Что больше: сОрок пЯток
или пятОк сорОк?
Борис Заходер.
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ: СОРОК ПЯТОК
Объект без номера – «Плюмбум»
В детстве они плавили свинец.
Ничего сложного. Разводишь костёр, берёшь пустую консервную
банку, можно даже ржавую, но обязательно с крышкой! Крышка
загибается трубочкой, туда вставляется палка – ручка,
пара ударов осколком кирпича, чтобы держалась крепче,
и, пожалуйста, плавь себе на здоровье.
Да, ещё нужен был сам свинец.
Такие ломкие серые пластиночки-решётки. Кажется, их доставали
из старых аккумуляторов, а может, радиаторов, Саня не
был силён во всей этой «машинерии». Ничего, сложнее велосипеда,
он в своей жизни не «водил», и уж тем более не разбирал.
Свинец плавился быстро. Чёрт
его знает, как для других, но для него, мелкого вихрастого
Шурки, это было своего рода … таинство, почти волшебство.
Пластинка свинца, поломанная на кусочки, минуту назад
твёрдая, ощутимая, на дне банки превращалась в проворную
лужицу. Банку можно было наклонить, покачать из стороны
в сторону, и жидкий свинец послушно перетекал по её раскалённому
дну.
Чудо! Одно превращалось в
другое. «Железо» становилось «водой».
Свинец был горячим, очень
горячим, ведь его плавили на костре, от которого так
и пыхало жаром. Но поверить в это было сложно, потому
что выглядел он совсем холодным. Было что-то … «морозное»
в его тускло-серой тягучести. И как тут было не усомниться?
Расплавленный металл по капелькам
лили в воду, в принесённое кем-то ведро, в найденный
на помойке таз, а иногда и просто в лужу, - и он застывал
там причудливыми … Санька не мог подобрать подходящего
названия для этих штук. Дробинки?
Твердел так же быстро … нет,
ещё быстрее, чем таял. Саня хорошо помнил звук, с которым
свинцовая капля соприкасалась с водой – что-то среднее
между «бульком» и «пшиком».
Однажды маленький Шурка подставил
руку под такую капельку. Не по глупости младенческой,
как решили тогда более взрослые его товарищи, а движимый
инстинктом естествоиспытателя. Может ли действительно
быть горячим то, что кажется ему холодным? Несоответствие
это рождало странный зуд в голове. Надо было убедиться.
Пусть даже и на собственной шкуре.
От этого случая на память
ему остался шрам, величиной с пятак. Бледная, похожая
на кляксу отметина между большим и указательным пальцами.
И ещё кое-что. По странной прихоти разума эта первая
в его жизни настоящая боль (разбитые кленки не в счёт)
навсегда связала и все последующие «боли» с мысленным
образом расплавленного металла.
Вот и сейчас. Сознание медленно
возвращалось к нему, и вместе с ощущением жесточайшей
головной боли (Господи … что ж мы вчера пили … с кем
… где … нет, не помню) пришли эти воспоминания из далёкого
детства. Жидкий свинец перетекает по дну ржавой консервной
банки. Жидкая боль пульсирует под черепной коробкой.
Отблески огня на чьей-то чумазой щеке. Странные зелёные
всполохи под опущенными веками. Кап-кап-кап, срываются
капельки с края консервной банки. Дон-дон-дон, стучит
в висках.
Если лежать на спине неподвижно,
боль успокоится, стечёт к затылку, застынет там увесистым,
давящим на мозги слитком. Но стоит пошевелиться …
Саня пошевелился, веки были
тяжёлые, будто свинцом налитые (Поднимите мне веки!),
и открыл глаза. В комнате царил приятный в его нынешнем
состоянии полумрак. Впрочем, сама комната показалась
ему совершенно незнакомой (Вытрезвитель? Непохоже. Больница?).
Он огляделся, стараясь не отрывать больную голову от
подушки. Небольшой одноместный … номер (палата?). Белый,
как водится, потолок. Плафон, похожий на гигантскую таблетку
аспирина. Светло-бежевые стены. Слева окно, жалюзи опущены.
Сам он лежит на кровати, в меру мягкой, удобной. Бельё
свежее. Так, что ещё? Две двери, тоже белые, одна прямо
по курсу, другая справа, у изножья кровати. По логике
вещей, одна из них скрывает санузел, а вторая ведёт наружу
(Вопрос, куда?). Обстановка вполне гостиничная: тумбочка
с непременным ночником, небольшой холодильник, журнальный
столик с графином, кресло, со спящим мальчиком, стенной
шкаф … Стоп!
В кресле возле окна, вытянув
голые загорелые ноги, мирно спал совершенно незнакомый
ребёнок, мальчишка лет двенадцати или около того. На
коленях у спящего покоился круглый металлический поднос,
а на подносе гранёный стакан с какой-то даже на вид неприятной
мутной жидкостью.
- Эй, - позвал Саня, он приподнялся
на локте, на что голова его не преминула отозваться новым
приступом боли. Желудок судорожно сжался, и Сане стоило
большого труда справится с приступом тошноты. Пацан не
отреагировал.
- Э-эй, юноша с подносом,
можно вас на минуточку - Саня повторил попытку. На этот
раз мальчишка услышал. Ресницы его затрепетали, потом
глаза широко распахнулись, и он вскочил с кресла, как
ужаленный, едва не опрокинув на себя стакан с … (силикатным
клеем?). Восстановив равновесие, мальчик сделал шаг в
направление кровати и остановился в нерешительности.
- Извините … ой … то есть
я хотел сказать, здравствуйте. Как вы себя чувствуете?
– Голос у мальчика оказался хрипловатым, должно быть,
спросонья, а сам он был весь из себя ладненький, аккуратненький.
Из тех детей, которых чужие мамы и папы с удовольствием
ставят в пример своим непутёвым оболтусам. Во всяком
случае, такое он производил впечатление идеально отглаженными
шмотками (будто в кресле и не валялся) и вежливым обращением.
Одет, кстати, престранно.
- Херово, - Саня в изнеможении
откинулся на подушку, продолжая разглядывать парнишку
из-под полуопущенных век (Кто же это? Медбратишка? Юный
санитар? Тимуровец?). – То есть я хотел сказать, состояние
моего здоровья нельзя считать удовлетворительным. Такой
ответ тебя устроит?
- Спасибо … то есть … пожалуйста
…, - мальчишка явно нервничал, переминался с ноги на
ногу, мёртвой хваткой вцепившись в свой поднос, даже
костяшки пальцев побелели.
