ПРОЛОГ
Городской мальчик из хорошей семьи, Олежка редко имел возможность переступить границы, установленные родителями и школой, да и не хотел. Вся жизнь была расписана как по нотам и совсем не располагала к переменам. Ничего особенного никогда не случалось. Олежка был воспитан и ходил в музыкальную школу, хотя это его нисколько не портило. Рос он спокойным и послушным, был мальчик как мальчик – всего в меру для своих двенадцати лет. Родители его любили, учителя радовались, друзья-товарищи были в основном также из приличных семей, хотя Олежка не гнушался и дворовых приятелей. С ними ему было весело и непринуждённо, впрочем как и со всеми. Не хватало, правда, новых впечатлений.
ГЛАВА I
В пионерский лагерь Олежку отправляли в первый раз в жизни и впопыхах, когда смена уже началась. Как правило, каждое лето всей семьёй они уезжали на машине в Крым. Один раз – в Прибалтику, но в основном – в Крым, в Судак. Там, на море, всем вместе им было хорошо, папа забывал про работу, мама не забывала заботиться о детях. У Олежки была старшая взрослая сестра, с которой он любил забираться в горы без родителей. Сестра была почти как мама. Она так же заботилась об Олежке, но иногда могла изобрести что-нибудь остроумное, у неё была великолепная фантазия и отличный юмор.
Но в это лето сложилось иначе, два месяца Олежка проторчал в городе, а теперь вместо прогулки на море получал никогда не виданный Пионерский Лагерь. Ужасного ничего, конечно, в этом для Олежки не было, раньше он, бывало, отправлялся летом к тёте с дядей в Астрахань. Но тётя с дядей год назад уехали в Америку и пока никого к себе не приглашали. Папа решил, что пионерский лагерь даст Олегу новые впечатления. С папой Олежка никогда не спорил, они были друзьями.
– Следующим летом обязательно в Крым поедем, – заверил папа.
Спешка, лихорадочные сборы, чтобы успеть в августовскую смену. "Обязательно что-нибудь нужное забудется, а ненужное – нет. Так всегда бывает" – подумалось Олежке. Что такое пионерский лагерь он понаслышке знал – ничего особенного. Но он терпеть не мог долго трястись в автобусе. К счастью, общим автобусом в лагерь всех детей отправили ещё на прошлой неделе, а Олежку отвёз отец на машине, и обратно тоже обещал забрать.
* * *
Лагерь Олежке не понравился, с самого начала всё пошло наперекосяк. Никто о нём не заботился, не было ни папы с мамой, ни затейницы-сестры. Воспитатели-"пионервожатые" не шли в сравнение со школьными учителями, это для Олежки был действительно другой, непривычный мир.
Тем не менее, лагерь считался хорошим. Дети размещались в добротном двухэтажном корпусе в небольших палатах на 5-6 человек, кормили неплохо, организовывались разнообразные мероприятия. На территории было большое поле, где можно гонять в футбол. Понервожатая, которой папа сдал Олежку, была румяной пышкой с круглыми куриными глазами, крючковатым носом и громким пронзительным голосом.
– Значит так, мальчик, идём к кастелянше. Как тебя зовут? Если есть свободное место в палатах, то мы тебя разместим. Меня зовут Инна Михайловна, ты будешь в моём отряде. У нас здесь много детей, тебе будет весело, – трещала вожатая.
"Хорошенькое дело, "если есть место"... Обратно домой что ли отправят, если нет места?" – подумал Олежка – "Много детей, умора. Уж наверное больше, чем пионервожатых. Хотя всякое может быть.""
Детей и в самом деле оказалось много, они были заметны везде. И место нашлось, правда одно единственное, так что выбирать не приходилось. Инна Михайловна привела Олежку в палату на втором этаже: в небольшой светлой комнате по две были составлены шесть деревянных кроватей с тумбочками.
– Значит так. Сейчас все дети на прогулке, вот твоё место, – указала вожатая на единственную незастеленную кровать. "Уже догадался," – про себя ответил ей Олежка. Инна Михайловна показалась ему глуповатой. Мысленно вздохнув, Олежка вспомнил тактичных и образованных учителей в своей школе. Ему снова захотелось за парту.
– Значит, не опаздывай на обед, распорядок тебе ребята расскажут, мне сейчас некогда, у меня совещание с военными, – отбарабанила Инна Михайловна и, сунув постельное бельё, полученное у кастелянши, выскочила вон, оставив озадаченного Олежку одного. "Какие военные?.. Вот же курица." – подумал он.
* * *
Двое ребят ввалились в комнату, когда Олежка заканчивал застилать свою постель, и уставились на него.
– Оба на! – после паузы и беглого разглядывания сказал один из них, самый наглый с виду, державший в руках грязный футбольный мяч.
– А, это новенький приехал сегодня, – бросил второй, на ходу стягивая пыльную футболку и вытирая ей потное лицо, – лучше бы Алёнку с первого этажа перевели.
Оба понимающе хохотнули. Олежка юмора не понял и смеяться с ними не стал.
– Тя как зовут, – спросил Олежку наглый с мячом.
– Олег, – ответил Олежка, глядя прямо в глаза.
– Меня Артём, его Ванька, – ответил наглый.
– Не Ванька, а Иван, – пробубнил второй, возившийся в своём чемодане под кроватью.
– Ой бля, скажи ещё по отчеству тебя называть!
Артём бросил мяч в угол и полез в свою тумбочку. Ребята показались Олежке постарше него на год-два. Возможно, потому, что они были заметно загорелыми после недели, проведённой в лагере. Ванька выбрался из-под кровати с чистой футболкой.
– Идёшь? – спросил он Артёма уже из дверей.
– Ща догоню, – сказал Артём, роясь у себя в тумбочке и хрустя яблоком. Его кровать оказалась соседней с Олежкиной, она была неряшливо убрана, на тумбочке валялись старые засохшие огрызки яблок, апельсиновая кожура и крошки печенья. Олежка застелил постель, сел на неё и стал выкладывать свои вещи в тумбочку у кровати.
– Слушай, у тя шампунь может есть? – спросил Артём с набитым ртом, так, что трудно было разобрать.
– Что? – переспросил Олежка.
– Да голову хочу помыть, шампунь у тебя есть? – дохрустев яблоком сказал Артём, стряхивая пыль с волос.
– Ещё не знаю, – "Интересно, шампунь мама положила или нет?" подумал Олежка, шаря в своём рюкзаке.
– Вот, держи, – протянул флакон Олежка.
– Вери гуд.
– Может мыло надо? – на всякий случай спросил Олежка.
– Не, только верёвку, – загоготал Артём, доставая себе чистую майку. – Тебя сюда Бомба привела?
– Кто? – хлопнул глазами Олежка.
– Инна Михална, воспитатель. Мы её Бомба зовём.
– А, ну да. Только я её про себя уже курицей обозвал.
– Тож нормально. – засмеялся Артём. – ЗНАЧИТ ТАК, она тебе конечно ничего не объяснила и свалила всё на нас. Олежка кивнул.
– Ну тогда по быстрому, через 20 минут обед в столовой. Мне надо успеть смотаться в душевую, я тебе счас ничего объяснять не буду, столовая слева от выхода, серое здание такое. Ну, короче, найдёшь.
– По запаху найду, – ответил Олежка. Ещё ему хотелось, пока не забыл, спросить, что за военное совещание ждёт Бомбу, но Артём уже громыхал где-то в коридоре вниз по лестнице.
ГЛАВА II
За пару дней в лагере Олежка уже привык и сжился с новой обстановкой. Погода стояла солнечная. С ребятами всё наладилось, хотя было довольно скучно. Гоняли мяч на футбольном поле, травили анекдоты. В столовой можно было брать добавку и кормили нормально, хотя мамины котлеты, конечно, лучше. В общем, ничего особенного не случалось в жизни Олежки.
Грызть семечки и резаться в карты в палате уже надоело. После завтрака Олежка слонялся по пустой площадке, грелся на скамейке под солнцем. Тоска... Даже книжку читать не хочется. Олежка забрался стоя на качели и стал медленно качаться. "Хорошо сейчас на море, наверное," – подставляя лицо ветру фантазировал он, – "отец в прошлом году пообещал купить ласты и маску с трубкой... Понырять бы..."
– Олежик, пошли в дурака перекинемся. – появился на площадке Артём.
– Не охота... – протянул Олежка.
– Айда голубей погоняем на голубятне.
– Лениво...
– Ну тогда я тоже хочу покачаться.
– Слезать лениво... – отозвался Олежка.
Артём внезапно на ходу вскочил в качели за спиной у Олежки.
– Артём, ты больной! Я чуть не ёбнулся.
Артём стал раскачивать качели, увеличивая амплитуду, приседая и прижимаясь к Олежкиной спине. Олежка тоже был вынужден сгибать колени, чтобы не вылететь носом в землю. "Вот дурак," – подумал он, держась за качели. Артём был неплохой малый, но с придурью. Вчера за обедом он тайком подложил Бомбе в суп таракана. Вопли были слышны во всём лагере, но виновника так и не нашли.
Внезапно Артём отпустил качели одной рукой и обхватил Олежку за живот, а затем и второй рукой, продолжая цирк с раскачиванием. Теперь оба держались только на Олежкиных руках, которыми он вцепился в качели что есть силы. Отпустить руки значило, что оба они вылетят и наверное убьются. Спрыгнуть Олежка не мог, перед ним была спинка качелей, а на нём висел Артём. В ушах свистел ветер, перехватило дыхание. Было по-настоящему страшно.
