1.

В такие дни его мучила жажда. Он пил много, жадно и к вечеру чувствовал себя одутловатым, как будто выпитая влага скапливалась под кожей, особенно под глазами и в пальцах рук. От выпитого начинали ныть почки, часто бегал в туалет. Потел обильно, почти без запаха, как больной гриппом ребёнок. Ставил на газ чайник, кипятил воду, пил чай. Пил охлаждённый кипяток из другого чайника. Открывал холодильник, выпивал в один присест полбутылки холодного кваса. Большой, полутора литровой. Сок годился только томатный, остальные казались слишком сладкими. Или кислыми.
Жажда не унималась. Во рту сохло, в груди горело, в желудке булькало. Влажная майка неприятно липла к спине. Не говоря уже о трусах - мокрых, хоть выжимай. Капли пота, сбегая из подмышек, щекотали рёбра.
В детстве мама говорила: «Чем больше пьёшь, тем больше хочется». И не давала ему много воды.
Это было не совсем правдой. Правильней было бы сказать: «Пей, не пей, твоему горю это не поможет». Горю ли? О, да! В такие дни он испытывал сильнейший дискомфорт.
Теперь, по прошествии лет, жестоких и странных, он точно знал, этот пожар водой не залить. Если это и «жажда», то, скорее, в метафорическом смысле. Странная игра подсознания. Замещение. Камуфляж.
Истинные желания, некогда сокрытые во фрейдистких джунглях разума, давно уже были им осознаны. Теперь он точно знал, чего ему надо. Но каждый раз боролся с собой до последнего момента, до самого конца. Пил, мочился каждые десять минут, трогал опухшими пальцами одутловатое лицо.
Зачем?
Когда становилось совсем невмоготу, шёл и брал то, что требовалось. Никогда ему ещё не удавалось одолеть свою особую жажду. Но он честно пытался.
Хуже жажды была тревога. Томительное предвкушение неминуемой катастрофы. Затаившийся где-то «под ложечкой», в области солнечного сплетения, страх - пульсирующая дрянь, с выматывающей периодичностью взрывающаяся адреналиновым «оргазмом».
Лоб горел. Сердце сбивалось с ритма, то замирало на бесконечные, полные ужаса секунды, то вдруг бешено колотилось. Он подошёл к окну и прислонился горячим лбом к холодному стеклу. Это успокаивало. Во дворе под окнами третий день подряд дежурила чужая машина. Белая «вазовская» «семёрка». В машине караулили трое. Сегодня. Обычно их было на одного меньше.
В свои особые дни он за версту чувствовал опасность. По его ли они душу? Скорее всего, так. Неужели снова придётся менять квартиру? Он тяжело вздохнул. Бытовые хлопоты сильно его утомляли.
«Как хочется покоя», - подумал он, и грустная улыбка тронула его губы. Сухие и горячие.

2.

Действительно трое. В пропахшем бензином и дешёвым куревом салоне белых «Жигулей». За рулём – невысокий, длиннорукий, с небольшой головкой, будто сдавленной в висках и водянистыми, выпуклыми, как у рыбы глазами. На заднем сидении – рослый толстяк, с носиком-пуговкой на заплывшем блинообразном лице и неухоженный мальчишка лет двенадцати.
Водитель ерзает на сидении, непрестанно оборачивается, суетливо, по-птичьи дергая головой. Человек-блин расположился вольготно, раскинул руки по спинке сидения. Мальчика явно нервирует близость потной подмышки соседа. Пацан пытается отвернуться, но Блин бесцеремонно берёт его пальцами за голову, поворачивает к себе.
- Слушай сюда, придурок! – голос у Блина сиплый, прокуренный. – Не дай бог, где-нибудь накосячишь!
При звуках этого голоса у мальчика возникает непреодолимое желание откашляться.
- Да, Серёженька, от тебя требуется предельная концентрация внимания. Будь любезен, сосредоточиться, - встревает в разговор Рыбий Глаз.
«Будь любезен». Интеллигент вшивый! Мальчик морщится. Зря он с этими связался, мутные какие-то дядьки. А теперь попробуй, сбеги!
- Скоро он появится. Выйдет вон из этого подъезда. – Продолжает Блин, дышит в лицо запахом скверного желудка. Носик у Блина крошечный и курносый, как в японских мультиках. Мальчик Серёжа ухмыляется.
- Чего лыбу давишь?! – Гневается Блин. Бьёт Серёжу костяшками пальцев по темечку. Больно. – Если ты мне дело провалишь, я лично раком нагну и буду ебать, пока дерьмо из ушей не полезет!
- Не надо так с ним, Валентин Палыч, - вступается за Серёжу Рыбий Глаз. – Серёжа у нас мальчик умный. Он отлично справится. Правда, Серёж?
Мальчик кивает, потирая макушку. «Вот ведь вляпался, тупорылый!», - ругает он сам себя.
- Короче, так, - сипит Блин дальше, - в окнах гаснет свет – это готовность номер один. Пробкой из машины, бежишь за угол, ждёшь сигнала. Как только я, то есть вот он, мигнул фарами, значит, извращенец идёт к тебе. Беги к качелям, делай вид, что, типа, качаешься.
- А как это «делать вид, что качаешься»? – спрашивает мальчик со скрытой издёвкой.
- Не умничай мне, блядь! – Вскипает Блин-Валентин, но рукам на этот раз воли не даёт. – Просто качайся и всё. Получай удовольствие. Пока можешь. Извращенец сам к тебе подойдёт. Дальше по инструкции. Помнишь, чему я тебя учил?
- Помню, помню. – Серёжа шмыгает носом. – А если он не подойдёт?
- На счёт этого не волнуйся, - гнусно скалится Блин, - у него сейчас шляпа дымит, будь здоров! Твоя мелкая задница его как магнитом притянет.
- Мы ведь тебя не случайно выбрали, Серёженька. – Это уже Рыбоглазый. – Ты абсолютно его типаж: возраст, внешность, социальное положение.
- Захочешь сбежать, просто представь, что с тобой потом будет. И со всей твоей вшивой семейкой. – Блиномордый.
- Серёжа, выполнишь всё, как уговаривались, получишь деньги, я гарантирую. Десять тысяч рублей! – Рыбоглазый.
- А если он меня … а если он со мной что-нибудь сделает?
- Не очкуй! Это ж тебе не Чикатило. Обычный пидарас. Прочистит тебе дымоход на крайняк, от этого ещё никто не умирал. – Блин скабрезно подмигивает мальчику. У Серёжи бегут мурашки по коже.
- А если … если что-то … всё-таки … . Вы эти десять тысяч маме отдайте, ладно?
- Говно вопрос, братуха!
- Серёжа, не волнуйся. Мы бы никогда не стали подвергать ребёнка чрезмерной опасности.
В двух смежных окнах на пятом этаже гаснет свет. Мальчик выходит из машины и бежит за угол. Всё, как уговаривались.