- Если ты ещё какие «волшебные»
слова знаешь, «будь здоров» или «приятного аппетита»,
я с удовольствием тебя выслушаю. Но лучше как-нибудь
после. А сейчас ответь мне, «пожалуйста» и «спасибо»,
на один простой вопрос: Где я? – Эта тирада отняла у
Сани последние силы, свинцовая блямба в затылке взорвалась
огненной шрапнелью, перед глазами запестрело.
Пацан активизировался. Он
решительно шагнул к Саниному ложу, поднос поставил на
тумбочку. Саня успел заметить на его блестящей поверхности
потёки мутного пойла, сильно похожие на продукт обильной
эякуляции. От этого замутило ещё больше. Мальчик же,
одной рукой приподняв несчастную Санину голову (Нет,
это не тимуровец, это гестаповец, какой-то!), другой
- ткнул стакан ему в зубы.
- Вот, вы должны это выпить.
Саня замычал, пытаясь вывернуться,
но сейчас с ним мог справиться даже ребёнок. Он и справился.
Густая неожиданно прохладная жижа потекла по губам, по
подбородку, и Саня, наконец, почувствовал её запах. Втянул
носом, вдохнул глубоко.
Свежесть. Сосны на морском
берегу. Первая майская гроза. Цветущая липа. Луг ранним
утром.
Свинцовая муть отступила.
Саня жадно глотнул, потом ещё и ещё. Ощущения были необычными,
ничего подобного он в своей жизни не пробовал. По консистенции
напиток напоминал густой кефир или ряженку, на этом сходство
хоть с чем-то привычным заканчивалось. На языке будто
бы лопались тысячи крошечных пузырьков, нёбо слегка пощипывало.
Вкус? Вкус был похож на запах, а запах на вкус. Все ощущения
вдруг силились воедино, и одно уже невозможно было отделить
от другого. Это была настоящая синестезия, гармония чувств.
Потрясающе! Боль ушла сразу, после первого же глотка.
И тошнота пропала. Растворилась, смылась волной ароматной
освежающей прохлады. Саня чувствовал, честное слово,
чувствовал, как волшебный эликсир скользит по пищеводу,
обволакивает желудок, растекается по артериям, сосудам,
капиллярам к каждой клеточке его измученного тела. Тело
пело. Он был здоров, свеж, как огурчик, трезв, как стёклышко.
Словно бы и не пил накануне. С кем же это я так надрался?
А ладно, пустяк!
Обходительный паренёк внезапно
напомнил Сане идеального камердинера Дживза из рассказов
Вудхауза. У него, помнится, был свой рецепт утреннего
коктейля, от которого глаза вылезали на лоб, но похмелье,
как рукой снимало. Местный вариант оказался менее экстремальным.
Саня сел на кровати.
- Хорошая у вас дурь! А что
это, собственно, такое? – улыбаясь, спросил он и тут
же нахмурился, мальчишка ещё не ответил на его предыдущий
вопрос.
На это раз отрок снизошёл:
- Точно не знаю. – Он забрал
поднос с тумбочки и теперь держал его перед собой, как
щит. Остатки чудесного зелья капали на прикроватный коврик.
Мальчик этого не замечал. – На бутылке написано …
Он закусил губу, глянул вверх,
припоминая, и отчеканил, будто на потолке прочитал:
- Формула 17-32: реабилитационный
тонизирующий комплекс.
- Рекомендовано лучшими собаководами?
Пацан хихикнул и опустил
поднос. Похоже, настороженность его пошла на убыль.
- Эту штуку всем дают. Ну,
то есть, один раз только, сразу после Перехода. Если
не выпить, дня три болеть будете. У нас тут некоторые
пробовали, - мальчишка покосился на дверь, ту, которая
справа.
Сначала Сане послышалось
«приход». Пять минут, приход нормальный! Но нет, мальчишка
сказал именно «переход». Что же здесь происходит, чёрт
возьми?!
- Подозреваю, под словом
«переход» ты имеешь в виду отнюдь не подземный?
Пацан покачал головой. И
как-то сразу погрустнел.
- Знаешь, что? - Саня отодвинулся
к стенке, похлопал ладонью рядом с собой. – Избавься,
наконец, от этого дурацкого подноса, садись сюда, и расскажи
мне всё, что я, по-твоему, должен знать. Лады? И, кстати,
мы ведь ещё не представлены? Меня Сашей зовут. Можно
- Александр.
Назвавшись Ромой, мальчик
присел на самый краешек кровати, потер пальцем родинку
на левой коленке (Будто маленькая тёмная звёздочка на
бронзовой от загара коже). А одет он всё-таки был странно,
нетипично для пацана середины нулевых (Или как там следует
называть первое десятилетие двадцать первого века?).
Костюмчик, похожий на униформу не то всесоюзной пионерской
здравницы, не то скаутского отряда. Песочная рубашка
заправлена в такого же цвета шорты, короткие, едва до
середины бедра (По нынешней-то моде, даже плавки у ребятишек
длиннее). И рукава у рубашонки тоже кургузые, почти полностью
открывающие тонкие загорелые руки. Покрой а-ля восьмидесятые.
Накладные кармашки с клапанами, на плечах погончики,
под один из которых с элегантной небрежностью засунута
… неужто пилотка? Она самая! Когда вы в последний раз
видели пацана в пилотке? На ногах … постойте, сейчас
угадаю: старые стоптанные сандалеты? Саня скосил глаза,
действительно сандалии, но вполне современные, с открытыми
пальцами и удобной «спортивно-туристической» подошвой. Ансамбль довершает тонкий кожаный ремешок с блестящей никелем
пряжкой. Приглядевшись, Саня разобрал на ней гравировку
– «С.О.». «Си» или «Эс»? Скаутский отряд? Сервис … Обслуживания
… Охмурения … Оказания ритуальных услуг?
Или.
Сатанинское Отродье?
Бред!
Симпатичный, в сущности,
парнишка. Лицо открытое, честное. Таких прежде на плакатах
изображали: «Пионер, береги природу, мать твою!». Или
что-то в этом роде.
Тонкие удивлённо изогнутые
брови. Короткий прямой нос в конопушках. Пухлые губы.
Аккуратная, под стать всему
остальному облику стрижка «полубокс». Только челочка
русая предательски топорщится с одной стороны. В деревнях
когда-то говорили: «Корова языком лизнула».
Господи! Да какой к лешему
Дживз? Саня только сейчас это понял: мальчик Рома словно
сошёл со страниц любой на выбор из книжек Владислава
Крапивина, писателя, горячо ценимого им в детстве. Вот
на кого он похож! На пресловутого «крапивинского мальчика».
