Об этом заведении мне рассказал мой коллега, корреспондент одной из
иностранных газет, когда мы сидели в знаменитом московском кабачке за
чашкой кофе и обменивались новостями.
- А ты знаешь, что существует детский секс-телефон?
- Нет.
- Это и не мудрено: русским туда вход закрыт, за некоторым исключени-
ем, конечно... Хочешь сходим?
- Разумеется.
- Тогда одна просьба: ты пойдешь в качестве моего друга, коим, впро-
чем, и являешься... Но постарайся сыграть под иностранца, владеющего
русским языком.
- О'кэй!
...Башня в центре Москвы, одна из тех, в которых проживала раньше
высшая партноменклатура. Впрочем, они и сейчас, вероятно, там обитают.
Или их отпрыски... Справа от шикарного подъезда мемориальная доска: "В
этом доме с... по... жил... выдающийся деятель Коммунистической партии и
советского государства".
"Ничего себе", - подумал я.
И вот мы в квартире. Огромная светлая комната метров 35-40 с окнами
во всю стену. Сбоку небольшая эстрада. Овальные столики с белоснежными
накрахмаленными скатертями. Встретившая нас у дверей миловидная особа
лет 25 с ослепительной улыбкой проводит к одному из них, уютно располо-
женному под большой раскидистой пальмой. Здесь вообще много зелени.
Словно зимний сад... А может, он так и задумывался, чтобы выдающиеся де-
ятели партии и государства могли под его сенью рассуждать о судьбах вве-
ренной им страны?
Мой друг Пьер (назовем его так) любезно представляет меня хозяйке ве-
чера, дородной высокой даме бальзаковского возраста в богатом вечернем
туалете с глубоким декольте.
- Месье де Леонтье, - представляет он меня.
Я целую хозяйке руку и с некоторым изумлением вглядываюсь в смеющиеся
глаза приятеля.
- Она все равно нечего не запомнит, но лучше не врать, - шепчет он
мне на ухо.
Мы садимся за стол.
Тихо льется французская мелодия. Появляются гости. Зал наполняется.
Многие знакомы. То здесь, то там звучат приветствия на английском, фран-
цузском, немецком и других языках. Юный официант в древнеримской тунике,
из-под полы которой виднеется огромных размеров принадлежность мужчины,
разносит шампанское, фрукты, кофе, шоколад... Ему помогает очарова-
тельная девчушка такого же возраста в бикини и с открытой грудью, совсем
еще не развитой. Трусиков на ней нет.
Гости, в зависимости от вкусов и предрасположений, слегка похлопывают
и обжимают ее спереди или сзади. Это происходит и с пареньком: огромный
фаллос его медленно наливается кровью. Этому никто не удивляется, види-
мо, в порядке вещей. "И где они только такого нашли?" - думаю я, наблю-
дая, как официант с довольной улыбкой в таком пикантном виде обслуживает
гостей.
- Ну как зрелище? - прерывает Пьер мои мысли.
Я огорошенно развожу руками.
- Вот, можно всю жизнь прожить в Москве и не знать ее "прелестей", -
в его голосе сарказм. - Для журналиста это недопустимо. Впрочем, - лицо
его становится серьезным, - это только начало."
"Что же будет еще?" - думаю я.
Неожиданно включаются боковые лампы и сцена ярко освещается. Появля-
ются 3 музыканта: скрипач, саксофонист и клавишник. Раздаются звуки кан-
кана. На сцену выскакивают 3 девочки и 3 мальчика. Лет им на вид 12-14.
Ребята в узеньких разноцветных плавочках, девчата - в бикини и с открытой
грудью. Начинается танец. Высоко взлетают ноги. Движения отработаны и
точны. "Это профессионалы", - думаю я и не ошибаюсь.
- Учащиеся хореографического училища, - поясняет мой спутник. - А
здесь подрабатывают.
