Вероятно, учитывая время, в которое мы живем, и шпионов, прячущихся в проводах, я должен воспользоваться возможностью, чтобы сказать, что 97% того, чем я забивал вам голову во время наших нескольких недавних разговоров, - это краткое изложение снов старика. а остальные три процента - принятие желаемого за действительное. Простите меня.
В шалаше на дереве один снимал штаны, если снимал другой, одной лишь улыбкой выдавая соучастие. Мальчишеские сплетни - по большей части выдумки: им нравится вранье друг друга.
Гай Дэвенпорт
[Weetangera (Уитинджера) - пригород в районе Белконнен в Канберре, Австралия]
Как только его пикап тронулся, он приказал мне снять рубашку; Через несколько минут слово «сандалии» сорвалось с его обычно безмолвных губ, и пока мы находились еще в нескольких милях от Вуди-Энда, он показал словом и взглядом, что мне следует снять шорты. Последние десять минут поездки я пребывал обнаженным, как греческая статуя. Когда я вышел из пикапа во дворе его дома, он приказал мне принять душ. А после того, как я выскользнул из-под струй, он надел на мои запястья кожаные манжеты с ремешком между ними длиной примерно в десять сантиметров и ошейник на шею, похожий на собачий, к которому был прикреплен кожаный поводок, свисавший со спины и между ног.
На мгновение я испугался - не его, я знал, что он никогда не причинит мне вреда, а неизвестного; и в то же время я был возбужден, очень возбужден. Он затащил меня обратно в душ и закрепил ремешок манжет на крючке, прикрепленном к концу веревки, которая шла к шкиву на ветке дерева, нависающего над оградой, и оставил меня там. Через несколько мгновений веревка натянулась, и вскоре я повис на заходящем солнце, упираясь в пол только пальцами ног.
Колин впервые встретил мистера Форстера, когда его патруль ехал на машине в лагерь Троицы, в то лето, когда ему было тринадцать. Мистер Форстер водил старый автофургон «фольксваген». В переднем многоместном сиденье имелась прореха для прохода назад, а под крышей находилась откидная секция с парой спальных мест для мальчиков небольшого роста; сзади помещалось ещё четверо мальчиков и все их снаряжение; Джейсон, командир патруля, сидел впереди слева. Колин, по какой-то счастливой случайности непонятного жребия, получил место на спальном мешке, зажатом между двумя передними сиденьями. Он скинул сандалии и теперь сидел как индус, с разложенной на коленях дорожной картой. Изначально он был австралийским мальчиком из 1-го отряда скаутов Уитинджера, и только недавно переехал в Шеффилд, когда его мама решила вернуться домой в Англию после того, как в прошлом году от рака умер его отец. Он все еще горевал об этой потере и переживал трудное время из-за смены сезонов. Приехав из Канберры в это время года, когда ребята готовились к зимнему лагерю, он ходил здесь в свитере и шортах, c нетерпением ожидая возможности искупаться нагишом в Эпсом-Даунс.
Я почувствовал его до того, как услышал, ощутив, как его грубые ладони прошлись по моим рукам и спине; затем я почувствовал, как лезвие бритвы царапает мою кожу - одна рука разглаживает пену, а другая направляет лезвие; Я дернулся один раз, и он с силой шлепнул меня по заднице; после этого я обмяк, и он сбрил каждый квадратный дюйм моего лобка. Мой член, сначала сморщившийся от испуга, теперь откликнулся на его прикосновение, когда бритва быстро расправилась с моими первыми лобковыми волосками. Казалось, всего несколько часов назад я впервые почувствовал эту грубую руку на своем колене и бедре; на самом деле с той пятницы до этого момента прошло целых три года.
В конце концов, когда Колин убедился, что мистер Форстер действительно знает дорогу, и хорошо зная направление, в котором они движутся, он сложил карту и прислонился к краю водительского сиденья. «Как отец», - подумал он, ощутив умиротворение, когда мистер Форстер улыбнулся ему и погладил по колену.
Они наслаждались хорошей погодой, и лагерная смена прошла хорошо; мальчик вписался в компанию своих новых товарищей. Все дети раздевались по утрам - из тех, кто вообще носил что-нибудь ночью, - и они катились и скользили по высокой мокрой траве со склона холма от их лагеря до самого ручья, где быстрое плавание смывало пелену ночного сна. Однажды после возвращения в лагерь, он ощутил на своем плече руку мистера Форстера, остановившись на мгновение у огня, чтобы понюхать кофе и бекон; в тот момент он был еще голым.
