Bl-lit

Расследуя убийство актера-гомосексуалиста, частный детектив Саксон встречает странного ведущего игрового шоу, влиятельного президента сети, злобного сутенера, беглого мальчика-проститутку и красивую актрису, оказываясь вовлеченным в смертельную игру.

Он был стройным, как тростинка, изящным, как ива, и пёстрым, как весеннее разноцветье в лесу. Пожимая его руку, я ощутил, что его кожа гладкая и прохладная, а рукопожатие уверенное, но не крепкое. Он сел на стул напротив моего стола и скорее не скрестил ноги, а обвил одну вокруг другой. Его волосы были светлыми, за исключением корней, и в ярком калифорнийском солнечном свете, льющимся в окно, было видно, что он красит волосы. На нем была голубая блузка с вырезом лодочкой, обнажающая темные волосы на предплечьях, и ультратонкие выцветшие джинсы. Его глаза были почти такими же голубыми, как блуза. Его длинные руки нервно порхали вокруг его лица в течение нескольких мгновений, а затем он успокоил их, обхватив ими своё правое колено, покоившееся на его левой ноге.
- Мистер. Саксон, - начал он. - Я друг Робби Бингхема, - заставив фразу повиснуть в воздухе в ожидании реакции.

Имя звучало знакомо, но я не мог вспомнить, как выглядел обладатель этого имени, и сказал об этом.

- Около шести или восьми месяцев назад Робби работал с вами над картиной «Калико Кол», кажется так она называлась?
Молодой человек, которого звали Кевин Броуди, выудил из кожаной сумочки бумажник и через стол протянул мне руку, чтобы показать фотографию весьма красивого мальчика-мужчины, и тут всё сразу срослось.

- О, конечно, Робби. Думаю, до фамилий мы так и не добрались.

- Робби был очарован вами, - сказал Кевин, - актером, который работает частным детективом.

- Скорее детектив, который иногда работает актером. Мне бы хотелось, чтобы все было наоборот.

- Робби сказал, что большинство актеров относятся к статистам, как к собачьему дерьму, но вы были очень милы с ним.

Я вспомнил Робби Бингхема - красивого молодого человека с прекрасным чувством юмора и почти щенячьим героическим преклонением перед каждым, у кого имеются реплики в фильме. В первый же день он признался мне, что он гей, но сказал, чтобы я не волновался, потому что я слишком стар для него, а я сообщил ему, что привык к отказам, и мы рассмеялись. а потом он проторчал со мной две недели на съемочной площадке. Я никогда особо его не поощрял, но и не обижал, потому что он обладал редким умением смешить людей своей кажущейся наивностью. У него также имелось яростное желание сделать так, чтобы я, как актер, наслаждался его компанией.
- Это было мило с его стороны, - сказал я. - Мы хорошо провели время вместе. Кстати, как он там?

Кевин выглядел потрясенным и одновременно недоверчивым.
- Вы не знаете? - спросил он, как будто я должен был обязательно об это слышать. А затем:
- Робби мертв. Его убили.

Без сомнения, это стало препятствием для разговора. В конце концов я произнёс:
- Боже, мне так жаль.

- Вы не читали об этом в газетах?

- Я отсутствовал больше двух недель, в одной винодельческой стране, подышал воздухом без смога.
Я понял, что Кевин Броуди не желает знать, как я провел летние каникулы.
- Как это случилось?

Глаза Кевина наполнились слезами и покраснели. Его тушь немного растеклась.
- Вы были другом Робби, мистер Саксон. Он уважал вас, смотрел на вас снизу вверх. Я хочу, чтобы вы узнали, кто его убил.

- Мистер Броуди...

- Кевин.

- Кевин, частные детективы не расследуют убийства. Такое только в телевизоре. Это дело полиции.

- О, к черту полицию, они ни черта не могут! Как только они узнали, что у Робби есть приводы…

- А у него были?

Кевин Броуди опустил глаза. Его длинные темно-русые ресницы почти касались его щек. Он кивнул:
- Два ареста за проституцию, один приговор. Один арест за непристойное и похотливое поведение - условный приговор.
Он поднял глаза, чтобы взглянуть на меня, в них была дерзость.
- Конечно, иногда он был хастлером. Ему нужно есть, а вы же понимаете, что актерских работ мало, да и они редки. Название этой игры - выживание.

- Я не собираюсь делать никаких моральных суждений, - мягко сказал я. - Но вы должны знать, что с точки зрения закона все одинаковы, когда дело касается убийства. Я уверен, что полиция делает все возможное, чтобы ...

- Единственная причина, из-за которой они ещё беспокоятся, — это потому, что в то же самое время пострадала какая-то важная шишка.

- Шишка?

- Ну, тот парень из вещательной компании, Стив Брэндон.

Я слегка выпрямился в кресле. Стивен Брэндон был руководителем программ в Triangle Broadcasting Company и в Голливуде, в целом, считался гением этого года.

- Откуда Робби знал Стива Брэндона?

- Он его не знал.

Мне отчаянно хотелось закурить, но прошло тридцать семь дней и семнадцать часов, и я не знаю, сколько минут, и мне хотелось иметь возможность посмотреть себе в глаза, когда буду бриться. так что я просто покусал кончик шариковой ручки.
- Может быть, вы начнете с самого начала, - сказал я, притянув к себе желтый блокнот и написав «Робби Бингхэм» наверху страницы, подчеркнув написанное тремя линиями.

Кевин выпрямил ноги, а затем снова скрестил их, на этот раз закинув наверх левую ногу. Это выглядело не совсем удобным положением, но он, похоже, не замечал этого.
- Последней работой Робби был «Калико Кол», мистер Саксон, и вы знаете, как давно это было. Вся киноиндустрия напугана СПИДом. Для педиков это неурожайный год.

Я поморщился. Мне никогда не нравилось это слово, и тот факт, что его использовал мужчина-гей, не делало его более приятным.

- Так что он довольно много времени прогуливался по бульвару Санта-Моника. Я помогал ему, чем мог, но сам зарабатываю не так уж много. Я составитель в отделении «Делакорта».

«Делакорт» был среднего размера магазином неподалеку от Родео-Драйв в Беверли-Хиллз, и поскольку их мужские трусы стоили многим недельной зарплаты, я редко делал там покупки. Полагаю, я выглядел любопытствующим, потому что голос Кевина приобрел оборонительный тон, и он сказал:
- Да, мы жили вместе. Я скорбящая вдова.

- Кевин, я говорил вам, что не выношу никаких моральных определений. Мне нравился Робби, и я сделаю все возможное, чтобы помочь, но вы должны перестать думать обо мне как о враге только потому, что я люблю девчонок.

Он приложил средний палец к правому глазу и потер его уголок.
- Извините. Это был ад для меня.

- Хорошо. Продолжайте.

- Две с половиной недели назад — это было двенадцатого числа - Робби пришел домой и сказал, что ездил с одним парнем в модном седане BMW. Он получил пятьдесят долларов только за то, что покатался с этим парнем несколько минут - тот не хотел, чтобы вы знали... ничем заниматься. И Робби сказал, что парень договорился встретиться с ним в девять часов следующего утра, сказав, что даст ему еще сто долларов только за то, что он выполнит поручение. Это было довольно рано для «трика». Но Робби сказал, что, вероятно, это будет лёгкая сотня. Большинство «триков» довольствуются только двадцать пятью или тридцатью баксами.

- Он не назвал ни имени этого парня, ни номера телефона, ни номерного знака, ни чего-нибудь еще?

- Если бы вы подцепили «трика» на Санта-Монике, вы бы назвали свое имя и номер телефона?

Я снова погрыз кончик ручки. В желтом блокноте под именем Робби я написал «12» и «BMW».

- Это все, что я знаю. На следующее утро мне позвонили в магазин и сообщили, что он мертв.

- Как он умер, Кевин?

- Он ехал на машине по Цикада-драйв в Бель-Эйр, и она взорвалась. В полиции сказали, что это была бомба.

Я записал «бомба - отряд бомбардировщиков» в блокнот. Затем я трижды написал слово «бомба», пока оно не стало выделяться среди прочих записей.
- Кевин, был ли кто-нибудь - извините, но я должен спросить об этом - кто, возможно, хотел причинить Робби вред? Брошенный любовник?

- Нет, - решительно сказал он. - Мы вместе четыре года, мистер Саксон. Мы были преданными друг другу и моногамными.
Он усмехнулся.
- Прогулки по бульвару не в счет. Это был бизнес.

- Эти… «трики». Возможно, один из них?..

Он снова покачал головой.
- Шлюхи никогда не называют своего настоящего имени. Разве вы этого не знаете?

- Нет, наверное, я никогда об этом не думал. А как насчет машины?

- Арендованный Форд-Эскорт. Оплачен украденной кредитной картой.

- Машину арендовал не Робби?

- Робби никогда бы не украл кредитную карту. Или что-нибудь другое. Боже мой, однажды он нашел бумажник со сто тридцатью восемью долларами и настоял на том, чтобы позвонить владельцу и вернуть его. И в тоже самое время находился на мели.
Его глаза сузились.
- А тот дешевый ублюдок даже не предложил награды.

Я подчеркнул «Форд-Эскорт» в блокноте.
- При чем тут Стивен Брэндон? Как его сюда пристегнуть?

- Он случайно ехал рядом с Робби, когда… когда это случилось. Он в больнице, но будет жить.

- Как назывался этот пункт проката автомобилей, Кевин?

- Откуда, черт возьми, я могу это знать? - в отчаянии спросил Кевин.

Каракули, каракули, я записывал.
- Где Робби… ну, я имею в виду, было ли конкретное место или уголок, где он, хм. где он работал?

- Обычно Санта-Моника и Гарден. Но иногда, когда случалась облава или могли пострадать головы, мальчикам приходилось двигаться, чтобы их не беспокоили из-за безделья.

Я перелистнул страницу своего желтого блокнота и подтолкнул ее Кевину.
- Я хочу, чтобы вы записали имена всех своих друзей; - ваших и Робби, - сказал я. - Адреса и телефоны тоже, если вы их знаете, и места их работы, чтобы я мог до них добраться. А также места, какие знаете, где он тусовался: бары, кафе или что-нибудь в этом роде. И все остальное, что как вы думаете, может мне помочь. Запишите все это.

Кевин взял блокнот и достал карандаш из керамической кружки, из которой я пил кофе, пока на ней не образовалась трещина. После того, как он написал два имени, он поднял глаза, и от боли на его груди мне тоже стало больно.
- У меня не так много денег, - сказал он. - Я могу дать вам сейчас сто долларов, а потом… Ну, я как-нибудь достану деньги.

«Стоя на углу Санта-Моники и Гарден», - мрачно подумал я.
- Не беспокойтесь об этом, - сказал я. - Если вы сможешь просто оплатить мои расходы - посмотрим, как пойдёт дело - возможно, я ничего не смогу узнать. Кевин, если меня поймают на вмешательстве в текущее полицейское расследование, это может означать потерю моей лицензии. Так что мне придется некоторое время ходить на цыпочках по краям.

- Это классно, - сказал он. - Это круто.
Он задумался на несколько секунд.
- Единственным местом, где Робби действительно тусил, это мексиканский тако-бар возле Ла-Бреа. Я даже не знаю, как он называлось. Все просто называет его Ла Каса Кукарача.

У меня появилось ощущение, что это не настоящее название ресторана, потому что оно переводилось как «Тараканий дом».

- Вы никогда не ходили в бары?

- Их много. Единственное место, куда мы ходили регулярно, называется «Пассаты». Там идёт «грубая торговля» [Мужчины, занимающиеся реальным сексом с извращениями с мужчинами: садо-мазо, доминирование и прочее]. Понятно?

- Понятно. Есть идеи, что Робби делал на Цикада Драйв в Беверли-Хиллз?

- Ни малейшей. Полагаю, это как-то связано с его поручением. Для хорошо одетого богатого парня из BMW.

- Откуда вы знаете, что он был богат?

- Так сказал Робби. Дорогой костюм…

- Он носил костюм?

- При чем тут цена на помидоры?

- Может, и ничего, Кевин. Я просто пытаюсь получить полную картину. Робби сказал что-нибудь ещё?

- Нет, ничего такого, что я могу вспомнить.

- Подумайте ещё.

- Я думаю! Господи Всемогущий, разве вам не кажется, что я обдумывал этот миллион раз?

- О машине. Робби говорил, какого она цвета? Какого года? Двухдверная или четырехдверная?

- Он сказал новая. Конечно, ей могло быть несколько лет, и она просто была в хорошем состоянии, как новая. Он просто сказал, что это новый BMW, и сказал, что парень был в дорогом костюме

- Что-нибудь еще об этом человеке? Внешность, возраст; высокий или низкий?

Кевин снова сосредоточенно нахмурил брови, прокручивая в уме массу воспоминаний, которые, должно быть, были для него весьма болезненными. Это заняло у него почти минуту.
- Нет, - сказал он, а затем он быстро поправился:
- Только одно. Он все время повторял, что парень не хотел заниматься с ним сексом. Робби сказал, что думает, что тот был натуралом.

Джо Зейдлер была моим офисным помощником на полставки. Я называю её так, потому что она не делает ничего из того, что делают секретарши, например, не записывает под диктовку, не печатает или не отслеживает мои важные встречи. И она точно не делает ничего из того, что делают секретари до того, как их отпускают: например, не покупает рождественские подарки и не варит кофе. Джо - еврейка и не верит в Рождество, она почти навязчиво пьет чай «Русский караван» [торговая марка смеси чая и определённых трав] и, вероятно, не смогла бы сварить чашку кофе, если бы это понадобилось. Главная задача Джо: следить за тем, чтобы мой бизнес не потонул из-за того, что я забыл выставить счет, не перезвонил по телефону или потому, что мне было лень самому проводить какое-то важное расследование. Это было именно такое расследование, которое она сейчас держала в руке, стоя перед моим столом и размахивая передо мной папкой из манильской бумаги.

- Ну вот, - сказала она. - Тут жизнь Робби Бингхема.

- Спасибо, Джо, ты настоящий профи, - похвалил я.

Я обычно не говорю так, как персонаж из романа Фицджеральда. Только Джо, потому что мы действительно любим друг друга. Не как мальчик девочку. Джо замужем за официантом, который пишет заумные сценарии, и по непонятным мне причинам она очень его любит. Мы любим друг друга по-дружески, что в конечном итоге намного лучше, чем любовь мальчика-девочки, потому что она имеет тенденцию длиться вечно. Это не помешало мне бросить восхищенный взгляд на попку Джо, когда она повернулась, чтобы выйти из моего кабинета. Но когда у вас есть кто-то умный и эффектный, заботящийся о ваших интересах, проявляющий заботу о вас, беспокоящийся, почему вы не женаты и не остепенились, кто приготовит вам куриный суп, когда вы простудитесь (да, Джо его готовит, она действительно готовит, честное слово, куриный суп), то спешка тут не очень важна.

Она остановилась в дверном проеме, ее игривое лицо сияло, как будто его только что вымыли, и она сказала:
- Ты посветишь этому всё время?

- Ещё не знаю. Если возьмусь.

- Тебе не заплатят.

- Деньги - это еще не все.

- Но ужасно многое.

- Робби был моим другом, Джо.

- Это был парень, которого ты встретил в кино и с которым работал две недели. Вы не обедали вместе, вы не болтались вместе - вы точно не ходили вместе по девочкам.

- Тот же принцип, несмотря ни на что.

Джо покачала головой, и ее темные коротко остриженные кудри заплясали.
- Надеюсь, что ты проявишь такую же заботу, если меня убьют, - она развернулась и вышла в приёмную, а я вздрогнул. Есть некоторые вещи, о которых люди просто так не шутят; убийство было одним из них. Я видел несколько. Совсем не смешно.

Я налил себе чашку кофе. Собственного кофе. Я готовлю его сам, каждое утро, из свежемолотых зёрен, которые храню в морозильной камере дома и приношу с собой в офис - я довольно привередлив с тем, что ем и пью, а так как кофе - это одна из моих страстей, то я всегда пью самое лучшее, даже когда не могу себе этого позволить, что бывает в большинстве случаев.

Я снова сел за стол и открыл папку «Роберт Эверетт Бингхэм». Родился 11 января 1962 года в Уичито-Фолс, штат Техас. Умер 13 июня 1986 года в Беверли-Хиллз, Калифорния. Двадцать четыре года. Получил лишь немного времени для торговли своей задницей на бульваре Санта-Моника. Джо заполучила копию «композита» Робби - коллаж размером восемь на десять дюймов из четырех его фотографий в различных нарядах и позах, который используют среди актеров, чтобы показать, насколько они могут быть разносторонними и как много у них разных «внешностей». Бедный Робби. Его внешность всегда оставалась неизменной. Он был довольно красив, мускулист (на трех из четырех фотографий было много открытого тела), и все же вокруг рта и глаз присутствовала мягкость, женственность, которую камера не могла скрыть. В Голливуде, должно быть, имелся миллион подобных Робби Бингхэмов - парней, которым всю жизнь говорили, насколько они красивы и что им следует сниматься в кино, и они появляются в автобусах, поездах и самолетах в ожидании кого-нибудь, у кого власть воплотить в жизнь то, что их родители и друзья говорили им годами - то есть устроить их в кино и сделать их звездами. Когда этого не случается, некоторые из них возвращаются домой в Техас или Айову, побежденные и сломленные, занимаются карьерой, семейной жизнью и всеми остальными старыми добрыми американскими ценностями среднего класса, и некая особая искра навсегда гаснет в них. Вкус поражения надолго остается на языке и в душе. Более удачливые получают работу официантов или продают спортивную одежду в May Company и начинают думать о себе как о выходцах из Южной Калифорнии, нашедших новую жизнь и ассимилировавшихся. Упрямцам, тем, кто никогда не мог принять «нет» в качестве ответа, часто приходилось продавать свои тела на улице. Кое-кто, как Робби Бингхэм, даже погибали.

Я попытался представить, каково это было молодому человеку, пока он рос, осознавать, что его сексуально влечет к другим мужчинам, на что совсем не обращают внимания в Нью-Йорке, Чикаго, Майами, Лос-Анджелесе или Сан-Франциско, но что, вероятно, вызывает сейсмические волны в таком месте, как Уичито-Фолс, Техас. Неудивительно, что Робби выбрался и устремился на запад.

Я быстро просмотрел записи, которые Кевин Броуди нацарапал в моём желтом блокноте, а затем вернулся к заметкам, которые Джо сделала, пока разговаривала в полицейском управлении Беверли-Хиллз.
Робби Бингхэм ехал на север по Цикада-драйв в 9:02 утра 13 июня, когда под капотом его автомобиля сработало взрывное устройство, в результате чего он погиб и был ранен водитель находившейся рядом с ним машины. Им оказался Стивен Брэндон из компании Triangle Broadcasting Company. Совсем не то, на что можно повесить шляпу. Я мгновение колебался, затем набрал номер полицейского управления Лос-Анджелеса и попросил поговорить с лейтенантом Джо Диматтой.

- Послушай, Саксон, - прозвучал высокий хриплый голос, когда я представился:
- У меня такое утро, которого я бы не пожелал никому, а тут ты. Мне твое дерьмо не нужно, ладно?

Я не нравился Джо, потому что встречался с его женой до того, как он познакомился с ней, и каждый раз, когда он смотрел на меня или слышал мой голос, его сверхактивное воображение клевало его печень, как стервятник Прометея.

- Джо, мне нужна услуга.

- Я бы не дал тебе пота со своей задницы, ты же это знаешь.

- Разве я стал бы обращаться к тебе, будь это неважно? Одного моего друга прикончили, и мне нужны подробности.

- С каких это пор у тебя есть друзья?

- У меня их всего несколько штук, и, если их начнут убивать, у меня вообще никого не останется.

Я слышал, как он вздохнул. Я почти ощутил запах чеснока по телефону.

- Имя?

- Бингхэм. Робби Бингхэм. Его убили тринадцатого числа на Цикада-драйв.

Диматта отозвался раздражённым тоном:
- Это в Беверли-Хиллз, анус, - сказал он. - У меня тут нет никаких дел.

- А твой телефон не набирает номера? У меня есть их номер.

Он на мгновение замолчал. Он действительно не мог меня терпеть, и я не понимал, почему он всегда помогает мне, когда я прошу его о помощи. Он был сицилийцем, ростом около пяти футов восьми дюймов и шириной с носорога. Годы и красный соус его матери из моллюсков на шаг или два отдалили Джо от лучших времен, но он все еще был довольно грозным, особенно с учетом того, что носил пистолет и значок. Мне нравилось думать, что он сотрудничает со мной, потому что уважает мои способности. Несколько лет назад я помог ему раскрыть несколько дел, и, возможно, он думал, что, несмотря на его антипатию ко мне, он был мне должен.
- Я позвоню, когда будет время, - сказал он и повесил трубку без каких-либо прощальных слов. Это был Диматти.

Я встал и надел пиджак.

- Куда собрался? - спросила Джо, когда я вышел в приемную.

Я чуть не ответил. а затем мой здравый смысл закрыл мне рот.
- Ты бы не поверила мне, если бы я сказал.

Бульвар Санта-Моника проходит от района Сильверлейк в Лос-Анджелесе, где он пересекает Сансет - дорогу к Тихому океану, и это одна из главных артерий города. Я сопротивляюсь искушению скаламбурить и сказать главная улица [drag - улица, и одновременно жаргонное обозначение трансвеститов и гомосексуалов на панели], потому что примерно от Вестерн-авеню на востоке до Дохени Драйв на западе бульвар в основном отдан гомосексуалистам, а прилегающая территория от Голливуда до Западного Голливуда известны в местном масштабе как Город Мальчиков. Западная часть может похвастаться множеством элегантных мужских магазинов, в которых представлена отпадная мода в стиле панк-фанк, и несколько модных дискотек для геев, а также несколько лучших ресторанов города. Часть улицы, которая проходит через сердце Голливуда, является зоной боевых действий мужчин-проституток. Я ехал на восток, и почти на каждом углу стоял молодой вызывающего вида мужчина, который пристально вглядывался в каждого человека и слегка кивал головой, показывая, что он доступен. Образ действий, казалось, отличался от способа работы проституток на бульварах Сансет и Голливуд, которые стояли по двое и по трое; мальчики почти всегда находились в одиночестве.

На углу Гарден-авеню и Санта-Моника был светофор, и когда он загорелся красным, я остановился и уставился на молодого человека, стоявшего на углу и пялящегося на меня. Верх на моем «Фиате» был опущен, и он подошел к краю тротуара.

- Что-то случилось? - спросил он.

- Не слишком многое, - ответил я. - А как насчёт тебя?

Он пожал плечами.
- Просто пытаюсь собрать немного денег на автобусный билет до Атланты.

Я ему не поверил. В его речи не было и намёка на Джорджию.
Я промолчал, а он сказал:
- Наверное, двадцати пяти долларов хватит.

- Садись, - сказал я.

Он открыл пассажирскую дверь и легко скользнул внутрь. На нем были светло-голубые шорты, очень узкие, и блестящая рубашка, подчеркивающая его плоский, твёрдый живот. Он не брился несколько дней, его пушистая борода и усики были светлыми. Он протянул руку, чтобы пожать мою.
- Меня зовут Брайан, - представился он.

Я пожал ему руку.

Он сказал:
- У меня нет места, куда можно пойти, поэтому я обычно работаю в машинах, так что вам нужно будет поднять эту штуку.

- Я просто хочу поговорить с тобой, - произнёс я.

- Вы полицейский?

Я дал ему свою визитку. Он посмотрел на нее, затем сунул в карман и пожал плечами:
- Разговор или что-то ещё - все это стоит двадцать пять долларов.

- Ты хочешь просто покататься или выпить чашку кофе или что-то еще?

- Кофе не даст мне уснуть, - сказал он, - и вреден для кожи. Пиво было бы в самый раз.

- Ла Каса Кукарача?

Он глянул на меня.
- Ты часто делаешь это?

- Впервые.

Внутри маленького мексиканского ресторанчика было намного прохладнее, чем на снаружи. Если не считать его названия и меню, он не казался очень уж мексиканским, и походил на множество других заведений с хот-догами и гамбургерами в Голливуде. Мне пришлось купить пиво у стойки, Coors для Брайана и Dos Equis для меня. Я принёс пиво в кабинку у окна, где он сидел, присматриваясь к улице снаружи.

- Спасибо, - поблагодарил он, когда я протянул ему пиво. Он осушил половину за один глоток.
- Черт возьми, но я собираюсь попросить у вас двадцать пять долларов вперед.

Я полез в карман за бумажником и дал ему десятку и три пятерки.
- Я друг Робби Бингхэма.

Он даже не моргнул:
- Да ну?

- Ты его знал?

- Я знаю много людей.

- Это не делает тебя особенным. Я хочу знать, знал ли ты Робби.

Он пожал плечами.

- Я уже заплатил тебе двадцать пять баксов, - сказал я.

- Я лучше тебе отсосу, чем буду говорить.

- Боюсь, это не вариант.

Он сделал еще глоток пива, не такой большой.
- Да, ладно. Я знал его. И что теперь?

- Я не шутил, когда сказал, что я его друг.

- Да ну? - внезапно он с вызовом наклонился вперед. - Тогда кто был его любовником? Его соседом по комнате?

- Кевин Броуди, - сказал я.

Он откинулся назад, явно удовлетворенный, но не совсем готовый отказаться от позы умника.
- Ты мог бы получить классный отсос, - сказал он.

- Смотри, Брайан, я пытаюсь выяснить, что с ним случилось. Я подумал, может, ты мне сможешь помочь.

- Он взорвался! Вот что с ним случилось.

- Да ладно!

- Вы имеете в виду, что я могу знать, кто его убил? Конечно нет, парень! С чего ты взял?

- Ты, м-м-м, работаешь на том же углу. Я думаю, что ты мог что-то видеть... или кого-то.

- Я слишком занят заботой о своей заднице. Вот как вы проводите свой день на улице, мистер Саксон: вы занимаетесь своими делами; я могу предложить вам тоже самое.

- Спасибо, но это мне никак не помогло.

- Я не могу вам помочь. Я видел, как Робби разговаривал со многими парнями в машинах в тот последний день, когда его не стало. И ни на кого из них не обратил внимание. Просто парни, в основном, среднего возраста, которые натуралы - или выглядят натуралами - в основном женатые, у которых просто новый бзик или которые просто интересуются, какой на вкус член. Они все, как правило, одинаковы, за исключением «грубой торговли».

- А что насчет них?

- Им нравятся стройные мальчики, из мелкой шпаны, и им нравится шлепать их, доминировать, или делать из них рабов, вот так, - сказал он. - У вас есть сигарета?

- Я бросил.

- Я бросаю раз в месяц. Это длится не долго.

- Спасибо за ободрение.

- Это часть нашего специального двадцати пяти долларового предложения. Послушайте, я ничего не знаю о том, что случилось с Робби. Я слишком занят, пытаясь построить свою собственную жизнь, вы понимаете, что я пытаюсь сказать?

Я знал английский язык и понимал, что он мне говорит.
- Эта «грубая торговля». Принимал ли её Робби?

- Нет. Как я уже сказал, эти парни ищут стройных молодых парней. Робби был слишком мускулист.

- Мускулист?

Брайан поиграл мне мускулами в качестве объяснения.
- Они предпочитают парней, которые похожи на меня.

- Тебе это нравится?

Брайан встретился со мной взглядом, остановив его.
- Это будет стоить больше двадцати пяти, если тебе хочется чего-то пожёстче.

Я отхлебнул пива.
- Можешь ли ты назвать мне имена парней на бульваре, с которыми Робби был особенно близок? С кем он тусовался?

- Мне нужно несколько минут чтобы обдумать. Хватит, чтобы вы сходили и принесли мне еще пива.

Я встал и пошел к стойке, злясь на себя. Брайан обладал своей манерой держаться, и обойти это было невозможно. И хотя он ни в коем случае не выглядел женоподобным, в его манерах сквозило нечто невыразимо высокомерное, позволявшее ему говорить и делать то, что сходит с рук женщине, и чего никогда бы не смог сделать мужчина-натурал. Я принес ему второе пиво ещё до того, как он допил первое, и он быстро исправил это, осушив бутылку при моём приближении.

- Никто из нас не общается друг с другом вне работы, - сообщил Брайан, когда я сел, - поэтому я не уверен, что смогу назвать кого-нибудь из приятелей Робби, но похоже, что он часто бывал здесь с чуваком по имени Марвел.
Он сделал ударение на втором слоге.
- Марвел - цыпленок [на сленге - несовершеннолетний мальчик, занимающийся проституцией], - продолжил он и, заметив, что я нахмурился, объяснил, - это ещё мальчик, лет пятнадцати или шестнадцати. И Робби как бы присматривал за ним, когда они оба работали. Но между ними ничего не было. Робби был ужасно привязан к Кевину. Но он все равно заботился о Марвеле. Думаю, ему было немного жаль этого парня. Он немного простоват.

- Умственно отсталый?

- Я не врач, - ответил Брайан, - но он чертовски медлителен и говорит так, словно набил себе полный рот дерьма. Я не могу его понять, но, полагаю, Робби понимал.

- Какая фамилия Марвела?

Он глянул на меня так, будто я был самым настоящим простаком, и не соизволил ответить.

- Хорошо, а где его найти?

- Не спрашивайте меня, попутешествуйте по улице, - сказал он, - и ищите парня лет пятнадцати, мелковатого для его возраста, цвета кофе со сливками. Обычно он носит синие джинсы и футболку «Рэмс».

- А есть кто-нибудь ещё?

- Мы все друг друга знаем, чувак, - сказал он. - Вы можете провести следующие несколько лет, разговаривая со всеми болтунами на этой улице, и они все скажут то, что я уже сказал: «Да, я знаю Робби. Но я в тот день ничего не видел. Почему бы тебе не поговорить с Марвелом?»
Он сделал еще один глоток и вытер рот тыльной стороной ладони - жест, который всегда ассоциировался больше с водителями грузовиков, чем с гибкими проститутками-мужчинами.
- Честно говоря, я думаю, что вы бьете дохлую клячу, - сказал он, а затем рассмеялся. - Или я должен сказать «мертвую шлюху»?

- Ты знаешь, Брайан, ты слишком умный, чтобы говорить так.

- Я слишком умён, чтобы не сказать этого, Саксон.

- Что ты имеешь в виду?

- Смотрите, - сказал он, - мне двадцать лет; я тощий и у меня большой член. У меня есть еще около двух лет для этого, и я имею в виду хорошие годы, потому что я зарабатываю пару сотен каждый день, кроме сильных дождей и Рождества. Я полагаю, что через два года я смогу вернуться в школу, буду изучать экономику и займусь чем-то вроде брокерского бизнеса. Не смейтесь.

- Я и не смеюсь, - ответил я. - Но пока ты зарабатываешь свои две сотни в день, тебя не беспокоит что-то вроде того, что случилось с Робби? Ты не боишься герпеса, сифилиса или СПИДа?

- Нет. А чего мне бояться? Я мог бы бросить все, устроиться на работу в обувной магазин и затем попасть под грузовик. Жизнь полна мелочей. Вот что делает её забавной. Разве не поэтому вы занимаетесь детективным бизнесом? И разве не часть этого волнения в стремлении быть актером?

Я был так ошеломлён, что подпрыгнул.

Он усмехнулся.
- Робби был так взволнован тем, что снялся в том проклятом фильме, что заставлял нас все время смотреть его по телевизору в «Пассатах». Я узнал вас, когда подошел к вашей машине. И сообразил, почему вы здесь. И вы совсем не из «триков».

- Как ты можешь быть так уверен?

- Джоны не ездят с опущенным откидным верхом среди бела дня. Или ночью, если уж на то пошло.

- Ты прав, Брайан. Желаю тебе удачи.

- Мы сами создаем себе удачу, Саксон. В этом-то и была проблема Робби.

- Как так?

- Говорю вам, люди выживают здесь, если осторожны и наблюдают за своей задницей. Что ж, если вы знали Робби, вы знали каким он был. Открытый, доверчивый, даже наивный. Если кто-нибудь, кого я знал на бульваре, получал по башке, с большой долей вероятности это оказывался Робби.

Я встал и пожал ему руку.
- Ты мне помог, Брайан, понимаешь ты это или нет.

- Конечно, - сказал он. - И, если ты когда-нибудь захочешь попасть на сцену - я знаю, что ты натурал. Но если тебе доставит удовольствие наблюдать, как я займусь этим с твоей старушкой, дай мне знать. Я ходок в обе стороны.

Марвела было не так уж сложно найти, Брайан дал мне прекрасное описание, и не успел я проехать четыре квартала по бульвару, как заметил его на углу прислонившимся к знаку «Парковка запрещена». Как и было сказано, он был одет в серую футболку «Лос-Анжелес Рэмс» с логотипом команды на тощей груди. Его руки цеплялись за пустые петли для ремня его Levi's. Джинсы сильно потускнели от постоянной носки, но выглядели чистыми. Я притормозил машину, и его карие глаза призывно сверкнули в мою сторону, но я больше не собирался тратить деньги на проституток-мужчин.

- Марвел? - спросил я.

Он выглядел удивленным, потом испугался. Он отпрыгнул на шаг или два назад, готовый бежать, и я протянул руку и сказал:
- Всё нормально, Марвел, я друг Робби.

Его прямые черные брови нахмурились.
- Робби? - переспросил он.

- Робби Бингхэм. Твой друг.

- Он погиб.

- Я знаю, Марвел, - произнёс я. - Вот почему я здесь. Давай, позволь мне угостить тебя обедом.

Его детское лицо глядело с подозрением.
- Вы хотите свидание? - спросил он. - Вы не полицейский?

Я наклонился и открыл пассажирскую дверь.
- Давай, Марвел. Я не причиню тебе вреда.

Он положил руку на дверь, но не сразу сел. Он наклонился ко мне и спросил:
- Вы точно друг Робби?

- Точно, точно, - ответил я в манере подростков из Сан-Фернандо-Вэлли. - Давай, я хочу помочь.

Он медленно сел в машину. Он не выглядел шестнадцатилетним, больше походил на тринадцатилетнего. На его верхней губе имелся едва заметный пушок, а его загорелые руки были безволосыми. Он сидел и смотрел прямо перед собой, явно испуганный, и не закрыл дверь, как будто в любой момент был готов слинять. Потом он посмотрел на меня и его глаза повлажнели, и он сказал еще раз:
- Робби погиб.
А затем расплакался.

Итак, я находился посреди бульвара Санта-Моника в открытом кабриолете с незнакомым проститутом, торчащим на моем пассажирском сиденье. Мне хотелось утешить его, но, в конце концов, я удовлетворился тем, что сказал:
- Давай, Марвел, все в порядке.
Это прозвучало довольно неубедительно.

Я отвел его в ближайшую кофейню. Появление с двумя уличными хастлерами в течение часа в Кукараче могло привлечь больше внимания, чем мне бы хотелось. Он попросил большой гамбургер, прикончил его и молочный коктейль, а затем попросил повторить. Я же пил кофе, которое приобрело отвратительный вкус поверх пива. Когда Марвел спросил, можно ли ему мороженое на десерт, я подумал, что было бы дешевле заплатить ему двадцать пять долларов.

- Робби - он единственный, кто хорошо ко мне относился, - сказал Марвел с тоской, когда закончил свой обед, - Черт, почему он должен так умереть?

Я мягко ответил:
- Я пытаюсь выяснить это, Марвел, вот почему я хотел поговорить с тобой. Я знаю, что он был твоим другом, и я знаю, что ты захочешь помочь.

Марвел очень старалась снова не расплакаться. Он согласно кивнул. Затем сказал:
- Но я ничего не знаю. Все говорят, что я просто тупой. Тупица!

- Ты когда-нибудь ходил в школу, Марвел?

Он кивнул.
- Давным-давно. Очень давно.

- Ну, я не думаю, что ты тупица, - сказал я. - И я уверен, что ты сможешь мне помочь, и помочь своему другу.

- Никто ему не поможет, - отозвался Марвел. - Он мертв.

«Не совсем тупица», - подумал я, хотя он заставил меня так подумать.
- Я готов поспорить, что вы с Робби много разговаривали, да? Держу пари, что он много чего тебе рассказывал.

- Он рассказывал мне, как остерегаться жары.

- Он когда-нибудь рассказывал тебе о том, что с ним происходило? О людях, которых он встречал?

- Иногда.
Это было сказано осторожно.

- Итак, Марвел, в тот последний день, когда ты в последний раз видел его - теперь, не плачь, все в порядке - в тот день он рассказывал тебе о встрече с человеком, который дал ему пятьдесят долларов, и который собирался дать ему ещё больше денег, сто долларов, на следующий день? Он говорил что-нибудь об этом? А, Марвел?

Парень очень сильно сконцентрировался на нескольких секунд, а затем расплылся в расслабленной улыбке, как будто только что избавился от острых кишечных коликов.
- Ага, - выдохнул он, протягивая звук.

Я возбужденно склонился вперед.
- Ты можешь вспомнить, что он тебе говорил? Хоть что-нибудь?

- Он сказал, что встретил того кота с большими деньгами, который просто хотел поговорить, как ты.

Мне не понравилось это сравнение, но я ничего не мог с этим поделать.

- Он сказал, - продолжил мальчик, - что даст Робби сотню на следующий день.

- Это все, что он сказал?

- Он сказал, что этот кот собирается пойти с ним на фильм.

Я допил остатки своего кофе, хотя он уже был не свежим и остывшим.
- Где ты живешь, Марвел?

Он неопределенно махнул рукой.
- В Голливуде.

- На какой улице? С кем ты живешь?

Его глаза стали очень большими, и он нервно огляделся. Я понял, что напугал его. Он был всего лишь маленьким мальчиком.
- Всё хорошо, Марвел, - сказал я.

Я заплатил по чеку, и мы вместе вышли на парковку. Мне хотелось сделать что-нибудь для него. Может быть, дать ему немного денег, но почему-то мне это показалось забавным, чего не было с Брайаном. Я спросил:
- Могу я тебя куда-нибудь подвезти?

- Все хорошо, - ответил он. - Я дойду.
Он двинулся через парковку к тротуару.

- Подожди, - крикнул я ему вслед, - а что, если я снова захочу с тобой поговорить?

Он не ответил и не повернулся, просто продолжал идти, уставившись в мостовую перед собой. Я наблюдал за ним, пока он не скрылся за углом здания. Я понял, что бросаю ребенка на улице, но сказал себе, что не несу за него ответственности. Он не был моим ребенком. Или был. Они все были нашими детьми.

Я позвонил Джо из телефона-автомата. Ей удалось узнать название агентства по ремонту автомобилей от Диматти, и я записал его в свой блокнот. Оно находилось в Бёрбанке, в долине Сан-Фернандо. Это была моя наименее любимая часть Лос-Анджелеса; абсолютная мировая столица смога. Я сказал Джо:
- Ещё кто-нибудь звонил?

- Марш звонил.
Марш Зейдлер был ее мужем.

- Мне?

- Нет, мне. Зачем он будет звонить тебе? Клянусь, ты слишком много времени проводишь с этими геями.

- Тогда почему ты упомянула об этом?

- Ты же спросил, звонил ли кто-нибудь еще, я и сказала тебе. Ты же не уточнил, что звонки должны быть только тебе.
Забавы Джо заводили меня.

- Так держать, - мрачно сказал я, - и, как бы я тебя не любил, мы скрестим мечи.

- Только пообещай не бить меня своим кошельком, - сказала она.

Я проехал через перевал Кауэнга в Бёрбанк, где располагался офис Mayan Auto Rental, и встретился с дежурной, молодой девушкой в ярко-желтой униформе компании, включавшей в себя военную фуражку, известную в армии как «писс-кутер» [пилотка]. Женщины в униформе выглядят либо невыносимо безупречно и очаровательно, либо напоминают мешки с зерном. Эта особенная дама не была ни очаровательной, ни привлекательной.
- Привет, - произнесла она, - я могу вам помочь?

Я дал ей свою визитную карточку и показал копию своей лицензии частного детектива.
- Я провожу расследование для «Интертел Инсуранс», - сказал я.
Я сознавал, что это паршивое название, но я придумал его спонтанно.
- Насчет вашей машины, что взорвалась несколько недель назад...

Она издала звук, который, как я полагал, выражал отвращение. Получилось что-то вроде «Иеееуф».

- Я так понимаю, что кредитная карта, использованная для получения автомобиля, была краденой?

- Тогда была не я, - сообщила она. - Это случилось в смену Дженнифер.

- Все верно, - сказал я. - Как вы думаете, вы сможете позволить мне взглянуть на документы?

- Копы - я имею в виду полицию - забрали оригиналы. Нам пришлось сделать ксерокопии.

- Ксерокопии вполне сойдут. Благодарю.

Она присела на корточки перед картотечным шкафом за прилавком, ее короткая юбка задралась, продемонстрировав мне территорию гораздо выше ее пухлых бедер, чем следовало видеть; она просмотрела несколько папок, прежде чем нашла искомый документ.

- Вот, - сказала она, - но не могу позволить вам выносить его из офиса.

- В этом нет необходимости, если вы дадите мне несколько минут, чтобы просмотреть бумажку. Обещаю, что не украду её.

- Я и не думала, что вы собираетесь её украсть. Парень!

Я произнёс с большим достоинством:
- Я постараюсь быть достойным вашего доверия.

- Парень! Вы так смешно говорите!
Слово «парень», казалось, является междометием, используемым теми, кто не хотел богохульствовать, говоря: «Боже!» но смутно осознавал, что черт возьми и чёрт побери пошли по пути странствующего голубя и бескрылой гагарки [они вымерли как вид].

Я достал свой блокнот и записал данные.
Автомобиль был арендован в 19:24 вечером 12 июня, накануне смерти Робби Бингхэма. Карта Visa была выдана на имя Раймонда Шида, проживающего по адресу на Риз-Плейс в Бёрбанке, красивом жилом районе среднего класса. Подпись была жирной, сильной и четкой, с большой заглавной буквой R и вертикальной косой чертой в левой части буквы, после чего ручка, очевидно, шариковая, чтобы она отразилась на копирке, удалилась перед завершением окружности, а затем и диагонали. Буква S в Шид [Sheed] также вышла большой и выглядела скорее печатной.

Я послушно отметил пробег машины, когда она была проверена, и цену: 22.95 долларов в день плюс одиннадцать центов за милю после первой сотни. Человек, притворившийся Шидом, заявил, что машина ему понадобится примерно на четыре дня. Очевидно, это была очередная ложь.
- Если мне потребуется поговорить с этой Дженнифер, - сказал я, возвращая бланк девушке, - где я смогу ее найти?

- Она приходит в шесть, - ответила девушка. - За исключением того, что обычно опаздывает, что меня очень раздражает, потому что я хочу вернуться домой, понимаете ли.

- Понимаю, - сказал я.

Я отправился в «Тренерскую», чтобы просмотреть свои записи и выпить свою первую рюмку. «Тренерская» была чуть ли не единственным местом, куда я заходил в Бёрбанке, потому что там подавали мой любимый виски «Лафроейг». А поскольку Бёрбанк являлся домом для нескольких кино- и телестудий, я не был незнаком Шону, бармену.
- Не видел вас с войны, - сказал Шон вместо приветствия.

- Что это за война?

- Очень большая, - сказал он, как будто это все объясняло. - Вы, должно быть, не работали в эти дни, иначе вы были бы здесь.

- В городе есть и другие студии, - парировал я, когда он поставил передо мной двойную чистую и воду. - Однако, как бы то ни было, ты, вероятно, прав, будь проклята твоя ирландская душа.

- Если бы вы пили приличный ирландский виски вместо того дымного дерьма, которое жрете, у вас был бы более острый ум, более нежный цвет лица, больше друзей, и вероятность стать главной звездой, а не актёром на день.

- Я не стою того, - ответил я ему и сделал глоток. Скотч действительно был с дымком - односолодовый виски, не похожий ни на один другой. В свое время я попробовал немалое количество скотча. По мне, так ни в какое сравнение с ирландским.

- Что привело вас сюда, Саксон? Шоу-бизнес или другие ваши дела?

- Кажется, они постоянно переплетаются, - сказал я. - Как дела?

- Не спрашивайте, - ответил он. - Между повышением цены на шипучку из-за нового налога на алкоголь и отказом от «счастливого часа» и принятием жестких мер против вождения в нетрезвом виде, люди перестали ходить по ресторанам. И из-за герпеса, СПИДа и Бог знает какого еще отвратительного сексуального порока, передающегося половым путем, люди больше не ходят по барам, чтобы потрахаться. Вместо этого они едут домой к своим женам. И это удручает.

- В следующий раз не буду спрашивать, - пообещал я.

Мы поболтали еще несколько минут, а затем бар начал заполняться пятичасовыми беглецами из офисов, и Шону стало не до меня, и та ложь, которую он только что скормил мне, подтолкнула меня к раздумьям. Повинуясь какому-то предчувствию, я встал, вышел в фойе, поискал Раймонда Шида в телефонной книге Бёрбанка и нашел его.

Голос, ответивший на звонок, звучал так, будто принадлежал очень милой даме; она сказала мне, что ее мужа нет дома. Дальнейшее расследование с моей стороны выявило, что он работал сегодня поздно вечером в студии Triangle Broadcasting в Бёрбанке, принадлежащей NBC, Warner Brothers (я знаю, что сейчас она называется The Burbank Studios, но она годами была домом для Богарта, Кэгни, Бетт Дэвис и даже Рональда Рейгана, и для меня она навсегда останется Warner Brothers) и студии Уолта Диснея.

Я позвонил своему другу Джею Дину из отдела кастинга в Triangle, предположив, что, как и большинство телевизионных тружеников среднего звена, он работает допоздна. Я угадал, и спросил его, может ли он оставить мое имя на воротах, чтобы я смог попасть к ним на стоянку в этот вечер.

- Конечно, конечно, без проблем, - сказал он. - Как дела?

- Собираюсь посидеть в зале на «Сделке на всю жизнь». Может быть, смогу выиграть себе новую микроволновку.

- Ты странный человек, знаешь это? Приезжай, я позвоню прямо сейчас. Постарайся не попасть в неприятности на съемочной площадке, ладно? У тебя есть склонность доводить людей до такой степени, что они кидаются на тебя, а потом ты бьешь их в ответ, и рушится крыша.

- Я буду держать руки в карманах, - пообещал я.

- Меня беспокоит твой рот, - сказал Джей.

Я вернулся в бар, допил свой напиток, заплатил по счёту и распрощался с Шоном. Он отлично понимал, какими должны быть бармены, и какими они были до того, как эти места заполонили потенциальные актеры, подрабатывающие биржевые маклеры и девушки в обтягивающих футболках, отправляющие своих бойфрендов в профессиональную школу.

Студии и административные офисы Triangle находились не более, чем в двух минутах езды от «Тренерской» - за исключением половины шестого вечера, когда я отправился в эту поездку. Итак, минут через двадцать я въехал в ворота студии после строгого допроса пузатого охранника. Я припарковался на VIP-стоянке и отправился в Студию №7, где в тот вечер записывалось пять эпизодов популярного игрового шоу Америки «Сделка на всю жизнь».

Когда я приехал, гулянье еще не началось; публику ещё не приглашали, и она все еще стояла в длинной очереди на тротуаре снаружи, а команда в последнюю минуту проверяла декорации и реквизит, так что, когда ведущий, гениальный Скотт Рэйни, вышел со своей приклеенной улыбкой и в своем костюме от Джорджио из Беверли-Хиллз, и спросил публику, готовы ли они совершить сделку на всю жизнь, все, что ему могло потребоваться, находилось там, где должно было быть. По крайней мере, этим занимались некоторые из членов съёмочной команды. Остальные стояли вокруг, пили кофе и поедали пончики, которые заботливо поставляла спонсорская компания «Сделки». Зачем кому-то лопать глазированный пончик в шесть часов вечера - на этот вопрос я не мог ответить, но они их ели. Люди, работающие на телевидении, будут есть все, что угодно, до тех пор, пока им не придется платить за это.

Я спросил одного из тех немногих, кто действительно работал, где мне найти Раймонда Шида. Он остановился, оглядел студию и указал на одного из парней, сидящих на стульях, я подошел туда и представился.