Качели стали раскачиваться помедленнее, но спрыгнуть всё равно было опасно. Тут Олежка почувствовал, как Артём рукой скользнул вниз и запустил руку ему в шорты. Сердце бешено застучало, в глазах поплыли фиолетовые круги. Артём ничего не говорил, лишь крепко прижимался сзади и с каждым размахом качелей проезжал ладонью в шортах. Казалось, что эта пытка длится вечность.
Качели замедлили ход и совсем остановились. Артём какое-то время ещё продолжал двигать ладонью вверх-вниз, потом и он остановился. Олег в ступоре продолжал стоять, мёртвой хваткой вцепившись в качели посиневшими от напряжения руками. Наконец, сознание вернулось к нему и первое, что он увидел – это глядящее на него лицо во втором этаже корпуса напротив. Это был толстый Кирилл из соседней комнаты по прозвищу Жирдяй, с ним никто не дружил и он часто сидел один в палате. Олежка густо покраснел при мысли, что Жирдяй всё видел. Однако, встретившись взглядом с Олежкой, Кирилл моментально отвёл глаза вдаль. Артём уже куда-то изчез, будто приснился и не было его вовсе. Олежка не знал что ему делать. Он сел в качели и только сейчас заметил, что у него СТОИТ.
* * *
Не то, что бы это было Олежке вновь. Он уже прекрасно знал, для чего мужчинам нужен хуй. Сестра-затейница, порой, когда они оказывались одни, была в настроении пооткровенничать с подрастающим мальчиком. Олежка баловства ради изредка позволял себе тайком проверять, как работает его писюн, но считал делом далёкого будущего его применение. Он был всего лишь мальчик.
Краска с новой силой бросилась в лицо Олежке, когда он стал восстанавливать в памяти всё то, что случилось. Вокруг никого не было, Жирдяй, вероятно, был единственным, кто всё видел и может рассказать другим. Это было бы скандалом, одна надежда, что он не станет болтать. На Артёма большой злобы не было, придурок – он и есть придурок...
* * *
Тем временем, лагерь оживился и зашевелился. Всё и все вокруг было таким же, как и прежде, никто не смотрел в сторону Олежки и он понемногу успокоился. За обедом Олежка старался не смотреть в сторону Артёма. Тот держался как обычно, будто шарить руками в штанах у приятелей для него обычное дело. Жирдяй отводил взгляд, понять, что у него на уме было трудно.
В столовой Бомба потребовала внимания и передала важное правительственное сообщение:
– Значит так, напоминаю о том, что завтра состоится выезд старших отрядов на военный полигон для проведения военно-спортивной игры "Зарница".
Три дня в походных условиях. Вот, оказывается, что за тайные военные переговоры вела Бомба! Вся столовая взревела от счастья.
После обеда, когда лагерь вымер на тихий час, Олежка слонялся вокруг корпуса и никак не мог заставить себя пойти в свою палату. "Снова ведь придётся с этим идиотом на соседней кровати спать. Вот чёрт!" – подумал Олежка.
За углом он натолкнулся на Бомбу, которая ухватилась за него пухлой ручищей и загремела:
– Почему не в палате в тихий час? Не хочешь спать?
– Я... – стал было оправдываться Олежка.
– Значит так, я тебя могу освободить сегодня от тихого часа, но с условием. Нужно выполнить одну работу в совхозе рядом, помочь людям.
– Да, конечно! – сразу обрадовался Олежка.
– Значит, прекрасно. Освобождаю тебя от тихого часа. Шуруешь сейчас к воротам, там ждёт ихний этот, как его... Тьфу, вылетело из головы.. А! Завхоз! Он просил пятерых, но начальник лагеря сказал что двоих максимум можем отпустить. Им нужно что-то там покрасить, а люди все в поле сеют или жнут, я уж не разбираюсь. Я тебе в пару ещё одного разгильдяя отправила.
И уже тише и с ноткой прошения в голосе Бомба-курица пропела:
– Только это неофициально, ты... родителям, значит, не говори, а то нашего начлагеря могут наказать. Хорошо? – И изобразила на своём лице самую сладчайшую куриную улыбку, которую только можно было себе представить.
– Не скажу, не скажу! – заверил её Олежка и как на крыльях дунул на выход из лагеря. Мыслимое ли дело, отказаться от такого выгодного предложения!
Подбегая к воротам, он даже слегка запыхался. Возле ворот маячил завхозовский УАЗ.
* * *
Потный завхоз с красным лицом сидел за рулём и обмахивался газетой. Заметив Олежку, он завёл УАЗ и для верности крикнул в открытое окно ещё издалека:
– Тебя в совхоз послали?
– Ага, – на ходу кивнул Олежка, обошёл машину и остолбенел. С переднего сиденья рядом с завхозом ему глумливо ухмылялся Артём. Олежка не знал, что ему делать. Замешкавшись, он лихорадочно придумывал повод отказаться ехать, но ничего подходящего в голову не шло.
– Гутен морген, – бросил ему Артём и хрустнул яблоком, продолжая издевательски улыбаться. Поджав губы, Олежка плюхнулся на горячее заднее сиденье и всю дорогу молча пялился в окно.
"Не может быть, чтобы он это подстроил специально," – невесело думал Олежка. "А может оно и к лучшему, возьму и прямо с ним поговорю."
В УАЗе воняло бензином. Завхоз спрашивал Артёма про лагерь и рассказывал про совхоз.
– У нас сейчас рук не хватает на всё, люди в поле работают, на ферме, хозяйство некогда в порядок привести. Вы парни молодые, у нас молодёжи совсем не осталось, все в город уехали.
"Ага, в поле работают, как же!" – улыбнулся про себя Олежка, глядя на пьяного в дупель мужика в грязных штанах и расхристанной выцветшей рубашке, когда они проезжали через посёлок. Мужик мотал головой из стороны в сторону и руками хватался за тощую берёзу у дороги, пытаясь балансировать на плохо слушающихся ногах. Завхоз заметил мужика и крякнул с досадой, но ничего не сказал и прибавил газу.
Доехали быстро, минут за 15. Хоздвор, куда они приехали, был загромождён всяким хламом, добитыми тракторами, грузовиками и их запчастями. Завхоз остановился возле каптёрки, открыл ключом висячий замок и вынес два ведра.
– Вот, ребята, есть работка для вас. У нас здесь хозяйство обнесено забором, другой стороной он выходит на дорогу. Дело такое, послезавтра из района приезжает начальство и забор надо покрасить. Вы уж его замажьте как следует, а то как бельмо на глазу. В награду можете взять любую невесту из наших, – и, подмигнув, сам рассмеялся своей шутке. Мальчики ничего не ответили.
– Ну а если невесты мало, то вдобавок наберёте яблок сколько унесёте, – щедро пообещал завхоз. – Я сейчас в контору отъеду, это недалеко.
Артём взял ведро с белой краской, Олежка – с широкими кистями и валиками. Деревянный некрашеный забор в надписях, кое-где неприличных, оказался порядочной длины. Видимо, совхозная молодёжь, уезжая в город, оставила памятные записи для односельчан. Поставив ведро на траву под забором, Артём присвистнул:
– Ничего так себе заборчик...
Дорога была пустынной, недалеко под забором меланхолично ковыряли землю несколько кур. Олежка пнул ногой ведро с кистями, нагнулся и выбрал себе новый валик. Кисти были старыми, с измазанными краской рукоятками. Олежка макнул валик в ведро с краской, провёл им по забору сверху вниз и отошёл полюбоваться. Получилось неплохо.
Артём, ковыряя пальцем в носу, хмыкнул и нехотя выбрал себе кисть. Посвистывая, он подошёл к ведру с краской, обмакнул кисть и стал медленно возить ей туда-сюда по забору чуть в стороне от Олежки. Через десять минут стало ясно, что работы здесь никак не меньше, чем на три часа. Олежка старательно красил забор, разговор с Артёмом заводить не хотелось, хотя молчание немного угнетало.
Докрасив забор до места, с которого начинал Артём, Олежка заметил, что тот старательно обошёл кистью нацарапанное кем-то слово "ХУЙ", и даже обвёл его аккуратной рамкой. Покривившись и хмыкнув, Олежка провёл валиком и разом покрыл недокрашенный островок. Артём увлечённо раскрашивал следующий кусок забора в какой-то непоследовательной манере, но Олежке было наплевать и, пожав плечами, он принялся катать валик вверх-вниз.
Дойдя до места, где Артём продолжал творить свой натюрморт, Олежка взглянул на его работу и невольно рассмеялся. На тёмном заборе свежей белой краской буквами в полтора метра было намалёвано "ХУЙ". Олежка быстрыми движениями замазал пространство вокруг и Артёмкины труды исчезли. Так ребята молча переходили от одного куска забора к другому и каждый раз Артём старался успеть нарисовать заветное слово до того, как Олежка пройдётся по нему своим валиком. Работа пошла быстрее.
На пятом раунде мальчишки не выдержали и покатились со смеху. Куры, всполошённо кудахтая, метнулись от забора через дорогу. Отсмеявшись, ребята бросили кисти в ведро и сели на траву передохнуть. Солнце уже склонялось, но было душно.
* * *
Ребята сидели в траве, откинувшись назад и опершись на локти, разглядывая свой забор. Оставался небольшой недокрашенный кусок, но подниматься не хотелось. На дороге за всё время так и не появилось ни души, посёлок будто вымер. Куры осторожно перешли назад под забор, время от времени тревожно таращась в сторону мальчишек.
– Ты, наверное, обижаешься... – спросил Артём. Было ясно, о чём он, но Олежка ответил:
– А почему я должен обижаться?
