1. Незнакомец в чёрном

На полутемных улицах царила тишина. Наглухо запертые двери и окна, безразличные ко всему, тускло освещались маленькими фонариками; да и то не везде. Иногда приходилось пробираться ощупью, прижимаясь спиной к холодным и шершавым каменным стенам. Под ногами, то и дело, попадались острые камни и битые стекла. В любое мгновение тело могла пронзить острая резкая боль. Где-нибудь в темноте наверное лежит тот самый осколок, мечтающий проткнуть огрубевшую от долгих скитаний босиком, мальчишечью пятку. Стоило представить онемевшую окровавленную ногу, как страх сковывал сердце.
Но больше всего, его мучил голод. Спасибо пастухам; они накормили утром. Иначе, он не дошел бы до города… Тогда была цель — добраться. А сейчас все мечты разбились о неизвестность.
Мальчик так измучался, что решил постучать в какую-нибудь дверь; но смог только занести кулак. Его осенила внезапная догадка — не откроют! Кому нужен нищий оборванец, у которого на себе рваная рубаха да короткие, едва доходящие до колен, штаны?
Да. Скоро. Может уже утром, его найдут мертвым. Труп, конечно, закопают где-нибудь… А может, камень на шею, и в ров, что у крепостной стены…
Подумав об этом, мальчик поежился. Ему стало жалко самого себя; он даже собрался заплакать от отчаянья. Кулак машинально опустился, стукнув о доски двери. Тут же открылось маленькое окошечко. Мальчик краем глаза заметил висящую над головой медную тушу с воткнутыми ножами. Это трактир. Могут впустить. Ненадолго… Узнают, что нет денег, и вышвырнут…

* * *

Из окошечка хлынул свет. Осветил голую грудь мальчика. А на груди…
Мальчик поскорее запахнул рубашку. Этот камень, чистый, голубой, прозрачный, висевший на простой веревке, никак не подходил ему. Откуда он, мальчик и сам не знал. Сколько он себя помнил, камень все время висел на груди. Он был немного теплым; мальчику иногда казалось, что в нем горит огонек. Когда на его грани падал луч солнца, внутри извивались алые прожилки.
Дверь распахнулась. Невысокий толстый мужичек молча кивнул головой — входи…
Мальчик не мог удивиться; ноги едва держали его. Приходилось все время напрягаться, чтобы не упасть. Он смутно помнил, как его усадили за стол, дали что-то вкусное… Он ел, наслаждаясь своим невероятным везением; у него мелькнула мысль, что хозяин трактира очень добрый и милый человек. Может он приютит его, хотя бы денька на два…

А хозяин не мог спустить глаз со своего неожиданного гостя. Глаза его пронизывали мальчика насквозь, пытаясь заглянуть под рубашку. Бедный малыш! Он не знал об этом. За все десять лет его жизни ему, слава богу, встречались честные и добрые люди. А может только теперь чужой глаз увидел камень, который мальчик все же старался никому не показывать?
Хозяин усиленно думал. Голубые искры жгли его душу. Мальчика надо приголубить… Уложить спать… Только вот куда? В постель — он грязный. Да и спит уже, уронив голову на стол.
Тихое посапыванье взвеселило хозяина. Вот сейчас… Нет, лучше по-другому. Завтра они пойдут в лес за ягодами. А там…
Вот так. Кто вспомнит грязного малолетнего оборванца? Сейчас надо принести сена, расстелить его на лавке, уложить дорогого гостя…
Мальчик встрепенулся, как только хозяин притронулся к нему.
— Тихо. Сейчас спать будем.
Мальчик кивнул, покачиваясь подошел к лавке, сел. Силы тут же покинули его. Он, тяжело повалившись на бок, лишился чувств.
Тут уж хозяин не смог сдержаться. Он сразу кинулся к нему. Через несколько мгновений его пальцы, судорожно дрожа, обхватили голубой кристалл. Острый нож, сжатый почему-то в левой руке, полоснул веревку…
Но что за дьявольщина! Лезвие из лучшей заморской стали треснуло у самой рукоятки, и развалившись на несколько частей, оказалось на полу! Неужто веревка заколдована? Выходит, и мальчик не прост. Не стоит так рисковать. Лучше в лесу. Завтра.

* * *

Странное непонятное ощущение привело мальчика в сознание. Он разлепил ресницы и тут же понял, что ему надо срочно во двор, чтобы не случилось маленькой мокрой неприятности, которая все ж довольно часто настигала его по утрам, или мучила при малейшем испуге.
За окном было светло; тонкие золотистые лучи пытались пробиться сквозь узкие щели в тяжелых ставнях и развеять полумрак царивший в трактире. Мальчика что-то насторожило. Слабая тревога защекотала кончики нервов. Отчаянно хотелось что-то вспомнить… Но сначала надо открыть окно. Непонятно только: отчего запоры такие тугие? С ними пришлось повозиться.
Щелчок. Тяжелые деревянные створы разошлись. Яркий свет резанул по глазам, и тут же обдало свежим ветерком. Выскочив на холодные каменные плиты, вымостившие двор, мальчик съежился, запрыгал, чтобы согреться. Солнце пронзило его лучами, укутало легким призрачным маревом.
Мальчик огляделся. Он был во внутреннем дворе. Вокруг, однако, пусто. Одни сараи вдоль высокого забора, с огромными замками на дверях.
Мальчик пожал плечами и вдруг ойкнул. Кристалл прижег грудь. Это значит — он просится наружу… Оказавшись на ладони он заискрился, засверкал маленькими молниями.
— Теперь я все знаю, — прошептал ему мальчик; — Этот человек завистлив; я думал — он меня пожалел. А он, увидел тебя. Подожди. Я сделаю кое-что, и мы уйдем отсюда.

Хозяин появился на крыльце, когда мальчик завязывал веревку на штанах. Он хотел было открыть рот, чтобы что-то сказать, но увидев, что мальчик взобравшись на крышу сарая уходит, задохнулся в бессильной ярости. Как только голос вернулся к нему, он издал протяжный вопль, и вдруг кинулся к воротам.
— Держите, держите вора! Он украл…
Отчаянный крик разнесся по всей улице. Разбудил соседей. Они выскочили из своих домов. — Люди добрые! — голосил трактирщик — что же это! Я его пригрел, приютил… А он…

Мальчик мчался пытаясь погасить сильное волнение. За ночь ноги успели окрепнуть, но сердце никак не могло успокоиться. Он отчетливо помнил то непонятное ощущение во время сна. Что-то толкнуло его тогда. Звонкий треск острой стали впечатался в память. Истошные крики трактирщика только подтвердили смутную догадку. Острый нож должен поразить его сегодня. Там, в лесу…
В глазах мелькнула небольшая полянка. На ней корчится от боли окровавленное тело. В уши бьет злорадный смех. Чужие, перепачканные горячим багрянцем руки подбрасывают голубой, нет — уже мертвый и мутный кристалл.
Но нет! Еще нет! Камень согревает грудь… Позади разъяренная толпа.
— Держите его! Держите!

* * *

Мальчик выскочил на площадь. Перепрыгнул какое-то бревно. Прислушался. Криков не слышно; наверное отстали. Он вскинул голову. Осмотрелся. Везде серый камень. Башни уносятся в голубизну, закрывая солнце. От них несет страхом и предательством. Куда же дальше?
Внезапно вокруг зашуршало, загремело. Послышались голоса. Люди стали выходить из узких переулков, смыкая кольцо. От него отделился один человек — трактирщик. Мальчик, зажмурившись, приготовился принять страшный удар. Каждая клетка напряглась в нем. Внутри натянулись упругими гордыми струнками нервы. Он понял, что лицо его побледнело. А еще понял, что слишком долго длится молчание…
Ресницы дрогнули. На них заплясали оранжевые огоньки. Усилием воли мальчик заставил их раскрыться.

На площади и впрямь царила тишина. Люди, оцепенев, смотрели куда-то сквозь него. У трактирщика дрожали руки.
Но почему?
Мальчик повернулся и замер. Навстречу шел высокий худой человек, завернутый в черный плащ. Он был немолод, но стариком его назвать было нельзя. Шел он твердо, уверенно. Седые длинные волосы вздрагивали в такт шагам. Глубокие морщины напряжены, но самым невероятным был взгляд.

Мальчик видел слегка прищуренные глаза, с черными неподвижными зрачками. Яркие звездочки изредка вспыхивая в белках, угасая, уносились куда-то вглубь пульсирующими линиями.

— Колдун… Колдун с черных гор… — зашуршало в толпе.
— Неужели это он? — подумал мальчик и вдруг ощутил невидимый, парализовавший толпу, луч.
Человек в черном поднял вверх сухощавую руку.
— Что здесь происходит? — спросил он.
— Господин, этот оборвыш обворовал меня… — прошептал трактирщик.
— И что же он украл?
— Камень, господин. Прозрачный такой… Мне его оставил в наследство покойный брат.
Трактирщик так разжалобился, что слезы хлынули из его глаз. Он грохнулся на колени, склонил голову к каменным плитам.
— Помогите, господин! Прошу вас, накажите вора! Накажите!

Причитания трактирщика возбудили толпу. Она зашумела. Послышались выкрики.
— На цепь вора! Повесить! Камень на шею, и в ров!
От невыносимого негодования мальчика передернуло. Только сказать он ничего не мог. В горле стало противно сухо. Все слова спрятались где-то далеко-далеко. Лицо побледнело еще больше.
Человек в черном полоснул по толпе гневным взглядом. Опять взметнул над головой руку, приказывая молчать. В наступившей тишине шагнул к мальчику, едва уловимым движением распахнул на нем рубашку. Камень сам выкатился на его ладонь. Засиял. Заискрился.
Толпа ахнула.
— Хорошо, — произнес колдун и указал на стену; на ней голова каменного льва разевала страшную беззубую пасть.
— Пусть правосудие покарает вора. Если этот человек говорит правду — тут его глаза блеснули огнем — мой верный слуга лишит виновного руки. А если…
Мальчик задрожал, но тут же успокоился. Он ведь не виноват. Только откуда взялся лев? Его здесь только что не было.
— Не бойся, малыш; сунь руку в пасть.
Кто это сказал? Мальчик видел, что губы колдуна крепко сжаты. Не мог он сказать!
— Иди, малыш…
Мальчик поднес руку к груди, прижал к ней камень. Осторожно оглядываясь, прошел мимо оцепеневшей толпы к каменному зверю. Сунул свободную руку в пасть…
В следующее мгновение его обдало холодом. Он покатился по холодным плитам к ногам черного человека. Вскочил. Прижался к нему всем телом. Крепко обнял руками.
— Все позади, малыш; ты не виновен.
Мальчик поднял заплаканное лицо.
— Идем отсюда. Не пристало тебе видеть, что сейчас здесь произойдет.
Крепко сжимая ладонь, таинственный незнакомец повел его по какому-то переулку.
Мальчик шел, боясь оглянуться…

* * *

Когда стены города скрылись за холмом, колдун свернул с дороги. Мальчик покорно шел сзади. Они вышли на поляну. На ней пасся конь. Весь черный. Чернее самой непроглядной тьмы. Мальчик замер. Он ощутил в коленях нехорошую дрожь. Этот человек — колдун. Зачем он привел его сюда? Правда он не сделал с ним ничего плохого, но кто знает…
Мальчик увидел чернеющие вдали скалы. Там, наверное, и живет этот человек. Но что же дальше…
На него наплывал страх.
Колдун, не обращая на мальчика внимания, сложил из сухих веток пирамиду. Достал огниво. Щелчок, и веселый огонек заплясал по мертвой коре.
Между тем солнце медленно клонилось к закату. Неужели прошел день и теперь вечер? Так быстро!
Костер разгорелся. Дрова потрескивали, выбрасывая снопы искр. От напряженного молчания становилось страшней и страшней. Мальчик сквозь оранжевые языки пламени поглядывал на человека в черном, которого люди назвали колдуном. Наконец, набравшись смелости, спросил.
— Почему вы меня спасли?
Колдун медленно поднял голову и устремил на мальчика свой пристальный гипнотизирующий колючий взгляд.
— Ты свободен. Тот человек наказан. А спас я тебя потому, что ты и в самом деле ничего плохого не сделал. Я знаю: Этот знак принадлежит тебе. Но будь осторожней. Люди завистливы. Ты же — можешь идти.
Мальчик вздохнул.
— Спасибо вам. Я и впрямь пойду. Только идти мне некуда. Дом мой сожжен черными рыцарями. Отец погиб… Мамы я никогда не видел… Сейчас я никому не нужен. Воровать не умею, да и не хочу. Работать — я мал… Так ты умрешь. Очень скоро. Да. И никто не вспомнит обо мне…
На его глазах блестели слезы.
— Я не буду мешать вам. Прощайте.

