ступенькам трактира, намереваясь покинуть сей гостеприимный полуподвальчик, затянутый тяжелым табачным дымом и винным перегаром подгулявшего люда.
Но глотнуть свежего морозного воздуху мне помешали. Нога в черном сафьяновом сапоге встала на поручень и преградила путь.
- И куда торопимся, барин? Давай еще по маленькой, а? Пойдем, пойдем, не то обижусь вконец!
Пьяный краснолицый купчина стоял на лестнице подбоченясь и чуть покачиваясь. От него разило таким букетом, что я невольно поморщился, чем тут же вызвал недовольство собеседника.
- А, так ты брезгуешь? Мной, купцом второй гильдии, Семеном Стрешневым, брезгуешь?! Дак я ж тебя...
Купец широко размахнулся, занося громадный кулак, но я даром что на вид неповоротлив - шустро присел и отклонился чуть в сторону.
Купец не удержался, по инерции пролетел над моей головой и сверзился на пол с тяжелым грохотом.
Не став ждать, пока он поднимется, я запахнул бобровый воротник, нацепил шапку и поспешил на улицу - подальше от шумной пьяной подгулявшей толпы.
Двух рюмок смирновки мне было вполне довольно, благодатное тепло разливалось по телу и все вокруг казалось зимней сказкой. Даже эта пьяная купеческая морда...
Извозчик, мирно дремавший неподалеку, окликнул:
- Барин, извольте проехаться? Мигом домчу!
Я влез в заскрипевшую пролетку, откинулся на холодную спинку сиденья и сказал:
- Вези на Третью Басманную... Да не торопись ты, а то еще ненароком в снег выбросишь...
- Будьте покойны, барин, такого со мной отроду не случалось! - весело ответил извозчик, свистнул и огрел кобылку кнутом.
Колокольчик залился разудалой трелью, пролетка закачалась и ветер ударил в лицо. Сдвинув шапку на глаза, я задремал...
- Куды прешь, тудыть твою!.. Вот я тебя кнутовищем-то вытяну! - заорал извозчик, намереваясь соскочить с козел.
Я спросонья ничего не мог разобрать и пытался хоть что-то разглядеть.
Лошадь громко ржала, выражая возмущение, и гарцевала, рассекая лет копытами. А прямо у ее морды испуганно сжался в тугой черный комок чумазый пацаненок. Он со страху даже не догадался отбежать в сторону и в любую секунду мог попать под удар копыт.
Извозчик передумал спрыгивать, решил взять глоткой.
- Да отойди ж ты в сторону, болван эдакий! Не видишь, что ль, барин едут!
Мальчик не шевелился, он словно вмерз в тонкую ледяную корку, что покрывала тракт.
Смутное душевное беспокойство помешало мне оставаться равнодушным. Я хлопнул ямщика по плечу и сказал:
- Ты, друг, придержи лошадку. Чтоб мальчонку не придавила, неровен час.
А сам ступил на подножку и прыгнул на землю. Чуть не поскользнулся... Будь оно все неладно...
- Ну, где ты там? Поднимайся давай... Да не бойся, никто тебя не тронет.
Я склонился над неподвижным мальчишкой, взял его за локоть и осторожно потянул вверх. Мальчик всхлипнул, поддаваясь.
- Вот так, вот так, - приговаривал я. - Не спеши, все хорошо... Ты где живешь? Пойдем, я тебя домой провожу...
- Нихде я не живу, - вдруг хрипло сказал мальчик. - Приютский я.
- Вот как? Ну... Ну давай в приют отведу. Где он, адрес помнишь?
Мальчик дернулся, словно раздумывая, сбежать или погодить.
- Не пойду я обратно... Вы не знаете... Не хочу!..
Разговаривать на дороге, постепенно замерзая, мне совершенно не улыбалось.
- Вот что... Садись в пролетку, поедем ко мне. Там отогреешься у камина, чаю выпьешь, да и решим твои загадки. Согласен?
Вместо ответа мальчик молча занял место позади извозчика. А я, усмехнувшись про себя, сел рядом.
- Поехали, милейший. Надеюсь, больше под твою лошадь никто не сунется?
Извозчик пожал плечами, свистнул и пролетка тронулась с места.
Мальчуган приткнулся ко мне теплым комочком. Я даже через толстый мех шубы чувствовал его напряженное дыхание. Я поглядывал на него искоса, пытаясь определить, кто же все-таки «напросился» ко мне в попутчики.