– Ну... там, на качелях...
– Да фигня... – Олежка пожал плечами и отвернул голову в сторону. Утреннее происшествие как-то сгладилось, сейчас Артём уже не казался ему полным идиотом, чем-то он напоминал Олежке дворовых приятелей.
Разморённый духотой, Артём стянул с себя футболку и нацепил на голову. Олежке тоже было жарко, но майку он снимать почему-то застеснялся. Украдкой бросая взгляд, он стал по-новому рассматривать Артёма. Короткие каштановые волосы с вихрами, зеленоватые глаза с прищуром, прямой нос, обветренные губы, почти всегда сложенные в ироничную ухмылку. Длинная шея, чётко очерченный загорелый торс, руки с еле заметными прожилками вен, грязь под ногтями. Крепкие икры в царапинах и ссадинах. Рядом с Артёмом Олежка чувствовал себя мелким, хотя роста они были примерно одинакового. "Всё-таки непонятный он какой-то." – подумал Олежка.
ГЛАВА III
В конце посёлка, где дорога сворачивает влево к совхозной конторе, показалась фигура человека. Мальчики вскочили и вернулись докрашивать забор. Больше ничего уже на заборе не писали.
Когда человек подошёл ближе, ребята узнали завхоза. Красить они уже заканчивали.
– Ну, вы хлопцы молодцы! – окинув взглядом работу воскликнул завхоз. Артём шмыгнул носом и чихнул от запаха краски.
– А я сломался, пришлось кинуть УАЗ у конторы и пилить пешком, – с одышкой говорил завхоз, вытирая пот с лысины грязноватым носовым платком. – Так что, получается, я вас обманул и не смогу отвезти назад в лагерь. Может знаете дорогу назад?
– Я знаю, через лес здесь близко, – ответил Артём.
– Да, точно, через лес дойдёте. Но уж яблоками я вас нагружу, придётся вам их как-то дотащить. – Завхоз провёл ребят к каптёрке с висячим замком и вынес оттуда чистое эмалированное ведро.
– Вот даже ведро вам под яблоки, потом отдадите его вашей кастелянше, я починюсь и заеду забрать. Пойдёмте, в соседнем дворе у хозяйки яблок наберём.
Свежевыкрашенный забор лоснился в лучах предзакатного солнца и смотрелся отлично. Даже жалко было его оставлять, произведение искусства...
* * *
Ребята вышли из посёлка, прошли по пыльной дороге через поле и вошли в лес. Уже вечерело, духота сгустилась и в воздухе запахло грозой. Ведро с яблоками было неудобным, скрипело, оттягивало руки, и билось о ногу, Олежка нёс его попеременно с Артёмом. Они пробовали нести его вдвоём, но так было ещё неудобнее. Быстро темнело, время шло к ужину, хотелось есть и ребята старались идти побыстрее, но из-за ведра всё равно быстро не получалось. На ходу перекусили яблоками, они оказались сочными и сладкими, хотя и кое-где подгнившими.
Дорога через лес плутала и оказалась длинной. Как ни спешили мальчишки, вскоре набежал ветер, поднял пыль, сверху полетели первые крупные капли дождя. Сосны, стоящие вдоль дороги, не спасали, прятаться и пережидать под ними не имело смысла. Когда хлынул настоящий ливень, ребята вымокли вмиг, но продолжали идти.
Дорога перешла в узкую тропинку, перерезанную толстыми корнями, ливень быстро превратил пыль в поток скользкой грязи, идти стало совсем трудно. Спотыкаясь о корни и чертыхаясь, Олежка волок проклятое ведро. Если бы не нужно было его потом возвращать, он бы с радостью бросил его прямо в лесу. Одежда намокла и прилипла, ноги разъезжались в мутном потоке.
Внезапно гром прорезал лес поперёк, казалось что ближайшая сосна должна была расколоться от одного только звука. Олежка неловко дёрнулся, потерял равновесие и, едва не подвернув ногу о корень, грохнулся с ведром в самую грязь.
– Блядь! – вырвалось у Олежки, – чёртово ведро!
Артём шёл впереди и не видел как Олежка упал. Обернувшись, он хохотнул, но вернулся, помог Олежке подняться и собрать яблоки. Вид у Олежки был печальный: весь в комьях налипшей грязи, потирая саднящий локоть, он совсем было расстроился.
– Да фигня! – сказал Артём, вытирая рукой дождь с лица. Пока он собирал яблоки, все руки перемазал в грязи и лицо сейчас он вымазал так, что Олежке стало смешно и весело. Мальчишки стояли и хохотали, показывая друг на друга пальцем.
Второй раскат грома грянул уже где-то далеко, гроза ушла в сторону посёлка. Дождь прекратился сразу, как только они вышли из леса и впереди открылся лагерь. Чумазые, как кроты, они прошли через ворота и вступили в лагерь, который оказался непривычно пустынным, – только малышня строем шагала в столовую на ужин. В двухэтажном жилом корпусе для старших отрядов в окнах нигде не было видно света.
* * *
– Не понял юмора, – озадаченно проговорил Артём, – чё-то народу не видно.
Хлюпая кроссовками, оставляя на лестнице мокрые следы, ребята поднялись на второй этаж к себе в палату и облегчённо вздохнули, поставив в угол злополучное ведро. В корпусе никого не было.
– Фигня какая-то, – пробормотал Артём, – ну, потом разберёмся, пошли лучше отмываться, пока никто не видит.
Мальчики достали сухие вещи, взяли мыло, шампунь, полотенца и похлюпали в душевую.
– Блин, кроссовки с собой в лагерь только одни взял, – расстроился Олежка.
– Я тоже, – покачал головой Артём, – может до завтра высохнут...
Мелко дрожа на прохладном воздухе, ребята рысью метнулись в душевую. Никого, к счастью, не было видно. Зайдя внутрь тёмной душевой, Артём включил одинокую тусклую лампу под потолком. Где-то в дальнем углу редко капало из плохо закрытого крана. Артём сбросил кроссовки, футболку и шорты и, оставшись в одних трусах-плавках, пошёл проверить, есть ли горячая вода.
Олежка присел на скамейку и возился, стаскивая мокрые кроссовки. В дальней кабинке полилась вода, послышалось, как Артём ухнул от холодной струи, а потом радостно завопил:
– Тёплая! – гулко отдавалось в потолке.
Олежка кончил возиться с кроссовками, снял майку и уже стягивал прилипшие шорты. Артём прискакал назад к скамейке с вещами и, сдёрнув трусы, бросил их сверху. Олежка невольно замешкался с шортами, глядя, как у Артёма упруго качнулся хуй с парой таких же упругих, подтянутых яиц.
Проследив Олежкин взгляд, Артём ухмыльнулся своей особенной улыбкой, взял мыло с мочалкой и, ничего не сказав, пошёл в душ. Олежка понял, что его взгляд поймали и густо покраснел. Невольно сравнив размеры, Олежка признался себе, что у Артёма писюн побольше. "А волос у него тоже нет. Всё-таки вряд ли он старше намного." – подумал Олежка. Глядя в спину Артёму, он заметил, какой у того узкий таз и стройные ноги и почувствовал смутную тревогу.
До этого Олежке не приходилось быть в душевой в одно время с Артёмом. Другие мальчики редко при всех снимали трусы, мылись в основном в плавках и переодевались, стыдливо обернувшись полотенцем. Олежка тоже обычно мылся в плавках, но сейчас, когда Артём там уже плескался голый, появиться в трусах было бы нелепо и смешно. Олежка чертыхнулся, стянул, наконец, с себя шорты вместе с промокшими трусами, взял шампунь и, скользя ногами по кафельному полу, засеменил в глубину душевой.
* * *
Артём стоял зажмурившись, подставив лицо под струю воды. Олежка остановился, не зная, куда пристроить флакон с шампунем, – полка для мыла была только в кабинке, которую занял Артём, в других кабинках полки были отломаны и рассекатели душа свинчены, вода в них лилась сверху просто как из крана. Помявшись, Олежка дотянулся до полки рукой, стараясь не задеть Артёма и косясь на Артёмкин хуй, не в силах оторваться. Артём открыл глаза и снова перехватил Олежкин взгляд.
– О, шампунь, – Артём шагнул вперёд, едва не задев Олежку, и сказал – Иди сюда.
Олежка отшатнулся, смутился и запинаясь пролепетал, тыкая в соседнюю кабинку:
– Там это, рядом... Вода тёплая тоже есть?
– Ну так что, рассекатель только один, – буркнул Артём, втолкнул Олежку к себе в кабинку, а сам вышел и сказал:
– Я вот пока голову помою.
Олежка встал под душ. Напротив стоял Артём, мылил голову шампунем и долго смотрел не отрываясь прямо на Олежкин хуй. Олежке стало не по себе и захотелось отвернуться, но Артём шагнул назад в кабинку, задвинув Олежку почти к самой стене и подставляя голову в пене под душ. Брызги с плеч Артёма летели Олежке в глаза. Смыв пену с волос и отфыркавшись, Артём открыл глаза и уставился прямо в лицо Олежке. Он стоял так близко, что задевал руками и выпирающим вперёд хуем. От такого прикосновения Олежку будто парализовало, он весь задрожал изнутри мелкой, совсем незаметной дрожью. Он в отчаянии прикинул, что если сейчас прорываться из кабинки, то получится только хуже, смутная тревога переросла в сильное волнение.
Артём наклонил голову набок, посмотрел вниз и присвистнул. Олежка инстинктивно глянул вниз и только сейчас заметил свой наполовину стоящий хуй.
