фантастический рассказ
В дверь постучали, когда Рома
уже снял трусики с десятилетнего соседа Вовки и принялся
ласково облизывать мальчишеский лобок, чувствуя щекой прикосновение
оттопыренного писюнчика.
Прервав столь увлекательное занятие, он приподнял голову:
- Да?
В комнату заглянула Ромина мама, Клавдия Сергеевна – женщина
еще совсем не старая, следящая за собой и очень любящая
своего сына.
- Мальчики, вы, оказывается, заняты… - улыбнулась она.
– А я напекла блинчиков, хотела вас угостить.
- Мы потом, позже, - кивнул Рома, трогая язычком розовую
головку Вовкиного членика, которая так озорно выглянула
из оттянутой крайней плоти.
- М-м… - Вовка выгнулся в ответ, полностью вводя свой писюнчик
в приоткрытые Ромкины губы. – М-м, хорошо как… Тетя Клава!
– он протянул руки, приглашая подойти.
Когда же Клавдия Сергеевна приблизилась к дивану, ловко
повернулся таким образом, что голова его оказалась между
женских ног.
Раздвинув полы легкого домашнего халатика, Вовка сноровисто
стянул ажурные трусики и влез носом в ароматную щель, скрывавшуюся
среди поблескивающих рыжих завитков.
Клавдия Сергеевна сладко охнула, присела, чтоб мальчик
лишний раз не вытягивал шею, доставая до ее промежности,
погладила одной рукой взъерошенные соломенно-желтые кудри
Вовки, а другой – щетинку короткой стрижки сына.
Рома, не отрываясь от горячего Вовкиного колышка, потянулся,
взял в ладонь мамину грудь, слегка помял, зная, что это
ей нравится.
- Есть кто дома? – зычный голос из прихожей заставил всех
отвлечься от приятного дела.
- Олег, ты что ли? – громко спросила Клавдия Сергеевна.
В дверном проеме немедленно воздвигся Олег Николаевич –
отец Вовки.
- Ого, да у вас тут, как посмотрю, дым коромыслом! – хохотнул
он.
- Дядь Олег, присоединяйся, - пригласил Рома, призывно
качнув оттопыренной попкой.
Но тот только шутливо шлепнул по ягодичкам:
- Нет, разбойник, занимайся сам, я нынче что-то устал на
работе. Видать, годы уже не те… Просто посижу, на вас полюбуюсь.
Он протопал к креслу, грузно уселся, сладко потягиваясь.
И такой он был домашний, приятный, родной, что Ромка невольно
улыбнулся и, неожиданно для себя, произнес вслух то, что
гвоздем сидело в его мозгу уже несколько дней:
- А мне уже шестнадцать!
- Конечно, - откликнулась мама, - месяца не прошло, как
твой день рождения праздновали!
- Это ты к чему? – напрягся Олег Николаевич – сразу почувствовал
неладное.
- Ну, как… - смутился Рома. Потупился, поцеловал в Вовку
в пупочек. Потом все же решился высказать наболевшее. –
Я уже могу идти на выборы…
- Ой! – мама даже подпрыгнула, распрямляясь и отрывая промежность
от ловкого Вовкиного язычка.
И дядя Олег резко выпрямился в кресле.
- Ромочка, - ошеломленно пробормотала Клавдия Сергеевна,
- где ты таких слов нахватался?.. Да еще при ребенке их
говоришь!.. Был бы меньше, я б тебя заставила рот с мылом
вымыть!
- Да слова-то, известное дело - на заборах или в общественных
туалетах на стенках еще и не то прочитаешь, - задумчиво
покачал головой Олег Николаевич, - а вот желание такое…
Рома, может, давай, по-мужски поговорим?
- Поговори, поговори с ним, - торопливо заахала Клавдия
Сергеевна, - а то ведь он без отца растет, а мне некоторые
вещи неловко с ним обсуждать – я все-таки мать… Вовочка,
солнышко, а ты оденься, пойди пока на улицу погуляй. Там,
я видела в окно, твой друг ходит, Саша Крылов, поиграйте
с ним в любовников. Или в футбол. Во что-нибудь, пока твой
папа с Ромочкой говорить будет.
- Но я тоже хочу знать про это! – возмутился Вовка, собирая
с пола разбросанную одежду. Произнести неприличное слово
«выборы» вслух, при отце и тете Клаве, он все-таки не решился.
- Тебе еще рано! – решительно объявила Клавдия Сергеевна,
выпроваживая голенького мальчика с охапкой одежды в коридор,
а оттуда на лестничную площадку. – Как вырастешь, папа
тебе все объяснит!
