Мне 4 года и не везет в жизни. Как маме. Маме не повезло, когда замуж вышла. За папу. Если бы я не родился не стала бы женой. Я образовал нашу семью и должен чувствовать ответственность на плечах. Так папа говорит.
       В садик ведут, на плечи оглядываюсь, никакую ответственность там не вижу. Папа сказал, что я рано создал семью, — в 4 года этим не занимаются. Я занялся, и все недовольны!
       Бабушка красит губы и ресницы, из-за меня стала бабулей, никогда мне этого не простит. Дедушка повадился выпивать в гараже. Начал, когда я родился, до сих пор не перестает. Так бабуля считает.
       Я подорвал семейный бюджет. Теперь в нем дырки сплошные. Из этих дырок мама туфли выкроила. Из дырок новые туфли. Только мама такое умеет!
       Спросил, что такое «бюджет». Папа ответил, что это яма, где исчезает его зарплата. Мама добавила, что такую яму нужно в микроскоп разглядывать. Дедушка сказал, что его пенсия это тоже бюджет. Государство платит дедушке большую пенсию за то, что он всю жизнь потратил на воспитание бабушки. Я согласился, что бабушка получилась хорошая. Бабушка сказала, что в понедельник подаст на развод и мы погибнем без ее консервации. Дедушка сказал, что ждет этого счастливого дня 30 лет. Я понял, что бюджет это бабушкино варенье и остальные деньги.
       Пообещал меньше кушать сладкого, буду налегать на кашу от нее бюджет не дырявится. Бабушка решила отложить развод до следующего понедельника. Каша скрепила семью, сказал дедушка. Я понял, что такое чувство ответственности на плечах, и съел всю тарелку.
       Моей маме всегда нужно много денег потому что она умеет их расходовать Папа правильно расходовать не умеет, поэтому денег у него никогда нет. У него есть заначки. На заначки продают только жвачки и пиво по воскресеньям. Больше ничего на заначки не продают. По субботам на них можно сухача купить, мне его пробовать нельзя. Почему «сухач», если жидкий?
       В субботу папа с дедом насухачатся и сидят на скамейке. По тротуару ходят чужие тетеньки на каблуках, дедушка неслышно цокает языком, а папа отвечает: «Не-а». Я тоже начал цокать языком на тетенек, потому что у дедушки слишком тихо получается. Высокая рассмеялась, погладила меня по голове и поцеловала. Дедушка стукнул по затылку. Меня, а не высокую. На папу с дедом чужая тетя даже не взглянула. Папа сказал, что я имею успех у женщин.
       Наши тараканы обнаглели, объявила бабушка. Она с ними борется, вылизывает кухню и посуду. Никогда не видел, как бабуля облизывает кухню, но язык у нее очень грубый — так дедушка говорит. Папа с мамой тоже выгоняют тараканов, но по-своему.
       Заболел температурой, спал в их комнате. Ночью проснулся от землетрясения. Папа стонал, как будто холодное пиво пьет, толкал шифоньер ногами возле кровати, а мама ему помогала в темноте.
       Шифоньер трещал, и люстра качалась. Удивился и спросил: что они делают? Мама набрала воздух, выдохнула и сказала: «Тараканов выгоняем. Спи» Я удивился и посоветовал им пойти на кухню. Папа застонал еще громче и замолк. Мама объяснила: в спальне тараканов нет только потому, что они с папой каждую ночь этим занимаются, то есть прогоняют их. Мама права: такую трясучку никакой таракан не выдержит, испугается.
       Утром пошел проверять бабушкину комнату и понял, что дедушка тоже молодец.
       Тараканы у нас живут без прописки. Мама тоже так жила, пока я не родился и семью не образовал. Взрослые все время разговаривают про бюджет, регистрацию и прописку с выпиской. Оказывается, наши соседи, справа от лифта, живут как тараканы, нигде не прописанные, а настоящие квартиросъемщики проживают неизвестно где, потому что их скоро привлекут. К какому-то ответу привлекут. Будут отвечать на полную катушку. Я пытался узнать, на какую катушку надо отвечать, но все замолчали. Начали разговор про регистрацию. В прошлом году, когда я был маленький, думал регистрацию делают в регистратуре, в детской поликлинике. Сейчас я большой и знаю, что маму с папой регистрировали на свадьбе.
