На узкой железной лестничке, ведущей под крышу, к лифтовым машинам, сидел, пригорюнившись, мальчик. На коленях – рюкзачок, на рюкзачке – локотки, ладошки подпирают конопатые щеки. Взгляд голубых глазенышей усталый и даже как бы обращенный внутрь себя. Впрочем, на шум открываемых лифтовых дверей мальчик стрельнул глазками – всего лишь на какую-то секунду.

Но и этой секунды хватило Степанстепанычу, чтоб сперло у него в груди дыхание, а ключ от новой квартиры дрогнул в расслабившихся пальцах, рыбкой выпорхнул на бетонный пол и, звякнув, затих.

И как-то вдруг понятно стало Степанстепанычу в этой тишине, что жизнь-то, оказывается – налаживается!

Он подобрал ключик, бравым щелчком отпер дверь, повернулся:

- Привет, парень! Чего сидишь?

- Мамку жду, - отрапортовал малец, глянув на мужчину не без интереса.

- И давно?

- С час, наверно. Или с полчаса.

Солнечный лучик скользнул по рыжим вихрам, добавив им яркости.

- И все время тут, на лестнице? Попку застудишь.

- Хи! – прыснул обладатель попки.

- Тебя как зовут, сиделец? Меня – Степанстепаныч. Живу с некоторых пор вот в этой квартире. А ты где живешь?

- Тут, - малец ткнул пальчиком в сторону квартиры напротив. – Мишка я.

- Здоров, Мишка! – торжественно протянул руку Степанстепаныч. – Будем знакомы! И сколько тебе еще мамку ждать?

Плечи пацанчика под мешковатой курткой (явно навырост) приподнялись и опустились, выражая недоумение по сути затронутого вопроса, и Степанстепаныч принял решение - может быть самое важное решение в своей жизни:

- Ну, тогда заходи ко мне. Будешь у меня мамку ждать. Заодно и чаю попьем.

Через два часа, когда чай был выпит, бутерброды с колбасой съедены, компьютер опробован на предмет игр, а библиотека проверена на наличие интересных книг, Степанстепаныч послал Мишку посмотреть, не явилась ли мамка.

Оказывается, явилась. И малец удалился, прихватив («до завтрова, до вечера») яркую книжку про динозавров.

Завтрашний вечер обернулся для Степанстепаныча сплошным мучением.

Он ждал Мишку.

Он сидеть не мог, ходить не мог, думать не мог – мог только то и дело подкрадываться на цыпочках к входной двери и прислушиваться: не хлопнет ли дверь напротив, не застучат ли торопливые шаги в его сторону…

Степанстепаныч почему-то так боялся пропустить этот момент, что даже позывы в туалет («по-маленькому») игнорировал. А когда игнорировать их стало совсем невмочь, и он все-таки заскочил на прием к унитазу – тут-то и затренькал долгожданный звонок.

2

Первое, что увидел Степанстепаныч, был динозавр. Ярко желтый, как ему и положено выглядеть на обложке детской популярной книжки. Второе, что увидел (и от чего слегка ошалел) Степанстепаныч – была дама, размахивающая у него перед носом этой динозавровой книжкой. Дама была неопределенного возраста - таким можно дать и двадцать пять и сорок восемь – сухощавая, с ярко-алыми накрашенными губами и прической «вороново крыло» (черноты краски на прическу она явно не пожалела).

- Книга ваша? – отрывисто поинтересовалась дама, сурово сверкнув подведенными глазами (черной туши для глаз она тоже не пожалела).

- Книга? – растерялся Степанстепаныч. – Возможно и моя…

- А зачем вы дали ее моему сыну? – почти прошипела дама в лицо Степанстепанычу.

«Всё… пропал…» - заметались растерянные мысли. Он взмок от паники, ноги предательски ослабли, пришлось даже на дверь опереться, чтоб не обрушиться кулем к ногам агрессивной дамы.

Но и опереться толком не удалось: дверь со скрипом отъехала, распахиваясь еще шире, как бы приглашая даму – и это спасло Степанстепаныча. Он сообразил: дверь как раз поступает правильно и добавил немного устной речи от себя:

- Заходите!

