“Ты знаешь... главное, чему я у тебя научился,
это – ждать. Иногда – годами!”
Иван – автору

Вечер. Пыльный московский вечер. Один из многих. Устоявшаяся многонедельная жара иссушила город, выжгла его, не оставив не единого прохладного уголка. Жара повсюду. Она сочится из каждой подворотни, расплёскивается по пыльным улицам и заползает в ларёк мороженицы. Солнце село. Но жара не собирается сдавать свои позиции. Наступившие сумерки не приносят прохлада. Её просто нет!!
Он бездумно бредёт по городу. Всё, абсолютно всё, безразлично. С тех пор, как умерла последняя надежда, кажется, что он умер и сам. Пожалуй, так и есть. Сейчас ему всё безразлично... Жизнь хороша, только когда она имеет цель. Когда чего-то хочешь. На что-то надеешься. Его надежда умерла.
Тускло мелькнула очередная вывеска. Клуб “Кипарис”. Где-то он уже слышал об этом клубе. Ах да. Напоролся в “нете”: “элитный мужской клуб”. Элитный?! Такой же кабак, как и все остальные. Замах на рубль, удар на... Хотя, какая разница? Что “Кипарис”, что “Три поросёнка”, всюду одно и то же: обнажённые тела, лоснящиеся от пота и похоти, порнуха по видику, стриптиз и шлюхи. Стандартный комплект. И не одного родного лица. Господи, как он устал от этого!
Впрочем, деваться всё равно некуда. Пустая квартира навевала ужас, отдавая могильным холодом. Настоящая могила и то была бы, наверное, слаще.
Дверь легко поддалась напору сильной мужской руки, и, вздохнув, он шагнул в грохочущий зал.
***
Музыка наяривала, пожалуй, даже громче обычного. Пульсирующие разноцветные огни заливала танцзал режущим противоестественным светом, смешиваясь в невероятных узорах. Разгорячённые тела сливались в возбуждённые узлы, сжимавшиеся в невероятных конвульсиях, разлетавшихся по танцзалу и вновь сливавшимися по воле музыкального джина.
Приветливо кивнув охраннику, Юра проскользнул мимо танцзала, и по винтовой лестнице сбежал вниз в ракушку, к своему рабочему месту, барной стойке. Вот уже почти год он работал здесь “Бас-боем”. Работа как работа, не хуже остальных: знай, собирай себе посуду за клиентом, да не забывай вовремя менять пепельницы. Работа его вполне устраивала. Первое время кое-кто из клиентов пытался завоевать расположение симпатичного юноши. Но, столкнувшись с равнодушным взглядом и решительным движением плеч, быстро оставили его в покое. Оно и к лучшему. Работа, есть работа, а что до любви...? На эту тему думать он себе запретил давно и всерьёз. Да и не было её здесь, любви то. Так что каждому своё. В этом баре он был чужим, и если бы не красивая внешность, его давно бы уволили.
Поздоровавшись с Кристином, молодым, но чрезвычайно самоуверенным барменом, Юра нырнул в подсобку. У самой двери распаковывали упаковку с пивом двое Юриных сослуживцев. Старший, Юрин ровесник, Слава, приветливо протянул свою сильную ладонь.
– Привет.
– Здорово – Юра протиснулся в дальний угол к своему шкафчику. – Какие новости?
– Смотря, что тебя интересует – философски заметил Слава. – Новостей хватает.
– Вываливай всё, как нибудь отсортирую.
– Интересно, термин “отсортирую” произошёл от слова “сортир” или нет? – в Славе проснулся студент филфака.
– У них общие корни – Юра снял джинсы, и, под восхищённым взглядом второго “бас-боя” “Жаклин”, стал натягивать казённую униформу.
– Ну, основная новость заключается в том, что “Жанна” всё-таки нарвался. Решил поставить на этой неделе личный рекорд. Двадцать шесть клиентов обработал, на двадцать седьмой попытке – облом.
– Что, вес не был взят? Гандон, что ли, лопнул?
– Да нет, на это он уже давно не реагирует. Тут другая проблема. Особо крупный размер попался. Уж не знаю, как они там соревновались, но отметелили бедняжку так, что он уже сутки лежит пластом. Так что рекорд накрылся.
– Ох, не повезло бродяге. Что ещё?