Раймонд Шид оказался крупным, пузатым, лысеющим мужчиной с редкими прядями рыжеватых волос, не очень искусно зачесанных, чтобы прикрывать его смуглый череп. Он носил очки, и его кожа была покрыта прыщами. Узнав, кто я такой, он без любопытства уставился на меня.
- Я уже все рассказал полиции, - сказал он. - Я заметил его пропажу через два дня, и позвонил, чтобы аннулировал кредитные карты. Думаю, я не был достаточно быстр.

- Где вы потеряли кошелек, мистер Шид?

- Если бы я знал, он вряд ли бы пропал. Но я думаю, что он исчез где-то здесь. Иногда я оставляю его в своей куртке в шкафчике с реквизитом и не переживаю по этому поводу, потому что я никогда не ношу там свои деньги.

- А где вы носите деньги?

- А как вы думаете? - спросил он.
Он вытащил дешевый позолоченный зажим для денег с большим знаком доллара на нем. Тот был набит множеством купюр, их общую сумму я даже не смог прикинуть, но наверху находилась пятидесятилетняя банкнота; в старине Улиссе Симпсоне Гранте ошибиться было невозможно [Улиcс С. Грант - 18-й президент США, его портрет размещён на банкноте в 50 $]. Телевизионные реквизиты хорошо управлялись с деньгами; во всяком случае, они зарабатывали больше девяноста пяти процентов актеров.

- Вы сказали полиции, что у вас украли бумажник?

- Нет.

- Почему?

- А что бы они стали делать, попросили бы написать заявление? Кроме того, я не думаю, что его украли; я думал, что потерял его. Понимаете? Я до сих пор так считаю.

- Почему?

- Потому что через неделю я получил его обратно.

- Как?

Он пожал плечами и закурил. Это был старомодный Camel без фильтра. Чудесный запах.
- Однажды в реквизиторской мастерской появился большой конверт из манильской бумаги, на котором было написано мое имя. Я открыл его, а там мой бумажник. Ничего не пропало, даже мои водительские права, совсем ничего.

- И вы уведомили об этом полицию?

Он покачал головой.

- Вы определённо должны понимать, мистер Шид, что ваша кредитная карта была использована для аренды машины, причастной к убийству. Разве вы не подумали, что полиции может быть интересно узнать об этом? Это могло дать им зацепку.

Он встал. Он был почти такого же роста, как я, и весил около пятидесяти фунтов.
- Послушайте. Я работаю в Triangle двадцать три года. Я в профсоюзе тридцать три года. Через два года я выйду на пенсию: я получу хорошую пенсию от сети, я получу хорошие пенсионные выплаты от профсоюза. Я возьму жену, и мы переедем на север, недалеко от залива Морро, и будем жить в маленьком домике, который я купил шестнадцать лет назад. Так что никаких проблем, никакой ерунды, никаких перерывов в работе, чтобы сходить в управление и посмотреть фотографии, никаких проблем с начальством, и я остаюсь в этом шоу, которое является лакомым куском пирога, потому что оно снимается только раз в неделю или около того, и дополнительные преимущества тут хороши, если вы понимаете, к чему я клоню, потому что, когда говорит Скотт Рэйни: «Скажи им, что они выиграли, Билл!» - и Билл говорит: «Совершенно новую стиральную машину и сушилку», это именно я вывожу стиральную машину и сушилку, и они делают красивые фотографии с тёлкой, которое стоит, указывая на них, и когда это нужно, это я забираю стиральную машину и сушилку или что-нибудь еще домой к хозяйке или к моему радушному соседу, и все это знают, но не обращают внимания, потому что это лишь одно из преимуществ подобного шоу. Так что я не вызываю копов, и, если повезет, они не звонят мне, и это касается и частных сыщиков, так что, простите меня...

- Еще минутку, мистер Шид.

- Послушайте, почему бы вам не посидеть в зале. Сегодня вечером разыгрывается поездка на Гавайи.

- У меня аллергия на пои [гавайское блюдо], а я ненавижу Дон Хо, - сказал я. - В тот день, когда вы впервые заметили пропажу кошелька…

- Это было одиннадцатого.

- За два дня до убийства.

- Если вы так говорите.

- Вы можете вспомнить, где были в тот день?

- Утром я сыграл на девяти лунках в гольф в Кэнди Вуд. Тогда кошелек был у меня с собой, потому что после обеда мне пришлось воспользоваться кредитной картой, - он ухмыльнулся. - Я проиграл, пришлось расплачиваться.

- А после обеда?

- В полдень я был здесь; мы записывали на пленку пять эпизодов шоу. Я садился в машину примерно посреди ночи, когда заметил, что кошелька нет в кармане куртки. Я вернулся в студию и поискал его, но тут большая площадь, и я решил, что дело безнадежное. На следующий день мы разобрали здесь все, чтобы можно было установить декорации для специального выступления Дина Мартина.

- А теперь попробуйте подумать, мистер Шид, - сказал я.

- Послушайте... Мне действительно пора.

- Еще один - маленький - вопрос. Что-нибудь необычное случалось в тот день здесь, в студии? Что-нибудь необычное? Хоть что-нибудь?

Он сунул пальцы под очки и потер переносицу. По обе стороны от его носа виднелись темно-красные вмятины - многолетнее ношение очков оставило там свои бороздки.
- Ну, здесь постоянно новые люди, в таком игровом шоу. Новые участники. Но охрана здесь такая строгая с тех пор, как их поймали на фальсификации игровых шоу в пятидесятых, они обращаются с этими бедолагами так, будто это Освенцим. Они даже не отпускают их одних в сортир.

- Что-нибудь еще?

- Даже не знаю. Кое-кто из больших начальников приходят посмотреть на запись, но они в любом случае делают это каждые несколько недель. Думаю, им это нравится, потому что все нервничают и начинают думать об отмене шоу, а потому начинают работать усерднее и зарабатывают больше денег старому доброму Triangle.

- А Стивен Брэндон был одним из тех, кто здесь был?

- Конечно нет. Он не начальник, он Золотой мальчик. Он не пердит на дневных игровых шоу.

- На бумажнике могли остаться отпечатки пальцев.

- Не могу этого сказать, - произнёс он. - Я сомневаюсь, что они все еще там есть. Послушайте, мистер...

- Саксон.

- Какой ваш интерес во всем этом?

Я всегда удивляюсь, почему люди спрашивают имя, а потом не используют его. Я ответил:
- Интеллектуальное любопытство. Спасибо за то, что уделили мне время, мистер Шид.

- Чёрт возьми, не упоминайте об этом, - сказал он и неуклюже удалился.

Подобно койоту, я понюхал воздух, где все еще оставался дым от его Camel. Привычки отмирают с трудом, и я обнаружил, что глубоко раздражён Шидом за его дурные манеры курить при мне.

Я вышел из двери студии и как раз добрался до коридора, когда столкнулся со Скоттом Рэйни, ведущим «Сделки на всю жизнь». Он испытующе посмотрел на меня, а затем сказал:
-Привет, я - Скотт Рэйни, - и сунул свои характерного лососевого цвета карточки размером пять на семь дюймов под левый локоть, чтобы пожать мне руку. - Извините, я не помню вашего имени, но знаю, что видел вас по телевизору и в кино. И я действительно польщен, что вы заглянули посмотреть шоу. Это вызывает у меня великолепное чувство, когда мои сверстники вспоминают обо мне и о шоу, и приходят, чтобы подбодрить нас.

- Я не...

- Послушайте, скажите Мелоди, где вы собираетесь сесть. Хочу представить вас студийной аудитории. Я знаю, они получат от этого удовольствие, увидев такого актера, как вы. Я не могу делать это на камеру во время выступления; тогда мы должны будем вам заплатить, и я думаю, что у нас уже превышен бюджет. Но перед началом первого выступления я бы хотел, чтобы вы встали и поклонились. Я бы по-настоящему польщён этим.
Он снова пожал мою руку.
- Еще раз спасибо за то, что пришли. Я ценю это.

Он повернул голову и, не глядя, через плечо, крикнул: «Мелоди!» Подбежала молодая девушка, размахивающая блокнотом и фломастером, с землистым цветом лица, растрепанными волосами, в толстовке Boston Red Sox и джинсах, которые мешком висели на ее практически невидимой заднице.
- Убедитесь, чтобы он получил VIP-место впереди; я хочу представить его студийной аудитории. Вы его узнаете, не так ли? Чертовски хороший актер. До скорого.
И ушел.

Он понятия не имел, как меня зовут. Он лишь смутно узнал моё лицо.

- Привет-я-Мелоди-ассистент, - протянула она певуче, - я знаю, что вы актер, я где-то вас видела. Как вас зовут?

- Хут Гибсон [Hoot Gibson, 1892 - 1962, американский чемпион родео, киноактер немого кино, режиссер и продюсер].

Она записала это.

- Где вы собираетесь сидеть?

- Высоко в седле, - сказал я.
Я быстро выбрался оттуда. Соблазн остаться и услышать, как Скотт Рэйни попросит давно умершего ковбоя из немого кино встать и поклониться, был почти неодолимым. Но у меня имелись и другие дела.

На Дженнифер была точно такая же пятнистая пилотка и шкурка ярко-желтого цвета, что и у ее коллеги по Mayan Auto Rental, но на этом сходство заканчивалось. Она обладала великолепной гривой светло-каштановых волос, очень голубыми глазами и фигурой, которую лучше всего можно было описать словом пышная. На высоких каблуках она была почти такого же роста, как я, и большую часть её роста создавали ноги. Ее загар свидетельствовал о многочасовом пребывании на пляже или в солярии, а единственным макияжем, который она использовала, состоял из легкой помады и небольшого количества подводки для глаз. Я почти пожалел, что мне не нужно арендовать машину.

- Это было довольно давно, - сказала она. - Так что моя память слегка в тумане. Но мне кажется, и я уже говорила это полиции, что тому джентльмену было под сорок или около того, очень красиво одетый, с редеющими волосами. Среднего роста.

- Мне не кажется это туманным, - сообщил я, делая записи.

- Ну, полицейские приходили и говорили со мной через несколько дней после… аварии. Так что я просто рассказала им все, что знаю. Имя на его водительских правах совпадало с тем, что было на его кредитной карте, Раймонд Шид.

- Вы не сверялись с фотографией на правах?

Она улыбнулась. - Могу я увидеть ваши водительские права?

- Конечно, - произнёс я, доставая бумажник. - Зачем?

Она глянула на мою водительскую лицензию, потом на меня. - Это не очень-то похоже на вас, мистер Саксон.

Я глянул на фото и кивнул: - Вы правы. Она почти не воздает мне должное.

Она весело рассмеялась. - Все выглядят странно на своих фотографиях на правах и в паспорте.

- Держу пари, что ваша фотография в паспорте потрясающая.

- В любом случае, вы проиграли. Обычно мы смотрим на фото, и, если человек не другого пола или цвета кожи, чем на фотографии, мы не реагируем.

- Был ли тот мужчина в очках? Либо на фото, либо вживую?

- Я не очень хорошо помню фотографию, но я бы сказала, что когда он вошёл, очков у него не было.

- Вы уверены?

- Нет, - сказала она, - но мне так показалось.

- Вы носите очки, Дженнифер?

- Линзы.

- А когда-нибудь?

В её глазах заплясали огоньки. - Я когда-нибудь что?

- Носили очки?

- В старших классах школы. Я была вроде гадкого утенка, высокого и неуклюжего.

- Я думаю, что мне больше нравятся лебеди.

- Мне тоже.

- Итак, когда вы были неуклюжей и уродливой, и носили очки, бывали ли у вас когда-нибудь такие маленькие красные отметины по обеим сторонам носа? Там, где давят очки?

- Конечно.

- Хорошо, а теперь постарайтесь вспомнить, Дженнифер; это может быть важно. У человека, который воспользовался кредитной картой Раймонда Шида в тот вечер, имелись красные отметины на носу?

- Нет, - сказала она, - думаю, я бы это заметила.

Тогда действительно, это явно не Раймонд Шид арендовал тот злополучный «Форд-Эскорт». Подобное значительно сужает круг - примерно до двух миллионов парней, которым под сорок, и у которых редеют волосы.

- Что еще вы можете мне сказать? Хоть что-нибудь?

- Ну и дела. Я не знаю. По крайней мере, она не сказала: «Парень!»

- Любая мелочь, даже если вы считаете, что это не важно. Например, мужчина казался нервным или встревоженным?

Она задумалась. - Как раз наоборот. Я бы так сказала.

- Что вы имеете в виду?

- Он казался серьезным, того типа, кто привык к хорошему обслуживанию. А ещё...

- Да?

- Я не знаю, как это сказать. Это кажется глупым.

- Рискните. Я не буду держать на вас зла.

Она уставилась на свои ногти, отполированные до цвета ее помады. - Он не клеил меня.

- Думаю, такое случается нечасто.

- Я сказала вам, что это глупо.

- Нет, на самом деле совсем нет.

- Дело не в том, что каждый парень, входящий сюда, сразу начинает флиртовать. Но есть определенный тип - такие парни, как тот, у которых, очевидно, есть немного денег и хорошая самооценка, и обычно они просят меня выпить с ними, или поужинать, или говорят мне, что они из другого города и им нужен кто-то, способный показать им город, по крайней мере, они как бы флиртуют. В большинстве случаев этот флирт безвреден, но он есть.

- А фальшивый мистер Шид не флиртовал?

- Он почти не смотрел на меня.

- Вы думаете, что он мог быть геем?

- Может быть. Сейчас так сложно отличить гея от натурала.

Я убрал бумажник, закрыл блокнот и сунул его в карман пиджака, давая понять, что закончил официальную часть.

- Скажите мне вот что, - спроизнес я, - Когда мужчины флиртуют и приглашают на завтрак или ужин, вы когда-нибудь принимаете приглашение?

- Иногда.

- Хорошо, - сказал я. - Тогда как насчет ужина?

- Я работаю почти каждый вечер.

- Почти, но не во все?

- Почему бы вам не дать мне свою визитку? Может быть, я позвоню вам.

- Просто так получилось, что у меня свободно завтра, - сказал я.

Я записал номер ее домашнего телефона и сказал, что буду ждать ее звонка. Я также узнал, что ее фамилия - Лондон, и подумал, не может ли она оказаться начинающей актрисой. Настоящих людей не зовут Дженнифер Лондон. У меня есть твердое и строгое правило о свиданиях с актрисами. Чаще всего они очень замкнуты на себя; они должны быть такими, чтобы выжить в подобной конкурентной профессии. Они также склонны ходить в рестораны, связанные с киноиндустрией и садиться лицом к двери на случай, если зайдёт кто-то важный. С актрисами получаются паршивые свидания, и я стараюсь избегать их. Но, конечно же, я не был уверен, что Дженнифер Лондон была актрисой, ведь так?

Я поехал через перевал Кауэнга обратно в Голливуд и остановился у своего офиса, чтобы узнать, нет ли каких-либо сообщений. В шесть звонил Кевин Броуди. Я перезвонил ему, но он не взял трубку. Я включил свой черно-белый телевизор, который держу в офисе ради игр Доджеров [Лос-Анджелес Доджерс — профессиональный бейсбольный клуб, выступающий в Западном дивизионе Национальной лиги Главной лиги бейсбола]. Смотреть было нечего, кроме повторов ситкомов десятилетней давности, местного шоу типа журнала, которое посещало уроки аэробики для пожилых людей, и игрового шоу, даже более глупого, чем «Сделка всей жизни». Ничего захватывающего, поэтому я вместо телевизора включил радио и вытащил книгу, которую читал по абзацу за раз, попытавшись убить несколько часов. Я не смог сосредоточиться на этой книге и решил, что это не моя вина, просто книга была не очень хорошей.

К тому времени, когда зазвонил телефон, я уже вовсю фантазировал о Дженнифер, и мне было так скучно, что я жутко обрадовался, услышав на другом конце провода хриплый голос Джо Диматти.

- Запиши это, тупица, потому что я не собираюсь повторять, - начал он. Нет, не привет, как дела, это Джо, рад, что я застал тебя в офисе. Таков был Диматти. У него имелись манеры кабана.

- Твой приятель Роберт Бинхэм был вафлёром, ты знал об этом? Я всегда так думал о тебе, но я не люблю никого обвинять без каких-либо доказательств.

- Джо, если твой лучший друг черный, значит ли это, что ты тоже черный?

- Ага. Конечно. Подожди, пока я не скажу об этом Мари. Мари была его женой. - В любом случае, машина была арендована с использованием краденой кредитной карты.

- Я все это знаю.

- Так какого черта ты не сказал об этом и не избавил меня от неприятностей? Ты думаешь, мне нечем заняться, кроме как...

- Что еще, Джо?

- Бомба была очень простым устройством, четырьмя динамитными шашками, приспособленными для взрыва от пульта дистанционного управления, примерно такого же, как для переключения каналов на телевизоре, чтобы не вставать с дивана. Это означает, что человек с ним должен был находиться в пределах трехста футов от машины, чтобы взорвать бомбу.

- Где именно находилось это устройство в «Форде»?

- В нише правого переднего колеса. Ребята из Беверли-Хиллз сказали, что это была довольно аккуратная работа.

- А где именно находилась машина в момент взрыва?

- На углу Цикада и Роскоэмара, направлялась на юг по Цикада.

- А время?

- Девять сорок пять вечера.

- А что насчет человека в другой машине?

Я услышал, как он зашелестел бумагами:

- Ты должен знать об этом, поскольку это шоу-бизнес, - сообщил Джо, и я услышал его сопение. - Стивен Брэндон, вице-президент по программам Triangle Broadcasting. Сотрясение мозга, рваные раны лица и шеи из-за разлетевшихся стёкол, перелом левого плеча и ключицы и возможная частичная потеря слуха на левое ухо. Его «Мерседес» сильно разбит.

- Джо, Брэндон живет на Цикада Драйв или где-то рядом?

Пауза, пока он искал, затем: - Нет. в Малибу, - произнёс он. - Однако я не могу дать тебе его адрес.

- Я этого и не хочу этого. В какую больницу его отвезли после взрыва?

- Святой Игги в Санта-Монике. Послушай, придурок., зачем ты суешься со своим членом в это дело, куда тебе не следует. Полицейский департамент Беверли-Хиллз положит твои орехи на отжим. Мне пришлось объяснить им, почему я спрашиваю.

Я стиснул зубы. - Тебе пришлось, да?

- В любом случае, кто твой клиент?

- Ты знаешь, что о таком лучше не спрашивать, Джо.

- Почему это, Саксон, я подставляю свою голую жопу ветру, а ты даже не можешь ответить на простой вопрос?

- Это же очевидно, Джо, ты уже говорил это. Я - тупица.

Прежде чем повесить трубку, он обозвал меня ещё несколько раз. Одно время я думал, что Диматти действительно ненавидит меня из-за Мари. Но в последнее время он либо смягчился, либо начал действительно получать удовольствие от оскорблений, которые он яростно обрушивает на меня. Одно из двух. Я подумал, что если когда-нибудь нарушу закон, и он прознает об этом, то пройдет шесть месяцев, прежде чем кто-нибудь узнает, где я нахожусь, и к тому времени будет уже слишком поздно.

Было уже далеко за девять часов, на телевидении шли только мыльные оперы в прайм-тайм, так что я не стал тревожить телевизор. Я запер офис и снова направился на бульвар Санта-Моника.

Ночью в Городе Мальчиков было больше людей, чем в полдень. Тротуары заполняли пешеходы, но женщины не было видно, а мужчин старше тридцати не было совсем. У меня возникло предчувствие, что мне не удастся провести приятный вечер.

У «Пассатов» имелась своя парковка, но не было ни одного свободного места, поэтому мне пришлось парковаться на одной из боковых улиц и возвращаться пешком. У дверей стоял крупный мускулистый молодой человек в черной коже, проверяя, достигают ли все входящие разрешенного возраста для употребления алкоголя. Он даже не спросил у меня мое удостоверение личности. Несмотря на густую седую шевелюру, я выгляжу моложе своих лет, но, черт возьми, явно не на девятнадцать.

Войдя внутрь, я был поражён звуковым ударом, оказавшим физическое воздействие, настолько было громко. Музыка почти не узнавалась, такой громкой она была, хотя я, как любитель джаза и ненавистник хард-рока, вероятно, все равно не узнал бы эту мелодию. В воздухе стоял густой табачный дым, пахло потом и лосьоном после бритья, и было так темно, что я едва различал искусственные пальмы, которые являлись тут единственным украшением. Все огни были розоватого оттенка, и их было чертовски мало; я смутно видел пары, кружащиеся на маленьком танцполе, но мне не требовался яркий свет, чтобы понять, что все они были мужчинами. Я протиснулся сквозь толпу к бару, оказавшись между молодым человеком с залысинами в белых штанах из парусины, бордовом свитере без рубашки с V-образным вырезом и мокасинами от «Гуччи» на ногах без носков, и крупным, лохматым мужчиной в спортивном костюме, чья борода и растрёпанные волосы делали его похожим на пирата. Дежурили два бармена, оба в обтягивающих бледно-лиловых футболках с логотипом Dub спереди и в коротких белых шортах. Я заказал «Хайнекен», и с трудом из-за тесноты обернулся, чтобы взглянуть на происходящее; думаю, мои глаза привыкли к полумраку, потому что я мог разглядеть испражнения на полу и за маленькими столиками из пластика, сдвинутыми слишком близко к друг другу. Почти все, кто не танцевал, курили, заставляя меня болезненно осознавать, что прошло ровно сорок дней с момента моей последней сигареты. Ноздри у меня сжались. Пиво имело отвратительный вкус.

- Привет, - сказал парень в бордовом свитере.

- Привет, - отозвался я.

- Хотите потанцевать?

- Не сейчас.

- Ну, тогда дожидайся его, - сказал он и ушел. Его уход предоставил мне больше места у бара, и я был благодарен за это, потому что у меня уже начинала развиваться клаустрофобия. Я придумывал всевозможные сценарии, что можно будет сказать, если кто-нибудь из моих знакомых увидит, как я потягиваю пиво в «Пассатах».

Я снова повернулся к бармену: - Кевин Броуди был сегодня вечером?

- Несколько часов назад, но он ушел.

- Он сказал, куда идет?

Бармен с подозрением покосился на меня. - Кто ты?

- Его друг.

- Угу, - хмыкнул он и отошел. Не думаю, что он мне поверил.

За исключением одного раза в Сан-Хуане, когда я случайно попал в подобное заведение, это был мой первый опыт посещения гей-бара. Думаю, я ощущал неудобство, как это можно предположить, но не большее, чем если бы меня затащили на концерт немецких романсов. Это просто не моё.

Я сделал еще один большой глоток, и косматый мужчина рядом со мной произнёс: - Что тебе нужно от Кевина? Его голос удивлял тем, что был высок и певуч - совсем не такой, какого можно было ожидать от такого медведеподобного парня.

- Он оставил сообщение на моем автоответчике, и я подумал, что поймаю его здесь. Ты его знаешь?

Медведь серьезно кивнул. - Кевину больно, - произнёс он печальным тоном. - Очень плохо.

- Я знаю.

- Ты не доставишь ему проблем, да?

- Нисколько.

- Ему не нужны трудности.

- Никто их не хочет, не так ли?

Он глянул на меня: - Тебе здесь не место, не так ли?

Я пожал плечами. - Это общественное место.

- Ты понял, что я имею в виду.

- Ага. Думаю, что понял. Нет, ты прав.

- Ты озабочен?

- Нет.

- Ищешь чего-нибудь необычного, а?

- Нет. Просто ищу Кевина.

- Я не хочу, чтобы кому-то стало плохо.

- И я тоже.

- Если ты во что-нибудь впутаешь Кевина, я приму это на свой счет.

- Я уже говорил тебе, что нет.

- Конечно, - сказал он. - Ты говорил мне.

Он повернулся ко мне спиной. У меня создалось ощущение, что он может без труда оторвать мне ногу, и я решил молча удостовериться, что он не склонен к подобному. Скотч, который я выпил раньше, и пиво, которое я пил, поразили мои почки, но никакая сила на земле не могла заставить меня зайти в туалет «Пассатов».

Я чувствовал себя немного глупо и разочарованно. Я не знал, зачем я здесь. Я не знал, какую информацию надеюсь тут получить. Мне было неуютно, я пил нежелательный напиток и вдыхал чужой дым, отказывая себе в собственном. Я допил пиво и направился к двери, а выйдя на улицу, с благодарностью глотнул свежего воздуха.

Я подошел к углу и свернул на улицу, где была припаркована моя машина. Прежде чем я успел сесть в неё, меня сзади схватила пара мощных рук, сжала, приподняла, затем встряхнула и снова уронила. Затем меня развернули и ударили о бок моей машины. Переводя дыхание, я увидел, что это был большой лохматый мужик с высоким голосом. - Эй! - крикнул я.

Вышло не очень оригинально, но сложно проявлять творческий подход, когда из тебя выбивают дух.

- Тебе лучше начать говорить, друг, - протрубил он.

- Мне нечего сказать.

Он взял меня за плечи и притянул к себе, затем снова оттолкнул меня к машине: - Думаю, есть. Кто ты в таком случае?

Я стал тянуться к своему бумажнику, чтобы передать ему визитку, и он в третий раз врезал меня в машину.

- Проклятье, прекрати это! - проорал я.

Он отступил, чтобы ударить меня, что дало мне необходимое пространство для ног, я очень сильно врубил ему по коленной чашечке, и он закричал, приподняв травмированную ногу, и тогда я ударил его по лицу. Потеряв равновесие, он упал, как срубленное красное дерево, и пару секунд лежал, ошеломленный, а затем заплакал. Он прижал раненое колено к груди, обватив его руками, принялся раскачивался и рыдать. Я же стоял там, чувствуя себя придурком, и ждал, пока он остынет. На это ушло около минуты.

- Давай, - сказал я, протягивая руку, чтобы помочь ему, - вставай.

- Я не могу. Я думаю, что ты сломал мне коленную чашечку.

- Нет, не сломал, - сказал я, не совсем уверенный. - Давай, встань и немного походи, чтобы сбросить напряжение.

Он взял меня за руку и поднялся, а я испугался за свою спину. Он был крупным, не менее двухсот восьмидесяти фунтов [около 127 кг] веса, хотя, в основном, это была борода и волосы. Он осторожно согнул больную ногу, затем последовал моему совету и походил. Он хромал, но ничего не сломалось.

- Извини, - сказал я наконец. - Я не люблю, когда меня толкают.

Он махнул рукой, отклоняя мои извинения, и несколько раз прошелся туда-сюда, а затем оперся на крыло моей машины. Это была маленькая машина, и она застонала под его тяжестью.

- Это моя вина, - сказал он, шмыгнув носом, и я не собирался с ним спорить. Он потер колено, а затем потер скулу в том месте, куда я его ударил. Если бы он обеими ногами стоял на земле, я бы не смог его свалить.

В конце концов он сказал: - Когда становишься большим, как я, начинаешь думать, что грубость - единственный выход.

- В большинстве случаев это так, - подтвердил я. - Без обид?

Он покачал головой. - Я просто хочу защитить Кевина от неприятностей.

- Ты его друг?

Он кивнул.

- Барри Хэуорт.

Я пожал протянутую им руку. У него была хватка, как у капкана на волка.

- Я тоже друг Кевина, - сказал я. - И я был другом Робби.

- Ты знал Робби? Он уставился на меня. - Ты тот актер, который был с ним на фото.

- Верно, - признался я.

Приятно узнавать, что я почти знаменит в «Пассатах».

- А теперь не мог бы ты рассказать мне, почему бросился бить меня?

Он выглядел почти пристыженным. - Я думал, что ты... тот, о котором говорил Робби.

- Кто?

- Тебе известно. Тот, кто его снял. В тот день, когда его убили.

- Ради бога, почему ты так подумал?

Барри сказал: - Робби сказал нам, что он пожилой, очень красивый. Ты подходишь под это описание.

Мне понравилась часть с очень красивой внешностью, но вторая половина меня не особо впечатлила. Я спросил: - Что еще рассказал Робби?

- Он сказал, что этот парень водил «БМВ».

Я вздохнул. Я устал слышать об этом «БМВ». - Это все? Я имею в виду, ты можешь вспомнить что-нибудь еще, даже если ты думаешь, что это ничего не значит?

- Той ночью пришли Робби с Кевином. С ними всегда было весело, потому что у Робби прекрасное чувство юмора. Они были действительно преданы друг другу, и мне это нравилось. Знаешь, на этой улице такое не в обычае, и у меня имелась надежда, что когда-нибудь и со мной такое может случиться. В любом случае, мы все сидели за столом, и Робби начал рассказывать нам об одном парне, который дал ему пятьдесят баксов только за то, чтобы проехаться с ним и поговорить, и собирался дать ему еще сотню на следующее утро просто за выполнение поручения. Он был в большом восторге; он ненавидел своё занятие. Так что он думал, что с сотней и пятьюдесятью баксами он сможет не выходить на улицу несколько дней и, возможно, сможет заняться другой работой, например, статистом в кино.

- И он сказал, что парень был старше и красив? Он случайно не говорил, сколько ему лет? Тридцать? Пятьдесят?

Неожиданно Барри уставился на меня с подозрением. - Зачем тебе это знать?

Я дал ему одну из своих визиток. - Это то, к чему я стремился, когда ты начал играть со мной в гандбол.

- Извини, - сказал он и покосился на карточку. - Расследования? Я думал, ты актер.

- Я и то, и другое, - пояснил я. - Кевин Броуди попросил меня помочь ему узнать, что случилось с Робби. Вот почему я здесь.

Барри согласно кивнул. - Так о чём ты меня только что спрашивал?

- Робби говорил, сколько лет этому человеку?

- Нет, просто старше. Но ему не могло быть больше пятидесяти.

- Почему?

Барри улыбнулся.

- В мире геев большое значение придают молодости и красоте. Это моя проблема. У меня нет ни того, ни другого. Но когда Робби говорил «старше», он, вероятно, имел в виду около сорока. Если бы парню было пятьдесят или больше, Робби сказал бы, что он старый.

Это давало алиби Раймонду Шиду. Я сказал: - Ну, мы немного сузили круг.

- Послушай. Робби мало говорил о том, как он зарабатывает на жизнь. Мы все об этом знали, но он не очень-то этим гордился. Он упомянул об этом по одной только причине - ему ничего не надо было делать. Ну, ты понимаешь...

- Барри, ты хорошо знал Робби. Был ли… был ли… кто-нибудь в его жизни, о ком мне следовало бы знать? Кто угодно, кроме Кевина, кто мог бы ...

- Никого не было! - загрохотал Барри, насколько близко к грохоту мог быть его голос. - Я уже говорил тебе. Он и Кевин любили друг друга.

Я кивнул.

Он сказал: - Послушай, я хочу помочь. Я действительно хочу. Я сделал бы все, что мог, чтобы найти этого сукиного сына.

- Похоже, ты хороший друг, Барри.

Он глянул на свои туфли, а когда поднял глаза, в его глазах было что-то очень похожее на страх.

- Дело не в этом, хотя это часть всего остального. Но… это может быть какой-то псих, который решил поубивать всех геев Лос-Анджелеса. Бог знает, кто из нас может оказаться следующим!

В полдень следующего дня я входил в вестибюль больницы Святого Игнатия в Санта-Монике. Я позвонил Стивену Брэндону в девять, объяснил свою миссию и попросил аудиенции. Он сказал: «Если вы пытаетесь получить роль в фильме, я сварю вас в кипящем масле», но я заверил его, что это не так, и он неохотно согласился встретиться со мной. Вероятно, кое-кто из безработных актеров пытался проникнуть в его палату с недобрыми целями, чтобы завладеть его вниманием, и я понимал его осторожность.

Молодой человек в синем костюме стоял на страже возле его палаты. Я был готов поспорить, что он являлся одним из янычаров персонала студии Triangle, вынужденного выполнять особые обязанности. И выбрали одного из самых больших. Я назвал ему свое имя и сказал, что мне назначена встреча в полдень, после чего он исчез в палате, закрыв за собой дверь, появившись несколько минут спустя, чтобы придержать дверь для меня.

Стивен Брэндон сидел в постели. Левая сторона его лица и шея были забинтованы, а левая рука и плечо были покрыты устрашающей гипсовой повязкой. Он был в шелковых пижамных штанах и мягких кожаных тапочках. Было очевидно, даже несмотря на то, что он сидел, он являлся простым мужчиной-карапузом, не намного выше пяти футов и двух или трех дюймов, с песочно-светлыми волосами и искрящимися голубыми глазами. На одеяле лежали экземпляры «Варьете» и «Голливуд репортер», а также папка официального вида и три сценария. Он указал мне на стул у кровати..

- Садитесь справа, - сказал он, - я плохо слышу левым ухом.

- Мне очень жаль, - отозвался я.

- Всё нормально. В любом случае, большая часть того, что мне приходится слушать, - чушь собачья. Что я могу сделать для вас?

- Я пытаюсь выяснить, что случилось тем утром.

- Это довольно хорошо известно, не так ли?

- Ну да, но ...

- Послушайте, давайте перейдем ближе к сути, хорошо?

- Окей. Расскажи мне о том утре. Я имею в виду, где была другая машина, где были вы, все, что сможете вспомнить.

- Я уже проходил это с полицией, со страховой компанией, Господи Иисусе. У меня болит голова.

- Простите. Постараюсь быть кратким.

- Было бы здорово.

Я подождал немного, а затем спросил: - Итак, тем утром?

- Ладно. Я ехал на юг по Цикада-драйв. Я остановился у знака «Стоп» на углу Роскоэмара, в правой полосе, потому что собирался повернуть направо. Слева от меня подъехал тот парень. Остановился рядом со мной, посигналил. Поэтому я повернулся, чтобы посмотреть на него. Он наклонился через сиденье, как будто собирался опустить окно, поэтому я начал опускать свое. Я подумал, что он хочет спросить дорогу или что-то в этом роде.

- А потом?

Он повернул правую руку ладонью вверх.

- Ба-бабах! Следующее, что я помню - я в этой постели, с головной болью, очень похожей на ту, что я чувствую сейчас.

- Вы никогда раньше не видели этого парня?

- Я покачал бы головой, но это больно. Нет. Я так понимаю, что он был чем-то вроде феи.

- Он был гомосексуалистом.

- Разве я не это сказал?

- Мистер Брэндон, вы живете в Малибу, не так ли?

- Сверьтесь.

- Не могли бы вы рассказать мне, что вы делали на Цикада-драйв в девять сорок пять утра?

Он повернулся и уставился на меня, его голова чуть склонилась в сторону из-за повязки. Взгляд его глаз мог превратить куриный бульон в кубики льда.

- Ехал на юг, - сказал он. Он выдержал мой пристальный взгляд своим. Я был уверен, что ему не хочется продолжать эту конкретную линию расследования.

- Вы еще что-нибудь видели? Кто-нибудь околачивался поблизости?

- Послушайте. Я ехал, занимаясь своими делами. Я не выискивал убийц по кустам.

- Может быть, - сказал я, - вам следовало это делать.

- И что именно это должно означать?

Я пожал плечами. - Я не знаю. Но с моего места всё выглядит так, будто Робби Бингхэм оказался управляемой ракетой, посланной поразить вас.

Он моргнул. - Что за хрень, - произнёс он.

- Я надеюсь, что это не так. Но кто бы пошел на все эти хлопоты, чтобы взорвать малоизвестного актера?

Он наклонился ко мне, и сценарий в зеленой обложке упал с кровати на пол. Он подождал в надежде, что я его подниму, а когда я этого не сделал, он глянул на меня так, как будто говорил, что мне никогда не светит работа в любом шоу на Triangle Broadcasting.

- Вы когда-нибудь читаете газеты, мистер Саксон? Я имею в виду, за исключением «Варьете»? Идет ужасная эпидемия: она называется СПИДом, и она поражает, в основном, гей-сообщество. Если этот маленький педик передал кому-то...

Я встал. - Робби Бинхэм был моим другом, мистер Брэндон, и он мертв. Следите за своими словами.

Брэндон выглядел ошеломленным. Вероятно, прошла уйма времени с тех пор, когда с ним так разговаривали. Он не выглядел рассерженным или расстроенным, просто дезориентированным, как если бы к нему обратились на чужом языке. В конце концов, он откинулся на подушку и закрыл глаза.

- Если вы сделаете вскрытие этого парня, - сказал он, - то наверняка обнаружите, что он болен СПИДом.

- От него не осталось ничего достаточно большого, чтобы можно было провести вскрытие, мистер Брэндон.

- Саксон, это больница, в которой я с самого начала чувствовал себя не слишком хорошо, именно поэтому я здесь. И вы заставили меня почувствовать себя значительно хуже. Так что, если вы не возражаете...

- Вы можешь вспомнить кого-нибудь, кто хочет вашей смерти?

Его глаза открылись. - Господи, что вы несете? - пробормотал он, затем глубоко вздохнул и успокоился.

Стивен Брэндон редко терял дар речи, поэтому я понял, что подобная мысль серьезно его расстроила. Он потер нос кончиком пальца.

- Я не знаю, - сказал он. - Вы же сами в этом бизнесе. Вы знаете, что не можете управлять телесетью, не нажив себе парочку врагов - больше, чем пару. Я знаю множество людей, которые ненавидят меня. Но достаточно ли этого, чтобы захотеть убить меня? Я так не думаю.

- Я не прошу вас никого обвинять. Послушайте, у меня нет официальных полномочий, я просто друг. Но это принесло бы большую пользу, если бы вы смогли назвать несколько имен.

Он скривился: - Любой продюсер, чье шоу я отменил. Любой актер, чей пилот я не одобрил. Любой, кто сможет унаследовать мою работу, когда я умру. Моя бывшая жена. Двадцать бывших любовниц, а может, двести. Я не знаю, может, мои конкуренты из других сетей, Том Брокоу, чертовы русские. Откуда я, черт возьми, могу знать?

Он заерзал в постели: - Чертовски неприятно говорить о ком-то, вы понимаете?

- Я не хотел вас напугать.

- Напугать меня? Меня чуть не разнесло на куски, и вы говорите мне, что это могло быть преднамеренно, и не хотите напугать меня? Господи Иисусе!

- Полиция, кажется, считает, что Робби Бингхэм был целью, а вы оказались просто невинной жертвой.

- Мне тоже хотелось так думать, но теперь, когда вы это сказали...

- Это была просто мысль, - парировал я.

- Послушайте, Саксон, вы ведь что-то вроде частного детектива, верно?

- Верно, - подтвердил я.

- И вы ведете это просто ради одолжения, это расследование?

- Я немного знал Робби. Его друг попросил заняться этим делом.

- Вам платят?

- Я сказал, что знал Робби. Так что это не имеет смысла.

Он как можно глубже засунул палец в гипс на шее. - Жутко чешется, чёрт подери, - произнес он. Затем уставился на меня. - Я буду платить вам триста в день за расследование этого дела. Определите, есть ли кто-нибудь, кто хочет меня достать. Если есть, узнайте, кто, и передайте копам.

Я попытался что-то сказать, но он тут же перебил меня.

- Триста в день плюс расходы, плюс тысяча в бонус, если этого парня поймают и засадят. Плюс, я устрою вам сделку в сети. Договор об оказании личных услуг. Гарантирую вам тысячу в неделю в течение двух лет и какое-то количество главных ролей в сериалах.

То, что я сказал дальше, превратило мои внутренности в соус маринара.

- Я возьму ваши деньги, мистер Брэндон, это мой бизнес. Что касается контракта, я бы предпочел, чтобы меня брали на работу в качестве актера. Но, все равно спасибо.

Послушайте, я никогда не говорил, что я умный.

Он долго смотрел на меня, а затем выпустил воздух сквозь передние зубы. - Гордый сукин сын, не так ли?

- Мне хотелось бы так думать.

- В любом случае, не слишком гордый, чтобы взять мои деньги за то, что собирался делать бесплатно.

- Гордый. Но не глупый.

- Нет, думаю, что нет.

- Но если я приму ваши деньги, я должен буду относиться к вам, как и к любым другим клиентом, сеть это или не сеть. Окей?

- Я так полагаю.

- А это значит, что вы должны дать мне как можно больше сведений, чтобы облегчить мою работу и помочь мне сделать то, чего вы хотите.

Его глаза сузились.

- Саксон, - сказал он, - - ребята в десять раз умнее вас каждый день заходят в мой офис и пытаются меня рассмешить. Такие парни, как Аарон Спеллинг [Aaron Spelling, 1923-2006, американский телевизионный продюсер и режиссёр более 70 телесериалов, 140 фильмов и театральных спектаклей, занесён в книгу рекордов Гиннесса дважды — как «самый результативный продюсер всех времён и народов» и как «обладатель самого большого дома в мире»], Норман Лир [Norman Lear, 1922-живущий, американский сценарист, продюсер, режиссёр и общественный деятель] и Дэвид Вулпер [David Wolper, 1928-2010, американский теле- и кинопродюсер]. Большую часть времени я позволяю им это, потому что у них есть то, чего хочу я, но я не уверен, что собираюсь позволять это вам.

- Тогда забудьте, что у нас когда-либо был этот разговор, мистер Брэндон, - сказал я. - Спасибо, что потратили на меня время.

Я обошел кровать и направился к двери.

- Подождите, подождите, вернитесь, - попросил он, его тон был умоляющим, а не повелительным, и это единственная причина, по которой я сделал то, что он просил. Я встал у кровати, и он сказал:

- Обойдите эту мою машину. И когда я подошел к другой стороне кровати, он пробормотал: - Черт возьми, единственные люди, которых я когда-либо слушался, говорили, что им девяносто пять чертовых лет!

Когда я встал там, где он хотел, он сказал: - Вы всегда такой упрямый? Наверное, потому, что вы так мало работаете актером. Это нормально, когда ты Ньюман или Редфорд. Когда ты Саксон... Он развернул ладонь здоровой руки вверх. - Окей, - сказал он, - что вам от меня нужно?

- Я хочу знать, что вы делали на Цикада-драйв в Беверли-Хиллз в девять часов утра, когда ваш дом находится в Малибу, а ваш офис - в Бербанке.

Он взял пластиковый стаканчик с ледяной водой и сделал большой глоток. - Вы - грязный сукин сын, - заявил он.

Дом на Цикада-Драйв, 953 имел дизайн довоенной эпохи, годный для съемок некоторых эпизодов «Унесенных ветром»; ивы и магнолии выстроились вдоль извилистой подъездной дорожки, а трава на широком ковре лужайки была почти сине-зеленой. Сам дом был двухэтажным, белым, с верандой во весь фасад; дверной проем обрамляли дорические колонны. Пока я медленно ехал к дому, то прислушивался, не поют ли в поле рабы, но у них, вероятно, был на перерыв на чашечку кофе. Единственное, что не вписывалось в общую картину, - так это то, что сама хозяйка усадьбы подошла к двери, чтобы встретить меня.

Райна Стоун в расцвете лет была одной из самых красивых женщин, когда-либо появлявшихся перед камерой. Черноволосая и голубоглазая - и не бывало моментов, когда ее образ на экране не излучал чувственность, экзотическое обещание наслаждений, выходящих за рамки опыта бесчисленных поклонников кино мужского пола — всё это сделало её правящей богиней секса наряду с Мэрилин Монро из пятидесятых. Монро выглядела уязвимо-невинной, её ошеломляющая сексуальность казалось запоздалой; Райна Стоун была шлюхой, развратницей, Проклятой матерью эпохи Эйзенхауэра; знавшей больше, чем рассказывала, ничем не сдерживаемой; куклой Сьюзи Хоумвреккер [культовая кукла, олицетворяющая домохозяйку], смеясь, покинувшей руины - Райна Стоун в возрасте пятидесяти лет по-прежнему была потрясающе великолепной и всё также обещавшей наслаждения. Я был чертовски впечатлен только одной встречей с ней.

- Стивен сказал, что вы заедете, - произнесла она, проводя меня через пещерный вход в комнату с потолочным окном, двумя стеклянными переходами и таким большим количеством растений, которого я ещё никогда не видел в частном доме. На её голосе сказалось слишком большое количество сигарет, слишком большое количество алкоголя и наркотиков, а также избыток множества других вещей, которые добросовестно освещались в мировой прессе в течение почти тридцати лет. На ней красовалась черная крестьянская кожанка, белая блузка с открытыми плечами, а ее волосы были собраны в девичий хвостик. Она была так красива, что ей это почти сходило с рук.

- Я понятия не имею, чем могу вам помочь. Но мы попробуем, не так ли?

Она ловко устроилась на кушетке, мельком показав мне бедро, прежде чем натянуть кожаную юбку на колени. Я уселся на стул с прямой спинкой и вежливо отклонил ее предложение выпить. Я уже заметил на столе рядом с диваном высокий стакан, наполовину наполненный коричневой жидкостью, в которой кубики льда практически растаяли. Его дно было обёрнуто влажной салфеткой. Она сделала большой глоток, закурила сигарету и выпустила дым в мою сторону. Это заставило меня захотеть сделать тоже самое.

- А теперь расскажите мне, в чем тут дело, если хотите, - произнесла она. - Я обожаю интриги. В старые добрые времена этот город был полон интриг, детка. Кто пытался разорвать контракт со студией, кто кого трахал, кто был коммунистом. Сегодня нет студийных контрактов, все трахаются друг с другом, а город полон республиканцев.

- Я не уверен, что здесь есть хоть какая-то интрига, мисс Стоун.

- Райна, - поправила она. - Я что, так чертовски стара? Мисс Стоун - это должна быть старая дева-библиотекарь. Я кажусь вам такой?

- Вы кажетесь мне такой, какой вы были в «Звёздах в ночи», - произнес я, сделав ей комплимент, который она уловила, а затем добавил, - Райна.

Она рассмеялась. - Вы лживый мешок с дерьмом, но в вас есть определенное очарование, - отозвалась она. - Мне нравятся седые волосы, это сексуально. Вы помните Джеффа Чендлера?.

Я кивнул.

- Его седые волосы тоже были сексуальными, - продолжила она. - Помните, он играл седого индейца с Джимми Стюартом?

- «Сломанная стрела» [американский фильм 1950 года], - подсказал я.

- Дайте этому человеку коробку «Сникерсов». Выпустив густой клуб дыма, на выдохе она сказала. - Но вы пришли сюда не для того, чтобы поиграть в «Счастливый случай».

- Нет, не для этого, но, может быть, в следующей раз?

- Только по письменному приглашению, - отрезала она. - Итак, давайте послушаем.

- Мистер Брэндон сказал мне, что он... попал в аварию после того, как покинул ваш дом..

- Мистер Брэндон говорит правду.

- Я не хочу совать свой нос не в своё дело, но...

- Определённо хотите, - весело сказала она. - Вы хотите знать, что он делал здесь в девять часов утра. Хорошо. Я думаю, вы понимаете. Вы выглядите умным парнем.

- Он часто бывает здесь?

- За последние шесть месяцев он провел здесь много ночей, мистер Саксон. Вас это шокирует?

- Конечно, нет.

- Я имею в виду тот факт, что я почти на двадцать лет старше него.

- Вы почти на двадцать лет старше меня, и меня это бы не остановило.

- Галантность. Это стильно. Вы - классный актёр.

- Рыбак рыбака видит издалека, Райна.

Она запрокинула голову и захохотала. Она была похотливой женщиной, в этом нельзя было сомневаться.

- Никто никогда не обвинял меня в том, что я имею стиль, - сказала она. - Это потому, что я никогда не трахалась с нужными людьми - продюсерами, режиссерами и руководителями студий. Трубачи, тореадоры, певцы - вот моя сфера. Но моим спасением в этом городе было в том, что мне было глубоко наплевать на то, что обо мне думали люди, кроме людей, купивших и оплативших доставку. Я была должна им представление и всегда устраивала его. Я не Кэтрин Хепберн, но они приходили посмотреть на затухающую сексуальную красотку, и я всегда им это позволяла. Разве не так?

- Всегда, - согласился я.

- Итак, я полагаю, вам интересно, что я делаю такому маленькому несносному сорванцу, как Стивен?

- Нет, я ...