— Беги и найди свою одежду, — сказал мужчина, — можешь позавтракать, когда оденешься.
— Почему мы должны одеваться? — спросил он, глядя на этого человека. — Почему бы нам не играть так весь день? Думаю, мне стоит попробовать.
— Возможно, в другой раз, — сказал мужчина, скользя рукой по спине мальчика.
Колин ощутил нечто подобное слабому удару электрического тока, когда мужчина шлепнул его по заднице, и побежал одеваться.
Теперь он поставил меня на ноги и снова включил душ. Горячая вода смыла пену для бритья и мои с трудом завоеванные мальчишеские волосы на лобке; насколько я мог припомнить, я никогда ещё не чувствовал себя настолько обнаженным; прямо, как мраморная статуя Давида из Национального музея. Помню, в той поездке он погладил бедро Давида точно так же, как когда-то гладил мое, и заметил, как ему нравится гладкая кожа и как сильно тот я был похож на Давида. Но теперь он не призывает меня одеться, вместо этого говорит мне, что я его катамит на выходные, он говорит, что одежда мне не понадобится, она будет только мешать, и, в самом деле, моя одежда исчезла с того места, где я её оставил. Я следую за ним на кухню, где он указывает мне на раковину и произносит только одно слово: «Посуда».
До конца лета Колин видел мистера Форстера лишь несколько раз; мальчик проводил большую часть времени в лагере со скаутами или на пляже с мамой во время ее отпуска. Мистер Форстер работал лесником и садовником, и лето было для него напряженным временем. Осенью, когда начался школьный семестр, Колин стал дневным учеником [т.е. посещая школу, он не живет в интернате, а дома], а мистер Форстер все чаще появлялся на собраниях Скаутской Хижины. В октябре была четырехдневная поездка в Лондон; группа остановилась в «Б.П. Хаус Хостел» и посетила Гилвелл, Тауэр, Гринвич, Национальный музей. Куда бы они не ходили, они были в униформе, и всякий раз, когда они пользовались «Фольксвагеном» мистера Форстера вместо метро, Колин сидел на импровизированном сиденье, и грубая рука трогала его голое колено или поглаживала загорелое бедро. В Греческом зале Национального музея они любовались статуей юного Давида; мистер Форстер провел рукой по гладкому мрамору.
— Ты такой же гладкий, как тот Колин, но через год или около того будешь совсем волосатый, как сейчас твой PL [Лидер патруля]. Мальчик тихо рассмеялся:
- Если вам так нравится, сэр, я позволю вам побрить меня, когда захотите.
Он позвонил однажды днем, предложив мне работу на лето - садовником в маленькой городской больнице, сообщив, что его обычного помощника не будет; и спросил, не хочу ли я приехать в Вуди-Энд на выходные. Он сказал, что мне ничего не нужно брать с собой, и что он заберет меня после работы. Он пригласил меня перед весной, почти сразу после того, как мы вернулись из зимнего лагеря на Сноудоне [Snowdon - самая высокая гора Уэльса, высочайшая вершина Великобритании южнее Шотландского высокогорья]. Именно там я встретил Галена, мальчика, о котором он рассказывал. Гален сказал тогда, что скоро уезжает в школу, но не сказал, что, может быть, он и был тем самым помощником. За все годы, за все три года, что я знал мистера Форстера, я ни разу не был у него дома. Тот раз после Сноудона был единственным, когда я куда-то ездил с ним без скаутов.
Лагерь на Сноудоне был организован зимой, когда Колину исполнилось четырнадцать. Галену тогда было семнадцать, и только два этих мальчика с мистером Форстером отправились в горы на выходные в конце января, чтобы покататься на лыжах и разбить лагерь на снегу. Умеренно-холодный день катания на лыжах сменился холодными сумерками, когда они установили палатку в укромной роще и приготовили на костре ужин из тушеного кролика. После еды мистер Форстер велел Галену приготовить постель и согреть ее, пока они с Колином будут наводить порядок. Когда они все убрали, уже стемнело, и, хотя костер горел по-прежнему весело, а Колин был одним из лучших наблюдающих за костром в своем скаутском отряде, сегодня ночью его клонило ко сну. Гален крикнул из палатки, что все готово, и мистер Форстер взял Колина за руку - движение, которое лишь слегка удивило мальчика, так как мужчина делал это много раз прежде - и снова подвел к костру.
