7 апреля 1935 года, ЦИК и СНК СССР приняли постановление о применении всех мер уголовного наказания к совершившим тяжкие преступления малолеткам начиная с 12 лет. Обозреватель "Власти" Евгений Жирнов разбирался в истоках и последствиях введения смертной казни для преступивших суровый советский закон детей.

"В самом нежном возрасте были казнимы смертью"

Если обычно все новое — это хорошо забытое старое, то в СССР перед введением самых суровых наказаний для детей вряд ли кому-то пришлось особенно сильно напрягать память. Со времен проклятого царского прошлого, когда подобные наказания существовали, прошло не слишком много лет. А в распоряжении тех, кто хотел познакомиться с юридической практикой предыдущих веков, существовали обширные труды российских правоведов. К примеру, один из самых уважаемых знатоков русской и зарубежной юриспруденции — профессор Императорского Киевского университета св. Владимира Александр Федорович Кистяковский в 1878 году писал:

"Установление ненаказуемости малолетних является в законах различных народов довольно поздним институтом. В России, например, только во второй половине XVII столетия в первый раз в законах упоминается о том, что малолетние наравне с сумасшедшими не подлежат наказанию. Возраст ненаказуемого малолетства был очень ранний. Таким возрастом был большею частью семилетний, то есть тот возраст, в котором человек или вовсе не совершает преступлений, или если и совершает, то процент совершаемых преступлений слишком ничтожен. Хотя смягчением наказаний пользовались дети старше семилетнего возраста, даже иногда до 14 примерно лет, но это смягчение не всегда допускалось по отношению к малолетним совершителям тяжких преступлений".

Как указывал профессор Кистяковский, на детей распространялись самые суровые виды наказаний вплоть до смертной казни:

"Мы имеем из времен сравнительно самых поздних достоверные свидетельства о том, как дети в самом нежном возрасте были казнимы смертью. В епископстве Бамбергском, в одном из миниатюрных немецких княжеств прошедших времен, с 1625-1630 г. было сожжено в числе 600 женщин, обвиняемых в колдовстве, 23 девочки семи, восьми, девяти и десяти лет. В Виртемберге в два года, с 1627 по 1629 г., сожжено было 16 детей от 8 до 12 лет, а в 1670 г. в Швейцарии казнены тою же казнью 15 детей. Озебрюген — довольно известный немецкий криминалист — в своем исследовании об уголовном праве алеманов [немцев] приводит несколько случаев смертной казни малолетних от 11 до 12 лет за удушение в гневе и случай казни 13 летнего мальчика за противоестественный грех, то есть за такое действие, которое ныне у некоторых народов даже не подлежит вовсе наказанию. Известный английский юрист XVIII века Блекстон говорит, что в его время в Англии были приговорены к смертной казни за убийство двое детей — один девяти, а другой десяти лет — и десятилетний был действительно казнен".

Подвергались малые дети и жестоким телесным наказаниям.

"Телесные наказания всевозможных видов,— констатировал тот же автор,— были наказанием, можно сказать, специально предназначенным для малолетних. В нашем отечестве, например, малолетние с 7 лет подлежали таким тяжким казням, как казнь кнутом, сим страшным орудием, одного удара которого достаточно было для того, чтобы вышибить душу из слабого, хотя вполне сложившегося организма, не говоря уже об организме малолетнего. И только в 1763 г. указом Екатерины II малолетние до 17 лет были изъяты от этой жестокой казни".

Однако дальнейшее смягчение российского законодательства по отношению к детям началось лишь сто лет спустя, после отмены крепостного права, в ходе начавшейся судебной реформы. В 1864 году в его составе появился новый Устав о наказаниях, налагаемых мировыми судьями, где говорилось о наказании малолетним преступникам в виде отправки в особые исправительные приюты, а не тюрьмы. А в изданном в 1866 году Уложении о наказаниях вводилось и деление юных правонарушителей по возрастам. А поскольку готовился этот основополагающий документ впопыхах, в нем оказалось немалое число несуразиц, относящихся в том числе и к детям. Дети до семи лет и от семи до десяти лет по уложению считались полностью невменяемыми и отдавались родителям, надежным родственникам или опекунам для исправления и наставления. А вот следующую возрастную категорию могли наказать уже вполне серьезно.

