От автора: Хочется сказать несколько слов по поводу сюжета. Это первое моё произведение, в котором нет никакой фантастики, мистики или магии. Это важно знать тем, кто уже читал мои повести, чтобы не возникало неправильных выводов по ходу чтения... Что касается времени и места - я специально не стал привязывать события к конкретному городу, чтобы каждый мог представить что-то своё. Скорее всего события этой книги происходят в конце восьмидесятых - вначале девяностых, так как в это время могло произойти совершенно всё, что угодно... Еще кое-что - на счёт названия, дело в том, что в 2009-ом году, когда я стал писать эту повесть, слово "братишка" еще не было испохаблено современным обществом и произносилось мной даже с некоторым трепетом... Изначально я планировал написать повесть, но герои не дали всё так быстро закончить. Так что получился небольшой роман.
Братишка.

15.02.2009

Волны прячутся друг за дружкой, подныривают и снова выкатываются из глубины, как дельфины - поблескивают темно синими спинами. На мели, где вода из глубинно-зеленоватого красится в желтый, вдруг, поднимаются и с игриво-устрашающим рёвом несутся к берегу. Полированные многовековой игрой камушки дружно бросаются навстречу пенной лавине, прыгая, кувыркаясь, подскакивая. Противостояние длиться какие-то мгновения, тысячи ярких искр взмывают вверх, волна недовольно шипит, тянется к заветной черте, лижет мокрый песок, но останавливается в каких-то сантиметрах от моих босых ног. Я весело шевелю большими пальцами, надсмехаясь над морем. На место старой волны вкатывается следующая - такая грозная и высокая, но вот уже, едва дыша, шипит миллионами пузырьков возле моих ног, отступает.
Порыв тёплого солёного ветра надувает крутку у меня за спиной будто парус. Я едва успеваю прижать кепку к голове. Лицо обвеяло влажным облаком микроскопических брызг. Я скольжу стремительным взглядом по пустынной песчаной полосе пляжа, огибающей залив золотистым полумесяцем. Обычно тающие в голубой дымке жаркого дня, сегодня чёрные клыки прибрежных скал видны отчётливо и ясно. Прямо над ними нависает, мигающая пурпурными сполохами молний, густая сиреневая туча. А над морем небо чистое - ни единого клочка ваты. Только крикливые чайки быстрыми зигзагами мечутся от воды к небу.
Я сжимаю в кулаке горсть сухого песка, встаю в полный рост, взгляд снова устремлён на развеселившееся, взбудораженное море. Особенно большая волна наконец дотягивается до моих ног, приятно скользит по щиколоткам. Это уже не важно, я не могу сдвинуться с места, внутри все как-то непонятно, необычно, ново.
Братишка. Я шепчу это слово, будто боясь произносить вслух, будто боясь разбить хрупкую реальность, будто боясь проснуться... Шершавое какое-то "Бра" и мягкое, улыбчивое "тишка" - что-то маленькое и нежное... Или все-таки брат? Старший брат. А какой он? Большой, сильный? Или...
Песок в моей руке весь вытек, но я так и стою со сжатыми пальцами, провалившись в глубину собственных мыслей и чувств. Волны уже замочили сползшую с колен, завернутую штанину.
...В голове мелькают десятки лиц, я пытаюсь увидеть своего брата. Но всё расплывчато, нечётко, в тумане. Я не могу ощутить не могу рассмотреть, я только знаю, и даже зная, все равно не верю, чувства обернулись чем-то другим...

Я бежал напрямик через покрытое одуванчиками поле. Царапина неприятно щипалась за коленку, будто живой красный - размером с копейку клоп. Это ерунда, но все равно я старался не смотреть, взглядом тут не поможешь, главное побыстрей забинтовать и вернуться. Горим же, горим!
Старая дощатая калитка негодующе скрипнула под ударом моей ноги.
- Во носится как угорелый! Лёша!
Я шмыгнул мимо согнувшейся над грядкой бабушкой, уворачиваясь от хлестких лап сирени. Колонка завизжала высохшей утробой, забурлила где-то далеко в недрах.
"Проклятье!"
- Ба, принеси какой-нибудь бинт. - крикнул я через плечо.
- Ободрался? Вот беда-то. - бабушка за моей спиной загремела лейкой, споткнулась наверное. Я надрывая плечо, дергал проржавевший рычаг, но вода все никак не хотела литься из дурацкой колонки.
- Да ерунда. - бросил я, отводя нос от пыльной кровавой коленки. - сейчас отмою и завяжем. - я перевел дыхание, утирая локтем пот с переносицы, - сперва подорожник прилепил, да снова грохнулся - грязь, неприятно.
- Сейчас-сейчас, Алёшенька. Татьяна! - протяжно окликнула бабушка.
Мама почти сразу появилась на крыльце, выглядела она как-то хмуро, даже раздраженно как будто.
- Что ещё?!
- Татьяна бинт неси и йоду, будем дитё твое врачевать.
- Не надо йоду. - умоляюще хныкнул я. Не потому что боялся боли, а лишней возни не хотелось. - Горим же!
- Кто горит, где горит? - изумилась бабушка.
- Да в футбол горим. Ноль три уже!
Вода - ржавая, мутная, наконец-то хлынула из кашляющей колонки.
- О Господи. - развела руками мама. - Марфа Васильевна, залепите царапину пластырем и прогоните это чучело вон.
Это она, так, любя, называет меня то чучелом, то недотепой, то "кошмаром моим", да как только не выдумывает.
- Но Танечка, могут же микробы...
- Ба, перестань! - умоляюще взвыл я.
- Разбирайтесь сами, - хмуро произнесла мама, будто что-то вспомнив, - других проблем хватает. - она скрылась за виновато скрипнувшей хлипкой дверью. Бабушка недовольно забурчала, негодуя по поводу чьего-то там воспитания, я уже не слушал, сам влетел в дом следом за мамой, загремел пузырьками на полке. Да где же этот бинт? Вихрем пронесся через гостиную, схватил бутылку газировки, приложился от души. Изнутри по телу потек приятный холодок, сразу понял, как мне было жарко. Утерев губы, сделал ещё один глоток, брякнул бутылку и понесся назад. Только теперь я заметил, молчаливо сидящих по разные стороны стола маму с папой, они неотрывно следили за моими передвижениями.
- Что? - приподнял я бровь.
- Алексей, - сурово сказала мама, - иди гулять.
Алексей - ого! Лучше не спорить, пусть без меня тут ругаются-мирятся. Я вихрем пронесся мимо обеспокоенной бабушки, ловко увернувшись от ее, готовых забинтовать меня в Тутанхамона, рук.
- Ба, уже всё, не течет. - крикнул я через плечо.
- К обеду-то будешь?! - жалостливо закричала она с крыльца вдогонку.
- Не знаю!
...К обеду я не был, пришел домой поздно вечером, когда и ужин уже остыл. В футбол гоняли, потом купаться пошли, загорали, ныряли с пирса. Вода ещё не прогрелась как следует, весна все-таки... Да у нас на юге весна, как у всей страны лето. К вечеру, правда, стало немножко зябко, ребята плавно разошлись по домам - перекусить чем попадется да снова гулять. Уже слышалась музыка с танцплощадки возле клуба, но я туда не часто ходил. Мы с Яриком и Эдиком обычно направлялись к прудам за виноградники, там костер, гитара, народ спокойный - друзья все... В этот раз не получилось.
Бабушка встретила меня обиженным "Холодное все давно". Да мне-то что? Главное, чтобы пузо набить, проголодался как обезьяна в тайге. Быстро напихав в рот чуть теплой картошки и хлеба, залил пищу компотом и, загремев тарелкой, побежал в свою комнату переодеваться.
- Алёша, ну помыл бы за собой. Что тут, одна тарелка...
Я влетел в свою темную уютную комнатку, зажег светильник на столе, безошибочно нащупал в куче одежды плотную куртку. Мне вдруг стало как-то спокойно, куда я собственно так несусь, все равно Ярик пока раскочегарится, уже комары сожрут - ждать его. Я огляделся, хотя глядеть-то было не на что, темень вокруг, только светильник бьет в глаза колючим светом тихо жужжащей лампочки. Но я настолько хорошо знал каждый сантиметр своей "берлоги", что не сразу сообразил, что ничего не вижу. Тут царил творческий беспорядок - "Бардак какой Алёша", но я точно знал, где сегодня какая вещь находиться. Если что и терял, так это дневник с домашним заданием.
Внезапно дверь осторожно приоткрылась, и в комнату заглянул папа, как бы спрашивая разрешения зайти. Странно, обычно он вел себя гораздо уверенней. Папка у меня веселый, активный, только поспорить любит с кем-нибудь, да так, что чуть ли не до ругани доходило.
- Пришел? - спросил он просто, чтобы начать разговор.
- Угу.
- Я присяду?
- Садись. - я растеряно кивнул, подвигаясь в сторонку. Диван знакомо скрипнул своими старыми "пружинностями".
- Тут такое дело... - неуверенно поморщился папа, поправляя очки, - поговорить надо, как бы так выразиться...
- Что ещё? - нахмурился я, сдвинув брови. - лодку опять продать хотите? - Я приготовился надувать губы и изображать капризного маленького ребенка.
- Да нет, Лёш, - отмахнулся папа, будто от ерундовой мошки, - тут дело куда серьезней.
Я сглотнул. Уж не умер ли кто, или...
- Что? - испуганно спросил я.
- Да ты не бойся. - Его рука незаметно скользнула за моей спиной, мягко опустилась на плечо. - Ты уже мальчик большой, - с неожиданной бодростью продолжил он, - должен понять. В общем... мы ведь с мамой не всегда были муж и жена. - А чего тут понимать-то? Я молчал, только глаза прищурил от напряжения, у меня всегда так было с глазами. - Ты не подумай, я на маме женился, потому что любил ее очень-очень сильно... и сейчас люблю. Ну пока молодой был глупый...
- Да ты и сейчас молодой, пап. - брякнул я сдуру. Его рука на моем плече дернулась. Папа нервно заулыбался. Вообще-то сейчас его лицо в изломанных тенях полумрака не казалось молодым... очки эти ещё... но я никогда не думал, что мои родители старые.
- Ты, надеюсь, знаешь, откуда берутся дети? - внезапно спросил он. Я ничего не ответил, выжидающе притихнув. Конечно я знал, но, если честно, без всяких этих там подробностей. - Ну так вот ещё до того как ты родился, - продолжил папа, краснея видимо ещё больше меня. Хорошо, что мы в темноте сидим. - я гулял с другой женщиной... Маму я ещё не знал.
Мы одновременно вздрогнули, когда дверь в комнату быстро отварилась и так же быстро закрылась. Это была бабушка. Папа сбился с мысли.
- Ты гулял с другой женщиной. - пробурчал я, подгоняя его. Пока что было не очень понятно, к чему он ведет этот не очень приятный разговор про всякие интимности.
- Ну и, - многозначительно развел руками папа, - она как в декрет ушла, сразу мне на шею села. И знаешь, будто подменили ее, стала сущим дьяволом. Да я, признаться, ее никогда особенно не любил, а уж она меня... а! - папа отчаянно рубанул воздух ребром, вспыхнувшей на миг в лучах светильника, ладони.
- Ладно, пап. - пожал я плечами. - Я пойду гулять? Меня ждут уже, наверное.
- Да подожди ты, никуда твои друзья не убегут. - раздраженно... нет, даже скорее раздосадовано выпалил он. - Я ещё не закончил. - продолжил он уже мягче. - Ты ещё не понимаешь, я смотрю, ничего, а уже собрался бежать неизвестно куда, скакать там в темноте по канавам... В общем не сошлось у нас с Маргаритой - это так ее звали, разругались в пух и прах, и она уехала в Москву, ничего мне даже не сказав, не предупредив. - Папа сделал паузу. - Ну а потом я встретил маму. - закончил он свое непонятное повествование.
Мы молча сидели в полумраке, не зная, что дальше. Только на заднем плане слышался звук телевизора. Папа наверное ждал от меня какого-то вопроса.
- Понятно. - протянул я, ничего на самом деле не поняв.
- А недавно Маргарита умерла. - вдруг прошептал он. Я съежился, сразу стало нехорошо. Вроде бы ничего не случилось, и не знал я Маргариту эту, но каждый раз слыша слова: смерть, гроб, покойник, похороны я приходил в тихий ужас. Что-то это было не из моего мира, не из моей вселенной. - Ты понимаешь? У нее никого не было больше. - Я кивнул. Папа задумчиво и тоскливо молчал. Его очки отражали оранжевый свет, блестя двумя круглыми бляхами. - Мама так злиться, ну, конечно, я виноват. - наконец продолжил он. - А ты как считаешь?
А что я могу считать, это было какие-то тысячи лет назад, ещё до моего рождения, что тут виноватых-то искать?
- Не знаю. - пробурчал я.
Папа зашуршал какой-то бумажкой, и в следующий миг моей ладони коснулся конверт со знакомой синей маркой, изображающий колхозницу и рабочего, скрестивших серп и молот. В уголке сознания я отметил, что видел уже этот конверт днем, когда забежал промыть царапину.
Я пересел на стул - поближе к свету. Наверное, как только я задумался о колене, оно обо мне тоже вспомнило, сразу начав щипаться и почесываться. Я открыл конверт.
"Пятёркину Владимиру Алексеевичу от директора краснодарского интерната для сирот Иванова Василия Петровича.
Сообщаем Вам, что Кирин Дмитрий Владимирович поступил в наш интернат, на основании потери единственного опекуна в лице Кириной Маргариты Сергеевны..."
Меня будто по голове огрели. В глазах потемнело, строки поплыли, расслоились, понеслись, замелькали жгучие черные точки. Я наконец все понял - разом, мгновенно! И почему папа так смущался, и что такое декрет, и даже откуда дети берутся. Какой я дурень! На миг перед глазами вспыхнули, пронеслись ускоренным кинофильмом все картины будущих событий - кричащая мама, опущенная голова отца, мой упрямый взгляд и долгое невыносимое ожидание.
Как это удивительно! Я прочитал какие-то две строчки, и мир вокруг вспыхнул новыми красками, изменился - приобрел совершенно новую форму... Думая уже о другом, краем сознания я продолжил читать письмо.
"...Просим Вас, как единственного родственника ребенка, прибыть в интернат по адресу: Проспект 50-тилетия Октября, д.28, для оформления документов на усыновление. В случае Вашего отказа от отцовства, ребенок будет переведен в Ростовский детский дом N 2".
Я продолжал держать перед собой эту чудесную бумажку, хотя я мог успеть прочитать ее десяток раз, но я ещё не подобрал слов, и папа, терпеливо ждал моего комментария, чуть слышно дыша за моей спиной.
Я иногда задумывался - не в серьез, так мимолетом - как вот человек живет, строит планы, играет с друзьями, гуляет... И тут ему говорят, что у него умирает... Каждый раз я прерывал жуткую, черную мысль, не в силах произнести ее даже в голове. Разве важны будут потом игры? Разве будет иметь значение ясное небо или проливной дождь, разве что-нибудь вообще будет после этого важно? Одно слово - и ты исчезаешь, остается только трясущийся от ужаса беззащитный обезумевший червячок в человеческом обличии... Но я даже предположить не мог, что бывает наоборот. Ещё ничего не случилось, я все в той же уютной, исполосованной тенями от светильника комнате, но что-то во мне ожило, что-то дремлющее, бывшие ненадобным, застывшим. Нечто маленькое, почти ничтожное, но такое сильное, что всё остальное - все страхи, все преграды спасуют перед ним. Это нечто будет заставлять меня терпеть боль, превозмогать любую беду, идти вперед, когда уже будет казаться, что нету сил. Это коктейль из огня и льда, смесь гнева и нежности - ключ к жизни.
Именно в этот момент я понял, что изменился, что открыл в себе любовь ко всему миру. И не просто открыл, а осознал себя влюбленным, но пока не мог толком разобраться в собственных чувствах, не мог дать им названия. Я сформулировал его позже, а тогда я просто повернулся к папе и твердо сказал:
- Он будет жить с нами. - мой голос прозвучал негромко, но было в нем что-то глубинное, непоколебимое, подпитанное той самой, безымянной пока, силой. Отец кивнул, как мне показалось с облегчением. Его плечи расслаблено опустились, он ссутулился... И тут будто платину прорвало и я, молчавший до того несколько минут, выплеснул на него поток вопросов. - Пап, какого цвета у него волосы? Он высокий? Он в 6ом классе или в 7ом? Он любит футбол? Пап, а он плавать умеет? Папа?
Но папа ничего не ответил, он прижал ладони к лицу и, вдруг, беззвучно заплакал.

...В голове мелькают десятки лиц, я пытаюсь увидеть своего брата. Но все расплывчато, нечетко, в тумане. Я не могу ощутить не могу увидеть, я только знаю, и даже зная, все равно не верю, чувства обернулись чем-то другим... Какая красота! Я смотрю на море, будто бы в первый раз, словно бы я никогда его не видел. И, кажется, я слышу песнь морей - вечную, неизменную песню абсолютной свободы. Многоголосое шипенье волн, задорная свирель ветра, шорох гальки похожий на аплодисменты, и надвигающийся рокот небесных барабанов грозовой тучи. Я закрываю глаза, и в мое сознание тут же врываются тысячи запахов, а ветер тут же обретает форму - тянет, несет, подталкивает в спину, щекочет лицо невидимыми песчинками. Вода под ногами, ставшая уже теплой, почти не ощутимой, вымывает гальку из-под ступней, затягивает вниз, и мне кажется, я парю в облаках.
И так каждый день, с тех пор как я узнал о брате, я словно нахожусь в каком-то странном опьянении, как заново родившись. И время будто остановилось. С того дня прошел уже почти месяц, но для меня - этот месяц просто вечность. Такое бывает, когда в новый год ждешь с утра обещанный подарок и хочешь, чтобы ночь прошла как можно быстрей, но сон неспокойный, чуткий, и неуловимая грань между сном и реальностью заворачивается в спираль, превращаясь в вечность коротких пробуждений и провалов.
Я никогда не думал, что во мне это есть. Да, я немало читал, но даже представить себя художником или поэтом не мог, теперь же, не написав и четверостишья, не взяв в руки кисть или смычок, я ощущал себя маэстро, инструментом в руках муз. Отчасти, конечно, это глупые мечты, но раньше я не особенно задумывался над своим предназначением, жил себе да и жил. Теперь же у меня в жизни появился смысл.

Весть о моем брате не стала для всех чем-то невероятным. В тот вечер я так и не пошел на костер, так что на следующее утро Кузя, это мы так Ярика зовем по фамилии Кузьмин, заинтересовался на счет семейной ссоры, которая по его уразумению вчера "не пустила" меня гулять. У нас дома рядом - докричаться из окна в окно можно, мы так иногда и делаем, я ору, а он свистит, я-то свистеть не умею. Из школы вместе всегда идем, а если выходные, как в этот раз, то встречаемся у Эдьки на отшибе.
Я проснулся часов в семь утра, солнце, ещё сохранившее легкий призрак нежного розоватого оттенка, исполосовало скатерть тенями яблоневых ветвей. Я неторопливо помешивал красно-янтарный чай, слушая в непривычной, умиротворяющей тишине осторожное пение птиц. Спешить было некуда, друзья наверняка ещё дрыхли. Уже нашедшая для себя какую-то работу, бабушка скрипела половицами в прихожей, но потом подсела ко мне и, предложив поесть каши, наконец успокоилась, принялась за семечки.
- Что Лёш, не передумал?
- На счет чего? - не сообразил я сразу.
- Ну брат-то этот. - быстро проговорила она, отводя взгляд.
- А что тут передумывать?
Бабушка некоторое время молчала, продолжая лузгать семечки.
- Мало ли. - расплывчато ответила она, с осознанием собственной неправоты в голосе.
- Что мало ли? - повысил я голос, чуть приподнимаясь с табуретки.
- Ну ты же не знаешь, что он из себя представляет. Это же не малое дитё, взрослый парень.
- Взрослый? Какой же он взрослый, меньше чем на год меня старше. - я ответил с максимально возможным спокойствием, но внутри все закипело. Удивительно, я даже не видел братишку, а уже готов был защищать его всеми "кулаками и зубами".
- Да я не о том, Алёша. - поспешила оправдаться бабушка. - Ну просто кто его знает, как там эта Маргарита его воспитывала. - в ее голосе, вдруг, появилась явная злоба. - Профурсетка ещё та была. Гуляла поди с кем не попади, а парень сам по себе. Теперь вот ещё в интернате, там знаешь у них, бардак ещё тот, как в тюрьме все равно. Научат там его вредностям всяким.
- Каким ещё вредностям?! - в сердцах выпалил я. - Ты же сама чувствуешь, что не права!
- Не сердись, Лёшенька. Но пойми, приедет чужой человек, хулиган какой-нибудь, а тебе между прочим с ним делить все придется.
- Да, что нам делить-то?! - хлопнул я в сердцах ладонью по столу.
- Как что? Вон комнату хотя бы. Еды в два раза больше надо теперь. А в интернате-то там всех накормят, да и проще там ему будет, новая семья - это тоже нелегко.
Я попытался что-то возразить, но слова застревали в горле. Она была настолько далека от понимания моих чувств, что даже пытаться спорить бесполезно...
- Ба, - укоризненно замотал я головой, вставая из-за стола, - ты бредишь.

Я выскочил на улицу, забыв закрыть дверь. Бабушка что-то крикнула вдогонку, но я уже не расслышал, быстро прошмыгнув между грядок к калитке. Сандалии скользили по сырой ещё, блестящей от влаги траве. Носки тут же промокли, и я пожалел, что вообще их надел. Хорошо ещё, что в шортах, хотя сперва было немного зябко. Я быстро шел вдоль знакомых кривеньких заборов, нарочито волоча ноги по траве. Навстречу, тарахтя и пыхтя черным дымом, проехал, болтающийся на кривой дороге, трактор. Водитель - дядя Саша подмигнул мне морщинистым загорелым глазом. Эх, жаль не по пути, а то прокатил бы.
Как оказалось, напрасно я считал, что Ярик ещё дрыхнет. Я только секундочку постоял возле его забора, задумавшись, стоит ли кричать в такую рань, как его тощая - вся в синяках, загорелая нога перекинулась через ограду, и, поминая черта, явила моему взору вполне-таки довольного собой балбеса.
- Привет. - хохотнул я, протягивая руку.
- Не хочу Партоса выпускать, а то проскочит, не поймаешь. - оправдался он за свое неуклюжее положение. Партос - это их собака - смесь овчарки с водолазом - неуклюжая сонная псина, и очень милый пушистик.
Пушистик напомнил о себе громовым "гав", и я невольно отступил на шаг назад, хотя уж сто раз тискал его и не должен был боятся. Ярик наконец-таки перевалился через забор, заполучив очередную царапину. Было у него такое свойство - постоянно в колючки всякие лез - занозы, ушибы, порезы... Или просто кровь из носа вдруг пойдет.
- Ну что там у тебя за занятости? - неуклюже намекнул он на вчерашнюю мою "неявку".
- Пойдем к Эдику, по дороге расскажу. - я сильно волновался, боялся как бы лучший друг не напорол какой-нибудь белиберды, как бабушка сегодня. Мы вышли на асфальт, быстро спустились по длинному склону вниз, свернули направо и через заросшее одуванчиками поле вышли к большому старому вязу на отшибе - это было наше "застолбленное" место, можно сказать наша штаб квартира, мы сюда никого не подпускали, иногда, правда, Игорек лазил тут со своими мелкими, ну ладно, им можно... когда нас нет. Мои мысли были сейчас не о том...
- Вы что так рано? - сдвинул брови Эдик, высунув голову через форточку. - Я ещё не позавтракал... Ладно, сейчас выхожу.
- Ну какой выходишь? - послышался звонкий голос его матери. Ответов Эдьки я расслышать не мог, и его препирания с мамой превратились в забавный монолог. - Живо за стол... Нет, я тебе что сказала?... Руки помой... Никуда они не денутся... Босиком что ль пойдешь?!.. Я откуда знаю где твои босоножки? - Затем что-то загремело, будто посыпалась колона посуды в раковине. Короткая пауза, громкое "бестолочь!" и наш с Кузей звонкий смех. Эдька прыгнул с крыльца в траву и, спотыкаясь, побежал к калитке. - Лучше живым не возвращайся! - с ненатуральной грозностью крикнула вслед его мама.
- Слушаюсь, товарищ командир полка! - улыбчиво кинул через плечо Эдька звонкий ответ. - Привет. - ещё раз поздоровался он с нами.
Он так и не нашел свои шлёпки, щеголял босяком. Его мама напоследок крикнула обеспокоенным голосом, чтобы мы не лазали по всяким скалам и канавам.
- Ну-ну. - пробурчал Ярик, подняв прищуренные глаза к небу.
Я только сейчас вспомнил, что мы собирались вчера как раз пойти на черные скалы.
- Потопали. - бодро сказал Эдька, моргнув два раза большими черными ресницами. Он напомнил мне героя какого-то мультика.
- А может ну его? - поежился я. Мало того, что у меня сейчас мысли были совершенно о другом, да ещё и озяб на утреннем бризе, купаться как-то не тянуло.
- А что ещё-то делать? - пожал плечами Ярик.
Делать было нечего, и мы поковыляли вниз к морю, где в конце пляжа виднелись силуэты острых скал. Я все искал момент, когда мне обрадовать друзей чудесной новостью. Но они принялись обсуждать завтрашнюю контрольную по математике, а про меня будто забыли. Дальше шли молча, путь был неблизкий - километра четыре. Солнце уже начало потихоньку припекать, но с моря веяло приятной прохладной свежестью и было совсем не жарко.
Я был тут всего несколько раз, и каждый раз удивлялся как это маленькие черные камни вдалеке, вдруг, вырастают вблизи до размеров настоящих громадин. Дорога резко свернула налево, и дальше приходилось идти по сухой каменистой земле, оберегая ноги от колючек. Эдька то и дело подскакивал или подгибал колени, наступая на острый камень. Но он часто ходил босиком, так что был к этому делу привычен.
Люди сюда совались редко. Ну какой нормальный человек попрется к черту на рога - ноги ломать. Ну конечно же речь идет о взрослом человеке. Для нас - детей, эти скалы были лакомым плацдармом для игр. Только многих сюда не пускали, в том числе и нас троих.
- Давайте передохнем. - предложил проклявший свою недальновидность босоногий Эдик. Он плюхнулся задом на плоский черный камень, торчащий из сухой прошлогодней травы.
Ярик прислонился к каменной стене в теньке скалы. Место было очень живописным. Я зацепился за острый выступ замшелой глыбы и повис, как ленивец, вверх ногами. Кровь прильнула к голове, в ушах часто забарабанило. Перевернутый мир показался мне ещё удивительней. Чудилось, будто все вращается по часовой стрелке. Скалы казались ещё больше. Они смотрели на нас с мирным любопытством старых усталых великанов. Друзья молчали, и было слышно только тихое жужжанье пчел, да едва различимые всплески волн. Мне, вдруг стало очень спокойно, хорошо. Не ожидая сам от себя, я произнес:
- А у меня есть брат... - "братишка". Уже тогда я мысленно называл его именно так, и что удивительно, даже не видев, я уже любил его как самого родного человека, потому что я проник в глубину будущего, ещё когда читал переданное папой письмо, я увидел сразу всё - произошедшее событие, как упавшее на ручей дерево, заставляющее изменить его русло, разбежаться на множество маленьких ручейков, на бесчисленность вариантов...
Но они не поняли ничего.
- Ч-е? - протянул перевернутый вверх тормашками Кузя. - Какой такой брат?
- Настоящий. - С тихим восторгом проговорил я, разглядывая его подбородок и рот похожий на пасть веселой маленькой акулы. У меня немного закружилась голова и мысли неугомонно прыгали черно-красными пятнами перед глазами.
- Родится что ль? - будто бы что-то поняв, высказался Эдька.
- Нет, - помотал я головой, подметая веником отвисших волос каменную крошку, - уже родился.
- Откуда взялся-то? - сдвинул брови Ярик.
Я наконец слез с выступа и уселся на четвереньках, привыкая к пошатывающемуся, но уже привычному миру.
- Маленький? - спросил Эдик.
Я ответил сперва ему, хотя и Эдькин вопрос был неверным.
- Нет, взрослый. Немного старше меня. - мне не понравились слова, которые только что прозвучали: взрослый, старше... все вроде так, но я чувствовал - это очень далеко от истинного портрета, именно потому вопросы их были неправильными. Но я не сердился на друзей, я видел, что они пока не понимают... ничего! Не понимают, что он будет жить со мной, что их друг Лёша теперь состоит из двух частей, и что теперь он будет говорить "мы", подразумевая "я", и что когда он один, его на самом деле будет двое, и что у них будет новый друг, может быть в сто раз лучше меня, а может и хуже, но все равно неизбежно будет! И жизнь их измениться сильно и навсегда.
Друзья молчали, на их лицах читалась легкая растерянность и наверное боязнь ляпнуть что-нибудь не то. Я благодарен был и за это. Хорошо приняли, могло быть все хуже.
- Пошли купаться. - разрядил я обстановку.
Только недавно прикидывающийся уставшим, Эдик вскочил и чуть ли не побежал через узкий грот к морю, не замечая камней под ногами. Кузя поспешил за ним. Я не торопясь пошагал следом, пряча улыбку за наклоном головы. Вот дураки! Подумали для меня это бедствие - какой-то, мол, брат на голову свалился... Я улыбался.
Вспыхнула радостная мысль: "Вот Ярик с Эдькой не могут ощутить важность события, а могу ли я? Ведь я тоже, пока что вижу только расплывчатый образ созданный на основе типичного мальчишки, которого я готов увидеть - ни голоса, ни эмоций. А мой братишка - он ведь будет совсем другой. Но дело даже не в этом, потому что одно дело когда ты смотришь рыбалку по телевизору, и совсем другое, когда, только что пойманный, в твоих руках бьется шершавый полосатый окунь; одно - когда слышишь слово "закат", и другое, когда стоишь на берегу тихого уставшего моря, и под жалобные крики чаек теплый ослепительно алый гигантский диск исчезает за неровной кромкой горизонта.
Мне стало так хорошо, что уже не хотелось больше ни о чем думать. Я разбежался и, перемахнув через выпятившейся кусок каменной глыбы, рванул вниз к морю, со всего разбега ныряя между болтающимися на волнах Кузей и Эдиком. Тело обожгло ледяной свежестью.
- Потише ты! - скорее весело, чем зло крикнул Ярик. - Сейчас башкой о камень бы ка-ак!..
Я кинул ему в лицо несколько горстей воды и, хохоча, пошел "градусником" на дно. Вода с неохотой пускала меня в глубь, толкая теплыми потоками наверх. Я удивился, как только люди умудряются утонуть, если тут хочешь донизу достать, а тебя так и тащит наверх. И вдруг, внезапно кольнул страх - я сделал последнее усилие, уже ощущая ногой дно, и тут провалился ещё ниже и понял, что здесь очень глубоко. Я поднял глаза - друзья смешно перебирали ногами на переливчатом зеркальном потолке. Пока всплывал, уже воздух начал заканчиваться, а эти "сволочи" ещё сразу обрызгали, отдышаться не успел. Пришлось опять нырнуть и отплыть метров на пять в сторону - к нависшей над морем острой высокой скале, вырастающей из воды отвесной стеной. Такая же стена уходила в темно зеленую глубину, и только на самой грани видимости я различил покрытое водорослями каменистое дно.
Наверное я увидел её ещё тогда, потому что охватило меня какое-то непонятное волнение и даже страх, но об этом потом... пока мысли мои были совсем о другом.

...Туча идет прямо на меня, и не успеть уже выскользнуть из-под клубящейся сиреневой тени. Вода стала ещё теплей, а ветер обрел голос - воет, не стесняется, нагло трепет волосы и одежду. В темной вышине сверкает, но мне совсем не страшно. Это не злая гроза - это майская, несущая свежесть громовая озорница.
- Лё-ша! - тоненький крик теплым порывом, уносит вдаль. Я обернулся, пытаясь отыскать взглядом источник. Игорёк карабкается через перила, с аллеи прыгает на пляж, бежит в раскоряку, как курица - сандалии шлёпают по пяткам, взметая вверх горсти песка. За сосредоточенным тревожным лицом хлопает зеленое крыло расстегнутой рубашки.
- Игорёк, ты куда? Сейчас ливанёт, смотри тучища какая!
- Лёша, - Игорёк захлебывается словами, переводит дыхание, - он приехал.
Он приехал... Кто приехал?
- Чего-чего?
Игорёк подбегает, выбивая из темной воды белые брызги как "Серебряное копытце", хватает меня за руки, смотрит в упор нетерпеливым взглядом.
- Приехал... брат твой.
- Тюи-тюи! - я поднимаю вверх голову, воспринимая крик чайки как чьи-то важные слова. Потом медленно вновь поворачиваюсь к Игорьку...
И тут все встало на свои места, мир будто ускорился. Накатывающаяся волна сзади загремела, толкнула под коленки.
- Как приехал? - я трясу его за плечи, будто из него может высыпаться ответ.
- Так! Думали вечером, а поезд тот отменили, пришлось утром.
И тут я испугался. Сразу. Всего того, о чем раньше не желал даже слышать, о чем старался не думать. То, что за месяц превратилось из реальности в мечту, внезапно вновь стало реальностью, но пока неизвестной. Ещё немножко и я бы потерял эту мечту, но я справился со страхом, я вырвал ногу из сковывающей, тянущей вниз земли, и сделал шаг, а затем ещё один и ещё... я побежал - полетел так быстро как только мог, оставляя маленького Игорька позади, не оборачиваясь. Вспорхнул на парапет, пулей пронесся между палатками.
Сверкнуло. Секунда тишины, и оглушительный хлопок такой силы, что аж земля задрожала. Я невольно задрал голову, продолжая нестись по знакомой дороге. Это было очень странно - я никогда раньше не пробовал бежать, глядя ввысь, ноги будто отделились от тела, живя своей собственной жизнью, и не скажешь сразу - стоишь ты на месте или летишь на всех скоростях, окрыленный случившемся чудом. Новая молния вспыхнула мгновенно, покрыв ослепительной желто-синей сеткой всю тучу. Я не успел зажмуриться, вообще ничего сделать не успел, только рот приоткрыл от секундного ужаса и красоты. Нельзя было этого не испугаться, настолько она красивая и огромная. Гром в этот раз накатил чуть медленней, и почти сразу за раскатом небеса обрушились на землю... Это не дождь, и даже не ливень - это падение миллиона тонн воды с километровой высоты.
Колючие виноградины стегают плечи и голову, холодные змейки быстро опутывают все тело, забираясь под рубашку и шорты. Я прыгаю через бордюр с дороги на тропинку, поскальзываюсь, еду на пузе по траве. Секунда, и я становлюсь единым целым с водой - это как нырок с пирса в море - сковывающий миг, парализующее окоченение и вытесняющее это все, накатывающееся блаженство. Свобода.
Дорога до дома - привычная, знакомая, сейчас, вдруг, вытягивается в какую-то бесконечную петляющую змею. Я бегу через кусты - напрямик по узкой, перетянутый корнями тропинке, то и дело поскальзываясь, увязая в сырой земле. С деревьев мне на плечи ещё падают крупные, наполненные ароматом свежей листвы капли, но дождь уже закончился. Небо светлеет на глазах, и за кружащимися в высоте ветвями мелькают клочки небесной синевы.
Я выскакиваю к глухому зеленому забору, не глядя пинаю известную доску и будто проскакиваю сквозь стену. Пересекаю двор детского сада, сопровождаемый дружным хором криков и смеха. Уже за калиткой к детским голосам добавляются недовольные причитания воспитательницы. Я бегу с горки, едва успевая перебирать крылатыми ногами. Тут совсем сухо, дождь ушел к морю... Бедняга Игорёк.
Всё, вот она моя улица, осталось завернуть за угол. Но я сбавляю шаг. В ногах, вдруг, появляется тяжесть. Я замечаю, как часто бьется сердце и едва успевают дышать легкие. Я снимаю на ходу рубашку, выжимаю, окропляя сухой пыльный асфальт черной водой. Вытираю лицо, локтем... перехожу на шаг. Слышится многоголосый живой спор. Я выруливаю из-за поворота... Ох, ты! Возле Кузиного двора в кювете жалобно растопырив большие колеса лежит трактор, рядом тарахтит ЗИЛ, готовый прийти на помощь своему железному товарищу. Вокруг толпа зевак, каждый хочет дать совет, как лучше прикрепить трос.
Я незаметно подхожу сзади, вливаюсь в суету, протискиваюсь между тётей Зиной и тётей Людой. Скольжу взглядом по знакомым лицам. Тут все наши. Половина моего класса - обступили трактор, будто ни разу не видели, трогают колеса. Ярик даже попытался оседлать "раненого зверя". Кто-то из мужиков гаркнул на него... мне сейчас не до Кузи... Я продираюсь взглядом через дебри знакомых лиц, чтобы увидеть одно незнакомое - но родное. Вот парень высокий - кто такой? Да не, ему лет семнадцать. Какие-то малыши неизвестные... а это кто? Неужели он? Нет, держит сестренку за руку.
- Алёша, - раздается из-за спины папин голос, я вздрагиваю от неожиданного прикосновения, резко оборачиваюсь, - ты откуда такой мокрый? - улыбчиво спрашивает он.
- Дождь... Да, нормально. - сбивчиво отвечаю я...
- Ну-ка расступись! - хрипло горланит водитель грузовика. Заскакивая в кабину. ЗИЛ рычит, хрюкает, выплевывая облака черного дыма. Трактор нехотя приподнимается с бока, крениться, пошатывается. Я на какое-то мгновение отвлекаюсь, затем вновь поворачиваюсь к папе, но он не замечает меня, сам наблюдая за действием. Я мимолетно проскальзываю взглядом по внимательным, увлеченным лицам и замираю, сраженный моментом чуда... Вот этот?! Мой братишка? Какой он... какой... совсем другой, и да, он во много раз лучше, чем я думал!.. Он совсем не старший, он маленький - пониже меня... Я внимательно рассматриваю его строгое сосредоточенное лицо, его неспокойные синие глаза, его светлые переливающиеся на солнце волосы.
Всё вновь приходит в движение - трактор за моей спиной с довольным громыханием принял стоячее положение. Глазеть тут больше не на что, но люди не спешат расходиться, толпятся вокруг техники, смотрят, трогают. Димка бросает на меня короткий взгляд.
- Дорогу размыло. - дергаю я головой в сторону трактора, подходя к братику - теперь уже точно не БРАТ, какой же это брат? Братишка...
Он улыбается.
- Сухо совсем ведь. - кидает многозначительный взгляд на пошатывающегося тракториста... Голос такой твердый, звонкий.
- Ну сухое или сладкое. - развиваю я его мысль.
- А ты что такой не сухой? - продолжает улыбаться братик.
Что тут скажешь?
- Гроза.
- Так дождя-то не было. - чуть приподнимает он ровные брови.
- Над морем был. - снисходительно улыбаюсь я. Ведь он ни разу в жизни моря не видел, я это знаю.
- Море, - взволнованно проговаривает он, и я чувствую как внутри Димки вспыхивает образ пенящейся синевы, но он даже близко не понимает всей красоты моря, так же как я не мог себе в полной мере представить его самого, вот эту родинку на виске, эту светящуюся ауру микроскопического пуха на щеке, и неуловимую грусть в неспокойных глазах, это подрагивание поддернутых к краям ресниц? - Далеко оно, море?
- Рядом тут! Пойдем покажу.
Его глаза вспыхивают, будто бы отражая синеву морских волн, и тут же гаснут под порывом тревоги. Я не дожидаюсь его решения, крепко беру за руку - тонкую, горячую, тяну прочь - из шумящей толпы на свободу.
- Стой, - неуверенно упирается он, - стой же! Нельзя мне сейчас. Погоди.
Я смотрю через голову Димки на папу, он все конечно видит, но делает вид, что не замечает нас.
- Почему нельзя? - продолжаю я тянуть братишку за собой, волнуясь внутри ещё больше него. Мы уже возле поворота и стоит сделать несколько шагов, чтобы оказаться скрытым от посторонних глаз, шумная толпа осталась позади.
- Папа... - уже скорей испугано, чем взволнованно говорит Димка. - Я только приехал, не разрешают пока.
Я отпускаю его, тащить дальше бесполезно - он уперся. Я прижимаюсь спиной к забору, прячась в тени нависших с той стороны ветвей.
- Папа, он разрешит. Он... он хороший. - Я глотаю слова, сбиваюсь. Мысли совсем перепутались. Но я чувствую душой то, что хочу сказать, и звуки сами собой складываются в правильные слова. - Потому что это и мой папа тоже... Я твой младший брат... Вот... И никто тебя не обидит здесь, понял?...
Я вздрагиваю, но поздно уже что-либо менять. Сколько я ждал этого момента!
Пестрое его лицо - раскрашенное золотом солнца и росписью серых теней напрягается, в глазах проступает что-то скрытое до того - едва уловимая искорка настоящего его - открытого как книга сказок.
- Брат? - шепчет он непослушными губами. Внезапно у меня к глазам подкатывается влага, я моргаю и вдруг слезы оборачиваются вспышкой счастья, радость захлестывает с головой, и я улыбаюсь, почти чувствуя его пушистый, щекочущий взгляд, изучающий мое лицо. - Брат. - повторяет он на этот раз уже утвердительно. Такой неподвижный, напряженный, он, вдруг, срывается с места делает два шага вперед, тени скользят по его рубашке, по щекам и волосам. Какие-то два шага, но он становиться ближе на много километров. Смотрит в упор... секунда, две, и, наконец-то, вздрагивает, не может больше сдерживать эмоции - расплывается в сияющей улыбке... Братишка!

Я шагаю по знакомой дороге вниз - к бескрайней синеве. Подумать только, совсем недавно я бежал здесь, продираясь сквозь хлесткие щупальца дождя. Но прошла будто вечность. Асфальт уже совсем сухой, и поднявшееся солнце обжигает плечи. Димка шагает рядом, он не отрывает глаз от горизонта - того места где два моря сливаются воедино. Я тоже молчу, что тут слова? Ещё наговоримся, у нас на это вся жизнь впереди. От этой мысли мне становиться так хорошо и легко, что я начинаю идти в припрыжку.
- Вон там, - указываю я рукой, - пристань. Видишь, баркас пришвартовался. А дальше паруса - это яхт-клуб... - Я то и дело говорю какую-нибудь ерунду, описывая и так очевидные вещи, но это ведь не считается, на самом-то деле мы молчим. Люди редко говорят, в основном издают звуки. - Пляж прямо перед нами, но мы там не купаемся - грязно слишком, да ещё туристы эти. Мы на скалы ходим, там вода знаешь какая прозрачная, дно на тридцать метров видно.
Я замечаю как из-за кустов акации появляется Игорёк, прячу глаза - все же не очень честно бросил я его одного в грозу. Идёт, брови хмурит, а глаза-то улыбчивые, озорные, живые.
- Алёшка мокрая лепёшка! Так тебе и надо. - он морщит конопатый нос, нетерпеливо покусывает нижнюю губу.
- Ну да, мокрая. - улыбаюсь я... не могу просто не улыбаться, слишком все у меня хорошо. - Выговорился? А ты что сам-то гусь? Почему сухой такой?.. Гусенок ты лапчатый.
Надувает губы, неосознанно сжимает кулачки.
- Привет. - говорит братишка, и Игорёк сразу включается будто лампочка - улыбка до ушей, вздернутый подбородок.
- Это Игорёк, - чуть-чуть пренебрежительно киваю я головой, - а это мой брат Дим...ка.
- Знаю. - чуть надменно усмехается Игорёк. Он весь в движении, весь шевелиться - острые плечи то опускаются, то поднимаются, коленки стукаются друг о друга, сандалии выписывают круги на асфальте - все эмоции на виду, такой он знакомый, понятный. Даже не обращал раньше внимания... И рядом братишка - наоборот, неподвижный, стройный, загадочный. Я хоть и повыше ростом, но - вытянутая глиста, как мама смеется, а Димка он такой весь складный, правильный.
- Пойдешь с нами море смотреть? - издаю я глупые звуки.
- Конечно! - Игорёк благодарно смотрит из-под хлопающих будто крылья капустницы белых ресниц... Ну вот и помирились.
Мы шагаем в тени старого монастыря, переделанного в винный завод, движемся вдоль стены - замшелой, заросшей диким виноградом. Братишка, едва касаясь подушечками пальцев, скользит ладонью по древним, помнящим ещё прошлый век, шершавым булыжникам. Он как слепой, ощупывающий лицо собеседника - впитывает окружающий мир всеми фибрами. И то, что казалось привычным, теперь и мне видится с другой стороны, мы с Игорьком задираем головы, изучая острую черепичную крышу, прорисовывающуюся темным треугольником на фоне небесной синевы. Но я вижу больше. Не только стену, но и сквозь нее, вижу то, что за ней.
Полоса тени заканчивается, я делаю шаг на солнечную половинку мира, чувствуя как проникает под кожу горячее тепло скорого лета. Я оборачиваюсь, и на миг вздрагиваю, в тени их едва видно, но вот прорисовываются две серые фигурки и, делая ещё шаг, будто наполняются изнутри яркими красками - оранжевыми, красными, зелеными и желтыми.
- Море! - восклицает Игорёк, будто и он видит его в первый раз.
Да что там море?! Братишка - вот чудо!
- Побежали! - не сдерживаюсь я. - Кто последний, тот лопух!

...Наверное если бы меня спросили - "Какой момент в твоей жизни был самым счастливым?" Я бы назвал этот вот момент. Нет, я был счастливее позже, но счастье это мое уже было с примесью тревоги... Тогда же я испытывал абсолютный, концентрированный и безграничный восторг.

Конечно мы залезли в воду. Ну разве можно такое вытерпеть? Прийти на море и не искупаться? Пусть вода ещё холодная, пусть водоросли и муть после дождя, все равно - море оно как отбеливатель - искупался и сразу смыл все черные пятна в душе, и сразу улучшилось настроение. Я все равно был сырой весь после грозы. Игорек тоже полез, хотя ему конечно не разрешали без взрослых, да ещё и в такую погоду. А братишка, и правда, будто смыл с себя какие-то печали - взбодрился, захохотал - звонко так, заразительно.
- Вода - парное молоко!
- Да ну, холодная. - не согласился я с ним. Хотя я в целом был и не прав, но, вспоминая нежную, обволакивающую прожаренное на песчаной сковородке усталое тело, почти горячую июльскую воду, несомненно высказался правильно.
- У нас в реке - все равно, что в снег голышом. - скорее похвалился, чем пожаловался Димка.
- А я... - Вынырнувший из воды Игорёк выпустил изо рта сноп мелких брызг. - а я прыгал в снег голый.
- Во сне, - хохотнул я, - когда тебя сестра ушатом воды окатила, чтобы не дрыхнул до полудня.
- Сам ты... - растерялся обиженный Игорёк.
- Парился наверное, - предположил Димка, - и в снег.
У меня от слова снег мурашки по коже побежали, сразу захотелось выйти из воды, но как оказалось - в море-то теплей было!
- Дррр. - Застрочил обхвативший себя за плечи Игорёк. Димка следом за ним шел почти не дрожа, только белые - ещё не загорелые ребра блестели на солнце. "Закаленный" - отметил я.
- Так что там про снег? - ошпарил он снова этим леденющим словом.
- Да это и правда во сне. - пробормотал Игорёк, заворачиваясь в трепыхающуюся на ветру непослушную рубашку. Мы все дружно засмеялись.
Назад шли неторопливо, с чуть наигранной томностью. Ветер - теперь уже не холодный, а солнечный и ласковый сушил волосы. Братишка с непривычки трогал просоленные плечи, даже лизнул руку для пробы. Мне даже чудно стало, как это можно удивляться таким вещам.
Как-то само собой получилось, что он оказался в центре - между мной и Игорьком, и, чуть выступив вперед он, вдруг, сделался как бы главным, встретив показавшихся из-за насыпи ребят не очень добрым взглядом. Те весело шагали под уклон, оживленно о чем-то болтая. В тот момент мне показалось, что их было много, но когда я вспоминаю этот случай, я осознаю, что нам на встречу шло пятеро. Не смотря на появившегося братишку я все ещё оставался один, мое подсознание ещё не брало его в расчет. И потому я вздрогнул... Нет, будь я сам по себе, я бы даже не обратил особого внимания на компанию пацанов, к тому же шестиклассников. Но сейчас я почему-то испугался за маленького Игорька и за новенького Димку. Вдруг придерутся, расспрашивать начнут - где купались, что да как. Эти мысли пронеслись в голове мгновенно, сразу исчезнув, но после них остался неприятный грязненький след.
Димка обернулся на ходу, в его глазах сверкала игривая искорка. Все ещё лиловые после купания губы подернулись намеком на улыбку.
- Что за ватага? - вопросительно поднял он бровь.
- М-м. - промычал я, растерявшись от такого вопроса. - Просто ребята.
Димка пожал плечами и, как мне показалось, смерил меня чуть снисходительным взглядом.
- А что они нас так бояться?
"Что?! Это они-то нас бояться? Их вон целая толпа".
- С чего ты взял?! - округлил я глаза.
- Смотри, дрожат аж. - Димка мотнул головой в их сторону и сразу же ускорил шаг, преграждая ребятам дорогу. Они резко остановились, даже слишком, как мне показалось. С отчаянной мыслью "ну зачем нарываться?" мне пришлось встать рядом с братишкой. Игорёк испуганно засопел за моей спиной. - Пацаны, закурить есть? - Неожиданно изменившимся голосом - стальным каким-то, властным - спросил Димка опешивших ребят. - Что молчите, переглядываетесь? - добавил он в слова пренебрежительности. - Жаба что ль душит?
На мое удивление один из них, выдвигаясь из сжавшейся кучки, протянул Димке помятую сигарету. Я обратил внимание как в движениях культурного на вид мальчишки мгновенно появилось что-то хулиганское, шпанистое.
- Держи. - проговорил он голосом закадычного друга.
Димка ловко прокрутил сигарету между пальцев.
- Ну, а огня-то! - прикрикнул он.
Ребята завозились и из недр чьего-то кармана на свет появился спичечный коробок, который тут же оказался у давшего сигарету парня. Только что они все казались мне одинаковыми, а сейчас этот стал явным лидером их компании. Димка одарил меня многозначительным веселым взглядом, будто пытаясь что-то сказать. И вдруг я ощутил, что мы намного сильней них. Что мы старше их на год и нас двое, а среди них одни хлюпики и ботаники. И я заметил насколько братишка кажется старше этих мелких шестиклассников, насколько он непринужденно себя ведет, насколько он превосходит их... да, именно это слово тут лучше всего подошло.
Димка одной рукой открыл коробок и технично извлек спичку. Его движения завораживали. Я даже не успел подумать о вреде курения, я был очарован своим братом. Он словно опытный фокусник провернул послушный коробок вокруг оси и как-то умудрился чиркнуть в этот момент спичкой, другая его рука все это время красиво держала сигарету. Что значит красиво? Если бы, к примеру, я взял сигарету - это выглядело бы нелепо и смешно, все равно что держать ручку или вилку. Я не знаю как люди добиваются такой эстетики с какой-то неприметной на вид бумажной белой палочкой.
Все замерли, все смотрели на него, все ждали когда он закурит - сделает затяжку, выпустит дым и тогда можно будет расслабиться. Это было как гипноз. Но вместо того Димка неожиданно сказал:
- Я не курю. - он дунул на чахлый огонек, тот сразу же затух, обвернувшись тоненьким белым следом.
- А че ты...
- Так проверить, - оборвал Димка неуверенный вздох возмущения, - что за люди. А вас что-то не устраивает? - и не давая никому опомниться, сразу самому маленькому в лицо: - тебя все устраивает? - и другому: - А тебя? А то может схлестнемся?
Ребята торопливо замотали головами. Схлестываться с таким огромным и сильным соперником никому из них явно не хотелось.
- Мы пойдем? - немного жалобно попросил один из них. Именно попросил, что меня несказанно удивило.
- Какие-то вы трусливые. - пожал плечами Димка, уступая дорогу ребятам. Те прошли мимо с опущенными головами и покрасневшими ушами. Их было пятеро, но каждый из них был одинок, как и я, и каждый из них боялся, и да - они были трусливыми, и да - я тоже был трусливым, и у меня тоже зарделись уши под густыми волосами.
- Хорошо, что ты не куришь. - выдавил я, чтобы загнать подальше постыдные мысли.
- Да ну, - надул губы Димка, - мне и так хорошо. - Он вдруг стал снова маленьким - братиком. И во взгляде, в улыбке его, не было ничего от того уверенного в себе пацана, за которым мы с Игорьком только что заворожено наблюдали.

Домой мы вернулись к обеду. Нас встретила мама как-то чересчур холодно, отрезав: "Мойте руки". Разозлилась отчего-то на меня. Не всегда я понимал почему она злиться. Зато бабушка была доброй и заботливой на удивление. С другой стороны, когда дело касается кормежки - все бабушки становятся счастливыми, так уж ни устроены.
Братишка видно почувствовал эту колючесть мамы, ел молча, не отрывая виноватого взгляда от тарелки. А папа вернулся только к концу обеда, он завел с Димкой разговор, но мне не удалось поучаствовать в их диалоге, так как я был позорно сослан делать уроки. Ну нельзя же так! Глупые взрослые. Ничего они не понимают в братишках! Я обиделся... на целых двадцать минут, сидел надув губы, листал в прохладном сумраке чистую тетрадь, и щелкал выключателем светильника. Задали, как назло, немыслимое количество уроков! Я расправился с ними только через полтора часа, тогда как обычно это гнусное мероприятие занимало у меня не больше пятнадцати минут... Ладно, пятерки в дневнике тоже не помешают.
Братишка вошел на террасу незаметно, проскользнул быстрой тенью за квадратиками окна, выплыл на солнечные, бьющие сквозь листву, лучи усталого солнца. Было тихо, только воробьи чирикали над крышей. Братик бросил пронзительно нежный взгляд из-под бровей, сразу прищурился, уселся напротив, сложив руки домиком.
Не знаю почему, но я почувствовал себя в чем-то виноватым перед ним - уж больно участливым и открытым было его лицо.
- Спрашивай. - чуть кивнул братишка. Он будто прочитал то, что у меня на душе написано, я и сам не знал почему смутился, а теперь, вдруг, понял.
- Я вот подумал... - мне не легко было говорить, но и молчать я отчего-то не мог, - что если... я подумал, что если бы среди тех парней оказался бы какой-нибудь силач?
Димка улыбался. Из-под его золотящихся на солнце ресниц на меня с радостью и снисхождением смотрели глаза полные небесной синевы - глаза ангела!.. "Какой, же я глупый, что за чушь я лепечу? Какой силач? Что за детский сад?"
- Сила ничего не решает. - негромко сказал Димка, положив голову на скрещённые руки. Теперь его пронизывающий взгляд блестел из-под непослушной челки. - Но они этого не знали. Поверили будто я сильный. Знаешь, - Димка, вдруг, заговорил быстро-быстро, - люди обычно склонны верить. Они могут воротить нос и хмыкать, казаться непробиваемыми, доверять только фактам. Но это все лишь попытка ускользнуть от своих настоящих мыслей и чувств. И даже неверие - ни что иное - как вера в не существование... Прости, я пытаюсь уместить в трех словах слишком многое и говорю наверное непонятно. Но пройдет время и ты поймешь... что я был прав. - братишка вздохнул. - Поверь, - уже медленно проговорил он, - есть методы куда эффективней запугивания.
- Не совсем ясно, что ты имеешь ввиду. - несколько уклончиво попытался я высказать свое полное непонимание его мысли.
- Ты очень честный. - огорошил меня Димка. - Поверь мне, нет большей редкости, чем честность в человеке.
- Да брось ты. - зарделся я от стыдливой радости комплемента. - Какой я к черту честный... Вон недавно двойку получил, даже маме не сказал. - я опустил глаза, потому что были у меня поступки куда более позорные, чем сокрытие двойки, и то, что у меня язык немел при одной мысли о том, чтобы рассказать о них братишке, только вот уличившему меня в честности, давило на меня вдвойне.
- Двойку?! - развеселился Димка. - Подумаешь тоже! - Он подмигнул мне как заправский двоечник, и я сразу же расслабился. Тоже засмеялся. Откусил большой сочный кусок зеленого яблока. - Но ты совсем не понимаешь, что такое честность. Двойки к ней имеют меньше отношения, чем свет фонарика к солнцу. - добавил-таки Братишка загадочным, вгоняющим в непонятную тревогу, голосом.
- Эм... - начал было я.
- Кстати, завтра в школу?

Но про школу позже. В тот первый день было ещё много важного. Я почему-то очень ждал вечера, будто все ещё не верил в исполнение моей мечты. То, чего я так долго ждал наконец случилось и, то ли от радости, то ли от волнения, весь день мне казалось, что я словно во сне, говорю и передвигаюсь как-то замедленно, не совсем повинуясь собственному телу.
Укладывались долго и суетливо. Папа принес с чердака раскладушку, сказал, пока не сделаем кровать, придется помучаться на этой скрипучести. Братишка стоял в дверях, как чужой, растеряно глядя на происходящее. Он рановато разделся и теперь потирал покрывшиеся гусиной кожей острые белые плечи. Сейчас он совсем не казался мне сильным и уверенным, и уж тем более на старшего брата он никак не тянул. Во мне проснулось какое-то новое чувство деловитой заботы. Нечто похожее испытываешь, когда ухаживаешь за выводком котят, обнаруженных в школьном подвале... Нет, не то... Скорее похоже на "Леша, посиди пять минут с первоклассниками, я быстро к директору и назад" - так порой просила меня Татьяна Леонидовна - моя первая учительница, самая лучшая и добрая в мире... Не то что нынешние - глупые и ворчливые, способные только наказывать!.. но и об этом потом.
Димка разложил свой чемодан - старый с обтершимися коричневыми углами. Я постеснялся заглянуть через его плечо, но и так было понятно, что скарб не богат. Он обернулся, заморозил мой взгляд на пару секунд и, будто прочитав все мои мысли, непринужденно сказал:
- Знаешь, у меня были кое-какие личные вещи, но в интернате этим лучше не хвалиться. А потом, - он приостановился, что-то обдумывая, - знаешь, когда я узнал, что не останусь один, что мой папа помнит меня, что у меня есть дом... - он запинался, будто сильно волновался, хотя внешне выглядел довольно спокойным. - У меня будет новая семья... лучше, чем была. Да, я это точно знал. Так я подумал, что не нужно оставлять скелеты в шкафах, и взял только вещи первой необходимости.
- Что, даже любимой игрушки не взял? - спросил я, краснея от собственной откровенности.
Братишка улыбнулся, и сразу же посерьезнел.
- Все мои игрушки давно развеяло ветром по лесным долинам. Все они давно обратились в пепел.
Мне стало как-то не по себе от его слов и я решил уйти от подробностей.
- У тебя вещей-то небось пару маек и штанов.
- Одна майка. - уточнил Димка, смущенно разведя руками. - Так что придется тебе расщедриться вещичками. - на его губах заиграл ехидный оскал - совсем не страшный, а такой ну как у котенка... Какой же он переменчивый и разный - братишка.
- Да забирай хоть все! - обрадовано крикнул я, запрыгнув на пружинистую кровать. - Я могу хоть голым ходить, я все равно не простужусь и не заболею! Веришь, я ни разу в жизни не болел?
Димка плюхнулся на взвизгнувшую раскладушку и бесстрашно накинул на тощие коленки колючее шерстяное одеяло.
- Нет, не верю. - как бы между делом сказал он.
- Ну, протянул я, несколько растерявшись, - когда-то в глубоком детстве пару раз, кажется, болел.
- Везет, а я постоянно болею. У нас знаешь как холодно.
Я не знал что ответить и мы какое-то время просто молча лежали. В приоткрытую дверь заглянул папа и удостоверившись, что мы уже легли, погасил свет. Этот выключатель щелкнул не только на стене - что-то будто переключилось у меня внутри, сон кончился, навалилась реальность - ударила прохладным ароматным ветром из окна, запела хором цикад в ушах, закололась перьями подушки. И братишка никуда не исчез, хотя я теперь едва различал его взъерошенный силуэт, он стал виден мне гораздо отчетливей. Я точно знал, что он смотрит сейчас прямо мне в глаза, видимо испытывая что-то похожее.
- Ура. - прошептала темнота... прошептала так, совсем по детски - со скрытым торжеством и верой в чудо.
Ура - мысленно повторил я, глотая комок. Я думал мы будем болтать всю ночь, я даже планировал о чем будет вестись разговор, что надо спросить в первую очередь, как навести Димку на нужную тему, узнать, понравилось ли ему у нас... Но мы больше не сказали ни слова. Разве теперь имели смысл какие-то ещё разговоры? Это его "ура" было для меня дороже тысячи других слов... Но все же одно слово было главней - "братишка". Я повторял его мысленно, уже проваливаясь в сонное забытье, растянувшееся в вечность коротких пробуждений с проверкой реальности яви и сладких засыпаний.