Мальчик сделал несколько шагов и оглянулся. Колдун стоял в пяти шагах от него и взглядом колол спину.
— Сколько же тебе лет, мальчик мой?
— Наверное десять.
Колдун положил на его плечо свою тяжелую ладонь.
— Меня зовут Кахомир. Я не колдун, хотя обладаю силой, недоступной многим… Я одинок, как и ты. Это бремя невыносимо, поверь. Если не против, пойдем со мной. Будешь моим учеником.
Мальчик вздрогнул.
— Вы шутите?
— Нет.
— Но я ничего не умею…
— Не важно. Главное — у тебя гордое честное сердце. Остальное придёт. Но только…
— Я должен что то сделать?
Да. Дать три капли своей крови…
Мальчика передернуло. Струя холода пронеслась по спине.
Так продают душу дьяволу!
Немедленно бежать!
И тут нахлынул другой страх; а что же будет потом? Уйти можно, его не держат. А если страх бесплоден? А если это его судьба… Да и все равно. Если смерть — лучше не от голода…

— Что вы хотите со мной сделать? — всхлипывая от пронизывающего ужаса, прошептал мальчик.
Кахомир улыбнулся. И от этой улыбки в душе мальчика потеплело.
— Ты боишься, мальчик мой. Я понимаю тебя. Ты напуган людской болтовней. Эти капли нужны мне лишь для того, чтобы узнать о всех твоих мечтах, горестях, и о боли терзающей твою душу… Но я не неволю тебя. Поступай как знаешь.
— Я не хочу уходить от вас. Но я боюсь…
Он уже плакал. Слезы безудержно лезли из глаз. Страх рвал его хрупкое тело. Казалось, еще немного, и трясущегося мальчика разорвет в клочья или вывернет наизнанку… Обливаясь потом, он прижался спиной к дереву, подтянул внезапно намокшие рваные штаны и закрыл глаза.

Кахомир медленно подошел к нему. Провел ладонью перед заплаканным лицом. И рот мальчика вдруг дрогнул, растянулся в слабой улыбке.
Мальчик разомкнул ресницы.
— Я сделаю все. Только не покидайте меня. Пожалуйста…
— Глупыш. Дай-ка свой палец…
Мальчик ничего не почувствовал. Он спокойно перенес надрез кинжалом, и даже улыбнулся, когда три багровые капли, одна за другой, упали в маленькую глиняную плошку.
Кахомир, смазав ранку какой-то мазью, поставил мальчика перед собой, скинул с него все его лохмотья, окропив их капельками крови, швырнул в огонь.
Вот это была вспышка! Огненный столб взметнулся выше вековых дубов, облил ярким светом поляну и затмил заходящее солнце! Махровые разноцветные протуберанцы заплясали в глазах. Мальчик почувствовал легкий толчок, и вдруг понял, что ему необычайно хорошо. В эти мгновения он был счастлив.

Кахомир свистнул коня. С поразительной легкостью вскочил в седло. Подхватив голого мальчика и укутав его в свой черный теплый плащ, посадил перед собой. Затем дернул поводья.

* * *

Конь, встав на дыбы, с ужасающей скоростью рванул к черным горам.

2. Замок в чёрных горах

Стены небольшого квадратного зала, сложенные из тяжелых глыб, уносились на невообразимую высоту. На них опирался гигантский, похожий на опрокинутую чашу, прозрачный купол. Чтобы добраться до него, надо было бы нескольким дюжинам мальчишек встать друг другу на плечи.
Сейчас сквозь него смотрели звезды. Ниже проглядывался водянистый блеск луны. А по залу плыл полумрак. Только внизу на стенах лежал ровный розовый свет факелов.
Мальчик стоял у полукруглого входа, не решаясь выйти на середину…

— Выйди на середину и закрой глаза — ласково сказал Кахомир.
Когда мальчик оглянулся, его уже не было. Он стоял один. Растерянный и слегка напуганный. Ему было неловко стоять вот так, без штанов и рубашки. И к тому же все время клонило ко сну…
Наконец, оттолкнувшись рукой от стены, он подошел к невысокому круглому постаменту, ступил на него. Зажмурился.
Может это уже сон?
Ему грезилась вода. Она нежным теплом окутывает ноги. Тихим всплеском ласкает уши…
В глазах запрыгали пятнышки яркого света; их, наверное, можно открыть.
В первые мгновения мальчик был ослеплен. А потом увидел великолепный зеленый сад, залитый солнечными лучами. Сам он стоял в небольшом круглом озере, почти по пояс в полупрозрачной изумрудной воде. Озеро окружало широкое песчаное кольцо. За ним простирался аккуратно подстриженный травяной ковер, упирающийся в подножия высоких деревьев с необычайно огромными листьями и свисающими лианами. С листьев плыли нежные, примешивающуюся к плеску воды и сплетающиеся в прекрасную мелодию, звуки.
Мальчик запрокинул голову, повел глазами по деревьям и увидел множество голых, крылатых белокурых малышей. Они сидели на ветках, листьях, петлях лиан и наслаждались игрой на коротких флейтах. Мальчик не удержался, подмигнул им. Они заулыбались. Помахали ему загорелыми руками, заиграли опять.
Потом он увидел четырех девочек-нимф в полупрозрачных туниках. Мягко ступая босыми ногами по траве, они подходили к озеру, неся на плечах большие золотые кувшины. Мальчик, застеснявшись своей наготы, присел на корточки и сжал коленями сложенные ладони. Вода заплескалась у подбородка. Девочки, оставив кувшины на берегу, вошли в воду. Окружив мальчика, стали тонкими гибкими пальцами выдирать комья грязи из его волос, стряхивать с головы песок, укладывать волосы в аккуратные пряди, завивая их сверкающими гребнями в красивые локоны.
Шалунишки-малыши не стерпели, слетели вниз. Кольцом окружили озеро, побежали вприпрыжку, взявшись за руки. Флейты, лежа на траве, продолжали наигрывать все ту же мелодию. В нее влились звуки кифары; мальчик постарше, свободно раскинувшись на камне у шершавого ствола огромного вяза, перебирал пальцами золотистые струны.
Еще три малыша, подхватив кувшин, взлетели над озером, и, опрокинув его, вылили на мальчика теплую воду.
Он уже стоял на ногах. Серебристые струйки, стекая с волос падали на плечи, продолжали течь по груди и спине, прогоняя остатки грязи, усталости и скованности. А душа, растворяясь в водянистом тумане, плыла в чарующем полусне. Он крепко обнял мальчика, унося его вслед за собою в царство призрачных грез.

* * *

Утро встретило его пением птиц и палящими лучами солнца. Мальчик открыл глаза, но сразу же прийти в себя не смог. Наконец очнувшись, скинул с себя одеяло и сел на кровати, свесив к полу ноги.
Он не знал, удивляться ему или нет. Мягкую подушку и одеяло он давно не видел. С далеких времен его постелью были трава и камни. Каждое утро он просыпался, чувствуя ужасный голод. Тут же его начинало поташнивать. Он вскакивал. Спешил найти какую-нибудь речушку или ручеек, чтобы водой заполнить пустоту в животе, и за одно сполоснуть штаны, которые почти каждую ночь обмачивал из-за холода. Он освежался прохладной водой, прогоняя сонливую вялость. Потом, весь мокрый, бежал, пытаясь согреться, пока жаркое солнце не высушивало его…
Яркий свет лился через три узких стрельчатых окна. Но до них не дотянуться, чтобы выглянуть наружу. Там хорошо. Там, приветствуя новый день, заливаются птицы…
Мальчик встревожено провел рукой по простыне — сухо…
Тут послышалось урчание. На подушку прыгнул огромный, черный, усатый, кот. Мальчик осторожно дотронулся до пушистой шерсти. Почесал пальцем между ушами. Кот, довольно зажмурившись, замурлыкал. Улегся, раскинув лохматые лапы.
Мальчик посидел еще немного; спрыгнул на мягкий, ворсистый, устилающий весь пол, ковер; оглянулся… замер…

На него смотрел голый удивленный мальчишка с мягкими волнистыми волосами. Мальчик шагнул к нему, но уперся в стекло окаймленное резной рамой. Тот мальчишка стоял за ним, очень близко; но он был недоступен.
— Это зеркало, а в нем ты.
— Это я?
Кахомир кивнул.
— Зеркало отражает, ну, как вода. Но за ним стена.
— Вода… Я видел себя не раз… В озере… Но это не я… Я не такой…
Мальчик потрогал стекло.
— Он очень красивый… А у меня…
— Ты не привык видеть себя таким. Потрогай свои волосы.
— Видите, он повторяет!
Кахомир рассмеялся.
— Вот видишь? Это ты. Теперь ты всегда будешь таким. А сейчас одевайся.
Кахомир кивнул на стол. Мальчик подошел, взял сверток, развернул. В руках у него оказались короткие, чуть ниже колен, штаны. Материя дыхнула приятной свежестью. Надевая их, мальчик ощутил невероятное наслаждение. А перед ним уже лежала рубашка с большим воротником. Надев ее и подпоясавшись голубой тесемкой, мальчик взглянул в зеркало и невольно залюбовался собой. Но ему никак не верилось, что этот великолепный мальчишка — он сам.
Кахомир развернул другой сверток. Из него он достал сандалии с кожаными ремешками. Мальчик обулся. Застегнув ремешки блестящими пряжками, вдруг встревожено поднес к груди слегка вздрагивающие руки. Кахомир указал на стоящий у кровати стул. Голубой кристалл лежал на красной подушечке; вместо веревки была золотистая цепочка.
— Нравиться?
— Это мне?! — изумился мальчик.
— Тебе.
— Насовсем?
— Хватит уж тебе… Привыкай. А сейчас, надевай свой талисман, и идем. Ты, ведь, проголодался?

Стол был уставлен тарелками с всяким кушаньем. Стоял кувшин с молоком, лежали позолоченные ложки и серебряные заостренные палочки.
Мальчик смотрел на все это с нескрываемым восторгом. Выйдя вслед за Кахомиром он не чувствовал голода, но сейчас слюни потекли из приоткрытого рта. Мальчик поднес рукав, чтобы вытереть их, но застыл под строгим взглядом.
Кахомир мягко отпустил его руку; достав платок, обтер ему рот и подбородок, затем повел за высокую ширму. Там стоял деревянный ушат с водой, а на золоченных крючках висели два полотенца.
Ты мой ученик — сказал он — и потому должен держать в чистоте свое тело, так же как держишь свою душу. А перед едой тем более…
Мальчик послушно кивнул. Он вымыл лицо, руки; насухо вытер их о полотенце. Потом, вслед за Кахомиром, пошел к столу.
Ему приходилось учиться всему. И правильно сидеть за столом, и правильно кушать. Он не подозревал, что это так сложно, но Кахомир был терпеливым учителем.
Сначала всегда трудно — сказал он, — но ты привыкнешь. Очень скоро.
Мальчик ел и ел. Кахомир не препятствовал ему. Мальчик совсем осоловел, но остановиться не не мог. Внезапно он вскочил. Побежал, было, к выходу… И замер, понял что не успеть, что через мгновение все то, что он съел, выйдет наружу.
Кахомир понимал его. Он, кажется, следил за каждым движением его души, улавливал каждую мысль. Под его взглядом мальчик цепенел…
Вот и сейчас пришло спасение; тошнота отступила.

