Эпиграф 
Посвящается Барри Эмбертону,
весельчаку, овладевшему искусством
подачи задом наперед, и Барбаре Джин Эллис (моему Вомбату)

БЛАГОДАРНОСТИ

Спасибо всем пингвинам из издательства «Пингвин», неу­станно марширующим к цели. Особенно Элисон Лоури, моему редактору, которая невозмутимо вела меня по каме­нистой тропе и проследила за тем, чтобы «Безумие продол­жается» не продолжалось вечно. Спасибо Сью Кларенс за помощь в описании приключений Малька в Лондоне. Эн­тони Стоньеру за отличный сюжет с участием Вомбата. Мо­им родным и друзьям — страшно извиняюсь за все те разы, когда не мог перезвонить и ответить на письма. Бенни В. за дружбу, поддержку, творческую энергию. А также Патрику Бонду, Микки Мегоу и ребятам из Pimp's Paradise. Диким кошакам — Как-Ни-Странно-Серому, Двухцветному и Годо — за то, что разрешили себя погладить, Зогу и Картош­ке с семьей — вы заставили меня смеяться и помогли снова почувствовать себя ребенком. Спасибо всем моим старым школьным знакомым за то, что отнеслись ко мне с юмором, и Дионн Редферн за поддержку. Снова извиняюсь перед Гаем Эмбертоном, на которого теперь все старушки в его родном городе поглядывают с опаской, и Ричи (роялти пришлю по почте). Спасибо Джулии за любовь, и смех, и за то, что читала «Безумие продолжается» ежевечерними порциями.

Наконец, спасибо всем вам, кто читает, смеется, помнит. Благодаря вам я не забываю о том, что в этой прекрасной стране нет ничего невозможного.

ТАУН - ХИЛЛ ( НАЧАЛО...)

ВТОРНИК, 16 ЯНВАРЯ

13.35.Откинувшись на водительском кресле, папа окинул взглядом дорогу и заорал так истошно, что из замка зажига­ния выпали ключи. Когда крики стихли, в знаменитом миль­тоновском «универсале» пронзительно-зеленого цвета на­ступила долгая и тревожная тишина.

Все дело в том, что папа врубил кассету «Карпентерз» на полную мощь и не почувствовал злосчастной тряски, охва­тившей наш старый недобрый «рено», который тарахтел по ТаунХиллу на пути к школе. И вот внезапно, на втором куплете песенки «Я — король мира» зеленого монстра точ­но настигло землетрясение. Задняя правая шина так сдулась, что обод колеса проглядывал сквозь резину. Папа, как обыч­но, присвистнул, кивнул, глядя на истерзанную шину, и объявил, что у нас прокол. После чего просиял и сообщил мне, что умеет менять покрышки с тех пор, как «был ро­стом с кузнечика».

Подпрыгивая и посвистывая, он распахнул багажник (тот открылся с нездоровым скрипом) и приподнял коврик. Тут его глаза потемнели, и он начал беззвучно бормотать. Почувствовав неладное, я подошел поближе. Вместо запа­ски в багажнике лежал ящик пива. А сверху — пожелтевшая записка, которая гласила:

Пит, старый ты осёл, ничего, что я взял твою запа­ску? Вот тебе взамен пивка для рывка. Фрэнк.

А внизу было написано: Верну в понедельник.

А еще ниже: 24.7.1988

 

Откупорив банку, папа перечитал записку. Казалось, его совсем не беспокоило, что Фрэнк одолжил запаску на вы­ходные и не возвращает ее уже два с половиной года. Куда больше отца занимал тот факт, что пиво, пролежавшее в ба­гажнике почти три года, до сих пор имеет отменный вкус. Он приподнял банку, как будто это был алмаз Каллинана [Самый большой когда-либо найденный алмаз], и провозгласил:

—   Вкус, проверенный временем. — После чего взял две упаковки по шесть штук, вернулся на водительское сиденье и снова врубил «Карпентерз».

13.45.Прикончив пиво, папа расплющил пустую банку об лоб (умение, которое он оттачивал с новогоднего вечера, когда этот фокус закончился для него поездкой в больничку для наложения швов). Затем громко рыгнул, крикнул: «Гезундхайт! [Будьте здоровы (нем.)]» — и тут же открыл вторую банку. Голосом, спо­собным испепелить целый бифштекс, мама приказала ему оставить пиво и пойти искать помощь. Но папа явно не просек, что она в плохом настроении, потому что раскинул руки и сказал:

—      Надо лишь поверить в чудо, и помощь найдет нас сама. Тогда мама сказала, что единственное, что скоро его «са­мо найдет», так это конверт с бумагами на развод.

Папа покачал головой и что-то пробормотал себе под нос. Затем взял шесть банок пива и вышел на аварийную полосу. Тут мама выскочила из машины и приказала отцу оставить пиво, потому что в таком виде он похож на черно­кожего разгильдяя. (Дело было не только в пиве: папа поль­зовался автозагаром вместо солнцезащитного крема аж с Рождества.)

Вернувшись в машину, папа сказал, что заплатит маме пятьдесят баксов, если та пойдет за помощью сама. Мама пришла в ужас от того, что он так низко ее ценит и предла­гает взятку в столь чрезвычайной ситуации. Они разорались, принялись торговаться по-черному и, наконец, останови­лись на шестидесяти трех.

Мама вышла на полосу для грузового транспорта, разма­хивая руками над головой, и вскоре остановила цементовоз. Она долго о чем-то говорила с водителем (им оказался пот­ный мужик, по имени Ларри, в белой майке-алкоголичке) и наконец уехала с ним в грузовике. Папа взглянул на меня, покачал головой, пробормотал «ох уж эти бабы» и, осушив вторую банку, принялся грустно подпевать «Карпентерз» и их песенке «Все только начинается».

Я открыл свой новенький ярко-красный дневник.

 

Год........................................ 1991

 

Имя....................................... Малёк

 

Комментарии....................... Безумие продолжается.

 

ОТЧЕТ О ПРОВЕДЕННЫХ КАНИКУЛАХ ДОМ

Полагаю, в целом мои каникулы заслуживают шести баллов из десяти. Это, хоть и маловато для большинства, вполне приличный показатель для члена семейки Мильтонов. Пер­вые две недели было тяжеловато. Я в основном спал и смо­трел фильмы по видео. Папа пытался вытащить меня на улицу — поиграть в крикет в саду, но это развлечение прод­лилось недолго, так как первый же мой мяч он отбил в окно гостиной. Черныша (это мой невменяемый Лабрадор) при­шлось отправить на срочную операцию. Он проглотил на­садку от садового шланга. Один раз звонил Жиртрест, пред­лагал сходить ночью на кладбище Стеллавуд, поискать при­видений, но я соврал, что у меня расстройство желудка. Жиртрест сказал, что надо съесть килограмм шоколада, за­пить его тремя чайными ложками растительного масла, и через день я буду как новенький.

 

РУСАЛКА И МАЛЁК В «ДИКОМ УГОЛКЕ»

«Дикий уголок» — это шикарный морской курорт недалеко от Джорджа на трассе Кейп-Гарден-Рут [Живописный отрезок дороги вдоль юго-восточного побережья ЮАР.]. К сожалению, предки Русалки ругались три дня подряд, после чего ее папа собрал вещи и уехал. Русалка снова впала в депрессию, хотя мы по-прежнему каждый день ходили на пляж и на роман­тические прогулки. Нам на глаза попался дом Большого Крокодила (бывшего президента П.В. Ботхи [Питер Биллем Ботха, президент ЮАР с 1978 по 1984 год, поборник апартеида по прозвищу Большой Крокодил.]).

Он назывался «Якорь», был огорожен высоченной стеной с электрическим забором, а у ворот стоял белый охранник с пистолетом на поясе. Мы обошли все кругом, проверяя, нельзя ли забраться внутрь, но логово Крокодила было не­приступно. Видимо, немало народу хочет покуситься на его жизнь. Русалка расхрабрилась и заявила охраннику, что мы хотим повидаться с бывшим президентом. Тот затушил си­гарету о столбик забора и ответил, что мы находимся в за­претной зоне и Крокодил спит (спорим, с одним открытым глазом?). Русалка нервно захихикала и спросила, опасно ли защищать дом Крокодила. Охранник снова закурил и отве­тил, что все в порядке, одна беда — ибисы замучили.

 

РОЖДЕСТВО

Вомбат пригласила нас на обед в яхт-клубе, который вскоре был прерван скандалом: бабуля обвинила четырехлетнюю девочку в том, что та украла у нее рождественскую хлопуш­ку. Дело грозило обернуться скандалом, но, к счастью, офи­циант принес две дополнительные хлопушки для бабули, чтоб та утихомирилась. Вомбат отказалась от подарка, вот­кнула рыбную вилку в стол и обозвала ребенка «малолетней преступницей». В конце концов, наш столик вынесли на балкон, бабуля отобедала за счет заведения, а нам обломи­лась бесплатная бутылка шампанского.

 

НОВЫЙ ГОД

Папин лучший друг Фрэнк вызвался быть диджеем. Он на­жрался как свинья и прыгнул в бассейн в трусах с надписью «ПСИХ». К сожалению, одной из обязанностей диджея было следить за временем, а мы лишь в час ночи поняли, что часы у него не водонепроницаемые. Поэтому в 1.03 мы спели «Олд Лэнг Сайн» [Шотландская песня на слова Роберта Бернса, которую традиционно поют на Новый год.], а папа попытался раздавить пив­ную банку об лоб. Гости ушли, мама повезла папу в больни­цу, а мне приказали убраться и отыскать Вомбата. Бабушка нашлась в гостиной: она читала весьма озадаченной Инносенс отрывки из книги «Основы игры в бридж для продви­нутых» .

Мы с Русалкой - влюблены друг в друга, и она хочет, что­бы сразу после школы мы поженились. Надеюсь, к тому времени у меня яички опустятся — до сих пор никаких при­знаков, хотя через три месяца мне будет пятнадцать! Как бы люди не подумали, что я — ошибка природы.

Видать, еще год как минимум ходить мне в мальках.

 

Вернемся к нашим баранам...

17.10.Наш «рено» подъехал к школьным воротам, и охранник рукой отдал нам честь. Папа, который к тому вре­мени взялся уже за вторую упаковку пива, нетвердой рукой изобразил нацистский салют и прокричал: «Зиг хайль!» Охранник взглянул на него, как на маньяка, и медленно за­крыл тяжелые железные ворота.

Я взвалил сумки на оба плеча и потащился через арку в центральный двор. Зассанец Пит, как всегда, пускал ручеек по своему мечу и ноге. Сегодня вид у него был слегка при­шибленный. Внезапно кто-то громко выкрикнул: «Эй!» — и раздался скрежет металла о бетон. Большой армейский че­модан вылетел из дверей корпуса, пронесся по галерее и приземлился в канаве. Из чемодана доносились сдавленные рыдания. Я осторожно приблизился, открыл крышку и уви­дел пацана в веснушках, с красными от слез глазами. Он был напуган до смерти. В дверях корпуса нарисовалась отврати­тельная ухмыляющаяся рожа. Щука.

—   О-о, Малёк, — прошипел он. — Я нашел тебе дружка вместо Геккончика!

Щука ухмыльнулся, затолкал новичка в чемодан и при­жал крышку левой ногой. Его ничуть не волновало, что мальчишка трясется от страха и со всей силой колотит по стенкам чемодана со всех сторон. Щука оглядел меня сверху донизу и проговорил:

—   Ну, добро пожаловать домой, уродец. Думаешь, раз ты теперь на втором курсе, то сразу крутой? Не забывай, я-то на третьем и к тому же наверняка буду старостой. — Плюнув мне на крикетную сумку, он скрылся в корпусе.

Я поднялся по лестнице, свернул за угол и на минуту остановился у входа в спальню второкурсников. Сделал глу­бокий вдох. А потом распахнул дверь и увидел их — Безу­мную Восьмерку (не хватало лишь одного).

Жиртрест восседал на шкафчике и жевал чипсы с солью и уксусом из гигантского пакета. Саймон примостился на шкафу для обуви и дубасил молотком по крикетной бите. Рэмбо развалился на кровати и, судя по всему, потчевал Гоблина байками о том, как провел каникулы. Тот слушал его, выдавливая прыщ перед зеркалом. Бешеный Пес вырезал свое имя на свежеокрашенной раме при помощи охотни­чьего ножа. Он не дошел еще до середины, но уже успел сделать орфографическую ошибку. И наконец, там был Верн, который сидел на кровати и глубокомысленно беседо­вал с Роджером (котом). Увидев меня, он запрыгал на месте и начал тыкать пальцем на вторую кровать в своем отсеке. Затем познакомил меня со своим плюшевым медвежонком по имени Картошка. Я пожал Картошке лапу и начал раз­бирать чемодан. Видать, второй год подряд мне спать на­против Человека Дождя. Кровать рядом с Жиртрестом в углу была пуста. Как-то странно без Геккона... Мне кажет­ся, я никогда не привыкну к тому, что его нет.

 

НАШИ ДОСТИЖЕНИЯ ЗА КАНИКУЛЫ:

РЭМБО:                    ездил в Европу с отцом и новой мачехой. Говорит, она клевая и ей всего 27 лет. А его от­цу — 46! Рэмбо утверждает, что сам не прочь бы ее оприходовать.

ЖИРТРЕСТ:            с прошлого года потолстел на 5 кг, но, по его словам, это всего лишь «с учетом инфляции», поэтому ничего страшного.

ГОБЛИН:                работал на тотализаторе, который держит дружок его мамаши. Еще он утверждает, что у него появилась девушка, но при этом не может ответить на вопрос, как ее зовут, и, ка­жется, вообще ничего о ней не знает. На все наши расспросы у него был один ответ: «Дев­чонки не могут разговаривать, когда у них рот занят». К несчастью для Гоблина, никто ему не поверил, а Рэмбо вдобавок выкинул в окно его будильник.

САЙМОН:               ездил в Америку. Жиртрест обзавидовался, когда Саймон стал расписывать, какие вкус­ные в «Макдоналдсе» бургеры. Еще Саймон был в Диснейленде и в Большом Каньоне. А вот в Вашингтоне, по его словам, холодно и скучно.

БЕШЕНЫЙ ПЕС:ходил на дополнительные занятия по математике, английскому и африкаанс, потому что провалил все экзамены по стандартной программе. Все потому, что у него дислексия. По мнению Бе­шеного Пса, это означает, что он чита­ет задом наперед, как китайцы. Глок сказал, что переведет Пса на второй курс при условии, что тот будет зани­маться по индивидуальной программе.

ВЕРН (ЧЕЛОВЕК ДОЖДЯ):чем он занимался в каникулы, непо­нятно. Мы смогли выпытать у него лишь одно: они с мамой связали коф­точку для Роджера. Человек Дождя утверждает, что седьмого апреля у ко­та день рождения — тогда он и наденет свою ярко-оранжевую обновку. Пло­хо то, что в этом году Верн выглядит еще более чокнутым, чем в прошлом.

Наша новая спальня гораздо светлее и не такая страшная, как комната первокурсников. Здесь нет потолочных балок, а стены выкрашены в кремовый цвет. Перед отбоем я про­гулялся по пустынной спальне первокурсников и пару ми­нут посидел на подоконнике у своей старой кровати. Потом мне взгрустнулось, и я вернулся в новую спальню, где Бе­шеный Пес ампутировал ухо медвежонку Картошке. Верн плакал на кровати.

Заглянул Лутули — выключить свет и поздороваться. На нем был блейзер и галстук школьного старосты. Он выглядел очень круто и впечатляюще. Поприветствовав нас, он сооб­щил, что очень рад своему избавлению от необходимости отвечать за проделки Безумной Восьмерки.

Я долго лежал без сна, слушая Зассанца Пита и думая о Русалке. Она вложила между последними страницами мое­го дневника фиолетовый цветок. Он пахнет прекрасно и за­гадочно — совсем как она.

 

СРЕДА, 16 ЯНВАРЯ

06.15.Плохая новость. Чертова сирена на подъем нахо­дится прямо у меня за окном! Услышав ее, бедняга Роджер зашипел и в ужасе подпрыгнул вверх. Увы, при этом он за­был, что спит в шкафчике для обуви, поэтому, ударившись о крышку, вырубился и рухнул мордой вниз в грязные но­ски Верна.

После завтрака Укушенный позвал Безумную Восьмерку (кроме Верна) в свой кабинет. Просверлив нас своим дер­гающимся глазом, он сказал «добро пожаловать в школу», после чего пригрозил варварски расправиться с нами, если мы в этом году попробуем выкинуть нечто подобное нашим прошлогодним проделкам. Он также добавил, что мы долж­ны смириться с полной невменяемостью Верна и делать ему поблажки. (А мне казалось, наоборот — с психами надо быть построже.)

Затем Укушенный облизнулся, подмигнул нам (а может, у него просто глаз дернулся) и сказал:

— Не знаю, в курсе ли вы, но за так называемой Безу­мной Восьмеркой в школе закрепилась своего рода скан­дальная популярность. — Рэмбо просиял и кивнул, как гор­дый отец семейства. Укушенный зыркнул на него угрожаю­ще и проговорил: — Лишь попытайтесь провернуть еще одно противозаконное дельце, мистер Блэк, и вы ощутите на себе всю мощь моего гнева. Поверьте, в последнее время я немало играл в сквош. — При этом он приподнял корот­кий рукав своей рубашки, продемонстрировав бицепс со вздувшимися жилами. Тогда Бешеный Пес приподнял ру­кав своей рубашки и показал Укушенному свой бицепс. Укушенный испепелял его взглядом до тех пор, пока Пес не опустил рукав.

—   Двадцать четыре мальчика из других спален попросили о переводе к вам, потому что... ну, вы понимаете... Генри... Геккон... по известным вам обстоятельствам он больше не... короче, у нас образовалось свободное место. — Укушенный с кислым лицом шмыгнул носом. — Возможно, вы думаете, что подобной популярностью стоит гордиться, однако я считаю ее прямым оскорблением строгих дисциплинарных правил, принятых в этом корпусе, а также себя лично. Вы здесь, чтобы получать образование, а не шататься по ночам в поисках привидений и пугать народ. — На этот раз Уку­шенный воззрился на Жиртреста, который прекратил жевать резинку и слегка позеленел. — Поэтому я решил, что вашим новым соседом станет не балбес из другого корпуса, ищу­щий приключений, а приличный мальчик, который добавит хоть немного порядка вашей шайке.

Мы в нетерпении навострили уши, но он так и не сказал, кто станет нашим новым соседом.

—   И последнее, — сказал Укушенный, — ни под каким предлогом вы не будете пытаться деморализовать первокла­шек и издеваться над ними. Они и так всего боятся. Я не позволю, чтобы вы усложняли им жизнь. Я также в курсе, что между вами и Леонардом Пайком по прозвищу Щука есть некоторые трения. Его брат Рентой — первогодок из нашего корпуса, и я не потерплю никакой фигни в его адрес. Понятно?

Никогда не слышал, чтобы Укушенный говорил «фиг­ня» — видать, Безумная Восьмерка и впрямь его достала! Продолжая сверлить нас дергающимся глазом, он добавил зверским тоном:

— Я за вами слежу.

Как-то странно наблюдать за прибытием новичков, кото­рых гордые родители ведут через наше общежитие в мрач­ную спальню для первокурсников. Мы вели себя очень лю­безно, а Бешеный Пес даже кланялся каждому из родите­лей, называя их «мэм» и «сэр». Гоблин притворился, что записывает имена новичков, но на самом деле он составлял список симпатичных мамаш, которых хотел бы оприходо­вать. Жиртрест высматривал тех, кто привез с собой много съестного, а Верн лежал на кровати, разговаривая сам с со­бой и выдергивая волосы — вся эта активность явно его взбудоражила.

Когда новички ушли на встречу с Глоком, после которой был обед с родителями во дворе, Рэмбо провел первый в го­ду официальный саммит Безумной Восьмерки. По его мне­нию, никто не имеет права становиться членом Восьмерки лишь потому, что переехал в нашу спальню. Кем бы ни ока­зался наш новый сосед, сначала ему придется себя зареко­мендовать — он должен быть или школьной легендой, или прекрасным спортсменом, или полным психом. А новень­кий, между прочим, должен появиться уже сегодня!

20.00.Укушенный созвал весь корпус на собрание в об­щей гостиной. Бедненькие первокурсники выглядели пере­пуганными до смерти, за исключением Рентона Пайка — братец Щуки развалился в кресле, как миллионер. Было приятно смотреть, как Рэмбо дважды случайно пнул его но­гу, проходя мимо.

Укушенный объявил, кто в этом году будет старостой корпуса, и назвал остальных старост.

Староста корпуса — Грег Андерсон.

Старосты — Гай Эмбертон (ходят слухи, что его папа строит павильон для регби на Трафальгаре), Линли Перкинс (худосочный малый по кличке Вонючий Рот) и Джулиан (который вернется, чтобы еще полгода проучиться на предуниверситетском курсе, после чего отправится в Коро­левский музыкальный колледж в Лондоне. Но пока он еще в Таиланде, отдыхает вместе с Реджем.)

К счастью, Щуке и Деврису в этом году придется самим таскать свое грязное белье, потому что их старостами не на­значили. К несчастью, Андерсон так и не простил меня за то, что в прошлом году я оскорбил его сестру-инвалида (не­смотря на то, что ее не существует). Эмбертон по-прежнему винит меня в том, что ему ничего не светит с Амандой. Что касается Вонючего Рта, то он всегда как-то подозрительно посматривал на меня в душе.

После собрания я решил прогуляться по школе, чтобы найти классы, где у нас будут проходить занятия. Не хочу завтра утром быть похожим на глупого первоклашку, за­блудившегося по пути на урок. Но стоило выйти во двор, как я услышал оглушительный рев: «Мильтон, наш славный поэт!»

Дико размахивая тростью, Папаша подошел и крепко обнял меня, приподняв в воздух. Я в ответ сумел лишь то­ненько пропищать «сэр». Опустив меня на землю и по-дружески треснув тростью по голове, он потребовал доло­жить, какие книги я прочел за каникулы. Я хотел соврать, но потом признался, что, не считая воскресных газет, не про­чел ни строчки. Папаша выпучил глаза и начал осыпать ме­ня ругательствами и оскорблениями прямо посреди двора. Услышав это, новичок, несущий три чашки чая, застыл как вкопанный и вылупился на нас с отвисшей челюстью. Папа­ша велел ему идти в одно место. От этих слов перепуганный первоклашка пролил половину чая на себя. Папаша выгля­дел очень отдохнувшим и стильным (на нем был твидовый костюм). Он сообщил, что перевернул в жизни новую стра­ницу. Говорит, что будет тренером крикетной сборной «А» среди мальчиков до пятнадцати лет, а английский у нас будет вести кто-то другой. Прокричав на прощание «Уходит, преследуемый медведем!», Папаша направился в сторону часовни.

23.00.Дверь со скрипом открылась, и мы услышали звук волочащегося по полу чемодана. Высоченная фигура та­щила свои баулы к пустой кровати рядом с Жиртрестом. Новичок расстегнул молнию на сумке и начал укладывать вещи в шкафчик. Мы все почему-то притворились спящи­ми, хотя никто не спал (кроме Верна, который забрался на свой шкафчик и стал светить фонариком прямо в глаза на­шему новому соседу.) Как-то странно все это было — как будто в спальню прокрался чужой. Я поймал себя на мыс­ли, что ненавижу долговязую тень, ведь она заняла койку Геккона и собирается примазаться к нашей Безумной Вось­мерке.

Ночью приснилось, что Щука перерезал мне глотку. Я мужественно пытался остановить кровь, затянув на шее галстук от школьной формы, но, к счастью, в этот момент прямо над ухом зазвенела сирена на подъем, и мне больше не пришлось быть свидетелем собственного убийства.

ЧЕТВЕРГ, 17 ЯНВАРЯ

06.З0.На перекличке весь корпус заржал, когда объявили фамилию нашего нового соседа: Александр Шорт [Короткий, низкий (англ.)].

В темноте Александр Шорт нравился мне больше. Вокруг рта у него противная сыпь, отчего он похож на человека, который неаккуратно ест и забывает вытереться. Я подошел и представился, но в ответ получил лишь неприветливое «здорово».

07.25.Позвонила бабушка и поздравила меня с днем рож­дения. Решил ее не путать, поэтому сказал «спасибо» и по­пытался изобразить радость. А она заплакала и сказала, что­бы я садился на первый же корабль до Саутгемптона, как только кончится война. И добавила, что у них только что прозвучала сирена воздушной тревоги, поэтому ей пора вы­ключать электричество и прятаться под кроватью. Я позво­нил маме сообщить, что бабуля спятила, но к телефону по­дошел папа. На заднем плане слышались крики, а папа все орал: «Прямо езжай! Прямо!» Потом раздался мощный грохот, и связь оборвалась. Вскоре мама перезвонила и ска­зала, что строительный грузовик снес наши ворота. Папа строит за гаражом нечто. Он называет это «бункером на случай опасности» — с секретной дверью, между прочим. Говорит, это необходимо для нашей безопасности, но мы с мамой думаем, что им с Инносенс просто нужно дополни­тельное помещение для варки самогона.

У нас много новых учителей, и большинство из них — жуткие зануды. По истории, к счастью, остался Леннокс. Норм Уэйд, новый учитель по английскому — скучнейший человек в мире, который всегда говорит одним и тем же мо­нотонным голосом. К тому же он заикается и смотрит на нас как-то недобро. Гоблин считает, что из Норма получил­ся бы блестящий игрок в покер, если он будет молчать. Его официальное прозвище — Саламандра: у него длинные ноги и очень короткие ручки. Ева больше не преподает актерское мастерство: теперь она — школьный психолог. (Возможно, это из-за того, что в прошлом году у нее был роман с Рэм­бо, или дело в уходе доктора Зу.) Гоблин говорит, что, по слухам, доктор Зу теперь проводит эксперименты над людь­ми в Замбии. Актерское мастерство теперь ведет Викинг, и это, конечно, ужас. Еще меня ждет рисование с мистером Лилли и какой-то «клуб приключений» с мистером Холлом.

11.00.Во дворе возник неловкий момент: Ева неожидан­но вышла из офиса Укушенного и чуть не врезалась в нас с Гоблином и Рэмбо. Рэмбо сделал шаг, как будто хотел ее об­нять, но Ева промаршировала мимо и даже не поздорова­лась. Потом появился Укушенный и приказал нам возвра­щаться в корпус. На Рэмбо он даже не взглянул. Очевидно, между ними до сих пор неприязнь. Мыльная опера продол­жается!

Я спросил Жиртреста, что он думает по поводу моего вчерашнего кошмара. Тот ответил, что рядом с моей крова­тью спит черная кошка и ни к чему хорошему это не приве­дет. Толстяк предложил отравить Роджера или выпить литр воды перед сном, чтобы очистить кровать от злых духов.

 

14.З0. ПРОБЫ В КРИКЕТНУЮ СБОРНУЮ

Я очень плохо подавал и до самого вечера гонялся за мячом. Когда промазал четыре раза подряд, Папаша вскочил и зао­рал: «Господи, Мильтон, да соберись же ты, наконец!» Ви­димо, завтра придется весь день тренироваться и молиться, чтобы он не вышвырнул меня из команды до субботнего матча с колледжем Дрейк.

У Александра Шорта высококлассное снаряжение для крикета фирмы «Ганн и Мур» — он таскает его за собой в футляре, похожем на гроб. На его клюшке с двух сторон ав­тограф Грэма Поллока [Роберт Грэм Поллок (р. 1944) — известный южноафриканский игрок в крикет.]. Он сказал Папаше, что в своей бывшей школе играл в крикет лучше всех (это школа в Йоханнесбурге, о которой никто никогда не слышал). Но его пробежка напоминала побег жирафа-инвалида от льва, а Папаша сказал, что подает он как престарелый кот, у кото­рого случился эпилептический припадок.

А потом Александр Шорт и вовсе сделал глупую ошибку: пошел подавать без шлема. Он целую вечность решал, на­девать ему шлем или нет — и наконец небрежно отбросил его в сторону и надел новенькую темно-синюю кепочку. Это не ускользнуло от внимания Бешеного Пса, который тут же увеличил пробежку метров на двадцать.

Шорт строил из себя крутого и очень долго растягивал мышцы голени, пока Папаша не приказал ему поспе­шить, пригрозив, что насадит его на трость-табурет и скормит своей бывшей жене по кусочкам. Шорт пожал плечами, поправил кепку и занял свое место. Бешеный Пес заорал «Захожу!» и выбежал из-под деревьев с та­ким видом, будто собирался кого-нибудь растерзать. Ка­жется, Мистер Самоуверенность слегка испугался, пото­му что при виде Бешеного Пса, орущего, как дикарь, его глаза стали как тарелки, и он поспешно принялся отда­ляться от калиток. Мяч попал прямо по столбикам, кото­рые разлетелись во все стороны. (К тому времени стру­сивший Александр Шорт спрятался под сеткой, которой было огорожено поле.) Папаша спросил его, не учился ли он раньше в школе для слепых. Мне стало жалко бед­нягу, и я подал ему легкий крученый мяч с ноги, но Алек­сандр Шорт бросился к калитке и выбил мяч за сетку, за­бросив его на крышу павильона. (Вот тебе и благодар­ность за доброту.) Повесив, голову, я отправился на поиски мяча, а Бешеный Пес поклялся отомстить за ме­ня. Поблагодарив его, я пошел искать лестницу — мяч за­стрял в водосточном желобе.

Когда я вернулся на поле, добрая половина команды ис­чезла. Оказалось, что Бешеный Пес отомстил Александру Шорту, послав мощный бросок ему прямо в затылок. Чле­ны нашей сборной понесли беднягу в медпункт. Неплохое начало!

Александру Шорту не удалось произвести впечатление на Рэмбо. Он считает, что Шорт недостоин Безумной Вось­мерки, и если он захочет присоединиться к нам, то ему при­дется поработать над своей индивидуальностью.

Я выпил на ночь литр воды, чтобы очиститься от злых ду­хов (один из которых, возможно, вселился в черного кота). Всю ночь пришлось бегать в туалет.

 

ПЯТНИЦА, 18 ЯНВАРЯ

08.00.На первом школьном собрании Глок метал мол­нии, но большинство ребят еле сдерживали смех: на загоре­лом лице нашего директора появились белые круги от очков. Небось опять уснул на надувном матрасе. А вот первокурс­ники аж побледнели от страха: Глок нарочно злобно зыркал на них. Не могу поверить, что всего год назад я так же его боялся.

11.00.Меня выбрали в сборную «А» среди мальчиков до пятнадцати лет! Состав остался тем же, что и в прошлом го­ду, только Рэмбо заменил Стивена Джорджа — тот ушел из крикета и занялся греблей.

14.30.Андерсон вынудил Бешеного Пса (а тот в свою очередь — нас) извиниться перед Александром Шортом в лазарете. Увидев наши лица на пороге, сестра Коллинз за­визжала: «О Боже!» — и затушила сигарету в ночном горш­ке, который использует под пепельницу. Неохотно впустив нас, она показала кровать Александра. Новичок выглядел очень смешно: на шее воротник, ноги свисают с края крова­ти. Верн ткнул в пациента пальцем и загоготал, но потом увидел, что все на него смотрят, и изобразил кашель, после чего подошел к окну и спрятался за шторкой.

Шорт сказал, что у него сотрясение мозга и в понедель­ник он должен выйти из лазарета. Бешеный Пес неискренне извинился и сказал, что Шорт сам виноват, потому что был без шлема. Александр напустил на себя оскорбленный вид и ответил, что обычно друзья не пытаются прикончить друг друга на тренировке по крикету. Тут Рэмбо просверлил но­вичка глазами и сказал:

— Кого ты назвал друзьями? Мы тебя вообще не знаем.

Возникла неловкая тишина. Потом мы сказали, что нам пора, и оставили Шорта в покое.

Жиртрест считает, что любой, кто попытается занять ме­сто Геккона, навлечет на себя проклятие его призрака. Поэ­тому новичок неслучайно менее чем через день после при­езда попал в лазарет — ведь для Геккона лазарет был как дом родной. Жиртрест напомнил, что в начале прошлого года Бешеный Пес сломал Геккону руку — определенно его при­зрак подает нам знак. Но теория Жиртреста никого не впе­чатлила. Последовал долгий спор, полный взаимных оскор­блений. Он длился бы всю дорогу, но, увидев продуктовый магазин, Жиртрест так ускорился, что нам было его уже не догнать.

20.30.В корпусе проходят выборы дежурных и капита­нов команд.

Жиртреста выбрали дежурным по питанию, Гоблина — ответственным за аудио- и видеооборудование, а Верн с треском разгромил Девриса и был назначен дежурным по туалетам. (Справедливости ради, Девриса подставил Щу­ка — тот выдвинул его кандидатуру шутки ради, а потом проголосовал за Верна). Услышав о своей победе, Верн вы­бросил в воздух кулак в знак победы и спросил у Укушен­ного, нельзя ли сейчас же покинуть собрание с целью тща­тельного осмотра сортира. Тут даже Укушенный не сдер­жался и заржал вместе с остальными, глядя, как Верн достает блокнотик с карандашом и вышагивает в сторону уборных.

23.00.Рэмбо заявил, что настало время Безумной Восьмерке нанести визит первокурсникам. Гоблин наот­рез отказался: известно, что если кто-нибудь даже косо посмотрит на первокурсника до окончания первой неде­ли, когда они наслаждаются беззаботной жизнью, его сра­зу исключат. Но Рэмбо обозвал нас беспомощными тру­сами, мы поддались и направились в спальню первокурс­ников.

Мы молча остановились посреди нашей старой мрачной спальни. Выдержав долгую паузу, Рэмбо зычно спросил:

— Кто из вас Щука-младший? Раздался стон, а потом усталый голос: -Ну я...

—        Щука-младший, у меня для тебя плохая новость. Щука вылез из кровати, освещаемый ярким лучом фона­рика Верна. Растерянно моргая, он проговорил:

—Что... что случилось?

Повисла тишина. Рэмбо откашлялся и ледяным голосом проговорил:

—   Твоя мать умерла.

Младший Щука онемел. Он беспомощно таращился на свет фонарика, открывая и закрывая рот.

—   Разбилась, прыгая с парашютом, — добавил Рэмбо. — Выпрыгнула из самолета, а парашют надеть забыла... — Щука покачал головой и попытался что-то вставить, но Рэмбо приказал ему молчать.

Тут к действию присоединился Гоблин.

 

ГОБЛИН:               Видимо, тупость — это у вас семейное.

РЭМБО:                  Щука, она разбилась о землю на скорости, в два раза превышающей ско­рость звука.

ГОБЛИН:               И в два раза меньше скорости света.

Тут подключился Бешеный Пес.

 

БЕШЕНЫЙ ПЕС:  В четыре раза меньше скорости моей подачи. Кто-то громко прыснул со смеху. Младший Щука к тому времени выглядел уже довольно расстроенным.

ГОБЛИН:               Ей повезло, что она выжила.

 

Щука вздохнул с облегчением.

 

МЛАДШИЙ ЩУКА:      Так значит, с ней все в порядке?