Вышло отрывисто и даже как бы грубовато – зато с напором.

- Зачем это? – не поняла дама, но шагнула через порог и огляделась.

- Затем, что надо поговорить о вашем сыне, - все так же отрывисто выпалил Степанстепаныч, пропуская ее в прихожую, - о Мише.

- О Мише? Поговорить? – напряглась дама. – Чего говорить о нем?

- Дело в том, - проникновенно вздохнул Степанстепаныч, - что вы воспитали замечательного сына. Он очень умный, очень начитанный и с широким кругозором. Я думаю, что у него большое будущее. Очень большое, - Степанстепаныч слегка замялся, пытаясь сообразить какое большое будущее сына больше понравится даме. – Миша станет или талантливым ученым, или крупным политическим деятелем.

Дама смотрела внимательно и оратор воодушевился.

- Уверен, ваш сын будет вашей гордостью. Я заметил у него некоторые склонности к программированию. У них в школе с преподаванием компьютеров хорошо, не знаете?

Дама явно не знала.

- Ведь компьютеры сейчас – это очень перспективно. Может быть Миша станет вторым Биллом Гейцем!

Про Гейца дама что-то слышала, но Степанстепаныч пояснил на всякий случай:

- Билл Гейц - это сейчас самый богатый миллиардер на Земле, он разработал компьютерную систему «Виндовз» и теперь гребет деньги лопатой со всего мира. И сам он, и его семья все в золоте купаются!

Про семью, купающуюся в золоте, даме понравилось.

- У вас есть домашний компьютер? – важно поинтересовался Степанстепаныч.

- Откуда… - хмыкнула дама, - мы люди не богатые, я, считай, на двух работах, а алименты от Мишкиного отца такие, что стыдно сказать!

- Понимаю, - ответно запечалился Степанстепаныч, - вам нелегко. Но если в школе хороший компьютерный класс есть, да еще если преподаватель знающий, то, может, Миша и научится как на компьютерах, и будет делать хорошие деньги. Если что, то и я смогу ему помочь. Я, по правде сказать, в программировании не очень силен, я больше по торговой части, наша фирма занимается поставками электроники.

- А вы где работаете? – заинтересовалась дама.

- У нас оптовая фирма. Наши основные склады на промзоне, в районе автозаводской остановки. Фирма «Феникс».

- И вы там?..

- Я зам.директора, - скромно потупился Степанстепаныч. - Кстати, мы же не познакомились! Не по соседски как-то! Меня зовут Степанстепаныч, а вас, милая дама?

- Вероника. Вероника Олеговна, - поправилась она.

- Вероника Олеговна, дорогая, - расцвел счастьем Степанстепаныч, - да что ж это мы с вами в коридоре стоим? Пойдемте хоть чаю попьем!

- Ну, только если ненадолго… - засомневалась дама, двигаясь за Степанстепанычем на кухню.

Когда они через час расставались, дама строила глазки Степанстепанычу почти как старому доброму другу.

3

Следующим вечером Мишка ворвался в квартиру Степанстепаныч ураганным вихрем и маленький тайфунчиком. Лихо скинул кроссовки – так, что они разлетелись по разным углам прихожей, чуть не опрокинул вешалку с пальто, громко хлопнул застекленной дверью в комнату, бросаясь на компьютер хищным зверем.

- Э-э… - только и пробормотал Степанстепаныч, видя, как таблицу, над которой он работал, стремительно убирают с экрана (правда, аккуратно сохранив последние изменения) и ставят вместо нее игруху.

Впрочем, его мнением явно не интересовались, и опечаленный хозяин дома грустно отправился на кухню греметь посудой – все равно время ужинать.

Яичница с ветчиной яростно затрещала на сковородке, источая дивный аромат, когда в дверь кухни просунулась рыжая вихрастая голова:

- А вы что тут делаете?

- Ужинать собираюсь, - честно признался Степанстепаныч.

- А чипсы у вас есть?

- Кажется где-то валялась пачка. А ты разве яичницу не будешь?