— Я… я… — начал мальчик.
— Ничего, малыш, бывает когда много ешь. Идем, я покажу куда идти, если что.
— Здесь, — сказал Кахомир, когда они спустились по каменным ступеням в небольшой подвал.
— По этой лестнице поднимешься. Там, за углом, твоя комната. А по своим делам будешь ходить сюда…
Кахомир распахнул дверь. Мальчик увидел небольшое возвышение наподобие стула. С спинкой и подлокотниками. Сидение прикрывала крышка из полированного дерева. В углу стоял тазик с водой, и висело полотенце…
Мальчик стал задумчиво развязывать веревку на штанах.
— Потом иди к себе. Ложись. Тебе надо хорошенько отдохнуть, — сказал Кахомир и ушел.
— Почему так тяжело в животе? — подумал мальчик.
Ему было очень плохо. Он снял крышку, сел, устроился поудобней…
Лежа в постели, он прислушивался к себе, не понимая почему время от времени, покалывает в боку, и почему он так несчастен…
Непонятная сонливость стала окутывать его. Сопротивляться ей не было сил. Мальчик только глубоко вздохнул и упал в бездну тревожных снов.
* * *
Высокие, похожие на уснувших великанов скалы, подпирали чистое безоблачное небо. Его синева, где-то там, в невообразимой дали, тонула в синеве океана.
Цепляясь за ветки маленьких истрепанных ветром кустиков, мальчик вскарабкался на небольшой, нависший высоко над лазурными волнами выступ; скинул штаны и выкинув вперед руки прыгнул…
Несколько захватывающих мгновений полета, когда чувствуешь себя вольной птицей, несущейся над волнами, затем всплеск… И вот вокруг голубая дымка…
Скала уходит глубоко вниз, в черный, чуждый солнечному свету мир. Может и там есть жизнь?
Стайки пугливых мелких рыбешек бросились врассыпную… Проплыла большая белая медуза…
Мальчик спускался все ниже и ниже, пока воздух в легких не кончился. Он, задыхаясь, рванул вверх, к свету…
Через несколько минут он, обессиленный, лежал на песке, широко раскинув в стороны руки и ноги.

Топот копыт привел его в сознание. Предчувствие чего-то страшного и непоправимого заставило вскочить на ноги. Выглянув из-за огромного валуна он отшатнулся; совсем рядом, по каменистой дороге, медленно ехали рыцари…
Их было немного. Но мальчик знал, что и один раздавит его, как какого-нибудь паука, или, проткнув насквозь копьем, скинет с обрыва…
Не раз он слышал ужасающие легенды о таких вот всадниках; на глаза им лучше не попадаться.
Прижимаясь спиной к валуну, мальчик осторожно прошел к скале, и дождавшись, когда топот стал глуше, пригибаясь выскочил на дорогу.
Тут в глаза ударило зарево; там, где была деревня, гуляло пламя.
Ужас охватил его, когда он сбежал с холма.
Дома горели.
И никого…
Но нет! Это сон… Только сон…

— Ооо-тееее-еец!!!

* * *

— Тебе что-то приснилось, малыш? — спросил Кахомир, гладя рыдающего мальчика. — Бедный мой. В тебе множество болезней. Ты так напуган и слаб… Как только дошел до города…
— Я… — мальчик хотел что-то сказать, но, захлебнувшись слезами, закашлял.
— Ты должен погулять. Свежий воздух вылечит тебя.
Кахомир бережно взял мальчика на руки.
— Идем, малыш, тебя ждет твой сад…
* * *
— Значит это правда… недаром, сжигая старую каргу, я понял, что совершаю глупость. Он была права… А я не верил ей. Случилось то, чего я так боялся… А до Ночи Черного Эмира осталось семь дней! Семь…
Голос Элекхора дрогнул. Отголосок последних слов отдался в ушах тихим и хриплым, похожим на тяжелый всхлип, вздохом.
— Что со мной? — подумал колдун. Неужели я так испугался найденного моим врагом заморыша…
Он резко вскинул голову, стряхнув упавшие на полузакрытые узкие глаза, пряди черных прямых волос. Взглянул на тонкий шест качающийся над столом. На нем, обхватив его коготками, сидела летучая мышь.
— Что верно, то верно, — пискнула она.
— Так мало времени… но если я не убью его, то погибну сам… От его руки…
— Хозяин, господин мой. Зря ты тогда поторопился испепелить вещунью… Подумай; как же он убьет тебя? В ее словах кроется другой смысл…
— Да! — вскрикнул Элекхор. Вскочил. Зашагал взад-вперед, от стены к стене, сцепив пальцы за спиной. Остановился.
— Я должен его уничтожить! Должен! Прошу, придумай что-нибудь… Вымани из замка… Столкни в пропасть… Утопи… Сбрось камень на голову… Делай же поскорее!!!
Летучая мышь шевельнула крыльями.
— Не надо так волноваться. Я скажу свое решение завтра, а не далее, как дня через три, сможешь украсить свою ограду его головой.
Мышь расправила крылья. Взвилась под своды. Устремилась к открытому окну.
Эликхор сел в кресло. Закрыл лицо руками.
— Старая карга сказала: ты погибнешь от того, кто полюбит твоего злейшего врага всем сердцем, кто назовет его своим отцом… Ее смерть не спасла меня… Что она хотела сказать мне? О, непреодолимый рок… Вся моя магия бессильна перед ее проклятием… О я несчастный! Неужели свершиться? Нет! Нет! нет!

* * *

Вялость уходила вслед за сном. Голубой кристалл приятно согревал грудь. На ресницах плясали солнечные зайчики.
Мальчик легко вскочил на ноги. Огляделся… Он опять увидел ту самую полянку. Узнал ее, хотя озера уже не было. Оправив задравшуюся рубашку, он вдруг рассмеялся; сердце билось спокойно и ровно, а не толчками как раньше. Жилки натянулись. В руках чувствовалась здоровая сила. Каждое движение доставляло удовольствие.
— Неужели я здоров!? Ах, как было бы хорошо все время быть таким!
Сзади подошел Кахомир.
— Вот. Я приготовил этот эликсир из своих запасов специально для тебя.
Мальчик послушно взял в руки деревянный бокал с мутной жидкостью. Поднес его к губам…
В нос ударил незнакомый резкий запах. Мальчик быстро повернул голову. Чихнул.

Кахомир стоял, скрестив на груди руки, и улыбался.
Мальчик опять поднес к губам бокал и, сморщив нос, стал пить… Он не чувствовал вкуса. Вообще ничего, кроме запаха. Словно бокал был пуст, и запах исходил от него самого.
— Я уже был здесь, — сказал мальчик, возвращая бокал.
Кахомир молча кивнул.
— А ребята… они… они живые?
— Разумеется…
Кахомир хлопнул в ладоши. Воздух тут же наполнился прекрасными звуками. Крылатые веселые мальчишки тут же окружили их.
— Они приходят из мира сказок снов и грез… Ты сам придумал их.
— Как?!
— Воображением. Я тебе немного помог, но скоро ты будешь делать это сам.
— Сам?
— Такой пустяк! Я хотел сказать, что есть чудеса посложнее…
— Но ведь я…
— Ты мой ученик. Очень способный. Впрочем хватит об этом. Они ждут тебя.
Малыши стояли опустив руки с флейтами и сложив золотистые крылышки.
— Можешь играть с ними, когда захочешь. Только выйди на полянку и просвисти их мелодию. Ты, ведь, ее помнишь?
Мальчик улыбнулся. Засвистел, плавно вибрируя языком. Малыши громко засмеялись, запрыгали, захлопали в ладоши…
— Ну вот. Поиграй с ними. Уверен: тебе не будет скучно.

* * *

Теплый утренний ветерок, заливистый смех, азарт веселой игры, прогнали обрывки страшного сна. Босые ноги, сшибая росу несли его по траве. Она, касаясь пяток, приятно щекотала нервы, успокаивала биение сердца. Уши ласкал звук флейт; малыши и на ходу умудрялись извлекать прекрасную мелодию. Их неуловимость и непостижимая изворотливость приводили мальчика в изумление. Он никак не мог догнать ни одного из них. А они, словно дразня, то вспархивали ввысь, то присев отпрыгивали в сторону. И опять, приложив флейту к губам, продолжали играть. Блистая своими крылышками.
И вдруг мальчик понял, что так просто за ними не угнаться. Он вдруг резко остановился, уловив легкий шорох шагов прокрадывающегося за спиной малыша, быстро присел, упав на руки, выкинул назад ногу, тут же вскочил, подхватывая его руками…
Малыш, выронив флейту, обалдело хлопал глазами. Остальные зааплодировали. Засмеялись еще громче. Мальчик поставил своего пленника на траву, легонько подтолкнул его. Он поднял свою флейту. Отбежал на несколько шагов. Остановился, как бы приглашая поймать его опять.
Теперь играть стало еще веселей и интересней. Малыши, визжа от восторга носились по поляне и восторгались еще больше, если мальчик ловил кого-нибудь из них.
А он делал это без особого труда. Тысячи идей нахлынывали на него. Он тут же выбирал одну, и она осуществлялась быстро, без ошибок…
Потом ловили его. Он увертывался еще быстрее, еще лучше. А у малышей от головокружительного бега уже темнело в глазах. И вот они, один за другим, сложив крылышки и тяжело дыша повалились в траву.
Запыхался и сам мальчик. Ноги прямо звенели от усталости. Он сел на камень и стал растирать их.
Вдруг в глазах засинело.

Озеро!