Я даже и предположить не мог, что Димка попадет в мой класс, ведь он же старше. А оказалось, что он пропустил почти весь седьмой класс, и по возрасту самый раз подходил для повторного его прохождения. Только я был одним из самых младших в классе, что, кстати, не играло в мою пользу: во-первых сложновато бороться с такими дылдами, это я только последний год, вдруг, вытянулся, а так самый низкий был; во-вторых все время тянуло в компанию тех, кто помладше - ближе они мне как-то были.
До конца года оставалось немного, но Димка, посовещавшись с родителями, решил походить в школу. Во-первых - повторение - мать учения... ох и не люблю я эту поговорку... во-вторых - лучше уже сейчас познакомиться с одноклассниками... вот тут я с ним согласен. Класс у нас хороший. И, в общем-то, я бы не сказал, что люди по отдельности все очень добрые и приветливые... не так оно все просто. Но в нашем классе мало серых неинтересных личностей. Каждый по-своему уникален и неординарен... А может быть мне так только кажется. Глядя на Димку, я уже засомневался в своем правильном понимании понятия неординарности...

Ну вот как обычно входят в новый класс? Конечно смущаясь и стесняясь, горя щеками и, бросая кроткие взгляды из-подо лба. Хотя, бывает, что здоровый парень сразу хочет показать свою крутость и силу - входит нагло, игнорирует всех, идет на первое попавшееся место и, садясь, закидывает ноги на парту... Впрочем - это больше киношное или даже "ералашное".
Новичок в классе - это хорошее зеркало, отражающее все достоинства и недостатки коллектива. Я считаю нормальный, хороший человек всегда стремиться заиметь нового друга, поэтому он проявит пристальное внимание и чуткость к новенькому. Ведь мы ищем друзей всегда и везде, порой, не отдавая самим себе в этом отчёт. Можно конечно посмеяться над этой мыслью, ведь кого ни возьми - у всех есть куча друзей. Но если всмотреться получше, а кто такой на самом деле друг? Двое людей просто решают, что они друзья, они могут проводить все свободное время вместе, пока их интересы совпадают, пока им спокойно и хорошо рядом. Но случается, что люди вдруг неуловимо меняются, даже не сообразишь, что произошло, но твой друг холодновато отвечает с крыльца, что он занят, или много уроков. Так повторяется все чаще, и в тебе вскоре разрастается чувство абсолютной ясности - "А никакой дружбы, собственно, и не было. Вы просто ходили в одну группу детского сада, а затем учились в одном классе, вот и всё!" Но ты по инерции продолжаешь надеяться, что потерянный друг обратит на тебя внимание, забежит, позовет гулять, пусть поздно, пусть уже ночь... и вы будете молча сидеть на пирсе, глядя на лунную дорожку... молча, потому что вы ничем друг другу не обязаны, вам не надо поддерживать разговор, чтобы показаться интересными, вы и так все знаете друг о друге, вы не будете обращать друг на друга внимание, так же как не обращаете внимания на тихий шелест морского прибоя... но как только этот шум затихнет - вы поймете - что-то не так! Море такое же красивое, но словно не живое - чужое...
Я открыл дверь в класс, обернулся на Димку, прежде чем сделать шаг вперед. Он вопросительно посмотрел мне в глаза, он будто ждал, что я обернусь... "Я никогда не предавал друзей", ответил я мысленно.
Через секунду я уже забыл о чем думал. Все мысли смело чувство торжественного волнения - как его примут, братишку?! Я по-моему волновался гораздо больше Димки.
В классе было светло и шумно. От свежевытертой доски приятно веяло запахом мела. Я почему-то обожал этот запах. Я окинул быстрым взглядом свой класс, ища в веселящейся свалке Ярика и Эдьку. Первый восседал на вершине горы из борющихся мальчишек, второй же, видимо, был теми безумно дергающимися ногами, что торчали из-под самого низу кучи малы. Я понял это по знакомому заразительному хохоту Эдика, чуть не бьющему стекла своей звонкостью. Такое у нас на переменах было обычным делом. В другой раз я бы сам, задевая парты и роняя девчоночьи пеналы, с разбегу прыгнул в свалку, но сейчас я ограничился приветливой улыбкой.
- Вот такой у нас класс. - веселым голосом обратился я к Димке. - знакомься!
Я ожидал, что одноклассники проявят больше интереса к новичку, но все были слишком увлечены борьбой, а потом в класс вошла Марьяна Никифоровна, и все, пытаясь впопыхах заткнуть собственное веселье хмурыми минами, расползлись по местам. Я как дурак остался стоять перед доской, даже не заметил, что Димка сел уже на свободное место, рядом с Воробьевой и смотрел на меня озорным, издевательским просто-таки взглядом. Воробьева же выглядела слегка сконфуженной и смущенной до румянца на щеках.
- Ты что застыл, как нищий на лобном месте? - вывел меня из ступора голос учительницы. Класс с готовностью взорвался дружным смехом, на, в общем-то, даже и не шутку Кифировны, как мы ее про себя называем. С прилипшей к губам дурацкой улыбкой, полыхая ушами, я бросился к своему месту. Ярик дружески хлопнул меня по плечу, хотя в его веселой озорной физиономии не было и намека на сочувствие. В другой раз меня бы не сильно побеспокоил подобный конфуз, но теперь, перед братишкой, я старался выглядеть более достойно. - Ну, успокоились уже наконец. - постучала ручкой по столу Кифировна. - Не время для веселья, годовая контрольная на носу.
У этих учителей, всегда что-то на носу. Ничего хорошего от них не дождешься. Вначале сердито напоминают о предстоящих диктантах и контрошах, потом о плохих результатах и "самых бестолковых классах".
- Ребята, - чуть подобрела учительница, - вы наверное уже познакомились с вашим новым одноклассником. Дима, выйди пожалуйста к доске.
Я быстро осмотрел лица приятелей. Класс казался несколько шокированным. Как-то все скомкано получалось. Димка тем временем бодрой походкой подошел к доске и, взяв мел, повернулся к Марьяне Никифоровне.
- Какое будет задание? - с доброй насмешкой спросил он.
- Вот же шустрый какой. - умилилась, не понявшая этой легкой его издевки, Кифировна. - Что сразу в бой рвешься? Познакомься сначала с ребятами.
- Ну здрасте все. - одарил братишка класс своей лучезарной улыбкой. Ребята и без того, развеселившиеся на перемене, теперь и вовсе радовались жизни.
Петька Спичкин как всегда не удержался, выкрикнул в традиционной своей манере:
- Салют, космонавтам!
Класс взорвался смехом. При чем тут космонавты, было не понятно, наверное из какого-нибудь фильма, но это и не важно. Петька славился своей удивительной живостью и готовностью озвучивать все, о чем думает.
- Поехали! - махнул ему рукой Димка.
- Отбой. Топлива нет. С бензином нынче трудно.
- К твоему сведению Спичкин, - проговорила сквозь общий заливистый смех Кифировна, - ракеты используют не бензин, а твердое топливо. Если уж взялся шутить, то знай тему шутки. Дима, - обратилась она к братишке, - расскажи немного о себе.
Но тот валял дурака, я не знаю, что на него вдруг нашло.
- Меня зовут Дима Кирин, я люблю арбузы, футбол и симпатичных девочек. - он не удержался, прыснул. Похоже ему все это представление доставляло какое-то особое удовольствие. - Ещё я люблю подраться, особенно во сне - это чуть менее больно. Кстати о сне - я люблю хорошенько поспать...
- Ну всё, Кирин, - разозлилась Марьяна, - садись на место. Начнем урок.
- Уроки я не люблю. - пробормотал Димка, театрально изображая обиду. Он дворняжкой затрусил к своему месту.
- Ударим футболом и арбузными корками по урокам и разгильдяйству! - вновь звонко выкрикнул Спичкин.
Класс наконец не выдержал и загоготал в полный голос. Справа от меня Ярик скатился под стол, задыхаясь от смеха. Я был единственным человеком, который оставался серьезным, ну и ещё, конечно, Марьяна, но ее к роду человеческому можно было причислить с большой натяжкой, скорее она походила на какое-то земноводное. Я же не смеялся, прибывая в легком шоке. Мой братишка сейчас показал себя в роли не то хулигана, не то шута горохового, но ребята при этом, похоже были от него в восторге. И никто даже не понял, что это мой брат. Ярик с Эдиком, конечно знали, но...
- Воробьева, - зашептал сосед Эдьки - Мишка Лучков так громко, что слышно было наверное на улице, - надеюсь ты симпатичная, а иначе придется заменить тебя на арбуз.
Это был предел, и следующие пять минут тишину в классе нарушал только один голос - голос орущей на нас Марьяны.

Братишка просто очаровал наш класс, другого слова тут и не подберешь. Я, признаться, ждал, что произойдет нечто подобное, но представлял это совсем иначе, мне думалось, что Димка не из тех, кто бросается с головой в омут, он представлялся мне очень рассудительным и аккуратным. И я оказался совершенно не прав, по крайней мере в нашем классе Димка вел себя, мягко говоря, вызывающе и при этом неагрессивно дурашливо, так, что самые обидные слова казались не более чем дружеской шуткой. У меня, как это не смешно, первые дни даже не было времени подойти к братишке в школе, рядом с ним все время вились ребята, звучал переливчатый смех, словно от него исходила аура хорошего настроения. Не могу даже описать как он это делал. Здесь не просто слова, Димка умудрялся любое слово, любую фразу сказать как-то особенно притягательно, приперчив ее острыми интонациями, окрасив изящностью движений. Наблюдая со стороны за братишкой, я стал замечать некоторые особенности его речи и движений, например он часто улыбался, сближаясь с кем-нибудь лицом к лицу, а затем, вдруг, замечал что-то за спиной собеседника и обрывал свой волшебный взгляд громким возгласом или шуткой. Ещё он любил жать руку собеседника, например когда тот удачно пошутит или просто засмеется на Димкину шутку. Да и как-то естественно и непринужденно братишка хлопал новых приятелей по плечу или взлохмачивал волосы, тут же уклоняясь от "как будто бы разозленных ребят". Но отдельно взятая привычка сама по себе ничего не представляла, это его очарование было общностью сотни уникальных Димкиных составляющих.
То, что он был постарше всех, конечно играло важную роль. Рост и сила тут не при чем, он скорее походил на моего младшего, а не старшего брата. Но в его поступках и словах звенела натянутой струной такая уверенность, что казалось "до малявок снизошел всезнающий и всесильный десятиклассник". А раз этому "десятикласснику" ещё можно и дружеского пинка отвесить - совсем хорошее дело. Хотя, не смотря на подобные угрозы, никто не осмеливался поднять "руку" на Димку. Порой в его сторону летели веселые фразы типа: "Ща как дам!" или "А ну, иди сюда!", но до дела никогда не доходило.
Относительно спокойно к новичку отнесся только Ярик, он видимо почувствовал свою причастность к братишке, точно так же как я сам не спешил взахлеб общаться с ним, смакуя свое положение, посмеиваясь и наблюдая за "цирком" с расстояния. Я знал, что Димка не совсем тот человек, каким он пытался показать себя в школе, я не так уж много успел с ним пообщаться в эти дни дома, все время возникали важные и неотложные дела (типа кучи уроков, учителя совсем озверели!) Так что я смотрел на него с неким укором, хоть в душе и ликовал и восхищался братишкой - его милым дурашливым очарованием.
Вот кто был главным "фанатом" Димки, это Эдька, он в первый же день воодушевленный подбежал ко мне и прошептал с нескрываемой, брызжущей через край сладкой завистью: "Везет же тебе! Мне бы такого брата..." Я хмыкнул, гордо вздернув подбородок, однако внутри растаял как снеговик от теплой солнечной весенней радости.
Прошло наверное всего дня три, а никто уже и представить не мог наш класс без Димки Кирина - "доброго друга", "отзывчивого товарища", "вежливого мальчика", "смотри вон какого Димочку... а ты Спичкин болван..." И лишь на одном фронте он не одержал победу - учеба, контрольные и успеваемость, чем кстати заимел ещё большее уважение некоторых личностей. Но Димка как-то лениво относился к учебе, как только речь заходила об уроках, его лицо принимало такую скучную, отчужденную форму, что высохший старый вяз под осенним небом будет на этом фоне смотреться эталоном бодрости и воодушевления.
Я однажды осторожно поинтересовался, не боится ли он двоек, ожидающих его за невыполнение "хоум ворков".
- Боюсь, - ответил Димка, потягиваясь словно объевшийся сметаной кот, - но, Лёш, учить какую-то бесполезную нудятину в такой солнечный теплый день - выше моих сил. Пойдем лучше гулять, а?! - Он посмотрел на меня почти что щенячьим взглядом, так что я не сдержал улыбку.
- В отличии от некоторых, мне за двойки придется отвечать перед мамой. Тебя-то она пока не трогает. Но смотри, не долго тебе расслабляться, скоро тоже пойдешь в оборот.
- У меня предчувствие, что будет больше крика чем двоек. - усмехнулся братишка.
- В смысле? - не понял я.
- Ну, как тебе сказать. Двойки ставят за полное незнание и молчание, а я всегда найду, что сказать, у меня к этому дар.
- Это уж точно. - цокнул я языком, думая немного о другом.
- Что ещё за скепсис? - с наигранно злой ухмылкой пододвинулся он ко мне. Наши лица оказались совсем рядом, мне захотелось дружески боднуть братишку, мы так иногда бодались с Яриком, когда были помладше. Но я бездействовал - впал в какое-то гипнотическое оцепенение. Я с нахлынувшим вновь чувством вдохновения, со странным теплом в груди, рассматривал его внимательные глаза, проваливался в бездну синевы, падал в солнечную бесконечность. Может это длилось секунду, а может быть минуту, он моргнул и я вернулся в реальность, продолжая рассматривать теперь его лицо. Несмотря на веющую от него силу и уверенность, братишка выглядел в то же время очень умилительно, мне захотелось взъерошить его густые, горящие на фоне окна золотистым нимбом волосы или ущипнуть за нос. Сейчас он никак не походил даже на ровесника, не то, что на старшего брата. И совсем по детски он прыгнул на меня со смехом, обхватывая шею и пытаясь повалить на ковер. Я вывернулся и, ухватив его запястье, стал выворачивать Димкину руку. Секунду рука сопротивлялась и я понял, что не смогу ничего с ним поделать, но, вдруг, он расслабился, поддался и тут же оказался прижатым к полу. Я даже растерялся его такой слабости, и только увидев застывший в судорожном смехе растянутый до ушей рот, понял - он боится щекотки. Такого злорадства я не испытывал со времен детского сада. Я знал, что это такое - настоящий страх перед щекоткой. Я сам постоянно страдаю от этой слабости... Братишка был полностью в моей власти. Я немного поиздевался над ним, как иногда по дружески издевался над Игорьком, зажав его голову подмышкой и щекоча нос перышком. Но мучить братишку серьезно мне стало как-то жалко и я позволил ему откинуть себя в сторону. В такой вот хохочущей ситуации нас застал папа, одобрительно хмыкнувший и, позвавший на обед.
Любуясь, горящим в лучах солнца рубиновым цветом, борщом, я медленно жевал горбушку черного хлеба. Ну не люблю я супы, что тут поделать, не расстраивать же бабулю, пусть думает, что я их обожаю.
- Пап, - поднял я голову, - а можно, мы с Димкой сходим искупаемся? - Я улыбнулся совершенно ненатуральной карикатурной улыбкой, изображая невинного младенца, осталось только сказать "агу".
- Ух ты! - воскликнул отец, - сын решил стать послушным, спрашивает разрешение, прежде чем что-то делать. Каждый день купаетесь без спроса, а теперь, вдруг, соизволил уведомить... Де-ла!
- Уроки сделали? - строго вставила мама, явно не разделяя папиной позитивности.
Мы с братишкой одновременно промычали что-то невнятное, но скорее положительное, чем отрицательное, оставляя лазейку для "ну я же сказал - нет".

Встречались как обычно возле старого вяза. Мы с Димкой подхватили Ярика и теперь снова ждали копушу Эдьку. Он сперва "дообедывал", затем "скушивал ещё яблочко или грушку", а потом "помогал мне грядку полить - всего три лейки". Одновременно с чуть ли не бежавшим от "вдруг ещё какого-нибудь дела" Эдиком в поле зрения появился Игорек с сестрой - Светкой. Здесь мне стоило бы кое что поведать более подробно, но череда последующих событий заставляет с этим повременить.
Я испытывал очень неоднозначные чувства к этой девочке. Во-первых - я ее люто ненавидел, и во-вторых - я ее, кажется, любил. Но сейчас ее появление вызвало во мне лишь легкое волнение и небольшое раздражение, так как копуша Эдька уже и так ударил по струнам нервов медиатором своей нерасторопности...
- Привет! - помахал я рукой. - Игорек, пойдем купаться.
- Вот нахал, Игорёшку зовешь, а меня нет. - довольно вредным голосом крикнула в ответ Светка. - С ума сошли, море ледяное! - уже строгим голосом добавила она, пресекая робкие попытки братика примкнуть к нам.
Я вдруг с особым умилением посмотрел на него. Пусть маленький и глупый, но Игорёк ведь тоже братишка - хоть и не мой, но все-таки...
- А на фига ты нам? - вдруг зазвенел резкий - почти злой голос Димки. - Мы не с тобой вообще говорили, чего разоралась как бабка на базаре, думаешь старше на пару лет, значит раба личного заимела? Командовать будешь куклами... Игорёк, иди за мной, не слушай её!
Сказать, что мы все, включая внезапно униженную Светку, остолбенели - было бы неверно, мы как дураки застыли с открытыми ртами, пытаясь сопоставить реальность с только что услышанным.
- Ты ещё кто такой? - Чуть ли не сиплым от лютой ненависти голосом выдавила сквозь сжатые губы Светка.
- Я человек! - с театральной гордостью провозгласил Димка. - А ты - жен... девочка. Поговорку конечно знаешь, женщина - друг человека. - Это уже было явно через край, да так, что и меня аж окатило из той мнимой бочки помоев. Но Димка не дал успеть вставить слова, продолжил со всем своим напором: - Обидно? А ему, - он указал на оторопевшего Игорька, - думаешь не обидно быть собачонкой? Нет уж, хватит, младенческие годы закончились! Пора самому принимать решения. Давай, друг, решай - пойдешь домой за ручку - как на поводочке... или легко - в припрыжку, как свободный человек - вперед с друзьями, так что ветер в лицо, так что солнце в глаза. Я же вижу, как ты хочешь бежать... а тебя заставляют ковылять! Идти аккуратно - не кривляться не скакать. - братишка сплюнул от досады. - Не слушай никого, друг! Расправь крылья, напружинь ноги и беги!
Игорек с каким-то потусторонним взглядом сделал неуверенный шаг к протягивающему ему руку Димке и тут же замер от оклика рявкнувшей сестры.
- Только попробуй пойти с ними, я тебе дома такого задам!
Димка издевательски захохотал.
- Что, по попке тебя отшлепает? - на Светку он и вовсе не смотрел, будто ее тут не было, всё его внимание сконцентрировалось на бедном маленьком, попавшем между молотом и наковальней, Игорьке. - Ну тогда извини. - братишка развернулся и не спеша пошел к морю. - Я-то думал ты головой думаешь. Думал - ты - это голова. А оказывается - ты всего лишь попа. Ступай со своей сестрой и прилежно делай домашнее задание, а то, глядишь, ударить по тебе могут для профилактики.
Конечно "попа" совсем-совсем необидное детское слово, но кто собственно у нас такой Игорек? - самый настоящий ребенок, и услышать такое оскорбление от старшего товарища!... Это требовало мгновенного и решительного ответа, иначе позор! Посеревший Игорек со всей возможной уверенностью двинулся за нами. Собирая всю смелость, я обернулся, и тут же отдернул взгляд. Светка плакала, она могла бы наверное сказать многое, но нас было четверо и вдобавок предавший ее брат, а она совсем одна... да ещё и девочка. На душе у меня стало тяжко, и впервые за последний месяц - за все время, что я узнал о братишке, я рассердился на него. Мы отошли метров на двести от вяза, и я догнав Димку, крепко ухватил того за плечо. Обернувшийся брат явил моему взору полные искреннего сочувствия и вины глаза.
- Ты что творишь? - прошептали мои, только что готовые к гневным возгласам, губы.
- Прости, - опустил голову братишка, - я сделал меньшее зло, чтобы предотвратить потом куда более серьезную беду.
- О какой беде, черт возьми!.. - у меня даже слов не было.
- Ты что, - в пол голоса проговорил Димка, - думаешь я не видел, как ты на нее взглянул?
Я оторопел. "Как взглянул? На кого? На Светку что ль? Вот блин... неужели так заметно?.." Я тут же залился краской, но промолчал.
- Я добивался ее ненависти, и преуспел... надеюсь. - снизошел до объяснения братишка... Мне захотелось двинуть его по роже, хотя злости я уже не испытывал, только раздражение. Он явно понял мое намерение, так как быстро добавил: - Если бы я этого не сделал, она бы влюбилась в меня по уши, и мало того, что была бы обречена на страдания, так ещё и с тобой бы беда...
Мне захотелось схватить камень потяжелее и треснуть себя по голове, только бы забыться. Ужас. Во-первых Ярик и Эдик шли рядом и все слышали, во-вторых - Игорек тоже кажется слышал, а это уже может привести к таким последствиями, что даже думать страшно. Я схватил себя за волосы и дернул посильней, боль отрезвила разум. И я разразился чередой очень нехороших слов в адрес всех Димок, Игорьков, Светок и вообще всего белого света...
И наверное все же пора разъяснить кое-какие моменты в этой истории со Светкой, чтобы лучше объяснить мое кошмарное нынешнее состояние. Я все же приврал, сказав, что ненавидел ее. Нет, все так и было лет пять-десять назад. Дело в том, что Светку Дорожкину я знал ещё с детского сада, и даже раньше - чуть ли не одну соску в песочнице сосали, и, снимая небесно-голубую плёнку со своей памяти, припоминаю, что вроде бы даже дружили мы во младенчестве. Но в сознательном возрасте ничем иным, как плюющейся колючками ярящейся гадюкой я ее не представлял. Видно мы когда-то не поделили игрушки или она заплакала, а меня обвинили в "избиении девочки" и наказали... Я не помню! Но Светка казалась мне эталоном вредности и концентрации "девчоночьих пороков" - тут надо понимать, что именно девчонки говорят учителю - кто закрыл дверь шваброй, они рассказывают завучу, чья идея была свалить с последнего урока, они ноют, стоит тебе лишь случайно задеть их плечом на бегу, они назидательно хмыкают, когда учительница зачитывает твои оценки - двойки, они называют тебя только по фамилии с выражением максимальной пренебрежительности, они - самые умные в классе, а ты бестолочь, к тому же - грязный, лохматый, невнимательный, они же - опрятны, чистоплотны, тихие и прилежные! Конечно все это - "якобы", но тебе не легче, и этот список можно продолжать дальше, я лишь хочу объяснить, о каких девчоночьих пороках идет речь.
Но в старших классах (пятый, шестой) я уже не обращал внимания на девчонок, всякие их капризы и хмыканья меня уже не особо пугали, я молча призирал всех одноклассниц и лишь изредка дергал их за косы - для порядка, чтобы не отбивались от рук, как говаривал Спичкин. В седьмом классе что-то в них изменилось. Трудно поверить, но такие вредные доселе, они, вдруг стали вести себя вполне прилично. Я, например, теперь частенько списываю у кого-нибудь из них, или даже отбираю тетрадку, чтобы скатать домашку. Ну и во мне от старого призрения осталось лишь легкое снисхождение: "мол, девчонки - чего с них взять". С Светкой же само собой так складывалось - пусть она учится в параллельном классе, то тут, то там мы постоянно пересекались.
Главным образом виновником этих встреч был Игорек. Мы часто теперь вечерами ходили на пруды - жечь костер, там собирались разные ребята, в основном все свои, хотя порой и деревенские подходили, но конфликты у нас редко случались - место это было не для разборок, оно греет обнимает каким-то неповторимым уютом и спокойствием... И надо было раз с дуру взять с собой Игорька! И как раз Сашка Ван Хален пришел с гитарой... На следующий день Игорек со слезами умолял меня взять его на костер снова. Но так как он же у нас "теленок молочный". Родители приставили к "малышу" конвой в виде сестры! Не трудно догадаться как я воспринял впервые ее присутствие - я просто дрожал от злости, готовый треснуть и Игорька и его родителей и Светку дубиной по голове. Самое смешное, что я даже не понимал, почему так злюсь. Но, вдруг, в сознании моем лопнула какая-то мембрана, и я осознал - ничего страшного не случилось! Ну девчонка, ну Светка и что? Ненависть внезапно обернулась безразличием и спокойствием.
Наверное не суждено было бы Игорьку ходить на костер, если бы Светке самой не нравилось у нас. Да и ее все восприняли там по дружески. К тому же старшаки вроде Сашки порой приходили со своими девчонками, и никто ничему не удивлялся.
Мы смотрели на огонь, слушали звуки ночи, мечтали. Было хорошо. Я сам редко говорил, я больше люблю слушать. Пристроишься порой в уютном желобке между корней ивы, прислонишься спиной к стволу и смотришь, смотришь на языки пламени, пока уже в глазах не поплывет, не унесет тебя в неведомые края. А рассказы струятся в ночи, огибают землю словно ручейки и реки, уносят тебя в другие страны, другие города, другие судьбы... И вот в один такой волшебный теплый вечер я направил свой взгляд на освещённое теплым играющим светом костра Светкино лицо, и что-то во мне щелкнуло. Я все смотрел и смотрел на ее слегка улыбающиеся губы, на ее блестящие большие темные, кажущиеся янтарными в свете угольков глаза. Я смотрел на ее такое доброе и милое лицо, и внутри меня появлялось неведомое доселе, новое чувство... нет, не любви - пожалуй, вдохновения. Я лежал в тени, скрытый ото всех, но сам хорошо видел друзей - все эти знакомые, такие родные и красивые лица. Я смотрел на Светку без страха, без боязни поймать ответный взгляд. Это совершенно удивительное ощущение - будто попадаешь в мысли человека, словно становишься им на краткий миг, понимаешь его мечты и желания.
С тех пор я стал относиться к Светке скорее тепло, чем безразлично, и даже поймал себя на мысли, что рад случайной встрече с ней... но, в прочем, ничего большего. То же, что случилось три недели назад - я до сих пор не могу пережить и успокоиться, вспоминая день ото дня.
Школа наша славится своим клубом. И почти постоянно идут у нас театральные постановки. Марина Павловна - художественный руководитель, преподаватель актерского мастерства и к тому же учительница рисования, каждый класс вовлекает в свои постановки. Дошло, до того, что мы сами должны все организовывать - и подобрать пьесу, и поставить и костюмы сшить и... сыграть... и на дуде в том числе. А ещё и соревноваться в этом с другими классами. Признаться, мы были одними из самых слабых, мало того, что почти все наотрез отказывались играть на сцене, так и желающие не отличались особым актерским талантом. Ясное дело - вся наша компания - Кузя, Эдик и я только морщились и надменно кривлялись при упоминании об этой "скучной ерунде", предпочитая купание, гуляние и на картере, как говорится, катание.
В седьмом классе артистов оказалось так мало, что пришлось объединить седьмые и восьмые классы, дабы составить хоть какую-то конкуренцию "замечательным, талантливым" десятиклассникам и малявкам-пятиклассникам, которые брали массовостью и энтузиазмом. Марина Павловна после нескольких месяцев репетиций и постановок объявила "этот дурацкий возраст" самым бестолковым, и мы сами, провалявшись на пляже весь сентябрь, потом краснели за своих непутевых артистов-одноклассников в день премьеры. К весне худ совет, объявил очередной конкурс, и снова засуетились активисты...
В тот день у меня было отличное настроение, впрочем как и во все дни, после "благословенной" новости. Но к тому же светило уже совсем теплое солнце, птицы за школьными окнами буквально разрывались от трелей, а дурманящий запах черемухи чуть щипал нос и кружил голову. Из-за отменённого труда, было всего четыре урока, и я, уже наполненный свободой, бежал от школьной раздевалки к, раскрывшей свои зеленые объятья улице, когда меня остановила рука Егора Липина - восьмиклассника, имевшего большой авторитет на футбольной площадке, да и среди учителей, как активист и круглый отличник.
- Пятеркин! - радостно воскликнул он. - ну-ка не спеши так! Удачно ты попался, я как раз тебя искал.
- Чё это? - опешил я, вспоминая, чем мог его задеть.
- Не чёкай! - увесисто хлопнул Липин по плечу, - от меня лично претензий к тебе никаких не имеется, но более авторитетными людьми велено доставить тебя в актовый зал.
"Более авторитетными людьми" оказалась всего лишь Катька Романова - его одноклассница, строгое и красивое лицо которой смотрело на всю школу с доски почета уже много лет - лучшая ученица, победитель районной олимпиады, спортсменка перворазрядница, и так далее и тому подобное. Я сразу расслабился, и уперев руки в бока, принялся расхаживать по освещённому мягким солнечным светом залу, оглядывая его стены барским взглядом, нарочито игнорируя идущую ко мне в летнем белом платьице Романову. Ее интерес ко мне был не новой. Уже не первый раз она пыталась привлечь меня к "своим" спектаклям. Чем-то я ей нравился. Сколь холодным не было мое общение с этой особой, время от времени она приставала ко мне с предложениями ролей. Вот и теперь, подошла, принялась рассказывать о новой постановке, как у них все хорошо, какие ребята дружные и интересные, как весело и интересно. Я пропускал большую часть этой тирады мимо ушей, в моей голове играла музыка весны, я был мыслями в другом месте.
И тут я увидел Светку. Ее будто бы неосязаемый хрустальный силуэт появился из яркого света, бьющего через высокие узкие окна, полосующего актовый зал теплыми янтарными линиями. На ней тоже было летнее платьице, но в отличии от строгой, какой-то серой Романовой, Света казалась хрупкой нимфой, неземным существом. Меня так поразила эта картина, что я застыл на месте с раскрытым на полуслове ртом. Я собирался сказать, что мне надоели эти глупые спектакли про слезы с сахаром, но так и остался стоять на месте.
- Привет, Свет. - не обратила Катька внимание на мое замешательство. - Вот Пятёркина поймала, пытаюсь уговорить, да он все что-то не решается. - Она, вдруг, подмигнула мне, в ответ я скривился в дразнящей гримасе.
- Здравствуй, Лёша. - глянула Светка на меня из-подо лба с какой-то странной застенчивостью. Я же промолчал, наверное, выглядя дураком.
- Между прочим, - продолжала свои уговоры Романова, - я предлагала Светочке главную женскую роль! Вы бы отлично смотрелись в этой пьесе вместе, ну, ребята, решайте!
В конце зала, что-то загромыхало, и в распахнувшейся двери появился край пианино.
- Сказала, же не надо! - закричала Катька, мгновенно сменившая благость на гнев. Она ринулась вытуривать незадачливых помощников из зала. И уже скоро ее приказной тон был слышен с той стороны кулис, время от времени сопровождающийся грохотом чего-то падающего.
Я улыбнулся и посмотрел Светке прямо в глаза, она несколько мгновений не отрывала взгляда от меня, а потом, вдруг, резко порозовев, опустила голову, хлопнув большими золотистыми ресницами. И я понял, что никакой детской глупой вражды между нами больше нет, что она не считает меня дергающим за косы дураком и не дисциплинированным лентяем, что она смотрит на меня даже не как на равного, а с некой толикой уважения, что она видит во мне живого человека.
Я сделал несколько шагов вперед, отчего-то провернулся вокруг своей оси на пятке, закидывая руки за спину, как будто уже вошел в сценический образ. На моем лице играла какая-то совершенно пьяная улыбка. Я остановился возле Светки ухо к ухо, она так и стояла замерев и опустив голову, будто в чем-то сильно виноватая. Ее платье чуть колыхалось и щекотало мою руку. Я медленно повернулся к ней и ощутил слабый аромат каких-то цветов. Я не воспринял тогда это как запах духов, списывая все на собственное воображение. Вдруг стало очень тихо, и шепот моих губ разнесся, казалось, на весь зал: "Я согласен". Она не пошевелилась, но во мне после этих слов будто музыка заиграла. Ее ухо было так близко, что я чувствовал губами это волшебное, будто солнечное тепло ее тела. Катька уже возвращалась из-за кулис и шла к нам. Кажется, я тоже порозовел и, резко отпрянув, быстро пошел к выходу, сияя улыбкой радости.
- Согласен он! - крикнула из-за спины Светка. - Важный какой нашелся. Может я ещё не согласна! Слышишь?!
Но я ничего не ответил, я слишком ценил эту весеннюю тишину полную пения птиц.

- Так! - решительно сказал я. - Игорек, иди домой!.. И ни слова сестре, иначе даже на глаза мне не попадайся, не знаю, что с тобой сделаю!
- Ну нет уж! - чуть не заплакал тот. - Теперь я туда ни ногой, по крайней мере недели две, буду ночевать где-нибудь на чердаке или на лодочной станции.
- Сейчас вернуться ещё не поздно, - непреклонным тоном сказал братишка, - и даже такой поступок станет в сто крат мужественней и благородней, тогда как, останься ты сразу, слыл бы тряпкой. Теперь все знают, что ты независим и не боишься надзора, ты свободный человек и, хотя ты маленького роста, в твоей душе сила титана, тебе больше нечего доказывать, иди за сестрой, не обижай её, как это сделал я.
Игорек с благодарностью кивнул и потрусил походкой испуганного щенка в сторону города.
- Прости! - крикнул ему вслед Димка, но Игорек не обернулся.
Напрягшись, словно Сизиф на последнем метре своей горы я собрал все силы, чтобы поднять глаза на Кузю и Эдьку, ожидая увидеть дьявольские гримасы злорадства, но видимо моя трагедия не слишком трогала их, и вместо ехидства, я увидел сочувственный взгляд Ярика и восторженное лицо Эдика, явно одобряющего действия Димки.
- Слушай, - протянул он, - как тебе это удается? - Братишка многозначительно поднял брови, не уточняя, что именно удается. - Так легко уговорил пойти с нами и ещё проще - отправиться назад!
Димка перепрыгнул большой валун похожий на черного жука, греющегося под солнечными лучами на мягком ковре из молодого клевера, и присел на голову этому "спящему насекомому".
- Если человек слышит слова, - начал он задумчиво, - а особенно, если человек хочет слышать слова, и хочет понять их смысл, он сделает всё, что ты пожелаешь, надо только знать, какие слова применить.
- Да ладно, - махнул рукой Ярик, - взял малого на слабо, вот и всё! - он захотел сказать ещё что-то, но Димка перебил:
- Твоя мысль ясна, - чуть презрительно кинул он, - ты хочешь сказать, что тебя бы мне не удалось уговорить. В таком случаи предлагаю пари.
- Может не надо? - жалобно протянул я. Не люблю когда кто-то спорит, все это чревато в драку вылиться, а ругаться с лучшим другом, мне не улыбалось.
- Пари? - переспросил заинтригованный Ярик.
- Да, - кивнул братишка, - я утверждаю, что не пройдет и часа, как ты добровольно отдашь мне свою джинсовую куртку, в противном случаи, я буду твоим рабом в течении следующей недели.
Даже я заметил, как вспыхнули у Кузи глаза. И хотя условия были не равны, ибо дорогая импортная куртка, привезенная его дядей из-за границы, которой Ярик так гордился, не шла в сравнение с детской игрой "рабства". Но Ярик был уверен в своей неуступчивости.
- Готовь седло! - сияя злорадством, дернул он головой, откидывая челку со лба. - Тебе придется возить меня на спине целую неделю.
- Я так понимаю, ты согласен с условиями? - слегка шевельнул уголками губ братишка.
Они взялись за руки и Эдик резким движением "разбил".
- Конечно! Ведь я бы не отдал эту куртку ни за тонну конфет, ни за тысячу рублей... разве что, за украденный школьный журнал. - Ярик рассмеялся на собственную шутку.
- Я уже не рад, что затеял этот спор. - нахмурился Димка, - ты предстаешь не в очень славном свете. Неужели ты думаешь, что всем будет так смешно видеть как ты пытаешься издеваться надо мной? Ведь условия спора - это всего лишь дурачество, главное - суть. Ты же уже возомнил себя моим хозяином, и так радуешься этому, будто давно мечтал унизить меня. Если это так, то я сдаюсь! Я буду твоим рабом столько, сколько ты пожелаешь, раз тебе это так нужно, но когда тебе надоест, больше ко мне не подходи. - казалось Димка кипит от негодования и злости, он весь напрягся и смотрел на Ярика как на фашиста. Кузя стушевался и испуганно моргая, бросил на меня вопросительный взгляд, ища поддержки.
- Да что ты! - чуть ли не закричал Ярик, едва не закашлявшись, - у меня даже в мыслях не было унижать тебя, я просто смеюсь. Ну что ты мне не веришь? - он развел руки в стороны, преграждая дорогу мрачному, быстро шагающему вперед, Димке.
- Ну извини, - переменился в лице тот, - мне просто обидно стало, ведь ясно, что я задумал этот спор для того лишь, чтобы намекнуть, как бы мне хотелось заиметь такую куртку. Ведь, подумай, у меня пока нет даже самых простеньких собственных вещей, и, если быть честным, никогда я не имел красивой новой одежды, моя мать покупала все в комиссионке, в интернате же нам и подавно, выдавали сущую рванину. - Димка опустил голову, и понурив плечи, зашагал чуть пошатываясь, волоча тонкие, похожие сейчас на веревки ноги по пыльной дороге, едва отрывая их от земли. - Вам всем мои слова кажутся нелепыми, а у меня может комплексы!
- Че-го? - протянул Эдька.
- А-а! - отмахнулся совсем приунывший братишка.
- Не пытайся меня разжалобить. - хмыкнул Ярик. - Я все равно не отдам...
- Я же уже вроде сдался. - огрызнулся Димка. - Или нет?
- Неа! - подбодрил я брата, догадываясь, что он ждал этот ответ от меня.
- Ну тогда, - воодушевился он, - я получу эту куртку, как обещал. Потому что для тебя, Яр, отдать ее будет очень выгодно... Послушай, все уже знают, что это твоя куртка, а это говорит о чем? О том, что ты крут, ты довольно богатый, и тебя любят родители. Но ходить постоянно в одной и той же одежде - это уже не очень круто, могут возникнуть подозрения, что курточка перепала тебе случайно, да и со временем она станет очень потертой. Когда же все увидят твою куртку на мне, ни у кого не возникнет сомнения, что ты, проявив благородство, одолжил свою - такую дорогую вещь мне. А может даже и подарил! - на лице братишки будто вспыхнул огонь, в воодушевленном взгляде читалась святая искренность. - Вспомни Пушкина! Вспомни заячий тулупчик! Отдал нищему мужичку, от всей чистоты русской души, и воздалось! А здесь не то, чтобы непонятно кому - другу отдаешь куртку с барского плеча. Тебя конечно спросят завистники: "А нафига отдал?", а ты равнодушно пожмешь плечами, скажешь - "А что жалко что ль для друга? Ты бы разве не отдал?" и всё! Им нечего будет возразить. Можешь ещё добить их фразой "Эх ты, я то думал ты человек! А ты..." и отмахнись. Да никто и не спросит, все и так поймут, что ты святой!.. И ещё - свою куртку ты будешь видеть каждый день, но не на себе, когда не рассмотришь ее толком, а со стороны - на мне, и каждый день будешь вспоминать, какой ты добрый и щедрый. А если же ты сейчас, не смотря на свое желание и доброту, все же упрешься в глупые принципы и не сдашься, эта куртка станет жечь твои плечи как перцовая! И каждый раз когда ты меня встретишь, твоя совесть больно кольнет тебя, и ты вспомнишь как в угоду упёртости подавил в себе праведные чувства, погасил свет в душе, оставшись жалким жадиной! - последние два слова братишка проговорил, делая ударение на "ж".
Ярик покрывшийся красными и белыми пятнами, судорожным движением сорвал с себя куртку, словно обвившую шею гадюку и бросил ее Димке... Эдик радостно вздохнул и улыбнулся. Я одобрительно похлопал Кузю по плечу, чтобы немного его успокоить, ибо такой напор братишкиной магии не выдержал бы никто. И конечно дело не только в словах, кто-то другой мог бы сказать то же самое, воздух сотрясся бы и затих. Братишка же, я верю, мог при желании отобрать куртку вообще без слов - одними только взглядами, ибо в глазах его играли солнечные ангелы. Несколько его улыбок, и Ярик мгновенно повеселел, бодро побежав к шуршащему уже неподалеку морю.
Мы пришли на то же место, где купались в тот день, когда я рассказал друзьям о брате. Это ущелье с тех пор стало нашим тайным местом. Небольшой но чистый пляж намытый дождем с одной стороны был замаскирован плотной стеной кустов, со стороны же моря открывался поразительный вид на бухту, далеко внизу в голубовато-изумрудном тумане грел на солнце густо-зеленую спину наш городок, протягивая длинные руки пирсов и волнорезов к ласкающем теплым волнам. От пляжа вниз шла довольно крутая ступенчатая тропинка, обрывающаяся отвесной скалой сразу уходящей в глубину, так что ныряли мы, не опасаясь.
Эдька разделся на бегу и, лишь только исчезнув за скалами, взвизгнул от радости уже где-то снизу. Правда, после такого же крика Ярика, я начал подозревать, что причина тут не совсем в веселье... Вода ещё конечно не прогрелась. Братишка сел на песок и начал неторопливо расшнуровывать кеды, затем он снял джинсовые шорты, которые, кстати, отлично смотрелись вкупе с новой курточкой. Димка будто боялся, что Кузин подарок у него могут похитить, так и стоял на выступе, наблюдая за веселой возней Ярика и Эдьки. Я же, не став его дожидаться, скинул одежду и, прыгая с выступа на выступ как горный козел, сиганул с трех метрового откоса в море, красиво сложившись рыбкой. Я был горд своим умением нырять, Эдик, например, мог только бомбочкой, а Яр вечно задирал ноги или шлепался животом.
Нежная прохлада окутала мое тело сотней быстрых потоков, запузырилась, защекотала живот, привычный соленый привкус отдался в сознании ощущением глубины, а затем будто сильная рука Посейдона выкинула меня на поверхность как поплавок. Задрав голову, я увидел возвышающегося над самой высокой скалой братишку. На фоне яркого неба, он казался вырезанным из черного картона. Его силуэт был преисполнен грацией и величием - скрещённые на груди руки, и развивающаяся на ветру новая куртка, так шедшая ему. Димка, чуть постояв, сбросил куртку и выйдя на самый край уступа размахнулся руками.
- Нет! - прокричал я нечеловеческим голосом, чуть ли не взвизгнув. Тонкий силуэт братишки изогнулся и дернулся будто порвавшаяся струна. В какой-то миг мне показалось, что он все же падает, но в последний миг Димка удержался на ногах. - Ты что сдурел?! - закричал я на него голосом полным гнева и ужаса. - Тут метров пятнадцать-двадцать! Ты головой-то думай иногда.
- Шею сломаешь и всё! - добавил не менее перепуганный Ярик.
- Да? - виновато переспросил с высоты братишка. - А на вид совсем не высоко. - он пожал плечами. - Так опасно, правда что ль?
- Ты с трех метров сначала прыгнуть попробуй. - посоветовал Ярик. - Живот отобьешь, тогда поумнеешь.
- Мне лень спускаться, давай я солдатиком тогда...
- Каким солдатиком! - снова гаркнул я. - Ещё больше пятки отобьешь. - Спускайся живо! - последняя фраза у меня получилась совсем как у взрослого, от чего я даже определенную гордость почувствовал.
- Ну ладно, ладно. - послушался наконец братишка... Я вообще обратил внимание, что он всегда меня слушался, если я его о чем-то, вдруг, просил. Он спустился ниже и сиганул рыбкой с трехметрового уступа, в его движениях не было и доли страха, но из-за неопытности Димка перекрутился и шлепнулся почти спиной, подняв кучу сверкающих зеленоватых брызг. Наши рты расплылись в злорадных ухмылках, готовые укорить непутевого прыгуна, и как только братишкина голова появилась над водой, обрушили на него поток насмешек. Однако, спустя пару секунд. Я сообразил, что его лицо отображает вовсе не боль и испуг, а невероятное удивление.
- Вы видели?! - закашлявшись и отплевываясь водой, заговорил он. - там внизу!
- Что? - мгновенно затихли мы. Все замерли и теперь было только слышно, как волны пенятся под прибрежными камнями. Я бы не удивился, если бы Димка уведомил нас об акуле или подводной лодке, во всяком случае его удивление казалось примерно такого уровня.
- Там... там.. - сбивчиво пробормотал он, продолжая кашлять. - Ракушка.
- Ракушка? - вскрикнул Эдик. - Я то думал!
Не став дожидаться разъяснений я нырнул. Вообще в море рекомендуется плавать с закрытыми глазами, но я уже давно привык к соли и никогда даже не щурился в воде. Глубина встретила меня ответным тихим взглядом голубой бездны, лишь на самом краю видимости отображая осколки дна. Никакой ракушки с такого расстояния разглядеть было невозможно. Я всплыл.
- Нет там ничего. - нахмурил я брови, и бросил в братишку горсть воды. Но он не принял мою игру и, полный серьезности, вновь нырнул.
- Есть, и огромная! - чуть не крикнул он после всплытия. Тогда уже мы все начали нырять, но почему-то только братишка видел эту гипотетическую ракушку. Наконец мы стались злиться, подумав, что это всё не очень смешной розыгрыш.
- Как ты ее можешь видеть без маски или очков с такого расстояния! Там муть одна.
- Прищурь глаза. - посоветовал Димка.
Да, я знал этот способ, но как-то не подумал. Действительно, если прищурить газа в воде, можно порой добиться относительной четкости, и разглядеть дно более детально. Я нырнул как можно глубже и, оставив между веками лишь маленькую щелочку, стал всматриваться в россыпь окатышей, пытаясь разглядеть зловредную ракушку.
Каждый раз когда я вспоминаю этот момент, мое сердце начинает стучать чаще, а дыхание сбивается... Воздух в легких уже заканчивался, море потащило наверх, когда я чуть расширил глаза, и в мое сознание врезался пронзительный образ увиденного! Я искал обычную раковину рапана, которые бывают размером не больше кулака. Но то, что я на миг увидел было настолько чудесно и невероятно, что мозг отбросил это как невозможное, и я тут же потерял фокусировку. Никогда в жизни в Черном море никто не находил ничего подобного. Размер этой раковины был колоссален! Размером с корыто, или даже ещё больше. Мне почему-то стало даже страшно, и я, как и братишка, хлебнул воды при всплытии, закашлявшись.
Эдик и Кузя тоже увидели ее в конце концов, и так же всплыли с вытаращенными глазами. Мы ещё целый час тщетно ныряли, пытаясь достать до дна, или хотя бы поближе рассмотреть это чудо, но глубина была настолько велика, что чем глубже мы ныряли, тем дальше казалась цель, расплываясь в мерцании холодных потоков дна. Наконец, уставшие и замерзшие мы выбрались на берег и обессилено попадали на песок. Слова иссякли, мы молча лежали, время от времени бросая друг на друга многозначительные взгляды. В этот момент я поймал себя на мысли, что я главный в нашей компании, что все ждут от меня каких-то решений. Конечно, надо быть честным и признать, что Димка в отличии от меня был явным лидером, но в узком кругу друзей и, тем более наедине, он чаще себя вел как младший брат, и сейчас тоже ожидал моего первого слова, хлопая ласковыми глазами, на каждый мой вопросительный взгляд.
- Конечно можно позвать взрослых, с аквалангами... - скривился я. - Но по-моему, уж лучше пусть лежит на дне.
- Согласен! - радостно подхватил Ярик. - сейчас приплывут сюда на катерах, разведут тут масляных пятен, и ракушку сопрут, и о пляже нашем все узнают, потом будут сюда ходить все кому не лень, искать ещё одну такую.
- А что если... - застенчиво пробормотал Димка.
- Чего?
- Ну, - протянул он, - прыгнуть со скалы, может достанешь тогда.
- Только попробуй. - мрачно проговорил я, погрозив ему кулаком.
- Да шучу, шучу. - весело отмахнулся братишка, переворачиваясь на другой бок.
С тех пор чудо-раковина стала нашей общей секретом, нашим пиратским кладом, нашим тайным символом, нашим вдохновением. Ведь порой не важно, владеешь ли ты тайной, или только причастен к ней - знаешь о ее существовании. Порой причастность приводит в больший трепет, чем владение. Сколько раз было... появилась в магазине импортная игра хоккей, бежишь упрашиваешь маму купить, боишься, как бы кто-то тебя не опередил, и конечно "у нас нет таких денег" или "с такой учебой - какие тебе хоккеи?". Покупает игру твой одноклассник, завидуешь ему, чуть ли не пресмыкаешься, в гости просишься, а в итоге сыграл три раза и надоело. Или другой пример: съездит кто-нибудь за границу, и давай рожу кривить на каждую вещь - "Фи, что за манеры, в Париже босиком не гуляют", "а, в Берлине.. а в Амстердаме... а в Лондоне..." аж тошно слушать, будто мы все пещерные люди, а ты уже лорд какой-нибудь, но тем не менее, все вокруг собираются, в рот смотрят, хотят тоже стать причастными, чтобы потом уже сказать: "Полезай за печку, темнота, вот моя подруга в Париже была, она рассказывала, что...", и все эти "А у моего друга первый взрослый по плаванию, он быстрей тебя", "а друг моего двоюродного дяди капитан подводной лодки". И действительно, такой человек возвышается в глазах других, хотя сам-то ничего не умеет.
Эта мысль грызла меня все сильней, с каждым разом, как братишка проявлял свою феноменальность. Я ужасно радовался за него, но в то же время ощущал себя каким-то ничтожным, никчемным, ничего не умеющим, даже жалким. Раньше у меня такие мысли не возникали, я жил вполне себе счастливым ребенком. Теперь же, чем больше я узнавал своего брата, тем сильней презирал самого себя. Хотя, презирал - это слишком громко сказано, скорее испытывал некую неприязнь, старался ловить себя на постыдных мыслях, которые возникали и раньше, но не были замеченными. Так наверное ощущает себя нищий, попавший на королевский прием, все его дырки на штанах начинают жечь колени адским пламенем.
Я не знаю даже, что такого особенного делал братишка, но порой казалось от него тугими быстрыми волнами расходится какая-то особая энергия, приковывающая всеобщее внимание. Он хорошо делал всё, за что бы не взялся. Если он бежал - то впереди всех, если играл в футбол - от был одним из лучших, если кидал окатыш по воде, тот делал максимальное количество прыжочков. Но в то же время Димка не был самым лучшим, всегда находился какой-нибудь Витёк Бегунков, который занимался легкой атлетикой, или Сева, игравший с пяти лет за местный Спартак и крутивший нас как котят. В другой раз попадался длинный десятиклассник клавший любого из нас на лопатки... Но все эти люди, хотя и опережали Димку, были самыми обыкновенными "человеками прямоходящими", тогда как братишка одним движением, одной улыбкой, одним поворотом головы мог поразить или возвысить любого соперника. И... он умел всё. Я ещё не видел, чтобы Дима делал что-то плохо, даже дома, где он становился совсем другим - близким таким, родным.
Я порой даже ждал этих моментов, когда уже мы сможем остаться вдвоем и нормально поговорить. А жизнь так бурлила, так кипела, и так многое надо было сказать, и так мало слов вертелось на языке в нужный момент. Я ощущал, что лишь слегка прикоснулся к внутреннему миру Димки, что я только приоткрыл завесу, и ещё совсем мало его знаю... но я уже преданно и крепко любил его. Ох, как же я его любил!
Я порой хотел о чем-нибудь у него спросить, но язык заплетался и никак не шевелился, и тогда братишка угадывал мои мысли - почти всегда точно. Но на самые главные вопросы он пока не отвечал, давая понять, что время ещё не настало. А меня ужасно глодала мысль о его прошлом, о том, откуда такое чудо взялось - как создалось из обычного мальчишки, половинка которого была в точности как моя. Но я сам чувствовал, что не надо пока теребить прошлого, я почему-то чувствовал легкую дрожь при этой мысли, ощущалась какая-то неведомая тень.
Димка был самым уверенным человеком из всех кого я когда-либо знал. Но иногда он начинал жутко меня стесняться, особенно если слишком уж явно вокруг него начинали прыгать на цыпочках, полностью попадая под его - братишкину магию. Тогда он виновато оглядывался и всегда ловил мой добрый, неустанно следящий за ним взгляд, и заливался краской от носа до ушей. Будто сидела в нем какая-то вина передо мной.
А один раз, это было уже незадолго до каникул, случился у нас с ним странный разговор... Мы сбежали с репетиции спектакля, на который я так опрометчиво был заманен стрелой амура. Димка же там оказался вообще случайно, но об этом после... Уставший, и хмурый как никогда, он свернул с проросшего травяными пучками старого тротуара в тень деревьев. Мы иногда ходили сюда если случалось прогуливать уроки. Чуть дальше, среди густых акаций и сирени, был старый, покрытый золотисто-замшелой коркой фонтанчик, вокруг которого гнездились заброшенные лавочки. Димка прыгнул на одну из них, откинув хмурую голову назад, прикоснулся щекой к потрескавшейся краске.
- Ты чего? - осторожно спросил я, присаживаясь рядом.
- Надоело. - буркнул он.
- Что?
- Да всё. Надоели эта клоунада. - он привстал, оперся на локоть. - Всё это суета, всё не настоящее какое-то.
Такая грусть была на его лице, что я сам глубоко вздохнул и в порыве внезапной жалости к скрывающему свои беды в глубине сердца братишке, поправил ремешок на его - моей бывшей старой сандалии... Но тут же опомнился и ущипнул его за большой палец, светящийся через носок.
- А это настоящее? - постарался я вложить в голос как можно больше демонических ноток. Я подумал, что такое поведение может его развеселить. Но Димка лишь слегка улыбнулся, отдернув тонкую ногу с быстротой кузнечика и, глянув рассеяно через мое плечо, тихо произнес:
- И это не настоящее, ерунда какая-то. Мы все как пушинка в облаках. Летим на солнечном ветру, куда понесет... А оно... - и он вдруг осекся, поджал в досаде губы, глянул на меня пронзительно, - только ты Лёшка живой, только у тебя есть крылья, а все вокруг падают... всё падают и падают в бездну. - договорил он уже почти шепотом, вновь откидываясь назад.
- Хочешь дам - полетать? - вновь попытался я пошутить.
Братишка резко вскочил, на его лице буквально взорвалась сверкающая улыбка.
- Ой Лёшка! - покачал он золотистой головой.
- Что Лёшка, засмущался я.
- Знал бы ты как я тебя люблю! Просто обожаю! Прям затискать до смерти хочется. Его улыбка тут же окрасилась ехидцей, и тонкие пальцы опасно потянулись к моим ребрам.
- Но-но, - вяло сопротивляясь, захохотал я, - кто к нам с щекоткой придёт, от щекотки и умрёт!
А внутри тепло от сердца расходится тугими горячими волнами - бум, бум, бум. Но брезжит, мешает все время непонятная тревога...