3.

Каждый раз, когда борьба проиграна, Роман чувствует облегчение.

Он сделал всё, что мог. И кто виноват, что силы не равны? Он – маленький человек, слабый, изнеженный цивилизацией, а противостоит ему огромное древнее Зло. Оно внутри. Он пытался, несчётное число раз Роман пытал удержать Зло в себе, не выпустить его наружу, но разве с Ним совладаешь? И в том, что случится теперь немного его вины. Он молился. Да, раньше, когда всё это только начиналось, когда всё это только начинало с ним происходить, Роман молился истово и страстно. Но разве Бог помог ему? Нет! Ни разу! Ничем! Поэтому: «Кто не спрятался, я не виноват!». С этой извечной своей присказкой Роман погасил свет и вышел из дома.
Обычно он не охотился вблизи от своего логова - так поступают и другие хищники, он читал – но теперь его выследили, и жильё всё равно придётся менять.

Щелчок выключателя – свет в комнате гаснет. Роман возвращается к окну и видит, как из подозрительной белой машины выбирается мальчик. Бежит стремглав, скрывается за углом. Хороший мальчик, шустрый. Шершавый язык трогает запёкшиеся губы. Сам того не замечая, Роман улыбается счастливой улыбкой ребёнка. Свет гаснет, наступает тьма.

Он вышел из подъезда, постоял, наполняя лёгкие прохладным сырым воздухом. Демонстративно не замечая людей в белой машине. Роману было весело. Роману было хорошо. Тревога развеялась. Страх иссяк. Жажда не исчезла, но теперь она наполняла его тело силой, побуждала к действию. Обычно он не брал никого рядом с домом, но почему бы не воспользоваться этим мальчишкой? Глупый козлёнок на привязи. В ожидании тигра-людоеда. Приманка. Невинная жертва. Охота на живца всегда казалась ему чем-то аморальным. Пусть даже это «охота на ведьм». Роман усмехнулся, довольный своим каламбуром. Ему хотелось смеяться в голос. Хохотать в лицо своим нелепым преследователям.
Машина моргнула фарами. Роман уверенно шёл по дорожке, обходя здание слева. За домом располагалась детская площадка. Жалобный скрип качелей напоминал крик жертвенного агнца.

4.

Сиденье оказалось очень холодным. Под тонкими «трениками» трусов на Серёже не было. Когда его прихватили в супермаркете, он с перепугу чуть припустил. Охранник был такой огромный и появился так внезапно, вот Серёжка и писанул в трусы. Тем более ему на тот момент дико хотелось отлить. На нервной почве. В трусы попало немного, капелька всего, но ходить в них после этого было неприятно. При первой возможности мальчик от них избавился, и теперь его подмоченные трусы валяются за шкафом в кабинете у Блина. Будет ему подарочек.
Сергей начал раскачиваться. Скрип качелей напомнил ему плач маленького братика. Случись чего, как они будут без него? Мама, брат, сестрёнка.
Вокруг было сумрачно и сыро, лишь окошки в домах уютно желтели. Из сумрака соткалась фигура – высокий молодой с короткой стрижкой мужчина. Скорее парень даже. Он? Странно! Педофилы представлялись мальчику сплошь старыми толстыми и в очках. Подошедший крепыш в кожаной куртке на гипотетического извращенца не походил нисколько.
- Покачать тебя? – спросил незнакомец, подбираясь вплотную к качелям. Двигался он быстро и бесшумно.
- Не … давайте, ладно, - почему-то согласился мальчик. Голос у незнакомца был приятный, обволакивающий какой-то, притупляющий бдительность.
«Наверное, он гипнотизёр», - лениво подумал Серёжа, взлетая на качелях к самому небу, - «Гипнотизирует детей, а потом их … ну, это самое».
Ему вдруг сделалось сладко и легко, мальчишка и забыл, как здорово просто качаться на качелях. «Детские радости», - подумал он. Внизу живота что-то приятно ёкало. Сердце замирало. Парень качал Серёжку, не прилагая к тому никаких видимых усилий. Будто был он, Серёжка, трёхлетним карапузом, а не взрослым уже почти человеком. Пятки уносились ввысь, прыгали деревья и окна окрестных многоэтажек. Восторженно пели-скрипели качели. Прохладный ветер ласково гладил щёки, убирал со лба волосы, нескромно обдувал яички. К своему удивлению, Серёжа почувствовал стояк. «Этого ещё не хватало!».
- Держись крепче, - предупредил незнакомец. Качели замерли, удерживаемые его крепкой рукой. Другая рука потянулась к Серёжиному лицу, тёплая, коснулась носа.
- Ты замёрз. Идём домой.
- Ладно. – Мальчик соскользнул с качелей, не в силах противиться неизбежному.
Мужчина взял его за руку, и они пошли.

