Говорили Боян и Ходына,
Святослава певцы и времён Ярослава,
Любимцы Олеговы:
"Тяжело без плеч голове,
Худо телу без головы."
«Слово о полку Игореве»; 12 столетие

ПРЕДИСЛОВИЕ

Таг (Тагес) - бог-пророк. По преданию, Таг появился из земли во время пахоты в виде младенца с седыми волосами. Он пропел священное учение окружившим его Лукумонам.

Событие относят к XII веку до н.э.

О Taгe также повествует Цицерон в трактате "О дивинации”: "Говорят, что Тагет появился, когда землепашец вспахивал свое поле; этот Бог обликом своим был похож на ребенка (puerili specie dicitur visus); он поведал собравшимся этрускам основы их религиозного учения” (Cic. De div., II, 50).
Облик Тага, описанный Цицероном, как «похожего на ребенка», находит подтверждение в этрусском искусстве. Тага изображают и как ребенка, и как мальчика-подростка.
Две миниатюрные бронзовые статуэтки Тага, ребёнка, хранятся в Григорианском музее в Ватикане. Одна из них была найдена в Перудже, другая в Тарквиниях.
Самое поразительное в верованиях, связанных с Тагом, то, что, возможно, они сохранились в Италии до наших дней. Жители Тосканы на протяжении веков свято верили в то, что если дети заболеют, то можно призвать на помощь "духа-ребенка” ("spirito bambino”) по имени Таго, который восстанет из земли и поможет им. Об этом в начале XIX века рассказали старики итальянцы Чарльзу Лиланду, собиравшему фольклорные данные для своей книги "Пережитки этрусских верований в народных традициях”. Как указывает Лиланд, предания о маленьких детях, изрекающих слова мудрецов или наделенных целительными силами, распространены в фольклоре различных областей. Такая живучесть народных преданий указывает на нашу неразрывную связь с прошлым, правда, эта связь порой незаметна, но внимательный взгляд всегда позволит обнаружить ее.
Существует версия, что Taг - имя древнейшего финикийского бога Дагона, так как в этрусском языке звук "д” передавался как "т”. Дагона почитали пеласги и филистимляне, как подателя пищи.

По другой версии, Дагон аналогичен славянскому Дажьбогу. При переходе звука "ж” в "г”, что довольно часто встречается в языковой среде, такое соотнесение весьма вероятно.
Предположение о том, что бог Таг мог быть связан со славянским Дажбогом, или Дагбогом, имеет смысл. В этом случае обращает на себя внимание тот факт, что древние русы называли себя Дажбожьими внуками, то есть относили себя к потомкам бога Даж или Даг. Этруски считали себя потомками бога Тага и Геркле.

По материалам ПАМЯТНИКИ СЛОГОВОГО ПИСЬМА ДРЕВНИХ СЛАВЯН. (Дмитриенко А.) М., 2001 г.
ЭТРУСКИ. Стр. 319-323. (А. Е. Наговицын.) М., 2000 г.

ЗАПЕВ
«Не лепо ли бяшетъ братия почати старыми словесы трудныхъ повестей...»

Каждое слово начинается с первой буквы...
Каждый путь начинается с первого шага...
Каждая сага начинается с первого звука...
Каждая жизнь начинается с первого вздоха...

Кто Ты, Звёздный Странник? Зачем явился, на сей белый свет и когда, где раздался твой первый крик? В чём тайна Твоих Заветов? Где хранятся Они, диктующие нам Основы самой Жизни и протестующие против самой системы вещей? В чём Их Корень? В чём Их Смысл?

Твои Заветы, простые и понятные всем, это самое лучшее из того, что когда-либо было подарено человечеству. Тогда почему Тебе суждено оставаться Вечным Мятежником? Почему Ты вдохновляешь тех, кто гоним при жизни своей, и кто превозносится людьми после своей смерти? И это только потому, что светит светом Твоим во тьме мира сего... Где Ты преклонил Свою голову? Или, может быть, Ты никогда не умирал? Нет! Ты вечен! Поскольку вечна Высшая Совесть! Поскольку вечна Твоя Великая Клятва! Поскольку вечна сама Жизнь...
Ты пропел Гимн Жизни и указал Путь своему народу. Ты научил оставаться человеком везде и всегда, и превознёс детей человеческих превыше всех богов!
Ты хотел быть обыкновенным ребёнком как и все дети. И был рождён им, рождённый как все дети и воспитываемый как все сыновья человеческие, прожив на земле не более двенадцати лет.
Ты просто хотел жить, радоваться жизни, любить и быть любимым, и унаследовать долю всех твоих ровесников... Но судьба распорядилась иначе, когда к стенам Твоего города подступили враги. Именно Тебе вручил злой рок скипетр власти. Словно злой насмешкой судьбы легла на Твою голову диадема верховных правителей. Словно смертным приговором прозвучало Твоё Имя, как имя Царя Царей. И Ты принял свой народ в его роковой час! И только Ты, слабый ребёнок, а не войско могучих богатырей, победил и низвергнул врагов!
Исчезает ореол романтики, когда ясно себе представляешь эпоху, в которую Тебе довелось жить. Рыцарские романы замешивались на крови, и героический эпос писался кровью убиенных младенцев. Боевые трубы вторили воплям терзаемых детей и женщин. В блеске сокровищниц древних королей до сих пор сверкают огни пожарищ, а в горных ущельях по сей день отдаётся эхом последний вздох умирающего воина... ... ...
Пылающая степь. Разбойничьи орды, надвигающиеся с востока и юга. С севера и запада наползают банды голодных дикарей дремучих лесов. Вот и вся романтика... Тебе было суждено спасти от гибели тот народ, который до сих пор, как и в Твою эпоху, зовётся тем же именем, в котором звучит цвет его русых волос. Ты принял его ограбленным и беспомощным для того, что бы оставить Народом - Богоносцем, подарившим Миру те величайшие сокровища, которыми гордится теперь, сей Мир, называя Сокровищами Человечества! И кто знает, как бы повернулась человеческая история если бы Твоя мать не подарила бы Тебя людям... А Ты подарил народу своему великий дух! И имя народа Твоего, до сих пор, со страхом произносят враги! Потому что Дух народа Твоего, подаренный ему Тобой, не постижим иным народам! А значит, народ сей непобедим! А с ним непобедимы и потомки Твоих современников!
И поэтому народ Твой выжил! И воспрянул! Поднял главу свою, что бы стать ещё более могучей и грозной империей чем в годы Твоих отцов и дедов! Что бы стать той страной, тем народом, из которого полился Свет Знания и Просвещения, Свет Духа Святого, всему человечеству неся Свет во тьме. Ибо в те грозные времена именно Тебя сама Судьба избрала, подведя к престолу предков, что бы спустя тысячелетия прогремело ценой Твоей Жизни Гордое Имя - Святая Русь!
Ты был Скамандрий, Сын Гектора, внук Приама, Потомок Божественного Лабарны. Но всё это забылось во тьме веков, унеслось вслед за ветром времён, потому что Ты вошёл в историю человечества, встав рядом с его Многомудрыми и Блаженными Отцами и Учителями, что бы назваться в грядущих поколениях Таг Всемогущий!
«Солнечный бог небес, человечества пастырь!
Ты из моря выходишь, из моря — сына небес,
и устремляешься вверх, к небесам.
Солнечный бог небес, господин мой!
Рожденным людьми и диким зверем в горах,
псу, и свинье, и насекомому в поле —
всем ты даруешь то, что дано им по праву!
Изо дня в день…

…Приветствую тебя, солнечный бог небес!
Ты видишь сердца всех людей,
но никому не дано видеть сердце твое.
Если кто преступленьем себя запятнал,
ты стоял над ним, солнечный бог небес!
Я хожу правой стезей, и ты видел того,
кто мне зло причинил, о солнечный бог небес!...»
(Стихи неизвестного хеттского поэта; II тыс. до н.э.)

ВСТУПЛЕНИЕ

Жрецу великого храма Асменя, что стоял в троянском порту и был виден моряками задолго до того, как их корабли входили в гавань, этой ночью привиделся дивный сон скорее напоминавший видение. Он видел ветвь явора, низко склонившуюся над ним, под тяжестью листьев и росла она так быстро, как быстро всходит по утрам солнце, а по вечерам закатывается за горизонт. Под весом множества листьев, ветвь клонилась, всё ниже и ниже и казалось, что она вот-вот должна упасть и раздавить собой Лаокоона. А сам Лаокоон лежал в её тени обессиленный, словно больной и немощный. И не мог пошевелить ни рукой, ни ногой. Ветвь же набирала вес и силу, заслоняла собой звёздное небо.
Изнемогая, Лаокоон начал читать тексты священных гимнов, но страх охватывал душу и он забывал их слова, терялся, словно храмовый мальчик перед учителем когда тот упрекал его в незнании азбуки... А ветвь росла и росла... Внезапно, как бы из ниоткуда, на небосводе ярко-ярко сверкнула звезда. Она становилась всё больше и больше, и Лаокоон понял, что эта звезда летит к земле… И звезда приближалась ближе, ближе и ближе, оставляя позади себя светящийся след, не огненный, а серебристый…
Наконец, звезда упала неподалёку Лаокоона. Точнее, не упала, а медленно, будто бы осторожно, опустилась на Землю… Вспыхнула серебристым лунным светом и… погасла…
Лаокоон повернул голову, привстал, глянув туда, где упала звезда. И удивился. Прямо рядом с ним лежал неземной красоты младенец, укутанный в блестящий плащ, синевато-чёрного цвета. Младенец не плакал, а глядел на Лаокоона, улыбаясь, почти смеясь старому жрецу в глаза. С головы младенца спал капюшон плаща и Лаокоон пришёл в ужас… Голову этого звёздного дитяти, словно венчали, совершенно седые волосы…

Лаокоон вскочил с ложа словно проснувшись от беспамятства. Видение до сих пор стояло перед глазами, а душа была переполнена вдохновения и страха. Он мог подробно описать каждый лист этой ветви, казалось, он слышал их колыхание, их шелест, как будто она была тут, а не там, за границами царства сна...
Лаокоон бросился к старому Приаму...

Царь не спал. Он молча сидел на Золотом Троне в тёмном зале дворца. Сидел одиноко. Зал был пуст как никогда...

Молчаливым и безразличным взглядом Приам встретил Лаокоона ничего не говоря и не спрашивая, зачем жрец потревожил царский покой уже после полуночи.

Лаокоон приблизился и почтительно склонился перед Приамом. Не став дожидаться царского повеления говорить или молчать, жрец поднялся во весь рост и приветственно поднял правую руку...

- О потомок Божественного Лабарны, - произнёс как всегда величественно Лаокоон, - о царь царей Приам, сын Лаомедонта, да продлит Господь твои дни и сделает твоё царствование счастливым, а твоих людей радостными под сиянием твоей вечной мудрости. Я явился на твои ясные очи, дабы поведать о дивном видении виденном сегодня ночью.
- Но ночь ещё не ушла по ту сторону междумирья, - безразлично произнёс Приам, - а ты спешишь разгласить её тайны пред её лицом.
- О повелитель! Едва проснувшись, я поспешил к тебе, ибо важна весть, данная во тьме духами ночи. Я видел ветвь явора, древа, что растёт только в северных странах за морем, на берегах Рай-Реки, Древнего Потока пересечённого множеством порогов, откуда явились в эти земли наши пращуры. Она выросла из ниоткуда и росла быстро, набирала силу и мощь, угрожая раздавить меня своей тяжестью. А я лежал под ней обессиленный. Но ветвь не падала, а только росла и росла. И вдруг, с небосвода упала яркая звезда, которая обернулась прекрасным младенцем, неземной красоты, волосы которого были настолько седы, как будто бы сей ребёнок живёт уже не одну тысячу вёсен. Он смотрел на меня и смеялся мне в глаза, о царь!

Царь помолчал.

- Царевна Менрва рожает, - произнёс он тихо, - ещё вечером у неё начались схватки. Сейчас повитухи хлопочут, ибо она не может самостоятельно разродиться. Я боюсь, как бы Та, Имя Которой Забыто, не унесла в своё царство младенца отдав Мороку мать.

- Повелитель думает, что сие видение о новорожденном царевиче? - спросил Лаокоон.
- Повелитель не толкователь видений, - ответил Приам, - тебе виднее. Ведь ты предвещаешь будущее? Тебе боги открывают тайны мироздания? Я хочу увидеть внука, который станет таким мудрым, как виденный тобой младенец и превзойдёт славой и могуществом своего отца... , а народ хеттов при его власти обретёт такую мощь, как виденная тобой ветвь…

Вестовой вбежал с первыми лучами солнца.

- Повелитель! - крикнул он из дверей, - у наследника престола родился сын! Земля Хатти обрела благословение богов!

Приам встал, и поманив молча за собой Лаокоона, поспешил в покои царевны...

Повитухи по прежнему хлопотали, теперь вознося благодарственные молитвы Асменю, покровителю и защитнику детей. Одна из повитух омывала младенца водой, другая окуривала благовониями, приговаривая полушёпотом известные только ей одной заклинания, желая малышу счастья, крепкой силы и радостных, долгих лет жизни. Повитуха кружилась вокруг младенца держа в руках пучки дымящихся хворостинок, то поднимая их над головой, то опуская низко к полу, из-за чего ей самой приходилось наклоняться, или приседать.

- Зайди солнце за гору, а все лиха за орехову кору, - шептала нараспев повитуха, - на синем море камень, на том камне дуб, на том дубе тридевять ветвей, на тех ветвях тридевять гнёзд, на тех гнёздах тридевять уток - от женочьего, от девочьего, от хлопечьего, от мужицкого - русый волос, чёрный волос, рудый волос, белый волос. Святые святители, идите ему на помощь; как стал так и перестал...

Повитуха повторяла вновь и вновь свои заклинания, а малыш, удивлённо, совершенно не понимая её, жмурился от лучей восходящего солнца...

Приам взял на руки крохотное тельце новорожденного малыша укутанного в белоснежную простыню...

- Геркле будет счастлив такой новости, когда вернётся из похода, - прижал он внука к могучей груди, - перед твоим рождением, многомудрый Лаокоон видел дивное видение. Оно может означать только рождение могучего царя, который прославит нашу державу и превознесёт Трою над всеми городами мира.
- Мы решили назвать его Таг, - прошептала царевна, глядя на Приама, - мы решили с Геркле, когда он уходил в поход, что если родится сын, то будет носить это имя. Ведь этим именем зовут всех людей царской крови. А когда он вырастет и займёт престол своих предков, то само его имя будет говорить, что он Царь Царей.
- Значит, на свет появился Царь Царей? - улыбнулся малышу Приам,- ты Царь Царей? И удивительно похож на своего отца... Пока что тебя самого хранят дедушка и папа с мамой, да ещё Асмень, хранитель всех малышей, и бедных и богатых...
Таг ещё не понимал, чего от него хотят и кто этот огромный старик, держащий его на руках и говорящий что-то странное и непонятное. Он только жмурился от света и беспомощно пытался оттолкнуться от назойливого деда, а дед продолжал смеяться и шутя играл с ним...

У Приама уже были дети. Старшим был Геркле, отец этого малыша. Геркле вырос в могучего богатыря, мечту всех троянских девиц, боготворимого и почитаемого воинами. Он командовал армиями державы хеттов от Моря Тысячи Островов до пустынь раскинувшихся далеко на востоке, на границах с горной страной Урарту, пустынной Ассирией где живут коварные атураи и откуда берут своё начало реки Тигр и Евфрат текущие в страну халдеев. Он прошёл огнём и мечом от Урарту до Ура и вторгся в Миср (Египет), испепелил страну хананеев и покорил непокорную Финикию, где теперь стояла вторая Троя - Угарит.
О Геркле слагали песни, славили в гимнах и называли его именем детей. Это он, Геркле, посадил всех троянских воинов на коней, и теперь троянское войско стало быстрым, словно молния за что враги прозвали его Погонщиком Коней. Ведь он встречал зарю под Милетом, обедал в Лукке, а спать ложился под Ниневией! Ведь он не возил с собой шатров, а ночевал посреди поля у костра, подложив под голову седло, и укрывался плащом. И трусливые враги обещали осыпать золотом любого, кто сразит в бою или предательски, обманом, троянского богатыря Гектора...
Вторым сыном Приама был Парис, рождённый той же матерью фригийкой, при родах которого она и умерла. Поэтому он и носил фригийское имя в память о своей матери.
Единственное что роднило этих двух братьев, это была кровь. Парис был так же горд и красив, как и Геркле, даже отважен. Но он был слаб. В отличие от Геркле Парис не особо вмешивался в военные дела. Они его интересовали меньше всего, хотя он никогда старался не пропускать военных игр своего брата. Но редко когда выходил победителем. Он засиживался за книгами и даже пытался писать их. Если Геркле туго давалась грамота, то Парис освоил её ещё в раннем детстве и стал настоящим мастером в чистописании. Хотя в день, когда родился Таг, Парис был ещё мал, ему только исполнился пятнадцатый год, отец поручал этому молодому человеку даже вести переписку с иноземными правителями, уж не говоря о том, что самостоятельно, порой в тайне от всех, Парис записывал всё, что происходило вокруг, аккуратно и бережно пряча у себя в комнате целые кипы свитков...
После смерти жены Приам долго ходил убитый горем и печалью. Так, у него в жизни появилась ещё одна женщина, дворцовая пряха Гекуба из презренного хаттянского рода. Попросту - рабыня. Через год она родила Приаму ещё одного сына, Ганимеда. Мальчик был прекрасен словно златокудрый бог солнца Яяш. Но, прожив на свете три года, он умер, сражённый неизвестной болезнью. Тогда Лаокоон сказал, что боги узрели красоту младенца и забрали Ганимеда к себе на священную гору, стоящую в северных землях прародины хеттов.
Через год после смерти Ганимеда, Гекуба родила Примау ещё одного сына, Энея, во всём походящего на Париса. Этот ребёнок, рождённый от рабыни, не мог считаться престолонаследником не взирая на то, что он являлся родным братом Геркле и Париса, рос с ними вместе, вместе с ними воспитывался. Он оставался сыном рабыни. Что бы Эней мог заявить права на престол хотя бы после своих кровных братьев, Приам должен был объявить его мать свободной и законно жениться на ней. Но Приам не спешил этого делать, несмотря на то, что за полтора года до рождения Тага Гекуба родила ему ещё одного сына - Полидора... А ещё через год после рождения Полидора, у Гекубы от Приама родилась девочка, Поликсена...
Когда Менрва забеременела, Гекуба стала молчалива и хмура. Дело в том, что пока царевна была просто женой Геркле, хаттянка могла надеяться на то, что в один прекрасный день влюблённый Приам сам возведёт её на престол. И тогда наследником станет не Геркле, а Эней, как сын живой царицы. Но Менрва, дочка Этиона, царя Партахвины, стала матерью очень скоро после своего появления в дворце. И словно гром среди ясного неба у неё родился сын, которого так не хотела Гекуба. Сразу же после своего рождения Таг был объявлен престолонаследником после Геркле... Тридцать лучших витязей страны Хатти поклялись охранять его отныне и до последнего вздоха... Сына Приам мог лишить прав на трон. Но внука не мог... Все надежды и планы Гекубы рухнули... Уже утром её не обнаружили во дворце. Не обнаружили и Полидора с Поликсеной. Напрасно Приам отсылал на поиски пропавшей Гекубы и своих детей отряд за отрядом. Воины возвращались ни с чем... Единственное, что смогли они выяснить так это то, что перед восходом солнца некая хаттянка, чьё лицо скрывала чадра, покинула город. Что ехала она на колеснице, в которой так же видели двух маленьких детей: мальчика и девочку...
Гекуба исчезла. Радость рождения Тага была омрачена исчезновением Полидора и Поликсены. Но тем дороже стал Таг старому Приаму...

Глава 1. МАНУСКРИПТ

...19-е столетие; Османская Империя; Малая Азия; район холма Гиссарлык...

Осёл был так же утомлён недавно спавшей жарой, как его хозяин торопился домой. Но, крестьянин был настойчив...

- Шевелись, шевелись шайтан, - то ли уговаривал, то ли ругал он осла, - что будет, если мы не успеем дотемна? Ты же не хочешь оказаться ужином диких собак?

В ответ, осёл томно глядел на своего хозяина.

- Вот и я не хочу! - восклицал крестьянин и они продолжали свой путь.

Внезапно осёл встал. Крестьянин и покрикивал на него, и умолял, и даже тащил. Всё без толку. Наконец он не выдержал.

- Я буду бить тебя! Молись паршивец! Убью и заведу себе ишака! – вскричал крестьянин выдёргивая трость торчащую из земли...

Трость оказалась металлической. Крестьянин потёр её ладонями, заметив, что она, как бы из жёлтого металла...

- Золото! - чуть не закричал он, став ещё сильнее тянуть на себя трость, - это золото! Клянусь Аллахом! Я богат! Я богат, милый ты мой ослик! Всю жизнь буду тебя лелеять, твоя спина никогда не узнает баула, а шея хомута! Сам поволоку эту проклятую арбу, окажись это только золотом!

Трость увеличивалась, утолщалась, чем больше она выходила из земли. Теперь было видно, что она золотая. Крестьянин выдернул её и начал отчищать от сухой глины. Она оказалась покрыта узором, какими то непонятными глазу буквами, рисунками, а её верхушку венчала дивная птица с распростёртыми в стороны крыльями.

- Это верно скипетр падишаха, - глянул крестьянин на осла, - упрячу-ка я его в баул, да подальше от лишних глаз.

Он развязал огромный мешок лежащий на арбе и, засунув туда жезл, завязал покрепче и глянув по сторонам, не заметил ли кто его, подошёл к ослу, взял его за поводья и продолжил свой путь.

- Ты думаешь, что твой хозяин продаст этот скипетр, кому попало? А о месте находки разболтает всем? Нет! Ошибаешься! Твой хозяин умный человек, он даже жене своей ничего не скажет. Уж она точно растрезвонит на всю округу, аж до Золотого Рога, что каждая собака в Истамбуле будет только и гавкать: «Кямран-ага золото нашёл!» Кямран свезёт его в город, где знает такого человека, который заплатит ему хорошо! Он только старинные вещи покупает и даже за глиняные черепки платит много, не то, что за этот скипетр. За него он заплатит ого как! – указал крестьянин пальцем в небо, - мы с тобой больше никогда не будем… баулы тягать...

...две недели спустя; то же место...

Находка крестьянина должна была перевернуть историческую науку. Холм Гиссарлык и река Мендере-Су должны были стать известными на весь мир. По крайней мере, именно в этом был убеждён никому не известный искатель древностей. Слой за слоем холм исчезал, но пока, ничего, даже отдалённо напоминавшего руины, или хоть какие то обломки древней цивилизации, не попадалось. Только песок да глина...
Среди этой глины и песка нашли много вещей достойных внимания. Но черепки посуды, кости и черепа людей, которых предостаточно можно было увидеть, едва копни эту землю, ещё не указывали на то, что именно этот холм является последней ступенью к заветной цели.
Искатель уже начал волноваться, думая, что в очередной раз ошибся. Тот скипетр, который привёл его сюда, он и сейчас держал в руках. Это была единственная зацепка во всей этой истории. Но оказаться скипетр в этом холме мог как угодно. Искатель это понимал. Поэтому он, со скипетром в руках, словно царь над своими погибшими подданными, прохаживался вдоль парусов, разложенных по земле. На этих парусах белели человеческие кости. Много костей и черепов, вырытых здесь. Искатель посмотрел на холм, что был усеян рабочим как муравейник муравьями... Холм сравнивался с землёй...

- Следы насильственной смерти, - взял он в руки детский череп и показал подошедшему сзади компаньону, студенту-англичанину, - видишь, Филипс, бедняге явно проломили голову.

Филипс взял череп, покружил его в руках и снова положил на парус.

- Это череп ребёнка из жилища, что мы раскопали вчера у дальней горы, около реки. Там целая семья погибла. Скорее всего, рыбаки. Уж слишком много рыбацких снастей мы нашли в том жилище. Но что интересно, их кто-то похоронил, хотя вся семья была со следами насильственной смерти. Отец, мать и этот ребёнок.
- Постарайтесь, Филипс, что бы эти дикари ничего не пропустили и не уничтожили. А тем
более, что бы не украли. Знаете ли, турки народ дикий, тащат всё, что плохо лежит.
- Они не украдут, мистер Шлиман. Полиция оповещена и если хоть где-то всплывет, какая ни будь древняя вещица, они немедленно арестуют вора.

Филипс поднял с паруса лежащую неподалёку кость. Он немного задумался, рассматривая её. Потом схватил другую... третью...

- Что с вами, Филипс? - усмехнулся Шлиман, - вы вспомнили, что вы учитесь на криминалиста?
- Ничего, мистер Шлиман, - ответил Филипс, - странное какое-то убийство. Может быть это неизвестный нам ритуал?
- Какой ещё ритуал? - Шлиман рассмеялся, - с раскрытием преступления вы опоздали на три тысячи лет! Может быть, вы захотите арестовать преступников? Так единственные свидетели, как и убийцы, уже давно сгнили в земле и напоминают такую же картину, как и эти жертвы!
Филипс сунул кости Шлиману.

- Смотрите! - показал он, - вот видите?
- Нет, - ответил Шлиман.
- Вот и вот, - ткнул пальцем Филипс в кости, - это голени, детские голени. Что у них общего?
- Ну, я узнаю, вообще то, - покрутил в руках кости Шлиман, - и что же ещё общего?
- Они пробиты гвоздями! На голенях у взрослых таких отверстий нет! Эти гвозди, что мы накопали тут, в массовом количестве, не случайность! Тут произошло истребление населения, мистер Шлиман! Это она!
- Кто, она? - не понял Шлиман, положив кости на место.
- Это Троя! Мы нашли её!
- Гм, - усмехнулся Шлиман, - ну расправа над населением, ещё ни о чём не говорит...

Филипс настаивал.

- Мистер Шлиман. На этом холме мы срыли римскую крепость. Но ничего не нашли. Ничего подобного. Греческое поместье. Кроме разбитых амфор ничего интересного не обнаружили. Ни одной косточки. А тут...
- Бросьте вы со своими догадками, - ответил ему Шлиман, - это могли сделать те же римляне, или крестоносцы, и даже османы... Пока что нет ни единого намёка на что-либо, что бы оно отличало местное население тех лет, от перечисленных мною народов. Пусть будет хоть что-то, из-за чего мы с вами можем с уверенностью сказать, что это Троя.

Шлиман махнул рукой, отходя от паруса с костями.

- Мистер Шлиман! - крикнул в след Филипс.
- Что, Филипс? - обернулся тот.
- А если окажется, что мы, стоим в Трое?
- Я сам этого хочу, мистер криминалист...

Волнение Шлимана было понять. Он уже начал думать, что в очередной раз ошибся и выбросил кучу денег на то, что бы раскопать очередной холм, под которым окажется заурядный древний могильник сомнительного происхождения, появление которого объясняется, как правило «или» - «или». Так уже было, когда Шлиман вместе со своей экспедицией работал на Итаке. Там он искал дворец Одиссея. Но, вместо дворца легендарного царя он раскопал фундаменты фермы римской эпохи. Нашёл многое. Но это «многое» указывало только на пребывание на Итаке римлян. Подобным образом было и на Крите, когда вместо дворца Миноса он раскопал античный особняк под Ираклионом. Вот и сейчас прошла целая неделя. Работа не прекращалась даже ночью. Нищие турки таскали корзины с песком и глиной, бережно просеивали их стараясь отыскать для хозяина хоть что-то, что достойно, или не достойно, внимания. Тем более, что этот хозяин хорошо платил, по местным меркам. А за каждую находку он обещал ещё и хорошую доплату. Поэтому, за каждый камушек, за каждый кусочек битого горшка, за каждую железку шла настоящая брань, едва не переходящая в драки...

...вскоре, из земли, на свет пошли мечи и остатки кольчуг...

- Нашли! Нашли! - наконец, Шлимана, разбудили среди ночи крики турок.

В палатку вбежал взбудораженный Филипс.

- Мистер Шлиман! Мистер Шлиман, они нашли её! - закричал он.
- Что случилось? - полусонно спросил Шлиман.
- Они нашли Трою! - ещё сильнее закричал ему над ухом Филипс.

Шлиман буквально выскочил из подобия кровати и быстрее Филипса побежал к холму...

- Что тут? - налетел он на толпу турок и ответ моментально открылся ему. Турки только что-то лопотали по-своему, тыкая пальцами в сторону подножия холма. Там зияла пустота, лаз, освещённый факелами.
- Земля осыпалась во внутрь, - подбежал Филипс, - там пустота.
- Я вижу! Копайте дальше! - вскрикнул Шлиман, - любой ценой, но сегодня я должен попасть туда! Слышишь? Любой ценой!

Теперь работа закипела с новой силой. Турки, в предвкушении хорошего вознаграждения, выносили глину ещё бойчее и быстрее, словно это была не глина, а перинный пух. Час сменялся часом... Лаз расширялся и оказался довольно широкой дверью, входом. что был выложен красным кирпичом. За ним начинался туннель, длинный, тёмный, широкий, уходящий куда-то в глубь, вниз, под гору... Шлиман ступил в него первым, моторошно, как-то жадно светя перед собой керосиновой лампой... Из туннеля в лицо ударило запахом суши и пыли...

- Не ходите один, мистер Шлиман, - услышал Шлиман позади себя голос Филипса, - я с вами...

Стены коридора были серыми, сухими, а воздух наполнялся запахом пыльных тряпок и копоти от дыма факелов. Туннель уходил вглубь, ровно вниз. Затем, слегка поднимался вверх и снова спускался ступеньками, словно убегая к сердцу земли. Так, он долго то поднимался, то спускался, словно это был не туннель, а чрево огромной, извивающейся змеи. Но всегда шёл только вперёд, без поворотов и развилок. Только вперёд и вперёд, пока, наконец, не упёрся в стену...

- Шайтаны! - вскрикнул турок, несущий следом инструмент, - там шайтаны!

Он, было, бросился наутёк, но Филипс, схватил его за руку.
Второй турок просто упал на колени и распластался на полу, что-то бормоча.

- Там шайтаны! - крикнул турок, которого Филипс держал за руку, указывая вперёд, где туннель упирался в кованую дверь.

Шлиман присмотрелся и сделав несколько шагов вперёд осветил тех, кто так напугал турок. Там, под покровом темноты, словно стражи у ворот, стояли две человеческие фигуры из цельного мрамора.

- Тут нет никаких шайтанов, - усмехнулся он, - это просто каменные изваяния.

Филипс перевёл туркам слова Шлимана и те, успокоившись, последовали за своим хозяином.

Издали статуи можно было принять за живых людей. Настолько точно они повторяли человеческое тело. Белый мрамор становился явным, только если посмотреть на статую с отдаления, хотя бы, двух шагов. А так, можно было подумать, что это действительно живые люди застыли под чарами древнего волшебника. Чем-то они напоминали римских богов. Но римскими не были. Не были и греческими. Хотя, древний мастер искусно передал и их рост, и возраст, и даже настроение можно было прочесть в их лицах.
Бородатый мужчина сжимал в правой руке три пучка молний обращённых вверх. Он был грозен и важен. На голове его была царская диадема, а глаза сурово смотрели на людей стоящих у двери. Он, невольно приводил в дрожь. Левая рука его лежала на рукояти спрятанного в ножны короткого меча...
Вторая статуя, был мальчик-подросток держащий в руках гуся. Мальчик был, совершенно обнажён и казалось, что он, хочет сказать что-то важное этим непрошенным гостям. Его лицо было не такое как у мужчины с молниями. Скорее наоборот. Оно было доброе и даже наивное. Открытые глаза, лёгкая улыбка, как бы приветствовали подошедших путников. Мальчик, казалось, смотрел с любопытством и прямо в глаза нарушителям спокойствия царства теней...
Шлиман молча рассмотрел статуи и повернулся к Филипсу, указав на огромный навесной замок на двери между статуями.

- Ваша работа, мистер криминалист...

В ход пошла обыкновенная отмычка... За дверью оказалась ещё одна комната...
...каменный стол посреди огромной комнаты с низким потолком. Высохший до праха деревянный стул, который рассыпался, едва к нему прикоснулись... На столе костяная чернильница, лампадка, амфора, вероятно из под масла, костяное перо и огромная рака для хранения свитков... В углу комнаты, прикрытые сгнившей тканью человеческие кости... Тут умер хронист...
Шлиман медленно открыл крышку раки. Перед ним лежало два свитка...Свидетели тысячелетий, ждавшие своего часа, чтобы заговорить... Он закрыл ларец, бережно взял первую находку и позвал всех к выходу...

...месяц спустя; Италия; Неаполь...

Манускрипт был написан на пергаменте, финикийскими буквами, на ахейском диалекте греческого языка. Сохранился он хорошо то ли из-за отсутствия влаги, то ли потому, что его никто не тревожил все эти тысячелетия.
Шлиман тоже не трогал его. Он ожидал увидеть очередной текст Книги Мёртвых, которая ложилась в могилу чуть ли не каждого знатного жреца и вельможи. Поэтому, лишь только по возвращению домой он нехотя, наконец, взялся за перевод древнего текста. Его больше интересовало, чью же могилу он потревожил в этом туннеле? Тут должно было быть сообщено имя умершего. Древние были бдительным народом, и порой оставляли даже описание его жизни...
Ахейский язык мало отличался от классического греческого. Шлиман начал переводить буквально сразу, не переписывая текст буквами современных греков... Его ждало радостное разочарование: это была не Книга Мёртвых...

...из Манускрипта...
«Привет Тебе, о потомок, который прочтёт сие писание написанное мною. Я Лаокоон, жрец великого Яяша, Господина Неба и Земли. Жрец Сына Его, Асменя, Хранителя детей и всего грядущего. Жрец Явы, Святого Духа Дарующего Жизнь Вечную.
Я родился в городе Геброн, в южных землях державы хеттов, некогда могущественной и славной державы народа русоголовых, границы которой простирались от Понта до страны Кеми, и от страны Асир до Моря Тысячи островов, на берегу которого, там где впадает быстроводная Скамандра-Река в море, и стоял этот город, могучая и славная Троя, которую коварные данайцы звали именем Илион. Сей град, был градом неприступных стен, величественных дворцов и храмов и сорока-сороков золотых куполов под небесами, на главах их.
Тут я написал о том, как погиб наш славный народ, о его последних днях и о том, как славная Троя и все её города канули в бездну под натиском коварных данайцев и диких касков. Тех самых врагов, что ведомые базилевсом Агамемноном и братом его Менелаем, разорили нашу страну и предали огню и мечу её сады и виноградники, а жителей подвергли избиению и изгнанию. Тогда пала могучая и непобедимая Троя, купленная лестью архонта мирмидонов Ахилла и коварством хитроумного архонта Итаки Одиссея, прозванного Улисом, что означает на нашем языке «коварный».
И я, верховный жрец всей страны русоголовых, после падения моей державы и гибели всех её царей, подверг себя добровольному заточению, в сей темнице, под цитаделью династии потомков Божественного Лабарны. Мой верный слуга Вел, затворил навеки двери охраняемые принесёнными из храма истуканами, Яяшем и Асменем, от проникновения врагов и оставив мне немного еды, пергамент и письменные принадлежности, а так же масло для лампады, удалился, дабы пристать к войску последнего из рода Лабарны ,доблестному и отважному царю Мастарне.
А я, стеная оттого, что никогда больше не увижу отца нашего, солнце небесное, чувствуя, что силы покидают меня, начал сей труд. Господи, благослови!
Началось всё с того, что в ночь на седьмой день месяца многоликого Яяша, у царя Приама, правителя Трои и всей державы русоголовых, родился внук. Рождённый младенец был сыном его старшего сына Геркле и жены его Менрвы. Наречён мальчик был именем Таг, дабы, когда воссел бы он на Золотой Трон своих отцов и дедов, потомков Божественного Лабарны, звучало бы его имя как Царь Царей. Отец его, Геркле, посвятил мальчика духу Скамандры-Реки, одному из предков своего рода, царю Скамандру. Посему прозвали Тага во дворце Скамандрий. А жители города именовали так, как назвали его родители - Таг, а по-гречески - Астианакт - «царь».
Тридцать лучших витязей из самых благородных и самых достойных семей державы присягнули защищать и оберегать мальчика до последнего своего вздоха. Их имена мне неизвестны, но имя их начальника, Пайрон, которого враги прозвали Аполлоном, уже тогда гремело на всю страну как имя достойного воина, сравнимого только с Геркле.
Именно Таг сыграет ту роковую роль в истории всего нашего народа и повернёт русло реки времени, определив судьбу всех потомков народа русоголовых - хеттов.
Подобно как и старший сын Приама, Геркле, и младшие его сыновья - Парис, сын царицы и Эней, сын рабыни Гекубы, по достижению девяти годов Таг был отдан на воспитание начальнику дворцовой стражи, старому и мудрому витязю Анхизу, что бы освоил Таг и письмо, и военное искусство, и верховую езду... »

...12-е столетие до нашей эры; 1260 год до н.э.; Малая Азия; Троя...
Таг не первый раз сидел на коне. Раньше отец уже брал его с собой на прогулки. Поначалу он ездил в седле отца, или дедушки, пока был совсем маленьким. А потом папа привёл ему настоящего жеребёнка, рыжего, со звёздочкой на лбу. Таг и прозвал его, Звёздочка. Сейчас Звёздочка уже вырос и стал взрослым конём. Да и Таг подрос... Старый Анхиз гонял их по кругу придерживая привязанной за уздечку Звёздочки верёвкой, заставляя Тага править быстрее и быстрее. Мальчик очень боялся. Так быстро ему ещё не доводилось ездить. Но всё-таки, страха он не выдавал. Негоже царевичам выставлять напоказ свои слабости. Тем более Анхиз именно этому его и учил.
Первый раз в своей жизни Таг управлял конём самостоятельно. Первый раз он сидел на коне, который буквально переходил в рысь... Потом в галоп... Потом снова замедлял шаг... Таг слушался Анхиза, а Звёздочка слушался Тага... Хотя мысли мальчика были далеко отсюда, на качелях, которые висели в воротах на входе в сад дворца, Таг старался показать насколько он прилежный ученик...

- Быстрее правь, подгони коня, - словно повелевал Анхиз.
- Но я уже не могу сидеть. Я упаду, - отвечал Таг.
- Не упадёшь. Крепче держись ногами, а руки ослабь, правь руками конём.
- Я правлю...
- Вот так, вот,.. - говорил Анхиз и снова погружался в молчание, словно улавливая каждое движение мальчика, готовый подхватить его в любое мгновение, едва ему довелось бы выпасть из седла...

Но Таг и не думал падать. Ему было даже интересно. Боязнь, чудным образом сочеталась с любопытством. Да и сам он знал, что Звёздочка его никогда бы не сбросил с себя.
Гораздо интереснее было стрелять из лука или биться на мечах. Тогда было чем похвастаться перед дедушкой, а то и появлялась лишняя причина подразнить Энея. Эней ничего не умел. Он только ходил и мечтал. А вот Тага Анхиз не уставал приводить в пример этому мечтателю...
Таг действительно стрелял лучше и был шустрее и проворнее. Эней и меча боялся, и рассеян был слишком. Анхиз его стыдил, говорил что негоже дядьке быть хуже племянника. Хотя Таг думал иначе. Какой там Эней дядя? Не такова уж была велика разница в возрасте! Эней был всего на пять лет старше Тага! Старший брат, это да. Но дядей он Энея не считал. Не считал и Париса, хотя Парис уже был взрослый. При чём в оправдание своих соображений Таг приводил кучу доводов. И Париса это веселило. Он только отшучивался и смеялся над тем, какой у него шустрый и сообразительный племянник. А вот Эней обижался...
- А кто ты ещё? Какой ты мне дядя? - смеялся Таг и затем, как правило, ему приходилось убегать. Эней пускался за ним вдогонку с обиженным видом. Тогда, Тагу становилось и вовсе весело! Какой бы дурак, за ним ещё побегал?
- Ты не уважаешь меня, потому что я сын хаттянки! - гнался за ним Эней.
- Ты брат моего отца! - отвечал Таг уже с дерева, на которое залезал, проворнее кошки спасаясь от Энея.
- Значит, и называй меня, как брата отца! - возмущался Эней, стоя под деревом. Залезть на него он не мог, потому что Таг, со знанием дела, выкрикивая свой боевой клич - «Кукареку!» - отстреливался огрызками яблок. Яблоки у Тага тут были спасением. Он обожал их в любом виде, кроме, разумеется, гнилых.
- Не буду, - целился надкусанным яблоком Таг, - ты всего на пять лет меня старше!

Далее следовало кукарекание и огрызок летел прямо в лоб Энею. Эней ругался. Таг хихикал и тянулся за следующим яблоком.

- Не на пять, а на шесть! - плакал Эней обиженный насмешливым кукареканием и подобным отношением к себе, - на шесть!
- На пять с половиной, - уточнял Таг, грызя своё очередное «оружие».
- На пять с половиной, - уточнял Таг, снова целясь.
- Ты опять, опять! - бил кулаком по дереву Эней.
- Кукареку! - кричал Таг.

Эней увернулся и стукнулся лбом об толстую ветку.

- А! Бог шельму метит! - рассмеялся Таг, подбрасывая в ладони недоеденное яблоко, - а яблочко то вот оно! Испугался, да?

Эней расплакался и побрёл прочь, потирая ушибленный лоб.

- А, дядя Эней плачет! Дядя Эней плачет! - рассмеялся Таг вслед и запустил таки огрызок.
- Кукареку!

Огрызок пролетел мимо, но Эней, словно не заметил его.

Это вот кукарекание почему то запало в душу мальчику. Почему, он и сам не знал. Но оно раздражало тех, кому он всегда хотел досадить. Самое главное это было необычно. Ещё никто не додумался кукарекать, когда хочешь напугать врага. А Таг - додумался. Вот, тот же Эней, например. Он уже совсем зашугался этого «Кукареку!». Понимал, что значит Таг выдумал какую ни будь пакость и сейчас он в неё обязательно встрянет...
Таг слез с дерева и дальше, день ему показался неинтересным. Даже скучным. Эней, обидевшись, не хотел с ним играть. А друзей, собственно, больше и не было.
Вечером, за ужином, дедушка обязательно прочитает нравоучение о том, что Эней Тагу приходится дядей, что его нужно уважать.

- В нашей стране, уже давно нет рабов, все равны перед Богом, - обязательно говорил дедушка, - все народы одинаково почитаются друг другом. И не по крови судят о человеке, а по делам его.
Таг и сам знал это.

- Гм, да я не смеюсь над ним, - с серьёзным видом заявил он дедушке, - он просто скучный. И к тому же я не могу называть господином того, с кем играю. Представляю эту картину.

Таг скорчил гримасу и обернулся к Энею, благоговейно сложив руки.

- Не хотите ли построить домик из кубиков, господин Эней.
- Смешно, правда? - обернулся он к дедушке, - и вообще, пусть не загоняет меня на дерево!
- А ты яблоками не швыряйся! - вскрикнул Эней.
- А ты не смей требовать, что бы я перед тобой пресмыкался, как перед господином! - ответил ещё громче Таг.
- А ты не трогай мои игрушки!
- А ты на качелях моих не катайся!
- А ты... ты вообще ещё мал, чтобы старшим грубить!
- А ты мне не указывай, а то я тебя побью!
- Вот ещё! Мышка кошке угрожает!
Таг не сдавался.
- Сам ты мышка! Ты... ты... ты горшок пустой, вот ты кто!
- А ты...
- Ну хватит! - стукнул кулаком по столу Парис, которому надоел шум и гам.

Дети мгновенно замолчали и уставились на дедушку.

Приам вздохнул и покачал головой.

- Нехорошо ругаться тем, кто растёт в одной семье. Тому роду нет перевода, где братья друг за друга горой...

Таг чуть не закричал от отчаяния. Дедушкины нравоучения грозили перерасти в длительный рассказ. И Таг даже знал, какой рассказ должен был сейчас произнести монотонным голосом дедушка. О прутьях и венике. Таг знал его наизусть. Он готов был броситься в ноги дедушке, только бы он молчал. Но Приам, вместо того, что бы доставать двух задиристых мальчишек притчами, посмотрел на Париса и спокойно перевёл разговор на другое.

- Скоро из похода прибывает Геркле. Вестовой принёс весть о том, что наши армии разгромили данайцев возле Золотого Рога и изгнали их с нашей страны во Фракию. Я хотел бы, что бы ты с братом отправился в Аргос и заключил мир от моего имени.
- Но мир может заключить только царь! - ответил Парис, - это не во власти царевичей.
- Я стар для длительных путешествий, - откинулся на спинку стула Приам, - чувствую, что силы покидают меня. Ты мудр. Грамотен. Там где надо - коварен. Ты в курсе всех дел нашей державы и знаешь то, что не знаю даже я. Тебя труднее будет обдурить коварным архонтам.

Парис отставил кубок с вином.

- Станут ли меня слушать Агамемнон и Менелай? Я в их глазах юнец!
- Данайцами, из племени мирмидонов, которые пересекли Ильмару и высадились на Золотом Роге, руководил твой ровесник, Патрокл. Его голову Геркле везёт в Трою.

Приам помолчал.
- Данайцы слушают силу и решительность. Авторитеты для них, это мудрость и хитрость. Глянут они на меня и подумают, что Троя ведома старым и больным царём. Глянут на вас и поймут, кто троянские вожди. Если вы им покажите свою уверенность, то завтра, данайские воины станут вашими верными псами...
- Эти пожиратели брюквы никогда не держат своих слов!
- Не говори так, Парис! - простонал Приам, что даже Таг отбросив ложку перепугано глянул на дедушку, словно эти слова были обращены к нему.
- Не говори так, - повторил старый царь, - эти, как ты говоришь, пожиратели брюквы, есть грозные враги. И не надо их недооценивать. Я не хотел бы своим детям и внукам оставлять в наследство нерешённую проблему. Лучший бой это тот, которого не было. Не забывай этого.

На этих словах Таг посмотрел в потолок и, отодвинув блюдо, встал.

- Я не хочу есть, дедушка.
- Таг, тебе надо расти и набираться силы, - ответил внуку Приам, - а ты пренебрегаешь едой.
- После еды живот растягивается, словно барабан и мешает бегать. Я с трудом залажу на Звёздочку.
- Прекращай вредничать! - вмешался Парис, - если отобедал то сиди молча и жди, когда все воздадут хвалу богам, за посланную трапезу!
- А ты вообще отстань! Я не голоден! И чего ради, я должен ждать всех, когда мне хочется уйти?
- Прекрати грубить, - сказал Приам, - сколько голодных детей вокруг, которые мечтают, хоть что ни будь покушать? А ты смеешь перебирать едой на царском столе и не хочешь попросить о том, что бы Асмень им тоже даровал пищу?..

Таг схватил стоящее посреди стола блюдо, на котором ещё дымилось жареное мясо, и направился к выходу.

- Ты куда!? - вскочил Парис, увидев ошалевшие глаза отца.
- В город, искать голодного мальчика, такого же, как и я, - торжественно ответил Таг, - я отдам ему мясо, и он не будет голодным. И вообще, когда я стану царём, я буду собирать всех детей, которым нечего кушать, и они будут кушать вместе со мной!

Таг толкнул ногой лёгкую дверь и, выйдя, так же, ногой её закрыл. Дверь громыхнула словно по ней ударили молотком.

Приама разразил смех.

- Налей мне ещё вина, сын! Не могу я больше это спокойно терпеть! Он смешон и наивен, словно храмовый мальчик!
- Прости отец, - подал ему бокал Парис, - но мне кажется, что он просто нахал и его поведение с каждым днём становится всё возмутительнее и возмутительнее. Его отец постоянно в походах и видит его не чаще, чем раз в году, и то между отдыхом и сборами. Менрва в нём не чает души и не хочет замечать дурных вещей в его поступках. Если мы не возьмёмся за его воспитание уже сейчас, то, что из него вырастет через десять лет? Ведь он уже в свои девять живёт только своим «хочу».
- Я поговорю об этом с Геркле, - махнул рукой Приам, - я знаю, что мы его слишком баловали и холили... Это моя вина. Я очень страдал по малышу Ганимеду, а после исчезновения Полидора и Поликсены, кажется, совсем сошёл с ума и по этому баламуту...
- Не будь наивным, отец, - перебил его Парис не дослушав, - он не баламут и не избалован. Он умён и хитёр! Неужели это не заметно уже сейчас? Он чувствует всё во сто крат сильнее, нежели мы и понимает, что ему всё позволительно! Вчера он, нагрубил, матери так, что она плакала из-за него... Почему она молчит? Над Энеем он просто издевается! Он восстаёт против всех сложившихся порядков во дворце, и плевать хотел на мнение других. Ему ничего нельзя ни сказать, ни приказать. Он всё сделает в точности наоборот.
- Так ли? - глянул Приам на Энея.
- Он вчера измазал мне ручку сажей для письма и стрелял в моё окно вишнёвыми косточками, из рогатки, - пробурчал Эней.
- Из рогатки? - усмехнулся Приам, - вот сорванец! А где же он её взял?

Эней потупил взгляд и отвернулся.

- Понятно, - сказал Приам, - значит, он стащил её у тебя? Да-а... Нынешняя молодёжь, Парис, совсем разбаловалась. В моё детство, я бы никогда не выстрелил из рогатки к Энею в покои! Во дворце, кто-то бы просто не досчитался глаза...

Приам встал и, кряхтя, направился к выходу.

- Парис, - подозвал он сына, - поди-ка сюда.

Парис встал из-за стола и подошёл к отцу.

- Направь в город Анхиза, - сказал Приам, - и парочку воинов из охраны нашего сорванца. Не дай бог с ним что-то случится...

Потолкавшись по базару Таг, наконец, нашёл того, кого искал. Чернявый смуглый мальчишка громко просил милостыню перед лавкой сапожника.

- На, - сунул ему Таг золотое блюдо, - но что бы съел!

Паренёк удивлённо посмотрел на Тага, потом на блюдо, испуганно кивнул и бросился наутёк, унося с собой и блюдо, и мясо на нём.

- Эй! Ты куда!? - обиделся Таг, - я с тобой!

Он, было, рванул за мальчишкой, но чья то сильная рука сжала ему плечо. Таг вскрикнул, поднял голову решив обязательно выразить всё негодование, но все слова застряли у него в горле. Над ним стоял Анхиз...

...слова нравоучения, дедушка говорил, на сей раз сурово и строго. Таг только отворачивался, насупившись и с обиженным видом поглядывая то на дедушку, то по сторонам.

- Да не жалко мне этого блюда, - говорил Приам, - я ещё десять могу этому мальчику подарить, таких же точно. Ты мне лучше скажи, зачем ты стрелял Энею в окно вишнёвыми косточками? А если бы ты ему в глаз попал? Остался бы Эней без глаза. Ты же не хочешь, что бы Эней был одноглазым и убогим?
- Нет, - пролепетал Таг.
- А сажей, зачем ему дверную ручку измазал? А огрызками яблок, зачем швыряешься? Ведь люди убирают потом после тебя. Совсем не уважаешь чужой труд, малыш.
- Я не люблю Энея, - ответил Таг, на сей раз решительно, - он нудный, он нехороший.
- Почему?
- Он молчит, молчит, а сам зыркает на меня с ненавистью.
- Но это не говорит о том, что он нехороший. Молчащий, ещё не значит замышляющий зло, - сказал с укором Приам, - бояться надо тех кто льстив в речах и ласков в общении, глупый мальчик. Когда мягко стелют, обычно жёстко бывает спать.
- Я знаю, - рассердился Таг и топнул ногой, - знаю! Но мне он, почему-то, не нравится!
- Ух, ты, какой грозный ты растёшь! - всплеснул руками Приам, - но всё равно, молю тебя, не шали так больше.
- Тогда я совсем уйду!
- Я-т тебе уйду! Не смей даже помышлять об этом! - вскричал Приам и тяжело вздохнув, погладил внука по чернявой голове.
- Ну пойми ты, сорванец, тебя же тут все любят и жалеют, всё тебе прощают и с пониманием относятся ко всем твоим шалостям. А ты? «Уйду!». И куда же ты пойдёшь? Ты же с голоду умрёшь в степи, или станешь в каком ни будь городишке базарным мальчишкой, будешь попрошайничать и побираться по чужим людям.
- Нет! - крикнул Таг, - я попрошу Асменя, и он прилетит и заберёт меня в свою волшебную страну, спрятанную среди звёзд и туманов!
- В волшебную страну? - рассмеялся Приам.
- Да!
- Смертным нет туда пути, глупый, - сказал Приам, - и никто тебя не пустит на чудесный остров, стоящий посреди туманов.
- Пустят, пустят! Ведь ты сам говорил, что Асмень летает над миром на большом летающем корабле и забирает к себе потерявшихся и несчастных детей? А потом они становятся его воинами! Говорил же? Вот и я стану его воином!
- Ты не несчастный ребёнок. И уж тем более не потерявшийся, - окончательно расстроил настойчивого внука Приам, - Асменя нельзя обмануть. Он видит тех детей, которые обманывают и вредничают, как ты сейчас. И забирает только тех, кто чист сердцем, добр и не сбежал из дома, а потерялся. Остальным хорошим детям он приносит подарки к новолетию. А плохих наказывает.
- Как мне доказать, что я не плохой? - заплакал тут Таг, - я ведь не украл это блюдо с мясом!
- Иди уже, благодетель наш, - махнул рукой Приам, - ты правильно поступил, накормив голодного и одарив страждущего. У тебя благородное сердце, внук. Иди...

Таг вышел во двор и присел на любимых качелях. Немного покачался. Но всё время был хмур и задумчив. Он долго думал и молчал не находя вариантов, как лучше отомстить доносчику и ябеде. Наконец, не найдя ничего подходящего, он прямо на ходу спрыгнул с качелей и направился во дворец. Таг твёрдо решил лечь спать, ночью придумать какую ни будь гадость и рано утром обязательно напакостить Энею.
Проходя мимо его окна, мальчик вдруг остановился и посмотрел вокруг. Под деревом стояла корзина, полная сгнивших яблок. Таг обрадовался. Теперь до утра ждать было не нужно! Он взял два самых гнилых яблока и размахнувшись швырнул одно из них в окно, крикнув для смелости своё «Кукареку!».

- Таг! - услыхал он из окна крик Энея, - я тебя, когда ни будь, закопаю!
- Кукареку! - закричал снова Таг и швырнул второе яблоко, - получи, ябеда-корябеда!

Яблоко шлёпнулось обо что то, что было мягче стены но твёрже кровати. Явно не об пол. И судя по тому, что по ту сторону окна Эней захныкал и заныл, Таг понял, что попал прямо в цель...

Осуществив свою месть, Таг, в приподнятом настроении, направился отдыхать, напевая весёлую песенку...

«Я на камушке сижу,
Я топор в руках держу.
Ай, ли, ай, люли,
Я топор в руках держу.
Я топор в руках держу,
Вот я колышки тешу.
Ай, ли, ай, люли,
Вот я колышки тешу...»

Глава 2. НАКАНУНЕ

...1260 год до нашей эры; Малая Азия; полуостров Золотой Рог...
Поздней ночью, когда звёзды кажутся ближе всего к земле, а луна сияет серебром и лица встречных людей хорошо различимы, на той стороне Ильмары заметили движение множества огней. Огни спускались с пологих отрогов гор и наполняли побережье светом, шумом, гомоном, чужеземными голосами. Это было могучее движение. Огней было множество, как и тех кто нёс факела.
За всем этим движением, за всеми криками наблюдали молча. Вначале наблюдали только часовые на сторожевой башне крепости, что стояла на холме, посреди небольшого городка у самой Ильмары. Затем, от тревожного шума с того берега начали просыпаться собаки, которые подняли ужасный лай и словно чувствуя опасность стали рваться с цепей, скулить и кричать. За ними пробудился весь городок и вся округа...
Едва с противоположного берега отделились островки света, едва они начали двигаться по воде в сторону Золотого Рога, как на сторожевой башне ударил набат...

- Данайцы идут! Данайцы идут! - закричал страж.

Набат наполнил оба берега и уносился дальше, в горы. Ему ответили колокола с других посёлков...
Побережье проснулось, взбудоражилось. Люди выскакивали из домов и завидев издали движение галер освещённых факелами, бежали кто куда.

- В горы уходите! Уходите в горы! - кричали стражники, - бросайте всё! Это
вторжение!

Но данайские галеры уже причалили к пологому берегу Азии и одетые в шкуры рыжебородые воины, держа в левой руке факела, а в правой мечи, набросились на захваченный врасплох неукреплённый городишко...
...городок запылал, закричал голосами всех его жителей, вознёсся пламенем и чёрным дымом к небу и к утру угас. А данайцы всё прибывали и прибывали. Их было множество. Море. На галерах, на лодках, на челнах и плотах, в плавь, цепляясь за края тех же плотов... Переправлялись кто как мог и сразу бросались в бой. Данайский флот перегородил Ильмару, и казалось, что он растянулся от Понта до самого Ильменя...

Данайцы обступили крепость и встали лагерем на горящих руинах...

...видел Тин этот лагерь с высокого холма, огромного, словно голова быка, один рог которой был такой же огромный каменный хребет, а второй был заливом Ильмары, что окружал крепость и людей, а ещё мешал данайцам взять крепость сразу, приступом. Поэтому и назывался этот залив - Золотой Рог. И именно он дал название городку...
Почему именно «Золотой Рог» Тин этого не знал. Не знал этого никто. Ни отец, ни дед, ни прадед... Тин знал только то, что видел и не больше ни меньше...
А что он видел и понимал? Что мог понимать одиннадцатилетний, суровый и несмешливый мальчишка, который проснулся ночью от криков, увидел пожары, сквозь вой и треск которых донёсся крик отца: «Беги Тин! Беги!». И он побежал. Он видел, что в одной руке отец держал меч, а в другой копьё... Отец с криком бросился на данайцев, что бы отвлечь их от сынишки и... больше мальчик его не видел. Тин знал, что это отец ему не родной, совсем не родной и вообще, его, Тина, так и прозывали Подкидыш, Приёмыш, Найдёныш... Но сейчас мальчик хотел плакать и почувствовал себя одиноким и никому не нужным.
«Имеешь - не ценишь. Потеряешь - плачешь...», - вспомнилось Тину. Ещё вчера он стыдился отца, рыбака и охотника. А сейчас ему захотелось, что бы всё это был только кошмарный сон...
Данайцы сжигали трупы. Смрадный запах, и едкий вонючий дым, наполнили пригорье. А вокруг погребального святотатства, вокруг огня, в котором сгорали убитые данайцами люди плясали в буйном танце опьянённые кровью воины. Пьяные, рыжие, страшные. Ещё более страшным показался Тину их шаман в уродливой маске, с бубном, ревущий страшным голосом какие то заклинания...
Над костром вознеслись столбы с перекладинами сверху. Мальчик присмотрелся, не поняв вначале, что это за кресты. Внезапно ему стало жутко и захотелось скорее убежать, спрятаться, только бы быть подальше от этого места... На крестах мальчик увидел распятых детей, просто прибитых гвоздями к перекладинам по рукам и ногам. Эти дети скорее всего не успели убежать, как Тин. Они были ещё живы, бились в агонии, умирали на глазах у Тина... А шаман ревел, резал их тела огромным ножом и обмазывал голые тела распятых их собственной кровью...
- «Жертвоприношение...», - понял Тин, почувствовав себя трусом. Он подумал, что должен был быть там, с остальными несчастными. Тем более, что этих крестов становилось всё больше и больше... Тину бы данайцы выделили один из них... Шаман скакал вокруг них, кружился и ревел что-то нечленораздельное...
Тин находился совсем рядом. Спрятался под деревьями. Ему казалось, что пламя костра обжигает лицо. Он не плакал. Только потирал лицо ладонями, как это делал всегда, когда хотелось плакать. Потом упал на локти и думал... Думал... Мысли лезли в голову разные. Хотелось закричать. Хотелось броситься на данайцев. Но мальчик крепился.
Внезапно Тин словно проснулся. Он начал осторожно ползти назад, оглядываясь, что бы видеть дорогу, почти не сводя глаз с дикого танца эллинов... Наконец встал. Почти вскочил. Постоял. Глянул в последний раз на погибший город и побежал. Побежал вниз, за холм, туда, откуда не было видно ни врага, ни моря, ни костра, ни крестов... Ничего оттуда не было видно. Только лес да горы, серые, молчаливые камни среди стоящих по отрогам деревьев...
Так он шёл и шёл. Долго шёл. Садился, под какое ни будь дерево, отдыхал и снова продолжал путь. Куда? Он и сам не знал. Подальше. Подальше, где нет этих ужасов...
Наконец, когда уже совсем стемнело, когда в небе загорелись звёзды, а голод окончательно обуял тело, когда голова начала ходить ходуном от усталости, а ноги налились свинцом, Тин услыхал впереди чьи то голоса. Он бросился в придорожные кусты и прислушался. Голоса приближались. Им вторил тихий стук копыт... Тин ожидал ночных всадников молча, замерев от страха и волнения. Вначале он подумал, что это едут ужасные Всадники Ночи, семь бед, сем кошмаров и несчастий, живые мертвецы - кощеи, древние цари Магана. Сейчас они увидят Тина, остановятся и поразив своей злой волшебной силой украдут его душу... Но голоса и стук копыт приближался и Тин слышал явно человеческие голоса. Они и близко не были похожи на голоса мертвецов. Он набрался смелости и выглянул из укрытия. Минута. Вторая. Ближе и ближе подъезжали всадники. Наконец, перед глазами мальчика блеснули серебристые шеломы троянцев...
«Витязи... Наши...», - выскочил из своего укрытия Тин.

- Дяденьки! Постойте! Подождите! - закричал он что есть силы схвативши за поводья коня ближайшего к нему витязя и остановил своим криком целый отряд, - подождите.., - заплакал мальчик, - там данайцы! На Золотом Роге данайцы... целое войско...

...Геркле сидел у костра и недоверчиво слушал рассказ мальчика, который жадно уплетал поджаренное на вертеле мясо и казался ополоумевшим. Безумными казались и его слова, и рассказ и глаза, которые сверкали страшными огоньками и пугали даже видавшего виды богатыря. Страшно было то, что этот мальчик готов был съесть даже шампур. Настолько он был голоден... Могучий воин поглядывал исподлобья, стараясь выдерживать паузы и задавал короткие вопросы. Мальчик отвечал на них так же коротко и продолжал свой рассказ о виденной бойне. Геркле же говорил размеренно, монотонно, как бы усыпляя мальчишку. Но Тин не засыпал. Он напротив, будоражился, просыпался и говорил не только словами, но и жестами, глазами, не находя слов которыми можно было выразить свои чувства. Геркле замолкал, кивал головой, снова спрашивал... Только изредка, как бы отвлекаясь, обращал свой взор на другого воина сидящего тут же, у костра.

- Арей, дай мальчику ещё поесть.

Тин получал ещё порцию мяса, на сей раз с горячим лавашом и не дожидаясь вопросов опять рассказывал... Подчас повторяясь... Но думал, что чем больше расскажет, тем больше ему поверит этот богатырь...

- У меня нет воинов, - наконец сказал Геркле и мальчик замолчал, - мы здорово потрёпаны в бою и не сможем отомстить сполна за твой городок. Я не думаю, что данайцы пойдут дальше.
- Нет! - вскричал Тин, - их много! Их очень много! Их целая армада! Они заполонили берег огнями...
- Я сочувствую искренне твоему горю, - ответил Геркле, - но лучше остынь, что бы твоя месть была холодной. Всему своё время и час расплаты когда ни будь, да приходит. Я думаю, что тебе лучше остаться с нами, отдохнуть. А утром выступим в Трою. На неё не осмелятся напасть данайские разбойники.
- Нет, - сказал расстроено Тин, - вы хотя бы выслали разведку...
- Она уже вернулась, малый. Она обыскала все горы и никого не нашла. Ни одной живой души...
- Никого не осталось даже из наших? - посмотрел на Геркле Тин.

Геркле покружил головой и отвёл взгляд.

- Это была месть, - сказал он, - во вчерашнем бою мы убили их вождя, Патрокла. Племя мирмидонов в ответ вырезало Золотой Рог. Благодари богов о своём спасении и я думаю...
- Но ещё не поздно перейти Ильмару и настигнуть мирмидонов, - заговорил мальчик, - ещё не поздно...
- Нет, - снова покружил головой Геркле, - оставь это нам. Всему своё время.
- Вы не будете мстить за городок?

Геркле растерялся, не зная, что ответить мальчику. Тин смотрел ему прямо в глаза.

- Там чужая земля, - ответил Геркле.

Тин отвернулся и чуть не заплакал.

- Но там живут наши братья, которые воюют с данайцами! - он поднял лицо готовый броситься в бой.
- У меня больше нет дома. У меня никого больше нет, а вы мне говорите оставить месть вам..? - проговорил он, - куда мне идти? Что мне делать?
- Идем с нами, - сказал спокойно Геркле, - в Трое ты обретёшь новую семью и новый дом.
- Нет, - сказал Тин, - я не найду покоя пока не убью всех данайцев, которых мне отдадут боги. На меня смотрят глаза моих друзей, которых распяли и убили на крестах. Голос отца звучит в моих ушах... Я буду воевать... Дайте мне малое. Я не прошу ни коня, ни золота. Дайте мне лук и стрелы...
- Ты умеешь стрелять?
- Я лучший стрелок во всей округе!

Геркле усмехнулся и взяв свой лук протянул его мальчику.

- Держи, если сможешь поднять.

Мальчик принял лук и встав, подцепил его через плечо.

- А стрелы? - спросил он.

Геркле отдал Тину свой колчан полный стрел.

- Жаль, что ты не хочешь уйти с нами в Трою. Из тебя бы получился отличный воин.
- Я горец, - ответил Тин, - городские стены вредны для горца...

Солнце поднималось над горами и освещало отроги. Геркле проводил мальчика взглядом, не вставая с места, кутаясь в красный плащ. «Надо бы отдать ему плащ. Ведь замёрзнет же ночью?», - подумал он и подозвал Арея.

- Догони. Отдай ему мой плащ и немного хлеба с мясом.
- А может завернуть обратно и увезти в Трою? Ребёнок, кажется, ополоумел.
- Нет, - ответил Геркле, - он не ополоумел. Это характер. Он знает, что делает. Такое ощущение, что я знаю его всю свою жизнь... Где-то я уже видел эти глаза и это удивительное упрямство...

...из манускрипта...
«Первый раз данайцы вторглись в нашу землю с северо-запада, преодолев Ильмару-Реку. Но троянские воины, ведомые могучим Геркле разгромили их и сбросили в воду Моря Ильменя. И данайцы трусливо бежали от наших стрел и мечей. В бою этом, могучий Геркле поразил мечом вождя мирмидонов Патрокла и многих его воинов, и сотников, и тысяченачальников. Ликовала вся страна, и каждый возносил славу царевичу Геркле, победителю данайцев!
Данайцы совсем не имели коней. Их воины шли в бой пешком, высаживаясь со своих быстрых челнов. А наши воины ездили верхом.
У Моря Ильменя Геркле настиг данайцев врасплох, внезапно наскочил на них, окружив с двух сторон. Издали мирмидоны приняли троянское войско за табуны кентавров и бежали. После сей победы, они прозвали Геркле - «табунщик», что на их языке звучит как «гектор». И запомнили его враги под этим именем.
Удручённые и оскорблённые смертью Патрокла, мирмидоны подняли на щит его младшего брата Ахилла. Под покровом ночи Ахилл пересёк Ильмару-Реку на сотнях галер и плотов, и лодок, и на огромных данайских щитах и сжёг городок и крепость Золотой Рог, который они, данайцы, называли Галата. Жителей его он вырезал, а оставшиеся в живых бежали в горы, откуда ушли на берега Понта. Разорив Золотой Рог Ахилл ушёл обратно во Фракию, где стоял своим станом, не став дожидаться подхода войска Геркле.
Геркле обыскал всё побережье, и не найдя мирмидонов возвратился в Трою. Когда он приближался к Трое жители всех окрестных поселений приветствовали его устилая дорогу вербовыми ветвями и кричали: «Слава Геркле победителю данайцев! Слава Погонщику Коней!» А жители стольного града Троя высыпали из Золотых Врат, ликуя и восторгаясь славе и победам непобедимых воинов державы русоголовых. После величественного триумфа и благодарения богов за дарованную победу, царевичи Геркле и Парис отправились в Аргос, столицу данайцев, дабы заключить мир с их базилевсом и множеством архонтов. И сей мир, должен был утвердиться на долгие годы между нашими народами...»

