Начну со старого анекдота.
Сидит, значит, наркоман у включенного вентилятора, подперев рукой зачумленную башку, смотрит задумчиво на вращающиеся лопасти и говорит: "Да-а, как б-ы-ы-стро лети-и-т вр-е-емя!"
И то правда.
Непрерывный калейдоскоп мелких событий, встреч, характеров стирают в памяти некоторые подробности, без которых сложно воссоздать то, что пережито.
Рассказать о былом есть что. Например, о том, как я впервые осознал, что я не такой, как все. Впрочем, "осознал" - совсем неподходящее слово. Почему? Читайте, вот моя история четвертьвековой давности.
Классе в пятом-шестом у меня сложился устойчивый круг друзей, с которыми мы проводили время веселейшим образом. Все наши ухаживания за дамами сводились лишь к подергиваниям их за косички и передразниваниям. Летом мы купались, гоняли на великах, играли в футбол, в "индейцев", в "клек", палили ночные костры, зимой - хоккей на замерзшем озерце, взятие снежных крепостей, коньки.
Фразы типа "а вот в наше время..." считаю ностальгическими, а не нравоучительными, но такова была тогда жизнь и мы, 11-тилетние подростки, были на редкость наивными, не придавали значения деньгам и положению наших родителей в обществе, почти никто в нашей компании не знал вкуса вина и пива, не курил (хотя все пробовали). Если бы нас спросил кто-нибудь о клее, косяках и проч., мы бы искренне посоветовали ему обратиться в ближайшую столярную мастерскую.
Нет, мы были далеко не паиньки, дрались часто и до крови с пацанами из соседних районов, опустошали сады особо недолюбливавшей нас публики. Извините, накакать под дверью соседей, что приходили с жалобами к твоим родителям, считалось делом чести каждого, а уж отсутствие в мальчишеском арсенале рогатки, самострела иль "пугача" было великим позором. Вспоминаются великие рыцарские побоища, когда на огромную поляну выходило до трех десятков "лыцарей" с деревянными щитами, копьями, луками. Была и "великая пластилиновая война", когда мы, насмотревшись исторических фильмов, под предлогом уроков труда скупали пластилин десятками пачек, лепили огромные дворцы, всадников, повозки и воевали при помощи стержней от авторучек с иглами, а наши мамы тяжело вздыхали, в который раз отскабливая полы от "резалтов" наших побед. Родители терпели наши шалости и мы их уважали.
Благословенное было времечко! Мы не искали занятий - они искали нас. Полная свобода действий нас не избаловала, но учила самостоятельно и быстро принимать решения. Но, как говорят, щас не об этом.
Как-то в разгар очередных баталий с одним моим корешем случилось мелкая неприятность - он подцепил где-то болезнь Боткина, то бишь "желтуху". Сам по себе факт незначительный, все мы и болели, и травмы случались нешуточные, если бы не цепь последующих новых и странных для меня событий.
Самой собой, друга уложили в инфекционную больницу, и мы, дабы скрасить его одиночество, частенько приходили туда, поднимались по уличной пожарной лестнице на второй этаж, откуда была видна его угловая палата и устраивали там всякие хохмы для поддержания боевого духа товарища.
Народец в палате был практически одного возраста - все пацаны от 10 до 13 лет, которые живо откликались на наши "сценки из жизни пионэров". Был там мальчишка лет 11-и. Пацан как пацан, среднего роста, черненькая челочка, белое личико, родинка на правой щеке. Поначалу я его даже не замечал, так как он тихо лежал или сидел у себя на кровати в уголке палаты и дневной свет, отражаясь от окна, не позволял мне рассмотреть его внимательнее. Как я узнал впоследствии, у него была какая-то осложненная форма болезни и только недели через две он смог подойти к окну.
В один из наших приходов, выкидывая очередной фортель, я впервые увидел его в окне. Удивительно белый цвет кожи его лица резко контрастировал со смоляными волосами. Его темные глубокие глаза смотрели на меня, не отрываясь... Он стоял, оперевшись руками о подоконник, и улыбался МНЕ. Если бы вы видели, КАК он мне улыбался! Для меня это был удар током, шок, которого я не испытывал за всю свою прежнюю жизнь!