- Да ну, - сморщился конопатый нос, - яичницу я и дома каждый день ем!

- Ну, держи чипсы, - Степанстепаныч потянулся, влез рукой в шкафчик и жестом фокусника извлек с верхней полки открытую пачку. – Хрумай. А я жареной ветчинки пожую. Тебя мама надолго ко мне отпустила?

- Не знаю, - Мишка равнодушно пожал плечами, - она на работе сегодня… Ой, я ж забыл!!!

- Что забыл? – спросил Степанстепаныч, но пустота, на месте которой только что находился мальчик, ничего не ответила, а хлопок входной двери возвестил, что мальчика и след простыл.

Степанстепаныч так и остался сидеть с приоткрытым ртом в тишине, навалившейся на квартиру в отсутствие Мишки. Неприятной тишине, надо сказать. Тоскливой и неприкаянной. Пусть бы уж лучше и дальше пацанячий шум нарушал и отпугивал эту тишину…

Чтоб притупить чувство пустоты, возникшее в отсутствие мальчика, Степанстепаныч вынул из холодильника бутылочку пивка, набулькал в стакан – и только поднес к губам, отхлебывая, как тишина вновь отступила прочь: сначала бухнула входная дверь, а потом радостный голосок возвестил:

- Вот! – и в кухню ввалился Мишка, торжественно неся на вытянутых ладонях брикетик «Пломбира».

- Это ты чего? – осторожно проявил интерес Степанстепаныч, принимая мороженое на широкую тарелку.

- Это мамка мне денег на завтрак в школу дала, а я есть не стал, и, вот, вам купил. В подарок.

- Мишаня… - растрогался Степанстепаныч, - родной ты мой… - и от избытка чувств даже потрепал рыжий хохолок. – Ну, что ж, давай его есть!

И выдал ложку обладателю хохолка.

- Так нечестно, - возразил мальчик. – Я мороженое принес для вас, поэтому вы тоже должны его есть!

- Хорошо, буду, - согласился мужчина, покладисто доставая вторую ложку.

Вы ели когда-нибудь пломбир, запивая его пивом и закусывая яичницей? При этом весело переглядываясь с конопатым очаровательным созданием, которое тоже уписывает за обе щеки вышеуказанный набор деликатесов, только вместо пива довольствуется чипсами? Попробуйте обязательно – райское наслаждение!

- А зачем взрослые целуются? – вдруг спросило конопатое создание. И даже чипсину около рта задержало, ожидая ответа.

- Дык, - чуть не поперхнулся Степанстепаныч. – Ну, это… А ты чего вдруг спрашиваешь?

- Да мамка вчера, перед тем как к вам пошла, спрашивала: целовали вы меня или нет.

Степанстепаныч похолодел, представив этот разговор.

- А ты ей чего?

- А чего? Нет, сказал, он не целовал. И даже не предлагал. А зачем вы должны были меня целовать?

- Ну, не знаю, - Степанстепаныч, потупясь, ковырялся в тарелке. – Наверно, чтоб приятно было.

- Кому приятно? – въедливо уточнил малец.

- Мне… Вернее, тебе. Вернее, обоим. А что еще мама твоя спрашивала?

- Еще? Спрашивала трогали вы меня за разные места или нет, гладили под рубашкой или нет. Ну, про это я знаю. Это приятно – когда гладят. А когда целуются, значит, тоже приятно?

- Ну… да… - признался Степанстепаныч, мучительно краснея.

- А покажите!

- Что?

- Как целуются! - Мишка вытер тыльной стороной ладошки губы, поблескивающие от пломбира, потянулся через стол к Степанстепанычу.

Сообразил, что не дотянется, выскочил, опрокинув с грохотом табуретку, подбежал к мужчине, смешно вытянув губы трубочкой.

- Дорогой мой… - ошалело пробормотал Степанстепаныч, но мальчишечьи губки были так близко, что его как магнитом склонило к ним.

Он осторожно прикоснулся своими шершавыми губами – но это было не то. А вот когда Степанстепаныч языком прошелся по ним, после чего просунул кончик языка между ними… А потом охватил всем своим ртом шелковистый рот Мишки, засовывая язык туда глубже, легонько посасывая, ощущая на своем нёбе мальчишечий язык… Вот тут-то и случился улет – мужчина потерял счет времени.