– По большому счёту ничего. Так, всякая мелочь. Да, шеф распорядился, чтобы ты обслуживал курительный.
– Что так? Мне и внизу работы хватает.
– Внизу теперь вон – Слава кивнул на Жаклин – новый работник. Наверх ему выход закрыт. К клиентам слишком приставать стал.
Жаклин жеманно передёрнул бёдрами: – Очень надо. Они сами, как мухи на мёд.
– Сказал бы проще: как на г... – расхохотался Слава.
– Да пошёл ты! – гневно фыркнув, Жаклин, упорхнул в бар.
Юра усмехнулся, и, повернувшись к зеркалу, стал пристёгивать галстук-бабочку.
– Ладно, ты тут заканчивай, а я наверх – подхватив блок с баночным пивом – Слава шагнул к дверям. – Пока потусуйся здесь, а часа через два поднимайся: клиент попрёт.

***

Громко взвыли фанфары: начиналось эротическое шоу. Ночь перевалила двухчасовой рубеж и медленно поползла дальше. Работы в баре хватало, тем более что Жаклин упоённо беседовал о чём-то с одним из клиентов, и поэтому Юра не сразу заметил призывно махавшего ему со ступенек лестницы Славу.
– Всё, давай перемещайся наверх. Я в запарке. Кивнув, Юра подхватил из-за стойки свежее полотенце, и устремился наверх.
Ночь давно уже укутала город своим пушистым одеялом, но жара и не думала спадать. Кондиционеры трудились во всю, но даже они не в силах были справиться с густой духотой, которая липкими путами охватывала всё живоё, лишая малейшего желания шевелится. Но толпа в танцзале продолжала бесноваться, невзирая ни на что. Оголённые потные тела извивались в такт музыке.
Скользнув взглядом по перекаченной фигуре нового стриптизёра, Юра собрал пустые бутылки и устремился в курительную. Здесь, в отличие от всех помещений, было относительно тихо и прохладно. Негромко щёлкали бильярдными шарами двое не совсем трезвых игроков, да немного шумно веселилась небольшая компания за центральным столиком. Настенные плафоны создавали своим неярким светом домашнюю, почти интимную атмосферу. Возникший из полумрака Слава кивнул Юре:
– Собери стаканы, и, пройдись по пепельницам. Дымят, словно накуриться не могут. Да, за тем столиком – он указал на самый тёмный угол комнаты – клиент. Ему кофе каждые полчаса. Странный какой-то. Юра взглянул на указанный стол. Спиной к нему сидел человек. Прямая спина, пегие, слегка тронутые сединой волосы. Одет весьма прилично. Клиент как клиент.
– Сидит уже пятый час. Принял рюмку “Смирновки”, и с тех пор только кофе и заказывает.
– Ну и? Ждёт кого.
– Хрен. На часы не смотрит, да и на дверь не оглядывается. Наши пытались к нему подкатиться – отшил.
– Думаешь, ночь хочет переждать?
– Нет, не похож. Бабки у него есть, сам видел. Лопатник битком, причём “зелень”. Да и часики – закачаешься. Хотел бы, где ночь провести – выбрал бы дыру получше нашей. Нет, этот – что-то другое. Ладно, наше дело телячье. Действуй – Слава вновь растворился в полумраке.
Без особого энтузиазма Юра приступил к работе. Наплыв клиентов не позволял расслабиться, и минут через сорок беготни к бару и обратно он основательно взмок. Постоянный гул голосов, грохот, доносившийся из танцзала, основательно действовали на нервы. Клиентура в курилке постепенно сменялась, и только таинственный посетитель продолжал сидеть в гордом одиночестве.
Разгоревшийся около бильярдного стола микроскандал отвлёк на время внимание Юры. К тому времени, когда служба безопасности утихомирила разгоревшиеся страсти, большинство посетителей постепенно переместилось в другие помещения клуба.
– Молодой человек.
Юра оглянулся. Незнакомец слегка повернулся и призывно поднял два пальца.
– Ещё чашечку кофе.