Бравурная музыка стихает и переходит в плавный восточный танец. Ар-
тисты, разбившись на пары, начинают эротическими телодвижениями предс-
тавлять сцены любви. Причем пары разбиты так: лесбийская, "голубая" и
естественная - кому что нужно. Публика в восторге! Общее оживление. Офи-
цианты скользят между столиками, разнося горячительные напитки и прини-
мая "ухаживания". Я вижу, как один солидный господин вставляет в промеж-
ность официантке два пальца, а она, то ли в кайфе, то ли играя, томно
постанывает, а у другого столика красивая дама с упоением делает минет
официанту. Он, видимо, кончая, извиваясь всем телом, со стоном падает на
нее. Слышен хруст денег. Всем весело.
- Сколько стоит вход сюда?
- Двести долларов.
Музыка становится медленнее и тише. Я с изумлением наблюдаю, как пары
начинают раздеваться... Еще немного, и юные "артисты" возбуждены... А
потом на сцене разворачивается оргия, заканчивающаяся настоящим совокуп-
лением. Причем лесбийская пара, лежа валетом, с упоением лижет промеж-
ность друг другу... Стоны, всхлипывания, несущиеся со сцены, возбуждают
присутствующих. Гости дружно аплодируют, кричат: "Рус, браво!" - и бро-
сают на сцену доллары, фунты, марки, франки...
Звучат колокольчики, лежащие на каждом столе. Дородная дама подходит
к гостям, о чем-то говорит... Девчонки и ребята (кому что нужно) тихо
исчезают со сцены и вместе с гостями покидают эту "веселую" квартиру.
- А индивидуальный вечер с танцорами стоит еще двести долларов. Но
это без учета места, такси, угощения... С ними дороже, - поясняет мой
гид.
- Но гостей больше, чем "артистов", а если кому-то не хватит?
Пьер снисходительно улыбается.
- Во-первых, не все берут детей для непосредственного использования,
многим достаточно просто посмотреть секс-шоу. Ну а если кому-то не хва-
тит, вызовут дублеров, их здесь целый штат.
- А можно с ними поговорить?
- Почему же нет? Жестом хозяина он берет серебряный колокольчик.
Дзинь-дзинь-дзинь...
Дама подходит с улыбкой.
- Что вам угодно, господа? - произносит она по-английски.
- Можно просить девочку к нашему столу?
- Какую желаете? Я наугад показываю на первую попавшуюся.
- Элла! - приглашает хозяйка "артистку". - Гости хотят с тобой позна-
комиться.
Дама уходит.
Девочка подходит к столу, присаживается, привычно раздвигает ноги.
- Ты зовут имя? - Пьер на ломаном русском языке обращается к прости-
тутке.
- Элла, - просто отвечает девочка.
- Сколько ты есть лет?
- Десять.
- Я плохо говорить русский язык. Мой друг хорошо говорить. Он спраши-
вать вопросы, - Пьер указывает на меня.
Я произношу с заметным акцентом:
- Ты давно здесь?
- Уже год.
Пьер довольно улыбается: я понял его и включился в "игру".
- Где ты учишься?
- В балетном училище.
- А родители знают, что ты здесь делаешь?
- Они считают, что мы здесь танцуем. Они за это получают тысячу дол-
ларов в месяц. Но я думаю, что догадываются, - по-взрослому рассуждает
она.
- Однажды у нас дома не было горячей воды, и мы с мамой пошли в баню.
Она стала меня мыть, посмотрела и сказала: "Здорово они тебя разработа-
ли".
- И все?
- И все. Больше она ничего не сказала. А вечером слышала, когда она с
отцом разговаривала, такую фразу: "Задаром такие деньги платить не бу-
дут".
- И что дальше?
- Ничего. Мы ведь живем на эти деньги. И мой старший брат на них
учится в институте.
- А тебе не бывает противно отдаваться кому попало?
- Раньше было, а потом я привыкла. А теперь даже понравилось. Сейчас
меня сильно тянет к этому.
Она замечает лежащий в вазе большой банан.