И одет, как … как Журка, правильный мальчуган из романа.
Роман из романа.
«У меня роман с Романом,
у него любовь со мной …». Откуда это?
На рубашке над левым карманом
Саня заметил …
Чёрную шёлковую ленточку,
а на ней жёлтыми нитками вышито … «Капрал» … Почему «капрал»?
Объект №7 – «Капрал»
То, не всегда то, чем оно
кажется. Эту «мудрость» Ромка усвоил крепко. Фиг его
знает, где как, но тут, на Острове, точно!
Что там дед говорил? «Если
на клетке с медведем написано «черепаха», не верь глазам
своим!». Хотя, нет. Животные в дедовской поговорке были
не те, совсем друге, если честно, были животные, но кто
конкретно, поди теперь, вспомни. Можно даже не и рыпаться!
Начинаешь думать о прошлом, и детали тут же расплываются,
всё равно как из реки вынырнул, в глазах вода, и, пока
не сморгнёшь пару раз, мир выглядит таким нечётким, смазанным.
Только здесь моргай, не моргай – лучше не станет. Воспоминания
если и приходят, то сами по себе, случайно, мимоходом,
вот как сейчас, например.
Дед был высоким или низеньким?
Толстым или худым? А ведь секунду назад он представлял
его себе вполне отчётливо.
Блин!
Бедный дед, если он любил
Ромку … Что значит «если»? Деды ведь всегда любят своих
внуков … или не всегда?
Цыц! Заткнитесь вонючие вопросы!
Ла-ла-ла-ла-ла!!!
Так и свихнуться можно. Надо
думать о чём-нибудь другом. Про то, что здесь и сейчас.
Про то, что …
Бедный дедушка, ведь он сейчас
места себе не находит! Ищет своего Ромашку, тоскует.
А вдруг он уже умер? С горя.
Заткнись, говно, мать твою,
заткнись!!!!!!!!!!!
Ромка, что есть силы, ущипнул
себя за голую ногу. «Ходим, как девочки, все ляжки наружу»,
- подумал он и недовольно поморщился. С воспоминаниями
шутить было опасно. Неумно. Во-первых, всё равно толком
ничего не вспомнишь. А во-вторых, может получиться, как
с Лавашем. Оно ему надо?
Здорово всё-таки у них в
мозгах поковырялись: всякие там эмоции, вроде страха
или тоски по дому, как бы, приглушили, а на память вообще
замок поставили. Хитрый такой замочек – что-то пропускает,
а другое ни-ни.
Допустим, как они сюда попали?
Никто не знает. Но это ещё полбеды. Никто из них толком
не помнит, откуда он сюда попал.
А Лаваш напрасно мамку вспоминал.
Хочу, говорит, вспомнить мамино лицо, козлом буду, если
не вспомню. Упёртый малый. От напитка (пацаны его промеж
собой «бычьей спермой» называют) он ведь тоже отказался.
Три дня после перехода в лёжку провалялся, чуть не сдох,
но так и не выпил. Ребята, конечно, сами дураки, зря
сказали ему про бычью сперму.
Нет, если по-честному, Лаваш
молоток (молоток? дедово словечко!), это они все трусы.
У каждого дома мама осталась и другие родные, забыть
их - все равно, что предать. Разве нет? Короче, Лаваш
молодец, Ромке он всегда нравился. Сам маленький, как
третьеклашка, а характер – кремень. С такими дружить
хорошо. Если ты ему друг, он тебя никогда в беде не бросит.
«Сам пропадай, а товарища выручай», - кажется, эту присказку
он тоже от деда слышал. Лавашу она подходит. Сильный
пацан. Ну, в смысле, не мускулами, а так.
Досталось ему, конечно, крепко.
Когда это было-то? Недели две назад? Точно! Ясень тогда
не пришёл ещё, а Чеба только-только появился (Вот ведь
дрянь какая, здешняя жизнь помнится со всеми подробностями
с самого первого денёчка, а что было до этого – как в
тумане!). Вечером, как обычно, все в холле собрались,
«ящик» перед сном посмотреть, в картишки перекинуться,
а Лаваш на полу сидел, спиной к телевизору. Ладонями
лицо закрыл и сидит, раскачивается. Кто-то ещё вякнул:
«Глянь, ребя, мелкий шкет помолиться решил». Обычно Лаваш
на «мелкого» сильно обижался, тем более на «шкета», мог
даже в репу засветить, хоть кому, он ведь никого не боялся.
А тут ничего, мимо ушей пропустил. Тогда-то он и признался,
что мамино лицо вспоминает. Сидел и вспоминал, пока его
судороги не скрутили. Самые настоящие, между прочим!
Когда Лаваша колотить начало,
они перепугались жутко. Чеба даже заныл, пришлось ещё
этого дурака успокаивать. Но это всё недолго продолжалось.
Минут пять Лаваш бился жутко, так что его и втроём удержать
не могли, потом начал дугой выгибаться, будто хотел на
мостик встать. А под конец затих, только пальцами ковёр
карябал. Глаза закатились, белки сверкают, а изо рта
пена розовая идёт. Розовая – это оттого, что он себе
язык прокусил. В общем, ужас! Кто-то из пацанов сказал,
на эпилепсию похоже. Фиг его знает, но после этой «эпилепсии»
Лаваш отключился напрочь, точно в кому впал. Ребята его
и холодной водой поливали, и по щекам хлопали – ноль
эмоций. Дышит, не дышит, хрен разберёшь. Пришлось его
к «солярию» оттащить (Ха! Знаем мы, какой это солярий!),
дверь, разумеется, была закрыта, оставили рядом прямо
на полу, только подушку принесли да одеялом накрыли.
Легли спать от греха подальше. А утром Лаваш уже в своей
кровати проснулся. Сам пришёл или кто его притащил, не
помнит, и никто не видел. Бледный весь, аж зелёный, под глазами синяки, покойники, бывает, и то краше выглядят. Да ещё язык
прокушенный болит, во рту еле ворочается. Только он всё
равно не угомонился. На завтраке сказал Ромке: «Чуть-чуть
отдохну и опять вспоминать буду!». Весёлый мальчик!
Футь-футь офафну …
Прислушавшись, можно было
различить крики ребят, играющих на баскетбольной площадке.