Скинув на ходу одежду, он бросился в прозрачную свежесть, обдав брызгами растянувшихся неподалеку малышей. Они зашевелились. Один из них встал на ноги. Понемногу поднялись остальные. Увидев озеро они конечно же бросились в него. Получилась свалка.
Мальчик, кое-как выбравшись на берег, отдышался. Постояв, вдруг сообразил, что можно…
Только как? Неужели это так просто?!
Ну-ка…
Озеро стало расти. Разлилось по всей поляне. Оказавшись по пояс в воде, мальчик не сразу сообразил что происходит…
Хватит!
Озеро стало уменьшаться.
Стоп…
Вот так… теперь есть место для всех. Этим озорникам и шалунам можно вдоволь наплаваться.
А если…
Мокрые малыши, стоя на суше, недоуменно переглядывались. Озеро плескалось в стороне…
Издавая дикие вопли они бросились к нему, но озеро ускользнуло…
Малыши повалились на траву и друг на друга. Опять вышла свалка.
Разобравшись что к чему, озорно блестя глазами, они стали подкрадываться ползком. Но не тут то было! Озеро ускользало, как только хотя бы один из них касался воды.
Мальчик ликовал. Такая игра забавляла его. Но надо быть и великодушным. А то, пожалуй, шалунишки обидятся. Улучшив момент, когда они все стояли на ногах, он метнул озеро к ним.
Сделав небольшую глубину, как раз им по пояс, он вдруг ощутил сильную боль в затылке. Ноги подкосились. Падая, он задел локтем камень…

* * *

— Как же я этого не предусмотрел! — Кахомир, нагнувшись над мальчиком, сменил компресс.
Слегка желтое лицо понемногу стало розоветь. Губы дрогнули.
— Простите. Я, наверное, не должен был этого делать…
— Хорошо, что ты понял это сам. Подобные чудеса пока не под силу твоему слабому телу и неокрепшему уму.
Мальчик попытался сесть, но в горле перехватило; стало душить. Пришлось опустить голову на подушку.
— Полежи. Скоро пройдет. Я знаю… Ты привык к боли. В твоем сердце торчат тысячи невидимых стрел, пущенных жадными, злыми и беспощадными людьми… Беда преследует тебя всю твою короткую жизнь, и я не ведаю как помочь тебе… В моем замке скучно и тесно… Твоя душа рвется к людям, хотя ты не нужен им. И это так страшно!
— Нет, нет… Мне… Мне хорошо с вами… Просто я не привык еще…
— Не волнуйся. Я вовсе не гоню тебя. Я хочу, чтобы ты был счастлив, чтобы любил людей, чтобы никогда не причинял никому зла… Закрой глаза… Усни… Сон хорошо залечивает душевные раны… Страшные сновидения о прошлом, всего лишь очень болезненный разрыв с ним… Но любое лечение, тем более временем, проходит через мучительные терзания… К сожалению стрелы зла и чей-то ненависти, навсегда впечатываются в сознание… Спи, мальчик мой… Пусть этот след будет маленьким, неприметным… Я очень этого хочу…

3. Тайна

Взошло солнце. Осталась позади еще одна ночь. Снова теплые лучи залили волшебный сад. Множество роз, проснувшись, распустив бутоны, наполнили воздух сладким ароматом.
И так, наверное, было всегда. Мальчик потерял счет дням. Ему казалось, что мрачный ненавистный мир с грубостью и жестокостью — непонятно откуда наплывающие по ночам сновидения; а свежий воздух, веселый смех маленьких друзей, ослепительный ковер роз, ласковые слова Кахомира, и ласкающие мурлыкание кота, он помнит с самого рождения.
Ему не было скучно среди покоя и тишины. Он мог думать обо всем, что казалось интересным. Любой вопрос заданный Учителю не оставался без ответа… Он не помнил, когда впервые назвал этого немолодого, но очень мудрого человека, Учителем. Кахомир тогда слегка улыбнулся. Запомнилась только эта улыбка, и еще ласковый прищур его глаз.
В одно обычное утро, после легкого завтрака, мальчик задумчиво брел по саду. И вдруг обнаружил проход у плавного изгиба стены.

Замок только с виду казался небольшим. Мальчик давно заметил эту непостижимую разницу. Внутренний двор, если идти вдоль стены, вряд ли можно было обойти за один день. А за двором еще стены…
Но самой интересной в замке была Высокая Башня. Она гордо уносилась в облака; только в яркий солнечный день можно было увидеть зубцы смотровой площадки. Мальчик как раз и размышлял над тем, как туда попасть…
Проход он заметил не сразу. Сначала его насторожил шум бегущей по камням воды. Он присел на корточки. Заглянул под куст. Шум доносился правее. Там и оказалась, спрятавшаяся за голубыми климатисами, слегка приоткрытая, тяжелая дверь.
Мальчик толкнул ее. Она пошла легко. Даже не скрипнув.
За ней шел короткий туннель…
Мальчик пробежал под мрачноватыми сводами и оказался на небольшой площадке опоясанной широким, чуть пониже колен, бортиком выложенным из аккуратно обтесанных каменных глыб. Справа громоздилось причудливо изогнутое дерево. Его ствол утопал в листве разросшихся вокруг кустов и, изогнувшись через кованную решетчатую ширму выбрасывал в стороны массивные узловатые ветви.
А у самого входа, прижимаясь к стене, рос одинокий куст.
Роза… Странная какая-то… Листья обильно усыпали ее. Шипы грозно ощетинились. Но ни цветка, ни бутона…
Мальчик несколько раз прошелся по площадке, заложив руки за спину, и тут вспомнил про шум…
Он доносился снизу.
Мальчик лег на бортик, подполз к краю, глянул в разверзнувшуюся перед ним бездну.
Но не стоило этого делать! От ужасающей высоты потемнело в глазах. Голова безвольно болтнулась… Подбородок слегка ударился об стену бортика… В мгновение, когда ноги потянуло вверх, талию мальчика обхватили крепкие теплые ладони…

* * *

— Мне стянуло шею. Потом чья-то лапа вцепилась в мои штаны… Да, это была лапа. Я уже висел. Меня переворачивало…
— Ты рассказал, что помнишь. Я поймал тебя вовремя. Но тот, кто держал тебя, вовремя улизнул…
— А может мне показалось? Я, наверное, просто потерял равновесие…
— Ты бы свалился назад. Твоя голова легче… гм… чем другие части тела…
Они засмеялись. Но это был не веселый смех. Однако тревога немного рассеялась. Только тайна оставалась тайной…

Кахомир о чем-то догадывался. И молчал. Молчал и мальчик. Он смотрел на странную розу. Кахомир перехватил его взгляд.
— На этой розе я никогда не видел цветов.
— Никогда?
— Много легенд гуляет по свету, но они, лишь, легенды. Правда… есть еще одна… Ты узнаешь ее скоро. Даже раньше, чем я думал. А пока… Пока выбрось все из головы…
Мальчик внезапно вскочил.
— Там! Там кто-то есть!
Взгляд его был устремлен в кусты. В самую гущу.
— Тебе показалось, малыш…
— Нет! Вон… Видите?
По ветке дерева кто-то шел. И это был кот!
Мальчик облегченно засмеялся.
— Вот и разгадка: там наш старый знакомый.
Однако в глазах Кахомира угадывалась тревога. Мальчик вздрогнул.
— Да, малыш. Это наш друг.
— Но не он же хотел столкнуть меня?

Кот дошел до конца ветки. Остановился. Приподняв полусогнутую правую переднюю лапу и навострив уши, уставился в какую-то точку, раскачивающуюся далеко-далеко над горизонтом…
Мальчик вновь обратил внимание на шум. Он опять подошел к бортику, взобрался на него с ногами, лег, осторожно посмотрел в жуткую пропасть. Кахомир сел рядом. Обхватил его талию руками.
Там, далеко внизу, плескаясь о камни текла река.

Кот уже слез с дерева и теперь устроился рядом, касаясь рук надежно придерживающих мальчика. Он смотрел на Кахомира. Кахомир смотрел на него. Они понимали друг друга…
Это лохматое четвероногое хвостатое существо знало очень многое. Кахомир, услышав тревожное царапание в дверь, понял: стряслась беда… Выбежав на площадку вслед за котом и подхватывая переворачивающееся через бортик мальчишечье тело, он ясно ощутил движение воздуха; словно кто-то обмахнулся гигантским веером. А за тем успел заметить как на проплывающем невдалеке белоснежном облаке мелькнула чья-то продолговатая тень.

* * *

— Ты принесла невеселую весть.
— Где уж там веселится. Он, словно заколдован. Когда твой ненавистный брат выскочил из туннеля, мальчишка должен был быть на полпути к острым камням.
— Но он не был!
— В том и дело. Он завис над бортиком, когда я отцепила когти от его штанов. Возможно, он бы и закувыркался, но его успели подхватить. А тут кот… Ненавижу эту тварь!
— Ты меня успокоила; спасибо… А мне? Что делать мне?! Меня что-то не пускает в замок… Я не могу… При всем могуществе! Ты это понять можешь?!
— Не волнуйся, хозяин, — ее голос вдруг стал задумчивым я не упущу своего… Я оцарапала его немного, а когда облизывала лапки…
— Ты только и можешь, что царапать у мальчишек зады и довольствоваться несколькими капельками крови.
— Ты несправедлив ко мне. Я не успокоюсь пока не получу остальное… Он вкусен… Необычайно вкусен… И я кое-что придумала… Не смогла сама — он мне поможет… Дождемся ночи, мой повелитель…
Она, расправив крылья, порхнула к окну.
— Будь осторожна!
— Да-да; я буду очень осторожна. Я буду не я, если не набью желудок его нектаром. Дождемся ночи… Ночи… Ночи…

* * *

— Ой, я не могу сесть!
Мальчик тихо застонал. Острая боль, внезапно пронзив все внутренности, одновременно обожгла кончик каждого нерва, воплем вырвалась наружу.
— Стой! Не шевелись.
Мальчик замер, тихонько поскуливая. Кахомир задрал подол его рубашки и ужаснулся: несколько рваных дорожек на штанах — след когтей; капельки крови, просочившись сквозь материю и отдав ей влагу, образовали несколько безобразных багровых пятен, застыв покрыли кожу коркой.
— Сейчас будет немного больно. Я положу тебя.
Мальчик кивнул.
— Вот так. Потерпи.
Лежа на животе, мальчик все еще чувствовал боль. Сильную. Но вполне терпимую.
— Странно, что началось не сразу; прошло три часа.
Мальчик молчал. Он не мог ответить. Боялся, что опять обожжет.
Кахомир принес кувшин с водой, небольшую баночку с бальзамом, и полотенце. Затем задрал повыше рубашку на мальчике, плеснул на штаны немного воды, подождал, пока ткань размокнет, осторожно спустил их до щиколоток. Мальчик стерпел. Только покрепче прижал верхними зубами нижнюю губу. Кахомир аккуратно смыл кровяную корку, промокнул воду полотенцем и нанес на кровоточащие ранки тонкий слой бальзама.
— Лежи, не двигайся.
Ковырнув палочкой еще немного бальзама, Кахомир приоткрыл пальцами мальчику рот и ловко сунул ее к самому корню языка. Мальчик глотнул. Палочка была тут же убрана; вязкую массу стала всасывать кровь. Мальчик дернулся, но его крепко держали. Он попытался вытолкнуть ужасно-горькую пакость назад, но ему не дали, хлопнув по спине.
— Терпи. Скоро — все.
Глаза мальчика наполнились слезами. Сейчас… Еще мгновение и разорвет… Он уже отчетливо представил, как его тело разваливается на куски… Их тысячи… Миллионы… Они кровоточат; падая друг на друга, образуют мерзкое месиво… Вот к горлу подкатывает слизь. Сейчас будет трудно дышать. И рванет… А тут вода. Много воды. Она лезет через поры на коже, льется из носа, из ушей. Заливает мозг…

Кошмар кончился внезапно. По всему телу разлилась необычайная легкость. Он лежал пропитанный насквозь потом; под него все еще продолжало течь.
Но это последний отголосок страшного происшествия, которое уйдет в сны.