— Я хочу научить тебя тому, чему ты не научишься у скаутов, — сказал он, — чему-то, что, может быть, даже немного противоречит тому, чему ты учился.
Говоря это, он встал на колени у костра и небольшой палкой разделил пылающие поленья; через несколько мгновений пламя погасло, и поленья, тускло светясь, затлели в темноте.
— Каждое из этих бревен похоже на каждого из нас в своих отдельных спальных мешках, — продолжил он, — у тебя есть только твое «я», чтобы согреть мешок; но, когда мы все спим в одном мешке, — тут он сдвинул поленья друг к другу, — мы помогаем друг другу согреться.
Пока он говорил, пламя снова вспыхнуло и отогнало ночь. Он встал и повернулся к мальчику
— Лучше всего, когда ты спишь в своей коже, мой мальчик, и я понимаю, как глупо это может звучать, но ты должен помнить, что я занимаюсь этим намного дольше, чем ты, так что поверь мне на слово.
Как только я закончил мыть посуду, он вышел из другой комнаты, словно наблюдал за мной или, по крайней мере, прислушивался, и указал на высокий шкаф рядом с дверью в прихожую. На этот раз последовали три слова: «Ведро, щетка, пол». Следующие полчаса или около того я ползал по каменному полу кухни и скреб его щеткой. Чтобы пройтись под и позади большой дровяной печи, мне пришлось возиться в грязной воде и скользить по мокрым камням. Я должен признать, что мне понравилось быть его рабом. Мне было интересно, как далеко могу зайду я, и как далеко зайдет он. Я был готов ко всему, но тогда понятия не имел, насколько далеко все зайдет. Я был очарован заклинаниями, которые он произносил, игрой, в которую мы играли, и задавался вопросом, что он попросит у меня дальше.
К этому времени сумерки сменились полной луной, поднявшейся над низкими деревьями долины к востоку от их лагеря на вершине холма. Маленькая роща частично освещалась луной и частично костром, и Колин наблюдал, как мистер Форстер разделся догола и босиком прошел по утоптанному снегу к краю их лагеря, чтобы помочиться. Он видел этого мужчину обнаженным лишь однажды, когда все они купались в лагере Троицы в то его первое лето с группой, когда все они были безволосыми мальчишками, за исключением этого человека, выглядевшего почти как горилла, и он удивлялся и обсуждал со своими сверстниками то, сколько времени пройдет, прежде чем все они станут похожими на него. Теперь, в лунном свете, мужчина выглядел еще более волосатым; не говоря ни слова и толкая впереди себя свою одежду, он прополз под пологом палатки в ожидавшее его тепло, оставив неоперившегося юношу созерцать мудрость снега. Без сознательного формирования мыслей Колин понял, как сильно он любит этого человека, как сильно доверяет ему, и, понимая, даже не говоря себе, что, если Гален может сделать это - каким бы неопределенным «это» ни оказалось - он тоже сделает это. В конце концов, Гален был всего на три года старше его; по некоторым стандартам он ещё оставался мальчиком. Если уж на то пошло, по некоторым другим стандартам Колин уже был мужчиной.
Он разделся и пошел пописать, туда же, куда и его наставник. Пока он забирался в палатку, мурашки, волна за волной, покрывали его кожу, когда холодный нейлон ласкал его спину, а руки товарищей направляли его ступни, затем ноги и туловище между ними в теплое гнездо спального мешка внутри палатки.
Когда пол был вымыт, ополоснут и высушен, снова, будто по сигналу, появился мистер Форстер, и вывел меня за поводок на ошейнике в теплую ночь. Сейчас душевую кабину освещала полная луна, и на сей раз сказанное им уложилось в четыре слова: «Раздень меня; искупай меня». Я расстегнул его рубашку и распустил ремень; его рубашка сползла со спины, а брюки упали на лодыжки; когда я наклонился, чтобы снять их, то на мгновение почувствовал его руку между своих ног и вздрогнул от удивления. Он указал на пол перед собой:
— Наклонись снова, — скомандовал он, когда я повесил его рубашку и брюки на вешалку возле входа в душ. — Такой мальчишка, как ты, должен уметь держать ноги прямыми, когда упирается ладонями в пол.