Лаваш наверняка там, его хлебом не корми, дай с мячом
поноситься. Сам низенький, но играет здорово, потому
что шустрый. А Ромка весь день обречён торчать в корпусе,
что поделаешь – дежурство. Всё-таки странно, взрослых
нет, а пацаны живут строго по режиму (Сказать кому –
не поверят!). Есть правила и они соблюдаются. Несколько
раз пробовали, что называется, «забивать», но оказалось,
себе дороже. Нет, никто не пришёл их наказывать (Хотелось
бы на это посмотреть!), но еда в столовке сразу сделалась
невкусной, телевизор не включался, пропала горячая вода
и (вот облом!) туалетная бумага. Даже спортивный инвентарь
как-то вдруг в одночасье вышел из строя. Двух дней пшёнки
и невыразимой скуки обычно хватало, чтобы вчерашние шалопаи
превратились в образцово-показательных «пионеров». Зато,
когда всё шло гладко, их кормили и развлекали по высшему
разряду. Тут тебе и мороженое, и колбаса, и фильмы интересные.
А ещё видеоигры, велики и бассейн с водопадом! Вот и выбирай, или будешь паинькой, или лишишься всех этих
удовольствий. Дрессура в чистом виде. Самое неприятное
то, что за провинность одного отдуваться приходится всем
вместе. Десять раз подумаешь, прежде чем чего-нибудь
нарушить. И не потому, что другие в отместку навалять
могут, просто пацанов подводить неохота. Пацаны хорошие
подобрались. Все почти.
Да и режим здесь халявный,
особо не напрягает. Вовремя встать, вовремя лечь, вовремя
покушать. Посуду за собой убрать. Что ещё? Ах да, подежурить,
когда очередь твоя подойдёт. Если честно, Ромке дежурство
даже нравилось, это была, чуть ли не единственная возможность
остаться одному, наедине с самим собой. Ребята, конечно,
классные, но и от самой лучшей компании тоже ведь устаёшь.
А дежурство – легкотня, даже полы мыть не надо. Тут полы
сами по себе моются. Чеба рассказывал, будто однажды
ночью проснулся и увидел, как у них по палате маленькие
такие хреновины плоские туда-сюда катаются, пыль собирают.
Только, скорее всего, врёт ушастик, или приснилось ему.
Тут ведь вот какая штука: в десять ноль-ноль отбой, а
в десять пятнадцать все уже спят. Все! И не важно, успел
ты в кровать забраться или в туалете на толчке сидел.
Так и свалишься с голой задницей. И не проснёшься, пока
по громкой трансляции труба подъём не заиграет. Ребята
думают, по ночам какое-то специальное поле включается.
Гипнотическое.
После завтрака все должны
«покинуть спальные помещения и рекреационные зоны жилого
корпуса» и валить играть на улицу. Двери «автоматически
запираются», и обратно ты сможешь попасть только за полчаса
до обеда, ни секундой раньше. Если, к примеру, живот
скрутит, хочешь, садись под любой кусток, лишь бы от
корпуса подальше, или терпи. Идиотизм! Можно ещё попытать
счастья в здании бассейна, там тоже туалет есть, но и
он почти всегда закрыт. Вместе с самим бассейном. Ромка
попал так один раз, думал, у него кишки лопнут. Ну, не
может он под кустом, стесняется. Всё-таки козлы они,
так над детьми издеваются!
«В жилом корпусе остаётся
дежурный курсант (Их здесь «курсантами» называют. Почему
– непонятно.), который действует согласно инструкции
… ». Это всё на большущем таком стенде написано («Распорядок
дня и другие правила, обязательные к исполнению»), он
висит в холле первого этажа на самом видном месте. Чтобы
натренировать память, Ромка заучивает наизусть «распорядки»
и «правила», любые надписи, которые ему на глаза попадаются.
Только не очень-то это помогает припомнить то, что было
с ним раньше, до перехода. Сплошной туман и неопределённость.
Но одно он понял: память не стёрта! Просто заблокирована.
И чем сильнее ты напрягаешься, вспоминая, тем хуже результат.
Вернее сказать, совсем никакого, если не считать постепенно
усиливающейся головной боли и отличного шанса «порадовать»
друзей «нижним брейком» (Бедный Лаваш!). Вспомнить можно
только … только случайно. Как бы боковым зрением увидеть.
Научиться этим управлять, тогда и память вернётся. Но
как?
Ему, считай, ещё повезло.
Тут некоторые ребята даже имени своего не помнят. Потому,
наверное, всех по приходу кличками и награждают (Кто
им клички придумывает? Почему именно эти, а не какие-нибудь
ещё?). Когда первый раз одежду на тебя получают, она
уже помечена. К рубашке ленточка специальная пристрочена,
с вышитым твоим «псевдонимом». И после каждой стирки
– та же песня. По этим ленточкам ребята свои шмотки и
узнают. Кстати, по размеру всё идеально подходит. А если
кто потом поправился или, наоборот, похудел, у Них это
тоже учтено. По ночам что ли обмеривают? Бр-р-р-р!
В прошлой жизни его звали
Ромкой, в этом он был уверен на все сто. Иногда Романом,
порой Ромчиком или Ромашкой (Дед!), но чаще всё-таки
- Ромкой. А здесь он Капрал. Почему «Капрал»? Что это
вообще такое? Кто-то из ребят сказал, капрал что-то вроде
нашего ефрейтора, младший командный чин. Но тут-то они
все на равных! Вернее сказать, кто сильнее да смелей,
тот и «главнее». Ну, ещё кто раньше пришёл - типа, «дедушка»,
как в армии. Но это больше понарошку! Никакой явной дедовщины
промеж ними нет. Во-первых, «правила» это строго-настрого
запрещают (Драться, кстати, можно! Только один на один,
по обоюдному согласию и в присутствии секундантов. Так
и написано: «секундантов». Будто они не пацаны-малолетки,
а Пушкины с Лермонтовыми. Обхохочешься!). А во-вторых,
ребятам и самим этого не надо. Хорошие ведь пацаны!
А может, у него фамилия была
– Капралов? Фиг его знает, фамилии своей Ромка не помнил.
Лучше иметь дочь проститутку,
чем сына ефрейтора. Дед? Нет. Кто-то другой так говорил.
Ни фамилии, ни мамы с папой.
Была ли у него мама? Родители, понятное дело, у каждого
бывают, даже у беспризорников. Откуда дети берутся, для
Ромки давно уже не секрет. Но была ли мама на тот момент,
когда он сюда угодил. Дед точно был. А мама?
ХВАТИТ?!
«… должен действовать согласно
инструкции». В инструкции ничего такого не написано,
но Ромка догадывался, дежурных в корпусе оставляют на
случай пополнения. А на это есть особая инструкция, висящая
в застеклённой рамке на дверях «солярия» (с внутренней
стороны!). Который на самом деле и не солярий вовсе.
