Однажды, более двух тысяч лет назад, любовь стала одной из причин, оказавшей самое большое влияние на во многих отношениях непревзойденную культуру народа, наиболее жаждущего прекрасного и пьяневшего от красоты, которой когда-либо знал мир. Здоровье, сила и величие расцвели у греков от любви мужчин к юношам, от любви юношей к мужчинам - любви, которую ценили греческие мыслители и воспевали греческие поэты. Эта любовь светилась - светилась от понимания и свободы.
Затем наступила ночь, пришедшая с христианством и его чудовищным искажением всех наших естественных чувств оптимизма и радости от жизни. На протяжении столетий эта любовь, которую греки считали красивейшей и благороднейшей в лучах света и перед глазами мира, была похоронена: ее имя было унижено и объявлено вне закона, она сама опозорена, преследовалась и презиралась так сильно, что выжила лишь потому, что была вечной и, следовательно, не могла умереть, скрывалась и пряталась от мира и от самой себя, и её мученические крики без эха замирали в тишине страха и ужаса темных веков.
* * *
Мы, живущие ныне дети благословленного девятнадцатого века, заложившие основу всей будущей свободы человеческого рода, мы первыми снова осмелились признать эту любовь. Но вместо того, чтобы, наконец, вытащить её из-под грязи и пыли, покрывающих её, и восстановить её в торжестве собственной нетронутой красоты на том месте, которого она заслуживает, увенчав её белый лоб свежими розами, прославляя праздник жизни у её ног, люди потащили то, что было обесчещено на скамейке судьи и кафедре священника, на препарационный стол доктора, и присвоили этой любви место между двумя полами людей; и по мнению этих людей, они поступили очень мягко, и абсолютно правильно - те, кто решил: этой любви место не здесь, а скорее в сумасшедших домах.
Эта любовь, выжившая, несмотря на все оковы и пытки, эта здоровая любовь должна была «исцеляться» шарлатанами при помощи гипноза и смирительных рубашек. Заклеймив её как преступление против природы, затем они сотворили кое-что похуже - любезно оправдали эту любовь как отклонение природы.
* * *
Затем она наконец подняла свою красивую голову и улыбнулась! Она снова улыбнулась впервые с тех пор, как увидела более счастливую и, следовательно, более красивую расу.
* * *
Природа! Именно она создала нас всех, не такими, как хотелось нам, но такими, как требовалось ей, и она одна знает, почему она создала нас такими, какие мы есть.
Мы все ее дети. И она - мать всех нас. В ней всё естественно, потому что все произошло из неё, и преступлением против нее не является то, что само по себе не приведет к её собственной гибели. Наша жизнь проходит в бесконечной борьбе за самосохранение. Каждое существо вынуждено сражаться за свое место на ее животворящей груди. Мы тоже, так долго отрекавшиеся, должны, в конечном итоге, бороться за наше место под солнцем, а не влачить жалкое полуголодное существование, потому что ее, по-видимому, привилегированные дети отталкивают нас от нее.
* * *
Каждому нравится свое собственное право.
Право любви мужчины к женщине, любви женщины к мужчине, их права такие же, как и прежде.
Есть право любви мужеподобной женщины к женщине, женоподобного мужчины к мужчине.
Но есть и право нашей любви: любови мужчины к юности, любви мальчика к мальчику, любви юноши к мужчине!
Мать-природа распределила свои богатства среди нас в невероятном изобилии - не обращая внимания на то, как мы используем их, на своё счастье или на своё проклятие; не обращая внимания на то, как мы распределяем их между собой. Бесполезно искать цели, о которых она ничего не знает. Все, что мы можем сделать - преклониться перед её неизбежными законами, признав их таковыми.
Здесь достаточно места для всех. Никто не должен оказаться обездоленными. Никто не должен чувствовать себя исключённым.
Почему мы ссоримся в борьбе за лучшие места? Разве не лучше для каждого, чтобы он мог стать самым счастливым в самом полном развитии своей личности?
Все ищут свою родину в чужих странах жизни. И мы тоже. А так как наш дом находится в сердце друга, которого мы любим, тогда мы ищем его там, ищем до тех пор, пока не найдем.
Горе тем, кто продолжает обкрадывать нас!
* * *
Мы? Но кто тогда эти самые «мы»?
Каждый из нас, кто страдал от незаслуженного и нечеловеческого одиночества, представляет себе, что он только один такой. Презираемый людьми, отталкиваемый от жизненного стола, он каждый день заново сражается с побуждениями собственной природы, как с злобным противником, сегодня побеждая, а завтра проигрывая; ощущает себя преступником из-за каждого взгляда, каждого рукопожатия, каждого поцелуя его гонимой любви, до того дня, когда осмелится открыть глаза и признать, что вокруг него есть такие же, как он сам, похожие на него и все же отличающиеся.
И если его взгляд становится шире и глубже, новое понимание должно присоединиться к его пониманию этой разницы: понимание наиболее зрелое, перенесенное из только что прошедшего века, понимание того, что благосостояние будущего заключается в освобождении индивидуума, любого индивидуума в своем развитии, без какого бы то ни было социального и группового давления, развитии самого себя как высшего счастью своей жизни, ее смысла и её цели.