       Дедушка на свадьбе нализался до каких-то чертиков, ничего не помнит, поэтому иногда просит свадьбу повторить. Бабушка тогда ухайдакалась на этом кошмаре и говорит, что прибьет папу, если вздумает разводиться. До свадьбы бабушка маму не любила, женская доля крепко связала их. Общая женская доля. Они теперь мужикам отпор дают. Никогда не видел, чтобы на них кто-нибудь нападал.
       5 дней папа работает интеллигентом, а субботу и воскресенье «калымит» с дедушкой в гараже. Они там деньги на «мерсах» зашибают, я гаечные ключи подаю. Ключ на 200 — стакан называется. В закидной ключ сухач наливают, а мне колу с пузырьками. Домой приходим напузыренные, так женщины говорят. Всегда у нас деньги спрашивают: бабушка по привычке, а мама, чтобы правильно израсходовать, то есть еще одно платье купить.
       Раньше я говорил: «Мама в театре ат-Крысой работает». Взрослые подходили с конфетами, жвачками, я им: “Моя мама — аткрыса» жвачку в рот, конфету в карман. Сейчас я большой, мне 4 года и семь дней, понимаю: надо говорить «актриса», а не «аткрыса». Папа до сих пор ее так обзывает. Когда мама далеко и не слышит, тихо говорит дедушке: «Моя аткрыса спектакль устроила».
       В театре мы с папой на первом ряду сидим. Когда первый ряд значит премьера. По телевизору говорят «премьер-министр», то есть первее не бывает. У меня на коленях букет цветов, на театральные деньги взятый, мне его тетя Дуся дает, шепчет: «Клакёр ты наш маленький. Красавчик». Не люблю, когда Красавчиком зовут. Обычно меня целуют после этого, а помада не стирается. Тетя Дуся не целует, она гардеробщица. Папа сказал: она свое отцеловала давно уже.
       В театре мне стыдно за маму: на сцене неправду говорит, не такая, как дома. Все на сцене врут. Все врут. Про любовь, про любовь... Дома про прописку, на сцене про любовь...
       Публике больше всего нравится, когда я в конце выхожу. С букетом впереди. Двумя руками за цветы держусь. Могу с закрытыми глазами по ступенькам подняться, а зрители думают, что неопытный. Поддерживают меня, «браво, браво», кричат. Я специально так делаю: как-будто не я цветы, а букет меня к маме тащит, аж ноги заплетаются. Заплетну правую за левую — публика ахает, встает, аплодирует еще громче. Этому меня режиссер научил, хороший дядька такой, глаза веселые, рот в бороде, голова — лысая. Папа говорит, он на маму глаз положил, обещает второй ему выбить. Я приглядываюсь: оба глаза всегда на месте. Где же он третий взял? Режиссер знает, что папа интеллигентом работает, после премьеры его замечания в блокнотик пишет. Всегда боюсь: вдруг папа сейчас ему второй глаз выбирать начнет...
       Все мамы пахнут одинаково, папы каждый по-своему: «От Витькиного отца прет перегаром», сказала Ольга Владимировна, воспитательница наша. «Прет» -мы поняли. Спросили у Витьки про «перегар». Оказывается, у его отца пожар внутри живота, постоянно «нутро горит», и надо «кишки заливать». Дым, наверное, там остается, перегар через рот выходит.
       Отец Алишера ходит животом вперед. Отстает от живота. Ноги еще сзади где-то, а живот в нашей одевалке уже. От живота вкусно пахнет шашлыком. Пока Алишер ищет туфли, одежду — отец прячет нижнюю губу в рот и показывает нам разноцветные верхние зубы: желтые, два черных, металлический и золотые, самые дальние. Он еще глаза и нос так зажмуривает — очень страшно получается. Мы раньше боялись, сейчас привыкли. Ногтем начинает ковырять мясо из зубов и пулять в потолок. Одновременно дергаем головами, внимательно смотрим: прилип кусочек к потолку или отвалился. Все прилипают, там уже места свободного нет. Вкусный отец у Алишера. Всегда молчит.