- Это несложно понять. Когда я была ребенком, только начав сниматься в фильмах, я никогда не беспокоилась о больших шишках, потому что не хотела, чтобы кто-то владел мной. Я получала работу и контракты, потому что была хороша в том, что я делала на экране, и я развлекалась с более приземленными людишками. Два моих мужа были итальянцами. Теперь я со Стивеном, потому что не хочу угождать звездным ублюдкам, полукоролевам и стервятникам, кружащим над этим городом в поисках почти мертвого мяса. Он богат и могуществен, и мне ни черта от него не нужно, потому что я отошла от всего этого дерьма. Я не собираюсь играть чью-то мать и не могу конкурировать с двадцатидвухлетними куколками. Он хорошо кормит меня, каждый из нас платит по-своему, и мне это нравится. Энергия, которую он проявляет при управлении своей сетью - эту же энергию он демонстрирует мне наверху, и для старой телки подобное не так уж плохо. И он со мной не потому, что я Райна Стоун, стареющая сексуальная богиня, а потому что я, детка, билетик на по-прежнему лучшую поездку в парк. Да, он проводит здесь три или четыре ночи в неделю, и никто во всем этом грязном городке не знает об этом, потому что он приглашает молодых и более подходящих дам на все модные вечеринки, и все в городе считают его завидным холостяком, и, насколько я знаю, он таков, а мне все равно, пока он приходит домой к мамочке так часто, как сейчас. И что еще я могу вам сказать?

- Вы говорите, что никто не знает о ваших отношениях?

- Вряд ли это общеизвестно. Мы оба согласились, что не хотим обнародовать наши отношения как Бёрт Рейнольдс [Burton Leon Reynolds Jr., 1936 - 2018, американский актёр, бывший одной из самых успешных и высокооплачиваемых звёзд Голливуда в конце 1970-х годов] и Дина Шор [Dinah Shore, 1916 - 1994, американская актриса и певица, одна из самых популярных сольных исполнительниц 1940-х и 1950-х годов], потому что мы не хотим шуток и всякого дерьма, что их сопровождает. И потому, что после тридцати лет я чертовски устала от того, что пишут в газетах каждый раз, когда я роняю свои трусы. Потому что это никого не касается.

- Кто-то об этом мог знать?

- Вы знаете, - сказала она.

- Я знаю. Ночи, которые мистер Брэндон проводил здесь, Райна; были ли они определенными ночами недели или случайными?

Она помахала передо мной сигаретой. Пепел упал на ее куртку, и она неосознанно смахнула его.

- Скорее случайными. Полагаю, он придерживал пятницы и субботы для себя, потому что ему всегда приходится ходить на какие-нибудь вечеринки. Я никогда с ним не ходила. Зачем мне это ? Я никогда не ходила, когда был звездой.

- Вы по-прежнему звезда.

Она похотливо глянула на меня. - Ты и половины всего не знаешь, парниша.

Еще один глоток; затем она встала и подошла к бару возле одного из окон; налила себе еще один стаканчик. Я увидел по бутылке, что она пила хлебную водку, с небольшим количеством воды и несколькими кубиками льда.

- Какая разница, какие ночи он здесь проводит?

- Если он следовал шаблону - скажем по понедельникам, вторникам и четвергам - тогда, возможно, кто-то узнал об этом, и, зная, поджидал на углу Цикада и Роскоэмара в определенное время в определенное утро.

Она вернулась на диван с полным стаканом и нахмурилась. - Вы хотите сказать, что эта бомба предназначалась для Стивена?

- Я отношусь к этому не предвзято, но может так случиться, что да.

Она хлопнула себя по лбу и села. - Черт возьми! - воскликнула она. - Вы имеете в виду, что кто-то убил того парня только для того, чтобы добраться до Стивена?

- Я не знаю, Райна. Это то, для чего он нанял меня, чтобы я это выяснил. Я знаю, что у него много врагов из-за его работы. Но есть ли кто-нибудь, о ком вы знаете, например, кто-нибудь в вашей жизни, кто хотел бы сделать больно ему?

Она задумалась, потом погрустнела. - Двадцать лет назад, конечно, многие парни убили бы за меня. Они чертовски часто дрались из-за меня. Но сейчас... Кто стал бы убивать из-за старой бабы с сигаретным кашлем и обвислыми сиськами?

- С кем вы встречались до Стивена? Шесть месяцев назад. - Один боливийский магнат, занимающийся недвижимостью. Ему шестьдесят семь, и он любил, чтобы рядом была кинозвезда, развлекающая его приятелей. Его звали Симон де Уриарте, и я не виделась с ним около года. И не слышала о нём ничего, за исключением корзины изысканных рождественских конфет в декабре. Он не из тех, кто закладывает бомбы, в основном потому, что ему на всё наплевать. К тому же большую часть времени он проводит в Боливии. В любом случае он владеет примерно половиной её.

- А близкие друзья Стивена Брэндона?

- Все в этом городе, кто хочет продать шоу его компании. Это еще один способ заявить всем в этом городе.

- А кто-нибудь необычный рядом с ним?

- Ну, это Ирв Приткин; он глава отдела дневного программирования Triangle. Стюарт Уилсон, руководит отделом кино в сети. Санда Шайлер, руководит отделом развития сети, и я могу добавить - самая большая бульдаггерша [уничижительное прозвище мужеподобной лесбианки] в этом бизнесе.

- Лесбиянка?

- Так их называют. В любом случае, это три человека, с которыми Стивен проводит большую часть своего времени. Помимо своих приятелей по теннису, Джона Макинроя, Чарльтона Хестона и Винса Ван Паттена, но он видится с ними только на кортах.

- Если он играет с ними, то он, должно быть, очень хорошо играет.

- Если Стивен в чем-то не силен, он вообще этого не делает, - пояснила она. - Он таков, каков есть. Вот почему я позволяю ему проводить здесь так много времени.

Я встал.

- Райна, я очень ценю, что вы нашли время повидаться со мной. Вы не только очень помогли, но ещё я получил удовольствие от встречи с вами.

- Вероятно, так и есть. Она подошла ко мне с недавно зажженной сигаретой, оставив свой стакан на столе. - Тебе повстречать бы меня лет двадцать назад, детка, - произнесла она. - От тебя не осталось бы и следа, кроме твоих туфель в небольшой лужице.

Она коснулась рукой моей щеки. Рука была сухой и шершавой. Как бы женщина не сопротивлялась старению, ее руки всегда выдают ее, несмотря на телевизионную рекламу. - Ты когда-нибудь целовал настоящую кинозвезду, детка? Ты когда-нибудь целовал чертову легенду?

Медленно, очень медленно, как если бы к ней приближалась камера для крупного плана, она поднесла свой рот к моему, и когда я приоткрыл губы, она проделала со своим языком то, о чём я до сего момента и не подозревал - очень приятные вещи, очень порочные и очень возбуждающие. Обняв ее, я почувствовал дополнительные слои плоти, которых не было, когда она появлялась рядом с Робертом Тейлором, Стюартом Грейнджером и Грегори Пеком. Но это не имело ни малейшего значения, потому что она целовалась намного лучше всех, с кем я когда-либо сталкивался, и она была чертовой легендой, и я буду помнить этот поцелуй очень, очень долго. Даже после того, как я отъехал от дома на Цикада-драйв и стер помаду салфеткой, мой рот все еще покалывало от поцелуя мирового класса.

Когда я вернулся в офис, Джо как раз собиралась уходить. Она принесла мне стопку сообщений, приподняв бровь.

- Дважды звонил Кевин Броуди, - сообщила она. - И кто-то по имени Барри. Есть что-то, что ты хочешь сообщить мне как друг?

- Нет, - ответил я. - Нет. Я не сменил ориентацию, если ты это имеешь в виду.

- Просто интересуюсь, - сказала она.

- Если ты когда-нибудь решишь бросить мужа, я докажу тебе это.

- В любом случае спасибо, - парировала она, - но я полностью выкладываюсь в офисе. Как продвигается дело Бингхема?

- В этом-то всё и дело, - сообщил я. - Я не уверен, что это дело Бингхема. Возможно, Робби был просто человеческой бомбой, посланной кому-то другому.

- Стивен Брэндон?

- А возможно?

Она покачала головой: - Ты когда-нибудь думал о том, чтобы переехать в какое-нибудь красивое и тихое место вроде Оклахома-сити и заняться страхованием?

- На самом деле да, - парировал я. - Оклахома-сити выглядит очень красиво.

Она ушла, и я включил радио и принялся просматривать розовые листочки «пока тебя не было». За исключением звонков Кевина и Барри, не казалось ничего особенно срочного. Майк Кэмпбелл, один из моих любимых джазовых певцов, позвонил мне, сообщая, что ближайшие две недели проведет в «Мони Три», маленьком джазовом клубе на озере Толука; владелец маленькой винной лавки рядом с моей квартирой в Пасифик-Пэлисейдс хотел, чтобы я попробовал новое вино, купленное им недавно; Джейк МакХарг, приятель-актер, звонил, чтобы отменить гольф в ближайшую субботу, потому что ему требовалось уехать из города; Рэй Тучек. каскадер, которого я часто использую в случаях, когда нуждаюсь в мускулах, позвонил просто чтобы поздороваться, ничего важного - и все в таком духе. Прежде чем сделать что-либо еще, я позвонил в Triangle Broadcasting и назначил встречи с тремя людьми, имена которых узнал от Райны Стоун, - Ирвом Приткиным, Сандой Шайлер и Стю Уилсоном. Все их секретари должным образом предохранялись, расспрашивая меня, в какой фирме я работаю - на что я отвечал: «Саксон Инвестигейшн» [Расследования Саксона]; и будет ли знать вызываемый о сути дела - на что я отвечал, что это будет зависеть от его или ее экстрасенсорных способностей. Умный подход, который принес бы мне мало пользы, если бы я сразу после этого не упоминал волшебное имя Стивена Брэндона. Я назначил все три встречи на следующее утро.

Затем я позвонил Кевину Броуди в «Делакорт».

- Я ничего не слышал от вас, - обвиняющим тоном заявил он. - Я беспокоюсь.

- Я работаю над делом. Как правило, это происходит, в лучшем случае, довольно медленно.

- Послушайте, - произнес он срывающимся голосом, - я знаю, что Робби ничто для вас не значил, и, будучи натуралом, вы можете не понять, о чем я говорю, но он был любовью всей моей жизни. Мы влюбляемся так же, как и вы.

- Я знаю это, Кевин.

- И, если дело в деньгах, то я могу занять...

- Дело не в деньгах, - сказал я. - Я уже говорил вам об этом раньше.

Я решил было раскрыть свою сделку со Стивеном Брэндоном, но передумал. Кевин мог оказаться слишком эмоциональным в этот момент вместо того, чтобы оставаться рациональным.

- Я занимался этим весь день вчера и сегодня, и у меня есть кое-что, запланированное на завтра. Я не буду тянуть время. Я взял на себя обязательства перед вами и всегда держу свое слово.

Он помолчал. Затем: - Извините.

- Я понимаю, что вы чувствуете, - сказал я. - Поверьте мне. Я в курсе этого. Всё время.

- Всё время? Что, если ваш агент позвонит с жирной сочной ролью в каком-нибудь фильме?

- Из ваших уст да в Божьи уши, - произнес я.

Я перезвонил Барри Хэуорту.

- Спасибо, что перезвонили, - произнес он нелепым девчачьим голосом. - Можете ли вы встретиться со мной сегодня вечером в девять, в «Пассатах»?

- Полагаю, что да. Для чего?

В его голосе зазвучало раздражение:

- Ради всего святого, я не приглашаю вас на свидание! Есть кое-кто, с кем я хочу, чтобы вы поговорили о Робби.

- Не могли бы вы привести его в мой офис? - спросил я. - «Пассаты» - не совсем моя сцена.

- Послушайте, этот парень уже достаточно обеспокоен тем, что его будут допрашивать.

- Я не могу допрашивать, - сказал я. - Я просто частный детектив.

- Это тонкая грань, - ответил он. - Так вы хотите поговорить с этим парнем или нет? Он видел, как Робби садился в «БМВ».

- Я буду там.

- И купите выпивку.

«Пассаты» не стали лучше за последние двадцать четыре часа. На мне была бирюзовая спортивная рубашка и белые брюки - чтобы не выглядеть неуместно, как прошлой ночью - в пиджаке и при галстуке. Это не сильно помогло. Парень, просивший меня потанцевать накануне вечером, снова был тут. На этот раз в белом велюре.

- Посмотрите, кто вернулся! - произнес он, проходя мимо меня с пивом.

Я вздохнул, потому что Оклахома-Сити начал казаться жизнеспособным вариантом.

Из-за массивности Барри его было трудно не заметить. Мы пожали друг другу руки, и я заметил обесцвеченную припухлость под его глазом - сувенир от Саксона. Он увидел, что я пялюсь на него, и улыбнулся. - Все в порядке, - сказал он. - Я заслужил это. У меня по-настоящему болит колено. Я рад, что вы пришли.

Я взял пива, и мы сели за один из столиков у танцпола. Наполовину допитый напиток и пачка More Reds лежала на столе.

- Как я уже говорил. - начал Барри. - Джимми немного нервничает из-за этого, так что полегче, - он провел пальцами по скуле. - Обуздайте свои естественные инстинкты.

- Нужно ли мне напоминать, что это ты вчера вечером затеял драку?

Он улыбнулся.

- Откуда мне было знать, что ты такое животное?

Мы наблюдали за танцорами, а потом песня закончилась, и к столику подошли двое молодых людей. Один из них поблагодарил другого и ушел в толпу. Усевшийся был довольно неряшливого вида, недавно перешагнув подростковый возраст, с россыпью прыщей на щеках. У него были соломенные волосы, и он выглядел так, будто ему следовало торчать где-нибудь в Огайо - в голубовато-серой ветровке, узких синих джинсах и клетчатой рубашке.

- Джимми, это тот человек, о котором я тебе говорил; мистер Саксон.

Джимми и я обменялись рукопожатием, но я мог сказать, что его сердце не лежало к общению. Он нервно огляделся.

- Джимми, - сказал я, - все, что ты расскажешь мне о последнем дне Робби Бингхема на улице, будет чрезвычайно полезным.

- Угу, - только и сказал он.

- Не знаю, говорил ли вам Барри, но я не из полиции. Все, что вы мне расскажете, будет храниться в строжайшей тайне.

Он допил напиток и огляделся в поисках официанта. Когда тот подошел, он заказал водку с тоником.

- Хотите что-нибудь еще? - спросил я. - Бутерброд или что-нибудь в этом роде?

Он покачал головой. Он нервно вынул одну из сигарет из пачки и закурил, прикрыв сложенными ладонями зажженную спичку. Я глянул на Барри с некоторым нетерпением.

- Подождем, пока не вернется официант, - сказал Барри. Джимми кивнул, хотя было очень похоже, что он жаждет уклониться.

Я заплатил за выпивку, а когда её принесли, подождал, пока Джимми не сделает несколько глотков. Он пил, как будто его мучила жажда. Я понимал, что он чувствует, и немного поработал над своим пивом. Музыка была достаточно громкой, чтобы у меня заболели уши.

В конце концов, я спросил: - Вы знали Робби?

- Угу.

- Хорошо?

- Я виделся с ним.

- Где?

Он усмехнулся. - А как ты думаешь, мужик? На улице.

Это меня остановило. Мысль о том, что кто-то платит за секс с Джимми, была выше моего понимания, но я заметил, что Барри неловко заерзал на стуле.

- Повторяю, Джимми, я не полицейский. Все, что я хочу, это узнать о Робби.

- И?

- Барри сказал, что вы что-то знаете.

- Угу.

Я вынул двадцатидолларовую купюру и толкнул ее через стол. Он отодвинул её.

- Ты хочешь обмануть меня, это стоит дороже, - сказал он. - В противном случае можешь засунуть свои долбаные деньги в карман.

Я так и сделал.

- Что ты хочешь знать?

- Все, что вы можете рассказать мне о Робби и «БМВ».

- Обычно я не обращаю внимания на то, что происходит с другими парнями, - сказал он. - У меня достаточно проблем с тем, как заработать самому. Но я просто закончил мутить с одним парнем с красным «Шевроле» - ну, вы знаете такой тип - прямолинейный толстяк с короткими рукавами и карандашами в кармане. Любопытный тип. В любом случае, он хотел высадить меня из своей машины как можно скорее, на случай, вдруг кто-нибудь из его знакомых увидит. Поэтому он выбросил меня прямо возле Санта-Моника и Гарден. Обычно я работаю дальше по направлению к Вайн-стрит. Я решил, что перекушу в «Каса».

- Значит, было обеденное время?

- Угу, так я иду по улице...

- В какую сторону?

- Хм?

- По какой стороны улицы?

- Хм, так вот. По северной стороне. И вижу Робби через улицу, и я вроде как помахал ему рукой, потому что вижусь с ним. И он помахал в ответ. А потом этот «БМВ» подъезжает к нему, и он наклоняется к окну и разговаривает с тем парнем.

- Со стороны пассажира?

- Да, верно. И через секунду или две он садится в машину, и они уезжают, я запомнил это только из-за того, что подумал, что Робби поймал какого-то транжиру. Наверное, мог бы срубить не менее тридцати пяти баксов.

- Вы хорошо рассмотрели водителя?

Он снова пожал плечами. - Нет, он отвернулся от меня. Он разговаривал с Робби. Кроме того, он был в солнцезащитных очках.

- Но хоть что-нибудь вы заметили?

Он допил свой стакан, и я жестом дал знать официанту о следующем раунде.

Джимми сказал: - Седые волосы, дорогая стрижка. Думаю, усы, но не уверен.

- Как можно быть не уверенным насчёт усов?

- Смотри, чувак. Я не особо обращал на это внимание, понимаешь? Я видел, как Робби садился в сотню машин, как и все остальные парни с улицы. Вот чем мы занимаемся. Я не делаю заметок или что-то в этом роде.

- Но вы подумали, что у этого человека могли быть усы?

- Угу.

Молчание. Затем: - Итак, на следующий день, когда я услышал, что Робби прикончили, я вспомнил об этом.

- Почему вы не пошли в полицию?

- Ты что, чертов псих, мужик?

Я подумал, что есть немного.

- Послушай, это все, что я знаю, окей? Я не знаю ни номера машины, ни что-нибудь ещё.

- Вы помните, какого была цвета машина? Во что был одет этот мужчина?

Он снова пожал плечами.

- Машина была темного цвета - черного, темно-бордового или темно-синего. Кто, черт возьми, запоминает?

- А во что был одет тот парень?

- Я не знаю. Темный костюм и галстук. Наверное.

- Что-нибудь еще, что вы можете мне сказать, любая, самая мелкая деталь?

Он покачал головой и нахмурился, глядя на кольца дыма, которые только что выпустил. Затем сказал: - О, да, я заметил одну вещь.

Я наклонился вперед.

- Машину требовалось помыть. Она была пыльной, как будто долго стояла на улице.

Я прикончил свое пиво.

- Джимми, я ценю то, что вы поговорили со мной. Могу я что-нибудь сделать для вас?

Он рассмеялся, но, похоже, не очень-то обрадовался. - Ничего. Я в городе мечты - что тут ещё сказать?

Я пожал ему руку, оставил официанту на столе несколько долларов и направился к двери. Барри последовал за мной и остановил меня.

- Послушай, - сказал он. - Пожалуйста, не думай обо мне плохо. Ладно?

- Почему я должен плохо думать о тебе? Ты мне помог.

Он снова глянул в сторону столика. Джимми попросили танцевать.

- Из-за него. И меня. Я толстая, стареющая королева, мистер Саксон, и к тому же забавная на вид. В большинстве случаев, если мне требуется секс, я должен его покупать. Джимми...

Я положил руку ему на локоть.

- Барри, то, чем ты занимаешься - твое личное дело, я думаю, ты довольно хороший парень, если это что-то значит.

В тусклом свете было трудно определенно сказать, но, думаю, его глаза заблестели.

- Это многое значит. Ты никогда не поймешь.

А потом он обнял меня, прижав свою волосатую щеку к моей. К тому времени, как я вернул себе самообладание, он уже затесался обратно в толпу.

Возле двери я наткнулся на парня в белой велюровой рубашке.

- Так скоро уходишь? - спросил он.

- Боюсь, что так.

- Не нашел ничего, что соответствовало бы твоим изысканным вкусам?

Я не ответил ему. Я попытался продолжить движение, но он встал прямо передо мной.

- Я просто хочу, чтобы ты понял, что я тебя раскусил, Мэри, - он затрясся от негодования. - Ты женатый натурал, чертовски любопытный, начинающий сомневаться в себе, поэтому ты приходишь сюда и проверяешься каждую ночь, но у тебя не хватает смелости что-либо сделать, потому что ты боишься, и топаешь домой к своей крикливой женушке. Прав я или нет?

- Ваша проницаемость потрясает, - сказал я.

- Что ж, когда ты наконец сменишь ориентацию, не приходи сюда разнюхивать. Я бы не смог найти что-то хорошее в тебе. Ты чертовски стар!

Он отскочил, явно почувствовав себя намного лучше.

Я приехал в ночной клуб достаточно рано, чтобы найти место на миниатюрной стоянке рядом со зданием, и был благодарен, что мне не придется идти очень далеко. Я сел в машину и осторожно вывел ее со стоянки на улицу, направляясь на запад по бульвару Санта-Моника к своей берлоге в далеком Пэлисейдс. Я не совсем понимал, что чувствовать по поводу слов велюровой рубашки, сообщившей мне, что я слишком стар, либо, мне очень хотелось вернуться домой.

Подъезжая к Фэйрфакс-авеню, я заметил серую футболку «Рэмс» среди остальных мужчин на тротуаре. Это был Марвел, стоявший у здания и разговаривавший с белым мужчиной под тридцать, и разговор, по крайней мере, со стороны мужчины, казался весьма оживленным, если не горячим. Я замедлился, чтобы лучше разглядеть, как раз вовремя, чтобы увидеть, как белый мужчина с силой бьёт Марвела по лицу. Марвел, похоже, не собирался давать сдачи, и мужчина повторил пощечину, на этот раз тыльной стороной ладони. Голова Марвела качнулась из стороны в сторону, как будто на плечах ее держала резинка. Я остановился и перегнулся через пассажирское сиденье в сторону двери. Верх был опущен, так что мне даже не пришлось открывать окно.

- Марвел! - крикнул я. Они оба повернулись и уставились на меня. Марвел плакал.

- Просто катись по дороге, приятель, это частный разговор, - произнес белый мужчина с бледным лицом, слишком длинными светлыми волосами и сережкой в правом ухе.

Я проигнорировал его. - Марвел, с тобой все в порядке?

- Ты, блядь, глухой? - спросил бледнолицый.

Марвел прижался к зданию. Я вышел, обошел машину спереди и поднялся на тротуар. Разъяренные водители позади меня загудели, ругаясь и выезжая на другую полосу, чтобы объехать мою машину. Бледнолицый сделал несколько шагов навстречу, когда я ступил на тротуар.

- Ну, что ты сделаешь, хуесос? - вопросил он. - Топай отсюда.

- Ну, а что ты сделаешь, хуесос? - произнес я. - Зачем ты ударил парня?

- Я делаю с этим парнем все, что захочу. Он принадлежит мне. А теперь потеряйся.

До меня начало доходить, что «катиться», «топать» и «потеряться» означало, что бледнолицый хочет, чтобы я ушел. Ему следовало попросить меня получше.

- Марвел - мой друг, - сообщил я. - Мне не нравится, когда им помыкают.

- Хочешь занять его место, пидор?

Марвел находился почти в истерике от страха: - Все в порядке. Уходите. Ты задел его и он устроит мне взбучку.

- Никто не станет тебя бить, Марвел. Садись в мою машину.

Я не мог поверить, что сказал это. Оглядываясь назад, я до сих пор не могу в это поверить.

Марвел не двинулся с места. Я сказал: - Давай, все в порядке.

В руке бледнолицего внезапно оказался нож-выкидуха, чье лезвие блеснуло в непосредственной близости от моей грудной клетки.

- Я буду говорить, что все в порядке, - сообщил он мне. - У тебя яйца больше мозгов. Я отрежу их у тебя, пидор!

Я ткнул ему в глаз большим пальцем правой руки. и еще до того, как он издал крик, ударил левой рукой по его правому запястью, и нож со звоном упал на тротуар. Я схватил его за теперь уже невооруженную руку, заломил ему за спину и толкнул лицом вперед в сторону стены. Хруст его носа о кирпич стал приятным звуком. Его колени подогнулись, и я завернул вверх его заломленную руку, он поднялся на цыпочки, издав звук, похожий на «Нннннннн», переходящий в «Е» выше третьей октавы. Через плечо я бросил: - Садись в машину, Марвел. Ну же!

Испуганный мальчик сел в мою машину, а я усилил давление на руку бледнолицего, изменив издаваемый им согласный звук на более открытый гласный, что-то вроде пузырящегося стона, исходящего из его кровоточащего носа.

- Ладно, закончим это, подонок, - сказал я. - Заглохни, или я оторву тебе руку.

Я отодвинул его на шесть дюймов от стены, а затем снова врезал в нее. На этот раз он врезался боком. Я схватил его за шею - его волосы показались мне сальными - и сжал, заставив опуститься на колени.

- Полностью, - указал я, и он лег лицом на тротуар. Я уменьшил давление на его руку, склонился над ним и тихо произнес: - Ты останешься в такой позе до тех пор, пока мы не уедем; если встанешь раньше, то я так изобью тебя, что ты не скоро оправишься. Ясно?

И я дёрнул его заломленную руку вверх, на этот раз он вскрикнул.

Я отпустил его руку и шею и вернулся к машине с водительской стороны, не бегом, но довольно прытко. Врубил передачу, из-за чего водитель позади меня нажал на тормоза и... я уверен, помянув меня недобрым словом. На следующем повороте я свернул направо, желая выбраться из заторов на бульваре Санта-Моника. Я поехал на север, на Фонтан-авеню, более темную и менее посещаемую улицу, а затем снова направился на запад, двигаясь примерно на двадцать миль выше установленного ограничения скорости. Только тогда я повернулся и глянул на Марвела, который выглядел жутко испуганным.

- Все нормально, Марвел. Никто больше не причинит тебе вреда.

Он ничего не ответил, но я видел, как по его щекам текут слезы. Я не мог сказать, были ли это слезы неуверенности, что с ним будет дальше, или слезы облегчения оттого, что он избавился от ситуации, с которой, очевидно, не мог справиться. Это не имело значения.

В то время движение между Голливудом и Пасифик Пэлисейдс было минимальным; большинство людей, работавших в глубинке и живших у океана, уже разъехались по домам, оставив улицы относительно свободными. Поездка заняла у меня около получаса, и за всё это время между мной и Марвелом было мало что сказано.

- Кто тот парень?

- Это Тони.

- Твой сутенер?

Марвел ничего не ответил.

- Послушай, Марвел, я думаю, что имею право знать, раз вступился за тебя.

Он по-прежнему ничего не сказал. Он в ужасе пялился прямо перед собой. Трудно держать глаза настолько широко открытыми в кабриолете, движущемся со скоростью пятьдесят миль в час, но у него получалось. Больше вопросов я не задавал.

Я добрался до своей квартиры и устроил Марвелу экскурсию. Он все время повторял «О, чувак» на каждое новое чудо, вроде блендера, микроволновки, кофемолки, переключателей яркости света и дорогой стереосистемы. Мое жилище было далеко не роскошным, но для Марвела оказалось чем-то вроде сказочной страны, и это не игра слов. Я позволил ему бродить повсюду и нажимать кнопки до тех пор, пока ему не надоест.

Пришлось объяснять Марвелу, что с ним все будет в порядке, что я не собираюсь снова выставлять его на улицу, и особенно, что я не хочу заниматься с ним сексом - что-то из сказанного мной до него дошло, что-то нет. В любом случае, воздействие на его условные рефлексы должно было научить его воспринимать себя не как кусок мяса, которым может воспользоваться любой желающий; и хотя я пытался заверить его в его истинной ценности как человека, я понимал, что, как с философской точки зрения, так и эмоционально подобное могло оказаться для него чрезмерным. Я дал ему бутылку пепси и отправил в душ.

Я отдал ему свою единственную пижаму. Я не ношу пижам и никогда их не носил, и эту черную шелковую пару мне подарила моя бывшая любовница, чье желание изменить мои привычки не остановилось на пижаме. В неё влезла бы и пара таких, как Марвел, и он тёрся об неё, наслаждаясь ощущением ткани на своей коже. Он был очень похож на маленького мальчика рождественским утром. Он почти ничего не говорил, отвечая только изредка и невпопад, когда с ним заговаривали, но примерно через час страх и подозрение почти исчезли из его глаз, равно как и поджатая челюсть, когда он смотрел на меня.

Я забрал одну из подушек с кровати и бросил ее на диван в гостиной вместе с запасным одеялом. А потом уложил Марвела в постель и налил себе щедрую порцию чистого виски, тихо включил KKGO [коммерческая радиостанция, лицензированная для Лос-Анджелеса, Калифорния, США, и обслуживающая район Большого Лос-Анджелеса], чтобы не разбудить моего гостя, и прислушался к сочным тонам ночного диск-жокея Чака Найлза, прошептавшего вступление к нарезке Джорджа Шеринга. Я сидел в моем любимом кресле, большая часть света в квартире была выключена, и я чувствовал себя истощенным, разбитым, слишком усталым и изнуренным, чтобы думать о своем деле так, как следовало бы. Я пролистал блокнот, но все мои записи не складывались в какой-либо узнаваемый узор. Может быть, завтра, когда я поговорю с руководителями Triangle, всё что-то начнет проясняться.

И только когда я почти допил свой стакан, меня осенило: в тот самый момент в моей постели находится, по-видимому, простодушная несовершеннолетняя чернокожая гомосексуальная проститутка, и я понятия не имею, что я буду с ним делать дальше. Я допил напиток, ощущая его воздействие. У меня расслабились некоторые мышцы, которые создавали кариоку на моей шее. Завтра, подумал я. Я обо всём подумаю завтра.

Было начало девятого утра, я пил вторую чашку кофе и разговаривал со своей помощницей по телефону; Марвел сидел в гостиной и смотрел по телевизору музыкальное шоу, поглощая свою третью английскую булочку и третий стакан молока. Уютная домашняя сценка. Я пытался объяснить Джо, почему Марвел теперь живет в моей квартире, и умолял ее найти кого-нибудь, кто знал бы, куда девать беспризорников. Она пыталась объяснить, что мне надо взрослеть, зрелые взрослые не действуют так импульсивно, как я, и она ужасно беспокоится о том, что подумают люди, а затем она захотела знать, о чем, черт возьми, я думал, когда выдергивал Марвела с улицы: - Ты хоть представляешь, сколько проституток-подростков обоих полов, вероятно, было избито своими сутенерами прошлой ночью? - спросила она. - Я удивлена, что у тебя оказалась свободная комната.

- Джо, иногда приходится решать, будешь ли участвовать в игре или останешься просто зрителем.

Она помолчала минуту, а затем сказала:

- Извини, всё сказанное мной - хрень, и ты, конечно, прав. Я сделаю пару телефонных звонков и посмотрю, что тут можно сделать.

- Вот это моя девочка. Должны быть организации, занимающиеся беглецами. Но мне интересно, не можем ли мы сделать что-то получше, устроить его куда-нибудь в школу. Я не хочу, чтобы он снова сбежал на улицу. Если этот сутенер не станет его искать, желая убить, это будет очень странно.

- Я позабочусь об этом. Ты все утро будешь в в Triangle?

- Да, - сказал я, - но я буду заглядывать. Спасибо, Джо.

Марвел был так поглощен своими мультиками, что мне не хотелось его беспокоить. Но я дождался появления рекламы каких-то гротескных кукол-гуманоидов и дал ему десять баксов на случай, если ему что-нибудь понадобится, сказав, где находится ближайший магазин 7-Eleven, а также и ключ от квартиры. Я не был уверен, что он услышал хоть слово из того, что я сказал, потому что Буллвинкль и Рокки привлекали к себе гораздо больше его внимания. Не знаю, почему но я не боялся оставлять его одного в своей квартире. В конце концов, я ведь даже не знал этого ребенка. Но все мои наличные были со мной, моя камера была хорошо спрятана, стереосистема являлась довольно старой, и я все равно никогда не смотрел телевизор, поэтому мне было нечего терять, если он решится меня обчистить. Кроме того, в нем было нечто такое, что давало мне знание - он будет в квартире, когда я вернусь домой.

Тот же самый пузатый охранник зарегистрировал меня в Triangle, и мне было приятно узнать, что есть человек, чьи рабочие часы были такими же паршивыми, как и мои. Я припарковался как можно ближе ко входу, и, проходя через VIP-парковку, заметил, что большинство пришвартованных там автомобилей были либо «Мерседесами», либо «БМВ», и почти все темного цвета. Поскольку они проводили довольно много времени на улице неподалеку от оживленной автострады Вентура, почти все были покрыты тонким слоем пыли. Вряд ли это могло сильно помочь в расследовании.

Ещё один охранник у двери устроил мне допрос третьей степени, что заставило меня задуматься, что, по мнению Triangle, у них можно украсть. Они не держали никаких ядерных материалов, не обладали секретами обороны и не нанимали нобелевских лауреатов, каждую ночь уничтожавших свои исследовательские записи в измельчителях. Возможно, они таким образом ревниво охраняли планы своего нового дурацкого игрового шоу. В любом случае, они очень старались не пускать к себе публику, чтобы их маленький анклав оставался эксклюзивным, таинственным и особенным, как и все другие теле- и кинообъекты в Голливуде. Всё это часть грандиозной иллюзии, демонстрирующей свою значимость.

В конце концов я добрался до третьего этажа, где обитало высшее руководство. Раньше я был там всего несколько раз, и, хотя мне это не казалось таким уж большим делом, на тех, кто там работал, подобное производило чертовски сильное впечатление. Даже секретари на этом этаже были красивее, выше классом, и они господствовали над другими секретарями, потому что их боссы имели более высокий статус в телесети. Для меня это не имело никакого значения, но в Голливуде мало что имеет для меня особое значение.

У Ирвинга Пнткина был симпатичный секретарь и большой угловой кабинет на третьем этаже, с его именем на двери над титулом ВИЦЕ-ПРЕЗИДЕНТ ПО ДНЕВНЫМ ПРОГРАММАМ, и я догадываюсь, что это как-то должно было его возвеличивать. Хотя, глядя на этого человека, этого нельзя было сказать наверняка.

Приткин был бухгалтером. Это то, чем он хотел заниматься чему он учился в Калифорнийском университете в Санта-Барбаре, и в чем он был хорош. Когда его наняли, сеть проводила политику, согласно которой их молодые руководители проходили строгую годичную программу обучения, во время которой стажировались по несколько недель на каждом этапе работы сети в качестве помощников, тем самым обладая возможностью узнать как можно больше о внутренней кухне телевидения. Судьба Ирва Приткина состоял в том, что он ошивался в дирекции дневных программ в то время, когда бывший вице-президент ушел в отставку, и в своей мудрости сетевые гении повысили помощника до должности вице-президента, хотя проработал он тут всего три недели, и понятия не имел, что такое отличное игровое шоу или хороший замысел мыльной оперы, даже если бы тот вскочил и цапнул его за задницу. Однако это был человек, ныне держащий в своих тонких белых руках судьбы всех продюсеров ток-шоу, игровых программ и дневных сериалов. Он проработал тут почти год и с важным видом рассказывал о своих обязанностях.

- Знаете ли вы, - спросил он меня тонким голосом бухгалтера, - что дневные программы приносят тридцать семь процентов общего дохода от рекламы Triangle?

- Нет, даже не подозревал, - ответил я.

Я поглазел на фотографии на стенах офиса, каждая принадлежала какой-нибудь известной личности из состава телесети: ведущим игровые шоу, вроде Тома Кеннеди, Джима Пека и Скотта Рэйни, и некоторыми звездами из их второй мыльной оперы в стране «Ночь в ночь». Я был уверен, что в случае отмены шоу или сериала эти фотографии исчезнут в одночасье.

- Знаете, Стивен Брэндон тоже начинал здесь, - заявил Приткин, как будто объясняя мне, что моя просроченная дебиторская задолженность перевешивает мою кредиторскую задолженность или что-то в этом роде. - Большинство ведущих сетевых специалистов начинали с дневных программ: Бад Грант на «Си-Би-Эс», Фредди Сильверман. Это чертовски полезный опыт. Я каждый день узнаю что-нибудь новое.

Приткин был серьезным, близоруким, грушевидным человеком, выглядящим так, будто никогда не выходил на солнце. Он вел безнадежную битву со своими волосами и бедрами, пытаясь остановить отступление одних и наступление других. На его столе лежали фотографии симпатичной женщины и двух невзрачных детей в форме младшей лиги «Уайт Сокс».

- Как давно Стивен Брэндон работал в этом отделе?

- Лет пять назад. Задолго до того, как я попал сюда. Он прошел путь от дневных программ к вечернему полноформатному вещанию, а потом стал руководить созданием фильмов и мини-сериалов, затем около трех лет назад занял пост руководителя всех программ.

Он излагал факты подобно общеизвестной истории: некто начинал как спортивный комментатор в южном Иллинойсе, затем стал голливудской звездой в сороковых, был президентом Гильдии киноактеров, возглавлял Театр «Дженерал Электрик», а затем стал губернатором Калифорнии. После этого...

- ... Через год после того, как Стивен принял командование, - продолжил Приткин, словно рассказывая о генерале Паттоне, - мы прошли путь от далекой четвертой сети, став второй по значимости.

- И в этом году, - тут он глубоко вздохнул, словно лишний воздух мог добавить важности тому, что он собирался сказать, - у нас есть хороший шанс стать номером один.

Он поднял дрожащий палец:

- Если «Улицы города» будут продолжать собирать народ у телевизоров по вторникам. Я чертовски горжусь этим.

- Значит, Стив Брэндон, должно быть, здесь довольно популярный парень?

- Стивен, - поправил он, - все зовут его Стивеном. Я бы сказал, что это преуменьшение. Он герой, почти культовая фигура.

- Значит, для остальных трех телесетей он словно дурной кошмар. Он вышибает им мозги.

Приткин повозился с галстуком. На нем была голубая рубашка с белым воротником и неброский галстук, завязанный аккуратным узлом под подбородком. Его пиджак аккуратно висел на вешалке у двери. Его ухоженные ногти только привлекали внимание к его маленьким ручкам. Он сказал: - Вы, конечно, знаете, что это беспощадный бизнес. Миллионы долларов выигрываются или теряются только от одного набора телефонного номера. Вы становитесь властью, когда понимаете, чего на самом деле хотят люди на телевидении.

Я никогда не думал, что кто-нибудь ещё, кроме Лоуренса Велка, может сказать такое об этой телевизионной стране, что демонстрирует, насколько я могу иногда ошибаться.

- И поскольку Стивен, очевидно, обладает властью в этом городе, вы полагаете, что он нажил себе врагов, если я вас правильно понял, - продолжил Приткин.

- Правильно.

- Но я не думаю, что кто-нибудь здесь, в Triangle, захочет причинить ему вред. Ради бога, он наш бесстрашный лидер.

- Никогда не слышали о том, что кто-то может не невзлюбить своего босса?

- Стивен не является чьим-либо «боссом» в этом смысле слова, за исключением, может быть, его секретаря. Он большой босс, и это нормально, что он нравится работающим тут людям.

- А как насчет других сетей?

- Вы предполагаете, чтобы кто-то из «Эй-Би-Си» или «Си-Би-Эс» пытался убить Стивена Брэндона, потому что у него рейтинг выше, чем у них? Послушайте, мистер Саксон, у этого бизнеса есть взлеты и падения: в следующем сезоне может оказать их очередь быть наверху, и они это знают.

- Мистер Приткин, в городе вас знают как парня Стивена Брэндона.

Он по-совиному моргнул. - Простите?

- Вы же протеже Стивена, не так ли? Я имею в виду, разве я не правильно услышал, что, когда открылась вакансия вице-президента, именно Стивен продвинул вас по службе?

Приткин кивнул: - Это делает меня подозреваемым?

- Думаю, скорее наоборот.

- Ну, я тоже так считаю.

Он коснулся своих редеющих волос - он не погладил их, не расчесал и не провел по ним пальцами; он просто прикоснулся к ним.

- Я бы лег под поезд ради Стивена Брэндона. Это он сделал мне карьеру. И я, определённо, не стал бы причинять ему вред. Думаю, что вы были не в курсе этого, мистер Саксон. Очевидно, кто-то охотился за тем несчастным молодым человеком в в другой машине, а Стивен Брэндон оказался просто невинной жертвой.

- Вы с Брэндоном хорошие друзья?

- Я только что сказал вам, что обязан...

- Вы знаете, что он делал в то утро на Цикада Драйв?

Приткин заерзал: - Это личное дело, полагаю.

- Насколько личное?

- Чертовски личное, чтобы обсуждать подобное с незнакомцем.

- Не нервничайте, мистер Приткин. Я знаю, что там делал Брэндон. Мне просто интересно, знаете ли это вы.

Он наклонил голову, словно избегая быстрого удара слева.

- Это не совсем общеизвестный факт, - произнес он, - но да, я знаю. Как я уже говорил, мы со Стивеном довольно близки.

Он снова коснулся своих волос. - Почему вы спрашиваете?

- Моя работа - задавать вопросы.

- Может, вам стоит стать ведущим одного из наших игровых шоу?

- Сейчас я не занят; позвоните моему агенту, - сказал я, и частичка моей души умерла при мысли об этом. - Не могли бы вы сделать мне одолжение, мистер Приткин?

- Если я смогу.

- Вы можете снять очки?

Он рассмеялся пронзительным ржанием. - Я совершенно слеп без них.

- Лишь на мгновение.

Он снял очки и прищурился в мою сторону. Линзы были толщиной с бутылочное дно.

- Ну как?

- Отлично, - ответил я, - спасибо. Я ценю ваше сотрудничество, мистер Приткин.

Он снова надел очки, моргая и прищурившись, пока его глаза адаптировались. - И зачем все это было?

- Давно носите очки?

- С восьми лет. Меня прозвали Четырехглазым. Итак, зачем?

- Подбираю себе, - солгал я, вставая. - Пытаюсь выбрать между очками и контактными линзами.

Он не поверил - я мог сказать это по тому, как он пожал мне руку: это было рукопожатий дохлой рыбы.

Я вышел в оживленный коридор у его офиса. По обеим сторонам от его носа виднелись темно-красные вмятины. Ирв Приткин не был человеком, арендовавшим «форд эскорт».

Имея двадцать свободных минут, я решил рискнуть и зашел в печально известный кафетерий Triangle, где купил диетическую газировку в вощеном стаканчике и сел за столик с видом на «БМВ» на парковке.

- Привет, приятель, как вы?

Скотт Рэйни приближался ко мне, держа в руках поднос с чертовым мясным рулетом.

- Не возражаете, если я присоединюсь к вам?

- Садитесь, - сказал я. На нем была белозубая улыбка, которую миллионы домохозяек видели каждый день. Я задавался вопросом, выключалась ли она хоть когда-нибудь, становился ли когда-нибудь сладкозвучный виолончелевый бас мягким и интимным, или же в моменты оргазма он тоже кричал: «Скажи ей, что она выиграла, Билл!»

Он снял свой обед с подноса. - Куда вы сбежали тем вечером? Я хотел познакомить вас со зрителями.

- Я не мог задерживаться, - сказал я. - Должен был успеть на другое шоу.

- Просто дайте мне знать, когда придете, хорошо. Хут?

Он не должен был так поступать со мной, когда я глотал газировку. Та ударила в нос, и я подавился.

- Полегче, здоровяк, - произнес он.

Я, в конце концов, взял себя в руки. Кусочек от стаканчика попал мне на язык, и я размышлял, что лучше: аккуратно вытащить его пальцами или выплюнуть; я выбрал второй вариант - никто не смотрел.

- Вы видели цифры? - спросил Скотт Рэйни. - Новых рейтингов? Мы снова заняли свое место в рейтинге показов. Семнадцатую неделю подряд.

- Я так рад за вас, - сказал я. - Думаю, это сделает Стивена Брэндона очень счастливым, да?

Улыбка потускнела. Это произошло почти незаметно, но если наблюдать, то можно было заметить.

- Ох, пошел он на хуй, этот маленький сукин сын, - сказал он, открывая бутылку «Перье», которую, очевидно, принес с собой из дома, и выливая из нее на колотый лед в своём вощённом стаканчике.

- Брендон сейчас ведет переговоры по поводу контракта с моим агентом, и, боюсь, он слегка несговорчив.

- Это кажется не справедливым, - сообщил я, - после того, как вы заняли свое место в рейтинге показов семнадцатую неделю подряд.

- Вот как я на это смотрю! Ради бога, можно подумать,, что он тратит собственные деньги! Он тискает буйвола настолько сильно, что тот срёт.

- Похоже, он не ваш любимчик.

Улыбка Скотта Рэйни растянулась настолько широко, насколько смогла. - Это бизнес. Лично, он мой хороший приятель. Очень дорогой мне человек.

- Трудно представить случившееся с ним, бомба и все такое.

Он нахмурился так, словно домохозяйка из Айовы только что не ответила на большой бонусный вопрос и потеряла поездку на Пуэрта Валларта. - Это был несчастный случай. Я имею в виду, что считаю - пытались достать парня в другой машине. Но Стивен - котенок, у него нет врагов в этом мире.

- Тридцать секунд назад он был сукиным сыном.

- Эй! Все в этом городе - сукины дети, иначе бы они оказались другом месте и торговали бы ленточками.

Он успокаивающим жестом положил ладонь на мою руку.

- Только не вы, Хут. В этом городе я никогда не слышал о вас ни одного плохого слова. О вас, Джеке Бенни и Нате Кинег Коуле. Все вас любят, ребята.

Он приступил к своему мясному рулету, как если бы это был шатобриан - причмокивая губами и демонстративно пережевывая. Его жизнерадостность была непоколебимой, и у меня заболели зубы, пока он болтал о хороших и плохих сторонах работы на Марка Гудсона, Меррилла Хиттера и Боба Стюарта. Я поймал себя на том, что смотрю на часы. Однако кавалерия прибыла, когда мой друг Джей Дин забрел на чашку кофе и подошел к столу, чтобы спасти меня.

- Получил записку о тебе сегодня утром, - сказал Джей, садясь напротив меня и не обращая внимания на свою семнадцатинедельную подряд звезду рейтингов. - Говорит, что все сотрудники должны сотрудничать с тобой по возможности, и что ты тут хозяйничаешь. Что случилось?

Скотт Рэйни поднял глаза и изящно промокнул губы бумажной салфеткой. - Когда люди начинают говорить о делах, Скотт Рэйни отваливает восвояси. Понимаете, это не мое? Рад был снова увидеться с вами, Хут. Будем на связи, ладно?

И, мужественно хлопнув меня по плечу, он зашагал в гримерную и дальше, в мир новеньких «бьюиков» и годового запаса автомобильной полироли.

Джей посмотрел ему вслед. - Он назвал тебя Хутом?

- Да, - ответил я.

Я был настолько извращен, что даже не потрудился прояснить ситуацию. Джей - один из тех людей среднего звена, которым удается выжить в сетевых войнах, никогда не требует от кого-либо объяснений, поэтому я знал, что он просто сохранит это для возможного использования в будущем.

- Ты работаешь над делом Брэндона, не так ли? Вот почему ты был здесь прошлым вечером?

- Парень, который погиб в результате взрыва, был моим другом, - сказал я.

Я не стал говорить ему, что меня нанял Брэндон.

- Ты многому тут не научишься, - сказал он.

- Почему?

- Потому что все любят Стивена и хотят, чтобы он поправился. До того, как он оказался здесь, мы лгали о том, где работаем. Говорили, что продаем двери для черного хода. Эта телесеть была предметом множества шуток типа: «Вы хотите положить конец войне во Вьетнаме? Поместите её в Triangle - и она закончится через тринадцать недель».

- Я помню, - сказал я.

-Теперь мы можем поднять голову. Мы победители. Мы движущая сила. Это эпоха Брэндона.

- Ради всего святого, Джей...

- Нет, я серьезно. Сейчас он часть нашей поп-культуры, как космонавт, рок-звезда или бейсболист. «Сотворивший чудо» [«Сотворившая чудо» - второй полнометражный фильм американского режиссёра Артура Пенна 1962 года по пьесе «Сотворившая чудо» Уильяма Гибсона, основанной на автобиографии слепоглухонемой Хелен Келлер «История моей жизни»].