РЭМБО:                  Нет, ее полет прервался.

ГОБЛИН:               И она сломала ноги.

Остальные снова захихикали, подталкивая друг друга лок­тями.

РЭМБО:                  О линии электропередач.

ГОБЛИН:               Ты хоть знаешь, сколько вольт электричества проходит через эти ли­нии?

ЩУКА-МЛАДШИЙ:Нет, я...

ГОБЛИН:               Вот и я не знаю. Но слышал, что херова туча!

РЭМБО:                  Но электричество не убило твою мать, Щука.

ЩУКА-МЛАДШИЙ:       Послушайте,  тут какая-то ошибка. Моя мама не прыгает с парашютом.

РЭМБО:                  Заткнись. Итак, линии электропередач остановили ее полет.

БЕШЕНЫЙ ПЕС:  И переломали ей ноги.

РЭМБО:                  Да, ноги.

ГОБЛИН:               Они обе отвалились.

РЭМБО:                  Щука, жаль говорить тебе об этом, но твоя мать теперь безногая. Теперь все уже ржали и гоготали в голос. Кажется, младший Щука заподозрил, что что-то неладно, но он выглядел по­лусонным и совершенно ошарашенным.

РЭМБО:                  Она упала на землю.

ГОБЛИН:               И приземлилась прямо на шоссе.

ЩУКА - МЛАДШИЙ:     Послушайте, я не знаю, кто вам...

БЕШЕНЫЙ ПЕС:   И там ее затоптал носорог.

 

Хохот, толкание локтями.

 

ГОБЛИН:               Все было не так. Ее переехал рейсовый автобус.

РЭМБО:                  Ее голову нашли в Блюмфонтейне.

ГОБЛИН:               А руки у входа в лесбийский клуб в Лесото.

 

Верну очень понравилась выдумка Гоблина про лесбийский клуб. Он завизжал от смеха и принялся топтать мусор в му­сорной корзине.

А потом включился свет. Вид у Андерсона был немного безумный: он стоял в полосатых трусах и размахивал хок­кейной клюшкой с отпиленным концом.

—   Что это вы творите? — проревел он, смерив Рэмбо гневным взглядом. Рэмбо не ответил. Должен признать, сцена производила не слишком приятное впечатление. Бе­шеный Пес был вооружен своим охотничье-разделочным ножом, Рэмбо держал в руках крикетную биту, а Верн с ди­ким видом выдергивал у себя волосы одной рукой, сжимая в другой Картошку.

Тут в спальню зашел Эмбертон, с самодовольным видом посасывая стебель сахарного тростника.

—   Так-так. Вечер пятницы, и кто-то по уши в дерьме, — он улыбнулся мне и захрустел тростником. Двое старост медленно кружили вокруг нас, как акулы в аквариуме за пять минут до кормежки. Первокурсники осмелились выглянуть из-за своих шкафчиков и посмотреть, из-за чего начался переполох. Щука-младший поднялся на ноги и запрыгнул в кровать.

Андерсон и Эмбертон отвели членов Безумной Восьмер­ки обратно в нашу спальню. Тем временем в голове у Рэмбо родился план, и он начал сочинять историю о том, что мы просто решили подружиться с новичками. Дослушав до кон­ца, Андерсон воскликнул:

— Что за куча лошадиного дерьма! Допустим, Лутули в прошлом году вы одурачили, но я не идиот. Я вас, придур­ки, хорошо знаю.

Нам приказали выстроиться у входа в комнату Андерсо­на. Каждому досталось по два удара хоккейной клюшкой. Единственным плюсом во всем этом деле было то, что, по­ка Андерсон колотил меня по заднице, я смог в деталях разглядеть плакат с обнаженной грудастой девицей на его стене. Эмбертон при этом лежал на кровати, продолжая терзать свой сахарный тростник, и выглядел жутко доволь­ным.

Лежал в кровати с пылающим задом и слушал, как Щука-младший торжествующе ржет в соседней спальне. Иногда так хочется, чтобы Рэмбо мирно умер во сне! (Неожидан­ная кончина от лап носорога тоже сойдет!)

 

СУББОТА, 19 ЯНВАРЯ

09.55.В раздевалке перед матчем против колледжа Дрейк Папаша заставил нас прослушать кассету Бетховена. Сам он расхаживал кругами, дирижируя воображаемым оркестром при помощи моей крикетной биты. Закончив концерт, он пожелал нам «парализовать противника в вечной борьбе за ослепительную славу». Мы напустили на себя как можно более агрессивный вид, а Бешеный Пес ударил кулаком дверь туалета и оставил вмятину.

Мы выбежали на новое поле для крикета, названное по­лем Годфри Эллиса в честь бывшего ученика школы, став­шего первой жертвой Второй мировой войны. Правда, по словам Жиртреста, на самом деле этот Годфри утонул в га­вани Дурбана, свалившись с мостков, когда махал на про­щание своим родным.

Наша команда выглядела очень впечатляюще в крикет­ной форме с длинными брюками. Со стороны родителей последовали жиденькие вежливые аплодисменты, а со сто­роны зеленого «рено-универсала», припаркованного у зрительного экрана — пронзительные гудки. Я не осмелил­ся взглянуть на предков и сосредоточенно занял позицию слева от ворот (мое место на поле). После первого срезав­шегося мяча Рэмбо подошел к Бешеному Псу (его пробеж­ка теперь простирается до самой ограничительной веревки). Возвращаясь на свое место, Рэмбо перекинулся парой слов с отбивающим из колледжа Дрейк, который, признаться, выглядел слегка озадаченно. Затем Папаша прокричал: «Игра!» — и Бешеный Пес с ревом бросил мощный круче­ный мяч, перелетевший через голову отбивающего. Затем подбежал к нему и зарычал, как собака. Тут Рэмбо крик­нул:

— Спокойно, Пес! Помни, это всего лишь игра!

Отбивающий команды противника слегка перепугался и покосился на своего левого игрока. Второй мяч выбил у ка­литки средний столбик. Рэмбо с Бешеным Псом подбежали друг к другу, крепко обнялись и обменялись торжествующи­ми жестами посреди поля. Папа бросился к машине и снова просигналил.

Дальше все продолжалось по той же схеме. Рэмбо шептал что-то на ухо отбивающим, а Бешеный Пес по очереди вы­водил их из игры. Блестяще отыграв свою партию, он с уста­лым видом пошел к крайней левой границе поля, а изнурен­ный голодом и жаждой Папаша, в свою очередь, направился к шезлонгам Мильтонов. Папа разжег гриль и наготовил со­сисок с жареным луком. Я отдал маме три письма для Ру­салки — передать их через Мардж. Решил, что так быстрее, чем по почте. К сожалению, Папаша с папой затянули марш Мендельсона. Я застеснялся и убежал в раздевалку. Но успел обратить внимание, что родители Мартина Лесли, которые припарковались рядом с моей семейкой, передвинули свои шезлонги на другую сторону поля, под деревья.

Саймон буквально разорвал колледж Дрейк в клочья. Он набрал 91 из 115 очков. Это просто чудо, и я не преувели­чиваю. Несчастные отбивающие из колледжа Дрейк весь матч только и делали, что сокрушительно качали головами и орали друг на друга за дурные подачи, которые с каждым разом становились все хуже и хуже.

 

КОШМАР В СОРТИРЕ

20.10.Кино в субботу вечером: сегодня смотрели «Кра­мер против Крамера» с Мерил Стрип и Дастином Хоффманом (настоящим Человеком Дождя). Хоффман в этом фильме разговаривает нормально, что не может не радовать. К сожалению, первые десять минут действие развивалось очень медленно, поэтому я выскочил из комнаты попить. И тут услышал, как кто-то из первокурсников плачет в туа­лете. Я попытался заговорить с ним, но он не ответил. И тут ворвался Верн: проверить, что происходит в его любимом сортире. Он приказал первокурснику убираться вон из ка­бинки. Человек Дождя вознамерился доложить Укушенно­му о бедном новичке, заскучавшем по дому. Его возмутило, что кто-то осмелился рыдать в его туалетах без спросу. Верн написал на бумажке письменное предупреждение и подсу­нул его под дверь. Я пытался было остановить его, но он пригрозил настучать на меня Укушенному за «непотребное поведение в туалетах и на прилегающей территории». (Не могу поверить, что такой пункт действительно значится в школьных правилах!)

Затем Верн начал дубасить в дверь, после чего нацарапал второе предупреждение и просунул его в кабинку. К сожа­лению, записка попала в лужу вонючей сортирной воды. Пока Верн в ярости строчил вторую версию второй преду­предительной записки, гневно бурча себе под нос, как Голлум [Один из ключевых персонажей произведений Джона Р. Р. Толкина «Хоббит, или Туда и обратно» и «Властелин Колец».], появился Гоблин и поинтересовался, что происходит. Верн сказал, что в туалете засел преступник. Гоблин отве­тил, что единственный способ выманить крысу из норы — затопить сортир сверху.

— Затопить сортир, — завороженно повторил Верн, буд­то Гоблин только что раскрыл ему секрет лекарства от рака. Гоблин набрал целое ведро воды и вылил его в кабинку через верх двери. Раздался треск, всплеск, а затем тишина. Верн яростно застучал в дверь и приказал преступнику покинуть укрытие. Щелкнула задвижка, и из кабинки, пошатываясь, вышла Юнис — уборщица. Глаза у нее были заплаканы, а в дрожащих руках она держала промокшую записку. Мое сердце упало. Мне самому захотелось заплакать. Гоблин пробормотал «О, черт!», а я не сказал ничего. Юнис про­шаркала мимо и скрылась за дверью в корпус. Верн с гром­ким звуком выдернул клочок волос. В туалете воцарилась полная тишина.

Но одними лишь угрызениями совести мы не отделались: Андерсон как раз ошивался неподалеку и пил чай. Он видел все, что случилось, и мы оказались в полном дерьме. Андер­сон приказал нам извиниться перед Юнис письменно. (Верн тут же принялся строчить в блокноте.) Нам также придется отработать час на огороде у Юнис в удобное для нее время. Гоблин сказал, что ни за какие шиши не согласен вкалывать на огороде у чернокожей, и в ярости умчался в гостиную.

Чувствую, что предал Борьбу за равноправие. Ведь я да­же ничего не сделал. Попытался найти Лутули и посовето­ваться с ним, но он уехал в Йоханнесбург выступать с ре­чью, и мне ничего не осталось, как вернуться в гостиную смотреть кино. В фильме «Крамер против Крамера» рас­сказывалось о разводе, и я вспомнил Русалку. Снова вышел и позвонил ей, но Мардж сказала, что она гуляет с друзья­ми. Тут я представил ее с другими мальчишками и заревно­вал. В конце концов, сказал Вонючему Рту, что у меня бо­лит голова, и пошел спать.

 

ВОСКРЕСЕНЬЕ, 20 ЯНВАРЯ

После службы понесся через двор, чтобы успеть в столовую прежде, чем туда доберется Жиртрест. (Преподобный Би­шоп читал проповедь о вине и хлебе, и Жиртрест заявил, что он собирается сожрать весь бекон с нашего стола.) Но меня остановил громкий визг тормозов, за которым после­довал радостный писк. Джулиан вернулся!

Он подбежал ко мне с выражением панического ужаса на лице. Я поздоровался, и, услышав, что голос у меня пока не сломался, Джулиан заверещал от восторга. На Пасху наш хор едет на гастроли в Йоханнесбург. Джулиан погрозил мне пальцем, звякнув браслетами на запястье, и проговорил:

—         Не дай бог твои орешки опустятся хоть на дюйм!

 

ПОНЕДЕЛЬНИК, 21 ЯНВАРЯ

Заголовки в утренних газетах гласили: ПРОВАЛ ШОРТА

Вся первая страница была посвящена отцу Александра Шор-та, которого арестовали по обвинению в мошенничестве, растратах и отмывании денег. В газете говорилось, что даль­нейшие обвинения будут предъявлены по окончании рассле­дования. Александр и наша школа в статье тоже упоминались, и, судя по написанному, его папаша — скользкий тип. Про­читав статью, Рэмбо треснул ладонью по кровати и сказал:

—   Вот чего нам не хватало. В Безумной Восьмерке те­перь есть настоящий преступник!

Гоблин с Жиртрестом пришли в такой восторг от того, что теперь им придется тусоваться с сыном арестованного, что после завтрака потащили нас прямиком в медпункт. Од­нако сестра Коллинз встретила нас у двери с криками: «Опо­здали! Опоздали!» И отказалась пускать.

Лишь на перемене мы выяснили, что, говоря «опозда­ли», сестра Коллинз имела в виду то, что Александр Шорт уехал из школы, потому что его папаша подвергся ликвида­ции. Жиртрест заявил, что ликвидация — это что-то вроде китайской пытки водой, но я знал, что он врет, потому что слышал, как Вонючий Рот объяснял, что «ликвидация» означает замораживание счетов в банках.

Проведя четыре дня в школе и всего один в нашей спаль­не, Александр Шорт исчез, но имя его не было забыто. Ему уже придумали целых три клички, и вся школа только о нем и говорит. Отныне он стал известен как:

Шорт в Законе Алекс - Криминалитет Съешь - Мои - Шорты

Рэмбо провозгласил, что Шорт в Законе всегда останется почетным членом Безумной Восьмерки, потому что сделал ее еще более загадочной.

А кровать Геккона снова пуста.

12.00.Первый двойной урок актерского мастерства с Ви­кингом, который, как всегда, безумен и свиреп. Он произ­нес страстную речь, сравнив театр с мафией. Говорит, что режиссер в театре — как наркобарон, а актеры — его мулы, перевозящие наркоту через границу. Гоблин развеселился и спросил Викинга, не употребляет ли тот. В ответ препод треснул его по башке папкой-скоросшивателем и на час за­пер в костюмерной.

От Русалки по-прежнему ни слуху ни духу. Так и не пе­резвонила и не написала. Надеюсь, она не разочаровалась из-за того, что мне почти пятнадцать, а я по-прежнему Малёк? Не считает ли она меня недоразвитым, трансвести­том или чего похуже?

 

ВТОРНИК, 22 ЯНВАРЯ

Звонил Русалке, но она не взяла трубку.

Гоблин сказал, что Укушенный в бешенстве оттого, что Шорт в Законе уехал из школы. Якобы он считает, что Без­умная Восьмерка проклята, и срочно подыскивает нового кандидата нам в соседи.

14. 00.Второй раз в этом году нашу спальню посетила по­лиция. На этот раз — инспекторы, которые прочесывают вещи и одежду Шорта в Законе. Большинство его вещей так и остались лежать в чемодане. Никаких зацепок копы не нашли. (Жиртрест с Гоблином уже обыскали его шмотки вчера вечером, правда, их, скорее всего, интересовала пор­нуха и съестное.) Под взором дергающегося глаза Укушен­ного детективы взломали шкафчик Шорта.

Затем они забрали все его имущество. У меня такое впе­чатление, что Александр Шорт мне вообще приснился и на самом деле его никогда не было.

Окончилась неделя халявы для первогодок. Пора им стать рабами! К несчастью, Андерсон приказал Безумной Вось­мерке не трогать мелкоту еще неделю, не то быть нам заби­тыми до смерти.

 

СРЕДА, 23 ЯНВАРЯ

Скучаю по дому. Позвонил маме, но та сказала, что ей пора бежать. В отчаянии позвонил Вомбату, но та поду­мала, что я свидетель Иеговы, назвалась еврейкой и заво­пила: «Иом-кипур! Иом-кипур!» — а потом повесила трубку.

Сегодня было первое занятие клуба приключений с тренером команды регбистов мистером Холлом. Он по­ведал о том, что ждет нас в следующих двух семестрах. Это спуск со скалы на веревке, скалолазание, уроки вы­живания, приготовления пищи в условиях дикой природы и курс первой медицинской помощи. А во втором семе­стре мы отправимся в трехдневный приключенческий по­ход без присмотра учителей! Бешеный Пес счастлив, что в кои-то веки сможет получить высший балл хотя бы по одному предмету.

14.30.Прослушивание в хор. Меня выбрали главой сек­ции мальков (сопрано). Плохо то, что мне не нужно ничего делать, только сидеть в конце ряда. А самое унизительное, что я теперь единственный второкурсник среди мальков и единственный член Безумной Восьмерки, поющий в хоре. (Жиртрест тоже пришел на прослушивание, но его снова не взяли. Он так расстроился, что Джулиан пообещал поста­вить его в резерв на случай, если кто-нибудь из теноров от­кинет копыта.)

21.45.Рэмбо держал Верна, а Бешеный Пес тем временем отрезал Картошке второе ухо. Бедняга Верн обезумел от го­ря, разрыдался и полночи пытался примотать ухо на место рыболовной леской. Мне было его не жалко, потому что я слишком скучал по дому.

Снилось, что прощаюсь с Русалкой на вокзале. (Наде­юсь, это не означает, что она меня бросит.)

 

ЧЕТВЕРГ, 24 ЯНВАРЯ

06.30.РУСАЛКА ПОЗВОНИЛА!!! Только я начал ду­мать, что между нами все кончено, как она позвонила и ска­зала, что любит меня и просто была занята. Оказывается, друзья записали ее на конкурс «Юная Мисс Дурбан», но она еще не решила, будет ли участвовать. Ей понравилось мое письмо про злоключения Шорта в Законе, и она по­обещала ответить мне на днях.

Поговорив с моей Русалкой, я почувствовал себя намно­го счастливее и перестал скучать. Рэмбо говорит, что нельзя так зависеть от бабы. Я кивнул, хотя не совсем понял, что он имеет в виду.

14.30.Плохая новость: моя подача из плохой преврати­лась в просто кошмарную. Я умудрился бросить мяч, кото­рый отскочил от земли трижды, прежде чем попасть к отби­вающему. (Саймон выбил его аж за железнодорожные пу­ти.) Видимо, моя уверенность в себе куда-то делась, потому что каждый раз, когда я бегу подавать, мне почему-то ста­новится стыдно за себя. (Не помогает и то, что после каж­дой моей подачи Бешеный Пес выкрикивает: «Ослиная ка­кашка!») После десятого позорного мяча за тренировку Папаша отвел меня в сторонку на пару слов. Я попытался пробить его на жалость и сказал, что в последнее время сам не свой. Папаша пристально поглядел на меня поверх очков и ответил: «А чей же ты тогда?» Расхохотавшись, он сказал, что я превращаюсь в размазню. Я в ярости помчался на свое место, чтобы доказать, что он неправ, но следующий же мой мяч опять выбили за линию поля.

 

ПЯТНИЦА, 25 ЯНВАРЯ

11.00.Попал в сборную на завтрашний матч против кол­леджа Вествуд. Ненавижу каждый раз по пятницам плестись в столовую и просматривать списки — что, если меня не включили? Рэмбо бы мне этого никогда не простил.

Сдвоенный урок рисования с мистером Лилли превра­тился в настоящий цирк. Бедняга Лилли, кажется, побаива­ется Рэмбо, Гоблина и Жиртреста, поэтому все его учитель­ское внимание было направлено на меня. Увы, рисование не мой конёк (правда, я неплохо леплю из пластилина). Но я пытался строить из себя профессионала, разложив на столе аккуратно заточенные цветные карандаши. Лилли приказал нам нарисовать то, что мы любим больше всего. Жиртрест изобразил гамбургер, Гоблин — гигантские сиськи, Рэмбо — себя, а Верн — великолепный портрет Роджера. Я попытал­ся нарисовать Русалку, но на полпути понял, что рисунок мой совсем на нее не похож, да и вообще даже близко не напоминает человеческое существо. Поэтому я переиначил его под странное дерево с большими буферами. Лилли при­шел в восторг, увидев, что у Верна талант к рисованию, и попросил его нарисовать автопортрет. Верн взялся за каран­даши, сосредоточенно высунув язык, и снова изобразил Роджера. Лилли не знал, как реагировать, поэтому захлопал в ладоши и объявил Верна импрессионистом. Интересно, он умеет рисовать только Роджера или же считает себя Род­жером? В обоих случаях основания для беспокойства име­ются.

Весь день тренировал подачу на поле. Папаша посовето­вал положить носовой платок в то место, куда я хочу заки­нуть мяч, и считать, сколько раз попаду в него. К сожале­нию, за полчаса непрерывных тренировок я не приблизился к платочку ни разу (правда, один раз мяч попал в него, предварительно отскочив от поля дважды). Решил для при-ободрения заменить платок на большое полотенце, но и сле­дующие десять раз промазал. Поэтому бросил все и пошел в магазин за едой.

 

СУББОТА, 26 ЯНВАРЯ

Сегодня на матч пришлось ехать в колледж Вествуд. Беше­ный Пес так возбудился, что открыл окно в автобусе, что­бы удобнее было лаять на людей, проезжавших мимо. Всем было интересно, играет ли по-прежнему в вествуд-ской команде их первый подающий (тот, который в про­шлом году приехал на своей машине) или он уже умер от старости.

По прибытии мы увидели первого подающего (того са­мого, на своей машине). Он сидел у входа в раздевалку, читал «Уикли Мейл», а у его ног маленький мальчик на­чищал биту. Мой папа тоже приехал. Он исполнил бое­вой танец перед нашим автобусом, когда тот затормозил. К сожалению, перед нами ехали еще первокурсники, ко­торые перепугались до смерти и отказались выходить из автобуса, пока папа не отойдет на безопасное расстоя­ние.

Я украдкой поискал глазами наш зеленый универсал и увидел четыре разложенных шезлонга. (Обычно их только три.) Сердце трижды перевернулось: вдруг предки прита­щили Русалку? Но моя фантазия рассыпалась в прах, когда я увидел на заднем сиденье дикую фиолетовую шевелюру. Вомбат! Как я ни старался смотреть в другую сторону и по­скорее нырнуть в раздевалку, бабуля все же оглушительно завопила «Дэвид!» Решил откликнуться, а то еще потащит­ся за мной в туалет. Под пристальными взглядами окружа­ющих я, ссутулившись, поплелся к ней. По мере моего при­ближения лицо бабули вытянулось, она повернулась к маме и сказала:

— О Боже. Он все больше похож на отца. Неужели ни­чего нельзя сделать?

В раздевалке всем захотелось знать, почему у моей ба­бушки фиолетовые волосы и с какой стати она зовет меня Дэвидом. Я ответил, что ее объявили невменяемой еще в 1977 году, а в детстве она поубивала всех своих братьев и сестер. (Это было вранье, но надо же было сделать так, что­бы никто не вздумал подойти к ней и начать разговор.) Бе­шеный Пес был впечатлен до глубины души тем, что моя бабушка оказалась психопаткой.

К счастью, мне не пришлось ни подавать, ни отбивать: Саймон с Бешеным Псом разгромили Вествуд без посто­ронней помощи. Предки ушли вскоре после обеда, потому что бабуля налакалась и стала неуправляемой.

 

ВОСКРЕСЕНЬЕ, 27 ЯНВАРЯ

На утреннем причастии наш хор пел просто чудесно. Пере­одеваясь в ризнице после выступления, Джулиан похвалил секцию сопрано под моим руководством. Затем он шлепнул по заднице Сент-Джона Лайла (солиста теноров) и сказал, что в «Славься, Боже» теноры переврали всю свою партию. Поэтому Джулиан не позволит им ехать на гастроли, если они немедленно не исправятся. Сент-Джон Лайл (все зовут его Син-Джин) ужасно расстроился и принялся сбивчиво бормотать что-то в оправдание, а очки у него запотели.

Позвонил Русалке, чтобы выяснить, как прошел конкурс красоты. А ее мама сказала, что она ушла с друзьями празд­новать — ее выбрали «Юной Мисс Дурбан — 91»! Я так разволновался, что у меня руки затряслись. Моя девушка — королева красоты и супермодель! Я — самый счастливый па­рень на целом свете!

После ужина позвонил ей снова, но Мардж сказала, что Русалка осталась ночевать у подруги.

20.00.Собрание общества «Африканская политика». Наш состав остался таким же, поэтому я по-прежнему младше всех.  Лутули  выбрали  председателем.  Линтон

Остин, который вернулся в школу на прелуниверситетский курс до августа (он отправится в Кембридж), избран казна­чеем. Джеральд выдвинул сам себя на все должности, но его никем не выбрали. Видимо, ребята так и не простили ему прошлогодней оплошности, когда он заявил, что апарте­ид — это не так уж плохо. А потом стал отрицать, что когда-либо утверждал нечто подобное.

Я же очень обрадовался, когда меня сделали секретарем. Но радость длилась ровно до тех пор, пока я не узнал, что в мои обязанности входит вести протокол собрания. (По сути это означает, что я должен записывать все, что говорят дру­гие, и зачитывать протокол предыдущего собрания на сле­дующем.) Это уже моя вторая должность, не предусматри­вающая абсолютно никакого лидерства. Верн хотя бы впра­ве доносить на тех, кто тратит слишком много туалетной бумаги!

 

ПОНЕДЕЛЬНИК, 28 ЯНВАРЯ

На первой странице утренней газеты Русалкина фотогра­фия. Она на ней просто красотка: с маленькой короной на голове и большими голубыми глазами, полными счастливых слез. Надпись под фотографией гласила: «ЛЮБИМИЦА ДУРБАНА». Гоблин прикрепил вырезку на доску объявле­ний в нашем корпусе и написал под снимком «ЖЕНА МАЛЬКА», пририсовав стрелочку, ведущую Русалке в де­кольте. А еще снял с газеты копию «для личного пользова­ния». Я бросился звонить Русалке, но ее брат сказал, что «Нортглен Ньюс» берут у нее интервью и она не может по­дойти. Позвонил маме — та уже слышала новость, они с па­пой как раз отмечали ее шампанским за завтраком.

ВТОРНИК, 29 ЯНВАРЯ

Позвонила Русалка. Голос у нее был очень счастливый — не припомню, чтобы раньше слышал ее такой. Она выиграла шопинг на тысячу рандов и бесплатный абонемент в аква­риум в любое удобное время. Еще ей надарили цветов, дра­гоценностей и дизайнерских шмоток. Потом она сказала, что любит меня и ей пора идти.

Вот увидите, через каких-то пять лет мы станем шикарной голливудской парой, как Ричард Гир и Синди Кроуфорд!

21.30.Грег Андерсон сообщил, что нам теперь можно к первокурсникам. Сезон охоты на новичков официально от­крыт, но староста поклялся, что будет следить за нами, как ястреб. Потом он выключил свет и захлопнул дверь. Мы тут же сбежались к кровати Рэмбо. Тот сказал Верну, что он может взять с собой Роджера, но Картошку придется оста­вить в шкафчике, потому что наличие плюшевого медведя в Безумной Восьмерке испортит все впечатление.

Мы по одному проскользнули в спальню первокурсни­ков. Жиртрест зажег свечи на полу и две ароматические па­лочки. Рэмбо приказал новичкам слезть с кроватей и вы­строиться в ряд перед свечами.

— Итак, ребята, мы со второго курса. Я Рэмбо, ваш ко­роль. Любые дела нужно сперва согласовать со мной. Ни при каких обстоятельствах мне нельзя отказывать или со­противляться. — Он повернулся к Саймону. — Это Саймон, лучший игрок в крикет за всю историю этой школы. — Даль­ше стоял Жиртрест. — Жиртрест — самый прожорливый ученик, которого знавали эти стены. Он весит 200 кило­граммов, умеет пукать в течение 30 секунд и обладает сверхъестественными способностями. — Жиртрест сурово оглядел первоклашек и зажег еще одну свечу. Следующим по списку был Гоблин — Рэмбо хлопнул его по плечу. — А это Гоблин — величайший порнограф со времен Хью Хефнера. Если ваша мама позировала голой с конем, по­верьте, у него найдется этому подтверждение. — Настала очередь Бешеного Пса, который достал свой охотничий и разделочный нож. В свете свечного пламени новички выта­ращились на него во все глаза. — Бешеный Пес — дикарь, машина для убийства. Что бы вы ни делали — никогда не смотрите ему в глаза! — При этом Бешеный Пес громко за­лаял и метнул нож, который вонзился в старый шкафчик Геккона. Тут пришла моя очередь. — А это наш Малёк — ак­тер и певец. Его девушка — супермодель. К сожалению, он еще и голубой, поэтому в душе держитесь от него подаль­ше. — У меня отвисла челюсть. Я попытался что-то вста­вить, но Рэмбо зыркнул на меня, и я замолк. — А это Чело­век Дождя. В прошлом году он сбежал из школы, украл сто пятьдесят трусов и вырвал половину волос на своей башке. Из всей Безумной Восьмерки он самый двинутый — держи­тесь от него подальше, особенно когда темно! — Верн безу­мно заулыбался и вырвал клочок волос. Первокурсники та­ращились на него с раскрытыми ртами. Затем Рэмбо пред­ставил Роджера, вид у которого был совершенно дикий, и попросил Жиртреста открыть церемонию сверхъестествен­ным ритуалом.

В течение следующих тридцати минут балом правил Жиртрест — он зажигал свечи, пел какие-то мантры, коро­че, вел себя странно. Он рассказал новичкам про призрак Мак Артура, объяснив, что Мак Артур был учителем англий­ского, который повесился в часовне в 1944 году, и загадка его смерти до сих пор не раскрыта. Потом он очень долго вещал о смерти Геккона, которая, по его словам, случилась сразу после появления школьного призрака. На протяже­нии всей лекции о паранормальных явлениях первокурсни­ки пялились на него глазами-блюдцами в полной тишине. Все, кроме Щуки-младшего — тот хитро улыбался и явно не верил ни одному слову.

Рэмбо снова выступил вперед и произнес:

— Кличка нашего начальника корпуса — Укушенный, а его жена — Ева, школьный психолог. Я могу заняться с ней сексом в любой момент. — Тут кое-кто из Безумной Вось­мерки недоверчиво вскинул брови, но никто ничего не ска­зал. Затем Рэмбо заявил, что настало время дать новичкам официальные прозвища. Там были трое мальчишек, очень похожих друг на друга, и по странному совпадению двоих из них звали Майклами (третьего — Марком). Мы выясни­ли, что они не родственники, но Гоблин сказал, что вполне возможно их мать что-то недоговаривает и все они из одно­го помета. Рэмбо решил окрестить всех троих Дэррилами — в честь братьев Дэррилов из «Шоу Боба Ньюхарта»[ Комедийное шоу, которое показывали в США с 1982 по 1990 год. Рассказывает о владельцах гостиницы в маленьком городке, населенном различными эксцентричными персонажами, в том числе Ларри, Дэррилом и Дэрриллом, женатых на очень болтливых женщинах.]. Еще одного парня я назвал Джейар Юингом [Главный герой телесаги «Даллас», нефтяной магнат из Техаса, кото­рого играет Ларри Хэгман.] — он вылитый ак­тер из «Далласа». Его настоящее имя Рой, и, кажется, его не слишком впечатлила новая кличка. К тому же он гораздо крупнее меня, и я уже пожалел, что прицепился к нему. А парня, который лежит на месте Геккона, Бешеный Пес прозвал Карликом.

Щуку-младшего Саймон сперва окрестил Яйцеголовым, но позднее сменил прозвище на Щучку. Наконец, послед­нему, самому высокому новичку кличку придумывал Жир­трест и решил назвать его Глистом. Тут Верн попросил, нельзя ли переименовать одного из Дэррилов в Роджера, но Рэмбо ответил, что ему нравится симметрия трех Дэррилов. Решив, что первокурсникам нужно придумать общее назва­ние, мы нарекли их Нормальной Семеркой.

НОРМАЛЬНАЯ СЕМЕРКА

Три Дэррила, Джейар Юинг, Карлик, Щучка, Глист

 

СРЕДА, 30 ЯНВАРЯ

Утром Папаша наорал на меня во дворе за то, что я забыл прийти к нему на обед в понедельник. Он обещал вычер­кнуть меня из списка людей, которым посылает поздрави­тельные открытки на Рождество, и обозвал «преступным паразитом». А потом прокричал:

— В понедельник, 4-го, Мильтон! Ведь если я еще раз разогрею рождественскую индейку, она развалится!

Я пообещал, что на следующей неделе точно не забуду. Папаша поправил свою зеленую охотничью шляпу, напра­вил трость на Зассанца Пита и со словами «Уходит, пресле­дуемый медведем!» был таков.

12.15. КЛУБ ПРИКЛЮЧЕНИЙ

Бешеный Пес признался, что вчера ночью почти не спал — волновался перед занятием в клубе приключений. Жиртрест в ужасе и считает, что не выживет, если придется заниматься скалолазанием: веревки-то лопнут. Никто точно не знает, сколько он весит. Рэмбо утверждает, что двести килограм­мов, но мне кажется, это невозможно. Сам Жиртрест гово­рит, что сломал мамины весы, которые доходят до 120 кг. Возможно ли, что он весит втрое больше меня и может со­жрать меня во сне?

Мистер Холл провел нас через спортивное поле, и мы оказались за территорией школы. С отвращением он смо­трел, как Жирный перегнулся пополам, опершись о забор­чик. Бедняга Жиртрест, ведь мы еще не дошли даже до пло­тины! У мистера Холла был с собой продолговатый футляр, в котором, по догадкам Бешеного Пса, лежала двустволка. Когда мы покинули территорию школы и очутились в лесу, мистер Холл расстегнул футляр, и оказалось, что Бешеный Пес был прав.

—Она просто красотка, сэр, — восторженно присвист­нул он.

—Ну что, — прохрипел мистер Холл, — кто из вас, слаба­ков, дальше всех кидает? — Верн поднял руку, а вслед за ним и остальные. Мистер Холл задумался и объявил, что устраи­вает конкурс. Жиртрест вышел на середину поляны. Он ды­шал так, будто у него вот-вот случится приступ астмы, но так и не смог поучаствовать в конкурсе, потому что вынужден был держаться за дерево двумя руками. Мы начали швырять камни в деревья, и Бешеный Пес выиграл с большим отры­вом. Затем мистер Холл отвел нас на гору над плотиной, и мы увидели стаю нильских гусей
[Разновидность гусей, обитающая в Африке], мирно плавающих в запруде.

—Слушай, Бешеный Пес. Ты должен бросить камень в самый центр запруды, рядом с этими гусями. Докинешь или слабо? — Бешеный Пес улыбнулся, отбежал метров на трид­цать, разбежался и швырнул. Камень пролетел над стаей на другой край запруды и приземлился в камышах. Мы заапло­дировали, а Бешеный Пес залаял и продемонстрировал нам свой бицепс. Мистер Холл закурил трубку и задумался. Вы­пустив огромный клуб дыма, он приказал Бешеному Псу попробовать снова.

На этот раз Пес бросил камень, который чуть не убил гу­сей. Те громко закрякали и полетели нам навстречу. Мистер Холл схватил винтовку и нацелился. Раздался хлопок, хрип, и мертвый гусь шлепнулся в воду. Мистер Холл отдал вин­товку Бешеному Псу, затянулся трубкой и сурово посмотрел на нас. Затем выдохнул и проговорил:

— Так. А кто из вас лучше всех плавает?

На этот раз руку поднял один Верн.