И теперь стоит рассказать о спектакле. Началось все с того, что братишка отпросил весь класс с последнего урока Литературы. За все времена, начиная наверное от эпохи динозавров не было слыхано, чтобы Клавдия Трафимовна отпускала со своего урока. Так что, уже начиная привыкать к братишкиным чудесам, на этот раз я все-таки удивился.
Класс с веселым гомоном выкатился из школы, рассыпаясь как порванные бусы в разные стороны. Всегда так бывает, если отпускают с уроков - боишься, как бы учителя не передумали, спешишь поскорей убежать подальше. Я догнал Димку, оживленно болтавшего с Лучковым и Спичкиным, они в полный голос обсуждали идущую впереди них якобы безразличную ко всему стайку девчонок из соседнего класса.
- Кир, - обратился Петька к Димке, они так называли его от фамилии, - как думаешь в нашей стране разрешат многоженство?
- Многорогство? - переспросил братишка.
- Или единорогство. - хохотнув, ступил Лучков.
Я, нагнав приятелей, уперся им на плечи и перескочил промеж них вперед. Те показательно заворчали, но я сразу сбил их с толку.
- Дим! Как тебе это удается?!
- Иметь такого брата, и оставаться живым? - все-таки пробормотал Мишка, потирая плечо.
- Уговорить Трафимовну! - пораженно воскликнул я, прыгая через скамейку.
- Кир, это ты ее уломал?!
Димка слегка поморщился, улыбнулся.
- Велико ли дело?.. - пожал он плечами.
- Нет, ну ты объясни, как такое возможно? - не отставал я. - Если бы, например, я подошел к ней и сказал: "Клавдия Трофимовна, а можно мы пойдем домой, такая погода хорошая, а мы так устали... а?" она бы в лучшем случае сказала - "Можно, но в журнал всем двойка", а в худшем - "А ты Пятёркин наверное всё знаешь? Ну-ка, расскажи мне в каком году Пушкина расстреляли большевики?"
Спичкин прыснул, А Мишка даже не понял сарказма, только скривился сморщился, как видно полностью соглашаясь со мной.
- Мы обедать. - совершенно ровным, серьезным голосом объявил братишка. В его интонации вроде бы не было ничего особенного, но на общем шутливом фоне, фраза воспринялась как приказ... приказ им отвалить, а мне идти с ним домой.
Спичкин тут же вспомнил про девчонок и побежал за ними вдогонку, Мишка словно собачка засеменил следом. Мы немного прошлись молча.
- Так ты научишь? - вновь взялся я за свое.
- Научить упрашивать учителей отпускать с уроков? - хмыкнул Димка.
- Ну да, а что? - надулся я.
- Ладно. - внезапно согласился братишка. - Я научу тебя азам обмана.
- Но разве ты?...
- Не перебивай! Все у тебя слишком категорично. По-твоему обман - это получить двойку, а маме сказать, что тройка. Это всего лишь наивное вранье, распознаваемое по одному взгляду в твою сторону. Настоящий же обман может строиться и на чистой правде, или вовсе не иметь отношения к предмету разговора.
- Это как? - нахмурил я брови, чуть сбавляя шаг. Братишка остановился, вокруг уже никого не было, мы стояли одни посреди широкой пустынной дороги, теплый ветер весело играл листвой старых тополей, подметая сухой пыльный асфальт невидимой метелкой.
- А так, что есть у тебя цель, а ты с человеком говоришь, в свои планы не посвящая. - быстро ответил братишка. - Например надо кого-то отвлечь, ты ему анекдот рассказал, где тут вранье? Главное не дать человеку повод заподозрить тебя с первых секунд, это самое сложное. Бывают такие люди, к ним подойдешь только, а они уже какую-нибудь подлость от тебя ждут. Аж иголки дыбом.
- Ну и как ты к Трофимовне подошел?
- Никак. Если бы я к ней подошел, она бы насторожилась. Она сама ко мне подошла, заметила, что я слишком долго роюсь в портфеле... как бы случайно так... ну ты понимаешь. - он игриво поднял брови, но я не очень-то пока понимал, и буркнул нечто несвязанное в ответ. - Говорю: "Нет у меня учебника, ещё не получил. Ну ничего, мы с братом по одному готовимся" А она спрашивает с улыбкой: "Точно готовитесь-то? Смотри, Кирин, сейчас вызову, будешь рассказывать". А я ей с хмурым лицом: "Ничего от вас, Клавдия Трофимовна не скрыть. Будто насквозь нас видите. Ставьте уж сразу двойку, чего вызывать?.. только мне, не брату". Она, конечно радуется своей проницательности, а мину-то кривит, показывая недовольство. Говорит: "Это потому что таких как ты, Кирин, у меня было за годы работы столько, что тебе и в страшном сне не приснится".
Я машинально сжал кулаки. Как эта старая мымра, могла поставить братишку в один ряд с каким-то дурачьем!
- "Да уж", - говорю, - "Я бы так не смог, много лет одно и то же детям рассказывать, одни и те же глупые вопросы и мямлящий балбес у доски", - так прямо и сказал "балбес". Она вообще расцвела. Но спорить начала: "Ничего ты не понимаешь Кирин. Я свою работу люблю, и никогда мне это дело не надоест". А я ей в лоб, ещё слегка обиженно: "Работу любите? А вот скажите, Клавдия Трофимовна, а нас, детей Вы любите?". Она опешила, но быстро собралась: "Да, конечно, в работе учителя по-другому нельзя". "В общем да", - соглашаюсь, - "У Вас в классе всегда порядок, значит детей любите, вот если бы беспорядок был, значит не любили бы".
- Что за бред? - не выдержал я.
Димка кивнул.
- Трофимовна примерно то же самое сказала. На то и было рассчитано - запутать ее, да и как ещё, если она первая начала врать... на счет любви к детям. - братишка поморщился. - Говорю ей: "Ну если видите, что бардак в классе, понимаете, что дети тогда ничему не научатся, Вам это не безразлично, и потому Вы класс в строгости держите. Если бы Вам было плевать на нас, такого бы не было". Она вздохнула и даже, ты не поверишь, руку мне на голову положила, говорит: "Эх, Кирин, были бы все Вы такие понятливые". - А я ей: "Только Вы у нас на поводу ходите". - Она опешила, спрашивает: "Это почему ещё, Кирин?" - И вот тут-то я и поворачиваю ключик: "Работаете Вы Клавдия Трофимовна, уже тридцать лет в школе, и всегда у Вас строгость и порядок, но на самом деле уже не Вы класс держите, а класс Вас. Я отдам руку на отсечение, что за всю вашу учительскую карьеру, не было, такого, чтобы Вы дали себе послабление". - А она перебивает: "Это ты на что намекаешь, руку-то не жалко? Отсечь не отсечь, а линейкой могу ударить, чтобы в следующий раз подумал, прежде чем вздор нести" - Я: "Не вздор никакой. Извините, но я прав. Ручаюсь, что ни разу Вы не посмели изменить хоть что-то в своих правилах, поступить так, как хочется, а не так, как надо". - Она задумчиво вздохнула и говорит: "Знаешь, Кирин, человек с высоким чувством долга должен поступать как надо, а не как хочется". - "Ну вот я и говорю - не Вы классом значит управляете, а класс Вами" - и отвернулся к окну, мол разговор окончен. Но она, ясное дело, сдаваться не хочет: "Мной управляет моя совесть и моя мораль" - Всё! Она разозлилась, она уже не может позволить себе проиграть, а это конец. Я уже даже почти не играя эмоциями: "И Ваша мораль позволяет вам быть нечестной?" - Она: "Нет, конечно". - Я: "Тогда скажите честно, хотите ли Вы сейчас слушать как мямлят двоечники у доски, или же Вы хотите это время потратить на что-то более интересное, например на прогулку по парку с хорошей книжкой?" - Она даже голос повысила от возмущения: "Думаешь, Кирин, я настолько черствая и злая женщина, что не способна отпустить класс с последнего урока? И стоило разыгрывать передо мной весь этот спектакль, почему никому в голову не приходит просто спросить: Клавдия Трофимовна, а можно мы пойдем домой, такая погода хорошая, а мы так устали? Ты бы увидел, что я вовсе не такая!". И я добиваю: "Вы не такая. Но я Вам не верю" - встаю из-за парты...
Секунд десять мы молчали. Все это время я набирал воздух в грудь, глупо шевеля челюстью и выпячивая глаза от удивления и возмущения.
- Да понимаешь ли ты?!...
- Понимаю. - спокойно ответил Димка, не дав мне закончить. - Она считает, что выиграла спор, и она права. Мне не нужно было быть правым, мне нужно было уйти с урока.
- Охренеть! - не сдержал я эмоций. - а я наивно надеялся, что все было проще.
- Это и было проще пареной репы. - хохотнул Димка.
- Ну-ну, целый спектакль разыграл. - хмыкнул я, и тут-то у меня зародилась мысль - привлечь братишку в нашу театральную постановку, сказать ему об этом напрямую я не осмелился, и решил заодно испытать ново-изученный метод "обмана".
- На мне только не надо подобных экспериментов ставить. - осек меня Димка, то ли что-то прочитав в глазах, то ли почувствовал в интонации голоса. - Я тебя никогда не обманывал. - очень строго сказал он. - Потому что ты мой... - он вдруг засмущался и закончил почти шепотом, - ты мой брат.
- Ты меня пугаешь. - сказал я невеселым голосом после некоторой паузы.
Братишка переменился в лице, из таинственного немного холодноватого и мрачного, он сразу превратился в маленького виноватого мальчишку, и почему-то, не смотря на все эти "обманы", я был уверен, что он сейчас именно он, а не какая-нибудь маска. Я уже говорил об этой его стыдливости, каждый раз как он пересекал определенную черту собственной надменности.
- Извини. - сказал Димка. - Я дурак...
- Мне просто скучно одному ходить на эти глупые репетиции, когда вы с Яриком и Эдиком играете в футбол. - честно признался я.
Братишкины брови взлетели вверх, изогнувшись в две симпатичные дуги.
- Значит ты не собираешь ввязать меня в само действие?! Если речь только о скучности, я запросто могу ходить с тобой и веселить тебя там... Только вот, не уверен, что остальным всё это понравится...

Остальным не просто не понравилось. Они были в ярости!
- Какого черта ты приволок сюда этого идиота?!
- Да ладно тебе, Свет, ты все не так поняла.
- Я все отлично поняла, Пятеркин! - она, казалось, готова была врезать мне по лицу, но вспомнив, что это лицо ей вроде как симпатично, просто поджала губу и быстрым шагом направилась в другой конец сцены, хотя по сценарию мы должны были стоять рядом, держась за руки.
Димка, приняв вид человека, имеющего полное право находиться в зале, уселся на третий ряд и даже был готов закинуть ноги на спинку впередистоящего кресла, но осекся под моим укоризненным взглядом. Я уже ушами чувствовал, что сегодня у него такое настроение - "шило в заднице", обязательно спровоцирует к себе внимание, "блеснет" какой-нибудь невероятной хамской выходкой или начнет веселить всех совершенно дурацкими, но смешными шутками. И Главное стыдно почему-то от этого становиться не ему, а мне...
Спектакль у нас был в общем-то небольшой, всего пять участников, один из которых ведущий, а точнее ведущая - Романова, хотя по идее это должен быть парень. Мне подсуропили самую длинную и сложную роль, знал бы - трижды подумал! "Ух, амур проклятый, теперь попробуй только подлететь, как дам из рогатки в задницу, будешь знать как ввязывать нормальных пацанов в девчоночьи забавы!"
- Что вы ставите? - поинтересовался братишка.
- "Цыганы". - ответил я.
- "Цыганы"? - переспросил он, пораженно. - Я-то думал - Фауста или Ромео и Джульетту каких-нибудь. А тут цыганы! Это вообще что такое? Кто написал.
- Пушкин. - со злым смешком бросила Светка.
- Да? - загримасничал Димка, изображая двойное удивление. - Что-то я у Пушкина такого не помню. Там "У лукоморья дуб зеленый" или "белочка живет, да орехи всё..."
- Необразованный мальчишка! - констатировала Светка, не давая ему закончить.
- Ну и что? - нахмурился Димка. - Да! Необразованный. Можно подумать ты мальчишки бывают образованными? - пробурчал он, обиженно отворачиваясь. - Мальчишки не должны быть образованными, и нечего с них спрашивать. Это девчонки пусть образовываются, у нас есть дела и поважней...
- Давайте начинать, - попросил Ванька Кровцов. - мне через полчаса на тренировку.
На сцену вышел Тимофей Мешков, не смотря на уже почти летнюю погоду, этот дурак нацепил свитер, и теперь, будучи не в меру упитанным, походил на пингвина.
- Ну и? - уперла руки в бока, уже собравшаяся что-то читать Романова. - ладно, раз вышел, начинай, мое вступление пропустим.
Мешков обиженно посопел и, попытавшись почесать верхней губой кончик носа, начал монотонным голосом:
- Старик. - объявил он зачем-то себя.

"Я рад. Останься до утра
Под сенью нашего шатра
Или пробудь у нас и доле,
Как ты захочешь. Я готов
С тобой делить и хлеб и кров
Будь наш - привыкни к нашей доле,
Бродящей бедности и воле -
А завтра с утренней зарей
В одной телеге мы поедем;
Примись за промысел любой:
Железо куй - иль песни пой
И селы обходи с медведем"

Первые строки братишка буквально сканировал очень серьезным проницательным взглядом, но чем дольше читал Мешков, тем дальше расплывались его брови, причем одна вниз, другая вверх, одаривая Димкино лицо физиономией крайнего удивления. На словах "Железо куй" губы тронула улыбка, а на "сёлы обходи с медведем" - братишка не выдержал и прыснул.
Теперь уже не только одна Светка глянула на него с ненавистью.
- Молодой человек, покиньте пожалуйста зал. - проговорила Катька с потрясающей взрослостью в голосе, так что даже мне захотелось опустить голову и начать ковырять носком ботинка пол. Но братишка настолько проигнорировал услышанное, что, показалось - он вовсе пропустил слова мимо ушей. Его острый веселый взгляд полосовал Мешкова казацкой лихой шашкой, не оставляя на том живого места. Казалось Тимофей готов провалиться под сцену, лишь бы уйти от такого давления "неблагодарных зрителей".
- Ты так же плохо играешь? - внезапно полоснул и меня вдохновенными очами Димка так, что я чуть не вздрогнул. Это было явной ошибкой - приводить его сюда.
- Проваливай! - Грубо крикнула Светка.
- Почему? - удостоил он ее ответом.
- По-кочану!
- Да ладно вам, я просто представил Мешкова с медведем на поводке. - улыбнулся братишка. - Ну хорошее у меня воображение, что тут поделаешь.
- Уходи. - твердым голосом приказала Романова.
- Ладно. - пожал плечами Димка. Он бросил на меня лишь мимолетный взгляд, но будто вложил в мои губы тут же сказанные мной слова:
- Тогда я тоже уйду. - тяжелым, полным скорби и решительности голосом надменно бросил я через плечо, поймав себя на мысли, что такая реплика должна была не плохо смотреться на сцене и, кажется, я играл все же лучше Мешкова.
- Правильно, - кивнул Димка. - не хочу, чтобы мой брат так опозорился.
- Это твой брат? - удивилась слегка растерявшаяся Катька. - Постой! - крикнула она в спину уходящему Димке. - Думаешь это очень красиво? Прийти вот так, унизить человека, и, не извинившись, уйти прочь. Думаешь ты теперь герой?
Братишка замер как вкопанный, впервые я видел такую мгновенную реакцию с его стороны.
- Я не собираюсь врать и лицемерить, дабы потешить самолюбие неумех и лентяев. - проговорил он, не оборачиваясь. - Каждый достоин того, чего он заслуживает.
- О достоинстве заговорил? А чего достоин ты?
Эти - вроде бы обычные слова, вызвали у меня внезапную вспышку гнева. Чего достоин братишка? Чего достоин ангел? По-моему в худшем случае он достоин преклонения, и в лучшем - беспрекословной любви и преданности.
Но в глазах присутствующих, Димка явно не был ангелом, скорее он сейчас казался дьяволенком.
- А об этом не мне судить. - ответил Димка после некоторого замешательства, он явно хотел сказать что-то совсем другое, но почему-то не мог.
- Правильно! Об этом нам судить, и ты...
Он не дал договорить Романовой, развернулся, ускорился, быстро прыгнул на сцену, схватил из Катькиных рук листок с текстом и, не давая никому опомниться, начал читать... Вначале быстро и почти без выражения, пытаясь поймать суть слов, но затем, колыхнувшись тревожным проблеском, стал вкладывать в каждое слово все больше силы и ясности.

"Его порой волшебной славы
Манила дальная звезда;
Нежданно роскошь и забавы
К нему являлись иногда -
Над одинокой головою
И гром нередко грохотал;
Но он беспечно под грозою
И в вёдро ясное дремал...

Он как-то плавно сменил тембр и сейчас казалось, что братишка скорее поет, чем читает слова, так приятно и красиво звучали слоги.

"И жил, не признавая власти
Судьбы коварной и слепой -
Но боже! как играли страсти
Его послушною душой!...

Димка чуть запнулся в этом месте, его брови сошлись вместе, по лицу проскользнула серая тень, но уже через секунду он продолжил с ещё большим вдохновением.

С каким волнением кипели
В его измученной груди!
Давно ль, на долго ль усмирели?
Они проснутся: погоди!"

- Земфира! - чуть ли не крикнула на Светку пораженная Романова. Она не могла оторвать взгляд от Димки, будто увидела что-то невероятное... А впрочем, она впервые увидела эту его магию "обворожения", к которой я сам уже привык.

"Скажи, мой друг: ты не жалеешь
О том, что бросил на всегда?"

Прочитала Светка с издевательскими нотками в голосе, будто и впрямь перевоплотилась в бесшабашную цыганку. Она не поддавалась никакой магии, в ее душе ещё играла злость.
- "Что ж бросил я?" - оторвал братишка глаза от страницы, с вызовом глянув на Светку.
- "Ты разумеешь: Людей отчизны, города" - Светка, как мне показалось, слишком уж переигрывала, хотя эмоции ее не уступали Димкиным.

"О чем жалеть? Когда б ты знала,
Когда бы ты воображала
Неволю душных городов!
Там люди, в кучах за оградой,
Не дышут утренней прохладой,
Ни вешним запахом лугов;
Любви стыдятся, мысли гонят,
Торгуют волею своей,
Главы пред идолами клонят
И просят денег да цепей.
Что бросил я? Измен волненье,
Предрассуждений приговор,
Толпы безумное гоненье
Или блистательный позор?"

Я ловил каждое слово, следил за каждым микроскопическим движением, за каждым покачиванием взлохмаченных клоков волос, за дрожанием ресниц и блеском светящихся нездешним светом глаз, но так и не смог понять, о чем думал в этот миг братишка. Казалось, он сейчас был где-то далеко-далеко, в другом мире - в мире своих мыслей и грез. Эти мысли может быть пролетали невообразимые расстояния, а кто знает, что такое мысль, что такое душа? Может быть любая наша мысль пролетает целую вселенную, пока не обратиться во что-то иное, и это что-то станет звуком и словом. Разве можно понять откуда рождаются эти звуки? Разве способен я разгадать его? Разве знаю я хоть чуть-чуть своего брата?..

..."Не изменись, мой нежный друг,
А я... одно мое желанье
С тобой делить любовь, досуг
И добровольное изгнанье!" - Продолжал читать Димка.

- Ну уж нет! - вспыхнула Светка, топнув ногой. Она стала быстро перебирать листочки с текстом, пока не нашла нужную реплику:

"Старый муж, грозный муж,
Режь меня, жги меня:
Я тверда; не боюсь
Ни ножа, ни огня.

Ненавижу тебя,
Презираю тебя;
Я другого люблю,
Умираю любя."

Димка продолжал игру:

"Молчи. Мне пенье надоело,
Я диких песен не люблю.

Светка казалось упивалась своей ролью.

"Не любишь? мне какое дело!
Я песню для себя пою."

Димка уже набрал полную грудь воздуха, чтобы ещё с большим выражением продолжить эту стихотворную перепалку. Но в этот момент Катька Романова, вдруг так звонко и заразительно засмеялась, глядя на этот настоящий спектакль, такой по сути нелепый и глупый, когда два человека не могут договориться простыми словами, и находят выражение своих чувств в словах давно ушедшего поэта. Я понял, что тоже улыбаюсь, и братишка, поймав мою улыбку, тут же загорелся как лампочка. И даже Мешков у края сцены хохотнул, а Ванька вообще повалился со смеху на пол.
Я взглянул на ошарашенную таким внезапным развитием событий Светку. Внутри нее как будто боролись две какие-то силы. На бледном каменном лице проскакивали короткие признаки жизни - вот появились и сразу исчезли ямочки на щеках, вот дернулись брови, и, наконец, ожили губы, поплыли, зажгли радость, а щеки зарумянились, озаряя все лицо добротой и красотой её такой живой уже немного забытой улыбки. Я радостно вздохнул и тоже засмеялся громко и свободно.

Играли по окончанию мая, перед последним звонком, и сорвали такие овации, что штукатурка с потолка посыпалась. Были все учителя и родители, а особенно лестно было видеть хлопающих выпускников - совсем уже взрослых - в костюмах и галстуках, ощущающих этот момент с особой чувствительностью. У них сейчас было одно из главных событий в жизни - их детство заканчивалось, оставались какие-то мгновения, и они жадно впитывали эти секунды счастья. В другой раз презирающие разных малявок - недостойных и глупых, сейчас они были, казалось, влюблены во всех детей, улыбались нам, открыто глядя в глаза, помогали и похлопывали по плечу, давая мудрые советы. Когда раскрасневшиеся, вспотевшие от напряжения, но наполненные счастьем до краев, мы вошли за кулисы, мне даже стало стыдно, что я не посмотрел на маму с папой, все мое внимание было устремлено на первый ряд - на этих вот старшеклассников. И тогда я впервые с тревогой подумал, что стал уже слишком большим и взрослым. Но тут же осознал, что впереди у меня были ещё четыре года, хоть и не вечность, но почти так же долго.
Говорить, что братишка сыграл лучше всех - думаю не имеет смысл. Но что важно - сейчас за кулисами, среди гвалта и жуткой неразберихи, его смеющееся, наполненное искристой радостью лицо было таким искренним и светлым, что мне захотелось плясать и петь от накатившего восторга. Всё кончено! Все эти репетиции, занятия. Школа кончилась, каникулы! Ура!
- Ура! - закричал я во всю глотку и запрыгнул братишке на спину.
- Ура! - закричали все ребята, поймав мое настроение, поняв мои чувства. И Димка со мной на спине выскочил в коридор, понесся сквозь толпу первоклашек - на улицу и дальше по сухому расчерченному классиками солнечному асфальту.

Вечером родители Ярика пришли к нам в гости. Его мама попыталась пожурить непутевого сына за годовые тройки, но общее настроение было таким веселым, что вся ругань обратилась в шутку. Довольный таким положением дел, Ярик принялся помогать нам с Димкой накрывать на стол. Папа с дядей Витей - Кузиным отцом, ненадолго куда-то уехали на старом тарахтящем мотоцикле с коляской и скоро вернулись с сумкой, гремящей стеклянным нутром. На столе к тому времени уже давно стояли салаты, мама звенела на кухне посудой, и все ждали пока дойдет мясо под соусом. Казалось оно не будет готовиться вечно, и мы уже начали носится по дому как угорелые, даже не припомню, во что играя, когда тётя Нина крикнула, что, чёрт с ним, давайте рассаживаться. Бабушка пронесла по коридору заливное, и мы смеющимся гуськом проследовали на террасу, наполненную запахом оливье, красной рыбы и шампанского.
Нам конечно налили сок, и подняв за восьмиклассников пару тостов, очень быстро про нас забыли, начав свои взрослые сплетни, переходящие в пьяное веселье и хохот до упаду. Ну а мы с Димкой и Яриком за своим углом стола больше ударяли по еде, стараясь попробовать каждое блюдо, как беспризорники звенели вилками, переглядывались и кидали негромким голосом шутки в адрес взрослых.
Наевшись от пуза, мы побежали к нам в комнату, и Ярик будто не был тут ни разу, принялся листать мои журналы про путешествия, которые он уже давно знал наизусть. А мы с Димкой уселись возле него и стали тоже глядеть на перелистываемые страницы с таким интересом, словно где-то между ними завалялось сто рублей. На дворе было уже почти совсем темно, но часы только пробили девять и совершенно не хотелось спать.
- Слушайте, - вдруг воскликнул братишка, - а пойдемте гулять!
Эта идея была настолько великолепна, что близилась к гениальной. Хотя в другой раз слово "гулять" не вызвало бы у меня особых эмоций. Сейчас же все казалось каким-то особенным - полным ярких красок и звуков музыки.
Мы вспорхнули с крыльца в теплый вечер, затопали радостными ботинками по ещё теплому асфальту. Солнце уже спустилось за горизонт, но небосвод пока лишь краешком окропился редкими звездочками. На фоне глубокого синего неба плоскими черными пиками стояли в ряд кипарисы. Слабый ветерок перебирал серые листья наполненных соловьиными трелями яблонь. Мы бежали в сторону Эдькиного дома, посмеиваясь и толкая в шутку друг друга. Окна всех домов светились домашним теплым светом, из дворов слышались веселые разговоры и музыка телевизоров. Казалось сам город сегодня был слегка пьяным и добрым, будто каждый ощущал невидимую вибрацию начинающегося лета. То там, то тут заливисто брехали собаки. Вдалеке слышалась гармонь, где-то брякнула гитара. Я сразу вспомнил наши костры, до которых я уже давно не добирался. И как по заказу навстречу нам из сквера вышла знакомая компания с Сашкой во главе.
- Эй молодежь! Соблюдай правила движения! - крикнул он вдогонку налетевшему на него Кузе, уже смеющемуся где-то в темной тени нависающих над дорогой кустов сирени.
- Привет! - Крикнул я им на бегу, чуть сбавляя шаг.
- Лёх, куда пропал-то?
- Да я...
- А то давайте с нами, мы сейчас за Коляном закинемся и на озеро.
Я остановился, дернулся, не зная, то ли согласиться, то ли бежать дальше, то ли просто отдышаться.
- Мы... мы... да, придем... - я почему-то улыбнулся до ушей и пулей скрылся в темноте.
Дом Эдика встретил нас темными безголосыми окнами и пустой стоянкой его "Жигулей".
- И куда теперь? - чуть отдышавшись, спросил непонятно у кого Ярик.
- А не все ли равно? - весело блеснул глазами братишка.
- Пойдём Игорька пугать! - ехидно предложил я. - Он тут рядом тем более...
И снова полет по темным, но ещё не спящим знакомым улочкам, снова аромат вечернего цвета, и повизгивающий лай собак за кудрявыми заборами. Череда фонарных пяточков и нырков в темноту.
Дом Игорька стоял прямо возле дороги, отделяемый лишь хиленьким полудекоративным заборчиком. Мы дружно присели под его окном, боясь издать малейший звук, хотя только что неслись как угорелые, шурша кустами и хрюкая от смеха. Немного отдышавшись, я приподнял нос чуть выше подоконника, заглянув в комнату. У них ещё горел свет. Часть комнаты была скрыта красной в горошек занавеской, а на другой моему взору предстал стоящий на кровати в одних трусах и майке Игорек, который артистично размахивал руками и что-то быстро и весело говорил. Слышался Светкин смех.
- Ну что там? - сунулся сбоку братишка, толкая меня в плечо. - Не спят? Давай постучимся, а потом закричим как приведения.
- Тихо! - шикнул я, быстро опускаясь в "спасительную" темноту. Блистающий большими веселыми глазами, Ярик вопросительно поднял правую бровь. Димка быстро нагнулся и приложил палец к губам. В следующую секунду створки окна отварились и на подоконник опустились тонкие девчачьи руки.
- Игорь, ты что-нибудь слышал? - с неестественным каким-то выражением громко спросила Светка.
- Кошки наверное озоруют. - хохотнул Игорек.
Мы трое стояли, скрючившись, боясь пошевелиться, и при этом нам было безумно смешно, так что приходилось крепко сжимать губы и закрывать глаза. Братишка даже хрюкнул разок, не выдержав. Но Светка как будто не услышала.
- Кошки? - переспросила она Игорька, ехидным голосом. - Да, кажется целых три... Одна черная и две белых... А не-не, одна не кошка, поросенок. Вишь, как хрюкает...
Ярик поднял голову, и его озорное лицо окрасилось светом комнаты во всей своей красе.
- Ну а остальные где? - с той же сестриной ноткой ехидства спросил Игорек?
Мы с Димкой одновременно вскочили и закричали, выставив растопыренные когти, получилось конечно так, что просто заржали. Светка с Игорьком даже не вздрогнули, а только с улыбками умиления и удовольствия покачали головами.
- Гуляете?! - спросила Светка.
- Гуляем.
- А вы что, спасть уже собрались? Давай с нами? - брякнул я.
- Света! - тут же протянул Игорек, схватив сестру за руку и начав быстро прыгать как заяц. - Пойдем, а?!
Она несколько секунд переводила взгляд то на нас, то на Игорька, встречая и там и тут совершенно милые улыбчивые лица, перед которыми было невозможно устоять, да и она не хотела устаивать.
- Хорошо, только оденься!
Через минуту мы уже впятером бежали по ночной, посеребрённой росой дороге. Стало уже совсем темно, и на небе густо закружились искры мигающих звезд. Сейчас в темноте я не видел лица друзей и, как тогда у костра, мне было почему-то легче и проще. Я ощущал бьющий изнутри ключ какой-то особенной уверенности и свободы.
- А пойдемте на море! - воодушевленным голосом крикнул я.
- А что, - приостановился Димка, - отличная идея!
Мы снова почти бежали, обмениваясь лишь короткими репликами... Я давно заметил, что когда человек очень счастлив, он мало говорит, а больше созерцает, вслушиваясь с любовью в каждое слово рассказчика, тараторящего без умолку, не понимающего, что слова - пыль. Но ты смотришь на него со снисхождением взрослого к лепету малыша. Такое случается не часто. Это не то счастье, когда смеешься, хохочешь, хватаясь за живот - это что-то большее, эфемерное, хрупкое.
Мы выбежали на набережную, повисли на бордюре, опрокинулись через перила в темноту. Впереди была непроглядная тьма, глаза видели только мрак, но всеми остальными чувствами, всеми фибрами я ощущал перед собой громадное древнее живое существо.
- Как дышит! - озвучил Игорек мои мысли.
Мы все молча стояли, вглядываясь в этот живой мрак. Упругий ровный ветер обдувал лицо, щекотал нос солоноватым запахом водорослей. Я посмотрел на друзей. Ближе ко мне на фоне чуть ещё светлого неба четко виднелся симпатичный профиль Светки, лишь глаза слегка поблескивали на черном силуэте. За ней чуть ниже забавно трепыхалась растрепанная макушка Игорька. Ярик лежал животом на перилах и совсем сливался с фоном, а позади всех гордо возвышалась стройная фигура братишки. Он скрестил руки на груди, накинутая на плечи куртка красиво развивалась позади, словно плащ. Я прислушался к своим чувствам, пытаясь понять, кого из них я больше всех люблю... Ярик - старый престарый друг, с которым мы прошли через всякое, он порой ершится, но предан мне до смерти, такой друг никогда не подведет. Игорек - вроде малявка, а какие-то особенно близкие чувства всегда к нему испытывал, считал себя ответственным за него, как за младшего брата. Он хоть и маленький, но гораздо смелей и отважней, да и вообще лучше меня. Света - ну тут двоякие чувства. Смотрю на нее и сердце почему-то биться начинает чаще, а глаза будто жжет огнем, сразу отвести хочется, и тут же снова посмотреть - одно мучение - сладкое мучение... Димка... нет, не сравнимо. Простите ребят, я вас всех люблю, но это несравнимо... Я только сейчас осознал, что с того самого момента, когда я впервые увидел братишку, всё, что я делал впоследствии, все мои мысли были озарены его ангельским светом.
Совсем стемнело, и на пустынном пляже стало как-то неуютно, к тому же Игорек уже начал ёжиться, потирая острые плечи. Домой идти было ещё рано, и мы решили сходить-таки на костер, раз уж нас звали. Честно признаться, я не ожидал увидеть там много народу, и весьма удивился, когда разговаривающий с шелестом листьев гитарный звон вывел нас на освещённую поляну полную старых знакомых. Тут уже собралось человек пятнадцать, сесть было некуда. Все знакомые - наши городские. Пацаны сидели так плотно, что пока мы жали всем руки, отдавили половине ноги.
- Лёх, Падай сюда. - отодвинулся Гренка, хлопнув рукой по траве рядом с собой. Все бревна были заняты, так что я не возражал. Хоть земля и похолодней, зато можно развалиться, как барин. Да и отсидел я уже задницу к концу учебного года.
- Привет. - Пожал я и ему руку. Давно не виделись, а будто вчера последний раз - вот за что любил эту компанию.
- Ван Хален опять зажигает. - дернул он подбородком в сторону Сашки. Тот сидел на своем любимом месте - чуть выше остальных, не спеша перебирая струны. Меня всегда поражало, как эти вроде бы незначительные "телодвижения" способны извлечь из старой гитары такие красивые мелодии. Сколько я сам не пробовал играть - сколько не дергал с силой струны, гитара лишь дребезжала и взвизгивала, выплевывая нужный мотив будто одолжение. В Сашкиных же руках она ласково мурлыкала, пригревшимся на груди котенком.
Светке уступили место на брёвнышке, но туда ещё умудрился втиснуться нагловатый Игорек, так что пацаны с краев бревна чуть не попадали. Лица у всех смешно напряглись, и только сам маленький виновник одарил меня совершенно довольной гримасой. Я подумал, что все же старшая сестра не всегда так плохо, будь Светка его старшим братом, Игорек вылетел бы оттуда как пробка из бутылки шампанского.
Димка пока не спешил садиться. Он будто не прошел только что полтора километра. Вообще никогда не видел его усталым, всегда ходит прямо, пружинисто, сверкая любознательным взглядом.
- Ленинградка? - спросил он у Сашки, внимательно осматривая гитару.
- А? - вышел тот из мечтательного ступора присущего всем бардам. - Да, не, болгарская.
- У! - одобрительно хмыкнул братишка. - Вещь! - он немного помолчал. - Споешь? - Сашка пожал плечами, мол, могу и спеть.
- Давай, Ван Хален! - подбодрил того Гренка. Все сразу же прекратили бубнить и уставились на несколько сконфуженного гитариста.
Я откинулся на спину, и закинув руки за голову, стал рассматривать звезды. Космос сливался с черными листиками раскидистых ветвей и казался живым. Искры от костра иногда взлетавшие слишком высоко напоминали падающие звезды, и я каждый раз начинал загадывать желание, а когда настоящая падающая звездочка прочертила мгновенным росчерком усыпанный брильянтами небосвод, я ничего не загадал, потому что загадывать было нечего, я просто улыбнулся. Сашка пел очень душевно, красиво вибрируя голосом, старые знакомые песни про походы, про горы и про войну. Ребята конечно затихли, и когда он после нескольких песен, сделал перерыв, все так и продолжили общаться полушепотом.
- Можно? - заставил меня приподняться братишкин голос.
- Умеешь играть? - несколько недоверчиво протянул ему гитару Сашка.
- Совсем чуть-чуть. - признался Димка. - Я пою хорошо. Просто хотел аккорды подобрать к одной песне.
- Так может я знаю? - оживился Ван Хален. - А коли не знаю, так подберу, ты начни, я попробую.
- Давай, Карузо! - подбодрил Ярик... В его голосе помимо веселья ощущалась большая доля злорадства.
- Внимание! - поднял Димка палец кверху, мгновенно уловив дурашливый настрой. - Сейчас я раскрою вам секрет хорошего пения! - он забрался на пенек, встав ко всем в пол-оборота и выставив одну ногу чуть вперед. Я бросил взгляд на лица ребят, веселые огоньки от костра так и плясали в их глазах. - Во-первых - оставить надо неуверенность и страх. - Театрально воскликнул братишка, вздернув подбородок. - Во-вторых - рот открывать пошире... Да нет, Игорек, не тебе! - пока все смеялись Сашка начал перебирать с нарастающей громкостью торжественные аккорды. - В-третьих - петь надо громко и красиво!
Последняя фраза была явным издевательством не только над всеми присутствующими, но и над большинством певцов земного шара, потому что так как он запел, я ещё не слышал, чтобы кто-либо, когда-либо пел!..
Все были в таком смятении, что даже никто не додумался похлопать, так и остались сидеть с открытыми ртами.
- Все-таки талант, он во всем талант. - негромко похвалил я братишку, когда он с довольной улыбкой плюхнулся на траву рядом со мной.
- Я только в этом талант. - подмигнул он из-под челки приобретшим в темноте пурпурный цвет глазом.
- Ну конечно... - протянул я.
- Что конечно?
- То конечно!
- Ну и в чем я ещё талант?
- Во всем! - чуточку даже обиделся я.
- Сказал фигню какую-то. - насупился братишка. - Талант - это когда дано от рождения. А всему остальному можно научиться.
Я захотел парировать, но не мог найти слов. Как ему объяснить, что нельзя научиться быть таким... таким... ангелом? Но Димка вдруг как-то осекся, поджал губы и неуверенно забегал глазами, будто что-то или кого-то ища.
- Лёш, - отвлекла меня Светка. - Нам домой пора.
- Мы вас проводим. - не растерялся я.
- Че это сразу мы? - запротестовал братишка. - Больно надо...
- Ну, Дима, - прыгнул на того сзади Игорек, облапив шею тонкими руками, - Лёшка проводит Свету, а меня кто?
- А тебя-то чего провожать? - наигранно обозлился Димка. - Не маленький!
- Я мя-ле-ньк-ий! - изобразил Игорёк младенца, начав ерошить братишкины волосы.
- О господи! - взмолился тот, - хорошо, хорошо, угомонись. - но Игорек не спешил "угоманиваться", и только перейдя в наступление, братишке удалось снять со своей шеи этого разбуянившегося "младенца".

Мы шли по ночной дороге, и казалось в воздухе переливается хрустальный перезвон миллиардов звезд. Бездонное небо обрушивалось на нас немыслимой громадиной, и узкая полоска черной земли казалась маленьким случайным островком в этом океане бесконечности. Мы почти не разговаривали, видимо не только я чувствовал это прикосновение чего-то великого, большего, чем могут вместить в себя какие-либо слова. Света легонькой походкой шагала рядом со мной, так близко, что край ее платья, раздуваемого теплым морским ветром, то и дело касался моей руки. Братишка и Игорек шли чуть сзади, время от времени тихо обмениваясь неразборчивыми фразами.
Что за чудо!.. Что за чудо этот день! И этот вечер, и эта ночь! Не то, чтобы прям радость переполняла, но ощущение какой-то небывалости, сказочности, устойчиво укоренилось в груди и не хотело растворяться. Только когда мы уже пошли по улицам города, очарование немного отступило, пустив вперед волнение - не наорали бы на них родители. Все же почти сбежали из дому, ничего не сказали, время уже часов двенадцать, Игорек маленький, Светка девочка... Слава Богу, она сама попросила нас до конца с ними не идти, чтобы не угодить ненароком под горячую руку. Мы конечно проследили издалека, но кроме громкого задорного густого баса их батьки и виноватого хихиканья-чириканья Игорька ничего не поняли.
- Что, домой? - не очень уверенно спросил Димка.
- Да не знаю, - не сразу протянул я, - спать как-то пока не хочется, только разгулялись. - В каникулы это было нормой, на меня хоть всегда и ворчали, но разрешали возвращаться с костра хоть в три часа ночи.
- Ну пойдем тогда назад... Ох, загонял ты меня сегодня.
В голосе братишки не было и капли ехидства, скорее даже этот его голос был преисполнен уважения, так что я не стал парировать, просто промолчав. Мы застучали башмаками (ну если быть точнее - старыми кетами) по асфальту. Я все ждал, что Димка начнет о чем-нибудь рассказывать, но он шел все так же молча, купая взгляд в искрящемся небесном океане... И тогда я решился сделать то, чего уже так давно хотел и никак не мог отважиться. Я решился поговорить с ним на чистоту.
- Брат... - впервые я назвал его так, это далось мне с немалым усилием. Но зато подействовало так, как я и хотел. Братишка напрягся, и даже как будто немного растерялся.
- Что? - осторожно отозвался он.
- Я обижен. - сказал я не совсем так, как задумывал.
- Ты? - очень удивился Димка. - Мной?
Я кивнул, отводя глаза в сторону.
- Потому что ты прячешь что-то от меня.
- Что? - насторожился он.
- Не знаю... Тебе видней.... - от волнения я путался в мыслях, - может быть я и глупый рядом с тобой... Но кое-что я все-таки вижу... Например то, что ты избегаешь общаться на многие темы, каждый раз переводя разговор со мной в шутку или какую-нибудь интересную историю.
- И что ты хочешь знать? - холодно спросил он.
- Перестань. - непримиримо буркнул я. Братишка опустил голову. Хоть было и темно, но мне показалось, что его щеки порозовели.
- Ты это... правильно... - запинаясь, пробормотал он. - Как увидишь, что я начинаю скотиной становится, осаживай меня. Да пожёстче!
Такого я не ожидал, но удивления своего старался сейчас не показывать. Я знал, что он ощущает свою какую-то вину, но не понимал за что.
- Об этом потом поговорим. - Я твердо решил, сейчас выяснить один вопрос, не отвлекаясь ни на что другое. - Расскажи мне о своей былой жизни.... Нет! - сразу же оборвал я открывшего рот брата. - Задам вопрос точнее: Расскажи об интернате. - Я вложил в голос столько твердости и решимости, сколько у меня вообще было. Удивительно, никогда бы не подумал, что такая суровая решимость может произрасти из ощущения этой сказочности и величественности ночи. Я видел как братишка скривился, как ему не хотелось отвечать на этот вопрос, но теперь он уже не мог отказаться.
- Если кратко, - буркнул он, - то это сборное место всего, что мне отвратительно.
- А если подробно...
- Черт! - выругался Димка. - Ну что тебе неймется? Видишь же как мне неприятно говорить об этом.
Не знаю, что на меня нашло, но вместо ответа я положил ему руку на плечо, крепко сжав пальцы.
- Ладно, сам напросился. - скорее, как мне показалось, облегченно проговорил он. - Слушай... Я не говорю обо всём этом, не потому что скрываю от тебя тайну... - братишка неожиданно запнулся, закашлял как-то неестественно. - В общем, я просто не хочу, чтобы тебя зацепило этим вихрем мерзости и отчаяния. Прости меня, Лёша, но ты такой наивный... нет, нет, я в хорошем смысле. Такой ангельски наивный... Прости, что запинаюсь, уже отвык говорить нормально. - не очень понятно дополнил он. - Твоя жизнь здесь, да и вообще вся жизнь в этом городке... моем любимом городке - сущий рай и благодать. Никогда я не испытывал столько радости и счастья, сколько успел уже встретить здесь. - братишка очень волновался, и кажется, в его волнении не было и грамма фальши. - Ты знаешь, конечно, что есть в мире вещи отвратительные, но поверь, сейчас эти знания на уровне - где-то в Африке растет манго - очень вкусное, ни как оно выглядит, ни какое на вкус, ни, тем более, на ощупь, ты не знаешь, а ведь это только поверхностные знания. Когда читаешь книгу, например про путешествия, там очень красочно описаны дальние страны, бои с пиратами, нападения акул и борьба со штормами. Однако ни одна книга не передаст ощущений реальной встречи с акулой, когда из её розовой пасти несет солоноватой гнильцой, а из стеклянных мутных глаз на тебя смотрит сама смерть; никогда в книге не напишут, как хрустят кости разрубленного пирата, и как устойчиво осознание собственной ничтожности в настоящий шторм. Люди не очень внимательны к своим чувствам. Многое проходит незамеченным на уровне сознания, но в памяти откладывается отпечаток всех пяти чувств, и потом, ощущая лишь краткое дуновение запаха мокрого снега, перед глазами внезапно вспыхивают образы заливных лугов и пьющих из лужи воробьев... Ты прости, что я прыгаю с примера на пример. Я просто хочу, чтобы ты лучше понял серьезность моих слов... То место, что ты назвал интернатом, было средоточием всего отвратительного и ужасного, что только может быть в людях - обман, зависть, злоба, ненависть, недоверие, предательство, отчаяние, неверие, опустошенность, страх, эгоизм, мелочность. В общем обратная сторона медали, то о чём все знают, но стараются не говорить и даже не думать.
- Я думаю. - не очень уверенно вставил я в образовавшуюся паузу.
- Да чего ты там думаешь! - разошелся братишка. - Ты меня и не знаешь совсем. - дрогнувшим голосом выговорил он. - Думает он... Да оказался бы ты сейчас там вот так резко. Через минуту уже бы валялся скрючившись на полу и сопли со слезами растирал.
- Ну ты не перегибай!
- Я наоборот, "недогибаю"... там... например, Подходит к тебе пацан, в глаза ему смотришь, а это не пацан, а чудовище. Внешность от ребенка, а внутри уже не человек... точнее человеческое всё за семью замками. Ты пытаешься отвести взгляд, а уже поздно, ты уже понимаешь, что он тебя насквозь видит, и ты уже уничтожен. Он просто берёт и делает с тобой что хочет. Во-первых - все твои вещи отбираются, во-вторых твоя самооценка и самолюбие разбиваются вдребезги и втаптываются в грязь. Все затаенные обиды и жажды мести - всё это ему видимо как на ладони, и всё это он искореняет и подавляет без особого труда. И твоя личность умирает, а рождается... рождается совершенно новое существо - такое же чудовище...
У меня от его слов пробежал колючий холодок по спине. Я ждал что-то типа подробных рассказов о вонючих матрацах или подобия армейской дедовщины. Но братишка копнул гораздо глубже, туда, куда я был не готов спуститься.
- Прости. - сказал я дрогнувшим голосом.
- Ты ведь ощутил как пахнуло на тебя черной мерзостью?
- Да, - кивнул я, - прости ещё раз.
Братишка посмотрел на звезды и на его лицо медленно стало возвращаться спокойствие.
- Я обязательно расскажу тебе... Но не сейчас. Пойми, ты ещё не готов... Я ещё не готов...
Липкий неведомый доселе какой-то страх нарастал и нарастал в моем сердце, перетекая в устойчивое ощущение холодного ужаса. Я не совсем понимал, почему меня буквально начало трясти - по телу мурашки. Ощущение, будто проснуться после кошмара.
- Дим... - прошептал я. Он обернулся и вздрогнул, видимо увидев на моем лице всё то, что я сейчас чувствовал. А я боялся даже головой шевельнуть, только бы не посмотреть в темноту окружающих кустов.
- Братик! - Воскликнул он, бросившись ко мне, схватил за плечи, посмотрел в упор, заставляя сфокусироваться на своем лице. С такого расстояния даже в темноте было видно каждую ресничку. Он забавно округлил губы и дунул мне в глаза, так что я часто заморгал и поморщился. А затем он улыбнулся... Непонятный страх взвизгнул дворовым псом, сжался в клубок и пулей исчез в зарослях. Я встряхнул головой, проморгался ещё раз. Все как прежде - эта чудесная ночь, эти звезды, этот тёплый ветер. И братишка! Мой братишка.
- В следующий раз, если буду подобную фигню спрашивать, - со смешком в голосе проговорил я, - осаживай меня... Да пожёстче!
Мы вместе засмеялись.

Удивительно, какой долгий день. Я вспоминал его начало, и не верилось, что все это случилось за сегодня, а ведь мы ещё шли на пруды. После серьезного разговора, нам хотелось развеяться, и мы с Димкой болтали без умолку о всякой веселой ерунде. Хохотали на всю округу. Я рассказывал как Эдик в том году налил в целлофановый пакет воды, сказав что поймал медузу, и как Игорек чуть не расплакался, убегая от него. А потом за нами гонялся какой-то мужик, мол мы живодеры малолетние...
- Вон уже кажется костер видно. - взмахнул рукой Димка.
- Да, мы почти пришли. Слышно даже гитару.
- Поле, русское поле! - очень громко, с пародией на оперу, наполовину пропел, наполовину прокричал братишка. Мы дружно захихикали.
- Это кто там раскукарекался? - неожиданно раздалось чуть сбоку из-за кустов ирги. Голос был крайне омерзительный, низкий наглый и дерзкий, как будто бы знакомый. Я от неожиданности отшатнулся, ступая в сырую траву.
- А это кто там разблеялся? - мгновенно отреагировал Димка не менее дерзким выкриком. - Лёх, - повернулся он ко мне, - это случайно не та коза, что баба Нюра вчера потеряла?
- Че сказал? - уже с откровенной злобой ответили кусты, и в следующий миг выплюнули из черноты веток рослую фигуру какого-то бугая. - я инстинктивно обернулся, изучая пути отступления, но за узкой полосой высокой густой травы как назло была заболоченная канава.
- А! - хохотнул братишка. - Все-таки козёл. Увы, бабуля будет расстроена.
- Ты че, охренел сопляк?! - подался вперед этот "козел". А Димка по моему мнению именно охренел, потому что так прямо вырубаться на незнакомого здоровяка - невообразимо! К тому же кусты "родили" ещё троих не менее внушительных шкафов в кепках. Я распознал одного из них - Ванька "Грузило"... Деревенские! Не часто они совались к нам на пруды, это была негласно наша территория.
- Вань, привет. - дрожащим голосом попытался я уцепиться за последнюю ниточку примирения.
- Груз, твой кореш что ль? - поинтересовался низкий бас самого здорового из них.
- Че? Кто это? - протяжно спросил Грузило. - Какой там кореш? Лох какой-то!
- А че он с тобой брататься пытается?
- Не в понятках ваще!
- Ладно, у кого из вас тут хлебальник чешется?!
- Да нет, - выступил вперед Димка, - у меня наоборот есть чем почесать, надеюсь вы зубы чистили? - каждое слово братишка сопровождал витиеватым, весьма изощренным матерком.
Деревенские при виде "настолько мелкого" соперника так опешили, что даже не поняли сразу, что он им только что предложил.
- Дим, ты что? - на вдохе прошептал я, дергая братишку за рукав. Он обернулся, деликатно стряхивая мою руку. И без того круглые как блюдца, мои глаза округлились ещё больше при виде невозмутимой гордой улыбки братишки.
- Я так соскучился по дракам! Прям кулаки не могу удержать.
- Зубы лучше держи. - Пробасил здоровяк, делая резкое движение вперед, двое других последовали за ним.
- Но-но, что за стадо баранов?! - задорно крикнул Димка, отпрыгивая назад. - По одному, прошу, по одному!
- Стой! - скомандовал Грузило. - Давайте этого лошка лучше заглушим. - тыкнул он на меня коротким пухлым пальцем. В следующий миг из темноты слева скользнуло что-то серое прохладное, и сразу же за этим ухо вспыхнуло огнем. Я от неожиданности не устоял на ногах, рухнув на дорожный песок. В темноте я совсем потерял чувство пространства, я кажется стоял на одном колене, повернулся в сторону братишки, но ничего не увидел, а потом в правый глаз мне врезалось чье-то колено. На миг все стало белым, потом красным, а затем черно-фиолетовым. Я вскрикнул, не сколько от боли, сколько от испуга, хотя боль была просто ужасная!
- Подонки! - Взревел братишка. - Слабаки! Втроем на беззащитного! Ну сами напросились!
Послышался хруст чего-то деревянного, а затем жалобный крик Грузы. Я оторвал щеку от прохладного клевера, опасаясь получить ещё удар, но меня оставили в покое, теперь они все втроем набросились на братишку. Впрочем, один уже скуля отползал в сторону, держась за лицо. В темноте мелькали стремительные силуэты. Я на миг увидел как Димка рубанул какой-то корягой, а потом ему сильно ударили в нос. Я на секунду содрогнулся, а затем внутри меня внезапно что-то взорвалось, обдало кипятком. Будто волкодав с цепи сорвался! Не помня себя от ярости, я вскочил на ноги и одним прыжком оказался на спине у здоровяка, крепко вцепившись тому в глотку. Мне хотелось разорвать его в клочья, и я даже попытался пустить в ход зубы, но он резко наклонился, и от неожиданности я перекувырнулся через голову, выдирая клоки его волос упал на траву. Я снова захотел прыгнуть на врага, но внезапно в глаза мне ударил яркий луч света. А затем послышались знакомые голоса.
- Ребята! - звонко заорал Гренка. - Наших бьют!
- Вали деревню!
Началась жуткая свалка. Топот, удары, крики.
- Стой! - свистнул Сашка. - Пацаны держи его!
- Ушли гады!..
- Ну ничего, далеко не уйдут. - многообещающе проговорил Ван Хален. Сейчас я ощутил насколько он был старше и сильнее нас. Несколько человек ринулись в погоню, но было ясно, что в такой темноте никого им не поймать.
Я обернулся, ища взглядом братишку. Фонарик в руке Стаса Коршнева как раз выхватил его силуэт из мрака. Димка стоял на одном колене, тщательно оттирая травой ладони. Он поморщился от яркого света, повернулся, представ передо мной "во всей красе". Из его носа часто капали темные алые капли. По щекам была размазана кровь. Но что меня поразило до глубины души - невероятный восторг на его улыбчивом лице! Его глаза не были безумными, они сияли гордостью и бесстрашием. Он... он радовался!
- Чего скалишься? - плаксиво шмыгнул я носом. - Ща как дам!
- Не надо, - ещё шире улыбнулся он. - испачкаешься.
- Дурак! - Заревел я в голос. - Я думал они нас убьют!
Братишка потупился. Виновато заморгал. Он хотел что-то сказать, но осекся, поняв, что я мало чего сейчас соображаю. Он молча подошел, взял меня за руку и повел к ручью, умываться...
Назад шагали почти без разговоров, я дулся как маленький, стараясь идти на несколько шагов впереди братишки. Но когда дошли до дома, злость постепенно улетучилась, давая дорогу тревоге и страху. Да ещё мама застала нас на крыльце, так, что не проскочишь.
- Явились хлопцы! - уперла она руки в бока. - Один краше другого!
- Мы... - начал было я.
- Да вижу я все, не начинай мне тут сказки сочинять... Синяк в пол-лица! - я аккуратно потрогал распухшую скулу, покосился на братишку, но тот занял виноватую позицию - насупившись, уставился в пол. - И что не поделили? - сдвинула брови мама.
- Что не поделили с кем? - то ли про себя, то ли шепотом спросил я.
Она подняла Димкино лицо за подбородок, рассматривая все ещё кровоточащий нос. Тот жалостно шмыгнул.
- Хорошо же ты о брате заботишься. - укоризненно покачала головой мама, глядя в мои расширившиеся от удивления глаза. Я наконец понял, о чем она думала... Не выдержав, я прыснул - чуть ли не захохотал от нелепости ее слов. Братишка понимающе сузил глаза, растянул рот в белозубой улыбке.
- Чего ржете?! - неожиданно заорала на нас мама, хотя в ее голосе как будто читалось облегчение. - Ну-ка марш умываться и спать! И завтра из дома ни ногой, будете у меня грядки перекапывать целый день!
Мы со скоростью ветра метнулись в дверной проем, стараясь не накликать ещё больших бед, но улыбки с наших лиц так и не сошли.
После всех сегодняшних приключений, плюхнуться в прохладную кровать, показалось мне самым блаженным действием в жизни. Я несколько секунд лежал неподвижно, утопая лицом в душистой пуховой подушке, пока не почувствовал как пульсирует жилка под подбитым глазом.
- Давай объясняйся! - шикнул я в темноте, резко разворачиваясь к братишке.
- Чего тут объясняться, - виновато пробубнил он, - виноват, наломал дров.
- Ой, только передо мной тут не надо спектакли разыгрывать. Я тебе не мама, щенячий взгляд не прокатит.
- Блин, бдительный ты какой стал. - как бы сдаваясь, вздохнул братишка.
- Ну не считаешь же себя виноватым. - обиженно пробормотал я.
- Люблю я драться, что с меня взять? У каждого человека есть недостатки. Я вот, например, не могу удержаться, когда всякие уроды наезжают. - Димка снова вздохнул. - Маленький был - постоянно боялся, в угол забьюсь, лишь бы только меня не ударили, не толкнули. А потом... - он осекся, завертевшись на скрипучей раскладушке. - Теперь, наоборот, слишком стал прыткий. Прям. Как дам кому-нибудь, такое облегчение.
- Облегчение? - переспросил я.
- Ну да, - неопределенно протянул братишка, - это же так просто и понятно. Есть враг, есть цель, есть конкретный и простой способ решения проблемы.
- Ага, ты решил, вон хлюпаешь носом!
- Да это пустяки. Несравнимо с удовольствием от драки.
- Не понимаю я тебя. - обидчиво пробубнил я, отворачиваясь.
- Да что тут непонятного?! - нервно хохотнул Димка, привстал на локте, оживился. Свет фонаря, проникающий в комнату через незанавешенные окна осветил его взлохмаченную шевелюру. - Разве тебе не было страшно, когда эти козлы вышли нам на встречу? Конечно было! А почему? Да потому что ты не дурак, сразу сообразил, что справится с ними невозможно, а значит надо как-то уклониться от оскорблений и позора. Но как это сделать, ты уже придумать не успел, и стоял бы, распустив сопли, терпел как эти гады глумились бы над тобой. И все только потому, что ты чуть-чуть помладше их, или и вовсе, потому что они скучковались с такими же ублюдками. Пойми, - перешел он на более спокойный темп, в темноте его глаза блестели какими-то удивительными неугасаемыми искрами, - сложно быть умным и смелым одновременно! Сколько раз ты читал и слышал, как какой-нибудь Король, устав от дворцовых интриг, брал в руки меч, садился на коня и скакал впереди своего войска, следуя бок о бок с самой смертью. Казалось бы - нерационально, а так оно и происходит. - братишка сделал паузу, опустился на подушку. - Потому что людям сложно работать головой, - с досадой проговорил он, - порой - это сложней, чем убивать. Все эти доблестные рыцари, никакие не смелые, все они трусы, боящиеся знаний, не верящие в свои силы, опасающиеся разочароваться в себе и в жизни. Они не боятся смерти, потому что им зачтется на небесах. Самые храбрые рыцари - это как раз крестоносцы. Боятся они одного - осознать, что их обманули, и используют как пушечное мясо на войне, или ещё хуже - что никакого Бога нет. Они чувствуют дыхание вечности, но не готовы шагнуть в неизвестность, она приводит их в такой ужас, что смерть - просто жалкий пустяк... Вот и с честью то же самое. Опорочить свое имя - уничтожить придуманный, вбитый с детства в голову смысл жизни. Разуверится в своей правоте - вот, что страшно. И с обратной стороны то же самое. И ты бы не боялся каких-то деревенских недоумков, считая, что пресмыкаться перед ними - единственно правильное решение. В глубине души, ты понимал, что правильно - врезать им по морде! Тебя так воспитали. Не родители даже, жизнь сама - общество, книги, сказки, фильмы. Ты знаешь, что негодяй должен получить по заслугам, а хороший парень быть на коне... - Димка как-то зловеще зашептал в конце, и будто наклонился надо мной, хотя оставался в своей койке. - Но ещё ты боишься боли, это истинный животный страх, побороть который может только всё та же вера. Ты оказываешься между двух наковален - двух страхов: боли и унижения. И тебе кажется, что боль - гораздо хуже, потому что - вот она, реальная осязаемая. Но боль проходит совсем-совсем быстро, пластырем залепил и всё. А вот раны в душе не проходят вовсе, затягиваются мутной плёночкой со временем, но стоит их тронуть, и эти раны снова кровоточат черным злым ядом.
Братишка замолчал. И я тоже молчал, только глотая комки подступившие к горлу.
- Ещё раз тебя тронут, убью. - шепнул я родившуюся из ураганного хаоса мыслей фразу.
- А я это понял ещё тогда, вот и весь ответ... Спокойной ночи.
- Спокойной ночи.