* * *

Запах роз приятно щекотал ноздри, а уши ласкал негромкий звук кифары. Мальчики сидели рядом, опершись спинами о гладкую поверхность валуна. Играющий на кифаре, прищурив глаза, с наслаждением перебирал струны. Другой, уже чисто вымытый и аккуратно причесанный, не скрывая удовольствия слушал его.
На нем была только легкая накидка. Одежда, к которой он успел привыкнуть, была брошена в камин.
— Будет у тебя другая, — успокоил мальчика Кахомир. — А пока…
Он достал из сундука кусок голубой тонкой ткани. Вырезал в середине круглое отверстие. Мальчик сунул голову в этот вырез и материя легла на его тело легкими воздушными складками. Кахомир, наложив свисающие края друг на друга, поплотнее обвив ими талию мальчика, опоясал узким ремешком.
— А вот и сандалии. Они не пострадали. Обувайся.
— Нет. Я так. Все мои друзья босиком. И вообще… Ну… Не одеты…
— Ладно. Иди к ним. Они заждались тебя.
— Я тоже.
Мальчик направился в сад. По дороге он хотел скинуть свой наряд, но передумал. Его волновало вот что…
Кахомир, его учитель избегает откровенного разговора. А над замком витает тайна… Каждый камень пропитан ею…

Тайна…

* * *

— Где ты научился так играть?
— Я всегда играл…
— Всегда?
— Это трудно… Не могу объяснить потолковее.
— Ты давно здесь живешь?
— Я появился вместе с тобой.
— Как так?
— Тоже не объяснить…
— Попробуй.
Мальчик отложил кифару.
— Я твой. И мы все твои. До тех пор, как ты появился в этом замке, ты играл с нами, но забывал потом об этом. А твой учитель помог выплеснутся твоим мыслям. И ты перестал забывать… Он помогал тебе сначала… Теперь ты сам…
Мальчик задумался. Неужели в нем такая сила? Значит он будет волшебником… Как его учитель!
Вот так… Все просто…

* * *

Но…
Но над замком витает тайна!
Роза, на которой нет цветов…
Лапа, схватившая его…
Кот, который спасает; чует беду и спешит на помощь…
Кот…
Его настороженные уши и мягкие шаги по ветке…
И что-то еще.
Непостижимое… Страшное…

* * *

— Ты играешь и мне не страшно. Меня не мучают кошмары. Скажи, вы не в обиде на меня, за то, что я вас придумал…
— Нет. Мы всегда очень рады тебе. Но…
Мальчик замолчал, как бы подыскивая нужные слова.
— Когда мы расстаемся, мы уходим в никуда… Это даже как-то больно…
— Простите меня… Совсем скоро я справлюсь с собой и вам не придется уходить. А сейчас…
Он вскочил на ноги. Развязав ремешок, скинул свое одеяние, хлопнул в ладоши…
И вот опять веселый смех. Шелест травы под множеством ног.

И озеро.

4. Летучая мышь

Тревоги сильнее всего одолевают по вечерам, когда остаешься один на один с собой. Они мучают, сжимают сердце, мешая ему биться, болью разливаются по всему телу. Чтобы погнать их, нужен сон. Крепкий. Спокойный…
Мальчик потянулся, зевнул, за тем выдвинул ящичек небольшого шкафчика, стоящего у изголовья кровати. Голубой кристалл, дыхнув ласковым теплом, озарился розовым сиянием. Мальчик улыбнулся, погладил пальцем гладкую грань; задвигая ящичек оставил узкую щелку. Он верил что кристалл живой и ему надо дышать.
А сейчас спать… Надо выспаться. Забыть о том что случилось. Забыть тень, которую увидел Учитель, тревожную настороженность кота… А вот и он. Мягко прыгнув на одеяло, приветливо урча потерся о подушку; потом о локоть мальчика.
— Я здесь — говорили его глаза.
— Я охраняю — напоминали уши.
— Но здесь ты в безопасности, а в подвале мыши — торопили лапы…
Кахомир не появился. Раньше он каждый вечер приходил к засыпающему мальчику. Говорил несколько ласковых слов. Гладил сухощавой ладонью по голове. Прогонял страхи… Мальчик не обиделся. Он знал — Кахомир чем-то озабочен. Но завтра они встретятся. Опять будут занятия и он узнает много нового. И очень скоро почувствует себя настоящим волшебником…
Кот спрыгнул на пол. Задрав хвост гордо удалился.
Спать… Факела погасли. Только один, у двери, продолжал гореть.

Сквозь дремоту мальчик ощутил движение воздуха (тогда было так же; потом стало переворачивать…), услышал несколько хлопков и слабый шум перешедший в легкий шорох.

Это сон? Продолжение кошмара?

Мальчик резко сел, подавил в горле крик. Сильным усилием воли остановил хлынувшие было пот и мочу. Весело рассмеялся. То, что так напугало его, было удивительным зверьком. Мальчик видел его отражение в зеркале. Повернув голову, посмотрел на него. Живого и не страшного.
Зверек сидел на узком парапете каминной решетки, обхватив его лапками, и сложив крылья. Он напоминал птицу, но у него были усы-рожки как у улитки и большие кошачьи уши. Маленькие круглые глазки поблескивали в полутьме.
— Здравствуй — сказал мальчик.
— Здравствуй.
— Ты… Ты умеешь говорить?
— Я живу много лет. Неужели так трудно научиться, если хозяин — волшебник.
— Но я не видел тебя раньше.
— Немудрено. Я летаю по ночам, ты ночью спишь.
— Ты птица?
— Ох рассмешил! — зверек и вправду залился тонким посвистывающим смехом.
— Нет, я не птица. Я мышь. Летучая.
— Я слышал, что есть такие. Но никогда не видел.
— Так посмотри.
— Как ты попала сюда?
— Через каминную трубу. Думала попасть на кухню. Полакомиться. А попала сюда.
— Но ты ведь живешь в замке.
Мышь поняла, что заболталась…
— Легко ошибиться с трубами. А живу не в замке, а в замках. Летаю от одного к другому. Путешествую.
— И знаешь, наверное, много интересного…
— Ты хитрец. Разбираешься что к чему. Я действительно могу много чего порассказать…
— Знаешь ли ты что-нибудь о розе?
— Розе?
— Да. На которой никогда не было цветов.
Мышь застыла. Ее словно парализовало от неожиданности. Вот и все. Мальчишку придется уговаривать недолго…
— Ты почему молчишь?
— Думаю.
— О розе?
— О тебе.
— Обо мне?
— Я недаром живу среди волшебников. Мне полагается знать многое. Ты действительно видел эту розу. В этом замке. О ней сложено много легенд.
— Мой Учитель говорил об этом.
— Видишь ли; над родом Кахомира тяготеет проклятие… И роза зацветет, когда оно будет снято…
— А как его снять? — мальчик весь напружинился. Тайна стала приоткрываться.
— Ты очень многого от меня хочешь. Мне не дано знать этого. Это дела людей.
— Но ведь кто-то знать должен?
— Если бы знал, то давно бы и снял.
— А если тот, кто знает, не хочет этого?
Мышь посмотрела на мальчика со смесью удивления и восхищения.
— Ого, ты необычайно умен! И я не прочь помочь тебе. Но сначала поклянись, что любишь своего хозяина. Докажи.
— Как?
— Полосни ножом по пальцу, подойди ко мне. По вкусу крови я узнаю достоин ли ты любви своего учителя. Любишь ли ты его…
Обряд с кровью над ним однажды был уже совершен. В нем ничего страшного. Ранка заживет быстро, за то он узнает, что скрывают от него… И он сможет помочь… Спасти…
Мальчик встал. Подойдя к столу взял нож. Он знал: обряд надо производить обнаженным. Душа должна быть чистой и не смешиваться с мертвой тканью одежды… Он не стал надевать накидку. Беззащитный и открытый всем колдовским силам, он острым лезвием рассек кожу на пальце.
— Вот моя кровь. Попробуй.

Мышь лизнула палец шершавым язычком. Остановила себя: нельзя. Чуть позже. Чувствуя вкус сладкой крови и сдерживая разыгрывающийся аппетит, она все еще сверлила мальчика своими глазками. Они у нею необычайно блестели, но мальчик принял этот блеск за святое сияние.
— Ты чист — молвила наконец она. — я помогу тебе. Разгадка тайны рядом…
Она уже представляла как вопьется в его горло. Как сладкий обжигающий сок заструится по ее жилам. Ошеломляющий пьянящий нектар! Он сводил ее с ума. Но чем дольше удерживаешься от соблазна, тем чудеснее миг пиршества…
— Твой Учитель сейчас в лаборатории. А в его кабинете есть книга. Она лежит на столе. У нее черный переплет. В этой книге ответы на все вопросы. На все…
— Но я не могу без спроса…
— Но ты хочешь помочь!
— Это так.
— Ну, не трусь!
— Я подумаю. Нет, пойду. Прямо сейчас.

* * *

Ночью в коридорах, проходах, бесконечных замковых лабиринтах, прохладно. Говорят что камень высасывает из человека все жизненные соки и поэтому ходить по нему босиком опасно. В комнате мальчика и везде, где он мог появляться, полы были устланы толстыми теплыми коврами. Но сейчас предстояло идти там, где царит холодный ночной воздух, где пол — каменные бездушные плиты.
Мальчик зажег еще два факела. Поискал глазами свои сандалии. Они лежали недалеко от шкафчика. Он обулся, накинул свою накидку. Ремешок же словно сквозь землю провалился… И ладно; не стоит тратить время на его поиски.
Вдруг что-то кольнуло его в спину. Кристалл! Мальчик отчетливо представил, как он озарился кровавым сиянием. Но ему не хотелось чтобы об этом узнала мышь.
— Лежи, я скоро — мысленно произнес мальчик и снял факел со стены.
В глубине кристалла бесновались молнии. Не ходи! Там смерть! Мальчик всем своим существом ощущал эту тревогу, но не идти он уже не мог.
— Я ведь только в кабинет Учителя. И кто в замке может причинить мне вред?
— А ты забыл?! Тебе мало?! Как ты не можешь понять; Кахомир изо всех сил хочет огородить тебя от несчастий, ты же, сам ищешь их.
— Но я люблю его. Ведь он не раз спасал меня. Приютил меня — бедного оборванца… Я хочу знать что это за проклятие!
Мальчик вышел. Захлопнул дверь.

* * *

Кабинет Кахомира находился в левом крыле замка. Самый короткий путь туда вел через толстую башню-колодец по крутым ступеням идущих спиралью по внутренней стене. На этой головокружительно-длинной лестнице не было ограждения и идти по ней, было лучше придерживаясь стены. Чем выше, тем светлее: это блеск полной луны заливал все внутреннее пространство через узкие щели бойниц, расположенных в несколько рядов под конусообразным куполом.
А внизу — вода. Она лежала ровным кругом, изредка изрыгая тихое побулькиванье. В том месте, где начиналась лестница и была входная дверь, над ней нависала каменная плита, огороженная с двух свободных сторон цепью, провисающей на нескольких невысоких столбиках.
Мальчик, несмотря на то, что было достаточно светло, все еще держал в руках пылающий факел. Медленно, но уверенно, он шел по второму витку спирали и был на полпути к заветной цели, как вдруг правая нога, наступив на что-то скользкое, поехала к опасному краю ступени.
Мальчик балансируя руками попытался удержаться, и это ему удалось. Только факел, мелькнув огненным протуберанцем, скрылся под водой.
Гулкое шипение пронеслось по башне и опять стало тихо.
Мальчик поспешил прижаться к стене, но сильный удар по голени сбил его с ног. Второй, по пояснице, столкнул с лестницы. Переворачиваясь и хватая руками пустоту он полетел к бездне только что проглотившей факел…
В те счастливые времена, когда отец был жив, и потом, чтобы заглушить горе, он уходил к морю; выбрав скалу, взбирался на нее и раскинув в стороны руки бросался головой к волнам.
Пьянящие мгновения полета завораживали его. Очищали голову от всего несущего боль и печаль. А потом, встретившись с водой он ясно ощущал всю прелесть пронизывающего душу перехода в иной мир.
Но он никогда не думал, что это может быть страшным и опасным.
Знакомое ощущение свободного полета привело мальчика в полное сознание. Он, изогнувшись, вскинул ноги кверху, выпрямился и вошел в воду вытянутыми вперед руками с плотно сложенными ладонями.
Она оказалась чистой; от нее исходил приятный запах. Однако ледяной холод обжег мальчика, когда он завис в ее толще. Он погружался. Руки и ноги не слушались; безвольно разъезжались в стороны. Но он сопротивлялся. И наконец справившись с собой, рванулся к лежащим на поверхности лунным бликам. И тут на одном из них он увидел тень — два распростертых крыла.
Мышь! Летучая мышь!
Она, зависнув в воздухе, ждала его. Как только голова мальчика оказалась над водой, она сильным ударом заставила ее опять исчезнуть…
Оглушенный мальчик ушел в глубину, но холод привел его в чувство. Только всплывать он уже не торопился. Внезапно нахлынувшее просветление подсказало что делать. Он поплыл туда, где начинались ступени, где была плита. Она надежно укроет его… Даст отдохнуть и собраться с мыслями. Под ней можно подождать, пока придет помощь.
Мышь разочарованно пища металась по всей башне. Она не хотела потерять свою жертву. Ее распирало от нетерпения. Ей хотелось крови. Время от времени она пикировала к воде, но задев крылом ее ровную поверхность вновь взмывала под купол. Она недоумевала, не могла понять, куда же исчезла ее жертва. А мальчик, всплыв под плитой, глотал ртом воздух…

«Мышь… Что ей надо?» — думал он, уже зная, что это она хотела сбросить его в пропасть.

