Как только я переступил порог этого класса, я сразу почувствовал, что здесь что-то есть. Что-то необычное. Про 7-Б мне рассказывали разные чудесные вещи. Они постоянно доводили учителей до истерики. Они постоянно срывали уроки своими выходками. Причем, это не был хулиганский класс. Нет и нет, они были паиньками, в определенном смысле. Однако то, что происходило порой на уроках в этом классе, иначе, как чертовщиной, назвать было нельзя. Богобойная пани Хэлена, что преподавала математику, задыхаясь от волнения, поведала мне о мальчике, двигавшем предметы: «Да-да, вы представляете, пан Игнаций, смотрит и смотрит в одну точку, а потом дети рты пораскрывали. Я оборачиваюсь, а портрет Коперника ползет в сторону. Раны Господни! Я не знаю, что делать…» Но самый любопытный казус, что довел пани Хэлену, ревностную католичку, до столбняка, заключался в том, что другой мальчик, гениальный в своем роде скульптор, вылепил из пластилина фаллос в натуральную величину и поставил его на парте. Мне рассказывали, что учительница застыла с раскрытым ртом, когда вдруг подошла к его парте и узрела сей атрибут мужества. С ней случился какой-то столбняк, а девочки побежали за врачом… и математики потом не было целую неделю.

Итак, я входил в этот класс, ожидая всего. Но то, что я заметил, было действительно необычным. За партой № 3, у оконного ряда, сидели два мальчика, и один из них вытянулся к другому и языком водил у него в ухе. Второй же ровнехонько сидел,

зажмурив глазки, и блаженно улыбался. Я сделал вид, что не заметил сценки. Я представился и начал урок. Да, чуть не забыл, я преподаю историю Польши. У меня не было никаких замечаний к этому классу. Милые дети. Внимательно слушают. Но те двое меня заинтересовали. Я украдкой наблюдал за ними. Они словно где-то витали. Мечтательно поглядывали друг на друга и нежно шептались. «Неужели это возможно,» думал я, «а ведь это, пожалуй, самая большая странность этого класса.» Я читал про древнюю Грецию и знал кое-что такое, чего в учебниках нет. Но я думал, что упоминание о нежной мужской дружбе, это – дань образности, или каприз пресытившейся аристократии. Но в польской школе!!! В наше время!!! Во мне пробудился интерес исследователя. Я захотел узнать побольше об этих двух мальчишках. «Янек Сикорский и Войтек Левонь?»  переспросил директор, «а что такое? Очень хорошие мальчики. Очень послушные. Очень красивые. Они прислуживают на святой мессе в костеле. Очень дружны…»

В воскресенье я побывал в костеле. Смотрел на них. Прекрасная пара. Греховный мир, - и эти два ангела во плоти. Любопытство – вот мой самый главный грех… Они вышли из костела, а я незаметно пошел за ними. Взявшись за руки, они пошли за город…

А в следующее воскресение я вооружился подзорной трубой и снова пошел за ними. День был прекрасный. Мальчики шли по лесу, а я, как разведчик, крался за ними. Они вышли на полянку и расстелили коврик. Легли на него. Я выбрал себе удобную позицию и раскрыл трубу. Мальчики беззаботно болтали. Ничего такого не происходило, и я уже начал сомневаться в своих непристойных предположениях.

Однако минут через десять они приподнялись. Янек положил руки Войтеку на талию и взялся за рубашку. Войтек поднял руки и рубашка поползла вверх, движимая руками Янека. Тут Войтек вдруг хлопнул ладошками по ушам Янека, а тот ухнул, согнулся и, бросившись в ноги Войтеку, стал его валить. Мальчики покатились по траве, фыркая и визжа. Каждый из них старался оседлать другого и немного помучить. Вот уже Войтек  взгромоздился на Янека и начал душить его, но тот ловко вывернулся и, скинувши противника, пополз от него. Но Войтек не собирался отпускать пленника; он схватил его за штаны и попытался удержать. Янек стал отбиваться ногами, а потом дернулся вперед и выскользнул из штанов. Блеснули два белоснежных мячика, а мальчик кубарем покатился по траве. Затем вскочил и встал в боевую позицию. Он воинственно согнулся и раскорячил ноги; его детский стебелек слегка заколыхался в расставленных бедрах. Мальчики как тигры начали приближаться друг к другу. Мордашки их исказились притворным гневом. Они ходили кругами, растопырив ладони как лапы, а потом, когда их терпение лопнуло, бросились друг на друга и повалились на землю. Навоевавшись, они принялись стаскивать с себя остальную одежду. Войтек, сощурившись, смотрел на солнышко и не спеша стаскивал свои штанишки. Он сидел, а Янек, стоя, сбросил рубашонку и, подбоченившись, наблюдал за медлительным другом.

Обнаженные мальчики действительно были хороши собой. Через трубу я любовался их естественной грацией и милыми формами. Но и они сами любовались друг другом не меньше. Они перестали бузить и легли рядышком. Я видел, как им нравилось лежать вместе, как им нравилось трогать друг друга за стебельки, покручивать нежные орешки, как им нравилось гладить друг друга по безволосым ляжкам, и пощипывать друг друга за попки. Я понимал, что они нравятся друг другу, что они доверяют друг другу и довольны своим обществом. «Знают ли они, что такое любовь?» думал я, «знают ли они, какая сила влечет их друг к другу?» Казалось, они были счастливы в своей нежной дружбе. Два милых звереныша, они не заботились о ханжеской пристойности; они  не ведали стыда; они не понимали, что такое бесстыдство. Эти мальчики просто дружили, просто играли, просто любили. Еще утром они прислуживали у алтаря, а теперь, как ангелы, наслаждались покоем. Наверно, они не сомневались, что Пан Бог смотрит на них и улыбается. «Цветы жизни», подумал я с грустью. Но недолог век у цветка. Придет время, и они завяжутся, чтобы дать плоды. Каким будет плодоношение этих двух?! Однажды они узнают, что чувственность греховна; они узнают о страшном противоестественном пороке, узнают о стыде и бесстыдстве, о непристойном поведении. Ожесточатся ли их юные души?!

Сумеют ли удержать свою нежную дружбу мужчинами?! Или, научившись лгать, они еще больше замкнутся в себе и на себя?! Или в негодовании растопчут воспоминания о былой нежности?!

«Мир суров», думал я, еще не зная, что через несколько лет эти мальчики-любовники спасут меня от эсэсовской виселицы, когда уже никто в нашем оккупированном местечке не посмеет даже заговорить с бывшим учителем-евреем…

перевод ©Морис Бакунин