- Можно? Я киваю головой.
Она берет его и неожиданно вставляет между ног. Огромный фрукт пол-
ностью скрывается в естестве. Мы огорошенно смотрим на девочку.
Она смеется и вынимает обратно.
- Это шутка. Я сама ее придумала. Гостям это нравится.
Она очищает его и ест.
Придя в себя, я вновь задаю вопросы:
- Тебе здесь нравится?
- Меня здесь хорошо кормят и одевают. Родители мои не могут зарабо-
тать столько.
- А кто они по профессии?
- Инженеры.
- Ты кого-нибудь любишь?
- Одного парня. Он танцует со мной в училище.
- А он тебя?
- Нет. Он "голубой".
- Ему сколько лет?
- Двенадцать. Он здесь бывает. Его любит один немец. Он дает ему мно-
го денег и обещает увезти в Германию.
- А ты хочешь за границу?
- Хочу. Наша бонна сказала, что со временем все мы кому-нибудь понра-
вимся и нас увезут за границу.
- А с женщинами тебе приходилось общаться?
- Приходилось. Но мне это меньше нравится. Вот Нинка это любит.
- Кто?
- Нинка! Ой, - спохватывается она. - Виктория. Нам не разрешают назы-
вать наши настоящие имена. Здесь у нас у каждой "театральное имя".
- Значит, и ты не Элла?
- Да, только не говорите бонне.
- Хорошо. А как зовут тебя по-настоящему?
Девочка засмеялась.
- Ну ладно, не говори. А кто это Нинка-Виктория?
- Это моя подружка. Ей больше женщины нравятся. Она и у меня лизала,
но мне приятнее, когда мне туда мужчины вставляют свои штуки.
- Ты не стесняешься все это рассказывать?
- А чего стесняться? У нас работа такая.
- А некоторые считают, что это по-другому называется.
- Пусть считают. На заводе работают дураки. За гроши, а я за вечер
получаю столько, что им и не снилось. А вы меня будете приглашать к се-
бе?
- Не знаю... Нет, наверное... У меня деньги кончились.
Элла смеется.
- К нам безденежные не ходят. Ну я в долг дам.
Теперь смеюсь я.
Пьер слушает наш разговор и довольно улыбается. Я знаю, что он запи-
сывает эту беседу на диктофон, спрятанный в кармане пиджака.
- А можно как-нибудь встретиться с тобой вне этой обстановки? Я хочу
поговорить.
Девочка задумывается.
- Нам это запрещено. Все должно идти через бонну, но иногда я делаю
это тайком, когда гость мне нравится или обещает хорошо заплатить. Домой
мне лучше не звонить. А найти меня можно в училище. - Она говорит как. -
Только меня не выдавайте.
- А ты не боишься залететь?
- У меня еще нет месячных, и бонна сказала, что в меня можно кончать.
- А СПИД?
- Я не думаю об этом.
К столу подходит бандерша:
- Ну как, договорились?
- Решили отложить до следующего раза, - отвечает Пьер.
Скрывая разочарование, с вежливой улыбкой дама уходит, а вместе с ней
и "Элла". На прощание она заговорщицки подмигивает.
Мы пьем шампанское и уже не смотрим на сцену, где осталась единствен-
ная пара, эти маленькие секс-рабы, развлекая "изысканную" публику, зара-
батывая себе на жизнь. Мне становится грустно.
Выходим на улицу. Пронзительный ветер срывает с деревьев последние
листья и с шумом швыряет под ноги, как этих несчастных детей...
- Будешь писать? - спрашивает меня Пьер.
- Да.
- Я тоже. Жалко малышей, но этих уже не спасешь, хоть бы других пре-
достеречь.
- Вряд ли, - бросаю я, - если есть спрос, будет и предложение.
- Законы "свободного" рынка, - угрюмо говорит Пьер. - Вы же теперь
его строите.
Я не отвечаю: при чем здесь рынок.

Н. Л. Москва