Кивнув, Юра подхватил пустую посуду, и устремился вниз. Вообще-то ему не полагалось принимать заказы, это прерогатива барменов. Но кто смотрит на такие мелочи в четвёртом часу утра. Вернувшись через пару минут, он обнаружил посетителя всё также сидящем в своём углу. Голова и плечи незнакомца почти полностью растворялись во мгле. Всё в той же неподвижно-задумчивой позе он казался монолитом, высеченным из какого-то камня. Едва заметным движением он отметил появление чашки с кофе на столике. Юра мимоходом отметил, что пепельница заполнена и явно является в замене. Устремившись к барной стойке за новой, он поймал себя на мысли, что незнакомец ему чем-то смутно знаком. Однако углубиться в эту проблему ему помешало полупьяное, “Ещё стаканчик виски”, раздавшееся из большой компании, веселившейся у входа в танцзал.
Ночь неспешно текла дальше, и минуло не менее получаса, прежде чем Юра вспомнил о необходимости замены пепельницы.
Подхватывая наполненную окурками пепельницу со стола, он невольно обратил внимание на большие сильные руки посетителя. Слегка грубоватые, но явно поддерживаемые хозяином в чистоте, они свободно лежали на столе. На правой, зажавшей дымящийся “Парламент”, между большим и указательным пальцем чётко проглядывался странный зигзагообразный шрам.
“Занятный шрамик. Интересно, чем это он?” – с этими мыслями Юра повернулся и сделал два шага от стола. Третий он совершить уже не смог. Озарение, охватившее его, заставило замереть на середине движения.
Он знал, чем был сделан этот шрам! И не просто знал!! Он сам его и сделал!!! Тогда пять с лишним лет назад. Когда, выскользнувшая из слабых мальчишеских рук, электродрель полоснула своим жалом по этой руке. Руке того человека, которого он безумно любил, которого ждал все эти годы! Ждал, надеялся и боялся этой встречи. Боялся, но всё равно надеялся. Ибо только эта встреча могла снять с его души страшный грех. Грех Предательства!
Медленно, повернувшись, Юра молча глядел на человека, который больше не был для него незнакомцем. Время для него остановилось. Его просто не существовало. Существовали только они. Он и тот, кто сейчас сидел за этим столом. Тот, встреча с кем была смыслом его жизни. Вот он сидит прямо перед ним. Человек, которого он боготворил. И тогда, когда они были вместе. И потом, когда начались все эти годы разлуки. Страшной разлуки, вызванной людской злобой и завистью. Стоит сделать всего пару шагов и то, чего так желал, о чём мечтал все эти годы, случится! Произойдёт!! Свершится!!! Но как страшно сделать эти шаги. Страшнее всего. За каждым из этих шагов может произойти страшное, непоправимое. Какой ужас! Но повернуться и исчезнуть... Нет!
Вот он привстал, достал из кармана зажигалку, прикуривает. Слышится характерный щелчок. Конечно же “Зипо”. Других он никогда не признавал.
Затянулся.
Всё, можно считать до пяти. Ровно на пятой секунде он выпустит густую струю дыма. Так было всегда. Так будет всегда. Ибо это – он.
Ровно на пятой секунде струя дыма вырвалась на свободу и в тот же миг расплескалась, растеклась вокруг преграды из двух юношеских ладоней, внезапно вынырнувших из-за спины курильщика. Застыв на секунду, ладони приблизились к голове, резким движением взлохматили жестковатые, курчавые волосы и переплелись, сомкнулись вокруг могучих плеч.
Их знак! Их игра! Их шутка, которую они повторяли сотни раз! Сейчас решится всё!!!
***
Он замер!
Этого не могло быть. Если бы здесь и сейчас случилось землетрясение, цунами и с потолка бы хлынул селевый поток, он был бы потрясён меньше. Этого не могло быть. Просто по определению. Не могло и всё! Так не бывает!
Левой, всегда сильной, а сейчас предательски дрожавшей, рукой, он осторожно разомкнул кольцо обхвативших его рук, и ещё боясь поверить себе, развернулся к их хозяину.
Их взгляды встретились!
Они вглядывались друг в друга, силясь понять, что же изменилось за эти пять проклятых лет.
Безмолвный диалог. Слова не к чему. Глаза в глаза.
Наконец, его губы дёрнулись, силясь чего-то, сказать, но из пересохшей глотки вырвался только неясный, выстраданный стон. Этого выдержать было невозможно! Юра вздрогнул и, прижавшись к его жёсткой щеке, закрыл глаза и весь растворился в этом щемящем чувстве. Осохшие губы сомкнулись, кадык на шее скакнул вверх, и тут же вернулся на место.
