И вот он, долгожданный отпуск. Отпустили меня и пригрозили пальчиком: «Вот на какие жертвы идем мы, Сергей Алексеевич. Даем вам целых две недели отдыха, хотя для фирмы это катастрофа. Смотрите же, берегите себя. Не сидите под солнцем. Не пейте холодного пива. Упаси боже, с вами что-то случится! Берегите голову, берегите глаза, берегите себя. И знаете, поезжайте-ка в Черногорию. Там, говорят, очень хорошо. Или в Болгарию. Но только не в Египет. Обещайте мне…» Я обещал в Египет не ездить, но – и в Черногорию тоже не поехал. К черту Черногорию!
Я поехал в Одессу; я с детства люблю этот город. Это город моей мечты, понимаете. Однажды я открыл для себя Одессу – я понял вдруг, что это город, чье население изысканно и беззаботно плюет на остальной мир. Здесь люди любят людей и живет себе в радость и в сласть. Но больше всего я люблю одесских мальчишек. Они естественны и непредсказуемы. Они не смотрят на вас волком, когда вы их останавливаете, чтобы спросить, как пройти на Дерибасовскую. Более того, в своем радушии и желании заработать они готовы самолично отвести вас в нужное место, подвести к нужной двери, даже не зная, где это все находится. Они молниеносно ориентируются в ситуации, расспрашивают земляков, а потом тащат вас за руку, беспардонно уверяя, что через три с половиной секунды мы окажемся на месте. Но, смею вас заверить, что одесский мальчик – не арабский мальчик, который без умолку тараторит и брызжет на вас слюной, делая непристойные жесты и зверски улыбаясь. Одесский мальчик блюдет свое достоинство. Он не будет вас насиловать своей болтовней и показывать «факи», если вы вдруг откажетесь от его услуг. Он выполнит свое дело и корректно потребует вознаграждения. Он знает тариф своих услуг. Одесский мальчик изящен и мил. У него нежная, белая кожа. Он аристократ, и повадки его аристократичны. Любо-дорого разглядывать одесских пацанов на пляже.
Приезжая в Одессу, я иду именно на те пустынные пляжи, где кучкуется данная публика. Я выбираю наблюдательный пункт поудобнее и надеваю темные очки. Глаза мои отдыхают на юных телах, не знающих стыда. Нет-нет, они не создают бардак и бордель, но они - одесситы. Они грациозно лежат, изысканно выгибаются на четвереньках, легкоструйно бегают и забористо ругаются. А как улыбаются одесские мальчики, как смеются. Не-е-ет, не нужно мне Черногории, не нужно Египта! Отдыхать там противоестественно!
Я вышел на вокзал и принялся выбирать жилье. Не знаю почему, но я всегда выбираю скромную хозяйку. Со скромной комнатой. Нет, не подумайте, что я жлоб или скупердяй. Я прилично зарабатываю и в деньгах не жмусь. Просто, скромное означает для меня более человечное, более домашнее, если хотите. Моя нынешняя хозяйка имела двухкомнатную квартирку; одна из комнат предназначалась для жильца. Это была скромная комнатка с диваном и балконом. Я отдал паспорт и заплатил за две недели вперед. Балкон выходил в уютный дворик. В общем, тишь да гладь, да божья благодать. Я переоделся и отправился на поиски зрелищ. Муза странствий привела меня на каменистый берег. Уютная бухточка спряталась в камнях. Сразу же у воды я увидел сидящего мальчика. Он сидел на огромном валуне совсем обнаженный. Шорты и футболка скомкано валялись рядом. Ветер шевелил его вихры. Он щурился и глядел на волны. Сначала я подумал, что это одинокий нудист, но тут он крикнул кому-то:
- Скока еще мне сидеть, Карен Петрович! Я задубел уже весь.
Ему ответил низкий и мягкий мужской голос с кавказским акцентом:
- Хорошо, Дима. Тэпэр мэдлэнно вставай и потягивайся. Очэн хорошо, милый.
Мальчик Дима приподнялся и стал по-кошачьи изгибаться. Я с наслаждением смотрел на него из своего укрытия. Я понимал, что где-то там внизу, с закрытой от меня части берега его снимают на видео-камеру. Мальчик находился ко мне спиной, нежась в вечерних лучах, оттеняющих его гибкую спину и прелестные персики. Ему сказали повернуться; и он заломив руки за голову переступил и показался мне спереди. Его стебелек слегка колыхнулся, а когда он сомкнул бедра, стебелек вздернулся вверх, подпираемый маленькими кокосами. Мальчик грациозно изогнулся и уперся ладонями в бока. Он прижал подбородок к груди и слегка согнул колени. Голос из-за камней давал ему новые указания, и Дима выполнял их. Он ложился, садился, выгибался, а я блаженствовал в своем укрытии, догадываясь, что стал свидетелем дорогостоящего реалити-шоу. Затем голос невидимого повелителя произнес:
- Хорошо, Дима. Можешь тэпэр одеваться. Вот твои дэнги. Завтра сийомка в номэрэ. На шэст часов.