- Это была подруга Хелен Келлер.

- Была. Теперь это Стивен Брэндон. Он перевернул эту сеть.

- Вы все целуете его кольцо каждое утро?

Джей засмеялся и отпил кофе. - Думаю, что он даже не знает моего имени, - сказал он. - Я всего лишь винтик в механизме.

Я глянул на часы. У меня оставалось пять минут до следующей встречи. - Расскажи мне о Санде Шайлер.

Его глаза сверкнули. - Думаю позволить тебе узнать это самому.

- Я кое-что слышал.

- Всё правда в полной мере, - сказал он, - но она чертовски хороша в работе, и Стивен ей доверяет. Очень много хорошего в Triangle пришло от Санды - через Стивена, конечно.

- Они хорошие друзья?

Джей принялся набивать трубку табаком. Он самый рассудительный человек, которого я когда-либо знал, и его уловка по набивке трубки часто давала ему несколько дополнительных секунд на раздумья.

- У них разный образ жизни, понимаешь? Я думаю, они нравятся и уважают друг друга; вот и все, что я могу сказать.

Я отмахнулся от клубов сизого дыма, который он выпустил в мою сторону. Это только заставило меня острее сознавать, что я не курю уже сорок один день и не изменил себе. От его табака пахло вишней.

- Ну, думаю, мне пора навестить мисс Шайлер. И не волнуйся, Джей, я обещаю не бить ее.

- Лучше не пытаться, - сказал он. - Она вышибет из тебя все дерьмо.

Поднявшись на третий этаж, я нашел офис Санды Шайлер. Ее секретаршей оказалась стройной, сногсшибательной чернокожей женщиной в черно-белом платье и с дорогим обручальным кольцом.

- Мисс Шайлер ожидает вас, мистер Саксон. Вы зайдете прямо сейчас?

Санда Шайлер встала, когда я подошел к ее столу, и протянула мне руку, чтобы я ее пожал. Ей было под тридцать, и она была подстрижена очень коротко, по-мужски. У неё имелись седые волоски, хотя и не так много, как у меня. Она была высокой, и я не мог сказать, была ли ширина её плеч собственной, или же это заслуга её синего костюма. На ней были затемненные очки в стиле авиатор - такой тип часто называют «красивой женщиной».

- Здравствуйте, мистер Саксон, - произнесла она. Говорила она довольно быстрым отрывистым голосом, как ранний Уолтер Винчелл [Walter Winchell, 1897-1972, американский автор колонки сплетен и ведущий радионовостей. Первоначально будучи артистом водевиля, Уинчелл начал свою карьеру журналиста в качестве бродвейского репортера, критика и обозревателя в нью-йоркских таблоидах], но ее голос был ниже. - Мне попросить Чери принести вам кофе?

На мгновение меня поразила зависть. Полагаю, чтобы иметь секретаря, приносящего кофе, нужно быть большой шишкой в телесети.

- Нет, спасибо, - отказался я, - я немного помешан на кофе и уже слишком много выпил за сегодняшнее утро.

- Ха-ха, - сказала она. Села за стол и откинулась на спинку кресла с высокой спинкой. Скрестила ноги, и я быстро, провоцирующе бросил взгляд на ее юбку между колен.

- Конечно же, Стивен сказал мне, зачем вы приехали, - заговорила она, - и, боюсь, что я ничем не смогу помочь. Вам следует покопаться в жизни того бедного мальчика, который погиб. Думаю, что Стивен оказался случайной жертвой.

- Кажется, все так думают.

- Сколько раз вам нужно это услышать, прежде чем вы сами в это поверите?

Она улыбнулась, что немного смягчить вопрос.

- Я не заработал бы ни цента в своем бизнесе, принимая очевидное, мисс Шайлер.

- Санда, - сказала она, подождав, пока я поправлюсь.

- Санда.

- Я могу что-нибудь придумать, если хотите.

- Нет, мне бы это совсем не понравилось.

- Тогда я повторюсь, я ничем не смогу помочь. Все, кого я знаю, очень любят Стивена Брэндона. Включая меня.

- Расскажите мне немного о своей работе, - сказал я.

- Зачем?

- Любопытно, только и всего.

Некоторая часть любезности исчезла, как опавшие листья под порывом ветра.

- У меня нет времени удовлетворять ваше любопытство. Я очень занята.

- Чем? Это был мой вопрос.

- Табличка на двери гласит: «Разработка программ».

- Что это такое?

Она пристально уставилась на меня, затем вынула сигарету из деревянной коробки на столе и прикурила от простой серебряной зажигалки. Ногти у нее были ухоженные, но коротко стриженные, и, хотя они были отполированы до блеска, я мог утверждать, что на них нет лака.

- Вы актер, - сказала она. - Вы чертовски хорошо знаете, что это такое.

- Эх, мы, актеры, видимся только с режиссерами по кастингу. Мы не знаем, что происходит здесь, мы ничего не знаем об атмосфере утверждений.

- Отлично. Стивен сказал, чтобы вас ублажили. Люди - продюсеры студии, сценаристы - приносят мне идеи сериалов. Скажем так, это всё хорошо, но ещё не конец. Я играю с этим, отправляю их еще поработать, немного меняю здесь, немного меняю там, добиваюсь, чтобы все было именно так, как мне кажется, должно быть. Затем я передаю всё Стивену, и он принимает решение.

- Это вы делали «Улицы города»? - спросил я.

- Почему именно это шоу?

Я пожал плечами.

- Я занималась всем, что транслируется по этой телесети последние пять лет, - сказала она, - и чертовски много из того, что не транслировалось в эфире.

- Увлекательно. Другими словами, когда вас интересует проект, вы работаете над ним до тех пор, пока им не начинает заниматься Стивен Брэндон?

- Верно.

- И если он покажет большим пальцем вниз, то вся ваша работа будет напрасной.

Из-за затемнённых очков было трудно видеть ее глаза. Она выпустила в мою сторону еще немного дыма, и я попытался тайком вдохнуть его. Пассивно курить всё же лучше, чем совсем не курить.

- И вы думаете, что я захотела убить его из-за этого?

- Вау! Никто не говорил, что вы пытались его убить.

- Никто и не сможет.

- Собственно говоря, - сказал я, солгав. - Я подумал об одном из тех бедных ублюдков, кто создает концепцию шоу, воодушевляется им, приводит вас в восторг, а затем Брэндон его отвергает.

- Так вы думаете, что это сделал Аарон Спеллинг?

Даже мне пришлось посмеяться над этим.

- Вы фанат бейсбола? - спросила она.

- Я помешан на бейсболе. С тех пор, как себя помню, я был фанатом «Доджерс». А к чему это?

- Возьмите отличного отбивающего. Пита Роуза, Дона Маттингли, Тони Гвинна. Обычно они отбивают где-то около трех сотен, не так ли?

- Конечно, в хороший год.

- Это означает, что примерно в семи из десяти случаев они не отбивают.

- Так и бывает.

- Как вы думаете, сколько из них попытаются убить питчера соперника?

- Это слишком упрощенно, - сказал я. - Когда расследуется убийство, вы смотрите повсюду, подозреваете всех. Это не паранойя, это просто такая работа.

- К слову о работе, - произнесла она, - мне нужно вернуться к своей. Вы хотели спросить меня еще о чем-то?

- Где вы работали до прихода в Triangle?

Она улыбнулась.

- В «Дэйри Квин» [американская сеть ресторанов быстрого питания] в Мэдисоне, штат Висконсин.

- Простите?

- Я начала с колледжа у «Дэйри Квин» поблизости от кампуса Университета Висконсина, - сказала она. - Затем, получив степень, я переехала в Калифорнию и устроилась на работу в Triangle Broadcasting. С тех пор и работаю здесь.

- Вам, должно быть, это нравится.

- Мне это нравится. И мне нравится трудиться в бизнесе, где доминируют мужчины, без необходимости идти на компромисс с собой или своей порядочностью.

- Так вот почему вас интересует бейсбол? Чтобы вы могли постоять за себя в обществе, где доминируют мужчины...

- Чушь. Я заинтересовалась бейсболом, потому что выросла недалеко от того места, где играли старые «Милуоки Брэйвз», и мой отец брал меня с собой на игру. Эдди Мэтьюз, Энди Пафко, Шпан и Сейн, и молись о дожде [популярная кричалка на бейсболе в 1948 году]...

- Ладно, ладно, я верю вам. Нам следует как-нибудь сходить на «Доджерс».

- Зачем? Что вы пытаетесь выудить?

- Я не понимаю.

- Послушайте, Саксон, когда Стивен попросил меня поговорить с вами, я сделала несколько звонков насчет вас. Я знаю вашу репутацию. Вы умный и делаете домашнее задание.

- И? При чем тут «Доджерс»?

- Вы чертовски хорошо знаете, что я не встречаюсь с мужчинами.

- А кто говорил о свидании? Я имел в виду только игру; это не значит, что мы станем выбирать столовое серебро.

Она резко встала и снова крепко пожала мне руку.

- Вы зря теряете здесь время, - сказала она. - Я бы поговорила о взрыве с людьми в Городе Мальчиков. Это не имеет никакого отношения к Стивену.

- Имя Рейны Стоун что-нибудь говорит вам?

- Кинозвезда из пятидесятых и шестидесятых. Место ночлега для Стивена. Переспала со множеством людей. Когда она впервые попала в Голливуд, ее называли Дырка Лос-Анжелеса.

- Как вы думаете, у нее не было причин убирать Стивена с дороги?

- Насколько я поняла, - сказала Санда Шайлер, - убийцей был мужчина.

- А разве бывает иначе? - парировал я. - В такой сфере, как убийство, в которой доминируют мужчины?

Стю Уилсон был резковатым, грубоватым мужчиной ростом выше шести футов, с белоснежными волосами в короткой сержантской стрижке; его манеры соответствовали его облику. Как глава успешного подразделения телесети «Фильм недели», именно Уилсон отвечал за длинную череду двухчасовых историй о избиении жен, растлении малолетних, жестоком обращении с родителями и о целом ряде экзотических болезней и инвалидностей - казалось, что подобные истории являются основным продуктом сетевого телевидения. На самом деле именно он разработал и протаранил телефильм «Ситцевый кот», в котором я снимался вместе с Робби Бингхэмом. Сюжет был связан с ночным недержанием мочи, а я играл учителя английского языка средней школы, который сочувствует мальчику с подобной проблемой. Уилсон помнил меня по фильму, но у меня было чувство, что он все равно разузнал бы обо мне. Хитрый и жесткий, Стюарт Уилсон знал обо всем, что происходит в индустрии, и, конечно же, обо всем, что происходит в Triangle, независимо от того, входит ли это в его сферу ответственности или нет; он никогда не упускал возможности опередить своих более молодых коллег на одну-две позиции. Он был чем-то вроде динозавра, прорвавшегося на NBC во времена Пэта Уивера, и за свою карьеру успел поработать во всех четырех телесетях и на нескольких киностудиях. Стивен Брэндон привел его в Triangle по той же причине, по которой футбольные команды нанимают стареющих квотербеков - чтобы придать ощущение зрелости группе менее опытных дельцов. У него был хриплый бас заядлого курильщика, а сеть пурпурных вен на носу свидетельствовала о пристрастии к спиртным напиткам.

Я задал ему множество таких же вопросов, что задавал Приткину и Шайлер, и получил точно такие же ответы, за исключением того, что он, казалось, нетерпеливо хотел от меня избавиться, из-за чего был довольно резок в ответах. Я решил попробовать более личный подход.
- Вы со Стивеном Брэндоном иногда общаетесь, не так ли? - спросил я.

- Я не знаю, что вы имеете в виду, - сказал он. - Он холостяк, а я женат и довольно скоро стану дедом, так что мы тусуемся во внерабочее время. Обычно обедаем вместе пару раз в неделю и часто бываем на одних и тех же вечеринках. Если это общение, то да, я признаю себя виновным.

- Я не думаю, что это вопрос вины или невиновности, мистер Уилсон.

- Я так понимаю, что у вас имеются какое-то глупые соображения, что бомба предназначалась Стивену, а не тому парню?

- Я не исключаю этого, скажем так.

- И вы пытаетесь выяснить, не сделал ли это кто-нибудь из нас?

- Я этого тоже не исключаю.

- Полиция знает, что вы занимаетесь подобным дерьмом?

- Они не спрашивали, а я им не говорил.

- А если им скажу я? Предположим, я позвоню тому, кто отвечает за это расследование, и скажу им, что частный детектив пристает ко мне?

- Если вы скажете такое, то солжете. Я не пристаю к вам. Мистер Брэндон устроил это интервью; это была не моя идея, и что бы полиция ни сказала об этом, это будет между ним и мной.

Он зашёлся в резком кашле курильщика, и откинулся на спинку стула. Рукава его рубашки были закатаны, обнажая мускулистые волосатые руки:
- Ну, черт возьми, мне наплевать, что вы здесь. Мне не нравится, когда меня заставляют чувствовать себя подопытным зверьком, вот и все.

- Вы слегка преувеличиваете, не так ли?

- Возможно. Но позвольте мне просветить вас насчет пары моментов. Если бы я был руководителем автомобильного, нефтяного, сталелитейного или фармацевтического бизнеса, мне было бы проще добиться успеха. Здесь я ископаемое. Я единственный парень в радиусе нескольких миль отсюда, кто помнит Эрни Ковача [Ernie Коvacs - 1919-1962, американский комик, актер и писатель] или видел «Я люблю Люси» [I Love Lucy - американский ситком, транслировавшийся с 1951 по 1957 год телесетью CBS] с момента запуска. Люди смотрят на меня так, будто я пережил испано-американскую войну. Так что я должен быть в два раза лучше, бегать вдвое быстрее, двигаться в два раза активнее любого из этих маленьких засранцев с их уложенными феном прическами и дизайнерскими солнцезащитными очками. Я не люблю, когда люди приходят, начинают тыкать в меня пальцем и раскачивать лодку. Я держусь здесь за свою соломинку, понимаете?

- Все, что вы скажете, остается со мной, мистер Уилсон, если только это не будет иметь отношение к тому, кто убил Робби Бингхэма. Итак?

Он помахал испачканной никотином рукой перед своим лицом, внезапно устав от борьбы, и издал звук, нечто среднее между вздохом и хрипом.

- Поскольку мы говорим не для протокола, — сказал я, — каково ваше личное мнение о Стивене Брэндоне?

- Он один из немногих парней в этом городе, способных нанять кого-то вроде меня. Большинство маленьких засранцев не хотят, чтобы я был рядом, потому что я знаю, что они облажаются, и что у них нет мозгов, чтобы понять это и, возможно, мой опыт сможет удержать их от подобного.

- Значит, это голосование «за»?

Он пожал широкими плечами.
- В каждом есть и хорошее, и плохое, — сказал он. - Это часть хорошего Брэндона. Остальное в том, что он соображает, словно бьет хлыстом, у него пузо размером с арбуз, и он никому не дает себя облапошить. Он знает, когда он прав, и борется за это.

- А плохое?

- Что?

- В каждом есть и хорошее, и плохое, сказали вы. Чем Брэндон плох?

- Не для записи?

- Я же сказал.

Он долго размышлял, как человек, решающий, стоит ли удваивать ежедневную ставку. Затем сказал:
- Я, должно быть, сумасшедший, раз сижу здесь и наезжаю на Стивена Брэндона, который нанял вас.

- Я же сказал вам, что не буду повторять ничего из того, что вы скажете мне.

- Ну, черт с ним. Стивен Брэндон — настоящий член; он честолюбив, он помешан на собственной рекламе и любит присваивать заслуги, а ещё он собиратель мозгов.

- В каком смысле?

- Я немного устаю от того, что постоянно слышу про «мальчика-гения». Все, что он выпускает в эфир, исходит от кого-то из нас, сидящих в этом ряду, — Санды Шайлер. Ирва Приткин, меня. В обрезанном маленьком теле Стивена Брэндона нет ни капли креативности. Это нормально; он принимает решения, и ему не нужно быть изобретательным. Но он выбирает наши мозги, а затем принимает все поклоны. И делает это прямо у нас на глазах.

- Вы все возмущены этим?

- А, дерьмо, у меня хороший дом в Студио-Сити, я езжу на хорошей машине, у меня есть все привилегии, и у меня нет претензий. Если бы я хотел стать знаменитостью, я бы стал актером, как вы.

- Вряд ли я знаменит.

- Это потому, что вы слишком заняты, играя роль Сэма Спейда, а не уделяете внимание своей актерской карьере. Кстати. вы хорошо поработали для нас в «Ситцевом коте». Я хотел вам это сказать, когда вы только вошли.

- Спасибо, — сказал я. — Актерство кажется слегка неважным, когда ввязываешься в подобные жизненно важные ситуации, как эта.

- Если бы я увидел такую строчку в сценарии, я бы обвел ее синим карандашом. Ужасно мелодраматично.

- Мистер Уилсон, кто-то погиб. Это мог оказаться Стивен Брэндон.

- Вы ищете тут Безумного подрывника, Саксон, в этом вся суть. Приставать к друзьям Стивена — не только пустая трата времени, но и чертовски оскорбительно.

- Мне кажется, у вас очень тонкая кожа, мистер Уилсон.

- У меня? Черт возьми, у меня самая настоящая шкура носорога. В этом бизнесе нужно быть только таким.

- Хорошо. Тогда вы не откажетесь рассказать мне, где были в то утро, когда Стивен Брэндон получил свои ранения?

- Я чертовски против.

- Почему?

- Потому что моя репутация в этом бизнесе безупречна. Я ни разу за тридцать лет ни у кого не взял ни цента. Я сам оплачиваю свои обеды, свой отпуск, и если вы посмотрите вокруг, то заметите, что в этом офисе нет кастинговой кушетки. Меня возмущает эта инсинуация.

Его довольно солидные уши покраснели во время его рассуждения, а в конце он закашлялся. Я просто ждал, глядя на него, смотрел на него сверху вниз, пока он, в конце концов, не отвел взгляд от меня, не загасил сигарету в уже переполненной пепельнице и не закурил еще одну. Затем он снова встретился со мной взглядом.
- Вы сами довольно круты, не так ли?

- И чем это?

- Вы же знаете, что я могу сказать о вас что-то плохое в отделе кастинга этой сети, не так ли?

- Думаю, да. Но мне плевать на угрозы, мистер Уилсон. Есть другие сети. И даже если бы их не было, думаю, я лучше стал бы разгребать конский навоз, чем опускаться до такого дерьма.

- И вы также знаете, что я могу сломать вас пополам. Я был майором морской пехоты.

Я вздохнул.
- Это было раньше. Я на 15 лет младше вас. Если вы хотите попробовать, валяйте. Хотя я не думаю, что вы попытаетесь.

- Почему?

- По нескольким причинам. Во-первых, вы слишком не уверены в своей работе. Вы говорите грубо и напористо, но, как вы сказали ранее, вам нужно быть лучше, чем те маленькие засранцы. Консервативные телеканалы не очень-то хорошо относятся к своим вице-президентам, устраивающим драки. Тем более, что это ваш босс попросил вас поговорить со мной.

Он затих, глядя на меня сквозь дым.
- Вы назвали несколько причин.

- Пропустим, - сказал я.

- Не думаю, что мне бы этого хотелось.

- Окей, вторая причина в том, что вы не думаете, что сможете закончить разговор. Прав я или нет?

Воздух, казалось, вышел из него; он стал выглядеть старше. Напряжение, связанное с тем, чтобы быть на шаг впереди молодых руководителей, наступающих ему на пятки, начинало вызывать у него одышку. Он сказал:
- Вы правы, черт возьми. Извините. Иногда я довольно упрям; чтобы выжить, нужно быть таким.

- Тогда, я полагаю, вы ответите на мой вопрос?

- Что за вопрос?

- Где вы были утром тринадцатого, когда на Цикада-драйв взорвалась бомба?

Он поднес руку ко рту, вытирая уголки большим и указательным пальцами. Затем сказал:
- Я был в машине по дороге на работу, как всегда по утрам. Моя жена еще спала, когда я уходил, — ей нездоровится, она спит допоздна, — так что я не смогу это подтвердить. Вы собираетесь донести об этом полиции?

- Пока нет, - сказал я.

Я вернулся в офис, где ждала Джо (чтобы заполучить меня, прежде чем уйти на обед). На ее столе лежало несколько телефонных сообщений, но она отодвинула их от меня, когда я потянулся за ними.

- Сначала обо всем по порядку, - сказала она. - У меня был долгий разговор с отцом Бимером. Он управляет приютом для беглецов в Голливуде.

- Не уверен, что можно считать Марвела беглецом из дома, - сказал я.

- Возможно, нет, но он точно не живет со своими родителями, так что соответствует требованиям. В любом случае, отец Бимер хочет поговорить с вами. Он думает, что мог бы куда-нибудь поместить Марвела и устроить его в школу.

- Здорово! - восхитился я.

- А пока ты собираешься оставить его при себе?

- Если только ты не захочешь взять его, - сказал я.

- Мой брак испытывает достаточное напряжение только из-за того, что я работаю на тебя, — сказала она, - большего мне не нужно.

- Кто еще звонил?

- Они никуда не денутся. Поговори с отцом Бимером.
Она передала мне клочок бумаги с его номером, и я вошел в кабинет и договорился о встрече с ним позже в тот же день. Его голос звучал взволнованно. Как только я повесил трубку, вошла Джо с другими сообщениями.

- Я впечатлена, - сказала она. - Звонок от голливудского бессмертного и руководителя телесети в одно утро заставляет считать звонок некой Дженнифер Лондон не самым важным, кем бы она ни была.
Она вопросительно изогнула бровь.
- Я бы сказала, исходя из моего инстинкта, что она проходит прослушивание на роль Бимбо месяца.

- Почему ты считаешь каждую женщину, приближающуюся ко мне, проституткой [Bimbo - герой диснеевского мультфильма, слоненок, который мог летать; на сленге - туповатая блондинка без мозгов, как правило, проститутка]?

- Потому что обычно так и бывает. Если бы ты только нашел хорошую девушку и остепенился…

- Каждый день я нахожу хорошую девушку, которую ты называешь шлюхой.

- Это порочный круг, - заявила она и вернулась к своему столу в приемной.

Я позвонил своему клиенту, который, похоже, находился не в лучшем настроении.

- Я слышал, ты тусуешься среди моего персонала, - сказал он.

- Я бы не называл это так.

- Мне нужен отчет.

- У меня нет того, что вы могли бы назвать результатами, мистер Брэндон, если вы имеете в виду, узнал ли я, кто пытался вас убить.

Некоторое время он молчал, но я слышал его нетерпеливое дыхание. Затем он спросил:
- Что ты узнал?

- Все думают, что вы святой.

- Они лгут.

- Не могут же они все лгать?

- Если они сказали, что любят меня, то так и есть. Санду Шайлер съедает то, что она никогда не станет номером один в этой телесети, потому что ей нужно присаживаться, чтобы пописать, и я уверен, что она считает меня свиньей, самцом-шовинистом, пытающимся помешать ее продвижению. Ирв Приткин до смерти боится своей работы, и тот, кого он больше всего боится - ваш покорный слуга. Стю Уилсон думает, что я краду все их заслуги в сети, и он прав. И я так понимаю, вы заходили к Райне.

- Заходил.

- Это не твое чертово дело, знаешь ли.

- Это все мое дело, мистер Брэндон, - сказал я, - пока вы платите мне за работу.
Я сделал глубокий вдох.
- Если вы хотите расторгнуть эту договоренность, просто скажите.

- Не сердись на меня. Я хочу, чтобы ты держался подальше от Райны, потому что у нас есть то, что у нас есть, без всяких иллюзий. Кроме того, я знаю, что она этого не делала, потому что была в душе, когда я уходил. Если не считать секса и выпивки, мы почти не знаем друг друга. Так-то вот.

- Не обязательно так, - сказал я. - Мне нужно еще кое-что проверить.

- Ну, каково твое впечатление на данный момент? И я имею в виду суть дела.

- Суть дела? Большинство людей считают вас очень талантливым и чрезвычайно ценным сукиным сыном.

Он рассмеялся, к моему облегчению.
- Ты очень наблюдателен, - сказал он, - но не сказал мне ничего, чего я не знаю.

- Я работаю над этим, - сказал я. - Как вы себя чувствуете?

- Как, по твоему мнению, я должен себя чувствовать? Как собачье дерьмо.

- Это хорошо, - сказал я. - Я свяжусь с вами позже.
Я повесил трубку и позвонил Райне Стоун.

- Я хотела сказать тебе, что ты классно целуешься, - сообщила она, — и дать тебе знать, что ты можешь вернуться в любое время.

- Очень мило с твоей стороны, Райна.
Я чуть не совершил ошибку, снова назвав ее мисс Стоун. И после того, как мы с ней поцеловались, довольно глупо прибегать к формальностям.

- Как насчет вечера? - спросила она.

- Боюсь, я очень занят этим делом, - ответил я.

- Боишься, что Стивен узнает?

- Скажем так, это усложнит мне работу.

Я слышал, как она закуривает сигарету. Вероятно, она пила медленно, но верно все утро.
- Не расстраивайся, - сказала она, - весь мир боится Стивена. Присоединяйся к остальным.
Она подождала немного, а затем сказала:
- Ну, приятель, это твоя потеря. Увидимся в разделе комиксов.

Повесив трубку, я подумал о том, что давно я не слышал подобного выражения. Возможно, Райна Стоун все еще жила в прошлом вместе со Стью Уилсоном и его воспоминаниями об Эрни Коваче. Вместе со мной, кто не слушает музыку, написанную после 1968 года. Наряду с более чем половиной остальной части страны, которая регулярно игнорируется законодателями вкусов из СМИ.

Дженнифер Лондон моментально ответила на звонок.
- Каким приятным сюрпризом было получить твое сообщение, Дженнифер, - сказал я. - Подняло настроение на весь день.

- Ну, - ответила она, ее голос звенел, как японские колокольчики, - я только что подумала о тебе, ты был очень мил, и мне стало интересно, то приглашение на ужин, действительно ли оно.

- Оно в силе, - сказал я. Похоже, я пока не могу добиться прорыва в этом проклятом деле, но, возможно, в социальном плане для меня кое-что складывается удачно. Дженнифер Лондон определенно была свечой во тьме, по крайней мере, внешне. Окажется ли она чем-то большим, чем просто смазливое личико и красивое тело, еще неизвестно.
- Какой вечер ты имеешь в виду?

- Как насчет сегодня? - спросила она с неожиданными нотками надежды в голосе. - Я знаю, что это внезапно, но я неожиданно оказалась свободной и… надеюсь, ты не чувствуешь себя вторым вариантом или чем-то в этом роде.

- Даже если и так, я буду рад увидеться с тобой сегодня вечером.
Я взял карандаш.
Она продиктовала мне адрес в Брентвуде, недалеко от моего дома в Пэлисейдс, и сказала, что будет готова около восьми. Учитывая мою предвечернюю встречу с отцом Бимером, все складывалось отлично.

А потом она спросила:
- Во что ты будешь одет?

- Базовый черный с жемчугами, - сообщил я.

Это была безрезультатная попытка развеселить, и она не только не сработала, но на другом конце линии раздался резкий вздох, а затем голосом, далеко не таким музыкальным, как прежде, она спросила:
- Что это должно означать?

- Шучу, - сказал я. Оказалось, какими бы качествами не обладала Дженнифер, острое чувство юмора не являлось одним из них. - Я, наверное, надену спортивную куртку на рубашку. Так пойдет?

- О, - сказала она. - Хорошо. Конечно. Увидимся в восемь.

Я немного проголодался, но, поскольку вечером планировался большой ужин с Дженнифер, я решил пропустить обед и вместо него съесть батончик мюсли из ящика стола. Я горжусь тем, что я гурман — по правде говоря, на самом деле я больше любитель поесть, — но не стану извиняться за то, что ем батончики мюсли на обед. Они в тысячу раз лучше, чем любой из кошмаров фаст-фуда в шаговой доступности от моего офиса. И, запитые чашечкой хорошего кофе, они не так уж и плохи.

Я как раз допивал вышеупомянутый кофе, когда Джо позвонила мне по внутренней линии и сообщила, что Барри Хэуорт в приемной. Мой день, казалось, был полон сюрпризов.

- Надеюсь, ты не станешь возражать, что я вот так заскочил, — сказал он, когда Джо ввела его внутрь кабинета. Его массивность заставила меня опасаться за будущее стула, на который он опустился.

- Вовсе нет, - сказал я, - хотя немного удивлен. Что я могу сделать для тебя?

- Это то, что я могу сделать для тебя, — сказал он.

Я застыл в ожидании.

- Сегодня утром по улицам разнеслись слухи, что ты до полусмерти избил Тони Хазелхорста.

- Тони Хайз... О! Уродливый бледнолицый парень с грязными светлыми волосами, гоняющий мальчиков на бульваре Санта-Моника?

Барри кивнул.

- Не помню, чтобы оставлял ему визитку. Как же об этом узнали?

Барри пожал плечами, что примерно равносильно сходу лавины с Пайкс-Пик [Pike's Peak - гора в центральной области США, в штате Колорадо, в цепи Скалистых гор].
- Барабаны джунглей, - сказал он. — В Городе Мальчиков, как и везде, есть виноградная лоза [grapevine - англ. сленг; слухи, передаваемые по секрету]. Ходят слухи, что симпатичный парень с седыми волосами и в синем кабриолете «Фиат» довольно сильно расквасил морду Хазелхорсту и украл его мальчика номер один. Описание очень подходит тебе. Как и вспыльчивость.

- Да хватит поминать о моей вспыльчивости!

- Слон никогда ничего не забывает, - сообщил он с легкой насмешливой улыбкой. - Так Марвел у тебя?

- Я даже не собираюсь отвечать на это, Барри. Я очень ценю, что ты пришел сюда, но для тебя будет лучше знать как можно меньше.

Он почти изящно скрестил свои большие лодыжки.
- Хазелхорст не знает, кто ты такой. Лишь немногие из нас знают — например, я и Джимми, один из мальчиков Хазелхорста. Джимми может рассказать, если Хазелхорст спросит его, но, насколько я знаю, ему не приходило в голову, что Джимми может что-то знать.

- А ты?

Барри на мгновение опустил глаза, и было заметно, что он покраснел.
- Хазелхорст и я просто… иногда ведем дела вместе, - сказал он. - Я ему ни хрена не должен.
Затем он поднял голову и взмахнул ресницами, глядя на меня.
- Я бы на твоем месте держался подальше от Города Мальчиков, — сказал он, — потому что, если Хазелхорст когда-нибудь узнает, кто ты, он тебя убьет.

Домик был приземистым и широким, как кэтчер высшей лиги, притаившийся за домашней базой, грязно-белым с зеленоватым оттенком, его давно не красили. На крыльце висели кашпо, но растения, когда-то населявшие их, давно умерли, став жертвами пренебрежения, как и сам район, в квартале от Ла-Бреа-авеню в Голливуде, в самой северной части Города Мальчиков. Вывеска, свисавшая с карниза, должна была рекламировать мануальную клинику или комиссионный магазин, но там было написано «Миссия святого Стефана», и она скрипел, покачиваясь на ветру - реликвия заброшенного города посреди огромного, шумного мегаполиса. Я поднялся по цементным ступеням и увидел табличку с другой стороны стеклянной двери, гласившую: «Входите по первому слову».

В вестибюле стояла недорогая гипсовая статуя святого, давшего свое имя миссии, Святого Стефана Мученика, которому выпала участь погибнуть под градом камней на глазах у юного Савла из Тарса, и выражение лица, по крайней мере, этой конкретной статуи, казалось типичным для мученичества, чаще ассоциирующегося с еврейскими матерями. Лично я считаю святого, в честь которого была названа моя альма-матер в Чикаго - Святого Алоизия - умершего, так ни разу в жизни и не совершив смертного греха, еще большим мучеником. Как говаривали мальчики Святого Ала, насмехаясь над толпами подростков из какого-нибудь другого прихода, святой Стефан не был дерьмом по сравнению со святым Алоизием.

В доме пахло затхлостью и неопределенностью, как будто кто-то очень старый прожил здесь более пятидесяти лет, а затем однажды утром тихо умер во сне; десятилетний запас аккуратно и в хронологическом порядке разложенных непрочитанных экземпляров «Лос-Анджелес Таймс» был источником запаха, который не могло рассеять никакое проветривание, он проникал сквозь оштукатуренные стены, балки, стропила и фундамент. Дом, казалось, умирал от старости.

Я не знал, нахожусь ли в святом месте или в ночлежке, поэтому я крикнул свое «Хелло?» скорее осторожно, не желая тратить почтение там, где оно не требовалось, но и ненавидя рисковать. Я услышал какое-то смутное шевеление в задней части дома, а затем в конце коридора появилась невысокая худощавая фигура, одетая в черное. Она близоруко вглядывалась во мрак, затем двинулась по коридору ко мне. На фигуре не было пиджака, а рукава черной рубашки были закатаны до локтей, обнажая худые незагорелые руки. Жесткий церковный воротник впивался в плоть под челюстью, заставив меня задуматься, почему у всех священников не бывает сильной кожной сыпи на шее.

- Вы, должно быть, мистер Саксон, - произнес священник высоким, почти рычащим голосом и протянул руку. - Я отец Бимер.

Он был темноволос, и мягкие, светло-карие глаза казались почти неуместными на его лице. У него не имелось подбородка, о котором можно было бы говорить, а то, что имелось - было втянуто так, что почти исчезало в воротнике, что он пытался компенсировать, наклоняя голову вперед, а это придавало ему вид человека, вечно ждущего, когда кто-нибудь уронит на него пианино. Его рукопожатие было мягким, почти извиняющимся, и он провел меня по затхлому коридору в помещение, которое, очевидно, когда-то было главной спальней дома, а теперь служило жалким кабинетом. Он усадил меня в неудобное кресло с прямой спинкой и подлокотниками, а сам уселся за письменный стол, который был совсем не письменным, показавшись старым обеденным столом, обращенным, как и многие другие католики. На стене висело изображение Иисуса - мучающегося, страдающего Иисуса на кресте - а под прямым углом к нему на другой стене висело деревянное распятие, на котором Христос, казалось, отдыхал. Очевидно, мученичество во многих его формах было обычным явлением в церкви Святого Стефана. Старые воспоминания шевельнулись во мне - те, что поместил туда Святой Ал, и которые никогда не исчезнут полностью, - и мне стало интересно, не собирается ли отец Бимер отхлестать меня по пальцам рук.

– Леди, с которой я разговаривал сегодня утром - это была миссис Зетдлер? - сказала, что у вас находится беглец из дома?

- Я точно не знаю, кто или что он такое, отец, - ответил я. - Я знаю, что он некоторое время работал проституткой на улице и как раз получал от своего сутенера, когда я оказался рядом и решил, что ему будет лучше где-нибудь в другом месте. Я не смог многого от него добиться. Возможно, у него неспособность к обучению.

Священник сотворил собор из кончиков пальцев и поджал губы. Я не уверен, все ли священники поступают так с момента основания Церкви, или же это просто отсылка к Барри Фицджеральду [Barry Fitzgerald, 1988-1961, ирландский актёр, обладатель премии «Оскар»] в фильме «Идти своим путем» [Going My Way, художественный чёрно-белый фильм 1944 года, обладатель 7 премий «Оскар».]. В любом случае, отец Бимер некоторое время сидел так, потом уставился на меня.
- Пожалуйста, не обижайтесь, мистер Саксон, но в чем конкретно заключается ваше участие в судьбе этого мальчика?

- Я не обижаюсь, и не имею к нему никакого отношения. Я частный детектив, и общался с Марвелом по другому поводу. Увидев его на улице, я узнал его и исполнил номер рыцаря в сияющих доспехах, вот и все.

- Понятно, - сказал Бимер, - это другое дело. А оно не имеет никакого отношения к взрыву машины несколько недель назад?

Отец Бимер раздражал привычкой заканчивать каждое предложение вопросительным знаком.

- Да, отец, собственно говоря, это так. Мне в первую очередь указали на Марвела, как на лучшего друга парня - молодого человека, - которого убили.

- И это единственный ваш интерес к нему?

- Почему бы вам не сказать то, что вы имеете в виду, отец?

- Думаю, вы понимаете, что я имею в виду.

- Я уже сказал вам, что мой интерес не носит личного характера. Мне не нравится наблюдать, когда бьют ребенка, будь он школьником, студентом или продает себя на улице.
Я попытался расслабиться в деревянном кресле из знаменитой линейки изысканной мебели для дома священника Торквемады, столь ценимого Церковью.
- Вы что-то знаете о взрыве, отец?

- Я читаю газеты, - сказал он. - И знаком со множеством мальчишек на улицах. Многие из них приходят сюда, знаете ли.

- Вы знали Робби Бингхема?

- Я знал о нем. Здесь мы обычно имеем дело с мальчиками помладше.

- Только с мальчиками?

Он пожал плечами.
- Это Западный Голливуд, мистер Саксон.

- Так что говорят на улице о взрыве?

Отец Бимер перетасовал какие-то бумаги на обеденном столе.
- Каждый раз, когда убивают гомосексуалиста, это вызывает определенное беспокойство в гей-сообществе. Что касается нынешней паники из-за СПИДа, гомофобия может достигать высочайших пределов, у меня было по крайней мере три мальчика, добровольно ушедших с улицы после взрыва.

- И что вы с ними делаете?

- Содержу, пока у нас не получится разместить их в приемных семьях в пределах архиепископии. В добрые дома, в понимающие семьи.

- Вы не пытаетесь вернуть их родителям?

- Иногда. Но обычно, когда они появляются здесь, у них просто нет выбора.

- Понимаю. О Марвеле, отец. Думаю, ему около пятнадцати, он черный и немного медлителен. И, насколько я могу судить, он совсем один. Думаю, будет трудно подобрать для него место.

Он поднял обе руки в жесте смирения. Несмотря на смуглый цвет лица, он очень походил на статую святого Стефана Мученика.
- Почему бы вам не оставить Марвела при себе?

- Это исключено, - сказал я, - я холостяк. Я гетеросексуален. У меня странная профессия — две странные профессии. Я не знаю, что с ним делать.
Я достал свой блокнот и коричневый фломастер:
- Есть ещё один парень, с которым мне хотелось бы поговорить.

- С ним и в лучшие времена не очень-то приятно было разговаривать, - сказал отец Бимер, — но вы сможете. Его зовут Тони Хазелхорст.

Для начала: две расходящиеся дороги, по которым меня вело это дело, начали вызывать у меня головную боль. Мне требовался выходной вечер. В любом случае, с Тони Хазелхорстом лучше всего общаться утром. Большинство сутенеров являются ночными людьми; утро застает их не в лучшем виде. Меня тоже, если уж на то пошло, но, по крайней мере, с моей стороны это могло оказаться сюрпризом. А сегодняшний вечер станет вечером отдыха.

Я рассказал Марвелу об отце Бимере и о том, что он какое-то время пробудет у него, пока его не смогут разместить в приемной семье. У него был довольно скептический вид. Когда я сказал ему, что он будет ходить в школу, он стал откровенно циничен.
- Я тупой, - заявил он. - Никакая школа меня не примет, дурак, - он не закончил последнее слово буквой «а». — Им не нужны такие тупицы.

Я сел рядом с ним на диван и с при помощи пульта выключил телевизор, которые замолчал впервые с тех пор, как Марвел появился здесь прошлой ночью.
- Ты не тупой, Марвел, перестань так о себе говорить. Тебе нужно наверстать упущенное. И ты не тупой. Скажи это.

- Вот дерьмо, - произнес он.

- Скажи это, или я сегодня вечером заберу пульт от телевизора с собой.

Он покачал головой, дразня меня.
- Я не тупой, - сказал он.

- Скажи это снова и серьезно.

- Не по-настоящему?

- Скажи это!

- Я не тупой, - сказал он.

- Теперь, каждый раз, когда кто-нибудь скажет тебе, что ты такой, ты будешь говорить им, что это не так. И, что еще более важно, говори это себе. Понял?

- Ага, - сказал он, - я не тупой.

Я зашел на рынок и купил великолепно выглядящие свиные ребрышки. А вернувшись, приготовил свой собственный фирменный соус для барбекю - из молотого арахиса и мексиканского перца чипотле - щедро намазал им все ребрышки, и поставил запекаться в духовку. Затем я приготовил зеленый салат с огурцами, помидорами и хикамой, сделав простую масляно-уксусную заправку с розмарином, и поставил его в холодильник - до того момента, когда Марвел будет готов к ужину. Я вымыл красновато-коричневую айдахо, заложил её в микроволновку и выставил таймер на шесть минут, чтобы Марвелу оставалось только нажать кнопку «Пуск», а затем пошел готовиться к свиданию. Пришел Марвел, сел на край того, что стало его кроватью, и поболтал со мной о заведении, которым руководил Бимер, и даже немного о перспективах будущей школы, после чего спросил:
- А сучки там есть?

Я попросил его повторить, и только с третьего раза понял, что он спрашивает, будут ли в школе девочки.
- Девочки? - уточнил я.

Он кивнул почти застенчиво.
- Я занимался всем этим только потому, что так приказывал Тони.

Я уселся на кровать рядом с ним, надев один носок, а другой взяв в руку. У меня возникли проблемы с усвоением этой небольшой части информации.
- Марвел, - сказал я, - ты просто полон сюрпризов.

Дженнифер Лондон жила в большом жилом комплексе неподалеку от бульвара Сансет в фешенебельном Брентвуде. Это было место, известное в семидесятых как «комплекс для одиноких», оборудованное бассейнами, теннисными кортами, саунами, джакузи, тренажерными залами и огромным общим залом, в котором подавался воскресный поздний завтрак. Обычно его рассматривали как приют для недавно разведенных, поскольку большинство квартир было обставлено стильной недорогой мебелью. В заведении царило наигранное веселье; помощника управляющего называли «социальный директор».

Дженнифер выглядела просто сенсационно, даже несмотря на то, что она еще не закончила наносить макияж, в ярком синем платье из джерси, которое, казалось, шло ей во всех положенных местах. Для большинства женщин макияж необходим для создания иллюзии; для Дженнифер это было просто золочение лилии.
- О, Боже, прости, я опаздываю, — сказала она, открыв дверь. - Я в полном беспорядке, и здесь полный беспорядок. Проходи и садись. Я на минутку.
Все это было сказано в такой спешке, что я не смог бы ответить, даже если бы захотел. Она убежала в спальню, а я уселся на диван. Утренняя газета «Лос-Анджелес Таймс» была в беспорядке брошена на одном конце, а подушки на другом конце были смяты. Окурки с темно-коричневыми пятнами помады переполняли пепельницу на журнальном столике, и пахло застоявшимся сигаретным дымом. Фоновая музыка тихо доносилась из дорогой стереосистемы у стены.
- Налей себе выпить, - сказала она из открытого дверного проема. - Все, что тебе потребуется, найдешь в баре.

- Ты тоже будешь?

- Тоже, что и ты, - сказала она. - Но только не бурбон. На самом деле, думаю, что у меня нет бурбона.

- Сейчас будет что-нибудь, но не бурбон, - сообщил я.
Бар в действительности был скорее перегородкой между гостиной и кухней, но оказался довольно хорошо заполнен бутылками — на самом деле, графинами с маленькими выгравированными этикетками на свисающих с их горловин тоненьких золотистых цепочках. Я выбрал ту, на которой было написано «скотч», и соорудил две порции, потом плеснул ей воды. После чего сделал глоток: по вкусу «Блэк Лейбл».
- Вот твоя выпивка, - крикнул я. - Мне принести? Тебе не нужно, чтобы я застегнул какой-нибудь крючок, пуговицу или молнию?

- Закатай губу, - отозвалась она, а затем вышла из спальни, выглядя еще более сияющей, чем в первый раз, когда я увидел ее в Mayan Auto Rentals. Она указала на напитки.
- Ты собираешься выпить и то, и другое?

Я протянул ей стакан, разбавленный водой, и мы чокнулись, я снова сел, а она поставила свой стакан, собрала газеты, вывалила испачканные окурки куда-то в середину спортивного раздела и на мгновение скрылась на кухне. Назад она вернулась без мусора и уселась на дальнем конце дивана.
- Тебе было трудно найти мой дом?

- Он стоит на холме с двумястами восемью десятью квартирами и двумя освещенными теннисными кортами. Дворец в Версале труднее найти.

- Я имела в виду, как только ты попал внутрь.

- Нет, твои указания были безупречны. Как и твой наряд, ты просто сногсшибательна, юная леди.

- Спасибо, но это пока ни к чему меня не привело.

- Ты актриса?

- Начинающая. Потеющая - а иногда мне кажется, что уже заканчивающая.

- Я и сам немного актер, - признался я. - Это может быть довольно трудным делом.

- Ты и половины не знаешь.

- Я не знаю?

- Нет, - сказала она. - Ты мужчина.

- Я не вижу, где это может иметь значение.

- Это потому, что уродливые маленькие гномы не ползают по тебе и не хватают твои сиськи только потому, что у них есть право нанимать тебя.

- Это сексуальный бизнес. Я никогда не слышал, чтобы кому-то приходилось трахаться с боссом, чтобы получить работу в страховой компании.

- Это случается.

- Уверен, что так.

- Я нахожусь в такой ситуации, что каждый раз, когда смотрю фильм, я задаюсь вопросом, кому была обязана снимающаяся там женщина. Все мужчины думают своим членом.

- Понимаю, что тебе горько, - сказал я, - но лично я не знаю ни одного продюсера или режиссера, который рискнул бы своей картиной ради подобной халявы. Они слишком много работают, чтобы добиться того, чего они достигли. Есть некоторые второстепенные игроки, которые занимаются подобными вещами, но именно поэтому они второстепенные игроки и, скорее всего, останутся таковыми. Большинство людей в кино и на телевидении работают там, потому что им это нравится; они наслаждаются своей работой.

- Мне это понятно, - сказала она. - Я люблю актерское мастерство. Училась в Нью-Йорке, чтобы освоить свое ремесло.

- Тогда, ты, наверное, справишься. Просто держись и постарайся не обращать внимания на всю эту чушь.

- Это все равно, что плавать в болоте и пытаться не обращать внимания на аллигаторов.
Она залпом выпила большую часть своего напитка.
- Ты собираешься меня кормить?

- Я собираюсь скормить тебя аллигаторами, — сказал я.

От Брентвуда до океана не так уж далеко ехать, если только вы не поедете по извилистому бульвару Сансет; в таком случае это станет проверкой ваших рефлексов, реакции и зрительно-моторной координации; это также очень романтично, и хотя это всего в нескольких минутах езды от некоторых наиболее густонаселенных районов западного Лос-Анджелеса, у вас может возникнуть ощущение, что вы находитесь за городом. Это был маршрут, который я выбрал, чтобы добраться до моего любимого небольшого ресторанчика морепродуктов на полпути между Санта-Моникой и престижными барами Малибу с завышенными ценами. По дороге было решено, что Дженнифер больше интересует хорошая еда, чем атмосфера, а еда - это моя страсть, и я просто случайно узнал о том местечке. В машине мы почти ни о чем не разговаривали, разве что комментировали некоторые из наиболее претенциозных домов вдоль Сансет или восклицали по поводу случайных захватывающих проблесков солнца, желающих розовато-оранжевой спокойной ночи океану, видимому на поворотах; что, очевидно, и дало название бульвару.

К тому времени, когда мы добрались до ресторана и стали дожидаться за столиком у окна, смотреть было особо не на что, кроме прибоя, освещаемого светом ресторана. Мы заказали белое сухое шардоне и решили выпить друг за друга.
- Ну-ка, скажи мне, - произнесла она после того, как мы выпили друг за друга и раскритиковали вино, - как продвигается твое дело? Есть ли подозреваемые?

Я рассмеялся.
- Дженнифер, ты насмотрелась фильмов, я же просто провожу рутинное расследование и задаю вопросы. Только и всего.