Я легко сделал это, и он встал так, что его пальцы ног оказались на моих пальцах рук, моя голова - между его ног, я почувствовала волосатость его груди на своих ягодицах, когда он наклонился надо мной и глянул на мое лицо из-за моих ягодиц. Его руки погладили тыльную сторону моих бедер.
— Помни, малыш, ты мой раб, я прикоснусь к тебе где захочу и когда захочу, и ты не должен удивляться.
Пока он говорил, его борода щекотал мою задницу, и я не мог не улыбнуться; он встал и сильно шлепнул меня руками по попе, а затем позволил мне встать, чтобы я продолжил выполнять его приказы.
Я снял его трусы типа стрингов и положил их к остальной одежде, а затем, взяв его за руку, повел в душ. После того, как я вымыл его только руками, без мыла, мы ненадолго погрузились в горячую ванну, и он задремал, пока я массировал ему плечи, а потом мы еще раз ополоснулись под душем перед сном. Его кровать представляла собой своего рода возвышенность в комнате из кирпича и камня с окнами, выходившими в сад; это была не настоящая кровать, а полка, занимавшая все пространство. Он забрался на матрац, потянул меня за поводок, чтобы я лег рядом с ним, и накрыл нас обоих легкой фланелевой простыней. Я ощутил присутствие его эрекции между моих ног, и его руки ласкали мой живот и промежность пока я не заснул.
Колин всегда крепко спал, не замечая шуток, пока его любящие повеселиться сверстники из Пьюитского патруля скаутов подшучивали над его юным телом. Хотя нигде не записано, что другие скауты когда-либо нарушали его порталы, у них, безусловно, имелись широкие возможности для этого, и он не раз просыпался, обнаруживая себя обнаженным и разрисованным, и с другими украшениями, которые можно было найти вокруг лагеря, лежащим в той или иной позе на траве еще долго после того, как его вынесли из лагеря. Однажды он проснулся от боли, вызванной каплями горячего воска, падающими на его крайнюю плоть с горящей именинной свечки, стоявшей у головки его утренней эрекции. Мальчики сдерживали его попытки убрать свечу или задуть ее до тех пор, пока не закончили петь «С Днем Рождения», но, сильно разозлившись, ему удалось воспользоваться моментом, и вырваться.
Теперь, когда он мечтательно пытался поддержать разговор — цыпленок, зажатый между ржаным ломтем мистера Форстера позади него, и белым с подрумяненной корочкой - гладким, безволосым молодым человеком, лежащим перед ним — он смутно осознал, словно с точки зрения Пьюита, смотрящей вниз с крыши палатки, как Гален сложил их руки в позе, подходящей для взаимной мастурбации. Все, что требовалось, чтобы ночь прошла более гладко, — это небольшая шлифовка, и это должно было случиться достаточно скоро. Но Гален не получил желаемого удовлетворения от рук Колина, поэтому он повернулся и кончил между бедер заснувшего мальчика.
В сером предрассветном полумраке я проснулся рядом с ним и почувствовал сухую корку на животе и его руку, держащую мой член. Я откатился в сторону и снова погрузился в туман сна, и мне приснился целый коллаж воспоминаний, в которых я был голым. Некоторые я помнил, о других лишь смутно подозревал; некоторые сочиняли собственные истории своей длины и важности для меня, но во всех них я был обнажен. В последней я лежал на спине в траве теплым весенним утром в окружении остальных Пьюитов, которые тоже были обнажены, их руки были связаны, и они мочились на меня и друг на друга, и смеялись. Вздрогнув, я проснулся и обнаружил, что мое тело пропитано теплой влагой. Мистера Форстера не было. Я собрал постельное белье и отнес его в душ, чтобы сполоснуть, а потом постоял под теплым солнцем в саду за домом. Вскоре в саду появился мистер Форстер в вчерашних шортах и рубашке, взял меня за поводок и отвел к поленнице, где сделал знак, чем я должен заниматься, пока он не позовет. Все утро я колол дрова, складывал их и думал о завтраке. Была лишь бутылка с водой, из которой я пил, но только когда солнце поднялось над головой, он появился снова, отвел меня на кухню и сказал:
- Обед.