5.

Мама работала на трёх работах. Лифтёром – за служебную квартиру. Потом ещё мыла подъезды в большом красивом доме, огороженном чугунной решёткой. И, наконец, убиралась в магазине у дяди Акопа. Дядя Акоп был добрый и часто давал им продукты. Однажды, когда в магазине надолго отключилось электричество, все пельмени разморозились, и дядя Акоп отдал им целых десять пачек. Очень вкусно!
По профессии мама была – педагог дошкольного воспитания, то есть могла работать в детском саду, но почему-то не хотела. Серёжа думал теперь, из-за здоровья.
Жили они трудно, но весело. Пока папа не умер, было хуже. Он пил и часто лез на маму с кулаками. Серёжа, тогда ещё мелкий, не мог её защитить. Однажды папа не пришёл. И они стали жить вчетвером: Серёжа, мама, сестра Маша и маленький брат Олежка. Позже мальчик узнал, что отца убили в пьяной драке. Особого сожаления Серёжа не испытал.
Денег у них всегда было в обрез, но на еду хватало, а потом мама сильно заболела, и стало трудно. Серёжа попытался заменить её, но в красивый дом его не пустили. Лифтёром в двенадцать лет он, конечно, работать не мог. Впрочем, на этой работе маме хотя бы оплачивали больничный. И только добрый дядя Акоп позволил Серёже мыть полы в его продуктовом. Пока мама не поправится.
Лекарства стоили дорого. А надо было ещё что-то есть. Серёжа стал подворовывать в супермаркете. На третий раз его поймали, мальчик спрятал за пазуху три пакетика кефира «Агуша» для брата Олежки.

6.

Дюжий охранник грубо волочил, почти нёс мальчишку за шкирку. Ноги ребёнка, в стоптанных грязно-белых кроссовках порой не касались пола. Серёжа морщился, чувствуя отвратительную мокроту у себя в штанах. Несмотря на липкий ужас, охвативший его в момент поимки, мальчик твёрдо решил не называть своего имени. Известие о том, что сын её вор, могло навредить маме. Последнее время она чувствовала себя не очень хорошо, почти не поднималась с постели. Участковый врач – давняя мамина подруга – жёстко настаивала на госпитализации. Но мама боялась, что детей её раскидают по детским домам и приютам и она больше никогда их не увидит. Если честно, Серёжа тоже этого боялся.
Серёжу втащили в узкую, похожую на пенал комнату. Там сидел ещё один в форме, постарше первого, лысый и усатый. Он окинул мальчика равнодушным взглядом и тут же принялся звонить по телефону. Здоровяк усадил Серёжу на стул и вышел прочь, прикрыв за собой дверь. Она оставалась незапертой, и можно было попробовать сбежать, но мальчик чувствовал себя полностью опустошённым. К тому же он рисковал заблудиться в запутанных коридорах среди подсобных помещений супермаркета. Дорогу сюда он совсем не запомнил, был, как в тумане.
Серёжа ждал, что его начнут допрашивать. Быть может, даже бить будут, когда он не станет отвечать на их вопросы. Сидел, заранее стиснув зубы, сжимая пальцами дермантиновое сидение дешёвого офисного стула. Но Усатый так с ним и не заговорил. Вместо этого за Серёжей приехали Блин и Рыбий Глаз. Самое удивительное, они были, вроде как, и не из полиции даже. Посадили в машину, обычное «Жигули», отвезли его в странное место, полуподвальное помещение, тёмный коридор, двери без вывесок и номеров. Заперли в одном из кабинетов, со вспучившимся старым линолеумом на полу, ржавой решёткой на единственном окне и пыльным фикусом в позеленелой кадке. Кабинет был пуст, не считая покосившегося шкафа, тоже запертого. За него Серёжа и закинул свои описанные трусики, от которых избавился сразу, едва его оставили одного. Хотя к тому времени трусы уже просохли.
Довольно скоро эти двое вернулись. Принесли мальчику колу в пластиковом стакане с трубочкой и пару круглых бутербродов в бумажных обёртках. Пока ребёнок жадно ел, взрослые объяснили ему, что от него потребуется. Шансов отказаться не было. К тому же ему пообещали целую кучу денег – десять тысяч рублей! Хватит и на лекарства маме и на еду для всей семьи.
- Кто мы такие? – сказал тогда Рыбий Глаз, отвечая на вопрос Серёжки. – В некотором смысле, мы – санитары леса, очищаем нашу среду обитания от всякой нечисти.
Серёжа испугался, что это про него, но оказалось, нет. Как ещё говорил Рыбоглазый? «Охотники на ведьм»?

7.