ЧЕТВЕРГ, 31 ЯНВАРЯ

Получил письмо от юной «мисс Дурбан — 91». К сожале­нию, Русалка отправила его,на прошлой неделе, еще до то­го, как прославилась.

На уроке рисования нам приказали нарисовать натюр­морт. Мистер Лилли вынес большую вазу с фруктами, ово­щами, ветками и листьями, из которых каждый мог собрать композицию. Гоблин нарисовал два личи и банан, располо­жив их в виде члена с яйцами. Увидев его творение, мистер Лилли зарделся, захихикал и высморкался. Рэмбо нарисовал автопортрет с яблоком, а Верн — Роджера. Мистер Лилли всерьез обеспокоен тем, что Верн не может рисовать ниче­го, кроме Роджера. Он тщетно пытался заставить его изо­бразить что-то другое, но Верн упорно отказывался.

23.00.Рэмбо с Бешеным Псом разбудили первокурсников и приказали им идти на ночное купание. Один из трех Дэрри­лов отказался и захныкал. Тогда Рэмбо прижал его, а Жиртрест ослабил пояс пижамы и пригрозил пукнуть ему в нос. Дэррил тут же согласился на купание и вылез в окно, всхлипывая и дрожа. Глист полез последним, и Жиртрест предупредил его, чтобы тот не застрял в окне часовни. Мы проследили за Нор­мальной Семеркой до тех пор, пока те не скрылись в часовне, а потом вернулись в свою спальню и стали ждать, что будет. Не прошло и минуты, как двери распахнулись и вошел Андерсон, ведя за собой толпу старост и старшекурсников. Они промар­шировали через нашу спальню в общежитие первого курса.

Спустя примерно полчаса вернулись члены Нормальной Семерки. Они запыхались, хихикали и пребывали в состоя­нии легкого мандража. По одному они пролезли в окно и уле­глись по кроватям. Потом вдруг раздались вопли и визг, и за­жегся свет. Это была подстава! Гоблин не сдержался и бросился в нашу старую спальню, а мы побежали за ним. Андерсон са­модовольно расхаживал по комнате с обрубленной хоккейной клюшкой. Вошел Эмбертон с палочкой сахарного тростника, которая засохла и превратилась в мерзкий желтый стебелек.

Под всхлипы трех Дэррилов Андерсон ходил по спальне, раздавая тумаки за безответственность и за то, что перво­клашки позорят лицо школы. Эмбертон при каждом удоб­ном случае молотил пожелтевшей тростниковой палочкой о шкафчики.

Затем Карлик по глупости поднял руку и сказал: — Извините, сэр, нас Рэмбо заставил... — И заревел. К сожалению, Верн подхватил эстафету и зашмыгал носом, переминаясь с ноги на ногу рядом со мной. Увидев, что все смотрят на него, а не на Карлика, он прокричал: «Ночное купание!» (довольно громко) — и с безумным видом при­нялся наглаживать Роджера. При виде его неадекватного поведения Андерсон растерялся и надолго замолчал, но по­том заговорил снова:

—   Значит, ты, Карлик, обвиняешь Рэмбо в том, что он заставил тебя вылезти в окно, добежать до плотины и вер­нуться обратно?

Карлик кивнул и всхлипнул. Рэмбо с недобрым видом шагнул вперед. Карлик заплакал, а вместе с ним и Верн. Роджер протяжно завыл, а нам только и оставалось, что та­ращиться на это сборище придурков.

Андерсон предоставил первоклашкам выбор: или они по­лучают шесть ударов палкой от него и Эмбертона, или он сдает их Укушенному, а там уж как повезет. На выходе из нашей спальни он подмигнул Рэмбо, остановился у выклю­чателя и сказал:

—   Непривычно, небось: случилась заварушка, а вы в кои-то веки ни при чем. Продолжайте в том же духе. — С этими словами наш староста выключил свет.

Сегодня я понял две вещи:

1)   Подстава с ночным купанием для первокурсников — традиция нашего корпуса. (Жаль, что я не знал этого в про­шлом году!)

2)   Волосы у новичков были сухие, что означает, что до плотины они так и не добрались и вряд ли купались.

Как говорит папа каждые двадцать минут во время про­смотра новой серии «Мэтлока», «сюжет становится все бо­лее запутанным»!

 

СУББОТА, 2 ФЕВРАЛЯ

Больше часа ехали на автобусе, и все зря: Арлингтон-Хай забыли подготовить поле. Хотя может, их тренер соврал, но мы этого никогда не узнаем. В общем, он сказал, чтобы мы не утруждали себя и даже не выходили из автобуса, потому что их команда ушла домой. Папаша пришел в ярость и об­винил тренера в трусости, профессиональной некомпетент­ности и нарушении этики. В ответ тренер обозвал нас куч­кой снобов и возмущенно удалился. Папаша жутко разо­злился и велел водителю автобуса отвезти нас в отель «Роял» на чай с бисквитами. Перед тем как мы отъехали, я заметил высокую жилистую фигуру, которая пряталась в кустах, провожая взглядом наш автобус. Готов поклясться, это был Шорт в Законе! Но солнце било мне прямо в глаза, поэто­му точно утверждать я не могу. По пути в отель Папаша заприметил бар «Грязный козел» и попросил водителя сде­лать небольшую остановочку. Как понимаете, в «Роял» мы так и не попали.

20.00.В субботу вечером смотрели «Общество мертвых поэтов». Фильм чуть не вызвал революцию. Это потрясаю­щее кино про учителя по имени мистер Китинг, который на­чинает преподавать в частной школе и вдохновляет мальчи­ков, внедряя нетрадиционные методы обучения. (В общем, как Папаша, только без мата, пьянства и безумных выходок.) В конце, в сцене, когда мистера Китинга вынуждают уво­литься, Верн вскочил и заорал на телевизор. При этом Род­жер слетел с его колен и выпрыгнул в окно гостиной. Вскоре Верн понял, что все на него таращатся, прокричал «Ночное купание!» и сел. Фильм кончился очень трогательно: все мальчишки повскакивали на стулья, тем самым отдавая честь своему учителю. Должен признаться, я очень вдохновился и покинул гостиную с твердым намерением немедленно начать «жить каждым днем». Но Вонючий Рот велел всем отправ­ляться спать, поэтому мне пришлось подчиниться.

ВОСКРЕСЕНЬЕ, 3 ФЕВРАЛЯ

Сегодня хор выступает на вечерне, и у меня выдался сво­бодный день. Находясь по-прежнему под впечатлением от «Общества мертвых поэтов», я предложил Жиртресту от­правиться искать приключений в Ноттингем-Роуд (малень­кий фермерский городок недалеко от школы). Мы взяли два велосипеда и приготовились ехать. Перед самым отъездом Гоблин заявил, что ему скучно и он хочет с нами. Он без спросу взял велосипед Глиста, и мы поехали в город «жить каждым днем».

Велосипеду Жиртреста пришлось несладко под его весом. Мы с Гоблином делали ставки, когда именно у него лопнет шина. Но Жиртреста это, кажется, не волновало. Он коле­сил вперед на огромной скорости. Правда, при этом прихо­дилось каждые триста метров останавливаться и ждать, пока он переведет дыхание. По приезде в Ноттингем-Роуд он тут же купил три пачки чипсов с солью и уксусом. Гоблин попы­тался купить порножурнал, но продавец за прилавком спро­сил у него удостоверение личности. Я купил пакетик сока.

Мы пошли на фермерский рынок, где люди продают то, что вырастили или сделали сами. На подходе мы увидели, что собралась большая толпа, и услышали громкую музыку. Пристегнув велосипеды к забору, отправились На разведку. Огромная вывеска над воротами гласила:

 

КОНКУРС «ЖИРНАЯ САРДЕЛЬКА»

Под надписью красовался неумелый рисунок закрученной спиралью колбасы, залитой томатным соусом. Бросив один взгляд на вывеску, Жиртрест бросился в толпу. Обнаружив, что сегодня в Ноттингем-Роуд проводится ежегодный кон­курс среди любителей сарделек, он чуть не лишился чувств от радости. Плохо было то, что вступительный взнос составлял двадцать рандов, а у нас на троих было только восемнадцать.

Поползав в грязи с полчаса, мы оставили надежду найти счастливую монетку в два ранда и тут увидели брюнетку с большими буферами. Гоблин причмокнул и проговорил:

—   Смотрите и учитесь. Сейчас убью двух зайцев одним выстрелом. — Он подошел к девчонке и сказал: — Привет, крошка, не одолжишь два бакса и телефончик?

Та смерила его взглядом и ответила:

—   Отвали, прыщавый. — Встряхнув шевелюрой, она за­шагала к женскому туалету. Гоблина ничуть не смутило, что его так жестоко отшили, и он сказал, что брюнетка лишь строит из себя недотрогу.

Заявки на участие принимали до полудня, и за десять минут Гоблин с Жиртрестом наконец решили, что един­ственный способ раздобыть денег — заставить меня петь, в то время как Гоблин будет ходить с кепкой по кругу. Я наот­рез отказался, но Жиртрест пообещал нам с Гоблином треть выигрыша (если выиграет, конечно). За победу в конкурсе «Жирная сарделька» дают сто рандов и пол-овцы. Мы наш­ли свободное местечко рядом с палаткой, где торговали аба­журами. Я откашлялся и запел «Еще один день в раю». Ря­дом с кепкой в руках стоял Гоблин. Жиртрест заявил, что ему нужно сосредоточиться, прислонился к забору и при­нялся уминать третью пачку чипсов.

Не успел я затянуть припев, как вокруг собралась толпа человек из двадцати, которым явно нравилось мое пение. Они смотрели на нас, как на странных цирковых уродцев. Когда я допел, все захлопали, а Гоблин пустил кепку по кру­гу и жестом приказал мне продолжать петь. Тогда я затянул «Я все еще не нашел то, что искал» и, кажется, попал в точ­ку, потому что вскоре сбежалась огромная толпа и половина людей стала подпевать. В конце песни все захлопали и за­кричали «браво», а Гоблин снова пустил кепку. Приказав мне петь дальше, он вручил Жиртресту два ранда, которых не хватало, и тот бросился к фургончику, где проводился конкурс, чтобы заплатить вступительный взнос.

Далее я порадовал своих зрителей исполнением песни «Последний отсчет». (Я знаю слова, потому что предки по­ют эту песню по всем праздникам.) Тут возник какой-то странный парень с длинными патлами и морщинами, при­тащив с собой гитару и барный табурет. Сев рядом со мной, он заявил: «Ну что, малыш, покажем им рок-н-ролл?» Женщина, торговавшая ветряными колокольчиками, про­кричала: «Почувствуй нашу любовь, детка!» Парень пожал мне руку и сказал: «Мир». Я тоже сказал «Мир». Сунув сигарету под гитарные струны, он спросил у собравшихся, фанатеют ли они от Дженис Джоплин. Пьяный фермер в камуфляже радостно заорал, и придурковатый гитарист за­пел песню, которую я никогда раньше не слышал.

Гоблин весь раскраснелся от волнения и сообщил, что всего за три песни мне удалось заработать восемьдесят шесть рандов! А потом протянул бумажку, которую кто-то бросил в кепку. На ней было написано:

Я СДЕЛАЮ ТЕБЯ ЗВЕЗДОЙ. ЭРРОЛ (НЕ НАСТОЯЩЕЕ ИМЯ) ЗВОНИТЬ ПО ТЕЛЕФОНУ 3663171 (СТРОГО ПОСЛЕ РАБОЧЕГО ДНЯ)

Гоблин сказал, чтобы я не особенно надеялся, потому что, скорее всего, записку оставил какой-нибудь педофил. Ка­жется, Гоблин сам хочет стать моим менеджером!

Толстяк по имени Де Вет (не уверен, имя это или фами­лия) встал и заявил, что на конкурс «Жирная сарделька» поступило рекордное число заявок — тридцать пять. Затем он зачитал правила конкурса.

ПРАВИЛА НАЦИОНАЛЬНОГО КОНКУРСА «ЖИРНАЯ САРДЕЛЬКА»

1.   Перерыв между поеданием сарделек — не более 30 се­кунд.

2.   Сарделька считается съеденной лишь после того, как участник проглотит последний кусок.

3.   Проблевавшийся дисквалифицируется.

4.   В случае ничьей выигрыш делится пополам.

Жиртрест подал заявку одним из последних и оказался двад­цать восьмым из тридцати пяти. Таким образом, у нас было время оценить его противников. Несколько первых участ­ников не смогли доесть даже четыре сардельки. Но потом на сцену вышел гигант по имени Рассел и умял семь штук сра­зу. Правда, на половине восьмой ему пришлось отступить. Жиртрест разнервничался и решил пойти в туалет и изба­виться от съеденных ранее чипсов, чтобы освободить ме­стечко для сарделек. Успешно проблевавшись, он уселся в большое плетеное кресло и ввел себя в транс, как на про­шлогодних собраниях по делу призрака МакАртура. Гоблин встревожился и шепнул мне на ухо, что, по его мнению, Жирный не осилит восемь сарделек, потому что сильно нервничает.

До сих пор лучшим результатом были семь сарделек, съеденные Расселом, а на втором месте была толстая тетка, умявшая пять. Наконец настала очередь Жиртреста. Когда назвали его имя, раздался громкий хохот. Здоровяк вышел на сцену с решительным видом, сел за стол и без остановки прикончил девять сарделек! Затем промокнул рот салфет­кой, взглянул на Де Бета и произнес:

— Большое спасибо. Было очень вкусно.

Толпа заревела и зааплодировала. Гоблин так разволно­вался, что запрыгал на месте и бросился меня обнимать. Остальные соревнующиеся струхнули, и Жиртреста объ­явили чемпионом Ноттингем-Роуда 1991 года по поеда­нию сарделек. Де Бет вручил ему приз: сотню рандов и пол­овцы.

Тут у нас возник долгий спор о том, как протащить по­ловину овцы в школу. Жиртрест предложил запихнуть ее под кофту, но Гоблин возразил, потому что шины Жир-трестова велосипеда и без того чуть не лопаются. (Хотя ду­маю, его куда больше волновало, как бы пол-овцы по до­роге не превратилось в четверть.) Тогда Жиртрест привязал овцу к моему рулю, но после этого меня все время стало заносить на середину дороги. А я и без этого нервничал. Все машины нам сигналили, узнав Жиртреста, и я был вы­нужден махать им одной рукой, одновременно высматри­вая симпатичных девчонок, пытаясь не съехать с велоси­педной дорожки и удержать овцу на руле. В конце концов, овцу отвязали, и Гоблин с гордым видом пристегнул ее к своему багажнику при помощи шести шнурков и моей майки.

К сожалению, по пути домой овца начала разморажи­ваться, и, когда мы приехали в школу, Гоблин выглядел как жертва техасской резни бензопилой. Дальше было хуже: овца не влезла в морозильник в комнате старост. Жиртрест запихнул ее под кровать и сказал, что мы должны съесть ее ко вторнику.

21.00.Меня чуть не стошнило после того, как Жиртрест на моих глазах съел пол-овцы. Бешеный Пес зажарил ее на примусе, но выглядела она почти сырой.

 

СРЕДА, 6 ФЕВРАЛЯ

На репетицию хора заявился Гоблин и заявил миссис Ро­берте, что я ушел в профессиональный шоу-бизнес. Поэ­тому, если она хочет, чтобы я продолжал петь в хоре, при­дется заплатить. Миссис Роберте растерялась, но тут при­шел Джулиан, схватил Гоблина за шкирку и вышвырнул из церкви.

Андерсон затащил Жиртреста в свою комнату и стал до­пытываться, откуда у него под кроватью гнилая овца. Жир­трест попытался объяснить, но Андерсон побил его клюш­кой и заставил написать сочинение о личной гигиене длиной в пять тысяч слов.

На самостоятельных занятиях Жиртрест пустил по за­лу петицию, жалуясь на столь жестокое наказание за столь незначительное преступление. Мы все подписали ее, не­заметно передавая друг другу под взглядом Вонючего Рта, который следил за нами, как стервятник. Наконец бумага дошла до Рэмбо, который прочел ее, запихнул в рот и проглотил, после чего с невозмутимым видом про­должил заниматься геометрией. Жиртрест зашипел на Рэмбо, который с довольным видом жевал петицию, но тут его услышал Вонючий Рот и пригрозил ему грязной тряпкой.

Жир обвинил овцу во всех своих несчастьях и сказал, что, если за его профессиональное чревоугодие будет такая вот благодарность, пора завязать с конкурсами обжор раз и на­всегда. Затем он наорал на Гоблина — своего агента — и зая­вил, что он уволен. Гоблин возразил, что его нельзя уволить, потому что у него есть законный документ, подписанный Жиртрестом, в котором говорится, что Гоблин нанят по­жизненно. Изучив документ, Жиртрест с ворчанием отпра­вился спать, жалуясь, что теперь даже лучшие друзья пыта­ются тебя надуть.

Я лежал в кровати и смотрел в открытое окно. На небе сияла полная луна. Пели сверчки, а вдали слышалось та­рахтение грузовика, взбиравшегося по холму. Страдалец Жиртрест все бурчал и хныкал, и на секунду мне показа­лось, что не так уж это плохо — быть мной. По крайней мере, мне удалось избежать пожизненного контракта с Го­блином.

ЧЕТВЕРГ, 7 ФЕВРАЛЯ

После обеда позвонил Русалке, но та сказала, что ей пора бежать, и мы так и не поговорили.

Посреди ночи проснулся оттого, что Верн бил свой ме­шок для грязного белья моей крикетной битой. Вскоре он понял, что мы с Роджером таращимся на него во все глаза, прекратил избиение и крикнул: «Ночное купание!» Не знаю, заметил ли кто-нибудь кроме меня, но, кажется, Верн переступил новую грань безумия и окончательно стал не­вменяемым.

 

ПЯТНИЦА, 8 ФЕВРАЛЯ

Весь день шел дождь. В три часа на доску повесили боль­шое объявление, в котором говорилось, что завтра все мат­чи по крикету отменяются. А мы должны были играть про­тив колледжа Блэксмит в Дурбане. Должен сказать, в глу­бине души я рад, что игры не будет, потому что во время прошлогоднего матча мама в сарафанчике вышла показать свой удар, и вся команда Блэксмита чуть не надорвалась со смеху.

На следующей неделе важная игра — против Кингз-колледжа. На этот раз играем на нашем поле. Папаша хо­чет, чтобы мы «освежевали их заживо». По его словам, Кингз-колледж — «позорное пятно на нашей репутации». В, воскресенье вечером — командное собрание.

16.00.Бешеный Пес устроил Безумной Семерке уроки по нырянию в грязь. Он выбежал на поле, разбежался и буквально полетел вперед. Проскользив почти всю длину крикетной площадки, он вскочил и завыл по-волчьи. Мне удалось проскользить лишь десять метров, но все равно это было потрясно! Жиртрест опозорился: вместо сколь­жения он просто рухнул, образовав в земле огромный кратер. Обозвав Бешеного Пса дураком, он захромал в медпункт, жалуясь на спину. Вскоре мы все промокли насквозь, но были абсолютно счастливы, пока не приехал мистер Холл и не наорал на нас за то, что портим пло­щадку.

На самостоятельных занятиях Гоблин пустил по кругу записку:

«Вы любезно приглашаетесь засвидетельствовать порку первокурсников у входа в кабинет Укушенного в 20.00».

20.00.Во дворе у входа в кабинет Укушенного собралась огромная толпа желающих засвидетельствовать порку пер­вокурсников. Звездой представления стал Щучка: он вы­скочил из кабинета, потирая задницу, но поскользнулся и упал в канаву. Потом он притворился, будто сделал это на­рочно, но веселящаяся толпа не поверила.

21.45.У входа в корпус послышался громкий визг. Вне­запно входная дверь распахнулась и зажегся свет. На пороге возник Джулиан, прибывший на первую ежегодную яго­дичную инспекцию. Он выстроил первокурсников в ряд и приказал им снять штаны. Сделав несколько фотографий, Джулиан объявил безусловным победителем Глиста, но за­метил, что ягодицы одного из Дэррилов также имеют от­менный рельеф. Страдальцы-первоклашки выглядели ужас­но напутанными, как обычно. Джулиан схватился за голову, изображая крайнее отчаяние, и воскликнул: «О, сколько бы я отдал, чтобы снова стать молодым и вернуть ягодицам бы­лую гладкость!» Прокричав «Пока, мои дорогие», он вы­ключил свет.

 

СУББОТА, 9 ФЕВРАЛЯ

Дождь так и льет ручьем. Гоблин сказал, что можно офици­ально объявлять о наводнении, потому что на главном дво­ре воды по колено. Жиртрест возразил, что о наводнении объявляют лишь после первого утонувшего. Тогда Бешеный Пес предложил разрешить спор, утопив одного из перво­курсников. Самое ужасное, что он не шутил.

08.15.Мама позвонила в истерике и сказала, что в наш дом вломились! Все перевернуто вверх дном, пропал теле­визор, видеомагнитофон и музыкальный центр, мамины украшения и одежда. Они с папой пошли ужинать, а когда вернулись, обнаружили, что дверь снесли с петель и весь дом перерыли. Потом мама заплакала и сказала, что ей по­ра, потому что пришли полицейские искать отпечатки паль­цев.

На уроке математики по коже вдруг поползли мурашки, а в голову ударила кровь. Что, если они украли мой дневник за 1990 год? После занятий бегом бросился в корпус и по­звонил маме, которая по-прежнему рыдала. Попросил про­верить, лежит ли под кроватью в моей комнате серебряный ящик с замком. Она пошла смотреть, а у меня тем време­нем чуть сердце из груди не выскочило. Вдруг воры подума­ли, что в ящике деньги? Но она вернулась и сказала: «Ящик на месте». Я вздохнул с облегчением. На заднем плане кто-то орал благим матом. Мама сказала, что это папа гоняет Черныша вокруг бассейна. Видимо, считает собаку винова­той в том, что в дом вломились воры, и хочет устроить ей порку. Раздался треск и громкий всплеск, после чего мама воскликнула «О Боже» и повесила трубку.

09.25.Вомбат позвонила в истерике и сказала, что в ее квартиру тоже вломились! Говорит, воры забрали все и я должен позвонить в полицию.

 

ЧТО ЗА ЧЕРТОВЩИНА?

09.28.Позвонил маме и сказал, что Вомбата тоже огра­били. Мама воскликнула «О Боже» и повесила трубку.

09.35.Позвонила мама и сказала, что Вомбат просто за­разилась всеобщим волнением и все перепутала.

09.38.Позвонил Вомбату спросить, все ли у нее в поряд­ке, но не успел вымолвить и слова, как она завопила: «Не буду я ничего покупать!» — и бросила трубку.

09.50.Позвонил папа и приказал собирать чемодан — мы сегодня же уезжаем из страны. Затем он принялся крыть матом Черныша и отдал трубку маме, которая сказа­ла, чтобы я не паниковал. (А ведь я единственный, кто не паникует.)

Все это безумие меня измотало, и я отправился спать, не­доумевая, почему именно на долю Мильтонов выпадает больше катастроф.

 

ВОСКРЕСЕНЬЕ, 10 ФЕВРАЛЯ

Позвонила мама и сказала, что все вернулось в норму и в доме опять порядок. Теперь она хочет эмигрировать, а папа по-прежнему намерен утопить Черныша в бассейне. Вом­бат забыла об ограблении и играет в комнатный гольф с Этель (такая же вомбат, как она, живет в том же доме, эта­жом выше).

20.00.Папаша собрал команду по крикету в своем клас­се и устроил вдохновляющее собрание. Говорит, у него есть план, благодаря которому нас ждет «триумф, счастье и сла­ва». Он нарисовал на доске карту крикетной площадки и заявил, что есть два способа одержать победу в матче с Кингз-колледжем. Первый — расстрелять игроков, когда они по очереди будут выходить из автобуса. Второй — пе­рерыть площадку. Бешеный Пес был единственным, кто проголосовал за первый вариант. Затем Мартин Лесли спросил Папашу, законно ли перерывать площадку. Папа­ша ответил, что индусы делают так уже много лет и к тому же команду не должно волновать состояние поля. Он пла­нирует оставить на одной половине поля зеленую травку, которая сделает Бешеного Пса практически непобедимым.

Другая половина, по его замыслу, должна выглядеть как поверхность Луны — это улучшит дальность подачи. (Тут-то в игру и вступаю я!) Папаша хочет обставить все так, будто виновато наводнение, хотя по его словам, ребята из Кингз-колледжа так задирают нос, что все равно ничего не заметят. Еще наш тренер говорит, что, если в начале игры нам удастся сбить пару калиток, «Кингзы» упадут духом, потому что их еще никогда никому не удавалось побить, а плана «Б» у них нет. Со стороны замысел Папаши кажет­ся безумным, но как знать — вдруг сработает? Мы верну­лись в корпус воодушевленные и готовые совершить рево­люцию.

 

ПОНЕДЕЛЬНИК, 11 ФЕВРАЛЯ

В четверг День святого Валентина. Я решил спустить весь свой ярмарочный заработок на огромный букет для Русал­ки. Спросил маму, сможет ли она купить и доставить по адресу двадцать четыре розы и открытку с подписью:

Моей Русалке в Валентинов день. Люблю тебя.

 

Мама ответила, что все сделает, а я сказал, что у меня есть шестьдесят пять рандов. Хотел бы я увидеть лицо Русалки, когда она получит букет!

Все разговоры только о Дне влюбленных. Гоблин уве­рен, что получит валентинку. Говорит, что раньше ему ни­кто никогда открытки не дарил, уже давно пора. Саймон весь день разгуливает с самодовольным видом — у него на­верняка валентинок наберется целый шкафчик. Рэмбо на­писал открытку Еве. Говорит, это он в шутку, но мы ему не верим.

ЧЕТВЕРГ, 14 ФЕВРАЛЯ

ДЕНЬ СВЯТОГО ВАЛЕНТИНА

 

11.00.Почти весь корпус с нетерпением ждал появления Джулиана, который принес почту. Все притворялись, что оказались здесь случайно, но воздух буквально пропитался волнением и напряжением. Джулиан, танцуя, вбежал во двор, держа в руках большую коробку. Прогарцевав по лу­жайке, он пропел: «Любовь повсюду!» Затем встал на стул, и все его окружили, перестав притворяться, что им все рав­но. Он раздал открытки, отпуская саркастические замечания и взвизгивая каждый раз, когда ему попадался подарок или розовый конверт.

Для меня открытки не было.

23.00.Нас разбудил Рэмбо и заявил, что только что за­нимался сексом с Евой в костюмерной. По его словам, она нарядилась Марией Стюарт и велела ему сосать большой палец своей ноги, обмахиваясь китайским веером. Никто не знал, верить его россказням или нет. Я попытался предста­вить нашего школьного психолога в костюме Марии Стю­арт, с большим пальцем ноги во рту у Рэмбо. (Картина, ко­торую нарисовало мое воображение, не сделала бы чести ни школьному психологу, ни королеве Шотландии.) Потом Гоблин попытался пососать свой большой палец ноги, но ему не хватило гибкости. Тогда он разбудил Карлика и при­казал ему сосать его палец, но тот в ужасе рванул вниз по лестнице и заперся в туалете. Гоблин оставил свои попытки, лишь порвав сухожилие в боку и порезав верхнюю губу ног­тем большого пальца.

 

ПЯТНИЦА, 15 ФЕВРАЛЯ

06.00.Всю ночь не мог уснуть. 13.30.От Русалки ничего.

15.30.Рэмбо весь день ходит с улыбкой на лице. Куда бы он ни пошел, все останавливаются, чтобы пожать ему руку. Еву весь день никто не видел, дверь ее кабинета заперта. Не все верят его россказням, но как-то все это подозрительно...

 

18.00.От Русалки по-прежнему ни гу-гу.

21.10.Позвонила Русалка и сказала, что между нами все кончено. Я был в таком шоке, что чуть не выронил трубку, но все же сумел пропищать: «Почему?» Она ответила, что дело не во мне. Дело в ней. А потом сказала, что я заслужи­ваю лучшего. (Разве может быть кто-то лучше нее?) Я по­терял дар речи, во рту пересохло, и я едва удерживался, что­бы не заплакать. Русалка поблагодарила меня за цветы и ска­зала, что я особенный. Моя нижняя губа сильно тряслась.

—Пожалуйста, не надо, — сказал я. Последовала пауза, а потом она ответила:

— Прости, Джонни. Я больше не могу. И повесила трубку.

Я сидел в крошечной каморке для телефонных перегово­ров, сжимая телефон, и слышал шепот и смех, но не видел, кто это смеется, потому что в глазах моих были слезы.

 

СУББОТА, 16 ФЕВРАЛЯ

Приехала команда Кингз-колледжа и ужаснулась, увидев состояние поля. Одна его сторона выглядела как последствия землетрясения, а другая была похожа на Эдемский сад. Па­паша повернулся ко мне, подмигнул и сказал: «Грядет час, Мильтон, час настоящих героев!» И объявил перед всей ко­мандой, что Малёк (то есть я) будет отбивать третьим. Сай­мон был в шоке, а Папаша заявил, что, если он проиграет жребий и нам выпадет отбивать первыми, с капитанским званием он может распрощаться.

Когда Саймон с капитаном команды Кингз-колледжа вышли на поле, в груди у меня забил барабан. Саймон под­бросил монетку, капитан «Кингзов» что-то сказал, они об­менялись рукопожатиями, и Саймон в отчаянии повесил голову. Нам выпало отбивать первыми на психопатической части площадки. Я подумал, что меня стошнит, поэтому побежал в туалет, но ничего не получилось. Вернувшись в раздевалку, я надел наколенники. Подошел Грей, пожелал удачи и дал мне свой шлем. Папаша так и не признался, по­чему поставил меня отбивать одним из первых, сказал лишь: «Ты уж постарайся, Мильтон. Хотя бы сто очков нам бы не повредило». Потом пришел Рэмбо, сел рядом со мной на скамейку и сказал:

— Слыхал про Русалку. Устала ждать, пока перестанешь быть Мальком? — Он усмехнулся и пожелал мне удачи. Я так сильно сжал в руках биту, что услышал, как кости хру­стят.

Начался матч, и Мартин Лесли занял зеленую сторону поля. Первые три мяча он пропустил, и на четвертом вы­шел из игры. Я нехотя встал и поплелся к калитке. Вскоре до мамы с папой дошло, что отбивать буду я: с их стороны пло­щадки раздались дикие крики и взволнованное копошение. Я со всей силы замахнулся на первый мяч, но тот со свистом пролетел прямо у лица. Охраняющий воротца из Кингз -колледжа засмеялся, Папаша откашлялся и бросил на меня злобный взгляд поверх очков. Вышел подающий Кингз-колледжа и бросил крученый мяч. К сожалению, отбивая, я упал, поэтому так и не понял, что произошло, пока не уви­дел, как Папаша машет руками. ШЕСТЕРКА! Я отбил свой первый мяч на шесть очков! Мой папа заорал и принялся долбить по ветровому стеклу, а мама бросилась в машину и стала давить на клаксон. Потом она попыталась включить фары, но вместо этого запустила дворники. Отбивающий Кингз-колледжа побагровел от ярости, но, к счастью, это был конец серии бросков, и он не смог запустить мне еще один. В следующей серии Скотту бросили первый мяч по калитке, но тот прокатился по земле, попав в расселину на перерытой части поля. Саймон подошел к калитке и сказал: — Ну что, Малёк, повеселимся?

Мы набрали сорок пять очков, прежде чем мне изменила удача: я подбросил мяч вертикально в воздух и выбыл из игры. В общей сложности я набрал двадцать одно очко, а когда уходил с поля, команда аплодировала мне стоя, не го­воря уж о предках, которые гикали, орали и колотили во что ни попадя.

Саймон набрал тридцать пять очков, но после него ни­кому не удалось продержаться на поле долго. Нам грозил проигрыш со счетом семьдесят два!

Никто уже не надеялся, что у нас есть шанс, пока Беше­ный Пес с третьего удара не сбил калитку. Потом он сбил еще две, и через три серии бросков у Кингз-колледжа оста­лось всего тринадцать очков. В конце серии ко мне подошел Саймон, протянул мяч и сказал: «Покажи им, Малёк». Я отбивал четвертым по очереди на перерытой стороне по­ля! Наметив траекторию пробежки, я сделал глубокий вдох, вприпрыжку выбежал на поле и бросил мяч, который от­скочил от калиток и, прокрутившись, пролетел всего метр!

Бэтсмен Кингз-колледжа не верил своим глазам. Вскоре до меня дошло, что, если нацелиться в рытвину на вскопанной части поля, отбивающий команды противника ни за что не отобьет мяч. Кажется, отбивающий Кингз-колледжа тоже это просек, потому что побежал вперед, пытаясь ударить по мячу, прежде чем тот отскочит. Но промахнулся и выбыл из игры. Игрок, явившийся ему на замену, был в полном ужа­се и бросил Рэмбо скользящий мяч на срезке. Как и Беше­ный Пес, я сбил две калитки в первой серии бросков.

Команда Кингз-колледжа продержалась еще одиннадцать серий. Бешеный Пес сбил шесть калиток, а я — четыре. «Кингзы» выбыли из игры с позорным счетом в тридцать девять очков. Под громкие крики и аплодисменты мы с Бе­шеным Псом прошагали по полю во главе команды. В раз­девалке мы запели «Мы чемпионы». Все обнимались и тор­жествовали. Впервые за долгое время я чувствовал себя счастливым.

 

ПОНЕДЕЛЬНИК, 18 ФЕВРАЛЯ

Позвонила мама и сказала, что в июле мы поедем в Англию на разведку, а потом, возможно, эмигрируем туда. Хоро­шая новость: Вомбат все оплатит. Плохая новость: она едет с нами. Потом к телефону подошел папа и сказал, что нель­зя растить невинное дитя, когда у тебя на заднем дворе пре­ступность цветет буйным цветом. Не уверен, что конкретно он имел в виду — недавнее ограбление или свой нелегальный самогонный притон? Судя по голосу, ему не слишком хоте­лось переезжать в Англию, но он сказал:

— Ну, ты же знаешь свою маму, если ей что в голову взбредет...

Обедал с Папашей. Рассказал, что Русалка меня бросила. Он выпучил глаза и воскликнул: «О, имя женщине — Не­постоянство!» После чего откупорил бутылку вина и заявил, что мне нужна хорошая книжка, чтобы преодолеть трудные времена.

— Думаю, пора бросить вызов твоим либеральным поли­тическим взглядам, — сказал он, сунул мне под нос книгу и добавил: — У тебя две недели, Мильтон. Потом я буду от­резать по конечности за каждый просроченный день, пока не останется одна голова. Книга называется «1984», и на­писал ее Джордж Оруэлл.

Не мог уснуть. Все думал об эмиграции.

 

ВТОРНИК, 19 ФЕВРАЛЯ

Холодный, промозглый день. Хотел позвонить Русалке, но в последний момент струсил. Потом вспомнил своего старо­го друга Геккона: что бы он мне посоветовал? Наверняка заставил бы ей позвонить.

Прочел текст на задней обложке книги Оруэлла.