Но почему? Почему?

Его стал бить озноб. Ноги немели. Надо двигаться, чтобы не утонуть…
Нырнув, он поплыл вдоль стены.

А мышь кружила над водой. Распростертые когти, черные перепончатые крылья, и особенно блестящие глаза приводили мальчика в ужас, когда он осмеливался взглянуть вверх. Она обнаружила его. И теперь, прощупывая воду тонким, едва различимым писком, повторяла в воздухе весь его подводный путь.
Надо плыть к плите. Затаиться под ней.
Мышь же ведала, что мальчик долго не продержится. Ледяная вода заставит плавать его взад-вперед и вскоре, обессилев, он обязательно вынырнет. Тогда его можно будет подцепить лапами и взмыв под купол бросить на ступени…
Мальчик терял сознание. Ноги и руки запутались в набухшей и отяжелевшей накидке. Из нее к счастью, удалось выплыть. Он оттолкнул ее и вдруг понял, что над ним что-то происходит.

Летучая мышь хлопая по воде крыльями пыталась взлететь, но кто-то мешал ей; какое-то существо терзало ее. Мышь рванулась и существо плюхнулось прямо на всплывающего мальчика. Он подхватил его и изумился.
— Котик! Как же ты…
За спиной раздался гулкий всплеск и одновременно короткий вопль. Мальчик, подплывая к плите, резко повернул голову…
Поддернутые рябью лунные блики заливались багрянцем…

5. Проклятье

— Мальчик мой, прости меня. Я не должен был молчать. Я лишь хотел, чтобы все случилось как можно позднее. Но он не ждет.
— Летучая мышь?
— Нет, ее хозяин. Я успел вовремя! Спасибо коту!
Кот, сидящий у пылающего камина, раскрыл свои огромные глаза. И опять зажмурился. Шерсть его успела обсохнуть, и теперь он блаженствовал, нежась в приятном тепле.
Мальчик, укутанный в одеяло, сидел в кресле. Его еще бил легкий озноб. Но он был в полном сознании. Ясность мыслей поражала его самого…
Кахомир погладил кота и положил ладонь на лоб мальчика.
— Как ты себя чувствуешь, малыш?
— Я — ничего. Вот сейчас справлюсь с собой…
Дрожь постепенно унялась.
— Спасибо, Учитель.
— Скажи мне. У тебя есть силы выслушать меня сейчас? Может быть утром?
— Нет. Я не смогу уснуть. Это страшное мучение… Я пытаюсь забыться — не выходит…
— Я помогу тебе…
— Нет. Это убьет меня. Я чувствую… Эта ночь может стать последней…
Кахомир встал. Скрестив на груди руки подошел к камину.
— За ночью будет рассвет, — сказал он.
— Что это значит?
— Если бы я знал. Но эта ночь действительно последняя. За ней будут другие. Без тревог… Без страха…
— Но может вообще ничего не будет… Ведь так?

Кахомир пристально посмотрел на мальчика.
— Невеселый у нас разговор для такого времени. Я должен бы уложить тебя спать. Но не будем обманывать друг друга. Я чувствую все, что у тебя творится в душе. Поверь мне, это сильная боль… Невыносимая… Как ты ее терпишь?
— Я успокаиваю себя, что скоро узнаю все. Ведь меня мучает неизвестность.
— Но правда может убить тебя…
— Эта ночь последняя! Если я не разберусь во всем, так и будет… Бремя тайны легче нести вместе…
Кахомир вздрогнул. Боль исказили его лицо.
— Как я ошибался! — прошептал он сквозь крепко сжатые зубы. — Я заставил говорить тебя так, как не должны говорить дети… О, какой я негодяй… Я заставил страдать тебя… Подвергнул смертельной опасности… Но что я мог сделать?
— Вы сделали многое. Вы спасли меня от трактирщика. Вы взяли меня к себе, сделали меня счастливым; ведь у меня появилось будущее. Я обрел дом и полюбил вас…
Мальчик повел плечом. Сбросил одеяло. Подойдя к Кахомиру крепко прижался к нему, обвил руками, задрав голову посмотрел в лицо.
— Вы поймали меня над пропастью, и, сбросив камень, убили мышь…
Глаза старого волшебника наполнились слезами. Он подхватил мальчика на руки и отнес в кресло. Укутав его одеялом, сказал:
— Ты прав. Бремя тайны легче нести вместе. Тебе только десять, но ты не мал. Эта тайна — вся моя жизнь. Слушай…
* * *
Нас было трое. Три брата. Я, Ремми и Элвас. Отец наш работал лесником; охранял лес одного из приближенных короля. Хозяин платил щедро и мы не знали нужды. А мать… Она умерла, когда мне было шесть лет… Я был младшим и отец баловал меня, позволял многое и прощал то, за что отсчитывал старших. С Ремми я не ссорился. Он любил меня. Возился со мной, когда отец надолго отлучался по делам. Очень многим счастливым дням я обязан ему… Старший брат — Элвас меня возненавидел…
Однажды — мне уже было десять, я возвращался с болота. Что я там делал? Там, если ты знаешь, растет Черень — очень вкусная ягода. Я до сих пор безумно обожаю ее. Я набирал сначала полную ладонь маленьких черных ягод. Потом закидывал в рот. Ложился в траву, упирался шеей о кочку и запрокидывал голову. Это было просто блаженство. Я долго лежал так, переворачивая ягоды языком. Мне хватало одной пригоршни надолго. Я мог не заглатывать ее часами… И тогда у меня рот был забит этой вкуснятиной. Я шел, прыгая с кочки на кочку, и вдруг услышал побулькиванье (о, у меня тогда был острый слух). Неизвестно почему, меня этот звук встревожил. Быстро определив направление, я побежал туда… То, что открылось моим глазам, поразило мое воображение.
Я увидел девочку… Впервые в жизни! Но, увы, ее голову…
Она торчала из трясины.
Девочка тонула.
Ужас перекосил ее прекрасное лицо. Она не могла даже крикнуть… Мне стало не по себе. Выплюнув ягоды, я стал обходить топкое место, нащупывая ногой перед каждым шагом твердую почву. Но девочка была далеко. Я ничего не мог поделать… А болотная жижа собиралась уже хлынуть в ее широко раскрытый рот…
И тут я наткнулся на тонкое гибкое дерево, стукнувшись о его ствол лбом. Слабая боль отрезвила меня. Я подпрыгнул, как мог высоко, и мне удалось обхватить руками нижнюю ветку. Меня потянуло вниз, в топь. Я подождал, пока войду в нее по пояс, отпустив ветку тут же вцепился в ствол, перебирая руками двинулся к слоняющейся верхушке дерева… Я уже погрузился по плечи, но девочка была рядом. Я схватил ее одной рукой за волосы. Дернул… Что мне было делать? Я не мог лишить ее это боли. Я тянул ее к себе, и он стала всплывать. Вскоре она была настолько близко, что я смог нащупать и обхватить ее бедра ногами. Вложив в них всю оставшуюся силу, я рванул вверх. Дерево помогло мне; оно стало распрямляться. Я держался одной рукой. Другой обнимал девочку… Но сил уже не было. Пальцы скользнули по коре. Я оказался в трясине. Вместе ней…
Нет, нам не суждено было погибнуть. Я вдруг осознал что крепко стою на ногах. Что подо мной твердая земля. Оставалось только выбраться на сухое место из этого ужасного месива… Берег был в трех шагах, но сделать их стоило немалых сил. Я справился! Уложив девочку на мягкую траву, упал рядом…

Зачем я это рассказываю? Я хочу, чтобы ты понял чего меня лишили… В какую страшную беду я попал… Дружба с этой девочкой привела к трагическим событиям, цепь которых тянется и по сей день…

Девочка очнулась первой. Я, лежащий перед ней, был ее спасителем. Это доказывала моя грязная одежда, мое перепачканное тело. Она призналась потом, что увидела во мне прекрасного принца, которого судьба послала ей на помощь… Она принесла в ладонях немного воды и омыла мое лицо. Проведя пальцем по моим губам, убирая грязь, внезапно склонилась и прикоснулась к ним своими… Я тут же очнулся. Сел. Обалдело захлопал глазами.
Она была не старше меня. Это был ее первый поцелуй подаренный мальчику. Я же не знал как поступают в подобных случаях, и решил что очередь за мной…
Она сидела подле меня завораживая своей очаровательной улыбкой. Я подполз к ней на коленях, быстро приблизил свое лицо к ее лицу. Она не отшатнулась, даже потянулась навстречу. Наши губы опять соединились. Я задержал выдох. Мой язык слегка высунулся, стал искать что-то. Столкнулся с ее языком… Тут я испугался. Быстро вскочил и бросился бежать…
Но убежал не далеко. Нога запуталась в сплетшихся пучках травы и я растянулся… Все было против меня! Даже трава не хотела отпускать..
Девочка стояла неподалеку. Ждала. Я поднялся и обреченно пошел назад. К ней.
— Кто ты? — спросил я.
Она открыла рот, но только слабое дыхание вырвалось наружу. Она не могла говорить! И тот слабый шелест на болоте, чудом уловленный моим ухом, был ее криком…
Я заплакал. Навзрыд. А она виновато улыбнулась, взяла за руку и повела меня, зареванного несчастного мальчишку…
Я понял куда.
Неподалеку было озеро.

Окунувшись в прохладную воду я успокоился. Но тут под ложечкой сильно кольнуло и я оглянулся. Она стирала свою и мои одежды! Да, они нуждались в этом, но мы теперь были совершенно отрезаны друг от друга своей обнаженностью… Мне было больно смотреть, но я таращился на нее и не заметил как пошел навстречу…
Ах милый мальчик! Ты не знаешь этого. Тебе только предстоит пережить эти минуты… Но у каждого мальчика наступает то время, когда он отбросив свой стыд окунается в необыкновенное таинство, данное ему природой… Я вышел на берег. Девочка уже закончила стирать. Мы были чистыми и одежда наша была чистой. Я выжал из нее воду и разложил на траве под палящими лучами солнца… Мы очень долго неподвижно сидели рядом, разглядывая друг друга. Шло время и кончался день. Мы оделись и я пошел провожать ее.
Избушка стояла неподалеку. Девочка хотела чтобы я зашел, но я отказался. Она вздохнула и пошла к дому одна. Но перед этим подарила еще один поцелуй…

Что было! Элвас, оказывается, видел нас. За ужином он рассказал об этом. Но вложил в свой рассказ непомерную грязь… Я убежал. Я не мог слушать. Ведь меня обвиняли в том, что я лишил девочку чести. И это-то в десять лет! Элвас свои проделки, о коих отец догадывался, и даже один на один поговорил с ним однажды, взвалил на меня. Он хотел уничтожить меня в глазах отца. Отец же был справедливым человеком. В ту ночь, расплакавшись, я рассказал ему о прекрасной незнакомке. Не скрывая своих чувств, признался в сладостном трепете пронизывающем душу, когда впервые прикоснулся к ее губам… Отец слушая мою исповедь молчал, потом прижал меня к себе и поглаживая рукой мои волосы, отнес в постель.
Я выплакался и заснул, вселив в душу Элвиса черную злобу…

* * *

— А что было дальше?
— Мальчик мой, к чему слушать о несчастьях, способных поселиться и в тебе. Ты и так близко к сердцу принял мой рассказ. Боюсь: не случиться ли чего… Еще недавно ты летел к смерти, почти сейчас задыхался под водой…
— Учитель… Мне будет хуже, я знаю, если не буду знать.
— Знать? Да, ты должен это знать… Чтобы избежать беды. Ты должен ведать, с чем сталкиваешься в последние дни… Но есть ли в тебе сила, чтобы слушать меня?
Глаза мальчика заблестели от нетерпения.