       Витькин папа знает два слова. Первое слово «быстро», второе слово «давай». Может, он еще какие знает, но мы никогда не слышали.
       — Быстро, быстро... Давай, давай... Быстро, давай быстро...
       Витька хватает ботинок, куртку, рукой вытирает нос, мы помогаем искать шнурки. В его ботинках шнурки живые, выползают из дырочек и прячутся за тумбочку.
       — Давай быстро... Быстро давай...
       Витькин отец даже эти два слова подрезает.
       — Дв, дв. Быстр, быстр. Дв, дв, дв... Быст.
       Торопимся, понимаем «нутро горит». А вдруг вспыхнет, как Змей Горыныч? Шнурки нашлись в Витькином кармане.
       Обычно меня папа забирает из садика, мама на сцене. Ольга Владимировна зачем-то поправила мне воротничок, глядя в большое окне. Догадался — маму увидела. Сегодня будет гала-концерт за домашним столом: фанта, спрайт, кока-кола. И конечно, торт с красивой верхушкой! Папа называет это «Гала-концерт». Сегодня у мамы нет вечернего спектакля!
       Над столом трудились бабушка, папа и дед. Не понимаю зачем люди едят всякую гадость?! Баночка с креветками пахнет хуже перегара. А эти вот патиссоны скользкие с уксусом? Горчица, хрен, прошлогодние помидоры, огурцы, от которых жжет язык, зачем это? Заставляют меня шпроты глотать. Я их в кулак плюю, когда рюмки поднимают. Пельмени с колой и фантой вот это гала-концерт, здесь я с папой согласен.
       Бабушка достала красную наливку из своих запасов. После второго плевка шпротами в кулак она и мама стали розовыми без всякой косметики. Папа после вилки закусывал маминой шейкой, говорил: «Мировой закусон». Мама смущалась, после поцелуя делилась со мной пельменями, бабушка подливала колу, не забывая дедушку обнимать чуть-чуть. Уже мы перешли к сладкой части: варенье, торт, рулеты, мандарины — всего не попробуешь... И здесь я зачем-то громко сказал:
       — Я имею успех у женщин с короткими юбками.
       Дедушка скорчил такую рожицу, как будто два лимона проглотил. Я подумал, что ему стало весело, и ободрился для интересного рассказа о том, как в субботу мы с ним цокали языками длинноногим тетенькам. Бабушка загородила от меня дедушкины ужимки, стала подливать варенье прямо из баллона, заулыбалась сладко, как мама на сцене. Из-за этой театральной улыбки я передумал рассказывать, хотел уже сочинить что-нибудь про детсадовских девчонок, но тут дедуля радостно замахал рукой за бабушкиной спиной. Мне показалось, что он меня поддерживает и сам хочет вспомнить, как неудачно и тихо он цокал. Все за столом стали какие-то другие, все поменялось вокруг. Я растерялся, запутался мыслями. Это шпроты виноваты — не успел выплюнуть.
       — Расскажи нам о своих успехах, — попросила мама незнакомым голосом.
       Надо говорить правду мама.
       Бабушка покрылась пятнами, когда услышала, как плохо цокал языком дедушка. Почувствовал происходит непоправимое. Слова стали перепрыгивать друг через дружку, и невозможно было разобрать, кого поцеловала та высокая, на которую цокал я, а не дедуля. И непонятно, что говорил на все это папа. Варенье продолжало литься в мою розетку, на стол и в оставшиеся шпроты.
       В садике нас учат петь, танцевать, кричать «Приятного аппетита» и мыть горшок после себя. Витька первым придумал кричать «приятного аппетита», сидя на горшке. Танцевать значит бежать по кругу, на седьмом такте подпрыгнуть и дальше под музыку кружиться. Два года хожу в садик — этот танец разучиваем. Мне сейчас — 4. Полжизни ушло — не получается правильно подпрыгнуть, каждый день тренируемся.
       То Алишер не так подпрыгнет, то девочки не так. «Приятного аппетита» лучше кричим — горшки помогли.