Сжимая узкую ладонь мальчика, Роман чувствовал исходящие от неё токи. И наслаждался этими ощущениями. Предвкушение зачастую доставляло ему не меньшее удовольствие, чем сам процесс. Он слышал пульс и ток крови, внимал биению маленького сердца. Тело ребёнка было наполнено чудесной музыкой, пока чуть слышной, но вскоре она зазвучит в полный голос. Он заставит это тело петь. Он сыграет на нём. Он откроет путь музыке.
Мальчик словно уловил его мысли. Рука дёрнулась в руке. По телу ребёнка пробежала ощутимая дрожь.
- Не бойся, милый, - ласково произнёс Роман, склоняясь к самому уху ребёнка, - Я не причиню тебе зла.
Мальчишка успокоился. Не обращая внимания на притаившихся в белой машине «охотников», Роман проследовал мимо и завёл ребёнка в подъезд. Они поднялись на лифте и оказались в квартире. Роман щёлкнул выключателем, неяркая лампочка осветила прихожую.

8.

Серёжа замер, мысли путались, как рыбёшки в сети. Как рыболовная леска, неаккуратно скомканная – где начало, где конец, не разберёшь. Он ни разу ещё не был на рыбалке, отчего такие ассоциации? Не потому ли, что сам он – рыбка, угодившая в сеть? Или, скорее, червяк на крючке?
В прихожей, прямо напротив входной двери висело зеркало. Большое, почти в полный Серёжин рост. Дверь в нём отражалась. И Серёжа тоже. И этот извращенец, который даже не сказал, как его зовут. Зазвал в гости, но не назвался.
Планировка показалась мальчику знакомой. Типовая «однушка», кажется, кто-то из его одноклассников жил точно в такой же.
В зеркале Серёжа увидел, как хозяин квартиры закрывает входную дверь. Инструкции, полученные Серёжей от тех двоих, что ждали сейчас в машине у подъезда, утратили былую определённость. Но кое-что мальчик помнил. Два пункта. Дверь. Серёжа должен был незаметно отпереть её. Человек-блин знал, какие здесь установлены замки, видимо, изучил дверь снаружи. Изнутри это выглядело так: верхний замок – металлический круг с небольшой плоской защёлкой посередине, достаточно повернуть её против часовой стрелки. Ниже – замочная скважина, в неё вставлен ключ, который тоже надо повернуть. Ему подробно всё объяснили, но как сделать это незаметно? Хозяин ведь тут, рядом. А если извращенец вытащит ключ из нижнего замка, тогда ведь вообще не откроешь.
И второй пункт – надо обязательно раздеться. Когда придут те двое, они должны застать его голым. Вообще без ничего. Кажется, Рыбоглазый что-то говорил про камеру и «улики». Как это стыдно, обнажаться перед незнакомцами!
Кровь прилила мальчику к лицу, окрасила щёки. В зеркале Серёжа видел, как сильно он покраснел. Он бросил взгляд на своего спутника, тот пребывал в какой-то странной прострации. Стоял, опустив руки, глядел прямо перед собой. Разве что, слюни не пускал. Что это с ним? Действительно, псих какой-то. Лампочка в коридоре светила тускло.

9.