Таг провожал отца в далёкое плавание. Собственно для него это не было чем то необычным, встречать отца с походов и провожать в походы. Как и всегда, Таг был участником многолюдной процессии, в которой принимал участие чуть ли не весь город. Тут были все. Только Парис теперь уезжал вместе с отцом Тага. Так захотел дедушка. Это слегка огорчало Тага. А означало такое расставание только одно: Тагу предстояло остаться вместе со скучным и не понимающим шуток Энеем, к тому же ябедой и жалобщиком.
Народ толпился у пристани, ликовал, махал руками, что-то выкрикивал. Мальчик порой не слышал сам себя. «Зачем кричать, когда сам себя не слышишь?», - подумал он и решил, что лучше просто молча постоять, сделать важный вид и тогда его все зауважают. По крайней мере дедушка стоял молча. И Анхиз стоял молча. И Пайрон. И воины из охраны. И даже Эней. Только Таг размахивал руками, свистел и прыгал от радости. Но посмотрев на дедушку он решил замолчать.
Толпа бесилась. Кричали и махали руками вслед уходящему кораблю кто угодно, совсем чужие люди. Если бы можно было собрать тут, на пристани, семьи всех уходящих сейчас в море, родственников всех троянских матросов, а этих беснующихся от непонятной радости разогнать по домам, то кучка людей оказалась бы совсем малюсенькой. От этих мыслей Таг расстроился. А ещё больше расстроился, когда увидел ради чего собрались люди. Оказалось, что вовсе не любовь к царевичам пригнала их сюда. И не почитание дедушки. Мальчик чуть не выпал из колесницы от людского рёва, когда два воина начали разбрасывать из мешка золотые червонцы. Они швыряли золото прямо в толпу. Что тут началось! И визги, и шум, и давка. Люди сбивали друг друга с ног, дрались за каждую монетку, словно голодные собаки на базаре дерутся за кость брошенную случайным прохожим. Таг зажмурил глаза и закрыл от ужаса лицо ладошками. Это увидел дедушка. Он что-то сказал воинам, и развернув колесницу погнал коней вдоль моря, в сторону возвышающегося вдали храма... Воины последовали за царём...
Процессия проехала портом, оставляя толпу позади. А шум толпы продолжал доноситься следом и обгоняя царскую колесницу растворялся в воздухе... Но чем дальше отъезжали, тем он становился глуше и тише. И вдруг - ничего. Только дедушка, кони да молчаливый Эней. А ещё чайки над головой и витязи по бокам. Таг продолжал смотреть вслед уходящему кораблю, который становился всё меньше и меньше. Потом превратился в маленький белый парус и скоро совсем исчез из виду. Осталась только синяя волнующаяся гладь над которой кружили бакланы, выхватывали из волн рыбу и уносились куда то вдаль. Белые на синем. Но Таг всё ещё всматривался в горизонт, даже махал рукой, когда ему казалось, что парус отцовского корабля, нет-нет, да и вынырнет из-за яркой сияющей полоски...
Так он смотрел в море и печально вздыхал. Он мечтал, когда ни будь пойти вместе с папой в поход, далеко-далеко, подальше от мамы и от надоевшей Трои, и от старого Анхиза, и самое главное, подальше от этого скучного Энея. Правда, можно было взять с собой Париса. И поскольку Парис сегодня первый раз отправился в поход, Таг думал, что именно так всё и будет.
- Ладно тебе журиться, - услышал Таг голос дедушки, - отец уехал, но скоро вернётся. И боевых походов теперь станет мало. Вы больше времени станете проводить вместе.
- А почему не станет боевых походов? Люди перестанут воевать? - спросил удивлённо Таг, и сама эта мысль ему показалась сказочной.
- Перестанут, - согласился Приам, - и когда теперь враг зайдёт к нам? Ведь твой папа поехал за миром для нашей страны! Мы оставляем тебе в наследство мир, а людям покой.

Таг улыбнулся. Он не любил войн. Он помнил, как хоронили погибших воинов, как плакали их жёны и дети, и даже старики-родители смахивали слёзы с глаз. А раз люди плачут, значит война это плохая штука, - считал мальчик. Правда, самой войны Таг ещё не видел. Ни одного боя не видел. И не хотел. Жутковато было. В общем, не хотел Таг становиться воином, как ни старался Анхиз сделать из него витязя. Мальчик считал, что все ссоры и споры можно и словами разрешить. Ведь для этого же и дан ум человеку! И Таг верил, что когда он станет царём, то обязательно будет так делать. И тогда троянцы будут самыми счастливыми людьми на земле...

- А почему Эней молчит? - прервал его размышления Приам.
- Разве ты ничего не хочешь сказать? - спросил, усмехнувшись, Приам у Энея, - ведь тебе в грядущем командовать войсками нашей страны! А тут, Таг решил прекратить все войны на земле!
- Наша воля на лезвии меча! - злобно отрезал Эней и замолчал.
- Гм, - ответил Приам, - видать, ты наслушался речей своих старших братьев?
- И они - правы!.. - посмотрел на отца Эней...

Приам всегда посещал храм Асменя. В молодости, перед тем как уводил воинов в походы. Тогда он был силён, грозен и красив, как сейчас Геркле. Приам всегда смело наносил соседям сокрушительные удары. Ему покорились и сирийцы на юге, и атураи на востоке, утихомирились народы моря и воинственные горцы поднебесной страны Урарту. Даже далёкая страна Кеми и та склонилась перед Приамом. Так что, как считал Приам, своим детям он не оставил врагов. Но враги нарисовались сами собой. Это были жестокие, кровожадные, рыжебородые и косматые пришельцы с далёких северных гор, одетые в звериные шкуры. Они красили лица красной охрой и посыпали головы серым пеплом. Себя, эти дикари, звали непонятным слуху именем, «эллины».
Они, эллины, разорили цветущую страну пеласгов, единоплеменников троянцев. Там, где когда то цвели сады и золотились на солнце нивы, теперь лежала голодная и разорённая страна, раздираемая распрями эллинских племён, напоминающих шайки оголтелых разбойников, которые объединялись только за пять шагов до войны. И хотя эти дикари научились у пеласгов мыться и одеваться по человечески, заняли их дома, обратив хозяев в бесправных рабов, перестали в голодные годы поедать своих детей, суть их осталась прежней. Это были хладнокровные убийцы не знающие жалости, которых хотелось назвать только врагами всего человеческого рода...
...выросли дети. Теперь Приаму оставалось только молиться богам о ниспослании удачи в боях своему старшему сыну. Но время текло. В свой первый поход уходил Парис... Именно ему предстояло подвести Агамемнону в знак мира белого скакуна и испить с ним хмельную чашу перемирия. Приам ждал этого всю пол жизни... Приам сегодня хотел вознести прошения богам о ниспослании благословения своим детям, ушедшим за море, к коварным данайцам...

Храм стоял на обрыве над самым морем. У врат раскинулся небольшой двир, площадь, который подступал к песчаному обрыву и буквально срывался вниз, в бушующие волны. От этого двира к вратам поднимались ступени, возвышаясь над ним, словно взлетая вверх. Из-за них храм казался ещё более величественным, огромным, будто бы уносящаяся в небо башня-монолит. Казалось, что он раскачивался на ветру, угрожая обрушиться на город. Но не падал.
Таг глянул вверх, на маковку купола. У мальчика закружилась голова. Тут он был впервые. Раньше Таг любовался этим сверкающим куполом только с балкона дворца, но и не предполагал, что на самом деле храм такой огромный. Он слыхивал, что этот храм старше самой Трои на тысячу лет. Дедушка рассказывал Тагу, что когда-то давно, его возвели далёкие-предалёкие предки троянцев. И вот уже тысячелетия не смолкают одиннадцать колоколов под самым куполом храма и не гаснет священный огонь, привезённый с берегов Рай-Реки, Древнего Потока, которая течёт где то на севере, далеко-далеко, в стране степных кочевников. Рай-Река пересекает бескрайние степи, пробивает высокие горы, прыгает с огромных порогов и впадает в Северное Море... На берегах этой реки и жили те, кто почему то решил уйти сюда, что бы построить и этот храм, и этот город, распахать тут поля и засеять их золотистой пшеницей... Дедушка называл их ангирасы.
Слово «ангирасы» Таг выговаривал ломая язык и вскоре стал говорить просто - «асы»... Они пришли сюда и всё тут построили. И звали их именно так!..
Таг был восхищён храмом. Много тысяч лет лет! Это казалось ему неимоверным! Он пытался представить, но не мог себе представить, сколько людей рождалось и умерло за эти годы, сколько их тут побывало, вошло в эти врата... Таг представлял их лица и ему чудилось, что он слышит их голоса. Это отдавало холодком в спине, таинственным страхом, но воодушевляло.
Таг казался самому себе необыкновенным. Он выбирал себе из этих призраков собеседника и мысленно беседовал с ним обо всём на свете. Ему рассказывали о далёких временах, когда не было ещё на свете ни дедушки, ни прадедушки, ни пра-пра-прадедушки, ни самого Божественного Лабарны, далёкого-предалёкого пра-пра-пра... и ещё раз десять «пра-пра»... короче - предка! Мальчик не знал сколько раз надо сказать это самое «пра», что бы понять, кто такой этот Лабарна, чем он настолько "божественный", которого никто никогда не видел, но помнят и почитают все.
А вообще этот храм, его стены и купол, и даже врата казались настоящими великанами. Таг заметил, что люди около них кажутся малюсенькими букашками, а порой и совсем незаметны. Бывало, Тагу приходилось подниматься на городские стены, или бывать на башне, так и то начинало колотиться сердце и билось сильно-сильно, а потом болело, кололо, давило и резало, словно по живому. В животе всё начинало ныть. Таг старался никогда не подходить к краю стены, что бы не смотреть вниз. А вообще он не любил высоты и боялся её. Когда ему мерещилось во сне, что он падает, то просыпался Таг в холодном поту, с криком. И только когда понимал, что это сон, то снова ложился и долго-долго успокаивался... И сейчас, глядя на храм Таг представил, что было бы с ним, окажись он на самой его верхушке...
Воины загнали коней прямо на ступени храма и встали в два ряда от врат до ворот двира. Приам, пошёл между ними, ведя за руку Тага. Эней следовал немного позади... Таг начал считать ступени. Но сбился, досчитав до ста. Точнее не сбился, а просто дальше считать не умел. Начал снова. Получилось десять раз по сто. Сколько это, мальчик не знал, но решил обязательно у кого ни будь спросить. А пока что решил, что эти «десять раз по сто» называются «тьма». Спросят у Тага сколько ступенек к вратам храма ведут, он и ответит: «Тьма!».
В храме сумеречно и холодно, ветер под куполом завывает, страшно, словно стая волков. А купола самого не видно. Тут как на городской площади ночью. Тёмные стены кажутся домами, а вверху, в темноте, словно небо ночное. Свечи и факела, чадят каким-то благовонным запахом. Солнце пробивается только сквозь малюсенькие окошка под куполом. Эти окошка кажутся звёздочками, которые выстроились вкруг и водят свой сказочный хоровод. Таг даже улыбнулся, глядя на них. Звёздочки показались ему милыми, приветливыми. И было их двенадцать. От них, на храмовую утварь, падали лучики и скакали, играли, резвились солнечными зайчиками по стенам, по колоннам, по лицу мальчика и Таг рассмеялся, пытаясь увернуться от резкого, внезапного света.
Навстречу вышел знакомый Тагу старый Лаокоон. Дедушка отпустил руку мальчика и, приложив ладонь к груди, кивнул жрецу.

- Я пришёл просить помощи богов в путешествии моих сыновей.
- Боги будут благосклонны к царевичам, - ответил Лаокоон, - но я видел, что они привезут факел, который сожжёт Трою.
- Не говори загадками. Боги уже сообщили свою волю? - усмехнулся Приам.
Лаокоон взял Приама под руку.
- Боги огласили её, ещё до основания Трои.

Он повёл царя в темноту, что-то, тихо шепча и рассказывая так, словно сообщал великую тайну.

Мальчики остались стоять у врат. Время шло. Таг начал было скучать. Стоять и ждать пока наговорятся взрослые, было самым ужасным испытанием. А Тагу ведь было интересно. Во первых, было интересно, о чём же идёт разговор, потому что Таг и сам хотел знать, что за волю боги сообщили. Во-вторых, темнота, скрывала какие-то тайны. Таг это знал! Да и вообще, всегда интересно первый раз в незнакомом месте. Особенно привлекали огоньки неподалёку. И вообще, думал Таг, не стоять же он пришёл у порога? Он и сам был не прочь поговорить по душам с Асменем. Ведь Асмень такой же мальчик, как и сам Таг? Если удастся подружиться, думал Таг, то Асмень, по дружбе, обязательно должен выручить, помочь папе и Парису в походе к этому коварному Менелаю.
Внезапный уход дедушки и Лаокоона, Тага даже обидел. Таг, почему-то, считал, что его тоже должны были пригласить на эту важную беседу. Раньше дедушка всегда звал Тага, если приходили гости. Особенно, если это были важные гости. А сейчас его оставили с самым злейшим врагом… Таг насупился и опустил голову.

- Чего это они? - шепнул он, - почему дедушка оставил нас тут?
- Что, почему? - раздражённо ответил Эней.
- Я тоже хочу попросить богов, что бы они помогли папе. А дедушка нас тут оставил, - сказал ему Таг.
- Стой уже молча, - словно отрезал Эней, и направился к жертвеннику.
Он не успел пройти и пяти шагов, как Таг немедленно его догнал.
- А ты куда? Я с тобой!

Эней чуть не закричал от возмущения.

- Ты можешь, хотя бы пять минут помолчать!?
- Нет, не могу. Я всё равно с тобой!
- Угомонись, болтун!
На жертвеннике всё ещё дымился жертвенный телёнок. Пахло вкусно. Даже аппетитно. Тагу показалось, что пришли они не в храм, а на дворцовую кухню, откуда каждый день исходили такие вот запахи. Мальчик улыбнулся и чуть не засмеялся.

- Как на кухне, - хихикнул он.
- Ты… - хотел, было, возмутиться Эней и уже занёс руку, что бы поставить Тагу подзатыльник…

Таг съёжился и зажмурил глаза, готовый принять удар… Но удара не последовало. Вместо него, Таг услышал чьи то слабые шаги…

- О почтенная, - услыхал мальчик голос Энея.

Таг открыл глаза и увидел выходящую из-за алтаря старую пророчицу Сивиллу.

Сивиллу никто и никогда не видел. Таг просто слышал, что есть какая-то старуха, что живёт она в храме и предрекает будущее. А это и была старуха. Вот и решил Таг, что это и есть Сивилла.
Она остановилась, глядя сурово на мальчиков. У Тага вообще перехватило дыхание. Такой он и представлял себе настоящих колдуний. Страшных, суровых и обязательно строгих. Но Эней нашёлся быстрее Тага.

- О почтенная, - упал он на колени, благоговейно преклонив голову…
Таг, в недоумении последовал его примеру. "По-видимому, ей уже лет сто", - подумал мальчик.

Сивилла подошла к мальчикам и молча, жестом показала, что бы дети поднялись с колен.

- Я не божество, - к разочарованию Тага, абсолютно старушечьим голосом произнесла Сивилла, - и нечего тут передо мной на колени падать.

Таг быстро вскочил и подбежал к Сивилле, чуть не заглядывая ей в лицо.

- Простите, почтенная, а правда, что вы знаете будущее каждого?
- Ну и нахал... - раздался тихий шёпот Энея, мгновенно выросший в гулкое эхо.
- Знаю, - присела Сивилла на амвон, - и скажу всю правду. Ибо если солгу, то боги отнимут у меня данный мне дар.
- А мне скажете?
- Скажу, но, смотря, что хотел бы ты знать, царевич, - ответила равнодушно, но строго Сивилла.
- А что со мной будет? - съехидничал Таг.

В пророчества он не верил, как не верил и отец, который говорил, что не разу не видел, что бы боги поражали своими молниями плохих людей. Зато, говорил Геркле, негодяев всё больше и больше плодится на земле, а боги, словно потурают этому, помогают им угнетать слабых и беззащитных. Поэтому, как считал мальчик, папа выше всяких там богов, потому что защищает хороших людей от плохих.

Старуха заметила сарказм в глазах мальчика, но даже не показала обиды.
- Ты Таг, прозванный при рождении своём Скамандрий, наречёшься царём над царями, - спокойно ответила она.
- Ну, это все знают! - рассмеялся в ответ мальчик.
- Ему бы наглости поубавить, - дерзко влез в разговор Эней.
- Он не наглец! - словно хотела подскочить Сивилла, так, что даже Таг отскочил с перепугу, - он подобен праотцам своим! И ты ещё поклонишься ему. Ему тысячи поклоняться во тьме веков и припадут к его ногам, как к престолу спасителя рода человеческого! Это случиться, едва ты возглавишь свой народ, Эней!

Эней усмехнулся и отвернулся.

- Это я то, стану царём? В своём ли ты уме, почтенная Сивилла? Я, сын рабыни Гекубы – царь Трои? Да ты сама только что сказала, что царём земли Хатти станет Таг, и тысячи поклоняться ему, или как там?
- Верно, - Сивилла успокоилась, - только ты имеешь уши слышать, но не слышишь даже того, что тебе говорят. Ты станешь царём своего народа, но не в земле хеттов. Ибо скоро не станет ни земли, ни хеттов, но будут новая земля и новые небеса, и новый народ отчлениться от старого. И тебе строить новую твердыню, с которой не сравниться даже твердыня Трои. И в венце славы своей, в венце преподобности и могущества, ты, царь Эней, падёшь от вишнёвой косточки брошенной в твою сторону наглым мальчишкой, пришедшим мстить. А Тагу послужат Солнце и Месяц, и Зори и Звёзды, и Дни и Ночи. Он воссядет на престоле, на который не садился ни один смертный и возложат на его голову боги небесные Венец, который выше их венца Славы и Силы во сто крат. И твои потомки тебя забудут, но Таг станет отцом народа своего.
- Так чьей станет Троя! - вскричал Эней в ответ.
- Глупый мальчишка! - рассержено ответила Сивилла, - да тебя только власть и беспокоит! Хочешь Золотого Трона? - получишь его подобие набитое просом! У Тага вдесятеро больше мудрости, чем у тебя, великовозрастного дитя! Ты троянским царём не станешь никогда! Им станет Таг!
- Но ты же говорила только что обратное! - уже закричал Эней.
- Помни о косточке, брошенной наглым мальчишкой пришедшим мстить, - ответила тихо Сивилла, поднялась и поковыляла за алтарь.
- Сивилла! Сивилла! Эта косточка, что, она меня убьёт? - хотел было броситься вдогонку Эней, но остановился...
- Таг воссядет на Золотом Троне праотцов, и наречётся спасителем рода русоголовых, - бормотала старуха, - ибо он от рождения царь царей и господин господствующих и власть имеющий на вечные времена...

Пророчество Сивиллы повергло Тага в ужасную гордость. Он даже подпрыгнул от радости. Ему предстояло стать всемогущим царём и возможно, даже царём всего мира. Сама Сивилла назвала его царём царей! Но самое главное, что она ужасно разозлила Энея! Видел бы кто его кислую морду, тоже повеселился бы!
Эней, "обладатель кислой морды", на самом деле ничуть не расстроился. Он считал, что судьбы делают сами люди, а послушать ворожбу разных святых старух и дедов всегда было интересно. По крайней мере, это напоминало мамины сказки. Он махнул вслед Сивилле рукой и, отойдя подальше, присел на лавку стоящую под квадратной колонной...
Таг остался один. Из-за алтаря послышалось пение гаруспиков, чьи-то печальные вздохи и причитания по чьей то горькой судьбе.
Мальчик обернулся и увидел, что Эней довольно далековато и как всегда с обиженным взглядом и задумчивый, возможно, даже злой. А чего он обижался? Чего обижаться неизвестно на кого? Ведь Сивилла предсказала не ему плохую судьбу, а Тагу хорошую и счастливую! Да и не хотел Таг становиться царём. Если бы Эней попросил его: "Таг, можно я буду царём?", то Таг бы не задумываясь, отдал бы ему всё царство и Золотой Трон в придачу! Не хотел Таг садиться на этот Золотой Трон. Он был огромный и холодный. А Таг был маленький и жуть как боялся холода. Да и скипетр с державой были не для его силёнок, тяжелы и огромны. А корона, скованная из семи диадем семи разных царств, когда-то захваченных его далёким предком, этим самым Лабарной, не то что бы на ушах висла, а даже на глаза падала...

Таг обернулся на жертвенник, посмотрел на дымящегося телёнка и подумал: "Хорошо бы было, если бы я никогда больше не огорчал Энея. Вон он, какой расстроенный. Да и никого бы не огорчать больше..."

Мальчик молитвенно поднял вверх ладошки...

- Асмень, ты такой же мальчик, как и я, только живущий сейчас далеко-далеко, там где сияют прекрасные звёзды. Сделай так, что бы папа и Парис вернулись из похода живыми и здоровыми и ещё долго-предолго жили. Я не хочу, что бы была война, поэтому сделай так, что бы все боги помогли моему папе заключить мир с дикарями эллинами. И ещё, если хочет Эней быть царём, то пускай вместо меня лучше он им станет. А то он вечно из-за меня расстраивается. Ведь ты не был царём, а стал Богом. А я хочу, как и ты, быть просто мальчиком, как и все дети на свете. А когда вырасту, то обязательно прекращу все войны. Я обещаю тебе, что никогда не стану причиной горя у хороших людей. Можно мне, как и тебе, Асмень, быть просто мальчиком и приносить людям только доброе? У тебя была гуска, несущая золотые яйца, которую ты выкрал у злого великана. А у меня есть красивый конь, Звёздочка. Если бы я, когда ни будь тебя встретил, то обязательно покатал бы на Звёздочке. Он у меня добрый. Ты не бойся, он тебя не скинет. А мой учитель, старый Анхиз, научит тебя ездить верхом. Он мне рассказал, что когда ты жил на Земле, люди ещё не приручили коней. Видимо для тебя будет интересно на Звёздочке покататься?..

Молитва Тага была молчаливой. Он стеснялся и не хотел, что бы его кто-то услышал, поэтому шептал слова своей молитвы тихо-тихо. Это был его личный разговор с Асменем.

Собственно, сходить в гости к Асменю домой мальчик хотел очень давно. И если в пророчество Сивиллы Таг не очень то и верил, то в Асменя верил всем сердцем и так же точно, всем сердцем искренне Асменя любил. И даже когда играл, то представлял, что играет именно с этим мальчиком. Таг даже тайно советовался с ним о своих детских проблемах... Ведь собственно друзей то у Тага не было. А если друзей нет, то обязательно надо их, хотя бы, придумать. Таг это прекрасно понимал, зная, что от одиночества можно просто сойти с ума. А тут и выдумывать не надо. Тут настоящий Бог. Ему можно довериться...

Отдалёнными голосами доносился разговор дедушки с Лаокооном. Но Таг даже не вникал в него. Для мальчика это было чем-то непонятным, тем, что ему не дано знать и постичь. Именно поэтому он не слушал разговора двух стариков, которые словно шушукались, стоя около дальней стены...

Зато прислушивался к разговору Эней...

Голоса раздавались глухо, но всё же отчётливо были слышны...

- Сивилла забирает свои книги, содержания которых никому неизвестно и уходит в далёкие земли за три моря, - слышался голос Лаокоона.
- За три моря? - опустил голову старый Приам. Он тяжело вздохнул и взялся за сердце.
- Что это может означать?
- Только одно, - ответил Лаокоон, - только одно, что боги обращают свой взор туда и там будущее нашего народа. Все три молнии судьбы ударят скоро по нашей земле, и здесь не останется народа русоголовых.
- А что говорит Сивилла?
- Ничего... Только то, что там будут иные цари, иная земля и иное небо.

Приам подумал и с надеждой взглянул на жреца.

- Может быть, наши дружины отгонят данайцев, и мы выйдем к берегам третьего моря, в погоне за врагом, и там воздвигнем иную Трою?
- Я бы не был таким уверенным в этом...

Лаокоон молча, взглядом, указал вверх.

- Смотри, царь. Видишь, как солнечные лучи прорезают окна под куполом храма? Они слишком ярки и светлы для могучего солнца. Они могут быть благословением богов, а могут быть страшным, всесожигающим оружием, как оружие наших пращуров, имена которых забыты. Это фаш-огонь. Такой жары не знала наша земля. Уже третий месяц ни одной капли дождя не выпало в стране русоголовых. Солнце выжигает землю, делая её мёртвой. Так делают воины перед приходом врага, что бы урожай и селения не достались неприятелям. Ожидать надо прихода врагов, какого ещё не знала земля русоголовых, какого ещё не бывало со времён появления наших предков на этих берегах. Ибо даже наш отец-солнце сжигает наши посевы, лозы виноградные и сушит степь с её байраками и источниками вод.
- Ты думаешь, что враги вновь ступят на землю хеттов? - Приам насторожился.
- Море неспокойно, - покачал головой Лаокоон, глядя на Приама, в глаза, - сегодня утром из него выползла змея, которая задушила чайку...

...из манускрипта...
"Я предрекал царю Приаму о гибели наших воинств и нашей земли. Солнце нещадно жгло землю, и крестьяне боялись неурожая. Море было неспокойным и морские змеи без всякого страха выползали на песок, грелись на нём и нападали на рыбаков. Всё говорило о том, что боги насылают проклятие на наш край...
...пророчица Сивилла, за многие годы впервые вышла на свет из храма Асменя, дабы покинуть его навсегда..."

Порт внезапно взбудоражился. Люди бросали свои дела и бежали к храму, словно он в момент занялся огнём, вспыхнул огромным пожаром. Многие бежали потому, что уже видели собирающийся народ, слышали крики, причитания и понимали, что происходит нечто важное.
С храма ударили "во вся" колокола...
Народу собралось столько, что негде было ступить ногой. Толпа падала на колени и начинала причитать каждый на свой лад, предрекая что угодно кроме хорошего.
Сквозь эту толпу пробиралась старуха, одетая во всё белое, неся на плече мешок полный каких то свитков. За нею шли плачущие женщины и мальчики, так же одетые во всё белое. Гаруспики. Служители самого Асменя. Храмовые мальчики и их матери. А за ними брёл одетый в траурные одежды Лаокоон. Лаокоон вздымал к небу руки и призывал народ. Народ отзывался воплями и плачем, какими то неразборчивыми причитаниями. Громче всех причитали женщины. Мужчины наблюдали за всем со стороны, стараясь не вмешиваться в происходящее. Но тоже, с трудом, скрывали печаль по уходящему, привычному всем, течению жизни, когда вот эта старуха направляла и их мысли, и чувства, и от неё одной зависело чему быть, а чему не миновать...
- Плачьте! Плачьте, о народ русоголовый! - словно призывал Лаокоон, - плачьте от твердыни расен до несийских городов! Плачьте на северных берегах и в степях! Плачьте на луках рек у моря! Она покинула нас! Она уходит, хранительница народа нашего, молитвеница за страну нашу!
- О Сивилла-матушка, на кого же ты покидаешь нас!? - как будто отвечали ему причитанием женщины, а Сивилла, молча и скоро двигалась дальше, не обращая ни на кого внимания, как будто просто шла на базар...

Причитания разрывались громом, смешивались с воплями и стенаниями...

- Ой, укатилось солнце ясное да за горы высокие, да за леса дремучие, да за облачка за ходячие, да за чисты звёзды за подвосточные! Покинуло нашу головушку, да со стадушком оно да со деточками, оставило нам горюшко, горе горькое на веки то вековечные...
- Горе! Горе на головы народа нашего! - разогревал Лаокоон толпу, и толпа разрывалась с новой силой. Хныканья мальчиков-гаруспиков и их матерей-жриц буквально глушили Лаокоона, не давал ему произнести даже слова. Плачу вторили стенания толпы... Порт, взвыл настолько, что городская стража выехала туда немедленно. Складывалось впечатление, что случился бунт, или какая ни будь разбойная орда с моря надумала высадиться в Трое. После, правда, сотник узнал причину всеобщего шума и громогласья. Когда воины подъехали, они увидели, что таинственная Сивилла, оказавшаяся при обозрении сухенькой и маленькой старушкой, удалялась по дороге ведущей на север. Толпа, чуть отставая, следовала за ней, падала на колени и умоляла, взывая на все лады...

- Вернись, матушка, берегиня наша, хранительница! - в один голос выли люди, - матушка, зигзица вещая, зачем ты нас покинула, град наш осиротила!..

Собственно, ничего не обычного, сотник не заметил. Воины постояли ещё пару минут, проводили молчаливым взглядом из переулка весь этот ход и даже успели от него утомиться. А люди остановились только в городских вратах, именуемых Золотыми. Там Лаокоон упал на колени, начав громко молиться. Все последовали его примеру. Сивилла дальше пошла одна. Пошла быстро, бойко, не оглядываясь на город. Встретив её, любой прохожий принял бы вещую пророчицу за обыкновенную, жизнерадостную, бойкую старушку...

- Она ушла, - произнёс решительно сотник и, повернув коня, крикнул стражам:
- В цитадель! К Анхизу! Немедленно донести эту весть царю!
Подняв на дороге пыль, стражники развернули коней и помчались, не разбирая дороги...

...Этой ночью Тагу приснился волшебный сон. Он видел серебристый дивный луг с сияющей травой, звонкими, словно живыми цветочками-колокольчиками, с деревьями, на которых висели золотые листья. Роса капала с этих деревьев и выбивала очаровательную звонкую капель. А колокольчики подыгрывали росинкам. Таг засмеялся и побежал по этому лугу к маленькой речушке, что журчала и быстро текла по прозрачным хрусталикам. Мальчик сбросил с себя тунику и, прыгнув в воду, окунулся с головой в живительную влагу речки... Приятный холодок охватил тело. Тагу стало хорошо и радостно. Выйдя на берег, он глянул ещё раз вокруг, любуясь золотистыми листьями и серебристой травой. Тут всё было необычно, не так как в степи. Таг понял, что он не на земле, а где-то в другой, в волшебной, сказочной стране за далёкими-предалёкими звёздами. Даже свет тут был не такой, а другой. Свет словно не тело, а душу освещал. Таг, казалось, всё это не видел, а чувствовал. Да что там чувствовал! Он понимал, что стоит ему подумать о чём-то в этой стране, как его мысль тут же сбудется. Поэтому он старался не думать о плохом. Все его мысли тут были только весёлыми и почему-то хотелось взмахнуть руками и полететь, высоко-высоко, под радужное и манящее небо...
Вдруг, мальчик услышал голос, мелодичный, чарующий, влекущий куда то. Ему открылась дорога уходящая, куда-то вдаль, за горизонт, за луга и рощицы этой страны. Голова закружилась в волшебном дурмане. Таг пошёл по дорожке, гладя руками серебристые травы и звенящие колокольчики. Ему стало весело и хорошо, словно он шёл не по тропинке, а качался на качелях в дедушкином саду.
Голос его звал, манил. Таг чувствовал всем сердцем, что это добрый голос, что там сказочная страна, что там творятся чудеса, живут добрые звери и хорошие люди, что в той стране никто и никогда не болеет и не умирает, а все счастливы и радостны.

Внезапно голос спросил: "Тебе здесь нравится?"

- Конечно! - вскрикнул мальчик, ища глазами того, кто с ним говорит.
- Не ищи меня, - сказал голос, - ты меня не увидишь, глупый.
- Почему?
- Потому что я в твоём сердце.
- А кто ты?
- У меня много имён, - ответил Тагу голос, - но если ты хочешь попасть в эту волшебную страну, ты что-то должен сделать, что бы и твой мир стал таким. Ты сделал, что ни будь для завтрашнего дня?
- Я? - спросил Таг, глядя в небо, откуда, как ему показалось, и звучал голос, - я ещё ничего не сделал. Но я хочу сделать! Я хочу быть добрым и справедливым, что бы не приносить никому горя, а дарить только радость.
- Тогда эта дорога для тебя открыта. Иди по ней и придёшь в волшебную страну... – прозвучал голос в последний раз и Таг поспешил, побежал забыв обо всём на свете и вдруг... проснулся.

Было раннее утро. Таг открыл глаза, всё ещё наслаждаясь дивным сном, когда увидел стоящего над собой Анхиза.

- Сегодня мы поедем за город, в дальние лески, - сказал Анхиз, - царевичу пора привыкать к седлу в пути, а не только катаясь по кругу.
- Анхиз! Я видел чудесный сон! - воскликнул Таг, захотев было всё рассказать своему учителю.

Анхиз прижал палец к его губам.

- Тише. Никому не доверяй сны до полудня. Иначе добрый сон улетучится, а Мара и Морок украдут твоё счастье и отдадут тебя в власть Той, Имя Которой Забыто.
- А какое у Неё Имя? - усмехнулся Таг.
- Я же говорю, что Оно Забыто, - ответил Анхиз, - она блукает ночью по улицам города и крадёт души детей.
- И кто же Она такая?

Анхиз не ответил ничего, только подошёл к столу, на котором стоял умывальник и налил в него, из кувшина, тёплой воды.

- Пора умываться, царевич.
- Ага, раз ты не хочешь говорить, значит её просто нет! - воскликнул, рассмеявшись, Таг встав с кровати, - а значит и мне бояться нечего!
- Конечно, нечего, - согласился Анхиз, - только почему-то вы не забываете лить мёд на лаваш каждую ночь, перед сном, и читать молитвы Асменю.

Таг ничего не ответил. Он глянул на лежащий возле образа Асменя лаваш, за ночь пропитавшийся сладким мёдом, умылся и подойдя к хлебу, демонстративно взял его, отломил кусок и съел...
...
...полуостров Золотой Рог; то же время...

Тин совсем изголодался, а ещё больше устал. Вообще, ему очень сильно хотелось спать и это чувство, когда спать хочется, но заснуть ты не в силах, не покидало его ни днём, ни ночью. Ночью спать мешал пронизывающий до самых костей холод, а днём мешала жара и яркий солнечный свет. Не мог и не привык Тин спать днём. День не для этого, как считал мальчик. Да и опасно было расслабляться. Это, значит, подарить себя хищникам. Ведь спящий человек, это лёгкая добыча. Так можно заснуть и больше никогда не проснуться.
Мальчик уже начал жалеть, что не послушал Геркле. Надо было покинуть этот полудикий край, полный призраков и бродячих собак. Но всегда, всегда резко, словно отрубая ненужный сучок от бревна, он гнал от себя эти мысли. "Да что же я, неженка, или белоручка какой?", - думал Тин, кутаясь в подаренный плащ, глядя пристально в скудный огонь и слушая одновременно тишину ночи.
Тишиной, ночь в горах можно назвать лишь потому, что в ночи всегда должно быть тихо, как кажется городским жителям. Мальчик же слышал непрестанные шорохи, стуки, крики и уханья ночных птиц и шатающихся по неведомым тропам зверей. Где-то в горах завывали собаки, а в низинах им вторили волки. Видимо от голода. Тин тоже завыл бы, если бы не был уверен, что издай он малейший шум, то обязательно станет, чьим-то ужином. Поэтому он просто слушал. Он понимал и зверей, и птиц, и камни, и ветер. Он знал, что людей вокруг нет. Никого нет, кроме завывающего ветра, несущегося откуда-то сверху. Ветер этот ударялся об скалы и бежал уже по земле, зловеще хохоча, шипя, как будто напевая жуткую песню.
Тин вспомнил. Ветер живой. Он только кажется не живым. Это не дыхание богов. И не дух. И не просто сила. Это могучий богатырь седой древности и зовут его Гастур. Но его нельзя называть по имени. Зато можно позвать на помощь, и он поможет всегда. Так говорили старики из Золотого Рога, величая его дивным именем Стриба. Они рассказывали, что несётся Гастур из глубин Вселенной, из-за тёмных, невидимых звёзд и всё знает, и всё ведает, и вдохновляет идущих дорогами войны...

Мальчик поднял взор на огромную серебристую луну и впервые в жизни... заплакал.

- Ветер-ветрило, что ждёт меня, Гастур... - проговорил чуть слышно Тин, - где доля моя? Ты поможешь мне?.. Что делать мне?

Ветер продолжал яро завывать меж скал и Тин услыхал в ответ только безмолвие зловещего воя...
- Молчишь... - опустил глаза мальчик.
Ветер начинал стихать. То снова, резко порывая, пронизывая холодом, задувал огонь и хватал страхом за душу. Как не хотелось вылезать из тёплого плаща, что бы подбросить в пламя поленицу, но мальчик набирался сил и понимая, что иначе замёрзнет, вставал и кормил своего спасителя, свой огонь...
Наконец Тин окончательно обессилел и прилёг на камни у костра, укрывшись плащом, с головой... ... ...
... ... ...когда проснулся, уже был день. Небо, затянутое серыми тучами, казалось низким и тяжёлым. Тучи бежали, куда то к югу, но ветра не было. Костёр давно погас, а скалы и серый мох блестели каплями серебристой росы... Холод и голод гнели сильнее страха...
Тин поднялся, обхватив руками озябшие плечи. Так он постоял, осмотрелся вокруг, накинул плащ и схватив лук побежал вниз, в долину...

- Дурак, - сказал сам себе мальчик, - чего испугался? Данайцев? Они не станут рыскать ночами!

Он вдруг остановился.

- Я говорю сам с собой? Я схожу с ума..? Я схожу с ума от голода. Нужно поесть...

Тин сделал ещё несколько шагов.

- Если я поем, то я уже не смогу воевать. Лучше я убью данайца и заберу у него еду. И оружие. Всё заберу...

Так он брел, куда глядели глаза. Брёл долго, пока не вышел в знакомые ему места. С горы открылось море. Широкое и бескрайнее. Цвета тревожной, колышущейся лазури. Беспокойное море.

Тин глянул, куда то в сторону.

- Там Золотой Рог... Там Северное Море... Ты вернёшься туда, Тин? Они ждут тебя, жители твоего городка...

Он посмотрел в другую сторону, протянув туда руку, как бы указывая самому себе путь.

- Нет, Гастур, я туда не пойду, - проговорил мальчик, - данайцы не станут задерживаться долго в разграбленном крае. Они пойдут искать новые жертвы своим кровавым богам.
- Ха! - усмехнулся он, ударив себя в грудь, - да они сядут своими посёлками по всему Золотому Рогу! Они станут топтать твою землю, прах твоих родных, а ты? Что тянет тебя на юг?
- Нет, Гастур! Моя земля там, куда в состоянии дойти мои ноги, там, где я стою...

Мальчик замолчал. Он глянул на море, и облокотившись на огромный лук, застыл, любуясь огромной водной пустыней...

- А может мне уйти в страну данайцев? - спросил он сам себя, - я стану топтать их землю, и она станет моей?

Ветер что-то ответил шелестом краёв плаща и ласканием длинных, чёрных волос Тина.

- Ты прав, Гастур, - сказал мальчик, - нечего нам там делать. Это моя страна и я в ней хозяин. Нам не нужна их Эллада. Мы будем хранить восток от запада...

Тин помолчал, о чём-то думая.

- И запад от востока, - добавил он, цепляя через плечо огромный лук...

...окрестности Трои; то же самое время...

Уехали далеко. Таг постоянно вырывался на Звёздочке вперёд, а Эней держался Анхиза, чинно следуя рядом. За ними, держа такт, следовали ещё два десятка витязей. Но Таг и думать не смел о том, что такое этот такт. Интересно было всё, как будто мальчик всю свою жизнь просидел взаперти и вот, наконец, его выпустили на свободу. Конечно же, это было вовсе не так. Он и раньше бывал тут, но всё равно разбирало любопытство. Прежде всего, он хотел узнать, что же изменилось здесь за пару недель. Потом, думал Таг, он посмотрит на всё это и задаст кучу вопросов Анхизу, на которые старик вряд ли сможет дать ответы. А пока тот станет думать, Таг наберёт кучу жерделевых косточек для своей рогатки и вернувшись, обязательно обстреляет зазнайку Энея. Жерделевые косточки это не вишнёвые и Энею мало не покажется!
Ехали вдоль Скамандры. На берегу хотели пообедать, а ближе к вечеру вернуться в Трою.
Солнце поднималось всё выше и выше. Уже становилось жарко. На небе не было видно ни одной тучки, которая спрятала бы за собой солнце.

- Ну, что, маленький царевич? - прервал размышления Тага Анхиз, - ваше право избрать верное место для лагеря!
- Я бы хотел в леске, на берегу реки, - указал Таг на рощицу неподалёку.
- Неправильный выбор, - ответил Анхиз, - в леске враг подберётся незаметно, а челны супротивника расстреляют стрелами твой отряд. Сами же станут, недосягаемы нашим мечам.
- А где? В поле, под солнцем? Но жарко!
- И в поле нельзя. Поле, почитай, ладонь, - показал Анхиз могучую ладонь, - как на ладони станешь врагу открыт.
- И где же тогда? - обиделся Таг скорее на себя, чем на Анхиза, что не разгадал его загадки.

Анхиз усмехнулся, поняв мальчика.

- Вон, видишь холм, что над берегом, вдали? - показал он мальчику вперёд.
- Ну, вижу, - глянул Таг, - и я должен разбить там лагерь?
- Именно там. А почему ты так считаешь?
- Ничего я не считаю, - отвёл глаза Таг.

Он подумал.

- Нам будет видно лес, речку и поле. А укрытием нам послужит жерделевая рощица. Правильно?
- Правильно, - согласился Анхиз, - верно мыслишь, царевич.

Таг изменился в лице, вновь повеселел и пришпорил коня.

- Ура! Я на разведку! Я на холм, вперёд! - вскрикнул он и погнал к дальнему холму Звёздочку.

Разведка ничего не дала. Мальчик с разочарованием для себя обнаружил, что холм был совершенно пуст. Да и рощица была не жерделевая, а кленовая. Зато тихая и тенистая.
Тут его внимание привлёк огромный обрыв над рекой. Он привязал Звёздочку к деревцу, и встав на четвереньки, начал рассматривать бегущую внизу воду. Было ужасно интересно! Быстрая речушка сносила крутой берег и время от времени даже выламывала куски глины, размывала их на глазах и растворяла в себе, становясь огненно-красной.

- Вот здорово!,- воскликнул Таг вскочив, - Анхиз!

Анхиз услыхав крик мальчика подогнал коня.

- Анхиз! - прокричал Таг указав рукой на Скамандру, - тут такой обрыв! Я непременно хочу спуститься с него!

Анхиз ничего не ответил, молча въехал на холм, слез с коня и отвёл мальчика подальше от края. Таг не упирался. Он только размахивал руками и восторженно, с трудом подбирая слова, рассказывал о виденном.

- Тут так высоко! Тут так здорово! Тут даже Трою видно! И вся-вся степь, как... как на море!.. А вода быстрая-пребыстрая, Анхиз!
- Хотя ты и Скамандрий, мой повелитель, - ответил Анхиз дослушав Тага, - Скамандра всё же опасна для тебя, как и для любого смертного.
- Это ещё почему? - искренне удивился Таг не столько словам Анхиза, сколько тому, что учитель не разделяет его радости.
- Она забрала не одну жизнь, - сказал Анхиз, словно продолжая, - поскольку быстра и глубока. А я поклялся быть верным вам и защищать вас до последнего вздоха.
- Даже от Скамандры?
- Даже от Скамандры, - кивнул Анхиз.

Всё равно, не успел Анхиз и глазом моргнуть, как после обеда Таг попросту исчез…

Пока Анхиз поднимал по тревоге воинов, пока те обыскивали побережье Скамандры, вспоминая все ужасные предания о похищенных и утонувших царевичах, ожидая наихудшей развязки всей этой истории, Таг, спокойненько, со свойственным его возрасту чрезмерным любопытством, тихонько подгоняя Звёздочку, и сам обследовал берег. Он открывал для себя удивительные и загадочные края, как считал, пока не наткнулся на маленький хуторок.
Хуторок этот стоял на самом берегу. Точнее сказать, на обрыве. И к речке, от него вела кривая тропка. В самом конце этой тропки был сооружён простенький пирс, с которого можно было купаться и ловить рыбу. Но, судя по тому, что пирс этот имел сваи повыше него самого, всё же он служил по назначению - причалом для лодок.
Тага пирс интересовал мало. Мальчик спрыгнул со Звёздочки и позволил себе зайти во двор. Он не был бы Тагом, если бы не нашёл в себе духа сделать это. Когда встречается нечто новое и не особенно знакомое, а подчас вообще незнакомое, то его обязательно надо исследовать, - считал мальчик. А вдруг там много интересного? Да и как же мальчик, девяти лет от роду, может пропустить новое и заманчивое, которое само под ноги лезет? Ни в коем случае!
Во дворе было пусто, тихо и молчаливо. На заборчике сохли рыболовецкие снасти. На крыше сарая, вверх дном лежала старая лодка. А вот из хатки-мазанки, доносился какой то шум и запах свежего плова.
Таг набрался смелости, граничащей с любознательностью и тихонько подойдя к двери, заглянул в хатку.
Хатка оказалась бедненькой…
Внутри, вдоль стен, почерневших и осыпавшихся, покрытая тонкой мешковиной, сушилась рыба. «Таранка», - понял Таг. Посреди одной единственной комнаты стоял длинный стол. Вдоль стола стояли лавки, такие же длинные и узкие. А чернявая девчушка, не обращая никакого внимания на стоящего в дверях Тага, доставала ухватом из печи огромный горшок.
«Так вот откуда пловом пахнет!», - понял Таг. И только сейчас ему стало ясно, насколько он обожает плов! И было бы неплохо, если бы этот плов оказался с дольками сладких яблок, или с изюмом!
Мечты Тага перебил раздавшийся сзади осторожный топот Звёздочки. Таг глянул через плечо. Звёздочка, буквально дышал в затылок, поверх Тага заглядывая в хатку.

- Ну, Звёздочка, неприлично подглядывать! - сказал Таг коню, и девочка обернулась на его голос.
- Хи-хи, - рассмеялась она, - какие вы смешные!
- И вовсе мы не смешные, - ответил ей Таг, - мы гуляли, и вдруг видим, домик стоит. А вы тут наверно живёте?
- Живём, - кивнула девочка, - я, мама Вартуш, папа Аршил, мой старший брат Оник и племянник Айрик. Только Айрик ещё совсем маленький и поэтому, моя мама забрала его с собой на виноградник. Мама поливает, а заодно и за Айриком смотрит. А папа с братом ушли в море, но скоро должны вернуться.
- А я так, - важно ответил на столь подробные приветствия мальчик, - мимо проезжал и решил зайти к тебе в гости.
- Заходи, - обрадовалась девочка, - а то мне одной скучно. Обед я приготовила и теперь надо постирать. Ты поможешь?
- Угу, - кивнул Таг нехотя, и отогнав от двери Звёздочку, прошёл в хатку.

В хатке было прохладно. Пахло не только пловом, но и свежим сеном. Теперь Таг понял, почему Звёздочка не отходил от двери.

Мальчик присел на лавку, к столу.

- А меня Таг зовут, - сказал он.
- Какое чудесное имя! - воскликнула девочка, прихлопнув в ладоши, - а я Азнив!

Таг улыбнулся.

- Я… Я совсем не умею готовить.
- Это же так просто, - усмехнулась Азнив, - если ты будешь чаще приезжать ко мне в гости, то я научу. Обязательно научу!
- Буду, - решил Таг, - мне дома скучно. Мама не играет со мной, а папа с дядей теперь вечно на войне. А второй дядя, хоть и не больно старше меня, но противный и нудный.
- Ты видимо из богатой семьи?

Таг только отмахнулся в ответ.

- Да ну их всех! Лучше бы я тут жил. Тут так хорошо. Ходил бы в море, с твоим папой, или твоей маме на винограднике помогал. Всё одно, скучать бы не пришлось.
Азнив развеселилась и подсела к Тагу.
- А как зовут твою лошадь?
- Звёздочка, - с гордостью сказал мальчик, - только это конь.
- А почему, тогда, Звёздочка?
- У него звезда во лбу, белая. Я хочу покатать на нём Асменя, но дедушка говорит, что это невозможно.
- Почему невозможно? - удивилась Азнив, - моя мама говорит, что если очень захотеть, то любое желание обязательно сбудется.
- Правда?
- Правда, - кивнула Азнив, - я, например, очень мечтаю стать царевной, такой как Ариадна, прекрасной. Я никогда не была во дворце, но когда ни будь я обязательно встречу настоящего царевича и он приедет на коне, и заберёт меня с собой. И мы будем жить долго и счастливо.

Таг улыбнулся в ответ и переведя взгляд в потолок, вздохнул.

- Кому о чём мечтается, - произнёс сам себе мальчик.

Ход его мыслей прервала внезапно появившаяся мама Азнив. Она вошла настолько внезапно, что дети не сразу её заметили. Таг испуганно обернулся, вскочил, но, немного погодя, поздоровался. Он не успел ничего сказать, поскольку Азнив его опередила.

- Мама, это Таг, мой друг, и он обещает приезжать к нам всегда. И вообще хочет у нас жить.

Мама усадила на стульчик у порога малыша.

- А твоего друга не ищут родители?
Таг вздохнул и опустил голову.
- Наверно уже ищут.
- И наверно очень, - подчеркнула строго слова мальчика мама, - вон, конь твой волнуется, беспокойный стоит, то и дело в степь поглядывает. А сам ты, видать, голоден? Давно, поди, гуляешь?

Таг снова вздохнул и посмотрел на женщину.

- Не знаю. Но когда все обедали, я уехал.
- Садитесь-ка за стол, - сказала мама, - пообедайте, а там видно будет.

Дети сели к столу. Мама взяла горшок с пловом и высыпала плов на огромное деревянное блюдо, которое поставила на стол, приглашая детей обедать.
Плов был душистый, рассыпчатый и именно такой, какой Таг обожал, без малейшего намёка на мясо.
Мама положила перед детьми две деревянные ложки.

- Давайте-ка, обедайте и Азнив будет мне помогать, а Тагу пора домой.

Таг даже обиделся. Ему сейчас показалось, что Азнив ни как без него не обойдется, и он просто обязан ей помочь. А её мама этого не хочет понимать. Он поднял взгляд к потолку и долго что-то рассматривал, но вот что именно, не видел сам. Однако желание покушать взяло верх. Да и плов пахнул вкусно. Мальчик зачерпнул его ложкой, и медленно поднеся ко рту, испробовал. Кушанье не богатое, даже очень скромное. Но оказалось оно гораздо вкуснее тех, что подают к царскому столу. Самое главное, что этот плов приготовила Азнив и словно специально для Тага. Как раз с кусочками яблок. И сладкий, на душистом меду. Будто бы Азнив знала, что Таг приедет…
Мама умывала малыша и молча поглядывала на детей. Зато Азнив без умолку болтала, хотя её никто ни о чём не спрашивал. Таг отвечал на её редкие вопросы очень серьёзно, уверенно, почти по взрослому, стараясь понравиться её маме. Но ему казалось, что мама не обращает на него никакого внимания…
Азнив встала, взяла с полки на стене горшок, налила в чашки компот. Одну чашку взяла себе, а вторую подала Тагу.

- Мама, - заговорила Азнив, а между прочим, в степи страшно. И Тагу, наверно, страшно одному ехать.
- М-м, - закружил головой Таг не отрывая чашку ото рта.
- Ты может, хочешь, что бы тебя проводили? - спросила мама.

Таг поставил чашку на стол.

- Я сам. Только Азнив помогу немножко, а потом сам поеду. Мой дедушка говорит, что нехорошо использовать доброту людей.

Женщина рассмеялась.

- Глупый ты! Да кто же разрешит такому маленькому по степи одному гулять? Приедет наш Оник и отвезёт тебя к родителям!

Таг вновь замолчал и насупился. Потом он вздохнул и обижено взглянул на женщину.

- Ну, можно я помогу Азнив?

Женщина махнула рукой.

- Ладно, всё равно Оника ещё нет. Хочешь, так помоги. Вон корзина с бельём, а Азнив знает, что делать.
- Ура! - в один голос закричали радостно дети и наперегонки бросились к корзине.
Таг опередил Азнив. Он подбежал первый, схватил корзину и побежал к дверям…
Тут он столкнулся со стоящим на пороге Анхизом…
- Мой повелитель, - совершенно спокойно начал Анхиз, - мы обыскали все окрестности в поисках вас…
- Ты не видишь, Анхиз? - бесцеремонно прервал его Таг, - я занят!

Анхиз прошёл в поглощённую тишиной хатку. Заплакал Айрик. Мама девочки встала как вкопанная, а Азнив моментально спряталась за Тага, прижавшись к спине мальчика.

Анхиз остановился и повернулся к Тагу.

- Но вы не можете таскать корзины с бельём…
Таг набрался смелости и приписываемой ему наглости.
- Я что хочу, то и делаю! И попросил бы мне не мешать! И вообще, это мои друзья, а друзьям надо помогать! Ты сам говорил!

Он что-то хотел ещё сказать, но красноречия не хватило. Тогда Таг, вместо этого просто топнул ногой.
- Идём Азнив, - сказал он девочке, и дети вышли во двор, оставив в хатке Анхиза наедине с мамой.

Анхиз тяжко вздохнул, повернулся к женщине и указал на лавку.

- Я присяду, с вашего позволения?
- Присаживайтесь, - ответила женщина, - почему вы спрашиваете? Троянские витязи никогда не спрашивают позволения у инородцев.
- Я не имею права сидеть в присутствии престолонаследника, - ответил Анхиз.
Он глянул на обомлевшую женщину и улыбнулся.
- Ох, и задал же вам видимо хлопот этот сорванец?
- Ну что вы, благородный витязь, Таг очень милый мальчик, и скромный… - начала было Вартуш.
- Не возражайте, - остановил её, совершенно по отечески, Анхиз, - я знаю его с рождения и знаю на много лучше, чем многих других детей. Если Тагу что-то взбрело в голову, он обязательно этого добьётся. Его отец был таким же упрямым и настырным.
- Вы сказали, что Таг престолонаследник? Это правда? Но этого не может быть!
- Чего не может быть? - не понял Анхиз.
- Престолонаследник в степи? - присела рядом Вартуш, - скажите, это не розыгрыш соседей? Моя девочка всю свою жизнь бредила увидеть настоящего царевича и разболтала о своей сокровенной мечте всем подружкам…
- Выгляньте во двор, милейшая урартянка! - усмехнулся Анхиз, - и если там вы увидите крестьян, то я позволю вам сбрить свою седую бороду! Таг сбежал из лагеря, когда все сели обедать, потому что очень любопытный. И поэтому оказался здесь.
- Он заглянул сюда случайно… - ответила Вартуш, - получается, что мечта моей дочери сбылась? Получается, что боги услышали её молитвы и привели сюда Тага, настоящего царевича?
- Он сын человека, имя которого с ужасом произносят твои соотечественники, - сказал Анхиз, - и когда ты узнаешь имя отца, то вряд ли захочешь видеть рядом со своей прекрасной дочерью этого венценосного мальчика.
- И кто же его отец?
- Геркле, сын Приама.

Вартуш прижала к себе Айрика.

- Тот самый Геркле? «Табунщик»? Он привёл нашу семью в эту страну как бранников… Тут родились наши дети, тут, вдали гор Урарту теперь наш дом… И сейчас только Геркле защищает нас от врагов… Пусть они дружат, о седобородый витязь…
- Гм, - усмехнулся Анхиз, - когда-то я, простой крестьянский сын, точно так же подружился с Приамом.

Анхиз опустил глаза, что-то вспоминая.

- Он залез к нам в сад за яблоками, - произнёс витязь и восхищённо добавил… - а какой был у нас сад!.. Приам обожал яблоки всегда!

Анхиз усмехнулся,

- Ну и задал же я ему тогда чертей! Сколько же нам было лет?.. Где-то столько же, сколько сейчас Тагу, а может чуть по старше мы были… И вот, уже третье поколение, я начальник дворцовой стражи. Я хоронил деда Приама, и отца Приама. На моих глазах состарился сам Приам, и выросли его дети, которых я воспитывал. Теперь я воспитываю его внука…

Анхиз замолчал и обвёл глазами хатку.

- В такой вот хатке я провёл своё детство. Кажется, будто сейчас войдёт моя мама, или вечно ворчливый отец… Но как это было давно… Уже и хатки той давно нет, и сад одичал… А я вот, помню всё, как будто это было вчера… Будто бы я ещё вчера был босоногим и шустрым мальчишкой…

Анхиз снова помолчал и словно пробудившись от воспоминаний, вдруг опять усмехнулся.

- Он, небось, с порога заявил, что царевич?
- Нет, - ответила Вартуш, - я узнала это только от тебя, витязь.
- Гм, действительно, скромный. А все считают его нахальным!..

* * *

Дедушка должен был задать Тагу неплохую трёпку, но он только пожурил его, взяв с Тага обещание, что мальчик никогда больше не будет уходить без спросу от старших.
- Но я же помогал! - начал было оправдываться Таг.
- Это хорошо, - согласился Приам, - это очень хорошо, что ты не хвалишься царским родом, что помог девочке и её маме бельё постирать. Значит ты не белоручка, и царь из тебя получится настоящий, когда вырастешь. Но за тебя сейчас Анхиз отвечает. Он уже стар, и ему нельзя волноваться. Он ведь командует стражей, твоей охраной. А если он умрёт от горя? Если у него заболит сердце, то он может умереть! Разве не жаль тебе будет Анхиза? Ведь он же тебя любит как родного. У него нет, и никогда не было своих детей. И никогда не будет своих внуков. Он отдал свою жизнь твоему папе, Парису, Энею. И остаток жизни, на который претендуют не родившиеся внуки Анхиза, всю ту любовь, он дарит тебе, Таг. А ты убегаешь от него.

Мальчик опустил голову и прослезился. Дедушкины слова больно задели его за сердце.

- Я не знал, - прошептал Таг, - дедушка, я больше не буду убегать от Анхиза. Но можно мне дружить с Азнив и ездить к ней в гости?

Приам только улыбнулся и кивнул головой…

Всю ночь Таг не спал, а смотрел в окошко на море. Он думал об Азнив, о том, понравятся ли ей те игры, в которые играет он? Наверно нет. Ведь Таг играет луком, стрелами, деревянным мечём, а ещё бьёт мячик об стену и ловит его. Больше у него нет игрушек. А помогать Таг ей будет. Он так решил. И ещё, как ни будь, решил попросить её папу взять с собой в море. Он очень-очень хотел посмотреть, как рыбаки ловят рыбу. Уж чего Таг не видел, так это то, как рыбу ловят.
Но всё это было впереди. Во тьме ночной мальчик решил сделать Азнив подарок, но только какой, он не знал. «Чего у неё нет? Чего бы ей такое подарить?», - думал Таг и не заметил, как уснул сидя у окна.

Вошла мама, взяла сына на руки и уложила в кровать.

- Мама… я не хочу спать, - пробормотал сквозь сон Таг и перевернувшись на другой бок заснул…
Мама присела рядом и долго смотрела на Тага, улыбалась, качала головой. Так и тянулась эта ночь…

…Балканский полуостров; Аттика; в то же время…
Побережье напоминало огромный военный лагерь. Галеры ахейцев были вытащены на берег и установлены на подпорках. Их днища, высохшие и поросшие мхом уже не ожидали новой встречи с водой. На палубах стояли шатры. Шатры стояли и вокруг галер, повсюду. Они начинались за горизонтом и заканчивались «где-то там», как могло показаться. Шум, гам, смех… кифары, перекрикивающиеся с пьяными голосами воинов и звоном, то ли трофейных бокалов, то ли мечей. Молчание сидящих пленных, прикованных цепями ко всему, к чему можно приковать и их мрачные взгляды, голодные, словно у голодных собак…
Шли состязания, посвящённые всемогущей Гере. Она любит своих детей, народы ахейцев, данайцев, дорийцев, беотов, и множество других, пришедших с далёких северных гор Гипербореи, огненноволосых охотников и разбойников эллинов. Напрасно троянский царь Приам думает, что разгромил наголову дерзких пришельцев! Нет! Они вновь готовы в бой! Они испробовали силу троянцев малой ратью мирмидонцев! И сейчас готовы двинуться с моря, огромными ордами высадившись на землю Илиона, у самых стен стольного града Трои! Они готовы убить всех мужей троянских, обесчестить женщин и сбросить со стен на копья детей…
Эллинские воины делают из черепов своих врагов чаши и пьют из них вражескую кровь, от которой пьянеют и становятся героями - детьми Геры, - получая её силу на поле боя!
Это знал Актамасад, жрец самого Яяша, когда направлялся в стан эллинов. Его путь начался в Хрисе, неподалёку от Трои и завершился тут, в Аттике. Он хотел уйти вместе с Геркле морем, но получив отказ проделал свой путь побережьем, преодолев Ильмару-Реку, пройдя через Фракию, через страну македонов и через всю страну пеласгов. С собой он нёс эллинам бесценный дар, повязку Яяша на золотом жезле верховного жреца Хрисы. Этот дар должен был смягчить сердца огненноволосых пришельцев перед стариком.
Сквозь гульбище, мимо опьянённых ячменным пивом косматых воинов, Актамасад пробирался к шатру базилевса. Его было видно издали. Актамасад знал, что Агамемнон всегда любил подчеркнуть свою особенность. Агамемнон был хвастлив и важен. Он даже считал себя богом. Поэтому, его шатёр, шитый золотом и жемчугом возвышался над всеми остальными.
Под ноги старику летели обглоданные кости, огрызки, лились помои и нечистоты. Вслед доносился смех и улюлюканья. Но Актамасад, казалось, не замечал унижений. Он двигался, словно через пустошь и остановился только перед шатром того, к кому шёл.
Стражи заслонили дорогу.
- Я пришёл говорить с Агамемноном, - произнёс Актамасад по эллински. Стражники расступились. Актамасад вошёл в шатёр.
Шатёр был огромен. Взору старика открылся круг эллинских архонтов. Они, о чём-то спорившие, в одно мгновение замолчали и глянули на старика.
Агамемнона Актамасад узнал сразу. Узнал и Менелая, базилевса Спарты. Многие из них уже побывали в его родном краю. Многие знали Актамасада. И, может быть поэтому, его появление удивило архонтов.

- Ты зачем явился к нам, жрец изнеженных троянцев!? - вскочил с места Агамемнон.
Круг загудел. Архонты заговорили к старику, подшучивая.
- Ты пришёл посрамить наш стан женским одеянием троянцев? - указал Агамемнон на тогу Актамасада.
- На кол его! - раздались крики, - троянцы носят вонючие штаны и едят свиней!
- От них, как от женщин, разит благовониями! Их воины закрывают свою грудь и спину бронзовыми латами!
- Этот трусливый народ должен быть вырезан от глубоких стариков до грудных младенцев! Мы напьёмся вашей крови, троянец!
- Ты слышал, что говорят эллины? - указал на архонтов Агамемнон, - или ты пришёл, что бы заключить мир с нами? Так ты опоздал. Тут уже побывали ваши царевичи!

Круг разразился хохотом.

- Наивные дети, - усмехнулся Агамемнон, - особенно Гектор! Он наивен, по своему благородству!
- Уходи, старик. Тебе тут нечего делать. Иди с миром, пока эти доблестные архонты добры к твоей старости, - вмешался Менелай.
- Погоди, Менелай, - подошёл к Актамасаду ещё один архонт, в котором тот узнал Ахилла, - может этот старик хочет нам что-то сказать? Уж не молчать же он пришёл? Что ты нам пришёл сообщить, жрец? Как преодолеть троянские стены и уволочь к себе в ложе жену вашего Гектора?

Архонты взорвались смехом. В Актамасада полетели огрызки яблок и очистки от дыни.
Старик молчал, терпя все унижения и насмешки. Он гордо глядел на Агамемнона, не выказывая обиды.

Наконец Агамемнон не выдержал. Шум ему надоел. Он поднял вверх руку.

- Тихо! - крикнул базилевс архонтам, - раз жрец появился тут, то выслушаем его.
- Говори, старик, зачем пришёл? - глянул он на Актамасада.

Старик ступил вперёд.

- Ты прав, Агамемнон. Я пришёл не молчать. Я пришёл просить у вас, дети Атрея, у тебя, Агамемнон и у тебя Менелай, у твоих могучих воинов, что бы ты принял у меня этот бесценный дар, - старик снял домотканый мешок со своего жезла и протянул его Агамемнону, - вот, возьми этот жезл и то, что на нём. Это повязка самого Яяша, которого вы, эллины, зовёте Фебом. А взамен отпустите мою дочь, что вы пленили во время своего последнего похода, Идико, которую все прозывали именем Хрисеида. И да пошлют вам бессмертные олимпийцы помощи, в войне с Приамом. Дай вам боги победного возвращения с ваших походов. Почтите и не гневите богов…

Архонты зашептались.

- Надобно вернуть дочку старику. Надо принять священный дар и боги не отвернутся от нас…
- Нехорошо отказываться от дара и гневить богов, - подошёл к Агамемнону Менелай, - старик принёс нам святыню своего народа, выкрав её у Приама. Его дочь, кажется, у тебя? Агамемнон? Верни её старику. Что тебе от неё? Их сотни в стране пеласгов, достойнее и краше Хрисеиды! А этот выкуп стоит всей Трои и её сокровищ!
- Верни, Агамемнон! Почти Феба! - заговорили архонты, - не гневи отказом!
- Если этот посох ты примешь из рук жреца, то сам Апполон пойдёт впереди наших армий!
- Паллада послала к нам этого жреца, с таким подарком!

Агамемнон покраснел. Его глаза загорелись и налились кровью. Все замолчали. Базилевса задело за живое не предложение старика. Он с радостью принял бы священный дар и отпустил бы Хрисеиду. Но принимать из рук поверженного врага дар… Он должен отнять дар! Захватить его в бою! Но не принять…

- Да как ты смеешь, старик! - вскричал Агамемнон, - мы пришли сюда навсегда! Иди и скажи это своему царю Приаму! Я покорил Фессалию и Македонию, Крит и Микены, Фивы, Афины и Спарту! Их стены и твердыни пали сокрушённые моими армиями. Их жители истреблены и превращены в рабов, их женщинами мы стелим свои постели, а их дети стали чучелами на тренировках наших гоплитов! И от вашего имени не останется ничего! Даже воспоминаний не останется, как не осталось от имени пеласгов! Вы назовётесь греками, или по вашему - рабами! Уходи, забери свой дар, и благодари всех своих богов, что базилевс Агамемнон выпустил тебя живым. В следующий раз не помогут тебе ни повязка Феба, ни посох верховного жреца!

…старик двинулся в обратную дорогу. Он побрёл вверх по быстротечной речушке, решив никогда не возвращаться в Хрису, а найти смерть в горах страны пеласгов. Актамасад присел на камень, на высоком холме, откуда открывался лагерь эллинов. Этот лагерь не имел ни конца, ни края. Даже сюда доносился его нескончаемый гул. Старик сидел у горной реки, журчание которой едва заглушало эллинскую орду. Эта речушка, сбегала с гор и стремительно несла свои воды во вражеский стан, разделяя его на две части. По обе стороны речки стояли шатрами эллинские гоплиты. Пили вино, разбавляя его водой из этой самой речки, варили жирную сюрпу на воде из этой же речки и запивали свою жирную и маслянистую пищу водой этой реки.