Холодный порывистый ветер раздувал рубашку словно парус. Как только он затихал, сразу ощущалось тепло солнечных лучей, однако лезть в шипящее белое от пены море совсем не хотелось. Редкие соленые брызги перелетали через край утеса, оседая приятными крапинками на шее и руках. Димка все никак не мог насмотреться на море и сейчас сидел не в очень удобной позе, вывернув голову назад, в глаза ему помимо видов морских просторов били блики яркого утреннего солнца, и задувал влажный упругий ветер, оттого братишка, не переставая щурился и хлюпал своим распухшим носом. Я же сидел спиной к морю, удобно расположившись на большом гладком валуне. Эта насыпь из камней и бетонных надолбней была хорошим обзорным пунктом, в разгар туристического сезона тут вечно маячили какие-нибудь "туристы в плавках", но сейчас, слава Богу, ещё никого не было, редкие смельчаки пытались залезть в "ледяную пучину", стоя полчаса по колено в воде и потом, окунаясь на несколько секунд в сбивавшее с ног очередной волной, недружелюбное море.
Я услышал знакомые голоса сзади, но было лень оборачиваться - больно удобно пригрелся на камешке, глаза ещё слипались, мы с Димкой, как ни странно, сегодня проснулись ни свет ни заря.
- Эй, Эдик, привет! - крикнул тот, завидев друга.
- А, вот вы где! - обрадовано пискнул Эдька на фоне басовитого шторма. - А Лёха где?
- Тут он валяется! - призывно махнул рукой братишка, приглашая подняться их наверх. Но со стороны пляжа на утес забраться было почти невозможно, я много раз видел, как всё те же "туристы в плавках" играя мускулами и отвисшими животами пытались преодолеть этот "Эверест", зачастую дело оканчивалось разбитыми в кровь конечностями. Эдик, естественно, дураком не был, и через тридцать секунд уже предстал передо мной с пологой стороны, так что мой расчет оказался верным - не совершив телодвижений больших чем пережевывание травинки, я встретился лицом к лицу со своим другом, не корячась по неровным надолбням и не протирая колени об острые камни, красующиеся теперь у братишки на ногах красными отпечатками.
- Ого, какой ты красивый! - радостно прокричал Эдька. За его спиной мельтешил белобрысый Костя Буравчиков, и ещё какой-то едва знакомый малявка.
- Это не синяк, это родимое пятно. - протянул я, усмехаясь. - У тебя вон такое же проступает, видать мы братья, как в индийском кино.
- Где?
- Иди сюда покажу.
- Нужен мне такой брат! Нет уж, чревато. - Заискрился ещё ярче Эдька, перетаптываясь с ноги на ногу, чуть ли не подпрыгивая от прущей в выспавшийся организм энергии. - Говорят, вы вчера троих амбалов укатали как щенят!
- Да каких щенят, четверых взрослых волкодавов. - буркнул я. - Видишь орден под глазом проявляется.
- То родимое пятно, то орден. Ты уж определись!
Я ничего не ответил, только зевнул и наконец соизволил оторваться от камней, приподнявшись потянулся, улыбнулся как кот, стащивший хорошую порцию селедки со стола.
- На самом деле всё было не столь героично. Я сразу упал мордой в грязь, а Димку от перелома всех рук-ног спасли только подоспевшие ребята.
- Ты туда не слухай, ты слухай сюды. - изрек братишка что-то среднее между грузинским и украинским акцентом... Далее пошел красноречивый рассказ о процессе забоя свиней на мясокомбинате вперемешку с подробным описанием обязанностей быка производителя. При том всё это так тесно сплеталось матерными словечками, что даже у меня уши покраснели, не то что у этих малявок.
-...теперь уже точно боров, а не хря...Ай! Дурак что ль?! - Димка принялся тереть ушибленное плечо.
- Совсем что ль офонарел?! - постучал я себе по лбу, глядя на брата вытаращенными глазами, при этом продолжая улыбаться, так как не улыбаться после услышанного было просто невозможно. - Дети маленькие вон, а ты...
- Ой. - почесал макушку Димка. - Так дети, - посмотрел он на веселящегося Эдика, - ну-ка, закройте ваши ушки.
- Хватит! - крикнул я... Совершенно не радовали воспоминания о вчерашнем вечере, а уж быть в роле упомянутого быка производителя не хотелось вдвойне.
- Ну ладно, ладно. - принял нормальное выражение лица Димка.
- И что теперь делать будете? - поинтересовался Костя.
- В смысле?
- Ну деревенские мстить же будут.
- ... они будут. - матюгнулся братишка, тут же получив от меня гораздо более ощутимый удар в плечо. Эта его страсть к мату уже начинала раздражать. То, что он может ударить в ответ даже в раздел фантастики мной не заносилось.
- Взбесился что ль?! - заорал Димка уже неподдельно, отскакивая в сторону. Даже жалко его стало, силу я не рассчитал.
- Сказал же, не матерись при детях! - огрызнулся я, вместо извинения. - Раз с первого раза не понимаешь, буду с тобой как с собакой Павлова, вырабатывать безусловный рефлекс.
Эдик с Буравчиковым загоготали, малявка подхватил заодно. Однако братишка как-то резко нахмурился и часто заморгал, будто собираясь заплакать. Верилось в этом с трудом.
- Вот зараза... песок. - пробормотал он, сунув кулаки в глаза. Общий смех быстро сошел на нет, и все ждали, когда Димка проморгается, но он тёр веки все сильней, а песчинка никак не хотела покидать глазницу.
- Иди, промой. - посоветовал Эдька.
- Только не в море! - крикнул я уже в спину, колонка там.. ну знаешь!.. - потом добавил, обращаясь уже к Эдику: - А то ещё не хватало соли в глаза напихать, чего с него взять? Совсем морской жизни не знает.
- Как думаешь, он заплакал? - переспросил после некоторой паузы тот, провожая сосредоточенным взглядом уходящего Димку. Эдькины брови были сдвинуты, ресницы чуть заметно подрагивали, я пожалел, что сейчас в моих руках нету фотоаппарата, уж больно живописно он замер, только его вьющиеся волосы жили своей собственной жизнью, бурно колышась на разгулявшемся ветре. Все остальные тоже уставились вслед братишки, и я точно знал, что ещё какое-то время могу наблюдать за этой картиной, не встретив ответный взгляд. Ведь я уже давно привык, что никто не приковывает к себе больше внимания, чем мой брат.
- Зябко тут, давайте спустимся. - предложил Костя. - Все молча подчинились. Мне захотелось догнать Димку, но он уже скрылся за кустами, да и как-то по-дурацки получится бегать за ним словно собачка.
Неожиданная волна совести вцепилась в душу кошачьими когтями. Заплакал ли он? Да, нет, конечно. Но обиделся наверняка. Я о себе что вообще возомнил? Как будто чужие мысли уже читать научился, изучил братишку от макушки до пят? Да я о нем ещё ничего не знаю! Может он только снаружи такой уверенный, а я его ударил, он сразу вспомнил что-нибудь... как его били там... Что он тут без меня? Ни с кем близко не общается, таких друзей как Ярик и Эдик у него нет, все его друзья - это мои друзья... А я его бить! Ну в кого я такой дурак уродился?
Мои невеселые мысли оборвал настороженный шепот Эдика:
- Лёх, гляди! - он резко остановился дернув меня за руку. Одного взгляда хватило, чтобы определить в приближающейся парочке пацанов, деревенских мордоворотов. Отличить наших ребят от этих всегда было легко. Может какой-нибудь взрослый прохожий и не заметит разницы, но дети реагируют мгновенно, это все равно как нацепить шкуру льва и попытаться в прайд затесаться. Во-первых - наши пацаны почти все в шортиках бегают, а совсем старшие в подвернутых джинсах, а деревенские - сплошь в широких холщевых или спортивных штанах. У наших волосы у многих длинные, а эти почти "налысо" все, при том поголовно в кепках, но не бейсболках. Да всё другое, даже походка совершенно разная, наши пружинисто ходят, а если спешат, то бегут. Деревня же ходит разлаписто, ногу выворачивают, длинными шагами, голова в плечи вжата.
Эти двое нас пока не заметили, и мы с Эдькой быстренько шмыгнули за кусты на перекрестке асфальтовой и песчаной дорог. То, что бугаи пожаловали сюда не просто так, после вчерашнего догадаться было не сложно.
- Сюда, сюда, - шикнул я Буравчикову, но тот вместе со своим малявкой проявил полное непонимание, застыв на открытом месте как пугало на ржаном поле. Может, идя они уверенным шагом по своим делам, деревенские не обратили бы на них внимания, но начавший что-то подозревать Костик занервничал и, естественно, привлек к себе внимание.
Резкий громкий свист заставил меня съёжиться.
- Слышь, э-э! - деловито загорланил один из деревенских. - Не рыпайся, все равно догоню. - Они в мгновение ока оказались рядом с нашими. Издали разница в росте не так ощущалась, а тут - вплотную с Костиковым малявкой они казались просто громадными - какими-то здоровыми мужиками. - Че бежим?!
- Мы это ничего... - промямлил Костик, оборачиваясь - ища пути отхода, - мы не...
- Борзый что ль самый! - зло выкрикнул бугай, чуть толкнув его в грудь. Меня всегда бесило, как эти козлы любят ляпнуть что-нибудь несуразное, и пока ты пытаешься сообразить, что ответить на этот бред, он уже следующий вопрос гонит.
- Что? - совсем испугался Костик, попятившись назад, но второй деревенский с кошачьей грацией прыгнул ему за спину, - Не борзый. - чуть ли не плача ответил Костик. - Чего пристаете?
Бугай схватил его за рубашку на плече и, сильно дернув, подтащил к себе.
- Ты вчера наших бил?
- Я... Нет! Нет!
- А кто?.. Ну, стой! Опа! - малек заливаясь слезами пустился наутек, но деревенский в два шага догнал того и, схватив за шиворот, потащил назад, будто нашкодившего щенка. - Так, бегать удумал? Говори, кем отец работает?
- Во... Водителем. - сквозь сопли прохныкал малёк.
- А мой в милиции. - вкрадчиво проговорил бугай, наклонившись к нему. - Про драку вчерашнюю слышал? Знаешь кто там был?
- Не знаю! - навзрыд заорал малыш.
- Да отпусти ты его. - Буркнул второй и тут же тряхнул Костика. - А ты что молчишь?! Вопрос задали, отвечай!
- Да это Лёха, Саня... там... Димыч... - затараторил тот, пытаясь вырваться. - Меня вообще там не было, отстаньте!
Я осторожно повернул голову, встретив столь же испуганный взгляд Эдика.
- Какой Лёха?.. тьфу ты, не мельтеши! Где живет знаешь?
- Да вон там! - неопределенно махнул рукой Костик совершенно в другую сторону от моего дома, скорее не потому что хотел обмануть их, а просто, растерявшись.
- Так ты не мудри, пойдем покажешь.
- Да не пойду я с вами никуда! - истерично заорал Костик, задергавшись как рыбка на крючке.
Бугай похоже даже не напрягался, удерживая его в крепких тисках, он перебросился какой-то репликой с друганом, смачно харкнул под ноги и скривив злую рожу захотел что-то сказать, когда я снова вздрогнул - на этот раз от знакомого голоса.
- Эй, дядя, закурить не найдется? - Братишка стоял в пяти шагах от застывшей компании, ссутулившись и сунув руку в карман. Однако во второй его руке вальяжно, немного даже лениво вращалась изогнутая стальная труба с ржавым краном на конце.
- Кир! Скажи им! - Заорал Костик. - Чего я-то?!
- Дядя, - не успел дать открыть деревенским рот Димка, - да ты... - он сделал пару шагов вперед, прищуривая взгляд и, как бы всматриваясь в лицо бугая, - ба, да ты не дядя, а лох какой-то. Отпусти-ка парня, пока я не обеззубил тебя этой трубой.
- Эй-эй, шкет, ты че бузишь? - ответил бугай, но в его голосе почему-то не было прежней уверенности, второй же деревенский и вовсе попятился. Вырвавшийся Костик тут же оказался у братишки за спиной.
- Пойдем! - толкнул меня Эдик, хватая подвернувшийся под руку кирпич. Я забегал глазами в поисках оружия, но больше вокруг ничего сносного не было, пришлось выйти с голыми кулаками. Сомневаюсь, правда, что такие жалкие, тонкие, трясущиеся кулачки могут кого-то напугать.
- Че, впятером на одного? - снова харкнул бугай. Его же приятель сделал вид, что вообще не при делах, уставившись куда-то на море.
- Проваливайте, - внезапно чистым и неподдельным, но очень строгим голосом произнес братишка, - и больше не суйтесь.
- Полай мне ещё, шавка. - Хмыкнул бугай, лениво развернувшись. - Пойдем Вась, нам здесь не рады. - отыграл он обиженного. И они оба быстро скрылись за кустарником акации.
- Уф, вытер пот со лба Костик, я уж думал всё!
- Да какой всё... сыкуны какие-то. - сказал Димка, кажется улыбаясь. Я не только не мог сейчас смотреть ему в глаза, но и даже в его сторону, так мне было стыдно. Как это он один вступился за Костю, а мы двое тряслись в кустах, чуть ли не плача от страха. Те придурки уже ушли, но мои кулаки всё ещё были сжаты и мне хотелось врезать самому себе по морде.
Я вздрогнул от коснувшейся моих плеч братишкиной руки.
- Во даете, - весело проговорил он у самого уха, - на секунду вас оставишь - уже вляпаться успели.
- Прости... - пробормотал я. Мне хотелось сказать: "Прости за то, что я тебя позорю", но в горле застрял комок.
- Ну ты хоть оценил, как я без мата их урезонил? - хохотнул Димка. Всё, только что случившееся будто было для него пустячком - тут же забытым событием. Его больше заботил мой детский каприз по поводу этого дурацкого мата.
Я снял его руку со своего плеча и, продолжая смотреть в землю, зло процедил матерный аналог слова "отвали". Он что не видит, как мне сейчас плохо?! Ещё, прям, втаптывает в дерьмо. Так и не осмелившись посмотреть брату в глаза, я быстрым шагом отправился домой, уже начиная на ходу беззвучно плакать. Хотелось спрятаться куда-нибудь подальше от людских глаз. Казалось, каждый встретившийся сразу же поймет какой я трус и почему реву как девчонка. Я, слабо соображая, бежал по лужам, брел через какие-то заросли, ломал гадкие ветки деревьев, тянувшиеся своими липкими листьями к моему мокрому лицу. В конце концов я оказался в тенистом овраге, где журчал небольшой, но быстрый ручей. Я немножко повыл по инерции, даже не фокусируясь на каких-либо мыслях, а потом принялся растирать ледяную воду ручья по своему разгоряченному, будто распухшему вдвое, лицу. Через минут пять я уже вовсе не плакал, только икал иногда почему-то. Всё ещё было сложно поднимать глаза, и я упорно ковырял носком сандаля какой-то гнилой пень.
- О Лёша, а ты тут что делаешь?
Я резко обернулся, из за высокой осоки на меня глядела слегка напуганная, но явно обрадованная необычной встречей голова Игорька.
- Ничего. - Отрезал я, отвернувшись.
- А я для лука палку ищу, мне дядя Максим обещал сделать. - он немного помолчал, - Хочешь, я попрошу, он и тебе сделает... а?
- Не хочу. - как маленький ребенок пробурчал я. Игорек подошел и сел рядом со мной. Я с вызовом поднял на него грозный взгляд моих красных распухших глаз. Однако на лице Игорька не было и тени насмешки или злорадства, лишь легкая растерянность и готовность помочь. - Ты знаешь... - начал я, не дожидаясь его вопроса, - я такой трус!.. - Эти слова дались мне с трудом, я бы сейчас не осмелился сказать это кому-то другому, но безобидный вид маленького Игорька расположил меня к откровенности.
- Ой, - протянул он, заерзав, - я тоже, ужасный просто трус. Ну большего трусишки свет не видывал.
Я посмотрел на него, но не увидел и толики лицемерия, его брови сошлись на переносице, зрачки чуть стыдливо подрагивали, стараясь не моргнуть. Ему было сложно глядеть мне в глаза, но он терпел. Я не выдержал и улыбнулся, взъерошив его легкие волосы.
- Трусишка зайка серенький. И что с этим делать будем? - Я по дружески приобнял его за плечо.
- Не знаю. - спокойно ответил Игорек, тихо задышав под моим крылом. Он ещё слишком маленький чтобы самому решать сложные вопросы, ему ещё можно быть трусишкой. Но всё равно, мне так тепло стало от этой его искренности и преданности. На душе сразу полегчало. Тревога и страх моментально растворились.
- Ладно, - с ухмылкой проговорил я, - мы ещё им покажем, правда?
- Ага. - улыбнулся Игорек во весь рот. Один зуб во рту отсутствовал.
Я не удержался и снова потрепал его по голове, передразнивая.

На обед Димка не пришел, за что был ворчливо обруган бабушкой: "...такие вкусные щи!" фу, не люблю я щи эти... приготовившей. Что было теперь делать? Идти искать братишку, или сидеть дома, а может быть пойти ещё куда-то? Слава Богу, тяжесть выбора свалилась с моих плеч стуком Кузиного кулака в окно.
- Блин, по всему городу тебя ищут, а он дома сидит - развалился. - с деловитой тревогой проговорил тот, переведя дыхание. Он явно откуда-то долго бежал.
- Ищут? - только и смог пробормотать я, теряясь в догадках. - Кто ищет?
- Пойдем! - дернул он меня за руку, по дороге расскажу... Здрасте, Марфа Васильевна, - чуть не налетел он на появившуюся в проходе бабушку.
- Ярослав, возьми пирожков, попробуй. Только что испекла.
- Нет, спасибо! А, хотя, давайте. - Ярик с проворностью голодной макаки схватил со стола несколько пирожков, один из которых тут же заткнул его рот. - Фпафибо. - раздалось гулкое звучание с той стороны двери. Через секунду мы уже бежали по улице, перепрыгивая лужи под веселый лай Партоса.
- Ну рассказывай! - не сдержал я любопытства.
- Короче, - одновременно жуя, говоря и дыша, начал Ярик, - ребята на барже собираются. Велели тебя доставить обязательно.
Я сглотнул. Доставить? Вот ещё придумали. И что за ребята? Баржа место элитное, туда кого попало не пускают - малышню всякую и прочих проходимцев. Это место старшаков. И хотя я сам вроде уже стал не маленький, но как-то по инерции к барже с некоторым трепетом относился.
В голове было столько мыслей, что я даже не заметил усталости, и мы, пробежав через полгорода, и вдоль всей набережной, а это километра три, не меньше, оказались возле старого порта, где у ржавых, покрытых зеленой бородой свай, покачивались монстры плавучих кранов. Дальше, за волнорезом тянулась километровая полоса дикого пляжа, покрытая высохшими водорослями и выброшенными на берег морской волной причудливыми корягами, она всегда мне казалась чище городского центрального пляжа. Тут не было людей, разве что маленькие силуэты вдалеке, да следы мальчишечьих размеров, непонятно откуда начинающиеся и также внезапно обрывающиеся. В середине этого дикого полумесяца тихой, усталой громадой воцарялась красновато ржавая громада баржи. Ее задняя часть ушла в песок на много метров, зато нос, наоборот, нависал над землей, придавая махине ещё большую эпичность.
Приблизившись к месту, мы перестали бежать, как-то несолидно было мельтешить перед этим, казалось, что живым гигантом. Дул довольно сильный ветер. Солнце то заходило за облака, то просачивалось белым, слепящим светом, потому баржа или вспыхивала багровым, или чернела, словно большой кусок угля. Сверху, возле парапета застыли безмолвные фигурки ребят, на фоне неба с такого расстояния было сложно определить их личность. Ветер трепал их рубашки и волосы, и, казалось, как будто может в любую секунду слизать легкие тела с этой жуткой высоты, а баржа была высотой не меньше пятнадцати метров.
Вблизи баржа казалась не такой устрашающей, даже скорее приветливой - от нагретых солнцем боков приятно веяло теплом. С обратной стороны в обшивке зияла большая неровная дыра, опухшая развороченным железом. Из черноты прохода появилась, как-то не к месту тут, голова Эдика.
- Поднимайтесь, только вас и ждем. - с непривычной важностью в голосе сказал он.
Миг, и нас захватил совершенно другой мир. На берегу пахло солью и водорослями, а здесь обоняния коснулся кисловатый запах ржавчины и гнилого дерева. Первые несколько секунд ничего кроме этого запаха не тревожило мои пять чувств. После яркого дня, темнота казалась кромешной. Звуки же бушующего моря тут отдавались лишь далеким гулом, похожим на дыхание существа... Да было ощущение, что нас проглотил огромный железный кит. Но глаза быстро привыкли, и стало хорошо видно проржавевшее, продырявленное во многих местах, пузо этого кита. Загремев каблуками по пандусам мы прошли к лестнице, и вскоре снова вырвались на свободу, будто фонтаном выброшенные из спины наверх.
Ребят было много, причем больше половины незнакомых - взрослых девяти и даже одиннадцатиклассников из других школ. Но с лесенок и баков свисали так же ноги мелкотни. Уж не знаю, кто их сюда пустил и, главное, зачем? Основная куча сгустилась вокруг приподнятого, похожего на маленькую сцену, выступа возле кабины. Сверху баржа казалась не такой большой, на счет пятнадцати метров я, пожалуй, загнул. Но подходить к бортику все же было страшновато. Мы молча прошли к "сцене" вслушиваясь в пламенную речь высокого худого парня с пышной кудрявой шевелюрой черных волос. На вид ему было лет семнадцать или даже старше. Мой взгляд тут же выхватил из толпы знакомые лица братишки, Гренки, Сашки, Стаса и других наших ребят.
- ...Вы знаете, человек я добрый, - совсем не добрым голосом вещал долговязый, - но всему есть предел, одно дело подраться где-то по пьяни, другое в открытую ходить по нашей земле и бить наших ребят. - он делал ударение на слово "наши". - Лично я этого терпеть не собираюсь, предлагаю собраться и вломить деревенским уродам!
Я дернул за плечо Эдика, пока ребята шумели, поддерживая или возражая идее лидера.
- Есть что-то, чего я не знаю?
- А? Да, конечно! Те трое - это только один из отрядов, которые сегодня прочесали наш город. Многих побили, а Сережку Липкина даже в больницу увезли, как ему досталось!
По моей спине пробежал неприятный озноб. "В больницу? Значит врезали крепко, палкой какой-нибудь или камнем, а значит и убить могли запросто. А если бы меня тоже?..."
- Предлагаю прямо сейчас всей толпой ринуться на деревню, понабиваем свиньям рыла! - выкрикнул кто-то с "галерки". По палубе прокатилась новая волна победных возгласов. Однако на сцену запрыгнул Ван Хален и попросил жестом тишины. Похоже, ребята договорились слушать того, кто на сцене, чтобы не превратить собрание в кавардак.
- Поймать и затоптать нескольких деревенских сопляков мы конечно можем, но если сейчас реально напасть на деревню в открытую, они забьют стрелку, и отказываться будет нельзя. А как известно, деревня всегда побеждает в массовых драках. У нас, вон, одни дети. - Сашка мотнул головой в сторону насупившихся малышей, только сейчас я заметил под глазом у одного из них свежий фингал. - А от деревни на бой придут полупьяные мужики с лопатами.
- Да ладно, че придумал! - выкрикнул кто-то сзади. Но его возглас поддержки не нашел. На лицах пацанов читалась тревога. Будто каждый уже видел свистящую лопату перед своим носом.
- Многие ли из вас участвовали в крупных потасовках? - продолжал Сашка, - да половина драпанет при первом виде орущего стада разъяренных деревенских быков, несущихся с арматурой в руках. Нет, идти сейчас необученной толпой детей на деревню - смертоубийственно.
Над палубой повисла печальная тишина. В сердце каждого бурлила злость, но и аргументы Ван Халена были весомы. Никому не улыбалось рассыпать свои зубы по деревенским полям.
Внезапно кто-то довольно больно ткнул меня в спину, подтолкнув вперед.
- Это из-за них всё!
- Отвали! Огрызнулся я, резко оборачиваясь, словно загнанный волк скалясь на незнакомого пацана.
- А, пришел! - увидел меня долговязый, забирайся сюда рассказывай.
- Не стоит, Игнат. - обратился к кудрявому Сашка. - Это мои ребята. Я за них ручаюсь. Ведь любому понятно, что деревенские только повод искали.
- Ну повод, не повод, а первыми напали вы! - подкатил к сцене мой обидчик.
- Помолчи лучше. - брезгливо фыркнул Сашка, зло скривив губы.
- Сам помолчи! Раскомандовался тут!
- Заткнитесь оба! - гаркнул Игнат, но его не собирались слушать, завязалась перебранка, перешедшая в толчки и обещания навалять люлей. Этот Игнат попытался растащить сбившиеся в кучу две стайки ребят, участвовавших в конфликте (большинство же просто глазели со стороны), и получил ощутимый тычок головой в поддых от какого-то белокурого семиклассника.
- Офонарел, что ли сопляк! - зло крикнул он, схватив неудачника за шею. Он замахнулся и должен был вот-вот врезать парню по роже, но что-то в последний момент сдержало его руку, так что вся энергия перешла в мимику. На доселе приятном лице образовалась отвратительная гримаса ненависти. Пацаны сразу затихли, затаили дыхание, замерли. И только крики чаек сливающиеся с гулом моря аккомпанировали напряженной струне нервов. Нет, был ещё звук - кто-то смеялся, звонко так, знакомо. Среди напряженных строгих ребячьих лиц, мой взгляд тут же выхватил лучезарное лицо братишки. Все устремили внимание на него. Некоторые, тоже заулыбались, но в основном читалось недоумение. Димка смеялся так естественно и задорно, так искренне, что когда его лицо мгновенно приняло совершенно серьезное выражение, многие, включая меня, вздрогнули. Он спрыгнул с бака, легкой быстрой походкой подошел к Игнату и глянул на того в упор - прямо в глаза.
- Что ты делаешь? - спросил он мягким голосом, наполненным удивлением младенца. При этом лицо его выглядело очень строгим. Растерявшийся Игнат не нашел, что ответить. Братишка быстро запрыгнул на сцену и обратился уже ко всем:
- О чем вы вообще тут говорите?! - крикнул он уже злым, чуть ли не срывающимся голосом. - Ты! - указал он на самого маленького пацаненка, тот вздрогнул, - ты можешь в одиночку побить деревенских? - малыш лишь часто завертел головой. - А ты? - указал братишка ещё на кого-то, - И ты не можешь?... И ты? - Так зачем вы сюда пришли?! Постоять рядом? Поглазеть?! - он обвел всех суровым взглядом. - О какой войне с деревней может идти речь, если вы друг на друга бросаетесь? Если старший поднимает руку на младшего. - Он резко повернулся к Игнату. - Это же брат твой! А ты на него, как волк - на загривок! - Димка махнул рукой в сердцах. - Ну пусть не брат по крови, но по духу. Разве не был ты сам таким вот совсем не давно, разве не будет он скоро таким как ты? Он пришел, чтобы драться с тобой плечом к плечу, а ты его за шкирку!.. Очнитесь! - обратился братишка уже ко всем. - Если мы хотим как стая шакалов скалить зубы и бросаться толпой на одиночек, а при малейшей опасности драпать, то так и останемся шакалами, и будем жить с шакальей душонкой. Если есть тут такие, то начинайте шакалить уже сейчас - бегите с корабля! Если же мы хотим свободно гулять по улицам нашего города, вдыхать чистый воздух, не ощущая гниловатого запаха трусливых деревенских псов, только и способных зажимать малышей по углам. То мы должны стоять друг за друга, как брат за брата! Только вместе мы сила. И он, - братишка указал все на того же малька, - станет сильней любого деревенского, потому что он - это будем все мы! - в его глазах горел фанатичный огонь, я никогда ещё не видел братишку таким вдохновленным. Ребята взирали на него с удивлением и восторгом, казалось, уже сейчас готовые порвать любого обидчика.
- Но уже же выяснили, что нам не справится с деревенскими толпой. - неуверенным голосом возразил пристыженный Игнат. То, что он был намного старше Димки, сейчас почему-то не казалось значимым.
- Возможно всё! - взмахнул рукой братишка, - но глупо лить реки крови из-за каких-то гнид. Это война! А на войне не всегда лучшее решение - атака в лоб. Однако мы покажем этим псам, кто тут хозяин! Мы будем следовать за ними повсеместно, как только они зайдут на нашу территорию. Куда бы они не забрели, мы будем идти у них по пятам, склоняя к их подлым шеям свое оружие. Мы организуем патрули, разведчиков, шпионов, всё как на войне. Так, что ни один шаг их не останется незамеченным.
Ребята загалдели, закивали, зашушукались.
- Конечно, - продолжил братишка с толикой брезгливости в голосе, - среди нас найдутся крысы, которые не захотят жертвовать своим временем и силами ради общего дела, таких мы в бой не возьмём. Пускай катятся к своим мамочкам! Мы возьмём только самых лучших - храбрых сердцем и чистых душой, проверенных, надёжных пацанов. Кто не готов прикрыть спину брату, пусть уходит сейчас! - Димка с вызовом обвел взглядом топу. Крыс не нашлось. Все с преданностью подались на шаг вперед, чтобы случайно не оказаться с краю. - В таком случае, предлагаю создать отряды патрулей и шпионов, выбрать... нет, не командиров, ибо мы все равны... выбрать ответственных, и организовать боевое дежурство... Вы согласны?!
- Да! - завопили воодушевленные ребята.
- Поставим деревенских псов на место?!
- Да!
- Чтобы не путать наших от случайных, предлагаю выбрать отличительный знак. - продолжал воодушевившийся Димка. - Чтобы у деревенских не было повода приписать к нашим рядам всякий трусливый сброд, нам надо иметь свою форму. - На глазах у всех братишка схватил правой рукой за левый рукав той самой - Яриковой куртки и, с силой дернул несколько раз, оторвал и швырнул рукав через плечо за борт. Порыв ветра тут же подхватил змеистый кусок, играя с ним как котенок с клубком ниток, унес прочь. Другой рукав не заставил себя долго ждать. Бахрома ниток заполоскала по обгоревшим плечам братишки. Ошарашенный таким действием, я заставил себя повернуть голову к Ярику, но на его лице не было и доли сожаления, а глаза пылали боевым азартом. Кое-кто из ребят тут же оторвал рукава, но большинство поспешили рассказать о существовании старой одежды, как раз подходящей для этого. Все ринулись по домам, готовить униформу. Уже позже появился вышитый красными нитками знак молнии, или красная лента на плече, но откуда взялось название "Бродяги", никто не знал. Братишка лишь дал толчок, дальше этот "паровоз" только набирал ход, обрастая всё новыми идеями и решениями. В тот день я покинул корабль одним из последних. Я все ждал, когда братишка останется наедине, уже начало смеркаться, когда я смог подойти к нему и так, чтобы никто не слышал сказать о наболевшем.
- Назначь меня в какой-нибудь отряд! - попросил я.
- Ты сам можешь выбрать любой отряд. - улыбнулся братишка. - Я не так хорошо знаю местность и потому буду в боевом отряде быстрого реагирования.
- Хорошо, тогда я с Яриком и Эдькой попрошусь в патруль.
- Отлично. - вновь улыбнулся Димка. Он будто чего-то ждал от меня.
- Ты знаешь, - опустил я взгляд. - на счет истории с утра... в общем, прости меня. - я почувствовал как мои уши вспыхнули раскаленным пламенем, слава Богу не стригся давно.
- Мне не за что тебя прощать, - проговорил братишка, - потому что ты не виноват передо мной. Ты виноват лишь перед собой, и только ты сам себя сможешь простить. Просить прощение у своего брата - это очень сложно, я горжусь твоей смелостью... - он запнулся. - И мне неловко... но просить прощения у себя ещё сложней. Потому я помогу тебе. Лешка, слушай, я стараюсь ничего от тебя не просить, и тем более никогда не приказывал тебе. Это просто омерзительно - приказывать. Но будет момент, когда я отдам тебе один приказ, ты должен будешь его выполнить, извиняюсь заранее, ты позже все поймешь. Повторюсь, это будет только один раз, и это будет ради тебя... Лады?
"Приказ? Да я готов делать все, что он скажет, приказ этот или просьба - не важно."
- Договорились. - чуть хмуро ответил я.
- Ну отлично, пойдем уже домой, а то у меня в животе бурчит, с утра маковой росинки во рту не было. Надеюсь ты не слопал все пирожки?
Я вздохнул с облегчением.
- Ну Ярик там "долопал". Я не виноват!
- Вот вы!.. Придется холодные щи хлебать.
- Не, на ужин жаренную картошку обещали... Эй, постой, куда так рванул? Дима, подожди!

Казалось бы, что могут сделать какие-то патрули, частично состоящие из малышни? Но эффект был потрясающим. На следующий день немногие забредшие в город деревенские были просто огорошены. При чем ни одному не удалось миновать внимания "бродяг". Из деревни в город вело всего две дороги, на которых располагались "партизанские" отряды. Информация быстро передавалась дальше, и вот уже за спиной бугаев плетётся какой-то паренек в рваной куртке. Однако же, стоило деревенским окликнуть пацаненка, как из кустов спереди и сзади молча выдвинулись ещё десятка два ребят. Это молчание имело особенно сильный эффект. Деревенские пытались хамить и провоцировать, но вся их надутая прыть разбивалась о строгие насмешливые взгляды уверенных в своей непобедимости "бродяг". Так что деревенским ничего не оставалось, как трусить загнанными псами по своим делам.
В куртках и клетчатых рубашках с оторванными рукавами ребята смотрелись настоящими пиратами, особенный колорит придавали красные ленты и вышивки. Кое-кто повязал на рукав пионерский галстук, но в основном это были просто ленточки. При чём, чем длинней удавалось найти ленту, тем лучше. В этом плане я был одним из самых классных, ну разве что кроме братишки, все же его куртка была слишком дорогой и крутой. Я выпросил у мамы длиннющую ленту, которую достала ей в свое время подруга с ткацкой фабрики. Лента была такая длинная, что я обмотал тело, как моряк пулеметной лентой, да ещё метровые хвосты остались, которые красиво скользили за спиной, пока я бежал. Ярик тоже обзавелся вполне себе приличной длинной лентой, которую он накрутил вокруг головы. Эдик же повязал красную тряпицу над коленом, та постоянно развязывалась, но зато выглядело это вызывающе.
Хотелось поучаствовать в общей операции. Каждый час до нас добегал какой-нибудь малек и выяснял обстановку, плюс узнавал наш следующий путь, чтобы в случае тревоги, нас можно было быстро найти. Каждый раз мы с надеждой ждали, что нам поручат "пасти" какого-нибудь деревенского, но в итоге наткнулись на него сами. Бритый пятнадцатилетний парень вырулил прямо перед нами, да так неожиданно, что я едва сдержался, чтобы не вздрогнуть. Бригада не бригада, а пока там добежит подмога, вломят, и всего делов. Но парень видимо уже имел "удовольствие" общения с "бродягами", так что сам шарахнулся от нас как от огня. Мы сразу преисполнились уверенностью и зашагали следом за "жертвой". В какой-то момент ему захотелось видимо огрызнуться, но как раз с перекрестка подошли ещё два наших патруля, при чем старшаков, так что этот деревенский бедолага чуть ли не побежал прочь. Мы дружно засмеялись и засвистели, а затем быстро обменялись радостными впечатлениями на счёт трусливости деревенских и нашей непобедимой сплочённости.
Больше в первый день ничего интересного не было, к вечеру ребята разошлись, осталось только несколько дежурных патрулей, но деревенские, получив по носу, уже не совались. С братишкой удалось повидаться только за ужином. У него была немного другая функция, если мы бродили по всему городу, то их отряд передвигался в довольно узком секторе. Всегда готовый броситься на помощь.
- Ну что, вас вызывали? - сразу спросил я, пролезая за стол.
- Конечно, - кивнул веселый Димка, - они вначале бычили.
- Ну и как? - я сгорал от нетерпения, узнать, что там было.
- Да что как? Ну наваляли, они успокоились.
- Наваляли?
- Ну не то, чтобы... ну так подзатыльников и тычков... в основном морально. Бить сильно сейчас было бы неверно стратегически.
- Руки помыли, юные стратеги? - вошла на кухню мама. Мы заговорщицки гоготнули. - Тут мне тётя Лида сказала, Лёш, ну ты знаешь ее, мол банда какая-то в городе завелась. В милиции ее сын работает, так говорит, насторожились сотрудники.
- Банда? - переглянувшись переспросили мы почти в унисон.
- Да, шпана какая-то! - отмахнулась мама. - Вы смотрите им не попадитесь, а то мало ли.
Никогда бы не подумал, что ощущать себя шпаной так приятно. У меня аж щеки загорелись от удовольствия. Даже милиция нас побаивается, не то, что какие-то деревенские!

Весть о появлении бродяг облетела все окрестности за один миг. Ко мне лично подошло человек десять, просили принять в свои ряды. Кто-то им там наплел, что я в "бродягах" чуть ли не главное лицо. Но мы с Яриком и Эдькой только хмыкали, мол, поздно спохватились, да и кого попало к нам не берут, пусть испытание проходят. На счет испытания ничего известно не было, точнее была вскользь обговорена идея с уже засыпающим братишкой. Но я был уверен, что он обязательно придумает что-нибудь потрясающее. Направлять, однако, прямо к Димке целые толпы не хотелось, так что на все вопросы о самом испытании я нес какую-то околесицу, и посылал каждого новобранца к разным людям. И меня совсем не удивило, когда вечером мне уже красноречиво рассказывали, как кое-кто решился пройти испытание, да такое, что не будь я уже сам "бродягой"(одним из главных! Ха-ха), то в жизни бы не решился на этот кошмар. Сомневаюсь, что Димка придумал эти изуверства, скорее тут была работа кого-нибудь типа Игната. "Экзамен" этот состоял из целого ряда этапов, куда входило, например, испытание болью - надо было босяком пройти вдоль всей палубы раскаленной на солнце баржи, да ещё и не издать ни единого звука. Говорят даже самые непоколебимые ребята пускали слезы, но всё равно, все кто решался - прошли! Удивительная сила воли... Остальные этапы были попроще, типа прыжка с десятиметровой мачты в воду.
С каждым днем "бродяги" набирали все большую популярность, или даже точнее сказать - легендарность. До этого в нашем городе не было какой-то одной организованной компании. Все собирались по кучкам, и уж конечно, большие и маленькие пацаны не пересекались друг с другом, даже если им этого хотелось - как-то не солидно. Теперь же никто не осмеливался насмешливо смотреть на одиннадцатиклассника в компании с семиклассниками, если все они были в униформе бродяг - чревато. Каждый вечер самые авторитетные "бродяги" собирались на барже, обсуждая проблемы, зачастую касающиеся далеко не только разборок с деревенскими. Судили споры и разногласия. Да и просто общались. Остальных на баржу тоже пускали, но не каждый день, иначе можно было бы привлечь милицию. Впрочем попытки хулиганства заканчивались мгновенным исключением из рядов "бродяг", так что название "банда", приставшее к нам было скорее стереотипом.
В конце недели ажиотаж с "бродягами" немного остыл, так как открылась первая смена нашего лагеря "Черноморец" и начался официальный туристический сезон. Я, если честно, заждался уже. В этом-то году с появлением братишки и так жилось весело, а обычно, всё лето в лагере проводил. Дело в том, что Евгений Юрьевич - Эдькин папа был директором "Черноморца", а моя мама раньше вожатой работала, так что мы там как в масле катались. В этом году, правда, мама с папой решили отправится в отпуск в Ялту (и что они там забыли?) Ну все равно, мы спокойно могли ночевать дома, бабушка-то осталась. Конечно для приезжих детей такое было недопустимо - дисциплина, все дела, но к нам особый подход - блатной отряд, местные.
Вещи собирали как в поход на другой край света, полные рюкзаки набили, но, слава Богу, тащить их никуда не пришлось, Эдькин папа захватил всё это на машине. Так что явились мы к открытию налегке. Встали очень рано - как-то волнуешься всё равно каждый раз. Братишка всю дорогу молчал, по-моему он был немного сконфужен.
- Ты чего такой кислый? - заметил и Кузя его настроение.
- Не выспался. - пробурчал Димка.
- Эдик тоже не выспался, а видишь какой бодрый. - ехидно улыбнулся Ярик. Эдька ответил испуганным взглядом заспанных глаз.
Было очень тихо, кузнечики и мухи ещё видимо дрыхли, так что только зябкий утренний ветер шуршал по ногам.
Братишка шмыгнул носом, он был ещё не устойчивый к нашей южной погоде.
- Не люблю я, если честно, казенные палаты. - хмуро проговорил он.
- Какие-какие?
Я ткнул Ярика под ребра. "Совсем тупой, что ль?"
- Ну лагеря всякие, больницы... интернаты.
- А долго ты в интернате был? - задал простодушный Эдик вопрос, который я сам всё это время стеснялся спросить.
- Три года. - спокойно ответил братишка.
- Что?! - чуть не вскрикнул я. "Три года? Я думал он пару месяцев всего там пробыл".
- Мамаша же алкоголичка была. - слишком уж небрежно ответил Димка, хотя было видно, как нелегко ему дались эти слова. - Она там с какими-то уродами якшалась, а меня только иногда на выходные забирала, если вспоминала. - Мы ошарашено переглянулись, Эдик и Ярик были удивлены не меньше меня, раскрыли рты тоже. - Ну она не всегда такой была. - всё же заступился за мать Димка. - Потом там связалась с одним... и всё, понеслась... Первый год ещё ничего, каждые выходные дома, летом на дачу ездили. А последний год уже почти и не виделись.
- Почему ты мне это не рассказывал?
- Да ты не спрашивал.
- Боялся что ль?
Братишка захотел ответить, но внезапно запнулся, промолчал. Видимо я попал на какую-то очень неприятную для него тему.
- Ко всему привыкаешь. - отстраненно проговорил он, чуть спустя.
- Ну если ты думаешь, - встрял Ярик, - что в лагере тебе ночью накинут на голову одеяло и станут лупить ногами, то ты сильно ошибаешься.
Димка подозрительно посмотрел на него, а потом неожиданно прыснул.
- Странное у вас представление об интернатах.
- Там сразу заточку в бок? - пошутил Кузя.
- Ага, и труп на завтрак подают зажаренным, так как дети с голоду пухнут.
- Ты, смотрю, не особо-то распух на каннибализме.
- Потому и не распух, что регулярно питался. - они дружно захихикали. Я встретился взглядами с Эдькой, и мы почти синхронно покрутили пальцем у виска.
- Уж лучше мертвечинку кушать, - продолжал Димка, - чем лагерной солянкой питаться.
- Фу, - поморщился Ярик, - не напоминай!
- Да ладно, у нас в "Черноморце" хорошо кормят. - заступился за лагерь Эдик.
- И все же сегодня я воздержусь. - пробормотал я, было противно после такого думать о еде.
- Ага, - хохотнул братишка, - тебе как раз на диету надо садится, смотри пузо какое отрастил, - он щекотно ткнул меня в живот, - на солнце просвечиваешься.
- Сам-то "жирдяй" тут нашелся...
- А я никогда от пайки и не отказывался! - театрально изумился Димка.
- По тебе не скажешь.
- У него наверное глисты - ехидно прокомментировал Ярик.
- Но-но! - выпучил грудь Димка. - У тебя тоже щеки со спины не видно, мягко говоря. Так что чья бы коровы мычала.
- Это потому что я спортом занимаюсь. - подразнил его Кузя, смешно сморщив нос.
- Я спорт тоже люблю, - потер руки братишка, - бокс, например - самый интеллигентный спорт.
- Самый интеллигентный, - ступил Эдик, - это шахматы.
- Ну как сказать. - серьезно проговорил Димка после некоторой паузы. - Слоном, например, убить человека легче легкого... особенно спящего.
Мы взорвались дружным хохотом и ускорили шаг, почти перейдя на бег. Впереди показались открытые ворота "Черноморца". Автобусы выстроились неровной шеренгой, будто в очереди за колбасой. Детей было не так много, видать, большинство уже увели по корпусам. Остались только какие-то малявки, и водители автобусов, важно расхаживающие возле своих любимых драндулетов. У ворот стоял дядя Гена - лагерный слесарь, весьма карикатурный представитель своего племени - один из тех, кто никак не понимает, когда над ним смеются, продолжая считать себя самым важным человеком на свете.
- Ну что хлопцы, готовы к труду и обороне? - громко, со смешинкой в голосе, поинтересовался он.
- Так точно, ваше императорское величество! - салютовал Ярик.
- То-то же, - не понял сарказма дядя Гена. - Подросли-то как за зиму. - потрепал он Эдькину шевелюру. - Были мальчики Спальчики, а скоро станете Карликами носами. - озвучил он свою бородатую шутку.
Малышня, словно стадо овечек, управляемое собаками, испугано засеменила мимо нас. Две молоденькие - не старше восемнадцати, студентки-вожатые суетливо пытались руководить этой будущей ячейкой общества, а ныне разрозненным сбродом сопливых нюнь. Непонятно, кто из них был больше напуган, дети, оторванные от любимых мам, или, впервые попавшие в вожатые, студентки. Одна из них на секунду задержалась напротив нас, надевая слетевшую сандалию на неуклюжего обормота. Она была даже чуть ниже меня, и потому, когда встретилась со мной глазами, бросив испуганный взгляд из-под бровей, я ощутил себя очень взрослым и важным. Правда, Ярик тут же рассеял наваждение:
- Лёшка-лепёшка, давай крути педали, на линейку опоздаем.
Я хотел было отстоять оскорблённую честь, но показав невиданную силу воли, сдержался. Благо, приближаясь к главной площадке лагеря, чувство значимости вновь стало нарастать. Большинство пионеров теперь были младше нас, все они суетились, крутились, бегали, что-то кричали, пытаясь уже сейчас показать себя в новом коллективе, мы же скорее походили на Д'Артаньяна и трёх мушкетеров, горделиво гарцующих на лошадях по центру Парижа. Одни отряды ещё раскидывали вещи, а другие уже выстраивались по периметру центральной площади. Частично ребята были из области и ближайших городов, частично из Москвы и прочих ледяных далей, так что окончательное распределение по отрядам предполагалось только к обеду. Мы, как местные, вообще неизвестно куда должны были попасть, так что, расположившись в теньке плакучей березки, мы принялись ждать.
Братишка явно нервничал, но предложить предпринять какие-либо действия так и не осмелился, выжидал вместе с нами, пока почти вся площадь не стала окружена детьми.
- Пойдём. - лениво скомандовал я. Пафос так и бурлил в крови. Мы не спеша пошагали вдоль неровной линии пионерских ног, игнорируя недобрые взгляды новеньких вожатых. Эдька о чем-то увлеченно болтал с Кузей, они даже не обращали внимания на глазевших на нас сотен ребят. Я старался тоже не вертеть головой, но уши улавливали полуиспуганное, полувосхищенное, полупренебрежительное: "смотри, местные...", "вот эти бродяги", "крутые что ль?", "блатные какие-то".
Мы все были в униформе "Бродяг". Я смерил Димку оценивающим взглядом, в знаменитой крутке Ярика, он выглядел просто не в меру круто. Ветерок трепал джинсовые края оторванных рукавов, приколотые на обоих карманах значки играли бронзовыми искрами. Лицо братишки выражало нечеловеческое спокойствие и умиротворение. Я поспешил поправить красные ленточки на руках, чтобы всем было лучше видно, как они развиваются.
- Ребята, почему вы не в строю?! - окликнула нас одна из старших вожатых.
- А куда вставать-то? - со шпанскими нотками в голосе огрызнулся Кузя.
- Вы пока без отряда?.. Ну встаньте вон туда на угол.
Мы довольно бесцеремонно сдвинули передние ряды безотрядных вглубь, заняв их место. Вожатая попыталась прочитать нам мораль, но подошедший Евгений Юрьевич - Эдькин папа, с веселой улыбкой поинтересовался в какой отряд мы хотим.
- Пап, я ещё не знаю, ответил Эдик, но точно не к Губачевой. Давай мы посмотрим, что за вожатые.
- Хорошо, - похлопал дядя Женя его по плечу, - но смотрите не проморгайте, хорошие вожатые, как пирожки - нарасхват.
Началась официальная часть, но я не очень-то смотрел за поднятием знамени и прочей ерундой. Мое любопытство было обращено на лица ребят и вожатых. Ведь может с кем-то из них мне вскоре случиться стать друзьями. Старых вожатых было мало, зарплаты тут почти не платили, так что чаще всего в вожатые заманивали всяких москвичей теплым климатом и близостью моря. Зачастую, ещё вчерашние старшеклассники, теперь, вдруг, становились профессорами в воспитании детей. Я с легкой усмешкой наблюдал, как они хотят повысить свой авторитет, то и дело делясь мудростью. Вожатые постарше вели себя спокойней, они-то знали, что ребята в любом случае будут их любить и уважать.
Какое-то время мое внимание было устремлено на бодро кричащего в рупор дядю Женю, пока Братишка не склонился к моему уху, показывая взглядом на соседнее звено.
- Обрати внимание. - негромко сказал он, едва заметно улыбаясь.
- Думаешь? - пожал я плечами, изучая новенького вожатого, на которого указал Димка. Тот на первый взгляд казался самым обычным парнем, но было в нем что-то такое, что отличало его от всех остальных, я бы не сказал, что он был похож на вожатого. Те обычно очень энергичны, бодры и... да даже не знаю, есть во всех них что-то общее. А этот - он был обычным человеком, но не вожатым. Не знаю чем, но он вызывал симпатию.
- Надеюсь, он будет у нас. - шепнул Димка.
Я удивленно посмотрел на брата, но промолчал. Если он что-то говорит, это не просто так. Если братишка хочет, познакомится с человеком, значит или ему что-то нужно от этого человека, или этот человек достоин большого уважения. У Димки теперь было много приятелей, но слишком близко к себе он подпускал не каждого... "а подпускал ли хоть кого-нибудь?"
Я потянул Эдика за край рубахи.
- Мы выбрали вожатого, вон тот... высокий.
- Да? А почему он?
- Не знаю, Бр... Димка сказал - он нам подойдет.
Эдик сразу же улыбнулся.
- Ну тогда точно - это лучший вожатый в мире... Пойду спрошу у папы. - Он протолкнулся спиной сквозь строй увлеченных линейкой пионеров.
Я снова посмотрел на этого вожатого... "Обычный парень... ну как можно по лицу определить, что за человек перед тобой, если тот даже слова не сказал?"
- Почему все-таки он? - спросил я у братишки. - Вот скажи, чем ты руководствовался?
- Слово-то какое подобрал. - усмехнулся Димка. - Руководствовался. Слово это какое-то научное. И наука такая ничего общего с людьми не имеет. Ты можешь как Шерлок Холмс заметить мелкие детальки, например, неопрятность одежды, ссадину на кулаке и мозоль от ручки на среднем пальце. Вроде как человек неряшливый, подрался с кем-то и учится много. А на самом деле он только что с поезда, руку ободрал пока чемодан снимал с верхней полки, а мозоль не от ручки, а от кисти, например, или ещё чего-нибудь... Нет, это все догадки. Смотреть надо по-другому. - Братишка отвернулся.
- А всё же? - не отставал я.
- Что ты постоянно ищешь ответы на ненужные вопросы? - немного раздраженно пробурчал он. - Какая разница как работает автомат, главное, что он стреляет. Знание его устройств тебя метким стрелком не сделает. Сам же видишь, некоторые люди сразу нравятся, а другие - сразу неприятны. Не всё ли равно, как оно работает? Ведь редко обманываешься. - Димка вздохнул, поймав мой любопытный взгляд. - Ты посмотри хотя бы, как он смотрит на ребят... Совсем сам как ребенок.
Я коротко взглянул из-подо лба на вожатого, и обжегся о его встречный взгляд, мы отвели глаза одновременно, сделав вид, что это случайность. Я мельком пробежался по остальным воспитателям и вожатым, те или вовсе не глядели на подопечных, или же взирали на них, словно куры на цыплят.
Вообще, первый день в лагере всегда немного дурацкий, много беготни, суеты, разбросанных вещей и ненужной толкотни. Эдик похлопотал и устроил нас в отряд к этому вожатому, звали его Артём. И отряд наш получился, как обычно, сборной солянкой. Сюда попали все или местные и блатные, или те, кому места в других отрядах не хватило, или те, кто в первый же день успел поругаться с соседом и предъявил желание перейти в другой отряд. Так что ребята были разновозрастные. Из знакомых к нам попал Спичкин и Машка из параллельного класса. Так же была мелкая девочка - внучка лагерного повара, которая не пропускает ни одной смены. Все остальные новенькие, но сразу стало понятно, что ребята отличные. Особенно мне понравились двойняшки Саша и Юля. При чем Саша - это девочка, а Юля - ее брат. Ну на самом деле звали его Юлий - Юлик, но сестра звала его именно Юля, и тот, кажется давно смирившись с такой наглостью, принимал это имя, но и сам постоянно подтрунивал над сестрой, выискивая малейший повод. Они были где-то на год младше нас, светловолосые, голубоглазые, похожие как две капли воды, только прически разные. Спичкин сразу вступил к ним в игру, начав шутить то над одним, то над другой.
- Вещи свои сама таскай! - выкрикнул Юля, кидая в Сашу рюкзак. Та отступила в сторону, увернувшись от "снаряда".
- Вообще-то это твой мешок! - уперла она руки в бока.
- Тут написано, "Бровкина". - прочитал подскочивший Петька Спичкин. - Значит не его.
- Бровкина Юлика! Что тут непонятного?!
- Ой. - смутился Юля. - на тебе тогда твой. - Он кинул второй рюкзак, целясь в сестру, и быстро выхватил свой у той из-под ног.
- Давай я помогу. - предложил подошедший к ним Эдька.
- Спасибо. - расцвела в улыбке Саша. - Видишь, - обратилась она к брату, - какие есть хорошие мальчики, джентльмены.
- Понятно! - злорадно захихикал Юля. - Жениха себе нашла.
Мы взорвались не менее злорадным смехом уже над Эдиком. Тот, набычившись, тут же бросил несчастный рюкзак на пол.
- Давай я помогу. - неожиданно возник откуда-то Артём. - Кому ещё помочь?... Ребята, кто уже разложился, не толпитесь в холле, разойдитесь пока по палатам.
- В холле диван, - потянулся развалившийся на диване Ярик, - он мягкий.
- Во, раз тебе делать нечего, пойдешь накрывать сейчас. - огорошил того вожатый.
- Ну уж нет. - решил Кузя повыпендриваться.
- Давайте я пойду. - предложил вышедший из палаты братишка. Какой-то он был не в меру серьезный.
- Нужно двое. - почесал затылок Артём. Так что возьми ещё кого-то.
- Ну вот, Ярика и возьму.
- Так он же истерику закатил.
- Ничего, как-нибудь справлюсь с этой истеричкой.
Ярик вскочил с дивана как ошпаренный.
- Истеричка? Ну ты тоже, Кир, слова-то подбирай!
Двойняшки синхронно захихикали.
- Из-за ваших истерик тут голодным останешься! - заорал Спичкин... Он вообще любил поорать.
- Петька, тебе лично положу обгрызенную вилку. - Шутливо пригрозил Ярик, следуя за Димкой.
Они ушли и образовалась неловкая тишина, только улица шумела суетливыми криками и смехом. Стучали чьи-то бегущие сандалии, скрипели качели. "Юля!" - отчетливо прозвучал отдаленный девчоночий голос.
- Во, тебя зовут, - скучным голосом пробубнила Саша, даже не поворачиваясь к брату. - Невеста наверное твоя. - Тот остался настолько равнодушным, что даже на миг подумалось, что он вовсе не расслышал сестру. Но потом всё же пробормотал в ответ, видимо уже на рефлексе:
- Завидуй молча, такого красавчика как я, тебе самой никогда не найти.
Заулыбались все, даже, казавшийся отстранённым и погрузившимся в свои заботы, Артём.
- Вон, стоит. - неожиданно показала Саша на меня. - Покрасивее некоторых тут будет, так что многого ты о себе мнения.
- Ну так иди, целуйся с ним, а я, извини, удалюсь, такое зрелище не для моего желудка.
Они оба на меня и не смотрели, тут же разошлись по палатам. Я как придурок остался посреди холла, красный от смущения.
- Ох уж, Пятеркин, все девки за тобой бегают. - добил меня Спичкин. - Весь в брата. - вдруг добавил он то, от чего мой злой ответ превратился в веселую улыбку.
- Я не виноват, что меня все любят.
- Угу, будущий многодетный отец. - переиграл-таки меня Петька.
- Помолчите уже, и так голова болит! - осекла мой следующий бред одна новенькая девчонка, явно опровергнув только что сказанное.
После обеда мы ушли на море, при чем даже вожатым не сказали. Ну что нам сделают? отчислят из лагеря? Да и причина была - деревенские снова отловили нескольких малышей и издевались над ними. Было решено собрать внеочередной совет на барже. Ребята пришли далеко не все, но народу хватало - самые главные "бродяги" были тут. Старшаки попытались сразу найти виновного, стали выяснять, кто за кем должен был следить вместо купания. Но, взбодрившийся после ухода их лагеря, Димка быстро пресек это неблагородное дело своей завораживающей речью.
- Ребята, - начал он негромко, - опасность совсем рядом. Мы почувствовали себя слишком сильными, слишком непобедимыми. Мы так увлеклись этой бижутерией, - братишка потрепал свою красную ленту, - что забыли начальную цель. Мы же не можем всю жизнь патрулировать улицы. Рано или поздно это надоест, вначале одному, затем второму... Я думал мы протянем дольше, но сейчас стало понятно, что выход только один. - Он обвел окружающих внимательным взглядом, будто спрашивая, но никто не осмелился его обрывать. - Это война! - с театральной трагичностью проговорил Димка, задрав подбородок. - Войны нельзя выиграть без крови. - он снова взялся за ленту, но на этот раз уже нежно, погладил ее словно живую.
- Поймать одного и отмутузить? - предположил Игнат.
- Нет, это только навредит. - братишка вздохнул. - Мы должны дать им настоящий бой! Такой, после которого уже не останется злости на вражду, ни у нас, ни у них.
- Но ведь ты сам говорил, - чуть не вскрикнул я, - что деревенские в массовой драке возьмутся за лопаты и вилы!
- Да, - качнул головой Димка. - Если мы столкнемся с ними лоб в лоб с голыми руками, нас сокрушат. Но такое может произойти только в одном случае... - он вдруг улыбнулся. - В том случае, если бы мы были дураками... Но к сожалению для дерёвни, мы совсем не дураки. И они умоются кровью! - вдруг зловеще закричал братишка. Ребята радостно вскинули кулаки, поддерживая его боевой азарт. Слушайте мой план...
После этого собрания на душе у меня было тяжело. Из детской забавной игры всё это переросло в какую-то бандитскую задумку, грозящую даже страшно подумать - смертью. Ярик и Эдька кажется не совсем понимали, чем это им грозит и радостно обсуждали как ловко они надают по заднице деревенским придуркам.
Я подошел к брату, потянул его за рукав рубашки, делая знак чуть отойти в сторону.
- Дим, ты уверен, что это хорошая идея? Мне кажется...
- Ты быстро бегаешь? - перебил он меня неожиданным вопросом.
- Да, неплохо. - нахмурился я в ответ. - А что?
- Что, домой или в лагерь?
- Ты стрелки-то не переводи.
- Да нормально всё будет, не нервничай ты так. Нашел чего боятся.
- Ладно, пойдем уже. - раздосадовано бросил я, отворачиваясь.
- Куда?
- В лагерь. Уже, впрочем, ужин профукали.
Братишка сразу изменился в лице.
- А может домой, а? Дим?
- Зачем? - приподнял я брови, надо сказать с внутренним злорадством. Я видел, что Димке не по себе в лагере, так что так мелко мстил ему за нежелание говорить со мной на чистоту. Братишка как-то скуксился, пожал плечами, начав копать большим пальцем ноги песок.
- Ну, не знаю...
- Нас, наверное, уже с собаками там ищут. - предположил Ярик.
- С бойцовыми хомяками. - невесело пошутил я, ускоряя шаг.
С разным зверьем нас конечно разыскивать не стали. Как на зло, проходивший мимо дыры в заборе Артём, лишь улыбчиво хмыкнул, и мотнул головой, приказывая топать за ним.
- Поможете мне дрова заготовить. - Проговорил он после неловкой минутной паузы.
- Дрова? - удивился чему-то братишка.
- Ну, не хорошо будет, если ребята из отряда узнают сразу же, что вы бегали за территорию, пусть думают, что вы мне помогали костер готовить.
- Костер?! - округлил глаза Димка. И я, вдруг, понял его замешательство. Он до сих пор воспринимал лагерь, как тюрьму - как интернат. А костры там вряд ли жгли.
- Артём, - примирительно заулыбался я, - а у тебя есть гитара?
- Конечно. - обрадовался тот. Почему-то меня не удивил его ответ. Хороший вожатый просто обязан иметь гитару. А то, что Артём был хороши вожатым было ясно ещё на этапе отбора его братишкой, и уж окончательно, тогда, когда он не наорал на нас после "побега".
- Бр... - чуть не оговорился я. - Димка очень хорошо поет. - я бросил на него ехидный взгляд. Братишка попытался дать мне пинка, но я мастерски увернулся и схватил его за тощую ногу, начав щекотать пятку.
- Отлично, послушаем. - добил его вожатый.
Солнце уже присело за кусты. Подул прохладный сиреневый ветерок. На белом небе черными угольками замельтешили майские жуки. Опускалась вечерняя тишь. В темной траве уже было трудно различить ветки и сучья порубленных старых деревьев. Так что дрова собирались не так быстро, как хотелось бы. Артем зачем-то вручил мне топор, а сам отправился собирать отряд. Боясь засадить себе по голым ногам, я неумело дубасил по и без того уже тонкому бревнышку. Надеялся, что меня никто не видит. Слава богу, ребята пока были заняты собирательством. У братишки откуда-то взялась зажигалка и, отыскав клочок старой сырой газеты, они с Эдиком пытались разжечь огонь.
Вскоре послышались веселые голоса, на фоне светлой стены корпуса бодро зашатались темные ребячьи головы.
- И где этот костер? - послышался ехидный голос Спичкина. - Целый день готовились, и ни фига!
- О, чур я на бревнышке!... И я, и я!..
Началась какая-то веселая толкучка. Артем неожиданно возник за моей спиной, одним движением "обезоружив" меня и вторым за секунду разрубил мучимое мной полено. Миг, и второе бревнышко уже развалилось пополам. Я стыдливо уплыл в темноту.
- Дай-ка, керосина подолью, а то, вы так долго будете возится. - он отогнал от кострища ребят, осторожно поднеся открытую консервную банку. Вспыхнуло. На секунду я увидел знакомые прищурившиеся лица. Снова стало темно, но костер уже весело разгорался.
- Ну с керосином любой дурак может. - запоздало возмутился Димка.
- Рассаживайтесь. - веселым голосом предложил Артём.
- На траву что ль?
- Да вон же бревна...
Как это обычно бывает, сколько бы людей не сгустилось вокруг костра, место непонятным образом доставалось всем. Хотя было, конечно, тесновато. Я оказался на самом краю узкой доски, положенной поверх кирпичей, так что зад очень быстро заболел, и пришлось взять на себя обязанности кострового - подкидывать дрова и попусту тыкать в огонь кривой палкой.
Ребята быстро приутихли, уставились на языки пламени. Поиграли в игры на знакомства, но я и так почти всех знал. Потом стали анекдоты рассказывать, но поздно спохватились, что при вожатом самые смешные анекдоты придется пропускать, это дело тоже быстро загнулось. Началось самое интересное - просто разговоры. Я всегда любил больше обыкновенные жизненные рассказы, чем всякие заготовленные темы. Главное, чтобы не попался какой-нибудь дурак, который никого кроме себя слышать не хочет. Но всякие подобные "Спичкины" увлеклись выпечкой хлеба, а точнее тупым сжиганием его на открытом огне. Дикари, одним словом.
- Артём, - спросил подсевший к нему Эдик, - а ты много смен вожатым работаешь?
- Ну в этом лагере впервые. - улыбнулся тот.
- А раньше?
- Работал немножко, в основном с трудными детьми.
- О, мы очень трудные. - прислонилась к нему с левого бока Саша. - Доведем тебя до белого оленя.
- Колена! - заорал на сестру Юлик, стуча себя по лбу.
- Каления. - оборвал спор Артём. - Метал до бела накаляется, потому так и говорят.
Я заметил, что его совсем не раздосадовала такая невиданная глупость. Тогда как я чуть не взорвался от негодования. Артём посмотрел на двойняшек взглядом полным умиления. Надо признаться они и правда выглядели забавно, сидя на тонком бревнышке как греющиеся друг о друга воробушки.
- Ну короче мы трудные дети. - слишком уж серьезным голосом проговорил братишка из темноты.
- Вы отличные дети. - не согласился Артём.
- Что ж тут отличного? Дисциплины никакой, ходим за территорию, когда захотим, ужин пропускаем, спорим, деремся.
- И? Нормальные живые ребята. - немного огорошил вожатый своим ответом.
К несчастью разговор наш прервала вторая вожатая - восемнадцати летняя Лера, которую я теперь видел только второй раз за день. Так что пока было не понятно, что за человек (судя по тому, что она напомнила об отбое и позвала быстро укладываться - не очень). Новички поспешили покорным гуськом в корпус, а мы - старички и ухом не повели. Вот ещё - спать в десять вечера!
- Ты иди, - кивнул ей Артём, - мы с ребятами ещё полчасика посидим.
Лера не выглядела довольной, но и спорить почему-то не стала. Ушла вместе с девчонками и малявками (ну кто младше нас на год, на полгода). Только двойняшкам удалось притаится в тени вожатого. Они явно были городскими и такой костер для них казался чем-то сродни приключению. Во всяком случае веселые глаза так и блестели из-под светлых почти одинаковых челок. Артем достал гитару.
- Ну что споем? - задал он вопрос скорее для проформы, тут же взяв привычный ля минор... Играл он, надо признать похуже Ван Халена, но вот пел... Пел он профессионально. Я бы не сказал, что так уж прямо бесподобно. Но как только он открыл рот, я сразу понял, что все, что слышал до этого вживую - просто деревенская самодеятельность. Не так уж я в тонкостях пения разбираюсь, чтобы выявлять критерии. Песни были все знакомые - типичные лагерные, типа "Изгиб гитары желтой", но не слышал ещё, чтобы их так здорово исполняли. Ребята конечно притихли, приоткрыли рты. Все же удивительно, как братишка сразу заметил талантливого интересного человека. Сам он, кстати, за вечер обронил буквально пару фраз, сидел себе в тени напротив меня, поблескивал своими ангельскими глазами.
- Ну что затихли совсем? - поинтересовался Артём, после окончания очередной песни.
- Заслушались. - с неприкрытым подлизыванием в голосе ответил Ярик.
- А свои песни у тебя есть? - вдруг спросил Димка.
- Ну, - замялся Артём, - не совсем формат...
- Ой, спой-спой! - засуетилась Саша. Юля не отставал, чуть на шею к вожатому не запрыгнул.
- Ну знаешь, из Бременских музыкантов мы уже тоже выросли. - не остался в стороне и я.
- Я знаю. - посмотрел он мне прямо в глаза совершенно открыто, как-то даже слишком непривычно по-доброму. Я смущенно отвел взгляд, но по телу пробежала приятная волна, так уютно как-то стало. - Ну ладно, уговорили. Поджал Артём губы. Лицо его сразу же стало напряженным, брови сошлись на лбу, веки сузились. И такой весь безобидный, такой дружелюбный, он, вдруг, запел очень резким, будто стегающим голосом.