– Тебе ведь понравилось там, на качелях, скажи – утвердительно-вопросительно сказал Артём. Олежка молчал, всё отрицать или вырваться из этой новой западни у него не было сил.
– Хочешь мой подрочить? – спросил Артём.
– Нннет, – неуверенно выдавил Олежка.
Артём ещё немного придвинулся, взял его руку и вложил свой горячий хуй прямо ему в ладошку. Олежка потерял всякий контроль, сердце застучало так, что заложило уши, а писюн подскочил вертикально, почти прижавшись к животу. Он с ужасом ощутил, как Артёмкин хуй в его ладошке пульсируя увеличивается и твердеет, но не мог пошевелить рукой, забыв где он и кто он.
– Ну чего ты, – надув губы, с обидой в голосе тихо сказал Артём.
Олежка стоял, зачарованно глядя вниз на эту фантастическую картину, а потом подвигал немного рукой. Ощущение было гипнотическим, твёрдый упругий хуй, который так притягивал Олежкин взгляд, послушно скользил у него в руке, словно горячий кусок мыла. Пунцовая головка то скрывалась, то появлялась, утыкаясь ему в живот и обжигая.
Артём положил одну руку Олежке на попу, а второй взял его писюн и стал медленно дрочить. Вокруг кабинки образовалось облако пара. Было очень тихо, только вода с шелестом падала на ребят.
* * *
Нельзя было сказать, сколько прошло времени, мальчики долго не могли оторваться от своего занятия. Потом они тёрлись по очереди мочалкой, промыли под струёй воды свою вымокшую одежду, вытерлись полотенцами, оделись в сухое и вышли из душевой.
Воздух был необычайно свеж и ароматен после грозы, в кустах трещали сверчки. Скоро должно было совсем стемнеть. Нестерпимо хотелось есть, но сначала одежду нужно было отнести в палату и оставить сушиться.
Подходя к мрачному корпусу, ребята заметили, что в одном окне на первом этаже горит свет. Зайдя в коридор, они осторожно, стараясь не шуметь, двинулись к лестнице, но сзади предательски заскрипела входная дверь. На звук в коридоре распахнулась дверь и в полосе света ребята увидели немного растрёпанную Бомбу в халате и тапках на босую ногу. Вглядываясь в темноту, Бомба опасливо спросила:
– Кто это?
Артём шмыгнул носом, делать было нечего, нужно было идти сдаваться. Мальчики двинулись к свету. Различив их фигуры в полутьме, Бомба истерично вскрикнула:
– Господи! Куда вы провалились! Я же места себе не нахожу, чуть весь совхоз не переполошила, уже ходила звонить председателю.
Выйдя на свет, ребята предстали перед Бомбой.
– Что такое! Где, я спрашиваю, вы были? Что это за хлам у вас, почему всё мокрое?
– Ходили на речку купаться, – сострил Артём.
– А почему одежда мокрая? Какую речку!?, – моргнула глазами Бомба, – здесь нет речки! Есть озеро, но в другой стороне, что вы там делали!?
– Мы под дождь попали, Ин Михална, – сказал Олежка. – Нам завхоз подарил ведро яблок, мы с этим ведром еле дошли назад.
– Какое ведро? Где оно?
– В нашей палате, – сказал Олежка, а сам подумал: "Да какая ей разница, что за ведро! Вот же курица бестолковая..." – А где все? – спросил он, пытаясь остановить допрос.
Бомба вся как-то сжалась и стала курицей.
– Все на "Зарнице", – ответила она, помедлив, и отвернулась, смахивая слезу.
– Так завтра ведь... – пролепетал Артём.
– Ну вы хоть поели? – пытаясь сменить тему, уже участливо спросила Бомба.
– Нет, ещё не успели, – вставил Олежка.
– Да что же такое! – всполошённо запричитала Бомба, – Значит так, мальчики, сейчас же бегите в столовую, а потом сразу обратно ко мне. Хотя нет, срочно отнесите свои шмотки развесьте сушиться. Или нет, давайте их мне, я сама развешу, а вы немедленно в столовую. Бегом!
Сдав комок мокрой одежды Бомбе, ребята пошли в столовую.
– Стойте, куда вы босиком пойдёте! – опомнилась Бомба, – возьмите вот здесь тапки. Боже, и когда только кончится этот сумасшедший день!
Ребята вышли из корпуса и пошлёпали в столовую.
– Нифига себе, – только и мог сказать Артём.
* * *
Вход в столовую был закрыт, но внутри горел свет. Ребята обошли с чёрного входа и отворили дверь на кухню. Повариха стала было их выпроваживать:
– Сегодня всё, закрыто. Сколько можно!
– Нам Бом... Инна Михална сказала, мы под дождь попали и опоздали, – выпалил Олежка.
– Никаких нет сил с вами! – всплеснула руками повариха, раздражённо отвела их внутрь и вернулась на кухню.
Дежурная девчонка домывала посуду и положила ребятам поесть, еда была наполовину остывшей. Мальчишки наперебой стали её расспрашивать и выяснилось, что действительно, "все ушли на фронт". Договариваясь с военными, Бомба лажанулась и всё перепутала: оказывается, назначено было на сегодня и военные пригнали автобусы как договаривались. Был скандал, начлагеря при всех материл Бомбу и, несмотря на то, что на "Зарницу" должны были ехать с детьми только мужчины-пионервожатые, начлагеря лично распорядился в наказание в виде ссылки отправить Бомбу на передовую. Она осталась в лагере только потому, что должна была дождаться каких-то двух пропавших ребят.
– А мы и есть те самые, пропавшие без вести, – важно заявил Артём.
– Что же, теперь мы, получается, пролетели с "Зарницей"? – разочарованно проговорил Олежка. Было бы до слёз обидно всё пропустить.
– Да вроде завтра пришлют кого-то забрать опоздавших, – обнадёжила дежурная.
Мальчишки воспряли духом и быстро доели холодный ужин. Дежурная выпустила их через главный вход и закрыла за ними дверь на ключ, пожелав больше не пропадать. На улице стояла тишина, в лагере наступило время отбоя. Фонари уже выключили, высоко в небе щедро высыпало звёздами, каких не увидишь в городе, а над корпусом поднималась полная луна.
* * *
Вернувшись в корпус, ребята снова зашли к Бомбе. Её версия путаницы с "Зарницей" была, конечно, несколько искажённой и щадящей её самолюбие, но мальчики скромно промолчали и только кивали в ответ.
– Значит, завтра за нами приедут до обеда, я не знаю, что будем делать, если ваша обувь не успеет высохнуть. Это надо же было умудриться так вымокнуть! – кудахтала Бомба.
– Успеет, – заверил её Артём. Уверенности в этом, конечно, у него не было, но очень уж хотелось на "Зарницу".
– Я тут развесила ваши шмотки, у вас в палате ничего не высохнет. Сейчас марш к себе, уже отбой был, завтра разберёмся.
Мальчишки бегом поднялись в палату. Было непривычно пустынно и тихо, обычно в палатах не утихали ещё долго после отбоя.
– Не высохнут ведь кроссовки, – обречённо сказал Олежка.
– Ну и фиг с ними, поедем в мокрых. – ответил Артём, раздеваясь. – Мокрые кроссовки - это не мокрые трусы. Если хочешь, конечно, оставайся, а я хочу на "Зарницу".
– Не, ну я тоже хочу! – согласился Олежка.
Артём остался в одних трусах, почесал голую коленку, потом подошёл к ведру в углу, выбрал себе яблоко и обтёр с него грязь полотенцем для ног.
– Тебе достать яблоко? – спросил он Олежку.
– Да нет, не хочу.
– Как хочешь, – пожал плечами Артём. Потом он вернулся к кровати, сбросил с себя трусы и нырнул под одеяло голышом.
– Ты чего, без трусов спать будешь? – обалдел Олежка.
– Ага, – беспечно отозвался Артём, взбивая подушку.
Мама строго запрещала Олежке спать голым, хотя иногда ему и хотелось, когда было особенно душно.
– Мама мне говорила, что спать голым вредно для здоровья.
– Туфта, – фыркнул Артём. – Яйца тоже должны спать как им хочется. – Артём устроился под одеялом и хрустнул яблоком.
Олежка хихикнул и задумался. В конце-концов, сегодня он много чего перепробовал и на здоровье это никак не отражалось. В корпусе ни одной живой души кроме Бомбы нет, и та на первом этаже. Ничего ведь особенного, если сегодня он попробует спать голым.
Олежка разделся до трусов, пошёл к двери, выключил свет, вернулся к своей кровати, в темноте стянул трусы и юркнул под одеяло. В постели было необычайно чисто, уютно и хорошо, всё тело плавилось и гудело после такого длинного дня. От тишины в ушах стоял звон, только Артём где-то рядом хрустел яблоком.
– Кусай, – приказал Артём Олежке, сунув ему надкусанное яблоко прямо под нос.
– Да не хочу я! – отнекивался Олежка, но яблоко откусил.
* * *
Мальчики лежали в темноте и неспешно переговаривались о том, какая завтра будет "Зарница", вспоминали сегодняшний забор, посмеивались над Бомбой.
Олежка вздрогнул, почувствовав, как под одеялом чья-та горячая рука дотронулась до его бедра. Он напряжённо умолк, сердце уже знакомо застучало, дыхание перехватило. Рука погладила бедро и стала шарить по животу, спускаясь всё ниже, пока не нашла Олежкин писюн. Артём ласково перебирал пальцами Олежкины яйца и стал потихоньку дрочить. Сейчас у Олежки не было перед глазами гипнотического Артёмкиного хуя, но эффект был тот же.