"С 10 до 14 лет,— писал профессор Кистяковский,— идет возраст так называемой относительной невменяемости, т. е. такой, которая может быть, может и не быть. Если судья удостоверится, что малолетний в возрасте от 10 до 14 лет действовал без разумения, он уравнивает его в уголовном отношении с не достигшим 10-летнего возраста, то есть, признавая его невменяемым, не подвергает наказанию, а отдает родителям или благонадежным родственникам для домашнего исправления (ст. 137 Уложения). В противном же случае, то есть удостоверившись в том, что малолетний этого возраста действовал с разумением, он признает его вменяемым и приговаривает к наказанию (ст. 138 Уложения). Наказания эти, в сущности, тех же свойств, которые применяются и к совершеннолетним. Правда, они несравненно мягче, если их сравнивать с теми, которые определяются для совершеннолетних. Каторжные работы вовсе к ним не применяются. Но и при всем том они слишком жестоки, если на них смотреть как на наказания, определяемые малолетним. Они состоят в ссылке в Сибирь, в заключении в смирительный дом от 40 дней до 5 лет и четырех месяцев или же в заключении в монастырь на те же сроки (ст. 138)... Положение, не заслуживающее одобрения".

Странность законов заключалась в том, что преступники с 14 до 17 лет могли получить существенно более мягкое наказание. Судьи, следуя букве и духу Уложения о наказаниях, могли признавать их "неполно разумевшими" тяжесть содеянного и приговаривать к отправке в исправительные приюты, чего их младшие товарищи по несчастью были лишены. Так что правоведам оставалось только недоумевать.

"Эту странность,— сетовал Кистяковский,— какую-то разношерстность и крайнюю непоследовательность нашего законодательства в этом пункте мы объясняем механическим отношением к редактированию законов".

Причем этим странности не ограничивались. К исправлению в приютах приговаривали лишь в тех местностях, где эти учреждения существовали. Но если в Британии государство само создавало такие учреждения и на две трети финансировало их, обязывая муниципальные власти добавлять остальное, то в Российской империи власти призывали общества и частных лиц устраивать подобные богоугодные и общеполезные учреждения.

И все же самое странное состояло в том, что к детям могла быть применена и смертная казнь.

"Наш закон,— возмущался профессор Кистяковский,— оставляет в принципе существование для десятилетних, одиннадцатилетних и двенадцатилетних детей таких наказаний, как ссылка и тюрьма. Не сказав ни слова об освобождении их от смертной казни, он, по-видимому, к этим крошкам готов применить даже смертную казнь".

 

"Дом для морально дефективных детей"

На рубеже XIX-XX веков в России было отмечено небольшое снижение детской преступности, но многие правоведы связывали это со смягчением законодательства, которое провели в 1897 году, и с тем, что количество правонарушений осталось прежним, а судить за них стали реже. Но с началом русской эпохи войн и революций количество осужденных детей и подростков начало год от года неуклонно расти. Если в 1901 году в стране осудили 3543 ребенка в возрасте от 10 до 17 лет, то в 1910 году их стало 7483. Однако самый бурный рост последовал после начала Первой мировой войны. Точной статистики начиная с 1917 года не велось, однако по расчетам профессора Петроградского государственного университета Павла Исаевича Люблинского, к 1921 году по сравнению с последним предвоенным 1913 годом детская преступность выросла в шесть-семь раз.

Похожая картина наблюдалась и во всех остальных воевавших странах, и там постепенно прежними мерами воздействия добились возврата детской преступности к довоенным масштабам. И только большевики в России пошли собственным революционным путем. В январе 1918 года Ленин подписал декрет "О комиссиях для несовершеннолетних", который гласил:

"Ст. 1 — Суды и тюремное заключение для малолетних упраздняются.

Ст. 2 — Дела о несовершеннолетних обоего пола до 17 лет, замеченных в деяниях общественно опасных, подлежат ведению комиссии о несовершеннолетних.

Ст. 3 — Указанные комиссии находятся в исключительном ведении Народного комиссариата общественного призрения и состоят из представителей ведомств: общественного призрения, народного просвещения и юстиции в количестве не менее трех лиц, причем, однако, из этих лиц должен быть врач.

Ст. 4 — По рассмотрении дела о несовершеннолетних комиссия либо их освобождает, либо направляет в одно из убежищ Народного комиссариата общественного призрения соответственно характеру деяния".

Правда, скоро большевики убедились в том, что среди беспризорных детей и подростков революционной страны немало тех, кого не исправляют никакие воспитательные меры. И уже в 1920 году появилось новое постановление Совнаркома, в котором комиссиям о несовершеннолетних предписывалось:

"При рассмотрении дел о несовершеннолетних в возрасте от 14-18 лет, если комиссией будет установлена невозможность применения к несовершеннолетнему мер медико-педагогического воздействия, дело передается комиссией в народный суд".

