НАГЛЕЦ
ДЕНЬ РОЖДЕНИЯ

НАГЛЕЦ

Кончились раз уроки, а учительница наша и говорит:
— Саша Лесной заболел, кто пойдёт его проведать?
— Я! Я! Я! – повскакали все.
— Если вы и у него так кричать будете, — говорит учительница, — лучше никому не идти. Больному нужен покой.
Мы уверили её, что галдеть не будем, а учительница ответила, что мы молодцы, но всё равно сегодня пусть пойдут несколько человек, а завтра ещё несколько и послезавтра тоже.
— И помните, — закончила она, — больному нужный покой. Смотрите, чтобы он не вставал с кровати, развлеките его как сумеете. Может, и накормить придётся.
Приходим мы.
Лежит наш Саша, горло замотано, книжку какую-то читает.
— Вот хорошо, — мама его обрадовалась. — У меня уже обеденный перерыв на исходе. Там, на кухне, суп доваривается. Вы через десять минут с плиты его снимите, мальчика моего накормите. А я побежала.
— Ну как тебе, — мы у Саши спрашиваем, — скучно, наверное, лежать?
— Нет, — отвечает. — Совсем не скучно. Я вот книжку читаю. Интересная!
Но мы решили, что это он так говорит, из вежливости. Попробуй сам — один полежать весь день!
— Ничего, — ободряем, — мы тебя сейчас развлечём. Вот тебе Наташка споёт. У нее голос красивый.
— Чего это я буду петь ни с того ни с сего?! — Наташка нам.
— Может, ему и не хочется совсем.
— Как это не хочется?! Эх ты, подруга! Он же один здесь. Ну, как знаешь. Тогда мы с Митькой запоем.
Стали мы посреди комнаты, откашлялись и давай петь.
Пели-пели, аж охрипли.
— Что, — спрашиваем, — повеселело тебе немного?
— Ага, повеселело, — Наташка за него отвечает. — Так фальшивить, то лучше уж совсем молчать. И без ваших концертов обойдется. Правда же, Саша?
Саша промолчал, но мы поняли, что это он так промолчал, чтобы не доставлять нам хлопот. Но о каких хлопотах может идти речь, когда товарищ больной?!
— Давай, — Митька говорит, — мы ему наш сюрприз откроем.
— Давай!
И стали мы тут матросский танец исполнять, который на праздничный вечер готовили. Подпеваем себе, в ладоши в такт хлопаем, каблуками по паркету — ух! Так хорошо у нас ещё некогда не выходило. Раскраснелись оба, устали, но стараемся — для больного же товарища.
Слышим звонок в дверь. Наташка побежала открывать. Врывается в комнату дядя какой-то в халате.
— Это что за безобразие! — кричит. — Я этажом ниже живу. У меня работа срочная, специально домой взял, чтобы не мешал никто, так вы тут невесть что вытворяете. Топаете по голове уже целый час, сосредоточиться невозможно!
Мы ему начали объяснять, что пришли проведать больного товарища. А он:
— Ничего себе больной! Такое выдержать — здоровье как у слона надо иметь. Прекратите этот топот. Книжку ему лучше почитайте!
Мы сказали, что книжку он и сам себе читает.
— Ну, то придумайте что-то другое, — дядя говорит. — Вон вы на мальчика посмотрите. Ему уже скоро плохо станет от ваших развлечений.
И он ушёл.
Саша отвернулся к стене, и мы поняли: ему этот дядя тоже не понравился.
— Опа! — вскрикнул я радостно. — Так у тебя же магнитофон есть. Чего же ты молчал?! — И нажал на включатель.
— Сделай громче, — крикнул Митька. — Он, когда громко, всегда веселее.
Тут Наташка стала к чему-то принюхиваться — и стремглав из комнаты. И тут же вбегает.
— Ой, — кричит, — суп весь выкипел и уже сгорел.
Побежали мы на кухню. В самом деле, видим — в кастрюльке что-то тёмное на самом дне осталось, и пахнет совсем не так, как суп. Мы туда на всякий случай воды долили, но вкус у него оказался еще хуже, чем запах.
— Эх, вы! — Наташка вздыхает. — Из-за вас мы совсем забыли, что мама просила. Чем теперь больного кормить?
Стали мы продовольствие искать. Нашли сахар, а чай искали-искали — нигде нет.
— Какая разница, — Митька говорит, — с заваркой или без. Всё равно вода. Коричневая только. И так выпьет.
Вскипятили мы воду, набросали сахар в стакан. Приносим Саше.
— Пей.
Хлебнул он немного.
— Не хочу, — говорит. — Голова болит.
— Это у него от голода, — догадался я. — Мы тебе сейчас все втроем картофеля почистим. Ты как любишь, жаренный или варёный? А чтобы ты пока не скучал, включим магнитофон.
— Не надо, — он нам как-то странно отвечает, — никакого магнитофона, и картофеля вашего я не хочу.
— Кажется, нам уже домой пора, — взглянула Наташка на двери.
— Домой! — глянул на неё Митька. — И оставить больного товарища? Может, тебе запеть? — спросил у Саши.
— И петь не надо!
— Может, станцевать ещё разок? Нам не тяжело.
Тут Саша как затрясётся.
— Не надо, — кричит, — мне ваших танцев и ничего не надо! Оставьте меня! Лежал себе человек и горя не знал. У меня и так уже температура поднялась. Я теперь, наверное, ещё месяц лежать буду.
В конце-концов мы всё ж поняли, чего он хочет, и стали одеваться.
— Ну, ты видел? — сказал Митька уже во дворе. — Друзья пришли к нему, не жалея ни сил, ни времени, развлечь, чтобы ему грустно не было, накормить, а он после этого нас, можно сказать, выгоняет. Не буду больше его посещать. Пусть себе книжки читает. Наглец да и только!