* * *

Рано утром отец разбудил меня. Вскочив на коня он посадил меня перед собой. И мы поскакали к озеру. Девочка сидела на крыльце. Она ждала кого-то. Меня! Я понял это! Увидев нас, она вскочила. Я спрыгнул на землю. Отец легонько кивнув головой поскакал прочь. Я растерялся. Девочка же, схватив меня за руку, потащила в дом. Так я получил благословение своего отца.
Матерью девочки оказалась уже немолодая седая женщина. Немного сгорбленная, морщинистая, но с глазами молодой девушки… С первого взгляда я полюбил ее как родную мать. С этого дня она заменила мне ее. Я днями и ночами стал пропадать в этом доме. Отец встречая меня, когда я возвращался, грустно улыбался. Он скучал без меня, но не хотел мешать моему тихому спокойному счастью.

Прошел год. Моя дружба с девочкой стала еще крепче. Я многое узнал и понял. Научился даже говорить с ней. В ее глазах я читал ее мысли. Отвечал ей взглядом. Не нужно было слов не успевающих за чувствами. Это было наслаждение — молчать и понимать друг друга. Она часто вспоминала нашу первую встречу. Называла меня прекрасным принцем. И на прощание, когда я уходил к отцу, дарила очаровательный поцелуй…
В один из дней мы выкупавшись в озере собирались уходить, чтобы поспеть к ужину. Дорогу нам преградил Элвас. Он твердо подошел, взметнул на головой руки, словно в них был топор рубанул между нами воздух и резко развел руки в стороны. Девочка, сбитая ударом, покатилась по траве. Я же упал навзничь. По щеке заструилась кровь. Элвас схватив меняя в охапку, припечатал грудью к коре векового дуба и крепко привязал к нему веревкой так, что ноги оказались над землей. Потом он рванул мои волосы. Голова откинулась и рта блеснуло лезвие кинжала… Нет, Элвас не хотел убивать меня. Он уготовил кое-что похуже. Кинжалом он разжал мои зубы и вылил в рот отвратительную пакость. Я ослаб и повис на своих путах, не зная тогда, что вместе с легким и даже приятным покалыванием в спине во мне умирает мужчина…

Отец нашел меня в глубоком обмороке. Девочка истекла кровью. Обрывки ее платья были разбросаны по всей поляне…

Элвас надолго исчез из моей жизни. Его прощальным приветом была стрела, пронзившая нашему отцу горло.

Страшный шок парализовал мою душу. Но мать моей несчастной подруги вложила в меня одного всю свою любовь. Выплакав свое горе, я понемногу пришел в себя. И стал жить. Без отца и своей первой детской любви…
Ремми же ничего этого не знал. За неделю до этих событий отшумела веселая свадьба. Брат уехал жить в город вместе с прекрасной и доброй женой. Однажды он приехал. Дом своего детства нашел заброшенным и пустым. Но где меня искать догадался сразу.

— Спасибо Ремми. Ты был добр ко мне. У тебя будет скоро сын… А я не могу оставить мою маму.
Так мы расстались. Он не мог сказать что жена тяжело больна и быть матерью не сможет.

Мама, теперь я так называл женщину, приютившую меня, хотела видеть меня честным, образованным, достойным человеком. Она многому научила меня. Кроме чтения счета и письма мой детский ум усваивал тайны недоступные многим людям. Во мне проснулись необычайные способности. Простое чтение чужих мыслей казалось уже пустяком. Лесные травы интересовали меня. Я научился прогонять многие болезни. Варя зелья и делая настойки, я пытался придумать нечто новое… И мне это не раз удавалось. Вывихи и ушибы, которые часто случались со мной по неосторожности, я залечивал за пару часов. Научился усилием воли, почти мгновенно останавливать кровь… Но главное было впереди. Мать незаметно вела меня к магии — особому дару, которым обладают по-настоящему лишь немногие из смертных.

И вот мне исполнилось пятнадцать. В ночь моего рождения, в избушку где мы так и жили, вошел худой но крепкий старик с белоснежными волосами.
— Мальчик мой, поговори с этим человеком, — сказала мне мама…
Старик стал расспрашивать меня. О многом. Задавал вопросы. Я отвечал как мог… Лицо старика постепенно светлело и наконец, похлопав меня по плечу, кивнул маме.
— Сынок, я тебе говорила… У тебя есть дар… Я не хочу чтобы он пропал. Нам придется расстаться на некоторое время…
Я заплакал. Я не хотел уходить. Но понял, что должен исполнить мечту своей матери… Утром я ушел с этим стариком. Мать не провожала меня. Не хотела, чтобы я перенес муки расставания. Уходя, я все оглядывался назад. Глазами провожал озеро, лес. Все что окружало меня. Я уходил из своего детства.

И не знал что некоторое время — долгие двадцать лет…

Не буду, мальчик мой, мучить твое внимание длинным повествованием об этих годах. Скажу только… Мой учитель был добр ко мне. Я постиг тайны мироздания. Научился волшебству. Освоил самые премудрые хитросплетения магии. По истечении срока мне дали сан Магистра. Я мог вернутся к людям. Но по закону я должен был изменить свое имя. Меня нарекли Кахомиром.

Первым делом я отправился к матери. Она с радостью приняла меня. Не хотела отпускать. Но меня ждала работа. Я хотел лечить людей. Заверив, что часто буду навещать, я погостил с месяц и отправился в город. Вскоре я стал довольно известным лекарем. Но на беду появились завистники. Поползли слухи. Я покинул город. Поселился в этом замке. Стал жить в полном одиночестве… Шли годы. Я продолжал лечить людей. Ко мне приходили самые отчаявшиеся, потерявшие надежду… Однажды под вечер — прошло более пяти десятков лет моей жизни — в замковые ворота кто-то постучал. Я впустил этого человека. Он был необыкновенно стар. Не от возраста. От горя. Я сразу же почувствовал всю тяжесть страданий перенесенных им. На руках он держал маленького мальчика, завернутого в теплое одеяло. Легким жестом я пригласил его войти. В свете факелов я получше разглядел пришельца. И сердце мое дрогнуло. Перед мною стоял Ремми! Он не узнал меня. Он был занят ребенком. Я же, усадив его в кресло, предложил выпить воды, а мальчика положил на стол.
Да, он был плох. Слизистые сгустки в его венах мешали крови течь. Сердце с трудом справлялось со своей работой. Жить ему оставалось недолго… Внимательно просматривая его тело, я стал сгонять эти сгустки со стенок сосудов, дробить, гнать к выходу… Очень неподатливы они были, но им пришлось подчинится. Я влил в рот мальчика очищающий экстракт и вся пакость скопившиеся в нем, поползла наружу, вздуваясь мерзким желтоватым пузырем. Он рос на глазах. Мальчик неосознанно пыжась, помогал выползать ему, отторгал от себя ненужную гадость. И, наконец, он отделился, покатился к краю стола. Вслед ему хлынула обыкновенная моча… Пузырь же собирался лопнуть но не успел. Я сжег его огненной вспышкой.

* * *

Кахомир улыбнулся. Подмигнул. Затем быстро развел сложенные ладони. Яркий пламенный шар повис между ними. Повертелся и быстро растаял.
— Я потом научу тебя. Это нетрудно. Но слушай дальше.

* * *

— Что с моим сыном? — очень тихо спросил мой брат. Он только что очнулся от сна.
— Посмотри — ответил я вытирая полотенцем стоящего в ушате с водой улыбающегося мальчика.
— Доктор… Я…
Ремми поперхнулся. Забыв закрыть рот уставился на меня.
— Да, Ремми. Это я.
Он заплакал…

— Моя бедная жена. Я любил ее больше жизни. Но она не могла иметь детей. Но недавно она подарила мне сына. И умерла…
Ремми сидел у пылающего камина и рассказывал.
— Я разыскал твою мать. Она благословила ребенка. Но его болезнь вызывала во мне страх. Я в каждую минуту мог потерять его. А она указала в сторону этого замка. «Там живет тот, кто спасет мальчика». И больше ничего не сказала.

На следующий день, сев на коня, я поскакал к матери. Она была чем то встревожена.
— Сынок наступают страшные времена. Я должна защитить тебя, мальчик мой…
— Но от кого?
— От твоего брата.
Я не верил своим ушам.
— Ты стал хорошим волшебником но даже сейчас многое скрыто от тебя. Знай, Элекхор, твой старший брат Элвес — могущественный злой колдун. Он поклялся принести тебя в жертву своему учителю. Такова цена дьявола…
Та страсть с которой мать говорила испугала меня.
— Сынок не перечь мне. Делай что говорю. Много лет назад я дорого поплатилась узнав тайну Белого Круга. Это заклятие надежно защищает своего хозяина. Я же лишаюсь этой силы передавая ее тебе. Белый Круг спасет тебя от колдовства магистра Черной Магии, спасет от козней дьявола и снимет проклятие с нашего рода.
— Проклятие?
— Не задавай лишних вопросов. Всему свое время.
И она передала мне заклятие Белого Круга.

Прошло еще пять лет. Началась война. Черные крестатые рыцари налетели с восточного побережья. Смерть неслась вслед за ними. Деревня, где жил Ремми, погибла в пламени. Это была не простая война. Тешился вернувшийся Элвес.
Крестоносцы ушли внезапно; словно и не было их. Но злой колдун Элекхор не ведал что я тоже волшебник, и что одолеть меня не легко…

* * *

Лицо Кахомира побледнело. Он потянулся за стаканом воды. Рука его дрожала…

* * *

— Мальчик мой, дальше мне трудно говорить. Элекхор искал меня, а нашел мою мать. О чем говорили они никто не узнает. Но уходя, он в бессильной злобе закинул на крышу избушки пылающий факел. Я приехал днем позже. Печальная ждала меня встреча; обугленные бревна и пепел развиваемый ветром. Внезапно послышалось жалобное мяуканье. Черный котенок сидел в развилке дерева. Я взял его. Он, тут же замурлыкав, полез мне за пазуху. Я хотел ехать, но конь стоял как вкопанный. Не слушался. Он приподнял ногу. Ковырнул землю копытом. Я присмотрелся и увидел зеленую ветку с шипами… Это и есть тот самый котенок, малыш.
Кот, повернув голову, представительно кивнул.
— А розу я посадил на выступе скалы. Ты ее видел.
— И на ней никогда не было цветов?
— Никогда…
— Мышь сказала, она зацветет если снять проклятие…
— Проклятие… О нем знала только моя мать…
— Что же Элекхор?
— Он узнал о моем могуществе и сейчас ждет Ночи Черного Эмира. Эта ночь бывает раз в тринадцать лет и наступит через три дня. Безграничное могущество получит дьявольская сила, но даже тогда Элекхор не прорвет Белый Круг…
— А почему он хочет убить меня?
— Видишь ли, в мире колдовства есть много нелепостей. Один колдун не сможет поразить другого если не убьет всех, кто любит его врага. Белый Круг может защитить лишь одного человека и я бы передал его тебе. Но ты мал. Эта тайна убьет тебя. Однако есть кристалл, твой талисман. Он звал нас на помощь и мы с котом успевали… Но настало время. И я должен встретиться со своим братом.
Мальчик вздрогнул.
— Да. Должен. И прямо сейчас.
Кахомир выпрямился.
— Сиди здесь. Не шуми. Мне надо покончить с этим раз и навсегда.
— А если он убьет тебя?
Кахомир нагнулся над мальчиком, поцеловал в лоб и вышел.