       На гала-концерте у мамы с бабушкой все было одновременно, как отрепетировано. С бабулиного лица пятна перешли на маму. Потом они хором крикнули:
       — Я тебе свою молодость, красоту отдала!
       Баллон с вареньем разбился об дедулю, торт мама подняла (селедка за мизинец уцепилась) и опрокинула на папу. Вся еда и посуда исчезли. Мама и бабушка положили головы на стол руки в стороны и стали вздрагивать плечами одинаково.
       В моей голове вспыхнул миллион мыслей, 100 дней надо. чтобы словами их рассказать. Однажды мамину шпильку засунул в розетку с электричеством -сейчас то же самое. Тогда от шпильки будущее увидел свое: компьютеры, большие комнаты, много денег, автомобиль и здание моего коммерческого банка. Мама объяснила, что это галлюцинация и она не позволит мне вырасти банкиром.
       — Я тебе свою молодость, красоту отдала!
       Дедушка успел прикрыться кулинарной книгой, и баллон с вареньем не убил его. По ушам текут ягоды, на правом плече шевелятся патиссоны с грибами и винегретом. Папа выглядит вкуснее: торт разломился на голове, и в центре торчит хвост селедки, как космический корабль на взлет. Круглая тарелочка с салатом прилипла на грудь майонезом, как большая медаль или орден. Шпроты золотыми пуговицами распределились по рубашке. Ненавижу эти шпроты!
       Ольга Владимировна тоже кому-то молодость, и красоту отдала, каждый день с нянечкой об этом разговаривает. Мама раньше в другом городе жила, приехала на гастроли влюбилась. Я их всех объединил. Про Ольгу Владимировну можно поверить, что ее молодостью и красотой какой-то «паразит» пользуется, она сейчас на Бабу-Ягу похожа он все отнял. А про маму говорят: модель и как девочка выглядит. Выходит, зря она в папу тортом кинула? Но мама же не может неправильно поступить! Да и потом: если бы не кулинарная книга, что бы сейчас с дедушкой произошло?
       Воспитывал семью как остров Добра и Поцелуев. 4 года все нормально, сегодня подвели. Папа чего-нибудь скажет, мама на кровати смеется и ногами крутит, как на велосипеде. Куда это пропало?! Бабуля признавалась: дедушку по-настоящему полюбила после моего рождения. До меня как кошка с собакой жили. Помню, спрашивал ее: «А кто кого догонял?»
       — Молодость, красоту отдала!
       На трамвае с мамой ездил, смотрел, думал: как это он без руля может? Трамвайщица чего-то нажимает, двигает. Перепутать — авария будет. Хорошо трамвайщица все это знает, едем. На автомобиле я бы руль крутил. А в трамвае что крутить? Когда человек не знает чего-нибудь авария получается.
       Я тоже чего-то не знаю — семейную аварию сделал. Я виноват. Из-за меня на папиной голове селедка. Слезы хлынули. Никогда так не плакал: без соплей и без всхлипов. Ни одной соплинки! Пальцем нос проверил ни одной: текут из глаз, как вода. Молча текут.
       — Мы тебя рассмешить хотели, внучек, — сказал дедушка.
       Бабушка всхлипнула, заглотнула сладкий крем, обмазанный вокруг ее носа. С мамой вскочили, понесли меня в кровать. Они знают, чего надо делать, а я не знаю. Значит, так надо. Не сказал ничего. Не мог — слова потерялись. И звуки.
       Они вчетвером очень спокойно начали чего-то делать со мной и на кухне, немножко беседуя. Подошел к кровати дедушка, сказал:
       — Не переживай, внучек, все правильно получилось. Честное слово, цокать я больше никогда не буду, поверь мне.
       Я кивнул ему. Мне показалось, что дедуля тоже хочет заплакать. Чуть-чуть. Мама с папой сели возле кровати обнявшись. Долго одеяло подтыкали зачем-то. Уснул.
       Проснулся. В эту ночь дедушка выгнал тараканов в два раза больше, чем папа. Через мою комнату бабуля каждые полчаса на цыпочках пробегала в ванную посмотреть, — остались там тараканы или исчезли совсем.

©Морис