“Падший Ангел - какой избитый образ”, - подумал я. Но, тем не менее, парнишка, сидящий напротив, вызвал у меня именно эту устойчивую ассоциацию. Я легко мог представить его, счастливого, загорелого, на каком-нибудь средиземноморском пляже. Вот он бежит в пестрых гавайских шортах по сахарно-белому песку, оставляя за собой цепочку узких следов. Перепрыгивает набежавшую волну, вонзается в море, рассыпая радужные брызги. Красивая молодящаяся мамаша кричит ему, чтобы далеко не заплывал. Папаша, с толстой золотой цепью на пивном брюшке, снисходительно улыбается. Они любят его, они счастливы … Но на самом деле все совершенно не так! Иначе этот мальчик не сидел бы сейчас у меня на кухне, одетый в мою старую байковую рубашку (для него она, как халат), с мокрыми после принятой ванны волосами. Не ел бы так жадно, пожаренную мной, картошку. И не бросал бы быстрых, настороженных взглядов из-под ресниц на совершенно чужого дядьку, что вольготно расположился на соседней табуретке, с саркастической улыбкой на устах и почти полным стаканом водки в руке. То есть на меня.

Что для меня этот мальчишка? По большому счету мне на него наплевать. Да и по маленькому тоже. Что для него я? Еще один “добрый” дядечка с потными от плохо скрываемого вожделения ладонями в бесчисленной череде себе подобных. До чего банально! Привел, заставил помыться, накормил. Теперь осталось предложить парню водки и тащить в кровать. Однако, сынок, боюсь, я тебя разочарую. Или, скорее, обрадую. На самом деле сегодня все будет совершенно не так!

В конце концов, я не раб своих предпочтений и могу их обуздать. Хочется верить! Я устал. Боже, если бы вы знали, как я устал от всего этого.

- Я не буду тебя трахать. – От этих моих слов мальчишка дернулся и чуть не подавился картошкой. Щеки его порозовели. – И трогать тебя не буду.

- А что тогда …, - он судорожно проглотил то, что было у него во рту, - фотографировать?

- Нет. У меня и фотоаппарата давно уже нет.

- А что? – парень даже есть перестал, смотрит на меня с опаской: что еще придумал этот тип.

- Да, собственно говоря, ничего.

Водка в руках согрелась, а я все никак не решаюсь ее выпить. Первый стакан всегда трудно ложится. Но я справлюсь. Глубокий вздох, выдох, три больших глотка. Тошнотворная жидкость проваливается в желудок, пытается выбраться обратно, но я не пускаю. Успокоилась! По телу разливается приятное тепло. Беру с тарелки соленый помидор. Закусываю. Наливаю второй стакан, на этот раз до половины.

А он хорош! Мало похож на тех уличных, с которыми мне доводилось общаться. Последнее время слишком уж часто. Они – маленькие зверята, которыми движет единственная цель – выжить, во что бы то ни стало. Это у них в глазах, в выражении лиц, в манере держаться, говорить. Трусливо-агрессивные, жадные, жестокие … бедные обездоленные дети. Пожалеть их сложно, а полюбить вообще нереально. Можно только использовать! А они будут думать, что использовали тебя, твою нелепую гнусную слабость, за которую ты готов расплачиваться звонкой монетой. Хорошо бы еще чего-нибудь стянуть при случае. Вот и вся любовь! Слава Богу, в их иссушенных клеем мозгах не возникает мысли о таком изящном способе наживы, как шантаж.

Но этот мальчик необычный! Пусть и у нас с ним все будет необычно.

Пока он ел, я хорошенько его рассмотрел. Красивый мальчишка! Светлые волосы неровными прядями падают на лоб. Темные, красиво очерченные брови. Тонкий нос с небольшой горбинкой. Чувственный рот. Но жизнь на улице, конечно, накладывает свой отпечаток. Губы потрескались, на подбородке уродливая болячка, кожа обветрена. На руках цыпки, под коротко обкусанными ногтями намертво въелась грязь, но пальцы длинные красивые, и кисть изящная. Падший ангел!