Вокруг не было иных источников воды. Аттика летом сухая и жаркая.
Вдруг, Актамасад почувствовал трупный запах. Он глянул назад и увидел неподалёку мёртвую собаку…
Старик опустился на колени и вознёс молитвенно руки к небу.

- Услышь меня, сребролукий, услышь меня, о обладатель обоюдоострого топора, Яяш! - произнёс старик, - о Ты, что стоишь на защите Хрисы и Киллы священной, мощно царишь в Тенедосе и хранишь стольную Трою. Если, о Яяш, я когда-либо воздвиг Тебе на радость храм, если возносил Тебе на радость всесожжения, то услышь меня и исполни моё моление. Пусть за слёзы мои отомстят Твои стрелы проклятым данайцам!

Он поднялся, взял мёртвую собаку и опустил её в воды речушки…
- Ко врагам все немочи! Трое - девятеро! По земле ползите, к сему берегу спешите, во все тела входите и покоя сим телам не давайте, и никогда из них не возвращайтесь…

* * *

Оказалось, что ловить рыбу совсем не интересно. Гораздо интереснее кататься на лодке, под парусом, когда ветер её подгоняет, и она всё быстрее и быстрее уносится к горизонту. Забросив же сети, нужно было возвращаться к берегу и ждать целый день и целую ночь, разведя костёр на берегу, томиться в ожидании, пока старый рыбак Аршил приготовит уху. Тем временем, Таг помогал Онику распутать уже снятую сеть, и выбирал из неё рыбу. Но, понемногу, мальчику начинало это нравиться, и вскоре он с нетерпением ждал выхода в море. Едва только показывалась утренняя звезда, он быстро вскакивал с кровати, одевался и разбудив маму. Уже с порога кричал, что спешит к Азнив.
Там уже привыкли к Тагу. Оник его прозвал Рыбачёк. Таг был настолько удачлив на рыбалке и ловок, что ему могли позавидовать видавшие виды моряки. Вот правда мама его не понимала, и всякий раз старалась сына задержать, и постоянно находила весомый повод не отпускать Тага к Азнив. Маме было трудно объяснить, что в море рыбаки выходят только рано утром, а чаще всего даже ночью. Но мама отвечала, что по ночам дети должны спать. Тогда Таг вскакивал ни свет ни заря и пытался ускользнуть незаметно. Но безрезультатно…

- Таг, но ты даже не успел позавтракать, - бежала мама вслед, - утром холодно…
- Ничего! Я днём погреюсь, - отвечал как всегда серьёзно Таг и уже с вечера готовый

Звёздочка уносил его за ворота…

Вскоре Таг привык к такой жизни. Каждое утро степная дорога, вдоль берега Скамандры. Потом быстрой речкой в устье и в море, огромное, волнующееся, тёмное. Его называли Морем Тысячи Островов. Таг слышал, что на нём много-много островов и на этих островах живут люди. Много-много людей. Таких же русоголовых, как и троянцы. И говорят они на языке русоголовых хеттов. Но там, каждый остров своё царство. Там, на островах, стоят города и в каждом городе свой царь. У одного царя есть огромный дворец, а под этим дворцом огромное подземелье, настоящий лабиринт. Живёт в этом лабиринте страшный, чудовищный человеко-бык, Минотавр. Царь приглашает к себе в гости людей, а когда гости напьются хмельного вина, он бросает их в этот лабиринт, на съедение Минотавру.
Тагу снился этот бык по ночам и виделся в каждом тёмном углу, когда мальчик был совсем маленький. Таг очень боялся Минотавра. Минотавр представлялся ему в одежде данайского воина, сшитой из шкур собак и волков. Тогда Таг убегал и прятался. А сейчас, когда подрос и понял, что в Трое Минотавра нет, просто переживал за папу и Париса. Вдруг они надумали посетить этого нехорошего царя? Вдруг их он бросил в тот страшный лабиринт? Недаром же их так долго нет? Но папа смелый и сильный, а значит победит Минотавра, - думал Таг, - а Парис ему всегда поможет!
А ещё это море называли Эгейским. Старики рассказывали, что жил когда-то царь Эгей, который не дождавшись с похода своего сына, бросился в волны бушующего моря с высокой скалы на Тенедосе. С тех пор море и называется его именем. Эта легенда Тагу нравилась куда больше, чем сказание о Минотавре. И когда он начинал думать о том чудовище, то всегда вспоминал об этом благородном и мудром царе Эгее, которого представлял в образе дедушки. И если на Тенедосе когда-то жил такой хороший человек как Эгей, и у него был такой мужественный сын, как богатырь Тезей, - думал Таг, - то значит не все цари в Море Тысячи Островов плохие? Они и помогут папе в его походе!
Таг радовался своим новым открытиям, понимая, что на свете много хороших, добрых и благородных людей…
Приветливые дельфины обходили рыбацкие сети, перепрыгивали их и что-то верещали Тагу. Он даже мог погладить их, когда они окружали лодку. Вначале Таг боялся их, но старый Аршил успокоил его.

- Они любят детей. Они играют с тобой, Рыбачёк!
- Играют? - удивился Таг, - но разве рыбы могут играть?

Тогда он впервые погладил дельфина… Он запомнил этого дельфина, с белым носиком и белым пятнышком на спине.

- Я назову тебя Юра, потому что ты в море живёшь! - улыбнулся дельфину Таг.
Дельфин добродушно кивнул и отпрыгнув от лодки, перескочил сеть и поплыл, куда то вдаль, в море, как бы стараясь спрятаться за горизонтом. Его плавник сверкал на солнце ярко-ярко. А остальные дельфины последовали его примеру и пустились вдогонку за своим вожаком.

Таг помахал им рукой.

- Дельфины это души погибших моряков, - сказал Аршил, - видимо у этого моряка остался дома такой же сын. Как и ты.
- А мой папа тоже должен скоро вернуться из похода. Но почему-то его очень долго нет, - ответил Таг.
- Жди его и не забывай, - сказал Аршил, глядя куда то вдаль, - тогда моряк всегда вернётся…

Глава 3

«Бойся данайца, дары приносящего…»
Геркле прибыл в Трою рано утром и поэтому, приход ладьи с царскими сыновьями остался незамеченным троянцами. Царевичей встречал только отец со стражниками и несколькими сановниками.
Когда ладья причалила к пристани, солнце еще не взошло, но сумеречное утро наполняло побережье. Берег ласкала утренняя прохлада, а покой и тишина на морской глади ублажали души случайных прохожих. Молчали даже чайки. Казалось, что звуков вообще не существует. Нет их. Есть только слабые всплески воды у берега, почти неслышные. И восход, который ни как не хотел начинаться.
Люди на берегу казались застывшими статуями. Молча, не сводя глаз с моря, они ожидали момента, когда ладья причалит к пирсу и команда кормчего разбудит сонный берег.
Наконец, стук борта о деревянный пирс огласил прибытие.

- Принять швартовый! - крикнул кормчий, и матросы бросили с палубы канаты.

Воины на пирсе поймали концы и подтянув ладью, обвязали их вокруг столбов пристани. Из ладьи, на пирс спустили широкий трап. Царские сыновья ступили на него…

Приам сошёл с колесницы и бросился к ним, охватив их обоих в объятья.

- Мы привезли мир, отец! - с радостью в душе огласил Геркле, что бы слышали все, - данайцы не пересекут Моря Тысячи островов!
- Я знал, - прошептал Приам, - я знал, что мои сыновья могут сражаться за родную землю не только мечами, но и словом.

Приам глянул им в глаза.

- Что-то ещё?
- Да нет, ничего особенного, - проговорил Парис.
- Может вы, не доверяете данайцам? Может сомнения гложат ваши сердца?

Геркле, отойдя в сторону, указал на трап, где стояла женская фигура, тело и лицо которой укрывал плащ.

- Вот, отец, посмотри.

Женщина откинула с головы плащ, и Приам отступил. На фоне бледного утреннего света, ему показалось, что вместе с сыновьями на ладье прибыла сама данайская богиня, белокурая и вечно молодая Гера. Он протянул к ней руки и быстро поднявшись по трапу, вывел красавицу на берег.

- Кто ты, прекрасная незнакомка?
- Это моя невеста, отец, - произнёс Парис победным голосом, - она была бранница Менелая, родом из страны фраков, но теперь… теперь она свободна!
- Ох, дети… - ответил Парису Приам.
- И как звучит твоё, должно быть прекрасное, как и ты сама, имя? - спросил он у незнакомки.
- Данайцы меня звали Базиле, царица, но мать меня назвала когда-то именем Елена, - услышал Приам.
- Теперь ты будешь Елена Троянская… Сама Богиня Мать подарила тебе свою красоту, избрав прекраснейшей женой нашего города…

…из манускрипта…
«Сейчас говорят, что причиной войны послужила она, наложница Менелая Елена, прозванная Прекрасной, которую данайцы называли именем Базиле, что означает «царица». Но эта красавица не была даже поводом для вторжения врагов в нашу землю. Все эти слухи лишены основания! Так хочется тем романтикам, которые видят в этой страшной и опустошительной войне только примеры героизма, верности в любви и ищут новые сюжеты для придумывания новых баллад. На самом деле, даже если бы царевич Парис вывез из Спарты, или Аттики, или Аргоса всех женщин и девушек, или гарем самого базилевса Агамемнона, известного своей тщеславностью, то всё равно гордые данайцы не начали бы войны. Они пренебрежительно относятся к женщинам и скорее, списали бы похищение Елены за цену мира, провозгласили бы на весь белый свет, что во имя мира с Троей, брат базилевса Менелай пожертвовал жемчужиной своего гарема, прекраснейшей из прекраснейших женщин в Элладе.
Для данайцев большую цену составляли их дети, продолжение данайского рода и будущие воины. Эллинская кровь не могла покинуть пределов Эллады. У них не было сирот, у них не было голодных и брошенных детей. У них, данайцев, даже рождённый от рабыни считался благородным эллином, а не сыном варварки. Поэтому, Елена Прекрасная выступила всего лишь поводом, разменной монетой в грядущей войне…»

Зал Золотого Трона собрал всех. И сановников, и витязей, и жрецов. Он давно не видел такого количества людей. Давно он не видел такого пиршества. Праздновали свадьбу Париса и Елены Прекрасной. И не просто свадьбу. Праздновали мир, долгожданный мир, конец войны длящейся уже седьмой год. Эта красавица стала его олицетворением. Все говорили, что она принесла радость в дома троянцев, что это сама Богиня Мать воплотилась в ней, чтобы благословить на долгие годы счастья своих детей, народ русоголовых.
Шестнадцатилетний царевич чувствовал себя в центре внимания. Он впервые в своей жизни исполнил важную миссию. И именно он, а кто-либо другой заключил мир от имени Трои. Парис сегодня доказал всем, что войны могут выигрываться не только мечами, но и словом. Он уже видел свою роль в будущем своего народа. Да ещё и утёр нос Менелаю. Самому Менелаю, уведя у него прямо из постели такую красавицу… Парис был весел и до беспамятства счастлив. Он словно витал над всеми. Даже над своим могучим братом Геркле…

- Пройдёт время, и все войны мира будут выигрываться вот так! - огласил отец, чем ещё более вознёс Париса.
- Мудрость воцарит над силой! - кто-то огласил тост, и вверх поднялись кубки полные вина.
- Гой! Слава! Слава! Слава! - раздалось в зале, и музыканты ударили по струнам, загудели в дудки, и весёлая мелодия наполнила стены…

Слух о похищении Елены быстро разлетелся по Трое, достиг Хрисы и Киллы. Об этом подвиге Париса трубили в Тенедосе и на Золотом Роге, и даже в южных землях, в стране расен. Казалось, что весть вот-вот перекатится через горную страну Урарту и достигнет страны киммерийцев. Эллины были посрамлены…
Воины спорили между собой, хвалились, какой из них более проворнее и ловчее сможет похитить себе знатных эллинок. Мальчишки ославляли на все кварталы данайцев криками «Данайцы посрамлены! Данайцы посрамлены!», несясь как угорелые от дома к дому, а старики вещали о скором их уходе туда, откуда те когда-то появились, что, мол, они не могут уследить за своими жёнами, так куда же им удержать страну пеласгов. В этом видели знак Богов…
Троя гуляла, плясала и пела. На площадях разбрасывали золотые гривны, выкатывали бочки за бочками полные вина и хмельного пива, а в рыбацких посёлках рекой текла брага.
- Конец войне! В страну хеттов пришёл долгожданный мир! Царь Приам дарует свободу всем узникам и велит отпустить на волю всех бранников и рабов! - под гул зурн и бой барабанов кричали глашатаи на площадях и базарах, у храмов, а вестовые, неся эту весть пустились сотнями в самые дальние посёлки.

Именно в таком вот настроении, прихватив с собой незамысловатые гостинцы, Таг гнал, что есть прыти Звёздочку в хуторок у реки, к Азнив.

- А мой дядя привёз себе жену! - объявил Таг, едва влетел во двор, - значит, через год у меня будет братик, или сестричка!

Азнив прихлопнула в ладоши и радостно подпрыгнула.

- А какая она?
- О-о, - произнёс Таг, - она такая… ну… такая, - не находил он слов.
- Хочешь поехать со мной? Посмотришь сама…

Азнив побежала к маме. Таг услышал множество увещеваний и обещаний. То ли увещевания помогли, то ли честное слово Тага вернуться к вечеру, но уже через несколько минут, усадив в седло рядом с собой Азнив, мальчик тихонько подгонял коня в сторону города. Осторожно ехал. Боялся выронить Азнив. Да и знал, что девочка впервые в своей жизни села в седло. Пусть боком. Пусть крепко держалась за Тага, но всё же впервые. Зато, какой гордый был сейчас Таг! Он был сейчас самый счастливый! Мальчик представлял себя могучим богатырём, таким как папа, который везёт с собой в седле прекрасную царевну, после смертельного боя со страшным драконом.
Так, проехав через весь город, мальчик торжественно въехал в ворота цитадели. Он остановил коня посреди двора. Спрыгнув, он ссадил хрупкую девочку и взяв её за руку, повёл во дворец…
Они пробежали вверх по ступенькам так, как будто это делали много раз, вместе и каждый день. Уже во дворце Таг остановился, словно вспомнил нечто важное.

- Идём, - сказал мальчик, взмахнув рукой, - я тебя с мамой познакомлю.
- А мама не будет тебя ругать? - спросила Азнив.
- Да нет, - вздохнул Таг, - она никогда меня не ругает. Дедушка только поучать может, но тоже не ругает.
- Тогда может просто, тихонько посмотрим? - шепнула Азнив, - у меня платье бедненькое, и грязное. Как-то неловко с твоей мамой знакомиться.

Таг окинул девочку взглядом. Азнив действительно выглядела бедненько и убого.
- Ничего, - махнул он уверенно рукой, - мама ничего не скажет. Она добрая.

Дети направились дальше. Вышли на террасу, откуда Зал Золотого Трона открывался весь, и видно было всё бурное веселье. Самое главное, что никто не видел детей. Гостей было море.

- Вон, смотри, вон она, - указал на Елену Таг.

Азнив замерла как мышка, рассматривая Елену.

- Ой, какая она прекрасная, - проговорила девочка, - когда я вырасту, то я тоже такая буду…

Из-за колонны было всё хорошо видно. Шум, музыка и песни сливались во что-то одно, общее, накатывающееся навалом. А запах душистых вин, жареного мяса и невиданных ранее яств привезённых с востока кружил голову. Есть хотелось всё сильнее и сильнее. Мальчик уже подумывал, что было бы неплохо, если бы хоть кто-то его спохватился, или, на худой конец просто глянул бы на террасу. Сейчас он был бы не против, если бы это был даже Эней. Но Эней, как назло, уплетал персики и томно рассматривал невесту, которой, до него, по большому счёту не было дела. Она держала в одной руке кубок с вином, в другой руке сжимала ладонь счастливого Париса, и что-то говорила старому Приаму. Приам кивал головой, улыбался, и отвечал неслышно Елене. Таг понимал, о чём они говорят. И ему было очень интересно, - о чём же? Но, сюда доносился только шум, который трудно было разобрать.

- Так это и есть Азнив? - услышали дети сзади и обернулись.

Рядом стояла мама. Азнив испуганно спряталась за Тага.

- Мама, это Азнив, - обиженно проговорил мальчик, - это моя подружка. Мы хотели идти к тебе, но задержались тут совсем на чуть-чуть.
- Ладно тебе, - усмехнулась мама, - что же ты прячешь свою подружку?

Азнив вышла к Менрве и виновато опустила голову.

- Это я виновата… не ругайтесь, владычица.

Менрва погладила девочку по чёрным кудрям.

- Вижу, что ты хорошая девочка, - присела она рядом, - и ты хочешь глянуть на Елену Прекрасную?
- Да, хоть одним глазком! Пожалуйста!

Менрва взяла детей за руки и повела с собой, куда то в глубь дворца. На женскую половину, как понял Таг, когда мама отпустила его руку и подтолкнула легонько к выходу в сад.

- Иди, погуляй. Мы скоро будем.

Таг виновато опустил голову, но маме подчинился. Насупившись, он побрёл в сад и в растрёпанных чувствах сел на свои качели. Оттолкнулся от земли и начал ждать, то раскачиваясь, то останавливаясь, почему-то не желая кататься.
Мама увела Азнив и Таг решил, что почему-то её могут обидеть. Но его мама не может же обижать детей? Она же его мама!
Мальчик слез с качелей и стал блукать под яблоней. Ему казалось, что проходит целая вечность. Заложив руки за спину, он ходил, холил вокруг дерева, немного волновался и даже стоял молча, подняв к небу глаза, что бы не плакать. И вдруг он увидел яблоко, большое, золотистое, с румяным боком, которое непременно решил съесть. Яблоко висело совсем низко, и собственно, Таг очень удивился, что раньше не замечал его. Он ловко запрыгнул на дерево, залез на него, словно кошка и сел на ветке, протянув руку к висящему рядом яблоку.
Таг сорвал его, поднёс уже ко рту, но вдруг остановился.

- Нехорошо идти на свадьбу без подарка невесте, - сказал сам себе мальчик, - я его Елене подарю. Наверно она тоже любит яблоки?

Он достал из ножен на пояске маленький ножик и аккуратно, что бы не ошибиться, начал вырезать на яблоке ровные буковки… «Самой Прекрасной», - прочитал Таг, - теперь Елена будет рада, и никто не скажет, что Таг невежа и невоспитан.
Мальчик спрятал яблоко за пазуху и посмотрел на крыльцо. На входе показалась мама, которая вела за собой счастливую девочку.

- Таг! - махнула мальчику мама, - пора!

Таг спрыгнул с ветки и подбежал к ним. Он чуть не запрыгал от радости. Но прыгать было нельзя. Царевич не может вести себя, как простой мальчик. Он просто улыбнувшись, подал Азнив руку, как это обычно делает папа встречая маму после долгой разлуки.
Азнив переодели в ярко синюю тунику, красиво уложили волосы, а её голову венчала золотая диадема с маленькими камешками. На ногах сверками вышитые золотыми нитками сандалии. И пахло от Азнив самыми лучшими мамиными духами. Таг вначале даже её не узнал. Он просто не поверил, что перед ним именно Азнив.
Мама поняла, что Таг слегка растерялся. Она подтолкнула мальчика и улыбнулась ему.

- Ну что же ты стоишь? Теперь Азнив может даже поприветствовать Елену. Идите смело в Зал Золотого Трона и не бойтесь.
- А ты? - спросил Таг, - мы не пойдём одни.

Менрва обняла детей за плечи и повела во дворец.
Когда вошли в Зал, то их появление возвестил удар в колокол. Музыка, песни и шум мгновенно прекратились.
- Царевна Менрва и престолонаследник Таг, сын Геркле! - возвестил глашатай, и гости встали, подняв над головами кубки с вином.

- Гой! Слава! Слава! Слава!

Под это «Слава!» Менрва подвела детей к Золотому Трону, где сидел Приам. По правую руку от него сидел Геркле. Кресло рядом с ним оставалось не занятым. Это было кресло Менрвы.

Слева от Приама был Парис, рядом с которым сидела Елена…

- На земле хеттов четверо царевичей, - обернулась Менрва к ней, - ты ещё не знакома с младшим, Елена. Это Скамандрий, наш с Геркле сын, которого мы зовём Таг.

Елена улыбнулась мальчику.
- Он прекрасен, и носит имя достойное царя. Он подобен Богу моего народа, Купидону. Я буду называть тебя Купидон, малыш, когда буду рассказывать о тебе, кому ни будь. Ты разрешишь?
- А почему Купидон? - удивился Таг, - я раньше никогда не слышал этого имени!
- Этот Бог - вечный и прекрасный, стрелы которого поражают сердца любовью и верностью. Он прекрасный виночерпий могучих богов Олимпа, - ответила с той же лёгкой улыбкой на лице Елена.

Таг ничего не понял. Точнее он понял, что не понял ничего. Елена была им восхищена. Но так говорили Тагу все, и как правило, на всякий случай, что бы слышали родители и дедушка. Так же говорили папе про маму, маме про папу, а дедушке про всех его детей и единственного внука. Мальчик вежливо улыбнулся, не чуть не скрывая официальности.

- Азнив хочет поприветствовать тебя и Париса, - произнёс Таг указывая на девочку.

Елена протянула Азнив руку, и та приняла её.

- И что же в нас такого необычного? Подойди, милая кудряшка.

У Азнив перехватило дыхание.

- Слава о твоей красоте наполнила Трою, - спасла ситуацию Менрва, а девочка только согласно кивнула.

Елена посмотрела на Азнив и поняла, что та растерялась.

- Чего бы ты хотела получить в подарок, Азнив? - спросила Елена.
- Я не знаю, - прошептала Азнив.
- А я знаю, - подскочил Таг.

Что-то его осенило, и он понял, что сейчас самый подходящий момент выпросить то, что душе заблагорассудится.

- Это правда, что любое желание может быть исполнено?
- Правда, - согласилась Елена.

Таг набрался духу и с весёлой улыбкой обернулся к дедушке.

- Дедушка, я хочу, что бы Азнив осталась жить с нами во дворце, что бы все её уважали и когда мы вырастем, то мы поженимся! Я так решил! - на одном дыхании прокричал мальчик и по залу раздался дружный хохот гостей.
- Молодец! Смышлёный малый, знает что просить!

Геркле покраснел и отвернулся, еле сдерживая смех. Зато Эней сейчас был весел как никогда. Он хохотал громче всех. Таг глянул на него грозно и сердито и снова перевёл взгляд на дедушку.

- Ну? Это обычай, дедушка! - чуть не заплакал от обиды Таг.
- Ну ладно, ладно, - встал с трона обескураженный выходкой внука Приам, успокаивая развеселившихся гостей, - согласно наших обычаев, мы дарим подарки на свадьбах не только молодым, но и детям, и внукам, и всем родственникам и гостям.
- Геркле, - обратился он к сыну, - мы только что узнали, как будут звать невесту на свадьбе, которую придётся править тебе. И почему молчат музыканты? Я выполняю волю своего внука! Пусть Азнив остаётся во дворце и растёт вместе с ним, как будущая царица страны Хатти.

Вновь грянула музыка. Зашумели гости.

- Слава будущей царице Азнив и царю Тагу! Гой! Слава! Слава! Слава! - поднялись кубки хмельного красного вина…

Дети взялись за руки радостно выбежали из Зала Золотого Трона.

- Ты остаёшься тут, и мы больше никогда не расстанемся! – смеясь, крикнул Таг и закружился с Азнив, словно в танце.
- А это правда? Это не шутка? - не верила девочка.
- Нет! Дедушка не стал бы так шутить, на виду у всех витязей и…

Тут он спохватился, остановился и обнаружил, что за пазухой нет яблока…

- Ой… вот растяпа, - проговорил он, - гм, я чувствую, что я опять буду в чём-то виноват…
- Что случилось? - спросила Азнив.
- Такая история… - начал говорить Таг, подбирая слова для рассказа…

…Парис заметил яблоко почти у себя под ногами. Он наклонился, и подняв его, оценил. Оно было золотистое, с румяным боком и аккуратно вырезанными буквами. Эти буковки, почему-то, и подтолкнули его к мысли, что яблоко это, видимо, не простое и попало сюда не зря.

- Слушайте все! - крикнул Парис и гости, и музыка, враз смолкли, слушая жениха. В дверях показалась голова Тага, но едва увидев причину волнения Париса, моментально спряталась обратно, уже с испуганным лицом.
- Я нашёл, только что нашёл на полу прекрасное яблоко, с надписью на нашем языке, - показал яблоко отцу Парис, - смотри, отец! Тут написано «Самой Прекрасной»! Это видимо благословение богов!

Приам взял яблоко и посмотрел на него, внимательно разглядывая со всех сторон.
- Я бы не стал в каждом яблоке видеть благословения, Парис. Сдаётся мне, что яблочко это больно знакомо. Скорее всего, маленький Таг хотел сделать подарок невесте, но, как обычно это происходит, увлёкся другим и забыл про подарок. И конечно же потерял его. Подари той, кому оно предназначено. Самой прекрасной.

Парис, под молчание гостей, протянул яблоко Елене.

- Это тебе, самая прекрасная на свете.

Елена приняла яблоко.

- Богине, от богов, - произнёс Парис.

По залу прошёл тихий шёпот.

- Самая прекрасная это наша царица, царица македонов Афродита… - говорил кто-то.
- Нет, - уже громче отвечали им другие, - это жена нашего повелителя, царица Ханигальбата, воительница Паль ад-Атена.
- Нет… - что-то отвечали третьи.

Назревал спор, угрожающий перерасти во вражду…

Собственно о том, что произошло дальше, Таг узнал уже из дворцовых сплетен, но не особенно придал этому значение. Каскские войны уехали в тот же день, вслед за македонянами. Почему-то суровые, и молчаливые… «Видимо из-за яблока», - подумал мальчик, - «ну попросили бы меня, я бы им ещё таких нарвал и написал на них все, что они пожелают!». Но, самой прекрасной Парис признал ту, для которой Таг и принёс это яблоко в Зал Золотого Трона. Только почему-то папа назвал его Яблоком Раздора…

* * *

Этим утром Хриса была взбудоражена появлением на горизонте данайской галеры. Галера была одинока и медленно, но уверенно направлялась по волнам прямо к городскому причалу. Она напоминала скорее призрак, нежели корабль. Но, что самое страшное было в этом «призраке», это иссиня-чёрный парус на мачте. Такого не видели даже видавшие виды матросы. Парус возбуждал интерес, ужасный, рождаемый страхом.
К причалу сбежался практически весь город. Тут были все. От градоначальника, до последнего нищего. И у всех на устах держались только догадки, отчего это вдруг данайцы решили прислать в Хрису эту галеру. И почему не в Трою, а в забытый богами, и даже случайными людьми, рыбацкий городок. Старики наперебой рассказывали предания о кораблях-призраках, о морских демонах и чудовищах, принимающих облик кораблей, и даже целых армад. Вспомнили даже о том, что колдуны данайцев могут напустить обман в очи врага, когда один воин покажется десятью, а сотня - одним единственным безоружным странником. А тут, видать, огромная эскадра приняла облик захудалого судёнышка с несколькими матросами. По крайней мере, все были уверены только в одном, что без колдовства тут не обошлось!
На всякий случай ударили в колокол, который обычно оповещал о появлении неприятеля…
Но это мало повлияло на галеру.
С приближением корабля все поняли, что галера не призрак и не заколдованная эскадра. Люди могли отчётливо разглядеть гребцов, и кормчего, и матросов, и даже баранов в клети у мачты. Но тех, кто был на палубе, почему-то мало волновало происходящее на берегу. Двигаясь словно в пустоту, гребцы продолжали уверенно грести по направлению к пристани. Наконец корабль приблизился к берегу и, на удивление людей, галера не причалила к пирсу, а чуть замедлив ход врезалась в песчаный берег, как это обычно делают данайские мореходы.
С палубы, через борт, на берег спустили широкий трап, по которому к собравшимся людям вышел сам кормчий, ведя за собой молодую девушку. Он приблизился к толпе.

- Кто здесь Актамасад, жрец Феба? - спросил кормчий хладнокровно.

Люди начали переговариваться, узнавая в девушке пленённую пол года назад дочку жреца храма Яяша, Актамасада, красавицу Идико.

- Так кто тут Актамасад? - повторил кормчий свой вопрос.

Толпа расступилась, пропуская вперёд жреца.

Кормчий выставил вперёд Идико. Та, подойдя к жрецу, упала к нему в ноги обнимая их.

- Актамасад ушёл на Балканы, что бы умереть на Олимпе, - ответил монотонно кормчему жрец, - я Анкар, его брат и верховный жрец Яяша.
- Я Одиссей, - сказал кормчий, - архонт Итаки. Мне велено, базилевсом Агамемноном доставить дочь жреца Феба Хрисеиду домой, и принести дар городу и Богу земли Илион, в знак искупления. Многие беды обрушились на наш народ. Наши боги, через наших прорицателей, велели вернуть Хрисеиду в родительский дом. Мор, голод, болезни, падёж овец и коз явились карой за непочтительное поведение некоторых наших гоплитов к Актамасаду. Едва он удалился из нашего стана, как неведомая болезнь была принесена Фебом, которая словно стрелы сразила многих наших воинов.
Примите от нас скромное подношение в знак искупления, и отдайте богам то, что обещано народом Эллады.

Одиссей подал знак воинам на галере.

Четверо воинов вынесли клеть с животными и поставили её на берегу. За ними вышли другие воины. Каждый нёс небольшой ларец. Ларцы поставили рядом с клетью. Одиссей открыл каждый из них по очереди.

- Это наш дар городу и дар искупления богам, самоцветы рудников Балканских гор и золото наших архонтов, - указывал он на драгоценности, - это знак смирения, которого требуют от каждого из нас боги Олимпа.

Он поклонился жрецу.

- Прими, о великий Анкар то, что велено было отдать в руки Актамасада.

Жрец подошёл ближе и коснулся сокровищ.

- Наш небольшой город принимает дары мира, Одиссей, повелитель Итаки. Мы думаем, что данайские и хеттские мечи никогда не пересекутся больше в смертельных схватках. Но почему вы не явились с этими дарами в Трое?
- Троянские царевичи уже посетили Аргос, - ответил Одиссей, - да и наши предки завещали нам класть туда, где брал. Возвращать тому, у кого отнимал.
- Мудро, благородный Одиссей. Ваши мудрецы прорекли мудрое наставление грядущим, - ответил жрец.

Одиссей подал знак воинам, и те направились на галеру. Он двинулся вслед за ними.

- Данайцы держат своё слово, - остановился он у трапа, повернув лицо к Анкару, - данайцы не отрекаются от своих обещаний.

Произнеся это, он молча поднялся на палубу. Воины втянули вверх трап и оттолкнулись от берега. Галера отчалила. Скрылась из виду она так же быстро, как и появилась. Вскоре люди не могли разглядеть на горизонте даже пятнышка…

Анкар приблизился к дарам. Это были самые обыкновенные бараны, обычное золото и обычные самоцветы. Но всё это вместе стоило десяти таких городков как Хриса. На них можно было возвести могучие городские стены, подобные троянским, или поставить храм более величественный, нежели в троянском порту. Анкар только поднял руки к небу и молитвенно закрыл глаза.

- О Яяш, - произнёс он, - благодарим Тебя за возвращение в отчий дом моей племянницы, Идико. И за эти дары, данные тобой руками данайца Одиссея, славим твою щедрость к детям Твоим, к жителям Хрисы. Мы восславим дела Твои справедливые и щедрые.

Вслед за Анкаром пал ниц весь город, повторяя слова жреца.

- Заберите жертвы и несите их к алтарю, в храм! - крикнул Анкар.

Люди подхватили клеть с баранами, ларцы и с пением гимнов Яяшу, веселясь, направились к храму.
Впереди молча шла Идико. Она была более чем молчалива. Её глаза говорили о том, что ей было вообще безразлично всё происходящее. Идико только смотрела вперёд и как-то равнодушно реагировала на радость своего дяди Анкара, и всех жителей этого города, на их поклоны ей и счастливые поздравления с возвращением домой…

* * *

Следующим утром Идико исчезла. Её не могли найти ни в храме, Богу которого она была посвящена с малых лет, ни дома, где она вечером ложилась в постель, умастившись благовониями, что бы отдохнуть после длительного путешествия через Море Тысячи Островов, ни во всём этом небольшом городе. Никто её не видел. Правда городская стража, под покровом ночи слышала топот конских копыт, удаляющийся от города на север…
И вновь в городе поползли упорные слухи, что молчащая Идико была призраком, равно как и архонт Одиссей, все матросы, да и сама странная галера под чёрным парусом. Нашлись даже рыбаки, которые рассказывали, что незадолго до появления странной галеры уже видели её обломки недалеко от Тенедоса, которые запомнили по гонимым волнами вдоль берега чёрным парусам.
Все решили, что настоящая галера действительно разбилась о камни Тенедоса и затонула, а Одиссей погиб выполняя приказ Агамемнона, везя Идико домой к отцу, что он был настолько верен своему базилевсу, что даже погибший достиг берегов Хрисы!
Нашлись, правда, противники этой версии. Они утверждали, что Одиссей, благородный архонт и славный воин, не мог спокойно смотреть на страдания прекрасной девушки. Поэтому он, якобы, выкрал её у Агамемнона, что бы отвезти к родным берегам и благословившись у Актамасада, жениться на ней. Одиссей, видимо, говорили люди, решил остаться в стране хеттов и, ради своей возлюбленной, служить Приаму. Правда, по дороге их застал шторм и Одиссей погиб вместе с Идико, разбившись о неприступные камни Тенедоса. Но угрюмый Бог морей и источников вод Варуна, узрев в их сердцах любовь, разрешил возлюбленным достичь желанных берегов… Одиссей растаял в морском тумане, а Идико, добыв до утра, растаяла в лучах восходящего солнца, навеки соединившись с возлюбленным, и теперь они неразлучны вовек... Что же касается даров, то все сошлись во мнении, что они являются даром погибших Одиссея и Идико городу и есть ни что иное, как частичка сокровищ Владыки Океана, который и отпустил сих воина со девицей красной проститься с родным домом, то есть с миром живых, что бы заявит о своей любви и своём благородстве…
Городской же, базарный, певец даже сложил песню о любви пленной хеттской девушки и данайского архонта, который, спасая свою возлюбленную погиб в волнах грозного и бушующего моря, а та последовала за ним, бросившись в бушующую стихию. Но призраки их достигли берегов страны Хатти…
Печальная получилась песня. Но люди полюбили её…
Больше всего версия о призраках устраивала Анкара. Теперь он мог всем, с чистой совестью, утверждать и клясться, что золото и драгоценные камни, привезённые Одиссеем, так же оказались призрачными и растаяли вместе с лучами восходящего солнца…

* * *

…в подземельях Тайницкой башни троянской цитадели стояла вечная темнота и смрад. Трупный смрад не давал дышать. Даже воины и палачи, что проводили дознания, кутали лица в полотенца, что бы хоть как-то перебить смердящий гной, но долго не выдерживали.
В этих тьме и смраде, многие из уличённых в шпионаже, в воровстве, в убийствах и разбое, находили последнее пристанище остаткам своих дней. Как правило, схваченный на месте преступления, больше никогда не видел света. Редко кому удавалось вырваться из темниц троянского царя. Если такое происходило, то несчастный был уже либо совсем стар, либо совсем искалечен, или лишившимся рассудка.
Трупы отсюда не выносили, а оставляли гнить там, где узник доживал свои последние часы. В клети к умершим бросали живых. Это была самая страшная пытка: пытка смертью. Её, как правило, не выдерживал никто… Бывало, из милости, совершенно обезумевшего узника… убивали. Душили. Или тайно казнили, по приказу царя.
В жаркую пору стены темницы накалялись, становились горячими, и смрад начинал чадить ещё сильнее. Тогда, в этой печи сходили с ума и умирали не только узники, но и сами палачи…
Каменным мешком называли троянцы это место… По тем, кто попадал в каменный мешок, плакали как по усопшим… Оттуда не было возврата…
Приам не любил этого места, созданного его дедами. Редко он спускался в темницу под Тайницкой башней. Когда-то, в молодости, едва сев на Золотом Троне, он приказал освободить всех узников этой тюрьмы. Но шли годы. Приам старел. И со временем, и его появление в этом аду могло означать только смертные приговоры, которые служили одновременно и избавлением…

В это утро его поднял Геркле.

Приам чинно подвёлся с ложа и молча, взглядом показал, что бы Геркле говорил.
- Пойман вражеский соглядатай, - произнёс Геркле полушёпотом, словно опасаясь, что бы их разговора никто не подслушал.

- Доведено ли, что это соглядатай? - спросил Приам.
- Доведено, - ответил Геркле, - она взята, когда пускала голубя с городской пристани, в сторону моря.
- Она? - удивился Приам, - ты хочешь сказать, что соглядатаем врагов была женщина?
- Женщина…
- Голубь убит?
- Убит.

Приам встал и подпоясал тунику.

- Где сейчас эта несчастная?
- Там где и положено. В Тайницкой башне. Мы ждём тебя.

Геркле сунул Приаму маленький кусочек пергамента.

Приам развернул его. Читал долго. Ещё больше думал, глядя в окно.

- Значит Агамемнон не находит успокоения, - сказал Приам, - воистину, только наша смерть примирит наши народы.
- Идём, отец, - произнёс Геркле, - я хотел бы развязать ей язык, но она упорно молчит, не желая говорить даже на дыбе…

Нехотя Приам направился за Геркле…

В Тайницкой башне, кроме обречённых на вечные муки узников, жавшихся к клетям и молчаливо просящих о чём-то, был ещё палач и два воина. Воины освещали факелами маленькую комнатку, а палач, что есть силы, хлестал обнажённое тело девушки, которое было подвешено за локти к дыбе, закреплённой между двух стен…
Девушка уже не кричала. Глядя на окровавленные рубцы по всему её телу, можно было понять, почему она не могла издать даже стона. Она учащённо дышала. Прямо под ней, на полу, растеклась лужа крови. Кровь капала с её ног не переставая. А палач хлестал и хлестал.

Когда вошёл Приам, девушка издала тихий крик увидев царя…

- Стой палач, - произнёс Приам, - погоди, остановись.

Он окинул взглядом девушку, взял её за подбородок и заглянул в испуганные чёрные глаза. Смотрел долго, о чём-то думал и тяжело дышал. Потом усмехнулся.

- А я то думал!.. Да, ты похожа на Идико, дочь ушедшего в скит жреца Хрисы. Да так похожа, что и родной отец не отличил бы сразу… Рассчитывали на доверчивость наших людей данайцы. Что ж, не прогадал Одиссей. Верно его идея была? Вначале её приняли за живую Идико. Поверили, что данайцы вернули дочку Актамасада, моего друга, из уважения к его старости. Потом, вся Хриса твердила о призраке погибшей…

Приам отошёл и долго рассматривал девушку.

- Где там! - произнёс он, - данайцы бесчестны! Но это достойно Одиссея! Он правда не учёл одного. У Хрисеиды были голубые глаза, подобные небесному своду в ясную погоду…

Приам присел на лавку у стены.

- Что с ней делать? - спросил Геркле у отца.
Приам промолчал опустив взгляд. Потом глянул на сына.
- Негоже такой красоте умирать в каменном мешке под Тайницкой башней, среди гниющих трупов убийц и насильников.
- Молчит? - спросил он у палача.
- Молчит, мой повелитель, - ответил палач.
- Ладно, - сказал Приам, - пусть молчит. Она прекрасна как божество. Ещё совсем ребёнок.

В глазах у девушки загорелся огонёк надежды.

- Осудим её по нашим обычаям, - сказал, подумав, Приам.
- Геркле! - подозвал он сына.
- Я, отец.
- Допросите её, как можно суровее, что она знает и чего ведает, о планах данайцев. А утром покараешь её на площади города. Велю ей публично вырвать ноздри, отрезать одно ухо и ослепить на один глаз. Что бы ничего не смогла сообщить нашему врагу, урежьте ей язык и отрубите правую руку. И пускай идёт к своим. Пускай это, будет наука всем соглядатаям в нашем городе.

Приам встал, развернулся и направился к выходу.

- Οχι! Ωχιι! - раздался вслед ему дикий крик девушки, и палач заткнул ей рот её же туникой…
- Заговорила, - усмехнулся палач…

* * *

Рано утром на площади собирался народ. Он всегда собирался, едва видел, как выкатывают на середину площади плаху. Плаха эта напоминала огромную телегу без бортов, с двумя толстыми столбами, между которых растягивался за руки преступник, приговорённый к смерти или публичному бичеванию. На сей раз, к всеобщей радости, среди столбов была растянута совсем юная девица…
Сальные реплики из толпы унижали больше, чем само такое беззащитное состояние. Те, кто находился ближе, могли видеть на глазах у приговорённой девушки слёзы… Смельчаки лезли на плаху. Стражники отгоняли их, но некоторым всё же удавалось прорваться и дотронуться до самых запретных мест красавицы. Этих сбрасывали обратно под общий смех, гнали пинками и плетьми, но тут же появлялись новые.

Таг услыхал на площади шум, увидел скопище народа и заметил, что дедушка куда-то собирается вместе с папой. Нагнал он их уже у колесницы.

- А вы куда? Я тоже хочу! Что там? - как бы спрашивая сразу два вопроса и тут же отвечая на ещё не произнесённый встречный, заголосил мальчик.
- Зачем тебе? - спросил Приам.
- Я хочу, и всё! - ответил ему Таг.
- Ты ещё мал на такие вещи смотреть.
- Ну и что?
- Ладно! Прыгай на колесницу, только быстрее, - приказал Геркле Тагу и Таг, с улыбкой на лице залез к отцу.
- Но там будут казнить преступника! - не одобрил решение сына Приам, - а Таг ещё ребёнок.
- Разве он никогда не будет царём? - глянул на отца Геркле, - пусть знает всю правду царях…

Ответ отца был железным.

- Вот-вот! - обрадовался мальчик и протиснулся вперёд колесницы…
Толпа расступилась, пропуская Приама, разгоняемая едущей впереди дворцовой стражей.
Колесница остановилась прямо возле плахи и Таг, наконец, увидел, кого собираются казнить.

Голое женское тело он видел впервые, поэтому с интересом начал его рассматривать и даже ласково улыбнулся. Но девушка, почему-то, не улыбалась, а только смотрела в глаза мальчику. Лишь когда глашатай объявил царскую волю, она слегка усмехнулась и даже закрыла глаза…
Таг увидел, как к ней подошёл палач, схватил красавицу за волосы и со всей силы, взмахом ножа отрубил ей ухо. По щеке, по плечу полилась алая кровь… У мальчика затряслись прожилки, и он прижался к дедушкиной руке, не отводя глаз от девушки. Девушка тоже продолжала смотреть на Тага. Он понял, что ей больно и страшно. Но она не издала ни звука. А толпа шумела, кричала, чему-то радовалась…
Палач встал перед девушкой и заслонил её собой. Он поднял огромные клещи… Так понял, что сейчас случится нечто ужасное… До мальчика донёсся слабый крик, затем стон и рёв толпы разрезал истерический вопль… Палач отошёл… То, что увидел мальчик, было действительно ужасно. От прежней красавицы не осталось и следа. На плахе валялась, истекая кровью, одноглазая, однорукая девушка с окровавленным лицом. Из её рта хлестала кровь… Кровь лилась рекой из обрубка руки… Она подняла лицо и взглянув на Тага последний раз, упала…
Палач глянул на царя. Приам кивнул. Тогда палач схватил девушку, и швырнул в толпу…
Толпа закричала, схватила несчастную и подбрасывая окровавленное тело поглотила в себя…

Мальчик, при виде всего этого отвернулся, закрыл лицо ладошками и со всей силы, дрожа, прижался к Приаму.

- Дедушка, забери меня отсюда. Я не хочу этого видеть…
- Возвращаемся, - крикнул Приам страже поняв внука и развернул колесницу…

Весь день мальчик ходил мрачный. Очень мрачный. Он не хотел ни играть, ни кушать. Залез на дерево, на яблоню, и сидел там до вечера в кампании Азнив. Но и ей ничего не рассказывал. Только слушал.
- Ты сегодня совсем не хочешь играть, - обижалась Азнив.
- Угу…
- Но почему?
- Ага…
- Что, ага?
- Э-эх…
- Что случилось? А, Таг?
- Ничего не случилось… - равнодушно отвечал мальчик.

Тогда Азнив пыталась его развеселить. Не получалось. Таг просто смотрел на неё и как-то грустно улыбался.

- Я только что заметила, что у тебя, на самом деле печальные глаза, - сказала Азнив.
- И вовсе они не печальные, - отвернулся Таг, - на самом деле я не люблю грустить.
- Тогда, что случилось?

Таг подумал.

- А ты совсем не похожа на неё… Она была такая же красивая, как и ты, но совсем другая… И Елена на неё не похожа… Она была словно пленённая царевна… но совсем другая…
- Кто? - не поняла Азнив.
Таг помолчал, грустно смотря на Азнив.
- Когда мы с тобой вырастем, поженимся и станем царём и царицей… то я… я никогда, никого не буду казнить… - прошептал Таг и опустив глаза, тихонько заплакал…

Глава 4. ВТОРЖЕНИЕ

…из манускрипта…
«Никто не предполагал, что долгожданный мир окажется таким коротким. Данайцы оказались ещё более коварными и подступными, нежели представлялось это правителям нашей страны. Никогда ещё не воевали народы при помощи хитрости и подкупа соседей. Никогда ещё не наполнялась страна Хатти соглядатаями и шпионами, которые открыто проповедовали на площадях и у храмов, запугивая народ смертью, мором и разными карами небесными. И никогда ещё иноземец не будоражил умы народов живущих в стране нашей по окраинам её, призывая их к бунту и неповиновению священной власти потомков Лабарны.
Данайцы легко захватили Лидию и высадились на острове Крит, разрушив многие цитадели царя критского Миноса, истребив и поработив население острова. Та же участь преследовала Санторин и Делос, Халкидон и Священный Афон. Они достигли Кипра и вырезав всё мужское население сели своими колониями по всему острову. В стране пунов их встретили наши стрелы и копья. Но данайцы подкупили народ ибру, сыграв на их тщеславии, и не сами, а орды вождей Моше и Ешуа бен Нуна прошлись огнём и мечём по земле Кнаан. И следа не осталось от народов хориев, мадиан, пунов…
Осадив древний Угарит, ибру семь недель стояли под его стенами. На восьмой день, когда орды ибру пошли на штурм гигантских стен, люди взмолились к Небесному Отцу Яяшу и содрогнулась земля, пали стены и дома, похоронив под собой ибру и хеттов. Мощь и слава рати ибру была истреблена Великим Вседержителем. Но и Угарит исчез с лица земли, а имя его слилось воедино с жизнями отдаваемыми за други своя, уносящей и себя в царство мёртвых с сотнями врагов по смерти своей… Но самым гнусным и омерзительным преступлением данайцев было завоевание Лаконики, где правил мудрый и отважный Пелопс, царь города Мессены, когда гордое и воинственное племя илотов было обращено в рабов и объявлено племенем, что ни чем не отличается от собак. Илотов приковывали цепями к столбам и стенам домов, заставляли громко лаять и кричать при приближении чужих. Их кормили объедками и поили помоями. Тогда множество илотов умерло от голода, а оставшиеся в живых завидовали мёртвым…
Вскоре после вторжения данайцев и ибру в страну Кнаан, восстала провинция Миттани, населённая племенами хурритов, и провинция Хайаса, населённая дикими касками, подстрекаемая, так же как и ибру шпионами данайскими, против хеттов. полчища хурритов и орда бродяг из Хайасы вторглись с двух сторон, с юга и севера в Верхнюю Страну, сметая всё на своём пути, как будто они рождены были только для несения смерти. Русоголовых, и хеттов и не хеттов, истребляли во всех городах и посёлках, и добрые соседи превратились в страшных убийц. А кто оставался из хеттов в живых, те бежали в горы и степи, моля богов о пощаде. Но там их тоже ждала смерть, но уже от шакалов и диких собак. Всюду рыскали охотники за головами, принося своим вождям головы безвинно убиенных, за которые получали данайское золото и почести от диких степных вождей…»


...12 столетие до н.э.; два года спустя; 1258 год до н.э.; Троя; Малая Азия...
Приам, получив известия о жестоких расправах над хеттами в Миттани, слёг. Он долго ни с кем не разговаривал и не общался. Тогда, в один прекрасный момент, все увидели на Золотом Троне Геркле.
Орда касков приближалась к Трое. Из-за такой резкой перемены, и военные начальники, и жрецы, и знать, зная крутой нрав царевича, были в растерянности. Если стариком Приамом можно было манипулировать, тем более что момент был подходящим, то Геркле мог лишить хитреца не только имущества, но и жизни…
Оружие ковалось с неимоверной быстротой и с такой же быстротой раздавалось, кому попало и где попало. Теперь в войско писались даже те, кто ещё вчера воспевал мир и презрение к силе.
Разгул философов и мыслителей прекратился. Стало понятно, - власть поменялась. На престол, опять, сел воин, девизом которого были слова «Хочешь мира - готовься к войне!».
Приам же появился только на пятый день своей болезни. Он вошёл в Зал Золотого Трона под вечер, тяжело дыша, держась за сердце, совсем по старчески. Тогда стало понятно, что всесильного царя Приама больше нет и близок тот час, когда и само имя Приама станет седой былиной…
- Что происходит в стране, сын? - спросил Приам Геркле, едва показавшись в дверях.
- Данайцы нарушили мир, - угрюмо ответил Геркле, не вставая с трона, - это они подстрекнули касков к бунту. И теперь орда истребляет всех, чей цвет волос светлее, или у кого голубые глаза.

Приам ухмыльнулся и присел на ступень около трона.

- А ты неплохо смотришься на троне, сын! Жаль, что ты его занял в роковые минуты для нашей державы. Такого ещё не знала наша земля.

Геркле подвёлся и хотел помочь отцу подняться.

- Оставь, - ответил ему Приам, - моё место сейчас в ложе, среди лекарей и молитв во отпущение былых грехов. А ты сидишь там, где тебе положено быть, по праву разума. Либо на коне, впереди войска, либо на троянском престоле.

Он помолчал.

- Даже не смотря на то, что наша династия родом из Миттани, не взирая на то, что наш предок, божественный Лабарна, по крови хуррит, единокровный каскам, эти дикари всё равно поднялись на священную власть. И что ты собираешься делать, сын?
- Я направляю навстречу орде войска. Оставшиеся воины будут защищать Трою, - ответил Геркле, - у нас иного выхода нет. Данайцы всё равно высадят десант у наших стен. Они ждут выхода войска из города. А не вывести их я не могу. Мне не остаётся выбора.
- А если мы подпустим касков к Трое, а потом выведем войска из ворот?
- Нет, каски это необузданные дикари. Это разбойники и грабители, разменная монета во всей этой резне. Зачем жертвовать жителями страны? Если каски подступят к городу, данайцы всё равно высадят свои войска…
- Ладно, - прервал его Приам, - тебе виднее. Это твоя война.

Старик встал и направился к выходу.

- Да, кстати, - обернулся он, - если каски восстали и движутся к Трое, то наиболее вероятные соглядатаи в городе это сами каски. Изгони их подальше от города. Даже из посёлков поблизости. А лучше избей наголову… Око за око. Зуб за зуб…
Рано утром войско выдвинулось навстречу каскам. Это было огромное войско, которого Таг ещё не видел ни разу. Тут были все. И вовсе не все были в доспехах.
Почему-то, жители провожали идущих на смертный бой, радостно, словно воины шли не на войну, а на парад.

Таг тоже провожал. Военные парады он любил.

Первыми шли благородные витязи. Эти воины, дети благородных родителей, всегда воевали только верхом. Их Геркле к этому приучил, отец Тага. Их серебряные островерхие шлемы, светящиеся на солнце панцири и кольчуги, сверкали даже ночью. Эти воины могли появляться так же внезапно, как и исчезать, налетая на врага врасплох, отчего и прозвали их и враги, и сами хетты, Белыми Лебедями да Ясными Соколами. Даже щиты у них были круглыми, сияющими солнечным светом днём, и лунным сиянием по ночам… Такие же витязи охраняли и Тага, лучшие из лучших…
Затем шла пехота, в кольчугах да коротких шеломах. У этих воинов кольчуги были серые от времени, а щиты узкие к низу, огромные, вытянутые, округлые, красные как кровь. И воинов совсем не было видно из-за них. Мальчику показалось, что щиты движутся сами собой и несут за собой мечи. А за пехотой, кто как, кто на чём и кто с чем, сбивая строй, шли вооружённые троянцы. Домотканые рубахи, расшитые узорами тоги, поверх которых были одеты медные и бронзовые нагрудники. Все кричали что-то, махали руками, пели в разнобой боевые марши и так до бесконечности. Этих то, воев, - как назвал их дедушка, - и было больше всего.
Наконец Таг устал на всё это смотреть, и попросился обратно, во дворец. Но дедушка ответил, что престолонаследник просто обязан добыть на проводах воинов до конца.

- Но я устал, - ответил Таг, - и сейчас сам убегу.

Он нахмурился и опустил обиженно глаза, искоса поглядывая на толпу. Убежать он не мог. Вокруг было столько людей, что яблоку негде было упасть. А воины шли и шли. Наконец, в сторону городских ворот проследовал последний отряд, и мальчик с облегчением вздохнул, даже заёрзал, как бы подгоняя дедушку: давай уже, хватит стоять, поехали!

Колесница повернула к цитадели…

Толпа расступилась, и все зашумели, закричали, приветствуя Приама.

Позади, на конях, ехали все три царевича. Впереди, разрезая, разгоняя толпу, тоже шёл отряд всадников.

Мальчик слушал крики толпы. Кто-то прославлял царя, кто-то просто кричал, лишь бы быть услышанным, кто-то пытался бежать вслед за колесницей и пытался давать Приаму советы. Но, судя по всему, советов этих Приам не слышал. Да и шум заглушал советчиков. Зато, отчётливо было слышно разных пустомелов и крикунов.

- Слава! Слава! - раздавалось в воздухе с такой силой, что аж кружилась голова.
- Владыка! Спаси Трою! - вторили другие голоса.
- Изгони этих проклятых касков! Вырежи их! - слышал Таг.

И опять что-то про касков. Потом опять. И, чем дальше, тем больше ненависти читал мальчик в глазах людей. То ли к каскам, то ли к урартянам, то ли просто ненависть разжигала толпу.
- Дедушка, а при чём здесь каски? - удивился мальчик, - разве наше войско пошло воевать не с разбойниками?
- Наше войско пошло на войну с касками, - ответил Приам.

Вот так. Говорили что с разбойниками, а оказалось что с касками. Ничего Таг не понял.
«Разве каски разбойники?» - подумал мальчик. Он не понимал, почему это на Трою движутся полчища врагов и почему этими врагами, вдруг, стали каски? Анхиз ему рассказывал, что каски мирные люди, растят виноград на Кавказе, пасут овец и делают чудесный сыр, который Тагу приходился даже по вкусу. А дедушка и папа пили на пирах каскское вино, которое делали каски жившие в посёлках, недалеко от Трои. И вино это было дорогое, не такое, которое разливали просто перед завтраком. Один раз, Таг даже тайком попробовал красного каскского вина. Так у него голова закружилась, стало весело и захотелось петь песни. Но тут его застала мама и почему-то послала служку за лекарем…
Вообще, думал Таг, каски не могут быть плохими, хотя бы потому, что Азнив хорошая, и мама у неё хорошая, и папа… И вдруг - разбойники.
Вечером Таг долго сидел у окна и смотрел на город. В Трое царила мёртвая тишина. Вечер был тихим и молчаливым. Заливались сверчки в саду, и в огромное раскрытое окно вносился запах солёного моря. Запах был пленяющий, успокаивающий и совсем не хотелось спать. Вот так бы и просидеть всю ночь, и только под утро, накрыться одеялом и задремать. Но под утро нельзя. Под утро придёт Анхиз и, чем ни будь, увлечёт Тага.
Таг лёг и уже задремал, когда его разбудил шум, доносившийся со стороны городских кварталов. Он вскочил, подбежал к окну и увидел, что тысячи огней на площадях, на улицах, мелькают и беснуются. Вот загорелся дом. Потом второй. Запылали хутора неподалёку от города. И повсюду стояли вопли, шум, дикие крики и чьи-то призывы и возгласы.
«Что это?» - подумал мальчик и первым делом бросился к отцу, что бы рассказать о виденных беспорядках. Таг перепугался не на шутку. Он понимал, что толпа зла и слепа. Сегодня она могла тебя прославлять, а завтра сбросить на копья. И сейчас, видя такую беду, мальчик понял всю свою беспомощность.

Но Геркле во дворце не было… Не было и Париса…

Тогда Таг влетел вкомнату к Энею. Эней мирно дремал сидя за столом. Со стола, на пол, скатился свиток какой то книги.

- Эней! - толкнул Таг спящего.
- Ну, чего тебе! - проснулся тот, - ты вообще, хотя бы ночью можешь дать спокойно пожить? Или ты никогда не спишь?
- Я никогда не сплю! - крикнул в ответ Таг, - там в городе…
- Что, в городе? - оборвал его Эней, - урартян режут и касков, шпионов данайских, вот там что.
- Что!? - словно взорвался в сердцах Таг и схватив подушку с кровати, запустил её в Энея.
- Я покажу вам всем! - крикнул мальчик и выбежал.
- Стой! Баламут! - кинулся вдогонку Эней, но натолкнулся на захлопнувшиеся двери.
Таг победоносно задвинул засов и усмехнулся. Хоть чем-то он досадил своему врагу!
- Немедленно открой, Таг! Слышишь? Открой немедленно! - услышал мальчик из запертой комнаты, но только показал в ответ язык и скорчил рожу запертым дверям.
- Немедленно открой! - перекривлял он Энея, - а вот и не открою! Ты меня на дерево загонял? Загонял! Ябедничал на меня? Ябедничал! Вот и сиди теперь до утра, ябеда-корябеда!
- Да ты, маленький бандит! Да я закопаю тебя с головой! Отопри, сейчас же! - послышалось в ответ, но ни жалости, ни испуга мальчик не почувствовал. Таг, вместо этого, последовал на женскую половину, к Азнив.

Пока шёл, в его голову начали лезть самые страшные мысли. Ход перешёл в бег и вскоре мальчик уже не шёл, а летел со всей прыти. Он начал корить себя за то, что на минуту задержался у Энея. «Дались мне эти двери? - думал Таг, - там Азнив, там Азнив! Ведь её убьют!». Так он бежал никого не встречая. Дворец был пуст. Дворец спал… И именно эта пустота больше всего пугала. Всё ужасное, что могли выдумать детские фантазии, представилось мальчику, когда он приближался к покоям Азнив…
Влетев в комнату он остановился и облегчённо вздохнул. Его вздох перерос в радостный крик… Азнив стояла у окна, и испуганно смотрела на огни, считая каждый крик в городе.

- Азнив! - вбежал Таг и бросился к девочке.
- Азнив, я…

Азнив обернулась. Её лицо было заплакано. Таг побежал к ней и схватив за плечи, прижал к себе.

- Что происходит, Азнив, я не понимаю? - заплакал он сам.
- Они жгут квартал, где живут армяне… - проговорила девочка.
- Давай убежим? - шепнул Таг, - они тогда бросятся вдогонку и всё поймут. И прекратят это.

Девочка кивнула в ответ головой.

Таг потянул её за руку к дверям.

- У меня в комнате есть копилка. Там несколько гривен. Так что, мы не умрём с голоду.
- А куда мы убежим?
- Не знаю, - вздохнул Таг, - убежим к Северному Морю. Я буду рыбу ловить…
- Давай. Только если нас поймают, нас станут ругать, очень сильно.
- Меня нельзя ругать. Я царевич… - ответил Таг и остановившись, послушал коридор. Вокруг была тишина и пустота. Дети теперь пошли осторожно, тихо, стараясь даже ступать неслышно. Но никто им и не встретился. Поднялись по лестнице, по которой Таг привёл Азнив во дворец первый раз, и вошли в царские покои. Там, на весь дворец, раздавался стук. Стук был глухой, но довольно громкий.
- Что это? - спросила Азнив, даже испугавшись, - может не стоит идти?
- А, это? Да это Эней! - ответил Таг, - ему ночью делать нечего, вот он и тарабанит по дверям.
- Он что, ненормальный?
- Он? - задумался Таг, - нормальный человек не станет без толку бить в двери, когда его всё равно никто не услышит. Стало быть, точно, что ненормальный!

Таг даже рассмеялся в честь своего гениального вывода, что Эней ненормальный… А стук продолжал раздаваться. Только всё реже и слабее. Видимо, Эней тоже понял, что только ненормальный будет зря колотить в двери, когда его всё равно никто не слышит.
Дети вошли в комнату к Тагу. Там мальчик достал с полки копилку, напоминающую огромную кошку и грохнул её об пол. Копилка разлетелась со страшным грохотом… Азнив схватилась за уши.

- Ой, Таг. Ты точно всю стражу разбудишь.
- Да ладно, - ответил мальчик, бросившись под кровать за закатившимися монетами.
- А если нас будут ругать, за то, что мы шумим ночью?
- Не будут, - вылез из-под кровати Таг, с горстью монет, - давай лучше монеты соберём. А то я их целый год копил, а они раскатились по всей комнате.

Монет оказалось много. Таг начал их крутить в руках, рассматривать и аккуратно складывать в кучки.

- Эту мне мама подарила. А это поморянская, с Ладой, их богиней… - он засмотрелся на лик богини.
- А на Северном Море поморяне живут. Они точно эту монетку возьмут. Как ты думаешь?
Азнив ничего не думала. Она высыпала в кучку собранные монеты и посмотрела на мечтающего Тага.
- И как мы через город пройдём?
- Не пройдём, а проедем, - ответил мальчик, снимая с пояса кошелёк…

Дети спустились во двор, к конюшне. Таг отвязал Звёздочку, и прочно оседлав вывел во двор.
В начале он усадил в седло Азнив, а затем запрыгнул сам.

- Вперёд, Звёздочка! - крикнул мальчик на весь двор, и конь рысью пошёл к воротам
цитадели.

Ворота стояли распахнутые настежь. Таг подогнал коня, что бы проехать их быстрее. Влетев в ворота он пришпорил Звёздочку ещё и пролетел мимо стражи.
- Стой! Стой! - услыхал он позади крики стражников, но не остановился. Мальчик решил
спрятаться в городе. Он знал, что сейчас стража бросится вдогонку, начнёт искать беглецов и поднимет на ноги весь дворец. Поэтому, Таг свернул в ремесленный квартал, с узкими улочками и многочисленными переулками, в которых можно было заблудиться даже днём…

Ворота остались позади…

Тихие улочки ремесленного квартала были пустынны. Кое-откуда слышался храп, какого ни будь спящего хозяина. Завывали жутко собаки. А со стороны центральной площади долетали шум и крики.

Таг, покружив кварталом, свернул на центральную улицу. Тут всё было иначе. Казалось, что Троя сошла с ума. Толпы людей, с пиками, ножами, палками, просто разъярённые и полупьяные дрались между собой, кого-то забивали, кто-то кричал и вопил, умолял о пощаде. Но всё это только вдохновляло погромщиков.
Горели дома. Казалось, что произошёл бунт…

Азнив спрятала лицо, и Таг сильнее прижал её к себе.

- Не бойся, я тебя не отдам им, - шепнул мальчик и направил Звёздочку к Золотым воротам, выводящим из города…

Впереди шли вооружённые воины. Они стучали в каждую дверь и в каждое окно. Их было много. И шли они медленно и чинно, разгоняя погромщиков. Перед ними шёл человек в длинной тоге, с факелом на высоком шесте, к которому был прикреплён колокольчик. Человек громко говорил только одну фразу, которая повергла Тага в ужас.
- Кто прячет касков, кто прячет урартян, будет убит на месте! - кричал человек, - убивайте армян там, где их видите! Не жалейте никого! Спрятавший армянина или спасший его будет убит сам!

Таг не выдержал.

- Но! - крикнул он Звездочке, и конь рванул к Золотым воротам…

Золотые ворота тоже стояли раскрытые нараспашку. Ожидали тех, кто пошёл громить посёлки в пригородах.
Вновь стража. Вновь те же угрозы, которые так и не остановили Тага.

- Именем Приама! - крикнул Таг стражникам, не останавливая коня.

Стража впала в минутное недоумение… Таг воспользовался этим замешательством и несколько раз ударив Звёздочку по бокам, стрелой вылетел из ворот в степь… А ещё его напугал натянутый лук у воина стоявшего около ворот. Таг чуть не вывалился с перепугу из седла. Он бы остановился, но при виде приготовленного оружия просто забыл, как править конём… Вместо привычного «тпрууу», мальчик крикнул Звёздочке что-то невнятное, и конь, тоже испугавшись крика, пронёсся в ворота и прежде чем Таг успел опомниться, уже мчал по степной дороге…
Звёздочка нёсся не разбирая дороги вперёд и вперёд. Таг был счастлив. Свобода. Теперь он сам себе хозяин, сам себе господин и уверен в завтрашнем дне. Он решил гнать коня, пока у того хватит сил. Или пока сам не устанет. Но Звёздочка взлетев на курган стоящий посреди степи встал, как бы осматриваясь вокруг. Так он постоял и начал мирно жевать траву под ногами.

Таг понял, что конь дальше не пойдёт.

- Он, видимо, устал, - сказал Азнив Таг, - так что заночуем здесь, а утром поедем дальше.
- Говорят, что в степи ночью холодно, - ответила Азнив.

Таг вылез из седла и постоял. Посмотрел по сторонам.

- Ерунда. И вовсе не холодно.
- Тогда сними меня.

Сняв Азнив, мальчик обошёл верхушку кургана и понял, что огня развести не доведётся. Он не нашёл ни одной единой веточки. Только голая земля да редкая трава.
Дети всю ночь просидели, дрожа от холода, пока утренняя свежесть не проняла их до костей. Они прижались друг к другу и к Звёздочке, пытаясь согреться, а конь дремал, высоко подняв голову. Уснуть так и не смогли. Таг ёрзал, ёрзал, обнимал Азнив, которая тоже прижималась к Тагу с той же надеждой, думая, что хоть как ни будь, а будет теплее. Мальчик дышал на неё, кутал своим плащом, но всё напрасно. Азнив задремала только тогда, когда солнечные лучи немного согрели землю и спала роса. Тогда заснул и Таг…
Когда проснулись, то увидели, что уехали совсем не далеко от города. С этого кургана был виден весь порт, огромный храм и царский дворец, и даже главная городская площадь открывалась словно на ладони. Дети постояли на верхушке, полюбовались степью и Таг понял, что впервые, по настоящему, увидел Трою со стороны. И не только эти дома, храмы, дворец. Но и понял её суть. Она была величественна, огромна и предательски ужасна. Мальчику показалось, что Троя находится просто под ногами. Сейчас ему захотелось её взять и сдуть как пыль, или разрушить, как он это делал каждый день с домиками из кубиков. Но этого сделать было нельзя. Анхиз говорил, что если Таг, когда ни будь, что-то захочет разрушить, или уничтожить, или убить кого-то, когда станет царём, то вначале он должен сотворить что-то прекраснее и лучше. Сейчас Тагу хотелось сделать в этом городе всё по другому. Он, правда, не знал ещё, как, но очень хотел.

- Смотри, Таг, - показала на город Азнив, - вон, со стены птички взлетают!
- Красиво, - прошептал Таг, любуясь полётом большой стаи голубей, которая поднималась с городской стены и летела к морю, купаясь в лучах утреннего солнца…

С кургана сошли пешком, весело болтая и стараясь ни о чём не думать. Таг вновь посадил Азнив в седло и, сев позади, погнал Звёздочку дальше, на север. Заехали уже далеко, оттуда не было видно ни Трои, ни того кургана. Даже моря не было видно, которое оставалось постоянно где-то сбоку, отдаляясь всё дальше и дальше, пока не исчезло совсем. Исчезли и вездесущие бакланы да чайки. Тут Таг внезапно остановил коня и треснул себя по лбу кулаком.