Но все же суд продолжал числиться для подростков крайней мерой, а самых трудных из них то же постановление обязывало воспитывать и лечить:

"Воспитание, обучение и лечение морально дефективных несовершеннолетних, обвиняемых в общественно опасных действиях, являясь задачей медико-педагогической, осуществляется Наркомпросом и Наркомздравом в соответствующих лечебно-воспитательных учреждениях, куда комиссии о несовершеннолетних направляют таковых. В случае надобности такие несовершеннолетние могут быть подвергаемы особо тщательному режиму и изоляции в специальных лечебных учреждениях Наркомздрава".

Однако и эти новшества не привели к снижению детской и подростковой преступности, продолжавшей оставаться гораздо более высокой, чем до революции. А количество беспризорных, в особенности бежавших от голода в Поволжье и других частях страны, а вслед за тем и число детских преступлений продолжали неуклонно расти. Так что власти, как отмечал Люблинский, пошли на новое изменение действующих порядков: "В 1922 г. подведомственность комиссий в возрастном отношении два раза изменялась (по Уголовному кодексу возраст был понижен до 16 лет, а в силу поправки в IV сессии ВЦИК даже до 14 лет)".

Лишь после этого началось небольшое снижение детской преступности. Но при этом общая картина оставалась по-прежнему плачевной. Самое же печальное заключалось в том, что никто в руководстве партии и правительства не хотел видеть очевидное. Отдельные образцово-показательные детдома и приюты пригодны лишь для того, чтобы показывать их иностранцам. В остальных условия настолько жуткие, что оттуда бежали даже дети, не желающие беспризорничать и воровать. В докладе прокурора Катяняна о состоянии детских домов в Тульской губернии в 1924 году говорилось:

"Положение с единственным в городе детдомом для морально дефективных детей воистину вопиющее. Несмотря на возражения прокуратуры, он был перемещен из г. Тулы за 8 верст по Воронежскому тракту в здание, абсолютно неприспособленное по своим размерам для детдома. При обследовании (без участия прокуратуры) детдома 28 декабря 1923 г. оказалось, что не хватает коек, вследствие чего на койках спят по двое; на 10 койках нет досок, и детям приходится спать на железных перекладинах; матрацы грязные, одеяла представляют собой рухлядь, постельного белья вовсе не имеется, в прочем острый недостаток, две классные комнаты совершенно не оборудованы, имеют запущенный вид нежилого помещения, в столярной мастерской нет ни инструментов, ни материалов; из 25 детей работой заняты только 7; полное отсутствие учебных пособий, недостаточное питание. Так обстоит дело с единственным детдомом в г. Туле, всего-навсего рассчитанным на 25-30 несовершеннолетних правонарушителей, в то время как детская преступность значительна... Тула изобилует детскими бунтами, которых в 23 г. было 3 и уже 24 г. их насчитывает один — в упомянутом выше доме для морально дефективных детей; прогресс между 23 и 24 гг. разве что выражается в том, что в 23 г. бунты сопровождались не только разгромом имущества, но и избиением администрации, а в настоящем году пока дело ограничилось разгромом складов и разграблением ученических принадлежностей".

Пустой затеей оказалось и создание в 1924 году трудовых домов для несовершеннолетних правонарушителей, где малолетних преступников собирались перевоспитывать ударным пролетарским трудом. В 1931 году начальник Главного управления мест заключения НКВД Иван Апетер писал в Деткомиссию при ВЦИК:

"Система "воспитания" помещением подростков в общие места заключения, а также и в труддома, которые по целому ряду причин являлись худшим видом детских тюрем, привела к тому, что мы за годы восстановительного периода вольно или невольно формировали нашей уголовной политикой и исправительно-трудовой практикой не одну тысячу упорных рецидивистов".