То, не всегда то, чем оно
ХОЧЕТ показаться!
Ромка дежурил уже в четвёртый
или пятый раз (точно в пятый!), и ни разу переходы не
совпадали с его дежурствами. Сам он пришёл больше месяца
назад, седьмым по счёту. Сейчас их девять. Если в появлении
на острове новеньких и была какая-то закономерность,
разгадать её ребятам не удалось. Между двумя переходами
мог пройти месяц, а могло и несколько часов (как у Чука
с Геком). Кстати, само слово «переход» не они придумали.
Штуковина, в которой находят каждого вновь прибывшего,
так и называется – «Унифицированная Капсула Перехода».
На ней и табличка соответствующая имеется. Стоит эта
самая капсула в «солярии» - там, кроме неё и каталки
(вроде больничной) и нет ничего – и больше всего напоминает
сильно новороченную гидромассажную ванну. А ещё – саркофаг.
Обычно «солярий» заперт наглухо, двери открываются (автоматически,
тут все двери открываются и закрываются автоматически)
только в одном случае – в случае перехода. Ромка побывал
там, когда извлекали Ясеня. Ну, то есть, во второй раз
побывал. Первый, это когда извлекали самого Ромку, в памяти, понятное дело, не сохранился. А вообще, интересно!
Ясень появился под вечер, сигнал перехода – мелодичный
перезвон колокольчиков – Ромка услышал, выходя из душевой.
Он быстро заскочил в палату, бросил «мыльные принадлежности»
на первую попавшуюся койку и выскочил в коридор, как
был, распаренный, с мокрыми волосами и повязанным на
бёдрах полотенцем. Ребята тесной кучкой собрались перед
входом в «солярий» - двери «гостеприимно» распахнуты.
Всем было любопытно, кого на этот раз нелёгкая принесла?
Появился Чистый с браслетом дежурного на руке и велел
всем «уё». Ребята нехотя начали расходиться, пошёл и
Ромка, после горячего душа ему сделалось зябко.
- Эй, Капрал, - окликнул
его Чистый, - топай сюда, научу тебя капсулу потрошить.
Хочешь?
- Хочу, - легко согласился
Ромка. По-инструкции (той, которая на дверях), зайти
в «солярий» могли максимум два человека – дежурный и
выбранный им помощник - и Ромке было лестно, что выбор
пал на него. Чистый ему нравился и даже очень. Ну, не
в том смысле, а просто так. Начнём с того, что он самым
первым появился на острове и пробыл здесь дольше всех
(почти полгода!), но в отличие от других «старичков»
никогда этим не кичился. И потом, Чистый был самым авторитетным
пацаном во всей их компании. Настоящий вожак! Не только
храбрый, а ещё и умный, сдержанный (чего Лавашу не хватает).
И очень … опытный что ли? Как будто ему не двенадцать
или там тринадцать лет, а целых шестнадцать! Ромке импонировало
(откуда это словечко?) в нём то, что он никогда никого
не подавлял, не издевался. Но если кто-то поступал «не
по понятиям» (считай – подло!) Чистый мог разобраться
очень жёстко. Дрался он, как никто. Без лишней суеты
и жестокости, расчётливо наносил один, два удара – чего
обычно хватало – и тут же останавливался. Когда-то Ромка прочёл книжку про мальчика Тимура (он это помнил), у которого была
своя команда. Не футбольная, а которая всем помогала
и разные добрые дела делала. Книжка, кажется, так и называлась
– «Тимур и его команда». Так вот Чистый был вылитый этот
самый Тимур, таким его Ромка себе и представлял, когда
читал. Несгибаемый пацан и очень надёжный.
Ромка думает, его пытали.
Когда Чистый снимает рубашку, видно что вся спина у него
шрамами крест на крест исполосована.
Под полотенце ощутимо поддувало.
Местный климат напоминал Ромке август в Подмосковье (Откуда
он это знает? Бывал в Подмосковье? Жил там?), днём тепло
и даже жарко, а к вечеру прохладно. Иногда, не слишком
часто, шли дожди. По словам того же Чистого, с момента
его прибытия погода на острове не сильно изменилась.
Судя по всему, чётко выраженных сезонов здесь нет. Ещё
одна странность. Ведь не тропики же?!
Ромка почувствовал, как поджимаются
яички, – от холода, а может, от волнения. Нельзя было
дать волю страху, показаться трусом. Только не перед
Чистым! Ромка решительно шагнул вперёд, Чистый обнял
его за голое, покрытое мурашками плечо, и они вместе,
нога в ногу, переступили порог «солярия». Лишь потом
Ромка докумекал, их бравому вожаку в тот момент тоже
было не по себе, и от этого вдвойне приятней, что в напарники
он выбрал именно его, Ромку.
Всё прошло гладко. Почитали
инструкцию, нажали нужные кнопочки, с тихим шипением
«саркофаг» начал открываться . Очень волнительный момент.
Ромка прекрасно помнил, как они с Чистым, затаив дыхание,
ждали: кто (или что) окажется там, внутри. Оказался Ясень.
То есть тогда они ещё не знали, как его зовут. Просто
голый бесчувственный мальчишка примерно их возраста.
Погрузили его в каталку, перевезли в палату №2 (к Лавашу,
Ромке и Чебе), уложили в свободную кровать. Ромка сбегал
в «гладилку» (которая на самом деле никакая не гладильная)
за шмотками, они уже лежали там на ленте транспортёра
(ведущего неведомо куда, в тонкую стенку, за которой,
по идее, - пустота лестничного пролёта) аккуратной стопочкой,
ещё тёплые: шорты, рубашка, трусики и отдельно - пара
сандалий. «Ясень», - прочёл Ромка на чёрной «именной»
ленточке.
Я спросил у Ясеня, где моя
… мой … нет, не помню!
А тем временем в столовой,
в окошке раздачи, появилась обязательная бутылка с (бычьей
спермой) тонизирующим напитком для новичка. На круглом
подносе вместе с гранёным стаканом. Всё как всегда.
Когда Ромка вбежал в палату,
прижимая к груди одежду Ясеня, поднос уже стоял на тумбочке
рядом с кроватью новичка. Его принёс сам Чистый. Странный
напиток! Отвратительный на вид, но безумно вкусный. Хотя
слово «вкусный» не совсем тут подходит. Ромка помнил,
как быстро, после первого же глотка, прошла нестерпимая
головная боль, с которой он пробудился после перехода.