- Ой, мама! - вскрикнул мальчик, - какой же я дурак! Дурак я! Голуби!
- Что, голуби? - не поняла Азнив.
- Голуби, это шпионская птица! Это донесения данайцам послали шпионы! И шпионы, это не армяне, а кто-то из наших людей!
- Почему ты думаешь так? - спросила Азнив, - почему ты не уверен в верности хеттов своему царю?
- Не знаю. Но думаю, что кто-то очень приближённый к дедушке и есть шпион!
- Этого не может быть, - не поверила Азнив, - твой дедушка очень добрый и очень хороший. Кто может его предавать?
- В том то и дело, - развернул коня Таг, - но кто ещё, кроме как именем царя, может взойти на городские стены, что бы выпустить стаю голубей? И у кого не спросят, что он хочет отослать с ними?
- Царский почтарь… - шепнула девочка.
- Правильно… А что бы наверняка, он много птиц отправил. Одного то сразу подстрелят, а стая, уж точно долетит. Уф-ф, - схватился он за голову, - вот данайцы жахнут теперь! Это он выслал весть о том, что войско вышло из Трои…
- Надо возвращаться, - сказала Азнив, скажем, что…
- Мы сдадим этого шпиона, - нахмурился Таг, - в Трою, Звёздочка! Скачи обратно, домой!..

Теперь мальчик гнал Звёздочку быстро. Гнал прямо по дороге, вперёди вперёд. Но дорога, почему-то была длинной, незнакомой. И курган остался далеко позади. И солнце уже стояло высоко. Начинался дневной зной.
Вскоре Звёздочка устал. Устал и сам Таг. Азнив задремала, а мальчика валил из седла голод. Но он продолжал путь. Ехал и ехал, пока, наконец, не понял, что просто заблудился в степи…

- Ату! Ату-а! - услыхал он позади себя крики и обернувшись, увидел десяток всадников в длинных халатах и косматых шапках. На поясах он с ужасом заметил кривые сабли.
- Разбойники! - крикнул он Азнив. и та проснулась.
- Гони! Гони! - закричала девочка, и Звёздочка понёсся быстрее обычного.

Всадники начали заходить сбоку и окружать детей. Никогда конский топот не казался Тагу настолько ужасным. Таг развернул коня. Разбойники опять оказались позади. Погоня продолжалась. Вдруг, Звёздочка резко вскочил на дыбы и Таг выпал из седла.
- Беги, Азнив! Беги! - закричал мальчик и ощутил, что кто-то его схватил за шиворот…

…вокруг стояли эти всадники. У Тага отняло дар речи. Он посмотрел на них, на разбойников, и понял, что перед ним самые настоящие каски, чёрные, смуглые, пейсатые, с ужасными лицами. Они что-то лопотали по-своему и усмехались, глядя на Тага.
Один, который держал Тага за шиворот, достал нож и ударил мальчика под коленки боком подошвы сапога. Таг упал на колени и уже не боялся ничего. Разбойник схватил Тага за волосы. От боли мальчик хотел было закричать, но разбойник запрокинул ему назад голову, так, что Таг при всём желании не смог бы произнести ни слова, только хрипел… Под горлом он почувствовал холодную, острую сталь, которая врезалась в кожу. Запекло. Мальчик напрягся и зажмурился… Он понял, что сейчас будет…
Вдруг раздался крик Азнив… разбойники обернулись. Таг открыл глаза. Азнив что-то кричала разбойникам на незнакомом ему языке. Те, что-то ей отвечали. Девочка бойко спрыгнула со Звёздочки, будто это делала всегда, подбежала к Тагу и оттолкнула руку каска. Каск спрятал нож. Он сел на коня, что-то сказал Азнив, позвал остальных и повёл свой отряд в степь…
Дети вновь остались одни. Звёздочка подошёл к Тагу и начал осторожно ластится. Таг заплакал и обнял морду коня.

- Кто это был? - спросил мальчик у Азнив, - чего они хотели? Они что, убить меня хотели?
- Это были охотники за головами, башибузуки, - ответила Азнив.
- Они мне хотели голову отрезать? - наконец испугался Таг, - почему они уехали?
- Я им сказала, что ты мой брат, что мы урартяне и бежали из Трои от хеттов.

Таг на минуту представил свою отрезанную голову.

- Поехали отсюда, - произнёс он тихо, не вставая с колен.

Он не мог подняться. А когда встал то почувствовал, как у него дрожат колени и земля уходит из-под ног. А ещё, как бешено выпрыгивая из груди, бьётся сердце. Он прижался к Звёздочке, посмотрел на Азнив и, заплакав улыбнулся.

- Спасибо, - шепнул Таг.

Вновь послышался топот копыт. Дети испугались. Таг схватил девочку и готов был влететь в седло вместе с ней, когда остановился, увидев серебристые доспехи витязей дворцовой стражи.

- Пайрон! Пайрон, мы здесь! - закричал мальчик, едва не бросившись навстречу, узнав впереди идущего.

Воины подъехали, остановились, и Пайрон спрыгнул с коня.

- Вы напугали нас всех, повелитель, - подошёл Пайрон.
- Там каски, человек десять! - указал Таг в сторону, где скрылись разбойники.
- Я не думаю, что сейчас лучшее время преследовать небольшой отряд, - ответил Пайрон, - там их может быть гораздо больше.

Таг ничего не ответил. Он молча помог влезть в седло Азнив и забрался сам.

- Куда тут домой? - спросил он у Пайрона.
- Прямо в обратную сторону, - ответил витязь.
- Это что, мы всё время удалялись от Трои?

Пайрон кивнул в ответ, сел на коня и махнул всем рукой.

- Уходим!

По дороге встретился ещё один отряд, во главе с Парисом. Парис, при виде Тага, спрыгнул с коня и выволок из седла, со Звёздочки, племянника.

- Ну, и как это назвать? - строго спросил он.
- Там каски, - ответил Таг глядя на Париса.
- Да уж, знаем, - сказал Парис.

Таг отвернулся.

- Значит так, - взял его за подбородок Парис и повернул к себе лицом, - что у тебя за царапина на шее?
- Ничего. Упал, - поднял глаза к небу Таг.
- Шеей?
- Да шеей!
- Хорошо упал?
- Хорошо…
- Чуть без головы не остался? Отец с тобой поговорит.
- Какой..? - враз поник Таг.
- Твой, конечно, - с издёвкой ответил Парис, - дедушка не знает ничего. Мы ему не говорили. Если бы сказали, то он умер бы на месте. А Энея ты зачем запер?

Таг отвёл глаза.

- А копилку свою, зачем колотил на весь дворец, что мать разбудил? - продолжал Эней, - она, бедная, думает, что тебя похитили, а ты бежать надумал?
- А я что, сам себя похитить не могу!? - не сдержался Таг, обиженный нравоучением при всём честном народе и самое главное при Азнив, - а вы… а ты тоже хорош! - закричал мальчик, - вы зачем урартян громили? Между прочим, шпион не урартянин, а хетт! И я знаю кто! - глянул он победоносно.
- Откуда!?
- Сегодня утром мы видели, как со стены голубей выпускал…
- Тихо, - зажал племяннику рот Парис.
- И голуби царские! - добавила Азнив.
- Понятно, - почему-то прервал Парис разговор.
- Поехали! - крикнул он, воинам, усадив Тага обратно в седло, и влез на своего коня. Отряд повернул назад, в Трою.

Самое ужасное Таг пережил по возвращению. Ему даже показалось, что каски, с их кинжалами, это так себе, лёгкий испуг. Отец молча взял его за ухо и потащил на конюшню…

- Тебе сколько лет? - спросил Геркле у сына с таким спокойствием в голосе, какого Таг никогда ещё не слышал.
- Одиннадцать, - пропищал Таг стоя на цыпочках, потому что Геркле его больно тянул за ухо вверх.
- Пап, а пап, отпусти, а? - с ангельской невинностью взмолился мальчик.
- Ну, держись, - ответил Геркле, отпустив сына.

В один момент Таг оказался зажат между ног отца и со спущенными штанами. Дальше он помнил только одиннадцать отчаянных ударов конской плетью и страшное, унизительное чувство, смешанное с обидой…

- Азнив не трогай! - закричал Таг, натягивая штаны и вытирая слёзы, едва отец его выпустил.
- А при чём тут Азнив? Мужчина - ты, - обернулся Геркле, уже стоя у выхода, - и ты один за всё отвечаешь!
- Да ты приказал… я видел, как их убивали, видел… ты жестокий!
- И ты решил меня наказать? - вернулся Геркле подойдя к сыну.
Таг подумал, что его сейчас опять будут бить и забился в угол испуганно глядя на отца.

- Так знай, что это тебе не за побег, - наклонился над сыном Геркле.
- А за что тогда? - продолжал плакать Таг.
- За то, что твоя голова, чуть было не стала ночным горшком, у какого ни будь каскского князя.
- Я понял, - пролепетал Таг и расплакавшись, присел около Звёздочки, вытирая слёзы о
конскую гриву.

Геркле помолчал.

- А ещё, за то, что из-за тебя могла и Азнив погибнуть, малолетний шалопай.
- Всё равно ты не имел права меня бить… я царевич! - вскрикнул сквозь слёзы Таг.
- Нахал ты, а не царевич! - отбросил Геркле плеть и вышел.
Таг обнял коня и залился горьким плачем.
- Звёздочка, что мне делать? Почему он побил меня? За что? Я же Азнив спасал.Я им шпиона раскрыл, а он… я всё Асменю расскажу. Мы расскажем с тобой, Звёздочка, когда он захочет покататься на тебе. Пусть только это будет скорее…

Таг плакал не столько от боли, сколько от перенесённого унижения и досады. Ему было стыдно показать даже носа из конюшни. Он тут и заснул, рядом с конями. Проснулся уже под вечер, когда солнце клонилось к закату, и солнечные лучи наполняли всё ярким маревом. Проснулся оттого, что кто-то гладил его по голове.

Таг открыл глаза. Над ним стоял отец. Таг посмотрел на него и молча спросил, чего он хочет.

Геркле был печален.

- Вставай, сынок, - сказал он, - война докатилась до наших стен.
- Что случилось? Ты опять уходишь? - спросил Таг в полудрёме.
- Данайцы осадили Трою. Ты будущий воин и должен это видеть. Идём. Тебя ждут.
- Мне стыдно, - проговорил Таг.
Отец наказывает сына тайно, - ответил Геркле, - и никто о том никогда не узнает.

Таг поднялся и обняв отца, словно на прощание, направился во двор. Анхиз подал Тагу красный плащ и диадему.

- К чему это? - словно не понял Таг, - что мы должны делать?
- Царевич должен видеть всё, что происходит, - сурово произнёс Анхиз, - он никогда не
покидает своего народа. Колесница вашего деда в вашем распоряжении, мой повелитель…

Таг подал руку Азнив и помог ей сесть в колесницу, которую теперь вёл Анхиз. Мальчик обернулся на дворец и увидел стоявшего на балконе, рядом с мамой, дедушку. Приам махнул ему рукой. Только сейчас Таг заметил, насколько дедушка слаб и стар. Таг ответил ему взмахом руки и глянул на Анхиза.
- Поехали, - приказал мальчик и Анхиз, привычным взмахом кнута, нагнал коней. Впервые за много лет город увидел в колеснице не старого царя, а маленького мальчика. Собственно, Троя уже знала, что Приам находится при смерти и что Геркле восседает на Золотом Троне. Теперь кричали «Слава!» Тагу и царевне Азнив, видимо понимая, что царь Геркле настолько же заговорён от стрелы и меча, насколько бессмертен старый Приам.
Приехали к Золотым Воротам…

Таг взошёл на башню. Вокруг встали стражи. Рядом пристроились жрецы. Несметные полчища данайцев и хурритов, кричащие, ликующие, готовые поглотить и город, и его жителей и не оставить даже камня на камне, кишели живым болотом под стенами Трои…

- Их океан… - прошептала Азнив.

Таг отступил. Но, опомнившись, снова припал к краю стены.

- Азнив… скажи мне, что это сон… - так же тихо прошептал мальчик.
- Нет, Таг, это не сон… это не сон…

Внизу отворились ворота. Из города начали выходить войны, становясь в привычный боевой порядок, в лаву, прямо под стенами. Впереди Таг узнал отца.

Тут его отвлёк появившийся внезапно Парис, который вёл за собой Менрву.

- Что? Не скучно? - весело спросил Парис неизвестно у кого и глянул вниз.
- Ого? Видать, я зря сюда тебя привёл! - усмехнулся он Менрве.
- Не скучно, - съязвил ему Таг, - а Эней что, боится глянуть на данайцев?
Парис только рассмеялся.
- Эней сидит у тебя в комнате. Ты же его запер, вот он и сидит.
- Я знал, что ему понравится! А кто с дедушкой?
- Елена.

Таг ничего не ответил, а молча перевёл взор на поле боя…

Войска сошлись. Начался не бой, а настоящая битва… Таг заметил, что нет ни страха, ни волнения. Ничего на душе нет. Он думал только об одном: какой будет исход битвы, и что ему делать, если враг ворвётся в город. А враг этот всё прибывал и прибывал. Таяли силы троянцев и мальчик это замечал ясно. И чем больше они таяли, чем меньше становилось воинов, тем сильнее начинало у Тага щемить в сердце. Тут он понял слова старого Анхиза, и понял, наконец, почему отец задал ему трёпку, и почему Азнив бросилась ему на помощь, прямо в руки к башибузукам, хотя могла бы просто бежать. Ведь ей тоже могли отрезать голову. Бандитам же всё равно…
Просто это его народ. И он верен ему. Ведь Таг - его правитель, его надежда и любовь. Просто некоторые верны верностью льстецов, а самые близкие, самые настоящие и преданные друзья никогда не бросят в беде. Поэтому и Таг обязан быть с ними всегда, а особенно в тяжкую, самую роковую минуту…

Мама прижала к себе детей.

- Всё будет хорошо, - словно успокаивала Менрва их, - мы победим врагов, и всё будет так, как всегда…

Таг не знал, верила ли мама самой себе, но сердцем он чуял беду. Даже мальчику стало понятно, что неприступной и несокрушимой Трои, последнего оплота страны Хатти больше не существует…

Глава 5. ПОД СТЕНАМИ ТРОЯНСКИМИ

Едва Геркле успел поднять меч и произнести боевой громкоголосый клич троянцев, который подхватили тысячи рядов, как две человеческие лавы слились вместе в смертельной схватке.
Словно разъярённые звери люди бросились друг на друга, всё круша, рубая и вырезая, пока не сталкивались с более сильным и ловким противником, и тогда уже падали под его мечём или кривым кинжалом. И всё это укрывал сплошной рёв и неразборчивый крик, барабанящий по ушам.
В троянское ополчение врезалась конница касков, а навстречу ей, давя и своих и чужих, пронеслись витязи. Всадники столкнулись и смешались в общую кучу. Те, кто падал, хотя бы был слегка ранен, тут же погибал под копытами лошадей.
Уже невозможно было понять, где свои, а где чужие. Невозможно было увидеть, где в троянской рати вои, а где витязи, где всадники, а где пешие воины. Всякое деление на войска, на сотни и фаланги, враз потеряло смысл.
Со стен города казалось, что огромное людское море наводнило пригороды, и там начался шторм, страшный и лютый шторм, способный проломить стены и поглотить город и его жителей. Человеческих тел было множество и не было видно ни конца, ни края, ни спокойствия за ними. Всё копошилось, ревело, гудело и сражалось. В этот момент, когда битва достигла своего самого страшного разгара, вдруг грянул гром, и начался проливной дождь, холодный, с градом и сносящим с ног ветром. Но он не остудил воинов. Он не успокоил их пыл и лють. Он только разозлил их и разъярил ещё сильнее.
Тагу полезли в голову мысли, которых раньше никогда он не замечал у себя. Мальчику показалось, что он знает, как выиграть битву, и что нужно бы было делать воинам в настоящий момент. Он видел слабейшие места в сражении, он видел, куда нужно было бы послать хотя бы маленький отряд, и где воинов было настолько много, что большая часть их гибла просто в давке…
Таг подскочил к стене. Он хотел даже броситься вниз, но только смотрел, отчаянно, понимая, что это конец. Хотел плакать, кричать, но холодный ветер остудил его.

- Пойдём отсюда, - услышал он голос Париса.
- Я не пойду, - обернулся Таг, - я останусь!
- Но холодно…
- Тебе, может и холодно, а мне нет, я остаюсь! - снова, чуть не крича произнёс Таг вновь обернувшись на поле боя.

Все ушли. Он остался один и ещё долго смотрел на битву.
Только ночью, когда развеялись тучи, и взошла полная, красная луна, поле укутала мёртвая тишина… троянцы отступили в крепость…
На поле показались всадники в длинных полосатых халатах…

- Башибузуки… - проговорил Таг узнав разбойников.
- Лучники! - закричал мальчик, увидев, что в руках касков сверкнули кривые ножи. Взмах ножом и чья то голова, сквозь уши, уже ловко нанизана на верёвку подцепленную к седлу…
- Лучники! - повторил Таг.

Подбежало двое с длинными луками.

- Убейте их! - указал Таг на башибузуков…

Лучники молча подчинились приказу мальчика… На поле боя полетели стрелы.
Один каск упал. Второй вскочил на коня и погнал его в сторону лагеря, что-то крича и призывая на помощь своих. Тут Таг увидел, что касков множество. Они почти мгновенно выехали на поле и вновь осадили город.
- Идём, мой повелитель, - сказал один из лучников, - сейчас тут начнётся дождь из стрел…
Едва мальчик успел скрыться за стеной, как на Золотые Ворота посыпались горящие стрелы.
Воины укрывались щитами, но стрелы залетали даже за стену. Одна из них вонзилась в колесницу. Анхиз выдернул её и загасил пламя. Потом последовал ещё один залп… Каски, видимо, хотели только устрашить троянцев, потому что второй залп оказался последним. Таг прислушался. За стенами царила гробовая тишина…
Троя уже была не тем городом, которым Таг видел её ещё утром. Беспокойство, беззаботность и постоянная базарная суета исчезли. Они пропали, как будто их и не бывало. А вместе с ними пропали вездесущие торговцы, храмовые служители собирающие милостыни, исчезли музыканты, которые и днём и ночью веселили на базарной площади народ. Всё стало, каким то предсказуемым, суровым и молчаливым. Теперь никто не бросался под царскую колесницу и не приветствовал Тага. Мальчик ехал среди спокойного, выдержанного и озабоченного народа. На улицах кучковались воины, на перекрёстках горели костры. Женщины хлопотали около огромных чанов, из которых несло сюрпой и топлёным маслом, а детвора таскала со всех укромных уголков то дрова, то ломаную мебель, то доски, из тут же разбираемых лавок и сараев. Повсюду, по домам, в переулках, стонали раненые. Там уже господствовали бабки знахарки, жрецы да лекари-самоучки...

- Бинты для раненых нужны! Вино и уксус сюда несите! - слышал мальчик вокруг.
- Кто может держать оружие, вступайте в войско! Защищайте Трою! – вторили им тут же.
- Это не на долго, они уйдут, - успокаивал какой то старик двух заплаканных девушек.
- И сколько ж их там? - спрашивал торговец у случайного воина, но тот молча, хмуро, только пожимал плечами в ответ...
И всё это сопровождалось звоном кузнечных молотов, множества молотов, да отблеском алых зарниц из кузниц, которые светили все вместе и ярче чем факела и фонари по улицам. Ковалось оружие...
И так повсюду и везде...
Город не спал. Город готовился к длительной осаде и обороне...
Воины только кивком головы приветствовали маленького царевича. Анхиз, осторожно, как бы выбирая дорогу, подгонял коня.
Выехали на площадь, над которой, на огромном холме возвышалась цитадель. И тут было
полно народу. От сверкания лучей луны в шлемах и мечах, Тагу показалось, что вокруг не
глубокая ночь, а день...

- Останови! - крикнул он Анхизу и спрыгнул с колесницы.
- Куда вы, повелитель? - услыхал мальчик позади, но молча, не обращая никакого внимания на волнения Анхиза бросился к одиноко сидящему раненому воину.
- Оник! Оник, я тебя узнал!

Раненый воин улыбнулся глянув на мальчика.

- Здорово, Рыбачёк. Вот, видишь, знать я отвоевался... - прохрипел он, - теперь могу только со стороны наблюдать. Но я могу ещё стрелять из лука. Я скорее умру, чем дам в обиду этим данайцам свою сестричку и её друга...
- Нет, Оник, мы сейчас тебя заберем, и лекарь поставит тебя на ноги, а Азнив с мамой выходят тебя... - заговорил Таг упав на колени перед Оником и схватил его за руку.
Оник в ответ покружил головой, посмотрел в лицо Тагу и Таг заметил в глазах слезу.
- Ты что, Оник, нет, воину нельзя плакать, так, что бы кто-то видел, - сказал мальчик, - папа ругает меня за это.
- Нет, Рыбачёк. Придётся тебе ехать одному... Я останусь. Тут мои товарищи, - ответил Оник, - что они скажут, когда я уеду на царской колеснице? У них есть лук и стрелы. Я буду воевать... Иди... Тебя ждут...
- Но я не пойду без тебя! Там Азнив! А она, между прочим, царевна. Значит и ты мне теперь брат. Как можно оставить раненого брата?
- Ради Азнив. Ты её должен защитить. Она остаётся одна. Совсем одна, - прохрипел Оник
ещё тише.
- Как одна! Что случилось, Оник!? Что!? - закричал мальчик.

Оник усмехнулся и коснувшись щеки Тага замазал её кровью.

- Они все погибли. Даже малыш, Айрик. Нас не тронули хетты, хотя отец боялся их больше. Твоё имя и весть о царевне Азнив спасли нашу семью... Но на следующий день пришли данайцы. Виноградник сожжён, а наш дом разрушен... Они проломили Айрику голову на глазах у матери, а потом убили наших родителей... Мы отказались помогать каскам... Мы остались верны тебе, повелитель... А я всё это видел и даже не смог им помочь... Мы были верны тебе... до последнего вздоха...

У Тага перехватило дыхание, а слёзы покатились сами собой.

- Нет!.. Нет, Оник, зачем ты говоришь мне это! Азнив не должна об этом узнать... зачем
ты мне рассказал... я же не смогу…
- Я их похоронил там, прямо возле реки.., - Оник запрокинул голову на бок
- Оник... Оник.., - коснулся его мальчик, подумав, что Оник просто заснул, но резко отнял руку. Изо рта Оника потекла густая кровь...
- Анхиз! - вскрикнул, словно ошпаренный, Таг, - скорее сюда, ему надо помочь!

Анхиз присел около Тага и закрыл Онику глаза.

- Он мёртв, мой повелитель.
- Как мёртв? - не поверил Таг, - он только что со мной разговаривал.
- Он с вами не говорил. Он не мог с вам говорить. Он холоден словно камень. Его устами, кто-то сказал вам то, что вы должны бы знать, - произнёс Анхиз...

Спиной Тага пробежал холодок...

...Геркле сидел молча, склонив голову на руки, у входа во дворец. Когда подъехал Таг, он подозвал его и взяв за руку долго молчал, глядя на мальчика.
- Вы смело бились, - наконец сказал Таг отцу, - я всё видел со стены...
Геркле не отвечал.
- Не расстраивайся, папа, мы отобьем врагов, - улыбнулся мальчик, подумав, что отец расстроен из-за битвы, проигранной сегодня.
- Дедушка умер, - ответил Геркле, и сердце Тага схватило нестерпимой болью. Он даже не мог дышать. Когда мальчик вдыхал, словно вражеская стрела вонзалась в грудь, там, где сердце, и не давала ему биться. Таг начал бешено хватать воздух ртом, и вырвав руку из отцовской ладони побежал во дворец.
- Таг! – испугавшись, вскочил Геркле, но Таг, казалось, не слышал его.

Мальчик бежал превозмогая боль, сжимая грудь руками, что бы утихомирить сердце готовое выскочить. Упал, и только тогда почувствовал облегчение.

- Таг, - поднял его Геркле и мальчик впервые на глазах отца увидел слёзы, - Таг... зачем... я совсем забыл. У тебя же... больное сердце... Тебе нельзя волноваться.

Мальчик начал упираться и вырвался из рук отца. Геркле что-то крикнул вдогонку, но Таг побежал ещё быстрее, надеясь, что отец ошибся,что это неправда и вообще это всё, весь сегодняшний день всего лишь страшный сон. Он влетел в покои к дедушке и увидел, что папа сказал истинную правду... Дедушка умер...

Приама хоронили тайно. Столько смертей в один день Тагу не приходилось ещё пережить. Может быть, поэтому мальчик не спал ни в эту ночь, ни на следующую. День был спокойным. Враги тоже готовились и со стен наблюдали картину, которая напоминала скорее стройку, чем подготовку к штурму. Там, за стенами города ставились шатры, шалаши, таскались брёвна и устанавливались ограждения, чем-то напоминавшие огромных ежей. Весь лагерь данайцев казался дружной артелью строителей, такой весёлой, миролюбивой и безмятежной.
А Золотой Трон во дворце впервые стоял не занятый. И на совете больше молчали, нежели говорили.
Таг очень не хотел туда идти. Ему было страшно не увидеть там дедушки. Не покидало чувство, что на самом деле дедушка живой, что сейчас он зайдёт в комнату к Тагу, как всегда возьмёт мальчика за руку под шутку-прибаутку и поведёт к гостям. Тагу всегда было интересно, о чём говорят взрослые, но сейчас, впервые, непривычно и страшно... Впервые пришёл не дедушка, а Анхиз, и когда мальчик начал упираться, впервые, грубо схватил его под локоть и выволок пред светлы очи жрецов и воевод. Мальчик даже было, открыл рот, что бы возмутиться, но подняв голову увидел, что на него смотрят десятки глаз, и испугался...
Отец сидел на своём постоянном месте. Все молчали. Долго молчали. Наконец, Лаокоон вышел на середину зала.

- О мудрейшие и смелейшие, - произнёс Лаокоон, - враг не должен проведать о смерти нашего правителя. Ибо одно имя Приама внушало и внушает ужас в сердца данайцев и касков. Мы сейчас должны принять решение, которое, возможно, станет важнейшим в истории нашего народа. Правитель нам нужен уже сегодня. Ибо оставить народ без правителя, это всё равно, что оторвать малое чадо от родителей. Я говорю о тебе, Геркле, -
указал на Геркле Лаокоон, - только ты и никто иной должен вести наш народ в грядущие времена. Только ты, старший сын Приама, старший из потомков Божественного Лабарны,
должен стать венценосцем троянским, царём державы хеттов, великим правителем всех народов земли хеттской. И как правитель всей нашей державы, ты более не смеешь рисковать своей жизнью, в которой будущее нашего народа. Более ты не должен выходить на поле боя. Наблюдай за боем, как и все цари до тебя, со стены...
- Что ты говоришь, Лаокоон! - встал Геркле, - если я сегодня же не поведу в бой воинов, то данайцы поймут, что отец умер. Моё отсутствие на поле брани только вдохновит их! Да, кроме того, они не упустят момента, что бы внести смуту даже за стены Трои!
- Я пойду вместо тебя! - перебил его Парис, - я надену твои латы, и враги ни о чём не догадаются!
- Ну да! - усмехнулся в ответ Геркле, - кто есть кто, но данайцы не сброд полоумных слепцов.
- Один из вас сегодня должен стать царём, - сел Лаокоон на своё место, - решайте. А я буду слушать.
- Да к нечистой матери этот обычай! - вскричал Геркле, - решается судьба моей родины и всей крови троянской! Они перебили уже всех хеттов в нашей стране. Осталась только Троя, да войско, потерявшееся в степях, если оно ещё живо! Да те, что бежали не весть куда! И если я наследник и должен стать царём, то позволь Лаокоон, я буду сам трактовать обычаи!
- Но если случится непоправимое!? - воскликнул Парис.
- Непоправимое случится тогда, когда данайцы и их прислужники каски ворвутся в город, - ответил брату Геркле, - а покуда я там, за стеной, непоправимого не произойдёт.

Братья замолчали. Потом вновь спорили. Потом в спор вмешались другие. Таг понял только одно, что вопреки всем обычаям и самому здравому смыслу, отец хочет сам повести войско в бой. Но из-за этого Троя может остаться без царя. Парис его отговаривал. Кто-то ещё отговаривал, а кто-то наоборот, настаивал. Таг, почему-то, испугался за папу. Он обязательно решил ему помочь. Мальчик подбежал к Парису, начал дёргать его за рукав, стараясь обратить на себя внимание. Но безрезультатно. Тогда Таг влез с ногами на трон и встав во весь рост закричал:

- Это правильно! Отец говорит правильно! - кричал мальчик, но ему показалось, что его не слушают.
Тогда он схватил державу и швырнул, что есть силы в колокол. Звон колокола наполнил зал. Все замолчали.
- Вы дадите сказать всем, или будете продолжать грызню!? - раздался бас Анхиза, и, все глянули на стоявшего на троне Тага.
- Слушайте, что скажет Таг, - указал на мальчика Анхиз.
- Это правильно. Отец говорит правильно,- продолжил Таг, - пусть отец идёт в бой. Данайцы его боятся. И каски боятся. Если они не увидят его на поле боя, то поймут, что что-то не так и осмелеют. Неужели ради победы нельзя рискнуть? Неужели во имя обычаев, из-за страха перед суевериями стоит жертвовать сотнями жизней? Если отец на поле боя, то мы победим! Вот единственный обычай, который стоит выполнить. А потом уже и разбирайтесь, когда мир наступит, на какую ногу с кровати вставать! Или я не прав?
- Устами младенца вновь глаголет истина, - поднялся Лаокоон, - ты прав, мальчик....

Он обвёл взглядом молчащих.

- И вы спор прекратите.

Лаокоон направился к выходу.

- А что пока делать? - спросил кто-то.
- А что пока? - обернулся Лаокоон, - место Приама пока ещё не занято. Но есть старший его сын. И сын старшего сына, который, отшвырнув державу, уже обеими ногами... стоит на троне.
...
...
День пролетел быстро и незаметно. Наступил вечер, а за ним ночь. Едва совсем стемнело, через двор цитадели в сторону сада начали пробираться какие то человеческие фигуры. Таг не мог видеть их лиц, но то, что это были люди и более того, это были троянцы, мальчик видел отчётливо из своего окна. Он быстро собрался, и мышью выскользнув из дворца, спрятался под розовым кустом.
- Арей? - услыхал он голос отца и посмотрев, увидел входящую в сад фигуру.
- Это я, мой повелитель, - ответил Арей.
- Мы ждём только тебя. Почему ты задержался?

В саду, вместе с Геркле были ещё воины. Париса Таг узнал сразу. Сразу узнал Пайрона и Анхиза. А вот ещё пятерых он видел впервые.

- Не мог же я объяснить, что иду на секретный совет? - сказал Арей.
- Не будем терять времени, - произнёс Геркле, - мы не о том ведём разговор. И не о том вели его в Зале Золотого Трона. Данайцы стоят под городом, а тут жрецы начинают делёжку власти. Я специально выбрал это место, потому что отец всегда собирал здесь самых верных, что бы не быть услышанным. Давайте подумаем, что будем делать с ордой и со жрецами. Они, как только коснётся их интересов, первые откроют ворота врагу.
- У меня есть план, - сказал в ответ Анхиз.
- Говори.
- Сидя в осаждённом городе мы теряем силы. Скоро закончится еда, затем вода, и матери начнут есть своих детей. В открытом бою мы в любой случае проиграем, потому что данайцев больше в несколько раз, а каскская конница легче и проворнее наших тяжеловооружённых витязей. Но если мы ударим внезапно, исподтишка, как это любят делать наши враги, мы можем рассчитывать на победу.
- Исподтишка? - усмехнулся Парис, - жрецы первые поднимут вой и побегут приносить извинения данайцам. Они же проповедуют, что хетты это сыновья Солнца, а стало быть, просто обязаны идти напролом, как бараны на убой.
- Ну, уж, Парис, - махнул рукой Пайрон, - если мы будем считаться с этими старыми маразматиками, которые запутались в своих же сочинениях на божественные темы, то нам лучше просто сдохнуть от голода. Пусть Геркле даст приказ, и я сегодня же отправлю всех этил жрецов в Тайницкую башню.
- Ну, этого мы делать не будем, - сказал Геркле, - народ считает их священными потомками Яяша.
- Свящённые потомки, - проворчал Анхиз, - пьяницы, которые поглощают всё что горит, лентяи, которые побираются по базарам, лишь бы не работать, и растлители храмовых мальчиков. Словно не сыны народа русоголовых, а служители содомского Баба заполонили Святой Храм. Дай только приказ, Геркле, и мы посмотрим, чем были набиты их кишки во время сегодняшнего ужина! Что тут думать?
- Я не могу дать такого приказа, пока что, - ответил Геркле, - в начале я должен доказать войскам, что жрецы готовят сдачу города. Что ты можешь предложить конкретнее, Анхиз?
- А вот что надо делать, - произнёс старик, - во первых нужно, любой ценой, вернуть войско из степи.
- Они уже видимо в Миттани, - вздохнул Геркле.
- Да хоть в самом Мисре, - ответил Анхиз, - подземный ход выходит далеко от города, аж на курган. Он такой, что там несколько всадников пройдут на конях. Надо срочно отправлять вдогонку посыльных. Возвращение наших дружин внесёт смуту в ряды данайцев, тем более внезапное. Нам главное продержаться до этого момента. Но если даже данайцы отступят из-под стен, их надо будет добивать в их логове. Иначе эта орда может прийти снова.
- Хорошо, - сказал Геркле, - Арей должен будет догнать наши войска и повернуть их обратно. Пайрон последует за ним. Дружины могли пойти как на Миттани, так и на Урарту. Арей следует на Миттани, а Пайрон пойдёт Северным Морем. У нас иного выхода нет.
- Я понял, - ответил Арей, - когда прикажешь выступать?
- Немедленно. И не тратте время понапрасну.
Арей и Пайрон удалились в сторону дворца. Таг проводил их взглядом, но себя не выдал. Совет ещё продолжался.
- Что ещё? – спросил Геркле, - всё равно надо что-то решать с ними. Хотя бы на короткое время данайцев надо отогнать от города.
- Есть мысль. Нас так когда-то взяли египтяне, - шепнул Анхиз, - правда придётся внести некоторые коррективы в этот план, достойный самих данайцев: совершим нападение на их лагерь сегодня же, пока не взошло солнце. Наши витязи должны обескровить касков. Эти любят выпить хмельного вина, поэтому ничего не стоит угнать у них лошадей и вырезать ещё в шатрах. Я лично поведу на касков витязей. Пешие воины пусть нападают на спящих данайцев, с двух сторон, со стороны города и со стороны степи, что бы данайцы не поняли, откуда идут на них войска. Они знают, что троянская рать ушла в степи незадолго до их появления здесь, и могут подумать, что это она вернулась. Когда они разберутся, что к чему, уже будет поздно.
- А данайские посты перед лагерем?
- Их снимут лучники и арбалетчики. Арбалетчики могут стрелять и из засады.
- Я понял, - усмехнулся Геркле, - тут то жрецы и поднимут крик… - он помолчал, - когда я вернусь, они наверняка захотят объяснений и настроят народ, что мы нарушили обычаи предков. Это и будет хороший повод их перебить и всё взять в свои руки. Другого случая может не быть. С Богом, Анхиз. Можем считать, что только что состоялся заговор…

На второй час по полуночи, маленькими отрядами воины покидали город… Данайские часовые были сняты за несколько минут. То же случилось и с часовыми касков… В ночной тьме заново, у стен города, разгорелся бой… Врагов резали прямо в палатках… Троянцы предвкушали победу. Орда гибла на глазах. Многие так и не успевали проснуться. Кто-то выбегал даже забывая схватить оружие, или не понимая, что происходит. Тут и настигали стрелы и мечи хеттов. Шум и крики доносились аж к стенам Трои… На этих стенах собралось множество людей, которые в недоумении наблюдали пожарище всполохнувшее вокруг города… Все решили, что это вернулась троянская рать ушедшая в степи навстречу каскам…
Таг, хотя и слушал разговор в саду, не слышал криков убиваемых врагов и шума битвы. Он пытался уснуть. Сильно болела голова и глаза, но сон так и не приходил. Рядом сидела мама, которая пыталась мальчика успокоить, но тысячи вопросов наплывающих в детское сознание, были более важны мальчику, чем день грядущий.

- Засыпай, - наконец сказала мама Тагу, - папа вернётся с победой, вот увидишь. И всё будет как всегда.
- А они точно победят?
- Точно. Они ведь напали внезапно. Мне и то понятно, что если напасть на врага внезапно, да ещё ночью, то всегда одержишь победу.
- Но врагов много. Я сам видел, - шепнул Таг.
- И наших много, - улыбнулась мама.

Таг закрыл глаза и задремал. Это скорее был не сон, а полудрём. Таг прекрасно слышал всё происходящее вокруг, даже чувствовал свежий воздух вносящийся с лёгким ветерком в окно. Ему казалось, что он даже слышит шелест штор. И вдруг, он понял, что в комнате он не один. Над ним кто-то стоит и гладит его.
- Мама, я хочу спать, - шепнул сквозь сон Таг, но вдруг понял, что это не мама. Мамины руки он знал. Они были лёгкие, тёплые, а эти холодные и казалось, что они отдавали могилой.
- Кто ты... - испугался Таг и хотел подскочить и закричать, но силы вдруг покинули его и мальчик, не мог не то что бы закричать, но даже руки поднять, у него не хватило силы.
- Моё Имя забыто... - услышал Таг мерзкий шёпот, перерастающий в приятное пение.
- Это Ты? - испугался мальчик, - что Тебе нужно? - то ли произнёс, то ли подумал он, - мне страшно, зачем Ты пришла? Я не знаю Тебя...
- Скоро. Очень скоро Я многих заберу... И за тобой Я приду...
- Не надо... Не делай этого...
- Поздно, - услышал Таг, - не надо было выходить из города...

Мальчик приоткрыл глаза и увидел около кровати тёмный силуэт женщины, которая тянула к нему свои руки и качалась то груди, то лица.
- Когда ощутишь ты смерти дыхание в спину, не бойся, а лети словно птица. - проговорила женщина.
- Мама! - вскрикнул мальчик, почувствовав на своей груди сжимающиеся когтистые пальцы. Он вскочил, мгновенно проснувшись от своего крика. Комната была пуста и мрачна. Только холодный ветер развевал шторы...
- Мама, - повторил Таг и обхватив колени сел на кровать...
Так он и уснул, почти под утро, дрожа от мысли о том, что ночная гостья может вернуться. Но со сном исчез и страх. Таг уже не видел как в окне расцвело и наступило утро.
Проснулся Таг от солнечного света. Сразу же вспомнил о ночном бое и вскочив, побежал во двор, где Анхиз чистил свой меч.

- Анхиз! Анхиз, вы победили? - радостно закричал мальчик, - их прогнали?
- Прогнали, - ответил старик, - данайцы ушли на север, а каски разбежались кто куда.

Он помолчал.

- Я говорю твоему отцу: рассеянный враг страшнее сплочённого. А он меня не слушает.
- Так давай я с ним поговорю!
- Говори, - равнодушно ответил Анхиз.
Таг не стал дожидаться, а сразу пошёл к Геркле. Он буквально на радостях ворвался в покои отца и увидел, что отец вновь обряжается в латы.
- Ты идёшь гонять касков, или данайцев добивать, которые на север убежали? - обрадовался Таг.
- А ты вижу, всегда впереди всех в новостях, - усмехнулся сыну Геркле, - уже выведал у
Анхиза?
- Конечно! Вы же победили!
- Мы выиграли бой. Впереди битва, Таг, и я вновь поведу войска. А победа будет завтра.

Завтра - победа! С этой мыслью Таг направился к Азнив. Что могло быть сейчас более радостным? Он так и сообщил об этом ей, будто сам ходил сегодня ночью на врага.

- Вот здорово! - обрадовалась Азнив, - я смогу проведать маму и папу, и обязательно прихвачу гостинцы для Айрика. А Оник опять будет катать нас на лодке! Ты поедешь со мной, Таг?

Таг нахмурился и отвернулся к окну.

- А папа сказал, что данайцы ушли на север... - он начал разговор совершенно о другом, - а я хочу... - подумал он и замолчал.
- Ты явно не в настроении, - подошла Азнив и глянула мальчику в лицо.
- Ты не похож на себя. Ты что-то скрываешь?
- Ничего я не скрываю, - опустил глаза Таг, - я Оника видел. Он умер. Он был ранен.
- Когда? Где? - отступила девочка, - скажи мне, что ты ошибся.
- В первый же день...
- И ты молчал? Почему ты молчал, Таг?
- Я ему обещал... я обещал... - захныкал мальчик, - он просил тебе не говорить.
Азнив посмотрела на Тага и отвернулась к окну.
- Вот ещё! Это похоже на него. Он всегда был таким. И ты такой же. Молчите, молчите, а
потом хнычете, как маленькие.
- Ну он же не хотел тебя расстраивать, - поднял глаза Таг.
- Это, наверно, ты не хотел меня расстраивать, - повернулась к Тагу Азнив, - ... а что он ещё тебе сказал?..
- Ничего... - прошептал Таг, - он ранен был...
- Понятно... Нужно срочно маме сообщить. А то она ничего не знает.
- Давай потом...
- Когда потом?
- Когда папа вернётся... С ним и поедем...
- Ладно, правильно, лучше потом. Мама тоже расстроится, плакать будет, - отошла Азнив и присев у окна заплакала, - ведь Оник был таким добрым...

Таг вздохнул и тоже чуть не заплакал. Он первый раз в своей жизни обманул того, кого любил…

- Когда вернётся папа, тогда всё будет как раньше... почти всё.. – уверенно проговорил Таг.

Геркле не вернулся ни вечером, ни ночью, ни утром следующего дня. Не вернулся и отряд ушедший с ним. Золотые Врата вновь затворились и на башнях вновь тревожно зажглись сигнальные огни. Наконец, днём, у стен города снова вырос лес вражеских воинов. Вперёд выехала колесница, позади которой, за ноги волочился труп в серебристых латах…

- Эй! - крикнул возница, - на башне! Позовите вашего царя, Приама! У нас времени много!
Мы будем ждать!

…Анхиз нашёл Тага в покоях Азнив.

- Мой повелитель. Пора. Опять пора.
- Что, опять? - вскочил Таг, - зачем я постоянно где-то нужен! Я же не царь!
- Вы должны выйти на Золотые Ворота, - спокойно ответил Анхиз.
- Я без Азнив не пойду, - сказал Таг.
- Нет. На сей раз нужны только вы, и Парис с Энеем. За ними уже послали…
- Ну хорошо, - раздраженно проговорил Таг и обойдя Анхиза, молча проследовал во двор…

Ему подвели Звёздочку. Мальчик вскочил на коня и выехал в город, так, что стража едва поспевала за ним. Город снова был беспокойным. Таг понял, что произошло нечто неожиданное. Опять толпились войска по улицам, и опять все о чём-то причитали.

Здесь его нагнал Анхиз.

- Данайцы вновь под стенами, мой повелитель. И каски с ними.
- Разве вы без меня не знаете, что делать? Чем могу помочь я? - возмутился Таг.
- Мой повелитель, к сожалению именно вы теперь наша надежда и на вас смотрит ваш народ.

Таг усмехнулся.

- И никакая я не надежда. Мне ещё нет даже двенадцати лет. И не надо так говорить, мне это не нравится.

Таг взошёл на Золотые Врата и посмотрел вниз. То, что он там увидел, перехватило у него дыхание. У мальчика закружилась голова. Глянув на Анхиза, он виновато опустил глаза.

- Ты не сказал мне, потому что.., - прошептал Таг, - потому же, почему и я не сказал Азнив, - ответил он сам себе.
- А мама знает? - спросил мальчик.
- Знает. Уже все знают.
- Анхиз, спроси, чего они хотят?

Анхиз подошёл к самому краю стены.
- Чего ты хочешь!? - крикнул он вознице.
- Я Ахилл! - ответил ему возница, - я архонт мирмидонов! Если Приам пожелает забрать тело своего сына, Гектора, то должен отдать на заклание нам своих младших детей! - Париса и Энея! Брата за брата!
- Что ты имеешь в виду, Ахилл!?
- Он, - указал Ахилл на тело Геркле, - убил Агамемнона, сегодня ночью, подло и коварно напав на спящих эллинов! За Агамемнона мы заберём Париса! А за своего брата, Патрокла, я заберу Энея! Так и передайте старому Приаму!
- Мы будем говорить только с Менелаем! - ответил Анхиз.
- Менелай трусливо бежал! А Трою возьмём мы! Я - Ахилл и Одиссей, архонт Итаки!

Ахилл замолчал и развернув колесницу поехал в сторону толп данайцев. Войска расступились уступая ему дорогу.

Таг взвыл, и готовый бросится вслед за телом отца, схватился за голову.

- Я убью тебя, Ахилл!!! - закричал, что есть силы мальчик.

В ответ послышался хохот данайских воинов.

- Ещё никто не побеждал Ахилла! - вышел вперёд Одиссей.
- Я предлагаю честный бой! - крикнул Одиссей, - ну? Царевич Парис видно может только чужих жён воровать? А Эней, говорят, дрожит даже перед вороной? Если Парис, сегодня к полудню, выйдет из этих ворот, один, и сразит меня, то эллины навсегда покинут пределы Илиона! Тогда вам придётся воевать только с одним Ахиллом! Это говорю вам я, Одиссей! И не слышу ответа!? Где же хвалёная троянская доблесть!?
- Я выйду! Но драться стану с убийцей моего брата! - крикнул Одиссею с Золотых Врат Парис.
- Значит, Энею придётся драться со мной!
- Эней ещё ребёнок!
- Это не меняет дела! И ребёнок способен сразить опытного воина! А сразишь меня - дерись с Ахиллом сколько душе угодно!
На Вратах зароптали, уговаривая Париса отказаться от боя. Но он не слушал.
- Я выйду! - выступил вперёд Парис, - но если я выйду, драться будем только мы! И только сейчас!

Одиссей усмехнулся и махнул рукой. Парис взял стоявший неподалёку щит, надел шлем и начал спускаться к воротам…
Едва ворота затворились за Парисом, Одиссей достал короткий меч и разбежавшись, внезапно прыгнул, буквально взлетев вверх, перед самым царевичем… Парис не успел даже прикрыться щитом, как в его шею вонзилось лезвие меча…
На стенах послышался гомон людских голосов.

Таг отвернулся…

- Парис… Что же ты наделал?... За что ты так?...
По щекам мальчика пробежала слеза. Он вытер её рукавом и опустил голову.
- Не плачьте, мой повелитель, - услышал Таг голос Анхиза, - на вас смотрят ваши подданные.
- Уведи меня отсюда, - посмотрел мальчик на старика, - и скажи нашим людям, что бы не разговаривали с данайцами. Они заставляют нас играть по их правилам, потому что гордые мы очень, если кто ещё не понял. Так они нас всех перебьют…
Вечером мальчик не помнил сам себя. Он не слышал ни слёз Елены, ни маминых слёз. Он
даже не зашёл к ним. Он просто просидел в своей комнате и долго вспоминал отца. Потом
плакал, когда нахлынули воспоминания о Парисе. Ему показалось, что больше друзей у него нет…

С первыми сумерками появился Анхиз. Он молча показал мальчику, что бы тот встал. Таг слыхивал о дворцовых заговорах и испугался, что сейчас убьют и его. Но он ни как не ожидал, что убийцей может стать Анхиз… Мальчик уже приготовился получить удар ножом, куда ни будь в живом, или в шею. Поднялся. Но вместо этого, Анхиз набросил на плечи Тага красный плащ.
- Идём, - сказал Анхиз.
- Куда? - не понял Таг.
- Тебя ждёт твой народ, мой повелитель…

* * *

В Зале Золотого Трона действительно собрались все…
Таг вошёл в Зал словно в печальном сне, не слыша ничего, как будто на дне моря. Он осмотрелся. Тут было много людей, многих из которых мальчик раньше никогда не видел.
Мама стояла в сторонке. К ней жалась Азнив. Эней, словно прятался за ними, подпирал стенку, скрестив руки на груди и тупо глядел в пол, будто о чём-то размышляя. Елена молча смахнула слезу и приветливо улыбнулась. Таг заметил, что улыбка у неё была не радостная, а печальная. Он тоже улыбнулся Елене и приветливо кивнул…
- Иди, - подтолкнул Анхиз Тага.

Мальчик осторожно ступил вперёд и вышел в середину Зала. Он повернулся к Лаокоону, который стоял около трона. Лаокоон поманил его рукой. Таг приблизился.

- Венчается на царство Таг, сын Геркле, внук Приама, - услышал Таг голос Лаокоона, звучащий, словно из ниоткуда. Сердце в груди тревожно заколотилось. Теперь он правитель Трои. Мальчик не знал, радоваться ему, или плакать. Он даже протестовал в душе. Но ничего не мог сказать. Только испугано озирался, бегал глазами и ничего не мог сделать. «Я же недостоин… я же мал… я же…» - промелькнули мысли, но Лаокоона, очевидно, мало интересовало, хочет Таг быть царём, или нет…
- Правь справедливо, - услышал Таг и машинально принял из рук Лаокоона жезл Приама.
- Правь мудро, - произнёс Лаокоон, возлагая на голову Тага скованный венец семь диадем.
- Правь вечно, - прохрипел старый жрец вкладывая в другую руку Тага державу.
- Огласи своё имя, правитель, царь царей и господин господствующих!

Мальчик понял. Теперь он царь. И сейчас умрёт его имя, которым когда-то назвали его папа и мама. В замен ему дадут другое… И забудут все как его звали… Даже он сам забудет… «Я Таг! Я Таг! Таг!», - проносилось в голове у мальчика. Он протестовал. Он не хотел другого имени, но вдруг понял: он теперь всемогущий и выше него только боги…
- Я Таг! Таг моё имя! - громко произнёс мальчик, уверенно глянув на Лаокоона и обернулся к людям.
- Я обещаю, что никогда и никому не отдам на поругание родного народа. И пусть десять раз по десять раз будет разрушена Троя, а мой народ пусть даже навсегда покинет родные земли, но он всегда останется народом русоголовых, где бы ни жил и какое бы имя не носил. Но мой народ всегда будет оставаться тем кем и был до меня, в годы моих предков, и станет ещё могущественнее, и его имя со страхом будут произносить враги, и с трепетом уважения друзья. Так будет всегда…

Лаокоон отступил… Обычай был нарушен… Он нахмурился, но почему-то не посмел перечить венценосцу, пусть даже и мальчику. «Совершилось…», прошептал он в тишине и повернулся к залу, где все, так же замолкнув, стояли и смотрели на мальчика.
- Гой! Слава Тагу! Слава царю земли Хатти! – вскинул приветственно руку старик.
- Слава! Слава! Слава! - прокричали воины, так же вскинув правую руку…

Подошёл Анхиз. Взял Тага под руку и вывел на балкон, выходящий на городскую площадь.
Едва Таг показался на балконе, как площадь, освещённая факелами, взорвалась единым
радостным криком.

- Слава! Правь вечно, царь царей, Таг, сын непобедимого Геркле! - кричали глашатаи, а народ подхватывал их крики.
- Правь вечно! Многая лета, царь русоголового народа, царь народа нашего!

У Тага пробежала по щеке слеза… Сегодня, на этом балконе должен был стоять его отец…
Когда окончательно стемнело, Таг направился в конюшню. Он долго гладил Звёздочку и даже плакал. Плакал тихо, почти не слышно, разговаривал со своим любимцем шёпотом, как будто боялся, что кто-то узнает величайшую тайну ими хранимую.

- У меня нет другого выбора, Звёздочка, - шепнул Таг, - так и не покатали мы Асменя. Но мне очень надо достойно папу похоронить. Я прошу у тебя этой помощи.Прости…

Таг сам оседлал коня и вывел его во двор. Там уже ждал Анхиз.

- Мы выйдем подземным ходом, - сказал Анхиз, - там проедет конь…

Лагерь данайцев был суров и молчалив. Костры. Часовые. Словно наука, преподнесённая им Геркле, пошла впрок. Часовые теперь не стояли посреди степи, а прятались в засадах слушая темноту. Костры у шатров освещали лагерь ярким светом, оранжевым, так, что лица воинов в языках пламени казались ещё более ужасными, словно лица злых духов, творящих свои ночные пиры… Именно такими Таг и представлял себе злых демонов. Мальчик ужаснулся, когда приблизились к лагерю…
- Стой, кто идёт? - услыхал Таг.
- Несём подарок архонту Ахиллу, - ответил Анхиз на языке данайцев.
- Какой ещё подарок? Он никого не ждёт!
- Проведи нас к Ахиллу, а там узнаешь, ждёт он кого, или не ждёт, воин, если не хочешь быть наказанным!
- Я не смею покидать поста, - проговорил воин, - ищите его сами, если он действительно
ожидает вас.
Анхиз взял Тага за плечо.
- Вы дрожите, мой повелитель, - шепнул Анхиз.
- Дрожу, - признался Таг, - дрожу, потому что страшно. Я ещё никогда не был среди врагов.
- Ближние страшнее, - ответил Анхиз, - а эти… не показывайте вы им страха, и ничего с вами не случиться…

Проследовали мимо костров прямо к шатру Ахилла. Вокруг, воины как могли, убивали сон… Кто пьянкой, кто песнями, кто просто без устали болтал о чём угодно.

Анхиз прижимал к себе Тага.

- Они не спят, Анхиз. Они на утро будут сонными как мухи… - озирался Таг.
- Нет, - ответил Анхиз и взглядом указал в сторону, - вон, видишь, из шалаша ноги торчат?
Они спят по два часа каждый. Половина войска спит, а половина его охраняет. Твой отец преподнёс им хорошую науку. Теперь их не взять внезапно.
- Но это же ты придумал… Это не папа придумал… - сказал Анхизу Таг.
- Почему ты так решил?
- Когда вы совещались в саду, я за розовым кустом прятался…

Анхиз не ответил ничего. Только покачал головой. Тагу показалось, что он даже не услышал его…

…Ахилл тоже не спал. Он разговаривал с мёртвым Геркле и пил. Но не хмелел. Он представлял, что допрашивает пленного царевича. И в одно мгновение ему показалось, что богатырь шевельнулся. Потом Ахилл заметил, что эта мысль становится всё навязчивей. Он подумал, что сходит с ума, и понял: Геркле жив. Он только притворился мёртвым, что бы выведать у эллинов их планы. Ахиллу стало ясно, что если он не будет охранять тело своего врага, то Геркле будет вставать по ночам и убивать. Убивать всех эллинов, без разбора.

- Да что же ты лежишь? Встань! Встань и говори со мной, Гектор! - закричал Ахилл.

Он упал на колени перед телом и взвыл, зарычал, заревел… Но Геркле не шевелился. Тогда Ахилл встал и налил себе ещё вина.

- Если ты добавишь ещё вина, то воскреснет вся троянская рать, - услышал Ахилл за спиной и обернувшись, выронил кубок. У порога выросли две фигуры. Ахилл обомлел.
- Вы кто? - отступил он.

Анхиз снял капюшон.

- Приам? Как ты здесь оказался? - в недоумении, приблизился Ахилл.
- Ты не осторожен, Аякс. Вы, данайцы, ещё не освоили военной науки, а собираетесь покорять мир. Я бы мог запросто убить тебя и уйти из твоего лагеря незамеченным. Тем более с такими тупыми стражами.
- Так почему же не убиваешь? Я пьян. И воины мои пьяны. Что есть труднее?

Анхиз прошёл к телу Геркле и посмотрел на него.

- Я пришёл не убивать. Приам тоже умер, так что ты сейчас разговариваешь сразу с двумя
мертвецами. И говорил к мёртвому, когда кричал у наших стен. Тебе некому выдавать Энея.
- Но ты не похож на мёртвого, - подошёл Ахилл, - ты живее, чем кажешься!
- Правильно. Мертвец не стал бы к тебе пробираться через стражников и прятать своё лицо. Я Анхиз, воспитатель царских детей и главный страж троянской цитадели.

Он указал на мёртвого Геркле.

- Царский сын и могучий воин достоин лучшей могилы, нежели ров под стенами города?
Неправда ли, Аякс?

Ахилл усмехнулся.

- Так называют меня только те, кто почитает меня! Троянцы почитают своего врага?
- Троянские витязи почитают любого достойного воина, будь то враг или друг. Отдай нам
тело нашего царевича.
- Я понял, что ты за этим пришёл, - ответил Ахилл, - я отомстил за брата…
- Но он не забирал его тела. Ведь ты похоронил Патрокла?

Ахилл покачал головой.

- И только благодаря Геркле ты встал во главе войска мирмидонов, - добавил Анхиз, - иначе сейчас тут бы бился архонт Патрокл.
- Уж лучше бы я оставался братом архонта, - посмотрел на Анхиза Ахилл.

Ахилл схватился за голову. Его мысли наполнили мрачные воспоминания.

- Я всегда думал: вот стану… вот буду архонтом… А сейчас? А сейчас у меня нет больше
брата. Я архонт. Я сразил своего кровника и… и эта мысль меня не радует, Анхиз. Будь проклят Аякс. Будь проклята эта война, которой, мне кажется, нет конца.
- Так прекрати её?
- Нет, - закружил головой Ахилл, - нет. Теперь кровь брата моего вопиёт ко мне из земли… Забирайте эту спартанскую девку... Но прости Анхиз, теперь эта война моя личная месть… А говорить о мире я не могу с тобой. Кто сейчас царь у троянцев? Пусть он со мной поговорит. Быть может, я соглашусь, на его условия.
- Какие условия ты хочешь? - услышал Ахилл и глянул на вход.
- Что ты хочешь кроме человеческих жизней? - снял капюшон Таг и ступил вперёд.
- Ты кто, мальчик? - спросил пьяно Ахилл.
- Я Таг, правитель Трои и царь хеттов. Что ты хочешь, что бы прекратить эту войну?
- Таг? Имя означающее просто «базилевс»? Чудно! - Ахилл усмехнулся, - Троей правит просто малыш? Уж не ты ли тот Астианакт, которого до безумия любил Геркле?
- Я сын Геркле. Я подарю тебе коня, - прошептал Таг, - у меня больше ничего нет более дорогого, что бы я мог предложить за тело отца. Я знаю, что настоящие воины презирают золото и драгоценности. Но конь тебе пригодится в походах.
- Коня? - у Ахилла жадно загорелись глаза, - ты знаешь цену воина! Ну и где же твой конь?
- Он у шатра. Он ждёт.
- Ладно. Показывай своего коня, - ответил Ахилл, - я приму твой подарок. Можешь похоронить своего отца достойно. У тебя, базилевс, время до завтрашнего вечера…

Вышли из шатра. Таг поцеловал Звёздочку и подвёл его к Ахиллу.

- Его зовут Звёздочка, - сказал мальчик, - я обещал Богу Асменю, хранителю детей, что Он
прокатится на нём. Но видно - не судьба.
- Не переживай, Астианакт. Я отправлю его в подарок жене архонта Одиссея, Пенелопе, для их сына Телемаха. Он такой же, как и ты, - погладил Ахилл гриву Звёздочки, - этот конь слишком благороден для Ахилла. Он катал детей. Пусть он и катает детей. И Бог-Ребёнок, Асмень, тогда будет кататься на нём. Ты сдержал своё обещание, данное Ему…

Глава 6. ПАДЕНИЕ ТРОИ

Из манускрипта:
«…из всего следовало только одно: наступали последние дни державы хеттов. Хетты, от мала до велика, были перебиты по всей стране. И не кому было хоронить. Мать лежала рядом с детьми своими, сын с отцом, а жена с мужем, убитые. У многих были отняты головы, из которых делались чаши для однодневных пиров каскских. Храмы были стёрты с лица земли до основания своего, а на их местах, там, где раньше славили Пресветлого Трояна - Яяша Громовержца, Асменя Дарующего Жизнь Вечную и Воскрешение из Мертвых, Яву Святого Духа, - теперь оскверняли землю непотребами и кровию человеческой, возливая её на холмах Тейшуба, которые были сложены из камней святых храмов. Жрецы были убиты или бежали. Через Пролив Быка и Ильмару потянулись плоты и лодии с многочисленными женщинами и детьми, да с малочисленными воинами. Хетты покидали свою страну уходя аж за Дану-Реку, за горы стоящие на границах с Вантитом, туда, куда не могла достать рука данайцев, на родину пращуров своих, решив, что сами Боги изгоняют их из земли русоголовых в лоно матери Аратты. Многие пересекли Северное Море и поселились в степях Аратты, обречённые на вечное скитание и дикую жизнь. Живущие же на границах со страной Урарту, бежали берегами Колхиды и пройдя многие стадии, потеряв от голода и болезней многих из людей, в борьбе со степными волками и арисланами, пролив не мало крови, поселились на берегах гнилого моря, которое данайцы зовут Меотида.
Лежали в руинах Кила и Хриса, и Хаттуша, и Канес, и Неса. На месте наших городов, там, где некогда стояли величественные храмы и дворцы, где кипела жизнь и цвели сады, теперь возвышались только обгорелые руины…
Каски были степными кочевниками и горными охотниками. А данайцы - морскими разбойниками и бродячими убийцами. И те, и другие ненавидели всё, что связано с городской жизнью, с хлебопашеством и виноградарством. Они стирали с лица земли даже маленькие рыбацкие посёлки, кидая в воду младенцев, расстреливая из луков жителей, соревнуясь в умении насадить на копьё или на меч, подкинув вверх ребёнка, или разрубив пополам взрослого.
Не щадили даже хеттских девушек, не уводя их в плен, а насилуя и после убивая сразу.
Народ русоголовых исчез из страны русоголовых… Теперь эту страну населяли смуглые и горбоносые, как смоль чёрные потомки диких племён далёких южных пустынь и гор…
О горе на наши головы! Они уже так уничтожили некогда, в эпоху былин сказочную страну Шумер, двенадцать сказочных городов Ура, где жили наши древние предки, придя из страны Аратты, что за Северным Морем, на берегах Рай-Реки. Они загнали высоко в горы гордых сванов, после чего почти тысячу лет урартяне оставались маленьким народом. И повсюду установили порядок каскский. Они жили в стране двух рек, пока их не изгнали оттуда атураи. Тысяча лет они размножались в степях Сирии, пока эти степи не показались им тесными. И вот, они вторглись в нашу страну, в землю, в которой покоится прах наших предков, возделанную нашими трудами и политую нашим потом и кровью, что бы остаться здесь навсегда. Пришла чёрная днина нашего народа, народа русого, не похожего на них, а по сему, по их словам, не достойного жизни под солнцем. Ударила третья молния Господа Яяша по судьбе нашей…»

Прохладные дни сменились ужасной жарой. Солнце так жарило землю, что попросту невозможно было вздохнуть, что бы не ощутить в груди раскалённого воздуха. Даже источники начали иссякать, уходить под землю. В осаждённой Трое, с её раскалёнными камнями зданий, началась нехватка воды. Жажда томила и мучила всех, не взирая на саны и титулы. Цена на воду стала выше цены на мясо…
Данайцы, по видимому решили взять город измором. Они окружили город с трёх сторон, а акваторию порта замкнули своими галерами. И если раньше, рыбаки, единственные кормильцы и спасители, могли хоть как-то спокойно отойти недалеко от берега, что бы выставить сети и прокормить свои семьи, и даже соседей, то теперь рыбацкие лодки встречал дождь из стрел. Долго потом, вдоль берега, без всякой надежды причалить, болтались по волнам эти лодки, с мёртвыми рыбаками. Многие из них уносило в море, как говорили люди - «Варуна забирал к себе своих сыновей…»…
Дни убегали быстро… Начинался голод…
Напрасно Таг приказал открыть все закрома, амбары, и даже велел раздать всю пищу, которую только можно было найти в цитадели, людям. Этого хватило на несколько кварталов, и то не на долго. Маленький царь был в отчаянии. Он часами не выходил из своей комнаты. Ни мама, ни Елена, ни Азнив не могли его успокоить, или хотя бы убедить Тага, почаще показываться на глаза дворцовым сановникам. Вдохновлял мальчика, как всегда, Анхиз.
После его слов хотелось жить дальше, и Таг чувствовал себя, всё же, царём, а не потерянным в безысходности. Но к вечеру снова нападала грусть-тоска… Таг тогда предпочитал помечтать, где ни будь в укромном местечке одиноко и тихо…
Наконец у Золотых Врат показались посланники от данайцев…
Они подошли рано утром, когда солнце ещё не так сильно парило на землю. Их было трое. Один из посланников держал огромный штандарт с белым полотнищем, а двое других, шедших немного позади, едва встав у городских врат, положили на землю щиты.

- Жители Илиона! - прокричал на стены один, выступив вперёд, - мы посланцы архонтов Одиссея и могучего Ахилла! Мы хоти говорить с вашим базилевсом!

Он прокричал это три раза. После каждого призыва данаец молчал, ожидая ответа и вновь начинал кричать, пока ему, наконец, не ответили.

- Троя не сдастся! - крикнули со стены, - можете убираться назад, откуда пришли, и передайте своим архонтам, что троянцы никогда не откроют врат перед врагом, даже если мы тут все вымрем с голода! Троя будет или безлюдным градом призраков, или троянская!
- Мы будем говорить с вашим базилевсом! - крикнул в ответ посланник, - и мы не уполномочены говорить о сдачи города!
- Тогда зачем явились?
- Мы будем говорить только с базилевсом Астианактом!

Тага разбудил Анхиз.

- Что? - проснулся Таг глядя на старика.

Мальчик так и остался лежать, уставившись в стенку, не поворачивая головы.

- К тебе пришли, повелитель.
- Я не хочу никого видеть.
- К тебе пришли послы из лагеря врагов. Они хотят говорить с тобой.
- И чего они хотят? - обернулся Таг.
- Они будут разговаривать только с тобой, с правителем земли Хатти.

Мальчик поднялся и сел на кровати.

- Впустите их. Я жду в Зале Золотого Трона.
- Слушаюсь, мой повелитель, - ответил Анхиз и удалился, пятясь назад к двери.

Таг надел красный плащ и вышел в коридор. Там он постоял. Подумал. И опустив голову, молча пошёл в Зал Золотого Трона. Он сел на дедовский трон и стал ждать. Наконец кто-то вошёл. Оказалось, это была мама. Она подошла к мальчику и коснулась его головы.

- Я не хочу быть царём, мама. Я боюсь. Боюсь, что голодная толпа меня растерзает и откроет ворота данайцам.
- Этого не будет, Таг, - ответила мама гладя мальчика по голове.
- Нет, будет. Толпа жестока и несправедлива, - посмотрел на маму Таг, - я же помню данайскую соглядатайку. Её искалечили. Она была беспомощна, и поэтому её разорвали в
клочья. Это наши люди.

Таг поднялся и прошёл по залу заложив руки за спину.

- Я боюсь за тебя, за Азнив, за Елену.Люди добры только поодиночке, а когда собираются вместе, то становятся чудовищами… И почему все так происходит? Я совсем ещё ребёнок. Зачем меня объявили царём? Я не хочу быть царём. Почему не отдали Золотой Трон Энею, который только и мечтал, что бы сесть на него… Почему со мной носятся, как не знаю с кем… Тот же Лаокоон, он мог бы сказать, что я ещё мал, и сам править землёй хеттов. А потом возвести на престол одного из своих сыновей. Ведь так же сделал и Лабарна…
- Царь не должен бояться своего народа, - ответила Менрва.
- Значит я не настоящий царь. Значит я игрушечный царь… Я не способен ни на что…

Менрва усмехнулась.