Апетер предлагал создать вместо труддомов сеть фабрично-заводских училищ с военной дисциплиной и ссылался на имеющийся положительный опыт. Однако у Деткомиссии существовал и совершенно другой опыт. Ее глава — бывший нарком здравоохранения РСФСР Николай Семашко в апреле 1934 года докладывал председателю ВЦИК Михаилу Калинину:

"Около половины ребят, так называемых беспризорных, появляющихся до сих пор на улицах городов,— дети, имеющие родителей, вовсе не беспризорные в прямом смысле этого слова, причем главным образом это дети, идущие из деревни. Ни сельсоветы, ни колхозы никакой заботы об этих детях не несут. Мало того, очень часто отправка такого рода детей из деревни в город под различными предлогами производится при прямом попустительстве даже районных властей. Встречаются среди них также дети ответственных советских и партийных работников. Ребята, хулиганящие на улицах,— в громадном большинстве школьники. Занимаясь обучением ребят, школа почти не руководит воспитанием, не ведет педагогической пропаганды среди родителей, не устраивает консультации для родителей по воспитанию трудных детей. Особенно недопустимо до сих пор обстоит дело с детскими домами: стало обычным правилом, что исполкомы и горсоветы средства, отпускаемые государством на содержание детских домов, расходуют не по назначению... Несмотря на то что СНК РСФСР утвержден специальный бюджет для детдомов, Западно-Сибирский краевой исполнительный комитет вместо установленных на питание в год на воспитанника 400 руб. установил 122 руб... В результате дети остаются голодными, грязными, оборванными, и наблюдается массовое бегство ребят из детских домов и пополнение улиц беспризорными... В результате невнимания к этому делу мы имеем в последнее время целый ряд фактов разгрома воспитанниками домов для трудных детей (Горналь, Черетовицы Центрально-Черноземной области, Серафимовичский, Фроловский районы Сталинградского края и т. п.). Нет достаточных объективных причин, которые оправдывали бы такое положение с воспитанием детей. На содержание детских домов Правительство по нашему настоянию увеличило ассигнования в этом году на питание с 300 руб. до 400 руб.; на обмундирование с 70 руб. до 100 руб. в год. По линии деткомиссий отпущено на детские дома в 1933 г. больше 20 000 000 руб. Однако расходуются эти средства на местах безобразно... Нет ни одной области, края, республики, где бы в результатах наших обследований не выносились решения об улучшении дела. И все эти решения, как правило, остаются на бумаге: дети по-прежнему остаются в ужасных условиях. Обследовавший детские дома Московской области член ЦКК тов. Берзин удивлялся, почему все ребята не убегают из детских домов при таком состоянии их... Можно было бы привести целый ряд возмутительнейших примеров, как обворовывают ребят, заставляют детей по несколько дней жить и спать на одной кровати с мертвецами, как пьют молоко от коров детских домов председатель РИКа и секретарь райкома (гор. Задонск), когда дети голодают, как загоняют детские деньги на нужды, никакого отношения к детям не имеющие, и т. д. и т. п.".

Семашко считал, что проблему детдомов, беспризорности и детской преступности можно решить нажимом на местных чиновников сверху:

"Мы просим Вас, Михаил Иванович, поставить этот вопрос в Политбюро, избрать там авторитетную комиссию для проработки конкретных мероприятий, чтобы оформить их потом в советском порядке и мобилизовать внимание Партии".

 

"Избиения, ограбления и изнасилования"

В том же 1934 году Политбюро действительно сформировало комиссию во главе с Калининым для решения вопроса беспризорности и детской преступности. Ведь перед каждым важным мероприятием в советской столице приходилось устраивать облавы и очищать Москву от огромного количества беспризорников.

Калинин и вдова Ленина Крупская в ходе работы комиссии увлеченно обсуждали вопрос общественного патроната. Беспризорных, как они считали, следовало отправлять во вставшие на ноги и окрепшие колхозы, чтобы там их приучали к труду, воспитывали и кормили. Имеющийся опыт, правда, не слишком радовал.

"По РСФСР,— говорилось в переписке Калинина с Крупской,— контингент патронированных составлял в 1934 г. 42 435 детей, причем в отдельных областях (Воронежская) дети в большинстве случаев находятся в хорошем состоянии, отношение к ним родительское, питание, одежда, помещение — удовлетворительные. В то же время в других краях (Азово-Черноморский, Северо-Кавказский), где дети были распределены по разверстке, без должной заботы опекунов, где не мобилизовано внимание колхозников и отделов народного образования, положение патронированных и колхозных детских домов гораздо хуже".

Но Калинин был уверен в успехе нового дела:

"Учитывая все растущий отпуск средств на содержание детдомов, широкие возможности патронирования детей колхозами и колхозниками и т. д., детская беспризорность может быть ликвидирована совершенно уже в течение 1935-36 г.".