Как и не было её! Жизнь на острове богата на чудеса и
загадки, и «формула 17-32» (так на бутылке написано)
занимает не последнее место в «хит-параде» необычного.
Даже оставленный на весь день на жаре, напиток остаётся
прохладным, словно его только что из холодильника достали.
Как такое объяснить?
Задумавшись о свойствах целебного
пойла или ещё о чём, Ромка оконфузился. Самое обидное
– почти все ребята это видели. Чистый и Лаваш с Чебой
сидели в их палате, остальные (жильцы палаты №1) в дверях
толпились, интересно им было на новенького поглазеть.
Тот уже начал подавать признаки жизни: застонал и повернулся
со спины на живот, сбрасывая с себя одеяло. А Ромка,
с разбегу заскочив в палату, не успел вовремя затормозить,
зацепился коленкой о спинку кровати (больно!), потерял
равновесие и повалился прямо на Ясеня. Сверху. И ладно
бы просто повалился. Проклятое полотенце слетело с его
бёдер, и Ромка оказался на голом мальчике сам в чём мать
родила. Стыдоба! Он готов был сквозь землю провалиться.
Если бы не шмотки Ясеня в руках, он, конечно, удержал
бы полотенце, а так …
Тут ещё Чистый добавил жару.
Хлопнул его по заднице и сказал: «Действуй, Рома, всё
равно пацан завтра не вспомнит ничего! А если спросит,
почему у него жопа болит, скажем, это у всех так бывает
- после перехода».
Ромка слез с Ясеня красный,
как рак. Все ржали. Лаваш добил, вспомнив дурацкий анекдот:
«Тебя с Вазелином или без?». Чего не надо, так он сразу
вспоминает и даже в судорогах не корчится! Два дня потом
Ромку дразнили Вазелином (как будто ему одного «Капрала»
мало!), пока он кое-кому не настучал по башке. Всё как
положено – по обоюдному согласию, в присутствии понятых
… тьфу … то есть секундантов, конечно.
Динь-ди-линь-динь-дзынь!
Знакомый перезвон нарушил
тишину пустого корпуса, напугав Ромку. Звук шёл отовсюду,
как будто сам воздух вокруг его головы зазвенел вдруг
серебряными колокольчиками.
Сигнал перехода!!!
Сердце мальчика часто забилось,
а в животе, словно что-то мохнатое шевельнулось, - такое
ощущение возникало у него всякий раз в минуты сильного
волнения. Во рту сделалось кисло.
Ну, вот! «Повезло», так «повезло»!
Как же я один? Сам, без Чистого, без никого. Там кто
угодно …любая тварь может оказаться! Что делать-то?!
Ромка замер, не в силах принять
решение. Он находился в холле первого этажа, нужно было
подняться по лестнице, потом - налево по коридору к белой
двустворчатой двери с надписью «Солярий». Она, наверняка,
уже открыта. И кто-то (тварь! мумия!) ждёт его в кибернетическом
саркофаге. Паника нарастала. Страх захлестнул Ромку,
заполнил его целиком. Взгляд испуганной птицей метался
по сторонам, пальцы нервно теребили нижнюю кромку коротких
шортиков.
Что делать? Что же делать?
ЧТО ДЕЛАТЬ?!
И вдруг … отпустило! Как
будто тёплая ладонь легла на макушку, едва ощутимая,
но такая … такая успокоительная. Скользнула вниз вдоль
хребта, и страх прошёл. Нет. Не исчез полностью, а, скорее,
притупился, стал вполне переносимым. Ромка по-прежнему
опасался того неведомого, что ждёт его в фантастической
и зловещей «капсуле перехода». Но теперь открыть её было
не страшнее, чем … чем нырнуть в первый раз в холодную
майскую речку. Ромка вздохнул с облегчением, теперь-то
он в состоянии выполнить предписания инструкции. Таинственные
Они – невидимые хозяева Острова – милосердно приглушили
его глупенький детский ужас.
Ах, спасибо! Позвольте расцеловать
за это ваши вонючие инопланетные задницы! Если они у
вас имеются.
Удивляться тут особо нечему.
Пацаны давно заметили, их похитители не только память
им обкорнали, но и в этой … как её? … в эмоциях, короче,
тоже хорошо поковырялись. Все плохие, неприятные да и
просто сильные чувства пригасили. Иначе бы они здесь
со страха и тоски свихнулись давно! Так что, нынешний
его испуг – исключение из правил, какой-то непредвиденный
сбой в программе.
А может, Они не всесильны?
Просыпался же ночью Чеба, несмотря на их хвалёное гипно-поле.
Если не врёт, конечно.
Ромка утёр пот со лба. Рубашка
неприятно липла к телу, похоже, он вспотел, как свинья.
Это от страха. Надо было переодеться. Раздевшись до пояса,
он понюхал себя подмышками, брезгливо поморщился. Хорошо
бы и душ принять, ну да ладно, сейчас времени нет. Забежал
в туалет, - на втором этаже уборные были в каждой палате,
а на первом - одна общая, - наскоро ополоснулся над раковиной.
Вытерся всё той же рубашкой. Зашел в «Гладильную» за
новой. «Гладилка» располагалась прямо под «Солярием»,
никаких утюгов тут не было и в помине, зато были: небольшое
квадратное оконце в стене, занавешенное пластиковой шторкой,
и уходящий в него ленточный транспортёр, такие, только
длиннее, обычно устанавливают в школьных столовых для
грязной посуды. Сбоку у транспортёра имелся пульт управления.
Ромка кинул скомканную рубашку на чёрную резиновую ленту
и нажал кнопку «Г.О.» (грязная одежда?). Транспортёр
заурчал, и деталь Ромкиного гардероба неспешно скрылась
за шторками. Когда лента замерла, мальчик опустил палец
на другую кнопку, на этот раз с буковками «Ч.О.» (чистая?). Лента двинулась в обратную сторону,
являя миру свежую, ещё тёплую от утюга одёжку (интересно,
это та же самая рубаха или уже другая?). В своё время
они немного поэкспериментировали (считай, побаловались!)
с транспортёром, навалили на него всякой дряни, вроде
веток, травы и сосновых шишек, и отправили в путь. Мусор
благополучно ушёл в окно, а в ответ лента вынесла издевательскую
записку, с печатным текстом: «373! Ошибка! Некорректное
пользование объектом «Гладильная комната»!!! Рекомендация:
досконально ознакомьтесь с соответствующей инструкцией.
Рекомендация: в случае надобности повторите попытку.