Олежка вздохнул и признался себе, что Артём был прав: новое занятие ему понравилось. Закрыв глаза, он погрузился в свои ощущения, а потом протянул руку под одеялами и нащупал Артёма.
Мальчики долго дрочили в тишине. Потом Артём задышал громче и чаще. Олежка слега удивился и заметил, что Артёмкин хуй в его ладони стал ещё твёрже. Артём начал подмахивать и извиваться всем телом. Олежка подумал было остановиться:
– Хватит что ли?
– Нет, давай быстрее, – хрипло выдавил Артём. Он перестал дрочить Олежке хуй, хотя из руки его не выпускал. Он был полностью занят собой.
Олежка увеличил темп и с интересом следил за тем, что происходит с Артёмом. Артём ещё какое-то время агонизировал, а потом со сдавленным стоном выгнулся дугой. Олежка почувствовал что-то скользкое и мокрое и одёрнул руку.
– Чего это? – озадаченно спросил он, поднося свою руку, всю залитую чем-то странным ближе к глазам, пытаясь в темноте что-то разглядеть.
– Кончил, – расслабленно ответил Артём, облизывая губы.
Олежка ничего не понял. Потом он что-то вспомнил из прочитанного и догадался. Он понюхал сперму, запах был необычным и довольно противным. На вкус её Олежка пробовать не решился. Он сел в кровати, дотянулся до спинки у ног, нащупал полотенце и вытер руку. Артём приподнялся в постели, подпёр голову рукой, согнутой в локте, другой рукой ухватившись за Олежкин хуй.
– Теперь ты давай.
– Я не умею, – сказал Олежка.
– Научишься, – уверенно заявил Артём.
Артём неистово дрочил, Олежка долго старался, но ничего не получалось.
– Ничего, потом получится, сам увидишь – сказал Артём.
Олежка прерывисто вздохнул, ему очень хотелось кончить как Артём, чтобы узнать, что это такое. Он решил, что в другой раз обязательно попробует. Глядя в темный потолок, Олежка ощупывал свои яйца, ему было хорошо.
– А ты давно дрочишь? – спросил он Артёма.
– Года два уже дрочу, – отозвался тот. – Меня старший брат научил. Пока кто-нибудь не научит, сам ничего толком не сумеешь.
"Ну, это сомнительно как-то." – подумал Олежка. Сам он уже полгода назад попробовал, хотя и не так долго и ощущения не те. И самое главное, он никогда ещё не кончал, не ставил целью кончить. "Может быть, если подрочить хорошенько, то получится." – решил Олежка.
– Мы и ебались тоже, – добавил Артём после паузы.
– Как это? – удивился Олежка.
– Ну как, хуем в попу, – совсем сонным голосом ответил Артём и громко зевнул.
Олежка поразился новой мысли, но это было вообще за пределами его понимания. Такого он нигде не читал. Как же это вообще может быть? Должно быть, очень сложно. "Всё-таки непонятный этот Артём, столько всего знает..." – подумал Олежка.
Ему хотелось разговорить Артёма, но тот уже заснул и мирно посапывал. Олежка полежал ещё немного, в последний раз проверил, на месте ли яйца, повернулся на бок и вскоре провалился в сон.
ГЛАВА IV.
Очнулся Олежка от чего-то горячего, что казалось продолжением сна. Разлепив веки, он увидел окно, за которым брезжил рассвет, в полной тишине было слышно, как перекликались отдельные соловьи. Тут он вдруг осознал, что горячим был Артём, который прижимался к его спине. Пока Олежка спал, Артём переполз к нему под одеяло и теперь обнимал его рукой, утыкаясь упругим хуем Олежке в бедро.
Олежка потянулся со сна, было хорошо и спокойно, как бывает только на рассвете. Вспомнив вчерашний вечер, Олежка удивился, как много всего успело произойти. Ещё сутки назад Артём был обычным приятелем, успел побывать лютым врагом, а сейчас прижимался к нему, как к родному.
Артём пошарил рукой Олежке по груди, животу, потом взял ладонью Олежкин хуй и стал его дрочить. Олежка тихо лежал и думал, что прижиматься так близко – это лучшее, что может быть. Было что-то успокаивающее от такой близости, последний раз похожее ощущение приходило, когда он спал маленьким с мамой.
Давно прошло то нервное напряжение, которое Олежка испытывал вчера, моясь в душе. Эпизод на качелях казался просто смехотворным. "Не стоило так переживать," подумалось Олежке.
Артём потёрся об Олежку, их ноги вплелись одна в другую. Олежка почувствовал, как затвердевший Артёмкин хуй скользит вдоль ноги и тыкается в ягодицу.
– Давай будем ебаться, – прошептал вдруг над ухом Артём. – Тебе понравится.
Мелкая дрожь от неизвестности снова охватила Олежку, как в первый раз. Однажды Артём уже оказался прав и Олежке понравилось, но неизвестность приводила в замешательство. Олежка ничего не ответил. Артём помолчал какое-то время.
– Только ты должен совсем расслабиться, будто спишь, – сказал Артём. – Тогда тебе обязательно понравится. Запомнил?
Олежка снова промолчал, сердце хотело выскочить наружу и билось где-то возле горла. Артём больше не переспрашивал, послышалось, как он что-то слюнявил, потом Олежка с трепетом ощутил, как что-то скользкое прошлось ему между ягодиц и заскользило где-то возле самого отверстия. Это был всего лишь Артёмкин палец, но Олежке показалось, что это настоящий твёрдый хуй. Стало страшновато.
Артём неспеша протолкнул палец в отверстие и стал двигать им. Олежка попытался напомнить себе: "Совсем расслабиться", но расслабиться было трудно. Ощущение было странным, будто в попе чесалось и щекотало. Какое-то время ничего не менялось и Олежка стал привыкать.
Артём немного повернул его в постели лицом вниз, а сам почти весь лёг на него сверху. Олежка мелко колотился, придавленный и придушенный Артёмом. Артём погладил круглые Олежкины ягодицы, снова зачем-то полез что-то слюнявить. Повозившись, он чуть раздвинул Олежке ноги и лёг сверху, прижимая Олежку всей тяжестью.
Олежка снова ощутил щекотное и скользкое возле отверстия, но это было уже по-другому. Что-то стало как будто раздвигать его изнутри, Олежка расширил глаза и невольно напрягся, ожидая неизвестного.
– Ой! – внезапно пискнул Олежка, а потом вдруг громко и коротко крикнул от резкой боли, будто полоснули ножом:
– Аааа!
– Шшшш, всех разбудишь! – прошипел над ухом горячий Артёмкин голос.
Мысли у Олежки лихорадочно метались, нужно было остановить эту боль, иначе он и вправду закричит в голос и весь лагерь прибежит смотреть, как они ебутся. Однако Артём медленно, но уверенно делал своё чёрное дело, просунул хуй почти до конца и глубоко выдохнул, навалившись сверху. Слёзы от обиды выступили у Олежки. На этот раз Артём обманул, ничего приятного не было. Стало горько от того, что он доверился этому негодяю.
– Олежик, говорю тебе, надо расслабиться, – напористо прошептал где-то над ухом Артём.
В это слабо верилось, но, попробовав дёрнуться из-под Артёма, Олежка понял, что вырываться будет ещё больнее и закусил губу. Подёргавшись, Олежка снова попробовал расслабиться. На этот раз получилось лучше и боль стала тупой, потом утихать. Было ощущение, что срочно необходимо посрать.
Артём полежал какое-то время на Олежке, потом просунул руку под него, обхватил Олежкин хуй и стал дрочить. Потом начал медленно двигать тазом. В попе у Олежки засвербило, но боли уже почти не было. Олежка доверился чувству и постарался ещё лучше расслабиться, почти заснуть, если это было возможно в таком положении.
В какой-то момент боль совсем ушла, осталось странное чувство в попе. Тем временем, вернулись приятные и знакомые ощущения от того, что Артём дрочил ему писюн. Артёмка стал двигаться размашисто и елозить сверху на Олежке. Было очевидно, что он проделывает это не в первый раз.
Немного успокоившись, Олежка собрался с мыслями и отдался новым ощущениям, которые волей-неволей вынужден был терпеть. Вся промежность полыхала как печь, казалось, уже давно всё должно было взорваться изнутри, но никак не взрывалось.
Артём вошёл в раж и вспотел, под одеялом стало невыносимо душно.
– Задохнусь, – пискнул снизу Олежка.
– Счас, уберу, – тяжело дыша глухо отозвался Артём.
Остановившись на мгновение, одним движением руки он сбросил со спины одеяло, которое свалилось на пол. Сразу стало легче. Артём скользил и извивался на Олежке, увеличивая темп.
Внезапно Олежка почувствовал, как жар разлился по всему телу, кружилась голова и пересохло во рту. Вспомнилось, как он однажды лежал с высокой температурой и папа ставил ему горчичники. Артём заботливо дрочил Олежке хуй, ощущение стало замечательным. Если бы не боль, испытанная вначале, то Олежка мог сказать, что ему нравится. Артёмкины движения стали отрывистыми и неровными, чувствовалось, как он плюхается жарким потным животом в ягодицы и щекочет холодными яйцами. Второй свободной рукой Артём обхватил Олежку за грудь и стал пощипывать сосок. Тёплое, разлитое по телу, стало разбухать и шириться по нарастающей, челюсти сводило, как от сладкого мёда.