Привело его в чувство то, что Мишка отстранился.

- А? – в ужасе от содеянного простонал Степанстепаныч.

- Сейчас, - деловито сказал Мишка, вытаскивая из штанов рубашку и приподнимая ее повыше, так что стал виден живот и маленькие коричневые звездочки сосков на груди. – Вы ведь еще и гладить должны, - пояснил он свои действия. – Кладите сюда руки!

Мужчина обнял подрагивающими пальцами гибкую мальчишескую талию, пробежался по нежной кожице до лопаток-крылышек, охватил ладонью животик, сладко ощущая впадинку пупочка… А мальчик вновь притянул его голову к своей, ввинчиваясь язычком в губы Степанстепаныча – и улет продолжился.

А потом Мишка снова играл в компьютерные игры.

А потом собрался уходить, но перед дверью они опять поцеловались – и рассмеялись. Потому как мужчине неудобно было склоняться к мальцу, а тому приходилось изо всех сил тянуться вверх и даже становиться на цыпочки, из-за чего они чуть не упали, свалив с вешалки зимнее пальто.

- Но только вы мамке не говорите про это! – строго предупредил Мишка, отсмеявшись.

- Про что? Как мы тут чуть не упали?

- И про это тоже, - малец радостно захихикал. – Но, главное, что мы целовались не говорите. И что вы меня трогали.

- Ни за что не скажу! Честное слово! – торжественно поклялся Степанстепаныч. – Но и ты не говори. Никому. Ни за что. Кто ни будет спрашивать, отвечай: я играл в компьютер и пил чай. И книжки смотрел. И всё, только это. Ага?

- Ага! – кивнул Мишка.

Встал на цыпочки, обнял Степанстепаныча за шею, наклоняя его голову, и напоследок еще раз прошелся шаловливым язычком по мужским губам.

4

Когда на следующий вечер Степанстепаныч распахнул на звонок входную дверь, то сразу пожалел об этом: перед дверью стоял милиционер. В форме, при погонах и фуражке. Толстый и тупой – как и положено менту.

- Гражданин Селезнев? – неприязненно глядя на Степанстепаныча произнес, нет, скорее, выплюнул он.

- Я, - пискнул Степанстепаныч.

- Что у вас в квартире делает несовершеннолетний Кузнецов Михаил? Степанстепаныч даже оглянулся в недоумении – Мишки в квартире не было. Не пришел еще. Поэтому, честно глядя прямо в оловянные ментовские глаза, Степанстепаныч заявил:

- Ничего не делает. Его нет у меня.

- Но он был? – с напором спросил мент. – И вчера, и позавчера.

- Да, и он был, и его мама была. По-соседски в гости заходили.

- Ах, мама… - помрачнел мент. – Гражданка Кузнецова Вероника Олеговна тоже к вам приходит?

- Я вас прошу, давайте зайдем в комнату, - проникновенно выдохнул Степанстепаныч, - там удобнее будет разговаривать.

И когда мент протопал (не разуваясь) по ковру и по-хозяйски уселся в кресло, Степанстепаныч продолжил:

- Вероника Олеговна очень приятная женщина, а, простите, кто вы?

- Я участковый ваш. Григорий Николаевич. Ковалев. Совершаю плановый обход вверенного мне участка. И не допущу!..

- Григорий Николаевич – может коньячку за знакомство? – проникновенно поинтересовался Степанстепаныч. – Или вам на службе нельзя?

- У меня вообще-то рабочий день уже закончился… - мент сдвинул фуражку чуть набок и с некоторым сомнением посмотрел на Степанстепаныча.

- Значит, по коньячку! – понятливо кивнул Степанстепаныч, открывая бар.

Первый тост был «за знакомство», второй – «чтоб вам служилось без происшествий», а третий…

Третий Степанстепаныч произнести не успел. Когда он наливал менту очередной бокал, стараясь, чтоб получилось почти до верху, опять затренькал звонок у входной двери.