Мне приснилось, что я живу под тяжелой серой плитой,
А вокруг четыре стены, и узкий проем дверной.
Мне приснилось, что вечно ночь, глухая тьма за окном,
А редкий солнечный свет только мешает спать днём.

Мне приснилось, будто друзья видят меня раз в году,
И я как раб календаря, все каких-то двух дней жду.
Мне приснилось, что от дождя я прячусь в душной дыре,
И показалось, что я в аду - глубоко в тяжелой земле.

Мне приснилось, что люди ходят одной и той же кривой,
А хотят все лишь одного - просто вернуться домой.
Мне снилось, что меня обучили, делать как не хочу,
Как привык я строить улыбку, в миг, когда я кричу.

И тогда я со вздохом проснулся, и понял - всего лишь морок.
Тихим морским прибоем, волны нежно лизали песок.
Я руки как крылья пОднял, чтобы ветер унес мрак.
И кажется что-то понял, но не знаю пока - как?..

Артем закончил резким дребезжащим аккордом, и в звенящей тишине протянул гитару Димке.
- Ну что, ты тоже обещал нам что-то спеть.
Шокированный, похоже, не меньше меня, братишка, почти испуганно замотал головой.
- Да нет, знаешь, я пожалуй сегодня пропущу.
Отчего-то мне, вдруг, стало очень весело и я, не удержавшись хохотнул, разрядив обстановку. Все тоже заулыбались. А добродушный Эдик и вовсе заразительно захихикал.
- А вот такая песня ещё есть! - задорным голосом выкрикнул Артём...
Перед сном я внимательно следил за братишкой, его настроение беспокоило меня, очень он мне сегодня не нравился. Пока Эдик и Ярик заправляли кровати, он как-то осиротело сидел в одних трусах на шерстяном одеяле, потирая озябшие плечи. Я бросил в него подушку, но Димка лишь едва заметно повел уголками рта, снова став каким-то загадочно-печальным. А подушку он машинально обнял, будто плюшевую игрушку.
- Да что с тобой? - не удержавшись, шепнул я. Братишка ничего не ответил, лишь заторможено повернулся ко мне, одарив мутным взглядом.
- Интересно. - пробормотал он. - Не часто встретишь таких людей.
- Каких? О чем ты вообще? Алё. - Я прислонил ладонь к его лбу, но температуры не было.
- Я об Артёме. - встряхнулся Димка. - Редкий человек.
Я пожал плечами. Присел рядом с ним.
- Хорошо поет.
- Ну это тоже. - улыбнулся братишка. - Ладно, давай укладываться.
Я остался недоволен таким разговором, но в палату заглянула строгая Лера и, поворчав, погасила свет. А я подумал, что весь вечер братишка прятался в тени, стараясь особенно не привлекать к себе внимание. Я поделился этой мыслью с ним, когда Ярик и Эдик уже ровно задышали.
- Внимательный ты какой. - ворчливо ответил Димка. - Да сложно объяснить. - уже скорее жалостливо прошептал он. - Такой эффект, будто Артём знает про меня что-то. И при том, сам он очень хороший... понимаешь?
Я кажется понимал, но ответил другое:
- А я это что-то знаю?
Братишка долго молчал. Потом, отворачиваясь на другой бок, шепнул:
- Нет... пока.
- Пока. - проговорил я одними губами минут через десять. Но думаю, он слышал.

Братишка разбудил меня в шесть утра. Я даже не сразу понял, что происходит, минуты две полулежал, полусидел, таращась на суетящихся друзей. Потом я резко вспомнил, зачем нужно было так рано вставать, и тут же взбодрился. Вот только настроение у меня сложилось очень негативное. Мы, почти не разговаривая, быстро оделись и на цыпочках прошли по пустынному коридору к выходу. Было совсем-совсем тихо, птицы и те ещё не проснулись...
А вот Артем проснулся. Он неподвижно сидел на крыльце перед корпусом. Может бегал с утра? Неизвестно. Артем исследовал наши замершие фигуры внимательным взглядом, будто рассматривал интересные статуи.
- Куда собрались? - спокойным голосом поинтересовался он.
- На стрелку. - тут же ожил - двинулся с места братишка.
- Что? - приподнял бровь Артем, - На стрелку? Драться собрались. - уже утвердительно дополнил он. - Вот, что, не пущу я вас никуда. Какие-нибудь взрослые гады стравливают таких мальчишек как вы, вот и все ваши стрелки.
Честно говоря, внутри у меня забрезжила надежда, но братишка тут же ее потушил.
- Мы сами любым взрослым фору дадим. - с насмешкой проговорил он. - Да и не удержишь ты нас. Что силой что ль? Смешно.
- Могу и силой. - нахмурился Артем, крепко сжав Димкино плечо. Но тот даже бровью не повел.
- Ну стой, держи... А там, - он мотнул головой в неопределенном направлении, - в это время вместо меня такого же мальчишку будут в землю вколачивать.
- Того мальчи... - Артем неприятно сглотнул, - того мальчишку я не знаю.
- А я знаю. И не могу тут оставаться. Неужели непонятно? Какая разница я или он? Мы одинаковые, но вместе у нас больше шансов.
Артем разжал руку. В его глазах читалось страшное смятение. Будто две большие силы боролись в нем и каждая никак не хотела отступать.
- Ну тогда я с вами пойду. - как-то на вдохе проговорил он, прострочил по нам умоляющим взглядом. Что мне понравилось - не переживал он за себя ну ни капельки. Только за нас!
- Ты что? - удивился Димка. Ты же вожатый, у нас своя битва, у тебя своя. Ты не можешь так вот - с нами, - братишка обернулся и почему-то посмотрел на меня, - это слишком просто, - добавил он, - ты останешься здесь и будешь волноваться, переживать. А мы постараемся вернуться... и по этому тоже. - Братишка тронулся с места и скрылся между кустов акации, Эдик и Ярик молчаливо последовали за ним. Я чуть задержался, встретился неуверенным взглядом с вожатым.
- Ты себя особенно береги. - почему-то шепнул он, от чего мне стало ещё тяжелее. "Удивительно, как он - взрослый человек, отпустил нас, зная, что мы не просто сбегаем из лагеря, а ещё и на драку идем? Ведь случись что с нами, его не просто уволят, но под суд спокойно отдать могут. Я бы никогда не пустил на его месте. Да я не он, я не такой как Артем, не такой как братишка. Мне лишь бы самому хорошо было. Эх..." Я тяжело вздохнул, догоняя друзей.
Сражение было намечено на девять утра, но надо было занять позицию как можно раньше, чтобы никто из деревенских не заметил неладное. План был прост и жесток. Недалеко от пустыря, где "Бродяги" забили деревне стрелку был резкий каменный уступ. Из земли, словно кости гигантского динозавра торчали белые ребра скал. Место было плохо проходимое, но между скалами шла старая, полузаросшая дорожка, зная о которой, можно было сильно срезать путь к морю. Впрочем машинам там было все равно не проехать, да и местные этим путем не особенно пользовались, проще на автобусе две остановки проехать. "Бродяги" заняли скалы с одной и другой стороны дорожки, лучше места для засады было не придумать. По дороге ребята набрали камней, шли почти не переговариваясь - этакой безмолвной хмурой красно-рваной толпой детей, собравшихся кого-нибудь убить. Именно такая мысль мне пришла в голову, глядя на размер некоторых "камешков", оттягивающих подолы футболок.
Солнце пока не припекало, но судя по идеально чистому светлому небу, было понятно, что день обещает быть очень жарким.
- Внимание! - негромко, но так, чтобы все слышали, проговорил Игнат. "Бродяги" замерли. Я внимательно осмотрел строгие лица товарищей. Собралось человек семьдесят - самых верных, и как ни странно далеко не все были старшими, много и маленьких. А ведь каждый под каким-то предлогом или без - сбежал из дому, чтобы только получить по голове? Тьфу ты, ну что за мысли лезут?! - Без команды камни не кидать, - разъяснил Игнат, - пусть зайдут поглубже. Швыряйте сильно и быстро, не слишком цельтесь - только время тратить зря, лучше градом окатить их. А затем, опять же по команде, окружаем и добиваем гадов!
- Кто пойдет заманивать? - каким-то не своим голосом спросил Ван Хален.
На тенистом, располосованном рыжими пятнами солнечных просветов склоне повисла тяжелая тишина. Наверное она была какие-то доли секунды, но казалось, что это длилось несколько минут. Наконец несколько неуверенных рук искривленно заколыхались над обвязанными красными лентами головами. И братишкина рука конечно же была среди прочих. Мне ничего не оставалось, как тоже вытянуть руку, та едва слушалась, поднялась как-то коряво, неестественно. И таких вот смельчаков набралось семь человек. Ребята провожали нас молчаливыми взглядами из-под бровей. Я буквально кожей чувствовал вибрацию единения. С любым из "Бродяг" я сейчас мог пойти и в огонь и в воду. Любой из них сейчас был мне ближе матери, ближе отца. Но все же я ощущал некоторую обиду, будто я вытянул короткую спичку, а они все - длинные.
- Стойте. - Внезапно поднял руку братишка, когда мы отошли метров на тридцать. Он шёл впереди всех... шёл совсем как будто без страха. - нельзя вот так идти! - поморщился он, и в этих его словах мне показалось что-то фальшивое, будто он так и собирался сказать, и потому не боялся. "Ну слава Богу, придумал что-то!" - Если придём всемером, деревенские подумают, что у нас все зассали. Дескать, только такая жалкая кучка притопала. А потом они погонятся, самый медленный отстанет, его затопчут, а за остальными и гнаться уже не станут. - В лицах ребят читалось одобрение, кто-то даже позволил себе легкую улыбку. Действительно - Димка дело говорил... - Поэтому должен идти только один, - ошарашил всех продолжением фразы братишка, - кто-то, кто быстро бегает. - У меня в висках с силой заколотили по своим барабанам заводные зайчики. В горле застрял сухой комок. Братишка шел ровным шагом прямо на меня, губы его растянулись в улыбке, но глаза были полны печали. - Лёша пойдет! - громко сказал он сорвавшимся на миг голосом, и шепнул уже возле самого моего уха. - Это приказ...
Вот оно! Вот он момент о котором говорил братишка на барже в тот день. Момент истины. Теперь всё станет ясно, или я проклятый подлый трус или же я человек.
Наверное на лице у меня мелькнуло что-то ужасное, так как ребята дрогнули. Но в следующий миг я одарил их лучезарной, широкой до боли в скулах улыбкой.
- Есть! - гаркнул я звонким голосом, выпрямившись по стойке смирно. И тут же рванул вперед, не оборачиваясь, не останавливаясь. Внутри меня метался ошарашенный испуганный ребенок, но тело само пёрло и перло через прошлогоднюю сухую траву, через колючие ветки, по камням, по ямам. Я даже не сразу понял, что это горячее липкое течет по моим щекам. Внезапно накатила жуткая обида на всех них. На Ярика и Эдьку, которые даже руки не подняли, на Артёма, который пустил нас, на Игната, на Сашку и конечно же на братишку. "Приказ? Ну получай свой приказ! Я-то все ради тебя сделаю! Дурак! Глупый злой братишка! Что ты там придумал? Это тебе не просто так, а люди живые! То Светку он обидел ни за что, то Игорька, то меня... Нет!" Я остановил себя. "Надо собраться! Не думать! Действовать!" Я ускорил шаг.
Вообще-то я представлял себе, что деревенские будут ждать нас стройной шеренгой могучих воинов, ощетинившихся копьями, с развивающимися над щитами флагами, как это бывает в эпических фильмах о войне. Я думал, что закричу издали им какие-нибудь оскорбления и побегу, что есть мочи. Потому, когда неожиданно из-под кустов на меня выскочили три пацана в потертых широких штанах одного цвета, я открыл и закрыл рот, словно рыба.
- Вот припёрся один. - перекинулись они пренебрежительными словами. - Давай, п-шёл! Сильно пнули меня под зад, а затем крепко схватили за шиворот. Я не пытался сопротивляться, хотя наверное стоило. От троих я ещё как-то мог сбежать, а вот оказавшись в толпе хмурых бугаев, шансов не было. Как ни странно деревенских было не так много, человек пятьдесят... ну может шестьдесят. Впрочем, братишка был прав - по большей части это были взрослые мужики с лопатами, арматурой и прочими железяками. На секунду я подумал, что прокатит - разыграть сопливого мальца, и дядьки, годящиеся мне в отцы, не позволят меня избивать, ну может уши надерут... Однако первый же такой дядька - грязный, мокрый от пота, сильно загорелый, пыльный какой-то, без разговоров пихнул мне кулаком в нос. Я настолько не ожидал этого, что даже не вскрикнул, только схватился за лицо, проверяя, всё ли на месте. Перед глазами замелькали черные точки.
- Ну что, козёл, - кто-то сильно пнул меня в спину, так, что я едва устоял на ногах, - где ваши хваленые "Бродяги"? Чего ты один припёрся? А, сосунок? К тебе обращаюсь. - Я обернулся и сразу же получил обжигающий удар про левому уху. Наверное в моих глазах мелькнуло что-то жуткое, так как бычивший круглолицый десятиклассник на секунду запнулся. - Самый смелый что ль? - по инерции договорил он.
Интересно, а чтобы сделал на моём месте братишка? Он бы наверное рассмеялся просто им всем в лицо, и потом сказал бы что-нибудь такое, что у всех уши бы завяли. И уж дрался бы так, что половина бы полегла. А я что? Только глазами хлопаю, да сопли по морде размазываю.
- Самый смелый. - прошептал я.
- Что? - гаркнул мой враг, тыча мне в лицо арматурой. - Что ты там бормочешь себе под нос? Говори, громко, пока ещё зубы на месте, пользуйся возможностью. - Толпа дружно загоготала.
Да что же это? Люди они вообще или кто? Я же ребёнок ещё! Никакой я не "Бродяга" ни шпана, ни хулиган, я же хороший, добрый! Хочу домой, хочу в лагерь, там сейчас друзья все, веселятся, компот пьют с сухофруктами...
- Самый смелый! - заорал я чужим, совершенно остервеневшим голосом. Я ринулся вперед, арматура процарапала по щеке, но я даже не понял сразу этого, я уже стал не я, а не знаю кто... загнанный зверь. Бугай отшатнулся при виде крови, расслабил руку. Я сильно дернул за арматуру и, крепко сжав отобранное оружие двумя руками, то ли зарычал, то ли заскулил, но точно издал нечеловеческий звук.
- А ну подходи по одному! Убью! Я самый смелый, самый сильный, самый быстрый... самый смелый, самый сильный, самый... самый... Расступись! - толкнул я какого-то мужика, будто первоклассника, мешающегося под ногами. - По одному!
Деревенские быстро образовали кольцо, в их мутных глазах читалась насмешка. Они глазели на меня, как глазеют в зоопарке на тигра. Да нет, даже не тигра, а так, шипящего барсука. Разве, что бешенством боялись заразиться на уровне инстинктов, потому ещё не треснули сзади по затылку. Навстречу мне вышел крепкий мужик под два метра ростом. В руках он держал лопату. Та самая лопата, что снилась мне в кошмарах, теперь совершенно реальная вертелась в руках врага, поблескивала точеными краями. Я зачем-то посмотрел в глаза мужика, но не увидел там и капли человеческого, что-то мутное, заплывшее ненавистью, при чем даже не ко мне, будто я был для него лишь секундной помехой, будто меня ему хотелось побыстрей загасить, чтобы пойти опохмелиться.
Я увидел как он резко бьет лопатой по моему оружию, отводя то в сторону, как беспомощно горят обдираемые ржавой арматурой руки, и как резким тычком он ударяет лопатой мне в лицо, разрывая на куски нос и выбивая зубы. Все мое лицо горело от боли и я не понял - это уже случилось или ещё нет. На секунду реальность догнала меня, в ушах застрекотали кузнечики, кожу обожгло солнцем. Нет, я ещё живой, ещё стою на изготовку, он тоже ещё чего-то ждет. Я видел каждый миллиметр его рук, каждую морщинку, каждую царапинку на загорелой обветрившейся коже. Видел каждый заусенец на древке лопаты. А мои губы все шептали зачем-то "Я самый смелый, самый сильный...". И тут вспыхнула короткая мысль, мелькнула и сразу же задрожала, забилась в угол. Потому что если так у меня будет хоть какой-то шанс выжить, то в случаи неудачи - я точно покойник. Руки сделали всё раньше, чем я принял окончательное решение. Я в жизни ни разу не бил кулаком по лицу даже в половину силы, здесь же провернувшись на пятке, я наотмашь врезал арматурой по стоящему позади меня парню с самой, что ни на есть, полной силы. Да что там, я дрова колол и то боялся себе руки отбить или щепкой в глаз попасть. Я даже не видел по кому бью. Кажется вместе с ударом я зарычал или завизжал. Все было будто в замедленном действии. Я отчетливо видел как ржавая железяка соприкасается с ухом паренька - не мужика, обычно пацана, с голубыми глазами и светлой короткой челкой, он может чуть старше меня, совсем не злой, совсем беззащитный. Челюсть его начинает сдвигаться в сторону всё дальше, дальше, уже неестественно, арматура касается шеи, наконец изгибается волной, с жутким звуком вырывается из моих ободранных пальцев, проворачивается вокруг оси, будто тростинка. А парень падает на бок, поднимает руку, тянется к уху, будто его пчела укусила, и смотрит-смотрит прямо мне в глаза, и вдруг его веки начинают закрываться.
И в этот момент я делаю рывок такой силы, что правая нога отдаёт болью в связках. Когда деревенские образовали круг, среди них появились прорехи, я убрал одно звено в их цепи, и теперь образовалась узкая щель - проход к свободе, проход к жизни.
Я бежал так быстро, что, казалось, я бегу с горы, не успевая перебирать ногами. Ещё один-два шага, и я покачусь по склону вниз. В другой раз взрослые мужики догнали бы меня в два прыжка. Но не сейчас. Ветер хлестал в лицо жаркими пыльными хлопками, но я даже сквозь него ощущал рев преследующих меня зверей. Один не точный шаг, один камень, одна ветка и мое тело покатится по потрескавшейся земле, раздираемое колючками и осколками камней. А затем мою шею сломают ударом железной трубы. Начался подъем, и мне стало легче, я почти не сбавил скорости, ни о какой усталости и речи ни шло. А вот преследователям было уже тяжелей гнаться за мной. Вот они скалы!
Я пулей влетел в спасительный проем, не удержался, задрал голову. На миг мне показалось, что скалы пустуют, но вот на фоне яркого неба мелькнул чей-то стройный силуэт... "Неужели спасен?!" На этой мысли я-таки споткнулся и, кувырнувшись три раза, врезался спиной в гладкий выступ скалы. Больно не было, скала казалась не жёстче дивана. Она была сейчас моей спасительницей - эта скала, которой сто миллионов лет, спасла сегодня мальчишку. Я прижался к ней щекой. "Спасибо, спасибо моя родненькая! Спасибо моя добренькая"
А за моей спиной поднялся вой. Первая же порция камней заставила врагов рухнуть на землю, прикрывая голову руками. Один - мой самый быстрый преследователь стоял совсем рядом, слегка ошарашенный. Не понимающий, что происходит. Он взглянул на меня умоляющим взглядом, будто я мог остановить всё это. Я поднялся на ноги, подошел не спеша прямо к нему. Я почему-то не боялся получить камнем от своих, я точно знал, что такого просто не может случиться. Бывают такие моменты в жизни, когда ты что-то точно знаешь, а объяснить не можешь. Мы стояли друг перед другом на расстоянии метра, стояли наверное секунд десять, и ничего не делали. А затем его накрыла волна ринувшихся в рукопашку "Бродяг". А я так и остался стоять в бездействии. Наблюдая за происходящим широкими глазами, будто младенец. Картина было просто чудовищной, но что-то в ней было настолько притягательным, что я даже боялся моргнуть. Из ступора меня вывело разгоряченное, порозовевшее лицо Ярика, возникшее перед взором. На лице на этом блуждала опьяненная силой улыбка.
- Ты как? - спросил он, потянувшись к окровавленной щеке.
- Нормально. - ответил я.
"Нормально? Да я только что в аду побывал" С их стороны наверное это выглядело как трусливый побег - ничего сложного... "Не дай тебе Бог пережить такое. Да ты бы не пережил, и Эдька тоже. У вас ведь нету братишки..."
- Да нормально всё. - хлопнул я по плечу испугавшегося того, что он увидел в моем взгляде Кузю. - Пойдем отсюда, а? - жалобно добавил я.
Драка ещё продолжалась, но мы не спеша пошли прочь. Скоро Димка и Эдик догнали нас. Они бурно, взахлеб обсуждали побоище. А я молчал, шел чуть впереди, не оборачиваясь. Подходя к лагерю я со злостью сорвал остатки красных лент, швырнул их в кусты. Друзья притихли и кажется что-то поняли.

Артем встретил нас тяжелым взглядом. Он будто всё время ждал возле дыры в заборе. Или так случайно совпало. Ребята никак не пострадали, только чуть запыхавшимися выглядели, да в пыли все. Мое же лицо судя по всему было похоже на кусок мяса. Во всяком случае Артем вздрогнул. Впрочем как вздрогнул, так и расслабился, мы вернулись живые. А царапины заживут.
Вожатый не повёл меня в травм пункт, я даже сразу не понял почему. Он сам вымыл мне лицо. Я увидел свое отражение, но никакого куска мяса не было. Из-под отросшей тёмной челки взглядом блестящих глаз на меня уставилось мое отражение. На щеке красовалась ровная красная полоса шрама. Не знаю насколько шрам может быть красивым, но этот был именно таким. Артем, не спрашивая, тут же залепил его большим куском пластыря.
- Скажешь, что с горки упал. - сморщившись как от зубной боли, приказал он. Я кивнул, продолжая любоваться своей геройской физиономией.
Вернувшись в палату, я сел, не зная, что теперь будет. Вспомнился жуткий образ парня которого я ударил арматурой. Безразличие сменилось на тревогу. За окном во всю щебетали хохотом детские голоса, светило солнце, ветер чуть колыхал тюль, пахло какими-то цветами и свежим бельём. Дверь открылась, в комнату зашел братишка. Он быстрым шагом проследовал к моей кровати, сел рядом. Я чуть запоздало посмотрел на него, глянул растерянным взглядом, будто вижу в первый раз.
- Ты бы меня придушил, что ль. - часто заморгал Димка.
Я протянул руки вперед, обхватил его шею, и прижал братика к себе так крепко, как только мог. "Глупый, глупый мой братишка!" Я ощущал как бьется его сердце, часто-часто так, радостно.
- Господи, как мило. - раздался голос Саши сбоку. - Почему ты меня никогда не обнимаешь?
- Вот ещё, чего придумала! - пробурчал в ответ Юля, но на лице его сияло не меньшее умиление.
- А ну кыш! - рявкнул я на них.
Братишка очень бережно потрогал мой пластырь. Медленно моргнул, и наконец... ох, как мне это было нужно... улыбнулся своей ангельской улыбкой.

Мы так и просидели в палате до обеда, и наверное правильно сделали. После тихого часа начались проблемы. В лагерь пришла милиция. Панику поднял Спичкин, прибежал весь такой перепуганный, взлохмаченный, и давай заливать, дескать менты сную везде, ищут конкретно нас, чуть ли не сроки уже называли.
- Хватит пургу нести. - оборвал его сбивчивый рассказ Димка. - Мы дети, ничего нам не сделают. В худшем случаи на допрос попадём - а это долго и муторно.
Я покосился на братишку осуждающим взглядом, по допросам видать целыми днями ходил, угу, как же... сочинять, конечно, умелец он тот ещё.
Но милиция действительно пришла к нам в корпус. Я сам их так и не увидел. Было слышно как Артём общался с лейтенантом в вожатской, наша палата была как раз рядом.
- С ума что ль сошли? - возмущался он, - мои ребята весь день в лагере были. - Ответов милиционера расслышать не удалось, тот бубнил что-то неразборчивое... - Да как они могли оказаться чёрт-те где в такую рань, когда у нас подъем в 8.30... Нет конечно! Всё закрываем... Да я лично будил их... Ну кому вы верите, соплякам каким-то или взрослому человеку?!.. Нет, нельзя у нас режим. Обращайтесь к директору лагеря... ну хорошо, хорошо, Эдуард, подойди сюда! - крикнул Артём.
Эдик пару минут был в вожатской, он и так-то выглядел младше своего возраста, а тут ещё и изображал невинного младенца, и похоже у лейтенанта рассеялись сомнения. Действительно, как какие-то малыши смогли поколотить полсотни мужиков? Мент ушел восвояси. Но все же неприятный осадок остался после этого. Артём зашел в комнату, глянул на нас взглядом полным укора, будто это не он самолично выпустил нас из лагеря.
- Ни фига себе стрелка, - сдвинул вожатый брови, - знал бы... - он запнулся, - Считай повезло ещё, что никого не убили.
- Да? - улыбчиво удивился братишка. - Странно, ну что ж, это совсем хорошо, теперь и волки сыты и овцы целы.
- Ну хоть переломы-то есть? - как будто разочаровано поинтересовался Ярик.
- Лейтенант сказал, одного в реанимацию положили с черепно-мозговой. Но состояние стабильное, жизни ничего не угрожает. Остальные вроде отделались синяками и мелкими переломами.
- Это наверное мой. - на вздохе шепнул я, зарываясь лицом в подушку. Перед глазами снова возникло сокрушаемое арматурой лицо бедного паренька.
- Угу, хорошо, что ты такой слабак, сообщил мне Кузя. - Если бы я так треснул, как ты рассказывал, я бы ему бошку пополам...
- Жопу пополам тебе... - огрызнулся я.
- Ну тише, тише, Лёша! - развёл руками Артём. - контролируй эмоции.
- Извините пожалуйста. - снова зарылся я в подушку, успев показать Ярику язык - в данном случаи как примирительный жест.

Но Кузя был не прав, я не был слабаком. Точнее я был им раньше. Нет, у меня не выросли мышцы, и удар резче не стал. Я только сейчас понял, как братишка умудрялся драться с бугаями на равных. Всё дело не в силе. Он просто был смелым. Смелость - тоже понятие растяжимое. Не могу сказать, что я теперь так вот сразу стал абсолютно бесстрашным, однако какая-нибудь строгая воспитательница, грозящая оттаскать за ухо или пожаловаться родителям, казалась скорее смешной, чем страшной. Если говорить о драке, то это как раз то, чего обычно так боятся люди, ну дети во всяком случае. Мне всегда казалось, что одним хилым ударом, одноклассник может сломать мне нос, выбить зуб... и чуть ли не глаз вытечет. Примерно то же самое я боялся сделать с ним, опасаясь бить первым, а если и начиналась драка, то каждый удар был трижды обдуман - как бы не промахнуться, не опозориться перед налетающими как сороки зрителями. Ударить хотелось непременно по морде, а лучше в нос. В глаз - нельзя, мало ли зрения лишишь... и уж конечно, даже мысли не было бить в кадык или в пах. Когда же ты дерёшься без страха, ты превращаешься в "машину уничтожения". Бывает, когда звереют от боли, теряют страх, но тогда драчуны почти не управляют собой, и даже в таком бешенном состоянии они очень опасны. Что уж говорить о хладнокровном бесстрашии.
Подраться мне пришлось довольно скоро после "Битвы кровавых скал", так ее окрестили. Я помогал Артёму с костром, надо было сбегать на кухню - взять хлеба и картошки. Дежурная направила меня на задний двор, куда пионеры обычно не совались. Тут пахло гнилыми овощами, до верхушки забора всё было заставлено какими-то коробками, мусорные баки неровной шеренгой гнездились возле старого грузовика с надписью "Хлеб". В общем закуток был не самый приятный, к тому же, как назло, два литра газировки дали о себе знать. Я юркнул за котельную, и тут же замер, прислушиваясь. За углом слышались детские голоса.
- Клянись, что нас не выдашь. - с издевкой протянул кто-то.
Я осторожно выглянул из-за угла. За котельной среди крапивы и лопухов стояли двое... ещё один - помладше не совсем стоял, то есть стоял он на коленях.
- Да, клянусь! - испугано ответил младший. - Ну что вам ещё надо, чтобы вы поверили? - захныкал он от досады.
- Клянись матерью! - пробасил ещё один - самый здоровый, на голову меня выше. Вообще на первый взгляд они были примерно мои ровесники.
- Клянусь сердцем матери. - тут же произнес младший.
- Да ты на него посмотри, - противно улыбнулся первый, лицо у него было вроде бы и симпатичное, но вместе с тем и мерзкое какое-то. Светлые вьющиеся волосы аккуратно прилизаны, нос острый, но очень широкие ноздри, а глаза чуть покрасневшие - крысиные. Наверное такой портрет создало больше мое воображение, я не успел слишком подробно рассмотреть их рожи, в основном моё внимание было сосредоточено на младшем. Паренек чуть старше Игорька, худой тоже, только большая лохматая голова на тонкой шее, и два влажных мигающих глаза. Вся его суть кричала о том, как ему до невозможного омерзительно и плохо, и как он - вот оно - боится! Просто трясется от страха...
- Посмотри, разве такой подумает о матери, ему бы только свою задницу сберечь, сразу всё побежит расскажет вожатым... тьфу ты. Гарик, ты только посмотри на эту кучу дерьма! - Блондин смачно сплюнул, раздув ноздри ещё шире.
- Ешь землю. - зло приказал Гарик, толкнув сверху голову младшего ладонью. Тот кажется начал плакать, но рука покорно соскребла горсть земли, и я увидел как задвигалась его челюсть. Те двое загоготали.
Я наблюдал за всем этим лишь потому, что ждал, когда наконец малёк плюнет им в рыла, ведь это уже ни в какие ворота не лезло. Даже раньше, оказавшись на его месте, я бы начал заведомо проигранную драку с обидчиками. Но тот, похоже был затюкан ими уже давно - даже не пытался сопротивляться. Если деревенские были врагами - да, ненавидимыми, но по своему уважаемыми, сильными и опасными, то этих уродов я даже за людей не воспринял. О каком страхе или жалости тут могла идти речь? Я в два шага оказался рядом с троицей, даже почти не глядя, куда именно попаду врезал по морде Гарику. Я все ещё смотрел на малька, так и не веря, что он начал жрать землю. Но у того из приоткрытого рта действительно торчал кусок мха, а губы были перепачканы в земле. Наконец я резко взглянул на блондина, в глазах того читался страх. Это было удивительно, ведь я с виду совсем не страшный - слабый, тонкорукий с детским лицом. Раньше бы я наверное прыгнул вперед коленом, мы бы завалились, и вскоре я бы был придавлен к земле. Но в этот раз я просто шагнул вперед, резко ударил правым кулаком ему в лицо, даже не рассчитывая попасть, так как тот сразу выставил обе руки, закрывая голову. Следующим шагом я оказался совсем рядом, и, не останавливаясь, врезал коленом под дых. Блондин сразу скрючился, ещё бы - я не берёг силы, казалось, коленка вошла в его мягкое тело как в мешок с сеном, и что-то хрустнуло даже. Тем временем Гарик уже оправился от первой оплеухи, однако всё на что его хватило, это заорать матом на весь "лес" и ударить меня сбоку разлапистой клешней. Я почувствовал боль, но она была как будто где-то далеко - на заднем плане. А затем я три раза ткнул ему пальцем в глаза, и, схватив за волосы, начал бить голову об колено.
Так вот, мне не было страшно, но мне было противно. Эта сила, которую я получил... мне сложно объяснить, но она не была доброй силой. Это будто посмотреть на то, как человека переезжает трамвай, а потом не боятся смотреть на то, как рубят голову курам - слишком уж высокая цена за такую смелость.
Меньше чем за минуту от двух пацанов остались только скрюченные хныкающие жалкие твари, растирающие кровавые сопли по рылам.
- Как тебя зовут? - строго спросил я у малька.
- Вася. - на вдохе выговорил он, глядя на меня округленными глазами.
- Ты червяк, что ли, Вася? Встань с колен и выплюнь эту гадость!
Мне захотелось сказать, чтобы он никогда больше ни перед кем не вставал на колени, но я осекся. А правильно ли это? Может в следующий раз он попробует сопротивляться, получит кирпичом по башке и помрёт. Кто я такой, чтобы ему мозги полоскать? Пусть сам для себя решает.
- Если ещё полезут, - все же сказал я, - а впрочем не полезут, их из лагеря выгонят завтра. Всё равно, заходи сегодня на костер к пятому корпусу.
- Ага. - мотнул головой Вася. - А вожатые же не разрешат. - тут же спохватился он.
- А ты не спрашивай разрешения, - я чуть улыбнулся. - ...ни у кого и никогда. - все-таки добавил я, уже уходя. Хотелось брякнуть что-нибудь весомое. Но до братишки мне, конечно, в этом плане было ещё ой как далеко.

Костры у нас были почти каждый день. Правда не весь отряд на них ходил, Лере костры вообще не нравились, она тут же втюрилась в вожатого Рому из первого отряда, и почти всё свободное время проводила в его локации. Ну что ж, меньше хлопот, нам и Артёма за глаза хватало.
Я не хотел рассказывать Димке про драку, но тот тут же заметил мое покрасневшее ухо и потребовал подробностей. Только я вернулся от столовой, он сразу всё понял, подозвал жестом, чтобы лишние люди не слышали. Пришлось ему рассказать. Удивительно, но я даже не приукрашивал, у меня и сердце-то почти не билось, разве что язык слегка заплетался от чего-то.
- Ох, - покачал головой братишка, - зря я втянул тебя во всё это.
- Во что это? - без надежды на внятный ответ, спросил я.
- Ну во всё в это. - ожидаемо отвел взгляд Димка. - Ладно, надо рассказать Артёму, пока те двое не сочинили свою версию...
Артём выслушал меня очень внимательно, будто уже знал что-то.
- Это ты правильно сделал. - непонятно сказал он.
- Правильно избил их?
- Правильно, что позвал этого Васю к нам. Надо только его вожатых все-таки предупредить. Я договорюсь.
- А избил все-таки правильно или нет? - неуверенным голосом переспросил я.
- Ну а ты сам-то как думаешь? - Обернулся, собравшийся идти, Артём.
- Думаю, что не правильно, нельзя же драться. - пролепетал я какую-то околесицу. Вообще меня почему-то рядом с ним какая-то детская оторопь брала. Не хотелось падать в его глазах, что ли?
- Что?! - не веря потряс головой Артём. - Перестань пороть чушь... и иди уже к кострищу, там хлеба заждались.
Костер конечно был не самым удачным. Только я "отбрыкался" от ребят, расспрашивающих, где я так долго был и о чем разговаривал с вожатым, как явился Вася - застыл метрах в десяти от костра - только глаза блестят.
- Тебе чего, мальчик? - не слишком приветливо спросила Маша - она порой была очень вредно, но красивая...
- А Васёк! - обрадовано крикнул братишка, лишь на секунду взглянув на меня. Казалось он знал парнишку с детского сада, как минимум.
- Это я позвал. - Зачем-то брякнул я, внезапно заволновавшись.
- Ты? - опешил Спичкин. - Нафига? Слышь, пацан, у тебя какая кличка?
- Вася. - протянул тот.
- А зовут как? - захихикал Петька.
- Тоже Вася.
Тут уже все засмеялись.
- И чего ты припёрся, а, Вася? - довольно резко продолжил Спичкин.
Мои возражение опередила Саша, подскочив к новичку, словно трясогузка.
- Ой, да ладно тебе Петь! Посмотри какой милашка! - Она картинно оббежала вокруг сконфуженного Васька и изобразила, будто собралась сфотографироваться рядом с ним.
- Сегодня уже третий жених. - пробурчал Юлик, ковыряясь палкой в костре. Его конопатое лицо казалось янтарным в свете близкого огня. - гарем какой-то.
- Завидуй молча. - Показала Саша язык брату.
- А что тут завидовать? Мне женихи не нужны. - не очень смешно отшутился тот.
- Ладно, проходи, раз пришел. - дал-таки свое разрешение Спичкин. Собственно он и не успел спросить, "кто и зачем", как послышались голоса взрослых. А затем из-за беседки появилась целая "кодла" вожатых и воспитателей.
- Вот он, Васенька, тут уже. Я же говорила. - с показной радостью пропела Вера Васильевна - довольно неприятная тётка, вечно появляющаяся в самый неподходящий момент, например когда ты решил попить дождевой воды, или заремизилось на дерево залезть...
- Да бог с ним с Васенькой, - вышла на свет Губачева - толстуха-вожатая из второго отряда, - где тут этот драчун?
- Вот сидит. - указали на меня. Я завертелся, ища поддержки. Неожиданно они "набежали". Я даже растерялся.
- Этот вот? - удивилась Вера Васильевна. Это же Лешка Пятеркин, какой же он драчун, он мухи не обидит.
- Ну впрямь! Вон лицо как рассадили мои, указала Губачева на мой шрам.
- Да брось сочинять, Лиза. Разве в драке так рассадят, это он вчера с горки упал.
Все засуетились, закружились вокруг меня, рассматривая шрам.
- Что за глупые курицы? - расслышал я на заднем плане голос братишки. Он обращался к Эдику. Всегда не понимал, как взрослые не слышат таких вот возгласов за своими спинами?
Я уже испугался, что Димка начнет вступаться за меня, но подоспел Артём и, переключив, внимание на себя, сопроводил "делегацию" прочь.
Стало тихо. Я поднял голову. На меня молча смотрели два десятка глаз. Четыре особенно похожих одновременно моргнули.
- Какой ещё драчун? - нарушил тишину Ярик. - Ты что, успел ещё кого-то в больницу положить?
- Ага, двух! - отмахнулся я.
- И меня спас. - внезапно прозвучал из тени Вася, как бы пояснив, что это не шутка.
- А твой женишок - ничего так. - улыбчиво толкнул плечом сестру Юлик. Но та и без подсказок смотрела на меня с обожанием... Тьфу ты! Нашли себе героя, дурачьё!
Я сам отказался рассказывать подробности, аргументируя это обычной ленью, что добавило мне ещё больше харизмы. А уж рассказ, тут же усаженного в самый центр Васька, просто поверг ребят в шок. По его словам я появился из ниоткуда и неуловимыми глазу движениями, будто мастер Шаолинь, разобрался с двумя десятиклассниками за пару секунд... Ну вообще-то все примерно так и было, но в его рассказе почему-то все представлялось в иных цветах.
Друзья конечно стали прикалываться надо мной. Ярик попросил показать пару приемчиков. Эдик прятался за спину, бегая от агрессивной Маши. Братишка заливал Ваську, что он со мной боится по улицам вместе ходить, дескать, поводка у меня нет, а как ещё удержать монстра, который бросается на любого, лишь за косо брошенный взгляд? Спичкин же вспомнил как мы с ним подрались в третьем классе и он одержал верх. Правда на подстрекательства ребят, повторить драку, Петька артистично попятился, и начал отмахиваться... Дураки, в общем.
Конечно братишка первый понял, что я не слишком рад такой славе, и тут же перевёл внимание отряда в другое русло, попросив спеть Артёма. Пока тот сфокусировал на себе внимание всего отряда, я украдкой понаблюдал за этим Васей. Жалко парнишку, ну сегодня я спас, а завтра кто? Характера никакого, видно, что затюканный. Впрочем, появилась у меня одна идея, тем более все равно завтра собирался кое-куда съездить.

Артём был мало сказать, что не в восторге.
- Что не день, то за территорию собираетесь! - строго прикрикнул он.
- На этот раз только я. - тихим, но уверенным голосом парировал я, не отводя взгляд.
- И что? От тебя-то как раз больше всего проблем.
Приятно почему-то сделалось, надо же - от меня и много проблем, трудный возраст что ль?
- Ну я на этот раз только хорошие дела собираюсь делать. - я захлопал ресницами, изображая невинное дитя.
Пришлось рассказать вожатому, куда я намылился.
- Ну вот что, я с тобой пойду. - решительно хлопнул по колену Артём.
Куда было деваться? Да, в этом году, что-то строго. В прошлом хоть целыми днями шляйся по городу, всем пофиг.
С нами пошел ещё один человек, всё тот же злополучный Васёк. Собственно ради него мероприятие, можно сказать, и затевалось. Я собирался познакомить его с Игорьком, ибо только хороший друг может помочь в такой безнадежной ситуации. А я слишком взрослый для него, да и вообще... скорее я супермен для него - герой, который спас, с такими уже никакой дружбы не получиться, только восхищение. Потому не комфортно я ощущал себя рядом с Васей, все равно как слуга за мной ходил, боялся отойти далеко.
Но в этот раз он топал чуть поодаль за нашими с Артёмом спинами, видимо считал невежливым встревать в разговор двух взрослых... "Сказал, и самому смешно".
Игорек, будь он не ладен, мог шататься где угодно. Так что найти его было той ещё задачей. Слава богу знакомые ребята попадались нам на пути как по заказу. Кое-кто видел Игорька, так что мы постепенно сужали круг поиска. Что меня удивило, ребята смотрели на меня с небывалым уважением. Какие-то полузнакомые старшеклассники жали руку, хлопали по плечу, предлагали даже велосипед отдать до завтра, чтобы я не бегал зря за "этой мелочью пузатой". Лент красных не было, но рубашки с оторванными рукавами всё ещё мелькали. Всё же после случившегося "Бродяги" не хотели слишком светиться. Удивительно, но ребята знали не только про "Битву кровавых скал", но и про последнюю драку. Так что какие-то мальцы даже пытались напугать мной друг друга, дескать, я с Лёхой знаком, только попробуй против меня!.. Тупые малявки, короче.
- Да ты прямо герой. - ухмыльнулся Артём, прерывая свой рассказ. Он постоянно что-нибудь рассказывал, при чём что-нибудь очень интересное. Даже братишка затихал рядом с ним, словно выключая лампочку своего внимания. Мне кажется Артём единственный человек, которого Димка по настоящему уважает. Я боялся задавать вопрос себе, уважает ли он меня. "Во всяком случае, я знаю точно, что братишка любит меня... а что ещё надо?"
- Что хорошего в геройстве, заслуженном тем, что ты покалечил кого-то? - хмуро ответил я, отвернувшись в сторону моря - мы как раз шли по пляжу. Игорька последний раз видели именно здесь. Понятно, что найти маленького мальчика в толпе отдыхающих было почти невозможно - только зажаримся на солнце.
- Мудрые слова. - чуть улыбнулся Артем. - И всё же признайся, тебе приятно такое внимание.
Приятно внимание? Раньше наверное я бы кипятком писал от радости. Теперь же мне по настоящему было важно внимание только одного человека...
- Приятно. - сухо ответил я. - Блин, где этот идиот! - перевел я раздражение на Игорька, и в эту же секунду выхватил его знакомый силуэт из столпившихся на волнорезе мальчишек. Надо сказать, тот так обрадовался моему появлению, что чуть ли не обниматься полез.
- Да отцепись ты, гусёнок! - уже с наигранным недовольством отпихнул я своего маленького друга. - Мокрый весь, а лезешь.
- Давай тоже купаться! - крикнул Игорек, пританцовывая босыми ногами по шершавому камню волнореза.
- Ему нельзя. - вмешался Артём.
- Ой, здрасти. - испугался чего-то Игорек.
- У меня шрам, - указал я на щеку, - не хочу мочить пока ещё не затянулся толком... Знакомься, это Артём - наш вожатый. А это... ну иди сюда, чего у тебя там с сандалией? Вот, это Васька. - я наклонился к Игорьку, ощущая как его мокрые волосы чиркнули по моей шее. - Ему очень нужен друг. - шепнул я на ухо. Наверное я вложил в этот шепот какие-то особые чувства, так как Игорек сразу всё понял. Дурашливая обезьянья улыбка сменилась на приятное доброе лицо, глаза весело замигали, глядя внимательно и чутко.
- Привет! - прозвенел его голос-колокольчик.
- Привет. - будто расцвел, сконфуженный до этого Васёк.
- Тебя Вася зовут?
- Да.
- Пойдем купаться?!
Васек покосился на Артёма, тот одобрительно кивнул... блин, а как мне - так нельзя.
- Пойдём!
- Побежали!
Вот и всё. Как у них это просто. "Почему все люди не могут так же дружить? Как бы хорошо жилось тогда..."
- Ну что, оставим их на время? - спросил зачем-то Артём. Честно говоря, я немного удивился. Такого доверия от взрослых я ещё не встречал. Меня мама до сих пор не любила одного отпускать купаться, каждый раз приговаривала: "Смотри там, аккуратно, не ныряй". А тут маленького пацана на несколько часов оставить на попечение такого же малявки. Безответственно? Возможно, но зато Игорьку какая честь! Можно сказать равным взрослому сделали. Уж он не оплошает, будет рядом с Васьком, как привязанный. В "плавательных" способностях Игорька я не сомневался - этот поплавок мог часами качаться на волнах и хоть бы хны. Да и вообще, что может случиться с мальчишками на волнорезе? Взрослые насочиняли сказок, сами тонут по пьяни, а детей пугают. Или так - утонет один малец где-нибудь - и началось, все ребята теперь должны в загончиках два на два метра дрызгаться. Я в лагере и не купаюсь поэтому - что за маразм? Машина сбить может гораздо с большей вероятностью, так что же мне теперь, дорогу не переходить?!
Такими мыслями я успокаивал себя перед следующей встречей. Мы ехали в автобусе. Из открытых окон дул приятный ветерок, трепал волосы, щекотал ресницы. Стояла настоящая летняя жара, так что, пока мы бродили по пляжу - здорово запарились. А тут хоть какая-то передышка. Даже Артём примолк, смотрел в окно, любуясь скалами. Зря это он, сейчас укачает на серпантине, не до скал станет.
Он будто, почувствовал мой взгляд, повернулся, посмотрел прямо в глаза.
- Да, не переживай ты так, - как-то очень по доброму проговорил Артем. Была в его взгляде эта знакомая уже снисходительная улыбка. - Все ты правильно сделал, я тебе, если честно, даже завидую.
- Ага, - пробурчал я с капризной ноткой, - обзавидуешься тут.
- Зря дуешься. Завидую я вашему детскому прямому миру.
- А у взрослых кривой что ли?
- Ещё какой. Вот ты увидел подонков, честно набил им морду, и ничего тебе за это не будет, все только похвалили. А среди взрослых таких вот гадов как эта парочка полно, только и гады-то у вас тоже прямые - понятные, они знают, что делают плохие вещи, просто радуются своей силе и наглости, но, получив по морде, не спрашивают за что? А взрослые гады - те себя считают правильными, находят оправдание любому своему поступку, ещё и тебя убедят, что это не они, а ты плохой, чуть сбавишь и сам вину ощущать начнешь, сомневаться, прав ли?.. А попробуй дать такому в морду, крику поднимется! Милиция, прокуроры, юристы и прочая шушера набежит.
- Например? - хмуро спросил я. - Не совсем понимаю.
- Ну как тебе объяснить, - поморщился Артем, - в мире взрослых оценивают не только поступок, а ещё, черт знает что... Пример тебе? Да вот хоть бы - играют пацаны в футбол, мяч случайно попал в прохожего, так тот обматерит ребят, может и мяч утащить на зло или хуже того - лопнуть. Если же мужики в футбол играют и угодили пушечным ударом в пацаненка, тоже винить его будут, дескать, сам виноват, не видит, что ли, какая игра серьезная, куда лезет?.. Или проще пример: обычная очередь, в которую обязательно кто-нибудь влезет, хмыкнув, что спешит по важным делам... Вот представь, чтобы в очередь у ребят кто-то попробовал бы влезть.... вылетел бы как пробка! Если бы и пустили, то из-за жалости, после долгих объяснений и расспросов. А взрослые толком не могут ничего друг с другом сделать, понимаешь, оскорблять-то друг друга можем, а трогать - права не имеем. Потому наглые и эгоисты в шоколаде, а порядочные люди, получается, что терпят.
- Зато у нас если сильный, здоровый, просто раскидает всех и сделает как ему нравится.
Артем несколько секунд молчал, глядя в окно, будто обдумывал что-то невероятно важное.
- Ты прав, - наконец, сказал он, - но это хотя бы честно. А вот когда самый мерзкий и маленький проходит впереди всех - вот это отвратительно... Да и сильному можно арматурой по голове, - вдруг совсем по-детски, с издевкой, хохотнул он.
- Очень смешно, - не сдержал и я улыбки, - ты вообще-то не должен такое оправдывать.
- А что ругать тебя должен? - прищурился Артем.
- Ну, да, наверное.
- Ну хорошо, ты только вот скажи, а кто я такой, чтобы тебе указывать, что правильно, а что нет?
- Ты вожатый всё-таки. - удивился я. - Взрослый, умный.
- Так бери с меня пример, - хмыкнул Артем, буравя меня взглядом, - если я такой умный... Я тебе говорю, что ты всё правильно делаешь, а ты мне говоришь, что я не прав.
- Ну обычно люди ругают такое поведение.
- Обычно люди идиоты. - бросил Артем, резко отворачиваясь к окну.
- Да ну тебя. - надулся я, будто приняв это на свой счет.
- Вообще слово "обычно" терпеть не могу. - первым нарушил наше обоюдное молчание Артём. - Вот в Спарте обычным было убить своего врага.
- Мы не в Спарте, мы не варвары какие-нибудь - цивилизованные, интеллигентные люди...
- Да неужели?! - поднял брови Артём. - Как это интеллигентно выходить тридцать мужиков с лопатами против одного мальчишки. И, ой прости пожалуйста, как же это цивилизованно заставлять жрать землю малыша ради собственного веселья. - обычно такой спокойный, уверенный взгляд Артема, сейчас пылал ярким пламенем. - Вон вчера в новостях показывали, двое интеллигентов не поделили, кому из них больше этилового спирта достанется, один взял столовый нож, да истыкал своего приятеля, цивилизация так и полилась из всех щелей. Ну, обернись! Вон они сидят за твоей спиной, с виду, и впрямь, вполне себе цивилизованные. А знаешь, что по статистике примерно на сорок человек совершается одно преступление? Что на сто пятьдесят миллионов населения в год четыре миллиона абортов? Каждый сотый официально психически не здоровый, а сколько ещё неофициальных придурков по улицам ходят? Но вот какой статистики никто тебе не даст - это сколько гадов по земле ходит.
Я несколько минут смотрел на проплывающие за окном горы. То, что сказал сгоряча Артем, было слишком трудным для понимания, это было из мира, о котором я всегда старался не думать, в том мире обитало много плохих вещей, и главное там обитала смерть, с которой так близко мне недавно пришлось пройти.
- Если я всё сделал правильно, - наконец негромко проговорил я, так и не отрываясь щекой от оконного стекла, - то почему мне так тошно?
Неожиданно Артем наклонился вперед, протянул руку, взъерошил мои волосы, убрал отросшую челку со лба, подождал пока я не взгляну прямо в его зрачки.
- Это потому, - его глаза будто светились изнутри, - что ты, Лёшка, не гад!
Мне захотелось прижаться к его руке, словно бы я был котенком, даже дрожь приятная пробежала от затылка к позвоночнику.
- Ну смотри, - улыбнулся я, кажется даже покраснев от нахлынувшей теплоты, - если огрею тебя какой-нибудь кочергой, пеняй сам на себя - чему научил, то и получил.
Неожиданно для меня Артём расхохотался во весь голос, так, что пассажиры принялись оглядываться. И до конца пути все никак не мог успокоится, сидел, лыбился... меня заразил тоже... два дурака...

А вот когда мы доехали до больницы, мне сразу стало не до смеха. Вспомнил зачем я тут. Но мне просто необходимо было посмотреть на этого паренька, которого я чуть на тот свет не отправил. Если он взглянет на меня с ненавистью - пусть! Но я хотя бы буду знать его чувства - это честно. Не хочу я прятаться.
Нам повезло, часы посещения больных как раз начались. В больнице было довольно много посторонних и мы без лишних проблем нашли нужную палату.
От запаха бинтов у меня закружилась голова, а ноги и вовсе отказались слушаться. Если бы не Артём, я бы наверное передумал и убежал прочь - на залитую солнцем тихую улицу. Но вожатый подтолкнул меня вперёд уверенной рукой, видимо поняв мои сомнения. В палате было четыре койки и только одна занята. Вот только я никак не ожидал увидеть других посетителей. Возле койки с больным стояла огромная круглая женщина с таким же круглым красным лицом. Должно быть ей было очень жарко, но почему-то платок с головы женщина не сняла, лишь слегка перетянув его на затылок.
- О, погляди Мишаня, твои товарищи пришли. - обратилась она к неподвижному больному, глядя на нас одновременно радостным и плаксивым взглядом. - Проходите, проходите! - Она внезапно всхлипнула. - Он только говорить толком не может, мой сыночек, челюсть поломали, шепчет и всё тут... шепчет и всё... да вы подходите ближе! - тут же снова радостно воскликнула мать.
Артём подошел прямо к кровати, я предательски спрятался за его спину, лишь на один миг взглянув на лицо парнишки. Тот успел меня заметить и явно узнал, потому что его глаза расширились от удивления, но, вроде бы, не разозлился. Голова и челюсть у него были плотно забинтованы, так что Мишаня, как ласково назвала его мать, был похож на мумию или на ниндзя... да уж, доигрались в каратешки...
- Вот что это делается, а?! - продолжила причитать мать. На её глазах тут же снова появились влажные искры. Она была типичной деревенской женщиной, окала, акала, и "гхэкала", путаясь в словах. Отдувалась после каждой фразы, будто тяжело для неё это было. Но говорила громко - такие тихо и не умеют. - Покалечили какие-то хулиганы. Мой Мишаня отродясь ни с кем такими не водился. Он у меня мальчик добрый, ласковый. - Она бережно погладила сына по торчащей из-под простыни руке. - Говорят поймали его какая-то шпана целой толпой и давай бить, то что выжил, говорят, повезло, слава тебе Боженьки!
- Ма-ма. - шепнул явно засмущавшийся Мишаня, дернув её за рукав халата.
- Тихо-тихо. - заулыбалась мать. - Тебе говорить вредно, врач велел молчать. А я ему - врачу - говорю, он у меня мальчик тихий, спокойный, ему к молчанию не привыкать... Нет! Ну это ж надо какие твари на земле водятся, что детей малых калечат! - внезапно лицо женщины сморщилось и из ставших щелками глаз покатились слезы. - Первого сыночка Ванечку в армии убили тоже. Избили какие-то эти, как их - деды... сапогами ни за что, ни про что, по голове... а он, мой Ванечка, пусть земля ему будет пухом, и... - она громко всхлипнула, приложив уже намокший платок к глазам.
- Мама. - Снова прошептал Мишаня, на этот раз даже, привстав с койки.
- Я смотрю вы цветы принесли, а поставить не во что. - разрядил обстановку Артём. - Давайте я воды принесу, и вы со мной сходите, умоетесь.
- Спасибо, спасибо, - тут же заулыбалась женщина, - вот хороший парень какой, наверное и в армии никого не бил и мамку слушался. - на последних словах она снова всхлипнула, а затем хлопнула дверь и мы остались одни.
С большим усилием я поднял голову, чтобы взглянуть на Мишаню, ожидая увидеть ненавистный взгляд, мол, чего припёрся, маму мою расстроил... Однако, Мишаня чуть не сполз под простыню, пряча взгляд и краснея, точно как его мать. В это сложно было поверить, но ему было стыдно, он стыдился своей матери и стыдился себя. Получалось, что это он оказался в толпе той шпаны, что избивает ногами невинных детей, он это понимал и ему было стыдно. Я облегченно вздохнул.
- Слушай, ты это... прости меня что ль. - пробубнил я, запинаясь. - Там такое дело было, что...
- Тебя как звать-то? - перебил меня виноватым шепотом Мишаня, он всё ещё отводил глаза в сторону.
- Лёша.
- А меня Миша. - Мы помолчали. Он снова продолжил: - Ты не подумай, я не такой. Просто, просто... - он сморщился от боли - слишком широко открыл рот.
- Ты выздоравливай только. - схватил я его запястье. - Я вот ночь заснуть не мог, все думал о том, как ты? Живой? Аж тошнить стало, не могу - думаю - должен его увидеть.
Мишаня улыбнулся, но снова сморщился от боли.
- Живей некоторых будем! - изобразил он на этот раз неприязнь, но по его улыбчивым глазам было видно, что паренёк действительно добрый. Вот такие добрые и страдают больше всех и в армии и в жизни. Лучше бы того гада с лопатой ухайдокал!
- В общем, прости ещё раз. Я может быть заеду через недельку.
- Да ты в деревню приходи. - Сжал мою руку оживившийся Миша. - Наша хата третья с краю, свежевыкрашенная, там петушок ещё деревянный на фасаде... сам выпиливал... Ты не бойся, тебя теперь уж никто не тронет... Это, что вы про нас думаете, враки, у нас ребята нормальные на селе, просто своих в обиду не даём.
Я часто кивал и улыбался, но моя улыбка была не совсем настоящей, мне хотелось поскорее уйти. Вот так и получалось, что у них ребята нормальные, у нас ребята нормальные, а в итоге: "На недавней разборке между деревенскими и городскими хулиганами, пьяных мужиков с лопатами и дубинками городская шпана до полусмерти закидала камнями" - в местной газете так прямо и написали.