Я приготовил то, что мне нравилось, и сначала подал ему, а потом уселся на пол рядом с его стулом и доел то, что осталось. Все это время я ощущал его руку у себя в волосах или гладящей мое плечо, а после еды, когда я собирал посуду и наводил порядок, он стоял позади меня, гладя мои ягодицы и бока и вообще поддерживая меня в таком возбужденном состоянии, что мне было трудно сосредоточиться на посуде. Моя эрекция никогда ещё не была такой твердой и запредельно торчащей.
Когда Колин проснулся в спальном мешке, по-прежнему зажатый между двумя мужчинами, его твердый пенис обретался во рту Галена. После того, как мальчик кончил, они заставили его подержаться за их эрекции, по одной в руке, заставив кончить ему на живот, после чего смешали сперму и размазали её по его телу, как священники мажут послушника. Все это потом переместилось в область еще одного странного сна, который будет повторяться время от времени — словно в ожидании разрешения — до следующего визита в дом мистера Форстера.
В конце концов все трое окончательно проснулись и во главе с Галеном покатались по снегу, после чего оделись и отправиться на лыжах к «фольксвагену» для долгой поездки домой. Несколько месяцев спустя, в начале очередного лагеря выходного дня, Колин, не помня на самом деле всего, через что пришлось пройти его телу на Сноудоне, но, возможно, подсознательно желая больше подобного внимания, ухитрился подставиться мистеру Форстеру для дальнейшего рассмотрения. Прежде всего он надел свободные зеленые хлопчатобумажные шорты и мешковатый шерстяной джемпер, и уселся на свое обычное место в «Фольксвагене», и как только машина набрала скорость на шоссе, мистер Форстер положил руку на колено мальчика и медленно провел ею вверх по бедру над зарождающимся свечением, которое вскоре наделит эти прекрасные ноги золотыми волосками.
Колин взялся за нижний край своего джемпера и натянул его на колени, тем самым скрыв руку мужчины и любые дальнейшие исследования от остальных мальчиков, в то же время проведя своей рукой дальше по собственному бедру к промежности, где она продолжила свой собственный путь уже под его шортами. Мистер Форстер, со своей стороны, не удивился, обнаружив там рычаг переключения передач, не уступающий таковому в «фольксвагене», и, поиграв с ним, к удовольствию Колина, повернулся к мальчику и подмигнул.
Большую часть дня мы вместе работали в саду Вуди-Энда. А большую часть этого времени я ползал на четвереньках, выполняя его приказы, или сидел на корточках на мокрой глине у его ног; пока он подстригал ветви над моей головой, я пропалывал или сажал. Иногда, когда я совершал ошибку, он ловко стегал меня веткой по заду, и, хотя это было по-настоящему больно, почти до слез, я понимал, что совершил ошибку не только для того, чтобы привлечь его внимание. Он гладил мою пылающую задницу, вытирал грязь с моих ног, лил воду мне на голову или брызгал на меня, поливая растения. Почти все время я находился в возбуждении от его внимания, и, казалось, ему это нравилось, хотя он совсем не прикасался ко мне там.
Вечером мы повторили большую часть вчерашнего ритуала, за исключением бритья. Я раздел его, и мы вместе приняли душ, а затем немного понежились в горячей ванне. После отмокания и ополаскивания он сказал, что я должен надеть на него короткий шелковый халат, а затем принялся за чтение, пока я готовил легкий ужин из хлеба и салата. Я снова ел у его ног и снова наслаждался его массажем, пока мыл посуду. Вечером мы гуляли в роще за домом, он вел меня на поводке по ухоженным тропинкам, не чинившим препятствий ни босым ногам, ни коже; с дальней стороны густой зеленой изгороди доносились крики играющих соседских ребятишек. Вскоре мы вышли на смотровую площадку, с которой было можно любоваться закатом, если бы мы пришли сюда раньше; а теперь было видно только послесвечение летних сумерек. Он сел на камень и усадил меня перед собой, положив мою голову между своих ног. Он ласкал мои волосы и лицо, пока мы вместе смотрели на небо, я чувствовал тепло его твердости, расширяющееся возле моего уха, и мне захотелось взять это в рот, да так, что эта мысль удивила меня. Каково это сосать мужчине, и быть высосанным самому? Меня больше удивило то, что я не отмахнулся от этих мыслей, неожиданно осознав, что обладаю собственным опытом из скаутских времен, из переживаний, о которых давно не вспоминал. Вскоре мы вернулись в его дом и кровать, и, хотя я хотел и даже попытался лечь лицом к нему, чтобы взять это в свои руки, а может быть, и в рот, он прижал к себе мой зад и повесил ремешок между моими наручниками на крючок за моей подушкой, как будто прочитав мои мысли и словно у него были другие планы.