 

ЧЕТВЕРГ, 21 ФЕВРАЛЯ

ОТРАБОТКА В НАКАЗАНИЕ ЗА КОШМАР В СОРТИРЕ

Весь день вскапывал и пропалывал огород под палящим солнцем. Верн был в ударе и все это время изображал цы­пленка, клюющего зерна вокруг нас. Гоблин весь день не проронил ни слова, только один раз пробурчал: «Можно подумать, мои предки платят двадцать штук в год за то, чтобы я копался в саду у черномазых». Я спросил его: а копаться в саду белого было бы лучше? На что он взгля­нул на меня, как на ненормального, я ответил: «Конечно лучше, дубина». Больше я ничего не говорил, лишь ото­двинулся от Верна, который как раз завел беседу с саран­чой.

Позвонил папа и признался, что снова попал в неми­лость. У них с мамой был семнадцатый юбилей свадьбы, и он подарил ей абонемент на трехнедельные курсы кулина­рии. Но мама швырнула конверт ему в лицо и закричала: «Не нравится, как я готовлю? Так прекращай сидеть на за­днице и сам иди на долбаные кулинарные курсы!» Тут папа допустил промах и заявил, что, во-первых, кулинарные курсы — это удел геев и домохозяек и, во-вторых, они стоят дешевле, чем месячный запас имодиума. Мама сорвалась с катушек и унеслась прочь на зеленом универсале. Папа ду­мает, что она у Вомбата, но боится звонить — вдруг Вомбат подойдет к телефону?

После долгих уговоров я согласился позвонить Вомба­ту, якобы чтобы поболтать. Полный абсурд, конечно — кому в здравом уме придет в голову звонить Вомбату, чтобы просто поболтать? Взамен папа пообещал увели­чить мне дотацию на карманные расходы на десять ран­дов.

Итак, я позвонил Вомбату, но трубку взяла мама и за­кричала: «Иди в „Макдоналдс", придурок, или лучше найди себе молоденькую шлюшку!» Я не знал, как реаги­ровать, поэтому повесил трубку и позвонил папе, кото­рый подошел после первого же гудка. Изложил ему ситуа­цию. Папа ответил, что теперь даст мне прибавку лишь в пять рандов, потому что я бросил трубку и теперь мама думает, что это он звонил. Если бы в этот момент Щука не махал на меня своим членом из туалета, я бы оспорил эту несправедливость. Но вместо этого лишь пожелал па­пе удачи и пошел на занятия.

 

ПЯТНИЦА, 22 ФЕВРАЛЯ

Перед отбоем в нашу спальню зашел Укушенный и сооб­щил, что решил никого к нам не подселять. Кажется, он был не слишком доволен своим решением и сказал, что будет присматривать за нами. Явно не тем глазом, который у него дергается.

Когда Укушенный ушел, Рэмбо собрал нас вокруг своей кровати и сказал:

—На этот раз я согласен с Укушенным. Эта койка долж­на остаться незанятой в память о Гекконе. — Мы с готовно­стью закивали. Но тут Рэмбо нахмурился и посерьезнел: — Однако у нас проблема, ребята. Ведь нас знают как Безу­мную Восьмерку. Разговоры о нас будут ходить еще долгие годы. Особенно если учесть, что Жиртрест заведует школь­ным архивом. — Жиртрест гордо улыбнулся и облизал паке­тик из-под чипсов изнутри. — Единственная проблема вот в чем, — продолжил Рэмбо. — Как мы можем называться Безумной Восьмеркой, когда нас всего семеро? — Возникла встревоженная пауза, после чего Гоблин заметил:

—Ну, если у нас не все дома, это сойдет с рук.

Снова повисла тишина, которую нарушил Жиртрест: он чиркнул спичкой и зажег свечи.

Рэмбо встал и заявил, что тогда в официальные члены Безумной Восьмерки нужно посвятить Роджера. Гоблин, Саймон и Бешеный Пес заржали. Верн встал и взглянул на Рэмбо так, будто перед ним был сам римский папа. Рэмбо объявил голосование. Он сам, а также Верн с Жиртрестом проголосовали за, а остальные — против. Впервые сложи­лась такая ситуация, когда от моего голоса зависело все. Я поднял палец вверх, и Верн обнял меня так крепко, что стало трудно дышать.

Верн нарядил Роджера в розовое платьице с кружавчиками и отнес его к кровати Рэмбо. Всеобщее внимание слегка напугало котяру, и он попытался сбежать, но Верн схватил его и поднял над головой. Бедолага Роджер пришел в такой ужас, что замер и притворился мертвым. Тогда Верн поло­жил его на свою кровать, и тот тут же расслабился. Рэмбо выступил вперед, положил руку на голову кота, словно бла­гословляя его, и произнес:

— Роджер, отныне и навек ты объявляешься пожизнен­ным членом Безумной Восьмерки.

Роджер воспринял эту новость без особого восторга и, даже не взглянув на Рэмбо, принялся с урчанием вылизы­вать свои яйца. Мы по очереди пожали ему лапу — все, кро­ме Бешеного Пса, которому запретили и близко подходить к коту.

Семеро мальчишек и кот. Гоблин был прав — что может быть безумнее?

 

СУББОТА, 23 ФЕВРАЛЯ

Позвонила мама и сказала, что Мардж пришли Документы на развод и она «в полном неадеквате». Они собираются взять ее с собой на матч по крикету, потому что ей не по­вредит денек на природе.

Супер. Только этого мне и не хватало.

10.00.Мы вышли на поле, где нам предстояло сыграть против гастролирующей команды из Великобритании —

Уондсворт. Перед матчем с англичанами Папаша всегда произносит свирепую воодушевляющую речь. На этот раз он назвал британцев «нацией недоделок» и приказал нам «напомнить им о старой доброй битве при Исандлване [Крупное сражение начала Англо-зулусской войны.]».

Бешеный Пес пробежался для разминки — теперь его пробежка простирается далеко за границы площадки. Па­паша разозлился на него и приказал ему «умерить пыл». Тогда Бешеный пробежался ровно по границе поля, а в до­вершение сделал несколько упражнений на растяжку. Бэтсмены команды Уондсворта вышли на линию броска с само­довольным видом. Оба были в ярко-зеленых кепочках. Они переглянулись, улыбнулись и что-то сказали друг другу, а потом один заржал.

Тут на поле выбежал Бешеный Пес и закрутил мощ­нейший мяч, которым сбил у одного из самодовольных бэтсменов кепку! Тот стал бледно-зеленым и вместе со своим приятелем побежал надевать шлем. Нервно засеме­нив обратно к калитке, они уже больше не шутили и не смеялись.

Вдруг раздался вопль «Толкай!» и звук разгоняемого двигателя. В поле зрения возник зеленый универсал, кото­рый толкали примерно двадцать парней. Высунувшись в окно, папа орал что есть мочи, усердно выкручивая руль, чтобы не передавить клумбы и не въехать в канаву. Я по­чувствовал, как лицо заливает краска. Бешеный Пес замер и вытаращился на эту картину, как и все остальные. Рэмбо заржал. Папаша пытался подавить смех, а Гоблин побежал вдоль границы поля, чтобы понаблюдать за мильтонов­ским цирком в непосредственной близости. Следующие две минуты я провел, опустившись на одно колено, завя­зывая и развязывая шнурки. Наконец универсал затих. Папа вышел из машины и со всей дури пнул боковую дверь. Поблагодарив армию мальчишек за помощь, он принялся доставать из багажника шезлонги. Затем показа­лись Мардж и мама. Сердце в моей груди забилось как бе­шеное.

Мы разгромили англичан со счетом сто тридцать шесть. Я сбил две калитки. Поскольку папина машина заглохла, он не смог гудеть в клаксон и мигать фарами — к счастью. Ког­да пришло время обеда, я подошел к машине. Мама с папой бросились меня обнимать и целовать. Мардж нервно пере­миналась с ноги на ногу на заднем плане. Она выглядела очень грустной и усталой, да к тому же выкрасила волосы в очень яркий оранжевый цвет, став похожей на батарейку «Дюраселл». Мардж обняла меня и спросила, как дела, но при этом ни разу не взглянула мне в глаза.

Папа (на нем был передник с эмблемой «Бабушкиных сухариков» [Знаменитый южноафриканский продукт — сдобные сухарики, кото­рые едят, обмакивая в чай или кофе.]) жарил сардельки на гриле. Запах от них раз­несся по всему полю, и через несколько минут примчался Жиртрест, якобы поздороваться с моими родителями. Тут папа поднял бокал и заявил, что перед нами чемпион мира по поеданию сарделек. Он обнял Жиртреста и предложил ему пива. Жир слегка озадачился, но быстро опомнился и сказал, что не прочь бы вместо пива съесть пару сарделек. Папа бросил на решетку несколько сарделек, закрученных в спиральки. Потом принялся с остервенением резать лук, но через несколько секунд залился слезами и стал вытирать фар­туком нос. Мардж предложила помочь, но он взглянул на нее испепеляющим взглядом, словно говоря «только через мой труп», и проговорил:

— Пусть король сарделек у нас Жиртрест, но повелитель гриля — Мильтон!

Мардж попятилась назад и зажгла сигарету. Истекая лу­ковыми слезами, папа продолжил резать, как он думал, лук, но оказалось, что это была его рука. Он завопил так исто­шно, что Жиртрест тоже закричал. Кровь была повсюду. Мардж подскочила и обернула папину руку скатертью, а он схватил другой рукой банку пива и выпил ее одним залпом. Мама опрокинула бокал вина и приказала папе перестать выпендриваться. Я повел папу в медпункт через здание школы. Одна рука у него так и была завернута в скатерть, а в другой он по-прежнему сжимал банку пива.

Сестра Коллинз наложила ему четыре шва и приказала оставить пиво на скамеечке у входа в медпункт. Поблаго­дарив ее, папа заставил меня бежать обратно к машине бе­гом: ему не терпелось угостить Жиртреста сардельками соб­ственного приготовления. Подбежав к машине, мы оба остановились как вкопанные. Зрелище было впечатляющее: мама мило беседовала с Ленноксом, а Мардж с Папашей ржали, согнувшись пополам в шезлонгах. Жиртреста нигде не было, а Глок жарил сардельки на нашем гриле! Я поежил­ся от страха и смущения. Папа жутко разозлился, что Глок осмелился занять его гриль, а бедолага Жиртрест тем вре­менем кружил под деревьями, как голодная гиена. Тут Глок предложил мне сардельку таким голосом, будто приговари­вает меня к смерти. Я принял угощение из его рук, пропи­щал «спасибо» и сказал, что мне пора. Обнаружив Жир­треста за деревом, я вручил ему сардельку. Он умял ее в два укуса.

К счастью, когда пришла пора уезжать, универсал завелся с первого раза, и я с облегчением проводил предков и свою бывшую тещу в долгий путь.

Ну, хоть матч выиграли.

 

ВОСКРЕСЕНЬЕ, 24 ФЕВРАЛЯ

Все утро читал. «1984» — очень интересная книга, но странная. Действие происходит в мире будущего, в стране под названием Океания, а книга, по сути, является прогно­зом того, каким наш мир станет в 1984 году. Написана она была в 1948-м и речь в ней идет о Большом Брате, управ­ляющем миром посредством свирепого полицейского госу­дарства.

После обеда все мысли были о Русалке, поэтому решил сы­грать в покер с Гоблином и Рэмбо. Проиграл восемь рандов.

 

ПОНЕДЕЛЬНИК, 25 ФЕВРАЛЯ

Теперь наш хор репетирует каждый день: готовимся к пас­хальному туру в Йоханнесбург. Хор звучит идеально за ис­ключением теноров, которые, по словам миссис Роберте, слегка путаются в гармонии. (Джулиан был менее любезен и сказал, что теноры вопят так, будто им отбили яйца.) За­тем он спросил меня, не соглашусь ли я на гастролях испол­нить соло «Дорогой Господь» и «Отец человечества». Я от­ветил, что пел эти псалмы на похоронах Геккона и поэтому больше их петь не буду. Джулиан воскликнул: «О, мой до­рогой» — и горячо меня обнял.

Получил письмо от Русалки. В нем было почти то же са­мое, что она сказала мне по телефону, когда меня бросила.

Мол, она любит меня, но не хочет серьезных отношений, потому что у нее сейчас «странный период в жизни». По­казал письмо Саймону и спросил, что тот думает. Он про­чел первую строчку и зашелся истерическим хохотом. Затем показал письмо Гоблину, Рэмбо и Жиртресту, которые тоже заржали и принялись хлопать меня по спине. Когда письмо продемонстрировали Верну, тот подавился со смеху и при­нялся дубасить по шкафчику рукой. К сожалению, было яс­но, что он ничего не понял и просто притворяется, что ему смешно. Полный идиот. Я вырвал у него из рук письмо и прочел первую строчку.

Дорогой Джонничка!

Мало мне проблем, так моя бывшая еще додумалась начать письмо со строк «Дорогой Джонничка»!

 

ВТОРНИК, 26 ФЕВРАЛЯ

МАСЛЕНИЧНАЯ БЛИННАЯ ГОНКА

Все собрались во дворе на традиционную масленичную блинную гонку. Это — соревнование между корпусами, ко­торое заключается в том, что мальчик из каждого корпуса вместе с начальником корпуса должны пробежать по галерее в школьном дворе, на каждом повороте подбрасывая блин­чик. Представителем от Нормальной Семерки выбрали Гли­ста, который выглядел просто убойно в коротеньких спор­тивных шортиках, а Безумную Восьмерку на этот раз пред­ставлял Бешеный Пес. Рэмбо явно обиделся, что в этом году выбрали не его.

Глок выстрелил из сигнального пистолета, и Укушенный сорвался с места, оставив всех далеко позади. (В том числе и первокурсников из других корпусов.) Бешеный Пес бежал третьим и по пути при загадочных обстоятельствах стол­кнулся со старшекурсником из корпуса Барнс, в результате чего Пес побежал дальше, а старшекурсник почему-то про­пустил поворот и очутился в Папашином кабинете англий­ского. Когда на последнем этапе сковородку перехватил Ан­дерсон, мы опережали остальных уже с огромным отрывом. У Андерсона на шее был шарф цвета, символизирующего наш корпус. Миновав финишную прямую, он поднял его высоко над головой.

В качестве вознаграждения за победу Укушенный отсро­чил отбой на десять минут. Таким образом, у Бешеного Пса появилось немного лишнего времени, которое он исполь­зовал, чтобы отрезать лапу Картошке. Верн при этом стонал и корчился на полу, будто это ему отрезали ногу.

 

СРЕДА, 27 ФЕВРАЛЯ

До долгого уик-энда осталось два дня.

КЛУБ ПРИКЛЮЧЕНИЙ

Мистер Холл отвел нас в лес у запруды и показал, как раз­бивать лагерь. Затем велел представить, что мы заблуди­лись на природе, и всего за тридцать минут построить «примитивное спальное место». Бешеный Пес сорвался в кусты, как дикарь, а Верн, видно, не понял задание — бро­сился на землю и притворился спящим. Мистер Холл обо­звал его монголоидом и приказал подняться и завязывать с фокусами.

Я нашел какие-то лианы, связал их вместе и сделал что-то вроде гамака. Затем обернул ветки своей кофтой и ру­башкой от школьной формы, чтобы было поуютнее, а вме­сто подушки положил охапку сухих листьев. А в качестве за­вершающего штриха прикрепил к гамаку оранжевый цветочек, чтобы получилось совсем по-домашнему. Рядом в лесу слышалась громкая долбежка, а еще я заметил Жир­треста, который ползал у запруды, где на него напали три ржанки.

В час дня мы собрались, и мистер Холл хитро оглядел нас, сунув в рот трубку и выдувая дым через нос.

Для начала он обратился к Верну и приказал тому про­демонстрировать его спальное место. Верн упал на землю и притворился спящим. Наш учитель затянулся и обдумал происходящее. Тем временем Верн начал громко храпеть. Тогда мистер Холл велел ему встать, но Верн покачал голо­вой (не открывая глаз) и продолжил притворяться спящим, правда теперь еще и посвистывая каждый раз на выдохе. Мистер Холл очень долго таращился на него, после чего глу­боко затянулся трубкой и спросил нас, как зовут этого пар­ня. «Человек Дождя», — ответил Рэмбо. «Тогда ясно», — сказал мистер Холл и сделал еще одну затяжку.

Оставив Верна притворяться дальше, мы ушли. Саймон построил отличную постель из мешков и соломы. Рэмбо украл из сарая лодку и заявил, что это и есть его кровать. Мистер Холл внимательно оглядел ее — сбоку у нее было на­писано «Прокат каноэ Поупа» — и сказал, что вряд ли Рэм­бо сумеет найти каноэ, валяющееся просто так в дикой при­роде. Но за творческую жилку все равно поставил высший балл .

Увидев мой цветочек, все начали ржать, поэтому я бы­стро снял его и сунул в карман. Мистер Холл поинтересо­вался, не голубой ли я, и все снова заржали. Затем он при­казал мне улечься в гамак из лиан. К сожалению, мое соору­жение обрушилось, и я отбил себе зад, а все остальные, как водится, потешались. Мистер Холл покачал головой и пошел дальше, к домику на дереве, который построил Бешеный Пес. В этом домике запросто могли бы переночевать шесте­ро! Оказалось, Бешеный Пес нашел доски за эллингом и соорудил целый дом всего за полчаса! Мистер Холл закусил трубку и назвал Бешеного Пса «парнем хоть куда».

Затем мы вернулись к тому месту, где Верн по-прежнему притворялся спящим, и мистер Холл прочел нам лекцию о том, как разводить костер. Эта тема так заинтересовала Вер­на, что он то и дело открывал один глаз и подсматривал. По­том мистер Холл развел костер, Верн прекратил притворять­ся и встал рядом с нами. Мы стояли и смотрели на огонь, завороженные пламенем.

 

ПЯТНИЦА, 1 МАРТА

ДОЛГИЙ УИК-ЭНД

После собрания мы вернулись в общежитие и пожали друг другу руки (и лапы). Было немного грустно расставаться с Безумной Восьмеркой, но я понял, что глупо грустить. Ведь я ехал домой, чтобы попытаться вернуть мою Русалку!

13.00.Папа забрал меня с остановки на нашем универса­ле, который теперь ревет, как гоночная машина, и обзавелся тонированными окнами. Папа бросает деньги на ветер, по­тому что бизнес процветает и он наконец смог позволить себе дизельный двигатель с впрыском топлива, о котором всегда мечтал.

Я же изо всех сил старался скрыть свое смущение от того, что Мильтоны теперь разъезжают на старой колымаге, зато с гоночным двигателем.

Когда мы приехали домой, предки начали ругаться из-за машины. Мама говорит, что над папой ржут все тетки из ее книжного клуба. Папа ответил, что затонировал окна «из соображений безопасности». Странно быть дома, зная, что в моей комнате побывали грабители. Еще раз проверил, на месте ли мой дневник за 1990 год. Видимо, воры решили, что он не представляет ценности.

Черныш с января увеличился вдвое! Папа говорит, что собака обезумела и нуждается в хорошей порке. Но в глуби­не души он обожает Черныша: мама с папой по ночам те­перь берут его с собой в кровать, чтобы он не лаял на летаю­щих муравьев.

Весь вечер разрабатывал план, как вернуть Русалку.

ПЛАН 1

Романтический подход. Включает цветы, стихи и прочую романтическую дребедень.

ПЛАН 2

Умолять ее вернуться, давить на жалость, ползать и ры­дать.

ПЛАН 3

Притвориться, что мы просто разговариваем, а потом поцеловать ее, когда она будет меньше всего этого ждать.

ПЛАН 4

Насилие и угрозы. Пригрозить ей ножом для стейка и продолжать делать это, пока она не вернется ко мне.

ПЛАН 5

Зайти к ней в гости, сделать вид, что она меня не интере­сует, и завести разговор обо всех девчонках, с которыми я целовался (короче говоря, соврать).

ПЛАН 6

Сказать, что у меня был нервный срыв, и подождать, пока она вернется. (Притвориться, что у меня поехала крыша.)

ПЛАН 7

Покончить с собой.

Тщательно проанализировав все варианты, учитывая мою склонность трусить и идти по пути наименьшего сопротив­ления, я остановился на плане № 1. Папа говорит, что розы из нашего сада способны растопить сердце даже принцессы Дианы — должны же мы, Мильтоны, обыгрывать свои силь­ные стороны. Может, завтра вечером в это время я уже буду лежать в постели и целовать Русалку... Вполне возможно, что так и будет.

 

СУББОТА, 2 МАРТА

Мама очень упорно отговаривала меня осуществлять мой план по возвращению Русалки в жизнь: по ее мнению, ни­чего хорошего из этого не выйдет. А по мне так терять мне нечего, кроме чувства собственного достоинства. (Да и его я уже потерял, когда умолял ее остаться со мной после того, как она меня кинула.)

Весь день редактировал стихотворение, которое написал вчера вечером, и прикидывал, что ей скажу. Думал сначала позвонить, но слишком страшно. Лучше сделаю ей сюр­приз. Посмотрим, что она скажет.

Папа предложил отвезти меня в дом Русалки и подождать за углом. Он говорит, что «если парень что решил, значит, так надо».

16.45.За пятнадцать минут до начала операции «Русал­ка» мама опять попыталась меня отговорить. По ее словам, не стоит «будить спящую собаку».

17. ОО.Папа с ревом пронесся по улице в нашей турбоза-ряженной развалюхе. В одной руке я держал гигантский бу­кет красно-желтых роз, а в другой — фиолетовый конверт со стихотворением. Папа припарковал колымагу за углом Ру-салкиного дома и крепко обнял меня. Затем намазал мой подбородок лосьоном после бритья «Олд Спайс» и сказал, что это его секретное оружие.

Мое сердце билось как бешеное, а к горлу подкатила тошнота. Нашел какие-то кусты и попытался вызвать рво­ту, но ничего не вышло. Тогда я подкрался к дому Русалки со стороны изгороди, стараясь не высовываться, и оказался у калитки, откуда можно было наблюдать за домом. Вход­ная дверь была открыта, и я увидел внутри какое-то движе­ние.

Примерно двадцать минут я прятался за воротами, как преступник, и наконец набрался храбрости, чтобы сделать первый шаг. Как раз в тот момент, нетерпеливо сигналя, по дороге промчался белый «фольксваген-гольф» с блестящи­ми серебристыми колесами и желтой доской для серфинга на крыше. Электрические ворота открылись автоматически. Я захлопнул маленькую калитку и прыгнул в кусты. Води­тель остановился у дома Русалки. Им оказался мускулистый парень, похожий на серфингиста. Он оглядел свою белоку­рую шевелюру в зеркале заднего вида, после чего вышел из машины, захлопнув ногой дверь. На нем были обрезанные чуть ниже колена джинсы, узкая майка с надписью «Билла-бонг» и зеленые шлепки. Он, посвистывая, прошагал по лужайке, а я пригнулся ниже.

А потом я увидел ее... Русалка вышла из дома на веран­ду, являя собой воплощение красоты. Мне стало трудно дышать и пришлось облокотиться о забор. На ней была джинсовая мини-юбка и облегающая красная кофточка. Она стала еще прекраснее, если такое вообще возможно. Русалка улыбнулась своей ослепительной улыбкой, вот только улыбка предназначалась не мне, а серфингисту на белом «гольфе». А потом мне пришлось смотреть, как они целуются!

Это было похоже на сцену из фильма ужасов. Потом все поплыло перед глазами, и спустя некоторое время я понял, что смотрю на машину, пустой двор и закрытую дверь.

Я поплелся по улице, а розы, наверное, выбросил, пото­му что, когда дошел до папиной машины, их уже не было. Папа бросил на меня один-единственный взгляд и сказал: «Вот дерьмо». Потом он попытался ободрить меня, доба­вив, что в один прекрасный день я оглянусь на свое про­шлое и буду только рад, что избавился от психованной бабы и ее еще более психованной матери, своей потенциальной тещи. Я кивнул — не хотелось плакать перед отцом.

Надо было маму послушать. Наверняка ей все было из­вестно.

 

ВОСКРЕСЕНЬЕ, 3 МАРТА

До обеда провалялся в кровати. Потом мама открыла дверь в мою комнату и впустила Черныша, который запрыгнул на кровать, начал лизать меня в лицо и недоверчиво рычать на торшер. С улицы донесся рев нашей колымаги, а потом входная дверь хлопнула, и дом огласился высокочастотными воплями Вомбата. Я перевернулся на бок и притворился мертвым, но тут Черныш начал трахать мою ногу, попутно бросая на торшер страстные взгляды.

Я вышел на улицу и увидел обычную сцену, папа разду­вал угли в гриле и сердито ворчал себе под нос, что уголь нынче уже не тот. Мама сидела в шезлонге с бокалом вина в одной руке и мухобойкой — в другой, а Вомбат (сегодня на ней был зеленый бархатный костюм) еле слышным шепотом что-то бормотала в шезлонге в углу. На этот раз она была недовольна тем, что во вторник на бинго от нее утаили выи­грыш. По ее словам, организаторы ее надули и отдали куш Берил Эдмунде. Затем бабуля опустошила стакан с хересом и обвинила Берил Эдмунде в алкоголизме.

Я прыгнул в бассейн, чтобы укрыться от всех, но водная гладь напомнила о серфингисте в «фольксвагене».

После обеда мама сделала объявление. Четвертого июля мы летим в Англию. Я никогда раньше не был за границей и уже мечтаю об этой поездке! (Несмотря на то, что потом мы, возможно, эмигрируем и никогда не вернемся до­мой.)

18.30.После того как нас ограбили, папа с Инносенс свернули свою точку по продаже самогона у нас дома. Те­перь точка располагается в гараже старого папиного друга Джонни Роджерса рядом с автобусной остановкой. Папа говорит, что цену на самогон пришлось поднять до двух рандов, потому что Джонни взимает плату в пятьдесят центов за бутылку. Пойло, которое варит Инносенс, поль­зуется такой популярностью, что они с папой завели лист ожидания! Волшебный напиток называется «Невинное вино» [Инносенс по-английски означает «невинность».].

Я спросил папу, не боится ли он, что его повяжут. Папа нервно рассмеялся и ответил, что Мильтоны рождены по­беждать и лучше уж рискнуть, чем снова стать хозяином химчистки.

На обратном пути из гаража попросил папу проехать мимо Русалкиного дома. Наврал, будто вчера обронил там ручку. Окна в доме не горели, а на лужайке был припарко­ван «фольксваген-гольф».

 

ПОНЕДЕЛЬНИК, 4 МАРТА

Теперь, когда Инносенс посвятила себя самогоноварению, у нас в доме убирается ее сестра Мбали. Но мама с папой не могут запомнить ее имя и называют ее Инносенс.

Весь день читал «1984». Блестящая книга, хоть и мрач­ная.

Худшие выходные за всю мою сознательную жизнь.

 

НАШИ ДОСТИЖЕНИЯ ЗА ВЫХОДНЫЕ

РЭМБО:                    на свадьбе двоюродного брата трахнул барменшу на клумбе. Говорит, у него есть доказательство. (Его двоюродный брат застал их в процессе.)

ЖИРТРЕСТ:             попробовал мясо крокодила. Говорит, на вкус оно как жестковатая курица.

ГОБЛИН:                 работал на тотализаторе у своего отчима за пятьсот баксов в день!

ВЕРН:                      ему разрешили взять Роджера домой. (Видимо, Укушенный наконец смирил­ся, что его кот его бросил.)

РОДЖЕР:                  ездил на ферму Верна и все выходные не выходил из шкафа.

САЙМОН:                мать застала его, когда он развлекался сам с собой. (Тоже мне достижение.)

БЕШЕНЫЙ ПЕС:    начал собственный бизнес по строи­тельству домиков на деревьях. У него уже двенадцать заказов; за постройку одного дома берет пять тысяч рандов. Может, стать его партнером?

МАЛЁК:                   обнаружил, что его Русалка влюблена в другого.

 

ВТОРНИК, 5 МАРТА

Весь день шел дождь. Вокруг холод и мрак. Нам задали кучу домашки по всем предметам. Хочу домой.

 

СРЕДА, 6 МАРТА

Опять холод и дождь. Гоблин говорит, что в Драконовых горах снег.

Из-за погоды сегодняшний клуб приключений был по­священ вязанию узлов и лекции по технике безопасности во время грозы. Мистер Холл сказал, что со Второй мировой войны одиннадцать учеников нашей школы погибли от уда­ра молнии. Жиртреста это очень впечатлило, и он сделал за­метку в своем блокнотике.

После самостоятельных занятий меня вызвал Укушенный и спросил, все ли у меня в порядке. Я ответил, что все нор­мально, но кажется, он мне не поверил, потому что спро­сил, все ли в порядке у меня дома. Я ответил, что никаких проблем.

Почему всем остальным можно сходить с ума сколько угодно, но как только у меня выдается плохой день, меня сразу же тащат в кабинет Укушенного и устраивают допрос в стиле испанской инквизиции?

 

ЧЕТВЕРГ, 7 МАРТА

Верн заявил, что сегодня у Роджера день рождения, и на­рядил его в праздничную оранжевую кофточку. Мы пожали котяре лапу и поздравили с четырехлетием. Кажется, Род­жеру наше внимание было приятно, потому что он запрыг­нул на шкафчик Верна и начал громко мурлыкать и тереться обо все, что попадалось на пути.

У входа в столовую встретил Папашу. Тот спросил, все ли у меня в порядке. Я кивнул и сказал, что опаздываю на со­брание.

18.00.Рэмбо с Бешеным Псом кинули Роджера в фон­тан. Верн пришел в ужас, и в какой-то момент мне даже показалось, что он сейчас ударит Бешеного Пса. За ужином Рэмбо усадил Верна напротив себя и объяснил, что, если Роджер хочет быть полноправным членом Безумной Вось­мерки, над ним, как над всеми, в день рождения должны поиздеваться. Верн согласился, сунул в карман рубашки ба­ранью отбивную и убежал на поиски кота.

 

ПЯТНИЦА, 8 МАРТА

По-прежнему холодно и мокро. Все тренировки (кроме сквоша) на выходные отменили.

ВОСКРЕСЕНЬЕ, 10 МАРТА

Все выходные спал, а также дочитал «1984». Теперь по­нятно, почему папа так боится коммунистов.

Не знаю, что со мной не так — у меня соски набухли. Стоит прикоснуться к груди, и аж взвизгиваешь от боли. С каждым днем все хуже, и так уже неделю. Может, я уми­раю? Если бы Геккон был рядом, он бы наверняка знал, что со мной.

 

ПОНЕДЕЛЬНИК, 11 МАРТА

17.00.Вонючий Рот вытолкал меня из душа — сказал, что я трачу всю горячую воду. Как только он коснулся моей гру­ди, я закричал от боли. Но Вонючий Рот подумал, что я прикалываюсь, и попытался запихнуть мне в задницу фла­кончик от шампуня «Колгейт». Я пулей выскочил из душа, одной рукой пытаясь прикрыть соски, а другой — защищая зад.

Случай в душе натолкнул меня на две мысли: во-первых, мне все хуже и хуже. Во-вторых, Вонючий Рот — извраще­нец или гомик. (А может, и то и другое.)

Перед ужином пытался вникнуть в сюжет «Дерзких и красивых» [Американский сериал про семью модных дизайнеров из Лос-Андже­леса, который идет на экранах с 1987 года и до сих пор.], но моя грудь болела и мешала сосредоточиться. Бывает ли рак груди у четырнадцатилетних (почти пятнад­цатилетних) мальчиков?

Набравшись храбрости, признался Гоблину в своей про­блеме по пути на ужин. Тот ответил, что дело, кажись, се­рьезное и надо бы обратиться к врачу. А потом разболтал всем за ужином, что у меня инфекция сосков. Рэмбо зая­вил, что груди у меня разбухнут и станут, как у Долли Пар-тон. Бешеный Пес сказал, что я стану трансвеститом и от­ращу еще и женские гениталии. Потом Жиртрест вспомнил, что слышал об одном чудике из Колорадо, у которого вы­росли такие большие сиськи, что взорвались и убили его. К этому моменту меня охватила ужасная паника. Я решил, что проблема серьезная и надо бежать к сестре Коллинз. От­пихнув в сторону сосиску с картофельным пюре, я ушел. За спиной послышалось хихиканье и поскребывание вилки о тарелку — это Жиртрест перекладывал себе мою еду.

Я позвонил в медпункт. Дверь открыла сестра Коллинз с набитым ртом. Проглотив свою сосиску, она сказала: «Ну что, молодой человек, вы действительно серьезно заболели или завтра контрольная?» Я сообщил, что нахожусь при смерти и у меня подозрение на рак груди. Сестра Коллинз зашлась хриплым смехом и велела мне снять футболку и са­диться на кушетку. Она заглянула мне в уши и в горло, при­казав сказать «ааааа». Потом потрогала мой левый сосок. Я взвизгнул и отдернулся. Тогда она велела мне одеваться и следовать за ней в кабинет. Усадив меня рядом, она налила себе виски и закурила.

—   Твое состояние серьезно и, боюсь, неизлечимо, — про­говорила она, прихлебывая виски. — Эта болезнь не лечит­ся. Тебя ждет жизнь, полная боли, страданий и извраще­ний.

К горлу подступила тошнота. Я умру, как Геккон!

Сестра Коллинз вздохнула и сурово посмотрела на меня. А потом вдруг улыбнулась и проговорила:

—   На твоем месте я бы начала подыскивать себе новое прозвище: твои дни в качестве Малька сочтены.

Кровь прилила к лицу, и я с трудом выговорил (точнее, пропищал тонюсеньким голоском):

—Как это?

—Твоя таинственная смертельная болезнь называется «половое созревание», — сказала сестра Коллинз. — Это первая стадия. Вторая — волосы на лобке, третья — опуще­ние яичек. А теперь иди на занятия, пока я тут не расплака­лась от умиления.

Подпрыгивая от счастья, я поскакал в корпус и тщательно осмотрел себя в туалете. Но ничего не увидел. Осмотр при­шлось прекратить, потому что Верн начал дубасить в дверь кабинки и кричать: «Вон!» К счастью, я вовремя ушел — он уже начал писать предупреждение, обвиняя меня в неподо­бающем поведении в туалетах и на прилегающей территории.

21.30.Созвал собрание Безумной Восьмерки у себя в ка­бинке, объявив, что скоро перестану быть Мальком. Все за­смеялись и бросились пожимать мне руку. Бешеный Пес был рад, что я не стану трансвеститом, ведь тогда ему при­шлось бы вбить мне в сердце осиновый кол. Верн пожал мне руку, а также заставил пожать лапу Роджеру и Картошке (имеется в виду его ампутированная лапа, которую Верн хранит вместе с туалетными принадлежностями). Останки Картошки Верн спрятал от Бешеного Пса, опасаясь даль­нейших увечий.

 

ВТОРНИК, 12 МАРТА

Проснулся и впервые за несколько недель почувствовал себя замечательно. Мне кажется, что в душевой я теперь выгляжу куда более крутым и мужественным. Также начал трениро­вать новую походку мачо.