И тут Олежку будто током пронзили, а перед глазами поплыли красные с зелёным круги. "Кажется, он сломал мне спину!" – успел подумать Олежка и выгнулся в агонии. Потом ток убрали и как будто ничего не произошло, никакой боли от тока вовсе не было. Артём отрывисто дышал над ухом и скоро стал корчиться в конвульсиях. Олежка уже понял, что он кончает. И вправду, Артём почти сразу выдохнул и в изнеможении остановился, лёжа и плавясь на Олежке. Чувствовалось, как совсем рядом колотится его сердце.
* * *
Полежав немного ещё, Артём приподнялся на руках, осторожно выскользнул из Олежкиной попы и перевернулся на бок. Олежка сразу почувствовал изменения, всё тело стало густым и сладким, как после бани. Ничто не беспокоило. Не хотелось двигаться, чтобы не спугнуть это ощущение.
Полежав так немного и отдышавшись, Олежка рискнул повернуться на бок. Кто знает, может у него позвоночник сломан... Позвоночник оказался целым и хорошее чувство не ушло. Олежка протянул руку, чтобы поправить писюн и отдернул её, как ошпаренный, наткнувшись на что-то липкое. То же самое липкое он обнаружил и на простыне под собой. Первая мысль была, что это Артёмкина сперма, но как она могла оказаться везде было загадкой.
Артём лежал рядом на боку, уже совсем ровно дыша, и смотрел в лицо Олежке.
– Ну, как кончил? – спросил он Олежку.
– Кто кончил, ты? – не понял Олежка.
– Да кто, ты конечно! – ответил Артём и рассмеялся. Он протянул руку и стал утирать Олежке размазанные по лицу слёзы и сопли.
Тут до Олежки дошло, что это ОН кончил и это ЕГО сперма, собственная. Сердце снова гулко застучало. "Неужели это так?" – никак не мог поверить ошарашенный Олежка, "Этого не может быть." Олежка полежал и почувствовал, что ему нужно в туалет.
Перевернувшись и спрыгивая с кровати, он всё ещё боялся, что вернётся боль, но тело было замечательно чудесным и лёгким. Прямо босиком, даже не подумав натянуть трусы, он выскочил в коридор и, забежав в туалет, включил свет. Зажмурившись от яркой лампы, он первым делом внимательно рассмотрел свой писюн, ещё раз его пощупал и убедился, что на нём полно густой спермы. Понюхав её, он узнал запах сразу, правда ничего противного не было, – может быть потому, что это была его собственная сперма. Поколебавшись, он рискнул её лизнуть, на вкус она была солёной и обволакивала рот, в горле запершило. Поплевавшись, он открыл кран и прополоскал рот.
* * *
Обратно в палату Олежка скакал по коридору облегчённо, всё оказалось не так ужасно, хотя боль было трудно забыть. Было что-то весёлое и озорное в том, что он здесь, в знакомом коридоре бежал голый, с болтающимся из стороны в сторону хуем. Вот бы сейчас его увидели! – со смехом подумал Олежка.
В палате он задержался в дверях и бросил взгляд на свою постель. Вид у неё был жуткий: одеяло на полу, простынь и подушка смяты, будто танком по ним проехали. Посреди этих руин красовался обнажённый Артём, который беспечно задрал ноги и грыз яблоко. Уже почти совсем рассвело.
Олежка подошёл к кровати и сел рядом с Артёмом.
– Ну, понравилось ведь? – спросил Артём.
– Только я не думал, что так больно.
– Говорил же тебе, расслабляйся сразу и нефиг тут думать!
– Я пробовал, не получается.
– Так получилось ведь!
– Ну да, потом получилось, – задумчиво согласился Олежка. – Но я думал я тут сдохну.
– От этого ещё никто не подыхал, только рождались, – засмеялся Артём. – Правда, у тебя вряд ли кто-нибудь родится, – иронично добавил он.
Олежка уловил юмор и ляпнул Артёма рукой по голой ляжке.
– Счас выебу! – шутливо вскинулся Артём. – А ебаться нравится всем, даже слонам.
Мальчики повалялись ещё немного, потом Олежка глянул на тумбочке часы:
– Полшестого только, можно ещё поспать.
– Давай, подрыхнем. – согласился Артём и переполз к себе в постель.
Олежка пошёл и приоткрыл окно, свежий воздух с улицы влился и наполнил комнату. Потом Олежка вернулся, брезгливо потёр свою простынь полотенцем и покачал головой, заметив, как они насвинячили. "Плевать, скоро смена белья всё равно", – махнул он рукой и забрался под одеяло. Сон, однако, не шёл. Мысли приобретали какой-то упорядоченный вид.
– А ты с кем ебался, с братом? – спросил он Артёма.
– Угу, – кивнул тот. – Он меня выебал первый раз год назад. Ну и елда у него! Ты бы потерял сознание, только увидев этого монстра.
– А почему монстра?
Артём с укоризной посмотрел на Олежку и хмыкнул:
– Ну какие монстры бывают в 17 лет, прикинь! Огромный хуй, такой засадить и не встать. По первой думал порвёт на куски, а сейчас уже пофиг, привык.
Олежка подумал, что ему, наверное, повезло, что его ебал Артём своим не очень крупным хуем. Внезапно его осенила мысль:
– А я тебя когда ебать буду? – лукаво глядя на Артёма спросил Олежка.
– Ебать можно только будучи выебанным десять раз. – пафосно ответил Артём. Олежка прикинул, что это многовато.
– Может хватит и пяти?
– Ну чего ты со своими "пяти", "пяти", сказано десять! – отрезал Артём.
– Странные правила, кто это их придумал?
– Правила как правила, – уклончиво ответил Артём. – Давай спать, завтра, то есть сегодня уже, на войнушку идти.
Олежка подумал, что было бы полезно проверить сейчас, как сохнут их кроссовки, но они стояли в комнате у Бомбы. Наконец, Олежка мирно задремал.
* * *
Дверь распахнулась, открытое окно стукнуло от сквозняка. С улицы уже вовсю ломилось солнце, в дверях стояла Бомба и верещала:
– Подъём, быстренько, давайте!
Олежка сонно повернулся, потянулся и совсем было привычно скакнул из постели, но вдруг вспомнил, что сегодня он спит голый. Трусы валялись далеко от кровати, дотянуться до них не вставая было невозможно. Ко всему, он обнаружил у себя утреннюю эрекцию.
– Да, сейчас... – промямлил он и закрыл глаза, надеясь, что Бомба выйдет.
– Что значит "сейчас"? Немедленно вставайте! – фурией налетела Бомба.
– Да встаём уже... – недовольно протянул из-под одеяла Артём, однако не двинувшись.
– Ну что, так и буду здесь стоять над вами? – Бомба потопталась, фыркнула и вышла в коридор. Мальчики переглянулись и захихикали. Олежка стал замечать вокруг острые ароматы, вся постель пропахла особенным Артёмкиным потом и напоминала о ночных приключениях, которые казались сном. Олежка уткнулся носом в подушку и втянул в себя тонкий запах, такой новый и такой знакомый. Наконец, они вскочили и мигом оделись.
ГЛАВА V.
– Ну, значит, всё взяли? Спальные мешки свои не забыли? – суетилась Бомба. После завтрака военные прислали автобус, чтобы забрать опоздавших на "Зарницу" и уже ждали у ворот.
– А у меня нет спального мешка, – озадаченно произнёс Олежка.
– Как это нет мешка? Вас разве в городе перед отправкой в лагерь не предупреждали, что в программе "Зарница", походные условия?
– Он приехал позже на неделю, – ответил за Олежку Артём.
– Это просто невыносимо! Господи, что же делать теперь, мне один лишний спальник отдали, а тебя теперь куда?
– Ну, с кем-нибудь вдвоём поместится, – предположил Артём.
– Ну только не со мной! Я женщина не мелкая, – прокудахтала Бомба, трясясь от смеха всем жирным телом. Олежке было не смешно.
– Ну, в мой спальник поместится, я думаю, – великодушно сказал Артём и скосился на Олежку. Олежка пытался было вставить слово, но Бомба его оборвала:
– И прекрасно, и замечательно, всем удобно. Всего одна ночь, что за церемонии такие!
Олежкины кроссовки совсем почти высохли, у Артёма были ещё сырыми, но он мало беспокоился на этот счёт. Ребята вышли к воротам, забрались в конец автобуса и поехали на войну.
* * *
Военные всё организовали грамотно, был устроен палаточный лагерь. Из воинской части привозили походную кухню на прицепе и кормили солдатской баландой и кашей. Команды были уже сформированы, вчера, как выяснилось, проводилась подготовка, так что Артём с Олежкой пропустили немного, самое интересное было впереди. В штабе решили определить их в разные команды. Ребята получили деревянные муляжи автоматов и нашивки, Олежка – красную, Артём – синюю. День прошёл в ориентировании на местности, два офицера руководили вожатыми.
Олежка почти всё время провёл в своей команде Красных и видел Артёма только за обедом и ужином. Бомба сидела в лагере, инструктируя девчонок, которые изображали медсестёр. Ссылка была ей в тягость, она привыкла к своей комнате в двухэтажном корпусе и в палаточном городке очень страдала.
Когда скрылось солнце и уехала походная кухня, ребятня ещё долго сидела кругом у костра, пекли картошку, орали песни под гитару и рассказывали страшные истории. Наконец, был объявлен отбой и все разбрелись по палаткам. Кое-где ещё можно было слышать смех и песни.
Бомба отыскала у костра Олежку с Артёмом и погнала их в палатку. Больше всего она боялась, что они снова потеряются. В палатке было тесновато, сыро и зябко, поместились только Бомба, Артём с Олежкой и ещё двое из их отряда. В другие палатки втискивали по 8 человек, так, что негде было повернуться. Бомба в спортивном костюме, поохав, влезла в спальный мешок, велела всем укладываться и закрывать вход от комаров.