Он был, безусловно, очень красив собою. А ЕГО улыбка... Я никогда не видел, чтобы мальчишка мне ТАК улыбался. Он улыбнулся, и я сразу все понял: для чего я появился на этот свет и для кого я живу, вмиг в моем сознании пролетели десятилетия и я неожиданно повзрослел, забыв себя прежнего - того хулиганистого мальчишку с нашей улицы. Быстро свернув все наше увеселительное действо, я поплелся в кучке друзей, невпопад отвечая на их приколы. В голове у меня царила полная неразбериха. "Пацан... как-то странно он мне улыбался. Интересно, он отличник? Худенький какой-то, доконала его эта болезнь...". Ясно было лишь то, что с этого момента я буду приходить ежедневно к своему другу, чтобы увидеть ЕГО.
Не знаю, что мною двигало в то время, но после уроков ноги сами несли меня к облезлому зданию инфекционной больницы. Конечно, на этих мини-концертах я вылезал из кожи вон, превосходя самого себя своими импровизациями, народ в палате просто угорал, а я украдкой старался поймать ЕГО взгляд. Да, он бесился и вопил громче всех и в ЕГО глазах читалось восхищение и еще что-то, чего я никогда не видел в глазах своих друзей.
Родители моего друга были в восторге - надо же, какой воспитанный мальчик, каждый день навещает их сыночка. Впоследствии, благодаря их "усилиям", я, как лучший ученик в классе, шефствовал над ним, помогая в учебе.
В конце-концов наша всесильная медицина сделала свое дело и мой залеченный вдрызг дружок был выдворен из энтого хосписа.
Оторвавшись по полной программе на радостях в кругу восстановившейся компании, я начал замечать за собой неладное, будто что-то очень важное в жизни тайно ускользает от меня. Мне не потребовалось много времени на размышления, чтобы все понять: ноги по-прежнему никак не хотели заворачивать домой после школы. Набравшись храбрости (эх, молодо-зелено!) я синими зимними вечерами слонялся вокруг больницы в надежде увидеть ЕГО в окне. Я упорно гнал от себя мысль, что можно вот так запросто подняться на эту чертову лестницу и сказать ему "Привет!" Но чувства возобладали над детским разумом и я, "краснея и пукая", попросил "бывшего заключенного" взять меня с собой и навестить знакомых по палате под предлогом ребячьей солидарности.
Это были счастливейшие минуты моей жизни! Пока дружок неторопливо вел переговорный процесс, я просто молча смотрел на НЕГО, не отрываясь, а ОН - на меня. Нам не нужно было облекать свои мысли в форму слов. Нам, чистым и непорочным мальчишкам, впервые прикоснувшимся к чему-то светлому и прекрасному, все было предельно ясно.
Что нас могло связать?
Казалось бы, мало у нас с ним общих интересов - он серьезно занимался хоккеем, я был довольно далек от спорта, не считая школьной секции легкой атлетики.
И характер у нас совсем разный. Он - кипучий шалун, бурная энергия которого захлестывала и окружение, вожак и заводила. Энергии в детстве с избытком хватало и у меня, но все познается в сравнении. Хотя в компании меня уважали, драться я умел, и всегда считались с моим мнением, но по природе я был совершенно другим - упертым, основательным и немногословным.
Как разнополюсные магниты притягивают друг друга, так и мы, непохожие по природе, сблизились и слились в единое целое.
Звали мальчишку Сережкой, но за его фамилию я сразу же приклеил ему кличку "Шмель". Шмелька. Ему понравилось новое прозвище, во дворе его называли не так благозвучно.
Что было потом?
Все в жизни и проще и сложнее. Мы не могли с ним жить друг без друга. Это стало понятно сразу, как только его выписали из больницы. Я был там, уже ничего не мог поделать с собой. Он меня представил родителям, как своего друга. Папаня Шмеля дружески так потряс меня за плечо, поблагодарив за поддержку. Они были веселы и рады, что их сын наконец-то выздоровел и немедля пригласили меня домой отпраздновать сие событие. Я не успел раскрыть рот, чтобы поблагодарить, как Шмель ухватил меня за руку и мне ничего не оставалось делать, как последовать за ними.
Дом его располагался неподалеку от моего, всего в паре остановок на троллейбусе. Но если я проживал в так называемом "частном секторе", то он жил по тем временам круто. Его семья переехала в новую престижную девятиэтажку, внизу которой было что-то вроде почтамта.