Роман запер дверь и обернулся к мальчишке. Тот пялился на Романа через зеркало. Дело было почти кончено, но как часто случалось, в самый последний момент, силы вдруг оставили его, внезапно и сразу, и только неимоверным напряжением воли Роману удалось взять себя в руки. Защитная реакция психики, думал Роман. Последний рубеж обороны. Не раз уже преодолённый, впрочем. Но как же трудно! Будто двигаешь сквозь плотную толщу воды. Даже дышать тяжело.
Роман дёрнулся, потряс головой, сбрасывая с себя оцепенение. Похожий на выбравшегося из воды мокрого зверя. Посмотрел на ребёнка, обнажая в улыбке крупные ровные зубы, улыбке странной и без сомнения зловещей.
Мальчик прянул в сторону, кажется, инстинктивно. Лицо его подёргивалось, силясь мимически отразить происходивший в душе сумбур. Судя по всему, он плохо понимал, что тут происходит.
- Мне … в душ …, - не то попросился, не то спросил ребёнок, Роман не уловил интонацию.
- В душ? Зачем? Ах, да, ты продрог. Замёрз. – Роман задумчиво потёр переносицу. – Сейчас, погоди. Я принесу тебе полотенце. Чистое.
Он скрылся в тёмной комнате, достал из комода большое пушистое полотенце. На ощупь, света не включал. Постоял, прислушиваясь. Скорее к себе, чем к окружающему миру. Мальчишка возился в коридоре. Кажется, трогал замки. Постоял ещё немного, безмятежно улыбаясь. Тяжесть ушла. Как всегда и бывало. Главное, не отступать и не сдаваться, и неизбежно наступает облегчение. Всё пойдёт, как по маслу. Чуть-чуть подождать.
Зачем-то промокнул полотенцем уголки губ. Вернувшись к гостю, удивился, обнаружив того голым.
Мальчишка покидал немудреную свою одежку на галошницу. Стоял, переминаясь с одной голенастой ноги на другую, в одних сбившихся синих носочках. Стыдливо прикрывал пах не ладошкой, а запястьем, изогнувшись странно, неудобно даже на вид. Правую руку убрал за спину, похожий на произведение скульптора, одержимого Босхом. Или детской порнографией одержимого.
«Левша?», - подумал Роман. - «Да, и это не случайность!».
Он теперь беспрестанно улыбался. Мальчишка выхватил у него полотенце, шустро обмотался им, на мгновение сверкнув бледными неразвитыми гениталиями. Ушлёпал в ванную. Через какое-то время зашумела вода. Роман оставался в коридоре, смотрел на дверь, видел отпертые замки. Дверь скрипнула и приотворилась слегка. Уже? Нет, сквозняк. Он еле сдержался, чтобы не захохотать в голос. Впервые за долгое время он чувствовал себя живым. Захотелось скинуть одежду, что он и сделал, перемешав её с одеждой гостя. Посмотрел на себя в зеркало. Массивный тёмный пенис пребывал в состоянии полуготовности. Роман потрогал себя немного брезгливо, так могло показаться со стороны. Поводил пальцами взад-вперёд, обнажая блестящую лиловую головку. Член напрягся, задорно выгнулся к животу. У Романа родилась шальная идея, забраться к мальчишке в ванну, но он отверг её, чуть подумав. Не стоило пугать ребёнка раньше времени.
Шум воды стих, минут через пятнадцать. Немного погодя из ванной появился мальчик, распаренный, с торчащими волосами, перемотанный по бёдрам мокрым полотенцем. Без носок. Босой. Пальчики у него были длинные розовые изящные. Ноготь на большом пальце правой ноги – с чёрной меткой от давнего сильного ушиба. Ребёнок увидел голого возбуждённого мужчину, сделал шаг назад, но потом взял себя в руки.
- Вы не будете мыться? – спросил.
- Нет, пожалуй.
- Ладно. Куда идти-то?
- Прошу, - Роман сделал шаг в сторону, его, слегка поникший и торчащий теперь горизонтально, пенис дёрнулся, указывая мальчишке направление. – Только полотенце в ванной оставь. Кинь куда-нибудь, я потом постираю.
Мальчик скрылся в ванной и вернулся уже без полотенца. Не глядя на Романа, прошмыгнул мимо него в тёмную комнату. Роман кинул взгляд на входную дверь и сам шагнул во тьму.
Спустя пару мгновений незапертая дверь распахнулась, в квартиру ворвались двое - худощавый урод, вооружённый компактной видеокамерой и пухлый здоровяк с чем-то похожим на металлическую бейсбольную биту. Толстяк, шедший последним, быстро обернулся и запер за собой дверь.
- Эй, хозяин, шуметь не рекомендую! – его хриплый булькающий какой-то голос нарушил стерильную тишину квартиры.
Обнажённый Роман появился в дверях комнаты, но, получив сокрушительный тычок дубиной в живот, ввалился обратно. Следом за ним вошли двое. Толстяк нашарил на стене выключатель. Стало светло. Комната оказалась чистой и уютной. Из общего ряда выбивались оставленные тут и там чашки и стаканы с остатками разнообразных жидкостей. На огромной, пустой, застеленной одной чёрной простынёй кровати, щурился голый Серёжа. Рядом на полу корчился Роман.
- Ого, мразь, вот значит, чем ты тут занимаешься! – деланно удивился толстяк. – Сейчас мы твоими яйцами в бейсбол сыграем!
Он сделал шаг к Роману, но тот, отталкиваясь ногами, быстро заскользил по гладкому паркетному полу прочь. Вдоль кровати к окну. Картинка – голый мужик, ползающий по полу на заднице – показалась Серёже сюрреалистической. Хотя самого этого слова мальчик пока не знал. Он завозился на кровати, пытаясь завернуться в гладкую скользкую простыню. Демонстрировать свою наготу всей честной компании в планы мальчика не входило.
«Можно мне уйти?», - хотел спросить он, но не успел.

10.

- Пора?
- Ещё минут пять, Валентин Палыч, дадим мальчику освоиться.
- Смотри, как бы он мальца не оприходовал за эти пять минут, - хохотнул названный «Валентином Палычем».
- Ну, что ж, тогда идёмте.
Сидевший за рулём извлёк из бардачка маленькую камеру, надел ремешок на руку. Принялся нажимать кнопки.
- Работает?
- Как часы!
- Главное, чтобы в кадр оба попали, тогда не отвертится.
- Не учите отца репродуктивной функции, так сказать. Мы с этой малышкой много чего повидали. И знаете, что я вам скажу? Улики, всякое там фото-видео – дело второстепенное. Первичен страх! Если удастся его, как следует, напугать, сразу, не отходя от кассы, так сказать. То наш, так сказать, вопрос решится положительно.
- Говно вопрос, были б бабки! – Немного невпопад ответил жирный Валентин Палыч и рассмеялся чему-то своему.
Вышли из машины, открыли багажник. Покопавшись, толстяк вытащил из багажника длинную поблескивающую металлом дубину. Разминаясь, сделал несколько резких махов и выпадов, с проворством удивительным для своей комплекции. Второй при этом дёрнулся от неожиданности. Напугался.
- Осторожней! – проворчал, отодвигаясь в сторону.
- Не кипешуй, брателло, всё будет охуенно! – толстяк водрузил дубину на плечо.
Захлопнули багажник. Скрылись в подъезде. Код домофона, по-видимому, секретом для них не являлся.

11.