Днём Олег бегал в шортах, но у него были с собой тренировочные штаны и он надел их на ночь. Артём плевал на холод:
– Меня согреет товарищ, – сказал он, остался в майке и трусах и залез в мешок первым. Двое других соседей по палатке заржали. Олежка потоптался и втиснулся рядом с Артёмом, повернувшись калачиком к нему спиной. Мешок застегнули на молнию.
Там и сям возились, устраиваясь и жалуясь на сырость, потом угомонились, только Артём с Олежкой пинали друг друга в своём мешке. Наконец, Бомбе это надоело и она цыкнула:
– Так, всё! Что там за возня?
– Ин Михална, а он пёрнул! – плаксиво пошутил Артём. Двое соседей опять заржали.
– Я сейчас вышвырну вас обоих комарам! – её туша колыхалась где-то рядом. – Господи, ну что за наказание! – бормотала она себе под нос.
Олежка придумал месть Артёму, изловчился и негромко пёрнул, уже по-настоящему. Снова все заржали. Бомба не поворачиваясь ляпнула рукой по мешку, попав, однако, по Артёму.
– Ойййй... – театрально заныл Артём, а сам тихо зашипел на ухо Олежке, – А вот за это выебу!
Олежка почувствовал, как Артём сжал его сзади в своих цепких объятиях, засунул руку ему в штаны и схватил за яйца. Олежка замер, в горле пересохло. Рука безжалостно и настойчиво стянула вниз его тренировки вместе с трусами. Артём подрочил Олежкин писюн, пока тот не встал.
Где-то неподалёку два раза ухнула сова, было жутковато. Артём долго дрочил в тишине, Олежка чуть не заснул, потом палатка наполнилась густым храпом Бомбы.
Артём засопел чаще, спустил где-то у Олежки за спиной свои трусы почти до колен и уткнулся тёплым хуем в ягодицу. Над ухом у Олежки зазвенел комар, Олежка выпростал руку и хлопнул себя по щеке, в это время он почувствовал, как знакомый слюнявый палец воткнулся ему в попу. Повернуться в тесном мешке было невозможно, Олежка судорожно напрягся, но тут же вспомнил вчерашнюю боль.
– Если сейчас не расслабишься, Бомба выебет нас обоих, – прошелестел Артём. Олежка боялся боли и вспотел от страха, но деваться было некуда и он вяло обмяк.
Скользкий Артёмкин хуй стал медленно проситься в попу к Олежке и вдруг, к удивлению Олежки, вошёл совсем легко. В спальнике стало влажно от сырости и пота, пахло клопами.
Очень медленно, стараясь попасть в такт с храпом Бомбы, Артём двигался у Олежки в попе и мелко дрочил ему хуй. Оба мальчика старались не дышать.
В ту ночь они не стали кончать во избежание жертв и разрушений и заснули, когда свет уже стал пробиваться через щели. Утро встретило палаточный городок росой, туманом и щебетом птиц.
* * *
Новый день был решающим, настало время битвы и команды разбрелись по позициям. Планы тщательно хранились в секрете, мальчишки всерьёз увлеклись игрой и переглядывались заговорщицки.
Олежка играл за Красных, ему досталась важная задача: охранять боевое знамя. Противник охотился за знаменем и Красные выработали план, по которому нужно было прятать знамя в скрытом месте. Над развёрнутой картой полигона в штабе ребята долго спорили, где лучше всего устроить тайное убежище и выбрали один из блиндажей в сложной системе окопов на ничейной территории в стороне от главных боевых действий. Большая группа противника вряд ли могла забрести в ту местность, а прочесать её малыми силами было почти невозможно.
Олежку в последний раз проинструктировали, снабдили трофейной консервой, отнятой у врага ещё вчера и отправили с двумя сопровождающими пробираться к блиндажу.
В узком, сыром блиндаже пахло землёй и мышами. Олежку оставили одного, а сопровождающие вышли по траншеям на ближайший фланг, чтобы контролировать передвижение противника и в случае угрозы прорыва немедленно вернуться к блиндажу и вывести Олежку со знаменем в безопасное место. Все очень серьёзно относились к игре.
Синим было достаточно захватить боевое знамя Красных, чтобы выиграть, поэтому Олежка сознавал собственную значимость и затаился, вслушиваясь и изредка поглядывая наружу.
Вскоре от безделья Олежка стал томиться. "Хоть бы книжку что ли надо было взять, или оставить кого-нибудь для компании." – размышлял он. Помыкавшись, он присел в угол на корточки, стал клевать носом и чуть не заснул, – сказывалась бессонная ночь. Вокруг было тихо, только жужжали мухи и шмели.
Олежке захотелось отлить, он долго крепился, но потом решил всё-таки выбраться в траншею. Пощупав знамя, спрятанное на груди, он осторожно выглянул и, пригибаясь, вышел в окоп. Никого вокруг не было. Возращаясь в блиндаж, он не смог сдержать любопытства и высунул голову осмотреться. Ни одной живой души, только голоса где-то далеко в стороне. Олежка вытянул тонкую шею, но всё равно ничего не было видно. Он махнул рукой, вернулся в блиндаж и сел на земляной пол. "Открыть что ли трофейную консерву..." – лениво подумал Олежка. Достав нож, он стал, пыхтя, резать трудно поддающуюся крышку, ржавый нож отвратительно скрипел.
Внезапно где-то рядом послышались шаги, Олежка уронил нож с консервой и метнулся в другой угол к своему деревянному автомату. В этот миг в узком проёме входа в блиндаж появился тёмный силуэт с автоматом наперевес.
* * *
– Сдавайся или смерть! – выкрикнул в блиндаж силуэт.
Олежка сжался и в отчаянии подумал, что может быть это свои проверяют. Силуэт шагнул в блиндаж и в полумраке Олежка узнал Артёма в немецкой каске времён второй мировой войны.
– Тьфу ты, – чертыхнулся Олежка, – я думал кто-то чужой. Ну у тебя и видок!
Но Артём свёл брови и очень серьёзно сказал:
– Так оно и есть, вы – Красные, мы – Синие.
– Да брось прикалываться... – пролепетал Олежка.
– Никаких приколов. Давай лицом к стене, – приказал Артём, – и без шуток!
Кровь закипела от бешенства. Олежка повернулся к стене и пообещал себе больше никогда с таким подлым товарищем никаких дел не иметь. Артём обыскал Олежку и обнаружил знамя Красных.
– Тээкс, ну вот вы и просрали. Гутен морген.
Олежка думал: "Лишь бы всё побыстрее кончилось." Позор, который ждал его в штабе даже не было желания себе представлять.
– Фашист! – коротко бросил он Артёму в лицо.
– Хм, – буркнул Артём и исподлобья посмотрел на Олежку. – А я думал мы сможем договориться...
Олежка в недоумении глянул на Артёма и ничего не понял.
– Ну да, вот именно. Но предупреждаю: методы у меня фашистские.
Помолчав, Артём осклабился, сгрёб рукой у себя в паху и сказал:
– Отсосёшь – и знамя ваше.
– Как... это? – обалдел Олежка.
– В рот возьмешь. Тебе даже понравится, – ухмыльнулся он.
Мысли Олежки заметались, как мыши, он соображал, чем это ему грозит. Снова неизвестность и опять этот Артём что-то сомнительное предлагает. Олежке очень хотелось, чтобы его команда выиграла, но какой ценой? Снова какая-нибудь отвратительная боль, хотя, если прикинуть, рот широкий, только язык мешает...
Артём уже спустил шорты до колен, шагнул вплотную к Олежке и надавил ему руками на плечи:
– На колени!
"Это ведь игра... На войне как на войне." – подумал Олежка и упал на колени. Так близко он Артёмкин хуй ещё не видел. Даже в полутьме было заметно, как хуй пульсирует и пунцовая головка хищно разевает змеиную пасть. Сердце подпрыгнуло, упало и в ушах зазвенело.
Артём взялся рукой за свой хуй и приставил его Олежке прямо к самым губам, провёл по ним несколько раз и стал пропихивать в рот. Олежка инстинктивно отшатнулся, но Артём второй рукой взял его за стриженый затылок и стал вдавливаться ему в глотку.
Хуй начал двигаться взад-вперёд, никакой боли не было, только пришлось открыть пошире рот. Обильная слюна быстро заполнила рот и хуй заскользил, как горячая сосиска в масле. Олежке вспомнилось, как он однажды баловался дома с сосиской за столом и получил нагоняй от отца.
Ничего страшного не случалось. Он закрыл глаза. Артём двигался уже знакомыми движениями, всё повторялось, но было каким-то другим и нереальным. Челюсть немного онемела, но можно было терпеть. Артём взял голову обеими руками и стал ерошить пальцами Олежкин затылок, стало томительно и сладко.
Артём задвигался резче, слюна хлюпала во рту у Олежки, потом хуй отвердел как поручни в трамвае, Артём задержал дыхание, дёрнулся и Олежка стал захлёбываться обжигающим солёным соком. Артём не выпускал его голову из рук и Олежка, давясь, судорожно заглатывал слюну пополам со спермой, текло через край и заливало подбородок.
Артём остановился и быстро обмякший хуй выскользул изо рта. Олежка открыл глаза, икнул и облизал губы. Рот обволакивало, он стал отплёвываться и вытирать подбородок.