- Таг, не выбирают родителей. Боги указали именно на тебя, что бы именно ты, в самую тяжкую годину своего народа возглавил его. Так было для чего-то надо. И не даром ты оказался на троне, когда данайцы и каски стояли под стенами столицы. Значит, это было тебе предначертано с рождения, а может быть задолго до него тысячелетия назад, от начала нашего царства. И сейчас ты не можешь бросить свой народ, как кормчий не может бросить свой корабль, когда он тонет. Эти голодные люди - твои дети. Они смотрят на тебя с надеждой, как дети смотрят на отца в минуту опасности. Ты их отец.
- Как Асмень у всех нас? - подошёл Таг к матери, глянув ей в глаза.
- Да, как Асмень, - ответила мама, - когда-то наш народ спас от гибели простой мальчик. Было это очень давно, и этот мальчик стал Богом. Когда наш народ постиг величайший голод, он нашёл в степи зёрнышко и принёс его в город. Из этого зёрнышка вырос огромный сноп пшеницы, которая и до сих пор растёт на наших полях. Асмень кормит нас всех хлебом, по сей день. Злые люди завидовали его мудрости и доброте, и хотели убить. Но боги прислали огненных птиц и те унесли Асменя к звёздам. И тогда люди узрели в нём Господа. И тебя многие считают Асменем, который вернулся с далёких звёзд, сияющих в ночном небе, что бы спасти свои племена. Когда ты родился, жители Трои нарекли тебя Владыкой Города.
- Но злые люди всё же хотели убить его… - прошептал Таг.
- Кощей со своими слугами, преследуя Асменя, навлёк на себя проклятие жить не умирая, блуждая степями, морями и горами, каясь в злодеяниях, но не находя смерти и дороги в свой дом. Это знают все. И никто не посмеет поднять на тебя руки…

Менрва подумала, и погладила сына по голове.

- Есть пророчество…
- Какое?
- Это древнее пророчество, - ответила Менрва…Оно очень древнее, и Лаокоон знает о нём. Когда умирал Божественный Лабарна, он сообщил его древним жрецам храма Асменя. А те своим детям, а те своим… И так оно дошло до наших дней.
- И что же оно предрекает? – спросил Таг.

Мама улыбнулась.

- Когда огромный город будет со всех сторон обложен неведомыми раньше врагами, а море станет недоступно, а степи станут убивать своих детей, тогда родится великий царь. Он будет рождён одновременно с солнцем, а волосы его будут цвета месяца. Это будет и человек и не человек, и Бог и не Бог, но дух его будет воплощённый Асмень, вернувшийся с далёких звёзд. Он повергнет грозного врага, а из древнего народа создаст новый, ранее неведомый. И все цари земли не увидят в новом народе грядущего повелителя четверти всей Вселенной. Он создаст царство, которое ляжет от северных до южных морей, от западных лесов и до восточных океанов, повергнет диких степных жителей и обратит в прах славу восточных повелителей. На него ополчатся западные цари, но сломают себе хребет о столицу великого царя. Ибо столицу эту будет охранять сам Господь Неведомый нынешнему человечеству.
Он украсит свои города золотоверхими храмами, а жителей его царства будет не счесть. И сыны этого царя будут подобны древним богам, и возгордившись доброю славою предков – возродят её навеки веков. Потом, когда слава богов и людей сравняется воедино, на огненных крыльях утренней зари, взлетят дети народа русоголовых к далёким звёздам, выше небес, и звёздные небеса откроют им свои тайны. Гагара, утка Асменя, понесёт человека из рода русоголовых туда, где боги пируют пиры свои.
Царь этот будет носить имя Царя Города. Он взойдёт на трон обеими ногами, нарушив древний обычай царей троянских, и не пожелавший его выполнять из гордости не мерянной, данной ему от богов. Он останется последним, что бы стать первым. Он останется ребёнком, что бы жить в веках и вечно. И придёт время, когда он уподобится Богу, забытый в мире людей… С ним начиналось древнее царство, с ним начнётся новое царство, и на нём завершится грядущее, дабы восстало царство вечное!

- А ты откуда знаешь это пророчество? – спросил Таг…
- Знаю… - ответила мама.

Таг вздохнул и чуть не заплакал. Даже у мамы было больше духа, чем у него. Но в том то и дело, что мальчик был в безысходности оттого, что просто не знал, как спасти город. А так, он бы правил и правил, много хорошего сделал бы, о чём мечтал уже давно. А тут - враги. Разбирайся с ними, а не делай свой народ счастливым. Таг глянул на маму, потом перевёл взгляд на парадный вход, откуда должны были показаться данайские посланники. Но вместо них вошёл Анхиз. Он показал взглядом Менрве, что бы она удалилась. Менрва поняла всё без слов. Женщине не место там, где разговоры ведут воины. Она, как бы на прощание обняла сына и не оборачиваясь вышла…
- Сядьте на престол, мой повелитель, - произнёс торжественно старик, - они идут!
- Пусть заходят, - ответил Таг сев на трон. Анхиз встал рядом, держа наготове меч…

Вначале вошли витязи. Они выстроились в два ряда, растянувшись от дверей к трону. Таг ждал.

Послы показались не сразу. Данайцы, медленной, пёстрой походной, словно кланяясь каждому из витязей, приблизились к трону и увидев на нём мальчика, переглянулись.
- Нам предстоит говорить с ребёнком? - спросил старший из них и посмотрел на Анхиза.

Тот хотел что-то ответить, но Таг, словно обиженно, опередил его.

- Вам предстоит говорить с царём земли Хатти, сыном Геркле, внуком Приама и потомком Лабарны! - чуть сурово, стараясь казаться серьёзнее, мальчик.
- Говорите, зачем пришли!
- Нас прислали Ахилл и Одиссей, что бы говорить о мире, - начал старший, - я Филипп, простой эллинский гоплит, не имеющий ни титулов, ни сана, послан к тебе, о повелитель Илиона, что бы ты видел, что Одиссей и Ахилл, говорят к тебе от имени простых эллинов.
Илион может не открывать врат, мы уйдём навсегда, но наши архонты хотят назначить ничтожную цену за то, что бы наши войска покинули ваши земли.
- И какую же вы цену требуете? - усмехнулся Таг, как это делал отец, - мой народ никогда и никому не платил дани. Мы скорее умрём от голода, или падём под мечами и стрелами. Когда нас не станет - всё вашим будет!
- Маленький базилевс спешит с выводами, - как-то по-доброму ответил посол, - мы не говорим о золоте, серебре, или других драгоценностях. Мы знаем, что русые гетиты скорее скорей умрут, нежели согласятся на унизительную для них дань. Мы уходим без требований земель для эллинов, без требований дани за жизнь. Мы даже освобождаем рабов взятых тут. Мы не хотим, что бы наши потомки мешались с потомками вашими. Мы могли бы их просто убить, но мудрый Одиссей и бесстрашный Ахилл, в знак признательности, передают всех рабов взятых на Илионе тебе, о повелитель гетитов. А Ахилл, в память о подаренном ему коне, просит, что бы ты принял его подарок - деревянного коня, огромного и величественного. Его будет видно с моря, далеко идущим от берега кораблям. Сколько на него будут смотреть, столько и будут помнить, что базилевс гетитов Астианакт, сын Гектора, подарил архонту Ахиллу, сыну Атрея, коня Астерикса, по вашему - Звёздочку.
- И всё? - удивился Таг, - это и есть ваша цена? Они просят принять этот подарок?
- Это и всё, - ответил посол, - базилевс должен понимать, что такой подарок увековечит
память о вашей дружбе с Ахиллом. Он не унижает чести русого народа. Только одно просят наши архонты, что бы этот деревянный конь не рассыхался под палящим солнцем страны гетитов, а стоял бы на площади, перед вашим величественным дворцом, как памятник вашему прекрасному коню.
- Ладно, - показал ладонь данайцам Таг, как это обычно делал дедушка, прося, что бы собеседник замолчал, - если вы действительно уберётесь из нашей страны, освободив всех
наших пленников, то можете забирать с собой даже касков.
- Каски уже ушли в свою страну, - преклонил почтительно голову посланник, - повелитель может убедиться в этом сам.
- Точно ушли?
- Ушли, - кивнул посол.
- И где же ваш конь?
- Он находится неподалёку от нашего лагеря. Его изготовили из кедровых брёвен. Наши
зодчие украсили его резьбой и узорами. Базилевс не откажется от такого подарка. Поверьте, он прекрасен. И более того, - поднял руку вверх посланник и указал на выход, как бы приглашая за собой, - Ахилл и Одиссей приглашают вас взглянуть на него. Пусть сын отважного Гектора почтит своим визитом храбрых воинов. Пусть не откажет в приглашении, будучи достойным своего отца.

Таг затрепетал всей душой. Наконец то, мир. Мир и спокойствие в родной земле, о котором он так мечтал. Во имя этого вот мира, в бою погиб его отец, война забрала Париса и умер от горя и печали из-за этой войны дедушка. И вот, то о чём мечтали они, дождался Таг. Враги сами пришли предложить мир, прося взамен только сам мир. Мир за деревянного коня. Тагу не верилось. В зале послышался шепот, удивлённый шепот, как бы роптание…

- Идите с миром, - ответил Таг, подражая дедушке, - мы придём к вам, и не оскорбим отказом. Передайте архонтам Одиссею и Ахиллу мои слова: завтра, после восхода солнца, я посещу их, и мы вместе посмотрим вашего деревянного коня.
- Да будут долгими годы вашего царствования, о царь царей, - улыбнулся посланник и поклонился Тагу, - позвольте нам удалиться с миром из вашего города. Ваши жители могут спокойно выходить из ворот уже сейчас, а корабли могут выходить в море. Эллада уводит свои галеры от акватории вашего порта. А ваши хлебопашцы и охотники да не убоятся наших воинов. Пусть все понимают, и вы поймите, повелитель, что нам нужно время на приготовления для ухода в свою страну.
- Идите, - радостно ответил Таг и посмотрел на Анхиза, - пускай их проведут до ворот, и проследите, что бы никто не обидел данайцев.
- Слушаюсь, мой повелитель, - кивнул мрачно, поглаживая седую бороду, Анхиз.

Таг остался один. Он радостно соскочил с трона и выбежал на балкон, провожая взглядом данайских посланников. Мрачные мысли и печали мгновенно улетучились. Ему захотелось побежать и рассказать обо всём маме, поделиться радостью с Азнив и обязательно, совсем обязательно, немедленно простить все обиды Энею. Ведь Эней с Тагом последнее время вообще не разговаривал… Но в принципе, Таг и сам не разговаривал ни с кем.
Он вернулся в зал и бегом, как-то легко побежал к маме. В дверях, как будто в старой пословице, что на ловца и зверь бежит, он столкнулся с Энеем.
- Чего ты как угорелый носишься? - обижено ляпнул Эней, когда Таг в него врезался, и
мгновенно испортил всё настроение.

- Я не ношусь, у меня только что были данайские посланцы. Они предлагают заключить мир и освобождают всех пленников, - ответил Таг, - а завтра я иду к Ахиллу и Одиссею.
- Ха! - усмехнулся Эней, что Тагу совсем стало отвратительно на душе, - а я, стало быть,
стану царём Трои?
- С чего бы это вдруг? - насторожился мальчик, - ты не простой, Эней…
- Да тебя дурака на решётке поджарят, как барашка… Приглашали барана на свадьбу, сюрпу из него варить, - усмехнулся Эней.
- Вечно ты… - чуть не заплакал от обиды Таг, не находя что ответить, но остановился.

Теперь ему нельзя было шутить над Энеем, убегать от него и обкидывать его яблоками с дерева. Таг теперь царь. Он просто ухмыльнулся в ответ и пошёл своей дорогой.

- Таг! - крикнул в след Эней, - Таг постой, ты не понял меня, не обижайся, я же люблю тебя, Таг!

Но Таг не остановился и даже не оглянулся. Он шёл к Азнив. Наконец он принёс ей радостную весть. Азнив обрадовалась даже больше чем сам Таг, но едва мальчик успел открыть рот, как всё опять испортил вошедший внезапно Анхиз.

- Я искал вас, мой повелитель.
- Зачем? - искренне удивился мальчик, - ведь мы победили! Завтра данайцы уходят и больше никогда не вернуться!
- Возможно это и так, но мудрецы и воеводы хотят, что бы вы выслушали их по этому поводу.
- Что ещё не так!?
- Совет хочет видеть вас. Прибыл Лаокоон и старейшины города. Ведь вы приняли послов без них и мудрые бояться, чтобы не обманули вас хитрые данайцы.

Таг ударил кулаком по воздуху, нахмурился и вышел из комнаты. Анхиз вечно появлялся не вовремя. И вечно портил всё настроение своими поучениями и волнениями.

Старик пошёл вслед за Тагом в полушаге.

- Не обижайся, мой повелитель, - говорил старик, - данайцы хитры и коварны. То, что Ахилл принял от тебя подарок, это ещё не значит, что он стал твоим другом. Они не такие, как мы. А ты ещё прост и наивен. Но в этой наивности и будь мудрее данайских архонтов. Предусмотри, мой повелитель всё, на пять шагов вперёд.
- Я хочу только мира для своего народа, - чуть не заплакал Таг, - любой ценой. Если мне пришлось бы умереть ради этого, то я бы умер!
- Нельзя так говорить, - остановил его Анхиз.
- Можно! Мне всё можно! Можно, хотя бы из-за того, чтобы не сказали, что из-за Тага погибла Троя! Ведь не скажут же что из-за него, а скажут, что из-за его глупости!

Подошли к залу…

- Мой повелитель, - остановил мальчика Анхиз, взяв его за плечо, - что бы не случилось, что бы не говорили сейчас, стой на одном, что ты это делаешь во имя мира и ради своего народа. Не поддавайся им, даже если тебе нечего будет сказать. Не соглашайся и не падай духом. Сейчас они начнут шуметь, давить на свою старость и мудрость. Но, старый, это ещё не значит, что мудрый. Большинство из них уже давно выжили из ума. А некоторые, через чур, хитромудры. Они надеются на то, что ты их испугаешься. Они мечтают навязать тебе свою волю, что бы править через тебя. Жрецы давно уже для себя решили – сдать город врагу. Данайцы им пообещали оставит всю полноту власти и не трогать их святилища. Верить ты можешь только одному из них.
- Лаокоону? – остановился у самых дверей зала Таг.
- Лаокоону, - ответил Анхиз, - послушайся его совета. И моего. Не верь данайцам. И не верь жрецам, но помни, что они сами тебя боятся как огня, боятся твоего гнева. Помни, что с тобой я. И ещё есть люди, которые как зеницу ока берегут твою жизнь и честь перед народом троянским.
- Спасибо… - улыбнулся, наконец, Таг, - спасибо, что не бросаешь меня, Анхиз…

Вошли. Лаокоон сидел молча, но вместо него начал говорить другой жрец, Баламер. Таг его не слушал. Старый жрец слишком растекался мыслями, и мальчик путался в них. Он только недоумённо глядел на Лаокоона, который безразлично рассматривал выступавшего оратора.

Таг поднял взгляд на Анхиза…

- Да помолчи ты, старый, - прервал Анхиз Баламера, понявши выражение лица Тага, - перед тобой не Приам, а его внук, совсем малый отрок. Проще можешь объяснить, что ты сказать хочешь? - спросил он, когда тот умолк.
- Я хочу сказать, что никто из царей державы хеттов не нарушал обычая, не принимая от чужеземцев дорогих подарков! - настаивал Лаокоон.
- А почём ты ведаешь, что царь не примет этого подарка? - глянул на жреца Анхиз, - и почём ведомо тебе, что данайцы не обманут нас, и на сей раз?
- Пусть царь даст ответ! - зашумел зал, - мы требуем принять деревянного коня, чтобы не был нарушен древнейший обычай наших отцов, идущий от земель с берегов Рай-Реки!
- Помолчите! - крикнул Таг, но его никто не услышал.
- Да помолчите же! - снова крикнул мальчик, но совет шумел не давая ему сказать ни слова.
- Закройте свои рты! - раздался на весь зал, могучий бас Анхиза и воцарилась тишина.
- Царь говорит, а вы не даёте ему сказать. А ещё требуете уважения к себе, проявляя непослушание потомку Богов! - сурово выступил вперёд Анхиз, положив правую руку на рукоять меча, - разве мудрейшим достойно так себя вести? Или это есть ваш обычай? Или
может кто-то желает тут посягнуть на потомка Божественного Лабарны?

Стояла тишина. Глядя на Анхиза, никто не решался заговорить. Совет молчал…

- Я не желаю ничего дурного, - наконец произнёс Таг, - я всё делаю для того, что бы воцарился мир на нашей земле. Данайцы обещают уйти и отпустить наших бранников. Они откроют акваторию порта, что бы мы могли выходить в море. Единственное их условие, это что бы в ознаменование их пребывания тут, на городской площади, перед воротами цитадели, стоял их деревянный конь столько, сколько это возможно. Это знамя их мира и напоминание потомкам об их чести. Ведь они дарят нам этот мир! Так говорят данайцы. Верите ли вы им?

Зал снова зашептался. Старейшины о чём-то переговаривались между собой. Так было долго, а Таг ждал. Наконец, в середину зала снова вышел Лаокоон.

- Бойся данайца дары приносящего, о юный правитель, царь царей, - произнёс старик спокойно и тихо, - предай огню этого коня и помни, что сей благородный жест унижает наш народ. Благородный жест врага - залог его победы. Никогда наши народы, ни неситы, ни расены, ни туржен, ни лувийцы, ни фригийцы, ни один, что некогда возводили вместе Трою и нареклись хеттами, не ставили памятников своим врагам и изменникам, даже во имя мира, даже во имя самой жизни.
- Но иначе мы все вымрем от голода! – вскричал Баламер, а за ним занялись все жрецы, - неужели вы не видите, что народ просит воды и хлеба? Что умирают дети, а матери ни чем не могут им помочь?
- Послушайте меня! – раздался вновь голос Лаокоона, но на сей раз громко, что затих весь зал, - старики, женщины, дети умирают. Это сущая правда, - начал говорить Лаокоон, - Троя переживала сотни осад, и стены её видели тысячи вражеских армий. И эта осада ещё не самая страшная. Не она напугала вас. И не голод. Троя выстоит и без благородных жестов данайцев. Вы, те, которые считаете себя голосом Богов, сейчас ведёте себя словно перепуганные дети. Не бывать данайскому коню за троянскими стенами. Вот моё слово.

Лаокоон сел на своё место и замолчал.

Таг серьёзно задумался над словами Лаокоона. Радость от превкушения скорого мира испарилась словно утренний туман. Видимо прав был Эней. «Приглашали барана на свадьбу, сюрпу из него варить». А таг действительно, самый настоящий… баран. Особенно как царь, уж не говоря о том, что купить его хотели на детскую жалость. Действительно, всё это напоминало какую-то хитрость. С чего бы это вдруг, данайцы, которые ещё вчера были настроены решительно и собирались очистить эту землю от народа русоголовых для себя, вдруг все, единодушно, решили покинуть побережье державы хеттов?
Мальчик вздохнул, от своих горьких разочарований и глянул на Анхиза. По его, Анхиза, хмурому лицу, Таг понял, что старый учитель что-то знает. И знает гораздо больше, чем слышал Таг тогда ночью, лёжа под кустом дикой розы.
- Как хотите, а я считаю так же как и Лаокоон, - ответил мальчик жрецам, - враг не может стать другом за одну ночь. Этого коня не должно быть и близко около наших стен.

Теперь зал закричал по-настоящему.

- У нас нет выбора! В старые времена к нам приходили на помощь армии из глубины страны! Вы же знаете это! А сейчас больше нет Угарита! И города на побережье и в степях разрушены, а жители истреблены или бежали не весть куда! Тысячи ушли за Ильмару, и мы теперь одни на всём побережье! А ты говоришь, что бы мы не принимали условий данайцев? Если мы станем слушать вас ещё один день, то не только сами умрём, но выморим голодом всех жителей и всех своих воинов! Нам всем уже осталось недолго до погребального костра, а ты, царь, играешь с жизнью, в то время когда люди, за стенами твоего дворца, хотят жить! И тысячи троянских детей молят богов о жизни, а ты накликиваешь к ним Ту, Имя Которой Забыто…
- Правитель! Вы нарушаете обычай, отказываясь выполнять решение Совета! - громче всех вскричал Баламер, - Совет выше правителя! Так было всегда и всегда будет!
- Ваши советы сводятся к одному, - вскочил с трона Таг, - вы советуете нашим воинам сложить оружие, за стенами, и словно домовые мыши и покорно ждать, что данайские коты смилуются над нами. По какому обычаю мы должны кориться врагу и терпеть унижения?
- Но это будет честное перемирие!
- Нет! Это позорное поражение, видеть памятник данайцам в родном городе, видеть мучения памяти других воинов и мучиться самому. Для хетта, лучше благородная смерть на поле боя, даже если это будет последний бой, даже если враг ступит в стены его дома, нежели деревянная урна, с прахом победы в этом самом родном доме! Я не принимаю этого подарка, ни на каких условиях. Если суждено потерпеть поражение в этой войне, так пусть оно будет достойным, с мечом в руке. А достойное поражение это тоже победа.

Баламер сел на своё место.

- Если это свершиться, то это по воле богов, - произнёс, поднявшись с трона, Таг, - а воле богов мы должны покориться. Лучше мы все умрём с оружием в руках, в битве за родной город, а не как дворовые собаки и безропотные рабы, будем покорно взирать на памятник врагам, за могучими стенами Трои.
- Волю богов творят люди, - посмотрел на мальчика Лаокоон, - посему, царь, подарок данайцев должен быть предан огню, как только окажется около городских ворот. Огонь сожжёт с ним и наш позор.
- Ну что же, - встал Баламер, - если потомок Богов выступил против воли святейших и мудрейших жрецов, то жрецы вынуждены объявить о недоверии правителю земли Хатти!

Зал вновь зашумел.

- Недоверие! Недоверие! Долой правителя!

Анхиз достал меч. Поднялся Лаокоон и подойдя к Тагу, обернулся лицом в зал, где бушевали жрецы.

- Остановитесь! – вскричал Лаокоон, - если мне не изменяет память, то недоверие может быть выражено только всеми жрецами и поддержано старейшим, то есть мной. А я, - приложил старик руку к груди, - отказываюсь вас поддержать, гнусные изменники. Владыка Таг господин нашей земли. И идёт война, а не сбор урожая с виноградников. Сядьте все на свои места, или, если вы решили объявить непокорность правителю, то покиньте сей зал, как того велит обычай.

Жрецы поднялись со своих мест и направились к выходу. Зал быстро опустел. Осталось только трое. По правую руку Тага, с обнажённым мечом стоял Анхиз. По левую – Лаокоон.

Мальчик нахмурился и сел на трон. Сжигать памятник Звёздочке он, конечно, не хотел. Анхиз уловил искорку обиды на его лице.

- У вас много врагов, повелитель, - сказал Анхиз, - эти враги способны настроить против вас народ.
- Я знаю, - ответил Таг, - они были врагами и моего отца. Ведь это правда, Анхиз?
- Правда, ваш отец не любил жрецов.
- Он не верил ни жрецам, ни мудрым Богам, - сказал Лаокоон, - и вас прошу только не совершать кровопролития, повелитель, - присел старик на ступени перед троном, обращаясь к Тагу, - если прольётся кровь, то как вы оправдаете себя?

Таг подумал. Он прекрасно понимал, что только что ему объявлена война тут, в самом городе.
Мальчик боялся толпы с того дня, когда видел расправу над пленной данайкой. И ему вовсе не хотелось оказаться на её месте. Он поднялся с трона и спустился в зал. Потом повернулся к Анхизу.

- Я слышал ваш разговор в саду.

Анхиз всунул в ножны меч.

- Какой, повелитель?
- Перед тем, когда вы напали ночью на данайцев…
- Нападение ночью было решительной вылазкой нашего войска… - встал Лаокоон, - но по ночам войны не ведутся. Это нарушает все наши обычаи и законы.
- Обычаи, нарушают прежде всего их некоторые хранители, - ответил Анхиз и кивнул Тагу, а если хранители нарушают их, то кто-то другой должен объявить себя хранителем обычаев и законов.
- Вот именно об этом я и хочу сказать, - произнёс Таг, - помнишь, учитель, ты предлагал моему отцу проверить, что ели жрецы сегодня на ужин?

У Анхиза холодок пробежал по спине, но следующие слова Тага повергли его в холодный пот.

- Проверь, что они сегодня ели на обед, - произнёс мальчик и направился к дверям.

Около дверей он обернулся, и глянул на Лаокоона.

- Немедленно вызови сюда своих детей, Лаокоон. И не покидай стен дворца, пока я тебе этого не разрешу. И ещё, Анхиз, пришли ко мне человека, который знает, где начинается подземный ход, и где есть его выходы, подальше от стана данайцев. Сдаётся мне, что Трои мы не удержим…

Таг направился к Энею. Анхиз молча глянул на Лаокоона. Тот покачал головой.

- Прошу об одном, Анхиз, - произнёс Лаокоон и помолчав, посмотрел в глаза старому витязю.
- Пощади детей… не моих, а тех, кто служит в храмах, гаруспиков…
- Воины не убивают детей, - ответил Анхиз, положив руку на плечо Лаокоону, - значит, ты всё понял?
- Совершилось, - ответил Лаокоон, как тихо, почти шёпотом.
- Он царь, - убрал Анхиз руку и направился к выходу, - а воля царя священна. Вы ведь сами так учите народ.
- Таг будет или великим правителем, или будет проклят собственным народом, - ответил Лаокоон.
- Ну, я уж позабочусь о первом, - сказал Анхиз, слегка улыбнувшись Лаокоону.

Лаокоон ничего не ответил. Он молча отвернулся и направился в покои Менрвы.

Анхиз усмехнулся и вышел из зала…

Лаокоон вошёл в покои Менрвы молча, и сел напротив царицы-матери ничего не говоря. Менрва вплетала косу Азнив ленточку, не обращая внимания на Лаокоона.

Старый жрец помолчал, и покачав головой произнёс замысловатую фразу.

- Красная сейчас пошла бы впрок. Росток подточил корни Древа-Явора.
- О чём ты, Лаокоон? – спросила Менрва, не прекращая заплетать девочке косу.
- Твой сын, из лучших побуждений, около получаса назад, приказал убить всех жрецов, кроме меня, - указал себе пальцем в грудь Лаокоон.

Азнив встрепенулась. Менрва выронила гребень.

-Таг? – вскрикнула Менрва и вскочив, выбежала из покоев, надеясь остановить сына…

Тага не было в царских покоях. Он вызвал Энея, взял двух витязей и в эту самую минуту, спускался в глубокое подземелье под дворцом.
Из этого подземелья действительно начинался подземный ход, о котором Таг слышал ночью в саду.
Проводник остановился около неприметной двери, которая, очевидно рассчитывалась на въезжающего на коне всадника.

- Это он, - указал на дверь проводник, освещая факелом вход, - вход в подземелье Божественного Лабарны.
- Так входим! – ступил вперёд Таг.
- Не нужно, повелитель, - остановил его проводник, - это лабиринт, имеющий двенадцать рукавов. Там целые залы и усыпальницы древних воинов. Их духам может не понравиться, когда мы потревожим вечный покой.
- Их духам может не понравиться, если мы не найдём выхода из осаждённого города, - ответил Таг, и ступил в подземелье.
Подземный ход долгое время тянулся прямо, то опускаясь вниз, то вновь взмывая вверх, подобно чреву огромной змеи. Сколько времени прошло, Таг не считал. Наконец, где-то в глубине хода, в темноте показались силуэты двух человеческих фигур, напоминающих стражей стоящих около огромных, кованых ворот.

Остановились.

- Кто это там? - указал на фигуры Эней.

Проводник прошёл вперёд и подсветил.

- Это Яяш и Асмень, они сторожат выход. За этими вратами будет усыпальница самого Лабарны. В ней, как бы камены стол. Это и есть гроб. Если его развернуть по солнцу, то откроется ход в стене, через который возможно уйти.

- Идём, повелитель, - позвал проводник и махнул рукой.

Таг впервые увидел лицо Асменя. Если Яяш был грозный, суровый, держащий в руке три молнии, то Асмень прижимал к груди свою Волшебную Гуску, и совсем по детски смотрел в глаза Тагу.
Мальчик остановился и улыбнулся Асменю. Ему показалось, что его друг ему ответил, и даже кивнул головой.

- Они как живые, - улыбнулся Таг, - откуда они здесь?
- Они тут давно, с того дня, когда установили эти врата, - ответил проводник, - больше тысячи лет уже прошло, как они встали на страже этих путей.

Ворота отворились. За ними была небольшая комната, посреди которой стоял каменный стол. Таг и Эней остановились на входе. Проводник отдал факел Энею, а сам, позвав воинов, стал разворачивать стол по солнцу. Внезапно, стена напротив входа, начала раздвигаться. За ней было продолжение этого подземного хода.

- Вот, - указал проводник на коридор, - только прямо. Ни влево, ни в право. Так можно выйти к морю.
- И долго идти? – спросил Эней.
- Если на коне, то день пути, - ответил проводник, - а если будете идти пешком, царевич, тогда на третий день найдёте выход. Только не сворачивайте. Все повороты, что будут вам встречаться, это усыпальницы древних воинов, блукающие лабиринты полные призраков.
- Я понял, - ответил Эней, - и где мы выйдем?
- Во всяком случае на севере… - сказал проводник.
- Уходим, - прервал их разговор Таг, - как только последний человек войдёт в этот коридор, заприте гробницу на замок, что бы никто больше не смог в неё войти, пока не захотят этого стражи гробницы…

Сегодня пролилась жреческая кровь. Наверно впервые за всё то время, сколько стоит на земле Троя, сколько стоит на земле храм Асменя.
Их вытаскивали из собственных домов, из алтарей и часовен, и тут же, на месте убивали, на глазах у недоумевающих жителей, под крики жриц и гаруспиков, которые бросались под мечи и копья витязей, но их тут же отшвыривали от служителей Асменя, Яяша, Явы, пинали, а то и просто убивали словно надоевших котят…
В порту тоже царил хаос и лилась кровь. Конные всадники ворвались в храм Асменя, и начали рубить всех без разбора. Старики не защищались, покорно складывая руки на грудях, готовые принять смерть. Женщины-жрицы хватали своих маленьких сыновей и, пытаясь остановить витязей, бросали их под копыта коней, или бросались вместе с ними.

- Именем Асменя, будь проклят этот царь! – кричали женщины, - убейте и наших детей.

Витязи не мешкали ни минуту. Над серебристыми шлемами моментально сверкали мечи, что молниеносно прекращали крики и расчищали дорогу коням…
Мальчики постарше убегали в самые сокровенные места в храме, о которых не знали витязи. Там они забивались поодиночке, вдвоём, втроём, кучками и сидели, молча наблюдая за гибелью всех кто замешкался и не успел скрыться… там гибли их братья, матери, и те, кого они считали самыми мудрыми и самыми чистыми на земле, их учителя…
Наконец, к алтарю выехал на коне седобородый витязь на белом коне. Анхиз. Его узнали сразу.
Он вынул меч и одним ударом сбил на пол Священный Огонь, привезённый с берегов Рай-Реки древними предками…

- Кто спрятался, мы не будем искать! – прокричал Анхиз, в погружённом в тишину храме, - но всякий жрец, выползший со своей норы, будет моментально убит! Убит – за измену повелителю нашему, Тагу, сыну Геркле и внуку Приама! Если только это будет не Лаокоон!

Анхиз развернул коня и направил его к выходу. За ним последовали все остальные витязи…

Город наполнился страхом и ужасом. Жители прятались по своим домам, беспомощно молясь богам о спасении своём. Но не для них была уготована чаша возмездия Тага.
…сегодня впервые погас Священный Огонь, в храме Асменя, превратившись в угли. Со слезами на глазах, мальчик-гаруспик подкинул в тлеющие угольки хворост, и раздул его снова. Огонь пробежался по тонким веточкам и слабо занялся, жёлто-красными язычками слабенького пламени…
Мальчик начал шептать молитвы, будто грея своими ладонями огонь и не обращая никакого внимания на трупы стариков, матерей, и даже родной матери, которыми был устлан пол священного храма… Он рыдал только над умирающим Священным Огнём…

- Когда к стенам города подступят неведомые враги, - плакал мальчик, вспоминая, заученные наизусть слова, - впервые кровь святых отцов падёт на гранит Асменеевого храма, и Священный Огонь погаснет навек. Тогда стены неприступной цитадели падут, ибо восставший на престоле обоими ногами, будет сам Асмень вернувшийся с далёких звёзд, которые невидимы глазу человеческому с гор Земли, что Трою возводил, и что явился навеки предать её праху, за нечестивые дела служителей своих…

Мальчик убрал руки от Священного Огня… Тоненькая струйка дымка, поднялась вверх, и последний уголёк ярко-ярко сверкнул и погас, навсегда, навечно, а с ним улетучился вверх и дымок, чтобы исчезнуть в полумраке Священного Храма…

- Всё… - всхлипнул мальчик, глянул под купол, будто надеясь поймать убегающий дымок, и упав на колени, горько заплакал…

Другие гаруспики вышли из своих укрытий, где надеялись спрятаться от воинов, и обступили мальчика. Кто-то присел на корточки, кто-то просто стоял, кто-то коснулся своего товарища, молча сочувствуя общему горю. Все поняли, Яяш швырнул в Трою все три свои молнии.

- Совершилось, - прошептал мальчик, - совершилось…

Менрва сидела у ног сына на коленях, утирая слёзы, закрывая лицо ладонями, что бы Таг не видел, как плачет мать.
Мальчик как мог оправдывался. Но слова его были решительны и Менрва поняла, что Таг ни чуть не кается в содеянном убийстве.

- Сынок, - прошептала Менрва, - что же ты наделал, малыш…
- Я убил врагов, я убил предателей, которые хотели открыть ворота Трои перед данайцами, - ответил Таг, и встав, подошёл к окну, рассматривая город.

Стояла глубокая ночь. Город не спал. Где-то сжигали трупы убитых жрецов. В другом конце города разыскивали спрятавшихся. Но жрецам не было пощады нигде. Жители Трои молча наблюдали за происходившим, уже зная, что царь повелел уничтожать каждого, кто служит богам...
В это время, из ворот храма Асменя, стройным рядком по двое, держа в руках факела, вышли мальчики в белых тогах, головы которых были укрыты белыми капюшонами. Это были все гаруспики, уцелевшие во время бойни. Их было много. Очень много. Они шли медленно, молча, не дрожа от страха и не плача, держась за руки.
В темноте это шествие казалось страшным зрелищем, и видевший его мгновенно замолкал, если с кем то говорил, или что-то кричал. Толпа расступалась и кланялась в землю, уступая детям дорогу, а одинокий путник падал ниц. Эти дети были священны от рождения, потомки древних волхвов, которые жили ещё тогда, когда человек не знал ни железа, ни лодки, ни даже колеса…
Анхиз, увидев издали это шествие, остановился, и когда мальчики подошли совсем близко, спрятал в ножны меч…

- Остановитесь, - приказал он воинам, - воин не воюет с детьми…

Витязи замерли, недоумённо глядя на детей…

- Что они делают? – спросил один из них, у Анхиза.
- Что бы они не делали, - ответил старик, из под шлема рассматривая вереницу гаруспиков, - куда бы не шли, но они не бояться ни наших мечей, ни самой смерти.

Гаруспики шли к цитадели. Они хотели видеть того, кто приказал посягнуть на святая-святых державы хеттов и всего народа русоголовых. Они прошли через весь город и остановились только под стенами окружавшими царский дворец.
Когда последние их ряды поравнялись с первыми, и остановились, мальчики запели гимн Асменю, хранителю детей…

Таг услышал пение и выглянул в окно.

- Кто это? – спросил он у матери.
- Это дети, которых ты сегодня сделал сиротами, сынок, - ответила Менрва.
- Но их отцы и матери были изменниками! – возмутился Таг.
- Говорят, что от мечей твоих витязей, погибли многие их братья. Они хотят видеть тебя, Таг.

Менрва подошла к сыну и встала рядом, не решаясь обнять мальчика.
Таг прижался к матери, рассматривая море факелов, горящих под воротами цитадели, и слушая монотонное пение, напоминающее, скорее, плач…

- Я боюсь их, мама. Они убьют меня. Асмень мне этого не простит, - прошептал Таг, - жрецы хотели предать город, они хотели свергнуть меня с престола отцов… Они… Что делать, мама?

Менрва погладила волосы сына.

- Выйди к ним. Если ты их боишься, то возьми воинов, и выйди с ними…
- Нет, - покружил головой Таг, - я выйду сам.

Он будто вырвался из рук матери и направился во двор, к воротам…
Таг вышел во двор один, остановив молчаливым движением стражников, которые хотели последовать за ним.
Витязи остановились в недоумении, провожая взглядом маленького царя, который подойдя к воротам, приказал открыть их.
Два воина сняли засов, и токнув ворота, открыли их.
Таг выступил к детям, и подойдя совсем близко, почти дыша кому-то из них в лицо, глянул в им глаза.
Пение прекратилось. Мальчики опустились на колени перед Тагом, склонив головы.
Минуту стояла такая тишина, что Таг отчётливо слышал потрескивание пламени факелов.
- Вы хотели видеть меня, - произнёс в тишине Таг, - вот он я.

Дети молча смотрели в землю.

- Почему вы молчите? – спросил Таг, - вы же не молчать пришли?
- Что им говорит? – услышал мальчик, позади себя, голос Лаокоона.

Лаокоон подошёл к детям и присев перед одним из мальчиков, взял его за подбородок и глянул ребёнку в глаза.

- Вел, мой любимый ученик, ты жив? Я рад видеть тебя в мире живых, ибо в твои юные годы, рано вступать в пределы царства мёртвых. Предки опечалились бы, завидев твою тень в поднебесье.
- А ты, - посмотрел в лицо другому мальчику Лаокоон, - Сувер, сын мудрого Арпомасада? Ты сегодня лишился отца и учителя, и матери, нежно любившей тебя. Она будет оберегать тебя даже будучи мёртвой, никуда не отходя от тебя, как и при жизни, пока вы не соединитесь в солнечном ирии.
- Гезон… Прадамасад... – подошёл к двум братьям-близнецам Лаокоон, и обнял детей, - где ваш третий брат, Асмедив? Где ваша мать Леля? Где ваш отец Ирник? Неужели все пали под мечами?
- Довольно Лаокоон, - вскрикнул Таг, и заплакал, - я и так виновен перед этими детьми… Я не знаю как оправдаться перед ними… Мне нет оправдания, ни как царю, ни как человеку… А ты только разрываешь мне сердце!
- Не ешь себя царь, - встал Лаокоон и повернулся к Тагу, - ты свершил то, что свершил…
- Эти дети пришли не убивать тебя, не винить… Они покорно стоят перед тобой на коленях, в ожидании твоего суда. Ты убил их родителей и учителей. Теперь ты должен убить и их, как того велит закон державы хеттов. Если их отцы и матери выступили против божественной власти правителя, то корень этих родов должен исчезнуть с лица земли…
- Молчи! – закричал Таг, - замолчи Лаокоон, - это глупый и неправильный закон и я немедленно его отменяю!
Он подошёл к гуруспику и поднял его с колен под руки.

- Встань! Все встаньте! Я велю всем подняться! – ударил себя в грудь кулаком Таг.

Мальчики посмотрели на Тага, не решаясь встать с колен.

- Да встаньте же! – закричал пуще прежнего Таг.
- Но ты властитель наших жизней, вершащий суд по своему усмотрению… – проговорил гаруспик.
- Царь велит вам подвестись, - сказал Лаокоон детям, и показал рукой, чтобы те встали.

Мальчики поднялись, но лица их смотрели в землю.

- Почему вы не хотите смотреть на меня? Почему вы стоите, словно виновные в чём-то? – спросил Таг, но ответа он не услышал.
- Молчите? – удивился, и испугался одновременно Таг.
- Скажи ты? – указал он на мальчика, который, как показалось Тагу, был главным, потому что стоял самый первый и ближе всего.

Мальчик выступил вперёд и откинул капюшон, глянув на Тага.

- Царь, - произнёс мальчик, - мы знаем, что ты и есть Асмень, который вернулся в страну русоголовых из созвездия святой расы великой, расы блуждающей меж звёзд на летучих кораблях, сияние которых, сильнее сияния солнца. Сегодня погибли, по твоему приказу все те, кто бы нам дорог и кого мы любили. Ты оставил нас сиротами, и кроме богов, у нас никого не осталось. Вот только ещё мудрый Лаокоон, который теперь нам и воспитатель, и учитель. Но ты наш отец, а мы твои дети. Мы просим тебя, царь, прикажи людям прекратить убивать. Зачем, когда около наших стен стоят враги, готовые сожрать наши сердца, а нас, - показал мальчик рукой на стоящих позади гаруспиков, - предать закланию своим кровавым демонам горы Олимп, вместе с другими детьми Трои? Зачем должна проливаться безвинная кровь? Останови кровопролитие! Я молю тебя, царь! Я, Раван, сын Гандхарвы, убитого сегодня тобой, солнцеликий образ Господа Асменя! Мы рождены с тобой в один год. И может быть я не мудрее тебя, может я не могу руководить войском Трои, может я не умею владеть мечём и луком, ибо я с малых лет учился письму и чтению, и толкованию Вед. Но мы, не только не имеем права брать в руки оружия. Мы не имеем права даже защищаться и обязаны принять смерть там, где её встретим. И если ты сейчас прикажешь убить нас, мы покорно примем смерть от рук своих палачей. Ты, который знает военное искусство и умеет видеть врага по глазам, умеет слышать ложь по словам, молю тебя, я, покорный слуга твой, Господь Асмень, пощади этих безвинных детей.

Мальчик ещё раз обвёл рукой стоящих позади гаруспиков.
Дети, как один, снова пали на колени. Раван опустился перед Тагом на колени, пал ниц и поцеловал его сапог…
Таг смахнул слезу и долго стоял молча, смотря на гаруспиков… Потом он поднял Равана, и обняв его, поцеловал.

- Перестань, Раван. Я уже сказал, вы ни в чём не виновны передо мной.

Таг отступил, и встал в воротах, так, что бы его видели все.

- Ваши отцы хотели предать Трою. Они желали позорного унижения нашему народу, после того, как тысячи русоголовых пали под мечами касков и данайцев. Так вот, я ничего не имею против других народов и не желаю смерти ни одному из детей любого народа. Я люблю детей своего и чужого народов. И всем говорю, чтобы любили человека не за красивое слово, а за благородное деяние и дружеское сердце. Нет плохих людей. Есть плохие дела. И всякий, кто желает позора народу своему впредь будет наказан так, как того заслуживает. Я царь расенов, я царь турженов. Вы верите моему слову?
- Верим повелитель, - ответили гаруспики.
- Вы пришли за судом? Так знайте. Нет вам суда, потому что в нашем народе, отныне нет суда тем, на ком нет вины. Возвращайтесь в храм. Ваше место в храме, - сказал Таг, - делайте то, что вы должны делать. Но запомните урок ваших отцов и учителей: когда кто-то подвергнет сомнению власть царя на нашей земле, он должен быть убит. Стоять будет наша держава до того дня, покуда владеет ей правитель Богом поставленный. Но едва пошатнётся власть этого правителя, то не станет не то что державы, но и народ наш ввергнется в пучину беззакония, пока не исчезнет совсем. И передайте другим поколениям, будущие мудрые волхвы, что так сказал я, Таг, царь царей и господь господствующих!
- Что прикажешь, повелитель? – поклонился Лаокоон Тагу.
- Отведи их в храм, - ответил Таг, - я прикажу привезти им еду из царских закромов, что бы они не умерли с голоду.

Таг обнял Равана, словно на прощание.

- Береги их, и сделаешь то, что я прикажу, когда я позову тебя.

Таг пошёл во дворец. На пороге стояла Азнив, мама и Эней. мальчик, по деловому поднялся по ступенькам к двери и махнул Энею рукой, подозвав к себе.
- Завтра ночью, когда стемнеет, ты должен сделать задуманное, - сказал Таг, когда Эней подошёл, - возьмёшь с собой Азнив. Я хочу, что бы её почитали как царевну.

Эней в ответ кивнул.

- И ещё, - указал Таг на ворота, - заберёшь их, гаруспиков, и все святыни из храма Асменя, оставишь только тех, кто сам пожелает остаться. Даю тебе половину воинов. И ещё, возьмёшь мою маму.
- Я не оставлю своего сына, - услышал Таг голос мамы.
- Я так хочу, - ответил Таг.
- Ты отец всем, но я мать тебе, - сказала мама, подойдя с Азнив к Тагу.
- И я никуда не пойду от тебя, - проговорила Азнив.
- Но так надо. Я не хочу, что бы с вами что-то случилось! – возразил Таг.
- Не спорьте, - остановил их Эней.

Таг положил, совсем по братски руку на плечо Энею, и только сейчас понял, насколько он любит своего дядю, который всегда казался ему противным и скучным.
- Я люблю тебя, Эней, - сказал Таг, - прошу тебя только об одном. Не погуби людей. Если мы все погибнем, то наш род должен жить. Даже если он будет совсем маленький и беспомощный.
- Не будет, Таг, он будет сильным, как и прежде, - усмехнулся Эней, - нас ещё будут бояться враги.
- Я тебе верю, - сказал Таг и пошёл к себе в покои.

Он долго стоял возле окна, рассматривая город. О чём-то думал, что-то вспоминал. Потом заложил руки за спину, как это делал дедушка, и стал прохаживаться по комнате. Уже и лампадка тускло светила, а Таг всё ходил и размышлял о том, что давило на его сердце и гнело душу.
Почему-то он не верил в то, во что верилось каждому жителю Трои. Он сейчас совершенно не верил в победу…

Утром снова собрался совет. Зал Золотого Трона был переполнен людьми. Старейшие, главнейшие и мудрейшие из всех вели себя не так как вчера. Теперь на Тага смотрели с осторожностью, и даже с почтением. Так, за один день и одну ночь, Таг, из маленького царя, в котором все видели забавную игрушку и мальчика, стал грозным правителем. Хотя и мальчиком.
Старейшины молчали. Вновь о чём-то переговаривались и советовались. В конце концов, Тагу это надоело. Он поднялся и обведя взглядом зал, начал собрание.

- Мне нужно было отказаться от подарка, - произнёс Таг, - но теперь я не могу отказаться от него. По крайней мере я понимаю, что хватит и десяти воинов, которые могут быть спрятаны в коне, что бы отворить Золотые Врата и впустить данайскую орду в город. И никаких других мыслей у меня нет. В любом случае данайцы не ушли бы. Поэтому, на рассудят только боги. Кто-то имеет возражения, по этому поводу?
- Нет, повелитель, - пробежали по залу слова.
- Вот и хорошо, - сказал Таг, - если впредь, у кого-то будут возражения, то прошу оставлять их при себе. Никакого двоевластия в державе я больше не потерплю. Прежде всего, держава это я. И покуда я жив, покуда жив царь, никто и никогда не смеет говорить, что нет нашей державы. Кто мне не верит – спросите у жрецов, если сможете вызвать их из царства мёртвых! А вы все, и все воины, и все оставшиеся в живых жрецы, принесёте клятву, что вы и оружие ваше, и мудрость ваша, и дела ваши отныне будут защищать лишь потомков Приама. Что ни вы, ни ваши потомки, никогда не поддержите другого человека, кроме потомка Приама, потомка Мурсили, потомка Муваталли и Тудхалии, потомка Божественного Лабарны…

- При чём, только меня и моего потомка, - добавил Таг немного помолчав.

Совет молчал, ожидая дальнейших слов царя.

- Вот что, - сказал Таг, - я велю собрать все семьи, у которых есть дети способные самостоятельно ходить, не держась за руку матери. Каждый отец, или каждая мать, должна собрать те пожитки, которые не обременят в пути. Я даю всех коней Трои, какие только есть. Половина воинов и все гаруспики, кроме тех на которых укажет Раван, сын Гандхарвы, должны сегодня ночью отправиться в путь. Куда, укажет Анхиз. В главным я назначаю второго после меня, Энея. Способные пересечь степи и горы – дойдут туда, куда доведут их боги. И пусть, если суждено умереть нам, тут, в троянских стенах, они остануться, что бы народ русоголовых пережил века и не умерла наша слава. Всех остальных людей предупредите, чтобы готовились к смерти. И встретить её мы обязаны достойно, как подобает хеттам, русоголовым детям расенской земли. Я всё сказал. Говори ты, Анхиз…

Анхиз подошёл к Тагу и положил ему руку на плечо.

- Так повелевает Таг, который есть Асмень, пришедший с небес, чтобы спасти снова своих детей, как мы все знаем из пророчеств Лабарны, - сказал Анхиз как-то громогласно, - многие из вас думают, как бы вырваться из осаждённого города. Так вот, повелитель разрешает любому уйти только сегодня, но едва взойдёт солнце, ни одна живая душа города не покинет.

Анхиз немного помолчал, и указал на окно, откуда было видно море.

- Эней, царевич нашего народа, поведёт вас. Вы должны будете достигнуть места, где Ильмара соединяется с Ильменем. Там будут вас ждать фракийские корабли. Весь флот фракийского царя. Вы высадитесь на фракийских берегах, откуда двинетесь в наши колонии в Вителии. Кому есть что сказать?

Старейшины о чём-то пошептались.
- Я хочу сказать, - встал один из них, - я хочу спросить, что будет со стариками и малыми детьми? Почему мы бросаем их тут? Не проще ли, всему народу троянскому покинуть город?
- Не проще, - ответил Таг, - малые дети не выдержат дальнего пути, старики могут стать обузой. Тут, в Трое, должны оставаться те, кто будет защищать город дальше, что бы данайцы не разгадали нашего замысла, чтобы смогли уйти другие.

Старейшины молчали. Приближался конец Трои…

Таг направился к выходу из Зала Золотого Трона. Анхиз последовал за ним. Все молча встали почтить маленького царя. Кто-то опустил голову, показывая Тагу свою печаль. Кто-то неслышно заплакал. Таг только что повелел невероятное, такое, чего не ожидал никто. Царь приказал народу оставить родную землю…

- Семь веков проминуло. Словно семь дней. И всё возвращается на круги своя… - услыхал мальчик мрачный голос Лаокоона…

* * *

Ночью начальствовал Анхиз…
Данайцы не ведали ни о чём… Город ожил и зашевелился. Внезапно, на всех по улицам пошли глашатаи, сзывая жителей, дабы те собрались около цитадели.

- Царёв указ! Слушайте все! Царь повелевает! - раздались ещё ночью громкие призывы, сопровождаемые барабанным боем, а на других улицах боевыми горнами…

Наполнилась людьми площадь, ожили улицы. Люди бросали всё, что не могли и могли унести. Призывы глашатаев разбудили полусонный город.

- Спасайте свои жизни! Спасайте своих детей! Спасайте стариков родителей и жён своих! Царь открывает подземелья Божественного Лабарны, - кричали глашатаи, - царь говорит к вам, что те, кто имеет детей, могущих самостоятельно передвигаться на ногах своих, старики, находящиеся в здравии и разуме, кто желает покинуть Трою могут вольно уйти на подземельями Божественного Лабарны и строить новые грады в новых землях, воздрев там хоругви троянские! Оставляйте всё кроме семей своих! Не берите ничего кроме малого, дабы пропитаться в пути, что бы не задержать всех идущих впереди и позади!

Город ожил, заволновался и ринулся к цитадели… Очень скоро народу собралась не исчислимая тьма, стало не хватать места и пропускать в цитадель стали не всех сразу… Тут Анхиз начал считать людей по головам… Только семьи с детьми могущими ходить… только старики в разуме и здравии… Раздались первые плачи и прощания навеки… Кто-то вручал кому-то младенцев и малышей, кто-то просил прощения у больных родителей, а те благословляли спасти внуков… Над Троей вознёсся всеобщий плач…
Вдруг все расступились… Появился Эней… За ним шли воины, неся на плечах огромный ковчег со святынями храма Асменя… За ковчегом шли гаруспики… Под людской плач и причитания… Только тут всем стало понятно, что прощаться надо навсегда…
Когда появился Таг, уже большая половина людей ушла в подземелья. Мальчик вышел на ступени дворца, ведя под руку Азнив. Люди, женщины, увидев царя, остановившись, пали ниц, и плач ещё больше усилился. Мальчик на него словно не обращал внимания, хотя сам еле сдерживал слёзы. Таг не мог спокойно слушать плач. Никогда.
Он подошёл к Энею и вложил ему в руку, руку Азнив.

- Сбереги мою невесту, - тихо попросил Таг.
- Я тебе присягаю, - ответил Тагу Эней и повёл Азнив в подземелье.

Азнив обернулась к Тагу, ничего не говоря. Таг смотрел ей в след, пока Эней и Азнив не исчезли в дверях подземелья дворца. Мальчик смахнул с ресниц набежавшую слезу и повернулся к людям.
Люди всё прибывали и прибывали. Казалось, это был нескончаемый поток…

Таг подошёл к Анхизу, и важно, скрывая грусть, начал о делах.

- Сколько людей уйдёт сегодня? - спросил мальчик.
- Уже я насчитал десять тысяч, - ответил Анхиз, - один витязь на сотню, да десяток воинов со своими семьями.
- Так мало... там, за стенами, ещё очень много народа. И многие хотели бы, да не могут уйти. И все они матери с малыми детьми, да дети со старыми родителями.
- И многие остаются, - кивнул в ответ Анхиз, - даже те, кому велено было уходить.
- Почему? - спросил Таг.
- Потому что это их родина, - указал Анхиз на людей, и покачал головой.
- Но я же хочу, что бы они жили, - грустно глянул на Анхиза Таг, - неужели им не хочется жить?
- Но вы, повелитель, ведь тоже остаётесь? – ответил Анхиз.
- Да, остаюсь, я ведь царь. Я не могу покинуть своего народа.
- И народ верит тебе… - ответил Анхиз.

Наконец, уже когда засиял рассвет, в подземелье вошёл последний из тех, кто покидал Трою.

- Прощай, повелитель! - крикнул этот человек Тагу, когда двери подземелья, битком набитого женщинами и детьми, затворились, - я никогда не забуду вашей жертвы!

Таг махнул в ответ этому человеку рукой, и молча понурил голову….

… А город, перед цитаделью, по прежнему бурлили нескончаемым людским морем. С последним человеком ушла в неизвестность и последняя надежда. Люди, со стоном и плачем глядели в небо, где восставало над Троей розовое солнце, могучий Бог Савитар... С рассветом растаяло за горизонтом и желанное спасение… Витязи затворили врата подземелья и воины начали забрасывать огромными камнями спасительный вход…

- Наверно люди подумали, что я жестокий царь? Что я не захотел спасти всех? – прошептал Анхизу Таг.
- Нет, - ответил ему Анхиз, - царь остался тут, что бы погибнуть вместе с народом…
- И сколько их? – спросил Таг.
- Многие тысячи. Ушла лишь малая часть… - ответил Анхиз…

Раван пришёл к Тагу около полудня.
Мальчик в белом балахоне стоял около любимой яблони Тага и рассматривал качели, висевшие прямо на воротах сада, ведущих во дворец.
Таг увидел его из окна и даже обрадовался появлению гаруспика. Он, Таг, бросил свои размышления и сбежал вниз, к яблоне.
- Спасибо, что пришёл, Раван, - махнул Таг приветственно рукой.
- Приветствую тебя, повелитель, - поклонился Раван.
- Оставь, - усмехнулся Таг, - идём, тут только одно место, где можно остаться неуслышанными, - вспомнил Таг про розовый куст и потянул за собой, в глубину сада, Равана.
Тут было тихо. Как то особенно сегодня пел соловей, живший в глубине царского сада, а куст дикой розы налился необычно алым цветом и словно светился, то ли в солнечных лучах, то ли сам по себе, роняя лепестки.

Раван коснулся цветов.

- Ты позвал меня, чтобы сказать, что я должен умереть? – спросил мальчик у Тага.

Таг встрепенулся.

- Ты умеешь читать мысли?
- Умею, - ответил Раван.
- А будущее?
- Тут не надо быть пророком.

Таг присел под куст и пригласил Равана присесть рядом.

Раван сел напротив Тага.

- Вас много осталось?
- Много, - кивнул Раван, - из двух сотен, ушли только шесть десятков. Никто не желал уходить. Мы избрали самых достойных, что бы те хранили в пути святыни храма Асменя и сберегли наши знания. Остальные готовятся к смерти, желая умереть вместе с вами...

Таг опустил взгляд…

Утром следующего дня, Таг увидел деревянного коня.
Ворота Трои, впервые за долгую осаду, распахнулись, и впервые из них выступили не войска.
Из ворот, верхом на коне, выехал Таг. За ним следовали витязи. Рядом, ни на шаг не отставая, ехал Анхиз…
Данайцы, увидев приближающегося к их стану троянского царя, вышли навстречу.

- Я приветствую своего друга, - поднял правую руку вверх Ахилл, - слышал о последних твоих свершениях в городе. Ты правильно поступил. Трус и изменник должен быть наказан. Надеюсь, что базилевс прибыл для заключения мира?

Таг спрыгнул с коня и так же, приветственно вскинул руку.

- Да продлят боги твои дни, Ахилл. Я пришёл, что бы заключить мир.

Ахилл указал в сторону деревянного коня, приглашая Тага осмотреть подарок.

- Идём, базилевс, он прекрасен. И ты не будешь жалеть о содеянном.

Подошли к коню. Ахилл что-то говорил, расхваливал огромную фигуру коня, сложенную из брёвен, подобно огромному дому на колёсах, но Тагу было не до этого. Мальчик ещё не видел такой огромной, грандиозной и даже чем-то красивой расписной статуи. Она действительно была достойна похвалы. Чудесная резьба, выкрашенная яркими красками, покрытая красной охрой и чёрными смоляными росписями статуя, ещё дышала приятной свежестью дикого дерева. Даже голова кружилась от этого запаха. Конь радовал глаз. Он казался весёлым и резвым, и видимо, был бы самым быстрым и бойким в табуне, если бы не был деревянным.

- Но почему его нужно прятать на площади? Почему не поставить сразу перед воротами? – искренне удивился Таг, и подошёл вплотную к Ахиллу.
- Но там он будет спрятан от всего города, - усмехнулся Ахилл.

Он по братски обнял Тага и начал расхваливать каждый узор. А узоры действительно были неповторимы. Казалось, что Ахилл не мог нахвалиться работой мастеров.

- Вот, видишь, маленький базилевс, это наши буквы. Они не такие как ваши, - хлопал ладонью по огромной ноге коня Ахилл, - тут рассказывается о нашей войне, о твоём отце,
про твоего деда, об их подвигах. И о подвигах эллинов.
- Но как это можно прочитать? - не понял Таг, - у нас сорок пять буквиц и восемьдесят два образа. Я знаю АЛЕВА, АКСИ, АРИ, АШЬ, БУКИ, ВЕДЕ… А тут рисунки, один не похожий на другой.
- Маленький базилевс, - повёл Тага вокруг коня Ахилл. Витязи увязались за ними. За витязями пошли воины мирмидонов, - это не рисунки. Вот, смотри, узнаёшь? - указал на один из рисунков Ахилл.
- Вот ты, вот твой учитель, а это я. А этот конь, рядом с тобой, это твой конь, которого ты мне подарил. А вот это, - указал Ахилл на следующий, ближайший, - твоего коня вводят на галеру и отправляют на Итаку, Телемаху.
- И правда, похоже, - улыбнулся добродушно Таг, - похоже!
- Похоже, - согласился Ахилл, - тут вся история войны! Но самое главное, что каждый может читать их по своему, на своём языке, и никто не упрекнёт писца в том, что кто-то был унижен кем-то.
- Я согласен с этим письмом, - кивнул Таг, - а как мы ввезём коня в город?
- Мирмидоны докатят его до городских ворот, - усмехнулся Ахилл, - а там, пускай везут твои воины.
- Спасибо тебе, Ахилл, за этот подарок, - ответил Таг подойдя ближе.
Ахилл по взрослому, вновь коснулся его плеча.
- Жду тебя, твою мать и твоего учителя у нас, в Элладе. Приходите добрыми друзьями.
- Я думаю, что мы ещё увидимся, Ахилл, - торжественно произнёс Таг, - а сейчас помогите дотянуть коня до Золотых Врат. Я хочу быстрее выполнить свои обязательства, что бы наступил мир.
- Ты честен… - произнёс Ахилл и молча указал воинам на коня.

Коня ввозили в город до самого вечера. Ещё столько же волокли по городу и разворачивали на площади, что бы он смотрел лицом к цитадели...
Таг наблюдал за работами с балкона дворца, а когда совсем стемнело, и стало ничего не видно кроме факелов, он ушёл к себе в покои. Тут ждали Анхиз и Раван…

- Прикажешь сжечь этого истукана? – тихо спросил Анхиз.

Таг покружил головой.

- Мы воины, а не убийцы. Мы примем честный бой. Данайцы не знают, что мы разгадали их хитрость… Мы, или все погибнем, или уничтожим сегодня этих варваров.

Мальчик вновь подошёл к окну. Издали конь казался ещё красивее.

- Раван, - позвал Таг гаруспика, - я прошу тебя быть рядом, а ночью, когда я лягу спать, возноси молитвы богам, что бы боги даровали нам спасение в этой войне.
- В храме? – спросил Раван.
Нет, - покружил головой Таг, - будь рядом со мной.

С другой стороны города, с высоких ступеней храма, за работами наблюдал Лаокоон в окружении гаруспиков... Едва начало темнеть, молчаливые служители Асменя исчезли в дверях храма... Ударил колокол... Ударил печально и тихо, как никогда, словно в последний раз...

Мама зашла в комнату к Тагу как всегда.
Перед образом Асменя курил благовония, под шёпот таинственной молитвы Раван. Тускло горела лампадка, а Таг, казалось задремал на кровати, слегка прикрыв глаза рукой. Менрва укрыла мальчика тонким покрывалом и присела рядом. Ночи стояли жаркими и душными.
- Ты мне давно не рассказывала сказок, - шепнул Таг улыбнувшись.
- Но ты же взрослый мальчик, - погладила Тага по голове мама.
- Ну и что? Даже многие взрослые верят в сказки.

Таг вздохнул.

- Ты сказку обещала.
- Ну ладно, слушай, - ответила мама и начала рассказывать Тагу сказки одну за другой, но
мальчик не засыпал.
- Расскажи мне ту, которую я никогда не слышал, - сказал он.
- А какую же ты не слышал?
- Не знаю.
- Может эту? - улыбнулась мама, - но это не сказка, а легенда...
- Всё равно расскажи.

Мама взяла мальчика за руку, и Таг заметил, что её глаза сегодня необычайно грустны.

- Давным-давно, - начала мама, под шёпот Равана, что показалось Тагу даже таинственным, - в одной далёкой стране жили люди. Они жили на берегу тёплого моря, где было хорошо, где поля даровали по три урожая в год, а рыбы в море и реках было всегда много. Они пели весёлые песни, радовались жизни и не знали, что есть беда. И было так долго. Рождались дети, умирали старики, а время, казалось застыло в той далёкой стране. Но пришли из лесов кровожадные народы, которые убили многих, а оставшихся в живых загнали в дремучие леса и болота северных земель, где жили дикие звери. Там, среди смрадных болот и тёмных лесов, тот народ забыл веселье и радость, их песни стали печальны и грустны. И жили там они не одну сотню лет, пока наконец не родился среди них простой парень, которого прозвали Дакша.
- Ночь не может быть вечно, - сказал людям отважный Дакша, - и лес не может быть нескончаемым. Идёмте на восход солнца и когда-нибудь, мы выйдем из смрада этих болот и тьмы дремучих лесов.
Люди послушались Дакшу и пошли за ним. Они долго шли, не один день и не одну ночь. Но леса становились всё темнее, а звери всё ужаснее. Тогда начали люди роптать на Дакшу, говоря, что он завёл их в тьму непроглядную и хочет погубить во тьме лесов. Закричал Дакша им в ответ, воззвав богов, разорвал себе грудь и вырвал оттуда горящее сердце и ступил вперёд, освещая дорогу людям.
Тогда поняли люди, что перед ними могучий бог, который явился, что бы спасти свой народ.
Они долго шли, глядя на яркое, словно солнце, сияние сердца Дакши, пока не вышли к берегам Рай-Реки, а оттуда пришли в эти земли. Были это наши предки…
- А Дакша? – спросил Таг.
- А Дакша, выведя людей из тьмы лесов, упал мёртвым и больше не встал. Но люди его помнят и каждый раз, встречая весеннее солнце, зажигают костры на холмах, в память о горящем сердце этого бесстрашного юноши.

Таг дослушал сказку до конца и задремал. Но уснуть всё равно не смог.
- Повелитель, - пришло время, - услышал он голос Равана и открыл глаза.
- Прощай, Раван, - шепнул Таг.
- Прощай повелитель. Я должен быть со всеми… Вспомни обо мне, когда вернешься в свою сказочную страну, что спрятана среди звёзд и туманов.., - ответил мальчик и направился к двери, унося с собой горящую лампаду…

Раван спустился вниз, к воротам цитадели, где его ждали Анхиз и два витязя… Витязи подали Равану чёрный, как смола, свёрток, напоминающий небольшой свёрнутый ковёр.

- Не стоит тебе этого делать, сынок, - проговорил Анхиз, когда Раван направился к деревянному коню, - у меня несколько тысяч воинов в этом городе и я могу приказать любому, привести в действие это оружие. Только научи, как это сделать...
- Анхиз, - ответил мальчик, остановившись, глядя на коня.

Анхиз подошёл и глянул Равану в лицо.

- Анхиз, - спокойно сказал Раван, - это мой долг. Твои воины должны погибать на поле боя…

Раван подошёл к коню, и положил свёрток ему под ноги. Мальчик посмотрел последний раз на Анхиза и витязей, стоящих у цитадели, попрощался кивком головы, развернул свёрток и сев на него, подобрав под себя ноги, начал читать монотонную молитву на непонятном языке…
…Мощный взрыв разорвал тишину. Внезапно лицо Равана засветилось словно тысячи солнц одновременно, его тело стало ярким, а множество лучей, ослепивших витязей, стоящих у врат цитадели, осветили и город, и цитадель, и казалось достигли самого неба, будто бы в это мгновение наступил день. Но так же внезапно, Троя снова погрузилась во тьму… Деревянный конь вспыхнул ярким клубком огня, и пламя, показалось, вознеслось аж под небо. Сотни криков слились в один, и замолкли… Горящие брёвна, вперемешку с обугленными человеческими телами и оплавленным оружием, разлетелись по площади и близлежащим переулкам. Стало ярко, словно днём, но только на мгновение…

- Это праведная душа, мужественного сына нашего народа, вознеслась на небо, - смахнул слезу Анхиз, сняв шлем.

Витязи последовали его примеру…

Таг даже дремал, ожидая, что будет.
Внезапно прогремел взрыв… И вокруг встала тишина и покой. Город спал.

- Прощай, друг, - проговорил Таг и закрыл глаза.
- Теперь всё кончено…

Время тянулось долго. Мальчик спокойно уснул. Но почему-то, спал чутко, вздрагивая от любого шороха. Он знал, что перед самой цитаделью, внутри деревянного коня, была спрятана добрая сотня данайцев, вооружённых до зубов. И этих данайцев он ввёз в город собственными руками. Но теперь их нет. Раван их предал страшному, дивному Фаш-Огню, оружию богов…
Всю ночь Таг то дремал, то просыпался и хотел звать Анхиза, чтобы узнать как всё было, как погиб Раван. Хотя, почему погиб? Раван ушёл к богам, добровольно войдя в огонь. И теперь он сам подобен богу, потому что стал вестником богов и предков, и наверняка будет приходить к Тагу с добрыми вестями, или поучениями. И Таг успокаивался. Но снова и снова у него в голове мелькала мысль, что может он, ошибся, и что на самом деле в коне никого не было и Раван погиб напрасно, глупо и ненужно... И что вновь наступит утро, солнечное и радостное, а Раван погиб зря…
Наконец, внутри Тага что-то оборвалось, перевернулось и мальчик вскочил с постели.