«Надо уйти, уйти отсюда!», - лихорадочно думал Серёжа, заворачиваясь в простыню. Простыня была слишком большой и скользкой. Шёлковая она, что ли? Отползал голый мускулистый парень. Надвигался на него толстый Валентин с бейсбольной битой. Другой пришелец торчал в дверном проёме, водил из стороны в сторону небольшой видеокамерой. Судя по всему, он успел заснять Серёжу голым, и это Серёже совсем не нравилось. «Потом скажу, пусть сотрут», - мелькнуло у него в голове, - «А сейчас надо …».
Эту мысль мальчик не додумал. Уловив движение, он перевёл взгляд на извращенца. Комната была немаленькая, метров шесть в длину, почти всё это расстояние хозяин квартиры преодолел, скользя по полу на заднице. И теперь упёрся спиной в батарею центрального отопления. Топить начали совсем недавно, во всяком случае, у Серёжи дома, но батареи были горячие. Почувствовав это, парень дёрнулся, зашипел, и вдруг странным изломанным движением поднялся на ноги. Как будто к его рукам привязали верёвки и резко вздёрнули. Как марионетку! У Серёжи глаза на лоб полезли. Сам того не замечая, он, как давеча голый парень, начал отползать от него подальше. Путаясь в простыне, не сводя с извращенца глаз. Толстяк тем временем преодолел половину комнаты. Он явно не спешил со своей дубинкой, а теперь и вовсе остановился. Рука с битой безвольно повисла. Сейчас он находился на одной линии с Серёжей, который скукожился в дальнем уголке огромной кровати, прижавшись спиной к бледно-зелёным обоям. К мальчику был обращён профиль толстого человека, крутые скулы практически скрывали нос. От виска по щеке сбегала крупная капля пота.
- Что за …, - просипел мужчина, снова поднимая биту.
Извращенец стоял, обернувшись к толстяку лицом, матово белел кожей на фоне задвинутых тёмно-зелёных штор. Руки опущены, ладони вывернуты наружу. Пальцы его непрестанно подёргивались, шевелились, будто, жили своей собственной, отдельной от тела жизнью. В их движении было что-то противоестественное, Серёже казалось, что количество фаланг в этих пальцах неправильное. А может, там и вовсе нет никаких фаланг. Но раньше-то были! Одна из этих ужасных рук не так давно сжимала Серёжину ладошку и на ощупь была совсем обычной. Что же это?!
Толстяк, наконец, шагнул вперёд, занося биту. Рука извращенца метнулась ему навстречу, длинные, похожие на червей пальцы сжались, скомкали воздух во что-то … во что-то лилово-серое, в пульсирующий светом сгусток. Серёжа услышал чудовищно неприятный звук, как будто прямо у него в голове давили упаковочную плёнку, лопались на ней воздушные пузырьки. Когда ему попадалась такая плёнка, Серёжа и сам любил «пощёлкать» пузырьками, и никогда прежде звук этот ни казался ему отвратительным. Но теперь от щелчков кровь стыла в жилах, волнами накатывал тошнота.
Широкая спина Валентина на какой-то счастливый миг заслонила от мальчика голого извращенца. Мерзкое щёлканье смолкло, и Серёжа почувствовал острое, почти физическое облегчение. Но тут спина толстого вспухла горбом, натянув синюю олимпийку – белые буквы «RUSSIA» сделались объёмными – и сразу раскрылась огромным мясным цветком с пульсирующей лилово-серой сердцевиной. Мелко брызнула кровь вперемешку с какими-то белыми ошмётками. Алюминиевая бейсбольная бита выскользнула из толстых пальцев и гулко звякнула об пол. Закатилась под кровать. Валентин повалился кулём. Между мальчиком и … монстром снова никого не было. Широко раскрыв глаза, Серёжа прилип взглядом к неимоверному созданию. Сзади послышался какой-то шорох – там должен был находиться мужчина с камерой – но Серёжа не нашёл сил обернуться. Голый парень приплясывал у окна. Губы его извергали странные звуки, абсолютно невозможные, чужие для человеческого слуха. Речь ли это была? Серёжа не знал. Гортанные рыки перемежались гулкими грудными … «кашлями»:
«А’гга арра г‘хоррт кхорт!
Ба’гга барра г’хоррт кхорт!».
Существо пело, существо притоптывало ногами. Болтался здоровый член. Шевелились белые пальцы, будто плели, ткали незримую нить. Тянули, тащили её ниоткуда. Мимо на пятках скользил Рыбоглазый, размахивая руками, ехал, словно по ледяному спуску. Чёрные кожаные туфли катились по блестящему паркету. Голый парень притянул к себе Рыбоглазого. Подтащил, как рыбку на невидимой леске. Серёжа даже не удивился. Запас удивления в нём иссяк.
- Как вы узнали обо мне? - спросил голый, когда одетый оказался рядом. – Говори! Ашшха’г ба!
- Мы. Не. Знали. - Прошелестел Рыбоглазый, голосом мёртвым и тусклым. – Поступил сигнал. От консьержки. Водит мальчиков. Одинокий. Думали. Тут педофил. Действовали. Как. Обычно.
- Что это значит, «как обычно»?!
- Сбор компромата. Шантаж. Когда. Клиент исчерпан. Материалы. Передаются органам.
- Как же я устал от вас, поганые ублюдки! Вы вообще в курсе, что мешаете людям жить?! Долбаные «охотники на ведьм»! – в голосе голого парня зазвучало неподдельное раздражение.
Серёжа был доволен, хозяин квартиры вновь начал себя вести вполне по-человечески. Может, всё жуткое и странное ему только почудилось? Нет, к сожалению. Внизу у кровати лежал труп толстяка с беззвучно взорвавшейся спиной. Чудеса продолжаются.
Парень резко вскинул руки, потряс кистями, будто стряхивая с них невидимые нити, привлекшие к нему Рыбоглаза. В тот же миг тот оторвался от пола и с чудовищной скоростью улетел в стену. Как камень из катапульты! Врезался в неё так, что комната содрогнулась, а с потолка посыпалась штукатурка. Голова его лопнула, запятнав красным и жёлтым нежные фисташковые обои. Безвольным кулем свалился он на пол. Кто-то гневно заколотил по батарее – непонятно сверху или снизу – не шумите, мол!
- Хорошо в несущую попал! – усмехнулся парень, разглядывая стену, и вдруг перевёл взгляд на Серёжу. – Ну, что, братишка, вернёмся к нашим баранам?