Тем временем, Артём уже натянул шорты, сел на землю рядом с Олежкой, снял свою дурацкую каску, достал флягу и протянул ему:
– На, попей.
Олежка глотнул холодный кислый морс с еле уловимым запахом кофе из фляги и вернул её Артёму. Тот запрокинул флягу и стал жадно лакать.
– Ну как, понравилось? – спросил Артём уже дежурной фразой.
– Ничего особенного, – пожал плечами Олежка. Он не лгал, особенного действительно ничего не было. Сначала ему казалось, что его стошнит, но потом и это чувство прошло. Вкус спермы ещё оставался во рту и губы немного зудели, но сейчас для Олежки было важнее сохранить знамя. Он слегка беспокоился, не обманет ли его Артём.
* * *
Артём не обманул, он бросил свёрнутое вчетверо знамя Красных Олежке на колени, и тот торопливо спрятал его обратно.
– О, пожрать самое время! – Артём заметил Олежкину консерву в углу. Он быстро расправился ножом с крышкой и мальчишки стали есть из банки тушёнку, запивая морсом из фляги.
Поев, Артём вышел из блиндажа отлить, потом вернулся обратно.
– А как ты меня вычислил? – спросил Олежка. Ему было любопытно, не подстроено ли всё это. Его терзала досада, что он так бездарно лажанулся. Артём усмехнулся и ответил:
– Очень просто. Меня штаб в разведку послал, я здесь на окраине леса с дерева наблюдал. Нечего было высовываться, твою голову я узнал сразу.
– Надо было каску надеть, наверное, – предположил Олежка. Мальчишки поржали и замолчали.
Тут снаружи донеслись шаги и кто-то произнёс пароль Красных. Ребята напряглись, Олежка метнул взгляд на Артёма и вдруг, схватив его деревянный автомат, наставил на Артёма.
– А теперь ты мой пленный, – сказал Олежка и высунул язык.
– Блядь! – вырвалось у Артёма и он рассмеялся.
В блиндаж заглянули двое, сопровождавших Олежку, один из них сказал:
– Как тут обстановка?
– Вот, взял в плен неприятельского лазутчика, – улыбнулся до ушей Олежка.
* * *
Красные выиграли "Зарницу". Олежку все поздравляли с победой, начальник лагеря потом на торжественной линейке наградил его почётной грамотой. Однако, никто не задумывался о том, что исход сражения иногда решает один солдат, если он готов заплатить за победу любую цену.
ГЛАВА VI.
На следующий день после возвращения с "Зарницы" в лагерь у Артёма с Олежкой поднялась температура. Видимо, ночь в промозглой палатке и сырой блиндаж не пошли на пользу для здоровья. Вначале предполагали пищевое отравление, но врач медпункта, проведя осмотр, отправил обоих в изолятор.
Было невесело, раскалывалась голова, болело горло. Изолятор встретил ребят нудной белизной и запахом карболки и хлора, палата с тремя койками выходила окном на футбольное поле и смотреть, как другие пацаны гоняют мяч было тоскливо. Режим был строгим и никакой свободы.
Кроме Олежки и Артёма в палате лежал один мальчик, у него был несложный ушиб и его выписали на следующий день. Двигаться особенно не хотелось, температура держалась, ребят пичкали таблетками и заставляли есть какую-то гадкую размазню вместо человеческой пищи.
* * *
Вечером после отбоя Олежка лёжа читал какую-то фантастику, Артём ковырялся в кроссворде.
– Материк в Южном полушарии. Девять букв. – И сам себе ответил: – Австралия.
Олежка одним ухом слушал, но фантастика была интересней.
– Человеческий член. Слово из трёх букв, – сказал Артём, сосредоточенно разглядывая кроссворд.
Олежка звонко рассмеялся.
– Что, прямо так и написано? – недоверчиво спросил он.
Артём не успел ответить. Дверь в палату открылась, вошла медсестра и потушила свет.
– Всё, отбой.
Мальчишки заныли, но сестра развернулась и ушла к себе. Сквозь стекло сверху над дверью из коридора лился призрачный свет, как будто в коридор повесили луну, но читать было невозможно. Олежка вздохнул и отложил книжку на тумбочку. Спать не хотелось.
– А сосать ты не умеешь, – брякнул Артём.
Олежка неопределённо хмыкнул и в памяти всплыл блиндаж. Он по-прежнему испытывал смешанные чувства по поводу того эпизода. С одной стороны, оставался какой-то неприятный осадок, с другой Артём всё же оказался другом и отдал победу в "Зарнице" Олежке, хотя наверняка желал этой победы для своей команды не меньше.
– Ну и не надо, – сказал Олежка.
– Да? Ну как хочешь... А то я мог бы у тебя отсосать, – с безразличием в голосе сказал Артём. Олежка слегка обалдел и задумался. Снова Артём придумывает что-то новое, но соблазн был велик.
Олежка лежал в одних трусах поверх одеяла и стал понемногу массировать у себя в паху, пока трусы не оттопырились. Артём понаблюдал, потом ухмыльнулся, отбросил кроссворд, спрыгнул со своей кровати и подошёл к Олежке.
– Давай поперёк, – скомандовал Артём, запуская руку себе в трусы и начиная дрочить. Олежка повернулся, подложил подушку за спину к стене и сел, свесив ноги, ожидая, что будет дальше.
Артём опустился перед ним на колени, прямо в лицо ему топорщились Олежкины трусы. Рукой он погладил бугор, потом стянул с Олежки трусы и бросил их на полу.
Розовый Олежкин писюн лежал и подрагивал, тщетно пытаясь дотянуться до пупка. Артём осторожно оттянул крайнюю плоть двумя пальцами и открыл пунцовую головку. Он нагнулся к ней, высунул язык и обвёл им вокруг. Олежка внимательно наблюдал, ему было щекотно, но хотелось продолжения.
Артём ещё пару раз провёл языком, затем прильнул губами и, распластав их вокруг головки, стал двигать своей вихрастой головой из стороны в сторону. Потом он повернул голову набок и проехался губами и языком вдоль всего хуя до самых яиц, оставляя слюнявый след. Высунув язык, он лизнул Олежкину мошонку, чувствовалось его тёплое дыхание, потом он полностью забрал яйца в рот. Олежка при этом вздрогнул и затрепетал. Чувствовалось, как языком Артём нежно двигает яйца у себя во рту, его зубы мелко покалывали, но было приятно.
Проехавшись губами обратно от яиц к головке, Артём вытянул губы трубкой, язык лодочкой и впустил весь Олежкин хуй полностью себе в жаркий рот. Олежка немного задержал дыхание от изумления и коротко выдохнул, – чувство было захватывающим.
Артём стал медленно двигать головой и слегка покусывать хуй зубами, от этого Олежка весь наэлектризовался и задышал чаще. Горячая Артёмкина грудь приятно грела ему колени и ляжки. Из-за кровати не было видно, но можно было догадаться, что Артём дрочил себе хуй, рука его дёргалась где-то внизу.
Артём причмокивая насаживался на Олежкин хуй, тыкаясь носом в живот и извивая во рту язык. Он бросил дрочить и подсунул обе руки Олежке под ягодицы. Олежка ощутил, как небывалый жар разливается по всему телу и начинает вибрировать внутри.
Где-то в конце коридора послышалось, как медсестра у себя на посту звякает какими-то колбами и инструментами. Свет из коридора стал ещё тусклее, – медсестра оставила включённой только свою настольную лампу.
В полумраке Олежка мог различить тёмную Артёмкину голову, склонившуюся у него в паху и обнимающие попу руки. Ему от этого стало как-то нежно и по-домашнему тепло, хотелось потрогать рукой Артёмкину щёку, но Олежка не решился.
Артём вынул одну руку из-под ягодицы и стал тёплыми пальцами сжимать и разжимать Олежке мошонку. Олежка затаил дыхание, чувствуя, как что-то густое поднимается и нарастает у него откуда-то из солнечного сплетения, выступая медовой сладостью на зубах. Неожиданно в глазах совсем потемнело, казалось, что сестра в коридоре выключила весь свет, а затем всё обрушилось.
Артём хлюпал спермой и жадно заглатывал её большими глотками. Олежка сидел весь опрокинутый и расплавленный и смотрел, как Артём облизывает его хуй.
* * *
На следующее утро ребята почувствовали себя здоровыми. От безделья они дурели, – ночью, когда уходила медсестра, мальчики забавлялись друг с другом, а днём отсыпались. Это стало их основным развлечением.
На четвёртый день под утро мальчишки гонялись по палате друг за другом нагишом, а потом начали бой на подушках. На шум появилась пожилая медсестра:
– Это что ещё за цирк?
Ребята прыснули со смеху и нырнули под одеяла. На утреннем обходе врач распорядился немедленно их выписывать.
ЭПИЛОГ
Быстро пролетел остаток дней в лагере до конца смены. Олежка уже без стеснения мылся в душе при всех без трусов. Он порядочно набрался дури от Артёма, они много времени проводили вместе и всегда придумывалось что-то новое.
Папа приехал за Олежкой в последний день смены в обед. Олежка даже удивился, что ему за всё время в лагере почти ни разу не захотелось домой. Он взахлёб рассказывал отцу про "Зарницу", про костры и песни под гитару.
Олежка упросил Бомбу, чтобы Артёма отпустили вместе с ними и пообещал, что его довезут до дома. Прощание с лагерем было коротким и не затянулось.
Выезжая из лагеря через посёлок, они проехали мимо забора, который ребята красили. На заборе красовалась свежая надпись сажей: "ХУЙ". Артём с Олежкой покатились со смеху.
©Стохастик, 2002