По мере продвижения лагерной смены мистер Форстер находил поводы побыть наедине с Колином, но каждый раз лишь на мгновение, и все, что он делал - только смотрел. В какой-то момент, когда все мальчики купались, мужчина отошел в сторону леса, и вскоре мальчик последовал за ним. Когда они вместе помочились на куст, Колин спросил, почему мальчики могут плавать голышом, а все взрослые нет. Мистер Форстер ответил, что большинство мальчиков так красивы, что некоторые мужчины возбуждаются от их вида и вынуждены это скрывать. Мальчик был озадачен. Мистер Форстер велел ему встать на небольшой камень, подобно той статуи юного Давида, ну, вы помните, из музея.
Колин так и сделал, а мужчина отступил и полюбовался формой и красотой с разных сторон; затем снова приблизился и погладил мальчика по бедру, как статую:
— Так похоже на мрамор, но это настоящая плоть, настоящий мальчик.
Колин почувствовал симпатию мужчины и начал догадываться, что это означает в отношениях между мужчинами и мальчиками; он почувствовал, как у него начинает твердеть в ответ, и это не ускользнуло от мистера Форстера, который предложил пальцам Колина коснуться выпуклости на его собственной промежности.
— Есть время и место для расцвета мальчишеской любви, но только не в лагере скаутов, — сказал он, — а теперь беги обратно к своим купальщикам.
Воскресным утром я оказался сухим и больше не был привязан к крючку, но на моем животе возникла странная сухая корка и донимал зуд от растущих волос, пробивающихся к поверхности кожи. После того, как я в одиночку принял душ и подал хозяину завтрак, он оставил меня одного наводить порядок, а потом мы снова работали в саду и у поленницы. Ближе к вечеру он снял наручники с моих рук, когда мы принимали душ, и сказал, что я найду свою одежду в его пикапе; Я могу одеться, пока он везет меня домой. Я внимательно ждал какого-нибудь кивка одобрения, какого-нибудь признака того, что он удовлетворен, но даже когда я сидел голым в его пикапе, а потом начал медленно одеваться, потому что мы приближались к моему дому, он оставался невозмутимым, в то время как я пылал страстью — неудовлетворенный, стремившийся продолжить быть его рабом. Когда я, в конце концов, вышел из пикапа, небо снова было темным, и я не мог видеть его лица.
— Не строй планов на следующие выходные, — сказал он, — я позвоню тебе.
Никогда еще неделя не пролетала для меня так быстро: ни до, ни после. В те дни, когда я работал на территории больницы, у меня было время подумать о Галене: он никогда не был скаутом, и, должно быть, познакомился с мистером Форстером каким-то другим образом, может быть, в школе, а может быть, он когда-то был одним из тех кричащих соседских детей, но теперь мне было ясно, что я заменяю его в качестве мальчика из Вуди-Энда. Он собирался поступать в колледж, где, как я предполагал, он найдет себе мальчика. Если я выберу направление, открывшееся для меня сейчас, это будет означать, что все мои выходные заполнятся либо скаутами (и как это скажется на том, что мы с мистером Форстером окажемся там вместе?), либо его заданиями-приказами в Энде [тут игра слов: End - населенный пункт, и end - конец]. Я улыбнулся и задумался, возьмет ли он меня когда-нибудь, когда я не сплю, и каково это будет. Ночами в одиночестве я хочу, чтобы мои волосы отросли побыстрее, чтобы у него было достаточно причин снова побрить меня, когда мы встретимся в следующий раз. В четверг он позвонил.
— Хочешь приехать снова?
Я улыбнулся игре слов, двоякому смыслу [come again - одновременно и приехать снова, и кончить снова] и ответил:
— Да! - слишком быстро.
Он сказал, что заберет меня сразу после работы, и мне по-прежнему ничего не нужно брать с собой.
©Poondu (Thole)