Олег Николаевич со вздохом поднялся из кресла, пересел
к Роме на диван:
- Ну, что еще за мысли у тебя появились вдруг?
- Мне уже шестнадцать! – упрямо повторил Ромка.
- Ну да, - согласился Олег Николаевич. – Ты, конечно, достиг
возраста согласия на извращения. Но зачем тебе в этих извращениях
участвовать-то, зачем?
- Но вы же участвуете!
- Ну, иногда, - смутился Олег Николаевич. – И, поверь,
особого удовольствия это не доставляет.
- А не особого? Ведь, говорят, это приятно – голосовать!
– Рома твердо произнес последнее слово, хотя тут же и покраснел
от стыда.
- Голо-совать… - пробормотал Олег Николаевич в растяжку.
– Ты вслушайся только: совать свой голос. В урну. В эту,
избирательную. Фу! Чувствуешь, как это неприлично? Даже
постыдно… И, поверь мне, опытному человеку: ничего такого
уж приятного в этом процессе нет.
- А некоторые говорят, что есть.
- Это тебя, небось, Димка из 44-й квартиры подучил? Да?
И ты хочешь стать таким же извращенцем, как он? Посмотри
сам: кто его любит? Кто хочет с ним заняться сексом? Да
никто! Вот потому Димка и пытается получить удовольствие
другим путем, противоестественным. Помяни мое слово: еще
год-два, стукнет ему двадцать пять, и он сам пойдет в политику,
примется баллотироваться в депутаты!
Ромка аж оторопел – даже рот приоткрыл. Столько матерно-неприличных
слов он никогда не слышал от Олега Николаевича. Бывало,
что тот по-пьяни ругнется на кого-нибудь «импичментом»,
но столько слов сразу: и «политика», и «баллотироваться»,
и «депутаты»!.. Нет, такого не бывало ни разу.
А Олег Николаевич горестно продолжал:
- Ты ведь сам знаешь, что властолюбие (мужчина и сам поморщился
от столь мерзкого слова) – это такой порок, такая душевная
болезнь – почти как убийство!
- За убийство в тюрьму сажают, - возразил Рома, - а политическую
деятельность уже не считается болезнью.
- Да, Всемирная организация здравоохранения исключила пристрастие
к политической деятельности из классификации заболеваний,
- согласился Олег Николаевич. – Но мы-то знаем, что тяга
к этому – противоестественна! Вот, смотри: если ты идешь
по улице, и тебе понравился какой-нибудь мальчик или девочка,
и ты понравился ему или ей, и вы поцеловались, а потом
и сексом занялись – это же естественно!
- Мне только мальчики нравятся, - напомнил Рома.
- Да хоть собачки! – горячо возразил Олег Николаевич. -
Если приятно двум существам, то это правильно! Любовь –
это всегда хорошо и правильно.
- Собачки? – улыбнулся Рома – вспомнил, как развлекался
позавчера в гостях у одноклассника Славы Тополева. Тот
очень любит своего черного дога, когда этот дог имел голого
Славу в попу, Слава отсасывал Ромкин член. Было весело!
- Да хоть кошечки или козочки – неважно кто! Главное –
на радость обоим! Но радость получаемая от того, что тебя
избирают или ты избираешь – это совершенно неестественное
удовольствие. И я не хочу, чтоб ты к нему пристрастился.
- Но попробовать-то я могу? Я же имею право!
- Ромочка… - вздохнул Олег Николаевич. – Ну, зачем оно
тебе? Кругом столько нормальных сексуальных удовольствий,
чего тебя тянет в эту ненормальность?
- Я имею право голоса, и хочу попробовать, - упрямо ответил
парень.
- Не получается переубедить? – заглянула в комнату мама.
Олег Николаевич грустно покачал головой.
- Клавочка, ты извини меня за такое предложение, но, думаю,
если мальчик так хочет, то надо дать ему попробовать.
- Ой! – мама схватилась за сердце.
- Ну надо! – энергично мотнул головой Олег Николаевич.
– Иначе хуже будет – сама ведь знаешь: запретный плод сладок!
Пусть уж попробует. Уверен, одного раза хватит: Рома –
хороший парень, сам убедится, что это противоестественно
и ничего хорошего в этом нет.
- Думаешь? – засомневалась мама.
- Я знаю тут, недалеко, избирательный участок, мы с ним
сходим вместе – пусть разок отдаст свой голос.
- Но там ведь вам могут встретиться политики… - простонала
мама.
- Уж я прослежу, чтоб никто из политиков и наблюдателей
к нему не привязывался.
- Олежек, - у мамы на глазах стояли слезы, - будьте осторожны!
- Клавочка, мы мужчины, мы не дадимся каким-то извращенцам!
©Пимыч