- Анхиз! - закричал мальчик и бросился к окну... но замер от увиденного... Город пылал... отовсюду доносился шум, а на стенах толпились воины отстреливаясь и отбиваясь под свет пожаров от врагов...
- Господи! Но почему! Где я просчитался! – закричал мальчик и бросился бегом на женскую половину, но вдруг опомнился. Он же правитель. Он же Царь Царей, а не простой уличный мальчишка, которому простительно прятаться за мамину юбку. Сейчас он должен защищать свой дом, свой город, свою страну. Воины сейчас бьются. И не только воины. Бьются все, кто способен поднять меч, или хотя бы камень. А Таг правитель. Таг самый главный воин. Люди ему верят. Что они скажут, если царь сбежит с поля боя? Отец, таких презирал... Мальчик, не останавливаясь, рванул в оружейную и схватил первое, что попалось под руку. Теперь он почувствовал себя вооружённым и сильным. Но, если быть честным, как он признавался сам себе, душа у него давно в пятки ушла. Впервые он не шёл, а со страхом бежал по дворцу. Ещё вечером эти стены ему казались самыми надёжными в мире, а сейчас... теперь Тагу везде мерещились кошмары...
Дворец был пуст. Поразительно, до ужаса, пуст. И в этой пустоте мальчик вспомнил о Той, Имя Которой Забыто... Ему стало не по себе. Из-за угла, из-за колонн, и даже из маминой комнаты ему виднелось то зловещее видение, что недавно посетило Тага ночью. Он остановился и вслушался в тишину залов... Кругом стояла пустота... Только чьи-то тревожные шаги нарушали спокойствие. Крики с улицы сюда почти не доносились. Мальчик спрятался и стал ждать.
- Таг! Таг, где ты? - услыхал он голос Анхиза и вышел из своего укрытия.
- Я здесь!

Анхиз стоял в окружении витязей, держащих в руках обнажённые мечи.

- Повелитель, тебе надо уходить, спасать свою жизнь, - сказал Анхиз, - в городе данайцы. Случилось непредсказуемое.
- Что непредсказуемое случилось? Наши воины сражаются? – прокричал Таг.
- Мы бьёмся, мы держимся, как только можем.
- Это я уже понял! - чуть не крикнул Таг, - Но почему! Мы же сожгли их коня!
- Там сгорели сотни врагов, - ответил Анхиз, - но остальным, кто-то открыл ворота.
- Спасайте мою маму и Елену, - приказал Таг, указывая мечом в сторону женской половины.
- Мой повелитель, я не могу выполнить этого приказа, - произнёс Анхиз.
- Почему?
- Мы защищаем только того, кого поклялись защищать до последнего вздоха. И не можем изменить данной присяге...
- Где они! - закричал мальчик, - я никуда без них не пойду!
- У нас мало времени, царь!..
- Нет! Кормчий покидает тонущий корабль последним!
- Но это не корабль..!

Мальчик не стал больше слушать. Он шмыгнул между витязями и коридором бросился во двор.

- За ним! Не стой те же как столбы! - закричал Анхиз воинам и побежал вслед за Тагом.

Таг ещё никогда не видел сражения так близко. Тут было трудно разобрать, где чужие, а где свои. В воротах происходила кровавая резня и смертельная давка. Или просто резня. Или мясорубка. И вокруг были трупы. Окровавленные трупы. Море трупов, с ещё шевелящимися, кричащими дикими криками, кого-то зовущими ранеными. Троянцы буквально выдавливали дикарей наружу, но те расчищали себе дорогу мечами. Стоял крик, звон мечей и с трудом можно было что-то разобрать в темноте...

Наконец, глаза мальчика привыкли к ночи...

- Остаётся только молиться, повелитель, что бы у наших воинов хватило стойкости, - подошёл к Тагу Анхиз.

Таг вспомнил отца.

- Оставь молитвы старухам, - чуть не плача ответил мальчик, - что там, в городе?
- Резня, - сказал Анхиз, - мы не знаем, скольких они уже убили. Но там царят смерть и насилие.
- Я буду ждать до последнего, - решительно заявил Таг.
- Рискуешь, повелитель.
- Я должен показать, что я не трус и умереть со своим народом, или отпраздновать победу.

Анхиз ничего не ответил. Он продолжал смотреть стоя рядом, держа наготове меч. Данайцы вваливались в ворота толпами, снося друг друга, сквозь витязей прорываясь во двор цитадели... Только теперь мальчик понял, что приближается развязка...
- Спасайте царя! - внезапно, что есть силы, закричал вдруг Анхиз, и подняв клинок, выступил вперёд. Витязи заслонили собой Тага и тоже обнажили мечи. Таг выставил короткий меч, взятый в оружейной...
Теперь рубились вокруг... Всё закружилось, завертелось... Вдруг стало ярко и светло... Из окон дворца вырвалось пламя, послышался треск и гул... Вспыхнули высохшие от времени деревянные полы и стены... А вокруг, сквозь этот дикий рёв мальчик слышал крики витязей, данайцев, звон мечей и какой-то непонятный треск... Кто-то выбил у него из рук клинок и навалился всем телом...
- Анхиз! - закричал Таг, не с перепугу, а увидев, как старый воин тоже упал словно подкошенный...
- Анхиз... – резкий удар в затылок заставил мальчика замолчать и Таг упал, а кто-то сдавил ему шею и поволок за собой... Мальчик почувствовал, что силы его покидают...

В Трое бушевал зловещий пожар...

Когда Таг очнулся, сильно болела голова. Он коснулся лба и почувствовал на ладони что-то противное и тёплое. Отнял руку. Увидел на ладони кровь...
Мальчик осмотрелся. Он лежал в огромном шатре. Встав, Таг вспомнил все, что было, и бросился к выходу. Но сильный удар отбросил его назад...

- Сиди тихо, царь Трои, - услышал Таг голос Ахилла.

Ахилл, криво улыбаясь, вошёл в шатёр и встал над лежащим на земле Тагом, наступив мальчику на грудь ногой. Таг хотел вскочить, но Ахилл придавил его к земле ещё сильнее.
- Ты! - крикнул Таг, - ты клялся в дружбе и мире!
- Бойся данайца дары приносящего, - усмехнулся Ахилл, - сиди тихо. Не то никогда не увидишь своей мамы, мальчик...
- Даже если я никогда больше не увижу белого света, я всё равно убью тебя, восстав из мёртвых! - со злостью ответил Таг.
Ахилл рассмеялся.
- А боги не обидели тебя, наделив талантом шутливого сатира!

Он пнул мальчика в бок что есть силы и вышел.

Таг схватился за живот и сжался от боли. Перехватило дыхание. Резкая боль пронзила всё тело.

- Я убью тебя, Ахилл! - взвыл Таг и растянулся по земле, зажав живот...

Так он молча, долго пролежал. Потом боль затихла. Утихла и обида. Таг присел у столба и стал ждать. Он уже не боялся ничего. Он просто закрыл лицо руками, слушая крики, вопли и гул бушующего пламени снаружи. Очень скоро стало совсем темно. А вокруг Тага тьма вообще укрыла всё пеленой... Теперь время тянулось не минутами, а мучениями, страхом и стуком сердца. Таг начал отсчитывать эти стуки прижав к груди ладонь. Но мысли стали рассеяными, нахлынули воспоминания и Тагу показалось, что лёгкий холодок пробежал по шатру... Он глянул на вход и увидел мрачную и тёмную фигуру в чёрной одежде. Это был человек, в чёрном плаще. Капюшон закрывал лицо, а руки были спрятаны под плащом.

Человек приблизился и встал над Тагом.

- Ты кто? Тебя прислали меня убить? - прошептал Таг, но страха почему-то не почувствовал.
- Глупый мальчик, - услышал в ответ Таг, - что же ты наделал? Ведь вы могли ещё долго держаться, и помощь бы пришла оттуда, откуда её никто не ждёт.
- Зачем ты пришёл? - заплакал вдруг Таг, - ты пришёл меня упрекнуть, что бы я умер в мучениях угрызений совести? Да?
- Нет, - ответил человек, - я пришёл спросить тебя: если бы тебе дали второй шанс, то что бы ты сделал?
- Я? - удивился Таг, - а разве ты можешь дать мне второй шанс?
- Я могу.
- А кто ты?
- Я тот, кто сегодня напишет твою судьбу заново.
- Ты что, Бог?

Человек убрал капюшон. Сквозь тьму Таг рассмотрел чьи то черты, очень знакомые, но не мог понять, где же он раньше видел этого человека.

Тот встал в пол оборота.

- Я помогу тебе, мальчик. У тебя есть два пути: или ты согласишься с условиями Ахилла, станешь его рабом, но будешь купаться в почести и славе, потому что боги наградили тебя большим умом, смелостью, гордостью. Ты проворнее, умнее и хитрее многих данайцев, а значит, быстро завоюешь их сердца и умы. Может быть, даже станешь их архонтом, а то и базилевсом. Ты проживёшь достойную жизнь и умрёшь в глубокой старости, среди многих детей и многочисленных внуков. А народ твой исчезнет, как и этот город. А выжившие забудут кто они, и было ли когда-то царство хеттов на этой земле.
- А второй путь? - осмелел Таг.
- Второй? - усмехнулся человек, - ты будешь влачить жалкое существование, голодать, болеть, но при этом оставаться царём тех, кто не покорился...
- Я выбираю второй! - не дослушал Таг.
- Но ты умрёшь мучительно и скоро... Никто и никогда не вспомнит, где твоя могила..
- За то умру свободным... и всё же когда ни будь, мой народ станет таким же, каким и был и прибьёт щит своего правителя на вратах столицы этих дикарей!
- Быть по сему, - кивнул человек, - ты выбрал верный путь. Знай, что навеки запомнят твоё имя. А имя твоего народа прогремит во славе, и будет прославлено до конца мира сего. Оно станет ужасом для потомков тех, кто превратил в прах Трою и троянцев. Твои потомки выстроят новый град, но не в этих землях, про который скажут, что с него начинается земля, от его цитадели. И тот град никогда не будет покорён врагом, а всякого захватчика, который насмелится приблизиться к его стенам, ждёт неминуемая гибель и презрение потомков. От тебя потребуется одно: не испугаться тогда, когда боятся все дети человеческие. Но тебе я даю отсрочки на три года, семь месяцев и девятнадцать дней. До встречи…
…человек исчез. Таг не разобрал последнего слова. Сказав "до встречи", он произнёс ещё что-то, последнее слово, но Таг не расслышал его. Мальчик вскочил, крикнув, что бы тот подождал, но... проснулся...

- Так это был сон.., - понял Таг, и ему стало грустно. Сон, всё же, не выходил из головы. Таг вспоминал лицо того человека. Кто это был? Что он ему сказал в самом конце? Но не мог мальчик ничего вспомнить... А время текло медленно и ужасно...
Наконец вошли данайцы. Тага ослепили факела. Он встал и посмотрел на косматых воинов. Один из них схватил мальчика за плечо и вытолкал наружу...
Жар ударил в лицо. Было светло как днём. Горело всё и казалось, что вот-вот начнёт плавиться камень. Огромным костром пылала цитадель. Переступая через убитых и умирающих, подгоняемый воинами, Таг побрёл неизвестно куда. Вокруг бушевало пламя...
Площадь была усеяна мёртвыми. Они были повсюду. Отовсюду несло смрадом. Кровь под ногами не застывала. Казалось, что она кипела от пламени. В глазах мертвецов пламя отражалось адским огнём. Можно было сойти с ума. Было ощущение, что одновременно тысячи горящих глаз смотрят на тебя. Они светились повсюду. И повсюду были убитые... Теперь Троя стала городом мёртвых... По деревьям, на уцелевших стенах, на обгоревших столбах и воротах, прибитые гвоздями по рукам и ногам висели дети, пойманные из казавшихся надёжными укрытий... Данайский жрец кружился возле распятых и чадил кадилом, распевая какую то омерзительную и непонятную песню... Таг остановился и глянул на эту кровавую требу... Мальчику стало жутко, закружилась голова, и захотелось наброситься на этого жреца и впиться ему в глотку, что бы тот замолк навсегда. Таг почему-то вспомнил Айрика, того уличного мальчишку с базара, гаруспиков... Но воин сзади грубо подтолкнул его вперёд.
- Иди, иди... - и Таг, поникши, направился дальше.

Мальчик понял. Их больше нет. Никого нет. Их принесли в жертву своему непонятному богу данайцы. Или убили. И его наверно принесут в жертву. Это ужасно умереть вот так, с позором, в чём мать родила. И мучительно больно, когда тебе, живому, пробивают руки и ноги гвоздями... Стало по настоящему страшно, но вдруг в мыслях возник человек из сна. Он что-то говорил, но Таг не слышал его. Он только чувствовал. Но страх не уходил. Появилось только одно чувство, смешанное с этим вот страхом: страшно хотелось жить...
Прямо в проходе Золотых Врат стояла данайская галера, поставленная на колёса. Она была огромна и грозно глядела носом и нарисованными глазами на главную улицу, где, словно отвечая ей, ещё пылал, освещённый пламенем, царский дворец...
Мальчик приблизился к галере и воин указал ему вверх.
Таг поднялся по приставленной к борту лестнице и ступив на палубу, вошёл в большой шатёр, раскинутый от мачты к бортам.
- А, мой маленький друг? - встретил его Ахилл, сидя на жалком подобии трона, - ты наверно пришёл увидеться с мамой? Я всегда держу своё слово! Конечно!

Мальчик приблизился к Ахиллу.

- Почему? Почему вы, данайцы, такие бесчестные? Ты клялся, обещая мир, а вместо этого вырезал всех троянцев.
- Ну почему же всех? - рассмеялся Ахилл, - ты же ещё жив?
- Ещё? - отступил Таг, - ты убьёшь и меня?
- Потому что в тебе течёт проклятая троянская кровь... - прохрипел басом Ахилл.
Таг осмотрелся и увидел сидящую в углу маму. Она была не такая как раньше. Она не была больше похожа на царицу. Вместо царицы на мальчика смотрела растрёпанная, запуганная женщина, с огоньком безумия в глазах...
- Мама, где Елена? - чуть слышно проговорил Таг и глянул на Ахилла.
- Что ты сделал с моей мамой?
- Ты увидел маму? – презрительно ответил Ахилл, - теперь ступай.
- Мама... мама! - закричал Таг и бросился к сидящей в углу женщине.

Ахилл схватил мальчика и отшвырнул его. Таг упал и прокатился по деревянной палубе, разбив нос.

Мальчик приподнялся вытирая кровь...

- Таг! - наконец, слабо вскрикнула Менрва.
- Не смей бить моего мальчика, данайский негодяй! - чуть слышно проговорила она Ахиллу.
- Бить? - усмехнулся ей Ахилл, - разве я могу бить сына убийцы моего брата? Он достоин
лучшего!

Таг замер в ожидании приговора. Ахилл приблизился к нему, поднял мальчика с пола сжав подбородок.

- Хорош. Жалко этого маленького царя убивать. Я отвезу его в Элладу. Он станет моим виночерпием. А ты, троянская красавица, отправишься в подарок этому трусу, Агамемнону, который бежал с поля боя. Он получит обратно свою беглую жену, а в придачу и тебя. Тебя уже ждут, красавица.
- Моя мама не станет рабыней! - вырвался Таг из рук Ахилла.
- Ух, ты какой! - усмехнулся Ахилл.
- Я скорее умру, чем стану рабом! - крикнул Таг, - хочешь меня победить - сражайся! Или ты можешь побеждать только изменой!?

Ахилл захохотал.

- С тобой сражаться? Да кто ты такой, мальчик? Я же разрублю тебя одним ударом меча!
- Попытайся! - ответил Таг и выхватил из колчана, висевшего на стене, стрелу.
- Вот как? - достал Ахилл, с улыбкой на лице, меч, - ну давай!

Таг отступил назад. Меч просвистел прямо над макушкой головы.

- Ну, как? А, троянский царь? Не наложил ещё от страха в свои троянские штанишки? - хохотал Ахилл, - ну посмешил ты меня сегодня! Молодец! Точно, боги не обделили тебя
мастерством сатиров!

Мальчик слышал крик матери, смех Ахилла... От испуга голова закружилась. Он готов был сдаться на милость врагу, но чей то неслышимый голос останавливал его: не бойся... не бойся... ты шустрее, ты проворнее, ты хитрее этого великана...
Голос звучал всё отчётливее и убедительнее. Мальчик словно чувствовал его. И почему-то верил ему... "Всё. Конец.", - вдруг решил Таг и, подскочив под Ахилла, со всей силы вонзил ему стрелу в живот...

- Это тебе за моего отца! И за Париса! И за весь наш народ! - крикнул Ахиллу Таг, глубже и глубже вдавливая в богатыря стрелу.

Стрела вошла в тело Ахилла, как будто нож в масло… Богатырь взревел… Таг с перепугу отскочил.

- Беги! Сынок! - услышал мальчик крик матери и схватив меч Ахилла, размахнувшись, разрубил парусин шатра. Шатёр упал...
- За ним! Держи его! - услыхал он сзади и швырнув меч в воинов, перемахнул через борт галеры и побежал к лестнице, что уводила на стену.

Таг взлетел, а не вбежал по этой лестнице. За ним бежали воины. Он, что было сил, убегал. Бежал, не разбирая дороги. Наконец, резкая боль в груди, там, где сердце, остановила его. Он обернулся к воинам и отступил назад, на край городской стены.
- Стойте! - крикнул Таг воинам и расставил в стороны руки, - стойте... Я всё равно не сдамся. Я ведь нужен вам живой? Или вы теперь казните меня, как тех детей, распяв голым на кресте? Принесёте в жертву своим богам? Нет, не позволю я случиться такому позору, покуда я жив. Я вас всех найду и убью. И никому не дам обижать детей. Стану как Асмень...
- Глупый мальчик, что ты надумал!? - услышал Таг.

Воины расступились.

- Я Одиссей. Ты узнаёшь меня? - вышел вперёд воин, и подойдя почти вплотную к Тагу, готов был схватить мальчика за расставленные в стороны руки.
- Ты не будешь убит... ты же царь... к царям, даже к пленённым, достойно относятся... Ты будешь жить у меня на Итаке, расти вместе с моим сыном и станешь мне вторым сыном! Я даю тебе слово при данайских воинах, что волосок не упадёт с твоей головы...
- Ты даёшь мне слово? - усмехнулся Таг, - а чего стоит слово данайца? Один мне уже давал слово... Он там, в шатре, с пробитым животом. И это я его убил… Или, ты хочешь сказать, что вы простите мне смерть Ахилла? Нет! Лучше я погибну... Но все будут знать, что последний царь Трои не был казнён, или принесён в жертву, и так же, что он не стал рабом, даже закованным золотыми цепями...
- Опомнись! - ещё ближе приблизился Одиссей, почти дыша Тагу в лицо, - самоубийцы превращаются в злобных ночных духов... Тебя нельзя будет хоронить... Твоё тело разорвут шакалы, а кости разнесут по степи дикие собаки!
- Вот и славно... А ты, Одиссей, - прошептал Таг, - никогда не увидишь своей Итаки и своего сына...

Он взмахнул руками, и крикнув для смелости по петушиному, полетел вниз, под удивлённые крики данайских воинов...

Одиссей подошёл к краю... Таг лежал внизу, упав на спину, широко расставив руки и ноги...

- Глупый.., - покачал головой Одиссей, - ведь я сейчас говорил не устами, а сердцем...

Солнце ещё не вставало... Троя пылала огромным пожаром...

- Достойная смерть, - отошёл от края стены Одиссей...

Глава 7. ТИН

Из манускрипта:
"Между отплытием царевичей Геркле и Париса в Аргос из Трои, в надежде мира с данайцами, и падением Трои, проминуло два года. Десять дней стояли под стенами Трои данайцы, и ещё десять дней бушевал пожар в стольном граде. Ничего не осталось. Только пепелища и руины,обгоревшие камни и горы обугленных трупов там, где вчера ещё кипела жизнь, там, где вчера ещё рождались, женились, веселились и радовались восходящему солнцу русоголовые дети его. Там где вчера ещё цвели сады и птицы пели свои радостные песни, где струился детский смех, и рожок чабана каждое утро и каждый вечер зазывал отары, теперь гуляет только ветер степной, да шакалы рыщут в поисках пищи, да змеи вьют свои логовища. Те, кто остался в живых после набегов диких орд востока и запада, ютились в потаённых балках, в диких скалах, прячась днём и выходя из своих укрытий только по ночам в поисках пропитания себе и детям своим, ибо боялись все каскских ножей и данайских стрел...
Данайцы огнём и мечом пронеслись побережьями Моря Тысячи Островов и Северного Моря, не оставив и следа от имени хеттского, а каски испепелили степные районы так, что там где благоухал земной рай, дышала смертью теперь выжженная земля и зияли ранами руины некогда могучих городов и многолюдных селений..."

Таг открыл глаза и увидел звёздное небо. Огромное такое, усеянное тысячами маленьких горошин, тысячами сияющих жемчужин. Болела спина на каждом вдохе и выдохе. "Тьма!", - вспомнил Таг, - "тьма тьмущая..."... От боли он захотел плакать, но изо рта вырвался только дикий хрип и стон. Мальчик набрался сил и облокотившись на мягкий песок попытался встать. Резкая боль пронзила спину. Эта боль огромным синяком расплывалась по всему телу. Таг застонал. Первую же мысль, позвать, кого ни будь на помощь, отбросил, вспомнив события этой ночи.
"Сколько же я тут пролежал?", - подумал Таг, - "день? А может два? Раз всё болит, значит, я живой? Дивно..." Он снова набрался сил и оттолкнувшись локтями, сжав ноги в коленях, попробовал отползти от стены хотя бы на пядь. В этот момент его кто-то коснулся. Сердце ёкнуло. Таг даже зажмурил с перепугу глаза, представив перед собой данайский меч.

- Лежи, лежи, не двигайся, - услыхал он над собой мальчишеский голос.

Таг открыл глаза и увидал над собой, во тьме, очертания фигуры мальчика, который сидел около него, низко наклонившись. Мальчик обхватил Тага руками, и осторожно начал поднимать его с песка. Теперь Таг рассмотрел его. Волосы мальчика спадали до плеч. Даже в темноте было видно, что они, смоль чёрные, были чернее ночи. Из-за плеча выглядывал лук и колчан полный стрел.

Мальчик приподнял Тага.

- Ты шевелить руками можешь?
- Могу, - простонал Таг.
- Ноги, как?

Таг сжал ноги в коленях.

- Молодец, - сказал мальчик, - если бы не трупы, то разбился бы ты насмерть.

Слёзы набежали сами собой. Таг заныл, но из горла вырвался не стон, а хрип.

- Раван, это ты вернулся из мира богов, чтобы забрать меня? Мне больно. У меня всё болит...
- Тс-с, - приложил ему к губам палец мальчик, - Я не Раван…Сейчас мы тихонечко пойдём, и спрячемся где ни будь. А утром поговорим. Хорошо?
- Да, - согласился Таг.
- Вставай, - поднял его мальчик.

Таг подвёлся и встал.

- Опирайся на меня, - запрокинул себе на шею, его руку, новый знакомый, и крепко сжал ладонью кисть...

Идти было легче, чем лежать. По крайней мере, ничего не давило на спину. А может быть потому, что с появлением нового товарища улетучился страх.
Теперь Таг шёл не оглядываясь. Оглянулись мальчики, лишь только отойдя подальше от города. Они остановились и посмотрели назад. Стояли долго, глядя на далёкое марево. В Трое бушевал пожар. Пламя возносилось высоко. Казалось, что его языки лижут небо. Чёрный дым закрывал половину небосклона и прятал звёзды. А крики данайцев и вопли убиваемых жителей, доносились даже сюда. Город погибал на глазах... Кромешная тьма ночи разрывалась этим живым пожаром. Такая же кромешная тьма, как и кромешный ужас, который был видим словно на ладони, с этого отдалённого кургана...

...утром Таг проснулся от голода и холода. Он смог приподняться, превозмогая боль, но вновь упал.

- Ой, мамочка! - вскрикнул Таг и заплакал.

Новый знакомый сидел рядом, раздувая погасший костёр.

- Ну ты и нюня! - усмехнулся он в сторону Тага.
- Но ведь больно же, - ответил ему Таг.
- И ничего страшного. Я ещё не с такой высоты падал и ничего, - сказал мальчик.

Костёр разгорелся.

- Сейчас согреешься. А то ты ночью совсем замёрз, - снова усмехнулся Тагу мальчик, - а потом будем завтракать.

Таг откинулся спиной назад и растянулся по земле. Хрустнули кости и боль, резко схвативши спину, вдруг начала стихать. Стало свободно, и даже хорошо. Теперь Таг смог сесть. Обхватив колени руками, он уткнулся в них носом. Новый знакомый достал несколько кусочков сала, нанизал их на палочку и поджарив над огнём подал Тагу.
- Бери, еж.
- А хлеба нет? - принял угощение Таг.
- Ну, брат, хлеб это роскошь в степи! - рассмеялся мальчик.
- И ничего не роскошь! - возразил Таг, - мы всегда брали в степь хлеб. А у тебя, его, просто, видимо нет?
- У меня его и не было.

Таг начал зубами снимать с палочки сало. Сало было невкусным, жирным и жёстким. Мальчик жевал его через силу, глотая подчас не прожёванные куски. Съев этот завтрак с горем пополам, выпачкавшись в топлёный жир, Таг, с голодухи облизал даже палочку. Его новый товарищ, наблюдая за Тагом, быстро уплетал то же самое...
- А ты, видать, не простой, - весело произнёс он, - твои родители видать землю не пахали и рыбу не ловили?
- Не ловили, - нахмурился Таг, - за то я ловил!
- Не заметно, - рассмеялся мальчик в ответ.
- А вот и неправда! - Таг даже обиделся, - ловил! И на шаланде в море выходил!
- И сеть выбирал?
- И выбирал!
- Ну, ты герой, однако! - рассмеялся мальчик, - а с какой это стати, тогда тебя со стены сбросили, будто ты целый царь?

Таг теперь обиделся. Но обижать своего спасителя он не хотел. Он только надулся и искоса глянул на мальчика.

- И вовсе меня не сбросили. Я сам прыгнул.
- Сам? - удивился мальчик.
- Да, сам! - Таг встал и подсел ближе к огню, - я не хотел быть пленником у данайцев ни минуты, вот и прыгнул.

Мальчик замолчал. Он посидел немного о чём-то думая, посмотрел на языки пламени и протянул Тагу остатки еды.

- Хочешь?

Таг нехотя принял угощение и сняв кусочек сала с палочки, положил себе в рот. Затем вернул завтрак товарищу.

- Как тебя зовут? - спросил он у мальчика.
- Тин, - ответил мальчик, - Тин, это потому что я метко стреляю. Это звук тетивы, когда она бросает стрелу.
- У тебя тоже два имени? - удивился Таг.
- Почему "тоже"?
- Ну ты же сам сказал, что твоё имя тебе дано потому, что ты метко стреляешь? Но ты же не мог стрелять из лука, когда только родился?
- Не-а, - покружил головой мальчик, - не мог. Мама меня не так назвала.
- А как? Я тоже тебя буду так называть.
- Я не помню. Моя мама давно умерла. Очень давно.
- Мне жаль, - вздохнул Таг, - а мою маму забрали данайцы. А Елену, наверно, убили...
- А кто такая Елена? - посмотрел мальчик на Тага, - это наверно твоя сестра?
- Нет, - ответив Таг глянув вверх, - она была жена моего дяди. Она такая красивая была...
- А у меня, когда-то была сестра, - сказал Тин, - но когда она была совсем маленькая, мама
оставила её на добрых людей, потому что нам совсем нечего было есть. Мама боялась, что
мы умрём с голоду...

Тин вздохнул, вспоминая что-то грустное...

- А потом, - продолжал он, - мама сильно заболела, и наверно тоже умерла. Меня забрал к себе один рыбак, который очень любил маму. Она была красивая, и добрая. Так я и стал, Тин, приёмыш рыбака. Но он мне был как отец... А мамы я больше никогда не видел. Да наверно уже и не увижу...
- А где он, рыбак? - спросил Таг, - почему он не с тобой? Он тоже умер?
- Не умер, - ответил Тин, - он погиб. Он спас меня от данайцев, а сам погиб. А я, как трус бежал от данайцев, что бы спрятаться подальше в горах. И поэтому остался жив...
- Ты не трус! - возразил Тину Таг, - если ты не боишься бродить по ночам в степи, где враги, где звери дикие, значит ты не трус! Не оговаривай себя, не надо!

Тин потёр руками лицо, глядя на огонь.

- Я всегда тру лицо, когда хочу плакать. Я воин. А воины не плачут. А я хочу, потому что хочу домой. А моего дома уже давно нет. Его сожгли данайцы.
- А где твой дом?
- На Ильмаре. Я фригиец, горец. Мы называли свой городок Золотым Рогом.
- А почему называли? - удивился Таг, - быть может, он ещё стоит и ты, можешь смело туда вернуться.
- Нет, - покружил головой Тин, - я не вернусь туда больше. Никогда. Я всю свою жизнь, пока меня не убьют, буду истреблять врагов. Я буду воевать, и Гастур мне помогает в моей войне.
- Я тоже! - чуть не вскрикнул Таг, - я тоже хочу воевать вместе с тобой!

Тин сочувственно глянул на Тага.

- Ты сам то кто, боец?
- Я? - задумался Таг, хотев было ответить, но остановился.
Таг подумал, глядя на Тина, который смотрел на него с усмешкой, ожидая ответа.
- Мои папа и мама назвали меня когда-то Тагом...
- Ага! Как же! - рассмеялся Тин, - Таг это сын могучего царевича Геркле, потомок Божественного Лабарны и внук Приама, мудрого царя Трои! Люди его называли Астианакт, повелитель города, а второе его имя было Скамандрий!

Таг опустил голову едва не заплакав и уткнулся в колени.

- Ладно тебе, - подтолкнул его Тин успокаивая, - я тебя понимаю. Самозванцами всегда была полна наша страна.
- Я не самозванец, - всплакнул всё-таки Таг, - я и есть Астианакт, Скамандрий, Таг, сын Геркле и внук Приама, потомок Божественного Лабарны. Я спрыгнул со стены, когда бежал из их плена, что бы не стать вновь добычей Одиссея. Понятно?
- А чем докажешь? - усмехнулся Тин.
- Чем? - ухмыльнулся Таг, - а вот чем! У тебя лук моего отца! Ему этот лук подарил мой дедушка, а дедушке подарил его отец. И колчан тоже подарил, который у тебя на спине висит. Откуда это я могу знать? А?
- Удивительно... - прошептал удивлённо Тин, - да ты действительно царевич...
- Я царь, - глянул на Тина Таг, - меня короновали за три дня до падения Трои!
- А Геркле? - спросил Тин.
- Мой папа погиб в бою с Ахиллом.

Тин опустил голову.

- Люди прячутся в степях. Они верят, что Геркле жив, что он собирает войска на востоке и скоро вернётся, что бы изгнать врагов с нашей земли. Они ждут его...
- Да нет же! - вскричал Таг заплакав, - нет, он погиб! Я видел его смерть! Видел! И мы все
возлагали его тело на погребальный костёр!

Тин ударил кулаками об землю и дико закричал...

- Нет! Нет! Неправда! Геркле жив! Он не может погибнуть! Он подобен небесному богатырю Индре! Не-е-е-е-ет!!!
- Тин, - шепнул Таг, - я тоже хочу, что бы он был жив. Хочу, как никто другой. Честно...

Тин затих и схватился за голову.

- Я наверно выглядел сумасшедшим, да?

Таг кивнул в ответ.

Тин потёр лицо.

- Я уже второй год общаюсь только с трусами и дикими зверями. Одних я стараюсь обходить стороной, а вторых вынужден убивать... зверей. Там, в диких балках, среди скал, есть старые пещеры, где когда-то добывали камень. Там прячутся люди. Мно-о-ого людей. Но все они трусы. Они боятся. Они боятся дня, солнечного света. И даже собственные тени их приводят в дрожь.
- Почему они боятся? - не понял Таг.
- А ты знаешь, что такое нож башибузука?

Таг снова кивнул.

- Знаю.
- Нет, ты не знаешь.
- А вот и знаю! Мы один раз с Азнив из дому сбежали и попали к башибузукам. Так они мне чуть голову не отрезали. Знаешь, как страшно было?
- Знаю! - махнул рукой Тин, - а я собственными глазами видел, как отрезали головы сотне
людей. И таким как мы с тобой, и старикам, и женщинам, и даже младенцам! А перед этим мучили, как хотели, насиловали и терзали пытками. А потом отрезали. Медленно, наслаждаясь мучениями. Люди умоляли, плакали, на колени падали... Но башибузукам было всё равно... Их это веселило! А потом, обезглавленные тела собрали в кучу, закидали
дровами, которые перед этим заставили рубить тех же несчастных, и сожгли. А я наблюдал за всем этим из-за кургана... И ни чем не мог помочь тем людям... Потому что было страшно. И досадно, потому что бессилен...
- А я видел как данайцы детей в жертву принесли, - проговорил, как бы виновато, Таг, - распяли их... Они живые ещё были... Мучались и умирали медленно... Мне их было жалко... Я им так хотел помочь...
- Ха! - усмехнулся Тин, - да сейчас так умереть, это ещё нормально! Для многих это счастье!
- Тебе смешно? - горько удивился Таг.

Тин так же горько усмехнулся.

- Я, наверно ополоумел за это время. Я думаю, что боги простят меня за такое святотатство? Ведь два года уже, я только смерть вокруг вижу, муки и кровь... кровь и смерть... тени и прах... и мертвецы уже сняться даже. Я во сне уже разговариваю с мертвецами. Не вижу во сне живых людей. Каждый раз боюсь засыпать, потому что они, погибшие жители степей будут мне являться, смотреть на меня своими пустыми глазами и что-то говорить, говорить, говорить... Мне уже живые не так страшны, как мои сны...
- Конечно, простят, - коснулся Тина Таг, - ведь тебя тоже родила мама! А раз мама тебя родила, то значит по воле богов! А раз боги послали ей тебя, то значит для чего-то хорошего! Я точно знаю!
- А тех детей... они тоже послали для хорошего? - посмотрел на Тага Тин.

Таг опустил глаза... Он снова сжал колени и уткнулся в них носом. Вначале он молчал, не отвечая на вопросы Тина. У мальчика перед глазами стояло виденное в Трое. Таг подумал, что пора, видимо, становиться взрослым, таким, каким был папа. Мир не полон добра и света, как ему казалось за крепкими стенами. Мальчик, как сидел молча, так же молча и заплакал. Тихо и не слышно...
- Не плач, брат, не плач, - затормошил его Тин, - мы ведь теперь вместе. Мы пойдём и убьём кучу данайцев. Мы убьём их тыщу! Хочешь? Даже две! Знаешь, как я метко стреляю? Ты видел?
- Не видел... - буркнул себе под нос Таг, словно его жестоко обидели.
- Так я покажу тебе, и научу!
- Вдвоём мы погибнем. Я соберу войско. Все подумают, что это папа вернулся, а мы соберём воинов, разгромим Одиссея и освободим нашу страну...
- Где мы соберём войско? - усмехнулся Тин, - всего то войска ты, да я. Может ещё кто-то блукает степями, но всё равно мало. А люди то, они вечно, как пострашней станет, то все бегут спасаться.
- А я не хочу спасаться! - поднял лицо Таг, - и бояться не хочу! Я царь, а это моё царство. И я не дам свой народ в обиду!

Тин положил руку на плечё Тагу.

- Слушай, я уже говорил, что в диких балках люди прячутся. Много людей. Они боятся и нос высунуть наружу. Но я думаю, что среди них есть же хоть немного воинов, которые не забыли своей клятвы витязя?
- Стоять за царя до последнего вздоха?
- Да, за богов, за царя, за край отцов стоять до последнего вздоха!

Тин подумал и сжав плечё Тагу, посмотрел ему в глаза.

- А если я ношу лук самого Геркле, то я ведь тоже воин? Правда?
- Правда, - кивнул Таг.
- Значит и я, клянусь, стоять за своего царя до последнего вздоха!
Таг улыбнулся.
- А почему ты седой, Таг? - спросил Тин, и от этого вопроса у Тага ёкнуло в сердце…

* * *

Дикие балки широко раскинулись вдоль небольших речушек, впадающих то тут, то там, в Скамандру. Балки эти, скорее напоминали крутые, берега, внизу под которыми текла, бежала, неслась с шумом быстрая, красная от глины вода. Вдоль речушек, по низу балок, рос камыш, который поднимался высоко и буйно свистел под степным ветром, качался, гнулся, извивался волнами...
В камыше этом, по склонам, между диких скал прятались пещеры, низкие словно норы. Спускаться к ним было страшно, даже жутковато. Казалось, что берег вот-вот рухнет под тобой, ты свалишься вниз в бегущую реку, вслед за камнями и глиной, а валуны похоронят тебя навсегда... Но валуны, камни, глина, держались. А Таг держался за них. Хотя боялся сделать хотя бы маленький шажок. Так он висел между небом и землёй в камышах, пока Тин, которому порядком надоело это висение и уговоры, не схватил его за пояс и не подтянул к себе поближе. Мальчики лезли вниз. Долго. Осторожно. Точнее, лез Тин, подтягивая за собой Тага. Таг же, тихонько причитал, и дрожа, по команде Тина подавал ему то руку, то ступал ногой, то хватался за товарища и зажмурив глаза отпускал его только тогда, когда тот говорил спасительное "Всё!".
Когда до низа оставалось два шага, Тин спрыгнул и поманил за собой Тага.

- Давай!
- Я боюсь...
- Прыгай давай. Тут низко! - рассмеялся Тин.
- Ага, - заканючил Таг, - низко. Упаду - расшибусь. Сними меня отсюда!
- Ну, ты, - Тин раздражённо сел на камень, - и как же ты со стены прыгал?
- Так то со стены... там данайцы были...
- Так представь, что данайцы следом лезут!
Таг напряг воображение и посмотрел по сторонам.

- Не представляется, - сказал он, - не представляется и всё тут. Может придумаешь, что ни
будь, Тин?
- И что я должен по твоему придумать?
- Ну застрял я, застрял! - захныкал Таг.
- Не ной! - крикнул Тин и пригрозил пальцем, - не маленький уже! А ещё царь! Да какой из тебя царь, если ты боишься с камня спрыгнуть?
- А вот и не боюсь! - обиделся Таг.
- Нет боишься! Слабо!
- Нет, не боюсь!
- Боишься, боишься! - дразнил Тин Тага, весело смеясь, - Таг боится высоты!

Это было уже слишком!

- Ну держись! - крикнул Таг и сиганул вниз, как кошка с дерева.
- Оп-па! - рассмеялся Тин, - ну наконец то, а то я думал, что у тебя там теперь гнездо!
- Ты! - чуть не набросился на него Таг, - ты просто дразнил меня? Да?
- Ага, - съехидничал Тин, - конечно дразнил!

Таг притопнул ногой и скрестив руки на груди, как это делал папа, когда сердился, отвернулся.

- Да ладно, - подтолкнул его весело Тин, - не обижайся, чудной. Надо же было тебя как-то
выманить оттуда? К тому же я уже два года не смеялся! А ты меня сейчас здорово
рассмешил!
- Правда? - обернулся Таг, - я развеселил тебя первый раз за два года?
- Ну, - кивнул Тин.
Таг перестал сердиться и улыбнулся.
- Ну и где твои пещеры?
- Они повсюду, - обвёл вокруг рукой Тин, - ты их просто не видишь.

Он поманил Тага к огромному валуну, что стоял под отвесной скалой, за которым оказалась расщелина. Пригнувшись, дети нырнули в неё и оказались в низком, полутёмном туннеле.

- Тс-с, - прижал к губам палец Тин, - подземные духи не любят шума, они могут завалить нас камнями, если мы будем шуметь.
- Духи? Опять духи?.. - прошептал раздражённо Таг, - не видел я никогда этих духов. Только раз, одну...
- Тс, - цыкнул на него Тин и взяв под руку повёл во тьму, - иди молча. Ты не видел, а я видел.
- Кого?
- Подземных духов... чудь белоглазую. По ночам они выходят в наш мир и у костров сидят. А глаза у них белые-белые.
- Почему? - дрожащим голосом спросил Таг и обернулся, ощутив холодок по спине.
- Солнца нашего не видят, - ответил Тин.
- А у них, что, своё солнце есть?
- Есть, - убеждённо заявил Тин, - подземное, чёрное. И свет от него тусклый-тусклый.

Мальчики продвигались всё глубже. Дышать становилось всё труднее. Таг держался за горло, стараясь не вдыхать сырость с запахом плесени. Наконец, вдали показался тусклый свет.

- Это что, Подземное Солнце? - указал вперёд Таг.
- Нет, это костёр горит, - усмехнулся в ответ Тин.
- Какой? Чуди белоглазой?
- Какой ещё чуди? Там люди прячутся...
Мальчики приблизились к огромному костру, который горел ярко, освещая небольшой зал с высоким потолком.
- Эгей! Где вы? - позвал негромко кого-то Тин, едва поравнялись с костром.

Приглушённое эхо разнеслось вокруг и улетучилось неведомо куда. Тин осмотрелся. В ответ прозвучала глухая тишина.

- И где они? Может они ушли? - прижался к Тину Таг.
- Если бы они ушли, то загасили бы огонь, - глянул в пламя Тин, - гляди туда...

Он указал в дальний угол, пристально вглядываясь во тьму.

- Но я никого там не вижу, - прищурил глаза Таг, что бы разглядеть темноту.
- Зато они тебя видят, - усмехнулся Тин.

В полутьме нарисовались две тёмные фигуры. Фигуры приблизились к огню, и Таг увидел, что подошёл старик, довольно крепкий и сильный, и молодой парень. Старик и парень встали напротив мальчиков, по ту сторону костра.

Тин радостно ступил вперёд.

- Здравствуй, дедушка Атей!
- Ты привёл с собой товарища? - присмотрелся старик, - и откуда этот малыш?
- Из Трои...
- Я из Трои, - хотел было вмешаться Таг, но Тин одёрнул его.
- Мы не хотим прятаться, - всё равно перебил Тина Таг говоря громче.

Старик подошёл к мальчикам и посмотрев на Тага, взял его за плечи и глянул в глаза.

- Смелый мальчик, раз ты не прятаться пришёл в эти пещеры. И седой. Седина многое рассказывает о человеке. О мудрости. О жизни полной горя. Это метка вышних богов. Что ты пришёл сообщить нам, мальчик? Злое ли? Доброе ль? Троянское племя, расены, вскормленное с копий, всегда было грозным и воинственным. Эти жители степей вырастали под шеломами, забавлялись во младенчестве отцовскими мечами и луками. Они не знали пощады к врагам. Я думаю, что расены и сейчас поразили врага и погнали его вспять, и идут на помощь нам, своим братьям по крови, туржен. Не правда ли? Повержены данайцы?
- Не правда! - отрезал Таг, - Троя пала и пылает уже много дней и ночей. Расены иссечены
мечами, а их дети принесены в жертву данайским богам. Никого не осталось, кроме тех, что успели бежать священными подземельями Божественного Лабарны. Но их судьба не известна. Я один остался от всей Трои. И мы пришли к вам, просить о помощи и призвать на войну. На новую войну.

Старик опустил глаза, отпустил плечи мальчика и отойдя взялся за сердце.
- Печальную весть принёс ты, седой мальчик. Теперь я понимаю, почему ты сед. Значит, нашему народу суждено вовек быть изгоями на родной земле и не радоваться восходящему солнцу, нашему отцу.
- Но мы ещё можем драться! - ответил, чуть не крикнув, Таг, - неужели не осталось воинов и оружия? Неужели хетты перестали быть воинами и смиряться с позорной судьбой рабов на своей родной земле?
- Хеттов больше нет, - покачал головой старик, - нет тех былых гордых и непокорных воинов... остался народ русоголовых, но это уже не хетты...

Старик присел около огня.

- А кто же мы? - усмехнулся подойдя к нему Таг, - мы дети хеттов, а значит и есть хетты!
- Русоголовыми называют нас соседи, - ответил старик, - по цвету наших волос. Вот и всё. А кто мы? Сейчас уже не понять, кто из расен, кто из туржен... Все вместе сидим в одних пещерах и балках, и в голоде молим богов о пропитании, и в страхе вопиём о жизни... Русоголовые... А хетты - то была держава...
- Так значит теперь мы один народ! - уже вскричал Таг, - Мы один народ! Единый народ! А значит, всё же, есть держава русоголовых!
- Говоришь как царь, - опустил вновь голову старик и долго молчал.
Наконец, когда его молчание Тагу надоело, мальчик подсел рядом.
- Дедушка Атей, не надо их бояться. Они страшны только когда их много. А так, данайцы и каски, это мелкие банды разбойников. Мы можем их выловить по одиночке, пока ещё не поздно...
- Вы всегда можете отыскать в этих пещерах защиту и еду, - перебил его старик, - но сражаться... я не могу послать своих людей на верную смерть. Слишком долго многие из них не видели солнца...
- Но дедушка Атей!

Старик не слушал Тага.

- Хетты были русоголовыми детьми солнца, - продолжал он, - но нас лишили нашего отца. И сейчас, Яяш не помогает своим сыновьям. Когда ни будь, мы станем вновь великими, но в эти дни русоголовые не в силах воевать... Нет нового Геркле...

Таг отскочил от старика и чуть не плача ударил себя кулаком в живот...

- Вы... вы хотите отсидеться? Но так нельзя! Они пришли сюда жить, править, а мы приговорены ими к смерти! И они убьют нас всех, если мы не будем дальше сражаться! Неужели вас так мало? Вас же тут сотни, если не тысячи!
- Даже более, - ответил старик, - во всей степи нас тысячи тысяч...
- Не уж то, хотя бы сотня воинов не захочет подняться за родную землю?

Старик молча покружил головой, поднялся и направился куда то во тьму.

- Дедушка Атей! - крикнул ему в след Тин, намереваясь остановить. Но Атей исчез во тьме.

Парень тоже ушёл в след за ним. Воцарилась тишина. Мальчики присели у огня глядя на языки жёлтого пламени. Сколько они так сидели, Таг не думал. Но сидели долго.

- Уведи меня отсюда, - попросил он Тина, - я не хочу быть в окружении рабов... Папа учил
меня не дружить с трусами...

Тин ничего не ответил. Он молча встал и поманил Тага к выходу...
По скалам назад не поднимались, а пошли вдоль речушки и вышли не весть куда... Таг молчал, обижено, всю дорогу, и даже когда вышли в степь, и даже когда оказались в совершенно незнакомых местах.
Утро встретили на сожжённой ферме, на высоком обрыве над морем. Эта ферма возвышалась на мысу, над всем, и над степью, и над обрывом, словно огромное орлиное гнездо. Тут Таг слёг. Сильные боли в спине не давали покоя по ночам, а днём стояла невыносимая жара, которая душила и давила на сердце. Всё это нагнетала мысли одну мрачнее другой. Таг стал молчаливее и злее. Злость одолевала из-за того, что он вот так сидит и ничего не делает, когда в его стране хозяйничают враги.
Тин не отходил от него. Успокаивал, как мог, что-то рассказывал, доказывал Тагу, но Таг только ещё больше страдал. Страдал не из-за боли, а от полной безысходности, от бессилия...
Душа была полна гневом. И гнев искал выхода наружу...
Ночью мальчик лежал у костра и засыпал под рассказы Тина, которыми тот пытался его развеселить. Других лекарств не было. А днём, пока солнце ещё не начинало жечь степь, Таг выходил на обрыв, и всматривался в даль горизонта. Куда-то туда он отправил Энея и много-много людей. Куда то далеко. В далёкие края. Теперь Эней царь, с могучим войском и наверно счастлив. И это счастье подарил ему Таг. И жизнь тем людям тоже Таг подарил. Все они, видимо, думают, что Таг уже погиб. А он то жив! Он стоит сейчас на этом обрыве и всматривается в горизонт, думая, что вот-вот появятся корабли под чёрными, красными, жёлтыми, белыми расписными парусами... Эней с войском вернётся, что бы освободить родную землю... Но Энея не было... Сколько Таг не ждал, а всё не было. И троянского войска только он и один лучник, такой же мальчик, как и сам Таг...
А ещё Таг не мог забыть последней встречи с мамой. "Она наверно тоже думает, что меня убили... Бедная моя мама...", - думал Таг, - "а вот Елену убили наверно...". Вспомнил Таг и Азнив. Последний раз Таг видел Азнив смеющейся, весёлой. И сейчас, от этих воспоминаний ему хотелось только плакать. Но слёзы не текли. Набегали, но не текли. Потом Таг решил, что видимо, мужчинам плакать нельзя, и поэтому слёзы не текут. Он представил себя грозным орлом на вершине горы, возле разорённого гнезда. Вдруг его мысли стали не печальными, а показалось, что Таг понял, что к чему и что он станет делать. Ведь он всё равно царь! Ведь даже один человек это тоже войско! И с этими мыслями он сбежал вниз, к Тину.
- Тин! Я буду воевать! Я стану с ними драться! - прокричал Таг, но понял, что Тин не разделяет его воодушевления.
- Я думал, что больше никогда не услышу твоего голоса, - печально усмехнулся Тин в ответ, - ты молчал несколько дней.
- Я тут построю свой замок и назову его Орлиное Гнездо!
- Замок? - посмотрел Тин вокруг, видя только сожженные стены, - долго тебе придётся строить.
- А ты не станешь разве помогать? - искренне удивился Таг.
- Стану, конечно. Только это долгий труд. На него уйдёт лет десять, не меньше...
- Нет! Не десять! Мы восстановим дом, обнесём его высокими стенами, и соберём тут всех, кто не сдался врагу и не смирился с долей. Всех непокорных! И пойдём войной на данайцев!
- Двинулся... - усмехнулся Тин.
- Сам ты, двинулся, - обиделся Таг, - а я буду воевать. Пойду в степь сам, если ты не хочешь...
- Стой! - закричал Тин бросившись за Тагом.
- Что? - обернулся Таг, не глядя на Тина.
- Не пущу самого! Собаки загрызут, пока первых данайцев встретишь!
- Всё равно пойду!

Тин снова бросился за ним, силой развернул его и подтолкнул обратно к ферме.
- Сиди здесь и жди меня.
- А ты куда?
- Я сам не знаю куда, - выдохнул спокойно Тин глядя на Тага.
- Куда? - не унимался Таг.
- Жди меня тут, а я скоро вернусь. Обещаешь?
- А ты обещаешь, что вернёшься?
- Что, боишься один остаться? А ещё в степь собрался, войско собирать! - усмехнулся Тин.

Таг опустил глаза и вернувшись на обрыв, сел глядя на воду, ничего не ответив Тину. Тин, перебросил через плечо лук, и что-то крикнув Тагу подался в степь. Таг обернулся, искоса глянул на него и проводил Тина взглядом, пока тот не скрылся в балке.
Таг и не думал уходить. Просто такой вот ход обычно срабатывал, и всё получалось так, как Таг хотел. Вот и сейчас получилось, так как хотелось Тагу. Он сидел и скучал долго. Потом начал швырять мелкие камушки с обрыва в волны. Затем ему показалось, что маленьких камушков не слышно, когда они падают в воду. Таг начал искать камни побольше... Затем ещё побольше... Ещё побольше... Пока не решился свалить с обрыва огромный валун. Но не осилил его. В отчаянии он пнул его ногой и пошёл под навес, что бы спрятаться от солнца. Так он сидел, смотрел по сторонам, пока не уснул.
Проснулся Таг уже под вечер, когда красноватое солнце катилось к горизонту. Над ним стоял Тин и что-то говорил.

Таг открыл глаза и приподнялся с соломы.

- Проснулся, - сказал Тин, - гляди, кого я привёл!

Таг глянул. Неподалёку стоял немолодой усатый человек опоясанный длинным мечом витязя. На человеке был красный кафтан, поверх которого была одета серебристая кольчуга. В руках человек держал такой же серебристый, островерхий шлем. Человек держал под уздцы коня и молча рассматривал Тага.
- Это Пайрон, - указал на человека Тин, - ты должен его знать, он из дворцовой стражи!

Таг поднялся и стал приближаться к человеку. Тот остановил его жестом и вскинул вперёд правую руку, приклонив колено.

- До последнего вздоха, мой повелитель! - произнёс в землю Пайрон, не смея взглянуть на Тага, - не гневись, но мы все считали тебя погибшим.
- У-у... - присвистнул в сторону Тин, - мама дорогая... так ты действительно царь...
- Да мальчик, - глянул в сторону Тина Пайрон, - это наш царь, Таг, сын Геркле, внук Приама, Потомок Божественного Лабарны, Владыка страны Хатти. В час его рождения мы поклялись хранить его до последнего вздоха. И никто, ни один человек, даже он сам, даже сама смерть не может освободить нас от этой клятвы. Нас было тридцать. Все бились в Трое. Мои товарищи продолжали бой даже в степи. И дрались до тех пор, пока их не осталось трое. Они, в надежде отыскать хотя бы тленные останки нашего повелителя, вернулись в Трою, но никого не нашли живым. А нашего повелителя не было среди мёртвых. Тогда они вернулись в степи, где нашли нас. И вот, я нашёл его живым...

Пайрон вновь преклонил голову.

- Ваш отец, царевич Геркле, сын Приама, отправил меня и Арея за подмогой осаждённой Трое, приказал вернуть ушедшие на восток дружины. И вот, они тут… десять тысяч воинов и три тысячи витязей… Какие будут указания, владыка?

Таг растерялся. Армия… Войско… Конечно не такое могучее как и у отца, и даже не то, что пало там, в Трое… Но верное ему одному… Боги услышали безмолвные молитвы Тага и послали ему войско… Таг даже не был до конца уверен, что это не сон, и поэтому, незаметно ущипнул себя за ногу…

- Встань... Я велю тебе подняться... – сказал Пайрону Таг.

Красноватое солнце коснулось горизонта и чайки подняли дикий крик. Таг посмотрел на море и улыбнулся. Солнечные лучи, словно короной, возносились в голубизну небосвода, а солнечная дорожка колыхалась на волнах, словно пурпурный плащ витязя.

- Встань, Пайрон, - глянул на витязя мальчик, - у нас теперь много работы...

ВТОРАЯ ЧАСТЬ. РОЖДЕНИЕ НАРОДА

Глава 8. АПЛУ

«Луце жъ потяту быти неже
полонену! Сядемъ братия на бързы
комоне да позримо синего Дону!»
(Слово о Полку Игореве; 12 ст.)

...12 столетие до н.э.; 1256 год до н.э.; Малая Азия; долина реки Стикс...
Старый овчар Ходун дремал. Он всегда засыпал под вечер, глядя на заходящее солнце, погружаясь в беспокойные мысли, которые постепенно переходили в размышления. И тогда, ему казалось, что он знает, как переустроить целый мир. Потом он засыпал и просыпался только тогда, когда его внук,Аплу, златокудрый, словно маленькое солнышко, толкал в бок.
- Деда, идём в дом.
- Конечно, идём, - вздыхал старый Ходун и кряхтя подводился с лавки, как он величал бревно, брошенное много лет назад у порога.

Как правило, Ходун осматривался, вглядываясь в темноту, которая кутала в темнеющий саван околицу, стоял ещё чуть-чуть у плетени и только потом, медленно, опираясь на сухой посеревший посох, на верху которого торчала крюком обломанная ветвь, пробирался домой...
Кроме Аплу у Ходуна не было никого.
Почему каски пощадили старика и мальчика, Ходун и сам не понимал. Степняки угнали отару, сожгли всё вокруг, оставив от соседей только воспоминания. Но чабана и его внука не тронули. Просто прошлись мимо, прихватив, словно своих, овец из загона. И ушли в свои степи. Старик только проводил бессильным взглядом этих гостей и с тех пор больше отар не пас. Ни своих, ни соседских, ни чьих. Остался только посох, да старый косматый пёс Цербер, что так же молча грустил у ног своего хозяина...
С той поры Ходун проводил день за днём сидя на завалинке у входа в полуразвалившийся домишко и радовался глядя на золотоволосого мальчугана, который рос, уже не по дням, а по часам, и вечно выдумывая что-то новое, мальчишеское, копошился на глазах у дедушки, во дворике...
Собственно, Аплу выдумывал только очень важное, как считал. Он был очень серьёзный, важный и деловой. Хотя, самой по себе работы он не особенно любил. Стоило мальчишке увидеть что-то заманчивое, красивое, по его мнению, как он забывал обо всём на свете и мог часами любоваться, например, птичкой, что села на плетень и насвистывала, чирикала свою песенку. Если из своей норки вылезал какой ни будь жучок, или муравей волок свою тяжкую ношу в муравейник, то Аплу обязательно должен был сопроводить его, поддержать словом, а ещё лучше, взять в ладошку и донести до самой норки вместе с этой ношей. А если уж вечерочком Аплу надумал любоваться звёздами, то дедушка так и спал до утра на своей завалинке...
В один прекрасный день мальчика осенила мысль, что звёзды, видимо, живые и с ними можно говорить. Но вот как это делается, Аплу не знал. Он долго думал. Обдумал всё на свете и вспомнил, что ещё пару лет назад, дальше всего в степи был слышен дедушкин рожок. По крайней мере, сам Аплу узнавал его издали.
Покрутив в руках этот рожок, Аплу дунул в него и на жалкое подобие мелодии среагировал только старый пёс Цербер, который, не вставая гавкнул и перевернувшись на другой бок вновь задремал... Нет, рожок чабана не для беседы со звёздами. Им только овец собирать да собак будить... И снова потянулись дни размышлений, пока мальчика не осенила новая мысль... Вырезав тросточку он сделал свистульку, большую. Потом вторую, поменьше... потом ещё меньше, ещё меньше, ещё... Много-много свистулек... Связал их шнурком. Так, смастерил Аплу себе флейту. Правда, над ней поколдовал ещё и дедушка, пока Аплу спал ночью. Но зато утром мальчик заиграл. Долго не получалась игра. Но шли дни и со временем околица, в которой царили только ветер да тишина, наполнилась очаровательными звуками...
...видел Аплу ручеёк - подражал, играя на флейте, ручейку. Видел птичку, то теперь не молча глядел на неё, а пересвистывался с ней так, что и она замолкала зачарованная флейтой Аплу. А звёзды, те вообще оживали в тёмном небе, когда мальчик наигрывал их рассказы, рождая звучанием своей флейты волшебные сказки. Ему казалось, что даже тени родных околиц слетались к нему пускаясь в головокружительный танец, смеялись, радовались и веселились, отдавая холодком по спине...
Собственно, кроме этих вот теней, звёзд, птичек да жучков, кроме дедушки да старого Цербера, никто Аплу и не слышал. Разве что солнце... А Аплу так и называл свои песенки: играл для птички, называл песенку птичкой. Играл Аплу для жучка - называл жучком. Играл для ручейка - ручейком... Но для солнца он придумал особенную песню, весёлую, добрую и ласковую, как и само солнце. Солнце не может быть грустным. И Аплу долго думал, как её назвать. Назвать просто солнцем было нельзя, ведь солнце отец и Аплу, и дедушки, и всех-всех. Этим его можно обидеть. Вдруг солнцу не понравится песня Аплу, или он её некрасиво сыграет? Мальчик думал, думал, много раз сыграл эту песню, и решил назвать её Тарантелла... Ведь поселок, в котором он жил, который был большим и многолюдным, пока не пришли каски, носил имя Тарант. «Эта музыка будет звучать в честь солнца, которое помнит всех кто здесь когда-то жил. А значит люди, слушая её, будут вспоминать всех нас, жителей Таранта...», - решил мальчик... И каждое утро он встречал солнце играя Тарантеллу...

Глава 9. АРЕЙ

В этот день Ходун сидел на своей завалинке, как и всегда, когда где-то неподалёку послышался топот копыт. Ходун насторожился и даже привстал глядя в степь, туда, откуда доносился топот. Вот уже два года кони в этих краях не могли предвещать ничего хорошего. На них приходили только разбойные банда данайцев, или степные орды. Но на сей раз, всадник был один. Он спешил. Он буквально слетал с кургана стоящего неподалёку...

- Аплу, ступай в дом, от греха подальше, - сказал старик внуку, а сам, выйдя к калитке остановился, ожидая нежданного гостя.
- А ты, дедушка? - ответил Аплу и встал послушно за дверью, глядя во двор.

Всадник приближался словно молния. Только у плетени конь остановился страшно заржав и встав на дыбы, чем нагнал на Аплу страх и ужас. Мальчику показалось, что конь сейчас раздавит дедушку. Аплу спрятался и закрыл лицо ладонями, зажмурив глаза.
- Не признал, старик? - услышал Аплу голос незнакомца.
- Не признаю, что-то, - ответил Ходун вглядываясь в лицо всадника.
Всадник спрыгнул с коня и подойдя к старику снял шелом.
- А сейчас? Помнишь, когда на этом кургане Геркле лагерем стоял, я у тебя баранов для царского стола брал?
- Так давно это было, - подумал Ходун, - уж два года минуло, а того и больше. Как звать то тебя, витязь?
- Арей, Арей хоругвеносец, - ответил всадник, - а что это не слышно овечек твоих, да посёлок молчит? Уже ль чума краем пронеслась?

Старик покачал головой и опустил глаза.

- Ты, витязь, издали видать приехал?
- Да уж издали, не взыщи, отец. Два года как на родине не был! - ответил Арей.
- Страшная чума, витязь, очень страшная, - сказал Ходун, - Эллада она зовётся...
- Не понял, старик, - усмехнулся витязь, - о чём ты?
- А что непонятного? Война...

Ходун отступил от калитки впуская Арея во двор.

- Ты заходи, витязь. По моему мне много чего тебе надо рассказать...

Так, впервые в своей жизни, Аплу увидел настоящего витязя. Собственно, он видел их и раньше. Но много и сразу. И, далеко-далеко, как тогда ему казалось. И это было давно. Аплу почти не помнил того дня. Воины ночевали на кургане, за посёлком, А поскольку Аплу был ещё мал, дедушка не взял его отвезти ужин самому главному из витязей, которого все называли Геркле. А сейчас, самый настоящий витязь сидел рядом с Аплу у костра. У мальчика неистово билось сердце, когда он блестел своими латами и островерхим, огромным, украшенным разными причудливыми, чеканными узорами шеломом...

С появлением гостя вечер затянулся. Сидели у костра, что ярко горел посреди двора, в выложенном из камней мангале. Ужинали. А дедушка печально рассказывал Арею обо всём, что было, и что довелось пережить. Арей только стонал и молча смахивал слезу за слезой.
Аплу тоже первый раз услышал правду о том, что случилось. Оказалось, что соседи никуда не уходили, а их попросту убили враги. И не пускал его на руины дедушка потому, что там мёртвые лежат, что бы не видел их Аплу. И что сидел Ходун на завалинке не оттого, что ноги болят, а охранял денно и нощно, смотрел врага, что бы вовремя сказать внуку - «Беги!», если этот враг приблизится к посёлку мёртвых...
Арей слушал. Слушал и молчал. Он ничего не говорил. Даже, когда уже замолчал старик. Арей только глядел на огонь, и было слышно его тяжёлое дыхание...
Вокруг встала стеной тишина, которую нарушал только треск горящих полениц. Где-то в степи ухнул филин. Филину ответил ржанием конь. Пёс приподнял голову и посмотрев вокруг потянулся и снова задремал.
- Я понял, - сказал Аплу, - я всё понял.
- Что ты понял? - переспросил его Ходун.
- Когда я играю ночью на флейте, это не сказочные феи танцуют вокруг. Это души убитых жителей Таранта собираются послушать мою музыку, - чуть не плача произнёс мальчик.
Старик только покачал головой не глядя на Аплу.
- Неужели никто не встал стеной за родной край? - чуть не вскричал Арей, - где Геркле с троянским войском?
- О том не ведаю, - спокойно ответил ему Ходун, - нет слуху о том, что бы от троянского пожара и до сего дня, где-то прозвучало это имя. Зато поговор идёт, от случайных странников, которому я мало верю.
- Что за поговор? - глянул на старика Арей.
- Сказывают, что убит он Ахиллом, и что сам Ахилл, якобы, пал от руки Тага.
- Таг ещё мальчик! Ему не более двенадцати годов! - рассмеялся Арей, - да и кто мог победить Геркле? Никто! Не было равных ему по силе!
- Люди говорят...

Арей сжал кулаки и глянув на звёзды, закрыл глаза.

- Нет, старик. Не мог Геркле пасть в бою. Он выходил живым из воды и огня, и снова вёл нас в бой. Что бы его сразить, надо было быть Богом, или самим демоном смерти...
- Ахилл и был демоном смерти, - ответил Ходун, - но говорят, что он убит ребёнком.
- Этот ребёнок кто, сам Асмень? - усмехнулся Арей, - он был слишком избалован и изнежен старым Приамом.
- Порой и могучая гора рушится в море подточенная маленьким муравьём, - покачал головой Ходун.

Старик помолчал, о чём-то подумал и словно успокаивая Арея, наклонился к нему.

- Скажу тебе, Арей, ещё одну весть, которую подорожные путники принесли. Они сказывают, что жив Геркле. Но так оно, или не так, никто точно не ведает. Объявился в диком поле некий Мастарна, что на говоре туржен означает Мститель. Говорят, что объявил он себя троянским царём. Кто он есть - того не знаю. Не видал его никто. Но войско у него могучее, все всадники да лучники, простых ратников пеших нет у него. Блукают они ночами в степях и не дают пощады ни данайцу, ни каску. Называют они себя дружинниками. Многие их видали. Сказывают, что на месте убитого дружинника десять живых становится. Правда то, или нет, того не знаю. По мне, они просто отважные воины.
- Где же искать их? - словно проснулся Арей, - я уверен, что этот Мастарна и есть мой
господин!

Старик глянул в степь, словно слушая тишину.

- А ты не ищи их, - сказал он полушёпотом Арею, - дружинники сами тебя найдут...

Утром Аплу витязя уже не увидел. Мальчик проснулся, как всегда, рано. Заиграл свою любимую песенку, здороваясь солнцем и подойдя к дедушке, который, стоя у калитки провожал взглядом уносящегося на курган всадника, отнял флейту от губ.
- Деда, а кто это был? - дёрнул мальчик за рукав Ходуна.
- Славный воин... добрый воин... - проговорил в ответ Ходун.

...Арей гнал коня обратно, то сбиваясь с пути, то вновь находя старые дороги, не узнавая родных краёв. Так, он без передышки нёсся до самого вечера, пока, наконец, путь ему не преградила степная речушка. Арей хотел было отыскать брод, но осмотревшись, вдруг увидел только темноту. Наступила ночь.
Напившись воды он присел около валуна стоящего на пологом бережку и закутавшись в плащ, спасаясь от ночного холода, задремал. Уже погружаясь в безразличие, Арей услыхал чьи то шаги и когда открыв глаза поднял голову, увидел перед собой три тёмные фигуры, на головах которых угадывались шеломы.

Арей попытался вскочить, но лезвие меча у груди остановило его.

- Далёко ли путь держишь? - услышал Арей.
- Издали, - ответил он, - из страны атураев, братья мои. Я такой же хетт, как и вы...
- И куда?

Теперь Арей рассмотрел в темноте этих воинов. Они были одеты в лёгкие кожаные латы, шаровары из грубой шерсти и такие же грубые сапоги. Лица их были скрыты чёрными шарфами, из под которых виднелись только глаза.