Обед с Папашей прошел на ура. Долго спорили о Джор­дже Оруэлле и «1984». Папаша сказал, что эта книга — атака на власть, коррупцию и какой-то «тоталитаризм» (я так понял, это то же самое, что и диктатура). В книге герой вынужден столкнуться лицом к лицу со своими са­мыми сильными страхами в комнате 101. А больше всего на свете он боится крыс. Папаша сказал, что надо бы мне прочесть «Звериную ферму» Оруэлла — книгу о том, как звери устраивают восстание и захватывают ферму. Чудно как-то.

Он спросил, почему в последнее время я пребываю в та­ком унынии. Я признался, что все из-за Русалки. Рассказал ему про серфингиста-блондинчика на «фольксвагене». Па­паша схватился за грудь и возопил: «От поминок/холодное пошло на брачный стол!» [Строка из «Гамлета».] Затем он велел мне продолжать и, когда я сообщил ему о наступлении половой зрелости, воскликнул «ура! ура!» и бросился к винной полке, чтобы откупорить бутылку вина двадцатиоднолетней выдержки.

После второй бутылки язык у Папаши начал заплетаться, и он стал жаловаться на жену, которая ободрала его до нит­ки. Потом повернулся ко мне и сказал:

— А у Русалкиной мамаши, между прочим, классные бу­фера.

И с этими словами отрубился в кресле-качалке, хитро улыбаясь.

 

СРЕДА, 13 МАРТА

Жиртрест явился на собрание клуба приключений с полной папкой ксерокопий фотографий и заметок, посвященных ударам молнии, которые он нарыл в библиотеке и школьном архиве. Мистер Холл вызвал его с докладом, и Жир проде­монстрировал нам мерзкие фотки мертвецов, которых уда­рила молния. Со всех жертв слетели ботинки, а у одного скальп поджарился, как кусок бекона!

Жиртрест заявил, что из одиннадцати мальчиков, погиб­ших от удара молнии за последние пятьдесят лет, десять умерли в ноябре. Куда более странно то, что все они сконча­лись между 15 и 26 ноября, а 20 ноября погибло трое! (Правда, Жиртрест признался, что двоих из этих троих уда­рила одна и та же молния.) Мистер Холл поблагодарил Жир­треста за лекцию и затянулся трубкой. Затем кивнул и сказал:

—   Ну что, парни, думаю, сегодня мы все усвоили важный урок. Никогда не ходите на рыбалку в ноябре.

 

ЧЕТВЕРГ, 14 МАРТА

По столовой разнесся слух, что Саймона берут в школьную сборную по крикету. Я подбежал к Папаше, который как раз шел в учительскую, и спросил его, правда ли это. Папа­ша вскинул руки к небу и хлопнул дверью учительской пря­мо у меня перед носом.

14.30.На репетиции хора ко мне подбежал весьма обе­спокоенный Джулиан. Швырнув на стол пачку сборников псалмов, он воскликнул:

—   О Боже, до меня дошел слух, что у тебя набухли соски? Мы оба опустили взгляд на мои соски, и я признался, что

это правда. Тогда Джулиан ударил меня по голове сборни­ком псалмов и возопил:

—   Чего радуешься? Тебе петь соло на гастролях, и если я услышу, что твой голос стал как у осла в потугах, то сам тебя кастрирую и буду хранить твои орешки в банке у кро­вати!

Я извинился и пообещал, что в ближайшие несколько не­дель мои орешки не сдвинутся с места.

 

ПЯТНИЦА, 16 МАРТА

Саймон по-прежнему наш капитан. Говорит, что слухи о его избрании в главную школьную сборную — всего лишь болтовня. Завтра играем со школой Святого Христофора.

На уроке рисования мистер Лилли попросил нас нарисо­вать картину под названием «Голубая рапсодия», после чего поставил одноименную композицию Джорджа Гершвина на старом граммофоне. Я попытался изобразить мрачный морской пейзаж с огромными волнами, разбивающимися о высокие скалы, но, к сожалению, вышло похоже на горохо­вый суп, разбивающийся о черную шляпу. Лилли в который раз за семестр отвел Верна в сторонку и спросил, почему его «Голубая рапсодия» так похожа на Роджера. В розовом. Верн слегка встревожился и вырвал клок волос, отчего ми­стер Лилли испуганно подскочил. Наш бедный учитель ри­сования уставился на Роджера в розовом, затем проникно­венно обнял Человека Дождя и проглотил пару белых табле-точек.

Жиртресту пришлось пойти в медпункт после того, как Гоблин на спор заставил его выпить банку белой краски.

 

23.00.НОЧНОЕ КУПАНИЕ

Рэмбо сказал, что Безумная Восьмерка стала какой-то скучной и нам срочно нужно сделать что-то запрещенное, чтобы вернуть себе былую славу. По его словам, вопиющее отсутствие ночных купаний в этом семестре просто недо­пустимо, ведь тем самым мы подаем дурной пример перво­курсникам.

Рэмбо с Бешеным Псом разбудили Нормальную Семер­ку и приказали собираться на ночное купание, равных ко­торому не было в истории. Один из Дэррилов начал реветь, а Глист притворился, что умер во сне. Жиртрест так разо­злился на него, что пукнул ему в лицо. Глист тут же возро­дился из мертвых, и его вырвало в мусорную корзину. За­тем он попытался отделаться от купания, заявив, что болеет. Тогда Рэмбо приказал ему «стать наконец мужиком» и за­ставил взять с собой мусорное ведро, чтобы ополоснуть его в озере.

Карлик начал всхлипывать и умолять Гоблина, чтобы тот разрешил ему остаться в кровати. Гоблин обдумал его прось­бу, схватив бедного Карлика за одну ногу и вывесив за окно. Первогодок закричал от ужаса, и вдруг мы услышали, как открылась и хлопнула дверь. В спальню ворвались Эмбер­тон и Андерсон, как всегда с хоккейной клюшкой и палоч­кой сахарного тростника, и гневно спросили, что происхо­дит. Половина первокурсников бились в истерике, а нас снова поймали с поличным. Андерсон окинул взглядом спальню новичков и приказал Безумной Восьмерке выстро­иться в ряд для принятия наказания. Рэмбо отказался и со­врал, что первокурсники просто отравились за ужином и именно поэтому повсюду блевотина. Эмбертон рассмеялся и ударил по шкафчику своей палкой, отчего двое Дэррилов снова заревели. Потом вперед выступил Джейар Юинг и сказал:

— Чистая правда, мистер Андерсон. Я угостил их сухо­фруктами, а они, наверное, были тухлые.

Рэмбо показал Андерсону блевотину Глиста в мусорке, посмотрел ему прямо в глаза и поклялся сердцем матери, что мы не сделали ничего плохого. Так что мы легко отдела­лись. (Чего не скажешь о матери Рэмбо.)

Должен признаться, это ночное купание было худшим в истории. Ночь выдалась такая холодная, что у нас зубы сту­чали, и, когда мы добежали до лимонного дерева Глока, ноги у меня уже совсем онемели. Да еще Роджер бросился в по­гоню за ящерицей и исчез. Рэмбо сказал, что мы должны найти его немедленно, потому что теперь он полноправный член Безумной Восьмерки. В конце концов мы нашли это животное на дереве, где оно сидело с диким и затравленным видом. Верн попытался успокоить его на кошачьем языке, однако Роджер забрался еще выше. Тогда Жиртрест попро­бовал заманить его вяленым мясом, но Роджер ни в какую не соглашался слезть с дерева, видимо решив испортить нам все ночное купание. Наконец, Бешеный Пес швырнул в него камень, сбив его с ветки, и Роджер с воплем рухнул на зем­лю. Верн бросился к нему, чтобы защитить от дальнейшей жестокости, но Роджер зашипел и впервые в истории набро­сился на своего хозяина, после чего растворился в ночи. В конце концов Рэмбо разрешил нам купаться без Роджера, но атмосфера была уже не та, не говоря уж о ледяной воде.

Единственный плюс в том, что нас не поймали и не вы­пороли.

 

СУББОТА, 16 МАРТА

Разгромили школу Святого Христофора, сбив восемь кали­ток и продолжив наш победоносный ход. Предки на игру не приехали, поэтому ничего ужасного рассказать не могу.

16.00.Записался на танцы в школе Святой Жанны в сле­дующую субботу. Гоблин устраивает секс-аукцион. На тан­цы идет вся Безумная Восьмерка. (Кроме Роджера.)

 

ВОСКРЕСЕНЬЕ, 17 МАРТА

КЛУБ «АФРИКАНСКАЯ ПОЛИТИКА»: «ТРЕТЬЯ СИЛА»

Леннокс пригласил участника борьбы за освобождение, чтобы тот произнес речь. Его звали Баба Нангу. (Баба Нангу сразу пояснил, что не имеет никакого отношения к маленькому зулусскому городку Бабананго, хотя и оприхо­довал некоторую часть его женского населения.) Баба Нан­гу был невысоким и худым парнем лет сорока и состоял в местном отделении Африканского национального конгрес­са. У него было приятное улыбчивое лицо, он пил кофе ли­трами и курил сигарету, свернутую из бананового листа. Рассказал нам пару смешных случаев из своего детства не­подалеку от Ричмонда и из юности, когда он был борцом за свободу. Мы сели поближе к камину — все восемь человек сидели на одеялах, — а Баба Нангу заворожил нас своими потрясающими историями.

Потом Линтон Остин спросил, какие у него взгляды на экономическую политику. Баба Нангу рассмеялся (это было похоже на медвежий рев) и ответил:

— Друг мой, прежде чем говорить о деньгах в этой стра­не, надо вылечить болезнь человечества. — Линтон разоча­рованно сник и больше не принимал участия в дискуссии. Затем Джеральд опростоволосился и заявил, что правитель­ство никогда бы не стало спонсировать партию свободы Ин-ката, чтобы ее члены убивали представителей конгресса. Ба­ба Нангу замолк на минутку, а потом спросил Джеральда, где тот живет и откуда у него такие сведения. Джеральд по­краснел и ответил, что родом из Хоутона, Йоханнесбург, а его источник — выпуск новостей «Эс-эй-би-си». Услышав такое, даже мистер Леннокс покатился со смеху, а бедняга Джеральд попытался слиться со стулом и всю оставшуюся часть собрания прятался за кофейной чашкой.

Баба Нангу долго молчал, а потом покачал головой и ска­зал:

— Зулусу не нужно приглашение, чтобы воевать. — Он снова качнул головой и прищелкнул языком. В конце кон­цов, Ленноксу пришлось остановить нашего гостя и его ле­денящие душу рассказы об убийствах и кровопролитии. Он объявил собрание закрытым. Мы ушли, оставив их беседо­вать у пылающего камина.

 

ПОНЕДЕЛЬНИК, 18 МАРТА

Позвонила Вомбат и обвинила меня в том, что я украл у нее бутылку виски «Белая лошадь». Я ответил, что уже два ме­сяца живу в школе и не пью виски. На что она обозвала ме­ня подонком, сказала, что позвонит директору, и бросила трубку.

Немедленно перезвонил маме и сообщил, что Вомбат обвиняет меня в краже. Мама ответила, что волноваться не нужно. В этот момент на заднем плане раздался жуткий вой, и мама воскликнула: «О нет, только не это!» Оказывается, папа ставит вокруг нашего дома электрический забор и толь­ко что его ударило током в четвертый раз за десять минут. Мама сказала, что не станет ему сочувствовать, потому что сотрудники компании предложили установить забор бес­платно, но папа ответил «только через мой труп». Мама считает, что это фигуральное выражение имеет все шансы обернуться реальностью.

Вернулся с обеда и обнаружил, что старосты перевернули вверх дном все вокруг моей кровати! Андерсон рылся в ящи­ках под койкой, Эмбертон вываливал на пол содержимое шкафчика, а Джулиан осматривал мои трусы. Члены Безу­мной Восьмерки окружили их, как зеваки — место автомо­бильной аварии. Вонючий Рот отказался пустить меня к моей же кровати, заявив, что они расследуют сообщение о краже.

Мое сердце упало. Так значит, бабуля все-таки позвони­ла Глоку!

Позвонил маме и продиктовал ей номер психушки в Таун-Хилле — вдруг понадобится.

 

ВТОРНИК, 19 МАРТА

Похоже, Верн подружился с Карликом и двумя Дэррилами. Во время послеобеденной туалетной инспекции они следо­вали за ним по пятам. Третий Дэррил скучает по дому и не хочет выходить из спальни.

Джулиан сообщил, что в следующем семестре будет ре­жиссером школьной пьесы от нашего корпуса и хочет, что­бы в каникулы я «подготовился» к исполнению главной ро­ли. Я спросил, что за пьеса. Он не ответил. Сказал лишь, что что-то из классики.

 

СРЕДА, 20 МАРТА

Мистер Холл между делом заметил, что во время трехднев­ного похода, который нам предстоит совершить в следую­идем семестре, мы должны будем пройти 60 км с 15-кило­граммовыми рюкзаками за спиной! Хуже того, нам придет­ся разбивать лагерь в парах без помощи взрослых наставников. Судя по моим умениям в этой области, меня ждет смерть от обморожения, после чего мое лицо сожрут шакалы.

Викинг дал мне список классических пьес. Весь день ис­кал их в библиотеке. Планирую все каникулы читать класси­ку и готовиться к следующему сценическому триумфу.

 

ЧЕТВЕРГ, 21 МАРТА

Позвонила мама и сказала, что водила Вомбата к психиатру. К сожалению, хитрюга Вомбат стала абсолютно нормаль­ной, как только они пришли туда, и ни разу не сморозила глупостей. Доктор сказал маме, что с бабулей все в порядке и нечего паниковать. Потом мама пошла с бабулей к ней в квартиру и обнаружила в холодильнике двенадцать бутылок «Белой лошади». А под кроватью — тарелку с селедкой и за­плесневелым картофельным пюре. Вомбат пришла в ярость, стала валить все на Бастера Крэкнелла и попыталась вызвать полицию.

 

ВОСКРЕСЕНЬЕ, 22 МАРТА

Субботние танцы в школе Святой Жанны прошли не очень хорошо.

ЖИРТРЕСТ:          получил предупреждение за кражу еды. Директриса поймала его, когда он за­гружал хот-доги в свою большую сумку.

САЙМОН:              весь вечер провел со старшеклассницей в ее комнате.

РЭМБО:                  какая-то блондиночка круто его отшила, и он весь вечер пытался устроить драку с ребятами из колледжа Блэксмит.

БЕШЕНЫЙ ПЕС: через пять минут после прибытия этого заперли в школьном автобусе (за то, что сделал вид, будто мастурбирует перед группой девчонок). В результате авто­бусу пришлось несладко.

ГОБЛИН:               утверждает, что встретил любовь всей своей жизни. Ее зовут Эли, и по деся­тибалльной системе она тянет на все восемь. Говорит, они почти поцелова­лись.

ВЕРН:                    весь вечер танцевал сам с собой. При этом так дергался, что мы делали вид, будто незнакомы с ним.

РОДЖЕР:               не пошел на танцы и провел вечер в шкафчике Верна, на груде его трусов. (Роджер отказывается спать где-либо еще, кроме трусов. Когда трусы у Верна кончаются, он перемещается на полку с шортами. Гоблин считает, что даже для кота такое поведение очень подозри­тельно.)

МАЛЁК:                весь вечер безуспешно пытался привлечь внимание красивой девчонки с длинны­ми золотистыми волосами.

Секс-аукцион нас несколько разочаровал. Саймон при­нес лифчик размера 32В, который Гоблин купил за двад­цать рандов. Верн выставил на аукцион рюкзак какой-то девчонки с учебниками и грязной хоккейной формой. Го­блин обвинил его в воровстве и заплатил пять рандов за все.

Мама позвонила из автомата и сказала, что у нас дома не работает телефон. Винит во всем папу, который со своим забором «расфигачил нам все электричество». Тут я услы­шал, как кто-то долбит снаружи по телефонной будке и орет: папа явно был с ней несогласен. Мама решила отвести Вом­бата к своей подруге-целительнице. Видимо, ей страшно от­того, что придется отправить бабулю в психушку, а папе страшно, что не дай бог бабуля поселится с нами.

 

ПОНЕДЕЛЬНИК, 26 МАРТА

Эмбертон треснул по моему шкафчику своей тростниковой палкой и заявил, что мне звонят. Я бросился вниз по лест­нице, снял трубку и услышал, как кто-то лихорадочно копо­шится в поисках монет и сердито бурчит, что телефонную компанию захватили левые радикалы. Потом раздался гром­кий стук, шуршание и грохот, после чего на линии воцари­лась тишина. Думаю, я не ошибусь, если предположу, что теперь и будка тоже не работает.

Весь день был на репетиции хора. Джулиан ведет себя как одержимый бесами. В пятницу мы едем в Йоханнесбург, и он не успокоится, пока хор не будет звучать идеально!

 

ВТОРНИК, 26 МАРТА

Позвонила мама из дома Мардж. Я то и дело прислушивал­ся к голосам на заднем фоне, но ничего не услышал. Пред­ставлял, как мама сидит в гостиной и говорит со мной по телефону Русалки. Наш домашний телефон по-прежнему сломан, а папа подумывает о том, не организовать ли марш протеста возле ближайшего офиса телефонной компании. Вчера мама возила Вомбата к целительнице, которая поста­вила ей диагноз «клаустрофобическая лихорадка». Это ког­да ты слишком долго находишься в одном и том же месте, и от этого начинает ехать крыша. К сожалению, следующие мамины слова были худшим, что я услышал с 15 февраля.

Мама с Вомбатом поедут с нами в Йоханнесбург!

У меня резко заболела голова, а к горлу подкатила тош­нота.

Я В ПОЛНОМ ДЕРЬМЕ!

 

СРЕДА, 27 МАРТА

14.15.У меня на мошонке три волоска!

(Вообще-то, только один из них на мошонке, остальные два чуть дальше к северу.)

Взбежав по лестнице, я сообщил ребятам, что больше не Малёк. Все бросились к моей кровати, а Саймон достал игрушечную лупу. (Сначала это было смешно.) После тща­тельного осмотра Рэмбо заявил, что я по-прежнему Малёк. Я попытался спорить, но Гоблин откашлялся и сказал, что­бы я успокоился. Все заржали, а Верн вдруг схватил меня за член. Тут же наступила тишина. Все смотрели на Верна, ко­торый хихикал, как идиот, сжимая мой член между большим и указательным пальцами. Я был слишком потрясен, чтобы шевельнуться, и уставился на Верна вместе с остальными.

Тут он перестал хихикать, а его лицо покраснело. Он от­пустил мой член, схватился за голову и вырвал клок волос.

Оглядев нас безумным взглядом, он выпалил: «Малёк!» — и выбежал из комнаты. Роджер остался с нами.

Рэмбо немедля созвал совещание. Он считает, что Верну становится хуже и его место в психушке. Все разволнова­лись, стали орать друг на друга, и совещание превратилось в подушечный бой. Я же выскользнул из спальни в туалет, чтобы проверить, не появилось ли за это время на теле чего нового.

 

ЧЕТВЕРГ, 28 МАРТА

После собрания говорил с Папашей. Тот на каникулы едет к своему брату в Англию. Он пожелал мне удачи на га­стролях, прокричал что-то на латыни и отправил меня во­свояси.

Репетировал соло «Иисус, отрада страждущего». Джу­лиан сказал, что это триумф. Я не стал говорить ему про во­лоски. У него и так вот-вот случится нервный срыв.

Упаковал чемоданы. Не могу дождаться, когда закончат­ся эти гастроли и можно будет вернуться домой, в родную кровать.

 

ПЯТНИЦА, 29 МАРТА

10.00.Попрощавшись с Безумной Восьмеркой, сел в ав­тобус, которому предстояло отвезти наш хор в Йоханнес­бург. На боку автобуса кто-то вывел пеной для бритья: «ХОР ГОМИКОВ». Джулиан велел мне сесть на заднее сиденье вместе с ним и завернул меня в одеяло, чтобы убе­речь от весеннего сквозняка. Вообще-то, в автобусе стояла жуткая жара, но я не осмелился с ним спорить.

Когда мы проезжали школьные ворота, хор запел школь­ный гимн. Мы свернули за угол, выехали на главную доро­гу, и тут я вдруг замолк. На обочине под деревом стоял лимонно-зеленый «универсал» с тонированными стеклами. За ветровым стеклом виднелось яркое пятно фиолетовых волос. Ребята продолжали петь, а я почувствовал, как лицо заливает краска.

Не могу поверить, что мама с Вомбатом попрутся вслед за школьным автобусом! Мало того, мама, кажется, решила ехать как можно ближе к нам!

Спросил Джулиана, нельзя ли сесть вперед, но тот отве­тил, что нет. Тогда я сполз на сиденье как можно ниже и стал молиться, чтобы мою семейку никто не заметил.

Но такова уж моя судьба: вскоре по автобусу пошел слух, что к нам прицепились две какие-то старперши. Нтоко (тре­тьекурсник с шикарным баритоном) помахал в окно. Мама нервно помахала в ответ, а Вомбат схватила сумочку и спря­тала ее под заднее сиденье, а потом показала на Нтоко паль­цем и шепнула что-то маме. Та, к счастью, тут же отъехала чуть подальше.

Мы будем жить в Парктауне, в общественном центре.

 

СУББОТА, 30 МАРТА

11.00.Весь хор в дурацких накидках и мантиях прошагал по проходу англиканской церкви Святого Мартина в Вель­де, распевая:

На этот горный склон крутой

Ступала ль ангела нога?

Я пел от всего сердца. Наш хор был прекрасен. С бедного Джулиана пот катился градом. Он был похож на овечку, кото­рую ведут на заклание. Вомбат с мамой сидели в первом ряду и, когда я прошел мимо, помахали мне рукой. Но я пел, не от­рывая взгляда от сборника псалмов. Мы исполнили десять пе­сен и два соло. (Я буду солировать завтра в кафедральном со­боре Йоханнесбурга.) По окончании последнего номера (школьного гимна в нашем пламенном исполнении) две ста­рушки во втором ряду зааплодировали. Вомбат пришла в ужас, что кто-то осмелился аплодировать в церкви, повернулась к на­рушительницам лицом и громко шикнула на них. Старушки тут же перестали хлопать и сели с пристыженным видом. Вом­бат покачала головой и отвернулась с недовольным лицом.

Вечерний концерт мы провели в интернате для детей-инвалидов. Джулиан велел петь соловушками и не смеяться над беднягами.

Мне было очень жаль этих детей, большинство которых сидели в креслах-каталках. Им очень понравилось наше вы­ступление, а после мы угостили их шоколадными конфетами и вместе сфотографировались. Не мог не заметить, что у умственно отсталых детей то же выражение лица, что и у моего соседа по спальне.

К счастью, в интернат мама с Вомбатом не поехали, по­тому что бабуля утверждает, будто ей очень тяжело нахо­диться в обществе умственно неполноценных.

 

ВОСКРЕСЕНЬЕ, 31 МАРТА

ПАСХАЛЬНОЕ ВОСКРЕСЕНЬЕ

Кафедральный собор Йоханнесбурга огромен и величестве­нен. На репетиции я очень нервничал и слышал, как голос дрожит во время сольной партии. Мама с Вомбатом прие­хали на час раньше и наблюдали за репетицией с первого ряда. Когда я пропел свое соло, Вомбат громко зааплодиро­вала.

08.45.Нам приказали пройти в ризницу и переодеться для выступления. В соборе собралась толпа, а у входа об­разовалась пробка — слишком много машин хотели при­парковаться. В моей груди снова послышался знакомый барабанный бой, а во рту появился сухой соленый при­вкус, как всегда, когда я собираюсь петь или играть на сцене.

Вдруг чья-то сильная рука выдернула меня из ризницы и потащила в маленький розарий у входа. Я оказался лицом к лицу с Джулианом, вид у которого был совершенно ди­кий.

— Послушай меня, Малёк, — сказал он, пристально глядя мне в глаза. — Думаю, сегодня последний день, когда мне предстоит выступать с этим хором. А о выступлении в таком месте можно было лишь мечтать. — Джулиан глубоко вздох­нул. Кажется, он пытался бороться со слезами. — Малёк, хо­чу, чтобы ты знал — у тебя самое прекрасное мужское со­прано, которое я когда-либо слышал. Через месяц оно про­падет навсегда. Это твой последний шанс. — Он печально взглянул на меня и опустил руки мне на плечи. — Тебе и раньше приходилось это делать. Просто этот собор поболь­ше размером. Но ты слышал, какая здесь акустика? — Джу­лиан крепко сжал меня за плечи и сказал: — Хочу, чтобы ты спел так, как не пел никогда. Это твои последние пять ми­нут славы — так иди и будь великолепен!

Я прошагал по проходу, чувствуя себя способным свер­нуть горы. К счастью, мой сольный номер был последним в расписании службы, и у меня было время успокоиться и ра­зогреться как следует. Народу в соборе было битком, и наш хор звучал просто блестяще. Джулиан был прав. Лучшей акустики, чем в этой церкви, мне еще встречать не приходи­лось. Настоятель прочел длинную проповедь о десяти запо­ведях, а потом заставил нас долго молиться молча. Во время молитвы я испытал некоторые сомнения: не уверен, что Бо­гу есть до меня дело и моя маленькая жизнь его сильно ин­тересует. Но, поскольку мне было страшно и терять все рав­но было нечего, я'попросил Его дать мне спокойствие и сделать так, чтобы мое последнее соло в качестве Малька прозвучало идеально. Молитвы закончились, и Джулиан спел «Ступаю с Богом», пока прихожане причащались. Он пел с таким чувством, что на верхних нотах у него голос дрожал.

Близился конец службы. Настоятель благословил собрав­шихся и произнес:

— Последний псалом — «Иисус, отрада страждущего». Соло в исполнении Джона Мильтона.

Под тихие звуки органа я сделал шаг вперед. Сделал глубо­кий вдох, открыл рот. ..ив тишине раздался мой высокий дев­чачий голосок. На этот раз он не дрожал. Я и не припомню, чтобы когда-нибудь так хорошо пел. Примерно на середине номера хор начал расходиться. Джулиан спланировал все очень точно. Он хотел, чтобы другие ребята постепенно ушли через заднюю дверь, а я в конце остался один у алтаря. И это было просто потрясающе, потому что атмосфера, в которой я допевал последние строки, была поистине неповторима. А потом все кончилось. Собор окутала звенящая тишина. Сотни глаз были направлены на меня. Я закрыл сборник псалмов и медленно зашагал по проходу. А прихожане оста­лись стоять в полной тишине. Это было и странно, и чудесно.

Я вошел в ризницу, и меня окружили аплодисменты ребят из хора, а Джулиан крепко обнял меня со слезами на глазах.

 

ПОНЕДЕЛЬНИК, 1 АПРЕЛЯ

КОНКУРС ХОРОВЫХ КОЛЛЕКТИВОВ В ХАЙВЕЛЬДЕ

Джулиан пришел в ярость, когда мы заняли второе место среди двадцати школьных хоровых коллективов, и сказал, что судьи голосовали за своих земляков. (Видимо, Джулиан не в ладах с географией, потому что победители были из Апингтона.) Мы спели школьный гимн на тротуаре у авто­буса, после чего великому хоровому турне 1991 года при­шел конец, и все разъехались в разных направлениях на пас­хальные каникулы.

Всю дорогу до дома Вомбат спала. И хотя мама не со­зналась в том, что напичкала ее снотворным, бабуля выру­билась ровно через десять минут после того, как выпила бу­тылку газировки. Здорово было сидеть в тишине и просто смотреть, как мимо проплывают золотистые равнины.

 

ВТОРНИК, 2 АПРЕЛЯ

Вернулся домой и обнаружил на холодильнике список ку­хонных правил, которые мама, судя по всему, оставила па­пе, прежде чем уехать с нами на гастроли:

 

МАМИНЫ КУХОННЫЕ ПРАВИЛА

Сделал бутерброды с расплавленным сыром — выключи ду­ховку.

Банки в шкафу над чайником — еда Черныша. (Это НЕ ТУНЕЦ!)

Еда в холодильнике — твоя еда. (НЕ СОБАЧЬЯ!) Готовые блюда — в пластиковых контейнерах в холодильни­ке. (По одному в день.)

Прежде чем ставить чайник, убедись, есть ли в нем вода. Не более трех чашек кофе в день! Миску Черныша надо держать на улице (мухи). Черныша надо держать на улице (блохи). Если позвонит моя мать, не надо пудрить ей мозги, разгова­ривая странным голосом.

Фрэнка в дом не пускать (даже в экстренном случае),

Видно невооруженным глазом, что папа нарушил многие из этих правил. Мама нашла на своей половине кровати со­бачью шерсть, а на розовом кусте в саду — куртку Фрэнка. Тогда она сказала, что нам нужен питательный ужин, и при­готовила куриные грудки с овощами, которые были серого цвета и мерзкие на вкус.

Папа прилепил на холодильник конверт с приглашением на кулинарные курсы, взял Черныша и пошел за пиццей.

 

СУББОТА, 6 АПРЕЛЯ

Было классно почти всю неделю расслабляться и ничего не делать. По-прежнему просыпаюсь в 06.15 каждый день. Моему мозгу требуется не меньше десяти минут, чтобы по­нять, что сирены на подъем не было и на соседней кровати не спит сумасшедший. Тогда я снова засыпаю и примерно до десяти часов смотрю сны о Русалке. Потом завтракаю, принимаю душ и играю с Чернышом. После обеда читаю пьесу, хотя обычно в процессе чтения начинаю фантазиро­ватъ о том, как играю главную роль и все заканчивается тем, что я декламирую монологи перед Чернышом, кото­рый при этом скулит и выглядит виноватым. Потом мама приносит сладкий чай с молоком, мы болтаем с ней о школе и о том, что я мечтаю стать знаменитым актером и писате­лем. Ей нравятся разговоры о школе, а вот от моих карьер­ных предпочтений она не в особом восторге. Каждый день, допив чай, она забирает мою чашку и говорит, что из меня бы вышел прекрасный адвокат, а потом идет на кухню и пытается приготовить ужин. Примерно в это время в моей голове сгущаются темные грозовые тучи, вызывая навязчи­вые неуправляемые мысли. Приходится сосредоточиться на вдохах и выдохах, чтобы не задохнуться и не заплакать. Чувство очень странное, и это гораздо хуже, чем скучать по дому.

А потом раз! — и я уже на велосипеде, мчусь по улице.

Северный Дурбан прекрасен в свете вечернего солнца. Вечнозеленые деревья залиты желто-зеленым сиянием. На улицах играют дети. Некоторые машут, когда я проезжаю мимо, другие хмурятся или не обращают на меня внима­ния. Такое впечатление, что мой велосипед уже сам знает путь к дому Русалки. Как будто он ездит туда каждый ве­чер, со мной или без меня. Он останавливается рядом с ко­ралловым деревом [ Невысокое колючее листопадное дерево семейства бобовых.] в парке, за углом от ее дома. У дороги так все заросло кустами и деревьями, что легко оставаться незамеченным, хотя я и боюсь, что однажды Мардж меня увидит и расскажет маме. Обычно я не вижу Русалку. Ино­гда на ее дворе припаркован «фольксваген-гольф». Но ка­кая мне разница? Даже в те редкие дни, когда она выходит во двор, мне приходится прятаться, как преступнику. Она не знает, что я здесь. Когда я смотрю на нее, меня словно бьют под дых — не знаю, любовь это или адреналин. При­мерно в полшестого Мардж включает в доме свет — мне пора уходить. Возвращаюсь в парк, снимаю велосипедную цепь и еду домой, как можно быстрее крутя педали. Дома всегда делаю вид, что ужасно устал. Папа хлопает меня по спине и начинает мечтать о том, как в один прекрасный день я выиграю гонку «Тур де Франс». Мама наливает ванну и причитает, как бы я не простудился. Потом настает время ужина и повторов старых серий «Мэтлока» по теле­визору. Мы смотрим новости, погоду, а потом кто-то из Мильтонов зевает, и мы идем спать. Пытаюсь читать перед сном, но в голове вихрь из тысячи мыслей: лежу и смотрю в потолок. Не знаю почему, но обычно я засыпаю с вклю­ченным светом.

ВОСКРЕСЕНЬЕ, 7 АПРЕЛЯ

Поскольку на Пасху мы в церковь не ходили, мама настояла на том, чтобы пойти сегодня. Службу проводил приглашен­ный священник. У него были седые волосы и красное лицо. Его звали архиепископ Саймоне. Наш местный священник, казалось, был очень рад тому, что архиепископ выбрал именно нашу церковь для своей проповеди.

Благородно склонив голову у алтаря, он подошел к ана­лою. Затем, выдержав паузу, молча, окинул собравшихся взглядом и проговорил:

— Пасха — время размышлений. Время, когда мы, хри­стиане, должны внимательно взглянуть на себя со стороны и спросить: похожа ли наша жизнь на ту, какой ее хотел бы видеть Иисус?

Папа нервно улыбнулся. Архиепископ снова выдержал паузу и продолжил:

— Не думаю, что это так. Ведь внутри каждого из нас живет раковая опухоль, разъедающая клетки нашей великой души. Можно отворачивать головы и отрицать, но каждый из присутствующих здесь виновен. Каждый из нас болен раком, имя которому — расизм!

Тут папа дернулся, как марионетка на веревочке. Из его горла вырвался странный высокий стон. Он смущенно су­нул руки в карманы, а глаза его забегали из стороны в сторо­ну, как у психа. Мама нахмурилась. Папа сердито взглянул на нее, а потом оба они воззрились на архиепископа. По аудитории прокатилась волна неловкого волнения. Люди принялись нервно кашлять и оживленно шептаться.

Архиепископ продолжал:

Но в минуты тьмы Бог указывает нам залитую светом тропу. Тропу раскаяния, которую открыл нам Сын Его Иисус Христос, когда того вешали на крест. Во все века есть светлые люди, которые следуют тропою Бога. И в нашей стране, на которую спустилась ночь, есть такой могуще­ственный и отважный светоч. Я говорю об архиепископе нашем, Десмонде Туту [Южноафриканский священник Иборец за гражданские права, архие­пископ Кейптауна, принявший активное участие в борьбе против апар­теида. Получил Нобелевскую премию мира в 1984 году.].

Я стиснул зубы и приготовился стать свидетелем катастро­фы. Папа считает Туту дьяволом во плоти, потому что тот обратился ко всему миру с призывом наложить на ЮАР санкции и именно из-за него мы не можем участвовать в международных матчах [В 1980-е годы ЮАР был объявлен международный спортивный бой­кот, связанный с режимом апартеида в стране.]. По его словам, именно этот чело­век «угробил спортивную карьеру Поллока» [Грэм Поллок — знаменитый южноафриканский игрок в крикет, чья карьера была прервана в возрасте 26 лет из-за спортивного бойкота ЮАР.]. А еще он го­ворит, что именно так всегда представлял себе Сатану, поэ­тому англиканский архиепископ, скорее всего, и есть Сата­на, а может, что и похуже.

Папа выбежал из церкви и с треском захлопнул за собой дверь. Мама побледнела, уткнувшись в молитвенник. Я сде­лал вид, что человек, который только что вышел, не прихо­дится мне отцом, пожал плечами и с отвращением покачал головой.