- Кого это несет?.. - возмутился Степанстепаныч.

А когда открыл дверь, то понял, что по-другому и быть не могло – конечно же, Мишку. «О, боже…» - мысленно простонал Степанстепаныч, представляя в каком теперь направлении может покатиться разговор с участковым – даже несмотря на совместно распитый коньяк.

- Дядь Гриш у вас? – протараторил малец, заглядывая за спину Степанстепаныча. Увидел мента, обрадовался. – О, дядь Гриш, вас мамка везде ищет, идите скорей!

Оп-па: «дядь Гриш»?

- Не видишь, что ли? Я на работе! – скривился мент дядя Гриша. – Поди скажи мамке, что сейчас приду.

И когда дверь захлопнулась, Степанстепаныч не удержался:

- Миша – ваш племянник?

Участковый, не моргая, уставился на Степанстепаныча:

- Какой он мне племянник? Так! А называет дядей потому что уважает. Сколько раз, говоришь, приходила к тебе гражданка Кузнецова? И когда? В какие числа, в какое время? Оставалась ли ночевать?

«Ах, вот в чем дело! – вдруг сообразил Степанстепаныч. – В мамке!»

И покачал головой:

- Знаете, Григорий Николаевич, я про свои отношения с женщинами предпочитаю не распространяться, но вам скажу, поскольку вы на службе. Всё как было скажу.

- Ну? – напрягся мент.

- Вероника Олеговна была у меня позавчера. Зашла по-соседски, мы с ней чаю попили.

- Так, чаю.

- И, знаете, она такая приятная женщина, я просто не мог удержаться, тут же начал ее обхаживать. Ну, сами понимаете – намеки всякие делать… как женщине. А она…

- А она?

- Она вела себя просто непробиваемо! - сокрушенно развел руками Степанстепаныч. – Я и так, и сяк, а она чай-то попила, но мои намеки оставила без внимания. Просто совсем! Мне даже обидно стало. Я ж старался, подкатывался, а она – ну просто как скала… Что ж я, не мужик уже совсем?..

- Мужик, мужик, - мент дружески похлопал его по коленке. – Просто она такая женщина – скромная.

- Вот это-то мне в ней и понравилось, что она скромная, - вздохнул Степанстепаныч. – И умная вдобавок. О, как она меня под свою дудку плясать заставила!

- Плясать? – опять напрягся мент.

- Ну, это я фигурально выражаюсь. Тут ведь какое дело? На днях у меня сын ее был, вот этот, Мишка. Он на лестнице сидел, ждал ее, когда она с работы придет, я и пригласил его, чтоб он не мерз: ладно, говорю, можешь подождать мамку у меня. Так ведь как у нас с Вероникой Олеговной получилось? Я в разговоре возьми да и скажи, мол, способный парень у вас: такой прошаренный в компьютерах, толк будет! А она сразу меня раскрутила: мол, не будете ли вы, Степанстепаныч, против, если Мишка иногда у вас меня ждать будет. А то, мол, у меня дел много, я иногда задерживаюсь, иногда работу на дом беру, мне одной надо дома побыть, поработать, а он мне мешает. Так вы возражать не будете, если он у вас в это время посидит, с компьютером позанимается лишний раз? Вот какая женщина, понимаете?

- Чего понимаю?

- Ну, понимаете моё положение? Симпатичная дамочка просит меня об одолжении – а я и растаял, и отказать не могу! Глупая ситуация. Ей, видите ли, одной дома побыть надо! А мне – не надо одному побыть? Я – тоже человек! Как вы считаете, может мне надо пойти к ней и честно отказаться?

- От чего?

- Ну, помогать Мишке с компьютером? Пускай лучше по улице побегает, на свежем воздухе – здоровей будет! И вы, как участковый, там за ним присмотрите – в какой он компании, с кем, да чтоб не нахулиганил.

- Тут сходу решать нельзя, - степенно возразил мент. – На улице – оно конечно… Но компьютер… - он сдвинул фуражку и почесал темечко.