И глаза живые, ясные! Нет в них бессмысленной мути загнанного в угол зверя.

- На сегодня план такой, - сказал я чуть позже, - ты доедаешь свою картошку, моешь за собой тарелку и ложишься спать. Я тебе постелил в комнате на большой кровати. Я сижу на кухне и пью свою водку, пока не окосею. Как окосею, прикорну на диванчике. А завтра утром накормлю тебя завтраком и прогоню на все четыре стороны. Устраивает тебя такой расклад?

Мальчишка немного подумал и не нашел в моих словах никакого подвоха. Да его и не было.

- Устраивает, - сказал он. – Только вы больше не пейте, а то голова будет утром болеть.

- Как скажешь, дружище!

Я поднялся с табуретки и вылил остатки водки в раковину. Линолеум подо мной плавно покачивался, все-таки двести грамм да натощак. Для меня это серьезная доза. Вернувшись на свое место, я потянул из синей в золотых лакейских позументах пачки сигарету, закурил. “Русский стиль” – последняя дань патриотизму, которого нет. А с завтрашнего дня я брошу курить. Не хочу быть зависимым от такой глупой привычки!

- Можно мне сигаретку, - попросил мальчишка.

- А не рано тебе?

Он смотрит на меня, как на идиота. Прости, малыш, мне почему-то сложно смириться с мыслью, что ты обыкновенный беспризорник, попрошайка и проститутка, сорная трава, дворовый щенок. И в свои двенадцать-тринадцать лет вкусил уже ото всех пороков и не по одному разу. Что тебе моя сигарета!

Я протянул ему пачку, дал прикурить. Мальчишка глубоко затянулся.

- Клёвые сигареты. Дадите мне с собой пару штук?

- Я тебе всю пачку отдам, и все, что от блока осталось. Понимаешь, с завтрашнего дня бросаю курить.

- Клёво, - мальчишка сочувственно кивает головой. – А я раз двадцать пробовал бросить. Не получается! Два дня перетерпишь, а потом еще больше тянет.

- А где курево берешь?

- “Бычков” на улице полно валяется, - улыбается он, – особенно на остановках. Потом, стрельнуть можно. А если деньги есть, покупаю. Только я “Яву” курю “Золотую”, она дешевле.

Минут пятнадцать мы болтали ни о чем. Мальчишка начал клевать носом и я отправил его спать, сказав, что посуду вымою сам. Он ушел, шаркая не по размеру большими шлепанцами. Под рубашкой на нем ничего больше не было, и голые ноги, несмотря на синяки и ссадины, выглядели очень привлекательно. Но я остался на кухне. Через какое-то время я услышал, как он возится, устраиваясь на ночлег. Скрипит под ним моя старая “боевая” (от английского “boy”) кровать.

Я придвинул к себе телефон. Здорово было бы сейчас позвонить Ане и сказать, что “завязал”, единым махом избавился ото всех своих скверных привычек: пить водку, курить в постели и затаскивать в эту самую постель несовершеннолетних мальчиков. Здорово было бы вернуться к ней и зажить, как раньше, до того скандала с Вовкой. Она меня не сдала, девочка моя! А ведь могла, а ведь должна была! Все-таки благородство русских женщин предела не имеет. Сказала: “Одумаешься, приходи”. Любовь великая сила!

Пару раз я снимал трубку, но набрать номер так и не решился. К черту! Падший ангел, раскаявшийся грешник – слишком много библейских персонажей для одного вечера.

Я пошел в комнату и, не раздеваясь, лег на диван. Засыпая, я подумал, что завтра первым делом нужно накупить побольше жратвы и пополнить запас презервативов. Вдруг пацан изъявит желание остаться у меня на денек другой. Благородным быть, конечно, хорошо и приятно, но природа всегда берет свое.

А курить я все-таки брошу!

©Артём Сказкин
январь 2002г.