6. Смертельная схватка

Дверь закрылась. Лязгнул засов. Мальчик, сбросив одеяло, подбежал к ней. Дернул. Стукнул ладонью. Заперто. Мальчик вернулся к камину, взял свою накидку, надел ее. И вдруг почувствовал покалывание в висках. Кристалл! Из щелки не задвинутого ящика вырывался луч. Ярким пятнышком, упираясь в дверь, приглашал выйти. Я ученик волшебника прошептал мальчик и научился кое чему. Он достал свой талисман, надел его на шею, спрятал под накидку, и опять подошел к двери. Теперь надо сосредоточиться… Капельки пота покрыли лицо… Так… Дверь отошла и он осторожно вышел.

* * *

Гулкие шаги Кахомира указали ему путь. Внезапно они стихли, но мальчик уже знал куда идти. Стараясь ступать, почему-то как можно тише, он прошел коридор, повернул в сторону столовой и, пройдя еще несколько шагов, юркнул в короткий туннель. Он вывел его на широкий брус нависающий над уходящими вниз ступенями и опоясывающий просторный зал. Кахомир неподвижно стоял у одной из колонн. Мальчик подкрался настолько близко, что смог разглядеть его лицо. Оно было бледным. Пугающая белизна ошарашила мальчика. Он едва успел взять себя в руки, чтобы не закричать он нахлынувшего ужаса. Белый Круг! Неужели это так страшно! И опять он почувствовал под собой сырость. Как это надоело… Он сорвал с себя намоченную накидку и отполз в сторону. Лежать на брусе совершенно голым было страшно неуютно и холодно. Камень и в самом деле пытался высосать из него все соки. Но мальчик лихорадочно вздрагивая вжался в него и вдруг ему стало теплее. Это ожил лежащий у щеки кристалл… Кахомир наконец шевельнулся. Правая рука описала в воздухе круг. В отблеске ослепительной вспышки мальчик увидел высокого худого человека, укутанного в черный плащ. В руке он держал длинный тяжелый меч. Элекхор понял мальчик и сердце его провалилось… Кахомир стоял, скрестив руки на груди.
— Элвес, ты здесь, потому что я этого захотел. Ты жаждешь моей крови. Попробуй взять ее. И если мне суждено умереть я умру сражаясь!
Элекхор кивнул и сбросил с себя плащ. Мальчик узнал этого человека! Хотя он был тогда в доспехах, поднятое забрало не скрывало его глаз.
Деревня…
Пылающая деревня…
Отец…

Кахомир взял в руки прислоненный к колонне меч. Враги стали сходиться.

Кахомир… Мальчик вдруг понял все. Он должен был догадаться сразу! Этот человек не хотел ввергнуть его в беду и поэтому умолчал о многом. Но сейчас вспомнилась комната в замке. Ласковое прикосновение гибких узловатых пальцев. Скользящие струйки, выталкивающие наружу мерзкий пузырь, вспышка сжигающая его…
Тогда ему было два года. А позднее к ним в дом пришла старая женщина с глазами молодой девушки и подарила ему, трехлетке, прозрачный голубой камень.
— Мы одни выжили из этой бойни, — одними губами сам себе сказал мальчик. — Я — сын Ремми. И мой учитель — его младший брат…

Все это промелькнуло в мозгу в одно мгновение. И тут клинки издав свистящий звон скрестились…

* * *

Это был страшный бой. Жестокий. Для кого-то — последний. Факела очень ровно освещали зал. Тени сражающихся были едва различимы. Отблески пламени вспыхивали на потных лицах, мелькали на беснующихся мечах. Мальчик прижимаясь к камню, пытаясь унять стук своего сердца, следил за поединком. Он не слышал стука мечей, но каждый удар отдавался тупой болью по всему телу. И страх подсказывал что скоро все будет кончено. Для Кахомира и для него самого.
— Какой же я трус, — думал мальчик. Он был готов разрыдаться от беспомощности и бессилия. Тот человек, старый, скрывающий свою слабость, который не раз спасал его, которого хотелось назвать самым дорогим на свете словом сейчас может погибнуть. И ничего нельзя сделать! Ничего!

Кахомир слабел. Руки отказывались держать оружие. Он, отступая, стал подниматься по ступеням. Элекхор все еще был внизу. Он торжествовал. Смотрел как его враг отступает. Вот он лишился сил… Сел на ступень… Выронил меч… Обхватил руками седые волосы… Элекхор, сжимая рукоять, стал медленно подниматься, готовый взметнуть меч и рубануть.
— Отееееееееееец!
Крик растянулся на весь короткий путь. На несколько последних мгновений. Он упал. Обхватил старого обессиленного человека руками, грудью накрыл его голову. Уперся подбородком в затылок.
— Малыш…
Это были не слова, скорее слабый выдох. Мальчик улыбнулся и вдруг ощутил как вихрь рассекаемого воздуха полоснул его душу леденящей струей.

* * *

Меч опустился. Прямо на беззащитную хрупкую спину рассек ее. И вдруг зазвенел по ступеням… Элекхор бежал вниз охваченный внезапным страхом. Он все еще видел как голова мальчика откидывается назад, слышал тихий стон слетевший с дрогнувших губ, чувствовал как безжизненное тело вслед за потоком крови скатывается по лестнице. Он знал что проиграл эту битву. Хотел поскорее убежать от кровавого тумана плывущего от факелов; уйти от неминуемой расплаты. Но внезапно остановился. Закрыл лицо руками. Вопль отчаяния вырвался из его горла. И в это мгновение тонкий солнечный луч каким то чудом ворвавшийся в узкую щель, в треснувшей у потолка стены, бросил от него на пол длинную тень. Густая кровь, накрыв ее, вскипела. Тут же из под ног колдуна столб жаркого пламени бросил палящие языки под самые своды, опалил их и исчез оставив в каменной плите выжженный круг с рваными краями.

Невдалеке от него распростерлась бледное, перепачканное кровью, детское тело.

7. Рассвет

За высокими стенами замка вставало солнце. Теплые лучи не могли иссушить слезы постаревшего волшебника. Он нес на руках мертвого мальчика. Легкий ветер прилетевший с гор слегка теребя волосы на безжизненно свисающей голове набрасывал их беспорядочными прядками на погасшие глаза. Он вынес его на площадку, где росла роза. Где уже стоял ушат с водой и была разослана чистая простынь. Аккуратно уложив на нее мальчика, животом вниз, он опустился перед ним на колени и взял в руки кристалл. Увы, это был лишь мертвый прозрачный камень. Кахомир бережно снял его с шеи мальчика и положил к подножию розы… Кто-то потерся о его ногу. Раздалось пронзительное мяуканье. Это ты, мой верный друг. Ты тоже плачешь о моем сыне. Только ты теперь сможешь скрасить последние дни моей жизни. Он погладил кота и стал смывать кровь с обезображенного тела. Чем чище оно становилось, тем страшнее выглядела рана. Глубокий разрез тянулся от плеча наискось через всю спину и кончался на бедре. Кахомир осторожно перевернул мальчика на спину и вдруг услышал знакомое дыхание. Он его не забыл за столько лет…
— Мама?
Шум усилился; шуршали листья розы.
— Сынок мой, — сказали они мягким голосом, — молчи и слушай меня.

* * *

— Отец твой в далекой своей юности был очень пылким и непоседливым. Его любимым занятием было скакать на коне не разбирая дороги. Однажды, возвращаясь домой он услышал вой. На лес спускалась ночь. Бесстрашное сердце юноши слегка дрогнуло. Вслед за воем послышался слабый человеческий вскрик… Он соскочив с коня бросился напролом сквозь кусты, через кучи обломанных веток. Выбежав на поляну резко остановился, кое-как удержавшись на ногах. К стволу дерева была привязана девушка. А огромный волчище приближался, облизываясь… Юноша прыжком подскочил к нему. Стал полосовать кинжалом… Эта девушка стала его женой. У них родилась дочь. Но юноша не знал: девушка была жертвой… Дьяволу… И он явился. О, это было страшное видение. Он испепелил мать, а девочку забрал с собой. Несколько лет юноша был в беспамятстве. Женился. У него родилось трое детей. Однажды он прозрел. И вспомнил слова дьявола. «Твой старший сын сотрет с лица земли весь твой род»… Маленькая девочка, унесенная дьяволом, прошла все круги ада. Но ее смышленость помогла вырваться из лап чудовищ. Она унесла тайну Белого Круга, поплатившись за это своей молодостью. Это была я…
— Сестра! О… Мама. Мама…
— Молчи и слушай… Однажды в лесу я нашла девочку. Она умирала от голода. Я приютила ее. Стала ей матерью. Но проклятие дьявола настигло… Вас обоих…
— Нет! Не надо! Не надо!
— Ты мужчина, мой мальчик; силы мои на исходе… Белый Круг. Я говорила, что он спасет только одного. Мне же удалось разорвать его. И часть спрятать в кристалл. Я знала: только через кровь невинного ребенка можно снять проклятие, и только Белый Круг укроет его душу от него… Возьми кристалл… Приложи к своим губам. Положи на губы мальчика. Такова моя последняя воля…
Голос слабел.
— Прощай мой милый брат. Мой дорогой сын…
— Мама! Мама!

* * *

Кахомир вышел из глубокого забытья. Поднял кристалл. Выложил его на ладонь. Полежав немного, мертвым и холодным, он заискрился. В глубине запульсировали желтые жилки. Взметнулся, заплясал багровый огонек. Кахомир коснулся его губами, согрел своим горячим дыханием, и опустил на бледные детские губы. О чудо! Разрез на бедре стал зарастать. Кожа стягивалась дальше и дальше. Вот исчезла кровоточащая щель на плече. Кожа потеплела, окрасилась розоватым румянцем, в глазах вспыхнул живой блеск. Они закрылись. Открылись опять. Губы дрогнули.
— Отец… — прошептал мальчик. — Ты жив…
— Жив, малыш. Жив.
— А…
— Его больше нет.
— Ты убил его?
— Он сам убил себя; оступился и накололся на свой меч.
Он помог мальчику сесть.
— Отец. Что было со мной? Почему я так слаб, что с трудом поднимаю руку?
— Не думай об этом, — ответил Кахомир, вытирая капельки пота с его лица. — Тебе надо поесть и хорошенько выспаться.
— Отец…
— Да?
— А рассвет? Он наступил?
— Да. Думаю — да.
Внезапно раздалось громкое мурлыкание. Выскочивший откуда-то кот прыгнул мальчику на колени. Мальчик улыбнулся ему. Но вдруг его что-то насторожило.
— Отец! Смотри! Скорее!
Кахомир, вздрогнув, посмотрел туда, куда был устремлен взгляд мальчика.

На розовый куст.

На упругой ветке, усыпанной шипами и листьями, раскачивался огромный алый бутон.

©Leoparrd