Мальчик подошел к одежде и выудил трусики… Одеваясь, он не переставал болтать с Кареном Петровичем: отвезет ли тот
его на машине? да что такое оджах? да какой лаваш лучше, грузинский или армянский? Последнее, что я услышал, прежде чем незаметно исчезнуть, это звонкие слова мальчика:
- А моя мама в метро работает. У нее там такая холодрыга, вы не представляете, Карен Петрович.
«По-видимому, этот Карен Петрович неплохо себя в Одессе зарекомендовал», подумал я, выходя на дорогу. Я закурил и пошел в город. В вечерних сумерках мне все мерещился маленький обнаженный одессит, его мерзнущая мама и неизвестный армянский покровитель одесских мальчиков, нуждавшихся в деньгах.
… А ночью мне приснился сон. Мне явился тот самый Дима в сорочке до пола, с большими белыми крыльями за спиной, и с видео-камерой в руке. Он торжественно произнес: «За незаконное подглядывание вы оштрафованы на сто долларов за каждую минуту просмотра. Итак, умножаю сто долларов на двадцать две минуты и получаю две тысячи двести долларов. Потрудитесь внести». Я сказал ему, что у меня нет таких денег. Он ответил: «Тогда я буду вас снимать двадцать две минуты на камеру папаши Карена в обнаженном виде. Давайте раздевайтесь. Раз-де-вай-тесь!» Он подошел к моей кровати и дернул меня за руку. Потом еще и еще. «Проснитесь, Сергей Алексеевич», сказал мальчик не своим голосом, и тут я стал узнавать добрую свою хозяйку Наталью Никифоровну, треплющую меня за руку.
- Сергей Алексеевич, завтрак остынет. Подымайтесь же.
Я понял, что проснулся. Я поприветствовал старушку, сказал, что сейчас встану. Та предупредительно вышла. (Здесь хочу сделать паузу и спросить у читателей и читательниц этой незамысловатой истории, Почему после сна молодые мужчины стесняются сбрасывать одеяло и показывать присутствующим ноги, терпеливо дожидаясь, пока те уйдут? Ведь на пляже они не стесняются? – Запомните, дорогие читательницы и не мучайте своим присутствием сыновей и братьев: отроки и юноши стесняются утренней эрекции, хотя этим следовало бы гордиться. Ведь это лучше, чем ее отсутствие, но отсутствием оной тоже не хотят гордиться благопристойные мужи). Меня зацепила одна странность: «Обычно хозяева не будят постояльцев, позволяя тем спать, сколько душе угодно. Либо эта бабушка - отставная училка, либо случилось что-то экстраординарное?!»
Мы сели завтракать, и Наталья Никифоровна сообщила мне следующее:
- Знаете, Сергей Алексеевич. Тут непредвиденное обстоятельство возникло. Ко мне сегодня внук из Белоруссии приезжает… Я бы его и в своей коморке поместила, но он на сквозняках привык спать. Иначе задыхается. Не знаю, что и делать. Ах, если б я знала, что он приедет!
Я сразу понял, к чему она клонит. Я постарался не выдать своей радости. Я старательно жевал свою курицу и кивал головой. Небеса, наконец, сжалились надо мной. (Знаете, все вокруг считали меня везунчиком: «Ну че тебе еще надо, Серега?!», «Ты классный специалист, Серега». Все считали, что ко мне судьба благосклонна. Все удивлялись, что я в свои тридцать пять еще не женат. Я выдумал побасенку, что я был несчастен в любви и теперь не хочу обмануться. Уж не знаю, что они там думали про меня, но я был безупречен, приветлив и мил. Однажды на восьмое марта товарищ Полина из отдела маркетинга потребовала подарить ей поцелуй, по случаю праздника. Я глубоко уважаю женщин. Понимаю их проблемы, но означенный товарищ устраивал меня на дистанции дружества. Конечно, я уважил ее, но от приглашения пойти к ней в гости отказался. «Поля, я иду в другое место. Не обижайся». Полина обиделась; она имела на меня практические виды. У нее были дети, но не было мужа, и, по ее незатейливому мнению, я должен был занять «пост» супруга. Но я не люблю стоять на посту. Не желаю, понимаете. Это не для меня. Вообще, семья попахивает чем-то мещанским. Эти вечерние просмотры ТВ, бесконечные обсуждения семейного бюджета; эти новые бессмысленные приобретения якобы «очень нужные детям и тебе, милый»; все это так тоскливо. Да, да, я понимаю. Вокруг столько одиноких женщин, готовых расправиться с вашей зарплатой и с мужской силой, готовых вас оседлать и взять вас в свои крепенькие ручки-клешни в обмен на законное супружеское ложе, в обмен на законные ножны для вашего нетерпеливого клинка, но… У меня не было зависимости от этих ножен. Я тихо смеялся, глядя на эти женские ухищрения, порой забавные, а порой вызывающие жалость. У меня была зависимость другого рода. Я выпадал из массы счастливых граждан, а сказать об этом не смел. Никому. В глубине души я был несчастным человеком. Я мог заработать много денег, но я не мог купить то, что так страстно желал. Ибо нельзя купить ни дружбу, ни любовь)…
Я должен был изобразить равнодушие и нейтральную приветливость. Я боялся показать, что я только об этом и мечтаю, чтобы просуществовать эти две недели с белорусским зайчонком.