Вышел из больницы - как заново родился, несколько секунд неподвижно стоял, любуясь зеленой листвой кипарисов и голубизной безоблачного неба.
- Не хочется так в автобусе трястись. - пожаловался Артём.
- Можно и пешком дойти, я знаю короткий путь, только смотри, там опасная дорога, скалы, обрывы.
- Людоеды, пираты, гопники. - закончил за меня Артём. - Пойдём уже, опасный парень.
- Только воды купи какой-нибудь... и мороженного мне.
Артём очень многозначительно улыбнулся, но не стал ничего говорить. Ох, до чего же я дерзким стал последнее время - точно переходный возраст.
Дорога эта была похожа на ту, где мы устроили недавнюю засаду - такая же полупустыня заросшая колючками и невысокими деревьями. Под палящим солнцем шагать тут было не самым приятным занятием, только вот нельзя было упускать возможность ещё поговорить с Артемом наедине, в лагере-то нас таких "разговорщиков" целый отряд.
- Укачало тебя значит? - продолжал я дерзить. - А я ведь предупреждал. Теперь вот прыгай по камням тут... Кстати смотри под ноги, змеи попадаются.
Удивительно, я сейчас почти не ощущал разницы в возрасте, будто Артём был одним из моих друзей, таким же как Ярик или Эдик.
- Ворчишь всё, думаешь меня напугать. - хмыкнул он. - Для тебя это жара и колючки, а для меня - человека северного - экзотика. Вот поехали бы мы сейчас на автобусе, через неделю я бы уже забыл. А такой поход всю жизнь будешь помнить.
- Особенно если сломаешь тут пару рук-ног.
- Удивительный снобизм! - хлопнул себя по бокам Артём.
Я залился краской. Что-то и правда не то я говорю.
- Слушай, Артём, я вот хотел спросить...
- Это съедобно? - привстал вожатый возле дикой сливы. Не дожидаясь моего ответа, он тут же начал "дегустацию".
Я уже захотел сказать, что ягоды ядовиты как сама смерть, но осекся. Надо над собой работать, а то в клоуна так превратишься, в самом-то деле!
- Кушай, кушай. К осени мы тебя зарежем, двенадцатый мясокомбинат будет доволен. - Все-таки озвучил я бородатую шутку.
- Ну так что ты там хотел спросить? - Артём попытался стрельнуть в меня косточкой, но снаряд не долетел.
- А, ну это... Ты почему вожатым решил работать? Только не говори, что детей любишь, я такого от учителей уже наслышался. В итоге - наши кикиморы если детей и любят, то под соусом.
- А тебе это так важно знать? - тут же посерьезнел Артём. - Ну что тут ответить - да, люблю я детей. А как вас не любить таких вот?
- Ну это не ответ. - прыгнул я с большого камня в траву, во все стороны прыснули кузнечики... Я изображал недовольство, а сам тихо радовался, приятно слышать всё же, что тебя кто-то любит.
- Знаешь, - посмотрел в даль Артем каким-то очень глубоким задумчивым взглядом, - вожатый - страшная работа.
- Ой ли? Греешься себе на пляже целыми днями, помыкая десятком малолетних рабов. - я продолжал ехидничать.
- Ну кое-кто так и делает, - кивнул не воспринявший моей шутки Артём, - только это никакие не вожатые... Вот какой-нибудь Иван Иваныч тебя научит как червя на крючок насаживать - он, что, учителем сразу стал?.. Нормальный вожатый круглые сутки проводит со своими ребятами и отдает им себя полностью.
- Я сам любого Иван Иваныча научу рыбу ловить. - Выпятил я костлявую грудь.
- Не перебивай. - осадил меня Артём.
- А ты выходит не нормальный. - проигнорировал я замечание.
- Это ещё почему? - удивился, и, кажется, даже обиделся он.
- Ну ты сегодня бросил свой отряд ради меня одного. - ответил я, тут же засмущавшись своей наглости.
- Потому что это важней. Если бы ты ногу сломал, например, никто бы вопросов не задал - ясное дело ради тебя бросили бы всех остальных. А на душевные раны всем плевать. Так и живём.
- Ну а Ваську ты оставил с Игорьком - не боишься, что утонет он?
- Боюсь. - очень серьёзно ответил Артём. - Но знаешь, лучше пусть я бояться буду, чем он... всю жизнь.
- А я вот не боюсь, ничего с ним не случиться! Взрослые панику разведут, а сколько на море живу ни разу не видел, чтобы из ребят кто-то тонуть начал. И машина никого не сбивала.
- А у меня сбивала.
- Ну у вас там в "Москвах" этих ваших столько машин, что шагу нельзя ступить. А тут дело другое...
Артем заулыбался, мы будто менялись с ним, когда один был серьезным, другой отшучивался.
- Дело-то не в этом. Вот мы сейчас идем по дикой природе, а ты знаешь, что по всяким ГОСТам, нормам СЭС и прочей макулатуре детей из лагеря запрещено в лес выпускать. Ну точнее походы-то разрешены, только все дети должны быть специально подготовлены, обуты, быть в головных уборах, иметь воду, еду и так далее и тому подобное. Инструктаж, опять же, надо провести... Ты вот гуляешь тут каждый день, а я сейчас тебе рассказывать начну правила безопасности на дикой природе.
- Дикой! - хохотнул я.
- Вот-вот, для них природа - колыбель человечества, дикая. Для тебя это мягкая трава, красивые скалы. А для них - чертополох и острые опасные камни.
- Для них - это для взрослых?
- Да. - отрезал Артем.
- Тебя послушать, так все взрослые чудовища какие-то. Есть же и хорошие люди.
Артём вытер вспотевшее лицо подолом рубашки. Жара сегодня был не шуточная.
- Есть, но их не заметно... Вот пример тебе - в палате вас, допустим, двадцать человек. Ночью один, извиняюсь обгадился. Вонять-то будет на всю палату. Да ещё прозвать вас могут - палата засранцев. Так получается, что один засранец заметен, а вот если все гадить начнут, а один нет, заметят его? Сомневаюсь.
- А поприятней примера подобрать не мог? - поморщился я.
- Зато ты сразу суть уловил. В общем, хороших людей-то много, а получается так, что куда не глянь везде воняет. Вот ты историю учишь, литературу... Сам знаешь - много хороших людей есть.
- Ну для тебя мы с тобой хорошие, а для тех твоих гадов - может они сами хорошие, а мы с тобой гады.
- Нет, - глянул на меня из-под бровей Артём, - для них мы не гады, мы для них сумасшедшие. Они нас не могут понять.
- В смысле?
- Да вот хотя бы - оставить одного ребенка на попечение другого на море - для них это поступок сумасшедшего или дурака. Ринуться в драку за слабого, рискуя собственной шкурой - дурак, спас кого-то, а сам погиб - дурак, подобрал бездомную собаку - дурак. Да что там?! Можно и дальше пойти - не смотришь телевизор, любишь в одиночестве гулять по лесу несколько часов в день - сумасшедший; предпочитаешь палатку и подгорелую гречку с песком теплой квартире и еде в ресторане - сумасшедший... Короче ты понял.
Я ничего не ответил, и мы несколько минут шли молча, только ботинки шуршали по редкой траве, да стрекотали без умолку кузнечики. Дорога, если её можно было так назвать, пошла под уклон, идти стало трудней, зато спереди среди изогнутых крон деревьев замелькали лазурные искры пробивающегося морского блеска.
- Так за что же? - проговорил я, не оборачиваясь.
Артем не стал переспрашивать, все-таки дураком он, как ни крути, не был.
- Дети - это чудо. - тихо проговорил он.
- Юдо.
Артем захохотал, его смех разнесся далеко-далеко, отразившись многоголосым эхом. Я замер, прислушиваясь к этому эху. Старые горы грели свои спины на солнышке, взирая на нас сонным взглядом. Я вдруг ощутил какие мы маленькие рядом с этими спящими гигантами. Мы отошли от города полчаса назад и вот уже совершенно оторвались от цивилизации. Я всегда любил такие дикие места, как-то спокойно мне тут становилось. Дикие... Действительно - идиоты эти взрослые.
Ну а не смущает тебя, что мы - дети, на равных с тобой общаемся? Обычно взрослые любят, чтобы их младшие уважали.
- А чем ты хуже меня? - чуть ли не со злостью в голосе спросил Артём.
- Ну ты много всего умеешь, а я нет.
- Да разве ж по умениям людей судят? - задал он вопрос на который я не мог ответить.
- А почему?
- По яркости. - ответил Артём после длительной паузы. - по яркости, по чистоте. Вот ты человек ясный и глаза у тебя ясные, и сам ты весь сияешь.
Я дико засмущался, но в груди потеплело, замурлыкало.
- А бывают люди мутные. - продолжил Артём, - ты только не спрашивай как это определить, тебе такому ясному это лучше всех видно.
Мы наконец миновали пролесок и вышли на гладкий камень скалы, обрывающийся к морю отвесной пятидесятиметровой стеной. С открывшегося перед нами бескрайнего морского пространства дул упругий свежий ветер. Артём застыл на самом краю, пораженный этой картиной, он был прав, в автобусе такого не увидишь.
- А Димка - мой брат, - задал я давно крутившийся на языке вопрос, - он ясный или мутный?
Артём долго молчал, будто и не услышал меня. Его чуть вьющиеся волосы трепыхались на ветру, глаза щурились но не хотели моргать, не хотели упускать хоть долю секунды этого великолепия.
- Не понимаю я. - наконец почти шепнул он. - Он вообще не из нашего мира как будто. Все равно как ангел.
Я вздрогнул. Ангел! Ангел! Я знал, братишка - ангел!
- Вот только почему-то мне иногда становится не по себе рядом с ним. Будто есть в нем что-то такое...
Но какое такое есть в братишке Артем так и не договорил.
Мы допили остатки воды и пошли дальше - теперь уже вдоль моря по скалам, тут шла заметная глазу тропа. Я скакал как горный козел, полный воодушевления. Значит я ясный, а братишка ангел - и ни кто-нибудь это сказал, а он! А вот сам Артём что-то загрустил.
- Выходной тебе надо взять. - Предложил я свою идею. Раз уж вожатый такая страшная работа... И правда, набегался ты с нами. - Я хохотнул.
- Ты меня не понял, Лёш. - вздохнул Артём. - Разве в усталости дело?
- А в чем?
- В том, что говорю я сейчас с тобой по душам как с лучшим другом, или даже как с братом. А через месяц, или даже раньше, уеду и больше никогда не увижу - ни тебя ни Димку, ни Бровкиных, ни Ярика, Петьку и Эдьку, ни всех остальных. Так и получается, что приходится бросать друзей каждую новую смену. Вот что самое страшное... Бывает смена закончиться, ты ходишь по инерции, что-то делаешь, вещи из угла в угол перекладываешь, а перед глазами чёрная пелена и только отзвуки детских голосов в ушах...
Я сглотнул, остановившись. Несмотря на жару на меня дыхнуло холодом, так, что плечи покрылись гусиной кожей. Артём тоже, как будто, побледнел и ссутулился.
Эти его слова напомнили мне о братишке. Как раз что-то похожее я почувствовал, когда узнал о нём, только тогда я вырвался из этой высасывающей силы холодной тины, а сейчас опять к ней прикоснулся.
Он прав, мы скоро расстанемся... Ярик и Эдик уйдут чуть позже, даже мама и папа... господи - нет!.. ведь и они когда-то уйдут. И только он останется со мной навсегда - брат! Я верил в это всем своим существом, потому что если в это не верить, то и жить больше не за чем.
Но это будет потом, а сейчас мы шли вдоль моря над живописным обрывом, под жарким южным солнцем, день только разгорался... и смена только разгоралась.
- Выходит - это твое призвание? - спросил я, чуть погодя. - А в учителя не хотел пойти?
- То, чему я могу научить ребят, в школе не преподают. - усмехнулся Артём.
- Тебя послушать, так школа и вовсе не нужна.
- Нужна, но не в таком виде, как сейчас. - Артём скривил лицо, будто у него зубы разболелись. - Вот у вас химия началась?
- Да в этом году стали учить элементы, я почти всю таблицу наизусть знаю.
- Ну вот, а хоть одно стихотворение Лермонтова знаешь наизусть? А Жуковского? А Есенина?
- Ну мы учили Мцыри, - поспешил я с ответом, пытаясь вспомнить хоть пару строк.
- Выходит таблицы разные важней человеческой души. - Не стал проверять мои знания Артём, видно понял и так...
- Ну вдруг я химиком стану, или физиком... - попытался я поспорить, хотя в душе был с ним согласен. Беда в том, что на любые попытки говорить на такую тему с родителями, мама очень резко осекала меня, намекая на то, что такие бестолочи вообще ничего не хотят и ничего им не нужно.
- Не станешь ты никаким химиком. - отмахнулся Артём.
- Ну а ты значит стихи заставишь учить? Или что? - я слегка обозлился даже. - Чего ты такого знаешь, что в школе не проходят.
- Я тебя уже научил, прямо сейчас... Научил задумываться. Научил, что не всё, что говорят взрослые - правда, и не всё это тебе нужно.
- А что мне нужно?
- На этот вопрос только ты сам сможешь ответить. Прислушайся к себе.
Я поднял глаза к небу, изобразив бровями подобие волн, но ничего так и не придумалось.
- На это у некоторых людей уходят десятилетия, а другим и всей жизни мало. Но есть такие люди, кто уже с детства знают чего хотят, таким остаётся только завидовать. - Артем кажется заметил мое смятение, потому что тут же добавил: - Ты зря переживаешь, всему свое время, эти вопросы сами найдут тебя и ответы сами родятся, ты только не сопротивляйся, не гони их прочь - слушай, обдумывай, ощущай. А начнёшь убегать от них, только запутаешься ещё больше. Честным надо быть прежде всего с собой, но это-то самое сложное.
Артём аж разволновался отчего-то, он уже не смотрел на море, всё его внимание было на мне, ему будто казалось, что я его не слышу. Но я все прекрасно понял, просто не нашлось подходящих слов, хотя вот для таких важных вещей слова и нужны, а мы их используем где попало.
- Ну а тебе-то со всего этого что? - произнес я совсем не то... как обычно...
- То есть? - опешил Артём.
- Ну пусть научил ты меня - мне полезно, а тебе вот зачем? Ясный, там, или темный, а знаний у меня нету, и делать ничего не умею - какой вообще прок тебе от общения со мной?
Артем несколько секунд молчал, не отводя от меня своих удивительно добрых глаз.
- Это как дышать. - с трудом выдавил он слова, явно чувствуя гораздо больше сказанного. - Вот за что люблю мальчишек... вообще всех детей люблю и маленьких и повзрослей и мальчишек и девчонок за их доброту, открытость, отзывчивость, радость жизни, за их яркие глаза, за их чистоту... Но... мальчишек люблю особенно, потому что мальчишки - это свобода! Этот мир принадлежит мальчишкам, и нету на Земле никого свободней их. Если девочка уже с малых лет должна следить за внешностью, за чистотой, за одеждой, прической, должна вести себя вежливо, в общем должна быть хорошей девочкой, то мальчишка полностью свободен от всего этого. Это мы... я говорю мы, потому что и я тоже был мальчишкой... мы можем лечь спать с грязными как у шахтера ногами поверх покрывала, потому что нам было лень расправить постель. Это мы можем неделями не брать в руки расчёску; это мы можем гулять допоздна, зная, что мама будет ругаться и при этом полностью забыться, отдаваясь веселью. Что такое свобода? Отсутствие оков? Едва ли... Мальчишки могут находить радость в том, чтобы просто ковырять палкой песок или стучать ей по прутьям забора; могут залезть на любое дерево; могут сделать воздушного змея и трогать рукой ветер; могут просто взять и побежать от радости, прыгая по лужам, не боясь замочить ботинки - вот что такое свобода!
Артём резко остановился и сел на ближайший камень, устремив слезящиеся на ветру глаза к горизонту. Наверное мне надо было что-то сказать, но я молчал.
- А я больше не могу просто так бежать. - уже тихо проговорил он. - Я теперь не свободен так как вы. И может быть это правильно, нельзя чтобы всё было даром. За свободу - за нее надо сражаться, ради неё надо трудиться... Я не знаю. - он посмотрел на меня. - ты думаешь я всё знаю? - он медленно покачал головой. - Я ничего не знаю, и никто ничего не знает, все только делают вид, что умные, что много знают. Я только и стараюсь, что не врать самому себе.
Внутри у меня развернулась целая буря переживаний, но ничего оформленного на язык так и не шло, сплошные эмоции. Наверное братишка бы нашёл, что ответить, его слова всегда пронзают словно шпага.
- Знаешь, не знаешь, - улыбнулся я, - а для меня ты всё равно лучший в мире вожатый.
Уголки рта у Артёма чуть приподнялись, но все же мне показалось он ждал от меня других слов.
- Я глупый как пробка, поговорил бы ты с моим братом.
- С ним сложней всё, у него своя боль. - насторожил меня ответом Артём. "Ну нет, если и я тут начну унывать, вообще фигня получиться, надо взбодрить Артёма"
- Ну хорошо. Раз я тебе так полюбился, - улыбнулся я, карикатурно пряча руки за спину, - то так уж и быть, рассказывай всякие там жизненные советы, суть мироздания и всякое такое непонятное чудное, я не против послушать.
Артем, как и ожидалось, просиял.
- Непонятное чудное - это ты. - тут же взял он повелительные нотки, вставая с камня.
- О, отдохнул уже? - захихикал я, - ну тогда прокати меня до города.
- Ещё чего придумал, я тебе лошадь что ль?
Артём совершенно не умел скрывать истинных эмоций, так что я с разбегу прыгнул ему на спину, громко загоготав.
- Иго-го!
- Ну это уже слишком! Лёха, не маленький же! Слезай давай, а то скину.
- Но-но! Пошла!
Наконец Артём сдался и захохотал, понеся меня по неровным камням, надолго его конечно не хватило, лошадка чуть не шлепнула своего всадника о землю, когда споткнулась, зацепившись ногой за колючку... Артем несколько минут матерился и грозил мне кулаком, но я отбежал на безопасное расстояние и только показывал ему язык в ответ. В общем, весело!

На пляж мы вышли уже сильно уставшие и измученные жарой. Никакой паники вокруг не было, значит вроде бы никто не утонул ближайшее время. Игорек вместе с Васькой мирно строили замки из песка и мелкой гальки возле кромки прибоя. Народу на пляже стало чуть меньше - попрятались в тень.
- Ну наконец-то! - воскликнул Игорёк, - я думал вы про нас совсем забыли.
Я смерил парочку оценивающим взглядом.
- Утонуть не утонул, а вот обгорел весь к чертям собачьим.
Действительно. Васька был похож на вареного рака. Но вполне себе счастливого рака.
- Об этом я как-то не подумал. - вздохнул Артём.
- Москали, одно слово... - изобразил я украинский акцент, картинно отмахиваясь от вожатого. Но у того уже похоже не осталось запала на острые ответы, так что Артём просто беспомощно почесал затылок.
- Одевайся, пойдём! - раскомандовался я. - И майку намочи, впрочем тебе всё равно уже... капец.
- Приходи завтра! - радостно воскликнул Игорёк, подскакивая к своему новому другу.
- Ну уж нет! - возмутился Артём. - Хватит! Сколько можно за территорию ходить. Из кожи вон вылезу, а завтра за забор никого не пущу, пусть даже речь идет о спасении человечества.
- А как же?... - округлил глаза обиженный Игорек. На Васю вообще смотреть страшно было. Да, мой план явно удался - эти двое уже успели крепко сдружиться.
- Лучше ты к нам приходи. - Проявил Артём понимание.
Интересно, после нашего похода теперь он казался мне куда моложе и ближе, что ль. Может быть он даже авторитет в моих глазах потерял, но и приобрёл его ещё в большей степени.
- Как? Меня же не пустят. - запрыгал Игорёк беспомощной цаплей по мокрой гальке.
- Ой вот только не надо! - упер я руки в бока. - такие как ты через двери не ходят. Для тебя нет преград.
- Э...?
- Дыры в заборе для вожатых что ль придумали?
- И для них тоже. - шепнул, как бы невзначай, Артём.
Игорек просиял, Васька не отставал, впрочем улыбаться ему оставалось недолго. Ближе к лагерю он уже начал тереть обожженные солнцем плечи.
- Смотри не пропались, - сказал я, как бы на всякий случай, - хотя было понятно, что он скорее будет жрать землю, чем предаст меня и Артёма.
- Пусть у нас пока в отряде побудет, а то у него вожатая бдительная... толстушка такая... как там её?
- Нас там наверное уже ищут. - скорее с радостью, чем с тревогой предположил я.
- Ты что, - удивился Артём, - думал я просто так ушел? Я сказал, что пошёл место для похода выбирать.
- У нас поход будет?! - подпрыгнул я к вожатому, повиснув на его руке радостной соплёй.
- Нет, - стряхнул меня Артём, - это просто отговорка.
- Ну... - протянул я обидчиво. - Хочу поход!
- А я вот жрать хочу. - наморщил он лоб. - Обед-то мы с тобой прогуляли.
Я сглотнул.
- Ну ты хоть сливу съел. - пожаловался я.
- И похоже зря я это сделал. - совсем без сарказма проговорил вожатый. - Давай-ка прибавим шагу...

На следующий день все забыли об обычных делах и начали готовиться к дискотеке. Странное дело, в том году такого ажиотажа не наблюдалось, или я стал смотреть на вещи по-другому? Но даже такой молочный телёнок как Эдик выудил из недр чемодана какие-то помятые брюки, заявив, что собирается сегодня отжигать.
Один только Димка не проявлял энтузиазма. Взял у Артёма гитару и учился ставить баре весь день, полностью игнорируя "окружающую круговерть". На мой вопрос о дискотеке он лениво протянул: "Ну, может быть, приду потом". Ну и ладно, не хочет, как хочет.
Дискотеки у нас конечно проходили на улице, ни света тебе, ни звука нормального, зато романтика! Ди-джей - вожатый Олег из первого отряда, как обычно крутил какую-то фигню. На танцполе - забетонированном пятаке в кольце лавочек, вяло дергались детишки из младших отрядов. В основном народ собирался на лавках, сбиваясь в тесные компании весёлых друзей. Старшие и вовсе группировались в глубине окружающих площадку кустов. Вожатые сновали между этими кустами, пытаясь выявить курильщиков, но пока никто не попался.
Кузя был из нас самый нарядный, его папа подогнал новую фирму. Так что я почувствовал себя немного заморышем. Даже брюк нормальных не нашлось - так и пришел в потертых шортах и футболке. Раньше, кстати, таких вещей я не замечал.
Наконец народу собралось достаточно много, и Олег поставил нормальный танцевальный трек, так что все бросились в кучу и стали колбаситься, кто как умел. Слава Богу, уже довольно темно стало, а единственный яркий фонарь больше слепил, чем освещал.
Веселье длилось не долго, ди-джей объявил белый танец и все тут же примагнителись к лавочкам, оставив на площадке лишь несколько парочек старшаков и вожатых. Мы изображали полное безразличие к происходящему, лишь украдкой посматривая на девчонок. Один только Спичкин рискнул пригласить Машку и теперь нелепо топтался с ней на краю танцпола, ловя наши ухмылки. Она ещё была выше Петьки чуть ли не на голову - смех да и только.
- Слышь, Лёх, - слегка толкнул меня Ярик, ехидно улыбнувшись - пригласи Сашку.
- Ещё чего. - Отпихнул я друга, зардевшись. Мой взгляд тут же нашел Бровкиных на соседней лавочке. Те о чём-то активно шептались, их большие глаза мигали озорными искорками.
- Да чё ты! Она же по тебе сохнет. - Не унимался Кузя.
- Втрескалась по уши ещё в первый день смены. - поддакнул и Эдик.
- Бэ бэ бэбэ бэ бэбэбэбэ бэ. - передразнил я его совсем по детски. Это было от растерянности и волнения. Теперь надо было как-то исправлять ситуацию и на детский поступок ответить взрослым. Я бесцеремонно оттолкнул друзей в стороны и быстрой, но немного деревянной походкой направился к Бровкиным.
- Потанцуем. - тронул я Сашу за плечо. Вряд ли мой вид излучал желание с ней танцевать, но Саша, похоже, чуть-чуть растерялась. Зато Юлик среагировал мгновенно, прыснув издевательским смешком... Ну ничего, потом прибью где-нибудь в тёмном углу...
- Пожалуйста. - часто заморгала Сашка игривыми глазками, беря меня за руку. Было не понятно издевается она или по правде обрадовалась моему приглашению. Похоже, и то и другое.
Я впервые танцевал с девочкой, не считая всяких детских садов, и тому подобного, когда человек ещё "невменяемый". Честно говоря - ожидал чего-то другого. Вблизи Саша оказалась совсем маленькой - она была намного ниже меня и теперь, задрала голову, уставившись снизу веселыми и, кажется-таки, влюбленными глазами. Я ссутулился, но оставил руки на её спине, не рискнув обхватить талию. В общем это было скорее весело. Мы кружились чаще ритма музыки, и каждый раз, когда Саша поворачивалась лицом к Юлику, она быстро показывала тому язык. Брат отвечал злорадными гримасами, но было видно, что ему всё это очень нравится... ладно уж, пусть живет пока...
- Мужик! - похлопал меня по спине Ярик, после окончания танца. Ди-джей снова поставил быструю музыку.
- Не то, что вы - детки. - хохотнул я в ответ.
В конце концов все расхрабрились и стали друг друга приглашать. Кузя, и даже Эдька, тоже потанцевали с девчонками. Что же касается меня - то ли я оказывается красавчик, то ли слава о моих боевых подвигах быстро распространилась, но девчонки чуть ли не в очередь выстроились приглашать меня. Я пару раз потанцевал, потом стал отказываться. Хорошо, что Олег стал больше быстрых треков ставить...
Мы весело скакали как горные козлы в самом центре танцпола, когда Ярик обрадовано указал мне за спину и что-то крикнул, но я не расслышал, отмахнувшись. В этот момент ди-джей сменил пластинку и поставил чисто танцевальный трек на выход, ребята образовали круг, и самые умелые, ну или смелые... или глупые и маленькие... танцоры по очереди выходили в центр демонстрируя своё мастерство. Кто-то пытался танцевать брейк, кто-то изображать робота, другие показывали классные волны или просто хорошо двигались. Меня в этом плане природа обделила, в танце я двигался как приемный сын папы Карло.
Я подумал, что братишка наверняка бы отжёг тут не хуже других, даже сложно представить, чтобы у него что-то не получалось. Но Димка отсутствовал, зато (Ярик снова указал мне) на площадке появился Игорек и... по моей спине пробежал короткий электрический разряд... Светка!.. Они стояли рядом С Артёмом, о чем-то весело разговаривая. Васька тоже был там.
- Опаздываете. - приветливо улыбнулся я, подходя к друзьям. Вообще-то когда я звал Игорька, даже в голову не пришло, что он может привести Светку, но сейчас казалось, что всё это мой хитрый план... надеюсь, никто меня не заподозрит. Я посмотрел на Светку, ошпарившись об её ответный, сияющий каким-то волшебством взгляд. Она и раньше мне нравилась, но сегодня была просто чудом. То ли глаза она подкрасила, то ли серёжки красивые надела, то ли платье новое, но меня как по голове шарахнуло.
- О, привет! - заверещал Игорек, прыгнув на меня как макака. Надо сказать таким поведением он вывел меня из ступора.
- Ну Игорь! - возмутилась Светка. - Веди себя нормально!
- Ну что, как тут у вас дела? - поинтересовался для проформы Артём.
- Отжигаем по полной.
- Да я вижу, мы тут уже вторую песню за вами наблюдаем, а ты все никак не замечаешь. Хоть бы пригласил девочку потанцевать...
В этот момент ди-джей как раз поставил очень красивый slow-rock, и основная масса ребят потянулись к лавочкам.
Я даже не знал как отблагодарить Артёма, сам бы я наверное не осмелился. А теперь получалось, что и выхода у меня как будто не было.
- Пойдем? - приподнял я брови, взглянув на Светку. На этот раз у меня не получилось оторвать от нее взгляд, я так и прилип к её едва заметной улыбке. Мои щеки пылали, надеюсь, что в полумраке это было не слишком заметно. Закружило голову, окружающий мир на минуту пропал, все мое существо сейчас сосредоточилось на этой девочке. Музыка плыла словно издалека, смешиваясь с запахом акации и сладким ароматом Светкиных духов. Она прижалась щекой к моему плечу. Я чувствовал как часто бьется ее сердце через тонкое ситцевое платье.
Кажется мы протанцевали две песни подряд, во всяком случае ритм ускорился и повеселел. Меня немного отпустило, и я осмотрелся по сторонам. Первое, что я увидел, это как Ярик попытался пригласить Машку, но она его отшила. Второе - это силуэт появившегося из темноты кустов братишки с сигаретой в руке. И третье - свирепый взгляд Бровкиной из-под светлой чёлки.
- Смотри, - шепнул я Светке на ухо. Она подняла голову, одарив меня блаженной улыбкой. - видишь там двойняшки мальчик и девочка?
Светка с интересом завертела головой.
- Где?
- Да вон же, рядом со Спичкиным. Это из нашего отряда. Сашка и Юлик.
- А вижу! - Светка широко улыбнулась. - Какие милашки.
- Видишь как она на нас смотрит? Ревнует!
Светка кажется тоже покраснела и снова прижалась к моему плечу, ещё сильней притянув к себе. Внутри меня растеклась покалывающая волна приятной теплоты.
Проклятый Олег поставил очень быстрый трек, обламывая нам всё удовольствие.
- Может погуляем? - предложил я. Не хотелось сейчас слушать ехидные реплики всяких Спичкиных и замечания бескостноязыкого Эдика. Кузя-то чуть поумней всё же... К тому же, Димка явился - сидел бы уж учил свои баре... кстати, почему он с сигаретой? Меня сейчас это не слишком и тревожило.
Мы вышли за танцпол и сразу погрузились в ароматную темноту южной ночи. На аллеях кое-где горели неяркие оранжевые фонари, виднелись силуэты гуляющих парочек. Хотя в основном вокруг было безлюдно. Звук дискотеки сразу же притих, заглох как-то, только басы бубнили.
Мы шли не спеша, держась за руки... нет, даже не держась, а едва касаясь мизинцами. Светка молчала, то опуская свои накрашенные пушистые ресницы, то поднимая их вновь. Будто ждала от меня темы для разговора. Ну о чем с ней сейчас говорить? Да у меня и во рту пересохло.
- Красиво. - прошептал я, задрав голову. Светка молча посмотрела на звездное небо, и, как бы невзначай, сжала мою ладонь своими тонкими горячими пальцами.
Ох, как это страшно! Вот пошёл в драку один против двоих - было не страшно, даже один против всей деревни - не так страшно. А сейчас было очень страшно.
- Знаешь Свет, - сказал я каким-то совсем детским голосом, - я тебе давно хотел сказать, - я сглотнул, - ты мне очень нравишься.
"Ну всё! Теперь хоть конец света!"
Она остановилась и посмотрела прямо в мои глаза немигающим, искрящимся даже в темноте ласковым взглядом.
- И ты мне очень нравишься. - шепнула Света.
Я словно загипнотизированный подался вперед, едва держась на ногах. Сердце то ли бешено колотилось, то ли замерло, но дыхание точно остановилось, и в глазах запрыгали черные точки. Я прикрыл веки, и в это же мгновение почувствовал как наши губы соприкоснулись. Моё тело пробил электрический разряд такой силы, что я невольно вздрогнул.
- Ты что? - улыбнулась Светка. Её лицо едва освещалось далеким фонарем, но оттого оно казалось ещё более красивым.
- Ничего. - прошептал я, и снова поцеловал её, уже более уверенно...
Мы так и ходили, взявшись за руки, по уютным лагерным аллеям пока дискотека не кончилась. Правда больше не целовались - хоть и хотелось. Зато разговорились немножко. На самом деле я со Светкой и раньше мало болтал, она вообще была довольно молчаливой. Так что теперь я плёл ей всё, что на душу ложилось, рассказывая наши забавные истории, которые все давно знали. Навстречу нам иногда попадались другие парочки, и каждый раз меня распирала гордость - какой же я крутой стал! Правда не совсем понятно, как нам теперь дальше общаться, что делать? Ну да ладно, там видно будет.
- ...Не, эти двойняшки очень прикольные, - весело говорил я, - всё время друг друга женят и всячески подкалывают.
- Хороший у вас отряд. - улыбнулась Светка. - А брат твой в вашем отряде?
- Конечно... Кстати, хочешь посмеяться? Помнишь когда он тебя тогда обидел при первой встрече?
- Идиот, - впервые за весь вечер со Светкиного лица пропала улыбка, - до сих пор зла на него.
- Короче... он знаешь почему так сделал?
- Ну?
- Сказал, что сразу понял, что я к тебе неровно дышу, и испугался, что ты в него влюбишься, так что сразу с тобой поругался.
- Че-го?! - чуть ли не вскрикнула Светка. - Он что ненормальный?! Что б я в него влюбилась? Много он о себе думает! - На её лице кипела буря эмоций, брови то поднимались, то опускались, то чуть ли не волнами ходили.
- Ну, короче, все это было ради меня. - виновато проговорил я.
- Нет, ну это надо... - продолжала негодовать Светка. - Чтобы я в такого дурака влюбилась?
- Ну в одного-то дурака ты-таки влюбилась. - попытался я успокоить ее шуткой. Светка посмотрела на меня, готовая на какую-то колкость, но как только наши взгляды встретились её лицо снова приняло вид блаженной влюбленности, и она промолчала. "Эх, глупенькая. Не знаешь ты братишку. Захотел бы - бегала бы ты за ним на задних лапках. А, впрочем, всё удачно сложилось, для меня, во всяком случае".

- Ну хватит вам по кустам обжиматься. Позвали, а сами куда-то свалили. - с наигранной капризностью заворчал Димка. Дискотека уже закончилась, но ребята ещё не расходились, продолжая активно общаться и смеяться. Ди-джей включил музыку на низкую громкость. Вожатые пытались пересчитать детей, ясно, что бесполезно. -
Светка вопросительно приподняла бровь, как бы спрашивая меня: "Он, что, опять это специально издевается?"
- Я только... - захотел я как-то оправдаться, но подходящих слов не нашлось, и я просто улыбнулся самой своей милой улыбкой. Братишка не смог сдержать радости, хотя похоже он правда по своему ревновал меня к Светке, может потому и на дискотеку идти не хотел - сразу всё предвидел.
- Ты что куришь? - спросила Светка, увидев торчащую из Димкиного карману пачку сигарет.
- Да не, - хохотнул тот, - это я с Лерой поспорил. Она сказала, что у нас в лагере нет курильщиков, а я сказал, что за вечер настреляю целую пачку... Недобрал, правда три штучки, Лёх, угости а? Я же знаю ты дымишь втихую.
- Это правда?! - чуть не вскрикнула возмущённая Светка. "Неужели не видит, что Димка просто прикалывается? Пора ее спровадить, все же они с братишкой плохо уживаются".
- Это он шутит. Пойдем отсюда. Надо найти Игорька, вам уже домой пора, наверное.
- Ты меня проводишь?
- Ну, - протянул я. Тащиться через полгорода туда и обратно меня не тянуло, - мне же нельзя за территорию.
- Как драться, так можно, а как... - Светка почему-то разозлилась. - понятно всё, короче... Игорек! Иди сюда!
- Любишь кататься, люби и саночки возить. - не совсем понятно изрек братишка с ехидной улыбкой.
- Что, выучил ты своё баре? - передал я эстафету претензий ему. - Сейчас приду, проверю!
- Ути-пути, какие мы суровые. - издевательски подразнил Димка, с легкостью увернувшись от моего пинка.
- Ты что забыл, я же быстро бегаю. - погрозил я, не сумев спрятать улыбку.
- За юбками ты быстро бегаешь. - довольно обидно подколол он. Но сделал это с таким ангельским выражением на лице, что я, так уж и быть, не стал отвечать, примирительно отмахнувшись.

На следующий день Игорек снова пришёл к нам, но в этот раз вышел неприятный случай. Мы с Артёмом и Димкой как раз отправились дежурить в столовую. Игорек с Васькой висели на качелях, о чём-то оживленно болтая. На площадке были ещё какие-то малявки, и те самые молодые вожатые, которых мы встретили в первый день лагеря пытались собрать этот неуправляемый молодняк и то ли построить, то ли сами не знали, что с ним сделать.
Игорек приветливо помахал нам рукой. Я ответил тем же жестом, а вот братишка пошёл даже пожать руку. Я засомневался, Игорька я знал с младенчества... с его младенчества, так что было не понятно жать ему руку или пока рано.
В этот момент на площадку вышла ещё одна вожатая - крикливая толстушка с круглым гладким лицом, в лагере ее обычно называли "Тумбочка" или просто - бабка, хотя была она наверное не такой уж и старой. В лагере этом, бабка работала испокон веков, и нормальные люди старались с ней не пересекаться, что было почти невозможно, её громкий визгливый голос, казалось, исходил отовсюду. Например, стоило тебе случайно попасть мячом в какого-нибудь малыша, так бабка тут же появлялась из ближайших кустов и орала как резанная, а бывало даже и рукоприкладством занималась, одно счастье - бегала она медленно.
- Вася! - заверещала она. Вообще, это был её обычный разговорный тембр. - Это что такое?! Я почему за тобой должна по всему лагерю носиться! Сказано же было строиться на обед. Бессовестный!
- Твоя вожатая? - голос братишки на её фоне казался медово нежным, хотя спросил он это у Васьки вовсе не ласково. Тот печально кивнул. - Сочувствую.
- Пойдем! - бабка схватила Ваську за запястье и чуть ли не рванула с качелей. - И вы идите строиться! - прикрикнула она и на остальных детей, больше всех этого крика, по-моему испугались молодые вожатые. - Ты из какого отряда, мальчик? - обратилась она к Игорьку.
- Да он не из от`р`яда, он местный. - закартавил какой-то мелкий стукач, не понимая, что только присутствие взрослых спасло его от немедленного подзатыльника.
- Как местный? - оторопела бабка. - Ну-ка, не трогай его - замахала она руками, как бы отгоняя, всё ещё державшего Игорькову руку, братишку. Я очень испугался, что Тумбочка решит и его схватить за руку, да потащить куда-нибудь. Лицо у Димки почти не изменилось, но в глазах мелькнуло что-то очень нехорошее. - Вася, не подходи больше к этому мальчику!
- Ну что Вы панику поднимаете? - Голос Артёма прозвучал даже громче бабкиного. - Ситуацию не знаете, а лезете...
- Что значит лезу?! - закипела бабка. - А если он наших детей ветрянкой заразит? Или ещё какой заразой? У наших детей у всех справки.
- Если у вас дети чем и заразятся, то глупостью. - в сердцах отрезал Артем. - Инкубационный период ветрянки до трех недель, никакие справки не спасут.
- Ну вот что... Артемий... ты мне тут не дерзи, ты мне в дети годишься! Со своим отрядом разберись, а со своим я сама всё решу. Пойдем Васенька. - Она дернула за руку бедного, безвольного, послушного Васька, быстро засеменив прочь.
- С моим отрядом всё в порядке, - крикнул вдогонку Артём, не сдержавшись, - у меня, по крайней мере, землю никого есть не заставляют.
- Мы ещё с тобой поговорим! - угрожающе заверещала бабка, из-за кустов.
Образовалась неловкая тишина. Молодые вожатые постарались быстренько свалить, мол, ничего не слышали, ничего не знаем. Я посмотрел на Артёма, он выглядел очень раздраженным и обозлённым.
- Зря ты встрял. - подошел к нему Димка. - оставил бы её на меня, я бы с ней разобрался. А у тебя неприятности теперь будут.
- Да как бы ты с ней разобрался?! - раздражённо отмахнулся Артём. - Хватить скрипеть качелями уже. - Прикрикнул он и на Игорька.
- Да уж нашел бы как. - с нарастающей угрозой в голосе проговорил братишка.
- Сделал бы какую-нибудь глупость, тебя бы из лагеря выгнали.
- Ну и что? - чуть ли не обрадовался такой перспективе Димка. - Подумаешь, велика потеря... А вот если тебя выгонят - весь отряд пострадает.
Артём после этих слов как-то сразу расслабился, подобрел.
- Нет, - сказал он, положив руку на Димкино плечо, - это дело взрослого - брать ответственность на себя.
- Глупые какие-то эти ваши взрослые. - шутливо нахмурился братишка.
Артём просиял - Димка попал в яблочко.

Может быть Артёма и ждали неприятности, но на следующий день уже был запланирован поход, про который по неосторожности он ляпнул мне. Ну а уж я так завёл весь отряд, что Артёму больше некуда было деваться. Правда, с ночевкой не разрешили, велели приходить к ужину. Мы взяли в столовой сухой паёк и сразу после завтрака дружным строем отправились за территорию - в этот раз, впервые, официально. Ребята экипировались так, будто собрались в экспедицию в центр Сахары, как минимум. Все повязали на голову банданы, кое-кто держал в руках палку на подобие посоха. Зачем-то нацепили на спину битком набитые рюкзаки. Лично я шёл налегке... впрочем, не долго...
Все это оказалось не так романтично. Артём повёл нас в горы и уже через полчаса ребята заныли, попросив остановку на отдых. А ведь ещё и жара-то не разгулялась - утро.
- Тут все ноги поломаешь на этих камнях. - пробурчал Гена Колосов - он был слегка полноват, да и один из самых младших в нашем отряде.
- А ты думал легко будет? - строго спросил Ярик. - Предлагали же не идти... все захотели! Так что теперь не ной.
- Ну я не думал, что мы пойдем в горы. - плаксиво ответил Генка. - Зачем нам это? Лучше бы пошли вдоль моря.
- Поход - он затем и нужен, чтобы трудности преодолевать. - Бодрым голосом ответил за разозлившегося Ярика Артём. - Когда мы поднимемся на гору, твои вопросы сами собой отпадут. Давайте-ка поднимайтесь, скоро будет не так круто, потерпите.
Конечно вожатый немного соврал. Дальше склон не стал намного проще, но зато вокруг тропы неровными каменными зубами выросли разноцветные скалы. В их тени стало идти легче, да и ноги как-то привыкли к неровностям. Ребята, особенно приезжие, заозирались, завертели головами. Наша четвёрка - я, Димка, Кузя и Эдька шли всё время впереди, так что приходилось постоянно останавливаться и ждать отстающих. Бровкины тоже старались не тормозить, в одинаковых зеленых банданах, со своими именными рюкзачками за спиной, они смешно прыгали друг за другом, без умолку что-то говоря. Юлик держался молодцом, а вот Саша выглядела запыхавшейся.
- Ну давай, что ль помогу. - стянул я с её плеч рюкзак... "Ой, блин! Она, что туда кирпичей наложила?"
- Спасибо. - поблагодарила она, часто дыша.
- Когда у вас родится ребенок, - возник между нами злорадствующий Юлик, - назовите его в мою честь.
- Ну если только это будет дочка. - подколол я его, засмеявшись. А вот Сашка кажется смутилась от такой перспективы.
Скоро, кстати, пришлось и у Юлика рюкзак забрать. Димка тащил на себе вообще половину отрядных вещей. Он явно переоценил свои силы, так что его даже девочки стали обгонять - конечно, прыгают себе налегке! Когда братишка зашатался и чуть не распластался на камнях, Артём, наконец отнял у нас все рюкзаки, и навьючил их себе на спину. Таким образом он стал походить на какого-то караванного верблюда.
До вершины горы оставалось немного, и ребята, видя это, взбодрились, начали шуметь. Спичкин в свойственной манере заорал так громко, что по скалам покатилось многоголосое эхо. Следующие несколько минут бедные скалы офигевали от детского галдежа, не успевая отражать все звуки.
Артёму это тоже надоело, и он напугал всех возможностью обвала, хотя ясно, что если бы от любого детского крика скалы рушились, земля бы давно была плоская как зеркало.
Постепенно с одной стороны тропы скалы стали расти, с другой снижаться и в какой-то момент резко оборвались. Перед нами открылся великолепный вид на море с высоты птичьего полета. Город отсюда походил на белого краба, растянувшегося на зеленой травке, этот краб словно обнимал залив своими клешнями. Чуть левее я увидел косу дикого пляжа и микроскопическую баржу, даже смешно было думать, что, упав с неё можно свернуть шею.
Ребята замерли с приоткрытыми ртами. Больше всего восторга было у Колосова.
- Ну всё, привал. - скомандовал Артём. - Только к краю близко не подходите!
Я тоже побаивался когда кто-то подходил к краю пропасти, самому-то не страшно, а за других как-то боязно. На счастье, особых смельчаков у нас не оказалось. Кроме, конечно же, братишки, который уже собирался однажды прыгать с пятнадцати метров в воду. И теперь он вскарабкался на выступающий над пропастью камень и чуть ли не ноги свесил вниз. Вроде, понятно, что камень этот тут торчит уже миллионы лет, ну а все-таки, вдруг возьмёт, да и обвалится прямо сейчас!.. Колоссальных усилий мне стоило не прикрикивать на Димку. Не хотелось играть роль мамочки. Если я трусоват, это не значит, что все такими должны быть. Слава Богу, Артём взял эту роль на себя, как только увидел "творящиеся безобразие" - гаркнул так, что я аж подпрыгнул. Братишка не испугался, но всё-таки послушался, нехотя, сползая с камня.
- Чудо, как красиво! - поделился он впечатлениями. Все закивали. А я наверное меньше всех смотрел туда - на эти красоты. Ведь у меня было куда большее чудо! Даже такая призрачная опасность заставила меня снова думать о братишке как о чем-то драгоценном.
- Эх, ребята! - воскликнул воодушевленный Артём. - Давайте-ка я вас сфотографирую. - Он достал из рюкзака старый пленочный фотоаппарат.
- О! - заверещал от радости Спичкин. - Пришлёшь мне карточку!
- Нет, - невозмутимо ответил вожатый, - всем пришлю, а тебе нет.
- Почему? - округлил глаза Петька.
Ребята дружно захохотали.
- Да пришлю, пришлю. Что ты шуток не понимаешь? Встаньте как-нибудь поживописней.
Мы расположились вокруг большого валуна, приняв разнообразные прикольные позы, навроде покорителей Эвереста. Артём несколько раз щёлкнул. Потом стал крутить какие-то настройки фотоаппарата.
- Ну перекусите пока, скоро дальше пойдём... Девочки...
Девочки засуетились с кормёжкой. Они любили такие поручения - назначат её, например, мед сестрой, и вот она носит лишнюю сумку с бинтами и йодом, только и ждёт как бы твою ерундовую царапинку намазать так, что глаза из орбит полезут. Ребята тут же забыли про все красоты и побежали на небольшую лужайку, звеня кружками.
Мы с Эдиком подошли к Артему, заинтересовавшись фотоаппаратом.
- Что, заел механизм?
- Да, песок кажется попал, скрипит как-то, надо будет почистить.
- Давай я тебя тоже сфотаю. - предложил я.
- Ну сфотай. - хмыкнул Артём, протягивая аппарат.
Я посмотрел в глазок и поразился, весь мир был отражен слева направо, и оттого выглядел по-новому, как-то необычно, я попытался выправить картинку, но ещё сильней завалил изображение на бок. Пришлось немного попотеть, прежде чем я совладал с этим необычным зверем. У папы был Зенит, но там через глазок было видно только маленький прямоугольник, а тут всё равно как в хрустальный шар смотришь. Почему-то мир через объектив казался красивей, оставалось надеяться, что фотография будет не хуже.
Я нажал на заветную кнопочку.
- Что? - сразу что-то понял Артём.
- Ну, ты кажется моргнул.
- Потому что предупреждать надо. - проворчал он, с улыбкой, сфотографируй ещё раз.
- Хорошо... Приготовиться, сейчас отсюда вылетит птичка!... Что-то заело.
- Да ты не взвёл.
- Дай сюда! - затребовал игрушку и Эдик, но получил тычок моего локтя. В следующий раз всё получилось.
- Давайте я лучше вас сфотаю ещё раз. - предложил Артём.
Мы с Эдиком обнялись по дружески и улыбнулись в камеру. Видимо выглядело это хорошо, так как Артём сделал сразу несколько снимков.
- Дима, Яр, идите тоже. - позвал он, и мы сфоткались нашей дружной четверкой. Затем и Бровкины подоспели, они явно часто фотографировались, так как стали принимать интересные симметричные позы, будто из журнала "Детский мир". В общем пленка очень быстро кончилась. Безумно хотелось увидеть, что там получилось!
- Последний кадр остался. - Тихо проговорил Артём. - Лёш, давай тебя отдельно щёлкну.
Отдельно ещё никого не щёлкали, так что я зарделся от гордости, развернув свою лыбящеюся физиономию в "три четверти".
- Фотография любимца. - прокомментировал Димка, опираясь на плечо вожатого. Судя по блаженному выражению лица он одобрял выбор Артёма. Я ещё больше смутился и чуть не моргнул перед снимком.
- Ну любимец, и что такого? - спокойно ответил Артём, перематывая катушку.
- Да ничего, я же не спорю. - продолжал мерить меня лучезарным взглядом братишка, казалось, что он сейчас мной умиляется. Подойти, пинка что ль ему отвесить?...
- А ты считаешь вожатый должен всех одинаково любить?
- Чушь. - коротко ответил Димка. - кого-то любит - и то, хорошо... Не, ну притвориться, пожалуй, должен. Уровниловка.
- Ну есть мнение, - вздохнул Артём, - что вожатый вообще детей любить не должен, это мешает его работе.
- Любовь может мешать на станке работать, или в цехе каком-нибудь, а в работе с людьми как ещё-то?
- Опасное это слово. - невесело проговорил Артём.
- Это да. Слово сильное. А ты его не говори, и тогда слова не будет. - Димка посерьезнел, это был признак того, что ему интересна тема разговора. Вот сказать - люблю весь свет - это легко; люблю наш класс - посложней; люблю детей - ещё сложней; люблю я вас, друзья - уже такое мало кто говорит. И, конечно, самое сложное сказать это конкретному человеку... Да, Лёш?
Я вздрогнул, тут же вспомнив Светку. Ничего от него не скроешь, от этого братишки!
- Ну это девчонке сказать сложно, но тоже можно. - продолжил Димка. - А тех, кого сильней всего может быть любят, тому и не говорят. Потому что слова этого мало уже становится.
Мы все трое уставились в даль. То, что только что сказал братишка, исключало какие-либо реплики.
- Ну не знаю, - вдруг, весело произнес Эдик, - я вас всех люблю, и точка!
Мы дружно засмеялись. Артём растрепал Эдькину густую шевелюру.
- Пока вы здесь хихи-хаха. - подошел к нам Спичкин. Ваш сухпай слопали...
Скорее всего на кухне просто неправильно посчитали порции, но когда, подбежав к раздаче я увидел набитые как у хомяка щеки Юлика, и его испачканный в крошках рот, сложилось полное впечатление, что именно Бровкины слопали всю нашу еду. Тем моя версия понравилась и они с радостью закивали на обвинения, правда перекладывая всю вину друг на друга... ну как обычно. Пришлось затянуть пояса. Благо, воду хоть оставили.
Спустя полчаса, мы вышли на вершину горы. Отсюда вид открывался ещё живописней, казалось, наша вершина самая высокая, хотя я-то знал, что она одна из самых низких в округе. Ребята принялись вязать ленточки на бедное одинокое дерево. Которое и так уже утопало в выцветших тряпичных обрезках. Кроме нас на вершине оказалось ещё несколько туристов, только те зашли с другой - пологой стороны. Я не очень любил туристов, да и мусор тут кругом валялся... другими словами - на голодный желудок никакие красоты не интересны.
- Лучше бы на рыбалку пошли, вместо этих гор, я бы сейчас покушал жаренной рыбки.
- И сам бы пожарил? - скептически спросил Артём.
- Да! А что, думаешь не могу? Я и ловлю и потрошу и жарю. Не веришь?! Да я таких ловил, вам и не снилось! - Я резко развёл руки на всю ширину, чуть не вывихнув уставшее от рюкзака плечо. - Я такие места знаю, - уже тише продолжил я, видя, что ребята меня почти не слушают, любуясь своими этими видами, красотами и тому подобным, - ...берёт на пустой крючок.
- Да хорош загибать! - отмахнулся Артём. Мне, прям, даже обидно стало. Конечно я преувеличивал, но действительно считал себя хорошим рыбаком.
- Ну ладно-ладно... - пробурчал я, не найдя что ответить.
- Да ты не обижайся. - растрепал он мои волосы. - Я же не виноват, что Бровкины такие прожорливые оказались.
- Виноват. - топнул я ногой, не сдержав улыбку.
- Чего, правда так проголодался? - Повернулся, до того молчавший, братишка.
- А ты будто нет?
- Да не, я земляники в рот покидал, мне нормально... А вы раз так есть хотите, так копните поглубже в рюкзаках. Ставлю руку... хотя не, руку это уж слишком, ставлю, - Димка деловито огляделся, - новые джинсы Ярика, что в одном из этих рюкзаков найдутся все наши пайки. Ну или кто-то правда напихал туда кирпичей.
- Я тебе сейчас поставлю! - показал кулак Кузя. Но братишка проигнорировал угрозу. Он открыл ближайший рюкзак и тут же на свет появилась целая пачка не распакованного печенья.
- Твой брат - гений. - шепнул Артём.
- А я тебе что говорил?
Ну на самом деле говорить я ему не говорил, а только думал - как бы было интересно поговорить Артёму с Димкой, а не с таким голодающим нытиком как я.
- Ну мы же вместе в столовку ходили, - поразился братишка, - на всех было поровну.
- Ну когда деньги делят, тоже на всех вроде бы поровну и всем хватает... - невесело усмехнулся Артём.
- Ну к деньгам хорошие люди редко подходят. - вроде, как между делом, прокомментировал Димка.
- Вот-вот, интересно только почему? - Артём выглядел раздосадованным.
Братишка улыбнулся своей фирменной улыбкой.
- Да есть же дела поважней.
- Деньги тоже важны, - встрял в диалог Ярик, - на них можно всё купить.
- Что всё? - в лоб спросил Димка.
- Да всё, любую вещь.
- Зачем мне вещи? - казалось, очень искренне удивился братишка. - мне ничего не нужно, а то, что нужно за деньги не купишь.
- А одежду? - с вреднотой в голосе спросил Ярик. - будешь у друзей клянчить?
Я быстро привстал с травы, грозно взглянув на друга, но Димка воспринял вопрос совершенно спокойно.
- Конечно. - ответил он. - если я кому-то нужен, если у меня есть друзья, то уж голым не останусь. А деньги - их жаждут те, кто никому не нужен.
- Ну давайте все-таки не будем путать, - проговорил Артём, - деньги и Деньги, с большой буквы, так сказать. То, что получают ваши бабушки раз в месяц, то, что получает профессор на кафедре, наконец, то, что получает вожатый за смену - это не деньги... а так - подачка.
Братишка снова заулыбался.
- Нет, ну какой-то минимум нужен, вдруг захочется мороженного, а друзья как раз пошли купаться. Или наоборот кто-то попросит купить ему мороженое, а у тебя в кармане пусто - нехорошо. Я думал ты говоришь о деньгах как о цели в жизни.
- Всё равно! - не унимался Кузя. - почти любую эту твою цель можно за деньги купить.
- Ну тебя можно купить? - Димкин голос на миг приобрел металлический звон.
- Купить нет, а убить, если понадобиться можно, так что никаких последствий. Тот, у кого деньги - делает, что хочет.
Братишка сорвал травинку и принялся ее грызть.
- Вот я о чём и толкую - хорошие люди к деньгам редко подходят... А убить там кого-то - это же не физически сложно, а морально.
- Ну вот что, убийцы малолетние, - навис над спорщиками Артём, - куда-то не туда вы клоните!
- Да он достал со своей философией. - возмутился Ярик. - Бред же несет. Нашелся тут святоша! Деньги ему не нужны. Но всем готов помочь. Не надо из себя ангела корчить!
- Я и не корчу. - спокойно ответил братишка.
"Ты и есть ангел", - подумал я.
- ...Ты, Ярик, зря на меня обиду держишь. - включил Димка свою "магию". - У меня кроме тебя и Эдика друзей больше нет, и может я порой и фигню несу, так это не со зла, просто такой дурень уродился. Все равно без вас мне кранты, так что иногда будь снисходительней, у всех свои недостатки.
На моих глазах, казалось, оскорбленный до глубины души, разозлившийся Ярик, моментально будто засветился изнутри.
Мы переглянулись с Артёмом. Он тоже был поражён... А я ведь говорил... в этот раз уже на самом деле говорил.