- Я знаю кто вы! - вскрикнул Арей, - вы дружинники Мастарны! Я ищу его, что бы встать в ваши ряды!.. Проведите меня к нему... Я хочу его видеть...
- Этот точно не каск, и не данаец, - глухо сказал воин, убрав меч от груди Арея и указал на коня, - вставай, садись на своего коня и следуй за нами.

Теперь он ехал за этими ночными незнакомцами, которые обступили его с трёх сторон, словно охраняя. Они не отвечали на вопросы, больше глядя по сторонам, чем следя за самим Ареем. Ехали долго, вдоль реки, поднимаясь берегом всё выше и выше. Потом спускались вниз, в узкую каменистую балку, поросшую камышом и байраками по склонам. Потом ехали этой балкой, в кромешной тьме, где кони с трудом разбирали дорогу. Стояла такая тишина, что можно было подумать, что воины ведут Арея к входу в царство мёртвых. И это царство мёртвых, казалось, тут и начинается...

Наконец, незнакомцы остановились.

- Езжай вперёд, - указал воин на далёкий огонёк в балке, - когда подъедешь совсем близко, спешься и веди коня под уздцы. Там увидишь людей. Они ответят на многие твои вопросы.
- А спросят, как я их нашёл?
- Чужие тут не ходят, - рассмеялся воин и развернул коня назад. То же сделали и остальные, погнав коней к выходу.

Арей остался один. Он постоял, посмотрел вслед своим спутникам и медленно направил коня на огонёк.

Арей приближался. Огонёк становился всё больше и больше. Наконец стало ясно, что этот огонёк большой костёр, вокруг которого сидят люди. Арей даже слышал их голоса. Он остановил коня, слез с него и взяв под уздцы, как ему говорили, двинулся дальше пешком. Когда же он совсем приблизился, то люди замолчали и посмотрели на гостя.
Их было двенадцать. Два мальчика-подростка, молодая девушка и воины, вооружённые, кто мечами, кто кривыми каскскими ножами, а одежда их была настолько различная, что если бы Арей не видел их лиц, то легко принял бы за данайцев, или касков, либо за степных разбойников. Тут были и красные кафтаны степняков, и полосатый халат каска, и папахи, и шеломы, и латы, от чёрных кожаных до серебристо-лунных дворцовой стражи.
Один из мальчиков, что был чуть постарше, так же одетый в кожаные латы с нарисованным красной охрой крестом на груди, крутя на земле огромный лук, показавшийся до боли знакомым Арею, с недоверием поглядывал на пришельца. Второй же, помладше, в шитом узором красном кафтане, черноволосый с проседью, грея руками глиняную чашку пил что-то горячее, явно греясь.
- Садись, - указал этот мальчик взглядом на свободное место у костра, посмотрев на Арея. Арей присел на землю.
- Голоден? - спросил мальчик.
- Не ел с утра, - ответил ему Арей.

Мальчик глянул на воинов и те, молча протянули Арею лаваш с жареным мясом.

- Бери, это твоё, - добродушно усмехнулся Арею мальчик.
- Благодарствую, добрые люди, - принял угощение Арей.
- Мы ждали тебя, - ответил мальчик.
- Ждали? И кто вы? Степные духи?
- Наверно, - мальчик рассмеялся и отставил чашку, - только духи не болеют простудой и не хотят есть.

Укутавшись в кафтан он протянул руки к огню.

- Что тебя привело в ночную степь, человек?

Арей посмотрел на мальчика, угадывая в его лице знакомые, но позабытые черты.

- Да я родом из этих мест, - сказал Арей, - два года я пребывал посланником в стране атураев, в городе Ниневия, по заданию своего господина, царевича Геркле. И сейчас, вернувшись в родные края я не узнаю их. Я не нашёл своего города, своей Хрисы, где жила моя семья, жена, дети да старики-родители. От Киллы и Трои тоже застал только руины. Первые, и единственные кого я встретил в этой, некогда многолюдной стране, это были старый чабан и его маленький внук. Я спросил их о том, какая чума постигла нашу землю. И когда он мне рассказывал о том, что произошло, то плакал как дитя, да и я не сдержал слёз.
- Мне говорят, - продолжал говорить Арей, - что мой господин жив. И я ищу его, троянского венценосца Мастарну, думая, что он и есть Геркле, что бы вновь встать под его хоругву и гнать врагов с родной земли. Оттого я и рыскаю степями, словно голодный волк.
- Мы знаем это имя, - сказал второй мальчик, крутящий лук, - и нашёл ты его?
- Нет, - покружил головой Арей, - но я уверен, что это Геркле. Ибо все, что говорят о Мастарне, напоминает мне моего господина. Только он так мог воевать с врагами: хитростью, внезапностью, не зная поражений...
- И что же о нём говорят? - усмехнулся седой мальчик.
- Он храбрый воин, - ответил Арей, - он мудрый воевода, он троянский царь, поразивший самого Ахилла, прозванного демоном смерти. Мастарна воплощение самого Бога Войны! Кто, как не Геркле может быть таким?
- А я не думаю, что он хоть чем-то похож не Геркле, - не соглашался мальчик, хмуро глядя
на Арея, - он, конечно, воин, венценосец из рода божественного Лабарны, но не воплощение Лабарны, и вовсе не богатырь.
- Почему? - удивился таким словам Арей, - хеттов способен был поднять на войну только Геркле. В нём видела царя вся знать, все витязи и мужи земли Хатти! Они пошли бы только за ним...
- Я, когда был маленький, всё видел только в радостных красках, - словно отрезал мальчик, - у меня было всё для счастья. И что теперь? Я сижу в канаве, пусть глубокой, и спасибо товарищам, что не один. И хеттская знать, видела одно, а получила совсем другое. Нет ни Геркле, ни хеттов. Города и посёлки сожжены, а жители вырезаны от мала до велика. А кто бежал, тот смешался друг с другом. И роды, и племена, и все теперь просто толпа людей прячущихся где попало от кровавых врагов. Уже трудно сказать где туржен, где расен, где лукк, а где фриг. Потому что народы наши - рассеяны по степям, загнаны в балки и пещеры. Теперь, мы зовём себя лишь так, как нас звали наши жрецы и наши враги, руссами, по цвету наших волос. И теперь это наше имя. И страну свою называем Русью.
- Ты говоришь "мы"? - удивился ответу мальчика Арей, - ты говоришь от имени всего народа, как царь. И почему тебе хочется верить? Будь ты царём, я бы служил тебе верой и правдой. Как твоё имя, скажи?

Мальчик вздохнул, усмехнулся, поняв, что Арей его просто не узнал. То ли из-за седых волос, то ли Таг настолько вырос и изменился. Может быть. Ведь прошло два года.

Он посмотрел на девушку и улыбнулся.

- Спой нам мою самую любимую, Уни?

Девушка перекинула из-за спины лиру, поставила её на колено и перебирая струны заиграла.
Все замолчали. Чарующий голос наполнил балку, отдаваясь звонким эхом от холодных камней и каменистых отрогов...

- «О мои качели, качели, качели -
Крылья, оторвавшие меня от земли.
Вы меня повыше забросить хотели,
А потом назад против воли несли.
Вы меня повыше забросить хотели,
А потом назад против воли несли.

Мчались мне навстречу деревья, деревья.
Взлёт и эта тяжесть, эта тяга домой.
О мои кочевья, кочевья, кочевья -
Мир всегда мучительно мой и не мой.
О мои кочевья, кочевья, кочевья -
Мир всегда решительно мой и не мой.

Жизнь меня, как буря, качала, качала.
От жары до холода огромен размах.
Не начать ли сказку сначала, сначала -
С детства, где качели висели в дверях.
Не начать ли сказку сначала, сначала -
С детства, где качели висели в дверях»

Глава 10. ВОЛШЕБНАЯ ФЛЕЙТА

Если можно было говорить о том, что архонт Одиссей чувствует себя хорошо, то думать об обратном даже запрещалось. Со здоровьем у данайского богатыря было всё в порядке, и с одной стороны, когда приезжие, задавая вопрос: «Как здоровье правителя?», - слышали в ответ, что мол, Одиссей здоров, они слышали правду. Но с другой стороны это была явная ложь, которая, была превосходным примером данайской хитрости, что бы убедить врага, что они «всё держат под контролем». На самом деле Одиссей был мрачен и хмур, не находил себе места, впал в депрессию и начинал спиваться от безвыходности. Разогнав из своей ставки практически всех друзей, и даже союзников, он в одиночестве съедал своё сердце. Его мягкий нрав сменился крутым характером, раздражительностью и добрый Одиссей превратился в недоверчивого, сурового и нелюдимого, искавшего врага везде и во всяком.
Он был уже не рад тому, что пристал к этому проклятому походу Агамемнона и Менелая, один из которых сам был зарезан спящим, а второй трусливо бежал, словно испуганный заяц.
Теперь Одиссей оставался один, единственным хозяином и этих берегов и всех жителей Илиона, и богатств... но эти богатства приносили ему только горе...
Он, чуть ли не единственный из всех, который не хотел этой войны, но остался в ней победителем, а ещё точнее, пленником своей победы...
Вот уже третий год воины не видели родных берегов. Одиссей сам хотел домой. Но ни он, ни воины не могли покинуть этот, уже пустынный и враждебный край. Троянцы потопили весь флот в гавани Киллы, а что не смогли потопить, то сожгли, обстреливая корабли стрелами, несущими на себе огонь. И такая судьба подстерегала каждый данайский корабль, осмелившийся приблизиться к берегам Илиона первой же ночью. А вместе с кораблями сгорело и пошло ко дну столько золота, сколько не было ни у одного архонта Эллады.
Получилось, что эти два года были напрасно проведены в этой стране, напрасно были загублены тысячи жизней, и сейчас и Одиссей, и его верные служаки остались попросту нищими. После такого поворота событий большая часть войска отделилась от Одиссея и, перессорившись между собой, разбившись на мелкие отряды, подалась в степи грабить бывших союзников, касков... Кого из них не перебили каски, тех выловили троянцы, руководимые неким таинственным царём Мастарной. И те, и другие, отрубили убитым головы и разбросали их вдоль стен Киллы, которые не очень надёжно, но всё же защищали Одиссея от новых степных хозяев.
Этих новых степных хозяев прозвали скифами, что означало «блуждающие», или попросту «бродяги». Но с каждым очередным месяцем пребывания данайцев в Илионе, количество этих бродяг не уменьшалось, а только увеличивалось. Одиссей приказал перебить всех мужчин, даже подростков, способных держать в руках оружие. Но это мало помогло. Едва местные жители узнали о первых расправах, как прибрежные районы моментально опустели. После этого троянцев начали отлавливать, и для устрашения родителей распинать их детей на дверях собственных домов. Но тогда, в ответ, появлялись новые скифы, среди трупов которых, после немногочисленных побед данайцев, находили даже женщин и подростков, у многих из которых кисти рук и голени оказывались пробиты.
Одиссей понял, что троянцев невозможно сделать рабами. Тогда он приказал их попросту истребить. После великой резни даже покорившихся на милость победителю, загорелась степь, а вместе с ней сгорел урожай этого года, колодцы, почему-то оказались отравленными, а весь скот был забит или угнан неизвестно куда. Когда в колониях начался голод, скифы обнаглели окончательно. Они теперь являлись средь бела дня, отбирали у эллинов последнее, что можно было есть, убивали кормильцев оставляя в живых только стариков и маленьких детей. Трупы этих выживших никто не хоронил, после того, как их настигала голодная смерть. Они толпами бродили под лагерями воинов прося хлеба, пухли от голода, умирали, сходили с ума. Все дороги были устланы тем, что оставалось после этих несчастных. В воздухе стоял смрад от груд мёртвых тел. Воины роптали, но тех, кто осмеливался бежать домой берегом, надеясь переправится около Золотого Рога, в одиночку ли, отрядами ли, тоже настигали скифы... Их не убивали всех, а загоняли обратно в колонии...
Одиссей, как и все, понимал: Мастарна решил выморить пришельцев. Среди колонистов поползли слухи, что Мастарна, на самом деле никто иной, как сын самого Зевса, Апполон, храм которого, как говорили, во время захвата Трои осквернил и разорил Ахилл... И были основания так считать. Троянцы считали себя детьми солнца. Вот Бог Солнца Апполон и вступился за своих детей, прислав жестокосердных скифов, которые не знали пощады ни к кому.
Одиссей не верил в божественное происхождение Мастарны, а уж тем более самих скифов. Он прекрасно понимал, что за всем стоит человек. И возможно, что этот человек не самый идеальный. Он решил его выловить, для чего снаряжал то один отряд, то другой, следуя указаниям немногочисленных пленных. Но эти отряды исчезали едва пускаясь в погоню хоть за кем-то из скифов. Данайцы, во главе со своим архонтом поняли, что если скиф отступает, значит, неподалёку ждут более мощные силы всегда готовые к бою... ... ...

Злым народом назвал троянцев Одиссей... Он не понимал этого народа и ненавидел берега реки, из-за которой постоянно появлялись скифы. Они всегда появлялись внезапно, возникая ниоткуда и исчезая в никуда. Они могли оставаться незамеченными, находясь рядом, или подолгу сидя в воде дыша через камышовые трубочки. Они пересекали глубокие реки по дну, переворачивая лодки и идя пешком, нападая так целыми сотнями там, где их никто не ждал. Они оставались неуязвимыми, живя в глубоких пещерах и каменоломнях, месяцами не видя солнца. Всё о чём говорилось в колониях и даже в ставке самого Одиссея, моментально становилось известно неведомому Мастарне. И как это могло случаться, притом, что в округе не оставалось к тому времени ни одного живого троянца - Одиссей не понимал. Слово сказанное шёпотом у данайцев, разносилось громким эхо по степям. Тогда приходили скифы, грабили, убивали, жгли и вершили свой суд, а потом вновь исчезали на берегах проклятой реки Стикс, где и обитал, как говорили, царь Мастарна...
Ситуация усложнялась ещё и тем, что на побережья Илиона прибывали и прибывали новые колонисты с жёнами, детьми, стариками родителями, совершенно не ведая что эта земля, берега Босфора, Скамандры и Стикса, есть сущее Царство Аида...

ΨΨΨ

Одиссей, молча опустив голову и исподлобья глядя на старика, рассматривал лицо Ходуна. Он не находил, как назло, ничего подозрительного в этом чабане. «Ему на завалинке бы своей сидеть, да мух считать, а не воевать», - думал Одиссей. Он снял шлем и подступил ближе.
- Так ты утверждаешь, старик, что уже год никого не видел? - спокойно спросил Одиссей.
- Никого, господин, - ответил старик.
- А может кто-то, всё-таки, был?
- Вряд ли тебя заинтересуют несчастные странники, которых судьба погнала побираться
от хутора к хутору.

Старик огляделся, рассматривая воинов, которые рыскали по двору и гремели в доме разбиваемой посудой.

- Я не понимаю, кого ты пытаешься найти, господин, - сказал старик, - тут редко ходят люди. И если кто-то и попросит у меня пристанища, то я не спрашиваю, кто он на самом деле и какова его цель его пути, а довольствуюсь тем, что он сам мне скажет. Я старый чабан, а не шпион.
- И тебе всё равно, кто ночует у тебя дома? - воспылал яростью Одиссей.
- По обычаям нашей земли, я не смею расспрашивать путника без его согласия, даже каково его имя, - ответил Ходун, - я знаю, что я Ходун, а ты - Одиссей. И не более.

Одиссей одел шлем и ударив наотмашь старика в лицо, отошёл, пройдясь двором. Ходун упал. Приподнявшись вытер разбитое лицо. Одиссей наступил ему на грудь.

- Отвечай, ночевал ли у тебя троянский хоругвеносец Арей, что он говорил и куда уехал?
- Я не знаю никакого Арея, - прохрипел старик, - а если бы знал, то не сказал бы данайцу. Этот Арей сын нашей земли, русоголовый сын солнца, а вас сюда никто не звал, дикари северных гор.
- Ну, старик. Доживёшь до Киллы - позавидуешь мёртвым.

Он свистнул, подзывая воинов.

- Привяжите этого мудреца к хвосту коня за ноги. Он поедет с нами, удивлять эллинов своей мудростью.

Воин захохотал. Ещё двое схватили Ходуна за ноги и по земле поволокли за калитку к коню.

- Тебя покарают боги, Одиссей! - закричал старик, - ты будешь молить смерти, но не вымолишь её у своих богов!
- Молчи уже, старый пень, - пнул его воин.

Ходуна выволокли за калитку и бросив на землю начали избивать. Кровь растеклась по лицу и полилась из разбитой головы на песок. Старик молчал не моля о пощаде, что-то приговаривая. Это смешило воинов. Старика подняли за ноги и несколько раз швырнули, каждый раз, вновь и вновь пиная.
Одиссей скрестил руки на груди глядя на курган за посёлком. Вдруг он заметил какое то движение и увидел, что на верхушку кургана кто-то бежит.
- Зверь? - подумал Одиссей, но присмотревшись, вдруг отступил, - человек!

Человек вбежал на курган и остановился, обернувшись, глядя на Одиссея.

- Скифы! - крикнул Одиссей, - быстро! Уходим! Уходим в лагерь!

Воины бросили всё. Один из них швырнул на крышу дома факел. Солома быстро вспыхнула и занялась огнём. К небу взметнулись языки пламени, повалил густой дым, который наполнил белым клубом долину.

- Шевелитесь! По коням! По коням! - кричал сквозь треск горящего дерева и дым.

Одиссей, подгоняя воинов, - скифы рядом! На кургане их соглядатай!

- А с этим, что делать? - указал воин на Ходуна, лежащего у плетня, возле калитки.

Одиссей молча достал меч и занёс его над стариком...

На кургане стоял Аплу. Он всё видел. Только ничего не слышал. Мальчик от страха не мог даже плакать, не то что бы бежать. Он понял, что дедушку убили.
Данайцы, подгоняя коней, помчали в степь, откуда и пришли, подальше от этого места, время от времени оглядываясь на Аплу. А Аплу, думая, что сейчас в него полетит стрела, решил перед смертью последний раз сыграть. Он глянул на солнце, поднёс к губам флейту и заиграл свою Тарантеллу. Только как-то грустно, не видя перед собой никого и ничего, словно в тумане...

Одиссей пришпорил коня.

- Быстрее! Быстро! Это их боевой марш! Он вызывает своих! - крикнул Одиссей воинам и уже не оглядывался.

Аплу играл... Играл, пока данайцы не ускакали далеко. Только тогда он решился посмотреть им вслед. Посмотрел, и увидал совсем малюсенькие фигуры всадников.

- Испугались!? Да!? - сквозь слёзы крикнул мальчик и заиграл с новой силой...

Так он играл, играл, пока не закружилась голова. Он упал без чувств там же где и стоял. А когда встал на ноги то увидел, что его дом сгорел и только чёрные стены дымились углями, ещё краснеющими, но уже погасшими. Старый пёс блукал вокруг пожарища и скулил. Аплу позвал его с кургана, боясь спуститься вниз. Он присел и заплакал. Проведя губами по флейте, он выдохнул печальную мелодию и замолчал...
Наконец наступил вечер. Мальчик глянул на розовое солнце и встав начал спускаться вниз. Не домой, а в степь, куда глядели глаза.

- У меня нет дома, - подумал Аплу, - но куда то же ушёл Арей? И я пойду искать этого таинственного Мастарну. Наверно ему нужен воин, песен которого бояться враги?..

Солнце скрылось за горизонтом. Зажглись звёзды. Наступала холодная степная ночь...

٭ ٭ ٭

Аплу думал, что третьей ночи уже не выдержит. Холод пронизывал до костей. Мальчик пытался спать съёжившись, обхватив колени руками. Но холод тогда начинал доставать спину.
Маленький и худенький Аплу страдал вдвойне. Ему казалось, что кости выворачивает, что он умрёт от этого и никто не узнает где он лежит, и был ли вообще такой. Так Аплу проводил ночь, дрожа, стуча зубами, боясь развести хотя бы маленький костерок. Он здорово наслушался в своё время рассказов о башибузуках и степных разбойниках. «Лучше чуть-чуть помучаюсь, но найду Мастарну», - решил мальчик. Мысль о том, что его флейта волшебная и поможет на войне прогонять данайцев, наводить на них ужас, вела Аплу вперёд и дарила новые силы. Он считал, что её, флейту, обязательно нужно донести до Мастарны...

...А днём жара. Жара невыносимая. Она сводила с ума и валила с ног. Зато Аплу спокойно отсыпался укрывшись от мира в камышах, на берегу какого ни будь прохладного ручейка, или в балке, в тенистом байраке, стараясь не думать ни о чём. С едой, правда, было туговато. Постоянный голод и следующая за ним слабость стали нормой. Счастьем стало дерево шелковицы, сладкой, вкусной. Аплу тогда наелся её вдоволь, правда измазав и лицо, и руки, и одежду. Но кроме этой шелковицы в округе ничего и не было. Одна голая степь, ковыль да камни. Хотел было забрать из гнезда дикой утки яйца, но представил, как мама-утка будет плакать, страдать, убиваться за своими детками и наверняка умрёт с горя. Не стал Аплу воровать утиные яйца. Постоял у гнезда, полюбовался на диких уточек, как они играют в речке, поговорил с ними, сыграл им новую песенку и пошёл дальше.
Под вечер совсем ослаб и упал от голода. Осмотрелся и увидал вокруг море земляники. Даже заплакал от радости. А встать не смог. Он начал загребать её вместе с песком и листьями и жадно глотать. Не наелся. Обессилел. Не потому, что было мало, а потому что руки стали не свои, онемели, не слушались словно пудовые. Голова закружилась.

- Посплю немножко, - решил Аплу, - а когда проснусь то поем землянички...

Он закрыл глаза. Перед ним появилась мама, такая, какой Аплу её помнил. Она держала в руках душистый каравай. Мама отломила от этого каравая самый-самый вкусный кусочек, пышный с хрустящей корочкой и подала Аплу. Аплу ел, но почему-то голод не убывал.
- Я наверно умираю, - подумал мальчик. Ему стало всё безразлично. Он открыл глаза и увидел только сумерки. Вокруг трещали сверчки. Аплу вздохнул и задремал, подумав, что видать такая у него грустная судьба...

...проснулся он ночью оттого, что лицо ему лизал пёс.

- Цербер, - шепнул Аплу, узнав дедушкиного пса, - как ты меня нашёл?

Пёс только скулил, гавкнул два раза, словно кого-то подзывая. Он отскочил и залаял, заскулил, постоянно бросаясь то к мальчику, то куда-то в сторону. Тут Аплу услышал, что пёс не один. Послышались чьи то шаги, голоса, чьи то руки подняли Аплу с земли и осторожно обхватив усадили к кому-то на колени.
- Живой, живой твой хозяин, - услышал Аплу.

Цербер заскулил и радостно задышал.

Аплу открыл глаза и сквозь темноту рассмотрел своих спасителей. Неподалёку прохрипел конь. Человек поднёс к губам мальчика фляжку.
- Ну-ка, испей, силы наберёшься.

Аплу начал жадно глотать, узнав молоко, только сладкое и холодное. В животе заурчало, заиграло, мысли в голове пришли в порядок.

- Вы дружинники Мастарны? - спросил Аплу, набравшись немного сил.
- С чего ты взял? - усмехнулся человек.
- У вас троянские шеломы и говорите вы по-русски.
- А как это, по-русски? - не понял воин Аплу.
- Это я только что придумал, - ответил Аплу, - только что. Это значит по доброму, не так как данайцы, не выведывая того, чего никто не знает.

Воин ещё раз усмехнулся, снова поднёс мальчику фляжку. Аплу пил и плакал не то от радости, не то от горя. Пил долго и жадно, пока не напился. Ему показалось, что он съел весь тот каравай, который видел в полудрёме.

- И как же ты тут оказался? - спросил воин.
- Они дедушку убили, дом сожгли... а я убежал, - проговорил Аплу, - я уже третий день тут брожу, кушать ищу...
- Ладно, - встал воин, держа Аплу на руках, - поедешь с нами. Там тебя накормят, а пса твоего к делу пристроят. Будет главным стражем у Мастарны.
- Так мы к самому Мастарне поедем? - обрадовался Аплу и вздохнув от радости заснул...

Когда он проснулся, то увидел, что вокруг шумит камыш, за которым по склонам возвышаются такие же шумные байраки, рядом бежит быстрая речушка, а неподалёку, у костра, крутится молодая девушка, помешивая что-то в глиняном казане. Казан стоял на огне и парил, разнося вокруг вкусные запахи.
Цербер сидел недалеко от костра и облизываясь, тяжело дышал глядя на пар, следя за каждым движением хозяйки. Та, что-то ему говорила, но пёс молчал, только поднимая в ответ пыль хвостом...
Аплу поднялся и вышел к костру. Он так же присел рядом с Цербером и уставился на девушку.
- Как тебя зовут? - спросила девушка, не отрываясь от дела.
- А тебя? - переспросил Аплу.
- Меня Уни. Я тут куховарю, лечу больных и раненых, а ещё играю на лире для Мастарны.

Аплу улыбнулся, услыхав, что Уни тоже играет песни. Лиры он никогда не видел, но подумал, что видимо, музыка должна быть такой же чудесной, как и на его флейте.

- А у меня флейта есть, - сказал он, - она волшебная. Я сам её сделал.
- Флейта это чудесно! - рассмеялась Уни, - а почему ты решил, что она волшебная?
- Когда я играю, - ответил Аплу, - то понимаю о чём говорят звери и птицы, о чём ручейки
журчат. А ещё, данайцы сбежали от моей Тарантеллы.
- А что такое Тарантелла?
- Хочешь послушать?
- Да, - кивнула Уни.

Аплу достал флейту и поднеся к губам заиграл.
Едва раздались первые звуки, Уни отложила черпак, и сев на камень заулыбалась. А мальчик закрыл глаза наслаждаясь музыкой. Ему вновь показалось, что духи родного Таранта слетелись сюда и пустились в пляс. Сейчас он, казалось, понимал, почему бежали
данайцы. Их изгнали души убитых жителей посёлка, навели на них ужас и спасли Аплу. Они то и предстали скифами перед глазами Одиссея! И теперь, раз они пришли даже сюда, станут невидимыми воинами Мастарны.
Аплу был счастлив! Он пришёл не один, а привёл с собой всех своих соседей, и родных, и друзей... Вместе это была могучая сила. Даже дедушка, казалось Аплу, стоит рядом. Но не старый и больной, а молодой, красивый, стройный и сильный, в чёрной бурке и белой папахе, с кинжалом на поясе, держа в руках свой старый посох. Таким Аплу его никогда не видел, но понимал, что это дедушка Ходун. Видимо все хорошие люди стают такими после смерти?..
На весёлую музыку флейты Аплу, из камыша вышли раненые, тихо встав недалеко, глядя на этого золотоволосого мальчишку, который осмелился нарушить мёртвый покой берегов Стикса. Поднял голову лежащий неподалёку больной воин, и словно ниоткуда, из укрытий, из тайных пещер вышли люди. Много людей. Все шли поближе, что бы увидеть того музыканта, который поднял их и заставил выйти на божий свет...
Аплу играл и никого не видел, кроме тех, кого представлял в своих мыслях. Он даже прослезился. Но одновременно улыбнулся и радостная мысль, что все они, те кого он любил рядом, успокоила его, заставив слёзы высохнуть...
Аплу играл. Плясали невидимые души, радовались солнцу и свету. Молча стояли люди, завороженные флейтой маленького музыканта, боясь спросить, что бы не разрушить волшебство дивной музыки, - кто же этот Солнечный Мальчик?

Аплу доиграл и открыл глаза, удивившись тому, что вокруг стоит столько живых людей...
- Ты должно быть волшебник? - услышал он чей то голос, - это же настоящее чудо!

Рядом стоял седой мальчик в красном кафтане.
- Тебя послали к нам боги? - вновь спросил мальчик у Аплу.
- Меня не боги послали, - проговорив Аплу, даже испугавшись, - меня зовут Аплу, я из посёлка Тарант. А это моя песня, Тарантелла.
- Ты поднял своей музыкой раненых бойцов вернув им силы. Те, кто боялся выходить днём из потаённых пещер, вышли и у них улетучился страх. А старый лодочник Харон, который лежал в своей лодке не выходя, больной ногами, побежал как мальчишка, что бы послушать тебя. Солнце выглянуло из-за туч, и небосвод озарился светом.

Мальчик положил руку на плечо Аплу.

- Откуда ты взялся в нашем лагере?
- Я ищу Мастарну, что бы помогать ему на войне, - ответил Аплу, - просто от Таранта остался только я, да эта флейта, - показал флейту мальчик, - да ещё этот пёс, Цербер... И всё... Мне некуда больше идти...

Седой мальчик нахмурился.

- Таких как ты много блукает степями и умирает от голода. Но ты пришёл туда куда шёл. Это и есть лагерь Мастарны.

Он повернулся к Уни и указал на Аплу.

- Покорми его сегодня первого. И пса тоже. Пёс будет охранять нашу балку.

Сказав это седой мальчик начал удаляться так же внезапно, как и появился...

- А кто это был? - спросил Аплу у Уни.

Уни протянула ему миску с горячим пловом.

- Держи, - улыбнулась она, - а Церберу сегодня потроха барашки.

Аплу взял миску, поглядывая на лесок, куда седой мальчик удалился.

- Не смотри туда, - сказала Уни, - он не любит, когда ему мешают думать.
- Кто он? - не унимался Аплу.
- Просто мальчик, - ответила Уни, - очень хороший мальчик.
- А какой из себя Мастарна? - удивлённо глянул на Уни мальчик, - это правда, что Мастарна богатырь убивший Ахилла?
- Правду говорят, - улыбнулась Уни, - его богатырская сила, это огонь в его сердце. На самом деле он ни чуть не похож на богатыря. И поэтому его любят. Ведь он наш царь, сын
Геркле, внук Приама, потомок божественного Лабарны, сам Асмень, вернувшийся к своему народу с далёких звёзд.

Аплу посмотрел в лесок и снова перевёл взгляд на девушку.

- А он примет меня в свою дружину?
- Примет, - рассмеялась Уни, - если ты ему понравился, то ты станешь его другом. А другом его становится тот, кто чист сердцем. Тогда он открыт для тебя как развёрнутый свиток. А если обманешь его, то он никогда, даже злобно, не обернётся в твою сторону.
- Так он добрый? - шепнул Аплу.
- Добрый, - ответила девушка и позвала людей к казану.

Аплу сел неподалёку и мечтательно посмотрел вокруг. Лагерь ожил, зашевелился, наполнился полутихими речами и даже смехом.
Цербер уплетал дарёные ему потроха, довольно виляя хвостом.
Аплу посмотрел в миску с пловом и торжественно, зачерпнув краем лаваша рассыпчатый плов, стараясь не выдавать никому голода, принялся за долгожданный завтрак...
Среди людей чтимых нашей землёй всегда были мечтатели, романтики, баснословцы. Мечтатель не считался юродивым. Их жалели, но почитали за посланников священных небес. Так было всегда и во все времена.
Аплу был именно тем мечтателем. Пока что он мечтал о том, что музыка может исцелять хвори. Но скоро убеждался, что это не так. Но, почему-то думал, что видимо у него плохая музыка и постоянно нечто придумывал новое. Скоро его песни пели все. И на свирельках подражали Аплу. Но златоволосый мальчик всё равно искал нечто лучшее и более прекрасное. Таг слушал его песни молча, тяжело вздыхая и погружаясь в раздумья и воспоминания.

Глава 11

«Не пристало воину гнить в сырой земле…»

...12 столетие до н.э.; 1256 год до н.э.; Фракия; Кавала...
Фракия выглядела иначе нежели страна Хатти. Это был маленький клочок земли,то ли горный, то ли степной, но Тин его увидел совсем не таким, каким представлял себе. Он с детства помнил Фракию, по ту сторону Золотого Рога его было видно хорошо. Мальчик думал, что вся Фракия это сплошной горный перевал, дикий, покрытый лесом, где живёт чужой, неизвестный и непонятный народ. Теперь Тин понял, что это не так. Оказывается во Фракии стоят города, и даже большие, не такие как Золотой Рог. Города из белого камня, с высокими стенами и башнями, почти как Троя… И говорили фраки на языке таком же, как и троянский.
Ладья быстро шла вдоль берега. Только крики чаек, да команды кормчего подгонявшего гребцов, мешали Тину наслаждаться чудесным берегом. Он рассматривал его долго, искал хоть что-то напоминающее родной край, но не находил. По другому тут казалось всё. Даже деревья другие. Жёлтые дюны выползали почти из моря и убегали вверх, вверх, покрывались соснами и кипарисами и вырастали горами, словно это были не фракийские берега, а совсем чуждая земля…
Тин молчал. Он ждал, когда наконец ладья пристанет к берегу и под ногами прекратится шатание. Мальчика даже тошнило, но виду он не показывал, гордо смотря в глаза бывалым матросам, которые порой его даже сторонились и вежливо с ним раскланивались, при каждом его слове.

- Да повелитель. Слушаемся, царевич Полидор, будет исполнено…

А царевич Полидор, он же Тин, просто опирал края бортов и смотрел вперёд. Он и не хотел ничего. Только бы быстрее пристать к долгожданному пирсу…

Кавала. Столица и порт. Большой порт, шумный. Тин таких никогда не видел. Он вообще, никогда не видел столько много кораблей и рыбацких лодий.

- Троянцы! Троянцы! - услышал мальчик с берега.

Ладья подошла совсем близко. На берегу приняли швартовый и подали трап. Он ступил на трап и сошёл на пирс. Двое воинов последовало за ним.

- Троянский царевич… они проиграли войну, но данайцы боятся и носа высунуть из своих домов ночью, - пополз шёпот молчаливой толпы вокруг…

Тин шёл молча, не обращая внимания ни на зевак, ни на шёпот, ни на какой то дивный трепет перед собой…
Навстречу вышел человек преклонных лет, с охраной. На нём была серебристая троянская кольчуга. Шлем он держал в правой руке. Левая рука лежала на рукояти спрятанного в ножны меча.

Тин остановился поравнявшись с человеком. Человек глянул на Тина. Их взгляды встретились.

- Ты и есть посланец от Мастарны? - спросил человек.
- А ты и есть Грамар, царь фраков? - переспросил Тин.
- Назови своё имя, мальчик?
- Меня называют Тин. Отец, когда-то, мне дал другое имя, которое и привело меня в этот
город.
- И какое же это имя?
- Полидор, сын Приама, царя хеттов, - ответил Тин, глядя в лицо человеку.
- Гм! Я Грамар, сын Бация, царь ильмеров, которых вы, хетты, называете фраками и фригами, брат жены твоего отца. Идём. Не пристало царевичу отдыхать в порту, на корабле.

Вся процессия направилась через город. Вначале портом. Потом улицей, пока не дошли до небольшого дома окружённого кирпичной стеной. Эта крепость не выдержала бы и одного единственного штурма. Все стены, высотой в два человеческих роста были довольно стары, с огромными трещинами, наспех заделанные то ли саманом, то ли глиной. За воротами этого ограждения был дворик с бассейном. Двухэтажный дом густо обвивал виноград. А вдоль стен росли высокие кипарисы.

Грамар повёл Тина в дом.

На втором этаже, прямо на полу был разложен ковёр, на котором расставили, явно к приходу гостей, семь блюд с кушаниями. По всей видимости Грамар ждал Тина.

Грамар указал на этот ковёр.

- Присядем, поговорим?
- Но я не вижу стола и лавок! - удивился Тин.
- В наших краях нет ни столов, ни лавок. Разве можно отдыхать сидя словно на коне? - усмехнулся Грамар.
Он присел около ковра. Тин последовал его примеру.
- Угощайся, Полидор, - сказал Грамар, - извини, но не могу называть тебя так, как тебя величают в твоей стране. Пусть это не оскорбит тебя.

Тин взял виноградную гроздь и начал обирать ягоды, кладя их в рот.

- Так чего хочет таинственный царь Мастарна, и кто он такой? - спросил Грамар, - говорят, что это есть сам Геркле?
- Нет, это не Геркле, - ответил мальчик, - Геркле давно убит в бою. А Мастарна это его сын.
- Он достоин своего отца! - спокойно сказал Грамар, - ох и здорово же задаёт этот мальчишка данайцам! Скажу одно, что даже сюда доносятся жалобные всхлипы этого хвастуна Одиссея. Если два года назад он, со своим сотоварищем Ахиллом хвалился, что в
десять дней захватил неприступную Трою, то сейчас его пыл и бахвальство поостыли здорово. Ну, а чего же хочет победоносный Мастарна?
- Мой царь просит поддержать его воинами и оружием. Мы хотим собрать силу, которая осмелилась бы дать бой войску данайцев в стране расенов на суше. И что бы фракийский флот закрыл доступ данайцам на наши берега с моря.

Грамар удивился.

- А что даёт Мастарна взамен?
- Ты знаешь, царь, что мы не торгуем землёй, - ответил Тин.
- Мастарна чувствует себя побеждённым? Сын Геркле просит о помощи?
- Нет! - возразил Тин, - он не просит о помощи, - просто в беде братья должны быть вместе. А фраки и расены это братья. В нас течёт кровь одного народа. Ты знаешь, что хеттов больше нет? Есть малая их часть, люди, которых смешало нашествие данайцев и касков. Мы называем себя руссами.
- Руссами? Руссы… пусть будет так.

Грамар подумал.
- Знаешь, племянник. Иди и передай царю руссов Мастарне, что я дам рать для боя с эллинами. И флот дам, для войны на море. И земли руссов мне не нужны. Я не хочу прыгать в Ильмару, что бы править той землёй. Пусть разрешит беспошлинный проход моих караванов через его землю. Это цена, которую я предлагаю за союз ильмеров и нового народа, руссов...
- У вас чудесный виноград, - усмехнулся в ответ Тин...

Ночная Кавала напомнила Тину Золотой Рог. Если бы вместо горизонта, там, за огромной водой были бы видны горные берега, то мальчик вообще мог бы сказать себе: вот я и дома. Домой захотелось как никогда. Тишина, всплески волн, звёзды над головой, соловей заливался в саду на ветке, около бассейна, где и старался уснуть Тин. Но сон не приходил. Тогда Тин решил прогуляться.
Он встал, накинул плащ, подцепил колчан со стрелами и перекинув через плечо лук, направился к выходу.

- Я схожу на море, - сказал он молчаливому стражу у ворот и вышел на улицу.

Неспешной походкой Тин спустился вниз улочкой и оказался в порту. Свернув правее он вскоре вышел на место, где совсем не было ни домов, ни людей, и город собственно остался как бы позади. Зато тут буйно рос кипарис. И трава была мягкая, словно её кто-то специально посадил на берегу.
Мальчик присел на эту мягкую траву и начал слушать волны. Вдруг он даже усмехнулся: "Я не боюсь ночи! Мне не страшно!". От этой мысли он улыбнулся и растянувшись на песке стал любоваться звёздами. Волны что-то шептали. Тихо, спокойно, будто специально успокаивая Тина. Нотут Тин услышал, что неподалёку, кроме волн, ещё кто-то, что-то шепчет. Или стонет. Или плачет. Он поднял голову и увидел, что тут он не один.
Прямо на берегу, на коленях, низко склонившись над водой сидела девочка. Это она плакала и шептала. Тин мог бы сказать, что она о чём-то стонала.

Он встал и подойдя к девочке присел рядом.

- Тебя кто обидел? Скажи мне и я накажу его!
- Таг? - вдруг подняла девочка лицо и Тин увидел слёзы у неё на глазах.

Он испугался.

- Откуда ты знаешь это имя?
- Таг, это ты? Я не вижу твоего лица... Я молила владыку Варуну о том, что бы он вернул тебя к жизни, Таг..! – девочка протянула руки к Тину думая, что он призрак, - он тебя отпустил на одну ночь до рассвета? Я поэтому не вижу твоего лица? Ведь мёртвые не имеют лица, Таг, это правда?
- Погоди, - остановил Тин руки девочки, - я не Таг, я Тин...

Девочка отдёрнула руки и отвернулась к морю, глядя на горизонт.

- Уже два года я прихожу сюда... в садик этого храма. Жрица сказала, что если я очень попрошу Варуну, владыку царства мёртвых, то он отпустит одного мальчика хотя бы на одну ночь...
- Этого мальчика зовут Таг? - спросил Тин.
- Да... это его имя, - шепнула девочка.
- А многих тут так зовут? - присел Тин рядом.
- Он был самый лучший...

Тин взял её за руку.

- Ты не из этих мест. Фракийцы русоголовые, а ты совсем не похожа на них.
- Ты тоже не русоголовый, - повернула лицо девочка.
- Теперь я вижу тебя, - сказала она, - теперь я вижу, что ты не Таг.
- Я Полидор. Ещё меня называют Тин. Видимо не зря соловей не давал мне сегодня спать. Видимо Варуна услышал твои молитвы.
- Почему? - спросила девочка, - потому что ты встретил меня?
- Да, - кивнул Тин, - а хочешь, я угадаю как тебя зовут?

Девочка улыбнулась.

- Кто ты? Ты сам Варуна? Или может ты Асмень?
- Да нет, - рассмеялся Тин, - нет же. Но ты мне поверишь, если я скажу, что меня сюда послал Таг?
- Ты нехороший мальчик, - встала девочка и направилась в сторону стоящего над берегом небольшого храма.
- Погоди, - догнал её Тин и схватил за руку, - выслушай. Тебя зовут Азнив, ты молилась о том, что бы Варуна разрешил тебе вновь увидеть Тага, которого ещё звали Скамандрий. Ты из Трои...
- Да... - отдёрнула она руку, - кто ты?
- Я же говорю, что я Тин... Меня сюда прислал Таг. Его сейчас зовут... Его зовут... Но он жив. Он жив, но думает что тебя убили данайцы, в Трое...
- Нет... нет... ты просто подслушал... ты подслушивал...- отдёрнула девочка руку и заплакав, побежала к храму...
- Я несколько дней буду гостить у царя Грамара! - крикнул ей в след Тин, - я скажу Тагу, что ты жива, Азнив!

Тин остался один. Он постоял. На душе скреблись кошки и было такое чувство, что он сделал что-то нехорошее. Мальчик прошёл к храму, походил вокруг него, осмотрел стены, толкнул двери, но они оказались напрочь запертыми изнутри...

из Манускрипта:
"Сейчас много говорят о том, что Гекуба сама послала своего сына Полидора к своему брату, Грамару, во Фракию, дабы тот привёл войско фракийское на помощь троянцам, что бы не исчез троянский народ. Но это неправда, потому что ни Гекубы, ни троянцев тогда уже не было. Гекуба давно предстала пред богами в Священной Прави, ибо была матерью царевичей, а имя Полидора Семаргл унёс в прошлое, ибо со смертью Приама о нём, как и о Поликсене, уже никто не вспоминал, ибо считали сих детей Приама мёртвыми. Но и после исчезновения своего Полидор послужил делу Мастарны, встал за свою страну и за свой народ, супротив данайцев выступивши. Мальчика Тина, пасынка безвестного рыбака из селения Золотой Рог, которое на языке фригов именуется Галата, Мастарна научил говорить так, что якобы он и есть Полидор, сын Приама и его, Мастарны, кровный брат, для того, что бы брат Гекубы, фракийский царь Грамар дал войско для помощи троянцам. И всем объявил, что отныне, в случае его смерти, или тяжкой болезни, трон руссов, которые ранее именовались хеттами, займёт царь Тин, под именем Полидор, сын Приама, потомок Божественного Лабарны.
Мальчик Тин, умело стрелявший из лука, пасынок безвестного рыбака с Золотого Рога, достиг земли фраков на троянском корабле, в окружении воинов, и был принят с почестями достойными только царевича. Грамар, никогда не видевший своего племянника согласился помочь Мастарне. Пробыл там Тин 12 дней и пустился в обратный путь, ибо, как говорят, выросший в горах, в суровых условиях, не терпел стен дворцовых..."

Матросы уже отдали швартовый, когда на пристани раздался крик и на пирс выбежала девочка-подросток. Она бросилась к кораблю, что-то крича, из чего Тин понял, что она зовёт его по имени.

- Остановитесь! - крикнул Тин матросам, узнав Азнив.

Девочке спустили трап и Азнив бойко вбежала на ладью и спрыгнула на палубу.

- Полидор... забери меня с собой! - с ходу бросилась она к Тину.

Тин показал жестом руки, что бы снова отчаливали.

- У нас война, - хмуро сказал Полидор, - не лучше ли тебе дождаться Тага тут?
- Не лучше...
- И мы можем не дойти даже до берегов Руси.
- Мы дойдём... Таг будет рад... - упала ему в ноги Азнив и заплакала.
- Ну вот ещё, - отвернулся Тин, - до чего не люблю нытиков. Ладно, - махнул он рукой, как хочешь.
- Спасибо, Тин, - посмотрела на него девочка и встала, - если ты прикажешь, я могу помогать матросам.
- Не надо, - отошёл он, а Азнив увязалась за ним.
- Почему не надо? Я могу готовить им еду, могу шить, могу лечить раненых...
- Женщина на корабле - дурное предзнаменование, - отрезал Тин.
- Я не просто женщина, я невеста Тага. Я царевна... Мы помолвлены с Тагом...
- Была уже одна невеста, у Париса... - встал у борта Тин, провожая удаляющийся фракийский берег.
- Тагу нравилась Елена. Он привёл меня во дворец посмотреть на неё, а его дедушка разрешил оставить меня.

Тин глянул на Азнив. У девочки на глазах показались слёзы. Она молча смотрела на море.

- Ну вот только не надо плакать, - буркнул он, - Таг говорил, что ты смелая и сильная...
- А какой сейчас Таг? Он наверно всё такой же весёлый и шустрый? - подняла глаза на Тина Азнив.
- Он сейчас другой... - ответил Тин, - он нелюдим, он молчалив, он совсем седой...

Тин отошёл, коснувшись руки девочки. Та осталась стоять у борта. Мальчик присел на бочку болтая ногой и глядя куда то вдаль. Море начинало волноваться. Чайки тревожно кружились над ладьёй. Тин слышал слова кормчего о том, что неплохо бы идти ближе к берегу, что ожидается шторм и вообще, всё это ему уже не нравиться. Тину и самому ужасно не понравилось начало обратного пути.

- Да ладно тебе, - встал он и подошёл к Азнив, - он всё равно ждёт тебя.

Азнив ничего не ответила. Она только глянула на Тина, улыбнулась и снова перевела взгляд на море...
Солнце стремительно поднималось по небосводу. Гребцы затянули долгую и грустную песню...

Ой откуда будешь ты Богдане?
Буду сам я братцы из-за моря.
Что там слышно за морем, Богдане?
Слышны только горюшко да война.
Идут на три лавы вороженьки,
На четыре лютые варяги,
Славны витязи гору укрыли,
На горе алеют наши стяги.
Там стоит вороный конь под стягом,
А на нём сидит царевич ясный.
Он правой рукою меч сжимает,
А по левой кровушка играет.
Летят вороны в его сторонку,
Летят крячут молодцу сдалёка:
Что сказать нам матушке родимой,
Что сказать отцу, жене любимой?
Вы скажите им слова вот эти:
Что я ранен был, да не так сильно,
Буйну голову полынь накрыла,
А рученьки волки растащили,
Сердце мое смелое укрылось,
Поросло бурьяном да травою,
Мои кости белые срослися
С белым камнем, утренней росою.
Пусть мне ищут парубка простого,
Чтоб срубил мне срубчик-домовину,
Хатку новую что бы поставил,
Да провёл в последнюю годину.

* * *

Твёрдо было материно сердце:
От беды слезы не проронила,
А как утром белый день занялся,
Чёрные два ворона летели,
Аж до плеч в крови вороньи крыла,
Бела пена капает из клювов,
Вороны несли юнака руку,
Золотое на руке колечко,
Уронили матери на руки.

* * *

…то же время; Малая Азия; Килла (Киеград)…
Когда дань собирали в годы Приама, да и во времена всех его предков, царь лично объезжал все близлежащие селения, а то и углублялся далеко в степи, где люди сами отдавали то, что могли, что считали возможным. Царь ехал «в люди». Этот сбор, перед седьмым днём месяца сеченя, так и назывался - «Полюдье», которое порой и не доходило до дальних посёлков (там были свои наместники). При данайцах изменилось всё. Теперь, хотели того, или не хотели люди, они сами должны были ехать с данью к новым хозяевам. И везли не просто то, что могли, а все излишки. Что данайцы объявляли лишним, то считали своим. Если какой-то замешкавшийся хозяин не успевал к сроку, то мог лишиться всего. Даже жизни. Страшным было, когда в посёлке объявлялись косматые данайские гоплиты. Эти гоплиты обирали до нитки. Может быть, именно поэтому крестьяне и рыбаки предпочитали таки отдавать подобру-поздорову то, что считалось излишками. Поймал рыбы, больше чем мог съесть? – отдай лишнее. Окотилась корова – отдай телёнка. Собрал виноград – отдай то, что у тебя не будет храниться. Выгнал вино – тоже отдай, то что не выпьешь… Вот и везли, вели, несли в данайский стан каждый месяц в году, много добра.
Одиссей и предположить не мог, что троянцев осталось так много. Он только молча принимал оброк, обходя всё то, что буквально свалили, составили, сложили ему под ноги…

- Что у тебя? – спрашивал по знаку Одиссея воин, у старика, сидящего около своих корзин.
- Виноград, повелитель… - отвечал старик.
- А у тебя? – переводил Одиссей взгляд на молодого ещё парня.
- Рыба, два мешка наловил.
- Хорошо, - шёл дальше Одиссей.

Там мычали телята, там блеяли козы с овцами, на возах лежали ковры, стояли бочки с вином, а на бочках сидели молчаливые виноделы.

- Почему нет золота? Я приказал этим илотам свезти сюда всё золото, которое они имеют у себя по домам, - глянул на воинов Одиссей.
- Золото привезли, но мало. Мы забрали всё ещё прошлым годом, - тихо, будто шёпотом
ответил воин.
- Отберите из илотов ныряльщиков. Да побольше. Пусть они вытягивают то, что потопил в портах их Мастарна, - сказал Одиссей, - они все будут отвечать за сообразительность своего царя.

Одиссей, в сопровождении воина двинулся дальше.
Золото, на дне бухты в Килле, покоя ему не давало. Там было море золота! Оно снилось ему каждую ночь, и уже сам он заметил, что не думает ни о чём, кроме этого золота. Во сне он нырял на дно бухты, доставал это золото, но вдруг резко просыпался и понимал, что это всего лишь сон… Тогда он начинал придумывать разные способы его поднять. Можно было якорями, можно и сетями, но нужно было найти смельчаков, которые бы нырнули туда, на дно… Среди эллинов смельчаков он не находил, ни за какую награду… Троянцы тоже не спешили выполнять полусумасшедший приказ архонта, почему-то предпочитая вовремя сбежать. Что им только не сулил Одиссей! И свободу, и своё благоволение, и то же золото, за которое можно было купить и то и другое.
Хотя, если бы Одиссей спустился на дно бухты, то его ждало бы глубокое разочарование. Дело в том, что Мастарна, перед тем как потопить корабли, всё-таки успел выкрасть с них значительную часть того золота. Благо, Одиссей загрузил его в мешки да сундуки… Теперь среди троянцев ходили рассказы о том, что где-то на руинах Трои спрятан клад Приама… - именно того самого золота Одиссея, за которым он собирался нырять на дно бухты.
К вечеру Одиссей укрылся в крепости Киллы…
Крестьяне уже разошлись кто куда, а солнце клонилось к закату, когда к воротам крепости подъехали новые возы.
- Дань светлейшему архонту! – прокричал извозчик.
- Откуда ещё дань? – спросил гоплитсо стены.
- Да из далёка! Из Золотого Рога!
- Из Золотого Рога? – переспросил гоплит, - а почему так поздно? Днём не могли?
- Так не поспевали, благородный воин, - ответил ему извозчик, - ты бы пустил, а то боимся, как бы рыба не пропала. Да бочка с вином прохудилась, вытекает уже!
- Вино, говоришь? – усмехнулся гоплит.
- Отворяй! – крикнул гоплит стражникам, - илоты вино привезли!

Ворота отворились. Возы начали въезжать на подворье. Один… Второй… Пятый… Двенадцатый… Уставленные бочками и крытые соломой. Двадцать возов въехало и ровно
встало вдоль стен.
- Ну, показывай своё вино, - подошёл тот самый гоплит к старшему извозчику.
- Вам какое? Красное, или белое, благородный воин? Какое испробовать желаете? – склонился извозчик.
- Хе! Ну, давай, и то, и другое!, - лениво ответил гоплит.
- Сию минуту, господин, - подошёл извозчик к возам.
- Давай! – крикнул он товарищам…

Раздался резкий свист. Внезапно, все бочки и сундуки, как по команде отворились и оттуда выскочили вооружённые люди, с чёрными повязками, скрывающими лица…

- Скифы! Скифы в крепости! – успел крикнуть гоплит, но упал под мечём извозчика…

Руссы набросились на данайцев настолько внезапно, что те не успели сообразить, что же случилось и откуда взялись враги… А дружинники уже бились на стенах, врывались в цитадель, резали полупьяных и спящих данайцев… Занялась огнём соломенная крыша конюшни, испуганные кони вырвались наружу и бросились к воротам… Огонь перекинулся на сухой виноград, вьющийся вдоль стен и быстро побежал к деревянной кровле… Пламя всполохнуло с неистовой силой. Но бой не останавливался…

Одиссей вскочил со своего ложа разбуженный криками и вспышками огня…

- Что это!? Кто это!? Это скифы!? Откуда они тут взялись!? – набросился он на стражников…
- Они въехали под видом данников, в бочках из-под вина и рыбы! – крикнул в ответ стражник.
- Нечистая мать! В бочках! Что бы их обдурить мы строили целого коня, а они – в бочках из- под вина и рыбы?! – выхватил меч Одиссей.
- Что прикажешь? Архонт? – спросил растерянно стражник, - вступаем в бой? Тут море рабов, добра и еды!
- Уходим… - словно шепнул в ответ Одиссей, - их тут несколько сотен, а нас и пол сотни не наберётся… И то половину уже вырезали…

Одиссей бросился к выходу. Стражники выскочили за ним…
Во дворе, под светом пламени продолжался бой. Наконец, в ворота крепости ворвались всадники в островерхих шлемах и серебристых латах витязей. Данайцы, увидев царскую стражу начали поначалу отступать, а затем вовсе бросили оружие и побежали…

- Не догоняйте их! – раздался мальчишеский голос над огнём пожара, - изгоните их в степь и всё. Там их уже ждут…

Руссы начали гнать данайцев. Начался бой на улицах. Из казавшихся спящими домов вывалили, кто с чем, жители, которые тут же набросились на гоплитов. Поднялся невыносимый шум и гам. Цитадель занялась огнём…

Таг снял шлем и посмотрел на разгорающийся пожар.

- Как будто в Трое, - сказал мальчик.
- А где Одиссей?
- Его ложе пусто, мой повелитель, - вышел из дома «извозчик», - хитрый лис опять бежал. - Ничего, Пайрон, - усмехнулся Таг, - в следующий раз не уйдёт.

Он обернулся назад и поманил Аплу.

- Сыграй победу, Аплу! Объяви всем, что город свободен от данайцев! Сегодня ночуем здесь. Я устал от балок…

Аплу спрыгнул с коня и взлетел на бочку, стоящую на возу. Мальчик провёл флейтой по губам и сквозь шум, раздалась весёлая мелодия…

- Слава! Слава! Слава! – закричали воины ударяя клинками о щиты.

Таг развернул коня и проследовал с витязями к воротам крепости, в город…

Одиссей, своего коня гнал в сторону троянских руин. Там были и воины, и на голову не падали капли начинающегося дождя. Выехав на курган он остановился, и глянув на Киллу, дико закричал.

- Столько всего ты меня лишил, Мастарна! Всего!

Он пригрозил кулаком Килле и повернул на север… Воины тоже глянули на бледное марево пожара, и молча последовали за своим архонтом…

… на берегах Стикса…

Одиссей не мог стерпеть ни обиды, ни оскорбления. Самым ужасным для него во всей данной ситуации было именно оскорбление, а если быть более точным – унижение. Мальчишка заставил бежать его, прославленного воина и архонта от толпы лавочников, торговцев. Именно такая слава и разнеслась по окрестностям. И Одиссей казалось, что эта слава начинала облекаться телом, настоящим телом. Что она росла, и не просто росла, а ещё и размножалась, делилась, её становилось всё больше и больше, и эти «славы» бежали с проклятой земли во все стороны света с криком: «Одиссея мальчишка разгромил! Одиссея торговцы обратили в бегство! Одиссей купился на собственную уловку!»… Собственно, так оно и было…

Данаец, едва только оправился от удара, моментально бросился вдогонку, запретив кому бы то ни было рассказывать о собственном позоре. Но не только скифы, но даже и греки рассказывали друг другу о том как пала Килла. Это здорово веселило народ. Архонт попался в свой собственный капкан!

…Пока шли степями обнаруживали только засыпанные родники и горящий пырей с ковылём.
Данайское войско, точнее то, что от него оставалось, а оставался сравнительно небольшой отряд личной охраны самого Одиссея, оказалось напрочь закрыто среди крутояров и каменных скалок. Хоть коней бросай и иди дальше пешком.
Только на пятый день разведка обнаружила признаки жизни…

- Там внизу, в балке у речушки, относительно небольшой, какой-то старик с собакой в шалаше живёт.
- Старик? Собака? Откуда тут старик и чем он кормится? – усмехнулся Одиссей.
- Видимо рыбой, - ответил разведчик.
- Откуда тут рыба, - сплюнул Одиссей, - скифы травят и землю и воду. Сами дохнут, и людей переводят.

Он вскочил на коня.

- Давайте мне этого старика…

Данайцы направились следом за Одиссеем…
С небольшой заминкой спустились в балку. Данайцев оказалось довольно много для того, что бы их появление осталось незамеченным. Да и старик повёл себя относительно приветливо. Он учтиво вышел навстречу Одиссею и даже поклонился ему, с улыбкой на лице.

- Приветствую тебя, славный Одиссей, царь Итаки.

Одиссей даже удивился.

- Ты скиф. И почему же ты приветствуешь меня так почтительно? Меня ненавидят в этой стране все, от грудных младенцев до глубоких стариков. Я тут людей казню без разбора, а живых терзаю до смерти. А ты, как будто и не местный житель, старый баран.

Весёлый смех данайцев наполнил балку. Вокруг чернели пещеры, в одной из которых сияли жёлтые огоньки глаз собаки. Собака поднялась и медленно поковыляла к старику, сев возле его ног.

- Я Харон, ответил старик. Я страж этой реки, которая зовётся Стикс. Это граница царства
живых и царства мёртвых. Через эту реку никто ещё не переходил без моего благословения.
- Страж? - рассмеялся Одиссей, - и кто же тебя стражем назначил? Мастарна? Или ты скажешь, что сам бог смерти Аид благословил тебя на стояние у границ жизни и смерти?
- Дьяус-Питар, Отец Небесный! – ответил Харон, - там, за рекой, только мёртвые и живым
нет туда входа.
- Ладно, старый, - прервал его Одиссей, - не забивай мне мозги своими сказками, полоумный жрец.

Одиссей махнул рукой на реку.

- Сколько тут локтей перехода, Гомер?

Гомер, молодой всадник со старенькой лирой, оценил реку взглядом.

- Я думаю около двухсот, повелитель.
- Ладно, - повернул к реке коня Одиссей и показал воинам знак к переправе.
- Сейчас глянем, какое оно, царство мёртвых… Интересно будет поздороваться со старыми друзьями.

Воины спустились к каменистому берегу и ступили в воду. Конные воины пропустили пеших, а затем сами въехали в воду. Едва только последний данаец отплыл от берега, неизвестно откуда раздался петушиный крик, и с криком вылетело несколько стрел несущих на себе горящие пакли…
…Река вдруг вспыхнула и наполнилась зловещим, пожирающим всё огнём, человеческими криками проклятия и воплями о помощи. Чёрный дым вмиг наполнил балку…

- Гомер! Где старик?! – закричал Одиссей.

В дыму ничего не было видно. Старик давно исчез, а собака последовала его примеру.

- Сбежал скиф! Он сбежал! Гомер! Найди его! – как ребёнок кричал Одиссей в безумии, но Гомер словно не слышал его. Да и не мог он услышать Одиссея сквозь крики горящих заживо людей…

Данайцы выбегали из воды пытаясь сбить с себя пламя, но оно только сильнее разгоралось и проникало всюду, словно стекая по человеческим телам, на камень, на землю и не гасло даже в воде из родника, бьющего тут же в балке. Занялся камыш. Огонь подскочил, казалось, до самого неба.

- А!!! Проклятие!!! – завопил Одиссей, ударил шпорами коня и буквально взлетел на гору.

Стоявший рядом в оцепенении Гомер вдруг ожил и пришпорив коня, вылетел вихрем из этой проклятой балки…

Через полчаса всё было кончено. А ещё через несколько минут погас и камыш… Когда дым улетучился река, от края и до края была наполнена обугленными трупами. Трупы были и у берега, и на противоположном берегу, и в пойме, и посреди реки. Они никуда не плыли и не тонули. Кое-где ещё маячили огоньки синего пламени, догорая как остатки жизни…
Одиссей, с десятком гоплитов, выехал на каменистый берег, рассматривая эту зловещую картину… Он ничего не говорил. Архонт только покачивал головой, а на лице его дёргалась полусумасшедшей гримасой жилка, то ли от ужаса, то ли от бессилия. Вмиг погибло несколько сотен лучших данайских воинов, тех самых мирмидонов, которых водил в бой сам Ахилл…

- Воистину теперь Стикс назовётся рекой смерти, - произнёс Одиссей…

На противоположном берегу так же наблюдали эту картину. Таг не ужасался от виденного, и никто из окружавших его, не горевал. Это было бескровная победа. Ещё одна победа.

Наконец показались Харон с Цербером.

- Так что это за смесь? – поприветствовал Харона мальчик, указывая на реку.
- Это кровь земли, - ответил Харон, - чёрная кровь, которую ещё зовут словом «нефть». Эту тайну поведал мудрому Лаокоону один египетский жрец, а он поведал мне и научил, как добывать эту кровь из земли, и открыл знание о том, как и где её искать. Есть ещё дыхание земли. Оно тоже огнём дышит.
- Пусть про это не знают данайцы, - сказал Таг, - а наши люди все должны знать и уметь добывать и применять кровь и дыхание матери-земли. Ты научишь меня этому, Харон?
- Обещаю, повелитель, - поклонился старик.
- Но ведь рано ли, поздно ли, данайцы поймут, что Стикс не граница междумирья, - усмехнулся Пайрон.
- Вонюч и грозен греческий огонь, - покачал головой Таг.

…три дня спустя; побережье неподалёку устья Стикса…

В этот вечер Одиссей не спал. Вернее, его несколько раз уже будил осенний холод. Он ни как не мог привыкнуть к холодным степным ночам этой дикой земли. Занимался дождь и завывал ветер. Он бился об шаткие стены шатра и нагонял тревогу.
- Да кто там ещё! – вскочил Одиссей, что бы выпроводить незваного гостя.
- Не гневись, повелитель, - услышал он в ответ.

Перед ним стоял, полусогнувшись, незнакомый человек. Человек был не молод, но и не стар. Седая бородка выглядывала из-под капюшона плаща, серого, выгоревшего и потёртого.

- Кто ты? Чего тебе надо? – глянул на незваного гостя Одиссей.
- Я твой друг, - проговорил тихо человек, - я хочу тебе помочь.
- Ты знаешь где Мастарна? – спросил Одиссей.
- Никто не знает где Мастарна и кто он, но я друг всем данайцам и знаю кое-что такое, чего не знает повелитель, - склонился человек ещё ниже.
- Да встань ты, и покажи своё лицо! – схватил за плечи Одиссей старика и сорвал с него капюшон.

На него смотрели хитрые и испуганные глаза.

- Ты кто? – спросил опять Одиссей.
- Я Баламер, волхв, я друг, - проговорил старик.

Одиссей отпустил Баламера.

- Все вы тут, друзья. И чем же ты хочешь мне помочь?
- Дело в том, повелитель, что у Мастарны есть кровный брат, Полидор, и сестра, Поликсена, дети Приама, - словно шепнул старик.
- Вот как? И где же они, эти дети Приама? – удивлённо посмотрел Одиссей в глаза старику.
- Полидор сейчас возвращается из Фракии, - шёпотом сказал Баламер, - и сегодня ночью должен высадиться тут, в устье Стикса. Зачем он туда ходил, я не знаю. Но то, что не для блага данайцев, так это верно. А вот где Поликсена, то одним богам ведомо.
- Ну ладно, понял. И что ещё? – присел Одиссей около костра.
- Со мной их мать, Гекуба, которая считалась умершей…
- Довольно, - остановил его Одиссей, - приведи её, я хочу её видеть….

Старик вышел и ввёл связанную женщину. Одиссей увидел, что Гекуба уже не молода. Даже седовата.

- Эх, - усмехнулся он, - развяжи её, старый болван.

Старик бросился развязывать Гекубу.

- Прости, мой повелитель, но я боялся, как бы она не убежала…

Одиссей молча наблюдал за стариком.

- Стража! – крикнул он, как только тот развязал пленницу.

Вошли гоплиты.

- Возьмите этого старого чёрта и вздёрните на первой же чинаре, что бы знал, как своих продавать…

Старик завопил схваченный гоплитами.

- Мой повелитель! Мой повелитель! Но ведь это я открыл вам ворота Трои! – завопил старик, но Одиссей его не слушал. Он долго рассматривал пленницу, пока старик не замолк.
- Ну и куда же тебя деть? Ты уже стара для меня, троянская царица, жена Приама. Так ты
родная мать кровного брата моего врага?

Гекуба ничего не ответила Одиссею, молча наблюдая за движениями архонта.
- Ну не молчи, царица, Гекуба. Сегодня же я направлю воинов, что бы те встретили твоего сына, Полидора, и вы снова будете вместе, - усмехнулся Одиссей, - разве ты не рада? Видишь? Я семью соединяю, матери сына возвращаю. А то, говорят в народе, развоевался
твой сынок.

Гекуба снова ничего не ответила.

- Скучна ты, Гекуба. Елена, жена Париса, та вопила, не хотела в Элладу возвращаться. А Менрва, жена Гектора, та вообще, на стрелу бросилась, когда узнала, что её сынок Астианакт со стены свалился, - продолжал Одиссей, - хотя, по мне, лучше бы он жив был… Славный был малый, несознательный ещё. А ты вот, молчишь и не спрашиваешь, что с тобой будет.
- Чего ты хочешь? – наконец спросила Гекуба, - что бы я выдала Мастарну? Я не знаю, кто
это. Говорят, что воскресший Геркле. А сына своего я не видела с тех пор, как младенцами их с сестрой оставила добрым людям.
- Ну, видишь? – усмехнулся Одиссей, словно похвалив себя, - какой я добрый… Сегодня ты встретишься с ним, Гекуба, жена Приама.
- Мой сын родной племянник Грамара, царя фраков, - отрезала Гекуба, - если с его головы…
- Да знаю, знаю, - рассмеялся Одиссей, - если с его головы, упадёт волосок, то я буду иметь дело с фракийским царём Грамаром. И что могут фраки? Они уже отсиделись тогда, когда надо было нам с Ахиллом, что бы они отсиделись. Ты думаешь, что они сунуться сюда сейчас? Нет. Этого не будет. Фраки не троянцы. Их порода – торговцы и менялы, виноградари и рыбаки. А троянцы настоящие воины. Державы нет, а они воюют. Даже такие мальчишки как твой сын. Сколько ему? Говорят лет четырнадцать? Что ж, в четырнадцать лет я тоже ушёл на первую свою войну…

… … … Эту ночь Гекуба коротала молча и одна. Бежать она не могла. Сердце её останавливало, и ноги не хотели уходить из данайского стана. Она просидела у костра, молча глядя на огонь и в мыслях её трудно было что прочитать. Одиссей был хитёр и даже не выставил охраны у своего шатра. Лучшим стражем для Гекубы оказалось само её сердце.
Время текло медленно, внезапно утих ветер и Гекуба вышла на воздух, подойдя к огромному костру, у которого сидел один единственный гоплит.