- Да, компьютер – это перспективно, - уныло согласился Степанстепаныч. – На компьютерах сейчас всё… А он как зашел ко мне, так и прилип сразу к монитору – не оттащишь! Увлеченный парень.

- Вот и я про то. Увлеченный. Это, ведь развивать надо. Так? А ты сам, вроде, говоришь, что он тебе не мешает. Так чего ж ему не позаниматься с компьютером? Всё лучше, чем по двору гонять да по подвалам шастать.

- Оно верно, - покорно кивнул Степанстепаныч. – Мне Мишка особо как бы и не мешает… Я ведь, как приду с работы, так на эти компьютеры уже глядеть не могу – за целый день они мне так надоели!.. Предпочитаю вечерком в кресле посидеть, телевизор поглядеть. А он… Да ладно, пускай сидит за монитором, мне-то что…

- Вот и договорились! – мент прихлопнул ладошкой по столу, будто ставя окончательную точку. – А про мамку его ты правильно сказал: скромная она. Вот и не приставай к ней. Ты понял, нет?

- Да я-то что, - развел руками Степанстепаныч. – Если она ко мне равнодушна оказалась, так что ж я лезть буду… - и, увидев, что мент начинает приподниматься из кресла, всполошился. - А еще по коньячку? Только две выпили – не по-русски как-то получается! Надо третью обязательно. За здоровье, а? Мы ж за здоровье не пили!

- За здоровье надо, - согласился мент. Принял из рук Степанстепаныча полную рюмку, выдохнул. - Ну, будем!

После чего бодро отмаршировал на выход.

5

Мишка не только позвонил, но и ладошкой в дверь застучал: открывай, мол!

И первый его вопрос был:

- Он вас тоже про письку спрашивал?

- Про какую письку? – оторопел Степанстепаныч.

- Про мою, про вашу.

- А что с нашими письками такого?..

- Не знаю, - Мишка невинно захлопал пушистыми ресничками.

- Да что он спрашивал-то? – Степанстепаныч в растерянности потормошил его за плечико. – Какой он вопрос задал?

- Вопрос? Непонятный какой-то. Спросил: держали вы мою письку у себя во рту или нет? И еще: просили, чтоб я вашу письку у себя во рту подержал?

- Во рту?.. – Степанстепаныч мельком заметил в зеркале свое резко побледневшее лицо и понял, что с нервами надо что-то делать. Укреплять их как-то, что ли. Может, закалять? Есть специальные закаливающие процедуры для нервов? Типа, обливание нервов ледяной водой на морозе или еще что-нибудь подобное? – Ну, и ты?.. Что ты ему ответил?

- Да то и ответил: что вы не предлагали и не держали. И еще я у него спросил зачем это надо – письку во рту держать?

- Ты спросил? - развеселился Степанстепаныч. - У мента этого?

- Ага, у дядь Гриши. Только он не ответил. Сказал: мал еще. Он всегда так говорит, когда отвечать не хочет.

- Он, что, к мамке твоей ходит, дядя Гриша этот?

- Ходит! А как придет, так мамка меня гулять отправляет, говорит: нам с дядей Гришей нужно серьезно поговорить. И сейчас тоже так сказала. И к вам отправила. Говорит: иди к соседу, он тебя на компьютере научит, чтоб ты потом богатым стал, как вырастешь. А вы меня сейчас сразу на компьютере учить будете или сначала расскажете зачем письку в рот берут?

- Ты очень хочешь это знать? – Степанстепаныч присел перед Мишкой на корточки так, что их лица оказались почти рядом.

Искушение было слишком велико, и Степанстепаныч не выдержал: взял конопатую мордашку в ладони, припал ртом к мальчишеским губам, впился в них, цепляясь языком за юркий Мишкин язычок…

А когда они перевели дух, то сказал хрипло:

- Так вот, а писька во рту – это еще приятней.

- Правда? – Мишкин глаза загорелись. И было в них всё – искушение, обещание, бесовская удаль, адское пламя. – А давайте попробуем?

Степанстепаныч смотрел в этих глаза – и не мог наглядеться.