- Должно быть, увлекательно делать то, что делаешь ты. И опасно. Держу пари, ты по-настоящему храбр.
Дженнифер обладала неоценимым талантом, который, несомненно, имело большинство великих куртизанок мира - способность «заставлять мужчину чувствовать, что он без исключения самый обворожительный человек, которого она когда-либо встречала». Я не невосприимчив к подобным чарам, и то обнаружил, что рассказываю подробности из некоторых из моих прошлых дел подобно какому-то ветреному старому зануду из лондонского клуба джентльменов. Ее взгляд не отрывался от моего лица. Тот факт, что более девяноста процентов времени частного детектива тратится на отслеживание должников кредитных компаний, расследование страховых случаев и шпионаж за заблудшими мужьями, женами или нечистоплотными деловыми партнерами, лишь незначительно притормозил меня.

- Возьмем этот случай со взрывом, - сказала Дженнифер, когда я снова наполнил ее стакан. - Я имею в виду, с чего бы ты начал? Откуда ты знаешь, с кем говорить и какие вопросы задавать?

- В основном, полагаюсь на здравый смысл. Похоже на головоломку, в которой нужно найти недостающую часть.

Ее глаза были бездонными.
- Держу пари, что ты не пропускаешь ни кусочка, не так ли?
А затем, совсем не провокационно, она спросила:
- А какого кусочка не достает тут?

- Где?

- Где взорвалась машина, глупый.

- Дженнифер, я не люблю говорить о…

- Я же не совсем посторонняя, Боже мой. Я имею в виду, что я часть всего этого. Это же я сдала в аренду убийце машину смерти.

- Подозреваемые, машины смерти, - сказал я. - Ты говоришь, словно первая полоса «Нью-Йорк Пост».

- О, ты же знаешь, что я имею в виду.

- Да. Я знаю, что ты имеешь ввиду. Я бы предпочел не говорить об этом, пока все не закончится.

- А когда это будет? Я имею в виду, ты близок к разгадке?

- Когда это ты стала Нэнси Дрю? [Nancy Drew - литературный и кинематографический персонаж, девушка-детектив, известная во многих странах, создана Эдвардом Стратемаэром, впервые появившаяся в книге «Нэнси Дрю и тайна старых часов», опубликованной в 1930 году]

- Я вроде как причастна к делу, это во-первых. И знаешь, после того, как ты дал мне свою визитку в пункте проката, я просто начала думать об этом деле. Я никогда раньше не встречалась с частным сыщиком.

- Пожалуйста, больше никаких клише. В следующий раз ты назовешь меня ищейкой.

- Ну, как угодно. Я просто подумала, что ты очень интересный, даже очаровательный мужчина. И очень хорош собой. Поэтому я захотела познакомиться с тобой.

- Это очень лестно, - сказал я, - но частные сыщики такие же, как и все остальные. Кольни нас, и разве из нас не потечет кровь?

- Я думаю, что ты скромничаешь. Думаю, что у тебя все хорошо продвигается с этим делом, и ты просто не говоришь о нем со мной. Это часть твоей, как это называется, вашей таинственности?

- Большая часть моей таинственности, - произнес я, когда подошел официант, - это моя превосходная страсть к еде. Так что, если ты мне позволишь, я закажу для нас обоих.

Она откинулась на спинку стула.
- Я в твоих руках, - произнесла она.

- Начнем, - сказал я.

Мы начали с маленьких креветок, копченых и поданных со сливочно-укропным соусом с сыром фета, а также с тарелки мидий с зелеными краями под чесночным соусом, который просто необходимо собирать своим роллом. Я заказал вареного норвежского лосося и простую, но элегантную пиккату из акулы. И мы с Дженнифер попробовали все, чтобы не пропустить что-нибудь вкусненькое. Мы также заказали еще одну бутылку шардоне, а на десерт немного мороженого с белым шоколадом и миндальный чизкейк, который показался слишком сладким. У моей партнерши за столом оказался здоровый аппетит, и мы смеялись и вспоминали о памятных ужинах, которые у нас случались в прошлом. Я похвастался тем, что самостоятельно готовлю, и какое-то время за кофе мы просто держались за руки и смотрели, как волны внизу разбиваются о скалы, а капли пены излучают собственное свечение в приглушенном свете.

Когда мы допили почти весь кофе, который произвел на нас благотворное воздействие, я наклонился к ней и сказал:
- Хочешь пойти куда-нибудь и послушать музыку? Или потанцевать?

- Только медленный танец, - сказала она. - Думаю, мне хочется оказаться в твоих объятиях.

В Лос-Анджелесе осталось очень мало мест, где можно танцевать, как раньше, когда мужчина держит женщину за руку и за талию, но в Санта-Монике имелось одно архаичное заведение, часто служившее крайним случаем, если не быть слишком привередливым. Музыку играла группа, состоявшая из женщины средних лет, играющей на фортепиано и органе, мужчины лет тридцати пяти, играющего на гитаре, и барабанщика, выглядевшего как моряк в своем первом увольнении на берег. Как объяснила нам хозяйка, указывая на кабинку: «Они уходят в двенадцать. Это потому, что они начинают в половине седьмого и играют для ужинающей публики, - что-нибудь легкое и приятное. Однако после девяти они немного сходят с ума».

Я глянул на органистку, ее волосы были собраны в пучок, как в сороковые, она смотрела на ноты сквозь очки в тонкой оправе и явно была рада, что мы пришли туда после девяти, чтобы посмотреть, как она немного сходит с ума. Мы заказали у хозяйки напитки, даже не удосужившись сначала сесть, и вышли на танцпол под мелодию «Всем девушкам, которых я любил раньше», которую дама, которая к тому же пела, сменила на «Всем мужчинам», после чего исполнила одно из наиболее любопытных исполнений «В настроении», с которыми я сталкивался. Дженнифер была несколько неуклюжей, что странно для женщины, ходившей с такой грацией и уравновешенностью, но ее тело приятно льнуло к моему, и она позаботилась о том, чтобы я прочувствовал каждый её изгиб, бугорок и все мягкие места; ее голова покоилась на моем плече, как будто она спала, но давление ее сисек, груди и бедер убеждало меня, что это совсем не так.

Ее кровать была двуспальной, с водяным матрасом и зеркалом в изголовье. Я медленно раздел ее, тем более, что на ней имелось не так уж много одежды. Снятое через голову платье разлохматило ее волосы еще более восхитительным образом. На ней не было лифчика, и ее груди выглядели идеальными, с светло-кремовыми с красными кончиками. На ней были очень прозрачные колготки, а под ними пара светло-голубых трусиков, которые дополнили бы платье, если бы кто-нибудь смог их разглядеть, когда она была одета в это платье. Я стараюсь заниматься любовью медленно, главным образом потому, что это лучшее, что можно заняться во всем мире, и потому не вижу причин торопиться. Но Дженнифер была агрессивна, ее рука обвилась вокруг моей шеи, притянув мою голову вниз, чтобы почти поглотить мой рот своим. Она извивалась всякий раз, когда я прикасался к обнаженной плоти, а я делал это часто. Ее пальцы впивались мне в плечи сзади, и она стонала, когда ее язык входил и выходил из моего рта.

А потом я провел рукой вниз по ее бедру, по пушистому холмику и между ее ног, и она напряглась. Мои пальцы были нежными и прощупывающими, но она оказалась абсолютно сухой. Я чувствовал, что тут что-то не так, по тому, как изменилось ее дыхание и по сухости между ее половыми губами. Я приподнялся и слегка отодвинулся, глянув на нее так, чтобы, как я надеялся, это походило на беспокойство.

Она вздохнула.
- Извини, - сказала она. - Я слишком много выпила.

- Все в порядке, - отозвался я. Довольно неубедительно, как мне подумалось позже. - Может быть, это случилось слишком рано.

- Эй, это случается, ты же знаешь, - сказала Дженнифер. - Даже в лучших семьях.

- Ты права.

Я откатился от нее, и мы просто немного полежали вместе.
Я сказал:
- Не будет ли у тебя сигареты?

Она покачала головой. Я не смотрел на нее, но услышал шорох наволочки.
- Я не курю, - сказала она.

- Все в порядке.

- Послушай, мне действительно очень жаль.

Я перекатился на бок, чтобы оказаться с ней лицом к лицу.
- Все в порядке, - сказал я. - Ничего страшного.

- Это просто...

О-о. Два самых пугающих слова в языке, когда используются в тандеме таким образом: «это просто» …

- Что?

Она пожала плечами и натянула край покрывала на себя, чтобы скрыть свою наготу.
- Не знаю, наверное, меня очень обеспокоило это дело об убийстве.

- Нет причин, почему тебя должно это беспокоить.

- Я могу опознать его. Убийцу. Он должен это понимать. Что, если он придет за мной? Я боюсь, очень боюсь.

Я просунул руку ей под голову, ощутив роскошную мягкость ее волос на изгибе своей руки, и осторожно притянул ее в свои объятия. Я люблю обниматься, и сегодня вечером, кажется, я остановлюсь на своем втором варианте.
- Никто не придет за тобой, Джен. Он, вероятно, выглядит иначе, чем тогда, когда арендовал машину, и, вероятно, решит, что, раз ты сдаешь столько машин такому количеству людей, то ты его даже не вспомнишь.

- Пусть так. Все равно я в ужасе.

Дженнифер не походила на женщину, которая впадает в ужас. Я сказал:
- Полиция доберется до него. Не волнуйся.

- Может быть, - сказала она, прижавшись и лизнув меня в шею, - если бы ты сказал мне, кого подозреваешь, я бы знала, кого остерегаться.

- Я подозреваю всех, Дженнифер, - сказал я. - Я даже немного подозреваю тебя.

Она осталась лежать на моей руке, но отодвинулась от меня.
- Но это не помешало тебе спустить молнию на брюках, - сказала она голосом на несколько градусов ниже нуля.

- Я не это имел в виду. Я подозреваю всех, потому что так у меня не будет сюрпризов. Я ненавижу сюрпризы.

- Конечно, я не ожидала, что окажусь в постели с мужчиной, который сочтет меня убийцей.

- Дженнифер...
Я вздохнул, потому что у меня был опыт общения с такими людьми: неразумными, упрямыми, готовыми наброситься на любое сказанное слово и обратить его в негатив.
- Это просто такая поговорка.

- Тогда кого ты подозреваешь?

Я убрал руку из-под ее головы.

- Разве ты не видишь, как я напугана?

- Да, но я не могу тебе помочь. Если бы у меня были ответы, я бы пошел с ними в полицию.

Она закрыла глаза левой рукой, словно защищая их от яркого света, хотя единственным его источником света была лампочка с розовым абажуром, стоявшая в другом конце комнаты.
- Я не знаю, - сказала она. - Все пошло наперекосяк. Думаю, тебе лучше уйти.

- Я в чем-то провинился? - спросил я.

- Нет. Я просто не привыкла ложиться в постель с каждым, кто приглашает меня на ужин, и я вдруг испугалась. Но не тебя, мой дорогой.
Но ее тон подсказал мне, что именно меня.

Я быстро оделся. Она не пыталась шевелиться, а просто лежала поверх одеяла с накинутым на нее краем покрывала. Она не говорила до тех пор, пока я не сказал ей, что позвоню.

- Ты не хочешь мне звонить, - сказала она. - Я просто фригидная сука.

- Такого не бывает. Эй, да ладно, Дженнифер, я не сержусь, ничего такого. Это не такая уж большая проблема. Что ж, мы оба живы.

Она посмотрела на меня и слабо улыбнулась.
- У тебя же есть запасной вариант, правда?

Я наклонился и нежно поцеловал ее в уголок рта.
- Конечно, все в порядке, - сказал я ей.
Вот что я сказал ей. Но я ехал домой с одним из самых болезненных случаев посиневших яиц, не случавшихся со мной с тех пор, как мне исполнилось шестнадцать - когда я возвращался домой после сеанса только объятий с Женевьевой Маскан.

Утром я собрал те немногие вещи, что принадлежали Марвелу. Я подарил ему зубную щетку, пару толстовок и старый свитер, а также упаковал пару одноразовых пластиковых бритв, которые имелись у меня в квартире. Он почти ничего не говорил. Пока я принимал душ и одевался, он смотрел свои мультфильмы и съел целую коробку хлопьев Special К, запив их литром молока. Он был растущим мальчиком.

- Марвел, - сказал я, - может быть в субботу утром я смогу заехать за тобой, чтобы пройтись по магазинам и купить тебе одежду получше, окей?

- Крутяк, - отозвался он без особого энтузиазма.

- Послушай, - сказал я, - у тебя все будет хорошо. Тебя отправят в школу, где ты научишься хорошо читать, а затем, возможно, они смогут найти тебе работу. Ты побудешь какое-то время с отцом Бимером, а потом тебе найдут хороший дом, в котором ты будешь жить. Разве это не здорово?
По-видимому, нет, потому что ответа не последовало. Если хотите знать правду, я чувствовал себя паршиво, но, похоже, ничего не мог с этим поделать. Этот паренек совсем не облегчал мне задачу. Спустя некоторое время он спросил:
- У этого отца есть телевизор?

- Я не знаю. Полагаю, что есть. У всех есть телевизор.

- Не у меня, - сказал он.

Я повязал галстук. Не знаю, зачем я вообще его надевал; обычно я этого не делаю. Затем я подошел к кожаному чемодану на дне шкафа и достал черную кожаную наплечную кобуру с полицейским револьвером 38-го калибра. Я вынул пистолет, положил его на кровать и начал пристраивать кобуру. Глаза Марвела стали двумя белыми блюдцами с черным центром посередине.

- Вот дерьмо, - произнес он. - Можно посмотреть?

Я немного поколебался, потом проверил, не заряжен ли 38-й, и передал ему пистолет, рукоятью вперед, как это принято. Он взвесил его, присмотрелся к предметам в комнате и, наконец, направил его на меня.

- Никогда ни на кого не направляй пистолет, - сказал я, забирая у него пистолет, - если только ты не собираешься им воспользоваться.

- Он не заряжен, - парировал он.

- Мне все равно, даже если это пластиковый водяной пистолет. У меня есть пунктик насчет пушек, направленных на меня. Большинство людей поступают именно так.
Я достал коробку патронов и зарядил пистолет, затем положил дополнительные шесть патронов в карман пиджака. Плотно засунул пистолет под левую подмышку и застегнул пиджак.

- Ты собираешься его использовать?

- Надеюсь, нет.

- Тогда зачем ты его носишь?

- На всякий случай, - сказал я.

Отец Бимер встретил нас в вестибюле. Он не предложил руки ни одному из нас.
- Итак, это наш новый клиент, — произнес он, ненадолго вытянув перед собой руки в молитвенной позе. - Как тебя зовут, сынок?

- Марвел, - сказал Марвел.

- Марвел.
Он произнес имя так, словно пробовал его на вкус, как слишком юный, но многообещающий зимфандель [сорт вина].
- Что же, Марвел, добро пожаловать в приют Святого Стефана. Я уверен, что мы поладим. Ты знаешь, кем был Святой Стефан, Марвел?

Марвел покачал головой.

- Нет, отец, - подсказал Бимер. - Святой Стефан был первым мучеником. Ты знаешь, что такое мученик? Мученик — это тот, кто много страдает без жалоб. Святой Стефан должен был страдать за свою веру, как всем нам иногда приходится страдать.

Я сказал:
- Как думаете, мы можем отложить урок катехизиса, пока Марвел не увидит, где он будет спать?

- Извините, - отозвался Бимер. - Привычка.
А потом он усмехнулся.
- Старый семинарский анекдот — про монахинь? Про силу привычки?

- Я понял, - сказал я.

- Да. Ну пойдемте.

Мы с Марвелом последовали за священником наверх по узкой скрипучей лестнице и по коридору в заднюю часть дома. В конце коридора было две двери, и Бимер открыл правую.

Комната имела размер большой ванной. Там стояли две односпальные кровати и два маленьких дешевых комода с облупившейся краской. На стене висела недорогая литография в рамке с изображением Девы Марии и еще одно распятие. Прямо под распятием, растянувшись на одной из кроватей, лежал молодой человек лет двадцати. Он был в линялых джинсах и черной футболке, в тяжелых байкерских ботинках и обладал, по крайней мере, тремя непарными серьгами в каждом ухе. Голова у него была бритая, за исключением трехдюймового гребня посередине и торчащих четырехдюймовых шипов розового, фиолетового и зеленого цветов, хотя на волосах было так много геля, что трудно было определить, из чего состоит этот гребень.

- Эдди, - произнес отец Бимер, - я бы хотел, чтобы ты познакомился с мистером Саксоном и Марвелом. Марвел некоторое время побудет твоим новым соседом по комнате.
Парень едва пошевелился, приподнявшись на локте.
- Что за хрень, - сказал он с все более крепнущей интонацией.

- Я тоже рад познакомиться, - сообщил я.

- Дайте мне отдохнуть, отец, - отозвался Эдди. - Я не собираюсь жить ни с каким буги!

- Эдди, - сказал отец Бимер, — мы все равны в глазах Господа.

Марвел просто посмотрел на меня.

- Это будет твоя кровать, Марвел, - сказал отец Бимер. - Ты должен будешь убирать её каждый день, и убирать за собой в ванной. Тебе будет разрешено каждый вечер по два часа смотреть телевизор, и действие этой привилегии будет приостановлено, если у тебя окажется непорядок. Каждую неделю на кухне вывешивается расписание работ по дому, и от тебя ожидают, что ты примешь в них участие.

Марвел просто смотрел на меня.

- В течение дня, когда ты не на уроках или не посещаешь религиозные занятия, - продолжил Бимер, - ты можешь свободно приходить и уходить. Однако комендантский час начинается в восемь часов вечера. В девять часов мы запираем двери в комнаты, а отпираем их в семь утра. Так что ты должен посетить туалет до того, как мы запрем дверь.
Бимер с извиняющейся улыбкой обратился ко мне:
- Я знаю, что это звучит несколько грубо, - сказал он. - Но мы же не можем допустить, чтобы они бродили по улицам по ночам и попадали в еще большие неприятности, не так ли?

Марвел просто смотрел на меня.

Я добрался до своего офиса примерно в девять пятнадцать. Джо уже сидела за своим столом и печатала какие-то счета. Она глянула на меня поверх машинки.
- Доброе утро, - сказала она, а затем добавила удивленным тоном:
- И, доброе утро, Марвел.

- Как дела? - спросил Марвел.

- Джо, я бы хотел, чтобы ты отвезла Марвела ко мне домой, как только закончишь печатать. Он собирается пожить у меня некоторое время.
Я достал из бумажника кредитную карту May Company и бросил ее на стол. - Остановись по дороге и купи ему несколько рубашек, пару трусов, синие джинсы, шорты и пару кроссовок - не знаю, Puma, Adidas, Reebok, или что еще носят в этом году.

Я просмотрел телефонные сообщения, понимая, что Джо смотрит на меня. Потом вернулся в свою маленькую каморку. Она последовала за мной, держа кредитную карту.
- Ты рехнулся?

- Я не хочу это обсуждать.

- Ну, а я хочу. Ты отвез его в приют Святого Стефана?

- Отвез. И забрал его оттуда. Также быстро. Ради Бога, он всего лишь мальчик. Я не мог оставить его в этом… мавзолее.

- Ты собираешься оставить его у себя?

- Джо. он не щенок, который пришел за мной домой.

- Послушай, это действительно благородно и достойно восхищения с твоей стороны, но ты берешь на себя большую ответственность.

- Думаешь, я этого не понимаю? Но я просто не мог оставить его у отца Бимера. Если бы ты видела…

Ее глаза блеснули:
- Мы собираемся изменить вывеску на двери на «Саксон и сын»?

- Ты умрешь смертью от тысячи ран, - сказал я.

Она собралась выйти, потом повернулась ко мне.
- Я действительно считаю, что это потрясающая куча дерьма, в которую ты вступаешь. На самом деле. Мне просто интересно, продумал ли ты все до конца?

- Нет, - ответил я. - Но я выделю на это пятнадцать минут в следующем ноябре.

Джо улыбнулась.
- Знаешь, ты не такой уж и крутой.

- Достаточно крутой, чтобы одолеть тебя и пару твоих подруг, - сказал я.

Дело в том, что я чувствовал себя достаточно крутым, чтобы делать все, что угодно. Я все еще был дезориентирован своим быстрым решением оставить Марвела у себя на некоторое время. Я не знал, чем это может обернуться, и даже не знал, как я буду питаться на следующей неделе или в следующем месяце, но если бы я все это обдумал, прежде чем действовать, то, вероятно, был бы сегодня богаче и счастливее. Кроме того, я был сильно выбит из колеи после прошлой ночи с Дженнифер, и, если можно сказать, что кто-то с моим обычно жизнерадостным нравом чувствует себя скверно, то это было моё утро. Это было идеальное время для того, чтобы заняться тем, чем я собирался заняться, так что второй раз за час я ехал по бульвару Санта-Моника.

Адрес, который я получил от отца Бимера накануне, оказался большим белым жилым комплексом, который несколько лет назад был превращен хитрым владельцем в кондоминиумы. Он располагался между Санта-Моникой и Мелроуз-авеню - бывшее когда-то белым псевдоколониальное здание, - подобные в изобилии строили в Западном Голливуде в шестидесятые. Вывеска на передней арке гласила: FALCONWOOD - одно из ничем неподкрепленных названий многоквартирных домов Лос-Анджелеса. На покатой лужайке перед деревьями жакаранды и тропическими кустами, обрамлявшими оштукатуренную сторону здания, торчали несколько табличек «Продается».

Я припарковал машину на противоположенной стороне улицы, подтянул артиллерию под мышкой и поднялся по восьми ступенькам от тротуара к двойным стеклянным дверям. Прямо за дверями располагался указатель, и я обнаружил, что квартира, в которую я хотел попасть, имела номер 26. Внутри оказался закрытый внутренний дворик с обычными чахлыми пальмами, бассейном в форме почки с отдельным спа-салоном и выцветшими на солнце пластиковыми шезлонгами - из тех, что оставляют полосатые рубцы на частях тела, не прикрытых купальным костюмом, когда слишком долго сидишь в них. Из того, что я увидел - у всех квартир были двери, открывающиеся во внутренний двор, а по второму этажу проходил балкон, полностью опоясывающий здание. Все квартиры на первом этаже имели номера меньше двадцати, поэтому я рассудил, что номер 26 находится на втором этаже. Я поднялся по металлической лестнице на балкон и прошел по нему к задней части патио, где обнаружил искомую дверь. Я огляделся. Здание казалось пустым, как это часто случается по утрам в будние дни в многоквартирных домах. Такие места являются раем для грабителей, хотя мне не хотелось ничего красть. Я воспользовался моментом и принялся открывать замок набором отмычек, которым часто пользуюсь для подобных операций. Мне потребовалось около двадцати секунд, чтобы открыть дверь; в этих местах издавна царит пафосная атмосфера, но довольно мало безопасности.

Я быстро распахнул дверь, держа револьвер 38-го калибра в руке, но в гостиной было пусто и тихо. Обставлена она была скудно – предметами из комиссионных и магазинов уцененных товаров, большинство из которых больше подходило для патио, чем для внутренней обстановки: парусиновое кресло-бабочка с кованой рамой, стол с покрытием Formica, вышедшим из моды ещё в пятидесятых, несколько ротанговых и плетеных столов и обеденных стульев. Ещё там была дорогая стереосистема и маленький цветной телевизор с видеомагнитофоном. Я секунду постоял в открытом дверном проеме, чтобы сориентироваться, а затем вошел, тихонько прикрыв за собой дверь. На одном из ротанговых столов лежала стопка исписанных от руки бумаг, скрепленных вместе, и блокнот с обложкой из черного кожзаменителя. Концом пистолета я открыл его и увидел имена, даты, места и суммы. Как я и подозревал, это была книга учета триков [проституток].

Сбоку находилась небольшая обеденная зона без мебели, объединенная с кухней, которая выглядела так, как будто там уже давно никто ничего не готовил. С другой стороны комнаты имелся коридор, я на цыпочках прошел мимо маленькой грязной ванной в конец коридора - в спальню. Дверь была открыта.

Кровать представляла собой две кроватные коробки, составленные вместе, и увенчанные матрасом королевского размера; не было ни каркаса, ни изголовья, ни изножья, а пружины кроватных коробок упирались в пол, образуя бороздки на дешевом ковровом покрытии квартиры. Тони Хазелхорст спал под желтой простыней и мексиканским одеялом яркой расцветки, его прыщи при дневном свете казались более яркими, чем под флуоресцентными уличными фонарями на бульваре. Он, по-видимому, спал обнаженным, лежа на спине и закинув одну руку за голову. И тихо похрапывал. Я подошел к кровати, встал на колени и очень осторожно коснулся дулом пистолета его губ. Он беспокойно зашевелился, и я надавил немного сильнее. Он открыл глаза, моргнул, потом снова открыл их, на этот раз очень широко, и когда он попытался что-то сказать, я до упора засунул ствол 38-го ему в рот.
- Нн-гэ-н-гэ-нн-гэ, - произнес он.
Это было одно из лучших представлений, услышанных мной за долгие годы после Берта Лара [Bert Lahr, 1895-1967, американский актёр и комик, наиболее известный по роли Трусливого Льва в знаменитой голливудской экранизации сказки Л. Фрэнка Баума «Волшебник страны Оз»].

- Извини, тут всего два дюйма, Тони, но это лучшее, что я могу сделать.

Он сделал усилие, примерно на четверть дюйма, чтобы сесть, но затем передумал и снова откинулся на подушку с пистолетом во рту, с округлившимися напряженными глазами. Нос у него был опухшим и багрово-красным, а сбоку на лице имелась неприглядная царапина, и я знал, что оставил эти следы на улице две ночи назад, от чего мне чуточку полегчало. От испуга его кожа стала еще бледнее, чем обычно.

- Просто дай мне хоть малейшую причину причинить тебе боль, Тони. Понял?

Он не мог говорить с пистолетом во рту, поэтому моргнул.

- Хороший мальчик, - сказал я, - сейчас я задам тебе несколько вопросов, а ты будешь на них отвечать, и, если мне не понравятся твои ответы, я вырву тебе несколько зубов вот этим, а когда у тебя не останется зубов, я проделаю в тебе большую дыру в затылке изнутри. Понял?

Он снова моргнул.

- Теперь все в порядке. Насколько я понимаю, ты знал Робби Бингхэма.

Он снова повторил звуки Берта Лара.

- Это значит «да»?

Он моргнул.

- Он был из твоей конюшни?

Глаза открылись шире, и он издал звук, но тот был настолько другим, что я принял его за «нет». Я проверил это вместе с ним, и он снова моргнул. У него были небольшие проблемы с дыханием через распухший нос. Мне же было все равно.

- Теперь я собираюсь вынуть пистолет из твоего рта ровно настолько, чтобы ты мог поговорить со мной, и если ты будешь говорить нехорошие вещи, то я верну его обратно. Я буду вести себя деликатно. Вкурил?

Морг. Морг.

Я отодвинул дуло настолько, что ствол едва касался его губ. Ему не хватало воздуха, и я был достаточно любезен, чтобы дать ему несколько секунд.
- Откуда ты знаешь Робби?

- С улицы, - прохрипел он. - Я знаю всех уличных мальчиков.

- Сколько из них теперь твои? - спросил я.

- Я тебя не понимаю.

Я легонько постучал пистолетом по его губам, и он захныкал.

- Шестеро, - произнес он. - У меня шестеро, без Марвела, Иисусе, могу я хотя бы сесть?

- Я не Иисус, и нет, не можешь, - сказал я. - Почему Робби боялся тебя?

- Откуда, черт возьми, мне знать?

Я сунул пистолет обратно ему в рот и немного подвигал им. Я предполагаю, что металл, должно быть, попал в пломбу, потому что все его тело конвульсивно оторвалось от матраса, а затем снова опустилось, как будто он попытался раствориться в нем. Я вынул пистолет.
- Повторить?

Он нащупал языком поврежденную пломбу и слегка вздрогнул.
- Я пытался заставить его работать на меня, - сказал он.

- Почему? Почему Робби?

Он пожал плечами.
- Он был симпатичным. Он хорошо управлялся. Мне же хотелось поиметь что-то. Послушайте, я был не единственным — трое или четверо парней хотели Робби.

- Имена и адреса?
Он колебался несколько секунд, и я снова приставил ствол пистолета к его рту. Совсем не любезным тычком. Затем отодвинул.
- Имена и адреса?

- Ну, Сонни Джи. - это все, что я о нем знаю. Джерри Графтон. Его кличут Свистуном или как-то так.

- Где мне их найти?

- Иисусе, мы не были в отношениях «заходи на ужин». Где они живут, я не знаю.

- Но я слышал, что ты тот, кого боялся Робби. Почему?

Еще одна пауза, а затем Хазелхорст сказал:
- Я сказал ему, что, если он не начнет работать на меня, это будет делать его зад.

- Значит, он отказал тебе, и ты загасил его в качестве урока другим мальчикам, которые не хотели с тобой сотрудничать, чтобы сделать тебя королем-сутенером на бульваре Санта-Моника?

- Нет, ты ошибаешься, - сказал он, - он не нужен был мне мертвым.

- Если не ты его убил, то кто?

- Откуда мне знать? Слушай, все на улице и так напуганы до усрачки. Никто не знает, кто это сделал.

- Может быть, полиция спросит тебя повежливее. Худшее, за что тебя засадят, — это сводничество. Выйдешь года через три-четыре.

- Ты хуесос, - сказал он.

Я сунул пистолет ему в рот.
- Ты знаешь об этом больше, чем я. Кстати, я так понял, что ты хочешь убить меня?

- Нн-гэ-н-гэ, - ответил он.
Я вынул пистолет у него изо рта.

- Я был зол, - сказал он, облизывая губы. - Это был просто разговор.

- Лучше бы так, - сказал я. - Я позаботился о том, что, если со мной что-то случится, полиция будет знать, с кем об этом поговорить.

- У меня нет организации, чувак, я всего лишь парень-одиночка, пытающийся срубить бабла.

- Ты подонок и сволочь, - сказал я, - и, если я еще раз увижу твою морду на улице, я вернусь и закончу работу. Понял?

На этот раз у него во рту не было пистолета, но он все равно моргнул.

Я выпрямился и попятился от него, все еще держа его на прицеле своего 38-го.
- Можешь считать себя официальным подозреваемым в убийстве Бингхэма, - сказал я. - Во всяком случае, в моей книге.

- Возможно, твоя книга никогда не будет прочитана, - заявил он.
Я счел это довольно резким заявлением для голого, перепуганного сутенера с бледным лицом.

- И тем не менее, - сказал я.
Я вложил оружие обратно в наплечную кобуру и повернулся к нему спиной. Ладно, иногда я не так умен, как обычно.

Я услышал шорох одеяла и, обернувшись, увидел, что он вскочил с кровати и сунул руку в ящик тумбочки. Я преодолел расстояние в три коротких шага и пинком захлопнул ящик с его пальцами там. Он взвизгнул от боли, и, прежде чем он успел вынуть руку из ящика, я со всей силы ударил его по шее сбоку. Я снова промахнулся; я целил в его челюсть.

Впрочем, эффект оказался таким же. Он врезался в стену между кроватью и тумбочкой, и я с силой ударил его кулаком в живот, мои костяшки пальцев приятно шлепнули по его голой коже. Он сложился пополам, хватая ртом воздух, и на этот раз мой удар пришелся именно туда, куда и направлялся, и у меня чертовски заболела рука. Я достаточно долго пожил на свете, чтобы понимать, что, когда ты врезаешь парню в челюсть, твой кулак будет болеть почти так же сильно, как и его челюсть. Однако мистер Хазелхорст совсем не торжествовал. Удар отбросил его голову набок, и я испугался, что сломал ему шею. Он сполз по стене в сидячее положение, изо рта потекла кровь, а из-за расставленных коленей торчали его довольно незначительные гениталии. Я сжал в кулак другую руку, надеялся, что он не встанет. Он не поднялся.

Я подошел к захлопнувшемуся ящику и открыл его, обнаружив там хромированный пистолет 32-го калибра, не более чем особое предложение для субботнего вечера. Для того, чтобы нанести им ущерб, требовалось стрелять в упор. Я покачал головой. Быть подонком-сутенером уже достаточно плохо, но быть подонком-сутенером-любителем - почти непростительно. Я не стал прикасаться к пистолету, но оставил ящик широко открытым. Затем вернулся в гостиную.

Я просмотрел его учетную книгу и переписал несколько имен и дат, самых свежих. Я пару раз отметил имя Марвела, и на мгновение мне захотелось вернуться и по-настоящему поработать над Тони Хазелхорстом. Я подавил этот порыв. Время от времени я играю по-умному. Получив всю необходимую мне информацию, я взял немного туалетной бумаги из туалета и поднял трубку, чтобы не оставлять отпечатков. Затем позвонил в полицию и сообщил им, что произошел несчастный случай, дал им адрес, и, назвавшись вымышленным именем, выдвинул предложение, чтобы им стоит захватить с собой кого-нибудь из отдела нравов. Затем я оставил учетную книгу открытой на пластмассовом столике, поставив на нее банку пива, чтобы полиция не прошла мимо, и ушел так же тихо, как и пришел.

Моя рука сильно болела и начала опухать. Я смог согнуть пальцы и повращать запястьем, проверяя, что не сломано ли оно, но все равно было больно, поэтому я остановился у ближайшего магазина и купил возмутительно дорогой пакет со льдом для вечеринок и газету. Я положил газету на пассажирское сиденье своей машины. положил лед поверх нее и держал правую руку погруженной в лед всякий раз, когда мне не требовалось переключать передачи. Это цена, которую приходится платить за вождение спортивного автомобиля.

Я направился на запад по Санта-Монике, и, добравшись до края Беверли-Хиллз, свернул в Уилшир и припарковался на стоянке у «Делакорта». День был теплый, а мне не хотелось портить чехлы на сиденьях, поэтому я сбросил лед на землю, зашел в магазин и спросил, где у них художественный отдел.

Кевин Броуди горбился над чертежным столом в комнате, где их находилось восемь штук, и был настолько сосредоточен на своем занятии, что не заметил меня, пока я не глянул через его плечо на рисунок: невероятно худую, властного вида женщину в стильном костюме.
- Очень мило, - произнес я, и он подпрыгнул от неожиданности.

- Мистер Саксон, что вы здесь делаете?

- Сделай перерыв, Кевин, мне нужно с тобой поговорить.

Он посмотрел на часы.
- Обычно я не ухожу на обед раньше половины первого.

- Ну, сегодня ты будешь обедать прямо сейчас, - сказал я. - Со мной.

Мы прошли вниз по Уилшир до Беверли Драйв, а затем на юг до маленькой кофейни. Из-за задумчивой походки, макияжа и сережек Кевина мне было крайне неудобно идти рядом с ним. Я надеялся, что никто из тех, кого я знаю в кинобизнесе, не зайдет в эту кофейню.

Кевин заказал салат и диетическую газировку, я попросил сэндвич с ростбифом и кофе, а когда скучающая официантка ушла, спросила:
- Почему ты не рассказал мне о Тони Хазелхорсте?

Склонившись над своим блинчиком, Кевин побледнел.
- О ком? - осторожно спросил он.

- Да ладно, Кевин, я не в настроении. Тони Хазелхорст - сутенер, который уговаривал Робби работать на него и в придачу угрожал ему. Не могу поверить, что Робби тебе об этом не говорил.

Кевин не смотрел мне в глаза.
- Возможно, он что-то говорил об этом, теперь я вспомнил, когда вы об этом упомянули.

- Теперь, когда я об этом упомянул!
Это было сказано так громко, что некоторые посетители, ухмыльнувшись, воззрились на нас, очевидно считая, что наблюдают за любовной ссорой.
- Почему ты не рассказал мне об этом в первый же день?

- Я не думал, что это важно.
Язык тела выдавал его.

Я сказал:
- Кевин, ты мне лжешь.

Он посмотрел на меня, его глаза сощурились от попытки не заплакать. Я сказал уже тише:
- Почему ты пытаешься защитить Тони Хазелхорста?

- Черт возьми! - прошептал он, подчеркивая проклятие.

- Кевин, совершено убийство. Твой долг быть со мной полностью открытым и откровенным.

Он сделал такой глубокий вдох, какой делают перед прыжком с высокой доски, перед прыжком с трамплина, перед тем, как перепрыгнуть через скакалку, которую крутят два других человека. После чего сказал:
- Я говорил вам, что мы с Робби любили друг друга.

Я кивнул.

- И что за его исключением его трюков мы были моногамны. Ну... это не совсем так.

Когда нам принесли обед, он остановился, укоризненно глядя на официантку, которая лишь делала свою работу. Когда она ушла, он сказал:
- Я очень сексуален, мистер Саксон. То есть мне нужно много секса. Я бы предпочел моногамию, с тем, кого люблю. Это был бы мой первый выбор. Но Робби — он много гулял по улицам, и иногда, когда он возвращался домой, у него просто ничего не оставалось.

- Значит, Хазелхорст предоставлял тебе мальчика всякий раз, когда ты чувствовал в этом необходимость?

- Я не горжусь этим.

- А ты сам не мог кого-нибудь найти?

- Я не хотел отношений, я просто хотел повеселиться. Ну, понимаете, как делаете это вы, матерые натуралы. Вы хотите избежать эмоциональных проблем с другой женщиной, поэтому нанимаете проститутку.

- Но ты делал это на деньги, которые Робби зарабатывал, продавая себя! - произнес я с отвращением.

Кевин выглядел настолько печальным, насколько может выглядеть человек, потому что он смотрел внутрь себя, а не наслаждался окружающим видом.
- Это был ад, такой порочный круг.

-- Значит, ты испугался, что, если свистнешь о Хазелхорсте...

Кевин кивнул.
- Он больше не позволит мне видеться с Брайаном.

Я отложил свой бутерброд, не откусив ни кусочка.
- Брайан? Кудрявые волосы, работает на том же углу, что и Робби?

Он выглядел ошеломленным.
- Вы знаете Брайана?

- Я знаю Брайана, - ответил я.
Я был уставшим. Выдалось тяжелое утро. - Симпатичный парень.

Кевин кивнул.

- Достаточно симпатичный, и ты мог захотеть убрать Робби с дороги, чтобы твои отношения с Брайаном могли стать более постоянными?

Он в открытую заплакал, качая головой.
- Я бы этого не сделал, - сказал он. - Я не мог так поступить.

Я встал и бросил на стол десятидолларовую купюру, чтобы покрыть стоимость обеда.
- Возможно, нет, - сказал я, - но разве это не страшно, Кевин, что когда ты смотришь в зеркало, чтобы сделать себе макияж, а там никого нет?

Брайан оказался именно там, где я и ожидал, на перекрестке Гарден и Санта-Моники. Я подъехал к бордюру, наклонился и открыл ему дверь. Он сел.

- Еще поговорим? - спросил он.

Я загнал машину за следующий угол и припарковался.

- Ой, в этот раз ты ищешь небольшого действия?

Я протянул руку, схватил его за перед его майки и дернул вниз.
- Ты, маленький ублюдок, - произнес я. - Почему ты не сказал мне, что трюкачил с Кевином Броуди?

- Вы меня не спрашивали. Кроме того, у частных сыщиков и шлюх есть кое-что общее: мы никогда не разглашаем имен клиентов.

- Я заплатил двадцать пять долларов за информацию, которую не получил, - сказал я.

- Я шлюха, - заявил Брайан. - Хотите информацию, идите в публичную библиотеку. И отпусти мою майку — я же говорил тебе, грубости стоят больше двадцати пяти.

- Ты ещё не знаешь, что такое грубость.

- Мне нравится, когда ты такой мужественный, - сардонически заметил он.

Я отпустил его, и он нагло прислонился спиной к двери.
- Есть сигарета, мистер Саксон? Ой, я забыл, что ты пытаешься бросить.

- У тебя довольно хорошая память, когда хочешь, не так ли?

- Послушай. Я не упомянул Кевина, потому что не хотел вмешиваться, понятно? Я же говорил тебе, что, если я не говорю о своих делах, это помогает мне сохранять здоровье.

- Ты имеешь в виду, что не сказал мне потому что, может быть, ты захотел убрать Робби Бингема из поля зрения, чтобы ты с Кевином Броуди смогли заняться общим хозяйством.

- Не делай из меня подонка, - сказал он. – Кевин - мерзкая маленькая королева, и я не стал бы иметь с ним ничего общего, не плати он мне. Но если ты хочешь попробовать сделать мне втык, то должен тебя предупредить: у меня есть друг на этой улице, и, черт возьми, мне очень неприятно, что ты меня так достаешь.

- И я должен предупредить тебя, — сказал я с таким удовольствием, что, оглядываясь назад, мне становится стыдно за себя, — что пока мы разговариваем, твой «друг», вероятно, пытается объяснить копам, откуда у него книга учета проституток и незарегистрированное огнестрельное оружие, и он делает это, как мне кажется, через сломанную челюсть.

Дерзкая улыбка исчезла.
- Ты подлый сукин сын, - сообщил он.

Я перегнулся через него и открыл дверь, к которой он прислонился, так что он чуть не выпал на тротуар.
- И никогда не забывай об этом, - сказал я.

Я остановился на стоянке позади моего офисного здания и вышел из машины. Молодой человек с редеющими песочного цвета волосами и загаром Палм-Спрингс вылез из темно-синего «Олдсмобиля-Катласс» и подошел ко мне.
- Вы мистер Саксон? - спросил он сквозь настолько стиснутые челюсти, что я подумал: он только что закончил партию в теннис с Маффи, Бинки и Скипом.
- Меня зовут Тед Лаутон, сержант, полиция Беверли-Хиллз, - он показал мне жетон. - Мы можем поговорить в вашем кабинете?

- Конечно, идите за мной.

Пока мы поднимались по лестнице, он сказал:
- Там заперто, поэтому я решил подождать внизу. Такой хороший день.

- Очаровательный, - с горечью сказал я, отпирая дверь своего кабинета; я отступил в сторону, пропуская его, и мы вместе прошли через приемную в мой кабинет позади.

- Могу я сесть?

Я рассмеялся.
- В Беверли-Хиллз заставляют проявлять вежливость. Мы не привыкли к этому здесь, в Голливуде. Конечно, располагайтесь поудобнее.

Он сел на кожаный диван и осторожно скрестил ноги, дабы не нарушить складки на серых брюках. Поверх розовой рубашки на нем был синий блейзер с золотыми пуговицами и солидный серебристо-голубоватый галстук.

- Кстати, - сказал я, - разве вы не ошиблись, забравшись так далеко на восток?

- Ну, иногда наша работа уводит нас далеко в сторону, как и ваша. Иногда вы сами немного выходите из себя. Мне говорили.

- О? И кто?

- Лейтенант Диматти., по одному поводу. Лейтенант Дуглас из Вест-Вэлли, по-другому.

- Два приятеля, - сказал я. - И теперь у меня есть еще один из Бев Хиллз, не меньше. Должно быть, все мое очарование.

- Нет. Я думаю, это ваш нос. Вы, кажется, суете его в наше дело.

- Почему, сержант Лаутон, что вы имеете в виду?

- Не будем милыми, мистер Саксон. Вы расследуете взрыв Робби Бингхема-Стивена Брэндона. Это нехорошо. За это лишают лицензии.

Минуту я молчал. Потом предложил сварить кофе.

- Нет, спасибо, - отказался он.
Он был так чертовски приветлив, что я занервничал.
- Может быть, мы могли бы поделиться информацией?

- Может быть, - сказал я.

- Что у вас есть?

- Вы сказали поделиться. Сержант, что у вас есть?

- Я первым спросил. Кроме того, у меня есть значок, и он позволяет мне решать, кто с кем делится.

Я пожал плечами.
- Я уверен, что вы знаете не хуже меня - есть около миллиона человек, которые хотели бы убрать Стивена Брэндона с дороги.

Его светлые брови нахмурились.
- Стивен Брэндон? Он был просто невезучим свидетелем.

- Вы так считаете?

- Я также знаю, что он уважаемый гражданин.

- И уважаемых граждан не убивают.

- Не так часто, как шлюх и педиков. Мы здесь играем в проценты.

- Должно быть, вы поставили на «Ред Сокс» в шестой игре серии, - сказал я.

- Вообще-то да, поставил.

- Учитесь на своих ошибках, - сказал я.

- Мистер Саксон, вы мне ничего не сказали.

- Мне нечего вам сказать, - сказал я. - Вы могли бы проверить соседа Бингхема по комнате.

- Мы уже сделали это. Мы не дураки.

- О, - сказал я и подождал.

- Вы, должно быть, не стоите и кувшина теплой мочи, как детектив, если это все, что у вас есть.

- Нет, не все, но все, что я мог бы дать вам, было бы пустой тратой вашего времени.

- Предположим, - любезно сказал он, - позвольте мне судить об этом.

- Хорошо. Есть такое мужское имя Брайан — фамилия мне неизвестна. Работает на юго-восточном углу Санта-Моники и Гарден, и с ним, вам, возможно, захочется поболтать, и я верю, что вы найдете сутенера по имени Хазелхорст, чьей резиденцией в настоящее время является полицейский участок Голливуда, и где он принимает пищу через соломинку. Если вы настаиваете на том, что Стивен Брэндон не имеет к этому никакого отношения, это все, что я могу вам сказать.

- Я не настаиваю, - сказал он, - но есть моя интуиция, и я согласен с ней. Раньше я служил в полиции Сан-Франциско. Я знаю этих педиков. Они слизь. Ни у кого из них нет моральных ценностей даже канализационной крысы. Они занимаются сексом без разбора, распространяют грязь и болезни, и сидят на наркотиках. Они дерутся, как сучки в течке, и ни одному из них я бы не доверял, и не доверился бы, и я могу сказать вам, что все они такие же порочные и злобные, какими кажутся. И, насколько я понимаю, они все могут поубивать друг дружку с моего благословения, но у меня есть работа, которую я делаю, стараясь не позволять своим чувствам мешать ей.

- Что за парень, - произнес я.

- Кто ваш клиент, мистер Саксон?

- Ну же, вы знаете, что я не обязан этого говорить.

- Я знаю. Но было бы лучше, если бы вы это сделали.

- Мы не можем иметь всего, сержант.

Он встал, поправил свою одежду. Пиджак так плотно облегал его жилистое тело, что я был уверен - он не держит под ним оружия. Я предположил, что он носит пистолет на щиколотке.
- Возможно, нет, - сказал он. - Но, если я узнаю, что вы скрыли от меня информацию, или, если я застану вас у нас на пути в любое время, тогда я приглашу вас на порку. Вас, вашу лицензию и ваш маленький розовый зад, да?

Я поднялся вместе с ним и проводил его до выходной двери.
- Знаете, сержант, я довольно много работал в качестве частного сыщика и актера. Я уверен, вы это знаете.

Он кивнул.

- И чем больше я смотрю на мир, тем больше я поражаюсь тому, как идеально организован баланс природы, пищевая цепь, океан, испаряющийся в облака, а затем превращающийся в дождь, орошающий поля. Но одна вещь поражает меня своим странным дисбалансом.

- О? И что это может быть?

- Никак не могу понять, почему не хватает лошадей, чтобы жить со всеми лошадиными задницами в мире.

Всего на секунду ледяная прохлада мужчины пробилась изнутри, и его голубые глаза приобрели цвет гранита. Я понял, почему он стал сержантом.

- Продолжим наш разговор позже, - произнес он.

Я обрадовался. Я получил то, чего с нетерпением ожидал.

Я включил автоответчик и услышал серьезный голос Стивена Брендона, сообщившего мне, что он выписался из больницы и вернулся домой в Малибу, и что я должен перезвонить ему туда. Я также получил сообщение от Дженнифер Лондон.
У меня имелись свои приоритеты. Я позвонил Дженнифер.
— Ты, должно быть, думаешь, что я ужасна, - сказала она.

— Нисколько. Такое случалось и со мной. Не принимай это так близко.

— Я чувствую себя очень паршиво.

- Дженнифер, мы прошли через все это прошлой ночью. Там не было ничего такого, из-за чего можно было бы чувствовать себя паршиво.

Она сделала паузу.
— Я хотела бы загладить свою вину перед тобой.

Я рассмеялся.
— Так не пойдет, — сказал я. — Не нужно заглаживать вину передо мной. Но я хотел бы снова увидеть тебя.

— Сегодня вечером? — спросила она.

— Не знаю, — сказал я. — Сейчас у меня самая середина этого дела…

— Я не виню тебя, — отозвалась она. — Я бы тоже не захотела бы иметь со мной ничего общего.