Облезлая кроличья шубейка почти не держала тепло, шапка из незнакомого науке зверя была великовата и болталась на ушах. Сапожки… Его обувь назвать сапогами можно было лишь с большой натяжкой. Н-да… Одежка явно не для зимних морозов…
- Приехали, барин. Извольте расплатиться, - сказал извозчик, повернувшись в полоборота.
- Надо же, так быстро доехали. Я и не заметил даже, - похвалил я и сунул в широкую ладонь двугривеный.
- Благодарствую, барин! Счастливого Рождества! - крикнул мужик и умчался, словно и не бывало.
Улица осталась тихой и пустынной.
- Ну вот, приехали… - сказал я мальчику, неловко приобняв за плечи. - Пойдем в дом.
Мы поднялись на крыльцо и я постучал. Тяжелая резная дверь, кованая железом, нехотя приотворилась и наружу выглянул заспаный дворник. Матвей широко зевнул и лишь затем поглядел на меня.
- А, господин художник... Где ж вы были весь вечер, к вам тут господа приходили, разыскивали.
- Это заказчик, завтра я к нему сам наведаюсь. Впускай нас уже, видишь, продрогли совсем.
Матвей распахнул дверь настежь, посторонился. С неодобрением поглядел на мальчика, на его неопрятную одежонку, но промолчал. За это я наградил дворника, дал целый рубль.
- Благодарствую, - степенно сказал он. - Ежели что, зовите, господин художник. Я в дворницкой, неподалеку.
И он многозначительно покосился на моего гостя - мол, знаем таких, неровен час, стащит чего-нибудь.
Я подтолкнул зазевавшегося мальчишку в спину.
- Шагай смелей, это он только на словах строгий, не тронет.
Поднявшись на второй этаж, мы вошли в стылое помещение, где с некоторым трудом разместились шкаф, широкая кровать, пара стульев и мольберт с прикрытым занавесью незаконченым полотном.
- Ты не смотри, что холодно. Сейчас камин натопим, прямо лето будет. Помоги мне дрова поколоть.
Мальчик с готовностью подскочил к вязанке, сложеной в углу, вытащил полено и тяпнул по нему топором. Полено раскололось с первого же удара.
- Ловко у тебя выходит! - удивился я. - В приюте наловчился?
- Ага. Там без этого не прожить, позамерзаем.
- Давай хоть познакомимся. Меня Александр Николаевич зовут, а тебя?
- Мирчо, - ответил мальчик, не прекращая своего занятия.
- Мирчо? Странное имя. Ты не цыган ли?
- И вовсе нет. Это у нас в приюте один молдаван был, воспитатель. Вот он и назвал, потому что я смуглый, как у них там в Молдавии все пацаны.
- А я-то думал, это ты просто не умывался давно! - рассмеялся я. - Ну, хватит, хватит, а то ты на всю зиму мне дров наготовишь!
Я забросил в камин несколько поленьев, сунул внутрь зажженную лучину и вскоре полутемную комнату озарили розовато-алые отблески пламени.
- Снимай шубейку и садись отдыхать, устал, смотрю.
Мирчо сбросил шубку и свалился на стул, свесив натруженые руки. Его чумазое подвижное личико вновь посетила какая-то печаль.
- Сейчас поесть приготовлю, - сказал я, чтобы развеять волну накатившей грусти. - У меня вот тут ветчины кусок, пирог с печенкой, чай вскипятим, вот и будет ужин.
Мальчик оставался безучастным, словно я говорил не о еде, а о вчерашнем выпавшем снеге. Но я ведь вижу, что наверняка голодный!
- Небогато вы живете, - сказал он вдруг, внимательно осмотрев мое жилище.
Я чуть не выронил горячий чайник из рук.
- А ты решил, что я миллионщик? Нет, брат, художники много не зарабатывают, пока знаменитыми не становятся.
- Понимаю... - вздохнул Мирчо. - Ну да ничего, вон у вас картину купят, вот и будет заработок.
- Иди к столу, малыш, пока чай горячий, - прервал я его мудрые речи.
Мальчик шустро поднялся, передвинул стул поближе. Я выложил перед ним на тарелку ломоть румяной ветчины, кусок пирога и налил в кружку ароматного чаю.
Вдруг мальчишка побледнел - это было заметно даже на его смуглой рожице - внимательно посмотрел на еду и брезгливо отодвинул тарелку в сторону.
- Что случилось? - забеспокоился я. - Не нравится? Попробуй хотя бы, ветчина свежая, утром покупал, с чесночком, с перчиком, пальчики оближешь! И пирог ничем не хуже. Ешь, ты ведь голодный!..
- Спасибо вам, но я просто чаю выпью. Мне совсем есть не хочется, правда.