- Давай, - совсем хрипло пробормотал он. Положил горячие ладони на мальчишеские бедра, провел по округлостям попы, ощущая, как под жесткой тканью джинсиков подрагивают ягодички. – Давай, родной мой… - прошептал, поглаживая Мишу по ширинке, через которую отчетливо прощупывался твердый налитой стерженек.

Такие стерженьки не должны стоять взаперти. Степанстепаныч расстегнул на тонкой талии металлическую пуговичку пояса, развел молнию джинсов – и залюбовался: вот он торчит через ткань смешных трусиков с якорями, выпирает, рвется наружу. Оставалось совсем немногое: оттянуть резинку трусов – и Степанстепаныч справился с этим. А когда справился, то чуть не задохнулся от волшебного зрелища, представшего перед ним. Казалось, само буйное детство сладким колышком просит: возьми меня, приласкай, подари свое тепло и любовь!..

Степанстепаныч нежно подложил ладонь под крохотные висюльки яичек, трепетно провел подушечками пальцами по прямому стволику, наслаждаясь его напряженностью… И, наконец, склонился к беломраморной мальчишеской промежности, как к алтарю – на который легко можно положить свою жизнь. Всю, без остатка.

Он с легким стоном припал губами к маленькой волшебной палочке, что так удачно расположилась между худеньких Мишкиных ног – палочке, в которой сейчас для Степанстепаныча сосредоточилась вся прелесть мальчишеской бесшабашности. И он был теперь слит с этой прекрасной детской бесшабашностью, и это прекрасное детство было в нем, и он сосал сладость его, ласкал хрупкость его, упивался стойкостью его…

И вдруг что-то мокрое упало Степанстепанычу на лоб. Он отшатнулся, выпустил Мишкин кончик из губ, тревожно глянул вверх, на лицо мальчика – и перепугался еще больше: Мишка плакал. Крупные слезинки катились по веснущатым щекам, брильянтовыми искрящимися каплями срывались с подбородка.

- Что, родной мой, что случись? – вскочил Степанстепаныч. – Тебе больно, неприятно?

- Мне так хорошо… - выдохнул мальчик, и, уже не сдерживаясь, разревелся, падая в объятия мужчины.

6

А потом они просто лежали на диване, прижимаясь друг к другу, и Степанстепаныч любовался сиянием рыжего хохолка на мальчишеском затылке.

- Как солнечный зайчик… - прошептал он с наслаждением.

- Где? – удивился Мишка, не отрывая головы от груди мужчины. - Вечер же, темно!

- Здесь, - засмеялся Степанстепаныч. – Это ты мой солнечный зайчик, и мне с тобой светло!

Мишка вдруг встрепенулся, поднял рыжую головешку-факел, хитро поглядел в глаза Степанстепанычу, заявил:

- Опять не честно!

- Что, родной мой, нечестно?

- Что я – голый, а ты – весь в одежде.

Две вопроса одновременно озадачили Степанстепаныча: первый – каким образом, почему вдруг Мишка оказался совсем без одежды – мужчина совершенно не помнил, чтоб раздевал его или чтоб мальчишка раздевался сам… И второй вопрос – когда это они успели перейти на «ты»? Вернее, когда это Мишка успел?

Но ни одним из этих вопросов Степанстепаныч заморачиваться не стал, а только расслабленно пробормотал:

- И что ты предлагаешь?

- А то ты не знаешь!

- Чего не знаю? - Степанстепаныч лукаво потянулся губами к конопатой щечке, но мальчишеские руки оказались проворнее: они уже расстегивали пуговицы на мужской рубашке.

- Мишенька… - охнул Степанстепаныч.

А личико пацаненка приняло весьма сосредоточенное выражение – мальчик очень ответственно отнесся к делу раздевания мужчины.

Покончив с пуговицами рубашки, взялся за брючный ремень. Тот не поддавался, пришлось и Степанстепанычу подключиться. С замиранием сердца он отвел Мишины руки в сторону, расстегнул пряжку и застыл, вновь передавая инициативу своему маленькому другу. Или уже не другу?

Вернее, гораздо больше чем другу?

Миша взялся за змейку гульфика, потянул - о, какой бугор поднялся над разошедшейся ширинкой!