Однажды, когда в подобной свободе развитие человека станет другим, приобретя новые, еще не представляемые ныне пути, тогда эта любовь также проявит себя в своей истинной форме. Больше не будет нужды продаваться из-за необходимости или по расчету, не будет нужды более бесстыдно располагаться под глазами и ждать разрешения других; она станет свободным даром одного сердца другому, и самый драгоценным будет создание и поддержание любви, и, даже если в этом мире не всё одинаково для обоих, её будут дарить и принимать - не мучаясь и не беспокоясь по поводу ненависти и недопонимания.
Тогда мы увидим, кто мы и сколько нас. Сегодня можно только догадываться, сколько нас, ибо в страхе и позоре перед лицом жестоких предрассудков и законов, которые как раз-таки являются преступлениями, убивающими самые нежные наклонности нашего сердца и ставящими заслон между ими и нами, мы стараемся не видеть и быть невидимыми!
Более счастливое будущее увидит и посчитает нас, и, - то, о чём сегодня только догадываются некоторые из нас - вероятно, сможет вызвать удивление перед признанием, что греческое наследие неискоренимо живет в груди каждого мужчины, каждого юноши, удивление и в тоже самое время потрясение от мысли о наших страданиях - о нас, кто от печалей нашей жизни приобрёл неслыханное мужество признать нашу любовь. И оно - то будущее - не станет отрицать нас в благодарность и признательность.
* * *
В образе Эроса наша любовь снова встанет на пьедестал из мрамора, живой красотой беспечных конечностей, изяществом тонких бедер вечной юности, улыбкой на губах и челе: на губах -очаровательной, невинной улыбкой мальчика, который доверяет своей первой склонности; на лбу - серьезной улыбкой человека, который сражается в самой тяжелой битву своей жизни за это.
В этих улыбках нет возмущения, как бы к вам плохо не относились; нет страдания, сколько бы вы не перенесли из-за ненависти; нет недопонимания - с каким безрассудством бы вас не преследовали, - а вы все же улыбаетесь!
* * *
Ты - моя любовь с детских лет - я вижу, как ты улыбаешься, и бесконечная тоска наполняет мое сердце! И я припадаю к ногам твоим, которых давно избегал, и обнимаю твои колени - брошенный и отвергнутый в глазах всех, кроме твоих, я прихожу к тебе.
Позволь мне отдохнуть здесь некоторое время!
Посмотри, как я устал!
Я так часто и много страдал, и это, возможно, было выше моих сил.
Я хочу только понять, постичь то, что некогда было непостижимым для меня и до сих пор непостижимо для многих.
Научи меня твоей понимающей улыбке!
И ты улыбаешься - улыбаешься мне. Но сила уходит от тебя, бесконечная сила!
Позволь мне отдохнуть еще минуту, чтобы она передалась от тебя ко мне.
Когда я встану, я больше не буду молчать. Я заговорю!
* * *
Но как мне назвать тебя, любовь моей жизни?!
Любое имя, которым назвали тебя до сих пор, стало оскорбительным в грязных устах вульгарных, ничего непонимающих тупых умов, что хуже всех оскорблений; и никто не дал тебе правильного имени.
У тебя по-прежнему нет имени. Поэтому позволь мне назвать тебя - безымянной!
* * *
Безымянная любовь!
Безымянная любовь к юноше и мальчику, доверчиво прижавшихся к груди мужчины, потому что они чувствуют, что найдут там всё: дружбу и любовь, помощь словом и делом!
Безымянная любовь мужчины, который привлекает к себе самое дорогое и желанное, стремясь быть одновременно всем - другом и отцом, братом и любовником!
Безымянная любовь - когда же будущее наконец назовет тебя твоим истинным именем?
* * *
Я больше не могу молчать.
Я поздно заговорил. Моя робкая, униженная совесть подавила крик моей юности; вечное разочарование убило её страстное желание; беспокойные мысли рано разрушило её свежесть.
Таким образом, последняя надежда моей жизни стремится к осознанию чудовищной и беспрецедентной несправедливости, и ее наивысшее желание - начать служить этому пониманию из моих последних сил.
И если это уже не крик, то, по крайней мере призыв; и если он потерял в силе, то должен выиграть в глубине.
И я чувствую, что он достигнет ушей тех, кто в ужасающем молчании вокруг себя все еще прислушивается, будто ожидая ответа на загадочный вопрос своей жизни; достигнет как слово утешения, как послание нового мужества.
* * *
Я жил ночью.
Теперь я буду громко приветствовать утренний рассвет, стараясь в его юном свете охладить мои горящие глаза, уставшие от одиноких слез.
Нам всем сегодня необходимы мужество и утешение.
Мои запоздавшие действия еще должны придать мне смелости и даровать утешение. И, если это возможно, и другим тоже - тем, кто в одиночестве страшится безысходности, кто молча жаждет любви, кто понапрасну ищет себя, неспособный найти себя в смятении и страдании - каждый в одиночку и все, не заслуживающие своей судьбы!
Мужество и утешение - для них и для себя!
Мужество и утешение!
©