После причастия мама вывела меня через черный ход. Мы обнаружили папу в машине: тот сидел и болтал сам с со­бой. Мама не произнесла ни слова. Сложно было сказать, сердится ли она на папу или на архиепископа, но, как бы то ни было, она была зла как черт. Мы доехали до кругового разворота в конце улицы, и по-прежнему никто не произнес ни слова. Покружив, пропустили наш поворот. Папа снова поехал по кругу, потом снова и снова... Меня затошнило.

Интересно, не заразно ли безумие моего папаши? Жир­трест говорит, что болезни психики передаются через поко­ление. В таком случае в один прекрасный день у меня, может родиться сын-психопат!

Вдруг папа ударил по тормозам и направил наш универ­сал обратно к церкви.

Подъехав, папа выбежал из машины, захлопнул дверь и исчез в доме Божьем. Мама протяжно вздохнула и побежа­ла за ним вслед. Мне на секунду пришла мысль угнать ма­шину и никогда не возвращаться — Холден Коулфилд на ко­лесах. .. К сожалению, водить машину я не умею. Поэтому и побежал в церковь вслед за предками.

Действие разворачивалось в ризнице.

На архиепископе по-прежнему была черная мантия и белый воротничок, похожий на собачий ошейник, но шта­ны он уже успел снять. Папа бросался на него с кулаками, осыпая проклятиями. Мама кричала на папу, протягивая священнику черные брюки. Тот же стоял с совершенно спо­койным видом в накрахмаленных белых подштанниках, вы­тянув руки перед собой. Папа обвинил архиепископа в том, что тот испортил ему все праздники, и пригрозил, что если тот еще хоть раз упомянет имя Туту с кафедры, то получит по полной программе. Архиепископ ответил, что не боится умирать, ведь, в конце концов, все мы предстанем перед Богом.

Папа явно не знал, как на такое реагировать, но по-прежнему стоял, держа кулаки наготове и страшно рыча. Тогда священник произнес:

—   Возможно, однажды, когда все мы опустим кулаки и забудем о страхе, нам откроется, что люди, которых мы счи­таем террористами, хотят лишь спокойно проживать каж­дый день, как мы сами, растить детей и жить в мире.

После этих слов папа совсем растерялся, и глаза его стали метаться из стороны в сторону, как у дикого зверя (больного бешенством). Он опустил кулаки, но вид у него по-прежнему был совершенно безумный. Архиепископ подо­шел к нему и сказал:

—   Мы не заслуживаем того, чтобы жить в страхе. Не за­служивает этого и ваш сын.

В этот момент на пороге появился страх собственной персоной.

Страх явился к нам в обличье миссис Шингл, самой ги­гантской толстухи в мире (она толще, чем Жиртрест). Мис­сис Шингл была моей учительницей воскресной школы в четвертом классе и до сих пор наводит на меня ужас. Барри ван Ренсбург, который вместе со мной ходил на эти занятия, говорит, что за год после смерти мужа она потолстела на семьдесят пять килограммов. Совпадение? Не думаю.

Миссис Шингл не задавала вопросов. Она схватила папу за воротник и вышвырнула его в дверь черного хода, веду­щую прямо на кладбище, после чего прокричала, что в цер­ковь его больше не пустят, да вдобавок обвинила в том, что он нос задирает, так как послал сына в «школу для снобов». Папа пытался что-то промямлить, но миссис Шингл не по­зволила ему и пикнуть. Тогда он обозвал ее лесбиянкой и бросился к машине так, будто за ним гнался сам Сатана.

Вернувшись в машину, мама сказала, что хочет погово­рить с папой цивилизованно, без ругани.

Всю дорогу до квартиры Вомбата они ругались на чем свет стоит.

 

ОБЕД В ЯХТ-КЛУБЕ (С ВОМБАТОМ)

ПЛЮСЫ

Я ел вкуснейший стейк с чесночным маслом. Папа пил колу всю дорогу. (И три последних были с двой­ным бренди.)

Мама приободрилась и вроде бы даже не сердилась на папу за его безумное поведение.

Была прекрасная погода, а в гавани проходила регата — бы­ло на что посмотреть, пока Вомбат жаловалась на ужасное качество телепрограмм в нашей стране.

МИНУСЫ

Вомбат подавилась рыбной костью и выплюнула ее на та­релку.

Мама выпила больше обычного и опрокинула соусник. Вомбат постоянно спрашивала, чей день рождения мы празднуем.

Папа с Вомбатом обвинили официанта-индуса в том, что тот намухлевал со счетом. Потом оказалось, что в счете все правильно. Папа извинился. Вомбат — нет.

 

ПЯТНИЦА, 12 АПРЕЛЯ

Папа сам не свой с тех пор, как поругался с архиепископом. На этой неделе он пытался убить Черныша только однажды, да и то за то, что он (Черныш) выкопал один и тот же розо­вый куст два раза за день.

Видел Русалку в саду с новым парнем. Мардж не было дома, и они курили. Странно смотреть, как Русалка курит. Как-то это неправильно, словно через девственное поле с прекрасными деревьями протянули линию электропере­дач.

Завтра Мильтоны едут в парк Рини [Морской заповедник, популярное место у дайверов.] на южном берегу Наталя — путешествуем в «домике на колесах». Домик па­па берет напрокат у Фрэнка, а тот в свою очередь одолжил его у Леса Райта, По словам Фрэнка, этот домик у него так давно, что Лес уже забыл про него. Маме все это не нравит­ся. Она обозвала Фрэнка уголовником. Папа говорит, что если воруешь у друзей, это не считается за кражу.

Он со вторника готовит удочку. Сегодня весь вечер про­веряли рыболовную леску, травили байки и дергали за крю­чок, пока другой держал удочку. Папа рад вдвойне — ведь Вомбат с нами не едет. Отказалась, потому что путешествия в передвижном доме, мол, «ниже ее достоинства».

Другая хорошая новость: в этом году я буду праздновать свой пятнадцатый день рождения дома, а значит, меня не окунут в унитаз, не утопят в фонтане и не начистят яйца гу­талином.

У меня уже двенадцать волосков на мошонке, хотя глав­ное событие — опущение яичек — еще не свершилось.

 

СУББОТА, 13 АПРЕЛЯ

ПУТЕШЕСТВИЕ МИЛЬТОНОВ В ПАРК РИНИ

По дороге в парк Рини папа трижды чуть не угробил нас. Первый околосмертельный опыт случился близ аэропор­та, когда папа слишком увлекся наблюдениями за садя­щимся самолетом. Он так усердно пытался сравняться с «Боингом-737» «Южноафриканских авиалиний», что чуть не переехал троих автостопщиков, которые стояли на аварийной полосе. Мама назвала его «чертовым идио­том».

Второй околосмертельный опыт произошел под мостом Умгабаба. Папа считает этот мост смертельной ловушкой, потому что какие-то придурки кидают с него кирпичи, пы­таясь попасть в проезжающих внизу. К тому времени, как мы подъехали к мосту, папа сам себя так накрутил, что распсиховался, как Вомбат, стоя в очереди в банковскую кассу. Неестественно высоким голосом он велел мне лечь на заднее сиденье и накрыть голову коробкой с рыболовными снастями. Когда мы оказались под мостом, папа принялся неистово выворачивать руль то влево, то вправо, пытаясь сбить с толку потенциальных метателей кирпичей. К сожа­лению, он так сосредоточился на возможной опасности, ис­ходящей сверху, что не обратил внимания на огромный грузовик, груженный сахаром, который мчался прямо на нас по встречной. И когда он обернулся показать мне, что все о'кей, мама заорала и резко потянула руль в свою сторо­ну. Универсал бросило влево. Домика на колесах мы чуть не лишились, однако папа быстро выровнял громадину. Покачав головой, он заявил, что с каждым днем жизнь в этой стране становится все опаснее. Не говоря ни слова, мама принялась созерцать проплывающие за окном бана­новые плантации.

Третий случай произошел уже на въезде в парк Рини. Папе так не терпелось увидеть, есть ли волны, и проверить, в какую сторону дует ветер, что он не остановился перед же­лезнодорожным переездом и нас чуть не сбил поезд. Закон­чив осыпать ругательствами машиниста, папа подмигнул мне и сказал:

— Легкий северо-восточный... Джонни, пойдем и пой­маем стофунтовую рыбу!

Прогулялся по кемпингу. Место 18 через дорогу занято компанией серфингистов с девчонками, которые сидят в шезлонгах и пьют пиво. Одна из девчонок довольно сим­патичная. Когда я прошел мимо, она мне улыбнулась. По­пытался улыбнуться в ответ, но рот почему-то не открыл­ся, поэтому я сделал вид, что игнорирую ее, и проскольз­нул в туалет. Сидя на унитазе в закрытой кабинке, обдумал свои перспективы. Потом понял, что сижу здесь уже слиш­ком долго. Девчонка может подумать, что я пошел по-большому. Саймон говорит, что красивые девушки никог­да не пукают и не ходят по-большому, поэтому я выско­чил из туалета и прошагал мимо их шезлонгов с невозмутимым видом. На случай, если ее действительно интересовало, чем я там так долго занимаюсь. На этот раз девчонка сидела к дороге спиной, и ее целовал в шею свет­ловолосый серфингист. Кажется, я скоро возненавижу всех блондинов-серфингистов на свете! Вернулся к нашему фургончику. Папа ждал меня с рыболовными снастями наготове. Захлопав в ладоши, как ненормальный, он про­орал: «Скорей-скорей-скорей-скорей!» Как будто я трачу его время понапрасну. Потом он объявил, что бухта ки­шит селедкой, сунул мне в руки удочку и ушел в направле­нии пляжа.

В течение примерно километра мы лезли по скалам, пе­репрыгивая затопленные приливом лагуны, а потом папа указал на какую-то канавку и сказал: «Копать будем здесь». Мы начали разбирать снасти. Внезапно папа завопил, как будто его пытали, и швырнул на землю свой грузик в виде пирамидки. Мы забыли наживку в холодильнике домика на колесах! Папа сел на камень и уставился в морскую даль, как психопат, раздумывающий о смертоубийстве. Потом он сказал: «Я сдаюсь! Это все! Все, что Мильтон бы ни делал, превращается в дерьмо! Какой смысл? Какой смысл?» Я ре­шил, что эти настроения попахивают суицидом, и поэтому соврал, что видел огромную рыбу, которая выпрыгнула из воды прямо под нашим носом. Потом повернулся к отцу, но тот уже был на полпути обратно и прыгал по скалам, как антилопа.

Папино наблюдение, что бухта кишит селедкой, оказа­лось не совсем правдой. К пяти часам рыба ни разу не клю­нула. Папа очень нервничал и все время пробовал разные наживки, но безуспешно. Затем он заявил, что во всем ви­новата расположенная неподалеку бумажная фабрика «САППИ». Глотнув морской воды, он сказал, что у нее привкус нефти. Вдруг моя леска обвисла. У папы загорелись глаза, и он завопил: «Это сельдь! Это сельдь! Тяни! Тяни! ТЯНИ!» Я начал вытягивать леску со всей силы, а потом она натянулась. Папа завопил: «Тяни что есть мочи!» Я вы­дернул удочку, и началась борьба.

17.04.Поймал самую крупную рыбу в своей жизни! Папа говорит, она потянет на два с половиной фунта. Вынул крючок у нее изо рта, а папа бросился к сумке доставать фо­тоаппарат. Мне не сразу удалось крепко ухватить скользкую рыбу, но когда я все-таки сделал это, то поднял ее с сияю­щей улыбкой. Но папа не стал фотографировать. Вместо этого он вдел крючок в голову моей селедки, второй крючок ей под спинной плавник и провозгласил:

—   Ловим на живца, Джонни!

Закинув мою прекрасную рыбу в залив, папа протянул мне удочку, подмигнул и сказал:

—   А теперь поймай мне лихию [Крупная промысловая рыба, водится у берегов Юго-Восточной Аф­рики.]!

Слегка приуныв после того, как мою суперскую рыбу низвели до статуса наживки, я начал представлять борьбу с самым крупным трофеем, когда-либо пойманным на спор­тивной рыбалке в Натале. Папа открыл банку пива и, гром­ко рыгнув, во весь голос затянул песню «Я король мира». К счастью, никто его не слышал.

Примерно двадцать минут я простоял с папиной удоч­кой, глядя на горизонт и чувствуя себя настоящим мужи­ком. Затем леска резко дернулась. Папа встал позади и странным голосом прошептал:

—    Спокойно, сын мой. Она еще примеривается. Пусть заглотит. Тихонько, не торопись...

К сожалению, леска дернулась только один раз, а выдер­нув удочку, я обнаружил, что от моей прекрасной рыбы осталась лишь голова да жалкий сгусток кровавых кишок.

Осмотрев рыбью голову, папа отхлебнув пива и с видом знатока заявил: «Акула».

У меня похолодела кровь — я только что играл в игры с «Челюстями»! Мы снова закинули удочку, и вскоре папа поймал двух селедок, каждая из которых, по его словам, ве­сила меньше двух с половиной фунтов. Тогда папа оснастил удочки проволочной леской и забросил пойманную рыбу в качестве наживки. Мы стояли как двое воинов в ожидании смертельной схватки с самым устрашающим чудовищем планеты. Папа даже дал мне глотнуть пива, сказав, что от него растут волосы на груди. Хотя лично мне не повредили бы волосы в другом месте. (На сегодняшний момент общее число волос — шестнадцать.)

Затем папина леска вдруг начала дико раскачиваться из стороны в сторону. Он отдал мне пиво и присел, приняв во­инственную позу. Глаза выпучились от предвкушения, он начал говорить сам с собой. Акула виляла, как раненый «феррари». Папа громко заулюлюкал и, спотыкаясь, побе­жал по скалам к бухте, чтобы сразиться с монстром на песке. Я выдернул живца и оставил его в лагуне, а сам побежал к пляжу, догонять папу. Тот сказал, что акула уже размотала двести метров лески и сейчас приближается к Мадагаскару. Поскольку сгущались сумерки, я побежал к тому месту, где мы оставили сумки, и перенес их на пляж. Свою рыбу я от­пустил, потому что мне было жалко смотреть, как она ловит ртом воздух в мутной зеленой воде.

Тем временем на пляже папа терял надежду. У него за­болела спина, а леска порезала кожу на левой руке. Все было в точности как в книжке «Старик и море», но папу это сравнение не впечатлило. К сожалению, акула предприняла хитрый шаг и поплыла параллельно берегу влево от пляжа. Папа очень старался остановить ее, но леска порвалась о риф. Он не очень расстроился — то ли потому, что акула его уже достала, то ли потому, что его сын в глубине души боял­ся увидеть то, что покажется из воды.

Костер в кемпинге пришлось разводить мне: папа был слиш­ком занят. Он ходил от одной площадки к другой и травил байки о том, какая большая рыба ушла от него сегодня. Пар­ню, что стоял рядом с нами, он сказал, что это была острозубая песчаная акула весом более пятисот фунтов. Сосед забеспоко­ился и сказал, что посоветует своим домашним не соваться в воду. Напутав до смерти весь кемпинг парка Рини, папа с до­вольным видом уселся в шезлонг и приказал мне во всех под­робностях описать его битву с акулой в моем дневнике.

22.00.Папа наорал на серфингистов за то, что те слиш­ком громко врубили музыку. Те ему нагрубили и обозвали козлом, когда он отвернулся.

 

ВОСКРЕСЕНЬЕ, 14 АПРЕЛЯ

 

Прекрасный день, загораю. Ни рыбалки, ни акул, слава Богу.

 

ПОНЕДЕЛЬНИК, 15 АПРЕЛЯ

До дня рождения осталось пять дней! Пятнадцать — звучит куда лучше, чем четырнадцать. Мильтоны отправились вниз по побережью и пообедали в пабе «Оранжевый осьминог». По телевизору в углу показывали ролики про рыбалку, и ма­ме все время приходилось одергивать папу, чтобы тот пере­стал смотреть и слушал ее. Но у папы глаза загорелись ры­бацкой лихорадкой, и он так быстро прожевал бургер, что на обратном пути пришлось заехать в аптеку за лекарством для пищеварения.

После обеда поймал еще две сельди, а вот акул на этот раз не было. Папа выпотрошил одну из моих рыбин, и мы пожарили ее на гриле с колбасками, бараньими отбивными, куриными шашлычками и вчерашним разогретым стейком. После ужина все так объелись, что легли спать, а ведь даже восьми не было.

21.00.Лежал без сна и слушал, как папа храпит, а мама скрежещет зубами. Через некоторое время выскользнул из до­мика на колесах, таща за собой спальный мешок. Закрыл дверь, на цыпочках подошел к костру и подбросил дровишек в угли. Маленькие бревнышки загорелись, и я сел, чтобы про­вести вечер у огня. Неподалеку серфингисты готовились к ве­черинке, и вскоре из магнитолы блондинчика полилась музы­ка. Они слушали «Вне времени» — новый альбом R.E.M. С середины прошлого семестра эти песни каждый день доно­сились из комнаты Вонючего Рта. Лег у костра, стал смотреть на звезды и слушать волны, бьющиеся о берег и ласкающие песок. Подумал о том, как было бы здорово, если бы рядом сейчас лежала Русалка. Она тоже любит такие вот идеальные моменты. Закрыл глаза и стиснул зубы: в горле застрял комок.

Это я в углу.

Я в луче света.

Теряю свою религию
[Строки из песни R.E.M. «Losing My Religion». Классическая песня о неразделенной любви.].

 

ВТОРНИК, 16 АПРЕЛЯ

Четыре дня до великого события!

Как только мы приехали домой, сказал предкам, что еду кататься на велосипеде. Помчался по улице к дому Русал­ки. Но все окна и двери у них были заперты. Наверное, уехали на каникулы.

 

ВОСКРЕСЕНЬЕ, 20 АПРЕЛЯ

С ДНЕМ РОЖДЕНИЯ, МАЛЁК МИЛЬТОН!

Мама с папой подарили «Сони Уокмен». Впервые в жиз­ни получил на день рождения нужный подарок. (Не считая подарочка от Вомбата: вручила мне два ранда и три бри­танских марки общей стоимостью меньше фунта!) И это не единственная хорошая новость: дядя Обри и тетя Пегги подарили купон на покупку в музыкальном магазине, и на него я приобрел альбом R.E.M. «Вне времени» и весь день слушал его снова и снова, расхаживая по дому и под­певая. Черныш подарил пакетик вяленого мяса и стал ры­чать на меня, когда я его открыл. Позвонил Папаша, про­пел песню «С днем рождения» от начала до конца и пове­сил трубку.

11.30.Мама бросила мне на постель розовый конвертик и с делано безразличным видом вышла из комнаты, не говоря ни слова. Достаточно было взглянуть на почерк, и я сразу понял, от кого письмецо. Разорвал конверт. Внутри была открытка с изображением большого облизывающегося крас­ного кота.

Дорогой Джсонни! С днем рождения. С любовью, Русалка

P.S. Скучаю по тебе.

 

Спрыгнул с кровати, забыв, что на мне наушники, и вырвал их из плеера. Пришлось сложить вместе половинки разо­рванного конверта, чтобы посмотреть, откуда его отправи­ли. Оказалось, из Джеффрис-Бей — знаменитого серфер-ского местечка рядом с Порт-Элизабет. Никак Русалка от­рывается там с новым бойфрендом! Зачем тогда послала открытку? Из чувства вины или потому, что по-прежнему любит меня? Перечитал текст еще несколько раз и спрятал под подушку. Потом переслушал «Теряя свою религию» и нажал на повтор.

18.45.Мама растолкала меня и велела одеваться к ужину В«Кухне Майка» [Южноафриканская ресторанная сеть.]. Встали у дороги и стали ждать папу с Вом­батом. Наконец, вдали показался свет фар, а потом универ­сал со скрежетом затормозил.

С самого начала было ясно, что папа с Вомбатом руга­лись всю дорогу до нашего дома. Бабуля обвинила его в том, что он пытался отрезать ей голову, закрыв окно автомобиля. На что папа ответил, что он хотел закрыть свое окно и по ошибке нажал не ту кнопку. Мама старалась всех развесе­лить, но Вомбат так рассвирепела, что даже не поздравила меня с днем рождения.

Папа сказал официанту, что у нас чрезвычайная семей­ная ситуация, поэтому он должен принести сразу по двой­ной порции спиртного. А потом, подмигнув, заказал мне пива. Видимо, мама с папой решили, что пятнадцать лет — самое время начать пить. И вот я пью пиво в день рожде­ния, ни от кого не таясь. Если еще и яички опустятся, то я точно больше не Малёк.

Тут мама заметила за соседним столиком женщину из своего книжного клуба и срочно приказала мне спрятать два пива под стол. Но не успел я пошевельнуться, как огромная физиономия маминой подруги нависла над нами, как хо­лодный фронт. Мама смущенно опустила голову. Женщина из книжного клуба очень старалась не пялиться на кучу спиртного передо мной, но глаза ее сами бегали от кружки пива к моему лицу и обратно. Тут папа показал на меня пальцем и объяснил, что у меня сегодня день рождения. Мамина подруга поздравила меня и спросила, сколько мне лет. Я ответил «пятнадцать», но если бы вы слышали, каким тонюсеньким голоском я это пропищал, то ни за что бы не поверили, что мне больше двенадцати. Женщина из книж­ного клуба ушла, и следующие полчаса мама с Вомбатом обсуждали ее сексуальную жизнь. (Судя по всему, эта под­руга — что-то вроде Гоблина в женском обличье.)

Вскоре после десерта мама, папа, Вомбат и официант спели мне пьяную версию песни «Он хороший парень». Все посетители стейкхауса вытаращились на нас, но подпе­вать никто не стал. Предки закричали «гип-гип-ура!», что заставило меня содрогнуться, а Вомбат встала и обратилась к присутствующим в ресторане. Подняв свой бокал с шам­панским, она поблагодарила всех, кто пришел сегодня на ее юбилей, и сказала, что с каждым днем чувствует себя все моложе. Потом села и умяла целую тарелку тостов.

 

ВОСКРЕСЕНЬЕ, 21 АПРЕЛЯ

По приезде домой с вечерней велосипедной прогулки меня снова встретили песней «Он хороший парень». Прислали мои оценки.

Три пятерки (по английскому, истории и театральному ма­стерству) .

Три четверки (по физике, биологии и географии). Два трояка (по африкаансу и математике).

На обратной стороне ведомости была рекомендация от Уку­шенного. (Видимо, Глок ввел какое-то новое правило.) Приклеил ее в свой дневник:

Дусону следует прилагать больше усилий, чтобы пол­ностью реализовать свой потенциал. Он отлично ла­дит с товарищами по корпусу, но порой склонен к ин­троспекции и одиночеству. Это очень способный маль­чик, однако ему следует быть усерднее в учебе, чтобы оправдать доверие, оказанное ему школой. Мои реко­мендации — посвящать меньше времени записям в дневнике и больше — подготовке к экзаменам. Дусон по­разил меня своим мужеством и, несмотря на недавний скачок в физическом развитии, храбро перенес испы­тания последних месяцев и продолжает быть оплотом человечности среди своих неблагополучных сокурсни­ков. Буду следить за его развитием с большим интере­сом.

Внизу Укушенный поставил свою подпись, похожую на крабика. Не мог удержаться и написал ему ответную реко­мендацию:

Укушенный — довольно неплохой начальник корпуса, которому, однако, следует прилагать больше усилий, если он хочет когда-нибудь стать директором. Поми­мо внешности гнома и серьезного увечья, природа на­градила его нервным тиком, плохим запахом изо рта и гулящей усенушкой. Он позволяет мальчикам дразнить, высмеивать и донимать друг друга, разводить кошек и проявлять признаки сумасшествия, полагая, что еже­недельная порка одного из учеников — хороший дисци­плинарный пример. Несмотря на все свои проблемы, он продолжает оставаться нелюбимым начальником и Жутким занудой. Буду следить за его отсутствием развития с большим интересом.

Хотел отправить свою рекомендацию Укушенному в школу, но потом мой гнев утих, и я вклеил ее между страницами дневника.

 

ВОСКРЕСЕНЬЕ, 28 АПРЕЛЯ

Завтра в школу. Впервые рад возвращению в этот сумас­шедший дом. (Хотя знаю, что пожалею об этом, как только нога моя ступит на школьный двор.) Я также намерен бле­стяще сыграть в школьной пьесе. По просьбе Джулиана за каникулы перечитал несколько пьес из классики для подго­товки.

 

СПИСОК ПЬЕС, ПРОЧИТАННЫХ В КАНИКУЛЫ

(С КОММЕНТАРИЯМИ И ОЦЕНКАМИ ПО ДЕСЯТИБАЛЛЬНОЙ ШКАЛЕ)

«ПИГМАЛИОН» ДЖОРДЖА БЕРНАРДА ШОУ.Неплохая пье­са, но мюзикл «Моя прекрасная леди» гораздо лучше. Оценка: б из 10

«СМЕРТЬ КОММИВОЯЖЕРА» АРТУРА МИЛЛЕРА.Немного скучновата, но все равно великолепна. 7 из 10

«КОНЕЦ ИГРЫ» СЭМЮЭЛЯ БЕККЕТА.Большое разочарова­ние, пьеса рядом не лежала с «В ожидании Годо». Не понял почти ни одной шутки. 2 из 10

«СУББОТНИЙ ВЕЧЕР ВО ДВОРЦЕ» ПОЛА СЛАБОЛЕПЖИ.Не­смотря на странное имечко автора, это, пожалуй, лучшая пьеса за каникулы. Хоть бы Джулиан ее выбрал — тогда буду играть Форси. Оценка: 9 из 10

 

 ПОНЕДЕЛЬНИК, 29 АПРЕЛЯ

 

НАШИ ДОСТИЖЕНИЯ ЗА КАНИКУЛЫ

РЭМБО:                 начал курить. Говорит, если захочет, бу­дет выкуривать по 20 сигарет в день.

ЖИРТРЕСТ:         мама начала пичкать его какими-то сильнодействующими лекарствами, и он похудел на десять килограммов, хотя не­возможно понять, правда это или нет. У лечения есть и минус: видели бы вы, сколько жратвы Жир притащил с собой в школу!

САЙМОН:             его родители развелись. Говорит, что ему все равно.

ГОБЛИН:              провел каникулы с новой подружкой, Эли. Утверждает, что в воскресенье ве­чером наконец снял с нее кофточку, но было темно и ничего не видно, а Эли не разрешила ему включить свет. В доказа­тельство того, что он не врет, притащил целую кучу фоток с Эли на вечеринке. Должен признать, она гораздо симпа­тичнее, чем я думал.

ВЕРН:                   сложно было разобрать, что он мычит, но, судя по всему, Человек Дождя при­кончил камышового хомячка своей шапкой. Когда я спросил его, какого размера был хомяк, Верн ответил, что по пояс.

БЕШЕНЫЙ ПЕС:его арестовали за вождение автомобиля в сельской местности. Его отца (Пса-старшего) оштрафовали на двести ран­дов, велев держать сынка под контролем. Тот выпорол его кнутом.

РОДЖЕР:              каникулы провел в шкафу, спал на тру­сах Укушенного.

МАЛЁК:               получил плеер в подарок. (Про отдых в парке Рини и дом на колесах ничего рассказывать не стал.)

Бешеный Пес заявил, что приехал утром раньше осталь­ных и весь день ставил ловушки в спальне для первокурс­ников. Поздравив его и похлопав по плечу, мы на цы­почках прокрались в нашу старую спальню. Члены Нор­мальной Семерки еще не спали и переговаривались меж собой, но, услышав наши шаги, нырнули под одеяла и притворились мертвыми. Рэмбо выступил вперед и ска­зал:

— Мы знаем, что вы не спите. — Ответом ему было гро­бовое молчание. Глупые трусливые первокурсники, видимо, решили, что, если они будут молчать, нам надоест и мы пойдем спать

Бешеный Пес подошел к ближайшей кровати, достал свой дезодорант и выпустил струю на пламя свечи. Комнату осве­тил яркий сине-оранжевый огонь. Кто-то в ужасе завизжал, а один из Дэррилов выпрыгнул из кровати и упал на шкаф­чик, схватившись за лицо.

— Теперь все проснулись? — сказал Рэмбо.

Члены Нормальной Семерки хором застонали и заскули­ли, один за другим вылезая из-под одеял и рассаживаясь по шкафчикам.

Рэмбо поздравил их с возвращением в школу и сказал, что в этом семестре мы с ними будем видеться намного чаще. Щучка сглупил и нагло заявил, что, если мы хоть раз притронемся к ним, он настучит на нас брату. Тогда Рэмбо выкрутил ему руку, а Гоблин проинформировал его о том, что его мать плоха в постели и у нее серьезные проблемы с гигиеной. В последовавшем хаосе один из Дэррилов попытался рвануть к двери, но был перехвачен Верном, который завопил: «Стой, вор!» — и повалил его на пол. Саймон с Гоблином приказали беглецу снять пи­жаму и спеть школьный гимн. Бедняга Дэррил медленно снял рубашку, затем брюки. Тут Верн схватил его за член и завопил: «Малёк!» И зашелся каркающим смехом. По­том, видимо, понял, что ведет себя как психопат, выпу­стил из рук пенис Дэррила и схватился за голову. Карлик пришел в ужас и схватился за промежность, сам того не осознавая.

Под потолком щелкнул нож. Бешеный Пес закричал: «Берегись, бомба!» На кровать Глиста тут же опрокинулось целое ведро воды.

Потом Бешеный Пес велел Рэмбо усадить всю Нормаль­ную Семерку на кровать Джейар Юинга. Ребята из Нор­мальной Семерки хоть и трусы, зато изворотливы и хитры. Они быстро смекнули, что над кроватью Джейар Юинга висит что-то нехорошее, и двинулись к нам, удаляясь от ме­ста возможной катастрофы. Тогда я решил построить из се­бя крутого и приказал им немедленно идти к кровати Джей­ар Юинга. Не знаю, был ли тому виной мой писклявый го­лосок или тот факт, что половина первоклашек были выше меня ростом, но никто не сдвинулся с места. Рэмбо и Го­блин засмеялись, и все взгляды вдруг обратились на меня. Надо мне было вообще молчать — однако теперь уж девать­ся было некуда. Если я пойду на попятную сейчас, меня перестанут уважать в обеих общагах. Но не пойти на по­пятную — означало причинить кому-то вред!

Тогда я с силой ударил хоккейной клюшкой по заднице Глиста. Тот завизжал, спотыкаясь, прошел пару метров и упал. Я чувствовал себя кошмарно. Члены Нормальной Се­мерки запаниковали, бегом бросились к кровати Джейар Юинга и запрыгнули на нее. Сверху послышался злобный смех, а потом звук перерезаемой веревки. На головы перво­курсникам посыпался град из яиц. Те стонали и плакали, а яйца разбивались им о головы. Заревев, как павиан, Беше­ный Пес спрыгнул со стропил на пол, убрал свой охотничье-разделочный нож и приказал Безумной Восьмерке возвра­щаться в свою спальню.

Мы лежали в кроватях, хихикая и высмеивая малышей, а я слышал, как плачет в нашей старой спальне Джейар Юинг, меняя постель. Мне вдруг стало стыдно, и сон как рукой сняло.

 

ВТОРНИК, 30 АПРЕЛЯ

В ризнице увидел Папашу. Тот читал текст о Боге и духов­ности, вывешенный на доску объявлений преподобным Би­шопом — видимо, в порыве религиозного рвения. Я встал у Папаши за спиной, но тот продолжал читать, ничего вокруг не замечая. Дочитав до конца, он фыркнул и треснул рукой по двери ризницы, прокричав: «Правду все равно не скрыть, викарий! Гордость вы у меня отняли, но правду все равно не скрыть!» Снова ударив по двери рукой, он доба­вил: «Бишоп, ты лжец! Днем — священник, но ночью — подлец!» Было не совсем понятно, что происходит, но, судя по всему, Папаша нарывался на драку с преподобным Би­шопом. Вокруг уже собрались несколько мальчиков, кото­рым не терпелось увидеть, как чокнутый учитель английско­го выбивает дурь из чокнутого пастора. Но Папаша оставил свои попытки и отвернулся, дико взглянув мне в глаза. Уви­дев, что это я, он в ужасе отскочил и воскликнул:

— Безумие, Мильтон! Безумие! Сей подлец посмел раз­громить меня в теннис, а теперь не дает выхода моей него­дующей мужской сущности! — Он снова воззрился на дверь и возопил: — Позор, викарий! Я бьюсь в агонии несправед­ливости! — Затем он обернулся ко мне и сказал: — Обед в понедельник, Мильтон, — и не вздумай пропустить его. На­деюсь, тебе ясно: приличного образования ты здесь не по­лучишь!

С этими словами он развернулся на каблуках и ушел.

ОТБОР В КОМАНДУ РЕГБИ СРЕДИ МАЛЬЧИКОВ ДО 15 ЛЕТ

В регби нам больше играть не обязательно, но мне все равно кажется, что это лучше, чем теннис или хоккей (девчачий спорт [В ЮАР хоккей считается женским видом спорта]). Саймон, который в прошлом году был полузащит­ником команды мальчиков до четырнадцати лет, ушел из регби и теперь будет играть в теннис. Говорит, что не хочет получить травму до начала крикетного сезона. Рэмбо с Бе­шеным Псом обозвали его гомиком и за обедом объявили ему бойкот.

Состав нашей горемычной команды (команда Г) остался почти таким же, как в прошлом году, включая Верна, кото­рый на отборочном матче три раза побежал не в ту сторону. Я показал себя не лучше и уронил первый же мяч. В конце тренировки тренер первой сборной и дежурный учитель мистер Холл сказал, что в этом году команд мальчиков до пятнадцати лет будет только три, а остальным придется сра­жаться за место на скамейке запасных. Вот радость-то. Зна­чит, мне весь сезон придется таскать мячи и тренироваться с Верном у кромки поля!

У Глиста на левом бедре огромный синяк. И он как-то странно себя со мной ведет. Не говорит ни слова, но все время косится на меня в столовой.

22.30.Эти козлы снова это сделали! Прошлогодний кош­мар повторился — толпа мародерствующих варваров опять потащила меня в туалет. На этот раз я лягался, царапался и кричал, пока сил у меня уже совсем не осталось. Прежде чем Жиртрест уселся мне на грудь и чуть не задавил меня насмерть, мне удалось покалечить по меньшей мере троих. Оглянувшись, я увидел торжествующую физиономию Гли­ста — тот с наслаждением наблюдал, как Рэмбо бреет мне мошонку электробритвой.

Впервые в жизни у меня щетина — но, к сожалению, со­всем не там, где мне хотелось бы.