Однако среди руководителей страны и сотрудников правоохранительных органов существовало и другое мнение. Институт уголовной политики при прокуратуре СССР и Наркомате юстиции РСФСР провел перепись 8000 несовершеннолетних и молодых преступников и приводил в своем отчете полученные данные. Преобладающим видом преступлений, по полученным данным, оказались кражи. Ими занимались 70% беспризорных в Москве и 84% в Ленинграде. 28% подростков, находившихся в исправительных учреждениях, оказались рецидивистами. Основной вывод этого исследования гласил:

"По действующим законам основным органом, ведущим борьбу с детской преступностью, являются комиссии по делам о несовершеннолетних (комонесы), не располагающие достаточными средствами для этого, применяющие даже в самых тяжелых случаях лишь педагогические и притом плохо реализуемые меры, не удерживающие ребят от повторного совершения преступления. Надо признать, что эти комиссии не справились с задачей борьбы с преступностью среди несовершеннолетних. Немаловажную роль в неудовлетворительности борьбы с преступностью несовершеннолетних играет, наконец, отсутствие достаточного числа исправительно-трудовых учреждений, ведущее к тому, что заведомые рецидивисты, ворующие и хулиганствующие изо дня в день, остаются неизолированными".

И предлагались следующие мероприятия:

"1. Реорганизовать комиссии по делам о несовершеннолетних, изъяв из их ведения борьбу с преступлениями несовершеннолетних и сосредоточив это дело исключительно в руках НКВД, судебных и прокурорских органов.

2. Расширить и дифференцировать сеть специальных школ для трудновоспитуемых и недисциплинированных детей с тем, чтобы ни один из исключенных из нормального типа школ не оставался вне этих специальных школ".

Политбюро, правда, еще до получения этих результатов пришло к выводу, что вместо патронатов следует ужесточить наказание для детей и подростков. В результате появилось постановление ЦИК И СНК СССР от 7 апреля 1935 года, где говорилось:

"В целях быстрейшей ликвидации преступности среди несовершеннолетних ЦИК и СНК Союза ССР постановляют:

1) Несовершеннолетних начиная с 12-летнего возраста, уличенных в совершении краж, в причинении насилий, телесных повреждений, увечий, в убийстве или в попытках к убийству, привлекать к уголовному суду с применением всех мер уголовного наказания.

2) Лиц, уличенных в подстрекательстве или в привлечении несовершеннолетних к участию в различных преступлениях, а также в понуждении несовершеннолетних к занятию спекуляцией, проституцией, нищенством и т. п., карать тюремным заключением не ниже 5 лет".

По сути, произошло восстановление законов, действовавших до революции. А вопрос о применении смертной казни к детям и подросткам в последующие месяцы и годы был проработан достаточно подробно. Уже 10 апреля 1935 года председатель Верховного суда СССР Александр Винокуров и прокурор СССР Андрей Вышинский запросили у Сталина и Молотова разрешение и получили согласие Политбюро дать следующее разъяснение на места:

"Ввиду поступающих запросов в связи с постановлением ЦИК И СНК СССР от 7 апреля с. г... разъясняем:

1. К числу мер уголовного наказания, предусмотренных ст. 1 указанного постановления, относится также и высшая мера уголовного наказания (расстрел).

2. В соответствии с этим надлежит считать отпавшими указание в примечании к ст. 13 "Основных начал уголовного законодательства СССР и Союзных Республик"... по которым расстрел к лицам, не достигшим 18-летнего возраста, не применяется.

3. Ввиду того что применение высшей меры наказания (расстрел) может иметь место лишь в исключительных случаях и что применение этой меры в отношении несовершеннолетних должно быть поставлено под особо тщательный контроль, предлагаем всем прокурорским и судебным органам предварительно сообщать прокурору Союза и председателю Верхсуда СССР о всех случаях привлечения к уголовному суду несовершеннолетних правонарушителей, в отношении которых возможно применение высшей меры наказания.

4. При предании уголовному суду несовершеннолетних по статьям закона, предусматривающим применение высшей меры наказания (расстрела), дела о них рассматривать в краевых (областных) судах в общем порядке".

Еще пять лет спустя, в октябре 1940 года, прокурор СССР Виктор Бочков запросил новое уточнение возможности применения уголовного наказания для детей и подростков:

"Постановлением ЦИК и СНК СССР от 7 апреля 1935 года "О мерах борьбы с преступностью среди несовершеннолетних" установлена уголовная ответственность несовершеннолетних начиная с 12-летнего возраста только за совершение краж, причинение насилия, телесных повреждений, увечий, убийство или попытки к убийству. Так как в этом постановлении не указан высший возрастной предел ограниченной уголовной ответственности несовершеннолетних, поэтому в уголовных кодексах Союзных Республик по-разному регулируется этот вопрос.