ДЕНЬ РОЖДЕНИЯ

Пришёл я утром в школу, а навстречу мне из класса Генка выбегает.
— Иди, — кричит, — быштрее! У Шашки шогодня день рошдения. Там конфетки едят. Я побешал воду пить, шладко ошень.
Захожу я в класс. Кругом чавкают все — конфетки жуют. Один Саша за столом сидит, не жуёт.
— У меня, — говорит, — от них уже челюсти сводит.
— Где ты ходишь? – окликает меня Митька. — Без тебя всё съедят.
Я пропихнулся к столу, но конфеток оставалось ещё много.
— Поздравляю тебя, Саша, — начал было я, но тут кто-то попал мне скатанным фантиком в ухо.
— Желаю тебе... — продолжил я, и снова в меня попал фантик.
Я тогда разозлился, подбросил вверх свой портфель и сказал:
— На кого бог пошлёт.
Все бросились врассыпную, а бог послал на Генку, который в этот миг вбежал в класс с полулитровой банкой воды. Генка плеснул водой на меня и задел ещё несколько человек.
Они тут же взялись за фантики, а кое-кто побежал за водой. Банок больше не было, и приходилось брызгать прямо из рта. Саша отошёл в сторону и сказал:
— Ну, перестаньте, перестаньте, уже звонок был.
Кое-кто его послушал, а большинство продолжали бросаться и поливаться водой.
— Вот здорово, — кричал Митька. — Если бы каждый день так!
Я тоже сказал:
— Вот здорово!
Когда весь пол был засыпан фантиками и напрочь залит водой, в класс вошла учительница.
— Ой-Ой-Ой! — сказала она. А потом: — Ай-Ай-Ай! Что же у вас такое?!
Мы ответили, что это у Саши день рождения.
Тогда учительница опустилась на стул, но сразу же подскочила, потому что он оказался мокрым.
— Как вам не стыдно! — рассердилась она. — У вашего товарища день рождения, а во что вы его превратили?! Надо же думать, что делаете. Как это некрасиво и позорно!
Мы начали думать и решили, что и в самом деле это не так уже и здорово.
— Даю вам пять минут, — сказала учительница, — чтобы вы немедленно привели в порядок и себя, и класс.
Мы очень быстро всё убрали, и учительница стала объяснять урок, но ходила как-то странно — как-то боком и так же боком вышла в двери за минуту до звонка.
— Это ей стыдно, — засмеялся Генка.
— Это ей за вас стыдно, — отозвалась Ловецкая.
— Не за «вас», а за всех нас, — исправил её Саша. — Хотите конфеток? У меня ещё много.
Но никто конфеток не взяла, сказали, что уже наелись вдоволь. А Генка сказал, что он взял бы, но не в силах больше пить воду. Но потом подумал, и всё ж взял одну и положил в карман.
Тогда и я взял две. Я же пришёл последним и съел меньше.