- Присядь со мной, поешь, - предложил гоплит и протянул Гекубе миску с жидкой похлёбкой.
- Я не голодна, - ответила Гекуба.
- Говорят, сына ждёшь? – спросил он тогда.
- Сына…
- Одиссей коварен. Бегите, как только он будет с тобой. Недаром, даже мы , его воины, между собой называем Одиссея, как и вы, Улис.
- Мы его называем Хитрым Лисом, - ответила Гекуба подсев рядом.
- Я всю жизнь бежала… от Приама… От людей… Куда бежать? – проговорила она.
- Туда, где вас ждут, где вам будут рады…
- Где будут рады дасунянке, матери царского сына?
- Быть может вам не будут рады нигде, только в царстве Аида, но за то вы будете живы, и твой сын будет в безопасности, рядом с матерью. Я понял так, что за ним могут охотиться не только эллины, но и многие недоброжелатели.

Воин достал из мешка небольшую лиру.

- Хочешь, я тебе заиграю?
Гекуба улыбнулась. Гоплит заиграл, что-то печальное и протяжное. Музыка полилась тихо, успокаивающе и усыпляюще… Гекуба слушала его грустную песню. Долго. Долго о чём-то вспоминая.

- О чёт ты пел, данаец? – спросила Гекуба.
- Эта песня о том, - ответил гоплит, - что когда-то у родителей было три сына. Двух старших выкрали лихие разбойники, а остался только младший. Был он работящий, певун и не крутого нрава. Однажды он вёз с базара овец, как напали на него два разбойника, а когда ранили, стал он просить за стариков родителей, и те узнали в нём брата. Они повезли его к лекарю, но лекарь сказал, что немало он в жизни видел ран, но рану, которую нанёс брат, никто не исцелит, и никогда. И превратились те разбойники в степных шакалов, и воют по ночам, плачут о брате.
- Грустная песня, - сказала Гекуба, - ты сам её сочинил, или это старая сказка вашего народа?
- Я сам придумываю сказы, - ответил гоплит, - или пою о том, что видел своими глазами, или слышал от людей. Если останусь жив, я спою об этой войне, о том, что видел тут, и о тебе, о твоём сыне узнают люди, и вы останетесь жить в веках.
- Не надо, - попросила Гекуба, - над тобой посмеются. Ведь ты запоёшь славу грязным илотам, как вы нас называете.
- А разве илоты не те же люди? Да и кто посмеётся над певцом? Разве что повеселятся его
радости, или поплачут над печалью его песен!

Гекуба ничего не ответила, только опустила глаза.

- Архонт возвращается, - глянул в сторону гоплит.

Гекуба подвелась. Из темноты выросли всадники. Они выехали в свет костра. Одиссей подъехал к Гекубе и сбросил ей под ноги, из седла, двоих детей.

- Ну вот, - встал он сам с коня, - принимай Гекуба. Думал одного сына тебе привезу, а он закричал, мол, не трогайте сестру. Стало быть, дочь твоя? – подумал я, и решил её ещё прихватить. Остальные скифы, извини, в устье остались лежать, с нашими стрелами в спинах.
- Ты ещё и трус, Одиссей, - посмотрела на него Гекуба, - ты не можешь в честном бою победить воинов Мастарны, поэтому подкрадываешься по воровски. Недаром, даже свои тебя величают Лисом, который крадёт по ночам кур.
- Да ну! – рассмеялся Одиссей, - вот удивила! А мне это нравиться. Лис ночной зверь, незаметный и юркий.
- Так ты рада, что я тебе детишек твоих привёз? – спросил у неё Одиссей.
- Что бы объявили всем! – крикнул он гоплитам, - Одиссей вернул детей Приама их матери!

Раздался дружный смех…

Гекуба подошла к детям, и подняв их с земли, развязала.
Тин потёр кисти рук и помог выпутаться из верёвок Азнив. Дети поднялись. Гекуба обняла их и прижала к себе, глянув на Одиссея.

- Отпусти нас, - сказала она, - я клянусь тебе, что эти дети не станут убивать твоих воинов.

Одиссей рассмеялся и махнул рукой.

- Я обещал тебе встречу с сыном. Но я не обещал сохранить ему жизнь. Ты думаешь, что я
позволю сохраниться семени Приама? Нет, Гекуба, ты глубоко ошибаешься. Радость встречи будет омрачена…

Гекуба, под хохот данайцев, опустила глаза и присела перед детьми, посмотрев на их лица, но не увидела в их глазах ни единой слезинки…

- Мне кажется, что я не теряла своих детей ни на минуту… Вы ли это? За что они вас убьют? А если они ошиблись? Всё равно убьют…
- Полидор… - коснулась она щеки мальчика, - это ты? Ты всё ещё трёшь лицо, когда хочешь плакать?..
- Поликсена, - взяла Гекуба за руку Азнив, - девочка моя, как ты тут? Я же оставила тебя урартянам, рыбаку Аршилу… его жена мечтала о дочери, а мне тебя нечем было кормить… Ты была совсем маленькая…

Тин схватился за лицо, что бы потереть щёки, но убрал руки…

- Мама… - шепнул он и закричав, упал Гекубе на грудь.
- Мама! Это мы, мама!

Азнив, плача, бросилась Гекубе в ноги. Гекуба коснулась детей и встала.

- Отпусти их, - глянула она Одиссею в глаза, - что ты хочешь в обмен на их жизни?
- Отпустить? Нет. Куда? К Мастарне? Что бы этот малый всадил мне в грудь свою железную стрелу, из лука Геркле?

Одиссей достал огромный лук.

- Это мой лук, - подскочил к нему Тин и выхватил из рук.
- Вот видишь, Гекуба, - усмехнулся Одиссей, - даже сейчас маленький стрелок тянется к оружию. Волчья кровь… Проклятая кровь… Как вы там себя называете, а, Полидор?
- Мы руссы… - ответил мальчик, - мы руссы, народ, а не бродяги…
- Такой молодой, а уже дерзкий… - прохрипел Одиссей.
- Лучники! – крикнул он и указал на Гекубу и детей, - убейте их!

Тин заслонил собой мать, и первая же стрела вонзилась мальчику в грудь. Потом вторая, третья, но Тин не падал, а молча шёл на Одиссея… Одиссей встал как вкопанный, почему-то испугавшись подростка.

- Полидор! – бросилась Гекуба к сыну, но в это время две стрелы попали в Азнив…

Гекуба встала на колени перед сыном и приподняв его с земли прижала к себе…

- Мама… - проговорил Тин, - мне было так одиноко без тебя… скажи Мастарне, что они
согласны…

Гекуба молча закрыла глаза сыну…

- Ну, а меня? – посмотрела она на Одиссея.
- Тебя? Зачем? В твоём возрасте много детей рожают! – снова засмеялся Одиссей…

Гекуба посмотрела на убитого Тина, прижала его к себе и встала во весь рост…

- Горе той чайке печальной, что вывела деток на дороге случайной… Не пристало воину гнить в земле… - тихо сказала она и медленно пошла к огромному костру неся на руках мальчика.
- Куда! – закричал Одиссей.
- Ты куда, полоумная!?

Воин с лирой, так и сидевший у костра, встал и подошёл к Одиссею…

- А ты что? – глянул на него Одиссей, - что, илотку жаль? Ну так иди, спасай, что спеешь...
- Ты навлёк проклятие на себя, и на всех нас, - ответил воин, - ты мог бы их отпустить…
- Да кто ты такой, что бы мне указывать, лирник? Иди, весели людей, баснопевец, - усмехнулся Одиссей обтерев лицо от жара пламени.
- Я твой воин, и верен тебе, - отступил воин и глянул в сторону костра…

Гекуба не оборачивалась. Она медленно приближалась к костру и ничего не говоря, вместе с убитым сыном, вошла в огонь… Ни крика, ни стона никто не услышал…

- Я твой воин, и верен тебе, и не желаю, что бы ты становился убийцей, - вновь обернулся к Одиссею гоплит, - но ты им стал… Боги разнесут весть о твоём мерзком злодеянии по всей Элладе… То, что ты сделал, убив вдову и двух сирот, это не достойно воина…
- Напугал, - усмехнулся Одиссей и крикнул гоплитам.
- А ну-ка возьмите его и ослепите… Посмотрим, как он слепым поиграет на своей лире, если вообще доберётся до Эллады…

* * *

Таг не ложился ночью долго. Моросил дождь. Сильно моросил. И к утру вообще проняло холодом, а ветер откуда-то принёс хлопья снега, которые вообще устелили землю. Но снег быстро исчез, как будто и не было его. За то роса в степи, на листьях деревьев в садике, была холодная и противная…
Мальчик был сегодня весел как никогда. Ему почему-то хотелось смеяться и шутить. Он буквально приставал к Аплу заставляя его играть то одну, то другую мелодии.
Аплу уже явно хотел спать. Но отказаться от музыки не мог. Тем более что на подходе, в котле, благоухала, кипела и вот-вот должна была быть готова сюрпа. Уни всегда угощала Аплу самым вкусным и большим куском варёного мяса, говоря, что мальчику нужно расти, что бы быть сильным и высоким… Да и просто хотелось есть…
Таг почему-то очень хотел веселиться и совсем не хотел спать.
Арей и Пайрон приволокли две амфоры с густым красным вином и плеснули в пиалу Тагу.

Мальчик отхлебнул, потом ещё, и осушил её до дна.

- Нет! Сегодня я спать не стану! Я не хочу сегодня спать! – крикнул Таг, - знаешь, что я
подумал, Арей?
- Что, мой повелитель?
- Довольно скитаться степями! Мы, наконец, отвоевали первый наш город у данайцев, Киеград, который они называли Килла. Тут будет новая столица, моя столица. Мы отстроим этот город, укрепим его стены и начнём заново собирать наши земли. Пора уже! Аплу провёл флейтой по губам, и флейта издала какие-то радостные звуки.

- Слава Богам, что они вдохновили твоё сердце к таким мыслям, царь, - улыбнулся Арей, - мы восстановим крепость, укрепим стены города и Киеград станет новой Троей.
- Тогда налей мне ещё вина, - протянул пиалу мальчик Арею, - я хочу выпить за новую Трою, за этот город.
Арей плеснул красную жидкость в пиалу.

- Смотри повелитель, что бы вино не съело твой разум.
- Я, скорее съем вино, - ответил Таг и поднял пиалу вверх.
- За новую Трою!
- За новую Трою! За её царя! – вскричали воины, подняв над головами кубки…

Осушив их до дна, они перевернули их, и красные капли упали на песок. Так велел обычай. Эти капли предназначались павшим…

Подошла Уни и подала Тагу другую пиалу с горячим, чёрным отваром.
- Горький чай со сладким мёдом не отберёт ни разума, ни рассудка, - сказала девушка, - а вот вино, в твоём возрасте, повелитель, пить не стоило бы.
- Да ладно тебе, Уни, - рассмеялся Пайрон, - царь может себе позволить немного погулять, да повеселиться!
- Царь может, - обернулась Уни к Пайрону, - если ему в спину не метят стрелы Одиссея.
- Ладно, - отхлебнул Таг чёрный горячий напиток, - он такой же крепкий, как и вино. Он
бодрит и прогоняет сон. Его привозят из далёкой Индии, где растят на деревьях. А вино топчут ногами, порой грязными. Оттого и мысли во хмели грязными бывают. Так говорил дедушка.

Уни принесла огромное блюдо с сюрпой и мясом, протянув маленькому Аплу самый большой кусок.

- Это, что бы ты радовал нас своими песнями всегда, - сказала девушка.
Она разломила лаваш протянув один кусок Пайрону, а другой Арею.

- А взрослым воинам, стоит поесть после хмельного вина…

Спать Таг лёг только под утро, когда устал ворочаться даже язык. Ему приснился странный сон, будто он идёт по какой то горе, всё вверх и вверх, следом за тем самым человеком в чёрном плаще, но не поспевает за ним. Человек останавливается, манит его рукой, а на горе стоит кто-то и зовёт Тага по имени. Но кто это, Таг не видит, а только чувствует, что там стоит Тин, а с ним ещё кто-то. Таг смотрит вверх и видит кружащегося ворона.
«Вещая птица…», - думает Таг и просыпается…

Оказалось, что Тага разбудил Пайрон…

Таг укутался в тёплую епанчу от утреннего холода и глянув на Пайрона, молча, взглядом спросил, что, мол, ему надо..?

- К тебе пришёл очень странный человек в одежде гоплита.
- Данаец? – спросил Таг.

Пайрон кивнул.

- Говорит, что ему велено тебе кое-что передать.

Таг встал, поправил пояс и вышел из мазанки во дворик. Данаец, держа лиру в руках сидел на лавке, а около него стояли два витязя с мечами наголо.

Таг усмехнулся и махнул ладонью.

- Да спрячьте вы оружие, он же слеп как крот. Лучше покличьте ему лекаря.

Воины спрятали мечи в ножны.

- Пайрон, - попросил Таг, - позови Уни. Пусть обмоет ему глаза отваром из своих трав, которыми раны лечат.

Мальчик наклонился над слепым гоплитом.

- Похоже, что ему их выжгли очень умело. Но это не наши. Наши не слепят врагов, а пленных не отпускают. Кто ты, лирник?
- Я Гомер, - ответил тот, - ещё ночью я был гоплитом… Но Одиссей ослепил меня за то, что я сказал ему то, что думаю о нём…

Он, словно видя, поднял лицо на мальчика.

- Я слышу детский голос? – спросил слепой, протянув вперёд руку, - ты и есть Мастарна? Но говорят, что Мастарна могучий воин и мудрый стратег!
- Я не знаю кто такой стратег, - ответил Гомеру Таг, рассматривая его выжженные глаза, - а что ты хотел мне сказать?

Гомер опустил руку.

- Сегодня ночью, Одиссей убил женщину и двух детей, которые кораблём прибыли из Фракии. Мальчик, которого звали Полидор, просил тебе передать только два слова: они согласны.

У Тага защемило в сердце…

- Я понял, - прошептал он, - спасибо, Гомер… Я вижу у тебя лиру? Ты на своей родине был певцом?
- Я не всегда был гоплитом, - ответил Гомер, - и я не враг твоему народу. Многие хотят уйти от обезумевшего базилевса. Я клянусь тебе венценосный мальчик, что об этой войне узнают все, даже ещё не рождённые, и она останется в веках как величайшая из безумнейших.
- Расскажи о нас, Гомер…

Таг опустил глаза и побрёл обратно в дом, где почему-то, упал на ложе и заплакал… Так он проплакал долго, а потом задремал, будто понимая, что звал его в том сне Тин. А может и не звал, а просто что-то хотел сказать. Мальчик не хотел на сей раз просыпаться, но всё же сам приказал себе пробудиться и подвёлся с ложа. В комнатке стояли Арей с Пайроном.

- Я сзываю совет, - встал Таг, - соберите ко мне воевод. Мы всё же поставим тут новую столицу. Пусть не надолго, но пора заявить им, что мы держава… Тебя, Арей, я назначаю градоначальником этого города. Ты ведь, отсюда родом?
- Да, мой повелитель, - кивнул Арей.
- Харону передайте, что я повелеваю возвести новый храм Асменя, и не жалейте для этого ни камня, ни золота. Он должен стать величественнее чем троянский.

Таг на минуту задумался…

- Аплу пусть учится у Харона. Он слишком наивен для того, чтобы стать воином. Он говорит с духами и боги приходят к нам на помощь по зову его волшебной флейты. Путь его флейта принесёт счастье нашему народу, и сеет радость в души людей.
- А ты Пайрон, будешь новым начальником царской стражи, - посмотрел на Пайрона Таг…

Глава 12. НОВАЯ СТОЛИЦА

…из Манускрипта…
«Царь Царей и Господин Господствующих, потомок Божественного Лабарны, Таг, сын Геркле, внук Приама, долго ходил удручённый гибелью Полидора и Поликсены, в которой он, со слов слепого лирника Гомера узнал ту, с которой был помолвлен в день свадьбы Париса и Елены.
Долго русы, которых данайцы звали скифами, не появлялись в степях, набирая мощь и силу в граде Килла, что был объявлен новой столицей державы, названной именем Русь, ибо звали себя воины Тага и все его подданные – русами, по цвету волос своего народа, как издревле звали нас враги; народы наши, расены и туржен смешались теперь, и трудно было сказать, кто где есть и где обитает. И по сему, пристало имя это, русы, к каждому кто считал себя не покорённым. Руссы изгнали данайцев из всей округи Киеграда, Киллы, и подступили к стенам Трои, встали стражами по руинам Хрисы и глубоко в степях, вызволив из пещер и потаенных балок соотечественников. Земля вновь ожила и покрылась голосами людей. Множества потянулись под стены новой столицы, воспев славу царю Мастарне…»

Весть о вступлении фраков на землю русов донеслась с первыми днями весны, когда степь оживает, покрывается зелёной травой и кони особенно радуются каждому походу. В этот поход Таг выступил ещё перед восходом солнца. Собственно, это был его первый поход. Все, что было раньше, назвать походом он и сам не мог. Так, сидели в балках, налетали на данайские посёлки, наводили ужас на всех, даже на видавших виды воинов. А вот поход, что бы под звуки горнов, под алыми хоругвами на которых распустил крылья двухголовый Семаргл-Орёл, как постоянно ходил его отец Геркле, Таг вышел впервые…
Таг, до проснулся ещё восхода солнца. Он постоял около окна, полюбовался на далёкие звёзды и вдруг поймал себя на мысли, что за свою жизнь он ни разу не взглянул в звёздное небо. И ему, почему-то стало настолько обидно, стыдно и до боли неприятно от одной этой мысли.
Мальчик вышел во двор, посмотрел на стражников, стоящих по обе стороны ворот, выводящих на улицу, и направился к костру, горящему в глубине двора…
Таг подошел к огню, подкинул сухую ветку, и огонь занялся, вспыхнув ярким пламенем и осветив и Тага, и двор, и рыжие кирпичные стены дома.
Таг молитвенно поднял ладони, и глядя на концы языков пламени, почувствовал прилив новых сил.

- Бог моего народа, - шепнул Таг, - Громовержец, господин мой, и вы, боги, господа мои, это так: совершаются грехи! И отец мой грешил и преступал повеления Бога моего народа, Громовержца, господина моего. Я же ни в чем не грешен. Это так: грех переходит с отца на сына. И на меня перешел грех отца. И теперь Богу моего народа, Громовержцу, господину моему, и богам, господам моим, я признаюсь: это так, совершались грехи. А поелику я признал грех отца своего, да смилостивятся вновь Бог моего народа, Громовержец, господин мой, и боги, господа мои! Будьте благосклонны ко мне и прогоните данайскую чуму из страны Хатти! Вы, боги, желающие отметить за смерть моего брата Тина: те, что убили Тина, уже понесли наказание за свое кровавое преступление. Страну же Хатти это кровавое преступление повергло в скорбь и печаль, так что и страна Хатти была наказана. Поскольку месть теперь обращена против меня, я хочу со всей своей ратью принести покаянное жертвоприношение. И тем хочу вновь умилостивить богов, господ моих. Будьте ко мне снова милостивы, о боги, господа мои! Хочу вновь быть допущенным пред лицо ваше! И поелику к вам обращаю свою молитву, выслушайте меня. Потому что не учинил я зла никакого, а из тех, кто провинился тогда и содеял зло, уже никого не осталось, все мертвы, и поелику дело отца моего перешло на меня, взгляните, о боги, господа мои, хочу принести вам дары за страну Хатти в знак примирения. Прогоните печаль из сердца, избавьте душу мою от страха…

Утро…
Киеград ликовал. За год он изменился. Глинобитные домики помалу менялись кирпичными строениями. Возвели новые стены, а врата Таг велел поставить иные, подобные тем, что стояли в Трое, так и назвав их – Златые Врата. Теперь он, а не Геркле приближался на белом коне к Златым Вратам, под хоругвами, в окружении витязей, за которыми стройными лавами, поступью, пешими и конными шли воины... А вокруг собрался ликующий народ, едва проснувшийся. Били барабаны, трубили трубы, и все кричали «Слава!», словно не провожали воинов на войну, а уже встречали их с победой.
К вечеру встали станом в степи… Таг спал эту ночь. Спал так крепко, как не спал никогда. И рано утром, выйдя из шатра, наконец, рассмотрел место будущего боя… Степь тут была особенно неровная, изрезанная балками и словно устелена скалами. Огромный курган возвышался вдалеке, как бы закрывая собой восходящее солнце. Но солнце всё равно всходило, плавно, медленно, розовея и постепенно становясь ярко-красным, переливаясь тысячами неизведанных оттенков зари. Над горизонтом вначале показалась его корона в белых огромных лучах. Затем выглянул багровый край, который становился всё больше и больше, как будто это было не солнце, а красный холм вдали, или волна на Северном Море, набегающая издали на берег, что росла на глазах. Казалось, что он должен удариться об огромные степные скалы и исчезнуть, а вслед за ним должен вот-вот показаться другой, затем третий, четвёртый и так до бесконечности… Но красный холм рос и рос, пока не вырос в красное светило. Белеющее светило. И вместе с тем как он вырастал, исчезал утренний озноб, улетучивался сон и роса возносилась к верху туманом. На мгновение смолкли степные птицы, а утренняя звезда Денница, один раз вспыхнула, словно тысячью огней и исчезла в голубом небосводе…
Сотни труб огласили наступление утра. Барабаны их заглушили своим бесчисленным боем и людской поток начал выстраиваться в могучую лавину.
«Полк правой руки… Полк левой руки… Срединный полк, лобовой полк пращников… Полк засадный… », - смотрел Таг на своё воинство с холма, поглядывая одним глазом на копошащийся стан данайцев. Вон он и Одиссей, тоже в красном плаще и серебристом шлеме с огромным хохлом.
Данайцы выстраивались в одну лаву, а по обе их стороны мальчик видел каскскую конницу.

- А конницы у нас всего один полк, - сказал Таг Пайрону и глянул на бледного Аплу.
- Скажи мне, златокудрый волшебник Аплу, что нас ждёт сегодня?

Аплу только пожал плечами.

- Сыграешь, что ни будь? – спросил Таг.
- После боя… - ответил Аплу, боязко глядя на данайцев.
- После боя, так после боя, - ответил Таг и махнул рукой.
В сторону холма ехал всадник. Таг узнал в нём Арея.
- Повелитель! - крикнул Арей, - воины готовы к бою! Витязи стоят в срединном полку! И ждут только вашего знака! Многие помнят Геркле! Благословите их своим мечём, как это делал ваш отец!

Таг одел шлем.

- Коня мне, Пайрон!

Пайрон подал Тагу уздцы.

- Поёдешь следом за мной, со знаменем, - приказал мальчик и ловко запрыгнул в седло.

Он направил коня вниз, под холм, где его ждал Арей. Пайрон медленно спускался следом. Таг посмотрел на Аплу.

- Будь около хоругвы. Береги её силою своей волшебной флейты. Этот двухголовый орёл последнее, что осталось от клейнод троянских царей… Сохранишь его?
- Сохраню, - услышал Таг Аплу и достал из ножен меч.
- Готовность дружина! - крикнул Арей витязям.

Таг слегка подогнал коня вперёд, поведя его перед лавиной витязей, вытянув меч перед собой.

- Слава! Слава! Слава! - раздалось полем.
Забил барабан. Трубы возвестили появление царя. Таг выехал на середину лавы и повернулся лицом к врагу.

Ряды данайцев расступились. На середину поля выехала колесница.

- Одиссей, - шепнул Пайрон.
- Вижу, - ответил Таг, - а чего он хочет?
- Сейчас узнаем….

Колесница остановилась ровно посреди поля.

- Эй, скифы! Лучезарный архонт Одиссей, базилевс Илиона, сын богини Геры, хочет говорить с вашим базилевсом Мастарной! - прокричал возница, - он ждёт его ровно столько, сколько отпущено обычаями войны перед боём, что бы остановить кровопролитие. Пусть Мастарна наконец покажет своё лицо, ежели он не трус, а воин!

Таг посмотрел на Пайрона и Арея.

- Я не трус. Я выеду к нему.
- Мы поедем с вами, повелитель, - ответил тихо Пайрон.
- Это ещё почему?
- Одиссей богатырь и то с возницей приплёлся, - указал Арей.
- Гм, - глянул в сторону Одиссея Таг, - вы думаете, что он убьёт меня перед всей ратью?
- Убить не убьёт, но лучше, если мы будем присутствовать при вашем разговоре, - сказал Пайрон.
- И как долго вы будете ходить по моим пятам? Пайрон? Арей? - посмотрел Таг на витязей.
- До последнего вздоха, повелитель.
- До последнего вздоха.
- Поехали уже! - хлестнул коня Таг и выехал в сторону колесницы…
…

Едва они приблизились к колеснице, Одиссей снял шлем и вышел навстречу. Он вытащил из ножен меч и воткнув его в землю, отошёл на шаг назад. То же сделал и Таг едва остановил коня…

Одиссей молча глянул на мальчика…

- Чего смотришь? - спросил Таг, - я Мастарна, царь руссов, которые до вашего нашествия звались хеттами и которых вы называете скифами.
- Так это из-за тебя пролилось столько крови? - отступил Одиссей, - это про тебя рассказывают, что ты могучий богатырь, сразивший самого Ахилла, сын бога войны? Да тебе от силы двенадцать лет!
- Кровь не пролилась бы, если бы вы не появились на наших берегах, - отрезал Таг, - и что бы сразить Ахилла вовсе не надо было быть богатырём. Я сын Геркле, внук Приама, потомок Лабарны. Зачем звал меня, Улис?
- Таг? Ты тот самый Таг, который ввёз собственными руками..?
- Деревянного коня в город, - перебил его Таг, - а ты тот самый Одиссей, который обманул наивного ребёнка, грустившего по любимой игрушке? Это про тебя теперь сказывают «Бойся Данайца дары приносящего!»?

Одиссей усмехнулся.

- Я собрал цвет всего воинства. Мои воины разметут тех крестьян, которых ты вооружил мечами и пращами. Мы рождены в походах, мы прошли снежные вершины Гипербореи и наши мужи, даже ложась спать, кладут с собой мечи и копья в постели. Я предлагаю тебе остановить кровопролитие. Вы можете жить в глубине этой земли спокойно, платя мне дань. А нам отдайте берега и все прибрежные города. И на сем порешим, сын Геркле.

Таг покружил головой. Ему хотелось прекратить эту войну. Одиссей сам предлагал оставить поле боя с миром и уйти. В глубь страны. Там чёрная земля, там можно высадить виноградные лозы, засеять опустевшие поля пшеницей и возвести новые города. И жизнь будет ещё лучше, чем была раньше…

Мальчик посмотрел в небо.
«Мама, - подумал он, - ты так любила ночью смотреть на море… Папа в свой последний поход уходил в море… и Азнив была из семьи рыбаков… А что сказал бы дедушка сейчас? Папа бы закричал - бой! Сеча! Крови вашей напьёмся, данайцы! А Лаокоон? Старый, мудрый Лаокоон? А Анхиз? - Бойся Данайца дары приносящего, ответили бы они…»…

- Решайся, Таг! - чуть не кричал Одиссей, - положим навсегда край вражде!

Мальчик сурово глянул на Одиссея.

- Мой отец с Агамемноном, три года назад положили уже край. Я с Ахиллом уже прекращал войну. Мы поверили вам тогда. И каков результат? Уже три года льётся кровь..! Мы мореходы. Мореходами были наши отцы и деды. Мы не отдадим вам побережья…
- Мальчик! Ты сошёл с ума… - прошептал Одиссей.
- Если вы пришли биться, то будем биться. По крайней мере никто не скажет, что Таг, сын Геркле, торгует прахом своих предков…

Таг вытащил из земли меч и влез на коня.

- Для меня честь биться с тобой, Одиссей.
- Для меня честь биться с тем, кто сразил Ахилла… Твой отец сразил только Патрокла, венценосный мальчик… - ответил Одиссей.

… каски пошли в бой первыми и сразу же налетели на длинные копья ратников. Конно- людская куча образовалась по обе стороны русской рати. Шум и крики разбудили ещё сонное утро. Засадный полк разделился на две части и бросился на помощь полкам правой и левой руки, а из рядов пращников, внезапно для данайцев, выступил конный срединный полк витязей, которые ударили прямо в центр данайского воинства.

- Коней бери! - раздались крики над полем и началась кровавая драка за каскских лошадей…
Витязи наступали тяжело. Пешие данайцы вначале начали отступать, но потом, внезапно, остановились и бросились в атаку…

- Где Грамар!? – не находил себе места, постоянно, то глядя куда то в степь, то снова обращая взгляд на поле сечи, Таг.
- Наши сели на каскских лошадей, - шепнул Арей, - Прикажи ввести в бой резервы. Этот бой мы закончим быстро.
- Погоди, ещё рано, - остановил его Таг.

За курганом стояла ещё одна, спрятанная от вражеских глаз дружина. А на поле разгоралась битва. Данайские ряды заметно редели. Таг сразу находил Одиссея по его хохластому шлему. Он появлялся то тут, то там, то вообще в том месте, где его никто не ожидал увидеть.

- Я сам поведу засаду, - сказал Таг.
- Остановись повелитель, - глянул на мальчика Пайрон, - ты не должен…
- Я царь, - произнёс Таг надевая шлем, - и стража пойдёт со мной…

Бой длился уже час… Медленно, словно серебряная лавина с кургана сползли конные витязи…

- Витязи! Царская стража! – разнеслось по полю и данайцы бросились навстречу.
Лавина врезалась в данайскую толпу…

Таг в бой не пошёл. Пайрон таки настоял на своём. Хоругва теперь венчала вершину кургана.

Издали Таг заметил приближающихся воинов… Много воинов…
- Фраки! – крикнул он, - Аплу, бери коня! Смотри! – указал Таг на огромную вереницу всадников.
- Вижу, Таг, - крикнул в ответ мальчик.
- Скачи к ним, это фракийский царь Грамар. Он идёт к нам на подмогу.

Аплу прыгнул в седло и вихрем снёсся с кургана в степь…

Таг остался один в окружении десятка витязей. Время шло. Он видел, как Аплу подъехал к всадникам, как всадники, не останавливаясь, выстроились в лаву и пошли, ещё вдали, в свою атаку…

- Ура! Ура! Ура! Победа! – радостно крикнул Таг и готов был уже броситься вниз, что бы разметать остаток врагов…
- Повелитель! Данайцы! – вдруг услышал он и мгновенно оказался окружённый витязями…
- Ну что, Мастарна!? Конец твой пришёл! – увидал Таг, впереди данайцев лезущих на курган, Одиссея…
Теперь и тут завязался бой…

Фраки врезались в данайские лавы разметая пеших и конных… Полем боя пронёсся дикий свист и боевой клич фраков подхватили тысячи руссов.

- Ату! Ату! Ату-аааааа!

Таг улыбнулся и сбросил шелом.

- А-ну, уже, взял меня, Хитрый Лис! – достал мальчик меч…

Одиссей прорывался к Тагу разя витязей… Наконец он занёс над ним меч. Таг отбил удар и бросился на врага… Он помнил, что он меньше и ловчее могучего богатыря и всегда может увернуться от его меча, как это было тогда, с Ахиллом. Но тут вокруг уже были враги…

Витязи лежали сражёнными. Трое данайцев наступали мальчика…

- Ну что, - спросил с ухмылкой Одиссей, - поговорим, о конце боя?
- Посмотри вокруг, Хитрый Лис! – усмехнулся мальчик и упёрся в хоругву спиной, - наши вокруг. Твои данайцы окружены со всех сторон. И пленных руссы не берут…
- Убейте его, - прохрипел Одиссей…

Два данайца бросились на Тага, но отбив меч одного, Таг всадил в другого клинок… Лезвие данайского меча вонзилось Тагу в бок… Мальчик вырвал свой меч из данайца и бросившись на второго зарезал его…

Горячая кровь хлынула из раны…

- Что? Больно? – спросил Одиссей, - ну и что ты дальше будешь делать?

Таг, пошатываясь, опираясь обеими руками на меч, приблизился к Одиссею, и глянул ему в глаза…

- А ты как думаешь, Хитрый Лис?
- Наверно ты меня убьёшь! – усмехнулся Одиссей.
- Я же говорил тебе, что ты больше никогда не увидишь своей Итаки…

Таг резко рванул из земли клинок и так же резко ударил им Одиссея. Одиссей взвыл, не столько от раны и боли, сколько от отчаяния быть сражённым мальчишкой. Он упал на колени и завалился под ноги Тагу.
- Это тебе за Полидора, - проговорил мальчик, - и за Азнив…

Он медленно вдавил в Одиссея меч и встал на труп богатыря, опираясь руками на рукоять, глядя на поле боя, где воины ликовали, крича Славу Победе… … …

- Повелитель! Повелитель! Мы победили! – неслись на курган, к Тагу, три всадника.

Таг улыбнулся, увидев среди них Энея…

- Победа… - шепнул Таг и закрыл глаза…
- Таг, Таг ты что?.. - спрыгнул с коня Эней, бросился к мальчику и подхватил его обескровленное тело.
- Эней… - прохрипел Таг, чувствуя, что слабеет, - почему ты… не в Вителии?
- Я вернулся с войском, едва узнав, что мы продолжаем бороться, - ответил Эней держа на коленях умирающего Тага, - мы дошли до Вителии… Там мы выстроили новую Трою..!

Таг улыбнулся.

- Значит мы живы… значит не исчез род Божественного Лабаны… и я не умру, значит…
- Нет, не исчез наш род, - шепнул Эней Тагу, едва сдерживая слёзы, понимая, что наступила минута прощания, - у тебя теперь два двоюродных брата, близнецы, и оба, как две капли воды похожи на тебя, когда ты был совсем маленький.
- Как их зовут? – глянул на Энея Таг.
- Ромул… и Рем… - ответил Эней.
- Чудные имена… - улыбнулся Таг в последний раз и, так же с улыбкой на лице, уронил голову. По щеке пробежала тоненькая струйка крови, вырвавшаяся из губ мальчика…
- Он ранен! Скорее сюда! – крикнул Эней Арею и Грамару,
- Нет… он мёртв… наш повелитель ушёл в царство предков… - коснулся Арей окровавленой щеки Тага.

Таг продолжал смотреть в синее небо, широко открытыми, радостными глазами… Солнце выглянуло из-за тучи и яркий луч света, пробежав по земле, молнией блеснул в мёртвых глазах мальчика…

- Праведная душа мужественного сына нашего народа, вознеслась в поднебесье, - проговорил Арей, и присев рядом, закрыл Тагу глаза…
- Таг! Таг! Таг! – закричал Эней и упав на колени заплакал, - ты спас наш народ, маленький сорванец... Ты подарил ему жизнь, имя, вернул честь и заново создал нашу империю… Мы теперь владеем далёкими землями в Вителии, и наши корабли ходят к далёким Мелькратовым Столпам, и даже дальше, в Страну Туле, где никогда не восходит Солнце… А ты надумал умирать в венце своей славы?

Таг не отвечал…

- Он умер, - коснулся плеча Энея Арей.

…Над курганом разнеслась чудесная, печальная мелодия.

- Аплу отдаёт последнюю дань своему единственному другу, - посмотрел Арей на Аплу, - он надеется его воскресить, думает, что его флейта волшебная.
- А разве это не так?- Эней положил Тага на землю и выдернув меч из Одиссея вложил клинок в руку мальчику…

…Таг посмотрел вокруг, и увидел, что исчез и курган, и воины, и степь. Он стоял посреди серебристого луга из далёкого детского сна. Он вновь пробежался по этому лугу, слушая, как звенит серебристая роса, капая с листьев. На небе ярко светило солнце. А само небо было безоблачным, радостным. Прямо над головой сияла радуга, и хотелось веселиться, жить и остаться тут навсегда.

Вдруг, словно из воздуха появился человек в чёрном плаще.

- Кто ты? – отступил Таг, - и почему я должен умереть? Почему я не могу разделить радость победы вместе со своими друзьями?
- Ты исполнил то для чего ты приходил на тот свет, в мир людей. Теперь настало время вернуться в свой мир, в ту самую сказочную страну, спрятанную меж звёзд и туманов, откуда ты и явился к людям, - сказал человек и Таг узнал голос из того далёкого сна, голос, который запомнился тогда навсегда.
- В свой мир? – удивился Таг, - но разве у меня есть другая родина кроме Трои?
- Иди по этой дороге. Ты ведь хотел по ней пройти? – указал человек, на манящую Тага
дорожку.
- Хотел. Но я должен вернуться… И кто ты такой? – решительно спросил у него Таг.

Человек открыл лицо…

- Дедушка? – отступил Таг… - ты жив?
- Я всегда гордился своим внуком, - ответил Приам и исчез.
- Я всегда буду рядом, - услышал Таг слова, исходящие уже из ниоткуда, и понимая, что голос звучит, как бы из его сердца…

Он пошёл по дорожке и вскоре увидел, что идёт высоко над землёй, над всеми людьми, городами и странами, народами большими и малыми, а внизу лежит удивительная и незнакомая страна. Но почему-то мальчик понимал смысл происходящего. Он понимал, что это его страна, та самая Русь которую он оставил на поле боя, но уже через много-много веков, потому что за эти минуты пролетело, пронеслось ветром истории и времени уже множество столетий и те кого он оставил в степи уже давным-давно оставили мир людей. И никого из них нет, а живут теперь там, внизу, их далёкие-далёкие потомки… А под ногами сверкали золотые купола храмов, такие же золотые волновались нескончаемым морем поля пшеницы, зелёные луга благоухали ароматом цветов, тёмные леса ревели дикой тайной и огромные многолюдные города шумели, кипели, надрывались буднями своей мирной жизни добытой в боях и трудах… И над всем этим, словно венец, оберегая потомков Божественного Лабарны, раскинул свои крылья, чёрный двуглавый Семаргл-Орёл…

Война продолжалась ещё много лет. Ещё пять веков данайцы давали клятвы мира и дружбы, верности и преданности, чтобы тут же нарушать их. И ещё много лет над степями Руси Века Троянова полыхало пламя, стрелы укрывали собой солнце, трубили боевые трубы, дурели кони всадников. Ещё много лет убивались за погибшими жёны и дети, а вереницы пленных угонялись в неведомые страны. В степях плакал только ветер над белеющими костями павших да печальная мелодия пустоты безлюдной звучала похоронным гимном в шелесте ковыля…

После гибели Тага, сына Геркле, внука Приама, Потомка Божественного Лабарны, встали во главе ратников воеводы Арей и Пайрон, и новый царь объявил своё новое имя, как имя царя, как того требовал древнейший обычай нашего народа. Он вошёл в историю нашего народа как Перун Дажбожич… Перун, наследник Тага Всемогущего…
А в новом храме, новой столицы, Киеграда, где навеки упокоился последний из троянских царей рода Божественного Лабарны и первый царь нового народа русского, Таг, сын Геркле, внук Приама, вознеслась под величественный купол, к свету солнца и звёзд, печальная мелодия волшебной флейты вечного, златокудрого служителя своего единственного друга, Аплу…
Пять веков Русь Века Троянова возводила новые города и крепости, храмы и чертоги свои по берегами Моря Тысячи островов, пять веков рождались новые и новые поколения народа русоголовых и гремела слава их от севера до юга, от западных лесов до восточных степей и гор. Долго ещё данайские банды и их союзники каски терзали и распинали молодую державу. Только нашествие атураев, которое смело в никуда каскских кочевников и принудило данайских архонтов не переступать побережье далее чем на десять стадий, остановило кровопролитие, длившееся пол тысячелетия.
Ослабленная войнами молодая Русская Держава не выдержала противостояния с набирающей мощью Элладой жаждущей новых земель для обитания своих, тогда ещё полудиких, племён и восточными царями – ассирийскими владыками поднимающими свою голову в междуречье Тигра и Евфрата. В историю человечества эпоха после падения Трои и до победы Афин в противостоянии эллинских городов-государств вошла как Тёмные Века.
Наши пращуры были вынуждены покинуть те места, где зародился некогда Русский Народ. Эта война, ставшая по сути, войной за независимость, переросла в завоевание жизненного пространства самими русами, известными в тех веках под именем скифов. Но это уже другая история, история других царей, других побед и других времён. В ней мы вышли победителями даже навсегда оставив свою прародину, землю хеттов, но сохранив и имя, и душу, и сердце своего народа, повесив свои щиты на вратах данайской столицы – Царьграда…

6 ноября 2009 года - 14 октября 2011 года.

ВМЕСТО ПОСЛЕСЛОВИЯ

Как вы думаете, почему вдруг итальянцы начинают отсчёт своей истории от основания Рима, а то и со времени зарождения этрусской цивилизации? Почему греки начинают отсчёт своей истории с вторжения дорийских народов на Балканы, но при этом не чураются того, что Микены и Крит, чуждые и не имеющие с ними ничего общего, есть частью их неповторимой истории? Почему Индия и Китай трепетно относятся к своим древностям, к тем временам, когда небыло ни царя Ашоки, ни Цин Шихуанди? И только русские, начинают свой отсчёт с 988 года, года крещения Руси? Такое ощущение, что Кий, Аскольд и Дир, Олег, Игорь, Святослав и Ольга, попали в учебники истории только потому, что Нестор, стараясь уберечь для потомков эти имена, будто предчувствуя варварство современных историков, специально вписал их в свою бессмертную Повесть Временных Лет, чтобы не забывали и помнили.
Греки бережно хранят и хранили руины древних храмов, статуи богов, древние рукописи и сочинения философов, писателей, поэтов переписывались в христианских монастырях и афонские монахи не меняли даже буквы, не то чтобы слова в их содержании.
Греки – не варвары! А мы оказались – славных предков поганые потомки...
История России начиналась не в Киеве! Не тысяча лет назад русский народ заявил о себе! Были сарматы, были скифы, и были те, кто был их отцами. Это хетты. Те самые хетты, от которых в русской мифологии появились и Дажбог, и Перун, и Хорс, и Лада. Те самые хетты, которые рассказывали своим детям сказки о Кощее Бессмертном, о Бабе Яге, о Волчике-Братике, где Царевич освобождал Прекрасную Елену из плена злого Кощея Бессмертного, а смерть Кощеева была на конце иглы, и где Богатырь сражался с тем же Змеем Горынычем, что и сейчас.
Если внимательно глянуть на письменные памятники хеттов, то можно увидеть, что в них гораздо больше сходства с русской мифологией, русским миропониманием и русским языком, даже чем в древнеарийском эпосе. Хеттский язык стоял на порядок ближе к русскому, нежели санскрит. Да и жили хетты гораздо ближе нежели арии, и по времени, и по территории.
До сих пор исчезновение этого народа вызывает многочисленные споры и догадки. Последний хеттский царь, который тут изображен как Таг, исчез вместе со всем народом, покинув столицу и словно растворился в пространстве. К этому времени относят появление Царских Скифов в причерноморских степях, культура и быт которых, вооружение и одеяние воинов, уровень развития и обычаи, а так же религиозные воззрения во многом походили на хеттов.
Я не сомневаюсь, что моя повесть будет подвергнута критике, со стороны представителей нордической теории, учёных и даже обывателей. Ещё бы! "Викинги! Белокурые и голубглазые! Истинные арийцы! Трипольская культура! А тут, какие-то племена из Малой Азии?” Конечно, как не хочется быть азиатами. Только критики не понимают одного, что азиаты стоят во многом выше современных европейцев и в моральности, и в сознательности и ни чуть не чураются своего дикого прошлого. Но хетты, индоевропейский народ, совершенно не имевший ничего общего с турками, или с арабами, не виноваты в необразованности своих потомков. Смех будет не над книгой. Смех и критика со стороны критикантов, будет в адрес их же узкого шаблонного мышления. Если мы верим в то, что спасаясь от каракитаев, гунны преодолели три моря, степи, Урал, Волгу, Днепр и Карпаты и разгромили и Римские Легионы, и королевство Бургундов, и будущую империю Франков, то почему мы не можем поверить в то, что наши предки могли, были способны и пересекли не такое уж огромное море, чтобы сохранить свой народ и свою цивилизацию для потомков?
К тому же, происхождение этрусков и скифов от хеттов, а русов, в свою очередь, от скифов, вовсе не гипотеза. И даже не теория...
Хетты никогда не называли себя хеттами. Это имя им присвоили иноязычные соседи. И именно это имя, вошло в Библию, в 19-м столетии и окончательно закрепилось за народом. Собственно как и "этруски”, и "скифы”, и "сарматы”. Название хетты это перевод на местный язык их подлинного, настоящего названия. Себя они называли расены. То есть "светлые” "русоволосые”. И не хеттское ли имя, изменившееся за три тысячелетия, звучит в имени русских, в имени РОССИЯ? РОССИЯ – РАСЕЯ – РАСЕНИЯ... Всё одно, РУСЬ. Так как могли называть свою Родную Землю древние хетты?
Так себя именовали их потомки, этруски. Скифы тоже не называли себя скифами, а сарматы сарматами. Слово Русь – более древнее, чем принято считать. В наших степях и лесах оно появилось гораздо раньше, чем родился князь Владимир Святославич... Роксоланы. Вот подлинное название Царских Скифов, в римском произношении. Дошли до наших дней и другие имена наших предков: аорсы, или росы; роксы, или русы; рутены, или русины... Не так ли называют себя прямые потомки древних русичей?
Что же ещё известно о скифах? Известно только то, что они пришли через Кавказ из Малой Азии, и до 7-го столетия до нашей эры, периодически беспокоили ассирийцев, господствовавших там. Скифы считали эту землю своей... Неоспоримо и то, что вплоть до 17-го столетия, русских людей, жителей Северного Причерноморья, так и называли скифами. Именуют ли современных американцев гуронами, ирокезами, или команчами? Нет...
Но передам слово специалисту...

"В отличие от поэзии и беллетристики до нас дошло относительно много памятников хеттской научной и специальной литературы, в чем, однако, не приходится усматривать «вознаграждение судьбы» — уже хотя бы потому, что речь идет о несоизмеримых и взаимоневосполняемых величинах. Это все равно как если бы кто-нибудь сказал о Гёте: «Слава Богу, что сохранилось «Учение о цветах», пусть даже утрачен «Фауст»!»
К научной литературе хетты относили сочинения, многие из которых мы к ней решительно не причислили бы. Речь идет прежде всего о колдовских, пророческих, астрологических и тому подобных трактатах, а также о значительной части медицинской и астрономической литературы, где рациональное ядро обволакивал непроницаемый слой магии. Все эти труды хетты позаимствовали у вавилонян и ассирийцев и довольствовались переводом; впрочем, далее не разрабатывая и не совершенствуя их, хетты не нанесли культуре никакого урона.
От вавилонян восприняли они, вероятно, и богатую математическую литературу и здесь также не продвинулись вперед. По правде говоря, в математике это было бы трудной задачей: что могли добавить они к знаниям своих учителей, которые за 15 веков до Пифагора, Архимеда и Евклида нашли, например, формулы для вычисления площади треугольника, прямоугольника, трапецоида и круга, объема куба, параллелепипеда, призматических тел с сечением, обыкновенной и усеченной пирамиды, конуса и т. д.; которые во II тысячелетии до нашей эры умели возводить в степень и оставили таблички с квадратными и кубическими корнями? Когда хетты освоили эти знания, в чем у нас нет основания сомневаться, они и так не уступали в своих математических успехах европейским математикам до Декарта и Лейбница.
Однако не будем продолжать перечисление того, в чем хетты не способствовали прогрессу научных и специальных знаний; важнее указать, в чем они этому прогрессу способствовали. И остановимся мы лишь на самом главном, если судить по литературным памятникам.
Прежде всего это было право. О хеттском кодексе XV–XIV столетий до нашей эры, который впервые издал и перевел (на французский язык) Бедржих Грозный, мы уже говорили. То, что осталось от него на двух клинописных табличках, не отличается, правда, такой систематичностью и разработанностью, к какой мы привыкли у мастеров и учителей юристов — римлян; но строгое различение между виновностью и невиновностью, между преступлением преднамеренным и непреднамеренным, между ответственностью за содеянное и ответственностью за пренебрежение своими обязанностями — все это принадлежит к числу таких достижений правового мышления, существование которых за 2000 лет до «Кодекса Юстиниана» (а ему уже тоже исполнилось 1500 лет) явилось для современной юридической науки удивительным открытием; ведь с чем-нибудь подобным ей не часто приходилось встречаться. Это относится и к институту условных наказаний, возмещению убытков (по желанию пострадавшего), учету объективных и субъективных обстоятельств преступления (например, женщина, которая была изнасилована в доме, где могла взывать о помощи, карается смертью; если же она была изнасилована в горах, то вина с нее снимается; впрочем, насильник карается смертью в обоих случаях) и т. д. Особенно же это касается умеренности, «гуманности» мер наказания в реформированном кодексе.
Когда исследователи пришли в себя от удивления, вызванного формой и содержанием этого кодекса, они начали досконально его изучать. С первого взгляда всем было ясно, что это был не первый хеттский свод законов.
«Вторжение эгейских народов преждевременно положило конец культурному подъему и самому существованию этого одаренного народа, что было действительно большой потерей для человеческой культуры», — говорит Бедржих Грозный, и мы вполне с ним согласны.
В этой связи трудно удержаться от вопроса: что, если бы царство хеттов не было уничтожено, что, если бы хеттскую культуру не растоптали босые ноги варваров и не скосил кровавый меч ассирийцев?
До сих пор не было доказано, что и в области культуры действует закон, подобный закону сохранения энергии в физике и химии. Несмотря на это, культуры не исчезают бесследно. Например, еще в прошлом веке считалось, что греческая культура, элементы которой и сейчас живы в нашей культуре (и в значительно большей мере, чем мы это обычно сознаем), рождена единственно «гением Эллады» и вышла из него словно Афина из головы Зевса. Но археологические открытия в Месопотамии и Сирии показали, что многое из того, что мы принимали за оригинальный вклад греков, было лишь унаследованной и преумноженной лептой вавилонян, ассирийцев, финикийцев и египтян. А в свете новейших находок в Анатолии, как мы видим, и… хеттов.
Речь не только о том, что из своих малоазиатских походов греки возвращаются в шлемах хеттского типа и что Арион плывет из Малой Азии в Грецию с лирой, знакомой нам по хеттским рельефам. Ведь родиной греческой классической культуры была не материковая Греция, а малоазиатское побережье с Эфесом, Милетом, Галикарнасом, Книдом и островами Хиос, Лесбос и Самос — эта «богатая кайма на большом куске материи» бывшего Хеттского царства. Исследование греческой мифологии свидетельствует, что греки в весьма значительной степени черпали ее содержание именно отсюда. А если они черпали здесь сюжеты своей мифологии, почему бы им было не почерпнуть из того же источника и нечто иное? Например, некоторые производственные навыки (в частности, выделку железа, изобретение которой греческая традиция приписывает Главку из Хиоса), физико-математические знания, астрономические и медицинские сведения, хотя они и не информируют нас о происхождении своих столь же поразительных, сколь быстро усвоенных знаний.
Большинство ученых как раз в этой передаче эстафеты предшествующих достижений науки грекам, а через их посредничество и остальным народам Европы видят величайшую историческую заслугу хеттов. Боссерт называет Хеттское царство «мостом из Месопотамии в Грецию» и включает хеттов и их прямых наследников в число «учителей наших учителей» — греков. Грозный говорит, что «древние хетты, вспоенные блестящей вавилонской культурой, были лучшими посредниками между Азией и Европой, эгейской областью, Грецией и Римом». В.В. Струве присоединяется к подобным высказываниям: «Хеттская культура имела большое историческое значение, поскольку хетты и воспринявшие их наследие народы Малой Азии более позднего времени являлись важнейшими посредниками, передававшими достижения вавилонской культуры народам тогдашней Европы».
Но разве хетты передавали эти достижения только народам тогдашней Европы — в первую очередь грекам, от которых их переняли остальные европейцы? Разве не передали они своих знаний и народам Ближнего Востока, прежде всего иудеям, финикийцам и предшественникам обитателей нынешнего Ирана и Закавказья? Не соответствует ли истине, что этруски перенесли некоторые элементы хеттской культуры в Италию, а кельты — в Среднюю и Западную Европу прямо, без посредничества греков? Но если мы даже ограничимся греками: насколько значительным было хеттское влияние на греческую культуру и в чем оно конкретно проявилось? На все эти вопросы одинаково авторитетные ученые отвечают по-разному и притом почти всегда с оговорками.
Но и этим наши вопросы не исчерпываются. Ограничивается ли историческое значение хеттов только этой посреднической ролью? Подчеркивая ее, не преуменьшаем ли мы — говоря словами Бедржиха Грозного — «значительности самого факта существования их в высшей степени достопримечательной культуры»? А ведь сколько об этой культуре мы еще не знаем! Какие ответы принесет дальнейшее изучение царства хеттов и какие новые вопросы всплывут из глубин тысячелетий, когда археологи перекопают Малую Азию столь же тщательно, как Египет и Месопотамию?
Поскольку мы завершаем эту книгу не традиционным обобщением, не кратким обзором блестящих успехов, которых добилась в раскрытии тайны исчезнувшего с лица земли народа хеттов мировая ... наука, а перечнем нерешенных проблем, читатель может быть не удовлетворен. Но если это так — значит, все в порядке. Значит, читатель ощущает то же самое, что ученые и исследователи, продолжающие дело пионеров, за судьбами, драматической борьбой и неповторимыми победами которых на пути человеческого познания мы следили в этой книге. Ведь неудовлетворенность — сила, которая движет науку — и не только науку — вперед, как к открытию затерявшихся государств прошлого, так и к завоеванию космических миров будущего”.
Из книги Войтеха Замаровского «Тайны Хеттов»

СЛОВАРЬ ТЕРМИНОВ И НЕПОНЯТНЫХ СЛОВ

А.
Агамемнон; личность историческая, греческий базилевс. Именно его войска вторглись в царство хеттов.

Айрик, Аршил, Азнив и т. д.; армянские имена. Тут я их присвоил урартянам.

Актамасад; личность легендарная, но из другой эпохи. Был известен скифский мудрец с таким именем. Перевод славянского имени Осмомысл. В событиях троянской войны мог принимать участие подобный персонаж и его могли так звать.
В сюжете описываемом с участием Актамасада, я излагаю более реалистичную версию события с гибелью греческих воинов в лагере, о которой рассказывает Гомер.

АЛЕВА, АКСИ, АРИ, АШЬ, БУКИ, ВЕДЕ; названия символов хеттского слогового письма.

Ангирасы; в сказаниях вед, а так же в преданиях причерноморских народов, в том числе хеттов, предки всех индоевропейцев. Таг, в книге, называет их Асы. Именно так германцы и скандинавы называли своих богов-предков.

Анхиз; личность легендарная. По разным источникам — воспитатель царских детей, и, вероятный, отец Энея.

Аплу; хеттский и этрусский бог солнца, изобретатель музыкальных инструментов, так же ребёнок, золотоволосый и печальный.

Аратта; так хетты и шумеры именовали свою прародину. Историческая Аратта располагалась на территории нынешних Ставропольского и Краснодарского краёв России.

Аргос; столица греков в ту эпоху, порт на Эгейском Море. Ныне — город в Греции.

Арей; личность историческая, персонаж русских и хеттских преданий. У греков известен под именем Арес.

Архонт; греческий аристократ, в описываемую эпоху — вождь дружины воинов, или глава рода.

Асир, страна; то же что и Асссирия;

Асмень; бог-ребёнок, изображался в виде обнажённого мальчика с гусыней на руках. Согласно легенде, сын кузнеца Асмень, в голодный год нашёл в поле зерно, которое посадил на городской площади. За ночь из зерна вырос огромный сноп неизвестного растения, названного пшеницей. Таким образом Асмень спас от голода свой народ.
Предание об Асмене в точности совпадает с преданиями о Даждьбоге.
Личность асменя — скорее всего историческая, перекликается с легендами о шумерском Энлиле

Ассирия; могущественная империя на территории нынешнего Северного Ирака. Главный соперник хеттов и Вавилона за господство на Ближнем Востоке.

Аттика; полуостров, на котором сейчас расположены Афины, столица Греции. В описываемыю эпоху область не могла так называться. Я дал в книге ей это название, для понимания читателем места события.

Ату! Ату! Ату-аааааа!; согласно Гомера - боевой клич скифов.

Ахилл, или Аякс; вождь мирмидонов после смерти Патрокла. Личность историческая. Участвовал в захвате Трои.

Б.
Базилевс; греческий царь, вождь большого племени или территории.

Богиня Мать; речь идёт об Иштар, которой так же поклонялись хетты.

В.
Варуна; общеиндоевропейский бог, древнейший бог индоевропейцев. Хетты вполне могли его знать.

Век Троянов, Русь Троянова; так, русские хроники именуют Трою и эпоху Трои.
Ещё в 16-ст. Русские хронисты были убеждены что Русь — наследница Трои, а славяне происходят напрямую от троянцев.

Витязь; телохранитель, воин. На самом деле слово — восточного происхождения. Хеттские гвардейцы вполне могли так именоваться.

Д.
Данайцы; одно из греческих племён вторгшихся в Малую Азию. Данайцами, как и Гомер, я назвал всех греков.

Дьяус-Питар; общеиндоевропейский бог-неба. Дословный перевод — Небесный Отец.

Г.
Гагара; так звали гусыню Асменя. Легенда, которую рассказыввает Тагу мать, действительно зафиксирована среди хеттских преданий.

Ганимед; согласно легендам Греков, менно Ганимед, а не Парис был младшим, но незаконнорожденным сыном Приама.

Гаруспики; мальчики-служители в хеттских и этрусских храмах.

Гастур; бог ветров и пустоты в хеттской религии. Тот же что и Стрибог у славян.

Геброн; город в современном Израиле.

Гекуба; одна из жён Приама, мать Ганимеда

Геркле; у Гомера — Гектор. Древий герой, прототип греческого Геракла и римского Геркулеса. Личность — историческая.

Гетиты; греческое называние хеттов.

Гиссарлык; название холма под которым была обнаружена Троя

Е.
Елена Троянская; её действительно восходит к титулу «базилевс». Согласно легенды её похищение послужило причиной войны. Но, скорее всего, это поздние домыслы. Отношение древних греков к женщинам, в эпоху Трои, стало притчей во языцех.

З.

Звёздный Странник; именно так называли этруски Тага, а хетты Асменя, обожествлённых детей — прародителей своих государственности народов;

Звёздочка; имя коня Тага. Коня действительно так звали.

Земля Хатти; настоящее название царства хеттов.

Золотой Рог; историческое поселение на месте современного порта в Стамбуле, названного его именем. Греческое — Галата.

Золотые ворота; в Трое действительно были Золотые Ворота и назывались именно так. Руины Золотых Ворот можно увидеть в современном музее на руинах Трои

И.
Илоты; рабы, люди второго сорта приравненные к животным. Так греки обращались с покороёнными народами. Крупнейшее восстание илотов произошло в Спарте, спустя почти 500 лет после описываемых событий. Местное население добилось независимости и изгнало спартанцев из Мессении.

Ильмара-Река; хеттское название пролива Босфор;

Индра; общеиндоевропейский бог-громовержец.

Ирий; то же что и рай.

К.
Кавала; столица Фракии. Теперь город в северо-восточной Греции.

Канес, или Кана; один из древнейших хеттских городов.

Каски; одни из предков армян;

Кеми, или Кемь; Египет

Килла; город построенный Тагом после разгрома Трои. Название города означает «кий», «царский жезл». Поэтому я его назвал Киеград.

Л.

Лабарна; основатель хетто-хурритской династии, сменившей хетто-лувийскую династию основанную царём Хаттусисом; Божественный Лабарна его именовали в связи с тем, что он провёл в царстве хеттов религиозные реформы сравнимые с реформами Эхнатона в Египте, возродил могущественную империю;

Лаокоон; жрец храма в троянском порту. Упоминается Гомером в Илиаде; Сон Лаокоона взят из предания о рождении Асменя. Так же этот сюжет, равно как и сама легенда, использовался создателями фильма «Сказка о Звёздном Мальчике»

Лаомедонт; отец Приама; личность — историческая.

М.
Мара и Морок; боги смерти, любви и вечной жизни в хеттской и славянской религиях. Мара была почитаема и как богиня семьи. Морок, у хеттов, ещё имел и другое имя — Кащей.

Мастарна; одно из имён Тага. Означает - «мститель». Так же себя называл Мастарной первый из легендарных этрусских царей.

Мелькратовы Столпы; Гибралтарский пролив

Менелай; греческий базилевс, союзник Агамемнога в войне против хеттов.

Минотавр; сын критского царя, имевший ужасный облик, ради которого был выстроен легендарный лабиринт. Скорее всего историческая личность.

Менрва; тут взято имя этрусской богини, которое использовалось в качестве имени матери Тага. Этрусская Менрва (Минерва) — мать Тага в этрусской мифологии.

Мирмидоны, или мирмидонцы; название племени, которым руководили Патрокл и Ахилл.

Миср, ими Кеми; подлинное название Древнего Египта.

Море Ильмень; хеттское название Маморного Моря

Море Тысячи Островов; Эгейское Море.

Миттани; Армения

Н.
Народ русоголовых; так себя называли хетты и шумеры;

Неса; Неша. Город — первая столица хеттов доимперского периода. Руины находятся в Сирии.

Ниневия; столица Ассирии. Сейчас — памятник международного значения.

О.
Одиссей; Улисс, Хитрый Лис, личность, несомненно, историческая. Греческий военачальник, базилевс острова Итака, на западе Греции. Ему приписывают завоевание Трои. Исторический Одиссей погиб в войне с хеттами.

Οχι!; «охи!», на греческом языке - «нет!».

П.
Пайрон; Перун. Тут привожу более реалистичную интерпретацию легенды о Перуне. Имя Пайрон — подлинное, древнейшее имя этого бога.

Паль ад-Атена; Афина.
Парис; согласно Гомера — младший сын Приама. Исторические источники доносят так же другое его имя — Париш, или Бариш. Тут я его назвал более понятным для читателя именем.

Патрокл; личность историческая, вождь мирмидонов и названный брат (по другим данным — любовник) Ахилла. На самом деле Патроку, на момент смерти, было 14 лет.

Полидор и Поликсена; брат и сестра-близнецы, дети Гекубы и Приама, рождённые после смерти (или похищения) Ганимеда.

Понт; Чёрное Море

Приам; историческая личность. Более древние источники, нежели современные переводы Илиады, доносят до нас другое имя Приама, Приамуш. Приам, или Приамуш, это хеттский царь Сиппулилума II, погибший во время обороны Трои от греков. Его внук, Сиппулилума III, это и есть исторический Таг.

Р.
Рай-Река, или Древний Поток; Днепр или Дон. Предки хеттов — выходцы из современного Приазовья и Подонья.

Русь; название Русь действительно появилось в это время, произошло от имени хеттского племени расены, русоголовые. Это наименование не имеет отношения к державе Рюрика.

С.
Сатиры (мастерство сатиров); театральное мастерство, то же что и мастерство скоморохов.

Северное Море; так хетты называли Чёрное Море

Семаргл-Орёл; Двуглавый Орёл, герб царства хеттов. В более поздние времена эьтот Орёл перешёл в Восточную Римскую Империю, а после — в Россию.

Сивилла; легендарная пророчица. Жила в Трое, а потом переселилась, вместе с Энеем, в Италию.

Скамандрий, Сын Гектора; Астианакт, троянский царевич упоминаемый Гомером. Имя Астианакт означает «царь города», то же самое означет этрусское имя Таг;

Скифы; так греки именовали восставшее население Малой Азии, и только много позже это название было дано населению Северного Причерноморья.
Геродот утверждает, что скифы — выходцы из области Азия (нынешняя Малая Азия). Последние исследования археологов дают право утверждать, что царские скифы и хетты — это один и тот же народ.
Согласно греческих хроник, хеттский царь Сиппулилума III, под напором греков, вывел свой народ, через Кавказ, в Скифию.

Стикс; река в Малой Азии. Согласно греческих преданий на реке располагались войска троянцев. И только потом Стикс стал «вратами в ад».

Страна Туле; Скандинавия

Страна хананеев, или Кнаан; современные Ливан и Израиль.

Т.
Та, Имя Которой Забыто; богиня смерти, крадущая по ночам души людских детей и подменяющая их своими демонами. Имя этой богини — Эрешкигаль, которое запрещалось произносить вслух.

Телемах; сын Одиссея. Личность историческая. На момент падения Трои был малолетним. После смерти отца установил собственную диктатуру на Итаке, перебив всех мелких вождей, создал мощное государство, которое пало только в период римских завоеваний.

Тин; личность историческая. Так же бог-ребёнок этрусской религии и религии хеттов, персонаж очень многих итальянских преданий. По преданию — замечательный лучник, был подло убит.

Троянский Конь; известная легенда об огромном деревянном коне, в котором было спрятано греческое войско. Троянцы затянули коня в город, ночью греки вышли из коня и захватили Трою. На самом деле у Гомера нет и близко упоминания о деревянном коне. Илиада завершается похоронами Гектора. И скорее всего так и было на самом деле.
Тут я привожу интерпретацию легенды для красоты сюжета.

У.
Угарит; древнейший город в Ливане; погиб во время землятрясения, произошедшего при штурме города врагами. События могли быть перенесены в легенду об Иерихонских стенах.

Уни; этрусская богиня войны. Тут — просто имя девушки.

Ур; древний город в Шумерии (нынешний южный Ирак). Сейчас — памятник международного значения.

Урарту; ошибочно ассоциируется с Арменией. На самом деле — государство предков современных сванов. Армения того времени называлось Ханигальбат.

Ф.
Фаш-Огонь, или Фаш-Огнь; в древних преданиях хеттов божественный огонь вызываемый жрецом из ниоткуда. Упоминания об этом оружии встречается у славян, индусов, зороастрийцев и древних египтян.

Феб; Апполон. Какое из этих названий греческое, а какое хеттское — неясно.
Фессалия; ныне — область северо-восточной Греции.

Финикия; современный Ливан

Фракия; северо-восток Греции. В годы Трои и до римского завоевания — независмое государство. Фракийцы — иллирийцы, родственны современным албанцам.

Фригиец; житель Фригии, горной области на северо-западе Малой Азии.

Х.
Хайаса; настоящее название Вифинии и Фригии (север Малой Азии, ближе к Кавказу)

Хаттуша; древняя столица царства Хеттов времён Хаттусиса и Мурсили; руины находятся в Анатолии. Сейчас — памятник международного значения.

Хриса; город недалеко от Трои; в настоящее время не существует, руины не обнаружены до сих пор.

Хрисеида; в книге — Идико, дочь жреца храма в Троянском порту, которого я назвал Актамасад. Согласно Гомера именно и-за неё Апполон поразил болезнью и смертью греческих воинов.

Ц.
Царь Царец; тут я произвольно растолковал происхождение имени Таг. На самом деле оно означает «царь города».

Э.
Эллада и Элида; Эллада — родина греков. В эпоху Трои ак именовался не Балканский полуостров, а земли в верхнем течении Дуная, откуда греки пришли на Балканы. Элида — все захваченные греками земли. Говоря, что «нам не нужна их Эллада», Тин подразумевает, что его народ никогда не пойдёт в страны севера. Балканы считались хеттами и всеми пеласгами (жителями Малой Азии и Балкан) — родной землёй.

Эней; личность легендарная. Основатель первого из этрусских городов — Альба-Лонга, выходец из Трои.

Я.

Яблоко Раздора; согласно легенде его подкинула Афина. Однако я предлагаю читателю более реалистичную версию события.

Ява; то же что и Святой Дух у современных христиан;

Яяш; Вседержитель, творец мира в хеттской религии.

©Меир Ландау