Так, например, по УК УССР уголовная ответственность ограничена указанными выше видами преступлений для несовершеннолетних в возрасте от 12 до 14 лет, по УК БССР — для несовершеннолетних от 12 до 16 лет, а по УК РСФСР — от 12 до 18 лет. Следовательно, за совершение других преступлений, например поджогов, повреждений железнодорожных путей, хулиганства и т. д., несовершеннолетние не несут уголовной ответственности, если не достигли: в УССР — 14 лет, в БССР — 16 лет, в РСФСР — 18 лет.

Этот разнобой в уголовном законодательстве Союзных Республик ничем не оправдывается и ведет к ослаблению борьбы с преступностью среди несовершеннолетних в РСФСР, БССР и др. союзных республиках.

Особенно это относится к таким наиболее распространенным среди несовершеннолетних преступлениям, как хулиганство. Но нередко встречаются и другие серьезные преступления (как повреждение несовершеннолетними государственного имущества, железнодорожных путей), которые вследствие указанной неполноты закона 7 апреля 1935 года остаются безнаказанными. Так, например, 2 мая 1940 года на ст. Орел ж. д. им. Дзержинского произошло крушение товарного поезда. При крушении был тяжело ранен гл. кондуктор Трещов, поврежден паровоз, разбито и повреждено 4 вагона, нанесен материальный ущерб в размере 97 тысяч рублей.

Следствием установлено, что причиной крушения явилось наличие гайки на левом по ходу поезда рельсе. Оказалось, что эту гайку положил на рельс ученик ж. д. школы 15-летний Кожарский Василий, который признал свою вину и объяснил, что решил использовать сплющенную поездом гайку как грузило для рыбной ловли.

Так как по ст. 12 УК РСФСР Кожарский не может быть привлечен за это к судебной ответственности, дело производством прекращено и 15-летний Кожарский остался безнаказанным.

Ввиду изложенного считаю необходимым разъяснить, что по закону от 7 апреля 1935 года несут уголовную ответственность несовершеннолетние в возрасте от 12 до 14 лет, а несовершеннолетние, достигшие 14-летнего возраста, несут уголовную ответственность за все совершаемые ими преступления".

И это решение тоже было принято. В 1941 году, уже после начала войны, уточнили и возраст применения высшей меры наказания за шпионаж, измену родине и прочие государственные преступления. Решили, что с 16 лет. Ведь до этого, судя по базе данных "Мемориала", пусть и нечасто, расстреливали даже детей 12-13 лет. Правда, в большинстве случаев, если арестовывали 16-17-летнего подростка и приговаривали к расстрелу, исполнение высшей меры откладывали до совершеннолетия.

Но и тем, кого приговаривали к менее суровому наказанию, было не легче. В приказе наркома внутренних дел СССР от 21 мая 1941 года говорилось:

"23 апреля 1941 г. в тюрьме N 1 УНКВД Краснодарского края был убит сокамерниками несовершеннолетний заключенный Белоконенко И. Н. Расследованием, произведенным Тюремным управлением НКВД СССР, установлено. Избиения, ограбления и изнасилования несовершеннолетних заключенных сокамерниками систематически на протяжении более чем двух месяцев имели место в четырех камерах тюрьмы. Этому способствовало отсутствие руководства и контроля со стороны начальника тюрьмы тов. Ковалева и его заместителя по оперативной части тов. Рыжкова над режимом содержания значительного контингента несовершеннолетних правонарушителей в тюрьме... Группой наиболее разложившихся элементов из числа несовершеннолетних заключенных камеры N 29, возглавляемой заключенным Бибик, и был убит Белоконенко".

Во время войны все многочисленные лагеря для содержания несовершеннолетних преступников получили производственную специализацию. Они стали частью единого механизма ГУЛАГа и оставались таковыми и впредь. А не снижающийся уровень детской и подростковой преступности приносил этой системе все новые и новые рабочие руки. В 1950 году осудили 32 303 человека от 12 до 18 лет, в 1954-м — 38 529, в 1956-м — 49 103. Так что побороть детскую преступность репрессиями так и не удалось. А вот пополнить армию рабов — вполне.