— Я только что сказал, что хочу снова увидеть тебя.

— Ты просто порядочно ведешь себя. Ты очень хороший человек.

— Я совсем не такой милый. Я хочу снова быть с тобой, но с этим расследованием все как-то повисло в воздухе.

— Может быть, позже. Приходи в полночь. Когда закончишь.

В ее голосе звучало настоящее отчаяние, которое мне было трудно понять. Я не позволил этому заронить в себе беспокойство — прошло много времени с тех пор, как такая красивая женщина, как Дженнифер Лондон, отчаянно нуждалась во мне, поэтому я сказал:
— Ты сделала предложение, от которого я не могу отказаться. Дженнифер Послушай, почему бы мне не позвонить тебе сегодня ночью? Посмотрю, как пойдут дела вечером.

— Я буду дома, — сказала она, прозвучав очень тихо и беззащитно, и эти звуки попросту нажали на все мои податливые кнопки.

Мне потребовалось несколько минут, чтобы подумать об этом после того, как я повесил трубку. После чего я перезвонил Стивену Брендону.
— Тебе есть что мне сказать? - спросил он.

— Я еще не нашел убийцу, но мне нужно многое вам рассказать.

— Ты можешь сейчас приехать сюда? - спросил он.

Я посмотрел на часы. Было только два часа.
— В Малибу?

— В последнее время я не совсем подвижен. Конечно же, в Малибу.

Я вздохнул.
— Дайте мне час.
Я позвонил Джею Дину в Triangle.

— Что ты собираешься делать за ужином? - спросил я.

— Сегодня у меня запись, но я смогу вырваться на час около шести. Зачем?

— Мне нужно забрать твой мозг.

Он колебался, и я услышал, как он попыхивает трубкой.
— Мне уже поздновато рисковать своей задницей, — наконец произнес он, — даже ради друга.

— Я не буду приписывать тебе никаких цитат. Но мне просто нужно разобраться с этим делом.

— Хорошо, — сказал он, — я встречусь с тобой в мексиканском заведении через дорогу. Но я не гарантирую, что не скажу тебе заниматься своими делами.

— Это мое дело, Джей, — напомнил я ему, — но ты волен не отвечать ни на какие вопросы.

Он вздохнул.
— Увидимся в шесть.

— Спасибо, Джей.

Потом я позвонил домой и поговорил с Джо. Экспедиция по магазинам прошла хорошо, и Марвел казался ныне более спасенным - когда его избавили и от Тони Хазелхорста, и от приюта отца Бимера. Очевидно, я прервал партию в «Безумные восьмерки».
— Джо, мне нужно съездить в Малибу, а сегодня вечером у меня будут и другие дела. Но я заеду примерно около четырех, чтобы переодеться. Можешь остаться до тех пор?

— Купи пиццу по дороге, — сказала она мне. — Марвел уже съел здесь почти все, что еще не движется.

— Понятно, — ответил я.
И, повесив трубку, составил список покупок, полный незнакомых вещей, таких как арахисовое масло, молоко, печенье и замороженные буррито. Я ещё не привык быть чем-то вроде отца здорового ста тридцати фунтового мальчика. Я также сделал себе большую пометку в календаре на следующий день, чтобы начать обзванивать всех вокруг для получения информации о специальных школах. Я недоверчиво покачал головой. Довольно скоро я обнаружу себя проводящим воскресенье в Диснейленде.

Я выскочил на Голливудское шоссе, проехал по нему на север, в долину Сан-Фернандо, затем поехал по шоссе Вентура на запад, к выходу из каньона Малибу, и по извилистой дороге через холмы выехал на шоссе Тихоокеанского побережья, откуда было не слишком далеко до Колонии, анклава эксклюзивных и ужасно дорогих домов на берегу моря, куда отправлялись многие представители элиты шоу-бизнеса, чтобы скрываться там и играть. Допрос, который мне устроил охранник на входе в колонию, был лишь немного более строгим, чем тот, через который мне пришлось пройти, чтобы получить лицензию частного сыщика.

Когда я, наконец, добрался до дома Стивена Брендона, у дверей меня встретила маленькая шведка в серой униформе экономки. Ее щеки, грудь, руки, ноги и зад были одинаково круглыми, и у нее были веселые блестящие голубые глаза. Она была такой, какой мне хотелось бы видеть свою бабушку. Меня, очевидно, ждали, и она провела меня в солярий из красного дерева, где Стивен Брендон растянулся на мягком, удобном на вид шезлонге. На нем были белые парусиновые штаны и дорогие кожаные сандалии с ремешками, а на плечи была накинута махровая пляжная куртка. Повязки на его лице и шее стали меньше, чем я видел их в больнице, но гипс на руке и плече никуда не делся. Он поманил меня и указал вправо на стул. Рядом с ним стоял телефон на длинном проводе, тянущемся из гостиной, по крайней мере, с тремя разными линиями. Был ли он жертвой покушения на убийство или нет, но телефон являлся продолжением анатомии крупной голливудской шишки, и ему не хотелось находиться на расстоянии более двух футов от него в любое время суток.
— Хочешь что-нибудь выпить? — громко произнес он. — Мне запретили пить какое-то время из-за сотрясения мозга, так что я пью только апельсиновый сок. Но тебе незачем страдать.
Затем еще громче:
— Ингер!

Ингер, маленькая экономка-бабушка выкатилась, и я попросил пива. Она, возможно, не пребывала в таком восторге, какой демонстрировала.

— Итак! — воскликнул Брендон. Это прозвучало почти обвинительно.

— Я занимаюсь этим делом почти каждую минуту, мистер Брендон. Я нашел несколько мотивов для убийства Робби Бингхэма, хотя ни один из них не кажется слишком серьёзным. Я не нашел никого, кто хотел бы убить вас.

— Что ты хочешь сказать? Что копы правы? Я просто оказался не в том месте и не в то время?

— Не обязательно.

— Думаешь, я зря трачу на тебя деньги?

— Я пока не готов это сказать.

— Конечно, ты неплохо зарабатываешь на мне.

— Мистер Брендон, мне удавалось довольно хорошо уживаться до того, как я встретил вас. Я не собираюсь пускать вам пыль в глаза за паршивые три сотни в день.

— Избавь меня от праведного негодования, ладно? Так я приманка для убийства или нет?

— Я могу я сказать это по-своему?

Он сделал глоток апельсинового сока и скорчил злобную гримасу.

Появилась Ингер с подносом, на котором находилось мое пиво «Текате», стеклянный бокал, лед и долька лайма. Я поблагодарил ее и налил, после чего она торопливо заспешила прочь. Я подождал от Брендона новых аргументов, но, когда их не последовало, заговорил.
— Кажется, все, с кем я разговаривал, думают, что Triangle сложится и утонет, как «Андреа Дория» [итальянский трансатлантический лайнер, который 26 июля 1956 года затонул после столкновения с лайнером «Стокгольм» у побережья Нью-Йорка], если с вами что-нибудь случится.

— Это чушь собачья. Там много способных людей, которые могут делать то же, что и я.

— Кажется, все они думают, что вы ходите по воде. Даже если они вам завидуют. Мне кажется, что гарантия работы для них дороже, чем их ревность. Это звучит правильно?

— Думаю, да.

— В городе ходят слухи, что вы получали кое-какие предложения. Вы их рассматривали?

— Я всегда открыт, это не секрет. Но я слишком много вложил в Triangle, чтобы оставить его в подвешенном состоянии. Я бы убедился, что все идет гладко, прежде чем уйти.

— Значит ли это, что вы сами выберете себе преемника?

Он бросил взгляд на волны.
— Скажу так, я сделал бы сильное предложение.

— А кого бы вы выбрали?

Он улыбнулся.
— Кого выбрал бы ты?

- Если бы я стремился к художественной целостности, то Санду Шайлер. Если бы я хотел заработать много денег, то Ирва Приткина. И если бы мне требовалась хорошо слаженная, отлаженная организация, то, полагаю, Стю Уилсона.

— Неплохо, — сказал он. — Примерно так же на это смотрю и я.

— Значит, все трое считают, что у них может быть шанс занять высшую должность, если не вмешаетесь вы?

— Я еще не давал никаких рекомендаций. И если бы меня разнесло к чертям этой бомбой, у меня не было бы шанса.

— Значит, вы говорите, что ни у кого из этой троицы не было мотива убивать вас?

— Нет, они все могли это сделать — и они не делали. Господи Иисусе, откуда мне знать? Может быть, это кто-то не из телесети.

— Кто?

— Этого я тоже не знаю.

— Мне кажется, нам следует уделить немного больше внимания вашим личным отношениям.

— У меня их нет, — произнес он, — кроме Райны.

— Вы не встречаетесь с другими женщинами?

— Конечно да. Один, максимум два раза в неделю. Половину я даже не трахаю. Они снимаются в шоу или в фильме сети, и им нужна реклама, которую они получают, когда ходят со мной куда-нибудь, а мне нужна пара для всех этих чертовых вечеринок. Мне пришлось бы заглянуть в свой календарь встреч, чтобы сказать вам, как их зовут.

— Сейчас я задам вам вопрос, который не понравится.

- До сих пор мне не нравился ни один из них. Почему этот должен оказаться другим?

— У вас когда-нибудь были гомосексуальные отношения?

Он уставился на меня, его голубые глаза прищурились от солнца, отражающегося от воды.
— В этом городе около тысячи женщин, которые скажут тебе, что я натурал.

— Подобное не очень поможет, — сказал я. — Многие люди ходоки в обе стороны.

— И ты? — спросил он

— Поступаю я так или нет, это не имеет отношения к проблеме, мистер Брендон. Однако, чтобы удовлетворить ваше любопытство, нет, я не такой.

— Ну. Я тоже, - сказал он. Потом вздохнул. — Однажды я был с мужчиной. Несколько лет назад. Когда я еще работал в «Парамаунт». Я был там исполнительным продюсером, а он - молодым актером в одном фильме. Однажды вечером мы были на вечеринке, и я набрался. Он подошел ко мне. Я подумал, почему бы нет? Мне говорили, что у всех, даже у самых завзятых натуралов, есть определенное любопытство по поводу контакта с кем-то своего пола, а я всегда выступал за то, чтобы поиметь как можно больше опыта в разных областях. Я прыгал с парашютом. Я нырял с аквалангом в водах, кишащих акулами, я взбирался на горы - просто чтобы получить опыт; каждый должен попробовать все хотя бы один раз. Это было интеллектуальное любопытство, и только.

— И ваше любопытство было удовлетворено?

— Вот почему я совершил это только один раз. Я решил, что это нормально, но женщины мне нравятся намного больше. Теперь твое любопытство удовлетворено?

— Не совсем, — сказал я. — Не могли бы вы назвать мне имя актера?

— Нет. Не могу, — заявил он решительно.

— Почему нет?

— Это пустая трата времени. Он вышел из этого бизнеса. Он живет на востоке. В Новом Орлеане, кажется.

— Вы поддерживаете связь?

— Боже, нет. Когда я устроился на работу в Triangle, он написал мне письмо. Поздравляю, лучший путь к вершине, и тому подобное. Он работал в каком-то бутике или где-то ещё, тогда. Это было так давно, и я не ответил на письмо, и больше никогда о нем не слышал.

— Вы сохранили письмо?

Он рассмеялся над подобным абсурдным предположением.
— Я даже не храню любовных писем от женщин.

— Вы помните имя того парня? Мистер Брендон, может, вы просто не хотите его назвать?

Он провел здоровой рукой по лицу. Ему требовалось побриться.
— Это пустая трата времени.

— Возможно, дело в этом. Почему бы не позволить решать мне? Вы платите мне за это.

— Это банка с червями, которую мне не хотелось бы открывать. Послушай, Саксон, это забавный город, забавный бизнес — ты это знаешь; ты сам в нем. Все разбиты на типы, у каждого есть ярлык. Богарт подрался с парнем в ночном клубе из-за панды, и всю оставшуюся жизнь его называли крутым парнем и вспыльчивым человеком. Бобу Митчему понадобилось двадцать лет, чтобы избавиться от ярлыка любителя марихуаны, и к тому времени, когда ему это удалось, курили уже все. Гомосексуальность здесь странная штука, хотя половина актеров, которых я знаю, с легкостью ходят с дыркой в их мокасинах. Попробуешь раз, и ты философ. Попробуешь дважды, и отныне ты пидор. Все знают, что эта история с бомбой была связана с каким-то геем с бульвара Санта-Моника, который ехал в другой машине. Если выяснится, что лет пять-шесть назад у меня была интрижка с другим мужчиной, люди начнут называть меня Сказочным Принцем. У меня достаточно проблем с парнями, которые ругают меня за жадность, амбициозность, неэтичность или безжалостность, и это без слухов о моей маскулинности.

— Вы предпочитаете умереть?

Его рот сжался.
— Что ты имеешь в виду?

— Вы платите мне большие деньги, чтобы узнать, пытался ли кто-то убить вас, и кто это. У вас нет друзей, ваши коллеги думают, что вы Иисус из Назарета, и у вас такое множество женщин, что мне понадобится уйма времени, чтобы проверить их всех! Мужчины - вот та область, которую я хотел бы немного изучить. Вы скажете мне имя этого парня и где я смогу его найти, и я проверю его незаметно и тихо, не упоминая при этом вашего имени. Возможно, тут ничего нет, но готовы ли вы поставить это против своей жизни?

Он смотрел на волны, разбивающиеся о берег в сотне ярдов от нас. Он выглядел очень грустно и очень молодо, и совсем не походил на самого известного голливудского вундеркинда со времен Джеймса Обри. Он сказал.
— Это чертовски смущает.

— Мне очень жаль. Я не хочу смущать вас, но я также не хочу, чтобы вы погибли.

Мы оба уставились на волны. Он любил океан также, как и я, и я не мог не позавидовать ему, сидящему здесь, глядящему на воду, наблюдающему, как прыгают и играют дельфины - он также мог наблюдать, как прыгают и играют юные созревшие калифорнийские пляжные крольчихи, вдыхать ароматы морского воздуха и каждый вечер глядеть на закат. Он заработал этот дом и этот образ жизни упорным трудом и непоколебимым упорством, используя свой ум и свою интуицию, и он не хотел, чтобы юношеская неосмотрительность все это обрушила. Я прикончил свое пиво.

— Еще одно? — спросил Брендон. - Давай, тебе можно, сегодня теплый день.

— Я не хочу беспокоить Ингер, — сказал я. — и также я не хочу беспокоить вас, мистер Брендон, и если вы не скажете мне, я вас пойму. Я просто думаю, что стоит сделать несколько телефонных звонков, вот и все.

Зазвонил телефон, и на нём замигала одна из кнопок. Он крикнул:
— Отложи все мои звонки, Ингер, — а затем, когда звонок прекратился и пульсирующий свет кнопки сменился сплошным свечением, он повернулся и посмотрел на меня.
— Того парня звали Деннис Пайн, — произнес он. — У него была небольшая роль в каком-то фильме «Парамаунт». Это случилось на вечеринке по случаю завершения съемок. Я даже не помню, что это была за картинка. Как я уже говорил, я много выпил. Он флиртовал со мной — Боже, как это странно! — и он был очень стройным, светловолосым и хорошеньким, как девушка, и я пошел с ним к нему домой.

— И?

— Что ты имеешь в виду под «и»? — сердито спросил он. — Ты хочешь знать, кто что кому сделал?

— Нет, — мягко ответил я, — вы провели там ночь?

— Черт, нет, мы сделали то, что сделали, а потом я ушел оттуда; я сказал ему, что я натурал, и что мы больше не увидимся, и попросил его не звонить мне или что-то в этом роде, и он сказал, что все правильно, что он понял, а я пошел к себе домой, принял очень горячий душ и почти забыл об этом.

— Вы больше никогда его не видели?

—Через несколько месяцев он снимался в ещё одном фильме. Я увидел его на стоянке. Мы помахали друг другу, и все. Потом было то письмо, когда я уже работал в Triangle. Он написал, что ушел из бизнеса, потому что не зарабатывал достаточно, и занялся дизайном одежды для одного магазина в Новом Орлеане. Я выбросил письмо и не ответил на него. Вот и все.

— Вы помните название магазина?

— Как я мог его запомнить? Это было пять лет назад, — он нахмурил брови. — Подожди, это было какое-то гейское название, «Нам» или что-то в этом роде.

— «Нам»?

Он уставился на меня.
— «Наш». Так назывался тот магазин. «Наш».

— В Новом Орлеане?

— Послушай, я не хочу, чтобы все это снова всколыхнулось, Саксон, ты меня понял?

— Если я не смогу получить то, что мне нужно, не колыхая, я не стану этого делать. Так пойдет?

Он устало покачал головой.
— Я кое-что проверил после того, как нанял тебя, — сказал он. — Ходят слухи, что ты так же честен, как Эйб Линкольн. Это чертовски хорошо.

— Почему?
— Потому что, если бы ты захотел, ты мог бы шантажировать меня этим по полной. Ты мог бы заставить меня сделать тебя звездой, если бы захотел.

— Если бы я захотел стать звездой, мистер Брендон, — сказал я. — Тогда я бы перестал быть частным сыщиком и переехать сюда, к вам по соседству. Но я сделаю это сам, либо вообще не стану этим заниматься. Я уже говорил вам однажды.

— Да, я помню, — произнес он натянуто.

— Но вам повезло, что я честен. И вам повезло, что Деннис Пайн тоже был честен, потому что мне пришло в голову, что он мог бы сделать то же самое.

— Это тоже приходило мне в голову.

— Но он никогда не пытался сделать ничего подобного?

— Нет, — сказал он. — Он никогда ничего такого не пытался. Он был милым парнем.
Он погрузился в какую-то отстранённую задумчивость. Я не хотел его беспокоить, поэтому тихо ушел. В гостиной Ингер перехватила меня как какая-то пухленькая маленькая овчарка и повела к входной двери. Повернувшись, чтобы поблагодарить ее, я увидел Брендона в огромной стеклянной двери, ведущей на пляжную террасу. Он прикрыл глаза здоровой рукой, и, хотя с такого расстояния было трудно что-то разобрать, мне показалось, что он плачет.

Я вошел домой, нагруженный пакетами с продуктами. Я всегда ненавижу, когда у меня спрашивают, хочу ли я бумажный пакет или пластиковый. Жизнь и так слишком полна моментов, когда требуется выбор. В этот конкретный день я сказал, что пусть это будет сюрпризом. и, очевидно, у них было больше пластиковых пакетов, от которых требовалось избавиться, чем старомодных бумажных, так что мне достался пластик.

Марвел смотрел свои мультфильмы на диване, а Джо сидела в моем любимом кресле и читала «Леди в озере» Раймонда Чандлера.
- Разве это не то, что превратили в фильм, где не увидишь причуд Филипа Марлоу, кроме как в зеркале? - спросила она.

- Все верно. С Робертом Монтгомери и Одри Тоттер [«Леди в озере / Lady in the Lake» — фильм нуар режиссёра Роберта Монтгомери, вышедший на экраны в 1947 году].

- Я понятия не имею, кто они, - сообщила она.

- Я нахожу это грустным и безвкусным признанием.
Я посмотрел на Марвела, который едва заметил мое появление.
- Как дела, чемпион?

- Крут, - сказал он. - Ты принес пиццу?

- Нет. Вместо этого у меня есть буррито. Ты любишь буррито?

- Они крут, — заявил он и вернулся к мультфильмам.

- Ты собираешься есть замороженные буррито? - спросила Джо, заходя на кухню, где я раскладывал провизию.

- Нет, пока я жив. Я собираюсь пойти поужинать.

Наступила тишина, если не считать шороха пластика и хлопков открывающейся и закрывающейся дверцы холодильника, куда я складывал продукты. Когда я оглянулся, она выглядела очень чопорно и надуто.
- Что с тобой, мой маленький пузырь?

- Я думаю, что это плохо пахнет, - сказала она.

- Замороженные буррито? Я согласен. Вот почему я поем вне дома.

- Ты прекрасно знаешь, что я имею в виду.
Она понизила голос, хотя крики из мультиков были такими громкими, что сомнительно, чтобы Марвел услышал ее, даже если бы она закричала:
- Сегодня утром ты проявил благородство, оставив этого ребенка у себя, а теперь у тебя даже не хватает приличия посидеть с ним.

Я вздохнул, прислонившись к холодильнику. Голень ощутила прохладу.
- Мне нужно зарабатывать на жизнь, Джо, - сказал я, - и, кстати, платить тебе зарплату, я не отмечаю часы; я так не работаю, я ужинаю с Джеем Дином из Triangle, чтобы получить больше информации о Стивене Брэндоне.

- Хорошо, - ответила она. - А потом ты вернешься, чтобы провести вечер с Марвелом?

Я прикусил губу. Это было то, что Джо часто называла моим взглядом «пойманного за воровством печенья», так что она сразу узнала его.
- Ты собираешься позволить этому ребенку сидеть здесь и получать передозировку телевизором, пока ты будешь гулять с какой-то шлюхой?

- Джо, - сказал я, как мне казалось, самым разумным тоном, - она тоже имеет отношение к делу.

- Та самая Дженнифер?

- Да, эта Дженнифер.

Она холодно посмотрела на меня. Это было то, что я называл ее взглядом Луча Смерти, и я был так же искусен в распознавании её взглядов, как и она моих.
- Джо, я всего лишь человек.

- Как и Марвел, - сказала она. - Он человек, а ты обращаешься с ним как с новым предметом мебели или какой-то красивой скульптурой, которую только что приобрел.

- Это нечестно.

- Черт возьми, если это так. Он напуганный, одинокий, сбитый с толку ребенок, и ему нужно немного внимания. О, ты должен был бы послушать его сегодня утром по дороге домой. Он говорил, как ты крут, что не оставил его у отца Бимера. А там, по крайней мере, ему было с кем поговорить.

- Да, - возразил я, - священник-ханжа и парень с шипами на волосах, который называет его буги.

- По крайней мере, он хоть как-то его называет, - сказала Джо.

Я ничего не ответил. Её Луч Смерти лишил меня моего красноречия.

Она продолжила:
- Что ж, делай, что должен, - она бесцеремонно швырнула беднягу Раймонда Чандлера на кухонный стол, и тот соскользнул в раковину, которая, к счастью, была сухой и пустой.

- Полегче, - произнес я. - Книги — наши друзья.

- Я не уверена, что ты понимаешь значение этого слова, - парировала она. - Увидимся в офисе утром. Попытайся стереть помаду перед тем, как войти, хорошо?

Она вернулась в гостиную, и я услышал, как она прощается с Марвелом - она дала ему номер своего домашнего телефона на случай, если ему станет одиноко, и он захочет поговорить вечером. Я достал из холодильника бутылку John Courage, и мне вдруг захотелось откусить крышку, но я сдержался и воспользовался пурпурной открывалкой для бутылок, которую несколько лет назад стащил в отеле «Мадонна» в Сан-Луис-Обиспо. Я чувствовал себя отчимом Дэвида Копперфилда.

Звук захлопнувшейся за Джо двери прервал мои размышления. Я сделал большой глоток пива, одного из моих любимых, вышел в гостиную и сел рядом с Марвел на диван. Он смотрел что-то под названием «Хи-Мен».

- Я соберу тебе ужин через секунду, - сказал я.

- Это будет круто.

- Марвел, мы можем немного убавить звук телевизора?

Он направил пульт на экран, и звуки бойни и бум-ба-па-БУМ!-музыки были приглушены. Он выжидающе уставился на меня.

- Ну, - сказал я.
Какого черта, это было начало.
- Завтра я узнаю, как устроить тебя в школу. Думаешь, тебе это понравится?

Он пожал плечами.
- Я научусь читать?

- Первым делом.

- Хорошо.

- Ммм, прости, что не смогу поужинать здесь с тобой, - сказал я. Он смотрел на меня, не моргая. - Мне нужно работать.

- Ага. А я буду оставаться здесь дальше?

- Посмотрим, - сказал я.

- Ага, - протянул он. - Как насчет секунды?

- Ты бы этого хотел?

- Я не знаю.
Он взглянул на телевизор, а затем снова на меня.
- А ты хочешь, чтобы я остался?

- Э-э, дай подумать… конечно. Если получится.

- Ага.

Я посмотрел на часы:
- Ну, мне нужно переодеться, - сказал я. - Я поставлю твои буррито в духовку. В холодильнике молоко и сок.

- Ага.

Я встал, сделал еще один глоток John Courage.

- Ты не слишком часто бываешь дома.

- Ну, иногда, - сказал я, защищаясь. Затем:
- Ладно, Марвел, я буду дома сегодня около половины девятого или в девять, - продолжил я. - Тогда мы сможем провести некоторое время вместе, окей? Поговорим, и я надеру тебе задницу в Crazy Eights. По рукам?

- Это круто, - сообщил Марвел.

Я вернулся в свою спальню, включил душ и избавился от одежды. Если я собирался проводить много времени, разговаривая с Марвелом, мне придется писать себе монологи. Он не слишком разговорчив.

После душа я, стиснув зубы, позвонил Дженнифер, чтобы сказать ей, что не смогу увидеть ее сегодня вечером.

- Я так и знала, - печально сообщила она. - Ты не хочешь меня видеть.

- Давай-ка не будем повторяться, Дженнифер. Я в середине расследования и пока оно не слишком продвинулось. У меня не так много свободного времени.

- Ой, твое расследование, - спросила она. - Как оно?

- Продвигается медленно, но верно.

- Ты уже знаешь, кто это сделал?

- Нет, если бы я знал, расследование было бы уже закрыто.

- Кто-то пытался убить того парня, да?

- Вот это я и попытаюсь выяснить сегодня вечером, - сообщил я.

- И это продлится до полуночи?

- Есть и другие дела. Я просто не могу сегодня вечером, вот и все.

Ее голос стал резким.
- Это другая женщина, да?

- Нет!

- Проклятые мужчины! - выкрикнула она. - Вы все похожи. Ты был со мной, теперь тебе скучно, и ты ищешь себе новые миры для завоевания.

- Я не был с тобой, могу тебе напомнить. И я не встречаюсь с другой женщиной. На самом деле я ужинаю кое с кем из Triangle, а затем проведу остаток вечера с четырнадцатилетним мальчиком.

- Ты не произвел на меня впечатление игрока на две стороны, - злобно сообщила она, - но в последнее время ни о ком нельзя говорить наверняка. Так кто этот человек, с которым ты ужинаешь?

Я не думал, что наши отношения уже достигли той стадии, когда я должен сообщать её, с кем провожу время. Я так ей и сказал.

Ее тон смягчился.
- Прости. Я просто так напугана, что убийца придет за мной, поэтому хочу, чтобы ты его поймал как можно быстрее.
А затем, промурлыкав:
- Ты простишь меня?

Быть котенком мило, когда ты являешься котенком. Когда она человек и старше четырех лет, это звучит немного приторно. Я начал предвкушать перспективы вечера с Crazy Eights. Красивой, как Дженнифер Лондон. Я начал испытывать к ней странные чувства.
- Конечно, - сказал я.

Я закончил одеваться и вернулся в гостиную. Телевизор по-прежнему работал, но Марвел стоял у стены и разглядывал мою коллекцию пластинок.
- Ты любишь джаз? - спросил я.

Он пожал плечами:
- Не знаю, что это такое.

- Он великолепен, - сообщил я ему. - И многие джазовые музыканты чернокожие.
Я готов был прикусить себе язык. Далее, чтобы вы знали, я собирался рассказать ему, как был великолепен бейсболист Джеки Робинсон, а Сидни Пуатье - мой любимый актер [оба чернокожие].
- На случай, если тебе наскучит телевизор, - продолжил я, - ты можешь послушать что-нибудь из этого.

- Которую?

- Ну, давайте посмотрим.
Я начал просматривать пластинки. Может, начать с Майлза Дэвиса? Нет, решил я. И достал альбом Луи Армстронга и трио Оскара Питерсона, а после минутного колебания выбрал ещё старую классику Columbia Mastcrworks под названием Ellington Uptown. Если кто-то мог слушать ее и не воспринимать, значит его уши были безнадежны, и тут уж ничего не поделаешь. Я пошел к проигрывателю и уложил пластинки на шпиндель, сначала Эллингтона.
- Просто нажми на эту кнопку, Марвел, - показал я. - На случай, если тебе надоест телевизор.

- Аври, - сказал он, - а не мог бы ты принести немного шоколадного мороженого?

Я попытался вспомнить, когда в последний раз в моей морозилке находилось шоколадное мороженное. Боюсь, этот момент прошёл мимо меня. В моем хорошо организованном мире происходили небольшие потрясения, и Häagen-Dazs [американский бренд мороженого] возглавлял революцию. Это было, мягко говоря, тревожно.

Я спустился на лифте в гараж под моим многоквартирным домом, сел в машину и направил устройство дистанционного управления на ворота, не позволявшие посторонним автомобилям и пешеходам свободно перемещаться по гаражу. Без эффекта. Я не был удивлен. Это случалось уже трижды за последние два месяца, когда пульт дистанционного управления не мог открыть ворота. Раньше, вместе с большинством других жильцов приходилось вызывать не живущего здесь управляющего, и какой-то загадочный гремлин с отверткой и регулятором напряжения спускался и проделывал странные обряды, после чего ворота работали неделю и снова ломались. Не оставалось иного, как выйти из машины, подойти к воротам и нажать аварийную кнопку в блоке управления на стене, а потом наблюдать, как раздвижные металлические ворота с грохотом открываются подобно входу в сказочный заколдованный замок. Я вернулся к своей машине, торопясь включить заднюю, а затем первую передачу, чтобы выскочить на подъездную дорожку до того, как ворота закроются передо мной. Это был еще один пример того, как электронный век не оправдывает своих блестящих связей с общественностью.

По дороге в Бербанк, где собирался пообедать с Джеем Дином, я понял, насколько далеко продвинулся в своих новых обязанностях. Я понятия не имел, действительно ли Марвел умственно отсталый или просто неграмотный, но я знал, что мне придется перестать обращаться с ним как с трехглазым шестипалым гостем с Сатурна. Он, очевидно, знал, что такое стереосистема, как включать и выключать духовку и как ходить в магазин, но в какие ещё глубины проникал его свет, я понятия не имел, как и то, сколько еще он в действительности знал или был способен узнать. Совершенно не имел. Я был обязан потратить некоторое время на поиски школы, в которую он мог бы вписаться и где его потенциал можно было бы изучить и расширить, но у меня не было ни малейшего представления о том, с чего начинать. Ладно, Саксон, ты же частный детектив. Если бы ты хотел найти школу определенного типа, где бы ты ее искал? Не в «желтых страницах». Ты бы позвонил кому-нибудь, да? Как насчет твоего приятеля, Билла Лэвена? Помимо его страданий из-за сообщений о мрачных делах «Чикаго Кабс», он входит в правление нескольких фондов, работающих с людьми, обладающими ограниченными возможностями. Не то же самое, но, возможно, кто-то из его знакомых знает кого-то еще и… Я позвоню Биллу утром.

Количество возвращающихся домой в Долину по шоссе Сан-Диего было ужасным, но я ничего не мог с этим поделать, поэтому просто присоединился к армаде машин, медленно двигавшихся на север по бульвару Сансет, и занялся играми, например, установил факт, что семь из каждых десяти автомобилей на автостраде управлялись мужчинами, что затем заставило меня задуматься о сообщениях, что более половины рабочей силы составляют женщины. А из тех женщин, кто возвращался домой, стоило флиртовать только с одной из пятнадцати. Мужчина в открытом кабриолете, которому некому было улыбаться, был просто парнем с взлохмаченными волосами. В верхней части перевала Сепульведа я мог узреть внизу коричневое покрывало смога, покрывавшее всю долину Сан-Фернандо, и мои глаза начало щипать от предчувствия.

Будучи мудрым в отношении дорог Лос-Анджелеса, у меня было достаточно времени, чтобы скомпенсировать время, потраченное в пробке, и я прибыл в мексиканский ресторан на десять минут раньше срока. Хозяйка, англоязычный подросток в мексиканском платье для фиесты, настояла, чтобы я дождался, пока не соберется вся компания, и только потом мы сможем занять столик, поэтому я направился в бар и заказал двойную маргариту. Когда я обедаю в мексиканском ресторане, я всегда пью маргариту - не знаю почему; я полагаю, это рефлекторное действие, точно так же, как я всегда ем хот-дог на стадионе Доджер и никогда и нигде больше.

Я уже успел слизнуть половину соли с края своего стакана, когда услышал очень знакомый голос, который произнес рядом с моим ухом:
- Ну, если это не мистер Умник!

Скотт Рэйни выглядел очень сердитым, когда я развернулся на табурете, но его тон по-прежнему являлся тоном «у-нас-есть-для-вас-хорошие-прощальные-подарки» - тоном профессионального ведущего, веселым и неутомимо жизнерадостным.

- Привет, Скотт, - отозвался я.

- Ну, ты точно сделал меня похожим на осла! - продолжил он.

Это было не совсем алхимическая магия, но я почувствовал, что должен сказать ему что-то приятное:
- Извини, иногда мое чувство юмора немного зашкаливает.

- Можешь ли ты представить мое смущение, когда я сказал своему продюсеру, что столкнулся с Хутом Гибсоном, а он сказал мне, что Хут Гибсон мертв уже много лет?

Я мог это представить. Вероятно, он не сказал, что «столкнулся» с Хутом Гибсоном, а вместо этого сообщил, что Хут Гибсон был его очень-очень-очень близким другом и что он выпил с ним чашку кофе буквально на днях утром, что увеличило бы коэффициент смущения в десятой степени.

- Это была неудачная шутка, - признался я. - Если я куплю тебе выпивку, это как-то компенсирует?

- Нет, но будет началом.
Он взобрался на табурет рядом со мной.
- Кто ты, черт возьми, вообще такой?

Я сказал ему.
- А поскольку у меня нет постоянных выступлений в шоу, которое на первой строчке рейтингов шестнадцать недель подряд…

- Семнадцать, - поправил он меня, - наверное, будет восемнадцать, когда выйдет следующие рейтинги.

- Я иногда пополняю свой доход, подрабатывая частным сыщиком.
Я дал ему свою карточку.

Он глянул на нее без особого интереса и сунул в карман пиджака. Либо он был в перерыве между съемками, либо постоянно ходил на ужин в гриме.
- То есть, это должно означать, что ты работаешь над чем-то в Triangle? Дай угадаю: небольшой промышленный шпионаж? Нет. Я знаю — это подрыв Брэндона.

- Неплохо, - сообщил я.

- Ты задавал мне вопросы о Стивене в кафетерии. Я просто сложил два и два. Ну, чем я могу быть тебе полезен?

- Не знаю, - сказал я.

- Я подозреваемый?

- А ты хочешь им быть?

Он беззаботно махнул рукой и выпил больше половины заказанной водки с тоником.
- Черт, почему бы и нет? Я этого не делал, так что побыть подозреваемым может быть забавно.

- Хорошо, - сказал я, - ты подозреваемый.

- Черт возьми, я счастлив, - произнес он. - Я зарабатываю полмиллиона долларов в год на «Сделке» за то, что появляюсь там два раза в неделю, и это позволяет мне зарабатывать еще примерно двести тысяч на рекламе и публичных выступлениях. Они обращаются со мной как с Чарлтоном Хестоном, когда дело касается хороших столиков и отсутствия ожидания в аэропортах, и я имею больше женщин, чем знаю, что с ними делать. Разве это не счастье?

- Ты прав, - сказал я. - Тогда у тебя не было бы причин желать смерти Брэндону.

- Если не считать того факта, что меня, вероятно, хорошенько тряхнет кто-нибудь другой с его канала, то нет.

- Почему ты так думаешь?

- Стивен меня не очень любит. Он думает, что я легковес. Ну, может быть, так оно и есть, но я достаточно умен, чтобы воспользоваться отсутствием таланта, приятным голосом и милой улыбкой — любезно предоставленную Мюрреем Куперштейном, дантистом — конвертируя все это в довольно приличную жизнь. Так что срать мне на Стивена Брэндона.

Я поднял свой стакан.
- Насрать на Стивена Брэндона.

Он стал серьезным.
- Это не значит, что я пытался его убить. Если бы я собирался уничтожить всех, кто думает, что у меня нет таланта, это был бы город-призрак.

- Люди убивали за меньшее. У тебя случайно не BMW?

- И в самом деле, да. Маленькая 3500 SL и фургон Toyota, чтобы видеться со своими детьми по выходным - у меня четверо детей, знаешь ли.
Он вытащил бумажник и показал мне своих двух девочек и двух мальчиков. Мальчики были похожи на своего отца, а девочки – на Ванну Уайт. Наследственность — странная и загадочная вещь.
- У тебя есть дети?

Я слизнул остатки соли с края стакана.
- Не уверен, - сказал я.

Он взвыл, истолковав это неправильно, а мне не хотелось объяснять насчет Марвела, поэтому я закрыл тему.

- Кто еще среди подозреваемых?

- Все, кто знает Брэндона. Все, кто знает парня, которого убили. Все, кто посмотрел шоу на Triangle, которое их оскорбило, или слишком задело их сердце, или задело их неправильно.

- Это сужает число подозреваемых примерно до двухсот миллионов человек, - подвел он итог.

- А сколько из них ездят на BMW?

- Сукин сын, ты ведь это серьезно, - сказал он.

- Иногда меня покидает чувство юмора.

Он махнул бармену, чтобы тот налил ещё. Я положил руку на стакан, показывая, что не готов продолжать. Он спросил:
- Убийца водил BMW?

- Вроде того.

- Ну, половина руководителей Triangle водит BMW. Это то, чем раньше был Мерседес — символ статуса яппи.

- Кажется, я где-то читал подобное, - сообщил я.

- Но я вот что тебе скажу: Стивен Брэндон — суровый сукин сын, когда дело доходит до контрактов. Мне кажется, я уже говорил тебе, что из-за него у меня бывают плохие времена. И он так же требователен к людям в телесети, к талантам и поставщикам. Я никогда особенно не задумывался об убийстве, но я здесь, чтобы сказать тебе, что Стивен — главный кандидат. Когда у тебя так много власти, что все тебя боятся, тогда многие захотят увидеть тебя мертвым.

- Так ты боишься его, Скотт?

- Чёрт возьми, так оно и есть. Я как все. Я хочу урвать лучшее предложение для себя. Но я знаю, что, если я буду слишком сильно давить, делать слишком много шагов, этот сукин сын выбросит меня быстрее, чем вчерашнего палтуса, и наймет кого-нибудь моложе, красивее и даже более скучного, чем я для «Сделки всей жизни», а я проведу остаток своей жизни, снимаясь в «Отеле», в летних распродажах, и в гастрольной версии «Странной парочки». Можешь поспорить на все свои пинетки, что я его боюсь.

- Мои пинетки? - переспросил я.

Он мрачно глянул.
- Почему ты всегда меня унижаешь?

- Извини. Наверное, я завидую.
Через его плечо я увидел, что Джей только что вошел и стоит у входа в бар, пытаясь приспособиться к тусклому освещению.
- Парень, который зарабатывает почти миллион в год и получает больше девок, чем он способен вынести - кто бы не хотел оказаться на твоем месте? Или в твоих пинетках?

Он кивнул.
- Я понимаю, что ты имеешь в виду, - произнес он.
Да, он действительно понял, потому что сказал:
- Раз ты на самом деле так мне завидуешь, то я позволю тебе заплатить за выпивку.

Я подтолкнул к нему свой барный счет и сказал бармену громким, веселым голосом:
- Скажи ему об этом, Хуанито!

Я встал и направился туда, где Джей Дин ждал меня возле стойки хозяйки.
- Скотт Рэйни всегда говорит, что еще один правильный ответ и можно сыграть в бонусном раунде?

- Да, - сказал Джей. - Если он когда-нибудь остановится, пломбы повылетают из его зубов, из его пиджака вылезет подкладка, и ему придется идти и искать настоящую работу.

Нас провели к кабинке в задней части ресторана, и мы оба заказали по маргарите, прежде чем просмотреть меню. Когда мы выпили, Джей спросил:
- Ну так в чем дело, Док?

- Джей, я уверен, ты уже знаешь, что я занимаюсь делом Стивена Брэндона.

- Пытаешься выяснить, был ли он предполагаемой жертвой?

Я кивнул:
- Ты в этой сети сто лет, дай мне краткое описание.

- Брэндона?

- Нет. Я все о нем знаю, а что еще мне нужно, я смогу почерпнуть из газет. Мне нужна информация о вашем руководстве.

Джей закурил трубку. Это меня раздражало, особенно потому, что запах сладкого табака, который он курил, заставлял меня остро осознать, как сильно я хочу сигарету.
Он сказал:
- Ты же знаешь определение работника телесети, который говорит о своих боссах за их спинами? Продавец недвижимости в Вэн-Найсе.

- Я же сказал тебе, что это все не для протокола. И ещё. Я мог бы напомнить тебе о той служебной записке от босса боссов. От мистера Брэндона лично, о сотрудничестве со мной.

- Давишь именами, - произнес он. - Хорошо, давай.

- Стюарт Уилсон.

- Стю и я одного возраста и эпохи. Причина, по которой он мотается по всем студиям и телекомпаниям в городе, пока я остаюсь в Triangle, заключается в том, что Стюарт говорит то, что думает, а я говорю, что приятно и безопасно. Его защищает возраст, он знает свое дело лучше, чем кто-либо другой в Triangle, но в глубине души он хотел бы вернуть «Мистера Эда и Бобра» [американский телесериал 1960-х].

- Как он ладит с Брэндоном?

Джей пыхнул трубкой.
- Стивен уважает его, потому что тот не боится называть все так, как он видит. Ну, многие целуют Стивена в зад, и я думаю, что для него приятно найти кого-нибудь, кто этого не делает. Однако - и это очень большое «однако» - Стю иногда бывает довольно резким парнем.

- Я это заметил.

- И это иногда действует Стивену на нервы. Как бы он ни ненавидел подхалимов. Думаю, ему бы понравилось больше, если бы Стью соглашался с ним хотя бы время от времени.

- Ты чувствуешь, что работа Стью в Triangle под угрозой?

- Каждый, у кого после его имени стоит приставка «вице-президент», каждый день ходит по канату.

- Уилсон водит BMW?

- Да, - сказал он, - все начальство их водит. Это машина этого года.

- Шайлер и Приткин тоже?

- Думаю, да.

- Расскажи мне об Ирве Приткине.

- Если ты с ним встречался, то уже все понял. Он живет в Энсино, ходит в церковь, его дети играют в младшей лиге и футбол АЙСО. Он очень старается, но он просто не из шоу-бизнеса. Он бухгалтер, он думает, как бухгалтер, а в сегодняшнем кино- и телебизнесе это означает, что ад продержится ещё какое-то время.

- Разве он не светловолосый мальчик Брэндона?

- Конечно. Стивен лично выбрал его для телесети и был только рад поставить его на место вице-президента по программам, но Стивен приземлен, и я думаю, что Стивену было бы удобнее, если бы на креативной должности по телепрограммам был кто-то с чуть большим воображением.

- Тогда скажи, почему Приткин болтается там, где он есть?

- Я бы не назвал это болтанием. Но я бы не удивился, если бы Ирв Приткин занимался бизнесом, а не телепрограммами.

- Думаешь, его это беспокоит?

- Меня бы это беспокоило, - сказал Джей. - Но я не Ирв. Послушай, когда ты вице-президент по телепрограммам, у тебя есть привилегии, которых не будет, работай ты с калькулятором и логарифмической линейкой.

- Например?

- Да ладно, Саксон, ты знаешь об этом не хуже меня. Что ты хочешь услышать? Телепрограммы - это гламур, это власть. Тебя приглашают на обеды, тебе дарят часы Пьяже на Рождество, дают отличные билеты на игры Доджеров, время от времени предоставляют добровольную и согласную на все девицу…

- У Ирва Приткина находится время для тренировок проституток из Малой лиги?

- Не знаю, никогда о нем ничего такого не слышал. Это принцип. Проекты требуют денег, но ты даже не можешь заглянуть в кошелек, если только кто-нибудь из отдела телепрограмм не закажет пилотную серию сериала или фильм недели. Будь я тощим, забавным парнем с калькулятором в кармане, который неожиданно обнаружил, что обедает с Кэрол Бернетт, Норманом Лиром или Бертом Рейнольдсом, я точно не захотел бы возвращаться назад для того, чтобы высчитывать призовые бюджеты для игровых шоу.

- Знает ли Приткин, куда он попал?

Джей пожал плечами:
- Примерно месяц назад прошло совещание, где не было никого ниже ранга вице-президента, и Стивен сказал Ирву, чтобы тот время от времени пользовался своим воображение вместо логарифмической линейки.

- Перед Богом и всеми остальными?

Джей Дин улыбнулся.
- Бога там не было — я же говорил теб, никого младше вице-президента телесети. Никакие божества не были приглашены.

Подошел официант, чтобы принять наши заказы. Я выбрал сатшопп в зеленом соусе, который, как уверяло меня меню, являлось собственным рецептом шеф-повара, отмеченным наградами. Джей заказал сочетание уко и энчилады. Но именно поэтому он так долго и работал в телесети — он избегал всего, что могло вызвать споры. Мы также заказали еще две маргариты, и я подумал: Джей есть Джей, и будет довольно пикантно, если ему придется вернуться на работу этим вечером.

- Санда Шайлер, - продолжил я.

- Одна из самых ярких женщин, которых я когда-либо встречал. Она работала со мной, когда впервые приехала в Triangle двенадцать или тринадцать лет назад. Куда бы ее ни посадили, она сияла, как новый медный грош. Изучила все аспекты — программы, продажи, деловые отношения, даже электронику и инженерию. Когда несколько лет назад у нас была забастовка персонала, Санда работала за нашего главного инженера, в то время как остальные из нас управляли камерами и держали карточки-подсказки. Она добралась президентства около четырех лет назад. Большинство наших хитов-шоу вышли из головы Санды или, по крайней мере, из-за ее стола.

- Я думал, что все решения по программам оставались за Брэндоном.

- Он не может принимать решения по проектам, которых не видит, и отказывается от трех четвертей того, что ему предлагают. Так что средний результат Санды действительно впечатляет.

Прибыла наша еда. Я не знаю, где эти креветки выиграли приз, но, должно быть, это был конкурс, который я не хотел бы судить. Джей с удовольствием съел свою комбинированную порцию. Полагаю, можно сказать нечто положительное в пользу осмотрительности.

- Как это работает?

- Ты поставщик, - произносил он между отправками еды в рот. - Из «Универсал» или «Лоримар». У тебя есть идея, что-то, что ты придумал или заполучил извне. И ты хочешь провести пилотный тест в телесети. Ты отдаешь это Санде Шайлер. Она работает с тобой, развивает идею, делает её гладкой, коммерчески выгодной и продаваемой - насколько может, и большую часть времени ты прислушиваешься к ее предложениям, потому что у нее лучший ум в Голливуде после смерти Ирвинга Тальберга. Затем, когда она считает, что все получилось, когда она думает, что все готово, она передает это Стивену. И мы не говорим, что тут пора поднимать флаг, здесь мы говорим всего лишь о поддержке. Это ее ребенок, и она работает ради него: защищает его, подает и продает, запугивает, уговаривает и умоляет. И Стивен слушает ее девять из десяти раз, потому что знает, насколько она хороша. Все хиты Triangle за последние четыре года пришлись на долю Санды Шайлер. Было несколько провалов, но даже Кит Эрнандес иногда проваливается. Эта женщина невероятна, и Стивен, и все остальные в городе это знают.

- Если она так хорошая, почему не становится независимой? Не создает собственную продюсерскую компанию? Я уверен, что она могла бы продавать Triangle или любой из других телесетей, если она так хороша, как ты говоришь.

- Есть несколько причин. Ей нравится защита телесети, это во-первых; во-вторых, ей нравится власть. Санда — лесбиянка, что, как я уверен, ты уже знаешь, и я думаю, что ей нравится, когда эти крутые, влиятельные мужики танцуют под ее дудку. Кроме того, я не уверен, что она стала бы успешной.

- Почему, черт возьми?