– Слава богу – в этих хриплых, исторгнутых из глубины души словах, почти стоне, было столько нежности, столько нежданного счастья и боли, что Юра понял: “Прощён!”. Чтобы то не случилось прежде, сейчас в эту минуту ему отпускались все его грехи!
Не в силах преодолеть это смешенное ощущение стыда и счастья, он только крепче прижался к этой родной, милой щеке, затряс головой, пытаясь не разрыдаться, и всё же давясь слезами, простонал:
– Я... Это всё я... тогда...!
– Нет! – сильным движением рук он отстранил от себя Юру, встряхнул за плечи, и, строго вглядываясь в Юркины заплаканные глаза, утвердительно проговорил. – Нет! Ты не в чём не виноват! Я был старше! Это я должен был всё предусмотреть. Ты – нет!
Вновь прижав к себе рыдающего юношу, поглаживал его по голове, пытаясь овладеть охватившими его чувствами.
Теперь всё было позади: и страшное пятилетие разлуки, и суд, и настырный следователь, умеющий доказать недоказуемое, лагеря и одиночество. Безумное одиночество, которое грызло душу все эти годы.
В эти мгновения они оба знали, что всё это закончилось, всё осталось в прошлом. А впереди... Впереди было только одно счастье, которое принадлежало им обоим...
– Когда... Когда ты вышел?
– Год назад. Примерно.
– Но ведь...?
– Да. Мне добавили ещё год. За драку. Ты же знаешь, я всегда отличался буйным нравом.
Они рассмеялись. Присели за столик. Он внимательно вглядывался в заплаканное лицо юноши.
– Я сразу начал искать. Но ты...
– Да, я там больше не живу. Мама уехала к сестре в Саратов. А я...
– А ты?
– Я боялся. Сначала их всех. А потом... Потом себя. Своего предательства!
Сильная рука прижала его ладонь к столу:
– Никакого предательства не было! Ты понял? Никакого! Ты всё сделал правильно.
– Я...!
– Всё, похоронили!
Это чуть хрипловатое “Всё” с такими знакомыми указующими нотками. Оно всё ставит на свои места. Прошлого нет! Оно предано забвению.
Палец щёлкнул по табличке на Юриной груди.
– А почему Бронин? Ты же...
– Власов? Нет, это по отчиму. А по отцу Бронин. Получал паспорт, и записался по отцу. Не хватало только, что бы я носил фамилию этой... гадины! Это же он затеял тогда всю эту свару. Думал, раз ты при деньгах, можно с тебя чего ни будь поиметь... А когда понял, что промахнулся...
– Ладно, проехали.
В этом он весь. Ничуть не изменился. Всегда и во всём полная самостоятельность и независимость. Всё решает сам и за всё отвечает сам. Ни что не может изменить его!
– Я, конечно, дико извиняюсь, что вмешиваюсь в вашу беседу. Но мальчику нужно работать – манерный, чуть жеманный администратор Костя возник над столиком. – Хотя, если вы желаете продолжить... – удивлённый взгляд в сторону Юры: раньше он с клиентами не общался. А какие тузы за ним пытались ухлёстывать. – Так сказать продолжить беседу в более интимной обстановке...
– Мальчик здесь больше не работает – спокойный, почти бесстрастный голос только лучшим знакомым подсказал бы силу его гнева.
Костя в изумлении уставился на Юру:
– Конечно, конечно... Но как бы вам сказать? У Юрочки контракт...
– Сколько?
– Простите?!
– Сколько осталось до окончания контракта.
Костя шумно вздохнул, силясь вспомнить условия соглашения, и невольно столкнулся с взглядом тёмных зеленоватых глаз. Этого взгляда не выдерживали матёрые уголовники. Он прижимал, почти парализовывал.
– Простите... по-моему, он истекает скоро... Очень скоро.
– Ну, вот и отлично. Я рад, что мы пришли к консенсусу.
Словечко, из подзабытого лексикона старого генсека неожиданно резануло слух, поставив точку в возникающем конфликте. Костя что-то пискнул, и дематериализовался.
– Переодевайся. Я буду ждать тебя у входа – он двинулся к выходу, не оглядываясь, уверенный, что всё будет так, как он хочет.
Когда он вышли в город, первые лучи солнца слабо позолотили верхушки крон деревьев. Наступило утро.

©Max