Домик и впрямь оказался нехилый. Мраморные ступеньки, новенький лифт, просторная квартира. Пока все взрослые причитали и носились из кухни в зал со всякими явствами, Шмель протащил меня в свою комнату. У меня не было в ту пору такой роскоши и я с любопытством разглядывал его мирок. Стол с настольной лампой, стул, большой книжный шкаф, мягкий диван, ковры на полу и стенах (кто помнит, как это было круто?). На одной стене висели всякие плакатики - машины там, спортсмены.
Я помалкивал. Какое-то неизвестно-животное беспокойство мешало мне быть раскрепощенным, мешало быть самим собой. Сердце неровно билось. В негнущихся ногах было много ваты. Язык мой невольно заплетался. Я посмотрел на Шмельку внимательнее. Он тоже был явно не в своей тарелке. И явно на это повлияла не смена обстановки. Он достал какую-то игру, пытаясь развеселить меня.
Мы присели на диванчик.
Не знаю, как почувствовал себя он, но у меня вмиг перехватило дыхание от его близости! Нечаянно я наступил ему на ногу. Он вздрогнул, смешно сморщил носик и мягко освободился, не пытаясь наступить в ответ! (есть такое пацанское правило). Сердце мое заколотилось еще более учащенно.
Ловкие шмелькины руки раскладывали игру.
Голова его немного склонилась, лицо было совсем рядышком. Я тонул в бездне его почти черных глаз, мне было не по себе от ярких припухших губ, которыми он помогал себе расставлять фишки, беззвучно шевеля ими, от родинки на правой щеке, от прямых стрел жестких и длинных ресниц.
Я чувствовал, что пропадаю.
Он вскинул на меня глаза и ослепительно улыбнулся. Улыбнулся так, как улыбался мне в окне. Его улыбка - это все!! Я ее помню в мельчайших подробностях даже сейчас...
Мое маленькое беззащитное существо уже готово было сигануть в зияющую пасть неизвестности! Он обхватил мое плечо и притянул меня ближе!! Возможно, со стороны это выглядело смешно - мы касались друг друга своими лбами, как два бодающихся молоденьких бычка. Я почувствовал влагу его прерывистого дыхания, такого близкого и такого дорогого. Неподдающийся описанию запах его чистой кожи и излучаемое им солнечное тепло заставили трепетать каждую клеточку моего тела. Дыхание мое сбивалось и колени предательски мелко дрожали...
Думаю, что в тот момент он не отдавал отчет своим действиям - он взял и нежно обнял меня двумя руками!!
Мир рухнул, звеня и разлетаясь на мелкие блестящие осколки, такого смешения чувств я не забуду никогда!!!
Сейчас убогая действительность навевает скуку.
Никого не удивишь картиной трахающихся на лестничных площадках детишек.
Обыденность.
В то время все было иначе.
Для нас такое проявление чувств было неизведанными пугающими джунглями, столь притягательными своими страшными тайнами.
Мы - пионеры-ленинцы, примерные ученики и активисты (вот слово!), любимые чадушки родителей - что это с нами??? Ведь так не бывает!!!!!
"Ты что, стесняешься у меня в гостях?" - спросил он, глядя мне прямо в глаза. Горло мое пересохло, и я, еле-еле ворочая деревянным языком, промямлил в ответ совсем не то, что хотел сказать:
"Нет, просто все получилось так быстро, я не успел предупредить родителей, что буду у тебя".
"Это ерунда" - продолжил он, мы тебя потом проводим".
Шмель внезапно смутился, глубоко вздохнул и убрал руки с моих плеч. Я судорожно сглотнул несколько раз подряд, не сводя со Шмельки глаз. Он потупил свой чудесный взор. Затем Шмель встряхнул головой, поднял глаза, в которых метались отблески неистового пламени озорства, и предложил развлечься по-настоящему.
Одним словом, мы замучили родственников своей кипучей деятельностью. Они были очень удивлены, свято веря в чудеса науки, которая могла так быстро не только поставить их сына на ноги, но и "придать ему жизненный импульс". Никто и не догадывался о том, что чудо действительно свершилось, воспламенив в ребячьих душах огонь, который вечен...
Всякому веселью приходит конец. Было уже поздно, и настала пора идти мне домой. Родители хотели оставить Шмельку дома, все же после болезни, но он об этом и слышать не хотел! Убедил их, что врачи рекомендовали ему как можно чаще бывать на свежем воздухе. Вот чертенок!