Мальчик аккуратно положил ладошку на этот бугор, ощущая его жар. Степанстепаныч, не выдержав, гулко вздохнул, а, может, простонал – но малолетнего исследователя это не остановило. Он мягко, но сильно сжал колбасину, которую ощупывал – и та в ответ напряглась. Да так, что ее кончик сам вылез из-под резинки «семейных» трусов, и самым наглым образом раздвинул кожицу крайней плоти, являя всему свету бордовый краешек головки с прозрачной капелькой, выдавившейся из щелочки на верхушке.

- Миша… - начал Степанстепаныч. Он понимал, что еще секунда, и разум окончательно покинет его – и в эту оставшуюся секунду хотел уместить целую пламенную речь: сообщить, что если Миша не хочет чего-то делать (например, брать в рот член), то этого и не нужно, что он, Степанстепаныч, все равно любит и ценит Мишу независимо от того, будет тот ласкать его член или нет, и еще… Степанстепаныч еще много чего хотел сказать, но не получилось.

Потому что Миша уже наклонился и шаловливо лизнул капельку, ползущую по головке вниз. А затем решительно приспустил мужские трусы, полностью обнажая член – такой огромный на фоне курносого носика и конопушек на щеках – огромный, но послушный: мальчик играючи, двумя пальчиками, приподнял член с живота Степанстепаныча и погрузил в свой рот.

Там, куда попал член, было так тепло и уютно, что внизу живота у мужчины почти мгновенно взорвалась ослепительная бомба, сладкой судорогой сводящая тело и почти отключающая мозг.

Почти, но не совсем. Оставшейся крохотной частички сознания хватило мужчине, чтоб с криком:

- Мишенька! – постараться вырвать свой эякулирующий член из мальчишеского рта.

Это не остановило процесс – член яростно стрелял во все стороны длинными струями спермы, заливая и диван, и одежду, и лица любовников, но Степанстепанычу было важно другое. Вырывая у Миши член, он боялся только одного – чтоб мальчик не захлебнулся с непривычки, чтоб мужское наслаждение не заставило его задыхаться, страдать и мучиться.

Правда, полностью избежать мальчишеского страдания все же не удалось.

Миша поднял на Степанстепаныча глаза полные удивления и обиды:

- Ты чего?.. Ты почему это?..

- Солнышко мое, прости родной… я не хотел… мне было так приятно… но, видишь, как много спермы у меня скопилось – ты бы утонул в ней… извини меня, заинька дорогой!..

Степанстепаныч приподнялся на локте, уголком полы своей рубашки ласково вытирая белесую каплю, запутавшуюся в рыжих волосах.

- Так это и есть кончина? – задумчиво поинтересовался мальчик, осторожно трогая указательным пальцем лужицу, образовавшуюся в выемке мужского пупка.

- Угу, - подтвердил Степанстепаныч, - и из-за этой вот моей бурной кончины нам с тобой сейчас придется как следует помыться и помыть все вокруг.

- А я уже готов помыться! – развеселился Мишка. – Видишь, я уже голый!

- Еще как вижу… - проникновенно сказал Степанстепаныч. – И не только вижу, но и чувствую.

Он потянулся к звездочке соска, лизнул грудь мальчика… Но быстро одернул себя:

- Нет, сначала все-таки мыться!

- А ты мне покажешь, как у тебя все устроено в ванной? – спросил Мишка, вскакивая.

- Хм, наверно так же как и в вашей квартире.

- Нет, у тебя всё должно быть по-другому, - убежденно покачал головой Миша. – И ты мне всё должен показать. И… ты помоешь меня, как маленького?

- Обязательно, - счастливо улыбаясь, заверил Степанстепаныч, обнимая худенькие мальчишеские плечи.

- А ты… - Мишка приостановился на пути в ванную, обернулся, пристально вглядываясь в лицо мужчины, - ты меня… любишь?

- Я? Просто обожаю!

- Нет, серьезно.

- Очень даже серьезно обожаю. Серьезней некуда. Совсем некуда, так и знай.

©Пимыч