Путь назад конечно был легче. Хоть все и утомились, зато порозовевшее солнце уже не так шпарило. Да и спуск все же не подъем. В этот раз мы, наоборот плелись сзади. Артём будто специально притормаживал. Наконец Ярику и Эдику надоела эта черепашья скорость и они ускакали вниз к остальным.
Артём почему-то вопросительно взглянул на меня и на выдохе проговорил рядом идущему Димке слова почти в точности произнесенные самим братишкой в первый день смены.
- Редкий ты человек, Дима.
- Лучше бы я был частым. - невесело ответил братишка каким-то даже немножко виноватым голосом.
- Ярик хоть и со злости сегодня говорил, - пропустил шутку Артём, - но на счет того, что ты хочешь всем помочь, это он верно подметил.
Братишка вышел из ступора, быстро заморгав удивленными глазами. Тень от скалы резала его ровно по шее, как бы отделяя сиреневое темное тело и полыхающую оранжево-желтым искрящуюся голову. Солнечный свет проходил сквозь кожу, отчего одно ухо горело алым светом, а обычно синие глаза - сейчас приобрели светло зеленоватый оттенок.
- Я хочу всем помочь? - переспросил он удивленно. - Это вы что-то с Яриком попутали.
- Ну он может и напутал, - уверенно парировал Артём, - а я нет. Знаешь, тот случай со "стрелкой" вашей меня сильно задел. Когда я собирался не пустить вас... Ты тогда сказал, что вместо тебя там будут бить другого мальчишку.
- Ну было дело. - нехотя подтвердил Димка.
- Я вот думал всем помочь нельзя, сколько людей на земле страдает. - Артём вздохнул, задрал голову. Он пытался подобрать слова, видно ему нелегко было говорить на эту тему. Я тоже поднял взгляд - на обрамленном неровной кромкой скал темно голубом небе парил одинокий силуэт орла. Было полное безветрие, ничто не шевелилось и даже этот орёл почти завис на месте. - Думал я в ответе только за тех, кого люблю. - наконец проговорил Артём. - А ты, - он повернулся к Димке, - будто взял меня за шкирку и встряхнул, выбивая эту дурь.
Братишка слушал очень внимательно, и, судя по выражению его лица, сам-то он себя явно святым не считал.
- Не пойму я, о чём ты толкуешь, Артём. - пожал он плечами.
Вожатый оживленно взмахнул руками.
- Да о том, что человек должен стремиться помогать всем, кому может помочь, а не только тем, кого знает.
- Всем?! - Димкины глаза расширились, губы поползли к ушам, вспыхнули широкой улыбкой, и, наконец, он в голос засмеялся. Смех его пронзил звонкую тишину, отразившись многоголосым хохочущим эхом. - Всем помочь? - ещё раз выдавил он, щурясь от солнца. - Ну ты, Артём, придумал! - И в один миг всякая улыбка исчезла с его лица. - Слишком громкие слова - помочь всем, или даже, помочь знакомым. А на самом деле чаще всего бывает, что единственный кому надо помочь - это ты сам. Для себя хотя бы счастье найти, и то удача.
Артем немного помолчал, раздумывая.
- Есть в этом мире формула. - тихо сказал он. - Что своё счастье можно найти только в счастье другого.
- Ну скажи вот, - внезапно обратился братишка ко мне, - ты счастлив?
Счастлив ли я? У меня аж сердце защемило. Да меня просто распирает от счастья. Это лучшее лето в моей жизни! Если бы мне предложили выбрать любую другую роль на этой планете, я бы, не раздумывая, отказался.
- Да. - твердо ответил я.
- А я нет. - так же твердо ответил братишка и у меня от его ответа ёкнуло сердце. - А значит твоя формула не работает! - бросил он уже Артёму.
"Димка несчастен?!" Скалы вокруг оставались неподвижными, а вот внутри у меня громыхал настоящий обвал. Я еле устоял на ногах. "Как же так?!... Работает, работает твоя формула, Артём! Вот, только что из самого счастливого человека я стал несчастным!"
- Ой, бедненький, несчастненький. - Покачал головой вожатый, явно не разделив моего беспокойства. - Здоровый, молодой, беззаботный мальчишка идёт по горам рядом с морем, вокруг друзья, начало лета. И тут он - на тебе - несчастный. Кто бы пожалел, а?
Братишка виновато улыбнулся. Пустил в ответ какую-то шутку, про тяжесть рюкзака. Но я-то видел, что всё это наиграно, что он просто не хочет продолжать разговор.
Однако сколько я не смотрел, а всё же Димка не выглядел совсем уж несчастным, он всю дорогу молчал, вертя головой, никак не мог нарадоваться красотой побагровевших на закате скал.

В лагерь мы вернулись даже раньше намеченного, до ужина оставалось ещё полчаса. Ноги гудели и требовали лёжки, ребята даже ускорились, предвидя скорый отдых. На разговор уже сил ни у кого не было, так что мы шли к корпусу быстрой молчаливой толпой.
Внезапно цокот цикад дополнил одинокий детский вскрик. Очень знакомый вскрик. Так получилось, что протиснувшись по узкой алее, наш отряд будто высыпался из тени кустов на освещённую уже заходящим солнцем площадку.
Действующие лица были все те же. Бабка за что-то ругала бедного Ваську... Да нет! Не только ругала, в этот раз её рука крепко сжимала Васькино ухо. Её пухлые пальцы трясли голову "моего подопечного" как кукольную. По мокрым красным щекам бежали блестящие дорожки слез.
- Руки! - прозвенел как будто незнакомый голос братишки. Я только рот открыть успел, а он уже подскочил к бабке вплотную. - Руки прочь! - чуть не зарычал он словно дикая кошка. Мне стало страшно - как ни странно, за бабку. Тумбочка эта была одного роста с Димкой, и по глупости своей явно думала, что перед ней всего лишь сопливый ребёнок.
- Что?! - повысила она голос до ультразвуковой высоты.
- Попробуй меня за уши оттаскать. - угрожающе прошипел братишка. Никогда не видел его таким разъярённым.
Все это произошло за какие-то секунды. Бабка отпустила поскуливающего Васька и потянулась своей мерзкой пухлой рукой к неподвижному Димке, совершенно не осознавая, что перед ней не обычный человек, что этот человек не признает никаких авторитетов и никаких правил.
Я открыл рот, чтобы крикнуть "Нет!", но братишка уже дёрнулся! Однако за секунду до того - Артём успел среагировать, резким движением схватив Димку за шкирку и, дернув на себя, отбросил его как котенка себе за спину - конечно же спасая от неминуемого исключения из лагеря. Рассчитывать силу времени у вожатого не было, так что братишка не устоял на ногах и упал коленями на асфальт. Я ожидал увидеть гримасу боли, но из-под упавшей на лицо челки меня обжег его торжествующий веселящийся взгляд. Этот взгляд был адресован только мне. Он что-то будто хотел мне сказать, но вот так - странным, почти хулиганским, и в то же время благородным поступком.
Остальные ребята оторопели, застыли в ожидании. И только Юлик шепнул сестре: "Смотри, сейчас будет бросок с прогибом"... М-да, одни юмористы в отряде.
- Давайте-ка пройдем в администрацию. - стальным голосом предложил Артём.
- Пройдем, пройдем! - взвизгнула бабка. - Я всё расскажу, как твоя шпана чуть женщину не угробила! - добавила она какую-то возмутительную ложь. Ребята недовольно загудели, и даже сузили круг. На закате их силуэты и правда выглядели угрожающе.
- Тебя Василий я к себе в отряд забираю. - приобнял Артём заплаканного Васька, тут же пряча его за своей широкой спиной. Ярик дернул того за руку и ещё через секунду Вася оказался в самом центре отряда, за спинами ребят. Даже нытик Колосов сейчас излучал уверенность, глядя из-под бровей на ненавистную Тумбочку.
- Это мы ещё посмотрим, кто у кого детей заберёт! - погрозила пальцем бабка. - Я в этом лагере работала, когда ты ещё не родился!
- Ну вот я родился, и теперь никакого рукоприкладства тут не будет. - Артём совершенно не уступал ей в напоре. - Пойдёмте прямо к директору!
- Отлично! - они быстрым шагом отправились к административному корпусу.
Я толкнул Эдика.
- Давай жми за ними! Ты важная боевая единица в этих переговорах. - Эдька засеменил следом, несколько раз обернувшись, он выглядел испуганным, впрочем, как обычно - он всегда был ещё трусливей меня. В другой раз было бы неплохо отправить с ними и братишку, но сегодня он был какой-то сам не свой.
Я протянул ему руку. Димка всё ещё продолжал сидеть на асфальте. На его правом колене багровела содранная болячка.
- Пойдём. - невесело сказал я.
- Нет, - покачал он улыбающейся головой... вот же нахальный! - я повредил ногу, не могу идти. Довези меня, а?
- Ну ты что, Игорек номер два? - упер я руки в бока. Хотя в душе почему-то стало легче. - Вставай давай, симулянт.
Братишка встал и, чуть прихрамывая, пошёл рядом со мной к корпусу. Он всё смотрел на меня своим щенячьим взглядом, но я никак не мог понять, чего он от меня хочет. Будто провинился передо мной и ждёт, что я его прощу. Глупый!... Ну или я глупый... Я его не понимал и это уже начинало раздражать.

Все так устали, что завалились спать раньше отбоя на полчаса, Лера была нами очень довольна. Артём вернулся только к полуночи. Заглянул в нашу палату, мы ещё не спали, хотя были уже вялыми. В общем Ваську отбить ему удалось. Вот только Артём предупредил, что скорее всего второй смены для него в этом лагере не будет, мол, эта ваша бабка имеет большое влияние... Ну ничего-ничего, дальше видно будет. Мы ещё посмотрим кого там где не будет.
На следующий день, чуть ли не впервые за смену мы пошли купаться на лагерный пляж. Никогда не понимал, зачем такое издевательство придумали - дети на море приехали, а их в сети загоняют на глубину полуметра - подрызгался три минуты и на выход.
Вожатый Олег совмещал должность ди-джея со спасательной. Теперь он плавал вдоль огороженных сеткой клочков моря и следил, чтобы никто не утонул. Другой спасатель - наш физрук, дул в свисток каждые три минуты, давая старт новой группе. Короче - маразм. Я даже не разделся, правда всё равно в тень загнали, дескать - сгоришь на солнце. Они бы и белого медведя в одеяло укутали, а дельфину спасательный круг кинули.
Ярик и Эдик конечно же сидели с такими же кислыми минами. А вот братишка с самого утра был до подозрительного развеселившимся. Сегодняшний его бзик был в заигрывании с младшими вожатыми девушками, но тут никакая его магия не действовала, и те полностью игнорировали "сопляка". Спичкин предложил поиграть в карты, но братишка заявил, что он умелый шулер и играть с ним небезопасно. А вот Ярик и Эдик согласились, тут же забыв обо всем на свете.
- Скука смертная. - протянул Димка после очередной проигнорировавшей его пошловатый комплимент вожатой. - Эй, Олег! - крикнул он. - Дай покататься-то! - но вожатый только показал кулак.
Я осмотрелся. Конечно мы вроде бы обещали Артёму не ходить хотя бы день за территорию, но сейчас тут его не было, да и в такой толпе детей никто не заметит парочку пропавших пионеров. Я дернул щекой, делая братишке намек, тот понятливо заиграл бровями. Мы молча встали и не быстрым шагом отправились к краю пляжа, где за полуметровым заборчиком уже распивали пивко обычные городские туристы.
Побег удался! Теперь нас и искать никто не будет до ужина, разве что Ярик... ну они-то не дураки, и так поймут куда мы делись, только завидовать будут. Главное, чтобы Артёму не спалили, хотя он сегодня занят подготовкой к какому-то вожатскому мероприятию, то ли день Нептуна, то ли ещё что-то...
Димка снял футболку, собираясь искупаться.
- Погоди, - остановил я его, - у меня есть идея получше. Ты ведь хотел покататься на лодке?
- Конечно! - обрадовался братишка.
- Пойдем... А заодно и порыбачим. Я тебе докажу, что я лучший рыбак к востоку от лагеря.
- А к западу?
Я нахмурился.
- Ну есть там один дед... да он сетями ловит.
Мы миновали городской пляж и углубились в город. Слева виднелись мачты портовых кораблей. Но нам надо было чуть дальше.
- Вот! - довольным голосом сказал я, когда через полчаса мы вышли к другому краю города. В этой стороне Димка ещё не бывал, мы всегда ходили купаться за дикий пляж, за баржу - на наши черные скалы.
- Ого! - воскликнул братишка. Картина действительно радовала глаз. От причала во все стороны будто большие белые чайки разбегались быстрые яхточки. Ребята в ярких спасательных жилетах с легкостью управляли своими послушными "крыльями".
- Это наш яхт-клуб. - разъяснил я. - Пойдем, я тут свой человек.
Мы спрыгнули на пляж, и подошли к забитой яхтами пристани. Братишка заинтересовался какой-то дырявой лодкой, валяющейся на берегу. Я быстренько заскочил в плавучий домик, и вышел с парой крепких удочек. Дело в том, что командир яхтенной секцией дядя Гриша - был хорошим другом моего... ну, то есть, нашего с братишкой папы. Я раньше и сам ходил в яхт-клуб, да потом простудился и мама почему-то настояла, чтобы я бросил это дело... боялась, что утону?
- И что, нам дадут яхту? - не поверил Димка.
- Ну нет, мы же с тобой как бы штатские. А тут можно сказать армейская дисциплина. - я хохотнул. - Тебе-то, думаю, не надо объяснять, что у нас и в армии можно обо всём договорится, если связи есть. Так что и тут устроим всё как надо. О! А вот и нужные люди.
К пристани причаливал мой старый знакомый Сережка Самоходов. Мы раньше плавали на одной яхте, пока учились, ну теперь-то он был уже опытным матросом.
- О, привет! - заметил нас Сережка. Он уже успел загореть до состояния папуаса. Просоленные черные волосы торчали во все стороны непослушными клоками. Из-под спасжилета виднелась новенькая тельняшка. Даже Димка сразу проникся уважением к этому "капитану корабля".
- Слушай, - пожал я ему руку, - прокатишь до камней? Мы порыбачить хотим.
- Да чего ты там поймаешь на своих этих камнях?! - прищурился Сережка. К бую плыть надо, я там таких вытаскивал! Мама не горюй!
- Ты это, не учи... сам знаешь кого и что делать. - не допустил я конкуренции. Твое дело доставить, а с рыбой я разберусь без подсказчиков.
- Ну хорошо, заулыбался Самоходов. Только дядю Гришу спросить надо.
- Да я уже договорился! - отмахнулся я. - За кого ты меня держишь?.. "во, вру и не краснею".
- С кем договорился? - раздался насмешливый бас дяди Гриши откуда-то сбоку.
- Договорился с Сережкой, что он нас отвезёт порыбачить, если Вы разрешите. - заулыбался я, чувствуя как уши наливаются краской.
- А, ну тебе Лёша, вроде доверять можно, ты дурака никогда не валял. Только одно условие. Половина улова на базу.
"Вот деловой! Ладно, фиг с ним".
- Хорошо, хорошо. - "Поймать бы правда ещё чего-нибудь..."
Мы быстро "погрузились" на яхту. Темная зеленоватая вода встретила нас ослепительными бликами и приятной прохладой. Братишка опустил руку за борт, на его лице играло радостное волнение... Да уж, в интернате под парусом не походишь.
- Жилет надень. - со снисхождением к сухопутному человеку крикнул ему Серёжка.
Ветер был хороший, весёлый! Яхта скакала по небольшим волнам, поднимая в воздух снопы белых брызг. Прямо над парусом, радостно галдя, кружились огромные чайки. С нами сравнялся какой-то малявка, потом обогнал, типа крутой. Угу, слава Богу, Серёжка был не из их тех, кого на слабо можно взять. Ясно же, что мы тяжелее, да и с таким балластом как Димка...
- Ты нас куда везёшь? - поинтересовался я, как бы между делом.
- На скалы! - крикнул Самоходов.
- На скалах не клюёт, я тебя попросил на камни, а не на скалы.
- Поворот фордевинд! - тут же скомандовал Серёжка. Я пригнулся, а вот братишка не успел, так что получил гиком по лбу.
- Ну ты придерживай свой шкот! - крикнул в сердцах Сережка необоснованную чушь, будто я был виноват в том, что наш пассажир тёр сейчас ушибленную голову.
- Не умничай. - насупился я, перенося вес на другой борт.
- Шкот, это вот эта верёвочка? - спросил "покалеченный" братишка.
По лицу у Самоходова пробежала волна вселенской боли и страдания, но "капитан" промолчал. Я звонко рассмеялся. А Димка так и не понял, что чуть ли не оскорбил своей веревочкой Сережку.
- Да! - продолжая ржать крикнул я. - То место, где ты сидишь, называется "зад корабля", это вот леер, шкоты, и так далее, но морякам проще называть всё просто верёвками! Этот шкот-стаксель лучше называть "треугольный парус" - так понятней. Фал - он же кружок или колесико.
- Ну-ка пошел вон с моей яхты! - заорал взбешённый Самоходов.
- Да я бы запросто, но тебе же придется опять разворачиваться, чтобы меня подобрать, а второй удар гиком мой брат может не пережить.
- А можно мне подержать. - Спросил у Самоходова Димка.
- Нет! - отрезал тот.
- Жадина. - тут же констатировал братишка.
- Ну ладно, шут с тобой... Только не тяни слишком сильно, трави потихоньку. Да, и если ещё раз произнесешь слово "веревочка", я выкину вас обоих за борт к чертям собачьим.
Братишка взялся за шкот как за поводок любимой собаки, на его лице засияла улыбка детского восторга. Его золотистые волосы трепыхались на ветру, глаза щурились от соленых брызг. Короче - картина маслом. Кто видел новичка на воде, тот поймет.
Остаток пути прошёл без происшествий. Правда братишка умудрился поменять хороший складной ножик, который я ему дал поносить, на Серёжкину тельняшку. Ну ладно, пускай, для него это всё же экзотика.
Распугав чаек, мы причалили к выступающим из моря гладким камням. До берега было метров восемьсот. Островок этот совсем небольшой, может быть метров двадцать в диаметре. В середине словно клык торчал один высокий камень. Ближе к воде бока камней были облюбованы мидиями.
- Ну часа через два-три нас забирай. - сказал я Серёжке, закидывая спас жилет в отплывающую яхту.
- Ничего ты тут не поймаешь, Пятеркин. Попомни мои слова.
- Посмотрим, посмотрим... - Я потянулся, задрал голову к солнцу, прищурившись. Волны едва слышно плескались за спиной, периодически кричали чайки, да дул ветер - больше никаких звуков, благодать! Яхта очень быстро превратилась в далекое маленькое пёрышко.
- Вот это да! - не сдержал свой восторг и братишка. - а могли бы сейчас на лагерном пляже жариться.
- Тут хоть вода чистая. - крикнул я, стягивая футболку. - О, и тёплая какая!
Братишка нырнул следом, даже не снимая свою вновь приобретенную тельняшку. Наверное возомнил себя матросом, пересекшим экватор.
- А ты хлеба-то взял? - отфыркиваясь подплыл он ко мне.
- Ну у меня вроде валялось в кармане пара шоколадок.
- А что, рыба на шоколад тоже клюёт? - удивился Димка.
"Господи, Боже! Совсем он дремучий".
- Кто на хлеб-то ловит в море?! - обрызгал я его, отплывая. - Сейчас мидий наковыряем.
- А! - захохотал братишка, хлопнув себя по лбу.

Мы уселись рядышком, закинув удочки в море. Димка уставился на поплавок немигающим, напряжённым взглядом.
- Ты когда-нибудь ловил рыбу вообще? - на всякий случай спросил я.
- Ну совсем давно, плохо помню.
- Да уж. - вздохнул я, посмотрев вдаль. - Смотри, а вон наш лагерь. Прикинь у кого-нибудь бинокль найдется, сейчас смотрят на нас и офигевают. А вон на ту гору мы вчера карабкались.
Братишка быстро поднял глаза, боясь упустить поклёвку.
- Какая-то она низкая, а казалось - мы чуть ли не до облаков поднялись.
- А вон там за мысом дикий пляж начинается, но отсюда почти не видно...
- Клюёт! - заорал Димка в самое ухо, так громко, что я от неожиданности потерял равновесие и заболтал ногами, чтобы не свалиться в воду.
"Ну клюёт и клюёт. Чего так орать-то?" Я вытащил из воды небольшого бычка. Братишка уставился на него будто на золотую рыбку. Эка невидаль...
Следующие полчаса я поймал ещё немного всякой мелкотни. У братишки же не клевало ни разу, и он уже начал нервничать.
- Почему? Мы же рядом сидим, ты что отдал мне бракованную удочку?
- Ну хочешь поменяемся? - усмехнулся я. Всё-таки у него нашлось одно слабое место. Ясно выходило, что во всяком морском деле братишка - полный профан.
Мы поменялись удочками и в следующие десять секунд я вытащил из воды морского окуня.
- Да как так?!
- Мастерство не пропьёшь. - ответил я голосом кота из Простоквашино.
- Ну ты же просто закидываешь, и больше ничего не делаешь! - возмутился братишка. - В чём тут мастерство?!
- Так закидывать-то надо с умом. Вон видишь чайка зависла, попробуем туда кинуть. - Было далековато, но лески хватило. Поплавок утонул почти как приземлился, море бликовало, так что о поклёвке я догадался по резкому рывку лески. Я впервые оживился, вскочив на ноги. Лишь бы леска выдержала! Я бросил удочку на камень и потянул леску руками. Над волнами сверкающим серпом мелькнул длинный тонкий хвост.
Братишка заорал благим матом, тараща глаза на пролетевшую рядом с ним трепыхающуюся добычу.
- ...себе щука!
- Сам ты щука, - закусив губу от восторга проговорил я, - это сарган. Повезло, обычно он на мидий плохо берёт. Хватай её за хвост, а то сорвется!
Димка выполнил указание, но, вот же чудеса, сделал это с явной опаской. Он прижал полуметровую рыбину к камням, не зная, что дальше с ней делать.
- О, - воскликнул я, наклоняясь к его удочке, - смотри, у тебя тут клюёт. Я подцепил и вытащил очень толстого бычка.
- Ну это уже не честно. - всерьёз расстроился Димка. Я тут же прекратил свое хвастовство и устремил всё свое внимание на помощь братишке.
- Рыба, - стал я советовать, - она чувствует того, кто хочет её поймать, надо как бы гипнотизировать, даже не знаю, как ещё объяснить...
Братишка бросил на морскую рябь свой самый проникновенный взгляд, так что будь я рыбой - тут же бы сожрал наживку вместе с грузилом и поплавком, но похоже морская живность была слишком безмозглой, чтобы реагировать на какие-то там ангельские взгляды каких-то там синих как само море, сияющих глаз.
- Ну и чёрт с ним! - отбросил удочку Димка, сразу расслабившись.
- Смотри-смотри! Опять клюёт!
- Где?! - аж подпрыгнул братишка.
Я расхохотался, тут же получив болезненный тычок под ребро. Но этого оказалось мало, смех только усилился, начав переходить в хрюканье. Почти не применяя усилий, братишка столкнул меня в море. Под водой смеяться мне сразу расхотелось, я решил нырнуть поглубже, обплыть остров, незаметно выйти, подкрасться сзади и отомстить ему. Но когда я вынырнул, то встретил Димкины босые ноги перед своим лицом, его пятка опустилась на мою голову и заставила понырять ещё немного.
- Ну что, скоро он там приплывет? - зевнул братишка, потягиваясь, когда я вылез на берег.
- Да должен уже. - спокойно ответил я. В лагерь мне пока не очень хотелось. Там у братишки какие-нибудь дела найдутся, так вот с ним не пообщаешься. А он мне сегодня очень нравился своим бодрым настроением.
- Смотри. - Показал Димка в сторону берега. Я поднял глаза и вздрогнул. Над ещё залитым солнцем городом со стороны гор выплывала чёрно-желтая грозовая туча. Почти сразу же в лицо ударил порыв сильного ветра. По морю, срывая пену с гребешков волн, полетела мелкая рябь. Чайки засуетились, заголосили вдове громче.
- Может пронесёт? - непонятно у кого спросил братишка.
Но не пронесло. Уже через пять минут туча накрыла своей тенью весь берег, было видно как от неба к земле тянуться расплывчатые, похожие на гигантский комариный рой хвосты дождя. Часть моря перед нами ещё освещалась солнцем и потому на фоне потемневшего горизонта сверкала особенно ярким рубиновым цветом. Димка застыл с приоткрытым ртом, в его взгляде не было и толики страха, один сплошной восторг. А вот я, надо признаться, потёр покрывшиеся мурашками плечи. Вроде бы гроз я никогда не боялся и даже любил. Но сейчас - на маленьком островке посреди моря мне стало жутковато.
Море взбесилось, волны потеряли ход, началась какая-то хаотичная качка. Пенные брызги летели во все стороны. Дождь ещё не пошел, а камни уже покрылись влагой сорванных сильным ветром брызг. Ливень был такой, что берег почти исчез в серой пелене, небо над нами утонуло в клубящейся черноте, и казалось, что наш островок - последний осколок яркого солнечного дня... Через минуту накрыло и его.
Мы бросились под центральный камень, пытаясь укрыться в небольшой ложбинке, но какой там?! Небо будто обрушилось на море свирепым зверем. Видно стало не дальше пятидесяти метров. Огромные волны с диким рёвом кидались в разные стороны, словно пытаясь ухватить белыми лапами струи дождя. Воды вокруг было столько, что мне на миг показалось, будто остров погружается на дно и сейчас полностью пропадет под волнами. Мы с братишкой прижались плечами, обхватив друг друга за шею. Нет, холодно не было, просто я боялся, что его смоет в морскую пучину. Димкино худое тело чуть дрожало под мокрой тельняшкой. Его волосы свисали острыми клоками, полностью скрыв глаза. Я видел только чуть сиреневые губы и кончик носа, с которого быстро капала дождевая вода.
Говорить о чём-то сейчас было бесполезно, рев стоял страшный. Даже чаек слышно не стало. Оставалось только терпеть... Мне было страшно, но в то же время я был готов отдать всё на свете, лишь бы этот дождь никогда не кончался, и мы вот так сидели бы с братишкой - одни посреди бушующей стихии. Я чувствовал какое-то щемящее, колкое счастье! Волны ударялись о край острова, взлетая к небу трехметровой белой стеной брызг, и лишь только эта стена падала, как за ней взрывалась новая, чуть справа или левее.
Однако дождь очень быстро ослаб. В небе несколько раз прогремело густыми раскатами. Молний я не видел, только вспышки. Серая пелена растворилась, открывая взору клубящиеся чёрные клочки проносящейся над нами тучи. Она была такой низкой, что походила на дым от пожара. Стало видно дальние горы - уже освещённые солнцем. Но у нас пока было пасмурно, к тому же ветер не утихал.
Через час дождь полностью прекратился, посветлело, сквозь рваное небо то тут, то там пробивались желтые лучи уже клонящегося к закату солнца. Те места, куда эти лучи попадали вспыхивали изумрудным огнем, а чайки там слепили своей белизной.
- Ну что, - нарушил молчание братишка, - я правильно понимаю, что по таким волнам на яхте к нам не поплывут?
- Нет, конечно. - медленно покачал я головой, не оборачиваясь. - Катер пошлют... Но это плохо, мы ни в чём не виноваты, а упрекать теперь будут, дескать куда попёрлись, было же штормовое предупреждение и так далее...
- А что оно было?
- Нет, не думаю. Такие грозы с гор сложно предсказать. Это же не какой-то тайфун, а так - мелкая тучка.
- По таким волнам и на катере не очень-то безопасно. - предположил Димка.
- Да не, нормально. - успокоил я сам себя.
Но катер всё не плыл. Никто не плыл, ни с базы яхт-клуба, ни из порта не выходил ни один корабль. Большие суда на рейде тоже не шевелились. Мы просидели ещё два часа, невесело шутя на тему того, что в "тюрьме сейчас макароны дают".
- Может твой Серёжка решил, что это его вина, - предположил Димка, - не стал говорить взрослым и решил спасти нас сам, но потерпел крушение и утонул?
- Не мели чепухи. - отмахнулся я, хотя внутри всё похолодело - а вдруг братишка прав? Во любом случае скоро стало ясно, что никто не собирается нас спасать и пора брать этот вопрос в свои, так сказать, руки. Конечно восемьсот метров не такая уж большая дистанция, но в такой шторм даже думать об этом глупо. А значит оставалось нам только одно - ждать, когда море успокоится. Братишка тоже это понял, я увидел это по тени какой-то тоскливой печали, упавшей на его лицо. А вот сам я снова - обрадовался в душе. Ну что мы тут помрём что ли? Глупость. Провести ночь на необитаемом острове - это ли не мечта любого мальчишки? К тому же вместо папуаса Пятницы со мной был самый чудесный человек на Земле.
Море быстро темнело, став похожим на блестящее масло. Силуэты гор окропились огоньками фонарей и городских окон. Этот свет казался очень тёплым и очень далеким. Я будто смотрел на берег с другой планеты... Я повернул голову... Это определенно был Марс. От края до края небо залилось багровым соком заката. Наверное я слишком разнервничался и потому воспринимал всё особенно чутко. Братишка неподвижно стоял на самом высоком камне, глядя прямо на солнце. На фоне яркого пёстрого неба он казался почти полностью черным силуэтом - словно статуя, и лишь перевязанная на шее тельняшка развивалась у него за спиной словно маленький плащ... И я боялся моргнуть, чтобы не упустить хотя бы секунды этого чуда.
Уж кто-кто, а я навидался красивых закатов. Но сейчас было совсем другое. Мы будто сами были частью этого великолепия. Вода у гор была чёрной, там уже будто бы наступила ночь, но стоило развернуться, как море превращалось в чистое молоко, чайки становились черней воронов, они падали в это молоко, поднимая кроваво-алые брызги. Небо распалось на несколько слоев. К горизонту уходил темный призрак недавней тучи, чуть выше клубились нежно розовой ватой пушистые облака, и совсем высоко небосклон перетянули ярко красные сети перистых облаков. Громадное солнце коснулось черты горизонта и начало плавиться, медленно исчезая.
- Это происходит на самом деле? - спросил братишка, не шелохнувшись. - Я не верю. - в его голосе была какая-то затаённая печаль. Я просыпаюсь по несколько раз за ночь, от страха, что всё это сон. - он обернулся, глянув на меня с высоты огромными, совершенно нереальными глазами. - Лёшка, скажи, что это на самом деле! - прошептал он умоляюще. - Скажи, пожалуйста. Скажи, что ты живой! - Димка прыгнул вниз, оказавшись прямо передо мной. Он был будто сам не свой. - Скажи! - жалобно прокричал он.
- Я живой. - испуганно прошептал я.
- А я кажется нет. - тихо сказал братишка... или не сказал, или мне показалось?.. он вроде бы не шевельнул губами.
- Что с тобой? - обеспокоено спросил я, прикладывая ладонь к Димкиному лбу.
- Это небо, это море - всё нереально! Эти скалы, чайки, я, ты... - он осекся, - нет, ты реален... Ты реален! - ещё раз повторил братишка. Внезапно его голос изменился, став прежним - привычным. - Я должен тебе всё рассказать. Терпеть больше невозможно.
- Про свою тайну? - шепнул я, дрожа от нахлынувших чувств.
- Можно и так называть, хотя всё не так романтично. Скорее я бы назвал это не тайной, а болью. Я расскажу тебе про свою боль.
"У него своя боль" - вспомнил я слова Артёма. Почему же я ещё не знаю о ней?
- Говори, расскажи мне всё, я больше не боюсь. Тебя мучили? Тебя били? Что с тобой делали там?...
Братишка отвёл взгляд и медленно опустился на камень.
- Меня никто не бил, ну точнее били конечно, но это всё ерунда. Мне иногда кажется, будто я не человек, будто всё вокруг ненастоящее - это гораздо хуже любого избиения.
"Ты не человек - ты ангел".
- Наверное я демон. - ледяным голосом произнес братишка. - Я стал им случайно, я хотел сделать лучше, и всё было очень хорошо вначале...
- Расскажи уже нормально! - встряхнул я его окриком.
Братишка поднял тяжелый взгляд. В этот момент солнце полностью скрылось за горизонтом. Дыхнуло ночной прохладой.
- Всё началось, когда я впервые попал в интернат.
Я вздрогнул.
- Тебя избили?!
- Ну вот, ты снова за свое, - впервые улыбнулся Димка, - впрочем, да, меня избили, если тебе от этого легче. Любого новичка там в первую ночь били, накидывая сперва одеяло на голову. Сейчас, конечно, я бы только усмехнулся, велика ли беда - несколько тумаков от каких-то дохляков? Но в первый день ты и так готов разрыдаться. Такое чувство, будто тебя выбросили на свалку. Любой испытывает подобное. Когда новичка бьют, он даже не сопротивляется, только скулит тихо.
- Ты тоже потом бил новеньких? - задал я жестокий вопрос.
- Да. - твердым голосом отрезал Димка. - Бил и ещё громко при этом смеялся. Бил до тех пор, пока не перестал чувствовать себя тварью.
- В смысле?
- Сейчас всё объясню. Это долгая история.
Я присел рядом с братишкой, взглянул на угасающее лиловое небо.
- У нас целая ночь впереди.
- Понимаешь, в интернате... в нашем интернате во всяком случае, чтобы слиться с толпой нужно стать сволочью. Хорошие добрые ребята на глазах превращались в последних скотов. Но не всё так просто. Кто-то в самом деле принимал текущую реальность за единственно действительную. Такие издевались над слабыми с удовольствием. Да речь не только об издевательствах, сам образ жизни такой колючий. Каждый человек там - твой враг. Друзья могут быть только тайные, если ты испытываешь к кому-то симпатию, надо ненавидеть друг друга ещё больше, чтобы никто не заподозрил. Если же поймут - всё, ты слаб, у тебя есть уязвимое место.
- Что за бред? - не выдержал я.
- Никакой не бред. - вот сейчас у меня есть ты, и я слаб. - если бы я был один, уже давно бы переплыл на берег, никакие волны бы меня не остановили. Или, помнишь нашу первую драку с деревенскими, если бы я был один, я бы не пострадал... Но! - не дал он мне перебить себя, - ты становишься и сильней - во много раз сильней. Только там никто этого не понимал. Страх сковывал мысли. Страх был повсюду, он словно сочился из стен, из вонючих матрацев, из скрипучих кроватей. Вначале совсем сложно, например ты встречаешь кого-то в коридоре, смотришь в глаза и тут понимаешь, что если отведёшь взгляд слишком быстро - ты боишься, если будешь смотреть слишком долго - нарываешься, а если от тебя отвели взгляд, то надо быстрей укрепить свою позицию сильного, иначе поймут, что ты блефуешь.
- Как укрепить?
- Ну например гаркнуть на ухо что-нибудь обидное и заржать. Ну или просто харкнуть под ноги... если на улице конечно, иначе воспитатели замочат. Это вообще отдельная песня.
- Блин да это тюрьма что ль какая-то?
- Какая там тюрьма?! Тут гораздо хуже. В тюрьме есть общие законы. А тут правит самый дерзкий и самый злой. Если в тюрьме какой-нибудь бык начнет буянить, сокамерники просто договорятся и обломают ему рога. А дети в этом плане беспомощны, они не могут организоваться без лидера. Беда в том, что лидером чаще всего становится самый мерзкий гад.
- А взрослые, что, все такие монстры?
- Взрослые не считаются, они враги вдвойне. Можно конечно стать любимцем кого-то из воспитателей. Но тогда тебя будут ненавидеть ещё больше, и жизнь твоя превратиться в настоящий ад. Ты не сможешь спать, потому что твоя кровать будет мокрой, твоя одежда будет пропадать, тебя будут запирать шваброй в туалете и так далее. Ни ты ни твой взрослый ничего не сделают. А вот смелый поступок против воспитателя вызывает одобрение. Например я один раз кинул в нашего физрука тухлым яйцом.
- И что тебе за это сделали?
- Что-что, избили.
- Физрук?
- Нет конечно, воспитатели сами редко когда пачкаются. Они делают грязные дела руками других детей. Ну, например: "Из-за того, что Кирин сегодня вытворил, вся ваша палата будет целый месяц вставать на час раньше".
- Блин, ну можно же бунт какой-то организовать. - сжал я кулаки.
- Можно. - усмехнулся братишка. - Если бы я сейчас туда попал, через два дня все дети разбежались бы, воспитатели оказались за решеткой, а интернат бы полыхал огнём пожара.
- Ну так ты же ко мне приехал прямо оттуда, так ли сильно изменился?
- Во первых я сильно изменился, но в лучшую сторону. Во-вторых, когда я получил силу мне уже не позволяли вытворять такое.
- В смысле? Кто не позволял?!
- Более сильный. - невесело улыбнулся Димка. - Вот сейчас мы подошли к самом главному. Дело в том, что мне повезло. - сказав это, братишка сплюнул от досады.
- Повезло?
- Да, один очень уважаемый человек проявил ко мне симпатию.
"Конечно! Как к такому ангелу не проявить симпатии?"
- Что за человек? - спросил я.
- Когда я попал в интернат, он уже был одним из самых влиятельных воспитанников, хотя он ещё не входил в кружок старших. Понимаешь, старшие - они же по сути взрослые, они уже могут сорганизоваться, у них свои законы. Там есть несколько человек друзей, как правило, парочка из них повернутые на голову агрессивные уроды, и несколько более умных и спокойных, но тоже гадов. Все остальные для них шестёрки.
- А этот твой друг? Тоже?
- Он особый случай. Его никто не трогал. Старшие его уважали, а младшие боялись до дрожи в голосе. Даже Монгол - директор интерната, ставил его выше других.
- Почему Монгол?
- Ну он татарин по национальности, все звали его Монгол. Там у каждого кличка, по именам никто никого не зовёт. - братишка невесело улыбнулся. - Знаешь какая у меня была кличка? Вначале звали "бешенный", потому что я не мог терпеть издевательства, впадая в ярость и набрасываясь на любого обидчика. Потом, когда уже познакомился с Яном, меня стали звать Холодный... Дима Холодный.
- Это ещё почему? - заулыбался я, устраиваясь поудобней на жестком камне.
- Ну Ян - этот мой друг, - при слове друг, голос братишки как-то нехорошо дрогнул, - сокращение от Январь.
- Его что так и звали Январь?
- Нет, по документам он числился как Май, но это имя совершенно ему не подходило, потому его стали звать Январь, а потом просто Ян. Когда я только попал в интернат он предстал передо мной настоящим чудовищем. Он шел по коридору - люди к стенам прижимались, пряча глаза. А я по незнанию уставился на него как дурак. Он тогда... до сих пор помню... посмотрел на меня как на насекомое, но, вдруг, мне показалось, что взгляд его растаял и будто мелькнула улыбка, правда за ней мелькнул кулак, и я согнулся от удара в солнышко. Но в следующий раз я снова не стал отворачиваться, и Ян это заметил, но не стал бить, просто долго и внимательно смотрел. Честно говоря, у меня мороз по коже побежал... А потом был один случай, там местные гниды зажали паренька на улице за хозблоком, ему было-то лет девять, ну навроде Игорька... - братишка прервался, сморщив лицо, - слушай, у тебя случайно сигареты нет?
- Что? Откуда?! Ты же не куришь.
- Ну раньше покуривал, - опустил голову Димка, - сейчас страсть как захотелось, как вспомнил всё это.
- Даже если бы была, не дал.
- Да-да не давай, если что, это я так... Короче, издевались они над этим щеглом, а я случайно там проходил. Не стерпел, взял камень и... слушай, курить нельзя, а материться можно?
- Бог терпел и нам велел. - сурово ответил я, мотая головой.
Братишка тяжело вздохнул.
- Ладно, потом как-нибудь оттянусь в чистом поле. В общем взял я камень и... ну ты понял, припечатал... во, подобрал слово!... припечатал одного из этих нелюдей. Меня догнали и начали убивать.
- Убивать?! - чуть не завопил я.
- Ну это сразу чувствуется, когда тебя хотят убить, бьют по голове ногами сверху, как бы втаптывая. Я плохо помню, но когда я почти уже вырубился они почему-то остановились. Я лежал наверное минут пять не мог пошевелиться, потом всё-таки открыл глаза - этих уродов уже не было, передо мной молча стоял Ян. Я снова уставился в его глаза взглядом новорожденного, так меня поразило увиденное. "Ты меня не боишься?" - спросил он. Я покачал головой. В отличии от большинства интернатовских троглодитов он был похож на... как сказать-то? В общем, похож на человека. Я сказал, что не боюсь его, что он не злой. "Как ты это понял?" - спросил он, насторожившись. "Не знаю, просто вижу" - ответил я. Он сказал, чтобы я шёл с ним.
- Куда? - спросил я.
- У нас была комнатка, что-то вроде подсобки, Ян каким-то образом договорился о том, чтобы он жил в этой подсобке. Короче, по сути своя комната была в интернате. Туда он меня и повел, никто никогда там не был, я даже не знал, что это за дверь, у Яна был свой ключ. На третий этаж я вообще никогда не заходил. Там старшие жили - я не самоубийца. Они когда нас увидели хохотнули, мол, гляди, Январь какого-то телёнка на бойню ведет. Тот сказал, что я теперь его личная шаха и не велел никому трогать без спросу.
- Шаха? - переспросил я.
- Ну шестёрка - слуга, другими словами. Но когда мы зашли в комнату, Ян полностью поменялся, с его лица исчезла каменная маска ледяной ненависти, он будто ожил. Стал извиняться за что-то. Я даже не слышал его тогда, прибывая в шоке. Ну что я там? - братишка отмахнулся. - Сам был мелкотой.
- А чего он хотел-то? Почему тебя выбрал.
- Я много раз потом задавал ему такой вопрос, он только улыбался, да говорил, что есть во мне что-то такое.
- Конечно есть. - не сдержался я. Братишка по-моему засмущался, стал чесать недавнюю болячку на коленке.
- В общем нужен был я ему для обучения.
- Обучения чему?
- Дело в том, что Монгол - наш директор, это самое страшное чудовище, которое я только видел. - братишка сглотнул. - Он психолог, знаешь, кто это такие? Ну вот, психолог этот... хренов... испытывал свои методики на людях. Мы все для него подопытными крысами были. Ну про это мне и рассказывать не хочется, тошно. Он специально ухудшал моральную обстановку в интернате, стравливал воспитателей, детей, менял их местами, чехарда была постоянная. Отдельные люди его почти не интересовали, в основном поведение толпы. А если уж к себе кого вызывал, то люди заиками выходили от него. Меня Слава Богу миновала такая участь, а вот Ян частенько к нему захаживал, но по-другому поводу, Монгол выбрал его как избранного, дескать наблюдал, будут ли терпеть остальные такого любимчика. Только не всё учла эта мразь. - братишка сплюнул в темноту. Небо ещё было светлым, и Димкин силуэт казался вырезанным из черного картона.
Я поежился, становилось прохладно, моя рубашка была ещё сыровата, но всё же лучше, чем голым сидеть.
- Монгол не учёл одного, что Ян умудриться обчистить его кабинет при первой же встрече.
- Деньги украл?
- Да нет, откуда деньги? Просто инстинктивно схватил какие-то бумаги из ящика стола, когда Монголу позвонили. Там же в интернате много криминала. Воровать, поверь, там умели, и в карты играть.
Я припомнил утренние картишки на пляже. "Да уж. Удивительно, как братишка смог остаться святым во всём этом кошмаре?"
- И что он украл?
- Кое-какие методики. Позже Ян сам придумал большинство упражнений, но начинали мы с этих вот методик.
- Методик чего?
- Психологические тренировки. Понимаешь, люди же учатся в школе, проходят всякую ненужную фигню, зубрят таблицу умножения, формулы разные. А вот понимать других людей - этому никто не учит. Ну типа жизнь научит... Короче, что касается отношений, тут люди самоучки.
- А ты значит профессионал.
- Да, - отрезал братишка, - и я тебе скажу - врагу такого не пожелаю. Вначале конечно было неплохо. Но мы с Яном слишком увлеклись...
- Ну а что там за упражнения? Расскажи.
- Упражнения эти - настоящий ад. Особенно вначале, когда я ничего не умел. Ян показывал мне такие фокусы, что у меня глаза на затылок уползали... Вот первое упражнение было - он дал мне монетку и попросил спрятать её под столом в одной из рук, а затем показать любую и сказать, что монетка находится в ней. То есть я мог вытащить руку с монеткой или без - он не знал. Ему надо было угадать. Так вот он угадал сто раз подряд.
- Да ладно?
- Прохладно. Я вначале не поверил, подумал, что тут какой-то подвох, типа он видит, что кулак чуть шире, если ты зажал монетку. Ян ответил, что я очень проницательный, и попросил прятать монетку, но не показывать кулак, а просто говорить, например: "Монетка в правой руке". Он снова угадывал каждый раз, я взбесился и чуть ли не швырнул в него этой монеткой. Типа надоели твои фокусы! Тогда Ян сказал, чтобы я просто задумывал в какой руке у меня монетка, и снова стал угадывать. Вот тут-то у меня и побежали мурашки по спине.
- И как он это делал? - я подпрыгнул от любопытства.
- Читал меня - зрачки, голос, мимика лица.
- То есть ты сейчас можешь и со мной поиграть в такую игру, если я задумаю...
- Лёша, ты что такое говоришь? - перебил меня Димка испуганным голосом. - Не проси меня о таком никогда, я пытаюсь забыть всё это как страшный сон, пытаюсь доказать себе, что я нормальный, а ты... - он закашлялся. - Беда в том, - продолжил он мертвенным голосом, - что я бы не угадал, но не потому что не смог бы, а чтобы ты поверил, будто я нормальный. Понимаешь? В этом и кроется весь ужас, вся боль. Я сам порой не понимаю - сделал я что-то сам - своей душой, или всё это не более чем холодный просчёт.
Мне стало не по себе. Мне расхотелось слушать продолжение рассказа, но я понимал, что это необходимо и мне и братишке... особенно братишке.
- ...Когда я попал сюда, к тебе, - продолжил Димка воодушевленным голосом, - я будто заново родился. Я думал, что мне уже конец, что пути назад нет, но встретив тебя, я почувствовал что-то настоящее. Ты был настоящий!
Хорошо, что стало совсем темно, потому что моё лицо в этот момент вспыхнуло краской. По замёрзшему телу разлилось приятное тепло. В темноте братишка всегда был более откровенным, наверное потому что не мог тут читать эмоции, а значит становился как бы более равным со мной. Я начал понимать эту его боль. То, что на первый взгляд кажется благом, на самом деле являлось проклятьем.
- Но потом я снова засомневался. - шепнул Димка. - Я будто стал выздоравливать, но так и не выздоровел. Иногда забываюсь, а иногда начинаю смотреть насквозь людей, хочется просто взять и убежать куда-нибудь!
- И долго ты этому учился?
- Ну упражнение с монеткой - это только начало. Ян объяснил мне каким образом он угадывает правду или ложь, и немного изменил правила игры. Теперь каждый раз, когда я не мог скрыть правду он бил меня по костяшкам пальцев. И знаешь, хотя рука у меня и распухла от боли, но на тридцать седьмую попытку мне удалось его обмануть. Ян просиял и сказал, что я очень талантливый. Уже через неделю мне удалось свести шанс его угадывания к шестидесяти процентам, то есть почти как наугад. Тогда Ян попросил меня бить его каждый раз, если он не угадывает.
- Процент снова вырос?
- Именно! Вот так и колотили друг друга. Ну это простое упражнение. Можно сказать даже детское... Вот было другое у нас - это действительно кошмар, да я не буду рассказывать, тебе зачем знать подробности?
- Расскажи! - требовательно сказал я, с нарастающей обидой.
- Ну ладно... вот, кстати, сейчас я ожидал этого именно слова, так и задумал, чтобы немного спихнуть вину. Видишь какой я мерзкий? Тьфу, самому противно. Я стараюсь так не делать, но не всегда получается.
- ...Ты меня бей если что. - перебил я, - это хотел сейчас добавить? - Братишка промолчал. - хватит считать себя виноватым! Если ты меня хорошо понимаешь, это не значит, что ты змея, которая украдкой вползла мне в душу, это просто значит, что ты меня понимаешь.
Братишка часто задышал, зашевелился. Очень жаль. Что я почти не различал его лицо на фоне тусклого горизонта.
- Ладно, расскажу. Было у нас такое упражнение. Тебе делают больно, и морально и физически, а ты должен изображать радость. Физически ещё легко, а вот морально - это же не просто кто-то там, это Январь, который тебя вывернуть наизнанку может.
- А физически?
- Ну тоже, вначале конечно не получается, давишь улыбку, а сам уже весь скривился, и рыдать начинаешь. Ну потом привыкаешь, вначале становится на всё просто пофиг, впадаешь в забитее, потом уже соображать получается. Я с тех пор разучился плакать. Может быть об этом я больше всего жалею.
- Везёт же, а я чуть чего - глаза на мокром месте, как девчонка. - Я заметил, что у меня и сейчас уже навернулись слезы, благо в темноте наверное их не заметно.
- Ты живой, вот и плачешь. - с трепетом в голосе сказал братишка, чуть коснувшись моего плеча. "Опять что ли проверял не мерещусь ли я ему?"
- А морально выдержать ещё сложней?
- Ну это мне хуже всего давалось. Я сразу срывался, чтобы только не слушать продолжение. Это же опасно, боль физическую перетерпел и всё, а тут можно человека до самоубийства довести, сказать такое, что он и себя и весь свет возненавидит.
- Вот тут пожалуй без подробностей. - попросил я, уже представляя какие ужасные слова я могу сейчас услышать от братишки.
- Конечно. Упаси тебя Господи от всего этого! Тебе сейчас и так должно быть мерзко. Ты-то привык всю жизнь в раю жить.
Я сглотнул застрявший в горле комок, вытер рукой горячие мокрые щёки.
- ...Люди вообще бояться откровенных разговоров. Бояться смотреть в глаза, даже друзьям, даже самым близким и любимым людям. Этот страх почти инстинктивный. Им кажется, что по глазам можно узнать их самые сокровенные чувства. Вообще люди бояться всего. - братишка немного помолчал. - Надо побороть страх, и всё становится просто. Но когда ты избавляешься от страха, ты избавляешься и от части себя. Понимаешь? Страх - это такая же часть живого человека, как рука или нога. Перебороть страх - значит быть смелым - это хорошо. Но вот полностью избавится от страха - это смерть!
- Значит ты чего-то всё-таки боишься? - как ни странно я прекрасно понял о чём сейчас говорил Димка. Потому что сам недавно избавился от многих своих страхов, и это не принесло мне особенного счастья.
- Боюсь! Но хотел бы бояться ещё больше. Сейчас мне кажется будто я под анестезией. Потому что я привык подавлять страх, подавлять ненужные эмоции.
- А были у вас приятные тренировки?
- Конечно. - обрадовался Димка. - Например дается задание, чтобы какой-то человек полюбил тебя. Конечно это довольно подло, ведь приходится обманывать. Но знаешь, я почти и не обманывал, мне правда хотелось, чтобы меня любили, я говорил слова почти искренне, делая вид, что это всего лишь задание. Я сам не могу точно сказать, чего там было больше правды или лицемерия. Яну было тяжелей, его все боялись. Это упражнение, кстати, придумал я... Конечно обман и распознавание обмана - это основа основ в психологии... будь она проклята.... Тут стоит заметить, что люди в основном неплохие артисты, так как им приходится постоянно друг друга обманывать - изображать кого-то. Настоящие люди прячутся внутри, а сверху оболочка - артист.
Братишка задрал голову. Наверное уже перевалило за полночь, всё небо было усыпано звездами, совсем тонкий старый месяц тускло горел над горами, почти ничего не освещая. Но все-таки сейчас я стал лучше видеть Димку.
- ...А вот хорошие, искренние люди, на вроде тебя, - снова вогнал он меня в краску, - они плохие артисты, и врать не умеют, да и редко врут. Быть честным - это великое счастье! - братишка тяжело вздохнул.
- Ну так будь честным! - положил я руку ему на плечо. - Ты наверное думал, что я заткну уши от твоего рассказа, а тебя возненавижу. Но как видишь, я все ещё тебя слушаю и... - "до сих пор люблю..." - до сих пор не огрел удочкой по голове.
- Ты очень доверчивый. - улыбнулся братишка. - Тебя обманывать - совсем уж грешно. Потому мне особенно тяжело было всё это время говорить с тобой о серьёзных вещах. Ведь скрывать правду - по сути тоже обман.
- А я не хочу, чтобы ты рассказывал мне абсолютно всё. У меня тоже есть тайны... надеюсь.
- Я тоже надеюсь! - быстро шепнул Димка. - Пока у человека есть тайна - он притягивает к себе, пусть даже неосознанно. Чем глубже человек, тем он интересней. А есть люди такие - как бесконечность.
- Ты, например. - не сдержал я откровения, и Димка снова часто задышал, схватил мою ладонь, прижал ее к своему сердцу.
- Чувствуешь? - шепнул он на ухо. - Как быстро бьется!
Я чувствовал как сквозь ребра из его горячей груди пробивается ровными сильными толчками чудесное братишкино сердце, и как у меня в ушах вдвое чаще колотится моё собственное.
- Мне вот что непонятно, - продолжил я расспрос, - читать вранье по зрачкам и тому подобное - это ясно, но как ты научился толкать такие речи? И откуда столько всего знаешь?
- Вот этому я не учился, как-то само собой получается. Я просто знаю, чего люди хотят и чего боятся, я много об этом думал. Это ведь многие знают, но не могут выговорить, сомневаются в себе. - братишка почесал затылок. - На счёт знаний вообще не понял тебя, что я знаю-то? Это ты вон разбираешься во всяких шкотах, шпротах... кстати, шпроты целы?
- Садок наверное смыло во время шторма. Если что - ты свидетель.
- Никогда еще свидетелем не приходилось быть. - озвучил Димка фразу из известного фильма.
- Ну подтвердишь, что я хороший рыбак, а то ведь многие не верят.
- Ладно. Вот кстати, в тех вещах, которые я ни разу не делал, как видишь, я не лучше других.
- Значит ты много пел? - подколол я его.
- Я же уже говорил, - устало вздохнул Димка, - это единственное, что мне дано просто так от рождения. Если честно, петь было особо некогда и негде.
- Слушай, а есть такие люди, на которых все эти ваши фокусы не действуют?
- Конечно! Взять тех же деревенских быков - такими легко управлять, когда их много, но если он встретил тебя один на один где-нибудь на пустой дороге, ему плевать на все твои слова, он тебя просто не будет слушать, а если услышит не поймет. Когда такой троглодит ещё и пьяный - пиши пропало. С ними надо по-другому общаться. Это-то как раз легко, и это многие умеют. Удар по морде - вместо тысячи слов. - Братишка хохотнул, его смех показался совсем глухим, тут же потонув в тихом шелесте волн. - То, чем ты так во мне восхищаешься многие получают гораздо проще, просто качают мускулы. А сильный человек он уверен в себе и не боится почти никого. Когда перестают боятся боли, пропадает боязнь действий и всяких рискованных предприятий...
"Да разве ж этим я восхищаюсь? Глупый братишка! Неужели ты думаешь, что мне все это нужно? Вся эта твоя смелость и сила..."
Я лег на спину и несколько минут молчал, загипнотизированный звёздной бесконечностью.
- Скажи мне... это очень важно... а вот когда ты впервые меня увидел там возле забора, когда я сказал тебе, что я твой брат. - я сглотнул. - Ты тоже изобразил какие-то искусственные эмоции? Только не ври, сейчас я легко пойму любую ложь, сколько вы со своим Яном не тренировались, а всё равно пойму.
- Ну тогда ты и так, сам уже знаешь ответ. - облегченно проговорил братишка.
- Знаю, но хочу всё-таки услышать его от тебя.
- Ни тогда, ни когда-либо ещё, глядя тебе в глаза, я не думал ни о каких искусственных эмоциях. Я забывал обо всём на свете и, кажется, только тогда и жил... Ты же прекрасно знаешь когда я начинал заигрываться, ты давно научился замечать мой обман. - голос братишки дрогнул. - Смотрел на меня так осуждающе и в то же время так по-доброму. Невозможно просто врать под таким взглядом, так что ты мне очень помогал...
- Опять винишься? А зря! Будь ты обыкновенным, никаких Бродяг не было бы, и на барже Игнат устроил бы потасовку, а мы бы сейчас ходили по городу озираясь.
- Да без меня даже конфликта бы с деревенскими не было, ведь это я начал тогда.
Я резко вскочил, глянул в упор на Димку.
- Вот сейчас ты сам себе противоречишь! Не ты ли меня убеждал, что каждому понятно, чего заслуживали эти подонки? А теперь советуешь стерпеть и забыть? Нет уж! Ты мне показал, что такое честь. Такое не забудешь!
- Надо тебя ещё научить эмоции контролировать, - наигранно заворчал братишка, отползая. - Орёшь на ухо из-за всякой ерунды.
- Неудачно пошутил.
- Блин, ты же теперь правдоруб, с тобой нельзя неудачно шутить. Кстати, шутки шутками, а контроль эмоций очень важная вещь. Одно дело если случай тяжелый, как у меня, когда уже просто разучился боятся. Другое дело, когда тебя что-то раздражает или ты испугался. Ну, например, идешь ты по улице и тут на тебя волкодав бросается, какой-нибудь пушистый комочек вроде Кузиного Партоса. Все же знают, что собаки почти не нападают на пассивных людей. Но попробуй тут остаться пассивным, или на попку присядешь, или на дерево полезешь с криком "мамочка".
- Зачем? Я просто Партоса затискаю и всего делов. - наш разговор постепенно стал принимать весёлый оттенок, что не могло не радовать.
Братишка захихикал.
- Такое сработает с любой собакой, даже незнакомой. Но люди совсем не умеют эмоции контролировать. Так с виду и не скажешь, ходят по улице обычные дядьки и тётки. А наступишь на ногу случайно, человек в зверя превращается. Действия свои он сдерживает, но в душе-то убить готов.
- Ну уж ты загибаешь!
- Ничуть, у вас тут на юге конечно люди подобрей. А ты бы попробовал где-нибудь в столице в час пик на автобусе прокатиться. Возьми да плюнь на пол или закури, сразу увидишь разинутые врата ада!
- Ну если бы в автобусе при мне закурили, я бы тоже возмутился.