- А в чем проблема, Наталья Никифоровна? Я не возражаю. Пускай спит в моей комнате (съезжать, я, конечно, не собирался). Вы только убедите его, что я не волк и его не съем…
- Вы знаете, он у нас такой робкий. Такой мнительный. Ах, если бы вы подружились. Ведь он у нас тут ни с кем не знакомится.
Ярик приехал под вечер. Серебристый мальчик в бриджах и с модной косичкой. Я решил угостить его чем-нибудь очень вкусным, но в начале решил расположить его к себе.
- Привет, Ярик. Меня зовут Сергей. А ты в шахматы играешь?
- Здрасте… Немножко… играю.
В общем, мы худо-бедно познакомились, а потом я объяснил ему, в чем состоит небольшое жилищное затруднение. Я не зря захватил с собой ноутбук. Конечно, Белоруссия – не последняя дыра, но у меня - шикарная коллекция фильмов. Я раскрыл перед ним свои павлиньи перья.
- Смотри, Ярик. Пока я здесь, этот экран твой. (Он уже изучал мою богатую коллекцию). Пойдем сходим на побережье. Я угощу тебя мороженым.
Наталья Никифоровна не ожидала от меня такой прыти….
Мы гуляли до полуночи. Мы купались в море и съели уйму всяких сластей. К концу этого дня мы стали друзьями. Уставшие, мы в обнимочку «ползли» назад. Когда я позвонил в дверь, мальчик буквально спал у меня на руке. Но мордашка, его детская белорусская мордашка выражала блаженство и счастье. Наталья Никифоровна всплеснула руками.
- Тсс, не будите его, - зашептал я.
- Сережа, дорогой мой, что же это… Его надо раздеть… Ах, плавки-то мокрые…
- Не беспокойтесь, Наталья Никифоровна. Я все сделаю. Я сам его уложу. (Теперь он был моим постояльцем, и я мог претендовать на некоторую свободу действий).
Мальчик что-то бормотал во сне. Я принялся его раздевать. Плавки действительно не успели высохнуть. Дрожа от волнения, я просунул пальцы под ткань и осторожно стянул с него мокрый «набедренник». Его прелестная «улитка» затрепетала при свете луны и скатилась с тугого бурдючка вбок. Он подобрал ноги, а я присел в кресло, тихо наслаждаясь невинностью наготы. В тусклом свете этот изгиб мальчишеской ляжки показался мне идеалом красоты. «Да неужели в мире может быть что-либо прекраснее этой округлости и этих райских орешков, выглядывающих из-за ноги!», - повторил я шепотом вслед за Оскаром Уайльдом. Я был готов сидеть всю ночь и смотреть… Но с балкона потянуло сквозняком. Озябший звереныш потянул на себя одеяло и свернулся калачиком. «Бедный малыш», подумал я, «нет даже сил почувствовать свою наготу». Я лег рядом с ним…
Наверное, гурманы-читатели ждут от меня решительных действий, согласно сценария. Но… решительные действия противоречили бы правде обо мне. Это был страх. Страх поломать неокрепший росток. Страх поломать судьбу. Я долго не мог заснуть, несмотря на усталость. Я позволил себе лишь немного погладить его милую округлость. В конце, я осторожно поцеловал его в ушко и откатился на другой конец дивана. Да, друзья мои, я так и не сорвал цветка, что так доверчиво заснул рядом со мной. Мои затаенные мечтания остались со мной. Чего я не сделал?! Всего лишь не позволил себе сорваться в бездну. Жалость оказалась сильнее похоти. Так и должно быть, по крайней мере, у нормальных людей. А я все еще считал себя нормальным человеком. Я заснул человеком…
... Мы провели вместе две незабвенных недели. Мы были счастливы. Между нами НИЧЕГО НЕ БЫЛО!!! Кроме любви. Но ни Наталья Никифоровна, ни Ярослав Тарасевич так никогда и не догадались об этом.
©Морис Бакунин