- В этом бизнесе все извращенцы. Саксон, ты ведь это знаешь — маленькие мальчики, маленькие девочки, оргии, водные развлечения, БДСМ, но все довольно скрытны и сдержаны. Санда выставляет напоказ свои сексуальные предпочтения, словно флаг, и я думаю, что подобное заставляет многих людей чувствовать себя неловко. В этой индустрии женщины предназначены для постельных принадлежностей - для мыслей, а не для дела. Когда появляется что-то, о чем ты не можешь даже пофантазировать, это нервирует.

- Меня же не нервирует.

- Ты не влиятельная персона, друг мой. Мы с тобой получаем удовольствие там, где находим. Я женат двадцать восемь лет, и моя жена до сих пор меня заводит. Я полагаю, ты находишь удовольствия в большем количестве мест, чем я. Но ты меня понимаешь: да или нет, тебе все равно. Ты к этому привык. Голливудские шишки не такие. Они не знают, что с этим делать.

- Значит, ты хочешь сказать, что Санда Шайлер достигла всего, чего планировала?

- Не обязательно. Такие люди ценны для такой крупной конторы, как Triangle. Я бы сказал так: если Стивен Брэндон уйдет в отставку, есть очень большая вероятность того, что мисс Шайлер будет управлять этой телесетью.

- Значит, у всех троих может быть веская причина попытаться придушить Брэндона?

- У них и ещё сотни других. Но да. Я бы сказал, что это точно.

Я перемещал своих креветок по тарелке, ожидая, чтобы кто-нибудь пришел, забрал их и выбросил в мусорное ведро, где им было самое место.
- Кофе? - спросил я. - И как насчет пирога на десерт?

Он похлопал себя по животу.
- Я наблюдаю за ним в эти дни. Ты заметил, что я не заказал ни чипсов, ни сальсы.

- Я не смотрел, что ты ешь, но понимаю.

- Пойми также о конфиденциальности, - произнес он без улыбки. - Ты никогда не разговаривал со мной, и, если ты скажешь, что говорил, я буду горячо отрицать все, и это может стать очень неприятным в отношении твоей актерской карьеры.

Я тихо спросил:
- Ты мне угрожаешь, Джей?
Он вдруг улыбнулся, закусив мундштук своей трубки.
- Мы слишком долго дружили для этого, - сказал он. - Думаю... Я просто прошу тебя.

Возвращаясь домой, я не попадал в пробки, особенно на бульваре Сансет. И снова, что я делал довольно часто, я подумал о том, чтобы снять квартиру поближе к городу и избавить себя от часовых поездок на работу и обратно, но мне нравилась отдаленность Пэлисейдс, мне нравилась близость к пляжу, мне нравился тот факт, что там жило не так много людей из индустрии кино - по сравнению с Беверли-Хиллз или Малибу, или более дорогими районами долины Сан-Фернандо. Эти размышления позволяли мне расслабиться после тяжелого дня игры в детектива. И дум. А в этот вечер мне было о чем подумать. Чтобы у меня появились хоть какие-нибудь подозреваемые в этом деле, мне придется устроить две посиделки. Шайлер, Приткин, Уилсон и даже Скотт Рэйни со стороны Брэндона; Тони Хазелхорст, Брайан, не считая Кевина Броуди со стороны Робби, хотя Кевин был тем, кто первым нанял меня. А ещё загадочная личность из Нового Орлеана - Деннис Пайн. Единственным, кого я устранил из подозреваемых, был бедняга Рэймонд Шид, и только потому, что никто не проявил бы столько глупости, чтобы арендовать машину для убийства собственной кредитной картой. И я не знал, как долго мне разрешат работать, пока сержант Лиги Тед Лоутон не наступит мне на горло.

Я чувствовал себя паршиво, и несколько кусочков зеленых креветок, которые я съел, просились наружу. У меня затекла шея, начала болеть голова, и я не стал ближе к понимаю чего-либо, чем в тот момент, когда Кевин Броуди уселся в моем офисе и скрестил свои длинные стройные ноги.

Я остановился у своего любимого винного магазина примерно в двух кварталах от дома и прошел внутрь мимо витрин, рекламирующих вино Inglenook, журналы Playboy, Penthouse и Hustler, от торговли которыми правительству не удалось отпугнуть владельца этого магазина.

Продавец узнал меня и сказал:
- Здравствуйте, мистер Саксон, - и я подумал, не является ли то, что продавец винного магазина узнает меня, признаком, что я слишком много пью.
- Заканчивается «Лафроейг»? спросил он, склонившись к полке, на которой хранил более темные сорта виски.

- Не сегодня, Гарри. Просто галлон шоколадного мороженого.

- Я не верю тому, что слышу, - произнес Билл Лавен.

- Билл, я тут занят многими делами, и у меня нет времени вдаваться в философские дискуссии. Ты знаешь школы или нет?
Я откусил свой тост и запил его третьей чашкой кофе за утро; я напрягался, чтобы расслышать сквозь звуки «Take the A Train», которую Марвел проигрывал третий раз за утро. Я был очень рад, что он проникся уважением к Дюку Эллингтону, но в половине девятого утра подобное было трудно вынести даже мне. Я удерживал телефонную трубку между ухом и плечом, дотягиваясь до того, чем можно было записать.

Билл заговорил:
- Ты можешь попробовать школу Бишопа в Вествуде. Но прежде чем ты нырнешь в омут, не думаешь, что тебе следует ознакомиться с юридическими последствиями? Я имею в виду, ты собираешься усыновить мальчика? Стать его опекуном? Ты справлялся об этом в социальных службах?

- У меня не было времени, - признался я.

- На твоем месте я расспросил бы в нескольких, - порекомендовал он.

- Я поговорю об этом с Джорджем Районом, - сказал я.
Джордж был моим адвокатом.

- Джордж Район ничего не знает о школах, он знает только о тюрьмах строгого режима. Почему бы мне не позвонить своему адвокату по твоему вопросу?

- Был бы очень признателен, Билл. А пока я позвоню в школу Бишопа.

- Когда мы пойдем на игру?

- Как только я освобожусь от этого дела.

- «Кабс» будут в городе на следующих выходных.

- Отлично! Как насчет воскресенья?

- Ты в деле. Я достану билеты.

- И, Билл, возьми три билета, ладно?

Он вздохнул.
- Клянусь Богом. иногда я думаю, что тебе нужен санитар.

Я повесил трубку и вышел в гостиную. Ноты соло Гарри Карни отскакивали от стен, будто шарики для пинг-понга, а Марвел сидел перед одним из динамиков и притоптывал в ритм. Он глянул на меня и сказал:
- 'то плохо!

- Так и есть, - парировал я. - А ещё и громко. Не мог бы ты сделать тише? Мне нужно позвонить по межгороду.

Он встал и подошел к стереосистеме, будто идя на смерть, испустил глубокий мученический вздох и уменьшил громкость. Слегка.

- Еще, - сказал я.

- Ну, чувак... - произнес он и еще немного уменьшил звук.
Подростки во всем мире подвергаются насилию со стороны авторитетов. Считаю, что так и надо.
- Спасибо, приятель, - поблагодарил я и вернулся в спальню.

Я набрал справочную Нового Орлеана и получил номер магазина «Наш», который, судя по адресу, находился во Французском квартале. Оттенки Бланш Дюбуа.
- Я хотел бы поговорить с Деннисом Пайном, пожалуйста, - сказал я человеку, который ответил на звонок.

- Денниса нет сегодня утром. Он покупает ткани. Могу я принять сообщение?

- Меня зовут Джеймс Ульман, - сказал я, — я работаю в страховой компании «Атлас» в Лос-Анджелесе.

- О-о, прямиком из Голливуда! - воскликнул мужчина. В голосе сквозил сарказм.

- Мистер Пайн был свидетелем автомобильной аварии здесь, в Лос-Анджелесе, тринадцатого июня. Я надеюсь, что смогу получить от него заявление, чтобы мы могли пойти дальше и урегулировать иск.

На другом конце подождали.
- Мне кажется, у вас неверная информация, мистер Ульман, - сказал человек. - И не та вечеринка.

- Что вы имеете в виду?

- Деннис не был в Лос-Анджелесе уже много лет.

- Вы в этом уверены?

- Мы соседи по комнате, а также совладельцы этого магазина. Деннис был здесь, в Новом Орлеане, тринадцатого июня. Я настолько уверен в этом, насколько это возможно.

- Ясно, - произнес я, пытаясь казаться озадаченным. - Ну, я не понимаю, как его имя попало в наш компьютер.

- Вот и ответ, - сказал человек. - Компьютеры. Они все портят. Вероятно, у Денниса был договор с вами лет сто назад, и каким-то образом его имя попало не на ту дискету или что-то в этом роде.

- Ну, в наши дни они являются необходимой частью ведения бизнеса, хе-хе, - сообщил я. - Вы уверены, что мистер Пайн был в Новом Орлеане тем утром?

- Абсолютно. Попросить его позвонить вам, когда он вернется?

- В этом нет необходимости, если у меня не та вечеринка, - сказал я. - А с кем я говорю?

- Меня зовут Оливер ван Ренсселеар, - ответил человек.

Ну конечно.
- Что ж, большое вам спасибо, мистер ван Ренсселеар. Я понажимаю на кнопки и посмотрю, как могла произойти эта ошибка. Хорошего вам дня.

- И вам того же, - последовал ответ.

Если только его не прикрывает любовник, что казалось маловероятным, то я мог бы вычеркнуть Денниса Пайна из списка подозреваемых. Очень маленький шанс. Просто, дабы убедиться, я позвонил в офис и оставил сообщение на автоответчике, в котором попросил Джо проверить авиалинии и выяснить, летал ли Деннис Пайн между Новым Орлеаном и Лос-Анджелесом где-то около 13 июня. Я был почти уверен, что это пустышка, но нет ничего плохого в том, чтобы проявлять усердие.

Затем я позвонил в школу Бишопа и поговорил с дамой по имени Пола, у которой был очень приятный голос, и которой я попытался объяснить про Марвела, не упоминая, где я его нашел и чем он занимался за несколько дней до этого.

- Мы должны провести базовое тестирование, - сказала она. - Вы можете привести его завтра?

Я подумал о деле Брэндона и о том, что, как мне кажется, спешка тут ни к чему. И спросил:
- Можем ли мы сделать это когда-нибудь на следующей неделе?

- Как насчет среды? - спросила она. - В девять часов утра?

- В среду звучит неплохо.
Я сделал пометку в блокноте для сообщений в спальне. Потом я перенесу это в свой ежедневник на кухне и в офисе.
- А сколько лет, вы сказали, мальчику?

Я с трудом сглотнул.
- Я... не знаю.

- Вы не знаете? Вы спрашивали у него?

- Да, - сказал я. - Он тоже не знает.

Я не мог сказать, был ли тот звук, который она издала, смешком или выражением возмущения. Но потом она сказала:
- Это начинает меня интересовать, мистер Саксон.

- Я рад, - сообщил я ей.
Я налил себе еще кофе и сел на диван. Снова заиграла музыка, но, по крайней мере, мне не приходилось смотреть мультики.

- Марвел, - позвал я.

- Йо.

- Марвел, где ты жил до того, как приехал в Лос-Анджелес?

- В Джорджии, - сообщил он.

- Где в Джорджии?

Он пожал плечами.

- В большом городе? Как Лос-Анджелес? Я имею в виду, ты был в Атланте?

- Не, - сказал он. Он попытался вспомнить. - Не как Сангелус.

- У тебя есть семья?

- Ты имеешь в виду мою ма? Угу.

- Она знает, где ты, Марвел?

- Не. Ей все равно.

- О, а я уверен, что знает.
Я совсем не был в этом уверен.
- Как твоя фамилия?

Он просто уставился на меня.

- Ну, Марвел?

- О... Уоткинс.

- Марвел Уоткинс? А как зовут твою мать?

- Тоже Уоткинс.

-Я имею в виду ее имя.

Он подумал с минуту.
- Люсиль, - сказал он.

- Ты ходил в школу в Джорджии?

- Немного. Потом Лерой сказал, что я должен бросить и работать на ферме.

- Когда это было?

- Давно.

- Кто такой Лерой? Твой брат?

Он бросил на меня испепеляющий взгляд, неспособный понять глупость любого, кто не знал, кто такой Лерой. Я вообразил, что он был парнем Люсиль. Затем Марвел сказал:
- Лерой 'казал мне проваливать.

- Он выгнал тебя из дома?

- Йо.

- И что потом?

- Я взял немного денег и провалил.

- Ты украл деньги у мамы?

- Не. У Лероя. И я голосовал с тем котом.

- Каким котом?

- Тем котом. Он говорит, что едет в… э.... А'зону.

- Аризону?

- Да. Но потом он заставлял меня заниматься с ним всякими штуками.

- Какими штуками?

- Ты знаешь.

- Он заставил тебя заняться с ним сексом?

Марвел опустил глаза.
- И он возил тебя в Аризону?

- Угу. Но потом он высадил меня из машины. Он также забрал все деньги Лероя.

- А как ты сюда попал?

- На автобусе.

- Откуда у тебя деньги?

- Я делал много всякого.

- Где ты познакомился с Тони?

- Он на автобусной остановке, он сказал: «У тебя есть, где остановиться?» Я говорю: «Угу». Он говорит: «Ты хочешь пойти со мной?» Я говорю: «Да». Потом он говорит мне, что, если я хочу жить там, я должен заниматься чем-нибудь на улице и давать ему деньги.

- Ты жил с ним в его квартире?

- Э... каком-то другом месте с другими парнями.

- Где? Какой был адрес?

- Не знаю.

- Ты сможешь его найти? Показать мне, где это?

- Не знаю. У меня будет завтрак?

Я махнул рукой на кухню.
- Справляйся сам.

Он пошел, насыпал себе еще хлопьев и съел их у стойки.

- Я еду в свой офис, Марвел, - сказал я. - Буду дома к ужину. Может быть, сходим и перекусим пиццей.
Я взял ключи.
- Не в это воскресенье, а в следующее мы идем на бейсбольный матч. Ты когда-нибудь был на бейсбольном матче?

- Тольк по телеку.

- Окей, - сказал я. - Мы пойдем смотреть на «Доджерс».

- Аври! - отозвался он.

Это было одно из тех великолепных калифорнийских утр, когда смог рано рассеялся, и, поскольку я направлялся на восток, то опустил верх машины, чтобы поработать над своим загаром. Мы, жители Южной Калифорнии, обязаны ходить повсюду, выглядя как загорелые боги и богини, чтобы остальная часть страны могла ненавидеть нас и говорить, что солнце выжгло наши мозги и истощило наши амбиции. Мне-то все равно. Не так давно я сидел в кафе на открытом воздухе в ожидании свидания за ленчем, и читал газетные сообщения о метелях на Среднем Западе, которые убивали скот и блокировали дороги - я был в рубашке с короткими рукавами. И было это через три дня после Дня Благодарения. Я понял, что достаточно натерпелся чикагских зим. Теперь моя очередь греться на солнышке.

Я въехал на стоянку за своим офисом - на Айвар-авеню, в пол квартале к северу от Голливуд Бульвар. Это был убогий район, но располагался он в центре, и с годами я обнаружил, что в Голливуде в частном детективе нуждается больше людей, чем в Бель-Эйр или Малибу. Я просто игнорировал подростков-трансвеститов, алкашей, панков и поклонников хэви-металла, а также туристов из Айовы, которые, опустив глаза, рыщут в поисках звезды Тома Круза на Голливудской аллее славы. Это стало местом моей работы.

Я не запер машину, так как крыша была опущена, и даже если бы верх был поднят, я предпочел бы, чтобы любой, захотевший попасть внутрь, просто открыл дверь, а не разрезал тряпичную крышу. Краем глаза я заметил, как из «олдсмобиля», припаркованного рядом, вылезли трое мужчин и направились ко мне, и, поскольку я был в бизнесе, который иногда доставляет неприятности, я развернулся к ним лицом.

Солнце светило мне в глаза, а им в спину, но я узнал бы большую тушу Барри Хэуорта где угодно. Он был в темно-бордовом спортивном костюме и больше всего походил на гигантскую мохнатую сливу. Когда они подошли ближе, я увидел, что двое мужчин поменьше ростом были Джимми и Брайан.

- Доброе утро, - поприветствовал я.

- Мы хотим поговорить с тобой, - произнес Барри тем высоким голосом, который всегда удивлял меня.

- Хорошо. Поднимайтесь в офис.

- Мы хотели бы, чтобы вы пошли с нами, - сказал он.

- Куда?

- Туда, где мы можем поговорить.

- Мы можем поговорить наверху.

В руке Брайана появился курносый пистолет.
- Садитесь в машину, - сказал он, указывая на «олдсмобиль».

- Что это такое?

- Пожалуйста, не усложняйте задачу, - сказал Барри.

- Ну, мне бы не хотелось усложнять. Мне поднять руки или просто сцепить их за головой?

- Двигай, - приказал Брайан и вонзил пистолет в мои ребра с чуть большей силой, чем я счел нужным.

Это была двухдверная модель, и я сел на заднее сиденье за водителем, которым являлся Барри. Брайан сидел впереди вместе с ним. Пистолет был направлен на меня, но далеко за пределами моей досягаемости. Джимми, который выглядел незаинтересованным, как пассажир автобуса, оказался моим соседом. Они повернули на север, на Айвар, затем на восток по Юкка-стрит, а затем на маленькую улочку, которая упиралась в заросшие холмы над Голливудом. Через некоторое время дома стали редеть, потом совсем исчезли, и улица превратилась в двухполосную асфальтированную дорогу, которая, казалось, вела только вверх с извилистым однообразием. В конце концов, я сказал.
- Меня когда-нибудь просветят, или это будет сюрприз?

- Заткнись, - произнес Брайан.

- Заткнись, - пискнул Барри.

Джимми ничего не сказал, но я воспринял его молчание как согласие с большинством. Я заткнулся.

Мы остановились примерно в миле от огромной плотины, возвышающейся над Голливудом, вышли и прошли четверть мили по колючей траве, колючки которой прилипали к штанам. Мы спустились в канаву, вырытую для стока воды зимних дождей, которые в противном случае похоронили бы Голливуд под тоннами грязи, и остановились. Нас не было видно ни с дороги, ни откуда-либо еще, только сверху.

- Тони Хазелхорст очень зол на вас, - сказал мне Барри. - Его выпустили под залог, и он очень зол.

- Какое он имеет отношение к тебе? - спросил я.
Барри бросил быстрый взгляд на Джимми, и выражение его глаз было явно любящим. Затем он снова повернулся ко мне.
Я сказал:
- Ты имеешь в виду, что делаешь за Хазелхорста грязную работу за чью-то бесплатную жопу? Иисусе, Барри!

Он сильно ударил меня по лицу тыльной стороной ладони. Это заставило меня пошатнуться.
- Я не ожидаю, что ты это поймешь, - произнес он.

Я ощутил кровь на нижней губе.

- Я люблю Джимми, - продолжил он. - Это единственный способ, которым Тони позволит мне заполучить его.

- На какой срок? - спросил я. - Или он его владелец?

Барри вздохнул.
- Держи его за руки, Джимми.

Джимми среагировал очень быстро, сцепив мои руки за спиной. Он был силен для столь маленького парня, думаю, я мог бы вырваться, если бы Брайан не стоял в нескольких футах от меня, целясь пистолетом в мой живот. Прежде чем я успел сориентироваться, Барри шагнул вперед и изо всей силы ударил меня в живот. У меня перехватило дыхание, и я согнулся пополам. Мой завтрак оказался на грани выхода наружу.

Барри схватил меня за волосы и потащил голову вверх. Я заметил, что где-то на нашем пути он надел на правую руку кожаную перчатку.
- Я хочу, чтобы вы знали, - сказал он, - что для меня здесь нет ничего личного.

И когда кулак в перчатке метнулся к моему лицу, я подумал, что это малоутешительно.

Было где-то около полудня, когда я, наконец, открыл глаза — и я использую этот термин довольно вольно, потому что они оба были распухшими и почти не открывались. У меня болела голова. У меня болели ребра и почки. У меня болело лицо. Один из моих зубов шатался, но он был сбоку, и я не слишком беспокоился по этому поводу. Больше всего меня беспокоил мой нос, но, пока я еще сидел в дренажной канаве, я ощупал его пальцами и убедился, что он не сломан. Сколько бы раз меня не били по лицу, еще никому не удавалось сломать мне нос. За это я был благодарен. Мой нос несколько выдающийся, но прямой, и если бы его когда-нибудь сломали, то он, вероятно, уже никогда не стал бы прежним. Может быть, я занимаюсь не тем бизнесом.

Я не помнил, как Барри и двое его друзей уезжали. Он продолжал бить меня, пока я не потерял сознание, а потом, я полагаю, они все-таки уехали. Это была любительская работа; профессионал слишком хорошо знает, как сделать, чтобы побои длились долго. Мне повезло, что Тони Хазелхорст оказался слишком скуп, чтобы нанять профессиональных громил, и послал трех игроков низшей лиги, чтобы они проделали эту работу за него.

Я поплелся обратно к дороге, мои ушибленные ребра протестовали при каждом шаге. Крайне маловероятно, что здесь может проехать такси, где единственными жителями являлись ястребы, кролики и койоты, поэтому я поплелся вдоль обочины. Я был рад, что дорога шла под уклон. К тому времени, когда я добрался до первого дома, то решил для себя, что никто не впустит к себе окровавленного незнакомца позвонить по телефону, но еще через десять минут я все-таки решил рискнуть и остановился у одном из домов, примостившегося на сваях над краем каньона.

Мужчина, открывший дверь, оказался пожилым, седым, в серых рабочих брюках и клетчатой рубашке. Красная кожа на его груди была бугристой, как у индейки.
- О, Боже! - произнес он через экран.

- Извините, что беспокою вас, - сказал я, - но мне нужно позвонить. Если вы не хотите меня впускать, я пойму, но, может быть, вы могли бы позвонить вместо меня.

- Черт, заходи, - произнес он, отцепляя сетчатый экран и широко распахивая его. - Ты явно не в той форме, чтобы причинить кому-либо неприятности.

- Спасибо, - хмыкнул я и прошел мимо него в дом. Там было неопрятно, но не очень грязно, и пахло вчерашним чили. Я предположил, что мужчина живет один, так как в захламленной гостиной нигде не было видно следов женского присутствия.

- У вас случилась автомобильная авария? - спросил он.

- Да. Мне нужно позвонить в мой офис.

- А есть какой-нибудь документ, о котором вы говорили?

Я вынул бумажник и показал ему свои водительские права. Он внимательно изучил их, пытаясь сопоставить натянуто улыбающееся лицо на фото с несколько уродливым лицом, стоявшим перед ним. Затем он вернул их обратно.

- Ты выглядишь так, будто тебе не помешало бы выпить, - сказал он. - У меня есть только бурбон.

- Было бы отлично, - признался я.
Я ненавидел бурбон, но в тот момент это слово звучало прекрасно. Он взял бутылку дешевой выпивки, налил на три пальца в зеленый пластиковый стакан и протянул мне.

- Льда нет, - уточнил он.

- И не требуется, - сказал я.
Сделав глоток, я чуть не подпрыгнул до потолка, когда спирт прошелся по моей кровоточащей губе. Он достиг моего желудка и остался там аккумуляторной кислотой.

- Телефон на кухне, - сообщил он.
Я кивнул и последовал за его указующим пальцем в крошечную кухню. Вымытая посуда стояла в резиновой сушилке на стойке. Телефон был настенной модели, выцветшего желтого цвета, с циферблатом вместо кнопок. Мне потребовался один фальстарт, прежде чем мои дрожащие пальцы смогли набрать семь цифр номера.

- Расследования Саксона, - пропела Джо.

- Джо, у меня были небольшие неприятности, - сказал я.

- Боже мой! - вскричала она. - В чем дело?

Еврейская мать в Джо проявляется во времена кризиса. Я уже видел это раньше.
- Объясню, когда увижу тебя, - сообщил я. - Не могла бы ты запереть кабинет и приехать за мной? Я в…
Я глянул на старика, стоящего у входа на кухню и смотрящего на меня.

Он произнес:
- Двадцать семь семьдесят четыре, Дерфи-Каньон-роуд.

Я повторил ей адрес и дал общие указания направления.

- Тебе нужен доктор?
Ее голос дрожал.

- Пока не знаю, - сообщил я. - Что ж, поговорим об этом, когда увидимся.

- Через десять минут, - сказала она и повесила трубку.

Я сделал то же самое и повернулся к старику.
- Кто-нибудь приедет за мной примерно через десять минут. Мне можно куда-нибудь присесть?

- На диван, - сказал он.
Я последовал за ним обратно в гостиную и с благодарностью опустился на продавленный диван с выцветшим цветочным покрывалом. Откинул голову назад и закрыл глаза, чувствуя себя довольно зыбко. Каким-то образом пластиковый стакан в моей руке придал мне ощущение большей безопасности, за которое можно было держаться.

Спустя несколько мгновений мой радушный хозяин тихо произнес:
- Ты плохой лжец, сынок.

Я открыл глаза. Он смотрел на меня вполне дружелюбно.

- Ты не попадал в аварию. Тебя избили.

Я ничего не сказал. Он не произнес это вопросительно.

- Меня зовут Павел Станоевич, но почти все называют меня Слимом. Я много лет проработал портовым грузчиком, так что я узнаю следы побоев. Что до профсоюзных проблем, того и другого, то я сталкивался с подобным пару раз. Оказываясь в конце цепочки. Ты знаешь парней, которые сделали это с тобой?

Я кивнул.

- Ты заслужил это?

- Я не могу на это ответить. Это зависит от того, где вы стоите.

- Понимаю, что ты имеешь в виду. Допивай, налью ещё.

Я допил свой напиток, и он снова наполнил мой стакан.

- Я действительно благодарен за это, Слим, - сказал я.

- Черт, если ты не можешь протянуть руку человеческому существу, ты не стоишь и крысиного дерьма. Не хочешь поговорить о своих проблемах?

- Я не могу, - сказал я. - Все довольно сложно. Я частный сыщик и работаю над делом.

- Ха! Звучит так, как будто ты задел чью-то цепь.

- Что- вроде того.

- Он сделал это сам или прислал кого-нибудь?

- Прислал троих.

Слим взмахнул рукой.
- Это признак испуганного человека, - сказал он. - У вас, должно быть, есть на него товар.

- Нет, - ответил я. - Если бы ему было что скрывать, он бы это скрывал, а не заставлял избивать меня парней, сообщивших мне, откуда это пришло.

Он почесал заросший подбородок и кивнул.
- Ты прав, - сказал он. - Ты думаешь, как детектив.

- Чертовски хорошо сказано, - ответил я.

- Как ты вообще занялся таким бизнесом?

Я снова запрокинул голову, но не закрыл глаза.
- Я приехал в Лос-Анджелес, чтобы стать актером. У меня все было хорошо, но в конце концов я устал жить от работы к работе. Я пытался работать стабильно, по часам, но у меня не очень-то получалось.

- Захотелось независимости, а?

- Ага. Поэтому пришлось организовать собственный бизнес, в котором я мог бы работать по собственному графику, и, если появлялась актерская работа, я мог браться за нее и не беспокоиться.

Я услышал звук приближающейся машины, потом двигатель заглох, хлопнула дверь, и на дверном экране появился силуэт Джо Зейдлер, вглядывающейся сквозь сетку, одной рукой прикрывая свои красивые глаза.

- Входи, дорогая, - произнес Слим, впуская.
Он оценивающе оглядел её.
- Фильмы не врут; у вас, частных сыщиков, всегда самые красивые девушки.

Я не стал его поправлять. Джо подошла и оглядела меня сверху донизу, закусив губу. Я ждал от нее слов сочувствия - бальзама для моего ноющего тела.
- Ты в полном беспорядке, - сообщила она.

Я лежал на диване в своем кабинете с пакетом льда на лице и с еще одним на ребрах под сердцем. Чувствовал я себя не очень хорошо, но мой разум работал сверхурочно.
Джо сидела за моим столом и делала записи, пока я говорил. Несмотря на всю свою эмоциональность, она была потрясающим помощником и зачастую выступала в роли резонатора. Я решил изложить ей несколько своих теорий, чтобы узнать, что она думает.

- Тони Хазелхорст имел полное право злиться на меня, - рассуждал я. - Я не только увел его звездного исполнителя у него из-под носа, но ещё дал ему затрещину — дважды — а затем сдал полиции. Моя единственная ошибка в том, что я недооценил его. Его репутация крутого парня на бульваре должна быть восстановлена, потому что, если я смог прийти и трахнуть его, то довольно скоро это сделают и другие, и он потеряет свой бизнес.

- Не следует ли из этого, что, если Хазелхорст хотел, чтобы Робби работал на него, но не смог его уговорить, то мог решился учинить такого рода возмездие? - спросила Джо.

- Именно это я и хотел сказать. Он решил бы учинить возмездие — Робби избили бы, возможно, испортили бы ему лицо, чтобы он больше не был таким красивым или таким ходовым. Но Хазелхорст не стал бы его убивать. И если бы сделал это, то похвалялся бы этим.

- Ты уверен?

Я кивнул, отчего перед моими глазами вспыхнули маленькие звездочки боли. В свое время я знавал достаточно сутенеров, натуралов и нет. Они все на девяносто процентов эгоистичны. Посмотрите, как они расхаживают по улицам в бархатных комбинезонах, больших бобровых шапках и специальных сутенерских мобилях. Они сохраняют свой статус запугиванием, полируя свою репутацию. Если кого-то наказывают в назиданье, то подобное следует рекламировать. Вот почему Тони не стал бы убивать Робби — по крайней мере, не таким образом. Он бы забил его до смерти или изрезал и оставил бы на улице на бульваре Санта-Моника, и все в том мирке узнали бы в течение двадцати четырех часов, что Крутой Тони Хазелхорст наказал бросившего ему вызов, и это же ждет следующего, кто попытается сделать подобное.
- Угу. Тони — мразь, и, возможно, он хотел убить меня, когда я докучал ему вчера, но это был слепой гнев. Он вполне мог бы заставить этих троих прикончить меня этим утром, но не сделал этого. И я не думаю, что он убил Робби Бингхема.

- А кто это сделал?

- Это животрепещущий вопрос. Но я готов поспорить на что угодно, что главной целью нападения был Стивен Брэндон.

- Ты исключаешь Кевина Броуди из числа подозреваемых? После того, как он признался, что изменял с этим Брайаном?

- Джоанна, многие мужья и/или жены изменяют. Ты и Марш едва ли не единственная пара, которую я знаю, и которая этого не делает.

- Не будь слишком уверен, - произнесла она, сверкая глазами.
Это все разговоры. Она никогда не станет изменять Маршу Зейдлеру. Это было бы все равно, что ограбить старую леди.

- Ты должна кое-что вспомнить. Попроси почти любого определить себя одним словом, и они затруднятся с ответом. Что бы ты сказала о себе: деловая женщина, жена, еврейка, бухгалтер? А как на счет меня? Актер, детектив, гурман? Есть много вещей, которые большинство людей могут сказать о себе, и они не будут знать, что выбрать. А вот гомосексуалы — это отдельная история. Большинство из них определили бы себя с точки зрения собственной гомосексуальности. В первую очередь они гомосексуалы, а лишь затем они художники, продавцы, теннисисты, дзен-буддисты или что там еще происходит в их жизни. И как таковые они чрезвычайно сексуальные люди.

- У меня такой босс, - вставила она.

Я проигнорировал её сарказм.
- Само собой разумеется, что, как бы сильно он ни любил Робби, если бы их сексуальная жизнь оказалась на спаде, Кевин отправился бы в другое место за удовлетворением, это временное явление. Я в этом уверен, но вряд ли это повод для убийства, да и зачем Кевину вообще нанимать меня для поиска убийцы, если я могу узнать, что это был он?

- Что, если отвести подозрение?

- Ты читала слишком много плохих детективных романов и слишком мало Рэймонда Чандлера, - сказал я.

- Возможно.

- Возможно, но маловероятно, что горе Кевина было достаточно искренним. Кроме того, он сам признался мне, что балуется с Брайаном.

- Итак, что это нам дает?

- Насколько я понимаю, это сужает список до того, кто хотел смерти Брэндона.

Мы оба услышали, как открылась и закрылась дверь в приемную. Джо встала.
- Я избавлюсь от того, кто бы это ни был, - сказала она. - Ты не в форме для приема.

Я напрягся, чтобы услышать, что происходит в приемной, и разобрал два женских голоса, но не то, что они говорили. Если повезет, это окажется девочка-скаут, продающая печенье, и мне не придется с ней разговаривать.

Джо вернулась, прикрыв за собой дверь.
- Это Дженнифер Лондон, я сказала ей, что ты не можете никого видеть, но она настаивает.

Я очень осторожно повернул голову, чтобы снова не запустить в ней падающие звезды.
- Я мог бы повидать её, - сообщил я.

Джо положила руку на дверную ручку, ухмыльнулась мне и беззвучно произнесла: «Бимбо», прежде чем выйти.

Через несколько секунд появилась Дженнифер, в брюках светло-коричневого цвета и в красной блузке, и можно без преувеличения сказать, что она была загляденьем. Глаза очень болели.

- О, Господи, - сказал она, приложив руку ко рту. - Что случилось?

- У меня были некоторые проблемы.

Она покусала костяшку указательного пальца, но не приблизилась ко мне.
- Кто это сделал?

- Неважно. Что ты здесь делаешь. Дженнифер?

- Я боялась, что ты сердишься на меня, - произнесла она голосом маленькой девочки. - Я пришла, чтобы все было хорошо.

- Я не сержусь на тебя.

- Точно?

- Дженнифер. Мне сейчас очень больно…

- Ой. Я понимаю, я бы не пришла, если бы... ты мне очень нравишься, и я не хотела, чтобы ты разочаровался во мне.

Она подошла и села рядом со мной на диван, но не слишком близко. Она казалась загипнотизированной тем, как относительно приятное лицо могло почти за одну ночь превратиться в морду Человека-слона. В отвращении она закусила верхнюю губу. Зубы у нее были очень белые и ровные.
- Это убийца тебя избил?

- Нет, - ответил я, упираясь локтями в колени и опуская голову, чтобы отогнать волны головокружения. - Парни, которые это сделали - друзья Робби Бингхэма, а предполагаемой жертвой той бомбы был Стивен Брэндон, так что эти два инцидента не связаны. А теперь будь хорошей девочкой и беги, чтобы тебе не пришлось видеть, как я хнычу.

- Ты позвонишь мне сегодня вечером?

- Нет, я не позвоню тебе сегодня вечером. Я собираюсь пойти домой и выспаться. Я позвоню тебе, когда снова встану на ноги. Окей?

Она встала, ее глаза сузились.
- Типичный мужчина, - заявила она. - Ожидаешь, что женщина будет просто сидеть у телефона, пока тебе не захочется позвонить ей.
Ее плечи покорно опустились:
- Хорошо, - произнесла она и прошла через приемную мимо Джо, смотревшую на нее так, как будто она была Тифозной Мэри.

Я позвонил своему клиенту в Малибу, который, похоже, не особо стремился со мной поговорить. Наконец он сказал:
- Саксон, мне чертовски стыдно за то, что я рассказал вам о Деннисе Пайне. Я чувствую себя идиотом.

- Мистер Брэндон, - сказал я, - сегодня утром меня избили, и мне не до ваших игр разума. Я до сих пор не знаю, кто за этим стоял, но я практически убежден, что бомба предназначалась именно вам.

Он помолчал. Тихо, почти шёпотом добавив:
- Это был Деннис?

- Нет, - ответил я. - Он не выезжал из Нового Орлеана уже много лет. И я не разговаривал с ним. И я не назвал ни вашего имени, ни даже моего имени, так что все в порядке. Я звоню вам вот по какому поводу: я хотел бы прислать к вам на пару дней своего друга, его зовут Рэй Тучек, и я думаю, вам понравится его компания.

- Если вы хотите кого-то прислать, пусть это будет дама, а?

- Прекрасная идея, но я не знаю ни одной дамы, которая дралась бы в супертяжелом весе в «Золотых перчатках» и три года занималась бы рукопашным боем в Юго-Восточной Азии. Я буду чувствовать себя лучше, если рядом с вами будет Рэй.

- Думаете, все так плохо?

- Я бы чувствовал себя лучше, думаю, что и вы тоже.

Он поразмыслил насчет этого.
- Хорошо, - последовал его ответ.

- Разве вы не хотите знать, во что вам это обойдется?

- Нет, - сказал он.

Я позвонил своему другу Рэю Тучеку, члену Ассоциации каскадеров, часто выручавшему меня, когда мне требовался телохранитель. У Рэя была нежная душа, он любил виски, и обладал телом, делающим Сильвестра Сталлоне похожим на Дона Ноттса [Don Knotts, 1924 - 2006, американский комедийный актёр кино и телевидения]. Он пугающе хорош с пистолетом и обращается с охотничьим ножом так, как Род Керью [Rod Carew, р.1945, известный панамский/американский бейсболист и тренер] обращался с битой: со смертельной точностью и под полным контролем. Спокойный большую часть времени, Рэй Тучек, когда его гнев, в конце концов пробуждается, вызывает удивление, и противостоять ему почти невозможно. Кроме того, он обладает преданностью овчарки, быстрым и пытливым умом и чувством юмора, которое зачастую бывает таким же ехидным и колким, как у меня. Хороший парень, насколько я его знаю, с которым можно выпить и с которым можно иметь дело. И хотя он неплохо зарабатывает, снимаясь в кино, он всегда нуждается в деньгах.

- Почему у тебя никогда не находится работы по охране такого тела, как у Жаклин Смит? - спросил он.

- Перестань ныть. Ты отправляешься в Малибу со своей зубной щеткой и пижамой, чтобы провести несколько дней, греясь на солнечной террасе и наблюдая, как в прибое будут резвиться подростки, и, кажется, что запас пива и выпивки там безграничен. Ах да, я забыл упомянуть Ингер.

- Ингер? - я услышал заинтересованность в его голосе. - Кто такая Ингер?

- Она шведка, - загадочно сообщил я.

- Я люблю шведов.

- Тогда тебе повезло.

Он спросил меня, сколько платят за эту работу. Я вспомнил, как Брэндон сказал, что ему все равно, в какую сумму ему встанет телохранитель, и назвал сумму, на двадцать пять долларов превышающую обычную цену Рэя за день. Брэндон либо спишет их со своего подоходного налога, либо придумает, как заставить заплатить за это телесеть.
Поговорив с Рэем, я позвонил в ближайший винный магазин и попросил их доставить шесть бутылок «Джек Дэниэлс» Слиму Станоевичу на Дерфи-Каньон-роуд. Я был твердо убежден, что если множество добрых дел останется без вознаграждения, то очень скоро люди перестанут их совершать.

Переступая порог своего дома в тот вечер, я подумал, что Марвел, увидев мое лицо, заплачет. Он долго не задавал вопросов. Он просто произнес: «Чувак!» и повел меня к дивану. Усадил меня на него и без моей просьбы сходил на кухню, нашел два чистых кухонных полотенца, наполнил их кубиками льда и принес мне. Затем сходил в ванную и захватил «Тайленол» [парацетамол] и стакан воды. Затем принес подушку из спальни и осторожно подсунул её мне под голову.
- Лучше? - спросил он.
Его невыразительное лицо выражало большую озабоченность.

- Ага. Спасибо, приятель. Так намного лучше.

- Хочешь немного выпить?

Мне пришлось подумать над этим некоторое время, но, в конце концов, я решил, что от этого мне станет только хуже, и покачал головой. Он выключил телевизор и большую часть света в комнате, оставив гореть одну лампу возле окна. Затем он принес стул из столовой и уселся рядом со мной, положив локти на колени и подперев подбородок двумя ладонями.

- Марвел, со мной все будет в порядке. В самом деле.

- Я знаю, - произнес он. -- Тебя не сильно отлупили.

- Довольно сильно.

- Дерьмо, - продолжил он. - Тони избивал нас так каждые пару дней. С тобой все будет в порядке - просто держи лед у носа, дурак.

Я сделал так, как он сказал, и спустя несколько минут погрузился в беспокойный, неглубокий сон, просыпаясь с миоклоническими подергиваниями каждые несколько минут.
Каждый раз, когда я открывал мне глаза, он был рядом. В конце концов я сказал:
- Марвел, думаю, мне нужно принять душ и смыть кровь.

- Прими ванну, - сказал он, - отдохнешь там.
И пока я пытался принять сидячее положение, он, сообщив: «Я все приготовлю», пошел в ванную и набрал горячей, парящей воды в ванну. Я крикнул ему, что под раковиной лежит английская соль и нужно положить немного в воду, и, думаю, он сделал это, потому что через несколько минут, когда ванна наполнилась, и он помог мне опуститься в неё, я сразу почувствовал, как часть боли вытягивается из моего тела. Он даже свернул банное полотенце и положил его мне за голову, чтобы я мог полностью расслабиться, и сел на край закрытого унитаза, составляя мне компанию. Через несколько минут он взял губку и осторожно стер остатки запекшейся крови с моего лица, очень осторожно касаясь моей разбитой губы. Он внимательно осмотрел её.
- Всё не так уж и плохо, - произнес он со уверенностью второгодника. - Все будет окей.

Когда вода в ванне начала остывать, он подошёл и открыл горячую воду, пока уровень воды не достиг края ванны, затем выключил её и снова сел.
- Кто это сделал? - спросил он.

- Одни парни.

- Тони?

Я обдумал, не солгать ли ему, и решил не делать этого.
- Это сделал он.

Его глаза наполнились слезами.
- Из-за меня.

- Нет, Марвел, не из-за тебя.

- По правде?

- По правде. Я расскажу тебе обо всем, когда мне станет лучше. Это не имеет к тебе никакого отношения.

- Хорошо, - произнес он.
На его лице отразилось облегчение.

Еще через десять минут мои пальцы покрылись морщинками и порозовели, а большая часть боли покинула мое тело вместе с горячей водой. Я решил, что пора выходить. Марвел помог встать и вручил мне полотенце, а когда я обтерся, он тут же оказался рядом вместе с моим купальным халатом. Было приятно, когда вокруг тебя так суетятся, а ты чувствуешь себя так, как чувствовал я, поэтому и не возражал.

Я направился в гостиную, но он крепко ухватил меня за поясницу и повел к моей кровати.
- Я сплю там, - заявил он.

- Все в порядке.

- Угу, это не так.
Он не собирался терпеть никаких дискуссий, поэтому я позволил ему проводить меня до кровати. Я осторожно лег. Убедившись, что я накрыт одеялом, и выключив свет, он встал в дверях, вырисовываясь силуэтом на фоне тусклого света из гостиной.
- Позови меня, если что захочешь, - сказал он.

- Окей. Спокойной ночи, Марвел.

- Ночи.

- И спасибо.

- Ага, - отозвался он.

Через девяносто секунд я заснул.

На следующее утро я проснулся вскоре после семи, и услышал приглушенные звуки телевизора из соседней комнаты. Вероятно, за последние несколько дней его смотрели больше, чем за весь последний год, так как я обычно ограничиваюсь просмотром бейсбола, новостей и редких старых фильмов. Когда я попытался подняться, воспоминание о вчерашнем утре было подкреплено появлением головной боли, которая остановила бы и атакующего носорога. Я снова опустился на кровать, и болезненная пульсация слегка утихла, но не настолько, чтобы мне стало совсем хорошо. У меня имелись определенные проблемы с дыханием через нос, а моя губа чувствовала себя так, будто к ней была привита чья-то чужая губа. Определенно, это был день, который при обычных обстоятельствах стал бы днем пребывания в постели, но мне требовалось кое-что сделать.

Когда я, шатаясь, вышел в гостиную, солнечный свет, просачивающийся сквозь распахнутые шторы, ударил меня в лицо, как хаммер [бросок] Нолана Райана [американский профессиональный бейсболист], и я громко застонал. Марвел тут же вскочил на ноги и оказался рядом со мной с озабоченным видом. Я обнял его за плечи, демонстрируя довольно натянутое проявление дружелюбия.
- Обычно, когда я так чувствую себя утром, это означает, что я хорошо провел прошлую ночь, - сказал я.

- Полегче, - ответил он.

Я медленно протопал на кухню и налил себе стакан апельсинового сока.
- Марвел, будь хорошим парнем и принеси мне три таблетки «Тайленола», а? - попросил я.
И сделал глоток апельсинового сока, мужественно постаравшись удержать его там, где он должен был находиться.

Позже в ванной я осмотрел повреждения на своем лице. Всё было не так уж плохо. Мой нос по-прежнему выглядел опухшим, но, по крайней мере, походил на принадлежащий человеческому существу. На нижней губе образовалась короста, и вокруг обоих глаз появились пятна, обещавшие превратиться в довольно впечатляющие фингалы в течение следующих двадцати четырех часов. Кости под кожей были воспаленными и чувствительными, и я побрился с большой осторожностью, избегая места под раной на губе. К тому времени, когда я оделся и надел солнцезащитные очки - манерность, которой обычно избегал - я выглядел почти живым. Но не чувствовал себя так, потому что «Тайленол» почти не уменьшил мою головную боль.

- Для тебя лучше остаться в постели, - сказал Марвел, увидев, что я одеваюсь для выхода на улицу.

- Ты прав, - отозвался я. - Но у меня есть дела.

- Я сделаю тебе тост.

Пока он суетился на кухне, я позвонил домой к Джо и сообщил ей, что со мной все в порядке. Её голос звучал устало.

- Тяжелая ночь? - спросил я.

- Вероятно, но не такая тяжелая, как твоя.

- Хочешь поговорить об этом?

- Марш очень расстроился, услышав, что с тобой случилось. Он считает, что я должна работать в более безопасном месте.

- Он прав. А что думаешь ты?

После паузы она сказала:
- Увидимся в офисе.

Я испытал больше чем облегчение. Я не знал, что буду делать без Джо. Я также не знал, что её муж будет делать без неё. Марш Зейдлер был из тех людей, что ходили по жизни на цыпочках, подбирая крохи, оставленные другими, и без поддержки Джо его по-настоящему паршивого сценария, он, вероятно, обретался бы в какой-нибудь комнатушке, обслуживая столики в Вествуде, скуля, как и сейчас, что никто не дает ему передышки.

Марвел не только приготовил тосты, но и заварил довольно приличный кофе, перемолов, как я ему показывал, зерна в моей маленькой электрической кофемолке. Пока я ел, он сидел напротив меня за столом, качая головой и говоря, что мне сегодня не следует выходить на улицу.

- Послушай, Марвел, - сказал я, - довольно скоро напряжение спадет, и всё придет в норму, я буду чаще бывать дома, и мы сможем как бы получше узнать друг друга.

- Со мной просто больше проблем, - сообщил он.

- Вероятно, - сказал я. - Но тебе тоже есть что принести на вечеринку. Я очень ценю то, как ты позаботился обо мне прошлой ночью. Я бы не справился без тебя, и это правда.

- 'Сё норм, - отозвался Марвел. И налил мне еще кофе. Не успел я его допить, как в дверь позвонили.

Так вот, есть множество людей, которые могли бы просить разрешения войти в ваш дом в девять часов утра в пятницу, и это бы вас не удивило. Это может оказаться домовладелец, пришедший проверить жалобы парня снизу на то, что у вас течёт из-под кухонной раковины. Это может оказаться один из тех пацанов, что говорят вам: если вы купите по завышенной цене коробку его дрянного арахисового печенья, то он выиграет поездку в летний лагерь. Это может оказаться незадачливый холостяк-бухгалтер из соседнего дома, желающий одолжить у вас мускатный орех, блендер, или телепрограмму. Это может оказаться - но слишком часто это не так - бывший любовник или любовница, ощущающие беспокойство и скуку, и которые зашли просто, чтобы немного утешиться. Возможно, это агент по страхованию жизни, который случайно оказался в здании и решил зайти и поговорить с вами о страховке недвижимости. Но ни один из этих людей не вызовет поднятой брови. В большом городе эти визитеры появляются с монотонной регулярностью.

Но когда ваш посетитель - человек, который менее двадцати четырех часов назад натянул кожаную водительскую перчатку на кулак и воспользовался вами как боксерской грушей, пока другой человек держал вас, а третий наставлял на вас пистолет, то подобный визит, мягко говоря, довольно неожиданный. И совсем не настраивает ваше сердце на пение.