Помню, как сейчас: наш заснеженный проспект, мост через железную дорогу, бодрящий хруст снега под ногами, желтые круги света уличных фонарей... Мы неторопливо идем - я со Шмелькой впереди, родители сзади. Почему-то мы всю дорогу молчали. Казалось бы вот оно - время откровения, но... Единственное, что он выдавил, было предложение зайти к нему завтра домой. Естественно, я с радостью согласился. Мы попрощались, неотрывно глядя друг на друга, и разошлись.
Ночь была бессонной и ужасной. Я волчком крутился в кровати, меня охватывал то какой-то нездоровый жар, то озноб, мысли путались. В школу я пошел совершенно разбитый.
Что было дальше?
Хотелось бы ограничиться коротким рассказом, не доводя его до толщины романа. Ведь любой тот день, проведенный вместе, был настолько переполнен поглотившими нас чувствами, что описание каждого из них может претендовать на это звание. Для нас это было нечто абсолютно новое.
Мы забросили свои компании.
Мы всегда были вместе.
Я "прописался" у него дома, он частенько бывал у меня.
Где взять слова на описание нашего счастья?
Счастья быть жизненно необходимым друг другу.
Счастья любить и быть любимым.
Счастья быть вместе.
Какими словами можно повествовать о ежедневном восторге наших встреч и трагедии расставания, будто они были последними в нашей жизни?
Какими словами описать наполненное биение родственных сердец?
Какими словами рассказать о внезапном замирании духа от одной только мысли, что сегодня мы снова увидимся?
Какие слова донесут до вас божественное тепло наших первых робких прикосновений?
Какие слова передадут вам трепетную дрожь объятий худеньких мальчишеских тел?
...Его первый поцелуй. Моих родителей не было дома. Шмель гостил у меня. Недоделав уроки, мы устроили очередной кавардак. Запыхавшись, я завалился на диван. Шмель обессиленно свалился рядом. Немного отдышавшись, он вдруг резко повернулся ко мне. Его глаза были прикрыты, а губы смешно выпячены вперед. Обхватив руками мою шею, он дотянулся до моих губ и нежно и неумело чмокнул меня...
...Мой первый поцелуй. Мы играли в "царь горы" с уличной пацанвой. Я зацепил Шмельку, подползающего к вершине, за ногу и мы скатились вниз, барахтаясь в перине пушистого снега и визжа от восторга. Я одержал верх, наши лица оказались так близко, что я, не задумываясь, поцеловал его в восхитительно влажные от тающего снега губы... Все были заняты битвой и никто этого не видел.
"Я люблю тебя" - чуть слышно прошептал я. Шмель притих, припорошенные снегом ресницы вскинулись. Его взгляд был полон ответным чувством. Мы убежали от компании...
Мы были вместе почти каждый день и длилось наше счастье месяцев восемь.
Чем все закончилось?
Ужасно глупо для настоящего продвинутого времени.
Мы ИСПУГАЛИСЬ.
Испугались себя.
Испугались непосильного еще груза взаимных чувств и своих, казалось бы, естественных желаний.
Пионеры... Ленинцы... Просто мальчишки.
Сейчас я думаю, что мы были слишком хороши для того, чтобы ЭТО свершилось. Слишком правильные.
Все умерло само собой. Нет, не так. Любовь не хотела умирать.
Когда мы дошли до решающей черты, то внезапно перестали встречаться.
Как отрезало...
И это не было происками родителей или учителей. Они ни о чем даже не догадывались. Это было обоюдно и молча сделано НАМИ!!!, как ни грустно сейчас об этом писать.
Не пытаю себя догадками, как переживал он, но для меня окружающий мир надолго перестал существовать. Я потерял интерес к жизни вообще. Забросил учебу и друзей. Все мои мысли были направлены только на НЕГО. Безвольно раскисая, как медуза на песке, я все вспоминал наши дни. Воспоминания причиняли мне немыслимую доселе боль. Частенько я ревел в подушку, как девчонка, не в силах сдержаться. И... не мог не вспоминать. Иногда я импульсивно вскакивал и одевался, но... никогда не доходил до его дома.
Эх, мальчишки, мальчишки той поры...
Честные и чистые, непоседливые и непосредственные, открытые и бесхитростные - такие разные и такие одинаковые.
Давлю в себе маразматическое чувство легкой досады, думая "Вот сейчас бы..."
Душа и Плоть.
Любовь и Похоть.
Свет и Тьма.
Не о чем жалеть. О таком не жалеют.
Сережка! Шмель!! Шмелька!!! Помнишь ли ты??
Уверен, более чем уверен, что ты скажешь "ДА!!!"...
©Stone