- Ну и что в этом хорошего? Начал бы хамить, тебя бы послали на три веселых, потом ещё бы полдня отходил, мечтая как ловко бы ты расправился с нахалом, будь ты супер героем.
Я потупился, потому что именно так бы я себя и повёл. В прошлом году училка поставила мне двойку за то, что я засмеялся на уроке. Так я весь день мечтал о шапке невидимке и планировал разные пакости.
- Понимаешь, - продолжил Димка, - не все люди, с которыми приходится общаться тебе симпатичны. Но ты должен стараться говорить спокойно даже с теми, чьи жизненные принципы отличаются от твоих. Вот человек закурил в автобусе, ты думаешь - он просто дебил. Может и так, а может и не совсем, может отца у него нет, а мать спилась, может дома он не бывает толком. Это он тебе кажется сильным, а его частенько прессует кто-нибудь ещё более злой и сильный.
- Это так любую сволочь оправдать можно. - буркнул я.
- Ну может ты и прав, однако своей агрессией ты его точно не изменишь, а вот словами можешь.
- Что ж ты деревенских словами не попытался менять, сразу в драку полез?
- Там другой случай, ты не путай. Одно дело когда тебя не трогают, или трогают случайно, другое дело когда откровенно унижают. Вообще к каждому человеку свой подход надо найти. С кем-то поговорить полезно, а кому-то и инвалидная коляска на пользу пойдет... ну шучу, конечно.
- А ты уверен, что правильно судишь?
- Не уверен, - воодушевленно ответил братишка, - но в этом-то и есть кайф!
- В чем? Людей бить?
- В непредсказуемости. Если всё знать заранее то и жить незачем. Если никогда не ошибаться, то и в правильных решениях радости не будет. Пойми, никто за нас не решает, ни мама, ни папа, ни даже Бог. Нет никаких правил, нет никаких законов, кроме правды. Если считаешь себя правым - действуй.
- У каждого своя правда. - озвучил я где-то услышанную фразу.
- Ну так! - обрадовался братишка. - это же прекрасно. Представь мир, в котором все люди одинаковые - ни врагов тебе, ни друзей, ни зла, ни добра.
- Да ну, сложно это уже для меня. - отмахнулся я. - Я лучше курочку жаренную представлю, или хотя бы компот.
- Жестокий ты человек! - простонал братишка, откидываясь назад. В животе у него заурчало. - О! Смотри уже светлеет небо на востоке.
- И месяц выше поднялся. Пойду пошарю в пакете, может случайно найду что-нибудь съедобное... Ого, а рыба-то цела, выдержала веревочка... даже живая ещё.
Мы с братишкой спустились к воде. Море почти полностью успокоилось, стало гладкое будто озеро, даже звёзды отражались. Рядом что-то колыхнулось, раздался громкий всплеск. Димка отпрыгнул от неожиданности. По воде побежали круги и снова всплеск. Я увидел плавник и блестящую круглую спину. А затем буквально в метре от меня из воды показалась улыбающаяся голова маленького дельфина.
- Обалдеть! - шепнул братишка.
- Ути! Мой хороший! - протянул я руки, но дельфинёнок кувыркнулся, отплыл. Я схватил из садка рыбу и бросил ее в воду. Дельфин шлепнул хвостом по воде, поднимая мерцающие в тусклом свете брызги.
- Смотри, ещё! - тронул меня за плечо Димка. Я поднял голову. Рядом с островом проплывала целая стая дельфинов. Мы с братишкой не сговариваясь начали брать рыбу и бросать её своим ночным гостям. Дельфины одарили нас весёлым свистящим криком. Братишка встал на колени и склонился над самой водой. Один дельфин подплыл почти к берегу, выглянул, приоткрыв рот. Удивительно! Обычно дикие дельфины побаиваются людей. Он несколько секунд смотрел прямо на Димку - вот что значит интеллект, понимает же! Братишка протянул ему последнего мелкого карася, дельфин аккуратно, но быстро "склевал" лакомство, благодарно замотал головой. Нырнул. И уже отплывая, один дельфин выпрыгнул из воды на пол метра, наверное, как бы говоря нам: "Пока ребята!"
После Димкиной леденящей истории про ужасы интерната, эти чудесные животные произвели особенно сильные впечатления. Сколько всё-таки в мире страшного, но сколько и прекрасного!
Через полчаса звезды стали тускнеть, небо зарозовело.
- Поплыли что ль? - поднял брови братишка. Мне тоже уже надоело ждать. Плыть в полной темноте - страшновато, а сейчас уже все-таки видно, если вдруг какой катер пройдет - должны заметить. Впрочем, ближайшие три часа на море было совсем тихо. Даже рыбаки ещё спали.
- Кеты придется тут оставить. - Я вздохнул и солдатиком прыгнул вперёд. Вода показалась чуть ли не горячей после прохладных камней. Это не могло не радовать. Братишка нырнул следом.
- Кто последний тот дурак? - спросил он.
- Самокритично.
Димка захихикал.
- Ладно, за лето научусь быстро плавать, буду тебе ещё фору давать.
- Минут через 35-40 ступим на большую землю. - прикинул я, начав грести неторопливым брасом.
Ощущения были необычными даже для меня, всё-таки жутковато было осознавать, что под гладкой, похожей на ртуть поверхностью воды прячется такая глубина. Конечно для того, чтобы утонуть и двух метров хватит, но утонуть на глубине было почему-то страшней. Над морем стелился туман, но видно было далеко. Мы не обронили ни одного слова за время заплыва. Всё прошло проще, чем я боялся, уже через полчаса я задел кончиком ноги водоросли - мы подплывали к берегу.
Было непривычно видеть городской пляж таким пустынным. Возле перевернутых лодок дремала парочка влюбленных, которые, видать, пришли на море встречать рассвет. Туристы посмотрели на нас как на сумасшедших. Но лица наши были наверное настолько уверенными, что те даже ничего не сказали, просто проводив странных "ихтиандров" взглядом.
- Ну чего, в лагерь? - спросил Димка.
- Погоди. - привстал я, выжимая рубашку, - давай немного обсохнем... выжми тоже плавки, а то сейчас они сами долго не высохнут... И заглянем в одно место, тут недалеко...
Мы немного прошли вглубь города, улицы были совершенно пусты, только грузовик "Молоко" с грохотом проехал мимо желтого мигающего светофора. Вообще стало уже довольно светло, но солнце ещё пряталось за горами. Я перескочил через декоративную ограду возле одной из пятиэтажек. Быстро постучал в окно на первом этаже. Стук этот, пронзивший утреннюю тишину, показалось, должен разбудить всю улицу, но проснулась только какая-то птаха, тут же зачирикавшая в ближайших кустах. Повторный стук явил нашему взору знакомую растрепанную голову. Окно отворилось, и, протирая глаза, к нам склонился заспанный Сережка. Похоже он в первую секунду действовал на автомате, потому что когда он наконец разглядел гостей, вся сонливость с него слетела в один миг.
- А вы чего такие мокрые? - спросил он, глядя то на меня, то на Димку. Мы молчали, сверля его строгими взглядами. Было видно, что он сам всё прекрасно понял. - Ща, секунду. - обеспокоено проговорил он.
После некоторой паузы он вновь появился, спрыгнув из окна во двор.
- И как это понимать? - упер я руки в бока.
- Я же за вами послал дядю Гришу! - попытался оправдаться этот "капитан дырявого корыта".
- Ты или врёшь, или дядя Гриша твой утонул. - буркнул Димка.
- Да нет. - заморгал Серёжка. - он вернулся, сказал, что на скалах вас уже не было, мол ему там какие-то рыбаки сказали, что видели двух мальчишек, да те уплыли как только тучу завидели.
- Какие ещё скалы? - тихо сказал я, но получилось очень зловеще. Если честно, злости я никакой не испытывал, но хотелось пожурить Серёжку, чтобы совесть его заела. Пока что удавалось.
- Ой дурак! - хлопнул он себя по лбу.
- От скал твоих до берега сто метров! - повысил я голос. - Стали бы мы сидеть всю ночь...
Серега съёжился, видно заново переосмыслил ужас произошедшего. Ну на самом-то деле это была одна из самых чудесных ночей в моей жизни, но пусть думает, что мы там чуть не померли.
- Ну Лёш, прости. - жалостливо скривился Серёжка, глядя то на меня, то на молчаливого Димку. - Чем мне сгладить свою вину?
- Ладно, не дёргайся так! - "Блин, прям сразу "Бродяги" вспомнились, крутой я стал, аж сам удивляюсь". - Сегодня сплаваешь на камни, возьмёшь там удочки... одежду нашу, которую пришлось оставить - на базу принесёшь"... Шнурки мне постирай и погладь... - я улыбнулся, хлопнув замешкавшегося Сережку по голому плечу. Тот сразу заулыбался, расслабился.
- И ножик верни. - добавил братишка. - Это просто не мой был на самом деле... только вот тельняшечку я тебе не отдам, извини. Она мне очень понравилась, к тому же она уже порвалась немного, зачем тебе такая?
- Да забирай-забирай! - обрадовался Сережка. Я ножик и так хотел вернуть, не честный обмен был... А тельняшек этих у меня полный шкаф.
- Ладно, бывай... Пойдём, Дим... А то ты уже дрожишь весь, в одних трусах на улице... Вот, а мы так всю ночь! - все-таки подколол я его ещё разочек, отходя.
- Рыбу-то поймали? - крикнул Серёжка вдогонку.
- Мы ее дельфинам скормили. - ответил раньше меня Димка, при чем ответил таким тоном, что усомниться в правде сказанного было невозможно. Серёжка приоткрыл рот, видимо начав понимать, что "Робинзоны" провели не такую уж ужасную ночь.

В лагерь мы пришли как раз к завтраку, но мысли о еде сразу спрятались, дав дорогу куда большему беспокойству. Даже безразличной к любой ругани братишка шёл склонив голову. Мы зашли в корпус, застыли в проеме перед холлом. Все наши были тут, и Артём, и Бровкины, и Ярик с Эдиком.
Воцарилась минутная тишина. Я почти сразу уставился на свои босые запыленные ноги, но успел заметить какие ребята были невыспавшиеся и обеспокоенные.
- Как пираты. - шепнул Юлик сестре на ушко, нарушив тишину. Действительно, в пыльной, пожелтевшей одежде, с растрепанными мокрыми волосами, пахнувшие водорослями мы сейчас были похожи на двух маленьких пиратов, а уж порвавшаяся на плече тельняшка братишки смотрелась совсем карикатурно.
- Картина маслом. - тихо пошутил Артём, но его голос показался мне совсем невесёлым. Я рискнул поднять голову, но тут же обжёгся об осуждающий взгляд Ярика.
- Мы не виноваты, - пролепетал я, понимая, что лучше молчать, - так получилось...
- Заткнись. - шикнул братишка. И уже в полный голос добавил: - Это я виноват!
- Нет, я. - тяжело протянул я, покачивая головой.
- Оба виноваты. - отрезала Машка. Сидели бы на пляже, ничего бы не случилось. Ребята всю ночь не спали, ждали когда вожатые вернуться, может ваши трупы найдут.
"Господи! Они небось и у бабушки были! Если мама узнает!.."
- Ну захотелось вам погулять. - очень спокойно, даже мягко сказал Артём. - Пусть так, я же всё понимаю, ну можно же было хотя бы сказать куда собрались?...
Я шмыгнул носом. Глаза уже заплыли влагой, достаточно было моргнуть, чтобы первые слезы покатились по щекам.
- А теперь из-за вас Артёма уволят. - огорошил молчавший до того Эдик.
Я зарыдал, даже не закрывая лицо. Силы руки поднять не было, навалилась запоздалая усталость от всего, что произошло. Слезы быстро капали на палас, сразу впитываясь.
- Ну прости нас Артём! - пропищал я, сам пугаясь своих слов. "Какой там прости?! По шее дать хорошенько - и то мало". Братишка понуро стоял рядом, не зная куда деть взгляд. Наверное ему тоже хотелось заплакать, но проклятый этот Январь научил его прятать слезы.
Вожатый медленно подошел, присел на корточки прямо напротив меня.
- Глупыш. - совсем по доброму сказал он, положив свою большую ладонь мне на голову. - Уволят и уволят. Главное, что вы живы здоровы. Я самую страшную ночь в жизни пережил, уже вас похоронил считай, а ты - уволят... это ерунда.
Я заревел ещё громче и, не выдержав, крепко прижался к груди Артёма. Вожатый нежно погладил меня по спине, успокаивая. Мне было ужасно стыдно, пусть даже Артём и простил нас, но ребята не простят. Как теперь им в глаза смотреть?
- Хватить ныть как девчонка! - вывел меня из оцепенения звонкий голос Саши. - Виноваты кончено, но не убиваться же теперь! Нашлись и слава Богу.
- А где вы были-то? - спросил Ярик. Я затаился, потому что голос друга не показался мне особенно ненавидящим или осуждающим.
- Попали в грозу на каких-то скалах посреди моря, - ответил Димка, - всю ночь там сидели, ждали когда шторм кончится.
- Не на скалах. - всхлипнул я, размазывая сопли по груди Артёма. - На камнях.
- Че-го?! - ошарашено воскликнули Ярик с Эдиком почти одновременно. - Это же в километре от берега... Артём, там островок три на три метра!
- Ну не такой конечно маленький, - засмущался братишка, - но волны здорово захлёстывали. Жалко рыбу всю смыло, мы вам хотели сюрприз к костру подготовить... - Димка осёкся. - А вообще чего я вру?... просто захотелось на яхте поплавать, я ни разу не катался даже на лодке, рыбу тоже ловил только в реке... мы думали на пару часиков всего, вы и не заметите.
- Ну ловили бы с берега! - возмутился Эдик.
- Дураки, что тут скажешь. - не стал спорить Димка.
- С берега твоего только шлепанцы рваные поймаешь. - зачем-то проворчал я, заикаясь. Была обида на себя и на всех. Я так и не отрывался от спасительной груди вожатого, лишь слушая голоса ребят.
- В общем молодцы, хорошо порыбачили. - констатировала Маша. - Пойдемте уже завтракать!
- Ой, а они же наверное голодные. - воскликнул голос Сашки...
В столовой ребята молча подвинули свои порции, как бы давая понять. Что хоть мы и идиоты, но они нас пожалуй прощают. Стало легче... правда ненадолго. После завтрака Эдик пригласил нас на серьезный разговор со своим папой.
Обычно очень добрый и спокойный Евгений Юрьевич на этот раз встретил нас грозным взглядом из-под густых бровей. Расплакаться и тут было уже как-то совсем позорно, потому я собрал силы и приготовился терпеть.
- Вы хоть понимаете, что произошло если бы вы утонули?
- Понимаем. - пробубнил я.
- Да неужели? - издевательски спросил он, наклонившись над столом. - В таком случае ваша вина ещё больше. Ничего вы не понимаете! - вдруг гаркнул он. - Это между прочим уголовное дело. И отвечал бы прежде всего ваш вожатый... и директор. Лагерь после такого могли бы вообще закрыть, ну во всяком случае начались бы непрерывные проверки по всем пунктам. Меня вместе с вашим любимым Артёмом посадили бы в тюрьму!
Я часто заморгал, но сдержал слёзы.
- Написали бы бумажку задним числом, - сказал братишка чуть ощетинившись, - что нас родители забрали под свою ответственность и всё.
- Всё?! - ударил кулаком по столу Евгений Юрьевич. - Нет не всё. О родителях вы тоже не подумали. Как бы они вернулись из отпуска, а я их встречаю и говорю - ваши дети утонули по моей вине. Так?! - мы промолчали. - Так! Бабушку вашу вообще бы инфаркт схватил. Ну раз вам на родителей плевать, хотя бы о друзьях подумали бы. - добавил он уже не злым, а разочарованным голосом. - Убирайтесь с глаз моих, и чтобы сидели как мышки, ни на море, ни на футбол, никуда...
Мы поспешно вышли. На улице нас ожидал Артём и Эдик. По их взгляду я догадался, что выглядели мы весьма удрученными.
- Ну что он сказал? - засеменил Эдька рядом со мной. Мы быстрым шагом отправились к корпусу.
- Ну орал. - нехотя ответил я.
- Чего орал-то?
- Ну, типа, какие мы дебилы. Как после нашей смерти у половины города случится сердечный приступ, а вторая половина поседеет.
- Ты вот смеёшься, - чуть улыбнулся Артём, - а я у себя сегодня нашел один седой волос.
- Ну значит будем теперь сидеть под арестом в палате. - зло проговорил я. - Взрослые вечно раздувают из мухи слона. Пацан на дерево залез - караул! "А если бы ты упал?! Как бы мама такое пережила?", или "Ты что по колючкам всяким шастаешь, глаз выколешь на всю жизнь инвалидом останешься!"... надоели! Мы же не виноваты, что все так нас любят. Что ж теперь, шаг влево, шаг вправо - побег?
- Виноваты. - тихим но уверенным голосом ответил Артём. - Вы в ответе за всех, кто вас любит.
- С какой такой стати? - продолжал я беситься, сам понимая, что во многом не прав.
- С такой, что люди дарят вам самое дорогое, что они готовы ради вас если не на всё, то на многое. А то, что ты сейчас говоришь - это сродни "Мама, я не просил меня рожать"... Детский сад.
- Да, ты прав Артём. - перебил меня Димка. - А ты, Лёш - не прав. Почему ты сразу об этом не подумал?
Я слегка растерялся, не ожидал от братишки такого прямого наезда. "И так со всех сторон давят, ещё и он! Я можно сказать ради него всё это устроил, а он теперь претензии высказывает". Мои глаза снова налились влагой.
- А ты что не подумал?! - обиженно крикнул я. - Ты же у нас самый умный!
Братишка опустил голову, сбавил ход.
- Какой там умный... бестолочь. - он запнулся, подбирая слова. - я просто не привык... - Димка сейчас казался очень искренним. - не привык, что меня кто-то любит. Не привык, что обо мне беспокоятся.
Я как-то сразу осунулся, отступил в сторону. Не хотелось больше вообще ни с кем говорить. Получалось так, что, действительно, только я во всём виноват. "Только бы побыстрей добраться до палаты и забиться под одеяло с головой".
Но пострадать я нормально не успел, так как почти сразу утонул в тяжелой сонной темноте. Проспал до самого ужина. А там уже как-то полегчало. Осталась только легкая вялость и грусть.

Два дня мы никуда не вылезали, сидели по большей части в палате. Честно говоря, и не хотелось сейчас особо гулять, к тому же каждый день лил дождь. После этого случая мы стали с братишкой ещё ближе. Теперь у него не было никаких секретов от меня, хотя он всё ещё смущался, если начинал говорить с кем-то в моём присутствии. Боялся, что я увижу, как он применяет свои необычные умения. Надо признать делал он это теперь гораздо реже.
Артёма и правда уволили, правда билет на поезд удалось достать только через три дня, так что пока ему разрешили остаться в отряде "на птичьих правах". Нам обещали потом дать какую-то новую вожатую, меня это совершенно не заботило. Таких как Артём уже точно не будет.
На третий день мы всё-таки вышли на улицу. Дождь кончился, но небо ещё оставалось рваным. Камни сверху быстро подсохли, а в нишах ещё темнели от сырости. Мутное море с глухим шумом накатывало на берег полными водорослей и песка волнами. Дул сильный ветер, рвал на груди рубашку. Проходящие вдоль кромки моря туристы придерживали кепки и панамы. В воду почти никто не лез. Пляж опустел, хотя и не полностью - многие туристы приходили полюбоваться штормовым морем, гуляли по пляжу, то туда, то сюда. Бегали спортсмены. Мне было немножко даже стыдно за ограду лагерного пляжа, всем этим людям приходилось подлезать под неё, или же обходить по щиколотку в воде.
Мы сидели на гребне намытой волной гальки. Димка умело метал камешки навстречу набегающим волнам. Я лежал на спине, подсунув ладонь под голову. У нас вроде бы начался тихий час, но было уже невыносимо маяться в палате, так что мы попросили Леру, посидеть на пляже. Она почему-то разрешила. Наверное уже никто не верил, что мы посмеем убежать.
- Живописная картина. - услышал я чей-то приближающийся голос.
- Не смотри ему в глаза. - тихо шепнул братишка. Я как раз начал приподниматься, поворачивая голову, так что успел заметить только модные джинсы и черную рубашку, застегнутую на пару пуговиц. - Это Май. - пояснил Димка взволнованным голосом.
Я вздрогнул. "Что?! Откуда он тут?" Я не сдержался, тут же посмотрев на лицо приближающегося гостя. Меня встретил ласковый взгляд совершенно нечеловеческих зеленоватых глаз. Я попытался послушаться братишку, но слишком поздно. Я был совершенно очарован! Никогда я ещё не видел таких людей. Ян выглядел словно сошедший с экрана артист Голливудского фильма... даже нет, те просто красивые, а он именно, что очаровывал. На вид ему было лет семнадцать, высокий, стройный. Непослушная прядь чуть вьющихся волос слегка прикрывала один глаз. Он двигался очень плавно и расковано, я сразу узнал знакомую манеру братишки. Но тут был совершенно другой уровень! Я не мог отвести взгляд, но при этом мне было совершенно очевидною, что Январь человек тёмный. Если в братишке я видел ангела, то тут, без вопросов, передо мной стоял сам дьявол... нет, опять плохое сравнение... скорее он был похож на мудрого и хитрого волка.
- Прекрати. - раздраженно крикнул Димка. Январь посмотрел на братишку, и тут же вокруг него будто рассыпалась невидимая скорлупа.
Я заморгал, встряхнул головой. "Что за наваждение? Парень как парень. Разве что модно одет".
- Ох, как я соскучился по этому взгляду. - улыбнулся он в сторону братишки.
- Ты зачем приехал? Как нас нашел? - совершенно негостеприимно ответил Димка.
- Хотел тебя повидать, прежде чем уеду навсегда.
- Уедешь?
- Да, собираюсь поискать счастье заграницей. Найду себе какую-нибудь тёплую маленькую страну, заживу спокойной жизнью.
- Не заживёшь. - прервал его Димка. - уже не сможешь.
- А это, что же и есть твой брат? - проигнорировал Ян Димкины слова. Слово "брат" он сказал с каким-то особенным выражением. - Признаться, я даже завидую ему. - Он взглянул на меня своими волчьими глазами, пронзая будто насквозь. - Как тебя зовут малыш?
- Лёша. - проговорил я, словно загипнотизированный.
- Сам ты малыш, - заступился за меня Димка. На него, похоже, все эти гипнозы совершенно не действовали, - он почти мой ровесник.
- Ну ты же тоже малыш. - улыбнулся Ян ещё шире. Он протянул руку и сделал движение, будто хочет дотронуться до Димкиной щеки тыльной стороной ладони. Но в последний момент остановился. Братишка сверлил его суровым взглядом. - Знаешь как без тебя там скучно стало? Одни дебилы вокруг, поговорить не с кем.
- Слушай, заканчивай свой спектакль. - отвернулся Димка.
- Вот. - повернулся Ян ко мне. - Всегда умел читать мои мысли. Удивительный дар. Ты его уж береги, таких больше нет. Ну, хотя, есть ещё конечно сам я, но брат твой куда талантливей. - он снова сказал слово брат с какой-то издевкой.
- Прекрати! - чуть ли не крикнул братишка.
- Я тебе помогу. - ответил Ян. - Ты же хочешь избавиться от... от меня... - он хмыкнул. Пусть так, твое право. А мне уже нет пути назад. Меня уже не изменить. Главное не закончить так же как Монгол.
- А что с ним? - быстро развернулся Димка, взглянув испуганно.
- Это ещё один повод, по которому я решил навестить тебя перед отъездом.
- Говори, не томи!
- Это чудовище съело само себя. - сказал Ян неожиданно ясным голосом. - Монгол повесился.
- Точно?! - аж подпрыгнул взволнованный братишка.
Январь кивнул. Димка открыл рот от изумления, я никогда прежде не видел его таким шокированным. Его ноги подогнулись и Димка рухнул на колени. Видимо он очень многого мне не рассказал, того, что могло нарушить мою психику. Про этого Монгола он говорил вскользь и без энтузиазма. Теперь я стал догадываться, что это и был корень всех братишкиных страданий - тот страх, который не давал ему жить спокойно даже здесь - за тысячи километров от интерната. Димка будто двигался в замедленном действии. Он то поднимал, то опускал глаза. Наконец его губы шелохнулись, снова напряглись и сразу же расплылись в торжествующей улыбке.
- И что сейчас с интернатом? - спросил он шёпотом.
Ян вскинул голову, гордо выставил вперёд ногу. Ему явно хотелось посмаковать этот момент.
- Похож ли я на императора Нейрона?! - наигранно крикнул он. - ...Мы же договаривались. Жалко, что ты этого не видел! Самое горячее воспоминание осталось.
Братишка приник к земле и принялся что-то радостно шептать, чуть ли не целуя гальку.
- Лёш, - внезапно обратился он ко мне, - ты только не обижайся на меня, но не мог бы ты сказать вожатым, что я до отбоя погуляю?
- Ладно. - растеряно ответил я, голос звучал очень обидчиво.
- Понимаешь, мне надо кое-что обсудить с Маем. Тебе будет не по себе от такого диалога, если хочешь, я потом расскажу. - Он повернулся к Яну. - Ты когда уезжаешь?
- Завтра. - ответил тот.
- Вот, это не на долго, - продолжил оправдываться Димка, - не обижайся, только. - повторил он умоляюще.
- Да не обижаюсь я. - пожал я плечами. - Вы только на всякие камни не плавайте. - Подмигнул я ему, удаляясь.

Мне было немного не по себе от этой встречи. Совсем не вовремя этот Ян наведался. Вдруг ещё надумает братишку к себе заграницу переманить или что-нибудь в таком духе... А хотя, бред. Не бросит меня Димка добровольно, ни за что!
Все-таки я сходил после ужина на пляж, взглянуть. Димка и Ян прохаживались по пляжу, о чём-то оживленно разговаривая. Братишка не казался слишком печальным. Я не стал подходить ближе - ладно, пусть общаются.
После ужина весь отряд вышел провожать Артёма. Было сказано много теплых слов. Все обнимали его, а девочки даже плакали. Сам Артём только улыбался, хотя было видно, как ему тяжело даётся эта улыбка. Я шел за ним до самых ворот, и когда он уже собрался пересечь границу территории лагеря, я вцепился в его руку, не отпуская. Было очень обидно, что Димка так и не вернулся, так и не успел попрощаться с вожатым.
- Я поеду с тобой. - непримиримо буркнул я. - Провожу до поезда.
Конечно Артём должен был сказать, что-то типа "Ты с ума сошел?". Но было видно, что он и сам не против моего предложения. Хоть на полчаса, а отсрочит свое одиночество.
- Нет, нельзя. - всё-таки выдавил он.
- Можно. Я всё равно сбегу и догоню! Мне уже ничего не важно.
Артём поморщился, затем махнул рукой, шепнув что-то себе под нос.
- Ладно, чёрт с тобой, поехали.
Я обрадовано запрыгнул ему на спину и, прижавшись головой к спине, тихо скомандовал "но".
- Эй, так мы не договаривались. - для порядка возмутился вожатый, но сбрасывать меня не стал.
В автобусе мы почти не разговаривали, как-то слова не находились. А вот на платформе среди вокзальной суеты мне вдруг захотелось сказать ему очень много всего важного.
- А может всё-таки останешься? - умоляюще сморщился я. - снимешь комнату, поживешь тут, а к нам в гости приходить будешь.
Артём покачал головой.
- Нет, не могу, я уже договорился о месте вожатого в другом лагере.
- Значит я тебя больше никогда не увижу? - опустил я голову.
- В августе наверное приеду. - Артём почему-то не смотрел на меня, нарочито глядел в другую сторону.
- Не наверное, а точно! - тряхнул я его за ворот рубашки.
- Да приеду, точно.
- Пообещай!
- Обещаю. - он всё-таки не сдержался и опустил голову, взглянув прямо на меня. В его глазах яркими искрами дрожали огни вокзала. - Да только вы меня забудете уже.
- Что за вздор! - чуть толкнул я его, обидевшись.
- У детей короткая память. Нет, конечно помнить будешь, но уже привязанности никакой. А лет через десять встретишь и вовсе не узнаешь.
Я промолчал. В этот момент машинист дал протяжный злой гудок. Пассажиры засуетились, проводница строго закричала, прося всех быстрей садиться на поезд. Артём ещё секунду стоял неподвижно, сжимая мои плечи, затем резко развернулся и в один прыжок оказался на верхней ступени вагона. Поезд медленно, но неотвратимо двинулся с места.
В горле защипало. Я застыл на месте, глядя как мой друг становится всё дальше и дальше. Глаза заплыли влагой. И когда поезд уже набрал немалый ход, во мне наконец что-то лопнуло.
- Артём! - заорал я пронзительным голосом, побежав со всей мочи. На пути мешались темные фигуры людей. Всё вокруг расплывалось, было будто нереальным. Я бежал так быстро, как только мог. - Артём! - я почти догнал его. - Я тебя никогда не забуду! Слышишь, никогда! Ни через десять лет, ни через двадцать!... - внезапно платформа закончилась, и я повис на бордюре, больно ударившись коленом о стальные прутья ограждения.
- Береги себя! - крикнул Артём, помахав рукой. В следующий миг его силуэт поглотила сгущающаяся тьма. Поезд несколько раз стукнул на прощание колесами, и стало тихо. Люди очень быстро расходились. Когда я подошёл к выходу, то кроме меня на платформе уже никого не осталось. Я двигался будто в воде, едва шевеля ногами.
От вокзала до города было пару километров, я видел как вихляет разбитая дорога. В лужах отражалось ещё светлое небо. Из наполненного ярким желтым светом автобуса выглянул усатый водитель.
- Мальчик, ты едешь? - крикнул он мне. - больше автобусов не будет.
Я покачал головой. Водитель со скрипом закрыл дверь и, газанув, двинул свой тарантас по колдобинам. Я даже не знаю, почему отказался. Хотелось побыть одному. Я молча пересёк дорогу и спустился в кювет. Тут было поле, раньше сажали кукурузу, но сейчас уже три года полю давали "отдохнуть". Так путь был чуть короче, да и не хотелось топать вдоль обочины, постоянно щурясь от фар встречных автомобилей. Уже через минуту я оказался совершенно оторванным от цивилизации. Если бы не огоньки водонапорной башни впереди, можно было бы подумать, что ты оказался за сотни километров от людей. Я шёл быстрым шагом, чувствуя как икры щекочет прохладная трава. Очень сильно пахло полынью. В начале июня поле ещё было полно диких цветов. Даже в темноте я различал голубовато-красный оттенок травы.
В груди щемило. Какое-то необъяснимое чувство. Тут скопилось всё сразу - и печаль и обида и беспокойство, но и какое-то умиротворение в то же время, а главное одиночество. Почему-то я ощущал себя брошенным, будто остался один на этом свете. Вспомнилась мама, кажется я не видел её целую вечность! Очень захотелось притулиться к ней под бок, задремать под тихую "бубнежку" телевизора...
Я внезапно замер. Мир вокруг застыл, стал неподвижным. Чёрные макушки пижмы и полыни не шевелились даже на миллиметр. Где-то вдалеке жалобно заклекотал сокол, с другой стороны запиликал одинокий сверчок. Я поднял голову. Необъятное небо ответило миллиардом сверкающих глаз. Мне кажется я увидел как на фоне общей неподвижности купол звезд едва заметно вращается.
"А что же братишка? Каково должно быть одиноко ему? Я не видел маму две недели, а уже соскучился. Он же не видел её несколько лет, да и хотел ли видеть? Впрочем, уже никогда не увидит... Друзья мои для него кто? Новые знакомые, не более. С папой он пообщаться толком не успел, мы всё время где-то гуляли. Может быть единственный его родной человек - это я. Приехал этот Май, и сразу я заревновал, обиделся. Даже не подумал, что с ним братишка общался три года, тогда как со мной только третий месяц. Да, пусть Ян не самый светлый человек, но, во-первых он спас братишке жизнь, во-вторых был его единственным другом в этом аду... Эх, всё-таки эгоист я. Думаю только о себе, какой я бедненький несчастненький"
Я тронулся с места, почти переходя на бег. Несмотря на все эти мысли, тоска никуда не пропала, только теперь она была перенаправлена на братишку. Я проецировал свои чувства на него, мне так было проще. Я мог помочь другому, но не знал как помочь самому себе. Наверное для меня формула Артёма работала правильно. Только в счастье другого я мог найти своё собственное.
Я вернулся в лагерь ближе к полночи. Корпус был закрыт, но для меня предусмотрительно оставили распахнутое окно. В холле с открытой книгой спала Лера, наверное ждала меня. Я аккуратно тряхнул её за плечо, шепнул, что всё в порядке. Она, кажется, не совсем понимая, что происходит, поднялась и пошла в вожатскую. Все уже спали. Я боялся, что не обнаружу Димку на месте. Однако, к моему счастью, его взлохмаченная голова уже вовсю посапывала на своём месте. Я аккуратно сел на краешек кровати, бережно поправил одеяло на братишкином плече. Мне хотелось обнять его, но тогда бы он непременно проснулся... Так и просидел несколько минут неподвижно.
"Ничего, братишка. Спи спокойно. Я тебя никогда не оставлю"

На следующий день снова было дождливо. С моря дул сильный шквальный ветер, волны выбрасывали на берег бурые обрывки водорослей. Даже свернутые зонтики опасно сгибались под шквальными порывами. На территории лагеря, правда, было потише. Ближе к обеду дождь почти прекратился, так, только морось мелкая осталась.
- Ты сейчас куда? - догнал меня Димка на выходе из столовой.
- А что? - с опаской спросил я.
- Да я сейчас иду Яна провожать, хотел тебя тоже позвать. - его голос показался мне слегка неестественным, но я промолчал.
- Знаешь, лучше может быть идите без меня.
- Почему? - округлил рот удивленный братишка.
Я засмущался, отвёл взгляд.
- Ну знаешь, я тут подумал, после той дискотеки так и не видел Светку. Она же и так обиделась, а я ещё и пропал на три дня.
- Да это не проблема. - обрадовался Димка. - По дороге зайдем к ней в гости... ну, то есть, ты зайдешь, мы подождем.
Деваться было некуда, так что пришлось согласиться. Получалось, что сколько на нас не орали, а за забор мы как лазали, так и продолжаем. Только теперь дырку заставили пустыми ящиками. Взрослый там теперь никак не пролезал... Да и пляж есть же...
Январь сегодня вёл себя по-свойски. Пожал мне руку, начал травить какие-то байки на абстрактные темы. Правда я то и дело озирался, было ощущение, будто все прохожие пялятся на нас, уж больно Ян выделялся из толпы своей необычностью. Впрочем, заглядывались на него преимущественно девушки. Сам он их полностью игнорировал, сосредоточившись на нас. Он наверное хотел произвести на меня впечатление, потому что зачем-то попросил прикурить у скучающего на посту молодого сержанта милиции... Ну уж после общения с братишкой таким меня было точно не сразить.
Когда мы уже подходили к дому Светки и Игорька нам неожиданно встретился Мешков.
- О привет! - обрадовался я знакомому. Честно говоря, я немного нервничал перед разговором со Светкой, так что подсознательно хотел отсрочить этот момент.
- Привет. - удивился Мешков. Он как всегда был в каком-то нелепом растянутом свитере и сапогах на босу ногу.
- Какие люди! - похлопал его по плечу Димка. - Тимофей, давно не виделись. Как дела?
Мешков промямлил что-то невнятное, испугано взглянув на нависшего над ним Яна. Он, видно, куда-то спешил. Да мы не стали задерживать.
- Да уж. - скептически протянул Январь, когда мы немного отошли. - И ты теперь с такими общаешься? - с какой-то пожалуй даже брезгливой улыбкой спросил он братишку.
- Да. - твердо ответил тот.
- Сложно?
- Вначале было немножко непривычно, а сейчас, знаешь, - Димкино лицо вдруг расцвело, - сейчас отлично!
- Счастливый ты человек, как я погляжу. - с легкой иронией в голосе прокомментировал Январь. Он повернулся ко мне: - Ну что, Ромео, иди к своей возлюбленной, мы ждём.
Я поспешил прибавить шаг. Лучше уж пусть Светка мне мозги полоскать будет, чем этот Ян. В своих прогнозах я не ошибся - пропалывающая грядку с морковкой, Света встретила меня коротким суровым взглядом из-под бровей.
- О, явился утопленничек. - кинула она, отвернулась и продолжила свою работу.
- Здравствуй. - сказал я примирительно. - Меня уже все ругали, я привык.
- Я не все! - резко обернулась Светка, отшвырнув горсть сорняков.
- Ну поори на меня если хочешь. - спокойно ответил я. - Почему-то мне хотелось улыбаться. Её эта злость была совсем не то, что у взрослых. Она беспокоилась только за меня, совсем не думая о себе. Впрочем, сам я не мог похвастаться такой чуткостью. - Я оправдываться не буду. Если хочешь, чтобы я ушел, я уйду... Да я и заглянул-то на минутку. Меня там ждут...
- Тебя вечно кто-то ждёт. - обиделась Света, хотя злость с неё сразу же сошла. - Зачем пришел? Говори!
Я замешкался. "Зачем я собственно пришел? Что за глупый вопрос".
- Просто захотел тебя увидеть. - ответил я правду.
- Увидел? Дальше что? - она уперла руки в бока, сдув прядь упавших на нос волос. Меня это очень развеселило, так что я не выдержал и улыбнулся. - Чего лыбишься?! - вновь разозлилась Светка.
- Хватит беситься. - улыбнулся я ещё шире. - Я тебя люблю, вот и пришел. - Светка вздрогнула, по её лицу пронеслись сразу все эмоции: и радость, и обида, и раздражение, и тревога. Всё-таки правда - сильная вещь. Пусть братишка восхваляет силу обмана, но правда всё равно сильней... Но если уж говорить правду, то говорить до конца... - Да, люблю. - снова сказал я, посерьезнев. - Ты мне очень дорога, однако тебя люблю не только я... Но есть один человек, который мне дороже тебя. - Света снова вздрогнула, на этот раз от страха, она сразу будто уменьшилась - сжалась вся. - Этот человек мой брат. Извини, но ему я в эти дни был нужен больше чем тебе. - Я сказал это и она тут же расслабилась, даже как будто улыбнулась. В этот момент на секунду сквозь облака пробился луч света, осветив её светлые легкие волосы. - Понимаешь, - опустил я голову, - его ведь никто больше не любит. Я это понял совсем недавно.
- Дурак он. - сказала Светка кокетливо. - И ты дурак. Два сапога - пара.
- Любовь зла. - развел я руками, мол - дурак, а тебе-то нравлюсь.
- Иди уже к своему Димке! - отмахнулась довольная таким раскладом Светка.
- Знаешь, - сказал я, развернувшись, - я уже решил, что не пойду в лагерь на следующую смену. Можно будет больше времени проводить вместе.
- Отлично. - с ехидцей бросила Светка. - Раз без дела останешься, будешь мне помогать грядки копать...

Мы не спеша пошли в другой конец города. До прибытия нужного междугороднего автобуса оставалось ещё около двух часов. Так что спешить было особо некуда. Ян то и дело подтрунивал над Димкой на тему захолустности нашего городка. Но в то же время в его голосе мне чудилась зависть.
- Так ты же сам собирался найти горд поспокойней. - рискнул я встрять в их диалог.
- Да нет, - вздохнул он, - Дима прав, не получиться уже. Так что поеду я в Америку.
- Ого! И что там делать собираешься?
- Пока не решил, но возможностей там хватает. Может быть займусь бизнесом, а может и в политику пойду, там такие монстры как я не будут слишком сильно выделяться. - было непонятно, пошутил он или говорил всерьез, я не стал уточнять.
- Ты конечно не красавчик, - подколол его братишка, - но и не такой страшный, как возомнил... В английском ты не бум-бум. Какой там бизнес?!... уж не говоря о политике.
- Да ладно. - не стал расстраиваться Ян. - язык выучу как-нибудь, а без денег уж не останусь... С моим-то умением буду крутить миллионами... Да вот хотя бы!... Можно только на одних спорах разжиреть от прибыли.
- Каких спорах? - не понял я.
- Смотри. - хмыкнул он, подскакивая к ближайшей калитке. Мы как раз шли вдоль домиков с огородами - на вроде нашего или Светкиного. Ян ударил мыском ботинка по прогнившей доске. За забором зловеще залаяли... точнее залаяла одна собака, но залаяла очень неприветливо! Она встала на задние лапы, явив свою свирепую клыкастую морду прямо перед ухмыляющимся Яном.
- Ути-пути. - потрепал тот собаку по загривку. Не ожидавший такой наглости, пёс растерялся и защелкал зубами с явным запозданием, когда Январь уже убрал ладонь. Я машинально отодвинулся за спину братишки и судя по всему правильно сделал, потому что следующим движением Ян открыл калитку, выпуская эту здоровенную лающую псину на улицу. Каково же было мое удивление, когда собака не только не стала бросаться на наглеца, а испуганно поджав хвост попятилась вглубь двора.
- Стоять! - прорычал Ян совершенно нечеловеческим голосом. Он сам оскалился будто собака, глаза полыхали суровой ненавистью. Это длилось секунду, в следующий миг лицо его стало спокойным, только взгляд - волчий взгляд волчьих глаз. Он двинулся вперед и собака, задрожав юркнула в свою будку. Это было ещё не всё. Ян опустился на колени, и, протянув руки в дыру, с силой вытащил взвизгнувшую от ужаса бедную собачку. - В глаза мне смотри! - крикнул он, глядя на неё в упор. "Щеночек" попытался сопротивляться, завертелся, заскулил. Наконец Ян сжалился, и отпустил жертву. - Ну как? - широко улыбнулся он, выйдя к нам. Легкий волчий оскал ещё прослеживался в этой его улыбке.
- Обалдеть! - озвучил я свои истинные чувства.
- Вот, так можно заработать до пяти литров в день.
- Литров? - ступил я, от растерянности.
- Водки. - картинно взмахнул рукой Январь. - На деньги почему-то никто спорить не любит.
Я повернулся к совершенно не впечатлённому этим спектаклем братишке.
- А ты так можешь?
- Не знаю, не пробовал. - откровенно соврал он.
- Сейчас уже вряд ли. - ответил за него Ян. - Он же у нас теперь стал хороший мальчик. - Он издевательски хохотнул. - Правильно я говорю? А, Дим? - Братишка отвёл взгляд, как-то сконфузился весь. - Или нет? Может быть что-то хочешь рассказать своему братику... - Январь посмотрел на меня с наигранным обожанием... а может и не совсем наигранным, мне снова показалось, что он немного завидует Димке и потому подкалывает его. - Может быть хочешь что-то рассказать?
- Не хочу. - тихо ответил Димка, бросив взгляд из-подо лба.
- Ну дело твоё. - оскалился Ян. - В конце концов у каждого человека должна быть своя тайна. - он повернулся ко мне. - Вот у тебя, Лёша, есть тайна?
"Есть ли у меня тайна?" В другой раз я бы соврал, что нет, но сейчас у меня не осталось тайн, впрочем одна всё-таки была, не совсем моя, но...
- У нас есть одна общая тайна, у меня и у моих друзей.
Ян склонился ко мне, прильнув к самому уху.
- Расскажи, а? - шепнул он. - Да шучу, шучу. Расслабься ты... Удивительно... он меня одновременно и бесил и чем-то завораживал. - скажи всем, что у тебя есть тайна, и тебя будут уважать, ибо ты обладаешь знаниями, а знания - главное для людского рода.
Я промолчал. Я был не уверен, что наша тайна так важна для людского рода. Думаю она прежде всего важна именно для нас, потому что объединяла, делала нашу дружбу крепче.
- Это сокровище. - ответил я, сам не знаю, почему. Братишка взглянул на меня не очень добрым взглядом.
- О! Дай в долг до получки! - снова перевел всё в шутку Январь.
- Оно не стоит денег. - спокойно ответил я. Мы уже вышли из города, тут среди поросших лебедой камней, на пустой дороге я почему-то чувствовал себя более раскованно.
- Какое же это сокровище? - удивился Ян.
- Бесценное. - ответил за меня братишка.
- Вы меня заинтриговали, - улыбнулся Ян, - ну да ладно, не стану допытываться. Тайна должна оставаться тайной. Только так она интересна. Ведь большинство тайн на самом деле ничего из себя не представляют.

Остановка располагалась на гребне горы, тут дорога делала петлю и уходила выше по серпантину. Если обернуться, то можно было увидеть море, с другой же стороны открывался вид на ущелье. Дорога показывалась из-за скал и деревьев то тут, то там, превращаясь вдали в тонкую желтую змейку.
Дождь снова разошелся, или может быть так казалось по стекающим с крыши ручейкам воды. Пока мы шли я не обращал внимание, а сейчас будто под сильный ливень попали.
- О, гляди-ка, - пнул Ян ногой целлофановый пакет с мусором, - цивилизация и сюда добралась. И, что самое смешное, пакетик-то не швырнули в кювет, а вроде как спрятали даже. Оставили, так сказать, капельку святого. Вдруг кто добрый подберёт и за них до свалки довезёт. Хорошие люди, что тут скажешь.
- Ну не всем же воротить миллионами. - подколол приятеля Димка. Вообще, как и вчера, братишка мне не очень нравился, было в нём снова это напряжение, которое вроде бы стало исчезать после ночи на остове.
- Глупость - ещё не значит хамство. Простого честного человека всякий уважает. Он если и сделает ерунду, то не со зла. А вот такие мелочные лицемеры - совсем другое дело.
- Лицемеры? - переспросил я.
- Да, - кивнул Ян, впервые, наверное, за два дня он показался мне серьёзным, - уверен, что тот кто это сделал в обычной жизни следит за своей репутацией, какая-нибудь добрая тётушка, считающая себя если не святой, то уж точно правильной... правильно живущей - скажем так.
- Ну тебе легко судить. - зачем-то стал я продолжать диалог. - Другие люди не могут залезть в будку к свирепому псу, не все такие сильные и смелые.
- Ты прав. - глянул на меня Январь, как мне показалось, с определенным уважением. - Люди вообще существа весьма трусливые. Они бояться не только собак... это как раз не самое печальное... Люди бояться думать. Бояться принимать решения, бояться учиться, узнавать что-то новое... бояться всего на свете, ничего не знают и держаться за то, что понятно, как за основу и норму... И всё это из поколения в поколение. - Ян будто сверкнул глазами, но в следующий миг успокоился, добавил: - Ладно, на кострах перестали сжигать "не таких", и то хорошо.
- Может ты и прав, - согласился я, - да не так-то легко определить, что за человек. У вас, вон, сколько времени ушло.
Ян и Димка переглянулись, обменялись невеселыми ухмылками.
- Не совсем. - ответил Ян. - Времени ушло и правда не мало, да только всё оно ушло на то, чтобы понять простые вещи. Может быть слышал про тибетских монахов, или прочих отшельников? Люди годами сидят на одном месте, пытаясь найти гармонию, понять себя и ответить на фундаментальные вопросы... И что же? Спроси у него потом, чего он там нашёл? Ничего нового не услышишь.
Я ждал, что Ян продолжит фразу, но он молчал.
- Так как вы понимаете людей, если те так хорошо научились прятаться под "маской"?
Вместо Яна, мне ответил братишка:
- Так смотреть-то надо не глазами. - тихо сказал он. - тогда и никакой маски не увидишь. Вон, глянь на Мая, лучше него во всём мире артиста не найдешь... А ты же прекрасно понимаешь, что он за человек.
- Дерзко. - приподнял брови Ян. - Но возразить, пожалуй, нечего... Впрочем, такого наивного мальчика всё равно обмануть проще простого.
Я не стал спорить, посмотрев на дорогу. Вдали из туннеля выполз маленький красный "Икарус".
- О, а вон и твой автобус. - спокойно сказал я.
- Где?! - почему-то вскочил встревожившийся Димка.
- Да не суетись, он до сюда по серпантину ещё минут пять будет пилить.
Ян тоже поднялся с каменной лавки. Вытянул руку, подставив ладонь под струящиеся с крыши капли дождя.
- Ну что, - повернулся он к Димке, - будешь говорить? - братишка неуверенно повертел головой, он прятал от меня глаза. В моей груди сразу застучало, забилось с ужасом напуганное сердце. Очень мне всё это не понравилось. - ...Смотри, сейчас не сможешь, потом уже не получится. Так и будешь мучиться всю жизнь. - Ян смерил меня оценивающим взглядом, снова повернулся к Димке. - А то может со мной рванёшь?
Я не стерпел, прыгнул вперёд, вцепился в ворот его рубашки. "Может собаки его и бояться, да я-то не собака!.. У меня ты, сволочь, братишку не отнимешь!"
- Убирайся! - прорычал я не своим голосом.
- Эй, - хохотнул Ян, - ты что одежду портишь? Я никого силком не тащу. Нет, так нет. Пусть живет со своей тайной, раз ему так больше нравится.
- Да какой ещё тайной?! - чуть ли не заорал я, оборачиваясь к Димке. Тот сидел на лавочке, сильно согнувшись и обхватив голову руками. Он пошатывался взад-вперед. Это продолжалось несколько секунд, а мне показалось, что прошло несколько часов... Наконец братишка замер, поднял голову, посмотрел на меня виноватым взглядом. Даже сейчас в этой пасмурной полутьме его глаза сияли небесной синевой.
- Хорошо, я расскажу. - выдохнул он.
- Что? - опустил я ослабевшие руки. После бешенного ритма моё сердце теперь словно замерло. В ушах противно зазвенело. Я почувствовал что-то невероятно страшное.
- Ну, - братишка сглотнул, часто задышав - понимаешь... Дело в том... что я не твой брат...
Меня словно по голове кувалдой ударили, ноги подкосились, я сделал шаг назад и, прислонившись спиной к шершавому царапающему бетону, медленно опустился на корточки.
- Как? - шепнули мои губы.
- Я сирота. - едва слышно ответил братишка, и чуть громче добавил: - всегда хотел иметь брата... У нас в интернате и правда был Дима Кирин - твой настоящий брат, но он погиб вместе со свей матерью... тебе же папа, то есть дядя Вова не рассказывал подробностей... - братишка с трудом выдавливал из себя каждое слово, уперев взгляд в пол. - Я совершенно случайно узнал, что у него был брат, то есть - ты. Май помог мне подделать документы... да там и подделывать особо было нечего, написали письмо, да и всё. - Братишка (или не братишка?) наконец через силу поднял глаза, посмотрев на меня загнанным щенячьим взглядом... Я сглотнул густой колючий комок. - Я наверное поеду. - вздыхая, проговорил он. Ты меня больше не захочешь видеть, после такого отвратительного обмана. Ты меня теперь ненавидишь... И правильно делаешь.
Я почти не слышал его последние слова через навалившуюся на меня липкую серую пелену ужаса. Весь мир рушился, распадался на части, на мелкие осколки. Я открыл глаза на всю ширину, но они ничего не видели. Кругом мелькали горячие чёрные точки. В голове гудело. Вихри обрывочных мыслей неслись перед внутренним взором. Всё это нарастало и нарастало, пока наконец не превратилось в хрустальный тонкий звон. Я резко поднял голову. Посмотрел на него глазами младенца.
Всё лишнее исчезло! Всё ненужное и не важное больше не существовало. Все вещи, все мысли будто стали стеклянными - прозрачными. Я совершенно точно знал, чего я хочу. То, на что у всех эти монахов уходили десятилетия, произошло со мной за несколько секунд... страшных секунд.
- Стой. - сказал я дрожащим голосом. Мне захотелось протянуть руку, чтобы схватить его, но получился только какой-то невнятный выпад непослушной кисти. Постепенно мир обретал привычные очертания, но разум ещё оставался чистым. Я ощутил как по щекам катятся крупные горячие капли. - Подожди. Не уезжай. Останься... Я не ненавижу тебя. Ты только не уезжай... - я попытался улыбнуться, но только всхлипнул. - мне всё равно, что ты не мой родной, всё равно, что ты меня обманывал. Всё это не важно. Ты всё равно мой брат! Слышишь?! - мой голос непривычно зазвенел. Братишка часто дышал, будто задыхался. Его широко открытые глаза, не мигая, глядели мне будто в самую душу. - Слышишь?! Я все равно люблю тебя! Может быть ещё... даже больше! Раз ты сирота - это значит, что тебя никто никогда не любил. А я люблю! - последние слова я заорал, срываясь на визг. Братишка задышал ещё чаще, открыл дрожавшие губы.
И тут я услышал смех. Совершенно реальный издевательский смех Яна. Он всё усиливался, превратившись в настоящий хохот.
- Поверил! - выдавил он через слезы, чуть ли не согнувшись пополам. - Это он так насквозь видит! И в такую глупость поверил! - Ян ухватился за мое плечо, чтобы устоять на ногах. Он всё смеялся и смеялся, а мир внутри меня со страшным скрежетанием и грохотом начал поворачиваться обратно - на прежнее место. - Да ты в зеркало посмотри. - чуть успокоившись, выдал Ян. - Вы же с ним похожи как две капли воды, только ты тёмненький... Ха-ха, тёмненький - это уж точно, и глупенький. Поверил не кому-то, а такому вруну как Январь. И всё про меня ведь знал, а всё равно поверил, даже не усомнился. Слушай, я не могу больше с вами... Где там мой автобус?... Тут со смеху помереть можно!
Я медленно, как во сне, повернул голову, пожирая братишку взглядом сумасшедших глаз. Он вжался в угол, словно бы стал младше на пару лет.
- Это шуточки значит у вас такие? - проговорил я на редкость спокойным голосом. Братишка часто замотал головой, на него было больно смотреть...
Я рванул с места. Совершенно не понимая, зачем и куда. Главное было бежать - по камням, по колючкам, по липкой мокрой грязи, через хлещущий по лицу дождь - лишь бы прочь! Я слышал как Димка жалобно крикнул далеко позади, но я бегал быстрей. Тяжёлые серые облака клубились совсем низко, море вдалеке сливалось с небом. Я свернул с дороги, рванув через кусты напрямик - по гладким камням, между скал. Я бежал наверное даже быстрей, чем когда спасался от деревенских. И сейчас я точно знал, что не споткнусь, не упаду, хотя я почти ничего не видел перед собой. Слезы застилали глаза, искривляли окружающий мир. Мне было очень-очень обидно. Я одновременно любил братишку и ненавидел его за такую злую шутку. "Вывернули меня наизнанку, словно плюшевого зайца, а я ведь живой человек! Разве можно так разыгрывать?! Совсем помешались на своём проклятом обмане, на своих тайнах!"
Внезапно я осознал куда бегу, я понял это сразу, но сперва не осознал... Черные как гигантские клыки, скалы уже нависали левее тропинки. Я нагнулся, схватил с земли огромный камень, в другой раз я бы такой и с места не сдвинул. И тут я понял, что если остановлюсь, то уже не смогу, и если спущусь - то передумаю... я начал сомневаться. В спину кольнул предательский страх.
"Нет! Я должен! Я не трус!"
- Я не трус! - крикнул я в пустоту... и прыгнул...
"Бум" - стукнуло сердце. Тело зависло в высшей точке, словно не собираясь падать. "Господи, какая красота!" Я ощущал мир каждой клеточкой. Вот капелька дождя кольнула щеку, вторая задела губу, нос. Вот гигантские ревущие волны грозно вздымаются под ногами - в бескрайней кипящей морской бездне. Вот совсем рядом открыла клюв белая чайка, зависла в воздухе так же как я, смотрит удивленным глазом. "Если мне суждено сейчас умереть, то это будет самая красивая смерть в мире!"
Бездна разинула пасть, капли дождя неожиданно замедлились, а вот моё тело ускорилось, понеслось всё быстрей и быстрей - вниз! Камень тянул за собой мои руки, словно превратившись на миг в маленькую комету. Огромная пенистая волна со страшным рёвом потянулась навстречу и в следующий миг мои уши, нос и глаза заполнила солёная вода. Всё тело обожгло. Я приготовился к сильному удару о дно, но тащивший меня в чёрную пучину камень никак не останавливался. "И мы пытались досюда донырнуть?!" На уши уже прилично давило, но я через силу терпел, лучше умереть, чем отступить сейчас!
"Наконец-то!" Камень остановился, пальцы коснулись песчаного дна. Ничего невидящие глаза заморгали почти в полной темноте. Я поднял голову, ужаснувшись глубине, едва различимый тусклый свет с трудом пробивался сквозь дрожащее серое покрывало поверхности. В ужасе я зашарил руками наугад и вдруг укололся обо что-то острое. Это была она! Неожиданная удача дала мне сил. Вцепившись в гигантскую ракушку мертвой хваткой, я оттолкнулся ото дна, начав грести ногами изо всех сил. На миг показалось, что я снова тону, но свет впереди стал ярче. Я даже не думал о кончившемся воздухе, лишь бы только донести её! Не бросать снова в эту холодную тьму. Это как предательство! А я сейчас воспринимал нашу драгоценную ракушку как живое существо. Сколько лет она лежала на дне, ожидая, когда теплые людские руки спасут её от забвения?...
Неожиданно мои лёгкие обожгло резанувшим по горлу воздухом. Сразу за ним в рот ринулась соленая вода. Я закашлялся, едва не уронив сокровище. Сзади меня с головой накрыла волна. Я едва выплыл, зачерпнув губами ещё глоток воздуха.
- Лёша! - закричал знакомый голос откуда-то издалека. Погружаясь под очередную волну, я сквозь воду увидел дрожащий черный силуэт на самой вершине скалы. "Неужели я только что нырял с такой огромной высоты?!" - Лёшка! - снова долетел до меня братишкин крик, смешиваясь с криками чаек. Было в этом возгласе столько отчаяния, что, уже почти перестав бороться со свирепым морем, я снова напрягся изо всех сил, делая заветный глоток. Я вдруг понял зачем Май всё это придумал, зачем он приехал, зачем так зло обманул меня, и почему так неестественно и обидно смеялся...
Берег был уже совсем рядом. Тяжелые волны ударялись о камни, разбиваясь на миллионы осколков. Я изогнулся до боли в спине, чтобы хоть на секунду снова посмотреть на Димку. Он уже был ближе, успел спуститься.
- Лёшка! - закричал он полным ужаса голосом, ища меня глазами среди ревущих волн.
- Бра... Братишка! - крикнул я онемевшими от холода губами. В этот момент волна ушла вперёд, чуть не потащив меня за собой прямо на камни. Я набрал в грудь побольше воздуха и закричал так громко, как только мог: - Братишка!
В следующий миг, вспыхнувший впереди пенный взрыв, накрыл меня с головой. Я отчаянным движением рванул непомерно тяжелую ракушку из-под живота вперёд, сам погружаясь на дно. В глазах потемнело...

Показалось, что прошло одно мгновение. Из горла вырвался хриплый кашель. Я увидел Димкино лицо прямо перед собой, из моего рта в это лицо вместе с кашлем хлынула соленая морская вода. Я ощутил привкус крови. Закашлялся ещё сильней, отплевываясь мерзкой жидкостью.
- Живой?! - срывающимся голосом произнес братишка. - Жив... жив, Лёшка... - он согнулся, прижался ухом к моей груди, стал слушать сердце. - Живой! Живой! - Он взглянул на меня каким-то совсем детским радостным взглядом и, вдруг, его бледное, словно прозрачное лицо исказилось в непривычной гримасе. А в следующий миг из его горла вырвался странный гортанный звук. - Живой! - Братишка заскулил как щенок и в то же мгновение будто взорвался изнутри - зарыдал во весь голос! Из его синих глаз, смешиваясь с каплями дождя и морскими брызгами хлынули настоящие тёплые слезы. Он ревел в самом деле!
"Выходит - я захлебнулся, а он значит спас меня... Но как же?!" Я резко приподнялся, упёрся локтем в острый выступ. На краю камня лежала она - но нет, не ракушка. По моим губам поползла слабая улыбка. Это был кусок корыта! Обыкновенный кусок старого корыта, поросший мидиями и ржавчиной. Он действительно сильно напоминал ракушку, было легко ошибиться... но всё же...
"Вот так вот! Наше сокровище, за которое я чуть не умер - оказалось обыкновенным корытом! Какая же глупость... Какой же я дурак! Нет никаких сокровищ, кроме людей. Нет никаких тайн, кроме тех слов, что хочешь сказать больше всего на свете... Я сказал эти слова братишке, и последняя скорлупа в нём раскололась, пропуская в душу свет".
Не совсем контролируя себя, я медленно выпрямил ногу, чуть коснулся "сокровища"... Корыто жалостливо скрипнуло на прощание, скользнуло по камню и, на миг замерев, исчезло в пенной глубине.
Сил больше не осталось, и я откинулся назад. Перед моим взором открылось необъятное небо. Мне показалось, что я падаю в это небо, точь в точь, как только что падал в такое же бескрайнее море. Только теперь страха не было... И тогда я засмеялся, вначале тихо, а потом всё громче и радостней. Чайки быстро метались над нами, недовольно кричали, не понимая, что тут смешного. Но я никак не мог остановиться. А рядом всхлипывал, вздрагивал от плача братишка, всё повторяя дрожащим голосом:
- Я живой... Я живой!..

©Комаров Александр Евгеньевич, 11.02.2015