Так не визжат люди, так кричит железо, когда по нему проводят стеклом.

Какой-то мальчишка склонялся надо мной.

- Ты чего? - спросонья я его не узнал. А потом улыбнулся. - Привет.

Сероглазый десятилетний пацаненок был соседом по автобусу, его кресло находилось как раз напротив моего, через проход.

- Привет, - серьезно кивнул он.

Когда мы загружались в автобус, я помог ему закинуть рюкзачок в багажную сетку над сидением. А вот имя не спросил.

- Чего не спишь? Поздно уже.

- Поздно, - согласился он. – Совсем.

- Ну так усаживайся на место и закрывай глаза. Утром приедем. Как солнышко встанет, так и будем в Геленжике.

- Нет. Не приедем. Набери побольше воздуха и не дыши. Сколько сможешь столько и не дыши.

- Это еще зачем?

- Надо.

- Тебя как зовут? – разговор становился интересным.

- Зовут? Не помню. И не нужно это. Ты, главное, не дыши. Тогда тебя вынесет через этот люк, - голова мальчика запрокинулась, он посмотрел вверх, на потолок автобуса.

Действительно, там был лючок. Я даже вспомнил, что сначала открыл его пошире – когда автобус только тронулся. Соседка сзади просила: уж очень жарко, все-таки август в разгаре. А потом эта же соседка распорядилась люк прикрыть: ночной ветер дул слишком резко.

- Тебе ничего не надо делать, люк откроется сам, - заверил мальчик.

- Шел бы ты все-таки спать. Утром поговорим. Уже на море. Тебя ведь бабушка встретит? Это ей звонила мама твоя, когда сажала в автобус?..

- Не встретит. И спать я больше не буду. Я умер.

Попытка засмеяться не удалась:

- Так прямо и умер? – хмыкнул я. – Надо же! А я – я тоже умер?

- Ты жив. И будешь жить. Вдохни побольше воздуха и не дыши долго-долго. Запомнил? Не забудешь, когда проснешься?

- Так это сон! – наконец сообразил я.

Мальчик вздохнул:

- Не совсем… Ты спал, но я попросил время остановиться и разбудил тебя посередине сна. Когда время снова пойдет, ты опять будешь спать. Но сразу проснешься – и тогда…

- Остановил время? – перебил я.

- Это мое последнее желание было, - терпеливо разъяснил парнишка. – Я, в последнюю секунду, когда еще был жив, заметил люк над твоей головой – а дальше все стало понятно: когда автобус уйдет под воду, то у тебя останется маленький шанс. Совсем-совсем маленький. И я попросил время остановиться: вдруг ты не поймешь своего шанса? Вдруг начнешь барахтаться, кричать – и тогда воздуха не хватит вынырнуть на поверхность…

- Да ты постой – почему это вдруг автобус должен уйти под воду?

- Авария. Он уже сейчас погружается в глубину. Водитель заснул, и мы слетели с дороги в ущелье. А там озеро какое-то. Глубокое. Видел бы ты сейчас наш автобус! Он уже смятый, как гармошка. И если ты не выполнишь то, что я говорю, то утонешь вместе с остальными.

В слабом свете ночной лампочки я заметил, что потолок вокруг люка действительно выглядит несколько странно: весь в буграх и впадинах, трещины и надломы змеятся зловещей паутиной…

- Эй-эй, что за авария? – забеспокоился я. – Шутишь так, что ли?

- Спасись. Ну, пожалуйста, - попросил мальчик. – Иначе – все напрасно получается. И зря я просил время остановиться. А я ведь очень просил. Ради тебя.

- Просил время? – становилось жутко. – За что же мне честь такая?

- Ну как за что? Ты ведь мне улыбнулся, когда в автобус садились, - принялся перечислять мальчик, - еще помог с рюкзаком, потом подарил авторучку-гвоздик – теперь она всегда будет со мной.

Мальчик чуть приподнялся, и гордо выпятил грудь: посреди зеленой футбольной майки с оранжевой окантовкой торчал мой подарок – поблескивающая металлом шариковая ручка, исполненная в виде гвоздя-сотки. Забитого в эту самую грудь почти по самую шляпку.

- Я рассматривал ручку, когда все это началось – ну, когда автобус полетел в пропасть. И меня сразу кинуло вперед – вот я и наткнулся… И умер. Сразу. Твоя ручка попала, наверно, прямо в сердце.

- Крови нет, - сообщил я, тупо глядя на гвоздик, которым майка была прибита к груди мальчика.

- Кровь не успела пойти, - охотно пояснил сероглазый паренек, - ведь я как только умер, так сразу и остановил время.

- Получается… это я тебя убил – своей авторучкой?..

- Не ты, - мотнул головой мальчик, - я сам виноват: насадился прямо на нее. Но все равно получилось хорошо!

- Хорошо?..

- Да ведь я итак должен был погибнуть – сегодня, в этой аварии. Сейчас-то я это хорошо вижу – время сейчас раскрылось передо мной во все стороны. И вперед и назад. Так что никуда не деться – я бы погиб. Но только трудно – в смысле: долго, мучительно... А твоя ручка-гвоздик все сделала быстро и хорошо. Теперь осталось тебе выжить – и все станет совсем хорошо!

- Совсем? – выкрикнул я.

Вернее, прошептал.

А еще вернее – беззвучно подумал. Понимая ясно и четко: никакого разговора не было. Ведь когда я отвечал мальчику, то даже рта не раскрывал. Да и как можно открыть рот в остановившемся времени?

- Ты потратил на меня последнее свое желание?

- Ну-у… Да.

- И всё из-за того, что я тебе раз улыбнулся?

- Не раз, - поправил парень. – Ты еще и после улыбался. И даже подмигнул, когда мы на вокзале уже тронулись с места…

- Тебе так мало улыбались в жизни?

Я вспомнил его нахмуренную, озабоченную мать.

- Улыбались, - вздохнул он. – Но… Ладно, извини – время сейчас снова пойдет своей дорогой, мы больше не увидимся – меня унесет в море течением, даже тело не найдут... Но ты все-таки постарайся сделать так, как я говорю. Пожалуйста. Останься в живых…

Грохот, удары, боль – все обрушилось на меня.

Почему я не закричал, не забился в истерике?

Почему замер, отдаваясь течению, выносящему меня из раздавленного автобуса на поверхность?

Почему спасся?

Потому что помнил внимательный взгляд серых глаз и просьбу:

«Останься в живых – ты же улыбнулся мне».

©Пимыч