12.

Роман смотрел на пацана и искренне наслаждался произведённым эффектом. Чертовски обидно, когда некому оценить твои таланты. Мальчишка же оценил их сполна. Судя по дёргающемуся веку и лихорадочно блестящим глазкам, впечатления от устроенного Романом «шоу» изгладятся из его памяти нескоро. Да, никогда они не изгладятся, чего уж тут! Однако расслабляться не время. Мальчик пока ещё не выполнил главного своего предназначения. Лишь бы всё получилось. В эту квартиру Роман приводил троих ребят, не считая нынешнего. Все они оказались абсолютно ни на что не годны, и лишь дали ему небольшую передышку. Больше попыток у него не было. Эта - последняя. Во-первых, оставаться тут после сегодняшнего инцидента опасно. А во-вторых …. Во-вторых, Роман чувствовал себя переполненным! На этот раз по-настоящему. И если опять не выгорит, если не получится, то он может пойти вразнос. Как уже бывало, кстати. Вернее, совсем не кстати. Выйдет на улицу, начнёт караулить детей у подъездов. А лифт или, скажем, лестничная клетка – не лучшее место для его целей. Есть ещё парки и … лесопарки. Есть чердаки и подвалы, замороженные стройки. Но это всё ненужный экстрим. Слишком рискованно. Нет, с этим мальчиком обязательно всё получится. Вон, он какой замечательный. Лишь бы в обморок не упал. Пацан дышал очень часто и глубоко. Нехороший признак. Мокрая от пота чёлка стрелками липла ко лбу. Пора выводить парня из шока.
- Слушай …, - начал Роман самым непринуждённым тоном, на какой только был способен. – Как тебя зовут-то, друг?
- Се-серёжа, - мальчик заикался. Был ли он заикой сразу? Роман попытался вспомнить, но не смог. Чёрт возьми, они ведь почти не разговаривали. Хотя нет. Когда мальчишка попросился в душ, говорил он ровно, без спотыканий.
Шок, проклятый шок, он может всё испортить. И кто виноват? Только не он. И не мальчик. Мальчик был спокоен. Насколько это вообще возможно в подобной ситуации. Чёртовы недоумки! Принесла их нелёгкая в самый неподходящий момент. То есть они ведь и привезли сюда этого ребёнка. На живца хотели ловить. Долбоёбы! Охотнички сраные. А Роман сам согласился сыграть по их правилам. Но больно уж мальчик хорош. Грех было от такого отказываться. Грех! Тем более, откуда эти «воители порока» могли знать, что в Романовой игре карты краплёные. «Моя против вашей всегда бить будет!», - про себя подумал он, а в слух сказал:
- Привет, Сесерёжа. Я – Ророман. Можно просто – Рома.
Он улыбнулся и протянул мальчишке руку. В первый момент мальчик – Серёжа, его зовут Серёжа – посмотрел на неё, как на гадюку, отпрянул даже, несильно стукнувшись затылком об стену. Но Роман продолжал держать ладонь на весу и ласково улыбаться. Главное – дружелюбие! Наконец, мальчишка отлип от обоев, выпутался из простыни и переполз по кровати поближе к Роману. Протянул ладошку робко, она оказалась ледяной и влажной.
- Серёжка, друг мой ситный, а этих двоих товарищей ты откуда знаешь? – Роман легонько пнул тело толстяка, распростёртое у кровати.
- Н-нет. Нет! Я не с ними! Я их н-не знаю! – мальчишка вырвал ладонь и отчаянно затряс головой.
- Ладно, верю. – Роман продолжал одобряюще улыбаться. – Мне, если честно, наплевать, с кем ты дружишь. Мне важно … что ты такой хороший мальчик. Для меня важно, чтобы ты со мной подружился. Но, как ты с таким мусором связался?
Рома брезгливо поморщился и ещё раз наподдал толстяку.
- Я не …. Они сами меня з-заставили. Десять т-тысяч обещали. – Ребёнок готов был заплакать.
- Успокойся, всё хорошо. Подонки ворвались в мой дом и получили по заслугам. Мой дом – моя крепость, правильно? А тебя я сам пригласил. Бояться нечего, Серёжка. Хочешь, потом пошарим у них по карманам, поищем твои тысячи?
- Не … не знаю.
- Да, ладно! Нам ли мародёрства стыдиться? После всего, что было. И будет ещё у нас с тобой. Знаешь, что у нас с тобой сейчас будет?
Роман лукаво прищурился и посмотрел на Серёжу.
- Секс будет, - ответил мальчик упавшим голосом. Щёчки его слегка порозовели. И он больше не заикался.
Роман проследил за взглядом мальчика и обнаружил, что тот пялится на его, Романа, торчащий пенис. «У меня всё это время стоял? – поразился он. – Чудны дела твои, господи!».

13.