 

СРЕДА, 1 МАЯ

На следующей неделе Безумная Восьмерка (за исключе­нием кота) отправляется в трехдневный поход с клубом приключений. С нами идут пять мальчиков из корпуса Ларсон. Среди них Джефф Лоусон. Он когда-то был мо­им приятелем, но по-прежнему не простил меня за то, что в прошлом году я увел у него Аманду. Бешеный Пес весь в радостном волнении. Как только мистер Холл вы­шел из класса, он подпрыгнул и издал громкий вопль, по­сле чего привязал Саймона к стулу и стал дразнить его, потому что он играет в теннис. Саймон утратил чувство юмора, поэтому мы так и оставили его привязанным к стулу в кабинете мистера Холла. Я спрятался за углом, по­дождал, пока все уйдут в столовую, а потом прокрался об­ратно в кабинет и освободил нашего капитана команды по крикету. Оказавшись на воле, тот пробурчал «ублюдки» и выбежал из класса, даже не взглянув на меня и не сказав «спасибо».

 

ЧЕТВЕРГ, 2 МАЯ

Гоблин пригласил нас на вечеринку в дом своей подружки. Но не сказал когда. Сказал лишь, что там будет «гульба, из­вращения и порно». С нетерпением жду.

 

КОШМАР НА ПОЛЕ ДЛЯ РЕГБИ

Тренером команды регбистов до Пятнадцати лет оказался Цербер! Этот садист, безмозглое, бездушное чудовище! Тут же пожалел, что не выбрал теннис. Первый час тренировки мы бегали, а второй — ползали, как леопарды. Ветерана ро­дезийской партизанской войны нельзя назначать тренером команды регби среди мальчиков до пятнадцати лет. Его во­обще нельзя назначать тренером никакой команды! В ходе тренировки каждый из участников хотя бы раз упал без чувств или проблевался. Бедняга Верн по ошибке врезался в столб, и ему пришлось пойти в медпункт, потому что у него стало двоиться в глазах. Цербер сообщил, что в про­шлом году мы были худшей командой в школе и должны заплатить за позор, навлеченный на головы наших товари­щей. У него густые усы (он похож на полисмена-регулировщика) и сильный акцент. Он все время повторя­ет: «Играете, как девчонки!» или «Регби — не для слаба­ков!»

Прошлогодний капитан команды мальчиков до четыр­надцати лет (его кличка — Свинья) сказал, что у него троит­ся в глазах, и пошел в медпункт, надеясь убедить сестру Кол­линз в том, что его увечье серьезно и представляет собой угрозу для жизни.

 

ПЯТНИЦА, 3 МАЯ

Регби завтра не будет, хотя Цербер созвал команду «В» и забронировал поле для тренировок на десять часов. Под объявлением была приписка:

 

Возьмите обувь

 

Звучит зловеще.

В очередном порыве самоутверждения Безумная Восьмерка нанесла визит в спальню первокурсников. Гоблин вынудил Щучку трахнуть подушку, издавая оргазмические стоны. Щучка сыграл очень реалистично, и через несколько минут начало казаться, что ему это действительно нравится, поэто­му всем стало неловко. К счастью, в этот момент Жиртрест пукнул, и мы разбежались по кроватям. Я лег и пожелал членам Безумной Восьмерки спокойной ночи. К сожале­нию, из моей глотки при этом вырвался какой-то ужасный звук, нечто среднее между ослиным блеянием и визгом ше­стилетней девочки. Я зажал рот рукой, но было слишком поздно. Через несколько секунд меня окружила толпа гого­чущих соседей, Я не знал, что должен чувствовать: гордость или смущение, поэтому рассмеялся, покраснел и пожал семь рук и одну лапу. После чего мне сообщили, что я впервые «пустил петуха». Когда смех утих и всем надоело издеваться надо мной с игрушечной лупой Саймона, я сел на подокон­ник и стал смотреть на Зассанца Пита. Вдали среди холмов стучал колесами поезд, и я попытался угадать, приближается он или удаляется. Меня охватило волнение: я чувствовал об­легчение и гордость за себя. Наконец-то мои яйца сдвину­лись с места!

 

СУББОТА, 4 МАЯ

Дополнительная тренировка по регби. Таскали по полю ги­гантские бревна, пока у всех не заболели спины, и мы про­сто не смогли продолжать. Цербер назвал нас кучкой педи­ков и велел совершить забег по пересеченной местности. Все бы ничего, но этот изверг побежал вместе с нами, свистя в свисток и обзывая нас девчонками и гомосятиной. Это ху­же, чем Мордор!

 

ВОСКРЕСЕНЬЕ, 5 МАЯ

У МЕНЯ ГОЛОС ЛОМАЕТСЯ!

С трудом пропел первый куплет школьного гимна — голос все время срывался. В конце концов стал просто открывать рот. Первокурсник, который сидит рядом со мной в хоре, подумал, что я сошел с ума, и стал коситься на меня краеш­ком глаза. Надеюсь, это ослиное блеяние продлится у меня недолго, иначе опозорюсь не на шутку.

 

ПОНЕДЕЛЬНИК, 6 МАЯ

В следующий понедельник — прослушивание в школьную пьесу (каждый корпус ставит свою). В прошлом году такого не было, потому что вся школа ставила «Оливера». Впер­вые мне предстоит сыграть не в мюзикле. Я первым напи­сал свое имя на доске объявлений. Мы будем играть «Сте­клянный зверинец» Теннесси Уильямса, и, по словам Джу­лиана, это — настоящая классика. Речь в пьесе идет о хромоножке, которая влюбляется в красивого мужчину, друга своего брата. Джулиан сказал, что будет играть хро­моножку.

13.00.Как обычно, трижды постучал в дверь Папаши, зайдя с черного хода. Из дома не доносилось ни звука, а шторы были опущены. Я дернул ручку, и дверь откры­лась.

—   Сэр? — позвал я.

Из абсолютно темной гостиной послышался тихий голос:

—Мильтон, будь проклят ты и твоя пунктуальность!

—Добрый день, сэр, — проговорил я.

—Ни шагу дальше, — ответил голос из тьмы и пустился в пространную тираду о том, что современные технологии — величайшее мировое зло. Я так и остался стоять в коридоре. На Папашином автоответчике было 32 новых сообщения. Красные циферки отчаянно мигали на табло, словно умоляя сделать хоть что-нибудь. — Ну, несчастный маленький гаде­ныш, сейчас научу тебя уму-разуму. — Раздался звук вклю­чаемой в розетку вилки, после чего Папаша крикнул: — За­ходи!

Он стоял посреди гостиной рядом с проектором для слай­дов, опираясь на трость.

—   Садись, Мильтон. Тебе предстоит пережить поистине религиозный опыт.

Я на ощупь отыскал кресло, а мой тренер по крикету тем временем показал первый слайд. На нем был какой-то старый-старый дом, судя по всему, где-то в Англии. Посту­чав по проектору тростью, Папаша произнес:

—   Здесь, Мильтон, посеял свое семя величайший писа­тель всех времен. — Не совсем понимая, о чем он, я на вся­кий случай по-идиотски заулыбался. — И на случай, если твой извращенный подростковый ум решил, что это как-то связано с разнузданным сексом, поясню: перед тобой дом Шекспира!

Я ответил, что домик очень симпатичный. Папаша воз­мущенно завопил и с ног до головы осыпал меня ругатель­ствами за то, что я посмел назвать «симпатичным домиком» эту «литературную святыню». Затем он открыл шторы и в изнеможении рухнул в кресло-качалку.

—   О жизнь, напрасная трата сил! — воскликнул он и, от­купорив бутылку вина, спросил: — Как прошли каникулы, Мильтон? — Не дождавшись моего ответа, он продол­жил: — Как видишь, я посетил Туманный Альбион. Серость и уныние, дружище. Кто бы что ни говорил. Твой загра­ничный вояж в июле? — В устах Папаши это звучало так круто, что я с деланым безразличием пожал плечами — как будто Мильтоны каждую неделю совершают заграничный вояж.

А потом вино исчезло, а Папаша продолжал в цветистых выражениях ругать все британское от погоды до личной ги­гиены среднестатистического англичанина. После обеда, со­стоявшего из цыпленка с салатом, он вручил мне роман Алана Пейтона «Плачь, любимая страна» [Роман южноафриканского писателя Алана Пейтона 1948 года, по­священный социальным проблемам в ЮАР 1940-х годов.] и сказал, что это выдающаяся книга. Затем налил себе еще вина и завел бай­ки о своих университетских приятелях, а потом уснул в кресле.

 

ВТОРНИК, 7 МАЯ

Будь сегодняшняя тренировка по регби показательной, ме­ня бы выбрали защитником команды «В» среди мальчиков до пятнадцати лет. К сожалению, стоило сообщить Церберу

0 том, что в четверг мне придется пропустить тренировку (из-за трехдневного похода), как он наорал на меня и при­казал упасть и отжаться пятьдесят раз перед всеми ребятами. Пока я пыхтел и стонал, он вопил:

— Вам, балбесам, лишь бы ночевать в палатках да друг с другом баловаться! Не потерплю гомосятины в своей ко­манде! — Когда я закончил отжиматься и Свинья помог мне подняться на ноги, Верн выступил вперед и сообщил Цер­беру, что тоже идет в поход. Цербер вытаращился на него и проорал: — А ты что за хрен с горы?

Видимо, Верн в субботу тоже играть не будет.

12.ЗО.Мистер Холл выдал нам инструкции в связи с пред­стоящим походом. Мы должны будем проходить по 20 км в день с 15-килограммовым рюкзаком за плечами. (Это поч­ти треть моего веса!) Выходим завтра утром, а лагерь будем разбивать на ферме одного старого школьного выпускника у форта Ноттингем. На второй день нас ждет поход по пе­ресеченной местности и ночевка у подножья Инхлазане, а на третий — 26-километровый путь обратно в школу. К на­шему удивлению, Жиртрест очень радовался предстоящему трехдневному хождению по лесам. Что до Бешеного Пса, он радовался так, что спросил у мистера Холла, нельзя ли выйти прямо сегодня вечером. Наш учитель глубоко затя­нулся трубкой и велел быть терпеливыми и подготовиться к нашей миссии. Вот список вещей, которые каждому из нас выдали:

Рюкзак

Матрасик — тоненький, как вафля

Палатка

Простыня

Миска, кружка, ложка, вилка и нож

Маленькая газовая горелка

Жестяной котелок

Фонарик

Веревка

Дождевик

Мини-аптечка первой помощи

Компас

Карта

Две куриные ножки (ума не приложу, каким образом они попали в список предметов первой необходимости)

Сухой паек

После отбоя все собрали рюкзаки. Мой получился таким тя­желым, что Верну пришлось помочь мне надеть его на спину и придержать меня, когда я выпрямился — чтобы не по­терял равновесие. Бешеный Пес швырнул казенный рюкзак в угол и полез под кровать. Оттуда он достал собственный суперрюкзак, нагруженный всем, что только может понадо­биться в походе. Пес сказал, что его рюкзак весит 22 кило­грамма, но легок, как перышко. И добавил, что однажды ему пришлось тащить мертвого козла целых восемь киломе­тров. Правда, не сказал зачем.

Тем временем Жиртрест заявил, что лучше быть сытым, чем ночевать с комфортом, и выгрузил из рюкзака все, кро­ме еды и предметов для ее приготовления. После чего до­бавил еще десять кило жратвы из личных запасов.

Верн упаковал все свои туалетные принадлежности, включая бритву и пену для бритья. Он попытался положить в рюкзак и плюшевого медвежонка Картошку, но тот никак не лез в котелок. В конце концов он выложил медведя, ска­зав ему, что поход — слишком опасное дело и он должен остаться и защищать нашу спальню.

Кажется, Роджер догадался, что Верна не будет три дня — он всю ночь проспал у него в рюкзаке.

СРЕДА, 8 МАЯ

НАЧАЛО ВЕЛИКОГО ТРЕХДНЕВНОГО ПОХОДА

07.00. Собрались на школьном дворе, где преподобный Бишоп прочел молитву, а мистер Холл — лекцию. Погода стояла безоблачная и славная, не считая противного ветра, который бил в спину и шнырял по галерее, заставляя меня стучать зубами.

Бешеный Пес дошел до забора, отделяющего школьную территорию от железной дороги, когда все остальные еще были в розарии. Мальчишки из корпуса Ларсон держались особняком, как и мы, хотя Джефф Лоусон все же подошел ко мне и сказал «привет». Жиртрест был в приподнятом настроении и на пути к форту Ноттингем даже заставил нас затянуть старый армейский марш.

Через несколько минут Бешеный Пес совсем исчез из виду — видимо, решил, что отправится в поход саостоя-тельно. Затем раздался хруст гравия, и на горизонте пока­зался маленький белый пикап. За рулем сидел Джозеф, управляющий фермы Джеффа Лоусона, и улыбался во весь рот. Вслед за Джеффом мы запрыгнули в кузов грузович­ка. Правда, потом пришлось вылезти и помочь Жиртресту загрузиться. Джозеф накрыл наши головы брезентом, и вскоре мы уже колесили по дороге под рев дизельного мо­тора. Укрытые брезентом, Жиртрест и Джефф обменялись торжествующими жестами. Жиртрест подмигнул мне и сказал:

— Малёчек, знал бы ты, как я люблю, когда планы осу­ществляются!

Не уверен, что мистер Холл так представлял наш при­ключенческий поход, однако отдых на лошадиной ферме Лоусонов гораздо лучше, чем весь день таскать по горам 15-килограммовый рюкзак!

Бешеный Пес пропустил обед для гурманов, рыбалку на запруде и матч по регби между Безумной Восьмеркой и ко­мандой корпуса Ларсон. Жиртрест вызвался быть арбитром, но потом сел под дерево и стал уминать бутерброды, крича невпопад: «Внеочередная подача!»

16.00. Джозеф высадил нас в паре сотен метров от фермы Иглдерри. Конечно, было бы здорово переночевать не на ферме бывшего ученика нашей школы, а у Джеффа, но мы решили, что это рискованно, потому что бывший ученик может настучать, если никто не появится. На подходе к фер­ме мы попытались притвориться уставшими на случай, если фермер наблюдал за дорогой в бинокль. Бешеный Пес был уже на месте. Расположившись посреди сосновых планта­ций, он разбил огромную зеленую армейскую палатку с ве­рандой. Бросив один взгляд на эту роскошь, Жиртрест зая­вил, что будет ночевать у Пса. И устроившись на веранде, стал разгружать свои 15 килограммов еды.

Саймон предложил Рэмбо поставить палатки рядом с Бешеным Псом. Рэмбо взглянул на него как на ненормаль­ного и ответил, что не собирается спать рядом с человеком, который играет в теннис. Саймон тщетно попытался обра­тить все в шутку, но потом бросил это дело и начал ставить палатку один. Рэмбо с Гоблином отошли в сторону и при­нялись разбивать лагерь в некотором отдалении от нас.

Таким образом, увы, мне в напарники достался лишь Верн. Обняв меня за плечо, мой сосед провозгласил:

—   Ну что, Малёчек, остались мы с тобой вдвоем.

Одна мысль об этом привела меня в такой ужас, что я сказал:

—   Прости, Верн. Вообще-то, я с Саймоном.

На лице Верна появилось растерянное и чуть безумное выражение, будто для него был невыносим тот факт, что я не буду спать с ним рядом каждый день. Но тут из кустов раздался голос:

—    Только попробуй подойти ко мне ближе чем на десять метров, Мильтон, — и я взорву твою палатку!

18.00.Почти стемнело, а мы с Верном так и не поставили палатку. Дважды мне казалось, что я почти разобрался, как это делается, но Верн запутывался внутри, пугался и все ру­шил. Тем временем Саймон, Жиртрест, Рэмбо и Гоблин, расположившиеся на веранде Бешеного Пса, обзывали нас всякими обидными словами.

Чистил зубы под краном у запруды и услышал громкие вопли, доносящиеся от палатки Бешеного Пса. Бросился в лагерь и увидел Жиртреста, черного, как тучу, и Бешеного Пса, который направил на него свой охотничье-разделочный нож. Пес заявил, что не разрешит Жирному спать в его па­латке, потому что он ведет себя как свинья.

Чуть позднее прокрался в палатку Пса, где тот точил охотничье-разделочный нож при свете газовой лампы. Его палатка была огромна и выглядела очень комфортабельной. По его виду я пОнял, что он сейчас прикажет мне провали­вать, поэтому быстро зашел внутрь и поспешно выпалил, что хотел бы завтра выйти вместе с ним. Мол, мне хочется настоящих приключений, а не торчать на ферме Лоусона. Бешеный Пес пожал плечами и ответил: «Круто». Побла­годарив его, я вернулся к своему рюкзаку, достал спальный мешок и положил дождевик в качестве подушки. Потом подкинул бревен в костер и устроился на ночь под африкан­скими звездами.

 

ЧЕТВЕРГ, 9 МАЯ

Мы с Бешеным Псом покинули ферму Иглдерри с первыми лучами солнца, прошагали по пыльной дороге, пролезли че­рез изгородь и вышли на луг. Мы шли бодрым шагом, вос­ходящее солнце грело спины, а свежие стебли травы хрусте­ли под подошвами наших ботинок.

Чуть позже утром Пес показал мне коричневую птичку под названием медоуказчик. И сказал, что она приведет нас к пчелиному улью. Указав на птицу, которая истошно во­пила, глядя на нас, он проговорил:

—   Спорим на десять баксов, что эта красавица покажет нам, где мед. — Бешеный Пес объяснил, что медоуказчики приводят к ульям барсуков, а когда те наедятся до отвала, подбирают объедки. Самой ей слабо разорить улей, вот и выдумала такую охотничью уловку.

Погнавшись за безумной птицей, мы прошли, как мне показалось, около миллиона километров и, наконец, очути­лись в дикой лесной рощице. Показав на деревья, Бешеный Пес заявил:

—    Спорим на сто баксов, мед где-то там, в лесу? Поскольку он поднял ставку почти в десять раз, я решил,

что наши шансы найти мед явно повысились. Спрятав рюк­заки за большим камнем, мы побежали вслед за медоуказ-чиком, который с отчаянным видом перелетал от дерева к дереву. Я знал, что улей где-то рядом, потому что повсюду жужжали пчелы, а птица уже практически билась в истери­ке. Бешеный Пес приказал мне держаться позади, а сам ис­чез в густом кустарнике. Я же отошел к камням и стал ждать, что будет.

Спустя некоторое время Бешеный Пес вернулся с большим куском пчелиных сот и примерно тридцатью жуткими укусами. Сев на теплый камень, мы устроили себе вкуснейший завтрак из черствого хлеба со свежим медом. Тем временем медоуказчик громко зачирикал и начал подбираться все ближе и ближе к камню, на котором мы сидели, надеясь получить свою долю добычи. Тут Бе­шеный Пес сунул руку в рюкзак и достал рогатку. Не успел я даже попытаться его остановить, как раздался громкий хлопок, и медоуказчик замертво рухнул на камень и при­нялся истекать кровью. Мне было ужасно жаль бедную птицу. На ее мертвом лице застыло изумление от неожи­данного предательства. Будь тут Жиртрест, он бы сказал, что Бешеный Пес загрязнил свою карму и теперь его ждет несчастье.

Бешеный Пес зажарил трупик медоуказчика на газовой горелке вместе с перьями и потрохами. Пообедав медом и птицей, он принялся бросать свой охотничье-разделочный нож, который втыкался в землю в опасной близости от моей ноги. Вскоре до меня дошло, что весь смысл этого упражне­ния был как раз в том, чтобы нож воткнулся как можно бли­же к моей ноге. Тогда я вскочил и спрятался за деревом. К сожалению, это лишь спровоцировало Бешеного Пса, ко­торый начал бросать нож в дерево в опасной близости от моей головы. Я решил сдаться, пока Пес совсем не обезумел и не прикончил меня, воткнув охотничье-разделочный нож мне в мозг. Ради этого пришлось согласиться на то, чтобы он потренировался кидать нож с завязанными глазами в те­чение десяти минут, втыкая его в землю рядом с моей но­гой.

Таким образом, я получил важный урок: НИКОГДА НЕ ХОДИ В ПОХОД С ПСИХОМ.

14.30.Мы прибыли к подножию Инхлазане. Увидев нас, местный фермер отнюдь не пришел в восторг и приказал нам ставить лагерь как можно дальше от его дома. Бешеный Пес выбрал ровную лужайку под деревьями рядом с запру­дой. В изнеможении рухнув на землю, я решил поставить палатку потом, когда отдохну. Разумеется, Бешеный Пес воздвиг свое роскошное жилище в считаные минуты. А по­том сказал:

— Сегодня разрешаю поспать со мной, Малёк. Можешь положить спальный мешок в том углу. — Я страшно пере­пугался и сказал, что хотел бы спать один, но он достал охотничье-разделочный нож и принялся натачивать его о столбик палатки. Моя уверенность в себе пропала, и я по­корно отнес рюкзак в палатку Бешеного Пса.

17.00.Приехали остальные, подняв большой перепо­лох. Гоблин и Рэмбо обвинили Саймона в том, что тот обозвал горничную Джеффа Лоусона черномазой. Сай­мон приказал им идти в задницу и снова поставил палатку в отдалении от всех. Кажется, поход ему совсем не нра­вится. К тому же ребята прозвали его Габриэлой Саба-тини.

Затем Рэмбо достал из рюкзака два литра водки и четыре литра спрайта. Жиртрест выложил две буханки хлеба, сыр, помидоры и целого жареного цыпленка. Настоящий пир! Рэмбо заявил, что разрешит нам приступить к ужину, лишь когда каждый из нас выпьет по пять рюмок водки и выку­рит по сигарете. Саймон послал всех к черту и закрылся в своей палатке, мрачный как туча. А мы выпили водки. У меня как будто горло загорелось. Ума не приложу, как кому-то может прийти в голову пить это по собственному желанию.

Верн опрокинул целую кружку водки и закурил сигарету не с того конца, после чего его вырвало в костер. Вонь от горящей рвоты была просто отвратительна, и все срочно по­бежали в укрытие. В суматохе я улизнул в кусты, и там меня вырвало на дерево. Лишь Бешеному Псу, Жиртресту и Рэмбо удалось дожить до ужина, ни разу не проблевав-шись.

Я надеялся, что теперь спиртное не подействует. Однако с трудом поднялся на ноги, а еще все начали ржать над моим голосом — ведь теперь я не только блеял как осел, но и бес­связно бормотал. Верн вырубился на веранде палатки Бе­шеного Пса, а Рэмбо повел нас в нападение на лагерь сла­баков из корпуса Ларсон, которые поставили палатки у за­пруды. Жиртрест разбежался и зашел на посадку, как гигантский реактивный самолет, одним махом свалив две палатки. Оставшиеся жертвы скрылись в кустах, Гоблин на­гадил в спальный мешок какого-то бедолаги, а Жиртрест наворовал еды.

19.00.Разразился пьяный спор о том, как завтра будем добираться в школу. Жиртрест заявил, что лучше покончит с собой, чем пройдет 26 километров. Джозефу завтра ехать в Питермарицбург, и он не сможет отвезти нас обратно. Бе­шеный Пес сказал, что, если пройти семь километров в северо-западном направлении, мы выйдем на асфальтовую дорогу и легко сможем доехать до школы автостопом. А по­том заявил, что мы (то есть я и он) по-честному пойдем об­ратно через хребты Семи Сестер (также известных как Семь Злобных Стерв). Я не стал возражать, опасаясь, что Пес перережет мне горло во сне.

 

ПЯТНИЦА, 10 МАЯ

05.10.Меня растолкал Бешеный Пес. Чувствую себя ху­же некуда. В голове пульсирующая боль, и меня все еще мутит. Попытался вызвать рвоту, но безуспешно. Сел на траву, приказывая своему телу просыпаться, а Бешеный Пес тем временем собрал палатку. Было еще темно, от утреннего холодного ветра зуб на зуб не попадал. Больше всего на свете мне хотелось поспать еще немножко, а потом остановить на шоссе машину какого-нибудь добродушного фермера или симпатичной фермерской женушки и попро­сить их подбросить меня до школы. Я боялся, что Бешеный Пес снова будет пытать меня и убивать птиц. Я подошел к нему и сказал, что плохо себя чувствую и хромаю на левую ногу. Бешеный Пес притворился, что не слышал меня, и продолжил чистить котелки. Я снова повторил свою жало­бу, однако Бешеный Пес встал и ушел, даже не выслушав меня. Когда я завел ту же волынку в третий раз, он сунул мне в руки рюкзак и сказал: — Пора выдвигаться.

В плачевном состоянии я заковылял вслед за Бешеным Псом по крутому горному склону, который, казалось, не кончится никогда. Я не видел, куда иду, это было похоже на пытку. Я все время останавливался, чтобы опорожнить же­лудок, но усилия мои были напрасны. В ту самую минуту я торжественно поклялся:

НИКОГДА БОЛЬШЕ НЕ ПИТЬ АЛКОГОЛЬ!

К счастью, сегодня Бешеный Пес меня не пытал, потому что был слишком занят умерщвлением разной живности.

СПИСОК ЖЕРТВ БЕШЕНОГО ПСА

Фиолетовочубый турако [Яркоокрашенные птицы, отдельный отряд, иногда определяемый в кукушкообразные. Также называются бананоедами.]

10 голубей (он приманил их хлебными крошками)

2  цесарки

3  синеголовых ящерицы

1 бездомный кот (Бешеный Пес утверждает, что он бездо­мный, хоть и пристрелил его в ста метрах от фермы. А еще у кота был колокольчик и голубой ошейник.)

Если теория Жиртреста про карму верна, у Бешеного Пса будут серьезные проблемы с Главным наверху.

Мы доковыляли до школы (точнее, я ковылял, а Беше­ный Пес по-прежнему шел бодрым шагом) как раз к началу репетиции кричалок.

17.00.Первая репетиция кричалок в этом году прошла до­вольно напряженно. Андерсон так разошелся во время сво­ей капитанской речи, что приказал нам не просто уничто­жить команду регбистов колледжа Блэксмит, но и «искале­чить их тела и плюнуть на их трупы». Видимо, остальные не слишком одобрили такое рвение, потому что с задних рядов, где сидят старшекурсники, не играющие в регби, послыша­лись неодобрительные крики и возгласы. Щука продемон­стрировал дух верности школе, сбросив двух Дэррилов с верхней ступеньки трибуны и заблеяв, как овца. Лутули это не понравилось, и он уже не размахивал флагом с таким во­одушевлением, как прежде. После репетиции видел, как он отвел Андерсона за автомат для подачи мячей и с серьезным видом его отчитывал.

22.45.В спальню ввалились оставшиеся члены Безумной Восьмерки. Вид у них был такой, будто они провели год в пустыне. Оказалось, они сделали круг в 80 километров по вине чокнутого владельца куриной фермы, который отвез их аж за реку Муи. Жиртрест так измучился, что рухнул на кровать и попросил Бешеного Пса убить его, чтобы прекра­тить страдания. Тот достал нож и с абсолютно серьезным видом приготовился выполнить его просьбу, но Рэмбо объ­яснил, что Жиртрест шутит. Разочарованный Бешеный Пес убрал кинжал в ножны и вернулся к своему занятию (укра­шению шкафчика для обуви крыльями турако).

СУББОТА, 11 МАЯ

Цербер не изменил своему слову и исключил меня из ко­манды регбистов. Сначала мне стало обидно и стыдно, но после того, как команда проиграла колледжу Блэксмит со счетом 36-0, я понял, что сидеть на скамейке запасных не так уж плохо. Цербер так рассвирепел, что пнул мусорный бак и влепил Свинье по затылку.

НЕ ЗАБЫТЬ: В ПОНЕДЕЛЬНИК ВЕЧЕРОМ ПРОВЕДАТЬ ЕГО В ЛАЗА­РЕТЕ.

Сборная школы выиграла со счетом 12-5, но все равно это уже не так круто, как в прошлом году.

Не мог уснуть. Все думал о Русалке и о том, стоит ли от­ветить на ее поздравления с днем рождения. Саймон гово­рит, что, если я отвечу, в один прекрасный день она изменит мне снова. Рэмбо с ним согласен: если я хочу, чтобы жен­щина знала, кто хозяин, надо научиться ее бить.

Поблагодарил их за помощь и решил больше никогда не просить у них совета в любовных делах.

ВОСКРЕСЕНЬЕ, 12 МАЯ

Меня уволили из хора!

Итак, зашел я в ризницу, чтобы надеть форменное пла­тье, а тут Джулиан говорит, что хочет сказать мне кое-что. Мы вышли в розарий, и он попросил меня уйти из хора на время, пока мой голос не придет в норму. По его словам, «за каких-то одиннадцать дней наш соловей превратился в тукана». Потом он начал грустить. Я успокоил его, сказав, что все в порядке, и пошел спать.

Вечер. Жутко расстроился из-за хора. Решил, что настало время сосредоточиться на актерской карьере и завтрашних пробах в школьную пьесу. Под тенью сосен читал «Сте­клянный зверинец» и оттачивал акцент южноамериканских штатов. Буду пробоваться на роль Тома.

19.00.Сидя между Верном и Бешеным Псом, впервые увидел часовню с балкона. Стал было открывать рот, повто­ряя слова псалма, но мои друзья по Безумной Восьмерке принялись издеваться, тыкать меня в спину и обзывать «Милли Ванилли» [Популярный в 1980-х дуэт, который, как потом обнаружилось, пел под фонограмму чужими голосами.].

 

ПОНЕДЕЛЬНИК, 13 МАЯ

Карлик ведет себя странно. Смотрит на меня как заворо­женный. В душе заметил, что он пялится на мое хозяйство, поэтому обозвал мальца извращенцем и велел проваливать. К счастью, он повиновался, хотя выглядел не особо напу­ганным.

В корпусе случился театральный переворот. Джулиан больше не ставит пьесу, и теперь мы играем «Ноев ковчег». (А я и не знал, что есть пьеса по библейской легенде.) За­чинщиком бунта был Щука, который заявил, что в «Сте­клянном зверинце» всего две мужские роли и пьеса идет три часа. Кончилось тем, что старшеклассники проголосовали за Щуку, и Джулиана уволили. Спросил Щуку, где можно взять сценарий «Ноева ковчега». В ответ тот спустил штаны и показал мне свой голый зад. Затем открыл ногой дверь го­стиной и скрылся внутри.

ПРОБЫ В ШКОЛЬНУЮ ПЬЕСУ

В комнате старост (или, как мы ее называем, «ментовке») расселись Андерсон, Эмбертон, Вонючий Рот, Щука и еще один старшеклассник из корпуса Барнс по кличке Рахит. (Я его сразу узнал — здоровенный урод, тупой как пробка, играет за школьную сборную). Пожевывая кусочек тоста, Рахит спросил меня, не дебил ли я. Затем Щука шепнул ему: «Нет, он гомик. Дебил следующий». Рахит разочаро­ванно запихал в рот остатки тоста. Учуяв паузу в разговоре, Эмбертон ударил палочкой сахарного тростника по одному из стульев и приказал мне начинать. Я спросил, что именно он хочет увидеть. Щука посмотрел на меня как на идиота и сказал:

—   Да плевать я хотел, дырка от задницы, сделай что-нибудь и убирайся с глаз моих!

Судя по всему, моя сбивчивая декламация отрывка из Книги Бытия не впечатлила старшекурсников ни капли. Не успел я прочесть и три стиха из легенды о Ноевом ковчеге, как Щука приказал мне заткнуться. Затем Андерсон спро­сил, умею ли я имитировать звуки животных. Я изобразил воркование голубя, вызвав всеобщий смех. Треснув своей палочкой об стул, Эмбертон воскликнул:

—   А ведь он претендует на грант. При этом не может от­личить животное от птицы.

Потом Щука велел мне мычать, как корова. К сожале­нию, в этот момент мой голос дал петуха, отчего мое мыча­ние вышло похожим на блеяние осла. Старшеклассники за­ржали, а Рахит приказал мне убираться, пока съеденный тост не полез у него обратно. Открыв дверь ментовки, я услышал, как меня окликнул Щука:

—   И еще кое-что, Малёк...

Я вбежал обратно в комнату, надеясь услышать хорошую новость. Щука улыбнулся, глядя на своих товарищей, и про­изнес:

— Не надо нам названивать, мы сами с тобой свяжемся!

Я закрыл дверь под хохот и издевательские крики. За по­рогом стоял Верн в сильно облегающем костюме зебры. Ободряюще подняв вверх большой палец, он с уверенным видом зашел в комнату старост.

Их смех меня оглушил.

 

ВТОРНИК, 14 МАЯ

В субботу долгожданная вечеринка у девушки Гоблина. В во­семь вечера она заедет за нами к старым школьным воротам и отвезет на гулянку, которая состоится в доме ее родителей. Ночевать будем там, поэтому надеемся, что нас не поймают.

Тренировка по регби напоминала ад. Хорошая новость лишь одна: похоже, я буду полузащитником сборной «В» мальчиков до пятнадцати лет. И дело не в моей блестящей форме, а в том, что половина участников субботнего матча на сегодняшнюю тренировку просто не пришли. Надеюсь, в четверг хоть кто-то из них все-таки появится, иначе на поле придется выпустить Верна.

За ужином заметил, что Карлик опять на меня пялится. Попытался не обращать внимания, но потерял аппетит и отдал Жиртресту свою порцию свиных отбивных.

 

ЧЕТВЕРГ, 16 МАЯ

На доске объявлений нашего корпуса появился список участников пьесы «Ноев ковчег».

НОИ — Андерсон

ГОСПОЛЬ ВСЕМОГУЩИЙ — Деврис

ДРУЗЬЯ НОЯ — Эмбертон, Гоблин, Вонючий Рот

ПАВИАН — Рэмбо

ПОТОП — Дусейар Юинг, Щучка

ЯКОРЬ — Жиртрест

ГОЛУБАЯ АВСТРАЛИЙСКАЯ ОВЦА — Саймон

ГОЛУБЬ МИРА — Малёк

ТРОЕ ДЭРРИЛОВ — в роли самих себя

 

А внизу было написано:

Сценарий — ЩУКА

Режиссер -—АНДЕРСОН

Суфлер - ЧЕЛОВЕК ДОЖДЯ

 

Собрание в ментовке в воскресенье, 19 мая, в 20.30.

От Оливера до «голубя мира»! Беспокоюсь, как бы за мной не закрепился стереотип актера, играющего чистых, невин­ных персонажей. Когда яички опустятся окончательно, надо обязательно сыграть злодея или психопата.

 

ПЯТНИЦА, 17 МАЯ

Всю неделю Жиртрест только и жужжал про пятницу, 13-е (хотя все не уставали ему повторять, что в пятницу 17-е чис­ло). И все равно он почему-то вбил себе в голову, что при­видение МакАртура сегодня обязательно появится и есть шанс увидеть призрак Геккона. Рэмбо велел ему пригото­вить все для спиритического сеанса и назначил собрание на 22.00.

22.00.Спиритический сеанс пришлось отложить: пока Жиртрест призывал духов потустороннего мира, Роджер нагадил на одеяло Саймона. Бешеный Пес попытался пой­мать кота, но тот выпрыгнул в окно над кроватью Верна и сбежал по водосточной трубе. Дождавшись, пока Саймон поменяет постельное белье, Жиртрест начал гудеть и петь мантры, встряхивая каким-то мешочком (судя по звуку, в нем были стеклянные шарики). Потом пришли Щука с Деврисом, стали издавать потусторонние звуки и сказали, что мы ведем себя как малые дети. Щука выпустил воню­чую бомбу, и мы в спешке ретировались в спальню перво­курсников. Жиртрест согнал Джейар Юинга с его кровати и заново начал сеанс. (Жир по-прежнему считает свою ста­рую койку собственностью и часто наведывается в бывшую штаб-квартиру.) К сожалению, один из Дэррилов решил, что мы поклоняемся дьяволу, и закатил истерику. Зарыдав, он принялся повторять десять заповедей. Жиртрест отменил сеанс, и мы вслед за Бешеным Псом вылезли на крышу риз­ницы.