- Может, ты стесняешься меня? Так я ведь от души, Рождество ведь как-никак.
- Я только пирога кусочек съем, мне и хватит.
Я решил не настаивать, захочет - сам возьмет. Отошел к камину, поелозил там кочергой, разворошив прогоревшие угли, подкинул дровишек. А когда вернулся к столу, пирог, который я положил мальчику, уже исчез. Вот и славно!..
Мирчо допивал чай, а я принялся расспрашивать:
- А почему ты убежал-то? Может, тебя обратно отвезти? Зимой ведь пропадешь на улице, замерзнешь.
- Не пойду назад. Там такая тоска-а... Бьют все, кому не лень. А кормят как... Лучше и не вспоминать... У нас в эту осень многие поубегали.
- Да-а, дела... - признаться, я не был удивлен таким раскладом. Про порядки в подобных богоугодных заведениях был наслышан. Но что делать с этим найденышем? Содержать его я не в состоянии, сам еле перебиваюсь случайными работами. Ну да Б-г не зря под Рождество подготовил мне эту встречу, продержимся до весны, а там поглядим.
Мальчик тем временем стал клевать носом, его разморила разлившаяся по комнате жара.
- Я тебе вот здесь постелю, на стульях.
Я составил пару стульев вместе, положил на них шубу и подушку.
- Ложись. Утром в баню тебя сведу и одежду надо купить получше.
Мирчо поднялся, не разлепляя глаз, прошел к «царскому» ложу и лег. Немного повозившись, устроился поудобней, притих. Только еле слышное сопение раздалось из-под накинутого одеяла.
Я кинул в камин очередную порцию дров, на ночь, и тоже лег в кровать. Интересно, сколько ему лет? - глядя на свернувшегося в клубок мальчишку, попытался угадать я. Двенадцать? Да, похоже на то. Мелковат он, вряд ли старше. Несладко ему пришлось, намучился, видимо... Ничего, бывает и похуже.
С этими мыслями и пришел ко мне сон...
Я проснулся посреди ночи - мальчишка рыбкой скользнул ко мне под одеяло. Замерз, должно быть. Ну, пусть погреется, мне не жалко. Я чуть подвинулся, освобождая место. Но Мирчо настойчиво прижимался ко мне, горячо дыша в щеку. Чего это он?
И в тот же миг острая боль пронзила шею. Я, не сдерживая сил, оттолкнул мальчишку. Да так, что он пролетел через полкомнаты, опрокинув навзничь стул, и приземлился у камина, ударившись спиной в стенку. Грохот стоял такой, что проснулись покойники на ближайшем кладбище. Да еще в ушах звенел гитарной струной мой собственный крик.
В дверь послышался дробный стук, кто-то барабанил кулаком.
С опаской поглядывая на съежившегося мальчишку, я отворил дверь. В комнату протолкнулся Матвей, повел нечесаной бородой туда-сюда, осматриваясь.
- Что это за шум у вас, Лександр Николаич? - подозрительно спросил он. - Батюшки! Да у вас никак кровь? Так и хлещет! Это вас пащенок порезал?! Вот я счас за городовым!..
- Погоди, Матвей, все в порядке. Это я краску пролил, а мальчонка и ни при чем вовсе, - проговорил я, зажимая рану платком.
- Краска? Ну-ну... Нешто я кровь не видал... Воля ваша, господин художник. А только я выбросил бы сорванца на улицу, от греха подальше.
- Куда ж выгонять в ночь, замерзнет ведь. Не по людски это.
Но дворник уже потихоньку сдавался. Я мягко подталкивал его к выходу, протягивая несколько монет.
- Ты не говори, чего тут видал, ни к чему это, - попросил я. - Я уж пригляжу за мальчишкой, он беды не натворит.
- Воля ваша... - сказал Матвей, глянул строго на мальчика, повернулся и вышел.
Я крепко прикрыл за ним дверь, дернул засов и лишь затем схватил полотенце, потому как платок уже пропитался кровью и стал скользким.
- Поди сюда... - мягко сказал я. - Помоги...
Мальчишка нерешительно подполз ко мне, прямо на четвереньках. Прижал грязными ручонками полотенце, чуть затянул.
- Да не придуши меня ненароком!
- Ой... Я не хотел...
- Ты... Ты это чего удумал?
Я с нескрываемым ужасом смотрел, как Мирчо слизывает с пальцев кровь.
Он понуро свесил голову.
- Рассказывай давай, кто ты есть такой! - настойчиво сказал я, разжигая фитилек керосиновой лампы.