- Секс? – задумчиво переспросил парень. – Я бы так это не назвал. Скорее, роды!
И расхохотался заливистым детским смехом. К своему удивлению Серёжа вдруг понял, что совсем его не боится. В комнате воняло кровью и парным мясом, но мальчик этого не замечал. Как мама говорила: «Запри все страхи в чуланчик, а ключик выброси». Так он и сделал. Примерно так. Всё страшное и дикое, что пришлось ему сегодня здесь наблюдать, Серёжа вытеснил самый дальний уголок своего мозга. И твёрдо решил, некоторое время туда не заглядывать. А лучше – вообще никогда.
- Ляг на спину, - сказал парень, - расслабься.
Серёжа кое-как расправил под собой простыню и растянулся на спине. Глаза мальчик закрыл. «Ничего плохого со мной не случится, - думал Серёжа. – Выебут? Ну и что. От этого никто ещё не умирал. Если даже будет больно, я вытерплю. Главное что он не будет – тянуть нити-невидимки петь пританцовывать шевелить пальцами взрывать мне спину лилово-серым сгустком не помню не помню не хочу вспоминать!!! – делать со мной ничего ужасного. До сих пор ведь не сделал».
- Вы меня отпустите?
- Конечно, Серёжа! Не думай обо мне плохо. Обязательно отпущу. Возьмёшь свои тридцать серебренников, и побежишь домой, к мамке.
- Там не тридцать, они мне десять тысяч обещали.
- Да хоть двадцать! Они, конечно, померли все. Скоропостижно, – назвавшийся Романом коротко хохотнул. По мнению же Серёжи, ситуация мало располагала к веселью. – Но я, как их душеприказчик, выдам тебе, что причитается. Потом. А сейчас отринь всё суетное, думай о вечном. Пятнадцать минут позора и ты свободен навсегда. Только не зажимайся, очень прошу. Это важно!
Серёжа закрыл глаза и постарался расслабиться. В образовавшейся темноте вспыхивали и угасали бледно-зелёные зарницы. Мальчик почувствовал, что Роман теперь тоже на кровати. Он посмотрел одним глазком – мускулистая туша педофила нависала над ним, толстый член мерно покачивался где-то в области Серёжиного живота. Мужчина стоял, опершись на колени и ладони. Вокруг и сверху.
- Только на меня не кончайте, ладно? – робко попросил мальчик. Сама мысль о том, что на коже его будут копошиться миллионы крошечных хвостатых сперматозоидов, вызывала у Серёжи тошноту.
- Что? А, не буду, не буду. Господи, о чём ты вообще думаешь? Открой рот, пожалуйста. Шире. Ещё шире. Вот так. Так.
Сухие горячие губы прильнули к Серёжиным губам. Перед этим он ощутил дыхание парня. Изо рта у того пахло почему-то черносливом. Чем-то похожим на чернослив. Чем-то сладким и сухим. Не сказать, чтобы неприятно, но … странно. Потом губы коснулись губ, и тут же нечто проникло Серёже в рот. Он знал, что взрослые целуются с языками, только это был совсем не язык. Это, большое и упругое, мелко вибрировало, - вползало, вонзалось, - заполняло его собой, и не было ему конца. Серёжа зажмурился изо всех сил, страшась увидеть, что с ним происходит. Нечто влезало в него, занимая пустоты его маленького тела. Сверху непосильной тяжестью навалился потный Роман, вминая мальчика в матрас. Серёжа не мог больше дышать, челюсть его вырывалась из пазов, губы готовы были лопнуть. «Сейчас я умру», - обречённо подумал мальчик. И тут всё закончилось. Роман сполз с него и лежал теперь рядом по левую руку, тяжело и хрипло дышал. Серёжа чувствовал его пот на своей коже. Он открыл глаза, первым делом потрогал рот, посмотрел на пальцы. Крови не было. Значит, губы не треснули, показалось. Мальчик приподнялся на локтях, заметил на бедре и животе у себя густую мучнисто-белую влагу.
- Ты на меня кончил! Я же просил! – с упрёком посмотрел на парня.
Роман всё никак не мог отдышаться. Спустя какое-то время ответил:
- Извини, братишка, я не нарочно. Сам не заметил, как оно получилось. Не сердись, пожалуйста.
Парень перелез через Серёжу, достал из комода ещё одно полотенце, заботливо обтёр мальчика.
- Как ты себя чувствуешь, кстати? – спросил.
Серёжа прислушался к своим ощущениям.
- Ашхур’гх т’хааш! – гортанно ответил мальчик. В голове у него хрустко лопались тысячи пузырьков от упаковочной плёнки, этот звук казался Серёже очень приятным и успокаивающим. Пожалуй, лучшим из всего, что он когда-либо слышал.
- Вот именно! - сказал Роман и снова расхохотался, на этот раз облегчённо. И вздохнул, как человек, освободившийся от тяжкого бремени. Пусть только и на время.

14.

- Ром, ты меня научишь?
- Нет, малыш, этому не учат. Оно само придёт. Постепенно.
- Ладно.
- Я сейчас пойду, а ты тоже не задерживайся. Не надо, чтобы менты тебя здесь застали.
- Ладно. Хорошо.
- Какой ты покладистый мальчик! Окей. Вот, держи. Всё что у них с собой было. Тут шесть с чем-то тысяч нашими и сто долларов. Примерно десятка в общей сложности. Доволен?
- Да. Мы ещё увидимся?
- Скорее всего, нет. Зачем? Теперь ты сам по себе.
- А мы с тобой … кто?
- Мы-то? А мы – ведьмы, Серёженька. Самые настоящие ведьмы!

15.

Роман вывалился из подъезда в тусклое осеннее утро. Жадно втянул прохладный воздух. Выдохнул шумно, изгоняя из ноздрей запах смерти. По дороге к метро купил в палатке пачку сигарет. Сунул в окошко сотенную купюру. Заспанная таджичка-продавец выдала ему пачку «Парламента», зажигалку «Крикет» и сдачу, как с пятитысячной.
«Потому, что мы ведьмы, Серёженька», - усмехнулся Роман, распихивая деньги по карманам.

16.

Серёжа взял с комода стакан с остатками томатного сока. Понюхал, попробовал. Жадно допил. Его мучила жажда.

©Артём Сказкин, Брянск-Тамбов. 2012 год.