Сквозь густой туман Пес вывел нас к запруде. Пристро­ившись рядом с ним, я спросил, куда мы идем.

— Вы обалдеете, когда увидите, — ответил он. Затем рез­ко остановился и поднял руку, призывая к тишине. Мы за­стыли как вкопанные. В тумане было трудно разглядеть на­висающие над нами кроны деревьев. Все казалось зловещим, затаившимся, словно темные духи следовали за нами весь путь. Вдруг Бешеный Пес нырнул в придорожные кусты. — Кто-то идет, — зашипел он.

Мы побежали в кусты, как стадо ревущих буйволов. Сели на корточки, тяжело дыша и дрожа от холода, и стали ждать.

Тут со стороны запруды раздалось очень странное звя­канье, и из тумана вышло жуткое существо — наполовину человек, наполовину зверь. В сумраке было трудно его рассмотреть, но он был до жути похож на дьявола с копы­тами, который ковылял в сторону школы, чтобы сровнять ее с землей. Затем раздался долгий протяжный вой, от ко­торого у меня волосы встали дыбом. Но оказалось, что во­ет Роджер, который только что обнаружил местонахожде­ние Безумной Восьмерки и теперь здоровался с Верном. Человек Дождя завыл было в ответ, но Бешеный Пес за­жал ему рукой рот. Дьявол остановился и медленно повер­нулся в нашу сторону. Мы слышали его дыхание, тяжелое, как у Дарта Вейдера. Жиртрест поднял повыше свой сере­бряный крест на случай, если Сатана решит наброситься на нас. Но Сатана, похоже, потерял к нам интерес и за­хромал по тропинке к медпункту, растворившись в туман­ном мраке.

Как только чудовище скрылось, мы вздохнули с облегче­нием. Жиртрест повернулся к нам и прошептал:

—   Теперь, надеюсь, никто не сомневается, что мы только что видели самого дьявола? Поняли, о чем я говорил? Пят­ница, 13-е... в этот день всегда происходит что-то плохое!

Верн принялся бормотать молитву, но забыл слова. Тут встал Гоблин и сказал:

—   Жиртрест, ты как всегда все выдумал. Сегодня не пят­ница, 13-е, и это не Сатана, придурок. Это Морган Мак-мартри из прачечной. Он хромой, и у него вечно заложен нос.

Вскоре все признали, что наша встреча с дьяволом на са­мом деле была встречей с инвалидом из прачечной, и дого­ворились никогда не упоминать при посторонних об этом случае.

Осыпав Жиртреста ругательствами, мы двинулись даль­ше в туман за Бешеным Псом. Наконец мы очутились под высоким деревом. Это было то самое дерево, на котором Пес построил дом во время занятий в клубе приключений.

Он забрался наверх, и спустя некоторое время в кроне де­рева зажегся бледно-желтый свет. Опираясь на вбитые в ствол гвозди, мы по очереди поднялись и обнаружили са­мый потрясающий домик на дереве, который я когда-либо видел в жизни! С того урока в клубе приключений Беше­ный Пес серьезно его доработал. Пол был укрыт черными резиновыми автомобильными ковриками. Под навесом из листьев была комната, в которой легко помещались мы все. К ней прилегала небольшая веранда на двоих с видом на лес. Вместо кресел Бешеный Пес поставил мешки с соло­мой, а стены и опоры были сделаны из кусков дерева, свя­занных веревкой и сухой травой. Как только мы уселись, он проговорил: «Добро пожаловать в Бешеный Дом». А потом почему-то смутился и пнул Верна. Пес признал­ся, что строил Бешеный Дом почти каждый день с того за­нятия в клубе приключений. Все бревна, веревка, строи­тельный инструмент, а также резиновые коврики были украдены им из школьной мастерской и с автобусной сто­янки.

Рэмбо считает, что мы должны сделать Бешеный Дом нашим личным убежищем — чтобы им могла пользоваться только Безумная Восьмерка. Все были в полном восторге оттого, что у нас теперь есть тайная штаб-квартира. Пря­мо как в «Обществе мертвых поэтов» — только круче и укромнее. Бешеный Пес сказал, что с земли дом невоз­можно увидеть и обнаружить нас смогут лишь в случае, ес­ли кто-то проследит за нами или проболтается. Тогда Рэм­бо заставил нас дать обет молчания и велел каждому при­нести какой-нибудь предмет для обстановки Бешеного Дома после долгого уик-энда. Затем пустил по кругу пач­ку сигарет (отказаться было нельзя), и началось официаль­ное новоселье.

Потом Жиртрест начал рассказывать байки о привидени­ях. Мы сидели и курили под бледной луной, глядя в чер­нильную лесную гущу.

 

СУББОТА, 18 МАЯ

Сборная «В» среди мальчиков до пятнадцати лет разгроми­ла регбистов из Арлингтона со счетом 24-0. Верн набрал шесть очков и удивил всех своими блестящими спортивны­ми показателями. Он разработал свою технику: ловит мяч, а потом вопит как психованный и несется что есть мочи на поле противника. Оба раза игроки сборной Арлингтона в ужасе разбегались в стороны, и Верн легко бросал мяч пря­мо в ворота. Цербер очень старался сделать вид, что его не впечатлила наша игра, но я знал, что в глубине души он на­ми гордится — таким спокойным я его еще не видел.

После игры я подошел к полузащитнику Арлингтона и пожал ему руку, а потом спросил, не учится ли у них в шко­ле некто по имени Александр Шорт. Его глаза округлились, и он сообщил, что Александр Шорт ушел из школы в конце прошлого семестра. Якобы его родители развелись, и он уехал в Англию. Так значит, в прошлом семестре, когда наш матч с Арлингтоном отменили, это все-таки Шорт в Законе прятался в кустах!

Александр Шорт наносит ответный удар!

Ни одна команда Арлингтона сегодня не выиграла. Что­бы добить противников, Бешеный Пес взял у Верна пену для бритья и написал на их автобусе «СЛАБАКИ». Только это оказался автобус не Арлингтона, а нашего духового ор­кестра, который как раз собирался ехать на концерт в Кингз-Колледж.

 

ВЕЧЕРИНКА

20.00.Подружка Гоблина ждала нас у старых школьных ворот. Она оказалась намного красивее, чем я ожидал. Про­сто не верится, что Гоблин мог ей приглянуться.

Еще одна радость — старшекурсники и старосты свалили на большую вечеринку в Питермарицбург. (На третьем кур­се и подготовительном перед колледжем разрешают уезжать на два уик-энда за семестр.) То есть шанс, что нас засекут, минимален. Гоблин подкупил третьекурсников, чтобы те прикрыли нас во время отбоя, — сказал, что мы пошли на танцы в школе Святой Жанны.

На языке нормальных людей «коттедж» означает две комнаты, кухню, ну и, может, туалет на улице. На языке богатых людей это означает особняк с тростниковой кры­шей.

(Не забыть: когда приезжаешь в богатый дом, НЕ НА­ДО выскакивать из машины и говорить «ух ты блин!». Только людей насмешишь. А потом они еще подойдут к те­бе и скажут, что этот особняк по сравнению с летним доми­ком их папы — курятник, да и только.)

На вечеринке было около восьмидесяти ребят, которые без остановки глушили спиртное, и ни одного взрослого. Все время приходили какие-то новые люди, а на лужайке перед домом куча народу отплясывала под Спрингстина. Безумная Восьмерка протиснулась в гостиную. Все тут же перестали разговаривать и уставились на Верна, который сердито доказывал что-то самому себе у входа в комнату. Рэмбо обвел глазами толпу и сказал:

— Не волнуйтесь. У него не все дома. — Верн улыбнулся, поднял вверх большие пальцы, и все засмеялись.

Я пошел в дальний утолок сада и сел на скамейку. Сорев­новаться в армрестлинге с Рэмбо и Жиртрестом как-то не хотелось. Пить пиво и курить тоже. Все мои мысли были о Русалке. Стоит ли ей писать? Под предлогом, что хочу по­благодарить ее за открытку? Потом я попытался забыть о ней, прислушиваясь к воплям и брызгам со стороны дамбы.

Посмотрел на небо и снова вспомнил о ней. Уже соби­рался встать, как услышал шаги. Я втянул голову в плечи, надеясь, что Верну не удастся обнаружить мое местонахож­дение, но было слишком поздно. Скамейка пошатнулась — кто-то сел рядом со мной. Я почувствовал запах ванили. Повернул голову и утонул в темно-карих глазах.

Это была Аманда.

Не успел я произнести ни слова, как она поцеловала ме­ня. Я так струхнул, что левая нога начала дергаться, как буд­то зажила своей жизнью. Возникло такое чувство, будто я падаю с качелей. После поцелуя она улыбнулась и сказала:

— Привет, Оливер. — Я попытался заговорить, но вы­рвалось лишь ослиное «ме». Она хрипло рассмеялась. — Так значит, Малёк, наконец, стал мужчиной...

Я улыбнулся и ничего не ответил. А потом она поцело­вала меня снова. Вот так, без предупреждения — взяла за затылок и притянула к себе. Нацеловавшись вдоволь, Аман­да отстранилась, взглянула мне прямо в глаза и спросила:

АМАНДА.   Ну, как твоя подружка?

МАЛЕК.       Какая подружка?

АМАНДА. А то сам не знаешь. Буфера, блестящие глаз­ки, пушистый хвостик.

МАЛЕК.       А, эта... она... мы расстались.

АМАНДА.   Хорошо. Значит, согласишься быть моей игру­шечкой?

МАЛЁК.       (не зная, что ответить, наконец бормочет) Мм-му.

АМАНДА.   Тогда придется тебе хранить секрет.

МАЛЁК.       Почему?

АМАНДА.   Потому, что мой парень не должен об этом знать, тупица!

МАЛЁК.       У тебя есть парень?!

АМАНДА.   Он на втором курсе университета. Изучает политику. А такие вот вечеринки, по его сло­вам, существуют для инфантильного выпле­ска мужских гормонов.

 МАЛЁК.      А что думаешь ты?

АМАНДА.   Мне кажется, инфантильный выплеск гормо­нов — это классно.

 

За этим следуют долгие поцелуи на скамейке в укромном уголке сада.

После мы почти не говорили. Просто смотрели друг на друга на берегу залитого лунным светом пруда и любовались звездами, держась за руки.

ВОСКРЕСЕНЬЕ, 19 МАЯ

Такое впечатление, что весь вчерашний вечер приснился мне в странном сне. Ребята дразнят меня из-за того, что всю вечеринку целовался с Амандой. Старательно изобра­жаю смущение.

После службы и завтрака Бешеный Пес заставил меня пойти с ним охотиться на рысь. Мы охотились несколько часов, но не встретили даже турача [Птица семейства фазановых.], поэтому вернулись в

Бешеный Дом. Я провел день, пытаясь читать «Плачь, лю­бимая страна», а Рэмбо с Бешеным Псом с грохотом укре­пляли дом. Не смог прочесть ни слова, к тому же все время думал об Аманде.

Должен признать, что мне совсем не нравится перспек­тива делить ее со взрослым парнем. Саймон считает, что на­ши отношения обречены, потому что мы не доверяем друг другу и все основано на сексе. Гоблин возразил, что о таких отношениях можно только мечтать.

20.00.На репетиции разразился долгий спор о том, ка­ким образом Жиртрест будет изображать якорь. Щука ре­шил, что его нужно спустить с крыши на петле. Веревка с петлей будет похожа на веревку от якоря, а голубой свет бу­дет изображать море (потоп). Щука расхрабрился, позво­нил Викингу домой и спросил, разрешат ли им это сделать. Но Викинг отказался, сказав, что Жиртрест просто вырвет веревку с мясом, вместе с ним рухнет крыша и весь театр обвалится.

Троих Дэррилов уволили за отсутствие таланта и плакси­вость.

 

ПОНЕДЕЛЬНИК, 20 МАЯ

Укушенный вызвал меня в свой кабинет для «разговора». Взглянув на меня дергающимся глазом, он сказал:

— Джон, мне очень хотелось бы в этом семестре увидеть улучшения в твоей учебе.

Я ответил, что постараюсь. Укушенный пренебрежитель­но фыркнул и подозрительно взглянул на меня, словно счи­тает, что моих стараний будет явно недостаточно. Потом почесал бороду и спросил, не думал ли я над выбором пред­метов для третьего курса. Я ответил начальнику корпуса, что не намерен изучать биологию и физику, а вместо этого хочу сосредоточиться на театральном мастерстве, истории и гео­графии. Укушенный побагровел, глаза его выпучились от удивления.

— Ты уверен, что принял правильное решение? — спро­сил он. Я ответил, что планирую стать знаменитым актером. Укушенный пришел в ужас и стал теребить свою перьевую ручку. Он явно не знал, как реагировать, сказал лишь, что­бы я серьезно подумал над этим вопросом.

1-0 в пользу Малька.

Воодушевленный победой над Укушенным, позвонил Аманде. Ее не было дома, но мне дали мне номер, по кото­рому ее можно найти. Я позвонил, и к телефону подошел какой-то парень. Я попросил позвать Аманду. Парень от­ветил: «Сейчас». Послышался шепот и возня, после чего трубку взяла Аманда. Меня всего трясло от волнения, и я сверился с листком, который держал в левой руке. На нем было написано:

ВОЗМОЖНЫЕ ТЕМЫ РАЗГОВОРА:

1.   Как дела?

2.   Спасибо за субботний вечер.

3.   Как дела в школе?

4.   Когда мы снова увидимся?

5.   Как я сделал Укушенного.

ДОПОЛНИТЕЛЬНЫЕ ТЕМЫ:

1.   Африканская политика, борьба против апартеида.

2.   Возможное свидание во время долгого уик-энда (в за­висимости от ответа на вопрос номер 4 из преды­дущего списка).

3.     Байки про Вомбата.

4.     Моя поездка за границу.

К сожалению, не успел я озвучить и первый пункт из перво­го списка, как Аманда сказала: «Никогда больше не звони мне по этому номеру» — и повесила трубку.

Пять минут гипнотизировал телефон, приказывая ему зазвонить. Он зазвонил, но это была мама Верна.

20.00.Первая серьезная репетиция «Ноева ковчега» обернулась полным фиаско. Сценарий не готов до сих пор. Щука утверждает, что переделывал его уже четыре раза, но ему никто не верит. У меня есть некоторые сомнения насчет моей роли Голубя мира в окончательном варианте сценария. Верну было некого суфлировать, поэтому он целый час пы­тался изображать козу. Рэмбо спросил, можно ли сделать его герою (павиану) большие голубые яйца. Джулиан (его на­няли декоратором) сказал, что идея просто великолепна, и пообещал изготовить их самолично.

После отбоя сидел на подоконнике, размышляя об Аман-де. В душе я знаю, что на нее лучше не рассчитывать. Она никогда не принимала меня всерьез, и ее парень всегда будет для нее на первом месте. Но, к сожалению, она слишком красива, чтобы просто о ней забыть. Поэтому я решил за­лечь на дно и подождать, пока она сама придет ко мне в объ­ятия. Затем вспомнил, что есть еще Русалка, но мне стало трудно дышать, и я решил отвлечься и подумать о крикете.

 

ВТОРНИК, 21 МАЯ

На перемене поднялся в спальню и обнаружил на своем ме­сте Карлика — он рылся в моем шкафчике! Покраснев, мел­кий сообщил, что ищет ручку. Я обвинил его в воровстве и приказал убираться, не то влеплю ему по первое число. Он улыбнулся, но поспешно скрылся. Тут я сам покраснел, но не из-за Карлика, а потому, что говорю в точности как мой отец. Видимо, придется донести на Карлика Безумной Вось­мерке, потому что его поведение подозрительно, даже слишком.

 

ЧЕТВЕРГ, 23 МАЯ

Звонок из дома. Мама с восторгом сообщила, что Вомбат делает большие успехи. Второй повод для праздника — са­могонный цех окончательно переместился в гараж к Джон­ни Роджерсу. По утрам Инносенс работает уборщицей, как прежде, а по вечерам заведует изготовлением бухла. Папа решил устроиться продавцом страховых полисов и сейчас как раз ведет переговоры с неким Деннисом, который за­нимается страхованием жизни и смерти. Потом мама на­помнила, что до отъезда в Лондон осталось всего 42 дня.

К телефону подошел папа и спросил, как там регби. Я от­ветил, что играю полузащитником в команде мальчиков до пятнадцати лет. На это папа заявил, что регби — очень опасный спорт, и спросил, есть ли у меня страховка с пол­ным покрытием. Я не понял, о чем он говорит, поэтому со­врал, что мне пора на занятия, и повесил трубку. До воз­вращения домой осталось восемь дней!

 

ПЯТНИЦА, 24 МАЯ

Рассказал ребятам о странном поведении Карлика. Мол, он постоянно глазеет на меня, а во вторник я поймал его, когда он рылся в моем шкафу. Не успел я договорить, как Беше­ный Пес бросился в спальню первокурсников. Раздался громкий визг, а через минуту Пес приволок Карлика за шкирку. Уронив его на пол, он спросил, не гей ли он. Кар­лик густо покраснел и разрыдался. Тем временем остальные члены Безумной Восьмерки окружили его, соображая, что к чему. Бедняга Карлик выглядел просто жалко, сидя на полу рядом с моей кроватью и вытирая глаза от слез. Рэмбо под­нял его одной рукой и спросил:

—   Ну, голубец, признавайся, с какой это радости ты гла­зеешь на Малька, как на Синди Кроуфорд? — Карлик снова забился в истерике. Тогда Бешеный Пес потерял терпение и швырнул его через деревянную перегородку на кровать Саймона.

Должен признать, это было невероятное зрелище — Кар­лик спикировал по воздуху, как бумажный самолетик. Раз­дался хруст и крик боли. Рэмбо захохотал:

—   Эй, Карлик, хочешь позаниматься этим — так ты на нужной кровати! Саймон у нас знатный гей...

Гоблин заржал так, что упал на Верна, который как раз вырывал огромный клок волос. Человек Дождя захихикал и бросил пучок с волосами в мешок для стирки.

Теперь уже смеялись все, кроме Саймона, который тол­кнул Рэмбо и приказал ему заткнуться. Через секунду раз­дался глухой удар, и Саймон отлетел в центр комнаты, схва­тившись за левый глаз. Все потрясеннО замолчали. Затем Рэмбо снова обозвал Саймона гомиком и вышел из комна­ты, хлопнув дверью. Улучив момент, Карлик убежал в спальню первокурсников. Остальные же застыли и в шоке уставились на Саймона, который плакал, вытирал сопли и прижимал к глазу трусы, чтобы остановить кровь. Мы с Бе­шеным Псом помогли ему сесть на кровать, а Гоблин побе­жал в кухню старост за льдом и тряпочкой. Бешеный Пес сказал, что пойдет искать Рэмбо, надел охотничью куртку цвета хаки и исчез в окне часовни.

Следующие несколько часов мы пытались хоть как-то ободрить Саймона, который сидел, прижав к глазу тряпку со льдом. Постепенно он повеселел и даже засмеялся, когда Гоблин сказал, что он похож на Ясира Арафата.

Ни Бешеный Пес, ни Рэмбо в ту ночь не вернулись.

 

СУББОТА, 25МАЯ

Укушенный затащил Саймона в свой кабинет и потребовал объяснить, почему у него изуродовано лицо. Саймон отве­тил, что ему в глаз попала хоккейная шайба. Тогда Укушен­ный спросил, кто выпустил шайбу, и Саймон ответил, что это был он сам. Укушенный заметил, что это маловероятно, а затем стал безуспешно пытаться заставить его настучать на Рэмбо. За завтраком Рэмбо извинился и сказал, что не бу­дет больше обзывать Саймона геем. Он кивнул, но ничего не ответил.

Проиграли школе Святого Джеймса со счетом 28—27 (хотя я набрал три очка!). Должен признать, это не было похоже на классический проход звезды регби до линии во­рот противника: скорее, Свинья подтащил меня к линии, а потом навалился сверху. К сожалению, после того, как меня придавило упавшим Свиньей, у меня так разболелась нога, что я даже не смог ударить по мячу.

Цербер так рассвирепел, что отказался пожать руку тре­неру команды противника (который был и судьей). Должен признать, некоторые его судейские решения показались мне сомнительными. Например, когда он послал Свинью на скамейку запасных, потому что у него были шнурки развя­заны! Он также оштрафовал Верна за разговоры на поле, хотя бедняга ни с кем не разговаривал, а ругал свои ботин­ки, потому что они недостаточно быстро бегали. Потом тренер назначил своей команде пенальти прямо перед на­шими воротами и объявил нападающему: «Целься прямо!» К тому времени счет был 27-25 в нашу пользу.

Цербер так озверел, что крикнул с боковой линии поля: «Эй, тренер! Может сам и ударишь по долбаному мячу?» Тренер (он же судья) не оценил юмора и попытался отпра­вить Цербера на скамейку запасных (я и не знал, что учите­лей тоже можно туда отправить), но Цербер был не намерен так просто сдаваться. Он закатал рукава и зашагал к судье, который принялся отчаянно свистеть в свисток. В конце концов вмешались родители детей из школы Святого Джеймса. Они протянули Церберу бутылку пива и предло­жили успокоиться. Последовала разгоряченная дискуссия и тыканье друг в друга пальцами, а потом Цербер ушел с по­ля, матерясь и отхлебывая пиво из бутылки. Родители на­ших соперников проводили его криками «бу» и неприлич­ными жестами. Затем нападающий команды Святого Джеймса забил пенальти нам в ворота, и судья засвистел, объявив конец матча на десять минут раньше положенного.

Сборная школы проиграла впервые за все время моей учебы. Они играли ужасно и продули со счетом 24—6. Большие школьные автобусы возвращались в школу в гро­бовой тишине.

21.00.В школе как в морге. Обычно в это время из гале­реи Доносятся голоса, кто-то бегает по двору. А сегодня слышны лишь колеса поезда вдали и журчание струи Зассанца Пита.

 

ВОСКРЕСЕНЬЕ, 26 МАЯ

Атмосфера в нашей спальне была какая-то странная, поэто­му я взял книжку и удалился в сосновую рощу. «Плачь, лю­бимая страна» — это красивая история чернокожего свя­щенника, который едет из центральной части страны в Йо­ханнесбург на поиски своего сына. Он узнает, что его сын сидит в тюрьме за убийство сына своего белого соседа. (На самом деле сюжет не такой запутанный, как кажется.) До­читал до половины и остановился — слишком уж стало жалко преподобного Кхумало. Я стал думать о сегодняшнем со­брании клуба «Африканская политика», а потом вспомнил Аманду и то, как бы мне хотелось поцеловать ее снова. Но тут мысли обратились к предстоящим выходным. Я пред­ставил, как еду на велосипеде к дому Русалки. Если повезет, хоть мельком увижу ее золотистые волосы, похожие на во­допад... В груди закололо, как будто меня ударили ножом, и пришлось думать о крикете в течение десяти минут, прежде чем боль исчезла.

Репетицию пьесы отменили — Щука так и не дописал сценарий. Почему у меня такое чувство, будто судьба пьесы беспокоит лишь меня одного?

На собрании клуба «Африканская политика» поругался с другими участниками из-за того, что потерял протокол предыдущей встречи. Ненавижу свою секретарскую долж­ность. Такое чувство, что сдаешь экзамен в воскресенье ве­чером вместо того, чтобы сидеть и распивать кофе, как на­стоящий борец за свободу! Линтон Остин аж побагровел от ярости и предложил отстранить меня от клуба на два собра­ния и лишить секретарского места. Но никто не запротоко­лировал его слова, поэтому он был похож на идиота. Когда Линтон завершил свою тираду, я глубоко вздохнул и попро­сил принять мою отставку в качестве секретаря. Все надо мной засмеялись. (Не потому, что я подал в отставку, а по­тому, что именно в этот момент мой голос сорвался, и из глотки вырвалось ослиное блеяние.)

ПОНЕДЕЛЬНИК, 27 МАЯ

За обедом в столовую ворвался Гоблин и объявил, что Жир­треста пригласили участвовать в чемпионате провинции Натал по поеданию хот-догов! Он будет представлять Ноттингем-Роуд. Знаменательное событие состоится на Королевской ярмарке в Питермарицбурге в июне. Жир­трест так разволновался, что потерял аппетит. (Плохое на­чало.)

Когда мы вернулись в комнату, волнение передалось и нам. При помощи старой жвачки Гоблин прикрепил при­глашение на конкурс к стене. (С тех пор как он стал агентом Жиртреста, он вскрывает всю его почту.) Пробежав глазами текст приглашения, Гоблин зачитал нам ту часть, где гово­рилось про призы. Победитель получит тысячу рандов, за­нявший второе место — пятьсот, а третье — двести пятьде­сят. Жиртрест заявил, что пожертвует весь выигрыш на улучшение Бешеного Дома. Гоблин (ему, как менеджеру, полагается тридцать процентов) не сказал, что сделает со своими деньгами.

Жиртрест уселся на кровать в позе Будды и провозгла­сил:

— Считаете, что девять спиральных колбас — это дости­жение? Подождите, пока я доберусь до хот-догов...

Затем он сказал Гоблину, что ему нужна практика. Го­блин тут же собрал со всех по пять рандов. (Верну пришлось заплатить и за Роджера.) Бешеный Пес предложил внести взнос и за меня: мои карманные деньги кончились еще на прошлой неделе. Было неловко, но я поклялся вернуть долг при первой же возможности. Схватив деньги, Гоблин взял велосипед Глиста, предварительно пригрозив ему опасной бритвой, и поехал в магазин около железнодорожной стан­ции. Он вернулся с четырьмя упаковками венских сосисок, пятьюдесятью четырьмя булочками для хот-догов и порно­журналом. Как ни странно, Андерсон разрешил ему поло­жить сосиски в свой холодильник, а булки сложили Жиртре­сту под кровать.

Должно быть, Андерсон несказанно рад тому, что Жир­трест примет участие в конкурсе, потому что повесил на хо­лодильник объявление:

 

КТО СЪЕСТ СОСИСКИ ЖИРТРЕСТА, ТОТ ТРУП!!!

Рэмбо обвинил Гоблина в мошенничестве по отношению к Безумной Восьмерке — ведь он купил порножурнал на на­ши деньги. Гоблин стал все отрицать и поклялся жизнью матери, что журнал куплен на его сбережения. Рэмбо за­метил, что Гоблин ненавидит свою мать и после ее смерти ему достанется несколько миллионов. Последовал долгий спор, в ходе которого Рэмбо пригрозил нагадить Гоблину на подушку. Поэтому было решено, что журнал общий и будет передаваться из рук в руки раз в неделю. После чего Рэмбо запер его у себя в шкафчике и заявил, что первая не­деля за ним. Моя очередь через пять недель, то есть в сле­дующем семестре, когда Гоблин уже порежет его на кусоч­ки. (А бедолаге Роджеру придется ждать целых семь не­дель!)

СРЕДА, 29 МАЯ

 

Получил странное письмо от Аманды.

Больше не Малёк Мой телефонный звонок Настигнет тебя вдруг Приду к тебе, мой друг А.

 

ВОПРОСЫ О ЖЕНЩИНАХ

1.      Они все ненормальные или просто делают вид, чтобы получить свое? (И как отличить одно от другого? )

2.      Если женщина говорит, что любит тебя, это озна­чает ((всегда» или только сегодня?

3.      Если я возьму Женщину за грудь, она меня уда­рит?

4.      Или ей это понравится?

5.      О чем думают женщины, когда не разговари­вают?

Спросил Гоблина и Рэмбо, как правильно трогать женщину за грудь. Рэмбо ответил, что есть два способа.

1.      Незаметное касание. Это когда вы целуетесь, и твоя рука скользит у нее по талии, а потом пере­мещается на грудь.

2.      Хватай и беги. Гоблин объяснил, что это когда ты хватаешь девчонку за грудь и быстро уносишь ноги.

 

ЧЕТВЕРГ, 30 МАЯ

Один день до долгого уик-энда.

На доске объявлений нашего корпуса появилась записка:

Стань свидетелем первого тренировочного поедания

хот-догов Жиртрестом В РЕАЛЬНОМ ВРЕМЕНИ!

МЕСТО:                         класс для самостоятельных занятий 2 курса

ВРЕМЯ:                          20.30

ВХОДНОЙ БИЛЕТ: 2 ранда (Безумная Восьмерка и старосты — бесплатно)

20.30.Чтобы хот-доги не остыли, их держали на газовой горелке Бешеного Пса, а Гоблин тем временем намазывал булочки маслом и подсчитывал, сколько прибыли сегодня выручит. Бешеный Пес украл из столовой бутылку томат­ного соуса и банку горчицы — из учительской. Жиртрест си­дел за партой в центре комнаты, а вокруг него кругами рас­ставили стулья. Зрителей набралось немало — около сорока ребят расселись и стали подбадривать Жиртреста. Он умял двенадцать хот-догов, прежде чем Гоблин приказал ему остановиться. Зрители недовольно замычали — всем хоте­лось увидеть, сколько способен сожрать Жиртрест, прежде чем взорвется или еда полезет из него наружу. Гоблин покачал головой и закричал:

— Ребята, мы сегодня не пытаемся поставить рекорд! Это просто тренировка. Но, думаю, вы согласны с тем, что наш чемпион-пожиратель в потрясной форме!

Все засвистели и захлопали в ладоши. Жиртрест громко рыгнул, все еще раз захлопали и бросились к двери. А ведь другие школы считают нас снобами, между прочим.

ПЯТНИЦА, 31 МАЯ

ДОЛГИЙ УИК-ЭНД

Предков я не видел больше месяца. И очень обрадовался, когда они замахали мне с остановки. К сожалению, папа припарковался прямо в том месте, где останавливаются автобусы, поэтому школьный автобус смог притормозить лишь после того, как упорно посигналил, дал задний ход и выполнил ряд хитрых маневров. Когда я подошел к ро­дителям, те зашмыгали носами и принялись утирать сле­зы. Мама сказала, что я вырос, а папа — что я стал похож на настоящего мужчину. Я торопливо сел в машину на случай, если им взбредет в голову спрашивать меня о лич­ном. Мама села на заднее сиденье рядом со мной (разу­меется, поставив меня тем самым в неловкое положение) и в десятый раз объяснила, что не может каждый раз при­езжать на матчи по регби, а потом уезжать и бросать ме­ня — это слишком сильное эмоциональное напряжение. А папу одного отпускать боится, так как он себя не кон­тролирует.

НОВОСТИ СЕМЕЙКИ МИЛЬТОНОВ

Наш дом выставлен на продажу. Папа по этому поводу промолчал, но по его взгляду было ясно, что он скорее умрет, чем продаст дом. В воскресенье день открытых дверей — это означает, что люди могут спокойненько за­ходить в мою комнату и заглядывать в шкафы. Вомбат забронировала для нас отель «Кенсингтон Па­лас» на все время пребывания в Лондоне. Говорит, что по соседству живет принцесса Диана, да и королева

Англии частенько наведывается в тот райончик. (Не совсем понял — зачем принцессе жить по соседству с отелем?)

Инносенс купила машину и припарковала ее под нашей акацией. Водить она не умеет, поэтому машина стоит во дворе у Мильтонов уже три недели. Папа ворчит, что да­же у домработницы машина лучше, чем у него. Чернышу пригрозили смертью после того, как он нага­дил на бетонной дорожке вокруг бассейна. Мама счита­ет, причина в том, что бедное животное жутко боится автоматической чистилки для бассейна. Папа говорит, что единственный способ привести зверя в чувство — электрошоковая терапия, но мама строго запретила ему бросать Черныша головой в электрозабор.

Мама ушла готовить обед, а папа тем временем достал из старого потрепанного портфеля кучу бумаг. Аккуратно раз­ложив их передо мной, он откинулся в кресле и прогово­рил:

—   Джонни. Кажется, пришло время тебе задуматься о смерти.

Я ответил, что у меня всего пара дней выходных, поэто­му лучше задумаюсь о жизни. Тут папа щелкнул пальцами и достал другую кучу желтых бланков. Положив их передо мной, он ткнул в них грязным ногтем.

—Жизнь! — воскликнул он и торжествующе откинулся в кресле. Потом наклонился, взял ручку и спросил, сколь­ко денег на моем счету в жилищно-строительном коопера­тиве.

— Триста пятьдесят рандов или около того, — ответил я. Папа помрачнел, и ручка его неуверенно зависла над

бледно-зеленым бланком. Затем он покачал головой, будто только что узнал о моем предательстве, и ответил, что я практически банкрот. Поэтому о жизни и смерти мы будем задумываться позже, когда я закончу школу. Запихав все свои бумаги и бланки обратно в портфель, он следующие десять минут разглядывал ключи от машины, а потом уехал, не сказав куда.

Спросил маму, зачем папе торговать страховками, если он по-прежнему зарабатывает на самогонном бизнесе. Она ответила, что теперь папа получает лишь малую толику того, что доставалось ему, когда Инносенс варила и продавала са­могон у нас дома.

Папа вернулся примерно через час. От него пахло спирт­ным. Сказал, что проводил инвентаризацию и уже продал страховые полисы Вомбату и Фрэнку, так что бизнес идет в гору. Он извинился за то, что сердился, налил себе виски и показал мне какую-то таблицу. Судя по ней, всего через пять лет он станет миллионером. Потом пришла мама и принесла яичные сэндвичи (половина яиц были в кусочках скорлупы). Я сказал, что у меня нет аппетита, и поднялся в свою комнату.

Подождал, пока предки лягут спать после обеда, а потом выскользнул из дома и взял велосипед в гараже. Тихо выру­лил на дорожку, надеясь уйти незамеченным... Увы, из-за дома выскочило черное нечто и принялось лаять и огрызать­ся на мои колеса. Я попытался успокоить Черныша, но тот продолжал лаять на руль и бегал вокруг велосипеда кругами в состоянии крайнего возбуждения.

Из родительской спальни раздался вопль: «Фу!» Но Чер­ныш залаял громче, поэтому я слез с велосипеда и положил его на траву, надеясь, что пес успокоится. Не помогло. «А ну хватит дразнить чертову собаку! — послышалось из окна спальни. — Сегодня же пятница, люди легли поспать после обеда!» В ответ я крикнул, что просто решил пока­таться, а Черныш странно отреагировал. Последовало мол­чание, а потом мама сказала: «Врежь ему по яйцам!» К сча­стью, мне удалось улизнуть в ворота, оставив Черныша раз­бираться с папой.

Русалка была дома. Я даже слышал ее голос, но вот уви­деть ее так и не удалось. Белого «фольксвагена» во дворе не было. Просидев час на корточках в ее живой изгороди, я сдался и поехал домой — нога затекла.