373!». Ромка даже цифры запомнил(три-семь-три). А когда
они попытались отправить живую ящерицу, – Чистый поймал
её утром того же дня на баскетбольной площадке, – шторки
её просто-напросто не пропустили. Ещё одна странность!
Плёнка, на вид мягкая и податливая (как занавесь в душевой
кабинке) оказалась абсолютно непроницаема для живого.
То не всегда то, чем оно
кажется!
Едут, к примеру, по транспортёру
грязные шорты или сандалия, у которой ремешок оборвался,
и шторка подминается, пропуская их внутрь. А попробуй
руку сунуть (кое-кто и голову пробовал) – не получится!
Как будто в стекло упёрся, в мутное такое, непрозрачное.
Вот и ящерка «упёрлась», лента транспортёра убегала из-под
её лапок под удивительную «занавеску», а бедное животное,
то и дело опрокидываемое на бок и на спинку, беспомощно
барахталось на месте. Пока Чистый не сжалился и не забрал
серо-зелёную красавицу обратно в руки. Потом её, кстати,
выпустили, только уже не такую красивую, без хвоста.
Шторка в «гладилке», конечно,
чудо, но не самое чудесное. По крайней мере, на вопрос
«для чего?» ответ напрашивается сам собой. Тощий мальчишка
- а среди них толстяков нету - вполне мог бы проскользнуть
в окошко и оказаться … (где?!) … там, где хозяева острова
видеть его ни за что не хотят. Почему? А фиг их знает!
Может, боятся заразу подцепить, как те марсиане на треножниках,
про которых Ромка в книжке читал. А может … да всё, что
угодно, может быть! Чего уж тут гадать-то? Ещё одно чудо
из чудес – само окошко в стене «Гладильной комнаты».
Непонятно, куда оно открывается (или НЕ открывается).
За этой стенкой лестница на второй этаж находится. Ребята
специально вымеряли, там, где с внутренней стороны в
стену уходит транспортёр, с внешней … ровным счётом ничего!
Пустое место. Воздух лестничного пролёта. Любой, кто
играл в компьютерные игрушки, скажет, «портал» или там,
«телепортер». Только здесь вам не игра, а жизнь всамделишная.
Разве в жизни такое бывает? Получается, да.
Ромка оделся и побежал наверх.
Хватит мешкать! Лучше поскорее отделаться и к стороне,
а там, глядишь, и ребята вернутся. Лучше бы сперва их
дождаться, но дурацкая инструкция на дверях идиотского
«Солярия» «категорически не рекомендует» оставлять новичка
в капсуле слишком надолго.
Протухнет он там что ли?
Перепрыгивая через две ступеньки,
Ромка взлетел на второй этаж. Сразу глянул налево. Так
и есть! Двери «солярия» открыты. Длинный, через всё здание,
коридор разделяет этаж на две половины. По одну строну
- жилые комнаты («палаты»), две заселённые, две пока
запертые, пустые. По другую: слева от выхода на лестницу
– «солярий», справа – ещё одна дверь, на ней табличка
с надписью «Комната дежурного воспитателя». Опять обман!
Нету у них никаких воспитателей, разве что незримые.
И комната эта заперта постоянно, как и пустующие палаты.
Может, оно и к лучшему?
Ромка задержался у входа
в «солярий», бегло перечитал инструкцию. Всё ясно! Главное
– кнопки не перепутать, и последовательность их нажатия.
Глубоко вздохнув, мальчик переступил порог комнаты. Окон
здесь не было, но два длинных прямоугольных светильника
на потолке давали достаточно света. Лампы дневного света?
Гудят похоже. Или это не они гудят? Стены, пол и потолок,
выкрашенные ярко-белым (аж глаза режет!), сливались воедино.
От этого немного кружилась голова. У дальней стены стояла
белая же каталка, что-то вроде койки-раскладушки на колёсиках.
Большую часть комнаты занимала сама «капсула перехода»,
приподнятая на прямоугольный постамент или возвышение
(примерно на метр от пола). У Ромки сохранились смутные
воспоминания о каких-то журналах или рекламных проспектах,
в которых он тогда ещё, до перехода, видел нечто похожее.
Гидромассажная ванна. Так это называлось? Или …горизонтальный
солярий? Ага! Теперь понятно, почему «Солярий». Продолговатый
(гроб!) саркофаг, со скруглёнными углами наводил на мысли
о дальних космических перелётах, глубоком анабиозе и прочей фантастической чепухе.
В отличие от всего остального убранства, капсула была
приятного голубого цвета, с ярко-синими вставками-окошками
на выпуклой крышке. Ромка подошёл. На переднем торце
располагалась панель управления: пять разноцветных кнопок,
два тумблера и небольшой экран. Чуть выше – металлическая
табличка, с выдавленным на ней текстом, лишний раз напоминающим
«пользователю» последовательность «манипуляций». Имелась
и ещё одна табличка, поменьше, на ней какая-то маркировка
и, судя по всему, название фирмы-производителя: «КОРПОРАЦИЯ
«МОСРАБ»; ВОСТОЧНЫЙ ЦЕНТР ПОЗИТРОНИКИ».
Что это ещё за «позитроника»
такая? А «мосраб»? Московский раб?
Мальчик щёлкнул тумблерами,
набрал нужную комбинацию кнопок. Капсула издала тихое
шипение (у, змеюка!), её верхняя часть плавно откинулась
вверх. Ромка увидел новичка.
До сего дня на Остров попадали только мальчишки, все примерно одного возраста,
лет эдак двенадцати-тринадцати, хотя точной даты своего рождения никто из
них не помнил. Про себя Ромка понимал так: двенадцать ему, кажется, уже исполнилось,
а тринадцать, вроде бы, ещё нет. Хотя спроси, с чего он это взял, Ромка не
нашёлся бы, что ответить. Просто ему так кажется, а на самом деле, кто его
знает? Во всяком случае, он не чувствовал себя младшим среди остальных пацанов.
И старшим тоже не чувствовал. На вид возраст определить сложно, некоторые
уже в тринадцать начинают бриться и говорить басом, а кое-кто и в шестнадцать
лет выглядит дитя дитём. Взять того же Лаваша, если судить по внешности,
больше десяти лет ему при всём желании не дашь. И ростом невысок, и мордаха
детская совсем, и даже голос какой-то … малышовый. Ему бы ещё ранец на спину
и мешочек со сменной обувью – вылитый ученик начальной школы. Первый раз
в третий класс. В крайнем случае в четвёртый. Но сам Лаваш клянётся, что
своё десятилетие он справлял года
два назад по меньшей мере. Над ним, конечно, подшучивают, но верят. Почему?