Шея побаливала, но боль стала тупой и ноющей. Надо бы водкой залить...
Мальчишка не решался начать рассказ и я подошел к шкафчику. Вынул бутылку, поставил на стол.
- Ладно, сейчас фельдшером побудешь. Ступай сюда. Вон с той наволочки оторви полосу да смочи водкой.
Мальчишка шустро выполнил мою просьбу и сунул влажный тампон. Я, шипя сквозь зубы, прижал его к ранке. Замотал поверх еще одним куском ткани. Ладно, до утра потерплю, а если разболится, то придется в больницу сходить. Так чем же это он меня полоснул все-таки?
- Чем ты меня ударил? - спросил я вслух.
- Ничем... Зубами...
- Бред какой-то... Зубами?! Но зачем?!
- Есть хотел...
Я даже перекрестился. Он что, вурдалак, получается?! Да нет, этого не может быть... Не могу поверить...
- Погоди, давай разберемся, - сказал я и сел на постель. - Рассказывай все, да только правду говори.
Мирчо отошел от меня подальше, на всякий случай. Сел у остывающего камина, бросил внутрь поленце. И лишь затем начал:
- Я... Ну, как сказать... Я только кровь могу пить, а обычную еду не могу есть.
- Ты же пирог вчера съел? - прервал я тут же.
- Не, вот он, - мальчишка вынул из кармана пирог, весь в налипших грязных крошках.
- Понятно... Ну, и где же ты... хмм... питался?
- Поначалу, в приюте, у пацанов, когда они спали. Я выбирал тех, кто крепко спал, не просыпался. А утром они думали, что это крысы... А когда сбежал, то у пьяных. Они у кабаков иногда попадались, вечером. Или на рынке - там крестьяне, что товар не успели распродать, ночевать оставались, прямо у прилавков. Если тихо подкрадешься... Но собаки могли почуять, тогда сразу бежать!..
- И... что же, ты... до смерти их... это самое?... - у меня слова встали в горле.
- Нет, что вы! Я только чуток пил, совсем немного!
- И хватало?
- Если у двух-трех, то хватало.
У меня голова шла кругом. Слышать такое и понимать, что это взаправду, было сверх всяких сил. Но и не верить у меня повода не было.
Тем временем мальчонка как-то странно осунулся. Речь стала бессвязной, руки мелко-мелко задрожали. Я подобрался к нему поближе, склонился.
Голова мальчика откинулась назад, глаза закатились.
- Ты что?.. Мирчо, что с тобой? - тряхнул его за плечо.
- Живот сводит... Я уж пятый день не ел... Никого найти не мог, все от морозов попрятались... Наверное, помру сичас...
Теперь я и правда перепугался. В моей комнате умирающий от голода мальчик, а я ничего не могу сделать! Куда бежать ночью? Утром можно было бы к мяснику - нацедить бычьей крови. Но сейчас? И медлить нельзя... Что же делать?..
Жуткая по своей простоте мысль молнией пронзила мой мозг. Я рывком закатал рукав и протянул мальчишке.
- Пей!
Таких глаз я еще не видал... Широко раскрытые, донельзя удивленные и вместе с тем по-детски наивные... И синие-синие, даже при свете керосинки. Кто выдумал, что у вампиров красные глаза?..
Пожалуй, я напишу его портрет. Завтра, прямо поутру...
Не в силах сопротивляться, мальчик склонился к локтевому сгибу, обдал горячим дыханием. Я отвернулся - такое отвратительное по своей сути зрелище не для моих нервов. Через мгновение острые маленькие клыки прокусили вену. Я стиснул зубы, чтобы не закричать вновь. Терпеть, терпеть... - приговаривал я сам себе... Шершавый язычок гулял по коже, мальчишка звонко переглатывал.
А любопытство все же взяло верх - я с некоторой осторожностью повернул голову обратно.
Лохматая, давным-давно нестриженая и немытая макушка... И тоненькая шейка, беззащитно-светлая... Я поддался первому душевному порыву и положил ему на затылок свою ладонь. Мальчишка вздрогнул, оторвался от страшного «завтрака», поднял лицо...
Губы неестественно-черного, почти шоколадного, цвета растянулись в улыбке.
Не обращая внимания на открытую рану, из которой сочилась венозная кровь, я прижал Мирчо к себе...
Не знаю, что будет дальше, но одно я знаю наверняка - никогда не брошу этого несчастного в своей сущности ребенка. Пусть нам грозят люди и церковь, царь и полиция, мы всегда будем вместе.
ВСЕГДА!
©Кирилл