Барри Хэуорт стоял на удалении от двери, вероятно, чтобы я не смог достать его одним сильным ударом. На нем были серые спортивные штаны и затемненные очки, и он походил на гигантского Смурфа.
- Я знаю, ты злишься на меня, - заявил он.

Я не смог удержаться от смеха.
- Злюсь на тебя? Сукин ты сын, если бы я хотел отделать тебя, я бы сделал это, но у меня болят все кости. Чего тебе надо?

- Я просто пришел узнать, всё ли у тебя в порядке.

- Сейчас чертовски подходящее время для этого!

Он развернул руки ладонями вверх.
- Могу ли я войти?

- Должен сказать это тебе. У тебя есть яйца.
Я отступил в сторону, и он осторожно прошел мимо меня в гостиную. Я последовал за ним, закрыв дверь. Марвел стоял возле телевизора, широко раскрыв глаза.

- Привет, Марвел, - произнес Барри.

Меня это на мгновение удивило, пока я не сообразил, что, поскольку Барри тесно связан с Тони Хазелхорстом, он, очевидно, знает и Марвела. Марвел только кивнул ему. Я заметил, что руки Марвела сжаты в кулаки, и меня охватило теплое чувство. Парень был готов схватиться с мужиком в два раза больше его, чтобы защитить меня.

Барри сел на кушетку, на край, словно готовясь вскочить в любой момент. Он сказал:
- Я хочу извиниться. Я чувствую себя паршиво из-за вчерашнего дня, и я хочу, чтобы ты знал об этом. Я обещаю, что у тебя больше не будет проблем с Тони. Я позабочусь об этом.

Я сходил за своей кружкой.
- Хочешь кофе? - спросил я.
Будучи всегда любезным хозяином, я не мог поверить тому, что делаю.

- Нет, - ответил он. - Ты имеешь полное право отвесить мне. И если хочешь этого, то вперед. Я тебя не виню.

- Если я захочу отвесить тебе, - сказал я, - то это не будет местом, где я стану крушить собственную мебель.
У меня в голове играл сводный коллектив барабанов и горнов, только без горнов. Дрожащей рукой я поднес кружку к губам.
- Откуда этот внезапный приступ совестливости?

- Я не знаю, - сказал он. - Я раньше никогда не делал ничего подобного. Я, конечно, бывал в драках, но я никогда не бил человека только потому, что кто-то сказал мне об этом. Я не такой.

- Угу.
Я глянул на Марвела. Он, казалось, расслабился, но все еще стоял настороже на случай, если что-то случится. Это успокаивало.

- Это был эмоциональный шантаж, - продолжал Барри. - Теперь я это понимаю.

- Жаль, что ты вчера этого не понимал, - сказал я, проведя пальцами по своему воспаленному лицу.

- Если бы я этого не сделал, это сделал бы кто-то другой. И они могли причинить тебе гораздо больший вред.

Я кивнул, увидев в этом логику.

- Так что я просто пришел сказать тебе, что сожалею о случившемся.

Я долго смотрел на него, а потом начал смеяться.

- Что тут смешного?

- Это самая отвратительная вещь, которую я когда-либо слышал, - заявил я. - Меня уже избивали раньше, но для меня это первое официальное извинение за подобное.

- Так ты принимаешь его?

- А что, если нет?

Он пожал своими массивными плечами.
- Я буду чувствовать себя еще хуже.

- Между нами этого могло и не быть, Барри. Ладно. Я принимаю твои извинения.

Он откинулся на диване, слегка повеселев. Затем снова сел на край и сообщил:
- Джимми тоже сожалеет.

Я ничего не сказал.

- Ты когда-нибудь влюблялся? - спросил он.

- Конечно.

- Так влюблялся, что был одержим этим, что всё, о чем ты мог думать, было этим человеком? Чтобы ты совершал глупости, о которых раньше и не думал, просто чтобы быть с этим человеком?

Я вздохнул, отголоски прежних болей боролись за мое внимание с болью в голове.

- Ну, вот так я отношусь к Джимми, - продолжал он. - Я знаю, кто он такой. Тони сказал, что если я сделаю то, что он хочет, то он отпустит Джимми, пусть тот остается со мной. Я смогу что-нибудь сделать из этого мальчика. У него есть потенциал.
Барри глянул на свои пухлые пальцы, которые двигались, словно он лепил глину.
- Моя любовь к нему заставила меня вчера потерять рассудок, заставила меня сделать пакость. Я никогда себе этого не прощу.

- Ты получил, что хотел? - спросил я. - Тони сдержал свое обещание?

Барри заулыбался, как огромный ребенок.
- Джимми переехал ко мне прошлой ночью. Со всеми своими вещами.

- Ну хоть что-то из этого вышло.

- Но все было бы бесполезно, если бы я не пришел сюда и не сказал то, что должен был сказать, - произнес он. - Мне пришлось добираться сюда на двух автобусах.

- У тебя нет машины?

Он покачал головой.
- Я скульптор, - сообщил он. - Я живу в своей мастерской, и мне почти никогда не приходится покидать район, поэтому я всегда считал, что автомобиль - это ненужные расходы.

- Послушай, Барри. Раз ты в таком извинительном настроении, может быть, сможешь ответить мне на пару вопросов?

Я увидел, как его глаза за стеклами очков стали настороженными.
- Есть ли ещё какая-нибудь причина, по которой Тони заставил вас, ребята, отлупить меня, исключая чистую месть?

- А какая еще причина могла быть у него?

- Робби Бингхэм, - произнес я.

Барри почесал затылок, и в лучах утреннего солнца я увидел, как перхоть оседает на спинку моего дивана, словно весенний снегопад.

- Если ты пытаешься связать Тони с убийством Бингхэма, то я думаю, что ты напрасно тратишь свое время.

- Почему?

- Тони способен убить, может быть, в слепой ярости. Но спланировать это таким образом? Устроить дистанционно управляемый взрыв? Или рассчитать все по времени? У Тони просто нет таких интеллектуальных способностей. Он подлый и злобный сукин сын...

- Правда! - со всей серьезностью вмешался Марвел.

- …но я не думаю, что он сможет спланировать тщательно продуманное убийство.

Я прошел на кухню и поставил свою, ныне уже пустую кофейную кружку в посудомоечную машину, которая была полна стаканов со следами от молока или содовой, весьма необычное зрелище в моей квартире. Я, конечно, знал, что слова Барри ничего не значат. пусть так, но его оценка Тони Хазелхорста в значительной степени совпадала с моей. Назовите это чутьём. Я на мгновение прислонился ноющей головой к прохладной двери холодильника, а затем вернулся к Барри и Марвелу.

- Мне очень не хочется прерывать это собрание клуба «Завтрак», - - заявил я, - но сегодня рабочий день.

- Тебе стоит взять выходной, - сказал Барри. - Тебе нужно время, чтобы восстановиться.

- Твое беспокойство в данных обстоятельствах трогательно, - парировал я. - Марвел, с тобой все будет окей?

- Йо.

Я с трудом натянул пиджак, Барри вскочил, чтобы помочь - ангел лагерей смерти, успокаивающий своих жертв, даже перед усилением пыток.
- И ты на меня больше не злишься? - спросил он.

- Только когда смеюсь.

- Ну, а могу ли я попросить тебя об огромном одолжении? Не мог бы ты подбросить меня до Голливуда, если это не слишком в стороне от твоего пути?

- Конечно, - сказал я. - Мы ведь друзья, не так ли?

Мы спустились в подземный гараж, и при каждом толчке лифта у меня в голове возникало ощущение, будто внутри безумное сопрано выкрикивает безумную сцену из «Лючии». Барри и Марвел были правы — мне следовало остаться дома в постели с холодными компрессами. Я не знал, как проживу день без огромных доз болеутоляющих, но мне требовалось в офис, нужно было просмотреть записи, перекладывая кусочки головоломки на столе, пока они каким-то образом не сойдутся воедино, давая мне картинку.

Мы подошли к «Фиату».
- Ты поведешь, - сказал я, передавая ключи от машины Барри.

Он с сомнением глянул на них, потом на машину.
- Прошло много времени с тех пор, как я водил механику.

- Ты сделаешь это лучше, чем я. - возразил я. - Повезет, если я со своей головной болью увижу дорогу.

- Ладно, - сказал он, — но, когда я переключаю передачи, не кричи.

- От крика у меня только бы усилилась боль, - произнес я.

К счастью, тканевый верх у машины был опущен, что слегка облегчило Барри маневрирование своей огромной тушей за рулем и откидывание сиденья назад, чтобы он мог поместиться.
Я подошел к автоматическим воротам, которые уже не были автоматическими, открыл блок управления и нажал кнопку, подождав, пока массивные металлические ворота начнут свой мучительный путь, открывая въезд, и направился обратно к машине как раз вовремя, чтобы увидеть, как Барри поворачивает ключ в замке зажигания. Вся передняя часть моей машины исчезла в визжащем огненном шаре, и сила взрыва швырнула меня на спину. Взрывом снесло капот, решетку радиатора, лобовое стекло, разбросало детали двигателя и Барри Хэуорта по стенам гаража.

Видеть, как умирает человек - значит получить постоянное пребывание на том одиноком, продуваемом всеми ветрами скалистом берегу, который является нерестилищем кошмаров, жить бок о бок с теми чернокрылыми фуриями, таящимися в мрачных каморках и в тенях ночных переулков, за дверями заплесневелых чердаков с их запахами далекого прошлого и наполненного ужасом будущего; значит стать одним из них - детей Подземелья - которые щекочут основание вашего позвоночника и ползают по затылку в те предрассветные часы, когда сон не приходит, а вы и не хотите этого, потому что он принесет с собой детские страхи, которые вы умудряетесь запихивать в свое подсознание весь день, будто солнечный свет сможет оживить их ужасным образом, и они полетят вам в лицо, когда вы обедаете, едете по автостраде или играете в мяч. Но ночью они отказываются оставаться там, где вы их спрятали. Они выползают, чтобы осмотреться и расправить свои слизистые крылья, чтобы те обсохли, и щелкают своими ящероподобными языками на вас, и смеются над вашими жалкими попытками глубоко похоронить их там, где им самое место. Видеть, как умирает человек, — значит вручать свой входной билет Церберу, стражу подземного мира, чтобы его проштамповали и утвердили — видеть, как умирает человек, и знать, что он умирает вместо тебя.

В конце концов, полиция уехала - и люди коронера, и судмедэксперты, и саперы - и остался только мой маленький счастливый семейный круг: Джо, которую я вызвал в офис, и которая примчалась ко мне, задержавшись, чтобы вызвать Рэя Тучека с залитого солнцем пляжа Малибу, потому что почувствовала, что мне охрана нужнее, чем Стивену Брэндону; и Марвел, который, казалось, спокойнее, чем все остальные воспринял взрыв автомобиля. Возможно, это было худшее, что он когда-либо видел, но Марвел многое повидал на темной стороне, где провел большую часть своей юной жизни, а труп, который вообще-то говоря не был трупом, а был всего лишь раздробленными кусками костей и материи, не оказал на него такого воздействия, как на большинство мальчиков-подростков.

Джо очень настаивала на том, чтобы вызвать врача - чтобы он ввел мне успокоительное, но я был непреклонен. Мне требовалось бодрствовать, быть в тонусе, задействовать столько своих способностей, сколько в данный момент функционировало. Ответ на все вопросы, похоже, был где-то рядом, но не мог справиться с моей головной болью.
Мы сделали все для «бедного Барри», что могли на данный момент. Я рассказал полиции все, что знал о нем, но я понятия не имел, была ли у него семья, родители, братья и сестры. Барри, казалось, был одним из тех - кого можно найти во всех мегаполисах мира - кто дышит, работает, мочится и спит, а затем пропадает, и пространство, которое они оставляют, немедленно закрывается, подобно вырытой ямке в мягком песке, поэтому после их ухода никто не знает, были ли они там когда-нибудь, или нет. Я понятия не имел, что будет с Джимми, а может быть, и знал, но, насколько мне было известно, в том постоялом дворе мест не было. А в моем личном «Дотбойс-Холле» [частная школа «Академия Дотбойс-Холл» из романа Чарльза Диккенса «Жизнь и приключения Николаса Никльби»] красовалась табличка «Нет вакансий».

Рэй Тучек поработал над моим виски, и, выпив достаточно, чтобы смазать язык, сказал:
- Что ж, забавно, но, похоже, кто-то ужасно тебя боится.

- Или ненавидит меня до глубины души, - высказался я.

- Не-а. Когда ты кого-то ненавидишь, ты делаешь ему что-то гадкое: разрушаешь его карьеру, избиваешь его жену, травишь его собаку. Когда закладывают бомбу в машину, это значит, что тебя боятся.

- Я довольно незначителен, - сказал я.

- Но ты что-то знаешь.

- Я ничего не знаю! И это меня беспокоит.

- Конечно, знаешь. Должен. Подумай об этом.

- Рэй, оставь его в покое, - мягко сказала Джо. - Ему нужно немного отдохнуть.

- Он не может отдыхать с большой старой куриной костью в горле, - заявил Рэй. - Пусть выкашляет и посмотрит на неё. А потом уж адский отдых.
Он ухмыльнулся мне.
- Я знаю своих клиентов или как?

- Или как, - ответил я.
И отправился в ванную, чтобы в десятый раз плеснуть себе в лицо холодной водой, и, вздрогнув, вспомнить момент, когда я поднялся с пола гаража и подошел посмотреть, что осталось от моей машины и ее водителя. Я глянул на свое мокрое лицо в зеркале, а потом заплакал. Я плакал по Барри, я плакал по всем Барри, Джимми и Марвелам в мире. И я плакал за себя, а также за понятное, но не очень благородное облегчение, которое испытал оттого, что попросил Барри сесть за руль, а не самостоятельно повернул ключ в замке зажигания. Я плакал до тех пор, пока мне не показалось, что я выплакал все слёзы, а потом меня стошнило, после чего я еще немного поплакал.

Я сидел на полу, втиснувшись между стенкой ванны и унитазом; фарфор служил источником холодного утешения, а потом раздался тихий стук в дверь, и Марвел просунул голову внутрь.
- Ну ладно же, - сказал он и вошел. - Давай, иди в кровать.

Он помог мне встать, что было настоящим подвигом, учитывая, что я тяжелее его на пятьдесят фунтов, и обнял меня за плечи, давая понять, что все будет в порядке, и во второй раз за двадцать четыре часа он уложил меня в постель и убедился, что я побуду там какое-то время, а затем сказал:
- Все будет окей. Мы снаружи.

И я заснул. Постоянно просыпаясь. Начинались кошмары, и я знал, что мне не будет покоя, пока я не справлюсь с призраком. В такие моменты мужчине требуется вторая половинка, обнимающая его - кто-то, кому можно поплакаться, кто обнимет его, погладит, прогонит демонов из спальни и заменит их мягкой, нежной плотью и волосами, пахнущими весенней сиренью. И всё это снова вызвало множество старых болей, вырвавшихся на парад по покрывалу, как в безумном доме «Марша деревянных солдатиков» [March of the Wooden Soldiers (1934) - американский музыкальный рождественский фильм].
А потом я уселся в кровати, весь в поту, подавляя крик, которому я позволил бы вырваться наружу, если бы стояла глубокая ночь. Я все понял. Кусочки головоломки наконец-то сошлись воедино.

Я подождал, пока стемнеет. Этого не требовалось; с таким же успехом это можно было сделать и при солнечном свете. Но есть сцены, которые лучше смотрятся в тени - те темные дела сердца, кажущиеся частью ночи.

У двери я на мгновение замер, прислушиваясь. Играла музыка, старый альбом Дженис Иэн из того юного и невинного времени, когда всем нам в наших сердцах было по семнадцать. Я позвонил в звонок и услышал бормотание под музыку. Затем дверь открылась, свет изнутри пролился в приглушенное освещение коридора.
- Привет, Дженнифер, - произнес я.

Как обычно, на ней было мало косметики, поэтому, когда при виде меня кровь отхлынула от её лица, оставив бледным и осунувшимся, я смог разглядеть его тонкие черты. Она поднесла руку к горлу.
- Ой! - сказала она.
И отступила на шаг назад. После чего сделала видимое усилие, чтобы собраться.
- Вот это сюрприз.

- Я представлял, что так и будет. Ты не собираешься пригласить меня выпить?

Она бросила быстрый виноватый взгляд через плечо.
- Э-э, сейчас действительно не самое лучшее время. Я собиралась лечь пораньше. Я имею в виду, если бы ты сначала позвонил…

- Это испортило бы сюрприз, - произнес я.
И проскользнул мимо нее в квартиру; воздух в ней был наполнен сигаретным дымом, ароматом духов и, возможно, легким намеком на хороший Blanc de Blancs [сорт игристого вина]. В пепельнице тлел окурок с фильтром.
- Я не отниму у тебя слишком много времени.

Она постояла какое-то время, раздув ноздри, в уголках губ появились непривлекательные белые морщинки напряжения.
- Послушай, - сказала она, - я знаю, что говорила, что хочу увидеть тебя снова, но большинство моих кавалеров обычно звонят, будучи джентльменами.

- Неужели? Джентльменами?
Я уселся на диван.
- Ты выглядишь по-настоящему пораженной.

- Да. Я имею в виду, ты не говорил, что приедешь. Я бы прибралась, надела бы что-нибудь покрасивее.
Она затушила сигарету.
- Сейчас просто неподходящее время.

- Ты же так беспокоилась о взрыве, расспрашивая меня, узнал ли я, кто это сделал. Что ж, я узнал кто это сделал и хочу поделиться с тобой. Отбрось все свои глупые страхи.

Она закусила губу.
- Твое лицо выглядит лучше, - произнесла она.

- Время лечит все раны. Разве ты не хочешь услышать мои новости? Подожди, я думаю, мы все должны это услышать.

Ее лоб наморщился в замешательстве.
- Что ты имеешь в виду?

- Разве ты не хочешь, чтобы твоя подруга тоже повеселилась?
Я встал, подошел к двери спальни и открыл ее.
- Выходите, Санда.

Был момент, всего лишь один миг, когда мне показалось, что я всё провалил, потому что в спальне было темно. Затем я услышал шорох, и Санда Шайлер прошла мимо меня. На ней был мужской халат поверх дорогой шелковой пижамы, сшитой на заказ.
- Рад снова видеть вас, Санда, - сказал я.

- Что все это значит, мистер Саксон? Как вы смеете врываться сюда? Есть же законы…

- Действительно, есть. Слишком много, как мне иногда кажется. Я, например, всегда слишком быстро езжу по автострадам. Но нам нужны некоторые законы — например, законы насчет убийств.

- О чем вы болтаете?

- Об убийстве. Убийство. Если помните, это еще одна из тех областей, где доминируют мужчины. Вы заставили меня считать так некоторое время. Вы обе.

- Я думаю, что вам лучше уйти, - заявила Санда.

- Я думаю, что вам лучше послушать. Вы могли бы чему-нибудь научиться.

- У вас?
Она закурила еще одну сигарету и выпустила дым мне в лицо. Это было не только крайнее оскорбительно, но и абсолютно жестоко – по отношению к тому, кто только что бросил эту привычку. Я отмахнулся от дыма.

- Это была идеальная схема, - начал я. - Только один свидетель - Дженнифер, не имевшая никакого отношения ни к Робби Бингхэму, ни к Стивену Брэндону - смогла дать хорошее, точное, но расплывчатое описание человека, арендовавшему машину для убийства. Особенно мне понравилась сцена, где Дженнифер сообщила, что этот странный тип не попытался пофлиртовать с ней. Это заставило полицию искать кого-то из гей-сообщества - кого-то, кто убил Робби Бингхема, а бедняга Стивен Брэндон стал считаться просто случайной жертвой. Откуда у вас усы, Санда? Вы стащили их из отдела грима телеканала или просто пошли и купили в магазине театрального реквизита?

Она не ответила. Ни один из них. Лицо Санды стало маской, ее глаза были мертвыми и холодными. Дженнифер просто пялилась на нее в ужасе.

- Я уверен, что тот костюм - один из ваших. Вы часто носите мужские костюмы, не так ли? Конечно, обычно с красивой женской блузкой, но совсем несложно подобрать мужскую классическую рубашку и какой-нибудь галстук. Вы воспользовались своей кредитной картой? Нет, вы слишком умны для этого. Как у меня дела?

- Неплохо для человека, пускающего дым из своего зада.

- Итак, вы и куча руководителей зашли в студию, чтобы посмотреть запись одного из ваших глупых сериалов, и, будучи номером два в сети... ведь никто не станет оспаривать ваше право бродить за кулисами, возясь с реквизитом. Вы выбрали Рэймонда Шида заранее, или это вышло спонтанно? Может быть, вы увидели его бумажник, торчащий из кармана куртки в шкафчике для реквизита. Только очень большой тупица оставляет свой кошелек там, где любой может украсть его.

Санда позволила улыбке или её тени промелькнуть на лице, а затем прогнала её.

- Затем вы выбрали кого-то, кто сделает за вас вашу грязную работу. Беспризорника, шлюху, того, кого не хватятся, и кто будет такой идеальной жертвой, что его смерть вряд ли окажется замеченной из-за страстей, бушующих на бульваре Санта-Моника. Проституток обоих полов постоянно убивают, и никто не поднимает по этому поводу особого шума. Даже полиция. Вы проехались по бульвару, нашли Робби и сказали ему - что? Что хотите, чтобы он выполнил поручение, доставил посылку? Что именно? Может быть, конверт, который он должен был передать Стивену через окно машины. Что-то, что удобно сгорело при взрыве. Очень мило. И вы вышли сухой из воды, или думали так, до того вечера, когда я заявился в контору по прокату автомобилей, и Дженнифер повторила мне тот же цирк, что она устроила и полиции, проделав это с такой ослепительной улыбкой, что мои гормоны помешали моему суждению — не в первый раз, должен добавить. Так что я купился и пригласил её на свидание, и она оказалась настолько дразняще-расплывчатой, что я решил - у меня есть шанс. Конечно. Я оставил ей свою карточку, и она показала её вам, а вы решили, что было бы неплохо, если бы она все-таки пошла со мной на свидание. Она позвонила мне в тот же вечер и сказала, что свободна и согласно на ужин.

- Санда, заставь его остановиться, - произнесла Дженнифер.

- Не сейчас, Джен, я в ударе. Я почувствовал запах сигаретного дыма, когда впервые зашел сюда. Я только что бросил курить, так что разбираюсь в таких вещах, а потом она бегала вокруг, вытряхивая пепельницы, полные окурков с помадой. Позже, когда она заявила мне, что не курит, мне следовало бы вспомнить и этот дым, и эти окурки, но, как ты очаровательно заметила, Дженнифер, все мужчины думают своим членом, и я был гораздо больше заинтересован в ухаживаниях за тобой, пытаясь завоевывая тебя, чем в попытках повесить на тебя обвинение в убийстве, поэтому ничего такого и не заметил.
Я повернулся к Санде.
- Это вы подсказали ей, чтобы она ещё и легла со мной в постель?

Спина Санды напряглась, она взглянула на Дженнифер, но ничего не сказала. Она была крутой. Нет. Не крутой. Холодной. Как вода на дне океана, где слепые рыбы ощупью пробираются по темному песчаному дну.

- Это был настоящий удар по моему самолюбию, когда я не смог возбудить ее даже после того, как мы полежали голыми в постели, - продолжил я, наслаждаясь тем, как вонзаются колкости. - Я всегда считал себя достаточно способным любовником, но тут автоматически предположил, что это я виноват, что я сделал что-то не так, или сказал что-то не то, или у меня просто пахло изо рта. Мне совсем не пришло в голову, что я не мог согреть Дженнифер недельной прелюдией просто потому, что она не отвечает мужчинам, и все эти голодные поцелуи, ласки и поглаживания были всего лишь игрой. Ты тоже хорошая актриса, Дженнифер. Ты могла бы делать это на телевидении. Вы обе рассчитывали на мое уязвленное эго, не так ли?

- Это становится скучно, - произнесла Санда. - Почему бы тебе не уйти?

- Я хочу убедиться, что выяснил всё до конца. Когда Дженнифер появилась в моем кабинете, чтобы сказать, что хочет загладить свою вину передо мной, в действительности она пыталась выяснить – что делала все это время - как много я знаю, насколько я близок к разгадке, и я испытал такое облегчение от того, что все-таки не утратил своего рокового очарования, что не заметил этого, и был достаточно глуп, сказав ей, что, в конце концов, исключил Робби Бингхэма из числа предполагаемых жертв. Я принял тот факт, что она боится прихода убийцы, который может прийти за единственным свидетелем, видевшим его, а я обожаю уязвимых женщин.

- Вот только она была не единственным свидетелем. Был еще один парень с улицы — его зовут Джимми — и он видел «БМВ», он видел человека с усами. Он не очень-то хорошо рассмотрел его, и, думаю, Робби тоже. Но Робби рассказал своему соседу по комнате о парне, на котором собирался заработать сотню баксов следующим утром, и который даже не хотел заниматься сексом. Эта часть была мне не совсем понятна, но все остальное заставило меня и копов искать мужика-перпа.
Я улыбнулся.
- Это полицейское сокращение слова «преступник» [perpetrator, англ, преступник, правонарушитель].

- Не стоит мне разъяснять, Саксон. У нас в программе несколько полицейских сериалов.

- О да, ваша программа. Расписание, которое возникло в плодовитом мозгу Санды Шайлер, в то время как Стивен Брэндон получал все поклоны и похвалы. Это было вашим мотивом? Или дело было в том, что, если бы Брэндон покинул канал, то вы, оказавшись логичным первоочередным кандидатом, устроили бы вашей милой сообщнице в этой телесети хорошую, прибыльную карьеру без того, чтобы кучка грязных старикашек пускала по ней слюни? Чего я не понимаю, так это то, почему вы не могли подождать, ведь Брэндон получает предложения о работе каждую неделю. В один прекрасный день он примет какое-нибудь из них. Никто в шоу-бизнесе не застывает на одном месте, особенно на таком высоком уровне.

- Конечно, он получает предложения, - сказала Санда, ее самообладание слегка пошатнулось. - Но Стивен — величайший эгоист. Ему пришлось бы назвать собственного преемника. И это была бы не я.

- Как вы можете быть так уверены?

- Им станет тот придурок, Ирв Приикин. Стивен считает, что всем должен руководить трезвомыслящий, умеющий считать деньги парень, а творческим типам вроде меня лучше всего оставаться на одну или две ступеньки ниже. Ирв — бледная копия Стивена, - она выпрямилась во весь свой рост.
В тапочках она казалась не такой высокой, как в своём кабинете.
- Кроме того, Стивен не любит женщин. Он их трахает, но они ему не очень-то нравятся. А особенно он не любит лесбиянок.

- И вы решили, что эта работа должна принадлежать вам по праву, так что вам пришлось избавиться от него, прежде чем он успел бы принять то, что вы считаете плохим решением? Вас собирались обойти стороной после того, как вы так усердно работали и так досконально изучили весь бизнес. Даже инженерное дело и электронику. Полагаю, именно там вы научились приводить в действие заряд динамита при помощи дистанционного управления.
Я наклонился и взял пульт дистанционного управления от телевизора Дженнифер.
- Это орудие убийства или вы использовали собственное?

- У тебя прекрасное воображение, Саксон. - сказала Санда. - Если бы ты не был таким придурком, я бы подыскала бы тебе место в нашем отделе сценариев.

- Не думаю, чтобы это было бы так. Вы бы не захотели, чтобы я оказался где-то рядом с каналом. Вы по-прежнему надеялись, что все сочтут это убийством в среде гомосексуалистов, и полагали, что Стью Уилсон, человек вспыльчивого характера, отпугнет меня, пригрозив занесением в черный список. Вы не очень-то хорошо делаете свою домашнюю работу, Санда, иначе бы знали, что актерство для меня не более чем хобби, на протяжении многих лет, и мне наплевать, буду ли я когда-нибудь снова сниматься. И у меня был Брэндон, для моей защиты.
- Но потом я сказал Дженнифер, что сузил круг подозреваемых настолько, что понял - главной целью был Брэндон. К сожалению, за руль моей машины сел другой — к несчастью для него, бедняги, и к несчастью для вас. Потому что теперь я знал, что убийца понимает: я близок к разгадке, и единственный, кто мог знать об этом - это малышка Дженнифер, потому что я был достаточно глуп, и, решив, что она напугана, я сказал ей, чтобы она не волновалась.

Санда затушила сигарету в пепельнице. Марка и оттенок помады совпадали с остальными окурками.
- Это все твои домыслы.

- Я бы сказал, что это довольно правдоподобная гипотеза.

- Ты высокомерный ублюдок!
Она подошла к дальнему столику и достала из ящика новую пачку сигарет, сделав вид, что открывает пачку и выбивает сигарету.
- Твоя проблема в том, что на данный момент это всего лишь предположение.

- Я так не считаю. Санда. Если мы наклеим вам усы, я уверен, что мой свидетель сможет опознать вас, а поскольку это его бойфренд был убит сегодня утром в моей машине вместо меня, я уверен, что он очень хочет поговорить с полицией и помочь всем, чем сможет.

Она снова залезла в ящик стола и направила на меня маленький пистолет 22-го калибра, посеребренный. То, что называют дамским пистолетом.
- Черт тебя подери, Саксон! - сказала она.

Дженнифер негромко вскрикнула, как это делают актрисы в подобных ситуациях на телевидении.

- Не очень-то всё это убедительно, - произнесла Санда. - Меня постоянно поражает высокомерие мужиков. Неужели ты думал, что сможешь ворваться сюда со своими обвинениями, а потом снова уйти? Я не испытываю угрызений совести по поводу убийств. Сегодня утром я была неаккуратна или просто не повезло; больше такого не случиться.

- Такое уже бывало, - сказал я. - Из другого конца комнаты этот пистолет не причинит большого вреда, только если не выстрелить прямиком в сердце или в голову.

- Это можно устроить.

- Но тогда лейтенант Диматти и сержант Лоутон, которые пришли со мной и находятся в коридоре, услышат выстрел и выбьют дверь.

Ее лицо стало пепельным.
- Ты блефуешь, Саксон.

- Отлично, - продолжал я, - давайте, стреляйте. Или вы хотите сначала проверить коридор?

Ее рука дрожала. Оружие делает подобное с большинством людей. Если вы не были на войне, вам нечасто приходится целиться из пистолета в другого человека. Она посмотрела на дверь примерно в тот же момент, когда раздался безошибочно узнаваемый стук Джо Диматти.

- Простите, Санда. Вам это почти сошло с рук.

- Ублюдок! - закричала она и нажала на курок.

Мне в тот раз повезло. Санда Шайлер была одной из самых знающих и способных женщин в телеиндустрии, но, похоже, она так и не научилась стрелять. Пуля проделала небольшую дырочку в штукатурке стены примерно в двух футах над моей головой, а затем раздался ужасный грохот, дверь распахнулась, и Диматти с Лоутоном действительно ворвались в комнату с оружием наизготовку, и на этот раз вопль Дженнифер оказался искренним.
Жаль, из неё вышла бы чертовски хорошая актриса.

По совету своего адвоката Дженнифер Лондон сообщила властям, что она действительно подделала документы в агентстве по прокату автомобилей, полностью сознавая, что это незаконно, потому что, по её утверждению, Санда сказала ей, что это важно для их карьер. Однако, по ее словам, она понятия не имела, что машину собираются использовать для чьего-то убийства, и если бы она знала об этом, то ей никогда бы не пришло в голову совершать столь ужасный поступок. Далее она сообщила, что позже, уже после взрыва бомбы, она оказалась слишком напуганной, чтобы давать показания властям; была в ужасе и от них, и от того, что Санда Шайлер может с ней сделать - я слышал от Теда Лоутона, что это было впечатляющем выступлением. Определенно. Но меня там не было.

Я также не присутствовал в «Сибил Бранд Инститьют», женской тюрьме Лос-Анджелеса, на следующий день после того, как адвокат Санды сообщил своей подзащитной, какие показания дала Дженнифер, и Санда схватилась с Дженнифер в столовой. Мне сказали, что потребовалось пять женщин-надзирательниц и три здоровенных охранника, чтобы оторвать разъяренную Санду от горла Дженнифер. Я услышал это от одной моей знакомой дамы, работающей в департаменте шерифа этой тюрьмы, которая тоже не присутствовала при этом, но услышала это от своей подруги, которая была одной из тех пяти надзирательниц.

Итак, окружной прокурор подготовил обвинительное заключение против Санды Шайлер по двум пунктам обвинения в убийстве первой степени — Робби и Барри — и по двум пунктам обвинения в покушении на убийство — Брэндона и меня — а также в краже в особо крупном размере — автомобиля; а ещё в краже кошелька Рэймонда Шида; плюс ещё несколько других пунктов обвинения, рассчитанных на то, чтобы держать дело в суде в течение нескольких месяцев и сделать прокурора звездой в прессе. Помощника окружного прокурора отговорили от включения нескольких пунктов в обвинение, связанных с неестественными половыми актами - адвокат Санды указал, что помощник прокурора абсолютно прав в важных вопросах, но будет выглядеть придурком, пытающимся обвинить убийцу в сексе между взрослыми по обоюдному согласию. Все это мне рассказал репортер «Лос-Анджелес Таймс», освещающий события в офисе окружного прокурора. Меня там тоже не было.

У прокурора имелись планы на Дженнифер, которая согласилась предоставить доказательства против Санды и признать себя виновной в соучастии в угоне автомобиля; но не признавала себя виновной во всех обстоятельствах, связанных с убийствами, ибо она не знала, что планировала сделать Санда, и никогда не стала бы сотрудничать с ней в таком случае. Это был старый вид защиты «невинновность по причине глупости», и я не сомневался, что он сработает благодаря обаянию Дженнифер. Особенно после того, как ей удалось убедить присяжных, что она невинная юная девушка, соблазненная и развращенная обещаниями славы мужеподобной лесбиянки, еще одна невинная жертва кастинговой кушетки. Когда спустя несколько месяцев ее дело, наконец, было передано в суд, а я оказался там в качестве свидетеля обвинения, ее адвокат сделал бяку из моей истории, заставив меня рассказать о моем свидании с Дженнифер, заявил, что я начал подозревать ее, когда мы находились в постели, и я никак не мог её завести. «Я уверен, что мы все завидуем вашему сексуальному мастерству, мистер Саксон. Вы совершенно неотразимы для нормальных женщин, не так ли? Нам всем, от греха подальше, следует запереть наших дочерей». Дженнифер была признана виновной, её приговорили к условному сроку, а я добавил к дисбалансу лошадей отношение к остолопам [horse's ass, англ, дословно: лошадиный зад, в переносном смысле: остолоп, тупица]. Если можно так выразиться, у плохой лошади и зад никудышный.

На второй день после смерти Барри Хэуорта у меня, наконец, прошла головная боль. Меня ждали дела, требовалось свести концы с концами. Стивен Брэндон выплатил мне солидную премию, а телесеть предоставила служебный автомобиль на следующие три года, так как мой «Фиат» был не застрахован, когда он и Барри Хэуорт разлетелись на мелкие кусочки. Мне будет не хватать этого «Фиата». Я также буду скучать по своей квартире, так как представитель отсутствующих владельцев здания нанес мне визит и очень настоятельно предложил, дабы защитить других жильцов от будущих инцидентов подобных взрыву автомобиля, что будет очень целесообразно съехать как можно скорее, а поскольку при своём въезде пять лет назад я указал в качестве своей профессии «актер», то из-за этой лжи в моём заявлении я в любом случае подлежу выселению. Мне сказали, что у меня есть тридцать дней - что, по их мнению, было чертовски мило с их стороны, а я счёл совершенно неразумным - но у меня не было особого выбора.

Конкретный недочет, о котором я говорю, сильно меня раздражал, а поскольку у меня имелось несколько лишних долларов в кармане, любезно предоставленных Стивеном Брэндоном, то я нанял Рэя Тучека, дабы он сопровождал меня в последней поездке в Город Мальчиков. Рэй не хотел брать эти деньги. За последние несколько дней он сильно привязался к Марвелу, обучая его тонкостям бокса и хапкидо [корейское боевое искусство], и попросился сопровождать меня только ради развлечения, но я всегда плачу за свои забавы.

- Позволь, я настучу этому сукину сыну, а? - молил Рэй в машине. В его машине. Своей машины у меня пока ещё не было.

- Нет, я хочу, чтобы ты был там в качестве подкрепления.

- Ну, немного.

- Я сам уже дважды напортачил с ним, - сказал я. - Я просто хочу убедиться, что он не начнет стрелять.

- Он не будет. Он вышел под залог.

- Несмотря на это.

Мы припарковались прямо перед многоквартирным домом, и Рэй осмотрел его с отвращением.
- Фальконвуд [Соколиный лес, англ.], да ладно, - произнес он. - Никогда не доверяй тому, кто живет в многоквартирном доме с таким причудливым названием.

- Никогда не доверяй парню с татуировкой «Мама».

- Никогда не доверяй ресторану, где фирменным блюдом является сова.

Мы вошли в здание, и шутки прекратились. Я был действительно напряжен. Санда Шайлер совершила пару бессмысленных убийств и погибло два невинных человека, но я был твердо убежден, что Тони Хазелхорст представляет собой гораздо большую угрозу обществу и его место за решеткой. Мне также требовалось свести пару личных счетов, и Рэй настоял на том, чтобы я оставил свой пистолет дома. Он, однако, захватил свой, нося его под пиджаком.

На этот раз не было необходимости вламываться в квартиру 26, не было причин для скрытности или хитрости. На этот раз я просто постучал в дверь. Сказать, что Тони Хазелхорст был удивлен, увидев нас, значило бы выхолостить слово «удивление». Единственное, что удерживало его челюсть от падения на грудь - челюстная шина, наложенная после перелома. Он что-то хмыкнул и попятился в гостиную. Рэй протиснулся внутрь, я последовал за ним. Брайан сидел за кухонным столом и выглядел обеспокоенным.

- Что тебе нужно? - сквозь стиснутые зубы проговорил Хазелхорст. Он звучал как Гарри Купер.

- Твоя челюсть будет долго заживать, Тони? - спросил я. - Это чертовски портит твою сексуальную жизнь.

Брайан поднялся, помянув дьявола.
- Тебе здесь нечего делать, Саксон, - сказал он.

- Простой визит к выздоравливающему, - сказал я. - Зашли посмотреть, как поживает пациент. О, а это мистер Тучек. Он пришел с нами, Тони, на случай, чтобы ты не думал, что друзья есть только у тебя одного.

- Я засажу твой зад за нападение, - проворчал Тони.

- Нет, боюсь, тебе вообще не достанется моя задница. Но если говорить в общем о задницах, то я здесь, чтобы сказать вам – прикрывайте свои.

Тони попытался улыбнуться, но с челюстью в шине это в лучшем случае сложно, а для того, кто делает это редко, так вообще невозможно. Получилась ухмылка в стиле Эдварда Дж. Робинсона [Edward G. Robinson, 1893 - 1973, американский актер].
- Как ты думаешь, почему меня отпустили? – умудрился выговорить он. - Тот блокнот с трюками вообще ничего не значит. И я могу отмазаться за владение огнестрельным оружием.

- Ты прав, - сказал я. - Но сможешь ли ты избежать наказания за сводничество? Сутенерство? За жестокое обращение с ребёнком? За изнасилование?

Он фыркнул через нос.
- Докажи-ка это.

- Я не могу, - продолжил я. - Но есть молодой человек по имени Джимми, который очень на тебя зол. И еще один, по имени Марвел. Они оба сейчас внизу, в холле, поют от всего сердца городскому прокурору. Я советую вам нанять хорошего адвоката.

Его бледное лицо стало еще бледнее.
- Ты блефуешь, - прошипел он.

- Боюсь, нет, - сказал я ему. - Тони, мне ничего так не хочется, как снова сломать тебе челюсть или позволить Рэю сделать это за меня. Но я так не действую. Я собираюсь позволить всем тем славным парням из Сан-Квентина поиметь тебя.
Я повернулся к Брайану.
- И тебя тоже, - сказал я ему. - Я под присягой подал на тебя жалобу за нападение, и Джимми меня поддержит. Но не волнуйся, когда ты выйдешь из тюрьмы, тебя будет ждать твое место на панели.

Хазелхорст сделал шаг к нам, и я произнес:
- Рэй, если он сделает ещё шаг, сломай ему нос.

Тони отступил на шаг назад; думаю, мысль о тюрьме пугала его гораздо меньше, чем физическая боль. Брайану, с другой стороны, физически не угрожали, но, как только я сообщил ему, что у него будут проблемы с законом, его лицо побледнело также, как у Тони. Они вдвоем представляли собой групповой портрет в ужасе: загнанные в угол крысы, наблюдающие за приближением покрытого боевыми шрамами кота. Должен признаться, я почувствовал огромное удовольствие. Я этим не горжусь, но и не отрицаю.
Мы покинули их в таком состоянии.

Мы с Рэем уже пересекали двор с парящим бассейном, когда Брайан подбежал к нам сзади.
- Мистер Саксон, нам нужно поговорить.

- Мне нечего сказать, пока мы не увидимся в суде, Брайан.

- Вы не можете так поступить, - сказал он. - Я и дня не продержусь в тюрьме.

Рэй сказал:
- Если ты не можешь сидеть…

- Пожалуйста, - Брайан положил руку мне на плечо, любовно, почти лаская. - Что нужно сделать, чтобы заставить вас отозвать эту жалобу против меня?

- Ничего из того, что у тебя есть.

- Послушайте, я же говорил вам, что у меня неплохо получается. Я могу заплатить. Сколько вы хотите?

- Брайан, - я обернулся к нему. - Жизнь полна рисков. Это составная часть удовольствия. Разве ты не поэтому шлюха?

У леди по имени Пола из «Бишоп скул» лицо оказалось таким же приятным, как и голос по телефону. Она была высокой, с темными волосами, подстриженными нежными перышками вокруг лица, и серыми глазами цвета тротуара. Ее улыбка была теплой и искренней, заставив меня почувствовать себя хорошо. То, что она мне рассказала, заставило меня почувствовать себя еще лучше.
- По тестам, - сказала она. - Марвел умеет читать как второклассник. Но у него абсолютно нормальный интеллект. Он не умеет нормально читать, потому что его никогда не учили, а его проблемы с речью происходят из-за того, что обычно называют «ленивым» языком. У нас в школе есть терапевты, которые поработают с ним.

Я выглянул из окна ее офиса туда, где Марвел играл в баскетбол с кем-то из местных учеников. Он хорошо двигался, финтил, и, хотя не так уж много его бросков попало в цель, они были достаточно хороши для человека, который, вероятно, никогда в жизни не играл в баскетбол. Он выглядел так, будто хорошо проводил время. Он походил на ребенка.
Я спросил:
- У него нет повреждений мозга?

Она покачала головой.
- Мы ничего не нашли. Он напоминает дикого ребенка, ребенка, выросшего в джунглях.

- Так оно и есть. В самом деле.

- Он кажется довольно умным, когда до него достучишься, - сказала она. - А также довольно приятным человеком.

- Он такой и есть. Но у меня проблемы с тем, чтобы достучаться до него.

- Могу я высказать предположение? Он не тепличное растение, он подросток. Обращайтесь с ним, как с подростком. Если вы собираетесь взять на себя подобную ответственность, вы не можете все время ходить вокруг него на цыпочках.

- Ему пришлось довольно тяжело, - сказал я.

- Тем больше причин, по которым вы должны попытаться вернуть его к нормальной жизни с обычными обязанностями. Мы все несем ответственность за свои действия, независимо от того, насколько мы юны или стары. Марвел прекрасно приспособлен отличать добро от зла. Вы не должны его баловать. Просто проявите к нему привязанность и понимание, и, держу пари, он расцветет.

- Каждому не помешало бы немного любви, - вставил я.

- Точно.

Пола сообщила мне, сколько стоит обучение в «Бишоп Скул», и это заставило меня нервно сглотнуть. Но Стивен Брэндон очень хорошо расплатился со мной, присовокупив, что поищет для меня роль в одном из фильмов предстоящего сезона на телеканале, так что сумма не показалось мне ужасно не по средствам. Я подписал контракт лишь с небольшим трепетом беспокойства.

- Ну что ж, дайте Марвелу какое-то время, пока мы не поймем, на что именно он способен, - сказала Пола, когда мы стояли на крыльце школы. - Мы постараемся вернуть его в нужное русло как можно скорее. Однако нам потребуется некоторая помощь от вас, мистер Саксон. Я хочу довольно тесно сотрудничать с вами в течение первого года обучения Марвела.

Я улыбнулся этим блестящим серым глазам.
- Думаю, мне это понравится, - сообщил я.

Ее лицо очень мило порозовело. Мне могут понравиться подобные родительские заботы.

Я забрал Марвела из-под обруча, и мы сели в мою новую машину. вернее, в машину, предоставленную мне Triangle. Это был золотистый кабриолет «ЛеБарон», на несколько ступенек выше «Фиата». Он будет моим три года - так мне сообщили - в качестве особой благодарности от телесети. Мне было хорошо за рулем этого автомобиля.
- Ну, наверное, переедем поближе к школе в конце месяца, Марвел, так что тебе не придется далеко ходить. У меня уже есть агент по недвижимости, который подыщет нам жильё побольше.

- Круто, - заявил он.
Открыв бардачок, он порылся в кассетах, пока не нашел Оскара Петерсона, который ему нравился. Он вставил кассету в магнитофон, и нас захлестнули великолепные звуки Джорджа Гершвина, - а так как верх машины был опущен. то их услышали и все остальные на Западном Сансете.

- Что думаешь о школе?
Я чуть не кричал, пытаясь, чтобы меня услышали.

- Всё норм. Ребята тоже норм.

- А что ты думаешь о Поле? О мисс Эйвери?

- Я знаю, что ты думаешь о ней.
Он глянул на меня и ухмыльнулся.
- Ты чуть не высунул язык.

- Ты уже превращаешься в умного парня.

- Круто, - сказал он.

Я припарковался на отведенном мне месте в подземном гараже, и хотя ремонтники уже вычистили и вымыли стены и пол, я никак не мог полностью побороть возникающее у меня чувство тошноты. Хорошо, что я вскоре перееду отсюда. Пришло время начинать все заново Начинания — в этом и есть вся жизнь.

В квартире Марвел направился к телевизору. Время было после полудня, мультиков не было, но, похоже, его очень заинтересовал один из дневных сериалов, в котором Трейси, будучи замужем за Марком, носила ребенка Лэнса и подвергалась шантажу со стороны Анжелики, мачехи Лэнса и второй жены Брента. Хорошо, что он завтра пойдет в школу; длительный просмотр мыльных опер превращает мозг в труху.

Я же отправился в спальню, чтобы повесить пиджак, и наткнулся на пару кроссовок, оставленных посреди пола. Я крикнул за дверь:
- Черт возьми. Марвел, иди сюда и убери отсюда свое дерьмо!

Он поднял глаза к небесам в поисках божественного наставления.
- Чувак... - произнес он с той усиливающейся интонацией, которая так свойственна всем напыщенным подросткам. Когда ему удалось преодолеть всхлипывания и пройти через гостиную, тяжесть креста на его плечах стала очевидной.

Я повесил пиджак и отправился на кухню. Это был один из тех моментов в жизни, когда казалось, что мне нужно закурить, но прошло уже сорок шесть дней и около девятнадцати часов с момента последней сигареты, и я понял, что не хочу начинать все сначала. Я слышал, как Марвел стучит в спальне, убирая свою обувь в шкаф. Он, вероятно, бормотал себе под нос о несправедливости жизни и о том, как безрассудно некоторые взрослые относятся к таким вещам, как кроссовки, и я полагаю, что его точки зрения он был прав. Меня ждало множество тяжелых вздохов и обиженных взглядов, и я не могу сказать, что с нетерпением ждал их, но это одна из вещей, с которыми приходится мириться, когда у тебя есть дети.

Я открыл холодильник. Там стояла коробка John Courage с ледяной испариной на бутылках, выглядевших довольно заманчиво, и я чуть было не потянулся за одной. Но передумал. С тяжелым вздохом я приготовил две порции шоколадного мороженого. Я знал, что это может испортить Марвелу аппетит перед обедом, но какого черта, ведь верно?

	Единственное украшенье — Ветка цветов мукугэ в волосах. Голый крестьянский мальчик. Мацуо Басё. XVI век