Не может десятилетка быть таким. Это как в пословице: «Встречают по одёжке,
а провожают по уму». Ещё говорят, внешность обманчива (а на Острове почти
всё обманчиво!). Правильно! Если только на внешность смотреть (и лживым надписям
верить), очень легко ошибиться можно. Но когда с человеком живёшь бок о бок
в одной палате, каждый день болтаешь о всяком, играешь вместе, смеёшься,
а иногда даже ссоришься, тогда точно можно сказать – взрослый он или малолетка
неразумная. Самый взрослый среди них всех – Чистый. И не по внешности, как
раз, а по уму и по … отношению своему к другим ребятам и к жизни. Только
и он – пацан. Настоящих взрослых на Острове нет. То есть не было.
Теперь, получается, будет
один. Потому что в капсуле на этот раз не мальчишка очередной
оказался, а очень даже взрослый дядя. Определить возраст
новичка Ромка не взялся бы ни за какие коврижки. С пацаном
больше чем на пару лет не ошибёшься, восьмиклассника
с пятиклассником не спутаешь. А у взрослых с этим вообще
беда! Для себя Ромка разделял их на три части: парни(девушки),
мужики (тётки) и старички (старушки). Единственное, на
что он был способен, определить к какой из «категорий»
относится тот или иной взрослый. Вновь прибывшего парнем
уже не назовёшь, но и до старичка ему далековато. Значит,
мужик! За время проведённое на острове Ромка отвык от
вида взрослых людей, и человек в капсуле сперва показался
ему огромным. Особенно его … ну, в общем, то, что находится
повыше колена, пониже пупка. Густая тёмная поросль внизу
живота невольно притягивала взгляд. Пожалуй, если только
память его не подводит, это был первый голый дядя, которого
Ромка видел вот так, вблизи. Поражало несоответствие
пропорций, его собственных да и других мальчишек – они ведь почти все купались в местном бассейне
голышом, за исключением некоторых особо стеснительных
– и этого «гулливера».
Выглядит довольно мерзко
… цвет какой-то … и волосы. Фу! Неужели, и у меня такое
будет? Блин, как, наверное, бегать неудобно!
Прогнав ненужные мыли, Ромка
вернулся к реальности. Пора грузить мужика на каталку
и везти … куда? В его, Ромкину, палату, на единственное
свободное место? (Вот ведь счастья привалило!). Теперь
наверняка всё изменится. С приходом большого их мальчишеской
вольнице придёт конец. Ладно, об этом после. Ромка взял
каталку и подвёз её к «саркофагу», ход у неё оказался
на удивление лёгким. (Надо же, а в прошлый раз одно колёсико
заедало!). Установил параллельно капсуле на некотором
удалении (там специальные отметины на полу), отрегулировал
по высоте. В прошлый раз Чистый показал ему, как это
делается. Важно было, чтобы её поверхность оказалась
на одном уровне с постаментом. Остальное – дело техники.
Убедившись, что всё в порядке, Ромка вернулся к панели
управления и нажал ещё две кнопки, одну за другой. После
первого нажатия капсула всё с тем же тихим шипением накренилась
на бок, после второго – боковина откинулась, и голый
дядя соскользнул по ней прямо на каталку. Чудеса автоматики!
Неведомые создатели агрегата отлично всё предусмотрели. Оставалось только перевести капсулу в «режим консервации»
и можно было валить отсюда с чистой совестью. Так он
и сделал.
Когда Ромка выкатил мужичка
из «солярия», выяснилось, что размещать его в палате
не придётся (слава тебе, Господи!). Как только за Ромкиной
спиной захлопнулись одни двери, тут же отворились другие,
вернее, другая, потому что в «Комнате дежурного воспитателя»
дверь была обычная, одинарная. Сразу стало понятно, кого
это к ним прислали.
Здравствуйте, дети, я ваш
новый воспитатель - мистер Большие Яйца!
Ромка усмехнулся. Честно
говоря, мужик не слишком смахивал на педагога. Скорее,
на спортсмена или … на военного. Хотя педагоги тоже разные
бывают. Он уже не казался Ромке таким большим, как в
начале (Разве что яйца!).Обычный дядя, худой, но «накачанный».
Бицепсы, трицепсы, все дела. Стрижен под машинку. Лицо
тоже обычное. На груди над левым соском бледная татуировка,
буковки нерусские: «А II Rh +». Вот и все «особые приметы».
Ах, да! Ещё шрам круглый между пальцами. Ромка его заметил,
когда руки дядины вдоль тела укладывал, чтобы не цеплялись
ни за что во время транспортировки.
Он завез новичка в «воспитательскую»,
переложил на кровать. Благо хитрая конструкция каталки
позволяла это сделать в одиночку и без особых усилий.
Комната не слишком отличалась от мальчишеских спален,
только что кроватей не пять, а одна. Никакого шика, даже
телевизора нет. Новоявленный воспитатель (воспитатель
ли он или очередная обманка?) был укрыт одеялом и оставлен
до поры до времени. Минут через пятнадцать-двадцать он
начнёт пробуждаться, а пробудившись, мучаться, Ромке
за это время надо смотаться на первый этаж за одеждой
и, что важнее, за напитком, без которого мужичку придётся
лихо. Станет он пить? С виду-то дрянь. Одно слово – «бычья
сперма»! Спускаясь по лестнице, Ромка думал о том, как
у них теперь всё обернётся. Лучше будет или хуже? Кто
этот мужик – такая же жертва, как они все или, наоборот,
один из этих? Вопросы так и лезли в голову, с ответами
было хуже. «Поживём-увидим», - рассудил он наконец. В
любом случае, с приходом взрослого их жизнь на Острове
станет чуточку понятнее. Может даже, он сумеет объяснить ребятам, зачем (и за что?!) их сюда поместили.
Когда мальчик вернулся в
… «вожатскую» (так он её про себя обозвал), мужик всё
ещё пребывал в отключке. Ромка чувствовал себя совершенно
измотанным, все эти переживания сегодняшние не прошли
для него даром. Мальчик убрал в шкаф одежду – вместо
шорт взрослому достались брюки, а в остальном одежда
такая же, как у ребят. Подумал, куда бы пристроить поднос
со стаканом (На тумбочку? Как бы не смахнул, просыпаясь.
Другого не дадут.). Глаза слипались. Не придумав ничего
лучшего, сел в кресло (ноги-то не казённые), поставил
поднос себе на коленки и … задремал.
На рубашке нет ленточки с
именем. Первый раз такое. Как же нам его называть?
©Артём Сказкин
